«Рухлядь из кладовой времени»

Ночь холодная, пронизывающий ветер. Кажется, что нет никакого внутреннего пространства, а есть только два внешних — одно там, где он беснуется над рекой, а другое здесь — немного более укрытое, чуть-чуть согретое нашим дыханием. Плакат с изображением Ши[2] трепещет на стене, как будто сам Ши пытается что-то сказать, дети сказали бы «поговорить по душам».

Дети — это и старшие, что скрестив ноги сидят на матрасе Кэнди (таких, как Чиликат Кэнди на улице Калхун-стрит, можно найти еще полсотни).

Это и младшие — две девчушки-подростка (девственницы или вроде того) и тощий печальный мальчик, который всегда молчит. Это и Робот, который находился в зале, где работает, а сейчас входит, медленно переставляя ноги и обдумывая каждый шаг.

Я беседовал с Роботом больше, чем с кем-нибудь из остальных, на мой взгляд, он самый искренний и дружелюбный. Роботу 19 лет, он очень высокий, с круглой маленькой головкой и черной шевелюрой. Робота изготовили, по его же словам, в XXXIII веке для выполнения обязанностей слуги у одной ужасной женщины, дом которой неизвестно на чем держался. Когда у Робота депрессия, он обычно говорит:

«Я не знаю, насколько добротно меня сделали. Может быть, я буду функционировать тысячу лет, а может, уже наполовину износился».

Он здесь уже пять лет. Он удрал, по крайней мере, он сам так говорит, раскрутив циферблаты в кладовой времени той отвратительной женщины и шагнув в кладовую, пока те находились в движении.

Он сделал это для того, чтобы о его местонахождении не знал никто (на последнем слове он сделал особое ударение). Тем не менее он надеялся попасть в XIII век до нашей эры. Этот период был для него волшебным образом притягателен.

Кэнди и два ее парня не обращают на него никакого внимания, так, мельком взглянули и садятся на пол рядом с подростками, юношей с печальным лицом и мной. Юноша почти спит. Чтобы разговорить Робота, я спрашиваю:

— Робот, а ты не хочешь вернуться? Прямо сейчас?

Он качает головой:

— Нет, здесь лучше. Там была скучища. — На какое-то мгновение он задумывается, потом спрашивает: — Хочешь, я расскажу историю?