«Прохвессор накрылся»

Генри КАТТНЕР

Кэтрин Л. МУР

ПРОХВЕССОР НАКРЫЛСЯ

Мы - Хогбены, других таких нет. Чудак прохвессор из большого города мог бы это знать, но он разлетелся к нам незванный, так что теперь, по-моему, пусть пеняет на себя. В Кентукки вежливые люди занимаются своими делами и не суют нос куда их не просят.

Так вот, когда мы шугали братьев Хейли самодельным ружьем (до сих пор не поймем, как оно стреляет), тогда все и началось - с Рейфа Хейли, он крутился возле сарая да вынюхивал, чем там пахнет, в оконце, - норовил поглядеть на крошку Сэма. После Рейф пустил слух, будто у крошки Сэма три головы или еще кой-что похуже.

Ни единому слову братьев Хейли верить нельзя. Три головы! Слыханное ли дело, сами посудите? Когда у крошки Сэма всего-навсего две головы, больше сроду не было.

Вот мы с мамулей смастерили то ружье и задали перцу братьям Хейли. Я же говорю, мы потом сами в толк не могли взять, как оно стреляет. Соединили сухие батареи с какими-то катушками, проводами и прочей дребеденью, и эта штука как нельзя лучше прошила Рейфа с братьями насквозь.

В вердикте коронер записал, что смерть братьев Хейли наступила мгновенно; приехал шериф Эбернати, выпил с нами маисовой водки и сказал, что у него руки чешутся проучить меня так, чтобы родная мама не узнала. Я пропустил это мимо ушей. Но, видно, какой-нибудь чертов янки-репортеришка жареное учуял, потому как вскорости заявился к нам высокий, толстый, серьезный дядька и ну выспрашивать всю подноготную.

Наш дядя Лес сидел на крыльце, надвинув шляпу чуть ли не до самых зубов.

- Убирались бы лучше подобру-поздорову обратно в свой цирк, господин хороший, - только и сказал он. - Нас Барнум самолично приглашал и то мы наотрез отказались. Верно, Сонк?

- Точно, - подтвердил я. - Не доверял я Финеасу. Он обозвал крошку Сэма уродом, надо же!

Высокий и важный дядька - прохвессор Томас Гэлбрейт - посмотрел на меня.

- Сколько тебе лет, сынок? - спросил он.

- Я вам не сынок, - ответил я. - И лет своих не считал.

- На вид тебе не больше восемнадцати, - сказал он, - хоть ты и рослый. Ты не можешь помнить Барнума.

- А вот и помню. Будет вам трепаться. А то как дам в ухо.

- Никакого отношения к цирку я не имею, - продолжал Гэлбрейт. - Я биогенетик.

Мы давай хохотать. Он вроде бы раскипятился и захотел узнать, что тут смешного.

- Такого слова и на свете-то нет, - сказала мамуля.