Калабухин Сергей
С. В. Калабухин ХРОНИКИ
1. КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ
…Враги напали внезапно. Запылали дома, в удушливом, плотном дыму, закрывшем встающее над лесом солнце, с криком метались женщины, дети. Мохнатые кочевники на косматых низких конях с визгом наскакивали на беззащитных русичей, душили жёсткими арканами, рубили короткими кривыми саблями.
Василиса, прижав к груди пятилетнюю Марьюшку, бросилась к близкому лесу. Из облака дыма выскочил всадник. Тонко запела стрела и, чмокнув, вошла бегущей под правую коленку. Охнув, Василиса упала, Марьюшка без звука откатилась в кусты и замерла. Со звериным стоном выдернув из забившей фонтаном крови раны стрелу, Василиса поползла навстречу врагу.
— Бери меня, гад, только дочку не тронь!
Ощерив в ухмылке редкие кривые зубы, всадник развернул коня и, не глядя выпустив вторую, смертоносную, стрелу, скрылся в дыму…
Василиса открыла глаза. Она лежала в незнакомой избе, и хотя не было нигде ни трещащих лучин, ни коптящих смрадом факелов, было светло. В воздухе стоял незнакомый сладкий аромат. Василиса осторожно села. Нога совершенно не болела, и на месте кровоточащей рваной раны белел небольшой, почти незаметный шрам. Василиса осторожно встала с невысокого мягкого ложа. Она чувствовала себя совершенно здоровой и бодрой. У противоположной стены перед странным непрозрачным окном с красивыми разноцветными кружочками внизу стояла на одной ноге, как гриб, короткая скамья с высокой удобной спинкой, покрытая тем же странным, толстым и мягким полотном, что и ложе. Высокая дверь, как и стены избы, была из холодного светлого металла и надёжно отделяла пленницу от воли. Убедившись, что путь наружу закрыт, Василиса подошла к окну. В его зелёной поверхности, как в бездонном омуте, отразилась стройная женская фигура, гибкость и красоту которой не могла скрыть свободная, покрытая искусной вышивкой рубаха. Приблизив к странному окну лицо, Василиса аккуратно расчесала пальцами длинные светлые волосы и стала заплетать их в толстую косу.
Иван вышел на поляну. Перед ним высился высокий частокол забора. Учуяв чужого, захрипели, захлёбываясь лаем, сторожевые псы. Иван подошёл к воротам и постучал…
Костя Шеев плавно приземлился рядом с хронолётом. Выключив антиграв, он нажал на широком поясе кнопку и по образовавшемуся в защитном поле коридору подошёл к хронолёту и открыл дверь. Навстречу ему широко распахнулись голубые озёра Василисиных глаз…
— Марьюшка сказала, что он унёс её в эту сторону: лучи восходящего солнца чуть не ослепили дочку.
— Да, сынок, верен твой путь. Я часто вижу, как он летает по небу, словно птица, только без крыльев. Мои сыны — охотники выследили его до самого логова, только ты туда не пройдёшь.
— Ради Василисы, мать, я любую препону преодолею!
— Нет там препон, окромя болота, сынок. Свободен путь, а не пройдёшь! Неведомая сила не пускает. Поживи у меня, Иван, отдохни с дороги. Вернуться с охоты мои сыны, проводят тебя к вражьему логову.
— Эх, мать, как сидеть без дела, зная, что Василиса тут, рядом, в плену томится? Да и за дочку, Марьюшку, душа болит, как она там без нас? Время не спокойное, братья в поле без оружия не выходят. Спасибо тебе за всё, мать, пойду я.
— Не спеши, Иван, путь там один, через трясину, и знают его только мои сыны.
— Нет, Василиса, не проси. Не могу я тебя отпустить. Пойми, ты уже давно погибла для своего времени. Стрела должна была пробить твоё сердце. Я нарушил закон и вмешался в ход событий, спас тебя.
— Что ж, — сверкнули слезами глаза-озёра, — я — твоя пленница? Скоро наложницей меня сделаешь? Рабыней?
— Что ты говоришь, Василиса? Ты свободна!
— В этой железной клетке? Я хочу рвать цветы, лежать на траве, дышать лесным воздухом, видеть солнце и небо, гулять босиком по росе! Я тоскую по Марьюшке…
— Хорошо, я научу тебя открывать дверь и делать проход в защите. Только прошу: не пытайся бежать. Мы на острове, кругом непроходимое болото. А я слетаю, узнаю, как там Марьюшка.
— А вдруг тебя убьют?
— Меня убить невозможно: я окружён защитным полем, не бойся. Вот, возьми эту коробочку. Нажмёшь эту кнопочку, этот глазок направишь туда, где тебе нужен проход. Поняла?
— Бежим, Василиса!
— Нельзя, Иванушка, далеко не уйдём. Костя Шеев по воздуху догонит, с неба высмотрит.
— Знать, судьба мне сразиться с Кощеем! Бессмертный он, говоришь?
— Вызнала я его тайну, Иванушка! Достанет твой меч до его шеи, снесёт буйну голову. Вот, видишь, у меня коробочка….
— Нет, это нам не подойдёт, — снял шлем редактор. — У нас детское издательство, а вы что предлагаете? Резня, кровь, хронолётчик-преступник, главные герои — убийцы, причём Василиса — кто у вас её играет? хладнокровно разрабатывает план убийства своего спасителя!
— Но, ведь…
— Да и сюжет не нов. — Редактор прочёл на футляре название мыслефильма. — Мне кажется, оригинал сказки интереснее. Вон у нас в салоне сколько этих "Кощеев Бессмертных". Дети с удовольствием играют. И ни разу никто не захотел превращаться в Кощея. А у вас этот Кощей хронолётчик, герой нашего времени, так сказать. И вдруг — преступник, да ещё и жертва! Вы представляете нагрузку на психику ребёнка, пожелавшего испытать эту роль? Да и эмоции у вашего Кости Щеева…
— Шеева.
— Тем более. Эмоции у вашего Кощея, когда он смотрит на Василису…Одним словом, для конкурса исторических мыслефильмов для детей и юношества ваш "Кощей Бессмертный" не подходит.
Тимур Боев встал и подошёл к мыслепроектору.
— Извините, — отвёл от его руку редактор. — Мыслефильмы не рецензируются и не возвращаются. Таков обычай. Идите, дорогой, и работайте. До начала конкурса ещё есть время. Желаю Вам и вашим друзьям успеха. И пришлите ко мне актрису, игравшую Василису! — Крикнул редактор выходящему Тимуру. Потом надел шлем, вставил в аппарат кристалл и нажал кнопку.
Тимур ввалился в комнату и заметался по ней.
— Ты, что? — Изумлённо уставился на него из-под съезжающей на глаза повязки Костя.
— Не принял! — Зло выдохнул Тимур. — "Нам это не подходит. Идите и работайте."
— Как это не подходит? — взвился с койки Костя. — Почему? Что же я зря мотался в прошлое, тягал туда-сюда модель хронолёта, вытаскивал из-под стрел Василису, лечил её?
— Вот Василиса ему явно по душе. Он хочет её видеть!
— А вот этого он не хочет? — Сорвал с головы повязку Костя. — Мечом по башке он не хочет? Ради чего я страдаю?
— Надеюсь, он не понял, что наш мыслефильм полудокументальный. Или сделал вид, что не понял. Кому охота отвечать за пособничество "диким хроникам"? И кристалл, гад, не вернул. А до конкурса меньше месяца!
— Теперь это не важно, — сел на кровать Костя. — Он же не примет от нас ни одного мыслефильма, пока мы не приведём ему Василису. Что будем делать?
2. ПЕРСЕЙ
Диктис сполоснул в море руки, взял корзину с рыбой и пошел к хижине. Чей это огромный сундук у дверей? Рыбак поставил корзину в тени росшего у хижины кипариса и открыл дверь.
— Даная?!
— Тише! Ребенка разбудишь, — встав с ложа, вытолкнула хозяина наружу гостья.
Диктис снял гиматий, оставшись в короткой хлене. Широким жестом сеятеля он расстелил снятый плащ на влажной еще от утренней росы траве. Глухо стукнули, задев громадный сундук, зашитые в углы гиматия свинцовые грузики. Диктис жестом предложил девушке сесть.
— Прости, царевна, я не ждал гостей, и в доме у меня, как ты, наверно, уже заметила, ничего нет. Вот только корзина свежепойманной рыбы. Я могу быстро приготовить ее для тебя.
— Не это главное. — Брезгливо сморщив нос и подобрав расшитую золотыми звездами полу голубого хитона, девушка грациозно опустилась на плащ рыбака. — Ты все так же красив, — вздохнула она, глядя на растерянного полуобнаженного юношу, замершего перед ней. — Ну, что стоишь? Займись рыбой, пока она не протухла. Да глянь в моем сундуке: там должны быть ойнохоя с вином и кое-какие сласти. И передвинь очаг! Не видишь, он дымит прямо на меня. Все так же красив и… глуп!
— Зачем ты здесь, царевна? — нахмурился рыбак. — Я не желаю больше быть твоей игрушкой.
— У меня теперь другая игрушка: вон спит в твоей грязной хижине, неужто не заметил?
— Ты хочешь сказать… — изумленно заулыбался Диктис.
— Я хочу сказать сразу, что не знаю, кто его отец, идиот! — Зашипела Даная. — Неужели ты вообразил, что был у меня единственным? Когда мой полоумный папаша, испугавшись дурацкого пророчества, запер меня во дворце и стал отказывать всем сватавшимся ко мне женихам, он, наверно, вообразил, что я так покорно и умру старой девой. Ему и в голову не пришло, что детей умеют делать не только цари и принцы.
— Что же ты сказала царю Акрисию, когда родила?
Даная злобно захохотала.
— Я сказала, что сам Зевс пролился ко мне в спальню золотым дождем, и что Персей — плод нашей любви! И если дорогой мой папаша причинит нам с сыном малейший вред, сам Зевс покарает его.
— И Акрисий поверил?
— Разумеется! Поверил же он прорицателям, сулящим ему гибель от руки внука. Да и не было у него другого выхода: отказать стольким знатным женихам и потом объявлять внуком неизвестно чьего ублюдка? А Зевс, как-никак, завидный родственник.
— Но почему ты здесь, Даная? Неужели все же…
— Ишь, размечтался! Просто отец выставил нас с Персеем из дома. Ты единственный мой любовник, покинувший Аргос. Здесь, на Серифе, никто не знает и не подозревает о нашем знакомстве. Надеюсь, у тебя хватило ума держать язык за зубами
— А кто б мне поверил? Все знают, что царь Акрисий держит дочь взаперти в башне.
— Уже нет. Вчера на закате воины отца бросили нас с сыном в этом вот сундуке в море. Потом ночью, тайно, выловили и доставили сюда. Этого никто из местных не видел. А ты, приготовив мне рыбу, пойдешь к своему царю Полидекту. Скажешь ему, что выловил сегодня утром в море сундук, а в нем оказались прекрасная знатная — не забудь это уточнить — женщина и ребенок. Ваш царь — известный бабник, да и молод, а я привыкла жить во дворце, а не в грязной хижине. Куда ты? Вряд ли царь Полидект встает в такую рань. У нас еще есть время и на десерт: иди же ко мне, чего ждешь? Персей спит, а потом тебе не скоро представится подобная возможность…
Сигнал тревоги выдернул Костю Шеева и Тимура Боева из прошлого.
— В чем дело, Тимур? — Костя сорвал с головы хроношлем. Тимур, рыча ругательства, безрезультатно пытался вырубить сигнализацию. Наконец рев сирены смолк, щелкнули сверхнадежные запоры, дверь мягко ушла в стену, и в комнату спокойно вошла девушка. Толстая русая коса короной венчала гордо поднятую голову с классически правильными чертами лица. Военный комбинезон наглядно подчеркивал не менее классические пропорции тела вошедшей. Огромные глаза из-под длинных дважды изогнутых ресниц зелеными лучами скользнули по замершим в креслах Косте и Тимуру и остановились на контрольном голоэкране, где сплелись в жарких объятиях Даная и Диктис.
— Ну что ж, я так и думала. На этот раз вы попались, мальчики, и крепко!
— Кто Вы, и как сюда попали? — опомнился, наконец, Костя, отключая голоэкран.
— Агент службы хронобезопасности Афина Павлова.
— Богиня! — ахнул в восторге Тимур.
— Чему радуешься? — цыкнул на него Костя, мысленно кроя себя последними словами. Он так долго и старательно подбирал слово, которое система воспримет, произнеси он его вслух, как команду на полное уничтожение всех данных, перебрал массу вариантов, чтоб это слово не могло прозвучать в случайном разговоре, приведя к непоправимым последствиям, и вот теперь, когда возникла надобность, не может его произнести! Костя рассчитывал, что у него будет несколько секунд, прежде чем агенты СХБ справятся с дверью, а на деле, как всегда, оказалось все не так. Агент уже здесь, и наверняка все происходящее записывается. — В чем нас обвиняют? — хмуро пробурчал Костя.
— В том, что вы оба — дикие хроники, разумеется, — усмехнулась Афина, садясь в освобожденное для нее Тимуром кресло.
— Это еще надо доказать! — не сдавался Костя.
— Я же здесь, не так ли? Запоры у вас, конечно, неплохие, но для нас они не проблема. Отследить вас было куда труднее, должна сказать. Или вы думаете, я здесь случайно?
— Не понимаю, как вам это удалось? Где мы засветились? — сдался Костя.
— Вы крупно прокололись с вашим последним детищем: мыслефильмом "Кощей Бессмертный". Неужели вы всерьез рассчитывали провести нашу службу столь наивным прикрытием? Понять, что "Кощей" не просто мыслефильм, не плод авторского воображения, а натурная съемка, для меня, например, не составило труда. Природа, воздух, люди — все с натуры. В этом фильме вы нарушили все мыслимые запреты. Мы знаем, что всегда существовали, существуют и будут существовать люди, которых не устраивают стандартные маршруты, незримое присутствие при исторических событиях, чужие эмоции и восприятие. Вы, хроники, ходите своими путями, и пока не слишком нарушаете основные правила, мы смотрим на вас сквозь пальцы. Конечно, периодически наказываем самых ретивых для острастки, любителей поизображать из себя призраков или полтергейст, попугать древних обывателей инопланетянами. Но вы двое — другое дело. Вы не просто нелегально мотаетесь в прошлое, но и посылаете дублеров, то есть присутствуете в прошлом не только зримо, но и материально, и даже имеете наглость участвовать в событиях, что категорически запрещено!
— Мыслефильм — не доказательство! — огрызнулся Костя. — Мы могли, вернее мы взяли антураж с какого-то стандартного турмаршрута во времена крещения Руси, искоренения языческих капищ. Что молчишь, Тимур, ты оператор или кто? Пусть докажут!
— Доказательство у тебя на лбу, — усмехнулась Афина. — Шрам от меча? Болит? Наверно, установки защиты занижены?
— Удар был неожиданным, — смущенно пробормотал Тимур, не сводя с девушки влюбленных глаз. — Когда делают обычный мыслефильм, художник воображает героев, их действия, внешность, ощущения. Оператор записывает на кристалл куски фильма и позднее вместе с художником компонует мыслефильм. Причем в части ощущений героя как правило оператор делает отсылки к индивидуальным воспоминаниям зрителя. Например, если герой мыслефильма ест, пьет, обоняет или осязает что-либо ему уже известное, то конкретные ощущения берутся из памяти зрителя. Если зритель столкнулся с чем-либо новым для себя, он испытывает авторский вариант ощущений, пропущенный через определенные фильтры: у каждого зрителя свои пределы, допустим, болевые, моральные или религиозные. Нам для фильма нужны были полные эмоции, без ограничений и фильтров, так как "Кощей", как вы заметили, не плод фантазии автора, а в основном реальные события и ощущения Костиного сознания в теле дублера, специально сформированного в прошлом. Кто ж знал, что так выйдет, и на Костю устроят засаду? Хоть дублер и не человек, а только сотканная из полей оболочка, при помощи которой сознание хроника путешествует во времени, удар меча по голове Костя ощутил вполне реально. Вот стигмат и образовался.
— Сдаюсь, — махнул рукой Костя, видя, что его друг и напарник готов рассказать обворожившей его с первого взгляда нежданной гостье все, что только ее заинтересует. — Ваша взяла. Что нам светит?
— Зависит от того, какой выбор вы сделаете. Частичная амнезия с полной мыслеблокадой любой возможности хронопутешествий, даже официально разрешенных, с полной конфискацией аппаратуры или… вы оба переходите на работу к нам.
— К вам!? — восторженно взревел Тимур. Костя только вздохнул, глядя на друга, для которого выбор был очевиден и наказанием не являлся, так как Тимур потерял свободу и стал рабом с того мгновенья, как увидел Афину. А вот как быть ему? Что выбрать: свободу без любимого дела или любимое дело, но с ограниченной свободой?
— Как вы на нас вышли? "Кощея" мы издали под псевдонимом. Настоящие имена и адреса нигде не указывали. Хотелось бы знать, где мы прокололись.
— Это просто. Как вы думаете, мальчики, кто вам заказал "Персея"?
— Дьявол! — вскочил Костя и заметался по комнате.
— Гениально! — восторгу Тимура не было границ. — Вы сплели паутину, подбросили нам приманку и стали ждать, кто появится.
— Вот именно. Появились вы.
— Похоже, вы задействовали немалые силы, чтобы поймать нас, — позлорадствовал Костя.
— Нет, зачем? Мы знали, что дикие хроники, промышляющие вдобавок изготовлением исторических мыслефильмов, обязательно появятся на Серифе, чтобы заснять прибытие Данаи с младенцем. Эта сцена не случайно оговорена в примерном сценарии, который мы вам прислали вместе с авансом. Так что вы решили?
— Мать, мне надо поговорить с тобой.
— Опять будешь просить денег на своих гетер? Не дам!
— Пусть Диктис уйдет! Мне надо поговорить с тобой наедине.
— О чем? Да ты трезв сегодня? Ладно, Диктис, оставь нас с Персеем, зайдешь ко мне позже. Ну вот, сын, мы одни, говори. Надеюсь ты не собрался жениться на какой-нибудь голодранке?
— Я не такой дурак, каким ты меня считаешь! Да я, Персей, сын Зевса и Данаи, внук и наследник Акрисия, царя Аргоса, вынужден жить в самых дальних и жалких покоях царя Полидекта и сносить насмешки окружающих его льстецов и подхалимов. Я вспоминаю об этом каждое утро, когда мой единственный старый полуслепой и полуглухой раб приносит мне кувшин холодной воды для омовений. А вот ты все забыла, и тебя все забыли, кроме этого нищего рыбака, неизвестно почему снабжающего нас бесплатной рыбой.
— Замолчи, я не хочу этого слышать! Что тебе надо? И я, и ты уже тысячу раз просили Полидекта дать тебе воинов, чтобы отвоевать у Акрисия трон, но этот сластолюбивый недомерок одинаково труслив и скуп, а у нас с тобой денег на наемников нет.
— Плевать мне на Полидекта! Полидект не дал тебе воинов, когда был без ума от тебя, юной и цветущей. Сейчас, когда твоя кожа потемнела и покрылась морщинами, груди обвисли, а волосы поседели, он и слушать тебя не захочет. Но у меня есть решение нашей проблемы.
— Какое?
— Серифу нужен новый царь, причем такой, который к тебе — даже сейчас! — не равнодушен.
— Ты имеешь в виду себя?
— Нет, конечно, я говорю о Диктисе.
— Видать ты вчера лихо хватил! Небось опять пил вино неразбавленным?
— Как видишь, я трезв и говорю серьезно. Может ты и смирилась со своим положением, а я не желаю чахнуть на этом паршивом острове в нищете!
— Но ведь Полидект жив, здоров и может прожить еще долго. Убить этого труса невозможно: он в окружении охраны, еда и питье постоянно проверяется на наличие яда, он даже в спальне с девицами не остается один специальная рабыня с отрезанным языком следит за его возлюбленными, чтобы не умертвили царя во время любовных игр и сна. Он и детей не заводит, чтобы не трястись потом за жизнь и трон, если наследнику станет невтерпеж.
— Я убью царя Полидекта.
— Как?
— У меня есть план. Вчера у меня были гости.
— У тебя? Гости? Ты хотел сказать "кредиторы"?
— Мои брат и сестра.
— Что еще за новости? Ты у меня единственный.
— У тебя, но не у отца.
— Какого отца? Что ты несешь?
— У Зевса, разумеется! Он же мой отец — это всем известно. Закрой рот, муха влетит. Все вокруг над нами смеются. Я уж и сам начал сомневаться в твоих словах. Даже начал подозревать Диктиса, уж больно он к нам неравнодушен. И вдруг вчера меня навестили Афина и Гермес. Отцу не нравится мое положение, но боги помогают только героям. Потому мне необходимо совершить подвиг, чтобы Зевс принял участие в моей судьбе.
— Во-первых, убийство царя Полидекта — не подвиг, а во-вторых, с чего ты взял, что у тебя были Афина и Гермес? Не хватало, чтобы какие-нибудь проходимцы втянули тебя в заговор против царя!
— Мать, перестань говорить глупости! Кто еще, кроме богов, умеет проходить сквозь стены, появляться посреди комнаты из неоткуда и исчезать в никуда? Кто знает твои мысли и поступки, твое прошлое, настоящее и будущее? Знаешь, я порой не понимаю, что мой отец Зевс нашел в тебе? Но довольно! Я пришел к тебе не спорить и ругаться, а для того, чтобы ты знала и понимала мои будущие поступки. И, конечно, поддерживала во всем, если хочешь вырваться из этой дыры и вернуться на Аргос, где мне суждено занять царский трон.
— Я не понимаю, что ты от меня хочешь, Персей?
— Я знаю, у тебя сохранились кое-какие связи в царском окружении. Мне необходимо совершить подвиг, но инициатива должна исходить от царя Полидекта. В этом случае дело изначально получит широкую огласку, и мне легче будет приблизится к нему, чтобы убить. Ты должна настроить окружение царя так, чтобы Полидект бросил мне вызов.
— Этот трус? Никогда!
— Ты не поняла. Я не собираюсь вступать в поединок с царем Полидектом. Я должен убить горгону Медузу!
— Ну что ж, коллеги, теперь, когда с формальностями покончено, получите свое первое задание. Я уверена, оно вам понравится.
— Отловить какого-нибудь дикого хроника? — хмуро поинтересовался Костя. — Типа: вор лучше всех знает, как поймать вора? Кстати, как быть с авансом? Нам придется его вернуть?
— Нет. Вам придется выполнить заказ, параллельно, так сказать, с основной работой. Дело в том, что в космическом отделе института времени проводился эксперимент, закончившийся весьма неудачно. Технические детали вам ни к чему, а суть эксперимента такова. Сейчас мы вынуждены в межзвездных перелетах погружать экипаж звездолетов в анабиоз, что не всегда оканчивается для людей без негативных последствий. Космический отдел разработал некое устройство, условно называемое хроноизлучатель, грубо говоря "консервирующее" время в заданном объеме. Причем ученые добились того, что в качестве объекта хронозаморозки могут быть только биологические объекты. Размеры хроноизлучателя были минимизированы настолько, что он вполне уместился в корпусе универсального корабельного робота. По замыслу ученых, данный робот, снабженный излучателем, после старта звездолета по команде капитана корабля "хронозамораживает" экипаж, а после прибытия в пункт назначения — "размораживает". Эксперименты в лаборатории института прошли успешно. Было решено продемонстрировать работу хроноизлучателя приемной комиссии на одном из стандартных космических катеров.
— И что произошло?
— А вот это нам и предстоит выяснить. Капсула с экипажем катера и три корабельных робота, один из которых был оснащен хроноизлучателем, просто исчезли. Скандал был жуткий. Мы чисто случайно обнаружили их. Вы уже догадались, где?
— Черт побери! — возбужденно вскочил Костя. — Неужто пресловутые горгоны, обращающие людей в камень?
— Одна горгона, Константин, одна. Медуза. Две другие не обладают подобной способностью. Они ведь — обычные корабельные роботы.
— Что-то они запаздывают. Надо мне было сопровождать Костю, а не загорать здесь одной.
— Не волнуйся, Афина, я слежу за вами. Они уже летят к тебе. Косте пришлось дать Персею несколько уроков полета. Не привык этот дикарь пользоваться антигравитационным поясом.
— Все шутишь, Тимур? Лучше приготовь контейнер для хроноизлучателя и лазер.
— Уже. Экранирующий биополе скафандр сейчас у тебя появится. А за ним и контейнер с лазером. Скажи, Афина, а почему на это дело ты выбрала нас? У вас что, проблемы с кадрами?
— Нет. Видишь ли, Тимур, у всех наших сотрудников установлена мыслеблокада, запрещающая перемещение материальных предметов во времени. У вас с Костей такой блокады нет, зато имеется соответствующий опыт — помнишь так называемый "хронолет", где твой друг прятал спасенную от смерти Василису?
— Во дела! Как много, оказывается, ты узнала о нас из этого мыслефильма. Хорошо еще, что сам излучатель установили в голове робота, а то пришлось бы кромсать Медузу в куски. То еще было бы зрелище!
— Да, повезло. Без источника энергии и основного устройства, установленных в корпусе робота, сам излучатель станет безвреден, а мы сможем вернуть капсулу и роботов назад. Кстати, перестань тайком целовать мои руки. Я однажды расследовала случай, когда оператор забавлялся с телом своей подружки-хроника, пока ее сознание путешествовало в дублере по злачным местам Древнего Рима времен Петрония. С тех пор я позаботилась, чтобы часть моего сознания оставалась в теле и контролировала его ощущения. Это создает некоторые неудобства, зато я за свое тело спокойна. А вот и наша парочка летит. Роботы все еще заряжают солнечные батареи, это хорошо: пока они "загорают", к ним проще подойти.
— Смотри, Персей, вот этот остров. Спускаемся. Видишь на берегу горгон?
— Вижу! Ну и страшилища! Гермес, почему они лежат, раскинув крылья? Они живы?
— Живы. Считай, что они спят. Запомни, ты должен отрубить голову только одной из них. У нее на груди нарисована медуза. Понял?
— Да, ты мне уже сто раз об этом говорил. А вдруг две другие проснутся и меня увидят?
— Не увидят. Афина даст тебе плащ, который скроет тебя от их глаз. Вон она нас ждет. Опускаемся.
— Черт! Какая досада, что приходится полагаться в таком важном деле на этого надменного самовлюбленного дикаря. Как он меня утомил!
— Что делать, Костя. Люди не могут перемещаться во времени. А дублеры — совокупность полей, разрушающаяся при приближении к непрерывно работающему хроноизлучателю Медузы.
— Да помню, Афина, ты мне говорила. Но досадно! Он меня просто достал своим нытьем и глупыми требованиями. Персей вбил себе в голову, что с помощью головы Медузы он эффектно отомстит царю Полидекту.
— Пусть только уложит ее в спецконтейнер, чтоб мы могли к ней приблизиться. Все же кое-какой остаточный заряд у нее возможен — ведь режим "хроноразморозки" не был использован. Главное, чтобы Персей не струсил в последний момент.
— На счет этого я не волнуюсь. Он так жаждет прославиться, отомстить всем своим обидчикам и стать царем Аргоса, что…
— Тише! Он возвращается. В контейнере что-то есть! И индикатор лазера почти на нуле. Он сделал это!
— Ну что, мальчики, устали?
— Есть немного. Надеюсь, подобные вещи у вас…
— У нас, Костя. Вы с Тимуром теперь агенты спец. команды СХБ.
— Хорошо, у нас. Какой команды?
— Случай с Медузой выявил необходимость создания спец. команды агентов, у которых отсутствует мыслеблокада перемещения вещей во времени. Пока в этой команде вы двое и я, ваш непосредственный руководитель. Вы рады?
— Могла бы и не спрашивать, посмотри, как сияет Тимур.
— А ты, Костя, не рад?
— Ну, тебя-то я уже знаю. И… да что там — конечно рад!
— Вот и чудненько! А как наш фильм?
— Движется. Честно говоря, я испугался за ваших дублеров, когда этот псих наотрез отказался возвращать лазер, антиграв, да еще пригрозил вытащить голову Медузы, если вы попробуете отнять их силой.
— Ничего, Тимур, пусть Персей пока погеройствует. А мы посмотрим, что у него получится. Глядишь и сочинять ничего не придется — правда жизни окажется интересней!
3. ЛАБИРИНТ
— Налей вина, раб. Ты был в портовом квартале? Договорился с капитаном египетского корабля?
— Да, господин, я был там. Египтянин прислал к тебе человека. Можно ему войти?
— Какого ещё человека? Зачем? Я же тебе сказал, что заплачу любую сумму и тебя отдам впридачу, лишь бы поскорее убраться с Крита! Ты что, не смог сторговаться? Я говорил, раб, что жить нам с тобой осталось недолго?
— Да, господин, но египтянин не стал говорить со мной. Он хочет знать причины твоего желания покинуть Крит столь срочно и тайно, говоря, что не хочет давать повод для осложнений между Египтом и Критом.
— И ты привёл его сюда, в мой дом? Болван! Мускулистое животное! Боги дали тебе красивое тело, но обделили умом. Тело возвысило тебя из рабов в личные телохранители царицы Крита, тело сделало телохранителя любовником, но тупая безмозглая голова вновь вернула тело в то положение раба, которого ты только и заслуживаешь.
— Не понимаю, господин, причины твоего гнева. Ты сам сказал, что дело срочное.
— Конечно, не понимаешь! Тупица! Я запретил тебе называть моё имя. Ты должен был просто найти корабль, в ближайшее время покидающий Крит, и договориться с его владельцем, что он возьмёт твоего хозяина на борт. А ты привёл египтянина прямо в мой дом! Теперь весь Кносс будет знать, что Гектор, советник самого Миноса, собирается бежать с Крита! Подай мне плеть, раб.
— Прости, господин, я не мог отказать египтянину.
— Быстрее! Стой. Что со мной? Я не могу пошевелиться. Почему ты так смотришь на меня? Как смеешь ты, раб, смотреть в лицо своему господину? Вино! Что ты мне подмешал, Икар?
Раб откинул дверную занавесь.
— Входи, святейший, я сделал, как ты велел. Не забудь мою услугу.
— Я никогда ничего не забываю, акаваша, — ответил вошедший. Собирайся, корабль ждёт.
— Вы нашли его, мальчики? — руководитель спецгруппы службы хронобезопасности Афина Павлова была явно встревожена.
— Нет. — Тимур Боев выглядел непривычно мрачным. Обычно присутствие Афины повергало его в состояние восторга и любовной заторможенности в мыслях и действиях. — У царя Афин Эгея никогда не было сына по имени Тесей. Эгей действительно в юности много шлялся по окрестным городам и, соответственно, местным красоткам, а чаще красавцам, и… — Тимур внезапно понял, кто перед ним, густо покраснел и впал в ступор.
— …никогда не посещал Трезены. — закончил фразу Костя. — Может, где и подрастают внебрачные дети Эгея, но только не у царевны Эзры из Трезены. Не удалось обнаружить и прочих персонажей мифа: на дороге из Трезены в Афины никто не слыхал о разбойниках по имени Синид, Скирон или Прокруст.
— Плохо. Очень плохо! Видимо, нам придётся проследить все похождения Эгея.
— Ты с ума сошла, Афина! Это ж адский труд! Почему бы не подключить к поискам Тесея другие отделы? Мы с Тимуром и так почти сутки вкалывали без отдыха.
— Это невозможно: нельзя привлекать постороннее внимание к персоне Тесея. Вы, наверно, действительно очень устали, если забыли, что наша группа занимается исключительно делами высшей степени секретности. Ладно, идите спать. Я составлю график дальнейшей работы. Будем искать Тесея круглосуточно: двое в хронопоиске, третий отдыхает.
— Не пора ли раскрыть карты, Афина? — Костя раздраженно отшвырнул хроношлем. — Мы, ведь, с Тимуром давно не дикие хроники, мы с тобой теперь в одной команде. Почему службу хронобезопасности заинтересовал Тесей?
— Не ломай казённое оборудование. Я сама узнала ответ полчаса назад! Может, сначала отдохнёте? На свежую голову…
— Какой, к чёрту, отдых?! Думаешь, мы уснём, не узнав причину аврала?
— А, узнав, уснёте? Ладно, успокойся. Помните дело Персея?
— Ещё бы! Неудачный эксперимент с капсулой хронозаморозки космонавтов, неожиданно провалившейся в прошлое с двумя испытателями на борту и тремя корабельными роботами, которых аборигены назвали горгонами. Весёленькое было дело!
— Да, весёленькое. На нём вы с Тимуром и погорели, как дикие хроники. Мы тогда неплохо поработали, отключили роботов, вернули капсулу. Вот только она оказалась пустой!
— Что в этом удивительного? Общеизвестно, что перемещение людей во времени невозможно. Потому мы и используем дублёров.
— В этом всё и дело! Видите ли, мальчики, как оказалось, тот эксперимент с капсулой хронозаморозки вовсе не был неудачным. Это была спланированная акция перемещения людей во времени, причём удачная!
— Акция? Чья?
— Двое учёных нашего института времени решили лично отправиться в прошлое. Им это удалось. Вы представляете, что сейчас творится наверху?
— Но зачем им понадобился этот эксперимент? Ведь использование дублёров гораздо безопаснее, а по возможностям чувственного восприятия окружающей обстановки практически неотличимо. К тому же использование дублёров наверняка намного экономичнее в энергетическом плане.
— Разумеется, ты прав. Суть в том, Костя, что эта безумная парочка просто сбежала в прошлое. Как им это удалось, никто в институте не знает, зачем — тем более. Они уничтожили перед бегством все данные своих тайных, как оказалось, исследований и опытов. Капсула хронозаморозки, неожиданно оказавшаяся "машиной времени", поглотила столько энергии, что сработала защита. Потому капсула и застряла в прошлом на "острове горгон", а не вернулась назад, как планировали беглецы. Вот только с капсулы сняты все приборы и устройства, превращавшие её в "машину времени". Наше задание: найти беглецов и вернуть. В крайнем случае: найти и узнать, зачем и как они это сделали.
— Откуда всё это стало известно, Афина, если капсула оказалась пустой? — вышел из ступора Тимур.
— И причём здесь Тесей? — добавил Костя.
— В вернувшейся хронокапсуле была записка: "Следуйте за Тесеем". Единственный широко известный Тесей в греческих мифах был сыном царя Афин Эгея и царевны Эзры из Трезен.
— В мифах! — Костя вскочил и заметался по комнате. — А в действительности такого парня не было. Что ж теперь делать?
— Да что мы упёрлись в родословную, — Тимур поймал Костю за руку и усадил в кресло. — Не мельтеши, и так голова почти не варит. — И вновь обратился к Афине: — У греков все герои — потомки богов и царей. Давайте рассмотрим суть мифа, а не частности. Чем знаменит Тесей? Разбойники уже отпадают. Что остаётся?
— Лабиринт и Минотавр! — вскочил Костя.
— Нить Ариадны, — вновь усадила его Афина.
— Вот, — довольно улыбнулся Тимур. — Ариадна — женщина. К тому же её нить сродни ложу Прокруста: красивая сказка. Мы ищем кого?
— Двух мужчин! — хором вскричали Афина и Костя.
— Значит, первой нашей наиболее достоверной целью становится кто?
— Минотавр! Тимурчик, ты гений, — Афина подошла к Боеву и поцеловала в щёку. — Костя, ты иди спать, а мы отправляемся в Кносс.
— Вы уверены? А мне почему-то вспомнилась поговорка о третьем лишнем.
— Итак, Гектор, смотри сюда. — Египтянин откинул шкуру леопарда, обнажив грудь. — Видишь мой амулет? Красивый кристалл, правда? Смотри, как переливаются грани. Тебе хорошо видно?
— Передник из дорогой ткани, юбка, длинный вышитый пояс, шкура леопарда, плетёная из библуса обувь… Ты — не капитан корабля! Кто ты?
— Я один из жрецов Аписа. Моё имя тебе ни к чему. Ты напрасно ругал своего раба. Неужели забыл, кем был Икар? А кто его хозяин сейчас тоже всем в Кноссе известно. Ни один корабль не возьмёт тебя тайком на борт. Никто ни за какие деньги не поможет бежать хозяину Икара. Владычество Миносов действительно немного пошатнулось. Крит постепенно сдаёт мировое первенство Египту. Но ссориться с Миносом пока не рискует даже фараон. Глупо бежать в Египет. Единственное место, где ты действительно смог бы затеряться — мелкие варварские царства акаваша, февана или туруша. Ну, довольно пустых разговоров. Я вижу, ты уже вошёл в нужное мне состояние. Гектор, ты хорошо меня слышишь?
— Да. Я слышу тебя.
— Спи. С этого мгновенья ты слышишь только меня. Я — твой господин. Ты понял меня, Гектор?
— Да, господин, я понял тебя.
— Я буду задавать тебе вопросы, ты будешь отвечать только правду. Понял?
— Да, господин, ты — спрашиваешь, я — отвечаю только правду.
— Ты, ведь, не кефти? Откуда ты родом?
— Из Афин, господин. Я был главным художником при дворе царя Эгея. Строил храмы и дворцы.
— Как ты, акаваша, попал на Крит и столь быстро возвысился?
— Мой сын Икар и Ариадна, племянница царя Эгея, полюбили друг друга. Но царь отказался устроить их брак. Он сам положил глаз на моего сына и решил сделать Икара своим любовником. Однажды ночью мы все трое: я и влюблённые, бежали из Афин на критском купеческом корабле. Но, как только корабль вышел в море, матросы напали на нас сонных, ограбили и превратили в рабов. Так я попал на Крит, господин.
— А теперь подробно расскажи, где ты изучал критский и египетский языки, и кто открыл тебе секреты письма Крита и Египта?
— Я никогда не изучал ни того, ни другого, господин.
— Откуда же ты их знаешь?
— Хозяин корабля выставил нас на Кносском рынке рабов, господин. Распорядитель рынка через раба-переводчика спросил, были ли мы ранее на Крите, какие знаем языки и ремёсла. Я ответил, что мы все трое всю жизнь прожили в Афинах, никаких языков, кроме родного, не знаем. Сказал, что я скульптор, а мой сын — воин, Ариадна же, как всякая афинская девушка, умеет шить и готовить. Распорядитель рынка не позволил выставить нас на продажу, а велел присоединить к небольшой группе отобранных ранее у других продавцов рабов. Хозяин корабля был очень недоволен таким поворотом дел, но спорить не посмел. Весь день мы простояли на рынке, изнывая от жары, жажды и неизвестности. Вечером, когда торги закончились, спала жара, и утих оглушительный гомон рынка, огромные чернокожие рабы принесли носилки, из которых вышел наш покупатель. Это был Минотавр, тайный советник Миноса. Нас выстроили в ряд, и распорядитель рынка приказал своему рабу переводчику вновь в присутствии знатного покупателя расспросить каждого. Минотавр купил всех.
— Привет, Тим, как успехи?
— Глухо. Как в Афинах никто не знает Тесея, так и в Кноссе никто не слышал о Минотавре. Принёс чего-нибудь пожрать?
— Чёрт! Дело Персея сейчас мне кажется лёгкой прогулкой, — Костя поставил перед Тимуром сумку с бутербродами и бутылками с апельсиновым соком. Потом жестом фокусника вынул из кармана чудом не помятый букетик из трёх свежесрезанных красных роз и положил на колени лежащей в кресле Афины. — Где она сейчас?
Тимур снял мнемошлем и включил контрольный экран.
— На базаре. Её дублёр уже несколько часов блуждает по Лабиринту. Это вовсе не отдельное сооружение, где Минос прячет от народа людоеда Минотавра. Лабиринт — это весь Кносс, огромный город-дворец. Этакая четырёхугольная крепость с глухими наружными стенами, почти без окон. Мы обнаружили всего двое ворот, за которыми начинаются узкие ломаные коридоры, ведущие внутрь. В Кноссе довольно сложная система зал и комнат, коридоров и проходов, лестниц, террас и храмов, мастерских, складов и, конечно, дворцов Миноса и его родственников. Многоэтажные дома! Не город, а муравейник.
— Ничего, найдём иголочку. И не такие стога ворошили. А бабы у них классные! Какие платья, причёски! Любая сегодняшняя модница позавидует. И все с голой грудью! А наша Афина ничего: любую местную красотку затмит!
— Перестань!
— У неё действительно такой бюст или это игра воображения?
— Костя, убью! Прекрати! Услышит.
— Ерунда. Женщины на комплименты не обижаются. Да и мнемошлем ты снял.
— Я всегда оставляю часть сознания в теле, забыл, Костя? — ожила вдруг Афина. — Мы выбрали неверную методику, мальчики. Вряд ли Минотавр был чудовищем из сказки: получеловек-полубык. И потому никто не треплет о нём языком на базарах и в мастерских. По мифу он — сын Пасифаи, жены Миноса. Надо искать во дворце.
Афина протянула хроношлем Косте.
— Посмотрим, как ты выглядишь в длинных завитых локонах, юбке и с двумя копьями в руке. Кстати, мне бодикосметика без надобности!
— Утром надсмотрщик отобрал семерых из нас, кто должен был участвовать в тавромахии. Я был в их числе. Никто из нас ранее никогда даже не видел подобных ритуалов. Все мы были на Крите чужаками, все разных возрастов и национальностей. Я из Афин, египтянин, молодой, но уже сплошь покрытый шрамами дикарь — этруск, пара негров: один высокий и могучий в набедренной повязке из шкуры какого-то полосатого зверя, другой маленький, совершенно голый, весь разрисованный какими-то несмываемыми узорами и морщинами, и ещё двое совершенно незнакомых мне дикарей с красной кожей и птичьими перьями в волосах. Нас вывели за город, на поле, где происходят танцы с быками. Постепенно вокруг поля собиралась публика. Я забыл голод и страх, разглядывая выходящих из носилок женщин в удивительных нарядах. У нас женщины носят обычный пеплос, кусок ткани, обёрнутый вокруг тела и прихваченный на плечах заколкой. А тут — многослойные разукрашенные юбки, талии перетянуты корсетами, жакеты с длинными рукавами, оставляющие грудь совершенно открытой, шнуровка. Огромные, разнообразные, раскрашенные в разные цвета, причёски, шляпы в три яруса, кольца, ожерелья, заколки, перстни, косметика лица и груди! Ничего подобного я никогда не видел. Вдруг вокруг поднялся восторженный рёв: в царской ложе перед главным входом, под пышным портиком, появился Минос. Он стоял, и на пёстром фоне изразцовой стены, покрытой фресками, отражалось сияние царской мантии, усыпанной драгоценностями. Рядом с Миносом не менее ярко сияла украшениями Пасифая. Поддавшись всеобщему восторгу, я орал нечто невразумительное, как вдруг ожёг бича вернул меня в реальность. Оказывается, в нашем загоне появился Минотавр. Он привёл с собой профессионального танцора с быками. Надсмотрщик выстроил нас в ряд. Вошёл раб с фиалом вина. Минотавр влил в вино какую-то зелёную жидкость из странного маленького совершенно прозрачного сосуда. Раб понёс фиал вдоль нашего ряда, заставляя каждого сделать несколько глотков. Первым, не колеблясь, пригубил вина критянин-танцор, и мы последовали его примеру, так как в горле от страха и жары, по крайней мере у меня, всё пересохло. На поле начались танцы с быками. Мы ждали своей очереди и молились каждый своим богам, прощаясь с жизнью. Танцор разминался. Его гибкость и быстрота движений поражали. Вокруг ревели зрители, восхищаясь выступлением храмовых танцоров. И вдруг что-то изменилось. До меня неожиданно дошло: я прекрасно понимаю, что кричат люди на трибунах, о чём поёт предсмертную песнь этруск, что бормочет стоящему рядом рабу из храма Аписа египтянин, оказавшийся жрецом-шпионом фараона. Я вдруг увидел промахи выступающих танцоров, движения которых ранее казались мне безупречными. Это было удивительно.
— Почему ты замолчал, Гектор? Рассказывай дальше.
— О чём, господин? Ты спросил, я ответил.
— Ты знаешь, откуда к тебе пришло знание языков?
— Из напитка Минотавра, господин.
— Не понимаю. Поясни подробнее, как напиток может нести знания?
— В нём был растворён чудесный порошок, господин, связывающий умы тех, кто его принял, в единое целое. Мы выпили напиток Минотавра, и наши знания соединились.
— Невероятно! Ты хочешь сказать, что все рабы, прихлебнувшие из фиала, получили знания и опыт друг друга?
— Я ничего не хочу говорить, господин. Но ты спрашиваешь, я отвечаю.
— Так отвечай!
— Спрашивай, господин.
— Выпив напиток Минотавра, ты слился душой с остальными? Узнал всё, что они знают?
— Нет, господин. Я был сам по себе, они сами по себе. Просто те знания, что были мне необходимы в тот момент, я черпал у них: языки, правила и приёмы тавромахии. Их разумы были закрытыми сундуками. Но если мне что-то понадобилось, чего я не знал сам, но у кого-то из них это было, сундук открывался, и я брал необходимое. Боюсь, храмовый танцор не почерпнул у нас ничего, зато мы вычерпали его знания до дна.
— Неужели вы все участвовали в тавромахии? И остались живы!
— Нет, господин. Первым вышел и погиб египтянин, потом этруск и два краснокожих дикаря. Погибли быстро и бесславно. Вокруг стали возмущаться, Минос неожиданно покинул ложу, и Минотавр выпустил на поле храмового танцора. Но тот тоже вскоре погиб: видимо, наши страхи и мысленные комментарии его действий отвлекали и, в конце концов, погубили беднягу.
— Почему так произошло? Ведь у вас у всех были необходимые знания.
— Минотавр объяснял это тем, господин, что знаний самих по себе недостаточно. Нужно уметь пользоваться ими. Глаза видят, ум принимает решение, но тело, мускулы, не успевают за умом. Бык действует умело, его тело и разум согласны.
— Понятно. Что было дальше?
— Минос разочаровался в Минотавре. Он собирался мгновенно превратить свою армию в суперсолдат. Наш провал его разозлил. Минотавр бросился к царице, подарил ей Ариадну и Икара, умоляя спасти его от царского гнева. Пасифае Икар понравился,(этот болван всегда нравился женщинам), и она упросила Миноса сохранить жизнь Минотавру. Скоро Икар стал личным телохранителем царицы, а Ариадна — её любимой рабыней.
— Где сейчас Минотавр?
— Я убил его, господин.
— Зачем?!
— Из зависти, господин.
— Объясни подробнее.
— Минотавр придумал новый способ письма.
— Стоп. Так новое секретное кносское письмо придумал Минотавр? Ты знаешь его?
— Да, господин. Я был первым, кого Минотавр обучил новому письму.
— В чём его секрет?
— Ранее на Крите, как и в Египте, писали иероглифами, господин. Писцы тратили полжизни на обучение. Конечно, Минотавр мог значительно ускорить этот процесс при помощи своего напитка. Собственно, под этим предлогом Пасифая и спасла Минотавра от гнева Миноса. Она передала в его ведение кносскую школу писцов. Однако Минотавр пошёл иным путём: он отказался от самой системы иероглифов, предложив обозначать отдельными простыми знаками не слова целиком, а их простейшие части, звуки. Теперь писцу достаточно изучить менее сотни простых знаков, с помощью которых можно записать живую речь на любом языке.
— Мудро. Но и глупо. Сделав письмо столь простым, Минотавр открыл доступ к секретным знаниям любому. Мы в Египте не допустим подобной беспечности. Рассказывай дальше, Гектор.
— Минос вновь возвысил Минотавра, Икар проводил ночи в постели Пасифаи, а Ариадна причёсывала царицу по утрам, и только я оставался жалким, никому не нужным и неизвестным рабом, которым помыкал любой неуч из школы писцов. А, ведь, в Афинах моё имя всегда было окружено почётом и уважением. Я решил украсть знания Минотавра и занять его место. Минотавр не оставлял своих опытов с напитком. Не знаю, чего он хотел добиться, но заниматься школой писцов у него не было ни желания, ни времени. По утрам он выдавал мне кувшин вина с уже растворённым в нём зельем, и я в сопровождении стражника нёс его в школу, где разливал по фиалам вновь прибывших со всех концов критской империи писцов, а затем выпивал свою долю и проводил сеанс обучения новому письму. Однажды вновь прибывших писцов оказалось меньше, чем установил Минотавр. Накануне двое из них за кувшином вина поспорили о достоинствах какой-то местной красотки, спор перерос в драку, вмешалась стража, и оба дебошира загремели в царское подземелье. Я принял это за знак богов и припрятал их долю вина, а за обедом подал его Минотавру, предварительно выпив чашу сам. Но боги вновь посмеялись надо мной. Ведь Минотавр тоже получил доступ к моим тайнам, и мне пришлось свернуть ему шею, прежде чем он позвал стражу.
— Сделанного не вернёшь. Что ты успел узнать о Минотавре, Гектор? Кто он? Как попал на Крит, и почему о нём никто не знает?
— У меня было мало времени, господин: я убил Минотавра почти сразу, как он выпил напиток. Знаю только, что он прибыл на Крит из какой-то далёкой страны, где нет рабов. А Минотавру нужно было на ком-то испытывать действие своего напитка. На себе он боялся. У Миноса много рабов, господин. Минотавр обещал ему сильных, умелых воинов и мореходов, прося взамен только рабов для испытаний и тайну вокруг него и его работы.
— Но хоть знание, как приготовить напиток, ты успел получить?
— Нет, господин. Я неправильно задал вопрос. Я хотел знать, как приготовить напиток, и я узнал: где взять сосуд с порошком, где и какое вино, в каких пропорциях смешать. А вот как и из чего приготовить сам порошок…
— Ясно! Какие ещё знания ты успел вытянуть у Минотавра?
— Никаких, господин. Знания без практического применения быстро умирают. Наш ум хранит лишь то, что необходимо.
— Плохо. Как тебе удалось не только сохранить жизнь, но и занять место Минотавра?
— Я сразу бросился к Икару, и тот провёл меня в покои царицы. Я предложил Пасифае наслаждение, которого она до этого не испытывала, прося в качестве награды жизнь и должность Минотавра.
— Что же ты ей дал?
— Напиток Минотавра, господин.
— Не понимаю, объясни подробнее, Гектор.
— Я подмешал в напиток Минотавра возбуждающие травы и предложил его выпить Пасифае и Икару. Они провели очень насыщенную ночь, пока я трясся от страха под надзором личной стражи царицы на пороге её спальни. Всю ночь из-за двери доносились страстные крики и стоны. Каждый из них, и Пасифая, и Икар, знали, что и как делать, чтобы партнёр получил наивысшее наслаждение. Причём их чувства взаимно складывались и накладывались. Пасифая с Икаром не могли оторваться друг от друга, пока действие напитка не прекратилось. Царица наутро была в восторге, и я получил всё, что хотел, и даже стал советником Миноса. Минотавр был забыт, его имя нигде не упоминалось.
— Как же получилось, что Икар неожиданно утратил своё, столь завидное, положение и превратился в жалкого раба, причём своего собственного отца?
— Изнурительные ночные забавы не прошли бесследно. Мужские силы Икара таяли, не помогали и возбуждающие травы. И однажды, во время очередного перерыва в любовных играх, царица впервые заглянула вглубь души Икара и неожиданно для себя выяснила, что этот болван по уши влюблён в её рабыню, Ариадну, и тратит столь необходимые Пасифае мужские силы на эту девчонку! Икар сохранил жизнь лишь благодаря моему заступничеству и вновь надел ошейник раба. Ариадне вырвали язык и отдали в храм Аписа. В ближайшие тавромахии она выйдет на поле.
— А теперь, Гектор, расскажи, почему ты решил бежать с Крита?
— После Икара, господин, царица стала сразу, в первую же ночь, проверять истинные чувства своих любовников. Пасифая не блещет ни телесными, ни иными достоинствами и, естественно, быстро разочаровалась в мужчинах. Царица пошла в храм Аписа, чтобы принести жертву и пожаловаться божеству на несправедливость мужчин. Там она увидела Аписа, белоснежного быка, недавно доставленного из Египта, дар фиванского храма кносскому. Пасифая была очарована мощью и красотой божества. Она вызвала меня и приказала найти способ, как ей стать возлюбленной Аписа. Мне пришлось сделать деревянную корову, обтянуть её настоящей шкурой и оборудовать внутри так, чтобы Пасифая не испытывала неудобств при контакте с божеством. Но бык — не человек, и хоть Апис — божество, ему словами не объяснишь желание царицы. Пришлось вновь пустить в ход средство Минотавра. Но бык, повторяю, не человек, и теперь Пасифая лежит в постели в очень тяжёлом состоянии. Лучшие лекари бьются над сохранением её жизни. Минос пока не знает причины недуга царицы, но если она умрёт, лекарям придётся сказать ему правду. Если выживет, правда всё равно скоро выйдет наружу. К тому же на эту последнюю любовную схватку Пасифаи с Аписом ушли остатки порошка Минотавра. Я больше не нужен царице.
— Значит, порошка Минотавра больше нет, и ты не знаешь, как и из чего его приготовить?
— Да, господин.
— Выходит, это знание утрачено?
— Возможно, нет, господин. Надо найти второго.
— О чём ты?
— Минотавр был не один, когда бежал из своей страны, господин. С ним был ещё один человек. Но дороги беглецов разошлись где-то на полпути их странного корабля. Этот, второй, искал не рабов, а конкретного человека.
— Кого? Ты знаешь?
— Да, господин. Его зовут Александр из Македонии. Найди одного, господин, и, возможно, рядом окажется второй.
— Македония — это где?
— Не знаю, господин, никогда о ней не слышал.
— Ладно, от глаз и ушей Аписа ничего не ускользает. Гектор, ты немедленно забудешь Минотавра и всё, что с ним связано.
— Да, господин, я забуду Минотавра и всё с ним связанное.
— Ты хочешь возвратиться в Афины, потому что царь Эгей совсем плох, и Ариадна, единственная его прямая родственница, должна спешить, чтобы застать дядю живым. Ты понял?
— Да, господин, нам надо спешить в Афины.
— У тебя остались какие-нибудь вещи Минотавра?
— Кто такой Минотавр, господин?
— Неважно, забудь. Сейчас ты возьмёшь мой перстень и пойдёшь в храм Аписа. Отдашь перстень главному жрецу и скажешь, что владелец перстня просит выдать тебе Ариадну, бывшую рабыню Пасифаи. Понял?
— Да, господин.
— Получив Ариадну, ты пойдёшь в портовый квартал. Там тебя будут ждать Икар с вещами и капитан египетского корабля, прибывшего на Крит за партией кносского вина. Капитан спрячет вас в пустые пифосы. Погрузка идёт уже третий день, и смотритель царских хранилищ перестал проверять каждый сосуд лично, доверив свою печать писцу, взимающему плату за хранение товаров. Этот писец постоянно делает крупные ставки во время игр с быками. Однако боги очень редко посылают бедняге удачу. Все купцы знают об этом и давно пользуются: за небольшую взятку писец занижает количество сданного на царские склады товара, что, естественно, уменьшает и арендную плату. Когда-нибудь писец попадётся, но пока он на месте и за небольшую мзду закроет глаза на лишние пифосы. Сидеть в запечатанном пифосе, конечно, не легко, но дорога в порт и погрузка на корабль не займут много времени. Утром в море вышел афинский корабль. Он будет плыть не спеша, потому что на его борту возвращается посланник царя Эгея с печальной вестью, что Пасифая отказалась вернуть Ариадну домой. Египетский корабль легко нагонит афинский. Дальнейшее — в руках богов. Ты всё понял, Гектор?
— Да, господин.
— Ступив на палубу афинского корабля, ты проснёшься, забудешь меня и наш разговор.
— Да, господин.
— И ещё, Гектор, скоро тебя и Икара будут искать повсюду, куда достигает рука Миноса. Советую вам хотя бы сменить имя.
— Хорошо, господин, в Афинах я известен как Дедал, а Икара его мать всегда звала Тесеем.
4. ЛЖЕФИЛИПП
Миновав колоннаду портика, лекарь подошёл к стоящему в центре двора алтарю Зевса-домохранителя. Уже неделю с затянутого серой пеленой неба моросит мелкий холодный дождь. Натянутая рабами над двором ткань давно промокла, провисла по центру и уже не могла удержать собравшуюся на ней воду, тонкой струйкой падавшую как раз на голову Зевса. Лекарь быстро пересёк границу шатра из брызг, плеснул на жертвенный камень из принесённой чаши и неторопливо направился ко входу в тронный зал, скользя разбухшими сандалиями по размокшей глине двора. Младший стражник откинул дверную занавесь, и лекарь под хмурыми взглядами расступившихся македонцев прошёл к троносу. Стоящее на львиных лапах кресло уже пустовало несколько дней. Следуя по грязной дорожке, натоптанной посетителями на мозаичном полу, лекарь обогнул тронос, откинул тяжёлую занавесь и вошёл в спальню.
— Вот и ты, наконец, Филипп. Долго же мне пришлось тебя ждать!
Лекарь молча подошёл к скрючившемуся под несколькими шерстяными накидками царю. Присев на край лежанки, Филипп осторожно коснулся пылающего отблесками огня в жаровне лба больного.
— Ты весь горишь, Александр. Я принёс лекарство, выпей эту чашу до дна, и тебе вскоре станет лучше.
— Видимо, боги персов решили остановить меня, поразив неизвестной болезнью. — Царь без колебаний выпил лекарство, с трудом удерживая тяжёлую чашу в дрожащих от слабости руках. — Оставьте нас! — Рабыня, следившая за жаровней, и гетера, тихо перебиравшая струны арфы, молча встали и вышли. — Скажи, Филипп, что там, впереди: жизнь или смерть?
— Ты не умрёшь, Александр. Я этого не допущу. — Ответил лекарь, помогая царю лечь поудобнее. — У нас великая цель, на пути к которой ты достигнешь небывалой славы, превзойдя столь любимых тобою героев "Илиады".
— Кто ты, лекарь? — неожиданно жёстко спросил больной. — Не бойся, я не буду звать стражу. Ты не впервые приходишь ко мне. Я прекрасно помню все наши беседы, о которых мой друг Филипп не имеет ни малейшего понятия. Я не раз безуспешно пытался обсуждать с Филиппом данные тобой политические и военные советы. Он явно не понимал, о чём идёт речь. Все интересы моего друга относятся только к медицине и боям на палках. Недавно до меня дошло: вас двое. Ты всегда появляешься в критические моменты моей жизни. Поэтому, заболев, я приказал не спускать с Филиппа глаз. Парменион составляет ему компанию, не отходит ни на шаг почти месяц. Филипп сейчас мертвецки пьян. Врачи не знают, чем я болен, и как меня лечить. В случае моей смерти их тут же казнят. Мой друг не исключение, и потому уже давно пытается заглушить страх вином. У тебя внешность Филиппа, но ты трезв, принёс лекарство, а главное — уверен в себе, и тебя не гложет страх. Кто ты?
— Разве это важно, царь? — Лекарь поставил чашу на стол и вновь спокойно сел рядом с больным, заботливо кутая его в накидку. — Да, я не Филипп, но ты сам признал, Александр, что многим мне обязан. Я тебе больше, чем друг, даже больше, чем отец. Без моей помощи ты был бы сейчас никому не известным мелким македонским царьком. Я создал тебя, пробудил твоё тщеславие, направлял развитие, обучил стратегии и тактике, дал цель. Великую цель! Без моего лекарства ты умрёшь через несколько дней. Купание в холодных водах Кидны повредило почки, и сейчас твой организм отравляет сам себя. Я спас тебе жизнь. Кто сделал для тебя больше?
— Благодарю тебя за всё! У меня было время подумать и разобраться, кто я, и чем тебе обязан. Даже будучи юнцом, я понимал, кто на самом деле усмирил Буцефала и заставил слушаться узды. Ты подарил мне тогда кинжал, помнишь?
— Это был подарок ко дню рождения.
— Но я родился в иной день, в шестой день гекатомбеона. Неужели ты забыл? В тот день был сожжён храм Артемиды Эфесской. Об этом все знают.
— Конечно. Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы предсказатели связали между собой эти два события. Когда-нибудь расскажу тебе правду о Герострате. Я имел в виду твоё рождение как личности, способной на поступок, достойной внесения в летописи. Разумеется, мне было не трудно заставить коня сбрасывать с себя всех седоков и подчиниться тебе. Гораздо сложнее убедить юного упрямца-царевича публично заявить свои претензии на исключительность. Признайся, Александр, ты ведь боялся тогда не столько ярости необъезженного жеребца, сколько позора провала после хвастовства перед лицом отца, его приближёнными и своими юными друзьями?
— А кто бы не боялся? — Царь завозился под накидками, пытаясь занять наименее болезненную позу. — Буцефал сбросил с себя опытных наездников. Вспоминая всё позднее, я ломал голову, как тебе удалось тогда вселить в меня уверенность в успехе, и почему Буцефал подо мной ни разу даже не взбрыкнул. А мой друг Филипп, когда я пытался обсудить с ним это, смотрел на меня с недоумением, явно не понимая, о чём речь, и за какой подарок я его благодарю. В конце концов объяснение пришло само: великий Зевс, которого мать часто называла моим настоящим отцом, в облике Филиппа принял участие в судьбе своего сына. Ты подарил мне кинжал, и с той поры, как я понял, кто даритель, он всегда со мной. Даже когда сплю, твой подарок лежит у меня под подушкой.
— Что ж, Александр, можешь считать меня Зевсом, если хочешь. Только никогда не расставайся с кинжалом. Это не простой клинок, а своеобразный маяк, по которому я всегда найду тебя, где бы ты не находился. Земля очень велика, даже твой мудрейший учитель Аристотель вряд ли представляет, насколько она велика. Конечно, я найду тебя и без кинжала, но это займёт много времени, и я могу опоздать, когда тебе в следующий раз понадобится моя помощь.
— Я понял. Но ты не ответил, как мне обращаться к тебе? Скажи, какому богу мне приносить жертвы? Хочешь стать главным богом моего царства?
— Зови, как и прежде, Филиппом. Эти имя и внешность меня устраивают. — Лекарь встал, подбросил в очаг пару поленьев. — Сейчас, Александр, мне безразлично, каким богам ты приносишь жертвы. Чем больше этих богов, тем лучше. Ты должен брать у покорённых народов не только золото и рабов, но и богов, обычаи, моды. Надо не отвергать чужое, навязывая повсюду своё, а впитывать, делать общим. Если ты будешь с уважением относиться к чужой культуре, стараться понять её и принять, бывшие враги вскоре станут друзьями, постараются в свою очередь понять тебя и твою культуру, и, в конце концов, у вас будут общие боги, общие законы, общая культура, единое государство, а не сборище постоянно бунтующих провинций. Исчезнут многие поводы для ненависти, заговоров, интриг и мятежей. Твоя армия будет расти, а не дробиться на охранно-карательные отряды. Всё это значительно ускорит достижение нашей цели и увеличит твою славу.
У одного из народов, что тебе предстоит покорить, есть сказка.
"Два человека решили переселиться, вместе двинулись в путь и вскоре прибыли в чужую страну. Один из них рассудил так: сначала надо будет научиться говорить на языке здешних жителей. Так он и сделал. А второй был таким гордецом, что презирал язык простого народа и не пожелал учиться. Он говорил только на языке придворных и знати. А страной правили чужеземные захватчики.
Спустя несколько лет оба переселенца остановились в какой-то деревне, а тамошние жители вдруг восстали и перебили иноземных поработителей. Переселенцы жили в разных домах. Восставшие схватили их и стали допрашивать порознь. Тот, что хорошо говорил на местном народном языке, дал ясный ответ, и его отпустили восвояси. А второй переселенец отвечал на языке ненавистных правителей, вот разгневанные жители и отрубили ему голову."
Армия персов по количеству воинов во много раз превосходит твою, Александр. Но состоит она, как и их держава, из наёмников и отдельных лоскутков покорённых народов, ненавидящих поработителей. Именно эта ненависть к власти является залогом твоего успеха в войне. Единственный серьёзный противник, противостоящий тебе, это греческие наёмники под командованием родосца Мемнона. Попытайся склонить их на свою сторону.
— Ни за что! Коринфский конгресс запрещает грекам и македонянам служить в персидской армии. Никаких договоров с предателями!
— Тогда постарайся как можно скорее убрать Мемнона. Он очень умён и талантлив как полководец. Впрочем, дела мы подробно обсудим, когда ты встанешь на ноги, оправившись от болезни.
— Я сделаю, как ты советуешь, Филипп. — Принятое лекарство наконец остудило вспухшие болью почки, и Александр с облегчением, впервые за несколько дней, распрямился и лёг на спину. — Все твои предсказания всегда сбываются. Чтобы облегчить наши встречи, я сниму слежку с настоящего Филиппа и ещё больше приближу его к себе.
— Вот эта склянка с порошком поможет тебе скорее встать на ноги и возвысить твоего друга. Пусть Филипп разделит порошок на восемь частей. Ты будешь пить его растворённым в тёплой воде или свежевыжатом соке три раза в день. Сегодняшнюю первую порцию ты уже выпил из моих рук. Месяц не будешь есть кислую, солёную или острую пищу. Никакого вина, никаких женщин, только полный покой. Месяц потерпишь, здоровье вернётся к тебе, и твой друг станет спасителем царя.
— Ты же знаешь, Филипп, я никогда не был привередлив в еде, не являюсь любителем вина или женщин.
— Неужели? Вспомни Фаселиду, где ты, пьяный, в сопровождении весёлой компании шлялся по улицам, пугая жителей.
— Разве не ты предложил тогда почтить память Теодекта, возложив венки к подножию его памятника? Впрочем, ты никогда не учил меня развлечениям. Как мне различать вас с Филиппом?
— Сегодня, Александр, благодаря моему лекарству, ты родился ещё раз. Прими ко дню рождения подарок, столь же важный, как и предыдущий. Носи этот перстень, не снимая. Когда рядом с тобой буду я, камень сменит цвет и станет таким, как сейчас.
— Стой, Филипп, нам необходимо поговорить.
— Парменион? Что случилось?
— Вообще-то мы оба знаем, что настоящие Парменион и Филипп сейчас отсыпаются после многодневной пьянки по случаю выздоровления царя. Не спешите убегать, профессор, я хочу только поговорить.
— Хроник или безопасность?
— Или. Агент спецгруппы хронобезопасности Константин Шеев. А Вас как называть?
— Филипп, конечно.
— К чему эти игры в таинственность, профессор? Я не Александр.
— Не тяните время, агент, это вам ничего не даст. Проследить мой хронолуч можно только до стен института, далее ваша аппаратура бессильна. Вы назвали меня профессором. А вдруг я студент-практикант или лаборантка?
— Действительно, не будем тянуть время и играть в кошки-мышки. Я буду с Вами откровенен, надеясь на взаимность. Нам известно, что Вы один из двух профессоров института, тайно разработавших технологию перемещения живых организмов во времени, грубо говоря, создавших действующую "машину времени". Лично мне всё равно, кто Вы: Алексей Тимошкин или Всеслав Логвинов. Меня интересует технология.
— Вот как? А наши с коллегой цели службу безопасности уже не интересуют, агент Шеев?
— Интересуют, конечно. Но лично меня сейчас больше волнует ваше открытие. Я действую в данный момент скорее как частное лицо, а не служебное.
— Ясно. Вы знаете, кто мы, но ловите Дублёров. Значит, мы уже ушли в прошлое и вам недоступны. Как служба вышла на меня?
— Через Вашего напарника.
— Печально. Вы нашли моего коллегу-напарника, узнали у него, где искать меня, но это, видимо, единственное, что вы знаете. Раз службе неизвестно даже кто из нас, как говориться, ху, моего напарника ожидает незавидная участь. Вы постарались или…?
— Или.
— Не важно. Возможно, Вы говорите правду. Однако, не советую мешать мне. Если служба попытается нарушить мои планы, я достану вас везде.
— К чему эти угрозы, профессор? Вы любите сказки. Я тоже могу рассказать одну.
"Как-то раз оленю захотелось пить, и он подошёл к роднику. А родник тот был в глубокой яме. Напился олень воды, хотел было выбраться из ямы и не смог. Поблизости стояла лиса.
— Э, брат! — сказала она оленю. — Неладно ты поступил! Прежде чем прыгать в яму, надо тебе было узнать — можно ли из неё выбраться!"
Ваш коллега не смог выбраться из ямы Критского Лабиринта. Вы объявляете войну нашему миру, а не службе. Почему? Ваше открытие…
— Моё открытие уйдёт вместе со мной. Как в сказке:
"Как-то раз один человек сказал другому:
— Ты отправляешься в дальнюю дорогу. Подари-ка ты мне своё кольцо, а я буду носить его не снимая с пальца. Погляжу на кольцо и сразу о тебе вспомню!
— Если ты хочешь меня помнить, — отозвался другой, — смотри на свой палец. Как посмотришь, сразу вспомнишь, что, дескать, просил у такого-то человека кольцо, а он не дал."
Забудьте о моём открытии и обо мне, если хотите дожить оставшееся вашему миру время спокойно. Задумайтесь над собственной сказкой, прежде чем встать у меня на пути. Это я Вам как частному лицу говорю. Но можете передать мои слова и своему начальству, если хотите.
5. ОЛЬГА
— Кто позволил тебе вступить с ним в прямой контакт? Вновь возомнил себя диким хроником? Ты не от себя работаешь, агент Шеев. Да ещё выложил этому маньяку все наши карты! Сказочник! Тимур, а ты-то куда смотрел? Почему не помешал?
— Успокойся, Афина, пока ничего страшного не случилось. А ты, Костя, действительно, отмочил! Зачем полез на рожон? Мы же договорились: пока только наблюдаем за Лжефилиппом, выясняем его планы. Нельзя же не зная броду…
— Какие планы, Тимур? Что выяснять? Он уже действует, меняет прошлое. Вы что, не поняли? Афина, Александр должен был умереть от острого воспаления почек в этой чёртовой Киликии почти в самом начале своего похода. Лжефилипп уже изменил историю нашего мира. И не ругай Тимура: даже прерви он мой контакт с Лжефилиппом, тот всё равно понял бы, кто я, и сделал соответствующие выводы. Нам необходима технология "живого" путешествия во времени. Почему бы не попытаться договориться полюбовно?
— Потому что с террористами не договариваются! Ты знаешь наши правила, Константин. Лжефилипп далеко не подросток-хроник, решивший немного пошалить в прошлом. Он действует обдуманно, решительно реализуя свой план, о котором мы до сих пор ничего конкретно не знаем. Что мне теперь докладывать начальству? У нас нет ни времени, ни возможности отследить всю жизнь Александра, день за днём, чтобы засечь все его встречи с Лжефилиппом, выяснить их планы и цели и принять соответствующие меры. Заметь: теперь нет. После твоего необдуманного поступка. Я даже не хочу думать, какое решение примет начальство в отношении твоей дальнейшей судьбы, а может, и всей нашей группы.
— Не всё так трагично, Афина. Конечно, Костя поступил глупо, но, как ты сама сказала, Лжефилипп действует обдуманно, а потому наверняка изначально учитывает возможность нашего вмешательства. Согласен, сейчас контакт был преждевременен, но он всё равно необходим. Вот только, зачем было спешить, Костя?
— Мне очень нужна эта технология. Просто позарез! Когда цель близка, и кажется, протяни руку, и приз твой, но время идёт, и только кончики твоих пальцев едва касаются вожделенного, разум отступает, и тело из последних сил делает рывок вперёд: Прости, Афина, я виноват, не смог удержаться. Мне казалось тогда, хоть сейчас я понимаю, что это был самообман, если прямо поговорить с Лжефилиппом: Если он ушёл в прошлое, почему не подарить эту возможность другим? Откуда мне было знать о его ненависти к нашему миру? Не знаю, что явилось причиной того, что Лжефилипп пытается изменить судьбу. Я тоже пытался, но у меня ничего не вышло.
Её звали Оля, Ольга Петрова. Наш класс собирался каждый год. В день её рождения. Делились радостями, обсуждали проблемы. Это была пятая встреча после окончания школы. И первая для меня. Все школьные годы, с первого дня, Ольга царствовала в нашем классе. Только я почему-то избегал общения с нею, презрительно кривился в её сторону, постоянно демонстрировал враждебность. Никто, и я в первую очередь, не мог объяснить причины моей неприязни.
И вот встреча после пяти лет разлуки. Собрались только бывшие одноклассники: жены, мужья и дети допускались всегда только в виде фотографий. На Ольгиных родителей данное правило, естественно, не распространялось. Отец встречал гостей, а мать сновала меж кухней и гостиной, меняя тарелки с бутербродами, разнося вазочки с фруктами и пирожными, разливая по чашечкам чай, кофе или компоты собственного изготовления. Так сложилось ещё в школе и стало традицией.
Зачем я пошёл туда? Не знаю. Ольга всегда присылала мне приглашения. Я регулярно и демонстративно на виду у всего класса рвал эти раскрашенные, написанные по старинке от руки кусочки картона. И, конечно, не ходил. Первое, после окончания школы, приглашение я воспринял как издевательство и порвал перед зеркалом — других зрителей не было, а традиции надо соблюдать. Из-за второго поссорился с женой. Третье и четвёртое постигла обычная судьба. А пятое почему-то ждал. Буквально считал дни. Не мог понять, что со мной, весь издёргался. И вот, когда раздражённая беспричинной ссорой со мной жена с ядовитым комментарием хотела разорвать вынутую из почтового конверта открытку, я неожиданно вырвал у неё из рук этот кусочек прошлого, осознав, наконец, причину своего томления. Читая давно знакомые строки, написанные всё тем же по-детски округлым почерком, я сразу успокоился. Как заблудившийся, перед которым появился знакомый ориентир.
И вот я у неё дома. Впервые. Сенсация! Все ребята и девчонки просто обалдели. А она ничуть не удивилась: "Я знала, что когда-нибудь ты обязательно придёшь. Сегодня мы будем неразлучны. Этот день — наш."
И этот день действительно был наш. Мы почти не общались с другими. Сначала окружающие ждали от меня какой-нибудь гадости. Ребята держались поблизости, чтобы сразу вмешаться в случае чего и защитить свою королеву. Вот только королева была уже не их, и тревога Ольгиных родителей приобрела иной оттенок. Окружающее веселье стало принимать несколько натужный характер. Шутки в наш с Ольгой адрес становились всё ядовитее, а остроты — двусмысленнее. Наконец, ближайшая подруга Ольги громко прочла стихи Эдуарда Асадова. Там были строки:
"Ей было двенадцать, тринадцать ему. Им бы дружить всегда. Но люди понять не могли, почему Такая у них вражда?! Ей было пятнадцать, шестнадцать ему, Но он не менялся никак, И все уже знали давно, почему Он ей не сосед, а враг. А если праздник приходит в дом, Она нет-нет и шепнёт за столом: — Ах, как это славно, право, что он К нам в гости не приглашён! И мама, ставя на стол пироги, Скажет дочке своей: — Конечно! Ведь мы приглашаем друзей. Зачем нам твои враги! Ей девятнадцать. Двадцать ему. Они студенты уже. Но тот же холод на их этаже, Недругам мир ни к чему."И вот, однажды, она видит, как он провожает домой другую.
"Всё ясно, всё ясно! Так вот ты какой? Значит, встречаешься с ней?! С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной! Не смей! Ты слышишь? Не смей! Даже не спрашивай почему! Сердито шагнула ближе И вдруг, заплакав, прижалась к нему: — Мой! Не отдам, не отдам никому! Как я тебя ненавижу!"Вокруг засмеялись, а Ольга обняла меня и поцеловала.
— Да, мой, не отдам никому.
И все замолчали.
— Оля, что ты делаешь? — кинулась к нам её мать.
— Люблю. Всю жизнь люблю. Ты же знаешь, мама.
— Костя, у Вас же семья, дочь…
— Я тоже люблю, не мешайте нам, пожалуйста.
И мы ушли. Была чУдная ночь. А потом наступило утро. Жена уже всё знала. Всегда находятся "добрые люди". Они избавили меня от объяснений. Лгать я не собирался. В то время я был убеждён, что нельзя жертвовать счастьем ради "сохранения" семьи. Как оказалось, у Ольги был свой вариант. Она покончила с собой почти сразу, как я ушёл. В прощальном письме Ольга объясняла свой уход тем, что счастье не может быть вечным. В дальнейшем нас ждёт только постепенное его убивание. Тайные встречи? Отпадают, да и какая уж теперь тайна? Ворованное счастье недолговечно. Развод, склоки с бывшей женой? А моя дочь? Встречи с ней по расписанию, постепенно переходящие из минут горькой радости в обязанность и отчуждение. Совместный быт, наконец, о который разбилось немало семейных лодок. Она знала мои планы. Я уходил "за вещами", чтобы, вернувшись, никогда больше с ней не расставаться. Ольга не стала со мной спорить. Она решила уйти из жизни счастливой. Это был её выбор, я же должен был сделать свой сам. Жена и друзья покинули меня. Я остался один. Далее был жуткий период в моей жизни, о котором не хочется вспоминать. Он закончился, когда жена неожиданно вернулась ко мне и заставила пойти к врачу. Тогда-то и выяснилось, что кто-то в детстве с помощью гипноза сделал мне соответствующую установку в отношении Ольги. Вот тогда я и стал хроником. Решил найти этого неизвестного "доброжелателя" или мстителя и спасти наше с Ольгой счастье. Как вы знаете, нельзя нырнуть в прошлое ближе, чем на сто лет. Именно тогда стали внедрять технологию Дублёров, и, чтобы оградить личную жизнь граждан от неуместного любопытства посторонних, было принято решение добавлять в строительные материалы и ткани одежды специальные добавки, разрушающие поля Дублёров. Я искал моменты в собственной жизни, когда бы мой Дублёр смог приблизиться ко мне и передать сообщение. Хотел изменить собственную жизнь, обмануть судьбу. Мне это не удалось. Зато удалось кому-то другому. Пока я не знаю, кто он, и как до меня добрался. Пока. Сейчас у меня появилась надежда.
— Костенька, мне жаль, но твоя надежда призрачна. Лжефилипп ясно дал понять, что делиться технологией не собирается. Сделанного не вернёшь. Сейчас по крайней мере. Я постараюсь отстоять тебя перед начальством. Обещай только, что авантюр больше не будет.
— Спасибо, Афина, и не сомневайся: моя жизнь зависит от результатов нашей работы.
— Не только твоя. Мы все висим на волоске. Ладно, я иду докладывать, а вы думайте, как найти Лжефилиппа.
— Подожди, Афина, у меня появилась идея. Костя был свидетелем, как Лжефилипп подарил Александру перстень-индикатор своего присутствия. Что если нам подменить этот перстень своим, оборудованным передатчиком? Как только Лжефилипп приблизится к Александру, камень перстня изменит цвет, а нам придёт сигнал о контакте интересующих нас объектов.
— Мысль интересная. Но вряд ли удастся вмонтировать в перстень достаточно мощный передатчик.
— И не надо! Год смерти Александра известен. Установим приёмник ретранслятор где-нибудь чуть позже после известной даты и будем отслеживать только его сигналы. Нам даже не нужно заниматься этим самим. Пусть поручат наблюдение за ретранслятором хоть практикантам. Мощность передатчика ретранслятора габаритами не лимитирована. Ретранслятор передаст лишь дату и время появления Лжефилиппа у Александра. Для тех, кто будет отслеживать или перехватит сигнал, эти данные ничего не значат, так что необходимая секретность будет соблюдена.
— Богатая идея! Молодец, Тимур! Ладно, мальчики, я — к начальству, а вы займитесь подготовкой необходимого оборудования.
Комментарии к книге «Хроники», Сергей Владимирович Калабухин
Всего 0 комментариев