«Госпожа удача - 2018»

Госпожа удача - 2018 (fb2) - Госпожа удача - 2018 444K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Ангелов

От автора

Данная сказка – это последний текст из серии «Безумные сказки Андрея Ангелова», придуманный в Западной Сибири. Повесть не вписывается в «каноны» других текстов сказок, и даже сам автор считает её наиболее «безумной из безумных».

1. Убийство в армии

— Докладывай, Аристофан Андрюшкин! – последовал приказ.

— Сегодня, в пять часов утра, в моей роте произошла массовая бойня. Двое первогодков расстреляли из автоматов четырёх старослужащих, – лицо Андрюшкина озарила томительная грусть. Он смущенно прокашлялся.

В кабинете командира части наблюдался кворум офицеров. А именно:

Андрюшкин — круглолицый, жизнерадостный капитан.

Командиры трёх других рот — Активин, Пассив и Хомяков.

Заместитель командира части – вальяжный майор Косяков.

Гоголев — суровый подполковник, хозяин кабинета.

— Я тебе не приказывал кашлять, капитан, — грозно поправил комчасти.

— Простите… — Андрюшкин преданно взглянул на начальника. — Иванов, Петров, Сидоров въехали на небо сразу. Раненный Брат Иванова отвезён в госпиталь…

— Разрешите? – как в школе поднял руку Косяков, вставая.

— Разрешаю.

— Брат Иванова отбросил копыта, — меланхолично сказал Косяков. – Наш медик части установил, что пуля прошла в сантиметре от печени. Однако госпитальный врач увидел, что пуля пробила печень. Брат Иванова поздоровался с ангелами ещё в части, просто наш медик не вкурил. Парню не повезло, как и брату… — майор грустно сел.

— Кстати, о везении! — подпрыгнул капитан Андрюшкин. – Одному из убийц помогает Госпожа удача. Короче, ребята, был такой прикол… — он широко улыбнулся.

— Андрюшкин, убери идиотскую улыбку! – напыжился Гоголев. – И не забивай нам мозг всякой мистической ерундой. По сути!

Капитан немедленно вытянул руки по швам, и гаркнул:

— Виноват! Спешу доложить, что бойню устроили Баев и Клюев. Оба сибиряки, отслуживавшие по три месяца.

— Причины?

— Думаю о них… Видите ли, товарищ подполковник, личными отношениями бойцов я сильно не интересовался. Но… — Андрюшкин неловко пошарил по лицам офицеров, ища помощи.

— Стопудовая причина – это «дедовщина»! – продекламировал Косяков.

Капитан искупал майора в своей признательности. Тот приосанился и стал набивать косяк.

— Угу… — изрек Гоголев, поднимаясь со зловещим видом.

Активин и Пассив в страхе обнялись. Косяков делал вид, что занят свой папироской, а Андрюшкин непроизвольно сделал шаг назад – к выходу.

— Скоро здесь будет расстрельная комиссия по изучению причин бойни! Из Столицы, мать вашу! – зарычал Гоголев. — И комиссия причины найдёт! Как мы все понимаем, на солдатиков комиссии плевать, но на общественное мнение она плевать не может. – Подполковник пристальными глазами ощупал офицеров. – Короче, сейчас каждый командир чешет в свою роту и проводит беседу с личным составом. Дедовщины у нас нет, и никогда не было… Ясно?!

— Товарищ подполковник, — осторожно встрял Хомяков. – А если поганцам приспичит бабахнуть из орудия? Против пушки не помогут и бронежилеты.

— В каком смысле – из пушки!?

Андрюшкин шагнул вперед и отчитался, вскинув руку к виску:

— Товарищ подполковник, мои дезертиры угнали танк!

Гоголева обуяла всеобъемлющая печаль:

— Я ничего не знал про танк...

— Зато теперь знаете, — небрежно обронил Косяков, слюнявя папироску.

— Драные киллеры не просто угнали танк, — дополнил Активин.

— Они вынесли ворота части, а потом уже удрали, — добавил Пассив.

— И куда? – совсем растерялся Гоголев.

Ответом ему было молчаливое недоумение офицеров.

2. До-свидос

— Пока, Тимон!

— Бывай, Валера!

Прощание дезертиров произошло на Тёплом стане, между двумя местными ТЦ. Незадолго до этого они поймали на Можайском шоссе машинку, которая и довезла их до нужного места по МКАДу. Впрочем, конечным пунктом мог быть любой другой район Москвы, но молодые люди в столице не были ни разу и приехали туда, куда (собственно) ехала попутка. Угнанный танк и армейскую форму ребята оставили недалеко от Можайки, в лесу. Там же, в лесу, и переоделись. Однако автоматы и вещевые мешки не бросили. Оружие – было начинено боевыми патронами, а вещмешки – были под завязку набиты денежными банкнотами. Ситуацию в деталях знали только они сами, и трупы двух гражданских, валяющихся в лесополосе на Можайском шоссе.

Клюев и Баев разошлись в разные стороны – каждый к своему ТЦ. На армейские автоматы никто не обращал внимания. А если и обращал, то в следующее мгновение забывал об этом.

3. Возвращение танка

На территорию армейской части, через ворота без ворот, проехал танк и деловито зафырчал вглубь двора. За действием, со злобной гримасой, наблюдал Гоголев — из окна кабинета.

В кабинете возник майор Косяков. Он залихватски отдал честь и заорал в задумчивый затылок начальника:

— Николай Николаевич! Танк притаранили назад!

— Вот не надо мне орать под ухо об очевидных для меня вещах, — скривился Гоголев, отворачивая затылок к окну. Взору майора предстала мрачная усмешка подполковника.

Косяков сосредоточенно икнул. Добавил несколько развязно:

— Возле танка нашли два гражданских трупа. Абсолютно голые, даже без исподнего, — заместитель вдруг заливисто захохотал.

— Что за чёрт?! – подполковник отлепил зад от подоконника и взял майора за грудки. – Почему ты ржешь, сукин сын!?.. Скажи, что это смешно, твою мать, давай-ка, скажи!..

Косяков таращил недоуменный взгляд. Он выдал, как само собой разумеющееся:

— Виноват, но… Я не понимаю, зачем с трупов сняли исподнее?.. Наша доблестная армия каждому выдает по законной паре труселей! Какого хрена чужие? Лично я бы никогда не надел…

Гоголев отпустил зама. Пожевал хмурые губы. Сел за стол. Изрёк, морщась:

— Значит, дезертиры грохнули гражданских ради шмоток.

Майор следил за командиром пустыми глазами. Гоголев закурил и инертно сказал:

— Скоро в этом кабинете нарисуется человек из военной прокуратуры. – Он выпустил несколько проникновенных колец дыма из носа. — Сергей Сергеич, откуда у сопляков такая жажда крови? Я догоняю, если б солдаты просто удрали. Такие побеги я видел много раз… Но дезертиры грохнули уже шесть человек, и – по ходу – это не предел! Как смотреть в материнские глаза покойников, как оправдаться перед Законом, что скажет президент?!..

Пустые глаза Косякова обволокла ироничная пелена.

— Ну, вы Пафосом-то сильно не машите! Обломаете ненароком…

Реакцию Гоголева опередило появление Андрюшкина, который прямо-таки ворвался в кабинет.

— Разрешите обратиться, товарищ подполковник?! – эту фразу капитан кричал всё то время, пока порхал от порога к командирскому столу.

— Андрюшкин, ты похож на толстого неуклюжего мотыля, — громыхнул новым взрывом внезапного хохота Косяков. – Ой, мля, не могу… — майор совсем не степенно покинул кабинет.

Капитан проводил его сочувствующей улыбкой. Сказал просто:

— Опять Сергей Сергеич шикарно курнул!

— Чего курнул!?.. – не въехал Гоголев.

— Анаши. На смех пробило бедолагу… Так разрешите кое-что спросить?..

Делать пародию на пародию – это не смешно. Мягко говоря… Гоголев провёл рукою по охреневшему лбу:

— Разрешаю.

— Догадайтесь: как я узнал, что гражданских на Можайке порешили именно мои бойцы? – жизнерадостно подпрыгнул капитан.

Глупо радоваться жизни, если тебя окружают обстоятельства, намекающие на трибунал. Однако, законы жанра на середине пути менять не рекомендуется. Гоголев затушил сигарету и сложил пальцы в мощный кулак. Любовно его оглядел и приготовил к броску.

— Я прошарил, что не знаете! А хотите, скажу? – капитану явно не требовались ответы на задаваемые вопросы.

Гоголев мельком глянул на Андрюшкина, примериваясь. И… с сожалением подумал, что жирных мотылей кулаком не бьют.

— Недалеко от трупов были найдены гильзы от армейского автомата, — разливался соловьем ротный. — Возможно, найдут и само оружие… но, возможно, не найдут… — умолк в размышлизме капитан.

Раздумье ротного прервал несдержанный кулак командира, который подлетел к носу капитана. Второй рукой Гоголев изо всех сил тянул кулак назад, к себе – не давая удару состояться. Андрюшкин оценил обстановку и затараторил:

– Всё просто! Мои бойцы порешили гражданских ради шмотья, прямо возле танка, оставив кучу пустых автоматных гильз. Привязать гильзы и танк к дезертирам – не вопрос! Но Аристофан Андрюшкин – перец хитровыдуманный, он не купился на простоту и стал думать! И придумал! Вы помните, товарищ подполковник, как были застрелены «деды»?

— Да я и не в курсах, — Гоголев положил сожалеющий кулак на стол.

— А я расчухал! — расцвёл капитан Андрюшкин. – Иванов, Петров, Сидоров имеют по шикарной дырке в башке. Брат Иванова получил свинца в печень. А вот гражданские трупы на Можайке… Один — с парочкой пуль в брюхе, а второй — мочканут автоматной очередью в репу. Да так, что пули ровнёхонько разрезали его рожу на две половинки, как анус. Представляете!?

— Ну-ну!? — заинтересованно перебил Гоголев.

— Фишка в том, что метко стрелять умеют не все. Даже умеющие стрелять метко. А… дед дезертира Клюева был снайпером в период Победоносной Великой Отечественной Войны 1941-1945 годов!

— Короче! — рявкнул Гоголев. Нет ничего более раздражающего, чем подробности. Восемьдесят процентов нашей жизни – это хлам, состоящий именно из подробностей.

— На счету деда Клюева лично им убитые 324 или 325 немцев-фашистов, — уважительно заметил капитан Андрюшкин. – Прекрасная Наследственная Преемственность по родовой линии Клюевых! Мне бы такую…

— Всё сказал?

— Да!

— Вот и отлично! Андрюшкин, ты иди! И залезь туда, откуда вылез! – лихо рубанул Гоголев.

После того, как ротный озадаченно вышел, командир поговорил сам с собой. То ли убеждая, то ли успокаивая, то ли казня… Можно было расслышать отдельные слова: «На хрена… мне… эта часть?.. Екатеринбург или… выбирай… но, что ты… Столица – это круче… товарищ подполковник Гоголев…».

Распахнутая дверь явила голову капитана Андрюшкина. Жалобный голос попросил:

— Товарищ подполковник! Не могли бы вы повторить приказ? Я не совсем понял, куда вы мне сейчас велели залезть.

4. Дезертиры в столице

День первый

Каждому человеку даётся жизнь, но обязательным приложением к ней является судьба. Просто одну жизнь, без довеска, тебе никто не подарит. Впрочем, до конца неизвестно, дарят нам жизнь или мы её покупаем, после расплачиваясь с Продавцом…

Клюев не стал мудрить, и там же, на Тёплом стане, пошёл в «Столовую №1». А оттуда в банк – сделал вклад. Потом направился в библиотеку. Присел к вдумчивой девушке и познакомился. Она сразу поняла, что Её хотят снять. Клюев сразу понял, что хочет снять именно Её. Но Вита строго предупредила:

— Я не могу пока пригласить тебя к себе. Надо подготовить папу.

По этой причине секс у парочки случился в местной гостинице-забегаловке.

— Обалденный ты мальчик, — жеманно вымолвила Вита, распластав прекрасное тело на диване общего пользования. – Только… имей в виду, я сплю с тобой не ради денег.

— А ради чего? – блаженно потянул опустошенное естество Клюев.

***

— Ради денег, — промурлыкала Жанна. – Трахаться просто так считаю распущенностью и глупостью.

Баев походил на колбасу в бутерброде, прижатый с обеих сторон парочкой Особ Лёгкого Поведения. Его личная колбаса расслабленно сморщилась на животе.

Незадолго до «диванных валяний», солдат уехал в центр и навестил ж/д вокзал, где положил вещмешок с деньгами в камеру хранения. Потом заселился в один из «Палас-отелей» и пообедал в ресторане. Там его и увидела судьба в образе двух легкомысленных подруг.

День второй

— Банк обанкротился! – невозмутимо сказал Бакенбардыч.

– Да ладно! – не поверил Клюев, тиская автомат. – А как же мой вклад? Я вас сейчас убью!

— Убейте лучше его, — показал Бакенбардыч на Жору. – Он – всесильный управляющий, а я простой клерк.

Посреди кассового зала банка «Столичный капитал» расхаживал Жора, абсолютно не обращая внимания на суету вокруг: бегали потные мужчины, взбрыкивали женщины в мятых юбках, у порога понуро замерло несколько вкладчиков.

— Сука ты! – прошипел Клюев прямо в Жорину рожу.

— Что? – удивился управляющий.

— Сука – значит, собака женского рода! – ствол автомата больно уперся Жоре в живот.

Никто не обращал внимания ни на кого. Банкир намочил в штаны буквально. И Клюев гневно ушел.

Бакенбардыч растроганно моргал. Просто моргал, гладя свои романтичные бакенбарды.

***

— Смотри, у него автомат, — беззаботно заметил сержант Козлов.

— Это не просто автомат, а это армейский автомат, — настороженно поправил сержант Мышкин.

Полицейские парни тревожно взглянули друг на друга, и одновременно процедили:

— Мать твою! Дезертир-киллер!

— Точно – он! – воскликнул старшина Верблюдов. – Его рожа на горящей ориентировке!

Мизансцена развернулась в блоке камер хранения ж/д вокзала. Баев неловко стоял возле распахнутой ячейки: в одной руке — оружие, в другой — вещмешок денег.

— Все беды от женщин, — театрально улыбнулся Тимон. – Я потратился и хотел взять своё бабло, а теперь не смогу… — грусть разожгла ярость.

Автомат полыхнул красивым огнем, куцыми мазками изранив полицию. Плечо, грудь, бедро, живот, ещё плечо, сердце и снова сердц…

Тимон привычно закинул вещмешок за спину и прыгнул вперед. Старшина замешкался в падении и получил прикладом в голову, а дезертир… он уже бежал и бежал к выходу из вокзала. За последующие сто метров Тимон изранил ещё нескольких человек. Возле самых дверей Баева застрелили. Насмерть.

Деньги исчезли из вещдоков преступления. После. Куда именно – осталось загадкой.

5. Человек-полковник

Кворум офицеров армейской части был примерно таким же, как и в памятное утро бойни. Четвёрка ротных и два их начальника. Присоединился Заморышев – человек-полковник из военной прокуратуры. По кабинету плавало марево дыма: от пяти сигарет с табаком и одного косяка с анашой.

Заморышев пафосно (как и подобает любому главенствующему хмырю) декларировал:

— Господа офицеры, появилась новая инфа! Выявились личности гражданских покойников на Можайке. Трупы, до того, как они стали трупами — работали инкассаторами у Михал Михалыча, главаря московской мафии. Это были конкретные чуваки, что прошли кучу военных разборок! И вот у меня вопрос: каким-таким хреном два салаги смогли из прожжённых боевиков сделать покойников? – каждое слово подпирала властная интонация, раскрашенная множеством прокурорских оттенков.

Если не знаешь, что отвечать – скажи правду. Она самая короткая.

— Разрешите, товарищ подполковник, обратиться к товарищу полковнику? – молодецки спросил Андрюшкин.

— Разрешаю, — кивнул Гоголев.

— Товарищ полковник, бойцам просто повезло! – бойко доложил капитан, глядя в барственные зрачки Заморышева. – Фишка в том, что один из долбанных дезертиров — везунчик. Полноценный! Бесподобный! Волшебный! Он такой весь экзотично-загадочный… — улыбка капитана нежным умилением залила кабинет, ширясь и цветя майским георгином.

— Аристофан прав! – неожиданно сказал Активин. – Драный дезертир Клюев горазд на удачу.

– Вы верите, товарищ полковник? – поддержал Пассив.

Человек-полковник нервно гмыкнул. Косяков наслаждался травой, а Гоголева вдруг потянуло отобрать у зама это наслаждение и пыхнуть самому. Андрюшкин обрадовался поддержке и закудахтал:

— Единственный шанс взять сукиного сына за яйца – это не пытаться его взять, а забыть о его существовании. Но дезертиров двое, а Госпожа Удача одна на двоих! Баеву везет за счет Клюева, и как только дружбаны разойдутся – то Тимон станет или покойником, или арестантом. К Ванге не ходи! — Андрюшкин торжественно и часто покивал.

Майор Косяков увидел Вангу, которая шла к нему. Он не обрадовался, и не испугался. На этом Ванга закончилась.

— Эх, товарищ следак, если б мне везло так, как Клюеву, я бы давно был генералом, а вы бы мне подчинялись! — разоткровенничался капитан Андрюшкин.

Человек-полковник не привык к откровенности толстых армейских капитанов по отношению к себе. Он расколол голову Андрюшкина стальным кастетом, плеснул ему в глаза серной кислотой и отрезал его язык… Заморышев сосредоточенно разжевал и проглотил сокровенные мысли.

— Но! — Клюеву не повезло с «дедами» – конкретно и не на шутку! – вещал капитан Андрюшкин. – «Деды» часто унижали Клюева – заставляли его стирать свои исподники и мыть сортиры, пробивали грудину! Госпожа Удача была бессильна с этим совладать!..

Гоголев достал табельный пистолет и взвел курок. Майор Косяков решил, что он молчит уже давно, и надумал произнести:

— «Дедовщины» у нас в части нет, и никогда не было! Но вот сами «деды» – они сохранились, как пережиток!

Гоголев стал не знать, что делать с пистолетом. А в кабинете зависла Пауза. Ей было по кайфу здесь повисеть: никто её не обижал и не тревожил. Благоденствие оказалось недолгим. Связной принес донесение и положил бумагу перед человеком-полковником.

— Трупы с Можайки везли в своем джипе пятнадцать миллионов! В соседнюю область для обмена на наркоту! Наличными деньгами! – веско молвил Заморышев, углубленно изучив донесение.

На смену Паузе пришла Зависть. Ею вслух делиться никто не стал. Гоголев примерил на себя образ Робинзона Крузо своего собственного острова. Косяков начал перевод миллионов в килограммы анаши, но быстро понял абсурд этого занятия и надумал в расчетах оперировать тоннами. Андрюшкин отсчитал половину Суммы товарищу подполковнику, половину себе, а потом воскликнул:

— Вот вам шикарная доказуха того, что киллерам-беглецам везет! Пятнадцать миллионов, упакованные в вещмешки!.. Хрен всем нам, а не дезертиров! Ну, Клюева наверняка...

— Вероятно, вы правы, господин младший лейтенант, — барственно обронил человек-полковник.

Недоумение подвергло атаке не только капитана Андрюшкина и его улыбку, а ещё трепетное сердце подполковника Гоголева, и даже похренизм майора Косякова.

— Господа офицеры, поздравляю вас всех с разжалованием! – с превосходством сказал Заморышев, с садистской ухмылкой поглаживая донесение. – И это чисто за Бойню здесь и расстрел инкассации Михал Михалыча. Сегодняшний боевик на столичном вокзале – отдельная тема, и будет отдельный приказ!

Капитан Гоголев и старший лейтенант Косяков взгрустнули. Активин и Пассив ничего не поняли.

— Что за боевик? – предвкушающе облизнулся Андрюшкин.

— Вы теперь не совсем командиры и посему сказать не могу, — грубо оборвал разговор человек-полковник.

6. Знак с небес

— Папа разрешил тебе прийти, — манерно произнесла Вита, держа трубку у прелестного ушка.

— Супер! – обрадовался Клюев, топчась у банка. — Я скоро буду у вас!

Он отключил мобильный телефон и начал переходить дорогу на жёлтый сигнал светофора. Солдатик точно не знал, какой цвет вспыхнет в данном случае за жёлтым – красный или зелёный. Он просто увидел жёлтый сигнал светофора и просто ступил на проезжую часть. Правая рука сжимала оружие.

Визг тормозов… в полуметре от Клюева встал мусоровоз. В кабине, за рулем, громоздился Леонид. Он матерился жестами и ртом. Клюев ошарашено смотрел на мусоровозчика и его железного коня.

Мимо прошли трое полицейских парней, они цепко покосились на Клюева и его автомат. Не признав в Клюева – дезертира, а в автомате – автомат армейский, ребята в форменных бушлатах лениво проследовали дальше по улице.

— Что такое?! – солдатик провидяще посмотрел вслед отъезжающему мусоровозу.

Он чуть задумался. И… решительно поднял руку в голосующем жесте. Тотчас же притормозила машинка с «яндекс-бомбилой». Клюев прыгнул в салон, опустив оружие на колени. Сказал быстро:

— Шеф, давай-ка езжай вон за тем конём! Я отлично заплачу!

7. Разборка мафии

На диком пустыре столицы встретились две банды, и обменялись изящными кожаными кейсами. В одном по традиции – деньги, в другом – старинная икона. После того, как обмен состоялся – обе банды разошлись в разные стороны.

— Один, три, пять, восемь… — считал секунды Михал Михалыч. Он ободряюще крикнул:

— Ложись, братва! – и первым упал на пыльную столичную землю. Команда шлёпнулась рядом.

— Чёрт! – удивился Громила, наблюдая как в его руках взрывается кейс. Его с сильно изрезанными животом и ногами швырнуло наземь, а потом оземь. Фальшивые доллары застлали горячее небо.

Да-с, мафия бывает не только бессмертной, но и смертной.

Прошло сколько-то секунд. Банда Михал Михалыча встала насмешливым кругом над истекающей кровью бандой Громилы. Испуганным звеном в кругу насмешки выступал Жора, но это никого не волновало.

— Ах, Михал Михалыч! – совсем не восторженно вымолвил Громила. – Я тебе честно принес подлинник. А ты... Ты — тварь.

— Тварь – это ты! Мёртвая. – Михал Михалыч с нажимом наступил Громиле на яйцо. — Моя идея с фальшивыми баксами и бомбой в чёрном изящном кейсе была великолепна.

Подлец щелкнул пальцами. Тут же услужливые руки подали блестящий инструмент – нечто среднее между плоскогубцами и ножницами — Яйцерез. Главарь плотоядно облизнулся, помедлил… и ещё раз щелкнул пальцами. Руки исчезли вместе с инструментом. Полураздавленное яйцо Громилы благодарно всхлипнуло.

— Жора, покажи мне рисунок! – важно сказал Михал Михалыч, отходя в сторону. – Братва, пристрелите всех!

Жора преданно открыл кейс и показал икону Михал Михалычу. А чуть в стороне загромыхали пистолетные выстрелы, и полилась человеческая кровища.

8. Главная столичная помойка

— Мое имя – Валерий Клюев, — представился киллер. – И мне с вами нужно побыть ночь. И, возможно, завтрашний день.

Везде лежали груды мусора – повсюду расстилалась Главная столичная помойка. Здесь жили и живут (и будут) жить бомжи.

— Я – Профессор, — величаво молвил мужчина с бородой. — И я главный в артели. Мы не имеем гордость сердца, и поэтому гордость не имеет нас.

— Я – Фёдор, — сурово сказал мужчина без бороды. – И я живу на помойке. Но прежде это мой дом, а потом уже помойка.

— А я Тома – гражданская жена Профессора, — с достоинством произнесла женщина. – В нашем доме имеют место быть наши законы и обычаи. Они – просты, но они есть.

Зверь не издал ни звука, а добродушно повилял хвостом, улыбаясь.

— Я – Нацик, и я — фашист, — заносчиво выкрикнул лысый парень. – И у меня вопрос к тебе, Валера Клюев! Какого хрена ты сюда припёрся?!

— Заткнись, Нацик! – кротко заявил Профессор.

Бомжи сидели вокруг костра, в котелке на рогатинах булькала картошка, на травке лежали канапе с чёрной и красной икрой, протухшая лососина и свежий миндальный расстегай.

— Нацик, а знаешь, в чём разница между тобой и порядочными бомжами? – без злобы спросил Клюев.

— В чём, сволочь!?

— Да в том, что другие бомжи опустошают живот один-два раза в сутки. А ты, Нацик, делаешь это каждый раз, как только открываешь рот.

Бомжи ехидно засмеялись. Зверь повалился на спинку, и от избытка чувств замахал лапами. А потом случилась драка, и Клюев сломал фашисту нос бутылкой «Пунша». Вдребезги.

— Фёдор, помоги Нацику смыть кровь и приклеить гигиенический пластырь, — исчерпал инцидент Профессор, при молчаливом одобрении коллектива. Не одобрял ситуацию только сам фашист, но его никто не спрашивал.

Профессор расчесал бороду и сказал речь, рассчитанную на Клюевское просвещение:

— Главная столичная помойка по площади не меньше Занзибара. Бомжей здесь неисчислимое число. Живут артелями, вроде как мы. Так легче и безопасней. Помойка – это конкретно бездонное дно. Можно найти всё, что угодно. От сервелата до норковой шубы, от пакетов с осмием до марсианского лунохода.

Фёдор, Тома и Зверь с любовью смотрели на Профессора. Нацик плевался в сторонке.

— В нашей жизни есть нюанс, — продолжал глава артели. — Мусоровозчик Леонид, слово которого скрижаль! Каждый день, утром и вечером, Леонид приезжает на помойку, и вываливает городской мусор. Потом забирает у бомжей находки магазинного вида, и увозит их на продажу в Столицу.

— Схема такова: мы находим здесь годный товар, а Леонид его реализует, — дополнила Тома. — Деньги пилим пятьдесят на пятьдесят.

— Кстати, можно продать через Леонида твой армейский автомат, — алчно сказал Фёдор.

— Ты знаешь слово «нюанс», Профессор, — подметил уважительно Клюев. — Ты настоящий профессор?

— Он – подлинный профессор, — подтвердил Фёдор.

— И настоящий мужчина, — добавила Тома.

Зверь согласно и церемонно кивнул.

9. Хочу в Сибирь!

— Товарищ подполковник, товарищ подполковник! Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

— Не разрешаю, Аристофан Андрюшкин!

— Почемууу!?

— Потому что я больше не подполковник! А капитан! Вчера меня понизили в звании! А ещё понизили тебя самого и моего зама Косякова.

— Для меня вы навсегда останетесь товарищем подполковником!

— О взаимности не мечтай, — поэтично вздохнул Гоголев. – Какого хрена ты орешь у меня над ухом в столь ранний час, младший лейтенант Андрюшкин?

Николай Николаевич Гоголев апатично курил сигарету – на плацу, рядом с недавно угнанным танком. Андрюшкин пытался изгнать командирскую апатию лучезарной улыбкой. Попытка осталась попыткой.

— Я пру из кабинета нашего нового командира, — развязно рассказал Аристофан. — Бегал к нему по важному делу. Хотел узнать, сколько бойцов из моего взвода он завтра потребует на тёщин огород, на прополку картошк…

— Полкан Чудачкин умотал в Столицу на дурацкое совещание, — равнодушно перебил Гоголев.

Пояснение осталось без внимания.

— Я пробыл в пустом кабинете секунду. И вот свершилось! – зазвонил телефон! По законам жанра я взял трубу… Звонил человек-полковник.

Апатия Гоголева всё-таки покинула его:

— Чувак из военной прокуратуры. Ну-ну!?..

— Моё дыхание в телефоне было принято за дыхание Чудачкина, — гордо сказал Андрюшкин. – Поэтому человек-полковник мне рассказал то, что положено знать только новому комчасти! – Аристофан эффектно подбоченился.

— Корона – это тот предмет, что хрен снимешь, один раз надев, — сделал нравоучительную ремарку Гоголев.

Ремарка традиционно была проигнорирована.

— Застрелили Баева. И я был шикарно прав. Только Баев расстался с сослуживцем, он сразу улетел на небо, — вдохновенно пел лейтенант Андрюшкин. — Но не один, а в обнимку с нарядом полиции. Ещё десятка честных граждан в реанимации. Так сказал человек-полковник.

— Ни хрена себе! — Гоголев затянулся тлеющей стороной сигареты.

— Товарищ подполковник, я вас прошу о личной просьбе! – твердо попросил лейтенант Андрюшкин.

Гоголев проплевался полусгоревшим пеплом.

— Замолвите за меня словечко перед Чудачкиным?.. Чтобы именно я повез «Груз – 200» на родину Баева. Я никогда не был в Сибири и очень-очень хочу там побывать!

— Что? – охренел Гоголев.

— Хочу в Сибирь! Очень вас прошу! – Аристофан повесил на лицо фирменную улыбку.

Николай Николаевич улыбнулся в ответ. Он улыбался в жизни мало и поэтому фирменной улыбки не выработал. Андрюшкин улыбнулся ещё фирменней, а потом подмигнул Гоголеву и его не фирменной улыбке.

Капитан взял младшего лейтенанта за уши, приблизил свою улыбку к его улыбке и мягко сказал:

— Аристофан, ты – остолоп!

Улыбка у подчинённого соскочила. Он насуплено сказал:

— Товарищ подполковник, я вас люблю.

— Ты тоже педик!? – сощурил улыбку Гоголев.

На этом все улыбки иссякли.

— Я вас люблю, как крутого командира! – серьёзно заявил Андрюшкин. — Я сам не терплю педиков, коими являются Активин и Пассив. И вам я прощу все обиды, кроме одной! — не называйте меня остолопом. Да-да… я знаю, что я — толстый, некрасивый и не очень умный тип. И у меня писечное недержание по ночам. Но я не остолоп.

Аристофан нежно высвободил свои уши, и с печальными глазами отошел прочь.

Гоголев лирично смотрел вслед:

— Пожалеть его, а?

10. Эпопея с рисунком

Ранним утречком Жора стоял перед столом Михал Михалыча, в его рабочем кабинете. Мордовороты с косой саженью в плечах — Тима и Люсьен, в статусе «охранников Жоры», замерли по бокам.

Главарь мафии скабрезно пил пунш, положив ноги на стол с ноутбуком.

— Здравствуй, Жора, — босс рыгнул хмуростью. — Я слушаю тебя.

— Что именно вы хотите услышать, Михал Михалыч!? – заискивающе спросил помощник.

— Жора! Ты понимаешь, что увешан косяками как новогодняя ёлка, но не знаешь, какой именно косяк меня — твоего доброго босса, интересует. Так?

— Вы правы, Михал Михалыч!

Шеф легко вскочил и посадил помощника в своё кресло, а сам встал за его спинкой и учинил разборку. Голос был наполнен грозной велеречивостью:

— Первое! Ты довёл до банкротства мой банк «Столичный капитал» и теперь его продадут за копейки паразитам-капиталистам. Однако мы знаем, что ты не финансист, а зицпредседатель. Поэтому я не требую отчёта от тебя.

Бледные щеки номинала налились животворящим румянцем.

— Второе! Армейские дезертиры застрелили моих мордоворотов и грабанули мои пятнадцать миллионов, что были собраны для обмена на кокаин. Этой операцией руководил тоже ты.

— Михал Михалыч! — косячник дернул трясущейся задницей.

— Сиди, где сидишь, не дергай испуганной жопой, и слушай.

Жора попытался сделать зад менее бздливым, а когда это не получилось — постарался им хотя б не дергать.

— Выходка дезертиров – досадная Случайность. И значит здесь ты тоже ни при делах, — вновь успокоил шеф.

— Михал Михалыч, когда вы найдёте дезертиров — то они пожалеют, что вы их нашли! — страстно проплакал Жора.

Босс вышел из-за спинки кресла и встал на то самое место, где Жора стоял изначально — между мордоворотами. Потом он вкрадчиво рявкнул:

— Если грабёж инкассаторов – Случайность, то исчезновение рисунка в данный формат не рулит ну никак! Это тщательно спланированная тобою акция, Жора! Несмотря на тщательность, я её просчитал! Доска стоит полтора миллиона! И ты должен поделиться со мной, куда её затарил после кражи! И тогда я тебя прощу! Обещаю!

***

В кабинет Михал Михалыча без стука вошел человек в атласном стихаре и бархатной митре. Ноги обнимали сафьяновые ичиги, во рту торчала сигарета. Это был митрополит Кирилл (ныне патриарх). Он встал у порога и возгласил нараспев:

— Рисунок, он же «Икона Спасителя», представляет из себя дубовую доску прямоугольной формы размером сорок на двадцать сантиметров. На иконе изображен Иисус Христос – сын Бога. Согласно заключению научной экспертизы икона принадлежит кисти неизвестного мастера первой четверти XVII века.

Церковник вышел также незаметно, как и вошел. Оставив после себя запах вонючего дыма дешевого табака.

***

— Исчезновение рисунка — это реально чудо, Михал Михалыч! Зуб даю, что я не имею к пропаже… — преданно запискал помощник.

— Тима и Люсьен! Отведите Жору в Тайную Комнату и отрежьте ему одно яйцо. Одно! — босс поднял назидательный палец. — Заранее пригласите врача-лепилу. После действа пусть лепила рану сразу зашьёт. После снова приведите Жору ко мне.

Мордовороты вразнобой подняли мощные указательные пальцы и синхронно поманили «подопечного» к себе.

— Михал Михалыч! — чуть не сдох от страха косячник. — Разрешите мне подумать здесь и сейчас! Я не в курсе, где доска, но до пределов напыжу мозг!..

Спустя 23 минуты

— …Дай-ка, Жора, я озвучу реноме, — размышлительно молвил Михал Михалыч, бегая по кабинету. — Если отбросить никчемные междометия, твои дурацкие заверения в честности, и несуществующую в природе мистику, то получится следующее… После моей подставы на столичном пустыре ты принёс рисунок к себе на квартиру. Ему предстояло ночевать там всего одну ночь, а в квартире кроме тебя, девятилетней женщины и охранника никого не было. Поэтому ты посчитал, что доске ничего не угрожает. Я прав?

Помощник со страстной честностью посмотрел на своего властелина:

— Она не женщина, она моя дочка Мила!

В ответ шеф велеречиво сплюнул, и продолжил:

— Ты сказал им «Привет», кинул рисунок на диван, сам залез на унитаз и сидел там полчаса. Когда ты вышел из толчка, то женщина втерла тебе фразу: «Мол, папа, я готовлю тебе ужин-кушанье, как раз режу лук. Но твоя кухонная дощечка неудобная, принеси завтра новую».

— Ваша угроза лишить яйца заставила мозг работать, и я вспомнил странные слова дочки!

Главарь сделал вид, что не слышал. А если слышал, то ему до фени.

— Ты отказался от кушанья, поцеловал Милу в лобик и завалился спать, так как перебздел на пустыре. И твои нервы просили покоя. Утром ты продрал глаза, шасть, а рисунка нет. Ты дал дюлей охраннику. Тот оказался дюленепробиваемым и заявил, что здесь ни при делах. Ты ему почему-то поверил и решил, что доска самостоятельно удрала вследствие Божественного Вмешательства.

Помощник сделал подобострастное лицо:

— Михал Михалыч! Вы всё развели точно до мелочей!

— Остался пустяк: узнать, где ныне живет рисунок. И решать эту задачу будешь ты, Жора. Здесь и сейчас!

— Скорее всего, дочка выбросила непригодную ей доску в мусорное ведро...

Михал Михалыч вплотную подошел к Жоре, сел к нему на колени и нежно положил крепкие руки на его тонкую шею:

— Родной мой, я ведь не только добрый босс. Но и честный. Сейчас ты с моими мордоворотами поедешь к себе на квартиру. Достанешь из мусорного ведра мои полтора миллиона и привезёшь сюда. Тогда, выполняя обещание, я тебя прощу и даже не выгоню!..

Под любящим взглядом босса – помощник безоглядно брякнул:

— Михал Михалыч, боюсь, его уже нет…

— Чего нет? – шеф от удивления чуть не сломал подчинённому шею.

— Мусорного ведра, — захрипел Жора, сетуя на свою безоглядность. – То есть, ведро есть, но мусора… Кхе. Сегодня ко мне приходила домработница Василина. Она всегда приходит по пятницам. Вот это баба, Михал Михалыч!.. Вот это грудь у Василины! Вы бы видели её грудь! Какие соски, а мякоть…

Босс встал с чужих колен и пнул Жору каблуком в лицо. Тима и Люсьен искренне заржали. Косячник проглотил выбитый зуб и истерично выкрикнул:

— Василина выкинула мусор в Бак. Стопудов… А Бак опорожняет мусоровоз, и увозит мусор на Главную Столичную Помойку. Вот как-то так…

Главарь мафии повернулся на изумленных каблуках, достал из хьюмидора на столе сигару, вкрадчиво понюхал:

— Ага, я вкурил. Мои полтора миллиона лежат на помойке. Я тебя, Жора, буду кормить мусором. До тех пор, пока ты сам не попросишь упаковать тебя в гроб.

— Михал Михалыч! — помощник боязливо проперделся. — Я только что придумал, как вам получить рисунок назад! Выслушайте меня засранца!

11. Судьбоносная находка

В десять часов утра Клюев пошел искать товар магазинного вида — в помоечные дебри, а нашел старинную икону, ту самую, — о которой случился разговор в предыдущей главе. Экс-солдатик отряс её от налипшего мусора и бережно положил в вещмешок.

***

Недалеко от места находки, — Жора, а также Тима и Люсьен в статусе «подчиненных Жоры» — шли по тропке, среди долбанных куч мусора. Главная Столичная Помойка расстилалась везде, куда хватал взгляд.

— Ну и вонища! – морщил Жора напыженную харю.

— Стопудов… скоро ты будешь мусор не тока нюхать, но и жрать! Так сказал Михал Михалыч, — весело напомнил Тима.

Жора моментально упёрся высоколобым челом в грудь Тимы:

— Закрой! Свой! Поганый! Рот! – он взял яйца мордоворота в ладонь, помял и сжал в кулаке.

Люсьен миролюбиво освободил Тимины яйца из хватких пальцев, а потом показал пальцем вдаль:

— Бомж!

Там, вдали, бродил Федор, металлической тросточкой ворочая нескончаемые кучи, в поисках товара магазинного вида и еды.

Спустя четыре минуты мафия и люмпен встретились.

— Здорово, бомж!

— Здравствуйте…

— Бомж, где фазенда твоей бригады?

— Чегооо?..

— Ну, где ты ночуешь вместе с пацанами?

— С ка...кими пацанами?

— С бомжами, мать твою!

— Там и там… — тросточка Фёдора тыкнула вправо и влево. — А вы кто?

— Меня зовут Жора, а это Тима и Люсьен! Руку я тебе не подам, потому что ты стопудов чем-то болеешь.

— Ну… ладно, — согласился Федор.

— Короче, щас шагаем к тебе домой! – веско вымолвил мафиози. — Мне надо перетереть с тобой и твоими корешами. Если тёрка будет удачной — насыплю солидных денег.

— Лучше я один вам всё расскажу!? – тут же яростно попросил Фёдор.

Жора осмотрел скучающие морды Тимы и Люсьена, и твердо изрек:

— Плачу Сумму с несколькими нулями, но тёрка будет при всех!

— Пожалуйте за мной! – разочарованно протянул Фёдор.

— С бомжами нужно уметь наладить контакт! — самодовольно крякнул Жора.

***

Клюев вернулся в стан бомжей и показал икону.

— Ты — везучий сукин сын! Только стал бомжевать, а срубил приличные бабки! Через час приедет Леонид, он сбагрит доску, — с завистью сказала меркантильная Тома.

— Лучше отнеси икону в храм как подарок, — без зависти сказал прозревший Наци.

Зверь не слышал диалог, спящие дворняжки редко реагируют на звуки.

Полярность мнений требовала Слово Главаря. И оно — прозвучало.

— Мне до фени, чьи руки будут обладать древней поделкой. Поп или купец – всё едино. Но нашёл доску Валера, ему её и танцевать. — Так прозвучали мысли Профессора. — Как решишь, парень?

— Я думаю, что моё решение не имеет силы без заключения этих перцев! — воодушевленно сказал Клюев, простирая руку вперёд. Там, по тропке, вышагивала четверка: друг за другом: Фёдор, Жора, мордовороты с косой саженью в плечах…

12. Расстрел плохих парней

...Занятная четвёрка приблизилась к лагерю маргиналов. Здороваться никто не стал. Жора с грозной развязностью сразу обозначил ориентиры:

— Бомжи. Тема такая. Вчера вечером мусоровоз привёз вам ценную вещь, которая называется «Икона». Без оклада. Немного потемневшая доска из дуба. Я хочу, чтобы вы порылись во вчерашнем мусоре, и нашли её.

— Вот эта?.. – с сожалением спросил Клюев, показывая мафии икону.

— Вы обещали Сумму с несколькими нулями! Вспомните, это я вас сюда привел! – поспешно сказал Фёдор.

— Мы не забыли, чтобы вспоминать, — Люсьен дружелюбно стукнул Фёдора огромным кулаком по затылку.

Жора с пристальной томностью глянул на икону и вскричал:

— Рисунок уже нашли!

Зверь проснулся от вскрика и ударил летящую муху разгневанным хвостом. Муха окочурилась.

Жора глянул и на Клюева. Томность из его глаз сразу иссякла, а пристальность обрела прищур:

— Твоя рожа мне знакома, бомж! – Мафиози вдруг схватился за свой живот и стал плюгаво смеяться. — Чуваки, вкурите тему! Вчера этот бомж приходил в банк Михал Михалыча забрать вклад. Бомж, хранящий деньги в банке! А-ха-ха…

Мордовороты не разделили смех и стояли, как громоздкие великаны посреди люмпеновского молчания. Зверь помочился ленивой мочой на бандюганский ботинок и спрятался за Тому.

Смех стих сам собой. Напускную развязность Жоры смыл природный бздёж:

— Тима и Люсьен, схватите бомжа с доской в руках!

Мордовороты тщательно взяли Клюева под локти. Мафиози легко отнял доску и покровительственно обронил:

— Сейчас ты поедешь с нами, бомж. И я попрошу у Михал Михалыча разрешения самолично отрезать тебе одно яйцо. Потом перетрём, и отрежу ещё одно.

— Владелец сего предмета – есть Бог! Иконе надо быть в храме Творца, а не в грязных руках грязных мафиозо! – устами Нацика молвил господин Пафос. – Я ухожу, браты! В Оптину пустынь или просто шляться по свету, — бывший фашист вырвал у Фёдора его металлическую тросточку и пошел прочь. Зверь хотел помахать ему лапкой на прощание, но почему-то завыл.

Семь человек стали реагировать на уход Нацика. Когда реагировать надоело, то Тома ободряюще потрепала Зверя по шёрстке и тот порвал сначала брюки на Жориной заднице, а чуть после и саму задницу.

— Отлепите сукиного сына! – заверещал бандюг, делая пируэты всеми конечностями.

Зверь обиделся на сукиного сына и глубже впился в филейную часть. Хотя (надо признать) в словах Жоры была изрядная доля правдивого смысла. Из-под собачьих клыков сочилась густая темная кровь.

Тима и Люсьен оставили Клюева в покое, и простерли лопаты-руки к Зверю. Каждый из мордоворотов дернул собачье тело к себе. В итоге дворнягу от зада отлепили, при этом порвав напололам. Звериные половинки разлетелись по сторонам.

— Я не терплю насилие, но иногда оно необходимо, — Профессор опустил на близстоящего Жору библейский булыжник, и тот упал навзничь с разбитой башкой.

Тома заплакала по Зверю. Громко, навзрыд.

Фёдор ушёл вслед за Нациком. Либо хотел уговорить его вернуться, либо возжелал попроситься в странствие.

Немедленно что-то ярко клацнуло.

— Слыхал? — спросил Тима, нюхая разлитую в воздухе опасность.

— Чё, слыхал? — Люсьен повел бесчувственным носом.

— Щёлкнул затвор, — Тима нервно дернул окровавленными пальцами.

— Какой затвор? – открыл глаза Жора. Кованый приклад сломал ему кадык, а затем прогремела автоматная очередь.

Мордовороты упали на землю. Два горла были ровненько разрезаны пулями.

— Затвор от армейского автомата, — снисходительно подвел ответ-черту Клюев.

Тома неприязненно глянула на дезертира, и отошла искать останки Зверя.

Профессор деловито стал шарить по карманам трупов, в поисках чего-поживиться.

Вернулся Фёдор и настырно попросил:

— Валера, можешь мне отдать свой армейский автомат?

— Могу, — согласился Клюев, отдавая «боевое железо». — Патроны кончились.

Алчность Фёдора была удовлетворена. Он перехватил оружие, гордо приосанился.

Клюев поднял икону, сдул с неё помоечный срам. И вновь сунул в вещмешок.

13. Говорящий кот

Возле торгового прилавка бесцеремонно сидела старушка и вязала носок. В церковь проник Клюев.

— Здравствуйте, бабка. Поп здесь?

— Я — бабушка Варвара, сопляк.

— Послушайте, бестолочь. Меня не интересует ваше имя, а интересует, где поп.

Старушка отложила спицы и встала. Спросила с любопытством:

— Зачем молодому отроку наш батюшка?

— Пожертвование, — Клюев погладил икону под правой мышкой.

Варвара оценила жест доброй воли:

— Окей, отец Серафим здесь. Только он занят.

Клюев переложил икону под левую мышку и почуял, как дерево наливается живительным теплом.

— Чем же он занят?

— Отец Серафим только что свершил Таинство Крещения, и сейчас на покое! Питает плоть духовной пищей! – добавила Варвара с целью принизить сопляка с иконой. – В алтаре!

Клюев без дальнейших разговоров пошел в алтарь.

— Куда!? – совсем не значимо заорала Варвара. Она прытко протянула заграбастую руку. — Кудааа?..

Рука цели не достигла, и схватила колебания воздуха. А в храме нарисовались мужчина и женщина, с робкими лицами. Клюев решительно шёл к алтарю. Варвара грубо смотрела вслед.

— Простите, — тихо вопросила парочка.

Старуха отвлеклась от солдатика и переключила внимание на новых гостей.

— Я вызываю полицию! – крикнула Варвара в лицо женщине.

Та боязливо вздрогнула и попятилась.

— Твоё счастье, что Амбарыч в город уехал! — рыкнула Варвара в лицо мужчине.

Тот боязливо вздрогнул и попятился.

***

Клюев смело вошёл в алтарь, подал икону полуголому священнику, и удалился через «чёрный ход».

***

Бабка Варвара проводила грубым взглядом робкую парочку, что торопливо сливалась в сторону входной двери. Протянула твердую руку к городскому телефону. Но случилось конкретное «Но»!

На месте телефона сидел Солнечный Кот, умеющий разговаривать по-русски:

— Варвара, не звони в полицию! Она здесь будет, но позже! Елико время не пришло!

— А, твою мать!?

— Верь мне! — Кот ухмыльнулся.

Раздался грохот тела о пол. Обморок – обычное дело при таких обстоятельствах.

14. Дилеммы бомжей

На Главной Столичной Помойке не было ничего необычного. И обычного тоже не было. А гуляла смерть. Ну, такая… смерть – с косой.

Прямо на палящем солнце лежали трупы Жоры, Тимы и Люсьена. Без одежды, благо трупы не потеют. И не мёрзнут тоже, кстати.

Тома пыталась сложить из половинок Зверя единое целое животное, только не получалось в силу объективных причин. На женской шее висела златая килограммовая цепь одного из мордоворотов.

Фёдор воскресил скрытую мечту, и изобразил киллера с армейским автоматом. И нечаянно застрелил вернувшегося Нацика, в автомате оказался забытый патрон.

В это время подъехал Леонид. Тот самый мусоровозчик, который вчерась чуть не задавил Клюева на жёлтом сигнале светофора. Он вылез из кабины и тупо уставился на мафиозные трупы.

— Приехал властелин! – рабски констатировал Профессор и тут же по-барски прорычал. – Мы не рабы! – Он засучил рукава албанского пиджака, снятого с Люсьена. Жадность заявила Профессору, что никаких чувств, кроме неё – в мире нет и не было.

— Рабы не мы! – подошла к мужу Тома, взбалтывая воздух златой цепью аки кистенём.

— Придётся отдать Леониду армейский автомат. Это будет плата за его молчание, — провидяще пробормотал Фёдор, оценив рекомендующий взгляд босса.

— Сейчас мое слово не скрижаль, — веско заткнул в себе господские инстинкты Леонид, впервые рассмотрев кряжистые кулаки Профессора, в три раза мощней его собственных рук. – Молчать я не могу, но ведь молчать-то надо… Надо договариваться…

15. Второй Андрюшкин

В кабинет бандитского главаря впорхнул, подобно неуклюжей бабочке, личный секретарь Нафаня Андрюшкин – точная копия Аристофана Андрюшкина.

— А, мой толстый неуклюжий мотыль, — язвительно улыбнулся босс, традиционно сидящий за столом с ноутбуком. Ноги на столешнице, во рту сигара.

— Михал Михалыч! Вы плоско шутите – значит, имеете шикарное настроение! Или оно имеет вас?.. Ну, в общем, я вам сейчас его испорчу! – секретарь предвкущающе потер ладошки.

— Нафаня Андрюшкин! – возопил шеф. — Ты меня закрыл пухлой грудью от киллерской пули. И сразу же стал моей правой рукой. Вся братва удивляется. А всё моё врождённое чувство благодарности!..

Нафаня в умилении кивнул и привычно стал расстёгивать свой албанский пиджак.

— Что ты делаешь?

— Снимаю костюм.

Шеф спустил ноги со стола и нравоучительно сказал:

— Корона – тот предмет, что не снимешь, один раз одев, — он стукнул благожелательным кулаком по столу. — Ты мне показываешь шрам от пули даже в гостях у Морфея!..

Также привычно Нафаня албанский пиджак застегнул. Вытянулся в струнку.

— Я тебя посылал проследить за Жорой, — одобрительно поморщился Михал Михалыч. — Где он? И нашёл ли он рисунок!?

Секретарь, повинуясь генам, шикарно улыбнулся:

— Вижу, что настроение уже испортилось... Жора мёртв, Тима и Люсьен тоже.

— Что!? – поперхнулся удивлением босс. Он медленно встал.

— Их застрелили, — беспечно зевнул Нафаня. – Замечу, что ваш телефонный звонок с приказом застал меня на бабе. И вы мне обломали кайф, ведь я только-только собрался кончать!

Главарь подбежал к секретарю и пнул его по ноге. Нафаня ойкнул и сосредоточился:

— Я взял Гориллу с Ливером и поехал на Главную Столичную Помойку. Но пока я закончил на бабе…

— После моего приказа ты снова залез на бабу? – недоверчиво перебил шеф.

— Я привык всю работу доводить до логического завершения. Согласно вашему Наикрутейшему Завету! – оправдался секретарь.

Михал Михалыч любил лесть больше логики, и поэтому благодушно кивнул.

— Я приехал с братвой на Помойку и увидел там лимузин Жоры, — рассказал секретарь. — Тачку грабили два бомжа в албанских пиджаках и бомжиха с килограммом злата на шее. Я выстрелил один раз и подстрелил убогого. Мои мордовороты погрузили его в багажник «Кадиллака», и мы отчалили. Остальные бомжи дали драпака.

Михал Михалыч пошевелил недоуменными бровями:

— Почему же ты пальнул всего раз, Нафаня? Обычно ты ведёшь стрельбу до талого!

— Рядом я увидел мусоровоз в движении. Шофёр мог стукнуть полицейским сукам. чну с того, что ваш звонок застал меня на бабе

тал тебя давно убрал.

— Толково. Дальше.

— Подстреленный бомж всю дорогу орал, что Жору с братвой замочил герой, который подселился к ним накануне. Из армейского автомата.

— Ну, и!? – жадно спросил шеф.

— Как только мы приехали к вам — бомж потерял сознание, от потери крови. Сейчас он в Тайной Комнате.

— Тоже без сознания? – уточнил Михал Михалыч.

— Хрен не ведаю, — отмахнулся Нафаня.

Босс начал задумчивыми кругами ходить вокруг секретаря. А после встал и рявкнул:

— Срочно доставь бомжа ко мне! Сюда!

Нафаня преданно глянул:

— Может, сразу вызвать врача-лепилу? Вдруг бомж расскажет не всё? Тогда вы, Михал Михалыч, отрежете ему яйцо. А лепила зашьёт рану. И вы продолжите беседу...

— Я считаю, что бомж не тот человек, который будет молчать, — сплюнул неохотой главарь.

— Вы считаете бомжей людьми? – звякнул скепсисом секретарь.

Шеф встал напротив Нафани, взял его за уши и увлекся философией:

— Да, считаю. Бомжи имеют по две руки, по две ноги, голову, письку и жопу. Как ты или я. А ещё разум, пусть и сожженный левым спиртом.

Начальник отпустил уши и потрогал пуговицу подчинённого.

— Другой момент, что бомжи — грязные, воняют и питаются нечистотами. Но… ведь каждый выживает, как может?..

— Играете в благородство, Михал Михалыч? – не вкурил философских принципов Нафаня.

Шеф отпустил пуговицу. Секретарь трепетно вздрогнул:

— Я ухожу за доставкой убогого, Михал Михалыч.

16. Вопрос про отрезанное яйцо

В рабочем кабинете босса находились четверо бандюгов и один убогий.

— Ребята, оттащите бомжа в Тайную Комнату. Пусть его кормят и поят вволю. Сегодня-завтра бомж мне нужен. А потом может сдохнуть. – мафиозный главарь поднял назидательный палец. — Не ранее!

Два мордоворота с косой саженью в плечах — Горилла и Чеснок, поволокли полудыханное тело бомжа из кабинета. На блестящем паркете оставалась кровавая полоса от раненной ноги.

— Лепиле благодарность! – шеф подал человеку в белом халате и с чемоданчиком солидную денежку. Лепила поблагодарствовал, и дунул-плюнул в знак преданности.

Личный секретарь возник в дверном проёме ровно через секунду после того, как все вышли и всех вынесли. И спросил с порога:

— Можно вопрос, Михал Михалыч?

— Какой? – насторожился начальник.

— Вы отрезали бомжу яйцо?

— Нет, — грустно признался главарь. — Лепилу вызвал на всякий случай.

Нафаня Андрюшкин погрузился в печаль за компанию с боссом. Тот оценил жертву, облобызал Нафаню в лицо и напыщенно произнес:

— Имя героя с армейским автоматом – Валерий Клюев. Он устроил бомжам аттракцион путем мочилова братвы. Убогие поаплодировали этому меткому козлу, а потом грабанули трупы!

— А куда бомжи дели армейский автомат? – простецки спросил секретарь.

— Молодец, Нафаня! — поощрил шеф. — Чувствуется моя школа! Сразу задал вопрос по существу!

— Михал Михалыч, я рад, что вы мой главарь! – умилился секретарь.

— О взаимности не мечтай, — поэтично вздохнул шеф. – Армейский автомат забрал мусоровозчик Леонид. Он нечаянно увидел мародёрство бомжей. Те обосрались, и в качестве платы за молчание отдали оружие.

— А рисунок? Что с доской!? – жаждуще спросил мафиоза Андрюшкин.

— Молодой чувак и армейский автомат — такие вещи вместе встречаются крайне редко… — рассеянно ответил шеф.

— Вы думаете, что Валерий Клюев – это тот дезертир, который грохнул вашу инкассацию и забрал ваши деньги!? – сразу же догадался секретарь.

— Я не думаю. Я жопой чую! А моя жопа гораздо чувствительна в этом смысле! И у меня возникла мысль о твоем братэле, что работает в армии. Нафаня, ты попроси его достать фотку Клюева. Предъявим бомжу для опознания!

17. Звонок братэлоса

Прапорщик Аристофан Андрюшкин откусил суровую нитку. Погоны, соответствующие новому званию, были пришиты. Экс-ротный, топчась у стола, любовно расправил лежащий там китель.

В складской каптёрке нарисовался лейтенант Гоголев. На лице – раздражение вкупе с печалью.

— Товарищ подполковник! – радостным мячом подпрыгнул Аристофан. – Зачем пришли, просто так или чего-то случилось?.. Да вы садитесь!

— Не каркай, Андрюшкин! – напыжился Гоголев. — Я не хочу садиться! И зашёл я по конкретному делу с конкретной предьявой!

— Ну, а я сяду, — венский стул тоскливо застонал под ощутимым мясогнётом. – Что за предьява?

Гоголев упёр лейтенантские кулаки в стол:

— На меня наехали бойцы из моего взвода. Повар-«дед», работающий на кухне, подчиняется тебе. И он не кладёт лавровый лист в суп!

— Дак не жрут бойцы лавровый лист, товарищ подполковник! – обиделся прапорщик Андрюшкин. – Абсолют!

Охреневание Гоголева, которое уже утомило его самого, сбил звук мобильного телефона. Николай Николаевич приставил трубку к поседевшему уху и услышал знакомый, и в тоже время незнакомый, голос:

— Приветсон, товарищ подполковник! Позови братэлоса.

— Какого братэлоса!? – не смог уйти от охренения Гоголев.

— Это меня, товарищ подполковник! Меня! – сделал приятное венскому стулу прапорщик. Вскочив, он протянул страждущую руку. – Это меня! Дайте! Дайте, пожалуйста!

Лейтенант Гоголев – томясь — передал прапорщику Андрюшкину свой сотовый: из рук в руки. А сам достал 700-граммовую алюминиевую флягу «Пунша», сделал большой глоток.

— Братэлло! – лучезарно закричал в трубку армеец. – У меня всё шикарно, только позавчера понизили на три звания! И вчера ещё на два звания!

Лейтенант Гоголев сделал глоток побольше.

— Представляешь, в моей роте сбежали двое бойцов, – разговаривал с братом Аристофан. — И эти вояки, мать их так, порешили долбанную кучу народа!

Лейтенант Гоголев третьим глотком опорожнил флягу.

— Да, брателло, инкассацию Михал Михалыча грохнули мои бойцы! – залихватски орал в трубу армеец. – Это стопроцентная инфа!.. Фамилии бойцов Клюев и Баев, и они…

Лейтенант Гоголев ощутил, что фляга пуста и вознамерился посостязаться с алюминием крепостью зубов. Прапорщик болтал с мафиозным братом ещё семь минут.

***

Спустя восемь минут прапорщик Андрюшкин – томясь — вернул лейтенанту Гоголеву его сотовый: из рук в руки.

— Братэлло звонил! Родной и близнец! – поделился восторгом Аристофан. — Сегодня вечером идём с ним в ресторан! Я ни разу не был там, представляете…

— Какого хрена он звонил на мою трубу!? – Гоголев чувствовал, что опьянение разбудило в нём физическое желание. Какое именно – бывший комполка боялся и подумать, так как уже не владел самообладанием. Точней, самообладание не владело им.

— Ну, знаете ли, товарищ подполковник…

— Не знаю, Аристофан! Не знаю… — Николай Николаевич постарался взять себя в руки. Но руки уже не слушались.

— Знаете! У меня нет мобилы, поскольку я нищий, — без смущения сказал прапорщик. — Вот я и дал ваш номер. Вдруг братэлло позвонит с важной просьбой, а вы позовёте меня. Это и случилось!..

Гоголев проблевался и ему стало легче. Настолько, что он смог произнести:

— Скажи повару, чтоб клал в суп лавровый суп. – Он упал на заблеванный пол и пополз из каптерки. У порога его догнал ликующий ответ прапорщика:

— Будет исполнено, товарищ подполковник!

18. О логике мафии

В кабинете по-прежнему находились двое. Михал Михалыч сосредоточенно сказал:

— Бомж признался, что рисунок Клюев понёс в храм, что рядом с Помойкой.

— Насущная задача ясна, — отозвался Нафаня. – Смотаться в церковь и забрать доску. Если святой отец будет мешать – грохнуть его! Разрешите только один вопрос?

Шеф молча кивнул. Взял из хьюмидора очередную сигару, понюхал и закурил.

— Что делать с трупами Жоры, Тимы и Люсьена? И надо ли искать мусоровозчика, и отбирать у него армейский автомат?

— Это два вопроса, а не один! – сообразил Михал Михалыч.

— Первый вопрос логически вытекает из второго! – не смутился Нафаня.

По темени босса пробежали две мысли:

— Трупы братвы пусть лежат там, где лежат. А армейским автоматом пусть владеет его новый владелец.

19. Явление Орхидеи-люба

Петровский парк города Москвы богат синими скамеечками и странными диалогами. Двое бомжей чапали между газонов, по извилистой бетонной дорожке. Некий худощавый очкарик встал со скамейки и преградил им дорогу. Убогий мужского пола отошёл в кустики, и очкарик остался наедине с женщиной.

— Я вижу, что ты любишь орхидеи, — без прелюдий заметил он.

— И чё дальше? – спросила конкретная Тома.

— Приходи к нам с Олесией. У нас ты всегда будешь накормлена и в тепле.

— А вы с Олесией — это кто? – недоверчиво перекрестилась Тома.

— Я – Орхидеи-люб! А Олесия — моя жена! – вдохновенно пропел очкарик. — И я вижу, что ты наш человек!

— Пойдём, певун, — без раздумий согласилась Тома. – Только погодим моего дружка, он отбежал на предмет посцать.

20. Вита и её папа

После церкви Клюев прямиком отправился к Вите. Всучил Ей букет полевых ромашек, а Она, поколебавшись, впустила парня в квартиру и проводила Его в гостиную.

— Я живу с папой! – строго констатировала пассия.

Парочка чинно опустилась на сиреневый диван.

— Я тебя сейчас глубоко возьму, Вита. А потом познакомлюсь с твоим папой. И мы будем вкусно обедать, — в глазах Клюева возник секс. Он лёг на сиреневый диван, и вознамерился лечь Виту. Однако девушка дала любовнику пощёчину:

— Ты обещал прийти вчера! Я и папа очень беспокоились! Вдруг ты мне изменил!

— У тебя необыкновенно заботливый папа, — несколько удивился Клюев.

— Я — его единственная дочь. А от тебя воняет мусором! Ты ночевал на помойке?

— Да, на Главной Столичной Помойке.

— Зачем? И с кем?

— Я спасал от Мафии старинную икону. Мне был Знак.

Вита подобрела и немного подумала:

— Ты спас икону?

Солдатик ответил ностальгическим кивком.

Ромашки с любопытством наблюдали за парочкой из столовой вазы.

— Папа будет скоро! – строго поднялась Вита с сиреневого дивана. – Сейчас пообедаем, за столом всё обговорим.

Спустя 30 минут

Возле сиреневого дивана появился обеденный стол под парадной скатертью в кружевных розочках. Посреди стола находился обед: бутылка «Пунша», миска овощного салатика и тазик с котлетами; также пустые приборы — три тарелки и три ножа. Бокалов тоже три. На диване грел задницу мелкий самец, лет тридцати на вид.

Вита раскладывала вилки. В какой-то момент она строго улыбнулась:

— Наш мальчик помылся!

Чистый Клюев возник на пороге гостиной и стал растерянно переминаться. Самец вскочил с дивана, подбежал к Клюеву, насильно ему пожал руку, а затем насильно потряс:

— Привет, чувак! Наконец-то пожаловал. Между нами разговоры только о тебе!

— Здравствуй... Тебя как зовут?.. – Клюев сделал попытку улыбнуться.

— Молоток, чувак! Сразу на «ты» — это круто и здорово! А то дочурка приводила разных лохов – выкающих, сюсюкающих. Я – папа!

— Фиу! Ты похож на старшего брата, — честно изумился дезертир.

Отец закончил рукотрясение и шлёпнул Клюеву по загривку. Вита удовлетворённо кивнула.

— Секрет моей молодости в каждодневном сексе, чувачок! – похабно проржался папа. — Падай на стул. Чпокнетесь с дочкой сразу после обеда – так я решил.

Клюев сделал вид, что моложавый тятька не сумасшедший чудак и загрузил себя на стул. Когда не знаешь, как себя вести, — то лучше наблюдай и терпи неприятности. Есть, конечно, и другой вариант – радикальный, но дезертир предпочёл пока не шуметь… тем паче, что и армейского автомата у него больше не было.

Родственная парочка присела на сиреневый диван – напротив будущего мужа и зятя.

Папочка утянул себе три котлеты и передал ложку Вите:

— Ложь себе, дочурка.

— Ложат экстременты, папа. А еду кладут, — строго засмеялась девушка.

— Прогнал, мой сладкий разум! – смущенно покаялся отец.

Клюев выпил стакан пунша, проглотил его вместе со стаканом. Помогло, но не очень.

— Мальчик наш. Давай твою тарелку, накладу котлет, — нежно предложила Вита.

— Не стесняйся, чувак! Чтобы член стоял крепче — надо жрать больше мясца! – похабно осклабился папа.

Клюев всё же осознал, что овечья шкура ему не к лицу. Сказал грозно:

— Слышь, папа. Член у меня стоит без котлет, и его крепость — не твоё дело!

Отец и дочь переглянулись друг с другом.

— Ах, оставьте никчемный спор, — манерно попросила Вита. Она наполнила Клюевскую тарелку тремя котлетами, а сама приникла к миске с овощным салатиком.

Спустя 29 минут

— Возьми меня, мой мальчик! – простонала Вита, лёжа обнажённой на широкой двуспальной кровати, в «Комнате для секса». Девушка простёрла белые ручки к Клюеву.

— Где он? – любовник искал папу, вышагивая у кровати.

— О нём не думай! – Вита стянула с парня трусы.

— Окей, — расслабился Клюев, приготовившись к наслаждению.

В «Комнату для секса» резко вбежал и метко прыгнул на постель абсолютно голый папа.

— Падай, чувачок, с нами! Падай и получи удовольствие! – он основательно помял Виту, вызвав у неё сладострастный стон.

Дочурка положила белую ручку на торчащий папин болт и нетерпеливо взбрыкнула в сторону Клюева:

— Пристань ко мне, мой мальчик! Я вся теку!

— Это дивный ручей! Нет, чарующая речушка! Ёпт, водопад Ниагара! – зазывающе закричал папочка, по мере реплик изучая пальцами и носом междуножие дочки. – Ты этому — причина, чувачок! Налетай, пока горячо и не остыло!

Клюев с досадой оделся и ушел нах, на глазах у сладкой парочки. Все слова умерли в завядшем сердце.

— Папа, ну почему я такая несчастная! — закапризничала Вита. — Уже третий мальчик меня бросает. Мне двадцать лет и я хочу крепкую семью!

Отец с сочувствием обнял дочь и крепко поцеловал в губы.

— Отлюби меня как взрослую, папа! – хныкнула Вита. — Я так в этом нуждаюсь!..

21. Встреча с нищим

Клюев выбежал из подъезда, и бегом припустил к метро. Спустился в подземный переход между улицами Таганская и Марксистская. Там он увидел пожилого нищего, рядом лежала шляпа и возвышался плакат: «Помогите мне. Я – произвол Мафии!».

Нищий вскочил и загородил солдатику дорогу.

— Денег у меня нет, — безразлично отметил Клюев.

Тогда попрошайка схватил дезертира за грудки и заорал ему в лицо:

— Кушай у Садко! Иди к нему пешком!

Люмпен махнул рукой, показывая направление. Клюев озадачено исполнил его волю.

22. Амбарыч и богохульники

Тонко пел церковный хор.

Отец Серафим, в белом стихаре и тёмной скуфеечке, прохаживался у иконостаса и махал кадилом.

Паства, а именно два десятка старушек, истово крестилась и подпевала.

В храм вальяжно зашёл Нафаня, а с ним Горилла и Чеснок – мордовороты с косой саженью в плечах.

— Горилла, купи свечек, замаслю Господа. А ты, Чеснок, смотри старую доску. Как высмотришь – скажи мне.

Один мордоворот пошел направо и обрел свечек. Другой мордоворот пошел налево и не обрел ничего.

Нафаня без затей двинулся прямо, оттолкнув Марковну:

— С дороги, рухлядь! – Тотчас же мафиоза увидел перед собой, на стене у клироса, знакомый список. Довольная улыбка Нафани цвела до тех пор, пока на его плечо в албанском пиджаке не легла рука – здоровенная, с чистыми подстриженными ногтями.

— Мужик, ты совершил поступок не по совести! Марковна старше тебя в несколько раз! Надыть уважать старость! – внушительно молвил владелец руки. Им являлась широкоплечая, косматая и длиннобородая личность мужеского рода, с ясными очами. Из-за плеча личности выглядывала старуха, с любопытствующим лицом.

— Ага! Истинно! — подтвердила престарелая курица, ожесточенно крестясь.

Бандюг поискал встревоженными глазами братву, и по ходу, заносчиво выкрикнул:

— Ты кто такой!?

— Я — Амбарыч. Церковный сторож. Извинись перед Марковной, не бери грех на душу!

Подрулили два орангутана, они же «братва».

— Нафаня. За меня поставь! – подал Горилла толстую пачку толстых свечек. Мафиоза облегченно пёрднул и взял пачку обеими руками.

— Нафаня, чё за хрен? – показал на Амбарыча Чеснок.

— Не ругайся в лоне Господа! – немедленно повернулся к мордоворотам сторож. — Я чувствую, мирного разговора у нас не выйдет… Поэтому прошу выйти отсель. На воздухе всё и обсудим.

Марковна безоглядно заспешила на улицу.

Отец Серафим скрылся в алтаре под аккомпанемент ангельского пения. Старушки закрестились ещё истовей. Настал момент раздачи Святых Даров, на языке обывателя «причастие».

— Братва! Заросшего придурка зовут Амбарыч. Чешите с ним на улицу и избейте до потери сознания, — отдал приказ Нафаня. – А я покамест поставлю свечки и сниму со стены рисунок. Я его нашёл.

Мордовороты профессионально взяли Амбарыча под здоровенные локти.

— Урод! Учти, мы этого не хотели!

— Нехорошие вы люди! – сторож укоризненно повёл богатырскими плечами.

Чужие руки соскользнули с Амбарыча, и он неспешно двинулся к выходу из храма. Братва сопровождала его на шаг сзади.

Нафаня невдалеке узрел Канун — прямоугольный столик-подсвечник. И стал маслить Господа свечами.

Спустя 30 секунд

— Урод! Ты куда!? – крикнул Горилла вслед Амбарычу, что также неспешно спустился по паперти и направился к калитке храмового забора.

— Негоже вас учить в святом месте, — бросил через плечо служка.

— Колхозник, ты продолжаешь нарываться! – прошипел Чеснок.

Рядом с калиткой, вне церковной территории, стоял Джип братвы. За машинкой спряталась Марковна.

Сторож обошел Джип и начал основательно засучивать рукава кафтана. Горилла с ходу пнул борзому мужику в низ живота.

— А-ах! – с обидой застонал Амбарыч. — Ты чего беспредельничаешь!? Без предупреждения пинаешь!

— Чеснок! Мой пинок называется «пинок по лобку»! Он несилён, пинковый джеб — на языке бокса. А сейчас я покажу пинковый кросс. То есть пну так, что сломаю Амбарычу лобковую кость!

Чеснок с благодарностью впитывал наставничество Гориллы. Марковна от любопытства зажевала свой носовой платок, вместе с соплями.

Сторож помолился и воспрял, схватил Гориллу за ноги, поднял над собой и стукнул Им о землю, как дубиной.

— Твою мать! – пробзделся Чеснок.

— Ну? – дружелюбно переспросил Амбарыч, отряхивая по-мужицки ладони.

Чеснок прыгнул в Джип и умчался.

Сторож простёр вслед горький взгляд ясных глаз:

— Куда, негодник? Кто за тебя каяться будет?

Из храма произошел выход старушек. Они без звука двигались мимо стоящего сторожа и лежащего Гориллы – причастие требует внутренней тишины.

— Эх, Святых Даров не вкусил! – переживал «православный активист».

Неугомонная престарелая курица быстро сбегала в храм и быстро вернулась.

— Спасибо, Амбарыч, что заступился за меня!

— Господа благодари, Марковна! — сторож перекрестился на церковные купола.

— Ты его убил? – старуха вдумчиво рассмотрела неподвижное тело Гориллы.

— Окстись, Марковна! Так, приобщил к благодати!

— А-а-а… — старуха перешла на интимный тон. — Богохульник, который меня толкнул – в храме! Свечечки ставит…

— Я как раз собрался спеть ему псалм, — осклабился Амбарыч и похрустел силушкой.

— А можно я пойду и посмотрю? – дернулась нетерпеливой конвульсией Марковна.

— По благодати!

23. Синяк от Господа

Все сорок отверстий прямоугольного столика-подсвечника – Кануна, были заполнены свечками Нафани. Он недовольно оглянулся в поисках нового Подсвечника и ощутил жалостливый взгляд бабушки Варвары. И услышал её печальный голос:

— И-их, милок, сколько покойников у тебя в роду!..

— Какие, на хрен, покойники!? Я живым ставлю! – грозно занервничал мафиоза, сжимая и разжимая последнюю непоставленную свечку. — Слышь, курица, ты тоже нарываешься, как грёбаный Амбарыч!? Или издеваешься ради собственных тараканов!?

— Так, милок… На столике свечи ставят за упокой. А за здравие ставят в другие Подсвечники — круглые… Вон они, и вот… — Варвара наглядно простерла рукою.

Нафаня мельком оглядел наглядность и излил недоумённое беспокойство:

— Ни хрена не пойму! В церквах разные места для свечей? Живым отдельно, жмурикам отдельно? Да!?

Бабушка согласно повела ошалелой головой.

— И что теперь будет!?

— Не знаю, милок… Всё, что угодно!

Мафиоза и старушка начали, было, соревноваться в том, кто больше растерян. Однако Нафаня вспомнил, что он – человек действия и прибыл сюда по ответственному делу! Бандюг три раза плюнул через плечо, последнюю свечку воткнул в круглый Подсвечник и подгрёб к клиросу. Там он взялся за нижние края «рисунка Михал Михалыча», с намерением его со стены снять, и из храма унести.

Варвара посмотрела на городской телефон, но брать трубку поостереглась. Тогда бабушка взяла семисвечник и подкралась к мафиозе сзади… Цели сих действий остались неясны, так как случилось Чудо. Нарисованная правая рука лика Спасителя сжалась в кулачище, размером с лицо Нафани. Сия трёхмерная кувалда вылетела из иконы, и сочно ударила Нафаню в область левого глаза!.. Потом Спаситель улыбнулся и Чудо закончилось.

У Варвары отвисла челюсть до пупа, а семисвечник от зависти согнулся и выпал из обессилевших пальцев бабушки.

Нафаня мученически упал на церковный ковёр. И замер там.

Варвара не зная, что же делать, стала метаться на месте – возле тела бандюгана.

Заявились Амбарыч и Марковна, и с опаской начали наблюдать за метаниями бабушки.

В храме плавала странная тишина. Она наступает всегда, когда случается Чудо… И её лучше не нарушать, по крайней мере, до прихода священника, лучше из настоящих.

Отец Серафим был (и есть) настоящий служитель! И в этом смысле тишине повезло.

Батюшка проявился из алтаря и вперил суровый взгляд в Амбарыча. Марковну сотрясало любопытство, но в стенах храма курица себя сдерживала. Варвара прекратила метания и находилась в пассивном ахуе.

Таким образом, четверо возвышались кружком над телом Нафани, валяющемся на полу.

— Опять ты, Амбарыч, вогнал в чужую плоть Святого Духа, с помощью физической силы!? – пожурил батюшка.

— Отец Серафим, я не при чём! Да, этот мужик в албанском пиджаке — богохульник, и я хотел ему навалять! Но…

— Ты в каждом видишь богохульника! – сурово перебил батюшка. — Тебе нужно было жить во времена инквизиции! Христос учит – люби ближнего. А ты, кобелий отпрыск!?

Амбарыч широко перекрестился на геройскую икону:

— Истинный крест! Отец Серафим, я не трогал сего мужика! А его отправила на пол бабушка Варвара!

Естество Марковны аж пищало от удовольствия.

— У-у… у-у… — яростно промычала Варвара и тыкнула правдивым пальцем в Спасительный лик.

Батюшка внимательно осмотрел старинную доску. Он больше почувствовал невысказанную реплику, чем понял:

— Мужика в албанском пиджаке ударила икона?

— У-у… Так и есть, отец Серафим! – Варвара осенила себя восторженным крестом.

— Да ладно! – взалкала Марковна. — Боженька сам постоял за себя!

— Так-то, отец Серафим. Я всегда говорил, что добро должно быть с кулаками. Вы меня разубеждали. Вот вам доказательство! – умиротворенно вымолвил Амбарыч. — Господь сам врезал нечестивцу!

— Чушь! – авторитетно возразил батюшка. — Я знаю, что есть иконы Чудотворные. Есть Мироточащие. Но про Дерущиеся иконы не слышал. И их не может быть просто потому, что не может быть! – Серафим сунул прихожанам на предмет целования свой медный крест. Когда поцелуи отзвучали, то он продолжил. — Я уверен, что бабушку Варвару обуяли бесы. Вчера утром был первый знак, — телефон превратился в Солнечного Кота, что говорил по-русски!

— Ей-богу! – зачастила крестами Варвара. Крестя себя и всё, что и кто вокруг.

Батюшка достал из кармана штанов, под рясой, сотовый телефон:

— Поскольку Амбарыч не лжёт, потому что ложь есть грех, то… Я предполагаю, что у мужика в албанском пиджаке случился обморок. Иногда такое бывает у людей, редко посещающих храм. Виной духота и чад от свечей. Надо вызвать «Скорую помощь».

Сторож благоговейным пальцем показал на Нафаню:

— Глядите, у него синяк набухает!

— Чепуха… — заотрицал священник, но на взбалмошную икону глянул с тревогой. — Синяк у мужика давно...

— Нет, синяк свежий! Я знаю толк в синяках! – похвастался Амбарыч.

— Точно синяк! – поддакнула Марковна.

— Так у кого там бесы? – саркастически засмеялась Варвара.

— Так и зарождаются ереси! – торжественно изрек батюшка в пустоту. Никто не верил ему, и сам себе он не верил тоже.

24. Клюев и Орхидеи-люб

Клюев шёл пешком к Садко, согласно напутствию странного нищего. Утомившись, присел передохнуть на синюю скамеечку Петровского парка. К нему тотчас же подсел некий худощавый очкарик.

— Я вижу, что ты любишь орхидеи, — заметил он.

— Ты прав, – согласился Клюев.

— Приходи к нам с Олесией. У нас ты будешь накормлен и в тепле.

— А вы — это кто? – доверчиво развесил уши Клюев.

— Я – Орхидеи-люб! А Олесия — моя жена! – вдохновенно пропел очкарик. — И я вижу, что ты наш человек!

— Я должен поесть у Садко, — не согласился Клюев. – А потом приду.

— Возьми, — попросил Орхидеи-люб, протягивая свой адрес.

25. Объяснение чуда

Объяснение случилось возле Офиса Столичной Мафии. На Таганке. Вечерело.

Ливер – мордоворот с косой саженью в плечах, угодливо распахнул заднюю дверку лимузина. Михал Михалыч пыхнул сигарой и вознамерился загрузить своё тело в салон. Рядом плавно остановилось такси, из авто усталым мячом выпрыгнул Нафаня:

— Михал Михалыч!

Босс хищно осмотрел помощника: его помятый вид и крутотенный синячище под левым глазом. Цыкнул:

— Ливер, отойди.

Бандюг поправил за поясом пистолет и суетливо подчинился. Главарь сказал удивлённо:

— Нафаня Андрюшкин! Где ты шлялся целый день и что у тебя с рожей!?

— Михал Михалыч! – преданно вякнул секретарь. — Я приехал из больнички, куда меня доставили в бессознательном состоянии!

— Я тебе не приказывал ехать в больничку и впадать в бессознанку! Или ты что-то попутал в моих указаниях? Ну так, чуть-чуть… Скажи мне – попутал?

— Михал Михалыч, ну я ж не дебилоид! – улыбнулся своей остроте Нафаня.

Босс не посчитал шутку шуткой, но промолчал. А секретарь рассказал:

— Я приехал в храм, увидел там ваш рисунок, взял в руки... И тотчас получил от него такой удар, что упал без чувств!

— От кого получил удар?! – насторожено переспросил шеф.

— От Господа, который нарисован на доске, — обыденно объяснил секретарь. – Был в отключке весь день, а как только поймал сознание — по-тихому срулил из палаты.

Главарь являлся реалистом и не признавал, что Чудеса имеют место быть. Впрочем, Чудеса не признают, помимо реалистов, и обычные люди. А зря.

Поняв, что босс молчит, Нафаня разлился соловьём:

— В храме я ставил свечки за здоровье души! Всей нашей братве! Только… учинил перепутку: поставил свечки за здоровье в то место, где ставят за упокой. Господь, видно, обиделся и набил мне рожу… – прояснил обстоятельства Чуда секретарь.

— Херня и сказка! – последовала реакция босса.

Секретарь признал, что Михал Михалыч в свои 35 лет – уважаемый главарь мафии, а он в свои 35 лет – всего лишь Нафаня со смешной фамилией. И ему стало неловко за Чудо.

— Ладненько, с доской я дорешаю сам, сказочник, — резюмировал босс, нетерпеливо глянув на наручные часы. — А ты встречайся с братэлой и получи фотку Клюева! Предъявим бомжу на опознание!

Сотовый телефон шефа сыграл «Вальс». Михал Михалыч оборвал рингтон быстрым нажатием пальца на кнопку, и поднес трубку к вкрадчивому уху:

— Что!?.. Опознали?.. А Горилла?.. Почему ты молчал?.. Да… Держи меня в курсах.

Нафаня попытался подслушать диалог, но бесполезно. Телефон шефа не допускал разглашения голосов без ведома владельца.

— Звонил мой адвокат, — неохотно разгласил главарь столичной мафии. — Чеснок разбился на трассе, насмерть. А Горилла ещё с утра в морге, подрался с кем-то…

— А вы меня, Михал Михалыч, назвали сказочником! – с превосходством заулыбался Нафаня. — Это чё, блин, получается? Только я поставил Чесноку свечку за упокой — он разбился. А Гориллу, вы только вкурите смысл! Самого Гориллу, что гнул у нас руками подковы! — избили в усмерть.

Михал Михалыч послал свой реализм «гулять в садик», а сам нечаянно затянулся тлеющей стороной сигары:

— Чего ты там болтал про свечки? Поставил за здоровье туда, куда ставят за упокой?..

— Ага, — блеснул самодовольной улыбкой Нафаня. — Себе только воткнул в нужный Подсвечник. И то благодаря одной богомольной убогой…

Михал Михалыч проплевался полусгоревшим пеплом:

— А мне!?

— Вам поставил свечу самому первому! Ведь вы — самый лучший главарь мафии из всех главарей, которых я знаю!

Босс шалыми глазами вновь осмотрел синячище помощника под левым глазом.

— Видел остолопов. Но таких, блять… – натурально забздел шеф, вероятно – впервые в жизни.

— Михал Михалыч, не называйте меня остолопом! – ультимативным тоном попросил Нафаня. — Да… я знаю, что я — толстый, некрасивый и не очень умный тип. И у меня писечное недержание по ночам. Но я не остолоп.

Секретарь с печальными глазами побрёл к Офису. Михал Михалыч лирично глянул вслед:

— Пожалеть его, а?

26. Гжельский винегрет

Братья-близнецы Андрюшкины встретились в ресторане «Садко», на Тверской улице. Они съели четыре килограмма еды и выпили два литра пунша. Походя, вспомнили детство и поделились текущей житухой, затем приступили к разговору о насущных делах.

— Это Валера Клюев, – Аристофан передал фотографию брату.

— Вот они какие – везунки! – Нафаня бережно принял снимок.

Мордовороты – Кибалда и Скальпель, в статусе «подчиненных Нафани» — отошли отлить.

— Вот они какие – везунки! – повторил Нафаня, бездумно глядя в чью-то харю за одиноким столиком. Харя принадлежала как раз предмету разговора. Клюев кушал гжельский винегрет и размышлял о том, чем же за него заплатить. Он тупо смотрел в свою тарелку, не видя ничего и никого вокруг.

Нафаня провёл сравнительный анализ обеих харь. И понял, что обе физии – это есть одно лицо. Брателло обратился к Аристофану за подтверждением, что тот и сделал. Теперь осталось пленить Клюева и предъявить его бомжу лично, для опознания. Хотя и так всё ясно… Инкассацию Михал Михалыча грохнули дезертиры. Вполне, что Клюев не мочил братву на Помойке. Зато он – стопудово один из дезертиров!

— Нафаня! Мне жалко Клюева! Отпусти его! – вдруг плаксиво попросил армеец.

— Аристофан! Если я не доставлю Клюева к Михал Михалычу — то он отрежет мне яйцо! – индифферентно возразил мафиоза.

— Я не хочу, чтобы ты потерял яйцо, — резюмировал армеец, вытирая «мокрые» глаза.

На том и порешили. Нафаня щёлкнул пальцами, и из сортира вернулись мордовороты с косой саженью в плечах, — Скальпель и Кибалда.

Спустя 14 секунд

К одинокому столику подгребли Андрюшкины и мордовороты.

— Твою маму… — Клюев неприлично уставился на братьев-близнецов. Гжельский винегрет был забыт.

— Приветсон, салага, — с пренебрежением сказал Андрюшкин в армейском мундире.

— Я отвезу тебя к Михал Михалычу, щенок. И он будет резать тебе яйцо, — беззаботно бросил Андрюшкин в албанском пиджаке.

Клюев вскочил с целью дать драпака. Мордовороты поймали Клюева на пике вскока и внушительно заломали. Интересная пятёрка направилась к выходу. У порога дорогу процессии преградил метрдотель Ханжа.

— Вы не заплатили за четыре килограмма еды и за два литра пунша, — изрек Ханжа, глядя на братьев как на говно. — А вы не заплатили за гжельский винегрет. – Метрдотель погрозил Клюеву скалкой.

— Слышь, перец, ты офонарел? – обомлел от метрдотельской наглости мафиоза.

— Не-а. Офонарели вы, ведь у вас на роже фонарь, — учтиво рассмеялся Ханжа.

Мордовороты знали толк в кабацких шутках и искренне заржали. Армеец глупо улыбнулся – не зная, как реагировать.

— Перец, мы из Мафии! А чувак, сожравший гжельский винегрет — наш пленник!

Кибалда и Скальпель приосанились. Армеец быстренько слинял, от греха.

Ханжа побледнел от страха:

— Пардоньте, не за тех принял! – метрдотель отбил челом и выкинул скалку. — Простите, братва! – поклонился отдельно мордоворотам.

Ханжа отошёл в сторонку, уступая дорогу. Путь продолжили вчетвером.

27. Бетонка мафии

У двери в Тайную Комнату – подобно кремлёвским курсантам в смысле недвижности — замерли Трюфель и Молоток, — мордовороты с косой саженью в плечах. Этикет церемониала, лично разработанный Михал Михалычем, требовал стоять именно так. А кто стоял иначе – у того резали половые яйца.

Четвёрка подрулила к охране.

— Приветсон, братва! – важно сказал Нафаня. — Я достал нужного Михал Михалычу чувака. Дайте его завести в Тайную Комнату.

— В Тайную Комнату сейчас нельзя. Там… — Трюфель нагнулся к шелудивому уху мафиозы и вдвинул туда шепот.

— Пленник может посидеть пока в Бетонке, — популярно объяснил Молоток.

Разъяснение не вызвало возражений. И вызвать не могло.

— Кибалда и Скальпель! Идём в Бетонку!

Спустя 20 минут

Бетонка представляла собою квадратную цементную коробку без окон, обоев, побелки и мебели. Единственная батарея-радиатор излучала хладнокровное тепло. Под потолком – в пяти метрах от пола — электрическая лампочка без абажура и без света.

Хрен Моржовый пинком загнал Клюева в тюрягу, захлопнул железную дверь и заставил тускло светить лампочку. А сам приставил бычье око к дверному глазку.

Клюев осмотрелся. У дальней стены, спиной к двери, у батареи, спало тело. Солдатик пошевелил его носком армейского ботинка.

— Эй!

Тело замычало и повернуло к Клюеву заспанное лицо.

— Профессор!? – ботинок чуть не провалился от стыда под бетонный пол. И если б пол не был бетонным – то наверняка бы провалился.

— Мафия подстрелила, — Профессор обнажил лодыжку, перемотанную бинтом. – Томка и Фёдор утекли, а я…

Клюев вернулся к двери и залепил глазок слюной. Хрен Моржовый получил приказ войти в Бетонку только в случае начала Атомной войны. Поэтому он вознегодовал за дверями, не смея войти.

Солдатик присел перед бомжем на корточки, и интимным шепотом спросил:

— Ты был в Тайной Комнате?

— Да… — Леденящий страх сковал суставы и эмоции Профессора. Клюев крякнул и дал сокамернику пощечину. Это помогло, — бомжеский страх в испуге исчез, а дезертир озвучил чарующий план:

— Профессор! Отодвинь задницу от стены. Я достану из-за батареи револьвер системы «Кольт». Потом ты стучишь в дверь с криком: «Братва! Началась Атомная война!». Заходит Хрен Моржовый, я его убиваю выстрелом в глаз, и мы валим в пампасы.

— Привет-привет, мой юный гусь! Я одиночества боюсь! – от души поржал Профессор. Однако под укоризненным Клюевским взглядом зад от радиатора он всё-таки отодвинул.

Валера пошарил за батареей и вытащил из-за неё револьвер «Кольт». В барабанном гнезде желтел один боевой патрон.

Профессор впал в шок. Шок не помешал извиниться за недоверие, выраженное в грубой циничной форме.

28. Свинук и Свинятин

Где-то за храмом слышался пружинистый стук топора о дерево. Михал Михалыч услышал стук, как только вылез из своего лимузина с помощью Ливера. Босс и его охранник прошли в храмовую калитку, обогнули здание церкви и очутились в глубине двора. Там Мафия увидела широкоплечую, косматую и длиннобородую личность мужеского рода, с ясными очами. Голую до пояса – грудь и живот покрывали густые заросли волос с капельками пота.

Амбарыч воткнул топор в чурку, разогнул спинушку, очи лучились васильковым благодушием:

— Здравствуйте, люди!

Михал Михалыч сделал Ливеру удерживающий Жест, а сам выступил вперед:

— Ты – Амбарыч?

— Я – Амбарыч, мил человек.

— Бери ключи и отпирай храм! Там висит моя доска, я её забираю!

— Вы — грабители? — церковный сторож не очень охотно похрустел силушкой.

— Нет! Грабители грабят. А я намерен забрать то, что моё.

Служка недовольно закряхтел:

— Намедни отец Серафим имел со мной долгую беседу. Назвал меня мракобесом и инквизитором. Если я вам набью сейчас мордени, то батюшка может не по-децки осерчать. Но… я ж не виноват, что богохульники сами ко мне липнут!

— Амбарыч! Открывай храм или потеряешь яйцо!

Сторож, не торопясь, надел кафтан и засучил рукава. Михал Михалыч сделал Ливеру приглашающий Жест. Мордоворот встал в боксёрскую стойку. А Амбарыч, изловчившись, схватил его двумя руками за ноги — как дубину, и с размаху ударил этой «дубиной» Михал Михалыча. Опытный главарь Мафии успел присесть, и Ливер ударил воздух, а потом Им стукнули о землю.

Сторож отряхнул по-мужицки руки, в упор глянул. Обычно после демонстрации силы наступала сила демонстрации: ещё не поверженный противник убегал. Только с Михал Михалычем это обломилось — он выдернул из кармана револьвер:

— Ты откроешь храм, Амбарыч! Или отстрелю тебе яйцо!

Сторож испугался и зажал промежность обеими руками. Вдруг за спиной Шефа прозвучала просьба:

— Эй, чувак, брось пушку! В противном случае стреляю на счёт «два». Раз!

Босс медленно бросил револьвер на землю и быстро поднял руки вверх.

— Поверни морду к нам!

Михал Михалыч развернулся задом к Амбарычу. Встревоженным глазам мафиози предстали двое полицейских парней в штатских бушлатах: помоложе и постарше.

Старший держал пистолет, а у младшего в руке был пластиковый Пакет – вроде тех, с которыми студенты ходят на занятия, таская в них учебники и тетрадки. Пакет отливал бирюзовым фиолетом и брякал железом при каждом движении.

— А, Свинук! – поморщился главарь Мафии.

— Михал Михалыч! – радостно воскликнул полицейский с пистолетом. — То-то, смотрю, тачка у ограды знакомая. Теперь не отвертишься!

— И что ты мне, Свинук, можешь припаять?

— Незаконное ношение оружия, угрозу убийством… И это только начало твоих, уголовно наказуемых, деяний.

Полицейский с Пакетом прибрал револьвер мафиози и дерзко крикнул:

— Глотай воздух свободы, Михал Михалыч! Вряд ли в обозримые двадцать лет ты им будешь дышать!

— Ты кто такой!? – встал в позу шеф.

— Он – мой напарник по фамилии Свинятин.

— Родственнички, твою мать! Вся ментура – родственнички… — укоризненно проворчал Михал Михалыч.

— Мы не родственники, — поправил Свинятин.

— Мы просто работаем вместе, — подтвердил Свинук. Он посадил мафиози на травку, закурил сам и разрешил закурить пленнику. Слабо шевелящегося Ливера полиция не тронула: может, не заметила, а может, он им был и не нужен.

Свинятин вызвал патрульный экипаж и занялся церковным сторожем.

Спустя 24 секунды

— Вы — Амбарыч?

— Я…

— Я — мент Свинятин. Моя должность называется: младший опер столичной уголовки, — парень показал красную книжечку. – Вообще-то, мы с напарником приехали специально к вам. Чувак… которого вы ударили сегодня утром – он … навсегда превратился в труп.

— Я потихоньку ударил! – вознегодовал Амбарыч.

— Уголовный Кодекс не поощряет бздёж… – зачем-то отметил Свинятин. – Вы грохнули бандюга Гориллу, которого надо было грохнуть ещё лет пятнадцать назад… Поэтому не сцыте, мы со Свинуком вас отмажем! Но это потом, а сейчас мне надо взять с вас показания.

— Какие-такие показания!? – взъерепенился сторож.

— Я опишу всю хренотень, что здесь случилась. А вы – подпишите. Чувак, что хотел вам отстрелить яйцо – это Михал Михалыч, главарь столичной Мафии. Идейный вдохновитель двух сотен убийств, организатор наркотрафика, владелец полусотни подпольных борделей, главный поставщик левого спирта, половой извращенец и садист. Ну, это чтобы вы прониклись правильно…

Амбарыч насуплено слушал и проникался.

— …Будет предварительное следствие с выносом мозга, — со знанием дела рассказывал полицейский. – А потом случится суд над Михал Михалычем и его братвой, куда вы придете в качестве свидетеля! И вынос мозга на следствии нервно курит в стороне, глядя на суд…

— Погоди, Свинятин! – страстно перебил «православный активист». — Не надыть суда! Давай я просто врежу Михал Михалычу от души! Он отправится на Небеса и пусть Господь сам разбирается с его душой. А?.. Ведь даже ребёнки знают, что земной суд неправеден!

На физиономии Свинятина «добрый полицейский» и «злой полицейский» сыграли в известную игру:

— Господь Михал Михалыча осудит, но после нас, Амбарыч… Кстати, вы сам под колпаком и отмазать вас от вашего же трупа – это надо постараться! Как ни тасуй, но Гориллу грохнули вы!

Служка сжал праведные кулачищи:

— Горилла первым полез! Он пнул меня по правому помидору! Их была целая бригада богохульников!.. Все – богохульники! И Михал Михалыч богохульник! И вы со Свинуком…

Младший опер понял, что перегнул палку. Наверняка палку вообще не стоило гнуть в случае с таким Персонажем, как сей мужичок.

— Забудьте о богохульниках, Амбарыч! Тогда будете на свободе!.. Спокойней, ага?.. — миролюбиво заголосил Свинятин. — Между прочим, отец Серафим не может на вас нахвалиться! Именно благодаря его просьбе мы и берёмся вас отмазать!

К храмовой калитке подъехал и посигналил патрульный экипаж. Свинятин почти бегом cдёрнул за ограду.

Амбарыча обуяла недоумённая задумчивость. Или давайте напишем так: Амбарыча обуяла задумчивая недоумённость. Он разжал кулачищи и засунул бороду в штаны-трико:

— Чего ж тогда отец Серафим постоянно меня ругает?.. Или он лицемерит и говорит не то, что думает?.. А лицемерие – это богохульство в чистом виде…

29. Встреча в секте

Парочка беглецов из Тайной комнаты нашла адрес любителей цветов, куда солдатик так и не дошёл, повернув к «Садко». Постучались в дверь двухкомнатной квартиры. Открыл сам хозяин.

— Привет! Я пришёл с другом…

Через минуту Орхидеи-люб вводил в квартиру Клюева и Профессора. На пороге гостевой спальни он произнёс возвышенно:

— Познакомьтесь, мои дорогие! Это Валера – наш человек. А это — друг Валеры.

В комнате – на тюфяках, расположились Фёдор, Тома и Олесия. Центральную часть стены занимала Дивная Орхидея, висящая на жестоком распятии.

— Профессор! – удивилась жена.

— Томка! – удивился муж.

Супруги нежно обнялись и сладко поцеловались. Клюев рукопожал Фёдора и уронил:

— Дамочка на кресте изрядно красива.

Олесия и Орхидеи-люб тактично вышла из комнаты, дабы не мешать встрече.

— Вот дурики! – зыркнул Профессор на странную обстановку.

— Они – дурики, — с усмешкой отозвался Фёдор. — Зато здесь я имею крышу над головой, горячую ванну и чистую постель. Поэтому их личные тараканы мне неинтересны.

Каждый остался при своем мнении, включая тех, кто своего мнения не имел или ещё не выработал.

30. Хрен Моржовый

В правом глазу Хрена Моржового круглела совсем не эстетичная дырка от пули 45-го калибра. Нафаня с досадой топтался возле трупа в Бетонке, в его руке был револьвер-убийца. Михал Михалыч не отвечал на звонки и секретарь решил сам допросить дезертира. Но тут…

— Чёрт! Нужно было обыскать пленника!

За спиной послышался опасный шорох. Нафаня недовольно обернулся и увидел полицию в штатских бушлатах. Свинук держал пистолет, а Свинятин брякал Пакетом цвета бирюзового фиолета.

— Что за нахрен!? Вы кто такие!? – разгневанно наехал мафиоза.

— Моя фамилия Свинук. Это мой напарник Свинятин, — представилась полиция.

— Сви… Вы чё, родственники — типа братья? – не вкурил Нафаня.

— Мы не родственники, — поправил Свинятин. — Мы просто работаем вместе, в столичной уголовке.

— За что ты грохнул Хрена Моржового, Нафаня? – участливо спросил Свинук.

Мафиоза мгновенно положил «Кольт» рядом с покойником и накрыл его своим албанским пиджаком.

— Менты, это не я!

Полиция закономерно посчитала фразу отмазкой. Укоризненно вздохнула.

— Не лечи нас, чувак! — попросил Свинук. – Нафаня… Нафаня Андрюшкин… — мечтательно пропел он. — Секретарь Михал Михалыча. Твой босс чётко описал твою морду. Не узнать тебя нельзя!

Свинятин нетерпеливо потряс Пакетом со звуком железа. Добавил сурово:

— Михал Михалыч осваивает камеру. И уже раскололся в плане многих своих дел. А тебя, Нафаня, он назвал своей правой рукой!

— Циничное убийство в глаз — это не слабо! – не удержался и «нанёс удар ниже пояса» Свинук.

Нафаня яростно тиснул ладошки и заквасил лицо:

— Век воли не видать!.. – Если б он умел, то наверняка бы перекрестился. Но креститься он не умел.

Полиция фалдами своих бушлатов отёрла мафиозе его искренние слёзы:

— Ты не плачь, Нафаня. Мы разберёмся. Мы – менты, и кто ж, если не мы?..

— Разберитесь по чесноку! – заревел во весь голос мафиозный секретарь. — А я поведаю обо всех делах, что можно доказать! Вплоть до мельчайших мелочей!

— Нафаня, в тебе просыпается гражданский долг! – поощрил Свинук. — Сейчас поедем в участок, и ты начнёшь песнь о том, как насиловал общество вместе с Михал Михалычем… Но сначала проведёшь нас к Тайной Комнате!

— К Тайной Комнате!? Вашу мать! Вы хорошо подумали!?

31. Тайная комната

У двери в Тайную Комнату эффектно замерли Трюфель и Молоток — мордовороты с косой саженью в плечах. В сторонке послышался стук трёх пар обуви о паркет. Охрана молча достала из-под мышек мини-автоматы.

Паркетный коридор внезапно кончился – Нафаня и полиция оказались лицом к лицу с мордоворотами.

— Чуваков из Мафии прошу отойти от двери в Тайную Комнату! – безапелляционно сказала полиция.

Стволы мини-автоматов жёстко упёрлись в незваных гостей.

— Нафаня! Чё за уроды пришли с тобой?

— Братва! Они менты! – прояснил мафиоза.

Полиция достала и показала красные «корочки»:

— Видите! Благодаря этой книженции мы можем пройти в любое место!

Мордовороты опустили оружие. Задумались… А полиция попыталась протиснуться к двери.

— Спокуха, менты! – оттолкнули наглецов мордовороты. — Ваши книженции допускают в почти любое место. Тайная Комната и есть это «почти»!

— А что имеет силу для прохода в Тайную Комнату? – каверзно спросила полиция.

— Личное разрешение Михал Михалыча.

— Братва! Менты закрыли Михал Михалыча! – выпалил мафиоза Андрюшкин.

— Не лепи!

— Звенишь!

— Спросите у ментов… — не очень уверенно саппелировал Нафаня.

Полиция вволю потешилась над тупорылостью братвы. Братва позволила над собой потеху, так как ничего другого ей не предложили.

Свинук как старший в паре, — достал бумагу и показал её охране:

— Прошу ознакомится с бумаженцией!

— Я прочту! – Нафаня схватил бумагу, немного почитал и долгим расстроенным взглядом посмотрел на мордоворотов:

— Братва! Это ордер, разрешающий обыскать и опечатать Тайную Комнату!

— Ордер подписан прокурором Столицы. Вы обязаны ему подчиниться! – Свинук веско спрятал бумагу назад – за пазуху.

Мордовороты подумали-подумали и озвучили мысли вслух:

— Чё бум делать?

— Ордер – бумажка нехилая. Но… инструкция по охране Тайной Комнаты ничё про ордер не говорит!

— Вы всё слышали, менты! – передернул могутной шеей Трюфель. — Привезите разрешение от Михал Михалыча. Тогда и будем базарить.

— На крайняк доставьте чувака, которому надо отрезать яйцо. Раз Нафаня здесь, сойдёт и чувак, — показал лояльность Молоток. — А так не можем!

— Тогда мы вас оттолкнём! Отберём пушки и войдём силой! – взяла на понт полиция.

Мордовороты приняли понт за чистую монету: заткнули мини-автоматы в подмышки, и размяли ладони-лопаты.

— Ежели вы попробуете это сделать — мы вас изобьем до полусмерти!

— А может, до смерти!

Полиция отказалась от понтов: либо ввиду бесполезности, либо дорожа временем или репутацией:

— Тогда мы вызовем спецназ со всеми вытекухами! – нетерпеливо рявкнул Свинук.

— Сейчас ляжете мордами в пол! – напутствовал Свинятин. — Или готовьтесь к экзекуции резиновыми дубинками!

Мордовороты раскидали мыслишки и так, и эдак. И резюмировали:

— Мафии не справится со спецназом! – братва отдала полиции оружие, убеждённо опустилась на колени, а затем перевалилась на животы, сцепила кисти на затылках.

— Свинятин, надень на всех браслеты!

Свинятин прибрал мини-автоматы и опорожнил Пакет цвета бирюзового фиолета. Со звуком брякающего железа на паркет вывалилась груда блестящих наручников. У секретаря самопроизвольно открылся рот, а синячище под левым глазом вдохновенно зачесался.

— Нафаня! А ты чего выжидаешь? Пока в твоих услугах не нуждаемся! – Свинук сделал мафиозе легкий подзатыльник в печень. Андрюшкин, не медля, свалил своё тучное тело между мордоворотами.

Свинятин занялся облачением братвы в наручники. А Свинук сжал решительные губы и с силой рванул на себя дверь Тайной Комнаты. Створка со скрипом приоткрылась, а из Щели полился волшебно красивый, синий-синий свет. Старший опер, стоя в синем ореоле, благоговейно всунул голову в Щель и улетел в нирвану.

— Свинук! Эй, Свинук! – настойчиво позвал напарник, закончивший вязать братву. Старший опер пообещал нирване быть верным и возвратил ошарашенную голову в паркетный коридор.

— Что там, Свинук?

— Нужно позвонить генералу Вахромееву! – стряхнул синее наваждение полицейский, доставая мобильный телефон.

32. Репортаж с помойки

— Доброе утро, мои любопытные лохи! С вами «Криминал ТВ». Я — Маня Хохотова! И мой бессменный оператор Гей Забабахов! Сейчас мы вам покажем эксклюзив!

На Главной Столичной Помойке — среди долбанных груд мусора – находилась журналистка с микрофоном в руке. Маня ведёт свои прямые репортажи с чувством-толком-расстановкой, бесконечно мимикрируя веснушчатым лицом и задорно подмигивая в камеру.

Прямо перед Маней имел место быть долговязый чувак — её оператор Гей, с камерой на плече и в кепке-бейсболке.

На заднем плане кадра находились носилки с покойниками, а также стояли полицейский УАЗ, труповозка и красивая иномарка. Толклись парни в бушлатах полиции и погрузчики трупов в зеленой униформе. Маня задорно продолжала:

— Час назад поймали чувака, желавшего продать армейский автомат! Его имя – Леонид, он местный мусоровозчик. Полиция врезала ему по почкам, и он сразу рассказал о жестоком убийстве. А также о покупателе оружия, которого после тоже повязали… Гей, за мной!

Маня прыгнула к движухе за спиной, Гей следом. В объективе камеры возникла парочка полицейских в штатском. Микрофон сунулся к мордам и, немного поколебавшись между ртами, отдал предпочтение одному. Его лицо заняло весь экран.

— Пожалуйста, представьтесь. И ответьте, что здесь случилось? — попросил голос Мани.

— Я — мент Свинук! Моя должность называется: старший опер столичной уголовки. То, что мы видим на Главной Помойке – херня! По сравнению с тем, что я сделал вчера!

— А что вы сделали вчера?

— Я и мой напарник Свинятин арестовали Михал Михалыча.

— А ещё мы опечатали Тайную Комнату! – влез в объектив напарник.

— Тайную Комнату!? – поражённо воскликнул голос Мани. — Гей, покажи меня!

Когда оператор исполнил просьбу, то Маня сделала большие глаза и, гримасничая, громко прошептала в камеру:

— Тайная Комната! Эти менты, судя по фамилиям, родственники – типа братья. И у них вчера был богатый улов! Благодаря их оперативным действиям и отсутствию бздежа, прикрыта Тайная Комната Михал Михалыча, о которой в Столице ходят легенды! А сам Михал Михалыч освоил нары! Браво, менты! Гей!

Полицейские морды заняли кадр. Теперь вдвоём.

— Мы не родственники, — поправил Свинятин.

— Мы просто работаем вместе, — подтвердил Свинук.

— Поправка не принимается! – изложил своё мнение голос Мани. — Что вы можете сказать по эпизоду на Главной Столичной Помойке? Я узнала, что здесь четыре трупа. Они связаны с Михал Михалычем?

— Три трупа до вчерашнего дня состояли в Мафии! – озвучил Свинук. – Их имена: Жора, Тима и Люсьен. А о четвертом трупе — в виде бомжа — мне ничего не известно.

— Четвертый покойник воскрес? Исчез? Что-то-ещё? – недоумевал журналистский голос. – Впрочем, эфирное время дорого и есть более интересные вещи, чем судьба бомжеского трупа!

Полиция посмотрела на Маню, как на дуру. В отместку Гей показал полицию в неприглядном свете. Пакости остались Сторонами не замеченными.

— Кто именно грохнул братву Михал Михалыча из армейского автомата? – выспросил голос Мани.

— Валерий Клюев – дезертир.

— Ой, как интересно! А чуть подробней?

— Каждый день сюда приезжает мусоровозчик Леонид, — рассказал Свинук. – Он вываливает мусор и, по доброте душевной, кормит бомжей пирожками. Маргиналы обычно встречают Леонида криками радости, но вчера бомжи угрюмо сидели возле покойников, и домашние пироги жрать не стали! Зато они хмуро поведали имя убийцы. Леонид заметил, что их гражданский долг – прийти в участок и дать показания! Но бомжи испугались и убежали…

***

Орхидеи-люб и Олесия лежали в семейной постели, и — затаив дыхание – смотрели «Криминал ТВ».

Профессор и Тома потихоньку занимались сексом в гостевой спальне.

Фёдор завтракал на кухне, где ТВ не было. Хотя в гостевой спальне его не было тоже.

Клюев не любил телевизор как явление, и молча поплёвывал в потолок, краем уха слушая вздохи парочки на соседней койке.

***

— …Леонид взял армейский автомат, что валялся вблизи трупов, и повёз его в участок, — рассказал Свинятин. — Но по дороге наткнулся на чувака, навравшего, что он — мент. Этот псевдомент забрал у мусоровозчика автомат и даже выдал премию по программе, объявленной МВД…

Манин язык непривычно застоялся, она впихнула физиономию в объектив и радостно крикнула:

— Все мы знаем об этой программе! Она называется: «Сдай пушку – получи бабки»! Спасибки, менты! Гей, за мной!

Маня, преследуемая оператором по пятам, припрыгала к красивой иномарке, и постучала в заднее окно.

Стекло легонько опустилось, и из глубин салона выглянул красномордый генерал. Маня с иезуитской простотой спросила:

— Вы зачем здесь сидите? Разве вы не должны находиться на месте преступления?

— Я и так нахожусь! Не вижу смысла болтаться возле трупов. К тому же здесь вонища!

Маня иезуитски подмигнула в камеру:

— Генерал Вахромеев – давний друг нашей программы!

— Маня, задавайте вопросы. Я не могу дышать помоечным дерьмом! – закашлялся генерал.

— Вопрос один! Фамилии купцов, совершавших сделку по армейскому автомату?

— Продавец – это мусоровозчик Леонид, его фамилия — Концов!

Маня иезуитски улыбнулась:

— Как?

— Концов! От слова «конец»! Покупатель – это Ануфрий Андрюшкин. И мне по хрену они все! Мерзостный запах! – генерал сердито прикрыл фортку.

Маня опасливо осмотрелась по сторонам и громко прошептала в камеру:

— Как мне только что стало известно из конфиденциального источника, фамилия Леонида – Концов! От слова «конец»!.. – и добавила с паузой. – Ну, а данные покупателя вы слышали…

Журналистка призывно махнула рукой оператору и зрителям, пропрыгала чуть в сторонку. Верный Гей верно не отстал.

— И, напоследок, финальный штрих! Я была б не я, если б не доискалась! Я сейчас стою рядом с раскопанной могилой, — Маня топнула изящной ножкой о землю.

Гей опустил объектив и уткнул его в неглубокую прямоугольную яму. Рядом с ямой лежал крест, связанный из двух палок. На поперечине синела жирным маркером фраза: «Покойся с миром, дорогой Зверь!».

— Могила принадлежит собаке. Кобелю! – прокомментировал голос Мани.

Оператор тщательно изучил могилу и камерно взмыл на журналистку.

— Наши доблестные менты, со свойственной им проницательностью, предположили, что Зверь – это кличка кобеля. Причины его смерти и похорон выясняются. Возможно, «собачье дело» будет выделено в отдельное производство! А-ха-ха!.. Маня Хохотова, Гей Забабахов! Специально для программы «Криминал ТВ»!

33. Стукач

На ТВ-экране Маню сменила толстоносая девушка-диктор. Она сказала, картавя:

— МВД объявило награду сто тысяч за любую инфу, могущую привести к поимке Валерия Клюева! Смотрите на фотку, запоминайте характерные черты лица, звоните «02» и получайте бабло!

Телевизор преподнес фотографию дезертира.

Орхидеи-люб резво вскочил с семейной постели – в трусах до колен, подпрыгнул к столику, схватил шариковую ручку и вбил «102» на ладонь руки. Крикнул возбуждённо:

— Какая прелесть, Олесия! Сейчас я звякну ментам, преступника бросят в узилище, а мы на свою награду накупим орхидей! И мир улыбнется, кутаясь в орхидеи!

— Сядь, мой нежный подлец! – Олесия привстала с постели, а потом присела.

Орхидеи-люб послушно лёг рядом.

— Я — твоя жена, и дурного не молвлю. Так?

Орхидеи-люб преданно ощупал добрые сиськи Олесии:

— Если б не ты, я бы никогда не полюбил орхидеи! И не знал бы, сколько б потерял, не зная этой любви! – муж содрал с жены ночную сорочку и припал к ароматному телу.

Олесия раздвинула кривые ножки и возбужденно выдохнула:

— Прояви мужество до приезда полиции. И о твоем геройстве, а заодно и о тебе, растрындят Средства Массовой Фальсификации. И вот тогда мир улыбнется, закутавшись в орхидеи!

Спустя 22 минуты

— Угораздило Клюева сделать покойников на помойке! Теперь неделю будем говном вонять! – выплеснул раздражение Свинук, заходя в свой кабинет на Петровке. Кабинет он делил на двоих с сами-знаете-кем.

— Только зашли в участок — стали шарахаться даже арестанты! – захныкал Свинятин, бросив в угол Пакет цвета бирюзового фиолета.

Свинук огорченно закурил:

— Поставь чайник!

— Не вопрос! – напарник вышел из кабинета с пустым чайником.

Зазвонил городской телефон. Опер покосился красным глазом, и вяло снял трубку:

— Аллё. Свинук на проводе…

На другом конце провода полиции «проехали по ушам» первой хреновиной.

— Мне на орхидеи положить болт… — зевнул Свинук и тут же чуть не подавился зевком. — Где он, мать его так?! Где этот сукин кот?!

Невидимый собеседник начал пространно объяснять вторую хреновину.

— Слухай, стукач, мать твою так! – нетерпеливо перебил опер. — Мне лично неизвестно о награде. Но если МВД обещает, то ты её получишь, я всячески поспособствую. Слово мента! Говори адрес! – Свинук вытащил из стаканчика ручку, подвинул листок бумаги.

Возвращение Свинятина с полным чайником воды прошло скучно и обыденно. Если не считать прилетевшего ему в нос, прямо на пороге кабинета, изжеванного окурка коллеги. Но и это скучно до обыденности, так как окурок прилетел не со злостным умыслом, а в порыве Свинуковской обиды на стукача. Если кинуть изжеванный окурок в знакомого или незнакомого тебе человека – это не погасит твоей обиды, но когда мы обижаемся – мы об этом не думаем.

— Мне до фени, что ты будешь покупать на свою награду! Скажи мне адрес или не получишь ни хрена! – разводил многоопытный сыскарь Свинук. — То есть, получишь срок за укрывательство преступника! Имей в виду, стукач, тебя уже пишут! Скоро по звонку мы вычислим номер телефона и тогда… То-то! Так… так… ясно!

Опер хлёстко шлёпнул адресом о стол:

— Свинятин, вызывай маски-шоу! Проявился Клюев!

34. Шесть секунд (6Х3)

В гостевой спальне происходило следующее.

Клюев расслабил тело на тюфяке, продолжая смотреть в потолок. Его покой нагло прервали орхидеи-любы, что вбежали в комнату с боевым кличем. Олесия укусила Валеру за нос с целью болевого шока, и прижала руки и ноги солдатика к матрасу. Главный сектант просунул под Клюева бельевой шнур и дерзко начал вязать героя-дезертира. Или горе-дезертира? Или дезертира-плохиша? Да плевать…

Фёдор отбросил книгу об орхидеях, и резво убежал на кухню.

Профессор слез с жены и удивлённо взглянул на ситуацию. Тома тоже удивилась.

— Чуваки, орхидеи-любы спятили! – в благородном гневе заорал Клюев, шмыгая полуоткушенным носом.

Олесия ловко прикрыла ор жёстким кулачком и возгласила:

— Братья и Сестры! Клюев оказался беглым преступником! Сейчас приедет полиция, дабы бросить его в узилище!

— Тоже мне новость! – поскучнел Профессор и занялся славной грудью Томы.

В гостевой спальне нарисовался Фёдор с тесаком для рубки мяса. Увесистой ручкой он стукнул по голове Олесии, а металлическим лезвием поковырялся в животе Орхидеи-люба.

Жестокое распятье с громким треском упало со стены на пол. Внезапно.

— Я не хочу сидеть за убийство Нацика! – сам себя успокоил Фёдор, помогая Клюеву освободиться от пут. Преступная парочка слилась на балкон.

Орхидеи-люб потрогал дырявый живот и потерял сознание. Тома и Профессор закончили секс и положили сектанта на свой тюфяк.

Олесия валялась на линолеуме с шишкой на голове, и непонимающе вглядывалась в поверженное распятье Дивной Орхидеи. Тон её шепота был рассудителен, а глаза сухи:

— Почему так!? Ведь мы только хотели заработать!

Спустя 6 секунд

А в это время, на балконе… Фёдор перелез через перила второго этажа, и висел на руках в нескольких метрах от земли, цепляясь за балконную решетку. Набираясь духа, чтобы спрыгнуть.

Клюев собирался было сделать то же самое, что и Фёдор, но вовремя не успел.

Во двор кирпичного дома орхидеи-любов влетел голубой микроавтобус. Не дожидаясь остановки, из автобуса выскочили Свинук и Свинятин, а за ними два десятка парней в масках, в бронежилетах и с полицейскими автоматами. Чуйка старшего опера сработала мгновенно:

— Вон Клюев! И с ним мужик! – ткнул в балкон пистолетом Свинук.

— Бойцы, за работу! – потряс Пакетом с наручниками Свинятин.

Камуфляжный балет рассредоточился по позиции согласно инструкции: часть бойцов оцепила пятиэтажку, часть проникла в подъезд орхидеи-любов. Сыскари закурили на крылечке. У автобуса остался сердитый Сидор – его нехилую грудь крест-накрест перемотала связка из 32 гранат.

Бомж подтянулся на руках, чтобы взобраться назад на балкон. Клюев попытался помочь, но попытка проваливалась. Пальцы Фёдора соскользнули с балконной решётки и бомж упал на балет.

Валерочка растерянно озирался на площадке.

Спустя 6 секунд

Во двор кирпичного дома влетел ещё один голубой микроавтобус. Из салона выпрыгнули Маня Хохотова и Гей Забабахов.

Журналистка повела хищными глазками, расторопно оценила расклады диспозиции. Оператор сдвинул кепку-бейсболку на затылок и настроил камеру.

— Гей, за мной!

Спецназ вел брыкающегося Фёдора к своему автобусу, когда на пути возникли Маня и Гей. К губам бомжа сунулся микрофон и голос Мани попросил:

— Скажите, кто вы и за что вас задержали?

— Невиновен я! Полицейские суки беспредельничают! – заорал Фёдор на весь Новый Зыковский проезд.

— А почему у вас за поясом здоровенный, окровавленный тесак? – предупредительно улыбнулась Маня. Убийца не придумал ответ и глупо молчал, микрофон плавал у его губ. Балет передал бомжа сердитому Сидору и отошел.

Маня, сетуя на глупость Фёдора, захотела стукнуть его по голове микрофоном. Сердитый Сидор крепко взял Фёдора за грудки, тем самым спася бомжа от микрофоноприкладства. Маня вкурила, кто бомжу – хозяин и забыла о нём:

— Гей! Вон менты, которые родственники – типа братья. Узнаем всё у них!

Микрофон удалился от бомжеского рта в сторону подъезда.

— Эй, а как же мой ответ на ваш вопрос! – Фёдор осознал, что больше шансов на интервью у него может не быть, а это грозит безродному бомжу реально полицейским беспределом.

Убийца схватил в качестве опоры ленту из гранат на сердитом Сидоре, и изо всех сил дёрнулся вслед уходящим журналюгам. Сидор по-хозяйски рванул ленту к себе – назад. Боевая граната не любит, когда её рвут из рук в руки. А связка из 32-х гранат вообще не рассуждает на такую тему…

Сердитый Сидор и бомж Фёдор улетели на Небеса, в компании двух голубых микроавтобусов и двух пронырливых журналюг.

Спустя 6 секунд

Ввысь клубился чёрный дым, по двору пятиэтажки были раскиданы куски человеческого мяса и лоскуты окровавленных бронежилетов.

Свинятин поднял оглоушенную голову от асфальтового пола подъездного крылечка. Потом поставил на ноги помятое тело и тряхнул осовелыми глазами. Свинук повторил действия напарника «один в один». Двое полицейских уставились друг на друга, как два дурака, а затем посмотрели вокруг. Центральное место в обзоре заняла целёхонькая видеокамера, лежащая посреди двора. Рядом с ней пристроились кепка-бейсболка и микрофон.

Задним фоном со двора сливался Клюев…

35. За полминуты до взрыва

— Ты не умрёшь, мой подлец! – с твёрдой убежденностью говорила Олесия, держа холодеющую руку мужа.

Орхидеи-люб прерывисто дышал, покоясь на тюфяке, в гостевой спальне. Его голый живот грел марлевый тампон, сквозь который проступало кровавое пятно. Закрытые глаза подёрнулись горячечной поволокой.

— Надо «Скорую»!

— И живенько!

Так, не менее твёрдо и убеждённо, сказала бомжеская парочка.

— Мир против орхидей… Он не возжелал улыбаться. Почему – не знаю, — недоуменно размыслила Олесия.

Тома на эмоциях сорвала с себя златую цепь Люсьена, бросила безутешной сектантке:

— Возьми! На похороны муженька! И на улыбки в мире!

Профессор взял подругу под трепетную ручку, Тома прижалась благодарным бедром.

— Назад — на Главную Столичную Помойку?..

Когда люмпенская парочка вышла из гостевой спальни – Олесия положила витое злато на раненный живот:

— Орхидеи-люб! Мир согласен улыбаться!

Муж открыл умиротворённые глазки, сгреб цепь потеплевшей рукою и поцеловал Олесию слабой улыбкой. Взасос.

В момент поцелуя сердитый Сидор, бомж Фёдор и Ко, — и улетели на небо.

Клюеву, этому дезертиру-убийце, вновь посчастливилось удрать целым и невредимым. Посему следующая глава имеет сюжетные предпосылки.

36. Тюряга

В тюремный застенок приземлили всех главных Персонажей этого странного сюжета. А именно: армейскую троицу и мафиозную двоицу. И все Герои осознали, что упали на нары только из-за Клюева!

В тюрьме думы особенно свербящие и безысходные. И особенно по пятницам. Как раз в одну из пятниц щёлкнули запоры, и жесткая вертухайская рука втолкнула в застенок новых сидельцев. Один являлся широкоплечим бугаём, а второй маленьким толстяком.

Новоприбывшие осмотрелись. А потом толстяк задвинул речь:

— Познакомьтесь, братэлосы! Леонид – он мусоровозчик. Хотел загнать мне армейский автомат! Сделку сорвали менты...

Леонид угрюмо покивал. А задумчивую паузу всколыхнули две фразы:

— Ануфрий, наш братэлло-близнец! – вскричали Андрюшкины.

— Отменная травка попалась! – проворчал Косяков.

Спустя 8 недель

Посредине застенка находился дощатый стол, по его сторонам первая и вторая лавки, стены опоясали лежанки-шконки. Сегодня диспозиции выглядели так:

Косяков и Леонид пыхали косячок, сидя на первой лавке. В перерывах между пыхами, в молчаливом кайфе, грызли сахар-рафинад.

Близнецы Андрюшкины кружились в Тройном Вальсе, и самозабвенно пели:

— Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!

Гоголев и Михал Михалыч неспешно диалогировали, сидя рядком на второй лавке:

— Когда-то я был не верующим мафиозным боссом…

— А сейчас уверовал, да?

Михал Михалыч ностальгически сплюнул и проворчал:

— Да-да… Ты посмотри на рожу Нафани, подполковник, и тоже станешь верующим... Если до сих пор не верующий. А если ты христианин – то атеистом тебе уж не стать…

У Нафани под левым глазом, по-прежнему, торчал крутотенный синячище. Гоголев мельком оглядел синяк и спросил:

— А как в смысле яиц, Михал Михалыч? Хочешь кому-нибудь отрезать?..

— Жажду, подполковник! Ай! – экс-главарь смурно вздохнул, и в расстройстве полез на лежанку-шконку – то ли грустить о прошлом, то ли мечтать о будущем.

***

В «Окне для Корма» прозвучал сочный надзирательский голос:

— Андрюшкин, который из Мафии. Прими посылку!

Нафаня живо бросил братьев и принял от вертухая коробку из плотного картона, склеенную албанскими печатями. Аристофан и Ануфрий раздраженно забухтели.

Экс-секретарь на почтительно растопыренных пальцах преподнёс посылку боссу.

— Наконец-то мне прислали Яйцерез! – любовно погладил картон Михал Михалыч и оглядел застенок с фанатичным блеском в глазах. — Нужно выбрать терпилу!

Заскрипели петли распахиваемой железной двери. Тюремные петли скрипят всегда и всюду, во все времена и на всех континентах. В камеру проник начальник каталажки Крысятин, обеими руками он крепко держал «Ведомость учёта людей».

— Все сидельцы могут отправляться к этой матери на свободу! Амнистия! – объявил Крысятин, сверяясь с «Ведомостью».

Тем временем, Михал Михалыч вскрыл печати, достал из коробки бумажный лист, развернул его и прочёл:

— Салют от фальшивых полутора миллионов!..

В посылке лежала бомба. Застенок тряхнуло и наполнило едким дымом. Зэков забрызгало жёлтой кровью мафиозного главаря, а взрывной волной раскидало по углам. На дощатый стол упала голова Михал Михалыча: с наполовину выбитыми зубами, одноглазая и без прически.

Кровавую тишину прогнали тоскливые возгласы, что заметались по застенку вперемешку с кашлем: «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…».

— Все могут идти к этой матери! – напомнил Крысятин, отирая закопчённую мордочку. — Кроме трупа Михал Михалыча! Потому что трупы мы не выпускаем!

37. Эпилоги

Спустя сорок дней – произошли три события: утром, днём и вечером.

Утром

— За блестящую операцию по поимке опасных бандюганов награждаются двое ментов из столичной уголовки! – торжественно объявил генерал Вахромеев. – Медалями МВД третьей степени!

Награждение происходило в Главном Корпусе «Министерства Внутренних Дел», в Первой Парадной Зале. На Большой Сцене нарисовалась неразлучная полицейская парочка, смущённо подгребла к генералу.

— Практически всех пойманных ими бандюгов вчерась выпустили по амнистии, — добавил Вахромеев. — Но это значит только то, что медали запоздали. А не то, что менты сработали хреново!

Генерал фамильярно наколол награды на груди и представил полицию кворуму в зале:

— Прошу любить и помнить! Родственники – типа братья! Свинук и Свинятин! Им – героям, слово!

Награждаемые сегодня одели служебные бушлаты, были без оружия и наручников.

— Мы не родственники, — поправил Свинятин.

— Мы просто работаем вместе, — подтвердил Свинук.

— Это народ не волнует, — тихо отметил генерал. – Скажите спич или спасибо, и убирайтесь со сцены! Мне ещё полсотни медалей надо раздать…

Днём

У тлеющего костра, на Главной Столичной Помойке, посиживали Тома и Профессор. Супруги отобедали ржаным хлебом с солёным салом, и сонно смотрели вдаль.

Там, вдали, по полю, гулял Нацик… без нимба и иных признаков ангела, но с улыбкой на блаженных устах. Рядом бегал Зверь в виде единого целого кобеля, он махал задорным хвостиком.

— Профессор! Пошли просить отца Серафима о трудоустройстве и каяться? – не выдержала позыва сердца Тома.

— Пятнадцать лет я преподавал физику и не верил в Бога, — неуверенно заявил экс-учёный. – А прожив на Помойке ещё пятнадцать лет – не только не верю, но и разочарован в Боге, в которого я не верю…

…по полю, в направлении храма, шли муж и жена. На ручках у Томы пушистым клубком свернулся Зверь. Он – спал, и ему снились стихи:

Ангелы в небе играются чудно,

Солнышко светит, роса на траве,

Спас меня Господи – дал то, что нужно,

Обрёл я блаженство на грешной земле…

Вечером

— Сорок дней назад мы подобрали тебя на улице: голодного, холодного и покрытого язвами! Мы тебя отлелеяли и стали холить. И ты, в порыве благодарности, завещал нам свою душу! Мы оценили глубину Поступка, так как душа – это самая ценная вещь для разумного человека. А ты разумен, даже очень. И у тебя громадный потэнциал! Очень громадный, хех! — молвила первая Хрюшка со Столичной Рублёвки, и облизнулась.

— Сорок дней назад ты увидел нас на улице: сытых, лоснящихся жиром и унизанных златом! Ты нам дал Знание счастья. И в порыве благодарности мы подарили тебе миллион!.. Ты оценил наш подарок, так как деньги – это самая важная вещь для жирных свиней вроде нас!.. – молвила вторая Хрюшка со Столичной Рублёвки, и закручинилась.

Клюев согласно кивал, так как кивать несогласно не было причины. А ещё несогласно не кивают, это делают только в знак согласия. Не кивать вообще Клюев не смог.

— Нас свела Госпожа Удача, но сегодня мы расстаёмся: юноша с глазами убийцы и две многопудовые тётки. Так надо! – молвили обе Хрюшки.

— Заметьте, не я это сказал! — торопливо подытожил Клюев. Он кинул свою душу на полочку для обуви, взял кейс с наличным миллионом и спешно покинул рублёвский особняк.

Хрюшки вышли в сад и начали играться с Клюевской душой. Когда играться наскучило – они ушли кушать, а потом забыли про душу.

***

Душа валялась в саду и мёрзла. Зимой её согрел снег. Весной душа расцвела.

38. Эпитафия

Михал Михалыча похоронили на столичном кладбище – в день смерти, до захода солнца. По албанскому обычаю.

2007, 2011, 2018

Оглавление

От автора

1. Убийство в армии

2. До-свидос

3. Возвращение танка

4. Дезертиры в столице

5. Человек-полковник

6. Знак с небес

7. Разборка мафии

8. Главная столичная помойка

9. Хочу в Сибирь!

10. Эпопея с рисунком

11. Судьбоносная находка

12. Расстрел плохих парней

13. Говорящий кот

14. Дилеммы бомжей

15. Второй Андрюшкин

16. Вопрос про отрезанное яйцо

17. Звонок братэлоса

18. О логике мафии

19. Явление Орхидеи-люба

20. Вита и её папа

21. Встреча с нищим

22. Амбарыч и богохульники

23. Синяк от Господа

24. Клюев и Орхидеи-люб

25. Объяснение чуда

26. Гжельский винегрет

27. Бетонка мафии

28. Свинук и Свинятин

29. Встреча в секте

30. Хрен Моржовый

31. Тайная комната

32. Репортаж с помойки

33. Стукач

34. Шесть секунд (6Х3)

35. За полминуты до взрыва

36. Тюряга

37. Эпилоги

38. Эпитафия Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg