«Малыш»

Грешнов Михаил Николаевич

МАЛЫШ

Приподняв шторку, Егоров глядел вслед вездеходу. Двойные стекла иллюминаторов не искажали красок и перспективы. Впрочем, красок - здесь неуместно: гамму грязноватых оттенков, от бурого до матово-черного, - такова она вся, Луна.

Вездеход удалялся не по-земному быстро, до горизонта подать рукой, и чем становился меньше, тем более походил на осу, расчерченную поперечными полосами. Лунный рельеф не любит гусениц и колес, - машины передвигаются на спиралях. Со стороны спираль похожа на насекомое: кабина с усиками антенн вверху, ребра выпирают наружу...

Плоская равнина, зажатая с обеих сторон хребтами, была унылой и мертвой. Солнце бросало на нее тени остроконечных гор, они лежали длинными клиньями. Даже отдельные камни стелили черные паруса под неосвещенную сторону, отчего местность казалась рябой. Черное утомляло глаза. Хотелось зеленого, голубого, как на Земле, но его не было. Камни да еще пыль. И два следа от спиралей машины, мертво отпечатанные в пыли. Следы будут лежать сотню лет, - их не засыплет ветер, не смоет дождь.

Вездеход исчез, будто прыгнул за горизонт. В микроприемнике смолкли голоса водителей - Смирнова и Беленького. Славные ребята, подумал о них Егоров. На Луне нет животных, нет ветра, зато рядом люди, их любишь по-настоящему. Даже, если видишь их первый раз. Со Смирновым и Беленьким Егоров познакомился при переезде на станцию, и сразу они пришлись ему по душе: мигом домчали до станции, повеселиться любят оба.

- За новоселье! - звенели фужерами.

Вино шипело и пенилось, пузырьки в нем поднимались крупные, как горошины.

- Вы первые на вершине Старушки! - смеялся Беленький. Луну он называл почему-то Старушкой.

- На полюсе... - уточнял Смирнов.

- Совершенно точно! - соглашался Беленький. - Куда ни плюнь, - везде попадешь на юг!

- Не говори того, - возразил серьезный Смирнов, - чего нельзя сделать в скафандре...

Хорошие ребята, опять подумал о них Егоров, нажал на рычаг внешней защиты, - металлические заслонки надвинулись на стекла иллюминаторов,