«На острие»

На острие

Ваалентина против обыкновения ворвалась к нему ни свет ни заря, так что Марч, привыкший подниматься рано, еще и часа не успел поработать. Ваалентина явилась как стихийное бедствие, тайфун, срывающий с привязи утлые лодчонки и разрушающий мирные хижины, как разъяренная фурия… хотя именно фурией Ваалентина и была, поэтому, как ей еще являться к жениху, не желающему думать о завтрашнем дне и вполне довольному существующим положением вещей, в то время как все приличные демоны сложа руки не сидят, лишь один Марч, гром его разрази, и почесаться не желает ради собственного благополучия!

Марч оставил в покое излишне упорную праведницу, которой он навевал искусительные предутренние сны, спокойно дослушал сетования невесты и спросил:

– Что случилось, дорогая?

– Как что случилось?.. – вновь разъярилась эринния. – Ты что, не знаешь, что найден способ межзвездных коммуникаций? Собирайся, мы летим вместе со всеми!

– Мы никуда не летим, – мягко сказал Марч.

Он привычно переждал новый пароксизм ярости, а затем в сотый раз принялся повторять давно известное любому представителю дьявольского племени:

– Ваалюша, пойми же наконец, что нам закрыт выход в космос. С тех пор, как мы были сброшены с небес, нам нет туда пути. Ангелы, будь они неладны, спокойно преодолевают космическую бездну, а нам, хотя мы столь же нематериальны, невозможно проникнуть за пределы атмосферы. Холод, ионизирующее излучение, этот отвратительный вакуум… бр-р!.. Ни один нечистый дух не сможет долететь своим ходом даже до Луны. А ты собралась на альфу Центавра!

– Ты ничего не знаешь! – Ваалентина явно пришла во всеоружии новой сплетни, которых среди бесов ходит куда как побольше, нежели среди людей. – Мы полетим в свадебное путешествие на человеческом корабле! Старт через два дня, оставь в покое свою праведную дуру и собирайся немедленно!

– Мы никуда не полетим, – повторил Марч, безуспешно стараясь добавить в голос твердости. – Постановлением адского синклита запрещено даже смотреть на строящийся корабль.

– Корабль уже построен! – Ваалентина не умела говорить ни тихо, ни мягко, но все же Марч не сбился с тона и, словно странствующий проповедник, продолжал нравоучение:

– Для охраны астролета Люцифер выделил отборнейшие части личной гвардии. Нас поймают прежде, чем мы сумеем подобраться к кораблю. А мне почему-то совсем не улыбается из бесов-искусителей переходить в простые истопники. Думаю, что и тебе это не понравится.

– То есть ты позволишь переселенцам улететь чистенькими, без единого беса на борту? – Ваалентина явно что-то знала и теперь провоцировала жениха на необдуманные слова, чтобы потом побольнее уязвить его.

Вообще-то Ваалентина любила Марча самой нежной и искренней любовью, однако дьявольская натура и непомерное тщеславие брали свое, так что беседы влюбленных порой напоминали свары супругов, стоящих на грани развода. Ничего не поделаешь, Ваалентина была высококлассной специалисткой по семейным ссорам, а профдеформация среди чертей встречается еще чаще, нежели среди сынов Адама. Марч понимал это и относился к неизбежным скандалам стоически. В конце концов, Ваалентина – дьяволица из знатной семьи, это даже по имени видно, и если ты намерен войти в хорошее общество, то некоторые неудобства приходится терпеть. Хотя из всего высшего общества Марчу была нужна только его невеста, но зато ради Ваалентины он был готов претерпеть многое. И Марч, вздохнув, безропотно полез в предложенную ловушку.

– Даже если мы проникнем на корабль, мы все равно рассеемся, едва он выйдет в открытый космос. К сожалению, это проверялось неоднократно. Чтобы выдержать космический перелет, дьяволу необходимо во что-нибудь или в кого-нибудь вселиться. А в такой сложной системе, как космический корабль, подобный поступок неизбежно приведет к катастрофе. Инфернальное существо, вселившееся даже в самый простой механизм, становится гремлином, а звездолет, зараженный гремлинами, никуда не долетит. Тем более никуда не долетит корабль, в экипаже которого имеется хотя бы один одержимый бесом человек. Это аксиома.

– Ах, какой ты у нас умненький! – нежно пропела фурия. – Жаль только, что дурачок! – наманикюренный коготок, только что расчесывавший Марчу волосы, звонко и больно тюкнул его в лоб. – Ничего-то ты не знаешь, на все тебе наплевать, даже нашим свадебным путешествием должна заниматься я! Так хотя бы прочисти свои глухие уши и слушай внимательно! Звездолет не просто достроен, вчера ему дали имя. Его назвали «Игла»! Хоть это ты понимаешь, болван!

– Это я понимаю, – меланхолично заметил Марч.

Прекрасно зная достоинства и недостатки своей любимой, Марч не стал уточнять, что сам был в числе тех, кто внушал власть имущим странную мысль назвать первый межзвездный лайнер изящным словом «Игла». Поэтому Марч хлопнул себя промеж рогов и, словно только что вспомнил важную новость, сказал невпопад:

– Ты знаешь, у Люции объявился новый ухажер.

– Па-адумаешь!.. – протянула Ваалентина. – У нее их на всякий день чертова дюжина набирается. Она же суккубка, чем ей еще заниматься…

– Да, но она рассталась со своим ифритом, – с некоторым злорадством произнес Марч.

Восточный дух, сказочно богатый и знатный, с которым недавно сумела познакомиться Ваалентинина подруга, служил постоянным источником упреков со стороны честолюбивой фурии. И, разумеется, Марч, которому до смерти надоело выслушивать жалобы, что он неказист, беден и вообще в подметки не годится даже самому захудалому джинну, не мог скрыть удовлетворения, сообщая Ваалюше о любовной неудаче ее подруги.

– Мерзавец! – с чувством произнесла Ваалентина. – Ведь он обещал жениться! А еще говорят, что ифриты всегда держат слово!

– Так он и собирался жениться, – подтвердил Марч, – но оказалось, что у него есть гарем и он хочет, чтобы Люция была восемнадцатой любимой женой. Можешь представить – Люська в гареме! И чтобы у нее не было никого, кроме законного супруга!

– На него что – благодать сошла? – изумилась Ваалентина. – Впрочем, Лю-Лю какую угодно клятву даст и в тот же день обманет. У нее же специализация – супружеские измены.

– Ага, только в качестве свадебного подарка твой дражайший ифрит приволок ей пояс верности из полированного ниобия с чудесным эмалевым распятием на самом пикантном месте. Ни снять, ни так извернуться.

– Бедняжка!.. – прошептала Ваалентина. – Неудивительно, что ей пришлось отказать такому женишку. Я всегда знала, что все мужчины скоты! – Ваалентина перевела понимающий взор на Марча, и тот поспешно пробормотал:

– Дорогая, мне пора… работа, понимаешь ли…

– Ты мне зубы не заговаривай! – Ваалентина сверкнула безукоризненными клыками, безо всякой подготовки выходя на истерические ноты. – Лю-Лю со своими женихами сама разберется, а ты… чтобы сегодня же!.. иначе забирай свое кольцо и ищи себе другую дуру, которая согласится торчать на Земле, в то время как все уважающие себя черти…

Марч поник ушами, стараясь не слышать любимого голоса.

* * *

Готовящийся межзвездный перелет недаром волновал адскую общественность. Люди, вызывая зависть чертей, уже давно летали в космос, но сейчас готовилась не просто исследовательская экспедиция. Летели переселенцы – пятьдесят тысяч человек. А этого бесовское общество допустить не могло. И дело тут не в зависти, просто оставить без присмотра такую ораву народа оказалось бы непростительной глупостью.

Проще всего было бы сорвать экспедицию. Пара смертников-гремлинов – и фотонную громаду разнесет на части, едва будет включен маршевый двигатель. Однако заполучить разом пятьдесят тысяч мучеников никому не улыбалось. Да и просто – жаль людей, ведь за тысячи лет совместного существования бесы успели полюбить своих симбионтов. Да и вообще – тоскливо сидеть на одной планете. Выходить в космос страшно, однако, navigare necesse est.

Но главное, никак нельзя позволить людям остаться без опеки старших братьев. Дени Дидро некогда правильно заметил, что человек по природе добр, и, лишившись помощи темных сил, люди, несомненно, все как один, станут праведниками. Тем паче что ангелы-хранители никуда не денутся, и уж они-то насоветуют своим подопечным такого, что не приведи Сатана!

Марч, невидимкой спешивший по улице, поднял голову и глянул в небо. Там, словно бомбовоз, груженный добродетелями, на бреющем проходил белоснежный ангел. Вроде бы не хранитель – обычный посланец, тупой и самодовольный, как все курьеры. Впрочем, будь ты хоть архангелом, природу свою не спрячешь, ведь само слово «ангел», ежели перевести на нормальный язык, означает «курьер».

Марч остановился и погрозил крылатой гадине кулаком. Ангел сделал вид, что не заметил.

Собственно говоря, Марч, как и большинство молодых бесов, был убежденным атеистом. Легенду о восстании против всемогущего господа он рассматривал как отголосок древней вражды между поборниками военно-бюрократической олигархии и свободолюбивыми бунтарями. Разумеется, в той давней войне бунтари были побиты, но с тех пор они обзавелись собственной знатной верхушкой, армией, аристократией и бюрократией, и теперь ни в чем не уступали противнику. Вот только ангельское воинство спокойно летало сквозь космические бездны, а некогда поверженному адскому народу вход туда был закрыт. Эта несправедливость стала источником бешеной ненависти дьяволов и непомерной гордыни ангельской своры. До новой войны, впрочем, дело не доходило. Покуда не доходило… Но теперь…

Если люди не просто доберутся к звездам, но оснуют там колонии, свободные от влияния темных сил, это даст решающий перевес ангельским армадам. Общество, состоящее сплошь из праведников, немедля начнет выполнять все заповеди подряд, и ничего хорошего из этого не выйдет. Ведь это только кажется, что Библия противоречит сама себе, на самом деле при желании вывернуться можно. Любовь греховна, и в безгрешном обществе никто не будет любить, зато все примутся возлюблять ближнего своего… Марч потряс головой, отгоняя неуместное сравнение божественного глагола с матерным словом.

Эти люди будут постниками и молитвенниками, и хотя они не станут сеять и жать, но в то же время будут трудиться в поте лица своего, как приказано в Ветхом Завете. Трудиться во имя исполнения заветов. И они выстроят такое общество, что никакому дьяволу не приснится даже в кошмарном сне. Раз велено плодиться и размножаться, то они примутся плодиться не хуже саранчи, причем самым безгрешным образом. Детей будут зачинать в пробирке, и лишь затем женщины станут рожать в муках во искупление давнего и не своего греха.

Вскоре им станет тесно в их внеземном раю, и они двинутся нести по Вселенной светоч истинной веры. И Земля, грешная и неправедная, где умеют любить и любят грешить, вызовет их праведный гнев. Вот тогда и случится Армагеддон, после которого некому будет являться на Страшный суд.

А что до такой мелочи, как шестая заповедь, то и ее можно обойти без проблем. Разве совершает убийство квалификатор, дающий заключение о преступности еретика? А тот, кто привязывает его к костру? Ведь безбожник остается жив, а порой, устрашенный, даже отказывается от вредной истины. А тот, кто подносит факел к дровам, разве он убийца? Ведь так недолго назвать убийцей всякого, кто вечером разжигает очаг в доме своем. Главное, чтобы исправители нравов исполняли долг без гнева, возлюбя ближнего своего. И они будут исправлять без гнева и страсти.

Воистину, нет такой гадости, какой не сказали бы черти о людях безгрешных! Особенно если это правда.

Точно так же будет вестись и война. Одни станут чертить карты и составлять планы, другие нажимать кнопки, а третьи – умирать сами по себе, исключительно в силу своей испорченности. И когда окажется, что Землю можно захватить, но нельзя победить, потому что «испорченность» немедля захватит победителей, праведники примут радикальные меры по исправлению нравов. А технические средства для этого у них будут. Так что в скором времени не будет самой Земли вместе со всеми нечестивыми людьми и нечистыми духами.

Конечно, дьяволы и сами не прочь повоевать. Хорошая войнушка бодрит и полирует кровь. Но когда тебя могут на самом деле убить – это не нравится никому. Именно поэтому никак нельзя было допустить, чтобы люди улетели, не имея на борту должного количества дьяволов.

Безвыходное получалось положеньице, парадоксальное!

Впрочем, есть наука, которая очень любит заниматься парадоксами. Имя ей – схоластика. Та самая схоластика, что многие годы потратила на выяснение принципиально важного вопроса: сколько чертей может поместиться на кончике иглы?

Сегодня люди почти забыли древнюю науку, но именно к схоластике обратили свои взоры неунывающие черти, частенько подбирающие то, что осталось невостребовано людьми.

О, великие схоласты минувших веков, мастера силлогизмов и спекуляций! О, Жан Руисбрук, Грегуар де Римини, Жан Хризостом, благородный сенсуалист Дунс Скот и ты, христианнейший доктор Джон Герсон! Ваши работы не пропали втуне и как всякий истинный труд нашли выход в практику. Задача, которую поставили вы перед неблагодарным человечеством, была разрешена не людьми, а самими заинтересованными лицами. Демонология, ангеловедение и кристаллография совместными усилиями справились с древней проблемой.

Прежде всего адские ученые дали определение понятию «кончик иглы». Истинным кончиком всякой иглы могла считаться лишь верхняя грань завершающего монокристалла. Только там на нескомпенсированных узлах кристаллической решетки сверхъестественные существа начинали обладать способностью к сверхплотной упаковке. При этом они переходили в латентное состояние, в котором становились нечувствительными к внешнему воздействию. Больше всего подобное явление напоминало превращение активного микроорганизма в спору, умеющую выдержать высушивание, нагревание и космический холод.

Никто не знает, занимались ли этой проблемой ангелы, но любознательные черти исследовали ее досконально. Выяснилось, что на всяком узле, входящем в понятие «кончик иглы», может поместиться один активный дьявол или легион чертей в латентном состоянии. А поскольку железо, из которого, по преданию, делались иглы, кристаллизуется в форме объемноцентрированной кубической решетки, у которой нескомпенсированными оказываются пять узлов, то, значит, всего на кончике стальной иглы может поместиться пять легионов самых зловредных бесов.

С этой задачей юные демоны знакомятся еще в школьные годы, на уроках прикладной схоластики. Прежде казалось, что задачка представляет лишь умозрительный интерес, но теперь способность переходить в латентное состояние и, значит, выдерживать космическое путешествие оказалась жизненно важной. Жаль только, что за многие сотни лет дьяволы, и прежде не особо ориентировавшиеся в предметах материальной культуры, полностью забыли, что такое «игла». Задачу знали все, а что такое игла – не ведал никто. Смутно вспоминалось, что есть у иглы ушко, через которое ходят верблюды. Еще есть рыба-игла, ничуть не железная и не склонная к космическим перелетам.

Дурацкое сложилось положение: есть возможность лететь вместе с людьми к иным мирам, и в то же время – нет такой возможности. Задача разрешена, а люди иглами больше не пользуются или пользуются так тайно, что никакой бес не пронюхает.

Однако великая наука схоластика не привыкла отступать перед трудностями. Раз все сущее поименовано, то все поименованное – существует! И значит, достаточно назвать звездолет иглой, как он обретет все иррациональные свойства схоластической иглы.

Это был очень тонкий ход. Перед темными силами приоткрылась узенькая лазейка к звездам. Узенькая, потому что на самом деле пять легионов чертей – это, по адским меркам, очень немного.

Общеизвестно, что для полного контроля над человеком требуется легион бесов. Даже в богословской литературе отражен такого рода факт. Конечно, никто не собирался подселять в каждого переселенца по легиону злых духов, этого никакое душевное здоровье не выдержит, но все же пять легионов чертей на пятьдесят тысяч человек – безбожно и прямо-таки дьявольски мало. Так что многие не без оснований считали, что отбывающие на альфу Центавра улетают на верную гибель.

И все же энтузиазм в адских поселениях царил небывалый, квинтильоны и додекальоны добровольцев мечтали попасть в избранные, портреты счастливцев печатали в газетах, а литавры, барабаны и тулумбасы сопровождали всякий их шаг. Неудивительно, что Ваалентина покою не давала своему непутевому суженому, требуя, чтобы на кончике иглы нашлось место и для них.

Марч летел над самой землей, грустно вспоминая перипетии еще не начавшейся супружеской жизни, и, задумавшись, с ходу налетел на что-то мягкое. Обратив взгляд на грешную землю, Марч увидал Люцию – суккубочку, которая так неудачно пыталась пофлиртовать с заезжим ифритом. Видимо, Люция нарочно встала на его пути, а он, задумавшись, ткнулся физиономией прямиком ей в груди.

– Марчик! – воскликнула Люция, стараясь притянуть беса-искусителя к себе. – Неужто ты наконец обратил на меня внимание?

С Люцией Марч был знаком дольше даже, чем с Ваалентиной. Более того, со своей невестой он познакомился на одной из оргий, что порой устраивала суккубка. С Люцией у Марча сложились отношения, каких даже среди людей встретишь не часто. Порой такая ни к чему не обязывающая дружба возникает между давними любовниками, разошедшимися по взаимному согласию и оставшимися добрыми приятелями. Но между демоном-искусителем и специалисткой по супружеским изменам никогда не было ничего, кроме взаимного приятельства. Хотя Марч понимал, что в нынешнем состоянии от Люции можно ждать всяческих выкидонов.

Обычно, испытав очередное любовное разочарование, Люция бросалась во все тяжкие. В припадке самоуничижения она немедленно заводила нового воздыхателя, желательно самого затруханого и убогого. Вскружив ему голову, суккубка самым жестоким образом бросала несчастного, утешаясь его страданиями. Лишь после этого любвеобильная демонесса приходила в норму и могла вернуться к нормальной жизни.

Хотя Марч был самым неподходящим претендентом на роль затруханого любовника, но кто знает, что может прийти в извращенный женский ум… Поэтому Марч не стал поспешно отстраняться, что могло быть трактовано как смущение, а, напротив, обнял Люцию и братски поцеловал в щечку, отодвинувшись при этом от пышных персей, в которые так неосмотрительно вмазался.

– Люсек! – воскликнул он. – Как твои дела? Я так волновался!

– Волноваться? Из-за меня? Право, не стоит. – Люция, судя по всему, находилась в пике самоуничижения. – Со мной все в порядке, да и что может приключиться с таким существом, как я. Лучше расскажи, как там Ваалюша? Когда вы наконец поженитесь?

– Как же не волноваться? – возмутился Марч, полностью игнорируя риторические вопросы подруги. – Этот ужасный дэв, который хотел отнять тебя у нас, увести в свою Аравию… не помню, как его звали…

– Абдуриблис ибн Оберхам, – произнесла Люция недавно еще дорогое имя.

– Во-во! Обдур ибн Хам. Мы так его и называли.

– Не надо так говорить, я понимаю, ты излишне хорошо ко мне относишься, но благородный гнев – это добродетель, и тебе он не идет. К тому же дура по-арабски означает «жемчужина». Он часто называл меня жемчужиной жемчужин: дур-из-дуран. А я была дурой из дур! Должна бы понимать, что такая дрянь, как я, не может рассчитывать на приличную партию. Но теперь я свое место знаю…

– Кто он? – напрямую спросил Марч, заранее смиряясь, что сейчас ему придется знакомиться с каким-то забродой, которого уже успела подцепить Люция.

– Если тебя не смущает подобное знакомство, мы бы могли зайти к нему. Он живет здесь, совсем недалеко.

Марч бросил взгляд вдоль шумной улицы и недоуменно проговорил:

– Но ведь это человеческий город, как он может тут жить? Не с домовым же ты спуталась…

– Может, может… – говорила Люция, увлекая Марча к подъезду многоквартирного дома. – А если по совести, то мне и с домовым путаться – много чести.

Они остановились возле обшарпанной пластиковой двери.

– Люська, – догадался Марч, – ты что, закрутила роман с человеком?

– А что? – подбоченясь, спросила Люция. – Скажешь, нельзя?

– Так ведь это – твоя профессия… какая тебе радость возиться с человеком? Опять же, для этого дела вселяться нужно в какую-нибудь шалаву…

– Обойдусь без шалавы, – проговорила Люция, подрастая до человеческих размеров и принимая облик прелестной старшеклашенки. Затем она без тени сомнения прошла сквозь запертую дверь и, очутившись в прихожей, позвала: – Котик, это я!

На призыв никто не отозвался. Люция и невидимый Марч прошли в захламленную комнату. Хозяин, пьяный и несчастный, сидел над компьютером, бесстыдно вывалившим на стол все свои блок-внутренности.

– Котик, это я! – повторила Люция.

На этот раз хозяин поворотил небритую физиономию и, печально дохнув перегаром, сказал:

– Не работает. Видеокарта барахлит, а в чем дело – не въехать.

– Сейчас въедем! – успокоила Люция.

Она наклонилась над столом, ухватив за хвостик, двумя пальчиками выдернула из видеокарты верещащего гремлина и со словами: «Пшел вон, пакостник! Еще подглядывать тут будет!» – выкинула его в форточку.

– Вот и все, а ты боялся!

– Люцинька, ты у меня умничка! – с чувством промычал пьяный.

– Как тебе мой Котик? – спросила Люция у Марча. – Правда, прелесть? Он специалист по древним порокам и так испорчен, что к нему даже демона-искусителя приставлять не стали.

– Люська, ты умом тронулась! – сказал Марч. – Ну, ладно, сейчас он над компьютером сидит, но ведь ночью ему другое понадобится, а ты нематериальна!

– Он у меня такой пьяненький, – с нежностью проворковала Люция, – и так помешан на своих машинах, что не разберет, по-настоящему я с ним сплю или виртуально.

– Пьян да умен – два угодья в ем! – возгласил Котик, разобравший лишь начало фразы. – Люцинька, ведь это ничего, что я сегодня выпил? Пить – здоровью вредить… но я и не пью, я только водочки – от огорчения, что видеокарта полетела… я же не на иглу подсел…

– Что?! – услыхав знакомое слово, Марч подпрыгнул. – Разве люди тоже умеют садиться на иглу?

– Сгинь! – крикнула Люция, с ходу сообразившая, что Марч от неожиданности забыл про невидимость. – Это у него какая-то древняя идиома! Сгинь, тебе говорят!

Но Котик уже сфокусировал глаза на мечущемся Марче.

– Люцинька, глянь, я упился до чертиков! Слушай, ты почему не зеленый?

Это было ужасно обидно, Марч впервые попался на глаза человеку, а тот даже не удивился по-настоящему. От огорчения Марч позеленел, но от своего не отступился:

– Ты не ответил, – угрожающе повторил он, выпятив грудь, но забыв увеличиться в размерах, так что по-прежнему был по колено пьянчужке. – Умеют люди садиться на иглу?

– Еще как! – подтвердил образованный ханыга.

– И сколько человек может поместиться на кончике иглы?

– Сколько угодно. Но по одному. В очередь.

Марч не стал вдаваться в схоластические тонкости странного ответа и сразу перешел к главному:

– Что такое игла и где ее можно достать?

– А я почем знаю? – честно ответил предмет Люциевой страсти. – Вот ежели бы подсел, то знал бы, а так – не знаю.

– А где можно узнать? – Марч решил во что бы то ни стало выяснить все. Конечно, с людьми запрещено разговаривать в собственном обличье, но раз уж он все равно попался, то, как говаривали предки: семь бед – один ответ.

– А вон там, – невежливо ответил хозяин и пинком ноги адресовал Марча к компьютеру.

С невнятным воплем Марч пролетел сквозь корпус и ухнул в глубины винчестера.

О, эти поисковые системы, где сам черт ногу сломит! Искать в компьютерных сетях нужную информацию – что иголку в стоге сена, пока вслепую не наколешься – не сыщешь. Кодовые слова, документы – оригинальные и уникальные (Марч так и не понял, чем они отличаются), ужасное слово «Рамблер», таинственное, как шумерское заклинание. И антивирусные программы, всякая из которых рассматривает просочившегося дьяволенка как потенциальную угрозу целостности программ и жаждет стереть его с диска. И самое жуткое, что они правы, ибо дьявол в компьютерных сетях действует наподобие вируса. И весь ты у противовирусных программ на виду, спрятаться некуда, светло на интернетовских сайтах – хоть иголки подбирай!

Хотя и Марч своего не упустил, подпортил кой-что в паре-тройке архивов, чтобы пользователям жизнь медом не казалась. А потом еле унес сломанные ноги.

Все-таки хорошо, что черти не в ладах с техникой, иначе многих сорвиголов не досчиталась бы родная преисподняя. Хотя и люди вынуждены были бы распроститься с компьютерами, ибо на всякий пароль найдется свой хакер и на любую программу отыщется вирус.

Марч выбрался наружу через два часа, хромой на обе ноги, но с бесценной информацией в зубах.

Игла – это, оказывается, то же самое, что иголка! Знать бы заранее, можно было бы внушить переселенцам благую мысль захватить с собой десяток ежей или дикобразов. Ведь если вдуматься, то вдали от родных небес никак нельзя обойтись без дикобраза, который сопением и треском игл будет напоминать о навеки покинутых саваннах и пампасах. А какая могла бы получиться диссертация: «Дикобраз, как межзвездный переносчик инфернальной инфекции»!

Ах, как много можно сделать, если бы знать заранее! Впрочем, кто скажет, как обстоят дела с координационными узлами на острие дикобразьей иголки, смогут ли бесы впасть там в латентное состояние? Ведь настоящая игла, как явствует из трудов древних схоластов, сделана из металла. Пришлось искать металлические иглы. И такие иглы нашлись.

Игла оказалась частью медицинского и отчасти палаческого инструментария, предметом, с помощью которого нарушалась интактность кожи. С первого взгляда подобное изуверство показалось бессмысленным, но, поразмыслив, Марч понял, что это делалось для того, чтобы ввести под кожу чертей, несомненно обитающих на кончике иглы. Ведь давно известно, что человек, одержимый бесами, боли не чувствует.

При этом становилось понятным, почему иглы для иглоукалывания делались не из железа, а из серебра или золота. Отвратительная вещь – драгоценные металлы, кристалл у них в виде гранецентрированного куба, и, значит, на кончике золотой или серебряной иголки поместится всего четыре легиона бесов. Но ведь для полного одержания достаточно и одного легиона, так что неудивительно, что древние врачеватели стремились уменьшить количество чертей на игле, предназначенной для облегчения страданий.

В уме замаячила новая тема докторской диссертации: «Одержимость бесами, как метод лечения соматических заболеваний», – дивные темы придумываются тем, кто никогда диссертации защитить не сможет, хотя бы потому, что никогда научной работой не занимался.

Затем Марчу удалось узнать, что значит – сесть на иглу. Прочитав в полустертом от старости словаре молодежного сленга толкование этой идиомы, Марч долго не мог поверить, что такое действительно возможно. Добровольно вкалывать себе по пять легионов чертей за раз, да еще в сочетании с наркотическими веществами – для этого надо было потерять всякое представление о самосохранении! Поневоле задумаешься, есть ли смысл искушать столь испорченных людей. Тут уже не черти людей, а люди чертей плохому научат.

Жаль, что все применения игл безбожно устарели. Как говорится, была игла, да спать легла.

И, как это обычно бывает, уже в самом конце и совершенно случайно нашел Марч исходное значение искомого слова. Настоящая игла оказалась заостренной протыкалкой с ушком для всяких швейных и скорняжных работ.

Это был полный облом. Ну кому в наше время может понадобиться заостренная протыкалка? Ультразвуковые насадки заменили их и в швейных делах, и в скорняжных. Давно прошло то время, когда несшивный хитон удивлял людей и разыгрывался в кости, будто бог весть какая ценность. В новое время как раз шва найти не удастся. Никто не шьет, не сметывает, не штопает и заплаток не ставит. Всюду нетканые материалы, лазерная кройка, ультразвук и клей вместо иглы. Это ж каким дремучим поборником отживших традиций нужно быть, чтобы взять в руки иглу?

Марч задумался глубоко и надолго. В самом деле, где найти такого ретрограда? Ну разве что…

* * *

Ваалентина встретила его привычно гневно.

– Собираешься соврать, будто был в приемной Вельзевула и получил персональный отказ от его шестого заместителя? Не выйдет, дорогой, на такую уловку меня не купишь!

– Я не был в приемной, – коротко ответил Марч. – Собирайся, нам пора.

– Куда?! – по инерции взъерепенилась Ваалентина. Потом до нее дошло, и она восхищенно прошептала: – Неужто получилось?

Марч приложил коготь указательного пальца к губам и кивнул.

Оказалось, что Ваалентина, готовая лететь к звездам хоть сию минуту, совершенно не собрана. Марч даже заподозрил, что все скандалы по поводу грядущего свадебного путешествия она закатывала ему просто на всякий случай, чтобы не потерять квалификации. Но так или иначе через час амулеты, косметика и любимые бирюльки были собраны, а больше невещественному существу, даже женского пола, не требуется. Этим дьяволицы выгодно отличаются от своих человеческих сестер. Не присев на дорожку (суеверия приличны только людям!), Марч и Ваалентина покинули дом, в который им вряд ли доведется возвращаться.

Всякое путешествие, даже самое межзвездное, начинается с первого шага к дверям, а поскольку это было свадебное путешествие, то по адским законам Марч и Ваалентина, выйдя из дома, считались уже не женихом и невестой, а мужем и женой. Конечно, не мешало бы закатить пир для родственников и приятелей, но, как обмолвился один апостол: «По нужде и закону применение бывает». Лукавое племя очень любит эту оговорку и частенько ею пользуется.

На улицах Дита, как всегда, было чертовски много народа. Какой-то знакомый сатаненок окликнул молодую пару:

– Далеко собрались?

– К звездам! – отшутился Марч фразой, ставшей за последние месяцы расхожим штампом.

Ваалентина побледнела, заставив Марча пожалеть о неумной шутке. К счастью, знакомый ничего не заметил, а через несколько минут молодожены уже пробирались через человеческий город, где было чертовски людно, но бесчеловечно мало чертей. Они приближались к одному из оплотов богобоязненности в этом чересчур свободолюбивом мире.

Здесь можно было встретить лишь беса-искусителя, явившегося по зову долга. Для собственного удовольствия сюда никто не ходил. Неприятное было место, и чем ближе к центру, тем больше вокруг пованивало святостью, пока наконец Ваалентина не остановилась, зажавши нос, и не спросила гундосо:

– Куда мы идем, в конце концов?

– Черт побери! – ласково воскликнул Марч. – Крепись, дорогая! Через это необходимо пройти. Будь здесь хоть капельку приятнее, кто-нибудь непременно отыскал бы этот путь прежде меня.

Ваалентина судорожно кивнула и, шепча успокоительные проклятия, двинулась следом за Марчем.

По счастью, им не пришлось идти в храм, которые торчали тут во множестве, Марч свернул к самому обычному дому и, просочившись сквозь древнюю кирпичную кладку, очутился в жилище, обставленном с пуританской скромностью. Здесь явно обитала семья, так что Ваалентина хищно потянула носом, выискивая, к чему бы могла прицепиться хозяйка, чтобы закатить своему благоверному скандал. И сморщилась, не найдя ничего. Если бы не сильный запах ханжества, здесь было бы очень уютно. Занавески, пуфочки, кружевные подзорчики… спокойствие, тишина, мягкий свет, льющийся из окна. И полный порядок и чистота, которые так не по нраву даже самым аккуратным нечистым. Лишь два пребольших крокодильей кожи чемодана, выставленные у стены, нарушали общую гармонию.

На гобеленовой тахте возле окошка сидела женщина средних лет и, придвинувшись поближе к свету, рукодельничала.

– Что это за особа? – подозрительно спросила Ваалентина.

– Это моя подопечная праведница, – с некоторой грустью сказал Марч. – Та самая, которую мне не удалось склонить ни к единому греху. Кроме того, она супруга корабельного священника и завтра вместе со своим мужем отправится в путешествие. И мы вместе с ней. Так что я еще поработаю с этой красавицей и, надеюсь, заставлю хотя бы раз в жизни чертыхнуться.

– Ты что, вообразил, будто таможенники Люцифера не станут проверять багаж твоей набожной идиотки? – возопила фурия, к которой немедленно вернулось утерянное было благоразумие. – Да нас выволокут из этого чемодана за уши!

– Не выволокут, – успокоил Марч. – Скоро в этот чемодан выстроится огромнейшая очередь, но мы-то будем в ней первыми. Как ты думаешь, чем занимается моя богомольная лапушка?

Ваалентина двинулась было вперед, но тут же попятилась, издав отчаянный вопль:

– Она мастерит тряпочную икону!

– Это не икона, это плащаница. И она не просто мастерит ее, а вышивает вручную, как было принято в древние времена. Эта техника называется: вышивка гладью.

– Да хоть гадью, это все равно богоугодное занятие, у меня от одного взгляда на него голова болеть начинает!

– Терпи! Ты хоть знаешь, что за инструмент у нее в руках? Конечно, не знаешь, ведь им чертову прорву лет никто не пользуется, только такие замшелые ревнители старины, как эта богомолка. Так вот, это у нее игла! Самая настоящая, а все остальные – паллиативы! Острая часть и есть знаменитое острие, а с другой стороны – ушко… видишь, сквозь него продета нитка.

– А где верблюд? – пискнула Ваалентина.

– Нет никакого верблюда и никогда не было, это святой Иероним напутал или еще кто-то из переводчиков. А острие, как видишь, есть. На нем мы и полетим. Вперед, родная!

Взявшись за руки, Марч и Ваалентина взвились в воздух. Стремительно уменьшаясь в размерах, они приближались к проворно снующей игле. Полированный металл тускнел, теряя кажущиеся свойства и проявляя истинные. В металле бродили вихревые токи, бушевали магнитные поля, источаемые доменами, электронный газ резонировал, обретая подобие порядка в поллинговых структурах, и все эти факторы словно в фокусе сходились в одной точке, где крутыми курганами вздувались нескомпенсированные узлы кристаллической решетки. Плотность всего на свете здесь достигала таких величин, что никакие внешние воздействия не могли бы затронуть севшего на иглу. И места тут было… да, пожалуй, на каждом узле без труда могло бы разместиться по легиону крылатых добровольцев.

Пробившись сквозь магнитные шквалы, влюбленная пара опустилась на самый кончик иглы. Марч на центральный узел, Ваалентина чуть левее.

– Устраиваемся? – радостно предложил Марч.

– Мы что, одни будем на целой игле сидеть? – ошарашенно спросила Ваалентина.

– Нет, конечно. Но остальных предупредим за час до отлета. Толкотня тут начнется, не приведи Сатана! Но мы уже будем в латентном состоянии, так что нас отсюда даже твой дядюшка Ваал выцарапать не сумеет. Зато на альфе Центавра мы развернемся! Вот где простор для работы – десять легионов чертей на целую планету! Трудновато будет, но справимся.

– Трудоголик ты мой… – ласково пробормотала Ваалентина, мысленно прикидывая, как это слово будет звучать в качестве ругательства при грядущих разборках. Затем она подняла взгляд ввысь и задавленно вскрикнула. Сверху на нее пикировал мертвенно-зеленый Христос.

– Икона!

– Спокойствие! – заорал Марч. – Ты что, в школе не училась? Икона всего лишь деревяшка, отголосок язычества, христианский идол. А тут и вовсе недоделанная тряпка! В ней святости и на полкогтя нет!

– Стра-ашно!.. – тянула свое трусливая фурия.

Марч подлетел, обнял ее. Мертвый Христос с плащаницы был уже совсем близко.

– Нашла чего бояться! – глумливо закричал Марч. – Баба гладью вышивает! Добро бы еще крестиком… Длинная нитка – ленивая девка! Давай, шей веселей! Коли его иголкой! Прямо в глаз коли!

Острие иглы коснулось божественного ока, плотно и навсегда зажмуренного. Вышивальщица ожидала, что игла, как обычно, невесомо скользнет сквозь частое переплетение нитей, но двух чертей, обосновавшихся на острие, оказалось достаточно, чтобы иголочка зацепила какую-то нитку, дернула ее, портя тонкое рукоделие. В безукоризненной ровности стежков появилась едва заметная неправильность.

– Что за черт? – жалобно воскликнула белошвейка. – Иголка затупилась! Надо будет захватить с собой пачку запасных…

– Правильно, милочка! – возопил Марч, выплясывая на острие иглы. – Именно: «что за черт?» – и главное – не забыть пачку запасных иголок! И на каждой – по пять легионов чертей! Как ты думаешь, – повернулся он к Ваалентине, – сколько иголок может поместиться в одной пачке?

– Не знаю, любимый, – шепнула чертовка, нежно прильнув к нему. – В школе мы этого не проходили.