«Брат убийца»

БРАТ БЕРСЕРКЕР

(Брат Убийца)

Фред Саберхаген

Берсеркер #2

1. КАМЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК

Лейтенант Деррон Одегард откинулся на спинку кресла и подул на немного вспотевшие ладони. Он был в свободно сидящей служебной форме, на голове – шлем с мягкой подбивкой, и не отрывал глаз от сложного узора зеленых линий на широком, слегка выгнутом экране. Потом Деррон наклонился к экрану и возобновил охоту на врага.

Прошло всего полчаса с начала вахты, а он уже был утомлен до предела. Казалось, вес каждого выжившего обитателя родной планеты невыносимо давит на затылок. Он не хотел лично отвечать за их жизни, но и переложить ответственность в настоящий момент было не на кого. Должность офицера караула давала материальные преимущества, в свободное время он был менее других скован ограничениями военного положения. Но стоит часовому сделать серьезную ошибку во время вахты, и уцелевшее население Сиргола низвергнется в ничто, будет выброшено из реального времени, убито, будет уничтожено так тщательно, как если бы вообще никогда не существовало, – превратится в нереализованную вероятность.

Пальцы Деррона чуть касались клавиш на консоли управления. Глядя на них, можно было отметить изрядную долю искусства оператора, но ничего похожего на любовь к делу. На экране переплетения зеленых следов катодного луча шевелились, подчиняясь воле Деррона, как трава, сквозь которую пробирался осторожный охотник. Эти символические стебли представляли переплетение жизненных линий всех животных и растений, процветавших на определенном участке поверхности планеты в течение нескольких десятилетий в прошлом, примерно двадцать тысяч лет назад. В доисторическом прошлом.

Вокруг располагались кресла и консоли других часовых. Тысячи рабочих пультов вытягивались слегка изогнутыми рядами: их расположение было приятно глазу, успокаивало и незаметно побуждало взгляд дежурного вернуться к экрану. Тот же эффект давали и модуляции освещения – словно легкие облачка иногда проплывали по вогнутым потолкам бункера, и настойчивая психомузыка, шепчущая в наушниках, – легкие мелодии, время от времени поддержанные простым тяжелым ритмом. Воздух в бункере, укрытом под многими милями камня в глубине планеты, сбежался ветерком, который очень естественно пах то морем, то зелеными полями, со всеми оттенками времени дня, растительности и погоды, всего того, что было уничтожено месяцы назад бомбардировкой берсеркеров.

Повинуясь касанию пальцев Деррона, снова зашевелились зеленые линии на экране. Посланные в далекое прошлое инфраэлектронные зонды передвигались по команде Деррона, посылая информацию на его экран. Они не трогали ветвей, не вспугивали животных, они парили ни грани реальности, но даже из-за ее границ нащупывали линии той организации материи, которая означала жизнь.

Деррон знал, что приписанный к нему сектор отвечал за удалённую на двадцать тысяч лет в прошлое местность где-то неподалеку от Первой Высадки людей на Сиргол. Но пока следов людей он не встретил. Впрочем, он их не искал. Главное – ни он, ни другие часовые операторы не засекли пока всплеска изменений, означавших атаку берсеркеров. Гигантские корабли-крепости, осадившие планету в настоящем, возможно, не обнаружили пока, что могут вторгаться в ее прошлое.

Как любой хороший часовой, Деррон старался не повторять маршрута, "обходя" пост. Из своего кресла, из комфорта и безопасности, он посылал приказы зондам, перемещая устройства сначала на десяток лет глубже в прошлое, потом на пяток миль к северу, потом на два года вверх по времялинии и на дюжину миль к юго-западу. Но по-прежнему в символической густой траве на экране не появлялось следов чужака-хищника. У врага, которого он выслеживал, собственных жизнелиний не было и засечь его можно было только по обрыву чужих.

– Пока ничего, – доложил Деррон не оборачиваясь, когда почувствовал, что за спиной остановился старший по караулу. Старший, в звании капитана, постоял секунду, глядя на экран, и, ничего не сказав, пошел дальше. Деррон нахмурился. Он вдруг заметил, что не может вспомнить имени капитана. Ничего, капитан работал у них всего второй день. Завтра его или Деррона могут перевести в другое место. Мягко выражаясь. Сектор Хроноопераций Планетарной Обороны Сиргола обладал большой организационной гибкостью. Лишь несколько месяцев назад защитники планеты поняли, что осада может перейти в хроновойну, а зал хронокараула был приведен в полную боевую готовность всего месяц назад и пока в настоящем бою не участвовал. К счастью, тонкости хроновойны были неизвестны и их врагу: нигде во Вселенной; кроме Сиргола, не были возможны путешествия во времени.

Деррон Одегард так и не успел припомнить имени капитана. Первая настоящая битва Сектора Хроноопераций с берсеркерами для Деррона началась с тихого голоса девушки-информатора, который через наушники сообщил, что флот берсеркеров запустил к планете несколько устройств. Их поведение отличалось от поведения обычных ракет: упав на поверхность, они исчезли из поля наблюдения, и хотя экраны засекли их в вероятном пространстве, устройства уходили все глубже в прошлое.

Вот они погрузились на восемь тысяч лет, на десять, на двенадцать и все продолжали уходить в глубину. Часовые пораженных участков были наготове, но враг, казалось, понимал, что за ним бдительно следят. Только после отметки в двадцать одну тысячу лет, когда наблюдать за хроноснарядами берсеркеров стало невозможно, они вроде бы остановились. Но где и когда?

– Внимание, все часовые! – произнес немного нараспев знакомый Деррону голос. – Говорит командующий Сектора. Нам пока известно, что берсеркеры намерены создать десантный плацдарм где-то на уровне минус двадцать одна тысяча. Оттуда они могут подкинуть что-нибудь вверх по линии, а мы не сможем ничего сделать, пока это не прорвется в реальное время или даже пока это не начнет убивать.

Снова заиграла психо-музыка. Несколько минут спустя голос информатора передал лично Деррону приказ изменить систему поиска. Перемещения часовых делались по всей линии, что означало – ожидается прорыв врага в реальное время. Наблюдатели концентрировались вокруг зоны вторжения, не выпуская из-под наблюдения остальные участки: первая атака могла быть отвлекающим маневром.

В последнее время Деррон перестал спешить в убежище, когда ракета врага взрывалась поблизости от подземных жилищ. Страх притупился, и то же самое он испытывал сейчас: его руки автоматически производили нужные манипуляции, как будто во время рутинной учебной тревоги. Деррона в самом деле мало волновало, когда настигнет его смерть, сейчас или позже. И в этом были свои преимущества.

Но от груза ненавистной ответственности избавиться он не мог, и минуты вахты тянулись еще медленнее обычного. Дважды невозмутимый информатор менял Деррону секторы поиска. Потом заговорил командующий, официально подтвердив, что атака началась.

– Держите ухо востро, ребята, – закончил протяжный голос командующего. – И найдите мне эту замочную скважину.

Где-то во времени, глубже двадцати тысяч лет, появилась эта "замочная скважина", проход в реальность, пробитый шестеркой хроноракет берсеркеров.

Если бы люди могли непосредственно наблюдать их появление, они бы увидели шесть машин-убийц, шесть короткокрылых самолетов, возникших из пустоты высоко над поверхностью планеты, и тут же устремившихся в разные стороны на сверхзвуковой скорости.

Едва успев разделиться, машины начали засевать мир внизу ядом. Радиоактивные вещества, химикаты – трудно сказать, что они применяли. Как и остальные часовые, Деррон видел эффект атаки: вероятность существования жизни в его секторе полетела вниз.

Шесть машин вытравливали жизнь планеты. Если Первые Люди уже там, они погибли. Если они высадятся позднее, то беспомощными детьми будут скитаться по стерильной планете, где не найдут пищи. И потомки Первых Людей, все нынешнее население Сиргола, перестанут существовать. Планета и вся звездная система окажутся во власти берсеркеров.

Шансы на смерть мира росли. В каждой живой клетке на планете поднимался темный прилив небытия. Зловещую перемену регистрировали экраны часовых.

Многочисленные векторы этой перемены тут же были обработаны в мозговом центре Хроноопераций компьютерами и людьми. Информации у них теперь было море, и через двадцать минут реального времени компьютеры доложили, что "замочная скважина" обнаружена.

На втором уровне катакомб бункера ждали своего часа тупоносые оборонные ракеты, в паутине сложных систем запуска и управления. Стальные манипуляторы выдвинули из стеллажа одну ракету, на темном каменном полу под ней возник серебристый круг, мерцавший, как вода в озерке.

Металлические пальцы разжались, и ракета упала в ртутный круг, исчезла. Одна сумма сил переносила ее в прошлое, другая посылала в виде вероятностной волны вверх, сквозь мили скал, в стратосферу, прямо к "замочной скважине", и Деррон увидел, как смертоносные изменения на экране вдруг пошли в обратную сторону, как пущенная назад кинопленка.

– Точно в скважину! – воскликнул командующий. Слова он больше не растягивал, теперь шесть машин берсеркеров разделили пространство прорыва в реальность с атомным взрывом. Взрыв аккуратно возник точно в этом месте и точно в нужный момент.

Волны смерти на всех экранах начали отступать, ликование громким шепотом прокатилось вдоль консольных рядов, и хотя осторожность и дисциплина приглушали радость, часовые подмигивали друг другу, улыбались, и Деррон тоже. Так было легче – не выделяться, быть как все. Кроме того, он и в самом деле гордился хорошо выполненным делом.

Вахта завершилась спокойно, и стало ясно: первая попытка берсеркеров развязать хроновойну пресечена.

Но проклятые машины не отступят, подумал Деррон. Они никогда на отступают. Вспотевший, усталый, не утруждая себя улыбкой, он уступил кресло часовому следующей вахты.

– Неплохо вы поработали сегодня, – с завистью сказал сменщик.

Деррон позволил себе вымученно улыбнуться.

– Теперь и у вас есть шанс прославиться.

Он прижал подушечку большого пальца к нужному месту на сканере, и сменщик сделал то же самое. Официально освободившись от вахты, Деррон устало направился к выходу вместе с потоком других часовых. Кое у кого лица были такие же утомленные и угрюмые, как и у Деррона. Но выйдя из зала, за пределы зоны тишины, люди начали собираться в шумные веселые компании.

Деррон встал в очередь вернуть обойму с записью дежурства. Потом еще одна очередь – на короткий устный доклад послевахтенному офицеру. И после этого он был свободен. Как будто свобода имела в эти дни для сиргольцев значение, подумал он.

Огромный пассажирский лифт поднял его из глубин камеры уровня Хроноопераций на жилой уровень подземного города. Но и здесь мили скальных пород нависали над головой.

На жилом уровне не было таких же идеальных условий, как в караульном зале. Воздух был затхлый, зачастую просто воняло. Серые улицы-коридоры освещались по минимуму. Украшения сводились к плакатам и лозунгам: от имени правительства они призывали напрячь все силы для победы, обещали скорое наступление перемен к лучшему. Улучшения в самом деле постепенно происходили, Месяц за месяцем воздух становился свежее, еда немного разнообразнее и вкуснее. Казалось, владея неисчерпаемой энергией водородного синтеза, потреблявшего минералы горных пород, гарнизон планеты мог бесконечно долго держаться в осаде, к тому же – при возрастающем комфорте.

Сейчас Деррон шагал по одному из главных коридоров-магистралей. Его офицерская холостяцкая комнатка была одной из ячеек, которые, чередуясь с магазинами и учреждениями, составляли стороны улицы. Коридор был высотой в два этажа и шириной не уступал любой главной улице в любом большом городе погибшего наружного мира. В центре бежали движущиеся дорожки, пары полицейских в белой форме проверяли у пассажиров документы: Планетарное Командование явно охотилось за отлынивающими от работы.

Широкие пешеходные плоскости по сторонам дорожек были полны людей, как и всегда. Мужчины и женщины в рабочей униформе, до зуда в зубах похожие друг на друга, спешили на работу или возвращались домой, не спеша, но и не слишком медленно. Лишь стайка детишек, выпущенная на свободу из школьного класса, выказывала избыток энергии. Те немногочисленные счастливчики, которые располагали свободным временем, просто гуляли или стояли в очередях перед магазинами и заведениями развлечений. Заведения, сохранившие хотя бы частично частный характер, были намного популярнее правительственных.

Одна небольшая очередь выстроилась перед местным отделением Землепродажи. По сути, это была часть коридора, отгороженная стеклом и проволокой. Деррон посмотрел на сонных клерков, на выставку покоробившихся плакатов и жалких моделей. На плакатах в ярких, как предполагалось, красках был представлен план послевоенного восстановления поверхности.

"СЕГОДНЯ МОЖЕШЬ ПОЛУЧИТЬ ЗЕМЛЮ, КОТОРАЯ ПОНАДОБИТСЯ ТЕБЕ ЗАВТРА!"

Земли хватало. Хуже было с пищей и водой. Но Землепродажа исходила из здравой мысли, что когда-нибудь – после победы, – наступит хорошая новая жизнь, с новой хорошей атмосферой и новыми океанами – их придется выжимать из недр планеты, или доставлять материалы с внешних планет-гигантов системы Сиргола.

Люди в очереди имели знаки различия всех званий и классов, теперь их объединяло то, что в мирную эпоху называлось предвкушением. Деррон сбавил шаг, чтобы посмотреть на этих людей. Неужели они забыли, что планета мертва? Настоящий мир убит, кремирован, вместе с девятью десятыми населения.

Нельзя сказать, что это соотношение очень трогало Деррона. Или кого-то вообще. Отдельного человека в первую очередь волнует он сам.

В памяти всплыло любимое лицо. Деррон устало вздохнул, отвернулся от очереди легковерных простаков, ждущих случая укрепить легковерность.

Он пошел к своей ячейке, но вдруг на перекрестке повернул в боковой коридор, узкий, плохо освещенный, всего с несколькими дверями и окнами. Но в сотне шагов впереди он заканчивался аркой, окаймляющей живую зелень настоящих деревьев. Сейчас в парке должно быть малолюдно.

Он едва вошел в коридор, как скалу под ногами пронизала дрожь взрыва. Две красные птички в парке заметались среди ветвей. Деррон сделал еще три шага, и до него докатился глухой тяжелый раскат грома. Близкое попадание небольшой ракеты. Осадивший планету флот бросал вниз вероятностные волны. Иногда они пробивали защиту и мили камня и, превращаясь в ракеты, взрывались поблизости от подземных укрытий.

Деррон не спеша прошел коридор и остановился, облокотившись на перила из настоящего дерева, глядя в парк с высоты двух этажей. Парк имел площадь в десяток акров. С шестиэтажной высоты "небесного" купола сияло искусственное солнце, неотличимое от настоящего, заливая веселым светом траву, кусты, разноцветных пичуг. Парк пересекал ручеек свежей воды. Сегодня уровень понизился, бетонные стенки наполовину обнажились.

Год назад – целую жизнь тому назад! – когда существовал настоящий мир, Деррон не был любителем природы. Прогулка на свежем воздухе время от времени, не больше. Он спешил окончить учебу, заняться работой историка профессионально. Жизнь он посвятил текстам, фильмам, записям на лентах и академическим занятиям и продвигался вперед по научной лестнице. Даже во время прогулок и каникул он предпочитал исторические места... Снова всплыло в памяти лицо любимой, и Деррон усилием воли заставил себя думать о другом.

Год назад карьера историка сулила необыкновенные возможности. Намеки физиков на возможность манипулирования уникальным пространством-временем Сирголa наэлектризовали научную общественность. Возможно, впервые человечество сможет увидеть свое прошлое. Всего год назад война с берсеркерами казалась далекой. О, да, война – это ужасно, но затрагивала она другие миры, на расстоянии многих световых лет. Несколько десятилетий назад Земля передала предупреждения, и создание планетарной обороны Сиргола было рутинным фоном жизни для молодого честолюбивого студента.

Деррону вдруг пришло в голову, что за последние месяцы он узнал об истории больше, чем за все годы учебы. Тривиально, но факт. Пользы, конечно, никакой... Если бы он узнал, что наступают последние минуты истории Сиргола, он бы отправился в один из парков с припасенной бутылкой вина и завершил бы Историю любым количеством тостов, которое позволит оставшееся время, за все погибшее и погибающее.

Усталость и напряжение вахты только начали уходить, как бы просачиваясь сквозь ладони в отполированное прикосновениями дерево поручня, и он совсем забыл о недавнем взрыве. И вдруг в парке появился первый раненый.

Он вылез из люка на уровне травы. Форменной куртки на нем не было, одежда обгорела, висела клочьями. Одна рука была обожжена и распухла. Покачиваясь, словно плохо видя, человек пошел среди деревьев и, как актер в старинном фильме из жизни в лесах, припав к ручью, начал жадно пить.

Из того же люка появился второй, постарше, несколько полноватый. Наверное, какой-то клерк или администратор, с балкона не было видно знаков различия. Ран на нем не было видно, но вид у пострадавшего был растерянный, он явно не понимал, куда попал. Время от времени он поднимал к ушам ладони, будто оглох или просто удивлялся, что голова все еще на плечах.

Потом, придерживая оторванный кусок кожи на голове, появилась стонущая полная невысокая женщина. Потом еще одна женщина. Раненые и даже покалеченные люди начали чередой выбираться на траву, и фальшиво мирную тишину парка наполнил трагический хор стонов и жалобных голосов.

Снизу донесся шум тяжелых машин, команды. Контроль Повреждений не терял времени. Раненых явно отослали наверх в парк, чтобы не мешали аварийникам с ремонтом. В парке теперь было около двух десятков пострадавших.

Среди раненых была девушка лет восемнадцати-двадцати, и от обычной хлопчатобумажной униформы на ней остались лохмотья. Она прислонилась к дереву, не могла дальше идти. Сквозь разорванную форму...

Деррон зажмурился, сгорая от стыда, отвернулся. Хорошо же он выглядит со стороны: древний тиран, забавляющийся страданиями людей, глазеющий на девушку в разорванной одежде и оценивающий ее привлекательность! Нет, так ему скоро придется решать, на чьей стороне он сражается!

С балкона вниз вела лесенка, и Деррон мигом слетел на траву. Человек с ожогами купал распухшую руку в прохладном ручье, остальные пили. Кажется, кровью никто не истекал, но девушка вот-вот должна была упасть.

Стащив куртку, Деррон набросил ее на плечи девушки, помог отойти от дерева.

– Где у вас болит?

Она покачала головой, что-то пробормотала. Лицо ее было ужасно бледным, возможно, сказывался шок, и Деррон попробовал усадить девушку на траву. Она садиться не хотела, и они протанцевали странный танец, сохраняя равновесие. Девушка была высокая, стройная, действительно очень привлекательная, но не стандартная красавица. Волосы ее были подстрижены, как у большинства женщин в последнее время – такая прическа пропагандировалась правительством.

Она пришла в себя довольно быстро, с удивлением посмотрела на куртку, на Деррона.

– Вы офицер, – тихо сказала она, глядя на воротник со знаками различия.

– В некотором роде. Вам лучше где-нибудь прилечь.

– Нет... я шла домой... или куда-то... Вы не скажете, где я? Что происходит? – она говорила все громче.

– Кажется, попадание ракеты. Слушайте, как офицер, я приказываю – садитесь.

Она вновь не захотела садиться и они опять протанцевали несколько па.

– Нет. Сначала я должна выяснить... Я не помню, кто я и где я, и почему!

– И я тоже. – Это была чистая правда, уже довольно давно Деррон не говорил так искренне. В парк вбегали люди, прохожие, врачи, старались помочь раненым. Девушка изумленно озиралась.

– Ну хорошо, милая, тогда я проведу вас в госпиталь. Здесь недалеко. Нужно спуститься лифтом. Пойдемте. Девушка охотно пошла рядом, держа Деррона за руку.

– Как вас зовут? – спросил Деррон в лифте. Пассажиры косились на девушку и куртку.

– Я... не знаю! – Обнаружив, что имя пропало, она испугалась по-настоящему. Рука потянулась к шее, но удостоверения там не было. Правда, многие не любили их носить, невзирая на требование правительства.

– Куда вы меня везете?

– Я же сказал, в госпиталь. Вас нужно осмотреть, перевязать. – Деррон был не прочь пошутить, чтобы остальные перестали глазеть.

Они вышли на нижнем уровне. Еще несколько шагов – и они очутились у аварийного входа в госпитальный комплекс. Уже прибывали другие жертвы взрыва, многих доставляли на носилках, приемный покой был забит людьми. Пожилая сестра начала снимать куртку Деррона, и остатки униформы девушки окончательно расползлись: она слабо взвизгнула, и сестра поспешила захлопнуть полы куртки.

– Придется вам вернуться за курткой завтра, молодой человек.

– Прекрасно.

После этого, в толчее санитаров с носилками, среди сновавших людей, Деррон только и смог, что помахать девушке на прощанье, а потом его вытеснили в коридор. Он пошел прочь, улыбаясь, вспоминая медсестру и куртку, словно отличную шутку. Давно ему уже не приходилось улыбаться.

Улыбка еще не покинула его, когда он нырнул в дверь комплекса Хроноопераций, чтобы взять в своем шкафчике запасную куртку. На табло информации ничего новенького не появилось. Деррон в очередной раз подумал, не попросить ли о переводе, чтобы не сидеть по шесть часов в день в смертельном напряжении. Но, кажется, те, кто рапортов не подавал, переводились так же часто, как и другие.

Деррон зашел в соседний спортзал для офицеров, сыграл в ручной мяч с однокашником. Чаном Амлингом, теперь капитаном Секции Исторических Исследований. Амлинг был из тех, кто на интерес не играет, и Деррон выиграл стакан эрзац-сока, но предпочел выигрыш не требовать. В спортзале все разговоры вертелись вокруг сегодняшней победы сектора. Когда кто-то упомянул взрыв ракеты, Деррон только сказал, что видел пострадавших.

После душа Деррон и Амлинг и еще пара офицеров пошли в бар на Жилом Уровне. Амлинг предпочитал это место остальным. Майор Лукас, главный психолог-историк Сектора, занял позицию в уютной кабинке и принялся рассуждать о психологических и прочих качествах новых девушек с местного надуровня, называемого Розовой Подвязкой, с той области, где частное предпринимательство процветало при минимуме вмешательства властей.

Амлинг опять заключил пари на метание дротиков в мишень, на игре в кости и еще на чем-то, где в условиях пари фигурировали девушки из Розовой Подвязки. Деррон к разговору особо не прислушивался и, в отличие от обычных визитов в бар, сегодня улыбался и даже шутил. Он выпил один стакан, свой максимум, и отдыхал, приятно расслабившись среди шума разговоров.

В офицерской столовой он съел обед с аппетитом – это редко случалось с ним. Добравшись, наконец, до своей комнаты-ячейки, он сбросил туфли, растянулся на койке и тут же крепко уснул, даже не вспомнив про снотворное.

Ночью он проснулся, разделся, лег как следует, но тем не менее пробудился раньше обычного, чувствуя свежесть и прилив сил. Маленький циферблат на стене отсека показывал 06:30 Всепланетного Чрезвычайного Времени. Этим утром четвертое измерение на Деррона не давило, и по дороге на вахту он заглянул в госпиталь.

Со вчерашней курткой через руку, он проследовал в указанном сестрой направлении и нашел девушку в кресле в холле. В этот ранний час она могла побыть там наедине с собой.

Она сидела перед телевизором, наивно хмуря лоб и внимая передаче по каналу "Да Здравствует!" – так в обиходе именовали канал госвещания. На ней было новое простое платье и больничные тапочки.

Услышав шаги, она быстро повернула голову, улыбнулась и поднялась навстречу.

– Это вы! Приятно увидеть знакомое лицо! Деррон взял протянутую ладонь в свою. – Приятно, когда тебя узнают. Сегодня вы намного лучше выглядите.

Она поблагодарила за помощь. Деррон запротестовал – пустяки! – Выключив звук телевизора, они сели поговорить. Деррон назвал себя. Улыбка пропала.

– Если бы я помнила свое имя!

– Да, я говорил с сестрой... У вас потеря памяти, но в остальном вы в порядке.

– Да, я себя хорошо чувствую, не считая памяти. Кажется, физически я не пострадала. И у меня появилось новое имя – Лиза Грей. Для истории болезни пришлось меня как-то обозначить, и они взяли очередное имя из списка, у них есть такой список на подобные случаи.

Наверное, многие теряют память во время взрывов и несчастных случаев. Кроме того, многие документы, карточки потерялись при эвакуации с поверхности.

– Лиза – красивое имя. Вам идет.

– Спасибо, сэр. Деррон задумался.

– Знаете, я слышал о таких случаях. Люди, попав на путь ракеты, то есть вероятностной волны, теряли память. Это как погружение в прошлое, стираются записи, как на школьной доске.

Девушка кивнула.

– Врачи так и предполагают. Они сказали, что в момент удара я была в группе эвакуируемых с верхнего уровня. Наверное, со мной были родственники, они могли погибнуть вместе с документами. За мной никто не пришел.

Обычная история для Сиргола, но теперь Деррон видел за фактом боль живого человека. Он решил, что лучше переменить тему.

– Вы завтракали уже?

– Да. Здесь есть маленький автомат, если вы хотите перекусить. Я бы, пожалуй, вылила еще немного сока.

Через минуту Деррон вернулся с картонным стаканчиком оранжевой жидкости, называемой фруктовым соком, стаканчиком чая и парой стандарт-булочек и выгрузил еду на низенький столик, пододвинул кресло для себя. Мельком взглянув на озадаченное лицо Лизы, он спросил:

– Вы что-нибудь помните о войне?

– Почти ничего... Наверное, эту часть памяти стерло. Что такое берсеркеры? Кажется, что-то ужасное, но...

– В общем, это машины, – Деррон отхлебнул чая. – Некоторые размерами превосходят любой корабль землян. Но берсеркеры бывают любого размера и формы, главное – все они смертельно опасны. Первые берсеркеры были построены тысячелетия назад разумной расой, о которой мы никогда не слышали. Они предназначались для войны, сведения о которой до нас тоже не дошли.

Их запрограммировали на уничтожение любой жизни на их пути и только Святители знают, как далеко берсеркеры забрались, выполняя программу. – Деррон начал рассказ легким тоном, но теперь слова лились, как из неисчерпаемого источника горечи. – Иногда люди побеждали берсеркеров в сражении, но хотя бы несколько машин всегда выживало. Они прятались среди астероидов у темной неисследованной звезды, строили новые берсеркеры и возвращались. Их невозможно уничтожить, как саму смерть...

– Не может быть! – невольно воскликнула Лиза.

– Простите, что-то я сегодня начал с утра предаваться фантазиям. – Деррон заставил себя улыбнуться. У него не было права перекладывать на девушку бремя, тяготившее душу. Ведь стоит только начать... – Мы жили на Сирголе, и берсеркеры должны были всех нас уничтожить. Поскольку они всего лишь запрограммированные машины, то это только несчастный случаи, такая космическая шутка. Рука Святителя, как говорят. Мстить некому. – Голос перехватило, он быстро допил чай и поставил стаканчик на столик.

– Почему другие колонии не придут к нам на помощь?

– Деррон вздохнул.

– Некоторые сами ведут войну с берсеркерами в своих системах. Чтобы нам помочь, нужен большой флот, а межзвездная политика правил игры не меняет. Надеюсь, в конце концов нам помогут.

Телекомментатор настойчиво жужжал о победах людей на Луне, на экране демонстрировалась соответствующая видеозапись. Самый крупный спутник Сиргола напоминал земную Луну. Задолго до появления берсеркеров лик его был изрыт оспой метеоритных кратеров. За последний год лицо сиргольской луны стало неузнаваемым под ливнем новых ударов. Неужели там еще оставались защитники?

– Я думаю, помощь придет вовремя, – сказала Лиза. "Вовремя для чего?" – подумал Деррон, но вслух сказал: – Я надеюсь. – Он понимал, что говорит неправду.

Теперь на экране показывали пейзаж дневной стороны Сиргола. Равнины в изломах трещин, плоский горизонт, яростно синее небо – часть атмосферы сохранилась. В центре изображения из засохшей грязи торчали блестящие металлические кости врага-берсеркера, сплющенного энергией оборонных устройств. Когда это было? На прошлой неделе или в прошлом месяце? Еще один удачный удар, который пытается раздуть пропаганда.

Лиза отвернулась от унылого пейзажа, где двигались только серо-желтые вихри пыли.

– Я помню... там, на поверхности, было красиво. Совсем не так, как сейчас.

– Да, там было на что посмотреть.

– Расскажите мне об этом.

– Что ж... – Он улыбнулся. – О чудесных творениях человека или о чудесах природы?

– Наверное, о творениях человека... Ой, не знаю. Ведь человек – часть природы, правильно? Значит, и его творения, в какой-то мере?

В памяти всплыл храм на вершине холма... солнечный взрыв цветных стекол... Нет, лучше не вспоминать, он не выдержит.

– Вряд ли людей можно считать частью природы на этой планете. Вы ведь помните о необычных свойствах местного пространства-времени.

– Вы 6 Первых Людях? По-моему, я никогда не понимала научных объяснений. Расскажите мне.

– Хорошо. – В голосе Деррона появились нотки профессионального историка, которым он так и не успел стать. – Наше солнце почти не отличается от других звезд класса Ж, у которых встречаются планеты земного типа. Но на этот раз внешний вид оказался обманчивым. То есть, время течет для отдельного человека так же, как и везде, и межзвездные сверхсветовые корабли могут входить и покидать нашу систему – если знают о мерах предосторожности.

– Первым сюда прибыл исследовательский звездолет с Земли. Экипаж, естественно, не мог знать о шутках пространства-времени вокруг нашей планеты. Приближаясь к необитаемому Сирголу корабль провалился в прошлое на двадцать тысяч лет... Такое возможно только на Сирголе и при особых условиях. Одно из них – потеря памяти. Всякий уходящий в прошлое глубже пятисот лет полностью теряет память. Так и случилось с экипажем первого корабля. Они стали нашими легендарными Первыми Людьми. Они выползли из корабля, автоматически совершившего посадку, беспомощные, как младенцы.

– Но как они выжили?

– Точно не известно. Инстинкты, счастливая случайность. На Первых Людей мы взглянуть не можем, даже через зонды. К счастью, берсеркеры к ним тоже не могут добраться. Первые Люди – корень эволюции человека на Сирголе, и из будущего обнаружить их невозможно, как ни старайся.

– Я думала, эволюция зависит только от случайных мутаций, частью – полезных, частью – нет, – продолжая внимательно слушать, Лиза откусила от булочки.

– Этого недостаточно. Понимаете, материи присуща организующая энергия. Материя движется во времени от простого к сложному, уровень за уровнем, все выше над хаосом. Человеческий мозг сегодня – один из пиков организации, такого оптимистического взгляда придерживаются многие ученые... берсеркеров они сюда, очевидно, не включают. На чем я остановился?

– На высадке Первых Людей.

– Да. Словом, им удалось выжить и увеличиться в числе. Начиная с нуля, они построили цивилизацию. Когда через десять лет по земному времени пришел второй корабль, мы уже имели всепланетное правительство и начали первые полеты в космос. Именно сигналы одного нашего межзвездного зонда привлекли внимание второй экспедиции. Экипаж его был осторожнее, догадавшись, что имеет дело с коварным пространством-временем. Посадка была удачной. Вскоре земляне поняли, что случилось с первой экспедицией, и приветствовали нас, как своих братьев. Они же и предупредили о берсеркерах. Наши представители вместе с ними побывали в соседних системах, посмотрели на войну с машинами-убийцами собственными глазами. Земляне были рады найти четыреста миллионов новых союзников и забросали нас советами, как лучше построить оборону планеты. Восемьдесят лет мы готовились к обороне. А потом, примерно год назад, появился флот берсеркеров. Конец урока, конец истории.

Окончание рассказа Деррона не очень расстроило Лизу. Она отпила глоток эрзац-сока и с интересом спросила:

– Чем вы теперь занимаетесь, Деррон?

– Так, разные разности в Секторе Хроноопераций. Наступление берсеркеров в настоящее время зашло в тупик. Им не выкурить нас из подземных пещер, не высадиться на поверхности, не закрепиться на ней. Они нашли способ путешествовать во времени и теперь, естественно, стараются достать нас через прошлое. Во время первой атаки вниз по линии они старались уничтожить все живое – такова их программа. С этим мы легко справились. Теперь они попробуют что-нибудь посложнее. Например, убить выдающегося человека в прошлом, замедлить наше развитие. Помешают, например, изобрести колесо. Тогда все следующие ступени развития замедлятся, и ко времени прибытия второго разведчика с Земли мы окажемся в средних веках. Никаких радиосигналов, чтобы привлечь внимание. А если они нас обнаружат, у нас не будет современной промышленности, технологии, чтобы создавать планетарную оборону. Мы будем беззащитны. Берсеркеры не встретят сопротивления – и нам конец.

– О! Но как же удается остановить хроноатаки? Вам ведь удается?

Нет, рядом с Лизой ему оставалось только улыбаться, и Деррон заметил, что предназначенные для нее улыбки получаются хорошо. Потом он посмотрел на миниатюрную версию времени на запястье.

– Если удача хоть в чем-то зависит от меня, то я должен бежать. А то опоздаю к сегодняшней героической битве.

В это утро офицером-инструктором был полковник Бореи. Как и всегда, инструктаж он вел с мрачным ликом библейского пророка.

– Как вам известно, вчерашняя операция нейтрализации врага была удачной, – начал он. Указка запрыгала по светящимся символам громадной схемы. Информационная была погружена в полумрак. – Но со стратегической точки зрения ситуация ухудшилась.

Причиной мрачности полковника была необнаруженная точка ниже двадцать первой тысячи лет, где врагу удалось создать плацдарм высадки.

– После трех вылазок в реальность мы получим три вектора и накроем точку плацдарма. Этим мы покончим с хроновойной.

Полковник сделал паузу и выложил коронную фразу:

– Конечно, сначала нам придется отразить три новые атаки.

Младшие офицеры, как и положено, тихо засмеялись. Полковник Боре выключил светящуюся доску со схемой развития человека на Сирголе, похожей на дерево.

Он постучал указкой в самом низу ствола, в корневище из сплошных вопросительных знаков. – Атаку мы ждем именно здесь. Где-то рядом с Первыми Людьми.

Матт, которого звали еще Охотником на Львов, покидал родные места. Он прожил там все свои двадцать пять. Солнце в зените грело голые плечи.

Чтобы лучше видеть равнину впереди, он вскарабкался на обломок камня. Матт и его народ убегали из родных мест. Людей теперь было не больше, чем пальцев на руках и ногах. Они устало брели цепочкой мимо Матта. Молодые, старые, в одежде из шкур. Кроме одежды, им нечего было уносить с собой. В этом переходе никто не хотел отстать, никто не спорил, не предлагал повернуть обратно.

Сквозь струистое марево горячего воздуха Матт хорошо видел уходящие к горизонту болота и голые холмы.

Не очень гостеприимный пейзаж впереди таил опасности – известные и неизвестные, но, как решил совет, вряд ли они встретят там что-нибудь ужаснее тех новых чудовищ, львов со шкурой из блестящего камня, от которых убегало племя. Шкуру новых львов не пробивали стрелы, львы нападали и днем, и ночью, убивали одним взглядом огненных глаз.

За прошедшие два дня львы убили десятерых. Уцелевшим оставалось только спасаться бегством, они едва осмеливались остановиться, чтобы попить из лужи или выкопать съедобный корень.

Единственный лук племени Людей висел у Матта на плече. Остальные луки сгорели или были сломаны в стычках с каменными львами. Завтра, подумал Матт, я пойду на охоту в новых землях. Сейчас еды у Людей не было. Самые маленькие иногда плакали от голода, матери зажимали им носы и рты, чтобы они молчали.

Цепочка Людей миновала Матта, он пробежал взглядом по спинам, обнаружил, что одного не хватает, и спрыгнул с камня, нахмурившись.

Он быстро догнал последних в цепочке и спросил:

– Где Дарт?

Нельзя сказать, что Матт следил за людьми Племени, хотя он более всех заслуживал сейчас звания вождя. Просто он хотел знать все, что происходило. Позади были каменные львы, впереди – неведомая земля.

Дарт был сиротой, но уже вырос достаточно, ребенком его не считали, и его исчезновение никого из взрослых не встревожило.

– Он все время хотел есть, – сказала одна из женщин.

– И он убежал к болотам. Искать еду, наверное.

Деррон покупал Лизе завтрак в автомате холла – ее пока не выписывали из госпиталя, – когда система всеобщего оповещения начала передавать список работников Сектора Хроноопераций, которым надлежало немедленно явиться на пост. Он услышал свою фамилию.

Захватив бутерброд, он торопливо попрощался с Лизой, но все равно на посту оказался в числе последних. Полковник Боре нетерпеливо ходил по комнате с неприступным видом.

Вскоре после Деррона явился последний из вызванных. Полковник мог начинать.

– Господа, первая атака с необнаруженного плацдарма началась, как и было предсказано. Скважина, как мы предполагаем, где-то в трехстах годах после наиболее вероятного появления Первых Людей. В реальное время прорвалось шесть машин. Но на этот раз не самолеты, а наземные устройства, на колесах или ногах-манипуляторах. Их задача – уничтожение отдельных людей. Для людей на ступени неолита они должны быть неуязвимы.

Скважину найти будет трудно, численный урон, наносимый машинами, сильно уступает урону первой атаки.

На этот раз берсеркеры сосредоточатся, скорее всего, на одной, исторически важной группе Первых Людей, или отдельном человеке. На ком именно – мы пока не знаем, но скоро, надеюсь, будем знать. Есть вопросы? Тогда полковник Нилос ознакомит вас с вашей функцией в контратаке.

Нилос, серьезного вида молодой человек с хрипловатым голосом, сразу перешел к делу.

– Все вы, все двадцать четыре человека, получили высший балл по операциям на андроидах с обратной связью. Боевого опыта пока ни у кого нет, но скоро появится. Мне поручено сообщить, что с настоящего момента вы освобождены от остальных обязанностей.

Ну что же, вздохнул Деррон, откидываясь на спинку кресла, я ведь этого хотел. Вот меня и перевели. Тихие восклицания собравшихся свидетельствовали о широком спектре реакций – от радости до испуга. Собравшихся в комнате сержантов и младших офицеров, которые вместе с Дерроном работали в разных секциях Сектора, он почти не знал.

Пока все они переваривали новость, им предложили перейти в соседнюю комнату подготовки и оставили ждать. Потом все вместе спустились на Третий Уровень Сектора – самый глубокий и защищенный из тех, что пока успели выкопать.

Пространство Третьего уровня – зал размерами с самолетный ангар, – пересекал подвесной мостик, подвешенный на солидном расстоянии от пола. С мостика свешивались устройства, похожие одновременно на скафандры космонавтов и на марионеток, две дюжины мастер-комплексов, в которых Деррону и другим операторам предстояло работать. Под мастер-комплексами аккуратной шеренгой выстроились сервы. Металлические тела их были выше и шире, чем у людей, и техники, сновавшие вокруг сервов, казались карликами.

В небольшой боковой комнате операторы проходили личный инструктаж, им показывали карты района заброски, снабжали скудной информацией, которая имелась относительно неолитических полукочевых племен. Эти племена предстояло охранять. После быстрого медосмотра операторы переодевались в трико и выходили на мостик.

В этот момент от высшего командования пришел приказ задержать начало операции. Несколько минут царило замешательство, никто не знал причины задержки. Потом на стене зажегся огромный экран, и его заполнила массивная лысая голова Планетарного Главнокомандующего.

– Парни... – загудел знакомый голос. Командующий нахмурился, глядя в сторону. – Как это? – рявкнул он секунду спустя. – Они ждут меня? Скажите, пусть немедленно начинают. Боевым духом можно заняться потом! Что он себе думает... – и звук исчез вместе с изображением.

На Третьем Уровне снова разгорелась оживленная деятельность. Два техника подошли к Деррону, чтобы помочь забраться в мастер-комплекс. Процесс напоминал надевание глубоководного скафандра. Комплекс казался жутко неуклюжим устройством, пока не включались сервомоторы, но после включения тяжелый корпус и толстые конечности становились чуткими к малейшим движениям хозяина.

– Включаем, – сказал голос в шлеме. Секунду спустя всеми чувствами Деррон был уже в теле сервокомплекса. Серв начал крениться, и, сохраняя равновесие, Деррон передвинул его ногу, так же естественно, как свою собственную. Если бы он поднял голову серва, то увидел бы висящий на кабелях мастер-комплекс и себя внутри.

– Постройтесь в цепочку для запуска.

Металлические подошвы сервов гулко застучали по полу просторной пещеры, все комплексы выполнили поворот налево, выстроились в колонну по одному. Техники быстро разбежались, очищая путь. На полу Уровня перед колонной засветился яркий ртутный диск.

– ... 4... 3... 2... 1... пуск!

С легкостью, говорившей о невероятной мощности, сервы побежали к серебристому диску, исчезая в круге один за одним. Потом и сам Деррон – в лице сервокомплекса – прыгнул на серебристый диск.

Металлические ноги ушли в траву, он покачнулся – грунт был неровный. Он стоял в тени густых крон дикого леса.

Деррон взглянул на компас и сразу передвинулся на открытое место: посмотреть на солнце. Солнце висело низко над горизонтом. Время прибытия значительно – на несколько часов, – расходилось с запланированным. Хорошо, если ошибка не составляет дни, месяцы и даже годы. Он сразу доложил об ошибке субвокалом, чтобы не выдать через динамик присутствие серва.

– Начинайте обход, Одегард, – сказал следящий контролер. – Мы попробуем вас зафиксировать.

– Вас понял.

Деррон пошел через лес, по спирали. Он внимательно смотрел по сторонам в поисках следов врага или тех людей, защищать которых он прибыл. Но цель "спирали" была в создании "волн" нарушений в линиях жизни растений и животных. Искусный часовой в будущем их заметит и зафиксирует положение Деррона.

Минут десять спустя, когда Деррон вспугнул не менее сотни мелких животных, раздавив не менее тысячи невидимых насекомых в траве и повредив бесчисленное количество листьев и стеблей, безликий голос наблюдателя сообщил:

– Нормально, Одегард, мы тебя засекли. Ты слегка ушел в сторону, но направление правильное, и ты догонишь своих людей. Но ты опоздал часов на пять. Солнце садится, правильно?

– Да.

– Отлично. Держи курс – двести градусов от магнитного севера – через четверть часа окажешься рядом с подопечными.

– Понял.

Вместо проверки территории, пока на нее не ступят его люди, ему придется их догонять. Деррон решительно зашагал, сверяясь с компасом, чтобы серв не отклонялся от прямого курса. Лесистая местность впереди понижалась, переходила в заболоченную низину. За болотом, в нескольких сотнях метров от серва, поднимались низкие скалистые холмы.

– Одегард, еще один источник возмущений, прямо в твоем секторе. Пока нет точного пеленга. Наверняка один из берсеркеров.

– Вас понял.

Такая работа скорее подходила Деррону, чем неподвижность в кресле часового, но вес ответственности давил так же смертельно тяжко, как и всегда.

Прошло несколько минут. Деррон выбирал место поудобнее, чтобы перейти болотистую местность. И вдруг он услышал сигнал тревоги – полный ужаса крик ребенка.

– Сектор, я что-то нашел.

Еще крик и еще. Микрофоны-уши серва – точно определяли направление. Деррон бросился бежать, перепрыгивая ненадежного вида участки, стараясь одновременно не выдать себя шумом и не опоздать.

Через полминуты он остановил серва. Примерно на расстоянии полета брошенного камня стояло дерево, и на верхушке, крепко вцепившись в ствол, сидел мальчишка лет двенадцати. Как только он переставал кричать, ствол резко вздрагивал, мальчишка скользил вниз и снова кричал. Ствол был толстый, но что-то невидимое из-за кустов трясло его, как былинку. В лесу не было животных с такой силой: в кустах пряталась машина берсеркеров, и она старалась приманить на крики мальчика взрослых.

Деррон сделал шаг, но даже не успел понять, с какой стороны дерева стоял берсеркер. Враг обнаружил серва: из кустов ударил розовый лазерный луч, который выбил сноп искр из брони на его груди. Опустив луч, срезая кусты, враг атаковал Деррона. Деррон заметил что-то приземистое, блестящее, четырехпалое. Он открыл рот, толкнул подбородком встроенный в шлем спуск лазера. Из лба серва ударил луч, нацеленный в точку, куда смотрели глаза Деррона.

Луч угодил в переднюю часть атакующей машины, где выступы металла напоминали черты лица, отразился, превратил в пламя и дым соседнее деревце. Выстрел, очевидно, повредил берсеркера, машина резко вильнула в сторону, нырнула под прикрытие невысокого холмика – травяного возвышения футов пяти высотой.

Два офицера, следившие за операцией по мониторам, начали наперебой отдавать Деррону приказы и советы. Если в них и было разумное зерно, Деррону все равно оставалось одно – действовать по обстановке и собственной инициативе. Немного удивленный собственной агрессивностью, он погнал серва вокруг холма.

Ему хотелось поскорее закончить схватку, каков бы ни был исход. Он мчал серва на полной скорости, беззвучно разевая рот и не прекращая лазерного огня. Вдруг он увидел берсеркера – приземистого, готового прыгнуть, металлического льва. Будь у Деррона лишняя секунда, он бы свернул, но времени не оставалось, и серв врезался в приникшего к земле берсеркера. Деревья вокруг болота содрогнулись.

Через несколько секунд Деррон убедился – антропоморфные машины не годились для этой операции: рукопашный бой не мог привести к победе в схватке с машиной пусть даже равной мощности, но не ограниченной скоростью реакции протоплазменных нервов. Несмотря на всю мощь термоядерной установки, серв не смог разорвать врага от лапы до лапы, как предвкушали в Секторе. Деррону оставалось только висеть на берсеркере в полунельсоне, пока тот, брыкаясь, как дикий скакун, старался сбросить серва.

Едва схватка началась, чуть ли не все начальство Сектора принялось жадно следить за ее ходом, и каждый считал своим долгом что-нибудь сказать или посоветовать, но у Деррона слушать времени не было: зелень леса все быстрее вертелась перед глазами, мозг уже не успевал разобраться в зеленом водовороте. На тошнотворно застывшую долю секунды он увидел ступни серва, беспомощные, срезающие тонкие деревца в полете. Он не мог повернуть голову и направить циклопический глаз на берсеркера – враг крепко держал шею передней лапой и серв головой пошевелить не мог. Деррон попытался покрепче ухватиться стальными руками за туловище врага, но зажим был разорван и серв полетел прочь.

Не успел серв рухнуть на грунт, как берсеркер был уже рядом – стремительнее любого бешеного быка. Деррон палил из лазера куда попало. Мысль о том, что его безболезненно топчут и терзают, вызвала отвратительное желание истерически захохотать: еще секунда, он проиграет бой.

Корпус серва содрогался от ударов берсеркера. Но в следующую секунду враг, спасаясь от лазерного луча Деррона бросился наутек, и, прыгая с легкостью оленя, берсеркер скрылся среди деревьев.

У Деррона кружилась голова, он пытался сесть. Серв упал на странный песчаный склон. Деррон тут же понял, почему берсеркер убежал – серв был серьезно поврежден, ноги его волочились как у человека с перебитым позвоночником, но поскольку лазер серва работал, а руки могли нанести повреждения, компьютер берсеркера решил прервать схватку. Не было смысла связываться с покалеченным, но опасным противником в то время, как он мог заняться требованием базовой программы – убивать людей.

В наушники ворвались голоса наблюдателей:

– Одегард, почему вы...

– Ради Святого Имени, Одегард, что вы себе думаете...

– Одегард, почему... Ладно, делайте, что можете! Щелчок – и наступила тишина. Помчались, наверное, стаей стервятников на другую жертву. По опыту работы в Секторе Деррон мог предположить, что изрядное множество умов сейчас искало пути снять с себя ответственность.

В любом случае, он оставался на боевом посту и серв годился к работе, пусть и наполовину. Отвращение он чувствовал преимущественно к себе. Желание покончить со всем побыстрее исчезло. Даже страх ответственности пропал. Все, что ему хотелось, – еще раз схлестнуться с врагом.

Приподнявшись на руках, он осмотрелся. Яма со склонами из сырого песка имела наверху диаметр ярдов в пятнадцать. На дне ничего не росло, деревья наверху и вокруг обуглились и дымились, были измочалены во время борцовской схватки с берсеркером.

Где мальчик?

Загребая руками, как лопастями, Деррон втащил серва повыше, выглянул из ямы. Он узнал дерево, на котором спасался мальчик, но самого мальца не было, ни живого, ни мертвого.

Вдруг песок пополз вниз, и серв съехал на дно, к луже грязной жижи на дне воронки. Наконец-то Деррон понял, куда занесло серва. Ловушка ядовитого копальщика, крупного хищника, истребленного полностью еще в ранней истории. Взгляд Деррона встретился с взглядом пары сероватых глаз на массивной голове. Голова торчала из воды.

Матт стоял за спиной Дарта. Оба с опаской выглядывали из кустов, смотрели на воронку копальщика. Остальные Люди отдыхали под прикрытием подлеска в сотне ярдов в стороне, собирая еду – корешки и личинки.

Из-за края воронки Матт разглядел что-то непонятное. Вроде голова, но не копальщика. Очень гладкая, похожая на каплю.

– Это каменный лев, – тихо сказал Матт.

– Нет, – прошептал Дарт. – Это тот большой человек. Я тебе говорил. Каменный человек. Какое они устроили с каменным львом сражение! Но я до конца не видел, я спрыгнул и убежал!

Набравшись решимости, Матт рискнул подойти поближе. Кивком приказав Дарту следовать за ним, он пригнулся и начал пробираться к яме. Матт вовремя занял выгодную позицию и стал свидетелем изумительной сцены: копальщик, страшный хищник, расправлявшийся с любой жертвой ловушки, поднялся из грязи на дне, ударил, но каменный человек просто шлепнул хищника по носу, как непослушного ребенка! Хрюкнув, гадкая тварь плюхнулась обратно в болото.

Человек из сверкающего камня что-то пробормотал. В словах чувствовалась сила, но язык был непонятный.

Человек похлопал по скрученным, видно, раненым, ногам, и руками начал выкапываться из ямы. Песок полетел фонтаном и Матт решил, что человек выползет наверх, хотя это будет нелегко.

– Теперь веришь? – жарко прошептал Дарт. – Он дрался с каменным львом!

– Теперь верю. – Стараясь не выдать себя, Матт отвел мальчишку к остальным Людям. Наверное, сражением двух каменных существ можно было объяснить сгоревшие и сломанные деревья, так озадачившие Матта, и шум, который слышали все люди. Матт с надеждой искал взглядом блестящий труп каменного льва. Тогда Матту было бы легче забыть, что сделал каменный зверь с его двумя молодыми женами.

Спрятавшись среди кустов с остальными членами племени, Матт обсудил положение с наиболее разумными из взрослых.

– Я хочу подойти к каменному человеку и помочь ему, – сказал он.

– Зачем?

Не так-то легко было объяснить, найти нужные слова. Главное, Матт хотел заполучить каменного человека в союзники – лев был еще жив.

Остальные слушали Матта, но продолжали сомневаться. Наконец, самая старая женщина вытащила из кожаного мешочка – в нем она хранила еще и семя огня, – косточки пальцев предшественницы. Трижды встряхивала она кости и бросала на грязную землю, потом рассматривала узор. Но каменного человека в узоре не увидела и поэтому ничего не посоветовала.

Решимость Матта росла с каждой минутой.

– Я помогу каменному человеку. Если он враг, он нас догнать не сможет – у него ноги мертвые.

Уши серв-комплекса уловили приближение людей, хотя те и старались подкрадываться бесшумно.

– У меня гости, – просубвокалировал Деррон. Немедленного ответа от многочисленных начальников он не получил, и это его пока вполне устраивало.

Люди подобрались к яме, самые смелые выглядывали из-за деревьев и кустов, рассматривали серва. Серв поднял голову. Люди поняли, что их видят и вышли из-за укрытий, показывая пустые руки. Деррон, как мог, повторил жест – ему нужна была хотя бы одна рука чтобы держать серва в сидячей позиции.

Люди, кажется, чувствовали себя все увереннее – серв вел себя мирно. Но самым сильным доводом было жалкое состояние его ног.

Вскоре все племя выбралось на открытое место. Люди перешептывались и с опаской заглядывали в яму.

– Слышите? – просубвокалировал Деррон. – Здесь целая толпа. Достаньте мне лингвиста.

С начала организации Сектора Хроноопераций предпринимались отчаянные попытки как можно больше узнать о языках и диалектах древних племен Сиргола. В прошлое были заброшены зонды со скрытыми микрофонами и телекамерами. Программа выполнялась, ученые прилагали все усилия, но слишком подавлял объем работы. В Современности пока только два человека кое-что понимали в диалектах полукочевых неолитических племен.

– Одегард! – голос в шлеме заставил Деррона вздрогнуть от неожиданности. Кажется, это был полковник Боре. – Не отпускай людей от себя! Даже поврежденный серв для них зашита!

– Понял вас, – вздохнул Деррон. – Как там насчет лингвиста?

– Пытаемся найти. Вы в жизненно важном районе... охраняйте племя, пока мы не перебросим в вашу точку второй комплекс.

– Понял.

Да, неолитическому отделу сегодня туго. Но лучше уж быть здесь, в жестянке мастер-комплекса, а не в суматохе перевернутого вверх дном Сектора.

– Такой человек должен много есть, – пожаловался Матту один из мужчин.

– С мертвыми ногами он долго не протянет, – рассудительно заметил Матт. – И много не съест.

Матт пытался уговорить мужчин похрабрее помочь ему вытащить каменного человека. Последний, кажется, ждал их помощи.

Споривший с Маттом привел новые доводы:

– Если он долго не проживет, зачем его вытаскивать? Он не из нашего племени.

– Не из нашего. Но... – Матт искал новые слова, новые идеи. Если нужно, он сам будет вытаскивать каменного человека. Спор помогал ему понять себя самого. Это непонятное существо, спасшее Дарта, казалось Матту частью чего-то того, к чему относились и Люди. Если бы была сообщность всех племен, что-то противостоящее диким зверям и демонам, убивавшим и причинявшим страдания день и ночь!

– А может, здесь живет племя каменных людей, – сказал другой мужчина. Люди мрачно посмотрели на него. – Они будут опасными врагами, но и ценными друзьями.

Идея не произвела впечатления. В жизни племени вражда и дружба значения не имели.

– Этот хочет быть другом, – послышался тоненький голос Дарта.

Старейшая женщина насмешливо сказала:

– Как и любой с покалеченными ногами. Ему нужна помощь. Ты думаешь, он ради тебя дрался с каменным львом?

– Да!

К жужжанию голосов, из-за которых шлем Деррона напоминал внутренности улья, присоединился голос девушки-лингвиста. Она снабдила его далеко не полным переводом спора, разгоревшегося среди Людей, но через пару минут ее отозвали работать с другим оператором. По отдельным репликам Деррон понял, что две установки берсеркеров уже уничтожены, потеряно десять сервов. К тому же, сервы до смерти пугали дикарей, которых должны были защищать, и те разбегались в разные стороны при появлении металлических существ.

– Скажите им, пусть изображают калек, – предложил Деррон. – Ладно, обойдусь без переводчика. Это лучше, чем неправильно переведенные ключевые слова. Как там насчет оружия для Людей? Когда нападут берсеркеры, будет поздно.

Машина, с которой он дрался, судя по всему, отправилась преследовать другое племя. Но она могла и вернуться.

– Подбросьте гранаты, а не стрелы. У них только один лук на все племя.

– Оружие готово к переброске, – заверили Деррона. – Но пока раздавать его опасно. Вдруг они попробуют его на серве? Или друг друга повзрывают?

– Но долго ждать еще опаснее. Перебрасывайте сейчас. – В торсе серва была камера, куда из будущего можно было перебрасывать мелкие предметы.

– Переброска готовится...

Люди племени еще спорили о судьбе серва, а Деррон держал корпус в положении, которое, как он надеялся, подчеркивало его мирные намерения. По короткому переводу разговора Деррон понял, что высокий молодой человек с луком на плече требовал помочь "каменному человеку".

Наконец, этот человек – наверное, вождь племени, – уговорил одного мужчину помочь. Они перерубили ствол молодого дерева, уже надломанного в схватке, каменным топором, поднесли ствол к яме копальщика. Потом оба храбреца, держась за ветки, опустили ствол в яму, чтобы серв мог ухватиться. Деррон сжал ствол обеими руками.

Мужчины дернули и вздохнули, изумившись весу груза. Мальчишка, спасавшийся на дереве, подбежал на помощь.

– Одегард, здесь полковник Боре, – послышался встревоженный голос в шлемофоне. – Мы поняли цель берсеркеров – уничтожить первый письменный язык, его появление приходится как раз на твой период. Еще одно убийство – и снежный ком может полететь под гору, выйдет в реальное время. Эффект плодоножки не дает нам локализовать изобретателя. Но люди твоей банды явно среди его предков.

Деррон держался за ствол, серва тащили из ямы, на гребень воронки.

– Спасибо, полковник. Как насчет гранат?

– Перебрасываем в твой сектор еще два комплекса... появились технические неполадки... Мы разделались с тремя машинами врага... Гранаты, говоришь? – Короткая пауза. – Гранаты будут скоро готовы.

– Щелчок – и голос полковника пропал.

Покончив со спасением каменного человека, Люди отступили на несколько шагов, с опаской наблюдая за машиной. Деррон приподнялся на одной руке, второй повторил миролюбивый жест. Кажется, собравшихся он убедил, но Люди тут же нашли новый повод для беспокойства – быстро опускавшееся за горизонт солнце. Деррону не нужен был лингвист, чтобы их понять – они хотят найти безопасное место на ночь.

Несколько минут спустя Люди, собрав жалкие пожитки, выступили в путь. Человек с луком что-то сказал серву, был разочарован, когда Деррон его не понял, но времени не оставалось: каменный человек был предоставлен самому себе.

Деррон потащился в конце цепочки людей. Он вскоре обнаружил, что на ровной местности может перемещаться с приличной скоростью, опираясь на костяшки ладоней и волоча ноги. Люди время от времени бросали взгляды на жалкое существо. Но еще чаще они оглядывались в сторону, откуда пришли, явно опасаясь преследования.

Деррон был наготове. След от волочившихся ног серва был четким, и берсеркер должен обязательно появиться, хотя присутствие серва и заставит его вести себя осторожнее.

С Дерроном опять связался полковник Боре.

– Одегард, точка возмущений, вызванных берсеркером, переместилась к югу от тебя и двигается в обратном направлении. Видимо, ты был прав, он пошел по ложному следу. Твой берсеркер – единственный из тех, что мы пока не засекли. Он в самом уязвимом районе. Сделаем вот что: два серва подкрепления через пару минут реального времени должны догнать твое племя. Мы пустим их параллельно, по флангам. Не нужно пугать племя толпой металлических людей, а то разбегутся – не соберешь, нам этих неприятностей сегодня хватит. Ты останешься с племенем на ночлег, а двое других сервов устроят засаду.

– Понял.

Деррон бодро передвигал руки, корпус серва волочился по бугристому грунту, а мастер-комплекс только немного приподнимался и опускался. Обратная связь до определенной степени была необходима, чтобы давать оператору чувство присутствия в прошлом.

Обдумав план полковника, Деррон нашел его разумным. Но, как гласил закон усредненности в собственном истолковании Деррона, скоро что-то должно было произойти.

Надвигавшиеся сумерки придали дикой местности некоторую мрачную красоту. Люди шли вдоль тянувшейся справа болотистой долины. Слева шли каменистые холмы, и мужчина с луком, имя которого звучало приблизительно как Матт, с тревогой всматривался в их низкие вершины.

– Как там с гранатами? Эй, сектор? Есть там кто живой?

– Мы готовим засаду, Одегард. Лучше твоим людям не швырять гранаты наугад, да еще в темноте.

Вождь Матт вдруг свернул и затрусил вверх по склону, унылому и голому. Остальные проворно последовали за вождем. Карабкаясь по слону Деррон увидел, что они направляются ко входу в пещеру – черному отверстию в низком крутом обрыве. Деррон не успел еще догнать группу, когда Матт пустил в темноту пещеры стрелу. Другой мужчина швырнул камень. Раздался свирепый рык, и Люди рассыпались кто куда – они были отличными специалистами по выживанию.

Пещерный медведь вылез из пещеры посмотреть, кто "стучал в дверь", и увидел только серва как подкидыша-калеку.

Приветствовав серва шлепком, медведь перевернул его. Деррон шлепнул медведя в ответ и немного повредил медвежью морду. От обиды зверь разразился леденящим душу ревом. Скроен он был из материала попрочнее копальщика и решил испытать лицевую панель серва на крепость своими клыками. Деррон, лежа на спине, приподнял медведя и пустил катиться вниз по склону. Пошел отсюда! Во второй раз он закинул медведя подальше. Медведь упал, подскочил, кувырнулся, приземлился на лапы и умчался в сторону болота. Обиженный рев слышался еще с полминуты.

Из-за камней и скал показались Люди. Они медленно собрались вокруг серва. У Деррона создалось впечатление, что они вот-вот рухнут на колени и начнут молиться серву. Поэтому он поскорее потащил серва в пещеру проверить, не был ли медведь ее единственным жителем. Глаза серва быстро переключились на нужную длину волны. Пещера была высокая, узкая, со вторым выходом, похожим на окно, расположенным высоко в дальней стене. Места было в избытке для всего племени. Матт сделал счастливую находку.

Вернувшись из глубины пещеры, Деррон обнаружил, что Люди собрались развести большой костер у самого входа. Они натаскали хвороста с края болота. Вдалеке, по другую сторону долины, тлела в ночной тьме оранжевая искорка, обозначая лагерь другого племени.

– Сектор, засада готова?

– Сервы занимают позиции. Они держат тебя в поле зрения.

– Отлично.

Пусть теперь Люди разводят костер, пусть огонь приманит берсеркера. Племя будет под более чем надежной защитой.

Одна из старух вытащила из кожаного мешочка кусок коры, развернула, обнажив обугленную середину. Бормоча заклинания и ловко работая щепочками, она вскоре разожгла огонек. Пламя взметнулось в темное небо.

Люди цепочкой вошли в пещеру, за Маттом последним вполз серв. Сразу за Г-образным поворотом у входа Деррон прислонил механического заместителя к стене, облегченно расслабил руки. Он был рад передышке. С помощью сервокомплекса или нет, но он сегодня натрудился.

Но перевести дух он так и не успел. Без предупреждения ночь снаружи взорвалась огнем схватки. Захлопали, затрещали лазерные очереди, застонал металл столкнувшихся бронированных тел. Люди вскочили на ноги как один.

В мерцающем свете лазерных вспышек Деррон увидел Матта – тот стоял лицом ко входу, пока остальные взрослые собирали подходящие для метания камни. Мальчишка Дарт вскарабкался к окну в конце пещеры и выглядывал наружу. Вспышки выстрелов ярко освещали его испуганное лицо.

И тут наступила темнота. Выстрелы и шум прекратились так же внезапно, как начались. Тишина и тьма затопили все вокруг, как воды смерти.

– Сектор, сектор! Что снаружи? Что происходит?

– Боже, Одегард! – говоривший был так взволнован, что его нельзя было узнать по голосу. – Еще два комплекса... у этой бестии слишком быстрые рефлексы...

Сторожевой костер взорвался, разлетелся на тысячу огненных частиц под ударом стальной лапы. Угли и искры водопадом хлынули на пол пещеры, подпрыгивая, отскакивая, угасая, как зловещие глаза. Берсеркер хочет проверить, нет ли в пещере второго выхода. Он знает, что серв внутри, но компьютерный разум уже проникся презрением к возможностям сервокомплекса Сектора Хроноопераций. Убедившись, что пути к бегству у жертв нет, берсеркер попытался войти в пещеру. Громкий тяжелый скрежет – вход был узковат для широкой приземистой машины.

– Одегард, готова дюжина стрел, сейчас перебросим. В наконечниках кумулятивные заряды, воспламеняются от удара...

– Стрелы? Я же просил гранаты! У нас всего один лук и нет места...

– Деррон замолчал на полуслове. Он понял, что окно в дальней стене могло стать отличной бойницей. – Ладно, посылайте стрелы, скорее!

– Уже перебрасываем, Одегард. Рядом стоит оператор-дублер. Если ты устал, переключи серва на соседний мастер-комплекс.

– Чепуха, я уже привык к этому серву, а он – нет. Берсеркер царапал камень, колотился о скалу, которая упрямо не давала ему добраться до такой близкой жертвы. Сигнал в шлеме оказал, что стрелы прибыли и, не тратя ни секунды зря, Деррон открыл дверцу на металлической груди серва: на глазах испуганных людей серв вытащил из своего металлического сердца пучок толстых стрел, протянул их Матту.

Конечно, это могли быть только необыкновенные стрелы, и ни у кого не возникло сомнения в их назначении. Матт колебался лишь мгновение, потом с подобием поклона принял стрелы и, помчавшись в конец пещеры, вскарабкался к окну.

Оно представляло отличное, безопасное место для стрельбы, если у врага не было пулевого оружия. Но у врага был лазер, и теперь серв должен отвлечь огонь на себя.

Искренне надеясь, что Матт – меткий стрелок, Деррон перетащил покалеченного серва к изгибу входа. Он чувствовал удары берсеркера по дрожи камня. Он подумал, что если протянет руку за угол, то сможет дотронуться до машины. Деррон ждал. Он увидел, как Матт положил на тетиву первую волшебную стрелу, и тогда, толкнув серва, Деррон выскочил из-за угла.

И едва не упал лицом вниз – берсеркер как раз отбежал, разгоняясь для нового удара. Машина, естественно, выстрелила быстрее Деррона. Броня серва раскалилась, засветилась, но выдержала. Деррон полз на берсеркера, отвечая огнем. Если машина и заметила Матта, то, не опасаясь стрел, не обратила на него внимания.

Первая стрела ударила в плечо передней лапы. Древко завертелось и отскочило, а наконечник превратился в шарик огня. Взрыв оставил дырку с кулак.

Берсеркер качнулся, потерял равновесие, луч, ударивший в Матта, только испепелил куст над обрывом. Деррон наступал, стараясь попасть лучом в дыру на лапе. Матт послал вторую стрелу и угодил в бок машине. Взрыв бросил трехногую машину в сторону. И лазер ее тут же погас, потому что Деррон, рывком добравшись до берсеркера, взмахнул броневым кулаком и навсегда заклепал глазок излучателя.

Состязание по борьбе возобновилось. На секунду Деррону показалось, что у него есть шанс, сила двух рук серва почти равнялась силе передней лапы берсеркера, но он забыл о рефлексах. Несколько секунд – и Деррон завертелся, цепляясь за корпус врага, а потом полетел в сторону.

Он старался ухватить топчущие серва лапы, чтобы сделать берсеркера неподвижной мишенью. Удар лапы разбил его собственный лазер. Почему Матт не стреляет?

Берсеркер был еще слишком сильным и быстрым, покалеченному серву с ним было не справиться. Деррон вцепился в переднюю лапу, но обе задние молотили, не переставая, разрывая металл. Ноги серва полетели прочь, начисто оторванные. Еще немного – и металлического человека разорвут на куски. Где же стрелы?

И стрелы появились. Прямо в гущу битвы метнулся Матт, сжимая в каждой руке по пучку стрел. С криком, словно летя по воздуху, как молневой бог из легенд, он погрузил стрелы в спину машины.

Корпус берсеркера заслонил вспышку. Гром раздался внутри машины, сотрясая и берсеркера и серва одновременно. На этом бой кончился.

Деррон вытащил перегревшийся корпус серва из-под груды раскаленного, плюющего искрами металла, который только что был вражеской машиной. Он так устал, что положил серва на землю, опершись на локти. В свете от раскаленных обломков берсеркера он увидел Дарта. В руке у мальчика был лук Матта с порванной тетивой. За Дартом наружу высыпали остальные Люди, столпились вокруг...

Деррон заставил серва сесть. Матт лежал, как мертвый, там, куда его отбросил удар – последняя судорога берсеркера. Живот разорван, руки обуглились, лицо нельзя узнать. И вдруг Матт открыл глаза. Грудь качнулась, он судорожно набрал воздуха. Он дышал!

Женщины завыли, мужчины затянули погребальную песню. Они расступились перед Дерроном, который протащил своего изрядно пострадавшего заместителя в мире прошлого и как мог нежно поднял Матта на руки. Матт был слишком плох, и прикосновения раскаленных рук серва не почувствовал.

– Славно поработали, Одегард. – В голос полковника Борса вернулась уверенность. – Отлично завершили операцию. Вам что-нибудь перебросить? Вы окажете первую помощь раненому?

Деррон прикусил язык, сдержавшись. Возможно, полковнику плохо видно?

– Он слишком плох, сэр. Вам придется поднимать его вместе со мной.

– Рад бы помочь, но опасаюсь, что по уставу... – Голос полковника нерешительно замер.

– Его жизнелиния все равно оборвется в этом месте. Он выиграл бой для всех нас, а теперь у него кишки наружу, сэр.

– Гм, хорошо, хорошо. Будьте готовы, мы сейчас изменим настройку, компенсируем увеличение массы.

Племя робко сгрудилось вокруг серва и умирающего вождя. Деррон подумал, что сцена станет мифом. И когда-нибудь историю об умирающем герое и каменном человеке найдут среди самых ранних письменных памятников Сиргола. Мифы – сосуды объемистые, в них помещается много разного.

У входа в пещеру старейшая женщина тщетно пыталась извлечь огонь из трута. Помощница, молодая девушка, потеряла терпение, схватила веточку и подбежала к раскаленным обломкам берсеркера. Жар воспламенил ветку. Размахивая, чтобы ветка горела ярче, как бы пританцовывая, она пошла обратно к пещере.

А в следующую секунду Деррон сидел в меркнущем ртутном круге света на полу Третьего Уровня Сектора Хроноопераций. К нему бежали двое с носилками. Он разжал стальные руки, отдал Матта медикам, потом повернул голову, нашел выключатель и зубами отключил питание.

Обычного рапорта в конце операции он делать не стал. Через несколько секунд он уже выбрался из кокона мастер-комплекса, протиснулся сквозь толпу сбежавшихся его поздравить. Не переодевшись, в мокром насквозь трико, протискиваясь между операторами, медиками, техниками и прочими, уже заполнившими Уровень, он добрался до носилок Матта как раз в тот момент, когда медики поднимали носилки с пола. На выпиравшие внутренности набросили влажную марлю, в вену уже ввели иглу капельницы.

Глаза Матта были открыты но ничего прочесть в них было нельзя – шок стер и мысли, и чувства. Деррон показался бы Матту одним из непонятных существ, окруживших его. Но именно Деррон пошел рядом, держа Матта за предплечье, выше ожога, пока Матт не провалился в забытье.

Пока носилки двигались к госпиталю, сзади образовалась целая процессия. Известие о первом госте из прошлого распространилось как по динамикам оповещения. Когда Матта внесли в приемный покой, там были уже почти все пациенты, включая Лизу.

– Он потерялся, – прошептала она, глядя на распухшее лицо Матта, на его вздрагивающие веки. – Он потерялся, он так одинок. Я его понимаю. – Она с тревогой обратилась к врачу: – Он ведь будет жить, правда? Он поправится?

Доктор слабо улыбнулся.

– Если сюда пациентов приносят живыми, как правило их спасают.

Лиза с облегчением вздохнула, доверчиво глядя на врача. Ее тревога о пришельце из прошлого была такой трогательной и искренней.

– Привет, Деррон. – Она мельком улыбнулась ему и последовала за носилками. Казалось, она его едва заметила.

2. КРЫЛАТЫЙ ШЛЕМ

Воздев руки к небу, Номис стоял на гладкой, как стол, вершине черного утеса, в двадцати футах над бушующим прибоем. Ветер трепал седую бороду, складки одежды. Белые морские птицы кружили по ветру в сторону Номиса, потом с пронзительными криками, как слабые души, объятые мукой, круто меняли курс. С трех сторон утес, где стоял Номис, окружали другие утесы и похожие на зловещие пальцы пики, образуя все вместе прибрежную линию из черного базальта. А с четвертой стороны, впереди, разметалась безбрежность штормового моря.

Широко расставив ноги, Номис стоял в центре сложной диаграммы, начерченной мелом на черной скале. Вокруг он разложил предметы своей профессии, мертвые, высушенные, старые, резные, и такие, что, попадись они простому смертному, тот поспешил бы их сжечь и забыть. Тонким, пронзительным голосом Номис бросал в пространство слова магической песни, которую повторял снова и снова:

"Днем и ночью тучи клубятся, Громом и молнией полнятся, Вспеньтесь, волны изумрудные, Помогите в минуту трудную, Проглотите судно, где враг, Где на мачте вражеский флаг..."

Его тонкие руки уже устали держать над головой щепки погибшего в кораблекрушении корабля, кричали птицы, ветер рвал седую бороду.

Сегодня он чувствовал себя утомленным и не мог избавиться от ощущения, что все усилия дня пошли прахом. Сегодня ему не явилось ни одного знака надежды на успех. Иногда знаки посещали его – в раскаленных вещих снах, или во время бодрствования – провалами в темноту транса, в лабиринт необыкновенных видений, изумляющих разум.

Номис далеко не всегда был уверен, что в силах вызвать беды на голову врага. Успех был понятием шатким, но окружающим он не позволял усомниться. Нет, он ни на секунду не сомневался в контроле магии над силами природы, но получалось, что успех в этом направлении требовал не только большого искусства, но и большой удачи.

За всю жизнь Номис только дважды пытался поднять бурю. Только раз это удалось, да и то он подозревал, что буря могла разразиться в тот день и сама.

И сейчас, как он ни сомневался в успехе, он не прекращал усилий, на которые истратил три дня, не смыкая глаз, здесь, на тайной скале. Он слишком ненавидел и боялся человека, который сейчас пересекал морские волны, плыл сюда, в Королевию, везя нового бога и новых советников, чтобы взять управление страной в свои руки.

Угрюмые глаза Номиса обратились в морскую даль, отмечая линию шквала, до смешного слабого. Не было и в помине угрозы утопить ненавистный корабль, ни намека на грандиозную бурю, которую Номис так старался поднять.

Утесы Королевии лежали прямо по курсу, но до берега был еще день хода на веслах. В той же стороне, но ближе к судну, кипела нехорошая вода. Харл хмуро следил за продвижением шторма, а руки его с ленивой уверенностью покоились на длинном рулевом весле.

Тридцать гребцов, все – воины и свободные люди, легко могли бы заметить приближение непогоды, поверни они головы. И все они были опытные мореходы, и пришли бы к одному выводу – стоит умерить силу гребков, скорость упадет и они не попадут в полосу шквала. И теперь, по молчаливому соглашению, они все менее энергично налегали на весла.

Со стороны берега потянул холодный бриз, закачались верхушки мачт с убранными парусами, ветер заиграл краями пурпурного навеса палатки короля в средней части палубы.

В шатре, предоставленный собственным думам, сидел молодой человек, которого Харл называл королем и повелителем. Морщины на лбу Харла разгладились – он подумал, что молодой Ай ушел в шатер набросать план предстоящего сражения. Пограничные племена, которым дела нет до нового мягкосердечного бога и приходящей в упадок старой Империи, захотят испытать волю и храбрость нового правителя Королевии.

Харл усмехнулся новой мысли – может, юный Ай готовит не план сражения, а кампанию за обладание принцессой Алике. Именно этот брак должен обеспечить Аю власть над Королевией и поддержку армии. Все принцессы красивы, но об этой ходят слухи, что она к тому же обладает и твердым характером. Если она вроде некоторых благородных девушек, знакомых Харлу, завоевать ее будет не легче, чем взять в плен варварского вождя, а это уж слишком для простого здорового вкуса воина!

Лицо Харла, еще секунду назад такое веселое – насколько позволяли старые шрамы, – снова помрачнело. А вдруг король уединился, чтобы почитать? Ай давно уже страстный поклонник книг и взял две в путешествие. А может, он молится этому новому богу рабов, потому что, хоть Ай и отличается молодостью и здоровьем, он иногда слишком серьезно относится к религии.

Хотя половина мыслей Харла была занята юным повелителем, вторая была настороже, как всегда. Слабое непонятное бульканье в воде возле корабля заставило его посмотреть налево, к через секунду и мысли в голове Харла, и кровь в жилах превратились в лед.

Возносясь из волн почти у самого левого борта, перед Харлом возникла ужасная голова, достойная жутчайшего из ночных кошмаров, страшнейшего из драконов предавних легенд!

Тускло блестевшая шея была толщиной в дерево, которое едва ли мог обхватить руками воин. И только сами демоны пучин знали, что за тело скрывается под волнами! Глаза, похожие на пригашенное облаками солнце, размерами не уступали большим серебряным блюдам, а чешуя была серой и тяжкой, как мокрое железо. Сквозь приподнятую крышку гроба-пасти виднелись клыки – частокол кинжалов.

Разматываясь, как канат, обдирая планшир, шея переметнулась через палубу, закричали гребцы – такие детские вопли могли обесчестить навеки любого воина, – но тут же храбро схватились за оружие. Здоровяк Трола, самый сильный и быстрый, уперся ступней в скамью, ухнул и опустил меч на гигантскую шею.

Лезвие бессильно звякнуло о тусклую чешую. Дракон даже не обратил внимания на удар. Покачиваясь, голова остановилась у входа в шатер. Сквозь щель пасти вырвался жуткий рев-призыв – такого Харл не слышал за всю свою жизнь, полную кровавых битв.

Но дополнительного вызова на бой Аю не требовалось – довольно было лязга металла и криков гребцов. Рык дракона еще не утих, а полотнище отлетело в сторону, и молодой король ступил на палубу в полном вооружении: щит, шлем, готовый к бою меч.

Харл испытал необыкновенную гордость, видя, что юный король не дрогнул, узрев чудовище. Тут же правая рука Харла ожила, вытащив из-за пояса метательный топор с короткой ручкой. Он приготовился к сокрушительному броску.

Топор ударил в туманный серебристый глаз дракона, зазвенел и отскочил, не причинив вреда чудовищу. Возможно, дракон даже не заметил удара. Огромная голова метнулась к королю, широко раскрылась пасть...

Ай встретил нападение храбро. Но удар меча в темноту пасти оказался безвреднее укола женской булавки. Похожая на крышку челюсть закрылась, чудовищная голова закачалась, и все увидели торчавшие сквозь клыки переломанные конечности короля. Потом, плеснув водой, чудовище исчезло, как будто его и не было. Залитая солнцем морская гладь казалась такой же, как и прежде, глубоко спрятав под волнами секреты бездны.

За все время до заката едва ли кто-то сказал хоть одно слово. Корабль описывал круги, не уходя слишком далеко от места гибели командира. Его накрыл край шквального фронта. Гребцы машинально делали все, что нужно сделать в шторм. Потом шквал ушел, но едва ли кто заметил перемену погоды.

До конца дня море было спокойно. Харл, прищурившись, посмотрел на закатное солнце и прохрипел:

– Отдыхать!

Он давно уже подобрал затупившийся топор и сунул на место за поясом. Теперь следов трагедии оставалось немного: несколько щепок и выщербленный планшир, по которому прошла железная чешуя. И несколько пятен крови. И крылатый шлем Ая, упавший с головы короля.

Деррон Одегард, недавно представленный к награде и получивший повышение до звания майора, сидел в кресле младшего помощника на совещании аварийного персонала Сектора Хроноопераций. Совещание созвал командующий Сектором.

Деррон с профессиональным интересом слушал доклад своего однокашника Чана Амлинга. Чан, уже майор Сектора Исторических Исследований, продолжал брифинг.

– Как всем уже известно, берсеркеры решили сконцентрировать усилия на отдельной ключевой личности. Их объект – король Ай из Королевии. Удаление такой личности с исторической сцены будет иметь катастрофические последствия.

Амлинг, обладавший быстрым и мощным мышлением, добродушно улыбнулся, глядя поверх голов слушателей.

– До последнего времени многие историки сомневались в реальности его существования. Но начав прямые наблюдения, мы подтвердили его реальность и значение для истории.

Амлинг повернулся к светящейся карте, сопровождая пояснения энергичными жестами опытного оратора.

– Здесь вы видите серединный этап упадка Континентальной Империи, ее распада, ведущего к полному краху. Теперь обратите внимание на Королевию. Именно благодаря Аю, его деятельности и влиянию, эта страна сохранила относительную стабильность, донесла часть культуры Империи до более поздних культур планеты, дав основу для их развития.

Новый командующий Сектором – его предшественник, как сообщалось, отправился в рейд на спутник Сиргола или, по крайней мере, на поверхность, прихватив заодно полковника Борса и остальных, – поднял руку, словно ученик на уроке.

– Майор, мне не все ясно. Ведь Ай был варваром, не так ли?

– Да, в начале. Но... упрощая, можно сказать, что, получив собственную страну, которую нужно было оборонять, он образумился, остепенился и был прекрасным правителем. Покончил с морскими набегами. Он ведь отлично знал ремесло морских разбойников. Он так ловко играл в эту игру – но уже в команде противников, – что пираты предпочли нападать на кого-нибудь другого.

Больше Амлингу никто вопросов не задавал, и он сел на место.

Следующим поднялся майор из Сектора Вероятностного Анализа. Ни тон, ни содержание сообщения бодрости не внушали.

– Господа, – начал он нервно. – Мы не знаем, как был убит Ай, но знаем, где это случилось. – Майор продемонстрировал видеозапись с экрана часового монитора. – Его жизнелиния теперь обрывается вот здесь, во время первого визита в Королевию. Видите, остальные жизнелинии моряков его корабля остались целыми. Значит, противник хочет, чтобы команда была уверена в гибели Ая – это чтобы усилить исторический эффект. Наш сектор считает такое объяснение вероятным.

Амлинг, кажется, собирался перебить выступавшего и начать спор, или даже заключить пари. Не туда назначили Лмлинга, подумал Деррон, не в тот сектор. Вероятность – вот его стихия.

Майор сделал паузу, отпил воды.

– Если честно, ситуация весьма серьезная. Через девятнадцать-двадцать дней волна исторических изменений должна докатиться до нас. Это все время, которым мы располагаем. Мне сказали, что шансы обнаружить "скважину" за девятнадцать дней...

Уныние оказалось легко передающейся болезнью, и лица сидевших за столом погрустнели. Только новый Командующий Хронооперациями сохранял относительное спокойствие.

– Боюсь, вы правы, майор Обнаружить "скважину" очень трудно. Само собой, делается все возможное. Но враг ведет себя умнее, чем в прошлый раз, ловко заметает следы. Он использует только одну машину вместо шести. Кроме того, совершив покушение, машина спряталась. Она не покинула эпоху, она остается в игре, будет ставить нам палки в колеса. Но она очень осторожна, не вызывает изменений, и мы не можем ее выследить.

Командующий Хронооперациями подался вперед.

– Итак, у кого есть идеи?

Первое предложение касалось создания новой вероятности продолжения жизнелинии Ая, как если бы он пережил нападение. Разгорелся спор, быстро перешедший на чисто технический уровень. Ученые, присутствовавшие на совещании, доминировали в споре, но у них не было согласия между собой. Когда вместе с формулами они принялись обмениваться мнениями друг о друге, Командующий Хроносектором быстро объявил перерыв на полчаса.

Неожиданно получив такое количество свободного времени, Деррон отправился в жилой комплекс ближнего госпиталя. Там сейчас жила Лиза, проходившая курсы медсестер. Деррон обрадовался, обнаружив, что у Лизы тоже есть немного времени. Через несколько минут он и Лиза уже гуляли по парку.

Деррон приготовил целую речь, но у Лизы в эти дни был собственный любимый предмет разговоров.

– Знаешь, Матт быстро поправляется, все врачи в изумлении.

– Прекрасно. Нужно обязательно будет его навестить. Я давно собирался, но потом решил подождать, пока он научится немного нашему языку.

– Боже, он уже научился.

– Уже? Нашему языку?

– Он учится так же быстро, как и выздоравливает. Доктора говорят, что это может быть эффектом перемещения в будущее. Что-то там насчет организующих энергий мозга и тела, свертывании, кратном усилении. Я в этом ничего не понимаю. В этой сфере соприкасается материальное и нематериальное...

– Да?

– ... И Матт понимает не хуже меня, может, и лучше. Он уже много ходит, ему разрешают почти свободно передвигаться. Он очень дисциплинированный – никогда не входит в помещения, в которые нельзя входить, не трогает опасные предметы и так далее.

– Понятно.

– Да, я забыла. Они не восстановили лицо – пока он сам не решит, как хотел бы выглядеть.

– Я что-то об этом слышал. Лиза, ты долго думаешь жить в госпитале? Ты в самом деле жаждешь стать медсестрой... или просто тебе нужно себя чем-то занять? – он едва не спросил – "Или просто из-за Матта?"

– О! – Она погрустнела. – Иногда мне кажется, что эта работа не для меня. Но пока переезжать не думаю. В госпитале жить удобно, я продолжаю курс лечения по восстановлению памяти, каждый день процедуры.

– И успешно?

Деррон знал заключение врачей – Лиза потеряла память, попав в след ракеты берсеркеров. Некоторые предполагали, что она агент или дезертир из будущего. Но на часовых экранах не обнаружили реверсированной жизнелинии. Из будущего на уровень Современности пока никаких сообщений или гостей не поступало. Наверное, жители будущего имели серьезные причины не вступать в контакт, а может, на Сирголе в будущем не было людей. Или период войны с берсеркерами блокирован петлями парадоксов. Хорошо еще, что берсеркеры не атаковали вверх по линии.

– Нет, практически не помогают, – вздохнула Лиза грустно. Память к ней так и не вернулась. Шевельнув рукой, она переменила тему и принялась опять рассказывать об успехах Матта.

Деррон не слушал. Он закрыл глаза и наслаждался ощущением жизни, которое испытывал вблизи Лизы. Ведь у него было так много всего: прикосновение ее руки, трава под ногами, тепло псевдосолнца на лице. В следующий миг все могло исчезнуть – новая волна-ракета пробьет мили скальных пород, или эффект оборвавшейся жизни короля Ая скажется быстрее, чем предполагали ученые.

Он открыл глаза, увидел разрисованные стены вокруг парка, веселых пташек в листве, гуляющих людей – их было много, как и всегда. Кое-где заметно поредела трава, садовникам пришлось выставить проволочные оградки. И все равно, это только жалкая имитация убитого мира поверхности. Но рядом с Лизой иллюзия становилась сильнее.

– Смотри, вот то дерево. Ты под ним стояла, помнишь? Когда я увидел тебя и пришел на помощь. Или, вернее, когда ты пришла на помощь мне.

– На помощь тебе? От какой же ужасной участи я тебя спасла?

– Я бы умер от одиночества среди сорока миллионов людей. Лиза, ты должна переехать из общежития. Она опустила глаза.

– А где я буду жить?

– Со мной, конечно. Ты же не бедный потерявшийся ребенок, та сама за себя отвечаешь, учишься на медсестру. Есть несколько пустых квартир, и я получу разрешение, если у меня будет спутница. Особенно учитывая мое повышение.

Она сжала его руку, но ничего не сказала. Она молчала, не поднимая глаз.

– Лиза, что ты скажешь?

– Но что именно ты предлагаешь, Деррон?

– Послушай, вчера ты мне рассказывала о заботах твоей новой подруги. Как мне показалось, ты отлично разбираешься в отношениях между женщинами и мужчинами.

– Ты хочешь, чтобы я временно жила с тобой? – Она произнесла эти слова холодным, отчужденным тоном.

– Лиза, в мире все временно, ничего постоянного нет. На совещании, только что... ладно, я не имею права об этом... Но дела обстоят неважно. И все хорошее, что осталось, я хочу разделить на нас двоек.

В молчании она позволила ему вывести ее на каменные ступени у ручья.

– Лиза, тебе нужна церемония свадьбы? Да, наверное, так нужно было сразу тебе сказать, попросить выйти за меня замуж. Но кто нас осудит, если мы обойдемся без церемоний. Мы просто не потратим лишнее время на бюрократические формальности. Ты считаешь, мы должны сыграть свадьбу?

– Я... думаю, что нет. Мне не нравится, что ты обо всем говоришь, как о временных вещах. Чувства сюда тоже входят?

– Когда нет ничего постоянного? Но это не значит, что мне это нравится. Но кто может сказать, что мы будем делать или думать через год? Через год мы, скорее всего...

– Он не договорил.

Она долго подбирала слова и, наконец, нашла нужные.

– Деррон, в госпитале я научилась другому. Там люди считают, что жизнь человека можно сделать более постоянной, сейчас и в любое другое время. Там люди стараются что-то делать, пусть у них и нет времени в запасе.

– Ты научилась этому в госпитале?

– Ну хорошо, может, я всегда так думала. Он тоже когда-то так думал. Год, полтора, целую жизнь тому назад. Он был не один. Лицо, которое он не мог забыть, оно опять перед глазами...

И у Лизы, кажется, было такое воспоминание.

– Посмотри на Матта, вспомни, в каком он был состоянии. Какие усилия он прилагает, чтобы выжить и поправиться...

– Извини, – сказал Деррон, глянув на часы и обнаружив вескую причину прервать разговор. – Мне нужно бежать. Я почти опоздал на совещание.

После долгих дебатов и расчетов, ученые пришли, наконец, к общему выводу.

– Получается вот что, – начал свежеизбранный докладчик от их группы. – Сначала нужно зафиксировать поврежденную часть жизнелинии, как бы наложить шину на сломанную руку.

– И каким же образом? – поинтересовался Командующий Хронооперациями. Ученый устало махнул рукой.

– Могу предложить единственный способ. Нужно послать кого-то взамен Ая, на время. Этот человек сыграет роль короля, продолжит плавание. Он будет королем несколько дней, минимум. У него будет коммуникатор, мы его сможем инструктировать, ежедневно и даже ежечасно, если необходимо. Если берсеркер не появится, заместитель сыграет остальную часть жизнелинии Ая, в необходимых деталях, чтобы Современность выжила.

– И как долго может он с успехом играть такую роль? – перебил кто-то.

– Не знаю, – уныло улыбнулся ученый. – Господа, я вообще не уверен, что операция получится. Ничего подобного мы еще не пробовали. Но, по крайней мере, мы выиграем несколько дней или недель реального времени и успеем найти другой выход.

Командующий Хроносектором задумчиво потер колючий подбородок.

– Ладно, пока что подстановка – единственная хорошая идея. Нужно ее разработать. Но ведь Ай жил в двенадцати столетиях вниз по линии. Как мы перебросим человека?

– Верно, – сказал биофизик. – Ментальная деволюция и потеря памяти начинаются с рубежа в четыреста лет.

Командующий начал рассуждать вслух.

– Может, удастся использовать сервокомплекс? Едва ли. Их даже не замаскируешь под человека. Что остается? Нужно использовать современника Ая. Найти человека, убедить, обучить.

– Внешность роли не играет, – добавил кто-то. – Ая в Королевии никто не видел. Это его первый визит.

Полковник Лукас, офицер-психолог из состава сектора Хроноопераций, прокашлялся и взял слово.

– Мы должны заставить команду Ая принять подмену, при условии, что они хотят увидеть короля живым. Мы должны вытащить всю компанию в Современность на несколько дней.

– Это можно устроить, – сказал командующий сектором.

– Отлично. – Лукач что-то чертил в блокноте. – Сначала транквилизаторы, гипнотические наркотики... узнаем детали покушения, несколько дней глубокого гипноза. Уверен, что получится.

– Хорошая идея. Лук. – Командующий Хронооперациями посмотрел на собравшихся за столом. – А теперь, пока идея свежа, попытаемся решить главную проблему. Кто заменит короля Ая?

Нет, подумал Деррон, кто-то еще должен увидеть единственный возможный вариант. Почему я? Он не хотел говорить первым, потому что... Просто не хотел. Нет! Гром и молния, а почему бы и нет? Ему платят за то, чтобы он думал и он с чистой совестью может говорить все, что считает нужным. Он кашлянул, соседи удивленно посмотрели на него. Кажется, о его присутствии забыли.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, господа. Но разве у нас нет человека, которого можно послать в век Ая, не опасаясь потери памяти? Я говорю о человеке, который попал к нам из еще более позднего момента прошлого.

Обязанности Харла были ясны до боли. Он доведет корабль до Королевии, а потом предстанет перед королем Горбодуком и принцессой, посмотрит им в глаза и поведает о судьбе Ая. Постепенно до него начало доходить, что в рассказ могут и не поверить. Что тогда?

Остальная команда была избавлена, по крайней мере, от этого груза ответственности. Они продолжали исполнять приказы Харла, не задавая вопросов. Солнце садилось, но они опять взялись за весла. Харл решил занять их работой на всю ночь, пока корабль не достигнет Королевии: в такой момент людей без дела оставлять нельзя.

Они гребли, как слепые, как сомнамбулы, с бессмысленными лицами, не думая, управляет ли кто-то кораблем. Весла часто сбивались с ритма, стучали друг о друга, шлепали, но на это никто не обращал внимания, а Торла затянул погребальную песню – он оплакивал единственного человека, способного вступить с ним в противоборство.

В пурпурном шатре, на личном сундуке Ая, в котором король держал свои сокровища (еще одна проблема для Харла) стоял крылатый шлем. Больше от короля ничего не осталось...

Десять лет назад Ай был настоящим принцем с настоящим королем-отцом. У него начала пробиваться борода, и Харл стал верной правой рукой принца. Примерно в это же время двойная болезнь зависти и коварства начала чумой распространяться среди дядей и братьев Ая: от нее пали отец Ая, другие родичи, и королевство погибло, раздробленное толпой чужаков.

Наследство Ая уменьшилось до палубы боевого корабля. Лично Харл против этого не возражал. Харл даже не жаловался на увлечение короля книгами. Или на молитвы, обращенные к человеку-богу, богу-рабу, который проповедовал любовь и милосердие и которому за это клиньями раздробили кости...

Вдруг что-то случилось. Неведомая сила прошла то ли над, то ли под кораблем, качнула и отпустила, исчезла. Дракон вернулся – была первая мысль Харла. Поднялся из бездны, почесался о дно корабля. Гребцы решили то же самое, бросили весла и схватились за оружие.

Но никакого дракона не было видно. Вообще ничего не было видно. Со сверхъестественной быстротой поднялся туман. Красный закат превратился в рассеянное белесое свечение. Харл заметил, что даже ритм волн стал другим. Воздух был теплее, изменился запах моря.

Люди переглядывались, то хватались за мечи, то бросали мечи в ножны, перешептывались.

– Волшебство!

– Гребите понемногу вперед! – приказал Харл, сунув бесполезный топор на место. Он постарался придать голосу уверенность, хотя чувство направления совершенно покинуло его.

Он отдал рулевое весло Торле, сам пошел на нос, на место смотрового. Гребцы и пятидесяти раз не успели налечь на весла, как Харл выбросил вверх руку и вода забурлила вокруг замерших весел. На расстоянии броска копья виднелся песчаный берег. Что лежало дальше, за туманом – это невозможно было даже вообразить.

Шепот среди гребцов стал громче. Они знали, что всего несколько минут назад земли не было даже на горизонте.

– Смотри, песок...

– Похоже... А вдруг он исчезнет, как дым?

– Волшебство!

Конечно, это могло быть только волшебство, и никто не сомневался: они во власти магической силы, злой или доброй. Другой вопрос – что им делать? Харл бросил притворяться, что все знает. После спора решил, что нужно грести в противоположную сторону, чтобы уйти от берега и, может, от воздействия магических сил.

Солнце давно уже село, но белесый свет сочился сквозь туман, не угасал. Он даже стал ярче, потому что туман редел.

Едва корабль вынырнул из полосы тумана – Харл уже воспрял духом, – как они едва не врезались в стену, черную, гладкую, поднимавшуюся прямо из моря. Стена, немного вогнутая, не имела видимого края или верха, образуя гигантскую чашу над крохотным кораблем, а высоко над головой сияли огни, ослепительные, как куски солнца.

Люди начали молиться всем богам и демонам, каких знали. Они попали на небо, они среди звезд на краю мира! Едва не переломав в панике весла, они развернули корабль и скрылись в туман.

Харл был потрясен не менее остальных, но он скорее бы умер, чем показал испуг. Один из гребцов рухнул на палубу, закрыв лицо руками. "Чародейство! Чародейство!" – шептал он. Харл в сердцах пнул труса, заставил встать.

– Да, чародейство, только и всего! – рявкнул Харл. – Это все не настоящее, это нам все привиделось! Ну и что? Здесь живут чародея? Из них можно пустить кровь, как из простых людей! Если они вздумали над нами пошутить, нам тоже пара трюков известна!

Слова Харла придали остальным немного мужества. Под прикрытием тумана мир снова стал привычным, человек мог смотреть вокруг и не терять рассудка.

Харл твердо приказал грести к берегу, и гребцы с радостью подчинились. Тот, что упал на палубу от страха, греб с двойным усердием, поглядывая на товарищей справа и слева, как бы предупреждая не делать рискованных замечаний. Впрочем, шуток он мог не опасаться очень долго.

Им не понадобилось много времени, чтобы достичь плавно спускавшегося к воде берега. Берег оказался вполне реальным, осязаемым. Нос корабля ткнулся в песок, и Харл прыгнул в мелкую воду с мечом в руке. Вода была теплее, чем он ожидал, брызги, долетевшие до губ, показали, что она еще и пресная, но таким мелочам Харл уже не удивлялся.

Один из наставников Матта на шаг опередил Деррона, постучал в дверь палаты, потом отодвинул створку. Заглянув в палату, наставник произнес медленно и четко:

– Матт, с тобой хотят поговорить. Это Деррон Одегард. Тот человек, который вместе с тобой сражался в твоем времени.

Наставник жестом предложил Деррону войти. Навстречу Деррону, выпрямившись во весь рост, от телевизора поднялся человек.

Одетый в пижаму и больничные тапочки, он не был похож на умирающего дикаря, которого Деррон несколько дней тому назад помогал доставить в госпиталь. Волосы только начали отрастать, торчали щетиной неопределенного цвета. Ниже глаз лицо Матта покрывала мембрана, заменявшая кожу до полного восстановления пластики лица.

На тумбочке лежали учебники для средней ступени шкоды, наброски и фотомонтажи. Кажется, вариации одного и того же лица молодого мужчины. В кармане у Деррона была другая фотография, короля Ая, полученная с помощью зонда-птицы, который промчался над юным монархом в момент его отплытия в Королевию. Ближе подобраться на удалось – петли временных парадоксов мешали повторному воздействию на историю в одном и том же месте.

– Рад тебя видеть, Деррон, – сказал Матт, придавая искреннее звучание вежливой фразе-клише. Голос был низкий, глубокий. Минимальная коррекция – и его не отличить от голоса короля Ая! Голос короля был записан зондом в момент съемки. Матт произносил слова медленно, отчетливо.

– И я рад, что ты выздоравливаешь, – сказал Деррон.

– И так быстро привыкаешь к новому миру.

– И я рад видеть тебя в добром здравии, Деррон. Хорошо, что твой дух смог покинуть металлического человека. Тот был сильно ранен.

Деррон улыбнулся, посмотрел на наставника у двери – не то слуга, не то тюремщик.

– Матт, ты меньше их слушай. Я был в полной безопасности, в отличие от тебя. Не давай им тебя провести.

– Провести меня? – озадаченно переспросил Матт.

– Деррон имеет в виду, не позволяй нам неправильно тебя учить. Шутка, – объяснил наставник.

Матт кивнул, он уже знал, что такое шутка. Но был затронут важный вопрос.

– Деррон, но ведь внутри металлического бойца был твой дух?

– Ну... мое электрическое воплощение, скажем. Матт посмотрел на телевизор. Когда пришли гости, он выключил звук. Показывали исторический документальный фильм.

– Об электронике я немного знаю. Она перемещает дух с места на место.

– Глаза и мысли, ты хочешь сказать? Подумав, Матт решил, что понял правильно.

– Глаза, мысли и дух, – уверенно повторил он.

– Майор, эта тяга к "духу" – его собственное изобретение. Мы ничего такого ему не рассказывали, – объяснил наставник.

– Я понимаю, – мягко сказал Деррон. С точки зрения Сектора куда важнее было тяготение Матта к твердому собственному мнению в неизвестном новом мире. Твердость – полезная для агента черта. Конечно, если мнение – правильное.

Деррон улыбнулся.

– Хорошо, Матт. Это мой дух сражался внутри металлического бойца. Я сам не рисковал жизнью. Рисковал ты. Я благодарен тебе и рад, что могу сейчас сказать об этом.

– Присаживайся, – сказал Матт, показывая на стул, и сел сам. Наставник остался стоять.

– Частично я хотел спасти тебя, частично – мое племя, – сказал Матт. – И еще хотел увидеть каменного льва мертвым. И уже у вас я узнал, что все люди здесь могли погибнуть, если бы мы не выиграли тот бой.

– Это правда. Но опасность не исчезла. В других местах и в другие времена идут такие же сражения, не менее важные.

Это было подходящее начало для разговора с целью завербовать Матта в агенты Сектора. Но он не спешил брать быка за рога. В который раз он пожалел, что послали именно его. Эксперты решили, что Матт с большей вероятностью прореагирует положительно, если предложение сделает Деррон. В каком-то смысле они сражались бок-о-бок. И использовать Матта – это идея Деррона. Деррон потерял покой – он избегал встреч с Лизой и жалел, что не промолчал на совещании.

Во всяком случае, он или кто-то другой – отступать поздно. Деррон вздохнул и приступил к делу.

– Ты многое для нас сделал, Матт. Но мои вожди хотят узнать, не поможешь ли ты нам еще раз?

Вкратце он объяснил Матту ситуацию. Берсеркеры, смертельные враги Племени-всех-Людей, серьезно ранили великого вождя народа в другой части мира. Кому-то нужно на время занять место вождя.

Матт сидел тихо, внимательно смотрел поверх пластиковой мембраны. Первым вопросом его было:

– А что будет потом, когда великий вождь поправится?

– Он займет твое место, а ты вернешься сюда. Ты должен знать, что это опасно. Насколько – мы еще сказать не можем, но это серьезное дело. Опасность будет рядом с тобой постоянно.

ПРЕДУПРЕДИТЕ ЕГО, МАЙОР, НО ТОЛЬКО НЕ СГУЩАЙТЕ КРАСКИ.

Кажется, ему предоставили найти верный оттенок. Разговор могут записывать, но будь он проклят, если станет обманывать Матта. Ведь сам Деррон добровольцем не вызвался бы. Что ему до человечества? Кроме того, шансы на успех операции казались Деррону ничтожными. Смерть его не пугала, но некоторых вещей он боялся – боли, например. Или встречи с собственной ужасной судьбой, которую не предусмотреть, хотя Современность уже научилась перемещаться в полувероятностном пространстве судеб.

– А если вождь умрет?

– Тогда останешься вождем вместо него навсегда. Если нужен будет совет, мы подскажем, что делать. Жизнь короля будет лучше, чем у подавляющего большинства людей в истории. Когда срок жизни короля исчерпается, мы тебя вернем в наш мир, где ты будешь жить долго и в почете.

Матт, кажется, понял, что имелось в виду, и задал следующий вопрос:

– Я смогу взять волшебные стрелы для берсеркеров? Деррон подумал над вопросом.

– Тебе дадут специальное оружие. Но главное – не сражаться с берсеркером, а быть королем. Поступать, как он поступал бы.

Матт кивнул.

– Все для меня ново. Я должен подумать.

– Конечно.

Деррон уже собирался добавить, что за ответом он придет завтра, как вдруг у Матта появились еще два вопроса.

– Что будет, если я скажу "нет"? Найдут другого человека для замены вождя?

– Принуждать никого не будут. Но наши мудрецы считают, что если никто не займет его место, война будет проиграна и мы все погибнем меньше чем через месяц.

– И только я могу отправиться туда?

– Возможно. Ты первый, на кого пал выбор. Любой другой отставал бы от Матта на многие дни подготовки. На счету была каждая минута.

Матт развел руками – следов ожогов уже не осталось.

– Я верю тебе, ведь ты спас мне жизнь. Я не хочу умирать через месяц и видеть, как умирают другие. Я должен сделать то, что требуют ваши мудрецы. Я сделаю все, что смогу.

Деррон вздохнул. Радости он не чувствовал. Он сунул руку в карман за фотографией короля Ая.

Командующий Сектором Хроноопераций удовлетворенно кивнул. Он наблюдал за происходящим из пещеры с круглыми голыми стенами через систему скрытых камер. Да, этот Одегард – парень не промах, хоть и молодой. Энтузиазма не демонстрирует, но любое задание выполняет прекрасно, без сучка, без задоринки. Доброволец получил нужную психологическую настройку.

Теперь операция начнется по-настоящему. Командующий развернул кресло и увидел полковника Лукаса. Лукас натягивал белую хламиду, чтобы скрыть пластиковую кольчугу от шеи до колен.

– Лук, остается лицо и руки, – хмуро заметил командующий. Жалко было потерять такого специалиста, как Лукас. – У этих парней настоящие ножи, не забывай.

Лукас все прекрасно помнил.

– Полную защиту мы не успели продумать. Но если я появлюсь в маске, как демон, на контакт нечего и надеяться.

Командующий вздохнул, встал с кресла. Он постоял за спиной радарного оператора, отметив положение корабля на берегу и скопление зеленых точечек – сошедшую на песок команду. Потом подошел к окну, грубо вырезанному в каменной стене, глядя вниз в промежуток между двумя стационарными парализаторами и замершими в промежутке пушкарями. Генераторы тумана стояли сразу за окном, поэтому ничего не было видно, кроме клубов непрозрачной белизны. Командующий надел массивные очки, такие же, как у пушкарей-парализаторов. Туман незамедлительно исчез, теперь он видел отдельных людей, корабль – в сотне ярдов от окна. За кораблем простиралось безмятежное пространство Резервуара.

– Ладно, – без особой охоты сказал он. – Думаю, мы заметим, если ты махнешь рукой... Если они тебя не окружат. Если что, маши обеими руками над головой.

– Пусть ваши люди не спешат жать на спуск, командир, – сказал Лукас, поглядывая на пушкарей. – С парнями на берегу нам много работать, и большая доза все испортит. Я лучше успокою их, задам пару вопросов, составлю впечатление.

Командующий пожал плечами.

– Тебе виднее. Ты не забыл маску?

– Взял. Помните, ограничиваемся транквилизаторами в напитках. Они устали и могут сразу заснуть, если нет – пускайте газ.

Лукас в последний раз оглянулся.

– Несколько человек пошли вдоль берега, – доложил радарный оператор. Лукас вскочил.

– Я пошел. Где мои слуги? Готовы? Пусть пока сидят внутри. Я пошел.

Его сандалии быстро застучали вниз по лестнице.

Склон песчаного берега переходил в ровную местность с каменистой почвой и редкой травой, той, что растет в тенистых местах. Харл оставил большую часть команды у корабля на случай тревоги, а сам с шестеркой отобранных бойцов пошел на разведку.

Далеко отойти они не успели. Едва преодолев первый холмик, они увидели, как сквозь туман навстречу идет высокий человек. У него была впечатляющая наружность и длинная белая рубаха вроде тех, что носили добрые чародеи древних легенд.

Не выказывая ни удивления, ни страха при виде семерых морских скитальцев, притом вооруженных, человек в белом подошел и остановился перед ними, подняв руки в знак миролюбивых намерений.

– Меня зовут Лукас, – сказал он просто. Он говорил на родном языке Харла, с сильным акцентом, но Харлу в странствиях приходилось слышать акценты и похуже.

– Давайте зададим ему острый вопрос, – предложил немедленно Торла, опуская руку на кинжал.

Человек в белом чуть приподнял брови, правая рука дрогнула – может, успокаивающий жест, а может, и знак кому-то.

– Подождем! – приказал Харл. В таком тумане можно спрятать целую армию на расстоянии броска копья. Харл вежливо кивнул Лукасу, назвал себя и товарищей.

Человек в белом поклонился в ответ, медленно и торжественно.

– Мой дом недалеко, – сказал он. – Позвольте предложить вам кров и пищу.

– Благодарим за приглашение. – Харлу не понравилась неуверенность в собственном голосе. Этот Лукас держался так свободно, что излучаемая им уверенность выбивала из колеи. Харл хотел спросить, в какой они стране, но не решался показать невежество.

– Прошу вас пройти в мой дом, поесть и попить. Если у корабля останется охрана, слуги принесут еду туда.

Харл не знал, как поступить. Как бы действовал Ай, повстречай он такого вежливого и уверенного волшебника? Любой на месте Лукаса догадался бы, что семеро приплыли на корабле. Но может, он хочет выведать, сколько людей и кораблей прибыли?

– Подождите здесь немного, – решил Харл. – Потом мы все семеро пойдем с вами.

Двое остались с Лукасом, а Харл и остальные отправились к кораблю, объяснить ситуацию команде. Некоторые гребцы тут же запротестовали, предлагая немедленно хватать чародея и задать пару вопросов "поострее".

Харл покачал головой.

– Это мы успеем. Все волшебники упрямы и горделивы. Пролитую кровь обратно в жилы не нальешь. А вдруг мы ошиблись? Будем за ним следить, не спуская глаз, пока не узнаем побольше. Если принесут еду и питье, ведите себя со слугами вежливо.

Об осторожности излишне было говорить – бойцы были готовы напасть на собственную тень.

Таким образом, Харл и избранная шестерка воинов, сомкнувшись кольцом вокруг волшебника, пошли в глубь берега. Поняв замысел Харла, все делали вид, что в кольцо волшебник попал случайно, что гостеприимный хозяин не был пленником. Лукас если и был встревожен, виду не подавал.

Туман становился гуще с каждым шагом. Не пройдя и сотни шагов, они обнаружили преграду – скалистые горы, до сих пор невидимые из-за тумана. С верхушек склонов скатывался волнами туман. У подножия скалы стоял дом волшебника – простое каменное строение, всего в этаж высотой. Казалось, построили его совсем недавно. Но дом был просторен, сработан прочно, мог служить небольшой крепостью. Впрочем, в дальнейшем стало ясно, что крепость из него плохая – окна широки и низко над землей, широкая дверь ничем не защищена – ни стеной, ни рвом.

Показалось несколько слуг, поклонились гостям. Харл вздохнул с облегчением – слуги имели вполне человеческий вид. Были здесь даже симпатичные, жизнерадостные девушки. Они украдкой бросали на воинов любопытные взгляды, хихикали и убегали в дом.

– Ведьмами что-то не пахнет, – проворчал Торла. – Но все равно я уверен – волшебством они владеют.

Первым в дверь вошел Торла, потом Лукас, за ним, не отставая, остальные моряки. Последним вошел Харл. Положив руку на топор, он осмотрелся: спокойно войти в дом человека, пригласившего семерых вооруженных незнакомцев, он не мог.

Внутри ничего подозрительного не оказалось. Дверь вела прямо в большой зал, где столов и скамей хватило бы на команду корабля и побольше. У огромного очага довольный слуга, улыбаясь, поворачивал вертел с тушей. Мясо уже подрумянилось, роняло капли жира. Видно, жаркое начали готовить заранее.

Окна давали довольно света, но и на стенах имелось порядочно факелов. Сквозь незамысловатые занавеси в дальнем конце Харл видел сновавших по своим делам слуг. Видно, комнаты были вырублены в толще скалы. Поди угадай, сколько там комнат и сколько может прятаться людей. Пока что Харл не заметил оружия, кроме столовых ножей. Несколько слуг, державшихся свободно, но сдержанно, накрывали стол на восемь персон, ставили солидные, но без украшений серебряные блюда и высокие кружки.

Лукас направился прямо к главному месту – пара моряков как бы случайно последовала за ним, – повернулся и гостеприимно предложил:

– Не желаете ли присесть? Есть вино, эль – что будет угодно?

– Эль! – рявкнул Харл, послав каждому моряку многозначительный взгляд. Он слышал рассказы о ядах и дурманах, вкус которых не отличишь от вкуса доброго вина. Кроме того, не время терять трезвость мысли. Все повторили требование Харла, правда, у Торлы вид был разочарованный.

Компания села за стол, из-за занавеси появились девушки с кувшинами.

Харл следил, чтобы в кружку волшебника эль наливали из того же кувшина, что и в его собственный, и лишь когда волшебник вытер с губ пену, Харл коснулся напитка. И сделал только один глоток.

Эль был в меру крепок, но... да, вкус был немного необычный. Однако, в таком странном месте, и пиво может быть необычным. Харл позволил себе еще глоток.

– В твоей стране варят крепкий и вкусный эль. – Харл погрешил против истины, чтобы сделать хозяину приятное. – И у вас много сильных мужчин, которые служат сильному королю?

Лукас в знак согласия наклонил голову.

– Все это верно.

– А как зовут вашего короля?

– Сейчас нами правит Командующий Планетарной Обороной. – Волшебник отпил пива, причмокнул. – А кому служите вы?

Дружный возглас пронесся над столом – кружки звякнули друг о друга в унисон, потом вместе застучали о стол, уже значительно облегченные, не считая кружки Харла. Ничего подозрительного он не заметил, но все равно решил больше не пить. Пока.

– Кому мы служим? – переспросил он. – Наш добрый господин погиб.

– Молодой Ай погиб! – воскликнул Торла, как раненый. Служанка поспешила подлить пива в его кружку, Торла усадил ее на колени, но когда она отстранила его лапищу, которой он намеревался ее пощупать, Торла растерянно подчинился, а на его лице появилось комичное выражение.

Что-то здесь было не так, и Харл насторожился. Мысли полностью ясны, но... нужно признать: он что-то потерял бдительность. В подобной обстановке ему следовало бы быть собраннее.

– Смерть молодого Ая – плохая новость, – спокойно сказал Лукас. Волшебник свободно развалился на скамье, позабыв о достоинстве.

– Если это правда, конечно.

Странно, никто не обиделся на двусмысленное замечание волшебника. Люди отхлебнули из кружек, печальный шепот пробежал вдоль стола.

– Мы видели его смерть!

– Да!

Харл крепко сжал огромные кулаки, вспомнив их беспомощность перед драконом.

– Он погиб на наших глазах такой смертью, что сейчас я сам едва верю, клянусь всеми богами!

– Как это произошло? – с внезапным интересом спросил Лукас.

Запинаясь, Харл рассказал о гибели Ая. Он несколько раз останавливал рассказ, чтобы глотнуть эля. Истинная правда о драконе сейчас в собственных ушах звучала выдумкой. Да, едва ли король Горбодук поверит!

Когда Харл кончил рассказ, Торла вдруг встал, как будто хотел что-то сказать. Девушка, сидевшая у него на коленях, шлепнулась на пол. Торла с необычной для него заботливостью наклонился, хотел ей помочь, но девушка быстро убежала. Торла же все нагибался и нагибался, снова сел на скамью, опустил голову на стол и захрапел.

Товарищи Торлы, те, что еще сами не храпели, только посмеялись. Люди устали... Нет! Что-то здесь неправильно, никто не пьянеет от пары кружек эля на брата. И если они пьяны, они бы затеяли ссору. Харл глубоко задумался, сделал глоток и решил, что надо встать.

– Ваш король не умер, – монотонно уверял его волшебник. – Не умер, не умер. Вы не должны верить в это.

– Почему? Мы видели, его утащил дракон! Но Харл уже сам не был уверен, что он видел, а чего не видел. Все смешалось. Что происходит? Он качнулся, наполовину обнажил меч, хрипло воскликнул:

– Ловушка! Вставай, ребята!

Но глаза его людей стекленели, закрывались, лица тупели. Никто не поднялся на его крик. Забытое оружие падало на пол.

– Чародей, – попросил один моряк, с мольбой взирая на Лукаса, – скажи еще раз, что наш король не умер.

– Он жив и будет жить.

– Он... он по... – Харл не мог выговорить слово "погиб". В ужасе, какого раньше еще не испытывал, он отшатнулся, вытащил меч. Он был так напуган, что был способен на все.

– Не подходи! – предупредил он волшебника. Но волшебник совсем не испугался. Он встал, из-под белой рубахи достал маску какого-то зверя, надел на лицо. Их разделяла длина стола. Послышался глухой голос Лукаса:

– Вам не грозит опасность. Я разделил с вами напиток, делающий человека спокойным и миролюбивым. Садись, поговори со мной.

Харл бросился к двери. Туман уколол легкие. Он бежал к кораблю. С холма Харл увидел, что люди у корабля умерли. Полдюжины чудищ, полулюди-полузвери с серыми рылами, раскладывали умерших рядами на песке. Те из команды, что еще не умерли, подчинялись сами, как убойный скот.

Тяжелое положение. Харл потянулся к мечу и вдруг вспомнил, что бросил его где-то по дороге, пока бежал.

– Все в порядке, – послышался уверенный голос Лукаса из-за спины. Харл обернулся.

– Твои люди спят. Им нужно отдохнуть. Не буди их.

– А, вот оно что! – с облегчением вздохнул Харл. Он мог бы и сам догадаться. Это добрый остров, где искрятся эль и воздух, где живут друзья, которые говорят только правду. Теперь он видел, что монстры с серыми рылами были слуги Лукаса в таких же масках, как их хозяин. Они позаботятся о людях Харла. Харл доверчиво смотрел на Лукаса в ожидании какой-нибудь хорошей новости.

Лукас вздохнул, несколько расслабился.

– Пойдем, – сказал он.

Он подвел Харла к самой воде, к гладкому песку и маленьким нежным волнам.

Волшебник пальцем набросал голову дракона на песке.

– Вот дракон, которого, как тебе кажется, ты видел. Что потом случилось?

Харл устало опустился у рисунка, тупо глядя на дракона. Ему хотелось спать. Чего от него хочет волшебник?

– Он сожрал Ая.

– Вот так? – Пока Лукас чертил, волны начали уже смывать рисунок.

– Вот так, – согласился Харл. Он уже сидел на песке.

– Теперь все смывает волна, – монотонно вещал волшебник. – Смывает волна. Зло исчезнет, останется правда, которая нам нужна. Она будет написана на чистом месте, заняв его по праву.

Волны набегали, смывали дракона. Харл заснул счастливый.

Во время одного из сеансов обучения Матт спросил:

– На самом деле король Ай погиб, а не ранен?

– Тебе сказали, что он ранен, потому что его можно возродить, – объяснил инструктор. – Если операция пройдет удачно, то получится, как если бы Ай вообще не умирал.

– А если не выйдет у меня, кто-то другой попробует еще раз? И если меня убьют, меня можно будет спасти? Ответ он прочел на суровых лицах инструкторов.

– Если мы возродим Ая, все пострадавшие жизни вернутся к первоначальному состоянию, словно не было вмешательства берсеркеров. Но не твоя жизнь – тебя ведь там в начале не было. И если ты погибнешь во времени Ая, это будет окончательная смерть. И гибель всех нас – если ты не выполнишь задания. Второй попытки не будет.

Одной из мелких привилегий Деррона был теперь личный рабочий кабинет, пусть и небольшой. Теперь он проклинал повышение – Лиза загнала его в угол.

– А кто виноват, если не ты? – сердито наступала она. Такой он ее никогда еще не видел. – Ведь ты предложил использовать Матта? Почему ты не предложил вытащить другого человека из прошлого?

Пока Деррону удавалось сдерживаться.

– Мы не можем выдергивать людей из истории по своему усмотрению. Команда корабля – особый случай, они вернутся точно в то место и момент, откуда были взяты. Матт – особый случай, – он все равно бы умер. Сектор выдернул еще пару человек в момент их гибели, но пока они сообразят, где оказались, пока мы их подготовим – будет поздно. И ведь они могут отказаться.

– Отказаться? А Матт? У него была возможность отказаться? А он-то думает, что ты большой герой! Он все еще наивен, как ребенок!

– Он совсем не ребенок. И мы не собираемся бросать его на произвол судьбы. Его обучают всему, что нужно знать, – от политики до владения оружием. Мы будем за ним следить...

– Оружие? – Лиза пришла в ярость.

– Естественно. Хотя мы и надеемся, что в Королевии он проведет всего несколько дней и оружие ему не понадобится. Мы восстановим жизнелинию Ая и вернем Матта в Современность. До свадьбы!

– Свадьбы?

– Матт вполне за себя отвечает, – быстро заговорил Деррон. – И знает, на что идет. И он способен справиться с заданием. Он прирожденный лидер. Если человек мог управлять племенем первобытных...

– Ерунда! – Лиза едва сдерживала слезы, понимая, что гнев бесполезен. – Он может справиться, да. Но почему именно ты предложил Матта? Сразу после нашего разговора! Почему? Ты хотел показать, что он тоже – временное существо, непостоянное, как все вокруг?

– Да нет же, Лиза!

Слезы засверкали у нее на глазах.

– Что ты за человек! Знать тебя больше не хочу! И Лиза выбежала из кабинета.

Несколько дней назад, исполнив свою миссию, отпала пластиковая мембрана. Кожа на лице оказалась уже загорелой и огрубевшей – волшебство ученых Современности. С фантастической скоростью начала расти борода, но через два дня скорость стала нормальной.

Сегодня день Отправления. Матт в последний раз стоял перед зеркалом в своей комнате – он все еще жил в госпитале. Он рассматривал новое лицо. То справа, то слева, он с разных точек рассматривал щеки, нос и подбородок Ая.

Совсем другое лицо, чем то, что он видел в отражениях неолитических прудов. Но переменился ли дух внутри лица? Матту казалось, что он все еще не проникся королевским духом.

– Сир, всего несколько вопросов! – сказал вездесущий наставник. Последние дни они говорили только на языке Ая и обращались с Маттом, как с настоящим королем-воином. Но для Матта это был спектакль.

Нахмурившись, наставник заглянул в записи.

– Как вы думаете провести вечер дня прибытия в Королевию?

Матт терпеливо ответил:

– В этот момент жизнелиния Ая расплывчата. Постараюсь не выходить из роли, постараюсь не принимать важных решений. Если нужна помощь, использую коммуникатор.

– А если встретите машину-дракона?

– Заставлю ее двигаться как можно больше. Вы найдете "скважину" и сотрете дракона вместе со всеми повреждениями жизнеяиний.

Другой наставник, стоявший у двери, сказал:

– Сектор будет следить за вами. Мы вытащим вас прежде, чем дракон успеет вас догнать.

– Да. И с помощью меча я смогу обороняться. Наставники задавали вопросы, время Отправления приближалось, вскоре вошли техники, чтобы одеть Матта. С ним были копии одежды Ая на момент отплытия в Королевию.

Костюмеры обращались с ним как с манекеном, а не королем. В конце один недовольно проворчал:

– А куда шлем подавался?

– Оба шлема сейчас в Резервуаре, – ответил второй. – Связники с ними работают.

Матт терпеливо отвечал на вопросы наставников, костюмеры надели поверх костюма Ая пластиковый комбинезон. Другой офицер повел Матта к поезду, чтобы доставить к Резервуару "Н".

Матт уже ездил в таком поезде – ему показывали корабль и людей Ая. Ему не понравился качающийся вагон, и он подумал, что в шторм ему будет не по себе. Словно уловив его мысль, один наставник посмотрел на хронометр, потом протянул Матту пилюли от морской болезни.

На полпути к Резервуару поезд остановился, и в вагон вошли два человека. Один из них был вождь. Командующий Сектором Хроноопераций. Второго Матт узнал по фотографиям – Командующий Планетарной Обороной. Командующий сел напротив Матта, принялся внимательно на Матта смотреть, а вагон понесся дальше, плавно покачиваясь.

Матт вспотел в комбинезоне. Так вот как выглядит настоящий король. Не такой твердокаменный, как на экранах. Но это был король Современности, что ни говори.

Правитель Современности спросил Матта:

– Как я понял, вам важно было увидеть меня перед запуском? – Немедленного ответа не последовало, и он прибавил: – Вы понимаете, что я говорю?

– Да. Я не забыл ваш язык, пока учил язык Ая. Я хотел увидеть вас, чтобы понять – что делает человека королем.

Кое-кто в вагоне заулыбался, но засмеяться никто не решился.

– Тебе сказали, что делать, если нападет дракон? Краем глаза Матт заметил кивок Командующего Хроносектором.

– Да. Я заставлю машину преследовать меня. Вы попытаетесь вытащить меня до того, как...

Планетарный Командующий с удовлетворением кивал. Вагон остановился, он предложил всем пройти вперед, и они остались одни с Маттом. Тогда он сказал:

– Открою тебе настоящий секрет духа короля. Будь готов отдать жизнь за свой народ – в любой момент, при любых обстоятельствах.

Он торжественно кивнул Матту: быть может, Командующий считал свое откровение поразительно мудрым, но на секунду в его глазах мелькнули одиночество и неуверенность. Потом, гулко похлопав Матта по плечу, Командующий покинул вагон.

Деррон приветствовал Матта крепким рукопожатием – обычай эпохи Ая. Низко нависал потолок пещеры, шершавый, рубленый. Матт искал взглядом Лизу, но, кроме Деррона, знакомых не увидел. Все были заняты приготовлениями к запуску. В сознании Матта Деррон соединялся с Лизой, и Матт иногда удивлялся, почему эти двое не составят семейную пару. Наверное, он сам станет жить с Лизой, когда вернется и если она будет согласна. Иногда Матту казалось, что она бы согласилась.

Наставники быстро ввели Матта в комнату и оставили ждать. Комбинезон разрешили снять, что он с облегчением и сделал. Потом он услышал, как открывается дверь, в комнату проник запах озера, обширной открытой воды, хранимой для нужд планеты.

На столе лежал меч – его придумали для Матта волшебники Современности. Матт надел на пояс ножны, вытащил клинок, с любопытством его рассмотрел. Невооруженный глаз ничего необычного бы не заметил, но Матту показали один раз лезвие под микроскопом – у него была тонкая дополнительная кромка, которая выдвигалась из лезвия только от прикосновения руки Матта – и только его руки к рукояти меча. В руке Матта меч резал металл, как сыр, а бронированные плиты – как дерево, и лезвие не тупилось. Секрет, как объяснили волшебники Современности, в толщине – лезвие выковано из слоя толщиной в молекулу. Этого Матт не понимал.

Хотя многое уже сумел понять. Матт сунул меч в ножны. Последние дни информация вливалась в мозг рекой, даже когда он спал. Его ум обрел новую силу – говорили, что причиной тому его переход в Современность из глубокого прошлого.

Изучая Современность с помощью новой силы ума, Матт понял, что ее культура выпадает из общего ряда, как уродливый феномен. И по способу мышления Матт и Ай были гораздо ближе друг другу.

Да, люди Современности могли уничтожать берсеркеров. Но в том, что касалось духа, люди Современности превращались в беспомощных детей. Или их власть над материей породила беспокойство и слабость духа, или наоборот – трудно было сказать. В любом случае, обрести Матту королевский дух они помочь не могли.

И еще одно понял Матт – дух жизни во вселенной очень силен, иначе он давно был бы уничтожен берсеркерами, болезнями и несчастными случаями.

Желая зачерпнуть сил из источника жизни, получить в нем поддержку, Матт сделал то, что сделал бы Ай, отправляясь в опасный путь, – он поднял руки в клинообразном жесте религии Ая и пробормотал скорую молитву.

Покончив с этим, он решил, что ждать нечего, и покинул комнату.

Все были заняты своими делами. У машин и аппаратов работали люди, в одиночку и группами. Другие сновали туда-сюда, передавая приказы и сообщения. Большинство на Матта внимания на обратило. На лицах читалось раздражение – слишком рано покинул он свой контейнер. Вдруг он им помешает, нарушит график?

Матт игнорировал раздражение. Шлем Ая ждал на рабочем стенде. Матт подошел и взял шлем в руки, потом опустил среброкрылый шлем на голову.

Он сделал это инстинктивно, и глаза смотревших на него подсказали, что инстинкт его не подвел. Люди замолчали – шлем завершил трансформацию. Теперь игнорировать присутствие человека в шлеме они уже не могли.

К нему с новыми вопросами подскочили наставники. Матт догадался – они хотели убедиться, что продолжают быть его учителями, а не поддаными. Но Матт обрел нужный дух. Время власти над ним прошло.

Он нетерпеливо искал взглядом Планетарного Командующего. Люди послушно расступались, пропускали его. Матт раздвинул плечами толпу, окружавшую правителя Современности, и взглянул Командующему в глаза.

– Долго мне еще ждать? – сказал Матт. – Готов мой корабль и люди?

Планетарный Командующий посмотрел на Матта с удивлением, которое постепенно сменилось завистью.

Во время первого визита в Резервуар Матт уже видел корабль и команду Ая. Люди лежали в специальных кроватях, машины массировали, сгибали и упражняли руки, сохраняя силу мышц, ультрафиолетовые лампы поддерживали загар, электронные наушники шепотом внушали, что их король жив.

Теперь люди были на ногах, хотя двигались, как лунатики, с закрытыми глазами. На них была прежняя одежда, кожаные пояса, перевязи и оружие. Их вывели из дома Лукаса, провели на корабль. Планшир с царапинами был заменен, все следы дракона уничтожены.

Генераторы тумана не работали. Люди и предметы отбрасывали тени-лепестки, рожденные маленькими холодными солнцами в центре купола.

Матт пожал руку Деррону, прошлепал по пресному мелководью и взобрался на борт корабля одним броском. Подъехал тягач, ему предстояло столкнуть корабль в воду.

Вместе с Маттом на борт взобрался Командующий Хроносектором – то ли гость, то ли хозяин. Быстрый осмотр завершили в палатке Ая.

– ...делай, как учили. Старайся заставить дракона побольше двигаться. Любые жертвы, повреждения – это неважно. Главное – найти "скважину". Тогда все вернется в первоначальный вид...

Матт повернулся к нему, в руках он держал двойник крылатого шлема. Этот шлем он только что снял с сундука Ая – его там забыли растяпы-техники.

– С меня довольно лекций, – сказал Матт. – Держи шлем, напиши лекцию для тех, кто плохо выполняет работу под твоим управлением.

Командующий схватил шлем. От гнева он на миг онемел.

– А теперь, – продолжил Матт, – покинь мой корабль, если не желаешь сесть за весло.

Что-то бормоча под нос. Командующий Сектором поспешно ретировался.

Больше Матт внимания на мир Современности не обращал. Он встал рядом с Харлом, который, как статуя, замер у рулевого весла. Остальные гребцы, еще погруженные в сон, сидели на своих местах. Руки слепо трогали дерево весел, как бы радуясь, что они снова заняли привычные места.

Глядя на пространство черной воды и лучи далеких светильников, Матт услышал позади корабля гул мощного двигателя. Корабль дрогнул, тронулся с места. В следующий миг под днищем засветился мерцающий ртутный круг, и... безмолвно исчезла пещера, темнота взорвалась, превратилась в голубой огонь. В утреннем небе плавно кружили белые морские птицы, пронзительно и удивленно приветствуя внезапное возникновение судна. В лицо дул свежий соленый ветер, палуба покачивалась – прошла донная волна. Впереди вдоль горизонта шла темно-синяя линия – берег Королевии.

Матт времени зря терять не стал.

– Харл! – рявкнул он и хлопнул рулевого по плечу. Харл едва не упал, глаза его открылись.

– Мне что, весь день стоять на вахте? Матту объяснили, что такая фраза должна разбудить всех гребцов. Так и получилось. Протирая глаза, ворча, воины пробуждались от долгого сна. Каждый был уверен, что задремал на минутку. Многие принялись грести, даже не проснувшись. Всего через какие-то секунды гребцы нашли дружный общий ритм, посылая корабль вперед мощными толчками.

Матт прохаживался между скамьями, проверяя, все ли проснулись как следует, рассыпая добродушные проклятия и тумаки, на что в подобной компании мог решиться только сам король Ай. Гребцы не успели даже вспомнить, что они делали пять минут назад, как уже были втянуты в обычную дневную работу. И если у кого-то в памяти и всплыло видение морского дракона, пожирающего их господина, этот человек, без сомнений, был рад развеять дым ночного кошмара при свете утра.

– Навались, ребята! Впереди земля! Там, говорят, все женщины – королевы!

Они обнаружили удобную гавань. В Бланиуме, столице Королевии, проживало около десяти тысяч человек: для данной эпохи это был большой город. На самом высоком холме неподалеку от гавани поднимались серые башни замка. Принцесса Алике, несомненно, была сейчас на одной из башен, всматриваясь в картину гавани, наблюдая за кораблем, стараясь разглядеть суженого.

В гавани стояли другие корабли, торговые, но было их всего восемь-десять. Довольно мало, принимая во внимание время года и длину причала. Торговля в империи с каждым годом увядала, и моряки, и сухопутные жители в равной мере переживали тяжелые времена. Но если выживет король Ай, эта цивилизация выдержит бурю.

Тонкими ручейками жители Бланиума сбегались к гавани, скапливались толпой на причале. Корабль Ая как раз входил в гавань.

К моменту швартовки Матт узрел около тысячи людей всех званий и положений. Все они желали увидеть короля Ая, ступающего на землю Королевии. Из замка, где корабль заметили издалека, прислали две повозки из позолоченного дерева. В повозки были запряжены горбатые рабочие животные. Их остановили у края причала, и важного вида люди стояли рядом, ожидая корабль.

Зазвучали песни, на корабль полетели цветы – знак радушного гостеприимства. Команда швартовиков подтащила корабль за переброшенные канаты, его борт мягко ткнулся в пояс больших соломенных подушек. Матт прыгнул на причал, скрывая облегчение, с которым бежал от морской качки. Наверное, скорый конец плавания был удачей для репутации Ая.

Делегация знатных горожан приветствовала Ая с торжественной серьезностью, их словам вторили крики собравшихся горожан. Король Горбодук прислал извинения – он нездоров, сам спуститься к гавани не может, он желает как можно скорее увидеть Ая в замке. Горбодук был стар и в самом деле тяжело болен, насколько было известно Матту. Исторически жить ему оставалось месяц, считая с настоящего дня.

У короля все еще не было наследника, а знать Королевии не станет долго терпеть правителя-женщину. А если бы Алике вышла за одного из них, остальные были бы недовольны, могла бы вспыхнуть гражданская война, чего она и отец старались не допустить любой ценой. Вполне логично, что выбор короля пал на Ая. В жилах принца текла королевская кровь, он был молод, полон сил, его если и не любили, то уважали, и у него не было собственного государства: он мог стать преданным повелителем Королевии.

Матт приказал Харлу присмотреть за разгрузкой корабля, вытащил из сундука драгоценные подарки принцессе и королю. Потом занял место в колеснице, и повозка тронулась в путь вверх по холму.

Матт узнал в мире Современности, что на некоторых планетах есть домашние животные, на которых можно ездить верхом. К счастью, это не касалось Сиргола. Даже управлять колесницей было непросто, и сегодня он был рад, что поводья в чужих руках. Матт одной рукой придерживал скамью, другой приветствовал встречающих. Колесницы, стуча по булыжнику, преодолевали крутые улочки города, а сотни новых жителей потоком выливались из переулков, криками приветствуя прибытие Ая: народ надеялся, что скиталец морей поможет сохранить единство страны.

Наконец, серые стены замка нависли над колесницей. Повозки простучали по подъемному мосту и остановились в маленьком дворе за стенами замка. Охрана приветствовала Ая, отсалютовав обнаженными мечами и высоко поднятыми пиками, Матту пришлось так же принимать поздравления сотен мелких придворных.

В просторном зале замка людей собралось немного, но, само собой, это была высшая знать Королевии.

Оглушительно вступили трубы, грянули барабаны, но очень немногие проявили энтузиазм. Лица большинства остались спокойны. Многих Матт узнал – по старинным портретам и тайным снимкам, полученным историками Современности. Он знал, что большинство этих влиятельных людей выжидают, не спешат определить свое отношение к Аю. Улыбки были фальшивыми. Предводителем фракции противников молодого короля должен быть придворный чародей Номис. Вот он стоит, длинный и прямой, как палка, в белом балахоне, как у полковника Лукаса. Улыбка Номиса больше походила на оскал хищника.

Если и присутствовала на встрече чистая искренняя радость, то сияла она на покрытом морщинами лице старого короля Горбодука. Он даже поднялся с трона навстречу Аю, хотя ноги уже с трудом держали старика. Обняв Матта и поприветствовав его по всем правилам этикета, король, тяжело дыша, снова опустился в кресло. Он не сводил внимательного взгляда с Матта, и Матту вдруг показалось, что король разгадал подмену.

– Юноша, – заговорил дрожащим голосом король, – ты очень похож на отца, моего старого товарища по битвам и пирам. Пусть веселится он в Замке Воинов, сегодня и всегда!

Такое пожелание вызвало бы у Ая смешанные чувства, а он был человеком, который всегда говорил то, что думал.

– Спасибо, Горбодук, за пожелание добра моему отцу. Пусть дух его вечно покоится в Саду Благославенных на небесах.

На Горбодука вдруг напал приступ кашля. Наверное, он и не старался сдержать кашель, чтобы ловко загладить оплошность, допущенную в его собственном замке.

Однако Номис удобного случая не собирался упустить. Он шагнул вперед, взметая полы балахона, пока король был беспомощен в руках заботливых слуг.

Номис обратился не к Матту, а ко всем присутствующим.

– Повелители этой страны! Неужели вы молча стерпите, когда так оскорбляют богов ваших отцов?

Большинство ничего против не имело и, наверное, даже не понимало, где здесь оскорбление. Наверное, они сами не слишком хорошо знали богов своих отцов. Кое-кто проворчал что-то, но так тихо, что можно было не обращать на них внимания.

Матт поступил иначе.

– Я не думал оскорбить кого-либо, – четко сказал он.

Это была ошибка, и он сразу понял, почему это была ошибка. Слишком мягко было сказано. Такого от настоящего Ая не ждали. Номис улыбнулся презрительно и с довольствием. Кое-кто смотрел на Матта уже с иным, оценивающим выражением. Настроение в зале заметно изменилось.

Кашель прошел, теперь дело было за дочерью короля, которую служанки ввели в зал. Глаза Алике кротко улыбались Аю сквозь газ вуали. Потом она скромно потупилась. Матт подумал, что в Современности не ошиблись – жизнелиния Ая еще не самая плохая.

Пока готовился обмен подарками, дружелюбный придворный шепнул Матту на ухо о желании короля сейчас же провести свадебную церемонию. Необыкновенная поспешность, конечно, но здоровье короля...

– Понимаю, – сказал Матт, посмотрев на принцессу.

– Если Алике согласна, я не возражаю.

Мягкие глаза Алике снова встретились с его взглядом. И всего несколько минут спустя они стояли, соединив руки.

Номис, откровенно демонстрируя нежелание, вышел вперед по приказу Горбодука, чтобы совершить церемонию. В середине обряда он поднял глаза на собравшихся в зале и задал обычный вопрос – не возражает ли кто-нибудь против совершения обряда? И волшебник не удивился, когда послышался громкий возглас в ответ:

– Я возражаю! Я сам давно добивался руки принцессы. Морскому бродяге лучше познакомиться с моим мечом!

Голос был слишком громким и свидетельствовал о неуверенности говорившего в своих силах. Зато вид у него был внушительный – высокий, с широченными плечами молодой атлет, с ручищами, которые обычному человеку могли послужить вместо ног.

Горбодук, вне сомнений, был бы рад запретить поединок, но не мог этого сделать во время официальной свадебной церемонии: церемония допускала вызов. В летописях не было упоминания о поединке во время обручения Ая, а такого события летописцы не могли пропустить. Но Номис сделал ход пешкой. И виноват, подумал Матт, я сам, не смог точно следовать стилю поведения Ая, взбодрил противника, спровоцировал поединок.

Но он знал, что должен сейчас сделать. Матт сунул руки за широкий кожаный пояс, повернулся к противнику и глубоко вздохнул.

– Не назовешь ли свое имя?

Юный гигант ответил, и в голосе не было прежней решимости:

– Мне нет нужды представляться любому достойному человеку в этом зале, но, чтобы ты обращался ко мне с почтением, знай, что я Юнгуф из дома Юнгуфов. Я требую принцессу Алике в жены.

Матт холодно кивнул. Он держался спокойно, совсем как Ай.

– Ты кажешься достойным противником, Юнгуф, и мы можем сразиться прямо сейчас. Есть ли у тебя причины отложить поединок? Юноша покраснел. Самообладание на миг оставило его, и Матт понял, что в душе великан сильно напуган. Почему такой воин, как Юнгуф, боится поединка? Что-то здесь не так.

Рука принцессы тронула руку Матта. Принцесса отодвинула вуаль, отвела Матта немного в сторону и тихо сказала:

– Я всем сердцем надеюсь, что тебе будет сопутствовать удача, мой господин. Мои симпатии этому юноше никогда не принадлежали.

– Он просил вашей руки, принцесса?

– Да, год назад. – Алике скромно опустила взгляд, как и подобает девушке. – Как и остальные. Но я отказала, и он больше не настаивал.

– Так. – Матт посмотрел в противоположный конец зала, где Номис по обряду Старой Веры благословлял Юнгуфа на поединок. Похоже, Юнгуфу требовалось все мужество, чтобы не отдернуть руки под прикосновением волшебника. Нет, пугала Юнгуфа не опасность погибнуть или получить рану в поединке.

Сам Матт к опасности относился спокойно. Большую часть жизни он имел дело с жестокостью природы и животных, хотя не так часто опасность грозила со стороны другого человека. Ученые Современности дали ему ловкость и силу Ая, сделали его искусным фехтовальщиком, ускорили его реакцию. И у него был необычный меч – одного меча хватило бы, чтобы выиграть схватку. Матта волновала не удаль Юнгуфа, а сам факт дуэли и те перемены, которые могут возникнуть в истории.

Не считая короля, принцессы и двух участников поединка, все остальные были очень даже рады поглазеть на небольшое кровопускание. Все с нетерпением ждали, пока с корабля принесут щит Ая. Пауза дала ему возможность отлучиться на минуту и связаться с Сектором. Посоветовать ему все равно ничего толком не могли, поэтому Матт использовал остаток времени на непринужденный разговор с дамами. Юнгуф стоял насупившись, сверкая очами, в окружении родственников.

Вскоре Харл принес щит. Он вбежал во двор замка с видом "Пусть скорее начнется бой!" Наверное, старался вывести из равновесия противника господина.

Благородное собрание в полном составе покинуло зал и вышло во двор замка, где ожидала начала поединка возбужденная толпа горожан. Короля с креслом вместе поместили в самом удобном для обозрения схватки месте. Его окружила высшая знать. Судя по изрубленным деревянным колодам, во дворе замка часто упражнялись в военном искусстве.

Придворный, перед этим сообщивший Матту о церемонии обручения, попросил принять его секундантом. Матт кивнул в знак согласия.

– Тогда, мой господин, займите место на арене.

Матт вышел на мощеную площадку, достаточно просторную, чтобы свободно маневрировать, и обнажил меч. Юнгуф двинулся на него, мощный и неотвратимый, как осадная башня. С церемониями было кончено. Здесь убивали не так церемонно, как играли свадьбы.

Солнце перевалило зенит, ветра не было, и даже небольшое движение покрывало тело потом. Юнгуф наступал, делая обманные выпады, почти до смешного осторожный, но зрители удивления не выразили. Наверное, таков был стиль молодого Юнгуфа. Матт сделал шаг назад, отразив три удара подряд – мечом, щитом и снова мечом. Матт надеялся перерубить меч противника, но мечи ударились плоскими сторонами. Кроме того, понял Матт, если сломается меч, бойцу дадут второй и третий, а потом обвинят противника в чародействе. Нет, дело решат только раны.

Матт, не подпуская Юнгуфа близко, вернулся в центр площадки. Ему не давала покоя мысль об убийстве – любое убийство станет нарушением жизнелинии, это на руку берсеркерам. Но если победит Юнгуф, ущерб для истории будет еще больше. Зрители и так уже шушукаются – они заметили сдержанность Матта. Нужно выиграть поединок и чем скорее, тем лучше... но без того, чтобы убить или покалечить противника.

Матт поднял щит и меч, Юнгуф осторожно приближался. Когда противник бросился в атаку, Матт ударил, целя в боевую руку Юнгуфа. Но Юнгуф сделал собственный выпад в этот момент, лезвие его огромного меча скользнуло по щиту Матта и меч последнего вошел меж верхних ребер Юнгуфа.

Рана была средней тяжести, Юнгуф не собирался сдаваться, но следующий его удар был уже слабым. Матт спокойно уклонился от удара, сделал выпад, блокировал меч своим мечом, зацепил колено раненого ступней и толкнул противника щитом.

Юнгуф рухнул, как дерево, и тут же острие меча Матта коснулось его горла, а ногой он прижал к камню ту кисть Юнгуфа, которой тот сжимал меч.

– Уступаешь ли ты победу... и ее приз? – Матт только теперь заметил, как он сам тяжело дышит. Воздух со свистящим клекотом вырывался из горла Юнгуфа.

– Уступаю, – придушенно сказал побежденный противник.

Матт устало отступил. Чем обычно Ая вытирал лезвие? Но лезвие тут же вытер подоспевший Харл, упрекнув господина в нерешительности в начале поединка. Родственники Юнгуфа помогали подняться побежденному: по крайней мере, подумал Матт, удалось избежать убийства.

Он повернулся к принцессе и ее отцу и обнаружил, что они испуганно смотрят на предмет, лежащий неподалеку. Это был балахон Номиса, снежно-белый в ярких солнечных лучах. Волшебника видно не было, а сброшенный белый балахон недвусмысленно давал понять, что теперь чародей облачится в черное.

За спиной Матт услышал влажный кашель. Он обернулся и увидел красную, яркую кровь на губах Юнгуфа.

Огромный металлический дракон затаился, зарывшись в морской донный ил. Вокруг шла скудная жизнь глубин. Присутствие машины ее не тревожило – берсеркер старался ничем себя не выдать и больше не убивал. Прервав жизнелинию какой-нибудь водоросли, он бы дал ценную информацию мощным компьютерам Современности. Эти компьютеры искали входную "скважину" с неутомимостью, достойной берсеркеров.

Драконом все еще непосредственно управлял флот, осадивший Сиргол в Современности. Объединенный компьютерный мозг флота наблюдал на своих часовых экранах, как был поднят в Современность корабль Ая, как был потом возвращен в исходную точку, но с дополнительной жизнелинией на борту.

Намерения Современности были очевидны, берсеркеры сами были неплохими ловцами на приманку. Но эту приманку игнорировать они не могли, и готовились нанести новый удар, используя одно из оружий дракона.

Но действовать нужно было тоньше. Матт не должен был погибнуть – по причинной цепочке гибели Современность добралась бы до дракона. Объединенный мозг флота берсеркеров некоторое время размышлял над задачей, а потом нашел идеальное решение: захватить Матта в плен живым и держать в плену, пока не рухнут стены истории Современности.

Лежа в укрытии, дракон следил за поверхностью через сеть инфраэлектронных датчиков-сенсоров. Сейчас он наблюдал за человеком в черной одежде. Человек стоял на скале-столбе у берега моря, примерно в двух милях от укрытия берсеркера, без отдыха ритмично повторял какие-то слова, обращаясь к воздушной пустоте. Банк памяти дал нужные факты, и берсеркер определил, что человек на скале хочет вызвать на помощь сверхъестественные силы.

Среди его слов машина уловила имя Ая.

В ярком свете полдня Номис стоял на вершине скалы. Чары глубокой злобы лучше всего работали в темноте, но ненависть и страх были так сильны, что сами источали вокруг тьму: Номис не мог ждать, пока сядет солнце.

Вокруг парили морские птицы, их пронзительные крики уносил ветер, и Номис пел тонким голосом:

Демон тьмы, встань и иди,

Кости мертвых приведи,

Проведи сквозь сор и слизь,

Ползи и явись,

Явись ко мне

В подземном огне

И мне расскажи,

Как врага изжить...

Длинная, длинная песня. Заклинание, выманивающее на свет из глубин мрачные, придонные создания, только и ждущие свеженького утопленника: тоща демоны надевают труп на себя, как платье, и устраивают праздник на морском дне. Живущие во тьме морского дна знали о смерти все, в том числе и способ убить Ая – чего не удалось Юнгуфу, несмотря на обильный поток чародейских угроз, низвергнутых Номисом на тупицу.

Тонкие руки Номиса дрожали: он устал держать их высоко над головой. Наконец, он наклонился, зажмурился от солнца. Сегодня заклинание должно сработать, он чувствует великую ненависть, а она, подобно куску магнитной руды, притягивает к Номису злую нечисть.

Он сделал паузу в песне, размежил веки. Не послышался ли ему какой-то посторонний звук? Грудь старика тяжело поднималась от усталости и возбуждения.

Закричала птица. И снизу, оттуда, где изрытый трещинами склон вел к плоской вершине, донесся звон металла о камень. Звук был слабый, едва слышный сквозь ветер и волны.

Номис отчаялся услышать его во второй раз и начал песню снова, как вдруг уже почти из-под ног, почти у самой вершины, послышался стук катящихся камешков: как будто кто-то карабкался наверх. Звук был обыденным, и все мысли о магии покинули чародея. Он рассердился. Неужели кто-то узнал о его тайном месте?

Прямо перед ним, со стороны моря, к плоской вершине подходила расщелина. Из этой расщелины и донесся скребущий шорох, потом хруст растертого в порошок камня.

И в следующий миг сомнениям Номиса, не оставлявшим его всю жизнь, был положен конец. На первый взгляд гость Номиса был типичным утопленником. С голого блестящего черепа свисала нитка водорослей.

Создание ловко взобралось на скалу. Теперь Номис видел его полностью. Оно было толще скелета, но тоньше любого живого человека. Наверное, когда демон завладевает утопленником, тело последнего изменяется. Эти кости больше напоминали металл.

Морской демон остановился. Он был намного выше Номиса и поэтому чуть наклонил голову, державшуюся на подобной блестящему канату шее. Номис заставил себя стоять неподвижно, преодолел страх и заглянул в туманные алмазы демонических глаз. Демон шагнул вперед, и Номис поспешил усилить защитный меловой круг жестом и заклятием.

И вспомнил, что ритуал надлежит заканчивать призывающей формулой. Демона нужно подчинить.

– Теперь обязан ты служить и помогать мне, пока я не отпущу тебя! И сразу скажи, как умертвить моего врага?

Сверкающая челюсть не дрогнула, но из черного квадрата в том месте, где должен быть рот, донеслись слова:

– Твой враг – Ай. Сегодня он приплыл.

– Да, да, говори скорей секрет его смерти! Убийство Ая – обрыв жизнелинии, след на часовых экранах. И след приведет к берсеркеру, если убийство будет сделано по его приказу.

– Ты должен привести врага сюда и отдать мне. Ты его больше не увидишь. И после этого ты получишь все, что пожелаешь. Я помогу.

Мысли Номиса бешено заметались. Он всю жизнь ждал такого случая, и нельзя допустить, чтобы его сейчас водили за нос. Демон желает сохранить жизнь Ая? Значит, между демоном и морским бродягой есть магическая связь. Не удивительно, учитывая, сколько людей послал он в страну водорослей и рыб, к тому же на нем явно защитное заклятие.

Номис заговорил опять, хрипло и смело:

– Кто для тебя Ай, демон?

– Враг!

Как бы не так! Номис едва не засмеялся. Теперь он понял – демону нужны его собственные, Номиса, душа и тело. Но он надежно защищен заговорами и меловым кругом. Демон пришел охранять Ая. Номис не подаст виду, что раскусил хитрость. Можно рискнуть, чтобы добиться большего. Ситуация, кажется, позволяет.

– Да будет так, рожденный в иле! Я сделаю, как ты просишь. Сегодня в полночь принесу сюда врага, связанного и беспомощного. Теперь ступай обратно в ночь. Будь готов вознаградить меня за все!

Вечером Матт и Алике пошли на прогулку вдоль стены замка. Они любовались первыми вечерними звездами. Дамы-служанки, сами не показываясь, не выпускали пару из виду.

Матт не скрывал, что поглощен собственными мыслями. Девушка вскоре оставила попытки завязать легкую беседу и спросила прямо:

– Господин, нравлюсь ли я тебе? Матт остановился.

– Принцесса. – Он повернулся к Алике. – Вы чрезвычайно мне нравитесь. – Так и было на самом деле. – И если сейчас мысли мои не заняты вами одной, то только определенные обстоятельства вынуждают меня к этому.

Она улыбнулась ему. Люди Современности не сочли бы Алике красавицей. Но Матт всю жизнь воспринимал женщин под маской жгучего загара, грязи, усталости от изматывающей борьбы за жизнь и теперь ясно видел красоту этой девушки, принцессы его третьего мира.

– Могу ли я узнать, господин, что мучает тебя?

– Во-первых, тот, кого я ранил. Плохое начало.

– Такие мысли делают тебе честь, господин. Ты добрее, чем я думала. – Алике снова улыбнулась. Она понимала, что забота о Юнгуфе имеет политические причины. Она начала рассказывать Матту, что могла бы сделать, с кем поговорить, чтобы затянуть трещину между домами Юнгуфа и Ая.

Матт подумал, что легко быть королем, если рядом такая королева. Ая он полностью заменить не сможет. Нельзя прожить в точности такую же жизнь, какую прожил кто-то другой. Но под именем Ая он постарается хорошо исполнять роль короля и послужить истории мира.

Он прервал монолог Алике.

– А ты находишь меня достаточно хорошим, моя госпожа?

На этот раз долгим взглядом, льющим тепло и обещание, посмотрела она в глаза Матта. Словно ведомые инстинктом, появились дуэньи, объявили, что настало время прервать прогулку, чтобы не выходить из рамок приличия.

– До завтра, – сказал Матт, отпуская руку принцессы.

– До завтра, мой господин.

И она послала ему еще один взгляд-обещание, прежде чем скрылась из виду вместе с эскортом строгих дуэний.

Матт смотрел вслед принцессе. Он понял, что готов увидеть ее не только завтра, но и десять тысяч раз потом. После чего он снял на минуту шлем и потер голову. Коммуникатор молчал. Нужно вызвать Сектор, доложить обо всем.

Вместо этого он снова надел шлем и пошел отыскивать в башне комнату, где по указанию придворного лекаря уложили в кровать Юнгуфа. Комнату охраняли двое родственников раненого, которые вежливо, но спокойно разговаривая с ним, предложили заходить: кажется, дом Юнгуфа зла не таил.

Юнгуф был бледен, как-то осунулся, дышал с трудом, воздух клокотал в горле. Он повернулся сплюнуть кровь, повязка ослабла и воздух засвистел сквозь рану. Страха он больше не выказывал, но в ответ на вопрос Матта сказал, что умирает. Он хотел сказать что-то еще, но слова с трудом срывались с губ.

– Господин Ай, – с неохотой сказал один из родственников. – Наш кузен хотел сказать, что вызов его был неправдой и поэтому выиграть он не мог.

Юнгуф кивнул.

– Кроме того... – Второй родственник сделал предостерегающий жест, но первый продолжил после паузы:

– Я думаю, что вам придется сражаться с чем-то более опасным, чем меч врага...

– Я видел белый балахон Номиса. Он сбросил его.

– Тогда вы знаете... Да защитит вас ваш новый бог, если вдруг не сможет помочь меч.

Снаружи, во тьме ночи, закричала морская птица. Глаза Юнгуфа, полные страха, повернулись в сторону маленького окна.

Матт пожелал удачи дому Юнгуфа и поднялся на крышу замка. Здесь его никто не видел. Матт вздохнул, и нажав крыло коммуникатора, вызвал Сектор.

– Сектор слушает.

Сухой голос из Современности был тише шепота, но замок, ночь, поднимающаяся луна потеряли для Матта долю реальности: ею стала мрачная пещера-крепость, паутина машин и энергий. Матт доложил о дуэли, об угрозе Номиса.

– Да, на экранах видна поврежденная линия Юнгуфа.

Он скоро... – Петля парадокса стерла несколько слов Командующего Хроносектором. – Но особого значения это не имеет.

Командующий имел в виду интересы истории и Современности. – Обнаружил ли дракон свое присутствие?

– Пока нет. – Луна бросала дорожку до горизонта. – Почему вы так много говорите о драконе?

– Потому что это важнее всего! – протрещал тоненький голос.

– Я знаю. Но я ведь должен играть роль короля. С вашей помощью я справлюсь, но кажется, до конца Аем я стать не смогу.

Пауза.

– Все идет нормально. Мы лучше и не ждали. Когда нужна будет коррекция поступков, мы тебе подскажем. Да, судя по экранам, с работой ты справляешься здорово. Юнгуф особого значения не имеет, ищи дракона. Будь осторожен.

– Буду искать.

Он совершил положенные манипуляции, отключил связь и решил, что пора навестить команду Ая. Их временно разместили в караульном помещении – обширном здании, встроенном во внешнюю стену замка. С этой мыслью он начал спускаться с башни по внешней лестнице.

Он глубоко погрузился в мысли и не обратил внимания, что темнота во дворе у подножия лестницы гуще положенного. И не удивился, что калитка рядом с лестницей стоит полуоткрытая, без охраны. Он услышал шорох за спиной, но было поздно. Он не успел вытащить меч, несколько человек волной набросились на него, сбили с ног. И прежде, чем он успел отбросить гордость Ая и позвать на помощь, что-то плотное было туго накручено на голову, задушив крик.

– Сэр, не найдется у вас минуты? Важное дело. Командующий Хроносектором нетерпеливо поднял голову, но, увидев выражение лица Деррона и предмет в его руках, сказал:

– Входите, майор. Что случилось? Деррон, секунду помедлив, вошел в кабинет. Под мышкой он держал крылатый шлем.

– Сэр... Дело вот в чем... Это лишний шлем, который Матт нашел перед запуском. Сегодня я говорил с людьми из Отдела Связи: шлем генерирует постоянный шумовой сигнал.

Командующий молчал, ожидая, пока Деррон дойдет до сути.

– Сигнал перебивает аналогичный сигнал, подаваемый шлемом Матта. То есть какой бы шлем он ни надел, он превратился бы в источник шумового сигнала. Берсеркер его легко использовал бы как наводящий. Значит, берсеркер решил, что это ловушка, если до сих пор не вышел на Матта по сигналу и не убил его.

Деррон держал себя в руках, но чувствовал, как гнев стягивает горло.

– Итак, вы потрясены нашим коварством, Одегард? Не так ли? – Командующий рассердился, но виноватым себя не чувствовал и не собирался оправдываться. Его сердила тупость Деррона. Он включил экран селектора.

– Смотрите, это состояние жизнелинии Ая на данный момент.

Деррон прекрасно научился разбираться в показаниях экрана за время службы на часовых пультах. То, что он увидел, лишь укрепило его вчерашние опасения.

– Плохо. Он уходит в сторону.

– Матт дает нам передышку – и все. Теперь ясно, почему мы пытаемся вывести на него дракона? В этой войне уже погибли многие миллионы, майор.

– Я понимаю.

Теперь гнев душил его еще сильнее, но разрядиться не представлялось возможным. Некоторое время Деррон рассматривал шлем, словно находку, извлеченную из недр земли.

– Я понимаю. Вам не выиграть, если не обнаружится "скважина". И с самого начала Матт был экзотической наживкой, так?

– Я этого не говорил, майор. Голос командующего стал мягче.

– Когда вы предложили его использовать, мы не были уверены, что он вернется живым. Первая имитация на компьютерах показала, что его шансы высоки. Вы правы, шумогенератор в шлеме оказался слишком откровенной ловушкой. – Командующий устало пожал плечами.

По положению вещей на сегодня, Матт в большей безопасности от берсеркера, чем мы с вами.

Матт пришел в себя, попытался выплюнуть кляп, – кусок грязной тряпки. В голове пульсировала жуткая боль. Его толкали, швыряли, мысли немного прояснились, и он понял, что его перекинули через спину горбатого вьючного животного. Голова свисала по одну сторону, ноги по другую. Голова кружилась, подташнивало. Шлем где-то потерялся, и на поясе тяжести меча он не чувствовал.

Охраняло его человек восемь, шагавших рядом по узкой извилистой тропинке, черневшей в лунной ртути: охранники оглядывались, тихо перебрасывались фразами.

– За нами, кажется, пошли двое. Они...

Больше Матт не разобрал. Он попробовал на крепость путы на ногах и руках. Веревки были крепкие, связали его со знанием дела. Повернув голову, он обнаружил, как тропинка петляет среди высоких зубчатых скал с осыпями, и решил, что они где-то у самого берега.

Когда человек впереди остановился, давая остальным его догнать, Матт без удивления увидел на главаре черный балахон, а на поясе – ножны, очень похожие на ножны Матта: Номис присвоил символ власти короля.

Чем дальше, тем дорога становилась неровнее. Вскоре процессия достигла каменного гребня. По обе стороны шли крутые склоны-расщелины. Животное пришлось оставить внизу, несколько человек по приказу Номиса подняли Матта, который попробовал прикинуться бесчувственным, но Номис приподнял его веки и сказал с довольной ухмылкой:

– Пришел в себя. Развяжите ноги, но руки проверьте, чтобы были надежно связаны.

Разбойники повиновались, но чем выше они поднимались, тем чаще переглядывались с тревогой, вздрагивая от каждого шороха. Казалось, Номиса и предстоящего они боялись больше погони.

Цепочкой, – руки Матта связаны за спиной, впереди и позади шли разбойники, – они перевалили через гребень. Потом Матта заставили карабкаться по узкой тропе, почти туннелю между высокими скалами. Было темно, скалы закрыли луну, только Номис знал дорогу и вел разбойников сквозь тьму. Шум прибоя стал громче и теперь шел откуда-то снизу.

Когда небольшой отряд вскарабкался на плоский, как стол, верх скалы, луну как раз закрывало облако. И лишь Номис заметил недвижимую, как камень, фигуру ждавшего демона. Он выхватил меч, а когда Матта подтолкнули вверх по тропе, схватил короля за волосы и приставил лезвие к горлу.

В этот момент луна вышла из-за облака, и все увидели обитателя пучины. Разбойники, как птенцы черной птицы, в панике устремились за спину Номиса, старательно заступая за меловую черту диаграммы. На несколько секунд повисла зловещая тишина, только дул слабый ночной бриз и шумел прибой. Один из разбойников что-то бормотал в ужасе.

Не отнимая меча от горла Матта, Номис вытащил кляп и показал Матта берсеркеру.

– Что теперь скажешь, обитатель ила? Это твой враг? Заколоть его?

Металлическая марионетка могла бы метнуться к Номису быстрее любого человека и вырвать меч, но лезвие упиралось прямо в яремную вену. Берсеркер не хотел рисковать жизнью Матта ни на йоту.

– Чародей, ты получишь власть, – сказал демон, – И богатство, и наслаждения тела, а потом и вечную жизнь. Сперва отдай мне этого человека живым.

Предвкушая победу, Номис тихо запел. Разбойники, дрожа, жались за его спиной. В памяти Номиса вспыхнуло воспоминание-рана, когда Алике, еще ребенок, обожгла его самолюбие смешком.

– Хочу Алике, – прошептал он: даже больше, чем владеть молодым телом, ему хотелось растоптать ее гордость.

– Получишь и ее, – торжественно солгал демон. – Когда отдашь мне этого человека живым.

Рука Номиса дрогнула – чародей переживал подлинное состояние экстаза, но Матт был наготове: он рванулся в сторону, локтем поддел старика под ребра. Номис отлетел в сторону, растянулся во весь рост, а меч закувыркался, сверкая в лунном свете.

Оцепенение ужаса, сковавшее разбойников, лопнуло, взорвалось паникой: они сначала бросились кто куда, но не найдя другого спуска, сошлись в единственной точке спасения, на узкой тропе, по которой они сюда недавно карабкались. Матт побежал в ту же сторону, пнув по пути меч, но все равно поспев первым – благодаря всему тому, что сделали с его нервами и мышцами ученые Современности.

Берсеркер замешкался – он старался не покалечить путавшихся под ногами разбойников. Едва Матт достиг начала тропы, пальцы тверже всякой плоти процарапали спину, схватили в горсть одежду. Ткань лопнула: Матт был свободен и прыгнул в туннель тропы. Позади истошными голосами орали разбойники, налетая друг на друга и на берсеркера.

Спружинив, Матт упал, не чувствуя ни царапин, ни синяков. Тропа была такая узкая, что он сразу нащупал меч, потом споткнулся, упал вновь, перевернулся кувырком и вылетел из туннеля. За его спиной выли от безумного страха разбойники, надежно закупорившие проход, – у пары человек были сломаны ноги, они упали, преградили путь остальным и еще больше калечили друг друга, чувствуя холодные касания берсеркера, который искал в груде тел нужного человека, отбрасывая с пути остальных.

Матт упер в скалу рукоять, держа меч за спиной, рассек лезвием путы – спасибо ловкости новых нервов! – и услышал, как хрустят шаги машины. Невидимый враг спускался к нему.

– Вот он, вот он! Сейчас мы его, дьявола, пришпилим! По залу Хроносектора пронесся победный клич охотников, такой же древний, как само человечество. На часовых экранах гигантские компьютеры уже сплетали зеленую паутину, в центре которой скоро окажется пойманный дракон. Информацию потоком слали жизнелинии, нарушенные и сломанные берсеркером. Кажется, он дрался с людьми в каком-то замкнутом пространстве.

Но он опять не стал убивать. И фокус хроноскважины все еще не обозначился.

– Еще чуть-чуть! – молил Командующий Сектором, впившись взглядом в часовой экран. – Есть?

Но больше ни одной капли крови пролито не было.

Прихрамывая, Матт пятился, стараясь выйти на освещенное бледной луной место и увидеть врага, но берсеркер, уверенный, что добыча не уйдет, не спешил. Матт вышел на гребень, по обе стороны зияли черные расщелины, куда не просачивался серебряный свет спутника Сиргола. Окровавленные пальцы крепко держали рукоять, а похожая на скелет машина ловко, но осторожно наступала и, выбрав момент, должна была метнуться на Матта, подхватить его, как атлет подхватывает ковыляющего малыша.

Матт направил острие прямо на берсеркера. Он едва успел напрячь руку. Берсеркер, только что бывший в двадцати футах, вдруг оказался совсем рядом, взмахнул стальной рукой, чтобы выбить обычный на вид меч и... четыре стальных пальца сверкнули в лунном свете, отлетели вверх и в пропасть. Мономолекулярное лезвие даже не дрогнуло.

Инерция броска машины была слишком велика. Она не успела остановиться, и вторым ударом лезвие пробило корпус насквозь, превратив тончайший механизм в кусок мертвого металла, Матт упал на колени, успел приникнуть к скале, когда машина пронеслась над ним и в бесконечном кувырке, унося в себе светящийся тусклокрасным светом меч, как раскаленную иглу, исчезла в расщелине.

Демона больше не было: из пропасти донесся удар, еще один, слабое эхо. Матт пополз на животе по гребню, заставил себя встать и добрался до места, где тропа становилась широкой и безопасной.

Он весь был в крови, ныл каждый сустав. Стараясь держаться в тени, он миновал вьючного зверя, уныло ждущего хозяев, но не сделал и дюжины шагов, как на него набросились двое оставленных Номисом часовых. Они схватили его, раненая нога подвернулась, и Матт упал.

– Лучше спасайтесь бегством, – посоветовал он разбойникам, точнее, их коленям, – за вашим хозяином пришел сам дьявол.

Они отвлеклись на несколько секунд, глядя в ту сторону, откуда приковылял Матт: теперь оттуда были слышны слабые стоны. И тут настал и их черед, только прикончил их не дьявол, а двое, замеченные Маттом, бежавшие вверх по тропе – один с мечом, другой с топором. Лязгнул металл, сдавленно охнул один разбойник, и все было кончено.

– Господин, ранена нога? – с тревогой спросил Харл, сунув топор за пояс и наклонившись над Маттом.

– Да. Все остальное уцелело.

– Мы сейчас покончим с остальными, – мрачно предложил Торла.

Матт пытался сосредоточиться.

– Нет, не сейчас. Номис вызвал из моря демона... Торла содрогнулся, услышав дальний стон.

– Тогда скорей отсюда!

– Господин, ты можешь встать? – спросил Харл. – Хорошо, тогда обопрись на меня. – Он помог Матту подняться, вытащил из-под плаща что-то большое, круглое.

– Твой шлем, господин. Мы нашли его у калитки, и он направил нас по верному пути.

Матт потянулся за шлемом, как во сне. Наверное, Харл и Торла удивились, но подумали, что их господин еще не пришел в себя. Харл держал шлем как пустую металлическую скорлупу. Но эта корона могла раздавить своей тяжестью любого человека.

Дракон, дремавший в густом иле морской пучины, вдруг шевельнулся. Его дразнил сигнал-приманка, вставленный техниками Современности в шлем короля. Приманка была очень близко от берега. Если бы удалось взять в плен жизнеединицу, заменившую Ая, победа берсеркеров была бы обеспечена. Преследовать Ая вглубь суши нельзя – слишком много нарушений. Человекоподобный механизм непонятным образом потерян. Но шанс завладеть жизнеединицей на берегу был слишком соблазнителен, и, подняв облако ила, дракон медленно поплыл к поверхности.

С помощью Харла и Торлы он довольно быстро преодолел неровную тропу в Бланиум. Но торопиться было некуда. Номис и разбойники не осмелятся броситься в погоню. Если Номис и остался в живых, его влияние сильно подпорчено.

А дракон? Он сделал все, чтобы захватить Матта живым, не вызывая нарушений в жизнелиниях. Матт поежился. Похоже, если Матт не выйдет к прибою и не помашет дракону рукой, тот не бросится его преследовать. Но машина, чтобы убить Матта, могла бы выйти на сушу в любой момент. Стены Бланиума и армия не остановили бы дракона. Нет, если бы берсеркер хотел его убить, он бы это давно сделал, не помог бы и волшебный меч.

– Как тебе удалось бежать, господин?

– Расскажу потом. Дай мне пока подумать. Командующий сказал: "Заставь дракона преследовать. Мы тебя вытащим в последний момент". Король должен уметь пожертвовать собой, так сказал Планетарный Командующий, и ему самому мысль казалась мудрой – ведь он сидел в безопасности подземного убежища, надежно защищенного от хроноракет.

Современность сражалась за спасение Племени Всех Людей, и Матт, как любой отдельный человек, был орудием в схватке. Его спасают, потом толкают вперед – пусть вызовет молнию из глаз морского дракона...

Неожиданно многое сделалось понятным, многое встало на свои места. То, что он узнал в Современности о войне с помощью хроноракет, хроноскважин и часовых экранов, вдруг совместилось со всем, что произошло в мире Ая. Как же он раньше не догадался? Им нужно, чтобы берсеркер убил Матта! Берсеркер это вычислил и старался захватить его в плен живым.

Вдруг запищал коммуникатор в шлеме, зачирикал тонким голоском, который слышал только Матт. Матт в гневе едва не сорвал шлем, едва не забросил его в волны вместе с лживыми голосами Современности. Он его выбросит, решил Матт, подойдет ближе к воде... нет, теперь нужно избегать моря. Тогда он его бросит в расщелину поглубже.

Но он не бросил шлема, он схватил за плечи спутников, заставил остановиться.

– Добрые друзья, оставьте меня ненадолго одного. Мне нужно подумать ... и помолиться.

Харл и Торла обменялись взглядами. Просьба показалась странной. Но в конце концов после такого дня любой может повести себя немного странно.

Харл нахмурился.

– У тебя нет оружия.

– Врагов поблизости не видно. Оставь мне кинжал. Я недолго побуду наедине с собой.

И они оставили его сидящим на скале в свете луны, ушли, бросая назад пристальные взгляды. Он улыбнулся им вслед, он знал: они еще многие годы будут вместе. Да, будут! Современность его не достанет и не накажет за невыполнение приказа. Он не станет искать дракона. Между Современностью и хаосом небытия будет стоять только он, Матт, они не рискнут вернуть его в будущее. Временами он будет ошибаться и путаться, но на лучшее Современности рассчитывать не приходится.

Он снял жужжащий шлем, лениво почесал затылок. Потом повернул правое крыло и голос Командующего Хроносектором стал слышен даже сквозь шорох прибоя.

– Матт, отвечай, это срочно!

– Я здесь. Что нужно?

– Где ты? Что происходит?

– Я ухожу. К невесте и своему королевству. Пауза.

– Матт, этого недостаточно. Продолжать роль Ая – этого может не хватить.

– Разве? Мне хватит. Я поохотился на демонов, использовал меч, больше оружия нет. Лучше оставить дракона в покое. Он ведь не думает меня убивать, как я понял.

– Что? Охота на демонов?

Матт объяснил. Удивленные восклицания в зале Сектора – они не предполагали, что враг попытается завладеть живым Маттом.

Потом снова заговорил Командующий Сектором. Он говорил просительно, но с отчаянной настойчивостью, чего Матт от Командующего не ожидал.

– Матт, машина не должна тебя поймать, что бы ни случилось.

– Не должна? Кажется, мне только и твердили – заставь ее двигаться...

– Забудь об этом. Нет, погоди, тебя она не поймает. Но только избегать дракона и играть Ая – этого уже не хватит, ты справляешься хорошо, но замещение линии Ая нас не спасет.

– Тогда зачем я нужен врагу?

– Потому что ты даешь нам фору во времени. А они хотят лишить нас шанса на отсрочку – вдруг мы найдем выход, новый способ защиты, или произойдет чудо. Они хотят играть наверняка. Я могу только просить тебя – пойди к морю, к берегу, вымани проклятую машину. Пусть она гонится за тобой.

– А если она меня поймает?

Пауза, голоса, потом так хорошо знакомый Матту голос.

– Матт, это Деррон. Все, кто здесь собрался, хотят одного – подсказать тебе лучший способ умереть. Ты должен заставить берсеркера убить себя. Он поймает тебя живым – тогда покончи с собой. Ты понимаешь? Ты должен умереть, любым способом, но только чтобы смерть вызвал дракон. С самого начала Сектор хотел только этого. Извини, но до запуска я не знал.

Заговорил Командующий Сектором:

– Матт, можешь нас выключить и уйти. К невесте, управлять королевством, как ты и собирался. Но только это будет медленная смерть. Твой мир будет все менее и менее вероятным. Современность исчезнет, а в твоей эпохе хаос начнется при жизни твоих детей. Вот такое ты им оставишь наследство.

– Ложь! – Но голос Матта сорвался. Он понимал, что Командующий говорит правду. Все, что делал Сектор Хроноопераций, – все это было для победы.

– Матт? Это опять Деррон. Это все правда. Не знаю, что тебе еще сказать.

– Друг, в этом нет нужды! – вырвалось у Матта с горечью. И чуть не сломав крыло шлема, он погасил голоса будущего.

Слишком поздно заставил он их молчать. Зерно было посеяно. Он медленно надел шлем и поднялся. Вскоре он увидел Харла и Торлу. Наверное, они за ним незаметно следили, охраняли.

Матт сказал им, уже спокойно:

– Нога болит. Легче будет пойти вдоль берега моря. В окружении друзей, он пошел в сторону прибоя. Он шел медленно, нога в самом деле болела, пока он сидел, она затекла. Неважно. В голове проносились какие-то обрывки мыслей, лица, картины. Время размышлений прошло.

Двадцать тысяч лет назад он вытащил каменного человека из воронки ядовитого копальщика. Матту казалось, что он в самом деле прожил двадцать тысяч лет. Он видел, как выросло Племя Всех Людей, покорило пространство и время. Он познал дух жизни, часть его. Он был королем, и женщина с душой королевы любила его.

Они шли вдоль кромки прибоя, и он совсем не удивился, когда одна из скал превратилась в кошмарную голову в пене лунных брызг и закачалась на плетеном бревне шеи. Дракон выбросился на берег, метнулся к стоявшим быстрее самого быстрого бегуна.

– У меня кинжал, – спокойно сказал Матт. – Мечом и топором вы работаете лучше меня.

Дракону нужен был только Матт, но предложить друзьям бежать? Бессмысленное оскорбление.

Он сжал кинжал острием вверх. Голова дракона на шее-бревне толщиной в человека надвинулась на Матта, ударили меч и топор, но безрезультатно. Матт очень устал, он ждал, когда же сомкнутся огромные, как стены разверстой могилы, челюсти. И в миг, когда челюсти мягко и мощно сошлись, он твердой рукой прижал кинжал к сердцу...

– Она убила! Убила его!

Командующий прошептал эти слова, не веря собственным глазам. Потом воскликнул во весь голос:

– Она его убила!

Остальные охотники, уныло застывшие у часовых экранов, ожили. Предвкушение удачи пронзило их навылет. Паутины зеленых линий стянулись, как лассо, высветили ярко-зеленую верную цель.

В глубокой пещере Второго Уровня металлические руки извлекли из стеллажа ракету, на полу замерцал серебряный круг. Руки щелкнули, вздрогнули и отпустили ношу. Ракета исчезла в круге...

Деррон смотрел, как уничтожается хроноскважина врага, он знал, какую победу они одержали. Наслоения искажений вокруг линии Ая вскипели, начали распрямляться. Течение истории надежно вернулось в привычное русло. И только одна линия, катализатор перемен, осталась сломанной. Но чтобы заметить столь мелкую деталь, нужно было пристально всматриваться в экран.

Торчащий обломок линии сомнений не оставлял, и все же рука Деррона сама нажала вызов Третьего Уровня.

– Альф? Слушай, в каком он состоянии... хорошо, спасибо.

Он ждал, не выключая связи, устало глядя на экран. Он ничего не видел, он думал о другом, а вокруг пенились бурные волны триумфа победы, выплескивали поверх кромок военной дисциплины.

– Деррон? – Альф обстоятельно рассказал о кинжале в сердце Матта и о том, что мозг Матта слишком долго был без крови и кислорода, и врачи ничего сделать уже не могут.

Деррон щелкнул выключателем связи, остался сидеть перед часовым экраном. Он очень устал. Кое-кто закурил сигары. Кто-то весело требовал выдать всем порцию грога. Потом в зал пришел сам Командующий Сектором. В руке его был стакан, он молчал и не улыбался. Он остановился рядом с Дерроном.

– Это был отличный человек. Самый лучший, спору нет. Немногим удается даже тысячная доля всего, что он совершил. Ценой жизни или смерти.

Он поднял стакан и торжественно выпил тост за разорванную зеленую линию.

– Дело в том, – сказал Деррон, – что судьбы мира меня не волнуют. Только судьбы некоторых людей, иногда.

Командующий мог и не услышать, шум в зале стал громче.

– Майор, вы хорошо провели операцию. Мы будем расширять Сектор, для ключевых постов нужны толковые люди... Думаю порекомендовать вас на новое повышение...

Подняв руки, Номис стоял на плоской скале, седую бороду и черный балахон рвал ветер. Старик вершил свое злое дело третий день подряд. Номис не сдавался, но его не покидало ощущение, что все труды напрасны – Ая ему не погубить...

Принцесса Алике стояла на башне, прикрывая ладонью глаза от яркого утреннего солнца, искала на горизонте парус или мачту. Охваченная радостным волнением, она ждала приближения будущего мужа и господина...

Харл знал, что скалы Королевии прямо по курсу, хотя еще оставался день хода на веслах. Он хмуро всматривался в серую гладь моря, но ничего, кроме дальней полосы шквала, не было видно. Потом лицо воина прояснилось. Юный Ай готовил план битвы, которая ждала их впереди.

3. БРАТ БЕРСЕРКЕР

Босой человек в одежде монаха достиг конца подъема и остановился, глядя на равнину впереди. Мощеная дорога, по которой он шел, бежала от него почти по прямой, рассекая поля и жалкие рощицы, жавшиеся под свинцово-серым небом. Плиты дороги уложили еще во времена расцвета Континентальной Империи, и мало что сохранилось так же хорошо за пролетевшие века.

С холма, где стоял монах, дорога казалась нацеленной на высокую стройную башню, четкую и одинокую на фоне тусклого неба. Основания башни не было видно, до нее оставались еще долгие мили пути, монах шел к башне уже полдня, а цель все еще далека.

Монах был невысоким человеком, но крепкого, жилистого сложения. По внешности было трудно судить о возрасте монаха: ему могло быть и двадцать лет, и сорок. Лицо с редкой бородой было усталым, серую одежду пятнала еще более серая грязь, которой были покрыты поля по сторонам дороги, и, похоже, ни этой, ни прошлой весной их не засевали.

– О Святейший, спасибо! Теперь я могу идти по мощеной дороге, – пробормотал монах и продолжил путь. Босые ноги больше походили на старые крепкие ботинки – такие же твердые и поцарапанные.

Не считая далекого шпиля, о былом присутствии человека говорили развалины стен неподалеку от обочины, которые когда-то могли служить караван-сараем или военным постом времен расцвета Империи. Но в прошлом месяце по дороге прошла новая война и превратила еще одно здание в груду камня. Казалось, остатки строения вот-вот утонут в грязевом море и даже весенняя трава не успеет прорасти меж камней.

Дойдя до руин, монах присел на обломок стены отдохнуть, с печалью рассматривая это еще не самое ужасное свидетельство разрушения и упадка. Потом наклонился, поднял выпавший камень. В худощавых цепких ладонях чувствовалась сила. Посмотрев на камень, он ловко пристроил его в выбоину. Очевидно, человек этот был опытным каменщиком. Он выпрямился, оценивая работу.

Далекий голос заставил его поднять голову и посмотреть в ту сторону, откуда он пришел. Еще одна фигура, в таком же монашеском плаще, спешила вдоль дороги, размахивая руками, чтобы привлечь внимание.

Монах немного повеселел, узрев перспективу получить спутника. Он помахал в ответ, забыв об игре в каменщика. Потом поднялся навстречу.

Тот оказался человеком среднего роста, плотного, если не грузного сложения, с мягкими, недавно тщательно выбритыми щеками.

– Слава Святейшему, почтенный брат! – пропыхтел новоприбывший, подойдя вплотную.

– Слава имени Его. – ответил бородатый монах необыкновенно мягким голосом.

Толстый монах, которому на вид было лет тридцать, присел на обломок стены, отер лицо, шумно вздохнул и поинтересовался:

– Не ошибаюсь ли я? Ведь ты брат Иованн Эрнардский?

– Да, это мое имя.

– О, будь славен Святейший! – Толстяк клином сложил пальцы, закатил глаза к небу. – Меня зовут Саил, брат. И будь славен Святейший, говорю я...

– Да будет так.

– ... потому что послал он мне встречу с тобой. Брат Иованн, скоро люди устремятся к тебе с четырех сторон света, ибо слава о твоих добродетелях разошлась далеко, до самого Моснара, и даже в земли Неверного. И в нашей собственной земле... в самых глухих деревушках самые забитые крестьяне знают твое имя.

– Боюсь, и многие мои недостатки хорошо известны здесь. Я родился в этих краях.

– Брат Иованн, ты чересчур скромен. Встретиться с тобой стоило мне долгих трудов, во время которых я был наслышан о твоих святых деяниях.

Брат Иованн с некоторой тревогой снова присел на стену.

– Зачем ты так говоришь? Ты стремился найти меня?

– О-о! – Саил покачал головой, словно повторил:

"Сколько это стоило трудов!"

– Пламя моего стремления загорелось несколько месяцев назад, когда из достоверных источников я узнал о том, что ты покинул ряды армии Вернейшего, смело пересек ничейную землю и направился прямо в логово неверных. И вошел в палатку Архиневерного и проповедовал ему истину Святого Храма!

– Но обратить его мне не удалось, – с печалью сказал Иованн. – Ты правильно поступил, напомнив об этой неудаче. Я склонен к греху гордыни.

На мгновение Саил потерял нить рассказа, но только на мгновение, потому что тут же продолжил:

– И вот, как я уже сказал, когда я услышал об этом, брат Иованн, моим смиренным желанием и святым стремлением стало найти тебя и первым примкнуть к рядам будущих твоих последователей. – Саил вопросительно приподнял брови. – Верно ли, что ты в самом деле идешь в Имперский Город, чтобы, обратившись с петицией к нашему святому Викарию, просить разрешения основать новый орден?

Взгляд Брата Иованна был устремлен на далекий шпиль башни.

– Брат, когда-то Бог призвал меня возрождать рухнувшие храмы с помощью камня и кирпича... Теперь камни и кирпич заменят люди.

Он улыбнулся брату Саилу. – Что же до то твоего желания – пока ничего сказать не могу. Орден еще не создан. Но если согласишься идти в Имперский Город, я буду счастлив разделить с тобой компанию.

Саил вскочил, отвешивая поклоны, – голова прыгала, как на пружине.

– Счастлив и горд этой честью, брат Иованн! Саил все еще рассыпался в благодарностях, когда оба двинулись дальше. Саил оказался разговорчивым спутником – он комментировал неприятную перспективу нового дождя, рассуждал о добыче пропитания в этой пустыне, но вдруг спокойное течение их путешествия было нарушено.

Их нагнал быстрый экипаж. Без украшений, но добротного вида, он мог принадлежать знатному человеку или прелату среднего ранга. Стук колес вовремя предостерег монахов, и они отступили на обочину. Четыре резвых тягуна промчали экипаж на приличной скорости.

Пока экипаж грохотал мимо, внимание брата Иованна привлек один из пассажиров, тот, что сидел лицом вперед, слегка выставив локоть в окно. Насколько можно было судить, он был плотного сложения, коренастый, богато одетый. Он был немолод, с седой бородой, хотя коротко подстриженные волосы на голове еще сохраняли рыжий цвет. Толстые губы кривились презрительно, как будто бородач собирался сплюнуть.

– Могли бы нас подбросить, – грустно пробормотал брат Саил вслед экипажу, исчезавшему вдали. – Места полно. Там ведь было всего два путника, верно?

Брат Иованн покачал головой. Его поразили глаза рыжеволосого человека: серого цвета, ясные, недвусмысленно говорившие о сильной воле. Но одновременно в них читался страх. Взгляд рыжеволосого был устремлен в ту невидимую точку, где за сотни миль находился Святой Город.

Покинув вечеринку в Секторе Хроноопераций, Деррон еще не знал, куда пойдет. И только увидев перед собой госпитальный комплекс, он понял, что ноги сами привели его к Лизе. Да, лучше все сразу ей сказать и покончить с их отношениями раз и навсегда.

В общежитии медсестер ему сообщили, что Лиза, бросив курсы, выехала еще позавчера. Сейчас она осваивала другую специальность и делила жилой отсек в верхнем уровне для служащих низших рангов с другой девушкой.

На стук Деррона дверь открыла соседка Лизы. Судя по всему, она была занята своей прической, и тут же удалилась во внутрь отсека, сделав вид, что ничего на слышит.

Лиза все поняла по лицу Деррона. Она встала на пороге, заставив Деррона остаться в коридоре, где его то и дело толкали прохожие.

– Матт, – сказал Деррон. Лицо Лизы было спокойным, как маска. – Мы выиграли бой, берсеркеры отброшены. Он пожертвовал собой и погиб. – И с каким-то облегчением увидел, как дрогнуло лицо Лизы.

– Я ... знала, вы его убьете.

– Бог мой, Лиза! Я этого не хотел! – Он было протянул к ней руку, но вовремя удержался: она медленно, скорбно убрала руки за спину, облокотилась о косяк двери.

– Теперь... ничего сделать нельзя?

– Врачи пытались, но... было поздно. А в прошлом для Матта ничего сделать нельзя – это значит конец нашего мира.

– Мир этого не стоит!

Он пробормотал что-то совсем тусклое и банальное, но дверь уже захлопнулась перед его лицом.

Конечно, если бы Лиза была в самом деле ему нужна, он бы остался. Так думал Деррон несколько дней спустя в одиночестве маленького офицерского кабинета в Секторе Хроноопераций. Он заставил бы ее снова открыть дверь, он выбил бы дверь одним ударом. Всего лишь пластиковая дверь, а за ней стояла живая Лиза!

Но та женщина, к которой он действительно стремился, уже больше года назад скрылась за дверью смерти. А перед этой дверью человек только скорбит, пока не почувствует, – пора возвращаться к жизни. Задумавшись, Деррон не сразу заметил адресованный ему официального вида конверт, толстый и гладкий. Должно быть, курьер оставил конверт на столике Деррона в отсутствие хозяина. Деррон несколько секунд разглядывал конверт, потом вскрыл.

Внутри он обнаружил официальное извещение о повышении в чине до лейтенанта-полковника. "... Принимая во внимание ваши выдающиеся достижения... в ожидании дальнейшего..." К удостоверению были приложены нужные знаки различия.

Деррон тут же забыл о повышении в чине и еще несколько минут сидел, глядя на древний боевой шлем с крыльями, поставленный, как трофей, на книжный шкафчик. Резкий металлический звон сигнала тревоги заставил его рефлекторно вскочить на ноги и броситься к двери. Секунду спустя он уже мчался к брифинг-залу.

Опоздавшие еще занимали места, а один из генералов, начальник отдела персонала, поднялся на кафедру у доски-экрана и начал брифинг.

– Господа, третья атака началась. Это последняя атака, вне зависимости от ее исхода по эту сторону реальности больше берсеркеры нападать не смогут. Она даст нам последний вектор, и мы накроем вражеский плацдарм за границей двадцать первой тысячи лет вниз по линии.

Кое-кто из оптимистов негромко выразил предвкушение победы.

– Радоваться пока рано. Третья атака будет совершена с применением новой тактики берсеркеров. Что-то очень хитрое и опасное – на это указывают все обстоятельства.

Генерал поднял штору над свежеизготовленными картосхемами.

– Как и предыдущая, эта атака направлена на отдельного индивида. Сомнений относительно личности мишени нет. Это Винченто Винченто.

Аудитория встревоженно зашумела. Ведь даже самые малообразованные люди слышали о Винченто Винченто, хотя тот умер триста лет назад, никогда не был правителем, не основал новой религии и не выигрывал сражений.

Деррон постарался сосредоточиться, сел прямее, чувство тяжести в мыслях пропало. Ведь период жизни Винченто он изучал в довоенные годы...

Генерал на кафедре деловым тоном продолжал:

– Жизнелиния Винченто – одна из немногочисленных сверхважных линий, мы за ними следим постоянно вдоль всей эффективной длины. Конечно, берсеркер может к нему подобраться незаметно. Но если враг попытается нанести вред Винченто или любому лицу в радиусе двух миль от Винченто, мы зафиксируем хроноскважину через две-три секунды. То же самое касается попытки взять Винченто в плен.

– Мы ведем наблюдение с момента жизни прародителей Винченто, заканчиваем датой его последней важной работы, то есть до возраста в семьдесят восемь лет. Враг может знать о нашем охранном мониторинге. Поэтому, как я сказал, на этот раз берсеркеры могут применить что-то необычное.

Познакомив аудиторию с деталями экранной охраны жизнелиний от непосредственного покушения, генерал перешел ко второму пункту.

– Хронологически враг проникает в реальное время всего за десять дней до известного суда Защитников Веры над Винченто. Едва ли это совпадение. Представьте, что берсеркеру удается изменить приговор суда и Винченто казнен. Если Защитники сожгут Винченто, влияние берсеркера будет косвенным и не поможет нам выйти на его "скважину".

Не забывайте, что даже смертного приговора врагу добиваться не нужно. К началу процесса Винченто уже семьдесят лет. Если его будут пытать или бросят в темницу, вероятность преждевременной смерти очень велика.

Генерал в первом ряду поднял руку.

– Но разве в реальности с ним не поступили аналогичным образом?

– Нет, это распространенное заблуждение. На самом деле Винченто ни одного дня не провел в темнице. Во время процесса он жил у друга-посланника. После отречения провел годы в комфортабельных условиях под домашним арестом. В это время он ослеп, но успел заложить основы современной динамики. Нет нужды говорить, что от этих работ очень сильно зависит существование современной науки и нас самих. Прошу понять – именно годы жизни Винченто после процесса важны для нас.

Генерал, задававший вопрос, заерзал.

– Но как может машина повлиять на решение духовного трибунала?

Проводивший брифинг генерал только развел руками и грустно покачал головой.

– Честно говоря, у нас пока мало идей. Сомнительно, чтобы враг использовал прием сверхъестественного вмешательства – после провала последней попытки. Но вот какая деталь важна – в операции участвует только одна машина, небольших, приблизительно человеческих размеров. Сразу возникает идея андроида. – Генерал замолчал, оглядел аудиторию. – Да, мы знаем, берсеркерам пока не удавалось создать андроида, внешне неотличимого от человека. И все же нельзя исключать возможность, что на этот раз у них может получиться.

Разгорелся спор о возможных контрмерах. На Втором Уровне к запуску готов целый арсенал, но кто может сказать, что именно понадобится?

Генерал, проводивший брифинг, на минуту отодвинул в сторону диаграммы.

– Единственный плюс – атака идет на уровне, куда мы можем забрасывать агентов-людей. Естественно, именно на них мы делаем главную ставку. Их задача – следить за Винченто, выявлять отклонения от хронореальности. Поэтому агенты должны хорошо знать этот период истории, не считая опыта в работе Хроносектора...

Деррон разжал кулак, посмотрел на значки и начал пристегивать их к воротнику.

Пройдя еще две мили, брат Иованн и брат Саил преодолели новый холм и снова встретились с обогнавшим их недавно экипажем. Пустой экипаж стоял у разбитых ворот. Распряженные тягуны весело щипали траву. За воротами виднелись домики с крышами из сланца. Домики жались к склону холма, на который взбегала дорога.

На вершине холма высился знаменитый храм-собор Оибогский. Кое-где камень не успел даже покрыться мохом – такой недавней была постройка. Взметнув к серым тучам стройный шпиль, здание парило над человеческими заботами и тревогами.

Древняя дорога, минуя разрушенный монастырь у подножия храма, выбиралась на мост или, вернее, на то, что от моста осталось: пролеты вместе с четырьмя из шести опор исчезли, сорвавшая мост река гневно бушевала, стволы деревьев ломались об уцелевшие опоры, как спички.

По другую сторону бурного потока весенней реки, на безопасном холме, расположился город Оибог. За открытыми городскими воротами, в которые входила имперская дорога, множество экипажей ждали возможности покинуть Святой Город и продолжить путь.

Брат Иованн посмотрел на зловещие свинцово-серые тучи, обложившие небосвод. Как распухшая великанская змея, река бежала в испуге от этих туч, подстегиваемая далекими вспышками молний.

– Брат, сегодня нам не переправиться. Прежде, чем Саил ответил, хлынул ливень. Подобрав полы плащей, монахи бросились бежать. Иованн – босиком, Саил – в хлопающих сандалиях. Вместе с пассажирами экипажа они укрылись в сомнительном убежище заброшенного монастыря.

В сотне миль от их убежища, в бывшей столице исчезнувшей империи, которая сейчас называлась Святым Городом, где зубчатые стены обороняли Святой Храм, день выдался душным. Только гнев Набура Восьмого, восемьдесят первого по счету в ряду Викариев Святейшего, подобно грозовому дуновению тревожил атмосферу роскошных личных апартаментов.

Гнев Викария копился давно. Так считал Защитник Белам, который в одеждах королевского пурпура молча стоял и ждал, пока минует гроза: гнев копился как раз для того, чтобы его можно было разрядить, излить безопасно в уши самого доверенного из аудиторов и друзей.

Очередная тирада Викария была направлена против военных и теологических противников, но ее прервали в середине. Снаружи что-то заскрежетало, потом глухо ударило. Закричали рабочие. Викарий подошел к окну-балкону, выглянул во двор. Белам знал, что во дворе сгружали большие мраморные блоки: сегодня же прославленный скульптор выберет подходящий блок и начнет работу над статуей Набура.

Впрочем, какая разница? Каждый из восьмидесяти предшественников Викария жаждал осчастливить потомков этим знаком мирской славы.

Викарий отвернулся от окна, взметнув полы белой рясы. Он заметил неодобрительное выражение на лице Белама.

Сердитым тенором, уже сорок лет похожим на голос старика, Викарий произнес:

– Статую мы поместим на Большой площади, дабы величие Храма и нас самих было укреплено в глазах мирян!

– Да, мой Викарий, – спокойно ответил Белам. Вот уже несколько десятилетий, как он носит звание Защитника Веры и Принца Храма. На его глазах приходили и уходили многие, и дурное настроение Викария не было для него чем-то необычным.

Набур решил, что проблему нужно рассмотреть подробнее.

– Белам, повышенное уважение нам необходимо.

Неверные и еретики дробят врученный в наши руки мир.

– Последнее вырвалось, как крик из глубины сердца Викария.

– Твердо верю я, мой Викарий, что и вера наша, и армия – все выйдут победителями.

– Победят? – Викарий величаво прошествовал к Беламу, искривив губы в горькой насмешливой улыбке.

– Само собой! Когда-нибудь. Еще до конца мира! Но сейчас, Белам, сейчас Святой Храм изранен и кровоточит, и мы... – Голос Викария упал до чуть слышного шепота. – И мы переживаем тяготы немалые. Немалые и многочисленные, Белам. Тебе не понять, не поднявшись на наш трон.

Белам поклонился с молчаливым и искренним почтением.

Викарий принялся мерить зал шагами, полы белого одеяния развевались. Но сейчас у него была цель. С заваленного бумагами рабочего стола он взял брошюру, потрепанную от многократного чтения, помятую, как если бы ее неоднократно швыряли через всю комнату.

Беламу брошюра была хорошо знакома. Еще одна причина сегодняшней грозы, подумал он с привычным холодом изощренного в софистике теолога. Сравнительно небольшая заноза. Но именно эта колючка ужалили Набура в нежнейшую часть его тщеславия.

Набур потряс книжицей перед Беламом.

– Ты отсутствовал, Белам, мы не могли обсудить вот это... предательскую мерзость мессира Винченто! Так называемый "Диалог о движении приливов!" Ты читал?

– Я...

– Гнусного писаку интересуют вовсе не приливы. Цель брошюры – еще раз возвестить миру о еретических бреднях автора. Он мечтает превратить надежную твердь под ногами в пылинку, отправить нас в полет вокруг солнца! Но этого мало! Ему и этого мало!

Белам нахмурился, он был откровенно озадачен.

– В чем же дело. Викарий?

Набур, пылая гневом, наступал на него, словно Защитник был в чем-то виноват.

– В чем дело? Я тебе расскажу! Брошюра написана в форме спора трех лиц. И под лицом, которое защищает традиционные идеи и именуется, следовательно, как "простодушный" и "стоящий ниже уровня развития достойного человека", под этим персонажем Винченто подразумевает нас!

– О, мой Викарий! Набур решительно кивнул.

– Именно нас. Некоторые наши слова вложены прямо в уста простака!

Белам с сомнением покачал головой.

– Винченто всегда легко увлекался спором, вдавался в крайности. Я склонен все же думать, что ни в этой, ни в других брошюрах он не стремился унизить достоинство моего Викария лично или Святого Храма вообще.

– Я знаю, к чему он стремился – едва не заорал Викарий Набур, а потом он, самый высокочтимый и самый, – возможно, – ненавидимый в мире, несущий самый тяжкий – как он считал, – богом данный груз обязанностей, застонал и, как испорченный, балованный ребенок, шлепнулся в кресло.

Разрядив гнев, Викарий вскоре пришел в спокойное, рассудительное состояние ума.

– Белам!

– Да, мой Викарий.

– Ты успел изучить брошюру? У тебя ведь было немного времени в дороге? Я знаю, брошюра разошлась широко.

Белам подчеркнуто серьезно склонил голову в знак согласия.

– Тогда познакомь нас с твоим мнением.

– Мой Викарий, я теолог, а не натурфилософ. Я проконсультировался с астрономами и другими учеными и выяснил, что большинство поддерживает мое мнение в этом вопросе. То есть рассуждения Винченто о приливах еще ничего не доказывают, если речь идет о движении небесных тел, и при этом они не слишком достоверны в отношении самих приливов.

– Он думает, мы дураки. И блеском умных слов хочет заставить нас принять ту низкопробную логику, которую нам подсовывает. И надеется, что мы даже не заметим его издевательства! – Викарий привстал, но тут же занял прежнее место.

Белам предпочел не говорить об этой версии, в которую сам он, кстати, ни на йоту не верил, – о том, что целью брошюры было, якобы, святотатственное издевательство. Ход светил – сама по себе важная проблема.

– Как, может быть, помнит Викарий, несколько лет назад я имел случай отправить Винченто письмо касательно его рассуждений о гелиоцентрической теории Вселенной. И это вызвало опасения относительно моих качеств Защитника Веры.

– Мы хорошо помним этот случай, гм-мм. Собственно, мессир Винченто уже вызван сюда и предстанет перед трибуналом – он нарушил ваше предписание того времени... Что вы ему тогда писали, Белам? В каких дословно выражениях?

Белам немного подумал, потом начал отвечать, медленно и четко выговаривая слова:

– Я писал, что, во-первых, математики могут производить любые вычисления и публиковать все, что желают, касательно наблюдений за небом и других природных феноменов, но при условии, что они остаются в рамках гипотезы. Во-вторых, совсем другое дело, если кто-то начнет доказывать, будто бы солнце в самом деле находится в центре Вселенной, а наш планетный шар в самом деле вращается вокруг оси с запада на восток, один оборот в день и один оборот вокруг солнца за год. Такие утверждения чрезвычайно опасны. Формально они не еретические, но могут нанести вред вере, противоречат

Святому Писанию.

– Твоя память, Белам, как всегда, выше всяких похвал. И когда ты отправил предостережение?

– Пятнадцать лет назад, мой Викарий. – Белам натянуто улыбнулся. – Но должен признаться, сегодня утром перечитал копию из нашего архива.

Он снова стал серьезен.

– В-третьих, я написал Винченто, что, имея доказательство новой картины Вселенной, мы были бы вынуждены пересмотреть истолкование глав Священного Писания, утверждающих обратное. Нам уже приходилось менять прочтение Писания, например, в отношении формы мира. Но пока таких доказательств нет, нельзя игнорировать традиционное мнение и мнение власть предержащих.

– Нам представляется, что ты писал верно, как и всегда.

– Благодарю, мой Викарий.

На лице Викария отразились удовлетворение и злоба одновременно.

– Сомнений нет, брошюрой Винченто нарушил запрет! Тот спорящий, в чьи уста он вкладывает собственное мнение, не представляет убедительных доказательств, приемлемых для простых смертных. Но он спорит и доказывает, что мир крутится волчком! И стремится убедить читателя. И, наконец... – Тут Викарий с трагическим видом встал, – он использует наш довод о том, что Господь способен на любое чудо вне рамок научной достоверности. Этот наш довод звучит из уст простака-олуха, который потерпел поражение в споре. Он цитирует наше мнение как происходящее из уст "человека глубоких познаний, точка зрения которого сомнению не подлежит". На этом остальные спорящие ханжески заявляют, что прекращают спор, и решают пойти подкрепиться. Разве не ясно, что они – и автор с ними! – потихоньку над нами хихикают?

Пока Викарий приходил в себя, в покоях царила тишина. Ее нарушал шум и смех рабочих во дворе. Что они там делают? Ах да, сгружают мрамор. Белам быстро пробормотал молитву: да не придется ему вновь сооружать костер для еретика! Набур заговорил, но уже спокойным тоном: – Итак, Белам, не считая приливов, думаешь ли ты, что имеется доказательство для идеи Винченто о вращающемся мире? Которое он мог бы дерзко представить перед трибуналом и... нарушить его ход?

Белам подобрался.

– Мой Викарий, суд над Винченто нужно вести с величайшим старанием выяснить истину. Винченто может спорить, защищая себя...

– Конечно, конечно! – Набур замахал рукой, как будто отгонял насекомое, – этот жест заменял ему извинение. И замолчал – он ждал ответа.

Белам хмуро глядел в пол, потом начал, как бы сказали в Современности, брифинг по сути проблемы.

– Мой Викарий, все эти годы я старался не отставать от движения астрономической мысли. Многие астрономы – враги мессира Винченто, потому что он дерзкий спорщик, такого трудно переносить, а когда он прав – втройне трудно. – Белам быстро взглянул на Набура, но Викарий был спокоен. – Не правда ли, что брошюру, мой Викарий, принес вам один священник-астроном, которого Винченто разгромил в диспуте?

Хотя Белам знал нескольких подобных лиц, сейчас он бросал шар наугад.

– Гм, возможно, вполне возможно. Но Винченто оскорбил Храм, и если даже факт оскорбления стал нам известен таким путем. Теперь оба пожилых человека мирно двигались по комнате, как две планеты, попавшие в сферу взаимного возмущения.

Защитник Веры сказал:

– Я хочу показать, как трудно получить беспристрастное свидетельство по делу от других ученых. И все же, хотя астрономы не собираются защищать Винченто, я знаю, что многие используют в вычислениях математическое предположение, что планеты, пусть некоторые, вращаются вокруг солнца. Эти расчеты точнее, красивее, больше удовлетворяют астрономов, не требуется столько эпициклов для придания орбитам формы окружности... Естественно, идея рождена не Винченто, как и идея о шарообразности нашего мира.

– Да-да, формулы Винченто помогают сделать расчеты точнее. Но не отвлекайся! Есть ли у него доказательство? Математическое или иное? Ясное, очевидное, доказательство любого рода?

– Я бы сказал, что скорее наоборот.

– Ха! – Набур посмотрел в лицо Беламу.

– Если у Винченто было доказательство, он бы напечатал его в брошюре, – спокойно сказал Защитник. – Наоборот, имеются свидетельства того, что он заблуждается. – Белам повел слабыми пальцами кабинетного ученого, словно собирался поймать пушинку. – Если бы наш шар ежегодно путешествовал вокруг солнца, видимое положение неподвижных звезд менялось бы с каждым месяцем по мере того, как мы приближались к одному созвездию и удалялись от другого. Но такого смещения не наблюдается.

Викарий Набур кивал с довольным видом.

Белам пожал плечами.

– Конечно, можно сказать, что звезды так удалены, что наши инструменты смещения не обнаруживают. Винченто найдет аргументы в свою пользу, если ему понадобится... Боюсь, ни один астроном не сможет доказать ошибку Винченто, как бы многие из них того ни желали. И я думаю, мы должны признать, что вид небес не изменился бы существенно, если бы мы на самом деле двигались вокруг солнца.

– Этого достаточно любому здравомыслящему человеку.

– Совершенно верно, мой Викарий. Как я писал Винченто, там, где отсутствуют доказательства, мы не имеем права поворачиваться спиной к традициям и заменять Святое Писание притянутыми за уши толкованиями. – Голос Белама повысился, приобретая силу, потрясавшую суды. – Мы, слуги Храма, имеем торжественное обязательство перед Богом – охранять истину, открываемую Святым Писанием. Все, что я писал пятнадцать лет назад, верно и сегодня. Мне не предъявлено доказательств движения мира, и, следовательно, я не могу верить, что движение есть!

Викарий опустился в кресло. Лицо его стало почти нежным, когда он поднял руки и решительно хлопнул по резным подлокотникам.

– Тогда наше решение таково – ты и другие Защитники Веры продолжите работу над обвинением. – Сначала Набур говорил как бы с сожалением, но постепенно злость вернулась к нему, хотя уже и не столь ярая. – Мы не сомневаемся – Винченто можно обвинить и признать виновным в нарушении твоего запрета. Но пойми, мы не желаем, чтобы на нашего заблудшего сына наложили слишком суровое наказание.

Белам ответил благодарным поклоном.

Набур продолжал:

– Мы милостиво устанавливаем, что на Веру он не покушался и не стремился оскорбить нас лично. Он всего лишь чересчур упрям и горяч в споре. И ему не хватает благодарности и смирения. Он должен усвоить одно: ни в какой сфере – ни в духовной, ни в естественной – он не смеет представлять себя единственным авторитетом... Разве не пытался он однажды учить тебя теологии?

Белам еще раз согласно склонил голову, напомнив себе, что не должен искать личного удовлетворения в приближающемся унижении Винченто.

Но Набур не мог оставить этой темы!

– О да, я мог бы его проклясть! Ведь в прошлом мы первыми удостоили его похвалы за успехи. Мы одарили его личной аудиенцией. Мы выказали такую степень дружелюбия, какой не всегда удостаивали принцев! Прежде, чем сесть в это кресло, мы сами написали брошюры, где хвалили Винченто. И вот чем он отплатил нам!

– Я понимаю, мой Викарий.

– Как я заметил, вы просите направить вас в определенный момент, полковник Одегард.

Полковник Лукас, хотя обращение Деррона было формальным, говорил, не вынимая изо рта сигары: они иногда проводили время в одной компании, и сейчас ему

Нужно было выбрать верный тон. Если бы он был другом Деррона, то отказался бы проводить тест. Но были ли у Деррона друзья среди живых? Чан Амлинг... старый однокашник, конечно... Но едва ли близкий, как говорится, закадычный друг. Таких у него вообще не было. Лукас смотрел на Деррона.

– Да, я просил, – сказал Деррон, чувствуя, что пауза затянулась.

Лукас передвинул сигару из одного угла рта в другой.

– Винченто проведет два дня под Оибогом. Задержка в пути на трибунал. Он ждет, пока спадет вода в реке. У вас особые причины выбрать именно это место?

Причины у Деррона были. Но сейчас он не хотел о них говорить. Он даже от себя самого держал их в секрете.

– Просто я хорошо знаю это место. Однажды я там провел целые каникулы. Это одно из мест, которые мало изменились за последние триста-четыреста лет.

Конечно, и город, и оибогский собор вместе с другими достопримечательностями поверхности сейчас относились как к физическому, так и к грамматическому прошлому. Но те каникулы Деррон провел с ней. Он поймал себя на том, что сидит, как истукан, и несколько расслабился.

Щурясь сквозь сигарный дым, полковник Лукас перебирал бумаги на столе, потом задал хитрый вопрос – один из целого набора хитрых вопросов.

– Есть ли у вас вообще причины проситься в агенты? Вопрос тут же вызвал в памяти Деррона лицо Матта, потом Ая: они слились в одну фигуру короля. И чем дальше от современности, тем грандиознее становилась фигура – как гора, удаляясь от которой, видишь, что она начинает расти на фоне неба.

Но о такой причине Деррон не хотел говорить: он не хотел показаться чересчур благородным.

– Как я уже упоминал, я хорошо знаю этот период. И думаю, что справлюсь с заданием. Как и все мы, я хочу выиграть войну. – Нет, он бормочет какие-то пропагандистские штампы. Лучше свести дело к шутке. – Вообще-то я гоняюсь за престижем. Самоутверждение. Повышение. Выбирайте, что именно. Попал я хоть раз в яблочко?

– А где оно? – хмуро пожал плечами Лукас. – Не знаю, почему я должен спрашивать об этом... почему все бегут в агенты? – Он аккуратно сложил листики стопкой, положил прямо перед собой. – Итак, полковник, еще один вопрос, и я поставлю на вас штамп "Годен в агенты". Ваши религиозные взгляды?

– У меня их нет.

– Но как вы относитесь к религии? Спокойно, спокойно.

– Честно говоря, я считаю, что храмы и боги – это для тех, кому нужны в жизни костыли. Ну и прекрасно. Я потребности в подпорках пока не испытываю.

– Понятно. Это существенный вопрос – мы бы не хотели послать в прошлое человека, склонного к идейной лихорадке. – Лукас повел плечом, как бы извиняясь. – Вы историк и лучше меня понимаете, как тогда были важны догмы и доктрины. Религиозные и философские споры собирали в себя всю энергию эпохи.

– Да, я понимаю, – кивнул Деррон. – Вам не нужны фанатики любого рода. Что ж, я не из воинствующих атеистов. Совесть позволяет мне играть любую роль, если необходимо.

Кажется, он слишком много говорит, но нужно убедить Лукаса, ему нужен зеленый свет. – Если необходимо, я буду неистовым монахом, буду плевать на Винченто.

– Сектор от вас такого не потребует. Ладно, Деррон, вы приняты.

И Деррон постарался, чтобы радость не слишком откровенно отразилась на лице.

Сектор решил, что больше всего Деррону подходит роль странствующего ученого. Ему дали имя Валзая и начали лепить скелет личности, в истории не существовавшей. Предполагалось, что родом он будет из Моснара, далекой от родины Винченто страны, большей частью верной Святому Храму. Валзай должен был стать странствующим интеллектуалом эпохи Винченто. Словно священные коровы, бродили они от одного университета или богатого покровителя к другому, легко пересекая маловажные политические и языковые границы.

Для Деррона и десятка остальных агентов, преимущественно мужчин, началась напряженная и насыщенная подготовка. Им предстояло, в одиночку или парами, постоянно держать Винченто под наблюдением во время вдвойне критического отрезка жизни – несколько дней до трибунала и в период его. Каждый агент или их пара будут вести наблюдение день-два, потом предполагалась смена. Напарником Деррона назначили Чан Амлинга, тоже половника. Амлинг должен был играть странствующего монаха, которых во времена Винченто было более чем достаточно и которые отличались – в большинстве – не очень строгой дисциплиной.

Программа подготовки была напряженной, включая имплантацию коммуникаторов в кости черепа и челюсти. Агент мог связываться с Сектором, не размыкая губ, и не были нужны громоздкие устройства вроде шлемов.

Нужно было выучить язык, правила поведения, запомнить сведения о текущих событиях. Память же о некоторых последующих событиях – подавить. Нужно было научиться приемам связи и владения оружием – и все это за считанные дни.

Погруженный в подготовку, усталый, Деррон не без удивления заметил, что Лиза теперь работает в Секторе вместе с девушками, чьи спокойные голоса передавали информацию и приказы на отдельные мониторы часовых экранов или операторам сервокомплексов, или даже живым агентам в прошлом.

Свободного времени у него теперь были буквально минуты, и он не пытался поговорить с Лизой. Мысль о возвращении в Оибог вытеснила все остальные. Он чувствовал себя на пути к единственной своей любви. Люди из плоти и крови, в том числе и Лиза, приобрели свойство теней, и ощущение это становилось все сильнее по мере того, как все ярче делалось прошлое.

Однажды он и Амлинг сидели в креслах на Третьем Уровне Сектора в перерыве между тренировками. Лиза проходила мимо. Она остановилась.

– Деррон, желаю удачи.

– Спасибо. Бери стул, садись. Она села. Амлинг вдруг решил, что нужно размяться, и удалился вперевалку.

– Деррон, я не должна была обвинять тебя в гибели Матта, – сказала Лиза. – Я знаю, ты не хотел его смерти. Ты чувствовал то же самое, что и я. Это была не твоя вина. Она говорила как о потерянном в войне друге. Совсем не так, как говорят люди, чья жизнь рушится со смертью любимого...

– Мне нужно было справиться с собой... Ты знаешь, у меня были проблемы... Но это меня не извиняет за все, что я тогда сказала. Я должна была понимать тебя лучше. Я прошу прощения.

– Чепуха, все нормально, – неловко проговорил Деррон: ему было неудобно, что Лиза так расстроена. – В самом деле, Лиза... ты и я... у нас может что-то получиться. Что-то хорошее.

Она посмотрела в сторону, нахмурилась.

– Я так думала о Матте. Но такого чувства мне всегда будет мало. Слишком мало... Деррон поспешно добавил:

– Если ты о чем-то большом, постоянном, как жизнь, то я уже пробовал один раз, всего один. И до сих пор не выбрался из-под обвала. Ты сама видишь. Извини, нужно бежать.

Он выпрыгнул из кресла и поспешил к Амлингу и остальным. Его уже ждали.

В день запуска костюмеры нарядили Деррона в немного поношенную, но вполне приличную одежду. В дорожный мешок положили умеренный запас еды, флягу коньяка. В кошелек – небольшое количество серебряных и золотых монет и поддельное письмо о кредите подателя в банке Имперского Города. Большая сумма Деррону не понадобится – так надеялись в Секторе, а посещение Святого Города в планы не входило. Но лучше застраховаться от случайностей.

Чану Амлингу досталась засаленная серая ряса и больше почти ничего – в соответствии с ролью нищего монаха-пилигрима. Почти всерьез он попросил дать игральные кости, доказывая, что он не первый монах в истории, экипированный таким образом, но Сектор в просьбе отказал.

Оба – и Деррон, и Чан, – повесили на шеи топорно вырезанные из дерева символы-клинья. Каждый скрывал миниатюрный коммуникатор, а вид у клиньев был дешевый: на них бы никто не позарился.

Из арсенала Третьего Уровня агентам выдали крепкие дорожные посохи. Посохи немного отличались друг от друга мелкими деталями, но были гораздо более мощным оружием, чем казались на первый взгляд: все агенты имели в качестве оружия такие посохи или другие абсолютно невинного вида предметы. Запуск делался с интервалами в полминуты, а прибыть они должны были в разные моменты прошлого и в разные места.

Во время подготовки они даже не успели хорошо познакомиться друг с другом. И только в последние минуты люди из похожей на маскарад группы начали шутить, желая друг другу удачи и хорошей охоты на берсеркеров.

Деррон почувствовал эту перемену в атмосфере. Промелькнула мысль, что теперь у него тоже есть друзья среди живых. Агенты стали цепочкой, приготовились к запуску. Деррон стоял позади Амлинга, глядя поверх серого капюшона монашеского плаща.

Амлинг чуть повернул голову.

– Пять против десяти, – шепотом предложил он. – Я приземлюсь в грязюке вот по это место, и в миле от дороги!

– Не пойдет, – автоматически отказался Деррон, и тут начался отсчет. Очередь быстро пошла вперед, агенты один за другим исчезали. Амлинг что-то сказал. Деррон не расслышал. И в следующий миг Амлинга не стало.

Теперь была очередь Деррона. Он занес ногу в сапоге над ртутно блестящим пусковым кругом, опустил ее...

Он стоял в темноте. Он остро чувствовал запах открытого пространства, свежего воздуха. Его ни с чем нельзя спутать. Шепот ветерка, звук дождика – и полная тишина, великое одиночество, в котором возникновение Деррона должно было пройти незамеченным. Отлично!

– Досточтимый брат, – сказал он в темноту тихо, на языке эпохи Винченто, конечно. Ответа на было. Амлинг вполне мог тонуть сейчас в грязевой яме вдали от обочины. Он всегда получал то, на что спорил, такое у него было свойство.

Глаза Деррона привыкли к темноте, и он увидел под ногами плиты старого имперского тракта, проходившего через Оибог. Что же, по крайней мере, половина лары высажена Сектором на кончик иглы, прямо в десятку. Но точность запуска во времени предстояло выяснить.

Перейдя на субвокал, Деррон попробовал связаться с Сектором, провести стандартную сверку готовности, но коммуникатор молчал, как мертвый. Наверное, связь блокировала какая-то парадокс-петля. Время от времени такое случалось. Оставалось надеяться, что помеха не продлится долго.

Он выждал несколько условленных минут, – не появился ли Амлинг – открыл посох, сверился с компасом внутри. Еще раз безуспешно позвал достопочтенного брата и зашагал вперед. Подошвы сапог крепко били в плиты древней дороги. Вдалеке полыхали зарницы. Деррон глубоко вдыхал омытый грозой воздух.

Он не успел далеко уйти, когда сигнал передатчика уколол за ухом.

– Одегард, слышите меня? – Голос был мужской, усталый.

– Говорит полковник Одегард. Слышу вас.

– Полковник! – Деррон почувствовал прилив энергии. – Есть контакт, сэр! – Снова в микрофон. – Полковник, у нас прошло двое суток и три часа с момента запуска. Смещение временной шкалы.

– Понял. – Деррон продолжал говорить в субвокале. – У меня – плюс пять минут с момента прибытия. Я на дороге, ночь, идет небольшой дождь. С Амлингом связи нет.

– Одегард, вы уже мигаете на экранах. – Это был Командующий Сектором. – Но вы дальше от собора, чем мы планировали, примерно на границе двухмильной зоны. Быстрее подтягивайтесь к Винченто, в защищенную зону. Только что вернулась первая группа. С Винченто все в порядке. Амлинга не видно?

– Нет. – Деррон прибавил шагу, постукивая посохом перед собой, чтобы, потеряв дорогу, не влезть в грязь.

– Мы его тоже пока не нашли. Идет мерцание, не видно его линий. Наверное, блокировка парадокса-петлей и скольжение временной шкалы.

Прямо впереди вспыхнула молния, и Деррон успел отметить, что дорога идет прямо, без поворотов, в направлении шпиля собора, но до собора было еще далеко: мили три, прикинул Деррон.

Он доложил Сектору, и тут вспышка новой молнии привлекла его внимание к предмету посреди дороги, который тускло блеснул в свете вспышки.

– Я уже рядом... Кажется, это...

Посох наткнулся на что-то мягкое. Деррон подождал новой молнии, и та на заставила себя ждать.

– С Амлингом вам уже не связаться.

Амлинг был мертв и без одежды. Сколько он здесь лежал – день, час? Деррон постарался описать ситуацию как можно подробнее. Грабители могли унести посох, даже дешевый нагрудный клин, но зачем срывать с монаха плащ и рясу?

Он нагнулся, провел пальцем по глубокой борозде, процарапавшей дорогу. Нет, ни один средневековый инструмент не провел бы в камне такую ровную, как по линейке, черту. Она была сделана с той же кибернетической точностью, с какой сплющила ударом затылок Амлинга.

– Сектор, по-моему берсеркер отметил границу зоны безопасности. Чтобы мы поняли – он знает.

– Да, да, наверное, вы правы. Об этом потом. Одегард, скорее подтягивайтесь к Винченто и будьте осторожны.

Деррон уже и сам пятился, держа посох как винтовку, напрягая слух и зрение, вслушиваясь и всматриваясь сквозь темноту дождливой ночи в ту сторону, откуда сам только что пришел.

Тянулись секунды – и он все еще был жив. Через сотню шагов он успокоился и дальше зашагал нормально. Берсеркер совершил убийство, нагло оставил знак и умчался заниматься прямым заданием.

К тому времени, когда Деррон добрался до крутого поворота влево, к смытому мосту, вспышки молний ушли за горизонт. Он скорее почувствовал, чем увидел, собор. Ближе к дороге заметил высокие стены монастыря, упавшие камни арки ворот и остатки створок. Во дворе посреди лужи он разглядел экипаж Винченто. Деррон остановился на секунду, вслушался во вздохи тягунов под укрытием аркады, потом зашлепал по мокрой траве дворика к входу в здание – приземистому, одноэтажному дому.

Он не старался подойти незаметно и вскоре из темного прямоугольника двери его окликнули:

– Кто идет? Назови свое имя!

Диалект был как раз тот, который Деррон ожидал встретить. Он остановился, мерцающий луч фонаря упал на него и тогда только он сказал:

– Я Валзай Моснарский, математикус и философ. Судя по экипажу, вы достойные люди. Мне необходим ночлег.

– Ступай вперед, – с подозрением сказал мужчина. Дверь скрипнула, фонарь пропал внутри.

Деррон подошел без спешки, показывая, что руки его пусты, не считая невинного посоха. Когда он вошел под крышу, дверь за ним закрыли и прибавили огня в фонаре. Деррон увидел помещение, ранее, должно быть, общую залу монастыря. Двое стоявших перед ним солдат были вооружены, один – неуклюжим пистолетом, второй – коротким клинком. Судя по пестрым мундирам они служили в торговой компании, которые росли в этой опустошенной войной стране, как грибы после дождя.

Рассмотрев получше пристойный костюм Деррона, солдаты подобрели и начали вести себя повежливее.

– Итак, сэр, как же вы оказались ночью на дороге? Деррон хмуро выругался, выжимая воду из плаща. Он рассказал солдатам легенду о норовистых тягунах, испуганных вспышкой молнии, которые понесли и исчезли вместе с его легкой двуколкой. Чума забери тупых тварей! Если утром он их поймает, то спустит с них шкуры, готов биться об заклад! Он яростно стряхнул воду с широкополой шляпы.

У Деррона был дар актера: роль играл он непринужденно, а рассказ был крепко вызубрен и отрепетирован. Солдаты засмеялись и сообщили, что в монастыре полно места: монахи давно отсюда сбежали. Жаль, конечно, это не таверна с девками и пивом, но крыша не протекает. Да, они служат в одной торговой компании, она подписала договор со Святым Храмом. Капитан и остальные солдаты сейчас за рекой, в Оибоге.

– Наш кап только и может, что ручкой нам помахать. Так чего нам волноваться, верно? Что скажешь?

Несмотря на болтливость, они сохраняли профессиональную подозрительность – путник ведь мог оказаться лазутчиком банды разбойников. Поэтому Деррону не сказали, сколько солдат отрезаны за рекой наводнением и когда рухнул мост, который они охраняли. Деррон, конечно, прямо спрашивать не стал, но по косвенным признакам понял, что солдат немного.

В ответ на другой вопрос солдат сообщил:

– Нет, никого, только один старый господин – это его экипаж, – и слуги. Слуга правит. И еще пара монахов. Полно пустых келий, сэр, выбирайте по вкусу. Первая такая же промозглая, как все остальные!

Деррон невнятно поблагодарил, а потом, с помощью солдата, несущего фонарь, пробрался по коридору со сводчатым потолком. Вдоль стены шел ряд келий. Он вошел в ту, что показалась ему свободной. У дальней стены стояла рама деревянной койки – ее еще не разрубили на дрова. На нее и присел Деррон, стащил хлюпающие сапоги, а солдат с фонарем ушел обратно по коридору, и свет пропал.

Деррон перевернул сапоги, чтобы высыхали, и растянулся на койке, подложив вместо подушки мешок и укрывшись сухой одеждой. Посох поставил поближе к кровати. Он все-таки не достиг цели и не вернулся в тот, собственный, Оибог. Смерть Амлинга казалась нереальной. И так же трудно было представить, что сам Винченто, во плоти, находился всего в десятке метров от Деррона, что, может быть, там храпел сейчас – из коридора слабо слышался чей-то храп, – сам основоположник науки Современности.

Устроившись поудобнее на жесткой койке, Деррон послал рапорт Сектору, доложил о последних событиях. Потом, в самом деле утомленный, почувствовал, как волнами наплывает сон. Шум дождя баюкал, до утра увидеть Винченто нечего и пытаться. И уже на грани сна он был поражен, осознав, что мысли его заняты отнюдь не заданием Сектора, и не умопомрачительным прыжком во времени, и не потерей Амлинга или опасностью берсеркера. Думал он о затихающем шуме дождя, о бесконечной чистой атмосфере... Это было словно возрождение...

Он едва заснул, как пульсация вызова Сектора вырвала его обратно в реальность. Он проснулся сразу и полностью, подтянул клин к подбородку.

– Одегард, мы кое-что разобрали сквозь помехи. Внутри и в районе монастыря четырнадцать жизнелиний. Одна – твоя. Другая – Винченто. Еще одна пунктирная, наверное, неродившийся младенец, ты знаешь, как они выходят на экране.

Деррон шевельнулся, рама заскрипела. Ему было почему-то уютно и хорошо, за окном с крыши падали редко капли. Он просубвокалировал, размышляя:

– Посмотрим. Я, Винченто, двое слуг, двое солдат, которых я видел. Шесть. Еще, сказали солдаты, двое монахов. Восемь. Остается шесть жизнелиний. Вероятно, еще четыре солдата и их полевая спутница, она-то и является вашей пунктирной линией. Погодите, солдат говорил, что в округе нет девок. Как я понимаю, идея в том, что один из присутствующих может быть без жизнелиний, что означает – он или она и есть гипотетический берсеркер-андроид.

– Мы так предполагаем.

– Завтра посчитаю всех и... Погодите.

В проеме входа в келью шевельнулась фигура, темнее, чем сама ночь. Монах с капюшоном на голове, безликий во мраке. Монах сделал полшага в келью и замер.

Деррон окаменел, вспомнив плащ с капюшоном, которого лишился убитый Амлинг. Рука судорожно сжала посох. Но он не знал, кто стоит в дверях. И если бы это был берсеркер, на таком расстоянии он всегда успел бы вырвать посох и сломать его до того, как Деррон успел бы прицелиться...

Прошла секунда, потом монах – если это был монах! – что-то пробормотал, может, извинение за вторжение в занятую келью, и канул в темноту так же бесшумно, как и появился.

Деррон полулежал, опираясь на локоть, сжимая бесполезное оружие. Он доложил Сектору о том, что произошло.

– Помни, он не осмелился убить тебя. Стреляй только наверняка.

– Понял. – Деррон снова лег и вытянулся во весь рост. Но чувство уюта ушло с последними каплями дождя и надежда на возрождение оказалась неправдой...

Чья-то рука разбудила Винченто. Он увидел голые стены, влажную солому, на которой спал, и почувствовал тошнотворный приступ ужаса. Он в темнице Защитников Веры – случилось худшее! Стало еще страшнее, когда он увидел монаха в капюшоне. В окошко сочился свет луны... видно, дождь кончился...

Дождь? Ну да, он еще в пути, едет в Святой Город, суд еще не начался! От облегчения Винченто даже не рассердился за то, что его разбудили.

– Что вам нужно? – пробормотал он и сел на узкой, как полка, кровати, поплотнее закутался в дорожное одеяло. Слуга Вилл храпел, свернувшись на полу.

Из-за капюшона лица ночного гостя не было видно.

Голос его был как погребальный шепот.

– Мессир Винченто, завтра вы должны один прийти в собор утром. На пересечении нефа и трансепта вы получите добрую весть от высокопоставленных друзей.

Винченто не понимал, что это может значить. Неужели Набур или, возможно, Белам, посылают ему знак снисхождения? Это не исключено. Но вероятнее, очередная хитрость Защитников Веры. Человек, вызванный на трибунал, не имел права обсуждать трибунал с посторонним.

– Хорошая новость, мессир. Приходите и будьте терпеливы, если придется обождать. Пересечение нефа и трансепта. И не пытайтесь узнать, кто я по имени или в лицо.

Винченто хранил молчание, решив себя не выдавать.

А посетитель передав послание, растворился в ночи.

Во второй раз Винченто проснулся, прервав приятный сон. Ему снилось, что он вернулся в поместье, которым его некогда одарил сенатор родного города, что он лежит в безопасной теплой кровати и его согревает тело любовницы, уютно устроившийся рядом. На самом деле этой женщины давно нет с ним, женщины вообще не имели уже особого значения для Винченто, но поместье оставалось на старом месте. Если бы ему только разрешили с миром вернуться домой!

На этот раз его разбудило прикосновение солнечных лучей, пучком пробившихся в келью сквозь высокое узкое оконце в стене коридора напротив кельи. Он лежал, вспоминая ночного гостя, – не сон ли это был? – а солнечный сноп постепенно переместился в другое место и стал вдруг золотым кинжалом утонченной пытки, и тогда все другие мысли покинули Винченто.

Он оказался перед маятником выбора. Его ум мог качнуться – "тик" – в одну сторону и прозреть позор проглоченной правды, унижение отречения. Но качнув мысль в другую сторону, – "так" – он наталкивался на агонию мучений в "сапоге" или на "полке", или медленного гниения в подземном мешке.

Не прошло и десяти лет с тех пор, как Защитники Веры живьем сожгли Онадроига на Большой площади Святого Города. Конечно, Онадроиг был больше поэтом и философом, чем ученым. Многие ученые считали его еще и сумасшедшим, фанатиком, взошедшим на костер, но не отрекшимся от своих теорий! И какие теории владели им!

Он верил, что Святейший был всего-навсего волшебником, что когда-нибудь глава дьяволов будет спасен, что в космосе бесконечное число миров, что на самих звездах живут люди.

Ни в писаниях, ни в природе не было ни малейшего подтверждения этих абсурдных идей. Белам и остальные спорили с еретиком семь лет, пытались переубедить Онадроига, но напрасно.

Для Винченто грубая телесная пытка была пока лишь далекой угрозой. Ему нужно выказывать слишком продолжительную и наглую непокорность, чтобы спровоцировать Защитников Веры на пытку. Но угроза витает в воздухе, и на трибунале его припугнут, покажут инструменты. Все это ритуал, не более, но может перейти и в нечто большее, чем ритуал: они с искренней грустью скажут, что обвиняемый отказался уступить мягким средствам убеждения и вынудил их прибегнуть к более суровым мерам, во благо его бессмертной души и защиты Веры.

Итак... маятника выбора на самом деле не существовало. Не оставалось ничего другого, как отречься. Пусть солнце движется, как угодно, – даже вокруг шара планеты по безумной годовой спирали, к удовольствию самодовольных недоумков, уверенных, что на нескольких пыльных страницах Писания они уже открыли все секреты Вселенной.

Лежа на спине, Винченто поднял навстречу золотому солнечному лезвию старую, с жилами толстых вен, руку. Но руке не остановить движения солнца. Светило снова посмеялось над ним, превратило старые пальцы в прозрачный розовый воск.

На полу зашевелился Вилл. Винченто рявкнул на слугу, погнал наружу будить кучера Рудца – тот спал рядом с тягунами – и посмотреть, как там вода в реке. Виллу надлежало приготовить завтрак и чай: Винченто благоразумно запасся большим количеством провизии на дорогу.

Оставшись в одиночестве, Винченто начал болезненную и унизительную процедуру – приводить старые суставы в готовность к новому дню, каким бы он ни оказался, трудным или легким. В последние годы здоровье пошатнулось, и теперь каждый день начинался с такой процедуры: он не был болен, просто стар. И, конечно же, сильно напуган.

Вернулся Вилл, сообщил, что огонь разожжен в общей комнате, Винченто ждет горячий чай. С некоторым удивлением в общей комнате Винченто обнаружил еще одного путника, молодого человека по имени Валзай из далекой страны Моснор.

Валзай, по его собственному выражению, скромно подвизался на ниве ученой деятельности. Винченто внимательно посмотрел на молодчика. Удивительно, но тот держался с подобающим почтением, проявляя даже некоторую робость, искреннюю, хотя и скрываемую. Даже в его далекой родной стране, бормотал он, хорошо знают и высоко ценят открытия Винченто.

Винченто принял комплименты любезными кивками, прихлебывая утренний чай и прикидывая, не мог ли юнец быть ночным гостем или тем добрым вестником, которого Винченто должен сегодня услышать в соборе. Неужели Набур послал ему надежду? Винченто нахмурился. Нет, он не станет, как вассал, ждать милостей от сюзерена, даже от самого Викария Святейшего. Винченто выпрямился. К собору он немедленно бежать не станет.

Пришел Рудд. Река успокаивается, сообщил он, вода больше не прибывает, но все равно стоит высоко, переправляться пока рискованно. Но завтра она спадет достаточно, и переправа будет безопасной.

Винченто приказал Рудду отнести остатки еды странствующим монахам, а сам лениво вышел на солнце погреть старые кости. Если он опоздает на трибунал, здесь довольно свидетелей, чтобы доказать его невиновность. Пусть Защитники Веры поносят вышедшую из берегов реку, если им так хочется. Сомнений нет, поток уступит их познаниям в Святом Писании и усохнет. Даже разрушенный мост восстановит сам себя под угрозой пыток.

Нет, нет, прочь от подобных мыслей! Нужно упражняться в смирении. Он послал Вилла за письменными принадлежностями, вышел за арку ворот и присел у обочины на один из больших камней. Один камень – вместо скамьи, другой – вместо стола. Почему бы не использовать время с пользой и не подготовить текст своего отречения, чтобы потом представить его перед трибуналом?

Конечно, обвиняемый не должен знать, почему его вызывают. Это будет первым вопросом Защитников. Такое начало часто срывало с губ обвиняемого признание в неизвестных судьям грехах, но сейчас сомнений в поводе нет. Когда пришел вызов, Винченто понял, что противопоставил себя очень могущественным людям, которые никогда ничего не забывают.

Он вытащил из походного секретера старое письмо Защитника Белама. "...поскольку доказательств движения мирового шара не существует, как я думаю, ибо такового предъявлено не было..."

Доказательств не существует. Винченто дрожащей рукой вытер лоб. Теперь, когда страх усилил ясность мысли, он видел, что его аргументы, основанные на поведении приливов и солнечных пятен, ничего не доказывают. Истина вошла в Винченто мимо доказательств. Он наблюдал в телескоп небо, долго размышлял, глазами и разумом взвесил солнце, звезды и планеты, а истина вошла в него как откровение.

Если бы теперь у него было простое, наглядное доказательство! Он бы не побоялся, он бы рискнул, он бы сунул врагов прямо носом в правду!

Но поддержать настроение гордой непокорности было нечем, и оно скоро прошло. Истина в том, что он стар, испуган и ему придется отречься от своих идей.

Он достал перо, чернила, чистую бумагу, начал составлять черновики. Иногда переставал писать и просто сидел в лучах теплого солнца, закрыв глаза.

Вокруг костра Деррон насчитал семерых солдат. Солдаты завтракали, и каждый с радостью принял глоток коньяка из его фляги, и теперь был готов поговорить. Нет, ни в монастыре, ни в соборе не было других людей. Солдаты об этом знали бы.

Несколько минут спустя Деррон беззвучно вызвал Сектор.

– Хроносектор слушает.

Опять Командующий, – наверное, ему сон не требуется. Но Деррон был слишком возбужден и отбросил уставные формулы.

– Посчитайте жизнелинии еще раз. Нас здесь тринадцать. Если получится двенадцать, то один из этих милых людей сделан из микросхем вместо плоти. Но если выйдет четырнадцать, то где-то прячется бандит или дезертир, или вы неправильно читаете экраны. Пунктирная линия была ошибкой – здесь все мужчины, едва ли кто-то ждет ребенка.

– Сейчас проверим. Ты же знаешь, данные иногда сложно обработать. – Тон был мягкий, это насторожило Деррона – лучше бы его отругали. Значит, положение Деррона было таким важным для операции, что Сектор делал все возможное, чтобы облегчить Деррону действия.

Солдаты, позавтракав и осушив флягу Деррону, занялись важным делом – убиванием времени. Рудд, кучер мессира Винченто, выводил тягунов со двора: поискать траву. Вслед за животными Деррон покинул двор и увидел самого Винченто, мирно и одиноко сидевшего на камне с пером и бумагой перед собой. Лучше и не надо.

Вспомнив о мифическом тягуне и двуколке, Деррон изобразил на лице отчаяние и пошел по дороге к остаткам моста, якобы искать исчезнувшую собственность.

У разрушенного моста стояли два монаха, откинув серые капюшоны. Лица их были непримечательными. Они обсуждали, каким способом можно будет отстроить моет. Деррон знал, что через год-два между опорами лягут новые каменные арки и они прочно простоят три столетия, и три столетия спустя молодой историк, аспирант, весело зашагает по этому мосту, и его любимая девушка будет так же беззаботно идти рядом. Оба будут с нетерпением ждать первой встречи с древним городом и прославленным собором Оибога. Река будет другая, более спокойная, и вдоль берегов вырастут деревья. А плиты древней дороги будут такие же...

– Да пошлет вам Святейший хороший день, сэр! – Это был голос монаха, того, что казался потолще.

– Доброго дня и вам, почтенные братья. Поднимается ли вода в реке?

Лицо худощавого монаха было необыкновенно доброе. В жилистых ладонях он вертел кусок кирпича, словно собирался немедленно начать восстанавливать мост.

– Вода спадает, сэр. А как течение вашей жизни, идет оно вниз или вверх?

История с тягуном и повозкой показалась нудной и ненужной.

– На такой вопрос непросто ответить.

Но от других вопросов Деррон был избавлен, внимание монахов отвлекли несколько крестьян, возникших откуда-то из грязевых далей. Теперь они босиком шлепали вдоль высыхающего берега. Крестьянин впереди гордо покачивал веревку с большой серебристой рыбой, недавно пойманной и еще бившей хвостом.

Крестьяне остановились у обочины. Они небрежно поклонились Деррону – он был недостаточно богато одет, чтобы вызвать робость.

Крестьянин с рыбой обратился к монахам, но остальные принялись его перебивать. Разгорелся спор – кому говорить, кому принадлежит рыба? Крестьяне пришли заключить с монахами сделку: не примут ли святые братья самую большую и свежую рыбу из недавнего улова ("Мою рыбу, братья, это моя леска!") в обмен на какую-нибудь действенную молитву для увеличения урожая на полях?

Деррон отвернулся – спор обещал перерасти в ссору, – и увидел, что Винченто по-прежнему сидит один. И в этот момент дух Деррона был потрясен видом собора Оибога.

Шпиль возносил позолоченный знак клина на высоту двухсот шестидесяти футов. Камни башни, стен, летящие силуэты контрфорсов были густого ясного серого цвета, едва не светились на солнце. Цветные стекла витражей внутри восточной стены сейчас пылают живым огнем. Хрупкий шпиль и стекло восстали из праха, и значит. ...она тоже живая, где-то рядом, он ее найдет. Возрожденная иллюзия была сейчас сильнее всякой логики. Сейчас он услышит ее голос, она позовет его, он протянет руку и...

Всплеск. Толстый монах смотрит на воду, на лице у него удивление, разочарование, а сухощавый стоит над водой, протянув руку. Большая рыба плещется в реке, наверное, умудрилась выскользнуть.

...коснется ее теплой, живой кожи. Ветер теребит ее волосы – все мельчайшие детали всплыли в памяти Деррона...

Ноги понесли его прочь, обратно на дорогу. Мимоходом он отметил, что Винченто сидит на старом месте, один. Но в монастырь Деррон не вернулся. Могучий собор на холме манил, и Деррон не спеша начал взбираться наверх.

Брат Иованн с печалью смотрел на крестьян, а слова его были обращены к плескавшейся рыбине.

– Брат-рыба, я вернул тебе свободу. Не потому, что нам не нужна пища, а чтобы ты мог восхвалять Господа, посылающего всякую благодать – рыбу удильщику, свободу рыбе.

Иованн грустно покачал головой.

– Как часто забываем мы воздать благодарность, тратим усилия, чтобы обогнать ближнего!

Рыба выпрыгнула, плеснула. Словно воздействие духа, пока она висела на крючке, лишило ее разума.

Иованн грустно смотрел на карликовый рыбий шторм.

– Утихомирься, брат-рыбка! Довольно! Живи в воде, а не на жгучем воздухе! Благодари своим рыбьим способом!

Плеск утих. Остатки пены унесло течением. Тишина нависла над берегом. Крестьяне подняли руки в знаке клина, обменивались быстрыми взглядами. Кажется, они не прочь были взять ноги в руки и смыться, но не осмеливались. Брат Саил, сам похожий на вытащенную на берег рыбу, смотрел то на реку, то на брата Иованна.

Иованн поманил Саила в сторону.

– Я хочу уединиться на час, помолиться и попросить у Святейшего очищения от гнева и гордыни. И чтобы у этих бедных людей был добрый урожай. Поступи и ты так же.

Саил остался стоять с открытым ртом, а Иованн пошел к монастырю.

Пока Деррон поднимался по ступеням к собору на холме, ощущение присутствия любви померкло. Ее гены сейчас разбросаны в двух тысячах ее предков, в их хромосомах, и ближе к ней не подобраться. Он знал, непроницаемая стена парадокс-петель отсекла возвращение в дни его собственной молодости.

Но он не мог простить ее гибели, ее смерти вместе с миллионами остальных, простить, что она покинула мир и бросила его одного.

Крыша монастыря уже была ниже его ног. Он увидел опустошенную паводком долину. У. поворота лестницы миновал деревце и с болью осознал, что через три сотни лет оно станет мощным корявым стволом, с тяжелой густой кроной, дающей много прохладной тени. Он и она будут стоять рядом, будут смотреть на долину, выбирая холм – вот тот самый, где сейчас не росло деревьев, чтобы построить там дом и вырастить детей.

Но он поднимался и чувствовал – остановись он на миг, и уже не найти сил продолжать подъем. Вот и главный вход собора. Память сразу узнала узор плиток на площадке. Через триста лет здесь будут ступать их ноги. Зачарованный серым камнем фасада, он вспомнил живую изгородь, статуи – неужели все, что он видит и слышит, не подтвердит ожидания? Юность и любовь здесь, еще живы, а война и скорбь – только проходящий страшный сон.

Дождь и солнце пробудили ветви живой изгороди, они снова зеленели. Но ее голос больше не зазвучит здесь, даже если он простоит перед входом до скончания веков. Ему захотелось упасть на колени и заплакать навзрыд, или молиться: сознание утраты было невыносимо. Но прошли долгие секунды, и он с этим смирился.

Или начал смиряться. Он понимал: для этого нужно время. Но знал, что если это началось, то уже не остановится и теперь он не упадет. Плакать он уже не будет: он будет жить.

Он вошел в собор, двинулся вдоль нефа, между рядами колонн. Колонны отделяли неф от боковых пределов, он был не очень широк – всего футов тридцать, но огромен в остальных измерениях – триста футов длиной, а несущие балки вогнутого свода поднимались над полом на сотню футов. Да, здесь довольно места, чтобы укрыться и богу, и берсеркеру, или дезертиру, который давал путающую жизнелинию на экранах Сектора.

Из-за суеверия сражающихся или по счастливой случайности, но война сюда не ворвалась. Даже стекла прекрасных витражей полностью уцелели, пылали сейчас многоцветным взрывом красок, воспламеняли полумрак собора. Боковые ступени еще не успели стереться – им было не больше сотни лет.

Когда Деррон подошел к центральной части, где пересекались неф и трансеп, боковым зрением он уловил движение. По боковому проходу приближался монах, надвинув серый капюшон.

Деррон вежливо кивнул.

– Добрый день, почтенный брат.

Только тут его поразило – как успел один из монахов обогнать его, первым добраться до храма? Он всмотрелся пристальней и увидел, что лицо под капюшоном было совсем не человеческим лицом. И руки, метнувшиеся к нему, когда монах одним прыжком покрыл расстояние между собой и Дерроном, были из фальшивой плоти, и эта плоть уже раскрывалась на кончиках пальцев, выпуская стальные когти.

Худощавый монах брел по древней дороге к монастырским воротам. Он миновал арку, и Винченто уже вздохнул с облегчением – человек пройдет мимо, как вдруг монах остановился, изменил курс и направился к ученому.

Он остановился в нескольких шагах, он улыбался, весь испачканный грязью, но с просветленным добрым лицом.

– Бог наградит тебя, Винченто, ты уделил еду мне и моему товарищу.

– Бог знает, его благосклонность мне необходима, брат, – коротко ответил Винченто. Странно, его не задела простая форма обращения. Стоявший перед ним грязный попрошайка как бы находился вне рамок социальных статусов и условностей.

Но осторожность всегда необходима. Может, это шпион Защитников Веры.

Монах смотрел на листки перед Винченто как на зияющую рану на теле друга.

– Винченто, зачем тратить ум и душу на диспуты? Результат значения не имеет. Главное – любовь Бога. Безумная искренность слов уничтожила подозрения

Винченто. Но он только улыбнулся.

– Ты, кажется, знаешь о моих неприятностях. Но, достопочтенный брат, понимаешь ли на самом деле, о чем идут споры и почему я их веду? Монах немного подался назад.

– Не понимаю и не хочу понимать. Это не мой путь.

– Тогда извини, брат, не стоит меня учить – вести диспуты или не вести.

Монах так смиренно принял упрек, что Винченто почувствовал укол совести. На этом спор – если это можно назвать спором, – кончился. Винченто выиграл с легкостью бронированного рыцаря, сметающего с пути ребенка.

Монах возвел к небу руки, благословляя, и пробормотал несколько слов, предназначенных совсем не Винченто. Потом сразу же удалился. Винченто чувствовал сожаление. Он выиграл спор, но что-то при этом потерял. Он едва не окликнул монаха, чувствуя желание перебросить мостик через пропасть непонимания, но не окликнул. В самом деле, им нечего друг другу сказать.

Однако его отвлекли от унизительного занятия, и он не собирался снова браться за него. Винченто позвал Вилла, вручил слуге секретер, а сам направил стопы вверх по солнечному склону.

Обдумав ситуацию, он решил, что встреча в соборе будет, скорее всего, насмешкой. Или провокацией врагов, мирских и религиозных. Они постараются втянуть его в авантюру накануне трибунала. Очень хорошо, пусть пытаются, он направит их оружие против них самих. Он знал, что никто не превзойдет его силой мышления.

Винченто был уже в соборе и шел вдоль нефа. Справа и слева параллельными рядами возвышались поддерживающие свод колонны. Достигнув назначенного места, Винченто поднял голову, взглянул в тень внутреннего объема могучего шпиля. Виднелись рабочие помостья и приставные лестницы к ним, они начинались с уровня хоров. До хоров предстояло добираться по винтовой лестнице.

В храме не было светильников и не было сквозняков, которые могли бы эти светильники раскачивать. Да, если бы в дни юности Винченто этот храм был приходским домом молитв, Винченто пришлось бы поискать другое место для разработки законов маятника, – ему нечем было бы развлечься во время нагоняющих тоску воскресных проповедей.

Из темноты внутренностей шпиля спускался одинокий канат. Проследив взглядом его длину, Винченто обнаружил, что здесь тоже есть маятник. На конце каната висел металлический шар, весом не уступавший весу человека. Груз был оттянут в сторону, одним витком веревки привязан к колонне в углу пересечения нефа и трансепта.

Голова у старика закружилась, он потер шею. Зачем строителям маятник? Или это только отвес? Но зачем такой груз? Несколько унций свинца справились бы с этой задачей.

В любом случае, это был маятник. Винченто провел пальцем по веревке, как по струне, длинный канат маятника нежно завибрировал, груз закачался, как корабль на якоре. Развязать узел и...

Колебания скоро затихли, канат, груз, веревка замерли в неподвижном сером воздухе. Корабль-маятник вошел в сухой док.

Так поднимем же паруса! Какой-то внезапный импульс заставил Винченто потянуть за узел веревки. Узел разошелся с неожиданной легкостью.

Груз, казалось, не желал трогаться с места. Глаза Винченто обратились к вышине собора – как возможно, чтобы лишь длина каната так замедляла движение?

Не спеша досчитал до четырех – столько нужно маятнику, чтобы достичь центра пересечения нижней точки пути. Еще четыре счета, пока груз взойдет по плавной кривой и застынет на миг, едва не касаясь противоположной колонны.

Величественно ходил маятник туда и обратно, металлический шар натягивал канат, описывал абсолютно правильную дугу. Такой груз и так свободно подвешенный, мог колебаться многие часы, не изменяя амплитуды.

Однако, погодите, что-то не так. Винченто прищурился, следя за маятником. Потом прислонился к колонне, держа голову неподвижно, проследил еще полдюжины колебаний.

Стой, зачем он сюда пришел? Да, кто-то должен с ним встретиться...

Но вот маятник... Винченто нахмурился, тряхнул головой. Потом посмотрел вокруг. Нужно удостовериться в одной вещи – происходит это на самом деле или только мерещится.

Неподалеку стояли столярные козлы. Он подтащил козлы к нужному месту, уложил на них планку перпендикулярно плоскости колебаний маятника. На шаре-грузе внизу был выступ. Отлично, этот шип сейчас хорошо послужит Винченто. Поверх первой планки положил вторую, начал потихоньку сдвигать все сооружение, придавая нужное положение планкам. Теперь в каждом качании шип груза проходил в дюйме от верхней планки.

Можно сделать отметки на доске... Нет, есть кое-что получше. Где-то здесь он видел песок... Вот, целая куча в корыте для раствора, у входа в первую боковую капеллу. Песок влажный – уже долго стоит дождливая погода. Набрав пригоршню, Винченто высыпал песок на верхнюю доску. Уплотнил песок, выстроил стеночку в пару дюймов высотой. Между двумя качаниями маятника пододвинул доску вперед. Теперь песчаная стенка была на пути груза.

Прекрасный эксперимент, подумал Винченто удовлетворенно. Шип шара чуть коснулся песчаного гребешка, оставил черту, сбросил несколько песчинок и унесся вверх, откусив от вечности крохотный кусок.

Винченто не отрывал взгляда от груза. Только сейчас он услышал, как с шипением режет воздух канат маятника.

Шип, вернувшись к песчаной стенке, сделал новую отметку. Она не совпадала с первой! Только соприкасалась с ней. Груз снова умчался, влекомый могучим моментом движения. Могучим и ритмичным, как пульс сердца самого собора.

Шестнадцать секунд спустя третья отметина появилась рядом со второй, на таком же расстоянии, как вторая от первой. За три колебания плоскость маятника сместилась на полпальца. Да, глаза Винченто не обманули, плоскость колебаний медленно отклонялась по часовой стрелке.

Может, раскручивается канат? Тогда отклонение должно идти в разные стороны, должна меняться амплитуда. Винченто, забыв о ноющей шее, уставился в темноту шпиля.

Если бы он когда-нибудь смог повторить опыт, изучить такой маятник на досуге. Но даже если не подведет здоровье и он избежит заключения... такие вот башни встречаются не часто. Может, в другом соборе или университете, но он не желал снисходить до сотрудничества с университетскими недоумками.

... Предположим, что боковая прогрессия на связана с раскручиванием каната. У Винченто возникло знакомое чувство, он был на пороге озарения... как тогда... В смещении маятника было нечто элементарное, основополагающее...

Ширина выщербленной полоски на гребне из песка достигла двух дюймов.

Как закреплен канат наверху, озадаченно подумал Винченто. Нужны молодые ноги! За ними Винченто и отправился. По пути вдоль нефа он несколько раз оглядывался на маятник, словно на неожиданно вспыхнувшую звезду.

Деррону был виден только верхний сегмент качавшегося каната. И видел он только одним глазом – нечеловеческая сила прижимала голову к шершавым доскам верхней платформы помостьев, куда его затащил берсеркер, как беспомощного младенца. Нечеловечески неподвижный, он сейчас нависал над Дерроном, холодной рукой держал за шею, сунув кусок воротника вместо кляпа в рот, а другой выворачивая локоть до болевого предела, заставляя Деррона лежать и не дергаться.

Машина пока не собиралась убивать или калечить. Взяв в плен Деррона, берсеркер сорвал с его груди клин и сразу понял, что это такое. Пальцы машины раздавили коммуникатор, как гнилой орех.

Наконец, дверь собора затворилась со стуком – во второй раз. И вечность пришла к концу – берсеркер отпустил Деррона.

Деррон медленно приподнялся – все тело затекло. Потирая щеку и руку, ту, что выкручивали, он повернулся к врагу лицом. Под капюшоном он увидел металл с узором швов. Наверное, это лицо умело менять структуру, выворачиваться, раскрываться, трансформироваться. Он стоял перед самой сложной и компактной машиной берсеркеров. Значит, внутри металлического черепа спрятана пластиковая кожа? И чье это лицо?

– Полковник Одегард, – бесцветным голосом машины сказал берсеркер.

Деррон ждал продолжения. Машина присела на корточки, свесив руки. Руки и кисти тоже были металлическими, но кто мог сказать, во что они способны обратиться. Остальное скрывала ряса, может, та самая, Амлинга.

– Полковник Одегард, вы боитесь перехода от жизни к нежизни?

Деррон едва ли предполагал услышать такое!

– Если да, то что меняется?

– Верно, – тускло сказала машина. – Программа продолжается, независимо от ситуации.

Деррон не успел сообразить, что значат эти слова, как машина с нечеловеческой быстротой прыгнула на него, заткнула кляпом рот и связала по рукам и ногам. Крепко, но не слишком, оставляя Деррону шанс, изрядно попотев, освободиться.

Связав его, машина выпрямилась, поворачивая голову в капюшоне, как бы прислушиваясь, хотя чувства берсеркера далеко превосходили человеческие по остроте и диапазону. В следующий миг берсеркер бесшумно побежал вниз по приставной лестнице, как обезьяна или громадный кот.

Деррону оставалось только мычать проклятия сквозь кляп и отчаянно пытаться освободиться от пут.

К собору шла новая группа крестьян из дальних деревень в верхних холмах. Первым их встретил брат Саил.

– Расскажите, зачем вам понадобился брат Иованн? – вопросил Саил, внушительно сцепив руки вокруг живота для придания большего достоинства.

Крестьяне, на чьих лицах погас огонек надежды, когда они узнали, что перед ними не тот волшебник и чудотворец, о котором говорила вся округа, жалко загалдели. Наконец, Саил узнал, что вот уже несколько дней огромный волк наводил ужас на их деревушку. Чудовище убивало скот, вырывало с корнем деревья! Клянемся, мы сами видели! Крестьяне загалдели, и Саил так и не понял, был ли пожран мальчик-пастух или только сломал руку, когда упал, убегая от волка-великана. Короче, жители были в полном отчаянии. Мужчины не осмеливались выходить в поле. У деревушки не было покровителя, не считая Святейшего на небесах! И вот явился святоподобный Иованн, он обязательно что-нибудь сделает!

Брат Саил кивнул. На лице его сочувствие смешалось с нерешимостью.

– Говорите, деревня в нескольких милях отсюда, в холмах? Что ж... посмотрим. Я сделаю все, что смогу. Пойдемте со мной, расскажу о вашем деле брату Иованну.

Винченто в компании озадаченного Вилла вернулся в собор. Успело миновать больше часа с момента, когда он привел шар в движение.

За это время песчаная стеночка была почти полностью снесена шипом, плоскость маятника повернулась градусов на десять-двенадцать.

– Вилл, ты мне помогал в мастерской. Сейчас будешь точно исполнять мои приказания. Да, хозяин.

– Во-первых, ты не должен касаться каната или как-то еще мешать ходу маятника. Понял?

– Да.

– Хорошо. Лезь наверх, на самый верх. Я хочу знать, каким образом подвешен канат, что его там держит. Рассмотри его хорошенько, так, чтобы потом сделать набросок. Ты хорошо рисуешь.

– Я понял, сэр. – Вилл печально вытянул шею. – Высоковато лезть, однако.

– Получишь монету, когда спустишься. И вторую, когда сделаешь точный набросок. Теперь не спеши, смотри во все глаза. И главное – не касайся каната.

Деррон только ослабил путы на руках, когда услышал шаги – кто-то лез по лестнице. Между поручнями показалось добродушное лицо Вилла.

– ...бандит, – выдохнул Деррон, когда были перерезаны путы и он освободился от кляпа. – Прятался здесь... заставил подняться сюда и связал меня.

– Ограбил вас, видать? – Вилл был напуган. – Всего один, да?

– Всего один. Ух... при мне ничего ценного не было, к счастью. Утащил только мой клин.

– Страшное дело, сэр. Бродяга, значит? – Вилл сочувственно покачал головой. – Может, хотел перерезать вам горло, да побоялся проливать кровь в храме божьем. Думаете, он еще поблизости?

– Нет, нет, я уверен, он убежал. Вилл покачал головой.

– Что ж, сэр, лучше разотрите ноги и руки, а потом только спускайтесь. Я полезу дальше, у меня работа.

– Работа?

– Ага.

Вилл уже карабкался дальше, наверное, до самого шпиля.

Деррон, стоя на четвереньках, заглянул вниз, увидел рыжую голову Винченто. Деррон вдруг понял, что здесь делает Винченто и что он делал, пока Деррон был связан. На старой Земле изобретатель такого маятника дал ему собственное имя. Маятник Фуко.

– Уважаемый Винченто!

Винченто раздраженно обернулся, увидел, как спешит к нему молодой человек, как там его, Валзай, Алзай? Валзай так спешил, словно нес новость огромной важности. На самом деле это оказалась идиотская история о напавшем на него грабителе. Тем временем Валзай внимательно рассматривал козлы, доски и песок.

– Молодой человек, – перебил его Винченто, – вам лучше пересказать эту историю солдатам.

И повернулся спиной. Итак, если это не раскручивание каната и не дефект подвески, то... что же это? Сам собор поворачиваться не мог. И все же... Мысль напряглась, устремилась вперед, прощупывая еще не познанные глубины...

– Я вижу, мессир, вы обнаружили мой маленький сюрприз!

Деррон видел, что ему открыта последняя возможность, и он ухватился за нее, как утопающий за соломинку.

– Ваш... сюрприз? – Брови Винченто сошлись. – Так это вы послали ко мне паршивца-монаха?

Еще одна деталь, подтверждавшая – Деррон верно разгадал план берсеркера.

– Нет, но я устроил.. вот это! – Деррон гордо показал на маятник. – Должен признаться, я здесь уже несколько дней. Первоначально со мной было несколько друзей, которые помогли мне соорудить маятник.

Деррон сочинял на ходу, но если Винченто не станет проверять...

– ...и вы видите перед собой, мессир Винченто, наглядное доказательство вращения планеты!

Но в глазах старика не было удивления, так, посмотрим, можно ли выиграть эту партию. Винченто мрачно молчал и Деррон продолжил:

– Конечно, мессир, я решил защитить свое право на это изобретение. Я послал нескольким выдающимся лицам в разных странах письма-анаграммы, где зашифровал описание эксперимента. Таков был мой план. Но я услышал о ваших... трудностях и понял, что не могу сидеть, сложа руки.

Винченто стоял, как статуя.

– Вы говорите, это подтверждение вращения планеты? – Тон его был сух.

– О, простите, я не думал, что придется объяснять!

Гм... понимаете, плоскость колебаний не вращается; вращается наш шарообразный мир под ней. – Деррон сделал паузу, изобразил снисходительную улыбку – старый Винченто, наверное, с возрастом потерял быстроту мысли, и продолжил объяснение громко и четко:

– На полюсах такой маятник вообще будет описывать круг в триста шестьдесят градусов за сутки. На экваторе плоскость будет неподвижна. – Безжалостно повысив темп, он обрушил на старика лавину накопленных за три с половиной столетия знаний. – Между экватором и полюсом угол отклонения пропорционален широте. На нашей широте он составляет десять градусов в час. А поскольку мы в северном полушарии, вращение происходит по часовой стрелке.

С высоты послышался крик Вилла:

– Канат укреплен так, что свободно вертится во все стороны. Но его ничто не вертит.

– Спускайся! – крикнул Винченто.

– ...если нужно чертеж, так я еще немного погляжу...

– Спускайся! – рявкнул толстогубый старик. Деррон старался не терять момента:

– Единственным желанием было помочь вам, мессир. Я оставил мысли о личной выгоде и поспешил на помощь вам. Мой клинок к вашим услугам, сэр. Если нужно, я с радостью повторю опыт для авторитетных лиц в Святом Городе, весь мир сможет убедиться собственными глазами...

– Довольно! Я не нуждаюсь ни в какой помощи! Зарубите на носу – вы не смеете... вмешиваться... в мои дела. Не смеете!

Гнев и презрение преобразили старика в полного сил человека. Деррон невольно попятился, но понял, что выиграл. Однако гордость Винченто не уступала его гению!

Взрыв гнева прошел, Винченто опять ссутулился, послал Деррону последний ненавидящий взгляд и отвернулся. Теперь Винченто никогда не использует маятник Фуко, не поверит в него, не станет ставить опыты. Он постарается выбросить все это из головы. Мелочность и зависть были сильны не только в его врагах, но и в нем самом.

Деррон знал, что Винченто отречется теперь от своих идей, даже напишет брошюру, в которой будет доказывать, что солнце в действительности летает по кругу вокруг мира людей.

– ЕДИНСТВЕННЫМ ЖЕЛАНИЕМ БЫЛО ПОМОЧЬ ВАМ, МЕССИР!

Винченто прошаркал вдоль нефа, хлопнула дверь. Деррон устало прислонился к колонне, слушая, как со свистом сечет воздух маятник. Скатился по лестнице Вилл, хмуро поспешил за хозяином.

Реальная победа и надежда оказались мощными стимуляторами. Они придали Деррону достаточно сил, чтобы покинуть собор через боковую дверь, и прыгая через ступеньки, побежать вниз, к монастырю. Если берсеркер не уничтожил второй коммуникатор в посохе, он сможет поделиться радостью с миром Современности.

Враг не стал тратить время на обыск в келье. Еще в коридоре Деррон почувствовал в кости за ухом пульсацию вызовов Сектора.

Брат Саил громко пыхтел, но явно не спешил. Коровья тропка петляла, шла то вверх, то вниз, между колючими кустами, сквозь жидкие рощицы. Саил каждым вздохом старался умерить продвижение брата Иованна.

– Может... вознесем пару молитв... этого достаточно.

Крестьяне ведь, знаешь... зачастую тупой народ... могут все преувеличить... у страха глаза велики...

– Тогда моя собственная крестьянская глупость не принесет вреда, – сказал Иованн, неукротимо следуя вперед. Они уже глубоко вторглись во владения легендарного волка, терроризировавшего округу. Крестьяне повернули назад четвертью мили раньше, не совладав со страхом.

С посохом в руках Деррон вел кросс по пересеченной местности, показывая лучшее в своей жизни время. Пятьдесят шагов бегом, пятьдесят шагов ходьбы и опять...

– Одегард! – Возглас Командующего Сектором. – Рядом с тобой еще одна линия, важная, как у Винченто. Сейчас он отодвинулся на пару миль, вот-вот покинет зону безопасности. Ты должен его защитить. Если берсеркер уже ждет в засаде...

Пятьдесят шагов бегом, пятьдесят шагом... Деррон стремился вперед по пеленгу Сектора.

– Но кого искать?

Когда ему сказали, он подумал, что и сам мог бы догадаться, еще тогда, впервые взглянув в безмятежное, полное любви ко всему живому лицо...

Среди густых деревьев были проплешины. Ветки, сломанные, еще не успели засохнуть. И хотя насекомые еще роились над грудой костей и меха, пищи для них осталось немного.

– Это был очень большой волк, – задумчиво сказал брат Иованн, поднимая осколок челюсти. Кость была раздроблена одним жестоким ударом.

– В самом деле, очень большой, – согласился брат Саил, глядя на впечатляющего размера клыки, еще державшиеся на куске челюсти. Саил то и дело нервно оглядывался. Солнце клонилось к закату, лес казался зловеще безмолвным.

– Что же это за существо, которое так обошлось с большим волком, волком-самцом? Я сам в жадности своей глодал кости домашней птицы... но эти кости не тронул зуб. Они переломаны, как будто еще более свирепое, чем волк, создание топтало жертву!

Для историков Современности брат Иованн символизировал любовь и милосердие. Подобно Винченто, святой Иованн превратился в наполовину легендарную личность народных легенд.

– Мы только час назад уловили истинную важность Иованна, – объяснял командующий Сектором Деррону. – В реальности жизнелиния Иованна идет еще на пятнадцать лет и по всей длине оказывает поддержку другим линиям. Сейчас мы сильно подозреваем, что договор о разоружении, подписанный триста лет спустя после смерти Иованна, может не осуществиться и ядерная война сотрет с лица планеты нашу цивилизацию – стоит только прервать линию Иованна в твоей темпоральной точке.

Голос командующего в голове Деррона сделал паузу, послышался торопливый голос девушки-информатора:

– Новое сообщение полковнику Одегарду.

– Лиза? – спросил Деррон, переходя на шаг. Секундная пауза, потом служебный долг взял верх:

– Полковник, линия-эмбрион покидает зону безопасности следом за двумя другими. Ее скорость превышает возможную для человека или животного. У нас пока нет объяснения. Возьмите на пять градусов левее.

– Понял, – Деррон взял на пять градусов левее. Он выбирался из низины, грязь замедляла движение.

– Лиза?

– Деррон, мне разрешили выйти на связь, потому что я обещала не выходить за рамки дела.

– Я понял, ничего не говори. Кажется, пятьдесят шагов он сделал. Деррон побежал, дыхание с хриплым свистом вырывалось из легких. – Я хотел сказать... если бы... у тебя был мой ребенок. Тихий всхлип, а может, сдавленный вскрик. Лиза заговорила снова, но голос ее был уже спокоен. Она передала Деррону новую поправку курса.

Краем глаза брат Саил уловил какое-то движение между деревьями. Нечто приближалось. Саил повернулся, прикрыв глаза от заходящего солнца, удивился собственному спокойствию. Поиск кончился. Волк? Нет, это создание следовало называть монстром или демоном. Сомнений нет, наводившее на крестьян ужас создание настигло монахов.

Создание, размерами с человека и похожее на серебряную осу, двигалось бесшумными кошачьими прыжками через подлесок. Брат Саил понял, что должен пожертвовать жизнью ради друга, броситься вперед, отвлечь монстра от брата Иованна. Но ноги обратились в свинец, он сам – в каменную статую. Он хотел хотя бы криком предупредить Иованна, но ужас парализовал горло и язык. Наконец, ему удалось схватить Иованна за руку, дернуть, показать в сторону приближающейся опасности.

– О!

Монстр остановился в нескольких шагах, присел на четвереньки, переводя взгляд с монаха на монаха, решая, кто ему нужен. Его в самом деле можно было принять за волка – клочья шкуры свисали с серебристого туловища. Безволосое, бесполое, жуткое и красивое одновременно, создание, словно капля ртути, двумя плавными прыжками покрыло расстояние между ним и людьми. Потом бестия снова присела, превратилась в безмолвную статую.

– Именем Бога, поди про-очь! – прошептал брат.

Саил дрожащими губами. – Это демон. Уйдем, брат Иованн.

Но Иованн только приветствовал серебряный ужас знаком клина. Казалось, он благословляет его, а не проклинает.

– Брат-волк, – сказал он тихо. – Ты не похож на остальных зверей. Мне неведомо, в каком краю ты мог родиться. Но в тебе теплится дух жизни и потому не забывай ни на миг, что наш Отец Небесный создал тебя, как и всех остальных существ, и все мы дети Отца нашего.

Волк сделал шаг вперед, замер, снова шагнул и опять стал недвижимым. Саилу показалось, что блестящие клыки в пасти вдруг задвигались, слились в полосу, как зубья пилы. Тут же раздался и соответствующий звук. Саил вспомнил звон клинков, крики агонии.

Иованн опустился на колено, оказался лицом к лицу с приникшим к земле зверем. Он развел руки, словно хотел его обнять. Существо, растворившись в невидимом глазу броске, метнулось к нему и снова остановилось, как на невидимом поводке. Их разделяло шагов шесть. Снова жуткий звук пилы – Саил чуть не рухнул в обморок.

Но в голосе Иованна не было страха, только твердость и любовь.

– Брат-волк, ты убивал и разорял, как ненасытный разбойник, и заслуживаешь наказания. Но прими вместо него прощение всех, кому причинил ты зло! Идем же, вот моя рука! Во имя Святейшего, идем со мной и поклянись, что с этого дня ты будешь жить в мире с людьми. Идем!

Деррон выбивался из сил, но был уже близко. Он услышал голоса, потом увидел брата Саила. Монах смотрел, как завороженный, в сторону, на что-то, скрытое от Деррона кустами. Деррон затормозил, вскинул посох. Но он знал уже, что Саил – не берсеркер. Сообщение о пунктирной линии эмбриона совпало со следами берсеркера в соборе и привело к невероятному, поразительному выводу. Три шага в сторону... Теперь Деррон видел его... Теперь он понял, почему Саил застыл с открытым ртом...

Он увидел, как волк-берсеркер делает последний шаг. Увидел, как машина подняла металлическую лапу и стальные когти... осторожно тронули руку склонившегося на колено монаха.

– Итак, я угадал правильно, он превратился в живое существо, – сказал Деррон. Голова его лежала на коленях Лизы, и если бы он хотел, то мог бы увидеть верхушки деревьев подземного парка и его искусственное солнце.

– И попал под влияние личности святого Иованна. Его гуманизма, любви, – не знаю, как это сказать иначе. Лиза гладила его по голове. Деррон нахмурился.

– Есть и рациональные объяснения. Самая сложная и компактная машина берсеркеров, перенесена через двадцать тысяч лет эволюционного градиента из опорного плацдарма во время Винченто. Что-то вроде зарождения жизни должно было произойти. Или так нам кажется. А у Иованна была поразительная сила воздействовать на живых существ, это зафиксировано документально, пусть даже мы, рационалисты, не знаем, почему.

– Я прочитала рассказ о святом Иованне и волке, – сказала Лиза, не снимая руки со лба Деррона. – Там говорится, что, приручив волка, он оставил его жить в деревне, как простую собаку.

– Это касается настоящего волка... Думаю, небольшое изменение в истории не изменило легенды. Видимо, с самого начала берсеркер хотел убить волка и занять его место в эпизоде с приручением. Убив Иованна, он сделал бы его обманщиком в глазах людей. Но разорвав волка, он совершил иррациональный для машины поступок. Если бы мы знали, то раньше бы поняли, что произошло с врагом. Были и другие улики. Я мог бы догадаться обо всем еще в соборе, когда он заговорил о переходе от жизни к смерти Но Сектор доверием Иованна не отличается – и машину мы посадили в клетку, перебросили в Современность и... пусть ученые решают что...

Деррон замолчал, потому что Лиза явно решила его поцеловать.

Я тебе говорил, как чудесно там, наверху? – продолжил он немного спустя – Большой холм конечно отдан под восстановление собора. Но наверное, можно на днях зайти в контору Землепродажи... пока не началась послевоенная толкотня, и зарезервировать один из холмов у реки...

И тут Деррону опять пришлось сделать перерыв.

Оглавление

БРАТ БЕРСЕРКЕР

  1. КАМЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК

  2. КРЫЛАТЫЙ ШЛЕМ

  3. БРАТ БЕРСЕРКЕР

Реклама на сайте