«Лиловая собака»

Людмила СВЕШНИКОВА ЛИЛОВАЯ СОБАКА

— Как всегда, Аделаида Петровна запаздывает, — сказала преподавательница физкультуры и бодро закинула левую мускулистую ногу, туго обтянутую синим тренингом, на не менее мускулистую правую. — Прекрасно знает, что педсовет назначен на семнадцать ноль-ноль… — И она метнула быстрый взгляд на директора школы, восседавшего в конце длинного стола, накрытого зелёным сукном в чернильных пятнах. Директор старательно чинил карандаш и не отреагировал.

— Мой Гоша, — погромче сказала физкультурница, — говорит, что Аделаида Петровна приходит в класс после звонка…

— И что такого? — вяло спросил преподаватель зоологии. — Не бежать же впереди учеников.

Преподаватель математики нагнулся к уху преподавательницы географии:

— Аделаиде не позавидуешь: Гоша в её классе, и такой же ябедник, как мамаша!

Преподавательница черчения нагнулась к уху преподавательницы английского языка:

— Вы не находите, эта «Мой Гоша» за что-то недолюбливает Аделаиду Петровну?

— Её, — прошептала в нос англичанка. — Гоша имеет у неё по сочинениям не более фо…

— Может, начнём без Аделаиды Петровны? — шаркнула кроссовками по полу физкультурница.

— Ждём ещё десять минут, — буркнул директор, не отрываясь от заточки карандаша.

В это время дверь кабинета распахнулась и в неё боком протиснулась Аделаида Петровна. В одной руке у неё был пухлый портфель, в другой — объёмистая хозяйственная сумка. Из сумки торчали пакеты с морожеными пельменями.

— Извините, кажется, чуточку запоздала! — покраснела она.

— Мы вас заждались, — сказал директор и постучал указательным пальцем по циферблату наручных часов.

— Сибирские? Большая была очередь? — с невинным видом кмвнула физкультурница на хозяйственную сумку Аделаиды Петровны. Та ещё гуще покраснела и засунула сумку под стул. Одна пачка пельменей вывалилась на пол.

Директор воткнул отточенный карандаш в пластмассовый стаканчик под бронзу.

— Аделаида Петровна, первый вопрос об ученице вашего класса. Простите, фамилию запамятовал…

— Немудрено, — сочувственно заметила физкультурница. — У неё даже собаку Мурой зовут.

— Каждый называет свою собаку как хочет! — парировала Аделаида Петровна. — Почему это нельзя дать собаке кличку Мура?!

— Потому что так зовут кошек и, кроме того, собак не красят в лиловый цвет!

— Она и не крашеная! Скажите, — обратилась Аделаида Петровна к преподавателю зоологии, — бывает в природе лиловая масть?

— Природа многообразна, — утомлённо вздохнул зоолог.

— Товарищи! — шлёпнул ладонью по столу директор. — Мы, кажется, собрались обсудить годовые оценки, а не клички и масти собак. Аделаида Петровна, есть предложение снизить оценку по поведению ученице вашего пятого «Б», этой… простите, опять запамятовал…

— Эртоиз?

— Именно. Вас как классного руководителя не раз предупреждали о её недопустимом поведении.

Аделаида Петровна нервно подправила прядки, выбившиеся из небольшого пучочка на затылке, и решительно одёрнула кофточку:

— Ни в коем случае! Эртоиз хорошо учится… живёт с одной бабушкой!

— И бабушка совершенно не похожа на бабушку, — в тон продолжила физкультурница. — Мой Гоша говорит, что она усиленно занимается аэробикой и носит «бананы».

— Никому не запрещается заниматься аэробикой, — назидательно сказал директор и перелистал классный журнал. — Так, так, Шао Эртоиз… Странное имя дали родители. Кстати, Аделаида Петровна, где они работают?

— Они? Они ботаники, где-то в горах… Точно не могу сказать. Девочка пришла в школу со второго полугодия. — Аделаида Петровна смутилась, вдруг вспомнив, что завуч привёл Шао в класс и сказал: документов её пока нет, пришлют откуда-то позднее. И удивительно, но и завуч и сама Аделаида Петровна совершенно забыли о документах.

— О своих учениках надо знать всё, — строго заметил директор. — Так, так, прошу вас, — обратился он к преподавателю по математике.

— По моему предмету Эртоиз успевает отлично, но… часто невнимательна на уроках, думает о чём-то постороннем…

Математик по доброте своей решил промолчать: однажды ученица Эртоиз не выполнила домашнее задание, а на промокашке, вложенной в тетрадь, он прочёл:

До чего противный дождик Льёт с утра и целый день. В эту мокрую погоду Мне учить уроки лень. Вот какое невезенье: прогуляться не пойдёшь. Во дворе играет Мура без зонта и без калош…

— У меня она сорвала урок! — воскликнула географичка. — Сочиняет, понимаете ли, стишки во время занятий. Ребята повскакали с мест, чтобы поймать ворону!

— Какую ворону, и при чём стихи? — удивился директор.

— Эртоиз, как всегда, смотрела в окно, а там какие-то птицы дрались… И она на весь класс о вороне…

— Разрешите, я скажу! — перебила физкультурница. — Мой Гоша запомнил стихи, у мальчика уникальная память… — Она порылась в портфеле и извлекла листок бумаги. — Вот, читаю:

Посмотрите, посмотрите, Бьёт ворона воробьёнка, Обижает негодяйка воробьиного ребёнка! Ах, догнать бы нам ворону…

— Действительно, — сказал директор. — Понимаю, если сильный обижает слабого, это вызывает обязательное возмущение.

— Да, да! — воскликнула Аделаида Петровна. — Девочка не может спокойно относиться к жестокости!

— Перестаньте защищать безобразия вашей ученицы! — вспыхнула географичка.

— Что вы этим хотите сказать?! — воскликнула Аделаида Петровна, поняв по-своему географичку.

А дело было в том, что ученица пятого «Б» Шао Эртоиз была самой некрасивой девочкой во всех параллельных классах. Жёсткие волосы походили на растрёпанные птичьи перья, слишком большая голова и слишком большие жёлтые глаза. Одноклассники прозвали её совой, и Аделаида Петровна жалела девочку.

— Некоторые ребята до сих пор сбегают с моих занятий, — заявила физкультурница. — Да, сбегают, а всё из-за неё! Уважаемая Аделаида Петровна, помните, ваш класс сдал на значки ГТО, кроме Васи Иванова? Конечно, помните. Так вот, я попросила Эртоиз написать стихи в стенгазету о спортивных достижениях и… — Физкультурница задохнулась от возмущения и извлекла из портфеля ещё один листок:

В нашем дружном пятом классе Все спортсмены, кроме Васи, Но зато наш толстый Вася — Математик лучший в классе. И поэтому ему Физкультура ни к чему…

— Может, из стен нашей школы со временем выйдет знаменитая поэтесса? — задумчиво предположил директор.

— Да, но Вася Иванов задрал нос и сбегает с моих уроков! И Света Ковалёва! Она, видите ли, лучше всех рисует — сплошь таланты! — зло усмехнулась физкультурница. — А вы, Аделаида Петровна, скажите, какое сочинение у вас написала Эртоиз!

— Какое же? — спросил директор.

— Ну, кратко, в стихах, — смутилась Аделаида Петровна.

— Ознакомьте нас, — попросил директор.

— Была тема «Человек и природа», — ещё больше смутилась Аделаида Петровна. — Ничего страшного… вот. — И она запинаясь продекламировала:

Ночью вдоль берега моря Тихо грабитель шагал. Он любовался на звёзды И ничего не украл…

— В этом что-то есть! — заметил математик.

Все рассмеялись, а физкультурница возмутилась:

— Стихи должны приносить пользу обществу, способствовать успехам в труде и спорте!

— Давайте ближе к делу, товарищи, — сказал директор. — Будем снижать оценку по поведению или не будем?

Гоша, самый красивый мальчик из параллельных пятых классов, сидел вечером на лавке около своего высокого дома и скучал. Занятия в школе кончились, и уже не нужно было сидеть над учебниками, чтобы заработать пятёрку. Папа и мама уехали на несколько дней в деревню к заболевшей бабушке, поручив Гошу старшему брату. У брата же после отъезда родителей появились неотложные дела, и он каждый вечер поздно возвращался домой.

Гоша сидел на лавочке и от нечего делать смотрел на кусочек неба между соседними, такими же высокими, домами. В кустиках отцветающей сирени громко выясняли свои отношения кошки, а в окнах начинали зажигать лампы. Небо сначала позеленело, потом стало темнеть, и на него выкатилась большущая оранжевая луна. И тут из окошка первого этажа одноклассница Гоши, некрасивая девочка Шао, окликнула его:

— Эй, скучаешь, да?

— Тебе какое дело?

— А я никогда-никогда не скучаю, — не обиделась она.

— В куклы играешь? — усмехнулся Гоша.

— Бывает, и в куклы. Или гуляю по лунным лучам.

— Что?!

— Гуляю по лунным лучам. Это очень просто, только одной не так интересно, хочется с кем-нибудь поговорить, а Мура не научилась ещё разговаривать, плохо у неё получается…

— Совсем? — Гоша покрутил пальцем у виска.

— Не бойся! Мы с Мурой первыми пойдём, и я буду держать тебя за руку, потому что в первый раз немножечко страшно.

— Куда пойдём?

— Я же ясно говорю: погуляем по лунным лучам. Бабушка запрещает кого-нибудь брать с собой, но теперь всё равно — мы скоро уедем. Знаешь, надо залезть на подоконник, подождать, пока луна поднимется повыше и… — Шао вылезла из своего окна и уселась рядом с Гошей на лавку.

— Хватит сказки рассказывать. Иди в куклы поиграй, — сказал Гоша и ловко доплюнул до куста сирени.

— И ничего-то ты не понимаешь! Очень-очень интересно ходить по лунным лучам и смотреть вниз. Ты хоть и хорошо учишься, а не можешь вообразить ничего такого… Вот тебе и приходится скучать. У нас все ходят по лунным лучам, особенно, в жаркую погоду — наверху прохладнее.

— Где это «у нас»?

— Далеко, далеко, и скоро я полечу туда с бабушкой, папой, мамой и Мурой.

— Чем ерунду болтать, подумай о своём поведении — четвёрку за год схлопотала.

— Четвёрка означает хорошо. Значит, я вела себя в школе хорошо. Мне хотелось развлечь тебя, а ты… — В голосе девочки послышались слёзы, и Гоше стало жаль её:

— Ладно, если тебе хочется, покажи свой фокус.

— Помоги забраться на подоконник, а то оттуда у меня получается, а обратно нет. Залезай первым — дашь руку!

— Неприлично лезть ночью в чужую квартиру, ещё твоя бабка застукает.

— Она давно спит, ей завтра рано идти на аэробику.

Гоша подпрыгнул, подтянулся на руках и втащил девочку.

— Теперь, — сказала она, — смотри на луч и сощурься.

Гоша сощурился.

— Видишь, луч идёт прямо к тебе — на него можно встать.

— Ну и вставай, а мне не хочется вываливаться из окна!

Шао сощурила глаза и вдруг закинула одну ногу в пустоту за окном, закинула другую и закачалась, на батуте.

— Вот это да! — удивился Гоша. — Прямо как в цирке. Как у тебя такое получается? На чём стоишь? Что-то ничего не видно!

— Каждый видит только свой луч. Давай руку, не бойся. Мура, Мура! — позвала она, и лиловая собака, появившись из темноты комнаты, прорычала:

— Р-р-р, пррыгаю! — и прыгнула хозяйке под ноги.

— Идём, видишь, Мура не боится! — позвала опять Шао.

— Нашла пугливого! — самолюбиво сказал Гоша и, хотя был очень удивлён девочкой, качающейся в пустоте за окном и странной, говорящей собакой, протянул руку.

И вдруг… вдруг он ощутил под ногами что-то упругое.

— Шагай! — сказала Шао и пошла выше и выше, словно по лестнице.

Вот уже остался далеко внизу двор и светящиеся окошки домов, а вот уже и весь город стал походить на груду мерцающих углей.

Лиловая собака Мура бежала впереди, Шао шла за ней и крепко держала Гошу за руку. Постепенно он стал различать под ногами белдную дорожку. Ему стало очень страшно, по спине поползли холодные мурашки, но, боясь показаться трусом, он только спросил:

— Как научно объясняется такое явление?

Шао засмеялась, подпрыгнула, отчего прозрачная дорожка закачалась и Гоша еле-еле удержался на ногах, а лиловая собака недовольно заворчала. Девочка пропела-проговорила:

Всё известно в этом мире — Дважды два всегда четыре, Пляшут цифры по порядку — Единицы и десятки. Всё известно в этом мире — Почему метут метели, И когда идти дождю Почему хожу я ночью По лучам таким непрочным. Что скрывать? Отвечу прямо: Никакой тут не секрет — По лучам ходили мама, Папа, бабушка и дед…

— У тебя вся семья такая? — спросил Гоша.

— Какая?

У Гоши чуть было не вырвалось — «ненормальная», но он вовремя остановился и сказал:

— Каждое явление должно научно объясняться.

— Как научно объяснишь, почему ландыши не пахнут сиренью, а сирень не пахнет розами? Просто надо очень захотеть, а главное, не трусить!

— Такого не бывает: захотел — и готово!

— Бывает. Вот захотела лилового щенка, и папа на день рождения подарил мне Муру.

— А где твои папа и мама?

— Далеко в горах, ищут траву, которой нет на других планетах. Она, эта трава, особенная: выпьет человек из неё настой, и все болезни станут отскакивать, как мячики от стенки. Очень скучаю по ним, всё смотрю вниз — вдруг увижу с высоты, — грустно сказала Шао.

На лунную дорожку набежала тень облачка. Лиловая собака зарычала:

— Р-разорву! — и бросилась на тень, не удержалась, сорвалась, но успела повиснуть на передних лапах. Шао ухватила её за загривок:

— Глупая Мура, сколько раз тебе говорить: кошки здесь не бегают, кошки дальше крыши не могут забраться!

А Гоше представилось, что он тоже может упасть с непрочной дорожки и разбиться в лепёшку. Он подумал, как было бы сейчас приятно сидеть на уютной скамейке у дома, дожидаться брата и спокойно поужинать вдвоём в тёплой кухне.

А девочка, словно угадав его мысли, сказала:

Может трус со скамейки упасть, В ручейке по колено пропасть, В трёх соснах заблудиться в лесу И за волка принять лису… Ну а мне высота нипочём, Не страшны мне ни ветер, ни гром. Не боюсь высоты-пустоты, Дошагаю до дальней звезды…

— Брат вернётся, а меня нет, — сказал Гоша, — ещё будет волноваться…

— Что же, возвращаемся, — вздохнула Шао.

И они тронулись в обратный путь, спускаясь, как по лестнице. Собака бежала теперь впереди, Шао шла за ней, пританцовывая и напевая. Волосы у неё развевались, блестели и уже не походили на птичьи перья. Гоша удивлялся: как это раньше он не замечал, какая она красивая! Он решил в новом учебном году носить её портфель и провожать после школы до дома. Тем более, это будет не трудно — Шао же живёт в его подъезде.

И вот уже крыши высоких домов оказались совсем близко. Шао всё напевала и прыгала, а лиловая собака опять чуть было не сорвалась. Дорожка наконец закачалась близко к земле, и Шао крикнула:

— Прыгаем!

Мура прыгнула первой, за ней Шао и Гоша. Втроём они уселись на скамейку, и Шао спросила Гошу:

— Тебе понравилось? Теперь не будешь бояться?

На скамейке Гоша уже ничего не боялся.

— Нашла боязливого. Я что… — Он чуть было не сказал: «Я не девчонка», но вместо этого спросил:

— Как это ты всё стишки сочиняешь?

— Я не сочиняю, они сами сочиняются, когда волнуюсь и когда мне весело. Пойдём завтра опять гулять?

— Чудно! Как сами сочиняюттся — такого не бывает. А завтра я очень эанят. Послезавтра можно немного погулять.

— Ты никому ничего не рассказывай, ладно! — попросила его Шао.

— Честное слово. Ну, пойду, брат, наверное, вернулся.

— Спокойной ночи, — сказала Шао.

— Спокойной ночи, — пожелала лиловая собака.

На другой день, поздним вечером, Гоша незаметно выскочил из дома и убежал в дальний конец двора, где рядком стояли гаражи. Он забрался на гараж и стал ждать. Ничего, ничего, он и сам сумеет погулять по лунным лучам, известно, как такое делать! Вот уж все удивятся, когда увидят его в небе, а он оттуда нарочно крикнет: «Привет, ребята!»

Между тем небо потемнело и выплыла луна. Сначала она была недоспелой, бледной, потом пожелтела, покраснела и стала походить на громадный апельсин. Гоша огляделся, — никого! Прищурился, и луч сразу же протянулся к нему. Он опасливо глянул вниз, до земли было больше двух метров, но тут же постарался себя подбодрить, крикнул:

— На старт! — и… упал.

Падение оглушило, подвернулась нога. Гоша попытался встать, но от острой боли в ноге опять упал. Кое-как он допрыгал к своему подъезду и доехал на лифте до пятого этажа. К утру нога стала от опухоли толстой, как бревно. Старший брат вызвал врача.

— Как это тебя угораздило, молодой человек? — спросил врач.

— Споткнулся, — соврал Гоша.

— Растяжение связок, — сказал врач и выписал рецепт на примочку. — Придётся недели две полежать…

Гоша лежал и злился: «Противная сова что-то от меня скрыла!»

К вечеру он перестал злиться на Шао, вспоминая, какой она оказалась краичвой, когда танцевала и пела. Очень захотелось увидеть её и о чём-нибудь поговорить, хотя бы о том, как она сумела научить свою собаку разным словаим. Опираясь на лыжную палку, он доковылял до окна, сел и принялся смотреть на небо, надеясь заметить там девочку.

А на другой день Шао сама пришла к нему.

— Ой, что случилось?! — воскликнула она, увидев Гошину забинтованную ногу.

— Споткнулся, — и ей соврал Гоша.

— Тебе очень больно?

— Ерунда, я что… — Он чуть было не сказал: «Что я, девчонка?» — Врач велит лежать две недели — обидно! Хорошая погода, а я…

— Подожди, я быстро! — воскликнула Шао, убежала и принесла пучочек сухой травы. — На, понюхай и пожуй!

— Придумала! — пренебрежительно, сказал Гоша, но всё же понюхал — трава приятно пахла мятой и душицей. Он сжевал пару травинок, чтобы только Шао не обиделась.

— Молодец! — сказала она. — Размотай бинты и немножко походи по комнате.

— Врач велел лежать!

— А ты всё же походи, походи…

Гоша снял бинты и прошёлся по комнате. Нога не болела, опухоль опадала.

— Ух, здорово! — обрадовался он. — Опять чудеса?

Шао вздохнула:

— Почему-то, если случится что непривычное, все считают это чудесами. И всё-то, особенно у взрослых, разложено по полочкам. На этой полочке — стихи, которые положено писать, на той — слова, которые можно говорить… Всё-всё на своих местах! Раз навсегда определено, во что нужно верить, а во что нельзя. А если кто сделает непривычное, над ним смеются или ругают. А если кто сделает непривычное, над ним смеются или ругают. Так, да? Взрослые и для детей всё заранее определили: одно бери, другое нельзя!

— Дисциплина! — тоном своей мамы, преподавательницы физкультуры, сказал Гоша.

— Дисциплина? И поэтому Нину Петрову заставляют играть на пианино, а он ей противней акулы, которую приходится гладить по зубам! Нина хочет выучиться на парикмахершу и делать красивые причёски. А слова, которые утешают человека, где их находят? Они тоже стопочкой приготовлены на полке — бери, других не выдумывай.

— Ну и напридумала ты, говори какие хочешь слова — кто мешает! — сказал Гоша.

— Да?! За что же мне влепили четвёрку по поведению? И за это и за то, что хотела утешить Васю Иванова? Он же здорово соображает по математике, а спортсмен из него никакой. Сам знаешь, прыгнет Вася через «козла», и упадёт, и потом никак очки не отыщет. И все над ним смеются. Думаешь, приятно ему? Стишки я для него написала, думала немного развеселить. И всегда-то взрослые заставляют детей делать совсем не то, что им хочется, и сами делают соовсем не то, что им хочется!

— Не расстраивайся, — сказал Гоша. — В этом году буду тааскать твой портфель после уроков и на переменке занимать очередь в буфете.

— Спасибо! Пожуй ещё немножко травки, а мне пора уходить.

— Приходи завтра! — крикнул ей вслед Гоша.

Шао тихонько вздохнула и помахала от двери рукой.

Назавтра Гоша напрасно прождал Шао весь день — она не пришла. Вечером брат нарядился в праздничный костюм, побрызгался одеколоном и отправился «по делам», наказав Гоше не вставать с кровати, как велел врач. Нога у Гоши совсем не болела, но ему почему-то не хотелось рассказывать брату о чудесной травке Шао, о том, как она умеет гулять по лунным лучам и научила свою собаку разговаривать. У Гоши появилась тайна — первый раз в жизни.

После ухода брата он ещё немного подождал, а потом не выдержал, спустился на первый этаж и позвонил в квартиру Шао. На звонок никто не отозвался, Гоша вышел из подъезда и глянул на окна квартиры — они были тёмными. «Наверное, уехала на каникулы куда-нибудь со своей бабушкой», — решил он.

К началу учебного года Шао не появилась. Гоша надеялся, что она приедет немного позже, возможно, задержалась у своих родителей, которые ищут в горах целительные травы. Но некрасивая девочка Шао так и не пришла в школу, а в квартиру на первом этаже переехали другие жильцы. Как-то на уроке Аделаиды Петровны ученица Нина Петрова, та, которую насильно заставляли играть на пианино, подняла руку и спросила:

— Скажите, Эртоиз болеет или перешла в другую школу?

— Кажется, она уехала к родителям в Ташкент, — сказала Аделаида Петровна.

— И неправда… — громко заявил Гоша.

Аделаида Петровна рассердилась:

— Почему ты грубишь?! Если говорю, что уехала, значит…

— Не грублю. А инопланетянка не может уехать в какой-то там Ташкент…

— Что за ерунду ты выдумываешь?! — совсем рассердилась Аделаида Петровна. — Откуда такое взял?

Гоша ничего больше не сказал. У него первый раз в жизни появилась тайна.

1990

Реклама на сайте