«Последний парад наступает…»

Виктор Ночкин Последний парад наступает…

Костя Бездыкин вышел из метро и, мрачно поглядев на здание Института, поднял воротник. Сегодня похолодало, но и под затянутым свинцовыми тучами небом чудовищное сооружение смотрелось величественно, хотя свежему человеку могло бы показаться мрачным. Над окнами, под самой кровлей, ступенчатыми уступами тянулись названия учреждений, объединенных в Институт: "Супер-Нейрон-Объединение, Современные Кремнийорганические Автоматы, Всероссийское Технологическое Объединение, РЕформ-Центр". Составляющие верхний ряд заглавные буквы складывались в нелепую аббревиатуру СНОСКАВТОРЕЦ. Костя всякий раз, глядя на эту надпись, не уставал поражаться такому явному торжеству случая над системой…

На проходной Бездыкин предъявил пропуск, терпеливо выждал минуту, пока вахтер сличал его помятое унылое лицо с физиономией юного энтузиаста на пластиковой карточке, терпеливо покивал в ответ на дежурное: "Пропуск смените, господин Бездыкин, согласно инструкции каждые восемь лет нужно…" — и зашагал к лифту, все так же привычно запихивая карточку во внутренний карман пиджака. Какой смысл менять пропуск, если не сегодня — завтра вовсе выпрут из Института? Лифт, как всегда, ждать пришлось долго. Такое впечатление, что всем нужно вверх, только один Костя трудится на нижнем уровне. Хотя, если задуматься, то примерно так оно и есть… Каждое утро Бездыкин давал себе слово являться на работу пораньше, чтобы не ждать у лифта так долго, но всегда верх одерживало мрачное настроение — мол, все равно, мол, не сегодня — завтра уволят, так чего ж…

На уровне "минус-два" Бездыкин вышел из пустой кабинки лифта и зашагал к себе. У входа в бывший нантехотдел его приветствовал плакат "БУДУЩЕЕ — ЗА НАНОТЕХНОЛОГИЯМИ!!!". Плакату было никак не меньше двадцати лет отроду и краска порядком выцвела. Костя содрал криво прилепленный пониже плаката лист ватмана с надписью "Нанотехнологии, посторонитесь, будущего не видать!", пихнул ногой дверь, и, на ходу комкая плотную бумагу, прошел к своей лаборатории. В пустом крыле его шаги звучали гулко и торжественно. Отперев дверь лаборатории, Костя шагнул в затхлую тьму, не глядя мазнул ладонью по выключателю, швырнул скомканный ватман в переполненную корзину в углу и присел за стол. Пока компьютер, порыкивая нагревающимися сервомоторами, грузил систему, Костя защелкал тумблерами, переводя лабораторные агрегаты в положение "рабочий день". Необычное изображение на экране заставило его вздрогнуть — вместо привычных таблиц перед Костей возник огромный башмак в пол-экрана. Из башмака выпрыгнул крошечный человечек с застывшей улыбкой на рожице и заскакал по монитору. Компьютер пискнул в неприятном тембре и выдал надпись: "Не бойся, разумный пришелец, я не вирус, я — нано-Пиздыкин".

Костя сжал кулаки. "Держаться!" — приказал он себе. Программистам не удастся вывести его из себя. Да! Его хотят спровоцировать, вызвать на скандал, чтобы потом поднять вопрос о профнесоответствии. Не дождутся, суки. Бездыкин перевел дух… Ничего, ничего…

Да, трудные времена настали. Попробовали бы программеры раньше отколоть подобный номер, при профессоре Натюрине — вмиг бы вылетели из Института. Назар Аристархович Натюрин, которого лаборанты за глаза прозвали Нанотюриным, ногой открывал дверь директора Института, с профессором считались, его боялись. С тех пор, как Натюрин ушел на покой, все изменилось. Отдел захирел, его перевели в подвал, сократили штат, потом свернули в лабораторию… Постепенно, один за другим, уволились все ребята. Уже второй год идет, как Костя Бездыкин — единственный сотрудник лаборатории. А как славно все начиналось! Громкие статьи в газетах, регулярные премии, поездки на конвенты и симпозиумы… Но главное — неповторимое ощущение грядущего успеха, счастливое сознание творимого твоими руками прогресса… И вот не осталось ничего, кроме одного-единственного мэнээса Бездыкина и этой лаборатории со старым хламом вместо оборудования. Костя приоткрыл ящик стола и провел кончиками пальцев по спрятанной там табличке "проф. Н.А.Натюрин". Как всегда, прикосновение к реликвии наполнило его бодростью и уверенностью. Ну, за работу!

Автоклавы и кофры равномерно гудели, подсветка уже полностью перешла в дневной режим и Костя принялся обходить приборы, внимательно просматривая свешивающиеся с них перфоленты с данными за ночь. Ничего экстренного, все идет в рамках запланированного. Новое поколение нанороботов созревает согласно намеченному графику. Уже завтра они будут готовы к испытаниям и вот тогда-то!.. Тогда Костя посмотрит, как программисты буду бегать за ним и просить не вспоминать об этой дурацкой шутке с "нано-Пиздыкиным" на заставке… Завтра. Наконец-то длинная череда неудачных экспериментов подошла к концу, оптимальный размер и конструкция идеального наноробота определены.

И ведь какой путь пройден! Начинали когда-то на молекулярном уровне и два года бились насмерть. Ничего не вышло — разработки не двигались дальше простейших конструкций, которых при всем желании невозможно было определить, как "нанороботов". Тогда Нанотюрин привез из Москвы другую инструкцию:

— Ну вот что, орлы! Москва дала добро на рост физического размера наноробота. И фонды выделены. Взамен от нас ждут реальной отдачи. Вперед, за работу! Дайте мне, хлопцы, наноробота побольше да пожирнее, чтобы я его мог рукой! Рукой чтобы я мог его пощупать!

Произнеся эти исторические слова, Назар Аристархович вытянул в историческом же жесте руку и пошевелил толстыми волосатыми пальцами, демонстрируя "орлам", как он будет щупать наноробота. Так и пошло. Примерно раз в полгода выстраивалась математическая модель, проектировался опытный образец и ставился эксперимент. И всегда — неудачно. Тогда, естественно, рождалось ставшее традиционным решение — увеличить размер наноробота, "нагрузив" его возросшими задачами… Последние разы Бездыкин проводил весь цикл в одиночку. Его нанороботы давно уже достигли вполне макроскопических параметров, сейчас размер последних образцов колебался в пределах 8 — 11 миллиметров. Какая там "нанотехнология", но зато вот этот, последний, уже должен был выполнять команды и вообще — хоть и не очень "нано-", но это выйдет вполне "-робот". Что делать дальше, Бездыкин хорошо себе представлял. Во всем Институте только один человек мог ему помочь — начальник первого отдела Нерестов. Когда нанороботы пройдут перед суровым отставником церемониальным маршем, печатая шаг и держа равнение в рядах и шеренгах — вот тогда-то все и начнется. Тогда награды, почести и должности дождем посыплются на Костю Бездыкина. И Ниночка, быть может, посмотрит благосклонно… И урод Кондратьев, программист из Современных Кремнийорганических Автоматов прекратит свои идиотские шуточки… Вся жизнь переменится, едва лишь нанороботы Кости Бездыкина пройдут маршем перед начальником первого отдела. Потому что первый отдел — это первый отдел. Потому что с первым отделом — не шути. Потому что Нерестов — приятель Натюрина и всегда говаривал:

— Ты мне только покажи, сынок, что твои наёботы ну хоть чего могут! Ну хоть разок из пистолета пальнут, что ли… Ах ты ж, тебе табельное оружие не положено. Ну хоть что мне пусть твои наёботы покажуть. Вот какая, к примеру, от них польза, напади на нас потенциальный противник?

— Начиненные взрывчаткой, они могут проникнуть на секретный объект потенциального противника! В штаб! На склад боеприпасов! Они маленькие, их не заметят, — принимался объяснять Костя, — если тысяча нанороботов по грамму тротила… А у цели соберутся вместе…

— То выйдет кило тротила! Видишь ты… — ухмылялся в подстриженные щеточкой усы отставник, — ну, а ежели нет войны, тогда что? Вот могут твои наёботы пройти парадом?

Завтра! Завтра новое поколение нанороботов пройдет перед вами парадом, господин Нерестов! Завтра… Вот они уже дозревают в кофре — могучие, прекрасные, крошечные нанороботы… Шесть прытких конечностей, чуткие антенны, прочный панцирь, обширная заложенная программа, способная к самообучению. Завтра…

Из задумчивости Костю вывел грохот — дверь распахнулась от крепкого толчка и в лабораторию задом протиснулся грузчик Федор, пригнув голову в проеме. Кряхтя от натуги, краснея шеей и щеками, он волок завешенный драпировкой ящик. Следом за ним проник завхоз Михеич. Бездыкин, онемев от изумления, наблюдал за вторжением, затем наконец выдавил из себя:

— Что?.. Значит?..

Михеич, неторопливо покопавшись в своих мятых бумажонках, извлек одну из папки и объявил:

— Согласно ордера, господин Бездыкин! — затем, выдержав торжественную паузу, пояснил, — в лаборатории нумер 741, у вас, то есть, изымается четыре квадратных метра площади для нужд супернейронщиков. Вот госпожа Шейкина все объяснит — в самом деле, в лаборатории возникла ослепительная Ниночка и затрещала:

— Костик, не обижайтесь, нашему отделу просто необходимо где-то разместить одно рабочее место. Нам выделили четыре метра у вас. Вы не беспокойтесь, вам никакого беспокойства не будет…

— Еще одного коллегу к тебе подсадят, мэнээса, вроде тебя, — раздался из коридора голос ненавистного Кондратьева, — так ты уж веди себя прилично, Константин, не приставай к сотруднику.

Бездыкин обалдело захлопал глазами — неужели в его лаборатории будет работать Ниночка? Чудеса… Но грузчик Федор вдруг гыгыкнул, а Нина снова затараторила на одном дыхании:

— Костенька, не обижайтесь на Кондратьева, он шутит, познакомьтесь лучше с Матюшей, — и сдернула драпировку с прямоугольного предмета.

Предмет оказался клеткой, в углу которой притаилась печальноглазая обезьяна.

— Матвей поживет у вас, Костенька, хорошо? Вы не беспокойтесь, он тихий, смирный. А я его буду каждый день проведывать, кормить его буду, — пообещала Шейкина, потом зачем-то обернулась к коридору, откуда доносилось сопение программиста Кондратьева, и уточнила, — по три раза. Даже по четыре!

Когда все покинули лабораторию, Костя поглядел на клетку и деланно-бодрым голосом провозгласил:

— Ну что, Матвей, будем друзьями?

Обезьяна в ответ скорчила гримасу и, вытянув длинные губы, ответила: "Пв-в-в-в-ф-ф-ф!", — выстрелив в направлении костиного стола порцию слюны и зеленой жвачки. Костя печально посмотрел на зеленые пятна, украсившие пол в полуметре от его грязного ботинка, и вздохнул. Доброго соседства не получалось. Оставалось только подождать ниночкиного прихода, который обещал стать приятным утешением.

Прошло около четырех часов… Бездыкин уже проверил кофр с созревающими нанороботами, хотя этого и не требовалось. Попытался вручную вычистить в компе "нано-Пиздыкина", проковырялся больше часа и бросил это занятие, так и не найдя источник пакости. Проверил еще раз боевых нанороботов, затем — и будущее поколение, которому срок дозреть не раньше чем через неделею… Ниночки не было. Печальноглазый Матвей уже не жевал, а мрачно исследовал коричневым червеобразным языком замок на клетке.

— Что, брат, жрать хочешь? — беззлобно поинтересовался Костя.

— Пвф! — ответил Матвей, но плевок вышел вялый, жвачки не было.

— Ладно, схожу к Шейкиной, напомню ей, — объявил Бездыкин, а потом даже сострил, — а ты сиди в клетке, не выходи, ладно?

— Пвф!

Костя пожал плечами и прошлепал мимо клетки к двери. Свет включать в коридоре ему почему-то не хотелось, он привычным жестом наощупь сунул ключ и запер лабораторию, затем побрел к светлому прямоугольнику выхода. В темноте впереди послышалась возня и что-то наподобие стона. Костя насторожился. Стараясь ступать потише, он двинулся на свет, прижимаясь к стене. Постепенно глаза адаптировались к мраку. Почти у самого выхода, в расширителе перед дверью Костя разглядел силуэты двух сплетающихся фигур. Шейкина сидела на тумбочке в углу, обвив молочно блестящими голыми ногами склонившегося над ней мужчину. В полутьме четко выделялась его расстегнутая рубашка и ниночкино белье. Шейкина, задрав лицо к потолку, шумно дышала и постанывала, Кондратьев сопел и чмокал, елозя губами по ее груди и ключицам, его пальцы шевелились под ляжками Ниночки, а поджарый зад ритмично качался в унисон стонам…

Костя задохнулся от нахлынувшего возмущения и ринулся мимо парочки, злорадно хлопнув напоследок дверью — так что штукатурка посыпалась откуда-то сверху. Бездыкин не стал дожидаться лифта и бросился вверх по лестнице. Он не помнил, как взлетел на нулевой уровень, как промчался по коридору, как рванул дверь кабинета завхоза (ну, сейчас: "По какому праву! Немедленно очистить лабораторию!") — и остолбенел. Михеич с Нерестовым сидели за столом, между ними на тарелочках лежали мелко нарезанные огурцы и крошечные бутербродики-четвертушки. Над закусью торжественно высилась пятилитровая бутыль с лабораторным спиртом, пустая на две трети.

— А сынок, — махнул рукой Нерестов, — заходи, заходи. А я, видишь, на пенсию выхожу. С завтрашнего дня — все. Вчистую. Заходи, присядь.

— А?.. Как на пенсию?.. — выдавил из себя огорошенный Бездыкин, — а… я? А роботы? Они ж завтра…

— А что роботы? Ах, роботы… — голос у начальника отдела был вполне трезвый, серьезный, — вот что, сынок. Валяй, тащи своих наёботов! Сейчас покажешь хоть чего путного — ей-богу, сразу звоню кому следует. А завтра — не взыщи. Меня-то и не будет здесь.

— А завтра и его здесь не будет, — пьяно поддакнул Михеич, влюбленно глядя на Нерестова, — приказ уж готов. Завтрашним числом на подпись Горбункову приказ. Закрываем лабол… рабла… лабраторию! За беспресктив… стисью закрываем. Давай лучше выпьем и байстрюку этому нальем, пусть утешится.

Михеич дрожащей лапкой потянулся к бутыли и, как только его пальцы сомкнулись на горлышке сосуда, дрожь прекратилась. Бутылка взмыла над столом с хищной грацией истребителя, нависая над стаканом.

— Вот так-то, сынок, — печально кивнул Нерестов, — ты… того, не гляди, что мы пьем. Тащи давай своих наёботов. Показывай.

Дальше сознание Бездыкина вновь отключилось. Он вихрем помчался вниз на "минус-два", хлопая по пути дверями и, кажется, оставляя за собой крошечные смерчи взвихренного воздуха — затхлого воздуха Института… Редкие встречные сотрудники с удивлением глядели ему вслед. В коридоре перед лабораторией уже горел свет. Не оборачиваясь, Костя миновал смущенного Кондратьева, пытающегося ему что-то сказать, пунцовую Ниночку, запихивающую непослушными руками полы блузки под перекрученный поясок — и кинулся к себе. Вставляя дрожащими руками ключ в сразу ставшую слишком узкой скважину, он катал в голове только одну мысль — дозрели или нет? Вообще-то срок назначен на завтра, но опыт прошлых экспериментов показал, что обычно процентов пятнадцать особей, а то и больше, готовы к работе днем раньше срока… Утопающий, как известно, хватается за соломинку… если боевые нанороботы выйдут на свой парад, если получится… Они запрограммированы держать равнение в строю… Если хотя бы несколько десятков…

Первое, что бросилось Косте в глаза — нелепо задранная крышка термокофра. Потом уже до его сознания дошло все остальное — распахнутая дверь клетки, следы крошечных лапок на стенах и столе, отпечаток маленькой ладошки на мониторе — прямо на словах "я не вирус"… И застенчивый взгляд Матвея, выуживающего из теплого нутра термокофра вяло шевелящихся нанороботов и меланхолично сующего их в слюнявую пасть… Обезьяна жевала, роняя длинные капли коричневой слюны, снова елозила лапкой в кофре, облизывала пальцы и жевала… Жевала… Жевала…

Колени Бездыкина подломились и он сполз на пол, цепляясь за косяк скрюченными пальцами, судорожно ловя загустевший воздух перекошенным ртом… Густой бас Федора: "А Михеич грит, что завтра все едино эту лабораторию закроют", — и навалилась глухая темнота… Костя не услышал ни раздумчивых объяснений грузчика: "А Михеич грит — готовься, Федь, на завтра", — ни ниночкиного визга, ни щелканья клавиатуры, когда Кондратьев торопливо бросился стирать "нано-Пиздыкина" — ничего.

Лабораторию в самом деле закрыли на следующий день и красношеий Федор в самом деле снес все оборудование в подвал. Правда, случилась незадача — один из термокофров он уронил и тяжеленный этот чертов ящик треснул маленько, ну и посыпались из него какие-то серенькие шарики. Вот такие малюсенькие… Да ерунда это все — и о лаборатории нанотехнологий скоро в Институте все бы забыли, если бы не одно обстоятельство… Время от времени по институтским коридорам строем, печатая шаг, проходили колонны тараканов. Держа равнение в рядах и шеренгах.