«Дезинтеграционная машина»

Профессор Челленджер пребывал в прескверном расположении духа. Взявшись за ручку двери, я замер в нерешительности перед его кабинетом и услышал нижеследующий монолог; слова гремели и отдавались по всему дому:

– Да, я говорю, что вы второй раз ошиблись номером. Второй, за одно утро! Вы что, воображаете, будто какой-то идиот на другом конце провода может отвлекать ученого от серьезной работы своими назойливыми звонками? Я не потерплю этого! Алло, сию же минуту пошлите за управляющим вашей бездарной телефонной лавочки! А, вы и есть управляющий?! Так почему же, в таком случае, вы не управляетесь? Да, разумеется, вы управились с тем, что позволили отвлечь меня от дела, – дела, важность которого вашему уму не дано понять! Я желаю связаться с главным распорядителем. Что, его нет? Этого и следовало ожидать! Я отдам вас под суд, сэр, если подобное повторится! Ведь наказали же горластых петухов. Да, это я добился их осуждения. Наказали петухов, а с какой стати терпеть дребезжание телефона? Все ясно. Извинение в письменном виде? Очень хорошо. Я рассмотрю его. Доброго утра!

Именно после этих слов я отважился переступить порог. Безусловно, время я выбрал не самое удачное. Когда Челленджер положил телефонную трубку, я очутился не перед профессором – передо мной был разъяренный лев! Его огромная черная борода топорщилась, могучая грудь негодующе вздымалась. Он окинул меня с головы до пят взглядом надменных серых глаз, и на меня обрушились последствия его гнева.

– Проклятые лентяи! За что только этим негодяям деньги платят! – загремел он. – Мне было слышно – они смеялись, когда я излагал им свою вполне справедливую жалобу. Это заговор, дабы докучать мне! А теперь, юный друг, еще и вы явились сюда, чтобы довершить бедствия злополучного утра. Вы здесь, позвольте узнать, по собственной воле, или же ваша газетенка отправила вас заполучить у меня некое интервью? Как у друга, у вас, разумеется, есть привилегии, но как журналист – можете убираться!

Я лихорадочно шарил в кармане в поисках письма от Мак-Ардла, но тут профессору на память пришел еще новый повод для недовольства. Огромные волосатые руки его рылись в бумагах на столе и наконец извлекли оттуда газетную вырезку.