«Эвелин»

Афанасьев Роман Эвелин

Месяц ледяного дракона выдался, в этом году, особенно холодным. Метель бушевала за каменными стенами замка, выдувая из человеческого жилья последние крохи тепла. Обитатели замка весь месяц кутались в теплые одежды, ожидая потепления. Но оно не пришло. Стало ясно, что Проклятие исполниться именно в этот месяц. Первым разбежались домашние животные. Через три дня за ними последовали слуги. Они бежали в буквальном смысле, бросив все вещи и сбережения, — они знали, что недели через две они вернуться назад, когда Проклятие Дейлов уйдет из замка. И вот на пятнадцатую луну месяца Ледяного Дракона в замке остались лишь члены семьи Дейлов, обречено ждущие Проклятья.

На улице было темно, день и ночь давно слились в единое время суток наполненное белым месивом мокрого снега. Судя по механическим часам, привезенным старшим Дейлом из-за моря, сейчас был вечер.

Огромный камин, расположенный в главном зале, служил единственным источником тепла в замке. Вокруг него и собирались последние обитатели замка, ждущие неизбежного. Рядом с камином стоял массивный стол из красного дерева, за него могли усесться разом два десятка человек. Но сейчас было занято лишь четыре места. Четверо, поникших духом под тяжестью Проклятия. Они сидели и молча смотрели, как догорают свечи. На голых досках стола, разукрашенные золотом подсвечники казались горькой насмешкой над былым величием дома Дейлов. Ужин остывал — на простых глиняных тарелках дымилось вареное мясо. Люди сидящие за столом молчали.

Во главе стола, спинной к камину, сидела девушка укутанная в черный плед. Волосы ее, когда-то рассыпавшиеся по плечам огненным водопадом, теперь были туго стянуты в узел и перехвачены черной лентой. В ее голубых глазах застыла навечно боль. Ее звали Эвелин. Стул рядом с ней был пустым, — уже год минул с тех пор, как проклятие обрушилось на ее мужа — молодого Финдейла. Уже год она носила траур по своему мужу и почти не разговаривала. А если и говорила, то только со старухой сидевшей сейчас по правую руку — матерью Фина. Старая Урсула, так ее звали. Она потеряла сына год назад так же, как потеряла и мужа двадцать лет назад. Но она продолжала жить — худая, иссохшая копия красавицы Урсулы тридцать лет назад шагнувшей в этот проклятый замок. Она молчала, понимая что, чувствует сейчас Эвелин когда проклятие близко. То самое Проклятие, терзавшее род Дейлов в течение двух сотен лет.

Напротив старухи сидел молодой человек, одетый в красный бархатный кафтан. Его нежные руки с длинными пальцами теребили ремень лютни, лежавшей на скамье рядом с ним. Это был Глор — бродячий менестрель, друг детства Фина. Финдейл пригласил его на свадьбу и с тех пор Глор перестал быть бродячим менестрелем и остался в замке. Он влюбился. По настоящему, первый раз в жизни сердце шепнуло ему, что рядом с ним его половина души, которую он искал всю жизнь. И менестрель остался. Он молчал, уважая дружбу, но не мог уйти и забыть ту что, он видел в мечтах. Он остался, что бы успокоится, что бы понять, что Эвелин — такая же девушка, каких много в городах и замках. Но уйти уже не смог. И до сих пор он молчал и лишь бледнел еще больше, когда Эвелин обращалась к нему. Оставив, наконец, ремень лютни в покое, Глор протянул руку к серебреному кубку. Тот час, сидящий рядом старик, приподнялся и плеснул в кубок красного вина из стоящего рядом глиняного кувшина. Это был Трор — слуга. Он провел в этом замке более сорока лет. На его глазах сменилось несколько поколений Дейлов, несколько смертей и бесчисленные болезни — он видел все. Трор поставил кувшин на стол и сел спокойно на свое место. Он ждал. Он много раз видел это — приближение Проклятия, когда люди становятся мрачными и молчаливыми, а животные пугливыми и раздражительными.

Оставшиеся в живых Дейлы не знали, почему Проклятье пало на их род. Оно приходило каждый год. В разное время, в разные дни в разные времена года — оно приходило непременно. Чаще всего ничего не случалось, просто что-то страшное заглядывало в замок Дейлов, заставляя сжиматься от страха человеческие сердца. Что-то не принадлежащее этому миру, что-то чужое и от того еще более страшное. Но иногда это что-то забирало одного из рода Дейлов — и всегда мужчин. Но случалось это редко — раз в двадцать, иногда в тридцать лет. Часто младший Дейл, оставшись без отца, едва успевал завести семью, как приходило его время. Время исчезать. Если мужчина из рода Дейлов покидал родовой замок в дни, когда приходило Проклятье — он исчезал. Исчезал обязательно. Если же он ждал своей участи в своем замке, беда иногда проходила стороной. И была еще одна особенность у этого Проклятия, — в семье рождались только мальчики. Наследники. Но ни один из них не доживал до тридцати. Никто не смог воскресить могущество дома Дейлов, вернуть ему прежние влияние и богатство. Поговаривали, что род Дейлов когда-то претендовал на престол Севера, но противники — Род Гремлов наняли черного колдуна, который проклял Дейлов. Это было тогда, когда в колдунов еще верили.

Старая Урсула поднялась и твердой рукой подняла свой кубок, плеснув на доски стола красным вином. И произнесла те слова, который говорила каждый год с того момента, как появилась в замке:

— Будь прощен.

Глотнув вина, она опустилась на свое место, аккуратно Поставив кубок на стол. Она была женщиной рода Дейлов и всю жизнь она ждала. Ждала, когда проклятье заберет ее мужа, потом ее сына. Теперь ей нечего было ждать, — она стара и не доживет до того момента, когда придет пора маленького Рима. Римдейла — старшего теперь мужчины в роду Дейлов, которому минуло недавно два года. Урсула подняла взгляд на свою невестку, и сердце старухи сжалось. Бедной девочки еще только предстоят страшные месяцы и годы ожидания. Ожидания того момента, когда ее сын исчезнет.

Под ее взглядом Эвелин вздрогнула и подняла свой кубок. Приподнявшись, она прошептала:

— Будь прощен — и опустилась на свой стул.

Поднял Глор. Он был бледен, лишь отблески пламени горящего в камине, заставляли его щеки розоветь. Он резко сказал:

— Будь, прощен! — и приник к своему кубку, словно мучимый страшной жаждой. Выпив вино до дна, он упал на скамью, в бессилии обхватив голову руками — он чувствовал приближенья проклятья. И боялся. Боялся за Эвелин, за ее сына, за себя и за весь мир.

Со своего места поднял старый слуга. Не отрывая глаз от пламени, он прошептал ритуальные слова, и опустился на скамью, не изменившись в лице. Он слишком часто говорил эти слова, что бы что-то еще чувствовать.

Воздух дрожал. Близилась полночь. Они сидели в тишине и ждали. Ждали, когда проклятья ступит в их мир что бы похитить частичку их жизни. Или что бы уйти ни с чем. Казалось, стены мелко трясутся. Странный звуки заполнили замок — тихие стоны похожие на шорох листвы.

— Нет! — крик Эвелин нарушил тишину. Она вскочила, крепко сжав, свои маленькие кулачки — так больше нельзя!

— Тише — поднялась Урсула — тише, Проклятие сейчас придет!

— Нет! — девушка отступила на шаг. Теперь ее фигура казалась темным силуэтом на фоне пылающего камина.

— Я люблю своего мужа! И я отправлюсь искать его! Проклятье, Ад, Хаос — мне все равно кто забрал его! Я отправлюсь за ним и разрушу этот круг!

— Тише дитя — сказала старуха, пытаясь взять ее за руку. — Проклятье близко. Не говори так, иначе оно падет и на тебя. Мы не можем потерять тебя сейчас, — маленький Дейл ждет тебя.

— Что толку — выкрикнула Эйвелин — он лишь следующая жертва! Я отправлюсь в этот Ад и верну ему отца!

Она воздела руки над головой и крикнула в темноту, сгустившуюся под потолком.

— Проклятый замок! Будь, проклят еще раз, моим проклятьем, будь, прокляты все вы, что ждете своей участи, словно бессловесные твари! Будь, проклято это проклятье!

По замку пробежала дрожь. Стены его затряслись, леденящий хохот наполнил главный зал. Каменный пол дрогнул, и ледяной ветер рванулся из тьмы, сметая со стола остатки ужина.

Глор ждал этого. Словно пружина из заморских часов, он резко распрямился и прыгнул прямо на девушку, пытаясь схватить ее за руки. Но он опоздал. Опоздал на секунду. Ветер стих, прошла дрожь камня. А Глор остался стоять, сжимая, в бледной руке, обрывок черного манжета, все, что осталось от Эвелин, когда она исчезла.

В замке воцарилась тишина. Впервые проклятье Дейлов пало на женщину.

— Небо! — вскричал менестрель, обретя дар речи, — она ушла! Проклятье Дейлов забрало ее!

Урсула тихо опустилась на скамью. Старый слуга сидел молча, он не мог вымолвить и слова. А если бы мог, то и не вымолвил бы. Он видел много трагедий подобных этой.

— Проклятье — взвыл Глор — оно забрало ее! Нужно вернуть Эвелин! Я тоже отправлюсь в Ад!

— Прекрати, — прошептала Урсула — ты не Дейл.

— В Эвелин то же нет крови Дейлов, но она ушла за Фином, потому что ее звала любовь! А я уду за ней! Я ведь тоже люблю. Люблю Эвелин! И всегда ее любил. Любил молча, про себя. Страдая каждый день, я молчал, стараясь ни словом, ни взглядом, ни напоминать о своей любви. Но теперь я заявляю о ней во всеуслышанье! Проклятье! Слышишь меня? Забери в Ад мою жалкую душонку, что трусила при каждом биении сердца! Ну!!!

Глор топнул ногой. Замок безмолвствовал.

— Теперь мне все равно — тихо сказала старуха и уронила голову на руки, — я не дождусь ничего.

— Ну же! — крикнул Глор, — где же это хваленое проклятье Дейлов? Где же та сила любви, что воспевал я из года в год! Где та всепобеждающая сила, что заставляет трепетать богов и повергает тиранов ниц? Где????

Тишина была ему ответом. Замок молчал. Тогда менестрель засмеялся. Резко и зло. Затем он оборвал смех и сказал.

— Глупец! Зачем я столько ждал? Затем что бы снова потерять. Все о чем я пел — наглая ложь! Всю свою жизнь я вливал в ваши уши сладкую ложь. Вся моя жизнь одна большая ложь!

Он снова засмеялся, эхо его смеха гремело по залу, пугая темноту в углах. Его громкий хохот заставил трястись стены и пол. Глор замолчал, а стены продолжали трястись. Урсула отвернулась от него и закрыла лицо ладонями. Пораженный слуга привстал со своего места. Менестрель развернулся к камину.

— Да — прошептал он. Глаза его горели безумным огнем — да!!!! Я иду!!!

Огонь в камине расступился, и он на секунду увидел ад. Это было ужасно — совершенно не понятные строения, жженая земля и ощущение что все это — совершенно чужое для тебя. Сердце Глора сжалось, и он закричал от страха, падая лицом в огонь.

* * *

Человек закричал и рывком сел на постели, вцепившись в одеяло вспотевшими руками. Задыхаясь от ужаса, он нащупал выключатель, и щелкнул им. Комнату залил мягкий свет ночника.

— Сон — прошептал человек — всего лишь сон.

Кровь стыла в его жилах. Перед глазами все еще стояла картинка чужого мира — безобразная и чуждая всему человеческому. Необъяснимая картина похожая на застывший ад во время ливня. Человек улегся в кровать и накрылся одеялом с головой. И закрыл глаза. Стало не так страшно. Увиденная картина таяла, превращаясь в бледное полотно. И когда она почти растаяла, в самый последний миг, человек узнал эту картину и, застонав от ужаса, снова вскочил.

— Нет, — прошептал он, задыхаясь — нет!

Картина осеннего ада снова стояла перед его глазами, но на этот раз он знал, что это такое. Кирпичный дом, разбитая машина на мокром асфальте, разбитый фонарь и маленькое красное пятнышко на мостовой. Кровь.

— Нет, — застонал человек, — нет!!! Ад здесь, я в аду!!!

И запрокинув голову, он взвыл словно дикий зверь.

— ЭВЕЛИН — кричал Глор — ЭВЕЛИН!!!!!!

И крик его проник на улицы спящего города, разнесся в пространстве, спугнув белого тигра и разбудив черного дракона. Крик вырвался за пределы миров и промчался среди звезд. Единорог поднял свою сияющую голову, прислушиваясь к странным звукам. Но нет. Наверное, показалось. И единорог принялся снова медленно жевать звезды. Ему было все равно.

07.06.1999