Уильям Тенн Лиссабон в кубе
Зазвонил телефон.
Альфред Смит, который в этот момент перекладывал вещи из чемодана в ящики типичного гостиничного комода, недоуменно поднял голову.
— Кому это… — начал было он, но не стал продолжать.
Очевидно, кто-то ошибся номером. Никто не знал, что он в Нью-Йорке, и уж тем более — в какой именно гостинице. Хотя, если подумать, кто-нибудь мог догадаться. А может быть, это портье звонит, чтобы предупредить о какой-нибудь мелочи — типа перегоревшей настольной лампы.
Телефон зазвонил снова.
Смит поставил чемодан и обошел вокруг кровати. Поднял трубку.
— Алло?
— Мистер Смит? — спросил сочный голос на другом конце линии.
— Говорите.
— Это мистер Джонс. Мистер Коун и мистер Келли со мной, в вестибюле. Здесь же Джейн Доу. Что вы предпочитаете — чтобы мы поднялись к вам или подождали внизу?
— Прошу прощения…
— Что ж, тогда мы поднимемся. Номер 504, не так ли?
— Да… А кто это говорит?
Но трубку уже положили.
Смит провел пальцами по волосам.
Это был среднего роста, неплохо сложенный, весьма приятной наружности молодой человек. Намечающееся брюшко свидетельствовало о том, что он преуспевает. Мистер Джонс? Коун? Келли? И кто такая Джейн Доу? Наверное, розыгрыш. Всякий, носящий фамилию Смит, привыкает к шуткам в свой адрес. Тем более, звонивший спрашивал просто мистера Смита, а это очень распространенная фамилия. Не исключена ошибка.
Он снова поднял трубку.
— Справочное бюро, — попросил Альфред у дежурной.
— Да, справочное, — раздался через несколько секунд нежный голос.
— Это мистер Смит из 504-го номера. Жил ли здесь до меня какой-нибудь другой Смит?
Продолжительная пауза.
— У вас какие-либо затруднения, сэр?
Смит скривился.
— Я только хочу знать, жил ли в этом номере до меня Смит?
— Сэр, если бы вы могли сказать, что это доставляет вам какие-то неудобства…
Терпенье его начало лопаться.
— Я прошу вас ответить на простой вопрос. Проживал ли какой-нибудь мистер Смит в этом номере до меня? В чем дело? Он что, покончил с собой?
— У нас нет достаточных оснований полагать, что он совершил самоубийство, сэр. Существует много, очень много обстоятельств, при которых постоялец может исчезнуть после того, как забронировал номер!
В дверь настойчиво постучали.
— О'кей. Это все, что я хотел узнать, — прорычал Альфред Смит и бросил трубку.
Открыв дверь, он впустил в номер троих мужчин и весьма миловидную женщину.
— Послушайте…
— Привет, Гар-Пита! — перебил его один из мужчин. — Джонс — это я. Это — Келли, это — Коун, а это, разумеется — Джейн Доу.
— Произошла ошибка…
— Какая тут может быть ошибка! — сказал Коун, тщательно прикрывая за собой дверь. — Джонс, вы назвали Смита его настоящим именем, да еще при открытой двери! Это непростительная глупость!
Джейн Доу кивнула в знак согласия.
— Открыта дверь или закрыта, мы не должны забывать, что находимся на Земле. И обязаны употреблять только земные имена. Статьи 14-22 Полевого Устава.
Альфред окинул ее пристальным взглядом.
— На Земле?
Женщина стыдливо улыбнулась.
— Ну вот. И я совершила практически ту же ошибку. Надо было сказать «в Америке». Или, чтобы не вызывать особых подозрений, «в Нью-Йорке».
Мистер Келли внимательно рассматривал Альфреда.
— Вы — само совершенство, — наконец сказал он. — Лучше, чем у любого из нас. Такая маскировка наверняка потребовала огромного терпеливого труда. Не говорите ничего, я знаю! Вы — само совершенство, Смит!
Смит недоуменно переводил взгляд с одного странного посетителя на другого. Лунатики, что ли? Нет, шпионы! Что же делать? Объяснить им все или, высунув голову в окно, завопить «Караул!»? А может быть, они не шпионы, а просто сыщики, напавшие на след шпионов? Ведь это, как-никак, Нью-Йорк, а не какой-нибудь Гройсери-Корнерз, штат Иллинойс. С другой стороны, Нью-Йорк — обиталище самых ловких и остроумных пройдох. Может, это всего лишь розыгрыш городскими хлыщами только что прибывшей деревенщины?
Пока хозяин размышлял, гости расселись, не дожидаясь приглашения. Мистер Келли открыл портфель и начал что-то крутить внутри. Номер заполнило слабое жужжание.
— Не хватает мощности, — произнес он извиняющимся тоном. — Здешнее Солнце слабовато. Подождем еще пару минут. Все наладится.
Мистер Джонс наклонился вперед.
— Послушайте, друзья, вы не будете возражать, если я сброшу свою маскировку? Здесь невыносимо жарко.
— Не положено, — напомнила ему Джейн Доу. — При исполнении обязанностей форму снимать запрещается.
— Знаю. Но ведь Стэн-Дюрок… Я хотел сказать, Коун закрыл дверь на замок. В таком месте, как это, никто не войдет в окно, а о материализации можно не беспокоиться. Так как насчет того, чтобы мне расслабиться на парочку минут?
Альфред Смит рассматривал мистера Джонса, не скрывая веселого удивления. Толстый коротышка был одет в дешевый серый костюм из блестящего кримплена. Растительность на голове отсутствовала напрочь, если не считать реденьких бровей. Вот это маскировка! Смех, да и только!
— Пусть позволит себе, — понимающе усмехнувшись, предложил Альфред. — Здесь, кроме нас, никого нет. Смелее, Джонс. Снимайте свою маскировку.
— Спасибо, — прочувственно произнес Джонс. — Я просто задыхаюсь в этом облачении.
Альфред хихикнул. Уж он покажет этим нью-йоркцам!
Джонс расстегнул сначала пиджак, потом — белую рубашку. Приложил указательный палец к груди, надавил… из образовавшегося темного отверстия диаметром в 25-30 сантиметров, извиваясь, выполз черный паук. Его небольшое округлое тело было величиной с мужской кулак, лапы имели длину и толщину черенка курительной трубки. Паук припал к груди Джонса, тело осталось в той же позе: пальцы продолжали держать грудь открытой, спина удобно откинута на спинку кресла.
— Хорошо-о-о… — произнес паук.
Альфред залился истерическим смехом. Кое-как ему вскоре удалось приостановить поток звуков, извергавшихся изо рта, но смех продолжался где-то глубоко внутри. Он смотрел на паука, на застывшее тело, откуда тот выбрался. Остальные отнеслись к происходящему совершенно равнодушно.
Гудение из портфеля на коленях Келли внезапно сменилось разборчивой речью. Выражение скуки тотчас же улетучилось с лиц гостей, они заинтересованно подались вперед.
— Приветствую агентов по особым поручениям, — неслось из портфеля. — Это Центр Управления. Говорит Робинсон. Имеются какие-либо важные сообщения?
— Нет, — ответила Джейн Доу.
— И у меня нет, — произнес Келли.
— Пока что ничего нового, — вставил Коун.
Паук с наслаждением потянулся.
— Все то же. Сообщать не о чем.
— Джонс! — почти взвизгнул голос из портфеля. — Немедленно вернитесь в свою форму!
— Жарко, шеф. И мы здесь одни сидим, как тут говорят, за запертой дверью. Помните, какое суеверие выработалось на Земле в отношении запертых дверей? Нам совершенно не о чем беспокоиться.
— Сейчас забеспокоитесь! Вам, вероятно, в тягость роль агента по особым поручениям? Хочется вновь обрести статус обычного агента?
Паук вытянул ноги и совершил телодвижение, эквивалентом которого могло быть только пожимание плечами. Затем он осторожно попятился к отверстию в груди. Как только оно закрылось, тело Джонса ожило и застегнуло рубашку и пиджак.
— Вот так-то лучше, — наставительно произнес голос. — Больше никогда так не поступайте.
— Ну, будет, шеф, будет. Вот только нельзя ли нам немного остудить эту планету? Вызвать зиму или начать новый ледниковый период? Работать станет куда легче.
— И намного легче влипнуть, глупец. Вы там занимаетесь большими делами, вроде съездов или конкурсов красоты. А мы в Центре — такими мелочами, как произвольные изменения климата и установление новых ледниковых периодов! — Голос на минуту замолчал, потом продолжил: — А как ваши дела, Смит? О чем вы можете сообщить?
Альфред тряхнул шевелюрой и нерешительно обвел взглядом номер.
— Со… сообщить? — нерешительно протянул он, но тут же собрался с духом. — Ничего. Сообщать нечего.
— Мне не нравится ваш тон. Вы там ничего не утаиваете, а? Не забывайте, оценка информации — наше дело, а не ваше!
— Н… нет, — выдавил из себя Смит. — Я абсолютно ничего не утаиваю.
— И не советую. Попробуйте только забыть сообщить нам хоть об одном конкурсе красоты — и вам крышка. Мы все еще не забыли о том промахе, который вы допустили в Загребе.
— О, шеф! — вмешалась Джейн Доу. — Нужно непременно быть местным жителем, чтобы определить, кто является самой главной коммунисткой с партбилетом в Хорватии. Нельзя упрекать Смита за это.
— А я убежден, что можно! Этот, как вы считаете, съезд активисток подпадал под определение конкурса красоты, которое было вам дано. Если бы Коун не наткнулся на упоминание о нем в «Киевской правде», на нас бы обрушились все силы ада. Не забывайте об этом, Смит. И перестаньте называть меня шефом! Моя фамилия Робинсон. Запомните это! Ясно?
Все кивнули. Альфред бросил в сторону Джейн Доу взгляд, в котором были и сомнение, и благодарность.
— Ладно, — продолжал голос из портфеля, несколько умиротворившись. — Чтобы доказать вам, что я столь же щедр на похвалу, как и на упреки, хвалю Смита за его маскировку. Она несколько необычна, но выглядит подлинной, а это — самое главное. Если бы все остальные не пожалели времени на то, чтобы привести в такой же порядок свою форму, вы бы, в конце концов, — тут голос сделал паузу и стал вкрадчивым и весьма игривым, — могли даже назвать меня Джеком Робинсоном.
Все покорно засмеялись, даже Альфред.
— Вы полагаете, что Смит хорошо поработал над своей маскировкой, не так ли, шеф… то есть мистер Робинсон? — с энтузиазмом спросила Джейн Доу, как бы подчеркивая этот факт для всех остальных.
— Безусловно. Взгляните на его костюм. Это не просто какой-то там старый костюм, нет! Он состоит из твидового пиджака и фланелевых брюк. Это свидетельствует об использовании собственного воображения. Подбородок его — не просто подбородок, а с ямочкой. Очень неплохо. И цвет волос первосортный. Единственное против чего я, возможно, стал бы возражать, так это его манера завязывать галстук. По-моему, солидный репсовый галстук стандартной длины меньше бы привлекал внимание. Но и этот, тем не менее, смотрится хорошо. А это — самое главное! Ощущать цельность своей маскировки! В нашем деле необходим инстинкт слияния с населением данной планеты, иначе ничего не выйдет. Я думаю, что у Смита этот инстинкт выработался.
— Спасибо, — пробормотал Альфред.
— Хорошо, хорошо, э… мистер Робинсон, — нетерпеливо произнес мистер Джонс. — Но не это самое главное. Работа наша гораздо важнее того, как мы выглядим.
— Ваша работа заключается как раз в том, как вы выглядите! Смотритесь соответственно — и работа будет спориться. Возьмем к примеру, вас, Джонс. Мне, кажется, никогда не приходилось встречаться с подобным, совершенно небрежно сработанным человеческим существом. Кем вам положено быть, а? Мистером Американцем, Человеком из Толпы.
У мистера Джонса был глубоко обиженный вид.
— Предполагается, что я — аптекарь из Бруклина. И, поверьте мне, моя форма вполне соответствует этой роли. Я знаю это точно. Вам бы следовало самому взглянуть на некоторых из этих аптекарей.
— Некоторые, Джонс — это далеко не большинство. А я именно это имею в виду.
— Не хотел бы вас перебивать, Робинсон, но наш визит к Смиту не будет длительным. Мы просто как бы заглянули на минутку.
— Верно, Коун, верно. Главное — пунктуальность. Все готовы к инструктажу?
— Готовы! — хором ответили все.
Альфред старался больше всех.
— Коун, вы продолжаете выполнять свое прежнее задание, внимательно следя за всеми новыми конкурсами красоты, которые должны состояться в этой стране, обращая особое внимание, разумеется, на Нью-Йорк. Келли, вы продолжаете то же самое в отношении различных съездов. Джейн Доу и Джон Смит следят за всем, что может быть замаскированной попыткой подобных событий.
— У вас что-нибудь особенное на уме? — спросила Джейн Доу.
— Пока что нет. Вы просто продолжаете обход косметических салонов в надежде наткнуться на что-либо. А вы, Смит, получите особое задание. Вскоре должен состояться костюмированный бал сантехников Нью-Йорка и его пригородов. Вам нужно попасть на него и разнюхать все. Если на что-нибудь наткнетесь, немедленно дайте нам знать.
— Что вас особенно интересует? — как можно более небрежным тоном поинтересовался Альфред.
— Ну, раз вы сами не догадываетесь, — в голосе из портфеля зазвучали нетерпеливые нотки, — то это — входная плата, призы за лучшие костюмы, даже конкурс на звание «Мисс Водопроводная труба 1921 года», или какого-то другого, который сейчас на Земле. Честно говоря, я не думаю, что нам стоит обращать на этот бал особое внимание.
— А я? — не вытерпел Джонс.
— Вам мы довольно скоро передадим специальные инструкции. Возможно, придется кое в чем изменить подход, — последнее сообщение, казалось, заинтересовало всех, однако голос из портфеля явно не намерен был пускаться в дальнейшие объяснения.
— На этом все, — заявил он недвусмысленно. — А теперь расходитесь. — Мистер Келли застегнул портфель, раскланялся со всеми и вышел из номера. Несколькими мгновениями позже за ним последовал мистер Коун.
Затем Джонс зевнул и сказал:
— Прощайте, друзья.
Когда он закрыл за собой дверь, Джейн Доу поднялась тоже, но направилась не к двери, а туда, где с глупым выражением лица стоял Альфред Смит.
— Вот так, Джон, — нежно произнесла она.
Альфреду ничего не оставалось, как повторить за ней:
— Вот так, Джейн.
— Да, мы снова вместе. В одном и том же здании. Разве не замечательно?
Он осторожно, не сразу, кивнул:
— Да, замечательно.
— Если бы только на этот раз нам удалось покончить навсегда с этим грязным делом! Мы могли бы вернуться вместе…
— И что тогда?
— Какой же ты несмышленый, дорогой! — Ее глаза заблестели. — Тихая уютная паутинка где-нибудь, только для нас двоих… Ты и я — и больше никого! И множество, множество яиц.
У Альфреда перехватило дыхание и он, не в силах больше терпеть, отвернулся.
— О, прости меня, дорогой, — всхлипнула она, хватая его за руку. — Прости! Я разволновала тебя! Заговорила об этом, оставаясь в униформе. Тогда пусть будет вот так: маленький домик у водопада и трое детишек. Ты и я, рука в руке, вплоть до золотой свадьбы. Пока не посеребрятся твои волосы. Так, пожалуй, лучше?
— Немного, — ему удалось взять себя в руки и взглянуть на нее. — Вернее — намного лучше.
Джейн обняла его. Он отпрянул.
— О, мне все равно… — зашептала она ему на ухо. — Плевать на все это. На дисциплину и все остальное, когда я рядом с тобой. И я повторю это, даже если нас подслушивают из Центра Управления. Ты знаешь, милый, чего бы я хотела сейчас больше всего?
Альфред тяжело вздохнул. Он очень опасался того, что может произойти.
— Нет.
— Я бы хотела, — жарко зашептала она, — чтобы мы оба были сейчас без формы и отправились в какое-нибудь темное сырое местечко… Мне бы хотелось ощущать на себе твои лапы, чувствовать, как твои передние усики ласкают меня… Меня, а не эту грубую бесчувственную маскировку.
Он задумался.
— Это все впереди. Терпение, моя дорогая.
Она выпрямилась и приняла деловой вид.
— Да, ты прав. Пора уходить. Вот наши номера телефонов, на тот случай, если захочешь связаться с кем-либо из нас. И не забывай, что эта операция должна быть проведена в строгом соответствии с Наставлениями. Следовательно, нельзя допускать никакого пфмпвания, ни малейшего пфмпвания вообще, за исключением случаев крайней необходимости. Во всех остальных случаях пользуемся телефонами.
— Телефонами? — непроизвольно повторил он.
— Да, вот такими штуковинами, — показала она на черный аппарат, стоящий на тумбочке возле кровати.
— О, этими штуковинами, — пробормотал Смит, пытаясь встряхнуть слипшиеся в черепной коробке мозги. — Да, именно этими… И никакого… э… пв… пф… как ты сказала?
— Никакого пфмпвания.
— Совершенно?
Он был уверен, что, задавая вопросы, сможет как-нибудь прояснить картину, уловить хоть какой-нибудь смысл.
Лицо ее стало в высшей степени сосредоточенным.
— Разумеется, никакого! Ведь это чрезвычайное задание!
— Да, — согласился он. — Чрезвычайное. Я как-то не подумал об этом.
— Ни при каких обстоятельствах нельзя об этом забывать! — настойчиво потребовала Джейн. — А то снова попадешь в беду, как тогда, в Загребе. Еще один такой промах — и тебе крышка, дорогой. Выгонят из разведки. Что же тогда будет с нашими совместными планами?
— Они рухнут, да?
Альфред изучающе глядел на собеседницу. Нельзя забывать… Действительно, нельзя. Под этой очаровательной девичьей плотью сидит огромный черный паук, управляя телом, как крановщик — рычагами управления грузового крана.
— Вот именно. Я не выйду замуж за кого-либо, не имеющего отношения к Разведке. Наша жизнь была бы искалечена. Поэтому побереги себя, дорогой, постарайся, как только можешь. Не зевай. Будь всегда начеку. Старайся выходить сухим из воды. Будь честен и точен. Действуй энергично. Никому не доверяй. Не позволяй садиться себе на голову. Трудись упорно и копи деньгу. Кто рано встает, тому бог дает. И не плюй против ветра.
— Постараюсь, — упавшим голосом пообещал Смит.
— Мой маленький волосатик, — игриво прошептала она и поцеловала его в ухо. Затем вышла и закрыла за собой дверь.
Альфред, шатаясь, добрел до кровати и обессилено рухнул на нее.
На кого это, интересно, он набрел? Или, вернее, кто это набрел на него? Шпионы? Без сомнения. Шпионы с другой планеты! Что же им у нас нужно? Конкурсы красоты, различные съезды, маскарады сантехников… За чем это они гоняются по вселенной? Очевидно было только одно. Ничего хорошего от них ждать не приходится. Чего стоит одно только постоянное презрение в разговорах о Земле! Передовая волна захватчиков? Разведчики, прокладывающие путь главным силам? Вполне возможно. Только для чего же им нужны все эти конкурсы красоты, эти маскарады? Что в них есть ценного, привлекающего особый интерес к подобным мероприятиям? Захватчиков следовало бы ожидать в лабораториях ядерных исследований, на ракетных полигонах, в окрестностях Пентагона… Голова трещала. Альфред решил, что нет смысла угадывать ход их мыслей. Чуждые существа… Кто может знать, какого рода информация представляется им ценной?
— Грязные, подлые пауки, — прошептал Альфред в приступе ксенофобии.
И один из них еще влюблен в него! Собирается за него замуж! О чем это она там говорила? О великом множестве яиц? Хорошенькая перспектива! По всему телу, от шеи до пяток, пробежала дрожь. Они уверены в том, что он — Джон Смит. Значит, у Земли еще есть шанс. Слепая удача предоставила в распоряжение землян контрразведчика. В его лице! Альфреду стало страшно, но одновременно он испытал гордость. Контрразведчик! Мозг лихорадочно заработал.
Первое, что необходимо сделать — это навести справки о Джоне Смите.
Он поднял трубку.
— Справочная!
Дежурная знала немного. Джон Смит зарегистрировался в этой гостинице две недели назад. Однажды в полдень он ушел и больше не вернулся. После того, как прошло положенное время, администрация решила, что он просто скрылся, так как уже порядочно задолжал. Вещи его перенесли в камеру хранения.
— Нет, сэр, — ответила девушка на закономерный вопрос. — Мне очень жаль, но наши правила не позволяют вам ознакомиться с его вещами. Если только вы не пожелаете официально заявить, что состоите с ним в родстве.
— А если я это сделаю?
— Вам нужно будет представить доказательства, сэр.
— Понятно. Большое спасибо.
Он повесил трубку.
Итак, Джон Смит зарегистрировался здесь, по всей видимости, по предварительной договоренности с сообщниками. Номер должен был служить явкой, местом встречи группы. Затем в один прекрасный день Джон Смит ушел и не вернулся. Поскольку маскировка подлежала частой смене, а шпионы ничего не знали об исчезновении прежнего Смита, они посчитали Альфреда своим. Но что же произошло с его предшественником? Попал в руки правительства США? Или ООН? Вряд ли. В этом случае шпионов поджидали бы здесь агенты ФБР или небольшое армейское подразделение. Нет, он попросту исчез. Погиб? Или временно скрылся, избрав новый способ выполнения задания своей межпланетной организации? И что будет с Альфредом, когда вернется Джон?
По телу молодого человека пробежала дрожь. В шпионских романах, которые ему доводилось читать, у разведчиков сложилась хорошая традиция — убирать всех, кто вольно или невольно попал в их среду. Следовательно, ему нужна помощь.
Но чья?
Полиции? ФБР?
Альфред снова вздрогнул, представив себе, как он, смущенный, заикающийся, путаясь в подробностях, пытается поведать о своих необыкновенных приключениях твердолобому дежурному сержанту. Инопланетное вторжение, мистер Смит? С Марса? Ах, не с Марса! Так откуда же? А, вы точно не знаете, мистер? Понимаю… В первый же день вашего пребывания в Нью-Йорке в ваш гостиничный номер вошли четверо и рассказали вам обо всем этом… Очень интересно. Очень, очень интересно… И как же их звали? О, они даже вам представились? Мистер Коун, мистер Келли, мистер Джонс и Джейн Доу? А ваша фамилия — Смит, не так ли? И все, что нам нужно сделать, чтобы удостовериться в истинности ваших слов, это по телефонному номеру разыскать адрес одного из этих типов, разрезать грудь того, на имя которого зарегистрирован этот телефонный номер, извлечь на свет большого черного паука и…
— Нет! — застонал Альфред. — Таким путем у меня нет ни малейшего шанса чего-либо добиться! Нужны доказательства. Осязаемые доказательства. И факты. Самое главное — факты. Кем являются эти пауки, с какой они планеты, когда намечается вторжение, какого рода оружие будет использовано… И побольше сведений об их организации здесь, на Земле.
Каким же образом раздобыть эти сведения? Не спрашивать же об этом в лоб. Это приведет к его разоблачению. Единственная пока ниточка — поручение, связанное с костюмированным балом сантехников. Несомненно, оно является составной частью плана пауков. Несомненно.
Он поднял трубку.
— Справочная? Это опять мистер Смит из 504-го. Посоветуйте, каким образом разузнать, где в Нью-Йорке размещаются сантехники?
— Если в вашем номере протекает кран, сэр, — спокойно пояснил терпеливый голос, — администрация пришлет к вам…
— Нет! Мне не нужен в данный момент водопроводчик. Нужны все сантехники Нью-Йорка и пригородов. Как их можно разыскать?
Он отчетливо услышал, несмотря на то, что микрофон на другом конце линии был прикрыт ладонью, шепчущий кому-то в сторону голос: «Опять этот из 504-го. Ух, какой там на этот раз красавчик! Не завидую дежурной из вечерней смены, ей-ей!» Потом дежурная отчетливо сказала в микрофон:
— Алфавитный телефонный справочник находится на столике возле вашей кровати. Сантехников нужно искать на букву «С». Там есть большинство сантехнических контор Манхэттена. Что касается сантехников Бруклина, Бронкса, Куинса и Стэйтен-Айленда, то я бы посоветовала вам…
— Мне не нужны сантехники из Бруклина или Бронкса! — взорвался Альфред. Сорвался! А ведь обязан держать себя в руках. Судьба всей планеты, всего рода человеческого зависит от того, насколько ясным будет его мышление. Он выждал некоторое время, чтобы успокоиться, затем снова заговорил, на этот раз спокойно, не торопясь: — Проблема заключается в том, что сегодня вечером должен состояться костюмированный бал сантехников Нью-Йорка и окрестностей. Я обязан на него попасть. Но, к несчастью, потерял пригласительный билет с адресом. Как мне выяснить, где он будет проводиться?
Изложив таким образом суть дела, Альфред поздравил себя с необыкновенной быстротой мышления, какая и положена настоящему контрразведчику. Наступила пауза. Подумав, девушка сказала:
— Я могла бы навести соответствующие справки, сэр, а потом позвонить вам. Вас это удовлетворит, сэр?
— Вполне! — с энтузиазмом ответил он. — Это было бы просто замечательно.
Что ж, пора начинать постигать науку шпионского ремесла. Приобретать практику в быстром мышлении, быстром ведении разговора. В конторе его ждут только завтра. Так что в активе — еще полдня и весь сегодняшний вечер, которые можно посвятить спасению человечества. Рекламой фирмы «Блэксим», которая переманила его из «Мозаичного нейлона», был лозунг: «Мужчины примечают тех, кто носит изделия фирмы «Блэксим». На них такие потрясающие чулки!» Посылая его в эту командировку, начальство и предположить не могло, в какой чудовищной игре ему придется принять участие с первого же дня своего пребывания в Нью-Йорке. Разумеется, в фирме хорошо знали, что он за человек. Без ложной скромности можно сказать, что Альфред Смит создал себе в Иллинойсе неплохую репутацию. Еще бы: обеспечил максимальный сбыт в течение последних трех лет и постоянные заказы еще на пять следующих. В «Мозаичном нейлоне» он так и продолжал бы оставаться всего лишь удачливым продавцом, в то время как «Блэксим» с его ориентацией на Мэдисон-Авеню и другие самые респектабельные торговые дома увидела в нем возможного претендента на пост окружного торгового менеджера. Да, только «Блэксим» сумела разобраться в том, что Альфред Смит достоин выступать в высшей лиге чулочного бизнеса, но не могла предугадать, какую огромную роль предстоит сыграть ее агенту в судьбе человечества. Зазвонил телефон.
— Я все разузнала, сэр. Костюмированный бал боссов сантехнических контор и котельных центрального отопления Нью-Йоркского муниципалитета начнется сегодня в восемь вечера в Меньшевик-Холле на 10-ой Авеню. Темой маскарада является эпоха дореволюционной Франции, приглашенные должны быть в соответствующих костюмах. Вам угодно записать адрес ближайшего магазина, где такой костюм можно взять напрокат?
— Да, — промямлил Альфред, — пожалуйста.
Все как будто налаживается.
Новоявленный контрразведчик отправился по полученному адресу и, не мешкая, приобрел наряд Герцога де Ришелье. Пока костюм подгоняли по его фигуре, основательно пообедал — впереди была Большая Ночь. За обедом проштудировал буклет, посвященный характерным для Франции нарядам XVI-XVII веков. Любой факт мог оказаться существенной зацепкой. Вернувшись в свой номер, Альфред облачился в костюм и подошел к зеркалу. Результат несколько разочаровал его. В этом одеянии он скорее выглядел молодым протестантом, ни в коей мере не похожим на «Серое Преосвященство». Однако в коробке нашлась седая борода, поставившая все на свои места.
Неожиданная мысль внезапно пришла ему в голову. Маскировка маскировки! Молодой человек улыбнулся своему отражению.
— Дабы, — патетически произнес он, — господство людей, осуществляемое ради людей самими людьми, не исчезло с лица Земли!
Раздался телефонный звонок. Это был Джонс.
— Только что со мной говорил Робинсон. Относительно моего спецзадания. Это будет ночь из ночей!
— Сегодняшняя ночь?
Альфреду показалось, что кружевной воротничок сжимается вокруг его горла.
— Да, они намерены попытаться войти в контакт сегодня вечером. Мы пока еще не знаем, где именно, но это произойдет в Нью-Йорке. Меня оставляют в резерве. Я должен поспешить на помощь любому, кто этот контакт обнаружит. В качестве подкрепления, руки братской помощи, рука к руке, дружба превыше всего, на миру и смерть красна, с милым и в аду — рай. А вы будете на маскараде сантехников, не так ли? Где он должен состояться?
— В Меньшевик-Холле, на 10-й Авеню. А что делать, если я обнаружу контакт?
— Пфмпвать, пфмпвать, как сумасшедший. Я тотчас же примчусь к вам. Забыть обо всех этих телефонах, спецканалах, нарочных, почтовых голубях, конных эстафетах, беспроволочном телеграфе и о курьерах Его Величества. Это выше любой «крайней необходимости», согласно статьям 23 и 49 Полевого Устава. Так что пфмпвуйте, не стесняясь, сколько душе угодно!
— Отлично! — восторженно заорал Альфред. — Только вот что…
На другом конце раздался щелчок повешенной трубки.
Сегодня вечером.
Ночь из ночей.
И ради чего?
Меньшевик-Холл представлял собой двухэтажное здание в самой захудалой части Десятой Авеню. На первом этаже располагалась закусочная, над грязными окнами которой неоновая надпись провозглашала:
«Февральская революция была единственной настоящей революцией.
Гриль-бар. Пиво. Вина. Изысканные ликеры.
Алексей Иванович Антипов, владелец».
Второй этаж был ярко освещен. Из его окон доносилась музыка. На двери сбоку от бара была приколота карандашная записка:
«Полугодовой костюмированный бал управляющих водоканализационных контор и отопительных котельных Нью-Йорка и его пригородов.
Допускаются только в соответствующих нарядах.
Если не уплачены членские взносы за последнее полугодие, прежде чем подняться наверх, разыщите в баре Бушке Хоровица. Он будет в наряде «Железной Маски» пить там ром до семи».
Альфред Смит взбирался по шаткой скрипучей деревянной лестнице, не сводя глаз с загорелого генерала Монкальма, охраняющего вход на второй этаж. Никакого пригласительного билета, слава богу, не потребовалось — достаточным основанием для входа оказался наряд. Краснолицый генерал едва удостоил взглядом герцога де Ришелье и взмахом руки пригласил пройти внутрь. Народу было полно. Десятки Людовиков XIII, XIV, ХV и XVI степенно танцевали с Аннами Австрийскими и Мариями-Антуанеттами под звуки румбы и ча-ча-ча. Над их головами медленно вращались две цветные люстры, отбрасывая разноцветные блики на сверкающий паркет.
С чего начать?
Альфред взглянул на помост, на котором сидели музыканты. Они были без маскарадных костюмов. Надпись на большом барабане гласила, что ритмами снабжает вечер «Оле Олсен и его пятерка». Никто из них не был похож на межпланетных шпионов. Но, с другой стороны, шпионы как раз имеют заурядный вид, и искать их надо в самых неподходящих местах. Поэтому Альфред направился в мужской туалет.
Туалет был полон. Возле раковины для мытья рук толпилось не менее двух десятков мушкетеров, жующих огромные сигары и тихо переговаривающихся между собой. Смит затесался в их компанию и прислушался. Говорили о чем угодно, начиная с цен на цветные унитазы и кончая проблемами, возникшими при прокладке канализации в новых кварталах Лонг-Айленда.
— Я подрядчику так прямо и сказал, — говорил болезненного вида мушкетер-недомерок, отряхивая пепел сигары об эфес шпаги. — Джо, сказал я ему, как вы можете рассчитывать на то, что я проложу трубу, если вам не известна потребность, не говоря уже о типе… Послушайте, а ведь мы еще ничего не говорили о типе канализационной системы, которую они там намерены проводить! Джо, сказал я ему, вы ведь человек умный, так вот, я спрашиваю у вас, Джо, разве так делают? Какой во всем этом смысл? Вы требуете, чтобы я провел канализационный коллектор, пропускная способность которого будет гораздо меньше, чем канализационных труб отдельных улиц? Ведь стоит тогда новым жильцам начать сливать воду в своих туалетах, как она поднимется и затопит ванные комнаты. Вы этого хотите, Джо? Нет, отвечает он, я этого не хочу. Ладно, говорю, тогда вы, видимо, хотите, чтобы я провел коллектор намного более мощный, чем требуется, пропускная способность которого будет гораздо выше? Но ведь тогда придется поднять цену домов, что уже поздно делать. Вы этого хотите, Джо? Нет, говорит он, я этого не хочу. Так вот, Джо, говорю я, признайтесь, что такое предложение — глупость с самого начала и до конца. Представьте себе, Джо, что кто-то просит вас выстроить дом и не в состоянии сказать, какой ему нужен фундамент — каменный, бетонный, стальной, шлакоблочный. Так вот, именно это вы и упрашиваете меня сейчас сделать, Джо, именно это.
Раздалось одобрительное посапывание. Высокий худосочный мушкетер с печальным лицом высморкался и, аккуратно сложив платок, заметил:
— Общая беда всех подрядчиков. Все они думают, что сантехники могут творить чудеса. Им надо, в конце концов, понять, что сантехники — такие же люди, как и все остальные.
— Я придерживаюсь другого мнения, — произнес только что подошедший гугенот. — По-моему, сантехники на самом деле являются кудесниками. Что нам нужно принять на вооружение — так это всю нашу американскую сообразительность, наше американское умение, нашу чисто американскую способность все учесть и рассчитать до мелочей. Вы заказываете мне канализационную систему в новом микрорайоне такого типа, какого еще никто никогда не применял, и никто толком не знает, какая от нее потребуется пропускная способность. И я рассчитываю всю систему трубопроводов даже с учетом дальнейшего расширения микрорайона, которая будет всегда прекрасно функционировать. И сделаю это, к тому же, с наименьшими затратами.
— Каким это образом? — поинтересовался мушкетер-недомерок.
— А таким, — отпарировал гугенот. — Приложив свою американскую творческую фантазию, свою американскую мастеровитость и свою американскую способность учесть все мелочи. Вот каким образом.
— Простите, — поспешил вмешаться Альфред Смит, опасаясь, что мушкетер-недомерок наберется духу и полезет в дальнейшую словесную перепалку. — Господа, не знает ли кто-нибудь, какие призы будут вручаться сегодня за лучший наряд, какие — на прощание, и все такое?
Наступила тишина. Затем гугенот (Колиньи? Конде? Де Роган?) наклонился и похлопал его по груди.
— Когда у тебя возникает вопрос, сынок, самое главное — найти человека, который может на него ответить. Поэтому обратись лучше к человеку у входа — он наверняка знает, что будут давать на прощанье. Скажи ему, что тебя послал Ларри, что Ларри просил, чтобы он рассказал тебе все о сегодняшних призах. И он, сынок, удовлетворит твое любопытство. — Он снова повернулся к своему негодующему собеседнику. — Вы еще не начали говорить, а я уже наперед знаю, что за слова у вас на языке. И поэтому уже сейчас говорю, что вы неправы.
Альфред начал протискиваться подальше от разгорячившихся боссов водопровода и канализации. На его пути подошедший только что гвардеец кардинала глубокомысленно заметил палачу в черном капюшоне:
— Этот Ларри — большая шишка. Я бы многое отдал за то, чтобы увидеть, как он сядет задницей в лужу.
Палач кивнул и легонько толкнул его топором в плечо.
— Когда-нибудь прозвучит анонимный звонок в Санитарную Инспекцию насчет него, и пришлют такого инспектора, которому нельзя будет сунуть в лапу. Вот и все! Как должно быть со всяким, кто покупает выброшенные в утиль трубы, хромирует их и продает своим товарищам как новые…
Резиновое лезвие топора затрепетало над плечом палача, как знамя на ветру. Через несколько минут Альфред добрался до входа, где, раскачиваясь на складном стульчике, сидел дежурный. Альфред задал ему вопрос относительно призов.
— Разве меня посвящают во что-нибудь важное?
Он надвинул шляпу на глаза и уставился в пустоту, размышляя.
— А почему бы вам не расспросить в баре? Все заправилы находятся сейчас там.
Заправил оказалось что-то слишком много. Кринолины, экстравагантные прически и напудренные парики настолько заполнили помещение бара, что полдесятка его завсегдатаев в потрепанных костюмах и поношенных куртках, казалось, были единственными, облаченными в настоящие маскарадные наряды — наряды бедствующих, обиженных судьбой анахронизмов из будущего, каким-то образом затесавшихся в императорский Версаль. Бушке Хоровиц, высоко подняв Железную Маску, несмотря на строжайшие указы короля и кардинала, принимал членские взносы, высказывая свое мнение о перспективах использования стояков и стоячих душевых толпе, разодетой в парчу и шелка. Периодически он щедрым жестом бросал монеты бармену — неуклюжему, сердитому на вид мужчине с окладистой бородой. Продираясь сквозь толпу и едва успевая извиняться, Альфред скоро понял, что протолкнуться к нему нет никакой возможности. Поэтому он пытался выяснить что-либо в отношении призов у окружающих, но на него никто не обращал внимания. Видимо, нужно поискать кого-либо пониже рангом.
Кто-то потянул его за рукав кардинальской мантии. Герцог посмотрел вниз и увидел весьма худую мадам Дюбарри, сидящую в пустой кабинке. Она улыбалась.
— Вздрогнем? Ты да я. Вдвоем, — пояснила женщина.
Альфред покачал головой.
— Нет, спасибо. Я… э… занят. Может быть, попозже.
Он хотел отойти, но мадам удержала его за рукав. Хватка была совершенно недвусмысленной.
— Поглядите-ка на этого сильно занятого бизнесмена, — обиженно надула она губки. — У него нет на меня времени. Он такой занятой!
Стараясь унять растущее раздражение, Альфред пожал плечами и сел в кабинке за столик напротив нее. Все равно пока не получается ничего путного. Изящные пальчики отпустили его рукав. Появился сердитый бармен.
— Хочу виски со льдом, — капризно заявила мадам. — Виски со льдом — единственный подходящий для меня напиток.
— Два виски со льдом, — заказал Альфред.
— Я слышала, вы интересуетесь конкурсами. Я как-то раз была победительницей конкурса. Надеюсь, после этого признания я вам понравлюсь чуточку больше?
— И в каком же конкурсе вы победили? — рассеянно спросил Альфред, разглядывая ее.
Без этого нелепого костюма она, видимо, была бы довольно привлекательной, хотя и слишком костлявой. Ничего для него интересного.
— За меня голосовали как за Девушку, вместе с которой Молодые Водопроводчики Кливленда хотели бы починять трубы. Поначалу предполагалось, что титул победительницы будет звучать иначе: «Девушка, с которой Молодые Водопроводчики Кливленда согласны были бы полезть в трубу». Но какие-то злюки расшипелись, и судьи изменили титул. Это было три года назад. У меня до сих пор хранится почетная грамота. А теперь… не знаю, поможет ли мне это?
— Боюсь, что не поможет. Но в любом случае поздравляю. Не каждая может… как бы это сказать… похвастаться таким титулом.
Сердитый бармен поставил на столик два стакана в подстаканниках, промычав что-то неразборчивое, по-видимому означающее, что нужно расплатиться. Получив деньги, он сердито заковылял к окруженной клиентами стойке бара.
— А какого рода конкурсы вас интересуют? Может быть, я смогу вам помочь? Я знаю очень много всяких мелочей о превеликом множестве других мелочей.
— Да ничего особенного, просто всякие там конкурсы и призы на них.
Альфред смотрел на заднюю стенку кабинки. На ней висела в рамке фотография Плеханова, обменивающегося рукопожатием с Керенским, позади которых тянулся на цыпочках весьма молодой, сердитый на вид мужчина с окладистой бородкой, изо всех сил старающийся попасть в кадр.
Поняв, что он зря теряет время, Альфред допил виски и бесцеремонно сказал.
— Мне пора уходить.
— Так скоро? — неодобрительно проворковала мадам. — Ведь мы только-только познакомились. Вы так сильно понравились мне…
— Что вы имеете в виду? — раздраженно спросил Альфред. — Мы ведь действительно только-только познакомились.
— Но вы на самом деле нравитесь мне! Вы — сливки в моем кофе. Предел моих мечтаний. Вы что-то со мной сделали. Вы — как раз то, что заставляет вращаться весь мир. Я от вас без ума. Я пойду за вами, мой большой малыш, хоть в огонь, хоть в воду. Я совершенно обезумела, просто обезумела. Я заберусь на самую высокую гору, переплыву самую глубокую реку. Я — ваша душой и телом. Вы — красная роза, лиловая фиалка моих сновидений. Пейте меня до дна своими глазами. О, Джонни! Вы в моем сердце, я дарю его вам.
Она умолкла, чтобы перевести дух.
Глаза Альфреда едва не вылезли из орбит. Он привстал.
— Спасибо, леди, за приятную беседу, но…
Затем он снова сел. Его ошеломило то, как она выражала свои чувства и стремления, чтобы ее поняли со всей определенностью! Как Джейн Доу, как Джонс…
Он вышел на связь!!!
— Так все-таки, насколько сильно я вам нравлюсь? — спросил он, стараясь потянуть время, чтобы продумать следующий ход.
— О, это невозможно передать словами. Вы — мой светоч. Я боготворю вас. Я ничего не соображаю. Я согласна, дорогой, на все…
— Хватит! — почти что завопил он, отчаянно стараясь перекрыть этот фонтан любовных словоизлияний. — Ладно! Мне бы хотелось податься куда-нибудь в такое местечко, где мы могли бы остаться наедине и более подробно обсудить наши чувства.
В течение нескольких секунд он изо всех сил пытался изобразить на своем лице непреодолимое вожделение.
Мадам Дюбарри с готовностью кивнула.
— Ко мне на квартиру. Она совсем рядом.
Идя рядом с ней к выходу, Альфред непрестанно напоминал себе, что это вовсе не веселая деваха, несмотря на все эти трепетные пожатия рук и упругие прикосновения бедра, а разумный паук, управляющий ни более ни менее, как механизмом. Но это также было и первым ключом к решению загадки, состоящей в том, чего же все-таки добиваются все эти инопланетяне на Земле. Только бы удалось продержаться! Немного везения — и эта мадам станет средством спасения человечества. Они сели в подъехавшее такси, она назвала адрес водителю и повернулась к Альфреду.
— А теперь, дорогой, давай страстно поцелуемся.
Они страстно поцеловались.
— А теперь прижмемся друг к другу.
Они прижались.
— Давай прижмемся еще сильнее!
Он стиснул ее в объятиях изо всех сил.
— Ладно, хватит пока что, — отстранилась она.
Такси остановилось перед большим старым многоквартирным домом, который, казалось, судорожно мигал огнями окон, не переставая дремать, погруженный в воспоминания о прошлом.
Альфред расплатился с водителем и повел мадам Дюбарри к парадному. В кабине лифта она начала взволнованно ему подмигивать и нажала на кнопку «0».
— В подвал? — изумился Альфред. — Разве ты живешь в подвале?
Вместо ответа она направила ему в живот крохотный красный цилиндрик. На его крышке он заметил кнопку, на которую лег ее большой палец.
— Тебе не нравится подвал, паршивый вакклитианин? Стой спокойно и делай в точности то, что я скажу. К твоему сведению, мне известно, где находишься ты и где расположена твоя камера управления. Так что не думай, что тебе удастся удрать, заплатив всего лишь повреждениями формы.
Альфред опустил глаза на тот участок тела, к которому было приставлено ее оружие. Она явно заблуждалась относительно расположения его камеры управления, однако без желудка тоже вряд ли можно жить.
— Не беспокойся, — взмолился он. — Я не собираюсь совершать никаких глупостей.
— И правильно делаешь. Предупреждаю, не вздумай сдуру пфмпвать. Изрешечу так, что через дырки в твоем теле будет просвечивать солнце, распылю на молекулы твое…
— Понял, — перебил ее Альфред. — Никакого пфмпвания. Абсолютно никакого. Обещаю. Даю честное слово!
— Твое честное слово! — презрительно фыркнула она.
Лифт остановился. Она вышла спиной вперед, жестом приказав ему следовать за ней. Он смотрел на лицо в маске, на сверкающую блестками одежду и неожиданно вспомнил, что Дюбарри, когда ее волокли на гильотину в 1793 году, кричала толпе: «Милосердия! Милосердия за раскаяние!». Но ни толпа, ни революционный трибунал, с удовлетворением подумал он, не приняли во внимание эти крики. В холодном выбеленном подвале их ждал мужчина. Гугенот. Тот самый, который обладал американской способностью все учитывать.
— Было трудно?
— Нисколько, — ответила она. — Он сразу клюнул на шаблонное упоминание о конкурсе трехлетней давности. Внешне, правда, и виду не подал, что это его интересует, но должно быть, сильно испугался. Я обнаружила через несколько секунд, когда объяснилась ему в любви, а он прямо в лоб предложил уединиться. — Мадам хихикнула. — Бедолага, такой неумелый и трогательный! Разве так отреагировал бы любой американец-самец? Ничего не сказал о моих красивых глазах, о том, какая я милашка, как не похожа ни на одну другую и не предложил трахнуть еще по одной, называя меня крошкой.
Гугенот, тем не менее, весьма подозрительно рассматривал Смита.
— Его форма и маскировка на удивление превосходны, — заметил он. — Это указывает на высокую профессиональную подготовку.
— Ну и что из этого? — пожала плечами она. — Можно соорудить распрекрасную форму, но какая от этого польза, если крайне неряшливо играть свою роль? Он почти ничего не знает о том, как ведут себя люди, какие у них манеры. Посмотрел бы ты, как неловок он был в любви, пока мы ехали в такси!
— Настолько плох?
— Плох? — Она закатила глаза, стремясь придать своему лицу максимум выразительности. — Мне было его от души жаль, настолько он неуклюже делал вид, что ласкает настоящую женщину. Плох — это не то слово. Дешевая подделка. Второсортное проявление своего либидо. Ни малейшего вожделения. Симуляция похоти. Неубедительно!
Альфред глядел на нее взглядом, преломленным сквозь широко разверзшиеся раны уязвленного мужского достоинства. Это в ее исполнении были грубые проколы, которые сорвали бы любой спектакль с ее участием! Но решил воздержаться от высказывания вслух своего неодобрения. В руках мадам Дюбарри по-прежнему сжимала оружие, и он не имел ни малейшего представления о том, в какое кровавое месиво может превратить его этот красный цилиндрик.
— Ладно, — кивнул гугенот. — Давай поместим его вместе с тем, другим.
Ощущая прикосновение цилиндра к своему позвоночнику, Альфред пошел по подземному коридору, свернул направо, еще раз направо и остановился перед голой стеной. Гугенот провел несколько раз рукой по кирпичной кладке. Часть стены откинулась в сторону, и они прошли внутрь.
Потайная дверь, вот как!
Мрачные мысли овладели Альфредом.
Потайная дверь, женщина-сирена в качестве приманки и гугенот — руководитель операции — вот и весь необходимый реквизит. Единственно, чего недоставало — это причины всей этой чертовой заварухи. Похитители, очевидно, не разгадали в нем контрразведчика-человека. Иначе уничтожили бы сразу же. Для них он — вакклитианин. Подлый вакклитианин, не меньше. Значит, существуют две шпионские сети? И враждуют между собой с целью установить контроль над Землей еще до вторжения? Это значительно осложняло его миссию. Теперь даже и думать нечего о том, чтобы обратиться в полицию, если, разумеется, удастся когда-нибудь до этой полиции добраться, с заявлением о существовании угрозы двух инопланетных вторжений! Да и кто бы признал в нем контрразведчика?
Помещение было просторным, без окон. В одном из углов находился прозрачный куб со сторонами примерно в два с половиной метра. На полу внутри куба сидел средних лет мужчина в однобортном коричневом деловом костюме. Во взгляде его мелькнуло любопытство, сменившееся горькой безнадежностью.
Подойдя к кубу, гугенот остановился.
— Ты его, разумеется, обыскала?
Мадам Дюбарри засуетилась.
— Нет… не полностью. Я собиралась это сделать, но ты уже ждал у двери лифта. Я не думала, что ты придешь так скоро, а затем… мы начали разговор, и я просто…
Начальник сердито покачал головой.
— Ты еще говоришь о компетентности! Ну что ж, раз мне приходится самому делать все подряд, то деваться некуда!
Ощупав Альфреда, он извлек из его карманов авторучку и зажигалку, внимательно осмотрел их и положил на место. Вид у него был несколько растерянный.
— При нем нет оружия…
— Он явно недостаточно опытен, чтобы ему можно было доверять что-либо опасное.
Гугенот задумался.
— Нет. В таком случае ему бы не позволили действовать одному. Он бы обязательно находился под наблюдением.
— Может быть, так оно и было, но тогда мы…
— В таком случае, мы под наблюдением! Да, весьма вероятно. Что ж, мы все равно оставим их в дураках. Независимо от того, состоялся контакт или нет, сегодня вечером мы заканчиваем операцию на этой планете. Не станем больше выходить наружу. Примерно через час покинем Землю, забрав пленников с собой в штаб-квартиру.
Гугенот несколько раз провел руками по кубу, так же как и по наружной стене. В прозрачной преграде появился пробел, который стал быстро расширяться. К спине Альфреда красноречиво прижался цилиндр, и он был вынужден шагнуть внутрь куба.
— Дай ему небольшую дозу, — услышал он шепот гугенота. — Не столько, чтобы он умер до допроса, но так, чтобы оглушить его и лишить их возможности переговариваться.
Позади раздался чуть слышный щелчок. Розовое свечение озарило стены. Он почувствовал, как в желудке образуется газовый пузырь и медленно поднимается вверх. Через секунду последовала сильная отрыжка.
Когда Альфред обернулся, проем в прозрачной стенке уже затянулся, а гугенот сердито глядел на мадам Дюбарри. Лицо мадам было весьма озабоченным, она недоуменно смотрела на свое оружие.
— Я ведь велел тебе оглушить его, а не пощекотать! Неужели на тебя ни в чем нельзя положиться?
— Я сделала все правильно. Прицелилась точно в управляющий отсек и применила среднюю по величине дозу по индексу вакклитиан. Не понимаю…
Гугенот возмущенно замахал руками.
— Пошли отсюда! Начнем паковать вещи. Вернемся сюда поздно ночью, и я запрошу штаб о выделении мне другой помощницы для следующей операции на Земле. Такой, у которой познания в сфере сексуальной практики людей будут не столь обширны, но которая будет знать, как нужно обезоружить только что пойманного пленника и будет в состоянии прочесть на циферблате индекс!
Мадам Дюбарри опустила голову и последовала за начальником. Потайная дверь закрылась. Альфред осторожно пощупал прозрачную стенку. Вещество было прозрачным, как стекло, на ощупь напоминало резину и слегка липло к пальцам, как только что отлитая пластмасса. Оно было на удивление прочным. Ко всему прочему стенка испускала слабое молочное свечение, благодаря которому сквозь нее можно было видеть, хоть и не четко, гладкие стены потайной комнаты. Потом он повернулся и принялся рассматривать своего сотоварища по плену. Человек этот, в свою очередь, смотрел на него подозрительно и в то же время нерешительно, явно не понимая, как следует себя вести в сложившейся ситуации. Во всем его облике была какая-то безликость и совершеннейшая посредственность, что делало его чем-то замечательно знакомым.
Конечно же! Он выглядел точь-в-точь, как Джонс, Келли и Коун. И только теперь до Альфреда дошло, что же это за человек.
— Джон Смит? — спросил он. — Или, — добавил еще одно имя, произнесенное Джонсом. — Гар-Пита?
Мужчина выпрямился, улыбнувшись с облегчением.
— Мне трудно определить, кто вы, главное — вы наш. Если только не провокатор… Хотя нет, им не может быть известно мое настоящее имя. А как, между прочим, вас зовут?
Альфред застенчиво улыбнулся.
— Робинсон поручил мне выполнение особого задания. Я не имею права открывать свое имя.
Джон Смит тяжело вздохнул.
— Тогда не надо. Робинсон знает, что делает. Значит, вы говорите, специальное задание? Что ж, теперь вам уже не выполнить его. Она изловила меня точно таким же образом. Мы оба чертовски влипли.
— Это точно?
— А как же! Вы слышали, о чем они говорили? Как только эти гнусные лидсгаллианцы доставят нас на свою родную планету, то поработают в свое удовольствие! Из меня-то они ничего не вытянут… Надеюсь, что вы тоже не посрамите честь Академии, к каким бы изощренным пыткам они не прибегали. Но достанется нам крепко, прежде чем мы выйдем в расход. Должен вам сказать, лидсгаллианцы знают толк в пытках! Чего только стоят камеры в их тюрьмах…
— Какие камеры? Какие пытки?
Альфреду едва не стало дурно, собеседник заметил это и положил руку ему на плечо.
— Крепись, парень, — произнес он. — Держи хвост пистолетом. Не подавай виду, что боишься. Умирают один раз. Тебе нечего терять, кроме цепей. Не опускай флаг. Смелого пуля боится.
Альфред молчал. Джон Смит расценил это, как знак согласия и продолжал:
— Из этой камеры нельзя выбраться. Сетчатая паутина из чистейшего чрока, практически неразрушаемого. Но хуже всего, разумеется, ее изолирующие свойства. Стой хоть на голове, но сквозь чрок никак не пропфмпвуешь. Я пытался это сделать и едва не порвал антенны. Именно поэтому я отказался выйти из своей формы, чтобы поболтать с тобой — здесь лучше пользоваться речевым аппаратом формы.
Альфред молча рассматривал стены из этого самого чрока.
— А что, если воспользоваться речевым аппаратом, чтобы позвать на помощь? — предложил он. — Такие звуки, похоже, проходят через него. Мы могли бы покричать.
— А кто нас услышит? Только люди. Что они смогут сделать?
Альфред развел руками.
— Не знаю. Иногда… даже люди, может быть…
— Забудь об этом. Плохи наши дела. Но еще не настолько плохи, чтобы… Кроме того, эти стены особенно толстые и в них нет ни трещинки. Если бы лидсгаллианцы не проветривали помещение два раза в день, я бы давно уже задохнулся. Все равно мне несколько раз становилось так плохо, что приходилось прибегать к неприкосновенному запасу, хранящемуся в грудной клетке. Ты знаешь: в отделении справа, под отсеком управления. Должен сказать тебе вот что. Если мне когда-нибудь удастся все же вернуться целым и невредимым на Вакклит, то я попробую уговорить спецов из Центра Управления произвести некоторую модернизацию нашей формы. Эта мысль пришла мне в голову, когда я наблюдал, как они тебя обыскивали. К чему этот запас воздуха в груди? Я уже не раз говорил об этом Робинсону. Разве доводилось кому-нибудь из наших агентов тонуть или попадать на фронт, где применяются ядовитые газы? Не лучше ли такому агенту иметь при себе оружие — настоящее, надежное оружие, управляемое непосредственно когтями, и думаю, было бы неплохо иметь что-либо вроде орудийной турели, выходящей из нашей формы, чтобы уж стрелять, так стрелять. Но стоит только лидсгаллианцам пронюхать об этом, как они… — Речь его стала бессвязной. Альфред понял, что он истосковался по общению с соплеменниками. И что этой словоохотливостью можно и нужно воспользоваться! Вдруг им все же удастся избежать плена? И он сможет продолжить борьбу за спасение человечества? К тому же знание фактов всегда может пригодиться. Опираясь на них, можно строить планы дальнейших действий. Ему представлялась великолепная возможность определить, кто из двух враждующих группировок представляет наибольшую угрозу для Земли и кто с большей готовностью примет предложение дружбы со стороны перепуганного человечества. Но вопросы нужно формулировать очень осторожно, быть начеку, чтобы быстро исправлять промахи.
— Почему это вы считаете, — спросил он как бы невзначай, — что лидсгаллианцы так сильно нас ненавидят? Да, мне известен стандартный ответ, но интересно было бы послушать мнение человека бывалого. У нас, как мне кажется, должна быть на это своя точка зрения.
Джон Смит одобрительно хмыкнул, на мгновение задумался, затем пожал плечами.
— В данном случае стандартный ответ подходит. Война есть война. Как же иначе?
— Только война? Больше, вы полагаете, ничего?
— Только война? Ну и ну! Разве может быть «только войной» межзвездная бойня, в которую ввергнуты две трети Галактики и которая длится почти три столетия? Триллионы и триллионы погибших, десятки стертых в порошок планет! И это вы называете «только войной»?
— Я… я вовсе не это имел в виду, — быстро поправился Альфред. — Разумеется, война — вещь ужасная, невообразимо жуткая! И наши враги, эти гнусные лидсгаллианцы…
Джон Смит подпрыгнул от негодования.
— Лидсгаллианцы никакие не наши враги! Они — наши союзники!
Теперь настала очередь подпрыгнуть Альфреда.
— Наши союзники? — переспросил он, лихорадочно размышляя, как бы выпутаться из этого нелепого положения. — Наши союзники? — повторил он, пытаясь, изменив интонацию, придать хоть какой-нибудь смысл своим словам.
— Подумать только, насколько низко могла пасть Академия, — проворчал Джон Смит. — В мое время там можно было получить неплохое общее образование плюс достаточный курс лабораторных работ по шпионажу, что в совокупности гарантировало назначение в разведслужбу, если удовлетворяешь прочим требованиям. Академия выпускала прекрасно подготовленных, высококультурных галактических граждан с приличным знанием истории, экономики, искусства, науки и ведения широкомасштабных террористических акций. Вершиной всего этого было почетное ремесло шпиона. Разумеется, если возникало желание специализироваться в каких-либо более узких сферах приложения, можно было всегда вернуться в Академию, чтобы пройти интенсивный курс обучения элементарной и специальной шифровке, искусству маскироваться, лгать, не опасаясь детекторов лжи, проведению пыток как физических, так и психологических, способам самому выдерживать аналогичные пытки… Словом, научиться многим другим полезным навыкам, которые могут пригодиться в нашем ремесле. Теперь же всюду во главе угла ставится эта самая специализация. Раньше все, о чем я упоминал, можно было изучать только после получения общего образования. Теперь же желторотые молокососы могут расшифровать любой код, но не знают самых элементарных способов спасения своей шкуры. Академия выпускает юнцов, которые могут создавать шедевры формы и маскировки, но не знают, какая разница между лидсгаллианцем и фарседдом! Помни мои слова, парень, это еще приведет Академию на край гибели!
— Я с вами согласен, — с напускной искренностью поддержал его Альфред, решив подчеркнуть свою солидарность с ветераном. — Всему свое время. Пожалеешь розог — испортишь ребенка. Тяжело в учении — легко в бою. Скупой платит дважды. Трудись, как муравей… — Тут он спохватился, что уклоняется от темы, и прекратил словоблудие. — Видите ли, руководство Академии сейчас придерживается того мнения, что ее выпускники, вступая в жизнь и становясь агентами разведслужбы, в процессе выполнения заданий встречаются со старшими, более опытными товарищами вроде вас, от которых они непосредственно на месте черпают сведения об общей политической обстановке. Вот теперь я до конца понял, что настоящим противником в самом точном значении этого слова являются фарседды, однако…
— Фарседды — наши враги? Да они являются нейтралами, единственными на свете нейтралами! Послушай, малец, и заруби себе на носу раз и навсегда. Абсолютно исключена возможность осуществления первоклассной шпионской деятельности на Земле без знаний общих принципов и тех основополагающих фактов, на которых они строятся. Начну сначала. На лидсгаллианцев напали гаруниши, верно?
Альфред кивнул.
— Верно! Это известно каждому школьнику.
— Вот и прекрасно. Нам пришлось вступить в войну с гарунишами не потому, что мы что-то имели против них или питали очень дружеские чувства к лидсгаллианцам, а потому, что в случае победы гарунишей у них появится возможность покорить майрунианцев, которые считались нашими единственными предполагаемыми союзниками в борьбе против растущей мощи ишполийцев.
— Естественно, — потрясенно промямлил Альфред. — У нас не было иного выбора.
— Разумеется! Но именно это вынудило гарунишей действовать заодно с оссфолианами. Оссфолиане возобновили действие договора о взаимопомощи с кензийцами из сектора Ригеля, а из страха перед кензийцами ишполийцы объединили свои силы с нашими, толкнув тем самым майрунианцев в лагерь гарунишей. Затем произошла битва в Девятом Секторе, в ходе которой оссфолиане четырежды переходили из одного лагеря в другой, из-за чего в конфликт оказались втянуты менимейцы, казкафьяне, доусады и даже кензийцы из секторов Проциона и Канопуса. После этого, разумеется, военно-политическая обстановка значительно усложнилась.
— Да, разумеется, — Альфред провел языком по пересохшим губам. — Стала еще более сложной.
— И весьма запутанной! — поднял указательный палец Джон Смит.
У Альфреда Смита сил осталось только на то, чтобы кивнуть ему в ответ, после чего, чтобы совсем не сойти с ума, он решил перейти к более насущным проблемам по времени и местоположению.
— А тем временем здесь, на Земле, обосновались шпионы из… обосновались шпионы… Простите меня за неосведомленность, но сколько, по вашему мнению, действует в данное время на Земле разведок воюющих сторон?
— Разведки всех сторон! Каждой! Включая и фарседдов, которым постоянно нужно быть в курсе всех дел для того, чтобы иметь возможность поддерживать свой нейтралитет. Земля, как вы помните из курса Элементарной Секретности, который вы проходили на первом же году обучения, идеально расположена, ибо она находится вне зоны обычных боевых действий, но легко доступна почти для всех воюющих сторон. Это единственное оставшееся безопасным место, где можно передать через линию фронта информацию, заключать различные договора и вести переговоры. Поэтому она пользуется заслуженным уважением всех втянутых в конфликт сторон. Ведь, в конце-то концов, именно на Земле мы предали доусадов, здесь же была достигнута договоренность о полном уничтожении менимейцев между их союзниками — майрунианцами и казкафьянами. Точно так же нам сейчас приходится следить за нашими самыми старыми союзниками — лидсгаллианцами, которые делают попытки установить контакт с гарунишами с целью заключения сепаратного мира. Я раздобыл доказательство. Даже узнал, когда именно и где должен был произойти контакт и каковы были его предварительные условия. А затем меня провела эта бабенка со своей болтовней о Кливлендском конкурсе, где она якобы победила три года назад.
— Контакт должен был состояться на чем-то вроде конкурса красоты, не так ли?
— Конечно! — Собеседник потерял всякое терпение. — А где же еще можно установить контакт с такими существами, как гаруниши?
— Даже представить себе не мог, — едва выдавил из себя Альфред. — Значит, все-таки гаруниши!
Он надолго замолчал, ошеломленный грандиозностью нарисованной Джоном Смитом картины. На ум пришло что-то прочитанное о Лиссабоне Второй мировой войны. Но это был Лиссабон в квадрате, Лиссабон в кубе, Лиссабон, возведенный в какую-то невероятную экспоненциально растущую степень. Вся Земля представлялась ему необъятным лабиринтом, нашпигованным шпионами, контрразведчиками… Внезапно ему захотелось узнать, а каково же истинно человеческое население планеты? Кого больше — людей или замаскированных агентов? В «Мозаичном нейлоне» жизнь представлялась намного проще, и это был единственный вывод, который Альфред сумел сделать.
— Они идут, — перебил ход его мыслей Джон Смит. — Они хотят забрать нас с собой на Лидсгалл.
Стена раскрылась. Вошли двое мужчин и женщина. Они были в верхней одежде, несли в одной руке казавшийся тяжелым чемодан, в другой — цилиндрическое оружие. При взгляде на цилиндры Альфреда озарила неожиданная мысль. Оружие не принесло ему особого вреда. Видимо, метаболизм людей и вакклитиан был настолько различен, что заряд, который должен был оглушить инопланетянина, у человека вызвал лишь небольшое скопление газов в желудке. А если Земля остается в полном неведении относительно того, что на ней происходит, это оружие не должно причинить вред землянам. Более того, в таком случае агенты, руководствуясь только необходимостью нейтрализации друг друга, постепенно неизбежно должны были прийти к всеобщему соглашению не иметь при себе оружия, которое могло бы причинить вред людям. А если до них дойдет истинная причина внезапного отказа оружия?
Необходимо действовать, и действовать без промедления! Альтернативой этому может быть только камера пыток, расположенная на неприятно большом от Земли удалении. Даже узнав, что он — человек, лидсгаллианцам не останется ничего иного, кроме как любым способом избавиться от ненужного свидетеля.
Один из мужчин что-то покрутил в своем чемодане и прозрачный куб как бы растворился. Повинуясь недвусмысленным жестам рук, сжимающих оружие, они пересекли помещение и подошли к потайной двери. Сейчас Альфреду уже трудно было узнать мадам Дюбарри и гугенота без масок и маскарадных костюмов. Они стали заурядными во всех отношениях людьми из толпы. Что, разумеется, было главной целью, которую они преследовали. Когда все пятеро начали проходить сквозь дверной проем, он принял окончательное решение. В какое-то мгновение они все оказались очень близко друг к другу, фактически прижались телами. Он схватил женщину за руку и с силой толкнул ее на гугенота, который от неожиданности замешкался. Затем, увидев, что Джон Смит находится между ним и еще одним мужчиной позади, рванулся вперед, подобрав свою кардинальскую мантию, и пустился бежать. Повернул налево, затем еще раз налево, и очутился в главном коридоре подвала. Впереди, в дальнем его конце, виднелась каменная лестница, ведущая на улицу. За спиной он слышал шум борьбы и отдаленный сдавленный крик Джона Смита.
— Так, малыш, так! Нам нет преград! Четвертую скорость! Еще одно, последнее усилие! Дорогу осилит идущий! Смелого пуля… — Голос его прервался, послышался глухой звук падения тела.
Рядом сверкнуло розоватое свечение, дернулось несколько раз и остановилось на его туловище. Он зычно рыгнул. Свечение стало алым, оно все потемнело до кроваво-красного зловещего цвета. Отрыжка усилилась, но он уже успел добраться до лестницы и начал быстро подниматься.
Минут через десять Альфред уже садился в такси на Шестой Авеню. Живот слегка побаливал. К счастью, боль прошла довольно быстро. Когда машина подъезжала к гостинице, он оглянулся. Погони видно не было. Это успокоило его. Лидсгаллианцы не узнают, где он живет. Интересно, а каковы они на самом деле? Пауки? Едва ли. Различные названия рас и вся эта титаническая межзвездная схватка указывали на то, что в космосе существует множество различных форм разумных существ. Правда, все они должны быть достаточно небольшими, чтобы помещаться в теле обычного человека. Возможно, это змеевидные существа или же червеобразные. Похожие на крабов или каракатиц. Может быть, даже на крыс. По коже Альфреда побежали мурашки. Он чувствовал, что неплохо бы было хорошенько отоспаться. Ведь завтра — первый рабочий день в «Блэксиме». А затем, как только предоставится возможность все обдумать и взвесить, он примет окончательное решение, что предпринять. Обратиться в полицию, ФБР, еще куда-нибудь. Может быть, даже в редакцию одной из нью-йоркских газет. Еще лучше — к кому-нибудь из популярных телекомментаторов, чтобы эта история стала достоянием более широких аудиторий. История должна выглядеть убедительной. Неплохо бы было иметь какие-нибудь доказательства. Жаль, что лидсгаллианцы в данный момент, скорее всего, уже находятся в пути на свою родную планету. Ну да ничего. Существует еще его собственная шайка — вакклитиане. Еще пару деньков поводить их за нос, а потом воспользоваться ими в качестве доказательства. «Собственная шайка» ожидала его в номере гостиницы. Все четверо — Коун, Келли, Джонс, Джейн Доу. Похоже было, что ждут они уже долго. Джейн Доу, видимо, даже плакала. Мистер Келли сидел на кровати, держа на коленях открытый портфель.
— А вот и вы, Смит, — раздался оттуда голос Робинсона. — Надеюсь, вы сумеете все объяснить. Очень надеюсь, что у вас найдется объяснение.
— Что объяснить? — раздраженно спросил Альфред. Он так мечтал о том, что сбросит с себя костюм, примет горячий душ и завалится в постель. Неожиданное продолжение боевика «Шпион» вызвало у него чувство досады. И, пожалуй, навевало скуку.
— Что объяснить? — взревел Робинсон. — Келли, скажите ему, что именно!
— Послушайте-ка, Смит, — требовательно произнес Келли. — Интересовались ли вы у дежурной справочного бюро костюмированным балом сантехников?
— Разумеется. Она сообщила всю необходимую мне информацию.
Из портфеля донесся протяжный вой.
— Он получил необходимую информацию! Шесть лет общей подготовки в области шпионажа в Академии, годичная стажировка, шесть месяцев в школе спецразведки, изучение в ней таких спецпредметов, как сбор и просеивание информации, обнаружение и слежка! И после всего этого у вас еще хватает совести стоять здесь, держа в когтях свою оболочку, и заявлять мне, что единственным способом отыскания этого маскарада были звонки в справочное бюро, где самая что ни на есть заурядная дежурная-человек будет выполнять вашу просьбу!
Альфред заметил, что у присутствующих выражение лиц было довольно напряженным.
— А что тут такого? Если это обыкновенный, заурядный человек, то я не вижу никакого вреда…
— По данным, которыми мы располагаем, это вполне мог быть Помощник Военного министра гарунишей! — взорвался портфель. — Но не это главное! Пока дежурная искала ответ на ваш вопрос, запрашивая различные службы, излагая суть вопроса своим друзьям, знакомым и коллегам, были поставлены на ноги все разведывательные службы галактики. Они узнали, что нас более всего беспокоит, что мы ищем, где и когда надеемся найти. Вы совершили непревзойденный подвиг налаживания межзвездного взаимообщения, которого еще не знала история. Насмарку пошли шестьдесят пять лет кропотливого труда по установлению разведывательной сети. Что вы можете ответить на это?
Альфред выпрямился, мужественно расправив плечи.
— То, что уже сказал. Очень сожалею о том, что так получилось.
Потом подумал немного и добавил:
— Глубоко и искренне сожалею.
Из портфеля понеслись громовые раскаты, он едва не скатился с коленей Келли.
— Я просто не в состоянии более выдерживать такое, — неожиданно заявила Джейн Доу. — Подожду за дверью.
Она прошла мимо Альфреда, скользнув по нему мокрыми глазами, полными укора.
— Милый, как же ты мог… — расслышал он тихий шепот.
Портфелю все-таки удалось в некоторой степени взять себя в руки.
— Представляю вам, Смит, последний шанс. Очень сомневаюсь, что вы сумеете оправдаться, но мне претит сама мысль о необходимости разжалования спецагента, изгнания его из разведки без права объяснения своего проступка. Вот так. У вас есть какое-нибудь оправдание?
Альфред призадумался. В их глазах это, по-видимому, было очень серьезным делом. Но он чувствовал себя уже по горло сытым всеми этими сложностями. И страшно устал. В конце концов, его зовут не Джон, а Альфред!
Наверное, он мог бы поведать им о событиях этого вечера, информация могла оказаться очень ценной. Но заковыка заключается в том, что в этом случае неизбежно возникнет вопрос об истинной личности Джона Смита, а это может привести черт знает к чему. Кроме того, он уже не испытывал прежнего страха перед этими существами. Их сверхоружие можно было не принимать в расчет, по крайней мере на Земле. Подумав об этом, он вообще потерял уверенность в необходимости предоставления полезной для инопланетян информации и покачал головой, ощущая усталость в каждом мускуле шеи.
— У меня нет оправданий.
Из портфеля раздался тяжелый вздох.
— Смит, поверьте, мне это доставляет не меньшие муки, чем вам. Поймите, это дело принципа. Наказание должно соответствовать преступлению. Я не столько разгневан, сколько опечален. Ну да ладно. Келли, приговор!
Келли поставил портфель на кровать и встал. Все остальные тоже вскочили, вытянув руки по швам. Должен был, очевидно, совершиться определенный ритуал.
— В силу полномочий, которыми я наделен как руководитель этой спецгруппы, — нараспев начал Келли, — и на основании параграфов 97, 98 и 99 Полевого Устава я лишаю вас, Гар-Пита с планеты Вакклит, звания Спецагента Второго класса и понижаю в звании вплоть до просто Агента и ниже, о чем вынесет решение Центр Управления, исходя из высших интересов Разведывательной Службы. Я испрашиваю разрешение на обнародование вашего позора во всех звеньях и на всех уровнях, включая и Академию. И, наконец, от имени этой спецгруппы в целом и каждого из ее членов в отдельности отрекаюсь отныне и навечно от вас как от коллеги и равного товарища.
«Лечение с помощью сильнодействующих средств», — подумал Альфред.
Затем Коун и Джонс быстро подошли к нему с обеих сторон, чтобы завершить ритуал. Вид у них был торжественный и очень сосредоточенный. Секунду спустя они содрали с осужденного его форму.
Комментарии к книге «Лиссабон в кубе», Уильям Тенн
Всего 0 комментариев