«Инстинкт»

Сентри взмахом руки отослал притормозивший скутер и, ускорив шаг, пошел дальше. Всю дорогу от ракетопорта он проделал пешком; до биолаборатории оставалось несколько кварталов, и брать такси не было смысла.

К тому же утро было слишком славным, чтобы портить его разъездами. Он с наслаждением вдохнул живительный воздух — чистые газолиновые пары, какая прелесть! — и вслушался в музыку своего тяжелого шага, отдающегося в бетоне.

До чего же хорошо опять обзавестись новым телом.

Последнюю сотню лет, а то и больше, он просто не мог оценить, что такое жизнь. Он скользнул глазами по улице в направлении голубых сполохов сварки и понял, как долго ему недоступна была изысканная красота этих вспышек.

Казалось, даже мудрый старый мозг стал лучше думать в новом теле.

Это стоило всех омерзительных минут, проведенных им на Венере. Только в такие мгновения, как теперешнее, он до конца осознавал, какое это счастье — жить и быть роботом.

Но он сразу же избавился от восторженности, как только подошел к корпусам старой биолаборатории. В свое время было запланировано возвести новое прекрасное здание на месте древних построек, в которых он проработал все эти четыреста лет. Но, как бы там ни было, времени на это так и не нашлось. Чуть ли не столетие ушло у них на то, чтобы разработать технологию соединения генов и хромосом в зиготу простейшей рыбы, способную развиться до ее натурального вида. Прошел еще век, пока они смогли изготовить Оскара, первую искусственно созданную свинью. Но, похоже, на этом они и застряли. Порой Сентри начинало казаться, что от воссоздания Человека они находятся ничуть не ближе, чем в начале работы.

Он развел двери и спустился в длинный холл, растерянно следя за своим отражением в полированных стенах. Это было хорошее тело. Черная эмаль смотрелась превосходно, а каждое сочленение корпуса демонстрировало новейшую технологию и точнейшую подгонку. Но его начинали одолевать старые заботы. Он похрюкал Оскару XXII, лабораторному талисману, и услышал ответное повизгивание. Свинья подобралась, чтобы почесаться об его ногу, но у него не было на это времени. Он повернулся и направился в основное лабораторное помещение, уже размышляя о хлопотах своей работы.

Обеспокоиться было несложно, стоило увидеть других роботов. Они сгрудились вокруг какого-то объекта на столе, удрученность сквозила в каждом их движении.

Сентри оттолкнул Кеофора и Бесвана, шагнул вперед.

Одного взгляда было достаточно. Там лежала женщина из одиннадцатой пары, протоплазма ее тела странно застыла; она явно была мертва, лицо перекошено в жуткой гримасе.

— Когда… и что случилось с мужчиной? — спросил Сентри. Кеофор быстро повернул к нему голову.

— Привет, шеф. Вы запоздали. Ха, новое тело!

Сентри кивнул, но, когда они обступили его, он чисто автоматически рассказывал, как свалился на Венере в щелочной пруд и полностью загубил тело.

— Пришлось подождать, пока подберут новое. А потом наш корабль задержали, пока не приняли сверхсветовой разведчик с Арктура. Они там отыскали с полдюжины новых планет, годных для колонизации, и должны были дать об этом отчет до посадки. Ладно, что с этими созданиями?

— Мы закончили испытания три дня назад, — сказал Кеофор. Кеофор был первым роботом, освоившим методы генной инженерии, разработанные Сентри, и его старшим ассистентом. — Надеялись, к тому времени вы вернетесь. Но… смотрите сами. Мужчина еще жив, но долго не протянет.

Сентри вместе с ними проследовал в соседнее помещение и заглянул через окно. И быстро отвел взгляд. Еще одна неудача. Мужчина полз по полу на руках и коленях, порой падая на живот, отрывисто бормоча. Эти неразборчивые звуки были лишены какого-либо смысла.

— Не сообщайте об этом другим роботам, — приказал Сентри. В этом зрелище не было ничего пригодного для публичной демонстрации. Уже и без того раздавалось достаточно голосов против выведения Человека, зарождалось смутное недовольство среди общественности, что неразумно разводить такую кутерьму вокруг исчезнувших форм жизни. А ведь эти выглядели пугающе похожими на легендарный облик Человека.

— Что хорошего на Венере? — поинтересовался один из ассистентов, когда они приступили к работе по детальному препарированию тела бракованного женского образчика, чтобы потом логически рассмотреть причины неуспеха.

— Ничего. Обычные слухи. Я даже не думаю, что Люди были способны создавать самообеспечиваемые колонии. А если и могли, то те не уцелели. Но кое-что другое я отыскал — на кое-что музейное мне повезло. Мой багаж уже прибыл?

— Вы о том просмоленном ящике? Он должен быть где-то там, в углу.

Сентри в ответ заставил упругий пластик рта растянуться в улыбку и направился в указанную сторону. Они уже успели содрать упаковку, а Сентри отыскал на просмоленной поверхности несколько тонких проволочек. Он потянул их на себя, проволочки легко поддались, увлекая за собой тонкий слой вощеной бумаги. Все оказалось верным, и он искренне обрадовался, что стащил из музея это древнее устройство. Это был старейший, крупнейший и примитивнейший из роботов, когда-либо до сих пор обнаруженных, — возможно, одна из легендарных Первоначальных Моделей. Он стоял неподвижно, уставившись в никуда рябым, ничего не выражающим лицом. Но табличка на его груди была старательно очищена, Сентри повернул ее так, чтобы было видно остальным.

«МИРНЫЙ РОБОТ, СЕР, 324МД2991. ХИРУРГ».

— Механик по человеческим телам, — перевел Бесван. — Но это значит…

— Именно. — Сентри все вложил в это одно слово. — Он должен знать, как построено тело человека — если только сохранил хоть какую-нибудь память. Я обнаружил его в этой упаковке совершенно случайно, и с виду он на удивление хорошо сохранился. Конечно, мы ничего не знаем о магнитных полях, которые могли разрушить его память, может, внутри у него все перепуталось. Но если мы заставим его работать…

Бесван принялся за осмотр. Он стажировался в физике, до того как таинственная притягательность биолаборатории не привела его сюда. Теперь он пытался пробудить к жизни допотопный механизм. Если ему удастся заставить его работать — музей может подождать. Воссоздание Человека — вопрос первоочередной!

Сентри вынул рентгеновские объективы, установил их на место обычных глаз и только тогда присоединился к роботам, продолжающим заниматься вскрытием. Он подсоединился к объективам нейтринного детектора, который делал эту работу возможной. Нейтрино являлись единственными частицами, способными проникать сквозь нежные клетки протоплазмы, не разрушая их да еще позволяя добиться увеличения в миллионы раз. Изображение было нечетким, спин нейтрино вызывал слишком слабое поле, чтобы заставлять частицы отклоняться как следует. Но все же Сентри мог различить смутные контуры телец, входящих в состав клетки. Похожим путем они получили и саму клетку невозможно же перегруппировать гены вручную. Он потянулся за рукояткой микроминиатюризатора и приступил к тонкой работе — прослеживанию цепей нейтронных связей. Лишь изредка рядом с ним слышалось негромкое ворчание, когда кто-либо из роботов переключался на другой метод исследования.

Женщина могла бы жить! И все же, назло всем их заботам, она умерла. А теперь умирал и мужчина. Одиннадцать пар — одиннадцать неудач. Сентри был не ближе к воскрешению создателей своей расы, чем столетие назад.

Радиокоммуникатор у него в голове предупреждающе загудел, он включил его, отрываясь от работы.

— Сентри.

— В вашем кабинете Директор. Вы собираетесь делать отчет?

— Вот черт! — Выражение не имело смысла, но приносило на время странное удовлетворение. Что там еще потребовалось старику Эмптинайну… погоди-ка, его же заменили, пока он находился на Венере, расследуя слухи о Человеке. Теперь его место занял какой-то молодой администратор — Арпетен.

Кеофор, очевидно, тоже приняв сигнал, виновато посмотрел на него.

— Мне надо было предупредить вас. Мы получили распоряжение три дня назад, когда он занял свой пост, но позабыли о нем, взявшись за оживление этой пары. Будут неприятности?

Сентри пожал плечами, поставил на место нормальные объективы и прикрепил повседневные руки. Они ничего не могут знать о древнем роботе. Значит, дело в чем-то другом. Наверно, простое любопытство, вызванное слухами, что они оживили следующую пару. Если бы его ассигнования не подходили к концу, Сентри рассказал бы им, как обстоит дело; но теперь настали трудные времена, из-за неудач — с одной стороны, и из-за исчерпанных средств — с другой. Он быстренько почистил свою новую голову, воспользовавшись одной из стен как зеркалом, и направился в свой кабинет.

Арпетен встретил его улыбкой. Он вскочил на ноги, когда появился начальник биолаборатории, и протянул хорошо отполированную руку.

— Доктор Сентри? Рад познакомиться. Интересненькое место вы тут себе оборудовали. Я уже посмотрел большую часть. А эта свинья — мне сказали, она произошла от хряка, которого вы держите в проверочной камере.

— В инкубационной матке. Но вы правы — семьдесят второе поколение.

— Поразительно. — Арпетен, должно быть, вовсю пользовался советами из книги «Как завоевать популярность», которую отыскали лет десять назад в развалинах Гудзона, но это срабатывало. На то он и был директором.

— Только скажите мне, насколько хороши ваши свиньи? — Сентри усмехнулся, сердясь на себя.

— Никто не знает. Люди, очевидно, для чего-то использовали какую-то их часть, но, помимо этого, как мне кажется, они совершенно бесполезны. Они привязчивы, это верно. Но не думаю, чтобы их держали как любимых животных. Еще одна тайна.

— Хм-м. Как и сами люди. Может быть, вы меня просветите, какая нам будет польза от Человека. Мне это не дает покоя с тех пор, как я ознакомился с выделяемыми вам средствами. Но никто мне не может ответить.

— Все это есть в объяснительной записке, — резко ответил Сентри. Но он тут же заставил свой голос приобрести привычную тональность. — Насколько хорошо вы знакомы с нашей историей? Я имею в виду начало ее.

— Неплохо…

«Вроде бы, он в самом деле что-то знает, — подумал Сентри. — Все они относятся к некоторым ее частям как к легенде». Он откинулся на своем сидении, собираясь как биохимик изложить старинную историю их происхождения в том виде, в каком она была им известна. Они знали, что за миллионы лет до них существовали Люди.

И однажды — Азимов или Асенин, запись сохранилась не совсем четкая кто-то по-видимому создал первого робота. Роботы улучшались, становились все более совершенными. А потом произошло нечто вроде спора, в результате которого неистовые силы уничтожили заводы, большую часть роботов и почти всех Людей. Во фрагментарно уцелевших записях было запечатлено, что выжившие погибли от биологического оружия и уцелели одни роботы.

Эти первые роботы, как их теперь называют, были вынуждены начинать в разрушенном мире все с самого начала… в мире погибших заводов и истощившихся шахт.

Они учились добывать металл из морей, они годами и столетиями постепенно возрождали механизмы, необходимые для производства новых роботов. Их осталось всего лишь двое, когда выполнение первоочередных задач приблизилось к концу, и у них едва хватило времени, чтобы изготовить одного робота и хоть как-то обучить его. Когда они окончательно разладились, новенький принялся за возрождение расы. Примерно так выглядело начало, когда не было ни истории, ни науки. Прошло двенадцать тысяч лет, прежде чем они приступили к восстановлению цивилизации в ее нынешнем виде.

— Но когда умерли Люди? — спросил Сентри. — Это лишь часть проблемы. И не идем ли мы их путем? Мы знаем, что похожи на Людей. Неужели они изменили себе до такой степени, что дело дошло до уничтожения? Можем ли мы сами безопасно изменять себя? Вы же знаете, что существует тысячи путей для нашего самоусовершенствования. Мы можем встроить антигравитаторы и избавиться от громоздких средств передвижения. Можем обзавестись большим числом рук. Можем отказаться за ненужностью от ртов и переговариваться по радио. Можем ввести в мозг новые цепи. Но мы не отваживаемся. Наши учителя утверждают, что никто не в силах построить новую расу, более совершенную, чем существующая, что Люди во всем разбирались лучше нас — и если они создали нас в таком облике, то имели на это свои причины. Даже если психологи не понимают значения некоторых контуров нашего мозга, они не решаются прикоснуться к ним. Мы устремились во Вселенную — но мы даже не имеем возможности изменить себя, приспосабливаясь к условиям новых планет. И если мы сможем установить причины исчезновения Человечества, это пойдет нам на пользу. Мы знаем, что Люди планировали измениться. Мы располагаем определенными сведениями об этом. Но они погибли. Менее совершенные, мы сохранили множество катушек с обучающими лентами, в которых, возможно, содержатся ответы на все вопросы… Но ключ к информации скрыт в мозге Человека, а мы ему не соответствуем. Дайте нам жизнеспособного Человека, и он сможет интерпретировать эти знания. Или же мы путем сравнения можем узнать, на что способны и на что не способны. Лично я считаю, что мы способны на гораздо большее.

Арпетен задумчиво покачал головой.

— Мне кажется, вы думаете, что знаете, отчего они умерли!

— Да, я так считаю. Инстинкт! Это врожденная реакция, не обусловленная обучением. Если Человек слышал гремучую змею, он в испуге покидал это место, даже если раньше не слышал ее ни разу. Реакция на этот звук была заключена в нем. Для этого не требовалось ни обучающей ленты, ни накопления жизненного опыта. Нам известны также инстинкты некоторых животных, и один из них — это сражаться и убивать, как у муравьев, которые уничтожают друг друга. Мне кажется, то же было и с Людьми. Они не смогли справиться со своими инстинктами, когда в тех отпала необходимость, это их и погубило. Люди хотели измениться — мы измениться можем. Но я не могу утверждать это, основываясь на животных. Мне необходима разумная форма жизни, чтобы посмотреть, когда у нес доминируют инстинкты, а когда разум. Роботы же лишены инстинктов — я пытался отыскать хоть намек на что-либо, не обусловленное обучением, но так и не смог найти. В этом и заключается основная разница между нами. Теперь вы видите, что Человек — универсальный ключ к нашей проблеме: можем или не можем мы меняться, не рискуя погубить себя?

— Хм-м, — неуверенно протянул Директор. — Любопытная теория. Но как вы узнаете, что изготовили Человека?

Сентри взглянул на робота с гораздо большим уважением. Он попытался объяснить, но сам не был уверен в достаточной мере. Теоретически, они располагали костями и кусочками защитной ткани. Они установили их генные составляющие, определили, что в состав клетки входят те же компоненты, что и в зиготу. И они могли пользоваться другими справочными материалами достижениями Человечества, уцелевшими отрывками их литературы. На основании этого можно было создать несколько рабочих гипотез. Но он не мог быть полностью уверен — да и никто из них не знал точно, — был ли кожный пигмент Человека темно-коричневым, желтовато-розовым, белым или каким-либо другим; записи, казалось, избегали этого вопроса.

— Мы будем знать это, когда получим разумное животное, наделенное инстинктами, — ответил он наконец. — В сущности, не столь и важно, будет оно полностью соответствовать Человеку или нет. В любом случае это даст нам возможность разобраться с вещами, которые нам следует знать. А пока нам остается только пробовать. Вам, должно быть, уже известно, что последний эксперимент не удался, хотя мы подошли очень близко к цели. Но в ближайшую сотню лет…

— Понимаю. — Лицо Директора сохраняло доброжелательное выражение, но он избегал взгляда Сентри. — Боюсь, ничего не выйдет. Пока, по крайней мере. Видите ли, это и есть то, о чем я хотел с вами поговорить. Мы только что получили сообщение о нескольких новых планетах вблизи Арктура, и большая часть ассигнований уйдет на их колонизацию. Должны быть построены новые роботы, новые корабли… не вам это говорить. И мы вынуждены свернуть многие другие проекты. Конечно, если бы вы добились успеха… но, может быть, это и к лучшему, что вы потерпели неудачу. Вы же знаете, как сильно распространены мнения против воссоздания Человека.

Сентри угрюмо хмыкнул. Теперь он видел, как старательно все было подготовлено — а он-то считал, что нет причин волноваться. Вне сомнения, большая часть роботов боялась Человека, опасаясь, что он сможет снова взять над ними верх. Суеверные идиоты.

— В какой степени? — спросил он.

— Ах, мы не собираемся отбирать у вас то, что вы уже получили, доктор Сентри. Но, боюсь, мы просто не сможем финансировать вас в дальнейшем. Когда работы будут свернуты, я надеюсь увидеть вас в качестве биолога-изыскателя на одной из планет. Дел там хватит… Да, это будет чудесно. — Он вновь протянул свои руки и направился к выходу, спина его демонстрировала эффективность и работоспособность.

Сентри отвернулся, его новому телу недолго оставалось двигаться легко и свободно. Он уже чуть ли не ощущал шершавое прикосновение песка и неизвестных химических соединений при изучении новой планеты — бесполезное, ненужное регистрирование чуждой жизни, не способной принести какую-либо пользу роботам. Ассигнований больше не будет! А того, что осталось, хватит лишь на то, чтобы оплатить текущие счета.

Четыреста лет — и корабль на Арктур, который будет готов через три месяца. Инстинкт, опять подумал он, хотя бы на годик получить живое существо, наделенное и разумом, и инстинктами, и он, вполне может быть, решил бы половину проблем, стоящих перед их расой. Но роботы лишены инстинктов, пятидесятилетние изыскания доказали это.

Бесван приветственно помахал рукой, кода он вернулся, и Сентри увидел, что вскрытие подходит к концу, а древний робот задействован. Шарниры его нелепых челюстей двигались, раздавались скрипучие, отрывистые слова. Сентри повернулся к операционному столу, но тут же посмотрел на робота, услышав, что тот бормочет:

— Скверно… скверно… Жизнь ушла. Мозг не годится. Шишковидной железы нет. Спинной мозг хороший, а головной — плохой. Извилины не такие. Может, воспаление слизистой оболочки? Нет. Что же тогда? — Он задумчиво прозондировал мозг с другой стороны. — Должно быть, мутация. Очень скверно. Надо бы микрофон Милликена. Поглядеть на ядра в клетках. Может, простое отклонение, может — новая эпидемия.

Пальцы Сентри стали жесткими и неповоротливыми, когда он доставал из сумки набор объективов. Бесван покачал головой и сделал знак подождать. Он мгновенно унесся куда-то и очень быстро вернулся с несколькими брусками металла и следами стружки на руках.

— Они не подогнаны — но для его держателей сойдут. Эй, 324МД2991, иди сюда, откуда ты сможешь просветить все на столе этими… как их… лучами.

Он повернулся, и Сентри увидел, что от одного из держателей тянется тонкая проволочка.

— Он не пользуется нашей биотерминологией, Сентри. Нам придется посмотреть, на что он способен. Правда… мы все сможем видеть на экране. А теперь, 324МД2991, ты нам расскажешь, что здесь неверно, и покажешь, где именно. Твои руки достаточно тверды для этого?

— Точность рук до одной миллионной дюйма, — прохрипел робот, это прозвучало бессмысленно, пока они не поняли, что механизм подразумевает какую-то систему измерений. Но, что бы это ни значило, его руки действовали уверенно. Микрозонд начал осторожно прикасаться к тенеподобным группам атомов, скрипя и жужжа.

— Ненормальность. Очень сильная ненормальность. Как же он жил? Тропораспад нарушен, матка смещена. Кетоны… нет кетонов. Не понимаю. Как он мог жить?

Кеофор стремительно схватил пачку хромосомных карточек и начал заполнять их комбинациями символов, которые были у них в употреблении. Какую-то секунду Сентри колебался. Но тут и он почувствовал воодушевление и начал делать заметки наравне с ассистентами. Казалось, на это ушли часы; вероятно, так оно и было. Старый робот сохранил свою память неповрежденной, но общаться с ним оказалось не таким быстрым делом. Под конец древний механизм заурчал от отвращения и повернулся к ним спиной. Бесван щелкнул переключателем.

— Он предпочитает быть отключенным, когда не работает. Противоестественно, правда же? — воскликнул физик. — Поглядите, шеф, или я заблуждаюсь, или… разве это не похоже на то, с чем столкнулись у одиннадцатой пары?

— Только несколько генов отличаются в трех хромосомах. Мы были совсем близко. Но… хм, это же прекрасно. Посмотрите на все ткани мозга, которыми он располагает — большая часть их не связана. А тут… это может указывать на лишнее место, в котором соединяются толстый и тонкий кишечник… прекрасное место для источника инфекции. Некачественно сделано с точки биоинженерии. И все же… хм-м — строение большей части животных именно такого вида. Мне кажется, старый робот прав — это могло быть чем-то близким к Человеку! — Он глянул на их взволнованные лица, и плечи его поникли. — Но на все это нет времени. Нет времени даже изготовить зародыш и посмотреть, на что он будет похож. Нам отказались продлить ассигнования.

Это могло бы прозвучать как взрыв бомбы, но он только сейчас обнаружил, что остальные уже догадывались об этом. Кеофор медленно выступил вперед.

— Мы можем поглядеть на него, шеф. Возьмем сперму от погибшего мужчины — все, что нам требуется, это ввести необходимые изменения, а не воссоздавать заново клетку целиком. И мы вполне можем добиться успеха до того, как отправимся на ловлю песчаных блох, которые выделяют плавниковую кислоту и угрожают нашим колониям. Идемте, и вы сможете увидеть эту конечную клетку в своем новом теле!

Сентри печально усмехнулся, но все же направился в отделение воссоздания. Его руки привычно защелкали манипулятором крошечного времяполя, когда он отыскал безупречную клетку. Микрополе могло замедлить время почти что до нуля на довольно длительный срок, что защищало от любого вреда, приходящего извне, пока он работал. Это вносило в его работу некоторую специфику, поскольку, пока он брал пробы, этот участок был изолирован и от воздействия других полей.

Потом его руки взялись за дело. Некоторое время он работал и размышлял, но ощущение протоплазмы не покидало его, руки оказались практически наедине с материей жизни, улавливая ее почти незаметные реакции, вставляя другое звено в цепочку, соединяя атом водорода с одним из гидроксильных радикалов, контролируя все тончайшие химические реакции. Он устранял дефектные гены и осторожно вносил корректировки в другие. Четыре столетия работы лежали позади — работы, которую он любил, работы, которая могла бы сделать возможной эволюцию его расы ко всему тому, на что она только способна.

Это получалось у него почти инстинктивно — и все же инстинктивно только в переносном смысле; это было реакцией на обучение, а настоящие инстинкты лежали глубже, глубже настолько, что голос разума не мог победить того, что делалось автоматически с первого же мгновения появления на свет. Только Человек располагал инстинктами и разумом — каким-то образом запечатленными в той крохотной клетке, что лежала сейчас перед ним во временном поле.

Он сделал шаг назад, и тотчас же Кеофор завершил свою работу. Но молодой робот проверил клетку Сентри и кивнул:

— Нарушений меньше, аккуратнейшая работа на клетке — я даже не могу разглядеть, где вы проникали сквозь ее стенку. Что ж, если в нашем распоряжении будет лет тридцать — даже двадцать, — мы вновь будем иметь Человека… а то и расу. Ваша мужская, моя — женская. Только вот нет у нас времени… Отключать времяполе?

Сентри заставил себя кивнуть. А потом повернулся к Бесвану.

— Времяполе? Его можно задействовать в обратном направлении?

— Вы имеете в виду ускорить ход времени вокруг препарата? Нет, не с этой моделью. Требуется гораздо большая. Я могу смонтировать ее за полчаса. Но что толку браться за ускорение времени, если вам и без того предстоят неприятности? И во сколько раз?

— В десять тысяч раз — или хотя бы в семь тысяч! Срок истекает завтра, когда предстоит оплачивать все счета. Я хочу, чтобы двадцать лет уместились в один день.

Бесван покачал головой:

— Нет. Это как раз то, чего я боюсь. Взгляните на это с иной стороны: вы ускоряете течение процесса в десять тысяч раз, значит, фигурально все молекулы во столько же раз увеличивают свою скорость. Возьмите десять тысяч раз — и получите температуру больше двух миллионов градусов. А все молекулы обладают энергией! Они здесь все разнесут. Нет, это не пойдет.

— Какого ускорения ты можешь добиться? — спросил Сентри.

Бесван задумался.

— Может быть, раз в девять-десять, не больше. Это позволит нам держать организмы под контролем, если мы спустим их вниз, в старое подземелье под зданием… знаете, где у нас муфельные печи.

Этого было недостаточно; на такие процедуры могло уйти года два. Сентри упал в кресло, вновь вяло удивившись причудам своего мозга, справиться с которым оказались бессильны даже психологи, но если он чувствовал себя утомленным, тело его расслаблялось, хотя и не испытывало ни малейшей усталости.

— Конечно, мы можем применить четыре поля, — неторопливо предложил Бесван. — Одно большое снаружи, внутри поменьше, потом еще меньше, и самое маленькое в центре. Четыре в девятой степени — это что-то около шестисот шестидесяти. Это уже близко — сделаем ускорение чуть побольше девятки, и вы получите свои двадцать лет за один день. Если утечка будет идти из поля в поле, то это не страшно. Но на это уйдет много времени.

— Не обязательно, если у тебя все материалы под рукой, а каждую сферу ты будешь возводить внутри другой — тогда ты сможешь скорее справиться с каждой стадией, — заметил Кеофор. — А потом кто-нибудь войдет внутрь, когда настанет время отключить ленты образователя и оживить пару!

— На это уйдет много энергии, — предупредил Бесван.

Сентри кивнул. Пусть уйдет. Если финансирование будет прекращено, Дирекции все равно придется расплачиваться, поскольку энергия уже потрачена. В то же время, если Человек будет создан, они не посмеют закрыть биолабораторию.

— Войду я, — предложил он.

— Это моя работа, — решительно возразил Кеофор. — Вы уже победили в споре, кому монтировать верные клетки.

Сентри неохотно согласился, скорее потому, что у молодого робота было больше опыта по оживлению, чем у него. Он наблюдал за тем, как Бесван монтирует сложную сетку из проводов, потом его движения слились в расплывчатое пятно — вторая сеть оказалась на своем месте чуть ли не одновременно. Биохимик даже не заметил, когда была изготовлена третья неожиданно все было кончено, Бесван отошел в сторону, когда устройство полыхнуло и начало действовать. Он поднял вверх четыре пальца, сообщая, что все четыре сферы функционируют.

Кеофор метнулся вперед с драгоценными клетками, которые следовало поместить в подготовленные инкубаторы, долженствующие опекать тела до достижения ими зрелости, когда можно будет подключить обучающую аппаратуру. Вернулся он почти сразу же.

Сентри постоял еще какое-то время, но увидеть что-либо было невозможно. Он заколебался было, но потом повернулся и покинул здание. Прямо через дорогу находилось его уютное жилище, где он мог расслабиться в обществе своих двух драгоценных книг — и почти полных, — некогда напечатанных еще Людьми. Сегодня он решил посвятить себя изучению того странного периода человеческой истории, который носил название «Тьма, сомкнись!»[1] и включал в себя искорки научных знаний, некогда доступных людям и которые превышали все то, чем даже сейчас обладали роботы. Это было приятнее, чем разбираться в непостижимостях труда под таинственным заглавием «Майн Кампф».[2] Он позволил своим силам пребывать в бездействии, какое-то время поразмышлял над этим, а потом вновь вернулся к мыслям о странном поведении мужчин и женщин, которым требуется такая сложная процедура для размножения. Возможно, это еще один инстинкт — Люди, похоже на то, прямо переполнены инстинктами.

Он довольно долго сидел спокойно с книгой на коленях и пытался представить, что это значит — обладать инстинктами. Должно быть, это порождало множество неудобств. Но ведь существовали и намеки, что это могло доставлять удовольствие. Ладно, он сможет понять это на основе наблюдений, даже если никогда не испытает сам. Можно попробовать хотя бы один инстинкт пересадить в мозг робота, если бы Люди показали, на что это похоже.

Он позвонил в лабораторию, Кеофор доложил, что все идет наилучшим образом, а дети выглядят вполне здоровыми. За окном прошла группа роботов, Сентри слышал, как они обмениваются последними новостями об Арктурианской экспедиции. Да, в сравнении с роботами, только в этом Человек потерпел неудачу. Он вымер до того, как успел открыть эффект тождественного обмена, позволяющий обойти ограничения, налагаемые скоростью света.

Под конец он взялся подготавливать речь, с которой обратится к Директору Арпетену, когда успех будет в его руках. Она должна быть очень короткой — такой, чтобы на многие недели запасть в мозги роботам, но содержащей все, что может испытывать ученый, когда он доказал своим противникам, что они заблуждались. Что ж, посмотрим…

Сигнал видеофона оторвал его от размышлений, он щелкнул клавишей, и на экран выплыло лицо Кеофора.

Сентри всматривался в молодого робота и чувствовал, как последние силы души покидают его.

— Неудача? Да?

— Нет, — покачал головой собеседник. — Точнее, я не знаю. Я не могу дать им полное образование. Может быть, их не устраивают ленты. Они проглядели некоторые из них, а потом мужчина сорвал шлем с себя и с девушки. И теперь они просто сидят, касаются друг друга головами да озираются по сторонам.

Он замолчал, и легкая тень набежала на пластик возле его глаз.

— Период ускоренного времени кончился. И я не знаю, что мне делать.

— Оставь их одних, пока я не пришел. Остальное мы сможем прокрутить им позже. Как они в других отношениях?

— Не знаю. Выглядят они хорошо, шеф. — Кеофор заколебался, голос его упал. — Шеф, мне это не нравится. Что-то здесь не так. Я не могу точно сформулировать, но все идет не так, как я ожидал. Эй, мужчина только что спихнул женщину с ее места. Вы не думаете, что это их разрушительные инстинкты?.. Нет, теперь она сидит на полу, схватив его за руку, а их головы опять соприкасаются. Разве это не похоже на часть брачного ритуала, как он описывался в одной из книг?

Сентри начал понимать, подобие улыбки показалось на его лице. Похоже на то, что инстинкты уже взялись за дело.

Но тут необычный голос прервал его:

— Эй ты, робот. Есть здесь что-нибудь пожрать?

Они способны говорить! Должно быть, это мужчина.

И если началось не с вежливых благодарностей и любезностей, как предполагал Сентри, то это не столь важно.

В книгах встречались разные породы Людей, одни отличались деликатностью, другие грубостью. Возможно, за это было ответственно насильственное обучение при помощи лент при отсутствии более полного жизненного опыта.

Но со временем все это можно будет привести в порядок.

Он опять перевел взгляд на Кеофора, но молодого робота уже там не было, камера демонстрировала лишь голую стену. Сентри мог слышать громкий голос, что-то снова прокричавший, грубый и резкий, а потом пронзительный, ноющий звук, принадлежавший, очевидно, женщине. Два голоса накладывались на неясное бормотание роботов, так что он не мог разобрать ни слова.

Он не мог терять времени. Он уже бежал к лаборатории. Инстинкты мужчина уже продемонстрировал инстинкт, и женщина отозвалась на него. Сперва, конечно же, им не следует торопиться с этой парой — но все ответы на вопросы, которые не давали покоя роботам, сами шли в руки. Теперь требовалось лишь немного времени и терпения. Пусть скалится Арпетен, пусть остальной мир все надежды возлагает на исследователей Арктура. Сегодня биохимия становится коронованной королевой, власть которой опирается на магию интеллекта в сочетании с силой инстинкта.

В лаборатории появился Кеофор, позади него бежал другой робот. Юный робот выглядел ошеломленным, и это было еще одной эмоцией, для которой Сентри не мог найти место. Старый биохимик кивнул, юноша быстро выпалил:

— Не задерживайте меня сейчас. Они голодны.

И он исчез на полной скорости. Неожиданно Сентри сообразил, что не было обеспечено никаких необходимых запасов овощей и фруктов, а он даже не знает, как часто Человек ест. К счастью, Кеофор успел позаботиться об этом.

Он прошел в холл, слыша сумятицу голосов, — роботы явно перебирали разнообразные последствия стремительного успеха. В центральной лаборатории, где помещалась пара, все выглядело спокойным. Сентри задержался перед дверью, прикидывая, как к ним обращаться. Сейчас следует обойтись без расспросов. Сегодня он сам чувствовал себя не в силах ни задавать их, ни пытаться растолковать Людям свои намерения. Он должен их поприветствовать и сделать так, чтобы они чувствовали себя уютно в этом мире, столь чуждом для них. Поначалу будет нелегко приспособиться к миру, в котором существуют одни роботы и больше не найдется ни одного живого человека. А проблемы инстинкта занимали его слишком долго, так что он может потерпеть еще несколько дней.

Двери разошлись перед ним, он ступил в лабораторию, его глаза скользнули в направлении низкого столика, возле которого они сидели. Они выглядели здоровыми, и в них не было заметно ни следа страданий или растерянности, хотя он и не мог быть в этом уверен, пока не познакомится с ними лучше. И он даже не был совсем уверен, что на лице мужчины появилось хмурое выражение, когда этот Человек повернулся и посмотрел на него.

— Еще один? Ладно, топай сюда. Чего тебе надо?

Теперь для Сентри не было загадкой, как следует обращаться к Людям. Он низко поклонился, приветствуя их, а инстинкт сделал его голос мягким и подобострастным, когда он ответил:

— Ничего, Господин. Только служить вам.

Примечания

1

«Тьма, сомкнись!» — фантастический роман Фрица Лейбера (прим. перев.).

2

«Майн Кампф» (Моя борьба) — книга Адольфа Гитлера, «библия» нацизма (прим. перев.).

Оглавление