«Батилиман»

Олег Синицын Батилиман

До дельфинария в бухте Ласпи, что на берегу Черного моря, оставалось порядка пятисот метров, когда я заметил плачущего мальчика лет пяти. Он сидел на большом бордовом покрывале, дальше всех от моря, и тихо плакал, между всхлипываниями повторяя: "Мама, мама".

Я остановился и поправил съехавшую с плеч майку. Солнце палило нещадно, и мне очень было жалко свои обгоревшие плечи. Марина, шедшая сзади, ткнулась мне в спину.

— Ты чего встал? — спросила она, поправив солнцезащитные очки. — До представления осталось десять минут, а нам ещё топать по этому бесконечному пляжу.

— Не могу, когда дети плачут.

— Наверно, в очередной раз испытывает терпение мамы. Пошли.

— Но, может быть, что-то случилось?

Марина со вздохом, означающим недовольство, но повиновение, направилась к мальчику. Я хоть и любил детей, но всегда был неловок и неуклюж в общении с ними. А Марина… Марина была прирожденным педагогом.

— Ты чего плачешь? — спросила она, опустившись перед ним на колени. Малыш посмотрел на неё и стал тереть ручкой глаза.

— Ты маму потерял? — снова спросила Марина. Малыш вдруг часто задышал и заревел. Марина взволнованно посмотрела на меня.

— Как маме фамилия? — спросила я. Марина на этот раз с укором посмотрела на меня, а ребенок не слышал и продолжал заливаться слезами.

— Погоди плакать! — утешала его она. — Тебя как зовут?

— Саша, — ответил малыш, продолжая плакать.

— А как маму зовут?

— Мама Вера.

— Отчество, отчество спроси! — настаивал я.

— А где мама? — спросила она.

— Она ушла купаться и не вернулась.

— Давно?

— Да.

К нам стали подходить загорающие, и вокруг малыша образовался небольшой круг.

— Кто-нибудь видел его маму? — спросил я окружающих. Все только отрицательно качали головами.

— Я, кажется, их знаю, — сказала одна женщина лет сорока в соломенной шляпе. — По-моему, они мои соседи по этажу в санатории. А фамилия их, кажется… то ли Северо…, то ли Серогородские.

— Вера Серогородская! — крикнул я громко. — Подойдите к ребенку. Вера…

— Что, что случилось?! — воскликнула подбежавшая женщина в черном закрытом купальнике.

— Вы Вера Серогородская?

— Нет.

Я мысленно выругался.

— Вера Серогородская-я!!! — снова закричал я.

— А папа где? — продолжала расспросы Марина.

— Папа остался в Харькове. Мы сюда с мамой приехали.

— Ты видел, куда мама ушла купаться?

— Вон к тому камню, — сказал малыш, указывая на огромный валун, торчащий из воды в пятнадцати метрах от берега.

— Витя, — обратилась ко мне Марина, — нужно сплавать туда. Если она захлебнулась — ещё не все потеряно.

Я мигом сбросил майку, шорты и шлепанцы. Пара мужчин, стоящих рядом, уже заходили в воду.

К камню мы подплыли почти одновременно. Он выступал над водой на три наших головы.

— Надо под водой посмотреть, — сказал один из мужчин с сильным хохлятским акцентом. — У меня очки, я нырну.

Я, тем временем, взобрался на камень и стал осматривать дно сквозь прозрачную пленку воды. Ничего. Ни следа. Лишь две-три рыбины, похожие на селедку, пересекли морское дно, покрытое густыми зарослями бурых водорослей.

Около получаса мы плавали вокруг, но так ничего и не нашли. Мужчины вернулись на берег, а я, напоследок, снова вскарабкался на камень. Небольшие волны ударялись об него, поднимая брызги, летевшие мне в ноги.

Синее бесконечное пространство. Ни единого изъяна, кроме волн. Одна из самых могучих стихий, одна из самых больших загадок. Что хранит в себе море?

Спускаясь, я поскользнулся и свалился в воду. Вынырнув, я почувствовал въедливый запах протухшей рыбы. Я огляделся, ничего не обнаружив. Лишь небольшое пятно слизи, которое походило на пучок травы. А затем…

Я почувствовал, как кто-то дотронулся до моей ноги. Это кошмарное чувство, когда к тебе неожиданно подкрадываются сзади. Кто-то дотронулся, провел вдоль ноги и исчез. Я опустил голову, пытаясь сквозь пленку воды определить — что это было, но, кроме бурых водорослей и темных камней, ничего не увидел. Замершее сердце вновь начало биться, и я быстро поплыл к берегу.

Вечером, я сидел на лавочке возле здания санатория и пускал кольца дыма в вечернее звездное небо. Ко мне подсела наша горничная, крашенная блондинка с возрастом, приближающимся к сорока, и со множеством волосиков на верхней губе.

— Можно сигаретку? — попросила она.

— Да, пожалуйста. — Я протянул ей пачку L&M.

— Я возьму две, — сказала она. — Это ведь вы нашли мальчика, у которого пропала мама?

Я кивнул.

— Да-а, молодая, двадцать семь лет. У ребенка хоть отец остался, а в прошлом-то году… девочка оказалась вообще без родителей.

— То есть как? — От удивления я чуть не выронил сигарету изо рта. — А что было в прошлом году?

— Зажигалочку можно? — Она прикурила из моих рук. — Папа с мамой пошли купаться. Девочка осталась одна. День был солнечный, народу на пляже тьма, но никто не видел, куда они делись. Да ведь когда купаешься — не смотришь за остальными. Нырнул человек, дак ты шо, будешь ждать, пока он вынырнет? Конечно, нет! Так никто ничего и не видел.

— И никаких следов?

— Никаких. Тито, наш старый милиционер, он сейчас на пенсии, сказал, что водолазы всю бухту обшарили, да не нашли ничего. Впрочем, как и раньше.

Меня словно обухом по голове ударили. Я уставился на нее.

— Так это ещё и не первые случаи!

Она огляделась украдкой и воровато затянулась.

— Нам не разрешают об этом распространяться, — говорила она, выпуская маленькие клочки табачного дыма. — Престиж санатория, знаете. Батилиман переводится как чистая, глубокая вода, и это правда. Вода у нас одна из самых чистых на побережье Крыма. А природа, а леса! Они ж у нас заповедные! Некоторые деревья растут только у нас. А горы! Красота! В общем, у нас не хотят портить репутацию санатория.

— И все-же похожие случаи были?

— Да были, были. Я здесь пятнадцать лет, так в мой первый год пропал человек. Здесь, в Батилимане, а не в Ласпи. Через год пропали сразу трое. Два года ничего, на следующий — ещё трое. На следующий пятеро — каждый жаркий месяц по человеку. И так далее. В позапрошлый год и два года назад тихо было. А вот в этот и прошлый года — сразу три жертвы.

— А что милиция?

— А шо милиция? — Она взмахнула рукой, и накопившийся пепел упал ей на ногу. Она элегантно сдула его и продолжила. — Все по стандартной схеме: катер, аквалангисты, даже эхолокацию дна делали, да только все в пустую. Дно ровное, подводных течений нет. В Турцию, может, уплыли… Вот и сегодня, я слышала — опять аквалангисты плавали. Один наш, второй из дельфинария.

— Все это случалось в Батилимане или в Ласпи?

— А какая разница! Один залив-то. С одной стороны — мыс Айя, с другой — вон та гора, тьфу, как-же ее?! Краб, что-ли. Там внизу ещё вышку видите? Форосс там и дача Горбачева. И Батилиман, и Ласпи — все в одном месте, может и причина одна?

Я заплыл далеко от берега, и теперь мне был виден весь наш комплекс санатория «Батилиман». Он стоял на склоне горы Кушкайя, что в переводе с тюркского означало "Спящая красавица". Если ехать по дороге из Ялты, то, действительно, можно было увидеть в этой громадине голову, плечо, бедра и грудь лежащей на боку женщины. Вообще, сама бухта была уникальна. Морское побережье отделяется от остальной части Крыма грядой гор. Наша "Спящая Красавица" располагалась ближе всех к морю, и благодаря этому в бухте создавался свой неповторимый микроклимат. Летом флора побережья согревалась лучами щедрого южного солнца, а зимой — теплом, накопленным за лето горой Кушкайя. Именно эту гору я сейчас и разглядывал, качаясь в волнах на черт знает каком расстоянии от берега.

Налюбовавшись вдоволь гармоничным сочетанием скал и зелени, я решил, что пора бы возвращаться назад к берегу, подставлять себя, пока есть возможность, под лучи знойного солнца, как это делает сейчас Марина.

Едва я сделал первый гребок, как что-то дотронулось до моей ноги. Это было легкое, скользящее прикосновение, похожее на то, которое я почувствовал в бухте Ласпи. Я живо представил расстояние до дна подо мной, и представил, как меня хватает за ногу неизвестное чудовище и утаскивает задыхающегося на глубину. Еще в детстве, плавая по родимой речке-Мечужке, я всегда ужасался этой ситуации, соединяющей в себе неожиданность и неизвестность, заставляющей холодеть кровь.

Возможно, это была всего лишь рыба, но я даже боялся посмотреть вниз. Вместо этого я быстро поплыл к берегу.

Я вылез из воды и плюхнулся на покрывало, рядом с Мариной. Галька, покрывавшая пляж, больно врезалась мне в грудь. Марина, сквозь дрему, что-то пробормотала, обращаясь ко мне.

— Что? — не понял я.

— Иди вымойся, — повторила она, не открывая глаз. — От тебя потом пахнет.

Я потянул носом воздух и, действительно, почувствовал запах… тухлой рыбы. Противный запах, который я уловил ещё тогда, в бухте Ласпи. Начав искать источник запаха, я обнаружил у себя на левой ноге пятно зеленой слизи, размером с ладонь.

— Фу! — выдохнул я и, подбежав к линии прибоя, стал счищать его водорослями и морской водой. Пятно оттиралось очень плохо, но я все-таки соскреб его. Возвращаясь обратно, меня терзал один вопрос. До какой ноги я почувствовал прикосновение в море? До правой или левой?

Бормоча: "Правая или левая, левая или правая…", я вновь опустился около Марины и ткнул её локтем, чтобы она перевернулась на живот, во избежание ожога. Она пробормотала что-то наперекор нечленораздельное, но все-же перевернулась. Я закрыл глаза.

Разбудил меня надрывный крик женщины, раздавшийся сквозь шум детей, людей и прибоя. Я открыл глаза и понял, что незаметно уснул. Солнце спалило мои грудь, живот и ноги и продолжало их поджаривать.

— Помогите! — Пожилая женщина в большой панаме стояла на берегу и показывала куда-то пальцем.

— Мой мальчик исчез под водой вон там, у скал!

Я мгновенно оказался на ногах. Что бы это ни было, это началось опять!

— Где он был, когда вы его последний раз видели? — спросил я, подбегая к ней.

— Он плавал около скал на матраце. Матрац плывет, а мальчика моего не-е-е-т!!! — и она залилась слезами. Я кинулся в море, по пути наткнувшись на какого-то купальщика в маске и ластах. Без комментариев я содрал с него маску, наспех промыв, нацепил её и быстро поплыл к нагромождению скал.

Остановившись возле плавающего надувного матраца, я набрал в рот воздуха и нырнул, напоследок почувствовав запах тухлой рыбы. Что бы это ни было, оно уже имело со мной контакт. Под водой было тихо и пусто — все те же колючие бурые водоросли, обросшие ракушками подводные валуны. Никаких следов мальчика. Я вынырнул.

Где он может быть? По направлению к берегу — невозможно. Там много купающихся, да и я, пока плыл сюда, его бы заметил. В море?.. Но почему-то мне казалось, что плыть надо вдоль скал.

Я снова нырнул и по-лягушачьи поплыл вдоль камней. Глубина здесь держалась на уровне трех-четырех метров. Часто поднимая голову, чтобы глотнуть воздуха, я поймал себя на мысли, что неплохо было бы иметь трубку, а ещё лучше и ласты.

Что-то промелькнуло впереди в серо-зеленой мгле. Я не сомневался, что это была человеческая нога. Детская нога.

Я поднял голову, вдохнул и нырнул, изо всех сил работая ногами и руками. Взору моему, сквозь запотевшую маску, открылось нечто большее. Две неподвижные ноги и тело плыли со скоростью, примерно равной моей. Что-то несло мальчика, и я видел ЭТО. Оно было чуть темнее воды, такого-же темно-зеленого цвета и довольно-таки большое. Я не мог разглядеть, за счет чего оно двигалось, но делало оно это без излишних затруднений.

Неожиданно, я почувствовал, что у меня кончается дыхание. Я вынырнул, втянув воздух с гортанным звуком. Вновь очутившись под водой, ни существа, ни мальчика я больше не видел, сколько не искал.

Мне пришлось снова вынырнуть, промыть маску, и затем я долго плыл вдоль скал, не находя никаких следов. Попытавшись вернуться к тому месту, где я видел существо, я обнаружил, что не могу найти его.

Подплыли ещё трое в масках и ластах. Мы разделились: двое поплыли дальше, а я и ещё один полный хохол стали нырять возле скал.

— Так что вы конкретно видели? — спросил он меня, выплюнув загубник трубки.

— Я не могу сказать. Что-то тащило мальчика.

— Он был невредим? — Чернявый милиционер смотрел исподлобья. Я сидел на одной из лавочек летнего кинотеатра, тупо уставившись в одну точку и беспрерывно куря. Впервые, за восемь дней моего пребывания здесь вечером не было фильма. Солнце уже село, и вокруг, по одному, стали зажигаться тусклые фонари, искусно заправленные в резные стволы деревьев.

— На мальчике были какие-нибудь раны, укусы?

— Нет, я ничего такого не заметил.

Вокруг нас собралось человек пятнадцать-двадцать любопытных. И все это огромное число глаз устремилось на меня. Я не мог быть центром внимания у такого количества людей, я смущался, мне было стыдно, что я не успел спасти мальчика и, к тому же, я рассказывал историю, которой никто не верил, каждое мое слово звучало как ложь.

— И большое было существо? — Может, мне показалось, но в голосе молодого милиционера я услышал нотки сарказма.

— Я не знаю! Я не видел ничего конкретно. У меня запотела маска. Но оно было больше человека.

— Может, это была рыба?

— Вы знаете в Черном море рыбу таких больших размеров?

— Похоже, вы её знаете! — Он рассерженно повернулся к окружающим.

— Кто знает самую большую рыбу в Черном море?

— Может, это был дельфин? — спросил меня толстый хохол, с которым мы вместе искали мальчика.

— Чушь! — фыркнул милиционер. — Все это чушь.

— Это не чушь, молодой человек, — раздался из задних рядов голос, показавшийся мне голосом мудреца. Толпа расступилась, оглядываясь назад. Я поднял голову. Самым последним, в промежутке между людьми, стоял старый человек в резиновом водолазном костюме, с аквалангом, маской и ластами в руках. Его бронзовое от многолетнего загара лицо было испещрено глубокими морщинами. Волосы были сырыми и белыми-белыми. — Это не чушь, — повторил он. Мне показалось, что люди едва-едва попятились от него.

— Еще со времен киммерийцев здесь обитает морской дьявол. Он живет в гроте, где-то под нами, и хоть редко, но все же питается исключительно жизненными соками и плотью людей.

Повисло молчание.

— Ты, Леонидыч, так и не нашел мальчика? — задиристо, пытаясь показать свою власть, спросил молодой милиционер. Наша горничная мне говорила, что он здесь первый год.

— Мальчик был жив до заката.

— Что ты сказал?! — почти вскрикнул милиционер.

— Чудовище хватает за ноги своих жертв и утаскивает на глубину. — Я почувствовал в этот момент, как жуткий холодок пробежал у меня по спине. Оно затаскивает людей к себе в грот, реанимирует их и пожирает на закате. В этом промежутке мальчик был жив. Я искал вход в грот, пока мог. Я все время ищу его, но он имеет секрет. А теперь поздно. — Он замолчал.

— Ну ладно, — нерешительно проговорил милиционер, — ты иди, Леонидыч, ты сегодня устал.

Леонидыч повернулся и медленно побрел к маленькому домику за столовой. Я запомнил этот дом.

— Больше я ничего не могу сделать, — сказал милиционер кому-то. Завтра с утра приедет следственная бригада, они разберутся.

— Оно любит живую плоть, — вдруг обернувшись, громко сказал Леонидыч. — Я слышал в воде крики мальчика, когда садилось солнце.

— Это наш инструктор, — прокомментировала полная женщина-директор. — У него бывает.

— А вы никуда не уезжайте, — сурово сказал милиционер. Чуть позже до меня дошло, что он обратился ко мне. — Завтра приедет бригада, они захотят с вами поговорить.

— Не волнуйтесь, — ответил я, издалека слыша свой голос.

Позже, когда Марина уснула, я тайком выбрался из номера. На улице на меня нахлынула волна запаха зелени и свежего воздуха с моря. Тьма стояла непроглядная. Я стал спускаться по бетонной дорожке, которая должна была привести меня к столовой, а точнее, к домику Леонидыча.

Над порогом горел фонарь. Я постучал. За дверью раздалось глухое шевеление, топот ног, и дверь открыл сам Леонидыч.

— Здравствуйте, — начал я, — …

— Заходи, — не дослушав, пригласил он. Мне оставалось только войти и закрыть за собой дверь.

Он жил один. В тесном домике было все прибрано, все стояло на своих местах, только это была забота не женской руки. Умелой холостяцкой.

— Выпьешь, парень? — спросил он. — Тебе надо бы.

Я отрицательно помотал головой.

— Я всю свою жизнь здесь работаю, но не могу привыкнуть к этим убийствам. — Он сел. — Каждый раз это бьет по моему сердцу. И ничего не могу сделать. А они замалчивают. Они не верят.

— Я тоже не верю, — едва слышно проговорил я.

— Ты уже веришь. — Он хитро сверкнул глазами. — Иначе б не пришел ко мне. Оно ведь потрогало тебя? А?

— Мне казалось, что это была рыба.

— Не-ет, это было ОНО! Меня оно ни разу не касалось, но многие рассказывали об этом. Они рассказывали это в летнем ресторане, за бутылочкой Массандровского вина, смеясь. Они рассказывали, как им было жутко в тот момент, и они боялись, что что-то неведомое унесет их на глубину. Они и не знали, что чудом оставались живы.

— Оно пахнет тухлой рыбой?

— Да, и оставляет после себя слизь. Я искал его пещеру, его грот на протяжении многих лет, но все напрасно. Пещера имеет дверь в виде валуна под водой и открывается тайно. Я так и не нашел её.

— Откуда вы так много про него знаете?

Он встал.

— Иди за мной.

Мы нырнули в непроглядную ночь. Фонари остались где-то в стороне, а мы шли, поднимаясь вверх, по неизвестной мне тропе. То ли случайно, то ли нарочно Леонидыч не захватил с собой фонарь, и, похоже, темнота нисколько ему не мешала. Он шел быстрым шагом, иногда резко поворачивая. Несколько раз я запинался о камни и коренья, а невидимые ветви хлестали меня по лицу, но я не отставал от, едва различимой, белой рубашки Леонидыча и неотступно следовал за ней.

Мы поднимались минут десять в полном молчании. Затем Леонидыч резко повернул вбок. Деревья расступились, и мы оказались на огромном валуне, лицом прямо к морю. Ночная красота этой древней, но в тоже время вечно молодой и юной, стихии поразила меня. Бесконечное ровное пространство моря мне показалось бесконечной черной глубиной. Странно, но луны не было. Я отчетливо слышал далекий шелест прибоя, видел ясные южные звезды, но луна, единственная на ночном небосводе, которая могла бы рассеять этот мрак, была незрима.

— Впечатляет? — спросил Леонидыч. Я видел только белки его глаз.

— Зачем вы привели меня сюда?

— Опустись на колени, — прошептал он. Я пожал плечами и последовал его указанию. Камень был ровным, как отшлифованный мрамор. — Положи ладони на камень.

Я последовал его указанию. Вся поверхность камня испещрена мелкими выбоинками, расположенными в строгом порядке рядами. Насколько хватало моих рук, простиралось это чудо. Я не нашел места, где бы была хоть одна помарка. Это был огромный непрерывающийся текст. Текст с очень мелкими буквами. Строк этого текста были тысячи, и когда я дотронулся до края камня, я обнаружил, что надписи уходят вниз, под него.

— Текст покрывает весь камень? — спросил я.

— Покрывал. Часть камня была отколота, когда к санаторию прокладывали водопроводную трубу.

Я ничего не понимал.

— Что это?

— Это заклятие. Камень заклятия. Он положен скифскими колдунами на склоне Кушкайя приблизительно в шестом веке до нашей эры. Он был полностью покрыт текстом одного длинного заклинания. Об этом есть другой текст рядом, на скале. Перевести его мне помог мой друг, археолог из МГУ. Вообще он очень удивился — не столько камню, сколько сопровождающему его тексту. Он сказал, что скифы не оставили после себя ни одного связного послания. Этот текст являлся археологическим открытием. Через день после того, как он перевел мне текст, он исчез в море. — Его слова в темноте прозвучали зловеще.

Я зажег спичку. Пламя осветило кусок камня, мелкие строчки, маленькие-маленькие буквы, похожие на перекрещенные в разном порядке кривые сабли.

— Камень очень прочный, — прокомментировал Леонидыч (я даже не знал его имени). — Древние скифы заточили этим заклятием морского дьявола здесь, под землей. Заклятие было написано кругом, то есть, оно повторялось бесконечно, и пока цел был камень, морской дьявол оставался в заточении. Я помню — здесь всегда стоял такой гул, как шепот тысячи голосов. В шестьдесят девятом году при прокладке водопроводной трубы кусок камня откололи, гул исчез. В шестьдесят девятом и начались пропажи людей в море.

— Это бред какой-то.

Нет, нет. Ты же сам видел дьявола

Какой дьявол, вы что!

— Но камень, текст…

— Ну и что! Я ничего в этом тексте не понимаю! Это может быть что угодно!

— А погибшие люди!

— А зачем мне все это!? — закричал я и вскочил на ноги. Справа от меня был обрыв, оканчивающийся кривыми стволами можжевельника.

— Ты ко мне пришел, — сказал Леонидыч на удивление спокойно. Я посмотрел на его темный силуэт. — Если тебе ничего не нужно, если тебя ничто не касается, зачем ты пожаловал ко мне, тревожить мои чувства! Последнюю фразу он прокричал. Я бросился от него бегом по тропинке. Нога моя зацепилась за корень, и я кубарем скатился вниз. Прокатившись около двадцати метров, я остановился, ударившись спиной о ствол южного дуба. Я просто чудом ничего себе не сломал. Кряхтя, поднявшись на ноги, я как сумасшедший кинулся дальше в темноту.

Марина по-прежнему продолжала спать, когда я вернулся в номер. Я разделся и тихо прильнул к ней. Лицо, исхлестанное ветвями деревьев, саднило, тело ломило, особенно болела правая кисть. При падении я ударился ей о камень. Сейчас она распухла до неимоверных размеров.

"Чертов старик!" — подумал я.

Солнце с утра — лучший будильник. Оно медленно поднимается на горами, заглядывая лучами в окно, и ласково освещает спящего. Такое пробуждение доставляет истинное наслаждение. Солнце постепенно согревает, подготавливая, а затем настойчиво светит в глаза. Ты открываешь глаза и чувствуешь, что заново родился. Возможно, когда-нибудь в будущем придумают такой будильник, заменив им противные механические трещалки.

Я просыпался под ласковыми лучами солнца, лежа с закрытыми глазами. События ночи отступили на второй план и казались мне бесконечно далекими. Все было замечательно, даже кисть не болела (она только не сгибалась).

Медленно я открыл глаза, прикрываясь рукой от солнца. Марины рядом не было. Я расслабился, из полуприкрытой двери балкона легкий ветерок подувал мне в ноги. Осталось два дня пребывания в Батилимане. Срок путевки заканчивался, и нам предстояло возвращаться в наши холодные северные края. Я подумал о длинной дороге, которая нас ещё ждет в плацкартном вагоне поезда.

Куда же подевалась Марина? Сегодня надо наконец подняться на эту чертову гору Кушкайя. Мы собирались это сделать с самого начала заезда, но потом все переносили и переносили. А ещё нам рассказывали про место, называемое "затерянным миром". Это участок берега, окруженный с трех сторон скалами. Пробраться туда можно только вплавь. Рассказывали, что именно там Говорухин снимал фильм "Пираты двадцатого века".

Я потянулся к тумбочке за сигаретами. Марина не разрешала курить в номере, но пока её не было, можно было позволить себе расслабиться. Вместо сигарет в руку попала какая-то бумажка. Я взял её и поднес к глазам. То, что я прочитал, заставило меня мигом вскочить. Я почувствовал, как что-то щекочуще-холодное проползло у меня по спине. В записке было всего три слова:

Я УШЛА КУПАТЬСЯ.

— Черт подери! — воскликнул я и бросился на балкон, с которого открывался вид на пляж. Марина была там. Она стояла недалеко от линии прибоя, снимая свой ярко-зеленый сарафан. Только у неё был такой, это могла быть только она. Она любила КУПАТЬСЯ ПО УТРАМ!

— Марина! — закричал я, что есть силы. С такого расстояния она не могла услышать мой крик, к тому же ветер дул в мою сторону. Она скинула сарафан и направилась к воде.

— Марина!

— Хватит орать! — раздался заспанный голос с нижнего этажа.

— Напьются с вечера и орут до утра! — недовольно рассудил другой голос.

Это пустая трата времени. Пока я кричал, она уже зашла в воду. Я в спешке покинул балкон и, подскочив к тумбочке, достал оттуда огромный охотничий нож с широким лезвием. Мы его использовали для разделки мяса на шашлыки. Сейчас он, может быть, мог пригодиться мне в другой области.

Я выскочил на улицу и понесся вниз по бетонной дорожке. Пробегая мимо столовой, я краем глаза заметил, как удивленно смотрят на меня поварихи и официантки. Мои тапки свалились, и я бежал босиком.

Затормозил я на самом верху мелькающей между огромных валунов лестницы на пляж.

— Марина! — снова закричал я. На этот раз она услышала. Она услышала и повернула ко мне голову.

— Плыви к берегу! Быстрее!

Похоже, она не поняла меня, и продолжала качаться на волнах.

— Быстрее! К берегу!!! — Я стал спускаться вниз, не теряя её из виду. Она нерешительно поплыла назад.

"Какая длинная лестница!" — думал я, гремя по деревянным ступенькам. Эта фраза почему-то снова и снова прокручивалась в мозгу. Море загородили деревья, непонятно как устроившиеся на этих скалах. Я быстро миновал их и теперь преодолевал заключительный участок лестницы. Я почти скатился по нему на пляж.

Марина находилась метрах в пятнадцати.

— Марина! Плыви сюда!

— Зачем?

— Плыви быстрее! Мне нужно кое-что тебе сказать.

Я с облегчением увидел, как она встала на дно и, преодолевая волны, начала приближаться к берегу. Я зашел в море по щиколотки, встречая её.

— У тебя такой взволнованный вид, — сказала она, щурясь от солнца. — А нож тебе зачем?

— Потом расскажу. — Я взял её за руку. — Пойдем.

Марина вскрикнула. Я с удивлением посмотрел на нее. Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, едва приоткрыв рот.

— Ты что, Марин?

И тут Марина упала. Упала лицом вниз, прямо в воду. Ее ноги были опутаны темно-зеленым щупальцем, и, почти тогда, когда я увидел это, я почувствовал запах. Тот самый.

Я крепко сжал лежащую в моей ладони руку Марины и потянул на себя, пытаясь вытащить её на берег. В ответ, с противоположной стороны я ощутил сильный рывок. Я потерял опору и упал, выпустив руку. Тело её мгновенно пронеслось под прозрачной пленкой воды, намереваясь исчезнуть на глубине. Со страшным криком я бросился за ней в море, ожесточенно разгребая воду зажатым в руке ножом.

Марина уходила от меня очень быстро. Я ещё видел её под водой, но каждую секунду она удалялась от меня все дальше и дальше. Настал момент, когда я уже ничего не мог разглядеть, и мне пришлось нырнуть с открытыми глазами.

Соленая вода слегка обожгла их, но все же кое-что можно было различить. Сквозь мутноватую пелену я видел, как огромный темный силуэт тащил бездыханное тело моей Марины на глубину. Я не успевал за ним. От отчаяния я вынырнул, пытаясь сориентироваться над водой. Кажется, чудовище плыло к скале, над которой расположился летний ресторанчик санатория. Я быстро погреб туда, время от времени заглядывая под воду. Да, чудовище несло Марину именно туда, к этой мрачной скале, представляющую собой огромный кускок застывшей лавы.

Я набрал побольше воздуха и нырнул. И увидел все. Оно было огромным. Зеленые мускулистые руки держали тело Марины, обхватив его за талию. Голова Марины с распустившимися волосами расслабленно колебалась под воздействием подводных течений. Чудовище было раза в полтора больше её. Расплющенные ступни его ног походили на плавники, они непрерывно двигались. Горбатое тело с костным гребнем на спине, широкая голова, опутанная похожими на зеленые водоросли волосами и два грозных клыка, торчащие из-под верхней губы.

Оно находилось возле темного проема в скале. Оно просто замерло, повернувшись боком ко мне. Страх сковал все мои органы, и я чувствовал, что могу вот-вот камнем пойти на дно.

Мы замерли в таком положении всего лишь несколько секунд, но мне они показались марафонской дистанцией вечности. А после… чудовище повернулось и посмотрело на меня. Узкие темные глаза уставились на меня, и я не выдержал и выпустил воздух. Чудовище издало рык, от которого заложило уши, и скрылось в проеме вместе с моей женой. После этого проем закрылся и стал ничем не отличаться от остальной поверхности скал. Я вынырнул. От охвативших чувств возбуждения, ярости и страха меня трясло. Я снова нырнул.

Проем был плотно закрыт скалой, опустившейся сверху. Хоть я и предполагал, чем закончатся мои попытки, я попробовал сдвинуть её. Результат оказался нулевым. На следующий нырок, я попробовал вставить в щель нож и сдвинуть скалу, но так ничего и не получилось.

Леонидыч что-то говорил про секрет грота. У грота есть секрет, он должен открываться при помощи ручки или чего-нибудь еще. Я лихорадочно обшарил камень. Ничего, кроме двух углублений, прикрытых водорослями. Я поочередно сунул в каждое из них нож. Он вошел туда примерно на половину.

"Мальчик был жив до заката", — всплыли в памяти слова Леонидыча, значит Марина будет жить до заката. Мне не обойтись без акваланга, да и вообще без помощи Леонидыча. Нужно было срочно найти его!

Я вылез на берег около темного камня и мигом вскарабкался на площадку ресторана. Народу здесь не было, пластмассовые стулья ночевали перевернутыми на пластмассовых столах. Я побежал наверх, к домикам. Несколько пожилых пар, попавшихся мне навстречу, с испугом отпрянули от меня. Черт с ними!

Я почти добежал до домика Леонидыча, когда меня остановил молодой милиционер, с которым мне пришлось разговаривать накануне. Я хотел лишь поздороваться и не останавливаясь пробежать мимо, но он схватил меня за руку и повернул лицом к себе.

— Ты куда так торопишься? — улыбаясь, спросил он.

— У меня мало времени! — воскликнул я.

— Да погоди, везде успеешь. — Он опустил глаза. — Какой отличный нож! Можно взглянуть?

— Мою жену схватил морской дьявол!

Он не прореагировал и взял нож из моей руки. В ту же секунду я почувствовал, как кто-то сильный заломил мне обе руки за спину. Я согнулся, что бы хоть как-то ослабить излом.

— Подлец, — сказал приятный женский голос. Я понял, что это относится ко мне. Сзади послышался щелчок, и я ощутил, как мои руки оказались скованы. — А вы молодец, Филипп!

— Я в десантуре служил, — гордо ответил молодой милиционер. Рядом с ним появилась женщина в милицейской форме с капитанскими погонами на плечах.

— Что вы делаете! — воскликнул я.

— Виктор Кормухин, вы обвиняетесь в убийстве Веры Николаевны Серогородской, двенадцатилетнего Александра Патрикеева и… в убийстве своей жены, которое совершили только что на пляже, на наших глазах.

— Вы с ума сошли!

— Неужели вы будете отрицать последнее! У нас нет доказательств двух других убийств, в бухте Ласпи и здесь, но от последнего, чудовищный акт которого наблюдали почти двадцать человек, вы не сможете отвертеться.

— Но послушайте! Я не убивал, клянусь! Я видел как…

— Это расскажешь на суде, — перебил громадный сержант, который скрутил мне руки.

— Запишите, — сказала капитан, — у подозреваемого на момент задержания был обнаружен нож длиной… тридцать два сантиметра. А теперь уведите эту пакость. Он мне противен.

Сержант грубо толкнул меня, и я, не удержавшись на ногах, упал на землю. Меня подняли.

— А где тело? — услышал я вопрос молодого Филиппа.

— Мы его ищем. Этот негодяй затащил его куда-то в море. — Это было последнее, что я слышал.

Сержант сказал, что как найдут тело, так меня вместе с ним отправят в Севастополь. Комната, в которой меня заперли, была полностью лишена мебели. Через небольшое зарешеченное окно на белый пол ровными рядами квадратиков падал дневной солнечный свет.

По моим подсчетам, сейчас было около двух часов дня. Я сидел здесь более пяти часов. Первый час я только и делал, что молотил скованными руками в дверь и пытался вышибить её ногой. В ответ на это вошел тот здоровый сержант и огрел меня дубинкой по плечу. Не помню, что я делал дальше. По-моему умолял его через стену и даже плакал. Я чувствовал, как драгоценные капли времени утекали, словно сквозь сито, я не мог ничего предпринять, и это вводило меня в панику ещё больше. Моя Марина была жива, но с каждой секундой надежды на её спасение становились все тусклее и тусклее. Закат начинается приблизительно полдевятого. Какие-то жалкие восемь часов!

В три часа дня я успокоился, и мысли мои приняли совершенно иное направление. Теперь было ясно, что меня считают безнадежным убийцей, и, по крайней мере, сегодня, до захода солнца, мне не доказать обратное. Единственное, что я мог сделать — это попытаться бежать.

Первое, что пришло мне в голову — решетка на окне. Она выглядела хрупкой. Подойдя к окну, я убедился, что здесь у меня ничего не получится. Решетка, действительно, была ненадежной, но обрыв под окном делал всякую попытку побега невозможной. Мысль о подкопе была глупой. Оставалась только дверь и охранник за ней.

Я представил, как он слышит мои крики. Я зову на помощь, кричу — что мне больно. Но он не очень-то поверит. Потом я замолкаю. Вот тогда он и войдет… Что же будет дальше? Я могу кинуться на него из-за двери. Был ли у него пистолет? Вроде был. Он войдет с пистолетом наготове. Вряд ли я смогу обезвредить его.

Как же быть? Может попросить еды. Они так и не принесли мне ничего поесть. Нет, это плохо. Он может войти не один, это хуже всего. Что же придумать!

Целый час я мучился, пытаясь найти выход. За этот час никто меня так и не посетил, и я не знал — находится ли по-прежнему охранник за дверью. Скорее всего, находится.

— Эй! — крикнул я. — Послушай, как тебя зовут?

Молчание.

— Ты там, я знаю. Ты можешь молчать, но мне кажется… да я почти уверен, что тебя зовут Михаилом.

— Меня зовут Анатолием, — недовольно проворчал голос из-за стены. Я молча торжествовал.

— Слушай, Толя, я не убивал никого.

— Угу, — пробурчал тот.

— Я клянусь. Вы все делаете скоропалительные выводы. Это все огромная ошибка… Ты знаешь, что пропажи людей происходили здесь задолго до этого момента.

— И что?

— Ты понимаешь, здесь орудует маньяк. Ты можешь поговорить со здешним спасателем Леонидычем…

— А как фамилия?

— Я не знаю её. Но он тут известен. Понимаешь, он следит за этими случаями. Он все знает об убийце. Он докажет вам, что я невиновен. Поговорите с ним.

— А ты знаешь, кто убийца?

— Да, — после паузы ответил я.

— И кто?

— Ты, конечно, можешь не поверить. Но обрати внимание, что убийства всегда связаны с морем. Люди пропадают именно тогда, когда купаются. Еще в давние времена, когда скифы владели этими местами, морской дьявол нападал на них. — Я замолчал.

— Это правда. Я клянусь тебе. Леонидыч, при помощи московского профессора, перевел надпись на скале. Там это все сказано. Дьявол живет в гроте под нашей базой. Он утаскивает людей и съедает их на закате… Мою жену он утащил прямо у меня из рук. — Мой голос дрогнул. — Я нашел его нору, но мне не войти в нее. Мне нужен акваланг и помощь Леонидыча. Понимаешь, у меня время всего лишь до заката. Потом он убьет ее… И съест. Ты понимаешь?

Он нерешительно сказал:

— Кажется, да. — Он замялся. — Я действительно начинаю убеждаться…

(Солнечные квадратики на полу стали ослепительно яркими. Я зажмурился.)

— Я начинаю убеждаться, что ты не просто убийца, ты сумасшедший психопат. Ты сволочь, понимаешь? Заткнись лучше, а то я тебе ребра переломаю.

Сквозь зубы, я прошипел подобное обещание в ответ. С улицы до меня донесся обрывок объявления по радио. Диктор сообщал, что украинское время три часа тридцать минут. Это значит, что московское (база Батилиман жила именно по этому времени) — 4. 30. Я снова начинал впадать в панику.

К пяти часам у меня созрел относительно сносный план. Моя носовая перегородка была непрочной, и при малейших ушибах у меня всегда возникало кровотечение. Я инсценирую кровотечение и позову его, чтобы он дал мне платок. Только так я смогу заставить его приблизиться ко мне, а уж дальше… Они допустили ошибку, что сковали мне руки спереди.

Я сложил их вместе и ударил левой ладонью по носу. От боли меня перекосило, в носу стало жарко, но кровь не появилась. Я ударил сильнее. На пол упали две бордовые капли, а затем кровь ручьем полилась на верхнюю губу. Я подпрыгнул и боком упал на пол, стараясь создать как можно больше шума.

— Проклятие! — воскликнул я как можно нейтральнее. За дверью раздался звук упавшего на пол журнала. Послышались поспешные шаги.

— Ты чего там делаешь? — раздался грозный окрик сержанта.

— Я, кажется, нос сломал!

— Как ты хоть умудрился? — Слова прозвучали одновременно со щелканьем ключа в замочной скважине.

— Я поскользнулся.

Дверь распахнулась, я приготовился. Я полулежал на боку, головой к окну. Если он подойдет со стороны ног, я смогу пнуть его в пах. Если спереди — я достану его ударом в горло или в глаза. Мне жалко этого человека, но его кратковременная боль ничто, по сравнению с тем, что случилось с моей женой.

Он подходил спереди. Я старался не смотреть в его сторону. Кровь образовала впечатлительную лужу на полу под моим носом.

— Боже! — вырвалось у него. — Что ты с собой сделал?

— Дай мне платок, — выдавливая из себя страдание, проговорил я. Он присел на корточки и протянул мне какую-то тряпку. Пистолет был в кобуре. Я едва заметно развернул плечо для усиления замаха. С прыжком я отлично доставал до его паха.

— Толя, — раздался из дверей голос молодого Филиппа. Я понял, что все пропало. — Ты что с ним сделал?

— Да он сам себе нос расшиб! — возмущенно стал оправдываться сержант. Все усилия оказались напрасными, и мне ничего не оставалось делать, как скорчить гримасу зверской боли, доставляемой кровотечением из носа.

— Ну ладно, вытри его.

— Да он себе нос сломал!

Милиционер Филипп подошел к нам и, наклонившись, внимательно осмотрел меня.

— Да нет. Если бы он сломал себе нос, или ты сломал ему нос…

— Да я не трогал его! — взревел сержант.

— Ладно-ладно. Я просто так, к примеру… Так вот, если он бы сломал нос, он бы у него дрягался из стороны в сторону, да и крови было б побольше. Тут, может, всего лишь хрящик сдвинут. Запрокинь ему голову и вставь вату в нос, чтобы кровь остановить.

— У меня нет ваты.

— Сбегай возьми в аптечке в машине. Я постерегу его. Тело так и не нашли. Приехала ещё ваша бригада. Этого, — он показал на меня, — решено отправить в Севастополь немедленно.

Я лихорадочно соображал, как мне выбраться из лап этих блюстителей законности. Пока Толя бегал за ватой, молодой Филипп держался на значительном расстоянии от меня. Потом они дали мне вату, я вставил её в нос. Под надзором они проводили меня до умывальника, где я смог осторожно умыться. Скованными руками это получалось плохо.

После этого они посадили меня в раскрашенный желтыми и синими полосами милицейский «Газик». Устроили меня на заднем сидении, подперев с боков своими телами. Бежать было невозможно.

На переднее сидение запрыгнул водитель. Волосы его были сырыми — он, похоже, успел выкупаться.

— Поехали? — спросил он.

— Трогай! — весело сказал Филипп. Я зло посмотрел на него, но он этого не заметил.

"Газик" резко сдернулся с места. Меня и моих попутчиков вдавило в сиденья.

Чтобы выбраться с базы, нужно подняться по петляющей узкой горной дороге до шоссе, а затем, обогнув Кушкайя, выехать на Севастопольскую трассу. Там по трассе до города останется где-то полчаса быстрой езды.

"Газик" осторожно поднимался по петляющей дороге. Милиционер за рулем, очевидно, ехал здесь впервые. Я ездил на автобусах, водители которых гнали гораздо шустрее на поворотах.

За окном периодически появлялись и исчезали, сменяя друг друга, то хвойные деревья, нависшие над бетонным бортиком вдоль дороги, то море, сверкающее в лучах вечернего солнца. Все три милиционера, как будто сговорившись, молчали. Я мог лишь наблюдать, как море удаляется от меня все дальше и дальше.

— Филя, вам зарплату не прибавили? — нарушил молчание сержант.

— Сколько было, столько и осталось, — с грустью ответил Филипп.

— А нам прибавили! — Они снова замолчали. Приближался очередной поворот, и водитель, очевидно, привыкнув к ним, не стал снижать скорость.

И тут сверху, из-за поворота, выскочил «жигуленок». Он выскочил так неожиданно, что напугал не только сидящих вокруг стражей закона, но и меня, которому вроде нечего было уже пугаться. Водитель «жигуленка» тоже гнал на повороте, и когда он заметил нас, надавил на тормоз. Завизжали тормоза и у «газика». Водитель «жигуленка» стал вертеть руль влево, и его развернуло к нам боком. Милиционер тоже выкрутил руль, но уже не успел объехать тольяттинского выходца и врезался ему в заднее крыло. «Жигуленок» от приданной инерции начал крутиться в обратном направлении и врезался носом в бок «Газика». Автомобиль тряхнуло. Я понял, что этот момент ниспослан для меня.

Двумя руками я двинул ошалевшего Филиппа в челюсть. Его голова откинулась и ударилась о стекло. Фуражка смягчила удар, иначе он разбил бы его. На обратном развороте я ударил локтем в висок сержанта, который смотрел в окно на останавливающийся разбитый «жигуленок». Еще один удар я нанес ему ребрами обеих рук в горло. Он откинул голову назад, издавая хрипящие звуки. Правую руку пронзила острая боль. Именно её я вышиб вчера ночью.

Я быстро вытащил из кобуры пистолет Анатолия и вытолкнув ногами из машины неподвижное тело Филиппа, стукнул рукояткой по затылку не успевшего опомниться водителя. В тот момент, когда его голова упала на руль, «Газик» полностью остановился. Я выполз наружу.

И тут же провалился вниз. Машина затормозила над склоном. Я проскользнул мимо Филиппа, тело которого свисало с сиденья, пытаясь уцепиться хоть за ткань на сидении, но она порвалась, и я, выронив пистолет, полетел в обрыв.

Меня несло то на заднице, то переворачивало на бок. Я чувствовал, как острые камни сдирают кожу с голых ног и торса. Мне повезло, и внизу я упал в кипарисовый кустарник, оказавшийся не очень жестким и колючим. Я перевел дух. Наконец-то свобода! Не нужно терять время, его и так мало. Сразу к Леонидычу. Только бы он был дома.

Цепь на наручниках развалилась, сбитая камнем. Снять их я, конечно, не мог. Наткнувшись на небольшой родничок, я умылся, насколько это было возможно. Из носа все ещё потихоньку шла кровь. Я плотнее заткнул ноздри ватой.

Люди гуляли по территории санатория как ни в чем небывало. Это меня взбесило. Я стащил из летнего домика куртку с длинными рукавами, и теперь никто не видел браслетов на моих руках и длинные кровавые полосы на спине.

Первое, что я спросил у людей, это время. Мне ответили, что время около шести. Я ужаснулся, и ноги сами перешли на бег, неся к домику Леонидыча.

Стараясь держаться не узнанным, я потихоньку прокрался к дому. Я постучал. Ничего не произошло, было по-прежнему тихо. Я постучал ещё и еще.

— Да чего ты барабанишь? — раздался сзади меня старушечий голос. Я вздрогнул и осторожно повернулся. Это была уборщица. Я её раньше не видел, а значит она меня, может быть, тоже.

— Мне срочно нужен Леонидыч!

— Да ты чего, парень, с луны свалился? Умер Леонидыч-то.

— Как умер! Когда?

— Да сегодня утром, когда милиция рыскала по горам — искала эту бедную женщину, которую муж застрелил — …

(Кажется это про меня, подумалось мне.)

— … так и нашли Леонидыча-то. Ночью в горы пошел и в темноте-то с камней свалился, да шею сломал. Так-то.

Я лихорадочно соображал. "Что-же делать! Леонидыч мертв! Как я смогу открыть вход в грот без его помощи?!"

— А где его нашли?

— Да вон там, чуть повыше водокачки. — Она вздохнула. — Хороший человек был. Отзывчивый. А тебе чего нужно-то было?

— Спасибо.

Я повернулся и пошел в направлении, куда указала уборщица. Что-то должно быть на скале, которую мне показывал ночью Леонидыч. Что-то, что мне поможет.

Я нашел это место только потому, что мне его указала уборщица. С прошлой ночи не осталось никаких ориентиров, ничего. Я ни в жизнь не нашел бы это место один.

На скале мелом был вычерчен контур тела Леонидыча. Я поднял голову вверх. Надо мной нависал тот самый расписанный странным текстом камень. Леонидыч упал именно с него. Мне не хотелось думать о том, чем была вызвана его смерть, возможно из-за чувства некоторой вины перед ним. Скорее всего, это был глупый несчастный случай.

Я взобрался на камень. При свете дня надписи на нем были незаметны. Вообще даже было удивительно — как их смог обнаружить Леонидыч. Даже наклонившись над камнем, я с трудом различал мелкий аккуратный текст.

Ближе к обрыву я обнаружил место, где был отколот кусок валуна. Очевидно, кусок был не больше ладони, но, так или иначе, его не существовало.

Леонидыч что-то говорил о сопровождающей надписи на скале рядом. Рядом я не обнаружил ничего. Только тщательно обследовав длинный плоский валун, утопающий в земле, я нашел предмет моих поисков. Там был непонятный для меня текст, но ещё там были рисунки. Они располагались в длинный ряд, и больше походили на комикс — один продолжал другой. Рисунки были примитивными, но их содержание поразило меня.

На первом изображалась лодка, в которой находились человечки насколько я помнил рассказ Леонидыча — скифы. На следующем — лодки не было, а человечки располагались по всей плоскости рисунка. Сначала я не мог понять, но чуть позже до меня дошло, что они плавают в море. Об этом свидетельствовали расположенные на рисунке две-три рыбешки. Значит, они плыли, лодка перевернулась, и скифы оказались в море. Так, а на следующем… да, то что должно было быть. Одного из человечков, задравшего ручонки-палки вверх, держало за ногу непонятное существо с волосатой головой и ногами-ластами. Непонятным оно могло являться для кого угодно, но только не для меня. Я его видел.

Следующая картинка была наполовину стерта, но на ней можно было различить, что существо, обхватив человечка за пояс, несет его куда-то. На следующем оно нависло с раскрытой…

(О, Боже! Марина!)

… зубастой пастью над бедным человечком. Над ними простиралась линия, на которой располагался полукруг с отходящими от него полосками. Солнце. Заход солнца. Эта картинка была окружена ожерельем из нарисованных черепов. Очевидно, чудовище поглотило множество людей.

Дальше я скакал по картинкам. Люди в длинных одеждах, расположенные по кругу, задрав головы вверх. Я решил, что это колдуны. Дальше — колдуны уже располагались в линию. Что за этим стояло, я не представлял. Люди в длинных одеждах вокруг большого камня. Стоп! Один из людей стоял на камне. Он стоял, подняв руку вверх. В руке было что-то зажато. Но что!? Люди несут камень. Люди положили камень. Человек, стоящий на камне (я его узнал по венцу на голове) опустил руки вниз. И дальше — чудовище, опутанное множеством полос, в скривленной позе. На этом серия картинок заканчивалась, и начинался, очевидно, пояснительный текст. Все это было бесполезно для меня. Меня не интересовала сейчас легенда, мне нужен был способ, при помощи которого я мог проникнуть в грот. Что за два отверстия видел я у входа в него? Может, они являются скважинами для какого-то ключа? Все это бестолковые домыслы. Имей я сейчас динамит, я бы не рассуждал так. Но динамита у меня не было.

Четвертый рисунок. Он единственный показывал грот. Я стал искать хоть какие-то следы на нем. Он выделялся из всех, прежде всего — своей рамкой из черепов, и какой-то вогнутой рельефностью. Еще раз, человек лежит на земле, в страхе задрав ручонки кверху, защищаясь от чудовища, а то — нависло над ним, намереваясь его проглотить. Вверху море и заходящее солнце.

Я обернулся. Раскаленный диск солнца висел так низко над морем, бросая на него багровое зарево, что у меня захватило дыхание. Нужно спешить! Размышлять некогда — будет поздно.

Напоследок я бросил прощальный взгляд на рисунок. Чудовище, человек, море, солнце. И куча черепов. Знать бы эти скифские заклинания. Я посмотрел на кусок наручника, торчащий из рукава куртки. Правая кисть набухла аж до костяшек. Я практически не мог её согнуть.

Вопрос о том, как я попаду в пещеру, так и остался для меня загадкой. Но что я полезу под воду ещё до того, как край солнца коснется горизонта, было для меня неоспоримым. Я возьму лом, кирку — что угодно, но попытаюсь открыть вход в пещеру.

Народ постепенно стягивался к столовой, готовясь к семичасовому ужину. Для меня это грозило столкновением с кем-либо из знакомых. Я мигом свернул в сосновую рощицу, в сенях которой прятались полукруглые домики, похожие на разрезанные пополам металлические бочки. Ныряя от дерева к дереву, я миновал окрестности столовой и вынырнул у домика Леонидыча. Осторожно обследовав его, я нашел окно и, выбив локтем стекло, открыл и залез в него.

В доме было достаточно светло, и я поблагодарил всех за это, кого только мог. Если бы было темнее, мне пришлось бы включать свет, а свет в доме мертвого человека мог насторожить кого угодно.

Все осталось на своих местах таким, каким мы покинули это вчера ночью. Точно таким же.

Водолазный комплект я нашел почти сразу. Я выбросил его из окна и уже собрался вылезать за ним следом, когда вдруг до меня дошло, что Леонидыч все знал о морском дьяволе и всю жизнь готовился к встрече с ним. Возможно, мне стоило бы осмотреть его каморку внимательнее.

Я остановился и оглядел комнату. Единственным местом, где могло храниться что-либо стоящее, был сервант. Он стоял в самом дальнем углу, и при первом посещении я не обратил на него никакого внимания. Сервант был заставлен подарками моря: крупные раковины и ракушки, засушенные крабы, кораллы, кусочки камней и даже чучело какой-то полуметровой рыбы. Я открыл дверцу серванта. Там лежали всего две вещи: самодельное гарпунное ружье, с толстенным десятимилиметровым гарпуном, и довольно большой плоский камень, с выпуклым рисунком на поверхности. При взгляде на рисунок, мурашки поползли по моей коже. Это был рисунок со скалы, тот самый, четвертый, где чудовище нависло над человечком, где сверху море, солнце и обрамление из черепов. Это был тот же рисунок, но зеркально повернутый и выпуклый. Он не был столь древним, как его зеркальный близнец. Он был гладким, отполированным, и я был уверен, что если этот камень вставить в рисунок в скале, то они сойдутся, как монета и её литейная форма. Это и был ключ! Очевидно, подобный камень держал в руках человечек в длинных одеждах с рисунка. Рисунок на скале — всего лишь копия рисунка, который должен быть на подводном камне грота! Он должен там быть, я просто уверен! И Леонидыч догадался и изготовил ключ к нему. Только он не знал, где находится дверь…

Она находится под летним рестораном. Я это знал. Я взял гарпун и камень. Всего полдня я был знаком с Леонидычем, но если эти две вещи мне помогут, я буду помнить его всю жизнь. Если не поможет… лучше не стоит об этом думать. Я выскочил из окна, подобрал водолазный комплект и, едва удерживая все эти громоздкие вещи на руках, бросился вниз, к морю.

Ресторан, уже занятый посетителями, я обошел с дальней стороны, где отдыхающие обычно жарят шашлыки. Пока там никого не было, я спустился к воде. Самый низ солнечного круга намертво соприкоснулся с поверхностью моря. Я стал спешно одеваться: нацепил на плечи баллон со сжатым воздухом, надел маску и ласты. Камень я положил в небольшую резиновую сумку, входящую в комплект водолазного костюма Леонидыча. Винтовку, предварительно осмотрев, я взял в руки. Закинув правую руку за голову, я открыл запорный вентиль у баллона и сделал пробный вдох. Воздух вроде был, на сколько мне его хватит — я не представлял. Возможно, об этом должен был сказать маленький манометр, но для меня он был австралийским диалектом. Я натянул маску и спрыгнул с камня в воду.

Окружавший меня мир наполнился облаком воздушных пузырей. Я сделал выдох и, работая ластами, подплыл к этому самому камню. Рисунок я нашел практически сразу. Он располагался в самом центре камня, между двумя отверстиями, и раньше я его не замечал только потому, что он почти полностью сливался с другими неровностями скалы. Я достал ключ. Его размеры исключительно полно соответствовали размерам рисунка. Немного помедлив, я вставил камень в рельеф рисунка.

Скала вздрогнула, чем напугала меня, и со скрежетом почти мгновенно опустилась вниз. Медленно работая ластами, я вплыл в образовавшееся черное отверстие. Темнота окутала меня со всех сторон. Я сдернул с пояса маленький фонарик и осветил им стены. Черные стены были испещрены неровностями такими, как будто камень когда-то кипел. Он был весь в бугорках, похожих на застывшие пузыри. Я прибавил ходу.

Проход, по которому я плыл, стал уходить вверх, и тут я услышал крик. Крик глухо раскатился под водой. Марина! Я, что есть мочи, заработал ластами и неожиданно вынырнул на поверхность, а мои ноги уперлись в твердое дно. Раздался ещё один крик. Он шел из тоннеля, который был продолжением водного пути. Вонь протухшей рыбы стояла нестерпимая. Я скинул ласты и баллон со сжатым воздухом, натянул затвор в гарпуне и бегом понесся в тоннель. Остановился я в тот момент, когда оборвался крик.

Это была небольшая полукруглая пещера. Я не знал, видели ли древние скифы эту пещеру, но в своем рисунке в обрамлении из черепов, они передали её образ достаточно точно. Прежде всего, несмотря на то, что в ней было светло, пещера казалась очень мрачной и навеивающей страх. Морской дьявол стоял ко мне спиной. Он стоял на двух своих ногах, похожих на лягушачьи лапы. Его зеленые космы спадали на могучие плечи сосульками, а огромные узловатые руки, покрытые слизью, простирались к моей Марине. Она стояла, привязанная за руки к двум огромным каменным столбам, отвернувшись от чудовища и плача. Все дно пещеры было усеяно человеческими костями и черепами, а так же обрывками купальной одежды. Кое-где валялись даже древние доспехи и оружие.

Я вскинул гарпун. Чудовище резко втянуло в себя воздух и повернулось ко мне. Теперь я видел его полностью. Оно было кошмарным созданием и, похоже, настолько древним, что сама суша была юна по сравнению с ним. Его морщины скрывали космы, но пронзительные голубые глаза пробивались и сквозь них. Глаза, словно небесный разлив, под водой они мне показались зелеными, но теперь я видел, что они были голубыми. Я бы сказал — небесно-голубыми. Чудовище, раскрыв страшную зубастую пасть, издало рык, от которого задрожали стены. Я уверен, что его было слышно наверху.

— Витя! — надрывно закричала Марина. Я надавил на курок, метясь в разинутую пасть. Ружье громко щелкнуло, выпустив гарпун. Отдачей меня откинуло на пол. Падая, я услышал противный чмокающий звук. Стальной гарпун, толщиной в десять миллиметров и длиной с мою руку, пронзил гортань прямо через раскрытую пасть чудовища. Оно упало на дно пещеры, ломая разбросанные человеческие кости и, хрипя, задергалось в конвульсиях. Я встал и осторожно подошел, стараясь приближаться не слишком близко. Демон ещё дергался, из-под головы вытекала зеленая лужа крови.

— Витя, помоги мне, — сказала Марина, осипшим голосом. Я подошел и обрезал водоросли, спеленавшие ей руки. Она со всхлипываниями упала ко мне на плечо. Я нежно обнял её и поцеловал в щеку. Взгляд мой упал на столб, к которому была привязана Марина. На его вершине лежал ничем непримечательный камень. Непримечательный для кого угодно, но только не для меня. Это был камень с мелкими письменами, осколок от большого камня, сплошь покрытого одним заклинанием. Чудовище каким-то образом нашло его и спрятало здесь, в своем логове. Я протянул руку и взял его.

Внезапно, сзади меня раздался хруст. Марина, смотревшая мне за спину, закричала, я обернулся. Чудовище было живо. Оно перевернулось на бок, а затем поднялось так неестественно, как на кинопленке, прокрученной в обратную сторону. Я поднял Марину на руки и побежал к воде. Сзади раздался звук вытаскиваемого из плоти металлического гарпуна. По пути я схватил баллон и накинул его на одно плечо.

— Марина! — Она посмотрела на меня расширенными от ужаса глазами. Возьми загубник. Ты будешь дышать, я поплыву рядом.

Я обхватил её за талию. Сзади слышался страшный хруст ломаемых ногами чудовища костей. Оно приближалось. Я набрал воздуха, и мы нырнули.

Я сразу же заработал ластами, но все равно вдвоем мы двигались очень медленно, хотя Марина чуть-чуть шевеля ногами помогала мне. Я оставил в пещере маску, и теперь платил за это подводной близорукостью. Легкие сократились, требуя выпустить отработанный воздух. Я сглотнул. Это было напрасно. Теперь я знал, что более десяти-пятнадцати секунд не продержусь.

Уши уловили гул под водой. Преследование не заставило ждать и оно, я в этом не сомневался, стремительно настигало нас. Живот мой сжался, воздух вырывался наружу, однако попросить Марину дать мне глоток воздуха из баллона, я не мог. У нас не было на это времени.

Стены, стены, стены. Впереди замаячило светлое пятно выхода. Выбиваясь из последних сил, я устремился к нему. Марина стала помогать мне, подгребая руками. Выход был уже рядом. Я выпустил воздух, и он тучей пузырей устремился вверх. Легкие, горло, полость рта сжались. Они были готовы втянуть в себя все, что угодно, даже воду. Последний рывок — и мы вырвались из подводной пещеры. Я толкнул Марину вверх, а сам протянул руку к камню-двери пещеры и выдернул ключ. Дверь с глухим шумом опустилась, и тут я выронил осколок, который все это время держал в руке. Из последних сил я вынырнул на поверхность. Марина, выбравшись из воды, была уже на камнях.

— Витя, вылезай! — крикнула она.

— Убегай отсюда! — в ответ крикнул я, заглатывая воздух, и снова нырнул. Осколок я увидел сразу и устремился к нему. В тот момент, когда я коснулся осколка, открылась дверь пещеры. Морскому дьяволу не требовался ключ, чтобы открыть дверь, для этого он использовал какие-то свои, магические силы. Я сделал мощный толчок ногами и выскочил на поверхность как пробка. Марины уже не было видно. Два гребка — и я был на камнях. Итак, чудовище бессмертно. Об этом можно было догадаться хотя бы посмотрев на временной период, в течение которого оно существовало. Стальной гарпун оказался не более чем безобидной игрушкой. Лишь одно может остановить дьявола…

Его зеленая косматая голова показалась над водой. Голубые горящие глаза светились в вечернем сумраке. С нарастающей быстротой они, словно акула, стали приближаться ко мне. Опомнившись, я начал карабкаться вверх, по камням. Браслеты наручников звякали о камни, создавая непередаваемое звуковое сопровождение этой погоне. Надо мной навис бетонный край площадки летнего ресторанчика. Я слышал, как там играла музыка, и раздавался смех подвыпивших людей.

Сзади меня раздавались страшные хрипы исчадия моря. Дьявол с ужасающей быстротой карабкался по камням. Нас разделяло от силы метров пять. Я схватился за металлические поручни, подтянулся и перекинул тело через них, упав прямо на один из ресторанных столиков. Когда я поднял голову, то глаза мои уперлись в глаза сидевшего за столиком молодого милиционера Филиппа. Челюсть его распухла от моего удара, а глаза (тоже не без моего участия) расширились до размеров пятирублевой монеты. Правой рукой он схватился за кобуру с пистолетом. Я скатился со стола, увлекая за собой скатерть со стаканами и бутылкой крепленого "Золотая балка". Последняя стукнула меня по спине.

— Я нашел его! — невнятно и глухо прокричал он. Выхватив пистолет, Филипп направил его на меня. Мне были безразличны его угрозы, и я лишь пятился назад.

— Не с места! — снова крикнул он. Я хотел предупредить, но было поздно. Монстр появился на площадке летнего ресторана почти мгновенно, выдрав с корнем забетонированную решетку ограждения и оказавшись рядом с Филиппом. И наступил момент ужаса. Надрывный крик сразу нескольких женщин перекрыл южный фокстрот. Филипп, все также с вытянутыми руками и зажатым в них пистолетом, повернулся к существу из моря. Лицо его от удивления стало похоже на странной формы картофель. Дьявол резко подался вперед и, со страшным клацканьем, откусил обе кисти Филиппа вместе с пистолетом.

В эту минуту мне вдруг подумалось о том, что это был момент страха и веры. Как раньше Филипп не смеялся над моими рассказами, теперь, я думаю, он во все поверил и во всем убедился сам.

Чудовище повернулось ко мне. Капающая с губ дымящаяся кровь ярко контрастировала с зеленым телом монстра. Взгляд пронзительных глаз уперся в меня. Рядом с ним Филипп упал на землю. Кровь хлестала из обрубков, заливая его белую форменную рубашку. Из горла раздавались невнятные хрипы.

Дьявол сделал шаг, и я понял, что по суше он передвигается так же быстро, как и по воде. Я вскочил, и под крики людей кинулся к выходу из ресторана, на ходу опрокидывая накрытые столики. Выскочив за территорию ресторанчика, я сломя голову устремился по дорожке, ведущей вверх, на гору. Я вспомнил, что ещё сегодня утром я так же безумно мчался по ней.

Сзади раздался ещё один человеческий крик и разгневанный рык чудовища. Я обернулся. Какой-то пожилой мужчина, заходя в ресторан, попался на пути монстра. Он схватил человека и, подняв его над головой, кинул в кусты. Я побежал дальше. Судя по раздающимся сзади шлепкам, дьявол не отставал от меня. И тут стало давать о себе знать сбившееся дыхание и голодный желудок. Я сбавил темп. Бежать в гору было слишком тяжело.

Попадавшиеся навстречу люди в страхе отскакивали в сторону. Чудовище следовало только за мной, оно знало, что у меня есть вещь, которая может надолго остановить его.

Я нырнул в рощицу из южных сосен. Петляя между ними, я надеялся, что уведу монстра от людей и, к тому же, собью его со следа. В принципе так и получилось. Когда я оказался на тропе, ведущей к камню с заклинанием, монстра сзади не было.

Осторожно переставляя искалеченные босые ноги, я поднимался по тропе. Когда до камня оставалось каких-то метров десять, я увидел его. Оно стояло на самом камне и поджидало меня. Его косматая голова и тело были испещрены застывшими каплями крови. Глаза его смотрели на меня и подзывали к себе. Я вытащил из-за пояса нож Леонидыча. Оно спрыгнуло с камня и медленно стало спускаться ко мне. Метрах в двух оно остановилось. И тут в моей голове раздался голос. Голос был без хрипоты и низких звуков, очень чистый и красивый. Наверно так звучит голос бога.

— Отдай камень, — просто сказал он. Демон сверлил меня своими глазами. Это был его голос! Голос его мозга, высшего и очень древнего на земле создания. — Отдай.

— Нет! — ответил я вслух.

— Отдай камень, и ты уйдешь отсюда целым и невредимым. — Голос эхом проносился у меня в голове. — Зачем тебе это нужно. Я тебя отпускаю.

— Нет! — повторил я. — Я не могу, когда дети плачут.

— Таков закон существования. Так я живу на протяжении тысяч лет. А ты уедешь отсюда, и все будет таким далеким, что покажется тебе нереальным.

— А ты останешься?

— Что такое жизни трех-четырех человек в год. Мир полон людей, они даже не нужны миру. Отдай камень.

Мрак как будто резко сгустился. Я знал, что это не так, что ночь наступала давно, но именно сейчас это стало наиболее заметно. Голубые глаза смотрели на меня. Вдруг я почувствовал, что они приближаются. Я был так заворожен блеском глаз, что не заметил, как расстояние между нами неуклонно сокращалось. Я отступил назад.

— Я не могу позволить этого.

Дьявол резко прыгнул вперед, я отскочил в сторону. Он не удержался на ногах и рухнул мордой вниз. Воспользовавшись моментом, я перескочил через него и рванулся к камню. Неожиданно чудище вытянуло руку и схватило меня за щиколотку. Это было то самое неожиданное, но теперь не скользящее, а цепкое прикосновение, которого я два раза сумел избежать, плавая в море. Мощная кисть чудовища, царапая ногу когтями, потянула меня назад. Я чуть-чуть поддался и полоснул ножом по его руке. Демон издал страшный рев, который раздался одновременно у меня в ушах, голосом твари, чудовища, и в голове, голосом боли ангела. Вторая рука потянулась на помощь к первой. Я полоснул ножом ещё и еще, и, неожиданно, он отпустил мою ногу. На четвереньках я мигом добрался до камня. Осколок в моей руке мелко завибрировал и потянулся к отколотому месту, как магнит.

— Стой! — закричала тварь. Я еле удерживал осколок в руках. — Ты не представляешь все мучения, на которые обречешь меня! Я не хочу снова ЭТОГО! Позволь мне уйти! Я уплыву за море, здесь обо мне никогда не услышат. Остановись, не делай этого!

— Какие мучения? — с недоверием спросил я.

— Я божий ангел, который был проклят и обречен на жизнь, только за счет жизней людей. Меня украли демоны ада и сделали таким, но я сбежал и стал жить под водой. Они много лет жаждали вернуть меня назад, и скифы помогли им тогда. Почти три тысячи лет они мучили меня, подвергали таким пыткам, о которых ни один смертный не имеет представления. Если ты соединишь камень, ты вызовешь их, и вряд ли они не тронут тебя. Они настолько могущественны, что просто не обратят на тебя внимания и сдуют как пылинку в их огненную бездну.

Голубые глаза, единственное, что осталось у этого существа от ангела, с мольбой смотрели на меня. Мне стало его жаль.

Мои пальцы, как по волшебству, один за другим стали разжиматься. Я с удивлением посмотрел на них. Осколок приподнялся на ладони, стремясь вырваться с нее. Единственное, что удерживало его — неразжавшийся указательный палец.

— Не делай этого! — только и смогло произнести чудовище. Осколок вырвался из моей руки и, описав дугу, со звонким стуком, соединился с камнем заклинания. В ту же секунду все надписи на нем загорелись красным светом. Я обернулся. Рисунки на скале тоже светились. Демон истошно закричал. Я спрыгнул с камня.

Камень раскалился. Растущее рядом дерево вспыхнуло и загорелось. Я отбежал, насколько смог. Неожиданно, земля около камня расступилась, и он провалился в образовавшуюся расщелину. Яркое пламя вырвалось оттуда и взвилось к самому небу. Челка, над моими глазами, мгновенно истлела, брови опалились.

Расщелина увеличивалась, превращаясь в гигантскую раскаленную воронку. Резина водолазного костюма нагрелась и жгла тело. Из воронки поднялся плотный, как лава, огненный столб. Горячий ветер сдувал меня со скалы, но я улепился за ствол дерева и, задрав голову, продолжал наблюдать.

Из столба появились три размытые огненные фигуры, чьи головы невозможно было разглядеть — так далеко они уходили в небо. Одна из них, та, что была дальше всех от меня, подняла в направлении демона нечто вроде руки и поманила к себе согнутым пальцем. Демон поднялся в воздух. Он жутко кричал, и голова моя разрывалась от этого крика.

Вторая фигура, та, что была ближе всех ко мне, подняла руку, и бывший терзатель людских тел залива Ласпи оказался распятым на невесть откуда взявшемся колесе. Ему было намного жарче, чем мне. Близость и дыхание трех фигур воспламенили его тело, оно горело и плавилось, кусками капая на землю. Волосы на его голове полностью сгорели, и она до удивления стала похожа на голову ребенка.

Третья фигура, находящаяся посередине, подняла руку. Она нависла над жалким распятым демоном. Я видел, как тяжелые огненные капли с руки падали на землю и воспламеняли деревья. Одна из них попала на стоящий невдалеке валун и проела в нем глубокую дыру.

Демон кричал и извивался на колесе, мне стало его жаль. Рука над ним сделала легкий взмах, и колесо вместе с демоном стало уноситься в огненную воронку. Насколько можно, я вытянул шею, пытаясь проследить его путь. На секунду, колесо зависло над горловиной воронки, а затем стремительно ухнуло в нее. В поднявшемся огненном вихре фигуры, одна за другой, стали уменьшаться и исчезать в воронке. Воронка начала сужаться и под конец захлопнулась, вытолкнув наружу камень с заклинанием. Теперь, это был целый камень. Морской дьявол снова был заточен в аду. Ничего не осталось от пришествия грозных фигур, лишь горящие деревья, да оплавленные камни. И еще, мое ухо заметило странный звук, как будто тысяча разных голосов тянули одну ноту. Камень заклинания был цел, и заклинание работало.

На следующее утро на базу прибыла целая армия милиции и экспертов. Молодой Филипп умер от болевого шока — по крайней мере так мне сказали медэксперты, хотя я так не думал. Он, конечно, мог умереть от болевого шока, от обильной потери крови, однако я полагал, что он умер от невозможности осознать увиденное. Почему-то его мне было не жаль.

У Марины произошло нервное расстройство. Врачи обещали, что все будет благополучно, ей нужен покой и отдых. Еще несколько человек пострадали, но лишь один, которого бросил демон, был госпитализирован.

Когда нашли Марину, то сами собой отпали обвинения в мой адрес. Женщина-следователь каждый раз проходя мимо меня, намеренно отворачивалась, а Толя передо мной извинился, а я извинился перед ним.

Поскольку несколько десятков человек видели демона, теперь милиция не могла свалить убийства на разумное существо. После долгих размышлений они вконец запутались и вынесли решение, что убийцей являлся сумасшедший медведь, на поиски которого, сразу после вынесения постановления, были брошены силы милиции и добровольцев. Когда я уезжал через две недели, они все ещё его искали.

Многие из отдыхающих знали о моем участии в этих событиях, множество баек и слухов прошло через их уста. Они вопросительно смотрели на меня, и лишь сержант Толя набрался смелости спросить. Я ему все рассказал.

Позже, мы с ним посетили то место. Камень остался там же, крохотные письмена ни на миллиметр не изменились, хотя вокруг царил полный хаос и разрушение. Толя организовал цемент, и мы с ним полностью залили камень раствором и засыпали землей, чтобы никто больше не смог не то, чтобы отколоть кусок, но даже и найти его.

Вот и все, Марина позже поправилась, врачи советовали съездить на курорт и отдохнуть. Однако мы с ней решили, что курортов с нас хватит, и с тех пор больше никогда в Крым не ездили. Купаться я вообще разлюбил.

Реклама на сайте