«АРМ»

Ларри Нивен АРМ

Перевод с английского и примечания Т. Ю. Магакяна.

Здание АРМ уже несколько месяцев было необычно тихим.

Вначале мы просто нуждались в отдыхе. Но в последние несколько дней тишина по утрам сделалась какой-то нервозной. Направляясь к своим столам, мы, как обычно, приветствовали друг друга, но мысли наши были вдалеке. Одни выглядели обеспокоенно. Другие имели вид решительный и занятой.

Никто не хотел присоединяться к охоте за матерями.

За прошлый год мы смогли круто снизить деятельность органлеггеров на Западном Побережье. Нас поощрительно похлопывали по спинам, но результаты были вполне предсказуемы: прибавится работа другого рода. Рано или поздно газеты поднимут вой о более строгом контроле за исполнением Законов о Рождаемости, и всех нас бросят на охоту за незаконными родителями… всех, кто не будет занят чем-то другим.

Так что для меня как раз наступил подходящий момент заняться чем-то другим.

Этим утром я прошел в мой кабинет посреди обычной нервной тишины. Налил себе кофе, отнес к столу, запросил с терминала новые сообщения. Из щели выполз тонкий пакет. Обнадеживающе. Я взял его одной рукой, чтобы прихлебывать кофе по ходу дела. Он выпал и раскрылся посередине.

Передо мной возникли цветные голограммы. Я словно смотрел через пару окон на два стола в морге.

Мой желудок чуть не вывернуло наизнанку. В такой момент увидеть людей с начисто сожженными лицами! Так, отвести глаза, посмотреть на что-то другое, не пытаться проглотить чертов кофе. Почему ты не сменишь работу?

Они были ужасны. Двое – мужчина и женщина. Что-то сожгло их лица до черепов, и даже дальше: кости и зубы обуглены, мозговая ткань спеклась.

Я сглотнул и продолжал смотреть. Я видал мертвецов и прежде. Просто эти появились явно в неподходящее время.

Не лазерное оружие, подумалось мне… хотя наверняка не скажешь. Лазеры существуют в тысячах вариантов и имеют тысячи применений. Во всяком случае, это не ручной лазер. Тонкий, как карандаш, луч ручного лазера прожег бы в плоти отверстия. Это же был какой-то широкий, постоянный поток излучения неизвестной природы.

Я перелистал отчет к началу и бегло просмотрел его.

Подробности: трупы были найдены на Уилширском движущемся тротуаре в Западном Лос-Анджелесе около четырех тридцати утра. В такое время люди движущимися тротуарами не пользуются. Они боятся органлеггеров. Поэтому тела могли пропутешествовать пару миль, прежде чем кто-то их заметил.

Предварительные результаты вскрытия: они умерли дня три-четыре. Признаков наркотиков, ядов, следов от инъекций не имелось. Единственной причиной смерти, по-видимому, явились ожоги.

Значит, это произошло очень быстро: одиночная энергетическая вспышка. Иначе они попробовали бы уклониться, и ожоги бы образовались и в других местах. Но таковых не было. Только на лицах. И обугленные воротники.

Прилагалась также записка от Бейтса, коронера . Судя по их виду, они могли быть убиты каким-то новым оружием. Поэтому он переслал материалы нам. Сможем ли мы отыскать среди архивов АРМ что-нибудь, способное испустить поток тепла или света в фут поперечником?

Я откинулся в кресле, уставившись на голограммы и размышляя об этом.

Световое оружие, имеющее луч поперечником в фут? Лазеры такого размера делают, но только как боевое оружие, применяемое на орбите. Такой лазер не обуглил бы головы, а превратил бы их в пар.

Имелись и другие возможности. Например, смерть в мучениях: зажать головы и подставить под выхлопную струю реактивного самолета. Или какой-нибудь странный случай на производстве: взрыв со вспышкой, застигнувший их в тот момент, когда они выглядывали из-за стола или что-то в таком же роде. Или даже лазерный луч, отраженный от выпуклого зеркала.

Нет, это не может быть несчастным случаем. От способа, которым избавились от этих людей, разило преступлением, чем-то, что надлежало скрыть. Возможно, Бейтс был прав. Новое нелегальное оружие.

И я имею все шансы глубоко увязнуть в его поисках, когда начнется охота за матерями.

АРМ имеет три основные задачи. Мы охотимся на органлеггеров. Мы следим за мировыми технологиями: за новыми достижениями, которые могут привести к созданию нового оружия, или же к воздействию на мировую экономику, или же изменить равновесие сил между нациями. И мы обеспечиваем соблюдение Законов о Рождаемости.

Полно, будем честны сами с собой. Из всех трех функций защита Законов о Рождаемости, вероятно, наиболее важна.

Органлеггеры проблему перенаселенности не отягчают.

Мониторинг технологий необходим, хотя, возможно, он начался слишком поздно. Повсюду уже столько термоядерных электростанций, термоядерных ракетных двигателей, термоядерных крематориев и термоядерных опреснителей морской воды, что один сумасшедший – или группа сумасшедших – могут при желании взорвать Землю или любую ее часть.

Но если много людей в каком-либо регионе начнут заводить незаконных детей, остальной мир взвоет. Некоторые нации могут обезуметь до того, что прекратят контроль за рождаемостью. И что? На Земле уже восемнадцать миллиардов. С большим числом мы не справимся.

Поэтому охота на матерей необходима. Но я ненавижу это занятие. Совсем не весело выискивать какую-нибудь бедную, несчастную женщину, до того возжелавшую иметь детей, что она пройдет сквозь ад, лишь бы избежать шестимесячных противозачаточных прививок. Я бы при любой возможности постарался в этом не участвовать.

Поэтому я предпринял несколько очевидных действий. Я отправил записку Бейтсу в управление коронера. “Вышлите все дальнейшие результаты вскрытия и сообщите, если удастся опознать трупы.” Картин сетчатки и энцефалограмм, естественно, не будет, но они могут что-то выяснить по генетическому анализу и отпечаткам пальцев.

Некоторое время я размышлял, где же могли держать три-четыре дня оба тела, и почему от них не избавились тем же способом тремя днями раньше. Но это было занятие для полиции Лос-Анджелеса. Нашей задачей являлось оружие.

Поэтому я стал составлять поисковое задание для компьютера: найти штуковину, которая испускает луч такого-то рода. На основе картины проникновения в кожу, кость и мозговую ткань, вероятно, можно было построить зависимость частоты света от продолжительности вспышки, но я не стал с этим возиться. За мою лень я поплатился позже, когда компьютер выдал мне список разной техники в фут толщиной, и мне пришлось все это просматривать.

Я набрал инструкции и сделал перекур с еще одной порцией кофе. И тут позвонил Ордас.

Детектив-инспектор Хулио Ордас был изящным темнокожим человеком с прямыми черными волосами и мягкими черными глазами. Когда я впервые увидел его на экране телефона, он сообщил мне об убийстве моего лучшего друга . И двумя годами позже я по-прежнему вздрагивал, увидев его.

– Привет, Хулио. По делам или так просто?

– По делам, Джил. К большому сожалению.

– К твоему или моему?

– Обоих. Тут, вообще-то, убийство, но еще есть одна машина… Вот, видишь за мной?

Ордас вышел из поля зрения и повернул камеру телефона.

Я увидел чью-то гостиную. На зеленом травяном ковре был широкий обесцвеченный круг. В центре круга находилась машина и человеческое тело.

Не подшучивал ли Хулио надо мной? Тело было старым, наполовину мумифицировавшимся. Машина же была большой, загадочного облика. От нее исходило приглушенное, зловещее голубое свечение.

Ордас спросил вполне серьезно:

– Ты когда-нибудь видел что-то похожее?

– Нет. Какая-то машина.

Без сомнения, устройство экспериментальное: ни пластикового корпуса, ни компактности, ни признаков конвейерной сборки. Слишком сложное, чтобы изучать его по телефону, решил я.

– Н-да, похоже, этим должны заняться мы. Можешь прислать ее?

Ордас подошел ближе. Он слегка улыбался.

– Боюсь, мы этого не в состоянии сделать. Вероятно, вам лучше отправить кого-нибудь сюда.

– А где ты сейчас?

– В квартире Рэймонда Синклера, на верхнем этаже Родеволд-билдинг, в Санта-Монике.

– Я приеду сам, – проговорил я, с трудом ворочая языком.

– Пожалуйста, садись на крышу. Лифт мы остановили для исследования.

– Хорошо.

Я повесил трубку.

Рэймонд Синклер!

Я никогда лично не встречался с Рэймондом Синклером. Он был в некотором роде затворником. Но АРМ как-то имела с ним дело в связи с одним из его изобретений, Огнеподавителем. И все знали, что в последнее время он разрабатывает межзвездный двигатель. Это были, конечно, только слухи… но если кто-то убил человека, в чьем мозгу хранился этот секрет…

Я отправился в путь.

Родеволд-билдинг имел вид треугольной призмы в сорок этажей, с рядами треугольных же балконов с каждой стороны. Балконы кончались на тридцать восьмом этаже.

Крыша представляла собой сад. У одного края росли розовые кусты, покрытые цветами, у другого – крупные вязы, окаймленные ивами, а у третьего – миниатюрный лес из деревьев в стиле бонсай. В центре помещалась посадочная площадка и ангар. Перед моим такси на посадку как раз зашла полицейская машина. Она опустилась и отъехала в ангар, чтобы дать мне место.

За моей посадкой наблюдал вышедший наружу полицейский в ярко-оранжевой форме. Я никак не мог понять, что он держит в руках, пока не ступил из машины наружу. Это была полноразмерная удочка в футляре.

– Могу я взглянуть на ваши документы, пожалуйста? – сказал он.

В руках у меня было удостоверение АРМ. Он проверил его на пульте в полицейской машине и возвратил мне.

– Инспектор ожидает внизу, – сказал он.

– А для чего удочка?

Он неожиданно улыбнулся с таинственным видом.

– Сами увидите.

Из насыщенного ароматами сада мы спустились по бетонной лестнице на один пролет. Она вела в небольшую комнату, наполовину забитую садовыми инструментами, с массивной дверью, в которой был проделан глазок. Ордас открыл нам дверь. Коротко пожав мне руку, он глянул на полицейского.

– Нашли что-то подходящее? Это хорошо.

– В шести кварталах отсюда есть магазин спорттоваров, – пояснил полицейский. – Менеджер разрешил мне ее одолжить и при этом проверил, чтоб я записал название магазина.

– Ну разумеется, ведь из этого дела получится реклама. Пойдем, Джил, – Ордас взял меня за руку. Ты должен изучить эту штуку прежде, чем мы ее выключим.

Здесь более не было запахов сада, но в воздухе что-то ощущалось – веяние чего-то давно умершего, не полностью отфильтрованное системой кондиционирования. Ордас провел меня в гостиную.

Она выглядела в точности, как арена чьей-то мистификации.

Внутрикомнатная трава покрывала весь пол гостиной Синклера, от стенки до стенки. Внутри идеального круга в четырнадцать футов между диваном и камином травяной ковер был пожухлым и высохшим. Снаружи трава была нормального зеленого цвета.

В центре круга лежала на спине мумия мужчины, одетого в широкие, испачканные штаны и свитер-водолазку. На вид он был мертв уже месяцев шесть. На запястье, превратившемся в кости, обтянутые коричневой кожей, болтались на витом платиновом браслете большие наручные часы с дополнительными циферблатами. Задняя сторона черепа была проломлена, скорее всего, лежавшим тут же рядом классическим тупым орудием.

Хоть камин и был имитацией, – практически наверняка, сейчас никто не сжигает дерево, – набор каминных инструментов представлял собой настоящий антиквариат девятнадцатого или двадцатого века. На подставке недоставало кочерги. Кочерга лежала внутри круга, в мертвой траве рядом с иссохшей мумией.

Мерцающее головоломное устройство располагалось как раз в центре магического круга.

Я шагнул вперед, и чей-то голос резко произнес:

– Не входите в этот круг на ковре. Это опаснее, чем кажется на первый взгляд.

Я знал этого человека: офицер первого класса Вальпредо. Высокий мужчина с маленьким прямым ртом и вытянутым, узким лицом итальянца.

– Мне тоже кажется, что эта штука опасна, – заметил я.

– Так оно и есть. Я потянулся туда сам, – объяснил мне Вальпредо, – как только мы явились сюда. Я думал, что смогу отключить тумблер. И моя рука целиком онемела. Сразу же. Никаких ощущений. Я тут же ее отдернул, но еще минуту или около того вся моя рука была как мертвая. Я уже думал, что лишился ее. Потом в руке началось покалывание, словно я на ней спал.

Полицейский, который привел меня, почти закончил собирать удочку. Ордас жестом указал на круг.

– Ну что? Видел когда-нибудь что-то подобное?

Я покачал головой, разглядывая светящуюся фиолетовым сиянием машину.

– Что бы это ни было, это абсолютная новинка. В этот раз Синклер переплюнул сам себя.

К пластиковой раме кустарно изготовленными скобами был прикреплен неровный ряд соленоидов. Вспученные места на пластике указывали, где крепились другие объекты, позже удаленные. На макетной доске было смонтировано сложное переплетение проводов. Имелись также шесть больших батарей, соединенных параллельно и странная тяжелая штука вроде скульптуры – из чистого серебра, как мы выяснили потом. К трем ее изогнутым точкам подходили провода. Серебро потускнело почти дочерна. У краев виднелись старые следы от напильника.

В центре всей установки, как раз перед серебряной скульптурой, находились два концентрических соленоида, погруженные в кусок прозрачного пластика. Они сияли синим, переходящим в фиолетовый, светом. То же происходило с батареями. Менее заметное фиолетовое свечение исходило ото всей машины, особенно от внутренних частей.

Это свечение беспокоило меня больше всего. Оно было слишком театральным. Как если бы режиссер по спецэффектам добавил его в дешевый триллер для полуночников, чтобы изобразить лабораторию сумасшедшего ученого.

Я обошел систему кругом, чтобы приглядеться к часам на руке мертвеца.

– Держите голову вне поля! – предостерегающе произнес Вальпредо.

Я кивнул и присел на корточки у границы мертвой травы.

Часы мертвеца мчались как свихнувшиеся. Минутная стрелка делала оборот каждые семь секунд или около того. Секундную стрелку я вообще не смог заметить.

Я отпрянул от границы мертвой травы и поднялся. Межзвездный двигатель? Какого черта! Эта испускающая синий свет штука скорее походила на пошедшую вразнос машину времени.

Я вгляделся в тумблер, припаянный к пластиковой раме около батарей. С горизонтального рычажка свисала нейлоновая нить. Смахивало на то, что кто-то включил тумблер, стоя вне поля, с помощью нити; но чтобы выключить его таким же образом, пришлось бы повиснуть на потолке.

– Понимаю, почему вы не смогли отправить ее в штаб-квартиру АРМ. Вы даже не можете ее коснуться. Сунув туда руку или голову на секунду, вы оставите их на десять минут без притока крови.

– Именно так, – согласился Ордас.

– Похоже, что до выключателя можно дотянуться каким-нибудь длинным пред-метом.

– Может быть. Мы как раз собираемся это испробовать, – он указал на человека с удочкой. – В этом помещении не было ничего достаточно длинного, чтобы достать до выключателя. Пришлось посылать…

– Минутку. Тут есть проблема.

Он обернулся. Полицейский с удочкой – тоже.

– Этот выключатель может быть настроен на самоуничтожение. Синклер, говорят, был скрытный тип. Или же… поле может удерживать значительную потенциальную энергию. Может бабахнуть.

Ордас вздохнул.

– Нам придется рискнуть. Джил, мы измерили скорость вращения часов мертвеца. Час в семь секунд. Отпечатки пальцев, ног, метки прачечной, остаточный запах тела, выпавшие ресницы – все исчезает со скоростью час в семь секунд.

По его жесту полицейский шагнул вперед и принялся подцеплять тумблер удочкой.

– Мы уже, возможно, не сможем узнать, когда именно его убили, – добавил Ордас.

Кончик удочки описывал круги, замер под выключателем, коснулся его. Я застыл. Шест изогнулся, тумблер дернулся вверх, и фиолетовое свечение тут же погасло. Вальпредо потянулся к полю, осторожно, словно воздух мог быть еще горячим. Ничего не произошло.

Тут Ордас принялся отдавать приказы, и сразу все пришло в движение. Двое в белых халатах обвели мелом мумию и кочергу. Потом они переложили мумию на носилки, сунули кочергу в пластиковый мешок и уложили рядом с мумией.

– А вы опознали… это? – спросил я.

– Боюсь, что да, – сказал Ордас. – У Рэймонда Синклера имелся свой собственный автодок…

– Ишь ты! Эти штуки дороги.

– Да. Рэймонд Синклер был состоятельным человеком. Ему принадлежали верхние два этажа и крыша этого здания. Согласно записям его автодока, два месяца назад он имплантировал новый набор зубных зародышей, – Ордас указал на мумию.

За иссохшими губами виднелись только что проросшие зубы.

Все правильно. Это был Синклер.

Этот мозг творил чудеса, и кто-то проломил его железной кочергой. Вот эта светящаяся головоломка – межзвездный двигатель? Или он так и остался у него в голове?

Я сказал:

– Мы обязаны найти того, кто это сделал. Мы обязаны. И даже при этом…

И даже при этом. Новых чудес больше не будет.

– Может быть, мы уже нашли ее, – заметил Хулио.

Я глянул на него.

– В автодоке лежит девушка. Мы полагаем, что она – внучатная племянница доктора Синклера, Дженис Синклер.

Автодок был стандартной конструкции – этакая штука вроде огромного гроба, со стенками в фут толщиной и панелью, усыпанной циферблатами и красными и зелеными лампочками. Девушка лежала лицом вверх. Лицо ее было спокойным, дыхание неглубоким. Спящая Красавица. Ее руки, погруженные в нутро автодока, скрывались в объемистых резиновых рукавах.

Она была так красива, что у меня перехватило дыхание. Мягкие каштановые волосы, виднеющиеся из-под головного электрода, небольшие, идеальных очертаний нос и рот, гладкая бледно-голубая кожа, пронизанная серебряными нитями…

То была вечерняя раскраска. Без нее девушка производила бы не столь ошеломляющее впечатление. Оттенок голубизны слегка изменялся, подчеркивая формы тела и выпуклость скул. Серебряные нити тоже изменяли густоту в определенных участках, направляя взгляд к кончикам грудей или, через слегка выпуклые мускулы живота, к изящному овальному пупку.

Такая раскраска должна была немало стоить. Но девушка и без нее была красива.

Некоторые из огоньков на панели были красными. Я нажал кнопку считывания и огорошено глянул еще раз. Автодок вынужден был ампутировать ее правую руку. Гангрена.

Пробудившись, она будет изрядно потрясена.

– Ну хорошо, – сказал я. – Она потеряла руку. Это не делает ее убийцей.

– А будь она некрасива, это изменило бы дело? – спросил Ордас.

Я рассмеялся.

– Ты сомневаешься в беспристрастности моих суждений? Люди погибали и не за такое!

Но я понимал, что он может быть прав. У убийцы вполне могло недоставать теперь руки.

– Как ты думаешь, Джил, что здесь произошло?

– Ну… как бы ни смотреть на это дело, убийца, видимо, хотел забрать с собой Синклерову… мм… машину времени. С одной стороны, она бесценна. С другой, похоже, что с ее помощью он пытался соорудить себе алиби. Значит, он знал о ее существовании еще до прихода сюда.

Я уже успел поразмыслить над этим.

– Скажем, он сделал так, чтобы ряд людей знал о его местонахождении за несколько часов до того, как он явился сюда. Он убил Синклера в пределах действия… назовем это генератором. Включил его. Он сообразил, что часы Синклера покажут ему, сколько времени он выигрывает. После этого он мог переставить часы назад и уйти с генератором. Полиция не смогла бы установить, когда был убит Синклер – например, шестью часами раньше или вообще неизвестно когда.

– Да. Но он этого не сделал.

– С выключателя свисает нить. Он включил его, находясь вне поля… вероятно, ему не хотелось шесть часов сидеть рядом с телом. А если б он попытался выйти из поля после запуска, то расшиб бы себе нос. Выйти из этого времени в нормальное – то же, что попытаться пройти сквозь стену. Значит, он выключил его, вышел из сферы действия и запустил его снова этой нейлоновой ниткой. Он, вероятно, сделал ту же ошибку, что и Вальпредо – подумал, что сможет войти обратно и выключить поле.

Ордас согласно кивнул.

– Именно так. Для него – или для нее – было очень важно сделать это. Иначе убийца остался бы без алиби и без добычи. Если он продолжал попытки дотянуться до выключателя сквозь поле…

– То мог потерять руку из-за развития гангрены. Для нас это было бы очень удобно! Его легко можно будет найти. Но, Хулио, ведь девушка могла пытаться сделать то же, чтобы спасти Синклера. Когда она вернулась домой, Синклер мог еще не выглядеть столь уж однозначно мертвым.

– Он вообще мог быть живым, – отметил Ордас.

Я пожал плечами.

– Кстати, о фактах. Она вернулась домой в час десять, в собственной машине, которая все еще стоит в ангаре. За посадочной площадкой и ангаром наблюдают специальные камеры. Доктор Синклер серьезно заботился о своей безопасности. Девушка была единственным человеком, прибывшим этой ночью. И никто не покидал дом.

– С крыши, ты имеешь в виду.

– Джил, из этих апартаментов есть только два пути. Один – через крышу, другой – через лифт, выходящий в вестибюль. Лифт находится на этом этаже и выключен. К нашему появлению лифт уже был приведен в такое состояние. Им неоткуда управлять, кроме как отсюда.

– Значит, кто-то мог подняться на нем сюда и потом отключить лифт… или же Синклер его выключил сам еще до убийства… Я вижу, на что ты намекаешь. Так или иначе, убийца должен находиться здесь.

Я обдумал это еще раз. Что-то мне не нравилось.

– Нет, это не сходится. Как она могла придумать столь блестящее алиби, а потом оказаться настолько глупой, чтоб запереться вместе с телом?

Теперь плечами пожал Ордас.

– Лифт она выключила перед тем, как убить своего дядю. Она не хотела, чтобы ей помешали. Это логично? А повредив руку, она слишком спешила добраться до автодока.

Один из красных огоньков сменился зеленым. Я был рад этому. Она не походила на убийцу.

– В спящем состоянии никто не выглядит как убийца, – произнес я, обращаясь как бы сам к себе.

– Никто. Но она находится там, где следовало бы быть убийце. Que lastima .

Мы вернулись в гостиную. Я соединился со штаб-квартирой АРМ и велел им прислать грузовик.

К машине еще не прикасались. Дожидаясь их прибытия, я одолжил камеру у Вальпредо и сделал несколько снимков, чтобы запечатлеть установку на месте. Взаимное расположение компонентов могло иметь важное значение.

Эксперты расхаживали по пожухлой траве. Распыляя аэрозоли, они обнаружили белые отпечатки пальцев; следы крови начинали сиять ярко-желтым цветом. Эксперты сняли с машины множество отпечатков, на кочерге же не было ни одного. Там, где в траве находилась голова мумии, виднелась желтая лужица. За концом кочерги тянулся длинный желтый след. Было похоже, что кто-то пытался вытащить кочергу за пределы поля после того, как она упала на пол.

Уютные и в то же время просторные апартаменты Синклера занимали весь верхний этаж. Этажом ниже находилась лаборатория, где Синклер творил свои чудеса. Я прошелся по ней вместе с Вальпредо. Она не производила большого впечатления и выглядела скорее, как домашняя мастерская. С помощью имевшихся тут инструментов можно было собрать что-нибудь из готовых частей, но нельзя было соорудить ничего действительно сложного.

Исключение составлял компьютерный терминал. Удобное откидывающееся кресло, помещенное в центре кругового головизорного экрана, было окружено таким количеством пультов управления, словно эта штука была предназначена для полетов на Альфу Центавра.

Секреты должны были храниться в этом компьютере! Но я не прикоснулся к нему. Мы пришлем программиста из АРМ, чтобы пробиться через блокирующие коды, которые Синклер мог установить в банках памяти.

Прибыл грузовик. Мы затащили наследство Синклера по лестницам на крышу все целиком. Все части были прочно прикреплены к раме, а лестницы оказались широкими и не столь крутыми, как казалось.

Обратно я вернулся в кузове грузовика, рассматривая генератор. Массивный кусок серебра напоминал нечто вроде скульптуры “Птица в полете” или треугольник, над которым поупражнялся студент-тополог. К тому, что оставалось от углов, крепились провода. Был ли этот слиток сердцем машины, или просто случайно подошедшим куском? В самом ли деле я еду рядом с межзвездным двигателем? Синклер вполне мог распустить этот слух сам, чтобы скрыть истинное назначение этого аппарата. Или же… может, какой-то закон запрещал ему работать над двумя проектами одновременно?

Я надеялся увидеть реакцию Беры.

Джексон Бера наткнулся на нас, когда мы волокли эту штуковину по залам штаб-квартиры АРМ. Он брел позади с безразличным видом. Мы втащили машину в главную лабораторию и для проверки сверили ее со снятыми мною заранее голограммами. Бера прислонился к дверному косяку, наблюдая за нами. Интерес в его глазах постепенно затухал. Казалось, что он сейчас вообще задремлет.

Я познакомился с ним три года назад, вернувшись с астероидов и вступив в АРМ. Ему было тогда двадцать лет, и он уже два года служил в АРМ; но в АРМ состояли и его отец, и дед. Немалую часть моего опыта я приобрел от Беры. И, учась охоте на людей, охотившихся за другими людьми, я наблюдал, как это занятие отразилось на нем самом.

Сотрудник АРМ должен иметь чувство сопереживания. Он должен представлять образ мыслей того, за кем охотится. Но в Бере было слишком много сопереживания. Я помнил его реакцию, когда Кеннет Грэм покончил с собой: один всплеск тока через разъем в черепе и по проволоке внутрь центра удовольствия в мозге. Беру трясло несколько недель. Или взять дело Анубиса в начале прошлого года. Когда мы сообразили, что сделал этот тип, Бера едва не убил его на месте . Я бы его не винил.

С прошлого года Бера решил, что с него хватит, и, покончив с охотой за органлеггерами, перешел к техническим вопросам. Теперь он руководил лабораторией АРМ.

Он просто обязан был поинтересоваться, что собой представляет это оригинальное сооружение. Я ждал, когда же он об этом спросит… а он просто смотрел, слегка улыбаясь. Наконец меня осенило. Он полагал, что это розыгрыш, какая-то штуковина, сколоченная мною, дабы ввести его в смущение.

– Бера… – произнес я.

Он, улыбаясь, посмотрел на меня и спросил:

– Ну и что же это такое, дружище?

– Ты задаешь очень неловкие вопросы.

– Да, я понимаю твои чувства, но что же это? Мне это сооружение нравится, оно изящно, но для чего ты мне его приволок?

Я изложил ему все, что знал, не вдаваясь в догадки. Когда я закончил, он только произнес:

– На новый межзвездный двигатель не очень-то смахивает.

– Ага, так ты тоже слышал об этом? Да, не похоже. Хотя…

Я раздумывал над этой проблемой с того самого времени, как увидел установку.

– Может быть, она должна ускорять скорость синтеза. Тогда термоядерный двигатель сделается более эффективным.

– Чушь. Они уже работают на уровне девяноста процентов эффективности, а эта штука выглядит тяжеленной. – Протянув руку, он осторожно коснулся изогнутого серебряного треугольника длинными тонкими пальцами. – Н-да… Ладно, будем разбираться.

– Желаю удачи. А я возвращаюсь в квартиру Синклера.

– Почему? Все интересное будет происходить здесь.

Он достаточно часто слышал о моей мечте – принять участие в колонизации других звезд. И явно хорошо представлял, насколько серьезно я отношусь к созданию нового двигателя для межзвездных транспортных кораблей.

– Дело обстоит так, – пояснил я. – Мы заполучили генератор, но ничего о нем не знаем. Мы можем его сломать. Я намерен отыскать человека, который хоть что-то знает о генераторе Синклера.

– То есть?

– Того, кто пытался его украсть. Убийцу Синклера.

– Ну, раз ты так говоришь…

Но на лице его было написано сомнение. Он слишком хорошо меня знал.

– Я так понимаю, что назревает охота за матерями… – сказал он.

– Да?

Он усмехнулся.

– Просто слух пошел. Вам, ребята, везет. Когда мой папаша поступил на службу, АРМ в основном и занималась охотой на матерей. Органлеггеры тогда еще не были по-настоящему организованы, а Законы о Деторождении были еще в новинку. Если б мы их не навязали силой, эти законы вообще бы не соблюдались никем.

– Разумеется. И люди швыряли в твоего отца камнями. Бера, эти времена ушли.

– Они могут вернуться. Иметь детей – основной инстинкт.

– Бера, я вступил в АРМ не для того, чтобы ловить незаконных родителей.

Я помахал ему рукой и ушел прежде, чем он смог ответить. Я мог обойтись и без напоминаний о моем долге со стороны Беры, который сам покончил с охотой на людей и на матерей.

Опускаясь утром на крышу Родеволд-билдинг, я неплохо рассмотрел здание. Сейчас из такси вид был не хуже. Но теперь я выискивал возможные пути бегства.

На этажах, занимаемых Синклером, балконов не имелось, а окна были сделаны вровень со стеной. К ним не подобралась бы и бродячая кошка. К тому же создавалось впечатление, что окна вообще не открываются.

Пока такси снижалось к крыше, я попытался отыскать камеры, о которых упоминал Ордас, но не смог. Может быть, они скрывались в кронах вязов.

Зачем я вообще беспокоился? Я вступил в АРМ не для того, чтобы разыскивать матерей, новые установки, или обычных убийц. Я хотел оплатить свою руку. Моя новая рука попала в Мировой Банк Органов из захваченных органлеггерских запасов. Какой-то честный гражданин погиб не по своей воле где-нибудь на движущемся тротуаре города, и его рука стала теперь частью меня.

Я вступил в АРМ, чтобы преследовать органлеггеров.

АРМ не занимается убийствами как таковыми. Машина была уже не моей заботой. Расследование убийства не избавит меня от охоты за матерями. А девушку я никогда до того не встречал. Я ничего о ней не знал, за исключением того обстоятельства, что она оказалась именно там, где должен был находиться убийца.

Было ли дело только в ее красоте?

Бедная Дженис. Когда она пробудится… Целый месяц я просыпался с тем же ощущением шока, вспоминая об исчезновении правой руки.

Такси село. Внизу ждал Вальпредо.

Я размышлял… Летают не только машины. Но любой, кто осмелится подняться над городом на одном из ненадежных пропеллерных флаеров, то есть там, где он можно упасть на пешехода, может не беспокоиться насчет обвинения в убийстве. Он угодит в банки органов, невзирая ни на что. И любая летающая штуковина оставила бы следы не только на посадочной площадке. Она бы сломала розовый куст, дерево-бонсай или зацепилась бы за вяз.

Такси с шелестом поднялось. Вальпредо усмехался.

– Наш мыслитель. Что это у вас на уме?

– Я подумал, а не мог ли убийца спуститься на крышу ангара.

Он обернулся, оценивая ситуацию.

– На краю крыши смонтированы две камеры. Если у него был достаточно легкий экипаж, то, конечно, он мог бы там опуститься, и камеры его бы не заметили. Однако крыша ангара не выдержала бы вес машины. Так или иначе, никто этого не делал.

– Откуда вы знаете?

– Сейчас покажу. Кстати, мы проверили систему камер и уверены, что их никто не трогал.

– И никто прошлой ночью не спускался на крышу, кроме девушки?

– Никто. Даже до семи утра никто тут не приземлялся. Вот, поглядите.

Мы дошли до бетонных ступеней, ведущих в комнаты Синклера. Вальпредо указал на блик света на косом потолке.

– Это единственный путь вниз. Камера снимет любого, кто войдет или выйдет. Лица его она может и не запечатлеть, но покажет, что кто-то проходил. Она снимает шестьдесят кадров в минуту.

Я спустился. Полицейский пропустил меня.

Ордас говорил по телефону. На экране был молодой человек, потрясение на лице которого легко различалось даже несмотря на темный загар. Ордас сделал жест рукой, призвав меня к молчанию, и продолжал разговор:

– Так вы прибудете сюда через пятнадцать минут? Это нам очень поможет. Пожалуйста, опускайтесь на крышу. Над лифтом мы еще работаем.

Он положил трубку и обратился ко мне.

– Это был Эндрю Портер, возлюбленный Дженис Синклер. Он рассказал нам, что они с Дженис провели вечер на приеме. Около часа ночи она завезла его домой.

– А потом прибыла прямо сюда, если только это она лежит в автодоке.

– Думаю, так оно и есть. По словам мистера Портера, она носила голубую раскраску кожи, – Ордас нахмурился. – Надо признать, он вел себя крайне убедительно. Думаю, он в самом деле не ожидал каких-либо неприятностей. Он был удивлен, что на звонок ответил незнакомец, был потрясен, узнав о смерти доктора Синклера, а от того, что Дженис пострадала, пришел в ужас.

После того, как вынесли мумию и генератор, место убийства превратилось в пустой круг засохшей травы, на котором виднелись желтые метки от реактивов и меловой контур.

– Нам немного повезло, – продолжал Ордас. – Сегодня 4 июня 2124 года. У доктора Синклера были часы с календарем. Они показывают 17 января 2125 года. Выключив машину без десяти десять, как мы и сделали, и приняв, что часы отсчитывали час за каждые семь секунд снаружи поля, получим, что поле включилось около часа ночи. Конечно, это не абсолютно точно.

– Значит, если это сделала не девушка, то она едва разминулась с убийцей.

– Именно так.

– А как насчет лифта? В нем не могли что-нибудь переделать?

– Нет. Мы разобрали механизм управления. Он находился на этом этаже и был заблокирован вручную. Никто бы не сумел спуститься на лифте…

– Почему ты остановился?

Ордас раздраженно передернул плечами.

– Меня по-настоящему беспокоит эта странная машина, Джил. Я уже начал думать, а что если она может обращать время? Тогда убийца мог бы спуститься на лифте, который поднимался.

Мы оба расхохотались.

– Во-первых, – сказал я, – я в это нимало не верю. Во-вторых, при нем не было машины. Если только… если он не сбежал до убийства. Черт возьми, ты и меня заставил так думать.

– Я бы хотел побольше узнать о машине.

– Сейчас Бера ее исследует. Как только мы что-нибудь выясним, я тебе сообщу. А я хотел бы узнать подробнее о возможных путях бегства убийцы.

Он глянул на меня.

– Какие подробности тебя интересуют?

– Мог кто-нибудь открыть окно?

– Нет. Этому зданию сорок лет. Смог тогда был еще силен. Видимо, доктор Синклер предпочитал доверять своей системе кондиционирования воздуха.

– Как насчет апартаментов внизу? Наверное, там свой набор лифтов?

– Да, разумеется. Они принадлежат Говарду Родеволду, владельцу здания; в сущности, всей этой цепи зданий. В данный момент он пребывает в Европе. Его апартаменты сданы друзьям.

– А нет ли лестниц, ведущих туда?

– Нет. Мы тщательно осмотрели всю квартиру.

– Хорошо. Мы знаем, что у убийцы была нейлоновая нить: ее обрывок он оставил на генераторе. Мог ли он спуститься с крыши на балкон Родеволда?

– Тридцать футов? Да, думаю, вполне, – глаза Ордаса сверкнули. – Мы должны это проверить. Остается, конечно, вопрос, как он смог обойти камеру и мог ли он с балкона попасть внутрь.

– Да.

– Вот о чем подумай, Джил. Есть другой вопрос. Как он намеревался уйти?

Моя реакция его удовлетворила. Вопрос был действительно очень к месту.

– Видишь ли, если Дженис Синклер убила своего дядю, все вопросы снимаются. Если же мы ищем кого-то еще, нам надо принять, что его планы провалились, и он вынужден был импровизировать.

– Угу. Он с самого начала мог планировать использовать балкон Родеволда. А это означает, что он как-то мог обойти камеру…

– Конечно, мог. Генератор.

Правильно. Если он пришел украсть генератор… а ему в любом случае надо было его украсть. Если б мы нашли машину здесь, его алиби полетело бы к чертям. Значит, он оставил бы его включенным, взбираясь по ступенькам. Скажем, это заняло бы у него минуту; это только одна восьмая секунды нормального времени. Один шанс из восьми, что камера сработает… и снимет только какой-то след…

– Н-да…

– Ты о чем?

– Он должен был планировать кражу машины. Неужели он в самом деле собирался опустить ее на балкон Родеволда на веревке?

– Мне это кажется маловероятным, – заявил Ордас. – Она весила более пятидесяти фунтов. Он мог втащить ее наверх. Рама машины позволяет ее переносить. Но спустить ее на веревке…

– Нам придется искать настоящего атлета.

– По крайней мере, тебе не придется искать его долго. Мы ведь принимаем, что твой гипотетический убийца явился на лифте, не так ли?

– Ну да.

Прошлой ночью через крышу прибыла только Дженис Синклер.

– Лифт запрограммирован таким образом, чтобы впускать определенных людей и не пропускать всех остальных. Список короткий. Доктор Синклер был человек необщительный.

– Вы их проверяете? Где они были, алиби, и все такое?

– Разумеется.

– Вы могли бы проверить кое-что еще, – начал было я, но тут вошел Эндрю Портер, и мне пришлось прерваться.

Портер выглядел обыденно, в поношенном полупрозрачном комбинезоне, который он, наверно, натягивал, когда бежал к такси. Под обвисшей тканью так и перекатывались мускулы. Мышцы брюшного пресса выступали как чешуя броненосца. Мускулы серфингиста. Солнце почти обесцветило его волосы, и сделало его кожу темной, прямо как у Джексона Беры. Казалось бы, подобный загар должен скрыть побледнение, вызванное неожиданными новостями, но это было не так.

– Где она? – осведомился он.

Не дожидаясь ответа, он ринулся к автодоку, месторасположение которого он знал. Мы двинулись следом.

Ордас не давил на него. Он выжидал, пока Портер рассмотрел Дженис, потом распечатал сводку и внимательно ее прочел. После этого Портер вроде бы несколько успокоился. Его лицу вернулся нормальный цвет. Он повернулся к Ордасу и спросил:

– Что тут произошло?

– Мистер Портер, вы что-нибудь знаете о последнем проекте доктора Синклера?

– О компрессоре времени? Да. Когда я был здесь вчера вечером, он устанавливал его в гостиной – как раз в центре этого круга высохшей травы. Тут есть какая-то связь?

– Когда вы сюда прибыли?

– Э… около шести. Мы немного выпили, и дядюшка Рэй продемонстрировал свою машину. Он нам много о ней не рассказывал – просто показал, на что она способна, – белые зубы Портера сверкнули. – Она в самом деле работала! Эта штука может сжимать время! За два месяца внутри можно прожить всю свою жизнь! Наблюдать, как он там движется внутри поля – это было словно следить за полетом колибри. Даже сложнее. Он зажег спичку…

– А когда вы ушли?

– Около восьми. Мы пообедали в “Доме ирландского кофе” Чиллера, потом… Слушайте, что здесь все-таки произошло?

– Сначала мы должны кое-что выяснить, мистер Портер. Вы с Дженис весь вечер были вместе? С вами был кто-нибудь еще?

– Разумеется. Обедали мы вдвоем, но потом отправились на вечеринку. На пляже Санта-Моники. У моего друга там дом. Я дам вам адрес. Около полуночи кое-кто из нас вернулся к Чиллеру. Потому Дженис отвезла меня домой.

– По вашим словам, вы возлюбленный Дженис. Она живет не с вами?

– Нет. Я ее постоянный возлюбленный, так сказать, но я ею не командую, – он выглядел беспокойно. – Она живет здесь, с дядюшкой Рэем. Жила. О черт!

Он заглянул в автодок.

– Послушайте, судя по сводке, она в любую минуту может проснуться. Могу я принести ей халат?

– Естественно.

Мы последовали за Портером в спальню Дженис, где он подобрал для нее персикового цвета пеньюар. Этот парень начинал мне нравиться. У него были правильные инстинкты. Вечерняя раскраска – это не тот наряд, в котором разгуливают утром после убийства. И он подобрал халат с длинными, свободными рукавами. Ее недостающая рука будет не столь заметна.

– Вы называете его дядюшка Рэй, – отметил Ордас.

– Ага. Так его называла Дженис.

– Он не протестовал? Он был общительным человеком?

– Общительным? Э, нет, но мы симпатизировали друг другу. Мы оба любили головоломки, понимаете? Мы обменивались загадками про убийства и разрезными головоломками. Слушайте, может, это глупо, но вы уверены, что он мертв?

– К сожалению, да. Мертв и убит. Он ожидал кого-нибудь после вашего ухода?

– Да.

– Он так сказал?

– Нет. Но он был одет в рубашку и брюки. При нас он обычно ходил голым.

– А!

– Пожилые люди редко так поступают, – продолжал Портер. – Но дядюшка Рэй был в хорошей форме. Он заботился о себе.

– Есть ли у вас какие-нибудь предположения, кого он мог ждать?

– Нет. Не женщину; то есть, это было не свидание. Может, кого-то по делу.

Позади послышался стон Дженис.

Портер возник над нею в один момент. Положив руку ей на плечо, он удержал ее.

– Лежи спокойно, любовь моя. Мы мигом тебя оттуда вытащим.

Она подождала, пока он отцеплял рукава и остальные причиндалы, потом спросила:

– Что произошло?

– Они мне еще не сказали, – заявил Портер со вспышкой гнева. – Осторожно присядь. С тобой произошел несчастный случай.

– Что еще за… Ох!

– Все будет в порядке.

– Моя рука!

Портер помог ей выбраться из автодока. Ее рука кончалась на два дюйма ниже плеча розовой плотью. Она позволила Портеру завернуть себя в халат, потом попыталась затянуть пояс и бросила, поняв, что пытается сделать это одной рукой.

– Послушайте, я как-то потерял руку, – сказал я.

Она взглянула на меня. Портер тоже.

– Я Джил Хэмилтон. Из полиции ООН. Вам действительно не стоит беспокоиться. Видите? – Я поднял правую руку и подвигал пальцами. – В банки органов запросов на руки поступает мало, не то что на почки, к примеру. Вам, вероятно, даже не придется ждать. Я не ждал. Я ощущаю новую руку не хуже, чем родную, и она действует так же хорошо.

– Как вы ее потеряли? – спросила она.

– Срезало метеором, – сказал я не без гордости. – Когда я занимался горными работами на астероидах Пояса.

Я не стал рассказывать ей, что метеорный поток мы вызвали сами, неправильно установив бомбу на астероиде, который собирались переместить.

– А вы помните, как вы сами потеряли руку? – спросил у нее Ордас.

– Да, – она вздрогнула. – Можем ли мы пойти куда-нибудь, где можно присесть? Меня слегка качает.

Мы перешли в гостиную. Дженис несколько грузно упала на диван. То ли шок, то ли потеря равновесия из-за недостающей руки. Я помнил по себе.

– Дядюшка Рэй в самом деле мертв? – спросила она.

– Да.

– Я вернулась домой и застала его в таком виде. Он лежал рядом с этой своей машиной времени, затылок был весь в крови. Я подумала, может, он еще жив, но видела, что машина продолжает работать: вокруг нее было фиолетовое свечение. Я попыталась ухватить кочергу и с ее помощью выключить машину. Но я не могла этого сделать. Моя рука не просто онемела, она вообще не двигалась. Знаете, даже отсидев ногу, можно пытаться двигать ее пальцами, но… Я могла коснуться рукояти этой проклятой кочерги, но когда я пыталась вытащить ее, она просто выскальзывала из пальцев.

– Вы пробовали несколько раз?

– Довольно долго. Потом… я отошла, чтобы подумать. Я не хотела терять время, когда дядя Рэй, может, там умирает. Моя рука была мертвой как камень… так ведь оно и было? – Она содрогнулась. – Гниющее мясо. Она так и пахла. Я вдруг почувствовала, что слабею, голова кружилась, будто я сама умираю. Я едва добралась до автодока.

– И хорошо, что успели, – произнес я.

Портер опять побледнел, поняв, насколько близко была она от смерти. Ордас продолжал:

– Ваш двоюродный дед ожидал вечером гостей?

– Думаю, да.

– Почему вы так думаете?

– Не знаю. Он просто… просто вел себя соответствующим образом.

– Нам сообщили, что вы и несколько ваших друзей около полуночи явились в “Дом ирландского кофе” Чиллера. Это так?

– Наверное. Мы немного выпили, потом я забросила Дрю домой и вернулась сама.

– Прямо домой?

– Да, – она вздрогнула. – Я поставила машину и спустилась вниз. Я уже что-то чувствовала. Что-то не так: дверь была открыта. И вижу, дядюшка Рэй лежит около машины! Но я к нему не подбежала. Он объяснял нам, что в поле входить нельзя.

– В самом деле? Тогда вам следовало знать, что не стоит тянуться за кочергой.

– Да, да. Я могла использовать щипцы, – сказала она так, словно эта мысль только сейчас пришла ей в голову. – Они почти такой же длины. Я просто не подумала. Не было времени. Понимаете, он же там лежал умирающий или уже мертвый!

– Да, конечно. Вы никак не затронули сцену убийства?

Она горько усмехнулась.

– Допускаю, что я сдвинула кочергу дюйма на два. Потом, ощутив, что происходит со мной, я кинулась к автодоку. Это было ужасно. Словно умираешь на ходу.

– Мгновенная гангрена, – произнес Портер.

Ордас спросил:

– А вы, к примеру, не запирали лифт?

Черт возьми! Я об этом не подумал.

– Нет. Обычно мы его отключаем на ночь, но у меня не хватило времени.

– А в чем дело? – поинтересовался Портер.

– Когда мы явились, лифт был отключен, – пояснил ему Ордас.

Портер поразмыслил над этим.

– Значит, убийца ушел через крышу. У вас должны быть его снимки.

Ордас улыбнулся с извиняющимся видом.

– Тут-то и загвоздка. Ни одна машина в прошлую ночь с крыши не взлетала. А прибыла только одна. Ваша, мисс Синклер.

– Но… – начал было Портер и остановился, снова призадумавшись. – А полиция включила лифт, явившись сюда?

– Нет. Убийца не мог уйти после нашего прихода.

– А…

– Произошло же следующее, – продолжал Ордас. – Около полшестого утра жильцы квартиры… – он на миг остановился, вспоминая, – квартиры 36А вызвали ремонтника здания, пожаловавшись на запах гниющего мяса, идущий из кондиционера. Некоторое время он разыскивал источник, но добравшись до крыши, все понял. Он…

Портер тут же уцепился за эти слова:

– А на чем он добрался до крыши?

– По словам мистера Стивса, он взял такси с улицы. Другого способа достичь личной посадочной площадки доктора Синклера просто не существует. Не так ли?

– Нет. А почему он так поступил?

– Возможно, были и другие случаи, когда из лаборатории доктора Синклера доносились странные запахи. Мы у него спросим.

– Вот и спросите.

– Мистер Стивс последовал за запахом через открытую дверь. И вызвал нас. Он ждал нас на крыше.

– А как насчет его такси? – Портер учуял след. – Может, убийца просто подождал, пока такси прилетит сюда, и забрал его, пока Стивс тут возился.

– Оно улетело сразу же, как только Стивс шагнул наружу. Он захватил устройство вызова, на случай, если б ему понадобилось еще одно такси. Камеры наблюдали за такси все время, пока оно находилось на крыше, – Ордас сделал паузу. – Вы видите, в чем проблема?

Портер явно видел. Он провел обеими руками по своим выцветшим волосам и сказал:

– Думаю, нам следует отложить обсуждение, пока мы не будем знать больше.

Он имел в виду Дженис. Дженис выглядела озадаченно: она не сообразила, в чем тут дело. Но Ордас тут же кивнул и поднялся.

– Отлично. Ничего не препятствует мисс Синклер продолжать жить здесь. Мы, возможно, побеспокоим вас снова, – сказал он ей. – Пока примите наши соболезнования.

Он пошел к выходу. Я потянулся за ним. Неожиданно так же поступил Дрю Портер. Наверху лестницы он остановил Ордаса, положив ручищу на плечо инспектора.

– Вы думаете, что это сделала Дженис?

Ордас вздохнул.

– У меня нет выбора. Я должен рассмотреть эту возможность.

– У нее не было никаких причин. Она любила дядюшку Рэя. Она жила у него последние двенадцать лет. У нее не было ни малейшего повода убить его.

– А как насчет наследства?

Он изменился в лице.

– Ну хорошо, ну да, она получит какие-то деньги. Но Дженис это никогда не интересовало!

– Н-да-а… Тем не менее, что мне остается? Все, что нам известно, говорит о том, что убийца не мог покинуть место преступления. Мы немедленно обшарили весь дом. В нем находились только Дженис Синклер и ее убитый дядя.

Портер хотел было что-то ответить, сдержался и задумался. Он, должно быть, испытывал искушение. Детектив-любитель, все время на шаг опережающий полицию… Разумеется, Ватсон, у этих жандармов есть особый дар не замечать очевидное… Но он мог потерять слишком многое. Он спросил:

– А как насчет ремонтника Стивса?

Ордас приподнял бровь.

– Да, конечно. Мы проверим мистера Стивса.

– Как он получил этот вызов из э… 36А? Через телефон в спальне или карманный? Может, он уже находился на крыше?

– Не помню, что он об этом говорил. Но у нас есть снимки, как его такси заходит на посадку.

– У него был аппарат для вызова. Он мог просто опустить это такси.

– Вот еще что, – вмешался я, и Портер посмотрел на меня с надеждой. – Как насчет лифта, Портер? В нем есть какая-то соображалка, не так ли? Он не поднимет вверх никого, если тот не внесен в список.

– Или если дядя Рэй не позвонил бы вниз. В вестибюле есть домофон. Но так поздно он, вероятно, не пустил бы наверх никого, если не ждал этого человека с самого начала.

– Значит, если Синклер ожидал прихода сотрудника, то он или она должны быть в списке. А как насчет того, чтобы спуститься? Опустит ли лифт вас в вестибюль, если вы не включены в список?

– Я… я думаю, что да.

– Именно так, – заметил Ордас. – Лифт фильтрует входящих, а не выходящих.

– Тогда почему им не воспользовался убийца? Я не обязательно говорю о Стивсе. Я имею в виду любого, кто бы это ни был. Почему он просто не спустился в лифте? Это было бы проще в любом случае.

Они оба переглянулись, но ничего не сказали.

– Ладно, – я обратился к Ордасу. – Когда вы будете проверять людей из списка, посмотрите, не повреждена ли у кого-то из них рука. Убийца мог угодить в ту же ловушку, что и Дженис, потерявшая руку при попытке выключить генератор. И я вообще хотел бы посмотреть, кто внесен в список.

– Очень хорошо, – согласился Ордас.

Мы направились к полицейской машине, стоявшей в ангаре. Когда нас никто не мог расслышать, он спросил:

– А как в это дело втянулась АРМ, мистер Хэмилтон? Почему вы так интересуетесь, кто именно окажется убийцей в этом деле?

Я объяснил ему то же, что и Бере: убийца может быть единственным живым человеком, разбирающимся в машине времени Синклера. Ордас кивнул. На самом деле его интересовало вот что: есть ли у меня основания отдавать приказы полицейскому управлению Лос-Анджелеса при расследовании дела локального характера. И я ответил – есть.

Не очень-то изощренная система безопасности в лифте Синклера умела распознавать отпечатки больших пальцев и структуру костей лица (сканируемую глубинным радаром, что избавляло от проблем в случае изменения стиля бороды или маскарадной вечеринки) около ста людей. Большинство людей имеют как раз примерно сто знакомых, плюс-минус около десятка. Но Синклер поместил в список только дюжину, включая себя самого.

РЭЙМОНД СИНКЛЕР

ЭНДРЮ ПОРТЕР

ДЖЕНИС СИНКЛЕР

ЭДВАРД СИНКЛЕР СТ.

ЭДВАРД СИНКЛЕР III

ГАНС ДРУКЕР

ДЖОРДЖ СТИВС

ПОЛИНА УРТИЕЛЬ

БЕРНАТ ПЕТЕРФИ

ЛОУРЕНС МУХАММЕД ЭКС

БЕРТА ХОЛЛ

МЮРИЭЛЬ САНДУСКИ

Вальпредо был занят проверкой, используя вместо кабинета телефон полицейской машины, и одновременно присматривая за крышей.

– Некоторых из них мы знаем, – сказал он. – Эдвард Синклер третий, к примеру – внук Эдварда старшего, брат Дженис. Он находится в Поясе, на Церере, где уже приобрел известность как инженер-конструктор. Эдвард старший – брат Рэймонда, живет в Канзас-Сити. Ганс Друкер, Берта Холл и Мюриэль Сандуски все живут в мегаполисе Лос-Анджелеса. Какое отношение они имеют к Синклеру, нам неизвестно. Полина Уртиель и Бернат Петерфи – какие-то технические специалисты. Экс – это юрист Синклера по патентным вопросам.

– Эдварда третьего, думается, мы сможем допросить по телефону.

Ордас сделал гримасу, сказав это. Звонок в Пояс стоил недешево.

– А прочие…

– Могу я сделать предложение? – спросил я.

– Разумеется.

– Пошлите меня с тем, кто будет допрашивать Экса, Петерфи и Уртиель. Они, вероятно, имели с Синклером деловые отношения. Присутствие сотрудника АРМ прибавит вам оснований для более подробных расспросов.

– Этим поручением могу заняться я, – вызвался Вальпредо.

– Ну и хорошо, – Ордас по-прежнему выглядел мрачно. – Я бы радовался, будь этот список исчерпывающим. К несчастью, мы должны считаться с возможностью того, что гость доктора Синклера просто позвонил по домофону в вестибюле и попросил его впустить.

Бернат Петерфи на телефонный вызов не ответил.

Мы дозвонились на карманный телефон Полины Уртиель. Голос – резкое контральто, изображения нет. Мы хотели бы поговорить с ней в связи с расследованием убийства: будет ли она дома после полудня? Нет. Во второй половине дня она читает лекции, придет домой около шести.

С Экса капала вода, и он выглядел неприветливо. Мы очень сожалеем, мистер Экс, что вытащили вас из душа. Мы хотели бы поговорить с вами в связи с расследованием убийства…

– Конечно, заходите. А кого убили?

Вальпредо объяснил ему.

– Синклера? Рэя Синклера? Вы уверены?

Мы были уверены.

– О господи. Послушайте, он работал над чем-то весьма важным. Из этого мог получиться межзвездный двигатель. Если есть хоть какая-то возможность спасти аппаратуру…

Я успокоил его и отключился. Если даже патентовед Синклера думает, что речь идет о межзвездном двигателе… может, так оно и есть.

– Непохоже, чтобы он пытался его украсть, – заметил Вальпредо.

– Нет. И если б даже он заполучил эту штуку, он не мог объявить ее своим достижением. Если убил он, то не из-за этого.

Мы мчались быстро, со скоростью полицейской машины. Управление стояло, конечно, на автоматике, но при необходимости сразу же могло быть переключено на ручное. Вальпредо разговаривал, не глядя в мою сторону, сосредоточившись на окружающем.

– Понимаете, вы и детектив-инспектор ищете не одно и то же.

– Знаю. Я ищу гипотетического убийцу. Хулио ищет гипотетического гостя. Возможно, нелегко будет доказать, что такового не было. Но если Портер и девушка говорят правду, то Хулио, возможно, окажется в состоянии доказать, что посетитель не был убийцей.

– Тогда остается девушка, – заметил он.

– А на чьей вы стороне?

– Ни на чьей. Я просто задаю интересующие меня вопросы, – он искоса глянул на меня. – Но вы абсолютно уверены, что девушка этого не делала.

– Да.

– Почему?

– Не знаю. Может быть потому, что мне она не кажется достаточно сообразительной. Это было непростое убийство.

– Она племянница Синклера. Она не может быть полной дурой.

– Наследственность работает по-всякому. Может, я обманываюсь. Может, дело в ее руке. Она потеряла руку. У нее уже достаточно причин для беспокойства.

С помощью телефона в машине я порылся в базе данных компьютера АРМ.

ПОЛИНА УРТИЕЛЬ. Урожденная Поль Уртиель. Ученая степень по физике плазмы, Калифорнийский Университет в Эрвине. Смена пола и законная перемена имени в 2111 г. Шесть лет спустя выдвигалась на Нобелевскую премию за исследования эффекта подавления зарядов в дезинтеграторе Тринтов . Рост: 5 футов 9 дюймов. Вес: 135 фунтов. Замужем за Лоуренсом Мухаммедом Эксом с 2117 г. Сохранила свою девичью (так сказать) фамилию. Проживают раздельно.

БЕРНАТ ПЕТЕРФИ. Ученая степень по субатомной физике и родственным вопросам, Массачусетский Технологический Институт. Диабетик. Рост: 5 футов 8 дюймов. Вес: 145 фунтов. Заявка на освобождение от запретов Закона о Деторождении отклонена в 2119 г. Женился в 2118 г., развелся в 2122 г. Живет один.

ЛОУРЕНС МУХАММЕД ЭКС. Высшее образование в области физики. Член коллегии юристов. Рост: 6 футов 1 дюйм. Вес: 190 фунтов. Искусственная левая рука. Вице-президент Комитета за отмену трансплантации.

– Удивительно, как в этом деле все прибавляются человеческие руки, – заметил Вальпредо.

– Ага…

Включая еще одного сотрудника АРМ, который, по правде говоря, затесался случайно.

– Экс имеет магистерскую степень по физике. Возможно, ему удалось бы убедить людей, что генератор придумал он. Или, возможно, он думал, что сможет.

– Он не пытался заморочить нам голову.

– А вдруг он испортил установку вчера ночью? Может, он не хотел, чтобы генератор был безвозвратно потерян для человечества?

– А как он выбрался наружу?

Я не ответил.

Экс жил в заостренной башне почти в милю высотой. Когда-то, до того как началось строительство аркологий , “Игла Линдстеттера”, должно быть, являлась самым крупным сооружением в мире. Мы высадились на площадке, расположенной примерно на одной трети общей высоты, потом спустились на десять этажей.

Когда Экс открыл нам дверь, он уже был одет – в ярко-желтые брюки и сетчатую рубашку. Его кожа была очень темной, волосы выглядели пушистым черным одуванчиком с седыми прядями. По изображению на экране я не смог отличить, какая рука у него ненастоящая. Не мог сделать это и сейчас. Он пригласил нас войти, уселся и стал ждать вопросов.

Где он был прошлой ночью? Есть ли у него алиби? Нам это очень бы помогло.

– Сожалею, но ничего такого. Я всю ночь разбирал одно весьма каверзное дело. Подробности вас вряд ли заинтересуют.

Я заявил, что меня они очень интересуют. Он стал рассказывать.

– В сущности, оно относится к Эдварду Синклеру – внучатному племяннику Рэя. Он иммигрант в Поясе, и он разработал проект, который применим и на Земле. Поворотное устройство для химического ракетного двигателя. Вся сложность в том, что оно не столь уж отличается от существующих моделей, оно просто лучше. Его патент Пояса вполне хорош, но законы ООН несколько иные. Вы не поверите, какая тут юридическая путаница.

– И что, дело будет проиграно?

– Нет, но ситуация может усложниться, если фирма под названием “Файрсторм” решит выступить против. Я хочу быть к этому готовым. В крайнем случае мне, возможно, даже придется вызвать этого парня на Землю. Но мне бы этого очень не хотелось. У него проблемы с сердцем.

Использовал ли он телефон, связывался ли, например, с компьютерами, во время ночной работы?

Экс тут же просветлел.

– О, конечно. Всю ночь. Ну вот, у меня есть алиби.

Не было смысла говорить ему, что такие звонки можно было сделать откуда угодно. Вальпредо спросил:

– А имеете ли вы представление, где прошлой ночью была ваша жена?

– Нет, мы не живем вместе. Она проживает тремястами этажами выше. У нас открытый брак… возможно, слишком открытый, – добавил он задумчиво.

Было похоже на то, что прошлой ночью Рэймонд Синклер ждал гостя. Есть ли у Экса какие-либо идеи?

– Он был знаком с парой женщин, – сказал Экс. – Можете расспросить их. Берте Холл около восьмидесяти, она ровесница Рэя. Она проигрывает ему в интеллекте, но так же помешана на здоровом образе жизни, как и он. Они ходили в походы, играли в теннис, может, и спали вместе, а может, и нет. Я могу дать вам ее адрес. Потом, есть еще какая-то Мюриэль. Несколько лет назад он втюрился в нее. Ей сейчас лет тридцать. Не знаю, как долго они встречались.

А какие еще были знакомые женщины у Синклера?

Экс пожал плечами.

А с кем он общался по работе?

– О, господи, с бесконечным числом людей. Вы представляете вообще, как Рэй работал? – Экс не стал дожидаться нашего ответа. – В основном он использовал компьютерное моделирование. Любой эксперимент в области, которой он занимался, стоил бы миллионы, а то и больше. Но он очень здорово умел строить компьютерные аналоги экспериментов, которые говорили ему все, что он хотел узнать. Взять хотя бы… Вы наверняка слышали о молекулярной цепи Синклера.

Да уж. В Поясе мы использовали ее для буксировки: ничто не было столь легким и столь прочным. Эта нить была почти невидимо тонкой, но резала сталь.

– С реактивами он стал работать, только когда почти все закончил. Он рассказал мне, что четыре года занимался конструированием молекул в компьютере. Самой сложной проблемой были концы молекулярной цепочки. Наконец, он сообразил, что цепь начнет распадаться с концов в тот самый момент, как закончится ее синтез. Получив, наконец, желаемый результат, он подрядил промышленную химическую лабораторию, чтобы они ее изготовили. Вот к чему я веду, – продолжал Экс. – Когда он понимал, чего добивается, то нанимал других людей, чтобы сделать конкретную вещь. И эти люди должны были разбираться в том, что они делают. Он был знаком с лучшими физиками, химиками и специалистами по теории поля на всей Земле и в Поясе.

Как Полина? Как Бернат Петерфи?

– Да, Полина как-то сделала для него одну работу. Не думаю, чтобы она опять за это взялась. Она не хотела оставлять всю славу ему. Она предпочитает работать для себя, и я ее не обвиняю.

А кто еще, по его мнению, мог пожелать убить Рэймонда Синклера?

Экс пожал плечами.

– По-моему, это ваша задача. Рэй никогда не любил с кем-либо делиться. Может, кто-то из тех, с кем он работал, затаил на него обиду. А может, кто-то пытался похитить этот его последний проект. Скажу вам, я не очень представляю, что он пытался сделать, но если б это получилось, то представляло бы фантастическую ценность, и не только в денежном смысле.

Вальпредо что-то промычал, намекая, что он заканчивает с вопросами. Я поинтересовался:

– Вы не будете возражать, если я задам вопрос личного характера?

– Говорите.

– О вашей руке. Как вы ее потеряли?

– Я таким родился. Не из-за плохой наследственности, просто неудачная беременность и роды. Я появился с одной рукой и куриной косточкой вместо другой. К тому времени, когда я стал достаточно взрослым для трансплантации, я понял, что не желаю этого делать. Хотите, я прочитаю вам стандартную речь?

– Нет, благодарю. Но мне интересно, насколько хороша ваша искусственная рука. Сам я хожу с трансплантатом.

Экс внимательно изучил меня, видимо, в поисках признаков моральной деградации.

– Полагаю, вы из тех людей, которые продолжают голосовать за все новые и новые применения смертной казни за самые обычные проступки?

– Нет, я…

– В конце концов, если в банках органов кончатся преступники, вы окажетесь в затруднении. Вам придется жить со своими ошибками.

– Вовсе нет. Я один из тех, кому удалось заблокировать второй закон о замороженных и спасти эту группу людей от отправки в банки органов. И я зарабатываю себе на жизнь охотой на органлеггеров. Но у меня нет искусственной руки. Возможно, причина в моей щепетильности.

– Вы брезгуете быть на какую-то часть механизмом? Я слышал о таком, – сказал Экс. – Но вы можете быть брезгливым и в обратном смысле. Все, что во мне – мое, а не части мертвеца. Я признаю, что чувство осязания не точно такое же, но почти столь же хорошее. И вот, взгляните…

Он положил руку мне на плечо и сжал.

Мои кости словно сдвинулись. Я не вскрикнул, но сдержаться было нелегко.

– И это не вся моя сила, – заметил он. – И она весь день со мной. Эта рука не устает.

Он отпустил меня.

Я поинтересовался, не позволит ли он мне осмотреть его руки. Он не возражал. Но Экс не знал о моей иллюзорной руке.

Я прозондировал хитроумные пластмассы в поддельной руке Экса, кости и мышечную структуру настоящей. Главным образом меня интересовала вторая.

Когда мы вернулись к машине, Вальпредо спросил у меня:

– Ну и как?

– С его настоящей рукой все в порядке, – сказал я. – Шрамов нет.

Вальпредо кивнул.

Но пузырь ускоренного времени не повредит пластику и батареям, подумал я. А если он намеревался спустить пятидесятифунтовый генератор на два этажа вниз на нейлоновой нити, у его искусственной руки хватило бы силы.

Петерфи мы позвонили из машины. Он был дома. Это был человек небольшого роста, смугловатый, с невыразительным лицом, прямыми, иссиня-черными волосами, уже отступающими со лба. Его глаза мигали и щурились, словно свет был слишком ярким, и у него был какой-то помятый вид, будто он спал в одежде. Не потревожили ли мы его послеобеденный сон?

Конечно, он будет рад помочь полиции в расследовании убийства.

Многоквартирный дом Петерфи представлял собой брус стекла и бетона, воздвигнутый на утесе Санта-Моники. Его квартира выходила окнами на море.

– Дороговато, зато вид того заслуживает, – сказал он, усаживая нас в кресла в гостиной.

Занавеси защищали комнату от послеполуденного солнца. Петерфи успел переодеться. Я заметил бугорок под левым рукавом, где к кости руки крепилась капсула с инсулином и автоматический дозатор.

– Итак, что я могу для вас сделать? Вы вроде бы не упоминали, кто убит.

Вальпредо сообщил ему.

Он был потрясен.

– Бог ты мой. Рэй Синклер. Но как теперь это отразится на… – он осекся.

– Пожалуйста, продолжайте, – сказал Вальпредо.

– Мы работали вместе над одним делом. Нечто… революционное.

– Межзвездный двигатель?

Он был ошарашен. После некоторой внутренней борьбы он произнес:

– Да. Это вообще-то держалось в секрете…

Мы признались, что видели машину в действии. Разве поле, сжимающее время, может служить межзвездным двигателем?

– Дело обстоит не совсем так, – сказал Петерфи.

Он опять боролся с собой. Наконец, он продолжил:

– На свете всегда были оптимисты, полагавшие, что если даже масса и инерция в человеческом опыте всегда связаны между собой, это не обязательно должно быть универсальным законом . Рэю и мне удалось создать условия для снижения инерции. Понимаете ли…

– Безынерциальный привод!

Петерфи энергично закивал.

– В сущности, да. А машина цела? Иначе…

Я заверил его, что да.

– И хорошо. Я хотел сказать, что если она уничтожена, я мог бы ее восстановить. Работу по ее изготовлению в основном вел я. Рэй предпочитал работать умом, а не руками.

Посещал ли Петерфи Синклера прошлым вечером?

– Нет. Я пообедал в ресторане на берегу, потом пришел домой и смотрел голограммную стену. А на какое время мне нужно алиби? – спросил он шутливо.

Вальпредо сказал ему. Шутливый вид перешел в нервную гримасу. Нет, он покинул “Кольчугу” около девяти, и после этого не мог доказать, что находился дома.

Представляет ли он, кто мог хотеть смерти Рэймонда Синклера?

Петерфи явно не хотел обвинить кого-либо напрямую. Естественно, мы должны были это понять. Это мог быть кто-то, с кем он работал в прошлом, или кто-то, кого он оскорбил. Рэй считал большинство представителей человечества полными дураками. А может, нам стоило расследовать дело о снятии запрета для брата Рэя.

– Для Эдварда Синклера? – спросил Вальпредо. – Что это за история?

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы ее услышали от кого-либо другого. Может, вы знаете, что Эдвард Синклер был лишен права иметь детей ввиду наследственного порока сердца. У его внука он тоже есть. Вот и задавались вопросом, сам ли Эдвард сделал ту работу, которая позволила ему получить разрешение.

– Но ведь это было сорок-пятьдесят лет тому назад. Как это могло сейчас вылиться в убийство?

Петерфи терпеливо разъяснял:

– Эдвард получил разрешение иметь ребенка за заслуги, согласно Законам о деторождении. Сейчас у него уже два внука. А вдруг это дело решат пересмотреть? Тогда его внуки лишатся права иметь детей. Они станут незаконнорожденными. Они могут даже лишиться права наследования.

Вальпредо кивал.

– Да, да. Хорошо, мы все это проверим.

Я заметил:

– Вы и сами не так давно подавали прошение о снятии запрета. Полагаю, что ваш… э…

– Да, у меня диабет. Это вовсе не влияет на мою жизнь. Знаете ли вы, как долго для борьбы с диабетом используется инсулин? Почти двести лет! Ну и что, если я диабетик? Или ими будут мои дети?

Он гневно уставился на нас, требуя ответа, но не получил его.

– Но Закон о Деторождении запрещает мне иметь детей. А знаете ли вы, что я потерял жену из-за того, что мне отказали в снятии запрета? А ведь я имею заслуги. Моя работа о плазменных потоках в солнечной фотосфере… Хотя ладно, что ж я буду читать вам лекцию, что ли? Но моя работа позволяет предсказывать картину протонных бурь вблизи любой звезды класса G. Каждый колониальный мир чем-то обязан моей работе!

Мне подумалось, что это преувеличение. Протонные бури в основном влияют на горные разработки среди астероидов…

– А почему вы не переехали жить в Пояс? – спросил я. – Они вознаградили бы вас по достоинству. И там нет Закона о Деторождении.

– Вне Земли я заболеваю. Дело в биоритмах; к диабету это не имеет отношения. От нарушений биоритмов страдает половина человечества.

Мне стало его жаль.

– Вы все еще можете получить разрешение. За работы по безынерциальному приводу. Не вернет ли это вам жену?

– Не знаю… Сомневаюсь. Два года миновало. В любом случае, никогда не угадаешь, куда склонится Коллегия. В тот раз я тоже полагал, что получу разрешение.

– Вы не будете против того, чтобы я осмотрел ваши руки?

Он уставился на меня.

– Что-что?

– Я хотел бы осмотреть ваши руки.

– Очень странная просьба. Зачем?

– Весьма вероятно, что убийца Синклера вчера повредил себе руку. Я хотел бы напомнить вам, что действую от имени полиции ООН. Если вы пострадали от косвенных эффектов возможного межзвездного двигателя, который мог бы использоваться для колонизации планет, то скрываете улики в деле… – я остановился, потому что Петерфи встал и начал стягивать рубашку.

Вид у него был невеселый, но он хорошо держался. Руки его на вид были в полном порядке. Я провел ладонями по обеим рукам, согнул суставы, ощупал костяшки. А воображаемыми пальцами провел по костям под плотью.

В трех дюймах ниже плечевого сустава кость выглядела узловатой. Я прощупал мышцы и сухожилия…

– Ваша правая рука трансплантирована, – сказал я. – Это произошло, должно быть, месяцев шесть назад.

Он раздраженно мотнул головой.

– Знаете ли, такие же шрамы появились бы от того, что мне пришили мою же собственную руку.

– Так вот что произошло?

Гнев сделал его речь более четкой.

– Да. Я проводил один эксперимент. Произошел взрыв. Руку почти оторвало. Я наложил жгут и забрался в автодок до того, как потерял сознание.

– Можете ли вы это доказать?

– Сомневаюсь. Я никому не рассказывал об этом происшествии, а записей автодок не ведет. В любом случае, полагаю, что это вы должны что-то доказывать.

– Угу.

Петерфи натянул рубашку обратно.

– С этим вопросом все? Я глубоко сожалею о смерти Рэя Синклера, но не вижу ее взаимосвязи с моей собственной глупостью шестимесячной давности.

Я тоже не видел. Мы ушли.

И снова в машину. Было семнадцать двадцать; на пути к местожительству Полины Уртиель мы успели бы подзакусить.

– Думаю, это был трансплантат, – сказал я Вальпредо. – И он не хотел в этом признаться. Должно быть, он обращался к органлеггеру.

– Почему бы он так поступил? Получить из общественных банков органов руку не так уж сложно.

Я обмозговал это.

– Вы правы. Но при нормальной пересадке останется запись. Что ж, это могло произойти и так, как он рассказал.

– Н-да.

– А как вам такая идея? Он проводил какой-то неразрешенный эксперимент. Что-то, могущее нанести вред городу. Или даже какие-то опыты с излучением. Он получил радиационный ожог руки. Если б он обратился в общественные банки органов, его бы арестовали.

– Тоже подходит. А мы могли бы это доказать?

– Не знаю. Хотелось бы. Он мог бы нам сообщить, как найти тех, с кем он имел дело. Немного покопаемся. Может, сможем выяснить, чем он занимался шесть месяцев назад.

Полина Уртиель открыла дверь в ту же секунду, как мы позвонили.

– Привет! Я сама только что вошла. Хотите что-нибудь выпить?

Мы отказались. Она провела нас в небольшую квартирку, где немалая часть мебели складывалась и уходила в потолок. В настоящий момент имелись диван и кофейный столик; прочее существовало в виде контуров на потолке. От вида за пейзажным окном кружилась голова. Уртиель жила у верхушки Иглы Линдстеттера, на триста этажей выше мужа.

Она была высокой и изящной. Черты ее лица для мужчины выглядели бы женственными. Для женщины же оно несло след мужественности. Высокая грудь – то ли из плоти, то ли из пластика – в любом случае была пересажена хирургически.

Закончив смешивать для себя изрядную порцию коктейля, Уртиель присоеди-нилась к нам на диване. Начались вопросы.

Представляет ли она, кто мог хотеть смерти Рэймонда Синклера?

– Не очень. А как он умер?

– Кто-то проломил ему череп кочергой, – пояснил Вальпредо.

Раз он решил не упоминать генератор, я тоже не буду.

– Как оригинально, – ее контральто приобрело едкий тон. – И, полагаю, его собственной кочергой. С его собственного каминного набора. Вам надо поискать приверженца традиций.

Она пристально разглядывала нас поверх края своего стакана. Веки ее больших глаз украшала полупостоянная татуировка в виде пары вьющихся флагов ООН.

– Но от этого будет мало толку, не так ли? Поищите, кто работал с ним над его последним проектом, что бы это собой ни представляло.

Это звучало так же, как слова Петерфи, подумал я. А Вальпредо спросил:

– А у него обязательно должен был быть соавтор?

– Вначале он обычно работает один. Но где-то по ходу дела он привлекает людей, чтобы разобраться, как сделать аппаратуру и изготовить ее. Он никогда не делал что-то вещественное сам. Все представляло собой лишь нечто в компьютерной памяти. Для воплощения этого был нужен кто-то еще. И он никогда не делил авторства.

Выходит, его гипотетический соавтор мог обнаружить, сколь мало будет оценена его работа, и тогда… Но Уртиель покачала головой.

– Я имею в виду какого-нибудь психа, а не реально обманутого человека. Синклер никогда не предлагал дележа в любой своей затее. Все происходящее он делал сразу же чертовски ясным. Когда я подготовила для него модель “Огнеподавителя”, я знала, на что иду. Все это было его. Он использовал мое умение, а не мои мозги. Я же всегда хотела сделать что-то оригинальное, что-то свое.

Имеет ли она представление, чему был посвящен последний проект Синклера?

– Мой муж будет знать. Ларри Экс, живет в этом же здании. Он все делал какие-то загадочные намеки, а когда я попросила рассказать подробнее, он изобразил этакую улыбку… – неожиданно она и сама усмехнулась. – Нетрудно сообразить, что я заинтересовалась. Но он не говорил больше.

Пора мне было брать инициативу, иначе некоторые вопросы так и останутся незаданными.

– Я сотрудник АРМ. Я собираюсь сообщить вам секретную информацию, – сказал я.

И изложил ей то, что мы знали о синклеровском генераторе. Вальпредо, кажется, смотрел на меня с неодобрением. А может, и нет.

– Нам известно, что поле может за несколько секунд повредить руку человека. И мы хотим выяснить, – продолжал я, – не бродит ли сейчас убийца с полуразрушенной кистью или рукой – или даже ногой…

Она встала и опустила до пояса верхнюю часть своего облегающего костюма.

Она выглядела очень похожей на нормальную женщину. Если б я не знал – да и какая разница? В нынешние времена операции по изменению пола делаются изощренно и безупречно. Ну и к дьяволу, я нахожусь при исполнении. Вальпредо с равнодушным видом ждал, пока я закончу.

Я обследовал обе ее руки – глазами и тремя своими руками. Не было ничего, даже синяка.

– Ноги тоже?

– Раз вы можете на них стоять, то нет, – ответил я.

И еще один вопрос. Может ли внутри поля работать искусственная рука?

– Ларри? Вы имеете в виду Ларри? Да вы вообще спятили.

– Считайте это гипотетическим вопросом.

Она пожала плечами.

– Ваши соображения будут не хуже моих. По безынерциальному полю специалистов пока нет.

– Один-то был, – напомнил я ей. – Сейчас он мертв.

– Все, что мне известно, я узнала, смотря представление о Сером Линзмене на голографической стене, когда была ребенком, – она вдруг улыбнулась. – Старая космическая опера…

Вальпредо стал смеяться.

– И вы тоже? Я любил смотреть эту передачу прямо в классе, на карманном телефоне. Как-то директор меня застукал…

– Да, да. А потом мы выросли. Жаль. Эти безынерциальные корабли… Я уверена, что настоящий безынерциальный корабль будет вести себя по-другому. От эффекта сжатия времени, вероятно, избавиться невозможно.

Она сделала хороший глоток своего напитка, отставила его и добавила:

– Мой ответ: и да, и нет. Он мог бы просунуть руку в поле, но, понимаете ли, в чем дело? Нервные импульсы, запускающие моторы в руке Ларри, двигались бы в поле слишком медленно.

– Наверное, так.

– Но, если б Ларри, скажем, что-нибудь зажал в кулаке и ввел бы это в поле, кулак, вероятно, остался бы сжатым. И он мог бы заехать Рэю по… Нет, не смог бы. Кочерга двигалась бы не быстрее горного ледника. Рэй бы просто уклонился.

Я подумал, что Ларри не смог бы также вытащить кочергу из поля. Он не мог бы захватить ее пальцами. Но он мог попытаться, и рука его при этом осталась бы целой.

А знает ли Уртиель что-нибудь об обстоятельствах, при которых Эдвард Синклер получил свое разрешение на детей?

– О, это старая история, – сказала она. – Разумеется, я о ней слышала. Как она может иметь отношение к убийству Рэя?

– Не имею представления, – признался я. – Просто шарю наугад.

– Что ж, более подробно вы сможете узнать, вероятно, из архивов ООН. Эдвард Синклер сделал какие-то математические расчеты полей, захватывающих межзвездный водород в грузовых прямоточных звездолетах. Он мигом получил разрешение. Это самый надежный способ: сделать что-то важное в области, имеющей хоть какое-то отношение к межзвездным колониям. Население уменьшается, как только вы убираете с Земли хоть одного человека.

– И что же было не так в этой истории?

– Ничего доказуемого. Закон о Деторождении тогда только вступил в силу. Настоящей проверки не проводилось Но Эдвард Синклер всегда был чистым математиком и занимался теорией чисел, а не практическими приложениями. Я видела расчеты Эдварда, и они более походили на то, что мог бы сделать Рэй. А Рэй не нуждался в разрешении. Он никогда не хотел иметь детей.

– И вы думаете…

– Мне наплевать на то, кто из них в самом деле переконструировал звездолеты. Чтобы так обвести вокруг пальца Коллегию по Деторождению, нужно иметь мозги, – она глотком допила свой коктейль и положила стакан. – А размножение мозгов – это всегда правильно. И это не вызов Коллегии по Деторождению. Вред наносят люди, которые прячутся, когда приходит время, рожают своих младенцев, потом вопят на всю вселенную, когда Коллегии приходится их стерилизовать. Если их станет слишком много, у нас более не будет Закона о Деторождении. А уж тогда… – ей не было нужды продолжать.

А знал ли Синклер, что Полина Уртиель когда-то была Полем Уртиелем?

Она уставилась на меня.

– Какого дьявола это имеет отношение вообще к чему-либо?

Я лелеял идею, что Синклер мог шантажировать Уртиель этой информацией. Не за деньги, но за отказ от авторства в каком-либо открытии, сделанном ими вместе.

– Просто ищу наудачу, – сказал я.

– Да… ну ладно. Не представляю, знал ли Рэй или нет. Он никогда не поднимал эту тему, но и никогда не пытался за мной ухаживать. И до того как нанять меня, он должен был собрать обо мне информацию. И, кстати, послушайте: Ларри этого не знает. Я оценю вашу щепетильность.

– Хорошо.

– Понимаете, у него есть дети от первой жены. Поэтому я не лишила его возможности отцовства… Может, он женился на мне потому, что я обладаю в каком-то смысле… ммм… мужской интуицией. Может быть. Но он этого не знает и не хотел бы знать. Не представляю, расхохотался бы он, узнав, или убил бы меня.

Я попросил Вальпредо высадить меня в штаб-квартире АРМ.

“Меня по-настоящему беспокоит эта странная машина, Джил”. Еще бы, Хулио. Полиция Лос-Анджелеса не готовилась к тому, чтобы иметь дело с плодом фантазии безумного ученого, включенным на полный ход прямо на месте преступления.

Ясно, что Дженис на роль убийцы не годилась. По крайней мере для такого убийства. Но Дрю Портер был как раз человек подходящего типа. Он мог разработать идеальное преступление с участием синклеровского генератора – просто в качестве интеллектуального упражнения. Он мог направлять Дженис по ходу дела; или даже сам был на месте и ушел через лифт до того, как она его выключила. Как раз это он и забыл ей сказать: не надо было выключать лифт.

Или же: он обрисовал ей это идеальное преступление как простую головоломку, даже не предполагая, насколько глубоко она в нем увязнет.

Или же: один из них убил дядю Дженис под влиянием какого-то порыва. Неизвестно, что Синклер мог сказать такого, чего один из них не снес. Но машина стояла прямо в гостиной, и Дрю обнял Дженис своей ручищей и сказал: “Погоди, пока ничего не делай, давай как следует обдумаем…”

Взять любое из этих предположений за истинную версию – и для прокурора доказать ее будет адски трудно. Сможет ли прокурор продемонстрировать, что убийца, кем бы он ни был, не был в состоянии покинуть место преступления без помощи Дженис Синклер, и, следовательно… А как насчет этой светящейся штуки, этой машины времени, построенной убитым? А не она ли помогла убийце покинуть запертую комнату? Откуда судье знать ее возможности?

А кто их знает?

Бера?

Машина работала. Ступив в лабораторию, я уловил слабое фиолетовое сияние и какое-то мельтешение рядом… и вдруг все отключилось, и около машины внезапно оказался Джексон Бера – улыбающийся, безмолвно ждущий чего-то.

Я не хотел разочаровать его. И спросил:

– Ну что? Это действительно межзвездный двигатель?

– Да!

Внутри меня разлилось тепло.

– Отлично! – произнес я.

– Это низкоинерционное поле, – сказал Бера. – Предметы внутри лишаются большей части своей инерции… но не массы, а только сопротивления движению. Отношение примерно пятьсот к одному. Грань тонка как лезвие. Мы решили, что тут действует квантовая механика.

– Угу. Влияет ли поле на время непосредственно?

– Нет. Оно… в общем, я бы этого не утверждал. Кто, к дьяволу, знает, что такое время в действительности? Поле влияет на химические и ядерные реакции, высвобождение всех видов энергии… но не воздействует на скорость света. Знаешь, непросто было измерить скорость света в триста семьдесят миль в секунду обычными инструментами.

Черт возьми. Я в душе надеялся, что это сверхсветовой двигатель.

– А выяснил ли ты, что создает это голубое свечение?

Бера расхохотался.

– Смотри!

Он приспособил дистанционный выключатель, чтобы управлять машиной на расстоянии. Приведя ее в действие, он зажег спичку и бросил ее в сторону голубого сияния. Пересекая невидимый барьер, спичка на какой-то миг вспыхнула фиолетово-голубым пламенем. Я даже зажмурился. Это смахивало на фотовспышку.

– Ну да, – сообразил я. – Установка греется.

– Вот именно. Голубое свечение – это просто инфракрасное излучение, которое загоняется в видимый диапазон при попадании в нормальное время.

Бера мог бы мне этого и не пояснять. Я раздраженно сменил тему.

– Но ты говорил, что это все-таки межзвездный двигатель.

– Да. У него есть недостатки, – сказал Бера. – Мы не можем просто окружить полем весь звездолет. Экипажу будет казаться, что они снизили скорость света. Ну и что? Транспортный звездолет все равно не развивает околосветовой скорости. Они несколько сократят время в пути, но зато им придется жить в пятьсот раз быстрее.

– А если окружить полем только резервуары с горючим?

Бера кивнул.

– Да, вероятно, так и надо будет сделать. Двигатель и систему жизнеобеспечения оставить снаружи. Тогда можно будет захватить с собой чертову уйму топлива… Ну, это не наша епархия. Звездолеты будет конструировать кто-то другой, – произнес он несколько задумчиво.

– А размышлял ли ты над тем, как эту штуку приспособить для грабежа банков? Или для шпионажа?

– Если шайка в состоянии позволить себе построить такое, им нет нужды грабить банки. – Он задумался. – Я терпеть не могу объявлять столь значительные вещи секретом ООН. Но, думаю, ты прав. Среднее правительство может позволить себе целый гараж таких штуковин.

– И объединить таким образом Джеймса Бонда и Флеша .

Он постучал по пластиковой раме.

– Хочешь попробовать?

– Конечно, – произнес я.

Сердце ухнуло куда-то в пятки и послало сигнал мозгу. Что ты делаешь? Ты всех нас угробишь! Тебе с самого начала не следовало поручать вести дела…

Я шагнул к генератору, подождал, пока Бера выбежал из сферы действия, и потянул выключатель.

Все сделалось темно-красным. Бера превратился в статую.

Ну вот, я тут. Стрелка на стенных часах прекратила движение. Я сделал два шага вперед и постучал костяшками пальцев. Как же, постучишь: словно по вязкому цементу. Невидимая стена была липкой.

Я попробовал на минуту-другую облокотиться на нее. Вышло неплохо, – пока я не попытался отстраниться. Тут я понял, что сделал какую-то глупость. Переходный слой затянул меня. Чтобы вырваться, я потратил еще около минуты, после чего полетел навзничь: я приобрел слишком большую скорость, ориентированную внутрь, и она вошла в поле вместе со мной.

Мне тут повезло. Обопрись я на край поля подольше, я потерял бы равновесие. Я бы все глубже и глубже погружался в переходную зону, не имея возможности окликнуть Беру и приобретая все большую и большую скорость вне поля.

Поднявшись на ноги, я попробовал кое-что более безопасное. Я достал свою ручку и бросил ее. Она падала нормально: тридцать два фута в секунду за секунду по времени внутри поля. Это позволило исключить одну из теорий насчет того, как убийца планировал свой уход.

Я выключил машину.

– Я хотел бы кое-что попробовать, – сказал я Бере. – Можешь ли ты подвесить машину в воздухе, например за трос, прицепленный к раме?

– Что это пришло тебе на ум?

– Я хочу попытаться встать на дно поля.

Бера поглядел с сомнением.

На то, чтобы все подготовить, у нас ушло двадцать минут. Бера не собирался рисковать. Он приподнял генератор футов на пять. Поскольку центром поля вроде бы являлся странный кусок серебра, его низ, таким образом, отстоял от пола всего на фут. Мы задвинули в сферу действия стремянку, я встал на нее и включил генератор.

И шагнул с лестницы.

Движение вниз по краю поля смахивало на шаги по все более и более липкой конфете-ириске. Встав на низ поля, я как раз мог дотянуться до выключателя.

Мои ботинки прилипли накрепко. Я мог вытащить из них ноги, но встать все равно было некуда. Спустя минуту застряли и мои ноги. Я мог бы вытащить одну, но другая увязла бы еще сильнее. Я погрузился еще глубже, и подошвы потеряли всякую чувствительность. Это страшило, хотя я знал, что ничего ужасного со мной не произойдет. Мои ноги не отомрут: у них не хватит на это времени.

Но переходная зона достигала уже моих лодыжек, и я начал беспокоиться, какую же скорость они приобретают снаружи. Я надавил тумблер. Свет ярко вспыхнул, и мои ноги ударились о пол.

– Ну? – спросил Бера. – Что-нибудь выяснил?

– Ага. Настоящее испытание я не хочу проводить, а то еще разобью машину.

– Что за настоящее испытание?

– Сбросить ее с сорокового этажа при включенном поле. Не бойся, я этого не собираюсь делать.

– Конечно. И не сделаешь.

– Понимаешь, этот эффект сжатия времени будет работать не только для звездолета. Например, прибыв на колонизируемую планету, можно будет вывести скот из замороженных яйцеклеток всего за несколько минут.

– М-м… Да…

Счастливая улыбка сверкнула белизной… взгляд, устремленный в бесконечность… Бера любил обсуждать идеи.

– Представь себе такую штуку, смонтированную на грузовике: скажем, на Джинксе . Можно будет исследовать прибрежные области, не беспокоясь о нападении брандашмыгов . Они недостаточно быстро двигаются. Можно будет проехать по любой другой планете и застать всю экологию на месте. Никто от тебя не сбежит. Хищники в прыжке, птицы в полете, ухаживающие пары.

– Или целые группы.

– Я… я думаю, что этот обычай характерен только для человека, – он искоса глянул на меня. – Ты же не стал бы шпионить за людьми? Или мне не стоило спрашивать?

– Это замедление в пятьсот раз – оно постоянно?

Он вернулся в настоящее.

– Мы не знаем. Наша теория не справляется с описанием этой техники. Хотелось бы заполучить заметки Синклера.

– Ты вроде бы должен был отправить туда программиста?

– Он уже вернулся, – произнес Бера со злостью. – Клейтон Вольф. Он говорит, что все записи в компьютере Синклера были уже стерты. Не знаю, верить ли ему или нет. Синклер ведь был скрытный ублюдок, не так ли?

– Угу. Один ложный ход со стороны Клея, и компьютер мог бы все стереть. Но ведь он утверждает иное?

– Он говорит, что компьютер был пуст, как новорожденный мозг. Джил, возможно ли это? Мог ли убийца Синклера стереть память?

– Конечно, почему бы и нет? Осталось то, чего он не смог сделать, – я рассказал немного ему о ситуации. – Дело обстоит даже хуже, поскольку, как настаивает Ордас, убийца полагал, что уйдет вместе с машиной. Я думал, что он намеревался подкатить генератор к краю крыши, шагнуть вместе с ним и плавно опуститься вниз. Но это бы не сработало. Он бы упал в пятьсот раз быстрее и погиб.

– Значит, утрата машины, может быть, спасла ему жизнь.

– Но как он выбрался?

Бера рассмеялся моему отчаянию.

– А это точно не племянница?

– Разумеется, она могла убить дядю из-за денег. Но у нее, на мой взгляд, не было мотива стереть память компьютера. Разве что…

– Что именно?

– Может быть… Неважно.

Неужели Бера скучал по такого рода деятельности? Но я все равно не был готов это обсуждать: я знал недостаточно.

– Расскажи мне о машине еще. Можно ли менять это отношение пятьсот к одному?

Он пожал плечами.

– Мы пробовали добавить еще батарей, полагая, что это может увеличить мощность поля. Но ошиблись: это лишь немного расширило сферу действия. А удаление одной батареи полностью отключило генератор. Так что отношение, видимо, постоянное. Вероятно, это квантовые эффекты. Мы поймем, когда построим еще одну машину.

– Каким образом?

– Вообще есть куча интересных вопросов, – сказал Бера. – Что произойдет при пересечении полей двух генераторов? Может, они сложатся, а может, и нет. Это квантовый эффект… А что случится, если один генератор будет работать внутри ускоренного времени, созданного другим? Скорость света может упасть до нескольких футов в секунду. Сделай выпад кулаком и твоя рука станет короче!

– Это будет действительно очень интересно.

– И опасно. Такие опыты лучше проводить на Луне!

– А почему?

– Посмотри сам, при работе одной машины инфракрасный свет переходит в фиолетовый. Если одна машина разгонит другую, какое излучение пойдет от них? От рентгеновских лучей до частиц антиматерии.

– Недешевый способ изготовить бомбу.

– Да, но такую бомбу можно использовать снова и снова.

Я рассмеялся.

– Мы найдем тебе специалиста, – заявил я. – Записи Синклера тебе, может, и не понадобятся. Бернат Петерфи утверждает, что работал вместе с Синклером. Может, он и лжет – вероятнее, он работал на него по контракту – но, по крайней мере, он знает, что делает эта машина.

Беру это вроде несколько успокоило. Он записал адрес Петерфи. Я оставил его в лаборатории повозиться с новой игрушкой.

Отчет из городского морга, раскрытый на середине, дожидался меня с самого утра. Двое мертвецов взирали на меня пустыми глазницами обугленных черепов. Но не осуждающе. Они были терпеливы. Они могли подождать.

Компьютер обработал мой запрос. Я подкрепился чашечкой кофе и начал перелистывать распечатку. Когда я выясню, что могло сжечь два человеческих лица, я приближусь к тому, кто это сделал. Найдешь орудие – найдешь убийцу. А орудие должно быть уникальным. Или почти уникальным.

Лазеры, лазеры… более половины из предложенного машиной относилось к лазерам. Просто не верится, как лазеры размножились и видоизменились в индустриальной среде. Лазерный радар. Система лазерного наведения машины для проходки туннелей. Некоторые предложения явно были нереализуемы, а одно – слишком легко реализуемым.

Стандартный охотничий лазер стреляет импульсами. Но его можно переделать на продолжительные импульсы или даже на непрерывное излучение.

Настроим охотничий лазер на длительные импульсы и поставим перед линзой решетку. Решетка должна быть оптически мелкой, на уровне ангстремов. Тогда при ее прохождении пучок расширится. Импульс длиной в секунду испарит решетку, не оставляя улик. Решетка будет размером не более контактной линзы – если не доверяешь своей меткости, можно прихватить с собой целую пригоршню.

Лазер, снабженный решеткой, будет менее эффективным, как и винтовка с глушителем. Но решетка сделает орудие убийства неопознаваемым.

Подумав об этом, я похолодел. Политическое убийство и так являлось распространенным делом. Если об этой штуке узнают… Но в том-то и загвоздка: кто-то это уже придумал. А если и нет, кто-нибудь придумает. Кто-то всегда придумывает.

Я написал записку Лукасу Гарнеру. Никто лучше него не справился бы с решением подобных социологических проблем.

Больше в распечатке меня ничто не заинтересовало. Потом я просмотрю ее подробно. Пока что я отпихнул ее в сторону и стал набирать сообщения.

Бейтс, коронер, прислал мне еще один отчет. Они закончили вскрытие обугленных трупов. Ничего нового. Но отпечатки пальцев были опознаны. Двое исчезнувших, пропали шесть и восемь месяцев назад. АГА!

Эта картина мне была знакома. Я даже не взглянул на имена и сразу перешел к генетическому анализу.

Так и есть. Отпечатки пальцев не соответствовали генетическому коду. Все двадцать кончиков пальцев должны быть трансплантатами. И скальп мужчины тоже пересажен: его собственные волосы были светлыми.

Я откинулся в кресле, довольно взирая на голограммы обугленных черепов.

Ах вы, злобные сукины дети. Оба – органлеггеры. Коль скоро имеется сырой материал, большинство органлеггеров постоянно меняют отпечатки пальцев. И образы сетчатки глаз. Но с этих сожженных глазниц мы отпечатков не получим. Так что необычное там было оружие или нет, но дело все-таки касалось АРМ. То есть меня.

И мы все еще не знали, кто убил их – и чем.

Вряд ли это могла быть соперничающая шайка. Во-первых, конкуренции нет. Для каждого органлеггера, уцелевшего после того, как в прошлом году АРМ опустошила их ряды, найдется куча дел. Во-вторых, зачем было выбрасывать покойников на движущийся тротуар? Органлеггеры-конкуренты просто разобрали бы их для своих банков органов. Ничего не пропадет, и никто не хватится.

Ведь мне хотелось как следует увязнуть в каком-нибудь деле, когда начнется охота на матерей. Смерть Синклера к АРМ отношения не имела, а его поле, сжимающее время, не входило в мою компетенцию. А вот это было как раз наоборот.

Я задумался над тем, какой стороной бизнеса могли заниматься мертвецы. Согласно полученному досье, их возраст был оценен в сорок лет у мужчины, сорок три у женщины. Плюс-минус года три. Слишком пожилые, чтобы гоняться по улицам за донорами. Тут нужны мускулы и молодость. Я бы скорее причислил их либо к докторам, обрабатывающим трансплантаты и делающим операции, либо к коммерсантам, которые втихую сообщают перспективным клиентам о том, где они могут сделать операцию без того, чтобы ожидать два года, пока материал появится в общественных банках органов.

Итак: они пытались продать кому-то новую почку и были убиты за свою наглость. Это превращает убийцу в героя.

Тогда зачем прятать их три дня, а потом выкидывать их на городской тротуар в глухую ночь?

Потому что они были убиты страшным новым оружием?

Я глянул на обгорелые лица и подумал: страшным, воистину. Чем бы это ни было совершено, оружие являлось смертельным. Как и оптическая решетка на лазерной линзе предназначается исключительно для убийства.

Итак: скрытный ученый и его калека-помощник, опасаясь навлечь на себя гнев поселян, трое суток тряслись над телами, а потом избавились от них столь неуклюже, поскольку впали в панику, когда трупы начали смердеть. Может быть.

Но перспективному клиенту нет нужды использовать свое начищенное новенькое ужасное оружие. Ему надо было только вызвать полицейских после того, как гости ушли. Выглядело бы понятнее, если убийца являлся перспективным донором – ему бы пришлось сражаться всем, что подвернется под руку.

Я снова посмотрел на общие снимки тел. Они выглядели неплохо. Не такие уж дряблые мышцы. В конце концов, доноров не хватают борцовскими приемами: используются игольные пистолеты. Но все равно нужно потом поднимать тело, тащить его к своей машине и делать все это чертовски быстро. Н-да…

Кто-то постучался.

– Войдите! – крикнул я.

Появился Дрю Портер. Он был достаточно крупным мужчиной, чтобы заполнить собой весь кабинет, но двигался с грацией, которую, должно быть, приобрел, катаясь на доске.

– Мистер Хэмилтон? Я хотел бы с вами поговорить.

– Разумеется. О чем?

Он явно не знал, куда деть свои руки. На лице его была написана мрачная решимость.

– Вы работник АРМ, – заявил он. – Вы не занимаетесь непосредственным расследованием убийства дядюшки Рэя. Это ведь так?

– Так. Нас заботит генератор. Кофе?

– Да, благодарю. Но вы знаете об убийстве все. Я решил, что мне стоит поговорить с вами, прояснить кое-какие собственные мысли.

– Ну давайте, – я набрал заказ на два кофе.

– Ордас считает, что это сделала Дженис, не так ли?

– Вероятно. Я не знаю, что у него на уме. Но дело ограничивается двумя конкретными группами возможных убийц. Дженис – и все остальные. Вот ваш кофе.

– Дженис этого не делала.

Он взял у меня чашечку, сделал глоток, поставил на мой стол и забыл о ней.

– Дженис и Икс, – сказал я. – Но Икс не мог уйти. В сущности, Икс не мог уйти, даже имея машину, за которой он приходил. И мы все еще не знаем, почему он просто не воспользовался лифтом.

Хмурясь, он обдумывал все это.

– Допустим, у него был способ уйти, – сказал он. – Он хотел забрать машину: он обязан был этого хотеть, потому что пытался организовать себе алиби с помощью машины. И даже если б он не мог ее забрать, он все равно использовал бы свой альтернативный путь наружу.

– Почему?

– Если он знал, что Дженис должна вернуться домой, то свалил таким образом на нее все подозрения. Если же не знал, то оставил бы полиции загадку запертой комнаты.

– Загадки запертой комнаты – отличное развлечение, но я никогда не слышал о таком в реальной жизни. В литературе они обычно являются результатом случайных событий, – я помахал рукой, увидев его протестующие жесты. – Неважно. Вы хорошо аргументируете. Но каков был альтернативный путь наружу?

Портер не ответил.

– Так не хотите ли вы рассмотреть дело против Дженис Синклер?

– Она – единственная, кто мог это сделать, – согласился он с горечью. – Но она этого не делала. Она никого не может убить, тем более таким хладнокровным, обдуманным образом, с заранее подготовленным алиби и таинственной машиной в центре событий. Послушайте, эта машина для Дженис слишком сложна!

– Да, она не относится к подобным людям. Но – не примите как оскорбление – вы как раз из них.

Он заулыбался.

– Я? Что ж, возможно. Но зачем мне это?

– Вы в нее влюблены. Думаю, вы сделаете для нее что угодно. Да и помимо этого, вас могла бы развлечь подготовка идеального убийства. К тому же деньги…

– Странные у вас представления об идеальном убийстве.

– Скажем, я выражаюсь тактично.

Тут он расхохотался.

– Ну ладно. Допустим, я подготовил убийство из любви к Дженис. Черт возьми, если б она была исполнена такой ненависти, я бы ее не полюбил! Почему она должна желать смерти дядюшке Рэю?

Я колебался, не зная, стоит ли ему говорить об этом, и решил, что стоит.

– Вы знаете что-нибудь о получении разрешения Эдвардом Синклером?

– Да. Дженис мне кое-что рассказывала о… – он осекся.

– И что же именно она вам рассказала?

– Я не обязан отвечать.

Это, пожалуй, было разумно.

– Ну хорошо, – сказал я. – Не вдаваясь в аргументацию, примем, что математику для новых прямоточных звездолетов разработал все-таки Рэймонд Синклер, а Эдвард приписал работу себе с молчаливого согласия Рэймонда. Эта идея, вероятно, принадлежала самому Рэймонду. Ну и как это отразилось бы на Эдварде?

– Думаю, он был бы вечно благодарен, – сказал Портер. – Дженис утверждает, что так оно и есть.

– Возможно. Но люди – существа странные, не правда ли? Выказывание признательности в течение пятидесяти лет может вывести из себя самого уравновешенного. Это неестественное чувство.

– Вы слишком молоды для подобной циничности, – заметил Портер с сожалением.

– Я стараюсь думать об этом наподобие прокурора. Если братья виделись слишком часто, Рэймонд мог бы начать раздражать Эдварда. Совместный отдых стал бы для него непростым делом. И всякие слухи… о да, слухи ходят. Мне вот сказали, что Эдвард не смог бы разработать эти формулы, поскольку у него нет способностей. Если такие разговоры достигли Эдварда, могло ли ему это понравиться? Он мог бы даже начать избегать своего брата. А Рэй мог бы напомнить братцу Эдварду, сколь многим тот ему обязан… и вот вам смертельный поцелуй.

– Дженис это отрицает.

– Дженис могла бы унаследовать ненависть у своего деда. Или забеспокоиться насчет того, что произойдет, если в один прекрасный день у дядюшки Рэя изменится настроение. Если отношения между старшими Синклерами накалялись, это могло произойти когда угодно. И вот однажды она решила навсегда заткнуть ему рот…

Портер что-то прорычал.

– Я просто стараюсь показать, с чем вы столкнетесь. И еще вот что: убийца, возможно, стер память в компьютере Синклера.

– О! – Портер поразмыслил над этим. – Да. Дженис могла сделать это просто на всякий случай, если в нем содержатся записи касательно уравнений Эда Синклера для захватывающих полей. Но, ведь Икс тоже мог стереть эти записи. Кража генератора не принесла бы ему пользы, если б он не стер сведений о нем в компьютере дяди Рэя.

– Совершенно верно. Не вернуться ли нам к делу против Икса?

– С удовольствием, – он плюхнулся в кресло.

И с большим облегчением, добавил я мысленно, видя, как прояснилось его лицо.

– Не будем называть его Икс, – сказал я. – Назовем У – убийца. У нас уже есть в деле некто Экс… а его фамилия, возможно, некогда звучала как Икс. Итак, мы принимали, что У решил использовать синклеровский эффект сжатия времени как алиби.

– Изящная идея, – улыбнулся Портер. – Элегантно, как сказал бы математик. Учтите, что я не видел картины убийства – только меловые пометки.

– Это было… зловеще. Как сюрреалистская пьеса. Очень жестокая шутка. У вполне мог намеренно все так устроить, если его ум настолько извращен.

– Настолько неестественный человек, чего доброго, и через мусоропровод пролезет, – сострил Портер.

– Полина Уртиэль считает, что он мог быть психически ненормален. Кто-то, работавший с Синклером и решивший, что остался недооцененным.

Наподобие Петерфи, подумал я, или самой Уртиэль.

– Теория алиби мне нравится.

– А меня беспокоит. О машине знало слишком много людей. Как он рассчитывал сбежать с ней? О ней знал Лоуренс Экс. Петерфи знал о машине достаточно, чтобы построить ее с нуля. Так он, по крайней мере, говорит. Вы с Дженис видели ее в работе.

– Так примем, что он псих. Примем, что он достаточно ненавидел дядюшку Рэя, чтобы убить его и организвать вокруг тела нечто вроде картины Дали. Все равно ему нужно было уйти.

Портер сжал руки. Мускулы на них вздулись и перекатывались.

– Ведь все это дело зависит от лифта? Если б лифт не был заперт и не находился на этаже дядюшки Рэя, никакой проблемы не было бы.

– И что?

– Вот что. Допустим, он спустился на лифте. Потом Дженис возвращается домой, машинально вызывает лифт наверх и запирает его. Она делает это, не подумав. Той ночью она была немало потрясена. И утром не вспомнила об этом.

– А вечером вспомнила.

Портер резко дернул головой.

– Я бы не…

– Вам лучше подольше и получше подумать. Если сейчас Ордас убежден в ее виновности процентов на шестьдесят, то, когда она ему это выложит, он станет уверенным на сто процентов.

Портер снова стал играть мышцами. Тихим голосом он произнес:

– Но ведь это возможно?

– Разумеется. И намного бы все упростило. Но если Дженис сейчас заявит об этом, она будет выглядеть лгуньей.

– Но это возможно.

– Сдаюсь. Конечно, это возможно.

– Тогда кто же убийца?

Я имел полное право обдумать этот вопрос и высказать свое мнение. Дело вообще вел не я. Слегка подумав, я рассмеялся.

– Так я утверждал, что дело в этом случае стало бы проще? Дружище, оно становится совершенно открытым! Это мог бы сделать кто угодно. Разве что кроме Стивса. У Стивса тогда не было бы причины возвращаться сегодня утром.

Портер выглядел мрачно.

– Стивс в любом случае не мог бы этого сделать.

– А вы сами предлагали подумать насчет него.

– О, ну при чисто механическом подходе. Стивс единственный, кто не нуждался в пути наружу. Но вы же его не знаете. Это такой большой, дюжий дядька, с раздутым от пива животом и совершенно без соображения. Хороший мужик, поймите, мне он нравится, но если он кого-либо когда-нибудь и убил, то пивной бутылкой. И он гордился дядюшкой Рэем. Ему нравилось, что Рэймонд Синклер живет в доме, находящемся на его попечении.

– Хорошо, оставим Стивса. Есть ли еще кто-либо, на кого вы конкретно хотели бы указать пальцем? Имея в виду, что войти, оказывается, мог любой.

– Не любой. Любой из компьютера в лифте плюс любой, кого мог впустить дядюшка Рэй.

– Ну и?

Он покачал головой.

– Никудышный из вас детектив-любитель. Вы боитесь обвинить хоть кого-либо.

Он пожал плечами, нервно улыбаясь.

– Как насчет Петерфи? Теперь, когда Синклер мертв, Петерфи может заявить, что в создании… э… машины времени они принимали равное участие. И он очень быстро смекнул это. Когда Вальпредо сказал ему о смерти Синклера, Петерфи тут же сделался его партнером.

– Тоже выглядит подозрительно.

– А может, он говорит правду?

– Я бы вряд ли ему поверил. Но это не превращает его в убийцу.

– Нет. А как насчет Экса? Если б он не знал, что тут замешан Петерфи, он мог бы попробовать то же самое. Он нуждается в деньгах?

– Не особенно. И он работал с дядюшкой Рэем дольше, чем я живу на этом свете.

– Может быть, он хотел получить разрешение на детей? У него есть дети, но не от нынешней жены. А если он не знает, что у нее не может быть детей?

– Полина любит детей. Я видел ее с ними, – Портер глянул на меня с удивлением. – Желание иметь детей не представляется мне достаточно серьезным мотивом.

– Вы молоды. А сама Полина? Синклер что-то знал о ней. Или Синклер сказал об этом Эксу, а тот рассвирепел и убил его за это.

Портер замотал головой.

– Рассвирепел? Да что могло бы заставить Ларри рассвирепеть? Полину – еще возможно. Но не Ларри.

Но, подумал, я, найдутся мужчины, готовые убить при известии о том, что их жены прошли смену пола. Вслух же я сказал:

– Убивший Синклера, если только он не был безумцем, намеревался забрать машину. Например, ее можно было бы спустить на веревке…

Я осекся. Опустить примерно пятьдесят фунтов на два этажа на нейлоновой веревке… Сталепластиковая рука Экса… или мышцы, перекатывающиеся на руках Портера подобно булыжникам… Портер вполне мог бы это сделать, пришло мне в голову.

Или думал, что сможет. Ему не пришлось проверять это в действительности.

Зазвонил мой телефон.

Это был Ордас.

– Вы что-нибудь поняли с машиной времени? Мне сообщили, что компьютер доктора Синклера…

– Стерт, да, да. Но это ничего. Мы выяснили очень много. Если у нас возникнут трудности, Бернат Петерфи может помочь. Он участвовал в ее постройке. Где вы сейчас?

– В квартире доктора Синклера. У нас есть еще вопросы к Дженис Синклер.

Портера передернуло.

– Хорошо, мы скоро будем, – сказал я. – Эндрю Портер со мной.

Я отключился и обернулся к Портеру.

– Дженис знает о том, что она подозреваемая?

– Нет. Пожалуйста, не говорите ей без нужды. Я не уверен, что она это перенесет.

Я велел такси высадить нас у вестибюля Родеволд-билдинг. Портер только кивнул, когда я пояснил ему, что хочу проехаться на лифте.

Лифт мансарды Рэймонда Синклера оказался просто коробкой с сиденьем. Для одного человека он был комфортабелен, для двух хороших друзей – уютен. Для нас с Портером он был тесен. Портер оперся о колени и пригнулся. Видимо, он уже привык.

Вполне вероятно. Большинство квартирных лифтов такие же. Зачем тратить пространство комнаты на шахту лифта?

Поездка была быстрой. Сиденье было необходимо: при старте вверх ускорение было почти двукратным, а в конце чуть большее время лифт тормозился при половинном ускорении. Мелькали светящиеся номера. Но я не заметил ни одной двери.

– Слушайте, Портер, а если этот лифт застрянет, через какую дверь мы сможем выбраться?

Он как-то странно посмотрел на меня и сказал, что не имеет представления.

– И к чему беспокоиться? Если он застрянет на такой скорости, то разлетится на куски, как нарезанные листья салата.

Лифт вызвал у меня ощущение клаустрофобии, и я призадумался. У ушел не через лифт. А почему? Может, поездка вверх ужаснула его? Команда памяти: порыться в медицинских записях всех подозреваемых. Нет ли у кого из них клаустрофобии? Жаль, что компьютер лифта не ведет учет. Мы могли бы выяснить, кто из них использовал ящик лифта лишь один раз или вовсе им не ездил.

Тогда мы будем искать У2. К настоящему времени я выделил три группы. У1 убил Синклера, потом попытался использовать низкоинерционное поле и как добычу, и как алиби. У2 был чокнутым, генератор его интересовал только с точки зрения создания зловещей картины. Группу У3 составляли Дженис и Дрю Портер.

Когда двери раздвинулись, за ними стояла Дженис. Она была бледна, с понурыми плечами. Но увидав Портера, она просияла как солнце и кинулась к нему. Бежала она вразвалку, теряя равновесие из-за недостающей руки.

В траве по-прежнему виднелся широкий коричневый круг, размеченный белым мелом и желтыми химикатами, выявляющими кровь. Были очерчены исчезнувшее тело, генератор, кочерга.

Что-то постучалось в дверь черного хода моего сознания. Я перевел взгляд с меловых контуров на открытый лифт, снова на мел… и треть головоломки встала на место.

Как просто. Мы искали У1… и вот у меня появилась прекрасная идея, кто им являлся.

– Как это получилось, что вы прибыли с мистером Портером? – между тем спрашивал у меня Ордас.

– Он пришел ко мне на работу. Мы говорили о гипотетическом убийце… – я добавил более тихо: – об убийце, который не Дженис.

– Очень хорошо. И вы сообразили, как он мог уйти?

– Пока нет. Но подыграйте мне. Допустим, что путь был.

Портер и Дженис присоединились к нам, обхватив друг друга за талию.

– Прекрасно, – сказал Ордас. – Мы примем, что путь наружу был. Он его сам придумал? И почему он не использовал лифт?

– Он уже имел этот путь на уме, явившись сюда. А лифт он не использовал потому, что собирался забрать машину. Она бы просто не влезла в лифт.

Все уставились на меловые очертания генератора. Как просто.

– Ба! – произнес Портер. – И все же он воспользовался своим путем и оставил вам загадку запертой комнаты!

– В этом могла быть его ошибка, – серьезно сказал Ордас. – Выяснив его путь отхода, мы можем узнать, что его мог использовать только один человек. Но, разумеется, мы даже не знаем, что такой путь есть.

Я сменил тему.

– Нашли ли вы всех, внесенных в список для лифта?

Вальпредо вытащил свой блокнот со спиралью и перелистал его, найдя записанные имена людей, которым было позволено пользоваться лифтом Синклера. Он показал его Портеру.

– Видели ли вы это?

Портер изучил список.

– Нет, но догадываюсь. Так, посмотрим… Ганс Друкер был до моего появления любовником Дженис. Мы с ним все еще видимся. В сущности, он был на той самой пляжной вечеринке вчера ночью у Рэндалла.

– Он грохнулся ночью прямо на ковер Рэндалла, – заметил Вальпредо. – Он и четверо других. Самое лучшее алиби.

– О, Ганс не мог иметь к этому никакого отношения! – воскликнула Дженис, которую ужаснула сама мысль.

Портер все еще просматривал список.

– О большинстве этих людей вы уже знаете. Берта Холл и Мюриель Сандуски были подружками дяди Рэя. Берта ходила с ним в походы.

– Мы расспросили их тоже, – пояснил мне Вальпредо. – Если желаете, можете прослушать записи.

– Нет, сообщите только суть. Я уже знаю, кто убийца.

При этих словах Ордас приподнял брови, а Дженис сказала:

– О, здорово! Кто же?

На этот вопрос я загадочно улыбнулся. Никто не осмелился обвинить меня во лжи.

– Мюриель Сандуски уже почти год живет в Англии, – продолжал Вальпредо. – Замужем. Синклера не видела много лет. Большая, красивая рыжая женщина.

– Она как-то изрядно увлеклась дядей Рэем, – заметила Дженис. – А он ею. Думаю, его страсть продолжалась дольше.

– Берта Холл – нечто другое, – рассказывал Вальпредо дальше. – Ровесница Синклера, в хорошей форме. Жилистая тетка. Она рассказала, что когда Синклер выходил в работе на финишную прямую, он забрасывал все: друзей, общение, физические упражнения. Потом он звонил Берте и отправлялся с ней в поход, чтобы придти в себя. Двое суток назад он позвонил ей и договорился на следующий понедельник.

– Алиби? – спросил я.

– Никакого.

– Да ладно! – негодующе заявила Дженис. – Я Берту знаю с детства! Если вы знаете, кто убил дядю Рэя, так почему не скажете прямо?

– Сделав определенные допущения, я почти уверен, что это кто-то из данного списка. Но я не знаю, как он выбрался, или как собирался это сделать, и можем ли мы это доказать. Прямо сейчас я не могу никого обвинить. Очень обидно, что он не потерял руку, когда тянулся за кочергой.

Портер выглядел разочарованно. Дженис тоже.

– Вы не хотели бы сталкиваться со встречным судебным иском, – осторожно предположил Ордас. – Так как насчет машины Синклера?

– Это в своем роде безынерциальный привод. Снижает инерцию – время ускоряется. Бера уже выяснил о машине множество интересных вещей, но еще не скоро он сможет по-настоящему…

– Так что вы говорили? – спросил Ордас, заметив, что я осекся.

– Синклер закончил эту проклятую штуковину.

– Разумеется, – заявил Портер. – Иначе он не стал бы показывать ее другим.

– Или звонить Берте насчет похода. Или распространять слухи о том, что он сделал. О да. Разумеется, он выяснил об этой машине все что мог. Вас обманули, Хулио. Все упирается в машину. А ублюдок повредил свою руку, и мы сможем это доказать.

Возглавляемые Ордасом, мы набились в такси: я, Ордас, Вальпредо и Портер. Вальпредо поставил автопилот на обычную скорость, чтобы не беспокоиться об управлении. Мы развернули кресла лицом друг к другу.

– Вот за эту часть я ручаться не могу, – сказал я, быстро делая наброски в позаимствованном у Вальпредо блокноте. – Но припомните, у него оставалась длинная веревка. Он намеревался ее использовать. Вот как он планировал выбраться.

Я нарисовал ящик, изображающий генератор Синклера и человечка, прильнувшего к раме. Кружок вокруг них обозначал поле. Веревка бантиком была привязана к машине, другой ее конец тянулся сквозь поле наружу.

– Видите? Он поднимается по лестнице при включенном поле. При движении с такой скоростью только один шанс из восьми, что камера засечет его. Он подкатывает машину к краю крыши, привязывает к ней веревку, бросает веревку подальше, сталкивает генератор с крыши и прыгает сам вместе с ним. Веревка падает с ускорением тридцать два фута в секунду в квадрате по нормальному времени, и к тому же ее тянут вниз машина и убийца. Но не сильно, поскольку они в низкоинерционном поле. К тому моменту, когда убийца достигает земли, он движется со скоростью чуть больше чем… э… тысяча двести футов в секунду на пятьсот… э… ну скажем, три фута в секунду по внутреннему времени, и ему надо успеть оттащить машину, потому что веревка падает сверху подобно бомбе.

– Похоже, что это могло сработать, – сказал Портер.

– Ага. Я какое-то время думал, что он просто стоял на дне поля. Но небольшая возня с машиной излечила меня от этой идеи. Он бы сломал обе ноги. Но он мог держаться за раму – она достаточно прочная.

– Но машины у него не было, – заметил Вальпредо.

– Вот где вас и провели. Что происходит при пересечении двух полей?

Они выглядели растерянно.

– Вопрос непростой. Ответа пока никто не знает. Но Синклер знал. Он был обязан, он закончил работу. У него должны были быть две машины. Вторую машину забрал убийца.

– А-а-а, – проговорил Ордас.

– Кто же У? – спросил Портер.

Мы уже опускались на стоянку. Вальпредо знал, где мы находимся, но хранил молчание. Покинув такси, мы направились к лифтам.

– Этот вопрос куда проще, – сказал я. – Он собирался использовать машину для алиби. Глупо, если учесть, что много людей слышали о ее существовании. Но он не подозревал, что Синклер уже был готов показывать ее людям – конкретно вам и Дженис. Кто остается? Экс знал только, что это какой-то вид межзвездного двигателя.

Лифт был необычно просторен. Мы сгрудились в нем.

– И, – сказал Вальпредо, – есть еще вопрос руки. Думаю, я тоже сообразил.

– Я дал вам достаточно ключей, – отметил я.

Петерфи долго не отвечал на наш звонок. Должно быть, он изучал нас через дверную камеру, удивляясь такому скоплению в парадном. Потом он спросил сквозь решетку:

– Да? В чем дело?

– Полиция. Откройте, – сказал Вальпредо.

– У вас есть ордер?

Я вышел вперед и показал камере мое удостоверение.

– Я из АРМ. Я в ордере не нуждаюсь. Откройте. Мы вас долго не задержим.

Так или иначе.

Он открыл дверь Теперь он выглядел аккуратнее, чем в полдень, несмотря на домашнюю коричневую пижаму.

– Только вы, – заявил он.

Он впустил меня и начал закрывать дверь перед остальными.

– Эй! – Вальпредо придержал дверь рукой.

– Все в порядке, – сказал я.

Петерфи был меньше меня ростом, и со мной был игольный пистолет. Вальпредо пожал плечами и позволил закрыть дверь.

Моя ошибка. Я сложил две трети головоломки, а думал, что знаю ее целиком.

Петерфи скрестил руки и спросил:

– Ну и? Что вы хотите поискать на этот раз? Может, исследуете мои ноги?

– Нет, давайте начнем с инсулиновой капсулы на вашем предплечье.

– Пожалуйста, – сказал он настораживающим тоном.

Я подождал, пока он снимет рубашку – нужды в этом не было, но ему необязательно было знать, – потом пробежался воображаемыми пальцами по инсулиновой капельнице. Запас был практически полон.

– Мне следовало догадаться, – сказал я. – Черт возьми. Вы запаслись инсулином на шесть месяцев у органлеггера.

Его брови приподнялись.

– Органлеггера? – он подтянул одежду. – Это обвинение, мистер Хэмилтон? Я запишу это для своего адвоката.

А я-то не хотел втягиваться в судебный процесс. Ну и к дьяволу.

– Да, это обвинение. Вы убили Синклера. Кроме вас никто не попытался бы использовать этот трюк с алиби.

Он выглядел искренне озадаченным, подумал я.

– Почему?

– Если б кто-либо еще попытался организовать алиби с генератором Синклера, Бернат Петерфи рассказал бы полиции все о том, что это за штука и как она работает. Но вы были единственным, кто знал об устройстве до прошлого вечера, когда он принялся его демонстрировать.

На подобную логику он мог ответить только одним образом, и он это сказал:

– Я все еще записываю, мистер Хэмилтон.

– Записывайте и будьте прокляты. Мы можем проверить другие вещи. Вашу продуктовую доставку. Ваш счет за воду.

Он не поморщился. Он улыбался. Блефовал? Я принюхался. Шестимесячный запах человеческого тела, накопившийся за одну ночь? От человека, который принял за шесть месяцев не более пяти-шести ванн? Но его система кондиционирования была слишком хороша.

Занавеси были сейчас открыты ночи и океану. Сегодня в полдень они были закрыты, и он щурился. Но это не улика. Свет: горела только одна лампа. Ну и что?

Большой, мощный походный фонарик стоял на столике у стены. Днем я его не заметил. Теперь я был уверен, что знаю, как он его использовал… но как это доказать?

Продукты…

– Если за последнюю ночь вы не накупили продуктов на шесть месяцев, значит, вы их украли. Генератор Синклера – отличное средство для краж. Мы проверим супермаркеты в округе.

– И свяжете кражи со мной? Как?

Он был слишком умен, чтобы сохранить генератор. Но, если подумать, где же он мог его бросить? Он был виновен. Он не мог убрать все следы…

– Петерфи? Я догадался.

Он мне поверил. Я почувствовал, как он собрался. Может, он сообразил еще раньше меня.

– Ваши противозачаточные инъекции истекли еще шесть месяцев назад. Ваш органлеггер не мог вам их раздобыть: зачем ему хранить контрацептивы? Вы покойник, Петерфи.

– Ну и ладно. Будьте вы прокляты, Хэмилтон! Из-за вас я потерял разрешение на детей!

– Так давайте попробуем снова. Мы не можем позволить себе потерять содержимое вашей головы. Вы слишком много знаете о генераторе Синклера.

– О нашем генераторе! Мы построили его вдвоем!

– Угу.

– Вы не сможете предать меня суду, – сказал он более спокойно. – Что вы расскажете суду о том, как убийца покинул квартиру Рэя?

Я вытащил мой набросок и вручил ему. Пока он изучал его, я спросил:

– Как вам понравилось прыгать с крыши? Вы не могли знать наверняка, что это сработает.

Он поднял голову. Говорил он медленно, неохотно. Наверное, ему хотелось кому-то рассказать, и теперь уже было все равно.

– Тогда мне было наплевать. Моя рука висела как мертвая и воняла. На то, чтобы достичь земли, у меня ушло три минуты. Я думал, что умру по пути.

– А где вы так быстро нашли органлеггера?

Он посмотрел на меня как на дурака.

– Не соображаете? Три года назад. Я надеялся, что диабет удастся излечить трансплантацией. Когда правительственные больницы не смогли мне помочь, я отправился к органлеггеру. Мне повезло, что прошлым вечером он все еще был при деле.

Он ссутулился. Гнев, казалось, полностью покинул его.

– Потом я шесть месяцев пробыл в поле, ожидая, пока шрамы заживут. В темноте. Я попробовал взять с собой вон тот большой походный фонарик, – он горько рассмеялся. – Я забросил эту идею, заметив, что стены дымятся.

Стена над этим столиком выглядела обожженной. Мне надо было обратить внимание на это раньше.

– Не купался, – продолжал он. – Я опасался использовать так много воды. Практически не было возможности размяться. Но есть-то надо было? И вот все насмарку.

– Расскажете ли вы нам, как найти органлеггера, с которым вы имели дело?

– У вас, я вижу, сегодня большой праздник, Хэмилтон? Хорошо, почему бы и нет. Толку вам от этого не будет.

– Почему?

Он очень странно посмотрел на меня.

Потом он повернулся и побежал.

Он поймал меня врасплох. Я прыгнул за ним. Я не знал, что у него на уме; из квартиры был только один выход, исключая балкон, но он направлялся не туда. Он вроде бы стремился достичь пустой стены… с приставленным к ней столиком, на котором лежал фонарик. Я увидел ящик в столике и подумал: пистолет! Я ринулся за ним и схватил его за запястье как раз в тот миг, когда он дотянулся до выключателя над столиком.

Я откинулся и попытался оттащить его оттуда… и тут включилось поле.

Я держал руку до локтя. За ней все потонуло в фиолетовом мерцании: Петерфи отчаянно дергался в низкоинерционном поле. Я продолжал держать его, пытаясь понять, что происходит.

Второй генератор был где-то поблизости. В стене? Теперь, с близкого расстояния, я заметил, что выключатель недавно врезан в стену. Наверное, сзади кладовка и в ней генератор. Петерфи, должно быть, продырявил стену и вделал выключатель. Естественно, чем еще ему было заняться за шесть месяцев досуга?

Нет нужды кричать о помощи. Звукоизоляция у Петерфи была слишком современная. А если я не отпущу его, Петерфи за несколько минут умрет от жажды.

Нога Петерфи двигалась прямо к моей челюсти. Я кинулся на пол, и край подошвы ботинка почти оторвал мне ухо. Я вовремя перекатился вперед, чтобы ухватить его за щиколотку. Снова фиолетовое трепетание, и его другая нога бешено вылетела из поля. В мускулы поступало слишком много конфликтующих нервных импульсов. Нога дергалась как некое умирающее существо. Если я не отпущу его, он разорвется на дюжину кусков.

Он опрокинул стол. Я не заметил, как он падал, но столик вдруг оказался лежащим на боку. Верх стола, в том числе и ящик, был далеко за пределами поля. Фонарик лежал как раз рядом с фиолетовым мерцанием его руки.

Ладно. До ящика он не дотянется: его рука, покинув поле, не будет получать согласованных сигналов. Я могу отпустить его ногу. Когда он будет испытывать непреодолимую жажду, то отключит поле.

А если я не отпущу его, он там умрет.

Это смахивало на борьбу одной рукой с дельфином. Я все-таки его держал и одновременно пытался отыскать ошибку в моих рассуждениях. Свободная нога Петерфи казалась сломанной по крайней мере в двух местах… Я уже хотел было отпустить его, когда нечто наконец сложилось у меня в голове.

На меня с презрительной ухмылкой воззрились лица с обгорелыми костями.

Команда руке: ДЕРЖИСЬ! Не понимаешь? Он пытается схватить фонарик!

Я держался.

Вскоре Петерфи перестал дергаться. Он лежал на боку, его лицо и руки светились голубым. Я пытался понять, не прикидывается ли он, когда голубое сияние вокруг его лица медленно погасло.

Я впустил их. Они огляделись. Вальпредо пошел поискать шест, чтобы достать до выключателя. Ордас поинтересовался:

– Обязательно было его убивать?

Я указал на фонарик. Он не понял.

– Я был слишком самоуверен, – сказал я. – Мне не следовало входить одному. Он уже убил двоих этим фонариком. Органлеггеров, которые дали ему новую руку. Он не хотел, чтобы они проговорились, поэтому он сжег их лица и вытащил тела на движущийся тротуар. Вероятно, он привязал их к генератору, а потом опустил на тросе. При включенном поле все это весило не более пары фунтов.

– Фонариком? – Ордас немного подумал. – Да, конечно. Он бы излучал свет в пятьсот раз большей мощности. Хорошо, что ты сообразил вовремя.

– Что ж, я больше времени имею дело со всякими странными научно-фантастическми устройствами, чем ты.

– И пожалуйста, – ответил Ордас.

Реклама на сайте