«Незнакомец»

Улица в Килфанте была так крута, что если несильно прыгнуть с верха деревни, то на землю опустишься только в самом низу; правда, можно ушибиться.

Каждый дом сидел на левом плече у соседа, по всей улице, так что печной дым миссис Джонс-Бакалейной тянуло в полуподвал миссис Джонс-Сапожной, а из ее верхних окон — в подвал почты, а из окна спаленки Почтовой Дочки — в окно Мясницкой Тети (парализованной и жившей внизу) и так далее, словно по дымоходу, до самого верха, где он коптил животы овцам, пасшимся на склоне холма.

Но этим не объяснить, почему в Килфант явился Незнакомец — разве из любопытства? — и что он делал в этой блюдущей субботу анабаптистской деревеньке, зная, по всей вероятности, что там недолго угодить в передрягу, и зачем вообще очутился так далеко от дома.

Мистер Уильямс был пастырем Килфанта и, наверное, тридцати миль окрест: такой толстый старик, что с трудом ходил между своими церквами. Лицо он имел тяжелое, глаза маленькие, но с мечтательностью, а в кармане всегда носил липкие сласти. Он был глух, как тетерев, и то ревел, как бык, то шептал, как влюбленный юноша. Рев его можно было услышать через долину. У него был один черный костюм с заплатами и один стихарь, каковой он иногда подвергал штопке. Жил он с того, что сдавал дом на лето, а когда билль об отделении церкви от государства отнял у него годовое жалованье в восемь фунтов, он стал прирабатывать стиркой: вы могли наблюдать, как он стоял перед домом, широко расставив ноги, погрузив могучие руки по локоть в пену, с полотенцем, пришпиленным к плечам, чтобы не выгорал пиджак, и ревом приветствовал каждого прохожего.