«Последний охотник»

Дмитрий Емец

ПОСЛЕДНИЙ ОХОТНИК

(инопланетяне рядом!)

Бомж Павел Сырцов, не открывая глаз, застонал и, икнув, ощутил где-то в глубинах носа кислятину. Он лежал на ящиках под открытым небом. Ему было хреново, так хреново, что его желудок давно сжался бы в горошину и исторг бы всё свое содержимое, если бы оно у него было.

Скажи кто-нибудь Сырцову пару лет назад, что можно зверски охмелеть от двух бутылок "Клинского", смешанного с тройным одеколоном и выхлебанного ложкой(!) из алюминиевой миски, он послал бы высказавшего это предположение в город Закудыкинск. Но, оказалось, что забалдеть от этого всё-таки можно, и сейчас Сырцову хотелось опохмелиться. Очень хотелось, но он знал, что это нереально, и поэтому не открывал глаза.

Что ни говори, а в жизни есть вопросы актуальнее, чем "За что папу убил, Клавдий?" Например, что можно увидеть и чем можно опохмелиться в пять часов утра на промышленной свалке в Капотне?

У него не было глаз, но он видел; не было ушей, но он слышал; не было носа, но он осязал. Он неподвижно висел во Вселенной. Он не дремал и не бодрствовал - он ждал. Он ждал долго, очень долго - полтора миллиарда лет, но не испытывал нетерпения, как не испытывал вообще ничего, кроме огромного, никогда не оставлявшего его желания настичь и уничтожить добычу. Он был охотник, охотник до мозга костей, хотя ни мозга, ни тем более костей у него тоже не было да и не могло быть.

Когда-то он ел досыта, все они ели досыта, но последние миллиарды лет приемлемой добычи становилось все меньше, и ему приходилось все реже охотиться и все дольше ждать. Последний период ожидания был самым долгим, и в нем начинало уже зарождаться смутное беспокойство, не уничтожил ли он всю добычу и не обрек ли этим себя на медленную голодную смерть.

Прошло еще несколько миллионов лет. Экономя энергию, неподвижный и безгласный, пожиратель висел в пустом пространстве Вселенной. Внезапно едва уловимый пульсирующий сигнал, долетевший из глубин Галактики, вызвал его из небытия. Несуществующие глаза открылись, отсутствующий слух обострился. Сомнений не осталось: этот сигнал был запахом добычи. Пожиратель напрягся. Он взял след. Его безукоризненное чутье, не имевшее ничего общего с четырьмя-пятью известными человеку чувствами, никогда не ошибалось.