Александр Абрамов, Сергей Абрамов Спокойной ночи!
1
«Внимание: тот, кто выходит из рамок всеобщего каталога снов, — уже потенциальный враг!»
Из речи шефа Системы Всеобщего КонтроляКрасный глазок над дверью мигнул и погас. Ли подвинул кресло к пульту и включил микрофон внешней связи.
— Младший блок-инспектор Ли Джексон к смене готов.
На светящихся экранах над пультом появились расплывающиеся зеленые полосы. Ли подкрутил верньер настройки. Полосы исчезли, и четкий металлический голос произнес:
— Блок номер триста семнадцать. Двадцать часов ноль минут по меридиальному времени. Восемьсот шестьдесят каналов под контролем блока. Дополнительные подключения регистрируются.
Ли довольно откинулся в кресле. Вот и началось его первое самостоятельное дежурство. В Особом отделе Системы с новичками долго не церемонятся. Краткий курс теории механического контроля сна, два сеанса гипнопедии, отведенных на заучивание библии спящего человека или Всеобщего Каталога снов, и час практической демонстрации аппаратуры. Только вчера старший инспектор Бигль показал ему весь подконтрольный им механизм аппаратной, а уже сегодня Ли сам сидит перед пультом. Конечно, обязанности блок-инспектора не так уж сложны: просматривай сны, отобранные автоконтролем как отклонения от каталогических норм, и сообщай о них по начальству. А уж кто прав и кто виноват, без него разберутся.
За спиной Ли почти бесшумно открылась дверь, но он все же услышал и обернулся.
— Привыкаешь, сынок? — спросил вошедший Бигль.
Он был высок, грузен и не очень подвижен, как бросивший спорт тяжеловес. Ему было явно жарко в его черном инспекторском мундире: он то и дело вытирал вспотевший лоб и шею большим клетчатым платком, — прогресс техники ничем не оснастил этот вид туалетного сервиса.
— Я посижу у тебя немного, ладно? — прибавил он.
Ли согласно кивнул. Ему нравился Бигль, его ободряющая улыбка и добродушная интонация в обращении. Но было чуточку обидно, что инспектор все-таки не доверяет ему. Ну что ж, пусть лишний раз убедится, что на Ли можно положиться в любую минуту дежурства.
Впрочем, Бигль как будто и не заметил этой маленькой обиды своего подчиненного. Он лениво расстегнул мундир и развязал галстук.
— Ну и жара, — сказал он, отдуваясь.
Ли, все еще обиженный, сидел, склонившись над пультом. Бигль посмотрел на его стриженый затылок и подумал с отеческой теплотой: «Мальчишка. Чертовски хороший мальчишка. И ничто его не тревожит, — ни шеф, ни сонники. А ты крутишься тут как белка в колесе: Бигль — туда, Бигль — сюда. И вдобавок тебе подсовывают эту темную историю с доктором. Поди разберись, когда сам шеф разобраться не может. „Бигль, проследи“. А тут не следить, а кончать надо. Привезти и допросить».
— И чего это людям не хватает? — вздохнул он. — Ложишься спать — загляни в каталог. Выбери что-нибудь по вкусу и спи на здоровье. Тебе хорошо, и нам спокойно. Хочешь из классики что-нибудь про ковбоев или про гангстеров, хочешь про супермена или про наших парней с Юпитера — пожалуйста! Хочешь стриптиз какой-нибудь или спортивную драку для полировки крови — тоже не возражаем. Хочешь музыки — только выбирай: в каталоге снов все джазы с сотворения мира подобраны. Набери индекс на сомнифере и смотри до утра. Так нет — им обязательно запретное подай!
Бигль замолчал, обмахиваясь, как веером, своим огромным платком. Ли слушал, не поворачиваясь и все время краснея: он не знал, как воспринять неожиданную откровенность начальника. А Бигль словно и не замечал смущения юноши.
— Один мой приятель всех кинозвезд во сне пересмотрел, — продолжал он, вспоминая и улыбаясь, — самые сенсационные боевики выбирал. Как сейчас, помню его коронный сон: Марджори Кинг на съемках фильма «Марс, Марс, черт его побери!» Мировой боевик. Ты уже парнишкой был, небось видел.
— Это тот, где она все время цвет меняет? — спросил Ли.
— Вот-вот, — радостно подтвердил Бигль. — Совсем идиотская чепуха, а ему нравился. Ну и пожалуйста — каталог не запрещает. «Кинозвезды во время съемок. Индекс эс-ка-эс, восемнадцать „А“ прописное», — процитировал он параграф Всеобщего Каталога снов.
— А где этот ваш приятель?
— В сумасшедшем доме, сынок. Насмотрелся до чертиков. — Бигль помолчал и прибавил грустно: — Тоже меру знать нужно, Головы не терять.
— Бывает, — равнодушно заметил Ли.
Бигль неожиданно рассердился.
— Что ты понимаешь? «Бывает»! — передразнил он. — Знал бы ты все, что бывает, поседел бы, как я!
Он тяжело вздохнул; злость прошла, и он уже досадовал на себя за эту ненужную вспышку: сказывалось напряжение последних дней. «Проклятый док! — поморщился он. — Опять следить и ждать, когда, в сущности, все уже ясно. А посоветоваться не с кем». Он критически посмотрел на Ли, обиженно нахохлившегося у пульта.
— На что обиделся? Непонятно? Старику Биглю самому еще многое непонятно. — Его передернуло от одной мысли о досье доктора. — Сомниферы, видите ли, им не нравятся. Природу им подавай!
— Скажите, сэр… — В наступившей тишине вопрос Ли прозвучал неожиданно громко. Юноша испуганно замолчал и прибавил почти шепотом: — Как появились эти сомниферы? Откуда? Нам в школе о них не говорили. И в учебниках ничего не было.
— «В учебниках»! — насмешливо повторил Бигль. — Какой дурак будет писать об этом в учебниках? У нас не любят подробностей о прошлом. А зря… — Он помолчал, глядя куда-то поверх Ли, и спросил: — Ты что же думаешь, Система Всеобщего Контроля существовала всегда?
Ли так не думал. Его вообще не волновал этот вопрос. Он вырос в обыкновенной семье, учился в обыкновенной школе, по обыкновенным учебникам, у обыкновенных учителей. Прошлое он знал, как галерею великих людей: фараоны, Ксеркс, Александр Македонский, Тимур, Наполеон, Гитлер. В Штатах были свои герои: Морган, Рокфеллер, Форд, Маккарти, Голдуотер. Свободный мир удалось отстоять от красной лавины, залившей большую половину планеты только потому, что власть вовремя взяли в свои руки творцы Системы Всеобщего Контроля. Она казалась Ли незыблемой, как солнце днем или звезды ночью. Она просвещала, воспитывала, учила, вела. Она обеспечивала работу и отдых. И сомниферы были такой же неотъемлемой ее частью, как и вытеснившие автомобили спиды, телеинформация и юниэкраны — универсальные зрелища, пришедшие на смену таким древним увеселениям, как театр, телевидение и кино. И сомневаться в полезности сомниферов было столь же бессмысленно, как не признавать реле искусственного климата.
— Ах, сынок, сынок, — ласково проговорил Бигль, — мало и плохо тебя учили! — Он, кряхтя, полез в задний карман брюк и вытащил оттуда засаленную синюю книжку в твердом пластиковом переплете. — Посмотри на букву «С» — «сомниферы». — И он перебросил книжку Ли.
Тот взглянул на обложку. Выцветшее золото букв сообщало: «Инструкция для старшего персонала блоков СВК». И чуть ниже, помельче: «Секретные материалы». Ли почти с благоговением открыл ее, медленно перелистывая страницы.
— Зачем листаешь? — нетерпеливо остановил его Бигль. — Я же сказал: смотри на «С».
Ли открыл страницу на указанной букве: саванна, селектор… Ага, вот и «сомнифер». Он вопросительно взглянул на инспектора.
— Читай, читай, — кивнул тот.
— «Сомнифер, — прочел Ли, — прибор — транслятор снов. На входы прибора поступает программа, откорректированная по Всеобщему Каталогу снов (см.). Сомнифер дает направленное излучение, действующее на кору головного мозга. Рассчитан на непрерывное восьмичасовое действие. Изобретен в конце прошлого века Джакомо Секки, впоследствии основавшим и возглавившим фирму „Сны на заказ“. В политической борьбе сомниферизация стала программным лозунгом победившей и находящейся ныне у власти партии. Платформа парламентской оппозиции „сонников“, возражавших против сомнифериэации, была объявлена антигосударственной. Фирма Секки со всеми ее гипностанциями переходит в собственность государства, превращаясь в один из важнейших рычагов Системы Всеобщего Контроля. В коммунистическом секторе запрещена».
Ли молча дочитал до конца. Почему он не знал об этом? Почему даже этот чисто информационный параграф инструкции относится к секретным материалам? Почему так тщательно скрывается, что мир не так еще давно прекрасно обходился без сомниферов, а в коммунистическом секторе планеты они вообще запрещены? В какой это политической борьбе победила находящаяся ныне у власти партия? О каком парламенте идет речь, когда в стране уже давно нет никакого парламента и подобные ему демократические институты даже не упоминаются в школьных учебниках. Обо всем этом Ли хотелось спросить у Бигля, но он подумал и, возвращая инспектору книжку, задал только один несущественный и, как ему казалось, невинный вопрос:
— А кого, собственно, мы называем «сонниками»? И почему их так называют?
Бигль поморщился, вызывая в памяти когда-то слышанные им комментарии к инструкции, и неохотно пояснил:
— В древности хаос был. Каждый видел во сне то, что виделось. Всякую всячину. А сонники — как бы это тебе объяснить? — толковали ее по-своему. По косточкам разбирали. А косточки разные бывают. Иную проглотишь — подавишься. — Бигль по выражению лица своего подчиненного понял, что запутался, и сердито оборвал: — Вот мы и называем сонником всякого, кто свои сны смотрит не по каталогу.
— Занятно, — сказал Ли, не сумев сдержать улыбки.
— «Занятно»?! — неожиданно вспылил Бигль. — Тебе занятно, а я эти двадцать жеваных строк своей шкурой писал. Годы и годы. Жизнь. Таким вот, как ты, начинал, самым молодым шерифом на побережье. Бил, стрелял, жег, вешал. Ну и заметили. И отметили. Произвели. Подняли. — Инспектор рванул полу расстегнутого мундира. — Думаешь, дешево обошлась мне эта курточка? А ты ее сразу надел. Со школьной скамьи.
Ли с восхищением смотрел на сидевшего перед ним рыхлого человека в черном мундире. Какую грозную жизнь прожил он, чтобы стать в конце концов хозяином спящего города. Как ангел-хранитель обходит он блок за блоком, благословляя верных и поражая лукавых. Спящие не обманут. Еще днем они могут укрыться за лживыми заверениями в преданности, а ночью сон когда-нибудь выдаст их. Аппарат зарегистрирует опасную мысль, затаенную в сновидении. Ли занесет ее в контрольную сводку, и сонник отмечен. Что происходит с ними в дальнейшем, Ли не знал, и спрашивать об этом не полагалось. Судьбу их вершил Георгий-победоносец в мундире старшего блок-инспектора.
Бигль, казалось, понимал, что творилось в душе юноши. Его самого воспитывали, и он воспитывал. И знал, как воспитывать. Немножко истории, немножко патетики, несколько устрашающих намеков — и мальчишка готов! Зря их не учат как следует в школах. Мямли, плясуны! Им бы только сарт танцевать или завывать под гипномузычку. Нет, Бигль сам отшлифует этого парня. До блеска. Будет сонников, как орехи, колоть.
— Разные сны бывают, — сказал он поучающе, — можно и по каталогу заказать, а потом повернуть по-своему. Скажем, президентские выборы. Порядок! А они закажут выборы Рузвельта или Кеннеди. Тут аппарат не поможет: ты соображать должен. Или, возьмем, полет на луну. Можно заказать сон по книгам — их в каталоге сотни три. А они героев подменят: вместо Джона — Иван. Или такое придумают: закажут полет в космос по замкнутой орбите. Все правильно. По каталогу? По каталогу. А в кабине кто? Гагарин!
— Кто? — не понял Ли.
— Не знаешь? Понятно. Берегут вас, не учат. А тут волков надо растить…
Бигль не кончил. Осветился экран внешней связи, и молодой женский голос произнес:
— Шеф вызывает старшего блок-инспектора Бигля.
Бигль метнулся к пульту, включил микрофон.
— Бигль слушает.
На экране появилось огромное одутловатое лицо шефа, до каждой черточки знакомое Ли по всем каналам информации на юниэкранах.
— Как с двадцать третьим, Бигль? — Шеф говорил быстро и резко.
— По-прежнему, шеф. Опять не включил сомнифер. Блок триста семь контролирует сон. Так как сновидение естественное, передача не очень четкая. Картины детства, старая женщина, ребятишки в вишневом саду… Какие будут приказания, шеф?
— Включите в список. Как его?
— Доктор Стоун, сэр.
— Зайдите ко мне.
Экран погас. Бигль торопливо застегнул мундир и пошел к выходу. У двери он обернулся.
— Включи контрольный обзор, сынок. Сны сейчас в самом разгаре. Нужен глаз да глаз… — Он хотел что-то добавить, но передумал и вышел.
Дверь бесшумно закрылась. Ли остался один. Честно говоря, он так и не понял, о чем шел разговор, видимо очень важный, если проявляет свою заинтересованность сам шеф. Доктор Стоун? Ли никогда не слышал этой фамилии.
2
Вопрос: Вы кому-нибудь рассказывали о своих снах?
Ответ: Нет. В наши дни люди не доверяют друг другу.
Из стенограммы допроса Иоганна Фебера в Особой комиссииНеоновая девица над входом в бар, периодически загораясь, сбрасывала с себя остатки одежды. Огненные буквы вспыхивали на черном стекле и фейерверком осыпались на горячий от зноя асфальт. Ли долго пытался понять этот оптический фокус, но, так и не разгадав его, подошел к двери и заглянул в ее большое чистое и прозрачное, как воздух, стекло. Ему очень хотелось войти в зал, протолкаться сквозь вибрирующую в сарте толпу к тому пустому столику около эстрады, который он заприметил, стоя у двери, но он боялся. То был слишком фешенебельный для него ресторан: сюда приходили вернувшиеся из рейса космонавты, забывшие запах земли шахтеры Марса, суровые лоцманы венерианских морей. Он был не похож на пестрые и крикливые кабаки Главной авеню и на дешевые забегаловки ее переулков. Сюда Ли, наверное, не пустили бы — не стоило и пытаться.
— Что задумались? Входите. — Чья-то рука легла ему на плечо.
Ли обернулся: на него ласково смотрел высокий рыжеволосый мужчина в черном селеновом свитере. Он ободряюще усмехнулся и подтолкнул Ли к двери:
— Пошли.
— Меня не пустят, наверно… — неуверенно проговорил Ли.
Вместо ответа незнакомец взял его под руку и открыл дверь. Эскалаторная пластиковая дорожка подвела их ко входу в зал. Танец только что кончился, и возбужденные гипномузыкой люди спешили к своим покинутым спутникам, недопитым коктейлям и прерванным разговорам.
— Хотите получить свои семь футов под килем? — весело спросил незнакомец.
— Семь футов? — не понял Ли.
— Это же название ресторана. Разве не слыхали?
— Странное название, — удивился Ли.
— Старое напутствие морякам, отправлявшимся в плавание. Семь футов под килем — достаточно, чтобы не сесть на мель.
— Разве сейчас есть такие суда?
Незнакомец засмеялся: мальчик был глуповат или наивен; вероятно, только что вышел из школы, где ничему не учат, кроме умения пользоваться современной техникой.
— Мы любим вспоминать прошлое только для рекламы, — сказал он. — Или вспоминаем о былых неудобствах только для того, чтобы сказать: «Как хороша жизнь!»
— А разве она не хороша? — спросил Ли.
Незнакомец молча повел его по залу как раз к тому столику возле перламутровой раковины эстрады, который Ли увидел сквозь дверное стекло. Неизвестно откуда возникший метр услужливо подвинул стулья.
— Как всегда, док? — спросил он с заботливой фамильярностью слуги, прочно усвоившего привычки хозяина.
— Конечно, Рид, за столом я консерватор. А молодому человеку — семифутовый. Самое безвредное пойло из всех ваших коктейлей, кроме чистой воды. К тому же молодой человек у вас впервые.
Ли послышалась явная ирония в реплике незнакомца, но юноша не ответил. Радости жизни, о которых намекнул его спутник, уже начинались. С музыки, неизвестно откуда звучавшей и наполнявшей все его существо. С мигания мерцающих огней в воздухе, то вспыхивающих, то погасающих, то внезапно сменяющих цвет прямо над головой, перед глазами. С пения невидимого хора, доносившегося с пустой эстрады. Звуки томили, будили, звали, спрашивали. О чем-то волнующем и сладостно непонятном. Ли хотелось петь, танцевать, прыгать, кружиться с кем-нибудь в бесконечном, смеющемся хороводе, хотелось кричать что-нибудь очень веселое, объясняться в любви и хохотать, хохотать — он еле сдерживался, стиснув зубы и сжимая руками прыгающие колени.
— Вы что-нибудь чувствуете? — спросил незнакомец.
Голос его прозвучал глухо, словно из-за стены. Ли тупо посмотрел на него:
— Вы о чем?
— По-моему, вы что-то чувствуете. Радость, да? Приступ веселья?
— Откуда вы знаете? — спросил Ли. Ему было трудно оторваться от охватившего его настроения, как от нахлынувшей теплой морской волны.
— Нетрудно догадаться: в этом кабаке хорошая гипноустановка.
— Вот оно что! — протянул Ли. — А я и не подумал.
Он постепенно приходил в себя. Как и все волевые люди, Ли хорошо сопротивлялся массовому гипнозу, особенно рассеянному, когда поле, модулируемое пси-установкой, не имеет четкого направления.
— Обидно. — Ли смущенно посмотрел на своего визави. — Влип, как мальчишка. Не люблю, когда мне навязывают чужую волю.
— Сэ ля ви, говорили когда-то французы. Такова жизнь, — невозмутимо заметил док, смакуя принесенный метром изумрудный напиток в бокале, таком чистом, что казалось, он был соткан из воздуха. — Не принимайте все это так близко к сердцу: таких «мальчишек», которые здесь «влипают» и, главное, стремятся к этому, в одном только нашем городе десяток миллионов, а сколько их в стране, осчастливленной Всеобщим Контролем!
Ли опять послышалась ирония в голосе незнакомца, настолько откровенная, что он спросил:
— Что вы подразумеваете? Я вас не понимаю.
— Неужели? — засмеялся незнакомец и нарочито гнусаво пропел знакомые каждому пошловатые строки: — «Столько наслаждения свыше всяких мер… вам, как провиденье, дарит сомнифер!» Этот оплаченный государством рифмач, по-моему, очень точно сформулировал отпущенные нам радости жизни.
Ли все еще не понимал: при чем здесь сомниферы? Неужели этот чудак ставит их рядом со здешней пси-установкой. Он даже улыбнулся столь очевидной нелепости.
— Чему вы улыбаетесь? — спросил незнакомец.
— Простите, сэр… — начал было Ли.
Но тот перебил его:
— Зовите меня док. Так меня все называют. И здесь… и в других местах, — загадочно прибавил он.
— Хорошо, док, — согласился Ли. — Я только хотел сказать, что сомниферы и гипноустановки совершенно разные вещи.
— Технически, — улыбнулся док.
— Не только технически, — с горячностью возразил Ли. — Гипноустановки одурачивают людей, а сомниферы действительно украшают жизнь, делают ее более интересной и, если хотите, насыщенной.
Рыжий человек в селеновом свитере, сидевший напротив, отставил бокал с таинственной смесью и пристально смотрел на Ли. В его взгляде сквозили любопытство и жалость. Так смотрят на первого ученика в классе, пытающегося объяснить жизнь по школьным программам.
— Милый мальчик, — грустно сказал незнакомец, — вы нелогичны, но это по молодости. Если жизнь недостаточно хороша, то зачем же улучшать ее только во сне?
Ли подумал немного и не согласился. Док что-то упрощает или усложняет.
— Это же развлечения, как и юниэкраны! — воскликнул он.
— Кстати, наши универсальные юниэкраны рассчитаны на собачью неприхотливость. Думающий человек только разучится думать. Но он, по крайней мере, может встать и уйти, — сказал док. — А сомнифер не выключишь и во сне не уйдешь. Так и смотри до утра навязанный тебе сон. Или чужую волю — ваше выражение, юноша.
Ли закипел от негодования: ведь он имел в виду только гипноустановки.
— Ну и что? — Док словно читал его мысли. — В одном случае вам навязывают чужую радость, в другом — чужие сны. А разницы никакой: и тут и там — чужое.
Ли задумался в поисках возражения. Нет, док в чем-то неправ.
— Почему чужое? Ведь я сам выбираю сон по каталогу. Мне только подсказывают образы, мой мозг сам воспроизводит их. Один и тот же сон два человека видят по-разному.
— Но по одной подсказке.
— Почему? Я могу выбрать одно, вы — другое.
— По одному каталогу.
— В конце концов, я сам могу придумать сон.
— И станете сонником.
— Да нет же! — Голос Ли даже зазвенел от обиды. — Кто-кто, а я-то знаю! Сонники смотрят запрещенные каталогом сны.
— А какие сны запрещены? — лукаво спросил док.
Ли вспомнил свой разговор с Биглем, но почему-то все ухищрения сонников, описанные инспектором, показались ему неубедительными. Сейчас док их высмеет.
— Каталог разрешает президентские выборы, а они заказывают выборы Рузвельта или Кеннеди, — робко повторил он слова Бигля.
— А кто такой Рузвельт? — спросил Док.
— Президент, — неуверенно сказал Ли.
— Какой?
— Нас не учили.
— А Кеннеди?
— Его убили, — вспомнил Ли.
— За что?
— Не знаю.
— В том-то и дело, что вы не знаете, — сказал док. — И никто из вас не знает. А если знает, молчит. Запрещено все, что не имеет индекса, указанного в каталоге. Как по-вашему, можно посмотреть во сне сказку о Красной Шапочке?
— Конечно, — улыбнулся Ли. Глупый вопрос. Впрочем, сказочку он не помнил.
— Один мой знакомый, по имени Иоганн Фебер, — задумчиво произнес док, — попробовал рассказать ее во сне по-своему. Там все было — и Красная Шапочка, и волк, и бабушка, только в их словах и делах был особый смысл. Вот и все.
— Что — все? — поинтересовался Ли.
— Дело Фебера разбиралось в Особой комиссии…
— Где он сейчас?
— Не знаю. И никто не знает… Кроме… — грустно усмехнулся док. — Впрочем, оставим это.
Ли был оглушен услышанным. Что такое сонники, он узнал в школе. Что они смотрят запрещенные сны, он услышал от Бигля. Рузвельт и Кеннеди не убедили, а лишь насторожили его. Но Красная Шапочка… Какой же новый смысл можно вложить в детскую сказку?
— Пока есть только одна возможность почувствовать себя человеком, — негромко продолжал док. — Начать с оглупляющих снов…
— Как?
— Не включать сомнифер.
— Я бы не заснул без него, — усомнился Ли.
— Конечно. Это как наркотик. И так же раздражает нервную систему. Сначала просто любопытно, потом втягиваешься. Круговорот развлечений — наяву и во сне. Вечером — гипномузыка, ночью — гипносон. И уже не можешь без сомнифера, как без снотворного. Но я, слава богу, не наркоман.
— Сомниферы же не обязательны, — не совсем уверенно сказал Ли. — Смотрите естественные сны. Это же не запрещается.
— Кто знает? — горько сказал док. — Странное у нас время.
Он поднялся и подозвал метра. Расплатившись, он наклонился к Ли и спросил:
— Надеюсь, я не сделал вас сонником?
Он рассмеялся не без горечи и, не оглядываясь, пошел к выходу. Ли недоуменно посмотрел ему вслед.
— Кто это? — спросил он у метра.
— Доктор психологии Роберт Стоун, — почтительно сказал тот. — Хороший человек, только со странностями.
3
К показательному допросу можно прибегать лишь в том случае, когда вина подсудимого не вызывает сомнений.
Инструкция для старшего персонала блоков СВК.Ли посмотрел на часы: хорошо, что дежурство кончается.
Он устало потянулся в кресле, закрыл глаза.
И снова, в который раз, будто из затемнения, перед ним возникло грустное лицо доктора. «Кто знает? — сказал он. — Странное у нас время». Почему странное? Ли мучительно искал разрешения неожиданно, возникших сомнений. Не то чтобы доктор поколебал его веру в систему, нет: Ли по-прежнему был убежден в ее великой целесообразности. Просто Стоун, сам того не ведая, приоткрыл ему дверцу в вечный мир вопросов «как?» и «почему?», тревоживших человечество с первой попытки мыслить.
Ли машинально повернул верньер настройки экрана координационного центра. Изображение еще не возникло, но звук уже был, вернее, гуденье, слабое и неровное. И вдруг в привычной тишине блока раздался негромкий, так хорошо знакомый Ли голос:
— Я к вашим услугам, сэр. Спрашивайте.
Изображение прояснилось, и сквозь розоватую дымку экрана Ли увидел огромный кабинет шефа и его самого за старинным, нелепым в этом царстве модерна столом, а напротив в овальном кресле высокого рыжеволосого человека, который так внезапно и так тревожно ворвался в жизнь младшего блок-инспектора. Почему он возник в кабинете шефа? Что случилось? Ошибка диспетчера, забывшего выключить внешнюю связь, или заранее продуманный акт? Показательный допрос, — Ли слыхал и об этом. Но при чем здесь доктор Стоун? Ли недоумевал, а док почему-то казался даже довольным, только чуть-чуть возбужденным.
— Спрашивайте. — Голос его звучал вежливо, но иронически. — Я постараюсь удовлетворить вашу любознательность.
— Этого я и хочу. — Шеф встал, обошел свой гигантский стол и сел в соседнее с доктором кресло.
«Играет в демократичность», — почему-то неприязненно подумал Ли.
— Вы, конечно, догадываетесь, зачем сюда вас пригласили, — начал шеф.
— Привели, — поправил Стоун.
Шеф поморщился: он не любил резких определений.
— Допустим, — сказал он. — Назовем это так. Сами бы вы наверное не пришли.
— Не пришел бы, — усмехнулся доктор. — Но я понимаю причину вашего «приглашения».
— Отлично, — обрадовался шеф. — Люблю говорить с умным человеком.
Ли в глубине души испугался. Даже кончики пальцев похолодели от напряжения. Чего добивается шеф? В чем он подозревает доктора? «Кто знает?» — вспомнил Ли последние слова Стоуна там, в ресторане. Неужели он был прав?
А Стоун на экране не разделял опасений Ли. Он поудобнее устроился в кресле, даже ноги вытянул, как будто отдыхал у себя в кабинете, а не сидел перед лицом самого грозного судьи в государстве.
— Почему вы не включаете сомнифер, док? — вдруг спросил шеф.
— Не хочу. Он вреден для здоровья.
— Чушь! — грубо оборвал шеф. — Действие прибора неоднократно проверяли специалисты-медики.
— И тем не менее, — вежливо заметил Стоун, — частое пользование сомнифером приводит к расстройству гипногенных систем. Вы не интересовались причиной роста психических заболеваний за последние годы?
— Кому, по-вашему, я должен верить: светилам современной медицины или заштатному эскулапу, возомнившему себя спасителем человечества?
— Я бы поверил заштатному эскулапу, — засмеялся Стоун. — Хотя бы потому, что он вас не боится.
— Действие сомнифера проверялось электронной машиной. По-вашему, она тоже боялась? — Шеф с трудом сдерживался: простеганные, как ватное одеяло, щеки его покрылись красными пятнами.
Вместо ответа Стоун протянул ему красную коробочку с выпуклой крышкой.
— Это витаген, — сказал он. — Моментально успокаивает. Поверьте заштатному эскулапу.
Шеф молча встал, обошел свой письменный саркофаг и уселся напротив доктора.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Боялись программисты. Нужный ответ машины всегда можно обусловить заранее.
— Кокетничаете смелостью? Зря.
— Это не смелость. Это уверенность в своей правоте.
— И эта уверенность оказалась настолько сильной, — засмеялся шеф, — что вы даже перестали включать «Спон».
— Включать что? — переспросил доктор. — Я не понимаю вашей терминологии.
— Поясню, — с язвительной вежливостью ответил шеф. — «Спон» — это электронный мозг модели «эс-пе-четыре». Биополе спящего мозга переключается на «Спон», и тот видит сны вместо человека. Очень удобно для сонников. Улыбаетесь?
— Улыбаюсь. Я называл его «соней».
— Почему же вы так быстро от него отказались?
— Потому что узнал, что частота волн, характерных для так называемых «машинных» снов, ниже частоты альфа-ритма, свойственного сну человеческому.
— От кого вы узнали?
— У меня много друзей.
— За последнее время вы ни с кем не встречаетесь.
— Есть разные формы общения.
— Аппаратура? Мы ее не нашли, — устало сказал шеф. — Но вы с кем-то связаны, у вас есть единомышленники.
— О, Система Всеобщего Контроля! — воскликнул доктор с такой откровенной издевкой, что Ли даже содрогнулся у пульта: так разговаривать с шефом, и о чем — о Системе! Но доктор разговаривал именно так, и о Системе! — Всесильное божество, промывающее наши мозги и днем и ночью, — издевался он, — почему же ты не можешь промыть их ничтожному заштатному эскулапу? И требуется так немного! Только узнать, кто его друзья, сколько их и о чем они думают. Я бы сказал вам, да вы не поймете… — Он отвернулся и замолчал.
— Я жду, — насторожился шеф.
— Один поэт сказал… — задумчиво начал доктор.
— Кто, кто? — перебил шеф.
— Лорка. Федерико Гарсиа. Вы никогда не слышали о нем, невежда? Так услышьте хотя бы его слова.
Доктор поднялся с кресла, почти заполнив собой экран.
— «Я обвиняю всех… — услышал Ли, — кто забыл о другой половине мира… неискупимой и неискупленной, воздвигающей цементные громады мышцами своих сердец… биенье которых пробьет стены в час последнего суда…»
— Выключить! — закричал шеф. Рука его нервно шарила по столу.
— «Я плюю вам в лицо, и та половина мира слышит меня!» — Доктор успел закончить строфу.
Но рука шефа уже нащупала тумблер, а может быть, призыв его был наконец услышан дежурным диспетчером связи, только экран вдруг вспыхнул зеленым светом и погас.
— Передача прекращается по техническим причинам… по техническим причинам, — повторял диспетчер, словно убеждая себя в правдивости официального сообщения.
Ли тупо смотрел на потухший экран. Мыслей не было. Был смутный поток воспоминаний, рвущихся из глубины бездонного колодца памяти. Какая-то фраза знакомо мелькнула в нем. Ли попытался схватить ее, как бабочку за крыло, но она ускользала, оставляя на ладони мягкий след пыльцы. И вдруг он поймал ее, такую непонятную тогда на фоне ресторанной гипномузыки: «Странное у нас время».
Теперь она стала почти понятной.
4
Уходящим из ночи, убивающим тьму, факелам рассвета — песня моя!
Из посмертных стихов казненного поэта-сонникаБигль был явно в хорошем настроении. Он весело насвистывал что-то, искоса наблюдая за Ли, молча сидевшим у пульта. Ему не нравилось состояние Ли: похоже, что мальчишка не выспался. Проболтался, наверно, с девчонкой, а сейчас зевает.
— Включаю информационную запись блока, — сказал Ли.
На экране появилась диспетчерская космического корабля, и знаменитый космонавигатор Нэд Гарроу что-то прокричал в микрофон. Изображение на экране мелко затряслось, и металлический голос произнес:
— Канал номер шестьсот семьдесят три. Первая экспедиция на Марс. Космический корабль «Реджинальд» попал в метеоритный поток. Добавочная информация к шифру АЮ-восемнадцать — сорок два.
— Конец прошлого века, — сказал-Бигль. — Гарроу тогда бы не выбрался, если б не русские. Какой дурак это смотрит?
Ли нажал клавишу на пульте. Металлический голос снова заговорил:
— Номер шестьсот семьдесят три. Айвен Лоу, студент Харперс-колледжа.
— Студент… — удовлетворенно протянул Бигль. — Я так и думал. Возьму-ка его на заметку.
Ли неприязненно посмотрел на Бигля и выключил экран. Откинувшись в кресле, закрыл глаза: мучительно хотелось спать.
— Что с тобой, малыш? Заболел? — услышал он встревоженный голос Бигля.
— Просто не выспался, — неохотно процедил Ли.
— Поменьше надо гулять, — наставительно заметил Бигль. — Я в твои годы всегда знал меру.
Ли передернулся.
— Я не гулял. Просто не мог заснуть, потому что не включал сомнифера.
— Вот тебе и раз, — присвистнул Бигль.
Он поднялся и медленно подошел к пульту.
— А что тебе помешало включить его? — Голос Бигля показался Ли плоским и бесцветным, как изображение на черно-белом экране блока.
— Я слушал вчерашний допрос, — сказал Ли. — И я знаком с доктором Стоуном.
— Плохо, — задумчиво произнес Бигль, — совсем плохо.
— Почему?
Вместо ответа Бигль только вздохнул.
— Что с ним сделают? — спросил Ли. Он с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться.
— Что надо, то и сделают, — сурово сказал Бигль и, заметив состояние Ли, прибавил с былой ласковостью: — Иди-ка, малыш, отдохни. А я покараулю твоих подопечных.
Ли встал, растерянно оглядываясь по сторонам. Он не знал, как ему говорить с Биглем и что он должен сделать.
— Иди, иди, — подтолкнул его Бигль.
Оставшись один, он долго смотрел на дверь, словно пытаясь увидеть за ней Ли, медленно бредущего к выходу.
— Да-а, — протянул Бигль, — жаль парня.
Он грузно уселся в кресло гоноши, подумал и недрогнувшей рукой включил микрофон.
— Старший блок-инспектор Бигль вызывает шефа.
На экране возникло желтое, измятое лицо начальника Главного управления Системы.
— Что случилось, Бигль?
— Довожу до вашего сведения, шеф, о нелояльном поведении младшего блок-инспектора Джексона.
— Из новеньких?
— Да. Недоглядели. Встречался с доктором Стоуном, шеф.
— Параграф? — быстро спросил шеф.
— Тридцать пятый.
— Значит, сомневается, — засмеялся шеф. — Что ж, действуйте согласно тридцать пятому.
Его лицо начало расплываться, бледнеть и наконец совсем исчезло.
Бигль выключил микрофон и подошел к окну. Далеко внизу под ним маленькая фигурка Ли пересекала дорогу. Вот она уже скрылась за поворотом.
— Да-а, — опять протянул Бигль, — жаль парня.
Комментарии к книге «Спокойной ночи!», Александр Иванович Абрамов
Всего 0 комментариев