«Пилот и флибустьеры»

Леонид ЦЕЛЬ

ПИЛОТ И ФЛИБУСТЬЕРЫ

Нападение было внезапным. Пиратская гондола, притаившаяся за огромной глыбой метанового льда, осторожно высунула из тени допотопный, тупорылый излучатель и дала залп.

На борту патрульного шлюпа ООН "Русич" беспечно резались в карты в преддверии ужина пятеро офицеров. Они погибли сразу, не успев сказать и пару крепких фраз, разумеется в адрес патрульных роботов, на защиту которых им бы не стоило полагаться. Шестой была женщина, комиссар Красного Креста, она разделила участь экипажа.

Залп, направленный умелой и дерзкой рукой, вывел из строя все компьютерные линии шлюпа и потому ни одна станция Земли не получила сигнала бедствия. В распоряжении флибустьеров оказалась целая неделя вполне достаточно, чтобы залатать корабль и отбуксировать добычу к далеким и малоизученным фиордам Нептуна.

Не спеша истребив туповатых роботов, вольные стрелки космоса - восемь жестковатых мужчин, изгнанных или сбежавших с благословенной планеты приблизились к развороченному борту. Совет не затянулся надолго, соображения были здравыми, а действия решительными. Ни дурной нрав, ни крутые повадки ничуть не умаляли мастеровых достоинств. Уже к исходу третьих суток в шлюпе затеплилась жизнь. Флибустьеры восстановили герметичность и поставили на ход энергоустановку. Останки членов экипажа погрузили в почтовую капсулу и отстрелили в сторону Ганимеда. Деловито, сноровисто, со знанием дела обживали они захваченный шлюп. Большей частью помалкивали, каждый занимался своим делом, лишь изредка раздавались ругательства, да хрустел под гравибашмаками грязный лед.

- Разрешите?.. Это белый танец.

Девочка. Девчушка. Парусиновые тапочки. Шорты. Голубая футболка с надписью или рисунком - он не запомнил, несущественно.

- Вы меня помните? Два года назад мы танцевали с вами на пикничке, зеленые первокурсники. Неужто забыл?.. Когда строили аквалагерь и каждый вечер что-нибудь устраивали... до рассвета. - Она путалась, обращаясь, то на "ты", то на "вы". Святая простота, как можно помнить всех девчонок, с которыми отплясывал до рассвета на пикничках? А ну прижму? Хм, поддается...

- Пилот! Пилот, ну отзовись же!..

Кто это нюни распустил? Соня? Голос похож. А что со мной? Почему тьма? Если я сплю... стоп! Мы играли в карты, Фил сбросил взятку... Что потом?.. Ни черта не помню! Неужели?..

- Пилот? Эй, Пилот, ну почему ты молчишь? О, Господи...

- Я... не молчу. Что со мной, ничего не вижу... Что это было - взрыв? Ты слышишь меня, Соня? Нет, не слышит. Надо проснуться и громко крикнуть... Тряхнуло будь здоров, это я помню.

- Я слышу тебя, Пилот, слышу!

- Соня, что со мной? Каюк или?.. Что это было? Я не слышу своего голоса, будто сплю. Какой треск, шорохи, электрические разряды, все колет. И гудение, гудение в памяти, пятна, разрывы, пелена.

- Ах, Пилот, мой бедный Пилот!..

- Что, башка вдребезги? Как ты разговариваешь со мной - гипноз?

- Пилот, они сожгли нас лазером или ракетой, не знаю.

- Кто "они"?

- О, Боже!

- Значит, мы?..

- Мы ящики, Пилот, эти проклятые "черные ящики"!...

Теперь он догадался. Понятно. И откуда гул, и потрескивание. Перед выходом в рейд их предупреждали об эксперименте. В лаборатории записали их эрго и положили в основу программы. Электронно-оптические дублеры существовали и раньше на патрульных кораблях, но автономно, в качестве резервной компьютерной сети. Теперь же придумали вшить в комбинезон маленькую силиконовую штучку, которая ловко выуживала текущую информацию из каждого офицера и не просто фиксировалась персональным компьютером-дублером, но и накапливалась на специальных кодах. При необходимости дублер-компьютер мог анализировать эту информацию и подменять приболевшего астронавта.

Опасная служба, пояснили им, если что-то случится в Дальнем Космосе, вахту не отменишь, а как заменить механика или штурмана?

- Я - "черный ящик"? Склепанная груда хитроумных стекляшек? Нет больше Олежки Лифаря, пилота божьей милостью, двадцати девяти годков от роду, холостого, в политических организациях не состоящего - а кто есть?

- Пилот, меня ведь тоже нет. Какие жестокие люди придумали эту пытку, это проволочное бессмертие, за что?

Они и не жестокие вовсе, они хозяйственные. Такой шлюп стоит приличную кучу денег и всякий риск должен быть сведен к минимуму. И еще он вспомнил, как перед каждой вахтой подходил к своему ящику и щелкал пальцем по оранжевому пластику: "Привет, братишка!" Ах, как смешно, как трогательно и вот сам нынче в шкуре "братишки", точнее... Не стоит точнее - лучше повеситься.

- На чем? - Мощно и стереофонично накатил Сонин голос.

- На петле гистерезиса.

- Очень остроумно. Давай говорить, мне страшно.

- Давай.

- Чем ты пичкал своего "братишку", Пилот? - Все время вспоминаешь, как танцевал с какой-то девушкой, лет десять назад на берегу Азовского моря. Очень приватно вспоминаешь, даже неловко, вроде я специально подглядываю. Вы разочек станцевали и кожа пахла не духами, а солью и потом...

- Разве это была не ты?

- Вот еще! Медики сроду не водились с вашей академией - шизики и алкаши. Разве нормальные люди поступают на астронавтику?

- Сами вы... айболиты несчастные! У нас режим и спецподготовка, не то что некоторые - на дармовом спирте... Осторожней! Что ты делаешь, мне же больно!..

- Извини, я никак не разберусь в наших связях. До чего идиотски звучит, тебе не кажется? Я хочу, чтобы ты мог видеть. Моими глазами, раз твой ящик опрокинут. А больше никто не уцелел, только ты и я.

- Почему ты читаешь мои мысли, а я только слышу твое дыхание?

- Почем я знаю, наверное, я целей, вот и все. Думаешь просто было тебя растормошить? Я ведь оживила тебя...

- Согрела!

- Угу, такое ощущение, что мы втиснулись в один бюстгальтер. Только попробуй хихикнуть! Терпи, терпи - я включаю все каналы, сам разбирайся.

Он вспомнил, как прикусывают губу и потерпел. Потом его ослепило, ошеломило, обожгло обычным светом. Насчет бюстгальтера он как-то сомневался, а то, что разом сорвали с них одеяло - похоже.

- Не изощряйся. Любовь транзистора и электрогрелки, какая прелесть. Резкость и панораму отстраивай сам, у меня плохо получается, я ведь очкарик. И осторожнее! - не включи индикацию панелей, а то они заподозрят неладное и вмиг разделаются с нами.

- Ты догадалась отключить индикацию - какая умница!

- Ага, стою, как дура, как чучело, без прически и макияжа. Смотри, Пилот, смотри, а я поплачу. Я буду плакать, Олежка.

Он смотрел. Медленно переходил от камеры к камере, фокусирую их едва заметными импульсами, их практически автономно вырабатывал его проклятый, холодный мозг.

Знакомая рубка. Сиденья, притертые к заднице, как... И полный бардак, грязища неимоверная. Безжизненный пульт бортового компьютера, Папаши Кью. Пилот попробовал подступиться и схлопотал такой разряд, что несколько секунд провел в беспамятстве.

- Ты что, совсем чокнутый, - хныкала Соня, всхлипывая, как первоклашка, разбившая коленку на перемене, - сейчас же выключу тебя, дурак, мне же больно.

- На блокировку нарвался, прости! Они отрезали от нас Папашу Кью; вот гады, значит среди них есть классный программист. Угу, вижу их. Затаись, девонька, пошла работа.

Их было двое, заросшие, хмурые пасынки солнечной системы, с нездоровой, изъеденной раком кожей. Под засаленными комбинезонами едва просматривались щуплые тела. Жизнь нелегкая и неправедная наложила сероватый отпечаток на лица, скрыв происхождение и национальность - с виду обычные барыги, заброшенные волею судеб к поясу астероидов. И, тем не менее, они оказались... половчей.

Еще Пилот увидел заплаты на стенах рубки и следы страшного импульсного удара. Обугленные панели систем жизнеобеспечения и начисто выжженные панели с черными ящиками, где совсем недавно жили-поживали электронные отражения Павла, Фрэнка, Иосифа, Филипа. Их бедные прирученные души. Яйцеголовые умники из центра по борьбе с терроризмом в следующий раз расплодят, растиражируют души других ребят и, с учетом печального опыта, рассуют их по всему кораблю. Хитро нашпигуют живыми компьютерами переборки и унитазы, спинки сидений и переплеты иллюминаторов. Пусть дремлют в чреве корабля, а случись что...

- Пилот! - задыхаясь от ужаса, прошептала Соня. - Гляди!

Он оторвал взгляд от флибустьеров, те как раз вплывали в рубку, таща за собой пылесос. Действительно, жалкий вид. Пилот криво усмехнулся - так ему показалось, во всяком случае - и осторожно нащупал вход в телеканал. Соня помогла легким дуновением электромагнитного поля; он, словно прижал ее, услышал стук сердца, прикоснулся щекой к щеке, сунул пальцы во влажные подмышки.

Раздраженные люди с грязными, усталыми лицами грузили почтовую капсулу. Пилот долго смотрел, как его труп запихивают в узкий люк, как безжизненно болтаются кисти рук, которыми он совсем недавно выуживал из банки консервированные абрикосы и заталкивал их в хохочущий Сонин рот... Он продолжал чувствовать свои руки каким-то потаенным чувством, проскочившим черт знает как через непреодолимую бездну в его нынешнюю электронную обитель. Он увидел как грузят то, что было живой и отчаянной девушкой, нападение застало ее в каюте, она переодевалась к ужину.

Пилот смотрел и смотрел на полуобнаженное тело, которое он почти боготворил и не потому что в этой ненасытной бездне одиночество мужчин граничит с безумием, нет, - он успел хлебнуть этого кошмара в пяти предыдущих рейдах - в том-то и дело, что это было совсем другое. И выдержать нынешнее отражение его вселенской нежности могли только пластиковые мозги. Пилот смотрел на эти красивые, до волшебства, до помрачения...

- Скотина! Как ты можешь об этом думать?

Он услышал, как она плачет и выключил камеру. Теперь он знал, что компьютеры умеют плакать. И еще: он твердо усвоил - им знакомо такое чувство - месть.

Эти два типа в рубке, кое-как соскоблив грязь и убрав мусор, уставились на сонин ящик и явно вели о нем речь.

- Звук, - хрипло выкрикнул Пилот, - сделай звук!

Переключившись на панорамную камеру, он еще раз внимательно оглядел помещение, бывшее недавно святая святых корабля - идеально выдраенной рубкой патрульного шлюпа. Сейчас она больше напоминала хлев, плохо вычищенный или декорации к спектаклю о туземцах трущоб. Перед высоким оранжевым блоком покачивались в невесомости два оборванца, разглядывая притушенную панель со светодиодами и программным пультом. Еще один блок завалился набок, за уцелевшего собрата. Это не кто иной, как я, подумал Пилот и крупным планом взял лица флибустьеров, как они сами себя величали.

Неожиданно лицо одного из них показалось знакомым. Вглядевшись, он понял что не ошибся: крутой загар и авитаминоз исказили черты, но все же это был человек (имя в новой памяти не отложилось), который преподавал в академии курс навигационных приборов и основ астронавтики. Затем неожиданно ушел в транспланетную корпорацию и стал капитаном солидного пассажирского парома "Земля - Луна", дешевый хрусталь, дорогое шампанское, туристическая заварушка на уик-энд для среднего класса. Хорошее место, но его обвинили в нарушении офицерской этики - то ли принял слишком дорогое подношение, то ли тривиальные шашни со смазливой пассажирочкой - где-то он переступил черту дозволенного. Человек южный, горячий, он дерзко вел себя в суде, запутал и без того щекотливое дело и так настроил против себя юристов, что угодил на каторжные работы в марсианскую глушь. Бежал. Вновь был взят под стражу и снова бежал...

- Я слышу их, - прошептала Соня, - любопытно на каком языке они говорят? Послушай сам, вот... да не сюда же! Боже, какой ты неловкий. Сюда, сюда... Пилот, я понимаю - это идиотизм, но мне щекотно. И еще, Пилот, я сама не соображаю кто есьми на белом свете, во всяком случае похлеще, чем дух святой, наверное, а ты думаешь обо мне так... плотски. Угомонись, Олежка!

- Почему же я не слышу твоих мыслей?

- Много будешь знать, скоро состаришься.

- Знаешь, они что-то перемудрили, те ребята, кто программировал наши ящики. Для того, чтобы войти в главный канал, мне нужно представить, что лезу под юбку... Или они большие шутники?

- Боже, о чем мы говорим? Ты хотел слушать - слушай.

Жаргон, на котором изъяснялись оборванцы, представлял гремучую смесь из пяти-шести земных языков. Бывший капитан парома - нынче его величали Патрон - предлагал вышвырнуть эту штуку к чертям собачьим, а его дружок возражал, убеждал погодить, ибо сообразил, что перед ним "черный ящик", из которого можно извлечь кой-какую информацию.

Патрон махнул рукой и приказал всем двигать в реакторный отсек и проверить шлюп на ход. Еще предупредил всю братию подальше держаться от любых щитков и кнопок, чтобы случайно не запустить бортовой компьютер тогда хана, засекут нас ребята.

Предусмотрительный гад, подумал Пилот, но этот ящик, который ты пренебрежительно пнул ногой, отталкиваясь, то бишь я, говорю тебе бывший капитан и каторжанин: "Еще не вечер!"

- А что ты можешь? - жалобно спросила Соня и тут же поправилась. - А что мы можем? Против здоровенных, живых мужиков? Их восемь, двое на гондоле, а шестеро здесь. Те двое вроде как на шухере стоят.

- Где ты таких словечек нахваталась? - удивился Пилот.

- Книжки надо читать, а не только уставы.

- Что же мы все время подначиваем друг дружку? Слушай, а как ты чувствуешь меня, так же или?..

- Не чуди, Пилот, ночной ветер с лунным светом смешивается плохо.

- Да пусти же! Ну, пожалуйста, пусти ближе. К себе, а?

Она ответила тихо и без насмешки:

- Предохранители сгорят. А ты кажется собрался мстить.

Он всерьез занялся схемой шлюпа. Довольно сложная штуковина. Пожалуй никто, кроме Филиппа, механика и бортинженера и не представлял толком, как изволит функционировать эта махина. Нервное переплетение оптических и электронных волокон, составляя единое целое, подразделялись на десятки локальных схем, контролирующих определенный набор параметров и хитроумно дублирующих друг друга. Вся информация замыкалась на Папаше Кью - это бортовой компьютер шестого поколения. Согласно традиции космического флота борткомпьютеру придавались индивидуальные черты, определенный имидж. Естественно по взаимному уговору членов экипажа, кстати, своеобразный тест на совместимость в десятимесячном дозоре. Некоторые "борта", списанные за выслугой лет, становились радиозвездами, ведущими популярных программ. Как, например, "борт" с крейсера "Архангел" - имидж евнуха гарема османского паши - стал ведущим года в телепрограмме для женщин "На завалинке". А Красотка Лю с фрегата "Гурман" очаровала болельщиков Средиземноморья, комментируя футбольные матчи.

Папаша Кью, ворчливый, гоношистый старикан, старый космический волк, отставной дон-жуан, сквернослов, остряк, циник. Что-что, а скрашивать унылые вахты он умел. К примеру, стоило кому-то задремать во время дежурства, как Папаша Кью тут же взбадривал его "хорошим пинком", как он выражался, что означало: сбросить чувствительно давление в рубке - и орал скрипучим голосом: "Эй, стюард, принеси-ка пустышку моему масенькому, мне больно глядеть, как он плямкает во сне губками - это меня возбуждает - и проверь заодно штанишки!"

Соня терпеть его не могла и демонстративно обходилась без услуг Папаши - начиная от персонального будильника и вплоть до автономного пульта для вызова роботов. Еще бы! Побудку Папаши Кью сопровождал такими шуточками, что краснели даже киберы. А само появление дамы на борту шлюпа Папаша Кью прокомментировал вопросиком: "А не оппуделит нам эта красотка весь шлюп, случись заварушка, а, ребята?" - Ребята хмыкнули. Соня топнула ногой и ушла в каюту, где заботливый "борт" тут же предложил вкрадчивым голосом средство от морской болезни. Кого винить? - Сама напросилась. Сочла, что три года вольнонаемной службы - это экзотическая приправа к жизни, хорошая практика плюс приключения и деньги.

Но это был антураж, не более, во всем остальном бездонный и чудовищный мозг бортового компьютера был холоден, точен и всемогущ. Никто не преклонял перед ним колени, не возносил молитвы во имя его (хотя обкладывали часто и густо), не приносил в жертву овец и серебро, но Папаша Кью царствовал и без всей этой метушни. Истинный бог не нуждается в суеверных обрядах.

И сейчас, когда он был выключен, патрульный шлюп представлялся Пилоту неким гибридом инвалидной коляски и клин-бабы. Попытки оживить любую, самую периферийную схемочку напоминали попытки безногого оседлать лошадь.

Копошащиеся в чреве шлюпа флибустьеры вызывали в "ящике" Пилота судорожную ненависть. Он даже чувствовал, как садится напряжение на блоке питания и жалобно фонят микросхемы, напоминая резь в животе и спазмы ярости в теле живого человека. Ну и что дальше? Без Папаши Кью его "черный ящик" - приставка для электронных игр, не более. Но Пилот упрямо вглядывался в схемы корабля. Управлять ими он практически не мог, однако кое-какие второстепенные команды проходили. Неожиданно ему удалось сбросить воду в отхожем месте. Система фекальных вод вполне нормально реагировала на попытки управлять ею.

Соня пояснила, что санитарные службы запрещают строго централизованные программы жизнеобеспечения, в самый критический момент любой из космонавтов имеет доступ к подаче воды и регенерации воздуха. Экспериментировать с воздухом Пилот не решился, боясь насторожить флибустьеров.

Ладно, пусть это все элементарно, однако ничуть не утешительно - что дальше? Оставаться на шлюпе в качестве туалетного работника и - по совместительству - летописца?

- Не психуй, - миролюбиво сказала Соня, - когда-нибудь им все равно придется включить Папашку, а уж с ним ты сразу найдешь общий язык, разве не так? А, Пилот?

Она редко называла его по имени, разве что за обеденным столом, где собирались все члены экипажа, а так, наедине, лаская, только Пилот.

- Они не дураки и никогда не включат бортовой компьютер, никогда. Мы дрейфуем в сторону Нептуна. Там дикие, нехоженные места. Шлюп отбуксируют, а Папашу разрежут автогеном.

- Что такое автоген?

- Штука, вроде лазера. Нет, они не дураки, Соня.

- И ты не будь дураком! - жестко прозвучал ответ. - Сделай так, чтобы они ничего не заподозрили и включили Папашку - это твои проблемы.

Ладно, обиженно думал он, если действовать с умом... Эх, да бред же, бред! Чтобы изменить программу всего шлюпа или заменить "борт" нужна куча специалистов, особые доки, лаборатории космопорта, приличные мастерские на худой конец, нет этим оборванцам не управиться. Что у них? - Да ни черта! Ловкачи и технари приличные, не спорю, приспособились существовать на захваченных судах. Но Папашу Кью они уничтожат, не стоит питать иллюзий. Рано или поздно они должны дать мне шанс, должны. Они не могут не ошибиться, обязательно сглупят - и я должен использовать малейшую оплошность и выполнить свой долг. Никогда в их руки не попадал такой совершенный корабль, они довольствовались скорлупками яхт, буксирами, пару раз одолевали каботажные сухогрузы. И только такие беспечные идиоты, как мы (простите меня Фрэнк, Павел, Осик и Фил тоже), только такие никчемные офицеришки могли проворонить боевой корабль. Если я не верну шлюп на Землю - наши имена вовек покрыты бесчестьем. И пусть эта девушка, которую я неосмотрительно успел полюбить...

- Не нужно, - мягко прервала его Соня, - пожалуйста, не нужно себя распалять. Давай так, я буду следить за ними, а ты постарайся что-нибудь придумать. Покопайся в схемах, может и сыщется заветная дверца за старым холстом? Крохотную бы лазеечку к Папашке - и мы спасены.

Точнее не скажешь, девочка, спасены. Но долг есть долг, он же присягал драться и "спасенным".

Пилот бился головой в блокировки, натыкался на высоковольтные запоры, проваливался в разрывы цепей и корчился в конденсаторных накопителях. Порою терял сознание, рассудок плавился в пульсирующем пламени резонансных всплесков, колебания напряжения обрушивались, словно цунами. Взбесившиеся орды электронов и Бог весть еще каких частиц рвали на части мозг, опутывали его огненной паутиной. Жгучие шнуры емкостных токов до красноты (так ему казалось) разогревали чипы. Но более всего донимали биения магнитных полей. Как только выдерживал пластиковый череп эту колоссальную, тупую боль? В иные мгновения казалось вот-вот раздастся треск и вывалится наружу лишь паленая начинка. Он догадывался, что и Соне достается, хотя она и приловчилась прятаться куда-то во время его вылазок - ни единого словечка жалобы он не услышал, ни единого словечка - ни стона, ни брани, ни мольбы. Она терпела его неуклюжесть, она знала цену этой боли.

Потом пообвыкся. Ярко-алые схемы на темно-синем фоне плавно обращались в сознании, как антенны на орбите и он исследовал их осторожными импульсами, пытаясь подобрать единственный ключ к страшной, дремлющей силе. Словно верные охотничьи собаки, они неохотно откликались на чужой голос, скалили зубы, рычали и ни черта не хотели делать без Папаши Кью, только роняли с багровых языков лиловую плазму и злобно сверкали индикацией блокировок.

Но чтобы подчинить их обычной клавиатуре, нужно вставить в прорезь командирский ключ...

Первого из флибустьеров он прикончил совсем случайно. Повезло.

Вначале было слово, точнее словечко из лексикона Папаши Кью. Пилот не поверил своим ушам, благо их не было.

- Соня, что случилось, малыш?

Жуткий фон канала обратной связи, прерывистый тонирующий сигнал - это означало всхлипывание или приступ истерики.

- Ты погляди на эту сволочь, нет, ты только погляди!..

Пилот последовал за ее импульсом и вышел на одну из камер сквозного компьютерного контроля, вмонтированную в обшивку каюты. Добился нужной резкости, варьируя потенциалы на светочувствительной пластине. Это оказалась его собственная каюта.

Подумать только, сколько дней и ночей глядел сам на себя из этого дерьмового ящика и даже не догадывался, проклятье! Что они еще придумают для бедолаг, для тех, кто займет наши места.

- Зато я догадывалась, - всхлипнула Соня, - я всегда чувствовала, что киберы подглядывают за нами, особенно когда... Небось и хихикали, мерзкие дебилы?

Толстый и рыжий, как одуванчик, детина полулежал в гамаке Пилота и жрал миндальный шоколад из золотистой коробки, припрятанной к Рождеству, специально, чтобы сделать подарок Соне. Заботливые мамины руки тайком сунули коробку в кофр Пилота перед отлетом на космодром. Толстенные, горьковатые плитки, сдобренные миндальным орешком, вкуснятина! Ох и разозлился Пилот, обнаружив эту помпезную коробку - ну, зачем эти телячьи нежности? - Ох и обрадовался, когда несколько дней назад, тяжело вздохнув, Соня сказала, что обожает шоколад с орехами и призналась: грешна и сама не знает как вышло - слопала все конфеты из корабельных припасов и теперь новогодняя елка будет без сладостей.

- Не догадалась твоя старушка подсыпать мышьяку в коробку! выкрикнула сквозь слезы Соня.

Пилот насупился.

- Моей маме нет и пятидесяти, у меня сестренка - семь лет.

- Прости! Это Бог покарал, лишив тела, чтобы ценили его дар и не суесловили.

Детина довольно хрюкал, отправляя в рот пахучие куски и облизывая пальцы. Еще он изредка прикладывался к бутылке красного вина "Лидия", которая через несколько дней должна была украсить праздничный стол. Он небрежно перебирал фотографии, выуженные из письменного стола, разглядывал смеющиеся лица и отшвыривал карточки к мусоросборнику, где равнодушная струя плавно засовывала в чрево пыль, крошки, микрокапли влаги, случайную мелочовку.

Пилот застонал от бессильной злобы. Словно у человека, сбитого с ног наглым громилой, забегали судорожно руки, ощупывая землю в поисках камня или палки - и нечто такое подвернулось. Резко щелкнула кнопка вытяжного вентилятора в сауне. Детина вздрогнул, сквозь рыхлую кожу проступили бусинки пота. Он отложил коробку и потихоньку, опасливо озираясь, двинулся к сауне - нелепая летающая туша в грязном комбинезоне. Неожиданно что-то стороннее привлекло его внимание. Вытащив из нагрудного кармана складной нож, он выковырял из паза книжной полки блестящий комочек. Золотистая пулька долго не поддавалась толстым, липким пальцам, но все же распустилась в ажурную цепочку. В тусклом свете люминофорных ламп она матово переливалась красными блестками.

- Ах ты! - Вскрикнула Соня. - Это же моя цепочка, я уже неделю ищу ее по всей каюте, дважды мусоросборники перетряхивала!

Пилот вспомнил, как изломанная, золотая ниточка, паря в невесомости, плавно вращалась вокруг Сониной шеи и мешала ему целовать нежную кожу, пахнущую духами и чем-то еще, далеким, земным, недоступным. Когда это было? - Сто, двести лет назад? Во всяком случае - до смерти.

Толстяк крякнул от удовольствия и, припрятав находку, осторожно заглянул в крохотную одноместную сауну. Конечно никого. Он-то и забрался внутрь скорее из любопытства, нежели из желания исследовать там что-либо.

Решение возникло внезапно. И Пилот не упустил свой шанс. Самое сложное - блокировка двери, чтобы заклинить замок пришлось изменить полярность на катушке. Адская боль! Словно сунул два пальца в розетку и замер с выпученными глазами. Соня ойкнула и куда-то исчезла, выпала из сознания. Та-ак, терпи, парень, терпи-и! Теперь вентилятор - к черту его! И печь - на полную! Сколько по шкале? - Сто пятьдесят по Цельсию? Нормально. Как, рыжий, не жарко в защитном комбинезоне? Ишь, как дергает ручку - и не нужно так верещать, голова раскалывается, мне ведь тоже больно, ох, как больно держать эту ручку.

- Соня, помоги-и!

- Не могу, я ведь клятву Гиппократа давала...

Голос ее доносился откуда-то издалека, из плотной, пульсирующей пелены боли. Испуганный, жалобный голос. Голос, в котором не было ни мольбы, ни поддержки, только страх.

Ладно, клятва, так клятва. Он ведь и сам давал клятву и пришло время вспомнить о ней. Только клятва его называется присяга. И, даже если ты всего-ничего - черный ящик - обязан быть верным ей до конца. Просто не можешь иначе и сам не знаешь почему? Так воспитан, что ли. Или гены? - Дед и отец тоже летали, еще на орбиталках, в конце прошлого века. И, если я не потеряю сознание и удержу этот проклятый замок, который изо всех сил рвут огромные ручищи обезумевшего кретина, если я удержу...

Когда он очнулся, было темно. И так хорошо думалось о Соне. Так случается, редко, среди ночи - внезапно проснешься от неутолимого желания и почувствуешь, как нестерпимо жарко греет твой бок доверчивое женское тело, обнаженное, прильнувшее, с полотенцем, зажатым между ногами.

- Ну-у, милый, теперь вижу, что оклемался. И рада бы, но - увы, этого уже не будет никогда.

- Наваждение, что еще связывает жизнь и иллюзию жизни. Что с рыжим?

- Ты одолел его, Пилот. После того, как он последний раз дернул ручку, ты продержался еще несколько секунд. Как думаешь, они скоро найдут его?

- Не знаю, да и зачем об этом думать?

- Мне страшно! Боже, как ты мог?

- Что смог?

Она молчала несколько микросекунд, потом ответила твердо:

- Я спрашиваю, как ты смог вытерпеть эту боль?

Вот уже несколько часов они наблюдали за действиями флибустьеров. Проверкой реактора руководил бледный, длиннолицый человек, постоянно жующий какую-то дрянь, очевидно наркотик. В своем цивилизованном прошлом он наверняка был толковым инженером, дело спорилось, двигатель становился "на ход".

- Пожалуй без этого парня им придется худо?

- Пожалуй, только руки у нас коротки - этого не заманишь в сауну.

- Руки может и коротки, а головы на плечах зачем?

- Покажи мне те плечи, ладно уж без головы.

- Не придирайся к словам - думай. Что за схему ты прокручиваешь уже не в первый раз?

Он действительно снова и снова возвращался в шлюзовый отсек. Что-то мучило его, какая-то неясная догадка дразнила, завлекала и проступала смутная, подсознательная уверенность в нечаянной удаче. Но где зацепка? Непонятно... А ну-ка, еще разок, та-ак. Пульт связи, манипуляторы, аварийная сигнализация, насосы шлюза, питание скафандров, ну и что? Влезем поглубже, что здесь? - Несоответствие штатному режиму - а почему?..

Когда дошло, сам удивился до чего же просто. С неделю назад забарахлил маршевый двигатель и Филу пришлось выбираться на свет Божий, как он любил говаривать, попросту натягивать скафандр и обследовать двигатель в открытом космосе. Дело привычное. Но вмешалась женщина пристала к Павлу: командир, разреши, да разреши прогуляться? Павел поворчал для порядка, но уступил. Но об автономном сопровождении шлюпа и речи быть не может - командир сам сел за пульт и два часа "выгуливал" Соню...

- Сам дурак! - Послышался обиженный голос.

Так что все очень просто: один из двух скафандров, что находятся в шлюзе по прежнему включен в контрольную сеть шлюпа и находится в полном распоряжении Пилота! Спасибо Павлу - командир ничего не забывает, он предусматривает. Это даже не ошибка, перед каждым выходом микропроцессор скафандра проходит двойной контроль - Папаша Кью плюс командир. А в режиме хранения - несущественно. Не веря до конца в подвалившую удачу, Пилот пробежал серией импульсов по клавиатуре, да нет, все правильно: человек, облаченный в этот скафандр будет... на поводке.

Несоответствие в цепях и мучило Пилота, один скафандр в штатном режиме, другой - в испытательном, теперь порядок.

- Ты думаешь они полезут в космос?

Милая девочка, ее любопытство обвораживает.

- Обязательно. Почему они психуют? - Горит табло: "Неисправность маршевого двигателя", а обнаружить поломку не могут. Им же невдомек, что дюза малость оплавилась. Фил сказал тогда: неприятно, но жить можно, вернемся на Марс - заварим.

- У них свои скафандры, зачем же облачаться в наши?

- Не скажи, это ведь так соблазнительно - прогуляться в новеньком ЗИПУНе (защитный индивидуальный противометеоритный универсальный носитель), так, кажется? Конструкторы обожают дурацкие двусмысленные аббревиатуры, им это представляется верхом остроумия). Погляди на их тряпье - латка на латке. Должны соблазниться. Сбросят свои допотопные шкуры с мизерным ресурсом автономного хода и щегольнут обновкой. За что боролись? А уж если повезет и бледнолицый умник натянет скафандр, в котором ты прогуливалась, тогда это серьезная удача. Тот случай, когда отсутствие Папаши Кью нам только на руку.

Заминка все больше раздражала шайку. Ругань Патрона с каждым часом приобретала фантасмагорические оттенки. А тут еще Кабан куда-то запропастился, пропадом он пропади, жирный ублюдок! Тщедушный человечек со шкиперской бородкой орал, что эта скотина успела добраться до выпивки и дрыхнет в какой-нибудь каюте, а остальные должны вкалывать за него. Бледнолицый помалкивал и все яростней жевал свою страшную жвачку, изредка обмахивая синие губы еще более синим языком. Двое флибустьеров копались в приборном отсеке, расслышать их было трудно.

Наконец решение последовало. Патрон отправил бородатого на поиски Кабана, а бледнолицему и Вампиру велел натягивать скафандры, дуть наружу и поживей. Вампир, удивительной краснорожести человек, предложил взять скафандры со шлюпа. Бледнолицый осмотрел их и доложил: порядок.

Пилот затаил дыхание - ну!

Патрон кивнул - валяйте!

Не все сложилось, как хотелось, заветный ЗИПУН достался Вампиру, что ж - на все воля Божья. С поправкой на волю Пилота, так, небольшая коррекция. Отчаянный крик Вампира, уносящегося в бездну, рычание Патрона, монотонный хрип бледнолицего: "Вампир, выключи ранцевый двигатель! Вампир! Выключи ранцевый..." Все было кончено за пятьдесят пять секунд, именно столько работает ранцевый двигатель, если его запустить на всю катушку. Со скоростью полутора миль в секунду Вампир последний раз прогуливался среди звезд и через четверть часа смолк его голос, лишь монотонно попискивал аварийный маячок. Потом... Равнодушная воронка вечности засосала очередную жертву. - Боже, прости нам прегрешения наши... Пилот! Мне страшно.

- Мне тоже.

- Какое право мы имеем убивать их? Ни один суд в мире не приговаривает человека к смертной казни, ни один! Мы что же, убийцы выходит?

- Нет, Соня, мы люди, исполняющие свой долг.

- Люди?

- Хорошо. Пусть так - мы нелюди, исполняющие свой долг.

- В чем он, этот проклятый долг, в чем?

- Пресекать любые попытки насилия в открытом космосе. Всеми доступными средствами. Мы уполномочены делать это безоговорочно, разве ты слышишь об этом в первый раз? Мы не убийцы. Если они завладеют боевыми шлюпом, случится большая беда. Наверняка случится. И поэтому мы убийцы.

- Да, нас уполномочили. Отпустили грехи. А сами мы признаем за собой право лишать кого бы то ни было жизни? И разве можно назвать это правом? Мы жертвуем нашими безвинными душами во имя закона и справедливости, но прощения нам нет. Во все времена зазорно быть палачом. Кому-то приходится - и это жертва.

- Хватит, девочка! Я не отступлю. Я должен исполнить свой долг до конца, а он еще не наступил... Погоди, чем ты занята?

- Извожу бородатого бедолагу, ох и тупица!

Пилот включился в игру, презабавное было зрелище.

Соня ловко манипулировала раздвижными переборками грузовых трюмов, отсеков и коридоров. Маленький, бородатый человечек совершенно ошалел от ужаса - куда бы он ни шел, куда не сворачивал, неизменно возвращался в тупик за фотолабораторией, где висела гравюра Луки Лейденского "Смерть в лабиринте". Именно эта гравюра надоумила Соню затеять столь жестокую игру.

Поначалу бородатый - он откликался на кличку Помазок - сопротивлялся весьма разумно, пытался запомнить расположение открытых проемов, а обнаружив закрытые, скалил остатки зубов и давил на кнопку. Однако трюм был велик - дверей всего сто три плюс двадцать восемь раздвижных переборок, плюс отвилки и сопряжения между коридорами и вертикальными шахтами. В общем, вариантов хватало. Когда Помазок в шестой раз вернулся к гравюре, он заплакал, страстно, как плачут дети и пьяницы, размазывая кулаками слезы.

- Недурно, недурно, - заметил Пилот, - еще немного и он запросит пощады. Сам попросит, чтобы упрятали в каталажку и будет покрикивать на часовых, мол, стерегите получше. Гляди! Он крестики надумал ставить, вот умора.

Бородатый действительно стал ручкой помечать пройденные двери, однако очутившись очередной раз под гравюрой, обессиленно рухнул на пол - в невесомости это надо умудриться. Следующую попытку он предпринял минут через двадцать. На этот раз он сворачивал только в те двери, на которых не было отметок. Попытка почти удалась, однако в конце пути Соня исхитрилась и сумела таки наставить его на путь истинный. Бородатенький ожесточился. Теперь он не спешил, подолгу задерживался на каждой развилке, упорно избегал дверей с пометками и чередовал повороты - направо - налево, налево - направо...

- А хочешь пари? - Я приручу этого парня! - Соня, увлеченная игрой, вошла в азарт. - Хочешь? Их нетрудно побеждать, их ум ослаб, они тарзаны, их невозможно вернуть в общество. А теперь внимание - смертельный номер!

Пилот догадался, что Соня включила какую-то голограмму, в клубе их хватало, любые видеодиски и на любой вкус.

Помазок как раз выбрался к центральному коридору, еще немного и лабиринт трюма останется позади. До сих пор он ни разу не видел как они отворяются и запираются, эти загадочные двери - и Соня любезно продемонстрировала свое умение. Перед самым носом флибустьера распахнулась двухстворчатая переборка, затем в глубине анфилады еще одна, еще и... и обалдевший Помазок увидел женщину. Белокурую, стоящую перед зеркалом. Она раздевалась. Очень медленно, так, что слюна успела высохнуть во рту. Потом обернулась и приветливо помахала рукой. Помазок был малый не промах и радостно замахал в ответ, суча ножками. Однако лицо незнакомки вытянулось, улыбку сменила гримаса ужаса и двери плавно сомкнулись. Все! Бородатенький рванул напролом, он распахнул одни двери, вторые, третьи - его нелегко обмануть, он своими глазами жрал эту бабенку! - только прямо, еще, еще, еще... к насиженному местечку под гравюрой. И тогда он понял, что это очень опасный корабль, и вести себя надо потише. Патрон свиреп, но уносить ноги скорее всего придется. И дай Бог, дай Бог.

- Ты лукавая женщина, не ожидал, - засмеялся Пилот. - На бедолагу больно смотреть. Полюбуйся на глаза, вылитый король Лир.

И старый бродяга, мыкающий второй десяток лет свою горькую долю на задворках Человеческой Империи Благополучия, почувствовал этот насмешливый взгляд потайным, животным нервом и омерзительная волна страха вывернула его наизнанку.

- Эй вы, вонючие ублюдки! - заверещал он, затравленно озираясь. - Я не боюсь вас, слышите? На, хватай!.. Мы кокнули ваших дружков и до вас доберемся. Хотите мировую? - Выпускайте нас отсюда и по рукам, слышите?..

Он долго орал, пока Патрон и Луноход не отыскали его, подхватили под мышки и молча поплыли по тускло освещенным коридорам. Кричал он все радостней и радостней. Словно праздничная демонстрация в сумасшедшем доме.

Наблюдать спящих людей особенно тягостно. До слез, до спазма. Нить разговора рвалась, их странного разговора. Они уходили в себя, в свои нелегкие думы, в свои бессонные сны. Скоротечность мысли раздражала, мечталось об уютном тугодумии. Соня пыталась смотреть видеодиски и каждый раз плакала.

- Знаешь, в детстве я мечтала стать человеком, который не спит. Да-да, страшно было представить - треть жизни коту под хвост.

- А у меня дома кот остался, Димка, Дим Димыч.

- Гляжу на этих проходимцев и завидую, как пацан.

- Хочешь включу фильм, самый веселый, хочешь?

- Вроде того, каким ты угостила бородатого? - Нет уж, давай отвыкать. От песен, стихов, книг. Чего еще? Вместо колыбельной я бы с удовольствием послушал таблицу логарифмов в исполнении хора сирот-калькуляторов. Или стриптиз электромясорубки.

- Ты все-же взгляни.

Он не сразу сообразил, что видит самого себя, прежнего. И Соню. Прохвосты, пройдохи, пакостники, когда только успели заснять? И кто им втемяшил в башку - шпионить, подглядывать, фиксировать фактики - какой программист?

Два обнаженных тела, переплетенных, словно пальцы рук, плавно кружили в полутемной каюте. От горячей кожи исходило божественное свечение, а всесвятейшие конвульсии любви сплавляли не только тела, но и души. Золотистые шарики пота созвездиями тянулись к вентиляционной решетке. Туда же дрейфовали и они сами, притихшие и воспаленные в жадных объятиях. Он вспомнил: она смеялась, ей было щекотно касаться пятками решетки. Озабоченно-смокчущие дырочки слизывали холодными язычками струйки тепла, дыхания, пота...

- Не обижай меня, Пилот. Мне больно, а я выплакаться не могу. Они очень хорошо пересняли нашу память, пожалуй, даже слишком хорошо. Я помню все: маму, папу, братишку, наш дом на берегу Славутича... а ты? Я даже сказки помню! Правда-правда. Все. Особенно хорошо о Финисте Ясном Соколе. Он умер, но его взбрызнули мертвой водой и раны зажили, брызнули живой - и он встал. Похоже на нас, правда?

- Да, только мертвой водой забыли нас окропить, пропустили технологический процесс. Чуть-чуть мы забежали вперед, нашли живую воду, а про мертвую позабыли. Как бы не сложилось, но... когда то, что предназначено я выполнено... я уничтожу этот ящик, будь он проклят! Нет, дослушай. - Это пытка: существовать все время вспоминая жизнь, вспоминать то, что в каждой секунде хроноса было сказкой. Еще немного - не смейся - и я сойду с ума.

- Прошу тебя, успокойся милый, мне и так невмоготу - я боюсь, я просто умираю от страха, а если ты начнешь психовать...

- Прости меня, пожалуйста, я мразь...

- Нет, нет, но кто-то дышит за моей спиной и я никак не могу разглядеть кто? Иногда я убеждаю себя - это галлюцинация, но прислушиваюсь повнимательней и, понимаешь, - там кто-то есть. Он храпит.

- Храпит?

- Ну да. Давай поищем вместе? Нет... на другой частоте.

- Пробуем, пробуем, не дрожи.

Пилот привычно раскинул панорамную развертку, выловил строб и осторожно прощупал вход в схему. Блокировки отсутствовали, дверца поддалась. Странно. Он чувствовал, как дышит ему в плечо Соня - этого не могло быть, тем приятней... Несомненно, информационный банк, который Пилот нащупал в глубине схемы, был живым существом. - Компьютером, старик, компьютером - горько поправил сам себя.

- Кто здесь? - Затребовав ответ, Пилот принял меры предосторожности, мало ли? В ответ раздалось шипение, потрескивание, щелчки, клацанье концевиков. В переводе на человеческий это означало, что незнакомец просыпается, сладко урча, потягивается, в общем, продирает глаза.

- Слушаю, сэр!

Голос оглушал, сочный, жизнерадостный бас.

- Кто ты?

- Стюард, сэр, к вашим услугам.

Пилот сообразил, что флибустьеры, уничтожая киберов, позабыли проверить камбуз, где в эмалированном шкафчике, в том, что рядом с холодильником, подремывал в свободное время стюард.

- Что ж ты дрыхнешь, мерзавец? - пора собирать завтрак.

- Извольте. На сколько персон? Обычно я получаю команду от Папаши Кью. Вам, Пилот, я подавал только напитки в ночное время, когда у вас гостила дама.

- Ты бы заткнулся и поменьше комментировал!.. - Пилот слышал, как хихикает Соня и сосредоточенно работал с клавиатурой. То, что он задумал, требовало несколько изменить программу стюарда.

Это утро Патрон начал с планерки, а не с традиционной партии в бридж, обстоятельства того требовали.

- Накануне мы потеряли парочку голливудов, ребята. И если можно как-то объяснить дурацкую неловкость Вампира, хотя он бутылки летал собирать к Луне на этих ранцах, - то случай с Кабаном я толковать не берусь. Тут что-то неладно, ребята. Этот сукин сын наткнулся в одной из кают на выпивку и коробку первоклассного шоколада и решил сожрать все втихаря. Но кто ему помешал? Что могло заставить Кабана отложить початую бутылку и запереться в этой чертовой духовке? И благополучно изжарить себя! Если кто-нибудь из вас выдвинет версию самоубийства - тому завяжу ухо морским узлом. Здесь две несуразицы. Первая: Кабан сроду не оставлял после себя недопитых бутылок...

- Точно! Никогда не оторвется, если присосется. Вылакает до последней капли - горлышко плавилось! Скотина еще та. Тут что-то не так, Патрон прав, надо бы проверить.

- Второе: Кабан сроду не мылся. За каким же... он полез туда? И наконец третье - свихнулся Помазок!

- Я не свихнулся, ребята, ей Богу! Но я понял - это нехороший корабль и нам лучше уносить подобру-поздорову ноги отсюда.

- Этот ублюдок утверждает, что заблудился в трюме - ха! - в скорлупке-то патрульного шлюпа? Видел бы ты, паршивец, что творилось в брюхе круизного парома, когда компания ставила бесплатную рождественскую выпивку! И затем он бороду на себе рвет и бьет в хилую грудь, так что трещат гнилые ребра - он видите ли, засек в трюме голую бабу - она ему ручкой помахала...

- Ну, это с кем не бывает?

- Мне они пятый год мерещатся - иногда в иллюминатор гляну, а там их, мать честная! - и все в чем мать родила.

- Это дело житейское.

- Нет ребята, это вонючее дело. Гробовщик! Сегодня вынюхай каждую щелку на посудине, вынюхаешь бабскую - зови!

Гоготнули для порядка. Патрон уважительно поглядел на бледнолицего, тот кивнул и запихнул в рот очередную порцию жвачки.

- А может что и посущественней сыщется? Остальным - ни шагу без команды. Перестреляю как собак, если замечу, что своевольничаете! Доктор! - Рявкнул Патрон в микрофон, вызывая гондолу. - Как там, Док, порядок? Скунс не шалит?

- Мы начеку, Патрон? - хрипло отрыгнула рация. - Дежурим, как и уговаривались, по восемь часов. Удалось прослушать военную базу Брэдбери на Марсе, они ищут шлюп и, очевидно, скоро пожалуют, причем с самыми лучшими намерениями. Я так думаю, надо бы поторопиться.

- Что бы я делал без твоих советов, Док? И штаны б забывал в параше скидывать! Здесь не скучно, поминки в разгаре.

- Пусть меня сменит Скунс, - вмешался Помазок, - в гробу я видел ваш шлюп!

- Не смерди! А то ведь за гробом у меня не заржавеет! Упустил девку, хе-хе, так нечего хныкать... А это что за привидение?

Флибустьеры отпрянули. В кают-компанию бодро вкатил по магнитному монорельсу стюард. Его двухъярусная тележка ломилась от завидной снеди. Несколько банок с пивом венчали груду консервированных продуктов. Отменный натюрморт, отменное привидение, что и говорить. Флибустьеры растерянно переглянулись.

- Это еще что? - Патрон тяжело сглотнул слюну и нащупал бластер на поясе. - Луноход! А ну выглянь в коридор?..

- Никого, Патрон. Откуда могла взяться эта "шестерка"?

- Я же предупреждал, господом Богом заклинал - не трогайте здесь ни черта! Откуда мы знаем, чем они нашпиговали этот вонючий корабль? Сегодня выскочил буфетчик, а завтра и мусора выпрыгнут? Отбуксируем его к фиордам, там и разберемся, что к чему... Помазок! Дели жратву. Луноход, вынь банку кармана - всем поровну!

- Вот это завтрак, гляди: ветчина, виноград - королевская пища!

- А паштет? Гусиный паштет со ржаными галетами, пальчики оближешь. Эй, буфетчик, кто тебя прислал?

Кибер щелкнул форсисто манипулятором.

- Я не буфетчик, я стюард, сударь. - С достоинством отчеканил в ответ. - Стюард патрульного шлюпа "Русич", Объединенные нации. А прощальный завтрак вам шлет шериф из Брэдбери Диего Лански.

Четверка флибустьеров приутихла. Лица вытянулись, кто-то присвистнул, а может протяжно икнул.

- Шериф из Брэдбери - это тот самый легавый с Марса?

- Тот самый, спаси нас, Пресвятая Дева!

- Хана парни!..

- Прощальный? Почему прощальный, стюард?

Кибер ответил не сразу, собрал грязную посуду и пустые банки.

- Это шутки, парни. - Он поелозил щеткой по столику, четыре пары глаз недоверчиво следили за его действиями.

- У меня от таких шуток глисты в брюхе издохли. - Печально заметил Помазок. - А ну-ка, стюард, показывай, где логово?

- И поживей, паскудник ты эдакий. Шутник! Луноход - с Помазком. Гробовщик! Ступай в рубку и прослушай своими приборами этот веселенький корабль, может еще какой шутник сыщется?..

Пилот осторожно прикоснулся к Сониной щеке, где вились колечки давно не стриженных волос.

- Девочка моя, сейчас все решится, два-три часа, не более. Переключи все каналы на меня, будь умницей.

Она, словно обернулась к нему. Быстро и сердито. Волосы метнулись за спину и ослепительно вспыхнули зеленоватые, с искоркой глаза.

- Ты мне будешь мешать. - Жестко сказал Пилот, но она лишь покачала головой.

К концу второго часа Гробовщик вышел на аварийную компьютерную систему черных ящиков. Прикосновение щупов Пилот ощутил, как тупую височную боль и едва сдержался, чтобы не выругаться. Любой всплеск активности немедленно отразился бы на экранах и без труда был бы расшифрован Гробовщиком.

- Ну, что, что? Я же и так вижу, как ты напрягся, даже мох свой паршивый бросил жевать? - Патрон вытер рукавом лоб, он побагровел от нетерпения и пританцовывал за спиной бледнолицего флибустьера, прильнувшего к мерцающим шкалам.

- Ты оказался прав, старый индюк - это непростой корабль. - Гробовщик любовно погладил ладонью приборный комплекс. - Гляди, как выплясывают, соображаешь? А-а - то-то.

- Не тяни, изрешетят к черту!

- Это функционирует обратная связь. Точнее, она затаилась, но метки проходят во всех системах координат.

- Связь? Кого с кем?

- Терпение. Какой-то компьютер подсасывает информацию, остальное пока не ясно. Где он, откуда и куда ее отсылают?..

- Ах, дьявол! - Это "борт"?

- Нет. Терпение, Патрон, терпение. Подождем пока он начнет выдавать команды - и вмиг вычислим поганца.

- Какое к черту терпение, куда запропастились эти ублюдки?

- Очевидно припасы буфетчика несколько превзошли наши ожидания.

- Эх, чуяла душу, чуяла - надо было прикончить этого шутника, прикончить. Слушай, где он может таиться, этот компьютер?

Гробовщик пожал плечами. - Судя по всему, это второстепенный блок и реагирует лишь на отдельные команды. Я слышал, что с прошлого года на кораблях появились электронные псы...

- Ох чует душа, надобно этого "пса" побыстрее...

- И что характерно, твоя душа чует всегда одно и то же.

- Потому и жив, и свободен. Слушай, а ты можешь выжечь этого гада ну, который подсасывает информацию?

- В принципе?.. - Гробовщик ненадолго задумался. - Он может быть запрограммирован на прыгучесть. Но, если вот на эти клеммы накинуть тысчонку вольт, а лучше три - он надолго задумался.

- Толковая мысль - накидывай!

- Не пори горячку, Патрон и не психуй из-за пустяков. Поищи лучше парней. Где искать ты знаешь: там где буфетчик держит винный погребок.

- Откуда ты знаешь, что он есть?

- Изволь - это просто. Офицеры патрульной службы позволяют себе в Дальнем Космосе и не такие вольности. Они много чего себе позволяют, много чего - за что других немедленно отдают под трибунал. Гады!

- Э-э, не трави душу, сколько лет прошло?

- Давно бы вышел, если бы не ты, Рей!..

- Брось ныть, Хьюго. Куда бы ты вышел после двенадцати лет каторги? Интересно, где ты видел парней, которые в добром здравии разгуливают по Земле, посачковав с десяток лет на марсианских рудниках? Среди зеленых, полудохлых клошаров, уж не там ли?

- Я все понимаю, а душа болит. Ведь прежде чем угодить на эти растреклятые копи царя Соломона я был приличным офицером.

- И прилично приторговывал этим дерьмом! - Патрон ухватил щепотку зелья и сунул в выщербленный рот. - Ладно, хватит дуться, нашел о чем вспоминать. Я поищу этих паршивцев, а ты накинь концы высоковольтного кабеля на клеммник и придави...

Гробовщик возразил:

- Стоит подождать, если эта хреновина не имеет прямого выхода к антеннам и не может вредить нам открыто - стоит к ней присмотреться. Я буду сидеть тихо, словно кот у норки. Не суетись, Патрон.

Шеф колебался, хмуро обкусывая ногти.

- Ладно, полчаса у тебя есть. Пока я обшарю камбуз. Только не нажуйся дури до полного вырубона! И в случае чего - врубай на полную катушку, в нашем деле это самое паршивое - выстрелить вторым. - Он развернулся и выплыл из рубки.

Пилот скосил глаза на камбуз. Метки на экранах ожили и Гробовщик напрягся, но игра уже пошла в открытую. Как ни виляй хвостом, какие каналы не задействуй - от ищеек Гробовщика не скрыться. Кстати, он действительно чем-то напоминает худосочного, злого кота, притаившегося у норы, то бишь у лючка.

Ну, Бог в помощь! Хотя... эти три тысячи вольт - все висит на волоске, парень.

На камбузе пирушка была в разгаре. Охмелевшего Помазка присосало к вентиляционной сетке, он мирно подремывал, а Луноход выигрывал у стюарда в "буру" пятую бутылку вина. Стюард отчаянно злился и требовал нераспечатанную колоду. В общем, все шло, как по маслу, которым смазал программу стюарда Пилот. Запасами пива и бренди пришлось, правда, пожертвовать.

- Довольно, лысый! - С трудом ворочая языком, выкрикнул Луноход. Гони должок, падла! Ты сам сказал, что есть на что играть! - Без команды борт-компьютера, господина Кью, я не уполномочен открывать винный погреб.

- Шалишь! Причем дважды шалишь. Во-первых, сколько б я не выпил - а меры никто не знает - такой дури ты от меня не дождешься, что я включил "борт". Кто тебя этому подучил, я разберусь позже. Пока во-вторых: ты запрограммирован быть всегда честным и только честным и никак иначе. Так?

- К чему вы клоните, сэр?

- Не боись, не к сожительству. Итак, ты должен человеку, есть должок за тобой, отвечай, сучий потрох?

- А вам действительно должен 2,84 литра вина марки "Букет Молдовы". Я вам верну их при первой же возможности.

- Дудки! Мне это необходимо сейчас! А ну будь честным, не смей вредить человеку, слышишь? Я требую!...

- Ладно! - Буркнул стюард, после разноцветных раздумий - впрочем ответ уже хранился в памяти. - Жди здесь, я сейчас попытаюсь открыть погребок. Но больше я с тобой играть не стану, так и знай.

- Шалишь! В месте пойдем, а вдруг ты смоешься?

- Куда я денусь? - Моя родина камбуз.

- Почем я знаю? Бывает и отец родной, а кинешься - днем с огнем?

- Нелогично рассуждаете, сэр. Пить надо экономнее: меньше и меньше. Хорошо, мы пойдем вместе, но в погребок я спущусь сам, если конечно, он не заперт персональным кодом Папаши Кью.

- А он что, суровый мужик, этот ваш пахан-папаша?

- Вопрос сформулирован некорректно. Вам надо меньше пить, алкаш несчастный!

- Врешь - счастливый! Вот, в карты у тебя выиграл, лысый, а ведь ты кибер, у тебя мозгов в башке тысяч на двадцать.

- И все же вы неправы, сэр. И потому что - алкаш.

Пререкаясь, они направились в ту часть шлюпа, что по традиции именуется баком. Стюард катил по магнитному рельсу, а Луноход болтался сзади, уцепившись за робота.

Дальше неинтересно. Пилот знал, что произойдет дальше. Стюард заманит флибустьера в бронированный бокс, где хранятся кассеты и запасные части, вряд ли Луноход будет ждать на порожке - и все. Дверь надежна. Код замка служебная тайна, останется только стереть информацию об этом коде из памяти стюарда и на "Русиче" появится таинственный узник. Если удастся выманить из рубки Гробовщика и там появится Помазок, то... шансы почти уравняются.

Бледнолицый флибустьер дождался таки своего часа. Вздрогнули стрелки приборов, зеленые змейки ожили на экранах осциллографов. Дисплей стал выдавать желанную информацию. Но бледнолицый отпрянул, блаженная улыбка сползла с синюшных губ, будто стерли ее мокрой тряпкой. Совсем не то ожидал он увидеть на экранах, совсем не то. - Команды шли сухие, жесткие, словно готовилась к бою армейская батарея.

Пилот играл ва-банк. Он выводил на рубеж развертывания группу захвата, наводил на цель боевые лазеры, прямым текстом приказывал разгерметизировать "Русич" и блокировать энергоустановку.

Гробовщик потянулся к рубильнику, неужели не клюнул?

И тогда Пилот сделал единственный практический ход: снизил накал электрических ламп, демонстрируя присутствие на корабле и выдал на экран физиономию бледнолицего с выпученными глазами.

Флибустьер по кличке Гробовщик глядел на свое изображение и мало-помалу пятился к выходу, сплевывая на ходу зеленоватые пузыри. Никогда и никому он не верил на слово, но своим приборам доверял безоговорочно. А приборы выдавали контрольные метки, это означало, что шлюп взят на прицел боевой импульсной установкой.

Мистификация, устроенная Пилотом на экране дисплея, парализовала волю Гробовщика и измученный рассудок поддался. Он помчался к вспомогательному шлюзу; в спешке, раздирая до крови пальцы, натянул скафандр - и вскоре старенькая шлюпка отошла от борта и направилась к гондоле, что по-прежнему таилась за глыбой метанового льда, очертаниями и размером напоминавшей Гренландию.

Это случилось как раз в ту минуту, когда изрыгая проклятия, угрозы и прочие перлы истинно мужского лексикона, Патрон втолкнул в рубку Помазка, вконец одуревшего от вина и брани. Легкий толчок и негромкий гул двигателя заставил главаря отложить экзекуцию. Он заметался у иллюминатора, не веря своим глазам: самый верный дружок его бежал, бежал в самую тяжелую минуту!

- Хьюго! Хьюго! - Проревел он в микрофон. - Ты совсем одурел от своего зелья? Отвечай, сукин сын!

В динамике лязгнуло, потом прорвался хриплый и мертвый голос:

- Прости, Рэй, но у каждого одна шкура натянута на плечи и присобачена одна голова. Я не хочу возвращаться в тюрьму...

Патрон оборвал разговор и вызвал гондолу.

- Док, Док, ты меня слышишь? Отвечай, иначе клянусь твоей полудохлой башкой - я разнесу вас вдребезги - а стволов тут хватает... Эй, Док?

После небольшой паузы послышался ответный тонирующий сигнал.

- Чего орешь, старый пень? Это я, Скунс. Док дрыхнет и сдается мне, что и тебе не мешало бы покемарить в счет вечерней выпивки, а то все легавые Системы сбегутся на твои вопли.

- Что у вас, отвечай как на духу, только правду?

- Все в ажуре, ни одного пивного ларька в радиусе трех дней пути. Щупаем двумя локаторами - чисто. Вы часом не перепились там, а, Патрон?

- Похмеляться не успеваем. Слушай внимательно: Гробовщик снова обожрался своего зелья, его капитально дурманит. Он сорвался к вам, встречайте. Уложи его, потом откликнешься.

Патрон в ярости отшвырнул рацию и подступил к Помазку.

- Где Луноход, отвечай, сучий потрох?

Помазок ошалело оглядывался по сторонам, пытаясь вспомнить хоть одно слово из смутно помнившегося языка.

- Да они в карты режутся. - Наконец состряпал он фразу.

Патрон поглядел в иллюминатор, словно взглядом хотел достать крохотную звездочку, едва мерцающую в черно-синей, слизистой мгле.

Зачем-то обшарил карманы и плотно застегнул все молнии, помедлил, пристегнул Помазка к одному из кресел.

- Ох вы и падлюки! - С чувством сказал он. - И как у меня хватило ума связываться с вами? Видать затмение нашло. Пойду искать Лунохода, а ты сиди уж тихо, Христа ради и жди смерти.

Он с угрюмым сомнением поглядел на приборы Гробовщика, но принимать последнее решение не осмелился.

Пилоту показалось, что Соня взяла его за руку.

- Погоди! - шепнул он. - Чуточку погоди, вдруг этот тип вернется? Нам никак нельзя упускать такой шанс.

- Я все сделаю сама, ты не мешай. - Ответила Соня. - Это мой бородатенький флибустьерчик, я его почти люблю. Гляди, гляди чего вытворяет. Ай да Помазок, удружи-ка нам разок?

А Помазок ничего такого не вытворял, разве что извлек из кармана банку с пивом и с наслаждением присосался дрожащими губами к жестянке. Едва заметные пузыри пены срывались с рыжей бороденки и весело кружили над пультом спящего Папаши Кью.

Пилот включил обзор: Патрон методично обшаривал каюты, держа наготове массивный бластер. - Пора! Он далеко.

Соня одарила его серией низкочастотных импульсов, что это было? нежный взгляд? поцелуй в щеку? прикосновение? - какая разница.

- Эй, приятель! - Голос ее неожиданно прозвучал из динамика и застал флибустьера врасплох. Он поперхнулся пивом и янтарные шарики разлетелись в разные стороны. - Да что ж ты пугаешься, дурашка, мы ведь уже знакомы, помнишь меня? Неужели забыл? Ах, какой противный рыжик!

- Сударыня! - Жалобно промямлил Помазок, испуганно озираясь. - Не морочьте мне голову, я же и помереть могу. - Он отстегнул ремни и воспарил над креслом. - Вот привязалась...

- Ну что же ты, глупыш, мы остались вдвоем на шлюпе, все удрали и Патрон тоже - он бросил тебя. Одного. И меня тоже.

- Бросил тебя? - Недоверчиво переспросил Помазок. - Кто же бросит ба... женщину вот так просто? Думаешь я вконец чокнутый?

- Тебе видней. Но взгляни в иллюминатор - шлюпки нет, все ушли. Застукали вас, через несколько часов патрульный крейсер нагрянет - на всех парах идет. То-то, дурашка.

Помазок оттолкнулся от пульта и поплыл к иллюминатору. Неважнецки он выглядел, маленький, перепуганный человечек, Бог знает что сотворивший со своей жизнью. Эти люди на девяносто процентов из страха, подумал Пилот, как огурцы из воды. Не знаю, что там приходится на остальные десять процентов, но девяносто - страх.

- Откуда ты взялась? - Неожиданно закричал Помазок, его рука случайно приблизилась к высоковольтному разряднику, подключенному к аварийным компьютерным сетям, Пилот затаил дыхание - одно неверное, неловкое движение и...

- Тебя же здесь не было! - Верещал Помазок. - Мы рванули будь здоров, откуда тебе взяться? Не морочь мне голову - там может и маловато мозгов, однако на всякие штучки-дрючки хватает, в самый раз. Ты кто?

- Патрон сказал, что я его добыча и спрятал меня. Но удрал, старый хрыч, все удрали, никого нет. Выпусти меня отсюда, я замерзла, я продрогла насквозь. Гляди, он бросил меня в одном пеньюаре, а тут холодно.

Помазок едва не касался не касался задницей зловещей красной кнопки. До беды оставалось всего-ничего - дурацкого невезения.

На экране дисплея возникло капризное женское лицо, обнаженные плечи (Пилот мучительно пытался вспомнить из какого фильма Соня выудила фрагмент? Ловко, однако же, совпадают даже движения губ, мимика), но, по правде говоря, нужно быть последним идиотом в пиратской шайке, чтобы принять воспаленную синема-красотку за таинственную пленницу патрульного шлюпа. Нужно крепко садануться башкой о штучку вроде Фобоса, чтобы клюнуть на такого мотыля. - Именно, именно - только на это и рассчитываю. Отозвалась Соня, камера скользнула ниже, ниже...

- Ого! - Теряя голову и банку с пивом, воскликнул флибустьер. - Ты и впрямь есть? Где прячешься?

- Господи! Да выпустишь ты меня отсюда или нет? И нечего глазеть, если в штанах набухает не спереди, а сзади! - Экран потух, точнее вместо изображения красотки замелькали беспорядочные гармоники - это хохотал Пилот.

- Не мужики пошли, а барахло. Буду ждать офицеров, там ребята похлеще...

- Да где же ты, где? - засуетился Помазок, уверовавший в невероятное пиратское счастье. - Вот подвалило! - Он жадно потирал ладошки. - Где ты, отзовись?

- В каморке за пультом, неужели не знаешь? Вот дурачок! Отпусти рычаг под центральным креслом... так, теперь на панели - не там слева, набери 0102, что, не получается?

- Не получается, - жалобно мямлил Помазок. - Морочишь ты мне голову, а зачем?

- На два замка запер, вот негодяй! Не раскисай, нажми на пульте зеленую клавишу... в ней прорезь для ключа, а сам ключ во-он в том ящичке, в маленьком, нет - выше, так. Умница! Нажимай - и я твоя!..

Дерни деточка за веревочку, дверь и откроется. А я помню сказки тоже... я тоже помню сказки. Пилот, затаив дыхание, глядел, как маленький, заколдованный человечек выпускает джинна из бутылки.

- Ну все, - удовлетворенно произнес Помазок и смачно вытер рот кулаком. - Выходи, шлюха!

- Я здесь, мой пупсик! - весело зарычал Папаша Кью, вспыхивая, как новогодняя елка и моментально принимаясь за дело. Одной сотой секунды хватило ему, чтобы выудить из черных ящиков информацию (Пилот захлебнулся от горячей, плотной волны) о нападении на шлюп, выдать пеленг на Землю и Марс, запустить программу включения двигателей. Через пол-секунды он отыскал в кромешной бездне почтовую капсулу с телами погибших и переложил ее на другой курс.

- Папаша Кью! - крикнул Пилот. - Неподалеку пиратская гондола с тремя головорезами на борту, осторожней! - У него кружилась голова, словно от вина, так магически действовали теплые, властные волны, излучаемые Папашей Кью.

- А ты молодчага, Пилот, - уважительно ответил компьютер шлюпа, даром, что желторотик. Не нахныкал здесь лишнего. Помнишь последнюю речь президента? - Он сказал, что дальше так жить нельзя, у планеты отросло изрядное брюшко и потому должны наступить времена энергичных парней, пора бы им наступить. Похоже, он намекал на тебя, парень. А за гондолу не беспокойся, я потолковал с тамошним бортом, мозги у него набекрень, но после пары затрещин он начал кое-что соображать. Дурак - дело поправимое, сложнее с, хе-хе, дурами. И кому это взбрело в голову выпускать программы женского и мужского пола? На гондоле полный штиль, Пилот, ее поджидают на курсе.

- Спасибо, старина! - пробормотал Пилот, совершенно дурея от нахлынувшей апатии.

- Ты лучше вот что сделай, - повелительно буркнул Папаша Кью. Задержи-ка прохождение импульсов на входном каскаде - я поставлю капканы, вдруг этим ребятам стукнет в одно место шальная мысль отключить Папашу Кью от сети. Я этих фамильярностей не люблю и, если кто сунется, задница у него заиграет, как дырявый тромбон.

Помазок тупо глядел на сверкающий пульт и борт пугнул его слегка лазерным карандашиком для прямого общения с командиром.

- А, мозгляк? А хорошо бы просушить твои косточки на рее, пока эта посудина будет болтаться в Астероидах? Эй, бородатый, я к тебе обращаюсь! Мослы откинул, что ли? - Помазок не реагировал.

- Соня! Держись за своего Пилота - такого парня нелегко сбить с курса и ты девочка что надо - это я тебе говорю, Папаша Кью.

- Папаша! - жалобно сказала Соня. - Отключи ты нас, ради Бога, мы свое дело сделали, я слышу ты запускаешь двигатели, скоро всему конец, всем этим... мытарствам - помоги мне! Никакой рассудок... ну, разве выдержит?

У Пилота упало сердце, все таки оно было.

Скорчившись, как перезрелый зародыш, поджав ноги к груди и охватив руками плечи, бородатенький флибустьер медленно опускался на пол, обретая помаленьку вес, по мере того, как шлюп набирал скорость. В такой позе и нашла его испепеляющая струя бластера. Маленький, обугленный трупик на полу рубки и дымок над ним, будто грешная душа покидает жалкую обитель.

- Держитесь, ребята! - Закричал Папаша Кью, форсируя главный двигатель и сбрасывая давление внутри корабля. Однако так просто свалить Патрона ему не удалось. Детина с бешеными от прихлынувшей крови, глазами угрожающе поворачивал темно-рубиновый ствол в сторону черных ящиков.

- А теперь полный расчет, проклятые шпики! Перехитрить-то вы меня перехитрили, но ваш хитромудрый корабль - это моя законная добыча и последнее слово все равно останется за мной!..

- Молчок, ребята! Еще восемь с половиной секунд и я размажу его по палубе...

- Это вы мутили воду и сгубили моих парней, - упорно гнул свое Патрон, с трудом шевеля языком. Его фигура уже расплывалась под действием силы тяжести. - Ну, кто из вас, ищейки?

Ствол качнулся, примериваясь к лежащему ящику. Пилот глядел в блестящий зрачок и первый раз, думая о Боге, вспоминал слова молитвы. Двадцать девять лет в человеческой теплой шкуре - все же маловато. Сейчас бы резко затормозить шлюп, переложить рули и действительно раскатать этого типа по переборке, как лист теста. Но для этого нужно сидеть в правом или центральном кресле, на собственной заднице, а не валяться в углу грудой бесполезного хлама. Пилот напрягся, словно пытаясь встать и выдать команду Папаше "метеоритная опасность, резкая смена курса". Шлюп рвануло, надсадно взвыли сирены, померкло освещение.

- Нет, нет! - вдруг закричала Соня, зажигая индикацию лицевой панели. Ярко-зеленые светодиоды - Господи, точь-в-точь ее глаза! - полыхнули в лицо главаря презрительно и холодно.

И он бы оторопел, промедлил, но страшная сила рыскающего корабля уже рвала жилы и сдавливала, тупеющий от боли, череп.

- Не смей, Соня! - закричал Пилот, врезаясь напролом в электронные нервы, не слыша окриков Папаши Кью и далеких позывных крейсера, что спешил им на выручку. - Девочка моя, не сметь, слышишь?..

Сам-то он, что мог сделать? Включенный в ее ящик, впаянный в ее любовь. Пластиковый уродец, блуждающий в дебрях собственной совести, среди химер, называемых мыслями.

- Прощай, Пилот! Прощай, Олежка! - сквозь рыдания выкрикнула Соня последние слова. - Храни тебя...

Теряя сознание, Патрон все же успел выстрелить. Ослепительная струя ударила в бесстрашные зеленые глаза и ничего не стало.

Где-то очень далеко, чертовски далеко, затаив дыхание, офицеры, идущего на всех порах, крейсера вслушивались в отчаянные ругательства борта "Русича" и ничего не могли понять. Ничего. Кроме того, что костлявая старуха пляшет, как безумная в чреве патрульного шлюпа.

Прошло много-много лет и эта история стала легендой. Красивой сказкой с печальным концом. И множество слухов разнесли эту служебную сказку по всему белу свету и далеко за пределы этого света.

Правда, в захолустном марсианском форте доживает стариковские денечки отставной борткомпьютер с патрульного шлюпа и его версия легенды считается у старожилов Освоения канонической. Вроде бы он и сам замешан в этой истории, да кто поверит старому болтуну, изрядному вралю и балагуру? К тому же и сквернослову. Флибустьеров давно выбили из Астероидов, лет тридцать уж минуло, нынче тихо, так, провинциальные руднички, где заколачивают крутые бабки самые отчаянные жлобы.

Да, иные времена, иные нравы. Жестковатый и практичный нынешний люд охотно выкладывает денежки за развлечение, но чтобы поверить в эту романтическую сказку?.. Хе-хе, ну, это уж слишком.

И вовсе уж никто не верит, что старый борт хранит еще одну тайну. Что редко, очень редко, когда спит городок, а луны Марса пляшут в бирюзовом небе, словно мотыльки, он приоткрывает волшебную дверцу за старым холстом и две живые души спешат в объятия друг к дружке. Их эфирная любовь длится недолго, до первых петухов, до первых слез. И когда старый бородатый Бог грозит борту пальцем, тот неизменно отвечает одно и то же: "Как же можно разлучить синеву небесную и синеву отраженную в глазах и водах?"

Все едино...