«Альв»

1. Пятница, десятое марта 1933

Яков вставал рано. Просыпался сам, без будильника, ровно в пять. И уже через десять минут — одеться, умыться, почистить зубы — выходил на маршрут. От озера Щучьего до Бора по лесной дороге чуть больше пяти километров. Туда и обратно — час, и еще час на заплыв: от Свевской заимки до усадьбы Норнов по прямой, и "в обход" — вдоль противоположного берега — домой. Но сейчас, в марте, пока лед с озера еще не сошел, Яков бегал до Кабоны, а это на круг километров пятнадцать, хотя без заплыва все равно не то же самое.

По старой армейской привычке, бегал он в егерских штанах и рубахе, вылинявших и потерявших первоначальную маскировочную окраску. Такая одежда была ему куда привычнее спортивного костюма, точно так же, как и тяжелые берцы — предпочтительнее беговых туфель. Страшно сказать, но во время утренней пробежки Якову часто физически не хватало "сидора" за плечами, скатки, карабина и прочего армейского добра. Он просто никак не мог привыкнуть бежать налегке, вот в чем дело. Об этом он, собственно, и думал этим утром, пока принимал душ и готовил завтрак. Не о забеге в полной выкладке, разумеется, а о силе привычек, из которых, похоже, и складывается то, что философы называют личностью или персонификацией субъекта.

Телефон зазвонил без четверти восемь, когда, разделавшись с овсянкой, отварными яйцами и приличным куском копченого сома, Яков налил себе первый стакан чая. Обычно ему не звонили в такую рань. А если и звонили, то крайне редко. Неотложных дел, требующих личного присутствия дознавателя его ранга, набирается на круг не так уж много. Большинство расследований, которыми Яков занимался лично-сам, никакой спешки не предполагали. Тем более, не располагали к поспешности дела, находившиеся в сфере его надзорных полномочий.

— Свев на проводе, — сказал Яков в трубку.

— Ваше превосходительство, Яков Ильич, извините за беспокойство! Это адъюнкт Суржин беспокоит!

— Как я понимаю, случилось нечто из ряда вон?