«Посланник»

Борис Мешарин ПОСЛАННИК

Мечты и реальность, Фантастика и бытие.

I глава

Сибирь-матушка!.. Тайга необъятная, просторы бескрайние, богатства безмерные…. Матушка, но не как Москва — теща российская, алчущая жадностью и вечно недовольная нашими гражданами, не москвичами. Понаехали тут….

Но, столица! И прутся туда гении русские. Она всех принимает. Кого-то проглатывает, кого-то выплевывает, кто-то приживается, а кто-то и нет. Кормит Москву Россия, отдает лучшее, а она, как капризный ребенок, все недовольна. То ножкой взбрыкнет на Болотной, то разревется демонстративно на какой-нибудь площади. Главное непонятно — ждет-то чего: конфетки или пинка? А остальное все ясно — обыкновенный капризный ре-бенок. Обратить на себя внимание. Хоть и теща. Смотрит на Сибирь — тайгу зеленую, а глаза, понятно, зеленью и отсвечивают.

Николай глянул на часы — пора, машина уже ждала у ворот, и натасканные охран-ники проверили неоднократно вокруг все. Они уже не заходили к нему, как раньше, бес-церемонно в личные покои, выполняли все указания и пожелания. Если, конечно, просьбы не выходили за рамки охранной, пусть и индивидуальной, инструкции. Он никогда не отличался абсолютной точностью, мог задержаться минут на пять, мог выйти и раньше, но, в основном, время соблюдалось.

В работе никакие погрешности, как дома, не допускались. Если назначалось со-вещание на 10–37, значит, оно должно начаться именно в 10–37, а не минутой раньше или позже. За это его считали вначале ненормальным, любителем повыкалупываться, но быстро привыкли, а некоторые даже ценили и уважали. Особенно после того, как он «отодрал» генерала, опоздавшего на назначенную встречу всего на минуту. Ссылки на дорожные пробки не прокатили. Шеф, как все его звали в лаборатории, заявил просто и жестко: «Ваши пробки на дороге, генерал, могут сформировать пробки в науке. А они мешают плодотворно и структурно думать. И получать результат, естественно. Вы, генерал, хотите, что бы я доложил наверх, что получение сверхматерии срывается из-за вашей расхлябанности?»

Шеф так и не принял генерала, не стал с ним затрагивать вопрос, по которому и пригласил его, сославшись на внезапно возникшие плодотворные мысли. Плодотворных мыслей никаких, естественно, на тот период не было. Просто Николай иногда своеобразно мстил охране и другим военным за лишение свободы. Свободы побыть одному, прогуляться по парку, лесу или городу без докучного сопровождения, сующего свой нос повсюду. Он понимал все, воспринимал охранные действия для других, но на свой счет принять пока не мог.

Николай спустился со второго этажа, вышел на улицу, где прямо у дверей уже с открытой дверцей стоял бронированный Мерседес. Коротко бросил:

— К генералу Федорову.

— Не на работу? — Удивленно переспросил водитель.

— Ты что глухой, Дмитрий?

— Извините, шеф, больше не повторится.

Михайлов удовлетворенно и незаметно улыбнулся, представляя, как засуетится генерал, получив такое известие. Он еще ни разу не приезжал к нему по утрам, да и вообще, ни разу не приезжал в управление.

Николаю казалось, что Федоров его ненавидит. Наверное, было за что. Его, гене-рала, начальника УФСБ, отстранили по существу, как он считал, от всех дел и заставили охранять никому доселе неизвестного мужика. И не просто охранять, а исполнять, как он сам выражался, долбанутые капризы. Быть охранной нянькой не хотелось. Но присутствовал в работе и свой интерес — это высокие полномочия и целый комплекс контрразведывательных мероприятий, стоявших на контроле у первого лица, руководителя службы. Даже Федоров по существу не знал, чем занимается этот мужик, знал лишь то, что генерал-полковник, директор ФСБ, получил определенные конкретные указания от самого Президента. Мужик проходил в конторе под псевдонимом Посланник, но на работе все звали его Шефом.

С него, естественно, никто не снимал основных, ранее поставленных задач, но новое направление стало приоритетным.

Федоров понимал, что здесь «варится» что-то особенное, раз Посланника поручили не управлению охраны, более натасканному ведомству в данных вопросах, а контрразведке ФСБ и ее спецназу. Значит, оперативные вопросы не отодвигаются на второй план, а наоборот — могут стать первостепенными. И он понимал, что более или менее серьезный прокол будет стоить ему головы.

Много пришлось попотеть, разрабатывая план мероприятий. И, наверное, лишь потому, что он не знал в деталях, чем занимается Посланник. Это не новое ядерное оружие, на химическое или биологическое тоже мало похоже. И вот Посланник один раз прокололся сам, назвав свою работу получением сверхматерии. Правда Федоров и сейчас плохо представлял себе, что это за сверхматерия такая, но это было уже что-то. Может быть, проникновение в иные миры…. А это уже серьезно, очень серьезно. Пожалуй, по-круче ядерной темы.

Не понимал Федоров и того, что начальником личной охраны Посланника назначен генерал Фролов, теперь уже бывший начальник Управления контрразведки, по статусу намного выше, чем начальник УФСБ. Генерал, начальник личной охраны — это круто. Замом поставили полковника из службы охраны, опера из контрразведки и охраны, спец-наз.

Машина подрулила к зданию Управления, охрана застолбила проход. Посланник прошел мимо оторопевшего прапорщика на входе.

— Доброе утро, генерал, не ожидали? — Посланник пронизывающе посмотрел и улыбнулся.

— Честно сказать — не ждал, — сухо ответил генерал, явно показывая, что визит не вовремя.

«Ишь ты — еще и ерепенится», — подумал Посланник. Официоза не хотелось. Он огляделся — первый раз здесь. Массивный стол с креслами, отдельно длинный стол для совещаний, шкафы…

— Не люблю кабинетов, Олег Иванович, может, пристроимся где-нибудь в удобных креслах — так легче поговорить.

Он прекрасно понимал, что в таких или подобных заведениях есть специальная комната отдыха для руководителя. Комнатка со всеми удобствами, словно небольшая квартирка.

— Прошу, — генерал отворил невидимую для неопытного глаза дверцу за его рабочим столом, — здесь действительно может быть удобнее.

Посланник вошел в комнату отдыха, сел в кресло, сделав приглашающий жест напротив, словно хозяин. Ничего необычного — стандартная комната начальствующих бонз, где можно отдохнуть, позаниматься любовью с секретаршей или другой персоной. Два кресла, столик на роликах, диван, холодильник, бар с набором спиртного, телевизор, санузел с большой ванной и душем.

— Чай, кофе, коньяк, если хотите? — спросил генерал.

Он заметно волновался, напуская на себя сдержанную вежливость и неторопливость. Видимо боялся сказать или сделать что-то не так. А скорее всего, успел привыкнуть, что бы угождали ему.

— Нет, Олег Иванович, я лучше покурю, — прикурив сигарету, продолжил: — Я вот зачем приехал — хочу попросить еще несколько человек в свою свиту. Не беспокойтесь, не надолго. В ближайшее время мне потребуются несколько необычные услуги. Надо будет проследить, узнать о человеке всю возможную информацию. А со мной ездит лишь охрана, топтунов, извините, нет. Как быстро можно решить этот вопрос?

— Извините, Николай Петрович, можно узнать цель, задачи, что за человек? — уже явно обеспокоенно спросил генерал.

— О-о, вам даже мое имя, отчество известно стало. Что ж, значит — так надо. А фамилию знаете?

— Нет, фамилию не знаю.

— А как же базы данных в МВД, например? — поинтересовался Посланник.

— Там все убрали, не волнуйтесь Николай Петрович. Ваше имя и отчество в регионе знают только двое — я и Фролов.

Посланник усмехнулся.

— Взрослый уже, а врешь, как мальчишка, генерал. Что же ты — имя, отчество по базам чистил без фамилии и даты рождения? Это ты Бортовому очки втирай, а мне — еще раз соврешь: поедешь в Магадан лес валить. Если доедешь, конечно. Почистил, говоришь, базы… ни хрена ты не почистил. Вчера я гонца на Свердловский рынок заслал. Там базы за пятерку-десятку продают, и все данные мои в полном объеме имеются. А личные компы, куда базы попали, ты тоже почистить сможешь? Ладно… проехали. Вернемся к нашему разговору. Цели вам знать не обязательно, — Посланник глянул на генерала и смягчился, — потом и так скоро все поймете. Я собираюсь иногда выезжать на прогулку в город из своего логова. Просто укажу на человека, о котором бы хотелось знать — где живет, работает, кто родители, интересы и так далее. И ваши топтуны должны за ним проследить. Поэтому и хотелось бы, что бы они были всегда под рукой, когда я в городе. Надеюсь, вы не откажете мне в этой маленькой просьбе, генерал? Они смогут присоединиться к моему кортежу сейчас?

Генерал на минуту задумался, а Посланник наблюдал за реакцией. Все-таки интересно, когда ставятся не предполагаемые задачи, да еще Магаданом грозятся. Он и так должен был отслеживать каждого, с кем вступал в контакт охраняемый объект, а тут его как раз об этом и просят.

— Хорошо, Николай Петрович, топтуны, как вы выразились, присоединяться не-медленно. Но, почему топтуны, почему вы их так назвали?

Посланник улыбнулся, затушил сигарету.

— Сленг такой есть, Олег Иванович, возможно еще с царских времен. Впрочем — не важно, главное, что вы поняли о ком и о чем идет речь.

Генерал встал с кресла.

— Мне надо дать определенные указания. Может быть, пока выпьете кофе?

Посланник тоже поднялся.

— Спасибо, Олег Иванович, спасибо. Пора ехать, надеюсь, ваши новые люди меня не потеряют. Да… и вот еще что — постоянно они мне не нужны. Я заранее сообщу о возможной надобности. Но, как раз сейчас они нужны. Я еду в район цирка — пусть там ко мне присоединятся. Всего доброго, генерал, до свидания.

Посланник вышел.

«Понасажают тупорылых начальников… Из баз он меня убрал… Не-ет, он далеко не тупорылый. Порядка в стране не стало… порядка. Сейчас каждый десятый уволенный на пенсию опер базы с собой прихватывает. Что — этого генерал не знает? Все он знает. Базы, конечно, старые, но и новые каждый сотый или двухсотый имеет. И ничего с этим пока не поделаешь. Пока не поделаешь, пока демократия, пока воспринимают эту демократию, как вседозволенность и кучу неконтролируемых законов издают. Жесткость — это не демократично, видите ли. Жесткость и жестокость одним демократическим дерьмом мажут. Чего это я расхорохорился? — но мысли не отступали. — Старый бы опер сразу генералу запятую вставил — из официальных баз убрать не проблема, а что с «народными» делать? И как генерал теперь обо мне думает, что делать будет? Не-ет, он далеко не дурак. Никакой реакции на Магадан. Досье собирать станет? Нет, сейчас не станет — побоится, в голове все держать будет. Не перестроился из старой закалки — это его и сгубит в современности. Все, хватит, чушь какая-то лезет»…

Охрана нервничала или, как бы выразились профессионалы, была в повышенной боевой готовности. Они уже долго торчали недалеко от цирка на самом людном месте. Поток людей обходил машину и справа и слева, а Посланник сидел молча, иногда покуривая, и смотрел на дорогу, на проходящую мимо публику. Он лишь пересел на переднее сиденье автомобиля, посадив сзади новенького. И ничего не происходило. Так продолжалось часа полтора. Никто ничего не понимал, и спросить не решался. Иногда казалось, что шеф ни на что не обращает внимания, иногда он провожал взглядом какого-нибудь прохожего и снова взгляд его становился пустым и безынтересным. Потом вдруг резко обернулся назад.

— Видишь, вон девушка идет, серое приталенное пальто, норковая шапка… д-вай…

Новенький кивнул головой и вышел из машины.

— Поехали, — бросил Посланник, — на работу поехали.

Несколько машин практически враз тронулись с места. Два черных джипа с ми-галками сразу перекрыли движение с обеих сторон. Один покатил впереди, потом еще джип с охраной, Мерседес, джип и последний с мигалкой.

Из города выехали быстро — еще не успели сформироваться пробки на дорогах, которые доставляли охране не мало хлопот. Свернули с основной трассы в лес, где сразу за поворотом стоял знак «кирпич» и электронный шлагбаум, реагирующий на датчики в машинах сопровождения.

Посланник попросил снизить скорость до сорока километров, что было исполнено немедленно, хотя и не нравилось охране. Чистый снег на дороге и окутанные инеем сосны, особенно красивые на сильном морозе, ласкали взор. Больше минус сорока за городом — не редкость в этих местах. Повысится температура до двадцати и иней исчезнет с деревьев, лишь останется снег на разлапистых ветках, да не будет белесого морозного воздуха.

Впереди еще один шлагбаум и КПП, где не проверяют документы, а знают в лицо каждого. Есть, конечно, и пропуска, но к ним относятся здесь настороженно, тщательно сверяют с компьютером и пропускают через прибор, распознающий фальшивку сразу. Особо засекреченный объект, внешнюю территорию которого охраняют внутренние войска, а на сам объект не пускают и их. Там хозяйничает спецназ ФСБ, и никакие документы не действуют — только отпечатки пальцев. Но, бывают и исключения, например, как сегодня.

II глава

В приемной собралось много народа и ничего не понимающий адъютант-полковник, твердил лишь одно: — «Ждите». Позвонить не решался — раз не предупредили, значит так задумано и надо ждать.

Особенно докучали два приглашенных генерала. Один танкист, второй артиллерист. Все расспрашивали — кто такой Шеф, какое имеет звание и зачем их сюда пригласи-ли. Генералам до этого сообщили, что они поступают в распоряжение Шефа, а кто он и где служит — сообщить не удосужились. Просто привезли сюда и оставили в приемной.

Николай зашел в приемную, полковник сразу же доложил:

— Шеф, все приглашенные в сборе.

Генерал от артиллерии захохотал, увидев входящего гражданского.

— Это что, полковник, новое звание в армии или такой прогибон?

— Полковник, — не обращая внимания на смех, спокойно произнес Шеф, — все переносится на завтра, на девять, нет, на десять утра. Пригласите другого, а этого на пен-сию. Лично позвоните командующему артиллерией и передайте мои замечания.

Шеф вошел в свой кабинет, а генерал все еще продолжал хорохориться.

— Подумаешь — Шеф… Да командующий с вами и общаться не станет, тем более с тобой, полковник.

Но генерал очень быстро осознал свою ошибку и побелел мгновенно, особенно когда появились два спецназовца и не пригласили, а потащили к выходу.

Посланник окончательно расстроился. Встал, наверное, не стой ноги. Утром не везло долго, да еще этот генерал со своим идиотским смехом… «Впрочем, разве он не прав? — Подумал Посланник. — Здесь даже фамилии моей никто не знает. Федоров и тот утверждает, что только имя с отчеством знает. Все засекречено до ужаса. Везде только и слышится — Шеф, Шеф»…

Николай открыл бар, достал Хеннесси, плеснул немного коньяка в бокал, выпил. Даже горничная дома, увидев впервые, произнесла непривычное — «доброе утро, Шеф». «А она ничего, симпатичная», — продолжал рассуждать он.

Работать не хотелось.

— Полковник, — позвал адъютанта Николай, — вызови машину, еду домой. Все — завтра.

— Есть, Шеф.

Его личный, а правильнее сказать государственный коттедж, находился тоже в охраняемой войсками зоне. И только он один мог провести туда в своем Мерседесе практически любого человека без пропуска. Правда его все равно обыскивали перед тем, как сядет в машину, да и в самом коттедже тоже. Негласно фотографировали и проверяли по-том досконально. Был и условный сигнал для охраны на КПП, незаметный такой сигнал, говоривший лишь об одном, что везет шеф его добровольно, без какого либо давления. Николай понимал, что без этих «штучек» ФСБэшники не могли.

Дома он попросил горничную:

— Леночка, организуй мне столик в спальне — коньяк, лимончик, сообрази что-нибудь еще. Хочу просто отдохнуть, а пока приму душ. Нет, Лена, — он как бы остановил ее, — не надо лимончик, к Хеннесси лучше всего подойдет груша.

— Слушаюсь, Шеф.

Она так слегка приседала после таких слов, что вначале это удивляло, потом раз-дражало, а сейчас стало обыденным явлением.

Трое горничных работали в коттедже сутками. Завтра будет Татьяна, а послезавтра Ольга. Еще приходили днем две девушки, каждая убирала, мыла и пылесосила свой этаж. Третий этаж, где располагался спортзал, бильярдная и просто комнаты отдыха — мы-ли и убирали по очереди. Все, как на подбор, статны и симпатичны. Вот и вся обслуга, если не считать парня повара. Остальные — натасканные псы — охрана.

Николай с удовольствием принял теплый душ, вытерся полотенцем. Расчесывая волосы, всматривался как-то по-особому в зеркало — изучающее что ли. «Да-а-а, можно выглядеть и получше. Хотя и так ничего — многие не дают и пятидесяти, хотя они все есть и даже немножечко с гаком. Может закрасить пробивающуюся вовсю седину? Нет, не стоит».

Он огляделся — костюма, в котором зашел, уже не было. Висел домашний халат и рубашка со спортивными брюками — на выбор. Свежие трусы и носки — это уже без выбора. Он накинул халат на голое тело и прошел в спальню.

На небольшом перекатном столике — коньяк, тарелочка с тонко порезанным и подсоленным лимоном, груши, форель на ледяной подушке, минералка и клюквенный сок. Сбоку его сигареты с зажигалкой и пепельница.

— Что-нибудь еще желаете, Шеф?

— Да, Леночка, желаю — побудь со мной и принеси еще вилку и бокал для себя. Ты не против?

— Как скажете, Шеф.

— Вот затараторила — другие то слова есть?

— Хорошо, шеф, — сказала она и улыбнулась. — Я быстро.

Она, как всегда, слегка присела и испарилась. Он уже ничему не удивлялся. Все девушки в коттедже высокие, симпатичные, вышколенные. И не просто горничные или уборщицы, а наверняка девицы, владеющие рукопашным боем.

Появилась она действительно быстро, словно где-то рядом находились заготовленные бокал и вилка.

Лена открыла коньяк и налила в бокалы. Ухаживала она — так полагалось.

— Ну что ж, Леночка, давай выпьем. Выпьем за удачные мысли, которые посетили мою голову. И поверь — это действительно удачные мысли.

Он сделал глоток и подцепил рукой кусочек груши, съел с удовольствием, наблюдая, как и она проделывает то же самое, лишь взяла дольку лимона и то вилкой. Он закурил.

— Кури, если хочешь.

— А можно? — переспросила она и уже не назвала привычное — Шеф.

Николай улыбнулся.

— Можно, Леночка, можно. Но ты, наверное, другие куришь?

— Другие, Шеф.

Он слегка усмехнулся и понял, что она заметила это. Откинулся на спинку кресла и наблюдал за ней, как она достает тонкую пачку дамских сигарет, как прикуривает и с удовольствием глубоко затягивается дымом.

— А ты красива, Леночка! Фигурка, ножки, грудь, личико — все прекрасно!

Николай выдержал небольшую паузу, а она опустила чуть ниже веки. То ли в знак благодарности, то ли согласия.

— Может, разденешься? — тихо спросил он.

Она еще ниже опустила веки и встала. На пол полетели блузка и юбка. Трусиков и бюстгальтера не было, остались телесного цвета чулочки с необыкновенно привлекательной каймой наверху. Николай тоже поднялся, и она скинула его халат с плеч, прижимаясь всем телом и пока не решаясь, делать что-либо дальше. Но и он не проявлял никакой инициативы, ощущая прилив крови, заполнявшую плоть. Леночка сильнее прижалась к нему тазом и поняла, что инициатива отдается ей. Стала целовать в шейку, постепенно опускаясь все ниже и ниже…

Николай так и не пригласил ее в кровать. То ли потому, что она еще была не рас-стелена, то ли потому, что хотел получить первое удовольствие стоя.

Он уже сам сейчас освежил коньяк в бокалах.

— Да, Леночка, ты прекрасна! За твою красоту и умение!

Он выпил коньяк до дна и она, видимо, глядя на него, сделала то же самое. Николаю это понравилось. Закусили на это раз ломтиками груши.

— Леночка, подай, пожалуйста, халат.

Он накинул его на плечи.

— Мне тоже одеться? — В некотором замешательстве спросила она.

— Мне уютнее в халате, Лена. А ты делай, как хочешь. Как тебе лучше и удобнее. Кстати, хочешь узнать мое имя?

— Нет, Шеф, — она даже как-то отпрянула от его слов. — Меня просто потом уволят. А мне бы этого не хотелось.

— Вот даже как, — удивился Николай. — Ну, положим, если я этого не захочу — тебя никто не уволит, не посмеют. Хотя, впрочем, тебе это могут припомнить потом. Ладно — останусь Шефом. А какие инструкции, Леночка, ты получила в отношении меня?

Он заметил, как она действительно испугалась.

— Вы меня совсем не жалеете, Шеф.

— Ладно, Леночка, ладно. Успокойся и не будем больше об этом. Давай еще понемножку.

Лена вновь налила в бокалы коньяк, и они сделали глоток. Николай закурил.

— Скажи, Лена, а у тебя есть хобби? Чем ты занимаешься в свободное время?

Она немного задумалась.

— Хобби…. наверное, нет. Люблю почитать, отдохнуть на природе, где-нибудь у воды, поплавать. Вот и все.

Николай почувствовал, что его плоть вновь наливается желанием. Скинул халат и лег на кровать, прямо поверх покрывала.

Лена прилегла к нему…

Через час он с удовольствием принимал душ.

«Как это прекрасно, что тебе не отказывают симпатичные и молодые девушки. А если бы не эта работа — разве бы она отдалась мне? Вряд ли… и наверняка — не так сразу. Значит, в этом есть своя прелесть».

Николай улыбнулся, мыслить далее не хотелось. Захотелось выйти на улицу, по-дышать свежим воздухом, пройтись немного по снегу, который был чистым и белым. Не таким, как в городе — саженным и противным. Так он, как бы своеобразно, провожал свое одиночество, намереваясь вскоре связать свою судьбу с постоянной женщиной.

III глава

Утром он не поехал, как обычно, к девяти на работу.

Быть может Лена его разнежила ночью, а может просто захотелось задержаться и посмотреть, как ее увозят домой… Для себя он определился — хватит краткосрочных связей, пора остепениться и завести постоянную женщину. Женщину, с которой будет тепло, уютно, интересно поговорить и позаниматься сексом. Если и не любить, то привязаться душой и телом.

Но к десяти был непременно, выслушал краткий доклад адъютанта и приказал:

— Хорошо, вывози всех в поле — я следом подъеду. Да, и еще, господа, — обратился он уже ко всем присутствующим в приемной, — то, что вы сегодня увидите — это секрет государственной важности. Свой рапорт об увиденном напишите на имя главнокоман-дующего. Командующим родами войск о происшедшем здесь знать не обязательно. Так же и вы, господа академики, доложите все в письменном виде только Президенту страны.

Шеф прошел в свой кабинет и переодел обувь — натянул на ноги обычные валенки.

Когда он подъехал на полигон, все посмотрели с обычной, человеческой завистью на его валенки. Мороз уже успел пробрать всех до костей.

— Ничего, господа, скоро согреемся. Командуй, артиллерия, — приказал он генералу.

— Но, извините, Шеф, в танке же люди — я так не могу, — развел генерал руками.

— Выполнять приказание, генерал — я здесь за все отвечаю, — повысил голос Посланник.

Артиллерийский генерал уже знал, что предыдущий не вернулся домой. По дороге внезапно схватило сердце и спасти не смогли, а может и не хотели.

Мощное орудие, стоявшее в пятистах метрах от танка, выстрелило бронебойным и кумулятивным снарядами. Генералы, танкист и артиллерист, бегом побежали к танку.

— Товарищи генералы, зачем же бегом — машины ведь есть, — прокричал им вслед адъютант.

— Ничего, — усмехнулся Шеф, — пусть согреются. Поехали.

Подъехав к танку, стали осматривать его и поджидать бегущих по полю генералов. Подбежавший первым танкист с радостью произнес:

— Слава Богу, промазали.

— Как это промазали? — Возмутился артиллерист. — Точно в яблочко угодили, не могли промазать с такого расстояния.

Шеф подошел к танку и постучал.

— Эй, танкисты, выходите наружу.

Люки открылись и бледные, как полотно, военные повыпрыгивали на снег.

— Ну, что, как ощущения? — спросил, улыбаясь, Шеф.

— Прекрасно, товарищ Шеф. Слышали три выстрела и по броне, как будто три раза камешком тюкнули, а потом три раза оглушительно грохнуло. Танк даже не содрогнулся. Но три раза кто-то стукнул и грохнул. Как и вы сейчас постучали, примерно так и снаряды, только без взрывов у вас. Оглушило немного и все.

— Прекрасно, прекрасно, — произнес довольно Шеф. — Можно перекурить, посмотреть еще раз и через полчаса все у меня в кабинете. Экипаж танка и расчет орудия отправить в свои части.

Все уже давно забыли про мороз и крутились у танка, пытаясь отыскать хоть ка-кой-нибудь след или царапину от снарядов. Все видели взрывы, но следов никаких не было. Даже краска на броне нигде не облупилась от жара и не треснула от взрывов.

Ровно через полчаса все собрались в кабинете. Возбужденные и взбудораженные генералы и академики никак не могли успокоиться.

— Горячего чаю всем, — скомандовал Шеф, — пусть согреются от мороза и остынут от волнений.

Он засмеялся и все внезапно успокоились, накинулись на чай, грея руки и внутренности.

— Вы, господа, все видели своими глазами, — начал свою речь Шеф. — И, если кто-то думает, что снаряды не попали в танк, он глубоко ошибается. Генералы не дадут мне соврать и подтвердят прописную истину, хотя некоторые и сами в ней сомневались. Но это так, сгоряча. Если бы снаряды не попали в цель, то и взорвались бы где-то далеко в поле, а не на танке, как вы собственно и убедились. И так, господа, что мы имеем? А имеем мы необыкновенную и невидимую, неощутимую оболочку, которой был покрыт этот танк. Оболочку, способную отразить любой снаряд и сделать танк абсолютно неуязвимым для противника. Эта оболочка способна выдержать прямое попадание ядерной бомбы, которая не сможет не только уничтожить танк, но даже поцарапать или обжечь его. Кстати, радиацию оболочка тоже не пропускает, поверьте пока мне на слово. Этот танк — пока единственный экземпляр и моя лаборатория усиленно над этим работает. Довольно скоро оболочка станет практически серийной. Мы сейчас работаем над оболочкой, способной защитить авиацию и военно-морской флот. Вы представляете армию, имеющую неуязвимые танки, авиацию, корабли и подводные лодки? Эта армия неуязвима и непобедима. И еще хочется добавить лишь то, что цена оболочки необыкновенна мала. Стоимость нового танка останется прежней и никакого удорожания не произойдет. Просто ему не понадобится дорогостоящая броня — обычная жестянка в моей оболочке станет надежной и непробиваемой защитой. Да, я шагнул далеко вперед. И присутствующие здесь академики, работающие на оборонку, вряд ли понимают из чего и каким образом эта оболочка создана. Я не выспрашиваю у вас ваших военных секретов, но и своими формулами и чертежами, извините, не поделюсь. Так что Президенту страны вам придется доложить лишь увиденное и поделиться собственными впечатлениями. А сейчас всем спасибо и, пожалуйста, без вопросов. Вас всех проводят и отвезут домой. И прошу помнить — информация, увиденная и услышанная вами, носит гриф особой, государственной важности. Прошу еще раз этого не забывать. Всех благодарю за внимание и понимание и всего доброго вам, господа.

Академики и генералы вышли в приемную и опять зашумели, как прежде, обсуждая увиденное и услышанное. Но, скорее это было не обсуждение, а град вопросов. «Кто этот Шеф, откуда он взялся, где учился, какой состав и принцип работы оболочки и что нам теперь — в отставку»?

А Шеф улыбался и был доволен. Вызвал к себе адъютанта.

— Давай, развози всех по домам и предупреди, что вне этих стен они не могут обсуждать затронутые вопросы даже между собой — уши везде найдутся. Да, и еще — соедини меня с генералом Федоровым.

Посланник через минуту взял трубку. «Добрый день, генерал. Как самочувствие?.. Спасибо, у меня все замечательно. А как насчет той девушки, удалось что-то выяснить?.. Хорошо, пусть и немного, отправьте мне по электронке… Спасибо, всего доброго».

Шеф закурил и попросил сварить ему крепкий кофе. Никто не заметил, но, навер-ное, все-таки он волновался больше всех. И сейчас волнение выходило обыкновенной усталостью. Сигарета и кофе немного освежили его. Пора было открыть и электронную почту.

«Давай посмотрим, что тут прислали. Так, интересные фотки…. А, вот — Малы-шева Ирина Петровна… по специальности учитель английского и французского языков, но работает секретарем в строительной компании. В школе работать не захотела и в другом месте по специальности устроиться не смогла. Живет с родителями, которые не работают — на пенсии. Отец, правда, подрабатывает сторожем в магазине. Семье катастрофически не хватает денег. Ирина любит отдохнуть на природе, зимой походить на лыжах, а летом поплавать. Мечтает съездить по турпутевке во Францию или Англию. Иногда заходит в кафе рядом с домом — выпить кофе, на большее не хватает средств. Домой ездит на общественном транспорте, в основном на автобусе и очень редко на маршрутках — бережет деньги. В рестораны не ходит — не выносит пьяных мужиков, пытающихся завязать знакомство».

«Так, и что мы имеем? — Стал рассуждать Николай. — Бедную, но красивую девушку 27 лет, которая не замужем и друга не имеет. Не старается познакомиться, не ходит в рестораны, знает иностранные языки и не может устроиться на работу по специальности. Родители пенсионеры. Вполне обыденная честная русская семья. А может у нее скверный характер, поэтому и нет друга, не говоря уже о муже? Вряд ли, скорее всего красота приманивает отъявленных подонков, пьяниц и прощелыг. От этого она замыкается в себе и гонит порядочных мужиков, которые не так настойчивы и активны, как бы хотелось. И именно настойчивость и наглость пугают ее. И что же делать, как познакомиться? Может прийти в офис и познакомиться там? Нет, это не дело. Тогда где — прямо на остановке? А заговорит ли она вообще. Хм, чего я гадаю»?..

— Полковник, — позвал из кабинета шеф, — вызови машину, поеду в город.

Ему показалось, что очень долго ждал он на остановке у дома. И вот она вышла из автобуса. Николай рванул прямо к ней.

— Извините, девушка, можно вас спросить? — Она остановилась, давая понять, что можно попробовать. — Еще раз извините, я не стану спрашивать вас, где находится нофелет. И догадываюсь, предполагаю, что вы не знакомитесь на улице. Я просто спрошу — и как же мне быть? — Николай доверчиво улыбнулся. — Может пригласить вас в кафе на чашечку кофе? Здесь есть, как раз, рядышком и кафе. Я иногда бываю там, когда становится совсем скучно и одиноко. Пойдемте? Это совсем ненадолго.

Может быть его улыбка или кафе, в котором она-то бывала на самом деле, или возраст с разницей в 20 лет. Может что-то другое, но она согласилась.

— Ура! — воскликнул Николай и даже слегка подпрыгнул.

Девушка засмеялась.

— Идемте, загадочный шутник, а то я и вправду передумаю.

— А вот этого — не надо. Так как вас зовут, синеокая?

Она даже остановилась.

— Как вы сказали? — Переспросила она.

— Синеокая, — недоуменно ответил Николай.

— А что — совсем не плохо, мне нравиться. Терпеть не могу синеглазки — как-то грубо и противно. А зовут меня Ирина, — девушка улыбнулась.

— Николай, — представился он.

Вошли в кафе и он заказал два кофе.

— Ох, и назнакомлюсь я с вами на свою голову…

— Что вы, Ирина, разве я чем-то обидел вас? А хотите — исполню ваше желание…

— Нет, простите, — она нахмурилась, — был такой фильм — «Исполнитель желаний». Так вот: героя там играл сам дьявол. А вы тоже из рода чертей?

— Что вы, Ирина, как можно… Я — чистый ангел. Ангелы не только ранят сердца амурами, но и оберегают.

— Да, это правда, — она задумалась. — А я всю жизнь мечтала съездить во Францию…

Она даже опешила немного — фраза вырвалась самопроизвольно и не к месту, чего она никак не ожидала. Он попытался успокоить ее.

— Видите ли, Ирина, — осторожно начал Николай, — если я отвечу вам правдой — вы обидитесь. Значит не всегда необходимо говорить правильные слова, иногда лучше слукавить.

— С этим не смогу согласиться. Правда всегда лучше лжи — возразила убежденно Ирина.

— Только иногда глаза колет.

— Да, Николай, так бывает. Но я бы все равно предпочла правду, пусть и горькую.

Николай задумался. Он практически на сто процентов знал исход своего сообщения. Но что-то смущало его. Может ее приятные голубые глаза или все лицо в целом — манящее, зовущее и доброе. И все же он решился сказать:

— Я знаю, Ирина, что вы сейчас неправильно поймете меня, хоть и твердите о правде. Вы мечтаете о Франции, а я как раз тот, кто может организовать эту поездку. Прямо сейчас, если пожелаете.

Она усмехнулась печально и грустно.

— И вы туда же… Думала, что просто попьем кофе, но, видимо, с мужиками по-другому нельзя. Все хотят наобещать, насладится и пакостливо сбежать.

Она поднялась как-то тяжело, с печалью в глазах, но Николай остановил ее.

— Ирина, я же предупреждал, что вы не так меня поймете. Вы, борец за правду, искатель истины… Да вы просто не хотите эту правду слышать и видеть. И понимать ничего не желаете… Как же вы живете… без веры в людей, без веры в то, о чем утверждали совсем недавно. Разве так можно, Ирина?

Она долго и внимательно смотрела в его глаза, не говоря ни слова, потом так же тяжело опустилась на краюшек стула, словно показывая, что присела ненадолго.

— И лицо не лгуна, и глаза добрые. Но, все же послушайте прописную истину. Может у вас и есть желание свозить меня во Францию, и думаю не бескорыстно, естественно. Оплата, конечно, натурой… Но, сейчас это не возможно. Вы не подумали об одном — у меня просто нет загранпаспорта, а его оформление займет месяц или три. Даже, если вы крутой — неделю. Вот и получается, мил человек, что вы лжец, извините.

— Да-а, Ирина, — огорченно произнес Николай, — или вы не хотите слышать, или совсем живете без веры. Жаль… Но, поступим вот как — сейчас поедем в управление паспортно-визовой или миграционной… как ее там… Но вы поняли. Оформим паспорт за полчаса, а через час у вас рейс на Париж. Не беспокойтесь — я останусь здесь и не потребуется никакой натуры. Поехали.

— Простите, — удивилась Ирина, — вечер и паспортный стол закрыт, да и билеты берутся заранее.

В ее голосе уже не было той уверенности и что особенно радовало — тоски.

— Паспортную службу откроют, пока мы едем туда, все будет абсолютно законно, а полетите моим самолетом — там не нужны билеты.

Ирина снова долго смотрела на него. Но уже серьезно, внимательно и без печали.

— Я видела фильм «Укрощения огня», там Кирилл Лавров играл академика Королева. И он тоже предложил даме свой личный самолет. Вы из них, Николай?

— Нет, Ирочка, я не из них. — Он ласково улыбнулся. — И никакого отношения к ракетам, космосу, ядерному оружию, т. д. и т. п. не имею. Но я тоже имею самолет и мой начальник личной охраны, представьте себе, Ирина, тоже генерал. Хотя сам я — абсолютно гражданский человек. Так едем, Ирина?

— В Париж?

— Нет, Ирина, — он улыбнулся, — пока только в паспортную службу, а в Париж вы полетите одна, как я и обещал.

— Николай, я вам верю. Этого достаточно, что бы отказаться от поездки? Хотя бы сейчас.

— Вполне. — Михайлов еще раз ласково улыбнулся. — Тогда, может быть, поужинаем в более приличном ресторане?

— Спасибо, Коля, но мне не хочется в ресторан. Здесь так спокойно и уютно, не гремит музыка, никто не скачет…

Михайлов рассмеялся. Но в душе засвербело — насколько она печальна и одинока…

— Тогда ко мне домой?

— Сразу домой? — Мгновенно парировала Ирина.

— Я имел в виду…

— Не надо, — перебила его Ирина, — я же сказала, что верю вам. Вы же имели в виду, что будете вести себя прилично?

— Именно так.

— Что ж, Николай, давайте продолжим знакомство в вашем доме. Это далеко от-сюда?

— Как вам сказать — поездка займет около часа времени. Нет, сейчас, наверное, ми-нут сорок. Но вам надо зайти домой или позвонить хотя бы, что бы не беспокоились и не потеряли.

— А вы, Николай, действительно очень внимательны и добры — это радует. Пойдемте, я позвоню по дороге.

Ирина ехала с Николаем в машине и уже мало чему удивлялась. Почему-то поверила ему про самолет и Париж, а теперь уже не сомневалась и в этом. Простого человека или бандита не будет сопровождать такой кортеж с мигалками. Она не обеспокоилась и тому, что свернули они с основной трассы в лес, и не удивилась КПП, контрольно-пропускному пункту с солдатами. Положилась на судьбу и на будь, что будет. Мужчина ей нравился, лишь бы потом не заплакать. А как это узнаешь сейчас? А может, и счастье привалило ей. По крайней мере, он не из тех, кто пристает к незнакомым девушкам. Но ведь пристал… Она улыбнулась. Да, он старше ее, старше лет на двадцать, наверное, а может и вдвое. Зато не эта молодая хорохорящаяся размазня, с которой и поговорить-то не о чем и один блуд в глазах. Ревновать, наверное, будет страшно — но как себя поставишь и поведешь, так и будет. Не будет повода — не будет и ревности. Просто не надо давать этот повод. И тяжело придется — ведь человек необычный, гений, наверное. Они по существу замечательные люди, но с прибамбасами, а интересно — у него какие? Ведь придется под-страиваться. Подстраиваться?

Ирина словно очнулась и ей стало немного стыдно. Рассуждаю, как невеста — глупость какая. А почему глупость? Не чай же он меня везет пить и когда соглашалась поехать — о сексе даже не думала. Да и сейчас не думаю. Думаешь, думаешь — лезла в голову мысль — только не просто о сексе, о большем думаешь, планы строишь. Да что это я совсем… Она покраснела и попыталась переключиться от мыслей, стала смотреть на дорогу. Фары выхватывали лишь белый, белый снег на дороге да деревья на обочине, в темноте кажущиеся угрюмыми и таинственными, может быть немного страшными. Ирина не понимала себя, рушились все ее принципы знакомства и общения с мужчинами. Словно кто-то не давал произнести слово «нет» и толкал на общение.

Николай молчал, наверное, давая ей собраться с мыслями, а мысли то все об од-ном…

Но вот показался высокий забор и металлические, уже открывающиеся, ворота. Машины въехали внутрь, подбежавшие охранники открыли дверцу. Ирина успела заметить несколько домиков кроме основного коттеджа, но пока не стала ни о чем спрашивать.

В холле к ним подошел мужчина. Николай улыбнулся как-то нервозно.

— Это мой начальник охраны, Ирина, Фролов Иван Сергеевич, по званию генерал-майор. Воюю я с ним иногда, не без этого, но что делать? — Он развел руками. — Они бы хотели меня в клетку запереть, а я свободы хочу, свободы. Вот и воюем, но, в принципе, дружно живем, стараемся уважать друг друга. Извините, Ирина, необходимо соблюсти некоторые формальности, иначе он меня заклюет. Вас осмотрят и только потом разрешат нам общаться.

— Благодарю, Шеф, вы облегчили мне задачу. Прошу, — обратился Иван Сергеевич к Ирине, указывая рукой на соседнюю дверь.

— И что же — вы меня смотреть будете? — Возмутилась Ирина.

— Нет, зачем же так — вас осмотрит другой наш сотрудник, женщина.

Иван Сергеевич никак внешне не прореагировал на возмущение Ирины.

Посланник поднялся к себе на второй этаж, где находились его личные покои, присел на кресло в холле и закурил. Он не стал думать, строить планы своего поведения на вечер с Ириной. Пойдет так, как пойдет. Хотелось бы лишь одного — что бы она не знала, кто он. Не в разрезе фамилий и должностей, а в плане имущественном. Женщины иногда «клюют» не на человека, а на его деньги и положение. Но, скорее всего, на Ирину это не похоже. Поживем — увидим.

Она вернулась к нему, поднялась на второй этаж, минут через десять, не раньше, достаточно удивленной процедурой осмотра. Не просто обыскали, как она это видела в кинофильмах, а донага раздели и все унесли. Предложили накинуть халат или голой посидеть в кресле, посмотреть телевизор. Вскорости все вернули — и вот она здесь.

— Еще раз извини, Ирина, но это обязательная процедура. Такой осмотр проходят все, даже начальник охраны. Вещи и одежда подвергаются экспресс-анализу на наличие отравляющих веществ и всякой там пакости. Вот так меня берегут, — он улыбнулся. — Я не стал ничего заказывать без вас — вкусов не знаю. Есть несколько сортов водки, коньяка, красное и белое вино, пиво. Полагаю, если вы с работы, то и голодны.

— Есть немного, скрывать не стану.

— Отлично! А какие напитки? Вино, коньяк? Все настоящее и неплохого качества.

Она задумалась на секунду.

— Всегда предпочитала красное вино. Но, говорят, что хороший коньяк — это что-то особенное.

— Ирина, вы прелесть? — Николай повернул голову в сторону, — Таня, — позвал он.

Появилась та девушка, которая забрала в смотровой одежду.

— Нам Луидор и покушать.

Татьяна присела слегка.

— Слушаюсь, Шеф.

Когда она ушла, Ирина рассмеялась.

— Да-а, приседают по-женски, а отвечают по-военному. Вышколенные все. Она тоже охранник?

— Не совсем. Скорее всего, горничная — постель застелить, расстелить, рубашки постирать, погладить, стол накрыть. Но и приемами рукопашного боя владеет, стреляет весьма неплохо. Они все здесь ФСБэшники.

— А почему все называют вас Шефом, разве не удобнее по имени отчеству?

— Да они просто не знают, Ирина, ни имени, ни отчества. Почему-то так наверху решили, что это секретная информация. Из всех присутствующих вы одна знаете мое имя, а фамилию и отчество то же знать не будете. По крайней мере, пока.

«Пока» — Ирину устраивало больше, чем «никогда». И она понимала, на что наме-кает Николай — это уже радовало.

Стол накрыли гораздо быстрее, чем в ресторане, практически сразу. Принесли коньяк, название которого она и не слышала ни разу, минералку, клюквенный сок, поре-занный лимон, несколько салатов, красную рыбу на льду, покрытого пленкой, черную и красную икру, виноград, яблоки, апельсины, мандарины, груши, черешню… И, что осо-бенно ее поразило — свежую клубнику, словно только что сорванную с кустов.

Ирина, конечно же, впервые сидела за таким столом и сейчас думала о том, как живут обеспеченные люди. Неужели у них такое каждый день? Ей, выросшей в семье учителя и простого строителя, видеть такого не приходилось, да и двухкомнатная квартирка ее семьи не могла сравниться с этим трехэтажным коттеджем.

— Ирина, — прервал ее мысли Николай, — давайте нарушим некоторые правила. Я понимаю, что коньяк обычно подают после вторых блюд, перед кофе или чаем. Но прави-ла создают люди, а значит, иногда они и могут их нарушать. — Он разлил коньяк по бока-лам. — Я предлагаю перейти на «ты», — и, получив утвердительный ответ кивком головы, продолжил. — Хочу поднять этот бокал и выпить за то, что бы тебе понравилось в этом доме и что бы никогда не возникло желание покинуть его с обидой или отчаянием.

Звон бокалов прозвучал торжественно-празднично, и Посланник предложил закусить Ирине не лимоном, а клубникой.

— Да, Николай, у вас просто замечательно, а коньяк у меня почему-то всегда ассо-циировался с клопами. А этот имеет очень приятный аромат и вкус, очень легко пьется…

— Мы же договорились на «ты», Ирина.

— Хорошо, Коля, не обращай внимания. А ты академик? — Неожиданно спросила она.

Посланник даже растерялся немного.

— Нет, Ирина, не академик и даже не профессор. Я и не задумывался никогда над этим, под моим руководством работают академики, а мне, наверное, как-то не до того бы-ло, не до званий.

— Я не знаю, Коля, кто ты, но мне как-то уютно у вас и спокойно. Мужчина, на-верное, на первой встрече должен вызывать опасение. Нет, не то слово, просто надо быть осторожнее.

Ее откровенная простота удивляла и радовала.

— Зачем? Человек всегда должен оставаться человеком и быть самим собой. Не иг-рать и не устраивать показухи. У меня нет возможностей знакомиться с женщинами, как у всех других мужиков. Где-то на катке, в ресторане, в театре, на приеме. Да меня, напри-мер, на каток и не пустят — соорудят и зальют прямо здесь, где-нибудь у дома. Но я все-таки мужчина и быть одному трудно. Вот увидел тебя на дороге, попросил установить личность и подошел на остановке у дома. Тебя бы могли и привести ко мне — но это уже лишение свободы и некрасиво. Вряд ли я смог бы потом завоевать твое сердце.

— А ты хочешь его завоевать?

— Хочу и не просто хочу. Хочу отдать тебе и свое. Вот такой я хотелка. Ты очень красива, Ирина, жизнь покажет, что у меня получится. А сейчас давай попросим горячее, полагаю, что свинина к коньку более подходит, чем говядина. А на десерт подойдет блю-до из говяжьих мозгов — прекрасная вещь, вкуснятина.

После ужина Татьяна показала ей спальню и на вопрос о том, где отдыхает Нико-лай — ответила, как показалось Ирине, дерзко — «у нас таких нет». Но Ирина не собиралась уступать горничной и переспросила: «Где отдыхает Шеф»? «У себя», — последовал краткий ответ.

Ирина задумалась — чем вызвано такое поведение прислуги? Правилами работы, желанием переспать или даже выйти замуж? Скорее всего, комплексом — правилами и желанием, чем черт не шутит. Надо бы избавиться от этих горничных. «Так, значит, и ты хочешь к нему в постельку» — поймала она себя на мысли. «А почему бы и нет? Ведь он за этим как раз меня и привез. Просто стеснительный — не пригласил сам в спальню. И как быть теперь? Идти самой — вульгарно». Она не понимала себя — прежде застенчивая дама, никогда даже не заговаривающая с незнакомцами, думала сейчас о постели….

Посланник тоже думал об этом и корил себя, что не нашел повода пригласить к себе. Не стал ложиться, а вышел обратно в гостиную. Сел в кресло, закурил, включил те-левизор. Хотелось побыть одному, поразмышлять, а телевизор включил так, для фона.

«Еще не все потеряно и можно зайти к ней — наверняка не спит. Но тогда она по-думает, что у меня не чувства, а похоть. А может и правда похоть? Нет, она мне нравится. Конечно, все определится позже, но утром я предложу ей остаться в этом доме. Интересно — о чем она сейчас думает, может о том же, что и я? Нет, женщины более медлительны и без прелюдий не примут скоропостижных решений. Надо немного поухаживать и все об-разуется. Судя по глазам, я ей понравился. Почему понравился, может, она удивлена бы-том, ведь для нее это роскошь?»

— А ты не смотришь телевизор, Николай…

Он вздрогнул, не заметив, как она вышла из своей спальни.

— И, правда — не смотрю.

— О чем мысли?

— Так… размышляю о тебе.

— И мне не спится…

— Так может мы вместе…

— Может…

Они видели и понимали, что оба волнуются и стало окончательно ясно, что не уйдут отсюда поодиночке. Николай подошел и взял ее на руки, а Ирина крепко обвила его шею руками.

Утром, после приглашения остаться, она не задавала ненужных вопросов — надол-го ли и в качестве кого? Сказала лишь о своей работе.

— Не волнуйся, милая, там все уладят и без тебя. А работу я найду тебе и здесь, ес-ли захочешь. Но, думаю, что ты дома одна сидеть не станешь. Я не общаюсь с иностран-цами и переводчик мне не нужен, и своего адъютанта заменить не могу. Но вы можете поделить неким образом обязанности первое время, а там ты сама освоишься, подскажешь чего-нибудь. Согласна?

— Конечно, согласна, Коленька. Самое главное — быть рядом с тобой. Скажи — а как мне тебя называть на людях — Шеф?

Николай засмеялся.

— Все же просто, Ирочка, ко мне станешь обращаться по имени, а при разговоре с кем-то — конечно же, Шеф.

— Все правильно, — покивала головой Ирина, — могла и сама догадаться.

— Я сейчас уеду и вернусь в обед, а ты пока освоишься здесь, тебе все покажут. Потом поедем знакомиться к твоим родителям, но можно и привезти их сюда. Как тебе лучше?

Это особенно обрадовало Ирину, значит у Николая серьезные намерения, а не так — переспать. Она не сомневалась в нем, но лишнее подтверждение всегда приятно.

— Не знаю, Коля. И сюда хочется, и забрать бы что-то из дома надо.

— Забирать как раз ничего не надо, и по магазинам ты ходить не станешь. Для тебя все привезут сегодня. И одежду, и обувь, и белье, и косметику, и все, что нужно женщине. Все новое, из магазина.

Она хотела сказать, что вдруг ей не понравиться что-то или не подойдет, но про-молчала.

— Хорошо, Коля, я тогда съезжу за папой и мамой.

— И этого не надо, милая. Ты только позвони им, предупреди — их привезут. Объ-ясни, что выходишь замуж. За… за генерала, поэтому все немного секретно.

— А я выхожу замуж?

— Конечно, милая, за меня. И очень скоро сыграем свадьбу. Ты не против?

Ирина лишь взвизгнула от радости и кинулась к нему на шею, потом заплакала.

IV глава

Директор ФСБ Александр Бортовой нервничал. Нервничал, потому что не пони-мал многое в, казалось бы, простых вещах. Никаких формул и чертежей, никто не видел, не трогал и не ощущал эту сверхматерию. Но она есть и действует. Иначе как объяснить, что орудия не могли расстрелять танк с самого близкого расстояния, он стал неуязвим. И если, как утверждает Михайлов, таковыми вскоре станут самолеты, корабли и подводные лодки, то это прорыв. Величайший прорыв в науке, позволяющий диктовать свои правила любым политикам.

Но как охранять того, чего нет, вернее то, чего никто не видел и не ощущал. Уче-ные академики не могут объяснить ничего. Каждому он дает конкретное небольшое зада-ние, но, даже связав все воедино, они не могут разгадать не только деталей, но и сути, смысла изобретения. Какой-то основной узел Михайлов держит лишь в своей голове, а без него невозможно понять, а, следовательно, и получить в реальности сверхматерию.

«Что ж, значит, будем охранять его голову. Наверняка по Российским глубинкам есть куча талантливейших мужиков, которые и сами не подозревают об этом или не могут пробиться. Но этот пробился».

Бортовой собрал своих сотрудников, что бы обсудить и согласовать конкретные мероприятия. Предусмотреть все возможные и невозможные действия в отношении Ми-хайлова спецслужб других государств, и даже бытовые возможные проблемы.

Бортовой закрыл дело с кодовым названием «Посланник» и внимательно слушал генерала Федорова, начальника областного управления ФСБ. План мероприятий разрабо-тан четко и грамотно. Не нравилось лишь одна деталь.

— Почему, Олег Иванович, вы настаиваете на том, чтобы не выпускать Посланника за границу? — спросил директор.

— Александр Васильевич, я специально подчеркнул этот вопрос в плане. Ранее он не вызывал никаких проблем, потому что Посланник не собирался за границу. И даже если бы он поехал, то только с нашего согласия и у нас было бы время подготовиться. Но сейчас, в связи с его новым знакомством и, полагаю, скорой свадьбой, Посланник может потребовать вылет во Францию, например, в любое время суток нежданно-негаданно. У нас не будет времени подготовиться. Он может повезти туда свою возлюбленную и, есте-ственно, посетит парижские достопримечательности. Вы понимаете, Александр Василье-вич, что обеспечить его безопасность в данном случае очень сложно. Масса людей и…

— Да, я понимаю, — перебил его директор. — Но как поведет себя Посланник в слу-чае отказа, вы это просчитали?

— Предусмотреть все здесь практически невозможно, Александр Васильевич. Ве-роятно, устроит скандал, но — он же разумный человек и должен понять.

— Понять что? — Вновь перебил директор. — Такие люди недисциплинированны… в плане охраны. И в чем будет заключаться этот скандал? Он может пойти на элементар-ный шантаж — отказ от работы. Тогда это будет стоить вам головы, Олег Иванович. Вы это понимаете?

Генерал Федоров это понимал. Он понимал и то, что Посланник многое делает для России, но понимал и то, что он доставляет лично ему только одни проблемы.

— Я исходил из того, Александр Васильевич, что отказ в выезде заграницу будет лучше, чем какой-либо теракт или убийство Посланника за рубежом. Вы понимаете сами, что там его будет легко похитить, а это еще хуже. Впрочем, товарищ генерал-полковник, вы вправе утвердить план со своими коррективами.

Федоров весь вспотел и вытирал лоб и шею платком.

— Перекладывание ответственности на другого…. Не замечал за вами, товарищ генерал-майор, подобной нерешительности… и трусости. — Недовольно высказался ди-ректор. — Вот его невесту действительно нельзя выпускать одну. Могут похитить, а здесь шантажировать Посланника. Я… мы не имеем права допустить в этом архиважном деле никаких проколов. Надо предвидеть, заранее предугадывать ситуацию, предотвращать возможные проблемы. Посланник — ученый, который неимоверно повышает боеспособ-ность нашей армии, а страну выводит на иной, более высокий политический уровень. И мы должны обеспечить ему все условия, я подчеркиваю — все условия для работы, отдыха и личной жизни. Надеюсь — это понятно всем. Ограничение передвижения тяготило бы любого из нас. Стране нужен ум, мозги этого ученого, что бы он думал о работе, а не о том, как обойти эти ограничения.

Генерал Федоров нарисовал здесь очень мрачную картину не случившихся воз-можностей. Но он плохо подумал о том, как предотвратить эти возможности. Пожелает Посланник поехать за границу — пусть едет. Можно организовать тургруппу только из наших людей. Проживание в соседних номерах, посещение достопримечательностей, рес-торанов всей группой — разве это ненавязчивая и ненадежная охрана? Думать надо, гене-рал Федоров, ваш план не утверждаю. Перерыв десять минут и продолжим.

Генерал Фролов нервно курил в перерыве — теперь его очередь. Кажется все пре-дусмотрено, но чем черт не шутит. Совещание еще не началось, а он уже тоже вспотел весь. Как отнесется директор к его плану?

— Товарищ генерал-полковник, охрана объекта осуществляется достаточными си-лами и средствами, — начал Фролов. — В связи с появлением новых людей, я имею в виду невесту Посланника, ее родственников и знакомых, план мероприятий существенно кор-ректировался. Предлагаю следующее — вместо внутренних войск, сейчас охраняющих пе-риметр объекта, передислоцировать сюда войска связи. Есть воинская часть, командиром дивизии которой является полный однофамилец Посланника. Его невеста уже сообщила родителям, что выходит замуж за генерала, так ей посоветовал сам Посланник. Это суще-ственно облегчает задачу. Во-первых — объясняется секретность работы, во-вторых, свя-зисты вызовут меньше подозрений и вопросов. Внутренние войска всегда кого-то или что-то охраняют. А что или кого? Со связистами этот вопрос отпадет сам собой. Однофамильца связиста можно и ограничить в передвижениях, запретить появляться вне воинской части. Это не ученые мозги. — Фролов заметил, как улыбнулся директор, и продолжил: — Пусть все думают, что Посланник и есть тот генерал. Генерал связист вряд ли вызовет большой интерес у иностранной разведки.

— Хорошо, — подвел итоги директор, — пригласите ко мне этого генерала. Полагаю, что Президент одобрит данную передислокацию и даст необходимые указания министру обороны. Спасибо, все свободны.

V глава

Совершенно секретно.

Директору службы внешней разведки

г-ну Фрадкину М.Е.

экз. единственный.

Из достоверных источников в ЦРУ получено сообщение о том, что в России раз-работан новый танк, неуязвимый для орудий любого калибра. Первые успешные испыта-ния танка прошли около месяца назад под Иркутском.

Справка — танковых частей и полигона под Иркутском нет. Возможно, ЦРУ по-лучило недостоверное сообщение. Однако источник сообщает, что агентуре в России даны указания о проверке указанной информации и сбору сведений. Нашему источнику неизвестно, откуда получена данная информация.

Генерал-майор Измайлов В.С.

Директор СВР прочитал сообщение и отложил его в сторону. «Все какие-то хит-рожопые стали, — подумал он, — и сообщение напишут и тут же под сомнение его поста-вят. Надо бы с Бортовым переговорить — а вдруг это правда». Он набрал номер.

— Александр Васильевич, темка одна есть, не будешь в наших краях?

— Что ж, Михаил Ефимович, заеду, если темка есть. До встречи.

Он появился в СВР минут через пять.

— Ты что, на ракете ко мне летел, — удивился Фрадкин.

— Было бы неплохо — иметь ракеты для передвижения, — улыбнулся Бортовой, — как раз мимо ехал, вот и завернул.

— Будешь чай, кофе?

— Нет, Миша, ничего не буду. Тороплюсь, что там у тебя за тема?

Бортовой знал, что просто так Фрадкин его не пригласил бы, значит, нарыли они что-то по его службе или попросят оказать содействие в проводимой операции. Разведчик ничего не ответил — протянул чекисту лист бумаги.

— Почитай.

Бортовой побледнел и Фрадкин понял, что не зря пригласил его к себе. Видимо предстоит работа и его службе в этом направлении.

— Не прав твой Измайлов — есть такой танк, правда всего один пока, но есть. И ис-пытания действительно проходили под Иркутском. Этот танк не берет ни один снаряд и его создатель утверждает, что он способен выдержать прямое попадание ядерной бомбы. Представляешь, что это за танк? Он неуязвим для современного оружия.

— Представляю, Саша, представляю. Есть какие-то мысли? — С интересом и озабо-ченностью спросил Фрадкин.

— Какие там к черту мысли… Даже не представляю себе откуда утечка. Сложная предстоит работа, хотелось бы, что бы и ты помог мне в этом.

— Понимаю, мои люди попытаются выяснить все возможное.

— Главное, Миша, найти крота, кто мог сдать эту информацию врагу. Здесь свой замешан. Конечно, можно сменить весь персонал, но это вызовет неимоверный интерес. И сможем ли мы его контролировать, вот в чем вопрос. Поэтому, Миша, любая твоя информация из ЦРУ будет архиважной. Если ЦРУшники зацепятся, потянут ниточку, то бросят сюда все свои силы. Танк — это только начало. Будут еще корабли и самолеты. Представляешь себе неуязвимую армию, армию, которую невозможно уничтожить и победить. И мы должны сделать все, чтобы информация не просочилась за границу. Если мы вычислим крота, а это мы обязаны сделать в кратчайшие сроки, то даже неплохо, что американцы узнают о новом оружии. Это сделает их более сговорчивыми в политике. Ты пойми, Михаил Ефимович, это самая первостепенная наша задача. Очень жаль, конечно, но, полагаю, что крот среди военных. Людей, которые могут и должны уметь хранить информацию.

— А почему ты отвергаешь ученых?

— Какие там к черту ученые. Наши академики ни бельмеса в этом не понимают. Представляешь — пришел человек, обычный мужик, ни кандидат наук, ни профессор, ни-кто. Простой работяга. И предложил создать танк. Естественно — никто в это не поверил. Но он доказал, мгновенно доказал, что это возможно. Принес с собой две куклы, ничем не отличающиеся между собой куклы.

— Какие еще куклы? — удивился Фрадкин.

— Обыкновенные куклы, которыми девчонки играют.

— Но куклы то здесь причем? — вновь перебил Фрадкин.

— Да ты не перебивай — дослушай. Он предложил расстрелять эти куклы. Мы и на это долго не соглашались, предполагая, что из нас клоунов делают. Но, навстречу мужику все же пошли, в конце концов. Одна кукла разлетелась вдребезги от выстрела, а вторая так и осталась стоять не тронутой. Только пули об нее плющились и на пол падали. Мы ее и гранатами потом взрывали, и из огнемета жгли, и ничего — даже платьице не обуглилось и не потемнело. Академики ее наши обследовали и пришли к выводу — обычная кукла, не нашли никаких посторонних примесей в ее составе. Академики в шоке, мы все в шоке, а он и танк таким сделал, от снарядов даже краска не потрескалась. Поэтому академики ничего сдать не могут — они просто не знают ничего. Никаких формул и чертежей нет. И как он это делает — не знает никто. Но делает, и мы его охраняем.

— Фантастика какая-то, — резюмировал Фрадкин.

— Вот тебе и фантастика, Миша, а факт на лицо. Поэтому, очень прошу тебя, сде-лай все возможное, установи российский источник.

Разведчик поломал чекисту все планы своим сообщением. Необходимо было до-ложить Президенту и лететь немедленно в Иркутск. А этого говнюка Федорова снимать с занимаемой должности и снимать незамедлительно. Сначала Бортовой не собирался этого делать, плохой план еще не повод к снятию, но после услышанного в разведке сомнений не осталось. И повод как раз был, никто не догадается о фактической причине.

Бортовой летел в Иркутск, летел с двумя своими полковниками и генералом, но-вым начальником управления, которого одобрил Президент. Один из полковников станет работать непосредственно в управлении, другой у Фролова в охране. Задача одна — вы-явить и уничтожить крота. О том, что крот есть, не будет знать даже Фролов, рисковать не стоит. Полковникам даны особые полномочия, их вполне хватит разобраться с возмож-ным местным противодействием.

Судя по сообщению Фрадкина, враг знал о проведенных испытаниях. О сверхма-терии знали больше людей, но в сообщении ничего о ней не сказано. Значит, сделал вывод Бортовой, крот не из лаборатории Посланника, он, вероятнее всего, из тех приглашенных военных, которые принимали участие в испытаниях. А военные и не знали о сверхматерии, и каким образом танк стал неуязвим. Военных было немного, что упрощало задачу. Орудийный расчет, экипаж танка и два генерала. Причем орудийный расчет мог и не знать, что танк не подбит. Надо и этот факт выяснить.

Бортовой прилетел спецрейсом военно-транспортной авиации. Город встретил его белесым смогом от мороза и деревьями, покрытыми инеем. Минус тридцать пять стояло уже несколько дней, но уже назавтра синоптики обещали потепление.

Он сразу проехал в управление, собрал личный состав и представил нового руко-водителя. Федорова не перевели никуда, просто отправили на пенсию и он, конечно же, обижался. «Столько лет плодотворной работы и всего лишь один прокол с планом, разве можно так бросаться людьми», — рассуждал ничего не понимающий генерал. Но факт ос-тавался фактом, с начальством не поспоришь, и он собрал свои личные вещи, освобождая кабинет приемнику.

Генерал Суманеев приступил к своим обязанностям немедленно. И Бортовой ре-шил познакомить его сразу с Посланником.

Фролов с удивлением встречал директора на КПП — нежданно-негаданно дирек-тор не приезжает. Но все вскоре выяснилось и встало на свои места. Значит, не простил директор Федорову представленного плана, круто, очень круто обошелся с ним.

— Знакомься, Иван Сергеевич, это генерал-майор Суманеев Петр Степанович, но-вый начальник управления. Это полковник Терешкин Сергей Дмитриевич, станет рабо-тать непосредственно с тобой, твоя правая рука, так сказать. А это полковник Синицын Олег Игоревич, он тоже станет курировать этот проект, но уже от ведомства генерала Су-манеева.

Бортовой достал сигареты и закурил, пока генералы и полковники знакомились друг с другом. За городом мороз еще был сильнее, градусов сорок, как минимум, и дирек-тор осматривался с интересом. Редко приходилось ему побывать в лесу, да еще в такой лютый холод, когда, казалось бы, и деревья не шевелятся, стоят заколдованные инеем. И снег, непривычно белый снег на дороге, не тронутый городской сажей.

Он докурил сигарету и немного замялся, не хотелось бросать ее в этот чистейший снег, но все-таки выбросил.

— Поехали, — скомандовал он и поежился, подумав о том, как могут жить люди при таком морозе. Видимо не зря считают Сибирь ссылкой. — Посланник дома?

— В лаборатории, Александр Васильевич, — ответил Фролов, — поедем к нему?

— Нет, в коттедж сначала, надеюсь жена его дома?

— Дома, Александр Васильевич, дома.

— Вот и хорошо, поздравим ее с законным браком, поговорим заодно, а потом уже и Посланника пригласим. Родители ее часто бывают, кто из друзей, знакомых?

Родители были два раза — в день свадьбы и на следующий день. Так и времени прошло совсем мало, неделя, как они поженились официально. Знакомых и друзей не бы-ло. Ирина Петровна не приглашает, ссылается на то, что генерал очень занят, так она сво-его мужа представляет подругам.

— Ваша работа?

— Нет, шеф, в смысле Посланник ее попросил об этом, она оказалась понятливой женщиной. Он не запрещал ей совсем, просто порекомендовал ограничить встречи с под-ругами. Пока никого и не приглашала.

— Это хорошо, пока нам не до подруг, но догму из этого делать не надо.

Они подъехали к коттеджу и прошли процедуру экспресс-анализа. Бортовой не стал отказываться, не стал нарушать заведенный порядок, спросил лишь о том, что все ли проходят этот анализ? «Все, кроме Шефа и Ирины Петровны», — был ему дан ответ.

Директор задумался, надо бы и Малышеву, теперь уже Михайлову, осматривать после возвращения из города. Мало ли чем там могут пшикнуть на ее одежду, о ее здоро-вье никто заботиться из иностранной агентуры не станет. Есть такие яды, действующие медленно, но верно, яды, убивающие все живое вокруг с латентным периодом в течение нескольких дней.

Бортовой лично поздравил Ирину Петровну с законным браком, подарил ей спе-циально привезенный из Москвы подарок — колье с бриллиантами и вмонтированной ви-деокамерой — так на душе будет спокойнее.

Они все разместились в удобных креслах в холле. Хозяйка предложила чай, кофе и соки.

— Скоро придет муж, и тогда мы все вместе поужинаем, — пояснила она, — прого-лодались, наверное?

— Есть немного, — не стал скрывать Бортовой. — Я очень рад, что мы познакоми-лись, у вас прекрасный муж, Ирина Петровна, и настоящий генерал.

— А он говорил, что человек сугубо гражданский, — удивленно парировала она, — соврал?

— Нет, это не совсем так, Ирина Петровна, Он настоящий генерал, но род его дея-тельности больше походит на гражданскую службу. У нас и Президент генерал, главно-командующий, но мы же не считаем его по сути военным. И потом, ваш муж служит в войсках связи, занимается очень важным государственным делом, по существу он ученый генерал. Все академики, работающие на оборонку, если можно так выразиться, имеют во-инское звание, но считают себя людьми абсолютно гражданскими.

— Но Коля не академик, — вновь возразила Ирина.

— Не академик, это правда, — улыбнулся Бортовой, — но он ими руководит. Это уже наша недоработка и в ближайшее время она будет исправлена. Я очень рад, Ирина Петровна, что вам достался такой замечательный муж. Мне бы не хотелось настаивать, но кое о чем хотел попросить. Николаю Петровичу и особенно вам одной сейчас нельзя бывать за границей. Вас могут похитить, а потом шантажировать его здесь. Таковы издержки брака с ученым государственной важности. Полагаю, вы это понимаете?

— Да, Александр Васильевич, я это понимаю. Понимала и ранее, еще до вашего приезда. Я рассуждала по-своему, по-женски, что если человек так живет, его везде со-провождает охрана, значит, его от кого-то берегут, охраняют. И этот кто-то явно не ба-нальный уголовник. Спасибо за советы, конечно, но большего, чем я знаю сейчас, вы мне вряд ли скажете, да и не нужно. Я взрослый человек и хочу, что бы мой любимый мужчи-на был счастлив со мной. И создавать ему проблемы, не вам, поверьте, а ему — мне бы не хотелось вовсе.

Ирина широко улыбнулась и Бортовой понял, что с ним говорили, как с мальчишкой. Не он, а она объяснила прописные истины. И он сразу понял, почему так скоропалительно женился Михайлов. Красавица с голубыми глазами, умна и тактична, высока и статна. Кто же сможет не влюбиться в такую?

Когда появился Михайлов, Бортовой уединился с ним для беседы, рассказал о со-общении внешней разведки и попросил сделать соответствующие выводы. Рассказал и о том, что уже завтра произойдет смена внутренних войск на связистов, и он сможет появ-ляться в городе в генеральской форме. Президент, как главнокомандующий, официально присвоил ему звание генерал-майора.

— Вот как, — рассмеялся Михайлов, — не был солдатом, но генералом стал. Иногда стану появляться в форме, не переживайте, Александр Васильевич. И не беспокойтесь особо — выкрасть меня не сможет никто, это физически невозможно, как невозможно травмировать или убить. Как ту куклу, помните?

— Да-а, не видел сам, но наслышан. Это хорошо, камень с души вы мне сняли, но пусть об этом никто и не знает. Договорились?

— Договорились, Александр Васильевич, договорились. А если кто-то попытается все-таки что-то со мной сделать, обещаю — оставлю в живых и вам будет, с кем пообщать-ся.

— За это спасибо, милый друг. Но все — мне пора ехать.

— А поужинать?

— Признаюсь — голоден, но действительно некогда. Очень много дел, очень много.

— Сколько времени вы пробудете у нас в городе? — Спросил Михайлов.

— Дня три.

— Хорошо, и мне как раз три дня необходимо. На четвертый хочу продемонстри-ровать вам самолет. Пусть его попытаются сбить ракетой, он станет неуязвим. Сможете это все организовать?

Бортовой задумался.

— Я вам верю, Николай Петрович, и очень бы хотелось все увидеть самому. Но, пока не найдем источник утечки информации — никаких испытаний проводить не станем, это очень опасно. А за работу — спасибо, огромное спасибо, я доложу Президенту о вашей готовности. Когда вы сможете организовать серийное производство сверхматерии?

— Для танков — хоть сейчас. Не стоит говорить о какой-либо материи. Лучше ска-зать, что танки направляются для усовершенствования брони. Загнать их на железнодо-рожные платформы и где-нибудь в укромном местечке, прямо на платформе, я надену на них эту материю. В день могу одевать по несколько составов, примерно сто пятьдесят танков. И еще, Александр Васильевич, можете забрать от меня академиков. Они все равно ничего не понимают и вертятся здесь балластом. Все сотрудники лаборатории могут быть свободны, они мне больше не нужны, все я сделаю сам.

— Вот даже как… — Бортовой задумался.

— Я вас понимаю, Александр Васильевич, но они мне действительно не нужны. Если хотите — пусть ошиваются от нечего делать.

— Нет, зачем же, — он тяжело вздохнул, — я распоряжусь, их сегодня же увезут. Так даже лучше, меньше вопросов будет у новых солдат и офицеров. Если что — звоните, встретимся уже только после того, как поймаем шпионов, а скорее всего предателей. Пока и до встречи.

Бортовой крепко пожал руку Михайлову и вышел.

VI глава

Сержант Сорокин, как и еще два солдата с его экипажа, получил увольнение. Подкинули и немного денег, по пять тысяч каждому, видимо за стресс, полученный в танке на испытаниях.

Когда начали рваться снаряды, все они попрощались с жизнью. Легко ли сказать, а труднее пережить, когда танк почти в упор начинают расстреливать из орудия. Грохот стоял неимоверный, но шлемофоны спасали уши от шумовых, взрывных перегрузок. Со-рокин дрожал от страха, как осиновый лист на ветру, хотелось спрятаться, залезть куда-нибудь, но куда спрячешься в танке. Когда все стихло и по броне постучали, их поблед-невший лейтенант открыл люк. Живы, слава Богу, все живы. Еще долго солдаты приходили в себя, в свое нормальное состояние.

А сейчас он радовался, но не тому, что пережил испытание, а своей увольнитель-ной. Есть немного денег и адресок, где можно приятно провести время. Надо было снача-ла позвонить — вдруг там занято и дверь не откроют. Но Сорокин не думал об этом, хоть и втолковывал ему дембель, что позвонить обязательно надо.

И он позвонил, только прямо в квартиру.

Светлана проснулась сегодня рано, часов в одиннадцать. Ночь прошла спокойно, без клиентов. Лишь вечерком заглянул один на пару часиков, и она выспалась. Помылась, почистила зубы и заварила крепкий чай — с утра не пила кофе и практически ничего не ела, не ее время. С удовольствием потягивала крепкий чай с молоком и ни о чем не дума-ла, не строила планов. И вдруг звонок…

«Кого это еще черт принес», — выругалась она и пошла открывать. Так рано кли-енты не приходили, могли, конечно, заглянуть «старые», но это бывало по утрам редко.

— Ой, солдатик, — удивилась она, открыв дверь. — Тебе чего?

Он замялся, не зная, что и сказать, увидев короткометражный халатик на голом теле. Адреналин уже попер в тело, туманя мозги и суша рот.

— От… отдохнуть бы…

— А-а, — улыбнулась Светлана, — это можно. А денежки у тебя есть? — Он так и не смог ответить, лишь закивал головой. — Тогда заходи.

Она отодвинулась немного, пропуская солдата, захлопнула дверь и почувствовала запах казармы, запах гуталина, кожи и, возможно, чего-то еще.

— Раздевайся, — ткнула она рукой на вешалку в коридоре, и пока он снимал ши-нельку, не стесняясь, разглядывала его. — Выпьешь чаю с мороза или сразу примешь душ? — Спросила Светлана с улыбкой, слегка выставляя напоказ ножку.

— Душ, — словно зомбированный ответил он.

— У нас правила — денежки вперед.

Сорокин достал все пять тысяч рублей.

— О-о, часика на полтора всего. Ладно, иди — мойся.

Пока сержант мылся, Светлана навела несколько штрихов на лице, сняла трусики и надела ажурные чулки. «А может не стоит — кончит прямо на них, и так сперма прямо из глаз брызжет», — подумала она, но все-таки снимать не стала. Он вышел из ванной.

— Как зовут тебя, служивый?

— Сержант Сорокин… Сергей, — поправился он.

Как им вдалбливают эту муштру, имя свое и то не сразу вспоминают, подумала она.

— А меня Светлана, вот и познакомились. Э-э, да ты совсем нетерпеливый, — улыбнулась она лукаво, глядя, как начинает подниматься полотенце на бедрах. — Тогда пошли быстрее.

В спальне он накинулся на нее сразу и Светлана поняла, что не сможет, не сумеет и не успеет надеть презерватив. Он, словно танк, пер напролом и кончил сразу же, как вошел.

— Вообще-то у нас не принято, Сереженька, заниматься сексом без презерватива. Иногда можно и это, но стоит все гораздо дороже. Надеюсь, ты чистый?

Сорокин ничего не ответил и, только тяжело дыша, осматривал ее уже по-другому. Около тридцати лет Светлана сохранила все формы юности и для Сергея, не ви-девшего много времени женщин даже в одежде, казалась красавицей. Он выпустил пар и теперь мог хоть что-то соображать, адреналин не стоял комком в горле, а разливался же-ланием по всему телу, концентрируясь в положенном месте. Она поняла, что он хочет ее еще и не стала отказывать солдату в удовольствии. Взяв его в ладонь, чувствовала, как он наливается новой силой, ползет по руке и направила точным движением в нужное русло.

Через пятнадцать минут они вернулись на кухню, Светлана налила чай и видела, как повеселел Сергей. Теперь и он мог общаться с ней на родном языке. Сделав несколько жадных глотков, он разомлел и вовсе, особенно после того, как его похвалили, что в по-стели он очень хорош.

— Вот смотрю я на тебя, служивый, и не пойму — откуда ты мой адресок узнал.

— Кореш один в части дал, бывал он у тебя.

— А-а, — поняла Светлана, — Димочка адресок подкинул, хороший парниша. Но он не танкист, как ты, и вообще здесь танковых частей поблизости нет, насколько мне из-вестно. И в увольнение на неделе солдат обычно не отпускают, — продолжала развивать свою мысль Светлана. — Деру дал что ли, так ты не боись, никто тебя здесь не сдаст.

— Какого деру, что ты несешь — в командировке я здесь.

— Солдат и в командировке — это что-то новенькое, — подзадоривала его Светлана.

— Да точно, вместе с экипажем и танком направили.

— Ох, и свистишь ты, Сереженька, в командировку отправили, танчик в портфель положили, передай, мол, кому надо. Да ладно, не лезу я в ваши секреты, ты же по-другому поводу здесь или тоже на танке приехал? — Все-таки не упускала мысли путана, подзадоривая его разговориться.

— У тебя все хихоньки, а я, правда, здесь вместе с экипажем. Что-то там с нашей броней сделали, вот и проводили мы испытания, за них и увольнение и денег немного подкинули, — оправдывался Сергей.

Это уже очень заинтересовало Светлану, и она подумывала, а не перейти ли с чая на водку, благо бутылка имелась в холодильнике, осталась от одного клиента почти пол-ная. Но решила не сбивать с мысли, пусть выложит пока все сам, а потом можно и догнать водочкой, так сказать, отшлифовать.

— Испытания, — она намеренно покривила ротиком, — я ничего в этом не понимаю. Плиты бетонные, что ли танком сбивали?

Сорокин расхохотался от души.

— Какие плиты, Света? Из орудия в нас прямой наводкой палили.

— Ой, — взвизгнула она, — это страшно, наверное, я бы описалась со страху. — Свое-образно, но умело поддерживала она разговор, не давала уйти в сторону.

— А то… Мы и сами чуть не обоссались. Представь себе — из пушки палят, снаря-ды рвутся, грохот неимоверный, а танку ничего, стоит, как вкопанный. На броне даже царапин нет, словно не снарядами, а мячиками в него палили.

Светлана подсела к его ногам, лаская член, стала приговаривать:

— Какой хороший мальчик, натерпелся страху…

Сорокин хотел было уже рассмеяться вновь, но охватившее желание подавило смех. Он лишь откинулся на табурете немного назад к стене, иногда вздрагивал бедрами и ловил кайф.

— Ох, и прекрасный мальчик, — чмокнула его напоследок внизу Светлана. Да ты и сам ничего, — потрепала она его по щеке. — Останешься у меня? — И, видя, как он замеш-кался, продолжила: — Про деньги не беспокойся, я сегодня угощаю, сделаю себе выходной и проведу время с парнем, который мне нравится. А деньги что — разве можно все купить на деньги, настроение, например? — Она достала из холодильника водку. — Гуляем?

— Гуляем, — махнул рукой Сорокин.

VII глава

Когда солдатик ушел вечером, Светлана приняла душ и легла на диван, закурила. Ее Эдуард не появлялся и не звонил уже дня три, значит сегодня-завтра позвонит. Он ни-когда не появлялся без звонка, видимо боялся нарваться на клиентов, да и просто так у дверей стоять не хотелось — все равно не откроет. Она ждала и радостно нервничала. На-конец-то может сообщить что-то важное, а главное срубить деньги. Бесплатно ублажая солдатика, она понимала, что получит за него кругленькую сумму и от этого старалась вдвойне.

Жизнь ее сложилась не просто, ох как не просто. Да и у кого она складывается гладко и радостно? На четвертом курсе «иняза» она заболела и многое пропустила. При-шлось догонять все предметы. Где-то получалось нормально, где-то с трудом, но получа-лось. А вот один из предметов не давался ей никак. Их было двое на курсе, которых всегда пытался завалить на зачетах и экзаменах этот сальный Боровок. Они так и прозвали его — Боровок за особо лоснящуюся жирную кожу и свисающее с ремня пузцо, хоть ему и было тогда чуть более тридцати.

Самые красивые девчонки на курсе — фигура, длинные ножки, лицо — все просто прелесть. А от Ирины он вообще млел, млел от ее голубых глаз, покрывался потом, лос-нился от этого и становился еще более противным и мерзким. У Ирины все обошлось, за-нималась она усердно и даже получила красный диплом. Но, все же, он подговнял и ей — после института звонил работодателям и «рекомендовал» ее, как одну из самых плохих своих бывших студенток. С Ириной Светлана не виделась давно и только слышала от ко-го-то, что она так и не устроилась по специальности, работала секретарем в какой-то строительной фирме.

А вот от Светланы Боровок своего добился, пропущенные занятия дали о себе знать, пришлось сдавать экзамен через постель. Но этот гад не отступил и потом, спал с ней уже за деньги, в которых она очень нуждалась. Вот так и стала Светлана проститут-кой, но ни в одной фирме не работала. Таких называют индивидуалками. В газете печата-ется номер сотика и принимаются клиенты на съемной квартире с мебелью. Естественно, объявляется сразу «крыша», а у нее это были менты, которые и доили ее сами, не давая другим.

Но ушла она и от них. Как-то раз позвонил и пришел к ней клиент, солидный та-кой мужчина, лет сорока, в костюмчике и при галстуке. Таких она обожала больше всего — не старый еще и наверняка при деньгах уже.

Прошел на кухню и попросил чай, не ел глазами ножки, не хлопал вульгарно по заднице — пил чай и разговаривал вроде бы ни о чем.

А тут внезапно «крыша», менты приперлись, деньги без графика потребовались. Стали их крутить вместе с клиентом, читать ему моральный кодекс, грозить протоколом… Он попросил старшего выйти в соседнюю комнату, переговорить тэт а тэт. Больше Светлана ни этих, ни других ментов не видела. Только потом, когда клиент мылся в душе, она обнаружила у него в кармане удостоверение капитана ФСБ. Теперь работала на него и денег он с нее не брал, за перепих платил, как положено, но и подкидывал сам деньжат за информацию.

Телефон звонил регулярно, но она смотрела номер и не брала. И вот, наконец-то, высветился ожидаемый.

— Алло, Эдик, ты мне нужен, — первой затараторила она.

— Хорошо, завтра подъеду.

— Не завтра, а сейчас. И подарочек захвати, пухленький такой подарочек, — за-смеялась Светлана.

— Хорошо, жди, — он повесил трубку.

Светлана от удовольствия даже потерла ладонями. «Е-е-е-С». И сделала рукой жест, словно дернула за веревку.

Эдуард появился достаточно быстро. Видимо не хотел задерживаться надолго или наоборот — остаться и повалятся в постели после разговора.

— Ну, что там у тебя? — он сразу перешел к делу, как только разделся и прошел на кухню. — Вижу, неплохо гульнула, — повел он носом, чувствуя запах водки.

— Гони сотенку, дорогой, меньше эта информация не стоит. И то авансом.

«Ишь — губы то раскатала», — хотел вслух произнести он, но сказал совсем другое.

— Выкладывай, — он положил на стол пятьдесят тысяч.

— Не-ет, так не пойдет.

— Это аванс, не парься.

— Ну, хорошо. — Светлана начала рассказ… и, заканчивая, протянула бумажку. — Вот, я и адресок части его записала, и фамилию, на случай, если на свиданку приеду, обещала…

Эдуард закурил, так и ничего не сказав. «Вроде бы девчонка не врет, но почему испытания проводили именно здесь? Это не просто так — тащить издалека танк, что бы «расстрелять» его именно здесь».

— Что же ты молчишь, Эдик, денежку то гони, — начала волноваться Светлана.

Он полез в карман, достал еще пятьдесят тысяч, положил на стол. Светлана убра-ла их сразу же.

— Так ты говоришь, что снаряды от брони, словно мячик от стены отскакивали?

— Ну, может не так совсем, не дословно, — немного стушевалась она, — но попада-ли, взрывались, а танку ничего, даже царапин не было, так говорил солдат.

— Говорил, говорил…. Наплел наверняка тебе солдат целую кучу фантастики, а ты и поверила.

— Нет уж, дорогой, я в людях кое-что понимаю, не врал он.

— Прямо полиграф, — улыбнулся Эдуард.

«Шути, шути, — подумала Светлана, — а денежки то все равно у меня в кармане. Сотку просто так за день не заработаешь».

Эдуард снова закурил и Светлана поняла, что очень заинтересовала его своей ин-формацией. Проститутки были в своем роде очень неплохими психологами, и иногда это помогало им раскручивать клиента до ниток. Теперь она сожалела уже, что попросила лишь стольник и пошла в атаку.

— Но, помнишь, дорогой, я говорила тебе, что сотка — это лишь аванс. Так что гони вторую половину.

Он улыбнулся.

— А ты ничего… Спермой возьмешь?

— Тьфу, на тебя, — расстроилась Светлана, — все шуточки, а я, между прочим, ста-ралась.

Эдуард как бы покашлял немного, хмыкнул.

— Чаю хоть налей, — попросил он, обдумывая и переваривая все услышанное.

— Ты и чай не заслужил, — ворчала Светлана, наливая ему в кружку.

Эдуард снова полез в карман, достал пятьдесят тысяч, но не положил на стол, как прошлый раз, а оставил держать в руке. Он видел, как у нее загорелись глазки.

— Правда это или не правда — не знаю. Но ходят слухи, что как раз в это место но-вую воинскую часть перебросили. Связисты. Так вот их генерал практически сразу же женился на местной. Связисты…танкисты…как-то не вяжется все вместе. О чем это я? — Он сделал вид, что задумался. — Ах, да, о генерале. А его жена — случайно не твоя знакомая Ирина, однокурсница.

— Да ты что? Иринка и генеральша — быть этого не может.

— А вот ты и проверь. И это тебе не аванс, а так — денежка на расходы. — Он поло-жил купюры на стол. — Позвони старым знакомым, пообщайся, поинтересуйся невзначай об Ирине. И если действительно генеральша — подружись. Все расходы оплачиваю вдвой-не.

— Втройне, — настояла Светлана.

— Вымогательница, — он утвердительно кивнул головой.

VIII глава

Синицын составил список военных. Немного, всего десять человек. Он их выбрал, как наиболее вероятных людей, через которых могла дать утечку особо секретная информация. С кого начать, с генералов, офицеров или солдат? Решил начать с офицеров. Солдатам просто могли не поверить, генералы все-таки лучше умели хранить тайну. Два генерала, два лейтенанта и шесть солдат.

Он допросил уже девять человек, всех допросил с использованием полиграфа, де-тектора лжи, как его называли в народе. Допрос ничего не дал, и он ждал последнего, но его, почему-то, не приводили.

Синицын набрал номер местного особиста.

— Майор Зварыгин, — ответили в трубке.

— Синицын, — представился полковник, — а почему не приводят сержанта Сороки-на?

— Так нет его, товарищ полковник, не вернулся еще из увольнения.

— Пулей ко мне, майор, пулей лети.

Синицина аж затрясло немного, видимо последствия касательного ранения в го-лову еще в Афганистане. Но он взял себя в руки и успокоился немного. Вбежал запыхав-шийся майор.

— Разрешите…

— Где сержант Сорокин, кто отпустил его в увольнение и когда он должен вер-нуться? — Синицин не говорил, а словно рубил вопросы.

— Я отпустил, Уставом это не запрещено, а вернуться он должен был вчера вече-ром, к двадцати часам. Да вы не волнуйтесь, товарищ полковник, у солдат это бывает. За-гулял парень, он и первый раз немного выпивший пришел, протрезвеет и подойдет к обе-ду.

У полковника побелели костяшки сжатых кулаков.

— Разве я не объяснил вам, майор, что эти солдаты в моем подчинении, лично мо-ем?

— Они находятся на территории вверенной мне части, товарищ полковник и Ус-тав…

— А что, майор, Устав позволяет солдатам пить, не возвращаться из увольнений? — перебил его полковник. — Какие меры вы приняли по розыску сержанта?

— Какие меры, зачем меры, товарищ полковник? Сам придет — тогда и накажем. Дурак ты, майор, обыкновенный дурак. Из-за таких, как вот ты, и армию уважать переста-ли. — Полковник поднял трубку. — Дежурный, конвой ко мне в кабинет.

Когда появились два солдата с автоматами, полковник приказал:

— Арестовать и в камеру его, самую паршивую камеру. И никаких свиданий и раз-говоров, даже с командиром дивизии запрещаю общаться.

— За что, товарищ полковник? — попытался спросить майор.

— Ты большой срок себе намотал, майор, ты Родину продал своим бездействием. Увести его.

Полковник пригласил к себе капитана Кудрявцева.

— Товарищ капитан, я арестовал майора Зварыгина, вы временно назначаетесь на его должность и все вопросы потом. Сейчас мне необходимо знать — с кем в части общал-ся прикомандированный сержант Сорокин. Он должен был вчера в двадцать часов вер-нуться из увольнения и до сих пор не вернулся. Мне нужно знать, куда он мог пойти, кто мог ему что-то посоветовать в незнакомом ему городе? Почему Зварыгин отпустил его в увольнение второй раз подряд, не смотря на то, что он и первый раз вернулся пьяный? И поймите, капитан, это очень важный вопрос, ничего сейчас нет в части важнее, чем этот Сорокин. Все капитан, исполняйте.

— Есть, товарищ полковник, разрешите обратиться?

— Ну что еще? — выразил недовольство полковник. — Что еще? Если нужны люди — будут и люди, а сейчас выполняйте приказ.

— Есть, товарищ полковник, разрешите обратиться?

— Ну, что ты заладил, как кукушка, капитан, говори.

— Я, кажется, знаю, почему майор отпустил Сорокина второй раз.

— Ну, ну, рассказывай капитан, рассказывай, не тяни.

— Первый раз Сорокин был у девки, проститутки то есть, славной такой девки.

— Ну, не тяни капитан.

— С его слов славной, товарищ полковник. Вот он и дал адресок с телефоном на-шему майору, тот и отпустил его за это второй раз.

— Не тяни капитан, телефон и адрес…

— Не знаю я, товарищ полковник, майор сам говорил об этом, но адрес с телефо-ном не дал.

— Понятно, капитан, спасибо за очень важную информацию, очень важную. И ни-кому об этом ни слова, это приказ.

— Есть, товарищ полковник, никому ни слова.

— Идите капитан, никого о Сорокине спрашивать уже не надо. Свободны.

— Есть, — капитан козырнул и повернулся по-военному.

«Зварыгина наверняка увезли уже, — рассуждал Синицын, — придется ехать к не-му».

Он зашел к нему в камеру.

— Что, соскучился, полковник, или совесть заела? — Криво усмехнулся задержан-ный.

Синицын не ответил на этот вопрос.

— Телефон и адрес той девки-проститутки, что дал тебе сержант Сорокин. И побы-стрее, — потребовал он.

— Значит, не соскучился и совесть не заела. А вот хрен тебе, полковник, нока вы-куси, — Зварыгин показал фигу. — Вы тут из Москвы понаехали и считаете себя самыми умными. Они там умные, а вся Россия — дураки. Так что ли? Ну, выгонят меня из армии, на это вы мастаки, а вот посадить — это вряд ли. Через пару дней надо обвинение предъя-вить, а что ты мне предъявишь, что? Ничего, что есть в уголовном кодексе. Сорокин не пришел? Так это его личная вина. Так что проваливай, полковник, никаких тебе телефо-нов не будет, а я досижу здесь свои два дня и ку-ку.

Зварыгин отвернулся к стенке, словно Синицына и не было в камере.

— Вот что, мразь, с каким бы удовольствием я проехался сейчас кулаком по твоей роже — об этом говорить не стану. А предъявлю я тебе, кусок местного идиотизма, измену Родине. И по полной программе. Телефон той проститутки и адрес мы, конечно же, най-дем, позже, но найдем. И ты, падаль гнильная, знаешь об этом прекрасно. И то, что ты скрываешь эту девку, выйдет тебе боком, собака. Боком — не ниже вышки. Кто же поверит тебе, сучье племя, что ты не знал о ее принадлежности к ЦРУ, а это уже доказано.

Он заметил, как сразу побелели и затряслись губы майора.

— Товарищ полковник, товарищ…

— Я тебе не товарищ, Зварыгин.

— Гражданин полковник, кто же мог подумать, кто? Я же правда не знал, — залепе-тал задержанный. — Светлана ее зовут, и адрес, и телефон — все скажу. Помилуйте, граж-данин полковник, кто же знал то?

— Бог простит, если сможет.

Синицын доложил о последних событиях начальнику УФСБ Суманееву, попросил и помощи в людских ресурсах и технике.

События развивались стремительно, и важно было опередить агентов ЦРУ. Пре-дугадать их возможные действия и предотвратить последствия.

Совместно с Терешкиным Синицын разрабатывал план операции.

— Сергей Дмитриевич, будем исходить из того, что сержант Сорокин всю инфор-мацию сдал. По глупости или под пытками, но сдал. Знал он не много, но и не так уж ма-ло. Знал о месте проведения испытаний, знал о людях, в них участвующих. Можно пред-положить так же, что он ничего не знал о Посланнике и это хорошо. Из этого следует, что Неизвестные, будем пока называть их так, постараются проникнуть на территорию объек-та. Это твоя задача, Сергей Дмитриевич, — Терешкин согласно кивнул головой. — Неиз-вестные так же попытаются войти в контакт и с другими лицами, присутствующими на испытаниях. Это моя задача. Установление личности и связей Светланы — тоже моя зада-ча. Поиск сержанта Сорокина, или его трупа, поручим капитану Кудрявцеву, местному особисту.

Распределив обязанности, Синицын и Терешкин занялись каждый своим делом.

IХ глава

Николай впервые надевал военную форму, причем сразу генеральскую. Казалось, как-то неудобно сидел лишь китель, и Михайлов знал почему — он не любил носить пид-жаков. Чекисты нацепили на него все, что носил другой генерал Михайлов. Оба генерала, оба Михайловы и оба в одном месте, такое вряд ли где встретишь.

Терешкин рекомендовал ему не менять обычный образ жизни, и он сегодня выез-жал с Ириной в город — посетить ее родителей.

Михайлов любил эти загородные поездки, когда дорога шла именно в лесу. С обеих сторон деревья, покрытые снегом и инеем, чистая колея, на которой невозможно разъехаться встречным машинам. Потоки регулировались на КПП, как у железнодорож-ников на одноколейке. Были и скрытые препятствия — автоматически, по радиосигналу, могли подняться с колеи замаскированные стальные плиты, которые не смог бы переехать ни один грузовик или бронетранспортер. Вся дорога просматривалась скрытыми видеокамерами, и по ней незаметно не мог пробежать и заяц.

Михайлов всегда смотрел на дорогу и лишь когда выезжали на основной тракт, спокойно и как бы безучастно сидел в салоне.

Но в этот раз ему показалось, что что-то блеснуло впереди и справа. И он не стал играть в игру — верю — не верю, а попросил начальника охраны проверить свои подозре-ния. И оказался прав — при прочесывании местности нашли лежку, которая оказалось пус-той, но совсем недавно там находился человек. Лежка не находилась в запретной зоне, но и говорила о том, что за дорогой внимательно наблюдают. Там так и не появился больше никто, видимо плохо сработали наши спецы или незнакомцы не рисковали и не пользова-лись таким местом вторично.

Машина въехала в город и запетляла по улицам. Михайлов пытался настаивать, что бы убрали машины сопровождения, но чекисты твердо и убежденно стояли на своем. Он не стал спорить.

У подъезда охранники осмотрелись, открыли дверцу Мерседеса, и Николай вы-шел, протянул руку Ирине, помогая выйти и ей.

— Ира, Ирина…

К ним заспешила молодая женщина, но охрана мгновенно блокировала ее.

— Да пустите же, черт вас побрал, — возмущалась она. — Почему вы не даете мне пройти? Пустите дубины, кто вы такие?

Охрана стояла непробиваемым занавесом, и женщина налетала на нее, словно ку-рица на стену и все кудахтала, кудахтала с возмущением. Николай подошел к ней.

— Это моя охрана, девушка, а не дубины. Вы что-то хотели?

— Ничего я от вас не хотела, дайте пройти мне, — вновь задергалась она, — с Ириной поговорить.

— Ты ее знаешь? — Спросил Николай.

— Знаю, — ответила Ирина, — пропустите ее.

Генерал кивнул головой и охрана расступилась.

— Привет, Ирина, — она подбежала и хотела обнять, но охрана удержала ее от тако-го порыва. — Да что это такое, почему меня сегодня все хватают и хватают? И что этот ге-нерал здесь делает? Пойдем отсюда, Ирина.

— Здравствуй, Света, давно не виделись. А пойти не могу — этот генерал мой муж.

— Ой, Иринка, ты замуж вышла, поздравляю, — затараторила Светлана, — извините, товарищ генерал, не знала. Думала, что просто совпадение, такую девушку отыскали…. Лучшая у нас на курсе была, да что там на курсе — в институте лучшая, красавица первая. Светлана, — представилась она и протянула руку.

— Рад познакомиться, — генерал не подал в ответ руки и не назвал своего имени, но откозырял по-военному.

Светлану не остановил такой не совсем дружелюбный прием.

— Ирина, столько лет не виделись, давай, посидим где-нибудь в кафешке, поболта-ем.

— Сейчас не могу, Светлана, мы с мужем хотели к родителям зайти. А ты-то как здесь оказалась?

— Так я к твоим предкам и шла. Никто про тебя ничего не знает — у них хотела спросить.

— Извини, правда, сейчас не могу.

Ирина сделала уже шаг к подъезду и Светлана воспользовалась последним шан-сом.

— Тогда давай созвонимся, какой у тебя номер?

Ирина посмотрела на мужа, Светлана заметила и отступать так просто не собира-лась.

— Я смотрю — у вас все так секретно, охрана…. Вы, генерал, наверное очень боль-шой человек — простые генералы с охраной не ездят. Но, разве подруги не могут созво-ниться и поболтать немного?

— Конечно, могут, — Николай улыбнулся, — и не только позвонить, но и встретиться. Телефон запомните?

— Я запишу.

Светлана достала из сумочки блокнот и авторучку, записала продиктованный ге-нералом номер. На другом листочке написала свой и отдала Ирине.

— Всего доброго, Светлана, — попрощался генерал. — И я не большой, я хороший. Просто за большого Ирина бы не пошла. — Николай помахал рукой уже у самой подъезд-ной двери.

У родителей, пока они заваривали чай на кухне, Ирина спросила:

— Не понимаю я тебя, Коля. Ты что, клюнул на эту дуру?

Михайлов откровенно расхохотался, подошел, обнял Ирину.

— Что ты, родная, как только могла такое подумать? Ладно… расскажу тебе чуть больше положенного. Твоя бывшая однокурсница — сейчас обыкновенная проститутка, связалась с нехорошими людьми, которые через нее и тебя желают познакомиться со мной поближе.

— Это как же, Коленька, что же творится на свете? Светлана — проститутка?

Ирина никак не могла в это поверить.

— Да, это факт.

— Но, ты-то здесь причем? И она станет тебя соблазнять?

— Нет, милая, соблазнять не станет, у нее немного другая задача — познакомиться через тебя со мной. А потом представить мне якобы своего друга или жениха. На этом ее функция закончится. Поэтому ты отвечай на звонки, не отказывай, но и не обещай. Ты у меня умная девочка и все понимаешь.

— Да какая я умная, — махнула рукой Ирина, — дура обыкновенная. Значит и встреча эта была не случайной?

Михайлов подошел, обнял жену, прижал к себе.

— Не случайной, Ирина, я же говорил, что ты умница.

Х глава

Юргис Сабонис, он же Юрий Сабонин, сидел в кресле у окна в задумчивости. Сигарета дымила и полная пепельница окурков создавали въедливый запах табака, который, вдобавок, перемешивался с запахом кофе. Наконец, он и сам почувствовал, что все провоняло дымом, открыл окно настежь и отошел. Свежий и холодный воздух повалил в комнату легким белесым туманом, вытесняя по верху дым. Минут через пять в комнате посвежело достаточно и он, надышавшись перед этим, уже не чувствовал этот противный запах, который совсем, конечно же, не исчез.

Сабонин снова присел в кресло, ощущая телом прохладу ткани, немного выстыв-шей от открытого окна — все-таки минус тридцать пять на улице. Пришлось снять мебли-рованную квартиру на неопределенный срок, а сколько он здесь пробудет — знал лишь один господь Бог. В Иркутске можно передвигаться свободно, не Москва, и, если евро-пейский тип лица, никто документов не спросит. Поэтому временно регистрироваться не стал.

Юрий обдумывал полученное задание уже здесь, на месте. Представленная ин-формация не радовала, местные идиоты, как он считал, слишком много наделали глупо-стей. Ну кто же так напролом лезет к генералу знакомиться? Естественно, идиоты. Этот канал использовать наверняка нельзя, сто процентов, что за Светланой уже установлена слежка и телефон прослушивается. Хотя… и в этом есть смысл, как отвлекающего манев-ра. Пусть ФСБэшники охотятся за ней, а он подойдет совсем с другого конца.

Но плана, как такового, еще не было. И то, что ему было известно о группе Эдика, действующего в том же направлении, свидетельствовало о его приоритетности. Эдика можно пустить под сдачу в определенном случае, а пока чекисты занимаются им и празднуют победу в конечном итоге, самому добиться результата.

Сабонину не нравились методы Эдика, но сейчас они уводили чекистов от него, главного исполнителя. Этот придурок сильно поторопился, выкрав еще и генерала танки-ста, участвовавшего в испытаниях. Генерал ничего нового не сказал и Эдик передозировал сыворотку правды. Военный перед смертью лишь сообщил, что должен был на днях получить информацию об этой новой броне. У кого теперь искать эту информацию? В ФСБ сейчас явный переполох — исчезает сержант, а потом и генерал. Трупы их пока не нашли, их вообще можно найти лишь случайно. Все это на руку Юрию, но к результату не приближает. Пока не приближает.

Кто и где производит эту фантастическую броню — вот в чем главный вопрос, а пока приходится отталкиваться от зыбкой и явно недостаточной для анализа информации.

Национальное управление военно-космической разведки США подтвердило, что в исследуемом квадрате никаких военных объектов ранее не было и только сейчас там начинают обосновываться связисты.

Сабонин отправил в Центр шифровку следующего содержания: «считаю, что в известном вам районе ФСБ проводится отвлекающая операция. Сил и средств для произ-водства брони в данном месте нет. Но, поскольку задание получено, приступаю к его вы-полнению».

В Форт-Миде, штата Мэриленд, шифровку получили, но Агентство национальной безопасности отвечать не торопилось. Может быть и потому, в том числе, что отвечать было нечего. Шифровку лишь продублировали в Лэнгли, но и в ЦРУ предпочли отмолчаться.

Сабонин понимал, что надо выходить на генерала Михайлова, но незаметно, не привлекая внимания чекистов, что по существу невозможно. Поэтому через Центр, не лично, Эдик получил задание — выявить всех знакомых Ирины Малышевой, сейчас Ми-хайловой, все ее связи и возможные пути подхода. А так же проникнуть на территорию объекта и установить возможность разработки в данном месте искомой брони.

Юрий получал при этом связи, через которые можно выйти на жену и, впоследст-вии, на самого Михайлова. А в случае удачи, что, как он полагал, маловероятно, и инфор-мацию с самого объекта. Но сейчас он искал возможность устроиться на работу в магазин грузчиком — там работал сторожем отец Ирины. Петр Малышев, заядлый рыбак и в миру дед Петя, мог и сам вывести Юрия на Михайлова.

ХI глава

Эдик прекрасно изучил систему охраны объекта и понимал, что по дороге ему ту-да не проникнуть. Слишком много видеокамер, которые отключить невозможно. У объек-та автономное электропитание и выключить его с внешнего периметра не получится. Ра-довало лишь одно — связисты мало что понимали в охране и он все-таки нашел одну ла-зейку.

Эдик купил дачу дальше по тракту от отворота на объект. От нее до нужного пе-риметра по прямой всего лишь километра три — четыре. Охотничьи лыжи достать не со-ставило труда, и Эдик в полной экипировке шел в заданном направлении. Холод не про-бирал его, хотя шел он тихо и осторожно, адреналин разогревал тело и будоражил нервы. Чертов снег оставлял следы и идти пришлось не от своей дачи и даже не от соседней, та-ща за собой волокушу, заметающую следы. Через час он оставил ее, идти стало легче, но напряжение усилилось. Внимательно вглядываясь, Эдик регулярно прислушивался, уже должен был показаться часовой на периметре, но он не видел его. Он остановился, не ре-шаясь двигаться дальше, пока не поймет в чем дело. Или ошибся в расчетах и еще не до-шел, или часовой где-то рядом и выстрел прозвучит, как гром, которого ему не услышать. Лучше не торопиться и Эдик внимательно осматривал каждый куст и дерево, каждый холмик, пытаясь определить — искусственный он или нет. Сердце стучало так, что, каза-лось, его может услышать и часовой. Но, вот хрустнул немного снег чуть в сторонке и мгновенно дернулся, практически беззвучно, пистолет с глушителем. Часовой рухнул из-за сосны в снег, а Эдик вздохнул облегченно. Внимательней надо быть, внимательней.

Он заспешил, можно пробежать без опаски метров пятьсот. А дальше уже полная неизвестность. Выскочив на поле, сориентировался — справа виднелись несколько размы-тых строений. Эдик отодвинул прибор ночного видения на лоб, вытер пот с лица и протер линзы. Строения стали четкими и он двинулся к ним. По пути обнаружил присыпанные снегом следы гусениц — не соврал сержант Сорокин, не соврал.

Уже и так стало ясно — никакого производства брони здесь быть не может. Зда-ния, переоборудованные в казармы, оставалось лишь одно строение, про которое никто не знал. К нему то и спешил Эдуард. Необходимо исключить последнюю возможность — существование конструкторского бюро. Можно «рисовать» и здесь, а производить все в другом месте, в чем он, в данном случае, очень сомневался.

Жилья для ученых нет, а гражданских вообще не привозят — обыкновенная воин-ская часть, даже офицеры которой не появляются в городе. Это как раз смущало, но и на-водило на мысль о ложности или искусственности полученной информации.

Эдик обошел здание вокруг, темнота поглощала его целиком, не пробиваясь лу-чиком света ни в одном окне. Внезапно в одном вспыхнул свет, но разглядеть было ничего невозможно, матовое стекло заслоняло комнату от чужих глаз. Туалет — догадался Эдуард и даже обрадовался. Дождавшись, пока все вновь погрузиться в темноту, он осторожно вынул стеклину и пробрался внутрь. Было неизвестно, сколько солдат в здании. Прислушавшись, осторожно стал открывать дверь, свет резанул в глаза и Эдуард сдвинул прибор ночного видения на лоб. Выждав, когда освоятся глаза, он вновь приоткрыл осторожно дверь. Метрах в пятнадцати, сидя за столом, спал солдат. Пистолет словно фукнул при выстреле, а солдат так и остался лежать не проснувшимся на столе.

Эдик выключил свет, опустил на глаза прибор ночного видения и еще раз осмот-релся. Преимущество прибора позволяло ему видеть все, а его практически не было видно из-за темноты. Обойдя все комнаты и ничего существенного не обнаружив, он поднялся на второй этаж. Там его заинтересовала вначале лаборатория — несколько физических приборов, которые, на его взгляд, никак не могли иметь отношение к бронетехнике. А вот связистам приборы могли потребоваться. Никаких конструкторских бюро не было. И он понял, что вся эта история с новой броней — сплошная фикция, придуманная специально для иностранных разведслужб. И они заглотили эту наживку. Необходимо выбираться отсюда, как можно скорее, и сообщить в центр, что попались на удочку Российской контрразведки, которая и вычисляет сейчас их агентуру. Эдуард повернулся и заспешил к выходу.

— Стоять… руки…

Властный голос прозвучал среди полной тишины, как гром. Сердце бешено зако-лотилось, готовое выпрыгнуть наружу. Он замер, соображая, что делать.

— Медленно, без резких движений, положи пистолет на стол и отойди на три шага влево.

Эдик плавно стал опускать правую руку к столу, он уже понял, что голос звучит сзади и чуточку левее его спины. Его учили стрелять на голос и, уповая на темноту, он резко нырнул вниз, в стремительном кувырке выстрелив несколько раз. Пули зацокали по железным приборам и стеклу, разбивая его вдребезги. Он не услышал характерного звука, когда свинец впивается в живую плоть, и понял, что промахнулся. Лежа на спине, про-должал осматриваться и ничего не видел. Резкий удар вспыхнул ярким светом в глазах, и он потерял сознание.

ХII глава

Ирина слышала, как муж осторожно встал с постели, стараясь не разбудить ее, и вышел из спальни. «Куда этот он»? Вопрос один и множество ответов — покурить, посто-ять и подумать над каким-либо новым проектом, а может к горничной? Ее беспокоили эти статные и симпатичные девицы. Но она никогда бы не опустилась до слежки за мужем. Хотелось заплакать, но Ирина сдерживала себя, мысленно уже нахваливая любимого. «Он же любит и дорожит мной, никогда не позволит измены. Это я, дура, плохо о нем думаю»….

Николая не было около часа. Он вернулся так же тихо, как и вышел, лег в постель. Ирина почувствовала холодок кожи, поняла — был на улице и никакие горничные здесь ни причем. Ее охватило нежное чувство, она обняла мужа, стараясь прижаться теснее и согреть его, корила себя за глупые мысли.

Через полчаса завыла сирена, вспыхнули все огни в воинской части, забегали солдаты и офицеры. И только Михайловский коттедж вроде бы мирно продолжал спать. Но свои боевые позиции заняли все охранники, тихо, мгновенно и бесшумно.

— Что это, Коля, что за шум? — спросила Ирина.

— Не знаю, милая, спи. Утром узнаем подробности.

Он притянул ее к себе, поцеловал нежно в щеку.

— Но, все равно что-то случилось? — Не унималась Ирина. Ее беспокоила недавняя отлучка мужа, которую она связывала сейчас с этим шумом. — Ты куда-то ходил?

— Не спалось что-то, решил подышать свежим воздухом. А ты меня потеряла?

— Не потеряла, но беспокоилась — встал и ушел куда-то.

Ирина уткнулась лицом в его грудь, чтобы не было видно глаз, врать не умела и не хотелось выдавать беспокойства.

Николай обнял ее покрепче, перебирая пальцами волосы на затылке, чувствовал горячее дыхание на своей груди и ее прижимающийся таз, вызывающий ответную упру-гость.

Немного утомленные и счастливые Николай с Ириной затихли, блаженно разва-лясь на кровати. Уже не беспокоил шум бегающих солдат и офицеров и мысли витали в райских грезах бытия.

Звонок телефона заставил очнуться. Николай взял трубку.

— Это Фролов, извините за ранний звонок, Шеф, у нас ЧП. Кто-то проник на тер-риторию объекта, убиты два солдата — один на периметре, второй в здании лаборатории. Оглушили и связали нашего капитана прямо в лаборатории. — Возбужденно докладывал начальник охраны.

— Какого капитана? — удивился Михайлов.

— Я его не знаю, у него удостоверение капитана ФСБ…

— Что-то с трудом верится, что бы ты своих капитанов не знал. Где сейчас он? — перебил шеф.

— Ее-ее… — только и смог пролепетать Фролов.

Только теперь он понял, что опростоволосился окончательно. В суматохе связан-ный человек с удостоверением не вызвал подозрения и даже не смутил необычный внеш-ний вид его камуфляжа.

Часть вновь подняли по тревоге и прочесывали все, метр за метром. Через не-сколько часов Фролов вновь доложил:

— Шеф, этот человек словно сквозь землю канул. Все обыскали — нет нигде.

— Фролов, ищи там, где не искали.

— Шеф, каждый сантиметр обшарили…

— Фролов, для глухих или для идиотов — не знаю, но повторяю еще раз: ищи там, где не искали.

— Ее-ее…

Незнакомца нашли через пять минут на территории Михайловского коттеджа.

ХIII глава

Генерал Суманеев неистовал, ходил из угла в угол, постоянно жестикулируя.

— Объясните мне, Фролов, объясните, как он попал на территорию, как? Как он проник в лабораторию, как убил солдата? У вас что там — сонное царство? Вы, между прочим, Фролов, охраняете наипервейшее лицо государства, лицо особой важности, за которое иностранцы готовы заплатить и жизнями, и долларами. Кучей долларов, кучей. Кто его связал, кто?

Суманеев никак не мог успокоиться и ходил, все время ходил, иногда останавли-ваясь на высоте фраз.

— За него кто-то проделывает всю работу, — продолжал Суманеев, — а он и ухом не ведет, за него преступника обезвреживают и связывают, а он его отпускает. Не понимаю, вас, Фролов, не понимаю. Кто обезвредил и связал диверсанта, кто?

Суманеев не давал вымолвить и слова, однако Фролову и так сказать было нечего.

Он вернулся «с ковра» на объект расстроенным и понимал, что его отчитали не зря. Скверно, что так все случилось, но встряску от начальства воспринял серьезно. Види-мо расслабился за годы «тихой» службы, перестал контролировать элементарные вещи, не довел до солдат важность задачи и вероятную возможность нападения. Он-то ладно — отделался взбучкой, а солдаты поплатились жизнью.

Фролов понимал, что это произошло с ним, но не понимал как. Он, умудренный опытом профессионал, прокололся на элементарных вещах. В теории — не смог бы и предположить, что такое возможно. Именно он утверждал доступ на объект любому военному или сотруднику ФСБ, знал всех, но допустил непростительный промах со связанным капитаном. И не носили его люди такого камуфляжа. Видимо пора на пенсию, решил он.

Незнакомец, по найденным у него документам, Эдуард Тимофеевич Рощин, свою позицию обмозговать успел. Допрос по горячим следам, с расчетом на внезапность и не-продуманность ситуации, не получился. Он понимал, что два солдатских трупа — это уже сто процентов на нем. И велика вероятность, что сержанта Сорокина с генералом то же повешают на него. А это уже вышка или, как сейчас принято в России, пожизненный срок. Лучше подольше проболтаться на допросах, чем сидеть полосатиком в одиночке.

Он выбрал, на его взгляд, самую лучшую позицию — потерю памяти после удара. Медики конечно докажут, что никакой амнезии нет, но произойдет это не скоро и хоть какое-то развлечение однообразных тюремных будней.

Ничего не добившись, Рощина увезли, но как он догадался, не в следственный изолятор. В небольшой камере он прилег на нары и в голове прокручивал всего лишь один сюжет. Ждали его в лаборатории или нет? Судя по первоначальной ситуации — ждали. Но, как отпустили в суматохе, не ждали. К одной точке зрения он так и не смог прийти.

Рощин понимал, что в конечном итоге установят его личность и принадлежность к разведке США. Как нелегал, он не обладал дипломатическим иммунитетом и мог надолго, если не навсегда, застрять в российской тюрьме. Правда, иногда производился обмен разведчиками, но пока уповать на это не приходилось. И он обдумывал варианты побега — своего единственного шанса свободы.

— Косишь под амнезию…

Голос заставил вздрогнуть, вскочить с нар и испугаться всерьез. Это был тот го-лос, голос, который остановил его в лаборатории. Рощин огляделся — в камере он был один. Немного успокоившись, он присел.

— Советую тебе признаться во всем, — голос звучал прямо из середины пустой ка-меры и ужасом впивался в тело. — Пока я переломаю тебе немножко костей — не сознаешь-ся: переломаю всего.

Эдик почувствовал, что кисть его левой руки сдавливается неведомой силой, за-хрустели кости и нечеловеческий крик застревает в горле.

Охранник через глазок видел катающегося по полу задержанного, его вылезаю-щие из орбит глаза и скривившийся в судороге крика рот. «Ну и артист», — подумал ох-ранник, но камеру открывать не стал — вызвал подмогу.

— Чего тут у тебя? — Недовольно спросил подошедший старший надзиратель.

— Не знаю — орет дико и по полу катается.

— И че, пусть орет.

— Посмотреть бы надо…

— Открывай, — недовольно разрешил старший. Залязгали замки. — Че орешь? — спросил с презрением надзиратель.

— Н-н-н-н-а д-д-опрос…

— Так бы и сказал, урод — че орать то.

Дверь камеры захлопнулась, и старший надзиратель пошел звонить.

Эдик буквально выл от боли — вначале бесформенная кисть или что там от нее ос-талось, начала наполняться кровью, побагровела и вспухла. Дикая боль становилась не-стерпимой при любом движении, и он потерял сознание.

Прибывший на место Фролов уже допрашивал надзирателей, но те упорно все от-рицали — никто Рощина не бил и в камере никого не было. Все здравые доводы о невоз-можности причинения вреда самим задержанным разбивались о тупые ответы — не били, не знаем, никого не было.

Фролов психовал, ругался и матерился, говорил спокойно и уговаривал. Результат был один — не били, не знаем, никого не было.

Позвонили медики — Рощину ампутировали кисть левой руки, он вышел из наркоза и с ним можно общаться. Опять просится на допрос.

— Ладно, черти, пока свободны — посмотрим, что скажет Рощин.

Фролов махнул рукой, он уже устал от этих бестолковых надзирателей и решил поспешить в тюремную больницу. «На больничке» вначале зашел к хирургу.

— Я с таким случаем сталкиваюсь впервые, — начал свой рассказ дежурный хирург, — все кости левой кисти раздроблены в мелкую крошку. Это не могло быть от обычных ударов, от ударов дубинками, сдавливания дверью. Могу предположить, что использова-лись большие механические тиски с рабочей поверхностью из резины или подобного ма-териала. Кожа нигде не повреждена, ни царапин, ничего, а внутри все перемолото. Вос-становлению не подлежит, пришлось ампутировать кисть полностью. Я ее не выкинул — этот кожаный мешочек с костями можете забрать себе, для своих экспертов.

— С ним можно общаться? — спросил Фролов хирурга.

— Конечно можно, таких болей, как раньше, у него нет, общее состояние в норме. Побаливает немного рука, как и после любой операции, но допрашивать можно.

Фролов поблагодарил доктора и прошел в палату. У дверей, несмотря на тюрем-ную больницу закрытого типа, дежурили два спецназовца. Кто его знает, что еще непред-виденного и необычного может произойти с этим Рощиным? Лучше не рисковать.

— Вы просились на допрос, Рощин, но сначала я бы хотел выяснить — кто вам так отдавил руку? Сами себе вы вряд ли бы могли это сделать. — Начал без предисловий Фро-лов.

— Не знаю, — устало ответил Эдик.

— Как это не знаю, — удивился Фролов, — вам ломают кости, а вы не знаете кто? Кто заходил в камеру? Это охранники или они кого-то запустили?

— В камере никого не было, по крайней мере, я не видел. А охранники, — он усмех-нулся, — у них на это ни мозгов, ни силы не хватит.

— Так кто же?

— Не знаю, — начал раздражаться Рощин, — я слышал только голос.

— Какой голос?

— То же голос, что вырубил меня в лаборатории. И он предупредил, что перелома-ет мне все, если я не сознаюсь. То, что он может — в этом можете убедиться сами.

Рощин вытащил из-под одеяла культю руки для показа.

— Так кто же был в камере? — продолжал настаивать Фролов.

— Экий вы непонятливый… я же сказал — не видел, слышал только голос и второй раз на переломку костей не собираюсь.

Фролов больше не стал настаивать. Не хочет — не надо. Запуган до смерти.

— Та-а-ак, — протянул он, — тогда вопросы те же — кто вы, с какой целью…

— Да понятно все, — перебил его Рощин, — чего сто раз об одном. Записывайте. Я Роберт Лоренс…

ХIV глава

Юрий уже понял, что Эдика взяли, в лучшем случае застрелили при задержании. Он не знал его, как Роберта Лоренса, в разведке лишняя информация ни к чему. Но и не беспокоился — про него Эдик ничего не знал. Однако агентурную сеть Рощина в данном случае считал проваленной, о чем немедленно и сообщил в Центр.

Сабонин считал начало операции удачным — он познакомился с дедом Петей. По-знакомился ненавязчиво и, как бы, случайно, устроившись в магазин грузчиком. Загово-рил, ни к кому не обращаясь, о погоде и плавно перешел к рыбалке. Мимо рыбалки дед Петя пройти не смог. Так и завязался разговор двух заядлых рыбаков.

Особенно заинтересовала деда особенность изготовления мушек для зимней лов-ли. Сабонин делал их сам. Брал медную пластину, вырезал из нее формочку вытянутого сердечка около сантиметра длиной, чуть сгибал и внутрь напаивал обыкновенный припой — смесь свинца и олова. Перед пайкой нагревал и загибал конец швейной иглы в виде крючка, середину иглы отламывал и впаивал в мушку непосредственно крючок-острие и ушко. Получалось что-то в виде жучка с блестящей желтой спинкой и серым свинцовым брюшком. Острие не имело заусеницы, как на обыкновенном рыболовном крючке и позволяло рыбе отцепляться самой, как только ее вытащат на лед. Такую мушку обожали окуни и хватали ее сразу. Оставалось лишь подсечь окунька и вытащить его в натяг. При ударе об лед наверху он отцеплялся и вновь снасть готова к ловле.

Юрий дал деду несколько таких мушек и пригласил в выходные на рыбалку. Он не сверлил лунки, где обычно собирались толпы рыбаков на хариуса или омуля, и не счи-тал зазорным половить такую сорную рыбу, как окунь. Впрочем, и не понимал — почему местные ее называют сорной?

Сабонин с дедом пристроились поближе к берегу, где глубина составляла не бо-лее двух метров. Юрий определил места на глазок, взял ледобур и начал сверлить первую лунку. Металлические ножи вгрызались в лед, уходя все глубже и глубже, выжимая ледя-ную крошку наверх, пока не появилась в лунке вода и бур не провалился внутрь. Сабонин резко выдернул ледобур, окончательно очищая лунку. Теперь необходимо замерить глубину. Он опустил в лунку лесу с крючком, но изготовленная им мушка так и не достигла дна — окунь подхватил ее на лету и вот уже первый улов красовался около лунки. Юрий заметил, как загорелись глаза у деда.

— Видишь, дед Петя, окунь же хищник — и глубину замерить не дает, жрет все на лету. Вы устраивайтесь и начинайте, а я еще высверлю несколько лунок и глубину грузи-лом замерю.

Сабонин начал неподалеку работать ледобуром, наблюдая, как дед устраивается на деревянном ящике — чемоданчике. Такое приспособление очень удобно для рыбака — в нем приносились термос с горячим чаем или кофе, бутылочка водки и, конечно же, сама рыболовная снасть. Затем чемоданчик использовался в качестве стульчика для сидения.

Юрий проделал еще три лунки, каждому по две, и то же начал рыбачить, а у деда к этому времени уже на льду красовались с десяток окуньков. Деда захватил азарт — почти каждый заброс приносил удачу. И он рыбачил молча, словно боясь разговором спугнуть клев. И действительно — день был удачным. Погода способствовала, выбранное место и, конечно же, изготовленные Юрием мушки. Причем дед вряд ли задумывался о погоде и месте ловли, он наверняка все приписывал мушкам, с которых окунь на льду отцеплялся сам.

Часа через два Юрий предложил:

— Дед Петя, может по маленькой?

Он даже заметил, что дед в азарте его понял не сразу. Огляделся и потом, словно устыдившись, ответил:

— Давай, надо это дело сбрызнуть.

Юрий достал бутылку водки, плеснул в крышку от термоса и протянул деду.

— С почином, дед Петя!

Дед выпил и крякнул от удовольствия.

— Да-а-а… так я еще не рыбачил…

Он оглядел свой улов — ведра два наберется, не меньше. Сабонин тоже выпил во-дочки и они снова молча начали рыбачить, так и не попробовав ни кофе, ни чай. Азарт согревал обоих, да и погода сегодня баловала.

— Дед Петя, — завел разговор Юрий через пару часов, — будем домой собираться?

Дед даже отмахнулся вначале — какой домой? Но, оглядев улов, покряхтел нехотя.

— Классная рыбалка — так бы и не уходил никуда. Но, действительно пора. В чем же мы это все потащим — я только сумку взял?

— Дед Петя, — улыбнулся Юрий, — все организуем.

Он сходил к машине, стоявшей на льду рядышком, вытащил два обыкновенных куля.

— Тара есть, не волнуйся дед Петя. Вы пока разливайте, а я рыбку соберу.

Сабонин сложил рыбу — получилось чуть больше по полкуля у каждого, отнес в багажник. Взял протянутую ему дедом крышку термоса.

— За улов, дед Петя!

Дед плеснул водки себе.

— Классный улов! — дед выпил. — С таким удовольствием я давно не рыбачил. И кто тебя научил такие мушки делать?

Юрий пожал плечами.

Бывал я на севере Казахстана, дед Петя, на озере Чаны, там все так рыбачат. Только окуня за это время по целому кулю добывают. Вот и научился местные мушки де-лать. А окунь — он везде окунь.

— Век живи — век учись, — подвел итог дед Петя.

Он раньше всегда «охотился» на хариуса, иногда приносил домой и по 30–50 хво-стов, а иногда почти ничего.

Но, как утверждал Юрий, в окуньках была своя особенность. Во-первых — рыбы ловилось больше, а сам процесс значил многое. Во-вторых — он не жарил и не варил из окуней уху. Выпотрошив кишки, солил круто и через сутки-двое развешивал их в гараже на веревке при плюсовой, практически комнатной, температуре. Дней через 10–15 рыба подсыхала, провяливалась, и ничего не было лучше ее к пиву. Так он поступал и со щу-кой, которая попадалась тоже, но гораздо реже. Попадающиеся ельцы, сорога или чебаки в сравнение с окунем или щукой к пиву не шли. Не тот вкус, но все-таки лучше магазин-ского полосатика.

Дед Петя это оценил по достоинству и пригласил Юрия к себе домой.

— Зять приедет, — начал говорить дед, — хочу его нашей рыбкой побаловать, пивка попить и тебя показать. Того, кто все это придумал и организовал. Я вот местный, а нико-гда так не делал. Слышал, конечно, от других рыбаков, но как-то не верилось, не прихо-дилось самому попробовать. Ты приходи ко мне домой, Юра, в субботу пораньше, часи-кам к одиннадцати. Зять в обед приедет с дочкой в гости, а мы уже в полной боевой го-товности.

— Так и я в обед подойду, — начал осторожно Юрий, — а то некрасиво как-то полу-чится, словно мы пьяницы и с утра уже начали.

— Не-е, тут другое, — возразил дед, — зять у меня крутой мужик, с охраной ездит. Она может и не пустить тебя ко мне позже. А так — он приехал, а мы уже его ждем, охрана в квартиру не заходит.

— Неудобно как-то, дед Петя, — вроде бы застеснялся Юрий.

— Все удобно, — стал настаивать дед, — даже не возражай. Надо же мне тебя ему по-казать, пусть вникает, а то на всем готовеньком живет. Пусть и рыбки нашей отведает — наверняка к пиву какую-нибудь гадость заморскую ест. А хороша рыбка, правда?

— Хороша-а, это точно. Ладно, приду к одиннадцати. Неудобно, правда — никогда с крутыми бизнесменами не сталкивался. Мы люди простые, — осторожно «закинул удочку» Юрий.

— Не парься, Юра, все будет нормально.

«А не простой дедок-то, — отметил про себя Сабонин, — так и не сказал, что зять генерал, а не бизнесмен. Надо бы поосторожнее с ним».

В субботу ровно в одиннадцать Сабонин нажал кнопку домофона и, ответив на стандартный вопрос, вошел в подъезд. На площадке увидел двух мужчин и догадался сра-зу — охрана, но вида не подал. «Надо бы выяснить — всегда стоят или только в день приез-да»? Мысли прервала открывшаяся дверь.

— А, Юра, заходи. Это ко мне, — пояснил он охране.

Один кивнул головой и подошел к Сабонину.

— Оружие при себе имеется? — Задал вопрос охранник.

— Какое оружие? — Удивился Юрий.

— Ты извини, Юра, порядок у них такой, — пояснил дед Петя.

Сабонина не обыскали, но металлоискателем проверили, попросили предъявить к осмотру предметы, которые он зафиксировал. Уже в квартире Юрий задал обычный к си-туации вопрос:

— Дед Петя, а что они всегда так, каждый день всех? — Юрий показал руками, как его досматривали.

— А-а, — отмахнулся дед, — не обращай внимания. Раздевайся, вот тебе тапки и пой-дем.

Сабонин разделся, прошел в комнату.

— Знакомься, Юра, это Ольга Федоровна, моя жена, а это — Юра, наш грузчик. Но, самое главное, великий рыбак! — Дед Петя поднял вверх указательный палец.

— Рад познакомиться, Ольга Федоровна. Но, как-то неудобно даже — какой из меня великий рыбак? Дед Петя явно преувеличивает.

— Ладно, ладно, Юра, заскромничал… пойдем на кухню, посидим немного, пока зять не приехал.

На кухне он достал пиво, разлил по кружкам и вытащил несколько окуней. Сабо-нин привычным движением оторвал голову, разломил окунька вдоль хребта, как бы отде-ляя плоть от костей. Взял кружку.

— Ну, что, дед Петя, еще раз за улов?

— И за классную рыбку — просто прелесть к пиву! — Добавил дед.

Они выпили по несколько глотков, закусывая вяленой рыбой.

— А вот еще, дед Петя, очень вкусно получается, если вначале немного пожевать рыбку, запить пивом и только потом проглотить. Попробуйте.

Дед попробовал.

— Действительно — хорошо. Да с такой рыбой все хорошо, — он засмеялся.

Раздался звонок.

— О-о! Это зять приехал — пойду встречать.

Дед Петя вышел, а Сабонин «прокрутил» в голове возможные варианты беседы и был, как ему представлялось, готов к ней.

— Знакомься, Юра, — начал радостно дед, — это Николай Петрович, мой зять, дочка Ирина.

— Очень приятно, Юрий, — он встал, пожал Михайлову руку, кивнул головой Ири-не.

— Мы с ним вместе в магазине работаем, — продолжил дед, — но, самое главное, Юра классный рыбак. Это вот все он организовал, — дед Петя показал рукой, — и рыбу сам посолил и навялил. Ты, Коля, подсаживайся к нам, попробуй рыбки с пивом. Вкуснятина-а… а Ирина пусть матери поможет стол накрыть в комнате.

Дед достал еще одну кружку, налил пиво, отломил кусочек рыбки и протянул зя-тю.

— Попробуй, Коля, уверяю — никогда ничего вкуснее не ел. Это тебе не магазин-ская ерунда к пиву.

Михайлов отведал вяленого окунька, запил пивом.

— Действительно хорошо, — похвалил он.

— Хорошо-о…вам все хорошо, — дед Петя даже обиделся немного.

— Ну что вы, Петр Валерьевич, прекрасная рыба, наверное, ничего к пиву лучше и нет. — Возразил Михайлов.

— Так и говори прямо, что лучше ничего нет, — заулыбался дед, — а то привыкли там наверху дипломатить да народ дурить. А мы с Юрой люди простые. Хорошо — значит хо-рошо!

— Так я и сказал — хорошо, — улыбнулся Михайлов, нисколько не обидевшись.

— Хорошо — то же по-разному говорится, — не сдавался дед, — накось вот, еще кусо-чек возьми от спинки, он повкуснее будет. Правда, Юра?

— Чистая правда, дед Петя. Полоски вдоль хребта самые вкусные. — Поддержал разговор Сабонин. — А вы, Николай Петрович, рыбачите?

— Нет, Юра, я не рыбачу — времени на это нет. Хотя… может быть с удовольстви-ем и попробовал бы. Но рыбак из меня никудышный — не умею.

— О-о, не умеет он, — вклинился в разговор дед, — чего тут уметь то — опускай крю-чок в лунку да вытаскивай рыбку. Всего делов-то… Юра такие мушки сделал, что окунь их на лету хватает. Мы с ним вдвоем целый куль наловили часа за четыре.

— Куль — это серьезно.

— Не веришь что ли? — возмутился дед. — Так пойдем прямо сейчас на балкон — там полкуля лежит. И у Юры, поверь на слово, полкуля.

— Почему же не верю, Петр Валерьевич? Как раз верю и хвалю, вот и говорю, что это серьезно, — заулыбался Михайлов.

— А ты, Коля, в следующий раз говори попроще. Я в твоих академиях не учился, может и не понимаю чего, — все еще с обидой в голосе продолжал дед, — но, раз ты женился на моей дочери, так и говори по-простому. Чай, не в генштабе и не в правительстве сейчас находишься. Вы там напрямую и пукнуть боитесь.

Выпитое пиво, видимо, ударило деду в голову. На помощь пришла Ирина, услы-шавшая из комнаты обидный голос отца.

— Ты что, папа, раздухарился? — Она обняла отца за плечи. — Коля тебя любит, уважает, а про то, что бы обидеть — даже и подумать не смог бы. А пукать, папа, и дома не прилично, не то, что в правительстве или генштабе.

Она улыбнулась ласково, поцеловала отца в щеку. Решила сменить тему разгово-ра.

— Юрий, а вы часто рыбачите?

— Да нет, первый раз за зиму с вашим отцом рыбачил. Все как-то не получалось — не с кем было, а одному скучно. — Ответил он.

— Рыбак рыбака видит издалека, — пошутила Ирина.

— Мы просто на работе о рыбалке разговорились и решили на залив съездить. Ре-зультат вы видите — на лицо и удовольствие получили огромное, заряд бодрости и сил.

«Силенок у тебя и так немерено, — подумал Михайлов, приглядываясь к Сабонину, — сразу видно — тренированный человек. И ручонки совсем не грузчика, не привыкли еще холеные пальчики и ладони к ящикам и коробкам магазинным».

— А чем занимаетесь, Юра, в свободное от работы время? — Вступил в разговор Михайлов.

— Да ничем особенным не занимаюсь, — вроде бы простодушно ответил он, — муш-ки вот для рыбалки вырезал, паял, мастерил одним словом. Читаю много — пока еще не женился. Отслужил в Забайкалье срочную, но так никуда и не пристроился до сих пор. Мотаюсь по стране лет десять — ни кола, ни двора. Сейчас решил здесь осесть. Но пока работу себе не могу найти по специальности, пришлось грузчиком в магазин устроиться. Электрик, монтажник, компьютерщик — много чего умею. А вы чем занимаетесь, Николай Петрович? — напрямую спросил Сабонин.

— Я? — даже удивился от такого вопроса Михайлов. — Я — военный, Юра, генерал.

— Генерал — это круто. — Вроде бы удивился Сабонин. — А я думал, что вы бизнес-мен — обычно они ездят с охраной.

Михайлов улыбнулся на вопрос с подоплекой.

— Значит и генералы ездят, Юра. Ты их многих знаешь? — Парировал Михайлов.

— Нет, Николай Петрович, откуда мне их знать. Не встречался никогда ранее.

— Ирина тоже, — он обнял жену, — когда решила стать моей — не знала, что я гене-рал. И генералы бывают разные, как и все люди. Есть врачи, учителя, инженеры — хоро-шие и плохие, как и генералы.

— Вы, значит, хороший, — съязвил Юрий.

Михайлов уже и так догадался, что не простой это грузчик из магазина. Решил немного поволновать собеседника, и посмотреть его поведение в дальнейшем.

— У плохих генералов, Юра, не бывают начальники личной охраны в генеральском звании. И тебе придется с ним побеседовать. Проверят и отпустят, так положено. А потом мы и порыбачить вместе сможем.

На кухню зашли два охранника, предложили Сабонину пройти с ними. Михайлов сразу понял, что такого поворота событий Юра не ждал и очень заволновался. Неизвестно, чем закончится проверка.

Ни Ирина, ни ее отец действий Михайлова не поняли. Пришлось разъяснить не-много, особенно для тестя.

— Петр Валерьевич, Юра далеко не грузчик, не электрик и не монтажник. Так мне кажется, по крайней мере. Вот и пусть проверят его — зачем он устроился к вам в магазин, зачем с вами познакомился? Если он честный человек, то поймет и не обидится.

Малышев долго молчал, потом спросил лишь одно:

— Это правда, что начальник твоей охраны генерал?

— Правда, папочка, правда, — ответила за Михайлова Ирина.

— Тогда ладно, — махнул рукой Малышев. — Я не знаю, Коля, чем ты там занима-ешься в армии и не надо мне этого знать, не положено. Но начальники охраны в генераль-ском звании у простых людей не бывают. Значит важный ты для России человек, Коля, и нужный. И мне кажется, что Юра слишком начитан и образован для грузчика. Пусть про-верят его, это правильно. Пойдемте в комнату, дети, мать наверняка уже стол накрыла, посидим, поговорим по-семейному, без посторонних. Это я виноват — не надо было мне этого парня в гости звать.

— Ну что ты, папа, откуда же ты мог знать — кого звать, а кого нет.

— Нет, доченька, — возразил отец, — раз твой муж человек государственной важно-сти — должен и я думать немного. А он у тебя хороший, не кичится своими погонами. А то ведь как бывает — прыщик какой-нибудь, а строит из себя целый нарыв. Лопнет скоро от важности, изойдется тщеславием.

ХV глава

Совершенно секретно.

Директору службы внешней разведки

г-ну Фрадкину М.Е.

экз. единственный.

Из достоверных источников в ЦРУ получено сообщение о том, что к разработке нового неуязвимого танка в России вероятнее всего причастен генерал-майор Михайлов Николай Петрович, воинскую часть которого внезапно перебросили в Иркутск из-под Хабаровска. В ЦРУ остаются открытыми два вопроса:

Неуязвимый танк, разработчик неизвестен — прикрытие войска связи (Михайлов Н.П.)

Новое оружие, блокирующее всю электронику противника (системы наведения ракет, радары, связь и т. д.). Разработчик Михайлов Н.П. - прикрытие новый танк.

Источник сообщает, что агентуре в России даны указания о проверке указанной информации и сбору сведений. Рекомендовано выйти на Михайлова Н.П. с целью его воз-можной вербовки, а в случае неудачи уничтожить, предварительно допросив с использо-ванием сыворотки правды.

Источнику неизвестно, откуда получена данная информация.

Генерал-майор Измайлов В.С.

Бортовой ознакомился с данным сообщением в службе внешней разведки, довел необходимую информацию до Суманеева и сейчас ждал от него конкретных предложений по защите Михайлова и выявлению агентурной сети противника.

Необходимо все тщательно продумать и взвесить. Что известно противнику дос-товерно, что предположительно и какие шаги он предпримет?

Ситуация поменялась кардинально. Если ранее в ЦРУ были уверены, что под Ир-кутском разрабатывается новый сверхмощный и неуязвимый для современного оружия танк, то сейчас они в этом уже сомневаются. Но не сомневаются в главном — что-то под Иркутском разрабатывается. Чем вызваны сомнения? Именно переброской связистов из-под Хабаровска. У них все замыкается на Михайлове — связисте, а не на нашем Михайло-ве, про него пока в ЦРУ ничего неизвестно. Если Михайлов связист, то он не может рабо-тать над созданием подводных лодок, самолетов и танков. Но может создавать электрон-ное, противоэлектронное оружие. Видимо отсюда и произошел второй пункт сообщения. Конкретики в ЦРУ нет. Информация, полученная от экипажа танка, орудийного расчета окончательно их не убедила. Танк — танком, а электроника важнее. Если она выйдет из строя, вся военная техника станет не рабочей. Бесполезными станут ракеты, самолеты, подводки и те же самые танки, начиненные электроникой, не будет связи и управления войсками, сплошной хаос и неразбериха.

Значит выход у них один — это контакт с Михайловым. Бортовой ждал плана ме-роприятий от Суманеева, он должен появиться с минуты на минуту, и директор отменил все вопросы и встречи, назначенные на это время.

План не появился — появилось экстренное сообщение. Директор читал шифровку и нервничал.

«… Сабонин Юрий Андрианович, познакомился с Малышевым Петром Валерьеви-чем, устроившись в магазин грузчиком, где сторожем подрабатывал последний, зять По-сланника. Выяснив, что Малышев заядлый рыбак, Сабонин организовал рыбалку, вошел в доверие к нему и сегодня в 12–00 встретился с Посланником на квартире Малышева.

Посланник, почувствовав, что Сабонин не тот человек, за которого себя выда-ет, решил провести проверку силами своей личной охраны. Посланник приказал отпус-тить Сабонина после проверки независимо от ее результатов. Это бы сэкономило время на установление личности объекта, успокоило его и позволило вести наблюдение более эффективно.

Однако, объект на лестничной клетке, видимо посчитав, что задержан, отра-ботанным ударом ребра ладони по горлу, убил двух сопровождавших его охранников и сбежал. В настоящее время объявлен в розыск, проводятся мероприятия по установле-нию его действительной личности…»

«Ну, что за проклятое дело, — Бортовой чертыхнулся. — Все нити оборвались…. Где теперь искать этого Сабонина? На дно ляжет, за границу уйдет?.. Если решился на убийство — значит, есть неплохой путь отхода. Или просто обыкновенный психоз? Такие вряд ли психуют понапрасну. Что ж, Суманеев грамотный руководитель и опер — разбе-рется».

Синицин, на которого фактически легла вся тяжесть поиска Сабонина, очень бы-стро установил, что объект является Юргисом Сабонисом, родом из Прибалтики. Даль-нейший путь терялся, связь с какой-либо разведкой не установлена.

Юргис вышел с двумя охранниками по бокам на лестничную площадку. В голове мгновенно прокручивались мысли — идти или бежать, просто проверка или арест? Если арест, то бежать именно сейчас, потом будет поздно и практически невозможно. Лучше не рисковать. Он как бы споткнулся и чуть-чуть присел, охранники подхватили его за руки.

— Все ребятки, все… ноги что-то подкосились, все нормально.

Охрана отпустила руки, Юргис чуть наклонился вперед, словно разглядывая свои ноги и стряхивая пыль с бедер. Резко ударил ребрами ладоней по горлу охранников одно-временно.

— Салаги….

Сабонис смачно плюнул на хрипящих и бьющихся в агонии охранников с пере-ломанными кадыками, повернулся и побежал наверх. О замке на люке чердака позаботил-ся заранее и спустился вниз на улицу через несколько подъездов, где охрана его, естест-венно, не ждала.

Любой разведчик нелегал заранее подготавливал пути отхода и не один вариант. Сейчас Юргис шел на запасную квартиру, где необходимо отдышаться и принять оконча-тельное решение. Сердечко билось часто, в каждом прохожем мужчине виделся сотруд-ник спецслужб, но Сабонис успокоил себя, собрался внутренне и даже сбавил немного ход — не надо выделяться из толпы спешкой. Охранники хватятся его минуты через две, не ранее. Естественно — город закроют и выбраться из него станет сложно, как и из страны в целом. Но, нет безвыходных вариантов и он это понимал. Сейчас нужно сделать ход, которого от него не ждут.

Сабонис подошел к нужному дому и зашел в подъезд, не оглядываясь. Через пол-минутки вышел и внимательно осмотрелся — слежки не было, он вернулся и поднялся в квартиру. Сварил кофе и закурил.

Что он имел на сегодняшний день? То, что Михайлов необычный генерал — со-мнений не было. Но чем конкретно занимался он — неизвестно. Если удастся выбраться из России — в Лэнгли его примут, но карьера полетит к чертям. Остаться — нарваться на арест по собственной глупости, все равно найдут, вопрос времени. Остается одно — брать гене-рала и исчезать вместе с ним. Нет, он не потащит его через границу, допросит, выпотро-шит здесь всю информацию. Тогда можно и уходить.

Юргис понимал, что выйти за город сейчас сложно, все пути уже сейчас наверня-ка перекрыты. И планировал операцию в центре города, планировал дерзко, на грани бе-зумия, с расчетом на внезапность и неожиданность.

Его группа из четырех человек собралась достаточно быстро, прихватив с собой все имеющееся оружие — пистолеты, автоматы и, самое главное, гранатометы. Сабонис с лаской смотрел на них.

РПО-А «Шмель». При соударении с целью срабатывает воспламенительно-разрывной заряд, огнесмесь поджигается, ее горящие куски разлетаются и поражают во-круг все. В полете снаряда используется так называемый репер, снабженный раскрываю-щимися лопастями, которые издают звук, напоминающий полет шмеля.

РПГ-18 «Муха», снаряд кумулятивного действия, предназначенный для пораже-ния танков противника, прожигает броню толщиной до 150 миллиметров.

Сабонис обдумывал план еще и еще раз, необходимо учесть все. Кортеж генерала состоял из четырех машин — одна впереди, его бронированный автомобиль, и две сзади. Порядок никогда не менялся. Конспиративная квартира, снятая на подставное лицо, как раз находилась на пути следования Михайлова, что упрощало задачу. Можно стрелять прямо из окон первого этажа и затем уже выскакивать на улицу. Генерала втащить в этот же подъезд, имеющий выход на другую сторону, где уже поджидала машина. Его люди собирались в другом, соседнем дворе, где так же припарковался автомобиль с деньгами и новыми паспортами. Деньги и новые документы согревали души Юргисовских отмороз-ков, готовых пойти на все.

Все продумано до мелочей и оставалось ждать нового приезда генерала к тестю. Через три дня наступил и этот момент.

Все три окна в квартире открыты настежь и люди замерли в ожидании. Кажется, время остановилось и все не те, не те проезжали машины. Напряжение достигло предела, но вот из-за поворота показался первый джип. Три «Шмеля» одновременно легли на подо-конники, подпуская кортеж поближе. Выстрелы прозвучали практически враз. Взрывы и столбы пламени окутали автомобили, крики обезумевших от страха прохожих и паника мечущихся людей. Бронированный Мерседес генерала по инерции почти влетел в перед-ний горящий джип. Температура в салоне резко повышалась и надо было немедленно уходить, автомобиль мог взорваться в любой момент. Михайлов разблокировал двери и вытащил из салона Ирину, отталкивая ее подальше от пламени. Двое в масках заломили ему руки и потащили в соседний подъезд, Ирина кинулась с криком на помощь, но, полу-чив удар ногой в грудь, отлетела, падая на асфальт, и потеряла сознание.

В машине Михайлов узнал Сабониса и криво усмехнулся, безуспешно пытаясь освободиться от наручников, застегнутых сзади.

— Значит, я в тебе не ошибся, гаденыш.

Но Юргис ничего не ответил, времени на разговоры не было. Машина помчалась сквозь дворы и всего лишь через пару минут остановилась. Михайлова потащили не в подвал, как ожидал он, а уже в другую квартиру. Сабонис остался с генералом один на один, все его люди исчезли.

— Вот, теперь можно и поговорить, генерал, — произнес Сабонис, толкая стоявшего Михайлова на диван. — Посиди, в ногах правды нет, а она сегодня нам очень потребуется.

— На что ты рассчитываешь, Юрий, твоих людей возьмут очень быстро, а значит, вычислят и эту хату?

Сабонис закурил, глянул на часы.

— Моих людей не возьмут, их просто уже нет.

— Заметаешь следы, думаешь — обрубил все концы сразу?

— Думаю, генерал, думаю. Думать — это хорошая черта. — Юргис надменно улыб-нулся.

— А я тебе зачем понадобился? — в лоб спросил Михайлов.

— Не догадываешься? Ты же умный мужик, генерал. Хочу услышать подробности о твоей работе.

— Считаешь, что я все выложу?

— Конечно — у тебя выбора не будет. — Юргис достал шприц. — Знаешь, что это та-кое?

— Шприц, — просто ответил Михайлов.

— Шприц? — Сабонис засмеялся. — Это сыворотка правды, так о ней говорят в на-роде. Один укольчик — и вся информация наружу. В крайнем случае, два, но тогда ты по-сле этого точно труп. И ты это знаешь прекрасно. Я же лично против тебя, генерал, ничего не имею и убивать не стану. Мне это ни к чему. Если, конечно, расскажешь все сам. Так я тебя слушаю.

Михайлов молчал.

— Это плохо, генерал, играешь в молчанку, в героя? Кому это нужно? Подумай, генерал, хорошо подумай, жизнь так хороша, что бы отдавать ее просто так, за идею. Да и идеи сейчас в России не ценятся. Подумай.

И Михайлов думал, думал, как ему вести себя дальше. Его не смущал факт наруч-ников за спиной. Что будет лучше для дела — задержать Сабониса или позволить «вко-лоть» себе сыворотку правды, а потом рассказать нужную историю? Именно нужную, не ту правдивую, которую так хочет услышать этот мерзкий тип. План постепенно созревал в голове.

— Послушай, Юрий, — начал Михайлов, — я человек здравомыслящий, надеюсь, и ты считаешь меня таким же.

— Хотелось бы верить этому, генерал.

Сабонис недоверчиво, но заинтересованно посмотрел на Михайлова.

— Если я расскажу все, — продолжил Михайлов, — ты все равно вколешь мне эту сы-воротку. И вколешь двойную дозу, что бы быть уверенным, что я не солгал. И это факт — не надо лишних слов, мы же договорились быть здравомыслящими. Тебя и так уже ищут и убивать меня за то, что я могу тебя опознать — нет смысла. Но ты это сделаешь из-за правдивой информации. Так что рассказывать мне сейчас добровольно — нет смысла. Может ты предложишь что-то другое?

— Да, генерал, ты правильно расставил акценты, — Юргис отложил шприц в сторо-ну, — не стану скрывать этого. Если ты согласен мне все рассказать сейчас и здесь — мы можем вместе уйти заграницу. Там жизнь более прекрасна в материально-бытовом отно-шении. Мы умеем ценить великих ученых.

Он прикурил сигарету, глянул на Михайлова и предложил ему.

— Нет, я курю только свои. Достань вот здесь в кармане.

Юргис вытащил сигарету, прикурил.

Некоторое время курили молча.

— Какие у меня гарантии? — спросил Михайлов. — И как вы собираетесь меня пере-править?

Он видел и чувствовал, как заинтересовался противник.

— Гарантии? Вопрос излишен — все понимаете сами. А вот переправить можно диппочтой — в ящике до самолета, а там уже в классе люкс.

Михайлов заерзал на диване.

— Неудобно сидеть, когда руки сзади. Может, отстегнете наручники или, по край-ней мере, застегнете их спереди?

Юргис оглядел генерала. «Здоровый мужик, но со мной справится вряд ли, — по-думал он. — Да и беседовать так станет удобнее». Он отстегнул наручники.

— Надеюсь, генерал, вы понимаете, что любой ваш выпад приведет к насилию. И мне бы не хотелось причинять вам боль.

Михайлов на это ничего не ответил.

— Кофе есть?

— Есть, но варить его я сейчас не стану. — Сабонис усмехнулся, пододвигая мине-ралку и стакан. — Промочите горло пока вот этим. И я вас внимательно слушаю, Николай Петрович.

Михайлов выпил минералки, закурил и начал свой рассказ.

— Существуют два генерала Михайлова Николая Петровича. Один я, второй свя-зист, часть которого перебросили сюда из-под Хабаровска для моего прикрытия.

— Вот даже как? — Искренне удивился Сабонис. — Очень неплохой ход, если это правда.

— Это правда, Юрий, и это легко проверить. Лгать мне сейчас нет смысла. Я дей-ствительно разработал сверхмощную броню, которую не пробивает ни один из сущест-вующих в мире снарядов. Такой танк не уничтожается не одним из существующих ракет-ных комплексов. Он неуязвим для современного оружия, что подтвердили недавно проведенные испытания. Броня такого танка намного тоньше и легче обычной, она вполне подойдет и для корпуса кораблей. Какие вооруженные силы смогут противостоять армии, имеющей подобные танки и корабли?

— Где производится такая броня?

— Хотите вы этого или нет, Юрий, но я уже осветил все вопросы. Дальнейший разговор возможен лишь на американской земле. Это будет моей страховкой.

— А не проще ли будет, генерал, вколоть вам сыворотку, выкачать всю информа-цию и не тащить через границу?

Михайлов улыбнулся.

— И как ты себе это представляешь, Юрий? Много ли я нарисую чертежей и разбе-решься ли ты в специальной терминологии? Не надо бредить. Я понимаю, ты боишься, что я смогу сбежать по дороге. Зачем? Это бессмысленно после сказанного. И потом — у тебя будет гораздо больше дивидендов, доставив меня живого и здорового. Ты будешь в фаворе. А так что — провалившийся разведчик чудом возвращается на родину и плетет интересную чушь. Кто тебе поверит. Может и поверят, в смысле не расстреляют, а карьера кончена полностью.

— Интересно получается, генерал. Вначале я делаю предложение, а потом в этом же меня убеждаете вы. Что-то не склеивается здесь.

Михайлов резко подскочил к Юрию, бросил на пол и заломил руку за спиной.

— А теперь склеивается? Я бы мог оторвать тебе голову или просто связать и сдать чекистам. Такому ослу, как ты, даю еще один шанс подумать.

Он отпустил Сабонина, встал и отошел к дивану, наблюдая, как тот приходит в себя, разминая немного поврежденную руку.

— И все равно — я не верю тебе, генерал. — Юрий поглаживал правое плечо. — Не верю.

Голос его уже не был таким уверенным, спесь немного слетела.

— А сейчас в твоей вере нет смысла. Вы же давно за мной охотитесь. Например, Роберт Лоренс — знаешь такого? — Сабонин отрицательно покачал головой. — Может и не знаешь, здесь он представлялся Эдиком. Задержан в моей лаборатории, убил двух солдат, во всем признался.

— Признался? Это вряд ли, по крайней мере — так скоро.

— Признался, признался, куда ему деваться. Левую ладошку в пыль размозжили, даже пришлось ампутировать — выхода не было, сознался.

— И вы еще называете себя гуманистами, — с сарказмом бросил Сабонин.

— Гуманистами? Да, твоя сыворотка правды, конечно, гуманнее. Подох человек, захлебнулся разговорным желанием. И все. Веришь, не веришь, лютики — ромашки. У тебя нет другого выхода. Так что готовь поездку.

ХVI глава

Суманеев экстренно собрал своих помощников. Случай с Посланником выходил за все рамки. Даже не случай, а черт те знает что. Полковники Терешкин и Синицын ничего вразумительного пояснить не могли. Но все понимали, что противник перешел в генеральное наступление.

Как опытный оперативник, генерал Суманеев решил подытожить исходные дан-ные, и, опираясь на них, уже строить версии. Полковник Синицын доложил:

— И так, что мы имеем? Сбежал Юргис Сабонис и сбежал не просто так, а убив двух охранников. Весь кортеж сопровождения Посланника уничтожен. Остались живы водитель и жена Михайлова. Ирина Петровна находится сейчас в больнице, по утвержде-ниям врачей — ничего серьезного ее жизни не угрожает. Водитель не пострадал и дал весьма скудные показания, абсолютно идентичные с показаниями Ирины Петровны. Квартира, откуда произведены выстрелы, обследована. Обнаружено множество отпечат-ков пальцев Сабониса и еще четырех человек. Личности устанавливаются, однако, смею предположить, что это те самые люди, которые находились во взорванной машине в двух кварталах от места похищения Посланника. Сабонис, заметая следы, уничтожил своих людей. Из этого можно сделать вывод, что он один сейчас с Михайловым, в крайнем слу-чае — с одним помощником.

— Вы считаете, Олег Игоревич, что Посланник жив? — Прервал доклад своим во-просом генерал Суманеев.

— Да, жив, Петр Степанович. Тело на месте происшествия не обнаружено. Если бы хотели убить — уничтожили бы на месте. А из этого можно сделать следующий вывод. И не один.

Посланник похищен с целью получения информации. И вот здесь несколько пу-тей. Либо шантаж и деньги, что маловероятно, либо получение информации путем физи-ческого насилия и применения сыворотки правды, либо нелегальная переправка за грани-цу.

Михайлова необходимо найти. Для этого предлагаю следующее: в первую оче-редь блокировать все возможные подступы к иностранным консульствам и посольствам. Тем самым отрезать возможность переправки Посланника с диппочтой. Усилить контроль в аэропортах, ликвидируя возможность перехода с применением психотропных препара-тов, то есть в неосознанном или болезненном состоянии. А также переход границы сухо-путным или морским путем. Однако считаю, что Сабонис, скорее всего, предпочтет Польское консульство. Благо, что посольств здесь нет, да и консульств всего два, в том числе и Монгольское. В настоящее время Посланник или уже в Польском консульстве, или на пути к нему.

Так же предполагаю, что в ходе реализации операции «Посланник», необходимо учитывать и двойную игру Михайлова.

— Вы подозреваете…

— Извините, товарищ генерал, не подозреваю. Я несколько иное имел ввиду.

— Поясните подробнее.

— Михайлов, как человек неглупый и здравомыслящий, — продолжил Синицын, — прекрасно осознавал, что еще одного выстрела из гранатомета не будет. Что в своем бро-нированном автомобиле он мог отсидеться до прибытия подмоги, но разблокировал двери сам и вышел. И он понимал цель Сабониса — похищение с целью получения информации по сверхматерии. Из этого следует, что Михайлов или даст Сабонису дезинформацию, или попытается выяснить всю его шпионскую сеть. Скорее всего, Михайлов подойдет к этому вопросу интегрировано.

— Интересные мысли, Олег Игоревич. — На некоторое время Суманеев задумался. — А что вы полагаете, Сергей Дмитриевич?

Полковник Терешкин уверенно сообщил:

— Я согласен с мнением полковника Синицына, товарищ генерал. Тем более, что сам Посланник утверждал ранее о невозможности его убийства или похищения. Но найти нам Михайлова все равно необходимо в ближайшее время. А вот освобождать его или задерживать Сабониса — необходимо решить на месте. То есть, исходя из конкретной ситуации — где мы его обнаружим, когда и при каких обстоятельствах.

— Хорошо, — подвел итог Суманеев. — Так и поступим, действуйте.

— Есть, — ответили в один голос полковники.

Уже в своем кабинете Синицын произнес:

— Легко сказать — действуйте…

— Не будь занудой, Олег, — перебил его вошедший следом Терешкин. — Ему тоже сейчас не сладко. Ведь в Москву надо сообщать, а как? Там такой шум поднимется…

— Ладно, — отмахнулся Синицын, — давай к делу. Какие мысли?

— Консульства, оба на всякий случай, блокируем с собачками. Если повезут дип-почтой в ящике — они учуют. В аэропорт и на вокзал сообщим, дороги тоже закроем. Надо пригласить всех участковых — пусть обойдут дворы. Может кто-то в последнее время снимал квартиру — дадим им фотки Сабониса. Если он снял еще одну хату заранее, то не далее двух кварталов от прежней. И ближе нельзя и дальше опасно — вдруг засекут по до-роге. Проституток надо потрясти — в апартаментах можно очень легко и безопасно спря-таться на день-два, ему больше и не надо.

— Сексуально здравая мысль, — усмехнулся Синицын.

— А что?

— Да нормально все, Сергей, нормально. Про квартиры и участковых я и сам до-пер, а вот про проституток — спасибо. Давай, собирай участковых, а я возьму на себя кон-сульства.

ХVII глава

Сабонис еще некоторое время колебался, не зная, какое решение принять. Но, возможная слава в случае переправки живого Михайлова через границу, затмевала все. Он уже видел себя на этом коне — почет, деньги, повышение по службе. И нет этой замызганной России.

Правда и червячок сомнений подтачивал — не прост этот Михайлов, ох, не прост, что-то задумал наверняка. Опыт нелегала не давал покоя. Но что такое червячок и опыт в сравнении со славой и деньгами? А Михайлову можно и не говорить ничего. Пусть и не знает о его планах.

— Ладно, генерал, будем считать, что мы друг друга уговорили. Но диппочтой я вас не повезу, есть другой надежный путь.

— Какой, позвольте узнать? Других надежных нет. — Решил поддержать разговор Михайлов.

— Я не стану это обсуждать с тобой, генерал. Но, как ты сам прекрасно понимаешь, провал мне не нужен, а значит — путь есть. Придется снова одеть на тебя наручники, а я отлучусь ненадолго.

Михайлов вытянул руки вперед.

— Нет, дорогой, сзади.

Сабонис пристегнул наручники сзади за трубой отопления. Это гарантировало, как он считал, что клиент не отстегнется и не сбежит. Теперь надо было позвонить и он вышел в коридор, открыл и захлопнул входную дверь, имитируя выход. В ванной поменял симку на телефоне и успокоился лишь тогда, когда услышал, что за ними уже выехали. Он снова хлопнул входной дверью и вошел в комнату.

— Все в порядке, генерал, сейчас за нами приедут.

— Дурак, наручники отстегни — труба горячущая.

— А ты бы, генерал, ручонками сильно не двигал — вот и не обжигался бы, — произ-нес радостно Сабонис, отстегивая Михайлова от трубы.

Но Михайлов прекрасно понимал, что радость противника не от того, обжегся он или нет. Сабонис явно никуда не ходил — это опасно. Значит позвонил и его план начал действовать.

— Все теперь от тебя зависит, Николай Петрович. Будешь вести себя хорошо, вы-полнять все мои указания — окажешься в шоколаде. Деньги, положение, почет — всего бу-дет в достатке, не то, что здесь, в России. Эх, жизнь вольная, — Сабонис с удовольствием потянулся, — ты и не знаешь пока, что это такое. Море, яхта, девочки… Когда есть деньги — все есть. А у тебя их будет немереное количество, генерал.

Михайлов усмехнулся.

— Рано пташечка запела — как бы кошечка не съела. — Но Михайлов решил не раз-задоривать пока Сабониса. — До моря еще доплыть надо.

— Не боись, генерал, доплывем. Все продумано до мелочей, проколов не будет.

— А вот это уже радует, — поддержал мысль Михайлов. Но ты-то по приезду в море с девочками, а мне еще потрудиться придется. Море еще заработать надо.

— Не боись, — вновь уверенно произнес Сабонис. — Лично попрошу за тебя — снача-ла море, а потом уже показания давать станешь. Все будет в шоколаде!

«В говне ты будешь, а не в шоколаде, — ухмыльнулся про себя Михайлов. — На-верняка тебя в этом море и утопят хозяева, что бы все следы замести. А я бы действитель-но был в шоколаде, только мне русские конфетки ближе и тебе этого не понять».

Зазвонил сотовый и Сабонис от удовольствия аж прищелкнул пальцами.

— Вот и все, генерал, за нами приехали. Сейчас спокойно выходим и садимся в машину. Если дернешься — придется тебя застрелить, а очень не хотелось бы. Иди впере-ди, я чуточку сзади.

— А куда там потом садиться, в какую машину? — наивно спросил Михайлов.

— Иди, генерал, иди — не промахнешься.

Михайлов вышел из квартиры, спустился по лестнице, слыша за собой шаги Са-бониса, подошел к подъездной двери. Никого не было. Толкнул ее и увидел микроавтобус с открытыми задними дверками, вплотную подогнанный к подъезду.

— Действительно — не промахнешься.

— А то… — довольно констатировал Сабонис, усаживаясь в салон без окон. — Скоро на месте будем.

Ехали минут пятнадцать. И снова он вышел из машины прямо в открытую дверь, так и не увидев, куда его привезли. Но по времени и поворотам догадался — Польское консульство. Машина не могла петлять по городу — слишком опасно.

В комнате, куда привели Михайлова, было всего лишь одно окно, выходящее во внутренний дворик. И он видел, как прохаживаются там двое мужчин, наверняка охран-ники.

Сабонис достал коньяк.

— Надо отметить, генерал. Не стану скрывать — это уже не российская территория. Основное дело сделано.

— Что ж, Юрий, выпью немного с вами на Польской территории. Но дело будет сделано лишь на Американской земле. А потешить иллюзии можно и здесь.

— Это уже не иллюзии, генерал. — Сабонис опрокинул коньяк в рот. — Диппочта не подлежит проверке. Отсюда — Москва, потом Варшава и наше посольство там. Вот и все.

— Все будет тогда, Юрий, когда я ступлю ногами на землю американского конти-нента. А посольство — это тоже иллюзии. — Он выпил коньяк. — У нас разные взгляды. У меня практичные, у тебя мечтательные.

— А-а, — махнул Сабонис рукой. — Какая разница, все равно результат будет еди-ный. Пару дней — и я на море. — Он помолчал немного, видимо мечтая, затем продолжил: — Это не городская квартира, здесь ФСБ не пляшет. Ладно — пойду отдыхать. А ты, генерал, если захочешь в туалет, поесть, поспать — скажешь дядьке за дверью — все организует.

Михайлов, оставшись один, прикрыл веки. «Комната наверняка просматривается, — рассуждал про себя он. — Значит необходимо вести себя соответственно. Дядька за две-рью — его лицо ничего мне не даст, простой охранник. А кто в консульстве завербован Сабонисом? Надо это выяснить».

Он подошел к двери и открыл ее. Здоровенный накаченный детина тупо смотрел на него, не произнося ни слова.

— Можно мне поговорить с вашим начальником? — попросил Михайлов.

Детина невозмутимо позвонил по телефону — явился Сабонис.

— Что, генерал, не ожидал? — он усмехнулся. — Этот старый трюк не прошел? Ре-шил выявить человека в консульстве?

— Я - генерал, — подчеркнул Михайлов, — и в ваши шпионские игры играть не умею и не собираюсь. Это вы везде видите подвох, даже там, где его нет. Я хотел погулять на воздухе, в дворике, там тоже ходит охрана. И я полагал, что охранник сам это не решит. Вот и пригласил тебя, Юрий.

— Не меня, Николай Петрович, не меня. Начальника ты хотел видеть… Ладно, иди — гуляй.

— Ты не учитываешь одного, Юрий — ты профи в шпионстве, а я в военном деле. Я ученый, а не шпион и все ваши прибамбасы пусть с вами и остаются. Ты в эти игры с ФСБэшниками поиграешь, если нарвешься. А меня они просто грохнут без всяких услов-ностей, как изменника Родины.

Сабонис явно не хотел продолжения разговора. Скорее всего его оторвали от важного дела, которое должно быть закончено. Наверняка общался с Лэнгли по закрытой линии, получая дальнейшие инструкции. Он так и не ответил ничего, торопясь уйти.

Небольшой дворик, зеленая травка, высокий забор и два гуляющих накаченных охранника… Михайлов достал пачку сигарет, закурил, потом подошел к одному из охран-ников.

— У меня скоро закончатся сигареты, можно мне принести такие же? — Он показал пачку.

Охранник кивнул головой, но ничего не ответил и отошел. Михайлов докурил сигарету и вернулся в комнату. Присел в кресло, закрыл веки и задремал в раздумьях. Его разбудил охранник, принесший пачку сигарет. Пятнадцать минут сна немного освежили Михайлова. И он выработал для себя план — прорываться к своим лишь в Варшаве, когда его подвезут к американскому самолету. За это время что-нибудь да узнает существенно-го.

Он включил телевизор. В новостях как раз рассказывали о взрывах. Погибли все охранники. О нем, его жене и водителе не говорили вообще ничего. «Как она там без меня — переживает наверняка сильно. Да и Суманееву достанется не мало. Интересно — вычислит он ходы Сабониса или нет? Если вычислит — меня заберут в Варшаве, не раньше. При посадке в самолет. А значит и мне надо не дать Сабонису в этот самолет сесть — территория Штатов, там его Суманееву не взять».

А Юргис, развалившись в кресле, уже не думал о переправке Михайлова в Штаты, считая это дело решенным. И даже не думал о повышении, и о своих хозяевах.

Море, песчаный пляж, прохлада спальни на личной вилле и несколько голых де-вочек рядом… Он мысленно представлял их в ажурных чулочках темного, белого и телес-ных цветов. Груди непременно упругие от второго до третьего номера. Темная мулатка с европейскими чертами лица, чистая блондинка для контраста и длинноногая азиатка… Юргис задремал в усладе.

ХVIII глава

Ирина пришла в себя еще в карете скорой помощи. И сейчас, лежа на кровати в больнице, было время подумать. Немного болела грудь и голова. Преступник, видимо, не желал ей вреда и ударил только для того, что бы она не мешала своими криками или дей-ствиями. Падая, Ирина ударилась затылком, потеряла ненадолго сознание, и сейчас легкое сотрясение головного мозга давало о себе знать небольшой тошнотой и болью.

Но все это было где-то там — за пределами сознания. Более всего беспокоила не-известность. Врачи ничего не говорили, наверняка и сами не знали подробностей. Сума-неев, посетивший ее лично, тоже не сказал ничего конкретного и вразумительного. Лишь общие, дежурные фразы — поправляйтесь, все хорошо, все в порядке. Он так и не ответил на конкретный вопрос о муже — где он и что с ним? Но, выставленная у дверей палаты охрана, наводила на размышления. Ирина считала, что муж или ранен, или его похитили. В случае летального исхода ее бы не охраняли. Она помнила взрывы, что муж и водитель остались живы, по их машине не стреляли из гранатомета. Вывод напрашивался сам собой — мужа похитили. Но кто, зачем, почему? Этих ответов не было.

Самое трудное для человека — когда не знаешь, что впереди, что тебя ждет, что с твоими близкими людьми. Ирина прикрыла веки и постаралась задремать. Но слезы за-полняли глаза и тихо выкатывались наружу.

Тяжелая женская доля — ждать.

Ей почему то казалось, что вспомнилась вся жизнь, пронеслась в сознанье. Но лишь с того момента, как познакомилась с Николаем, словно и не жила до этого. Припом-нила и слова старой цыганки, ее гадание или предсказание о том, что встретит в жизни зрелого мужчину, полюбит и заживет счастливо, как генеральша за пазухой. Встретила, полюбила и генеральшей стала. Не вспоминала никогда цыганские слова, забыла напрочь, но всплыли они сегодня, вернулись из прошлого. Не понимала одного сейчас Ирина — не было плохого предсказанья, а оказалась она на больничной койке и муж любимый неизвестно где. Жив ли, здоров ли?

Все перевернулось в одночасье. Красивая женщина, отвергающая большинство мужчин за их похотливость, хамскую настойчивость, затащить в постель, поматросить и бросить — познакомилась с мужчиной. И не просто познакомилась, а поехала к нему до-мой, отдала все — и душу, и тело. Влюбилась безумно, страстно и навсегда, смеясь над но-вой зарегистрированной ВОЗ болезнью. Болезнью с кодом 63,9, где ВОЗ признала саму любовь психическим расстройством.

Пришел ОН и перевернулась жизнь, и не нужен никто другой. Ирина встала с по-стели, прошлась по палате туда-сюда, накапливая решительность. Позвонила по сотовому.

— Степан Петрович? Здравствуйте, не слишком заняты, можете говорить? — Ирина начала с осторожностью.

— Добрый день, Ирина Петровна, скорее уже добрый вечер. Я вас слушаю.

Генерал Суманеев не ждал звонка, но и не удивился.

— Вы мне так ничего и не сказали здесь, в палате, на больничной койке. Но, чувст-вую я себя в порядке и хотелось бы все-таки услышать вразумительный ответ — что с мо-им мужем, где он, кто его похитил, какие меры принимаются? И пожалуйста, Степан Петрович, не надо общих фраз и размытостей — я их сама сочинять умею. Просто ответьте на вопрос — четко и конкретно.

Суманеев понял, что просто так от Михайловой не отделаешься. Но и сообщать всю правду было не в его правилах.

— Ирина Петровна, с чего вы взяли, что я что-то не договариваю? Мы работаем над этим вопросом и скоро, надеюсь, ситуация прояснится. Вас не устроит предположи-тельный ответ, а конкретных фактов о похитителях сейчас нет. Я уверен, что все закон-чится благополучно и вы, в скором времени, снова будете вместе.

Ирина махнула рукой, так ничего вразумительного и не услышав.

— Тогда я хочу домой, Степан Петрович. Пусть охрана меня отвезет.

— Это уже не в моей компетенции — это решать врачам.

— С врачами я сама решу — пусть охрана не вмешивается.

— Договорились, Ирина Петровна, всего доброго. — Он на секунду представил себе переживания, беспокойство Михайловой и, как бы сжалившись, продолжил: — Сейчас мужа вернуть не обещаю. Но через несколько дней он будет дома.

«Дома…. Через несколько дней дома». Ирина тихо произнесла последние слова Суманеева. Задумалась. Она не сомневалась, что муж жив, что-то подсказывало ей внутри, что со здоровьем все в порядке. А временная разлука связана с его работой. И он выиграет, он победит.

А что она? Просто ждущая жена — нигде не работающая. Случай заставил ее за-думаться всерьез и над собой. Надо бы устроиться на работу — не для того, что бы ни ви-сеть на шее мужа, а для дела. Что бы занять время с интересом и пользой. Но куда — в школу учителем английского или французского языков? Нет — детям нужно посвятить себя всю, по-другому нельзя. Переводчицей? Да, можно подумать о какой-либо турфирме.

ХIХ глава

Юргис очнулся от приятной дремоты. Образы девочек все еще оставались в памя-ти и топорщились бугорком в ширинке. Он томно потянулся, тряхнул головой, словно скидывая наваждение.

«А почему бы не убить двух зайцев, — пришла в голову мысль. — И проверить ге-нерала, и сделать ему приятное. Если он на самом деле решил уйти на Запад, то не отка-жется от девчонок. А если решил поиграть… Посмотрим».

Сабонис пришел к Михайлову.

— Послушай, генерал, у нас еще есть время, давай, проведем его с пользой для ор-ганизма.

Его губы слегка растягивались в улыбке, а глаза смотрели пытливо и в тоже время с какой-то игривой хитринкой. Николай понял, что Юргис задумал что-то пакостное, решил проверить его «на вшивость».

— Кто же откажется от пользы, Юрий, — Михайлов загадочно улыбнулся, желая все-таки немного позлить противника, а заодно и выведать что-нибудь полезное. — Здесь есть тренажерный зал?

— Какой еще зал, о чем ты говоришь, генерал? К черту зал. — Сабонис действи-тельно удивился и Николай понял, что попал в точку. — Я имел в виду — провести время с удовольствием. Выпить бокал хорошего вина, расслабиться, пригласить девочек.

Он взял себя в руки, продолжая гнуть свою линию.

— Что-то я не видел здесь симпатичных горничных, да и не симпатичных тоже. Считаешь, что сотрудницы консульства, если таковые имеются, станут ублажать нас? За-ниматься сексом по приказу?

Теперь уже Михайлов смотрел на Сабониса с игривой хитринкой.

— Фу, генерал, как ты можешь все опошлить одним махом. — Юргис не сумел скрыть показное огорчение. — И причем здесь горничные? Можно пригласить хорошень-ких девочек, именно пригласить, — подчеркнул он последнее.

— Пригласить? — С сарказмом спросил Михайлов. — А как отреагирует пресса на такое приглашение? Ты полагаешь, что эти проныры журналисты не узнают о таком слу-чае? И как отреагирует консул на заголовки газет? Например, «Мужики польского кон-сульства решили попробовать русских проституток». Скандал, батенька, будет, скандал. А он нам сейчас ни к чему.

«Вот ведь куда вывернул, гадюка, — Юргис уже действительно огорчился. — А, может быть, он и правда не хочет скандала? Нет, не то. Скандал не успеет разгореться, пока мы здесь. Заботится о консульстве? Чушь собачья. Нравственно устойчив? Как ска-зали бы в советское время. Такие не рвутся на Запад. А он и не рвется. Стоп, — но мысль продолжала двигаться по инерции, — а может он однолюб? Жена действительно красавица. Тогда почему он заикался об отдыхе, о море, а не о жене? Еще раз стоп. Да он просто меня разводит, издевается, гад».

— Послушай, генерал, — как-то тяжело произнес Сабонис, — ты, конечно же, прав. Скандал нам ни к чему. Но не надо считать местных мужиков онанистами.

— Онанистами? — Очень удивился Михайлов. — Это-то здесь причем?

— Притом, что здесь не Советский Союз. И никто в одиночестве не расслабляется. И скандалов никаких нет.

— Ах, вот ты о чем, — откровенно рассмеялся Михайлов. — Что ж, приглашай.

Теперь уже удивился Сабонис.

— Нет, генерал, желание пропало.

Юргис знал, что у Михайлова молодая жена-красавица. Но, почему-то, он ни разу не заговорил о ней. Это очень настораживало и беспокоило. Решил спросить прямо:

— Скажи, генерал, а почему ты ничего не говоришь о жене? Не ставишь никаких условий.

— Зачем? Все равно ты сейчас не станешь ей заниматься. И ее сейчас, наверняка, усиленно охраняют. В ФСБ тоже не дураки работают, понимают, что она мне нужна. И охраняют, естественно. Со временем степень охраны понизится, тогда и можно будет вы-везти ее в Штаты. Обязательно вывезти. Но, этим уже займешься не ты. Ты удовлетворен ответом, Юрий?

— Вполне разумно мыслишь, генерал. Даже не как ученый…

Он понял, куда клонит Сабонис.

— Ученый? — Михайлов рассмеялся. — По всем Российским канонам я и не ученый вовсе. Некогда было диссертации писать и время на защиту тратить. Хотя — целая бригада академиков под моим началом работала. Некоторых это, конечно, напрягало, скептически относились, с недоверием. Как к генералу — не как к ученому. Да и генерала мне не так давно присвоили, сразу присвоили — не был я ни полковником, ни лейтенантом ранее. И выходит — мыслю я, как человек разумный. Это ты правильно сказал, Юрий. Вот, приве-зешь ты меня в Штаты, где никто меня не знает, как ученого или военного. Но, весь ваш ученый мир, все секретные лаборатории и институты — сплошное ничтожество против меня. Я сумел перешагнуть порог времени, создал оружие будущего, которое такие, как ты, Юрий, не могут ни понять, ни осознать. Ваши тупорылые ученые не смогут объяснить его механизм действия, его состав. Вообще ничего объяснить не смогут. — Михайлов захохотал, глядя на Юргиса, и сквозь смех продолжил: — Ты не переживай, парень, наши академики тоже ни черта не понимают. Только руками разводят. Поэтому ты, Юрий, проси за меня у своих шефов очень много, очень много. Если повышения по службе — то на много ступенек, а денег — немереное количество.

Михайлов видел, что его речь особого впечатления на Сабониса не произвела.

— Хорошо поешь, пташечка, — Юргис усмехнулся, — а вот сделать то пока ничего не можешь. Везу я тебя — а какие у меня доказательства?

Он действительно засомневался в возможностях Михайлова. Кто видел его эту броню? Солдат — и то по словам какой-то проститутки.

Мысли оборвал Михайлов.

— Вели-ка подать хорошего коньячка, Юра. Хочу проглотить пару бокальчиков да и перевербовать тебя.

— Чего? — Удивление на лице Сабониса было неподдельно откровенным.

— Я про коньячок, Юрий.

— Коньячок… ишь ты… перевербовать ему захотелось. — Сабонис все еще нахо-дился под впечатлением сказанного. — А кишка не тонка? В данной ситуации…

— В данной ситуации, Юра, — перебил его Михайлов, — я попросил коньяк.

— Коньяк ему подавай… — все еще не мог прийти в себя Сабонис, но встал и пошел к двери, приказал охраннику принести.

Громила быстро доставил спиртное, Юрий разлил по бокалам. Михайлов сделал пару небольших глотков.

— В данной ситуации, как ты выразился, Юра, тебе лучше работать на меня. — Он поднял руку вверх, как бы предупреждая возражения. — Будем считать, что в Штаты ты меня доставил. Как поступят с тобой? Обсудим два варианта. Первый — я ничего дельного предложить не смогу и, соответственно, буду не интересен. Второй — моей информацией очень заинтересуются. В первом случае ты станешь клоуном, таких в разведке не любят. Но останешься жить. Даже не жить — прозябать без денег, славы и положения. И, полагаю, ты со мной согласен. — Михайлов посмотрел на Сабониса, но тот не выразил никаких эмоций, видимо, придя в себя, и все еще продолжал покручивать в руке так и не тронутый пока бокал с коньяком. — Второй вариант — тебя просто уберут. Ты еще не достиг того положения, чтобы обладать столь важной информацией. Скорее всего, в том же море и утонешь, когда тебе дадут немного деньжат и ты станешь расслабляться с девчонками. Все натурально — выпил много, не повезло, да и девчонки подтвердят естественную смерть.

Сабонис молчал, внешне не выражая чувств. Опыт разведчика взял верх над эмо-циями. Он выпил, наконец-то, налитый коньяк.

— Может ты и правду говоришь, генерал, — тяжело начал Юргис, — стану клоуном или меня отправят в небытие. Может быть…

Он снова замолчал и Михайлов не торопил его, понимая, что сейчас подстегивать нельзя. Сабонис плеснул себе коньяк в бокал и выпил залпом.

— Но, ты не все просчитал, генерал. — Юргис повернулся к Михайлову и смотрел прямо в глаза, не мигая. Рот его немного кривился в злобной усмешке. — Я тебя здесь шлепну и прямо сейчас. А перед этим выжму все, что возможно. Один укольчик — и ты запоешь по-другому.

— Ты все правильно рассчитал, Юрий. — Поспешил ответить Михайлов, понимая, что медлить с ответом нельзя. Если противник начнет действовать — разговоры уже не помогут. — С учетом имеющейся информации. Я бы пришел к такому же выводу.

— Поясни.

Михайлов вздохнул облегченно — он выиграл время и не придется прибегать к крайним мерам. Решил действовать напрямую.

— Поясняю. — Он тоже плеснул себе коньяк и выпил немного. — Тебе придется слушать очень внимательно и не перебивать. Если будет что-то непонятное — вопросы за-дашь потом. Я знаю, кто ты, ты знаешь, кто я. — Михайлов заметил легкую, едва улови-мую усмешку на губах Сабониса. — Да, знаю. Ты — Юргис Сабонис, по-нашему: шпион. Нет, — Михайлов поспешил предупредить вопрос, — я не имею отношение к контрразведке ФСБ. Я именно тот генерал, каким ты меня считаешь. Откуда узнал твое настоящее имя и где ты служишь? Не от ФСБэшников, хотя, может, и они знают. Все просто. В продолго-ватом мозге есть малюсенькое помещеньице и дверочка, там душонка твоя продажная хранится. Открываешь ее и разговариваешь, а душонка врать не умеет, не дано ей этого. Но это так, присказка, все равно не поверишь. Сюда я с тобой поехал, что бы узнать — кто из консульства занимается не своей прямой работой. Ты понимаешь меня. И я это уже знаю — душонка твоя рассказала. И кто в Москве — тоже. Нет смысла ехать с тобой дальше. Может я и не прав — ФСБ необходимы будут доказательства. Но я не их работник, пусть сами документированием занимаются и ты им поможешь в этом. Но, пока это все слова и чтобы ты поверил — необходимо кое-что подтвердить действием. Ты вколешь мне свою сыворотку или застрелишь — на твой выбор. Удивил? А ты не удивляйся, — Михайлов усмехнулся, — единственное, что ты должен сделать, это остановить видеозапись в комнате и забрать пленку с нашим разговором. И действуй. Сам понимаешь, оставлять такие пленки нельзя. Сыворотка или пистолет — твой выбор.

Михайлов чувствовал, что Юргис, из сказанного, мало что понял. Но, он понял главное — разговор серьезный. И именно поэтому злился. Он всегда злился, когда чего-то не понимал. Причем здесь продолговаты мозг, душа, дверка и как это связать с предложением убийства. По сути, генерал сам предложил убить его. Значит, он уверен, что этого не произойдет. Почему?

— Мой выбор? — Повторил последнюю фразу Сабонис. — Мой выбор… Ты же не дурак, генерал, значит, считаешь, что я не шлепну тебя и что-то приготовил про запас, ес-ли начнется исполнение. Выкладывай.

— Но ты не остановил видеозапись и не уничтожил пленку, Юрий, вернее Юргис.

— Ничего, за это не переживай, генерал, пленку я всегда успею забрать.

— Есть такая поговорка у русских: каждому овощу — свое время. Потом тебе при-дется уничтожить не только пленку, но и людей, наблюдающих за нами сейчас. Это кон-сульство и сделать тебе это не удастся. Ты станешь не нужен ни полякам, ни своим. Без-действием ты подписываешь смертный приговор себе, Юргис. Поляки — это нация, кото-рая ненавидит русских. Давно, еще со времен Минина и Пожарского, вернее, гораздо раньше. Ты думаешь — они любят американцев? В каждом стаде любят своих и подчиня-ются силе. Союз развалился вопреки воле народа. Сила сейчас на вашей стороне.

— Да, сила на моей стороне, — перебил его Юргис, — и бред твой, генерал, я слушать более не намерен. Я привезу тебя в Штаты, хочешь ты того или нет, но привезу. Выполню свою работу качественно, а там пусть шефы решают — нужен ты им или нет. Моя миссия станет законченной.

— Законченной…

Взгляд и ледяной голос заставили Сабониса выхватить пистолет, но Михайлов перехватил его руку, резко дернул к себе, одновременно поворачивая в сторону. В мгно-вение ока Юргис оказался прижатым спиной к Михайлову, горло сдавливала согнутая в локте рука, а висок ощущал прохладную сталь оружия.

Генерал, продолжая удерживать Сабониса, убрал пистолет в карман, нащупал его сотовый и позвонил Суманееву.

ХХ глава

Николай вышел из здания Консульства и как-то посмотрел на мир по-особому, словно сделал глоток свободы. Город представился ему более контрастно и обыкновенные детали, не замечаемые до этого, прорисовывались ясно и четко. Конец зимы в самом разгаре, морозы держались крепко, а солнце уже светило по новому, по-весеннему. Сугробы на улицах совсем почернели от накопленной сажи и других, невидимо оседающих выбросов в атмосферу.

Сабониса вывели в наручниках из здания. Он приостановился около Михайлова.

— Я чувствовал, что ты не тот, чекистская мразь.

Юргис сплюнул по зэковски. «Вот и посидишь, поплюешься», — подумал Михай-лов, но ничего не ответил.

Машина уже ждала его, а водитель выскочил и доложил:

— Товарищ генерал…

— Здравствуй, Дима, — перебил его Михайлов, — домой поедем, домой.

Жизнь продолжалась и уже два других автомобиля сопровождали его машину, новая охрана, которую он видел впервые.

А за городом чистый белоснежный снег, еще не подвяленный солнцем и все оста-валось по-прежнему — деревья, КПП на дороге, коттедж, где его ждали.

Ирина выскочила на улицу без пальто, прямо в платье и тапочках, кинулась на шею любимому, целовала заросшие щетиной щеки, оставляя на них следы своих радост-ных слез.

— Ну, что ты, Ирочка, я же дома… замерзнешь.

Он взял ее на руки, так и занес, словно пушинку, на второй этаж.

— Какой ты колючий, я тебя таким еще не видела, — она гладила его лицо ладонью и колючая борода казалась родной и близкой. — Но все равно мой и любимый. Ты, навер-ное, хочешь есть, — вдруг встрепенулась Ирина, — а я тут к тебе со своими обнимашками?

— Хочу, но позже. Побудем еще немного вместе.

— А там что, за столом, мы не будем вместе?

— Будем, — улыбнулся Николай, — будем, но не то. Душа теплится, когда ты лежишь рядом, прижимаясь своим прекрасным телом, щебечешь ласково, хочется тебя всю выпить или съесть.

— Съешь меня, Коленька, всю съешь и выпей… мой родной и любимый.

Она прилегла к нему на плечо, ладонью водила по груди, иногда раздвигая и сдвигая свои пальцы, словно расчесывая волосы. Ей нравилась это немного поседевшая грудь, нравилось запускать в нее пальцы и теребить волосы. Ее волосы на его груди.

— Если бы мне сказали немного раньше, что я выйду замуж за мужчину старше на двадцать три года, я бы просто усмехнулась и никогда не поверила в это. А сейчас ты мой самый любимый, дорогой и самый молодой мужчина на всем белом свете. Вот как пово-рачивается жизнь…

Ее глаза стали грустными и повлажнели.

— Что ты, Ирочка? — Не понял сразу Николай.

— Ничего, это я так… А что они хотели от тебя?

Николай вздохнул, гладя любимую по спине.

— Я же работаю на оборонку, Ира, мною создано принципиально новое средство защиты. Такое средство, о котором могут писать лишь фантасты в своих книгах, а оно су-ществует в реале. Их разведке стало известно кое-что, совсем немного — вот они и реши-лись меня выкрасть. Да ничего не получилось — руки оказались коротки. Но ты не пере-живай, ничего подобного более не случится.

— Конечно, не переживай, — Ирина приподнялась на локте, глядя в глаза Михайло-ву, — но ведь как-то они узнали, кто-то сдал информацию и за тобой началась охота. Зна-чит, они не успокоятся, будут продолжать другими методами и средствами. Как же мне не переживать?

Николай прижал Ирину к своей груди, ладонью взъерошил волосы.

— Успокойся, родная, все позади. Никто больше не сможет причинить вреда ни те-бе, ни мне. В Лэнгли уйдет сообщение, что полученная ими информация ошибочна. Все уладится и никто за мной охотиться не станет.

— Лэнгли? Это что — ЦРУ?

— Да, это их разведка. И больше не будем об этом, все закончилось.

ХХI глава

Май в этом году выдался промозглым, холодным и дождливым. Уже конец меся-ца, а летнего тепла так и нет. Правда постояло тепло пару дней всего и вот уже вторые сутки льет дождь. Ладно бы дождь, а то с ветром и снег иногда пробрасывает. Но температура держится плюсовая — до одного градуса. Мерзкая погода, хоть и говорят, что у природы ее плохой не бывает. Может — кому-то и такая нравится. Но, наверняка этих людей немного.

Владимир сидел на табурете, поджав под себя ноги и накинув на плечи куртку. Сидел нахохлившись, словно индюк, и ничего не хотел делать. Надо бы завтрак пригото-вить, печку протопить, чтобы согреться, прийти в себя. Но он сидел, тупо уставившись в одну точку еще с вечера.

Организм брал свое — захотелось в туалет. Владимир с трудом распрямил затек-шие ноги. Пошел вначале, словно на ватных ногах. Вернулся через некоторое время с улицы, закрыл дверь на крючок, выпил сырой водицы и плюхнулся на диван, не раздева-ясь. Уснул сразу же, хоть и было уже раннее утро. Проспал до вечера.

Может быть от голода, холода или от того, что выспался, но не было в глазах ра-нее присутствовавшей тупизны. Взгляд стал осмысленным и колючим, дерзким.

Владимир встал и впервые осознанно осмотрелся дома. Тот же старенький диван-чик, который еще покупали его родители лет двадцать назад, пара обшарпанных табуре-ток и стол. Куда-то исчезла, испарилась стенка, холодильник… посуда.

Да-а-а… долго он не был дома… Отец с матерью так и не дождались.

Пятнадцать лет назад сел за изнасилование, отсидел свои отмеренные семь лет и вернулся. Очень скоро получил новый срок на восемь лет.

Прошел Владимир Устинов все круги ада на зоне, где его сразу же опустили, но выжил, не сломался внутренне. Лишь стал неразговорчивым. А глаза становились иногда ледяными, в которые смотреть становилось страшно.

Хоть и не трогали его зэки на втором сроке, как «женщину», но сидеть в положе-нии опущенного очень не сладко. Жизнь продолжалась, жить надо. Денег нет, работы нет…

Владимир вышел во двор. Все тот же, но уже изрядно сгнивший и покосившийся местами заборчик вокруг участка в пять соток. Дом тоже обветшал и выглядел необжи-тым.

Еще пять лет назад, когда умерли родители, приезжали к нему на зону какие-то люди, просили, уговаривали и даже пугали, чтобы подписал он документы на продажу дома и земельного участка. Отец с матерью приватизировали все и оставался он единст-венным наследником. Домик, конечно же, никого не интересовал, а вот земля… земля находилась в неплохом месте города и стоила не мало.

Владимира мало сейчас интересовали покосившийся забор и сам дом, но он обра-тил внимание, что прошлогодней травы на участке не было. Значит кто-то использовал его землю, садил что-то на ней. Лишь земля на его участке выглядела незабытой.

Надо бы протопить печь, нагреть дом, который, видимо, так и пустовал пять лет. Устинов нашел несколько старых брусков, досок, разломал их ногами — топора тоже не было.

В калитку вошел мент или, как сейчас они назывались, полицейский.

— Что — откинулся? Когда на учет ставать будешь?

Владимир сжал кулаки до боли в пальцах, посмотрел на пришедшего своим ледя-ным взглядом.

— Ты глазами-то не сверкай — не таких видали. Я твой участковый. Пришел попроведать освободившегося из мест лишения свободы.

Владимир ничего не ответил. Собрал разломанные бруски и доски в охапку, во-шел в дом, перед носом у участкового закрыв дверь, и набросил крючок. Стал растапли-вать печь, слыша и усмехаясь про себя, как барабанит по двери и бранится полицейский.

Он ничего не нарушил, мента в дом не звал, на учет ему ставать не надо — не ус-ловно-досрочно, по звонку откинулся. В течение трех дней обязан явиться за паспортом, а прошли только сутки. Так рассуждал Устинов.

Он растопил печку, присел на табурет. Постепенно дом оживал, наполняясь теп-лом. Думать не хотелось — слишком много о чем надо было подумать.

В дверь вновь постучали. Первая мысль была снова об участковом. Но прошло некоторое время, вряд ли он продолжал оставаться на крыльце. Да и стук был другой, не напористый. Владимир откинул крючок. На крыльце стояла соседка Татьяна, Устинов с трудом, но узнал ее.

— Как ты изменился-то, Володя, — она немного помолчала. — В городе бы прошла — не узнала. — Татьяна вновь замешкалась ненадолго. — А я вижу — труба задымила… дай, думаю, схожу, узнаю: кто тут еще повадился. Вот… а это ты. Не ожидала тебя увидеть, честно не ожидала.

Татьяна что-то еще хотела сказать, но не решилась, так и осталась стоять на крыльце, не зная, что делать дальше.

— Проходи, раз пришла. Здравствуй соседка.

Владимир отступил от двери, давая пройти в избу.

— Ой, здравствуй, Володенька, здравствуй, — враз оживилась Татьяна. — А я с испу-гу-то и не поздоровалась даже.

— Что — такой страшный пришел?

— Не страшный… Это я ляпнула не то. — Она снова замешкалась. — И не с испугу вовсе, а…

— Ладно, — перебил ее Владимир, — присаживайся, раз пришла.

Татьяна присела на табурет, огляделась демонстративно по сторонам.

— Я вот еще чего зашла, — она достала сигарету, прикурила, — не только посмотреть на тебя. Года три назад кто-то залез в твою избу — все сперли. Я вызывала участкового, писала заявление, но менты так ничего и не нашли. Посуду всю, топор, лопату я домой к себе унесла, а то бы и это сперли. Пойдем, Володя, поможешь принести все назад.

Татьяна вздохнула, поднялась с табурета и пошла, не оглядываясь. Она понимала, как тяжело сейчас Владимиру. Вернулся домой, а дома ни отца с матерью, даже ложки с вилкой ни одной нет.

— Вот, — указала она на несколько кулей в своих сенях, — это все твое. Как собрала тогда, так все и стоит. В этом куле посуда — неси аккуратно. В этих белье, тряпки кой-какие, одежда. Мебель, холодильник, телевизор, извини — не уберегла. Твоих я хоронила, просили они меня перед смертью сберечь дом, тебя встретить, рассказать все, как было. Расскажу, придет время, а сейчас неси. Потом придешь — в стайке там у меня лопаты, ви-лы, ведра, топоры…

Владимир перенес все. За работой и настроение поднялось немного. По крайней мере глаза уже не смотрели холодной тоской.

Вновь появилась Татьяна, уже вошла без стука и со своими сумками. Развязала один мешок, достала несколько тарелок, ложки, вилки, ножи. Из сумок вытащила продук-ты — нарезала, накрывала стол. И все молча.

Владимир тоже молчал, ничего не спрашивал и не мешал Татьяне. Сидел на табу-рете и наблюдал.

Время изменило и ее. Когда он последний раз видел Татьяну, ей было двадцать два года. Прошло пятнадцать лет. Кто она сейчас… муж, дети?.. Ничего этого Владимир не знал.

— Садись, Володя, к столу, — она достала бутылку водки, налила четыре рюмки, на две положила по куску хлеба. — Помянем твоих.

Выпили молча, не чокаясь. Татьяна сразу налила по второй.

— А теперь за тебя, что ты вернулся. Твои никогда не верили, что ты насильник и убийца.

— Не надо об этом, — оборвал ее Владимир, — не готов я к разговору сейчас.

Он чокнулся рюмкой, опрокинул ее в рот, подождал, пока освободится другая, и разлил снова.

— Давай лучше за тебя выпьем. Никого не осталось у меня на свете, — он грустно усмехнулся, — кроме тебя, соседка.

Очень давно не пил водки Владимир. Три выпитые подряд рюмки немного ударили в голову. Очень давно не видел он женщин… Комок желания подступал, давил на горло… Татьяна встала.

— Не бойся… не изнасилую, — прохрипел он.

— И не получится, Володя… изнасиловать.

Она практически одним движением скинула платье…

Через минуту они вернулись со скрипящего дивана к столу. Изголодавшийся — он толком и не сумел ничего сделать.

— Расскажи о себе, Татьяна, — попросил он.

— А что рассказывать, Володенька? Особо и нечего. Была замужем, детей не роди-ла, родителей тоже схоронила. Одна я, совсем одна. Завтра, вот, вместе поедем — на одном кладбище лежат твои и мои. Покажу где. Ладно, наливай, чего сидишь?

В ее глазах блеснули слезы. Татьяна встала, подошла к дивану, вытерла глаза сво-им платьем. Владимир обнял ее сзади… и вернулись они к столу уже через полчаса, вдо-воль насладившись друг другом.

— А ты-то как, Володя, что делать будешь?

— Не знаю, Таня, не знаю. Паспорт вначале получить надо, работу искать буду.

— А с делом твоим что?

— А что с делом? — Он усмехнулся. — Один раз я уже поискал правды — загремел на восемь лет.

— Да-а-а, видно простому человеку и правды не видать, и не оправдаться даже. Но ведь та сучонка-то потом родила, якобы от тебя. Ты же можешь сейчас на экспертизу по-дать — явно не твой ребенок. Потом и раскрутиться все, как надо. Хоть судимость снимут, может и накажут кого.

Татьяна наполнила рюмки, ждала ответа.

— Давай лучше, Таня, за тебя выпьем. Согрела ты мне душу сегодня, Танечка, ду-шу согрела. Первый раз за пятнадцать долгих лет. И не сексом — своим отношением со-грела. За тебя, моя внезапная радость!

Они выпили и закурили оба. Татьяна решила сменить тему, будет еще время по-говорить об этом.

— Сейчас конец мая, Володя, огород надо посадить. Картошку, грядки. У меня се-мена есть. Завтра на кладбище съездим с утра и начинай копать, а я посажу тебе все. У меня и мотоплуг есть, я еще тоже картошку не садила, завтра собиралась.

ХХII глава

Жизнь текла своим обыденным чередом. Для кого-то белыми, для кого-то серы-ми, а для кого-то и черными днями. Все, как обычно и для каждого индивидуально.

Татьяна с Владимиром жили вместе, дома их стояли рядом, по улице друг к другу не ходили — через огород. Совместное проживание не афишировали, да и некому особо было рассказывать. О законном браке никто не заговаривал — рано еще было обсуждать эту тему, но жили вместе и дружно.

Через недельку вновь наведался участковый. Только на этот раз поздоровался и разговаривал более вежливо.

— Вот какие дела, Владимир, — начал разговор участковый, — паспорт когда полу-чишь?

— Так это не от меня зависит, сами знаете. Велели зайти через три недели. А пока справка…

— А на работу когда?

— Хотелось бы раньше, но пока паспорта нет — кто же примет?

— Да-а-а… так вот какие дела, Владимир, — вновь замялся участковый, — заявление на тебя поступило.

— Да, блин, когда же вы дела-то мне шить перестанете, когда же это все кончится? — Неподдельно возмутился Владимир.

— Никто тебе, Устинов, дела шить не собирается. А заявление вот о чем — извест-ная тебе гражданочка просит оградить ее от вашего возможного очередного надругатель-ства над ней, как над личностью.

— Значит, это опять та сучка на меня кляузы строчит. А вы куда смотрите, органы правоохранительные, черт бы вас побрал. Знаешь что, участковый, один раз тебе скажу — больше говорить не стану. Хочешь: верь, а хочешь: не верь. Я не только ее тогда не наси-ловал, но даже не видел никогда и не знал. И сейчас знать не хочу. Забоялась она, занерв-ничала. Знает прекрасно, что срок я получил по оговору, по подставе ментовской. А сей-час боится, что освободился и приду искать правды. А правды она ой как боится — вот и пишет необоснованные заявы. Да, мента того я завалил и отсидел уже за него по полной. Только и здесь себя виновным не считаю.

Вот так, участковый, больше я тебе говорить ничего не буду. И не приходи боль-ше. Считай, что все необходимые профилактические беседы ты уже со мной провел. И в это дело не лезь, а то самого завалят.

— Устинов, ты хоть думаешь, что говоришь?

— Все, участковый, все. На этом разговор наш окончен. И не слышал ты вовсе ни-чего.

Владимир повернулся и ушел в дом.

Участковый не стал препятствовать. Да и права не имел — отсидел Владимир свое по полной программе. Однако, все-таки насильник и убийца. За такими нужен глаз да глаз. Все они якобы ни за что сидят или сидели.

Полицейский не ушел со двора сразу, чем-то зацепил его Устинов, не признавая вину. Многие не признают, но этот как-то по-особому говорил. В глазах не раскаяние, а лед, злость, может и месть. Присев на валявшуюся чурку, участковый задумался, не обра-щая внимания на моросящий дождик и ветер.

«Преступник — есть преступник… хоть и отсидевший. В глазах ненависть… А ес-ли он невиновен?.. Будет мстить? Эта краля уже написала заявление, вела себя как-то дер-гано. Оно и понятно — боится. Так может больше боится того, что насильник другой, а от-сидел этот? И что делать»?

И что делать — он не знал. Профилактические беседы, обходы здесь не помогут.

ХХIII глава

— Ну и отвратительная погода, черт бы ее побрал. Представляешь — за весь месяц ни одного нормального дня. Привет.

Подполковник полиции Старовойтов Сергей Павлович, старший оперуполномо-ченный уголовного розыска, с шумом ввалился в квартиру своего друга Горюнова Викто-ра Игоревича, тоже подполковника и старшего опера.

Привет. — Хозяин усмехнулся. — Погода действительно мерзкая. Наверное, и ста-рожилы такой не помнят. Давай зонтик на ручку привесим и проходи на кухню. Я пивка взял.

— А чо только пивка?

— По трезвому надо все обсудить.

— Чо тут обсуждать — валить его надо и все.

— Вот и поговорим. Проходи.

Старовойтов устроился на стуле, Горюнов разлил пиво по кружкам. Выпили не-много.

— Слушай, Виктор, чего здесь рассуждать? Валить надо падлу, иначе сами спалим-ся. — Возмущенно продолжил Сергей.

— Не кипятись, Сережа, не кипятись. Что — придешь домой и застрелишь?

— Ну, почему сразу застрелишь и дома? — Возразил Старовойтов. — Надо обдумать — где, когда и как?

— Так, а я для чего тебя пригласил?

— Вот это правильно. Что предлагаешь, какие мысли?

Бывшие лейтенанты, а сейчас подполковники вновь наполнили кружки.

— Я уже кое-что начал, Серега, — Горюнов отхлебнул пива, — якобы невзначай встретил Светку. Объяснил ей, что надо заявление на падлу написать, предупредить орга-ны о возможной опасности со стороны Устинова. Она поупиралась, но написала — вот на этом и сыграем.

— А чо упиралась то, ей-то какого хрена еще надо?

— Боится она, Сережа, боится. Боится, что за ложный донос сядет, а может и со-весть мучает.

— А деньги от нас брать не боялась, совесть не мучила?

— Оставим это, — нахмурился Горюнов.

— А чо оставим, чо оставим? Деньги взяла, на незнакомца донесла, Петька из-за нее погиб… из-за суки этой. И она еще выколупываться будет? Надо ее еще разок трах-нуть — пусть порадуется, тварь.

Старовойтов допил пиво со злостью, налил себе полную кружку.

— Ты совсем рехнулся, Сергей? Не трогай говно — вонять не будет. Или сесть хо-чешь, герой-любовник?

Горюнов уже давно и многократно пожалел, что связался с этими… Сергеем и Петром. По пьянке позабавились с девчонкой — пятнадцать лет мучаются. Петр погиб — толкнул его неосторожно Устинов, а он оступился и черепом о камень… Удалось поса-дить лоха за убийство. А сейчас что? Сережа этот… тупой амбициозный индюк… Виктор вздохнул тяжело, продолжил:

— Ты к этой Светке даже близко не подходи. Заяву она написала на Устинова — это нам на руку. Я выманю его к дому Светки, а ты пристрелишь лоха. За нападение на поли-цейского, то есть на меня.

— А чо это я пристрелить должен?

— Хорошо, — не стал спорить Виктор, — заманивай Устинова ты, обеспечивай ему орудие нападения, разработай версию о нашем и его неслучайном присутствии около до-ма Светки. А я пристрелю.

Горюнов понимал, что у Сергея мозгов на разработку операции не хватит. Тупой, а дослужился до подполковника. В милиции-полиции это не редкость.

— Ладно, сам прикончу. Давай еще по одной и я домой потопаю.

Старовойтов вышел из подъезда. Дождь все продолжал моросить и бросался в лицо, когда зонтик задирался вверх от порывов ветра. Резко и внезапно зонт наклонился вниз, удар по затылку и… темнота.

Сергей очнулся, голова, словно чугунная, трещала от боли, особенно ныл заты-лок. Он хотел было потрогать его, но не смог и не сразу сообразил, что связан. Огляды-вался и приходил постепенно в сознание.

— Очухался, сволочь?

Старовойтов вздрогнул, сердце заколотилось сильнее — голос прозвучал внезапно из-за спины. Он не узнал его и пока не знал, кому обязан таким положением. Враги действительно были. Особенно, если учесть, что ума не хватало и подполковничьи погоны заработаны физическим выбиванием признания от задержанных. Не сбором и предъявлением фактов, а чаще всего банальными побоями. Были и такие, с кем ему очень и очень не хотелось бы встретиться в подобной ситуации. Он попытался освободиться и внезапно осознал всю тяжесть своего положения. Руки крепко связаны за спиной, а ноги согнуты и привязаны к плечам. И он голый, абсолютно голый лежит в позе рака.

— Кто ты, что тебе надо?

Его голос сорвался в испуганном крике.

— А что надо было тебе, ментяра, или понтяра? Как вас теперь правильно назы-вать? — Устинов вышел из-за спины. — Что надо было тебе, сука, когда ты меня, безвинно-го, засадил на семь, а потом и на восемь лет? Что надо было тебе, мразь, когда ты со дружками насиловал девчонку, а посадил за это меня?

Старовойтов узнал Устинова и несколько успокоился. Он не принимал его всерьез и выбрал тактику наезда. Впрочем, выбирать ему не приходилось — не ударенная голова, а природная скудоумость не позволяла другого.

— Так, быстро развязывай и поехали. Я тебя, петушок, в этот раз на пожизненное отправлю, если не хочешь, чтобы пристрелил тебя здесь. Быстро развязывай, шевели граблями, падла.

Он окончательно пришел в себя, страх исчез, уступая место властной тупой, на-пыщенной важности и осознания незыблемости своего служебного положения.

Устинов откровенно расхохотался.

— Ты на себя со стороны посмотри, — все еще продолжая смеяться, говорил Влади-мир. — Лежишь голенький, готовый к порке и командуешь. Хоть ты меня и рассмешил, но снисхождений не будет, не надейся. — Уже серьезно закончил он.

— Быстро развязывай, я тебе сказал. Меня в детстве и то не пороли… Пороть он собрался… Быстро давай, шевелись, — командовал Старовойтов.

— Быстро, так быстро, как скажешь на этот раз, — уже угрюмо и зло заговорил Вла-димир. — Только пороть тебя не ремень будет — ишь, размечтался о детстве. Пороть тебя вот эта вот машинка будет. В шопиках продается… кто садо-мазо увлекается, бабам опять же удовольствие… и таким, как ты.

Устинов показал инструмент — цилиндр с электромоторчиком, внутри металличе-ский шток, на конце которого упругий синтетический член.

— Ты чо это задумал, падла, чо задумал? Быстро развязывай, а то пристрелю, как собаку.

Старовойтов так и не понял пока опасности, продолжая в уверенности надеяться на свою неприкосновенность из-за полицейской должности. Вновь попытался освобо-диться и не смог. Постепенно самоуверенность вытеснялась осознанностью. Страх при-шел внезапно, ворвался бурей, когда синтетика прикоснулась к анусу. Он задергался, за-юлил волосатой задницей и уже запричитал умоляюще:

— Ты чо это задумал то, чо? Отпусти меня, отпусти. Будем считать, что ничего не было, разбежимся по-хорошему. Отпусти.

— Отпустить? А ты меня отпустил? А ты думал — каково это на зоне сидеть за из-насилование, за твое изнасилование? Ты думал, когда насиловал девчонку, думал — каково ей? Вот и подумай, прочувствуй все сам, всей своей поганой шкурой, жопой своей прочувствуй.

Его голос отдавал ледяной хрипотцой, глаза сверкали яростью.

— Нельзя так, Володенька, нельзя. Виноват я, виноват. Давай, по закону все сдела-ем, я признание напишу чистосердечное. Отпусти меня, отпусти…

Устинов заклеил его рот широким скотчем.

— Если бы ты чистосердечно признался и действительно раскаялся — я бы тебя от-пустил. Но, такому, как ты, верить нельзя. Ты же убьешь сразу, со злорадством убьешь. Потому, как нету у тебя ни совести, ни чести, ни ума. И бред твой слушать я не хочу.

Устинов включил инструмент, видя и слыша, как замычал дико и задергался Ста-ровойтов. Бросил напоследок:

— Лежи, сука, получай заслуженное удовольствие. Я ухожу, утром вернусь. За ночь, надеюсь, до смерти напорешься, подумаешь о многом.

На следующий день Устинов не стал закапывать или топить труп. Выбросил так, что бы не сразу, но достаточно быстро нашли. Одежду и целлофан, на котором все проис-ходило — сжег. Табельное оружие и секс-интрумент разобрал на части и утопил в разных местах. Следов не осталось никаких. А Горюнова просто зарезал следующим вечером в собственном подъезде, пока еще не нашли первый труп и он не стал опасаться.

Судье, который его незаконно осудил первый и второй раз, которого явно «под-мазали», который вынес приговор без достаточных доказательств — отправил письмо. Обыкновенное простое письмо по почте: «Ожидание смерти — хуже самой смерти. Жди, падла.» Что с судьей делать, Устинов еще конкретно не решил. Он добился справедливо-сти, своей справедливости. И не пошел бы на это, если бы правоохранительные органы были права охранительными. Отсидев семь лет ни за что, он обратился в полицию. Но вместо справедливости получил еще восемь лет тюрьмы. Теперь не верил уже никому.

ХХIV глава

Два трупа враз в одном отделе — такого в городе не происходило еще никогда. Одного банально зарезали в собственном подъезде, не взяли деньги, пусть и небольшие, часы, табельное оружие и удостоверение. На грабеж убийство не походило — сотрудник был в форме. Пока рассматривалась одна основная рабочая версия — убийство в связи с профессиональной деятельностью. Пришлось поднимать все дела Горюнова практически за весь срок службы. А их было совсем не мало. В первую очередь отрабатывались осво-бодившиеся недавно зэки. Естественно, в список попал и Володя Устинов.

Второй… Здесь все обстояло намного сложнее. Сотрудника нашли абсолютно го-лым и изнасилованным. Скончался он от разрывов прямой кишки и возникшего при этом кровотечения. Причем, как утверждают судмедэксперты, насиловали его многократно и после смерти тоже. Вот это — после смерти — наталкивало на иные мысли. Могли изнаси-ловать, могли. Но, насиловать после смерти — это не похоже на обычную расправу, месть. Здесь, как считали специалисты, похоже поработала какая-то новая необычная секта.

Возбудили два уголовных дела и после горячих споров объединять их все-таки не стали. Совершенно разные способы убийств.

Участковый хотел было предложить свою версию. Вернее конкретного человека, который отсидел, как раз освободился недавно и считает себя невинно осужденным. Ре-альный мотив у него был.

Но, что-то остановило его от поспешного шага. Может быть мысли о возможной невиновности Устинова. Но, скорее всего, необычность убийства Старовойтова. Да, Устинов мог изнасиловать и убить. Тем более, что сам познал насилие. Но, у него явно не хватило бы физических сил на многократное действие. И потом — зачем ему насиловать труп? Он же не извращенец. А если извращенец? Нет, все равно тогда должны быть сообщники, а зачем ему лишние свидетели? Вот, Горюнова, возможно, он завалил. Много мыслей приходило в голову. И он решил пока не говорить ничего, провести собственное небольшое расследование.

Вновь участковый посетил Устинова и снова беседа состоялась на улице, во дворе дома. Но, в этот раз, первым начал разговор Владимир:

— Что, участковый, что ты ко мне все ходишь и ходишь? Вроде бы я все сказал в прошлый раз. Скоро получу паспорт, устроюсь на работу, антиобщественный образ жизни я не веду, не бомж. Или так положено — раз бывший зэк, значит надо мозги ему парить и после отсидки? Почему вас народ не любит — поэтому и не любит. Прав я или виноват, но я отсидел свое, участковый, отсидел. Не по УДО откинулся, по звонку. И нечего меня тут обхаживать — стукачем не стану, не надейся. Кстати, хоть бы представился, что ли? А то и звать как не знаю.

— Старший лейтенант полиции Разумный Игорь Львович, ваш участковый. Вот мое удостоверение.

— Да на хрена мне твое удостоверение, Разумный. И не разумный ты вовсе, если все ко мне ходишь и ходишь. Преступников лови, участок охраняй, покой людской.

Участковый заметил, что изменился Устинов, сильно изменился. Исчезла ледяная угрюмость в глазах, разговаривать стал хоть и с наездом, но нормальным голосом. Види-мо, ушла куда-то кипящая внутри его ярость. От чего эти изменения? Совершил все-таки месть или пообвык на воле?

— Не просто я зашел к тебе, Устинов, не просто так. Прошлый раз ты говорил, что не виновен, зря сидел.

— Ничего я тебе прошлый раз не говорил, — перебил его Владимир, — об этом и ска-зал прямо.

— Да помню я, все помню.

— Раз помнишь — не начинай заново.

— Не начинал бы, но обстоятельства так сложились. Двух оперов у нас убили, как раз тех, кто твое дело вел.

— Неужели Старовойтова с Горюновым? Так я рад, очень рад, что эти подонки по-лучили по заслугам. Хорошую весть ты мне принес, участковый. Пойдем в дом, отметим это радостное событие, приглашаю.

— Ты не ёрничай, Устинов, не ёрничай. Не поздравлять я тебя пришел.

— Не поздравлять… Понятное дело — не поздравлять. — Голос Владимира вновь стал угрюмым и ледяным. — Признанку пришел получить. А вот хрен тебе с маслом. Ду-маешь, что если бывший зэк, то вам все можно?

— Не все можно, а делаю, что положено, — перебил его Разумный. — Где вы находи-лись в момент убийства, Устинов?

— Да-а-а, — печально протянул Владимир, — видимо, мне так и предстоит нести свой крест зэка пожизненно. Где что случись — сразу ко мне. Есть ли у вас, гражданин зэк, алиби?

— Причем здесь зэк?

— Да притом, участковый, притом. Ты же не пошел в соседний двор спрашивать, ко мне приперся. И говоришь — причем здесь зэк? Ты же разумный или только по фами-лии такой? А алиби?.. Я не спрашиваю, когда были эти убийства. Я никуда не хожу, все-гда дома. Вот и все алиби, которого для вас нет. А то, что этих мерзавцев убили — я дейст-вительно рад. Это не люди — нелюди, подонки.

— Так говорить — нужны веские основания.

— Основания тебе нужны, участковый? Есть основания. Когда-то давно трое их приперлись сюда, вот в этот как раз двор. Один стал кулаками махать, я его оттолкнул от себя. А он сделал шаг назад и упал. Упал прямо башкой на этот вот камень здоровенный, расшиб себе затылок и помер. Вот он этот камешек то, до сих пор здесь, его руками с мес-та не сдвинешь. Дальше ничего не помню — очнулся полуживой в СИЗО. Да, может быть я и виновен за убийство по неосторожности — толкнул все-таки я. Но в целях самозащиты. При хорошем адвокате вообще бы никакой статьи не было. А эти два поддонка пришили мне умышленное убийство. На суде совсем другой камень фигурировал, поменьше намного. Якобы я им, другим камнем, и размозжил череп мента. Свидетелей двое — Старовойтов с Горюновым. Они все и подтасовали. И самое главное — ты знаешь, Разумный, зачем они ко мне тогда приходили?

— Не знаю, откуда мне знать? — пожал плечами участковый.

— Я как раз по первому сроку тогда откинулся. Семь лет отсидел. Вот они и хоте-ли, что бы я никаких жалоб не писал. Били меня, запугивали. Девчонку эту они втроем изнасиловали. На меня случайно наткнулись, как на прохожего, который шел не в том месте и не в то время. Осудили меня тогда без каких-либо экспертиз, по одному чистосер-дечному признанию, которое сами менты и написали. А я подписал в беспамятстве — сильно они меня тогда били. Вот ты, Разумный, как это объяснить можешь? За что я си-дел?

— Если ты говоришь правду…

— Правду? — Перебил его Устинов. — Правда у меня есть, своя правда и единствен-но верная. А вот у вас, ментов, ее нет. Единственно — о чем сейчас жалею — не задавил этих сук, Старовойтова и Горюнова, собственными руками. Повезло кому-то другому. Но я все равно рад. Вот так и доложи своему начальству, что рад, но не убивал.

И опять Устинов ушел в дом, оставив участкового во дворе со своими мыслями.

«Если Устинов говорит правду… то надо доказать эту правду». Такое вот резюме мысли получилось у участкового. Он увидел на соседнем огороде женщину. «Надо бы зайти, поговорить».

— Добрый день, хозяйка. Бог в помощь. — Поздоровался Разумный.

— А… участковый, проходи. Здравствуй. Все по дворам ходишь, добрым людям покоя не даешь?

— Это кому я покоя не даю? Добрых людей наоборот от всякого зла охраняю.

— Да-а, вы наохраняйте… Соседу вот моему покоя не даешь.

— А он добрый, сосед то твой? — С подоплекой спросил участковый.

— Да уж не злой, как ты думаешь. Может и злой сейчас — отсиди-ка зазря столько лет. — Протопопова воткнула лопату в землю. — Может и злой на судьбу свою, на вас, мен-тов. А в действительности он добрый и хороший человек.

— Зазря говоришь… Не зазря — он за убийство сидел. Все как положено — по суду.

— Это так, все правильно говоришь — по суду, — Протопопова тяжело вздохнула. — Новенький ты здесь, ничего не знаешь. Не убивал он никого — липа все это ментовская. Липа. И все это знают. Все в округе.

— А чего же ты тогда молчала, соседка, если он не виновен? Почему показаний не дала, если у тебя факты есть, а не домыслы?

— Я же говорю тебе — новенький ты, ничего не знаешь. Старого участкового быст-ро на пенсию отправили. А ты молодой, тебя на пенсию не отправят — на зону могут, как соседа, на тот свет…

— Ты что мне здесь говоришь, Протопопова, что несешь, пугать меня вздумала? — Возмутился Разумный.

— На хрена ты мне сдался — пугать тебя… еще чего не хватало…

— Зачем тогда чушь всякую мелешь. Почему раньше молчала?

— Чушь мелю, раньше молчала, — взорвалась вдруг Татьяна. — Это ты здесь чушь мелешь, по дворам к честным людям ходишь… Не молчала я, а как положено дала пока-зания, допросили меня — потому как видела все своими глазами. Не убивал он никого, не убивал. Это они его, менты били. А потом один из них оступился и упал башкой о камень. Все видела, все рассказала. Вот здесь, на этом месте тогда стояла. Смотри — отсюда все видно в соседнем дворе. И где эти мои показания, где? Я тебя спрашиваю, а не чушь несу — где? В деле не оказалось ни свидетелей, ни моих показаний. А добрый человек срок отсидел. Из-за вас, ментов поганых. Чушь несу… иди отсюда… праведник нашелся из преисподней, — все продолжала кипятиться Протопопова.

— Ты извини, Татьяна, я же не знал ничего, — опешил от такого поворота событий участковый. — Новенький, как ты сказала. Да-а-а, дела… а вчера и позавчера вечером ты соседа видела, может, заходила к нему?

— Не заходила, но видела. И не раз — он курить часто во двор выходит, а может просто воздухом подышать. На свободе-то и воздух другой. Дышит и курит. А тебе зачем, опять какую-нибудь пакость затеваете?

— Да нет, просто так спросил. Пока, Татьяна, удачи.

— И тебе пока, участковый. Ходят тут всякие…

Последнее Протопопова произнесла уже тихо, только для себя.

А Разумный понял пока лишь одно — на время убийств у Устинова есть алиби. Но надо проверить еще одно — факт изнасилования. И Разумный пошел к Светлане.

— Добрый день, Светлана.

— Добрый день, Игорь Львович. Есть новости по моему заявлению?

Светлана сильно заволновалась и это было заметно. Сильно заметно.

— По заявлению новостей нет. Но вы очень нервничайте, Светлана, почему?

— Нервничаю? Я не заметила. Но, может и нервничаю, а вы бы нервничали, если насильник из тюрьмы вышел, что у него на уме? — Она повысила голос.

— Успокойтесь, гражданка Доровских, успокойтесь. Вы же понимаете, Светлана, что Устинов вам не опасен. И нервничаете вы совсем по-другому поводу. Вы боитесь других, не Устинова, я все знаю. С кем вы встречались, с Горюновым или Старовойтовым? Кто из них попросил написать заявление? Не молчите, Светлана, не молчите.

Она нервничала, сильно нервничала. Руки тряслись и даже губы мелко подраги-вали. Доровских внезапно зарыдала.

— Говори, Светлана, говори. Ну…

— Это Горюнов приходил, он заставил написать, — всхлипывала Светлана.

— Значит, это они тебя изнасиловали, они, а не Устинов? — Требовал и почти кри-чал участковый. — Они?

— Да, да, да — они. Они трое… а потом заставили показать на другого, сказали, что вообще убьют. Я написала… Потом снова шантажировали, говорили, что если откажусь — получу срок за ложный донос. А там семь лет… Я не знаю… меня запугали. Что делать мне, что?

Доровских закрыла лицо руками и рыдала вовсю, давая выход слезами накопив-шемуся страху.

— Ничего не надо делать, Светлана, ничего. Твоих обидчиков нет в живых — они все убиты. Так что живи спокойно. А правду рассказать придется, настоящую правду. Ни-кто тебя не посадит, ты действовала под давлением. А вот оправдать Устинова и изви-ниться перед ним — тебе придется. Хочется тебе или нет, но придется.

Разумный, откровенно говоря, порадовался за Устинова, за его правду. «А что бы сделал ты? — Подначивала мысль. — Я? Я бы убил… всех троих».

Он рассказал руководителю опергруппы Нестеровичу об Устинове. Рассказал, но не все. Рассказал лишь то, что у Устинова на время убийства алиби. Соседка видела. Про его невиновность промолчал пока — это такой повод, который никакое алиби оперов не удержит. Накопают, нароют, заставят… И преступление будет раскрыто. Раскрыто ли, если сидел невиновный?

Полковник Нестерович вызвал к себе своего лучшего опера.

— Вот что, Сергей, был у меня сейчас Разумный, участковый. Поведал, что у Усти-нова алиби. Соседка Протопопова видела его в те вечера. Не верится мне в алиби что-то. Нет, я не утверждаю, что участковый лжет. Но он не опер, мог что-то упустить. Ты разуз-най, расспроси все сам. Хорошо?

— Есть, товарищ полковник, выясню все сам.

Через два часа он уже докладывал своему руководителю:

— Протопопова алиби подтверждает, товарищ полковник. Кое-что она от участко-вого утаила. Спит она с Устиновым и утверждает, что во время убийств он был с ней, ни-куда не отлучался. Не верится мне в это алиби что-то, товарищ полковник, думаю, покры-вает она преступника.

— Вот и мне не верится, Сергей. Только Устинов проходил по делам Старовойтова и Горюнова. Другие то у одного были, то у другого. Короче, другого у нас нет. Берите этого Устинова и допрашивайте, расколите по полной программе.

— Есть, товарищ полковник, сделаем.

Татьяна вышла покурить во двор. Они не курили дома с Владимиром, спать так было лучше. Воздух чище. Она прикурила и глубоко затянулась дымом. Вдруг ее глаза округлились — к дому подъезжали полицейские.

— Вовочка, беги, через окно беги, огородами. Менты за тобой… беги Вовочка, бе-ги, — кричала она запыхавшись, вбегая в дом. — Ночью ко мне придешь через дворы. В мой дом. Беги, Вовочка, беги.

Устинов выскочил через окно, побежал к центру города — там легче затеряться. Но двое оперов не отставали, дыхалка была лучше и они настигли его через полчаса.

— Ах, ты сволочь поганая, бежать вздумал…

Они вывернули ему руку и били в живот, били с остервенением, не стесняясь прохожих.

Внезапно ситуация изменилась. Их самих задержали, надев наручники. Все про-изошло настолько ошеломляюще быстро, что опера все еще пытались стукнуть Устинова, и какое-то мгновение не понимали, почему не могут ударить.

— Кто вы, господа, почему двое на одного? — спросил, не выходя из подъехавшей машины, солидный мужчина.

Наконец-то оперативники опомнились, поняли, что в гражданке и их самих за-держали.

— Мы из уголовного розыска, дядя. Удостоверение в кармане. Давай, отстегивай.

— А это кто, чего же вы его так избивали нещадно? — Спросил солидный мужчина.

— Это убийца, дядя, давай, снимай наручники. Быстро снимай, проблем захотел что ли? Из какого ты РОВД?

— Проблем? — Удивился солидный мужчина. — У меня нет проблем. А ты что ска-жешь? — обратился он к другому, которого опера избивали.

— Я, я… — он закашлялся, — я в третий раз в тюрьму не пойду. Третий раз ни за что… невиновного… это уже слишком, — он заплакал.

— Вот даже как? — откровенно удивился солидный мужчина. — Хорошо, разберем-ся. Везите их всех ко мне, — солидный мужчина закрыл окно автомобиля.

— Куда это ко мне? Вы хоть знаете, кто мы такие? Уголовный розыск. Это нападе-ние на сотрудников при исполнении. Удостоверение в кармане. Да мы вас закопаем, сво-лочи.

Опера задергались, но их усадили в машину. Третий сел сам. Ему было все равно куда — лишь бы не к ментам. Всем троим завязали глаза и машина тронулась.

Через час глаза развязали. Опера оказались в комнате. Напротив сидел тот же со-лидный мужчина, рядом стоял генерал.

— Я Фролов Иван Сергеевич, — заговорил генерал, — федеральная служба безопас-ности.

Опера вскочили.

— Извините, товарищ генерал, мы подумали, что нас бандиты взяли, вот этот точно бандит, — они указали на солидного мужчину. — Прикажите нас освободить и отдайте задержанного, он подозревается в убийстве наших сотрудников. Два раза уже сидел, причем последний — за убийство полицейского.

— Говорить будете со мной, господа, — заговорил солидный мужчина.

— Вот это вряд ли, — бросил один из оперов.

— Этот генерал — начальник моей личной охраны. — Невозмутимо продолжил со-лидный мужчина. — Кто я — вам знать не обязательно. Это понятно?

— Так точно, понятно, товарищ… — Ни хрена себе, попали, — прошептал последнее один из оперов.

— Вот и хорошо… Просто товарищ. Присаживайтесь, господа, рассказывайте.

Посланник выслушал всех внимательно.

— Вот что, господа оперативники, вас сейчас отвезут. Пока в изолятор временного содержания.

— А нас-то за что в изолятор? — в один голос возмутились опера.

— А что — у нас законом предусмотрено прилюдное избиение подозреваемого? Вы его задержали, может быть, и законно, но вот избивать, не оказывающего никакого сопро-тивления гражданина, никому не дозволено. Меня угрожали закопать… Дело будет вести полковник Синицин, он не местный, из Москвы, так что разберется во всем. И с вами, и с вашим задержанным.

Посланник улыбнулся. Оперативников увезли. И он уделил более пристальное внимание Устинову, выслушав его не перебивая.

— Как же так получилось-то, Володя? Два раза сидеть ни за что и сейчас бы сел, если бы я не вмешался, проезжая мимо. Пожизненно бы уже сел. А полицейских ты убил все-таки?

Устинов не знал, как себя вести. Ему хотелось рассказать все, но он не знал, с кем говорит, как и чем обернется для него правда.

— Я же не знаю — кто вы? — ушел он от прямого ответа.

— Понятно, Володя, понятно. Меня здесь все называют Шефом. И ты так можешь звать. Если правоохранительная система не может разобраться внутри себя, значит, ты правильно сделал, что помог ей. Правда Федеральный Закон карает за это, за самосуд. Но, что делать? Есть другой закон — Закон совести, правды, чести. И я, как подавляющее большинство других, тебя не осуждаю. Молчи только, говорить о свершившейся мести никому не надо. Не было ничего и все тут. Живи спокойно, радуйся. Полковник Синицин во всем разберется, тебя наверняка реабилитируют, а некоторых посадят. Ты работал, Володя, до всех этих неприятностей?

— Да, работал. Слесарем на заводе. Сейчас и завода нет…

— Это ничего. Шума, конечно, будет много и головы конкретные полетят. Но тебе выплатят среднюю зарплату за все пятнадцать лет, моральный вред опять же суд опреде-лит. Адвокаты тебе в этом помогут, не переживай — жить будешь, — Посланник улыбнулся.

— А как мне благодарить вас…Шеф?

Устинов поверил Шефу, что справедливость восторжествует, и с него снимут пе-чать судимости. Что заживет, как все люди, без этого проклятого клейма. Захотелось что-нибудь сделать хорошее для этого доброго и большого человека.

ХХV глава

А весна все-таки брала свое, как не сопротивлялась матушка зима своими послед-ними заморозками. По сути, и не весна уже — подходило лето, настоящее теплое время года. Хотя в Сибири в конце мая, начале июня месяца, еще не походишь в одной рубашке ночами, за то днем тепло.

Жизнь текла своим обычным, размеренным чередом, Земля крутилась и, как младшая сестренка, иногда подражала Солнцу. Его протуберанцам, всплеску активности, изрыгая из своих недр вулканическую лаву или сотрясаясь землетрясениями, чаще под-вергая людей опасности более мелких стихийных бедствий.

Так и в политике возникали всплески, тряски и волнения, Но, в основном, все шло гладко и ровно, не без обыденных, естественно, шероховатостей.

Генерал Суманеев наконец-то мог доложить главное — предателей среди своих нет.

Все началось с одного озабоченного сержанта, разболтавшего по пьянке секреты службы. Что мог особо секретного знать сержант? Вроде бы ничего. Но кое-что, в опреде-ленное время, в нужном месте может закрутить маленький маховик, который разматыва-ясь, может создать лавину. Лавину напряженности, нервов, работы. Уничтожить одних и возвысить других людей.

В каждых областях были свои случайные закономерности.

Светлана Доровских постоянно носила короткую юбку и гуляла вечерами. Трое молодых полицейских лейтенантиков частенько употребляли вечерком после работы, наслаивая выпивку на власть. А встретились они действительно случайно. Случайно ли? Может это производство основного резонанса короткой юбки и пьянства на камертоне одинокого вечера? Сложилась та самая векторная составляющая, случайная закономер-ность, приведшая к преступлениям, трупам и тюрьме. И разве случилось бы такое при ро-дительской фильтрации и фильтрации полицейских чиновников? Не притянулись бы то-гда друг к другу определенные отрицательные факторы, породившие злые деяния.

Ирина уткнулась носиком в плечо мужа и равномерно посапывала. А Михайлов все еще не засыпал, лежал в раздумьях после бурных событий. Почему все так произош-ло? С ним, с бедным малым Устиновым, с другими людьми. Что-то тревожило Николая более масштабно, чем конкретные неординарные случаи. Он искал в произошедших со-бытиях социологическую составляющую и понимал, что не хватает чего-то основного, главного. Не хватает идеологического воспитания, нет этой программы в государстве, позволяющей прививать с детства любовь к Родине, ближнему. Нет любви, любви к человеку. Одна говорильня и масса законов, которые изначально недоработаны, не выполняются и не контролируются.

Михайлов вздохнул. А что может он? Кое-что может, идя по принципу выбора наименьшего зла. Он не создаст идеологическую концепцию и тем более не воплотит ее в жизнь. Но он заставит задуматься, заставит действовать не простых людей, а политиков и законодателей. Пусть через боль, кровь, но заставит — другого выбора нет. В этом он ви-дел сейчас свое основное предназначение, хотел что-то изменить с середины, если не хо-тят или не могут сверху.

Николай посмотрел на Ирину. А что будет с ней, с его девочкой, поддержит ли она его?

Утро, весеннее утро конца мая. Температура еще почти нулевая, но днем подни-мется до двадцати. Ласковый солнечный луч скользнул по стене и уперся в глаза. Ирина поморщилась слегка, потянулась и открыла веки, прикрывая зрачки ладонью. Солнечный свет радовал и она не жалела, что не задвинула шторы вечером.

Николай еще спал и она нежно, почти не прикасаясь, поцеловала его в щеку. Встала, накинув халат.

— Ты что так рано? — Спросил он, не открывая век.

— Не спишь, проказник? Не рано, Коленька, девять уже.

— Не рано?.. Повалялись бы еще.

Он потянулся истомно и резким движением присел на кровати. Ирина сидела у зеркала, нанося какой-то крем на лицо.

— Я хочу сегодня в одну турфирму съездить, там, кажется, менеджер со знанием английского нужен.

— Хочешь пойти на работу?

— Хочу. Мне не скучно с тобой, но ты днем на службе, в доме я освоилась. Пора чем-то заняться.

Она круговыми движениями продолжала наносить крем. Николаю захотелось об-нять Ирину, но он не стал мешать ее утреннему моциону.

— Тогда я в душ и завтракать. Вместе поедем?

— Вместе? — Ирина обернулась. — Как ты себе представляешь будущего работника, которого привели за ручку? Ты хочешь, чтобы мне отказали сразу?

— Конечно, нет, милая, — он все-таки обнял ее за плечи. — Конечно, нет. Мы вместе поедем. Но я же не говорил, что буду заходить с тобой в офис. Одна пообщаешься. А по-том мы сходим куда-нибудь, можем просто по набережной пройтись. — Николай лукаво улыбнулся и продолжил: — Нет, в другое место поедем — подарочек тебе небольшой при-смотрел.

— Раз присмотрел и обмолвился об этом — расскажешь. С большим интересом и нетерпением слушаю.

Ирина повернулась к Николаю.

— Ох, ох, ох! Какие мы проницательные…

— Не смеши, Коля — маска же.

Она с трудом сдерживала улыбку.

— Ладно, повезло тебе, что маска. Я двух лошадей присмотрел. Возьмем?

— Лошадей? — очень удивилась Ирина. — И что мы с ними делать будем?

— Как что? Кататься в свободное время, это и для организма полезно. Конюшню есть, где разместить, я уже все продумал. И престижно.

— Престижно? — Ирина начала ваткой стирать не впитавшийся крем. — Престижно, говоришь? Ты и так у меня самый лучший. Самый, самый…. А лошадей? — она задума-лась на мгновение. — Нет, Коленька, лошадей брать не будем. Может и престижно, но не мое. Да и потом дорого это. Нет, нет, нет — молчи. Понимаю, что не в деньгах дело — не по душе мне лошади. Лучше возьмем собаку. А еще лучше — купи мне машину. На работу надо же как-то отсюда ездить — трамвай не ходит.

— Значит, возьмем собаку. А про машину — не проси. Была бы — не дал. Тебя во-зить будут, не беспокойся. Сама понимаешь — одну отпустить не смогу. Я в душ…

— Выходит не успокоилось все, не нормализовалась обстановка?.. И…

— Все нормально, Ирина, все нормально, — перебил ее Николай. — Ты и раньше ни-когда одна не ездила, и сейчас не будешь. Что поделать — такова участь определенных жен.

Он ушел в душ, более ничего не сказав. И Ирина поняла — спорить и обсуждать бесполезно.

После завтрака они вышли во двор. Охрана и машины стояли наготове. Подошел генерал Фролов.

— Доброе утро, Шеф, здравствуйте, Ирина Петровна.

— Доброе, Иван Сергеевич. Доброе. — Ирина ответила кивком головы. — Ты вот о чем распорядись, Иван Сергеевич, пусть Дима и Игорь, его напарник, всегда теперь с Ириной будут. Мы сейчас в город едем, Ирина хочет на работу устроиться. В офисе тор-чать, естественно, не надо, но быть рядом. Вообще сам все понимаешь.

— Есть, Шеф. А что за фирма?

Николай посмотрел на Ирину.

— Трэвэл - тур. Я о ней в газете прочитала, — предотвращая вопрос, пояснила Ирина.

— Есть, Ирина Петровна, сделаем.

— Ты вот что, Иван Сергеевич, переходи-ка на гражданский язык, ни к чему эти строевые замашки. И охране накажи. Между собой можете хоть строевым шагом ходить. Извини, нам так удобнее, правда.

Михайлов похлопал генерала по плечу.

— Хорошо, Шеф.

— Вот видишь — у тебя все получилось.

Михайлов засмеялся, а следом рассмеялись и Фролов с Ириной.

Обычный офис средней фирмы располагался достаточно удобно. Можно подъе-хать близко, оставить машину на парковке, что немаловажно в центре города. Двухком-натная квартира первого этажа, переделанная в служебное помещение с отдельным вхо-дом-выходом на улицу. Небольшой кабинет директора, бухгалтерия и комната менедже-ров. У входной двери скучающий от безделья охранник, с которого песок уже явно не сы-пался, потому как не было даже песка.

«Родственник, наверное, директора — старый очень охранник. Фролов его обяза-тельно на своего заменит с удовольствием», — подумала Ирина и улыбнулась.

— А вы красиво улыбаетесь, девушка, это очень не плохо в нашей работе. Вы Ири-на? — Мужчина, не стесняясь, осмотрел ее с ног до головы.

— Да, я на собеседование, — ответила она и подумала: «Клеиться станет, котяра. Ничего, лишь бы взял — быстро обломается. Или Дима с Игорем обломают». Она снова улыбнулась.

Я — Сергей Борисович, директор. Прошу, — он указал рукой на свой кабинет, про-шел после нее и поудобнее устроился в кресле. — Ознакомился с вашей анкетой, Ирина. Значит, знаете английский, французский?

— Знаю, владею свободно, немного говорю на немецком, но здесь надо подучиться немного.

— All right. Tell us about yourself, your family. — Спросил директор о ней и ее семье.

— Passport information in the questionnaire. I will not repeat. No children. Living with her husband. Perhaps — everything.

— Да-а, вы не многословны, Ирина. Но говорите весьма не плохо. И кто же ваш муж?

— Муж военный, Сергей Борисович, вечно на работе, вернее на службе. Решила не сидеть дома — пойти поработать.

— Это правильно, Ирина. Очень правильно. Зачем же такой красавице дома си-деть?

— Спасибо за комплимент, Сергей Борисович.

— Ну-у, что вы, Ирина, ей Богу, какой комплимент — это правда. А живете вы где? Что-то в анкете нет адреса.

— Своего дома нет в городе. Живем на территории воинской части. Это не далеко — рядом почти.

— Своя машина? И какая марка?

Ирина понимала, что директор наверняка уже принял решение и сейчас задавал вопросы, более интересующие его лично, как мужчину. Что-то отвратительное подкаты-вало внутрь, но она держалась.

— Машины своей нет, нас отвозят-привозят на служебной.

Директор глянул на часы.

— Обед скоро. Может, пообедаем вместе, а потом я вас увезу сам.

— Спасибо, Сергей Борисович, за предложение. В другой раз. Сегодня меня муж привез и ждет на улице. Времени у него мало, сами понимаете — военный. Как насчет ра-боты, что вы мне ответите?

Директор поерзал в кресле, откровенно раздевая Ирину глазами.

— Насчет работы, хм, беру. Как же я могу такую красавицу не взять — не поймет заграница, — он засмеялся, улыбнулась и Ирина.

— А обязанности?

— Обязанности? — Словно удивился директор. — Обязанности, полагаю, сами по-нимаете. — Он замолчал и, не дождавшись ее положительного ответа, продолжил: — Вести переговоры с иностранными фирмами. По цене, размещению, быту и отдыху наших тури-стов. Вот и все… по работе.

Ирина словно не заметила последнее.

— Когда я могу оформиться и приступить к работе?

— Могла бы и сегодня…Но раз муж ждет, хм… Лена, — громко крикнул он, — офор-ми девушку на Светкино место. Все, Ирина, завтра в девять утра жду.

Она вышла из офиса и не села сразу в машину, ушла подальше от окон Трэвэл-Тур.

— Выходит — никуда не поедем сегодня? — Спросил, поняв ситуацию, Николай.

Ничего не хочу, Коля, ничего. Душ хочется принять, смыть эту котярскую слизь. Как буду работать — не знаю. Завтра ждут в девять.

— А я помогу тебе, Ирина. Не спрашивай — просто помогу и все.

Вечером следующего дня она спросила у Дмитрия, своего водителя. И он пояснил ей, что после нее в офисе побывал Фролов в своей генеральской форме.

— А я-то все ломала голову — что это котярская спесь с директора слетела? Вот оно что. Понятно теперь. За то работать легко стало и будет.

ХХVI глава

Поезд пел свою обычную песню — тук-тук, тук-тук, тук-тук. За окном проноси-лись поля. Нет, они не поражали глаз путника своим великолепием, однако изумляли бес-крайностью просторов необжитой земли. На многие сотни верст лишь домики полустан-ков да отсыпанная насыпь железки. И столбы, столбы, столбы.

Михайлов не полетел самолетом — захотелось побыть одному, подумать. Личный, хоть и служебный, самолет уже был. А вот поезда не было. Но купе, просторное помеще-ние с удобствами место имело. Оказывается, есть на железке такие вагоны, их можно при-цепить и к обычному, и к литерному составу. Ехал обычным, а сейчас единственным. Те-пловоз тащил только его вагон. Закрытая ветка, по которой ходили только спецпоезда.

Тепло еще не прижилось в этой глуши. Словно вернулся Михайлов с мая в март. Он это почувствовал кожей, когда из вагона пересаживался в вертолет.

На месте прекрасно отделанные помещения лишь не дарили солнечный свет. Он не знал и не спрашивал, насколько глубоко сейчас под землей находится.

Главный конструктор уже ждал его, не скрывая свою раздражительность. Прита-щили на производство, не объяснив ничего. Извинились, что придется непланированно ждать — нужный человек едет поездом, не полетел самолетом, как намечалось. Военные всегда раздражали его, человека науки и созидания.

— Вот вы какой, бог и царь АПЛов, Валентин Дмитриевич. — В просторную комнату вошел Михайлов. — Знаю, уже три дня ждете. Но будем знакомиться. Николай Петрович, — Михайлов протянул руку.

— Хм, Валентин Дмитриевич, — Загурский отошел к креслу, так и не подав руки. — Прошу, — он указал на соседнее, присел сам.

— Пусть так. Вряд ли вы бы общались с коллегой подобным образом. Каждому своё Богом отмерено. Кто-то уголь грузит, кто-то людей лечит, кто-то конструирует. Без тех или без этих не обойтись, важны все, как и наша охрана.

— А у вас что, охрана есть? Вы же сами…

— Нет, я не военный, Валентин Дмитриевич, хоть и генерал. Такой же конструктор, как и вы.

— Не смешите меня, не надо. Я людей науки, которые хоть что-то в ней понимают, если не в лицо, то пофамильно каждого знаю.

— Может выпороть вас, Валентин Дмитриевич?

— Не понял, что сделать?

Загурский не испугался, нет, он действительно удивился.

— Выпороть, как в детстве непослушных пацанов ремешком пороли. Я прикажу…

Загурский рассмеялся.

— Не надо. С вас станется. Говорите, — он перешел на дружелюбный тон.

— Сейчас здесь строят лодку, Валентин Дмитриевич, вы знаете. Многое сделано и предстоит сделать по-новому. Я дам вам совершенно новый, неизвестный даже в фантазиях, строительный материал. В соответствии с ним вы и должны будете переделать АПЛ. Что в лодке самое тяжелое — корпус. Представьте себе, что он стал прочнее многократно, тысячекратно, если хотите, а вес уменьшился многотонно. Как вам понравится такой материал?

Загурский махнул рукой.

— Я думал вы серьезно. Зачем меня сюда привезли, сказки ваши слушать?

Михайлов вздохнул.

— Не сказки слушать. Я приехал реально эти сказки продемонстрировать.

— Вот и демонстрируйте кому угодно, только не мне. Я всех ученых в этой области знаю и припевы к басенкам от незнакомца слышать не намерен, не на концерте.

— Идиот. Ты даже слышать не можешь. Сейчас к тебе отолога пригласят, потом поговорим.

Николай вышел из комнаты.

— Послушайте, генерал, — обратился Загурский к вошедшему Фролову, — что это за маразматик был. В науке надо немного чокнутым быть, но не совсем же, по крайней мере.

— Прошу вас, Валентин Дмитриевич, — Фролов указал на дверь.

— Куда еще? Я вам кажется, генерал, вопрос задал.

— К ушному доктору.

— Куда? Вы что здесь, все охренели?

— Нет, Валентин Дмитриевич, только вы. И это не маразматик был, это создатель нового материала, который не в формулах — в реалиях есть. Его можно потрогать, пощу-пать, погладить. Это настоящий ученый. Не чета всяким. А сейчас прошу… к доктору.

— Хватит с меня, хватит. Я немедленно уезжаю. Распорядитесь самолет пригото-вить.

— А вас никто не спрашивал о желаниях, Валентин Дмитриевич. Сначала к докто-ру, потом новый материал смотреть.

— Ага, щас, разбежался.

Фролов подошел, не сильно ткнул Загурского в солнечное сплетение, бросил во-шедшей охране:

— Тащите его к ушнику, потом сразу в цех, где прессы стоят.

Охрана потащила согнутого пополам и хватающего воздух Загурского. Фролов не громко, но чтобы его услышали, бросил напоследок:

— Развелось тут… дерьмократов всяких московских, нервы еще мотают…

Фролов прошел в соседнюю комнату.

— Вы извините, шеф, не расстраивайтесь. Он не плохой ученый так-то, только с гонором. Наверное, потому, что считает себя лучшим. Его после ушника сразу в цех при-ведут, пусть материал своими глазами увидит, под прессом его попробует. Вы не возра-жаете?

— А что — правда к отологу повели? — Улыбнулся Михайлов.

— Это с него немного спеси собьет, а то до дела всю кровь выпьет.

— Ладно, Иван Сергеевич, ладно. Не переборщите только — ему же еще работать потом.

Михайлов присел в кресло, закурил.

— Что-то устал я сегодня. Такие гонористые мужики не делают позитива в работе.

— Вы знаете, Шеф, хотите мое мнение?

— А как же, я же с ушами, — Михайлов произнес весело.

Фролов немного подумал.

— Он не гонористый, может и хуже даже. С конструкторами, имеющими имя, об-щается нормально. Своих инженеров не видит, не слышит, не признает, как и охрану. Считает всех быдлом, не достойным его общения. С простым инженером ни за что гово-рить не станет. Может только с начальником отдела и то через губу. Вы меня понимаете, Шеф.

Михайлов вздохнул.

— Понимаю, Иван Сергеевич, понимаю. С ним тяжело. Амбициозность, говни-стость, но мозги то есть. И этим все сказано. Пойдем, пора уже.

В цехе уже стоял Загурский. Спеси, может быть, поубавилось, а может и нет. Та-кой не покажет вида перед охраной. Наверняка внутри все кипит от ярости. Куда он ее направит?

— Вот этот материал, Валентин Дмитриевич.

Михайлов протянул квадратный метр тонкого листового металла. Загурский взял, повертел его в руках. Что за сплав — не понял. Легче железа и алюминия. Бросил с пафосом на пол.

— И вот из этой жестянки вы хотите делать корпус атомной подводной лодки? — спросил он с иронией у Михайлова.

— Почему же только корпус? Реактор тоже будет внутри такой обшивки. Уйдет вся свинцовая составляющая. Представляете — насколько легче станет лодка? На тонны, на многие тонны. Это даст…

— Хватит, — оборвал Загурский, — с меня хватит. Я уезжаю. Шизофренией занимай-тесь без меня.

Он направился к выходу, но по кивку Фролова охрана схватила Загурского за ру-ки.

— Вот что, Иван Сергеевич, — произнес Михайлов, — увещевания здесь, видимо, бесполезны. Я предлагаю следующее. Снимите с него штаны, привяжите к какой-нибудь станине и отстегайте ремешком хорошенько. Солдатским ремешком, до крови, чтобы по-чувствовал. А пока учите его уму разуму, пусть он материал в действии посмотрит, под прессом, например. Потом в этих листах его в сам реактор засуньте, где никакой свинец не спасет. А потом, с ученой жопой, уже ко мне.

Михайлов ушел, слыша за спиной смех от последних слов. Он прошел в выделен-ную комнату, налил рюмку коньяка, выпил. Наверное, прав Фролов в своей характеристике. Ничего, это несколько остудит Загурского, сильно ударит по гонору, тем более прилюдная порка. В другой ситуации это бы озлобило, затаился бы он и отомстил. Не Михайлову или Фролову, государству бы отомстил, например, продав совершенно секретную документацию за рубеж. Здесь другое — он увидит, поймет и, как ученый, будет ошеломлен, а не озлоблен. Очень на это надеялся Михайлов, но не собирался лишний раз рисковать. Теперь путь для Загурского за границу закрыт навсегда.

Он появился в комнате через час. Михайлов предложил сесть.

— Спасибо, мне стоя удобнее.

Николай не стал улыбаться, хоть и хотелось это сделать. Зачем лишний раз оби-жать.

— Все посмотрели, Валентин Дмитриевич?

— Все, Николай Петрович. Жаль, что сразу не мог даже предположить возможное.

— И не надо было предполагать — надо было просто послушать и посмотреть.

— Извините, Николай Петрович, но мне представить сие было невозможно.

— Ладно, проехали, — отмахнулся Михайлов. — Надеюсь теперь вы не станете ки-читься простых инженеров, свысока разговаривать с подчиненными, потому как сами еще младенец в науке, несмышленыш. И я младенец, хоть и побольше вас знаю. Коньяк?

— Пожалуй, можно. А вы расскажите немного о своем материале?

— Вы его видели в действии, Валентин Дмитриевич, — Михайлов говорил, наливая коньяк. — С ним можно нырнуть на дно Мариинской впадины, на все одиннадцать кило-метров. Какая лодка на это будет способна? Никакая. А ваша нырнет запросто. Ваша лод-ка, ваша, Валентин Дмитриевич, — как бы предугадывая возражение, повторил Михайлов.

Загурский взял коньяк.

— Я не об этом, Николай Петрович, она не сможет нырнуть на такую глубину — элементарного веса не хватит.

— Вот это уже конструктивно, Валентин Дмитриевич, это разговор. Но, поверьте на слово — нырнет и еще как нырнет. С вашей, естественно, помощью. Балласт — это за-бортная вода в любой лодке. Именно балласт регулирует глубину погружения. Я правильно понимаю?

Загурский кивнул, отпил коньяк. Он уже слушал внимательно и заинтересованно.

— Так вот, я продолжаю. Вы должны предусмотреть в своей конструкции объем балласта в многократно меньшем размере. Я не оговорился — именно меньший объем. Это, в свою очередь, позволит, как и метал, увеличить полезный, рабочий объем лодки. Я же в свою очередь дам вам балласт не из воды. Он будет образовываться и исчезать по мере надобности. Принцип простой — есть вес — нет веса, есть вес — нет веса. Вы задаете на приборе необходимый вес балласта и все. Расположите его на лодке из расчета — один кубический сантиметр, подчеркиваю — сантиметр, десять тон.

— Сколько, сколько?

— Десять тонн. Теперь вы понимаете, что лодке требуется кардинальная пере-стройка. И опять же — наши атомоходы станут безопасными. Этот тоненький лист метал-ла, Валентин Дмитриевич, способен выдержать взрыв атомного реактора в непредвиден-ной обстановке. Ни взрывная волна, ни радиация — не просочится ни что. Вот, за этим я и позвал вас сюда. Никто другой этого не увидит, а про меня и вы забудете. Договорились?

— Да-а, вас забудешь…

Загурский так и остался стоять, потрогал заднее место и они расхохотались враз.

— Какой же я все-таки идиот, — сквозь смех произнес Загурский, — не смог такого великого ученого разглядеть.

— Можно совет, Валентин Дмитриевич? Вы осознали свою ошибку, но из заданной системы координат не вышли. По ней — теперь я на олимпе, а вы внизу. Надо выбрать к общению другую — обыкновенную ступенчатую. Вы здесь, — Михайлов показал уровень ладонью, — я чуть выше. Кто-то здесь и здесь, и здесь. — Его ладонь поползла вверх. — А там, на самом верху далеких галактик тоже сидит кто-нибудь и отмеряет ладонью уровни. Нам трудно, сложно или невозможно пока понять самую ближнюю ступеньку. Это как первобытному человеку объяснять принцип работы автомата. Стрельбу услышит, увидит, но поймет ли? Я понял свое. А кто-то, может еще в пеленках пока, способен познать неведомое нам с вами.

— А вы не только ученый, Николай Петрович, философ еще вдобавок.

— Философы, Валентин Дмитриевич, они тоже ученые. Да Бог с ней, наукой. Сегодня отдыхаем, сейчас стол накроют.

— Согласен, но если можно — последний вопрос. Почему к вам так подобострастно охрана относится, генерал этот Фролов в частности?

Михайлов задумался на секунду.

— Вы знаете, Валентин Дмитриевич, когда-то мне приходилось общаться с воен-ными. Не с ФСБ, а именно военными, армейцами. Я чисто гражданский человек и они общались со мной… вот, как вы недавно, извините. Солдатом никогда не был, но при-шлось Президенту мне генеральское звание дать. Я генерал, Валентин Дмитриевич, по-этому и общение соответствующее. Ровня.

— Да какие они вам ровня…

— Простите, Валентин Дмитриевич, вы обыкновенный шкаф смастерить сможете? Выстрогать, выпилить, прибить.

— Я же не столяр.

— Вот именно — не столяр. Значит в столярном деле вы ему точно не ровня. Так — подсобник, может быть, не более. Главное — вы меня поняли и…

Загурский улыбнулся.

— С вами, Николай Петрович, точно лучше коньяк пить, чем рассуждать. Я многое понял сегодня, спасибо.

Поезд пел свою обычную песню — тук-тук, тук-тук, тук-тук. Какому-то уставшему путнику хорошо засыпалось под этот равномерный стук колес, кому-то он не давал за-снуть, навевая дремоту.

Михайлов ехал домой, в свой родной город. Пусть не самый большой, но свой, пусть один из самых грязных, но любимый. Он очень редко мог заснуть в дороге и сейчас дремал — то ли спал, то ли нет. На какое-то мгновение провалился в забытье и сразу же очнулся, как ему показалось, с бьющимся, колотящимся сердцем. В сознании пронеслись громовые слова — «действуй, посланник». Он приподнялся на локтях и огляделся — слы-шал ли кто этот громовой голос? Казалось, он разбудил весь поезд, всю округу. Но рядом мирно дремала охрана, которая никогда ранее подобного себе не позволяла. Николай опустился на спину, чуткая охрана услышала шорох и очнулась. Оглядывалась, не пони-мая — не спали же.

Михайлов прикрыл веки, чтобы не смущать охрану. Значит, только ему предна-значался этот необычный, неземной голос, только в его мозг вошли и осели не дающие покоя слова.

Он действовал. Многое создано. Но, значит, не то. Не этого от него ждут. А кто ждет? Тот, кто дал возможность созидать неземную материю. Более высокий разум. Разум, который хочет изменить что-то на земле. Он это понимал, понимал без конкретики и направления. Голос сидел в голове, беспокоил. Нет, не болью, а именно своим присутст-венным ощущением.

Почему-то вспомнилось детство. Дом, вернее квартира, где он вырос. Завтра урок математики и надо решить домашнюю задачу. Итак, что мы имеем? Стоп, стоп — что мы имеем? А что мы имеем? Умение создавать сверхматерию. Значит отталкиваться нужно от нее. Он понял — ему тонко подсказывают. Чего же не сказать прямо? Значит нельзя или не хотят. И почему лишь он один обладает этим умением созидать?

Столько вопросов еще никогда не крутилось в голове Михайлова одновременно. Выходит — разум космоса что-то опробует через него. А почему через него, а не через ка-кого-нибудь Джона или Саида. Николай даже улыбнулся — дай им такую материю и они завоюют весь мир. Это понятно.

Разум не против сверхоружия, но не в руках Джона или Саида. Значит из материи необходимо делать что-то еще. Михайлов никак не мог сообразить. Перед глазами встал образ — человек-паук. Ха-а, это же так просто, человек-паук всегда приходил на помощь людям, попавшим в беду. Значит, он должен встать на путь правосудия совести. А выбрали его, потому что космический разум устраивает именно его совесть. Присутственное ощущение голоса исчезло, на земле понят и услышан космический разум.

Михайлов улыбнулся — расскажи кому-нибудь — станешь очередным пациентом психушки, и на тебе непременно опробуют всю мощь космического лечения.

Поезд продолжал свой равномерный перестук колес. Спать абсолютно не хоте-лось. Путь правосудия совести — его путь. Найденное решение взбодрило, придало сил и энергии. Он глянул на охрану.

— Ребята, интересно, а почему вы у меня в купе?

Они повскакали с кресел, пожимали плечами, сами ничего не понимая, до этого всегда находились рядом, не входя в личные апартаменты.

— Вот что, мужики, скажите повару — пусть ночной столик соберет. Колбаска там, лимончик, коньячок, без лишних изысков. Фролова поднимите, пусть зайдет, а сами от-дыхать ступайте, поспите до утра.

Михайлов остался один на минуту-две. «Вот я и езжу, как генерал. Не генерал — маршал целый. Купе — словно небольшая удобная квартирка, прислуги вагон. Думай только, соображай. А еще говорят — в России мозги не ценятся». Он улыбнулся.

Вошел заспанный и обеспокоенный Фролов.

— Что-то случилось, шеф?

— Ничего, Сергееич, ничего, не спалось. Хорошее мы с тобой дело сделали. Под-лодка скоро со стапелей сойдет, ходить будет, бегать, нырять на любую глубину. — Ми-хайлов подошел, приобнял генерала. — Хорошее дело, Сергееич, хорошее. Настроение — не для сна, решил расслабиться немного, посидеть, поговорить под коньяк и закусон. Ты не против?

— Что вы, шеф, конечно, не против.

Он расплылся в улыбке. Может быть более от того, что все в порядке и Шеф цел, невредим.

— Тогда наливай. Когда еще вот так посидеть сможем — тихо, без суеты, лишних глаз и влияния среды. Едем, отдыхаем, говорим, а выспаться до прибытия успеем, целые сутки впереди. — Михайлов поднял бокал. — Ты, знаешь, Сергееич, каждый должен делать свою работу хорошо. Вот мы с тобой два добрых дела сделали. Боевую мощь лодки уве-личили и главного конструктора приземлили. Он же домой другим человеком вернется, коллектив от его деспотизма вздохнет, показатели улучшаться. Результат, он и от мораль-ного климата коллектива зависит, от настроения работоспособность сильно зависит. Да-вай, за добрые дела и выпьем.

Глоток коньяка прокатился живительной влагой, влил в желудок энергию на-строения.

— Вы знаете, Шеф, с вами приятно работать. Нет, я не о дифирамбах, — Фролов уп-реждающе поднял ладонь вверх, — я о настоящем. Работал бы я и с этим главным конст-руктором, работа — есть работа. Но, как вы уже сказали, с другим настроением.

— А душа о Москве не болит? Все-таки начальник управления главка, столица, а сейчас периферия и начальник охраны.

— Что скрывать, Шеф, обидно было вначале. Но, полагал, не надолго сие. А сейчас не уйду, ни за что не уйду. С вами не только интересно. Своими глазами видишь то, чего и у фантастов нет. Я вам нужен Шеф и я это понимаю. Нет, не Фролов, как личность, а Фролов, как авторитет, положение, связи, опыт.

— Поясни.

— Меня знают практически на каждом особо секретном военном объекте. Когда знают — легче договариваться о вашей встрече, в случае внезапности посещения не держат у дверей, как диверсантов. Полномочия, естественно, проверят, но вежливо, тактично. Без этого — на пол и лежать. Наш директор — мудрый человек, он понимал, что около вас необходим человек с положением в своей, нашей среде.

— Сергееич, но ты же не охранник, ты контрразведчик. Помнишь фильм «Место встречи изменить нельзя»? Даже там четко разграничивали охрану и оперов.

Фролов усмехнулся дружелюбно.

— Вы не зэк, Шеф, и конвой, а на нашем сленге сопровождение, вам необходим. Чтобы сопровождение стало эффективным и безопасным необходим целый комплекс ме-роприятий. На вас Горбатый и ему подобные не нападут, наших клиентов интересуют информационные ценности. И чтобы сохранить эти ценности применяются оперативные мероприятия с привлечением смежников. Службы внешней разведки, например, и тэ дэ. А потом полковник Терешкин — это специалист чисто охранного управления.

Слегка приглушенный свет и мягкие кресла создавали уютную обстановку. Дале-ко за полночь, а спать не хотелось. Фролов не убедил Михайлова в чистоте своей мысли, хоть и признал, что перевод обидный, но вначале. Ему, москвичу, хотелось служить на родине. Случай с Сабонисом остудил пыл возврата в Москву, слава Богу — погоны уцеле-ли и то невероятным способом. И Фролов понимал — возврата на службу в главк не будет. Он может вернуться домой лишь человеком гражданским. А Посланник не простой мужичок, за ним наипервейшим охотиться станут. Сабонис провалился и вряд ли в Лэнгли поверят в их дезу. Надо лететь в Москву, обговаривать некоторые вопросы с директором, принятых мер по обеспечению охраны Посланника недостаточно.

— В глубинах морских порядок навели. Теперь воздух? — Сменил тему Михайлов.

— Есть такое пожелание к вам, Шеф. Вы-то как узнали?

— Исходя из логики, Сергееич, из логики. Была вода, теперь воздух. Я предпола-гаю, что директор с начальником генштаба кое-какой план моих действий набросали. Только дозировано меня кормить не надо — так Бортовому и передай. Все равно же к нему собираешься.

Фролов удивленно посмотрел на шефа и выпрямился в кресле, не позволив себе до конца расслабленной позы. «Угадал или мысли читает? Лучше не рисковать», — поду-мал он.

— Есть контракт на поставку в войска 30 многоцелевых истребителей Су-3 °CМ в период до 2015 г. Завод - изготовитель Иркутский. Надо бы и их по-вашему модернизиро-вать.

— А чего резинку тянули? Сборка этих самолетов уже давно началась. Контракт еще в марте подписали и приступили к работе. А завтра уже июнь месяц. Пока я свои коррективы внесу — время пройдет. Да и заново все начало переделать придется. А это время, деньги.

— Извините, Шеф, для вас это, конечно, не секрет, но как вы узнали? — Обеспоко-ился Фролов.

— Тоже мне, Сергееич, секрет нашел. Все в шпионов играете. Никакой утечки — только средства массовой информации. Об этом подробно в интернете написано. Ладно… наливай, пора еще по маленькой пропустить.

Выпили по глотку. Михайлов закурил.

— Приедем домой — я отдохну недельку. Ты с директором переговоришь, полагаю мысли у тебя неплохие, с семьей пообщаешься — тоже надо.

Михайлов чувствовал — волнуется Фролов, вон как спина напряглась.

— И расслабься, Сергеич, расслабься. Я не умею читать мысли, но логически рас-суждать могу. У тебя свои задачи, у директора другие, у генштаба третьи. Ты отвечаешь за мою безопасность и последнее время чувствуется обеспокоенность. Подобные случаи, как с Сабонисом, не допустимы, это понятно. И, исходя из логики, а не из прочтения мыслей, ты должен предложить директору вернуть войсковую часть связистов на место прежней дислокации. Я не прав?

— Шеф…не знаю, что сказать. Из логики, не из логики, но вы высказываете мои мысли вслух. Да, я думал об этом, только думал.

Михайлов улыбнулся.

— Вот и правильно, что думал. Хорошие мысли. Правильно сформулируешь, дос-таточно аргументируешь — поймут и одобрят. А мне конструктора из КБ «Сухого» подго-нишь. Заранее ему еще одну тему обозначьте. Сейчас идут доводки, испытания Т-50, ис-требителя пятого поколения. Хочу с ним серьезно эту тему обсудить. Надо вносить изме-нения и запускать истребитель в серию. У американцев уже более ста восьмидесяти по-добных самолетов на вооружении, F-22 я имею ввиду. А у нас всего несколько опытных образцов, как и в Китае подобного J-20. Сейчас на посошок и бай, засиделись мы, утро скоро, но время не зря провели.

ХХVII глава

Сработал будильник сотового. Начальник караула встал с топчана, бойцы спали кто где. Поежился — под шинелькой комфортно, а в помещении прохладно. Ночи в начале июня холодные, отопление выключено. Самое противное время — менять караул под утро.

Бойцы построились и прапорщик повел их на смену. Сегодня на один пост боль-ше, вчера еще весь день почти загружался Антей. Утром взлет и в Индию, повезет запча-сти для наших «Сушек», проданных ранее по контракту. Что грузилось конкретно, пра-порщик не знал, не положено, но служил не первый год, насмотрелся. Вчера точно «Суш-ки» грузили, с таким объемом только корпуса самолетов грузятся. В Индии их соберут наши же специалисты и готово. Прапорщик не понимал — почему основная доля собран-ных на заводе истребителей продается за рубеж. У самих ни хрена нет, но продаем. И все довольны, даже работяги — зарплату платят. Сейчас поступил госзаказ от оборонки, ко-нечно его выполнят, но рабочие поговаривают — лучше бы снова от Индии. Понятно — деньги на самолеты выделили. Но по пути их, как всегда, частично сопрут, прокрутят и вернут потом или не вернут. Простои будут обязательно, а это по карману работяг бьет. Куда страна катиться, прапорщик не понимал, не понимал элементарного — почему для азиатов и африканцев самолеты делаем, а для себя нет?

Подошли к Антею — что за дела, солдата нет на посту. Прапорщик осмотрелся — автомат на бетонке, караульного нет, люк самолета открыт. Он выругался озлобленно и не стесняясь, приказал солдатам:

— Осмотреть все.

Если «Сушки» сперли — это трибунал. Прапорщик вновь отборно выматерился, рванул в люк самолета. Осветил фонарем, вроде бы все цело, но кто знает — он же не за-гружал. В углу лежал рядовой, подскочил к нему. Слава богу, дышит, но без сознания.

— Занять посты по периметру, к самолету — никого, — приказал прапорщик, а сам бегом в караулку — вызывать врачей и докладывать по инстанции.

Дежурный прапорщик управления ФСБ дремал, сидя на стуле. Звонок разбудил.

— 42–15, сонно ответил он.

— На авиазаводе ЧП, нападение на караул, попытка нелегального вывоза в Антее отечественных истребителей.

В трубке запикало. Прапорщик и не сообразил сразу ничего сквозь дремоту. Но сообщение заставило проснуться окончательно, такими вещами не шутят. Он доложил ответственному по управлению.

— Повтори, повтори еще раз дословно, — приказал подполковник.

Прапорщик повторил.

— Ты ничего не перепутал, все дословно?

— Так точно, товарищ подполковник, дословно, можно по записи перепроверить.

— Хорошо, спасибо.

Подполковник потянулся к трубке. «Стоп, коллеги с завода не звонят. Если это правда — не знать они не могут. А если не правда? — Задумался подполковник. — То теле-фон дежурного ФСБ не 02, не каждый знает его номер. Захотели пошутить — не думаю. Это или отвлекающий маневр, отвлечь от чего-то основного, или правда в чистом виде. С завода не звонят… Что там сообщил аноним? Нападение на караул, попытка нелегального вывоза в Антее. Значит, если ЧП было, то было на аэродроме». Подполковник вызвал дежурную машину.

На аэродром добрался быстро. Рассвело, тишина, никаких Антеев на стоянке. «Странно», — подумал офицер и двинулся к караульному помещению.

— Стой, кто идет? — Окрикнул часовой.

— Подполковник Брунов, позови начальника караула.

Часовой достал свисток, засвистел. «Как в кино», — усмехнулся про себя подпол-ковник.

— Прапорщик Иваненко, — представился вышедший из караулки.

— Подполковник Брунов, ответственный по управлению ФСБ области. — Он протянул удостоверение.

— Извините, товарищ подполковник, приказано ни с кем не общаться, прибывших задерживать. Прошу сдать оружие.

— Кем приказано, товарищ прапорщик?

— Не положено отвечать, сдайте оружие подполковник.

— Дурдом какой-то… Кем приказано?

— Не положено. Часовой, — крикнул прапорщик.

Солдат передернул затвор автомата, посылая патрон в патронник.

— Подожди, прапорщик, не кипятись, нет у меня оружия. Я ответственный по управлению, а это значит, что приказать мне может только один человек — начальник управления генерал-лейтенант Суманеев. Всем остальным приказываю я. Это понятно, прапорщик?

— Так ваш особист и приказал, полковник Луговой. Вот пусть сам он и разбирает-ся. А пока извините, товарищ подполковник, до выяснения прошу пройти в караулку.

Солдат подтолкнул его стволом автомата, Брунов чертыхнулся, но пошел — не драку же устраивать с караулом, так и застрелить запросто могут.

— Ты вот что, Иваненко, сделай. У тебя ротный прямой начальник, вот ему и до-ложи немедленно. А Луговому не звони, это приказ. Путаешься в начальниках — у тебя есть один непосредственный — командир роты. По его приказу и будешь действовать в дальнейшем. Это хоть понятно, прапорщик Иваненко?

Брунов злился, старался не показывать вида, но это не особо у него получалось. Наберут тупоголовых — вот и поработай с ними. А время, время уходит. Выяснить то пару вопросов, а этот, сволочь безграмотная, уперся — не положено.

Злился и Иваненко. Понаедут тут всякие — кто их разберет, кто старше, ответст-венный подполковник или начальник особого отдела, полковник? В армии проще, тут ему все понятно. «Никому звонить не буду, пока сигарету не выкурю», — твердо решил он всем назло.

— Прапорщик Иваненко, — наконец дозвонился он до ротного. — Я вот че звоню…

— Иваненко, семь утра, ты что до восьми подождать не мог? — Перебил его ротный.

— Так в карауле я, товарищ старший лейтенант.

— В каком карауле, сегодня же Травкин в наряде?

— Так… Луговой поменял, вроде бы чего-то съел Травкин, отравился, в санчасть его увезли.

— Иваненко, у тебя кто командир — я или Луговой, как ты мог без приказа в караул заступить, охренел что ли совсем?

— Так Луговой сказал, что вы приказали.

— Сказал, сказал… У самого-то башка должна быть. Ладно, приду — разберусь.

— Товарищ старший лейтенант, я че звоню-то.

— Ну, что тебе, Иваненко, еще, сказал же — приду, разберусь.

— Так я тут подполковника одного задержал, а он шумит, права качает.

— Кто такой?

— Говорит, что подполковник Брунов, ответственный по управлению ФСБ.

— Хорошо, пусть у тебя до моего приезда побудет. Нет документов — нет разгово-ра, правильно, что задержал. Все, Иваненко, не задерживай, не звони больше.

— Товарищ старший лейтенант…

— Ну что, Иваненко, что еще?

— Так у него документы в порядке.

— Почему задержал тогда?

— Так Луговой приказал всех задерживать.

Прапорщик слышал, как матерится в трубку ротный.

— Иваненко, свалился ты на мою голову, ответственный по управлению во время дежурства выше солнца, тем более Лугового. Отпусти немедленно и извинись, моли Бога, чтобы погоны он тебе не оторвал. А лучше бы оторвал, — уже добавил про себя последнее ротный.

Иваненко положил трубку, повернулся к Брунову.

— Извините товарищ подполковник, ошибка вышла.

— Про ошибку потом, докладывай, как ночь прошла?

— Так мы всем нарядом недавно заступили, минут за десять до вашего приезда.

— А старый наряд где?

— Луговой сказал, что съели что-то, отравились, в санчасть их всех увезли.

— Ты сам лично их видел?

— Нет, товарищ подполковник, не видел. Луговой позвонил, я своих бойцов под-нял. Он попросил не афишировать, всякое бывает, зачем поваров под монастырь подво-дить, если ничего серьезного нет. Промоют кишки ребятам — часа через два назад вер-нуться.

— А самолет, большой самолет, Антей, стоял здесь?

— Вчера грузился, завтра, вернее уже сегодня в одиннадцать улететь должен был.

— И где он, до одиннадцати еще четыре часа?

— Нету, улетел, значит, раньше. Я когда заступил в караул, видел, как он взлетал.

— А еще что ты видел, кто, кроме Лугового, в караулке или рядом находился?

— Никого не было, товарищ подполковник, один Луговой был. Правда машина, видел, как отошла.

— Что за машина?

— Не знаю, только уходящие габаритные огни заметил, темно было. Но по звуку вроде бы ГАЗ-66 был. Луговой сказал, что как раз бойцы в санчасть поехали.

— Эх, Иваненко, Иваненко, наворотил ты дров… Соедини меня срочно с ротным.

— Ругаться будет старший лейтенант…

— Ничего, ты соедини, разговаривать я сам буду.

Прапорщик пожал плечами, неохотно подошел к телефону, набрал номер.

— Как ротного зовут?

— Степанов Андрей Васильевич, старший лейтенант.

Голос в трубке ответил.

— Андрей Васильевич? Это подполковник Брунов, ответственный по управлению ФСБ. Слушай меня внимательно, Андрей Васильевич, надо немедленно, мгновенно под-нять роту, оцепить весь периметр аэродрома, чтобы никто не вошел и не вышел. Все про-пуска на вход-выход отменяются независимо от должностей и званий. Особо это касается полковника Лугового. Это приказ, старший лейтенант. Поднимайте роту, тихо поднимай-те, никому не докладывая, ставьте бойцам задачу и ко мне сюда, в караулку.

— Но что случилось, товарищ подполковник, вы же сами понимаете, что приказ по телефону неустановленным лицом…

— Понимаю, старлей, понимаю. Нет времени на разговоры и объяснения. У тебя личный состав всего караула пропал с боевого поста, это не шутки. Поднимай роту, ставь задачу и ко мне.

— Извините, товарищ подполковник, караул в санчасти…

— В жопу ты себе эту санчасть засунь, в жопу. — Сорвался на крик Брунов. — Мерт-вы все. Приказываю поднять роту, оцепить аэродром, самому прибыть ко мне. Понятно?

— Есть товарищ…

Брунов бросил трубку, не дослушав. «Все у нас через жопу — так никто ничего не понимает», — ругался подполковник.

Он понимал, что блефует и нет уверенности в смерти солдат, одни предположе-ния. Но в данной ситуации лучше перебдеть.

— Иваненко, — окликнул он прапорщика.

— Слушаю, товарищ подполковник.

— Сколько времени до санчасти добираться?

— На машине минут пятнадцать, товарищ подполковник, пешком часа три, чуть меньше.

— Слушай боевой приказ, прапорщик, берешь мою машину и дуй в санчасть. Ра-зузнай там о ребятах, перед местными особистами не светись, не показывайся. Мне нужно знать одно — живы они или нет. Сразу же мне на сотовый позвонишь, вот номер. — Брунов записал на листочке и протянул его прапорщику. — Хоть умри, но узнай и отзвонись. По-нятно?

— Так точно, понятно товарищ подполковник.

— Выполняй.

— Есть выполнять.

Иваненко выскочил из караулки.

Очень важен был доклад прапорщика о солдатах, очень важен. Брунов пока еще о случившемся никому не докладывал, ждал результата. Пятнадцать минут он подождать мог, прикидывал пока план действий. Время не тянулось, оно элементарно стояло. Если солдаты мертвы — надо возвращать самолет назад, на это полномочий у него не было.

Истекли, наконец-то, пятнадцать минут, звонка не было. Прошло еще десять ми-нут. Брунов волновался, ходил туда-сюда по караулке.

— Товарищ подполковник, — обратился к нему один из солдат. — Вы позвоните пра-порщику, я его номер знаю.

— Говори. — Брунов набрал номер. — Иваненко?

— Че надо кому?

— Это Брунов, что с солдатами?

— А, товарищ подполковник, все отравились, мертвые все.

— Сколько?

— Все, товарищ подполковник, одиннадцать солдат и прапорщик Травкин. Доктор сказал, что сильное пищевое отравление, съели чего-то, выяснять будут. Сейчас их в ма-шину грузят, на вскрытие повезут.

— Почему сразу не доложили?

— Так подумал, что погрузят, отъедут и я отзвонюсь.

«Идиот», — проскрежетал зубами Брунов, спросил в трубку:

— Луговой там?

— Здесь, товарищ подполковник, но меня он не видел.

— Это хорошо, Иваненко. Слушай меня внимательно. Солдаты не отравились, их убили. Твоя задача — незаметно проколоть автомобилю все шины и исчезнуть. Их не на вскрытие повезут, а закапают где-нибудь, чтобы не нашли. Проколоть все шины и исчез-нуть. На машину и сюда, приказ ясен?

— Ясно, товарищ подполковник, сделаем. Колоть не строить.

Брунов не мог дальше говорить — внутри у него все кипело. Как этот заморожен-ный дебил в армии служит?

Скрип тормозов — подъехала машина.

— Командир роты старший лейтенант Степанов, — представился вышедший офи-цер.

— Подполковник Брунов. Оцепление выставил?

— Так точно, выставил. Поясните подробнее — что случилось?

— Все твои одиннадцать солдат, Степанов, и прапорщик Травкин убиты. Весь ка-раул до единого. Луговой их увез отсюда в санчасть, пытается выдать убийство за пище-вое отравление, вывезти и уничтожить трупы. Я отправил туда прапорщика Иваненко, он подтвердил по телефону факт смерти и что Луговой пытается увезти мертвых. Приказал ему проколоть все шины на труповозке и вернуться сюда. Твоя задача, Степанов — не дать никому зайти-выйти с аэродрома, блокировать трупы в санчасти и задержать Лугового. Справишься или помощь потребуется?

— Справлюсь, товарищ подполковник, Лугового лично на портянки порву.

— Нет, старлей, его надо тихонько, без шума задержать и ко мне сюда привезти. Бери солдат и дуй, караул у мертвых поставишь, потом наши их заберут, выяснят, что за яд применили. А я с начальством свяжусь, много народа понаедет скоро. И еще, Лугового аккуратно бери, яд у него, живых солдат не потрави. Яд может быть контактного действия — пожал руку и все. Лучше его вырубить неожиданно, обязательно наручники одеть сзади, на воротник внимание обрати, туда часто яд вшивают. Сам его не обыскивай, здесь особый спец нужен. Давай, старлей, удачи тебе.

Брунов остался с одним солдатом в караулке, присел на табурет, закурил. Пора наступила и начальству доложить. Он достал сотовый. Внезапно вернулся Степанов.

— Товарищ подполковник, сколько солдат вы сказали в санчасти?

— Одиннадцать и прапорщик Травкин.

— В карауле двенадцать было, значит одного солдата нет.

— Да-а, дела. — Брунов задумался. — Здесь солдата с того караула тоже нет, Луговой с ним на контакт не пойдет, не тот уровень. И автоматы все, — рассуждал подполковник. — Полагаю здесь возможны два варианта — Иваненко обсчитался в санчасти или он в уле-тевшем Антее.

— Почему в Антее?

— Не знаю. Что гадать — отзвонишься из санчасти. Езжай уже — время идет.

Брунов вздохнул и набрал номер своего начальника.

ХХVIII глава

Фролов с Суманеевым сидели в приемной.

— Скажи, Иван Сергеевич, зачем я директору понадобился. Знаю — ты сам напро-сился.

Фролов чувствовал себя увереннее, свободнее как бы, все-таки выходец из этих стен.

— Я когда звонил директору, просил о встрече, он быстро согласился. Сказал, что как раз хотел тебя пригласить. Значит темы разные, но вместе обсудим, если на одно вре-мя вызвали. Извини, Петр Степанович, больше ничего не подскажу, сам не знаю.

Обычно директор не держал долго сотрудников в приемной, не имел такой при-вычки и считал подобное недопустимым. «Работать надо, а не в приемных околачивать-ся», говорил иногда сам.

Вскоре их пригласили. После стандартных приветствий заговорил Бортовой.

— Давай, Иван Сергеевич, с тебя начнем. Петру Степановичу тоже интересно по-слушать, может, посоветует что-то дельное в процессе. Начни с того, как работается с По-сланником, с личных ощущений — мы же его так мало знаем.

«Сегодня директор не экономит на нас время, серьезно относится к проблеме», — подумал Фролов.

— Работается с ним хорошо, — начал Фролов, — обычный человек, внешне не выде-ляющийся, не амбициозный, не кичится своим положением. Цепкий, хваткий ум, я бы подчеркнул — с необычно развитой логикой. Иногда задаешь себе вопрос — мысли он что ли читать умеет? Способен принимать правильные, не стандартные решения. Как, напри-мер, с Загурским, он попросил его выпороть.

— Не понял — что сделать? — Удивился директор.

Фролов заволновался.

— Вы знаете, Александр Васильевич, Загурский, конечно, голова. Но с подчинен-ными груб, амбициозен, не корректен, ни во что их не ставит. Он так и к Посланнику от-несся, определив место шестерки и слушать даже ничего не хотел. Посланник ему гово-рит, а он просто не слушает. Как же это снизойти, чтобы кого-то неизвестного слушать. Потом извинился, естественно, когда все понял.

— И как понял?

— Так выполнили мы просьбу — выпороли.

— Это как?

— Сняли штаны и ремешком солдатским по попке.

Бортовой откровенно расхохотался.

— И что?

— Пришлось выслушать, а извинился уже самостоятельно. Сказал, что и отноше-ние к подчиненным изменит, просил не рассказывать никому.

— Так ты уж, Иван Сергеевич, не рассказывай больше никому, — сквозь смех по-просил директор. — Да-а, такого я еще не слышал, чтобы генерального конструктора ре-мешком учили. Вот, оказывается, жизнь-то, какая бывает. Хорошо, давай предложения по существу.

Фролов собрался с мыслями.

— По существу два предложения, товарищ генерал-полковник. Первое — вернуть войсковую часть связистов на место прежней дислокации. Второе — место жительства По-сланнику сменить, построить коттедж в другом месте. Есть в пригороде элитные поселки, там сами бизнесмены охрану держат, посторонних на территорию не пускают. Аргументы следующие.

— Подожди. Что ты, Петр Степанович, по этому поводу думаешь?

— Думаю, что предложение дельное. Со связистами понятно — еще одна капля на нашу игру с ЦРУ. Они успокоятся на первое время, но, как только появится информация о самолетах и подлодках Посланника, а она появится, они просто взбесятся в поиске. А на прежнем месте ничего нет, с нуля все начинать надо. Только я бы не строил коттедж в элитном поселке, подобраться там легче к Посланнику. Лучше отдельный домик на кра-юшке какого-нибудь лесочка. Образно говоря — в степи всегда виднее, чем в тайге.

— Хорошо, согласен. Иван Сергеевич, ты свободен. А с Суманеевым мы еще неко-торые региональные вопросы обсудим. Домой, Иван Сергеевич, не придется заехать, у вас опять ЧП. На аэродроме уже Синицин ждет, там тебе все расскажет. А Суманеев тебя догонит, не переживай.

ХХIХ глава

— Послушай, Коленька, а почему мы с тобой в лесу никогда не гуляли? Какой воз-дух, сосны — просто прелесть, как хорошо! И никого нет, мы с тобой вдвоем.

Ирина опередила его на полшага и повернулась, заглядывая в глаза.

— Да, родная, вдвоем чудесно. Мне тоже надоели чужие люди. — Он притянул ее к себе, прижал, ощущая запах родных волос. — Хочется выйти во двор и никого. Заведем собачку, она тоже будет членом семьи. Ты какую породу хочешь?

— Не знаю, только не этих мордатых и злобных.

— А давай заведем двух. Кеесхонда, например, и Мясоеда.

— Ой, я таких и названий не слышала. Зачем нам что-то импортное?

— Импортное, говоришь, — Николай рассмеялся. — Это шпицы и даже чем-то похо-жи друг на друга. Средних размеров, очень пушистые, добрые, отзывчивые и игривые. Кеесхонды обычно серого окраса, а самоеды более белого. Это собака северных народов. Уверяю тебя, милая, тебе очень понравятся такие псы.

Ирина взяла мужа под руку, и они продолжили путь.

— Хорошо, Коля, тебе я верю. А когда заведем?

— Поищем, где можно купить и возьмем. Может, ты что-то другое посоветуешь. Посмотри в интернете породы собак и определись.

Они шли тихонько вдвоем, наслаждаясь тишиной, вбирая в легкие запах леса.

— Наверное, мы уедем отсюда скоро. Скорее всего к Новому Году.

— Как уедем, в другой город? — Не дала ему договорить Ирина.

— Нет, в другой лесок, даже поближе к городу. Будем строить свой собственный коттедж, без присутствия посторонних лиц.

— Как здорово, Коленька, хорошо.

— И ты мне честно скажи — каким бы хотела видеть свой дом. Больше, меньше се-годняшнего по размерам, в какой планировке, какие пристройки во дворе — банька, бесед-ка, может быть сад, огород? Деньги есть, хватит на любой домик с пристройками.

— Ты меня так озадачил, но я подумаю. Свой дом — это же здорово!

— А ты начни думать вслух.

— Думать вслух… попробую думать вслух, — она улыбнулась. — Наш, конечно, большой сейчас, можно немного меньше. Зачем столько квадратов?

— А дети появятся?

— А ты хочешь, Коленька?

— Что за глупости, конечно хочу.

— Так есть, наверное, уже, — она погладила живот.

— Что же ты молчишь, Ирина? — Обрадовался Николай. — Милая моя девочка. — Он схватил ее на руки, закружил в объятиях. — И когда?

Она пожала плечами.

— В январе, скорее всего.

Михайлов опустил Ирину на землю, расправил растрепавшиеся волосы, поцело-вал в щеку, прижимая к себе.

— Да, дом надо строить и быстро, чтобы ребенок уже в новый вошел. Интересно, кто там зародился — мальчик или девочка? Но кто родится, того и примем с радостью. А дом я представляю себе следующим образом. Некая территория, окруженная забором, чтобы сторонние не подглядывали и не лезли. Полянка для прогулок, игровая площадка для детей, обязательно летняя беседка, где можно посидеть в теньке, чай попить, гостей принять. Банька с небольшим бассейном — попариться и поплавать. Сам коттедж таких же размеров, как и этот. Чуть в сторонке домик поменьше, но уютный, просторный и теплый. Около него небольшое поле для огорода, где можно редис выращивать, огурцы, например, и все, что душе захочется. Этот домик, как бы чуть в стороне, отдельно, но вся площадь окружена единым забором. Вокруг сосновый бор и рядом залив, где можно и рыбку половить. Вот, примерно так, моя радость. Что ты скажешь, что хочешь изменить, добавить?

— Что скажу? — Ирина улыбнулась. — Скажу, что повезло мне. И сама не сглупила, не отшила тебя тогда там, на остановке, при первом знакомстве. До сих пор не пойму — как ты меня уговорил? Наверное, своим необычным, не стандартным подходом. — Ирина говорила медленно, подбирая слова. — Солидностью своей, с мальчишкой бы говорить не стала, и, может быть, усталостью — устала от одиночества, от пошлости предложений. Душа к тебе потянулась и не ошиблась. Я так люблю тебя, Коленька, а сейчас еще больше. — Ирина приложила ладонь к его губам, не давая ответить. — Больше потому, что ты заро-дил во мне новую жизнь, жизнь нашего сына или дочери. И я стану мамой — это так пре-красно: быть мамой. — Она помолчала немного, уткнувшись лицом в его грудь. — Скажи, Коля, а зачем нам второй домик?

— Второй домик? Да, он будет небольшим, как четырехкомнатная квартира, при-мерно. Хотел предложить его твоим родителям. И не вместе, и рядом. А эту квартиру пусть сдают — к пенсии прибавка. Про огород только не знаю — будут возиться или нет. Не будут — можно лужайку сделать, цветы посадить, пусть сами решают. Отец может рыбачить, катер купим, чтобы всей семьей поплавать можно было.

— Разве папа с мамой могли об этом мечтать? Мама давно хотела с грядками пово-зиться, но денег на дачу не было. А отец, если залив будет рядом, его оттуда ничем не вы-манишь. Какое счастье, что ты у меня есть, милый.

Они погуляли еще полчаса и вернулись в дом. Там их уже поджидал Фролов.

— Не ждал тебя так рано, Иван Сергеевич, думал, недельку в Москве побудешь, с семьей пообщаешься. Что-то случилось?

— Для нас с вами ничего особенного. — Фролов посмотрел на Ирину.

— Хорошо, пойдем ко мне в кабинет. Кофе, чай, голоден? — Осведомился Михай-лов.

— Спасибо, Шеф, ничего не буду, — Они уединились в кабинете. — На авиазаводе ситуация непонятная, директор Синицина сюда направил разбираться. — Фролов изложил ситуацию в общих чертах. — А с остальными вопросами все в порядке. Связистов переве-дут обратно, а вам срочно место подбираем под строительство коттеджа.

Михайлов изложил свое видение вопроса строительства, добавил:

— Ты позвони Синицину, пусть время для меня выкроит, подъедет. Может, под-скажу что, посоветую. Полагаю — очень не простая ситуация вырисовывается, на большой верх ниточки тянутся, не по зубам полковнику, первых лиц подключать придется. Сегодня он освоится, информацию соберет, систематизирует, что-то выяснит новое, а послезавтра пусть ко мне подъедет и не артачится, так и передай.

ХХХ глава

— Да, мужики, классно у вас здесь, экзотика! Такая махина в воздухе и красота… чудо просто! Я впервые в кабине, вид изумительный! А приборов сколько… Командир, неужели ты их все знаешь!?

Командир хмыкнул, покрутил ус и ничего не ответил. Второй пилот улыбнулся, но тоже ничего не сказал по этому поводу. Однако заметил:

— Жаль, что не в Дели сядем, а на военном аэродроме. Так бы потусовались не-много.

— Потусовался бы он, ишь ты — кто тебя выпустит, даже из Дели. — Возразил ко-мандир. — В город документы нужны, а у нас пшик, разгрузимся и обратно. Это граждан-ские могут шастать, пока стоят, а мы — дело военное, мы никак. Бамбук курить будем, по-ка разгружаемся, а вот он, — командир показал на особиста, капитана Муравьева, — пусть суетится. Его с грузом отправили — он его и пусть сдает.

— А почему я, вы всегда груз сдавали? — Неуверенно возразил Муравьев.

— Так тогда и сопровождающих не было. Чего суетиться было, вылетать раньше времени, особый отдел подключать? Словно мы груз по дороге пропьем или загоним тут, на третьей тучке справа. — Командир засмеялся. — Нам по барабану — секретный груз, не секретный, что там, лишь бы документы были в порядке. Сдал-принял-отвалил, вот и вся схема.

— А все-таки хорошо у вас тут, красиво в полете, — вернулся к своему Муравьев.

— Кто что хотел, то и получил. Я с детства хотел летчиком стать — стал и команди-ром стал. Второй пилот мой тоже скоро в другой экипаж командиром уйдет, а я новую зелень учить буду. А ты, капитан, наверное шпионов в детстве ловить хотел — вот и стал особистом. Только шпионов не ловишь, а штаны протираешь, да мозги личному составу паришь. Кто бы, где бы, как бы Родину не продал. Не обижайся, капитан, не надо пафоса, смотри лучше на горизонт или иди, посиди, отдохни, покурить можешь, в кабине я не разрешаю, а там можешь.

— Тоже мне — борец за Родину нашелся, — усмехнулся Муравьев. — Что-то вы к контрразведке не ровно дышите, не натворили ли чего, господа летчики?

— Да пошел ты, капитан, куда подальше, — огрызнулся командир экипажа.

— О-о-о, — поднял палец вверх Муравьев, — уже грубите. А если бы мы не проверя-ли вас постоянно, образно говоря, на хвосте не висели, то неизвестно что вы бы натворить могли. А так — и хотели бы, да побоитесь. Значит и от нас польза есть в предотвращении утечки за границу информации или материалов.

— Это раньше за «бы» садили, а сейчас, слава Богу, не то время. — Снова ощерился командир с нескрываемой неприязнью. — Вам дай волю и за мысли посадите. Шел бы ты из кабины… Отправили сопровождающим, вот и иди, груз карауль, а то сопрут ангелы по дороге. Они же рядом здесь, на небесах.

Командир понимал, что с особым отделом лучше не ссориться, всегда найдут спо-соб и время ножку подставить, нагадить исподтишка. И не только ему — всему экипажу. Но поделать с собой ничего не мог, не хотел — очень уж ему не нравился Муравьев, под-ленькая душонка.

— Нет, ребята, из кабины я никуда не уйду. А вдруг вы вместо Индии в Китае сядете. Присмотрю за вами, чтоб ничего не случилось.

— Ты посмотри на него, — обратился ко второму пилоту командир и откровенно выругался отборным матом. — Присмотрит он за нами… Понимал бы хоть что-то в этом. Да мы хоть в Турции сядем, а он увидит пальму и все — Индия.

Пилоты откровенно захохотали. Муравьев попытался что-то сказать, напыжился, но не знал что. «Ничего, — подумал он про себя, — границу скоро перелетим, а там нас сопровождать будут. Хрен вам с маслом ребята и я вам еще устрою, вы у меня попляшете. Слезой ссать будете, кровью какать».

«Борт 1576, борт 1576, ответьте Планете», — раздался голос в наушниках.

— На связи борт 1576.

«Доложите обстановку, борт 1576».

— Планета, я борт 1576, обстановка штатная, экипаж в полном составе, один со-провождающий особист, самочувствие хорошее.

«Борт 1576, я Планета, впереди грозовой фронт, потреплет вас ребята неплохо. Пристегнитесь, а то наверняка без ремней сидите».

— Понял вас, Планета, выполняем. — Командир переключился на внутреннюю связь. — Толя, сходи, пристегни капитана, а то начнет геройствовать, шишек себе понаби-вает в болтанке, это черт с ним — приборы побить может.

— Есть, командир, — ответил второй пилот.

— А что — сильно болтать будет? — Обеспокоился Муравьев.

— Грозовой фронт — штука непредсказуемая. Кидать начнет из стороны в сторону, вверх, вниз, может и вообще самолет в землю вогнать. Да не ссы ты, капитан, — ухмыль-нулся командир, заметив, как побелел Муравьев, — прорвемся, не в первой. Главное при-стегнись покрепче и сиди, помолиться можешь — помогает.

Второй пилот с капитаном ушли в салон. Командир задумался — что-то не то было в словах с земли, что-то хотела сказать Планета, но не сказала. Никогда о ремнях не говорили — это само собой. Командир переключился на запасную волну.

— Планета, я борт 1576, как слышите меня, прием?

«Я Планета, особист где»?

— Я борт 1576, особист пристегивается в салоне, разговор не слышит, прием.

«Молодец, борт 1576, я был уверен, что догадаешься. Слушай приказ — особиста вырубить, потом связать и заклеить рот. Повторяю обездвижить ударом, одним ударом, второй он вам нанести не даст, потом связать и заклеить рот. После этого сразу на обрат-ный курс, границу не пересекать, по основной связи приказы не выполнять. Ждем вас до-мой, ребята. С особистом осторожно, возможно ампула с ядом вшита у него в воротник, обыскивать его тоже нельзя. Выполняйте приказ, борт 1576».

— Планета, я борт 1576, есть выполнять приказ.

Вернулся второй пилот, доложил:

— Все, пристегнул капитана, боязливый какой-то он, бледный весь, аж потом по-крылся.

— Хорошо, бери штурвал, Толя, я в салон схожу, груз посмотрю.

— Есть взять штурвал.

Командир вышел из кабины в салон, глянул на Муравьева, поморщился. Показал-ся он ему гадким, жалким ничтожеством. Хотелось просто задушить эту сволочь.

— На вот пакет тебе, начнет трясти — заблюешь весь салон. Положи в уголок себе.

— Спасибо, командир, обойдусь.

— Ты не пререкайся, никто за тобой блевотину убирать не будет. Не потребуется — хорошо, а на всякий случай возьми, там у стены кармашек есть, туда и положи.

Капитан взял пакет, повернулся к стенке, ища несуществующий кармашек. Силь-ный удар по шее прервал сознание. Командир отстегнул привязной ремень, наклонил ту-ловище вперед, связывая руки брючным ремнем сзади. Выпрямил туловище, снова при-стегивая к креслу, и обмотал скотчем рот.

— Вот теперь обойдешься, сволочь, — он еще раз замахнулся рукой, но не ударил, — так бы и зашиб тебя, гада.

Вернулся в кабину, заблокировав ее.

— Экипаж, слушай мой приказ: ложимся на обратный курс, из кабины не выхо-дить, штурману проложить курс домой.

— Есть домой, — ответил второй пилот.

— Есть проложить курс, — ответил штурман.

Минуту молчали все.

— Есть курс домой, — обратился штурман.

— А с особистом что — ломиться же в кабину начнет? — неуверенно спросил второй пилот.

— Не начнет, — усмехнулся командир, — я его вырубил и связал. Это приказ с земли. Так что домой ребята и без вопросов.

Он переключился на запасную волну.

— Планета, я борт 1576, как слышите меня, прием?

«Я Планета, слышу вас хорошо, докладывай».

— Борт 1576 приказ выполнил, иду домой.

«Молодец, борт 1576, встречаем».

Ни командир, ни его экипаж не знали, что произошло. И гадали о случившемся каждый по-своему. Но были довольны все. Во-первых — шли домой, а во-вторых, что ней-трализовать пришлось Муравьева. Очень уж досаждал он всем своим недоверием и подоз-рительностью, строчил необоснованные доносы, по которым проводились проверки, не выявляющие изложенных, якобы, фактов. А он все равно выводил и выводил «всех на чистую воду».

Самолет приземлился, подрулил к стоянке.

— Да, мужики, встречают нас по-праздничному, видимо, серьезное что-то случи-лось. Генерал даже прибыл с кучкой полковников.

Экипаж видел, как солдаты взяли самолет в кольцо. Двигатели остановились.

— Так, братцы, всем оставаться на месте — пойду докладывать.

Командир одел фуражку, к переднему люку подкатил трап.

— Товарищ генерал, борт 1576 совершал полет на военный аэродром в Индии. По приказу с земли перед государственной границей Российской…

— Подожди, майор, не до рапортов. Муравьев где?

— В салоне, товарищ генерал, я его связал, так и сидит там.

— Документы на груз где?

— У капитана Муравьева, товарищ генерал.

— Почему не у вас?

— Он груз готовил и сопровождал, полковник Луговой приказал.

— Что за груз?

— Не могу знать, товарищ генерал, все готовил Муравьев по приказу полковника Лугового. Мой командир был в курсе, приказал не спорить с особым отделом.

— Приказал или попросил?

— Посоветовал, товарищ генерал.

— Да, майор, хорош. А если бы индийская сторона стала задавать вопросы — ведь за груз отвечаешь ты, а не капитан Муравьев? Разболтались… Ладно, иди в кабину, всем пока быть на месте. Потом вас отвезут и допросят. Выполняйте, майор.

— Есть, товарищ генерал.

Суманеев закурил. Потом обратился к Синицину:

— Видишь, что творится, полковник. Командир не знает, что везет, кто бы там в это поверил? Международный скандал был бы огромный. Кстати, установили, кто на те-лефон дежурного позвонил?

— Нет, товарищ генерал, не установили. Звонок анонимный с телефон-автомата, голос исследуется.

— Если бы не этот звонок и адекватная реакция Брунова — просрали бы мы здесь все. Возьми его себе в помощники, толковый мужик и расследование грамотно, напористо начал.

— Есть, товарищ генерал.

— Что ты заладил — есть, да есть. Работай и докладывай, держи в курсе. Удачи, полковник, вечером жду.

Суманеев пожал руку и уехал.

День пролетел, как одна минута. За суматошной чередой оперативно-следственных мероприятий некогда было даже поесть. Не хватало людей и техники, тор-мозили эксперты, хотя и работали с полной отдачей. Не хватало главного — времени. Одно цеплялось за другое, экспертизы требовали времени, а его не хватало, сбор фактов требовал времени, оперативная информация требовала проверки и даже допросы, основанные на этих фактах и экспертизах, требовали времени.

Синицин доложил генералу, сделанное за день, откинулся на спинку кресла.

— Устал, Олег Игоревич? — Спросил, жалея Суманеев.

— Очень устал и не ел ничего, аж ноги подкашиваются.

— Да-а, заварили мы кашу, но что поделать? Иди — покушай, выспись и с утра ко мне, обсудим план действий. Хотел сегодня, но вижу, что никакой ты. Завтра жду.

Раздался телефонный звонок сотового, Синицин ответил.

— Фролов, не в службу, а в дружбу, Олег Игоревич, ты бы не мог к нам сейчас подъехать?

Синицин вздохнул.

— Иван Сергеевич, хоть в дружбу, хоть в службу — не могу сейчас. Вымотался весь и ты знаешь, чем я сейчас занят, не до Посланника в этот раз.

— А он и хотел с тобой на эту тему поговорить.

— Ну, знаешь, Иван Сергеевич, кто же разрешит с ним такой информацией делить-ся? Сам-то понимаешь, о чем просишь?

— Понимаю — поэтому и прошу.

Суманеев замахал рукой, прося телефон.

— Добрый вечер, Иван Сергеевич, это Суманеев. Я все понимаю, но у каждого своя работа. У Посланника своя, у нас своя. Так что не проси.

— А он сам хочет вам пару слов сказать.

— Давай, в этом отказать не могу.

— Петр Степанович, добрый вечер. Я понимаю, что вы не согласитесь, но я бы мог вас убедить. Но в таком случае вы не решитесь. Так что просьба будет одна — минут пять из кабинета не уходите.

Посланник отключил связь разговора. Суманеев задумался, спросил, как бы ни к кому не обращаясь:

— Что он задумал? У него оборонка, у нас шпионаж с хищением. Как эти два мо-мента связаны?

Синицын пожал плечами, он тоже не знал.

Раздался звонок телефона прямой связи с директором.

— Сейчас и выясним, — Суманеев снял трубку. — Слушаю вас, товарищ генерал-полковник, Суманеев.

— Ты прямо сейчас езжай к Посланнику, расскажи ему все, план действий с ним скорректируй. Самолет закажи и вместе с ним сразу ко мне. Выполняй, — директор пове-сил трубку, не спрашивая и не объясняя ничего.

— Все слышал? — Спросил Суманеев Синицина, — тогда поехали. Вот тебе, бабуш-ка, и Юрьев день, шпионаж и оборонка.

Михайлов встречал гостей.

— Вы извините, господа, но, если уж я прошу, значит не просто так. Вы, Петр Сте-панович, расскажите все по порядку, а Олег Игоревич пусть поест, не кушал наверняка ничего. Какие-то детали упустите — он дополнит.

На столе уже стоял один прибор с едой. Суманеев с Синициным уже ничему не удивлялись и не возражали.

— Все началось с телефонного звонка дежурному ФСБ, — начал Суманеев. — Неиз-вестный сообщил, что на аэродроме авиазавода произошло нападение на караул и воз-можна попытка вывоза истребителей за границу на самолете Антей. Ответственный по управлению подполковник Брунов серьезно отнесся к анонимному звонку и выехал на аэродром. На месте он выяснил, что действительно Антей планово загружался запчастями для истребителей и должен был вылететь в одиннадцать утра в Индию. Но Антея на аэро-дроме не оказалось, он улетел на четыре часа раньше графика, а весь караул исчез. Один-надцать солдат и прапорщик найдены им в санчасти убитыми. Один солдат остался жив, его без сознания закинули в самолет. Установлено, что произошло нападение на караул, солдата оглушили сзади, забросили в самолет, как я уже говорил. Что хотел преступник или преступники неизвестно. Когда по времени в шесть утра начкар стал проводить смену караула — это и выяснилось. Он немедленно сообщил начальнику особого отдела полковнику Луговому. Тот сразу прибыл на место, поздоровался с каждым за руку и они все скончались. В его перчатке обнаружен сильнодействующий яд, яд проникал через кожу и вызывал смерть через пару минут. Так он смог поздороваться со всеми. Для Лугового нападение на караул было неожиданностью. Он убивает весь личный состав караула, вызывает новый, а самолет немедленно отправляет в рейс со своим помощником капитаном Муравьевым. Новому караулу Луговой объясняет, что у ребят легкое пищевое отравление, надо промыть желудок в санчасти и они скоро вернуться. В санчасти констатируют смерть именно от пищевого отравления и отправляют солдат на вскрытие. По дороге солдаты должны были исчезнуть навсегда. Но, благодаря грамотным действиям подполковника Брунова, солдаты остаются в санчасти, а Лугового задерживают. Яд при нем обнаружен. Улетевший самолет вернули, Муравьев так же задержан, при нем тоже обнаружен идентичный яд. Обнаружили в самолете и солдата из караула, видимо по ошибке забытого Луговым, иначе бы и он в живых не остался. И самое главное — все документы на груз находились у капитана Муравьева. По документам — это запчасти к истребителям. А на самом деле там был в полном комплекте истребитель СУ-3 °CМ. Фюзеляж, крылья, приборы и т. д. Их собирают по контракту с нашей оборонкой. И этот истребитель ни как не должен был попасть в Индию. Он предназначался для наших авиаполков. Вот вся информация на сегодняшний день.

Синицин уже покушал, выпил кофе и разомлел немного, хотелось спать.

— Хочу заметить, полковник, что я буду встречаться с генеральным конструктором истребителей. Подписан контракт между Министерством обороны и Авиакорпорацией в марте 2012 г. на поставку в войска 30 многоцелевых истребителей Су-3 °CМ в период до 2015 г. Мы должны обсудить с конструктором усовершенствование машин, чтобы в вой-ска поступали уже неуязвимые летательные аппараты. Что планируете предпринять в ближайшие день-два, Олег Игоревич?

— На аэродроме мы практически закончили отрабатывать оперативно-следственные вопросы. Мелочи, конечно, останутся. Там банальный тактический транс-портный плацдарм для хищения. Антей мы на гражданском аэродроме посадили, о его возврате пока никто не знает. Сейчас главное — выяснить, каким образом истребитель ока-зался неучтенкой. Провести ревизию на заводе, установить круг ответственных лиц. Работать плотно и напористо именно на заводе.

Михайлов нахмурился, закурил сигарету. Суманеев с Синициным занервничали, чем опять недоволен Посланник. В свете последнего звонка директора им это может бо-ком выйти. Сон и вялость мгновенно улетучились, полковник сконцентрировался.

— Какой круг наметили для себя, полковник, кого отрабатывать станете?

— Прежде всего, Шеф, ответственных лиц, связанных с учетом и распределением материалов, оборудования, приборов. Лиц, связанных с загранконтрактами, поставкой оборудования за рубеж.

— Конкретнее, полковник, конкретнее. Кто, считаете, наверху стоит?

Синицин взмок, провел пальцами по воротнику, но расслабить галстук не решил-ся.

— Начальник цеха, возможно директор завода, Луговой, понятно, в помощниках ходил.

— А вы что думаете, Петр Степанович?

— Полагаю, что Олег Игоревич прав.

Михайлов нахмурился, раздумывая, закурил новую сигарету, побарабанил паль-цами по столу.

— Раньше, господа, структура такая была, — начал говорить Михайлов. — ОБХСС называлась. Так вот, они и то лучше соображали. А вы рассуждаете, как полицейские БЭПники. С их точки зрения вы все правильно сформулировали. Может вас, господа, в полицию перевести? Так я это одним звонком решу и для обоих сразу. Приехать прошу — они ерепенятся. Полковник — я все-таки генерал, не забывайтесь.

Синицин подскочил, выпрямился в стойку.

— Так точно, товарищ генерал, извините.

— Садись, не отчитывать тебя пригласил, но внушение вижу необходимо. Кто в Индии самолет пытался приобрести, что за группировка, клан или что там еще? И вы счи-таете, что они с начальником цеха выйдут на переговоры? Или с местным директором завода? Да он такой же маленький человечек, как и цеховик, только денег отхватил бы чуток побольше. А вот руководитель авиакорпорации мог выйти с такими вопросами за рубеж. Или на него могли выйти. Кто-то, возможно, и выше вопрос этот курирует. Но, эти лица вам не по зубам, полковник. Возможно и директору, которого вынудят закрыть глаза на некоторые вещи. Не способствовать, нет, а проявить бездействие. И окажется по-вашему — сядут начальник цеха с местным директором да начальником особого отдела, а вся верхушка на свободе останется. Все гниды махровые пировать и жировать будут, вы какую-нибудь медальку получите. Это что — государственный подход к делу? Я бы не ме-дальку вам дал, а наказал по самое нехочу. Бездействие — тоже один из видов преступного деяния. Так что план вашей работы, полковник, не корректировать — заново создавать на-до.

Михайлов закончил монолог, вышел из кабинета попросить Ирину принести им чай, вернулся.

— Слушаюсь, товарищ генерал, план работы заново сделаю с учетом ваших заме-чаний.

Михайлов усмехнулся.

— Олег Игоревич, ты меня раньше Шефом звал — вот и зови так, не надо этих гене-ральских примочек. А план, будь добр, сделай. А мы с Суманеевым сейчас на аэродром и в Москву.

— Надо бы, Шеф, уже с планом к директору. — Суманеев не стал называть Михай-лова по имени отчеству при полковнике, который и не знал имени.

— А я не к директору, Петр Степанович, меня Президент ждет. Хочу попросить его дать указание генеральному прокурору и суду, чтобы вам хотя бы не мешали. Чтобы исключить ситуации, когда факты есть, а санкцию не дают. Кое-какие вопросы еще обсу-дить. Страну надо поднимать — в Америке предвыборная гонка скоро начнется. И если победит не Барак Обама, а Ромни, то у последнего враг номер один — Россия. Чем это закончится — неизвестно, но готовыми быть надо ко всему. Шире думайте, господа, глобальнее, не в полиции служите, хотя не хочу обидеть и эту организацию.

Суманеев и Синицин как-то подтянулись даже, почувствовав важность происхо-дящего. А Михайлов продолжил:

— Мой совет вам, полковник — никакой ревизии на заводе не назначать, никаких действий, связанных с хищением, не проводить. — Михайлов видел, как удивленно и не-понимающе воспринимает его слова полковник. — Пока не проводить. Ревизия в цехе, на заводе начнется. И начнется завтра же, но без вашей инициативы. Я говорил уже, что с генеральным конструктором хотел скорректировать производство истребителей в новой модификации. А для этого нужно знать, сколько деталей, оборудования, приборов завезе-но, сколько израсходовано уже. Ревизия начнется, но с подачи генерального конструктора, а вы, полковник, должны подключиться и своих ревизоров всунуть, владеть ситуацией и направлять ее в нужное русло. Не понравится это некоторым, но что делать — объективная необходимость. Засуетятся преступники, засуетятся, ошибки станут допускать, а вы их ловите, эти ошибки, фиксируйте. На заводе вам побывать надо. Легенда, собственно это не легенда, а часть действительности, поиск пропавшего Лугового. Начальник особого отдела не хухры-мухры — копать будете наступательно, активно, жестко. Конечно прихватите и побочные, якобы, вопросы. Но красной чертой должна для всех пройти одна нить — поиск Лугового. Надеюсь, о его задержании на заводе не знают?

— Не знают, Шеф.

— Проследите за этим, полковник, жестко проследите, информация не должна уй-ти. Преступники должны знать — ревизия идет, следственные действия ФСБ проводит, но это не направлено на хищение истребителей. Они прекрасно поймут, что в этой водице могут и их делишки всплыть, но станут обрубать концы более решительно и не аккуратно. Контроль надо установить жесткий на заводе, видеонаблюдение особо не прячьте, часть не прячьте, недоверие выразите местным чекистам. Не им в глаза, а начальнику цеха, например, директору завода. Наверняка необходимо станет какие-то документы уничтожить преступникам, а это многократно сложнее становится. Но маленькую щелочку оставьте и ждите, кто-то все равно туда нос сунет. И помните, четко помните — пока это предположения, наши рабочие версии, которые необходимо или опровергнуть, или закрепить документально. Железными фактами и экспертизами. Все на этом, полковник, действуйте.

Есть, Шеф, вам бы в нашей академии преподавать.

— Спасибо, полковник, мне и своей работы хватит. Все, езжайте отсыпаться, а то завтра никакой будете с недосыпа. А голова нужна ясная, для других действий спецназ есть, — немного уколол Синицина Михайлов.

ХХХI глава

Цех по сбору истребителей, или как их ласково называли — Сушки, встал. Непри-вычная тишина не успокаивала, наоборот, немного волновала и будоражила. Некоторые из работяг видели цех словно впервые. Раньше приходили на рабочее место и приступали к работе, особо не осматриваясь. Где-то рядом сверлили, клепали, точили, винтили. Каж-дый работал в своем небольшом пространстве. Привычный шум, а тут тишина. Цех стал большим и объемным, было время осмотреться и даже пройтись по нему от безделья.

Рабочим ничего не объяснили, распорядившись временно прекратить работу. И каждый гадал по-своему отчего. То ли ученья какие, то ли нововведенья, то ли еще какая хрень появилась в голове начальства. Суетились и бегали лишь учетчики, записывая, счи-тая, помечая выданные в свое время приборы и материалы. На складах сверяли каждую учетную гаечку.

Главное, что волновало работников — могут приостановить выплату зарплаты. Поэтому временной вопрос простоя становился решающим для всех.

Ходили, курили, обсуждали ситуацию в кулуарах, спрашивали начальника цеха. Но он сам ничего не знал — директор распорядился, ничего не объяснив. Считал, что должность обязывает и напускал на себя важность, объясняя, что завод секретный и так надо. Типа — знаю, но сказать не могу.

Когда начали считать, учитывать, проверять приборы, материалы и оборудование, понял, что идет элементарный учет, ревизия. Но не понимал: зачем надо останавливать производство. Люди в цехе проверенные и воровства нет. А, может, есть, поэтому и кутерьма такая? Если так, то все на кадры не спишешь, и ему отвечать придется. Решил сходить к директору.

— Что тебе, Стебловский? — Недовольно спросил директор.

— Народ волнуется, Эммануил Федорович и я, естественно, тоже. Ревизия нача-лась, производство остановили — кража какая что ли?

— Генеральный позвонил из Москвы и приказал, сказал, что позже чуток объяснит. Так что никакой кражи нет, Виктор Михайлович, не волнуйся. Сам ни черта не понимаю, — развел руками Головянко. — А ты Лугового давно видел, не у тебя он случайно сейчас?

Стебловский успокоился, отлегло немного от сердца. Главное — кражи нет, а ос-тальное все уляжется.

— Лугового? — Начальник цеха задумался. — Давно, на прошлой неделе, наверное. Зачем мне черт с рогами, чем меньше контрики ходят, тем лучше.

Головянко ухмыльнулся.

— Что же ты его так не любишь?

— Баба он что ли? От особистов одни неприятности, чего от них ждать. В прошлом месяце у меня лучшего прибориста уволил, откопал где-то, что тот по малолетству сидел за кражу. Двадцать лет прошло, мало ли что в юности было, а он еще и на меня наехал, типа я всякий сброд собираю. Я не сброд, я специалистов, как воздух ищу. Не хороший он, тридцать седьмого выкормыш. А-а-а, — Стебловский махнул рукой и вышел из кабинета.

Луговой всегда его раздражал своей необоснованной подозрительностью. Кто ви-дит в людях только плохое — сам непорядочный человек, считал он.

После уходя начальника цеха Головянко задумался. Обстановка нервировала, на-прягала. Главное — неизвестно что делать. Почему генеральный не звонит? Прекрасно же понимает, что мы волнуемся. Волнения — черт с ними, с волнениями. Делать что, что де-лать? Ждать сидеть? Он набрал номер Лугового — не отвечает, решил позвонить на рабо-чий телефон.

— Полковник Синицин, — прозвучал ответ.

Что за чертовщина, какой Синицин? Ничего не понял Головянко.

— А вы кто? — прямо спросил он.

— Полковник Синицин, — вновь прозвучал ответ. — Представьтесь, пожалуйста.

— Я директор завода. Вы кто такой, поясните?

— Добрый день, Эммануил Федорович. Я к вам сейчас зайду.

Что еще за Синицин, где Луговой, почему цех встал? Куча вопросов, а ответов нет. Сняли Лугового — нового должны представить — не представляли. Может и Синицин это. Не успели? Вряд ли. Что-то все здесь не так. Головянко нервничал, очень нервничал.

В кабинет вошел мужчина.

— Полковник Синицин, вы со мной разговаривали, Эммануил Федорович.

Головянко указал рукой на кресло.

— Присаживайтесь, кто вы?

Синицин протянул удостоверение.

— Олег Игоревич, ФСБ России, центральный аппарат, г. Москва.

— Из Москвы даже? — Головянко вернул удостоверение, стараясь скрыть волнение. — К нам по какой милости?

— Собственно я не к вам приезжал, но пришлось задержаться и даже посетить. ЧП у вас, Эммануил Федорович, ЧП. Поэтому договоримся так — я задаю вопросы, вы отве-чаете. Потом наоборот, если вопросы у вас появятся.

Он видел, как затряслись руки у директора, значит, тактика его верна, что-то скрывает директор, беспокоится.

— Хорошо, Олег Игоревич, какое ЧП?

— Мы же договорились — вопросы задаю я, потом вы, — Синицин вежливо улыб-нулся.

— Я готов ответить на все ваши вопросы. Только вы мне поясните, что за ЧП? Я все-таки директор завода.

Синицин понимал, что Головянко тянет время, ему крайне важно знать о каком ЧП идет речь. В зависимости от этого сориентироваться — что отвечать и как. Директор побледнел, руки тряслись, но говорил четко, не смотря на жалкий вид.

— Не хотите отвечать здесь, Эммануил Федорович, поедемте в управление, допро-шу вас там.

— Это что допрос, на каком основании? — Еще более разнервничался Головянко, достал из пиджака и положил под язык таблетку.

— Здесь беседа, в управлении был бы допрос, раз вы не хотите говорить.

— Да поймите вы, — директор подбирал слова, — я руководитель завода, секретного, между прочим, завода, а вы ничего не объясняете. А-а, — махнул он рукой, — спрашивайте.

Синицин понял — Головянко справился с охватившим волнением, сейчас уже по неосторожности словечко не выкинет.

— Зачем вы сейчас звонили Луговому?

— Хотел узнать: почему в одном из цехов приостановили производство, рабочий процесс встал. Может он, по своей линии, что-то знает?

— А почему остановилась работа?

— Да откуда я знаю. Вот и хотел у него узнать, может он что знает.

— Но вы же директор, я полагал, что это вы отдали такой приказ и тоже был удив-лен.

— Приказ я отдал, устный, а мне генеральный позвонил и тоже устно приказал ос-тановить производство, ничего не объяснил. Тут вы приходите со своим ЧП, а я ни черта не понимаю.

Синицин понял — инициативу потерял. Теперь уже директор перешел в наступле-ние и пытается выяснить, что к чему.

— А когда вы видели в последний раз Лугового, Эммануил Федорович?

Головянко хмыкнул.

— Слова-то какие — в последний раз, как в последний путь… Он-то здесь причем? Не помню, точно не помню — два или три дня назад. Два дня, — все-таки уточнил он.

Синицин внимательно смотрел на Головянко. Его фраза «Он-то здесь причем?» заинтересовала. Действительно не знает или?..

— Зачем он к вам приходил?

— Зачем приходил? Собственно незачем.

Так, поговорили, уточнили время вылета самолета Антей в Индию. У нас кон-тракт — запчасти некоторые поставляем. Вот и все, больше не видел его.

Странно, зачем Луговому уточнять время вылета с директором? Странно.

— А с кем он здесь дружил, общался, может любовница была, подруга, друг?

— Это не ко мне вопросы, Олег Игоревич, я с ним на короткой ноге не стоял, не знаю.

— Хорошо, спасибо, Эммануил Федорович, теперь ваша очередь, — Синицин улыб-нулся.

— Очередь… Вопрос один — что за ЧП?

— Луговой пропал, исчез, нет нигде. Сами понимаете — начальник особого отдела, имел допуск практически ко всему, ко всей секретной информации.

— Как пропал?

— Не знаем как, ищем. Будем опрашивать всех — кто видел, что делал и т. д. По по-воду остановки производства — позвоните генеральному, я пока не знаю. Естественно, буду выяснять, может с этим связано. Не люблю совпадений — производство останавливается, и начальник особого отдела исчезает. Всего доброго, Эммануил Федорович, спасибо.

Синицин попрощался.

«Как это все не во время, где этого Лугового носит, когда он так нужен? — Рассу-ждал Головянко про себя. — Не пьяница, не бабник — просто так исчезнуть не мог. Какие варианты возможны? Арест? Вполне. А появление Синицина — обычная игра спецслужб. Сбежал, почуяв опасность? Нет, деньги еще не получены. Банальное убийство? Малове-роятно, но возможно. И что мы имеем? 90 % — арест, 9 % банальное убийство, 1 % что-то еще».

Головянко вздохнул, набрал номер. Он звонил своему старому приятелю, с кото-рым дружил с детства, в школе вместе учились. Который не раз выручал его информаци-ей, работая в региональной ФСБ.

— Пашенька, приветствую тебя, дорогой.

— О-о, сколько лет, сколько зим, рад слышать.

— Паша, я сразу к делу, помоги пожалуйста, Луговой у меня пропал, начальник особого отдела. Ваши уже ищут, ты ничего не слышал?

— Ничего, даже что пропал: не слышал. Наверно свеженькое что-то, а я как раз на рапорте, на планерке по-вашему, не был. Выясню — позвоню.

— Спасибо, дорогой, жду. Пока.

Через полчаса он перезвонил.

— Эмма, ты помнишь, где последний раз были?

— Конечно, помню.

— Приезжай прямо сейчас.

Головянко заволновался. Паша не стал говорить по телефону, значит дело серьез-ное, значит арестован. Сколько он продержится? Нет, его надо убирать немедленно. Но сначала Паша — выяснить, где Луговой содержится, за что взяли? Паше он верил, друг детства, да и денежки чего-то стоили, придется заплатить за информацию.

К кафе он подъехал быстро, но Паша встретил на улице.

— Пойдем, Эмма, лучше пройдемся, так надежнее.

— Пашенька, ты меня пугаешь…

Они пошли по улице тихим шагом.

— Эмма, ты понимаешь, что это секретная информация, что…

— Пашенька, не надо словоблудий, — Головянко вынул из кармана конверт. — Это немного скрасит твою застенчивость.

Павел сунул конверт в карман.

— Луговой не пропал, его убили. Ищут не его, Эмма, его убийц или убийцу.

— Как убили?

— Как убили? Самолет у вас пытались захватить на аэродроме. Положили двена-дцать солдат и прапорщика. Ну и Луговой под раздачу попал.

— А самолет?

— А самолет отбили, в Индии уже пасется. Как и положено, по графику улетел.

— Кто же это?

— Кто, кто, если бы знали кто?

— То-то я смотрю, Синицин мне сегодня очки втирал. Что за гусь то?

— Из Москвы прилетел, специально по этому поводу.

— Ну, блин, дела…А производство зачем остановили? Что это поможет убийство раскрыть?

— Откуда мне знать, Эмма, я человек маленький, скромный…

— Хорошо, Паша, хорошо. С собой только нет, не вопрос.

— Генеральный конструктор скоро к вам приедет и еще кто-то, не знаю. Короче, эти самолеты по-другому делать надо. Какие-то изменения в конструкцию внесут. Только после этого производство запустят. С Луговым это никак не связано.

— Спасибо, Пашенька, спасибо. А то молчат все, я волнуюсь — что там случилось? Не только я — завод весь переживает. Должок за мной, не вопрос.

Головянко уехал на завод, успокоился, но не совсем. Понятно, почему учет начал-ся, считают остатки. Но, если сведут их, состыкуют с отделом сбыта — все, хана. Эх, раньше бы знать — повременили бы с отправкой самолета в Индию. Материалов на два отпущено, документы в порядке, один истребитель готов. А второй, как отчитываться по второму?

Головянко вызвал к себе начальника отдела сбыта. Объяснил ситуацию.

— А что вас беспокоит, Эммануил Федорович? Сделаем, как всегда, только в этот раз внепланово. Отправим несколько машин, взорвем — вот и спишутся материалы. Пусть Луговой все готовит и действует. Самолет не собирали, это любой подтвердит, а материа-лы… ну, что поделаешь — взорваться все может. Все чисто-гладко.

— Чисто — гладко, — Головянко вздохнул. — Дурак ты, Дворкович, в этот раз не про-катит. Лугового нет, готовить некому. Расследование не он проводить станет, поэтому выявят все. Что-то другое надо придумать.

— А куда Луговой девался, — удивился Дворкович.

— Убили его, Борислав Вадимович, убили. Только об этом никому, ни-ни. Фэйсы убийц ищут, всех раком поставят. Про убийство не говорят, якобы его самого ищут. Тоже мне, комбинаторы хреновы. Как, куда материалы спишем?

Дворкович только охнул и плюхнулся на стул. Осунулся как-то сразу и посерел.

— А кто, как убили? — Почему-то враз севшим голосом спросил он.

— Не важно кто и как, с нами это не связано. Думай лучше.

— Думай… не связано… Что-то я в эти совпадения не верю — убийство и учет сра-зу же. Эти еще два московских гуся считают все дотошно.

— Каких гуся, о чем ты? — Удивился Головянко.

— Обыкновенных, из Москвы. Генеральный отправил учет провести.

— Ты ничего не путаешь, Дворкович, почему Анна ничего не доложила?

— Я думал вы в курсе. А Анна — ей в туалет сходить некогда, не то, что к вам бе-гать. Пишут, считают, торопятся: хотят за два дня все успеть и обратно в Москву. Гене-ральный отчет ждет. За два дня не успеют, вечеровать собираются.

— Но, блин, дисциплина, распустил я вас всех. Ладно, иди, думай, а я сам к Анне зайду.

Дворкович ушел, а Головянко выматерился, оставшись один. «Какой учет, какие учетчики сейчас. Он что не соображает совсем или я чего-то не понимаю, не знаю»? Ди-ректор набрал номер генерального.

— Александр Викторович, добрый день, Головянко беспокоит.

— Я же сказал тебе — позвоню. Что за спешка?

— Все нормально, но учетчиков то зачем отправили?

— Каких учетчиков?

— От вас прибыли два сотрудника с заданием провести учет. Как-то не укладыва-ется у меня в голове такое мероприятие.

— Какие еще учетчики, я никого не отправлял. — Разумнов помедлил немного, сам факт звонка ему не нравился. — Может зам мой отправил, я выясню. Дело в том, что в свя-зи с новыми обстоятельствами самолеты будут модернизированы, и делать вы их начнете уже в новом варианте, этот устарел. Наверно завтра уже у вас генеральный конструктор появится, он мне звонил, просил остановить производство. Им, видите ли, новая идея пришла в голову. Впрочем, он сам все расскажет. А с учетчиками я разберусь, не пережи-вай. Учет и контроль еще никому не мешал. Через несколько дней и сам буду. Все, рабо-тай.

Разумнов, генеральный директор авиакорпорации, понял, что производство вста-ло и на заводе начался учет. Этот учет сильно беспокоил директора. Но ничего, если за-меститель перебдел и организовал свой учет, то материалы все равно здесь на столе ока-жутся, это не страшно. Чего так испугался директор? По телефону ничего не сказал.

А Головянко долго размышлял после этого разговора, взвешивал за и против, рас-сматривал варианты. Решил — через три дня вернется Муравьев, заберет у него деньги, в том числе и Лугового, и за границу. Место и документы он заранее подготовил — не най-дут. Хватит трястись здесь по каждому поводу. На душе отлегло, повеселел даже. За три дня ничего выяснить не успеют, а на четвертый его уже в России не будет.

ХХХII глава

Синицин не стал вызывать на допрос Лугового в управление. О его аресте знал очень узкий круг лиц и светить его здесь считал нецелесообразным. Притом он очень тон-ко запустил слушок, что Луговой убит, как и весь личный состав караула. Сотрудники свои люди, но чем черт не шутит. Пошел в изолятор ФСБ сам, в камере можно пообщать-ся и там, все-таки, безопаснее. Если произошла утечка, то Лугового попытаются убрать, и убрать быстро.

— Я полковник Синицин Олег Игоревич, центральный аппарат ФСБ, — представился он, войдя в камеру.

— А что, местным уже не доверяют, — съехидничал Луговой.

— Обойдемся без ироний, Лев Аронович. — Синицин достал пачку сигарет и зажи-галку, положил на стол.

— Почему же, так интересней. А то заскучал я уже, сутки прошли, а еще никто не допрашивал. Готовились? И как?

— Неплохо, совсем не плохо.

— Без адвоката пришли, значит, по душам хотите поговорить. Что-то не срастается, полковник?

— Все срастается, все, Лев Аронович.

Синицин понимал, что Луговой готовился к разговору, проигрывал варианты, времени было достаточно.

— Выходит, предложить что-то хотите?

— Конечно, чистосердечное признание, например.

Луговой улыбнулся, закурил. А он хорошо держится, подумал Синицин, все-таки наша школа.

— Мы же не дети, полковник, зачем здесь сценарии кинофильмов?

— Обойдемся без сценариев, действительно. На вас — солдатские жизни, это вы хо-рошо понимаете. И так же прекрасно понимаете, что наказание будет пожизненным. Но, оказывается, и здесь есть выбор. Не знаю — просчитали вы этот вариант или нет.

— Позвольте полюбопытствовать, какой?

Синицин понимал, что за внешней раскованностью Лугового скрывается огром-ная напряженность ума, нервов и даже мышц.

— Жизнь или смерть.

— Смертной казни сейчас нет, позвольте заметить. Или вы мне угрожаете, бросите в камеру к уголовникам, пристрелите при попытке к бегству?

— Зачем эта игра слов, Лев Аронович? Давайте поговорим, как взрослые люди. Вы прекрасно понимаете, что останетесь жить только в одном случае — если расскажите все. До суда и во время суда мы вас, конечно, сбережем. А потом, кто вас сохранит потом, ес-ли вы что-то скроете, утаите, обманите? Вы станете опасны, вас уберут. Вы все понимае-те, зачем эта игра? Месть? Это для банальных уголовников. Вы станете не интересны, ес-ли расскажите все.

Синицин видел, что не произвел должного впечатления. Значит, этот его ход Лу-говой просчитал.

— Надо отдать вам должное, полковник, вы хорошо подготовились к разговору. Но, есть информация, за которую меня не уберут, как вы изволили выразиться. А я хочу ее продать и взамен получить не пожизненное, а лет пятнадцать. Меньше уж не получится, сам понимаю. А там хорошее поведение, глядишь, и отсижу десятку.

Луговой внимательно наблюдал за реакцией.

— Вы о сорока миллионах, Лев Аронович?

Луговой вздрогнул, но практически мгновенно взял себя в руки.

— Да, вы могли догадаться о самолете. Примите мое уважение, полковник. И стоит он действительно столько — сорок миллионов долларов. Но вот где они, эти доллары, вы не знаете и не можете знать. Поэтому я вам отдаю сорок миллионов, а вы гарантируете мне пятнадцать лет, не более. — Луговой расслабился, почувствовав, что выигрывает.

— Лев Аронович, но вы словно ребенок, ей Богу. Не на базаре же. Знаю я все — нет этих долларов, просто нет. Понимаю — почему вы так уверены, понимаю. Но вы многого не знаете, многого. Поэтому торговаться не будем, и так все ясно. Я пришел жизнь вам сохранить, а вы базар устроили. Нехорошо, Лев Аронович, не хорошо.

Луговой усмехнулся.

— Красивый ход опера, но бесполезный, к сожалению.

— Что ж, будем считать, что разговор не получился, жаль. — Синицин встал, соби-раясь уходить.

— Значит, не получился, я тоже все сказал, мне терять нечего.

Какая же ты сволочь, подумал Синицин, двенадцать жизней загубил, Родину про-дал и еще торгуешься. Он посмотрел на Лугового с презрением, тот опустил глаза, не вы-держав взгляд.

— Самолет мы назад вернули, никуда он не улетел, а Муравьев в соседней камере сидит. Вот так, мразь.

Это был удар, сильнейший удар. Луговой враз как-то съежился, осунулся и посе-рел, выглядел жалким и подавленным. Из арестанта, пытающегося диктовать условия, превратился в жалкое подобие человека. Холеные ручонки тряслись и даже губы дрожали.

— Все подробно письменно изложите, вот бумага. — Синицин положил на стол листы и авторучку. — А мне сейчас назовите фамилии.

Луговой сидел, обхвативши голову руками. Человек, скорее нелюдь, убившая двенадцать солдат из-за паршивых долларов, продавшая Родину, честь офицера.

— Ну-у, — поторопил Синицин.

— Из моих один Муравьев, больше никого. На заводе директор, Головянко Эмма-нуил Федорович, заведующая складом Розенблюц Анна Борисовна, начальник отдела сбыта Дворкович Борислав Вадимович. В этом городе все. В Москве одного знаю.

— Разумнов?

— Да, он, Александр Викторович, генеральный директор корпорации.

— Расскажите кратко о каждом.

Луговой тяжело вздохнул, закурил.

— Муравьев — мой цепной пес, не более того. Головянко знал все, в том числе и Разумного. Он единственный, кроме меня, кто его знал. Дворкович и Розенблюц — мелкие сошки, ничего, собственно, не знали. Они полагали, что мы товар налево продаем, напри-мер в те же авиаполки, как запчасти.

— Как собирались списывать товар, как вы выражаетесь?

— Легко, — Луговой усмехнулся. — Поступает новая партия, ее грузят на грузовики и везут на завод. По дороге все взлетает на воздух и нет товара. На самом деле товар дру-гим рейсом уходит и пополняет, устраняет недостачу. А те грузовики грузятся списанной некондицией… брак, при сборке могли что-то сломать. Надо, чтобы от взрыва хоть что-то осталось.

— Но, ведь в машинах люди?

— Что поделать — издержки.

— Какая же ты мразь, Луговой. Люди для тебя издержки…

Хотелось раздавить эту нелюдь собственными руками.

— Не читай мораль, полковник, спрашивай.

— Разумнов хозяин корпорации или там другое лицо?

— По документам он собственник, проверял. А кто на самом деле — не знаю, сам понимаешь.

— Покупатели, что известно о них?

— О них? Мне ничего неизвестно, с ними только Разумнов общался, Головянко тоже ничего не знал.

— Какой расклад вознаграждения?

— За истребитель в самолет должны были загрузить всю сумму, сорок миллионов. Двумя упаковками. В одной два миллиона, в другой тридцать восемь. Два нам — семьсот мне, один Головянко и по сотке остальным. Другую упаковку Муравьев должен сбросить с самолета в квадрате 25–41. Там равнина, легче найти посылку, ее сбросят с парашютом. Разумнов или его люди, будут ждать подарок, сейчас уже через два дня. Через два дня Ан-тей должен вернуться.

— Хорошо, напишите все подробно.

Синицин вернулся в кабинет. Оперативно - следственная работа продвигалась ус-пешно. Преступников можно и нужно брать через два дня, как раз учет закончится, Ра-зумнова только с поличным. А если не он сам появится, людей отправит за посылкой?

Полковник налил себе кофе, добавил немного молока, расслабился в кресле. Лу-говой вызывал не только отвращение, а желание раздавить его, размазать по полу, по сте-не, как таракана, не в обиду им сказано. Как же так можно жить, уничтожая других не за-думываясь. Наверное Луговой задумывался, но задумывался лишь о том, чтобы не пойма-ли, не раскрыли, не обнаружили.

Он созванивался с Москвой по поводу Разумнова — ничего интересного. Наблю-дение, прослушка желаемого результата не давали. Но Синицин был уверен — его все рав-но возьмет и вину докажет. Но как быть с теми, кто стоит за ним, если такой или таковые имеются? Слишком мелок Разумнов для сорока миллионов долларов, для ведения таких переговоров с зарубежными покупателями. А кто покупатели, государство? Исключено, оно все официально могло сделать без проблем. Значит определенные оппозиционные круги, структуры власти. Зачем? Захват власти, как средство террора с политической по-доплекой? Возможно, вполне возможно и скорее второе. Да, истребитель в руках террористов — это нечто.

Синицин допил кофе, выкурил сигарету. Посланник, наверное, уже вернулся, надо побывать у него, что-нибудь подскажет, наверняка подскажет.

Михайлов отдыхал дома, с женой. Ирина взяла отгул на работе, чтобы побыть с мужем, последнее время он часто ездил в командировки и времени на личную жизнь поч-ти не оставалось.

Когда прибыл Синицын, Ирина укоризненно посмотрела на мужа, вздохнула и понимающе удалилась. Полковник рассказал последние события.

— Да, я тоже считаю, что за Разумновым стоит фигура и фигура не маленькая, ее просто так не возьмешь, не свалишь. — Согласился с полковником Михайлов. — Как вы относитесь к несанкционированным методам расследования, Олег Игоревич?

Синицин понимал, что имеет в виду Посланник, но был не настолько близок с ним, чтобы отвечать прямо.

— Несанкционированно и отношусь, — размыто ответил он.

Михайлов улыбнулся, поняв причину конкретного и в то же время очень рас-плывчатого ответа.

— Олег Игоревич, давайте говорить, как друзья. Методы провокаций… ваше мне-ние о такой форме работы?

— Если как друзья, — улыбнулся Синицин, — то здесь необходимо говорить о кон-кретике. Мы же часто в своей работе применяем такие методы, хотя и не называем их провокацией. Например, подсовываем куклу, киллера подменяем оперативником.

Михайлов понял ответ.

— Хорошо. Нам надо в эти два дня выйти на искомую фигуру. Именно в эти два дня, до задержания Разумного. После сделать ничего не удастся. Необходимо создать си-туацию, чтобы Разумнов пошел, побежал к нему за советом, за помощью. Фигура, давайте этим псевдонимом его и назовем, уже ждет деньги и вряд ли захочет лишний раз разгова-ривать, встречаться, светиться. А мы должны вынудить их к общению.

— Но каким образом? Не лезут в голову дельные мысли, — развел руками Синицин.

— Есть одна идейка, — улыбнулся Михайлов.

ХХХIII глава

Наступили по-настоящему летние вечера, когда еще нет изнуряющей жары, и уже не веет продирающей до озноба прохладой. Комфортное время для отдыха, чаепитий, раз-говоров на свежем воздухе.

Разумнов не так давно сумел прикупить этот участок земли и построил коттедж. Теперь можно прогуляться перед сном по совсем небольшому, но собственному сосново-му бору, принять гостей без посторонних глаз. Скоро приедут погостить дочь с мужем и любимцем внуком. Для них отдельный домик имеется чуть меньших размеров. Неболь-шой домик для прислуги — он поселил туда семейную пару. Женщина занималась уборкой в доме, ее муж следил за территорией, садовничал и выполнял мелкие мужские работы, которые всегда находились.

Конечно, Разумнов потратился сильно, наличных денег и сбережений практиче-ски не осталось. И он иногда даже шутил с женой по этому поводу, называя себя нищим, не имеющим за душой ни гроша.

Стемнело, супруга ушла в дом, а он еще хотел посидеть немного в беседке, насла-диться свежим воздухом и мыслями за бокалом коньяка. Скоро появится и нал, немалая сумма, тогда он окрепнет и всякие середнячки перестанут его клевать. Самое удобное по-ложение — когда элита еще не смотрит, не берет в расчет, а большинство уже не дотягива-ется. Он отпил глоток коньяка, прикрыл веки — прекрасное состояние души. Посидел так минутку-две, не открывая глаз. Хорошо! Но пора идти, жена, наверное, заждалась уже. Открыл глаза и вздрогнул — напротив сидел незнакомый мужчина.

— Вы кто, как сюда попали? — Разумнов ничего не понимал.

— Я пришел поговорить и скоро уйду, не причинив вам вреда, если, конечно, будете вести себя прилично. — Низкий голос мужчины звучал властно.

— Уходите немедленно, я вызываю охрану.

Разумнов сунул руку в карман и успел нажать тревожную кнопку.

— Я не повторяю два раза, у меня деловое предложение.

— Уходите, — Разумнов попытался встать, но его сзади резко толкнули по плечам, вжимая в плетеное кресло.

— Вы, Александр Викторович, должны скоро получить некую сумму денег. Часть, причитающуюся вам, оставьте, а тридцать отдадите мне. При этом вы лично ничего не теряете, но приобретаете более мощного покровителя. Вашу долю я оставляю, нам же работать еще вместе, не правда ли?

— Бред какой-то, уходите немедленно, — заволновался Разумнов.

Послышался шум подъехавших машин, Разумнов приободрился.

— Вы не разумно себя ведете, господин Разумнов. Зря вы вызвали ОМОН или вне-ведомку — не знаю, кто там приехал. Но продолжим разговор, за полицейских не пережи-вайте, их встретят. Так что вы мне ответите?

Разумнов прекрасно слышал звуки борьбы — удары, стоны, падение тел… И все стихло.

— Так что ты мне ответишь, Саша? — Мужчина пододвинулся ближе, смотря прямо в глаза. — Ситуация, правда, изменилась — я же просил вести себя прилично. Это тебе обойдется в трешку. Теперь тебе пять, а мне тридцать три.

Разумнов не понимал, ничего не понимал. Как могли узнать про деньги, где полиция?

— Хорошо, я приду за ответом завтра, послезавтра ты полетишь за деньгами. И не шути, если жить хочешь. — Мужчина встал. — Помощь полицейским своим окажи, а то по-дохнет еще кто ненароком.

Разумнов огляделся, неизвестный растворился в темноте, за спиной никого не было. «Что же полицейские то там делают, почему не идут»? Он раздраженно пошел к воротам, открыл и только теперь по-настоящему испугался. Два экипажа полицейского спецназа валялись на земле. Кто-то не двигался, кто-то шевелился немного и стонал от боли. Автоматы, сваленные в кучку, лежали немного в стороне.

Постепенно бойцы приходили в себя. Кто-то сам сел в машину, кого-то увели, за-брали автоматы, уехали молча, не сказав ни слова. Разумнов опустился на корточки, об-хватил голову руками, посидел так несколько минут и ушел в беседку. Налил бокал конь-яка, выпил залпом.

«Он знает все… кто меня защитит… полицейские… дерьмо… что делать»? Мыс-ли наплывали одна за другой.

— Саша, — раздался призывный голос жены из дома, — иди, спать пора.

«Дура, — буркнул он невнятно. — Ты еще будешь сейчас на мозги капать. Успоко-иться, надо успокоиться», — бормотал он. Налил снова коньяк, выпил. Достал сотовый, набрал номер.

— Это я, встретиться бы надо.

— Завтра приезжай, вечером, к девяти.

— Поздно. Сейчас, максимум утром.

— Утром.

Разумнов еще налил коньяк, выпил. Он слышал в телефоне издалека женские го-лоса. «Некогда ему… развлекается все».

Пришла жена.

— Саша, ну что ты? О-о, да ты набрался уже. Саша, что случилось?

— Иди в дом, я позже приду.

— Саша…

— Иди, я сказал, мне надо одному побыть.

— Саша…

— Да что же ты за баба то такая, — почти закричал Разумнов. — Не до разговоров сейчас, уходи.

— Ладно, я тебе это припомню, — фыркнула жена, повернулась и ушла в дом.

Разумнов обхватил голову руками и долго сидел так, за столом, не шевелясь.

Утром сразу поехал к хозяину.

— Что-то ты выглядишь неважно, перегаром разит, запил что ли?

Чувствовалось, что хозяин недоволен его появлением.

— Я не пью, вы знаете. Вчера пришлось нервы успокоить. Тип какой-то заявился, сказал, что вашу долю он заберет.

— Чего?

— Я тревожную кнопку нажал, менты приехали, он всех положил и ушел. Сегодня придет. Он весь расклад знает — сколько себе, сколько вам, когда поеду.

— А ко мне зачем приехал? Гони этого типа и все.

— Как я его гнать могу — он два экипажа ОМОНовцев положил, как котят слепых.

Чувствовалось, что хозяин не воспринимает ситуацию серьезно. Однако подстра-ховаться все же решил.

— Ладно, к тебе мои ребята подъедут, побудут с тобой до конца дела и съездят то-же. И не ссы, это не ОМОН, фарш быстро из любого накрутят. Все, иди.

Синицин прослушал пленку, задумался. То, что личность хозяина установлена — это не плохо. Но запись разговора не давала прямых улик. Знает расклад, сколько себе… все это можно обыгрывать в любой аранжировке. А ребята подъедут элементарно защи-тить человека, судя по пленке, он действительно в опасности. Хозяин — личность давно всем органам известная. Отморозок, беспредельщик и ума большого нет. Если бы не па-паша, давно бы посадили. Ни директор, ни министр внутренних дел даже слушать не ста-нут — лично никого не убил, ничего не отобрал. Вот так жируют подобные сволочи, сынки отмороженные, но этот особенный, большой шлейф за ним тянется. Начинал круто, не опасаясь никого, в рейдерских захватах спецназ использовал, непослушных уничтожал. Одного нашли всего избитого и повешенного на колючей проволоке. Прокуратура посчитала самоубийством. Правда и времена тогда были мутные, как сейчас любят говорить — лихие девяностые. Но закон нарушать в любые времена никто никому права не давал.

Что делать — Синицин не знал. Конечно, можно обрубить концы, взять всех, кро-ме хозяина. Похвалят, наградят, прекрасно проведенная операция. «Прекрасная опера-ция… Надо сворачивать ее… чтобы стала прекрасной. Эх, связался я с этим Посланни-ком… Но, позвонить ему надо».

— Шеф, доброе утро, вернее день у вас уже давно. Вы оказались правы, есть хозя-ин корпорации, но эта птица нам не по зубам. Придется свернуть операцию, ничего не поделаешь. Директор даже слушать не станет. И я бы на его месте, наверное, так же поступил.

Синицин удивился, услышав на другом конце провода смех.

— Ну, дорогой мой Олег Игоревич, до директорского кресла тебе еще далековато, а вот в полковниках ты уже засиделся, пора и генералом становиться. Я понял, о ком ты речь ведешь. Это, конечно, не птичка-синичка, извини, пожалуйста, но мы о ней директо-ру ничего не скажем, чтоб не мешал. Ты продолжай все, как наметили, а птичку предос-тавь мне, я сам разберусь. И еще — все оперативные материалы, все, что есть по этой птич-ке, собери, а я подъеду, когда ты его брать будешь.

Синицин обреченно вздохнул — попал в переплет, не понимает Посланник, с кем связывается.

— Шеф, никто санкции не даст — это железно.

— Заешь, Олег Игоревич, почему ты мне нравишься? Нет в твоей душе подлости. Молодец, что позвонил — не затихорился. Работай — будет тебе санкция. И запомни: папа-ша его — одно из первых лиц, но не первое. До встречи.

Синицин немного воспрял духом. Он верил Посланнику, но инертность действи-тельности тоже не отпускала. Через три дня, обратившись в суд за санкцией, удивился очень — санкцию дали сразу. Оказывается, невозможное — возможно.

Нигде в прессе не освещали блестяще проведенную операцию. Лишь промельк-нуло сообщение, что некий высокопоставленный чиновник подал в отставку и Президент ее принял. А Синицин получил звание генерала, но это тоже не рекламировалось.

ХХХIV глава

Ирина стояла у окна на втором этаже и наблюдала, как солдаты грузятся на мощ-ные Уралы и уезжают. Грузилось снаряжение, амуниция и много, много ящиков. Что в них, Ирина не знала. Но она поняла, что войсковая часть уезжает и, видимо, насовсем.

— Коля, солдаты уезжают, как-то пусто и непривычно будет без них. А почему, ты не знаешь?

Михайлов подошел к окну. Действительно грустно смотреть на сборы и отъезд.

— Их с Дальнего Востока перевели, теперь обратно, вроде бы домой. Что на этом месте после военных будет — не знаю. Но мы тоже здесь долго не задержимся, ты это зна-ешь. Давай, съездим, посмотрим наше будущее место жительства, участок выделен, идет стройка.

— Правда? — Ирина обрадовалась. — Поедем, поедем, очень хочу посмотреть.

Движение по дороге военные временно приостановили, пока не пройдет Михай-ловский кортеж.

— Вот, Ирина, еще лето и осень по этой дороге проездим, а зимой переберемся на новое место.

Он чувствовал, что ей не терпится взглянуть, она не знала, даже, в какой стороне расположится их новое жилище. Машины въехали в город и повернули на восток. Два-дцать минут и уже другая загородная трасса.

Ирина поняла, куда они едут, и обрадовалась еще больше. Она даже не заметила, как свернули с трассы.

— Странно — дорога кажется совсем новой, не объезженной что ли?

— Ты права, Ирина, ее проложили совсем недавно, пару недель назад. Пока грун-товка, к осени заасфальтируют. Эта сторона залива не обжита, нет ни одного строения, наш дом будет первым и, наверное, единственным. Уже подвели электричество, а это важно при строительстве. Примерно один километр от трассы до нашего участка.

Через пару минут машины остановились. Высокий забор из профлиста огоражи-вал территорию, внутри вырыты котлованы, залит бетон. Можно сказать — нулевой цикл закончен и начата кирпичная кладка. Работа кипела вовсю.

— Коля, а почему китайцы работают, у нас своих нет? — Спросила Ирина.

— Они делают качественно, работают с семи утра до темноты и без выходных. Их тридцать человек здесь трудится. Наши так не работают, им и выходные нужны, и водоч-кой, бывает, балуются. Впрочем, не я работяг подбирал. Им, во время работы, только аванс небольшой дают, полный расчет по сдаче объекта. Поэтому и пашут — построили, получили деньги и на родину. Вот, смотри — где самый большой фундамент, там наш кот-тедж будет, трехэтажный. Вот этот, поменьше — для твоих родителей, как большая четы-рехкомнатная квартира, чтобы наши дети могли и там поиграть свободно. А в другой сто-роне, — он показал рукой, — банный комплекс. Парилка, бассейн, все, как положено. Вот здесь детский городок расположится с горкой, качельками, карусельками. Здесь открытый бассейн, а зимой каток. Вся территория, Ирина, два гектара. Пойдем дальше.

Михайлов провел ее через стройку и вышел к заливу.

— Здесь пристань построят, катер свой будет на несколько кают, душ, туалет, ка-ют-компания. Катер уже очень скоро придет, этим летом на Байкал и не раз сходим. Для отца твоего катер, но поменьше, без кают, чтобы рыбачить мог ходить. А зимой здесь подледный лов классный, есть чем старику заняться, рыбкой нас снабжать будет. Залив этот не обжит горожанами — дороги нет. Только на моторках можно приплыть.

Ирина все время практически молчала и только удивленно-счастливые глаза вы-давали ее восторг.

— Коля, скажи мне честно, за что тебе такие привилегии, за что тебе это все дают? — Она смотрела ему в глаза и ждала ответа.

Михайлов улыбнулся, обнял жену. Ирина отстранилась.

— Нет, ты мне в глаза смотри, — попросила она.

Михайлов рассмеялся.

— Смотрю и говорю честно. Мне это не дают, это я строю и покупаю на свои лич-ные сбережения. Это наша с тобой собственность, дорогая. Мне лишь выделили участок земли привилегированный, как ты говоришь, но заплатил я и за него.

— Коля, ты олигарх?

Михайлов рассмеялся еще больше.

— Нет, я не олигарх. Но я работаю. На мою генеральскую зарплату это все не ку-пишь. Я создаю нечто и это нечто государство у меня покупает. За прошлый месяц, на-пример, я заработал миллион долларов. Бывает, что и больше намного получается, так что ты у меня, милая, миллионерша настоящая.

— А что ты создаешь, продаешь, Коля?

— Как раз это и охраняет наш Иван Сергеевич, извини родная, но это уже военная тайна. Ты лучше скажи — тебе понравилось?

Ирина даже покраснела немного. Наверное, от того, что не сказала своего мнения, а высказала определенное недоверие.

— Коля, ну как ты можешь такое спрашивать? Иметь собственный коттедж на за-ливе — я и мечтать не могла об этом. Это так здорово, так прекрасно и хорошо, что просто супер. Ты и о родителях моих заботишься, я представляю, как они обрадуются. Папа, ко-нечно, рыбалке, а мама дому, собственному участку и всему, всему. А когда мы им ска-жем?

— Можем прямо сейчас поехать, не возражаешь?

У Малышевых ни Ирина, ни Николай разговор не начинали. Николай потому, что считал: пусть дочь порадует родителей. А она потому, что Николай все это затеял.

— Мы с новостью к вам приехали, — начал все-таки Николай, — Ирина расскажет, а я на кухню пойду, покурю.

Он решил оставить их одних, пусть не стесняются. Минут через пять подошел Петр Валерьевич, махнул рукой.

— А-а, радость такая, а они слезы разводят. — Он помолчал минуту. — Спасибо тебе, Коля, большое спасибо! Что о нас, стариках, заботишься, дочке с тобой хорошо, а это главное. Что нам еще надо? Чтобы вы жили в счастье, мире и согласии, чтобы у вас было все хорошо. Внуков бы еще понянчить… а там и помирать можно.

— Петр Валерьевич, а зачем вы нас огорчить с Ириной хотите?

— Я?.. Вас огорчить? Что ты, Коля, упаси Боже.

— О смерти говорите…

— А-а, это я так, к слову. А помирать действительно легче, когда на душе спокой-но. Не обращай внимания.

— Поживете еще, Петр Валерьевич, и внуков понянчите. Пока только одного или одну, но скоро. В положении Ирина, разве она не сказала?

Малышев подошел, обнял Николая, похлопал по спине.

— Бабы, они и есть бабы — только бы реветь, причитать да тарахтеть без толку. Главное и сказать забывают. Значит, внука или внучку уже в новом доме встречать будем?

Михайлов кивнул положительно.

— А когда?

— Я думаю в январе. А переедем мы в конце ноября, нет, скорее всего, в декабре все-таки.

— А там что будет, где вы сейчас живете?

— Не знаю, это служебное жилье. А мне хочется свое иметь, наше с Ириной, вот и строюсь.

— Да, дочка рассказала. Это же надо — прямо на заливе! И правда катер мне ку-пишь? Только зачем мне катер — возня одна? Моторку и больше ничего не надо.

— Вы подберите, Петр Валерьевич, тогда сами, что по душе, что нравится, что удобнее и лучше. Выбирайте именно то, что нравится, не смотрите на цену. Но лодку лучше не сейчас, через месяц взять, сейчас ставить некуда. А через месяц пирс, пристань построят, как правильно назвать не знаю.

— Ну, как же, Коля, как же не смотреть на цену, чай не миллионеры мы? Это они могут брать, что хотят.

Михайлов понял, что не убедить ему свекра, если не рассказать правды. Так и бу-дет считать копейки, экономить на всем.

— Не беспокойтесь, Петр Валерьевич, я миллионер.

Малышев удивленно и озабоченно взглянул на него.

— Бандит что ли?

— Почему же бандит? Я генерал, не простой генерал — ученый. Я создаю оружие, Петр Валерьевич, оружие нападения и защиты, лучшее в мире оружие, ни у кого такого нет, и в ближайшее время не будет. Государство мне за это платит, миллионы платит, Петр Валерьевич.

— Ну, это другое дело, Николай, за это можно и надо платить. А все другие — это бандюги. Пусть с ножом не стоят, но народ обирают, значит, бандюги. А ты для народа трудишься, для мира. Молодец, что сказал, уважаю. А то ведь я задумываться стал — гене-рал с охраной. Никогда генералы с охраной не ходили, генералы генералов не охраняли. Думал, темнишь что-то, давно хотел поговорить. Уважаю, Коля. Родина — это святое, мы лучше не доедим, но чтобы Гитлеров больше не было.

В кухню вошли Ирина с мамой.

— Что это вы тут, мужички, уединились, что замышляете? — Спросила Ирина лас-ково.

— Нюни ваши смотреть? Радость в доме, а вы слезы пускаете. Ты лучше скажи, дочка, почему главного не сказала?

Ирина переглянулась с Николаем.

— Ой, мама, я и забыла совсем — ребеночек у нас с Колей будет.

Мать всплеснула руками, обняла дочь, подзывая подойти и Николая.

— Дождались, наконец-то мы с отцом дождались…

— Ты мать не причитай, — предвидя опять слезы и всхлипывания, перебил Петр Ва-лерьевич. — Лучше на стол собери, водочки моей достань. Ты какую, Коля, будешь — ли-монную, апельсиновую?

Михайлов развел руками.

— Не знаю, давайте попробуем апельсиновую.

Женщины накрыли на стол, достали водку.

— Я ее, Коля, сам делаю, — начал объяснять свекор. — Покупаю в магазине водку. Но кто знает, что там намешано, пропускаю ее через угольный фильтр, потом добавляю лимонных или апельсиновых корочек. Через пару недель процеживаю через марлю и вот оно, стеклышко.

Свекор разлил водку по рюмкам, поднял свою.

— Вот, мать, и к нам с тобой счастье привалило. Дом новый, внук или внучка скоро появятся, жить рядом будем. Что еще в старости надо?! Давайте, дети, за вас — когда у вас хорошо: и нам с матерью радость.

ХХХV глава

Половина зэков уже спала в переполненной камере, другая еще ворочалась и пока не могла уснуть. Лязгнули засовы, дверь приоткрылась, но никто не вошел в нее. Проснулись все и наблюдали напряженно. Что это — приглашение к побегу, кому-то надо выйти, поговорить? За дверью раздался голос:

— Тут цыпа одна неподалеку в камере заскучала. Утром заберу, но чтобы без шума и криков.

Втолкнули женщину, дверь захлопнулась.

Утром, как обычно, из камеры вывели всех в коридор. Пофамильная сверка, лич-ный обыск и проверка камеры. Режимники знали свое дело, но в этот раз никакой опера-тивной информации не поступало. Они привычными движениями поднимали слежавшиеся матрацы, ощупывали подобие подушек и… остолбенели. В камере находилась женщина, абсолютно голая женщина. Ее халат, возможно единственная одежда здесь, лежал рядом, а она сидела на нарах, обхватив голову руками.

— Вот, блин, — режимник выматерился, — ты откуда здесь, из какой камеры?

Женщина вяло пошевелила рукой, нащупала халат и прикрыла им тело.

— Мне надо в душ, отведите меня, — еле слышно произнесла она.

— Ты посмотри на нее, — рассвирепел режимник, обращаясь к другому, — этой бля-дище в душ надо. Тащи сучку в карцер, потом разберемся из какой она камеры.

— Я не блядища и не зэчка, я случайно здесь оказалась. Отведите меня в душ и к начальнику СИЗО.

— Тащи ее в карцер, пусть от секса остынет, — приказал майор режимник лейтенан-ту. — Иванов, — заорал майор, в камеру вбежал коридорный надзиратель. — Ты кого сюда впустил, совсем охренел — до утра бабу в камере оставлять. Не мог раньше, до проверки увести? Из ума выжил, Иванов? Ты что творишь, сволочь, всех подставил, из какой каме-ры ее взял, кто она?

Старший инспектор режимной части был готов разорвать надзирателя.

— Я не знаю…

— Что ты, Иванов, не знаешь, из какой камеры ты ее взял?

— Я не брал ее не из какой камеры, — ответил испуганный и непонимающий ничего Иванов.

После многоэтажного мата майор сформулировал мысль:

— Рассказывай, Иванов, как эта баба здесь оказалась, кто она, откуда?

— Я не знаю.

— Ну, пипец, что ты из себя строишь, ключи от камер у тебя, как ты за зэками на-блюдал? Похоже ее тут всю ночь дрюкали — все тело в сперме и ты ничего не видел, не слышал и не знаешь? Не ври — рассказывай.

— Я не знаю, — тихо ответил Иванов, потом вдруг взорвался криком: — Не знаю я, не знаю, первый раз вижу и тебе, майор, могу задать все те же вопросы. Понятно теперь?

Через два часа начальник СИЗО собрал у себя заместителей по режиму и опера-тивной работе. Первым докладывал режимник.

— На утренней проверке…

— Опусти лекцию, давай по существу, — перебил его полковник.

— По существу установлено, что такой заключенной у нас нет, подмены тоже нет, она лишняя. Видеонаблюдение не отключалось и работает в штатном режиме. В камеру никто не входил, впервые она зафиксирована на пленке, когда офицеры ее выводили. Как попала в камеру — не понятно.

— Что ты скажешь? — Обратился полковник к оперативнику.

— Все непонятно, никто ничего не знает и объяснить не может. Ясно одно — жен-щина была в мужской камере, и развлекались там с ней по полной. Надо отдать видеоза-пись экспертам, там что-то явно не так. Еще раз подробно и обстоятельно опросим всех. Она себя не называет, требует вас. Может что-то прояснится после разговора с ней?

— Может и прояснится, — хмыкнул полковник. — Только я вас хочу спросить, гос-пода офицеры — у нас что здесь: СИЗО или дом открытых дверей, может бордель?

Полковник, понятно, так и не дождался ответа. Решил не приглашать к себе, а посетить неизвестную в карцере. Ни к чему лишние передвижения по зданию.

— Я начальник СИЗО, — представился он.

— Да-а, а помыться мне так и не дали. Я федеральный судья, как попала в камеру — не знаю. Была дома… Перед глазами ясно и четко всплыл весть тот вечер…

Татьяна лежала на кровати, просто лежала, выключив телевизор. Надоело всё, вся жизнь, плакать не собиралась, хотелось полежать в тишине, погрустить и помечтать. Вро-де бы успешная карьера, есть машина, квартира, деньги — нет счастья.

Редкость, конечно, но в свои двадцать пять она уже стала судьей. Не без связей, естественно, все это случилось. Федеральный судья — звучит.

Окунулась с головой в работу. В восемь уходила, в восемь приходила. И так все двадцать лет. Личная жизнь прошла мимо. У судей своя варёнка. Не встретишься просто так с парнем — прежде надо знать о нем практически все. Чтобы по работе не пересека-лись, не судим и под следствием не был, даже в перспективе подобное исключалось. По-сидишь где-нибудь в кафе, а потом журналюги раздуют скандал из ничего, если парень в чем-то замешен. На пакости они мастера. А погулять иногда хотелось. Вот и собирались одинокие своим узким коллективчиком по несколько человек, пили водку, танцевали, веселились и плакали. И что за жизнь такая — даже трахнуться не с кем.

Бог с ним, не до замужества, хоть бы мужичок какой приходящий был и то хоро-шо. Знакомая одна из следователей, Светлана, может даже приятельница, не подруга, вникла в ситуацию, решила помочь. Татьяна, конечно же, спросила, что за парень. «Па-рень как парень, не гнилой, по учетам не светился и не засветится. Хороший парень — доктор. Мы организуем пикничок небольшой на природе, подружек своих, коллег, возьми парочку для убедительности, а я его попрошу свозить нас. Потом он тебя, последнюю, до дома довезет. На чай его пригласи». «Не плохая идея, Света, но как-то вслепую не хочется, вдруг не понравится совсем»? «Так это просто решим — я позвоню, договорюсь, чтобы он вас с работы забрал, а потом меня по пути. Зайдет, скажет, что от меня, а ты посмотришь. Не понравится — сошлешься на срочную занятость, типа в другой раз съездим. Какие проблемы, Таня»?

Татьяне доктор понравился. И на чай она его пригласила, и ушел он от нее ночью, хотя не гнала и даже просила остаться. Но не пришел и не позвонил больше. Так и закончился не начавшийся роман одной сексуальной сценкой. Светлана потом поинтересовалась аккуратно, заходя издалека. А он в лоб ответил: «Знаешь, Света, врачи всегда немного психологи. Хорошая баба, симпатичная — нутро гнилое». Так и не поняла ничего Светлана, не замечалось за Татьяной ничего подобного, но больше не спрашивала и, конечно, ответ не передала. За всю взрослую жизнь не один доктор был у судьи, несколько мужчин, но больше месяца не общалась, ни с кем.

Может из-за этого, может из-за другого, становились иногда невыносимыми рожи подсудимых, хотелось засадить по полной или оправдать незаслуженно, наперекор. Только наперекор чему — не знала, наверное, своему одиночеству, чтоб не одной становилось плохо по вечерам.

Поздний вечер, пора засыпать и Татьяна знала — полежит минут десять и уснет. Придет сон и унесет хандру до нового случая через месяц, два или три. В полудреме при-крыла веки, перебирая мысли и ожидая незаметного прихода его сиятельства сна. Однако, пришел не сон, а ощущение какого-то присутствия, она открыла глаза.

— Кто вы? — испуганно вскрикнула Татьяна, увидев перед собой мужчину, сжалась в комочек, комкая и притягивая к подбородку одеяло, словно пытаясь им защититься.

У мужчины в руках горел фонарь, но бил лучом не в глаза, а рядом, так чтобы ви-деть ее лицо, не ослеплять и не показывать свое.

— Не пугайся, я пришел не насиловать и не грабить. Будешь вести себя хорошо — мы поговорим и я уйду.

— Как вы сюда попали? Я федеральный судья, уходите немедленно.

Голос Татьяны дрожал, а лицо исказилось страхом.

— Я очень надеюсь, что вы не дадите мне повода причинить вам физическую боль, не станете задавать глупые вопросы и предлагать уйти. Кто вы — я очень хорошо знаю. Договорились?

Татьяна затрясла головой, произнесла что-то невнятное, типа ага. Низкий муж-ской голос продолжил:

— Я хочу понять лишь одно — вы не один раз отправляли за решетку невинного че-ловека. Это не было судебной ошибкой, вы знали, что человек невиновен. Почему вы это делали?

Татьяна еще сильнее сжала пальцами одеяло, ощущая себя совсем беззащитной. Может еще и потому, что ложилась спать абсолютно голой. И сейчас, кроме этого одеяла, ее ничто не защищало. Мысли бегали, перескакивали, пытаясь найти выход, внутри все тряслось. На постели не было предметов, чем бы она могла ударить.

— Я ничего не делала. — Ответила нелепо прерывистым голосом. — Вы меня убье-те?

Мысли Татьяны не крутились около заданного вопроса. В мозге прочно засела лишь одна мысль — ее изнасилуют и убьют, иначе, зачем он пришел? Как молнией осенило — яйца, его яйца, надо добраться до них, тогда я его уничтожу.

— Не убивайте меня, я сама. — Вновь повторила она и откинула одеяло.

Татьяна не видела, как ухмыльнулся мужчина. Ее голое тело еще не потеряло привлекательности в сорок пять лет.

— Я пришел не насиловать. Ты не ответила на вопрос.

Мужчина накинул на нее одеяло.

— Нет, нет, не убивайте, — запричитала Татьяна. — Я сама, я сама все сделаю.

Она резко села в кровати, судорожными руками начала расстегивать его брючный ремень.

— Я сама, я сама все сделаю, вам понравится, — продолжала лепетать Татьяна ско-роговоркой.

— Дура, — мужчина встал с кровати, кинул ей халат, — одевайся.

И вот она здесь. Татьяна не сказала ни одной фразы с того вечера.

— Кто ко мне вломился домой — не знаю, скорее всего, кто-то из бывших моих осужденных. Мне завязывают глаза и я здесь. У вас здесь, полковник, что — проходной двор, как я оказалась в камере — вы мне можете пояснить? Вы понимаете, что я вас в по-рошок сотру?

— В порошок меня стирать не надо, — спокойно возразил полковник. — Я пока во-обще не знаю — кто вы.

— Хорошо, я понимаю. Пригласите председателя суда, она меня опознает. А пока организуйте душ — хочу хотя бы физически смыть с себя все это дерьмо. И почему я в карцере, полковник?

— Это мужской блок — не желательно водить вас по коридорам и показывать до-полнительным лицам, другого помещения у меня нет. Я прикажу, принесут одеяла. Душа не будет, пока не опознают вас и не решится вопрос — стоит ли смывать следы. Все, жди-те.

Полковник вышел из карцера, замы уже ждали его.

— Ну что, кто она такая? — Нетерпеливо спросил опер.

Они видели, что начальник вышел осунувшимся и посеревшим.

— Прикажите принести ей одеяла, общаться с ней запрещаю, в том числе и вам. Если подтвердятся ее слова, то меня уволят, возможно, без пенсии, а вы в эти вот камеры сядете, — он обвел рукой, конкретно не указывая ни на какую. — А может и меня вместе с вами посадят, кто знает. Вот такие наши дела, господа, пока офицеры.

— Так, может, и не было ее у нас никогда, по документам не числится, кто дока-жет? — Неуверенно предложил режимник.

— Мысль не плохая и здравая, но абсолютно тупая. — Горестно усмехнулся полков-ник. — Мы не знаем, как она сюда попала, но кто-то знает, кто-то держит в руках ситуа-цию. Если она исчезнет — мы сядем не на несколько лет, а пожизненно. Это хоть понятно вам?

Заместители молчали, не зная, что еще предложить и делать.

— Но кто же она все-таки, что за важная птица?

Полковник вздохнул тяжело, видимо раздумывая, говорить или нет.

— Кто-то очень хочет отомстить ей, но не застрелить, как это обычно принято в та-ких случаях. Выбрано более мерзкое наказание. Ее выкрали вчера вечером из собственной квартиры и бросили к зэкам. Кто-то очень хотел показать ей камерную жизнь и прекрасно знал, что зэки с ней сделают. Это изящная, не стандартная месть. А она, — полковник опять вздохнул, — она федеральный судья. А у нас проходной двор в бордель.

— Ёпэрэсэтэ, — только и смогли сказать замы, — что теперь с нами будет?

— Кого-то осудила она невинно, вот и ее бросили в камеру. Но это только предпо-ложения. А шкуры с нас все сдерут и мясо наизнанку вывернут. Остается надеется на одно — шума сама поднимать не станет. Тогда может вскрыться умышленно невиновное осуждение, а на это она не пойдет, не захочет еще раз побывать здесь. — Полковник пошел к себе в кабинет, продолжая говорить по дороге. — Сошлется на банальный стыд. Как же — трахнули всей камерой и не раз. И кого? Судью. Могут пойти на это и замять все. Тогда останется один вопрос — пойдет ли на это тот, или те, кто ее определил сюда. Захотят ли они, чтоб дело замяли? Поэтому нам надо отработать все, как положено. Захотят шума не поднимать, ради Бога, все материалы передадим в суд, но с пометкой, что взяли. Через месяц, я думаю, по новой все закрутиться, не оставят ее в покое. А у нас алиби — суд все забрал, мы не следственные органы. Глядишь, и выплывем в этой мутной воде. Все по-нятно? Работайте.

Замы облегченно вздохнули, появилась хоть какая-то надежда выйти из ситуации с наименьшими потерями.

Татьяна вернулась домой вместе с председателем суда, которая, естественно, хо-тела узнать все подробности безотлагательно. Она, наконец-то, приняла душ и рассказала коллеге все. Почти все, не упомянув лишь обвинение в незаконном лишении свободы, выдвинув банальную версию мести. У ней было время обдумать свои действия, но замять, пустить на самотек случившееся она не собиралась.

Амбициозная женщина жаждала расправы и, конечно же, не законным путем. Были люди, которые могли привести к ней человека тайно и потом забыть о нем навсегда. Она просто вожделела личного общения — оскопить и закопать живьем. Самой, своими руками, эти сладостные действия не собиралась доверять ни кому. Уже представляла, как он, истекающий кровью, смотрит с ужасом на свою могилу. Злорадство в душе превращалось в упоение от таких мыслей. А кого — уже догадалась. Завтра же его привезут в наручниках и засунут в багажник автомобиля, больше о судьбе этого человека никто не узнает. А исполнителя ее унижения найдут опера, она с них не слезет.

Татьяне выделили охрану, два сотрудника дежурили на лестничной площадке, один находился в квартире. Теперь никто не побеспокоит ее вечером или ночью, она рас-считается со всеми сторицей. И эти уроды из СИЗО то же заплатят за все. О зэках в камере она даже не думала.

Сегодня день отдыха, а завтра она вплотную займется делами.

На следующий день Татьяна, как обычно, пришла в суд на работу, ее сразу же пригласили к председателю.

— Скажи, Татьяна, ты мне вчера все рассказала?

Лицо председателя не отражало никакой мимики и отдавало холодной непрони-цаемостью. Татьяна, конечно, заметила изменения, но посчитала это естественным явле-нием — кому понравятся такие события.

— Конечно все, Зинаида Андреевна, мне скрывать нечего.

— Скажите, Татьяна Федоровна, — председатель перешла на официальный тон, чего ранее никогда не делала, если они одни в кабинете, — вас действительно неизвестным об-разом доставили в СИЗО или лазейку туда вы нашли сами?

— Не поняла, Зинаида Андреевна, вы это о чем? — Очень удивилась Татьяна.

Председатель суда Гордеева как-то странно и не хорошо смотрела на нее.

— Скажите честно, хоть раз в жизни, Татьяна Федоровна, вы занимаетесь прости-туцией или просто блядством? — Гордеева смотрела в упор, не отводя глаз.

— Зинаида Андреевна, вы что… вы слова то подбирайте… теперь что — меня ос-корблять можно? — Возмутилась Татьяна.

— Удостоверение.

— Что? — Не поняла Татьяна.

— Гражданка Лобазеева Татьяна Федоровна, сдайте служебное удостоверение и покиньте помещение суда — вы уволены.

— Зинаида Андреевна, я не понимаю, что случилось, объясните пожалуйста.

— Удостоверение и ключи на стол, быстро.

Лобазеева положила удостоверение и ключи.

— Но что случилось? Это не законно, — возмутилась она.

Гордеева вызвала охрану.

— Проводите гражданку, она у нас больше не работает, проследите, чтобы ни в ка-кие кабинеты не заходила. А вы, гражданка Лобазеева, можете обжаловать мои действия в установленном законом порядке. Место жительства прошу не покидать, скоро, видимо, в СИЗО уже официально поедешь, а пока вон отсюда, мразь.

— Это оскорбление.

— А ты на меня участковому пожалуйся, вон отсюда.

Гордеева еще долго не могла успокоиться, сидела и возмущалась про себя в каби-нете. Несколько адвокатов по уголовным делам еще вчера вечером принесли ей ходатай-ство о изменении состава суда, где они просили заменить Лобазееву на другого судью. «Считаем, — писали они, — что от имени Российской Федерации не может выступать лицо, само занимающееся противоправными действиями, а именно проституцией». В приложе-нии прилагалась копия странички сайта знакомств с именем Татьяна и ее фотографией, где указаны цели знакомства — секс на 1–2 раза без обязательств, групповой секс, секс за деньги. Так же прилагались порнографические снимки группового секса, где четко видна именно Лобазеева. Она попросила ребят из отдела «К» и экспертов, пока неофициально, но очень срочно проверить информацию. Ответ ошеломил ее — страница зарегистрирована и переписка велась с домашнего компьютера Лобазеевой, а фотографии не являются фотомонтажом. «Вот сволочь, — не могла успокоиться Гордеева, — строит из себя тут невинность. Скандал, какой скандал будет, кошмар».

Татьяна вернулась домой, охраны, понятно, уже никакой не было. Она прошла сразу на кухню, достала коньяк из холодильника и плеснула в бокал. Выпила залпом, не закусывая. Никаких угрызений совести или горести о случившемся не было. Злость, ее всю переполняла злость и жажда мести. Она прошла в комнату, села на диван и набрала номер телефона.

— Привет, это я, когда мне этого гаденыша привезешь? Давай прямо сейчас, моя машина во дворе — засунешь его в багажник и отзвонись.

— Мне тебя даже трахать в падлу, забудь этот номер и никогда не звони, прости-тутка позорная, — прозвучал ответ и в трубке запикало.

Она швырнула сотовый на диван. «Да что же это происходит, почему все ополчи-лись против меня? Не-е-е-т, это тебе так с рук не сойдет, сама приду, все яйца вырву, со-жрать заставлю».

Татьяна усиленно вспоминала, где живет Устинов и не могла вспомнить. Понимала, что сейчас ей никто не даст его адрес. Как же разыскать эту сволочь?

Она прошла на кухню, налила коньяк, выпила. «Ничего, что-нибудь придумаю». Снова налила, нарезала лимон и ушла в комнату, забирая с собой коньяк и закуску. На диване удобнее, чем в кухне на стуле.

— Пьешь?

Татьяна вздрогнула от голоса, она не заметила, как в квартире появился мужчина. Тот же низкий голос, теперь она могла разглядеть фигуру, но лицо скрывала маска. Сей-час Татьяна не испугалась, как в прошлый раз.

— Что тебе надо, подонок, шестерка устиновская?

— Значит, все-таки сорвал я с тебя маску порядочности. Скажи, почему ты его от-правила за решетку за изнасилование, которого он не совершал? Семь лет его насиловали зэки на зоне за это, за то, что он никогда не делал.

— Его вина доказана судом и он получил свое, — злорадно парировала Татьяна.

— Жаль, я думал, что ты поймешь, как это сидеть, когда насилуют, да еще неви-новного. Наверное и не поняла потому, что виновна.

— Его вина доказана и неоспорима. Вышестоящие инстанции не отменили приго-вор, а значит факт вины на лицо.

— Какая же ты мразь все-таки. Ты осудила по одному заявлению, отклонила все ходатайства о экспертизах и допросе свидетелей. Из протоколов судебных заседаний ис-чезли показания самого подсудимого о невиновности, о его алиби, исчезли ходатайства. Дело полностью сфабриковано. Но ты не успокоилась, ты посадила его еще на восемь лет, тобой не были допрошены истинные свидетели смерти мента поганого, которые своими глазами видели, как он сам упал, оступившись. А вы и орудие убийства сфабриковали, и показания липовых свидетелей. Я хочу знать лишь одно — почему, за что?

Лобазеева ехидно улыбнулась.

— Что заслужил, то и получил. А ты проваливай отсюда, я тебя не боюсь.

— Хотел на этом закончить, — мужчина встал. — Но, вижу, ты не поняла ничего. То-гда пойдешь на зону официально, по приговору. Там быстро какому-нибудь коблу при-глянешься. Посидишь, понюхаешь, очень там судей ждут и любят. И приговор тебе будет по закону справедливости.

— Вали отсюда, козел, ничего не докажешь.

Мужчина не стал спорить и ушел. Татьяна налила коньяк, выпила сразу полбока-ла. Вечером за ней пришли… ИВС, СИЗО, колония строгого режима, пятнадцать лет по совокупности статей за покушение на убийство, злоупотребление и незаконное лишение свободы.

ХХХVI глава

Утро, ранее июньское утро, луч солнца скользит по окну, упираясь в боковую стену. Часам к десяти он повернет и коснется кровати, лаская и пробуждая спящих, если парочка еще не встала. Своеобразный природный тонизатор, поднимающий настроение.

Ирина проснулась первой, открыла глаза и потянулась истомно, заглядывая Ни-колаю в лицо. Он еще спал, но она не удержалась и обняла мужа от внезапно нахлынув-шей нежности. Ее дорогой и любимый Коленька, а внутри самой зарожденная им новая жизнь. Как это приятно ощущать близость самых дорогих на свете созданий!

Николай проснулся, чмокнул ее в щеку.

— Доброе утро, родная, — прошептал он с нежностью. — Проснулась по неписанно-му закону?

— Это как?

— Когда на работу: хочется поспать, а сегодня выходной и спать не хочется. Пова-ляемся еще или будем вставать? — Николай спросил, глядя в лицо и мысленно стараясь угадать ее ответ.

— Прекрасное утро — и встать хочется, и с тобой еще пообниматься, — она улыбну-лась, словно смущаясь ответа.

Он обнял ее и как бы перекатил на себя, ощущая всем телом, поглаживая талию и бедра, целуя в шейку и чувствуя, как учащается дыхание и пульс. Его любимое тело ожи-дало его присутствия.

После душа они позавтракали и Николай спросил:

— Как на работе, начальник больше не заглядывается на тебя?

— Ревнуешь? — Ирина улыбнулась. — Я не знаю, что там ему наговорил Фролов, но об этом он напрочь забыл. Сейчас даже выдвинул совсем не новую идею, что бизнес и личные отношения не совместимы.

— Вот как? — Удивился Николай. — С чего это он так заговорил?

— Я достаточно легко общаюсь с иностранными партнерами, они меня понимают, мы даже иногда шутим, и они сейчас стараются отдать предпочтение нашей фирме, если имеется выбор. Заказов стало больше, качество, сервис улучшился, клиенты по возвраще-нию нас рекомендуют. Бизнес подрос качественно и количественно, вот он и молится те-перь на меня, образно говоря. Все просто, никаких секретов. Раньше другой человек об-щался с партнерами, она по-английски кое-как говорила, понять трудно, французский, немецкий вообще не знает. Туристам же что важно? Сервис. Если за ту же цену заказать гостиницу получше, естественно, что он будет доволен и другим передаст. Парочка как-то одна пришла к нам с благодарностью и ты знаешь, Коля, что они привезли? — Михайлов пожал плечами. — Книжку про русскую организованную преступность. Автор из Нью-Йорка, некий Джеффри Робинсон. Что он там в Нью-Йорке про нашу преступность знать может? Я просмотрела ее — вроде бы все правильно, но чувствуется политический уклон. Дескать, Америка круче, лучше и только она может во всем разобраться. А организованная преступность у нас всегда была. И во времена Сталина, Хрущева, Брежнева. Такой комментатор, видите ли, нашелся, в своем огороде бы лучше покопался.

— Понимаешь, Ирина, — Николай на секунду задумался и продолжил: — С какой стороны на это смотреть и что понимать под этим термином. — Он удобно устроился в кресле, закурил. — Позволю себе порассуждать на эту тему, ты не против?

Ирина взяла пилочку для ногтей и присела в кресло напротив.

— С удовольствием тебя послушаю, — ответила она, разглядывая свои пальцы, ино-гда наводя штрихи пилочкой.

— Преступность была во все времена, — продолжил Николай, — но термин «органи-зованная» возник не так давно, гораздо раньше возникла сама организованная преступ-ность. Что под этим подразумевается, исходя из смысла? Что есть какая-то организован-ность, что это не один человек. Робинсон во многом прав, что-то, конечно, передергивает, что-то недопонимает или целенаправленно политизирует в интересах США или капстран, как было принято говорить ранее. Я знаком с его книгой, она вышла еще в 2000 году. Вот, например, он пишет, что «Михаил Горбачев не смог контролировать преступность, а Борис Ельцин и не пытался это сделать». Смешно — как будто их Президент ее контролирует. А Борис Ельцин — именно он создал Управления по организованной преступности, в название которых позднее добавилось слово борьба. Не помню точно, но, по-моему, еще при Горбачеве появились так называемые шестые отделы при областных УВД. Они получали зарплату в регионе, а подчинялись Москве. Это давало возможность не петь под местную дудку. Именно они потом преобразовались в РУБОПы. О них ходили легенды, а РУБОП, особенно поначалу, так и называли шестым отделом. Ничего тогда не боялся преступный мир — ни УВД, ни ФСБ, а шестой отдел боялись. Рассказывал мне один знакомый майор из УВД, ехал он с ребенком на машине, остановился на обочине, а сзади, не справившись с управлением, в его машину въехал джип. Понятно — виноват водитель джипа. Но из джипа выскочили пять братков, переставили его машину так, как будто виноват этот майор, он, кстати, в форме был. И потребовали возместить ущерб — купить им новый джип и еще, якобы за беспокойство, которое он нарушил, забрали и его машину. Сроку дали три дня на покупку джипа. Майор обратился к своему руководству — никакой реакции, сам, дескать, виноват, не там ездишь. Пришел тогда майор в РУБОП, рассказал все, как есть и поехал на встречу с одним из сотрудников. Очень тогда братки перед майором извинялись, машину отремонтированной вернули. Сетовали, почему сразу не сказал, что шестой отдел знает. Сейчас нет в области РУБОПа, извели его дерьмократы, всем мешал. Конечно, и его сотрудники были не безгрешны, но гораздо и еще раз гораздо в меньшей степени.

— А как же он один ехать не побоялся, этот, из шестого отдела? — Удивилась Ири-на. — Бандиты же, могли и избить, убить даже.

— Ты знаешь, родная, — Михайлов улыбнулся, — как-то раз бандиты, как ты гово-ришь, оскорбили сотрудника словесно. Он вернулся в Управление и там сразу приняли решение — нельзя потакать преступникам, сегодня оскорбят, завтра стукнут. Прокатились толпой по адресочкам, собрали человек двадцать из этой группировки, а главное — главаря взяли. Привезли в Управление, повесили его в спортзале вместо груши и начали тренировку. А членов его группировки вместо зрителей держали. Потренировались, попинали немного, сняли с крюка и сказали, что если кто-то из твоих будет оскорблять сотрудников, то ты постоянно сам лично на этом крюке висеть будешь. Пнули под зад и отпустили всех. С тех пор никто никогда из РУБОПа бранного слова от мафии не слышал. Да, не по закону, но никаких жалоб или обид не было. Обиделся главарь на своего, который оскорбил сотрудника.

— И что он с ним сделал?

— Не знаю, его больше никто не видел и не слышал о нем. Никаких адвокатов, де-путатов, дерьмократов, никакой шумихи — люди поняли друг друга. У преступности тоже есть свои правила — кого доить, кого грабить, кого уважать, а кого презирать. Правда все это условно, но все-таки есть.

— Как интересно ты говоришь, Коля. А организованную преступность можно со-всем изничтожить?

— Конечно, есть очень простой и надежный способ разобраться, только как вне-дрить этот способ в жизнь, никто не знает.

Ирина поджала под себя ноги в кресле и с удовольствием слушала. Ранее она да-же не думала, что ее могут заинтересовать рассуждения о преступности. То ли Николай увлеченно рассказывал, то ли ей стало это действительно интересно.

— Необходимо внедрить в организованную преступность элементы демократии, всего лишь. И она сразу лопнет, перестанет быть организованной и развалится сама по себе. Преступники, как отдельные личности, останутся и их, в большей части, изловят. Это аксиома — если механизм работает, четко, слаженно и продуктивно, то в нем нет никакой демократии. Пробовали же в армии и внедряли демократию, институт комиссаров, но отказались от него. Какие тут могут быть дискуссии, когда надо вести войска в бой?

Ирина задумалась.

— Значит, демократия может быть не только созидательной, но и разрушительной?

На Михайлова нахлынула волна уважения к жене, она впервые заговорила с ним на такие темы, которые в принципе считаются мужскими.

— Понимаешь, Ирина, еще Черчиль говорил, что демократия — самый худший вид правления, не считая всех прочих, что человечество испробовало за свою историю. А в природе в чистом виде не существует ни чего. Возьмем того же вора в законе — собирают-ся несколько воров и коронуют одного из авторитетов. Именно коронуют, потому что он теперь король в определенной среде. Они коронуют не просто так любого, они выбрали того, кто доказал своими действиями, что может вершить и управлять. Теперь он своеоб-разный король, ему не перечат, на него не покушаются, это запрещено воровским зако-ном, все его указания выполняются быстро и четко, даже армии есть чему поучиться в этом плане.

Это монархическая форма управления и монархом над определенной группой лиц, в определенный регион ставят лицо, заслужившее этот пост. Это не выборы, где мо-жет пройти черт знает кто. Ставят такие же монархи, обладающие опытом и знаниями, а не крикуны из толпы.

В этой своеобразной республике есть свой, воровской закон, и его создатели, не побоюсь этого слова, были гениями преступности. В этом законе есть очень неплохие мо-менты, которые бы и нам в реалии перенять не мешало. Все воры рассматриваются как члены одной семьи, имеют право на заботу и защиту, они должны обучать правилам поведения молодых воров, которые должны подчиняться старшим. Они должны исполнять обещания, данные другим ворам. В случае разногласий, другие воры должны приглашаться для их разрешения, решение арбитров окончательно и наказание, которым обычно бывает смерть, должно быть исполнено немедленно.

А демократия внесла свою лепту и в воровской кодекс. Сейчас корону можно ку-пить, что запрещено их же законом. Вор не должен иметь семьи и собственности, а они имеют такие коттеджи, виллы и пароходы, что только позавидовать можно.

Я уже говорил, что в природе в чистом виде не существует ничего и, на мой взгляд, самая лучшая из форм правления — это монархия. Не важно, как называется мо-нарх — король, царь, генеральный секретарь или президент. Монархия с элементами демо-кратии, с вертикалью власти. Руководители на малые, средние и высокие посты не долж-ны выбираться толпой, они должны назначаться опытными, знающими патронами по своим профессиональным способностям и моральным качествам. Монарх — это абсолютная власть, например, монарх Горбачев развалил же нерушимый Союз без всяких военных действий. Нельзя ошибиться в выборе, а демократия и дает право ошибки такого выбора.

— Коля, я тебя понимаю, но ты так смело высказываешься, что мне становится не-много страшно, — ее глаза уже смотрели на него с обеспокоенной чуткостью.

— Дорогая моя, — постарался утешить ее Николай, — у нас же демократия. И я рус-ский человек, Россия моя Родина и я за нее горло любому перегрызу. И мои мысли, вы-сказывания, рассуждения не стоит воспринимать, как ругательство или того хуже, как подстрекательство к чему либо. Это критика, где-то, может, советы. А вот тех, кто хвалит власть, Россию, демократию, при этом, махинируя и уводя капитал за рубеж, играя на не-совершенстве закона, таким петушкам, кукарекающим и срущим, где попало — надо ру-бить головы без всякого диссидентства и ссылки. Демократия им мать родная.

У Американцев, например, своя демократия в политике — подогнали авианосцы, нанесли ракетный удар, потом собрали корреспондентов и заставили похвалить.

И почему бы мне не порассуждать? Главное в своих рассуждениях не делать лож-ных выводов, а еще главнее — не убеждать в таких выводах других. Ошибочные выводы чаше возникают не из-за дурости, а из-за недостатка достоверной информации. Например, совсем недавно по телевизору показывали Путина, передача к его 60-летию. Журналист задал вопрос о том, что народ не верит судьям, в интернете даже опубликованы расценки их взяток. Я не помню точно вопрос, но смысл этот. И что ответил Путин? А он не отве-тил, ушел от ответа, пояснив, что средняя зарплата за последнее время многократно вы-росла. Это важнее. Не буду спорить — благосостояние народа важнее судейских взяток. Но он не сказал, насколько выросла инфляция, на сколько выросли цены за тот же период. И кто бы что там не болтал, какие бы цифры не приводил, а народ действительно стал жить в целом лучше. Это факт.

Конечно, мне не понравилось, что он не ответил прямо. А как бы он ответил пря-мо? Что знает и ни хрена не делает, извини за выражение, что надо решать в первую оче-редь более масштабные задачи? Так он так и сказал, что благосостояние важнее. Это мы, сидя в кресле, хорошо рассуждаем и каждый лучше другого. Что так надо сделать и этак, такой закон издать и этакий. А ты сядь в его кресло и поуправляй — очень я сомневаюсь, что станет лучше. Каждый на своем месте должен быть. Строитель — строить, врач — ле-чить, артист — народ веселить, а не лезть в губернаторы. Но и это все относительно. Ведь Горбачев из комбайнеров, а Путин из чекистов.

— Да-а, Коля, начали мы с книги Джеффри Робинсона, а укатились к президентст-ву. Но интересно.

— Вообще-то мы начали с любви, — Ирина сразу покраснела, и Николай решил ис-править положение. — Но мы легко вернемся к книге. Организованная преступность — это же змей о четырех головах. Одну голову, воров в законе, мы уже обсудили.

С развалом Союза пришел капитализм. Бывшие руководители партии и прави-тельства умело использовали свои позиции для создания личного капитала. Например, когда русские войска покидали Восточную Германию, как утверждает тот же Робинсон, Бундестаг выделил средства для постройки советским военнослужащим в России на пять-сот тысяч квартир. Построено, примерно, три тысячи квартир. Деньги на строительство остальных исчезли. Бывшие функционеры и сейчас занимают решающие посты. А сколь-ко денег вбухано в Чечню, куда они делись? Не помню, кто из классиков говорил, что ве-личайшее поощрение преступления — это безнаказанность. Поэтому до сих пор выделяе-мые громадные суммы продолжают исчезать в неизвестности. Это так называемая легаль-ная организованная преступность, до которой ворам в законе никогда не дотянуться по капиталу. Эта голова самая важная и большая, центральная. До нее пытаются дотянуться и все остальные.

Третья голова — это этнические, национальные преступные группировки. Они могут быть как в форме первой головы, так и в форме ОПГ.

И, наконец, четвертая голова — ОПГ, организованные преступные группировки. Робинсон утверждает, что у русских ОПГ нет пирамидальной организационной структу-ры. Это, конечно, чушь полная. Все там есть — и бойцы, и бригадиры, и элита: в смысле руководители, руководитель.

Демократия хороша лишь тогда, Ирина, когда общество развито. В политическом, экономическом, социальном плане. Это как бы высшая ступень. Например, сейчас в России более полезной бы стала монархия с элементами демократии, но монархия, подчеркиваю, пусть и демократичного правителя. А вот когда улучшится социально-экономическое положение граждан, тогда и демократия не помешает. А сейчас она лишь на руку бизнесменам, обирающим тех же граждан, на руку тем, у кого капитал есть и не малый. Эту аксиому все понимают. Понимают, но не все воспринимают, естественно. Журналюги — вроде бы передовой класс, глас народа. Но, разве это глас народа? Это обычные проститутки сенсации.

Ирина расхохоталась от души и долго не могла успокоиться от смеха.

— Да-а, Коля, ну ты даешь! Я такого выражения еще нигде не слышала. Это же на-до придумать — проститутки сенсации! Но, верно-то как! Здорово сказано! Журналисты — народ дотошный. Недавно они какого-то нефтяника допекли, он от них к нам на работу заскочил. Мы пошли навстречу, выпустили его через запасной выход.

Михайлов нахмурился.

— А я бы не пошел на встречу. К вам же не простой работяга заскочил, журнали-стам он не нужен. Кто-то из руководства или хозяев, а я их не очень уважаю.

— Почему, Коля? — Удивилась Ирина.

— Да потому, что все природные богатства должны принадлежать России, ее наро-ду. Тебе, мне — всем. Государство должно владеть недрами, а не кучка олигархов. Госу-дарство, конечно, с этого имеет, пусть половину, положим. А вторая половина, почему принадлежит нескольким лицам, а не всему народу и в лице его правительству? Если они добывают нефть, газ, то пусть им зарплату платят. Большую, но зарплату. А они здесь еще и воруют… такие суммы, что представить себе трудно. Лес воруют. Китайцы скоро всю Сибирь вывезут. — Михайлов махнул рукой. — Не хочу даже продолжать.

— Коленька, извини. Разве я хотела тебя расстроить? — Она подошла, обняла мужа.

— Ирочка, моя Ирочка, ты-то здесь причем? За страну обидно. Я, конечно, тоже не бедный, но я пользу приношу. Я — создатель, производитель, а не перекупщик. А они? Они народ грабят. Мы с тобой сколько за эту нефть на заправках переплачиваем? Много. Хорошо, пусть много. Но где наши денежки оседают, в основном? Вот! — Он поднял палец вверх. — Не в государстве. Сейчас по телевизору муссируется хищение трех миллиардов и где? В министерстве обороны, в одной из ее дочек. Следствие ведется, а чем закончится? Обыкновенным забвением для народа — сейчас с экрана данный факт не сходит, а через месяц забудется все. Заворовалась элита и поощряется безнаказанностью. Если не работают законы государства — должен работать закон справедливости. Правильно говорил Жеглов — вор должен сидеть. И если не сидит — пусть наказание будет другим. Но! Наказание быть обязано!

Михайлов замолчал и задумался. Мысли его витали уже далеко где-то…

ХХХVII глава

Сосновский проснулся в недурном настроении. Часто на ощущения наслаивалась погода, а она походила немного на питерскую своей мокротой. Он еще не выглядывал в окно, но кожей ощущал относительную сухость вместо промозглого тумана. Включил компьютер посмотреть прогноз — и на сей раз, как обычно, ни то, ни сё. Переменная об-лачность с прояснениями, временами дождь. И солнце, и дождь оправдать этим прогнозом можно. В любое время — не ошибешься. Что за долбанутые эти синоптики — ничего толком сказать не могут. Вот уж поистине, как политики, хрен поймешь. Что в России, что здесь, в Лондоне — одна песня.

Вошел секретарь.

— Что тебе, Костя, — спросил Сосновский.

— К вам Дипломатская.

— Странно, что ей надо?

Секретарь пожал плечами.

— Ладно, зови.

Настроение испортилось. Он презирал эту русскую журналистку с украинским происхождением, хоть и встречался с ней уже несколько раз. Но тогда он был инициато-ром встреч. Когда стерва по характеру и образу действий является журналисткой — это становится опасным для общества.

Дипломатская вошла, поздоровалась. Сосновский не ответил, но сделал, пригла-шающий присесть, жест рукой. Она знала, что ей здесь рады не будут, и удивилась бы скорее обратному. Устроилась в кресле, приняв вульгарную позу, и скривила рот в ус-мешке, давая понять, что тоже не лыком шита. Начала без обиняков:

— Не плохо было бы доплатить мне соточку…

Сосновский внешне ни как не отреагировал, нажал кнопку вызова секретаря.

— Дама уже уходит, — объявил он.

Дипломатская встала, так и не сбрасывая с губ презрение.

— А вы подумайте, сэ-эрр…

«Вот, сука», — злобно прошептал Сосновский, когда она ушла.

В «своей» газетенке она опубликовала несколько скандальных статеек. Такой от-кровенной лжи не ожидал никто. Дипломатской пришлось потом давать опровержение. Но своим коллегам объяснила все просто — в запарке перепутала федералов с бандитами. Хотела описать, как бандиты держат пленников, по сути рабов, в зинданах, а получилось, что это делают федеральные войска. Извините — описка. Рейтинг популярности она зара-батывала не литературным талантом, а скандальными статейками. Умела манипулировать сторонами. Одну и ту же ситуацию могла обосрать по-разному и ловко этим пользовалась, то обвиняя федералов, то чеченские бандформирования. Конечно, российские воины иногда пускали в ход кулаки, находя отрезанные головы или вспоротые животы. Она описывала, например, избиение чеченского бандита, но ни слова о том — за что. Потом очередь менялась и на ее подленьких статейках уже «красовались» бандиты. Она не проверяла сообщенную информацию, как это делали другие журналисты, писала со слов, разбавляя свою поганую статейку на семьдесят процентов водой. Иногда усмехалась — а человек и состоит на семьдесят процентов из воды. Обычная проститутка сенсации, пишущая на заказ и поднятие своего рейтинга подонскими способами.

Несколько статеек обошлись Сосновскому в двести тысяч долларов, но ей этого показалось маловато. Понимала ли она, что ее недолюбливают все — и менты, и прокуро-ры, и бандиты, и солдаты?

Через некоторое время Дипломатскую нашли застреленной у собственного дома. Слишком много желающих — теперь усмехнулся Сосновский.

«Вот дура-баба, работала бы в своей паршивой газетенке… Нет, ей все деньги по-давай, сенсации, на виду чтобы была, на слуху. Сейчас коллеги раздуют скандал и никто не вспомнит, какой стервой была. Одним словом — проститутки все. Только и отличаются клановостью, да на смерти новую сенсацию делают».

Сосновский отогнал неприятно-навязчивые мысли. Надо бы и поработать, да только настроение изгажено. Нет, не смертью Дипломатской, а что вообще приходится вспоминать о ней. Он отвернулся от окна, вздрогнул — за столом сидел незнакомый муж-чина. Странно, как это не услышал доклад секретаря о нем, задумался, видимо.

— Извините, не расслышал кто вы и цель вашего визита? — спросил хозяин кабине-та.

— Кто я — не важно. А цель проста — вернуть награбленное, уворованное тобой имущество. Вернуть деньги России и ее народу.

Низкий металлический голос незнакомца вселял страх, но Сосновский и не такое видывал, быстро взял себя в руки. Заговорил, наклонившись вперед и раздражаясь:

— Русский… еще один воздыхатель денег. Вали отсюда, придурок, — Сосновский сорвался на крик.

Незнакомец внешне никак не среагировал, только губы слегка покривились в еле заметной усмешке.

— Пошел вон, — продолжал кричать Сосновский, одновременно нажимая на кнопку вызова секретаря. — Костя, гони этого в шею. Костя, черт возьми, куда ты пропал?

Незнакомец наблюдал с легкой усмешкой, как заметался Сосновский. Он подско-чил к двери, пытаясь открыть ее и позвать секретаря, охрану. Но, дверь, почему-то, не от-крывалась.

— Да что это такое, что, черт подери, — он продолжал дергать дверь. — Весь день на-смарку…

— Это правда — день будет непростым и длинным. Не надо хвататься за телефон. Он не работает, как не работают кнопки вызова секретаря и охраны. Кабинет закрыт, есть только я и ты.

— Да как ты смеешь?..

— Стукнуть тебя что ли, Сосновский, или сам задницу прижмешь? Надоел уже своим зудом. Сядь, — повысил голос незнакомец. — Вот так, хорошо, а теперь слушай. Ты сегодня умрешь, но у тебя есть два варианта. Первый…

— Да пошел ты… много вас тут таких было, — Сосновский искал глазами — чем бы стукнуть незнакомца. На удивление: он не испугался, по крайней мере, по нему видно не было.

— Первый, — продолжил незнакомец, — умрешь быстро. Второй — умрешь мучитель-но, очень мучительно и долго, очень долго подыхать станешь. Можешь орать сколько угодно — в здании никого нет, кроме нас.

Нервозность Сосновского изменила качество, она перешла из раздражительности в обеспокоенность. Но страха, страха еще не было.

— Значит, если что-то сделаю, то умру быстро. Не сделаю — умру болезненно и длительно. Старый трюк шантажистов. На-ка, выкуси.

Сосновский сложил пальцы в фигу и с удовольствием вертел ею в сторону незна-комца. Уверовав за многие годы в свою безнаказанность, он и сейчас не чувствовал, не ощущал кожей реальной опасности.

— Что ж, видимо надо показать, а потом уже продолжить разговор.

Незнакомец встал, подошел к креслу Сосновского, крутанул резко, обматывая ту-ловище и руки скотчем.

— Вот, теперь можно и дальше общаться, а то одно недопонимание. — Он взял пальцами левый мизинец Сосновского. — Правая рука нам еще пригодится. — Сжал с такой силой мизинец, что кости захрустели, словно под прессом.

Сосновский дико взвыл, его глаза округлились, наполненные ужасом и болью. Он не ожидал, никак не ожидал, что такая участь может постигнуть и его. Через некоторое время крики перешли в стоны и всхлипывания.

— Окей, теперь можно и продолжить разговор. Любой твой неверный ответ, любая ложь будет стоить очередного пальца. Собственно мне нужен твой один глаз, одно ухо, правая рука и, может быть, рот, чтобы мог сказать что-нибудь. А остальные части тела мне не нужны. Буду ломать, крушить… или ты готов к первому варианту?

Сосновский закивал головой, вымолвил с хрипотцой, все еще морщась от боли:

— Я согласен, — он снова закивал головой.

— Хорошо. Я приехал забрать наворованное тобой, украденное у российского на-рода. Все, что ты смошенничал, стащил, выбил рэкетом, убийствами и террором — надо вернуть.

— Я никого не убивал, не рэкетировал, а терроризм — это вообще смешно.

Незнакомец подошел и размозжил Сосновскому следующий палец. Когда он не-много успокоился от крика, продолжил.

— Да, своими руками ты не убивал ни кого. Но по твоему приказу, от жадности твоей, погибло много людей. Ты лично не занимался рэкетом и террором, ты руководил, приказывал, даже Президентов тасовать пытался. Но пришло и твое время. Зло, совер-шенное тобой, не вернется сторицей — лишь мелкой крупицей. Просто его слишком много — твоего зла. — Незнакомец закурил, пододвинул какое-то блюдце вместо пепельницы к себе. — Однако, продолжим. Какая у тебя сумма на счетах, на всех счетах?

Сосновский завозился в кресле, заерзал. Видимо, раздумывал — может ли действительно незнакомец знать все? Пальцы ведь тоже жалко. Потом спросил:

— Скажи — кто ты? Что тебе надо — я уже понял.

Незнакомец ухмыльнулся.

— Кто я? Зачем тебе это? Считай, что совесть людская. Совесть тех, кого ты обоб-рал и убил. И сужу я тебя не по закону — по совести, по их совести и праву.

— Но, ты же сам приступаешь закон. Кто дал тебе право судить?

— Верно, — незнакомец снова ухмыльнулся, — приступаю закон, как ты выразился. Но сужу я тебя по закону большинства, по закону совести и чести людской. По государст-венному закону тебя все равно не казнят и украденные деньги не вернут, а такие, как ты, гниды, жить не должны. Не рассчитывай на поблажку, не тяни время — я задал тебе во-прос.

— А что у меня на счетах — крохи. Точно не помню, тысяч семьдесят наберется.

Незнакомец встал.

— Сто, сто семьдесят, — заголосил Сосновский, поняв, что сейчас может лишиться еще одного пальца.

Крики сотрясали комнату.

— Двести, двести семьдесят, — всхлипывал Сосновский.

— Дурак, — с сожалением бросил незнакомец. — Неужели деньги важнее здоровья? Какой же ты гад все-таки. Да, ты лишился недавно пяти миллиардов, был уверен в обрат-ном, но лишился. Крохи, как ты выразился, составляют сейчас восемнадцать миллиардов долларов. И ты переведешь их в Россию немедленно. Потом продолжим разговор дальше.

Сосновский раскис и всхлипывал. Названная сумма ударила его сильнее боли в пальцах. А незнакомец глядел на него и поражался алчностью. Это каким же надо быть нелюдем, чтобы из-за денег отдавать собственную жизнь? Не чужую — собственную. Или он все-таки надеялся лишь на мелкие травмы, которые заживут, зарубцуются временем? Сосновский плакал — поистине крокодиловы слезы.

Незнакомец смотрел на это жалкое создание и поражался — насколько плотно въе-лась в кровь привычка обирать людей, выбивать деньги любым путем. Наверное из-за жадности и в венах текла не кровь, а деньги. Он даже хмыкнул от такого сравнения.

Сосновский начинал рано. Пытался махинировать комбикормами, кормом для птиц, но колхозники чуть не посадили его на вилы. Пришлось сменить специализацию на сирийские тряпки — наволочки, простыни и прочее постельное белье. В 1981 году он по-пался на спекуляции в Махачкале. Но ОБХСС обошелся тогда с ним слишком мягко. По-крутили, повертели — ученый все-таки, математик, успел уже кандидатскую защитить. Ограничились внушением без уголовного наказания, пошли на встречу. Но эта мягкость, как раз, и сыграла роковую роль. Сосновский понял обратное — можно обманывать и уходить от реальной ответственности. А мораль, совесть — эта штука никогда его не тревожила. Осуди тогда его по 154-ой за спекуляцию и сохранился бы он человеком. Вот ведь как бывает — хотели менты, как лучше, а получилось, как всегда.

Сосновский взрослел, написал докторскую. И даже на этом делал деньги — писал диссертации кавказцам. С одним из них, кавказцев, сошелся близко и надолго. Он стал его правой рукой, рукой рэкета, убийств, вымогательств. Они даже дружили, но пришлось убрать и его, так распорядилось время, а Сосновский его ценил, это денежное время.

Горбачев… начало его расцвета и падения России. Ельцин… пик могущества и власти Сосновского. Россия на коленях и он над ней. Властитель — по сути, второе лицо. Ох, как он упивался этой властью… Даже кандидата в Президенты на время выкрасть су-мел.

Бедная матушка-Россия… кто только ее не имел… и татаро-монголы, и тщеслав-ные поляки, и немцы-фашисты, и французы, и высокомерные англичане, всегда подстав-ляющие ножку. Но никто не имел ее так безнравственно и безразлично, как собственные олигархи. И никто, никто не задумывался над обыкновенной прописной истиной — приходили и уходили завоеватели, цари, генсеки… а народ, Россия-матушка оставалась и остается. Уйдут или трансформируются и олигархи. А Россия останется.

Незнакомец вздохнул, глядя на жалкое существо перед ним. Сбежал, да — он сбе-жал из России и уже второй десяток лет живет в Англии. Живет, жирует и продолжает обирать не только Россию. Но постоянная константа лишь время. Оно течет, идет, бежит, но всегда остается. Исчезают планеты, а оно остается. Остается и приходит к каждому. Пришло и его время.

— Осталось совсем немного, — продолжил незнакомец, — перепишем бизнес и не-движимость — вот необходимые бумаги.

Он пододвинул их под правую руку Сосновского. Тот глянул мельком. Понял, что здесь все и заплакал.

— Что же ты, гнида, слезами-то заливаешься? Что же ты не смотрел на народные слезы, когда чистил «АвтоВАЗ», «Логоваз», «Аэрофлот», бразильский футбол, что же ты не плакал, сука, когда совращал несовершеннолетних девочек? Сволочь крокодилья, да простят меня крокодилы. Подписывай!

Сосновский внезапно перестал плакать, глянул зло, с ненавистью лютой, попро-бовал разорвать скотч и сник. Боль терпеть не хотелось и внутри жила надежда, что все скоро пройдет — подпишет он бумаги, освободится и вернет все назад. Другой вариант даже не обдумывался. Сознательная жизнь, прожитая по одному принципу: брать — не по-зволяла считать по-другому.

Константин, секретарь Сосновского, потянулся в кресле. Славно вздремнул не-много, глянул на часы: «Ого»! Проспал часа полтора. Хотел заглянуть к шефу — не решил-ся, с утра у него настроение дрянное, не хотелось попадать под горячую руку. Внезапно услышал выстрел, кинулся в кабинет: «Ох ты, боже ты мой»… Голова Сосновского, про-битая пулей, покоилась на столе, напротив стояла работающая видеокамера.

ХХХVIII глава

Бортовой внимательно изучил видеозапись в интеренете. «И чего его это на лю-бовь к России растащило? — стал рассуждать он. — Таился, скрывался, обирал Россию и на тебе — воспылал любовью перед смертью, все деньги вернул и недвижимость завещал. Нет, Сосновский не из тех фруктов, кто просто так что-то делает. Что-то или кто-то его заставил. И этот кто-то сделал предложение, от которого он не смог отказаться. Перевел все деньги в Россию, заявил публично, что виноват и застрелился. Англичане сейчас в ярости, особенно на его секретаря, который и выложил все в интернет. Что теперь руками махать — деньги-то все равно в России».

Долго думал Бортовой, так сопоставлял и этак. Много лиц и фамилий перебрал, много врагов перешерстил и недругов. Естественно, доказательств нет, а мысль осталась всего одна. И вовсе не из врагов. Он набрал номер телефона.

— Добрый день, Николай Петрович, вернее у вас уже вечер. Как самочувствие, ус-пехи?

— И вам доброго здоровьица, Александр Васильевич. Самочувствие хорошее, а ус-пехи по плану, как при социализме — с перевыполнением.

Они рассмеялись оба.

— Нужда какая, — продолжил Михайлов, — или необходимость? Вы же не просто так звоните, — перешел он ближе к делу, отбрасывая ненужные никому комплименты и стандартные заготовки предисловий.

— Ну, что вы сегодня такой колючий, Николай Петрович? — ласково заговорил Бортовой. — Я же просто позвонил поинтересоваться: как погода в Лондоне?

— Я не метеоуслуги. Есть конкретные вопросы — задавайте.

С директором ФСБ так давно никто не разговаривал, но он сдержал себя, хотя оп-ределенные интонации в голосе не смог скрыть или не захотел.

— Хотел с вами увидеться — переговорить. Завтра с утреца и вылетайте ко мне.

— А я что — подчиненный ваш? — Не стал скрывать раздражения Михайлов. — Вам надо — вы с утреца и подъезжайте. Приму, не переживайте.

— Товарищ генерал…

— Генерал, да не ваш, — перебил его Михайлов, — и к министру обороны тоже не поеду. Можете звание назад забрать. Я свою работу делаю и буду делать — для Родины, для России. Вот так и точка.

Михайлов бросил трубку. «Какая муха укусила, чего я так с ним? Чего, чего? Жо-пу только мять в креслах могут. Я им деньги вернул, а он поговорить захотел. Делами бы лучше разговаривал. Воспитатель хренов. Доказательств не имеет, но понимает, кто это сделал. Морали читать собрался… А где ты был, когда Сосновский страну, народ обворо-вывал? Моралист хренов… таких олигархов еще тьма — вот и занимайся ими».

Михайлов закурил и стал успокаиваться. «Интересно, как на разговор Бортовой отреагирует? Понятно, что звонить не будет. Какие указания Фролов с Суманеевым полу-чат? Подождем — увидим».

В кабинет вошла Ирина.

— Ты что такой напряженный, Коля? Лицо прямо каменное какое-то… Что-то слу-чилось?

— Ничего, Ирочка, ничего. Бортовой звонил, к себе приглашает.

— А ты что — полетишь завтра?

— Не полечу, нечего мне там делать. Я ему так и сказал — кому надо, тот и пусть летит.

— Коля… он же директор ФСБ.

— И что теперь — дергать всех можно? Вот и пусть своих подчиненных дергает да шпионов ловит. А я, как-нибудь, и без него обойдусь. У меня контракт с государством и я его выполняю. Хорошо выполняю, качественно. А про надсмотрщиков в контракте ничего не сказано.

Ирина улыбнулась, подошла к нему.

— Нервный ты стал, Коля, отдохнуть тебе надо. Лето вовсю на дворе, а мы даже ни разу в лес не сходили, на речку не съездили.

Он обнял ее, прижал к себе.

— Вот, завтра и поедем, стройку заодно попроведуем. Лодку можно твоему отцу купить — наверняка пристань уже построили. Наш с тобой катер недели через две подой-дет, будем на Байкал ходить. Поедем, обязательно завтра поедем, сбежим от Фролова с Суманеевым.

— А что, завтра их приезд намечается?

— Не намечается, Ирина. Фролов и так здесь, а Суманеев, полагаю, обязательно появится. Бортовой через него станет меня в Москву вызывать. Как же — такой фифе отка-зали… не угомонится просто так.

Ирина засмеялась.

— Фифа… слово-то такого не слышала. Может, съездил бы, Коля, зачем отношения портить?

— В том-то и дело, Ирочка, что никаких отношений у меня с ним нет. У меня кон-тракт с государством, он этот контракт охраняет. Вот и пусть охраняет, а не берет на себя распорядительные функции. Действительно — он помог этот контракт заключить, спасибо ему за это. Но, выше головы прыгать не надо — попу можно ушибить. Пока он ее не уши-бет — не успокоится. Каждый должен своим делом заниматься.

— А ты, Коля, чем занимаешься, я так и не знаю? Расскажи в рамках дозволенного.

— Я создаю новый материал, Ирина, материал для танков, самолетов, кораблей. Благодаря этому материалу, они становятся неуязвимыми, их нельзя уничтожить. Танк нельзя взорвать, самолет сбить, корабль потопить — вот, примерно так. Я произвожу этот материал, государство его покупает и делает оружие. Вся фишка в том, что современным методам анализа этот материал не поддается. И ученые мужи не могут установить состав, вывести формулу. Поэтому пришли к абсолютно дебильному выводу — материал инопла-нетного происхождения и анализу пока неподвластен. Они предположили, что материал, возможно, доставлен на Землю с планеты Глория. Еще ее называют Нибиру, но Глория мне больше нравится. Это десятая планета, которая находится с другой стороны Солнца, поэтому ее не видно, но вращается она по той же, третьей орбите. И ты, Ирина, жена ино-планетянина, Глорианка, так сказать.

— Чего, чего? — то ли удивленно, то ли насмешливо переспросила Ирина.

— Ничего. Меня лишь одно удивляет — как это я успеваю на Глорию смотаться и обратно прилететь. А так — ничего. Материал же инопланетного происхождения — таково официальное заключение ученых. А тут какой-то директишка звонит… и кому? Самому Его Превосходительству Светлейшему Глорианину. И как только посмел…

— Да-а-а… Его Превосходительство Светлейшая Глорианка Ирина Первая! Зву-чит?

— Ну, дык…

Они оба расхохотались.

Стук в дверь прервал смех.

— Шеф, к вам Суманеев, — произнес вошедший Фролов.

— Проси, — Михайлов повернулся к Ирине, — вот и ответ тебе на звонок приехал.

Генерал вошел, поздоровался.

— Даже не знаю с чего и начать.

— А ты и не начинай, Петр Степанович. Бортовой приказал обеспечить мой приезд к нему. Так?

— Точно так.

— А сам-то ты как думаешь, Петр Степанович? Был бы я его подчиненный или враг народа, а он Берией — тогда бы поехал. А так зачем — пусть сам едет, если надо. Верно говорю?

Суманеев закряхтел.

— Конечно, вы не его подчиненный. Но ехать надо.

— Надо? Мне не надо.

— Но, как же… вас же приглашают.

— Послушай, Петр Степанович, я тебя понимаю, ты человек подчиненный. Но, это уже не приглашение, а черт те знает что. Что там о себе Бортовой возомнил — что он все может? — Михайлов закурил и несколько смягчил тон. — Ты читал заключение ученых по моей материи?

— Читал, — Суманеев вздохнул, понимая куда клонит Посланник.

— Вот так и отзвонись Бортовому — дескать, у меня важные переговоры с планетой Глория по закрытой межпланетной связи. Посему вылететь не имею никакой возможно-сти.

— Николай Петрович, вы же понимаете, что это бред.

— Бред что? Мои слова или официальное заключение ученых? Я, кстати, ничего и не говорил, это они посчитали мой материал инопланетным. Бред говоришь? А не Борто-вой ли это бредит? Его задача — мое изобретение охранять. ОХРАНЯТЬ — тебе понятно, Суманеев? Вот пусть охраняет и знает свое место. Так и передай — все дословно. В тече-ние недели принять Бортового у себя не смогу. На следующую — пусть через тебя запи-шется на прием. И ничего личного, Петр Степанович, звони, заезжай, всегда рад, а сейчас извини, вам с Фроловым пора.

Генералы вышли и Михайлов посмотрел на Ирину. Обыкновенное испуганное лицо любящей женщины.

— Ты считаешь, что я говорил немного жестко?

Ирина закивала головой.

— Что теперь с нами будет, Коля?

— Ты, ведь, некоторым подружкам отказываешь во встрече. Разве что-то потом случается?

— Но, это же не подружка…

— Тем более ходить не стоит. Он мне не начальник. Может, я какой закон нару-шил? Нет, ничего не нарушил. Таких нужно на место ставить и сразу. И не переживай, моя глорианочка, все будет хорошо. Особой необходимости в беседе со мной у Бортового нет, а значит, он сделает вид, что ничего и не было. Он там, я тут, напакостить он нам не сможет — руки коротки. Поверь мне.

Ирина вздохнула.

— Ладно, пойдем чай пить. А что ты знаешь про эту планету Глория или Нибиру?

— Интересно?

— Конечно, — она улыбнулась, — муж оттуда, а я про его планету даже не слышала.

— Знаю совсем немного, практически ничего. Это полумифическая планета, суще-ствование ее не доказано абсолютно, как Марса, например, или Меркурия. Но она сущест-вует с очень большой степенью вероятности. Находится на таком же расстоянии от Солн-ца, как и Земля. Предполагается наличие там более развитой цивилизации, именно с нее прилетают к нам корабли НЛО, в существовании которых уже можно не сомневаться. Та-кая вот официальная версия. А не официально и лично для тебя по большому секрету мо-гу сказать больше. Такая планета действительно есть. Ее жители сейчас изучают нас, как мы, например, животных на планете. И в скором времени решится вопрос — что делать с нами? Оставить в покое, завоевать, уничтожить, использовать как подопытный материал? Именно они, нибирианцы, дали мне эти знания и сейчас наблюдают: что мы, земляне, с ними сделаем. Используем во благо — будем жить. Так что птичка я, Ирина, более высоко-го полета, чем директор ФСБ. И возможностей у меня многократно больше. Я не тону в воде, не горю в огне, меня невозможно убить, застрелить или повредить обычным земным способом. Я и тебя такой сделал. Только говорить об этом никому не нужно.

— Ладно тебе — еще один Андерсен нашелся. Спать пойдем, сказочник.

— Конечно, пойдем. Только покажу тебе кое-что.

Николай взял ее руку и поднес горящую зажигалку. Ирина задергалась, но вскоре поняла — пламя совсем не обжигает ее, даже копоти не осталось от пламени.

— Вот теперь пойдем спать, жена сказочника.

Ирина долго не могла заснуть, все думала, переживала. Конечно, столько инфор-мации навалилось сразу. Сложно понять, когда пламя не только не обжигает, не причиня-ет физической боли, но кожа действительно не горит. А потом еще этот Бортовой…. Спо-рить с такими — себе дороже, все равно где-нибудь ножку подставит. А может муж прав и таких действительно надо на место сразу ставить? Может быть, действительно судьба планеты решается, а тут Бортовой. Кто он? Да в этом плане никто — обыкновенный чело-веческий планктон в мировом космическом океане. А Коля? А Коля — это… она так и ус-нула с ласковой улыбкой на лице.

ХХХIХ глава

Меченов проснулся в холодном поту. Всю ночь снились какие-то кошмары, кош-мары про Россию. Давно он не испытывал такого состояния тревоги: с 80-х годов, когда американцы придумали свою «Стратегическую оборонную инициативу», так называемую СОИ или программу «Звездных войн».

Две мировые державы, политически противоборствующие державы, вступили в фазу своего наивысшего завуалированного обострения отношений. Это был не октябрь 1962 года, когда открытое противоборство чуть не привело к ядерной войне. Тогда Хру-стову удалось запугать Штаты и они ответили сторицей в восьмидесятых. Особо не вы-дающийся актер, но великий актер-политик, запугал Меченова до крайности. Последний не слышал, не видел и не воспринимал мнения своих ученых о СОИ. О том, что СОИ — это политическая звездная пыль, а не реальная угроза американского ядерного зонтика, о который якобы разобьется любая русская ракета.

Сговор актера с нефтяными королями Саудовской Аравии и в результате потеря трети бюджета советской страны, своеобразный экономический щит и внедрение новей-ших программных технологий, зараженных вирусами, а в результате череда техногенных катастроф. Борьба с зеленым змием и миллиардные убытки. Подорванная экономика СССР и огромнейшее вложение денег в «звездную пыль», громадные займы и полный развал идеологии.

Что это — предательство первого лица? Нет — это хуже. Выбор не правильной по-литики, неуверенность, слабость и нерешительность в данной ситуации хуже предательства. Как действия командира в боевой ситуации, не сумевшего вовремя отдать соответствующий приказ, что привело к гибели подразделения.

Но, Меченов себя виновным не считал. Получив в Советском Союзе несколько государственных наград, он более довольствовался иностранными, которых насчитыва-лось более пятидесяти. Западный лизоблюд не осмысливал действительности, однако, жить в России считал опасным и постоянно находился в Германии. Удобнейшая позиция самодовольного трусливого подонка, все списывающего на ситуацию.

Спокойно, безмятежно, во славе и богатстве он доживал свои дни, нисколько не думая о тех россиянах, которых вверг в нищету и бесправие. Но сегодня спал плохо, а ут-ром отмахнулся от сна и мыслей, как от навязчивой мухи.

Но, за все нужно платить, и ему отмерено рассчитаться не в том, а в этом мире. Так распорядился не он и не россияне, так посчитал Высший Разум. Мировые злодеи не умирают своей смертью, так умерли Гитлер, Сталин… И им гореть в вечном аду Вселен-ной…

ХL глава

Михайлов вошел в зал. Ирина сидела в кресле, читая газету.

— Что новенького пишут? — спросил он жену.

— Да вот, читаю. Про полицейских наших пишут, как они снова Закон нарушают. Коля, а сколько, интересно, всего у нас полицейских и журналистов? Я имею в виду в процентном соотношении.

— Не знаю, даже не задумывался никогда над этим. Наверное, примерно, одинако-вое количество. Может быть, даже, журналистов и больше, но я не уверен. А почему ты спрашиваешь? — удивился Николай.

— И я раньше никогда не задумывалась над этим вопросом, не приходил он в голо-ву как-то. А тут осенило что-то. Международная политика — понятно. А по России что пишут? Где что-то не так. Министерство обороны сейчас трясут с миллиардными хище-ниями, депутатов с их состоянием, недвижимостью и гражданством других государств, что задекларировано, что нет. Ментов, как обычно, то пьяные за рулем, то взятки взяли, то сшибли кого-нибудь на дороге. Очень уж любят они ментов потрясти. Но, — Ирина подняла вверх указательный палец, — если ментов столько же, сколько и журналистов, то почему они никогда о себе не пишут? Они что — Закон не нарушают? Никогда пьяными за руль не садятся, статеек заказных за бабки не пишут? Всегда белые и пушистые? Что-то я в этом очень сильно сомневаюсь, Коля.

— Ирина, — удивленно начал Михайлов, — интересная мысль. Они тоже люди, не сверхчеловеки, а, значит, и правила дорожного движения нарушают, статейки заказные точно пишут. Бытовуха, хулиганка, откаты — все у них имеется, как и у всех других. Честь мундира, Ирина, поэтому о своих правонарушениях и не пишут никогда. По крайней ме-ре, я лично никогда о таком не читал и не слышал в СМИ. Кто же будет трезвонить о сво-ем грязном белье? Ну, а что все-таки пишут-то?

— Да-а… — Ирина махнула рукой, — ерунду всякую. Парень какой-то пятнадцать лет отсидел, вышел на свободу и сумел реабилитироваться. Но, преступник — есть преступ-ник. Взят на этот раз с поличным с большой партией героина. Общий смысл статьи не понятен — то ли оправдали после отсидки незаконно, то ли, как у Жеглова, вор должен сидеть в тюрьме.

— Интересно, очень интересно… дай-ка газетку. Действительно непонятно напи-сано. То ли автор хотел сказать, что опять сажают невиновного, то ли зэк — он и есть зэк и должен сидеть, а не гулять на свободе. Непонятно… скорее всего журналисты сами со-мневаются в виновности Устинова и дают читателю возможность поразмышлять, поду-мать, а кого-то и подтолкнуть к действиям.

Посланник отложил газету в сторону.

— А это не тот ли Устинов, которого ты однажды защитил, Коля?

— Тот, Ирочка, тот.

— Тогда мне все понятно.

— И что тебе понятно, родная?

— А то и понятно, что ты всякого защищать не станешь. Значит, он честный чело-век и героин ему подбросили.

— Как у тебя все просто… Но ты молодец. Вера в людей — это же отличное качест-во! Только доказать невиновность будет сложнее, чем поверить. А он в третий раз в тюрьме не протянет, его там просто уничтожат. Открыто убивать не станут — убьют уни-жениями и побоями.

— А ты?

— Что я? Ты хотела спросить — помогу ли я ему? Конечно помогу. В полиции мно-го порядочных людей, а вот дерьму там не место. Тем более, что поганят они не только себя.

— Кто бы сомневался, — улыбнулась Ирина. — Значит, опять от меня сбежишь, пой-дешь помогать человеку. Помощник ты мой, Человеческий…

ХLI глава

Вечерело. Протопопова с Владимиром закончили окучивать картофель. При-сели на скамеечку, закурили. Солнце уже не было видно и лишь багряный отлив заливал западный небосвод. Тишина… мошкара вилась столбиком под навесом веранды — к теплу и ясной погоде. Облачка табачного дыма зависали на месте и, постепенно растворяясь, все-таки уплывали в сторону.

Владимир обнял Татьяну.

— Хорошо-то как…

Она прильнула к его плечу.

— Вдвоем всегда хорошо — не скучно и радостно.

Скрипнула калитка, у Татьяны екнуло сердце.

— Опять черт кого-то несет, — с тревогой произнесла она.

— Соседи, может быть, — добавил Владимир.

— Какие соседи, когда к нам эти алкаши ходили? — возразила Татьяна.

Вошли четверо незнакомых мужчин и женщина.

— Устинов? — спросил один из них.

— Вообще-то у нас принято здороваться, а у вас? — парировал с сарказмом Влади-мир.

— Хм… добрый вечер, — ухмыльнулся мужчина. — Я полковник полиции Нестеро-вич, это мои коллеги и двое понятых, — представился он.

— Уже понятых? — усмехнулся Владимир. — Вечер, видимо, будет не добрым… Ко-го на этот раз я изнасиловал или убил? Вы мне еще за прошлые пятнадцать лет компенса-цию не выплатили, хоть и признали полностью невиновным. Значит… с обыском пожаловали… раз с понятыми. Что на этот раз подкинете — трусы женские, нож в крови?

— Обойдемся без лирики, Устинов. Ознакомьтесь с Постановлением, — Нестерович протянул листок.

Владимир взял Постановление о производстве обыска.

— Ознакомиться-то я ознакомлюсь. А вот понятых прошу, нет — требую поменять. С вами заранее пришли — значит подставные, они и подкинуть мне чего-нибудь могут.

— Грамотный? — произнес злорадно Нестерович. — Пройдемте в дом и попрошу добровольно выдать имеющиеся запрещенные предметы, если таковые имеются. Напри-мер, оружие, боеприпасы, наркотики и так далее.

— Ничего из перечисленного и «так далее» не имеется, — зло ответил Владимир. — Когда вы меня в покое оставите, чего же вам все неймется-то? Сколько можно издеваться над честным человеком?

Нестерович бесцеремонно пожал плечами. Приказал своим операм:

— Начинайте обыск. — Потом продолжил: — Вот и посмотрим — честный вы человек или нет.

Устинов тяжело опустился на стул, уставился безучастно в одну точку и застыл, словно каменный.

— Володя, — с возмущением произнесла Татьяна, — чего ты расселся — смотреть надо за ними, в оба глаза смотреть. Втюхают ведь пакость какую-нибудь — потом не отмоешься.

— А-а, — махнул рукой Владимир.

— Не «а-а», а смотреть надо, — упорно возразила Татьяна и, уже обращаясь к Несте-ровичу, продолжила: — Без нас по комнатам не шарьтесь, все должно происходить на виду, в нашем присутствии.

Нестерович усмехнулся.

— А вы кто такая, дамочка? Насколько мне известно — соседка, Протопопова, а не жена. Сожительница подозреваемого. Скажите спасибо, что мы вас отсюда не попросили. Но, — Нестерович опять усмехнулся и, уже обращаясь к операм, продолжил: — Вы действи-тельно, ребятки, без хозяев не ходите — все должно быть по закону.

— Ишь ты — закон вспомнил. По закону вас здесь и быть не должно. Дышло у вас, а не закон, срамота одна. Это ты ему, Нестерович, мстишь, ты мстишь. За то, что твои опера из ментуры вылетели и условный срок получили. А били - то они его не условно — по-настоящему били. Отыграться решил… Но, но, посмотрим еще.

У Протопоповой внутри все кипело, хотелось вцепиться этому менту в волосы, плюнуть в лицо или просто вдарить по этой ухмыляющейся все время роже.

— Товарищ полковник, понятые — прошу подойти сюда, — вдруг произнес один из оперов, — здесь явно что-то имеется.

Он двумя пальчиками медленно вытаскивал из стопки белья небольшой пакетик. Нестерович сразу же приободрился.

— Понятые, прошу обратить внимание на этот пакетик, вынутый из белья в шкафу. Это ваш пакетик, гражданин Устинов, и что в нем находится? — спросил довольный Нестерович.

— Это ваш пакетик, гражданин начальник и вам наверняка известно его содержи-мое. Ваш опер его подбросил, пусть он и ответит, — устало произнес Владимир.

— Значит, вы отрицаете, что этот пакет ваш, гражданин Устинов, и что в нем вы не знаете. Что ж, экспертиза покажет, а пока зафиксируем, что изъят он у вас. В вашем доме, в вашем шкафу, в ваших вещах. И собирайтесь — вы задержаны… пока надвое суток.

ХLII глава

Мужчина крепкого телосложения в коричневой рясе с капюшоном смотрелся в этом безлюдном месте, словно средневековый монах. Однако, привлекающая внимание одежда позволяла практически полностью скрыть лицо и остаться неузнанным, как бы не крутились и не старались камеры видеонаблюдения.

Мужчина, оставаясь в тени, нажал кнопку звонка. Его давно уже засекли и забес-покоились — под таким одеянием можно свободно пронести автомат и даже ручной грана-томет.

— Что надо? — спросил через домофон охранник.

— Я к Гончару от Оракула.

— Жди, доложу.

Мужчина постоял на месте, повернулся вправо и влево, осматриваясь, голову держал прямо, но надвинутый капюшон не позволял разглядеть его лица. Через некоторое время дверь открылась.

— Входи, — разрешил один из охранников.

— Руки подними, — попросил второй охранник.

— Меня нельзя обыскивать, — ответил мужчина, — прикоснувшийся ко мне умрет. Если вам Гончар этого не сказал: позвоните ему снова.

— Крутой что ли? — усмехнулся первый охранник. — Ни хрена… поднимай лапки к верху и капюшон скинь.

Он ткнул стволом автомата в грудь мужчине.

Мгновенно выхваченный автомат размозжил его череп прикладом. Мужчина спокойно спросил:

— Будешь звонить Гончару или так проведешь?

— П-проходи, — ответил трясущимися губами испуганный насмерть второй охран-ник.

Мужчина пошел впереди, словно был тут не раз, зашел в дом и поднялся на вто-рой этаж в комнату хозяина.

— Оракул просил передать тебе, Гончар, — начал мужчина в рясе, — что хочет уви-деться с тобой здесь, в твоем доме завтра в 19 часов. Ты должен пригласить на встречу Святого и Веревку.

— Но, Святой и Веревка в Чите… могут и не приехать. А что за вопрос? — забеспо-коился Гончар.

— Оракул знает, что они в Чите и надеется, что услышан. У меня все.

Мужчина в рясе повернулся и пошел к выходу.

Гончар вскочил с кресла и беспокойно зашагал по комнате. «Оракул, Оракул, — шептал он про себя, — что ему надо? Ведь просто так не придет… и этот еще… охранник, придурок… закапывай теперь…»

Он включил повтор просмотра видеокамеры. Хорошо видно, как охранник тыкает Оракула стволом автомата в грудь. Самого удара, как такового, и не видать. Так, легкое движение, словно мелькнула тень, брызги мозгов и… трясущиеся от страха губы второго охранника.

«Ну и реакция… молния какая-то», — прошептал Гончар, потом вызвал к себе на-чальника охраны.

— Ты это видел? — он раздраженно ткнул пальцем в монитор, — его же просили: не знаешь, не понял — позвони. Предупредили придурка, что умрет. Не-е-ет, надо повыежи-ваться, крутизну показать, блин. Ну и где она, крутизна ваша, где?

Гончар походил еще немного по комнате, сел в кресло, успокаиваясь, приказал:

— Труп закопайте. Кто у него — жена, дети?

— Мать одна.

— Вот тебе и мать… Так… Старушке денег дайте, придумайте там что-нибудь са-ми — заграницу сынок уехал… Вообще… сами. Все, иди.

Гончар так и не понял: зачем приходил Оракул, что ему надо? И сам ли он прихо-дил или его гонец — кто их там разберет в рясе и капюшоне? Знал одно — по пустякам бес-покоить не станет. Однако, по событиям, был сам.

Он набрал номер Святого. Позвонил ему — потому как Веревка хоть и был вор, но неформально ходил под Святым.

— Приветствую тебя, Святой, Гончар беспокоит.

— А-а, рад слышать тебя Гончар, рад слышать дорогой.

Голос его был немного хрипловатым и Гончар понял, что разбудил. Так рано, в одиннадцать дня, Святой еще не вставал. Любил повеселиться в кабаке да и девок потом потискать, засыпал обычно под утро.

— Извини, что разбудил, но обстоятельства так сложились. Оракул только что был, хочет завтра в семь вечера встретиться с тобой и Веревкой здесь, у меня в доме.

— Оракул? А что ему надо? — ответил сразу проснувшийся Святой.

Сипотца в голосе ушла и Гончар усмехнулся про себя — ишь… забеспокоился.

— Не ведаю, — ответил Гончар, — но ты знаешь — Оракул многословием не страдает. Сказал, что хочет встретиться со мной, тобой и Веревкой в 19 часов и ушел, более ничего не сказал.

— Что-то ты темнишь, Гончар, ой что-то темнишь…

— Ты что, Святой, Оракула не знаешь, — рассердился Гончар, — с ним натемнишь, пожалуй. Он пришел ко мне домой, охраннику головенку оторвал и сказал, что встретиться хочет.

— Как это? — опешил Святой.

— А вот так… тот его обыскать захотел, автоматом стал тыкать — вот и нарвался, урод. Теперь еще с ним возись, — вздохнул Гончар.

— Да что вы там все — с ума посходили что ли? — возмутился Святой. — Оракул, Оракул… трясетесь, как над божьей коровкой. Шлепнул бы и все тут — имел право.

— Хотел бы я тебя видеть в этой ситуации… Короче — прилетишь?

— Нет. Вы сами Оракула распустили — вот и возитесь. А я к нему на побегушки не нанимался. Ему надо — пусть сам и едет и ручонки не распускает, а то быстро без башки останется.

— Как знаешь, Святой, — усмехнулся Гончар, — я передал — ты услышал. Только Ве-ревке скажи.

— Сам и говори — тебя просили. А Оракулу я не шестерка. Телефон знаешь, пока.

«Пока, пока, придурок, — положил трубку и прошептал Гончар, — интересно будет посмотреть, как ты перед Оракулом потом вывернешься. Он точно не простит».

Гончар уже с интересом позвонил Веревке. Тот лишь спросил одно — «Святой едет?» И, узнав ответ, тоже отказался.

Веревку Гончар понимал. Но почему взбрыкнул Святой? Ведь Оракул помогал всем, кто к нему обращался. Знал все и ни разу не соврал, не отказал, выгоды не искал. Всегда все в цвет. Он не был вором, но братва его уважала и боялась. Не потому, что боя-лась и уважала, а именно потому, что уважала и боялась. Боялась неотвратимости его слов, которые сбывались всегда очень точно.

Гончар рассуждал и пытался угадать: зачем они понадобились Оракулу? Но, по-стоянно с мысли сбивал новый, на сей момент более интересный вопрос — что будет со Святым? Как его накажет Оракул? Насколько слухи актуальны или все это только леген-да?

Он налил себе немного коньяка, хотя и не пил никогда до обеда — случай неорди-нарный. Закурил сигарету и все рассуждал мысленно об Оракуле.

«Зашел в дом, убил охранника…. А что будет завтра, что ему надо? Не-ет, надо его остановить, нахрена он такой нужен. Может и прав Святой, что не поедет, не шестерка право. Почему именно нас он хочет видеть»?

Бизнес не пересекался, хотя и занимались практически одним делом. Гончар в Иркутске, Святой и Веревка в Чите. Дружескими отношения по большому счету не назо-вешь, но друг друга поддерживали, а потому и считались друганами. Это помогало всем троим. Свалить и одного было не просто, а уж троих очень сложно. Многие воры образо-вывали своеобразные группочки, такая группочка из двух-трех воров считалась гранит-ной, но уничтожали и ее достаточно простым способом. Кого-то тайно переманивали на другую сторону, и предательство дальше уже вершило свое грязное дело незыблемо и верно.

«А, может быть, Святой переметнулся на сторону красноярцев и заодно с ним Ве-ревка? Неплохой бы получился тандемный бизнес — подмять под себя целый регион. Надо об этом крепко подумать, спасибо Оракулу за мысль».

Гончар плеснул еще немного коньяка и закурил новую сигарету.

«Оракул, Оракул… Даже если ничего не делает и то в цвет попадает. Вот сука умная!» Гончар усмехнулся.

ХLIII глава

Бортовой прямо остервенел. «Да кто он такой, чтобы вершить судьбы людей? Кто?» Он стукнул кулаком по столу и постепенно стал успокаиваться. Понимал, что в гневе не принять правильных решений.

Собрав небольшое совещание, он выслушивал мнение экспертов и специалистов по поводу предсмертного обращения Меченова в интернете к гражданам России. В этой исповеди даже не намекалось о Посланнике, но Бортовой был уверен и знал, что это именно он. Он заставил бывшего генсека через видео в интернете обратиться к россиянам, повиниться, а потом застрелиться.

Мнения психологов и специалистов международников разделились. Одни счита-ли, что совесть заговорила, другие настаивали на влиянии третьего или третьих лиц, но без фамильной конкретики.

«Какая там совесть, — рассуждал про себя Бортовой, — разве она была у Гитлера, Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева? Не в плане совести вообще, а именно в данном плане».

Кто-то бросил мысль:

— А может быть Раиса во сне пришла, пожурила — вот он и решился.

— У нас что: совещание астрологов, экстрасенсов или менеджеров по связям с за-гробным миром? — усмехнулся Бортовой.

— Не скажите, Александр Васильевич, жена Николая второго огромную роль игра-ла в политике.

— Да-а, — согласился Бортовой, — Раиса тоже не без греха в смысле влияния. Но ей как раз нравилась прозападная политика, покрасоваться на фоне мужа. А что он там дела-ет — государство разваливает, уничтожает ракеты железнодорожного базирования или другое во вред обороноспособности и экономике: на это плевать. Главное: потусоваться в мировом сообществе. Сто лет таких жен не было — родилась же… Не-ет, такая и во сне не пожурит — похвалит, что вообще в России не живет. Может и пожурит, что гадить стране более эффективно не может, а хотелось бы еще и на том свете покрасоваться.

Присутствующие удивились высказанной мысли. Нет, не самой мысли, как тако-вой, а ее озвучиванию. Многие так думали, но вслух не говорили об этом. Один раз лишь Президент высказался публично и очень мягко в отношении Меченова, что надо было уважать мнение народа и не противоречить референдуму, что он бы многое по-другому сделал. Но, во-первых, сейчас говорил не Президент, а во-вторых — и разговор не публич-ный, и афишировать его не надо. Хотя… всегда у таких лиц гадости почему-то после смерти всплывают.

Бортовой после совещания задумался. А почему он, собственно, «катит бочку» на Посланника? То, что он «грохнул» Сосновского и Меченова, Бортовой даже не сомневал-ся. Как и каким образом все сделано, директор ФСБ не знал. То ли мысли Посланник уме-ет внушить на расстоянии, то ли еще что — неизвестно. Но ведь все правильно — давно пришла пора с этими гадами рассчитаться. Надо лишь аккуратно, дозировано и опосредо-ванно выбрасывать в прессу информацию о том, что фигуранты в Россию хотели, а спец-службы Запада их не пустили. Фактов нет, а слухи будут. И в нашу пользу.

ХLIV глава

Оракул прибыл ровно в 19 часов. Его ждали и охрана уже не задавала вопросов, провели прямо к Гончару.

— О, дорогой, рад тебя видеть, — начал Гончар, — проходи, присаживайся, отведай, что Бог послал.

— Святого и Веревки нет, ты передал им мою просьбу? — не отреагировал Оракул на приглашение.

— Я и вчера не сомневался, что приходил именно ты. Хотя — сам черт не разберет вас в вашей одежде. Ты присаживайся к столу — выпьем, закусим, а потом и дела бренные обсудим, — гнул свое Гончар.

— Ты передал им мою просьбу?

— Да передал, передал, — немного разочарованно бросил Гончар, — лично с каждым по телефону говорил, не могут они приехать: дела.

— Значит, они меня не услышали. Хорошо, пусть и их не слышит более никто.

— В смысле?

— Я вот зачем пришел, — пропустил он вопрос Гончара, — когда-то вы трое короно-вали Соленого. Он обманул вас и вы не знали, что он петушок.

— Что? — перебил Гончар, — ты говори, да не заговаривайся, Оракул.

— Соленый родом из Литвы, — спокойно продолжил Оракул, — там в 17 лет он сел за изнасилование четырехлетней девочки, там его и опустили. Вышел, перебрался в Россию, сменил фамилию с Бразаускас на Бразина. Дальше ты знаешь все, Гончар. Ошибку сам исправишь, пока сход предъяву не сделал. Свой косяк сам и убрал — это нормально, по-вашему. К тому же ссучился Соленый, на кума пашет. Тот разузнал как-то, что Соленый петушок и держит его на крюке, крепко держит, сам понимаешь. Отсюда опера и про вас многое знают.

Оракул повернулся и вышел.

— Ни хрена себе — пидор среди воров… — Гончар налил себе полный бокал коньяка, выпил залпом. — Ты слышал, Белый?

— Слышал, — Белый вышел из соседней комнаты. — Да-а, вот тебе и информация к размышлению. Что делать будем?

— Что делать, что делать? На парашу Соленого садить, а не что делать.

Гончар явно нервничал, понимал, что за коронование петушка и самого могут опустить. На воле не опустят — просто убьют. Незнанием не отговоришься — обязан был проверить. Он схватил телефон — пусть и Святой с Веревкой понервничают.

Телефон молчал, ни Святой, ни Веревка не отвечали.

— Да что они там — охренели что ли все, — возмущался Гончар и продолжал «дол-бить» номера.

Наконец от Веревки пришла СМСка: «Святой умер только что, у меня пропал го-лос, говорить не могу».

Гончар оторопел, ткнул пальцем в сотовый.

— Читай.

Белый прочел послание и тоже опешил. Налил коньяка, выпил.

— Это Оракул, я тогда не понял его слова: «Пусть и их не слышит более никто». Понятно, что решение Святой принимал, а Веревка так, в попутку сыграл. Вот и не услы-шит их более никто. Ну, Оракул… И не предъявишь ничего — вообще в Чите не был. А Святой наверняка от инфаркта или кровоизлияния в мозг умер. И без экспертизы все ясно.

Гончар налил коньяк, выпил. Понимал, что напиваться нельзя сейчас, но и спирт-ное, вроде бы, не брало.

— Поедешь в Литву, Белый, надо братве доказуху предъявить. А я пока здесь Со-леного на парашу посажу. Ждать нельзя, одновременно надо действовать.

— Это правильно, Гончар. Уверен — Оракул не врет.

— Да-а, такое не соврешь — жизни стоит. Но доказуха братве нужна и именно от нас. Как это мы так со Святым лопухнулись? И подумать такое никто не мог, в мыслях представить.

— Кого смотрящим в СИЗО поставишь, Гончар?

— Кого, кого?.. толковых-то нет. Ладно, я здесь разберусь, Белый. Не об этом сей-час думай, давай — первым же рейсом в Литву. Хотя… подожди. — Гончар подымил сига-ретой, помолчал и продолжил: — Организуй мне встречу с этим кумом, Белый.

— Блестящая мысль, Гончар, просто блестящая! — Он понял, куда клонит шеф.

Белый, правая рука Гончара, вором не был, но слыл в авторитете. В большом ав-торитете, да и не глуп был, пожалуй, поумнее своего шефа и Святого в том числе. Он сра-зу же, в тот же час и поехал к куму домой.

Начальник оперчасти СИЗО, среди зэков — кум, Алексей Васильевич Лобанов-ский, такого гостя не ждал и после недолгих уговоров решился на встречу. Он знал, что Гончар живет почти за городом в отдельном коттедже и посторонних глаз не будет.

Он, не как Оракул, и за стол сел, и рюмку не одну пригубил.

— Я вот зачем позвал тебя, полковник, — начал Гончар.

— Подполковник, — перебил его Лобановский.

— Это не важно, значит, скоро полковником станешь, — продолжил мысль Гончар, — Соленый у тебя сидит. Хочу предложить взаимовыгодный обмен.

— Обмен? — прервал мысль Лобановский, — обмен на похожего человечка. Нет, на такое я не пойду.

Гончар скривился в усмешке, не скрывая презрения. Он не понимал, как такой тупой сотрудник мог получить место кума? Да, служит он долго, тридцать лет уже, но разве можно заменить тупость стажем? Гончар достал из кармана ключи.

— Это новый «мерин» и он твой, полковник. Ты же, взамен, передашь ксерокопию по Соленому, материалы по малолетке. Я думаю — ты понял, о чем речь.

— Не совсем.

— Материалы эти мы и сами можем достать в Литве, например. А то, что он твой стукачек, так это мы и так знаем. Ну, какой из него сейчас стукачек на параше — ты же все понимаешь. И трогать его никто не будет, если сам не зарежется, как полагается вору, ко-торым он, по сути, и не был. Время я хочу у тебя купить, всего лишь время, чтобы на Лит-ву его не тратить. Завтра отдашь ксерокопии Белому, а он тебе ключик с документами.

— Хорошо, вечером…

— Не надо, полковник, вечером, — перебил его Гончар, — откатаешь с утреца доку-менты и передашь их Белому прямо в тамбуре выхода из СИЗО, ключик возьмешь. Там у вас ничего не просматривается и не прослушивается как раз. Может ты за сигаретами вы-шел.

— Согласен, — кивнул Лобановский.

— Вот и прекрасно! А теперь ступай, тебя домой отвезут. Кстати, подожди минут-ку, ты ничего мне сказать не хочешь?

Лобановский пожал плечами.

— Ничего. Может лишь то, что Соленому Устинова заказали.

— Устинова? Это не тот ли Устинов, который зря пятнашку оттянул и оперов по-том слил?

— Тот, — кивнул головой Лобановский, — мне лишняя мокруха ни к чему.

— Правильно мыслишь, полковник. А ты переведи его куда-нибудь на день-два, чтобы Соленый не достал. Устинов хоть и петушок, но хороший парень, не по правилам его опустили, но что сейчас поделать. Вот и помоги ему. А кто заказал его, кстати?

Лобановский замялся.

— Не жмись, полковник, не жмись, не играй на опущенных, не красиво это.

— Нестерович его заказал.

— А-а, это тот полковник, чьих оперков недавно из ментуры турнули. И он отыг-раться решил — вот гнида. Ладно, ступай, — Гончар махнул рукой.

Оракул свернул дистанционную прослушку. «Вот и славненько погутарили», прошептал про себя он.

ХLV глава

Посланник вызвал к себе Фролова.

— Звали, Николай Петрович?

— Проходи, — он указал на кресло рядом. — Ты вот что сделай сейчас — одень форму и съезди к Суманееву. Пусть он пригласит к себе начальника полицейского УСБ, а ты его ко мне привезешь. Хочу побеседовать.

— Сделаю, Николай Петрович, уже уехал.

Посланник улыбнулся.

А вот полковнику полиции Токареву было не по себе немного. Зачем вызвал ФСБэшный начальник, куда везет его другой генерал, к какому человеку? Понимал лишь одно — большой человек, если начальник личной охраны генерал ФСБ, покруче Суманее-ва.

— Полковник, я не доволен вашей работой. Почему ваше управление собственной безопасности не выявило ни одного случая коррупции среди старшего начальствующего состава полиции? Это что — неумение работать или нежелание портить отношения с мест-ным и, заметьте, не вашим непосредственным руководством? Или вы сошлетесь на фак-тическую двойственность подчинения? Подчиняетесь Москве, но живете-то здесь.

— Мы выявили…

— Стоп, полковник, стоп. Я знаю, что вы хотите сказать. Есть размотанные вами клубки, но не вы их выявили.

Полковник Токарев молчал. Он видел лишь силуэт того, с кем говорил. Свет па-дал так, что лицо оставалось в тени. И от этого волновался еще больше.

— Детский сад какой-то…

Токарев понял по интонации сказанного, что вызвавший его на ковер усмехнулся.

— Вы сводки происшествия смотрите ежедневно, какие уголовные дела возбужда-лись за сутки?

— Просматриваю.

— Вот именно — просматривайте. Так и себя скоро просмотрите. И каков анализ последних сводок?

— В смысле?

— Видишь, Иван Сергеевич, целый полковник, начальник управления собственной безопасности, а не понимает простого вопроса.

Генерал пожал плечами. Откровенно говоря, он и сам ни черта не понимал — куда клонит Посланник.

— Я вас спрашиваю, полковник — вы сводки происшествия, список возбужденных уголовных дел за сутки сравнивайте с полученной оперативной и другой информацией или нет?

Фролов наконец-то понял — куда клонит Посланник. Это же простейший способ выявления места и определенных лиц. «Ну, Посланник, ну, голова… и не опер вовсе», — подумал он и решил поддержать разговор.

— Вас спрашивают, полковник элементарные вещи. Обладая определенной инфор-мацией, вы наслаиваете ее на сводки происшествия и возбужденных уголовных дел. И у вас может возникнуть вопрос — а не заказное ли это уголовное дело, например. И, оттал-киваясь от этого, уже целенаправленно ведете опрос конкретных лиц. Кто-то, может быть, хочет слить информацию, но специально к вам не пойдет. Понятно это, полковник?

— Понятно, товарищ генерал.

— И что?

— Я… как-то не думал…

— Не думал он… А что вы про уголовное дело Устинова можете мне рассказать? — спросил напрямую Посланник.

— Не з-знаю, — стал запинаться Токарев.

— Но вы знаете, о ком речь?

— Знаю — Устинов отсидел два срока незаконно.

— А то, что он сейчас в СИЗО сидит за наркотики, вы это знаете?

— Не знаю… бред какой-то — он никогда с наркотой не связывался.

— Бред говорите, во-от, — поднял вверх указательный палец Посланник, — это и на-зывается наслоение имеющейся информации на сводку возбужденных уголовных дел. А вы эти сводки не просматривайте, иначе бы уже давно материал собирали. Или нет?

— Да, очень интересный вопрос, товарищ… я разберусь обязательно.

— Да уж разберитесь, полковник. Не через чур ли третий раз ни за что садиться? С начальника оперчасти СИЗО начни, полагаю, что есть у него для вашей службы кое-что. И анализом занимайся, полковник, анализом. Думать надо, сам бы мог догадаться, что невыгодно кое-кому сейчас Устинова в живых оставлять. Нет человека — нет проблемы. Иди, полковник, работай, прямо в СИЗО и езжай, а то не успеешь. Выверни все это ментовское дерьмо, не место ему среди порядочных сотрудников.

ХLVI глава

Время часто меняет многое. Меняется экономика, а если уж сменяется политиче-ский строй, то вообще многие ценности превращаются в «обратку». И Россия в этом, на-верное, наиболее яркий пример. В ней могут существовать одновременно совершенно противоположные вещи. Например, в Союзе ранее существовала уголовная статья за спе-куляцию. Но, произошел развал Союза и спекуляция стала называться бизнесом. И было время, когда одни сидели за спекуляцию, отсиживали свои положенные по закону сроки, а другие поощрялись за эту спекуляцию, которая уже называлась бизнесом.

Россия — сложно предсказуемая страна, особенно для запада. В ней могут воздви-гать памятники, а потом сносить их. Сложен язык для понимания, одна лишь фраза чего только стоит: «да нет, спасибо». Но русские-то ее понимают прекрасно!

Могучая, великая нация со своими особенностями. Русский медведь… Естествен-но, это не хорек вонючий и не гиена. Медведь — он везде медведь! И звучит гордо!

Бортовой просматривал интернет. Частенько он находил интересные высказыва-ния и мысли в комментариях под какой-нибудь статьей или сообщением. Наткнулся и на этот раз в связи с событиями в Сирии. «Америкосы — что это за нация вообще? Собралась разношерстная кучка — ни истории, ни корней. Пытаются диктовать всему миру. Кончат плохо».

Он улыбнулся. И нельзя было понять — то ли усмехнулся написанному, то ли по-радовался за соотечественника. На то он и директор ФСБ.

Секретарь доложил:

— Александр Васильевич, к вам Посланник.

— Не понял.

— Мужчина в приемной… назвал себя Посланником… Я знаю, вы не приглашали, но он настаивает.

— Вот дела… Зови же быстрее, приглашай, — засуетился после некоторой паузы Бортовой.

Он сам вышел в приемную.

— Николай Петрович… вот действительно не ожидал! — Он пожал его руку двумя своими. — Рад, правда рад, — он улыбнулся, — пойдемте.

В приемной осталось несколько генералов, записанных на прием по времени. Полковник, секретарь, лишь пожал плечами.

— Ну-с, — произнес Бортовой, усаживая Посланника в кресло, — без сюрпризов не могём и каким ветром на сей раз? То общаться не хотим, то сами прилетаем.

Но было видно, что он по-настоящему доволен встречей.

— Так времена идут, Александр Васильевич, все течет, все меняется. И вы внут-ренне поменялись, и время настало.

— И я внутренне поменялся?

— Конечно. Амбиции, обиды — это не для государевых людей, — все-таки уколол немного Посланник.

— Да-а, не для государевых, это правильно. Так с чем пожаловал, Николай Петро-вич? Знаю — вокруг да около ходить не любите.

— Хотел свой краткосрочный и маленький саммит сделать. Брешь в большом, на-деюсь, минут на десять найдется.

— Хотите поговорить о Сирии с Президентом?

— Полагаю, давно пора, Александр Васильевич. Хватит Штатам безнаказанно иг-норировать ООН и Совет Безопасности. Кто там применял химическое оружие в Сирии — правительственные войска или оппозиция в лице Аль-Каиды — не знаю. Наверное, все-таки, оппозиция. И ООН не дает санкции на военное вмешательство американцам в си-рийский вопрос. Почему одни, якобы, подчеркиваю — якобы, могут нарушать междуна-родное Право, а другие точно нарушают и нарушать будут. Одни Быки, а другие Юпитеры что ли, одним можно, а другим нет? Давно пора американцев на место поставить.

— И каким образом?

— Да очень простым. Пусть Президент даст понять американцам, благо, что их Президент сейчас в Санкт-Петербурге, что на этот раз не прокатит. Ни один американский или НАТОвский солдат границу Сирии не пересечет, ракеты же или снаряды, выпущенные по ее территории, автоматически взорвутся после одного метра полета. То есть фактически прямо на батарее, корабле или самолете, с которых произведен пуск. И еще — все американо-НАТОвские диверсионные группы, все диверсанты, находящиеся в Сирии, сдохнут, например от инфаркта, в течение суток с сего времени отсчета.

— И все это возможно? — с озабоченной серьезностью спросил директор.

— Это все произойдет, — так же серьезно ответил Посланник, — независимо от того, какое решение примет Президент.

— А вы не много на себя берете, Николай Петрович?

— Не много, Александр Васильевич, не много. Президент — он всего лишь Прези-дент, а я Посланник, посланник вселенной. Так хочет космический разум и я там очень маленькая фигурка, гораздо меньше Президента в России. Но Россия так же мала в космо-се, как и моя роль в нем. Вот… на этом разрешите откланяться, Александр Васильевич.

— А Президент?

— Полагаю, что вы прекрасно и без меня справитесь с предоставленной информа-цией. Не первый день знаете и, надеюсь, верите. Жду теперь вас в гости — обсудим даль-нейшие планы. Конечно, когда сирийский вопрос рассосется. Вам надо подготовиться основательно, американцы не поверят и начнут атаку. Естественно, будет переполох, когда их корабли и самолеты начнут взрываться. Только потом они вспомнят серьезно о российском предупреждении и поймут, что время их Юпитера прошло, другие Юпитеры на Земле появились… без Быков, если можно так выразиться.

Посланник попрощался и ушел, а Бортовой задумался. Нет, он не сомневался в достоверности сказанного и что все произойдет именно так, а не иначе. Много раз уже невероятное становилось очевидным. Вопрос был в другом — каким образом это происходит и почему? Если Посланник так крут — не станет ли он отдельно стоящей личностью? Личностью НАД обществом, Законом, правилами и нормами. Пока реального повода не было. Но сегодня появился новый облик Посланника — он вмешивается в международную политику и, пожалуй, не очень интересуется мнением общества и решением Президента. Вроде бы все правильно, действует во благо того же общества. Но по принципу правильности лишь его мнения, а это уже диктаторские замашки.

«Стоп, — Бортовой отчетливо вспомнил фразу: «А я Посланник, посланник все-ленной. Так хочет космический разум и я там очень маленькая фигурка, гораздо меньше Президента в России. Но Россия так же мала в космосе, как и моя роль в нем». — Он поис-тине действует от имени космического разума или прикрывается им»?

Бортовой набрал номер телефона.

— Господин Президент, мне необходимо срочно встретиться с вами.

— Завтра, Александр Васильевич, позвони.

Президент положил трубку. Бортовой вздохнул и набрал номер снова.

— Господин Президент, я понимаю, что у вас через два часа встреча с Бараком Обамой по вопросу Сирии. Именно поэтому и настаиваю — перед встречей вы должны обладать этой информацией. Это очень важно.

— Хорошо, жду.

Бортовой доложил информацию Посланника. Президент минут пять ничего не говорил, потом спросил лишь одно:

— Какие имеются основания верить этому Михайлову?

Директор ФСБ не задумываясь ответил:

— Вы знаете, во что он превратил наши танки. Пока мало, но все-таки три атомные подводные лодки сделаны по его технологии. Это что-то невообразимое — американцы не могут их засечь даже на расстоянии ста метров, они ныряют на глубину десяти километров, где и батискафы не выдерживают, скорость передвижения возросла в два раза. Скорость, возможно, объяснима — за счет снижения веса. И маслом они намазаны что ли… Наши академики не могут понять, познать, выявить структуру, состав производимого Михайловым материала. Он не поддается анализу. Но материал есть и работает. Поэтому считаю, что не доверять Михайлову — оснований нет. И еще, если позволите, господин Президент, высказать свое мнение…

— Говори.

— Считаю, что не нужно сообщать американцу об этом на личной встрече. Лучше объявить журналистам на брифинге. Если американцы и их союзники по НАТО в данном вопросе все-таки пойдут на военный удар по Сирии, то они и именно они станут наруши-телями международного права, действуя без санкции Совета Безопасности ООН. Россия не может допустить такого грубейшего несанкционированного вмешательства во внут-ренние дела независимого государства. Поэтому считает возможным применение опреде-ленных мер со своей стороны. В настоящее время Россия имеет возможность контроля за всеми ракетными установками США, еще до пуска ракет знать введенные координаты цели и включить систему самоуничтожения. Впредь ракеты США и НАТО, нацеленные на Россию или другие независимые государства, будут уничтожаться самопроизвольно при нажатии кнопки «пуск». Примерно так, господин Президент. Полагаю, американцы не поверят и сами уничтожат свой флот и авиацию в средиземноморье. Ну… это их право. Только люди погибнут…

— Да-а, красиво говорите… значит, вы убеждены, Александр Васильевич?

— Убежден, господин Президент.

— А как вы считаете, Обама пойдет на военные действия против Сирии до решения Конгресса или все-таки удовольствуется малой поддержкой?

— Полагаю, что он дождется решения Конгресса и уверен, что оно будет в пользу военных действий с перевесом в несколько голосов.

— А этот Михайлов, что вы о нем думаете?

— Однозначно сложно ответить. Может быть, действительно его устами с нами общается космический разум…

— Не замечал за вами присутствия фантастических грез. Хорошо, я подумаю над предоставленной информацией.

— Разрешите идти?

— Идите, Александр Васильевич, надеюсь, что мы не обманулись в Михайлове.

Бортовой ехал к себе и размышлял — поверил ли ему Президент, какое решение примет? Время тянулось очень медленно, прошло четыре часа и вот, наконец-то, брифинг.

Директор ФСБ ловил каждое слово… Но, Президент ни словом не обмолвился о сказанном, лишь уточнил, что по сирийскому вопросу каждый остался при своем мнении. «Каждый остался при своем мнении, но мы слышали друг друга», — пояснил он, говоря об Обаме.

Выходит, не поверил ему Президент, не смог он его убедить. Да и как объяснить необъяснимое.

Мысли о Посланнике в последнее время занимали все больше места. Необычный человек, необычные возможности и таланты — куда он их повернет? А если в сторону стя-жательства или еще хуже — преступности? Как с ним таким бороться — практически не-возможно.

Бортовой вздохнул и решил позвонить Фролову.

— Иван Сергеевич, добрый день.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник.

— Как настроение, самочувствие, погода в Иркутске?

— Все хорошо, погода отличная стоит — тепло, солнечно.

— А Посланник, как его настроение, что-нибудь есть интересное?

Фролов знал, что в последнее время его начальники не ладили между собой и не придерживался ни одной стороны — просто делал свою работу. Слишком долго он прора-ботал в контрразведке, чтобы ввязываться самостоятельно в политические игры руково-дства. Другое дело, когда приходилось вмешиваться, но и тогда выбор был не за ним. По-этому не взлетал резко и не падал больно, а более или менее ровно шел по служебной ле-стнице. Дослужился до начальника управления главка и резко переместился на должность начальника охраны. Понижение, конечно, было громадным и первое время это его напря-гало. Но сейчас он бы не вернулся на прежнее место — с Посланником интереснее.

Не ожидал он звонка и не считал, что директор первым «помирится». Наоборот, ждал каких-нибудь козней. Оба были правы с его точки зрения, но не бывает двух правд в одном вопросе и он это знал прекрасно. Особо голову себе не забивал мыслями, но сейчас явно обеспокоился.

— Посланник? Лежит вот во дворе, загорает вместе с женой на солнышке. Сен-тябрь уже и денечки теплые последние. Скоро задождит, потом уже не позагораешь — осень.

— В смысле… не понял — как лежит, загорает? — удивился Бортовой.

— Обычно, на надувном матраце. У него же рабочий день не нормированный.

Фролов не понимал, куда клонит директор и пытался упредить хоть что-то.

— Хм, странно, а мне казалось, что он в Москве.

Бортовой глянул на часы, прошло ровно пять часов, как Посланник покинул его кабинет. Не мог он добраться так быстро до дома — только чистого полета пять часов тре-бовалось, плюс время в аэропорту и дороге. Хотя, если использовать истребитель, спарку, то вполне можно добраться гораздо быстрее.

— Нет, Александр Васильевич, Посланник в Москву вроде бы не собирался. По крайней мере, у меня таких данных нет. Сегодня у него, видимо, «разгрузочный» день, лежит, загорает. Солнышко…

— А уезжал куда?

— Никуда не уезжал — все время здесь, на моих глазах.

— Таки все время на ваших глазах? — настойчиво переспросил директор.

— Да, все время здесь, во дворе. Ну, может быть, уходил минут на двадцать в свой кабинет и все. Весь день на виду. — Недоуменно ответил Фролов.

«Быть этого не может, а как же он тогда у меня был недавно? Фролов вряд ли врет… может подмена где, двойник»? Теперь уже крепко заволновался директор.

— Дай-ка трубочку Посланнику, Иван Сергеевич, хочу несколько слов ему лично сказать.

Бортовой включил аудиозапись разговора, намереваясь потом отдать ее на экс-пертизу. «Где-то ведь был не Посланник — или у меня в кабинете, или у себя во дворе, но где-то точно был двойник. А выяснить это надо срочно и точно».

Бортовой представил себе, что он прогнал туфту Президенту. Аж руки вспотели и сердце захолонулось.

— Николай Петрович? — обеспокоенно спросил Директор.

— Что, уже соскучились? — рассмеялся Посланник. — Да я это, я, выключайте свой диктофон. Все дело в элементарной телепортации. Так что не беспокойтесь — никто меня не подменил.

— Вы-ы-ы…

— Да, Александр Васильевич, да, это я умею легко. И не переживайте вы так — Президент вас услышал и объявит оговоренное на брифинге, когда Конгресс даст добро. Сразу же объявит, незамедлительно. Пусть Обама потом репу почешет, — он засмеялся и отключил телефон. — Вот, еще один Фома Неведающий, — посмотрел он на Фролова, — да, слетал я сегодня в Москву, переговорил с директором. Зашел к себе в кабинет, надел кос-тюм, телепортировался, переговорил и вернулся. А директор забеспокоился — не может же человек в двух местах быть. Я и не был в двух местах одновременно. Телепортация — не самолет, на нее времени менее секунды хватает. А расстояние значения не имеет — хоть до луны, хоть до Москвы: без разницы. Вот так, товарищ генерал Фролов, не хотел раньше времени свои особенности показывать, но обстоятельства вынудили. Нашему Президенту информация нужна, а то совсем американцы заснобились в своей политической интеллектуальности. Попросту сказать — зажрались. Вот и пусть собственное дерьмецо покушают.

— С вами, Николай Петрович, я уже ничему не удивляюсь, — Фролов попытался скрыть все же присущее изумление, — но про американцев не совсем понял…

— А-а, этот фрукт еще не созрел. Скоро поймете, Иван Сергеевич, Президент через несколько дней перед журналистами выступит. Тогда и поймете все.

ХLVII глава

Токарев сразу же поехал в СИЗО. Пока ехал, думал и не мог понять — кто этот мужчина, почему не назвал себя? Вызывает начальник УФСБ, забирает другой генерал ФСБэшник. Выходит — большой начальник этот не представившийся мужчина, если его генерал охраняет. Тоже ФСБэшник — вряд ли, что же они — друг друга охраняют. Прави-тельство или аппарат Президента? Возможно. Да какая разница — шишка есть шишка. Но почему мной интересуется, он же не из МВД? Много мыслей лезло в голову. Он зашел к Лобановскому.

— Здравствуй, Алексей Васильевич. Давненько не навещал ваш «белый лебедь».

— Здравствуйте, товарищ полковник. Извините, но давайте позже, завтра погово-рим. Дел невпроворот.

— Завтра нельзя, подполковник, — подчеркнул он звание.

— Видите ли… у нас зэка одного чуть не убили. Просто чудом предотвратили, чу-дом. Думал не успею, но вовремя в камеру вошли, прямо, можно сказать, на месте пре-ступника обезвредили, взяли с заточкой в руке. Давайте завтра, товарищ полковник, по-общаемся.

Действительно замученный вид Лобановского не остановил Токарева. Ранее эта служба относилась к системе МВД и была, как бы, на второстепенных ролях. Проштра-фился оперативник, и его могли списать в ГУИН, там он «отсиживался» и возвращался вновь, если работать мог и хотел. Поэтому профессионального уважения среди ментов к этой системе и большинству ее личного состава не существовало.

— Кого, если не секрет, хотели убить? — Токарев присел на свободный стул.

— А-а, — начальник оперчасти махнул рукой.

«Вечно эти менты лезут со своим не вовремя, вообще-то у нас свое УСБ есть, то-же — те еще отморозки», — подумал, но ничего не сказал вслух Лобановский.

— И все-таки? — настоятельно переспросил Токарев.

— Устинова.

— Устинова? — удивился начальник УСБ. — Давай, Алексей Васильевич, с этого места поподробнее, рассказывай с самого начала. Я как раз по Устинову к тебе и приехал. И под протокольчик, пока в виде объяснения, но все же. Советую ничего не скрывать, сам понимаешь, не зря нас этот Устинов интересует.

— Понимаю, — вздохнул Лобановский, — все понимаю, Григорий Емельянович. Все в одну кучу валится — Устинов, Соленый, Гончар, Белый, Нестерович. Вы-то каким боком в это дерьмо залезли?

Токарев усмехнулся.

— Ты же сам эти фамилии и кликухи назвал, чего же спрашиваешь?

— Ну да, ну да…Вот черт, что теперь с этим Соленым делать — прямо не знаю. Ус-тинов этот тут не в струю влез, а так все хорошо было, замечательно просто.

Лобановский снова вздохнул.

— Давай по порядку, Алексей Васильевич, начни сначала. Чего вздыхать-то?

— Ну да, ну да… Вы же знаете, Соленый — он вор в законе и в СИЗО авторитет имеет.

— Знаю, положенец, — поддакнул Токарев.

— Вербанул я его и как сыр в масле катался.

— Да ну, — вроде бы передразнил Токарев, — тут одного мастерства не хватит — вора вербануть. На чем взял?

— Поднял его дело «на взрослях», это когда с малолетки на взрослую переходят. А он там, оказывается, петушком кукарекал. Вот… и вербанул его. Даже начальник СИЗО не знал, все держал в тайне. Сам понимаешь… случай такой…

— Вот тебе и положенец, — действительно удивился Токарев.

— А тут этот Устинов сел, личность известная в УВД, да и у нас тоже. Но не мое это дело — за что сел — наше — чтобы срок отбыл без эксцессов.

— Разве? — перебил его Токарев, — Никогда не думал, что начальник оперчасти ин-тересуется только режимом.

— Ну да, ну да, понимаю. Может и зря посадили, появится информация — сообщу. Так вот, уже сообщаю, — Лобановский как-то криво усмехнулся, — Нестерович у меня был и попросил… как это лучше сказать…

— Заказал Устинова, — подсказал Токарев.

— Ну да, ну да, только не прямо. А все намекал, юлил, но было четко понятно, к чему он клонит.

— А ты?

— А я что — я человек маленький, мне ссорится не с руки. Конечно, я никого не со-бирался устранять ни лично, ни через кого-либо другого. Поэтому не ответил ему ничего вразумительно, тоже все вокруг да около.

— То есть отказа не было? — конкретно уточнил начальник УСБ.

— Ну да, ну да. Но и заказа конкретного не было, — попытался оправдаться Лоба-новский.

— Деньги Нестерович предлагал, какую сумму?

— Нет, о деньгах речь не шла, он лишь намекал, что в долгу не останется, без кон-кретики.

— Намекал или говорил? — уточнил Токарев.

— Об этом говорил прямо.

— Но, если Нестерович прямо не говорил об убийстве Устинова, то, как ты понял, что речь идет именно о заказе, то есть убийстве Устинова? — конкретизировал вопрос на-чальник УСБ.

— Он говорил, что было бы хорошо, если с Устиновым случится инфаркт или со шконки упадет насмерть, или случай какой несчастный другой. Он бы в долгу не остался. Вот так он и говорил.

— А ты, ты как отвечал? — В упор посмотрел на Лобановского Токарев. — Дословно, пожалуйста.

— А я… а я говорил, что несчастный случай — он и есть несчастный случай. Как это понял и расценил Нестерович — не знаю. Другого я ему ничего не говорил.

Лобановский вдруг обозлился и продолжил:

— Это вы там в своей конторе только преступников в погонах видите, а я, между прочим, распорядился отдельно Устинова посадить, чтобы не достал его никто. И, зная инертность системы — лично пошел проконтролировать. ЛИЧНО — вам это понятно? И успел, предотвратил преступление, рассадил их по камерам. Так и знал, что Нестерович меня лишь прощупал, а конкретику обычному зэку заказал.

— И кому?

— Да есть там урод один, его Нестерович же и ведет по наркоте.

— Фамилия?

— Игнатович. Он, кстати, тоже из петушков, как и Устинов, но из действующих.

— И что говорит этот Игнатович?

— А что говорит? То и говорит, что якобы убивать никого не собирался. Хотел лишь шкурку немного попортить, припугнуть, так сказать, чтобы к его мальчикам не при-ставал.

— В смысле?

— В прямом смысле. Они же оба петухи, только один поневоле, а другой по при-званию. Вот и приревновал он, якобы Устинова, к своему парню. Бред, конечно, но такие вот объяснения.

— А в камере что говорят?

— Ничего не говорят. Хоть и уважают Устинова по-своему, но кто же полезет в пе-тушиные разборки?

— Кошмар какой-то… ладно, Алексей Васильевич, подписывай объяснение и давай сюда этого, Игнатовича. Хотя — стоп, ты еще что-то говорил про Гончара и Белого.

— Одно с другим не связано, товарищ полковник. Хотя, лично меня сейчас больше Соленый беспокоит. То, что он на малолетке еще опущенный и на взрослой зоне в При-балтике петухом был — один я здесь знал и никто более. В Сибирь очень давно приехал, вором стал. И по моим оперативным данным Гончар с Белым тоже сейчас об этом знают. Кто-то сообщил им об этом, не далее, как вчера, полагаю. Вот и не знаю, что делать, вы представляете, что сейчас будет?

— А что будет?

— Ну да, ну да, что будет… Ничего хорошего не будет. Соленый или сам должен себе кишки выпустить, или… сами понимаете, что или. И как это на режиме отразится. Я доложил уже начальнику СИЗО, весь личный состав переведен на усиленный вариант несения службы. Вот, хотел идти сейчас и лично перевести Соленого в обычную одиночку, а дальше отправим его в зону, пусть там на параше греется. Придется одного перевозить… да и в зоне его все равно зарежут и он это знает.

— А он что сейчас не в обычной камере сидит?

Лобановский хмыкнул.

— То вы не знаете, как воры сидят…

— Сами же эту благодать развели, — откровенно съязвил Токарев.

Лобановский ничего не ответил.

ХLVIII глава

Михайлов стоял у окна и смотрел, как ветер клонит ветки деревьев, а дождик шуршит и шуршит уже второй день. Осень, ранняя осень… В этом году первая декада сентября еще не успела зазолотиться листвою и тепло словно въелось всюду. Но вот пер-вый холодный дождь сыплет еще по зеленым листьям и не хочется, совсем не хочется по-кидать уютное, ароматное и теплое лето.

Видимо точно немного наклонилась земная ось и времена года сдвинулись на не-дельку-две. Зимы уже не такие холодные, как раньше, давно не было за сорок, а май стал прохладнее, зато сентябрь теплее.

В начале сентября или в конце, но всегда идут промозглые дожди, когда неуютно, сыро и холодно. Скорей бы уж сковало землю морозцем, чтобы не ощущать этой слякоти и ветряной сырости.

А еще говорят, что у природы нет плохой погоды и это, видимо, правильно. Погода в душе у каждого человека. Кому грустно — тому и сыро, а кому радостно — тому и дождь с ветром нипочем.

Михайлов сел в кресло, закурил и взял телефон, набрал номер Суманеева.

— Петр Степанович, день добрый.

— И вам добрый день, Николай Петрович.

— Я вот с какой просьбой хочу обратиться, Петр Степанович, мне компьютерщик нужен, хороший, талантливый программист. И чтобы допуск имел обязательно к секрет-ной информации, надежный, проверенный человек. Есть такой у вас аттестованный со-трудник?

Суманеев аж заерзал в кресле. Что на сей раз задумал Посланник, зачем ему про-граммист?

— Офицеры, конечно, есть, — ответил он осторожно, — но хотелось бы уточнить спе-цифику поточнее.

— Мне нужен человек, способный взламывать чужие и создавать свои компьютер-ные программы.

— Надолго?

— Я полагаю, Петр Степанович, что этот вопрос мы решим безболезненно. Подбе-рите несколько человек. Фролов выберет одного. А еще лучше — дайте ему допуск к этому отделу, пусть покопается в личных делах, с людьми побеседует.

— Я понимаю, Николай Петрович, — осторожно начал Суманеев.

— Формальности что ли надо соблюсти? — Перебил его Посланник. — Хорошо, се-годня же получите соответствующее распоряжение.

— Тогда все в порядке, Николай Петрович.

— Вот и отлично, отправляю сейчас к вам Фролова, пока он едет — бумаги получи-те. Всего доброго, генерал.

— До свидания, Николай Петрович.

На следующий день Фролов уже представлял сотрудника. Оставил его личное де-ло и вышел. Тот чувствовал себя немного неуютно — при нем просматривали его личное дело.

— Хорошо, Владимир Сергеевич Покровский, — начал Посланник, — станете назы-вать меня Шеф. Более вам знать не желательно. Могу лишь добавить, что по званию гене-рал. — Майор вскочил со стула. — Не надо вставать, майор, присаживайтесь. Я предпочи-таю гражданское обращение. С сего момента, с этой самой минуты у вас более нет других начальников. Ни прямых, ни косвенных — ни каких. Завтра подъедет директор ФСБ, Александр Васильевич, и на эту тему мы еще побеседуем. Так же определимся, по какому ведомству вы будете штатно числиться. Скорее всего это будет Президент решать, а не ваш директор. Поэтому еще раз напоминаю — с этой минуты никто не должен знать, чем вы занимаетесь, где служите. Ни министр обороны, ни директор ФСБ, ни премьер-министр, ни лысый черт. Только я и Президент лично. Вам понятно, майор?

— Так точно, Шеф.

— Вот и отлично, а теперь к делу. Компьютер вам предоставят, работать будете у меня дома, пока Бортовой станет определяться, куда лучше вас назначить штатно. Я плохо разбираюсь в специфике вашей работы, в ваших терминах, но и в этих вопросах обмануть меня невозможно, это подчеркиваю особо. Поработаете немного со мной — узнаете и пой-мете. Поэтому вашу задачу объясняю в общих чертах, детали станете прорабатывать сами.

Представьте себе карту мира, — Посланник перешел на «ты», — выведенную на эк-ран монитора. Любая точка с этой карты должна выводиться на экран увеличено. То есть конкретным городом, улицей, домом, подъездом, квадратным метром. Например, рабочий кабинет президента США, — Посланник загадочно улыбнулся.

— Но для этого…

— Не перебивай, майор, вопросы потом.

— Извините, Шеф.

— Все, что потребуется, хоть рога неродившегося парнокопытного, у тебя будет. Тебе дадут схему с точными координатами всех ядерных стационарных боеголовок стран НАТО и других стран. А так же движущиеся объекты — самолеты, поезда, подводные лод-ки, автомобили с ядерными зарядами. Необходимо все это внести в компьютер. Самолет летит — точка на экране движется. Нажимаю я, например, мышкой на точку — у меня на экране морда пилота этого самолета. Нажимаю два раза — у меня на экране координаты введенной цели конкретной ракеты. Ты должен создать устойчивую связь нашего компь-ютера с микросхемой каждой конкретной ракеты. В случае наведения ракеты по террито-рии России, компьютер дает указание на самоуничтожение при нажатии кнопки «пуск». То есть, взорвется их самолет, подводная лодка или шахта. Точки лучше использовать разноцветные — сам разберешься. Вот, полагаю, общий смысл ты понял. Теперь все крепко обмозгуй и скажи, что надо. Оборудование, детали, люди, космические программы, спутники, вирусы, черти лысые, бритые, волосатые… Все, что потребуется — будет. Вопросы?

Покровский никогда так напрямую не общался с генералами. Но не заискивал, не боялся, вел себя достойно, что говорило, может быть, о независимости в определенной степени.

— Несколько неожиданное предложение, можно сказать — совсем неожиданное. А почему я? Нет, это не отказ от работы — хочется понять схему, принцип выбора, если можно.

— Если можно, — повторил Шеф. — Можно. Надежный, молодой, талантливый. Так я считаю, а время покажет. По существу вопросы будут?

— Сейчас сложно ответить, надо кое-какую программку накидать. Потом появятся вопросы. Я даже не знаю сейчас какой у вас компьютер, каких возможностей.

— Хорошо, майор. По вопросам режима дня и быта обращайся к генералу Фролову, это начальник моей личной охраны. Непосредственно по работе — все вопросы ко мне. Иди, генерал тебе все необходимое покажет.

— Один вопрос, Шеф, если позволите.

— Говори.

— Вы ученый, можно узнать направление?

— Почему ты решил, что я ученый?

— Сущность у вас гражданская, Шеф, не генеральская и не Президент, чтобы гене-ралы охраняли. Поэтому вывод напрашивается сам собой — один из ведущих ученых стра-ны, других генералы ФСБ не охраняют.

Посланник хмыкнул.

— Иди, сам все скоро поймешь. И к вечеру, будь добр, доложи первые выкладки. Надо всю программу за три дня сделать, можешь подключать хоть все министерство обо-роны, хоть черта лысого. Иди.

Посланнику понравился Покровский на первой встрече. Не лизоблюд, думающий сотрудник, а это очень важно. Не зря Суманеев не хотел его отдавать, даже предлагал двух-трех сотрудников за него.

ХLIХ глава

Токарев заехал к себе и вынес Постановление о возбуждении уголовного дела. Без уголовного дела многие вопросы решить сложно, а порой невозможно совсем. Вот и бьются вечно лбами два вопроса — без уголовного дела нельзя провести следственные ме-роприятия, а без некоторых следственных по существу действий невозможно возбудить это самое дело. И он решил его не афишировать, не сообщать пока даже своим сотрудни-кам. Кто знает, может, есть свои люди у Нестеровича и в его аппарате. Все-таки не первый год служит полковник полиции, наверняка с кем-то пересекался за время службы. Выяснять — времени не было. Он поехал к следователю.

— А-а, само УСБ пожаловало, что мы опять натворили? — С ехидцей произнесла Фельцман.

Токарев, конечно же, слышал об этой следачке, но немного. Женщина сорока лет, не замужем, слаба на передок и внешне немного свободного поведения. Поговаривали, что на сайтах знакомств она выставляет свою кандидатуру для секса даже на один-два раза. Подполковник юстиции, грамотный, опытный следователь.

— А что, просто так и зайти нельзя? — отшутился полковник.

— Просто так, милый, ко мне вечерком заглядывают, а не в рабочее время. Так ве-черком зайдешь или по делу все-таки?

— Ну и язычок у вас, Клара Моисеевна…

— Нормальный язычок, рабочий, никто еще претензий не предъявлял, — продолжа-ла в своем стиле Фельцман.

Токарев оглядел ее демонстративно. Симпатичные черты лица, но явно состарен-ные немного чрезмерным употреблением косметики или спиртных напитков. Однако, на работе в пьянстве не замечена. Славная, почти девичья фигурка и очень короткая юбка заставляли мужиков невольно засматриваться при случае.

— Зачем вы так, Клара Моисеевна?

— А что, рапорт на меня напишешь, в суд подашь? Ну, не люблю я вас, УСБэшни-ков, не люблю. Я работаю честно, а посему сюсюкать с вами не собираюсь. Так что не по адресу приход, товарищ полковник, не по адресу.

Токарев вздохнул.

— Почему же не по адресу, Клара Моисеевна — как раз по адресу. Что вы можете мне рассказать о полковнике Нестеровиче?

— Ага, щас, разбежалась и ножки раздвинула — не дождешься, — она ухмыльнулась.

— Я бы хотел ознакомиться с материалами уголовного дела в отношении Устинова, товарищ подполковник юстиции.

Токарев еле сдерживал себя.

— Ах вот как, подполковник юстиции… а полковник полиции знает, что следова-тель — лицо процессуально самостоятельное?

— Хватит, Клара Моисеевна, — Токарев не сдержался и стукнул ладошкой по столу, — хватит ёрничать. Вот Постановление о производстве обыска на вашем рабочем месте, прошу ознакомиться и добровольно выдать уголовное дело в отношении Устинова, если таковое имеется, а также другие материалы, касающиеся полковника полиции Нестерови-ча. Возможные рапорта и так далее.

— Что, так все серьезно? — Фельцман в присутствии понятых достала из сейфа уго-ловное дело. — Здесь все, других материалов нет, можете обыскивать.

— Зачем же — я вам верю. Как же вы так лоханулись-то с возбуждением, вас ничего не насторожило? — в лоб задал вопрос Токарев.

Клара Моисеевна ухмыльнулась.

— Лоханулась? Да нет, милый, не лоханулась. Пока все законно — героин изъят в присутствии понятых в доме подозреваемого. Он арестован на десять суток до предъявле-ния обвинения. Все документы в норме. А вот ситуация меня, естественно, насторожила. И собиралась я в ней разобраться дотошно, не первый год в следствии, сложно поверить, что Устинов начал героином заниматься. Но факты нужны, а у меня пока лишь другие факты и времени прошло двое суток. Сегодня как раз хотела этого капитана допросить, который героин нашел, он через час у меня должен быть.

— Отлично, Клара Моисеевна, отлично. Мы его сами допросим. Тем более, что идет он к вам, а попадет ко мне.

— Судя по твоему Постановлению, Нестерович успел заказать Устинова в СИЗО, а вы успешно предотвратили, поэтому и статья покушение на убийство. Молодцы, ничего не скажешь. А меня на сговор колоть будете или просто на необоснованное возбуждение?

— Зачем вы так, Клара Моисеевна… Конечно будем колоть, но не вас. Не ёрничай-те, грамотному и порядочному следователю это не к лицу. И давно пора поменять мнение о сотрудниках собственной безопасности.

— Это уж черта с два дождетесь. О вас лично может и поменяю, но не о ваших от-морозках. Санкции на мой арест нет? Тогда все, забирайте дело и проваливайте — мне ра-ботать надо.

Уходя, он все-таки глянул на ее красивые ножки. Она заметила и улыбнулась. «Все мужики разные, но все котяры», — мелькнула мысль не о работе, а все же о Токареве.

Он дал своим сотрудникам указание задержать и доставить капитана, нашедшего героин, к нему. А пока допрашивал Устинова. Начал издалека.

— Скажите, Устинов, откуда вы знаете человека, который все время с охраной ез-дит?

— Этого, которого генерал охраняет?

— Этого, этого.

— Совсем не знаю. Меня когда менты на улице избивали, страшно избивали, никто не вмешивался, а он мимо ехал и остановился. Они и его пообещали посадить. Вот он их и посадил. Правда условный срок дали, но из полиции выгнали. Вот и все, а его я совсем не знаю, — повторился Устинов.

— Интересно, а за что же вас полицейские били?

— За что? Откуда я знаю — за что? За что я за изнасилование сидел? Полицейские ее трахнули, а я сел, потом за убийство сидел, которого не совершал. Это доказано и судья даже сидит.

— Хорошо, значит вы отрицаете факт хранения героина?

— Чего же тут хорошего-то? — ухмыльнулся Устинов, — подбросили героин и опять в тюрьму, а понятые-то липовые, подставные, менты с ними заранее приехали, не на ули-це или у соседей взяли. И героин мне этот капитан подсунул, а понятые подтвердили, все у них четко отлажено. Придется еще один срок тянуть, если доживу до конца. Как я те-перь докажу, что героин мне подбросили?

— Значит, вы считаете, что именно капитан вам героин подсунул?

— Он, больше некому, к тому шкафу кроме него никто не подходил. Пакетик ма-ленький, хоть и на крупный размер тянет, сунул руку вместе с пакетиком и вынул с ним же — трюк известный.

— А фамилию этого капитана знаете?

— Не знаю или не помню. Там один капитан был и в протоколе обыска его фами-лия есть. Не запомнил.

— Хорошо.

— Чего хорошего-то? Вы палки рубите, а мне сидеть? Два срока вам мало — надо третий и вообще убить? Да какие же вы люди после этого… псы легавые… Ничего боль-ше не скажу, отправляйте в камеру, пусть уж замочат быстрее.

— Вы в одиночке сидите, Устинов, никто вас не замочит, как вы выражаетесь.

— Нашел дурака — песни петь. В СИЗО одиночка не помеха, все дубаки купленные и кому надо — гуляют, как хотят. Или в автозаке по дороге завалят. Что ты из себя целку строишь, полковник, себе-то хоть не ври, а меня успокаивать не надо, уже успокоили по третьему сроку.

Токарев вздохнул. Сколько же накипело внутри у этого человека, сколько страда-ний он перенес и переносит. Он не обижался на него, а лишь жалел и сострадал.

— Я, Устинов, не ваше дело веду, не совсем ваше, если выразиться точнее. Считаю, что героин вам действительно подбросили и пытаюсь разобраться. А вам придется посидеть еще два-три дня, считаю, что смогу установить истину и реабилитировать вас.

— Реабилитировать говорите… ну, ну, свежо предание, да верится с трудом. Меня за это время два-три раза убьют, полковник, раз заказали. И некого реабилитировать бу-дет, некого. У Игнатовича не получилось — у других получится. В СИЗО заказы пустыми не бывают.

— Ладно, Устинов, поживем — увидим. Сейчас ко мне этот капитан на допрос при-дет, может и сегодня еще получится тебя отпустить. Иди и береги себя, больше пока ниче-го сделать не могу. И не думай, что все менты — суки. Ступай, — Токарев вызвал конвой.

Капитан полиции Задорнов явно нервничал. Совсем не ожидал он, идя к Фельц-ман, попасть к Токареву. Ручонки мелко подрагивали, он соединил пальцы в замок, но и это помогало плохо.

Начальник УСБ замечал все и решил не ходить вокруг да около.

— Что, Задорнов, волнуешься, не ожидал ко мне попасть на допрос, а не к следова-телю?

— Да нет, не волнуюсь. Хотя и хорошего в ваших кабинетах ничего не вижу. Зачем приглашали, товарищ полковник?

— А тебя никто и не приглашал, Задорнов, тебя задержали мои сотрудники. Нам все известно, так что выбирай по какой статье пойдешь — за убийство или что героин Ус-тинову подбросил?

— Какое убийство, какой героин?

Задорнов попытался оправдываться. А руки уже не слушались совсем и он убрал их в карманы.

— Какой героин — ты прекрасно знаешь. А убийство — так заказал Нестерович Ус-тинова в СИЗО и исполнителя уже с поличным, с заточкой взяли, и показания письменные есть. А это, сам понимаешь, факты, улики прямые, не косвенные. Так, за что Нестерович приказал тебе героин подбросить, за что вы решили от Устинова избавиться? Говори, быстро все выкладывай, как на духу.

— Я, я ничего не решал, — залепетал Задорнов, — никого не убивал, ложь все это, ложь.

— Правильно, не ты убивал, исполнителя мы взяли, но ты заказывал убийство, ты. Хочешь по полной сесть, на пожизненный срок намотать, быстро рассказывай, как дело было.

Токарев наседал, не давая опомниться.

— Я, я не заказывал и про убийство ничего не знаю. Нестерович дал мне героин и приказал подбросить, найти при обыске. Я и нашел.

— Подбросить, а потом найти.

— Ну да.

— А понятые?

— Не знаю, это его стукачи, он с ними заранее договорился, мы их с отдела прямо и повезли к Устинову.

— Значит, героин Устинову в дом ты подбросил по указанию Нестеровича? А в СИЗО Устинова кто заказал, не ты?

— Нет, нет, что вы, товарищ полковник, героин подбросил, но про убийство ничего не знаю и не слышал даже. Поверьте, товарищ полковник, я не убийца.

— Хорошо, Задорнов, хорошо. А за что же вы так Устинова невзлюбили, за что наркотик подбросили?

— Опера, друзья Нестеровича, из-за Устинова из органов вылетели, вот он и решил отыграться, отомстить ему. А еще говорил, что Устинов наших двух сотрудников убил, а эти должны были показания из Устинова выбить, но тут ФСБ почему-то вмешалось и они вылетели, условные срока получили. Больше ничего не знаю, правда ничего.

— Ладно, оформим тебе чистосердечное, и надейся, чтобы суд дал тебе условный, а не реальный срок. Так что, будем сотрудничать?

— Будем, конечно, будем, товарищ полковник. А может меня не надо в СИЗО, то-варищ полковник, может не надо? — умоляюще просил Задорнов.

— Ну и падаль же ты, капитан, какая же ты падаль. Прости уж за оскорбление. В СИЗО, значит, не хочешь, за дело не хочешь, а Устинову каково? Каково сидеть там неви-новному, ты об этом не думал?

Задорнов опустил голову и начал всхлипывать. Действительно — мразь, подумал Токарев, но вслух произнес следующее:

— Хорошо, учтем, что сам все добровольно рассказал, вот тебе подписка и смотри у меня. Удостоверение, оружие — все сдашь и сиди дома, по первому вызову сюда. Понял?

— Понял, товарищ полковник, все понял. Спасибо.

Арестовывать Нестеровича Токарев не поехал, отправил своих помощников, а сам отправился освобождать Устинова из СИЗО, соответствующее Постановление состав-лено и оформлено подобающим образом.

— Ну что, товарищ Устинов, я вас поздравляю, — Токарев протянул руку прямо у ворот СИЗО, — надеюсь, ваши злоключения на этом закончились.

— Да уж… хватит, — он вздохнул и радостно улыбнулся.

Полицейские потом обходили стороной Устинова — невезучий он для полиции человек. Попасться ему на глаза считалось нехорошей приметой.

L глава

Гончар нервничал и пил больше обычного. Ничего не получалось с Соленым. Бе-лый, его правая рука, доложил, что буза в СИЗО. Не совсем буза, но хозяин зажал всех, все с Устиновым связано, опять, видимо, ФСБ вмешалось и освободило его. Человек в ментовке так и сообщил, что все сверху идет, местные опера и начальники ничего поде-лать не могут. Из-за Устинова уже пострадали шесть ментов и судья, троих вообще в жи-вых нет. Что это — начало восьмидесятых прошлого столетия, когда сотрудников милиции пачками садили и ни за что половину, или что-то иное?

Гончар даже вспомнил случай, когда прокуратура заставила донести на сержанта милиции его любовницу. Она со страху написала донос об изнасиловании, но опомнилась и отказалась категорично. Посадили обоих — ее за ложный донос, его за изнасилование. Полный беспредел был, полный.

Гончар одного не мог понять — чем «контору» Устинов заинтересовал? Информа-тор из него никакой, связей нет. А ответ, как всегда, крылся в простом. Все решил госпо-дин случай. Нарвались менты на большого «конторского» начальника, очень большого, когда били Устинова на улице, пообещали и ему «три кучи добра» — вот и сели.

Сейчас эта разборка ему мешала. Пройдет время, все уляжется, но не было у него этого времени, не было. Соленый свою версию выдвинул, и расслоилось СИЗО — кто за Соленого, а кто за Гончара. ГУФСИНовцы от страха трясутся, ничего делать не хотят, ссыкуны чертовы, а братве надо результат показать, раз уж ввязался в тему. Через три дня большой сходняк намечается, а что ему предъявить? Останется Соленый жить — пригово-рят его, Гончара. И сроку три дня всего.

Он вызвал Белого.

— Что там по Соленому? — спросил с раздражением.

— Заперся он, сука, со своими шестерками в камере и подхода к нему нет. Дубаки, сволочи, совсем оборзели, ничего делать не хотят, пока все не уляжется.

— Что не уляжется, Белый, что? На прогулке нельзя, что ли, перо воткнуть? — уже заорал Гончар.

— Не выводят его никуда, даже в коридор не выводят, не попасть к нему сейчас. Правда, удалось установить, что через неделю его в зону отправляют, в красную зону. Это нам на руку, там у него шестерок нет и его уже ждут. Петушки сами его там оприходуют по полной и перо в зад засунут. Гончар, подожди неделю, там в первый же день его кон-чат. Все хорошо складывается.

— Нет у меня недели, Белый, нет. Три дня всего, три. Или нас с тобой самих на пе-ро посадят через три дня. Понял ты или не понял?

Гончар просто взбесился и забегал по комнате.

— Да понял я, все понял — тоже раздражаясь, ответил Белый.

«Тебя-то, может быть, на перо и посадят, а меня-то за что? Я опущенных не коро-новал и в СИЗО смотрящим не ставил». Но вслух он этого не сказал, хотя и понимал, что проблемы возникнут и у него, но до пера не дойдет. В бригадиры отправят, на худой ко-нец простым бойцом определят и все.

— Может у Оракула совет попросить? — неожиданно предложил Белый.

— У Оракула? — усмехнулся Гончар, — где ты его сейчас найдешь, этого Оракула? Дня четыре пройдет, пока с ним свяжешься, а у нас всего три. Ладно, Белый, кумовья, ре-жимники, дубаки — все зассали и проблему через них в три дня не решить. Другим путем надо идти, другим. Ты найди мне какую-нибудь бяку, чтобы в чай подсыпать или еду. Но, чтобы не сразу яд подействовал, а часов через пять и железно подействовал. Пусть балан-дер всю камеру Соленого накормит, никто за них не впишется за отморозков.

Неожиданно зазвонил сотовый, Белый извинился и ответил. Переговорив, сооб-щил:

— Соленого в одиночку до этапа перевели, и он есть отказывается, боится. Жрет имеющиеся остатки. Не получится вариант с ядом, Гончар.

— Получится, все получится. Менты его вызовут, чайку предложат — не откажется у них.

От пришедшей мысли Гончар расслабился и стал успокаиваться, налил себе конь-яка.

— Откажется, он не дурак. И у ментов откажется.

— Не-е-ет, Белый, не откажется. Потому и не откажется, что не дурак. — Гончар выпил налитый в бокал коньяк и плеснул еще. — Он понимает, что жить осталось совсем мало и что его судьба решена однозначно. А на член или перо совсем не хочется. Лучше от яда умереть по-тихому и при этом заложить всех, меня в первую очередь. Наверняка он сейчас думает о том, как бы меня ментам слить, про все дела рассказать, а знает он не ма-ло. Будет торговаться о применении к нему закона о защите свидетелей. Конечно, никто ему срок не отменит, но могут скостить немного и кинут куда-нибудь в Магадан, напри-мер, под другим именем. Где он никогда не был и в лицо его на зонах не знают. Вот с этим ментом из отдела по защите свидетелей он чаёк с удовольствием попьет. Понял?

— Варит у тебя башка, Гончар, — Белый, его правая рука, постарался скрыть ухмыл-ку.

— А ты не расслабляйся, тебя от дела никто не освобождает. Возьми заложников у дубаков — сына, дочь, например. У тех, кто на нас давно пашет, а сейчас пытается отко-сить. И предъяви им — или Соленый сдохнет, или их дети, пусть выбирают. Нельзя нам слабину давать, нельзя, авторитета не будет. Все, чего стал, иди, дело делай.

— Ты же с ментом решил этот вопрос порешать, Гончар… Зачем нам лишние про-блемы?

— Я никому, никому, слышишь Белый, никому не позволю помыкать мной, тем более каким-то дубакам долбанным. Я им что — деньги за просто так платил? И наказание им это — пусть знают, что со мной так нельзя и впредь не артачатся. А потом уберешь это-го дубака — пригласишь ребенка забрать и уберешь. Ребенка отпустишь, дети — святое. Но так сделай, чтобы ребенок не понял, где и с кем он был. Чего встал — исполняй, — прикрикнул Гончар.

Белый вышел, спорить бесполезно и опасно. Совсем не хотелось ввязываться в историю с похищением. Тем более сейчас, когда сам Гончар висит на волоске и неизвест-но, что ему сходняк предъявит. Не исполнить приказ Гончара — самого убьют. Сбежать? Если Гончар в этой мутной воде выплывет, то тоже убьют. Он не дурак, все понимает и страхуется, не зря дал понять, что будет работать и другой вариант с ментом.

Белый вздохнул и пошел инструктировать исполнителей. Благо, что почти на весь сержантский состав СИЗО или, дубаков, как их называли, досье имелось. Состав семьи, где живут, увлечения, школы, детсады и так далее — все записано.

А Гончар снова выпил немного коньяка. «Ну, нету умных людей, нету, одни ду-боломы, только и умеют, что кулаками махать. Где хороших и преданных помощников взять, где»? Он закурил и все-таки решился позвонить Строителю, человеку, которого знал лет пятнадцать, не меньше. Тогда, еще давно, оба выплыли из мутной воды с выго-дой и практически не общались потом. Но оба помнили и знали друг о друге почти все. Прошло много времени, даже истек срок давности совершенных ими когда-то преступле-ний, но каждый знал о новом, молчал и хранил эту информацию, как оборонительный щит. Почему Гончар называл его про себя Строителем — знал лишь он сам. Про эту неви-димую и практически несуществующую связь не знал никто. Но оба понимали, что необ-ходимость встречи может возникнуть, никто ее не хотел, но отказаться бы не решился.

— Здравствуй, дорогой, давно мы не виделись, не общались, о делах наших скорб-ных не говорили, молодость не вспоминали.

Гончар не представился по телефону, но прекрасно знал, что его узнали и поняли.

— Здравствуй. Дел очень много, но можно выкроить времечко через недельку, раньше не получится.

— Дела подождут, дорогой, а ты прямо сейчас и подъезжай ко мне.

Гончар положил трубку. Он не сомневался, что Строитель приедет. Умнейший мужик… Вот такого бы вместо Белого.

В свою очередь Строитель прекрасно понял, зачем его зовет к себе Гончар и отка-заться нельзя, надо действовать. А как действовать — это уж он на месте решит. Да и вы-хода всего два — убрать Соленого или Гончара, другого нет. Гончар это понимает и под-страхуется. Тогда и выход всего один остается… Он спустился к автомобилю.

Строитель знал, что Гончар живет на отшибе и слежки за ним не ведется. Поэтому ехал спокойно. И наверняка уберет охрану — лишние глаза ни к чему обоим.

— Здравствуй, здравствуй.

Гончар крепко пожал протянутую руку. Он не называл его по имени даже здесь, в собственном доме, где на предмет прослушки регулярно проводились мероприятия.

— Давно мы не виделись, — продолжал он, — но все-таки судьба-злодейка свела нас опять вместе. Ты, конечно, просчитал ситуацию — зачем я позвал тебя?

— Догадываюсь, — скромно ответил Строитель.

— И понял, что я принял кое-какие меры?

— Предполагаю.

— Хм, прекрасно иметь дела с умным человеком. Вот флакончик, — Гончар протя-нул Строителю маленький стеклянный пузырек, — яд подействует часов через пять. До вскрытия он вообще из организма исчезнет. Может быть, следы его и найдут, может быть, но время принятия внутрь установить не смогут, это точно. Это алиби.

Строитель взял флакон и вынул маленький прибор.

— Не сомневайся, никаких записей не ведется. Нам это не выгодно, — Гончар под-черкнул это слово — нам.

Строитель повернулся и вышел не попрощавшись.

LI глава

Время шло своим чередом, однако на политической арене каких-либо особо зна-чимых событий в последнее время не происходило. Сирийский нарыв не лопнул, болезнь остановилась на время, чтобы взорваться позднее или перейти в стадию ремиссии. Рос-сийский Президент дипломатично переигрывал американского, ратовшего за боевые дей-ствия, хотя и не имел Нобелевской премии мира. США, до сего времени регулярно нару-шавшие международное право и развязывающие боевые действия в отношении независи-мых государств, задумались. Развязав в Сирии боевые действия, они понимали, что могут нарваться на ожесточенный терроризм или ответные поступки. Мировая общественность перестала верить в надуманные причины, как это было неоднократно ранее, которыми прикрывались неумело и цинично американцы в развязывании вооруженных действий, например в Ираке.

Много накопилось вопросов у Бортового, о многом хотелось поговорить и выяс-нить ситуацию. Еще никогда Российская спецслужба не была так беспомощна и слепа, как в ситуации с Посланником. Вроде бы вот он, Российский гражданин, есть полное, подробное досье — родился, учился, работал, отзывы и так далее. Ничем не отличался, не выделялся и бац — обладатель новейших и непонятных технологий. Порою все казалось фантастикой или сном, но как можно не верить в реальные танки, самолеты, подводные лодки и корабли. Они ездили, плавали, летали и были неуязвимы. Военных и его, в первую очередь, очень волновал серьезный вопрос. Вдруг не станет Посланника — что будет с вооруженными силами? Или как остановить его, если вдруг замахнется на мировое господство?

Бортовой понимал, что по законам природы против каждой силы есть сила другая. Но где эта другая сила, в каком месте, где и как искать ее? Космический разум? Но Посланник не инопланетянин, он родился и вырос на земле. А может это космическая легенда и Посланник действительно посланник? Или вселился космический разум в земное тело и станет править? Нет, судя по действиям, он помогает, подсказывает и направляет. А может он человек из далекого будущего?

Много, ох как много вопросов…

И пока определенное затишье в мировой политике, если можно так выразиться, Бортовой вылетел в Иркутск. Он не поехал сразу к Посланнику, а решил посетить авиаза-вод и лично познакомиться с новой технологией производства истребителей.

Ситуация на заводе его поразила. Вроде бы ничего необычного. Лишь усилилась секретность и главный инженер с директором задали вопрос, на который он так и не смог вразумительно ответить. «Понятно, что мы собираем муляж корпуса истребителя, — гово-рил главный инженер, — но зачем его начинять современной и действующей аппаратурой? Корпус из самого дешевого тонкого алюминия, никаких ребер жесткости и прочего. По-чему бы не собирать его из фанеры? Зачем клеить на лобовое стекло истребителя, кстати, обычное оконное стекло, пленку против обледенения? И пленка-то, судя по виду, типа обычной, садово-огородной. Но ее так засекретили и выдают точно по размеру — ни мил-лиметром больше».

«Выкатывая самолет на летное поле, — продолжил мысль директор, — мы боимся, что бы крылья по дороге не отвалились, а самолет-то летает и это факт, выдерживает все перегрузки. Пилоты вообще в восторге».

«Вы же не конструкторское бюро, а завод, — отвечал Бортовой, — зачем вам знать лишнее. Вы работаете согласно прописанной технологии. Сами же говорили, что самоле-ты летают и успешно летают. И ваша задача, господа, следить, чтобы этот процесс не на-рушался. Особо это подчеркиваю, потому что кто-нибудь из работяг, например, забудет наклеить на стекло пленку. А стекло заледенеет в полете и пилот не сможет посадить са-молет. Та пленка внешне не отличается от бытовой, но свойства имеет особые и позволяет не применять противообледеневающую обработку перед вылетом. Ваша озабоченность, господа, мне не совсем понятна».

Директор завода и главный инженер знали, естественно, должность Бортового и последнее приняли по-своему. Попытались оправдаться.

«Конструкция фюзеляжа, — начал главный инженер, — настолько непрочная, без должного каркаса жесткости, что рабочий встал на крыло и упал вместе с ним. Крыло не выдерживает даже веса человека, но все нагрузки в полете переносит успешно. Это непо-нятно и возникает множество вопросов не только у нас, но и домыслы у специалистов. От развала экономики до, якобы, завуалированного саботажа руководства завода. Непонимание всегда приводит к чему-то необычному, например, к халатности, снижению ответственности. Не докрутил рабочий болтик, не поставил маленькую, на его взгляд, несущественную детальку и махнул рукой. Типа — все равно крыло «бумажное», зачем утруждаться. Вот и приходится следить за технологическим процессом строже, лишнее время тратить».

Бортовой посоветовал объяснить рабочим простую вещь, что конструкция само-лета потому и является уникальной, что по отдельности не представляет из себя ничего. А в полной сборке обнаруживает незаурядные качества крепости и боеспособности. Это по-следняя и, на мой взгляд, великая разработка наших ученых. Как в той присказке с прути-ком и полностью веником. Рабочие поймут и станут относиться к процессу сборки с пол-ной и небывалой ответственностью.

Для себя он уяснил, что все конструкции Посланника работают, что они много-кратно дешевле в производстве и боеспособны невероятно. Но как понять все это? Леген-да с прутиком, который ломается легко, а вместе их сломать тяжело, может и хороша для работяг и даже инженеров, но не для него. Люди верят в невероятное, если его правильно преподнести.

После стандартных приветствий и обеда он уединился с Посланником в его каби-нете.

— Хорошо тут у вас, Николай Петрович, прекрасная природа, воздух отменный. Ранняя осень и березки уже начинают желтеть… красиво. Я понимаю теперь, почему у Пушкина в Болдино рождались великолепные стихи. А мы оторвались от прекрасного, дышим асфальтом, каменными домами и улицами. Когда я последний раз был на природе — уже и не помню. Наверное, когда приезжал к вам зимой. Но и люто у вас здесь, морозы, люто и красиво.

Бортовой, стоя у окна, засмотрелся на лес.

— А пойдемте, побродим по осеннему лесу, подышим свежим воздухом, насладим-ся красотой, заодно и поговорим, — предложил Посланник.

— А что, неплохая идея, — ответил директор, — пойдемте.

Они брели потихоньку, рассматривая падающие листья, траву, деревья, слушая перестук дятлов и даже кукушку.

— Я о многом хотел поговорить с вами, Николай Петрович. Вот так, не торопясь и серьезно. Много накопилось вопросов, — начал директор ФСБ.

— Я понимаю, Александр Васильевич. С удовольствием поддержу разговор.

Посланник остановился и в упор посмотрел на Бортового. Тот ответил ненадолго прямым взглядом и продолжил движение.

«Поддержу разговор. Что это — подыгрывание или действительно получится обстоятельная беседа»? — мелькнула мысль, но вслух директор сказал:

— Да, хотелось бы поговорить о многом, — повторился он.

— Окей, — улыбнулся Посланник, — и мне бы хотелось поговорить без подтекста, политиканства, честно и прямо.

Они продолжали тихонько шагать по лесной тропинке, иногда останавливаясь ненадолго, вслушиваясь в трели птиц, и возобновляли движение снова.

— Честно и прямо? Это хорошо. Тогда — кто вы, Николай Петрович?

Бортовой решил сразу проверить Посланника.

— Кто я? Надеюсь, вы знаете мою биографию не хуже. Но вопрос не об этом, он о другом, как я понял. — Михайлов заметил, как кивнул головой директор и как он напря-женно ждет ответа. — Мне самому не все понятно, Александр Васильевич. Например, по-чему я? Почему космический разум выбрал именно меня и где он находится, этот разум, на какой планете, в какой галактике? Может на планете Глория или Нибиру, как ее еще называют? И есть ли вообще эта планета? Как видите — и мне непонятно многое. Но, отвечая честно и прямо, — Посланник улыбнулся, — скажу, что дар этот дан свыше и я не инопланетянин. Объяснить мои способности сейчас невозможно, человечество еще не достигло нужного уровня понимания. Вы бы, Александр Васильевич, смогли объяснить народу в каменном веке механизм водородной бомбы? Как бы ее там ученые того времени не исследовали — все равно ничего бы не поняли, как не понимают сейчас меня. Вот и все объяснения, господин директор Федеральной службы безопасности. Надеюсь, что это вас устраивает. А не устраивает — но, что делать, придется вам подстраиваться.

— Причем здесь — устраивает, не устраивает? — Как-то озабоченно ответил Борто-вой. — Я на вашем авиазаводе был. Там тоже есть определенные вопросы. Например, «бу-мажный» корпус истребителя, пальцем ткни — развалится, но выдерживает максимальные нагрузки в полете.

— Зная немного вас, Александр Васильевич, я уверен, что вы там все правильно объяснили. А для вас немного другое объяснение. Я им дал пленку, которая наклеивается на лобовое или ветровое, не знаю, как правильно, стекло самолета. Пленка эта или сверх-материя по-другому, размножается, если можно так выразиться, растекается и проникает во все — в фюзеляж, крылья, приборы, двигатель, проводку и так далее. Приборы не лома-ются, двигатель не портится, корпус становится особо прочным. Такой самолет вообще не требует дальнейшего технического обслуживания в эксплуатации. Даже шины на шасси не подлежат замене — они не стираются при трении на посадке и движении по взлетной полосе. Заправляйте, заряжайте и летайте. И, если пилоту станет плохо в полете, он не упадет, приборы сами приведут аппарат в нужное место и совершат посадку. Это запро-граммировано изначально.

Бортовой опять задумался, достал сигарету и закурил.

— Да, это факт… ваши самолеты, танки, лодки и корабли… Оружие… В этом ли цель космического разума, как вы выражаетесь, Николай Петрович?

— Хороший вопрос, Александр Васильевич. — Посланник тоже закурил. — Навер-ное, в том числе и в этом. Но главное, на мой взгляд, это дать понять человечеству, что оно на грани безумия. Что оставит на планете возможная третья мировая? Исчезновение рас, народов, а возможно и целых материков. Отравленная природа, не пригодная для лю-дей на сотню лет. И возродится ли человечество вновь? Снова каменный, железный и так далее века? А может Всевышний Разум через меня стремится понять нашу планету, ее обитателей? Что с ней делать — разрушить нашими руками и забыть вовсе? Или дать воз-можность быстрого прогрессивного развития? Что вы на это скажете, Александр Василье-вич?

— Я? — откровенно удивился он.

— Да, вы. Вы же житель этой дивной планеты.

— Странный вопрос, Николай Петрович. Мы всегда были за мир во всем мире, за добрососедские отношения и независимость государств.

— Ой ли, Александр Васильевич? Мы же не на партсобрании. И я могу и бываю не прав. Но разве сильный не подчиняет слабого? Америка одних, мы других, разве мы не ведем борьбу в этом плане? А часть Польши, например, в тридцать девятом, что это было — освобождение, оккупация? А навязывание своей политики освобожденным от фашизма странам Европы? Не надо отвечать — просто задумайтесь. Ругали капитализм, хвалили социализм и недостроенный коммунизм, а сейчас что? Вырастили громадную пропасть между кучкой и народом. Недра земли безусловно принадлежат народу, а фактически что? Нефть, газ, алмазы — народу принадлежат? Конечно, нет — отдельным личностям. И платит народ за этот газ и бензин не мало. В странах, где вообще нефти нет, бензин стоит дешевле. Это как понимать? А может взять эту кучку да расстрелять к чертовой матери?

Посланник хитро и проникновенно смотрел в упор на Бортового. Тот растерялся, не зная, что ответить в первую минуту.

— Видите ли, господин Михайлов, — начал директор ФСБ.

— О-о, переходите на официоз… А я думал, что мы спокойно и честно поговорим. Вот вы, например, должны бороться со шпионами, террористами… И боретесь, как пола-гается. А может не совсем так? — опять хитро прищурился Посланник.

— В смысле?

— В прямом смысле. Если посчитать ваш доход, стоимость недвижимости и бан-ковские счета, то как раз дисбаланс получается. Не находите, господин директор ФСБ?

— Нет, не нахожу.

— Ой ли, господин директор… Вы же не в Думе, не у Президента или генерального прокурора. Зачем же задом юлить — чай не на сковороде. Две квартирки в Москве, купленные именно на ваши денежки, ваш счет в оффшорах не на ваше имя, естественно — это куда отнесем? Куда отнесем фактически вашу, а официально нет, собственность? И зачем вам столько денег, весьма бедному человеку относительно олигархов? Вы их до смерти даже потратить не сможете, но хапайте и хапайте. Может и вас, Александр Васильевич, тоже к стенке поставить?

Бортовой оторопел от такого поворота в разговоре и не знал, что предпринять. Был бы это не Посланник, а другой человек — скончался бы просто, быстро, а главное — своей смертью, как гласило бы заключение. Но «бы» — есть бы. И никуда от этого не деть-ся.

— Не забывайтесь, Николай Петрович, не забывайтесь. Вы тоже не копейки полу-чаете — в разы больше меня.

— О-о, Александр Васильевич, что значит неумелая защита, когда необходимо на-падение? Обычно — полный проигрыш. Но не об этом сейчас. Где выстроенная идеология государства в плане подрастающего поколения? Правильно — между ног. А конкретно — пусть каждый сам определится у кого где. Находит ли работу молодежь, заканчивающая ВУЗы? Находит, но часто или чаще всего, трудно сказать, не по полученной специально-сти, а там, где пристроится или пристроят, чтобы получать побольше. Где моральные цен-ности, опять между ног? Раньше, мне помнится, девчонки, если парень в армии не отслу-жил, и знать его не хотели, а сейчас? Отмазался от армии — наш человек, умеет крутиться, за такого и замуж можно пойти. Геев расплодилась уйма — шествия, митинги, журналисты о них пишут. А почему не напишут для чего нужна жопа? Кому не понятно — можно зашить и дать слабительное…

Бортовой расхохотался.

— Ну и поворотики у вас, Николай Петрович…

— Поворотики… разве это поворотики? Нет, я не против иерархии и она должна быть, как есть музыканты, художники, писатели, строители, врачи, учителя, рабочие, ин-женеры, ученые, бизнесмены и так далее. Но почему у одних миллиарды, а у других тыся-чи, и то, если есть? Разница обязана быть, но не в миллионы раз. Тогда и никчемность са-ма вымрет, бомжи, например, их просто не станет естественным путем. Каждый получает по труду, способностям и старанию, войны, как получение сверхприбыли, тоже отомрут натурально и непринужденно. Министры… они понятно нужны. А где главный министр — министр идеологии? Тот, который создаст концепцию на своих, народных скрижалях и станет воспитывать молодежь. А может нужно начать с депутатов? В низы само собой скатится. Как вы считаете, Александр Васильевич?

Бортовой решил не показывать своей явной неготовности к такому разговору. Да и должность, как он считал, не позволяла говорить свободно о некоторых вещах.

— Давайте вернемся к нашим баранам, Николай Петрович, прошлый раз мы затра-гивали Сирийский вопрос и по существу создание некой программы обеспечения безо-пасности. Вы говорили о невозможности нанесения странами НАТО ракетно-бомбового удара в настоящее время по Сирии и по нашей стране в целом.

— А кто или где здесь бараны? — Посланник усмехнулся. — Но присказка — есть присказка, перейдем к сказке.

Посланник повернулся и показал рукой в сторону дома. Обратно шли молча, то ли слушая звуки леса, то ли переваривая свое. Каждый хотел высказаться, но этого желания накопилось столько, что не выплеснуть в одночасье.

В доме он представил директору сотрудника ФСБ.

— Вот, господин директор, майор Покровский Владимир Сергеевич. Он у Сума-неева служил в отделе… короче программист. Ты присядь, майор, не стой столбом, — По-кровский посмотрел на директора. — Ты меня слушай, директор пока тебе не начальник, не тянись, не замечал в тебе этого ранее. Мы сегодня и определимся, кому ты подчиняться станешь — ему, министру обороны или Президенту, как главнокомандующему, лично.

Покровский немного замешкался, но присел на краюшек кресла. «Как все-таки в народе вбито это чинопочитание», — подумал Посланник.

— Я взял этого майора, как хорошего программиста-компьютерщика, — начал По-сланник, — и он прекрасно выполнил всю техническую работу. Много, конечно, и крови попил, то это ему дай, то другое. Но в целом все правильно — молодец, хвалю.

Покровский вскочил.

— Да не прыгай ты, майор, не сбивай с мысли. Пришлось и компьютер ему новый сделать, помощнее любого из существующих. — Посланник уже обращался к директору. — Он сам его и сделал, я лишь подсказал как. Сейчас этот комп отслеживает все сущест-вующие боеголовки на земном шарике, ядерные боеголовки, естественно. Отслеживает и обычное оружие, но там, где это необходимо. В настоящее время, например, все оружие, все ракеты кораблей и самолетов в Средиземном море. Компьютер не отслеживает стрел-ковое вооружение — пистолеты, автоматы, винтовки — но может отследить любую артил-лерию, танки, например, тоже.

— Но их же тысячи… такой объем… — удивился директор.

— Миллионы вы хотели сказать, Александр Васильевич. Да, это много, но и ком-пьютер мощный. Он не только просто отслеживает местоположение, он может показать видеокартинку в реальном времени. Можно посмотреть конкретный танк, орудие или ко-рабль, например, самолет, ракетную шахту, словно рядом стоит оператор и снимает все на камеру.

— Невероятно! — Бортовой не скрывал восторга.

— Но, это мелочи, Александр Васильевич, — улыбнулся Посланник.

— Ничего себе мелочи… Мы же можем знать, Ни…

— Стоп, обращайтесь ко мне или генерал, или шеф, — Посланник посмотрел на По-кровского.

— Да, да, вы правы, генерал, — кивнул головой директор.

— Мы не только можем знать количество, местоположение, но и просканировать любой самолет, танк, корабль, ракету. Все тактико-технические параметры нового оружия компьютер выложит, как на блюдечке. И это еще не все — лишь цветочки. Я создал кое-что новенькое и назвал это вирусом, а сам вирус Ястребом. Не знаю почему, но так назвал. Он уже запущен в систему и отследить его современными средствами невозможно. Благодаря ему, Александр Васильевич, мы или лучше сказать вы, зайдете в любой компьютер ЦРУ. Можно произвести запуск любой ракеты с введенными новыми параметрами цели или просто уничтожить ее на любом этапе. На складе, в шахте, в полете — где угодно. И не только ракеты, напичканные электроникой, Ястреб уничтожит любой снаряд или снаряды, бомбы в необходимое время. Все это уже есть, существует в реальности, компьютер не ломается. Необходимы лишь еще два-три оператора, прямой командир у них уже есть, — Посланник посмотрел на майора, — и решить вопрос с подчинением. Полагаю, что это должно быть отдельное подразделение. Пусть и маленькое, из четырех человек, но в штате министерства обороны с подчинением только главнокомандующему. Засекретить подразделение так, чтобы и министр обороны толком ничего не знал и вы забыли, — Посланник улыбнулся. — Этот вопрос отдаю на откуп вам, Александр Васильевич, переговорите с Президентом и определитесь, я свою точку зрения высказал. А вы, майор, — он обратился уже к Покровскому, — пока не будет конкретного письменного решения главнокомандующего, подчиняетесь лично мне. И никакой информации, ни директору ФСБ, ни министру обороны, ни черту с ладаном не даете. Даже общение на бытовые темы запрещаю, это приказ, майор.

Покровский вскочил.

— Есть, товарищ генерал.

— Хорошо, иди майор, занимайся своим делом.

— Есть идти, заниматься своим делом.

Покровский вышел, а Бортовой немного нахмурился.

— Я не стал возражать при майоре, Николай Петрович, но все-таки он пока мой подчиненный, в штатах ФСБ.

Посланник ничего не ответил и не возразил, ждал, когда Бортовой выскажет ос-новное.

— Вы сами сказали, Николай Петрович, что созданный вами компьютер, как я по-нял, может многое. А доступ к базе данных ЦРУ позволяет…

— Минутку, Александр Васильевич, минутку, проясню и этот вопрос, в накладе не останетесь. Все понимаю прекрасно и не считаю, что сказал вам лишнее.

— Не понял, что это лишнее? — Бортовой взглянул вопросительно и удивленно од-новременно.

— Министерство обороны и ФСБ — разные службы, как я понимаю. И даже в своем роде конкуренты, хотя ГРУ генерального штаба в большей мере соперничает со службой внешней разведки, но все-таки и с вами частично. Я не стал при майоре затрагивать неко-торые вопросы, поэтому у вас они тоже возникли. Все сейчас встанет на свои места и, по-лагаю, вы останетесь довольны. Майору не нужно знать лишнее и он мной контролирует-ся полностью. У него есть поставленные задачи и на компьютере майор может работать или решать только эти задачи, а не другие, как он захочет. Например, сейчас он не сможет зайти в базы ЦРУ, компьютер объявит, что нет допуска и сообщит мне. А я, естественно, спрошу — зачем он туда полез. Скажем так — не служебный интерес не поощряется. Он все равно куда-нибудь зайдет несанкционированно, вернее попытается зайти и поймет, что в следующий раз его просто расстреляют. Я этот компьютер создал и у автора, естественно, есть полный доступ, а у операторов только на конкретные цели и задачи. Есть вопросы по работе, Александр Васильевич, задавайте их мне. А пока на вашем рабочем компе уже появилась вся иностранная агентура. И та, что работает в России, и зарубежная. Не только Лэнгли, но и другие разведслужбы всех государств. Я подключил ваш рабочий компьютер к своему и вы, словно в интернете — задаете вопрос и получаете ответ. Полагаю, что полученную информацию вы сможете использовать с достойной пользой. Давайте перейдем в другую комнату, — резко сменил тему Посланник, — пора бы и перекусить что-нибудь.

Бортовой пожал плечами.

— Можно и перекусить, хотя «накормили» вы меня уже до отвала. Сложно, но все-таки можно представить, как мгновенно вырос потенциал нашей державы, если сказанное — правда.

— Вы сомневаетесь?

— Фантастично, конечно, все. Но, немного зная вас, уже ничему не удивляюсь. Сложно представить, что страна может не опасаться никакого агрессора.

— Пойдемте, Александр Васильевич, пойдемте. За столом и договорим.

Посланник провел гостя в соседнюю комнату, где уже был накрыт стол. Налил в бокалы армянский коньяк.

— Хочу выпить этот коньяк, — Посланник поднял бокал, — за конструктивность. Чтобы мы понимали, уважали и ценили не только друг друга, но и всех людей на планете. За новую Землю, Александр Васильевич! За новые Человеческие отношения!

Бортовой мотнул головой.

— Да-а… — он помолчал немного, — с удовольствием, — и выпил.

Они покушали и еще немного выпили. Закурили. Бортовой, расслабившись и не-много развалившись на стуле, заговорил первым:

— Хороший подарок вы сделали, Николай Петрович. Ни мне, ни Президенту — все-му российскому народу, государству нашему. Это же сложно представить, что никакой агрессор не страшен более. Все нужно переварить и осмыслить и даже экономику строить по-новому, по-другому, с учетом освободившихся сил и средств. Я не экономист, но и то понимаю, что денег экономится много. А кто-то и временно безработным останется в сфере производства оружия, например. Ну, это пусть Президент, правительство решают. А моей службе работы хватит. Вечно не достает сил, средств, времени, но крутимся, рабо-таем. Сейчас, надеюсь, полегче станет, когда есть четкая целенаправленность. Что могу сказать еще? Спасибо, огромное, большое спасибо! Конечно, все передам Президенту. Но, он политик и вряд ли решится на какие-то кардинальные действия сразу. Образно говоря, надо увидеть, пощупать, а потом уже действовать с полной решимостью. И решение не в один день примется, нужны консультации, советы, проверки, наконец. Евреев с палестинцами мир не берет, одни ракетами постреливают, другие с самолетов отвечают. Вот и заблокируем их оружие вашим способом, посмотрим, что получится. Вообще, полагаю, разберемся. Я лично — вам верю. Но для государства одной веры мало. Не думаю, что Президент и правительство эту тему долго жевать станут. Полагаю, что определятся достаточно быстро.

Бортовой закурил новую сигарету, помолчал и спросил неожиданно:

— Какой-то контракт должен быть, договор? В какую сумму вы оцениваете свое изобретение? Не мне решать, но если Президент спросит.

Посланник улыбнулся.

— Я, естественно, не скажу, что к деньгам равнодушен. Пока без денег не прожи-вешь. Землю мне выделили в собственность, я оплатил по кадастровой стоимости, дом строю, надеюсь в декабре уже в него переехать, а эту государственную собственность сдать, хоть никто и не гонит. Понимаю, что подобное изобретение стоит миллиарды дол-ларов, но в олигархи не стремлюсь. В прошлом месяце, например, государство перечислило шесть миллионов долларов на мой счет в банке по курсу в рублях, как вы понимаете — за мою материю. Каждый месяц по-разному получается, от одного до шести, мне хватает. Пока строюсь, обживаюсь — пусть так и будет, как оговорено Договором. Потом, может быть, и эту сумму уменьшу. Свое новое изобретение — дарю, никаких денег мне за него не надо. А вот просьба одна есть. БЭП и налоговая ко мне прицепились — хотят знать, где я деньги «ворую». Вот вы и решите эту проблему, раз и навсегда решите. А то ходят, интересуются, выспрашивают, запросы посылают, за глаза мошенником называют — зачем мне эти дутые проблемы? Или отдельный Указ Президента, или по-другому вы решите, но решите кардинально и быстро, а то снова налоговая счет закроет и останусь я вообще без копейки.

— А что, уже закрывали?

— Было дело, накладывали арест. Суманеев помог тогда. Но там, видимо, свербит, не успокоятся никак.

— Что поделать, Николай Петрович, — Бортовой улыбнулся, — сожалею, конечно, но страна у нас такая. А вопрос этот решу и решу незамедлительно.

— Но инициатива должна от Президента идти, не от вашего ведомства.

— Естественно, так и будет.

— Отлично! Вроде бы все обговорили, можно и отдохнуть. Я катер себе небольшой купил, не хотите на Байкал прокатиться?

— Хотите — не хотите, — Бортовой вздохнул, — очень хочу, да возможности нет. По-лечу сразу домой, в Москву, постараюсь побыстрее аудиенции добиться у Президента. Буду держать в курсе, может совет потребуется, консультация.

— Хорошо, Александр Васильевич, удачи. Большая работа ожидает, ведь политику государства предстоит поменять немного. Россия наша, матушка — где-то и повоспитывать придется страны-детушки.

Посланник улыбнулся, пожимая руку директору.

LII глава

Лицей, естественно, отличался от школы. Качеством образования, хотя где-то данный фактор явно не признавался, но другим неоспоримым моментом — дети после штатных уроков кушали в столовой, отдыхали и делали домашнее задание с педагогом. Освобождались часов в шестнадцать и шли домой. Кого-то из маленьких встречали роди-тели, кто-то, из рядом живущих, шел сам. Через главный вход-выход или две запасные калитки забора, которые по потоку идущих давно стали практически равнозначными. Ад-министрация лицея пыталась весить замки на запасные двери, но их в первую же ночь срывали, спиливали или выламывали ломом. Лицей стоял на трех улицах и обходить во-круг никто не хотел. А немного позже двери вообще сняли с петель и увезли. Админист-рация восстановила их, но далее «воевать» с родителями не стала. Каждое утро охранник открывал калитки и на ночь замыкал их. Образовался своеобразный паритет, устраиваю-щий всех — родителей, администрацию, охрану.

Первоклассник Саша Привалов обычно выходил через одну из калиток на мину-ту-две раньше, чем подъезжал отец на машине. А когда отец дежурил сутки — мальчика забирала соседка. Шли пару остановок пешком до дома или реже садились в маршрутку.

Сегодня его забирал отец и он вышел пораньше — не терпелось попасть в «Дет-ский мир», папа обещал купить вертолет, который летал, как настоящий.

Саша стоял, встречая и провожая взглядом почти каждую машину. Вдруг напро-тив остановился черный джип, дверца открылась, а сзади кто-то подхватил его за под-мышки и бросил в салон. Саша ничего не успел сообразить и не понимал, что происходит. Одетый на голову мешок не позволял ничего разглядеть. Мальчик не кричал и не спрашивал ничего, лишь по-детски всхлипывал и пытался сорвать что-то темное с головы.

— Тихо, — прозвучал мужской незнакомый голос, — тихо. Будешь вести себя хорошо — никто тебя не тронет и больно не сделает. Скоро приедем, погостишь у нас денек и пой-дешь к родителям.

Мальчик не отвечал и словно не реагировал на слова, лишь в детском тельце поя-вилась еле заметная дрожь. Мужчине, сидевшему рядом, даже стало жалко мальца. Он с трудом согласился на похищение и лишь при одном условии — мальчик в любом случае останется жив и здоров. Нет, он не был паинькой, мог похитить и убить любого, но к де-тям относился с добром и не обижал. Во всем виноваты родители, считал он.

Старший Привалов подъехал к лицею и остановился. Обычно сын уже ждал его, но сегодня, видимо, задержался. Прошло пять минут и отец забеспокоился, достал теле-фон, позвонил. Ответил мужской голос:

— Твой сын у нас и ты знаешь, что нужно сделать. Завтра ты увидишь его живым и здоровым или… это решать тебе.

— Да я тебя…

Привалов понял, что его уже никто не слышит и набрал номер снова. Стандарт-ный ответ, «абонент отключил аппарат или находится вне зоны доступа», взбесил его.

«Черт, черт, черт, — застучал он руками по рулю, — черт. Ребенка-то, зачем трогать, ребенка… Я же вас порву, суки, голыми руками порву».

Минут пять он матерился, стучал по рулю, выскакивал из машины и садился вновь. Когда немного остыл, стал соображать.

«Так, я знаю, кто это сделал и убью на хрен, всех убью. — Он глянул на часы — че-рез два часа на службу. — Вот, суки, суки, суки… Утром убьют или отпустят».

Для себя Привалов старший все решил однозначно — сделает, что просят, а потом всех убьет, переловит поодиночке и зарежет.

Братва Гончара давно пользовалась его услугами, как старшего надзирателя по блоку в СИЗО — записку передать, деньги, телефон позвонить. Платили неплохо, а с нар-котой он решил вопрос сразу — таскать не станет. Или так, или никак. Обе стороны все устраивало до сих пор. Но вчера его попросили ночью открыть две камеры, просто от-крыть и уйти. Он понимал, что никто не сбежит и прекрасно догадывался, зачем все это. А что потом — найдут мертвого Соленого и спросят с него. Нет, он отказался категорически.

Стиснув зубы, взяв себя в руки, насколько это получалось, Привалов приехал до-мой. Позвонил жене на работу.

— Ты, Катя, Сашку домой не жди — у моего брата заночует. Утром, после дежурст-ва, на рыбалку втроем поедем, к обеду или вечером вернемся, не беспокойся.

— Чего так спонтанно? Ну, ладно, одежду теплую не забудь взять. Дай-ка мне Са-шу, пару слов ему скажу, чтобы ноги не намочил.

У Привалова екнуло сердце от испуга, но он сдержался и ответил спокойно:

— Катя, что я, маленький что ли, за собственным ребенком не усмотрю? Все, пока — мне еще к брату его забросить надо успеть. Пока, Катя.

Он явился на службу вовремя. Пока ехал, молил Бога лишь об одном, чтобы Катя брату не позвонила и не узнала, что Саши там нет.

Принимая пост, узнал, что Соленый в камере отсутствует, часа три назад увели в оперчасть.

— Зачем он сейчас кумовьям — толку-то с него никакого? — каким-то не своим го-лосом спросил Привалов коллегу.

— Не знаю, — ответил тот, — мне без разницы. Там, как я понял, кто-то из ментовки приехал, не официально — через кума с Соленым общается.

Оба махнули рукой, один сдал, другой принял дежурство, хотя так не полагалось. На вечерней проверке должны присутствовать все, но разве с Лобановским поспоришь. Кумовья увели, они и назад вернут, когда посчитают нужным. Позвонят ДПНСИ, тот и поставит галочку присутствия, доложит, что все зэки на месте.

Но Привалов все-таки доложил дежурному помощнику начальника СИЗО, ДПНСИ, как его называли кратко, что принял блок без Соленого.

— Знаю, знаю, — отмахнулся тот, — первый раз что ли лобановские опера так делают.

— Положено доложить…

— Да пошел ты… законник еще один нашелся, иди, блин, не мешай работать.

ДПНСИ занялся подсчетом зэков, все сходилось.

Привалов ушел к себе и явно занервничал. «Что будет с сыном, что»? Ребенка обещали отпустить завтра утром, значит, у них должна быть связь с камерой. Он открыл ее и вывел старшего в коридор, сообщил:

— Соленого нет, увели еще днем к Лобановскому.

— Знаю. Чего засуетился?

— Ты позвони, сообщи, кому надо, что я не могу просьбу выполнить — нет Солено-го.

— Сами узнают.

— Ты позвони, прямо сейчас позвони или лично порву, до утра не доживешь, сука, — Привалов схватил зэка за грудки и так взглянул в глаза, что тот действительно испугал-ся.

— Ладно, позвоню… псих какой-то…

Зэк отряхнулся и вошел в камеру. Через полчаса постучался в дверь, Привалов от-крыл.

— Просили передать, чтобы ты не ссал, сына уже домой повезли, но выводы ты должен сделать. Соленого на этап через три дня отправляют, ты как раз днем дежуришь — вот и поможешь.

У Привалова зазвонил телефон, и он закрыл дверь камеры, звонила жена.

— Это что еще за игры, что такое, я тебя спрашиваю? — кричала в трубку она. — От-крываю дверь, а там Сашка стоит и плачет. Ты как его к брату увез, что происходит, черт возьми?

— Катя, я…

— Нет, ты мне объясни, что происходи?

— Катя, я…

— Почему ребенок зареванный пришел, почему…

— Катя…

— Нет, ты объясни мне…

— Закрой рот, дура, — заорал, не сдержавшись, Привалов. — Закрой рот и слушай — ребенка успокой и уложи спать. Ни о чем не спрашивай, никому не звони. Утром приду — объясню.

— Нет, ты мне сейчас объясни. И почему это я дура? Этого я тебе не прощу…

Привалов отключил телефон. Набрал номер брата.

— Сережа, ты меня выслушай и не перебивай, — начал Привалов.

— Хорошо, слушаю, — ответил брат.

— Сегодня у школы Сашку похитили бандиты, но сейчас он уже дома, все в поряд-ке. Я Катерине до этого сказал, что сына к тебе увез, чтобы завтра на рыбалку с утра схо-дить. Некогда объяснять было. Она меня по телефону уже задолбала, сейчас Сашку изве-дет вопросами и причитаниями, а узнает про похищение — еще и в ментовку позвонит. Короче, ты поезжай сейчас к ней, пусть она Сашку не достает и в ментовку не звонит, никому ничего говорить не надо. Утром приду с дежурства — решим, что дальше делать. Все понял, Сережа?

— Все понял, еду.

«Ну, слава богу, хоть кто-то что-то понял». Привалов только сейчас обрадовался по-настоящему освобождению сына. А что делать с Соленым — время покажет.

Соленого привели в камеру утром, Привалов сдал смену и поехал домой. Больше никто его не видел ни живым, ни мертвым.

LIII глава

Гончар, обычно, заказывал девочек днем, чаще в обед. Вернее этим занимался его старший личный охранник. Иногда и он сам бросал взгляд на девочек в ресторане, тогда его люди делали предложение и частенько увозили их с собой.

Пока проверит доверенный гинеколог, сделает экспресс-анализ на наличие вене-рических болезней, как раз и вечер наступит. Как правило, приглашал двух-трех девушек и не потому, что был силен в сексе, а потому, что получал большее удовольствие. Что чувствуют девчонки — плевать, им платят и этого достаточно.

Сегодня — день особенный, Соленый мертв и можно отдохнуть по полной. Нако-нец-то оборвалась тонкая волосяная нить, и дамоклов меч упал мимо. Больше не угнетало ничто. Братва хоть и шепталась недовольно по уголкам за коронацию петушка, но откры-то претензий предъявить не могла. Он сам выявил и рассчитался. Помогла и сила — такого, как Веревка, грохнули бы молча, хоть и в законе. И Гончар это понимал прекрасно.

Он объявил начальнику охраны, что сегодня отдохнет дома и не поедет обедать в ресторан.

— Есть свеженькие дамы, — отрапортовал охранник, — одна мулаточка, смесь негро-идной расы с белой. Совсем не черная, каштановая скорее. Латиночка и грудастая, но не толстая хохлушка.

— Две?

Начальник охраны понял, что нужно пригласить еще и «старую» русскую девчонку. Гончар последнее время постоянно общался с ней и двумя или одной новенькой. Запал на эту девку, но все-таки никогда с ней одной не общался.

— И еще — вызови ко мне Белого, прямо сейчас.

— Он здесь, только что приехал.

— Зачем?

— Не знаю, еще не успел сказать.

— Ладно, зови.

Гончар закурил сигарету и потянулся за коньяком. Но решил все-таки повреме-нить со спиртным — лучше оценить девочек трезвым взглядом, а потом уж и выпить.

— Ты че приперся? — напрямую спросил он.

— Хотел насчет дубака поговорить, — объяснил Белый.

— А че о нем говорить? Я только не понимаю — зачем ты его грохнул? Он же Соле-ного не трогал.

— Вот об этом и хотел поговорить. Сына мы его взяли, но потом отпустили и в на-зидание на будущее, я все-таки решил замочить его. Поджидал утром у СИЗО, а потом смотрю — за ним хвост. Тот мужик электрошокером его и в багажник. Увез на реку, привязал несколько кирпичей и утопил, видимо, еще живого. На всякий случай я на телефончик все заснял — а вдруг пригодится.

— Вот так дела… А что за мужик?

— Не знаю, еще не успел выяснить. Он лицо не особо светил, но номер машины хорошо виден. Установим.

— Показывай, — бросил Гончар и ткнул пальцем в компьютер.

Пока Белый заводил видео с телефона на комп, Гончар размышлял, но ни к како-му выводу не пришел. Кто еще мог охотиться за надзирателем? Но, посмотрев видео, сра-зу все понял. Велел Белому стереть запись с телефона и все забыть напрочь.

— Ты молодец, правильно себя вел. — Продолжил мысль Гончар. — Я скоро в сауну пойду, ты можешь присоединиться. Только охране скажи, чтобы девок тебе пригласили, чтобы на моих не пялиться. Или сам приглашай, если хочешь кого. Все, иди, через час в сауне.

Белый ушел, а Гончар довольно потер руками. «Классно, теперь и компроматик свеженький есть, не старье. Теперь не выкрутится, не соскочит с крючка, падла». Он на-брал номер Строителя.

— Привет. Тут одно видио посмотрел… как ты с утреца на речке плавал.

— Привет, — без эмоций ответил Строитель. — И я посмотрел про твою правую руку с сынком одним. А на флакончике только твои отпечатки.

— Приятно иметь дело со здравомыслящим человеком, — ответил спокойно Гончар и положил трубку.

И потом уже точно взбесился. «Вот сука… падла… сука… Отпечатки, гад, сохра-нил». Он понимал, что яд идентифицируют по составу и он окажется таким же, как в пе-реданном флаконе. «Это же надо — так лохануться, — продолжал беситься Гончар, — это же надо… и дубака убрал, чтобы на нас подумали».

Он налил коньяк в бокал и выпил залпом, немного успокоился и пошел в сауну.

Эксперты установили, что Соленый отравлен ядом, но время принятия точно оп-ределить не смогли. Разбег времени составлял часов пять-шесть. Под подозрение попал, в том числе, и Привалов, особенно потому, что исчез. Привалов — главная версия у поли-цейских и следственного комитета. Но все-таки версия. Полицейские опера работали и по Гончару. Очень скоро они установили факт похищения ребенка Привалова неизвестными лицами. Версия выстраивалась стройно. Соленый, прежде всего, мешал сейчас Гончару, самого могли убить за коронование петуха. Его люди, похищением Саши Привалова, заставили старшего дать яд Соленому и сразу же отпустили ребенка. Самого потом отправили за границу, а, вероятнее всего, просто убили. Надо искать труп Привалова старшего и полицейские искали, но пока без результата. В тему и показания брата Привалова о последнем звонке, но прямых улик и фактов, указывающих на Гончара или его людей, не находилось.

Оракул, естественно, знал все и рассуждал по-своему. Он не обращал внимания, если воры грызлись между собой, убивали друг друга посредством наемников. Но про-стить Строителю убийство Привалова он не мог, не хотел и не имел права.

Следственный комитет получил пленку, заснятую Белым и Строителя арестовали. Все его показания на Гончара — отпечатки пальцев на флаконе с ядом, похищение Белым Саши Привалова, и даже старые дела, по которым все сроки истекли, в ходе следствия не нашли подтверждения. Не оказалось ни отпечатков, ни фотопленки с похищением ребенка и следствие пришло к однозначному выводу — с Гончаром подстава. Версия Строителя, что он выполнил воровской заказ, не подтверждалась фактами, так и осталась версией. Следствие и суд остались в неведение об истинных причинах убийства надзирателя Привалова. Но факт — есть факт. Строитель осужден на десять лет строгого режима. И Оракул остался доволен — такая мразь, как Строитель, а по настоящей фамилии Токарев, начальник полицейского УСБ, наказан. И вряд ли тот же Гончар, перетрусивший во время следствия, так и не понявший, куда исчезли некоторые факты, оставит его в покое на зоне. Но это Оракула уже не интересовало.

LIV глава

Осень… Золото, рубины и вечные изумруды… Они особенные запахом, материа-лом и восприятием. Осень… Пора увядания и расцвета Музы. Как зрелость, накопившая опыт, разум и интеллект.

Осень открывает другие поры чувства, понуждает задуматься, притормаживая вожделение, свойственное весне. Это любовь женщины и мужчины, а не девушки и юно-ши, без омута и водоворотов страсти, с глубиной чувств и колером восприятий.

Ирине хотелось погулять с мужем по лесной тропинке, засыпанной листьями, просто погулять, прижаться к нему и почувствовать всю прелесть осени.

Но Николай последнее время много работал, это чувствовалось сразу, и она ста-ралась не отвлекать его пространными беседами и прогулками.

— Коля, ты с Бортовым провел полдня, даже обедали без меня. Я понимаю — важ-ные разговоры… Может что-то случилось? — задала вопрос Ирина.

— Случилось? Ничего не случилось. С чего ты взяла?

— Не знаю, — пожала Ирина плечами, — не знаю. Какое-то чувство, что что-то зреет. И почему вокруг тебя все время ФСБ крутится? То Суманеев, то Бортовой и я ни разу не видела военных, министра обороны, например, или начальника генштаба?

— Хороший вопрос, милая, — Николай улыбнулся. — Если хочешь — познакомлю. Хоть и сам не знаком еще, но познакомимся вместе.

— Коля, не отшучивайся, пожалуйста, — насупилась Ирина.

— Когда я предложил свои возможности государству, — в задумчивости отвечал он, — то понял, что без ФСБ не обойтись. Они изначально все проверят и вывернут биографию наизнанку. А зачем мне лишние глаза, уши и рты? Чем меньше людей знают — тем лучше. Армейская контрразведка, так называемые особые отделы, все равно оперативно подчиняются ФСБэшникам. Вот я и вышел на них, а они уже сами или посредством Президента решают необходимые вопросы. Любое конструкторское бюро или подразделение само предлагает свою новую продукцию военным. Или наоборот — военные делают заказ. Например, нужен такой-то танк или самолет с такими-то характеристиками. И КБ работают, выполняют заказ, создают нужное, а иногда и лучшее. Я действительно не работаю напрямую с военными, я опережаю их заказы в разы. Например, заказал царь карету, а ему лимузин современный подают. Он и заказать-то его не смог бы, потому, как и во сне такого не видел. Вот, — Николай улыбнулся, — примерно так, Ирина.

— Значит, военные просят карету, а ты им лимузин подаешь?

— Да, образно говоря, так и есть. Я делаю то, что во снах и грезах не виделось, но военные это имеют. Недавно сделал одну новинку — Бортовой спросил о стоимости. Речь шла о миллиардах долларах, а я бесплатно отдал.

— Да ну тебя, Коля, кто же миллиарды отдает?

— Зачем мне миллиарды? — Пожал плечами Николай. — Деньги нужны для быта и власти. Для быта и миллионов хватит, а вот для власти именно миллиарды требуются. Так рассуждают олигархи, власти они хотят, власти. Власть, в определенном смысле, у меня и так есть, любого олигарха, как клопа раздавлю. Быт? По-моему у нас с тобой и так есть все, что надо и свой дом скоро будет, кушаем, что хотим, без ограничений. Миллионы у меня есть, у нас есть, — поправился он, — а миллиарды — ни к чему. Ты скажи, Ирина, если что надо, может фирму тебе купить, свой Трэвэл-тур откроешь или что-то другое?

Она задумалась.

— Разные туристы к нам едут: и зарубежные и наши, в основном Байкал посмот-реть, естественно. И запросы у каждого разные, как и финансы. А мы что им даем? Сауну, которая им и так надоела, на пляже поваляться, позагорать, водки попить. Все, конечно, Байкал компенсирует своим видом и красотой. В принципе — довольные уезжают. А если им предложить на катере покататься, на таком, как наш, почувствовать дыхание байкаль-ское. Рыбку, может быть, самим половить, когда запрета нет, подводную охоту организо-вать. Другой подход нужен, туристы же разные — кто-то и платить готов, а не за что, ничего толкового не предлагаем, стандарт сплошной. И сервис должен быть разный: для богатых и средних. Сам понимаешь, не вежливость имеется ввиду.

— Так в чем дело, Ирочка — дерзай. Строй два блока с разным ассортиментом сер-виса, покупай катер или несколько и все, что нужно.

— Да, помечтать — это хорошо, — мило улыбнулась Ирина, — миллионов триста-четыреста потребуется. Где ж их взять? Так — мечты рассказала, — закончила она с грустью.

— Милая моя девочка, — Николай обнял жену, — как-то не говорили мы о деньгах ранее. Даже с Бортовым это обсуждали, а с тобой… Виноват, Ирочка, виноват. Я же гене-рал, а военным запрещено заниматься предпринимательской деятельностью, и жили бы мы сейчас на мою зарплату в двести тысяч рублей.

— Разве плохая зарплата? — удивилась, еще ничего не понимая, Ирина.

— Не плохая. Но и катер бы мы не купили, и дом не построили. А Бортовой пояс-нил — военным не запрещено заниматься преподавательской, писательской и научной дея-тельностью. Вот и продаю я свою науку государству от одного до шести миллионов в ме-сяц, бывает и больше.

Ирина вздохнула.

— Все равно этого не хватит, пусть и шесть миллионов, а надо триста-четыреста. Не скоро накопим.

— В долларах, Ирочка, в долларах, вот и переведи в рубли. Мне деньги по курсу в рублях дают, не в долларах.

— Это же… это значит…

— Это значит, — перебил ее Николай, — что нам хватит. Вот здесь, — он протянул ей пластиковую карточку, — пятьсот миллионов рублей. Действуй-злодействуй.

— Коленька, — прошептала Ирина, а на глазах появились слезы, — я просто забыла — ты же у меня волшебник. Хотя нет, в день нашего знакомства ты сказал, что только учишься. Совсем забыла.

— Ах, женщины, женщины… Горе и радость — все в слезах, — улыбнулся Николай. — Ты лучше подумай, как заниматься бизнесом станешь — рожать через три месяца?

Вдохновленная Ирина отмахнулась.

— Самой что ли мне кирпичи на стройке класть? Юристы, экономисты, строители — пусть они поработают. А по готовности и ребенку уже наверняка годик будет. Где-то посмотреть, проверить сама смогу. И ты, наверняка, поможешь.

— Да, я подключу, кого нужно. Чтобы чиновники волокитой не занимались, на от-каты не надеялись и палки в колеса не вставляли. Оформляй фирму, пока сама покоман-дуешь, потом директора наймешь временно или постоянно, как захочешь. А с Трэвэл-тура увольняйся завтра же. Если директор заставит отрабатывать две недели — Фролов помо-жет. И продумай все хорошенько, весь бизнес-план обмозгуй, советуйся, но не слишком афишируй задуманное, в целостность не посвящай. Пусть каждый свою частичку знает.

— Да-а, вот как разговор повернулся — лицом к моему счастью. А я только спро-сить хотела — чего от тебя Бортовому надо? Он же так просто не приедет.

— Просто не приедет, это точно. Идейку я одну ему, вернее государству, подарил. Американцы бы миллиардов пятьдесят, а может и сто, не торгуясь, за нее выложили. На-стоять — и триллион бы отдали. Но я подарил — собственно себе, тебе и другим россиянам.

— Хороша идейка, — поразилась Ирина, — в триллион долларов. За идейку таких де-нег не предлагают. Значит, идейка-то воплощенная.

— Умница ты моя, — Николай поцеловал жену в щечку, — пойдем, погуляем, по лесу побродим. Тебе ходить сейчас побольше надо, воздухом свежим дышать.

LV глава

Пресса пестрела событиями с Сирии. Барак Обама сдулся, испаряя воинственный настрой. Совет Безопасности ООН принял предложения России и в Сирию уже уехали эксперты по химическому оружию с целью его полного уничтожения.

А в Америке назрели свои проблемы. Ку-клукс-клан собирался предъявить Обаме свои претензии, правительство прекратило работу в связи с неприятием бюджета на пер-вое октября, так как республиканцы и демократы в конгрессе не смогли договориться.

В России наступил исторический момент. Каждый присутствующий на совеща-нии у Президента понимал это достаточно хорошо. Мир менялся и необходимо принять взвешенное решение.

Если Президент уже слышал о Посланнике, знал его заслуги перед отечеством, то министр обороны узнавал все впервые. Понятно, что он располагал определенными све-дениями о неуязвимых танках, самолетах, подводных лодках и кораблях. Но где это дела-ется, что за КБ или институт является разработчиком и создателем — он не знал.

Директор ФСБ доложил суть вопроса и завершил свою речь следующим:

— Господин Президент, уважаемые коллеги, в настоящее время этим подразделе-нием командует майор ФСБ Покровский Владимир Сергеевич, человек проверенный и надежный. Но и он имеет лишь частичный доступ к компьютеру в разрезе поставленных Посланником задач.

— Господин главнокомандующий, разрешите вопрос Александру Васильевичу? — попросил министр обороны.

— Разрешаю, — кивнул головой Президент.

— Кто этот Посланник, что за человек, какое КБ или НИИ представляет, кто он?

— Посланник — честный, добросовестный, порядочный гражданин России, ратую-щий за ее силу и могущество в рамках законных интересов страны. Большего, извините, сказать не могу даже вам, господин министр.

— Последние поступления самолетов, подводных лодок, кораблей и танков — это он их создатель? — Решился уточнить министр обороны.

— Полагаю, что поставленный вопрос не имеет отношения к сегодняшней теме, — ушел от ответа директор ФСБ.

— Господа, — решил вмешаться Президент, — некоторые недоговоренности не спо-собствуют взаимопониманию и плодотворной работе. Да, это Посланник автор нового оружия. Продолжайте, Александр Васильевич.

— Спасибо, — кивнул Бортовой, — в подразделении сейчас служит четыре человека с учетом Покровского. Я предлагаю следующее — увеличить штат до девяти человек, рабо-тать будут по два в смену. Назвать это подразделение — Щит, ввести его в штат министер-ства обороны и подчинить непосредственно и только главнокомандующему. Присвоить звание полковника космических войск майору Покровскому. Дислокацию подразделения оставить прежней, но выделить или построить отдельное здание со всеми степенями за-щиты. Покровский не подчиняется министру обороны, директору ФСБ, штат набирает самостоятельно и через Посланника посылает на утверждение главнокомандующему. По-сланник быстрее и качественнее нашей службы проведет проверку и отбор кадров.

Министр обороны злорадно ухмыльнулся на последние слова Бортового. Прези-дент заметил и слегка нахмурился. «Словно дети», — подумал он и вслух произнес:

— Ваше предложение, Александр Васильевич, принимается частично. Решим так — подразделение Щит из девяти человек во главе с полковником Покровским находится в штатах ФСБ и подчиняется лично мне. Вы уже общались с Покровским, общаетесь с По-сланником и находите общий плодотворный язык. Не вижу необходимости перевода Щи-та в министерство обороны. Именно федеральной безопасностью занимается и будет за-ниматься Щит, а несколько иное или привычное для восприятия слово ФСБ не должно влиять на качество работы Щита. В конечном итоге мы все работаем на страну, на нашу Россию. Объявите Покровскому и Посланнику мое решение, установите прямую связь со мной обеих, подберите здание и так далее.

— Есть, господин Президент, — Бортовой вскочил с кресла.

Главнокомандующий махнул рукой.

— Садитесь. Что еще?

— Хотелось бы обсудить некоторые политические аспекты…

— Я переговорю с Посланником лично. Что еще?

— Посланник достаточно много сделал для России, есть еще предложение, госпо-дин Президент, присвоить ему внеочередное звание генерал-лейтенанта и звание героя труда.

— С генерал-лейтенантом согласен, — ответил Президент, — а вот с героем надо по-думать. Как это будет смотреться, вернее, как воспримут определенные личности на груди военного звезду героя труда? И в советское время присваивали звание героев конструкторам и другим заслуженным людям. Но военным, курирующим гражданские КБ, давали все-таки другую звезду. Не вызовет ли это интерес у западных спецслужб, Александр Васильевич, ведь это прямая указка на военного конструктора, причем эффективно и плодотворно действующего? Мое предложение несколько другое. Да, Посланник заслуживает присвоения высокого звания, и присвоим мы ему героя России, а не труда. Готовьте документы, Александр Васильевич, по Покровскому и Посланнику, не затягивайте.

— Есть готовить документы.

Президент продолжил:

— Сейчас все проедем в любую ракетную дивизию на усмотрение министра оборо-ны, проведем внезапную проверку боеспособности. Командуйте, генерал, мой вертолет в вашем распоряжении.

Через пару часов борт номер один приземлился прямо на территории воинской части. Президент, министр обороны и директор ФСБ вышли из вертолета.

— Товарищ главнокомандующий, личный состав дивизии находится на полигоне с целью проведения плановых учебных стрельб, докладывает дежурный, майор Васильев.

— Далеко отсюда полигон, майор?

— В двадцати километрах, товарищ главнокомандующий.

— Сообщите координаты полигона пилоту и командиру дивизии о нашем прибы-тии, пусть ждет.

— Есть сообщить.

Борт номер один приземлился на полигоне.

— Товарищ главнокомандующий…

Президент прервал доклад командира дивизии.

— Ставлю вам, товарищ генерал-майор, учебно-боевую задачу. В квадрате 14–55 находится условный противник. Цель уничтожить немедленно.

— Есть уничтожить цель. Разрешите связаться с соседней дивизией?

— Зачем?

— Мы расстреляли весь боекомплект. В военное время важно не кто поразил цель, а своевременное уничтожение противника. На подвоз ракет уйдет час, а соседняя дивизия может поразить цели немедленно. Это предусмотрено планом — когда одна дивизия на ученьях, другая на страже и готовности отразить боевую цель.

— Не разрешаю. Учебную цель поразите своими ракетами, заодно посмотрим и действия тыловых служб. Выполняйте приказ, генерал.

— Есть выполнять приказ.

Через час побледневший насмерть генерал докладывал:

— Товарищ главнокомандующий, приказ не выполнен. Ракеты доставлены, уста-новлены, введены цели и дана команда «пуск». Но не одна ракета не ушла, все параметры в норме. Разрешите разобраться подробнее?

— Не разрешаю. Дайте команду личному составу ничего не крутить и не проверять, а то накрутите, черте знает чего. Это работа нового оружия, блокиратора, если можно так выразиться. Через пять минут все установки будут в норме, то есть боеспособны. Про блокиратор забыть и никому ни слова. Выполняйте, генерал.

— Есть выполнять.

Командир дивизии повернулся и побежал к установкам. Лицо порозовело и отлегло от сердца — не его вина, не дивизии.

Через пять минут главнокомандующий снова приказал поразить учебную цель. Цель уничтожили первым же залпом.

Вернувшись в свой кабинет, Президент продолжил совещание.

— Мы видели работу Щита своими глазами. Он может заблокировать, уничтожить ракеты при пуске или произвести стрельбы уже с другими координатами цели, нужными нам. И это в любой точке земного шара. Посланник — талантливейший ученый, принцип работы Щита понятен, но конкретно как, каким образом работает, действует его компью-тер — мы не знаем. Не понимают это наши ученые академики, не понимают. — Президент вздохнул и продолжил: — Я не стану говорить о вмешательстве внеземной цивилизации, о космическом разуме Посланника, хоть и такое теоретически возможно. Упало, видимо, ему на голову яблоко, торкнуло что-то, замкнулись определенные синапсы в головном мозге, и родился великий ученый. Но не об этом я хотел сообщить. Если наши ученые не понимают конкретики принципа работы Щита, не понимают и не могут изучить материю, которой Посланник обволакивает танки, самолеты и корабли, я принимаю следующее решение: новыми видами оружия мы оснастим армию на треть. Этой трети вполне хватит для отражения любого удара, а со Щитом и вообще не потребуется никакого отражения. Но, есть большое «НО». Если вдруг или почему-то перестанет работать материя Посланника, перестанет действовать Щит — с чем останемся мы? Хотя бы с ослабленной, но боеспособной армией. С ракетами, которыми и впредь станем вооружать войска. Но и не принимать столь действенную помощь Посланника страна не может. Поэтому у министра обороны цели и задачи остаются прежними. Пока, естественно, не осознаем, не поймем — что это за сверхматерия такая, что за Щит?

— Простите, а что сам Посланник объясняет? — задал вопрос министр обороны.

Президент посмотрел на Бортового.

— Разрешите? — Президент кивнул и Бортовой продолжил: — Сам Посланник объ-ясняет это тем, что человечество еще не достигло определенного уровня развития. У нас, например, есть ракетный двигатель, он существует в реальности и выводит корабли в космос. Но разве разберется в нем первобытный человек? Вот и мы первобытны в его ма-терии и Щите. А они, как мы достоверно знаем, существуют и работают в режиме не бу-дущего, а реального времени. И я абсолютно согласен, мы не можем рисковать. Может быть, упрекнут нас потомки за излишнюю, на их взгляд, осмотрительность по перевоору-жению армии всего лишь на треть, но это решение настоящего времени.

Совещание с силовиками закончилось, а Президенту еще предстоял разговор с министром иностранных дел. Менялась политика России, осторожно, постепенно, но ме-нялась в корне.

LVI глава

Дима, водитель Ирины, рассчитал все точно. Подъехал к фирме Трэвэл-тур, когда к ней подходил директор. Охранник выскочил и открыл дверцу Мерседеса.

— О-о, вы сегодня с кавалером приехали! И машина — «мерин» последней модели, круто, круто, — удивился Сергей Борисович. — Муж, наверное, и не знает об этом, — он по-пытался ее приобнять.

Охранник, сразу же завернул ему руку.

— Ой, больно же, больно, — заверещал директор.

— Игорь, отпусти его, он больше не будет, он хороший, — Ирина ухмыльнулась и погладила директора по склоненной голове.

— Ну, знаете, это уже все рамки переходит. — Сергей Борисович выпрямился и по-глаживал вывернутую руку. — Развели тут любовников… Вы уволены, Ирина Петровна. И мужу вашему обязательно расскажу, как вы тут время проводите, пока он на службе. Будут мне тут еще хахали руки крутить…

— Ох, как это прекрасно и благородно с вашей стороны, Сергей Борисович. Кстати, это не любовник, а личный охранник, а там, — она указала на салон, — личный водитель моего «мерина», как вы выразились. Я так езжу на работу с первого дня, не только сегодня. А сегодня мне бы хотелось уволиться и сделать это надо быстро, прямо сейчас.

— Ишь, чего захотела, отработаешь две недели, как положено, и гуляй, с кем хо-чешь.

Директор словно оперился, перешел на «ты» и решил блеснуть властью.

— Хорошо, разве я против, — она улыбнулась лукаво, — а ты этот период в камере посидишь. В полицию его.

Игорь мгновенно скрутил директора. Ирина добавила:

— Оформите на пятнадцать суток, как за нападение из хулиганских побуждений.

Игорь незаметно улыбнулся и подыграл:

— Не получится на пятнадцать суток, за хулиганку ему могут три года дать, за на-падение на меня, офицера ФСБ, еще десятку. Но реально лет пять получит, не меньше.

— Ребята, ребята, подождите. Я же не знал, что вы из ФСБ.

— Это вы, Сергей Борисович, доказать не сможете. К вам же приходил генерал и предупреждал и он это подтвердит. А я пока две недельки отработаю.

— Ирина Петровна, Ирина Петровна, — запричитал директор, — давайте все миром решим.

— Хорошо, миром так миром. Тогда увольняйте меня по собственному желанию и расчет сразу же. Пятнадцати минут вам хватит?

— Хватит, конечно же, хватит.

Директор повел плечами, словно стряхивая боль, и ушел в офис. Через пятнадцать минут принес трудовую и расчет, Ирина расписалась за получение прямо в машине.

Она понимала, что если бы не посетил директора Фролов в свое время, то и сей-час бы результат, возможно, совершенно другим предстал. Понимала, что злится дирек-тор, ищет пути подлого отмщения и наверняка обзвонит все турфирмы, изрыгнет, как бы ненароком и не от себя, низменную гнусность.

— Вот и все, парни, закончилась моя туристическая эпопея на этом поприще, — произнесла Ирина, — все время хотелось этому гаду моющее средство Fairy подарить.

— Почему Fairy? — удивленно спросил Дима.

— Чтобы в его масленые глазки брызнуть.

Дима с Игорем «покатились» от хохота, потом враз замолчали.

— Извините, Ирина Петровна, не сдержались, — стал оправдываться Дима.

— Все нормально, ребята, поедем домой. Теперь свою фирму открою, и никаких котов там не будет.

Ирина долго размышляла о названии фирмы, перебрала много подходящих на-именований, но удачные, на ее взгляд, уже существовали. Выбрала простое решение — «Байкальский отдых». Название говорило за себя и облегчало общение с зарубежными партнерами, с которыми наладила отношения еще в Трэвэл-тур.

Юристы оформят ООО без проблем. Главное — найти и выкупить нужный участок земли. Здесь без связей и возможностей мужа не обойтись, Ирина понимала это прекрасно, но прежде решила сама осмотреть местность, поговорить с людьми.

Листвянка — прекраснейшее место. Поселок, вытянутый вдоль берега и зажатый с одной стороны сопками, с другой Байкалом, имел свои плюсы и минусы. Собственно плюс и очень большой плюс был один — близость города, час езды на машине. Открытый Байкал, всегда прозрачная и холодная вода, отсутствие пляжа, повышенная людность — существенные недостатки.

Ирина обратила внимание на удачно припарковавшуюся машину. Многим приходилось ждать долго или приезжать пораньше, чтобы приткнуть свой автомобиль на стоянку. Парочка лет пятидесяти вышла из авто и она решила подойти к ним.

— Извините, пожалуйста, вы бы не могли уделить мне минутку времени? — обрати-лась к ним Ирина.

— А что случилось? — Ответил мужчина, придерживая свою даму под руку.

— Хотела узнать ваши впечатления о Байкале, как часто вы здесь бываете, где бы-ли еще, что нравится, а что нет? Задала много вопросов, да? — Ирина улыбнулась.

— Вы журналистка? — Снова спросил мужчина.

— Нет, я не журналистка. Есть желание что-то организовать здесь для отдыха или на Малом море. Интересуюсь мнением, пожеланиями, впечатлениями. Очень важно знать, что хотят люди.

Мужчина задумался на минутку, а женщина потянула его за руку.

— Пойдем. Все они одним миром мазаны — лишь бы деньгу содрать.

— Подожди. — Он освободил руку. — Вы извините мою жену, вам это действитель-но важно?

— Конечно, а как же иначе.

— Иначе… не иначе… Мы с женой очень Байкал любим, нет места красивее. Дав-но, когда были молодыми, лет по двадцать, с небольшим, нам было, ездили каждый год дней на десять отдыхать. Не сюда — на Малое море. Ставили палатку — прекрасный был отдых. А сейчас уже около пятнадцати лет никуда не выезжаем.

— Почему?

— Все заливы домиками позастраивали. Но дело не в них и даже не в деньгах. В основном молодежь приезжает, средний возраст и превращают отдых в кошмар. Как толь-ко приедут — водка, пьянка, крик, визги, музыка на всю катушку и все это до утра. После обеда встают и поновой. Некоторые даже и к Байкалу не подойдут, протрезвеют через не-сколько дней и сразу в город. Вот и приезжаем мы с женой иногда сюда на часок — возду-хом подышать, Байкалом полюбоваться.

— Да, — вздохнула Ирина, — есть такое на Малом море и самое страшное, что адми-нистрация домиков, если можно так выразиться, никаких мер не принимает. Народ все равно едет, пьет, гуляет и это выгодно, как правильно сказала ваша супруга. А здесь, в Листвянке, вы никогда не пытались отдохнуть?

— В Листвянке? Вы смеетесь? Какой здесь отдых? Пляжа нет, вода холодная. Оте-лей, ресторанов, правда, понастроили, цены бешенные. В Таиланд гораздо дешевле сле-тать, чем провести это время здесь.

— Спасибо вам, добрые люди, за информацию, за откровенный разговор.

— Да не за что, — мужчина пожал плечами, и они с женой спустились к воде.

Ирина подтвердила свои соображения по поводу Листвянки. Но на Малое море решила сразу не ехать, надо поговорить с местной администрацией о свободных местах и планах. Суть общения представляла заранее — всерьез ее не воспримут, участок не выде-лят и помогать не станут. Так уж устроена Россия — пока сверху не качнут, низы не встре-пенутся.

Руководитель местного муниципалитета встретил с радушием и некоторым подо-бострастием, по крайней мере, так казалось со стороны.

— Вы Михайлова Ирина Петровна?

— Да, это именно я. А вы Петр Игнатьевич Суровцев?

— Совершенно верно. Мне звонил губернатор, но, правда, не определил конкрети-ки. Давайте пообедаем вначале, неблизкий путь проделали, Ирина Петровна, а потом и вопросы имеющиеся обсудим. Хорошо?

Он пытался угадать — кто она, эта приехавшая внезапно дама. Любовница губер-натора, родственница? Очень хороша собой, очень. За столом выясняться некоторые дета-ли, а там можно и решение принимать или хотя бы понять — как вести себя с ней.

— Три часа езды меня совсем не утомили, Петр Игнатьевич, и до обеденного вре-мени есть еще пара часов. Если вы не возражайте, я поделюсь своими планами, потом можно и пообедать. Хорошо?

— Хорошо, — не стал возражать он. — Вы, видимо, деловой человек, Ирина Петров-на. Давно губернатора знаете? — Все-таки решился спросить хозяин кабинета.

Ирина поняла, куда клонит Петр Игнатьевич.

— Нет, не очень давно и практически не знаю его. Он с моим мужем иногда обща-ется по работе.

«Михайлов, Михайлов»… пытался припомнить Суровцев эту фамилию. Навер-ное, мелкая сошка какая-нибудь. Можно особо и не стараться. Но решил уточнить.

— Какой-нибудь отдел в администрации возглавляет, и губернатор изредка вызы-вает его к себе? Поэтому и редко общаются?

Ирина поняла, что интерес к ней уже потерян, но просьбу формально выполнят и даже обедом накормят. Решила не скромничать.

— Нет, — улыбнулась Ирина, — не вызывает. Мой муж может губернатора любой об-ласти к себе пригласить. Но я бы хотела поговорить сейчас не о нем, если позволите.

— Конечно, конечно, — засуетился Суровцев.

Он действительно струхнул и понял, что не смог скрыть свой испуг полностью. «Вот дурак — не звонил бы тогда губернатор сам».

— Я хочу открыть у вас свой бизнес, — начала Ирина, — построить базу отдыха. Но не такую, какие существуют уже на заливах Малого моря. Классом и уровнем намного выше. И району, полагаю, это будет выгодно тоже. Вы сможете познакомиться и общаться с очень богатыми зарубежными бизнесменами, обсудить какие-то инвестиционные проекты, например. Всегда легче начать разговор с руководителями крупнейших фирм Италии, Франции, Германии или других государств здесь, на будущей базе. На пляже, в сауне или в зале переговоров. Надо определить место под строительство. Залив, пляж, причал для судов, вертолетную площадку, оформить землю в собственность. Есть, что мне предложить или надо подумать?

— Подумать, конечно, надо подумать.

Суровцев размышлял, как вернуть назад отданную в аренду землю. Всегда оты-щутся какие-нибудь зацепки для этого и у кого ее безболезненнее отобрать.

— Есть возможность осмотреть заливы, моторка или катер найдутся?

Ирина решила не уезжать просто так, а осмотреть место лично, в успехе своего вопроса не сомневалась.

— Моторка найдется, но… как-то неудобно, — Суровцев замолчал.

— Неудобно что?

— Катера сейчас нет, а моторка…

— Ах, вот вы о чем. Ничего, я человек не избалованный, бывали времена, когда и на моторке не имела возможности поплавать. Но за заботу спасибо. Так едем?

— Конечно.

Суровцев встал, приглашая Михайлову к выходу. У автомобиля Дмитрий с Иго-рем его обыскали. Он не сопротивлялся, стоя удивленно-непонимающим столбом.

— Извините, Петр Игнатьевич, — с сожалением произнесла Ирина, — это люди из ФСБ, моя личная и постоянная охрана. В некоторых вопросах своей работы им бесполезно указывать. Поэтому еще раз извините.

«Да, высокого полета птица, если не частная охранная фирма, а ФСБ охраняет, — подумал Суровцев и взглянул на рядом стоявший тонированный джип. — А там наверняка бойцы в бронежилетах с автоматами. Не хилый кортеж для дамы».

— Ничего, я понимаю, — ответил он, усаживаясь в Мерседес Михайловой.

На пристани Игорь с Дмитрием усадили Ирину Петровну в старенькую моторку «Казанка-5», Суровцев завел движок и они пошли потихоньку, набирая скорость. На берегу чуть приоткрылись тонированные стекла джипа и блеснули оптикой. «Берег осматривают, — догадался Петр Игнатьевич, — снайперов ищут».

Проходя мимо одного из заливов, Ирина спросила:

— Я когда-то, еще ребенком, не раз отдыхала здесь. Домиков никаких не было, лишь палатки, мусор за собой убирали и вообще серьезнее относились к природе. А кто арендует этот залив сейчас?

— Есть пара человек, — смутился Суровцев.

— Значит, есть и самовольно возведенные домики, — поняла Ирина.

— Куда от них денешься, — вздохнул, как бы оправдываясь, Петр Игнатьевич. — Сначала строят, а потом за разрешением идут. Предписание на снос построек все получи-ли, но не торопятся исполнять, а проследить — на все рук не хватает.

«Особенно, если к ним прилипло что-нибудь», — подумала Ирина, но вслух не сказала.

Старенькая лодка шла вдоль берегов, натружено гудя мотором. Не летний бай-кальский ветер выстужал лицо. Хорошо, что Ирина накинула болоньевую куртку, защи-щавшую от дуновений прохлады.

— А это что за залив? Прекрасное место и нет никого. Петр Игнатьевич, давайте пристанем к берегу, — попросила Михайлова.

Суровцев повернул моторку, причалил к берегу.

— Место действительно хорошее, — констатировал он, — возможно лучшее из всех. Но есть маленькая закавыка. Пойдемте — покажу.

Залив с воды зажат с обеих сторон отвесными скалами. Между ними песчаный берег и прозрачно-чистая вода, набегающая на него малыми шуршащими волнами. А по бокам почти всегда шумный спор волн со скалами. Территория небольшая, гектара три - четыре.

Суровцев вел всех вглубь.

— Вот, — указал он рукой, — эти две каменные глыбы закрывают проезд к заливу. Их, конечно, можно убрать, но тратиться никто не хочет. Залив всегда свободен, даже «дикари» не ставят палатки — от машин далеко, боятся за свои автомобили.

Ирина смотрела на залив от этих камней. Словно большой небесный экскаватор провел ковшом и сделал пологий спуск к воде.

Они поднялись на скалу справа. Открывался прекраснейший вид на море.

— Изумительное место, Петр Игнатьевич, просто изумительное. Отдадите его мне?

— Этот залив? — Удивился Суровцев. — Зачем он вам? Эти камни никаким экскава-тором не вывернешь. А взрывные работы здесь запрещены. Я толком не знаю — то ли бе-реговой шельф может попортиться, то ли еще что. Поэтому и нет претендентов на лучшее, по сути, место.

— Мы не станем ничего взрывать, не беспокойтесь, — объяснила Михайлова. — Сре-жем эти камешки в присутствии любой комиссии, чтобы потом лишних разговоров не было.

— Это как? — Удивился Суровцев.

— Лазером, например. Быстро и культурно, никакой береговой шельф не испортится, — пояснила Ирина. — Так отдаете землицу?

— Ну, если так, то конечно, — не стал возражать Петр Игнатьевич.

— Прекрасно, прекрасно. Геодезисты размеры и координаты выверят, юристы все бумаги законно оформят. Вам лишь останется подписать и прибыль муниципалитету по-лучить. По-моему неплохая сделка, Петр Игнатьевич, если еще учесть и возможности бу-дущего инвестирования в район — совсем хорошо. По рукам?

Суровцев пожал протянутую руку и вздохнул. Михайлова, понимая его, улыбну-лась в ответ и прочла:

Байкал, таинственный Байкал, Легенд создатель всемогущий, Меня ты вновь к себе призвал Познать красу волны бегущей.

Суровцев снова вздохнул и направился к моторке.

LVII глава

Журналисты собрались в холле и некоторые шушукались меж собой, некоторые стояли в раздумьях, но каждый готовился прибежать первым, сделать снимок, задать во-прос. Не часто их баловали президентскими встречами. Старались понять и предугадать, что это будет — брифинг, пресс-конференция или короткое сообщение. О чем, на какую тему? Большинство все-таки склонялись к мысли о Сирии или возможному дефолту в связи с временным прекращением работы американского правительства.

Наконец всех пригласили в небольшой зал, где каждый попытался занять первые места. Со стороны, наверное, явление вызывало снисходительную улыбку. Взрослые му-жики и тетки бегут наперегонки, как первоклашки после звонка с урока.

Вошел Президент, его приветствовали стоя.

— Господа и дамы, — начал он, — я сделаю небольшое сообщение. Вы все прекрасно знаете, что после Второй мировой войны 51 страной была основана Организация Объеди-ненных наций. Ее уникальный характер и возложенные Уставом полномочия дают Орга-низации возможность осуществлять деятельность по широкому ряду вопросов, являясь для своих 193 государств-членов форумом, который позволяет им через Генеральную Ас-самблею, Совет Безопасности, Экономический и Социальный Совет и другие органы и комитеты высказывать свою точку зрения.

Согласно Уставу, Совет Безопасности несет главную ответственность за поддер-жание международного мира и безопасности. В некоторых случаях может прибегать к санкциям или даже санкционировать применение силы в целях поддержания или восста-новления международного мира и безопасности. Хочу также напомнить, что Соединенные Штаты являются членом Совета Безопасности ООН, одним из пятнадцати других.

Не стану больше вас утомлять историей и несколько отвлекусь. Как-то раз услы-шал я от одного из сенаторов или конгрессменов, уточнять не стану, что Бог дал право американцам разруливать ситуацию на планете. И я задумался — а может это действитель-но так? Спросил самых близких людей к Богу — священников. И мне никто не ответил. — В зале раздался смешок, а Президент продолжал: — Тогда я понял, что человечеству даны равные права, а разруливать ситуацию — прерогатива ООН.

Но, почему-то, Соединенные Штаты вмешиваются в дела других государств, как это произошло с Ираком, где так и не нашли атомного оружия. В отношении этой и дру-гих стран американцы пользуются правом сильного. Больше подобного не произойдет. Любая ситуация должна решаться без применения оружия, решаться мирным путем пере-говоров.

В настоящее время Россия обладает уникальной возможностью блокировки любо-го боезаряда, в который введены реальные цели объектов другого государства. — Прези-дент сделал паузу, давая возможность журналистам переварить услышанное. — Объясню еще проще — солдат нажимает кнопку «пуск», а ракета не летит, снаряд остается в стволе пушки. Танки, самолеты, корабли не произведут ни одного залпа по территории другого государства. Если же кто-то решит вторгнуться в другую страну с винтовками и автома-тами, он может получить ответный удар из всех имеющихся видов вооружения конкрет-ной страны, без применения ядерного, химического или бактериологического оружия.

Игра боевыми мускулами закончилась, господа, наступила новая эра, пора пере-ходить к исполнению желаний мозгами. Спасибо за внимание.

— Господин Президент, господин Президент, — попытались задать вопрос журналисты, но его уже не было.

И, словно опомнившись, все рванули передавать сенсационное сообщение. Газеты запестрели различными заголовками от ясности до безумия. А конгрессмена Маккейна, как обычно, «стошнило».

Военные отмалчивались, как правило, без комментариев. Лишь некоторые назы-вали речь российского Президента политическим бредом и демонстрировали успешное применение оружия на полигонах. Но, журналисты — народ дотошный и постоянно тыка-ли военных словами о реальных целях другого государства. Американцы решили разру-лить ситуацию очень просто. Почему бы немного не стрельнуть по какому-нибудь «заху-далому» государству. Уверенность генералов не вызывала сомнений. К сожалению или к счастью только у самих генералов. Давно пора поставить Россию на место. Пентагон за-думал очередную провокацию, позволяющую убедить мир в несостоятельности последней сенсации. Конгрессмен Маккейн уже заготовил речь, в которой напрямую обвинял Россию в военной агрессии против Сирии. Именно Россия, якобы, произвела пуск ракеты по Сирийскому суверенному государству, а ее оправдания являются очередным бредом, как и речь лидера. Средства массовой информации сделают свое дело, и уже никто не поверит в мирные российские цели, а сама страна станет врагом номер для всех государств.

Приказ американскому военному кораблю в Средиземном море, команда «пуск» и… ракеты не полетели, снаряды остались в стволах.

Военные Пентагона остались «голыми» перед врагом номер один и действительно испугались, а Маккейн впервые обгадился не фигурально, по-настоящему.

Полковник Покровский доложил Президенту — «американцы пытались произве-сти пуск боевой ракеты по Сирии, Щит сработал успешно».

Международные журналисты снова собрались вместе, теперь уже на Лубянке. Как обычно гадали — что сообщат им на пресс-релизе, кто сделает сообщение — глава ведомства или его пресс-секретарь.

Вошел директор ФСБ и зал притих, журналисты замерли в ожидании. Шутки ли — глава такого ведомства общается с прессой. Пусть это и не вопросы-ответы, а пресс-релиз, но контакт есть.

— Уважаемые дамы и господа, — начал Бортовой. — Совсем недавно глава нашего государства рассказал вам о новых и уникальных возможностях России в сфере сдержи-вания потенциальных военных действий. — Он немного помолчал и продолжил: — Я удив-лен вашей реакцией, господа. Сколько необоснованной грязи и измышлений вылито вами на нашу страну и на ее руководителя в том числе. Сколько написано сочинений на вольную тему от политического бреда до обыкновенного маразма. Так и именно так освещали некоторые средства массовой информации речь нашего Президента. Мне больно за вас, господа, и стыдно, пусть это останется на вашей совести, если, конечно, таковая имеется.

Бортовой снова сделал небольшую паузу, оглядел зал и продолжил:

— Но, пришел я сюда не за этим. Нашлись личности, не поверившие нашему Пре-зиденту и решившие доказать свою силу и мощь. Вопреки мировому мнению, вразрез Ус-таву ООН, решению Совета Безопасности, эти ястребы решили нанести военный удар по Сирии.

Зал зашумел, некоторые журналисты уже передавали по телефону информацию своим агентствам.

— Господа, — продолжил Бортовой, — я попрошу вас на время оставить свои телефо-ны в покое. Я не сказал еще главного, поэтому не спешите с сенсацией. Ракетный удар планировался не с целью уничтожения химического оружия. Цель планировалась единст-венная — доказать всему миру свою мощь и силу и прежде всего несостоятельность заяв-ления российского Президента. И в случае удачи, в которой были абсолютно уверены, свалить всю вину на Россию. Дескать, нет никаких уникальных российских возможностей, а есть неудачные потуги в создании некой системы, которая как раз и привела к несанкционированному пуску ракет по Сирии. Подленький замысел провалился полностью. Россия заблокировала пуски ракет. В доказательство изложенного я представляю вам, господа журналисты, один документ, вносящий ясность и абсолютно подтверждающий изложенные факты.

Бортовой достал лист бумаги и продолжил:

— Это не копия — это оригинал. Как он попал к нам — пусть останется маленьким секретом. Сейчас его выведут на экран, чтобы каждый мог прочитать документ. Это при-каз Пентагона командующему шестым флотом США вице-адмиралу Крейгу Пандолфу о нанесении ракетного удара по Сирии. Вчера, согласно указанной дате нанесения удара, вице-адмирал Крейг Пандолф пытался выполнить приказ, но заблокированные ракеты остались на своих местах.

Журналисты защелкали фотоаппаратами, фиксировали кинокамерами, чтобы продемонстрировать документ своим слушателям и читателям. Бортовой поднял руку, пытаясь утихомирить расшумевшихся журналистов, но они не реагировали. Естественно — такая сенсация.

— Господа, прошу вас успокоиться, время на съемку еще будет и это еще не все новости.

Зал стих мгновенно, ловили каждое слово. Бортовой продолжил:

— Не стану пользоваться политической витиеватостью, а назову вещи своими име-нами. Не как глава специального ведомства, а как человек, я расцениваю этот приказ, действия Пентагона и вице-адмирала Крейга Пандолфа, как хулиганскую выходку, граничащую с терроризмом. И уже, как директор ФСБ Российской Федерации, заявляю, что впредь подобное недопустимо. Каждый раз, когда кому-то захочется вновь перепроверить российскую информацию путем тотального, ограниченного, любого военного вмешательства в дела суверенных государств, агрессор получит ответный удар. С этого дня, с этой минуты, с целью предотвращения подобных инцидентов, Россия действует по-другому. Каждый пуск ракеты или снаряда по другому суверенному государству станет заканчиваться взрывом в собственной шахте, установке, стволе орудия. Пусть каждый ястреб, отдающий приказ, знает, что он уничтожит своих солдат, свою пусковую установку. И пусть каждый солдат или офицер знает, что, нажимая кнопку «пуск», он взорвет самого себя. Уверен, что вы правильно и понятно доведете эту информацию до каждого человека, связанного с оружием и его применением.

И еще — вчера, как вы знаете, российское Правительство направило Нидерландам ноту протеста в связи с неправомерными действиями в отношении российского диплома-та. Он был избит полицейскими в своей квартире в Гааге. И сделано это было, не смотря на то, что полицейских заранее предупредили о дипломатическом статусе нашего гражда-нина. Россия верит, что Нидерланды примут соответствующие меры, и преступники будут наказаны. Но и предупреждает, что в случае не выявления лиц, организовавших этот преступный инцидент, заведомо низкого уровня наказания всех виновных лиц, Россия оставляет за собой право судить преступников по международным законам на территории своей страны. Полагаю, вы понимаете, что это станет вынужденной ответной мерой.

Россия также не исключает возможности связанных событий в Гааге и платформе «Приразломная», где экологи попытались устроить акцию протеста против добычи нефти в Арктике и даже захватить платформу. Как известно, МИД РФ выступал с заявлением, подчеркивая, что российская сторона неоднократно за последние полтора года обращалась к Нидерландам с просьбой пресечь противоправные действия судна Arctic Sunrise, на котором и находились экологи.

И последнее. Россия рекомендует маленьким Нидерландам, большим Штатам и другим государствам впредь относиться к любой стране уважительно, как и к своей. На-поминаю — эпоха бряцанья мускулами на планете земля ушла безвозвратно. Если некото-рые ястребы вовремя не поймут этого — то в целях мира на планете их придется уничто-жить. Спасибо за внимание.

Зал раскололся надвое. Одни сразу же побежали, сломя голову, надиктовывать информацию своим издателям и заказчикам, другие, как бы выходили не спеша, обдумы-вая и переваривая услышанное.

Журналистская братия, естественно разношерстная, всегда разделялась в подаче события читателю. Кто-то работал на правительство, кто-то на другие структуры или ли-ца, кого-то именовали желтой прессой, но всегда неугодными становились персоны, доводившие до читателя хотя бы немного неискаженную информацию. Правда всегда была и есть, но всегда своя, своего времени, своего народа, своего правительства, отдельных личностей и соответствовала чаще не истине, а социальному статусу, положению и интересам.

Так писались учебники истории, по-разному в различных странах, освещая собы-тия применительно не к настоящему, а интересам страны или отдельных ее руководите-лей, удивительно переворачивая иногда все с ног на голову.

Вот и сейчас побежали журналисты освещать только что прошедший пресс-релиз по-своему, в интересах своей страны и конкретных работодателей. Кто-то обрадовался полученной информации, кто-то удивился, кто-то обозлился и затаился. Что поделать — такова жизнь на конкретный момент.

Но было и единое мнение — что-то произошло в России и это что-то, пока непо-нятное и упущенное, меняло отлаженную систему взаимоотношения стран. США из силь-ного мужика превратились в старого ворчуна, все еще пытающегося поднять непосильный камень, который когда-то взлетал с легкостью и мог обрушиться на неугодного.

Что ж, время идет, кончаются эпохи одних империй и начинаются новые. Это сложно понять и особенно принять, когда в памяти еще жива былая мощь и теплится на-дежда на возвращение.

Сейчас Россия диктовала международные правила и эту тетку необходимо узнать и привыкнуть. Как поведет себя эта дама, кого воспримет как дочь или сына, кого назовет детдомовцем и оставит сиротой? Отшлепает по попке или даст пряник?

Необходимо выиграть время, узнать характер. И мир внешне затаился. Кто-то все еще тешился надеждой найти корень жизни и вернуть былое могущество, кого-то устраи-вало происходящее, а кто-то теплился мечтой о лучшей жизни.

ЦРУ, как главная спецслужба Америки, естественно, не могла и не оставалась в стороне. Если говорить о наступивших трудных временах, то это ничего не сказать. Враз, практически в один день провалилась вся агентура, работающая в России. Подобного не случалось никогда и ни в одной стране. Провалилась вообще вся агентура, работающая против России, и руководители государств требовали объяснений.

Разведчики сами не понимали происходящего. Ничего не объяснили английская МИ-6, израильский Моссад, Китайское МГБ, Пакистанская разведка ISI, Французская спецслужба DGSE, немецкая BND и многие другие.

Грянул гром среди ясного неба в полном отсутствии облаков разъяснения. Шпионов депортировали из России пачками без суда и следствия — не хватало сил и средств для таких масштабных проверок.

Разведчики — народ особый, они умеют договариваться с противником без стола переговоров и действовать по не писанным, но им известным правилам. Никто из них не возмущался действиями ФСБ и не жаждал огласки, прекрасно осознавая, что последняя приведет лишь к тюремному сроку. Только конгрессмен Маккейн, превратившись из яст-реба в воробья, все еще что-то чирикал о доказательствах, но ему очень быстро посовето-вали заткнуться.

LVIII глава

Посланник внимательно следил за событиями в мире и оставался доволен. Происходящее на первом этапе задуманного устраивало его полностью. Он знал о событиях неизвестных никому кроме самих непосредственных участников.

Американцы жили в растерянности. Простые люди, многого не понимающие, ждали, уверенные в скором ответном и более мощном ходе своего правительства. Десяти-летиями выработанное мнение о своем могуществе и праве вмешиваться в дела суверен-ных государств сейчас напрягало сознание. Как это Россия заблокировала ракетные уста-новки? Наверняка есть ответный ход, позволяющий не только нейтрализовать русских, но и их самих шугануть так, чтобы больше не лезли в жизненные интересы американской страны.

Жители других стран с интересом выжидали. Чем и как закончится противостоя-ние русско-американских отношений, естественно, волновало. Кому потом «кланяться» — покажет время. И лишь немногие понимали, что нет никакого противостояния, оно исчез-ло, может быть, навсегда. Что могут сделать плавающие железные коробки русским бое-вым кораблям или безоружные самолеты российским истребителям? А застрявшие в шах-тах ракеты несут угрозу только собственной стране и никому более.

В Белом доме на Капитолийском холме нервничали, никто и ничего не мог объяснить. Откуда взялись эти русские со своей блокировкой, каким образов вычислили всю агентурную сеть, как выкрали оригинал совершенно секретного приказа? Нет ответа. Куда смотрело ЦРУ, как проморгало новейшие разработки русских и прокакало своих людей? Вопросы, вопросы, вопросы…

Решили так — вести себя, как будто ничего не произошло. Со временем наверняка что-то прояснится. Разведке поручено выявить основные характеристики блокирующей системы русских и по возможности выкрасть хотя бы один экземпляр. Ученым — выяснить возможные пути и принципы блокировки ракет.

Если с ракетами есть хоть направление, по которому возможен поиск, то с ору-диями совсем ничего. Приборы, выводящие радиоэлектронное оборудование из рабочего состояния, разрабатывались не только русскими. Есть кое-что и у американцев. Но как быть со снарядами, не имеющими никакой электроники и взрывающимися от примитив-ного удара по капсюлю? Главное — удар есть, а взрыва нет. Это противоречило всем осно-вам физики.

Задачи поставлены и подлежат исполнению. Надо думать.

Думал и Посланник, но над другими вопросами. Угроза войны на планете предотвращена. Самое время заняться экономикой, это посерьезнее любой блокировки оружия или выявления агентурных сетей. Необходимо правильно выбрать и дать людям основные направления экономического движения, детали и механизмы исполнения они отрегулируют сами.

С другой стороны не находил ответа вопрос — стоит ли ему вообще вмешиваться в экономические проблемы отдельных государств и планеты в целом. Космический разум молчал, не давая советов, пояснений и указаний. И Посланник размышлял, пока не находя выхода. Может быть, достаточно мира на Земле и экономические отношения выстроятся сами собой, со временем? А может быть, все-таки, мир нуждается в подсказке? Но и подсказки люди воспримут по-разному — кто-то в штыки, а кто-то с радостью.

Опять волнения умов, шатания социальных слоев и все необходимо удержать в рамках приличия. Естественно, что многие начнут саботировать указы руководства стра-ны, но правильно поставленные экономические санкции, четкое исполнение законов по-зволит снять и эту проблему.

Оставался один главный вопрос, порождающий затем массу — делать, не делать; приступать, не приступать. Посланник метался в выборе и решил все-таки подождать, по-тянуть время и посмотреть.

Экономика — это глобальный вопрос, глобальная тема. Их таковых, самых боль-ших, всего две на планете и во вселенной — экономика и мир. Одну он уже разрешил. Ос-тальные рангом пониже и можно позаниматься ими, например, терроризмом, как одной из самых опасных форм правонарушений.

Терроризм — что он есть на самом деле? Все та же экономика, замешанная на алч-ности, на крови, на жажде власти и денег. Денег, получаемых самым жестоким, кровавым и незаконным путем. Все та же экономика, основанная на слепой вере в Аллаха, который как раз и не разрешает этого. Во имя Аллаха, запрещающего насилие и смертоубийство, взрывают себя и других смертники, не понимающие лишь одного — Аллах не примет их на том свете, он покарает их душу вечными адскими муками.

Посланник — человек Земли и разум Космоса, через которого Вселенная поймет сущность земного бытия и решит главный вопрос о будущности планеты. Достоин ли че-ловек существования, быть или не быть и как быть?

Три основные религии мироздания — христианство, буддизм, ислам. Каждое имеет свои ветви и течения, которые, в свою очередь, образуют более мелкие направления, секты или союзы. В каждом есть истинно верующие и изгои, особенно в более молодом исламе.

Джихад, священная война, целью которой является не столько распространение исламской веры, сколько расширение сферы влияния суверенной мусульманской власти. Джихад по своей натуре беззастенчиво агрессивен, а его конечная цель — добиться господства мусульман над всем миром. Джихад не един, а разносторонен — есть джихад сердца, руки, языка и меча. Это борьба со своими собственными недостатками, разрешение одобряемого и запрет порицаемого, наказание преступивших закон и нравственные нормы. Джихад меча, называемый еще газаватом или фатхом — вооруженная борьба с целью защиты ислама, падшие в которой (шахиды) обретают вечное блаженство. В такой войне запрещается убивать женщин, детей, стариков и невооруженных священнослужителей любого вероисповедания. Некоторые из мусульман забыли значение истинного джихада или целенаправленно морочат голову женщинам, готовя из них шахидок, заранее зная, что попадут они прямиком в ад за убийство детей стариков и женщин. Коран запрещает убивать человека любого вероисповедания, не отнявшего душу. А какую же душу может отнять ребенок?

Много мыслей посещало Посланника, много дум и размышлений перелопатил он в своей голове. Но остановился, вздохнул свободнее в надежде, что принял правильное решение.

* * *

Абу Эмин сидел в позе лотоса со связанными сзади руками, чуть наклонив тело вперед и уронив голову до самой груди. В Озерном крае на западе Великобритании, где он сейчас находился, погода не баловала. Вообще Англия — сырое и туманное государство, где очень часто он вспоминал свой родной Афганистан, родные горы, чистый и совсем не сырой воздух.

Его учеба планировалась закончиться через месяц, в октябре, и сейчас он вспоми-нал всю свою жизнь, особенно ту ее часть, когда связался с исламскими радикалами.

Абу проходил подготовку в военизированном учебном лагере у себя в Афгани-стане и сейчас с кривой улыбкой вспоминал прошлое.

Не только он — миллионы мусульман проходят через такие военизированные учебные структуры, совершенствуясь не только в наиболее радикальных трактовках Ко-рана, но и в навыках изготовления и применения взрывчатых веществ и огнестрельного оружия.

Эмину повезло больше других — он начинал подготовку у себя на родине, а не в другой стране. Попав в лагерь общего типа, уже через три месяца он успешно овладел азами боевых искусств, но его не бросили в бой, как пушечное мясо, как большинство, а отправили снова проходить обучение, но уже в Пакистане.

Умный и талантливый от рождения, физически развитый, но неграмотный, умеющий лишь читать и считать, Абу на лету схватывал уроки и преуспевал на занятиях. Его обучили методам ведения партизанской войны с использованием всех видов стрелко-вого оружия.

Но и после этого его не использовали по прямому назначению. Как один из луч-ших учеников он попал в Саудовскую Аравию, где изучал методы изготовления взрывча-тых веществ из подручных средств, тактику и стратегию ведения партизанских боев, прыгал с парашютом, осваивал тяжелое вооружение — танки и бронетранспортеры.

Эмин как губка впитывал знания, постигал все практические навыки спецназа и фактически становился элитой боевиков.

И вот он в Англии, где продолжал оттачивать боевые искусства и навыки. Его небольшая группа специализировалась именно на этом. Другая же, по соседству, концен-трировалась на идеологической и психологической подготовке путем углубленного изу-чения Корана и усвоения исламских догм.

Одни станут командирами боевиков, другие вербовщиками, замаскированными под сотрудников некоммерческих организаций и бизнесменов.

Всего лишь месяц оставался до окончания учебы и Абу попался на глаза Коран. Он прочитал некоторые заповеди и сомнения возникли в его смятенной душе. Он задал вопросы своим учителям и ответы не удовлетворили его. Талантливый и способный к самостоятельному мышлению ученик не принял размытых ответов про убийство неверных детей. Ребенок, пусть и другой веры, не может быть предметом насилия.

Эмин вспомнил первый день в этом лагере. Подъём в шесть утра, молитва и зав-трак. С 9 утра и до 5 вечера — занятия по боевой подготовке. Ничего нового и особенного.

И вот его последний день, скоро его казнят, как изменника веры. Казнят на виду у всех и в назидание всем.

Но Абу Эмин не отчаивался в своей уверенности правильного трактования Кора-на и считал, что именно он попадет в райские места Аллаха, а не его учителя, попираю-щие и искажающие святые догмы.

Абу готовился принять смерть достойно, но словно кто-то подхватил его, разо-рвал веревки и приподнял над уже собравшимися для казни людьми метров на пять-шесть, раздвинул плечи и осветил небесным сиянием.

Люди, увидев висящего в воздухе и освещенного сиянием Абу, в страхе и благо-говении пали ниц. Сам же Эмин возрадовался, ибо считал, что сам пророк Мохаммед за-бирает его на небеса в царствие Аллаха.

Он молчал, но изнутри его шел громоподобный голос:

— Люди, устами Абу с вами говорю я, пророк Мохаммед. Вы осквернили Коран и мои послания, ибо говорил я — не убий не отнявшего душу и не творящего нечисть. Вы осквернили джихад меча, запрещающего убивать женщин, детей и стариков. Да покарает вас Аллах моими руками.

Из рук Абу вырвались молнии и пронзили насквозь склоненных ниц учителей, а сам он медленно опустился на землю и уже в обычном человеческом обличье произнес:

— Пророк Мохаммед, да благословит его Аллах, велел мне идти в люди и расска-зывать об истинной вере. А вам он поручает донести до всех, рассказать и поведать, как он наказывает предающих и искажающих его заповеди. Встаньте люди и идите с миром, а пораженные его молнией неверные пусть останутся без погребения и сдохнут собаками. Таково слово Мохаммеда, пророка Аллаха.

Абу Эмин ушел, а его соратники в лагере все еще оставались в ужасе и смятении. Не у кого спросить — все их учителя, которым верили беспрекословно, оказались невер-ными и убитыми самим пророком. До сих пор в ушах стоял громоподобный голос Мо-хаммеда: «Вы осквернили Коран и мои послания, ибо говорил я — не убий не отнявшего душу и не творящего нечисть. Вы осквернили джихад меча, запрещающего убивать жен-щин, детей и стариков».

Сорок человек разошлись в разные стороны, неся с собой слово пророка. Два-дцать человек осталось лежать на земле, зияя огромными сквозными обожженными рана-ми. Предавшим Аллаха даже в земле нет места.

Пресса запестрела событиями и предположениями массового убийства. Шутка ли — двадцать погибших сразу. Но позднее все успокоилось — экспертиза достоверно устано-вила, что причиной смерти является молния. Откуда она взялась, как это случилось, поли-цейские Англии так и не установили. Смерть от несчастного случая пытались было рас-следовать ученые, но и они не выявили источника могущественного электричества.

Пресса и результаты экспертизы лишь подтверждали слова очевидцев, произно-симые в мусульманском мире и не желавших расспросов неверных.

Руководители исламских радикалов пребывали в панике. Миллионы готовящихся боевиков по всему миру тысячами резали своих преподавателей. Особенно ярко резня проявлялась в женских лагерях, где готовили шахидок. Понимая, что за совершенные взрывы ни одна из избранных не попала в рай, и принимает вечные муки в геенне огненной, женщины в лагерях с остервенением кромсали своих наставников.

Необходимо срочно признать ошибки, совершенные, естественно, другими лица-ми, менять тактику и стратегию борьбы. Уже никто не помышлял о взрывах в торговых центрах, поездах и других массовых скоплениях людей. Ибо там могут погибнуть невин-ные дети, за которых до сих пор еще режут наставников ученики и ученицы.

Высокое руководство исламских радикалов, оставшееся в живых, благодарило и молилось Аллаху с особым усердием, ибо считало себя праведными в связи с сохраненной жизнью. Не помышляло о раскаянии в совершенных деяниях и готовило новую священную войну, увязывая факты последних событий.

Даже пакистанская разведка ISI, самая мощная и наиболее активно действующая в исламском мире, уверовала в слова пророка Мохаммеда, говорившего устами Абу Эми-на. Волна терроризма, ранее захлестывающая мир, скатилась до минимума и на время прекратилась вообще.

Столько лет малоэффективной борьбы с терроризмом спецслужб всего мира. А надо было-то всего лишь приподнять, осветить и сказать несколько слов через мегафон. Не выдумать, а произнести часть посланий пророка Мохаммеда, которые открыли глаза неведающим и одурманенным ложью людям. Посланник улыбнулся…. Но ведь об этом не знает никто.

LIХ глава

Руководители государств Европы, Азии, Африки, Австралии и частично Америки особо не задумывались над последними заявлениями России. Конечно, их беспокоила данная ситуация, но не так остро, как США. Потому и не так остро, что считали в сокровенных своих мыслях, что именно Штаты должны разрубить завязанный на их шеях узел.

На Капитолийском холме жили и работали в обычном режиме, не показывая внешней обеспокоенности. Лишь в Лэнгли необъявленный аврал имел место. Но там уме-ли лучше держать удар и пытались трезво оценить ситуацию, не ища виноватых. Случи-лось то, что случилось.

Каждое небольшое подразделение направляло выше стоявшему вытяжку совеща-тельных мыслей. Глава ЦРУ, Джон Бреннан, собрал на совещание руководителей пяти управлений — управление внешней разведки, управления внешней контрразведки, управ-ление технических служб, управление анализа информации по СНГ, управление научных исследований в области вооружений. Никто толковых мыслей не высказал. После некоторой заминки, видимо сомневаясь в чем-то, повторно слово взял руководитель внешней разведки Джон Беннет.

— Господин директор, около года назад мы получили сообщение от источника в России о том, что там разработан новый танк, неуязвимый для орудий любого калибра. Первые успешные испытания танка прошли под Иркутском.

Чуть позднее получено сообщение о том, что к разработке нового неуязвимого танка в России вероятнее всего причастен генерал-майор войск связи Михайлов Николай Петрович, воинскую часть которого внезапно перебросили в Иркутск из-под Хабаровска.

На тот период времени открытыми оставались два вопроса: неуязвимый танк, разработчик неизвестен — прикрытие войска связи (Михайлов Н.П.). Новое оружие, бло-кирующее всю электронику противника (системы наведения ракет, радары, связь и т. д.). Разработчик Михайлов Н.П. - прикрытие новый танк.

После последних слов, Джон Бреннан, уже готовый прервать очередной бред, весь напрягся вниманием. Докладчик, отпив глоток воды, продолжил:

— Агентуре в России даны указания о проверке указанной информации и сбору сведений. Рекомендовано выйти на Михайлова Н.П. с целью его возможной вербовки, а в случае неудачи уничтожить, предварительно допросив с использованием сыворотки правды.

Разведчики, задействованные в операции, считали, что ФСБ проводится отвле-кающая операция, сил и средств для производства брони в данном месте нет. Но, посколь-ку задание получено, приступили к его выполнению. Очень скоро в центр поступила ин-формация, что генерал Михайлов Н.П. похищен нашим человеком, находится в польском консульстве и в ближайшие часы диппочтой направится заграницу, то есть к нам. После этого связь оборвалась, наш человек арестован, а некоторые польские дипломаты высланы из России.

Анализируя имеющуюся информацию, мы пришли к выводу о изначальности де-зинформации. Исходили из следующего: первое — информация поступила от завербован-ной проститутки, которая при интимном общению получила данные о танке от солдата, непосредственно участвующего в испытаниях. Солдат рассказал, что расстреливаемый в упор танк остался неповрежденным. Вполне возможно и логично — создается крепкая броня, потом изобретается снаряд, пробивающий ее, и все идет по новому кругу. И самое фантастичное, что этот танк может выдержать прямое попадание атомной бомбы. Это, естественно, полная чушь — танк просто расплавится и испарится. Второе — под Иркутском нет необходимой базы для этого. Ни научной, ни технической. Есть ракетная часть, связь, авиация, но никаких танков. Проститутка, ее вербовщик, как и вся цепочка задействованных лиц, вскоре были арестованы. Воинскую часть связи перевели обратно под Хабаровск. Поэтому мы пришли к выводу о грубой подставке ФСБ, на которую мы клюнули. Ненадежность первоисточника, отсутствие на месте научной и технической базы — вот основные моменты нашего решения.

Анализируя сейчас эту информацию, я обратил внимание на следующие ключе-вые слова источников — «новое оружие, блокирующее всю электронику противника (сис-темы наведения ракет, радары, связь и т. д.). Разработчик Михайлов Н.П. - прикрытие но-вый танк». И еще один момент, мельком проскользнувший в сообщениях, на который мы тогда вообще не обратили внимания, считая это своеобразной игрой российской контрразведки. В последнем сообщении нашего агента из польского консульства говорилось, что генерал Михайлов не тот генерал-связист, что их двое и они полные однофамильцы.

Исходя из этой информации, господин директор, можно предположить, что гене-рал Михайлов может иметь отношение к создавшейся ситуации. Слишком много тайн во-круг этого генерала и даже действующий двойник. Мы проверили — генералов действи-тельно два. Один сейчас уехал к себе под Хабаровск, другой остался в Иркутске и получил очередное звание генерал-лейтенанта и звезду героя России. Это вообще последняя информация, полученная из России, сейчас там, как вы знаете, агентуры нет. Что делает генерал в Иркутске, не являясь командиром ни одной известной нам воинской части? Мы предполагаем, что он руководит новым и сверхсекретным НИИ или КБ, а очередное звание и высшую награду получил как раз за изобретение системы блокировки нашего оружия.

Джон Бреннан смотрел на докладывающего начальника управления внешней раз-ведки и на сердце постепенно теплело. Пусть и не объяснил он создавшейся ситуации по блокировки оружия, но дал задел новой линии размышления. От абстракции перешел хоть к какой-то конкретике и есть от чего оттолкнуться, что анализировать, создавая ответные контрмеры. Может и не прав он, но другой версии нет. «Технари» и управление научных исследований вообще молчат.

— Хорошо, все сказанное очень важно, — как бы подвел итог Бреннан. — Если нет других предложений и версий, поручаю управлению внешней разведки разработать и осуществить операцию по выявлению и уничтожению российской системы блокировки оружия. Другим управлениям и отделам продолжать плановую работу, оказывая всю пол-ноту истребуемой помощи управлению внешней разведки для осуществления намеченной цели. На это обращаю особое внимание — помощь людьми, информацией, техническими средствами должна осуществляться незамедлительно, без волокиты и конкуренции приоритетов. Для нас сейчас это главнейшая задача, над решением которой работаем все. Иначе вообще не будет ни приоритетов, ни ЦРУ в целом. Надеюсь — это понятно и не обсуждаемо. План операции прошу представить…

— Он готов, господин директор. — Начальник управления протянул папку с доку-ментами.

И вновь Джон Бреннан удивился оперативности главного разведчика. Взяв план в руки, заметил маленькую строчку в самом низу — исполнитель: начальник отдела по бывшему Советскому Союзу и Восточной Европе. Волна доброжелательности сменилась тревожностью. «Эта хитрющая лиса Беннет вновь хочет уйти от ответственности. Исполнитель — начальник отдела, утверждает план он, директор. В случае провала операции все шишки свалятся не на начальника управления. Хитрющий лис, ох хитрющий».

Бреннан произнес уже более холодно, что не осталось незамеченным:

— Хорошо, Джон, оставьте, я изучу план подробнее. Все свободны.

Джон Беннет понимал Бреннана и лишь усмехнулся в тайне — не до того сейчас. Понимал, что план утвердят и надо срочно запускать его в работу, не ждать подписи на разрешающем работу документе. Понимал, что план рискованный, но другого нет. И не будет. Понимал, что при полном отсутствии агентурного сопровождения, его план — это единственная возможность реальных действий в России.

LХ глава

Торги по земельному участку в Ольхонском районе срывались. По правилам аук-циона требовалось хотя бы два участника торгов, но желающих не находилось, никто не хотел брать этот участок. Все хорошо знали — участок отличный, но затраты на подъезд к нему слишком большие. Все лето уйдет на вырубку скальной породы, загораживающей проезд к бухте. Вот если бы разрешили взорвать, тогда дело другое. Помог глава района, нашел участников аукциона, видимо, объясняя прямо — надо лишь поучаствовать. Главе отказывать не хотели — мало ли что. Цена, естественно, снизилась с первоначально-кадастровой на двадцать пять процентов. Но один из участников поднял ее, и Ирина по-нимала, что это тоже ход местной администрации. Цена устраивала и сделка состоялась.

Ирина решила приехать в Еланцы без предупреждения. Местные клерки не очень-то старались, и документы оказались неготовыми. Но, зная отношение главы администрации к Михайловой, решили не рисковать. Документы обещали подготовить на подпись через два часа.

— Да, не очень-то радушно здесь относятся к приезжим, — произнес мужчина, ни к кому не обращаясь конкретно. — Но вам все равно повезло, — обратился он уже к Ирине, — хоть через два часа будет что-то готово. А я съездил безрезультатно.

Ирина решила поддержать разговор.

— Вы что-то приобретаете или продаете?

— Нет, что вы — решил прозондировать почву о перспективе туризма, о создании или постройки базы отдыха на одном из местных заливов. Но понял, что некредитоспосо-бен, — он улыбнулся. — Правда предложили должность управляющего на местной базе от-дыха, но меня это не прельщает.

— Почему? — Заинтересовалась Ирина.

— Не по мне это, — мужчина даже поморщился немного, — сплошной примитивизм, никакой инициативы.

— Но, вы же были бы управляющим — вам и карты в руки, — возразила Ирина.

— Карты-то в руки, но, как я понял, никто денег на развитие не даст. Принцип простой и понятный — при малых затратах получать большие прибыли. И он действует, на удивление действует. Люди приезжают, пьют водку, танцы, песни и флирт — вот вся местная программа. Никакой изобретательности и организации отдыха. Нет — это не по мне.

Седовласый мужчина лет пятидесяти вызывал интерес своим мнением.

— А что бы могли предложить вы при возможности?

Ирина уже не скрывала своего интереса. Хотя ее вопросы можно было отнести и к разряду просто поддерживающих разговор — все равно два часа что-то делать надо, почему бы и не поговорить.

— Я бы предложил кофе выпить, у меня маршрутка через два часа и вам заняться, как я понял, особо нечем. Там и продолжим. Согласны?

Ирина пожала плечами. Мужчина с виду серьезный, говорил уверенно и без вся-кого намека на флирт или продолжение знакомства.

— Хорошо, хотя никогда не пила кофе в деревне, простите, в районном центре.

Они вышли на улицу, и Ирина все-таки решила не ходить в кафе.

— Давайте присядем здесь, — она мазнула пальцем по скамье, — даже чисто на удив-ление.

— Давайте присядем здесь, — не стал возражать мужчина.

— Так что предложили бы вы? — Повторили она свой вопрос.

— В зависимости от средств, естественно. Например, водные прогулки на велоси-педах или катерах, небольшой экскурс в историю края, его достопримечательности, про-гулки по живописным местам. Хотя, — он улыбнулся, — здесь все замечательно и живопис-но. Организовал бы что-то вроде подводного аппарата, своеобразный батискаф, позво-ляющий погрузиться на глубину нескольких метров. Пусть и небольшая глубина, но уве-рен, что подводный мир воочию стал бы гораздо приятнее любой пьянки и валяния на песке. Примерно так, девушка. Но это никому не нужно, — он вздохнул.

— Интересно, очень интересно, — произнесла Ирина. — Позвольте спросить — чем вы занимаетесь?

— Командую отелем в городе на наемных правах. Свой бизнес не получается, средств недостаточно. А вы, видимо, человек большой, если вас не ЧОП, а спецы охраня-ют?

— Почему вы так решили?

— Ну, девушка, это достаточно просто. Парни тренированные, натасканные, встали так, чтобы предотвратить любое нападение, в том числе и от меня. В местных ЧОПах нет такой квалификации. А я военный в прошлом, имел некоторое отношение к спецслужбам. Так что наметанному глазу определить это труда не составляет. Впрочем — я все понимаю и ответа не жду. Вы спросили — я ответил, не более того, — он улыбнулся.

— Всякое в жизни бывает, — в задумчивости произнесла Ирина, — может, и я вам пригожусь со временем. У вас нет случайно визитки?

— Есть, — он достал из кармана и протянул визитку.

— Савелий Егорович Тихонов, управляющий гостиницей «Байкал». Довольно ред-кое имя — Савелий. А я Ирина Петровна, хочу нечто подобное как раз здесь и организо-вать. Возможно, позвоню вам, не против?

— Конечно, нет — звоните. Приятно было поговорить, Ирина Петровна. Я все-таки пойду, выпью чашечку кофе. Всего доброго вам и удачи.

Ирина смотрела вслед удаляющемуся Тихонову и размышляла. Что-то тянуло ее к этому человеку, и она понимала что — единство мыслей. А вот что отталкивало — она по-нять не могла. Но это что-то беспокоило и тревожило.

— Ребята, что вы о нем думаете? — Спросила она Игоря с Димой.

— Сложно ответить однозначно, Ирина Петровна. Полагаю, что не краповый, не черный и не голубой берет, слишком профессионален для них. Скорее всего — спецназ ГРУ, ФСБ или внешней разведки.

— Как вы это определили? — Удивилась Ирина.

— По манере поведения. Он не просто развалился на скамье, а был готов в любую минуту к активным действиям. Это дается многими тренировками, постоянным внимани-ем и готовностью отразить нападение именно в самый неподходящий момент.

— А может быть он шпион? — улыбнулась Ирина.

— Может и шпион, это тоже подходит, — с серьезностью ответил Игорь.

Его серьезность испортила настроение.

— Пойду я, наверное, документы уже готовы.

Дома она передала визитку Фролову и попросила проверить этого человека.

— Иван Сергеевич, я случайно разговорилась с этим мужчиной в Еланцах, когда оформляла документы на землю. Он заинтересовал меня своим отношением к организа-ции отдыха на маломорских заливах. Бывший военный, сейчас управляющий отелем. Возможно, мне бы хотелось использовать его на будущей базе отдыха. Приличный чело-век, но что-то меня отталкивает в нем, не могу понять, что конкретно. Посмотрите его, пожалуйста.

— Конечно, Ирина Петровна, обязательно посмотрим и проверим досконально, как полагается.

Через несколько дней Фролов зашел к Посланнику.

— Николай Петрович, ваша супруга просила проверить одного человека.

— Да, я в курсе. И что там с результатом?

— Есть определенные сомнения. Поэтому и зашел, вначале, к вам, Ирине Петровне еще не докладывал. Досье получить удалось с трудом, но для вас сделали исключение. Он служил в первом главном управлении КГБ СССР, сейчас это служба внешней разведки. В досье есть фото, оно соответствует оригиналу. Работал нелегалом в США, был срочно отозван в связи с возможным провалом, не по его вине, кстати, и почти сразу написал рапорт, ушел на пенсию в звании майора. Отрицательных моментов досье не содержит. Однако Дмитрий с Игорем, видевшие его достаточно близко, утверждают, что он не мог работать нелегалом-разведчиком. Они считают, что у него профессиональная подготовка офицера элитного спецназа. Грамотного, думающего, но все-таки спецназовца разведки, не нелегала, как указано в досье.

— Что ты сам думаешь, Иван Сергеевич?

— Трудно спорить с фактами, если они достоверны. Трудно спорить с опытом, иногда он оказывается прав вопреки всем фактам. Возможно, действительно ЦРУ готови-ло его для работы в приграничной полосе, а личное дело говорит, что он наш разведчик. Я бы не торопился с окончательными выводами. Пусть Ирина Петровна на время забудет о нем. Он сам о себе напомнит, если правы Дмитрий с Игорем и исчезнет из виду, если личное дело подлинное. Прошлый раз ЦРУ хотело выйти на вас через тестя, сейчас есть вероятность выхода через знакомство и работу с женой.

— Хорошо, Иван Сергеевич, торопиться не будем, посмотрим, что из этого выйдет. Ирине Петровне рекомендуйте забыть этого человека на время, сошлитесь на его работу в разведке, ведомство которой всегда неохотно расстается со своими секретами. И обязуйтесь, что напомните о результатах сами, это ее успокоит. И никакой слежки за объектом, профи ее носом учует. Но мы можем не тянуть кота за хвост, Иван Сергеевич, а узнать все гораздо быстрее. Не стоит ждать полгода или больше, когда этот Тихонов соизволит дать о себе знать.

— Каким образом? Пока не могу сообразить.

— Очень простым, Иван Сергеевич, очень простым. Он не мог знать, когда Ирина приедет в Еланцы, мог предполагать, угадать неделю, но не день и час. А он угадал точно. Из этого следует, что взяв краткосрочный отпуск на работе, он ожидал ее на месте, снимая квартиру с видом на здание местной администрации. Если это предположение подтвердится, значит, мы правы и он действительно засланный казачок. Тогда и работать станет легче, мы сами к нему пододвинемся.

— Предполагаете игру, Николай Петрович?

Фролов уже не удивлялся, что ему, некогда элитному оперу, подсказывали реше-ние профессиональных задач.

— А почему бы и нет? Хотя особого ничего нам эта игра не даст, и так понятно, чего хочется ЦРУ. Обидно и горестно сидеть на громадных запасах оружия и не иметь возможности пользоваться им. Жлоба их давит, снобизм внутренности изводит и душу рвет. Забияка-богатырь в парализации — к этому сразу не привыкнешь. Пусть успокоятся немного в ожидании, легче воспринимать станут реальность. Действуй, Иван Сергеевич, и помни — он обязательно еще появится в Еланцах через месячишко. Проверить захочет — не справлялся ли кто о бывшем жильце. Полагаю, что этот Тихонов или как его там, ранее все-таки служил в спецназе НАТО и не один год. Гораздо позже его, как одаренного со-трудника, перевели в агентурный штат и переучили, но навыки боевой и физической подготовки остались. Это и заметили твои Игорь с Димой — молодцы ребята, ничего не скажешь, молодцы. Однако, поживем — увидим.

Проверка, к сожалению или удивлению, ничего не дала. Тихонов не брал кратко-срочный отпуск, не снимал жилье в Еланцах. А это означало одно — он действительно случайно появился в одно время с Михайловой в здании местной мэрии. Охрана же в оте-ле с гордостью пояснила, что их управляющий мастер боевых искусств, учился в свое время у какого-то японца.

Ирина позвонила ему.

— Савелий Егорович, это Ирина Петровна. Помните?

— Конечно, помню, здравствуйте.

— Здравствуйте. Не хотите встретиться?

— Хочу. Где и когда?

— Я сама подъеду. Через полчаса вас устроит?

— Вполне, буду ждать.

Ирину несколько озадачила его сдержанность или неразговорчивость. Обычно мужчины, таким образом, себя не вели. Он не говорил о ее привлекательности, природной красоте и точеной фигурке. Вообще не кокетничал, если это слово применительно к мужчине. Ее это вполне устраивало.

Тихонов встретил ее у дверей отеля, проводил в свой кабинет.

— У нас есть неплохой ресторан, Ирина Петровна, но я смело предположил, что вы не за этим ко мне приехали. Чай, кофе? — он посмотрел на ее охрану.

— Нет, спасибо, Савелий Егорович. Да, это моя охрана, — как бы давая пояснения на вопросительный взгляд, сказала Ирина, — мы еще мало знакомы и она побудет здесь. Не возражаете?

— Нет, не возражаю и вполне понимаю — я же бывший военный.

— Да, не скрою, я наводила о вас справки.

— И, судя потому, что вы позвонили — проверка прошла успешно, — как бы продол-жил ее мысль Тихонов. — Тоже скрывать не стану — интересовался вами. Получил не со-всем лестную характеристику от директора «Трэвэл-тур», но понял ее правильно. К сожа-лению, у меня нет бывших возможностей, довольствуюсь тем, что есть. Главное уяснить, что бывший директор наоборот своими нелепыми высказываниями дает о вас позитивный отзыв. Я вас слушаю, Ирина Петровна.

— Хорошо, перейдем к делу. Я приобрела в собственность небольшой участок зем-ли на одном из байкальских заливов. Уже начала строительство дороги и самой базы от-дыха. Мне понравились ваши мысли об организации отдыха на Байкале. Мне скоро ро-жать, не хотелось бы оставлять все без присмотра, без достойного организатора и руково-дителя строительства. Пока строительства, а не базы отдыха. Я предлагаю вам, Савелий Егорович, стать директором моей фирмы ООО «Байкальский отдых». Какова ваша зар-плата здесь?

— Немного, сорок пять тысяч рублей.

— Намного больше не предложу, сами понимаете — на прибыль еще выйти надо. Но пятьдесят тысяч считаю суммой реальной. Плюс автомобиль с шофером для поездок. Согласны?

— Так сразу…. Не скрою, предполагал подобное именно от вас. Один вопрос, Ири-на Петровна.

— Да, пожалуйста.

— Строительство… беременность… мне бы хотелось немного уверенности, что будущей базой отдыха тоже буду я командовать. Естественно в тактических, не стратеги-ческих вопросах.

— Понимаю вас, Савелий Егорович, мне тоже не интересен директор-однодневка.

— Тогда будем считать, что договорились. Я принимаю ваше предложение, Ирина Петровна, через две недели могу приступить к работе.

— Отлично, вот вам моя визитка с номером телефона. Юрист фирмы подъедет к вам и введет в курс дела. Пока и повозит вас вместо шофера. Будут вопросы, предложения — звоните, не стесняйтесь. Офиса пока нет, и не считаю необходимым иметь его на этапе строительства. При запуске базы отдыха, естественно, будет и даже два — на самой базе и в городе. Как вы считаете?

— Считаю, что вполне рентабельно, офис сейчас не нужен.

— Тогда всего доброго, Савелий Егорович, завтра к вам юрист подъедет, и все во-просы с ним подробнее обсудите. До свидания.

— До свидания, Ирина Петровна.

Дома Ирина решила посоветоваться с мужем.

— Знаешь, Коля, сегодня на работу взяла директора, этого Тихонова. Вроде бы все хорошо, но не лежит к нему душа, не лежит. Наверное, ошибку все-таки сделала, не стои-ло брать его. Вспоминаю своего бывшего начальника — там все понятно. А здесь ничего не понятно, нет видимого повода, а душа не принимает и все тут.

— Милая ты моя, — он обнял жену, — ты же не замуж его взяла. Лежит душа, не ле-жит — пусть работает хорошо, а остальное все утрясется со временем. Человек в разведке работал, многое понимает и знает.

— Тем более, Коля, — возразила Ирина, — разведчик должен быть коммуникабель-ным, доверие вызывать.

— А у тебя не вызывает?

— Не вызывает, — нахмурилась Ирина.

— Так отмени предложение о работе, еще не поздно.

— Нет, Коля, здесь другое. Я понять хочу: почему настрой к нему такой у меня беспочвенный. Вот и хочу эту почву найти или зарыть ее вовсе.

— Понимаешь, Ирина, иногда невозможно постигнуть какие-то порывы души сра-зу, понимание приходит позже, со временем. Скорее всего, на твоем восприятии отразился тот негатив, который витал тогда в воздухе. Я имею в виду вашу первую встречу, когда районная администрация не подготовила документы вовремя, и тебе пришлось ждать два часа. Вот эта не ощутимая раздражительность и перекинулась на него невидимым одеялом.

— Да, наверное, ты прав, Коля. Даже как-то легче после твоих слов стало и беспо-койство ушло. А как мне с ним вести себя — можно приглашать иногда домой по работе, говорить, что ты генерал?

— Приглашать домой по работе, — он поднял палец вверх, акцентируя внимание на последнем слове, и улыбнулся, — можно. А в форме он и сам меня увидит когда-нибудь. Так что веди с ним себя естественно, без показухи закрытости. Будет лишнее любопытст-во, подумаем, как с ним быть дальше. Мне бы тоже, например, было интересно на его месте, чем занимается генерал — дивизией командует, армией или вопросами науки в обо-роне. Такого ответа вполне достаточно для удовлетворения любопытства, свойственного человеку. Тем более, что он бывший разведчик, знает, что можно спросить, а что нет. Так что не напрягай себя раньше времени. Может и это тоже подспудно сказалось на твоем отношении к нему.

— Ладно, Коля, хватит о нем. Ты лучше скажи — твое повышение отмечать будем?

— В семейном кругу отметим, папу с мамой пригласим, Фролова, естественно, Су-манеева. Вот и все, в ближайшие выходные и соберемся. Родители еще не знают?

— Нет, не говорила, пусть сами увидят. Папа очень обрадуется — он тобой гордит-ся.

— А ты?

— А ты на комплименты нарываешься, Коленька. Ничего не поделаешь — заслужил. Я? А что я? Я вообще на седьмом небе. Главное — ты со мной, а все остальное приложения. Но это, черт побери, приятные приложения, милый.

Она улыбнулась и поцеловала его. Немного помолчав, продолжила:

— Папа все не нарадуется, спрашивает часто — как мне с тобой, не генеральские ли погоны полюбила? Знает же хорошо, что я тогда и не знала про погоны. Твердит другое — тогда, может быть, его богатство? Домина-то у него — и не видывали таких, не бывали. На другого бы обиделась, на папу не могу, улыбаюсь только. Знаю, что хочет он нам лишь счастья, беспокоится, вот и задает глупые вопросы от радости. Увидит тебя в новой форме — совсем от счастья свихнется, напьется вдрызг. Ты уж не обижайся на него, Коля, отец ведь.

— Ты к чему это все, Ирина, умная женщина, а вздор несешь? — Николай покачал головой.

— Не вздор, Коля, не вздор — высказаться захотелось. Так иногда бывает, женщине нужно от счастья поплакать.

— А-а, ну тогда ладно, повздыхай немного.

В субботу приехал Суманеев в форме. Посланник сам попросил, дескать, приедет тесть с тещей, им так будет приятнее. Родителей Ирины привезли чуть позже. Пусть уви-дят всех при параде — посчитал хозяин дома. Ирина знакомила его с гостями. Собственно с одним, Фролова он уже знал.

— Знакомься, папа, это Петр Степанович, начальник управления ФСБ.

— Малышев Петр Валерьевич, отец Ирины. Моя жена, Ольга Федоровна, мама.

Он немного растерялся — в гостиной сразу два генерала, а один вообще шишка. Шутка ли — начальник УФСБ. Фролова он знал уже и привык немного.

— А где Коля? — Спросил он у дочери.

— Сейчас, папа, он подойдет. Тоже форму одевает — торжество у нас небольшое.

— Почему заранее не сказали, — огорчился отец, — надо бы какой-то подарок привез-ти. Что за торжество?

— Сейчас сам с мамой увидишь. А подарок — вы и есть наш самый лучший пода-рок. Ты же знаешь, папа, у нас все есть.

— Глупая ты девчонка, — отмахнулся отец, — подарок не в цене, а во внимании, в уважении. Я, кстати, рыбки вяленой привез к пиву. Сам ловил, солил и вялил на балконе. Теперь с моторкой красота, в любом месте можно рыбу ловить. На нашем заливе, где Ко-ля дом строит, вообще прелесть — других рыбаков в него не пускают. Объявили залив ча-стной собственностью и закрытой зоной. Вы что с Колей, доченька, весь залив купили?

— Нет, Петр Валерьевич, залив они не купили. Мы решили объявить его закрытой зоной в целях безопасности вашего зятя и всей семьи, — пояснил Суманеев, — так нам спо-койнее.

Вошел хозяин дома, Малышев оторопел немного.

— Это же надо, Оленька, зять-то какой у нас — герой, настоящий герой. И в звании повысили. Поздравляю, Коля, поздравляю! — Он пожал руку и обнял Николая. — Иди мать, обними зятя, такую награду зря не дают.

Пока жена обнимала и поздравляла зятя, Малышев разглядывал его и любовался. Потом спросил, словно отчитаться велел:

— Рассказывай за что героя дали?

— Так за геройство же дают, Петр Валерьевич, — решил отшутиться Николай.

— Какое геройство в мирное время, чай не на Кавказ ездил. Рассказывай, — настаи-вал тесть.

Суманеев с Фроловым замерли в ожидании — интересно, как выкрутится Послан-ник, что скажет? На помощь решила прийти Ирина, но потом поняла, что муж не одобрит ее вмешательства, да оно и не требуется.

— Петр Валерьевич, в указе Президента сказано просто — за проявленную инициа-тиву, мужество и доблесть в деле обороноспособности России наградить и т. д…

— А-а, ну тогда понятно. Изобрел, наверное, чего-то такое, от чего у врага под-штанники взмокли. Это хорошо, это правильно, за такое можно давать героя. А то у меня знакомый один есть, он в Чечню ездил, на складе там работал, тушенку бойцам выдавал, торговал направо и налево, живого духа в глаза не видел, но с орденом вернулся. А те, кто бои вели — с кукишем. Вот и верь в справедливость после этого. Я третьего дня от приятеля домой шел вечером, поздновато шел. Пивка немного выпили, нормально шел, не шатался, не падал и тут на тебе — наряд полицейский. Куда идешь, зачем, откуда… не стану долго рассказывать. Короче — раз выпил немного, плати пять тысяч и свободен. Денег у меня не было, а они твердят: достань или в камеру посадим. Обозлился я и сказал, что у дочери дома есть, съездить надо. И поехали сюда, а на КПП наряд задержали.

— Было дело, Николай Петрович, — вмешался в разговор Суманеев, — этот полицей-ский наряд к нам в управление доставили. Они с органов уже уволены. Не хотел говорить, чтобы вас не расстраивать.

— Но разве в этом дело — уволены, не уволены? — Продолжал кипятиться Петр Ва-лерьевич. — Приходил их начальник ко мне домой с извинениями. Извинился и стал оп-равдываться, что не знали они о моих больших связях. А если связей нет, то и деньги вы-могать можно, в камеру садить. И не докажешь ничего, если вот этих самых связей нет. Разве это правильно?

— Конечно, не правильно, Петр Валерьевич, абсолютно не правильно. Начальника этого тоже уволили, чтоб неповадно другим было. Сейчас следствие идет, выявили еще полицейских, которые аналогичным способом и другими методами вымогали деньги. Скажу больше, Петр Валерьевич, полицейские не просто уволены, они арестованы и на-ходятся в СИЗО. Суд определит им меру наказания. Такие люди не должны находиться на свободе, тем более в органах работать.

— Вот это правильно, гниды они.

— Петя, ну чего ты — праздник у Коли, а ты со своим разборками лезешь, — переби-ла его Ольга Федоровна. — К столу давайте, рассаживайтесь.

Вошел дежурный офицер охраны.

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к Ирине Петровне?

— Обращайтесь.

— Ирина Петровна, на КПП задержан автомобиль с гражданином Тихоновым. Ут-верждает, что он директор вашей фирмы, и вы его сюда пригласили.

— Есть у меня такой директор, но я его сюда не приглашала, — удивилась Ирина. — Хорошо, пропустите его.

— Есть пропустить, — дежурный козырнул и вышел.

— Вы пока действительно садитесь за стол, а я на минутку выйду. Есть еще один сюрприз сегодня, сейчас принесу. Садитесь, садитесь, — подтолкнул легонько Николай Суманеева с Фроловым.

Пока они рассаживались, Посланник спустился на первый этаж к смотровой ком-нате.

— Вам сюда нельзя, товарищ генерал-лейтенант, — закрыл собой дверь офицер ох-раны, — гражданин еще не досмотрен. Подождите, пожалуйста, немного.

— Наручники есть? — спросил Посланник.

— Есть, товарищ генерал-лейтенант.

— Давай и иди отсюда, погуляй пару минут

— Товарищ генерал, не положено, я не могу.

— Это приказ, выполняйте. Выполнять, я сказал, — прикрикнул генерал.

Офицер отошел от двери, и Посланник зашел внутрь.

— Ну, здравствуй, мил человек. Ты же ко мне шел — вот он я, говори.

— Товарищ генерал, я не к вам, я к своей хозяйке пришел.

Тихонов оглядел генерала — не соврали шефы. И звание и звезда героя. Он еще не определился с ним и решил потянуть время. Можно, конечно, вырубить, но вывезти сложно будет, охраны слишком много.

— Брось воду мутить, мил человек, я прекрасно знаю, кто ты. И тебе не уйти отсю-да. Сейчас охрана зайдет и все, твоя песенка спета, пойдешь в камеру. Сам знаешь — ста-тья по высшей мере без амнистии. Так что говори, что хотел и руки вперед, — генерал по-крутил наручниками.

Тихонов решил не рисковать дальше. Вывезти генерала не получится, но сам он уйти сможет, в боевых искусствах нет ему равных. Тогда нужно генерала убить. Резкий, быстрый и сильный удар ребром ладони по кадыку, удар, словно молния. Генерал едва успел поставить блок и Тихонов взвыл от боли. Его рука, наткнувшись в ударе на сталь-ной блок генерала, практически переломилась пополам. Но он, превозмогая боль, решил применить еще один коронный и смертельный удар под ложечку двумя пальцами, разры-вая диафрагму и поджелудочную железу. Резкий выпад и снова неимоверная боль от сло-манных пальцев, которые натолкнулись на пресс живота, как на броню.

Генерал открыл дверь и позвал охрану.

— Наручники на него наденьте и отведите в мой кабинет. Вести его только вот та-ким образом, — генерал взял руку на прием через плечо, сгибая задержанного пополам, — если выпрямится — убьет вас ногами. Никаких туалетов и остановок в пути, может симу-лировать потерю сознания от боли, чтобы потом убить вас. При симуляции покрутите ему сломанную руку: сразу придет в себя. И самим его не тащить, это один из приемов вывернуться. Стукните по перелому и ноги побегут без всяких отказов. При любой нестандартной ситуации — охнет, пукнет, споткнется — бить по перелому без разговоров. Выполняйте.

Задержанного повели, генерал вздохнул и пошел за ними, все-таки не надеясь на охрану. На пролете меж этажами Тихонов засеменил ножками, потом споткнулся и повис у охранников на руках. Все произошло так естественно, что они и не подумали стукнуть его по сломанной руке. Опираясь плечами на руки охраны, Тихонов оттолкнулся от земли, нанося удар каблуками сразу по двум головам. И снова взвыл от боли, натолкнувшись на блок генерала. Ноги, правда, не сломал, но зашиб сильно, и идти сам уже не мог.

— Говоришь вам, говоришь — как в стену горохом, — начал журить охранников ге-нерал, — лежали бы сейчас с проломленными черепами, — он указал на каблуки с выдвину-тыми наружу железными шипами. — Сказал же конкретно: споткнется — бить по руке, а не держать за руки. Дети, ну прямо дети. Ладно, тащите теперь его волоком, сам уже не пой-дет и драться не будет.

Николай вернулся к гостям и отвел Ирину в сторону, шепча на ушко:

— Этот Тихонов гнидой оказался, задержала его охрана и в мой кабинет отвела. Похитить меня приехал или убить, в крайнем случае. Мы с генералами поговорим с ним, а ты родителей займи, придумай что-нибудь подостовернее. Некрасиво все вышло, но что поделать, не зря твоя интуиция не хотела его принимать.

— Коленька, а ты заранее знал, что Тихонов плохой человек?

— Знал, Ирина, не скрою, но так надо было.

— А Фролов с Суманеевым знали?

— Нет, они не знали, но должны были знать, об этом мы еще поговорим. Все, ми-лая, иди к родителям.

— Иду. На сердце тревога прошла, спокойно стало, его не обманешь, если оно лю-бит.

Николай обнял жену, потом произнес уже громко:

— Господа генералы, есть срочное дело государственной важности, прошу в мой кабинет.

Фролов с Суманеевым встали, пожали плечами, глядя на родителей Ирины, и вы-шли.

— Что случилось, Николай Петрович? — Тревожно спросил Фролов.

— Случилось то, что случилось, Иван Сергеевич. Твоя охрана обгадилась по-детски полностью. Иди, они тебе сами все расскажут. Завтра рукопашный бой лично у них принимать стану, как экзамен. А мы с Петром Степановичем у меня в кабинете будем, ему тоже блеснуть нечем, кроме детской неожиданности.

Генералы прошли в кабинет. Суманеев от неожиданности замер, увидев лежащего на полу незнакомца.

— Кто это и как он сюда попал?

Начальник УФСБ стал понимать теперь, почему Посланник отчитал Фролова.

— Кто он — надеюсь, сам расскажет, а попал сюда по своему заданию и по недос-мотру охраны. Ваш прокол, генерал, сыграл большущую роль.

— Ничего не понимаю…

— Подожди, Петр Степанович, ты вызови лучше сюда своего следователя для оформления задержания и официального допроса. Я пока с задержанным побеседую, а ты сиди и слушай, в разговор не вмешивайся — сам скоро все уразумеешь.

Задержанный стал приходить в себя и прислонился спиной к стене.

— Присесть тебе, мил человек, не предлагаю, поговорим так. Рассказываешь все, получаешь пожизненный срок и сидишь себе спокойно, без эксцессов. Не рассказываешь — тоже пожизненный срок, но с прибамбасами. Ты уже понял, что мне не можно, а нужно верить. И так начнем. Кто ты?

— Тихонов…

— Понятно, один минус уже заработал. Какое задание получил в ЦРУ?

— Не понимаю…

— Понятно, два минуса заработал. Признаешься в убийстве майора КГБ Тихонова?

— Я и есть Ти…

— Понятно, минус третий. А Бог, говорят, троицу любит. Придется мне самому все рассказать. Но тогда, мил человек, жить тебе не захочется, а умереть не сможешь. Это страшнее расстрела, страшнее боли. Рассказывать?

— С удовольствием послушаю, генерал, вашу сказку, — с ехидцей произнес задер-жанный.

— Вот, посмотрите, Петр Степанович, на этот ярчайший тип амбициозной неосоз-нанности, вредоносного эгоизма и абсолютной уверенности в своей легенде. Хотя каждый разведчик хорошо знает, что абсолютной уверенности не давала никому еще ни одна легенда. Жил когда-то на свете некий Акено Мураками.

Задержанный вздрогнул и попросил воды. Но Посланник продолжил свою речь:

— Акено означает что-то вроде сообразительного или ясного утра, а Мураками — это глава деревни. Но главой деревни он не стал и ясное утро никому не принес. Он стал заниматься боевыми искусствами и достиг величайшего уровня. До сегодняшнего дня ни-кто не мог с ним сравниться в рукопашном бою и сегодня впервые господин Мураками потерпел поражение. Он и сейчас считает свое поражение случайностью, потому и наде-ется, что когда заживут руки и ноги, его никто не сможет остановить.

— Вы учились у Кенсиро Сакамото, господин генерал? — Неожиданно спросил за-держанный.

— Нет, мне нечему у него учиться.

— Тогда вы…

— Да, Акено, да.

Задержанный хоть и сидя, но склонился в японском приветствии.

— Ничего не понимаю, — вмешался в разговор Суманеев.

Задержанный блеснул глазами и с презрением посмотрел на него, как господин смотрит на своего слугу, помешавшему разговору с почетным гостем.

— Петр Степанович, в Японии есть очень малоизвестная легенда о небесном саму-рае. Эта легенда передается из уст в уста только тем лицам, которые достигли самого высшего дана в боевых искусствах. Легенда гласит, что наступит время и на землю придет человек, непревзойденный мастер боевых искусств. Его победить нельзя, ибо он может сразиться сразу со всеми мастерами и убить их. Поднять руку на небесного самурая — большой грех. Сделавший это должен подвергнуть себя пожизненным мучениям. Так гласит легенда и эту легенду знают, как я уже говорил, очень немногие. Разглашение легенды карается смертью, лишь только один человек может говорить о ней свободно. Акено, — обратился Посланник к задержанному, — скоро приедет следователь, и ты ему все подробно расскажешь.

— Слушаюсь, господин, — задержанный вновь склонился ниц.

— Боль в ногах уйдет через полчаса, и ты сможешь ходить. Но кости твоих рук не срастутся никогда и станут твоим наказанием.

— Слушаюсь, господин.

Посланник вызвал охрану, и они унесли задержанного на первый этаж в смотро-вую. Там его допросит следователь.

— Так ни черта и не понял — что за бред вы несли? — поинтересовался Суманеев.

— Это не бред, Петр Степанович, рассказываю по порядку и коротко. Подробности потом у следователя прочитаешь, Акено Мураками расскажет все.

— Какой Мураками, причем здесь японцы — это же русский мужик, разве по лицу не видно? Личное дело и фотография есть. В чем сомнения, Николай Петрович?

Суманеев действительно ничего не понимал и кроме того его напрягала мысль о проколе.

— Мураками завербовали давно и использовали как инструктора спецназа ЦРУ. Его безупречный русский язык постоянно наталкивал руководителей Лэнгли на опреде-ленные мысли. Сосед Акено в Японии женат на русской женщине, поэтому Мураками знал русский с детства. Пройдя курс подготовки разведчиков, он стал одним из перспек-тивных сотрудников отдела по бывшему Советскому Союзу и Восточной Европе. — По-сланник прикурил сигарету и продолжил рассказ. — Когда убили Тихонова, бывшего май-ора КГБ, Мураками сделали несколько пластических операций, и он стал Тихоновым. Ес-ли бы вы сравнили отпечатки пальцев из личного дела и рост, а он у них разный, то поня-ли бы сразу, что проверяемый объект далеко не Тихонов. Ладно, у вас не было отпечатков пальцев этого Мураками, но на рост вы должны были обратить внимание. У них разница в двенадцать сантиметров, это очень существенно. Посмотрели фотку и успокоились — дилетантизм какой-то, Петр Степанович, не находите?

Суманеев вздохнул и словно осунулся внешне.

— Да, вы правы, Николай Петрович, теперь я все понял. Промах мог привести к тяжелейшим последствиям, Бортовой не простит мне его.

— Петр Степанович, — улыбнулся Посланник, — никто не собирается сообщать Бор-товому о случившихся событиях. Зачем мне новый начальник УФСБ, что он лучше будет? Вряд ли, а мы с вами сработались, я ведь тоже не сахар. Поэтому директору информацию сообщите вы. Мураками все расскажет на следствии в подробностях и даже останется до-волен, что в материалах дела не зафиксируют легенду о небесном самурае. Небесный са-мурай для мастера боевых искусств не чтимый учитель, это намного выше, что-то от Бога. Спросите — причем здесь я?

— Конечно.

— Я задерживал Мураками, не охрана, и спас от смерти двух офицеров Фролова. Я сломал ему кости на руках и ненадолго травмировал ноги. Вначале он считал это случай-ностью, а меня учеником мастера Кенсиро Сакамото. Помните, в разговоре упоминалась эта фамилия и имя?

Суманеев согласно закивал головой, а Посланник продолжал:

— В Японии всего два лучших мастера-учителя боевых искусств. У одного учился Мураками, второй Кенсиро Сакамото. Акено посчитал, что я ученик Кенсиро, а когда я сказал ему, что мне нечему учиться у Сакамото и, помня те, ему неизвестные приемы ру-копашного боя, которыми он был повержен, он пришел к однозначному выводу о небес-ном самурае. Рассказ о легенде, известной лишь самым лучшим бойцам из избранных, полностью убедил его в том, что я и есть тот, который когда-то должен прийти в этот бренный мир. Японцы очень чтят традиции и верят в легенды. Мураками никогда не про-стит себе, что поднял на меня руку и все расскажет. Я для него сейчас высшая власть, за-кон и господин.

— Смотрю на вас, Николай Петрович, и не перестаю изумляться. Конечно, что та-кое знание приемов рукопашного боя и малоизвестных японских легенд в сравнении с тем, что вы уже сделали для России? Ничего. Но этому «ничего» стоит поудивляться.

Генералы спустились на первый этаж в комнату для досмотра. Мураками уже оказали первую медицинскую помощь: наложили шины на сломанные кости рук, боль стихла, и он давал показания следователю.

Мураками упал на колени и опустил голову вниз перед Посланником.

— Встань, Акено, — приказал Посланник.

Он встал, но голову все равно держал в поклоне.

— Ты должен сказать следователю, что тебя задержала охрана.

— Охрана слишком слаба, господин, она не могла меня задержать, — возразил Му-раками и склонил голову еще ниже.

— Ты должен сказать именно так. Непосвященные не должны знать обо мне.

— Слушаюсь, господин, — Мураками снова упал на колени, бросая косые взгляды на Суманеева.

— Ему можно, я разрешил.

— Слушаюсь, господин.

— Я опять чего-то не понял, — съязвил Суманеев, когда они вышли из кабинета.

— Ты непосвященный в легенду, Петр Степанович, и узнавший ее, по закону выс-ших самураев подлежишь немедленному уничтожению. Мураками уже смотрел на тебя исподлобья снизу, ждал, когда я выйду, чтобы убить тебя. Поверь мне, он бы это сделал даже с руками в шинах. Но я разрешил владеть тебе этой тайной и тебя не тронет никто, если ты никому более о ней не расскажешь. Это очень серьезно, Петр Степанович, очень серьезно. Для такого самурая, как Мураками, нет информационных преград стенами тюрьмы, он передаст сообщение на волю и за тобой присмотрят. Если ты обмолвишься о легенде, тебя убьют, сроков давности у легенды нет.

— Послал бы я вас к черту, Николай Петрович, но не могу — слишком часто, вернее всегда вы оказываетесь правы. Что делать — приму к сведению эту легенду, — он грустно улыбнулся. — Откуда вы узнали о ней, если про нее знают только высшие мастера боевых искусств?

— Хм, вы же сами ответили на свой вопрос.

— Не понял…. Ах да, вы первый из высших.

Посланник ничего не ответил, предложил вернуться к праздничному столу.

LХI глава

Гончар всегда говорил, что не признает публичные сауны, то есть те, которые может посетить любой человек. «Заразу там всякую цеплять — это мне ни к чему». Но на самом деле боялся другого — возможного киллера и особенно в последнее время.

Но сейчас успокоился, ситуация с Соленым разрешилась в его пользу и даже Строитель, обвинявший его на следствии, не смог ничего доказать, тихо скончавшись от сердечного приступа в камере СИЗО.

Гончар уже третий день праздновал победу по-своему, резвясь с девками в собст-венной сауне с бассейном на территории личного коттеджного дворика. Белый загуливал вместе с ним не потому, что хотел этого сам, а налить, принести, подать, позвать, позво-нить, вызвать, отдать распоряжение от имени хозяина.

— Совсем забыл тебе сказать, Гончар, на прошлой неделе на Малое море ездил, — Белый выпил рюмку водки и отправил девчонок поплавать. — Там все нормально, акку-ратно платят. Но слышал я, что Суровцев землю продал. Ту, что на заливе скальными глыбами отгорожена. Еще подумал, что какой-то не местный придурок взял, там отбой-ными молотками года три долбить надо, чтобы дорогу сделать или только на катерах за-ходить. Съездил из интереса, посмотрел, а валунов скальных и нет совсем, кто-то их уб-рал, говорят за день. Дорогу уже подвели к заливу — теперь это лучший залив на всем Ма-лом море. Я к Суровцеву подрулил, а он шепчет, что баба иркутская залив купила и валу-ны, якобы, лазером срезала. Базу отдыха строить будет для богатых «буратинов» и «маль-вин» из Европы. Еще шепнул, что мужик у этой бабы крутой, не советовал связываться.

Гончар хмыкнул, погладил животик.

— Пусть он советы в зад собственный засунет, без него разберемся. Что за баба, кто мужик?

Белый пожал плечами.

— Хрен ее знает, Михайлова какая-то, а мужик вообще нигде не светился. Ездит всегда с шофером и с парнем молодым, хахаль, наверное, а может и мужик ее — так, ниче-го особенного. Беременная она, с пузом уже, но все равно с хахалем ездит. Я поинтересо-вался — фирма у нее ООО «Байкальский отдых», она и дорогу построила, разметку под фундамент сейчас делают. Хорошо бы в долю войти, половина ее — половина наша.

— Ты всегда, Белый, с головой не дружил, — усмехнулся Гончар, — пусть она у ка-кой-нибудь нашей фирмы займ возьмет, миллионов пятьсот, например, а в залог землю оформит. Все равно деньги в срок не вернет — вот и будет все наше.

— Миллионов пятьсот, — Белый почесал затылок, — так ни в одной фирме у нас та-ких свободных денег нет.

— Ты дурак что ли, Белый, кто ей деньги давать собирается? Бумаги подпишет и все — пусть строится, потом заберем все за долги.

— Вот здорово, — обрадовался Белый, — срубим денежки по легкому. Ну и голова ты, Гончар!

— Ты сначала сруби, — осадил его хозяин, — потом считать будем, и то не ты. Вооб-ще так: займешься это бабой, подготовь договор займа на подпись, хахаля этого спрячь сначала в подвале, потом уже договор подсовывай. Пусть выбирает — или хахаля завалим и мужу расскажем о ее блядстве, а если это ее муж: тем более выбор есть. Саму ее не тро-гать физически — беременная все-таки. Понял?

Белый закивал головой довольно, предчувствуя, что и ему немного перепадет от этого.

— Понял, Гончар, все сделаем, как надо. Завтра же с утра и займусь. — Он повер-нулся в сторону бассейна и крикнул: — Эй, девки, хватит задницы мочить, пора ими и по-работать.

Вечером следующего дня бригадир докладывал Белому о проделанной работе:

— Целый день мотались за ее машиной то сюда, то туда: все по магазинам. Потом она за город выехала и свернула в сторону воинской части. Там КПП, близко подъезжать не стали. Везде с этим хреном молодым ходила, как привязанная. По отдельности не по-лучится: вместе их брать надо, лучше перед выездом от воинской части на трассу, там ти-хо, дорога далеко не просматривается, удобное место.

— А если баба с испуга рожать начнет — все дело тогда завалится, — резюмировал Белый.

— Не, не начнет, пузо еще не очень большое.

— Много ты в пузах бабьих разбираешься. А что за воинская часть?

— Где связисты стояли. Их опять оттуда турнули, но, видимо, что-то осталось, раз КПП не убрали.

— Постой, командиром же у них генерал Михайлов был и она Михайлова. Во-о-от в чем дело — муженек по месту новой дислокации, а она блядует потихоньку. Хорошо уст-роилась, стерва, наверняка и ребенок не от этого старого хрыча-генерала. Ладно, завтра с утра выдвигайтесь и берите всех. Хахаля с водителем в подвал, где новостройка, а ее, — он задумался, — а ее на полянку привези. Перед въездом в город, направо которая, знаешь?

Бригадир кивнул головой.

— Там ей бумаги дашь подписать, — Белый протянул листы, — подпишет и пусть едет, куда хочет. Не подпишет — дай сроку сутки. Пусть сама туда на следующий день приезжает или труп водилы на дороге найдут, еще через сутки: труп хахаля.

Белый задумался, почесал затылок, закурил сигарету и продолжил:

— Менты сейчас умные стали, заранее могут засаду организовать. Ты загодя чело-вечка около поляны посади, часа за три, не позже. Пусть посмотрит и отзвонится: что да как.

— Понял, шеф, все сделаем. А-а-а… — бригадир пошуршал пальцами.

— Что а-а-а, денежек хочется? Не ссы. Все окей будет, сегодня тебе все равно нель-зя водку жрать. Съезди с братвой на место, определись, как лучше дело организовать. Все, давай вперед и с песней. Человек пять с собой возьми, — крикнул он бригадиру вслед, — дело серьезное.

Михайлова утром не торопилась, словно предчувствуя беду. Ехать совсем не хо-телось, но в городе ждал подрядчик. План строительства базы отдыха и смета, в основном, одобрены, остались мелкие, но нужные детали.

Ирина допила чай и вышла на улицу, поздоровалась с Игорем и Дмитрием, уже ждавшими ее. Машина тронулась.

Бригадир и трое его людей ждали в джипе на отвороте с трассы. Еще двое заняли места за толстыми соснами, где лес ближе всего подходил к грунтовке. Посматривали на часы и нервничали — давно уже пора появиться. Наконец послышался звук мотора, и бри-гадир услышал по рации — едут.

Джип с выверенной скоростью свернул на грунтовку и покатил, чтобы в назна-ченном месте перекрыть дорогу.

Дмитрий с Игорем увидели встречный джип почти одновременно. Игорь успел крикнуть:

— Дима, за соснами засада, Ирина Петровна — на пол быстро.

Мерседес резко затормозил и Дмитрий с Игорем выкатились из дверей в разные стороны, открывая огонь по бандитам, стоявшими за соснами. Автоматный огонь из подъехавшего джипа не давал поднять головы и бандиты из-за сосен, тоже почти в упор стреляющие чуть выше, разоружили и связали охрану Ирины.

Все произошло за несколько секунд, чувствовалась спецподготовка нападавших. Михайлову и ее охранников запихнули в багажный отсек джипа и машина, развернув-шись, понеслась к трассе. На трассе Михайлову пересадили в другой автомобиль и поеха-ли уже спокойно, без превышения скорости. Перед городом свернули на тупиковую про-селочную дорогу и остановились на поляне.

Ирина поняла, что от трассы уехали не далеко, не более километра. Сидящий впе-реди на пассажирском сиденье бандит в маске обернулся к Михайловой и протянул бума-ги.

— Все, что от тебя требуется — это подписать вот эти листочки.

Бандит более ничего не сказал, и Ирина не стала спрашивать. Она просмотрела договор займа, усмехнулась и ответила:

— Я ничего не стану подписывать.

— Подумай, у тебя есть сутки. Завтра в это же время приедешь сюда и все подпи-шешь. Нет — труп твоего водителя найдут очень быстро. А если не подпишешь еще через сутки — найдут труп твоего хахаля.

Бандит не кричал и не повышал голос. Говорил так спокойно, что будто он еже-дневно похищал людей, и это стало обыденным делом.

— Все, а теперь вали отсюда.

Ее вытолкнули из машины и уехали. Ирина запомнила номера, но даже она пони-мала, что они фальшивые. Она села прямо на траву и заплакала.

Ее нашли быстро, почти сразу же, как уехали бандиты, по пеленгу сотового теле-фона. Ирина рассказала подробности мужу, Фролову и подъехавшему Суманееву.

— Знаете еще что, — решила добавить она, — мне показалось странным, что бандиты какие-то вежливые. Никто не крикнул на меня ни разу, не стукнул. Единственной грубо-стью были слова «вали отсюда», когда вытолкнули из машины и уехали. И почему-то они считают, что Игорь — это мой хахаль, — она пожала плечами, — так они его назвали.

— Да-а, ребята подкованные напали, — начал размышлять Фролов, — приехали с уст-ройством для обнаружения микрофонов и других радиоштучек. У Димы с Игорем маячки были, их вместе с телефонами на дорогу выкинули. Но ваш телефон не тронули, Ирина Петровна, значит, заранее продумали, что вы вернетесь, а парней увезут, как заложников. Откуда они могли знать про маячки?

— Скорее всего, они не знали, просто решили подстраховаться и не ошиблись. А ты что молчишь, Петр Степанович? — Спросил Посланник.

— Что говорить? — Он вздохнул. — Нечего говорить — искать надо. Пока не могу се-бе представить: кто на такое решиться смог? Хотя… можно предположить, что это люди Гончара.

— Почему ты так считаешь? — Спросил Фролов.

— Похоже на него. Решили заливчик у вас, Ирина Петровна, оттяпать. Договор вы подпишите, займ не вернете, а может и вернете, что тоже не плохо. Так, наверное, они рассуждали. А кто базы отдыха крышует на Малом море? Гончар. Вот и предполагаю, что это его люди были.

— Что ж, вполне здравая мысль, — согласился Посланник. — Я думаю, что ребят че-рез несколько часов отпустят и более никаких мер предпринимать не станут. Если это, конечно, Гончар.

Фролов с Суманеевым очень удивились, как и Ирина.

— Почему? — Непроизвольно воскликнули в один голос они.

— У ребят удостоверения с собой?

— С собой, естественно, — ответил Фролов.

— Поэтому и отпустят. Гончар не захочет связываться с ФСБ, он очень осторожен. Даже людей своих накажет потом за то, что сразу не выяснили про ФСБ. Отпустят, отда-дут удостоверения, оружие и извинятся, но с завязанными глазами отпустят.

— Логично, — согласился Суманеев. — А если это не Гончар?

— Искать надо: поиск же никто не отменяет. Даже если ребята вернутся — все равно бандитов искать надо.

— Да, вы правы, Николай Петрович, пойду я.

Суманеев поехал к себе в управление.

Белый докладывал Гончару:

— Шеф, все прошло прекрасно, как и задумано, без сучка и задоринки. Даже не би-ли никого, постреляли немного поверх голов и все. Михайлова подписывать ничего не стала, но время у нее есть, одумается.

Гончар достал коньяк и два бокала, налил.

— За удачу, Белый.

Они выпили. Зазвонил телефон.

— Да, — ответил Белый, — что? — Возмутился он, — подожди, — Белый закрыл трубку рукой и обратился к Гончару: — У этих двоих корочки при себе, оба капитана ФСБ, пояс-няют, что они охранники Михайловой.

— Что?… б… — Гончар матерился долго и длинно, потом выпил еще коньяка, — Так, скажи, чтоб даже пальцем никого не трогали. Сам поедешь в магазин и купишь два новых костюма по размеру этих фэйсов. Сразу же отвезете их на ту же поляну, разденете, одежду с собой заберете, а новые костюмы оставите им. Извинитесь и уезжайте сразу же в шиномонтажку. Все колеса на машинах поменять немедленно, старую резину и одежду красноперую сжечь, автоматы утопить. Потом на автомойку и вычистить, вылизать машины до блеска. Кто-нибудь из твоих ребят к Михайловой прикасался руками?

— Не знаю, наверное.

— Кто прикасался — в расход и сжечь на той же резине. Все, Белый, иди, на все про все тебе три часа даю. Не справишься — самого в расход пущу. Иди, — рявкнул Гончар на-последок. — И через три часа ко мне или живьем можешь сам закопаться, если не успеешь.

Белый не понял и половины сказанного, но, что надо сделать — запомнил хорошо и сделал.

Через четыре часа Дмитрий с Игорем в новых костюмчиках рассказывали свою историю Посланнику и Фролову.

— Почему они вам новые костюмы выдали и старые забрали? — Поинтересовался Фролов.

— Потому, Иван Сергеевич, — ответил за ребят Посланник, — что сериалов насмот-релись. Особенно этого — «След» называется. Там же везде потожировые следы остаются, волоски разные цепляются, земли кусочки с особым составом, вот они их и уничтожили. И колеса с машин уничтожат, и автоматы утопят, салоны вычистят, и все, что можно. Я смотрю на этот «След» и удивляюсь — как можно так зрителей дурить? Ладно, что там ме-дичка всем командует, которая в оперативно-следственных вопросах и понимать ничего не должна. А главный прибор у них центрифуга — засунул туда пробирку и результат на лицо. Но как они к компьютеру эту центрифугу подключили — не понятно? Почему она у них не сломается — не понятно? Любой лаборант знает, что если поставить искомую про-бирку в центрифугу, то напротив простая с водой ставится для баланса. А они по две-три рядом суют и ничего. Мало им ФЭС — еще и ОСА создали. Людям, может быть, и инте-ресно смотреть, но хоть чуточку-то надо к реальности сериал привязывать, там, где их фантастика от этого не рушится. Поэтому и костюмы ребятам поменяли, что насмотре-лись всякой всячины.

Посланник прикурил сигарету, улыбнулся весело и продолжил:

— Представьте себе ребята, что вы домой пришли вечером, ужинать сели и тут же-на разъяренная забегает, хрясть вам пощечину со всей силы. За что, спрашивайте вы? Ах, ты еще спрашиваешь? Я твои трусы в стиралку засунула и провода от компа к центрифуге подключила и вот результат, полюбуйся. Потожировые не мои, волоски не те, а следы биологической жидкости вообще от инопланетянки.

Дима с Игорем засмеялись, рассмеялся и Фролов.

— Ладно, мужики, — уже серьезно продолжил Посланник, — посмеялись немного, сняли напряжение и за работу пора.

Николай ушел к жене, чтобы поддержать ее после известных событий, побыть с ней наедине. Ирина сидела в кресле в раздумьях о случившемся и не только, вспоминая всю свою пока недолгую совместную жизнь с Николаем. Любимый муж явился воплоще-нием мечты ее годовалой давности. Нет, она не мечтала о богатстве, а лишь хотела взаим-ной любви, понимания, уважения, душевной близости и детей. Все пришло к ней стори-цей, и сейчас она почему-то больше думала о том, за какие заслуги привалило ей невидан-ное счастье? Почему Бог так неравномерно распределяет милости? Кому-то все, кому-то так себе, а кому-то вообще ничего. Может быть, в прошлой жизни она была мученицей и сейчас вознаграждена?

Задумавшись, она не услышала шаги Николая и почувствовала прикосновение его теплых рук к плечам, наклонила голову, прижимаясь щекой к его ладони. Как хорошо вот так посидеть, молча, ни о чем не говорить и понимать друг друга, чувствовать нежность прикосновений. Минуту или немного более они не говорили, потом Ирина посмотрела мужу в глаза.

— Коленька, мне так хорошо с тобой! Скажи — почему кто-то все время пытается разрушить нашу жизнь? Сначала пытались похитить тебя, сейчас меня, кто хочет отобрать наше счастье?

— Что ты, милая, никто наше счастье отобрать не хочет. — Он немного взъерошил ее волосы, погладил щеки и поцеловал их. — Ты у меня самая лучшая и любимая! Мир, в котором мы живем, стал слишком злым и он стремится отобрать не наше совместное сча-стье, а навредить каждому по отдельности. Потому, что мы с тобой лучшие, а зависть — это давнишняя черта посредственности. Я лучший ученый и Штатам это не нравилось и не нравится. Ты преуспела в бизнесе, и местный вор в законе захотел иметь в нем свою немалую долю. Это жизнь, в которой добро всегда борется со злом, правда с ложью и за-висть с добродетелью. И нет конца этой борьбы потому, что победа невозможна ни одной из сторон. Так было, есть и будет в веках, пока существует этот самый мир. Но он стал слишком злым и неуправляемым. Люди все больше перестают понимать друг друга в алч-ности, наживе и прелюбодеянии. Растет волна терроризма, накапливается оружие. Вы-росшее зло может повергнуть весть мир в хаос и бездну. Человечество в ожесточении мо-жет уничтожить собственную жизнь. Космический разум дает Земле последнюю возмож-ность существования. Ты слышала последнюю речь нашего Президента, резюме которой одно — масштабные воны на планете более невозможны. Снобизм некогда могучих Шта-тов не желает мириться с этим и жаждет другой схемы мира — они в центре, а вокруг все вассалы. Но такая схема жизнеспособна век-два, не более. Потом они сами друг друга по-убивают в дележке вассалов, которые фактически станут рабами. Или возродится уже из-вестная формула — низы не хотели, а верхи не могли. Но не будем о будущем, сейчас аме-риканцы всеми силами стараются разрушить блокировку войны, о которой говорил наш Президент. Вот их истинное стремление к миру, маски сорваны, господа, и мы получили первую попытку в виде Акено Мураками. Не раз и не два так называемые борцы за свободу и демократию попытаются узнать истину системы блокировки и разрушить ее. Пока не поймут в конечном итоге, что сие для них невозможно. Используемые ими ранее методы политического сволочизма уходят в прошлое. Нашей планете существовать и быть населенной разумными существами, чтобы там ни предсказывали гадалки, астрологи и другие провидцы. А нам с тобой, милая, жить, любить друг друга и растить детей.

Николай погладил ее животик, ощущая толчки изнутри.

— Пинается, чувствует папкину ручку, — с упоением произнес Николай.

Ирина гладила руку Николая на своем животе и осмысливала сказанное. Как лов-ко и плавно он перешел от чувств к политике и вернулся обратно. О политике не хотелось думать, она просто прижалась к мужу, ощущая внутри нежность, заботу и новую жизнь.

LХII глава

Солнце только начало всходить, и его лучи опустились на макушку сопки, посте-пенно сползая с нее вниз. Светало и на самом заливе, сумрак таял и исчезал, снежный по-кров с голубого превращался в белый.

Утренний морозец всегда крепчал на рассвете и сегодня доходил до минус два-дцати. Немного, если учесть, что совсем недавно морозы заворачивали под сорок. Март еще мог взбрыкнуть холодами, но солнце уже пригревало, на пригорках появились прота-лины, а в лесу снег оставался нетронутым, но это только казалось на первый взгляд. Уже начала образовываться корочка, называемая настом, скоро она окрепнет и начнет резать-царапать лапы крупным диким животным. Всему свое время.

Залив от Ангары глубоко врезался между сопок, уходя от русла реки километра на два. Малышев остановился на пирсе и осмотрелся. Вмерзшие в лед, ждали своего часа красавец-катер зятя и его маленькая моторка, на которой он плавал по заливу. Две дорож-ки в снегу, протоптанные им же, вели в разные стороны. Одна уходила направо, в конец залива, там он ловил окуней и щучек, другая налево, где поглубже, где ловился хариус.

Сегодня он взял с собой мотыля и решил половить более благородную рыбу. Без-ветренное утро обещало неплохой клев, и Петр Валерьевич заспешил к своему старому месту. Смахнув с деревянного ящика утреннюю порошу, он кинул на него маленькую по-душку, принесенную с собой, освежил старые лунки ледорубом и уселся. Достал красного червячка, личинку комара сантиметра полтора длиной, нацепил его на крючок, поплевал на него по рыбацкому обычаю и забросил в лунку.

Зимняя удочка «молчала», не подавая никаких сигналов, и он стал немного по-тряхивать ее, приманивая к играющему мотылю рыбу. Минуты через три тонкая пружин-ка кивнула, Малышев резко дернул леску, подсекая добычу, и в натяг потащил рыбу из лунки. Вот он, первый сегодняшний хариус уже дергается на заснеженном льду. Петр Ва-лерьевич оценил добычу — средненький хвост, но все равно радостно и приятно душе.

Новый мотыль, новый заброс и ожидание. Ожидание особенное, рыбацкое, его не поймет человек, не ловивший сам рыбу. Но поймет охотник, не раз подстерегающий свою добычу на солонцах.

Солнце уже коснулось лучами заснеженного ледяного покрова, но Малышев не замечал его, все внимание на лунку, на тонкую пружинку, сигнализирующую о поклеве. Опять кивок, подсечка и рыбка трепещется на снегу.

Совсем неважно, сколько он поймает рыбы — пять, десять или тридцать хвостов. Но сегодня ему везло, и он засиделся дольше обычного. Глянув на часы, заторопился и только сейчас осмотрелся. Лучи солнца искрились на кристалликах снежинок, слепя не-много глаза, и от этого весь залив казался немного затемненным. Он повернулся в другую сторону от бликов, и снег забелел нетронутым покрывалом.

Малышев собрал рыбу в сумку, прикинул на вес: килограммов на шесть потянет. Довольный уловом, взял рыбацкие снасти с подушкой и заспешил домой.

Раньше он и мечтать не мог о такой рыбалке. Свой дом на заливе, который объяв-лен закрытой зоной, нет рыбаков-конкурентов, тишина, покой и природная красота.

Дома он сам солил хариус и любил его кушать с вареной рассыпчатой картошкой. К столу обычно подавались соленые грузди или рыжики, огурцы, помидоры, прекрасно сохраняющиеся в большом подвале. Огурцы и помидоры солила жена на всю большую семью, выращивая их в теплицах собственного огорода, грибы собирали вместе, часто беря с собой в лес внука, а когда получалось, то и дочь с зятем.

В начале, когда несколько лет назад Малышевы переезжали в новый загородный дом, Петр Валерьевич считал, что будет скучать по городу, по общению с приятелями-соседями и бывшими сослуживцами. Но время шло, и скучать не приходилось. Михайловская усадьба занимала несколько гектаров, а посему работы хватало. Мужская умелая рука никогда не останется без работы, не смотря на то, что в усадьбе проживала еще и охрана, которая всегда готова помочь по хозяйству. В ее двухэтажный домик гостиничного типа он не совался с рабочей помощью, хотя и заходил нередко угостить рыбкой. Там же жили две горничные и повар. Трехэтажный коттедж зятя с дочерью ремонта не требовал, но если надо где-то, что-то прибить, привинтить, то это уж его забота.

Малышев с супругой, Ольгой Федоровной, жили в отдельном уютном домике на четыре комнаты. Им и этого было много, но зять настоял, мотивируя тем, чтобы было, где поиграть внукам.

Летом Ольга Федоровна возилась на огороде, а он или рыбачил, или возился с бассейном, меняя воду, или на детской площадке смазывал качели. Работы хватало, и они с женой не скучали.

Ольга Федоровна встретила мужа обычным заботливым кудахтаньем — не замерз, не устал? Посмотрела на улов, похвалила и порекомендовала:

— Отнеси ребятам, — так она называла охрану, — пусть поедят свеженькой, у нас и так целая бочка стоит полная.

Муж не возражал, всегда готовый поделиться последним. Ребята его уважали, по-могали, где действительно нужна была мужская сила, не лезли с мелочью, чтобы не оби-деть старика.

Малышев вошел в гостиную охраны.

— Ребята, рыбка свежая, хариус. Вам посолить или жареную будете?

— Лучше пожарить, — раздались голоса.

Они знали, что солить рыбу и вялить Петр Валерьевич не доверял никому, делал все сам. А если жарить, то унесет рыбу повару, который и приготовит отменное блюдо.

— Ладно.

Малышев повернулся и пошел на кухню, вывалил рыбу в таз.

— Сегодня поймал, ребята просили пожарить.

— О, отлично, будет на второе жареный хариус с картофельным пюре, — обрадовался повар, — а я все раздумывал: то ли рагу сделать, то ли котлеты пожарить. На первое борщ сварю.

— Борщ — это хорошо, в обед всегда супчик требуется, — похвалил Малышев, — ну, не буду тебе мешать.

Он вышел на улицу. День теплел и солнышко пригревало. Скоро побегут ручьи, растает снег и снова лето. Он любил лето больше других времен года и всегда ждал его с нетерпением. Растает лед на катке и вновь заполнится бассейн чистой ангарской водой, где с наслаждением можно искупаться с внуком.

Ольга Федоровна вначале ворчала: «Куда ты-то в воду лезешь, старый, простынешь еще»? Но потом успокоилась и иногда поглядывала на мужа, может быть вспоминала молодые годы.

Быстро бежит время, ох как быстро, промелькнули незаметно, пролетели годочки. Более сорока лет они прожили вместе и иногда ненароком вспоминали былые деньки. «А помнишь, Петя, как в Листвянку на мотоцикле ездили, я беременная была Иринкой, но ничего, ездили»? Или: «По лесу ты меня натаскал перед самыми родами, по горкам. И ничего. А сейчас молодежь не та уже пошла — все на сохранении больше лежат, чем на природу ездят. Двигаться мало стали. Я беременная полы мыла, а ты все твердил, что хорошо, так надо, место не прирастет и рожать легче будет».

Так уж, видимо, заведено природой, что старики в каждом веке твердили одно и то же: Не та молодежь пошла, не та. Вот у нас бывало…

Домой прибежал внук.

— Бабуля, дедушка, я по-французски говорить научился. Мама сказала, что получается у меня весьма неплохо, но надо еще подтянуться немножко.

Он что-то залопотал по-иностранному. Бабушка обняла его.

— Ох, господи, мы же, Димочка, не понимаем по-французски.

Заворчал и дед:

— Всыплю я ремня твоей матери. Что это делается, мучают ребенка с детства. В школу еще не пошел, а на трех языках говорит свободно. Что дальше-то будет?

— Дедушка, а ты, правда, маме ремнем можешь всыпать? — Заинтересовался внук. — Что тогда папа скажет, если маму побьют? Он тебя заругает, а мне жалко будет и тебя, и маму. Папа большой, он генерал, всех ругать может и меня тоже.

— Ох ты, боже ты мой, — всплеснула руками бабушка, — откуда у пятилетнего ре-бенка такие мысли?

Она обняла внука.

— Бабуля, — вывернулся из объятий Дима, — вечно ты со своими обнимашками, надо мужчиной расти, а не обниматься.

Довольный дед захихикал украдкой, потом сделал серьезной лицо и произнес торжественно:

— Молодец, так держать, — и протянул внуку руку.

— А ну вас, обоих…

Бабушка махнула рукой и пошла в гостиную, включила телевизор.

— Обиделась бабушка, — вздохнул дед.

— Бабуля, ты на нас с дедушкой не обижайся, мы же мужики все-таки, а не девчон-ки. Должны марку держать.

Бабушка ничего не ответила. Лишь подумала про себя: «Образованные растут и где только слов таких набрались — «марку держать»? Какую еще марку? Весь в отца, тоже, наверное, генералом станет».

Она позвонила повару, попросив принести обед внука к ним, потом связалась с воспитательницей, заявив, что внук обедает у нее.

Воспитательница не возражала, но и не одобряла таких поступков. Считала, что это расхолаживает дисциплину — другие дети ведь не могут уйти к свои бабушкам и де-душкам.

Как не уговаривали родители, но Николай с Ириной твердо решили, что сын бу-дет ходить в детский сад, ребенку необходимо общение со сверстниками. Потом опреде-лились немного иначе. Наняли образованную воспитательницу, подыскали еще пять де-тишек, и устроили на дому свой детский сад. Благо — место для этого имелось.

Николай поговаривал, что осенью можно отдать Дмитрия в школу. Развитый не по годам мальчик, скучно ему в детском саде, хоть и домашнем. Ирина пока молчала, не высказывая своего мнения, а дедушка с бабушкой возражали категорически. Не стоит раньше времени ребенка детства лишать, считали они.

Ольгу Федоровну Николай убедил быстро, она сама работала ранее учителем в школе. Попадались ей и одаренные дети, которым просто было скучно со сверстниками в учебе, хотелось познать большего, а не ограничиваться рамками программы. Сами, по своей инициативе, читали они учебники старших классов, понимали предмет и часто за-бывали сделать элементарные домашние задания. Получали, естественно, двойки и посте-пенно привыкали к плохим оценкам, к расхлябанности и теряли интерес ко всему. В итоге получался из ребенка не гений, а посредственная серая мышка. Она понимала это и считала, что если уж идти в школу, то во второй или третий класс сразу, совсем не интересно обучаться тому, что ты уже знаешь. Вопрос оставался открытым, март месяц на дворе и до сентября еще далеко, успеют определиться. Потом учебная комиссия определит уровень знаний, и с какого класса начать обучение.

Повар Сергей принес еду, и они пообедали втроем. Петр Валерьевич удалился к себе в комнату, где стал бинтовать запястье правой руки.

— Дедушка, ты руку на рыбалке натрудил, косточки не молодые, смазка в суставах плохая, вот и получился дискомфорт.

— Что, что получилось? — Переспросил дед.

— Дискомфорт. Это когда ощущения неприятные возникают. Болит рука и вроде бы не болит, словно мешает что-то и поднывает иногда неприятно. Вот, дедушка, ты меня на рыбалку не берешь, а зря. Рука теперь неделю или две болеть будет. Кому от этого хо-рошо?

— Дима, — серьезно ответил дедушка, очень удивившись не по возрасту развитой речи внука, — во-первых, ты в занят, в садике находишься, хоть и дома. Во-вторых, холод-но на улице, а я часа три на рыбалке провожу. И, в-третьих, рыбачить научиться надо.

Бабушка замерла удивленно за стенкой, слыша такой взрослый разговор с внуком.

— Хорошо, дедушка, давай по порядку. Во-первых, мне со сверстниками не инте-ресно, поговорить даже не о чем. Одни куклы да машинки у них на уме. Во-вторых, я бы оделся тепло. В-третьих, уметь рыбачить, естественно, надо, а кто не умеет — можно и научиться. Я долго слушал твои разговоры про рыбалку, кое-что усвоил и даже могу усо-вершенствовать рыбацкий процесс.

— Это как? — Снова удивился дед.

— Все же очень просто дедушка. Ты одеваешь мотыля и бросаешь в лунку на опре-деленную глубину. Потом начинаешь покачивать запястьем, создавая иллюзию движения червячка в воде. Рыба бросается на червя, ты ее подсекаешь и двойной результат на лицо.

— Какой еще двойной результат? — Не понял Петр Валерьевич.

— Обыкновенный — рыба поймана, и запястье натружено, бинтом замотано.

— Умница ты моя, все-то ты знаешь, — дед обнял внука.

— Подожди, дедушка, я еще не все сказал. Можно получать один результат и улучшенный. Необходимо только на конец твоей зимней удочки поставить резьбовой эксцентрик, а уже после него поплавок-пружинку.

Дима посмотрел на дедушку и сообразил, что тот ничего не понял. Бабушка, уже не таясь, удивленно-ошарашенно смотрела на внука.

— Эксцентрик, дедушка, это когда предмет имеет вектора разной длины. То есть от центра в одну сторону сантиметр, например, а в другую два сантиметра. Проходит леска через такой эксцентрик и движется в воде то тихо, то быстрее. А резьбовой эксцентрик хорош еще тем, что червяк в воде крутится по оси. Ты сам иногда говорил, что стоит рыба и не берет червяка. Она же тоже не дура, хоть не умеет думать, но видит, что движения его не естественны. А твой червячок, дедушка, станет симулировать более естественные движения в воде, и хариус станет хватать его сразу, без размышлений. Я чертеж нарисую, а папа попросит кого-нибудь, чтобы его из пластмассы отлили. На металлическом леска может примерзать.

Петр Валерьевич сглотнул слюну, даже в горле пересохло. Он пошел, выпил ста-кан воды и только потом осторожно спросил:

— Дима, а ты откуда это узнал, кто рассказывал?

— Никто, дедушка, не рассказывал. Сам придумал. У тебя же рука разболелась, вот я и решил облегчить задачу, чтобы не трясти удочкой постоянно. Есть, конечно, и элек-трические удочки, на батарейках с вибратором, но они тоже не естественные движения червя создают в воде. Смотрит хариус или омуль на такого червяка, как на трясущегося от страха шизика и еще подумает — съесть или нет, можно и заразиться. Извини, дедушка, пофантазировал немного, но думаю, что с эксцентриком дело выгорит и улов возрастет количественно, и рука болеть перестанет.

— Это же надо! — Воскликнул дед, хлопая ладонями по бедрам. — Меня, старого рыбака, родной внук рыбалке обучает. И все так просто оказывается, естественно, но по-чему-то никто до этого не додумался. В космос летаем, а нормальную удочку сделать не можем. Не-е-ет, весь в отца, весь. Я таких слов в пять лет и не слышал, и не знал, писать, читать и считать не умел, а он, погляди, уже целый конструктор. Ну, милый, удивил ты дедушку, удивил. Что там удивил — ошарашил просто. Оля, ты слышала, как внук деда учил. Ну, умница, ну, голова! Конечно, ему со сверстниками не интересно по-пустому машинки игрушечные катать. Надо с отцом поговорить, я согласен, пусть в школу идет осенью.

— Зачем в школу? — Возразил Дима. — Я уже все школьные учебники освоил. Что мне там делать — баклуши бить?

Ольга Федоровна ранее преподавала в школе биологию, еще не забыла предмет, пока заслуженно отдыхала на пенсии.

— Хорошо, Дима, расскажи мне, какие ты знаешь методы изучения генетики чело-века?

— Запросто, — не смущаясь, ответил внук. — Генеалогический, биохимический, близнецовый, цитогенетический. Генеалогический дает возможность определить вклад генетических (наследственных) и средовых факторов (климат, питание, обучение, воспи-тание и др.) в развитии конкретных признаков или заболеваний у человека. Биохимиче-ский основан на микроскопическом изучении хромосом человека. Близнецовый направлен на выявление биохимического фенотипа организма. Эти методы позволяют диагностировать наследственные болезни, обусловленные генными мутациями. Биохимические показатели (первичный белковый продукт гена, накопление патологических метаболитов внутри клетки) отражают сущность болезни более адекватно, чем клинические симптомы. А цитогенетический заключается в составлении родословных, которые позволяют проследить особенности наследования признаков. Метод применим в том случае, если известны прямые родственники обладателя изучаемого признака по материнской и отцовской линии в ряду поколений. Он был предложен в конце IХ века Гальтоном. Система обозначений родословных была предложена Юстом в 1931 году. Вкратце все, если подробнее: то генетика, как молодая наука…

— Не надо, Димочка, не надо, я верю, — остановила внука пораженная ответом ба-бушка.

— И что, правильно все рассказал? — Спросил жену Петр Валерьевич.

— Если бы в школе все так рассказывали. Все абсолютно правильно. Не понимаю, Дима, откуда ты это все знаешь?

— Бабушка, это же просто, — пояснил внук, — в интернете все учебники есть, и я их все изучил. Если школьное образование обязательное, то я освоил все предметы. Сейчас изучаю более подробно, как раз, генную инженерию, физику, химию, математику, астро-номию. Все так интересно, бабушка, но я не совсем согласен. Например, совокупность приемов получения рекомбинантных РНК и ДНК, насколько я понял, устарела. В генах содержится информация-инструкция для синтеза в организме молекул РНК и белков, в том числе ферментов. Чтобы заставить клетку синтезировать новые, необычные для неё вещества, надо чтобы в ней синтезировались соответствующие наборы ферментов. А для этого необходимо или целенаправленно изменить находящиеся в ней гены, или ввести в неё новые, ранее отсутствовавшие гены. Сейчас учёные сосредоточили усилия на попыт-ках разработать методы введения в клетку новых, совершенно определённых генов, нуж-ных человеку. Зачем выдумывать колесо, если еще сам генотип не совсем изучен и при полном исследовании даст нужные инструменты и направления в науке?

— Петя, — почему-то вздохнула Ольга Федоровна, — наш внук знает больше меня. По крайней мере, в биологии. Я не знаю, что мне сказать еще или сделать. Что будет, Пе-тя?

— Что будет, что будет? Раскудахталась. Что в этом плохого?

— Как что? Выучит он сейчас институтские программы, а дальше что? Что делать дальше?

— Что делать, что делать… раскудахталась. — Повторился Малышев. — Науку дви-гать вперед — вот что делать. Отец знает о твоих способностях? — Спросил он внука.

— Отец знает, но не все, как-то не получался разговор на эту тему. Видимо потому, что он не актуален для нас. Мы с папой говорили, например, о радиоактивном излучении. О том, что на его характер не оказывают влияния вид химического соединения, агрегатное состояние, механиќческое давление, температура, электрические и магнитные поля, т. е. все те воздейстќвия, которые могли бы привести к изменению состояния электронной оболочки атома. Следовательно, радиоактивные свойства элемента обусловлены лишь структурой его ядра. Само ядро в соотношении всего атома очень маленькое. Например, как точечка на метровом колесе. Вокруг этой точечки летают протоны, электроны, нейтроны, причем на очень большом расстоянии. Почему бы тогда не смоделировать вселенную по принципу строения атома? Не нашу галактику, а вселенную. Где-то есть нечто большое, в нашем понимании, а на самом деле малюсенькое в процентном соотношении. Вокруг этой точечки крутятся на большом расстоянии электроны, то есть наши галактики. Они, как и в атоме, могут удаляться, приближаться, переходить в другое состояние или взрываться. Но это сейчас не так важно, мир еще не способен познать такую истину. Гораздо важнее, например, сделать корабль как НЛО — мгновенно летает, исчезает и появляется. Думаю, что это вполне возможно, если его построить по принципу того же атома. Двигатель — это ядро, а оболочка: летающие электроны, протоны, нейтроны. Такой летательный аппарат способен двигаться со скоростью света. А что такое свет — те же самые волны определенной частоты. Вот почему корабли пришельцев имеют округлую форму, как и атом, они светятся, мерцают и летают со скоростью электромагнитных волн крайне малой длины. Но папа сказал, что пока рано этим заниматься. Я и не стал. В современной науке все так запущено, что сложно понять, где действительно ученые недопонимают, а где просто тупят нещадно.

Малышевы, естественно, не поняли ничего из сказанного. Если Ольга Федоровна еще немного разбиралась в биологии, то в вопросах физики никак. Петр Валерьевич по-просил:

— Дима, давай лучше о рыбалке поговорим, о том, как еще лучше удочку сделать.

— Хорошо, дедушка. Удочку с эксцентриком можно усовершенствовать очень про-сто и сам эксцентрик не понадобится. Но, здесь палка о двух концах. Рыбаку, насколько я знаю, важны всего два момента — сам процесс ловли и количество полученного материала, то есть пойманной рыбы. Эти оба момента неотделимы и дополняют друг друга. Рыбу же можно в магазине купить или самому поймать — это разные вещи. Я правильно говорю, дедушка?

— Очень правильно, Дима, — Малышев весь превратился во внимание.

— Ты знаешь, что собаки чувствуют человека. Чувствуют, кто их боится, а кто нет. Боязливых они кусают многократно чаще. Человек, который боится и который не боится, испускают разную длину радиоволн. Поэтому принципу можно сделать удочку. Опускае-те вы в воду корзину, вставляете внутрь микрочип, испускающий длину радиоволны лю-бимой пищи хариуса и он мигом плывет в вашу мышеловку. Закрываете крышку и вытас-киваете. Какой объем корзины — такой и улов. Это очень просто, дедушка.

Малышев недопонимал, в отличие от Ольги Федоровны, чем может обернуться для Димы подобная гениальность. Всегда возникает диссонанс, если мозги взрослого че-ловека, а тело ребенка. В стае взрослых он будет чужим, а в стае детей не своим. Ум кра-дет, пожирает детство, которое необходимо растущему и развивающемуся организму.

— У тебя всегда все просто, Дима, — хмыкнул дедушка.

— Дедушка, ты не прав, — возразил внук, — просто лишь гениальное. А остальное — это недоработки. Великие скульпторы сразу видели в глыбе мрамора свое будущее творе-ние и просто отсекали ненужный материал. Посредственность всегда недорабатывала, она не могла отсечь ненужное и получала никудышное творение. Я пойду на компромисс, дедушка, сделаю тебе крючок с микрочипом, который без всякой наживки станут заглатывать рыбы. Ты и рыбачишь, сам вытаскиваешь по одной, и ловится хорошо, поклев на каждый заброс. Ой, папа пришел!

Дима бросился в объятия к отцу.

— Как вы тут домовничали, — спросил Николай, ни к кому не обращаясь конкретно.

— Хорошо домовничали, — махнула рукой Ольга Федоровна. — Ты, Коля, отведи внука домой и вернись, поговорить надо.

Михайлов заметил обеспокоенную удивленность на лице тещи, а тесть сверкал радостью, словно поймал толстую щуку и все-таки сумел протащить ее через лунку.

— Он уже большой мальчик, сам дойдет, — ответил Николай.

Когда Дима ушел, Ольга Федоровна пригласила всех присесть.

— Жаль, что Ирины нет, но прежде всего я с тобой хотела поговорить, Коля. Дима — гениальный мальчик и меня это беспокоит. Мы сегодня поговорили с ним, и я выяснила, что он уже всю школьную программу знает и институтскую наверняка. Со сверстниками ему не интересно, он сам об этом сказал. С дедом, может быть, и интересно. И то только потому, что тот его слушает, головой кивает, хоть и не понимает ничего.

— Почему это я не понимаю ничего? — Возмутился Малышев.

— Помолчи, Петя, не о тебе сейчас речь, — осадила его супруга.

— Я понял вас, Ольга Федоровна, — он глянул на часы, — скоро Ирина приедет, бу-дем держать семейный совет все вместе после ужина. Да, пора пришла определяться.

Николай вернулся домой и набрал номер Бортового.

— Александр Васильевич, извини, что побеспокоил, это Михайлов, добрый день.

— Добрый день, Николай Петрович, узнал вас, рад звонку. Как самочувствие, на-строение?

— Все хорошо, спасибо. Сынишка у меня, пять лет ему. — Посланник словно замял-ся, делая паузу.

— Как же, помню, хороший смышленый мальчик, Димой зовут.

— Я бы хотел, чтобы он в МГУ выпускные экзамены сдал, физический факультет. Сможете мне в этом помочь?

Бортовой ответил, не задумываясь:

— Если бы кто-то другой меня об этом попросил, сам понимаешь, Николай Петро-вич, слушать бы не стал даже. Переговорю с ректором, думаю, что через неделю можно подъехать, дату, естественно, уточним.

— Александр Васильевич, я бы попросил вас с комиссией приехать сюда. Да, вы не ослышались, и вас тоже. Есть очень серьезная и перспективная тема, думаю ее поручить сыну. И еще есть парочка просьб, Александр Васильевич.

— Слушаю, — вздохнул Бортовой.

— Не надо говорить заранее комиссии, что мальчику пять лет. И второе — подбери-те парочку академиков, профессоров, титул не важен, по вопросам ядерной физики. Пер-спективных и не старых по возрасту, с возможностью переезда сюда на работу в качестве помощников или заместителей к моему сыну.

— Ничего себе — академик в замах у пятилетнего ребенка…. Все так серьезно?

— Более чем, Александр Васильевич, пусть они тоже вместе с комиссией приедут. Сын их протестирует по уровню знаний и возможности совместной работы.

— Да-а, — протяжно ответил Бортовой, — Вот так Дмитрий Николаевич — сам в нача-ле станет экзамены сдавать, а потом принимать их у академиков. Конечно, Николай Пет-рович, просьбу выполню, но вы хотя бы намекните о своих планах.

— Предлагаю создать КБ или НИИ, который возглавит Дмитрий Николаевич. Из-вестно, что Земля вращается вокруг Солнца почти по круглой орбите, а Марс по очень вытянутой. Ближайшее расстояние между планетами, называемое противостоянием, составляет, примерно, 55–57 миллионов километров. Это семь месяцев полета современного космического корабля в одну сторону. Надеюсь, что через два-три года работы НИИ можно будет слетать за три минуты. Скорость полета космического корабля, обычно вторая космическая, составляет одиннадцать километров в секунду, мы планируем триста тысяч.

— Невероятно, это же скорость света.

— Естественно.

— А…

— Александр Васильевич, — перебил его Посланник, — приезжайте, на все вопросы отвечу с подробностями.

— Хорошо, дату вылета сообщу.

Вечером после ужина в гостиной собралась вся семья. Удобно расселись в крес-лах. На столиках сок, фрукты. Ольга Федоровна не одобряла присутствия внука на семей-ном совете, но в категоричной форме спорить с родителями не стала. Ирина уже догады-валась, что Николай все решил и семейный совет — это формальная процедура. Зная Ни-колая лучше, чем все присутствующие, она не настаивала и не поддерживала «пустые» разговоры, которые обычно присутствуют на подобных советах. Это же отец, он зла не пожелает. Поэтому она и предложила высказаться сразу мужу. И он ее понимал тоже.

— Ирина, может быть у твоих родителей другая точка зрения. Все-таки Ольга Фе-доровна педагог и много лет отдала воспитанию подрастающего поколения.

— Коля, ты знаешь сына лучше моих родителей, понимаешь его уровень знаний. Поэтому начнем с тебя, а за уважение к родителям — спасибо.

— Хорошо, Ира. Тогда я кратко и почти тезисно. Уровень знаний Димы практиче-ски по всем известным предметам не ниже, чем у профессоров и академиков. По некото-рым вопросам он гораздо выше их. Ориентировочно через неделю сюда прибудет комис-сия МГУ принимать у него выпускные экзамены, как у лица, окончившего физический факультет. После этого Дима возглавит вновь созданный НИИ, два-три академика станут его заместителями. Я понимаю, что его организм детский, поэтому режим дня станет со-ответствовать физическим потребностям. Бабушку и дедушку я попрошу относиться к внуку, как и прежде, как к ребенку, а не как к генеральному директору одного из ведущих научно-исследовательских институтов страны. Где-то поругать, где-то пожурить, где-то помочь. Особенно в играх, связанных с физическими упражнениями, научить пользовать-ся молотком, топором, пилой. Чтобы Дима во взрослой жизни сам умел гвоздь прибить, прокладку на кранах поменять, отверстие в стене просверлить, рубашку постирать и так далее. О том, что Дима получит диплом, возглавит НИИ — никому говорить не надо. Для всех он обычный мальчик — не более. О его работе не будут знать ни генерал Фролов, ни генерал Суманеев. У меня все, хотелось бы знать ваше мнение, господа члены семейного совета.

Ирина видела, что родители в шоке. Конечно, сложно и необычно воспринимать такое с собственным внуком. Но лично она сыном гордилась. Ведь он не только Колин, но и ее сын, она его родила и выкормила собственной грудью.

— Я считаю, что ты прав, Коля. Диме не интересно со своими сверстниками. Пусть он лучше с дедушкой общается, на рыбалку ходит, учится инструментами пользоваться, бабушке помогает. Пусть знает, как посуду мыть, какими средствами пользоваться. Я думаю, что ему это интереснее будет. Дима, сам ты что скажешь?

— Я скажу только одно — меня услышали и поняли. Хочется на качелях покачаться, с горки прокатиться, в бассейне поплавать, порыбачить и физикой позаниматься. Многое хочется по-детски и по-взрослому.

Бабушка ничего не сказала. Подошла, обняла внука и заплакала.

LХIII глава

Бортовой пришел к ректору МГУ с просьбой о создании внеочередной государст-венной экзаменационной комиссии. Обычно такую комиссию возглавляет профессор с другого ВУЗа, но в данном случае решили поручить возглавить мероприятие ректору МГУ.

Он долго не соглашался, не смотря на уговоры директора ФСБ, и не понимал, по-чему об этом просит именно директор, а не сам испытуемый или хотя бы его родители.

— Александр Васильевич, если вам необходимо для работы, чтобы испытуемый имел диплом нашего ВУЗа, то мы такой выдадим, и вы знаете, как это делается.

Ректор предложил Бортовому напитки.

— Спасибо. Но испытуемый не имеет высшего образования и даже общеобразова-тельного среднего.

— Александр Васильевич, на что вы меня толкаете, как мы можем экзаменовать человека, который даже в школе не доучился. Извините, но если бы вы занимали другую должность, то я бы вас просто выгнал. Еще раз простите.

— Виктор Антонович, я вас понимаю. Но вас просят лишь оценить уровень знаний человека. Вы доктор физико-математических наук, неужели вы и ваши коллеги не смогут понять уровень знаний испытуемого. Никто не просит выдавать липовый диплом. Я не человек науки, но, на мой взгляд, уровень знаний испытуемого выше профессорского. Что ему теперь — на первый курс МГУ идти, чтобы профессора поняли, что не могут его ничему научить, ибо знают меньше или гораздо меньше этого «студента». Поэтому я прошу вас, Виктор Антонович, пригласить в комиссию не просто профессоров, а самых именитых ученых.

— Если именно так ставится вопрос, то я готов. Пусть испытуемый приходит в июне на выпускные экзамены. Как его фамилия?

— Виктор Антонович, комиссия должна экзаменовать человека не позднее недель-ного срока. И не здесь, а в городе Иркутске. Президент в курсе, что я сейчас у вас и тоже поддерживает мою просьбу. Он надеется, что вы решите вопрос без волокиты, формаль-ностей и обид. Фамилию вы узнаете несколько позже, я тоже полечу с вами, у меня там свои вопросы. Членам комиссии прошу не пояснять до времени истинной цели команди-ровки и не ссылаться на мое ведомство.

Комиссия прибыла большая и солидная, как и просил директор ФСБ. На следую-щий день утром их привезли в Михайловскую усадьбу. Гостиную в доме немного пере-оборудовали. Поставили ряд кресел для профессоров и академиков, столики с минераль-ной водой и соком. Напротив такое же кресло со столиком для экзаменуемого, доску для записей.

Михайлов старший не стал говорить сыну заранее о намечавшемся экзамене, что-бы не волновать его.

— Папа, мне можно сними говорить на уровне?

— Нет, сынок, на твоем уровне они не смогут общаться. Говори с ними на уровне профессора или академика.

— Хорошо, папа, я понял.

— Дима, я пойду к ним, а ты побудь здесь, Александр Васильевич тебя пригласит.

Бортовой, когда все собрались и расселись по креслам, попросил минуточку вни-мания:

— Господа, прежде чем вы начнете экзамен, я бы хотел сказать несколько слов, по-ка нет испытуемого. Определять уровень знаний вы будете у ребенка пяти лет, — Бортовой поднял руку, предотвращая вопросы или ненужные высказывания. — Надеюсь, вы пони-маете, что вас сюда привезли не для шуток. И второе — все что станет происходить в этой комнате, начиная с того момента, как войдет и представится испытуемый, станет секретом особой государственной важности. За стенами этой комнаты вы не вправе обсуждать настоящие события даже между собой. Соответствующую подписку мы у вас возьмем.

— Подписку мог бы и ваш сотрудник взять, — съязвил Садовников, ректор МГУ, кивая на Михайлова старшего, сидевшего чуть в стороне в генеральской форме.

— Это не мой сотрудник, Виктор Антонович. Но, чтобы было понятно, скажу — это первый ученый среди великих. Нет, не правильно — среди самых великих.

— Почему же тогда мы его не знаем? — Не сдавался Садовников, поглядывая на звезду Героя России, свидетельствующую о боевых подвигах.

— Великого Королева, в свое время, тоже не все знали. Может быть, перейдем к экзаменам?

— Да, конечно, извините, Александр Васильевич.

Садовников сообразил, что звезду генералу дали за создание какого-то мощного оружия, и он работает на оборонку, поэтому не известен в широких кругах.

Дима зашел в гостиную уверенной походкой.

— Разрешите представиться — Михайлов Дмитрий Николаевич. Господа, прошу за-давать вопросы.

Он отошел с середины в сторону доски.

— Мальчик, расскажи нам принцип работы ядерного реактора, — спросил один из профессоров.

— На этот вопрос, дядя, я отвечать не стану, ибо не считаю полезными и актуаль-ными школьные вопросы для настоящей аудитории.

Профессор вначале обомлел, а потом рассмеялся.

— Хорошо, мальчик, простите, Дмитрий Николаевич. Каков период полураспада радиоактивного элемента, если его активность уменьшилась в 4 раза за 8 дней?

— Извините, профессор, вы, видимо еще не поняли, что я не студент и не школь-ник. Можно вопрос вам?

— Конечно

— Рассчитайте, пожалуйста, реактивную тягу в 140 тонн в ядерном ракетном дви-гателе осколками деления урана-235 самой активной зоны реактора, выбрасываемых из сопла диаметром один метр, в том числе с дополнительным вводом в активную зону дей-терия и гелия. Сколько потребуется урана для работы такого двигателя в течение 20 часов, и станете ли вы применять графитовые стержни в данном случае? Я прошу схематичный расчет с учетом выхода энергии только через сопло и без условностей заражения окружающей среды.

Михайлов старший сразу заметил, что вопрос с подвохом, но вмешиваться не стал, решил посмотреть, как поведет себя профессор.

— Дмитрий Николаевич, — уже серьезно заговорил профессор, — вы специально за-дали такой вопрос, на который схематично ответить невозможно или…

— Простите, профессор, я вижу — мы стали понимать друг друга. Я снимаю указан-ные цифры в вопросе, что позволит уже мне ответить на него схематично. При делении тяжёлого ядра выделяется примерно двести мегаэлектронвольт и более 80 % этой энергии составляет кинетическая энергия осколков деления. Остальная часть распределяется меж-ду нейтронами, гамма-квантами, β−- частицами и антинейтрино. При этом соотношение между отдельными составляющими энергии деления слабо зависит от делящегося ядра и от энергии нейтрона, вызывающего процесс деления. Превращающаяся в тепло энергия на один акт деления, что составляет 200 мегаэлектронвольт, в перерасчёте на один грамм прореагировавшего урана-235 дает, — Дмитрий написал на доске формулу:

51023МэВ = 1,94•1010кал = 8,1•1010Дж = 22,5 МВт•ч ≈ 1 МВт•сут.

— Таким образом, господа, мы можем представить себе схематично необходимое количество требуемого материала. Пожалуйста, еще вопросы?

Через три часа вмешался Михайлов старший.

— Господа, я предлагаю сделать перерыв и пообедать. Если еще нет убеждения в уровне знаний Дмитрия Николаевича, то продолжить проверку после обеда.

— Да, вы правы, товарищ генерал, совсем замучили мы молодого человека вопро-сами. Но это уже не от проверки уровня знаний, а из элементарного любопытства. Пола-гаю, что выражу общее мнение — уровень знаний испытуемого гораздо выше предлагае-мого в университете. — Садовников посмотрел на коллег, которые согласно кивали голо-вами. — Разрешите поздравить вас, Дмитрий Николаевич, — Садовников подошел и пожал Диме руку, — с успешным окончанием испытаний. После обеда приглашаю всех на торже-ственное вручение красного диплома выпускнику физического факультета МГУ Михай-лову Дмитрию Николаевичу.

Вечером, пока Ирина с родителями любовались дипломом сына и внука, Михай-ловы и Бортовой сидели в удобных креслах, пили пиво с вяленой рыбкой, Дима пил сок. Мужчины обсуждали будущее. Говорил, в основном, Михайлов старший:

— Дима переговорит завтра с профессорами, которых вы привезли, Александр Ва-сильевич. Решит, кто с ним останется работать, а кто нет. Задумка у нас следующая: соз-дать летающий аппарат, подобный НЛО. Он может использоваться как для полетов к дру-гим планетам, так и в качестве боевого оружия. Назовем его пока космолетом.

Что для этого необходимо? В первую очередь создание и финансирование КБ-Д, что расшифровывается как конструкторское бюро Дмитрия. Дима генеральный конструк-тор, я его первый заместитель, еще два зама и зам по АХЧ, то есть всего четыре. Придется все строить с нуля, благо Ангарский каскад вырабатывает дешевую электроэнергию. К северу от Иркутска есть достаточно много ровных неиспользуемых площадок. Сейчас крайне необходим заместитель по АХЧ, человек надежный и проверенный, который бы занимался вопросами земли, строительства и так далее. Этого человека прошу подобрать вас, Александр Васильевич, или поручить это Суманееву.

Также придется создать специальный отдел по вашей линии, который бы обеспе-чивал защиту информации, этим может заняться Фролов, я ему верю. Это в общих чертах. В подробностях станем общаться по электронной почте, она защищена надежно. В науке нельзя назвать точных сроков, предположительно на создание космолета уйдет около трех лет. Плюс время на строительство КБ-Д.

Бортовой отнесся к просьбам Посланника очень серьезно, активно работал в этом направлении, и иногда казалось, что он не директор ФСБ, а помощник Президента или финансовый министр. Президент утвердил КБ-Д и объем финансирования этого институ-та.

Вскоре приехал Суманеев с каким-то полковником.

— Николай Петрович, Бортовой порекомендовал мне этого полковника, как хоро-шего снабженца и попросил представить его вам. Не знаю зачем, но приказы начальства не обсуждаются.

Михайлов вызвал охрану и попросил отвести полковника к Дмитрию.

— Петр Степанович, расскажите мне об этом полковнике поподробнее, — попросил Михайлов.

— Его рекомендовал директор, — начал с оправдательных оговорок Суманеев, — но мы его все равно проверили, как полагается. Знает вопросы снабжения армии продуктами, обмундированием, оружием, хозяйственно-бытовые вопросы, вопросы строительства. Не как инженер, а как снабженец, естественно. Умеет взаимодействовать и находить общий язык, в рамках законности, конечно, с гражданской администрацией. По службе характеризуется положительно и, как говорится у Штирлица, порочащих связей не имел. Все.

— Не густо. Меня интересуют вопросы секретности и чистоты рук.

— В личном деле полковника, Николай Петрович, никакого негатива нет. Я переговорил с его непосредственным руководством, пообщался с сослуживцами. У меня сложилось мнение, что он все-таки может унести домой банку тушенки, образно говоря, но не более того. По вопросам сохранения военной тайны или излишней болтливости никакой отрицательной информации я не получил.

— Хорошо, спасибо, Петр Степанович. Чайку попьете с вареньем, покушайте? Мо-жет пивка с вяленой рыбой? Тесть у меня ее классно готовит.

— Чашечку кофе выпью. Хорошо у вас здесь — красотища какая! Природа, воздух, залив… здорово! А Фролов все это потерял, променял на суетливую Московию.

Посланник улыбнулся, понимая, что завидует Суманеев Фролову, хоть и ссылает-ся на чистый воздух и всю красоту природы.

— У вас не совсем верная информация, Петр Степанович, насколько я знаю: Фро-лов никуда не уезжает.

— На сей раз нет, Николай Петрович, вы не правы. Сегодня получен приказ о соз-дании нового управления в главке, Фролов назначен начальником и ему присвоено звание генерал-лейтенанта. Кто у вас будет — пока не знаю. Какое-то особо секретное управление, если не обозначили в приказе его направление работы.

Михайлов сам налил две чашечки кофе, улыбнулся, подошел к генералу и потре-пал его по-дружески за плечо.

— Хороший вы мой, старый друг! Скучаете по Москве?

Суманеев пожал плечами.

— Я же все-таки москвич, Николай Петрович, мне исполнилось шестьдесят, а зна-чит, отправят на пенсию, и поеду я домой, в свой родной город.

— На пенсию вас пока не отправят, извините, что вмешался, но я просил директора о продлении контракта, так что еще послужим вместе годик. Вместо Фролова уже приехал Терешкин, вам он известен. Скажу по секрету, что управление «Д», которым с сегодняшнего дня руководит Фролов, базируется здесь, в Иркутске, а вы, Петр Степанович, с этого момента, более не осуществляете оперативное сопровождение моей деятельности. Так решил Президент, не я и не директор. Естественно, что с Фроловым по службе вы пересекаться будете, а со мной лишь по старой дружбе. Так что всегда буду рад слышать вас и видеть у себя.

— Понятно теперь, что за управление «Д» и чем оно заниматься станет. Что-то я проглядел в свое время, не понял, если целое управление создали. Новая работа, направ-ление деятельности?

— Извини, Петр Степанович, это уже военная тайна, сам понимаешь.

— Да-а, Николай Петрович, старею я, но если вам надо — годик еще поработаю, — вздохнул Суманеев.

— Фролову и мне, в том числе, легче общаться с вами, чем с новым руководителем. Вы хорошо знаете территорию, кадры. Кстати, Фролов, естественно, заберет у вас к себе немного сотрудников, остальных наберет в других управлениях, выпускников академии возьмет. Замом к нему Синицин назначен, тоже вам человек известный.

— Ничего себе! — Воскликнул Суманеев. — Генерал в замах… штат, видимо, солид-ный намечается. А я, дурак, не обратил внимания, что из Москвы сюда стайка академиков прилетала. Что ж, пора мне, Николай Петрович, спасибо за гостеприимство. С полковни-ком этим что делать: обратно увозить?

— Нет, пусть он здесь останется, не беспокойтесь о нем.

Михайлов попрощался с генералом. По-своему ему стало жаль этого человека. Служил Родине, не жалея сил, а в новый проект его не пустили. Обидно старику, естест-венно.

Заработала внутренняя связь:

— Николай Петрович, к вам можно?

— Да, Дима, заходи через пару минут.

Михайлов старший понял, что сын придет с полковником, надел форму для встречи.

— Товарищ генерал-лейтенант, полковник…

— Присаживайся, полковник, — перебил его генерал. — Я ознакомился с вашим лич-ным делом и предлагаю работу здесь, в этом городе. Квартиру вам дадут сразу, можете перевезти семью из Новосибирска, если согласитесь. Служба связана с вашими прямыми обязанностями, но несколько расширенного ассортимента. Я имел в виду, что вы станете заниматься всеми вопросами, которыми занимается ваше управление военного округа. Должность полковничья, обязанности, права и зарплата — генеральские. Что вы ответите или вам надо подумать?

— Думать всегда хорошо, товарищ генерал-лейтенант, слишком мало информации для принятия решения.

— Согласен с вами, полковник, но, к сожалению, сказать больше не имею права, так как служба связана с государственными секретами. Могу добавить к сказанному, что работа вам знакома, а полномочия и зарплата равны начальнику тыла военного округа.

— Хорошо, товарищ генерал-лейтенант, я согласен.

Михайлов протянул ему лист бумаги.

— Вот вам подписка о неразглашение государственных секретов. Но, прежде чем ее подписать, знаете, что обратной дороги не будет, и отказаться вы уже не сможете.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, товарищ генерал-лейтенант, — полков-ник улыбнулся и подписал документ.

— И так, господин Ларичев Валерий Игоревич, теперь я могу говорить с вами бо-лее подробно. Вы назначаетесь заместителем по тылу КБ-Д. Это особо засекреченное кон-структорское бюро. Подчиняться вы станете только генеральному конструктору и Прези-денту страны. Ни министр обороны, ни премьер-министр вам не начальники. Ни полиция, ни ФСБ не могут вас проверять, запрашивать информацию. Вы можете дать запрашиваемую информацию только управлению «Д», начальник генерал-лейтенант Фролов. Это управление входит в состав структуры ФСБ, но имеет особый статус, директору ФСБ, его заместителям, местному начальнику УФСБ вы никакой информации не даете. Для семьи, для жены и детей вы так же служите в Сибирском военном округе по снабжению, но в более престижной должности. Если кто-то заинтересуется вашей работой, решит проверить документы, вы немедленно информируете об этом генерала Фролова и своего непосредственного начальника.

— А вы в какой должности, товарищ генерал-лейтенант?

— Я первый заместитель генерального конструктора, зовут меня Николай Петро-вич, фамилия Михайлов. Ко мне лучше обращаться по имени отчеству, а не по званию. Привыкайте, Валерий Игоревич, к гражданскому обращению. Кстати, мне вы тоже можете давать любую информацию, но другим заместителям генерального — уже нет.

— А кто генеральный директор?

— Генеральный конструктор, вы хотели сказать, Валерий Игоревич. Он перед ва-ми, знакомьтесь — Дмитрий Николаевич Михайлов. Да, этот не розыгрыш, этот молодой человек и является первым лицом. Трудно поверить, понимаю, но сейчас вы пойдете с ним, и он поставит конкретные цели, задачи, что необходимо сделать в первую очередь. Президент России то же с трудом поверил в этого юношу.

— Товарищ генерал-лейтенант…

Михайлов перебил его сразу:

— Я рекомендовал вам, Валерий Игоревич, обращаться ко мне по имени отчеству. А если уж вы обратились по военному, то в Уставе вооруженных сил прямо сказано, что при обращении к нижестоящему лицу необходимо спросить разрешения у вышестоящего.

— Извините, Дмитрий Николаевич, сложно воспринимать подобное.

— Ничего, Валерий Игоревич, привыкните, освоитесь. Пойдемте ко мне.

— Есть идти к вам.

Михайлов старший вздохнул, когда сын с полковником ушли. «Ничего, освоится полковник, перестанет козырять, где надо и не надо».

Ларичев с Фроловым и губернатором области срочно вылетели в Москву, Прези-дент вызвал. Их троих завели в пустой кабинет, Президент зашел позднее, поздоровался с каждым за руку.

— Я собрал вас всех вместе, — начал Президент, — чтобы вы знали друг друга и пло-дотворно работали. Это губернатор Иркутской области Степаненко Савелий Федорович, — начал знакомить их руководитель государства, — генерал-лейтенант Фролов Иван Сергеевич, начальник управления «Д» ФСБ России, полковник Ларичев Валерий Игоревич, заместитель по тылу одного из подразделений. На территории области, Савелий Федорович, начнется строительство секретного военного объекта. Иван Сергеевич занимается вопросами безопасности, а Валерий Игоревич, как я уже сказал, заместитель по тылу. Руководитель объекта — лицо секретное и к вам, Савелий Федорович, вряд ли станет обращаться напрямую. О нем не знает и не должен знать даже начальник местного управления ФСБ, министр обороны и другие лица, включая Премьер-министра. Этот объект очень важен для страны. Я прошу вас, Савелий Федорович, оказать полковнику Ларичеву полное содействие в выборе земельного участка под строительство, оказывать ему помощь и по другим вопросам в вашей компетенции. Где-то уладить возможные трения с гражданскими фирмами, например, по срокам поставок материала и так далее. Повторяю — этот военный объект очень важен для страны и я надеюсь на ваше тесное и плодотворное взаимодействие друг с другом. Вас, Савелий Федорович, прошу не обижаться, если получите отказ в посещении объекта. Все, летите домой, удачной работы.

Ларичев вышел удивленный, ошарашенный и озабоченный важностью своей должности. Ничего себе — сам Президент здоровался за руку с простым полковником. Значит, надо приложить все усилия, умения и навыки для эффективной работы.

Строительство шло ударными темпами и в народе поговаривали, что один из московских олигархов решил построить здесь целый комплекс заводов. Опять, дескать, Сибирь москвичи грабят и куда только губернатор смотрит. Был бы жив Юрий Ножиков — разве бы допустил такое. Гораздо позже, когда всю территорию огородили колючей проволокой, натыкали видеокамер и понавесили табличек: «Стой, запретная зона военного объекта», народ заговорил о другом и по-разному. Кто-то приветствовал и считал усилением обороноспособности страны, кто-то тривиально махал рукой, не задумываясь.

Ларичев почти сразу стал называть КБ-Д объектом «Кабы-дабы», это подхватил Фролов и решил использовать в своих оперативных сводках, как псевдоним предприятия. Потом его так называли уже все.

LХIV глава

Ирина Петровна, ранее никогда не вникающая в рабочие вопросы мужа по суще-ству, сейчас изменила свои правилам. Ее, естественно, беспокоила судьба сына, и она убежденно считала, что одной отцовской опеки будет недостаточно. Мужчина всегда ос-тается мужчиной, даже если он родной и любящий отец. За совещаниями, проектами, раз-работками, мыслями можно упустить, запамятовать ненадолго, что генеральный конст-руктор все же ребенок и ему необходим соответствующий режим. Она железобетонно стояла на своей позиции, заявив, что пожалуется Президенту и от своего не отступится.

Николай как-то заявил ей: «Вот, Михайловская порода… когда только ты успела в нее превратиться»?

В конечном итоге мужчины сдались и ее приняли на работу секретарем генераль-ного конструктора. Свой бизнес на Байкале Ирина продала с прибылью.

Пришлось перестроить несколько внутренних помещений и теперь все выглядело следующим образом: просторная приемная, направо кабинет генерального конструктора, налево — первого заместителя. За обоими кабинетами находились комнаты отдыха. Дима частенько спал там, не уезжая домой, если его присутствие требовалось в конце рабочего дня.

Дальше по коридору еще одна приемная поменьше и также два кабинета замести-телей. Еще дальше приемная и кабинет заместителя по тылу. Фролов имел свой кабинет без названия, но его все знали, посещать побаивались, кроме руководства и сотрудников управления «Д».

Сегодня генеральный решил подвести итоги работы за месяц, назначив на 14 ча-сов рабочее совещание с «ядерным» отделом. Но Ирина Петровна перенесла совещание на 16 часов. Узнав об этом, генеральный вызвал к себе ее и первого заместителя.

— Ирина Петровна, я назначил совещание на 14 часов, кто вам дал право отменять мои указания?

Ирина посмотрела на мужа и с материнской строгостью произнесла:

— Дима, после обеда у тебя сон-час и, естественно, никаких совещаний быть не может.

— Ирина Петровна…

— Стоп, стоп, стоп, — перебил всех Михайлов старший, — не надо из меня делать идиота. Я понимаю, Дима, что тебе спать не хочется и не терпится узнать первые резуль-таты. Я понимаю маму, она печется о твоем здоровье. Но я не приветствую родительско-сыновьих отношений на работе. Впредь, Ирина Петровна, прошу согласовывать свои действия с руководством, убедить генерального конструктора перенести совещание, шлепнуть по заднице, если никто не видит, но решение он должен принять сам. А вам, Дмитрий Николаевич, должно быть стыдно и за необдуманно назначенное время, и за попытку обидеть маму своим тоном.

Михайлов старший повернулся и вышел.

Совещание проводили в 16 часов, докладывал Рябов Василий Николаевич, на-чальник «ядерного» отдела.

— В соответствии с полученным заданием мы провели теоретические расчеты и начали собирать установку. По нашим расчетам…

— Почему мне не доложили, что расчеты готовы, и вы начали собирать установку? — Перебил Рябова генеральный.

— Я доложил вашему заместителю Проничеву, — ответил начальник отдела.

— Эдуард Самуилович, в чем дело?

— Я посмотрел расчеты, Дмитрий Николаевич, они верные, приказал начать сбор реактора.

— Впредь, Эдуард Самуилович, конечные или промежуточные, но результаты, докладывать мне лично или первому заместителю, в крайнем случае. Продолжайте, Васи-лий Николаевич, я бы хотел ознакомиться вначале с расчетами.

— Вот, пожалуйста, — Рябов протянул генеральному тонкую папку.

Дмитрий мельком пролистал страницы.

— Все свободны, остаются мои заместители и начальник отдела.

Когда сотрудники отдела ушли, Михайлов младший заговорил с возмущением:

— Эдуард Самуилович, это что за самодеятельность такая? Целый месяц отдел ра-ботал впустую. Вы что не поняли моего задания?

— Я понял, Дмитрий Николаевич, но еще ни один реактор в мире не работал и не будет работать без охладителя, поэтому посчитал, что вы ошиблись, вернее, оговорились, — начал оправдываться Проничев.

— То, что вы посчитали, меня не интересует. Впредь, если у вас есть свое мнение, а это, кстати, неплохо и приветствуется, прошу излагать его сразу, а не самовольничать. Еще раз случится подобное, я вас выгоню с треском. Вам все понятно, Эдуард Самуило-вич?

— Понятно, извините, Дмитрий Николаевич, но если реактор станет работать без охладителя, то температура внутри поднимется до трех тысяч градусов, а может быть и больше. Такой температуры не выдержат никакие графитовые стержни, а отсутствие за-медлителей реакции приведет к взрыву, к ядерному взрыву, позвольте заметить.

Михайлов младший слушал и как бы согласно кивал головой, что воодушевляло Проничева.

— Эдуард Самуилович, если вы считаете меня не достойным занимать это кресло, то хотя бы могли посоветоваться с Николаем Петровичем. Я знаю, что вы академик, но здесь вы не в академии наук, здесь вы всего лишь мой заместитель и не первый, позволю себе заметить. Из-за вас профессор Рябов и его отдел проработали месяц впустую. Кто вам сказал, что в реактор будут ставиться графитовые стержни в качестве замедлителей ядерной реакции, кто? Вы не знаете конечной цели и не должны ничего знать, кроме того, что я вам поручил. Вы не знаете и не будете знать, что мне поручено Президентом России. Не нравится — уходите сразу, но откровенного саботажа здесь я не позволю.

Слово саботаж произвело определенное впечатление, и Проничев понял, что за-пахло жареным, можно и в тюрьму угодить запросто. Этот Фролов, монстр безопасности, без церемоний упакует в камеру без суда и следствия.

— Извините, Дмитрий Николаевич, подобного больше не повторится.

— Хорошо, извинения приняты. Сроку вам — неделя, хоть ночами работайте, но не-деля. Сбор реактора прекратить, расчеты через неделю мне на стол. Спасибо, все свобод-ны.

Михайлов старший вышел в приемную и попросил Ирину зайти.

— Ты знаешь, Ира, как сейчас наш Дима отодрал этого Проничева! У того аж ру-чонки затряслись. Ну, молодец, не ожидал от сына такой эффективной прыти.

— Что стряслось-то?

— Проничев решил по-своему расчеты вести, не так, как было поручено. Ну и по-лучил по полной программе. Дима его вообще уволить хотел, но он вовремя извинился.

— А ты что молчал?

— А я что, я не генеральный директор — сын по существу говорил и правильно. Молодец!

Профессора Рябова окружили его сотрудники с естественными вопросами: что, как и почему, не понимая своего удаления с рабочего совещания. А он налил себе в круж-ку чай и молчал, как рыба. Немного потянув время и заставив поволноваться коллег, заго-ворил с сожалением:

— Опростоволосились мы, братцы, по полной программе, генеральный расчеты не принял, сбор установки приказал прекратить.

— Почему? Проничев же все проверил и утвердил. И вы не мальчик в этих вопро-сах, Василий Николаевич.

— Вы эти подковырки бросьте, други милые. Оказывается, Проничев нам совсем не ту задачу поставил, нас он не ругал, а на него сильно сердился, даже уволить хотел. Заново станем все расчеты делать, и срок нам недельный дан. Нужно рассчитать параметры реактора без учета водяного охлаждения. Генеральный собирается ставить в реактор замедлители из другого материала, способного выдержать температуру три тысячи и более градусов.

— Взорвется же все…

— Не взорвется. Он же поставит в реактор замедлители цепной реакции, поэтому распад управляемый и не достигнет критического уровня.

— Но никакой материал не выдержит такой температуры.

— В том-то и вопрос весь, что Проничев посчитал так же, за что и получил взбуч-ку. Есть такой материал. Представляете, ребята, реактор без охладителя? — Глаза профес-сора загорелись. — Это же многократно уменьшенный объем, увеличенная мощность и впереди никаких Чернобылей и Фукусим, никакой радиации и взрывов. Это мировое от-крытие, мужики. Все, хватит болтать, за работу, все за работу.

В приемной раздался звонок.

— Это дежурный оператор видеонаблюдения, наш КПП захвачен вооруженными людьми.

— Переключаю на Фролова, — мгновенно среагировала Ирина Петровна и побежала в кабинет Михайлова старшего.

— Коля, наш КПП захватили вооруженные бандиты, — взволнованно затараторила она.

— Фролов в курсе? — Спокойно спросил Михайлов.

— Да, я переключила на него дежурного оператора.

— Тогда иди и спокойно работай, Фролов разберется, сил и средств у нас достаточ-но, чтобы нейтрализовать любого противника. Никому больше не сообщай, Диме тоже, пусть не волнуется по пустякам. Если кто-то станет спрашивать, объясняй спокойно — идут плановые учения по отражению возможного нападения.

Фролов поднял роту бойцов по тревоге. От КПП до корпусов объекта ровно ки-лометр и солдаты заняли подготовленные заранее позиции на половине пути, обходя противника по замаскированным траншеям с флангов.

Генерал оценил ситуацию, наблюдая, как короткими перебежками приближались до тридцати человек. Чувствовалась спецподготовка нападавших, действовали слаженно и уверенно, прикрывая друг друга. Он обратился к нападавшим по громкой связи:

— Граждане бандиты, вы вторглись на запретную территорию военного объекта. Предлагаю немедленно сложить оружие и сдаться. В случае движения в любую сторону будете немедленно уничтожены.

Бандиты среагировали ответным автоматным огнем и продолжали движение к рабочим корпусам. Фролов приказал открыть огонь на поражение. Крупнокалиберные пулеметы прошивали бронежилеты нападающих насквозь, и они залегли, не ожидавшие такого отпора.

— Граждане бандиты, — снова обратился к нападавшим Фролов, — последний раз предлагаю сдаться. Оружие оставляете на земле и встаете с поднятыми руками. Даю на раздумье десять секунд, после этого открываем огонь на поражение.

Нападавшие стали медленно вставать, поднимая руки. Солдаты их обыскивали и отводили в сторону. Подошел Фролов и первым делом спросил:

— Солдаты на КПП целы?

— Да, товарищ генерал, — доложил командир роты спецназа ФСБ, — все живы, толь-ко помяли их ОМОНовцы немного.

— Почему ты считаешь, что это ОМОН?

— Форма на них и удостоверения при каждом, — ответил офицер.

— Ведите их, каждого держите отдельно, не давайте общаться друг с другом.

Фролов выругался трехэтажным матом и отошел в сторону. Достал телефон.

— Савелий Федорович, здравствуйте, это Фролов беспокоит.

— Здравствуйте, я перезвоню вам.

— Нет…

Но губернатор уже не слышал Фролова, в трубке раздавались короткие гудки. Только с третьего раза губернатор взял телефон снова.

— Я же сказал вам, что перезвоню сам, что за спешка, у меня совещание и…

— Так прервите его, черт бы вас там всех подрал. ОМОН только что пытался захва-тить наш объект. Позвоните начальнику УВД и выясните: не отправил ли он еще кого-нибудь на подмогу. Сами вместе с начальником УВД приезжайте на н-ский километр не-медленно. Вопрос серьезный, Савелий Федорович.

— Звоню и еду, — кратко ответил губернатор.

Он немедленно прервал совещание и позвонил начальнику УВД.

— Слушаю вас, Савелий Федорович.

— Ты что там, генерал, совсем охренел что ли? Твой ОМОН только что на воин-скую часть напал. Позвони своим, может они еще кого-нибудь на подмогу отправили, пусть вернут, а сам немедленно выезжай на н-ский километр, там встретимся. Все.

На н-ском километре машины губернатора, начальника УВД и командира ОМО-На остановил военный патруль, проверил документы.

— Извините, придется подождать минутку, я доложу командиру.

Офицер действительно вернулся через минуту и приказал арестовать начальника УВД и командира ОМОНа.

— Господин губернатор, вы можете проехать, наш офицер вас проводит.

— Но они со мной приехали, я их сюда пригласил, — возразил губернатор, глядя, как солдаты бросили на капот машины и обыскивают генерала полиции с подполковником.

— Ничего не могу сделать, у меня приказ.

— Савелий Федорович, — начальник УВД повернул голову в сторону губернатора, — не спорьте с майором, у него приказ, приедете на место — переговорите с командиром, чтобы нас отпустили.

— Хорошо, — губернатор сел в машину и она тронулась.

На КПП их встретил Фролов.

— Что случилось, Иван Сергеевич, почему задержаны начальник УВД с команди-ром ОМОНа — я их сюда пригласил. Прикажите отпустить.

— Отпустить или не отпустить — это решит следствие. Случилось вот что, — Фролов рассказал все в подробностях.

— И вы не знали, что это ОМОН?

— Нет, не знали. Но это ничего не меняет, никто не давал право полиции вторгать-ся на территорию военного объекта. В результате пятнадцать трупов, Савелий Федорович, и четырнадцать арестованных сотрудников.

— Что?

Да, Савелий Федорович, все происходящее зафиксировано видеокамерами, и ни-каких сомнений здесь быть не может. Сейчас будем выяснять — почему ОМОН пытался захватить нас, кто отдал приказ и многое другое. ОМОН — это не кучка бандитов и на за-хват, тем более вооруженный, просто так не пойдет.

— Я одного не пойму, Иван Сергеевич, каждый гражданский и то знает, что воин-ская часть — это закрытая территория даже для полиции. Зачем они сюда полезли?

— Вот это нам и предстоит выяснить. Ситуацию вы поняли, Савелий Федорович, вас проводят до машины, а мне, извините, работы во, — он провел ладошкой выше фураж-ки.

Губернатор ехал обратно и в его голове никак не укладывались произошедшие события. Он не понимал, почему ОМОН полез на этот объект. На каждом пролете забора, на шлагбауме КПП написано ясно и четко: «Стой, запретная зона, военный объект». Стоят солдаты…. Нет, это было выше его понимания. Он вздохнул, надо что-то делать с прессой, чтобы в СМИ не просочилась информация. Кошмар, просто кошмар.

Фролов решил первым допросить начальника УВД.

— Я генерал-лейтенант Фролов, начальник управления «Д» центрального аппарата ФСБ России, — представился он. — Расскажите, генерал, что вы знаете о попытке захвата военного объекта вашими сотрудниками.

— Ничего не знаю. О попытке захвата я узнал от губернатора, он мне позвонил. Я перезвонил командиру ОМОНа, тот доложил мне, что действительно отправил группу захвата и отправил потом еще одну, так как с первого раза попытка не удалась. Я приказал вернуть вторую группу и выехал сюда вместе с командиром ОМОН.

— На каком основании командир ОМОНа отдал такой приказ?

— Я не знаю, со мной ничего не согласовывалось. Я действительно узнал о слу-чившемся от губернатора. И уже позднее от командира ОМОН, что именно он такой при-каз отдал. Почему, на каком основании — я это выяснить не успел.

— Хорошо, вы пока задержаны на 48 часов. Уведите.

Фролов пригласил к себе командира ОМОН, представился ему.

— Расскажите, подполковник, желательно в подробностях, что вы знаете о попытке захвата военного объекта вашим подразделением?

— Сегодня после обеда ко мне зашел командир второго взвода, старший лейтенант Игумнов. Рассказал, что получил оперативную информацию о производстве наркотиков. Наркотики производятся и фасуются на заводе за городом, именно здесь, где мы сейчас находимся. Наркобароны закамуфлировали завод под военный объект, сделали КПП и поставили своих людей под видом солдат. Естественно, что военный объект никто проверять не станет. Я отдал приказ Игумнову о захвате завода, и он со своим взводом выехал сюда. Спросите у Игумнова, он подтвердит. Все, больше я ничего не знаю.

— Как задокументирована эта оперативная информация, кому вы о ней доложили?

— Игумнов доложил мне устно, я не стал никому докладывать, так как информация серьезная и могла произойти утечка. Поэтому сразу отдал приказ о захвате.

— От какого источника Игумнов получил эту информацию? Вы, как командир, не могли не поинтересоваться надежностью информации и наверняка спросили у подчинен-ного: кто дал ему такие сведения?

— Я Игумнова давно знаю, парень надежный, поэтому не спросил, а поверил на слово. Вы у него сами спросите.

— Вы отправили сюда еще одну группу, но ваш генерал приказал вернуть ее. По-чему вы приняли такое решение?

— Мне позвонил рядовой Сидоров, сказал, что ведут бой с наркоторговцами, по-этому я отправил еще одну группу, но по приказу генерала вернул назад.

— Почему позвонил рядовой Сидоров, а не командир взвода Игумнов?

— Этого я не знаю, у них спросите.

— Пожалуйста, повторите дословно, что вам сказал рядовой Сидоров по телефону?

— Рация разбита, ведем бой с наркоторговцами, просим помощи.

— Может вы что-то забыли, упустили, вспомните еще раз хорошенько.

— Именно так все было сказано. Вспоминать нечего.

Фролов приказал увести подполковника и строго следить, чтобы он ни с кем не общался. Попросил привести к нему Сидорова, представился ему.

— Пока у меня к вам всего лишь один вопрос, Сидоров. Повторите дословно, что вы сказали командиру, когда звонили ему отсюда. Если звонили.

— Звонил. Я ему сказал, что п-ец, мы нарвались на настоящую воинскую часть и половина ребят убиты, Игумнов тоже. Что делать? Все.

— Что командир ответил?

— Ничего, он трубку бросил, я крикнул ребятам, что командир нас подставил, и мы стали сдаваться.

— Повторите еще раз, Сидоров, что вы сказали командиру по телефону, вы это хо-рошо помните?

— Прекрасно помню, сказал, что п-ец, мы нарвались на настоящую воинскую часть и половина ребят убиты, Игумнов тоже. Что делать? Все — буква в букву помню.

— А кто отдал вам приказ о захвате?

— Не знаю. Взводный вышел от командира и сказал, что есть приказ о захвате нар-кобаронов, которые под видом воинской части наркоту изготавливают. Я сам не слышал, но выходит, что командир приказал. Может и ему кто-то — не знаю.

— Чья это информация о наркобаронах?

— Не знаю. Я и другие ребята поняли, что командирская.

— Спасибо, Сидоров, пока идите.

Фролов приказал увезти Сидорова и привести подполковника.

— Значится так, подполковник. Вы отдали приказ о захвате секретного военного объекта. Если не станете говорить правду, то вам грозит пожизненный срок, вы это пони-маете?

— Я отдал приказ о захвате наркобаронов, это все могут подтвердить. Не надо мне шить ничего лишнего.

— Все это как раз не подтверждают. А подтверждается то, что вы лжете. Вы знали, что Игумнов убит, но предлагали мне допросить его. Вам об этом Сидоров сказал, так же он сказал, что это настоящая воинская часть, а вы новую группу отправили. И оператив-ная информация, которой вы пытаетесь здесь прикрыться, получена не от Игумнова, а от вас. Так утверждают ваши бойцы. И еще больше скажу вам, что Игумнов не убит, а ранен, пуля попала в бронежилет, пробила его и застряла в ребре, врачи утверждают, что выжи-вет и скоро расскажет свою версию случившегося. Даю вам последнюю возможность, подполковник, облегчить свою участь чистосердечным признанием.

Командир обхватил голову руками и сидел минуту, не шевелясь, видимо, обду-мывая новую версию, или решался на признание.

— Хорошо, это моя информация, не Игумнова. Мне даже заплатили, чтобы я не тя-нул время и разделался с наркобаронами. О том, что там настоящая воинская часть, я не знал.

— Кто дал информацию, кто заплатил?

— Подошел какой-то мужик на улице, кавказец, сунул мне бумажку и ушел. Я по-том развернул, а там записка и деньги, десять тысяч рублей.

— Ты сам-то понял, что сейчас сказал? — Уже с нескрываемой злостью произнес Фролов. — К тебе подходит кавказец, которых вы всегда шмонайте, кладете на пол и заби-райте деньги, сует бумажку и уходит. А ты ее даже не смотришь, только потом, позже от-крываешь. Даже твои тупорылые подчиненные и то от смеха бы сейчас покатились. Так кто тебе дал информацию и еще заплатил за нее?

— Мужик на улице, я его не знаю.

— Видимо мужика этого ты боишься больше, чем пожизненного срока. Но и на зо-не тебе не сладко придется — ОМОН там не жалуют.

Вошел Михайлов старший, Фролов встал.

— Николай Петрович, провожу допрос подозреваемого, это командир ОМОНа.

— И что, как результаты? — Поинтересовался Михайлов.

— Нападение совершил второй взвод ОМОНа, приказал им командир, вот этот, — Фролов указал на задержанного, — он получил информацию от неустановленного лица, что здесь производят наркотики, и дал команду на захват. О том, что здесь военный объект — утверждает, что не знал. Врет, конечно, это уже доказано.

— Почему он врет, как ты считаешь? — Спросил Михайлов.

— Боится он какого-то человека, боится больше пожизненного срока, — ответил Фролов.

Подполковник сидел на стуле, как бы с отрешенным взглядом, но чувствовалось, что он внимательно следит за разговором. Он не был искушенным в оперативных играх и воспринимал разговор за чистую монету.

— Нет, здесь немного не так, — возразил Михайлов, — его убедили, что если он сам не сознается, то следствие ничего не докажет. Разговор у них тэт а тэт происходил, значит других доказательств, кроме признательных показаний, быть не может. Получена опера-тивная информация о производстве здесь наркотиков, дается команда на захват — все за-конно. Самое большее, что следствие может ему вменить — это халатность, недобросове-стное отношение к своим служебным обязанностям. Он же не проверил информацию, не зафиксировал ее. Здесь не боязнь, Иван Сергеевич, здесь точный расчет. Уволят его из ор-ганов, дадут несколько лет условно и все. Заплатили ему не мало и есть, на что жить. Я только что говорил сейчас с одним человеком, он все это подтвердил. Так что оформляй протокол, как есть, не трать время зря, пусть получает пожизненный срок, если он полный дурак. А тот как раз не дурак, он первым признался, срок себе скостил. Хоть и главный виновник, а сидеть меньше этого дурака будет.

Михайлов вышел в коридор с одной мыслью — правильно он угадал расклад или нет, подействует разговор на задержанного или нет? Услышал, как за дверью возмущается задержанный, улыбнулся и пошел довольный — угадал.

— Вот сука, тварь поганая, сам же все заварил, а на меня свалить хочет. — Подпол-ковник сжал кулаки. — Я его на зоне как последнюю сволочь оттрахаю, петушком побега-ет, покукарекает, гнида. Пиши, генерал — это начальник УВД приказал, он и деньги дал, пять миллионов рублей наличными.

Оставался самый сложный вопрос для следствия — кто вышел на генерала поли-ции и как он на такое решился. Хотя о сложности вопроса можно говорить только по окончанию следствия. В ходе расследования самым сложным является нераскрытый.

LХV глава

— Коля, скажи мне, — обратилась Ирина к мужу, — зачем ты катер купил? Чтобы он на причале стоял, и им можно было красоваться? Лето в разгаре, а мы никуда не выходили еще. Поэтому у меня предложения — давай, сплаваем на Байкал, возьмем мясо с собой, шашлыки пожарим, удочки — рыбку половим. Родителей с собой возьмем, пусть тоже отдохнут. Почему все время — работа, работа, работа? Я понимаю, что работа архиважная и нужная, но отдыхать тоже надо.

— Катер, Ирина, не плавает — он ходит, так моряки говорят.

Ирина махнула рукой и уселась в кресло с обиженным и надутым лицом, она не без оснований предположила, что если муж начал с отговорок, то и результата не будет. Подойдет, поцелует, извинится, сошлется на занятость и опять засядет в раздумьях, как там что-то сварганить невероятное, но очевидное.

Николай, естественно, понял, что жена сердится и она права. В выходные дни на-до хотя бы иногда отдыхать активно. Действительно, есть катер, капитан, который регу-лярно получает зарплату, а по сути остается безработным.

— Катера и корабли ходят, Ирина, — повторился Николай, — и мы пойдем.

Она сразу даже не поняла ответа, скорее не восприняла по привычке, что они все-гда дома. Только через несколько секунд переспросила:

— Ты хочешь сказать, что мы сегодня отдыхаем на Байкале?

— Да, именно это я и сказал. Сообщи Диме и родителям, пусть собираются.

— Ура! — Воскликнула довольная Ирина и убежала.

Солнце припекало по-летнему жарко. Но на быстром ходу даже в июле не поси-дишь на палубе в купальнике. Седой Байкал своим дыханием из глубин озера навевал прохладой, пришлось поставить прозрачный защитный экран спереди, специально изго-товленный для таких случаев.

Дима рассматривал проплывающие сопки в бинокль, любовался красотой этого чудного и неповторимого озера-моря. Небольшая высота, а на вершинах снег. Все из-за Байкала. Относительно малая площадь и большая глубина не позволяли озеру прогревать-ся. Дима про себя усмехнулся — эта относительно малая площадь примерно равна Бельгии, Нидерландам или Дании.

Температура воды колебалась от восьми до одиннадцати градусов на поверхно-сти, а в глубине находилась в практическом постоянстве: три градуса тепла зимой и ле-том.

Капитан причалил к одному из заливов. На берег сошли Ирина с Николаем и Ольга Федоровна, дедушка с внуком решили порыбачить и отошли от берега метров на двести.

— Деда, какую рыбу станем ловить? — Спросил внук.

— Что за вопрос, Дима, какая клевать станет, ту и ловить будем.

— А все-таки, дедушка, какую бы ты поймать хотел? — Настаивал внук.

— Ну, — дед подумал немного, — осетра, например или тайменя.

— Не получится, в этом заливе их нет, надо тогда в другое место идти.

— Нет, мой хороший, никуда не пойдем. Поймаем, если поймаем, то, что есть.

— Обязательно поймаем, дедушка. Горячекопченые окуньки мне больше нравятся, чем омуль или хариус. Давай их ловить.

— Давай, — усмехнулся дед, — как ты их сортировать станешь, Дима?

— По крючкам, дедушка.

— В смысле?

— На этот крючок будет ловиться окунь, я беру его себе, а вот на этот щука — это тебе. Ты посильнее меня, я могу среднюю и не вытянуть.

— Так крючки же одинаковые, Дима. И потом щука на блесну ловится. На мелкий крючок-червячок она не клюет.

— На этот клюнет, не сомневайся.

Дедушка с внуком «забросили спиннинги», сразу клев и улов у каждого. Через двадцать минут Дима попросил:

— Пойдем к берегу, достаточно. Куда потом рыбу девать станем: и так много уже. — Дмитрий протянул деду коробочку. — Это тебе мой подарок, дедушка. Там крючки с микрочипами и инструкция. На зеленое ушко щука ловится, на желтое: окунь, на серое: хариус и так далее, сам разберешься. Помнишь, я обещал тебе такие крючки сделать?

— Помню, милый мой, помню, — дед обнял внука. — Я сейчас уже ничему не удив-ляюсь. Конечно, если внук генеральный конструктор самого секретного предприятия в стране, чего уж тут крючкам с микрочипами удивляться.

Ольга Федоровна варила уху из свежей рыбы, Николай коптил окуней. Все-таки заливы на Ангаре и Байкале отличались друг от друга природой и воздухом, свежестью и запахом.

Дима подсел поближе к отцу с матерью.

— Папа, мы, как руководители, неправильно ведем себя на работе, не так нужно выстраивать отношения с людьми.

— Это почему же неправильно? — Возмутилась Ирина.

— Мама, ты все делаешь правильно, а мы нет: засекретили все до ужаса. В этом вина не Фролова, а наша с тобой. Люди не знают, не понимают конечной цели и даже ближних задач. Делают расчеты, не зная зачем. Если им немного прояснить ситуацию, появится видимая цель, энтузиазм и увеличится КПД.

— Ты прав, Дима, необходимо приоткрыть завесу таинственности в разумных пре-делах. Это даст…

— Так, стоп, мужики, — вмешалась Ирина, — сегодня выходной день, мы отдыхаем и ничего о работе я слышать не хочу.

Николай заулыбался.

— Придется повиноваться, сынок. Мама дома — маршал, а маршалов даже генералы должны слушаться.

В понедельник Ирина Петровна пригласила в конференц-зал сотрудников трех ведущих отделов.

— Мы собрались вместе вот с какой целью, уважаемые коллеги, — начал Михайлов младший, — с целью повышения результативности совместного труда. Речь не пойдет о наказаниях и поощрениях, об увеличении рабочего времени. Все вы наверняка в свое время смотрели прекрасный фильм «Укрощение огня». О том, как советские люди, начинавшие с нуля, вывели в космическое пространство первый корабль, о том, как трудно им приходилось. Были ошибки, просчеты, изнуряющий труд и радость победы. И наша Родина шла впереди всей планеты по дороге в космос.

Коллеги, не знаю, что может быть интереснее движения к звездам, возможности побывать на других планетах, на планетах других галактик, где наверняка есть разумная жизнь. Да, мы вышли в космос, побывали на Луне, наши ракеты бороздят космическое пространство, в котором годами висят станции, принимая корабли и космонавтов. Это прекрасно и достижения вызывают чувство гордости на сегодняшний день.

А завтра? А завтра, вернее даже сегодня, наши ракетные двигатели исчерпали се-бя полностью. Мы не можем на них полететь к звездам, не можем покинуть солнечную систему и изучать другие миры. Не так давно человечество еще ездило на телегах с кон-ной тягой, сейчас автомобили практически в каждой семье. Современные ракеты, уважае-мые коллеги, это первые космические телеги и пора делать настоящие, прочные и быст-рые космические автомобили. Отдел профессора Рябова уже добился некоторых успехов, но о результатах пока говорить еще рано. Там создается новый ядерный реактор малых размеров, большой мощности без возможных утечек радиации и ядерного взрыва. Этот реактор — бензин будущего двигателя нашего с вами космолета.

Отдел профессора Попова создает тот самый двигатель, который унесет нас к звездам. Сейчас в прессе широко муссируется предстоящий полет к Марсу, уже подбира-ются люди, готовые улететь туда и не вернуться назад. Путь в одну сторону в период про-тивостояния планет, которые случаются раз в 15–17 лет, займет семь месяцев. Наш двига-тель, над которым трудится коллектив Попова, доставит космолет к Марсу за три минуты.

Отдел профессора Смолякова работает над фюзеляжем корабля, он тоже необыч-ной конструкции. Коллеги, много предстоит работы, очень много, но теперь вы знаете конечную цель, знаете зачем, для чего трудитесь. Тяжело, я знаю и понимаю, что тяжело всегда первым, но и радость первых безмерна и удивительна хороша. И я знаю, я верю, что наступит день нашей радости, когда космолет улетит утром, а к концу рабочего дня привезет кусочек марсианской земли. Кусочек нашей общей радости, кусочек гордости, кусочек сбывшейся мечты и веры. И я верю. Спасибо.

Михайлов младший вышел из конференц-зала, а люди еще долго обсуждали ус-лышанное и уходили с верой в будущее, с верой в межпланетные полеты и с желанием работать, работать и работать.

Фролов вошел в приемную. Ирина Петровна сидела с красными глазами.

— Вас кто-то обидел? — С удивлением и огорчением спросил он.

— Нет, Иван Сергеевич, никто не обидел. Это я так, от радости всплакнула, от гор-дости за сына. Вы уж никому не говорите, хорошо?

— Конечно, Ирина Петровна, великий сын у вас растет. Я слушал его сегодня, и меня тоже гордость охватила за то, что имею честь охранять такого человека, быть рядом, общаться, говорить, а не прочитать где-то потом в газете или посмотреть по телевизору, что совершено нечто великое и могучее, прорыв в науке и практике, позволяющий дос-тичь звезд. Старший у себя?

— Старший — это как? — Переспросила Ирина Петровна.

Фролов усмехнулся.

— Младший — генеральный, но не старший.

— У себя. Доложить?

— А так не примет?

— Примет, но не положено. — Она нажала кнопку на телефоне. — К вам Фролов, Николай Петрович.

— Пусть войдет.

Фролов вошел в кабинет и, как старый товарищ, сел без приглашения.

— Зашел порадоваться за сына, Николай Петрович, и поговорить, конечно. Запро-сил в штат еще одну роту спецназа. После последних событий дали безоговорочно. Там такой переполох в Москве был, больше нашего, наверное.

— Что с этим полицейским генералом, признался?

— Признался, куда он денется. Но он тоже мелкая сошка, через крючок заставили. Вся сеть еще не отработана, но результаты уже есть. Работа ЦРУ. Видимо, серьезно они зацепились за вас, особенно после провала Акено Мураками. Задал мне твой сынок задач-ку, если раньше многие и не знали, чем «кабы-дабы» занимается и рассказать, естествен-но, ничего не могли. То теперь надо всех отслеживать, проверять выборочно.

— Вот что, Иван Сергеевич, в вашей конторе тоже бардака хватает. Я директору программку одну поставил, которая шпионов вычисляет. Он ей, естественно, пользуется, но тебе или в региональные управления рассылки не делает, а зря. Тебе другую поставлю в связи с конкретикой работы. Станешь видеть лиц, которые имеют намерения у нас что-то украсть, взорвать. Напакостить короче. И не надо будет всех проверять, только латент-ных и пресекать своевременно, до болезни.

— За это спасибо, огромнейшее спасибо. Я сейчас вспомнил наш давний разговор с вами, когда говорил, что обидно было занять пост начальника охраны, потом интересно и уже не ушел бы обратно. А сейчас…

— А сейчас и подавно, — закончил за него мысль Михайлов. — Как это давно было, шесть лет прошло, пробежало, как один день. Вот так промелькнут годы, пробегут дни и будем мы с вами сидеть у окна в креслах, смотреть, как топают каблучки молодых, вспо-минать каждый свое и знать, что и они в свое время займут наши места у окон. И разница будет только в одном — кто-то оставил свой след на планете, а кто-то родился с криком и тихо истлел в небытие.

— Пойду я, а то что-то вас на лирику потянуло. Рано еще, Николай Петрович, рано лирикой подобной заниматься. Посидим у окна, посидим непременно где-нибудь на Гло-рии или в другой галактике, вспоминая голубую планету.

— Иди. Сам ты лирик, не лучше меня.

LХVI глава

Отдел профессора Попова разрабатывал два варианта двигателя, по существу одинаковых, но по размерам и мощности предполагался некий разбег. Как два бензиновых двигателя современности, один из которых рядный, а другой V-образный.

Сравнение может быть совсем никудышным, если учесть, что форма летательного аппарата в одном случае станет цилиндрической, а в другом сплюснутой сферы. Но принцип работы един в обеих вариантах.

Первый назвали Торнадо по схожести с природным явлением. Движущиеся заря-ды разогретой плазмы находились в спиралевидных трубках-проводниках, напоминаю-щих форму торнадо. Получалась некая катушка своеобразного мощнейшего электромаг-нита. Направленные потоки плазменной лавы постоянно меняли полярность, что приво-дило к обратному явлению — явлению отталкивания, называемому антигравитацией.

Такой цилиндр, стоящий на земле, при включении двигателя синевато светился электромагнитным излучением, при увеличении мощности отрывался от поверхности, не имея притяжения, зависал в воздухе и мог мгновенно взлететь, словно испаряясь.

Второй, называемый Плоским, имел в качестве проводников плоские плазменные диски и тарелочную форму фюзеляжа. Обеим аппаратам требовалось большое количество электроэнергии, которую мог дать компактный ядерный реактор, разрабатываемый отделом профессора Рябова.

Именно таковым видел свое детище Михайлов младший, соизмеряя все плюсы и минусы. К плюсам относил невосприимчивость пилота к ускорению. Пилот испытает со-стояние невесомости вне зависимости от направления и уровня ускорения, что дает воз-можность развития высоких скоростей с громадным ускорением за очень короткий про-межуток времени. Так же высокая грузоподъемность и несущественная чувствительность космолета к нагрузке.

Минусы — это рассеивание мощного электромагнитного излучения, влияющего на работу электрооборудования и здоровье пилота. Но недостатки внутри корабля легко устранимы.

Михайлов зашел в отдел антигравитации. Сотрудники немного оробели, не зная, что потребует или попросит генеральный конструктор.

— Я пришел к вам, уважаемые господа-коллеги не с вопросами и не с требования-ми. Если в других отделах люди работают с энтузиазмом и уверенностью, то в некоторых ваших головах еще есть остаточные явления сомнений. Я всегда ценил и ценю откровен-ность и прямоту в разговоре. Может быть, кто-то думает — почему бы нам не создать раке-ту с ядерным двигателем? Есть такие?

— Есть, — ответили два сотрудника.

— Спасибо за честность. Я никого не хочу обидеть, но пришел сюда именно с этой целью — помочь избавиться от шлака в мозгах. Разработка ядерных двигателей ведется давно, и вы это прекрасно знаете. Но еще не создано ни единого опытного образца по причине его чрезвычайной аварийности. Кому нужен ядерный взрыв с благими изначаль-ными целями — никому. Наш «кабы-дабы», — сотрудники заулыбались, — исключил воз-можность аварий, и мы можем сделать такой двигатель, причем очень быстро. Но я сразу отказался от этой идеи прошлого века.

Усовершенствовать можно все, что угодно. Усовершенствовали телегу, она пре-вратилась в карету, совершенствовать можно и дальше, но конная тяга быстрее не побе-жит. Совершенствуют автомобили, самолеты, ракеты. Но ракета с ядерным двигателем — это не прорыв в науке, ибо принцип действия ее остается прежним: реактивная тяга. Да, на такой ракете можно летать с третьей космической скоростью, не более. Но что такое десяток или несколько десятков километров в секунду, если я планирую скорость света. Триста тысяч против десятка.

Теоретически вы все прекрасно знаете, что если с некоего объекта каким-то обра-зом убрать всю силу земного притяжения, то Земля своим вращением мгновенно отбросит его так далеко в космос, куда корабли еще и не летали. Не за месяцы, за минуту выкинет. Так почему не сделать полет управляемым и надежным. Господа, не стоит чистить старую шляпу — гораздо престижнее купить новую.

Сотрудники засмеялись. Один из них, который и говорил о ядерном двигателе, произнес:

— Умеете вы убеждать, Дмитрий Николаевич, и я уверен, что с таким руководите-лем, как вы, никто о старых шляпах и не подумает.

— Спасибо, парни, что верите мне. Я понимаю, что вы изначально вообще скепти-чески отнеслись ко всему, узнав, что руководитель маленький мальчик. Скажу больше — не согласились бы работать в этом бюро, зная о руководителе заранее. Но вас поставили перед фактом. Всегда сложно верить в непривычные творения для нашего сознания. Я до сих пор вижу ошарашенные лица профессоров и академиков на выпускных экзаменах в МГУ. Им, наверное, было труднее воспринять очевидное, их не ставили перед фактом. Но в результате я получил красный диплом выпускника физического факультета.

Мы с вами, коллеги, находимся на самом начальном пути нашей цели. Даже не на пути, а на старте. Но старт дан, и мы пошли к промежуточному финишу нашего этапного пути.

Я планирую через два, максимум три года получить опытный образец нашего космолета. Для получения энергии создания антигравитации мы используем ядерный ре-актор. Но это только начало, парни, всего лишь взлет для изучения явления. И полагаю, что еще через несколько лет мы откажемся и от этого источника, черпая энергию прямо из космоса. Но вам пока сложно поверить и у меня это сейчас только в теоретических мыслях. Но кто-то должен быть первым. А почему другие, почему не мы с вами? Нам гораздо легче сейчас, чем Королеву в свое время. Ему тоже верили, но где-то сомневались, где-то торопили. Нам верит Президент, коллеги, и не ограничивает реальное финансирование. Хотите знать, почему он верит? — Михайлов, не дожидаясь ответа, продолжил: — У него была возможность убедиться в очевидности невероятного.

Профессор Попов догадался первым:

— Так блокировка оружия нападения — это ваша разработка?

— Нет, Станислав Демьянович, моего первого заместителя.

— Не сомневайтесь, Дмитрий Николаевич, мы без колебаний примемся за работу с убежденной верой в конечный результат, — заверил Попов генерального от имени всего отдела.

Поблагодарив коллектив, Михайлов вернулся к себе. В приемной его ожидал Фролов.

— Дмитрий Николаевич, хотел переговорить с вами по поводу некоторых аспектов безопасности, — завуалировано начал он.

— Эти вопросы курирует Николай Петрович.

Секретарь довольно посмотрела на Фролова, выражая взглядом — а что я вам го-ворила.

— Хотелось бы переговорить с вами в данном случае, — настаивал Фролов.

— Хорошо, пойдемте, — Михайлов указал рукой на дверь кабинета, потом повер-нулся к секретарю. — Ирина Петровна, пригласите ко мне Николая Петровича.

В кабинете Фролов сразу перешел к существу вопроса, знал, что Михайловы предпочитают разговор без прелюдий.

— Я хотел поговорить о вашем заместителе Проничеве, Дмитрий Николаевич. Он так и не поверил в реальную будущность космолета. Хочу подчеркнуть, что он единст-венный, кто не верит, а после того, как вы отчитали его на совещании, просто озлобился. Я думаю, что он умом понимает вашу правоту, но амбиции не дают покоя, что им, заслу-женным академиком, руководит какой-то мальчишка. Извините, Дмитрий…

— Все нормально, Иван Сергеевич, продолжайте, пожалуйста, — с улыбкой перебил Фролова Михайлов младший.

— Он вчера звонил профессору Доуэлу из Швеции, это его старый знакомый, фи-зик-ядерщик. Ничего вроде бы не значащий разговор, но Проничев упомянул, что хочет взять отпуск, отдохнуть. Доуэл пригласил его к себе, и он согласился, хотя прекрасно зна-ет, что не выездной. Намекнул так же шведу, что могут возникнуть сложности с выездом и лучше организовать официальное приглашение. Предполагаю, что Проничев имеет на-мерения уехать и остаться в Швеции, тем более что ему есть, что предложить Западу.

— Я расстанусь с Проничевым без сожаления, Иван Сергеевич, остальное уже ваша компетенция, будем считать вопрос решенным. А как мои другие замы?

— Заместитель, курирующий отдел антигравитации, подобных мыслей не высказывал, какими либо фактами не располагаю. Но мне кажется, что он какой-то инертный что ли, все делает, но нет в глазах той искринки, которую вы зажгли в душе каждого сотрудника. Зам по тылу Ларичев — здесь мы великолепно угадали. Мужик пробивной, напористый, лишнего не говорит, дело знает.

— Как ты считаешь, отец, может мне сократить две должности замов, особой по-мощи я от них не вижу? Тебя и Ларичева вполне хватит, а начальникам отделов раскидать их зарплату?

— Решай сам, Дмитрий Николаевич, профессор Попов основную ношу тянет, за помощью не бегает. Если хочешь знать мое мнение, то один вредоносец, другой обыкно-венный балласт.

— Хорошо, отец, я тебя понял и согласен.

В присутствии Фролова, который знал его с рождения, он мог себе позволить на-зывать Михайлова старшего отцом. Дмитрий нажал кнопку, вошел секретарь.

— Ирина Петровна, попросите, пожалуйста, подготовить приказ сегодняшним числом об увольнении Проничева за утрату доверия. Завтрашним числом подготовьте приказ о внесении изменений в штатное расписание — должности заместителей, кроме первого и по тылу упраздняются. Их оклады распределите поровну между заместителями и начальниками отделов.

В отделе антигравитации шла напряженная работа. Сотрудники делали расчеты, писали формулы, высчитывали, спорили, приходили к какому-то выводу и кидались про-верять его. Или проверяли все версии, если не удавалось найти приоритетную.

Забывали про обеды и чай, окунувшись в захватывающий труд. Иногда профессор хлопал в ладоши, привлекая к себе внимание таким образом, и говорил: «Стоп, парни, дайте мозгам проветриться, а желудку поработать». Тогда все останавливались, сразу чувствуя напряженную усталость, и набрасывались на сладкий чай, чтобы пополнить умственные способности глюкозой и утолить жажду пересохших от споров ртов.

В такие моменты о работе не говорили, кто-нибудь рассказывал забавную исто-рию, смеялись дружно. Сегодня Попов, расслабившись за чаем в кресле, заговорил вдох-новенно: «Ребята, я представляю себе день, когда наш космолет взлетит. Наших имен не узнает страна, и газеты не напечатают фотографий. Но сколько радостных волнений впи-тают наши сердца и души, какой гордостью наполнятся тела! Мы сделали, мы первые»!

Профессор отхлебнул из кружки, окинул взглядом свой коллектив и продолжил: «Вижу вас, идущих по городу, у всех ордена на груди за заслуги перед отечеством. Смот-рят люди со стороны на ордена, думают — наверное, слет передовых комбайнеров был».

Хохот взорвал тишину, поднял настроение. Павел, один из сотрудников, молодой кандидат наук, произнес с огорчением:

— Был один комбайнер, Миша, всю науку развалил, человек нехороший. Лет де-сять-двадцать назад можно было серьезно об антигравитации думать.

— Не, не получилось бы тогда, возразил Александр, — лидер нужен. Вот он и ро-дился сейчас — наш мал да удал.

— Все, мужики, — прервал их Попов, — перерыв закончился, начинаются приседания в науку.

Так профессор переделывал известный анекдот, когда черт привел новеньких в ад и предложил выбор. Одни жарились на сковороде, другие горели на костре, третьи на раскаленных углях, а четвертые стояли в чанах по горло в дерме и спокойно курили. Естественно, все забрались в чаны, закурили. Прибегает черт и говорит — перерыв закончился, начинаются приседания.

LХVII глава

В трудах и заботах, в радостях и огорчениях, в спорах и дискуссиях пролетели не-заметно три года. Три года умственной напряженности, недосыпания, недоедания, убеж-денности и созидания.

Сегодня никто не работал. Радостные, празднично одетые сотрудники провожали свое творение, поглядывая иногда на хмурящееся облаками небо. Синоптики обещали дождь. Но это Россия, страна особенная, великая, могучая и непонятная. Здесь верят в сказки, прогноз погоды и выборы. Верят в будущее, ждут лучшей жизни, заглядываются на Запад, хватая все что ни попадя.

Синоптики, как чаще всего бывает, не угадали. Тучи постепенно рассеивались, выглянуло солнышко, освещая территорию и довольные праздничные лица. Народ тол-пился кучками, в основном собираясь отделами, некоторые принесли с собой воздушные шарики. Везде прохаживались сотрудники Фролова, наблюдая своим цепким взором и тайно поглядывая на карманные поисковые системы сотовых телефонов, фотоаппаратов и другой аудиовидеотехники. При входе на территорию все телефоны сдавались, запрещалась любая связь с внешним миром. Привыкшие к постоянным досмотрам на турникетах КПП сотрудники осознавали необходимость таких действий и относились к охране и оперативным работникам с пониманием, иногда относительно не замечая их.

Если бы не два космолета, стоявшие на площадке, то день напоминал советское время перед праздничной демонстрацией, когда коллектив собирался у предприятия. Улыбки на лицах, веселые разговоры, иногда даже песни и танцы, обсуждения и предло-жения проведения вечера.

Подошли военные тягачи, открылись секционные ворота сборочного цеха, из ко-торых медленно, грациозно и торжественно выплывали железнодорожные платформы с кораблями. Автоматические стапеля приподняли космолет, по-черепашьи потянули в сто-рону тягачей и установили на ровной площадке автомобилей.

Грациозное зрелище завораживало. Сверкающие серебристостью, словно надра-енные до блеска, космолеты стояли на мощных тягачах, не вписывающихся в панораму торжественности, величия и красоты.

Один, цилиндрической формы, совсем не напоминал ракету, самолет или какой-либо другой летательный аппарат. Высотой с четырехэтажный дом, он скорее напоминал начищенную цистерну для жидких веществ. Любой несведущий мог с легкостью предпо-ложить, что в нем находится горючее для рядом стоящего красавца.

Если цилиндр привлекал внимание своими размерами и серебристым цветом, сверкающим на солнце, то второй корабль завораживал взгляд необычностью формы и схожестью с киношными НЛО. Солдаты, участвующие в погрузке, наверняка так и счита-ли — сбили и отремонтировали корабль пришельцев.

Военнослужащие с помощью крановых установок накидывали на корабли брезентовые, заранее пошитые чехлы, закрепляли их, скрывая от постореннего взгляда чудо изобретения. И вот уже не понятно, что покоилось на громадных платформах могучих тягачей.

Военные машины плавно тронулись, увозя космолеты в укрытие, откуда они но-чью пойдут под усиленным конвоем к своим стартовым площадкам в глубине сибирского леса, где нет электричества.

Обыкновенная лесная поляна больших размеров, к которой проведена грунтовая, но ровная дорога, несколько уютных деревянных домиков с печным отоплением для пер-сонала. Стартовая площадка, где встречаются века, обычные деревенские печи и совре-менные космолеты.

Сотрудники разошлись по отделам, сожалея лишь об одном — не увидят они зав-тра старта своих детищ, не посмотрят, как корабли, начиная светиться, оторвутся от зем-ли, зависнут ненадолго и исчезнут в небе.

Дмитрий зашел в тренажерный зал, где космолетчик-испытатель оттачивал по-следние навыки полета.

— Как настроение, Борис? — спросил он.

— Отличное, Дмитрий Николаевич!

— Боязно немного?

Немного подумав, космолетчик ответил:

— Нет, не боязно. Скорее непривычно, есть волнение, но не страх.

— Пойдем, прогуляемся немного, поговорим заодно. А потом отдыхать, набираться сил перед полетом, обязательно выспаться, даже если сон не пойдет.

Они вышли на улицу и тихим шагом пошли в сторону зачехленных космолетов, прошли мимо охраны.

— Сегодня ночью их увезут на стартовую площадку, — Дмитрий похлопал рукой по платформе тягача, — утром приедем мы. Рассказал дома, что летишь в космос?

— Вы разрешили, Дмитрий Николаевич, но я не стал говорить. Вопросов будет много, переживаний. Лучше потом, когда вернусь.

— Не поверят, — улыбнулся Дмитрий.

— Сначала не поверят, это точно. Но, а потом — куда они денутся.

— Скажи, Боря, ты летал на истребителях, первоклассный летчик. Какие у тебя впечатления от полетов на тренажере космолета?

— Честно?

— Конечно, честно, другого ответа не жду.

— Необычно все, Дмитрий Николаевич. Словно не летишь к звездам, а сидишь за домашним компьютером с джойстиками от игровых автоматов и управляешь игрой. Даже на автомобиле, когда даешь газ, тебя немного вжимает в кресло, а здесь нет подобного. Монитор, карта звездного неба, планеты нашей солнечной системы и ты точка, которая плывет на экране. Ее можно притормозить, увести вправо и влево. При подходе к планете меняется масштаб карты несколько раз и вот ты уже посадил космолет. Здорово все, но как-то игрушечно. Сложно поверить, что при максимальной скорости до Луны можно до-лететь за одну и три десятые секунды. На космолете очень умный компьютер, он управля-ет кораблем, а не пилот, который задает параметры полета.

— Нет, Борис, ты не прав. — Возразил Дмитрий. — Компьютер только выполняет твою волю, а значит, кораблем управляешь ты. Настало время полетов к звездам. Юрий Гагарин — первый человек в космосе. Первый человек на другой планете — Борис Иванов! Звучит, правда? Хорошо, иди, отдыхай, выспись хорошенько. Удачи тебе, герой!

Дмитрий протянул и пожал руку будущего космолетчика.

На следующий день всему персоналу КБ-Д разрешили появиться на работе после обеда. Но никто не внял разрешению и все приехали к началу рабочего дня. Руководство отсутствовало и только генерал Синицин, заместитель Фролова, прохаживался по терри-тории, проверяя посты охраны и камеры видеонаблюдения. Но и он это делал не по своим функциям, совмещая полезное с возможностью быстрее провести время.

В основном персонал находился в кафе-столовой, где ежедневно питался и мог съесть что-нибудь вкусненькое. Спиртное здесь не продавалось и люди пили сок, кофе, ели пирожное, разговаривали о погоде, травили анекдоты, ожидая сообщения об испыта-ниях. Некоторые часто бегали курить на улицу от волнения. Все ждали.

Один из сотрудников Попова посетовал:

— Приемная закрыта. Даже секретаря с собой взяли, а из нас никого.

— Глупый ты, Сереженька, хоть и кандидат наук, — ответил профессор, — она и на турникетах не томится, как мы. Почему, как ты думаешь?

— Не знаю, не обращал внимания, — пожал плечами Сергей.

— Вот, потому и глупый, что не знаешь, а говоришь. Эта женщина — его родная мать.

— Извините, профессор, не знал, — стушевался Сергей. — Тогда, конечно, понятно.

Вошедший Синицин объявил:

— В 14 часов сбор всех в конференц-зале.

Посыпались вопросы, но он только пожимал плечами. Гадали: «Не знает или не говорит»? По светлому лицу догадывались — испытания прошли успешно.

Ровно в четырнадцать в зал вошел Михайлов младший с незнакомым мужчиной. Сотрудники встали. Выдержав паузу в несколько секунд, он сказал:

— Успех, полный успех!

— Ура! — Раздались крики в зале. — Ура-а-а!

Когда сотрудники немного успокоились, Михайлов заговорил снова:

— Хочу представить вам нашего пилота, который летал сегодня на обоих кораблях. Борис Николаевич Иванов, он сам расскажет о космолетах и своих впечатлениях.

Иванов встал, хмыкнул, откашлялся — не привык выступать перед большой ауди-торией ученых.

— Друзья, что я могу сказать вам, создателям этих замечательных кораблей? На-верное, поблагодарить вас и поклониться. Я не летал на космических ракетах, я обыкно-венный летчик-истребитель, который сегодня познал неведомое ранее ощущение. Но сна-чала расскажу о кораблях. Оба в космосе ведут себя одинаково хорошо. Но аэродинамиче-ские характеристики цилиндра, или, как вы его называете Торнадо, несколько ниже в ат-мосфере земли на низких высотах. Но по летным качествам он превосходит любой из-вестный мне истребитель. Такие корабли нужны как грузовые транспортники: таков мой вывод, но решать это не мне, понимаете сами.

— Ощущения, какие ощущения вы испытали? — Вопрос из зала.

Иванов посмотрел на Михайлова, тот согласно кивнул головой.

— Друзья, какие могут быть ощущения у человека, который в один день, на двух кораблях побывал на Луне, походил по Марсу и вернулся домой. Великолепные ощуще-ния, которые не передать словами. Ощущения гордости за вас, за свою страну, которая первая в мире побывала на Марсе. Насколько я знаю, через день, три или неделю состоит-ся официальный полет на Луну и Марс, а потом и на другие планеты. Спасибо вам за та-кие корабли!

Иванов поклонился в пояс всему залу.

— Качать их, мужики, обоих качать!

LХVIII глава

Августовское утро выдалось солнечным и ясным. Роса на поляне еще не просох-ла, и птицы щебетали вовсю разными трелями. Комары и мошка донимали своей настой-чивостью.

Торнадо зачехлили и убрали в ангар площадки. Плоский космолет, пока зачех-ленный, стоял на ее середине. Руководство КБ-Д в полном составе находилось здесь, под-жидали Президента и чуть позднее телевидение.

Он прилетел на вертолете. Встречал Михайлов младший, чуть позади и сбоку старший с супругой, затем Ларичев, Фролов и начальники отделов. Их тоже пригласили посмотреть на собственное детище.

Президент подошел к Михайлову, пожал руку и по-отечески обнял.

— Так вот вы какой, наш маленький, но большой и великий гений планеты! Очень рад познакомиться лично.

Президент еще раз обнял Дмитрия и подошел к старшему.

— И с вами, Николай Петрович, рад встретиться лично. Много наслышан о вас, много вы для страны сделали. А особо — такого сына родили!

— Так это мы вместе, — Михайлов посмотрел на жену.

— Наслышан, Ирина Петровна, наслышан. За сына спасибо, — Президент пожал ру-ку и потом поздоровался со всеми остальными.

— Показывайте свое детище, Дмитрий Николаевич, — обратился к нему Президент, поглядывая на зачехленный предмет.

— Конечно, надо только ваш вертолет отправить на нашу базу в тридцати километ-рах отсюда. Он здесь выйдет из строя за счет большого электромагнитного излучения. Домой вернемся на автомобилях, коллектив бы тоже хотел вас видеть. Такая программа подойдет?

— Командуйте, Дмитрий Николаевич.

Президент махнул рукой, подбежал охранник, выслушав, собрал своих и вертолет взлетел.

— Вот он, наш красавец, — Михайлов указал на космолет, с которого убирали чех-лы.

Президент обошел вокруг.

— Впечатляет, Дмитрий Николаевич, впечатляет! А внутрь заглянуть можно?

— Конечно, пойдемте.

Они подошли ближе и на космолете автоматически открылся люк, опустился сту-пенчатый трап. Президент и Михайлов вошли внутрь. В центре удобное кресло, чуть дальше небольшой столик с клавиатурой и двумя джойстиками управления по бокам, впе-реди большой настенный экран. Весь внутренний периметр космолета светился, мигал разноцветными лампочками. Сзади и по бокам от кресла оставалась солидная незанятая площадь.

— Здесь можно ставить кресла для пассажиров или перевозить какой-либо груз, — начал пояснять Дмитрий. — Хотите присесть?

— Можно?

— Конечно, — улыбнулся Дмитрий, — устраивайтесь, а я стану рассказывать дальше. Это клавиатура управления бортовым компьютером. Здесь двойная система управления — можно команды отдавать через клавиатуру, можно обычной речью. Задается маршрут движения и максимальная скорость полета, джойстиками регулируется заданная скорость, но не больше. Например, задана скорость двести метров в секунду. Как бы вы не давили на газ джойстиками, космолет быстрее не полетит. Задана скорость триста тысяч километ-ров в секунду — вы регулируете ее от нуля до максимума.

— А как пилот ориентируется — нет никаких иллюминаторов, только через прибо-ры? — Спросил Президент.

— Нет, сейчас покажу, — он нажал кнопку на пульте управления, засветился экран большого монитора, и появилось лицо Ирины Петровны.

— Бортовой компьютер приветствует вас, создатель. Кто с вами?

— Друг.

— Его права?

— Права гостя.

Президент успел заметить, что убрался трап и закрылся люк. Дмитрий пояснил:

— Когда компьютер понял, что вы друг и ваши права, он автоматически убрал трап и закрыл люк. Компьютер вас запомнил, и теперь вы можете один приходить сюда, что не поймете, он вам подскажет. Для общения с компьютером я выбрал голос и лицо мамы, пилот выбрал своего отца. Через этот монитор вы видите все, словно находитесь не внутри, а снаружи.

Президент ясно увидел стоящих на улице и ждущих их возвращения людей.

— Космолет имеет несколько степеней защиты, — продолжил объяснения Дмитрий, — он не пустит внутрь постороннего. А если незнакомец идет с кем-либо из своих, то бор-товой компьютер не покажет, что фактически работает и не закроет люк. Если произнести слово враг, то некая сила выкинет незнакомца наружу и люк закроется. Вы на правах гос-тя, компьютер выполнит ваши команды — показать, объяснить, рассказать. Все в рамках гостевой программы. Любые нажатые вами кнопки не сработают. Пилот имеет доступ практически ко всему, кроме перепрограммирования самого компьютера. Полный доступ имею я лично. Я называю компьютер Ириной, пилот Николаем. Ирина, покажи, пожалуйста, нашему другу сегодняшний маршрут и расскажи немного о нем.

— Слушаюсь, создатель.

На экране появилась карта планет солнечной системы.

— Полет пройдет по этой траектории до Луны, — на экране появилась линия от Земли до ее спутника, — пилот выйдет в открытый космос, установит государственный флаг России, возьмет пробы грунта и следующий путь на Марс, где так же установит флаг Российской Федерации и возьмет пробы грунта. Расчетное время полета до Луны одна минута, скорость шесть тысяч четыреста километров в секунду. Расчетное время полета до Марса три минуты шестнадцать секунд, скорость триста тысяч километров в секунду. Ориентировочное время пребывания пилота на Луне и Марсе — по пять минут. Время прибытия на Землю — через восемнадцать минут тридцать одну секунду после взлета.

— Спасибо, Ирина, мы выходим.

Люк открылся автоматически и на землю опустился трап. Президент вышел на-столько удивленный, что первое время не говорил ни слова. Потом произнес:

— Что я могу сказать, Дмитрий Николаевич, ни в одном фантастическом фильме подобное не увидишь, а здесь реальность, объективная реальность. И все это создали ВЫ!

— Нет, корабль создал коллектив. Я дал идею, направление работы, подсказывал, поправлял, помогал, исправлял и заставлял переделывать. Это совместный труд всего плодотворного коллектива.

— Да, скромности вам не занимать, Дмитрий Николаевич. Но это хорошо, это ра-дует. Я вообще чувствую себя мальчишкой, школьником рядом с вами.

Дмитрий увел Президента знакомить с пилотом, Михайлов старший встречал те-левизионщиков, объяснял, что и как комментировать.

Пилот одевался в скафандр, выглядевший обычным спортивным костюмом, но защищавшим человека от мощного электромагнитного излучения и обладал внутренним запасом воздуха, который подавался по запросу при выходе в открытый космос или при-сутствия на другой планете.

Все на стартовой площадке одевались в такие же костюмы, но без запаса воздуха.

Генеральный устанавливал свои правила и провожал пилота один. Похлопал его по плечу и вернулся на командный пункт.

— Внимание, внимание, — заговорил торжественно диктор, — работают все радио-станции, телеканалы России и Евровидение! Мы ведем прямой репортаж со стартовой площадки, с которой сегодня, прямо сейчас, проводится запуск космического корабля «Россия» к Луне и далее к Марсу. Пилот уже идет к своему кораблю, вы это видите на своих экранах, открывается люк и опускается трап. Он поворачивается и машет приветст-венно рукой. Пилот, летчик первого класса, майор Борис Иванов входит внутрь корабля.

На телеэкранах крупным планом показывали пилота и космический корабль, иг-рала музыка из кинофильма «Укрощение огня», диктор, «захлебываясь» от торжественно-го волнения, продолжал говорить без остановки:

— Вы видите этот необычный корабль, совсем не похожий на привычную для на-шего взора ракету. Скорее это экземпляр из «Звездных войн», а в реальности абсолютно новый летательный аппарат, называемый космолетом. Благодаря Российским ученым, совершен великий прорыв в науке, и мы можем бороздить просторы мирового океана, посещая планеты Солнечной системы и иные миры. Но, вот космолетчик, так здесь называют пилота, входит внутрь корабля, убирается трап и люк закрывается. Команда на старт, включен двигатель, и корабль начинает светиться изнутри, отрывается от земли, зависая на метровой высоте. По его наружной оболочке пробегают светящиеся лучевые разряды, словно маленькие молнии, ласкающие поверхность. Команда «вперед», космолет слегка наклоняется и уносится мгновенно вверх, к звездам, словно его и не было здесь. Вот это да-а, вот это скорость, это открытие, это прорыв. По расчетным данным корабль достигнет поверхности Луны ровно через одну минуту. Как мне здесь объяснили, космолет движется к спутнику Земли с очень небольшой скоростью из-за малого расстояния в 384 тысячи километров. Расстояние до Луны уже считается малым, и лететь к ее поверхности на больших скоростях нерентабельно. Космолет движется со скоростью 6400 километров в секунду. Любые истребители мира не достигали такой скорости и в час, не говоря уже о секундах. Внимание, командир космолета докладывает, что полет проходит успешно и он прилунился. Минута, действительно прошла минута. Сейчас включатся видеокамеры корабля, и мы сможем наблюдать выход пилота на поверхность. Включились и впервые на ваших экранах вы видите поверхность Луны по прямой видеосъемке. Уже привычно открывается люк, опускается трап и пилот выходит в открытый космос на поверхность Луны. О, ужас, на нем нет скафандра! Простите, господа, компетентные люди подсказывают мне, что спортивный костюм на пилоте — это и есть скафандр, изготовленный по новейшим технологиям. О, оказывается, что здесь, на стартовой площадке, находится Президент Российской Федерации Владимир Сергеевич Мешков. Я вижу и слышу из своей комментаторской кабины, как он поздравляет пилота с успешным прибытием на Луну. Пилот благодарит Президента и устанавливает флаг России рядом с флагом США, забирает пробы грунта и возвращается на корабль. Это свершившаяся мечта, это прорыв науки, человечество посещает другие планеты. Внимание, взлет, отключаются корабельные видеокамеры, и космолет направляется к Марсу. Это успех России, это успех всего человечества. Расчетное время прибытия к Марсу через три минуты пятнадцать секунд. Расстояние от Земли до Марса на настоящий момент составляет 56 миллионов километров, и космолет движется с максимальной скоростью триста тысяч километров в секунду. Это скорость света, эту скорость сложно представить, с этой скоростью можно обернуться вокруг Земли за четыре сотых секунды.

Три минуты до Марса, — продолжал говорить комментатор, — кто из нас мог меч-тать об этом, кто мог представить такое? За три минуты не успеешь сходить в ближайший магазин. Но вернемся к красной планете, она меньше Земли по размерам в два и шесть десятых раза и возможно на ней есть жизнь. Я полагаю, что это только первый межпланетный полет, может быть показательный в своем роде и дальше предстоят более длительные путешествия для изучения других планет.

Но время истекает, — вновь заговорил с торжественной быстротой комментатор, — наш космолет совершил посадку на Марсе и сейчас включатся видеокамеры прямой трансляции с красной планеты. Стоп, меня поправляют ученые, космолет действительно совершил посадку, но видеосигнал от него дойдет до нашей планеты только через три ми-нуты шестнадцать секунд. Пилот пробудет на красной планете всего пять минут, и мы сможем увидеть его в реальности на Марсе с обратным отсчетом времени в три минуты. Оказывается и трансляция с далеких планет тоже требует определенного времени. Мы реально видели пилота на Луне, но и оттуда трансляция запаздывала на одну и три десятых секунды. Но вот, включаются камеры, и мы видим поверхность Марса, поверхность действительно красной планеты. Словно большое красное поле распростерлось перед нашим взглядом и на этом поле насыпаны хаотично тоже красные комья марсианской земли размерами до полуметра. Пилот выходит из корабля и устанавливает флаг России, берет пробу грунта. Подходит к одному из комьев, пинает его ногой, но тот не особо-то рассыпается и Борис Иванов берет на пробу и этот грунт. Вот, смотрите, пилот повернулся к камере, хорошо видно его лицо, его счастливую улыбку, он машет приветственно рукой своим братьям землянам. Но что он делает сейчас — вытаскивает какой-то лист и пишет на нем фломастером: «УРА, РОССИЯ!» Борис Иванов оставляет этот лист рядом с флагом и возвращается на корабль. Взлет и практически одновременно с видеосигналом из космоса возвращается легендарный космический корабль «Россия». Вот он, мы видим его сейчас на экранах, зависшим на полуметровой высоте. Какой красавец, какие формы, свечение и сверкание электрических разрядов! Садится, выключаются двигатели, исчезает мерцание и серебристый космолет открывает свой люк на Земле. Выходит пилот, теперь уже леген-дарный Борис Иванов, счастливая улыбка и приветственный взмах руки нам с вами, зем-лянам. Но, стоп, меня просят отвести ненадолго кинокамеру в сторону — первый доклад марсонафта принимает генеральный конструктор, отец и создатель величайшего корабля в мире. Этого гения планеты не показывает телевидение, фотографии не печатают газеты и имя его не известно широким массам зрителей и читателей. Но он есть, он существует и имя ему — РОССИЯНИН!

Внимание, господа, мы вновь возвращаемся к кораблю. По ковровой дорожке идет улыбающийся марсонафт Борис Иванов. Его встречает Президент Российской Феде-рации и принимает доклад:

— Товарищ главнокомандующий, Президент Российской Федерации, майор Ива-нов совершил полет на Луну и Марс, на планетах установлены флаги России, взяты пробы грунта. Полет прошел успешно.

Звучит гимн России. Президент и пилот возвращаются на командный пункт стар-товой площадки. Прямой репортаж с космодрома вел Геннадий Протасов.

Через день Москва торжественно встречала своего марсонафта. Улыбающийся, в форме полковника и со звездой Героя, он празднично махал рукой жителям столицы из открытого автомобиля. А иркутяне так и не узнали, что свой подвиг он совершил именно здесь, на их земле. В ближайшие десятилетия они не узнают, что как раз среди них живет и работает гений планеты, отец и создатель новой эпохи в космическом пространстве: Дмитрий Михайлов.

На следующей неделе сотрудники КБ-Д собрались в конференц-зале. Повод тор-жественный — вручение правительственных наград. Ордена и медали получили все без исключения, кто непосредственно участвовал в создании космолета. Михайловых наградили высшими наградами Родины. Особенно радовался полковник Ларичев, которого наградили орденом «За заслуги перед Отечеством» I степени. О первой степени Президента лично попросил сам Михайлов младший.

Генеральный директор поздравил всех с высокими правительственными награда-ми, в свою очередь, объявив, что премию получили все. Скоро предстоит новый этап ра-боты другого, более сложного уровня. В отпуск ушли все сотрудники ведущих отделов, чтобы набраться сил и штурмовать новые высоты науки.

LХIХ глава

Поздняя осень в Сибири — это лишь календарная осень. На дворе настоящая зима с холодами и снегом. Лето всегда пробегает быстро и незаметно не только у тех, кто с же-ланием трудится на работе и время летит незаметнее, но и у тех, кто отдыхает заслуженно.

Отдохнувшие, люди возвращались на свои рабочие места и не узнавали террито-рию «кабы-дабы». Нет опавшей листвы на дорожках, голыми стоят зеленые лиственницы. Только могучие кедры, сосны и ели зеленеют разлапистыми ветвями и ведут вечный бой со снегом, скидывая его с себя с порывами ветра.

На сей раз Михайлов решил предложить научному коллективу основную концеп-цию работы сразу, без утаек и оговорок. Он собрал сотрудников трех ведущих отделов.

— Сегодня, коллеги, не будет лекции или моего сообщения в привычном понима-нии этих слов. Я собрал вас, чтобы поговорить и прошу не ждать монолога с моей сторо-ны. Но, прежде чем вести диалог, необходимо определить его параметры и тему.

Мы создали в реальности космолет, он существует и летает. Это первый космиче-ский аппарат, способный достичь других планет Солнечной системы, галактики и выле-теть за ее пределы. Но этот космолет лишь первая телега в целом ряду будущих космиче-ских кораблей. Сейчас мы смотрим на него с восхищением, а через несколько лет станем смотреть, как современный автомобилист на машину времен гражданской войны. Но это через несколько лет и их еще надо прожить, плодотворно прожить. Теорией антигравита-ции ученые увлекались давно, и именно на основе этой концепции летает наш аппарат. С восемнадцатого века начались серьезные высказывания по этой теории. Но если хоро-шенько подумать и вспомнить, то подобный нашему космолету, но более совершенный аппарат описан еще задолго до восемнадцатого века. И я хочу спросить у вас — в каких трудах этот аппарат существовал и не только существовал — он летал?

До восемнадцатого века перебрали всех ученых и их труды, в том числе древне-греческие. Упоминания об антигравитации были еще в древности, но весьма обобщенные и летающих аппаратов, до космолета, не было.

От зала отвечал Попов:

— Теоретические работы по антигравитации, Дмитрий Николаевич, были еще в древней Греции, были и позднее, вплоть до сегодняшнего дня. Но летающих аппаратов не было, это точно.

Пока люди не понимали, куда клонит Михайлов, но сейчас они ему верили безо-говорочно.

— И все-таки, коллеги, почему не было аппаратов?

Выкрик из зала:

— Потому, что вы тогда еще не родились.

«Зал» засмеялся.

— Юмор — это прекрасно, коллеги. Не было аппаратов потому, что тогда, как сей-час и вы, ученые стандартно мыслили. Все вспоминали научные работы. Но никто из вас не вспомнил, на каком бензине работала ступа бабы-яги?

Зал рассмеялся снова и кто-то выкрикнул:

— На колдовстве.

— Ответ принимается, — серьезно заявил Михайлов. — У ступы не было двигателя и баков с горючим, баба-яга добывала энергию движения из окружающей среды. И она ЛЕ-ТА-ЛА! Пусть в сказке, но летала, — повторился Михайлов, — станем делать сказку былью. Мы с вами уберем ядерный реактор, вырабатывающий электричество в космолете. Нач-нем учиться добывать это электричество из окружающей среды. Поэтому колдуйте, умни-чайте, а мне на стол через неделю положите ваши предложения. Все свободны.

Профессор Попов подошел к Андрею, который выкрикнул из зала:

— А тебе, колдун хренов, положить свои предложения мне на стол через три дня.

Станислав Демьянович ушел к себе в кабинет. В старину было бы сложно назвать это кабинетом, но в современности стеклянная загородка непосредственно в рабочем зале отдела позволяла уединиться, сосредоточиться, поговорить с кем-то лично.

Попов верил Михайлову и сейчас с улыбкой вспоминал себя три года назад, когда коллектив сформировался и начал работать. А что делать — привезли черте знает куда… кто поймет, если сразу уехать? Потом втянулся в работу, начиная верить в результат все больше и больше. Сложно, почти невозможно представить себе в то время, что через три года появится аппарат, способный достичь Марса за несколько минут. Ступа бабы-яги казалось сейчас объектом более приближенным к реальности, чем тогдашний космолет к Марсу.

Идея получать энергию, образно говоря, из ничего, из воздуха, не была новой. В свое время в начале ХIХ века ее выдвигал еще Никола Тесла, который считал, что косми-ческое пространство не есть абсолютный вакуум. Он заполнен неким эфиром, малюсень-кими пузырьками размерами меньше атома, поэтому невидим, не ощутим, не определяет-ся современными методами исследования. Этот эфир обладает могучей энергией, которую и пытался добывать Тесла. По некоторым данным он добыл эту энергию, заставил эфир работать, но потом уничтожил аппаратуру и теоретические труды, считая, что человечество еще не способно понять, оценить и правильно применить его изобретение. Он унес свою тайну в могилу и сейчас трудно сказать — вымысел это или правда. Остались лишь обрывочные труды, позволяющие теорезировать, утверждать и сомневаться.

Пробежала, пролетела, пронеслась или протащилась неделя. Видимо, для каждого по-разному. Михайлов младший ознакомился с предложениями коллектива о получении энергии из космоса, решил переговорить с людьми.

— Уважаемые друзья-коллеги. Я изучил ваши предложения и если сказать честно, то огорчен. Да, вы серьезно отнеслись к порученному делу, перелопатили массу научной литературы и пришли к некоторым выводам. Ваша ошибка заключается только в одном — вы не увидели прямых предложений и подсказок. Скажу больше — вы не смогли прочитать прямого решения поставленной задачи. Я всегда говорил и говорю вам — мыслите не стандартно, старайтесь увидеть в простых аксиомах несколько иное, не противоречащее решение, а наталкивающее на другую мысль. Постараюсь объяснить проще. Мы с вами сделали наш космолет. Но каждый из вас, я подчеркиваю — каждый из вас еще со школьной скамьи хорошо знал принцип его работы, но не видел его почему-то, не понимал. Люди говорят: новое — это давно забытое старое. Гениальность — это не что иное, как простота. Вижу: вы и сейчас меня не понимаете, но хорошо понимаете принцип работы космолета. Андрей, — Михайлов обратился к тому сотруднику, который ранее выкрикнул идею о колдовстве, — иди сюда. Сейчас мы станем, как иногда выражаются полицейские на своем сленге, колоть тебя. Почему ты знал, но говорить не хотел.

Зал зашевелился, раздались смешки.

— Андрей, расскажи нам, пожалуйста, строение атома. Не в подробностях, а на уровне ученика шестого класса. Может быть седьмого класса — не знаю, в каком начинают изучать атом.

Андрей удивленно посмотрел на Михайлова, видимо, не понимая, что от него хо-тят.

— Атом состоит из положительного ядра, — начал он, — вокруг которого движутся отрицательно заряженные электроны.

— Хорошо, молодец, вижу, что не зря в школе учился. Скажи, пожалуйста, Анд-рей, а эти электроны, они с одинаковой скоростью движутся или нет, на одинаковом рас-стоянии от ядра или бегают ближе-дальше?

— Вы же знаете, Дмитрий Николаевич…

— Ты мои знания пока в покое оставь, — перебил его Михайлов, — отвечай.

— Электроны движутся с постоянной скоростью и на одинаковом расстоянии от ядра. Поэтому и атомы тоже находятся на одинаковом расстоянии друг от друга.

— А если заставить электроны вращаться быстрее или медленнее, что с атомами произойдет?

— Тогда они станут сближаться друг с другом или отталкиваться, материал начнет расширяться или сжиматься.

— Андрей, так ты, оказывается, еще в школе знал принцип работы нашего космо-лета — притяжение и отталкивание, гравитация и антигравитация. Чего молчал до сих пор, как партизан? Смотрел на атом и видел не то, что надо?

Такое сравнение шокировало всех присутствующих. Пусть грубое, схематичное, но действительно наталкивающее на мысль о притяжении и отталкивании, о гравитации и антигравитации. Мысль, способную развиться уже в несколько иной плоскости и сделать возможным решение антигравитационной задачи.

Михайлов продолжал гнуть свою линию, не отпуская пока молодого ученого.

— Скажи, Андрей, время — это постоянная константа или нет?

Он уже действительно не знал, как ответить и начал издалека:

— В физике время в определенных концепциях рассматривается как постоянная величина. Однако, если посмотреть с другой стороны, то…

Дмитрий перебил его:

— Андрей, ты уже стал побаиваться произносить однозначные ответы. И отвеча-ешь, как тот сверчок из сказки «Буратино» — больной либо жив, либо мертв.

Зал засмеялся.

— Но это означает, что ты стал нестандартно думать. Время, если его рассматри-вать в нашем трехмерном пространстве, то это одно. Если его рассматривать в другом контексте, то это есть само измерение. Еще ближе подойду к физике. Отрицательно заря-женный электрон, как известно, вращается против часовой стрелки, а его антипод пози-трон по часовой стрелке. Тогда, что будет представлять время, в сей момент, в нашем трехмерном пространстве? Естественно — прилетевший электрон из прошлого и вернув-шийся позитрон из будущего. Эта встреча электрона с позитроном и есть время на на-стоящий момент. Считай, Андрей, что я бомбардировал тебя элементарными частицами мысли, чтобы в тебе пошла реакция направления создания машины времени. Образно го-воря, заправляя автомобиль электронами или позитронами, на нем можно ездить в про-шлое или будущее. Присаживайся, пожалуйста.

Михайлов отпустил уже «измученного» Андрея в зал.

— Думать и видеть, коллеги, — продолжал говорить Михайлов, — это всегда замеча-тельно. Я подумал о том задании, которое вам дал. И пришел к совершенно неожиданно-му выводу, как, наверное, и Тесла в свое время. Человечество еще не способно сейчас пе-реварить и принять какой-либо действующий двигатель, потребляющий энергию для ра-боты из окружающей среды. Во все времена все государства использовали научные от-крытия, прежде всего, в военных целях. В целях превосходства одной страны над другой, в целях политического или военного давления. Пусть вначале освоят наш космолет, по-зволяющий исследовать и пользоваться богатством недр планет Солнечной системы. У нас есть два корабля, которые можно считать пассажирским и грузовым. Вот вы и займе-тесь строительством этих космосоавтомобилей. Наша семья, — младший посмотрел на старшего, — много сделала для Родины и планеты в целом. Вам, я думаю, можно сказать — это отец создал концепцию блокировки вооружения и применил ее на практике. В результате физическое воздействие государств друг на друга остановилось, прекратились локальные войны, что, естественно, замечательно. Но что изменилось кардинально в мире? По-моему — ничего. Невозможно за короткое время изменить людское сознание, превратить ястребов в голубей. Но я немного отклонился от темы и, возвращаясь, сообщаю: КБ-Д не станет разрабатывать что-то новое. Сборочные цеха будут собирать космолеты, а ведущие отделы, наши мозги, совершенствовать технологии изготовления, совершенствовать сами космолеты, разрабатывать технологию применения наших ядерных реакторов в мирных целях, то есть на безопасных теперь атомных электростанциях.

Прошу прощения, что поторопился прошлый раз с поручениями. Но сейчас задача поставлена, и необходимо приступить к ее выполнению. Спасибо.

LХХ глава

Ольга Федоровна частенько подтрунивала над мужем, что все мужики в доме с наградами, только ты у нас один не отмеченный. Петр Валерьевич, отмахивался, ворчал иногда. Типа, что ты пристала ко мне, як холера к кишкам. Ситуацию разрешил сам Дмитрий. Он заметил, что и женщины у нас все с наградами, одна бабушка не награжден-ная.

Бабуля заворчала, произнесла с особенной лаской, без обиды:

— Спасибо, внучек. Все наизнанку вывернул.

Но, после этого, перестала упрекать мужа. Хотя она и не упрекала никогда, так, подшучивала от нечего делать, проверяя его реакцию на сказанное.

Морозы на улице крепчали, и Михайловы любили посидеть все вместе у камина. Почитать газету, поговорить, посмотреть телевизор.

Дима спросил отца:

— Папа, как ты считаешь, я правильно поступил, отказавшись от разработки полу-чения энергии из окружающей среды?

Отец посмотрел на сына, понимая, что он ищет поддержки. И не только. Назрела необходимость поговорить, обсудить перспективы.

— Да, сынок, ты абсолютно прав. В мире ничего не меняется. Богатые воруют, си-дят в тюрьмах бедные. Финансовая пропасть растет с каждым днем, и что мы видим? Ка-кие-то потуги младенца — хочет пукнуть, но не может. Так и наше государство — делает вид, что что-то делает. Все говорят о демократии, превращая ее во вседозволенность для высших лиц и направленную словоблудность для низших. Закон — есть Закон. Но он час-тенько поддерживает мнение государства, а не народа. Это не одно и то же.

— Я тоже много думаю об этом, отец. Как ты считаешь, если переговорить с Пре-зидентом, он поймет?

— Президент, конечно, поймет, сынок. Но станет ли он что-то делать? Вот в чем вопрос. И, если разговаривать, то уже иметь с собой конкретные предложения.

— Давай, подумаем над ними вместе, обсудим взгляды, предполагаемые результа-ты.

Ирина внимательно вслушивалась в разговор отца с сыном, но не подавала вида, чтобы не мешать им.

— С чего начнем, папа, с внутреннего или с внешнего?

— Давай с внешнего, его меньше, — ответил отец, — прежде всего со счетов граждан в зарубежных банках. Со счетов тех граждан, бизнес которых не связан с зарубежными фирмами. Такие счета возможны по двум причинам — спрятать деньги или вкладчик не верит в нашу банковскую систему. Не верующих необходимо убедить, а у прячущих за-брать. Они или добыты криминальным путем, или заработаны лицом, не имеющим право их получать определенными способами, то есть тоже незаконно. Например, штатные со-трудники силовых ведомств не имеют право на ведение бизнеса, если он не связан с твор-ческой деятельностью и преподаванием. О депутатах я вообще молчу. Необходимо дать срок на возвращение, например, месяц, тянуть нечего по году, а потом национализировать невозврат. Казна вырастет ого го. Сейчас все возятся с этими мигрантами, с теми, кто незаконно пересек границу или находится без регистрации. Таких, естественно, необходимо депортировать, но после того, как они отработают принудительно года три-четыре на благо страны.

— Да, Коленька, жестко ты со всеми, — вмешалась все-таки в разговор Ирина.

— А как иначе — иначе нельзя, — ответил Михайлов старший, — и потом — я не зако-нодатель, это мое мнение, которое может и должен иметь каждый. И отстаивать его, — до-бавил он. — Мы можем лишь предложить, — он посмотрел на сына, — а Президент, прави-тельство и Дума пусть думают.

— Да, папа, согласен с тобой, — подтвердил свое отношение Дмитрий, — в законах так же менять многое необходимо. Я смотрю сейчас на Государственную Думу и не по-нимаю, каким местом они думают. В последнее время чуть ли не ежемесячно обсуждают правила дорожного движения, повышают штрафы. Но все это или вообще не меры, или так, полумеры. Вряд ли кто поинтересовался мнением простого водителя. Не пьяницы, естественно, и не «гонщика». Как рассуждал раньше водитель, бравший рюмку водки в руки. Выпью, поеду по такой-то улице — там гаишников нет. Или — не стану пить, мне домой ехать, а по любой дороге в эту сторону ГАИ стоит. Сейчас гаишников в городе нет — пей и езди сколько хочешь. Пьяные все за рулем «прекрасно» водят автомобиль, и на ДТП никто не надеется — не коснется их это. Поэтому за езду в нетрезвом виде необходимо убрать все штрафы. Бизнесмен и миллион заплатит и дальше пить будет. Только лишение прав, например, на три года, а вторичное нарушение — лишение прав пожизненно и конфискация автомобиля. Нет необходимости садить на пятнадцать суток, это вообще бред какой-то. Тогда любая пьянь за рулем будет уже не пьянь. Естественно — не без исключений из правил. А мы все демократимся — не нарушит ли это наши права? Вседозволенность нашу нарушит, а право пить за рулем никто не давал, значит, и говорить нечего, — подвел итог Дмитрий. — Сегодня прочитал в интернете, в новостях, что двести чиновников лишились должностей за нарушения в декларациях, несколько из них высших чиновников. Как наши журналисты, мягко говоря, прогибаются. Почему не написать, что лишились должностей не за нарушения в декларациях, а за липу в декларациях? Чего это они там могли в декларациях нарушить — строчки перепутать что ли? Поэтому в стране порядок необходимо с Москвы устанавливать, с высших руководителей. А тех, кто попроще, кто там «болотными» делами увлекается — в Сибирь болота сушить.

Ирина засмеялась.

— Да, сынок, ты по жесткости отца своего напрочь обошел. Понятно — чья кровь.

— Ты, мама, не согласна?

— Согласна. И с тобой и с отцом согласна. Но, как говорится, ваши бы слова, да Богу в уши. Не желаете чайку попить? — Спросила Ирина и, не дожидаясь ответа, пошла на кухню. — Пойду, приготовлю.

Когда мать ушла, Дмитрий посмотрел на отца, словно ждал момента ухода.

— Папа, ты многое сделал для страны, для всей планеты. Меня родил, мир на земле обеспечил. Можно и отдохнуть. Но я знаю — ты без дела сидеть не станешь. Поэтому го-товь предложения, а я генетикой займусь.

Читал недавно нашу классику — как написано здорово, красиво, вдохновенно! Ис-торические книги пролистал, и обидно за страну стало — вырождается она понемногу.

— Это почему ты такой вывод сделал? — Удивленно спросил отец.

— Раньше, папа, в царские времена, тоже была любовь. Ее никто не отменял и не отменит, она есть сейчас. Всякое и тогда случалось, но пошлости и разврата в таком объе-ме, как сейчас не было. Вступлению в брак предшествовали вопросы здравого смысла: кто жених и невеста, чьих кровей, чьего рода, нет ли в роду пьяниц, наркоманов, проституток, воров, двоеженцев, любовников, любовниц, уголовников, разведённых? После этого люди решали — быть им вместе или не быть. Это не праздные вопросы, папа, это вопросы генетики. Они тогда о генетике и не слышали — кто-то руководил действиями свыше. Это сейчас легко обнаруживаются разрушения генофондов, порождаемые родителями, имеющими неидентичные друг с другом генетические потенциалы. Родословная пары с разными генетическими потенциалами вымрет через семь поколения от болезней. Сейчас свободная любовь, никто не смотрит на родословные и даже не знает их. Медицина развивается, а человечество начинает чахнуть и с каждым поколением этот процесс станет прогрессировать. Например, брак китайца с русской женщиной уже в третьем поколении начнет давать сбои в умственном развитии и особенно в здоровье. В седьмом поколении этот род зачахнет. Это доказывается волновой генетикой, отец. Я разработаю препарат, который мы введем в основные составляющие компоненты прививок, что позволит использовать его эффективно в количественном отношении. У детей с такими прививками немного изменятся определенные геномы. Они станут умнее, здоровее, их род станет крепчать. Такие люди не станут думать о войнах и только о себе. Живя в обществе нельзя быть от него свободным. Через ряд поколений оружие станет не нужным. Но пока, папа, препарат станем применять без огласки. Пусть крепнет Россия, а от нее и весь мир в целом.

Прошел месяц. Михайловы вылетели в Москву с предложениями. Сложно, ох как сложно принимать решения русскому медведю, любителю поворчать, пораскачиваться и потом, когда припрет окончательно, так грохнуть, что никакая противоборствующая сила не выдержит. Это не ломать и не перестраивать, тем более, если ничего не построил.

LХХI глава

Прошедшие месяцы всегда остаются в памяти по-разному. Какие-то дни тянулись медленно, какие-то летели быстро, но в памяти остается лишь соль, суть тех дней или ме-сяцев, лет. Можно вспомнить и подробнее, но в обыденности помнится главное.

Быстро или медленно завершилась зима — для кого как. Но конец весны настора-живал последние годы всех жителей России. Немного наклонилась земная ось, и времена года сдвинулись по времени на пару недель от весны к осени.

Вся семья Михайловых отдыхала в уличной беседке. Ставили большой электри-ческий самовар, пили чай с разными сладостями.

— А Президент так ничего и не ответил вам, — Ирина повернула голову в сторону мужа и сына. — Были у него осенью, а сейчас конец мая.

Николай пристально посмотрел на жену, не понимая, с чего она вдруг завела этот разговор.

— Ира, Мешков выслушал наши предложения. Что он мог нам сказать заранее? В политике, экономике быстро ничего не делается. Решения могут приниматься быстро, но результат виден через время. Не все так просто, как кажется обывателю, нам с тобой, на-пример. Сейчас существует некий баланс сил и чтобы его сдвинуть, необходима опреде-ленная подготовка. Я полагаю, что такую подготовку и проводит в настоящее время Вла-димир Сергеевич, наш Президент. По крайней мере, считаю, что мы с Димой все же не зря съездили к нему. Ты лучше скажи: к чему ты этот разговор завела?

Михайлов старший отпил несколько глотков из кружки. Все-таки отличную за-варку готовил Петр Валерьевич, его тесть. Добавлял в запарник измельченную смесь вы-сушенных листьев брусники, чабреца и смородины.

— Не знаю, Коля. Как-то на душе не спокойно. Конец весны, лето скоро. Опять что-нибудь с сыном придумайте. Я же вас знаю — почти год тихо прошел, без особых но-ваций, это не для вас, мои милые мужички.

Оба Михайловых улыбнулись враз.

— Ты знаешь, мама, — в разговор вмешался Дмитрий, — я полагаю, что Мешкову сейчас просто не до наших предложений. Ему и Премьер-министру и так тяжеловато при-ходится. Корабли с силовой тягой исчерпали себя, устарели технически. А сколько сил и средств было задействовано в космической экономике? Много, очень много. Все это не-обходимо перераспределить, освободившуюся рабочую силу занять, задействовать в дру-гих сферах производства. Ты же знаешь, что не только мы готовились к полету на Марс в один конец. А сейчас россияне уже побывали на всех планетах Солнечной системы. Аме-риканцы тоже пытаются создать подобные корабли, но у них ничего не получается и не получится в ближайшие десятилетия или даже столетие.

Мы осваиваем Солнечную систему, проникаем в недра планет и изучаем содер-жимое. Это неисчерпаемый запас полезных ископаемых и он очень нужен Земле. Наш цилиндрический корабль в сутки может вывозить с Марса, например, десятки тонн золота или других ископаемых. Освоение планет — это объективная реальность, мама. Но мы-то не должны стоять на месте. Вперед, к звездам — вот наша цель!

Ирина улыбнулась грустно.

— Я так и знала, материнское сердце не обманешь. А ты почему молчишь, Коля?

— Не понимаю, Ира, что тебя беспокоит? — спросил Николай.

— Как же ты не понимаешь? — с грустной опустошенностью переспросила она. — Опять работа дни и ночи напролет. Что там ждет нас у звезд, какая опасность? Я же бес-покоюсь.

Михайлов подошел и обнял жену.

— Не волнуйся, дорогая. Опасностей никаких нет и работать ночами никто не со-бирается. Ты просто насмотрелась фильмов. Никто нас не гонит, мы ни с кем не соревну-емся, а, значит, и работать станем в обычном, не авральном режиме. Дима правильно ска-зал — вперед, к звездам, Солнечная система уже пройденный этап для нас с сыном. Но как шагнуть к этим звездам: мы пока не знаем. Вот и станем думать.

— А ваши космолеты на что? — удивленно спросила Ирина.

— Мамочка, наши космолеты для полетов к звездам не годятся. — Ответил на во-прос Дмитрий.

— Почему не годятся? Они за три минуты до Марса долетают.

— Мама, ближайшая к нам звезда Проксима Центавра находится далеко. На нашем космолете до нее лететь четыре года и два месяца в один конец. Звезды — это не планеты Солнечной системы. Это звезды, мама. Они очень и очень далеко от нас. Можно, конечно, отправить корабль и он вернется через девять лет. Но это не выход. Расстояния в космосе не измеряется километрами, они измеряются световыми годами или парсеками. Один год, примерно, ноль три парсека.

— А как это — световой год?

— Световой год, мама, это не календарь. Это расстояние, которое пройдет луч све-та за один год со скоростью триста тысяч километров в секунду. Если измерять привыч-ными нам километрами, то до Проксимы Центавра получится около сорока триллионов километров. И это ближайшая к нам звезда. До Сириуса нашему космолету потребуется в обе стороны семнадцать лет. И это тоже одна из ближних звезд. До яркой звезды созвез-дия Лебедя пришлось бы лететь сто девяносто лет в один конец. Поэтому, мама, наши ко-рабли межпланетные, но к звездам им лететь очень долго. Можно слетать и к созвездию Лебедя, время в полете идет намного медленнее. Вернуться таким же, не постаревшим, но на Земле пройдет почти четыре века. Кто нас здесь будет ждать? Что произойдет на Земле за это время, кто знает? Нет, мы не можем так поступать с пилотами. Нужны другие ко-рабли, которые могут бороздить звездное пространство и возвращаться в настоящем, не будущем времени.

— Я все поняла, сынок, — вздохнула Ирина, — значит, ты с папой этим и займешься. В голове не укладываются такие расстояния.

— Мама, — улыбнулся Дмитрий, — это небольшие расстояния. Существует множест-во галактик, до которых лететь тысячу или миллионы световых лет. Представляешь — пи-лот вернулся назад, а на Земле прошло всего два миллиона лет. Кому на Земле станет не-обходим его полет? Полагаю — только музеям.

В разговор вмешалась Зоя Федоровна.

— Смотрю я на тебя, Дима, удивляюсь и радуюсь одновременно — тебе бы по воз-расту в школу ходить, а ты вон какими делами занимаешься. А что через миллион лет бу-дет? Какой-нибудь другой Дима станет вундеркиндом и уже полетит не к звездам, а туда, дальше, что за звездами находится. Придут его дети в музей и увидят — Дима Михайлов, первооткрыватель звезд, жил миллион лет назад.

— Да, бабушка, может оно так и будет. Надеюсь, мы с папой сумеем решить во-прос, и еще при нашей жизни люди посетят другие галактики. Что принесут такие полеты Земле — не знаю. Только бы не звездные войны. Это единственное, чего я боюсь.

— Нет, Дима, ни каких звездных войн не будет, — констатировал Михайлов стар-ший, — разум не даст волю ястребам.

— Я верю, что у вас все получится, — тоже вмешался в разговор Петр Валерьевич, — может, и меня до какой-нибудь звезды прокатите.

Михайловы рассмеялись.

— Ты что, дед, в детство впал? — с улыбкой подковырнула его жена.

— А что, — предложил Дмитрий, — можем и прокатить. Не до звезд, а до Марса за-просто. Это не опасно. Американцы давно на Марс пассажирами, туристами просятся, сто миллионов долларов за полет предлагают.

— Где же я такие деньги возьму? — закряхтел Петр Валерьевич.

Михайловы враз покатились со смеху.

— Дедушка, — заговорил Дмитрий, когда немного успокоился, — ты же мой родной дедушка — тебе бесплатно. Мама, бабушка, а вы не хотите Марс посмотреть?

— Нет, я уж точно не полечу. Пусть дочка с отцом прокатится, — ответила Зоя Фе-доровна.

— Полетишь, мама?

— Не знаю, боязно как-то, — засомневалась она.

Это безопасно, мама, — возразил Дмитрий, — я сам с вами слетаю.

— Нет, это уж точно нет, — испугалась Ирина.

— Не волнуйся, родная, — успокоил ее Николай, — это действительно безопасно. А Дима лучше любого пилота с кораблем управится.

Ирина все еще волновалась. Непривычно лететь с сыном на Марс — это не на дачу съездить.

LХХII глава

Ирина все еще была под впечатлением от полета и не могла прийти по-настоящему в себя. Шутка ли — побывать с отцом и сыном на Марсе, словно прокатиться до соседнего магазина. Иногда ей казалось — а Марс ли это вообще? Но сила тяжести сви-детельствовала, она на Марсе в 2,5 раза меньше, поэтому ходить и прыгать намного легче. Необычный ландшафт не показался Ирине совсем инопланетным. Словно красноватая пустыня, где вместо песка различного размера галька, как на море. А вдалеке небольшие горы. «Все-таки на Земле лучше», — решила Ирина.

Ее отец прохаживался с Фроловым по цехам и лабораториям. Кажется, они пора-зили его больше, чем марсианская поверхность. Конечно, самое большое впечатление ос-талось от корабля. Он чуть не заплакал, когда компьютерная Ирина обратилась к внуку — Создатель.

После обеда Михайлов младший пригласил к себе Попова. Глянув на отца, кото-рого тоже пригласил для совместной беседы, он заговорил без предисловий.

— Станислав Демьянович, наши отделы и цеха занимаются своим обычным, при-вычным делом. Нам же с вами предстоит выработать несколько иную концепцию. Вы по-нимаете, что космолеты — это межпланетные корабли, для полетов к звездам необходимы совершенно другие скорости.

Попов даже оторопел немного. Зная Михайлова младшего, или как его здесь на-зывали: Большого, он догадывался, что разговор зашел не просто так.

— Вы хотите сказать, что необходим другой корабль? Корабль, который может доставить нас к звездам не за годы и десятилетия, а за часы?

— Совершенно верно, Станислав Демьянович. Поэтому, как минимум, необходима скорость корабля не менее световых суток.

Дмитрий разглядывал с интересом профессора, понимая, что его слова произвели на последнего сильное впечатление.

Но… это же скорость 26 миллиардов километров в секунду, это невероятно! Это не скорость света, не триста тысяч.

— Все правильно, Станислав Демьянович. Это минимум. Я думаю, что если мы найдем решение, то и другие скорости станут по плечу нам, например светового года.

— Кошмар… скорость в девять с половиной триллионов километров в секунду… ужас.

— Почему ужас? — возразил Дмитрий. — Если лететь до Андромеды на нашем кос-молете, то потребуется два миллиона четыреста тысяч лет в один конец. А при скорости светового года всего двадцать восемь суток. Разве это не реально?

— С вами я уже ничему не удивляюсь, Дмитрий Николаевич. — Вздохнул Попов. — Когда-то я не верил и в скорость света. Поэтому сейчас ничего говорить не буду.

— А что так нерадостно, я вас не заинтересовал? — с улыбкой спросил Михайлов младший.

— Нет, вы меня ошарашили. Прежде чем радоваться — надо переварить. — Ответил Попов.

— Хорошо. Есть какие-нибудь наметки, предложения?

— Какие предложения, Дмитрий Николаевич, дайте в себя прийти.

— Хорошо, Станислав Демьянович, хорошо. Жду вас у себя завтра. Но о нашем разговоре — никому ни слова. Пока даже вашим сотрудникам знать про наши планы нет необходимости.

Когда Попов ушел, Дмитрий спросил у отца:

— Как он сам выразился: ошарашили мы его, папа?

— Да уж, интересно было посмотреть на него сбоку. Для многих скорость света — величина недосягаемая. А тут триллионы километров в секунду. Действительно сложно себе представить. Но ничего, переварит и работать станет. Вряд ли что-то дельное пред-ложит, но наши мысли превратить в реальность сможет.

— Хорошо, отец, а что ты сам думаешь о нашей затее?

Михайлов старший как-то хмыкнул, мотнул слегка головой.

— Да, сынок, нам об этом стоит серьезно поговорить. Наличие НЛО на Земле уже доказано. Как ты считаешь, почему они с нами не контактируют? Что они из себя пред-ставляют — опасность или несут нам знания?

— Я думал и об этом, папа, — начал размышлять Дмитрий, — их корабли похожи на наши. Полагаю, что они тоже пока не перешли рубеж скорости света. А это значит, что прилетают они к нам из ближайших галактик. Возможно из Альфы или Проксимы Цен-тавры, возможно с Сириуса. Где-то из этого окружения — иначе нет смысла. Скорее всего, со звезд Центавры, с Сириуса им семнадцать лет требуется лететь туда и обратно. А это не малый срок. Но не будем гадать, тем более мы не знаем срок их жизни и многое другое. Считаю, что только дальность расстояния останавливает инопланетян от вторжения к нам, им не хватит сил и средств для захвата планеты. Но они изучают нас и наверняка используют некоторых людей в качестве лабораторных экземпляров.

Вряд ли они несут нам знания. Сам подумай, папа, как бы ты поступил, прилетев на другую звезду? Естественно, стал бы изучать аборигенов, а не делиться знаниями.

Михайлов старший встал, открыл дверь в приемную и попросил Ирину организовать чай и кофе.

— Да, Дима, ты наверняка прав. Давай, мы с тобой разделимся в направлениях. Ты станешь заниматься кораблями, а я займусь НЛО. Думаю, что в Марианской впадине у них имеется база. И надо бы ее навестить, предварительно подготовившись, естественно. Это для них очень удобно. Мы ранее не могли опускаться на такую глубину. Сейчас мо-жем, но необходима защита от электромагнитного излучения. Иначе они выведут лодки из строя и точно займутся их исследованием.

Вошла Ирина, принесла мужу кофе, а сыну чай.

— Что мальчики, озадачили Попова и теперь сами голову ломаете?

— Разговариваем, мама, как все лучше организовать.

— Можно мне с вами посидеть, послушать?

— Мама, у нас с папой от тебя нет секретов, ты знаешь. Но мы побеседуем одни, так лучше думается. Потом тебе расскажем, хорошо?

— Хорошо, мальчики, хорошо.

Ирина пожала плечами, но, видимо, ожидала другого ответа.

— Да, Дима, ты снова прав — не стоит маме знать наши разговоры. Будет беспоко-иться, волноваться. Особенно про НЛО. А мы должны выяснить — зачем они здесь, что готовят нам. Перевалочная ли это база у них или стартовая для нападения. Надо с Прези-дентом поговорить, заручиться его поддержкой.

— Когда?

— Давай, позвоним.

Николай Петрович набрал номер.

— Владимир Сергеевич, добрый день, это Михайлов.

— Добрый день, Николай Петрович.

— Мы с сыном хотели переговорить с вами.

— По своим предложениям?

— Нет, совершенно по другим вопросам.

— Хорошо, прилетайте.

— Я бы хотел, Владимир Сергеевич, что бы вы пригласили на встречу командира одной из подводных лодок. Из тех, что ходят с моей броней. Командующего ВМФ и ми-нистра обороны. Лодка пусть на стапеля встанет, якобы для ремонта, а командира к себе пригласите. Как будете готовы — пусть мне позвонят. Мы с вами обсудим некоторые во-просы, а потом уже с военными.

— Хорошо, Николай Петрович, в суть не вникаю — знаю, что по пустякам не потревожите. Ждите звонка, всего доброго.

— До свидания.

— Отец, хочешь лодку от излучения обезопасить и на ней нырнуть к пришельцам? — озабоченно спросил Дмитрий.

— Да, Дима, как иначе выяснить истину их пребывания здесь, на Земле.

— Папа, это опасно. Может быть, лодка без тебя нырнет?

— Я понимаю твое беспокойство, Дима. Но что там может командир решить по возникшим ситуациям? Ничего и ты это прекрасно знаешь. Да, опасно, но другого выхода нет. Мы подготовимся. Давай, подумаем — чем и как они могут на нас воздействовать?

Долго еще отец с сыном вели беседу, выпив не одну чашку кофе и чая.

LХХIII глава

Президент пригласил их к себе через неделю, прекрасно понимая, что вопросы для обсуждения весьма серьезные. Иначе бы Михайлов не просил для встречи министра и командующего флотом с командиром АПЛ.

Обменявшись приветствиями и «любезностями», они перешли к делу.

— Владимир Сергеевич, начну разговор с приятной обыденности. Мы обнаружили на Марсе так называемый золотой пояс. Можем добывать золото в неограниченном коли-честве. Поручите своему аппарату подсчитать требуемое количество и технологию пере-дачи его в хранилища банка. Таким образом, чтобы у налоговой не возникало ко мне во-просов. Золото высшей пробы и совеем необязательно знать, что оно с Марса.

— Ничего себе обыденность, — довольно усмехнулся Мешков, — но я вас слушаю, Николай Петрович.

— Мы осваиваем планеты Солнечной системы, но этого уже сейчас недостаточно, — продолжил мысль Михайлов. — На своих космолетах мы не можем полететь к звездам — слишком мала скорость для полетов. Не стану вдаваться в подробности, но до самой близ-кой звезды лететь в обе стороны более восьми лет. До других звезд: сто, двести и многие миллионы лет в один конец. Из этого следует, что необходимы корабли с другими скоро-стями, в сотни раз превосходящими скорость света. Дмитрий займется именно этим во-просом. Я же стану решать вопросы с НЛО.

— С НЛО? — переспросил Мешков.

— Да, Владимир Сергеевич, именно с НЛО. Они существуют, они летают, а зачем, что им здесь надо? Мы с Дмитрием пришли к предварительному выводу, что они тоже еще не переступили рубеж скорости света и прилетают к нам с самых близких звезд. Что им надо — оккупировать Землю или создать у нас перевалочную базу? Создавать проме-жуточную базу при скорости света глупо и невыгодно. Значит, они накапливают силы для вторжения и оккупации Земли. Возможно, я не прав. Вот именно это я и хочу выяснить. Сейчас это важный вопрос, возможно важнее полетов к звездам.

— Почему вы считаете, Николай Петрович, что инопланетяне хотят оккупировать Землю? — озабоченно спросил Президент.

— Я считаю и полагаю не безосновательно, что сейчас они нас изучают, а потом станут использовать в своих целях. Необходимо выяснить эти цели. Вряд ли они ознако-мят нас с новыми знаниями, с новыми технологиями.

— Согласен, Николай Петрович, вопрос очень важный. И как вы собираетесь осу-ществить его решение?

Михайлов видел, что Президент действительно озаботился вопросом.

— Встретиться и переговорить, — ответил Михайлов.

Мешков даже засмеялся нервно.

— Действительно просто — встретились, поговорили. На каком языке говорить, где встретиться, вдруг они вас захватят? — Президент сыпал вопросами.

— На каком языке говорить — не знаю. Полагаю, что они знают наш язык. Встре-титься можно на дне Марианской впадины, наверняка их база находится именно там. Еще никогда лодки не ныряли на такую глубину — сейчас могут. Если инопланетяне не пойдут на переговоры, то уничтожить их. Значит, их цели не мирные, рабские цели.

— Какие? — переспросил Мешков.

— Если не уничтожить совсем, то сделать нас рабами, например, для выкачивания полезных ископаемых или для чего-то другого. Они похищают людей, ставят опыты, ис-следуют. Люди у них как морские свинки в наших лабораториях. Поэтому я прошу вашего разрешения на любые действия сообразно возникающей ситуации, вплоть до уничтожения.

— Это возможно?

— Полагаю, что да. Но необходимо кое-что переделать на лодке. Поэтому я и про-сил поставить ее на стапеля.

Президент встал и заходил по кабинету. Не просто дать добро на уничтожение пришельцев в случае их отказа к сотрудничеству.

— Я подумаю, Николай Петрович, и дам вам ответ, — он присел на свое кресло.

— Спасибо, Владимир Сергеевич, что вы меня услышали. Но ответ необходим сей-час. Завтра может быть поздно.

— Вы так считаете?

— Да, господин Президент, я так считаю. И понимаю, что это не простое решение.

Мешков вновь встал и заходил по кабинету. Потом заговорил:

— Я знаю вас, Николай Петрович, немного времени — семь лет. За этот период вы ни разу не подвели меня и никого не обманули. Ваши предложения всегда были новациями, всегда невероятное становилось очевидным. Я не могу вам не верить, но и решение не простое, вы это понимаете сами. Что ж, история меня рассудит, а потомки, надеюсь, поймут. Я даю вам добро, Николай Петрович. Что еще от меня необходимо?

Он тяжело опустился в кресло — давила тяжесть принятого решения.

— Спасибо за доверие, Владимир Сергеевич.

Президент в ответ лишь махнул рукой, как бы прося перейти к делу.

— Необходима личная встреча с командиром подводной лодки. Вы, как верховный главнокомандующий, отдадите ему приказ о полном подчинении мне лично. В том числе и о применении ядерного оружия без согласования с вами или кем-либо другим.

— Хорошо, — Мешков тяжело вздохнул и попросил пригласить в кабинет команди-ра подводной лодки.

— Товарищ верховный главнокомандующий, капитан первого ранга Кузнецов по вашему приказу прибыл.

— Присаживайся командир, знакомься — это генерал-лейтенант Михайлов.

— Капитан первого ранга Кузнецов, — вновь отрапортовал он.

— Слушайте боевой приказ, капитан, — начал Президент, Кузнецов встал и вытя-нулся по стойке смирно, — как верховный главнокомандующий вооруженными силами Российской Федерации приказываю: с этого дня вы подчиняетесь только лично генерал-лейтенанту Михайлову. Вы не подчиняетесь более ни министру обороны, ни командую-щему ВМФ. Генерал-лейтенант Михайлов имеет право отдать вам приказ на применение любого оружия, в том числе ядерного без согласования со мной или кем-то другим. При-каз понятен?

— Так точно, товарищ верховный главнокомандующий, приказ понятен.

— И еще, капитан, никто не должен знать об этом приказе, и чем ты станешь зани-маться. Я отдам соответствующее распоряжение министру обороны и командующему флотом. Только Михайлов — он теперь для тебя командир и отец родной. Понятно?

— Так точно, товарищ верховный главнокомандующий, понятно.

— Николай Петрович, — обратился к нему Мешков, — у вас вопросы будут.

— Нет, Владимир Сергеевич, спасибо. — Он повернулся к Кузнецову. — Товарищ капитан первого ранга, приказываю вам прибыть на свой корабль и ждать меня. Полагаю, вы меня запомнили. Я прибуду без формы, в гражданской одежде. Для экипажа я не генерал-лейтенант, а вице-адмирал, так, полагаю, будет лучше. Дальнейшие указания получите на месте. Все, можете идти.

Кузнецов посмотрел на две звезды Героя у Михайлова на груди, потом на Прези-дента.

— Иди, капитан, иди. Теперь он у тебя командир, — Мешков улыбнулся, подбадри-вая то ли капитана, то ли себя самого.

LХХIV глава

Михайлов прибыл на судоремонтный завод, где стояла на стапелях АПЛ через три дня.

Матрос остановил его.

— Сюда нельзя, гражданин.

— Позови командира, матрос.

— Как доложить?

— Михайлов.

Матрос пожал плечами и убежал, вернулся с дежурным офицером.

— Кто вы? Фамилия Михайлов мне ни о чем не говорит.

Капитан-лейтенант разглядывал штатского с каким-то морским превосходством. Так, по крайней мере, показалось гражданскому.

— Поэтому вы и не командир корабля, товарищ капитан-лейтенант. Доложите ко-мандиру.

Моряки вновь разглядывали штатского, тянули время, желая показать, что «граж-данские здесь не пляшут». Наконец капитан-лейтенант повернулся и пошел неторопливой качающейся походкой.

Михайлову пришлось ждать минут десять. Даже матрос уже стал беспокоиться. Видимо, капитан-лейтенант решил повременить и сразу не докладывать командиру о прибытии штатского.

Вскоре он улыбнулся — командир бегом выскочил из рубки и подошел строевым шагом.

— Товарищ вице-адмирал…

— Вольно, командир. Пойдем, показывай свой крейсер.

Они прошли в каюту командира.

— Давайте знакомиться ближе, товарищ Кузнецов, — начал Михайлов, — меня зовут Николай Петрович.

— Николай Васильевич.

— Тезка, значит, — улыбнулся Михайлов. — Как вы считаете, командир, я правильно сделал, что представился вице-адмиралом или мне все-таки лучше быть самим собой, то есть генерал-лейтенантом? Как отреагирует на меня ваша команда в походе?

Кузнецов немного подумал.

— Лучше представляться генерал-лейтенантом, Николай Петрович. Вы не моряк, команда сразу вас раскусит, пойдут кривотолки… что за адмирал такой…

— Я понял, Николай Васильевич, и согласен. Пробуду я у вас на лодке неделю или месяц — не знаю сам. Поэтому хотелось бы определиться с каютой вначале.

— Оставайтесь в моей, я перейду к старпому.

— Нет, это психологически не выгодно. Нам предстоит очень важный поход. От вас, Николай Васильевич, потребуется высший пилотаж моряка, если можно так выра-зиться. А у вас даже каюты нет, где можно отдохнуть и спокойно подумать. Каюту стар-пома тоже не хотелось бы задействовать — это второй человек на корабле. Подберите мне каюту любого офицера.

— Товарищ генерал-лейтенант…

— Когда мы не на службе, — перебил его Михайлов, — или, как это у вас — не на вах-те, то лучше по имени отчеству.

— Хорошо, Николай Петрович. Мы со старпомом старые друзья, давно вместе, со-ветуемся иногда друг с другом. Поэтому: оставайтесь в моей каюте.

— Договорились, командир, — Михайлов улыбнулся. — Теперь о главном. — Его лицо стало серьезным. — Мы простоим здесь несколько дней, необходимо немного модернизировать лодку. Потом предстоит поход, его задачу я поставлю позднее. Сейчас соберите всех офицеров в кают-компании. Представлять меня пока не нужно. Выполняйте.

— Есть, собрать всех офицеров в кают-компании.

Кузнецов снял переговорную трубку.

— Внимание, говорит командир, всем офицерам немедленно собраться в кают-компании.

— Через сколько соберутся? — спросил Михайлов.

— Через две минуты, товарищ генерал-лейтенант.

— Хорошо, идите. Я пока переоденусь в форму.

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите вопрос?

Михайлов кивнул головой.

— Разрешаю.

— Я видел у вас две звезды Героя России, вы воевали в Афганистане?

— Нет, но вы скоро все поймете. Идите, в кают-компанию я приду сам.

— Есть, — Кузнецов козырнул и вышел.

В кают-компании офицеры недоуменно смотрели на командира. Он сел на место старпома, а его кресло оставалось свободным. Шушукались потихоньку: такого еще не бывало. Вошел Михайлов.

— Товарищи офицеры, — скомандовал Кузнецов.

— Товарищи офицеры, — приветствовал Михайлов и сел в кресло командира. Начал без предисловий: — Вам предстоит боевой поход. Возможно, вы не вернетесь из него. Шансы вернуться или остаться в море пятьдесят на пятьдесят. В этот поход пойдут только добровольцы. Подумайте сами, доведите ситуацию до каждого матроса, старшины и мич-мана. Повторяю — поход добровольный, за отказ наказан никто не будет. Времени на раз-думья даю полчаса. Через тридцать минут приказываю всем офицерам собраться здесь и доложить о личном решении, о решении каждого подчиненного матроса, старшины и мичмана. Спасибо, все свободны.

Михайлов вернулся в капитанскую каюту. Через двадцать пять минут вошел Куз-нецов.

— Разрешите?

— Входите, Николай Васильевич. Не обижайтесь, но вынужден спросить и вас — какое решение вы приняли?

— Если вынуждены, — усмехнулся он, — тогда не обижаюсь. Я иду в поход.

— Много вопросов задавали офицеры? — спросил Михайлов.

— Много, — вздохнул Кузнецов, — но что я им отвечу: сам ничего не знаю. Экипаж проверенный, в разные походы ходили… Сам переживаю, Николай Петрович, какое ре-шение примут?

— Я понимаю, Николай Васильевич, неизвестность — худший враг. Да и я говорил резковато, ни слова о Родине и воинском долге.

— Может этим вы подтолкнули кого-то к принятию решения?

— Может и так, Николай Васильевич, может и так. Но решение они должны при-нять сами, без давления Родиной и офицерским долгом. Мне, ведь, тоже жить хочется и близкие не знают об опасности. Знает сын, но он верит, что я справлюсь.

— Сын? Сколько ему?

— Девять лет скоро. Это тот мальчик, который был на приеме у Президента со мной. Помните? — Михайлов глянул на часы. — Идемте, тридцать минут истекли.

Он вышел, так и не дав возможности ответить Кузнецову.

Через десять минут на берег сошли с вещами два матроса срочной службы и тот капитан-лейтенант, который «не ласково» встретил Михайлова.

— Я рад, что экипаж очистился, — начал говорить генерал, — и что теперь мы вместе. Ваш командир, капитан первого ранга Кузнецов Николай Васильевич, — он встал, Михай-лов жестом руки посадил его, — три дня назад был у верховного главнокомандующего вооруженными силами Мешкова, Президента Российской Федерации и получил приказ. С этого момента экипаж корабля и он сам подчиняется только лично мне. Министр обороны и командующий флотом получили соответствующие указания, теперь вы не имеете права выполнять их приказы и распоряжения. Это связано с моими особыми полномочиями и разрешением на применение ядерного оружия без согласования с кем-либо другим. Я хочу, чтобы вы это знали заранее и у вас не возникали вопросы, например, что творит этот сухопутный генерал.

Я верю, что наш поход закончится успешно, — продолжал Михайлов, — только по-беда — других слов не знаю и не признаю. Самый большой враг солдата и моряка — это неизвестность, не ясность. Я принял стратегическое командование этой подводной лодкой, тактические вопросы станет решать капитан первого ранга Кузнецов. Почему принято именно такое решение? Потому, что я лучше любого из вас знаю возможности и способности этого корабля. Это не праздные слова, товарищи офицеры, я не простой генерал, я отец этой лодки, ее родитель и создатель. Я никогда не ходил в море, но, если я родил такое морское дитя — могу я чуть-чуть считать себя моряком, как вы думаете, товарищи офицеры?

Михайлов заметил, как заулыбались и расслабились офицеры, выпуская из себя страх неизвестности. Кузнецов встал.

— Разрешите, товарищ генерал-лейтенант?

— Говорите, Николай Васильевич.

— Полагаю, что выскажу общее мнение. Мы все, конечно, размышляли — почему к нам направили сухопутного генерала и что он может понимать в морских делах? Но, при-каз есть приказ, его никто не оспаривал. Теперь все понятно, вы вице-адмирал по-нашему, хоть и носите сухопутную форму. Спасибо, что сняли камень с души.

— И вам спасибо, — продолжил Михайлов, — но хватит лирики. Нам предстоит в те-чение нескольких дней провести модернизацию лодки своими силами под моим личным руководством. Потом боевой поход. Никаких испытаний корабля не будет, это боевой поход. Никто американцев трогать не собирается, их бы ваш командир и без меня по дну размазал. Боевую задачу поставлю позже, а сейчас за работу. Прошу остаться командира БЧ-4, вас, Николай Васильевич, и старпома. Остальные свободны.

Михайлов наблюдал, как расходились офицеры и это его радовало. С лиц исчезла озабоченная неопределенность.

— Командир БЧ-4…

— Я, товарищ генерал-лейтенант, старший лейтенант Миронов.

— Любая связь с берегом, кораблями и лодками, любая внешняя связь только с моего личного разрешения. Капитан первого ранга Кузнецов и его старший помощник не имеют права любой связи с кем бы то ни было. Все полученные радиограммы любого ха-рактера приносить мне лично. Приказ понятен?

— Так точно, понятен, товарищ генерал-лейтенант.

— Сейчас передайте телеграмму начальнику особого отдела флота — «гость при-был». Выполняйте.

— Есть.

Когда старший лейтенант ушел, Михайлов обратился к Кузнецову и его старшему помощнику.

— Минут через тридцать сюда прибудет взвод морской пехоты. Они станут охра-нять корабль и полностью закроют вход на него любому из адмиралов. Мало ли какие же-лающие захотят посетить нас. Считаю, что вы это должны знать. Служба на корабле по расписанию. Есть вопросы?

— Есть.

— Слушаю вас, Николай Васильевич.

— Вы говорили о боевом походе. С кем мы должны вступить в контакт?

— С инопланетянами.

— С кем, с кем? — враз переспросили Кузнецов и старпом.

— Если позитивные переговоры не состоятся, мы уничтожим их НЛО. Или они нас. Третьего не дано.

— Но как, где?

— Вот именно поэтому я здесь, товарищи офицеры. Вам и так сказано больше, чем положено в настоящее время. Свободны.

Через пять дней Михайлов вызвал к себе Кузнецова и командира БЧ-1, приказал:

— Курс на Марианскую впадину. За сто миль до указанного объекта лечь в дрейф и доложить мне. Командуйте, Николай Васильевич.

Михайлов прилег на кровать. Беспокоила только одна мысль — все ли он сделал для встречи с НЛО? Постепенно он задремал. Проснулся, глянул на часы — семь утра. Че-рез час завтрак в кают-компании. Умылся, побрился и более уже не думал, не изводил се-бя мыслями о возможном противнике.

После завтрака попросил офицеров не расходиться, обратился к командиру БЧ-1:

— Штурман, расстояние до места дрейфа?

— Триста миль, товарищ генерал-лейтенант.

— Товарищи офицеры, — обратился ко всем Михайлов, — через три часа лодка ляжет в дрейф за сто миль от Марианской впадины, глубина ее одиннадцать тысяч метров. Про-ведем предварительную разведку и если все спокойно — пройдемся над впадиной на пери-скопной глубине, оставляя наверху антигравитационные ловушки. Если появятся НЛО, они захватят их и смогут удерживать до нашего последующего решения. Одновременно выбросим и донные ловушки, они достигнут дна через три часа. Снова ляжем в дрейф у края впадины и попытаемся связаться с пришельцами. В случае неудачных переговоров — уничтожим. Да, товарищи офицеры, наша цель НЛО и их база.

Михайлов заметил, как «скисли» офицеры. Такой противник, считали они, был не по зубам.

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите?

— Говорите, Николай Васильевич.

— Мы уже имели честь общения с НЛО. Они появляются ни откуда и исчезают в никуда. Если подлетают близко, то у нас отказывает вся аппаратура, перестают работать все приборы и глохнут двигатели, начинается повышение температуры реактора. Мы ни-чего сделать не можем, как же мы станем бороться с ними?

— Хороший вопрос, Николай Васильевич, правильный и своевременный. Поясняю: раньше мы ничего не могли сделать, раньше, но не сейчас. Они изучают нас уже давно, захватывают наших людей и используют в качестве подопытных крыс. Что будет дальше — неизвестно. Их становится все больше и больше, Россия не может оставаться к этому индифферентной. У нас есть подобные корабли, и я знаю принцип их работы. Они облучают нас мощным электромагнитным полем, поэтому отказывают все приборы. Они могут использовать низкочастотные волны, от этого возникают сильнейшие, нестерпимые головные боли, человек мечется, сходя с ума, и погибает быстро. На нашем корабле установлена надежная защита, ни один прибор не откажет, ни одна голова не лопнет от боли. Антигравитационные ловушки обездвижат их корабли. Пора и нам поизучать этих пришельцев, пусть и они познают «сладость» лабораторных исследований. Еще есть вопросы?

— Есть, товарищ генерал-лейтенант, разрешите? — старпом встал.

— Пожалуйста, товарищ Савельев. Борис Трофимович, если не ошибаюсь?

— Совершенно верно. Вопрос следующий — каким образом мы станем общаться с ними, не зная языка?

— Тоже хороший вопрос. Считаю, что они уже изучили наш язык и пришельцам станут понятны наши вопросы и предложения. А их язык очень быстро раскусит новый компьютер на корабле. Он и станет переводчиком на возможных переговорах. На этом все, товарищи офицеры, прошу занять места по расписанию.

Офицеры немного успокоились, но все равно расходились с озабоченными лица-ми. Даже если бы встретились с эскадрой американцев, то чувствовали бы себя бодрее. Неизвестность — эта дама страшнее.

Через два с небольшим часа штурман доложил о прибытии в заданный квадрат.

— Внимание, говорит генерал, команде занять места по-боевому расписанию. Глу-бина десять метров, лечь в дрейф. — Скомандовал Михайлов.

— Есть глубина десять метров, лечь в дрейф.

— Акустик, что слышно?

— Тишина, товарищ генерал-лейтенант.

— Поднять перископ.

— Есть поднять перископ.

Михайлов осмотрелся: горизонт чист.

— Убрать перископ.

— Есть убрать перископ.

— Включить видеоэхолот.

— Есть включить видеоэхолот.

На экране нового монитора появилось цветное изображение. Словно снаружи лодки находился кинооператор и снимал все на пленку. Мимо проплывали различные рыбы, красота неописуемая.

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите вопрос? — обратился Кузнецов.

— Николай Васильевич, не до церемоний сейчас. Без «разрешите» и «лейтенан-тов», нет на это времени. Спрашивать и предлагать по делу, это касается всех. Что вы хо-тели спросить?

— Какова дальность видеосъемки?

— Контуры видны на расстоянии десяти миль, четкое изображение — пять миль, — ответил Михайлов и приказал. — Обе машины малый вперед.

— Есть обе машины малый вперед.

Мимо поплыли, замелькали рыбешки, иногда встречались медузы.

— Увеличить скорость до сорока узлов, погружение на тысячу метров, дифферент 25 градусов, — приказал Михайлов.

— Извините, товарищ генерал, лодка не выдержит такого режима, развалиться, — пояснил Кузнецов.

— Наша лодка, Николай Васильевич, выдержит даже атомный врыв в самом эпи-центре. Внимание всем, говорит генерал, — продолжил Михайлов, — наша лодка выдержит еще и не такие режимы. Для нее это вообще не нагрузка. Поэтому впредь мои команды не обдумывать, а исполнять. Станете обдумывать — все погибнем, а я еще пожить хочу и вам, братцы, придется. Выполнять приказ.

— Есть скорость сорок узлов, погружение тысяча метров, дифферент 25 градусов.

Лодка наклонилась и пошла вниз. На мониторе все реже мелькали рыбы.

— Глубина тысяча метров, дифферент ноль, скорость сорок узлов.

— Увеличить скорость до ста узлов.

— Есть скорость сто узлов.

У Кузнецова округлились глаза.

— Николай Петрович, максимальная скорость лодки 40 узлов, — вновь пояснил он.

— Это в прошлом, Николай Васильевич. Обычная скорость торпеды 60–70 узлов, скорость ракеты-торпеды «Шквал» под водой 200 узлов и вы это знаете. Сейчас макси-мальная скорость нашей лодки 250 узлов. Мы же не зря пять суток на стапелях стояли — кое-что усовершенствовали в корабле. Штурман, доложите глубину.

— Глубина шесть тысяч метров, товарищ генерал.

— Снизить скорость до 20 узлов, погружение пять тысяч метров, дифферент десять градусов.

— Есть скорость 20 узлов, глубина пять тысяч, дифферент десять.

— Штурман, докладывать глубину каждую милю, командиру БЧ-7 включить элек-тромагнитную и низкочастотную защиты.

— Есть докладывать глубину каждую милю.

— Есть включить защиты.

Михайлов внимательно смотрел на монитор компьютера. Обыкновенная подвод-ная темнота и изредка проскальзывающие мимо маленькие сероватые комочки и палочки. Внезапно на мониторе в самом низу красным замелькала цифра сорок.

— Обе машины стоп, — скомандовал Михайлов. — Штурман, глубина?

— Шесть триста.

— Глубина в сорока милях от нас по курсу?

— Девять тысяч, товарищ генерал.

— Акустик, что слышно?

— Ничего, товарищ генерал.

— Командиру БЧ-4 включить постоянную передачу в эфир.

— Есть включить передачу в эфир.

— Внимание всем, боевая тревога, видеоэхолот обнаружил в сорока милях от нас по курсу неизвестный объект. Объект на глубине девяти тысяч метров, не движется, сиг-налов не подает. Слышит нас в эфире, но не видит, пытается нащупать, не понимая, где мы находимся. Правый носовой торпедный аппарат с торпедой-обманкой товсь.

— Есть товсь.

— Пли.

— Есть пли, торпеда пошла.

— Обе машины полный вперед, дифферент 45 градусов на всплытие.

— Есть полный вперед, дифферент 45 на всплытие.

— На глубине десяти метров дифферент ноль, не промахнитесь, братцы, из воды не выскочите.

— Есть глубина десять, не промахнуться.

— Штурману доложить, когда будем над объектом.

— Есть доложить.

— Команде приготовиться к сбросу антигравитационных ловушек.

— Есть приготовиться к сбросу ловушек.

— Докладывает штурман, через 30 секунд будем над объектом.

— Сбросить надводную и подводную ловушки.

— Есть сброс.

— Штурман, курс пять градусов влево, скорость максимальная.

— Есть пять градусов влево. Скорость максимальная.

— Сбрасывать ловушки каждую милю, штурману доложить через 15 миль.

— Есть сбрасывать ловушки каждую милю.

— Докладывает штурман, прошли 15 миль.

— Обе машины стоп.

— Есть обе машины стоп.

— Штурман, глубина?

— Под нами девять, миля сзади — одиннадцать.

— Обе машины малый вперед, дифферент 45 на погружение.

— Есть малый вперед, дифферент 45 на погружение.

— Товарищ генерал, говорит командир БЧ-7, лодка подвергается мощной электро-магнитной атаке.

— Засекли сволочи. Штурман, курс на 180 градусов.

— Есть обратный курс.

— Обе машины стоп, дифферент ноль, продолжать погружение.

— Есть обе машины стоп, дифферент ноль, продолжать погружение.

— Штурман, докладывать глубину каждую тысячу.

— Глубина 2 тысячи, глубина 3 тысячи, глубина 4 тысячи, глубина 5 тысяч, глуби-на 6 тысяч, глубина 7 тысяч, глубина 8 тысяч.

— Стоп погружение.

— Есть стоп погружение.

Лодка замерла, ее немного потряхивало от мощнейшего излучения, но корпус ко-рабля сдерживал атаку. На экране видеоэхолота четко обозначились прозрачные купола базы пришельцев. Размеры ее поражали, примерно, километр на километр. Внутри до 50-ти НЛО, вокруг которых копошились желтые «человечки». До тридцати успевших выле-теть с базы НЛО застряли в ловушках.

— Командир БЧ-4, что в эфире?

— Молчат, гады.

— Понятно, общаться не хотят и не надо. Ирина, добрый день, что они там лопо-чут?

Вспыхнул экран еще одного монитора, на нем появилась женщина.

— Добрый день, Создатель. Пришельцы не могут понять, что происходит, их ко-рабли и база блокированы антигравитационными ловушками, они не могут взлететь или двинуться с места. Пытаются сообщить на свою планету о ситуации, запрашивают по-мощь, но я блокирую их сигналы, они идут на ближнюю звезду Проксима Центавра.

— Просканируй мозги, узнай, чего хотели у нас.

— Слушаюсь, Создатель.

— Товарищи офицеры, не удивляйтесь, это не женщина воплоти, это мой личный говорящий компьютер, она реагирует только на мой голос. Что там, Ирина, удалось уз-нать?

— Они со звезды Проксима Центавра. Дышат азотом, не кислородом, поэтому наш воздух, где азота 78 процентов, им очень подходит. После военных действий с планетой Глория, у них истощился запас теллура и ртути. Теллурид ртути необходим для производ-ства космических кораблей. Он обладает уникальным квантовым свойством — топологической изоляцией, обусловленной квантовой ямой в его тонких плёнках. При этом внутри кристалл является изолятором, а в тонком внешнем слое — проводником. Поэтому электромагнитное излучение внутри корабля для них неопасно. Пришельцы по-лучили ваш сигнал, Создатель, но считают его провокацией глорианцев, так как земляне еще не достигли такого уровня, чтобы опуститься на глубину одиннадцати тысяч метров. Они просят в своих посланиях на родину нанести сокрушительный удар по планете Гло-рия. В настоящее время пришельцы собирают мощнейший электромагнитный излучатель, который выведет из строя все приборы и механизмы на Земле. Остановятся заводы, фаб-рики, электростанции, машины. Еще они собирают низкочастотные пушки, которые уничтожат население нашей планеты и дадут возможность добычи теллура и ртути на Земле.

— Как их уничтожить?

— Для них высокочастотное излучение смертельно, Создатель.

— Ирина, отправь на их планету телеграммку следующего содержания: «На плане-те Земля происходят непонятные природные катаклизмы, запасы азота резко снижа-ются, воздух наполняется кислородом и аргоном, мы задыхаемся, не можем вернуться и погибаем. Прощайте».

— Исполнено, Создатель.

— Командиру БЧ-7 приготовить высокочастотную пушку.

— Есть приготовить пушку.

— Атаковать пришельцев высокочастотным излучением в течение 30-ти минут.

— Есть атаковать пришельцев в течение 30-ти минут.

Михайлов и все присутствующие видели, как мечутся и корчатся желтые «чело-вечки», хватаются за голову и пытаются разодрать ее снаружи. Высокочастотное излуче-ние невыносимой болью рвало их мозги изнутри. Еще некоторое время они бились в аго-нии, потом все стихло.

— Прекратить высокочастотное излучение, — скомандовал Михайлов.

— Есть прекратить излучение.

— Но, вот и все, господа…. This is life.

Михайлов поудобнее уселся в кресле и прикрыл глаза. Напряжение спало, и в те-ле появилась усталость.

— Создатель, — обратилась к нему компьютерная Ирина, — это не все.

— Кто-то остался жив?

— Да, Создатель, их лидер понимал, что высокочастотное излучение смертельно, как и для нас низкочастотное. В главной башне он оборудовал себе защитную комнату и сейчас выжидает. Когда мы уйдем, он планирует вернуться на Проксиму Центавра, а через десять лет прилететь и уничтожить все живое на планете Земля.

— Спасибо, Ирина, уничтожить они нас не смогут, но воевать со звездой не хочет-ся. Ты права, его нельзя оставлять в живых, по крайней мере, здесь, около своих кораблей.

— Товарищ генерал, говорит командир БЧ-7, лодка подверглась еще более мощно-му электромагнитному и низкочастотному нападению, корабль может не выдержать, при-боры зашкаливают, что делать?

— Успокоиться и не паниковать, ничего он с нашим кораблем не сделает, это его последние потуги, последняя атака. Не выдержал негодяй, выдал себя атакой и сейчас понимает, что ход за нами. Некоторое время станет ждать и придумывать новую гадость.

Михайлов потер виски пальцами. Находящиеся вместе с ним в центральном отсе-ке моряки понимали, что генерал сильно нервничает, чего ранее не наблюдалось.

— Товарищ генерал…

— Извини, капитан, не до вас сейчас, — перебил он Кузнецова.

Михайлов встал с кресла и заходил по отсеку.

— Эх, почему я раньше фехтованием не занимался? — пробормотал он для себя, но в создавшейся тишине услышали все.

— Я занимался.

— Не понял? — Михайлов словно очнулся и осмотрел офицеров, ища глазами того, кто сказал.

— Я занимался фехтованием, — повторил сказанное старпом, — больших высот не достиг, но первый разряд имею.

— Дорогой вы наш, Борис Трофимович, вы же наше счастье. Поможете спасти ко-рабль?

Их разговор прервала Ирина.

— Создатель, пришелец вышел из укрытия и направился в нашу сторону, на нем два костюма, через два часа будет у лодки.

— Спасибо, Ирина, спасибо. — Михайлов повернулся к старпому. — Так поможете спасти корабль, товарищ капитан второго ранга?

— Конечно, товарищ генерал, что нужно делать?

— Сначала слушать, Борис Трофимович.

Михайлов улыбнулся первый раз за все время боевых действий. Это ободряюще подействовало на присутствующих, а главное на старпома Савельева. Если генерал улы-бается — все будет в порядке. Экипаж поверил в него и не сомневался в победе даже в этот самый трудный час.

— Борис Трофимович, — продолжил Михайлов, — вы все происходящее видели и слышали, поэтому нет нужды пересказывать все заново. К нам сейчас направляется стар-ший пришелец с единственной целью: уничтожить корабль. Он правильно все рассчитал и это его единственное спасение. Пришельцы — это такие умненькие обезьяны без шерсти и с желтоватой кожей. Физически они слабее нас, но он надел на себя два костюма. Это не простые костюмы, они придают им силу, способную пальцем проткнуть броню любого танка. Костюмы придают мышцам силу, на которую не способны самые мощные гидравлические земные механизмы. Но он знает, что броня нашей лодки такую силу выдержит легко, как и обшивка их кораблей. Два костюма на нем увеличивают силу вдвое и защищают вдвойне. Он все-таки не считает нас серьезным противником, иначе бы надел и третий костюм, эта амбициозность его и сгубит.

Теперь слушайте еще внимательнее, Борис Трофимович, — продолжал Михайлов, — он взял с собой портативный биналазер, которым сможет разрезать лодку, как кусок сыра. Только на это он и рассчитывает. Это не простой лазер, это биналазер, у него другой принцип действия. Вот он. — Михайлов достал из кармана нечто похожее на обыкновен-ную толстую авторучку. — Вы видели фильм «Звездные войны»?

— Да, видел, товарищ генерал, — ответил Савельев.

— Так вот, это типа того, но гораздо мощнее.

Он нажал кнопочку и из «авторучки» появился метровый луч красного цвета.

— У пришельца такой же биналазер и вам придется сразиться с ним в воде на таких мечах. Ваша задача — выбить из его рук биналазер. Можно отрубить ему руку, но он должен остаться в живых. В самом крайнем случае: мертвым. Но, в случае реальной опасности, убивайте его, не задумываясь. Когда ваши мечи, назовем их так, сойдутся друг с другом, то посыплются искры, как от электросварки. Старайтесь, чтобы искры попадали на него, они буду прожигать его костюм, можете вообще бить по его мечу, когда он над ним.

Теперь следующее. Когда он сдастся и его биналазер будет в ваших руках, вы должны обыскать тело прямо там, в воде. Ищите, как минимум, два небольших предмета — квадратики, шарики, палочки: не важно. Это низкочастотные и электромагнитные излучатели, он может ими воспользоваться на корабле. И последнее — доставить пришельца или его труп на корабль через торпедный аппарат. Затолкнете его первым, мы встретим, потом вернетесь сами. Это все, Борис Трофимович. Вопросы?

— А как же я выйду в океан на такой глубине? Давление разорвет меня в клочья, расплющит.

— Костюм, созданный мною, выдержит любое давление, не беспокойтесь. Но вы оденете три костюма — один или два может повредить пришелец своим биналазером. Еще вопросы?

— Больше нет вопросов, товарищ генерал. Я готов.

— Отлично, — улыбнулся Михайлов, — я верю в вас, Борис Трофимович. Командир БЧ-3, готовьте торпедный аппарат к выходу в океан.

— Есть готовить аппарат к выходу в океан.

— Пойдемте ко мне в каюту, Борис Трофимович, наденете костюмы.

Через некоторое время Савельев показался на экране монитора. Кузнецов вскрик-нул:

— Он же в простом спортивном костюме, океан раздавит его.

— Это не простой костюм, Николай Васильевич, я уже говорил об этом. И потом, если бы океан давил на него, то он бы раздавил его еще в торпедном аппарате. Видите — он плывет и чувствует себя замечательно. А нам остается только надеяться, что уроки фехтования не прошли для него даром.

Михайлов прикрыл глаза и словно задремал. Кузнецов посмотрел на него и заер-зал в кресле. «Как он может быть спокойным, когда Савельев плывет к врагу? Что с ним будет? Надо что-то делать». Он встал и заходил по отсеку.

— Николай Васильевич, — произнес Михайлов, не открывая глаз, — вы можете ду-мать, прыгать, бегать, ходить — этим вы не поможете Савельеву. Только нервируете эки-паж. Сидите, смотрите и ждите — ничего другого нам не остается. Им еще плыть друг к другу минут двадцать, можете подремать или перекусить.

Кузнецов успокоился и присел. Действительно ничего не остается, как ждать. Время тянулось медленно, словно остановилось совсем.

— Приплыли, — произнес Михайлов и открыл глаза.

Савельев и пришелец остановились друг против друга на расстоянии нескольких метров. Никто не решался приблизиться первым и смотрел изучающее. Если пришелец уже видел людей, проделывал над ними разные опыты, в том числе и на выживаемость, то Савельев лицезрел противника впервые. Оба ощущали не только неприязнь и отвращение, но и яростную злость.

Никто пока не вынимал свой меч из «ножен», они медленно закрутились друг против друга, выбирая удобную позицию для решающего выпада, старались определить слабые места.

Пришелец не выдержал первым и нанес удар, обнажая свой «меч» уже в полете. Савельев отразил удар и сразу же нанес свой, как только меч противника оказался над его головой. Посыпались искры, пришелец содрогнулся и отпрянул на пару метров в сторону.

«Что, сволочь, не нравится? Ничего, ты еще у меня покрутишься и поскачешь». Он поднял свой меч кверху и поплыл к пришельцу. Разгадав маневр, пришелец подныр-нул под руку и ударил боковым движением в область почек, Савельев выставил блок, и оба отплыли друг от друга с порезанными костюмами. «Здесь нужна техника, скорость, а не сила удара. Меч и искры перережут все, едва прикоснувшись», — догадался Савельев.

Он сменил тактику, не давая противнику инициативы. Имитировал нанесение шквала ударов и как только меч пришельца оказывался над любым участком тела, нано-сил удар по его мечу. Искры уже не раз прожигали костюм пришельца, он старался увер-нуться, отпрянуть, но Савельев не отпускал его, ударяя и ударяя своим мечом. Он не ду-мал о том: хватит ли ему дыхания, выдержит ли его организм темп бешеной нагрузки.

В центральном отсеке наблюдали за схваткой, затаив дыхание. Кто-то теребил пуговицы на кителе и уже оторвал одну, кто-то сжимал рукоятки кресел до побеления пальцев, волновались и переживали все, каждый по-своему.

Внезапно пришелец выключил луч своего биналазера и поднял руки.

— Что, сдаешься, гад!? — прошептал яростно Савельев.

Мощный взрыв раскидал тела, и все заволокло поднявшимся донным илом. Мо-нитор компьютера показывал лишь серую муть.

— Как же так, товарищ генерал, как же так? — опустошенно произнес Кузнецов. — Такой парень… лучший старпом и мой друг…как же я без него теперь?

— Не переживайте, Николай Васильевич, этот взрыв не причинил вреда ни Савельеву, ни пришельцу. Он просто разбросал их в стороны и поднял со дна кучу ила. Это как дымовая шашка, под ее завесой пришелец ушел. А вот куда ушел, мы пока не знаем.

— Вы так думаете, Николай Петрович, Савельев жив?

— Я не думаю — я знаю. Не мешайте мне пока.

Михайлов опустил голову и мысленно рассуждал: «В момент взрыва они оба на-ходились боком к лодке. Значит, одного отбросило в сторону кормы, другого к носу. Пришелец зароется в ил и станет выжидать, когда мы уйдем или пойдет к нам, чтобы вспороть лодку. Биналазер наверняка у него остался целым».

— Ирина, свяжи меня с Савельевым.

— Есть, Создатель.

— Борис Трофимович, слышите меня?

— Да, товарищ генерал, хорошо слышу.

— Не переживайте, вы дрались замечательно и выбрали верную тактику. Пришель-цу пришлось взорвать что-то наподобие дымовой шашки, только вместо дыма он исполь-зовал донный ил. Можете ориентироваться в настоящий момент?

— Думаю, что да.

— Тогда отплывите метров триста на два часа от лодки и ждите моей команды. Би-налазер наверняка остался у пришельца, и он попытается подойти к лодке с кормы, отсечь у нас винты и вспороть брюхо. Осматривайтесь постоянно, чтобы пришелец не застал вас врасплох. Как поняли меня?

— Понял, товарищ генерал, выполняю.

— Включить круговой обзор видеоэхолота.

— Есть включить круговой обзор.

— Теперь будем ждать эту сволочь, наверняка появится с другой стороны. — Ми-хайлов оглядел экипаж в отсеке и улыбнулся. — Ничего, мы достанем его. Хотелось, ко-нечно, взять живым, но больше рисковать не станем, уничтожим при подходе к лодке. Потом заберем на борт Савельева и домой. Черт с ними, с этими пришельцами.

Он появился, как и предполагал Михайлов, с кормы.

— Ирина?

— Да, Создатель.

— Подпускаем его на 500 метров, чтобы наверняка. И действуй.

— Есть, Создатель.

Через десять минут мощный луч биналазера с лодки разрезал пришельца пополам.

— Теперь все, — устало произнес Михайлов. — Борис Трофимович, вы меня слыши-те?

— Да, товарищ генерал, слышу.

— Пришелец уничтожен, возвращайтесь на корабль.

— Есть домой, — радостно ответил Савельев.

— Штурман?

— На связи штурман.

— Зафиксируйте точные координаты базы пришельцев и их кораблей.

— Есть зафиксировать.

— Потом уже надводные корабли поднимут и отбуксируют несколько кораблей для исследования, все остальное взорвут к чертовой матери, чтобы и духу здесь инозвездного не осталось, — объяснил Михайлов присутствующим в отсеке.

Через полчаса вернулся Савельев. Все тискали его, поздравляли и спрашивали, но он, первым делом, проследовал в центральный отсек.

— Товарищ генерал, ваш приказ выполнить не смог, пришельца не уничтожил и не взял живым.

Михайлов нахмурился.

— Вы, Борис Трофимович, все сделали правильно, дрались геройски и не замарали честь российского флота. «Не выполнили приказ» — эти слова приказываю забыть и даже во сне не вспоминать. Поставленная задача вами выполнена в полном объеме и позволила раскусить коварные замыслы пришельцев. Товарищ капитан второго ранга, — Савельев вытянулся в стойке смирно, — поздравляю вас с успешным выполнением боевой задачи и возвращением на борт родного корабля.

Михайлов крепко пожал ему руку.

— Внимание, слушать в отсеках, говорит генерал Михайлов, отбой боевой тревоги. Команде занять места согласно походного расписания, всем остальным отдыхать. Штурману проложить курс домой. Командование лодкой передаю капитану первого ранга Кузнецову. Благодарю всех за службу.

Михайлов повернулся и ушел к себе в каюту.

Он проснулся через восемь часов, умылся, побрился, надел гражданскую одежду и прошел в центральный отсек.

— Товарищ генерал, вахтенный офицер…

— Вольно, — махнул рукой Михайлов, — где командир?

— Отдыхает со старшим помощником.

— Давно?

— Почти семь часов уже.

— Пусть отдыхает. Проснется — пригласи его ко мне.

— Есть, товарищ генерал.

Михайлов вернулся в каюту и снова прилег на кровать. Он чувствовал себя не-сколько скованным — нечего делать. К такому он не привык. Подумал о жене и сыне. «Как они там без меня, скучают? Что удалось Дмитрию, каковы его успехи»? В домашних думах время пробегало незаметнее. Но все равно уже сейчас хотелось домой. В дверь постучали.

— Разрешите?

— Проходи, Николай Васильевич, присаживайся. Хотел попросить вас написать наградные представления на всех членов экипажа, всем по медали. На вас и старпома я сам напишу. Поскольку наша миссия является особо секретной, напишите кратко, при-мерно так: за успешное выполнение особо важного задания наградить и далее по списку. Такое представление, естественно, даже до командующего флотом не дойдет, но Прези-дент его подпишет. Представление отдадите мне. Свой личный компьютер, то есть Ирину, я заберу, все остальное останется на лодке. Соберите личный состав, объясните экипажу, что любые сведения о данном походе являются секретом особой государственной важности и не подлежат разглашению даже министру обороны. Это мой телефон, — Михайлов протянул лист бумаги, — если возникнет нужда, командующий флотом начнет заедать вас или кого-то из экипажа, что-то другое непредвиденное случится — звоните, помогу. Вот, наверное, и все, о чем я хотел вас попросить. Где мы сейчас?

— Через час войдем в Японское море.

— Значит, почти уже дома. — Михайлов вздохнул.

— Я хотел попросить вас или предложить, не знаю, как правильнее сказать, остановиться не в гостинице, а у меня дома.

— Спасибо, Николай Васильевич, но я сразу домой. Я не полечу гражданским са-молетом, меня встретят. А судьба, может быть, и сведет нас когда-нибудь вместе.

LХХV глава

Михайлов очень соскучился по своим близким и все никак не отпускал из объя-тий жену и сына.

После завтрака он предложил посидеть в шезлонгах во дворе, а к обеду пожарить шашлыки.

— Сегодня хоть и не воскресенье, но в честь моего приезда устроим выходной день. Я думаю — мы можем себе это позволить. Президенту я свой полный отчет о работе отправил, так что можно отдохнуть без проблем.

Семья устроилась на солнышке. Дмитрий понимал отца, а Ирина размышляла: че-го это его на солнце потянуло, обычно в тенечке сидел в жаркую погоду? Через некоторое время спросила:

— Коля, по телевизору передавали, что в Приморье солнечная погода. Это не так?

— Я не знаю, Ира, — ответил он, — почти все время я был под водой, на лодке. Ни звезд, ни облаков, ни солнца… поэтому и захотелось погреть косточки.

— Расскажи.

— Вначале мы установили кое-какое оборудование. Потом пошли испытать его. Наткнулись на инопланетян, предложили переговоры, но они на это не пошли. Пришлось уничтожить. Потом вернулись на базу, и я сразу домой. Вот и все, собственно говоря.

— Да-а, — протянула Ирина, — на Марс и другие планеты слетали, в океане инопла-нетян постреляли…. И все так буднично и спокойно, словно на пляже позагорали. А Ди-мочка, сынок родной, наверняка знал, что отец не оборудование новое на корабли поехал устанавливать, почему же ты матери ничего не сказал?

— Родная моя, — отвечал Николай, — ничего конкретного Дима не знал, все в общих чертах. И что ты предлагаешь, чтобы он или я сказали тебе, что твой муж на войну поехал, чтобы ты тут извелась вся? Да, повоевали немножко, но никакой реальной опасности не было. Поэтому и ставили новейшее оборудование вначале, а потом уже к пришельцам пошли, заранее зная, что вреда они причинить не смогут.

— Экипаж весь целый, здоровый? — все же озабоченно спросила Ирина.

— Вот, как с тобой разговаривать? — нарочито надулся Николай, — если ты мне не веришь даже сейчас. Целый, здоровый, радостный и веселый. Представлен к наградам Родины, а там уже пусть Президент решает: наградить или нет.

— А ты?

— А я что, я себя представлять не могу. Я не моряк, я просто наблюдал, чтобы при-боры работали, вот и все. Ты не рада, что я вернулся?

— Да ну тебя, Коля, ждешь тебя, ждешь, а ты приехал и начинаешь ерунду горо-дить. Хорошо, я больше не буду, — улыбнулась Ирина, — только вот Дима без тебя совсем от рук отбился. Одна работа на уме.

— Вот и ты, сынок, получил выговорешник от мамы, — Николай засмеялся. — У тебя как успехи, Дима?

— Какие там успехи, папа, никаких успехов, — махнул рукой Дмитрий. — Долго мы с Поповым этот вопрос обсуждали. Пришли к выводу, что антигравитационная концепция здесь не походит. Что-то другое нужно, а что: пока не пойму.

— Я тоже думал, сынок, пока мы плавали, вернее ходили. И тоже пришел к выводу, что одной антигравитационной концепцией здесь не обойтись. И все-таки она нам нужна, например, для выхода на орбиту. А что если задействовать плюсом ядерный магнетизм? Смотри, что получается: существует огромная звезда, у которой в конечном итоге кончается водород. Термоядерные реакции прекращаются. Она остывает и начинает сжиматься многократно. Размеры уменьшаются, вес ядра увеличивается, и она превращается в черную дыру.

— Так, значит, это все-таки не дыра? — не утерпела и вмешалась в разговор Ирина.

— Нет, мама, не дыра в обычном понимании, — ответил Дима, — это звезда, сжав-шаяся в размерах тысячекратно или того больше. Этот предмет, назовем его пока так, об-ладает огромнейшей силой притяжения. Эта сила настолько громадна, что из ее объятий не может вылететь даже световой луч и, естественно, другие волны. Мы не можем ее ви-деть, она ничего не отражает, поэтому и зовется черной дырой. Сигнал от телескопа ухо-дит, а назад не возвращается, якобы там и нет ничего. Сигнал отталкивается от Солнца, от любых звезд и возвращается назад. А сжавшиеся громадные звезды не отпускают сигнал, поэтому их называют черными дырами. Наша Земля через сотни миллиардов лет тоже со-жмется до размеров всего нескольких сот метров, и вся ее сила, весь прежний вес сосредо-точится в этом небольшом шарике. Этот шарик станет карликовой черной дырой, так как от себя не отпустит ничего. Теперь поняла, мама?

— А я-то, дура, думала, что это настоящая дыра. И что там могут быть за дыры, где и так ничего нет? — Ирина засмеялась, потом сказала: — Ладно, мальчики, вы беседуйте, а я вам прохладной минералочки принесу.

Ирина взяла три минералки, стаканы и вернулась обратно. Тихонько присела в свой шезлонг и заслушалась.

— Ты представляешь, Дима, какова скорость за горизонтом черной дыры?

— Это сложно, отец, наверное, такая скорость даст нам пролететь расстояние в миллионы световых лет за один миг.

— Так и я о том же. Если мы научимся и сможем направленно использовать ядер-ный антимагнетизм, то это не прорыв науки, это черте знает что!

Михайлов откинулся в шезлонге, потом, словно только что заметив вернувшуюся жену, взял минералку.

— Мальчики, вы разговаривайте друг с другом, а мне тоже интересно, — начала Ирина, — но многое непонятно. Например, что за горизонт у черной дыры?

— Нет, мама. Все немного не так. Представь себе нашу атмосферу: на высоте деся-ти километров с трудом, но можно дышать, а выше уже нет. То есть на высоте десяти ки-лометров над землей существует некий образный ободок. У черных дыр тоже есть некий образный ободок, за которым отправленный свет уже не может вернуться назад, а до этого ободка еще может. Вот этот ободок и называют горизонтом черной дыры. Скорость света триста тысяч километров в секунду, а за горизонтом черной дыры скорость возрастет в тысячи или миллионы раз. Есть звезды, до которых лететь со скоростью света придется сотни миллионов лет. А если мы с папой решим эту проблему, то до этих звезд можно долететь очень быстро, не миллионы лет, а день-два, например.

— Спасибо, сынок, я поняла, — ответила Ирина, — сложно, конечно, представить себе такие расстояния и скорости. Скорость света и то вообразить сложно, вокруг земного шара можно за десятитысячную долю секунды обернуться.

— Ну, это как раз не сложно — наши космолеты с такой скоростью и летают, — улыбнулся Дима. — Это для Луны много, для планет достаточно, а для звезд мизерно. Время в космических полетах останавливается пропорционально скорости. Можно уле-теть на звезду на нашем космолете и вернуться не постаревшим через сто или тысячу лет. Но кто на это согласится? Вернулся, словно через день, а на Земле другое тысячелетие. Даже косточки близких не уцелели. Много работы предстоит нам, мама, поэтому, сегодня больше о ней не говорим, а отдыхаем.

— Вот это правильно, сынок, — заулыбалась Ирина, — начинайте костер разводить, а я за мясом схожу.

Она ушла в задумчивости. «Какие все-таки у меня славные мужички». Ирина вспомнила, как к ней впервые подошел Михайлов, как они сидели в кафе, в ее кафе, где она иногда бывала, когда появлялась материальная возможность. Видимо, все-таки есть судьба на свете, если она не оттолкнула тогда Николая вопреки всем своим правилам. Но, ведь и он выбрал, подошел не к кому-то, а к ней. Она вспомнила и даже сейчас покраснела немного, как в первый же вечер отдалась ему. Так и прожила с ним почти уже десять лет, веря в невероятное, становившееся потом очевидным. И она знала — покорится звездное пространство кораблям планеты, наступит время освоения других миров, пока непознанных, неизведанных и манящих.

Уже доказано существование разумной жизни на звездах, и Михайлов верил, что еще встретится с пришельцами, несущими мир и разум.

Оглавление

Борис Мешарин ПОСЛАННИК

I глава

II глава

III глава

IV глава

V глава

VI глава

VII глава

VIII глава

IХ глава

Х глава

ХI глава

ХII глава

ХIII глава

ХIV глава

ХV глава

ХVI глава

ХVII глава

ХVIII глава

ХIХ глава

ХХ глава

ХХI глава

ХХII глава

ХХIII глава

ХХIV глава

ХХV глава

ХХVI глава

ХХVII глава

ХХVIII глава

ХХIХ глава

ХХХ глава

ХХХI глава

ХХХII глава

ХХХIII глава

ХХХIV глава

ХХХV глава

ХХХVI глава

ХХХVII глава

ХХХVIII глава

ХХХIХ глава

ХL глава

ХLI глава

ХLII глава

ХLIII глава

ХLIV глава

ХLV глава

ХLVI глава

ХLVII глава

ХLVIII глава

ХLIХ глава

L глава

LI глава

LII глава

LIII глава

LIV глава

LV глава

LVI глава

LVII глава

LVIII глава

LIХ глава

LХ глава

LХI глава

LХII глава

LХIII глава

LХIV глава

LХV глава

LХVI глава

LХVII глава

LХVIII глава

LХIХ глава

LХХ глава

LХХI глава

LХХII глава

LХХIII глава

LХХIV глава

LХХV глава Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg