«Непрочитанная тетрадь (Записки психиатра)»

Сегодня я проспал. Комната залита ярким светом. За окном щебечут растревоженные весенние воробьи. Шторы раздвинуты — я забыл их задернуть… Ночью люблю смотреть на звезды. Легкие прозрачные занавески колеблются сквозняком — в форточку врывается утренняя свежесть.

Я снова открываю глаза, и взгляд мой падает на книжные стеллажи; на фотографии за стеклом — Шурик, Лидочка и Ольшевский улыбаются мне с вершины Говерлы; на полке у самого потолка, как обычно, когда я просыпаюсь, шарит по корешкам потемневших томов любопытный солнечный луч, словно пересчитывает — все ли на месте?..

Их обязательно сдадут в макулатуру мои дети… Они и сейчас скептически поглядывают на старую библиотеку. Кому нужна вся эта беллетристика сегодня?

Клиника… Клинический подход… Сейчас это не ценят. Сегодня? техника, статистики, ЭВМ… Без ЭКГ и данных лаборатории не ставится нынче ни один серьезный диагноз. А мы когда—то диагностировали и лечили инфаркты без электрокардиограммы…

Вот они: учебник Ланга, памятный том Гиляровского, толстенное руководство по внутренней медицине на немецком языке — солидное дореволюционное издание.

Книги… Я вез их из Минска в эвакуацию. Спасал в обстрелянном горевшем вагоне… И, вернувшись с фронта, нашел их в тесной подвальной квартире у Оперного: книги, Надежду и сына, который успел вырасти без меня…

Я снова всматриваюсь в выцветший снимок. Шурик, Лидочка и Ольшевский — в одинаковых туристских штормовках — двадцать лет улыбаются мне с вершины Говерлы.

Лидочка Ольшевская фантастически хороша. Ее сияющие глаза — я не помню, какого они были цвета: карие или синие, как у брата, — всегда казались мне живыми лучистыми угольками из—за притягивающих зрачков. Темные отросшие волосы удивительно обрамляют лицо… И сияющая улыбка — ликование молодости в глазах.

Она стоит посередине, победно простирая вверх руки.

Ракурс взят такой, что все трое кажутся одного роста: она сама, ее брат, в жизни непомерно высокий, и восседающий на рюкзаке Шурик. Не зря к нему прилипло это уменьшительное — Шурик…

Впрочем, маленький рост его никогда не бросался в глаза. Он машет поднятым альпенштоком. И в глазах у всех — одинаковая улыбка, не изменившаяся за двадцать лет!