«Палитра Титана»

Вчера было 4 августа 2057 года, мой 53-й день рождения. Кажется, даты никто не заметил. Во всяком случае, никто не сказал ни слова. Видимо, дни рождения теперь не в счет.

Я сидел в кабине полугусеничного вездехода — в скафандре, но без рукавиц, с откинутым шлемом. Меня охватили воспоминания, и я застыл, как в трансе. Четыре месяца… Еще четыре месяца — и я бы вернулся домой, к Лайзе. В письмах она твердила, что продолжает меня ждать, несмотря на прошедшие годы. А потом пришел конец всему миру, а вместе с ним и всем ожиданиям.

Иногда мне снится гибель мира — в видеоизложении, переданном с лунной базы. Погибель принес железно-никелевый астероид диаметром двадцать три километра — казалось бы, мелочь… Выяснилось, что о его фатальном приближении знали уже целый год, но держали все в секрете, чтобы не вызвать панику, тайно разрабатывали хитроумные планы — и сели с ними в лужу, теперь уже у всех на виду.

Вообще-то этот огромный летучий булыжник обнаружили не, один десяток лет назад, еще когда он вылетел из-за Нептуна, но даже не присвоили ему номера. Что до названия, то выбор слишком велик: вон сколько людей жило раньше на Земле…

Шесть ярких вспышек — взрывы шести термоядерных зарядов, пролежавших без надобности тридцать лет. Они, конечно, разнесли проклятый объект в куски. Видите эти кусочки? Видите, как они собираются в пучок и ложатся на прежнюю траекторию? Дюжина кусков долетела все-таки до Земли и ударила один за другим. Все произошло за один день… да, примечательный выдался денек!

Я представлял себе людей, своих старых друзей, разглядывающих в черном ночном небе ослепительные вспышки и гадающих: что за чертовщина там происходит?…

Самый крупный осколок долбанул прямиком в Южный полюс. Величественное, должно быть, зрелище — мгновенный подъем антарктического ледяного щита в атмосферу, где он распался на триллионы льдинок.

Последний из осколков угодил в самую середку Северной Америки, как раз неподалеку от моего родного Канзас-Сити. Я не мог унять воображение. Надежда, что Лайза в тот момент спала, была слабой. Скорее всего, стояла вместе со всеми нашими знакомыми во дворе и наблюдала в мой бинокль.

Я не зажигал в кабине свет, довольствуясь слабым красноватым свечением контрольных панелей и синим заревом от полудюжины плазменных дисплеев. Так мне был виден пейзаж снаружи, попадающий в лучи фар: низкие бугорки пористого льда и розоватый снег.