«Музей восковых фигур»

В один из зимних вечеров четверо молодых людей ужинали в модном кабаре на Больших бульварах. Комната сияла, наполненная светом; цыганские скрипки рыдали в неторопливом вальсе, а драгоценности женщин под серебристым отблеском электрических ламп сверкали тысячами огней.

Это был тот восхитительный час, когда взбудораженный рассудок пускается в духовные фантазии, отрекаясь от метафизических расчетов. Дождь и ветер, бушевавшие снаружи, как будто объединились, чтобы на контрасте сделать эти минуты еще более очаровательными и уютными. Эгоизм людей позволяет им по-настоящему почувствовать вкус существования лишь тогда, когда они думают о своих менее удачливых собратьях. Поэтому вполне естественно, что эти четверо молодых людей при каждом порыве ветра вспоминали далекие кварталы, в которых в эту минуту тщетно ищут укрытие бедняки: спины согнуты, колени дрожат, льется вода, дует ветер, а несчастные, которые не знают, где поспать и где поесть, с отчаянной безнадежностью тащатся по бесконечным пустынным улицам. С легкомысленностью, присущей их возрасту, юноши забавлялись, рисуя у себя в воображении все новые и новые детали.

— Это идеальное время для совершения преступления, — сказал, усмехаясь, старший из них, весьма привлекательный белокурый юноша по имени Пьер де Лиен, и, слегка откинувшись на стуле, направил дым своей сигары в потолок. — Описывая преступление, писатели никогда не упускают возможность призвать на помощь ветер, дождь, гром или снег, — продолжал он. — Представьте себе театр, на сцене довольно зловещие декорации — например, одной из тех старых улиц, о которых вы только что говорили; ночь, идет дождь, дует штормовой ветер; убийца с ножом в руке прячется в углублении стены… Какой шикарный страх у зрителей! Эффект гарантирован. Ну надо же, — добавил он, указывая на самого младшего из своих товарищей, который слушал его с лихорадочным вниманием, — посмотрите на Жака: он уже напуган.

Тот, кого он только что назвал, налил себе в бокал ликера и сказал:

— Да, это правда, я не люблю такие истории. Мы не можем поговорить о чем-нибудь другом?

Все рассмеялись.