«Человек на земле»

Говард Роберт Человек на земле

Роберт Говард

ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕ

Наводя на цель вороненое дуло своего винчестера, Кэл Рейнольдс перебросил языком табачную жвачку за другую щеку. Едва цель оказалась на мушке, как его машинально работающие челюсти прекратили движение. Стрелок застыл как вкопанный, затем его палец лег на курок.

Грохот выстрела рассыпался в горах отголосками эха и таким же, но более громким эхом отозвался ответный выстрел. Рейнольдс пригнулся и, тихо чертыхнувшись, распластал на земле свое сухопарое тело. Серое облачко взметнулось над одним из камней рядом с его головой и срикошетившая пуля с визгом ушла в никуда. Рейнольдс непроизвольно вздрогнул. Звук показался ему опасным, как "пение" невидимой гремучей змеи.

Он легко приподнялся, чтобы заглянуть в щель между находящимися перед ним валунами. Широкая прогалина, заросшая низким мескитовым кустарником и опунцией, отделяла его убежище от груды валунов наподобие тех, за которыми он прятался. Над противоположной грудой камней проплыла струйка беловатого дыма и острые глаза Рейнольдса, привычные к опаленным солнцем расстояниям, определили среди камней маленький кружок поблескивающего вороненого металла. Стальное колечко было дулом винтовки, но Рейнольдс прекрасно знал и того, кто лежал за этим дулом.

Вражда между Кэлом Рейнольдсом и Исо Бриллом длилась, по техасским понятиям, долго. Семейные распри в Кентуккийских горах могут тянуться поколениями, но географические условия и темперамент жителей Юго-запада не способствуют длительному развитию антагонизма. Обычно вражда в этих краях завершается с устрашающей внезапностью и бесповоротностью. Сценой при этом служат салун, улицы маленького пастушьего городка, либо открытая территория. Снайперским засадам в зарослях лавра предпочиталась оглушительная перестрелка из шестизарядных пушек и обрезов дробовика на короткой дистанции, быстро решающая дело в пользу того или иного оппонента.

Дело Кэла Рейнольдса и Исо Брилла несколько отличалось от прочих. Во-первых, вражда касалась лишь их двоих. В нее не были втянуты ни друзья, ни родственники. Никто, включая главных виновников, не помнил, как она, собственно, началась. Кэл Рейнольдс знал только, что он ненавидел Исо Брилла большую часть своей жизни и что Брилл отвечал ему тем же. Когда-то в юности они столкнулись друг с другом с агрессивностью и энергией молодых соперничающих кугуаров. С тех пор Рейнольдс получил ножевой шрам поперек ребер, а Брилл окривел на один глаз. Это ничего не решило и после они снова дрались до кровавой и беспощадной "ничьей", но ни один из них не пожелал "пожать руки и помириться". Таково присущее цивилизации лицемерие. После того, как нож противника скрипнет о твои ребра, пальцы его рук попытаются выдавить тебе глаза, а каблуки сапог растопчут твои губы, ты вряд ли склонен забыть и простить, независимо от изначальных достоинств его аргумента.

Поэтому случилось так, что Рейнольдс и Брилл пронесли свою взаимную ненависть в зрелые годы и, будучи ковбоями, работающими на разные ранчо они, разумеется, нашли возможность продолжать свою маленькую личную войну. Рейнольдс уводил скот у хозяина Брилла, а Брилл платил ему той же монетой. Каждого из них бесила тактика противника и каждый считал себя в праве устранить врага любым доступным способом. Однажды вечером Брилл застал Рейнольдса в салуне поселка Кау Веллс без пушки и лишь позорное бегство через заднюю дверь спасло скальп Рейнольдса!

В свою очередь Кэл, лежа в чаппарале, аккуратно выбил противника из седла за пятьсот ярдов пулей калибра 30-30 и, не появись вдруг некстати объездчик, вражда кончилась бы на месте - но при виде свидетеля Рейнольдсу пришлось оставить первоначальное намерение покинуть укрытие и выбить раненому мозги прикладом своей винтовки.

Брилл оправился от раны, обладая присущей его закаленной и продубленной породе выносливостью быка-лонгхорна и, едва поднявшись на ноги, принялся всерьез охотиться на подстерегшего его в засаде врага.

Наконец, после долгой серии нападений и мелких стычек, противники сошлись лицом к лицу на хорошей стрелковой дистанции среди одиноких холмов, где им вряд ли кто мог помешать.

Больше часа они пролежали среди камней, стреляя друг в друга при малейшем намеке на движение. Ни один не успел еще попасть, хотя пули калибра 30-30 гибельно посвистывали рядом с тем и другим.

В обоих висках у Рейнольдса безумно пульсировали крошечные жилки. Солнце нещадно палило стрелка и его рубаха промокла от пота. Над головой тучей вилась мошкара, она лезла ему в глаза и Кэл злобно выругался. Мокрые волосы прилипли к его скальпу, слепящее солнце жгло глаза, а ружейный ствол казался раскаленным под его мозолистой ладонью. Правая нога у Рейнольдса занемела, он осторожно передвинул ее, звякнув шпорой и чертыхнувшись, хотя и знал, что Брилл не услышит этого звука. Все эти мучения еще сильнее разожгли пламя его гнева. Не рассуждая разумно, он приписал свои страдания козням врага. Солнце молотом било по его сомбреро и мысли Кэла слегка путались в голове. Среди этих голых камней было жарче, чем на плите адской кухни. Он нежно провел сухим языком по запекшимся губам.

В помраченном мозгу Кэла огнем горела ненависть к Исо Бриллу. Постепенно она выросла до одержимости и превратилась в чудовищного инкуба. Когда Рейнольдс вздрогнул от выстрела винтовки Брилла, он сделал это не из страха перед смертью, а потому что опасение умереть от рук врага леденило его душу невыносимым ужасом и застилало мозг красной пеленой ярости. Он запросто отдал бы свою жизнь только за возможность отправить Брилла в вечность хотя бы на три секунды раньше себя.

Кэл не анализировал свои чувства. У мужчин, живущих трудом своих рук, нет времени на самоанализ. Рейнольдс осознавал степень своей ненависти к Исо Бриллу не более, чем он ощущал собственные руки и ноги. Она была его насущной частью, более того, несла его в себе, как река, а его разум и тело были всего лишь материальными дополнениями. Кэл был воплощением своей ненависти, она составляла его душу и духовные помыслы. Его необремененные обескураживающими и тесными оковами утонченного интеллекта инстинкты закалились в борьбе за выживание и из них выросла почти ощутимая величина - ненависть, уничтожить которую не в силах была даже смерть, и способная воплотиться сама в себе без помощи или необходимости наличия материальной субстанции...

С четверть часа молчали обе винтовки. Враги лежали подобно свернувшимся кольцами среди камней гремучим змеям, впитывающим кожей яд из солнечных лучей; каждый в ожидании своего шанса и каждый играя на пределах выносливости противника, натянутые нервы которого должны вот-вот лопнуть.

Первым сломался Исо Брилл. Не то, чтобы его надлом проявился в каких-то безумных поступках или нервном взрыве - в нем слишком ощутимы были осторожные инстинкты предков. Но он вдруг с проклятьем приподнялся на локте и наугад выстрелил в кучу валунов, за которыми притаился его враг. На миг в поле зрения Кэла появилась верхняя часть его руки и край плеча в синей рубахе. Этого было достаточно. В роковую долю секунды Кэл Рейнольдс нажал на курок и испуганный вопль поведал ему, что его пуля нашла цель. Прозвучавшая в этом вопле звериная боль и собственное, выработанное в течение жизни чутье были сметены прочь волной безумной радости. Он не завопил восторженно и не вскочил на ноги, но зубы его обнажились в волчьей ухмылке и Кэл машинально поднял голову. Проснувшийся инстинкт заставил его снова резко пригнуться, но его погубил глупый шанс: как раз в тот миг, когда он нагибался, грохнул ответный выстрел.

Кэл Рейнольдс не услышал его, потому что одновременно со звуком что-то взорвалось у него в черепе и он погрузился в кромешную тьму, на миг сверкнувшую красными искрами.

Темнота почти сразу рассеялась. Кэл Рейнольдс оглушенно огляделся и был до глубины души потрясен тем, что лежал на открытом месте. Удар свинца выбросил его тело из-за укрытия среди камней и теперь он понял, что попадание не было прямым. Случай заставил пулю отскочить рикошетом от камня, по-видимому, оцарапав ему при этом скальп. Но это не важно - важно то, что он лежал на виду там, где Исо Брилл мог буквально нашпиговать его свинцом. Безумный взгляд уперся в лежащую неподалеку винтовку. Она перелетела через камень и лежала теперь, упираясь прикладом в землю и косо глядя дулом в небо. Другой взгляд обнаружил стоявшего среди скрывавших его прежде камней врага.

Быстрого взгляда хватило Кэлу Рейнольдсу, чтобы подробно рассмотреть его высокую поджарую фигуру: провисающие под тяжестью упрятанной в кобуру шестизарядной пушки грязные брюки, заправленные в потрепанные кожаные сапоги, алая полоса на плече синей рубахи, прилипшей к телу Брилла от пота, взъерошенные черные волосы, из-под которых по небритому лицу стекали ручейки пота. Кэл успел заметить испачканные табаком желтые зубы, оскалившиеся в свирепой ухмылке. Дымок все еще вился из дула винтовки в руках Брилла.

Все эти знакомые ненавистные детали поразительно ясно отпечатались в мозгу Рейнольдса в то летящее мгновенье, когда он отчаянно боролся с невидимыми цепями, приковавшими его тело к земле. Едва он подумал о параличе, который мог вызвать скользящий удар по голове, как что-то вдруг щелкнуло, и он "выкатился" из цепей. Хотя "выкатился" - не то слово: он просто бросился к лежащей у камня винтовке, не чуя под собой ног.

Упав за валуном, он схватил оружие. Ему даже не понадобилось поднимать ствол, потому что винтовка была нацелена прямо на приближающегося человека.

Рука Рейнольдса чуть помедлила из-за странного поведения Исо Брилла. Вместо того, чтобы выстрелить или отскочить в укрытие, чудак шел прямо к нему, держа винтовку на сгибе локтя, и с той же играющей на небритых губах глупой усмешкой. Он что, псих? Неужто не видит, что его враг снова на ногах, бурлит энергией и уже нацелил взведенную винтовку ему в сердце? Казалось, Брилл смотрел не на него, а только туда, где Рейнольдс только что лежал.

Не отыскивая более объяснений поступкам своего противника, Кэл Рейнольдс нажал на курок. Оглушительно грохнул выстрел и из широкой груди Брилла вылетел синий клок материи. Он пошатнулся, широко разинул рот и Рейнольдса снова поразило его лицо. Исо Брилл относился к племени тех, кто сражается до последнего вздоха. Не было ни малейшего сомнения в том, что он продолжал бы слепо нажимать на спуск до тех пор, пока жизнь не ушла бы из него с последней красной каплей. Но грохнувший выстрел стер с его лица гримасу свирепого торжества и ее сменило потрясенное изумление. Он не попытался поднять свою винтовку, выскользнувшую из пальцев, и не схватился за рану. Взмахнув руками в странном беспомощном жесте, он ступил назад раз-другой на подгибающихся ногах, с застывшей на лице маской глупого удивления, при виде которой его противника охватила дрожь вселенского ужаса.

Сквозь разомкнутые губы хлынул поток крови, пачкая влажную рубаху. Как внезапно падающее на землю дерево, Исо Брилл рухнул плашмя в мескитовый кустарник и остался лежать неподвижно.

Кэл Рейнольдс поднялся, оставив винтовку там, где она лежала. Его взор с трудом различил поросшие травами пологие холмы в плывущей дымке тумана. Даже небо и сияющее солнце приобрели вдруг смутно нереальный облик. Но жестокое состязание все еще жило в его душе. Долгая вражда была, наконец, закончена и, независимо от того, принял он смертельную рану или нет, он все же послал Исо Брилла прокладывать горящую тропу в ад прежде себя.

Неожиданно блуждающий взгляд Кэла нашел то место, куда он откатился после попадания пули, и он сильно вздрогнул. Кэл всмотрелся пристальней: неужели зрение сыграло с ним шутку? Поодаль в траве лежал мертвый Исо Брилл - но всего в нескольких футах от него распростерлось другое тело.

Оцепенев от удивления, Рейнольдс всматривался в лежащую возле валунов в гротескной позе тощую фигуру. Она лежала отчасти на боку, будто застигнутая странным приступом, руки были вытянуты, пальцы слепо скрючены. Короткие рыжеватые волосы обрызганы кровью, а из ужасной дыры в виске сочились мозги. Из угла рта стекала тонкая струйка табачного сока, пачкая пыльный шейный платок.

Он продолжал смотреть и фигура постепенно приобретала для него пугающе-знакомый облик. Он знал, как чувствуют себя кисти рук под этими сияющими кожаными напульсниками, с ужасающей определенностью знал, чьи пальцы застегивали пряжку этого оружейного пояса, да и во рту у него до сих пор ощущался едкий привкус табачной жвачки.

В один краткий убийственный миг он понял, что смотрит на собственное безжизненное тело. И одновременно с осознанием к нему пришло окончательное забвение...