«Рассказы»

— По транспортной струне пассажир идет пакетом из пяти архивов… — Незнакомец пытался говорить шепотом, но в бедламе портового бара это вряд ли могло иметь успех. — Пять информационных потоков. С нашей точки зрения, это не потоки, а импульсы… Но наша точка тут ни при чем, мы же про технику говорим.

Говорил преимущественно он. Я лишь сидел рядом и терпел.

— Пять архивов, — повторил мужчина и, двинув ко мне лист бумаги, провел черным ногтем пять параллельно неровных линий. — В первых двух вся твоя физика… — Он озабоченно посмотрел на стол, но ничего, кроме кружек и пепельницы, не обнаружил. Пепельница была полная, а кружки — наоборот. — В этом архиве врожденное, чистый генотип, а в этом приобретенное. — Он положил на листок два кривых окурка. — Если вошел в транс-порт с циррозом печени, то и выйдешь с тем же циррозом. Кстати!.. Ты не задумывался, почему Верховный так неплохо выглядит? Для своих-то ста двадцати годков… А?!

Собеседник поманил меня пальцем и, не дожидаясь реакции, поднес свой бесформенный рот еще ближе. Мне казалось, что я уже не слышу его, а чувствую.

— Верховный… да и не только он… они иногда срываются с линии. Не целиком, такого не бывает. Срывается только второй канал. Такого… ха!.. такого вообще-то тоже не бывает. Но им периодически устраивают. И на выходе они получают свое же тело, но без единой болезни. Девственное! Ну… то есть, допустим, девственное — для ста двадцати лет. Старое, но не изношенное. Слабое, но не больное, понимаешь?

— Что ж тут не понять…

— Дальше. Три других канала несут менталику. Три архива. Первый — врожденное. — На лист лег еще один окурок. — Темперамент, то-се, задатки-зачатки и прочее. Что ты от родителей взял. Вот тут… — Мужчина выбрал в пепельнице короткий изжеванный фильтр. — Вот тут приобретенное. Интеллект, навыки и всякая такая хрень, которую ты сам наживаешь, вместе с болячками. А это… — Он торжественно уронил пятый окурок, стоптанный, как сапог каторжника. — Здесь, дружище, память.

Я взглянул на лист, и мне стало тошно. Человек — от светлых мечтаний и до последнего заусенца, — весь человек был представлен на этой схеме пятью грязными чинариками. Они лежали у пяти кривых царапин, словно на старте.

— Значит, имеем пять архивов… — Собеседник потыкал пальцем в бумагу и уставился на меня, требуя подтверждения.

— Имеем, — подтвердил я.