«Огонь»

МИХАИЛ ХАРИТОНОВ

Огонь

Красная, красная кровь

Через час уже просто земля,

Через два на ней цветы и трава,

Через три она снова жива

И согрета лучами звезды

По имени Солнце.

В. Цой

2015. Пустыня Негев.

В Рабочем Зале, как всегда, стоял тяжелый шум - как будто шел дождь. Свежая кровь стекала по рогам жертвенника и падала на мраморный пол. Жертвоприношение было почти завершено: двое молодых служителей, стоя по щиколотку в жиже, забивали последнего телёнка. На другом столе лежало человеческое тело, покрытое набухшей от крови тряпкой. Ночью Огонь был неспокоен, и пришлось использовать заключённых. Теперь камеры были пусты.

- Мы больше не можем вас покрывать, - неприятный голос премьера оторвал Первосвященника от его мыслей. - Когда-нибудь это всё равно вылезет наружу. И нас просто сметут. Если кто-нибудь узнает...

Первосвященник грустно улыбнулся.

- Слова, слова, слова. Если бы Огню нужны были наши слова, я бы всю жизнь провел вот здесь, на коленях, за молитвой. Но Огню не нужны наши молитвы. Ему нужна кровь. Кровь, в которой душа. Больше ничего.

- Мы не можем давать еще людей. Используйте животных. Сколько хотите. Увеличьте жертвы.

На руку Первосвященнику села муха. Первосвященник стряхнул ее и поморщился.

- Мы уже делали это. Тогда Он начинает требовать ещё и ещё.

- Что значит требовать? - скривился премьер.

- Мы все, работающие здесь, чувствуем Огонь. И я таки Вам скажу, что это неприятное чувство. Понимаете, он голоден. Всегда голоден. Когда он спокоен, мы можем думать, что он сыт, но он всегда голоден.

- Это какая-то чушь... - премьер скривился еще сильнее, будто поел кислого.

- А это не чушь? - Первосвященник показал на жертвенник. - Этому Вас тоже не учили в Оксфорде? Правильно, этому Вас таки не учили этому в Оксфорде. Потому что в Окс...

- Перестаньте паясничать. Я не учился в Оксфорде. Я закончил Иерусалимский Университет.

Первосвященник махнул рукой.

- Давайте не будем морочить друг другу голову. Мне нужно еще людей. Возьмите их где хотите. Иначе всё кончится. Вообще всё. Вы сможете еще раз зажечь Огонь?

- Нет, - помолчав, ответил премьер. - Вы знаете, мы строим ещё одно кольцо, но...

Жуткий, тяжелый рёв откуда-то из-под земли прервал его разглагольствования.

- Это резервные охладители, - сказал Первосвященник неожиданно спокойно. - Огонь проснулся.

Огонь висел в пустоте, удерживаемый Силой. Каждое мгновение он вспыхивал, сжимался, бросался на невидимые стены, извивался, угасал и вспыхивал снова. Силы, удерживающие Огонь в пустоте, были велики, но он был сильнее, и мог их одолеть. Или угаснуть. Он был живой, и он ненавидел жизнь. И он был голоден.

Голод и удерживал его. Время от времени откуда-то сверху, с легкостью проходя сквозь камень, металл и даже сквозь невидимые кольца Силы, прямо в Огонь стекало что-то невидимое - то самое, что растворено в живой крови. Люди называли это "душой". Огонь это никак не называл. Он притягивал это к себе и сжигал это. После этого он успокаивался - на какое-то время.

Но сейчас он был голоден.

Еще со времен службы в "Сайерет маткаль" премьер вывел для себя правило: все нештатные ситуации похожи друг на друга. Потом это хорошо помогало ему в политике. На самом деле неважно, воют сирены или звонят телефоны. Неважно, по каким коридорам бегут люди, и одеты ли они в камуфляж или в серые костюмы, держат ли они в руках "узи" или кожные папки с документами. Важно, насколько четко отдаются приказы, контролирует ли ситуацию младший комсостав, насколько оперативно получает информацию штаб, а главное - на месте ли тот человек, который знает, что нужно делать. Потому что если его не успевают найти вовремя, суета быстро превращается в панику, паника - в хаос, а хаос - в катастрофу.

Там, внизу, в Корпусе Шин, рабочие, как белые муравьи, поднимались по приваренным к корпусам охладителей лесенкам. Наверху, в диспетчерской, дежурный срывал пломбы с опечатанных шкафов и нажимал на красные кнопки, выводя установку на критический режим. Но всё это была та самая суета нужная, необходимая, но быстро превращающаяся в панику.

Премьер знал, что на сей раз тот, кто должен принять решение - это он сам. И знал, какое решение от него требуется.

Обмотки сверхпроводящих магнитов охлаждались жидким азотом. Лучшая в мире израильская сверхпроводящая керамика теряла сопротивление при минус ста пятидесяти, но была чувствительна к плотности поля. Гелиевое охлаждение было более надежным, но резервные мощности не были рассчитаны на длительную работу. Да и никаких мощностей не хватило бы, чтобы удержать Огонь.

Двое служителей держали за руки третьего: на него выпал жребий. Тот не вырывался, но и на ногах держался с трудом. На его лице был даже не ужас, а просто недоумение: он как будто никак не мог поверить в то, что сейчас будет. Когда резак вонзился ему в висок, он только вздрогнул. Некоторое время он старался не кричать, но после третьего удара начался тот глухой вой, который так часто снился по ночам молодым служителям, еще не привычным к службе. Но он не мог заглушить тяжелого рёва из Корпуса Шин, где надрывались резервные охлаждающие установки.

Когда свежая кровь потекла по рогам жертвенника, в вое охладителей начал прорезываться визг: установки вышли на критический режим.

Второго и третьего зарезали быстро, почти не по правилам.

Грузовик был пропущен на территорию комплекса без пропуска. Личного распоряжения премьера для этого было недостаточно: Комплекс пользовался автономией. Но распоряжение подтвердил профессор Карив: этого было достаточно.

В грузовике сидели солдаты. Они были молоды, веселы, некоторые жевали резинку. Когда прибыл второй грузовик и им пришлось разгружать черные пластиковые мешки, в которых что-то шевелилось, никто уже не улыбался.

- Я никогда себе не прощу. Но ведь мы не можем отказаться от этого, сказал премьер. - Просто не можем. Это наш единственный козырь. Чёрт возьми, это вопрос выживания.

Они подошли к окну. Территория Комплекса сияла огнями.

- Дешёвая энергия. Они называют это дешёвой энергией.

Первосвященник промолчал. Его лицо было тёмным.

- Национальная гордость, - премьер сжал кулаки. - Наша национальная гордость. Единственный в мире действующий термоядерный реактор. Умные еврейские головы нашли способ стабилизировать дейтериевую плазму. И не хотят поделиться этим секретом с мировым сообществом. Обрекая его тем самым на сохранение морального устаревшего энергетического комплекса...

Из-за стены донесся отчаянный вопль забиваемой жертвы.

...а третий мир - на нищету и отсталость, - с чувством закончил премьер. - Проклятые евреи опять во всём виноваты.

- Иногда мне кажется, что так оно и есть, - ответил, наконец, Первосвященник. У него дрожали руки: ближе к вечеру ему пришлось встать к жертвеннику самому.

- Не надо, профессор, - премьер слегка сжал его локоть. - Никто не виноват. Разве что я. Когда арабы объявили нам нефтяную блокаду, мы могли сдаться.

- То есть ликвидировать Эрец Исраэль. И снова уйти в галут. Навсегда.

- Да. Возможно, это было бы не самым худшим выходом. Но у нас оказалась краплёная карта в рукаве. Вашими молитвами, профессор, мы больше не нуждаемся в нефти.

- Да, не нуждаемся. Теперь мы нуждается в крови, - Первосвященник старательно смотрел куда-то в сторону.

- Вообще-то это обычная цена существования, - премьер поморщился. -Просто в нашем случае это... я бы сказал, слишком выпукло.

- Недавно вы говорили мне, что больше не можете покрывать нас, Когда-нибудь вы действительно не сможете. Я бы, наверное, не смог.

- Вы не пытались узнать, почему это действует? Что это вообще такое?

- Не знаю, - нехотя ответил Первосвященник. - Мы ровно на том же месте, что и в начале исследований. Мы знаем, что в живой крови содержится нечто. Что оно способно производить странные эффекты с плазмой. И что этого больше в овце, чем в крысе, а в человеке больше, чем даже в стаде овец. И что оно в нем какое-то другое. Ну и ритуал. Кровь надо вытачивать из жертвы по правилам. Странно, что они так хорошо совпадают с тем, что написано в старых еврейских книгах... Остальное - догадки.

Премьер промолчал.

- Завтра вам привезут еще телят и ягнят, - наконец, сказал он. - И, может быть, ещё несколько человек. Но больше у меня ничего нет. Пока нет. Мы должны сократить количество жертв.

- За счёт чего, господин премьер-министр, мы будем сокращать количество? За счёт качества?

Профессор внезапно осёкся.

Премьер тяжело вздохнул.

- Да, профессор, я именно об этом. Ну, к тому, что мы знаем о... о крови и душе.

Первосвященник вздрогнул.

- Нет, - сказал он глухо. - Я... я не могу. Правда не могу.

- Только не надо этого, профессор. Почему вы заказываете телят и ягнят, а не коров и овец? Потому что "этого" больше в молодых, чем в старых. И в них оно какое-то другое, не так ли?

- Я не детоубийца. Я не детоубийца, слышите?!

- Только не надо вот этого, профессор. Мы все здесь убийцы. Только что мы убили тридцать человек. Молодых, сильных. И если можно будет уменьшить жертвы...

- Хорошо. Имейте в виду, младенцы таки должны быть здоровыми. Вы сможете нам это обеспечить?

- Может быть. Да... вы говорили, что чувствуете Огонь.

- Да. Сейчас он спит. Но скоро он проснется, и потребует ещё.

- Может быть, когда мы построим второй стеллатор...

- ...то нам придется расширить камеры под Рабочим Залом. Нам нужна будет детская комната. Кроватки. Бутылочки с молоком. Вы таки представляете себе эти бутылочки с молоком?

- Прекратите. Прекратите немедленно.

- Что прекратить? Этот мир, да?

Профессор широко развёл руками.

- Если бы я действительно верил во что-то такое... В высшее начало. В Творца миров. Но Творец миров не допустил бы того, что мы делаем, правда?

Премьер почесал нос.

- Не знаю. Я, наверное, не очень хороший теолог... Мы договорились. Не спрашивайте меня, как я этио сделаю, но... устраивайте свою детскую комнату.

- Нашу, господин премьер. Нашу детскую комнату.