Накануне отъезда на Южный полюс я поехал к Онезиму. Два долгих года мне предстояло пробыть там, вдалеке от всего мира, и, разумеется, я не мог уехать, не попрощавшись с Онезимом, с моим милым Онезимом. Вы его знаете. Его физиономия потом мелькала на страницах газет всех стран. Классическое лицо ученого. Лицо, о котором не знаешь, что и сказать – рассеянное оно или внимательное. Огромный лысый череп, нос – проныра, маленькие черные глазки – пуговки. Длинная нескладная фигура приветливо наклоняется в вашу сторону как – то сконфуженно и вместе с тем иронически. Сразу и не определишь, шутит он или серьезен. Впрочем, могу сказать: Онезим – милейшая душа на свете.
Итак, прихожу я к нему. Он ведет меня в свой захламленный рабочий кабинет, и я начинаю рассказывать о приготовлениях к поездке, о планах зоологических поисков. Онезим вежливо слушает меня, но проявляет при этом столько внимания, как если бы я говорил ему о поездке к тетушке в Саннуа. Вдруг он, отвернувшись, нагибается, – вытаскивает черную коробку и ставит ее передо мной на стол среди разбросанных бумаг.
– Видишь, – произносит он торжествующим тоном, – я добился – таки своего. Готова, работает!
Я нахмурился.
– О чем ты говоришь? Что это за коробка?
– Ну как же, помнишь мой знаменитый проект пишущей машины? – с некоторым раздражением спросил он.
– Пишущей машины?
– Да, именно пишущей машины!
И тут я вспомнил. Этот Онезим вечно что – нибудь изобретает, у него столько идей в голове.
– Черт возьми, Онезим, уж не хочешь ли ты сказать, что сделал машину?
Счастливая улыбка расцвела у него на лице:
– Да, да, я ее изобрел. Машину, которая пишет шедевры. Она готова, работает.
– Работает?
– И еще как! Даешь ей команду, и она тут же выполняет. А больше всего я горжусь быстротой.
– Быстротой?
– Вот именно. За какие – нибудь тридцать пять минут ты можешь получить небольшой роман в манере Саган. Сонет в духе Ронсара – за десять секунд. Более солидные произведения отнимают у нее час – полтора. Вчера вечером я получил новехонькую трагедию Корнеля за сорок пять минут, большое стихотворение Рембо за двадцать восемь секунд. Представляешь?
Да, я мог себе представить.
– Онезим, но это невероятно, фантастично! Как же она действует?
– С помощью электроники. Все очень просто. Видишь, вот здесь, с правой стороны, ряд клавиш. Каждая соответствует жанру произведения: роман, поэма, стихотворение, драма, сказка, философское эссе и т. д. Налево – небольшой микрофон. Ты нажимаешь клавишу по своему выбору, наклоняешься к микрофону и говоришь: Рабле, Расин, Гюго… Словом, все, что хочешь. Потом ждешь. Готовая рукопись выходит с другого конца машины, причем в двух экземплярах. Надо только заряжать ее чистой бумагой.
Я воздел руки к небу:
– Онезим, если бы я не знал, что ты человек серьезный…
– Поверь, я говорю совершенно серьезно! Она работает! Пожалуйста, можешь посмотреть рукописи. Вот они.
И он указал на стопку аккуратно отпечатанных страниц. Я бросился к ним, перелистал. Онезим не лгал. Там лежало с десяток шедевров. Сенсационный Бальзак! Одноактовая пьеса Жироду! Огромный исторический роман Дрюона, несколько стихотворений Гюго… И все превосходны!
Указательный палец Онезима лег на стопку бумаги:
– Всего час двадцать на Дрюона, а такой текст! Тридцать семь минут на Жироду… Такой производительности мне достаточно.
Я чувствовал себя подавленным таким нагромождением чудес.
– Но что ты станешь делать со всеми этими рукописями, Онезим? Подпишешь их? Ведь они по праву принадлежат тебе. Это же твои произведения, а не Виктора Гюго, не Жироду. Ты прославишься. Загребешь все литературные премии. Издатели ничего не поймут, а критики тем более. В самом деле, как действует твоя машина? Ты сказал – с помощью электроники, это, конечно, очень мило… Но я все – таки хотел бы знать поподробнее.
Онезим сразу стал серьезным:
– Это очень сложно. Не думаю, что сумею тебе объяснить. Тебе не хватит математических знаний. Одно могу сказать – она действует…
– Как? Питается от батарей или от сети?
– Как угодно. Причем расход энергии незначительный… А теперь выпьем за твои успехи и за мои тоже. Стаканчик виски?
И он отправился на кухню.
Озадаченный, я в растерянности прислушивался к тому, как Онезим гремит чем – то в холодильнике. Ведь он так и не ответил на мой вопрос, что он станет делать со всеми этими рукописями. Наводнит ими издательства? Утопит в них литературные жюри? Чертов Онезим!
Вскоре после этого я уехал. Путешествие на полюс прошло благополучно, без помех. Увлеченный своей работой, я почти забыл об очередном изобретении Онезима. Слушать радио не было времени, по радио ничего об этом и не сообщали. Что же касается газет, то они приходили к нам с опозданием. Однако в конце моего пребывания на полюсе пресса увенчала Онезима славой. Газеты опубликовали его биографию и поместили портрет. Как – то вечером, просматривая кипу только что полученных газет, я так и подпрыгнул при виде заголовка над ппятью колонками: "НЕОБЫКНОВЕННОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ ОНЕЗИМА". Я нагнулся над статьей. "Так и есть, – сказал я себе. – Он обнародовал свой секрет. Теперь весь мир знает, что он способен изготовлять шедевры пачками. Ему ничего не стоит основать собственное издательство… К примеру "Бальзак и К°". Как бы то ни было, это подлинный триумф".
Да, это был триумф Онезима.
Однако в газетной статье речь шла вовсе не о литературе. Оказывается, Онезим изобрел необыкновенную электронную жаровню. Судя по всему, на ней можно было с одинаковым успехом зажарить и цыпленка, и бифштекс, и баранью отбивную. Прославленная жаровня Онезима совершила поистине триумфальное кругосветное путешествие. Сегодня каждый человек знает наизусть призыв рекламных объявлений: "Не жарьте мясо, как пещерные люди, – пользуйтесь жаровней Онезима!".
А как же книги? Разве машина Онезима, создающая литературные шедевры, разладилась?
По возвращении в Париж я тут же помчался к Онезиму. Он ничуть не изменился. Все та же длинная неокладная фигура, черные глазки – пуговки, та же приветливая улыбка. Впрочем, мне показалось, что теперь его улыбка стала чуть печальной.
– Как дела, Онезим?
– Хорошо. Я бы сказал – превосходно. Здоровье прекрасное. Денег предостаточно.
За время моего отсутствия он отремонтировал квартиру, купил новую мебель, новый костюм.
– И все за счет жаровни?
– Да, – скромно признался Онезим, – жаровня работает отлично. Я подписал контракт. Ну, а ты как поживаешь? Как прошла экспедиция на Южный полюс?
– Очень интересно, – ответил я. – Думаю опубликовать книгу о пингвинах…
– Вот как, – проговорил он с восхищением, у тебя уже есть издатель?
– Пока нет. Книга еще не закончена. Но послушай, Онезим, что случилось с твоей машиной?
– С машиной?
– Ну да. Я имею в виду твою чудесную машину. С ней что – нибудь не так? Ты перестал ею пользоваться?
– О нет, напротив. Она поработала на славу. – И он лениво указал на стеллаж: – Сработала мне несколько десятков прекрасных книг… Вот они все в твоем распоряжении. Если опять поедешь на Южный полюс, можешь взять их с собой…
– Ты что же, не предлагал их издателям?
Онезим пожал плечами.
Я побледнел.
– Что ты хочешь этим сказать? Они отказались печатать? Этого не может быть, Онезим! Чтобы издатели отказались от твоих превосходных произведений? Исключено! Может быть, в машине какие – нибудь неполадки, электроника подвела? Такая машина!…
Прервав меня, Онезим сухо возразил:
– Машина отличная. Но издатели отказываются. Могу показать тебе письма, которые я получил. Из Галлимара, Жюйара, Плона. Отовсюду один ответ: "Мы внимательно ознакомились с рукописью, которую вы имели честь нам предложить. К сожалению, она нам не подходит…".
– Почему же?
– Мотивировка одна и та же: "Видно влияние Бальзака"; "Бесспорно, Вы слишком много читали Мориса Дрюона…"; "Прекрасная пародия на Золя, но, к сожалению, мы не можем…"; "Очевидно, вы слишком увлекаетесь романами Натали Саррот…"; "Произведения Эрве Базэна вы знаете как свои пять пальцев, к сожалению…". К сожалению. Всюду "к сожалению"…
– Короче – все издатели отказались?
– Все!
– Это ужасно. Знаешь, мне в голову пришла одна мысль. Возьми – ка свою машину, наклонись над микрофоном. И… вместо того чтобы говорить: Корнель, Золя, Саган, скажи просто: Онезим. Тогда, естественно, ты должен будешь получить произведение Онезима.
Он улыбнулся:
– Ты думаешь, я не догадался так сделать. Ничего подобного, нажал клавишу "Философское произведение" и назвал свое имя: Онезим…
– И что же?
– Через сорок три минуты получил рукопись в сто страниц.
– Как она называется?
– "Некоторые размышления о новом электронном методе поджаривания цыплят, бифштекса и бараньих отбивных"…
Комментарии к книге «Машина Онезима», Пьер Гамарра
Всего 0 комментариев