«Принесённые в жертву»

С самого утра Анриса мучили дурные предчувствия. Конечно, теперь, когда такое бедствие обрушилось на город, в этом не было ничего удивительного. Анрис всегда считал себя человеком здравомыслящим и не поддался бы каким-то беспочвенным страхам; но в том-то и беда, что у него были все основания для беспокойства. Это отразилось и на его работе; он чуть не испортил новый меч, но мастер Инрэд, вместо того чтобы отругать юношу, посмотрел на него с сочувствием:

— Анрис, не убивайся ты так прежде времени. Конечно, ты считаешь Элари самой прекрасной девушкой в мире, но не забывай, что у членов Совета могут быть другие мнения.

— Да, — сказал Анрис, — да, я понимаю. Вы очень добры, мастер.

— Ну ладно, ступай к ней. Вижу, в мастерской от тебя все равно сегодня толку не будет.

— Спасибо, мастер!

Чем ближе подходил он к дому Тэссильдов, тем быстрее несли его ноги; он буквально вбежал на Солдатскую улицу и остановился, чувствуя, как все обрывается внутри. Дом Тэссильдов, дом, где жила его Элари, был украшен гирляндами цветов.

На негнущихся ногах он подошел к двери и взялся за молоток. Дверь открыла госпожа Тэссильд. Она старалась держаться с достоинством, но лицо ее было красно от слез.

— Входи, Анрис, — прошептала она. — Элари ждет тебя.

Едва он переступил порог, девушка подбежала к нему и обвила его шею руками, прижимаясь к нему всем телом. Анрис тоже крепко обнял ее. Пожалуй, в другие времена подобное поведение до замужества и даже до официально объявленной помолвки было бы сочтено не вполне приличным, но кому теперь могло быть до этого дело? Анрис сжимал ее в объятиях; Элари всхлипывала у него на плече. Наконец, она отстранилась и попыталась привести себя в порядок.

— Когда это произошло? — спросил Анрис.

— Вестник пришел три часа назад, — ответила она. — «Девица Элари Тэссильд, вам оказана высокая честь…»

— Честь! — воскликнул Анрис вне себя от ярости. — Проклятые лицемеры!

— Ну, меня все-таки признали одной из прекраснейших девушек города, улыбнулась она сквозь слезы.

— Лучше бы ты родилась хромой! Одноглазой! Горбатой!

— Но ведь тогда ты бы не любил меня.