«Настоящий мужчина»

Александр Гейман

Настоящий мужчина

- Так что же, Бел, значит, завтра Главное испытание?

- Да, отец,- почтительно отвечал юноша.

Он стоял, склонив голову набок в знак уважения, как это предписывалось при беседе со старшими родичами, а его отец Глак сидел на скамье, вытянув вперед искалеченную левую ногу. Бел давно уже кормил всю семью - он был добычливым охотником и все еще, как все подростки, работал на огороде. Можно сказать, что он и был теперь главой семьи, тем более, что его отец, перестав ходить в набеги из-за увечья, в глазах соплеменников не мог долее считаться воином и быть уважаем племенем. Но Бел ни одним словом или движением не обнаруживал своего превосходства, ведь Гонт говорил: настоящий мужчина соблюдает все ритуалы. Правда, Бел еще не получил права так называться Главное испытание ему еще только предстояло. Но тем сильней молодой охотник стремился пройти его, а до тех пор - свято соблюдать все, что отличает настоящих мужчин от слизняков вроде этих кемичей или беспомощных калек... вроде его отца Глака.

- Кто поведет тебя в Мертвую пещеру? - спросил меж тем Глак.

- Сам Гонт,- с невольной гордостью произнес сын.

- Вот как?

- Он удостоил меня этого после того, как я принес скальп боевого вождя кемичей,- объяснил Бел.

- Ну да, это было твоим предварительным испытанием.

- Да, отец,- почтительно подтвердил молодой воин.

Глак покивал и отчего-то вздохнул. Казалось, он собирается сказать нечто особенное и для того и затеял эту беседу - ведь все сказанное Белом его отец знал и сам. Однако Глак все тянул, не решаясь приступить к этому важному, и Бел осмелился спросить сам:

- Что-то не так, отец?

- Что? А... Нет, все правильно,- пробурчал Глак, застигнутый врасплох этим вопросом среди каких-то своих размышлений. - Я только хотел пожелать тебе удачи, Бел.

Юноша склонился в поклоне.

- Напутствуй меня, отец.

- Да пребудет в тебе твердость духа истинного ипифта,произнес Глак традиционную формулу племени.

Бел поцеловал землю перед собой и начал пятиться к выходу из отцовской половины дома. Когда уже он был на самом пороге, Глак внезапно окликнул:

- Бел!

- Да, отец?

Глак заговорил, очего-то глядя куда-то в землю и с трудом подбирая слова:

- Бел... Там, в пещере... Возможно, Каск не такой уж трус... не все обстоит так, как ты привык думать... Возможно, мы, ипифты, не самые... м-м... отважные... Мы лишь смертные люди, в конце концов, даже самые могучие из нас...

Бел слушал с нарастающим недоумением.

- В общем, я верю, что ты сумеешь сделать правильный выбор,- промямлил отец. - Да! Иди...

Бел вышел в большом смущении. Рассказывать о том, что находилось в Мертвой пещере строго воспрещалось, и вот - его отец чуть-чуть не проговорился о том вопреки табу. Да уж, это, должно быть, и впрямь нешуточное испытание, раз его калека-отец почти отважился заговорить об этом. Пойти и броситься со скал он, например, не сумел - а это подобало бы настоящему мужчине, если он перестал быть полноценным воином. Что ж, старик любил Бела и был неплохим отцом, надо отдать ему должное.

Впрочем, на следующее утро все мысли о неудачнике Глаке начисто вылетели из головы Бела - впереди был главный день его жизни. Бела отвели к Гонту двое воинов в боевой раскраске. Вождь ждал их в запретной для женщин части селения, на площадке перед мужcким домом. Он подбодряюще улыбнулся юноше. Здесь же на площади выстроились наиболее заслуженные воины ипифтов и несколько юношей, сверстников Бела. Друзья с завистью смотрели на Бела - им-то еще предстояло завоевать право на Главное испытание. От этих взглядов грудь Бела непроизвольно выгнулась колесом - еще бы, сам Гонт хотел сопровождать Бела в Мертвую пещеру! Не каждому выпадает такая честь.

Гонт всмотрелся в лицо Бела и спросил:

- Готов ли ты стать настоящим мужчиной, испытуемый Бел?

- Да!

- Что нужно, чтобы выдержать Главное испытание? спросил, вышагнув вперед, советник Гонта Чок.

- Всегда помнить пять превосходств ипифтов над всеми прочими! - без запинки отвечал Бел - он уже не раз был свидетелем ритуала и назубок знал все вопросы и ответы.

- В чем первое превосходство ипифтов? - выступил из строя другой старейшина, Лас.

- Только мы носим великое имя ипифтов!

- Да!.. - взревел хор голосов, и мужчины на площади вскинули оружие вверх.

- В чем второе превосходство? - последовал новый вопрос.

- Это наша мужская сила, все женщины кемичей мечтают о мужьях-ипифтах.

- Да!..

- В чем третье превосходство?

- Мы, ипифты, культурный народ, всегда стоим навытяжку перед старшими, а дикари-кемичи этого не делают.

- Да!..

- В чем четвертое превосходство?

- Нас избрал великий Логга для поклонения ему, а все недочеловеки служат ложным богам!

- Да!..

- Пятое превосходство, Бел?

- Мы - храбрее всех, самые отважные и лучшие воины, а все кемичи - трусы, как Каск.

- Да!..

- И именно потому,- подытожил Гонт,- великий Логга даровал нам Мертвую пещеру и Главное испытание. В этом доказательство всех превосходств ипифтов.

- Да!..

- Клянись, Бел!

- Клянусь стать настоящим мужиной и скорей умереть, чем уподобиться трусливому Каску!

Довольный Гонт похлопал Бела по плечу.

- Пора, юнец. Я отведу тебя сам, как обещал!

Воины свирепо вопили и потрясали копьями и топорами на всем пути до Мертвой пещеры, следуя позади за Гонтом и Белом. У Первого камня они остановились и встали на Первую стражу. Затем Гонт с Белом достигли Второго камня, и здесь остановился Гонт.

- Иди, юнец. Я подожду тебя здесь. Возвращайся мужчиной!

"Когда-нибудь,- сказал себе Бел, продвигаясь меж скал к пещере,- я стану таким же, как Гонт!" Он восхищался вождем его доблестью и множеством подвигов, и силой, и твердостью духа. На топоре Гонта было пятнадцать засечек - по числу скальпов кемичей, а его грудь и спину украшали фигуры орла и барса - татуировка храбрейшего из вождей. Бел был готов умереть - и не раз, а сотню - чтобы удостоиться такого рисунка. И теперь он не боялся Главного испытания - он был рад, что наконец-то допущен к нему.

Бел вошел в пещеру и, как научил его Гонт, отвалил большой камень, за которым был скрыт ворот для подъема решетки. Подняв решетку, он осторожно пошел вглубь, давая глазам привыкнуть к полутьме. Опасаться нападения зверей не приходилось - и не только из-за решетки у входа. Мертвая пещера на то и называлась Мертвой, что все живое избегало ее,здесь не водилось не только летучих мышей, но, кажется, даже насекомых.

Мало-помалу ход пошел под уклон, и Бела обступила совершенная темнота. Но останавливаться было рано - сначала надо было достичь Пасти, а потом ждать, что будет. Бел шел, делая маленькие осторожные шаги и выставив перед собой руку, и вот - он увидел ее: в темноте светилась прямо в воздухе широкая полоса, очерчивающая круг чуть менее роста человека. Сверху и снизу в этом горящем круге было по два острых угла, как если бы это выставлялись клыки - из-за такого сходства этому кольцу света и дано было название Пасти.

Как учили, Бел присел на корточки и стал ждать, что произойдет дальше. Он потерял счет времени, когда ему вдруг показалось, что началось землятрясение. Все сильно качнулось, у Бела даже клацнули зубы, а затем это световое кольцо наплыло на Бела - или, может быть, его самого кинуло туда от содрогания земли. Белу почудилось, что он угодил в какую-то подземную воронку - его как бы что-то засасывало или заглатывало в совершенно непроглядной темноте, и от этого Бел испытывал чувство неудержимого животного ужаса.

Он пытался вырваться и убежать, даже начал кричать, призывая на помощь. Из этого ничего не получилось - рот ему будто залепило, а все его удары пропали попусту - он словно барахтался в каком-то вязком болоте. А затем Белу почудилось, что он завис в совершенной пустоте - или, может быть, падал куда-то на дно земли. Юноша потерял голову от страха и ни с чем не сравнимого отчаяния - он вдруг осознал, что пропал окончательно и помощи ждать неоткуда - ни от Гонта, ни даже от великого Логги. Неизвестно как он знал, что пещеру завалило, и ему никогда не выбраться наружу, но его ужасало даже не это. Просто ему было невыносимо горько и больно от полного одиночества и ужаса в этой нечеловеческой бездне, и он сознавал лишь одно: в с е з р я. Ни в чем не было ни малейшего смысла - ни в его жизни, ни в жизни его соплеменников, ни вообще в природе, и все эти схватки, охоты, испытания, рождение детей, смерть, любовь, еда,- все это шевеление тел и языков,- все это было попусту, полная чушь, никчемнейшая бессмыслица,- и Белом овладело наконец ледяное безразличие.

В этом холодном спокойствии к нему неожиданно стало приходить прозрение, понимание всего сущего и всех вещей на свете. Бел не только ясно различал ненужность и мнимость всех существ и существований, но и много чего помимо этого. Пламенное отчаяние отпустило его, и Бел как будто откуда-то с высокого неба разглядывал все на земле, существа и людей, их жизни и смерти, понимая все их стремления и причины. Он с презрительным безразличием видел, что все эти глупости о пяти превосходствах ипифтов не просто совершенная ерунда, но выдуманы из-за такого же отчания, что он переживал здесь в Мертвой пещере - ложь, призванная заслонить эту вот всеобщую никчемность, и не более того. Впрочем, кое-кому она служила на пользу - тому же Гонту и старейшинам - удобный способ держать в узде племя, особенно таких молодых идиотов, как он сам. Но это не меняло дела - и Гонта, и старейшин ждало такое же Ничто, которое поглотило его, Бела, и лишнее мгновение отсрочки было опять же никчемным цеплянием за никчемную жизнь.

И когда Бел понял все это, ему вдруг показалось, что стало светлеть - в непроглядной темноте неожиданно стали проступать слегка светящиеся контуры предметов. Бел осознал, что по-прежнему сидит на корточках - как оказалось, на краю уступа. Бездна было внизу под ним - и Бел в нее еще не свалился, как это померещилось ему раньше. Более того, ему вдруг стал открываться противоположный край пропасти. Неожиданно, будто вспыхнуло небесное пламя, этот берег осветился весь, представ взору Бела в полной головокружительной зримости. И насколько был кошмарен и беспросветен мир, каким он открывался Белу до этого, настолько же прекрасен и сияющ был этот представший мир. У Бела не хватило бы не только слов, чтобы описать эту счастливую красоту - у него недостало бы чувств, чтобы вполне ощутить ее. Но... Но этот мир был т а м, на другом краю, отделенный бездной, куда едва не угодил Бел.

И вдруг - вдруг с того берега протянулся лучик, все более яркий и широкий, и приблизился прямо к ногам Бела. Перед ним был мостик - его приглашали к себе. Не помня себя от радости, юноша вскочил на ноги и уже было занес ногу над этим лучистым мостом. Но на него тотчас нахлынула волна жуткого страха: ведь предстояло вновь заглянуть в ту же самую бездну! Бел боролся с собой - и не мог заставить себя шагнуть вперед. Легче было броситься на камни и принять смерть! Но снова пережить это отчаяние и этот ледяной мрак... Нет, он не сможет. Он с ума сойдет, и что толку? Бел попятился прочь.

Изнемогая, он смотрел на этот мостик из света - и вдруг повернулся и побежал прочь в кромешной темноте - у него не было больше сил выносить этот раздор между призывом и страхом. Он опомнился только тогда, когда, споткнувшись, полетел на землю и больно ушибся. С колотящимся сердцем Бел сидел на прохладном полу и понемногу приходил в себя. Глаза его, уже привыкшие к темноте, кое-что различали - очевидно, он находился уже не так далеко от выхода.

Вот так Главное испытание! Значит, он провалил его. Недаром старый Глак пытался предостеречь его. Хотя... А почему, впрочем, провалил? - внезапно сообразил Бел. Да ведь все они, включая Гонта и поколения ипифтов до него, все они точно так же опрометью бежали прочь! А разве иначе они стали бы городить чушь про настоящих ипифтов и пять превосходств? И вдруг Бел осознал: ложь была даже больше. Ведь они не просто испугались, струсили все до единого,- они еще и побоялись признаться в этом.

Этот-то страх и гнал их, как последних трусов, в набеги на кемичей и прочих чужаков, этот-то страх и заставлял соблюдать весь кодекс чести ипифтов - и все затем, чтобы лгать самим же себе про собственную отвагу и силу духа. Белу представилась вся картина - и он даже застонал. Его охватило отчаяние почти той же силы, как в той бездне. Жить так из поколение в поколение, лгать, глядя в глаза друг другу, кичиться мнимой храбростью - а внутри себя знать правду про свой страх и свое бегство - и про ложь, и... И ведь ни одного, ни единого настоящего храбреца, чтобы хотя бы возмутиться этим и попросту сказать правду! О-о-о!.. А впрочем... Почему же не единого? Ведь был же Каск!

Ну да, был, но... Но Каск же отступник. Он переметнулся к кемичам. Говорят, будто у них есть своя пещера... Или нет, его закидали камнями. Или... А не ушел ли он снова в Мертвую пещеру? Кто-то говорил это... Бел поднялся на ноги и стоял, собираясь с духом. Вернуться? Ох, нет. По крайней мере, не сейчас. Поколебавшись, он пошел в сторону выхода. Нет, сейчас он не сможет. Может быть, когда-нибудь... Он сделает другое он выйдет и скажет всем, что они лгут. Что они такие же трусы, как он сам. Что...

Нет, он ничего не скажет. Какой смысл? Его убьют, как Каска, и все. Ославят отступником - да нет, просто осмеют, скажут, что не смог пройти испытание. Вот что он сделает - он вырастит сына. Настоящего воина! И когда тот придет сюда, то...

Бел уже подошел к месту первой стражи, где его ждал Гонт. Вождь исподлобья смотрел ему в лицо, и Белу на мгновение почудился страх в глазах Гонта. Храбро улыбнувшись, Бел сделал свирепое лицо и процедил сквозь зубы:

- Дайте мне поскорее копье, я пущу кровь этим ублюдкам-кемичам!

- Молодец! - радостно вскричал Гонт. - Ты - настоящий мужчина.

1-2 марта 1998 г.