Zотов Скелет бога
© Зотов Г. А., 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Часть первая Та’Хаджрат
Дай мне в подарок лишь одну ночь — Я постараюсь тебе помочь. Скажу, что скрывает в себе глубина, — Там, за стеною древнего сна… Rage, «Beyond the wall of sleep»Пролог (остров Мальта, 1916 год)
Она бежала так быстро, как только могла. Спотыкаясь о камни, падала, поднималась и снова неслась сквозь кромешную тьму. По исцарапанному лицу текли слёзы, но Фелиция и не думала звать на помощь. Во-первых, после сцены, которую ей только что довелось случайно увидеть, она орала как резаная… а толку? С вечера шторм, волны ревут – и свой-то голос не услышишь, не то что чужой. Во-вторых, поблизости нет НИ ЕДИНОГО человека, в чьей власти её спасти. Местные рыбаки, пусть и крепкие ребята, с бедой не справятся… нужны другие. С ружьями, с пулемётами… с чем-нибудь мощным. Боже, лишь бы успеть! Ничего не видно, она повинуется инстинкту и памяти… кажется, до поворота осталось две мили… ну или около того. Оттуда она выберется на дорогу, а там рукой подать – шлагбаум, фонарь и пост «томми»,[1] скучающих в жёлтом песочном домике. Шестеро солдат. Если они ей и не помогут, по крайней мере отвлекут тех. Кого? Этого Фелиция и сама не знала.
Она остановилась, стараясь отдышаться.
Лицо было мокрым и блестело от слёз. Ноги саднило, порезы на икрах сочились кровью. Правая рука страшно болела – схватившись за камень при падении, Фелиция сорвала ноготь на большом пальце. Господи милостивый, Святая Дева Мария… ДА ЧТО ЖЕ ОНИ ТАКОЕ?!
Фелиция закрыла глаза.
Изумрудный свет – очень красивый. Яркий, пробивающийся откуда-то изнутри. Солёные брызги. Монотонный звук, поначалу принятый за вой ветра… Пение. Мелодия – переливы тонкие и нежные, звон, как от бьющегося хрусталя. Утёс над морем. И… нет. Нет! Нет! Хрипло застонав, девушка с отчаянием сдавила виски ладонями.
Боже, она не хочет ЭТО вспоминать!
Фелиция даже не знала, гонятся ли за ней. Один из них просто обернулся и, как ей показалось, взглянул в её сторону. Оцепенение словно рукой сняло – она тут же сломя голову понеслась во мрак. Заметили? Да кто же знает. Проблема не только в ночных гостях. Даже если она сумеет выпутаться из передряги, отделавшись царапинами и сорванным ногтем, в деревне ей не поверят даже родная мать и лучшие подруги. Посмеются, покрутят пальцем у виска, посмотрят как на седую дурочку Лючию, ту самую, что уже двадцать лет ходит встречать утонувшего жениха на скалу у Мджарр.
Краешек луны выглянул из-за туч, разбавив темноту: мертвенно-бледный свет лёг на поверхность выжженных солнцем гор… Страшная картина – силуэты оскаленных утёсов на фоне серой равнины. Плача, девушка кляла себя последними словами. Зачем, ну вот зачем она сюда явилась? Проклятая легенда. Лишь бы убежать, вернуться домой… и НИКОГДА БОЛЬШЕ! Никогда и на полсотни миль она к морю не подойдёт!
Фелицию не заботило, как поведут себя «томми», завидев обнажённую шестнадцатилетнюю девушку. Однажды на празднике она слышала, как пьяная мать обсуждала с тёткой, что требуется мужчинам. Фелиция тогда ужаснулась: неужели муж в первую брачную ночь сотворит с ней такое?!.. А сейчас подумала – да ради Бога. Она отдаст всё что угодно, если солдаты задержат их.
Девушку колотила нервная дрожь, кожа покрылась пупырышками… Дикая жара, а тело словно опустили в снег. Интересно, почему?..
Наверное, это немцы. Нет, точно – больше некому.
После начала войны с Германией на острове боялись, что фрицы обязательно придут сюда. А как иначе? У них самая лучшая армия и удивительная техника: летающие аэропланы с бомбами, лодки, опускающиеся на большую глубину. Наверное, на таких они и приплыли. Ничего, Фелиция всё-всё расскажет «томми». Опишет в мельчайших подробностях. Остаётся понять – где она сейчас? Как далеко от дороги? Куда двигаться дальше? Девушка стиснула в кулаке крестик – края врезались в кожу, но она ничего не чувствовала, кроме животного желания спастись.
«Святая Матерь, не оставь рабу свою, заступись, помоги…»
Лунный свет померк – пространство вновь погрузилось во мрак. Попятившись, Фелиция натолкнулась на огромный камень. Обернулась, пошарила ладонью. Стена. Неровная, шершавая поверхность. Кажется, коралловый известняк. Сердце захлестнула волна леденящего страха. Знакомое место. Ох, до чего же знакомое…
Получается, она всё время бежала не в ту сторону.
Двигаясь наугад, девушка ощупывала стену обеими руками. Здесь должен быть вход. Да, вот колонна. Может, ничего страшного? Зачем так трястись? Она взмолилась небесам, и те откликнулись на просьбу – предоставили ей убежище. В подобную темень разыскать пост «томми» нелегко, так почему бы не отсидеться тут до утра? До восхода осталось не больше двух часов, а там… Её не покидала надежда: раз они собрались под покровом ночи, значит, боятся солнца… Или, по крайней мере, опасаются вылезать на дневной свет. Ей это на руку. Посветлеет – она сообразит, как добраться до дороги. Толстые стены – отличная защита. Если фрицы (или кто они там) сейчас её преследуют, сюда наверняка не заглянут. Пройдут мимо.
Девушку покинули последние силы.
Рухнув на осколки камней, она зарыдала. Вдруг стало всё равно – слышат её или нет.
– Успокойся. Не следовало тебе бежать. Ты пришла куда надо…
Фелиция неистово завизжала, уставившись во тьму. Она не видела лица говорящего, но её одновременно удивляло и пугало то, что голос был ласков, а его интонации завораживали: он будто бы обволакивал бархатом, заворачивал в себя. Виднелись лишь глаза – бледно-зелёные, светящиеся, как у зверя – кота или волка. Неожиданно стало спокойно. Дрожь утихла. Фелиция больше не ощущала боли в изрезанных ступнях. От лодыжек до макушки тело заполнило странное чувство – приятное, сладкое и томительное, как месяц назад, когда она впервые увидела своего Адониса. Девушка поднялась на ноги, одной рукой поглаживая грудь, другой лобок – сначала робко, а затем всё увереннее. Облизнула пересохшие губы. Шагнув в направлении зелёных глаз, она утонула в их глубине, словно провалилась в бездну. Неизвестное доселе предвкушение грядущей близости наполнило лоно влагой.
– Возьми меня.
– О да, – любезно согласился бархатный голос. – Именно это я сейчас с тобой и сделаю.
Фелиция не видела, как развалины здания, построенного из огромных каменных блоков, окружили они – те самые, кого она случайно увидела в лучах изумрудного света. Существа подходили, смыкая круг. Фелиция запрокинула голову, вне себя от счастья. Ей хотелось, чтобы вся деревня почувствовала сладость, отчаянно терзающую её тело изнутри.
И тут наваждение сгинуло.
Она поняла: сейчас случится что-то очень плохое. Совсем. Даже ужасное.
Девушка раскрыла рот, пытаясь закричать. Лёгкие разорвала страшная боль: корчась, Фелиция прижала обе ладони к груди. Внутренности жгло, будто в тело щедро сыпанули горящих углей. Взгляд померк. Упав на колени перед чужаком, Фелиция взмолилась. О милости. О жизни. Забормотала о том, что ей хочется к маме. И что она никому и ничего не скажет…
– Я очень разочарован, – печально произнёс голос. – Теперь всё будет иначе.
Глаза Фелиции остекленели. Из открытого рта, ушей и носа, пенясь, хлынули струи морской воды…
Глава 1 Цветок (градъ Корниловъ, 50 вёрстъ отъ Архангельска, 2016 годъ)
– Ох, итить твою в телегу! Да неужто сдох? Вот же ж сука хохломская!
Купец первой гильдии Африкан Карпыч Тихомиров, перекрестясь, с душой набрал полный рот слюны и смачно плюнул на дверцу своего новенького автомобиля.
Не так давно сам великий государь (дай ему Господь Иисус Христос доброго здоровьичка!) сел за руль детища имперского автопрома «Медведюшка Super», собранного на заводе в посёлке Ковернино, и высочайше изволил проехать на нём цельных 500 вёрст. Правда, злые языки говаривали, император за это время раз восемь поменял машину: сперва она заглохла, затем спустило колесо, а потом «Медведюшка» и вовсе взревел, да и развалился к чертям, едва его величество занял переднее сиденье, – один только руль в монарших ручках и остался. Так или нет, однако ж всех купцов обязали приобрести автомобильчик (минимум по штучке), дабы поддержать отечественного производителя звонкой монетой супротив всяких там «мерседесов» бесовских.
Африкан Карпыч, дурак эдакий, едва ли не первым кошель раскрыл. Заказал честь по чести, с хохломской росписью: санками, конями да птицами красными. Он же небось воистину русский да православный, а фирма его «Святой духъ», что производит лучшие в империи презервативы (да ещё и с благословления митрополита Онежского), – самая престижная. Дочку Африкана на бал в Кремль приглашали, с графьями эклеры господские-с кушать…
Ну и что теперь? Проехал от силы десять вёрстушек: задымил «Медведюшка», харкнул бензином и встал намертво. На дороге, посреди леса! Ну что за говно в Расее-то матушке собирают?! А время, как назло, раннее – народу никого, шоссе пустое. Наплевав на дородность и купеческое приличие, попытался Африкан сеть поймать – уж и подпрыгивал, и приседал, и на сосну хотел забраться (да с неё упал), – не ловит проклятый рукотрёп. Что ж, делать нечего. Придётся, как полному лоху, чапать до городка Корнилова ботиночками из жирафьей кожи от нехристя Гуччи (батюшка специально их святой водичкой кропил), вызывать оттудова техподдержку. Вот Господь-то наказал, а! Это явно за то, что купец в пост не удержался, украдкой ночью ветчинки куснул. Искушал сатана проклятый – и добился, подлец, своего.
Переваливаясь с боку на бок, Тихомиров зашагал по шоссе.
Указатель «Просимъ в Корниловъ» нашёлся быстро. Частенько проезжал он мимо этого городишки, а вот побывать ни разу не довелось. Раньше туточки деревенька Старые Бублики была, в дальнейшем её переназвали в честь спасителя Отечества генерала Лавра Корнилова, что в августе семнадцатого Временное правительство христианнейше на столбах в Петрограде перевешал. Небось и памятник стоит, как положено-с. Пройдя через триумфальную арку, Африкан приосанился – пусть видят остолопы провинциальные, перед ними не кто-нибудь, а целый купец с капиталом. Одна борода метровая чего стоит, а в каждом перстне брильянты так и сверкают, аж глазам больно. Хе-хе, а домишки-то тут обветшавшие-с. Оно и понятно – городок пусть и вдали от моря, но ветер солёный всё одно дует, он что хошь разъест. Да и отдыхающие сюда не ездят, небось не Сочи аль Таврида, одной рыбой с Архангельска народец пробавляется. Но работать, смотри-ка, никто не любит. Африкан аж до центра дошёл – ни единого человека не встретил. Спят, сволочи. Ничего-с. Сейчас он им краешек бумажки на пять тыщ золотых из портмоне покажет, так враз забегают: чего изволите, господин хороший, вам девиц, пицц али шампанеи подать прикажете? Городской глава примчится, орденами тряся, сисясточки из церковного хора хлеб-соль на блюде притащат, а там, пока «Медведюшку» чинят, можно будет и вздремнуть в гостиничке, с барышней сдобной под бочком.
Так… ну и где ж они все?
На главной площади Династии Романовых Африкан огляделся.
Никого. На городской управе повис бело-сине-красный флаг, на стоянке пылились два пустых таксомотора, неподалёку громоздилась местная достопримечательность, церквушка Святых Петра и Павла – ободранная донельзя, с битыми окнами, – а рядом примерно такого же вида, давно не ремонтированная больница под красным крестом.
Господи, да что ж здеся творится?..
Рукотрёп по-прежнему наотрез отказывался ловить сеть.
Негодующий Африкан Карпыч запустил пальцы в бороду и как следует обложил негостеприимный город Корнилов по матушке. Теперь понятно, откуда в империи кризис, отчего национальная денежка падает, а евры всякие растут, что квашня для блинов. Ежели так гостей встречать, ни одна собака сюды не поедет, а не то что купец первой гильдии. Закончив ругаться, Тихомиров проследовал к управе. И тут его внимание привлёк один из жёлтеньких таксомоторов. Внутри кто-то сидел, точнее, лежал, сразу и не заметишь. Услышал Иисус молитвы, хоть один извозчик на месте.
Приблизившись, купец заглянул в кабину…
И отпрянул. На переднем сиденье, свесив голову, застыл человек с синим, как у Фантомаса, лицом. Закатившиеся белки глаз не оставляли сомнения: он мёртв, причём давно… Вне себя от ужаса, Африкан побежал – ноги сами несли его в сторону городской управы. Ворвавшись в здание, он поскользнулся – пол был залит водой, да так, словно где-то прорвало трубу. В ботинках сразу захлюпало. Купец сделал шаг и рухнул, подняв фонтан брызг.
Он упал точно между двумя трупами.
Первый – городовой в парадной белой форме, с саблей, прицепленной к ремню, совсем молодой. Второй – по виду начальник местной стражи, пожилой, с усами. Оба покойника выглядели братьями-близнецами извозчика таксомотора – с синим «фантомасским» лицом и закатившимися глазами. Из открытого рта городового, струясь, стекали прозрачные капли. Встав на четвереньки, Африкан затрясся мелкой дрожью – тела лежали всюду, складываясь в непонятную, загадочную композицию. Треугольник, квадрат или ромашка – он не разобрал. Жмуриков вокруг хватало – и другие стражники, и секретарша на входе, и даже уборщица из персиян – со спутавшимися тёмными волосами, плавающими в воде. Икая и пятясь, купец выполз на улицу. Во рту стоял солёный привкус. С трудом поднявшись, шатаясь, он пересёк площадь и вошёл в церковь. Африкана совсем не удивило то, что он увидел там. Ведь ему больше не было страшно.
Абсолютно та же картина.
Вода на полу. Мертвецы, которых кто-то заботливо сложил в замысловатый рисунок. Труп священника в центре. Девушки из церковного хора по краям, как украшение. Прихожане. Цветок из четырёх лепестков, целующий сам себя мёртвыми телами.
Африкан почти не запомнил дальнейшие события.
Кажется, он бродил по городу. Искал хоть кого-то живого. Трупы были везде. В лавках местных торговцев, на остановке трамвая, у синематографа и в каждом доме, куда он заходил. Несколько раз попался телефон-автомат, но купец не обратил на него внимания – не до звонков было, он пытался понять лишь одну вещь, сводившую его с ума:
ЧТО ИМЕННО УБИЛО ЖИТЕЛЕЙ ГОРОДА КОРНИЛОВА?
Через пару часов вымокший до нитки, измученный Тихомиров вошел в ресторацию «Парижъ». На полу валялись две официантки с синими лицами, за стойкой, уткнувшись в неё лбом, сидел хозяин. Взяв из холодильника запотевшую «Православную», купец опустился за столик – рядом с одним из мёртвых посетителей. Налив себе стакан, он залпом выпил, стуча зубами. Вкуса водки Африкан не почувствовал, но у него закружилась голова.
Он внезапно понял, на что похожа жидкость на полу.
Морская вода. Море. А люди – утопленники. Неясным образом они утонули… Но почему? Неужели Корнилов затопила эта японская хрень… то бишь цунами? Однако машины не перевёрнуты, нигде нет грязи, никакого песка и водорослей… а весь город захлебнулся.
Такого не может быть. Африкан просто помешался. А может быть, впал в кому, и ему всё видится в бреду. Разбился на «Медведюшке Super», попал в чистилище. И один лишь тусклый проблеск в туче плохих новостей. Это чудовищно, но есть маленькая радость: похоже, в чистилище наличествует бесплатная водка.
Умиротворившись этой мыслью, купец налил себе второй стакан и поднёс ко рту…
Сквозь дно Африкан увидел: в дверном проёме ресторации застыла фигура.
– Спасибо, что зашёл, – услышал он мягкий, бархатный голос. – Я обожаю гостей.
На купца смотрели два светящихся глаза – чудесного, небывалого изумрудного цвета…
Глава 2 Обезьяна с манго (градъ Москва, переулокъ Святой Троицы)
Она была намного моложе Фёдора Каледина. Тот чувствовал себя не в своей тарелке.
«Ведь всё равно же добьётся своего, – лихорадочно мыслил Фёдор. – Надо провернуть дело быстрее, желательно за пару минут, и сделать вид, что ничего не было. Если Алиса вдруг застукает – мне не поздоровится». Он прикусил губу. Времени было в обрез.
– Ты точно уверена? – спросил Фёдор и получил в ответ спокойный кивок. – Пойми, если нас застанут…
– Не застанут, – с усмешкой сказала она. – Ты ведь знаешь – мы это делали много раз.
Каледин отметил про себя её крайнюю наивность и жизненную неопытность. Вот женщины часто думают, что умнее всех на свете. С Алисой он это уже проходил.
– Угу, так всегда говорят, а потом попадаются, – вздохнул он. – Наглость – второе счастье, однако опасно заходить слишком далеко. Тебе знакома осторожность? Частое желание вкусить запретный плод похвально, но не забывай осознавать последствия своего шага.
Улыбка исчезла с её лица, и Фёдор вздрогнул. Он понял, что сейчас произойдёт.
– Я больше не приеду к тебе на выходные, – сообщили ему до крайности ледяным тоном.
Угроза была существенной. Секунд пять Фёдор лихорадочно перебирал в мозгу все возможные варианты, но потом сдался – противопоставить шантажу было нечего.
– Ладно, чёрт с тобой, – согласился он. – Иди сюда. Только давай быстро, ладно?
– Ты же знаешь, я всегда быстро, – цинично напомнила она. – Чего тянуть?
Однако прав оказался всё-таки Фёдор, преисполненный тайных сомнений. Оба так увлеклись своим занятием, что не заметили приход Алисы. Та появилась на кухне в момент острейшего наслаждения: когда Варвара, высунув язык, облизывала ложку.
– Каледин, ну ты и тварь! – устало заявила Алиса. – У нашей дочери три дня как ангина прошла, а ты кормишь её мороженым! Тебя даже на час с ребёнком оставить нельзя!
Фёдор попробовал сгладить ситуацию.
– Ну, дорогая… – мягко начал он. – Ты же знаешь, мне сложно ей отказать…
– Господь Всемогущий явно наказал меня тобой за эротический сон в десятом классе гимназии, – отрезала Алиса. – Действительно, ты разве хоть одной женщине в своей жизни откажешь? И я тебе не «дорогая», не смей меня вообще так называть – мы в разводе!
– Учитывая, какую сумму ты себе оттяпала, я просто не могу называть тебя иначе, – улыбнулся Каледин. – Меня восхищает твой метод. Выйти вторично за меня замуж, венчаться, а потом через год опять развестись, присвоив графский титул, но не поскупившись на приличную взятку за право оставить старую фамилию. Как это мило!
– За год жизни с тобой меня как минимум должны избрать папой римским, – парировала Алиса. – Варвара, дочь моя, иди в свою комнату. У меня предстоит скандал с твоим отцом.
– Яволь, майне мутер.[2] – Варвара, забрав со стола статуэтку барона Субботы, направилась в сторону детской. – Только не орите, ладно? Вы фильмы ужасов заглушаете.
После исчезновения Варвары Алиса и Фёдор с минуту мрачно смотрели друг на друга. Алиса зачем-то заглянула в мойку, потом в кухонный шкаф и почесала в затылке.
– Осчастливлю новостью: я слишком сильно утомлена работой, – деловым и скучным тоном сообщила она. – Поэтому не буду скандалить. Можно сказать, тебе повезло.
– О, спасибо, – флегматично кивнул Каледин. – Видимо, с прошлого скандала, когда ты перебила все тарелки, новая посуда в мойке отсутствует… а произносить слова без звукового оформления в виде непрерывного грохота и звона тебе кажется непростительной ошибкой. Я больше не нужен? Тогда поеду, в полиции скоро совещание.
Алиса прекрасно понимала – отпустить экс-супруга будет проявлением слабости.
– Может, на почве политики пересобачимся? – сделала она робкую попытку.
– Это не повод, – жёстко оборвал её Каледин. – Я вообще тебя в последнее время не узнаю. У нас в МВД люди скоро с тобой здороваться перестанут. Приезжаешь разбирать криминалистику, и ни тебе визга, ни разбитой чашки, ни шпилек в мой адрес. Меня даже спрашивали – что с ней такое, неужели для профилактики в буддийском монастыре свою немку насильно полгода продержал? Князь Кропоткин на корпоративе выдвинул версию – мол, я тебя убил, а сам подменил персиянкой, сделав ей пластическую операцию. Народ посмеялся, но кто-то очень серьёзно в глаза посмотрел… Ради Бога, что случилось?
Алиса почувствовала – она сейчас расплачется.
– Я так устаю на работе, – пролепетала Трахтенберг, всхлипывая. – Ты же знаешь, с тех пор как князь Сеславинский ушёл в отставку и уехал в свой домик в Ницце, меня сделали директором Центра криминалистики. Приезжаю вечером домой никакая – Варварушкой заниматься надо, «Кошмар на улице Вязов» включить, в «Ходячих мертвецов» поиграть, а я засыпаю на ходу. Графиня, на гербе изображены два слона и змея на нефритовом поле, а пашу, как вол… Веришь ли – недавно еду на машине, меня подрезали, так я даже матом того извозчика не покрыла! Прочла молитву, включила музыку да отбыла восвояси…
Каледин похолодел.
– А я-то голову ломаю о причинах… Слушай, ну с этим надо что-то делать.
– Да чего тут сделаешь?! – Алиса уже давилась рыданиями. – Вон даже и ты говоришь – я совсем на себя не похожа. Нервы стали ни к чёрту. Ни поскандалить, ни наорать, ни выругаться. Я абсолютно не знаю, что меня дальше ждёт. Наверное, отдам тебе Варвару и реально в буддийский монастырь уйду – только там таким, как я, теперь и место.
– Не бойся, – положил ей руку на плечо Каледин. – Я воспитаю нашу дочь настоящей истеричкой.
– Обещаешь? – улыбнулась Алиса сквозь слёзы.
– Будет нелегко, но я постараюсь, – заверил Каледин. – Правда, потом уже мне самому придётся скрываться в буддийском монастыре, но это, разумеется, мои проблемы. Ладно, пора ехать, иди корми ребёнка ужином. Хотя знаешь… есть у меня один метод… я в нём не уверен, но попробовать стоит – вдруг поможет… Всегда тебе хотел сказать, раньше стеснялся, а теперь-то какая разница, верно? Короче… ТЫ ПЛОХА В ПОСТЕЛИ!
На кухне воцарилась терзающая душу тишина.
– И с кем ты сравнивал? – ледяным тоном осведомилась Алиса.
– Ой, да много с кем, – небрежно махнул рукой Каледин. – Немки, разве они чего могут? А я свободный человек после развода, к тому же видный и на ласку заводной. Я ух какой красавчик, правда? Золотые в кошельке хрустят, небрежная небритость, футболка «Раммштайн» – и всё, любая готова. В Камасутре опять-таки пару поз подсмотрел – «лошадь, объятая обезьяной с плодами манго», и «предрассветное ногосплетение Кришны, повисшего вниз головой». Вот там экстаз, феерические ощущения! С тобой же, Алиса, я имитировал оргазм. На службе посоветовали – берёшь на стакан воды пять конфет «Раффаэлло», и… так, послушай, а зачем ты нож со стола взяла? Орать не будешь?
– Зачем орать? – отчеканила Алиса, холодно блеснув глазами. – Я тебя просто зарежу.
Оценив опасность, Каледин отступил в прихожую. Они стояли друг напротив друга – крепко сложенный блондин в синем вицмундире Министерства внутренних дел Российской империи и рыжая красавица в строгом чёрном костюме и столь же мрачных, пусть и модельных, туфлях. «Так она явится и на мои похороны», – подумал Каледин.
– Ты ведь не хочешь этого делать, правда? – заискивающе улыбнулся он.
– Очень хочу, – нежным голосом мечтательно произнесла Алиса. – Тебе пиздец, моё счастье. Ты довёл меня до белого каления. Я порежу тебя на ленточки, а присяжные потом страдалицу оправдают. И пожалуйста, не кричи в процессе – это испугает ребёнка.
– Я так понимаю, последующее расчленение трупа и замывание прихожей от крови ничуть её не испугает, – сделал вывод Каледин. – Что ж, она достойная дочь своей матери. Придётся вырубить тебя приёмом джиу-джитсу. Присяжные возражать не будут.
Телефон зазвонил так громко, что оба вздрогнули. Каледин отметил – он ещё никогда не был так рад телефонной трели. Положив нож на столик в прихожей, Алиса сняла трубку.
– Графиня фон Трахтенберг у аппарата. Слушаю вас, милостивый государь…
Через пару секунд её лицо вытянулось.
– Да, хорошо. Конечно, ваша светлость, я понимаю всю сложность ситуации. Мы срочно отвезём Варвару к гувернантке, и я вам сразу же перезвоню. Не извольте беспокоиться.
Она отключила связь и повернулась к Фёдору. Ему не нужно было ничего объяснять. За годы двух неудачных браков он научился читать по лицу бывшей жены.
– Куда мы едем? – скучно спросил Фёдор, надевая перчатки.
– Мы летим, – сообщила ему Алиса. – За нами сейчас пришлют вертолёт.
Проблеск № 1
Танец со змеями
(Южная Европа, 3654 г. до н. э.)
Мирэ искренне гордился своей новой должностью. Золотое кольцо в левом ухе и ещё два в носу – отныне и навсегда знак его принадлежности к особой касте. А весят-то сколько, до сих пор ноздри кровоточат… но ничего, это приятная тяжесть, в удовольствие. Пожилые родители (каждому из них пришлось, согласно обычаю, отрезать по пальцу на левой руке в день посвящения) плакали не от боли, а по причине чистейшего счастья. Их единственный сын причислен к касте Хранителей, почти равных самим богам. Двери Храма Клевера навсегда затворятся за ним, и мать с отцом больше никогда не увидят свою кровиночку. Тяжело и страшно. Но… боги великие, какая же это грандиозная честь, особенно для семьи полунищего рыбака! Соседи по улице локти себе искусали, их жёны залились слезами зависти, мясник униженно просил брать баранину бесплатно до конца года, а ростовщик первый прибежал, запыхавшись, тряся толстым брюхом, умоляя забыть о долге. Ещё бы. Старейшины рассказывали – благодаря чудесному дару Хранители чувствуют и видят всё за пределами Храма Клевера, и если что – обидчику не сдобровать. К стенам святилища простым смертным нельзя даже приближаться: во время поклонений они способны наблюдать чудо лишь с расстояния в триста локтей. Сугубо таинственной касте Хранителей дозволено служить богам в чертогах из красного гранита, и только одного юношу или девушку раз в месяц избирают для этой чести Стражи – дряхлые, полуслепые жрецы, с трудом сидящие на тронах.
Мирэ вдоволь успел насладиться приобретённой популярностью. Повёл ораву друзей в самую дорогую харчевню, и они вкушали благородное вино до утра – за счёт заведения. Ночь закончилась сногсшибательно: под утро его ублажали сразу две девицы – дочь правителя города и племянница одного из Стражей Хранителей: видят боги, они от всей души старались так, как невеста не старается для возлюбленного в брачную ночь. Кажется, Мирэ ещё не проснулся, не бывает такого наяву. Посудите сами. Он ходит по городу, и под ноги ему сыплются лепестки роз. Знатнейшие господа целуют подол туники сына беднейшего рыбака, чья семья в долгах как в шелках. Девушки обжигают его взглядами, готовые на всё за одно-единственное прикосновение. Он ещё не перешагнул порог Храма Клевера, а уже практически стал богом. Остался лишь заключительный ритуал, и он обязательно осуществится, как только прольются последние капли в водяных часах, стоящих посреди квадратной комнаты.[3]
Сто капель назад завершился главный танец.
Для него плясали сразу три лучшие, бесподобные в своей красоте жрицы острова. Изгибы их тел скрыты от взора самого царя, поскольку царь не имеет власти над Храмом Клевера. Каждая девушка держит в руке живую змею, это древнейший танец в честь богов – надо как следует извиваться, дёргаться из стороны в сторону, кобры ведь настоящие, с ядовитыми зубами, и танцовщицы многократно упражняются заранее, дабы избежать змеиного укуса. Глядя, как совсем рядом с ним (под шипение недовольных кобр) извиваются обнажённые тела с капельками пота на животах, Мирэ едва не испытал сердечный приступ. Боги, что именно его ожидает? Про Хранителей в городе рассказывали разное. Дескать, те живут в потрясающей роскоши, имеют всё, что душе угодно, но со строгим условием – никогда не покидать стен Храма Клевера. Фактически, жрецы сливаются с богами, становятся неотличимы от них. Они заточены здесь до конца жизни, старятся, умирают. И даже после смерти не имеют права оказаться за пределами Храма – остаются лежать в каменных могилах на священном кладбище возле Алтаря. И пусть кому-то это покажется золотой клеткой, что может быть чудеснее? Ты больше ничего не делаешь – просто возносишь молитвы богам и предаёшься удовольствиям. Хранители носят лучшие одежды, обладают прекрасными женщинами, едят самые вкусные и изысканные блюда. Вот и сейчас стол в комнате накрыт столь щедро, словно на семерых, Мирэ предложены редчайшие кушанья, достойные уст царя царей. Разве можно не прикоснуться к козьему сыру, зажатому среди спелых, лопнувших плодов инжира, к жареным кускам истекающей жиром ягнятины, к плошкам, полным горного мёда? Конечно, набиваешь себе брюхо до самого предела, ибо ты сроду такого не едал. Главное – никакой рыбы. С детства в семье каждый день на обед подавали уху: ставриду Мирэ давно уже видеть не может. К счастью, повара Храма Клевера столь заботливы, что загодя спрашивают нового Хранителя о предпочтениях.
Ох, сил больше нет… Недоеденная ягнятина плюхается обратно в плошку, он вытирает жирные пальцы о тунику. Желательно напоследок прикоснуться к обнажённым телам жриц, но… сытость патокой склеивает веки Мирэ. Ничего, он ещё займётся девицами… завтра или послезавтра. Торопиться некуда. Ведь служителям богов ни в чём нет отказа.
Хранитель не заметил, как танцовщицы покинули комнату.
Он задремал, уронив голову с тремя подбородками на грудь – пусть юноше из бедной семьи недавно сравнялось двадцать лет, толст он был не по годам. В помещение, бесшумно скользя босыми ногами по гранитному полу, вошли двое в зелёных одеждах. Осмотрев спящего, они кивнули друг другу. Выходя, незнакомцы дёрнули по рычагу справа и слева от центральной двери и исчезли.
Гранитный пол начал постепенно опускаться.
Мирэ пришёл в себя, только когда морская вода добралась ему до шеи. Он принялся кричать, но никто не явился на зов. Неплохой пловец от природы, парень быстро избавился от туники и, повинуясь инстинкту самосохранения, рванулся вперёд по подводному туннелю, стараясь сохранять в груди остатки воздуха. Уже из последних сил, наглотавшись горько-солёной жидкости, он всплыл на поверхность бассейна в тёмном гроте. Кашель раздирал лёгкие, но его это не волновало. Хвала богам, он жив. Наверное, произошло недоразумение. Как же ему выбраться отсюда? Хранитель громко позвал на помощь, и от сводов отразилось гулкое эхо. Затем он услышал какое-то движение. Во мраке внезапно засветились изумрудами глаза непонятного существа. Он не успел испугаться. Что-то большое сочно плюхнулось в бассейн рядом с ним, подняв фонтан брызг. И через пару секунд, в последние моменты своей жизни, Мирэ осознал, почему многие сотни лет Хранители сливаются с богами, считаются равными им, а также никогда не выходят за пределы Храма.
Потому что они являются пищей богов.
Глава 3 Бездна (славный градъ Корниловъ, площадь Династiи Романовыхъ)
Если в самом начале, трясясь в вертолёте по пути к аэродрому, и далее, проведя два часа в аэроплане до Архангельска, Алиса пребывала в сильном огорчении (к счастью, это её состояние совпало с сонливостью, не принеся вреда окружающим), то ближе к приземлению она успокоилась, ибо поняла: бесполезно впустую психовать, на свете почти нет вещей хуже, чем пассажирский аэроплан «Илья Муромецъ»[4] имперского производства. «Железная птица» едва не развалилась при взлёте, хотя дежурный авиабатюшка (они летали каждым бортом для спокойствия пассажиров) трижды прочёл «Отче Наш». Алисе еда не лезла в горло, на томатный сок было противно смотреть, в то время как мерзавец Каледин ничтоже сумняшеся спросил у бортпроводницы двойную порцию водки и выпил её в компании с директором департамента полиции Муравьёвым и шефом Отдельного корпуса жандармов Антиповым.
«Всё-то этим трём боровам нипочём, – злилась Алиса, борясь с тошнотой. – И почему мужикам так везёт по жизни? Мало того, что им не надо брить ноги, ещё и полёт переносят нормально. Сволочи». Она явственно, с весьма красочными подробностями представила себе падение «Муромца» (так, что присутствующих в салоне скотов порубило на фарш обломками турбин, но самая прекрасная женщина на свете, разумеется, осталась в живых), и ей немного полегчало.
«Муромецъ» приземлился, загремев всеми деталями, жутко свистя и ухая. Алиса выдохнула и перекрестилась. В Бога она не сказать, чтобы верила, однако отечественная авиация, развитие каковой поддерживал персонально государь император, за считаные минуты могла кого угодно сделать религиозным фанатиком. На аэродроме она кокетливо позволила губернатору поцеловать ей ручку и выслушала комплимент на ужасном немецком. Каледин бесстрастно посмотрел на чиновника, зачем-то положив ладонь на эфес шпаги. Тот поперхнулся, и похвалы в адрес «гнедиге фрау»[5] как-то сразу увяли – о дуэльных способностях Фёдора в империи ходили легенды, а во Всеволодъ-Сети у него появилось целое сообщество барышень-поклонниц, что немало раздражало Алису.
Затем они долго ехали до Корнилова по ухабам и рытвинам.
Алиса прокляла и Каледина, и имперскую провинцию, и себя – за то, что согласилась на эту поездку. Она прикрыла глаза и начала усилием воли представлять, сколько чудес ей удастся купить на гонорар в бутиках Prada и Gucci. Это всерьёз захватило пассажирку: когда Каледин стал трясти её за плечо со словами: «Просыпайся, приехали!», Алиса едва не выложила ему запас русских слов, применяемых в особой ситуации. Не будь рядом Антипова, Муравьёва и семипудовой туши губернатора, она бы так и сделала. К несчастью, глава Центра криминалистики попросту обязана излучать кротость и милосердие. Даже если перед ней находится дважды бывший муж, коего она сто семнадцать раз убила в мыслях столь изощрёнными способами, что побледнели бы матёрые ацтекские жрецы.
Впрочем, уже через минуту её злость как рукой сняло.
Корнилов был мёртв. Всё население городка – около пяти тысяч человек – лежало на улицах, в домах и магазинчиках. Алиса с содроганием подумала, что в жизни своей не видела столько трупов сразу; да и с лица Каледина исчезла вечная язвительная усмешка. «Господи, какова цель подобной резни?! – пронеслось в голове. – Суток не пройдёт, сюда примчится вся мировая пресса, телевидение… МАССОВОЕ УБИЙСТВО. Что здесь произошло? Паралитический газ? Отравление? Испытание неведомого оружия?»
На площади Династии Романовых их поджидали спецфургоны жандармов.
Обер-медэксперт, под чьим белым халатом призрачно просматривались погоны штабс-капитана Отдельного корпуса, отдав честь, поприветствовал Антипова. Его лицо плотно закрывала защитная маска, и точно такие же он немедля раздал всем присутствующим. Хотя сразу оговорился – надеть их следует предосторожности ради, на всякий случай.
– Определённо, тут возможны и вирус, и отравляющие элементы. Ах, да, – спохватился он, – позвольте представиться, сударыня и господа. Меня зовут Хайнц Модестович Шварц, я из Дрездена, работал в прежние времена вместе с его величеством. Так вот, мы провели поверхностный, но всё-таки достаточный анализ двадцати выборочно взятых кадавров. Причина смерти во всех случаях одна и та же: покойные захлебнулись морской водой-с. Искренне подозреваю, что конечный результат окажется схож и у остальных трупов.
Антипов издал сквозь маску непонятный звук, сравнимый с хрюканьем кабана.
– Захлебнулись? Сударь, да здесь до моря, почитай, добрых полсотни вёрст!
Специалист искоса взглянул на жандарма и ехидно подтвердил:
– Безусловно. Именно поэтому у меня, ваше высокопревосходительство, тоже возник вопрос – каким образом пять тысяч человек могли разом утонуть в морской воде, если до ближайшего моря умучаешься на машине ехать? Ощущение, что Корнилов попросту в одночасье провалился в глубочайшую океанскую бездну-с. И главное – все эти люди погибли одновременно, за полторы-две минуты. Предположить, что некий маньяк-убивец ходил и макал их по очереди головой в таз, я, простите, никак не могу-с. Сейчас мы проводим тест, дабы выяснить происхождение этой самой воды. Скоро узнаем.
Антипов кивнул, сделав вид, что не заметил дерзкого тона. Немец, да ещё и работал прежде вместе с государем – чёрт разберёт, чего от него можно ожидать. После воцарения императора на престоле Москву наводнили захудалые дрезденские бароны, кичившиеся тем, что когда-то охотились с высочайшей особой на оленей, кабанов и пили пиво в одном биргартене.[6] Хамнёшь такому, а он, собака, позавчера императору банные веники в шнапсе вымачивал.
– Записи на камерах видеонаблюдения сохранились? – спросил флегматичный Каледин.
За последние семь лет Фёдор своими глазами увидел появление средневекового убийцы с рецептом вечной молодости из кровавых ванн, а также толпу живых трупов на дистанционном управлении. После этого панорама полностью погибшего города – не то чтобы стандартное зрелище, но как-то уже настраивает на лад: жди привычных проблем.
– Нет, – покачал головой Хайнц Модестович. – Камеры отключились в десять часов двенадцать минут. Наши сотрудники пытаются разобраться, что произошло до этого времени, но пока итоги неутешительны. Честно говоря, я несколько удивлён и…
К нему подбежал толстяк-сотрудник и зашептал на ухо. Шварц кивнул.
– Господа, – произнёс он, – мы наконец-то нашли того, кто умер значительно позже, чем остальные. Судя по документам, это купец Африкан Тихомиров, его тело обнаружено в ресторации «Парижъ». Попрошу следовать за мной.
По пути Каледина вдруг осенило – с тех пор как они покинули машину, Алиса не произнесла ни слова. Это было настолько на неё не похоже, что Фёдору стало не по себе. Он оглянулся – Алиса шла, уткнувшись лицом в яблозвон и пару раз споткнулась, едва не плюхнувшись в лужу. «Гаджеты – зло, – подумал Каледин. – Эпидемия настоящая. Люди без этих идиотских девайсов даже в уборную не заходят. Вот что нам мозг в итоге съест, а не революционеры». Сам коллежский советник (чин, равный полицейскому обер-кригскомиссару) имел в собственности самый обычный рукотрёп отечественного производства, затёртый донельзя, поскольку технические новшества с детства воспринимал со скрипом. Страсть экс-супруги к продукции фирмы «Эппл» раздражала его безмерно: эту моду ввёл в обиход младший император, бывший соправитель августа – цезарь. Типа, если у тебя нет яблозвона, так ты и не дворянин.
– Никак в Мордокниге похвальбы ставишь? – ехидно осведомился Каледин.
Случись им быть наедине, он сказал бы про «лайки в Фейсбуке», но по указу императора чиновникам вне закрытых совещаний, в присутствии простонародья требовалось выражаться патриотично. Эвон, губернатор Екатеринодара вякнул на днях «автобус» вместо «пых-пых самоезд», так теперь на Камчатку главой купеческой артели уехал – моржовую кость оптом заготавливать. Войдя в возраст, государь обрусел окончательно. Любое неприятие православия и критика славянской идеи вызывали в нём гнев вкупе с раздражением. Он всё чаще появлялся на публике (даже летом) в шапке Мономаха, неделями не снимал кафтан, сшитый по лекалам XVII века, бил поклоны перед мощами и кушал просвирки, освящённые на Валдае слепым иеромонахом Евстафием, славившимся очистительными молитвами. Многие чиновники, видя такой расклад, втихую поменяли имена на исконно русские – министр славянской культуры Бернгард Штюрмер стал Евпатием Медовухиным, а глава государственного телевидения Леопольд фон Браун получил паспорт на имя Святополка Боголюбского. Странно, что Хайнц Модестович ещё удержался – ну так, поди, уже размер бороды подбирает и кафтан у Собашкина заказал.
Алиса, не взглянув на бывшего мужа, помотала головой.
Она хранила молчание и в ресторации «Парижъ». Не проронила ни слова при осмотре «цветка» из мёртвых тел в церкви Петра и Павла. Отказалась от комментариев в заваленной трупами городской управе. Дошло до того, что сам Антипов с удивлением кивнул Каледину в сторону Алисы. Фёдор лишь развёл руками. В примерном переводе это значило «Да чёрт её разберёт, ваша светлость. Но от яблозвона лучше не оттаскивать – предметами кидается». Антипов издавна привык – рот у графини фон Трахтенберг способен часами не закрываться, и её молчание не то что удивляло – откровенно пугало. Закончив осмотр и выслушав очередной скучный официоз от Шварца – дескать, и другие исследованные покойники, включая купца Тихомирова, тоже захлебнулись морской водой неизвестного происхождения, – группа проследовала в зал совещаний, наспех оборудованный в гостинице «Англетеръ». Здание заранее было очищено от мертвецов и подключено к Интернету (согласно чиновной инструкции, его следовало именовать Всеволодъ-Сетью), у входа встали бойцы с нашивками на рукавах «Стрельцы особаго назначенiя». Каледин, улыбнувшись, пожал руку старому знакомому из его отдела – вахмистру казачьего спецназа Семёну Майлову, и вошёл. В обшарпанном зальчике разместились все – и группа экспертов, и следователи, и офицеры Отдельного корпуса жандармов. Алиса едва не села мимо кресла, не в силах оторваться от яблозвона.
«Господи, – грустно подумал Каледин. – Вот честное слово, чего я в ней нашёл? Готовит хорошо, конечно, и в постели класс. Ребёнок вполне неплохой получился, хотя тут больше моя заслуга, разумеется. Однако это дикое увлечение «Эпплом» – застрелиться можно».
Муравьёв в изрядном смятении взирал на Алису.
– Госпожа графиня, – с изысканной вежливостью, но без надежды позвал он.
Алиса не обратила на него внимания. Директор департамента полиции страдальчески посмотрел на Каледина, тот автоматически развёл руками, что на этот раз значило «А я-то тут при чём?». Муравьёв кашлянул и постучал по микрофону, дав сигнал к началу заседания. Алиса встрепенулась. Она посмотрела вокруг, и Каледин сообразил – сейчас будет нечто исключительное. Спросит, где здесь бутик Dior с сезонными скидками.
– Господа, – сухо произнесла Алиса. – У меня чрезвычайно важное сообщение.
Она повернула к залу экран яблозвона с размытой тёмно-зелёной картинкой.
Глава 4 Благие прекрасности (Кремль, спальня великаго государя)
После официального разъезда с цезарем (младший император, происхождением из пасечников, отбыл на жительство в Санкт-Петербург) и скандального развода с царицей Евфросиньей (бывшая поп-певица Бритни Спирс была осуждена Синодом за тайную амурную связь с князем Потёмкиным и пострижена в монастырь под именем инокини Марфы), характер государя императора испортился окончательно. Прежде царь слегка играл в демократию, ему нравилось осознавать – пусть он изредка ошибается, но в то же время до крайности мудр и милостив. Теперь монарх уверовал в своё исключительное мессианство и особенно в мысль, что России в лихую годину испытаний его послал персонально Господь Бог. По телевидению в новостях ежедневно рассказывали о том, как государь исцелял смертельно больных, возвращал молодость старушкам и наставлял подсевших на кокаин отроков на путь истинный. Правда, появились проблемы с хождением по воде – лейб-изобретателям Кремля никак не удавалось разработать профессиональную модель надувных лодочек-галош, дабы царь-батюшка прогуливался по поверхности прудов, аки посуху. Кроме того, широко освещаемый в прессе полёт с грифами на дельтаплане привёл к катастрофе: монарх обрушился вниз, задавив при этом пару стервятников и одного фотокорреспондента. С недавних пор государь истово соблюдал пост, строго наказывая сановников, кои греховно осмеливались вкушать в Страстную пятницу колбасу. Но что пугало министра двора графа Шкуро более всего – август совсем перестал воспринимать неприятные новости, его нервировал даже прогноз неурожая яблок. Понаблюдав, как неискушённые в лести министры едут торговыми представителями на Чукотку и Кавказ, Шкуро принял гениальное по сути решение.
Отныне всю утреннюю правду государю докладывал телемонархист Матвей Квасов. Именно этот хмурый седой бородач сменил утратившего доверие прежнего монаршего восхвалителя – Леонтия Михайлова, под влиянием водки однажды назвавшего царя в прямом эфире не «помазанником», а «намазанником Божиим» и сосланного в пресс-секретари банка «Корона». Квасов происходил из крепостных, от природы был смекалист и знал, как преподнести царю плохое так, чтобы оно выглядело отличным.
…Государь возлежал на подушках у себя в спальне – будучи облачён в серый халат лейпцигского покроя, он с удовольствием смаковал свежайший кофей, заваренный старушкой-саксонкой, самолично вывезенной им из Дрездена. В сущности, в России императору нравилось всё – кроме, собственно, народа и излишней популярности чёрного чая. Чашечка мейсенского фарфора приятно грела руку, а булочки на подносе пахли попросту восхитительно. В дверь спальни постучали – вежливо и до крайности робко.
– Да-да, – с максимальной милостью произнёс государь император.
В монаршие покои вошёл Матвей Квасов, одетый в боярский кафтан с длинными рукавами и расшитую царскими вензелями шапку. В руках гость держал айпэд в чехле из сафьяна с золотым двуглавым орлом. Не мешкая, Матвей бухнулся на колени, воздев перед собой айпэд, как икону. Император небрежно махнул рукой, восхвалитель присел на краешек дубового стула у кровати, раскрыл чехол и ткнул пальцем в экран планшета.
– Какие новости? – буднично спросил государь.
Лицо Квасова озарилось верноподданнической ухмылкой.
– А какие они могут быть, милостивец? – искренне поразился он. – В твоей империи сплошь благие прекрасности. Вот смотри, например, погода сегодня на диво чудесная.
– Отчего ж чудесная? – усомнился царь. – Я слышал, с утра ливень шёл стеной.
– Так и славно! – не растерялся Матвей. – Водичка с небес – дар Господень. Пшеница уродится, засухи не будет, калмыки верблюдов загодя напоят – разве не счастье?
– Однако, град потом был… – неуверенно заметил император. – Побил все огороды…
Квасов в неподдельном изумлении всплеснул руками:
– А град – чем плохо? Вот сидят где-нить в деревне-с на завалинке мужички с виски «Джек Дэниэлс», оно тёплое и желудок смущает, а тут – Боженька льда в стаканы накидал. И радуются они, и славят твоё имечко пресветлое, великий государь-надёжа.
Поразмыслив пару секунд над версией Квасова, император удовлетворённо кивнул.
– А что там в Республике Финляндской сейчас творится? – поинтересовался он.
– Ууууу, бунтуют, собаки, – затряс бородой Матвей. – Стреляют друг в друга – западные да восточные, пламень до небес, городов-то пожгли… почитай, всю Лапландию разнесли к свиньям на кирпичики, ужас што делается. Страх сплошной, твоё величество, да и всё.
– И по какому поводу? – удивился государь.
– Так известно по какому – в твою империю назад хотят, – сказал Квасов, не моргнув глазом. – Уж в ноги падают, умоляют и унижаются. Финляндия што за держава? Всё плохое у нас копируют, окаянные. Прессу свою цензурируют, корреспондентов за правду в острог сажают, города собственные обстреливают из дальнобойной артиллерии-с.
– Довольно странно… разве у нас есть что-то плохое? – поднял бровь император.
– Конечно же нет! – горячо воскликнул монархист. – У нас всё только хорошее. А финны копируют то, што могло бы быть плохим. И раз его нет, какие ж они вообще дураки!
– Ааааа, – довольно протянул август. – Ну, сие было предсказуемо. А что в данный момент творится в торговле? Как там курс золотого против доллара? Наверняка повышается, да?
Матвей с величайшим трудом растянул лицо в улыбке.
– Как есть, батюшка! – хлопнул он в ладоши. – Уж повышается так, что просто удержу нет. Рвётся ввысь, аки ангел Господень, можно сказать. Вот сейчас семьдесят пять золотых за бакс просят, а разве ж энто финал? Небось и до полсотенки снизится, как пить дать!
– Гм… – задумался государь. – А пару лет назад он случайно не по тридцать был?
– И что? – не смутился Квасов. – На тридцать делить – так народ у нас грамоте не особо учён, мучаются, ругаются, страдают. А на пятьдесят – тут любая баба деревенская запросто сочтёт и в пояс поклонится твоей милости. Это ж облегчение какое, батюшка!
– Вне сомнений, – обрадовался император. – Только отчего лишь на полусотне остановились? По сто золотых за доллар, объективно говоря, считать-то ещё легче!
– Так будет и по сто, милостивец, – скривив рот, ответил Матвей. – С тебя ведь станется.
Царь-батюшка пропустил квасовскую промашку мимо ушей.
– А что у нас с программой импортозамещения? – спросил он, игнорируя суть ответа.
Примерно два года назад империя аннексировала у своей бывшей провинции – Республики Финляндской – мегаполис Гельсингфорс, пойдя навстречу пожеланиям 95 процентов населения мегаполиса, каковое составляли великороссы. Тогда по приказу царя в город вошли «серые еноты» – элитный спецназ, изобразивший народное восстание. Финны и глазом моргнуть не успели, как под аплодисменты и бросания в воздух чепчиков горожан Гельсингфорс оказался в составе Российского государства. Запад озверел и впал в неистовство. Для виду он всегда поддерживал республику и даже делал вид, что она ему необходима, хотя на самом деле страшно боялся финских гастарбайтеров, преступников и проституток. Вариантов оставалось немного – либо возмутиться, либо оставить всё как есть. Запад выбрал первое, однако аккуратно, ибо сильно зависел от поставок российского мёда – все западные пчёлы передохли по причине заражения неизвестным вирусом. Отдельные политики (в основном из маленьких, но гордых фюреров Прибалтики) призывали наказать Россию и перестать закупать у неё мёд. На вопрос «А где ж его тогда взять?» обычно следовал мудрый ответ: «Поищите, вдруг да найдётся где-нибудь». Тем не менее Запад ввёл против империи экономические санкции и по этому поводу колоссально собой гордился, ожидая, что Россия вот-вот затрясётся и с испугу добровольно вернёт Гельсингфорс. Разгневавшись на западное вероломство, государь высочайше повелел прекратить закупку у Европы молока, колбасы и сыра. С прилавков империи немедля пропали все западные товары, а уж кушать финского лосося (как раньше японские суши) сделалось среди граждан государственно вредной провокацией. Имперские сановники замелькали на телевидении, присягая пошехонскому сыру и родимой селёдочке супротив моцареллы с хамоном, а в особенности вредоносного лосося. Главный врач империи, статский советник Гонищенко усмотрел в сёмге наличие токсинов, понижающих потенцию, мясные компоненты, запрещающие православным вкушать её в пост, а также намекнул на возможность генных модификаций. На телеэкранах появились трудолюбивые русские крестьяне – в картузах, валенках, с гармошками за спиной, с песнями выращивающие родимую картошку, пасущие упитанных свинок да круторогих козлов, – а также помирающие с голоду западные фермеры, в горести посылающие проклятия своим недальновидным правительствам.
– А хорошо всё с программой, – сообщил Матвей Квасов. – Давеча вот крестьянин из Таганрога Родион Паникеев што сделал? Вырастил, благодетель, двух кабанов – звери прям, а не кабаны! Не то што свиньё западное чахлое. Бил Паникеев челом о кредите, и банк, слышь, отсыпал ему мильён золотых на постройку фермы, знай наших!
– Отлично, братец, – удовлетворённо заметил государь. – И что он с миллионом сделал?
– Как что? – до крайности изумился Квасов. – Пропил он его, батюшка.
Беседу прервала краткая, но опасная пауза.
– Так, значит… – прошептал император, слегка утратив улыбчивость.
– Ну а когда проспится, – продолжил Матвей на той же ноте, помахивая полами кафтана, – так непременно отгрохает ферму будь здоров со свинюшками, ты не сомневайся, государь-надёжа. Но самое-то главное не это. А то, што имеется у меня для тебя новость, полная счастья и оптимизьму, и прям солнышко в душе твоей царственной заиграет. Есть на севере империи нашей махонький городок Корнилов, и вот достоверно тебе скажу – всё население его отныне ни в каких революциях в жизни принимать участие не будет.
– Это точно? – обрадовался царь.
– Уж как пить дать, – подтвердил преданный Квасов. – Самая правдивая информация.
– Ну, вот и славно. – Государь император потянулся в постели аж до хруста костей. – А теперь ступай, братец, и рекламируй монархию неустанно. Мне пора к прямой линии с народом подготовиться, дабы изобрести, какими ещё милостями его осыпать.
Матвей отвесил низкий земной поклон:
– Как видишь, радость сплошная в твоей империи да еле́й. Храни тебя Господь!
Он закрыл дверь, и из-за бархатной портьеры к нему неслышно скользнул граф Шкуро:
– Ну чего, известил царя-батюшку насчёт Корнилова?
– Фирма веников не вяжет-с, – надменно заявил Квасов. – Конечно, в наилучшем виде.
– А он что?
– Как обычно, восприняли с благоволением и высочайше хмыкнуть изволили-с.
Шкуро молча втиснул в ладонь Квасова золотую карточку «Виза-Патриотъ» и кивнул подбородком на выход. «Отлично, – подумал он, провожая взглядом Матвея. – Теперь, если царь вдруг когда-нибудь хватится, спросит, почему вовремя не доложили о проблеме, у нас есть доказательство – да вот же, вполне себе докладывали. А остальное в принципе неважно. Готов голову дать на отсечение – у нас хоть средь бела дня бомба атомная разорвись, государь и ухом не поведёт. Дай Бог, мы с корниловским делом за сутки справимся».
Однако в этом аспекте он существенно ошибался.
Глава 5 Бес (фирменный поѣздъ «Рюриковичъ», Бурятская губернiя)
Купе первого класса было рассчитано на трёх человек. Ехали в нём двое, и очень скоро ушлый проводник за определённую мзду ожидаемо подсадил туда третьего. «Только что с аэроплана господин, – сообщил он остальным в качестве объяснения. – Очень торопится. Недолго проедет совсем, прощенья за беспокойство просим». Пассажир – молодой человек лет тридцати, в очках и светлом дорогом костюме, приподнял шляпу, извиняясь перед присутствующими – вихрастым студентом в джинсах и его спутницей, девушкой-готом с чёрной помадой на губах, изрядным пирсингом и в короткой антрацитовой юбке. Проводник закинул чемодан новоприбывшего на полку, прихватил бумажку в тысячу золотых и испарился. Незваный гость развернул «Санктъ-Петербургскiя Вѣдомости», зашелестев страницами. Два других пассажира переглянулись, вздыхая.
Студент Глеб Кормильцев кипел гневом. Он искренне понадеялся, купив билеты в купе первого класса, душевно провести время с возлюбленной – баронессой Светланой Лосинян (по законам империи, дворянство получали уже после окончания ПТУ). Но надо было судьбе сыграть злую шутку – благодаря корыстолюбивому проводнику придётся ехать без любовных утех, ограничившись просмотром сериала «Игрища престолонаследия», да и то в наушниках. Светлана, показательно фыркнув, достала рукотрёп и полезла во Всеволодъ-Сеть – дескать, что ты за дворянин, если проблему с проводником из мужичья неотёсанного решить не можешь. Однако Кормильцеву мешали серьёзные обстоятельства. Он считал себя пацифистом и противником любых насильственных действий, а принадлежность к партии сторонников мятежного графа Арсения Карнавального заставляла относиться к народу помягче. Как любой представитель либерального дворянства, Глеб не слишком-то любил народ в его конкретных проявлениях, однако среди оппонентов государя считалось хорошим тоном сокрушаться о горестном положении мужичков, угнетённых царизмом. Подарив незнакомцу луч ненависти из глаз, он углубился в созерцание айпэда, загрузив сайт news.re – домен Russian Empire.
Настроения, разумеется, это не улучшило.
Первым делом Кормильцев прочитал новость о том, как Запад, следуя политике ужесточения санкций против империи из-за войны в Финляндии, запретил продавать в Россию мех редкой розовой выхухоли. Правда, за последние 84 года империя закупила всего одного такого зверька, однако грозное коммюнике Европарламента не оставляло сомнений в том, что антивыхухольные меры вскоре обрушат экономику России и вынудят Кремль приползти на коленях. То же самое в разные периоды касалось прекращения импорта картонных стаканчиков, зубочисток из слоновой кости, а также строгого эмбарго на продажу пляжных бикини в город Магадане. Последнее действие, согласно мнению западной прессы, почти сокрушило монархию – она устояла лишь благодаря персональной харизме государя. Далее следовал репортаж о распорядке дня в монастыре разведённой государыни Евфросиньи, в миру певицы Бритни Спирс, – молитвы, строгий пост, хлеб и вода, танцы, запись альбома, работа на огороде. Сбоку назойливо вылезла рекламная картинка концертов православной рэп-группы из отставных священников «Go-Go Goсподь» – двое белых, один эфиоп, все в облегающих рясах, на шеях огромные кресты, на груди вытатуирована Богородица, лица обрамлены секси-бородками. Еле избавившись от спама, студент перешёл на интервью купца первой гильдии Нафанаила Топоровского. Сей торговец мёдом взял на себя финансирование республиканцев после кончины прежнего спонсора, купца Платона Ивушкина – несчастный, желая скрыться от государевых жандармов, распорядился выкопать себе бункер в Лондоне на такой глубине, что в итоге не смог оттуда выбраться и задохнулся. Топоровский, возивший 10 лет тачку на сахалинской каторге, повествовал: прогнившая монархия вот-вот рухнет, нужно только её подтолкнуть. «Но как же высокий рейтинг государя?» – вопрошал Нафанаила автор интервью. «Для нас все верхние под низом будут, – гордо ответствовал Нафанаил. – Я всегда готов пострадать за народ и стать временным руководителем Расеюшки. Сеня-то Карнавальный умён, ох умён, люблю его, подлеца такого. Но молод он ишшо, а мне, купцу первой гильдии, самый смак Расеей править. Министры-то у меня знаешь где? Вот где!» – говорил он, явно демонстрируя борзописцу кулак. «А вернёте ли вы Гельсингфорс Финляндии?» – не унимался журналист. «Это уж как Господь решит, – строго мыслил Топоровский. – Я суть букашка малая, а Господь, Он мудрый. Помолюсь Ему, и сразу всё наладится – и тебя, пса, молнией поразит, чтоб не лез тут с вопросами неудобными».
Кося глазом из-за айпэда на вырез кофточки баронессы Светки, Глеб открыл репортаж о рождении у британского принца долгожданной наследницы трона. Фото в разных ракурсах демонстрировали младенца в кружевных пелёнках. «Вот монархия как монархия, – размышлял Глеб. – Ути щёчки розовенькие, носик такой миленький, губки. Сразу видать – европейский выбор. Не то что у нас – мурло противное. Господи, почему ж всё такое культурное там и такое некультурное здесь?» Следующей новостью шло выступление гласного Государственной Думы от партии «Царь-батюшка», сообщившего, что по причине козней Северо-Американских Соединённых Штатов повышаются цены на электричество, газ и воду. «Нам доподлинно известно, что вчера на совещании ЦРУ принято решение бить лампочки и срать в подъездах империи, – информировал гласный. – Дамы и господа, будьте бдительны и не допускайте активности вражеских агентов».
Глеб расстроенно покачал головой и отключил айпэд.
В ту же секунду он заметил – незнакомец смотрит на него поверх газеты. Прямо-таки буравит взглядом. По спине побежал неприятный холодок. Впрочем, пассажир заметил внимание Кормильцева и вновь обратился к чтению. «Кошмар, – подумал сбитый с толку Глеб. – Как же я сразу не догадался? Это явно неспроста. Его к нам подсадили, вполне очевидно, подлый проводник в сговоре. Наверняка мерзавец из охранки, или поднимай выше – жандарм. Сейчас за всеми, кто в манифестациях на 110-летнюю годовщину боёв на Пресне участвовал, стопроцентно следят – Карнавальный в блоге предупреждал». На саму манифестацию Глеб не ходил (ему и в кресле перед компьютером удобно), однако совершил ряд абсолютно дерзких деяний. Лайкнул (как выражались патриоты, «любнул») в Фейсбуке сообщение «Долой самодержавие!», а после загрузил на свою страничку гранж-ремикс песни «Мы жертвою пали в борьбе роковой», исполненный пожилым борцом за права революционеров Андреем Старикевичем. И кто осмелится сказать, что агенты охранки не пасут каждого человека с антимонархическими настроениями? Ох, как он глуп и наивен. Глеб красочно представил: вот его под охраной ведут на эшафот (так среди республиканцев называли отсидку пятнадцати суток), а он, несломленный, шагает с гордо поднятой головой, звеня кандалами и бесстрашно рассылая эсэмэс с проклятиями царизму. Хотя… оставят ли телефон? Учитывая зловещее убийство прямо в центре Москвы экс-губернатора Бабцова, режим не остановится ни перед чем. Глеб зажмурился. Нет. Не следует поддаваться панике. Надо перехватить инициативу.
Он закинул ногу на ногу, с показной наглостью уставился на шпика и осведомился, пожалуй, излишне громко:
– Сударь, а вы до какой станции-то едете?
Незнакомец убрал газету от лица и улыбнулся.
Улыбка была настолько искренней и доверчивой, что мысли Кормильцева мгновенно смешались – разве может сатрап режима реагировать на вопрос с такой детской непосредственностью? Глаза незваного гостя сияли холодным изумрудным блеском.
– До Бэйхая, мой господин, – ответил предполагаемый агент царизма, и с первыми же звуками этого голоса Глеб существенно успокоился. Слова были произнесены с иностранным акцентом, как у человека, который учил язык за границей. Жандармы или полиция не станут вкладываться в подобное актёрство ради его ареста. Самый обычный турист. А читает на русском, так и чего же – в языке человек практикуется, нормально. Действительно, типичный иностранец – прямой нос, светлая бородка, холёное лицо. По виду очень благожелательный. Кожа вот только чересчур белая, похоже, он её кремом натирает, причём в несколько слоёв. Аллергия, сейчас это норма жизни.
– У вас там… э-э… отель расположен? – Кормильцев чувствовал, что разговор следует продолжить, хотя понятия не имел, о чём беседовать. Тем не менее, если уж рот открыл, надо что-то произнести. Он беспомощно оглянулся на Светку, но та продолжала пялиться в экран смартфона – девушка в своём увлечении даже не заметила, что тишина в купе нарушена. Вот, блин, поколение зомби – да взорвись сейчас мир, баронесса так в ад и отправится, продолжая параллельно сообщение подружке в чате набирать.
Поезд стучал всеми колёсами, и в вагон просочился лёгкий запах горелого – экспрессы «Рюриковичъ» производили в Цинской империи, а собирали уже в России, в результате чего половина деталей пропадала неизвестно куда. Руководство завода, будучи в изрядном смятении, ссылаясь на козни сатаны и Запада, пригласило митрополита совершить молебен. Сие действо привело лишь к тому, что именно в этот день деталей исчезло ещё больше.
– О нет, – покачал головой светлобородый, даря Глебу ласковый взгляд изумрудных глаз. – Можно сказать, я еду в гости, но в то же время это мой дом, милостивый государь. Спасибо, что заговорили со мной, – за беседой с умным человеком легко скоротать время. Впрочем, его у нас и так будет немного. По сути, вы мне сейчас не нужны. У меня к вам всего одна просьба – пожалуйста, одолжите свою девушку. Вы её, конечно же, вряд ли увидите в будущем, зато ваша жизнь окажется прекрасной и долгой. – Он приподнял шляпу и по-птичьи склонил голову набок.
– Простите… – растерянно сказал Глеб. – Возможно, я вас неправильно понял…
– Да полноте! – с лёгким возмущением в бархатном голосе прервал его незнакомец. – Вы меня, сударь, поняли так, что правильней и не бывает. Скажем, вы сейчас изволите выйти в тамбур, а я останусь с вашей прекрасной дамой наедине. И уверяю вас, даже гарантирую, она совершенно не будет против. О… кажется, вы приняли меня за извращенца? Нет-нет, ничего подобного. Я просто с ней пообщаюсь. Вы покинете купе с вещами, на следующей станции сойдёте и навсегда забудете, что видели нас. Ах да, запамятовал. Безусловно, речь должна идти о крупной финансовой компенсации… – Он не без усилия снял чемодан с верхней полки и поднял крышку. – Сколько вы хотите? Пятидесяти тысяч евро будет достаточно?
Глеб с трудом отвёл взгляд от хорошо знакомых ему сиреневых купюр. Безусловно, он не из бедной семьи, потому и едет в первом классе. Однако подобную сумму за здорово живёшь… Кто этот человек? Психически ненормальный иностранец? Бес из популярного в сороковые бестселлера Булгакова «Красный Мастер», где сатана попадает в альтернативную Москву с победившими в семнадцатом году коммунистами? Скучающий миллиардер, ищущий подобным образом развлечений?
Тут и Светлана наконец-то оторвалась от смартфона, с недоумением уставившись на них обоих. Глеб преисполнился гордости. Сейчас он с негодованием отвергнет гнусное предложение, вызовет проводника, подлеца уберут из вагона, а они с баронессой сольются в милом экстазе.
Божечки, вот как легко решилась проблема.
– Уберите ваши деньги прочь, сударь, – изрёк Глеб, любуясь собой. – Вы негодяй!
Незнакомец не изменился в лице.
– Вот интересно, – заметил он, не переставая улыбаться, – почему все так говорят? Я же предоставляю честный выбор, и не сказать, чтобы плохой вариант. Но нет, каждому в присутствии дамы надо поиграть в благородство. Ну, хорошо, юноша, будь по-вашему.
Рывком поднявшись с сиденья, он зажал в ладонях подбородок и темя Глеба и очень быстрым движением сильно ударил его головой о стену купе. Светлана не шевелилась, пока её возлюбленный, обливаясь кровью, без сознания сползал на пол. Она полностью растворилась в изумрудных глазах, чувствуя небывалое доселе возбуждение. Иностранец ласково кивнул девушке, как старой знакомой.
– Сейчас, – сказал он ей. – Ты ведь тоже уверена – на этот раз всё получится?
…Через полчаса проводник Епифан, проходивший по коридору, с удивлением заметил сильно потемневший ковёр – из щели в двери купе сочилась жидкость красного цвета, местами с пеной. Недовольно хмыкнув, Епифан покрутил головой. «Дурачатся господа. Каберне своё открыли там или ещё чего. Ну, да и ладно. За чаевые я ишшо и не то стерплю». Предвкушая «барашка в бумажке», он, насвистывая, двинулся дальше.
Проблеск № 2
Государство костей
(восток Средиземноморья, 1276 г. до н. э.)
В последнее время работа стала особенно утомительной. Приходилось вставать с первыми лучами солнца, а ложиться заполночь, когда луна в облаках истекала мёртвым и тусклым блеском. Будем откровенны, Шамеш давно заслужил право на свой новый дом. Увы, покуда ему приходилось засыпать под открытым небом на голых камнях, слушая шум прибоя, ибо до сих пор не было выполнено самое главное условие. Лишь когда он заработает на достойный подарок богам, жрецы разрешат ему построить своё жилище, и вот затем Шамеш под радостные крики родственников, осыпаемый зёрнами пшеницы, введёт туда невесту. Подарок недёшев, однако законы царства суровы и обязательны к исполнению для всех. Перед постройкой жилища Шамеш должен предъявить градоначальнику целых сорок сиклей серебра – сумму, позволяющую купить на рынке раба. Дорого? Ужасно. Беда в том, что и раб требуется непростой – шестимесячный младенец, родившийся в полнолуние. Только такой дар оценят пресыщенные обитатели неба. Далее всё просто: дитя приносят в жертву супружеской паре богов, затем тельце разрубают на части, останки кладут в священный кувшинчик и замуровывают в стену дома.[7] Лишь тогда жизнь мужа и жены будет долгой и счастливой, а их семейную обитель минуют ураганы и землетрясения. Шамеш посмотрел на звёзды и от души выругался. А что поделаешь? Боги определяют судьбы людей, и всё в мире творится их волей. Жрецы в храмах подают им пищу на золотых блюдах, и даже сам царь, не жалея роскошных одежд, на коленях униженно ползёт к алтарю, держа на вытянутых руках тушку ягнёнка. Подобную жертву достаточно заколоть, и боги безмолвно пригласят разделить с ними трапезу: правителю достанутся язык и сердце, жрецам – глаза и мозг, а народ попроще удовольствуется костями и требухой. Боги обожают мясо. Баранина, свинина, целиком зажаренные быки – любые животные сгодятся, чтобы утолить их ненасытный голод. Как рассказывал дед Шамеша (почти выживший из ума, беззубый шамкающий старик), людей для богов начали убивать очень давно – он тогда сам ещё был маленьким мальчиком. Если просьба незначительна – можно зарезать быка, но когда требуется нечто важное – тут уж без человека не обойдёшься. В иные праздники у жрецов руки по локоть в крови, устали, измучены, на ногах еле стоят, ножи из ладоней вываливаются, а ничего не поделаешь, нужно как следует ублажить богов. Царство ведёт торговлю с соседями – Египтом и Вавилоном, так сроднились, что используют два вида письменности: иероглифы и клинопись на глиняных табличках. Продают тамошним купцам и мёд, и отжатое из оливок масло, и кедровые доски, и туманящее голову, вызывающее смех местное вино из белого винограда. А что же взамен? Египтяне и вавилоняне погрязли в бесконечных войнах, поэтому у них закупают самое необходимое для религии царства – рабов.
Боги Ханаана издавна славятся похотью и кровожадностью.
В дни полной луны перед алтарями оскопляют мальчиков, дабы увеличить мужскую силу живущих на небе существ, а девушкам отрезают груди – с целью снизить ненасытность главной богини – Хозяйки. Они хотят кровь, они хотят плоть – много, очень много молодых тел. Помимо верховных, у каждого города имеются свои собственные божества, и их тоже требуется кормить. По четвергам в столицу приходят караваны с рабами – жёлтыми, коричневыми и вовсе чёрными, из далёких Хиндии и Нубии. Вот тут-то и начинается торг: купцы и покупатели ругаются, кричат, сыплют на прилавок монеты. Одни с пеной у рта доказывают хилость и убогость раба, другие твердят об исключительном восторге богов при виде жертвы. Младенцы недёшевы, ибо необходимы не только при строительстве глиняных домов, слепившихся стенами, но также и оборонительных башен, и храмов, и царского дворца. Целый город, замешанный на детской крови, крепко стоит на вершине самого высокого холма, на фундаменте из нежных младенческих косточек. Иногда бывает страшно, особенно ночью. В доме родителей Шамеша замурованы четыре скелета (ведь чем больше, тем лучше) – в знак особого преклонения семейства перед богами. Шамешу много раз снилось, как мёртвые дети высовывают головы из стен, смотрят на него пустыми глазницами, раскрывают в безмолвном крике рот, откуда сыплются и разбегаются по полу пауки. Стыдно признаться, просыпался с криком. Бррррр. Кошмар, да и только.
Он обязательно построит дом по египетскому образцу. Не из глины, а из настоящего камня. Конечно, на мрамор серебра не хватит, но на песчаник – вполне. Шамеш много работает, и ему зачастую везёт. Он ныряет за жемчугом. Ужасный труд, от постоянного пребывания на глубине раскалывается голова, из носа и ушей идёт кровь, глаза разъедает солёная вода. Потому-то жемчуг и дорог – ведь добыть его нелегко, а толстые красавицы, жёны жрецов и царских министров, хотят выглядеть богато, чтобы их жирные подбородки ложились на грудь, украшенную пятью нитями жемчужин. Осталось совсем недолго. Работа поглощает всё время, и он редко видится с любимой – прекрасной 16-летней Ашерой… А надо бы почаще, чтобы не гневить воздержанием высшие силы. Боги, как заверяют в храмах, выступают за плотские соития, и совершать их следует как можно усерднее и разнузданнее. Послы греческих городов, попав на религиозные празднества царства, ужасаются всеобщим оргиям, где старый слуга у всех на глазах ласкает лоно юной дочери богатого торговца, а упитанный храмовый жрец снисходительно дарит счастье сразу трём жёнам ремесленников, жадно целующим понятно что.[8] Ашера давно не невинна, но в царстве не ценят девственность, считая её пережитком диких пустынных племён… да ведь на самом деле, так оно и есть.
Для настоящей семьи куда важнее другое. Свой дом с замурованным скелетом. Свои дети. Свой алтарь. Свои боги.
…Первые лучи солнца окрасили море в нежный розовый цвет. Пора. Скоро станет совсем светло, и тогда можно будет нырнуть за жемчугом. Правда, в последние пару недель стало страшновато. Ощущение, что где-то далеко произошло землетрясение. Волны выбрасывают на песок куски статуй, клочья гниющей плоти людей и животных, а глубоко в пучине заметны обгоревшие остовы кораблей. Опасно, в общем, но ничего не поделаешь: жениху и невесте нужен дом – замечательный, красивый… на детских костях.
Шамеш скинул с себя набедренную повязку и вошёл в ласковую, тёплую воду. Что-то было не так, и пока он не понимал, что именно, однако инстинкт ловца жемчуга наполнял сердце тревогой. И буквально через минуту это предчувствие оправдалось. Из волн, окружая Шамеша, встали фигуры с изумрудными глазами. Глядя на них, он осознал два факта. Первый – отныне у Ханаана появились новые боги, ничуть не похожие на предшественников внешне, но намного более голодные и кровожадные. А второй – до́ма ему уж точно не видать, как своих ушей… если они у него ещё останутся, ибо боги жаждут.
Шамеш успел повернуться и изо всех сил бросился бежать, увязая в морском песке.
Правда, убежал он совсем недалеко.
Глава 6 Мджарр (в залѣ гостиницы «Англетеръ», въ это же время)
Алиса фон Трахтенберг провела пальчиком пояблозвону, и изображение отразилось на большом экране в центре зала – сфотографированные с воздуха постройки с логотипом системы «Гуглъ».
– Это деревня Мджарр, находящаяся на северо-западе острова Мальта, – сообщила Алиса занудно, как на лекции по географии. – Три тысячи жителей, все занимаются ловлей рыбы, выращивают кукурузу и хлопок. В общем-то, ничего интересного, кроме загадочных событий, произошедших двадцать восьмого мая тысяча девятьсот шестнадцатого года. Британская колониальная администрация тогда организовала расследование, срочно послав целую бригаду лучших офицеров Скотленд-Ярда в забытый богом уголок. Официальной информации никакой нет, Всеволодъ-Сеть переполнена домыслами и теориями заговора. Тем не менее…
Муравьёв кашлянул и поднял руку:
– Сударыня, у меня нет сомнений в вашей высокой компетенции. Но если мы начнём в качестве доказательств привлекать Всеволодъ-Сеть, славную диким количеством фальшивых сообщений – в частности, о подмене его императорского величества инопланетянином… каков тогда получится результат?
– Милостивый государь! – Голос Алисы натянулся как струна. – Я ещё не закончила!
Муравьёв традиционно оглянулся в сторону Каледина, но тот воззрился в потолок и начал поспешно изучать вылепленных местным скульптором амуров и психей. Уж кто, как не он, отлично знал – связываться с бывшей женой во время работы опасно для жизни.
– Так вот, – продолжила Алиса. – На сайте «Утечки Вики» выложены документы, якобы похищенные из Национального архива Великобритании и касающиеся старого расследования Скотленд-Ярда. Двадцать восьмого мая тысяча девятьсот шестнадцатого года рядом с деревней при очень странных обстоятельствах погибли одиннадцать человек. Первая – шестнадцатилетняя Фелиция Керамино, жительница Мджарр. Согласно показаниям её младшей сестры, поздно ночью Фелиция отправилась на пляж Эгат. С очень древних, дохристианских времён у девушек деревни бытует поверье – если в полнолуние искупаться голышом именно на этом пляже, высшие силы подарят тебе любовь всей твоей жизни. Ещё при карфагенянах девственницы ходили туда плавать, дабы обрести богатого и красивого мужа. Обнажённый труп Фелиции на следующее утро был найден в трёх милях от Эгата, и лёгкие девушки оказались полны морской воды – иначе говоря, она захлебнулась. Местная полиция недоумевала: неужели в море бушевал шторм такой силы, что утопленницу могло зашвырнуть на подобное расстояние? Или же таинственный злоумышленник утопил Фелицию на пляже и потом неизвестно зачем волок за собой целых три мили? В итоге Скотленд-Ярду удалось более или менее восстановить картину происшедшего. Сначала Фелиция действительно пришла на Эгат для купания – её одежда так и осталась сложенной на берегу, то есть никакого шторма не было. Потом девушка вдруг побежала вглубь острова – она была чем-то испугана, на камнях остались, судя по отчёту, капли крови, но Фелиция старалась скрыться из виду, невзирая на порезанные ступни. Потом её настигли, она захлебнулась и умерла. Каким же образом, господа?
Алиса сделала весьма театральную, с точки зрения Каледина, паузу.
– Разве что преступник гнался за жертвой с тазиком морской воды. Сие, естественно, невозможно. Но это ещё не всё. Неподалёку располагался пост «томми» – британских солдат, охраняющих побережье с целью предупреждения возможной высадки лазутчиков Второго рейха. Все шестеро погибли, причём, судя по позам мертвецов, – Алиса приблизила на экране расплывчатую чёрно-белую фотографию силуэтов, застывших вокруг пулемёта и мешков с песком, – смерть настигла их внезапно. Диагноз аналогичен – англичане захлебнулись водой из моря, так быстро, словно каждому повесили на шею мельничный жёрнов и бросили на дно океана. До наступления рассвета в окрестностях Мджарр расстались с жизнью ещё четыре человека, все они рыбаки, ловившие крабов. Казалось бы, трагическая смерть труженика моря в бурных волнах – дело естественное. Однако посмотрим протоколы допроса их жён в полиции. Краболовы вернулись с добычей, но чрезвычайно встревоженные. Оставили груз в сарае одного из компаньонов, затем взяли оружие – винтовку, охотничье ружьё, два гарпуна, и ушли, не ответив на расспросы супружниц. Дома они не появились – утром трупы были обнаружены в миле от тела Фелиции. Нужно ли упоминать, что, как и в остальных случаях, причина смерти – гибель в морской воде? Итак, господа! – Алиса подняла руку с яблозвоном. – Спустя ровно сто лет мы имеем полностью идентичное преступление, только со значительно большим количеством жертв. «Дело одиннадцати трупов на Мальте» расследовалось полицией почти девять лет, однако самые гениальные специалисты Скотленд-Ярда расписались в своём бессилии: досье было передано в архив. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – люди в окрестностях Мджарр погибли насильственной смертью. Главное здесь другое. Этот инцидент – далеко не первый.
В зале воцарилась тишина. Даже Каледин, показательно пялившийся на бюст одной из секретарш Антипова, затаил дыхание и нехотя перевёл взгляд на бывшую жену.
– Восемнадцатого августа тысяча пятьсот девяностого года художник Джон Уайт, приплывший на корабле к британским колонистам на остров Роанок в Северной Америке, не нашёл таковых на месте, – вещала Алиса с исключительно королевским видом. – Поселение предстало пустым, сто восемнадцать человек – мужчины, женщины и дети – бесследно исчезли. На одном из деревьев было вырезано загадочное слово CRO. В дальнейшем учёные и пресса выдвинули гигантское количество версий: колонистов убили и съели индейцы, они пытались уплыть в Британию и погибли в волнах океана, они ушли в лес и поселились там в глухой чаще… Однако внятного объяснения тайне Роанока нет. Семнадцатого ноября тысяча девятьсот сорок пятого года из китайского города Гуаньду в Шанхай выехал поезд с сотнями пассажиров – он просто испарился в пути, не прибыв к месту назначения. Лётчик, исследовавший территорию, доложил о внезапно образовавшемся озерце, которого накануне не было в наличии. Непонятно откуда взявшийся пруд с морской водой, согласно записям художника Уайта, наблюдался и в центре опустевшей деревни колонистов в Роаноке, но естественно, он не придал этому значения. Наконец, пятнадцатого декабря тысяча девятисотого года на маяке у островов Фланнан в Шотландии пропали сразу трое смотрителей. Прибывшая экспедиция выяснила, что двери и окна маяка заперты изнутри, кровати в беспорядке, стол перевёрнут, но лампы аккуратно заправлены маслом. Ни единого следа смотрителей так и не отыскали… Обращаю ваше внимание – маяк находился на высокой скале над морем. В разное время при огромном скоплении народа таинственно исчезали даже лидеры государств, среди них пропавший в сражении с готами римский император Валент и португальский король Себастьян, испарившийся в битве у Ксар-эль-Кебир.[9] Посему я уверена – случаев, когда люди без видимых причин захлебнулись на суше морской водой на деле куда больше, нежели мы знаем… Скорее всего, раньше убийца просто успевал оперативно избавиться от трупов. Однако и сейчас, и сто лет назад на Мальте ему явно что-то помешало. Как руководитель Центра криминалистики, я могу предполагать следующее. Возможно, перед нами целая династия безумных учёных, создавших особое устройство – инновационную бомбу, способную ликвидировать жертв таким вот методом. Реинкарнация тайного ордена убийц по образцу общества ассасинов крепости Аламут в Персии, из поколения в поколение по неизвестной причине уничтожающих людей на Земле – как в одиночку, так и группами. Спасибо, господа.
Зал, дрогнув, разразился аплодисментами.
Графиня фон Трахтенберг стояла белая как мел (речь стоила ей больших усилий), но старалась придать себе скучающий вид, как и полагается настоящему профессионалу. Аплодировали все – и директор департамента полиции Муравьёв, и шеф жандармского корпуса Антипов, и даже мерзавец Каледин был вынужден встать и присоединиться к остальным в безудержной овации. Алиса переживала триумф и приближалась к моральному оргазму, если бы не одно странное обстоятельство… Глава группы медэкспертов Хайнц Модестович Шварц сидел, развалившись в кресле, и всем своим обликом демонстрировал полное пренебрежение к её сенсационному докладу. Алиса уже собиралась возмутиться такой откровенной завистью, но Хайнц поднял руку. Все умолкли.
– Милостивая государыня, – вежливо заговорил обер-медэксперт, – покорнейше благодарим вас за плавание по жёлтым бухтам Всеволодъ-Сети и пересказ той информации, каковую мы без труда можем подчерпнуть в ежедневных выпусках «Благосвет-Новостей» и в программе «Кремлениум» на Новоимперском ТВ. Мистика, тайны – это то, что любим мы все. Жаль, что жизнь существенно прозаичнее. Я не буду читать вам лекцию с описанием вирусов двадцатого века, хотя о внезапном появлении «испанки»,[10] полагаю, вы извещены. Возьмём сразу эболу, унёсшую десять тысяч жизней в Африке-с. Откуда появился вирус? Неизвестно. Одни учёные считают его последствием бездумного кровосмешения негров с обезьянами, другие – результатом секретных опытов лабораторий спецслужб. Неважно. Сей вирус буквально растворяет внутренности человека, больной захлёбывается в крови. Ничего не напоминает? Следует не мешкая объявить опасность первого уровня и сделать город Корнилов карантинной зоной. Кто знает, возможно мы встретили бактерию, которой суждено вскоре уничтожить человечество, превращая лёгкие в морскую воду. – Хайнц Модестович победоносно обвёл взглядом аудиторию.
Алиса медленно закипала.
– Сударь… – произнесла она тоном, от коего рассыпались незримые кусочки льда.
– Сударыня? – с холодной любезностью осведомился медэксперт Шварц.
Каледин и сидящий рядом с ним князь Кропоткин (бывший любовник государыни Евфросиньи) безмолвно заключили пари на победителя в грядущей схватке. Антипов и Муравьёв, не рискнувшие возражать опасному дрезденцу, переглянулись.
«Это он зря, – подумал Каледин. – Сейчас баба-то моя из него котлетку сделает. Жаль мужика – можно сказать, только жить начинает. А теперь стабильно заикаться будет до конца дней своих».
– Соблаговолите-с объяснить мне простую вещь, – начала Алиса. – Если город Корнилов стал жертвой неведомого науке вируса, отчего тогда на Мальте уцелели все остальные жители, а население нашей планеты ещё не вымерло полностью, захлебнувшись морской водой? Согласно вашей логике, сударь мой, человечество обязано было прийти к печальному финалу как минимум в тысяча девятьсот шестнадцатом году, либо значительно раньше. А раз такого не произошло – значит, скорее всего, права я, а не вы.
Удар был силён. Хайнц Модестович застыл с открытым ртом – он явно не ожидал такого отпора. Кропоткин, вздохнув, незаметно протянул Каледину бумажку в тысячу золотых, и тот, озарившись улыбкой ехидны, с ловкостью спрятал её в нагрудный карман.
Многоопытный Шварц счёл за лучшее отступить.
– Возможно, сударыня, – сухо сказал он. – В любом случае предлагаю оставить обе версии на рассмотрение оперативного штаба-с. Он доложит в Кремль, и пусть высшие государственные чины разберутся, кто из нас правильнее оценивает ситуацию. У меня, конечно, никаких сомнений нет, но подождём главного вердикта-с.
Директор департамента полиции Муравьёв и шеф Отдельного корпуса жандармов Антипов, не сговариваясь, двинулись к выходу, дабы донести свои соображения по спецсвязи министру двора Шкуро – именно он занимался делами империи, ограждая государя от плохих сообщений. Каледин, воспользовавшись паузой, подсел к Алисе.
– Ты довольно крута, – заискивающе польстил он.
– Я сублимирую своё женское горе в убийственную ярость, – отрезала фон Трахтенберг. – И не надейся, что ты прощён. Едва закончится это расследование, я тебя зарежу. И как знаток криминалистики, позабочусь, чтобы следы твоей крови не остались на моей одежде.
– Ты бы лучше гувернантке позвонила, – флегматично напомнил Каледин. – Или забыла уже, как Варварушка усыпила прошлую, насыпав ей в кофе донормил, и отправилась на фильм ужасов? Она там так смеялась, что паре зрителей пришлось «скорую» вызывать.
Охнув, Алиса полезла в сумочку за телефоном. Но едва она набрала номер, как возле неё вырос адъютант Антипова – молоденький подпоручик Николя Александров. Щёлкнув каблуками, он пригласил «его сиятельство графа и её сиятельство графиню» пройти на командный пункт. Таковым оказалась комната позади конференц-зала, где обоих дожидались довольные Антипов и Муравьёв.
– Господин коллежский советник, – обратился Муравьёв к Каледину, – имею честь сообщить, что высочайшим повелением вы направляетесь в срочную командировку на Мальту, дабы по возможности оперативно провести расследование на месте и взять образцы ДНК жертв события тысяча девятьсот шестнадцатого года. Выезжаете прямо сейчас как начальник бригады. Для научной помощи к вам прикомандировывается обер-медэксперт Хайнц Шварц, – (тут Каледин еле заметно поморщился), – а для охраны и силовых функций – вахмистр Семён Майлов. Кроме того… – Муравьёв сделал паузу, – поедете и вы, мадемуазель фон Трахтенберг.
– Я?! – вспыхнула Алиса, представившая себе путешествие в славной компании Каледина, новоприобретённого врага Шварца и Майлова. – Простите, милостивый государь, но…
– Вами подписан контракт о сотрудничестве, – ласково заметил Муравьёв. – И согласно одному из его пунктов, вы обязаны ездить в командировки от департамента полиции. С целью смягчить ваше негодование, скажу, что на бригаду выдаётся безлимитная золотая кредитная карта «Visa-Патриотъ». Билеты в Валетту уже куплены.
Алиса приближалась к точке кипения, как взбесившийся чайник. Однако к её удивлению слова о золотой кредитке напрочь отбили желание устроить скандал, зато наполнили мозг красочными видениями модных магазинов Валетты. Она глубокомысленно кивнула и украдкой бросила взгляд на Каледина. Тот смотрел в другую сторону, насвистывая и размышляя, чем вызвано такое решение руководства – то ли их присутствие в Корнилове признано крайне нежелательным, то ли задание и правда не терпит отлагательств. За дверью комнаты послышались площадные немецкие ругательства – Хайнцу Модестовичу озвучили приказ начальства, проинформировав заодно о составе группы, отправляющейся на Мальту. Обычно невозмутимый обер-медэсперт не смог сдержаться.
Вспомнив опять о Варваре, Алиса быстро набрала номер её гувернантки.
Однако ей не ответили.
Глава 7 Обер-чаепитие (дворецъ-особнякъ дворянъ Боголюбскихъ, Москва)
Глава государственного телевидения Святополк Боголюбский (по прошлому паспорту саксонец Леопольд фон Браун) посторонился, впуская в сени министра славянской культуры Евпатия Медовухина, в прошлой жизни Бернгарда Штюрмера. Троекратно поцеловавшись с гостем, он кликнул слугу, одетого в вышитую рубаху, ситцевые штаны и лапти, молвив просвещённое слово:
– Ох ты гой еси, ты лакеюшка, ты возьми-ка, орёл чернобровый мой, во свои рученьки во могучие рухлядь мягкую князя милостивого свет Медовухина, басурманами плащом прозываемую. Поклонюсь тебе в ножки белые, лобызну тебя в очи ясные.
Камердинер, не выказав удивления, с поклоном принял одежду.
– Лео, ты случайно не заболел после тяжёлой работы? – на чистом диалекте «заксен» шепнул Евпатий. – Что за древнерусский язык? Я даже половину не понял.
– Bruder, alles in ordnung,[11] – тихо ответил Святополк. – Просто ты ж сам понимаешь – время такое, нам нужно показывать себя патриотами, для этого ты сюда и пришёл. А общение на подобном наречии с прислугой – поверь, отличнейшая практика.
С тех пор как после присоединения Гельсингфорса к империи государь специальным указом обязал чиновников упрочить духовные скрепы и возродить культурные традиции России, в моду вошли, выражаясь на сленге приехавших в Москву вместе с государем дрезденских баронов, «обер-чаепития». Высшие сановники империи собирались в спешно отделанных с помощью персидских гастарбайтеров теремах «руссиш стиль» и всячески показывали свою любовь к России.
Леопольд и Бернгард вальяжно прошли в гостиную.
С полатей к ним навстречу поднялись куратор прессы императорского двора Сидор Вкусноколбасцев (барон Альфред фон Шмектвурст) и министр финансов Пантелеймон Рюрикович (Генрих Граф-Людинксгаузен). Славяне облобызались и закрестились на икону святого Владимира, перед которой хозяин загодя зажёг ароматную лампадку.
– Попрошу, бояре, отвечерять чем Бог послал, – сказал хлебосольный Святополк.
Гости чинно расселись за деревянным столом, покрытым белой скатертью с синими петушками: посередине испускал пар самовар чистого серебра из бутика «Тиффани», радовала глаз икра в хрустальной вазочке, нарочито небрежной грудой лежали баранки. Лакеи, радушно улыбаясь, расставили перед гостями фарфоровые тарелки с дымящимися щами, аккуратно положив рядом приборы – сплетённые вручную лапотки от Версаче.
Подавая друзьям пример, Святополк ловко зачерпнул лаптем щи. Ему это было не впервой, и он влёгкую справился с поставленной задачей – сказывался многолетний опыт. Остальным добрым молодцам так не повезло. У Пантелеймона горячая жидкость сразу пролилась на кафтан, отчаянно зашипев жиром, Сидор уронил прибор в гущу, а Евпатий тщетно пытался выковырять кусок картошки, застрявший среди хитроумных сплетений дизайнерского лаптя. Впрочем, довольно скоро гости научились есть правильно – главное было набрать полный лапоть щей, побыстрее выпить содержимое, пока оно не вытекло (при этом постараться не обжечься), и тут же опрокинуть пустую ёмкость в рот, не упуская мясо и варёную капусту. Священнодейство довершалось двузубой вилочкой для очистки мыска лаптя, далее следовало зачёрпывать им щи вновь. Не сказать, чтобы процедура в принципе была так уж сложна, но для новичков всё-таки изрядно утомительна. Следует отдать должное дрезденским баронам – они очень старались, доказательство патриотизма делом ценилось при дворе. Справедливости ради отметим: прозападная оппозиция на private parties графа Арсения Карнавального столь же показательно вкушала санкционных устриц, и там, к стыду сказать, случалось всякое – включая скольжение барышень на деликатесе и падение кверху лапками, улетание раковин в сторону и поспешное запивание устричной плоти водкой; однако ж ели, нахваливая, ибо тем самым противодействовали отвратной политике царизма.
Вслед за Святополком тарелку очистил Пантелеймон и, вплотную приблизив губы к уху хозяина дома, шепнул по-немецки:
– Слушай, старик… у тебя скатерть цветов финского флага… не донёс бы кто…
– Ох ты гой еси, детинушка… – пролепетал фон Браунна старославянском, и сразу же перешёл на диалект «заксен». – Спасибо, прямо сейчас лакеям скажу, чтоб убрали.
Баранки вкушали уже на новой красной скатерти, слуг отослали в людскую, чтобы поговорить по-свойски. Под дружный хруст все пили чай с блюдец гжельского сервиза – разгрызая колотый сахар, как и положено истинно русским, вприкуску.
– Тяжело, братья, патриотизм проявлять, – пожаловался Сидор Вкусноколбасцев. – Столько сложностей в этой России, и не всегда понимаешь, чего они хотят. Вот, например, пословица – «семь раз умер, один раз отрежь». Что она значит? Про зомби, который погибает только с седьмого раза? В Саксонии, уважаемые гешафтен, куда как проще.
– Нет-нет, – поправил его патриот Евпатий Медовухин, написавший целый цикл популярных книг о русской культуре и читавший лекции о богатстве русского языка почти без акцента. – На самом деле «семь раз на отмели, один раз отрок». То есть следует так понимать – только долгая групповуха на берегу моря способна сделать тебя мужчиной. Ты лингвистику местную поизучай с моё – у тебя волосы дыбом встанут. Какой ещё народ в мире может сказать «надень шапку нахуй, а то уши замёрзнут»?
Патриоты в благоговейном ужасе закрестились на икону.
– Это далеко не всё, – продолжил Медовухин. – Даже мне до сих пор трудно разобраться в многозначительности определения слова «хули». В одном случае, как «хули нам», оно означает храбрость, в другом – агрессию, как «хули тебе надо?». И наконец, неопределённую грустную житейскую философию отрицания, вроде «хули толку».
– Согласен, – кивнул Леопольд фон Браун. – Быть настоящим русским патриотом, носителем духовных скреп чрезвычайно сложно. Со щами я на удивление быстро освоился, но вот с водкой, конечно, жесть полнейшая. Занюхивать рукавом и портянками, как советуют древние новгородские летописи, почти невозможно. Особенно в случае портянок – в продаже не нашёл, пришлось у подлеца Черрути заказывать. А он что с православных, что с лютеран три шкуры, сукин сын, снимет.
– Я мастер-класс по водке проходил, – грустно сознался Сидор Вкусноколбасцев. – У настоящего сэнсэя. Он две недели в сибирской тайге прожил, лама Тэнцзин Петрович Таши. Не помогло, со стакана валюсь. Да, так немцев и опознаю́т, но ничего не поделать. И закуски тут, откровенно говоря, странные. Например, винегрет. Зачем делать салат с мёртвыми овощами? Сплошные солёности, и всё в красном, как в крови. Страшно.
– Я сам не понимаю, – поддержал беседу Пантелеймон Рюрикович. – У них вообще в еде сплошное вампирство. Борщ опять же, выглядит, как обед Дракулы, если чеснок исключить. Мерзкий салат из свёклы. И эта постоянная любовь к солёному лососю…
– Лосося нельзя упоминать, – быстро вставил Святополк.
– А, я хотел сказать «рыбка», – моментально поправился Пантелеймон. – Но нормальному человеку, ступившему на стезю патриотизма, надо себя годами мучить, чтобы к такой пище привыкнуть. То ли дело славные пиво да сосиски с кислой капустой, ох ты гой еси.
Бароны, как по команде, облизнулись.
– Ладно, гешафтен, – произнёс исконно русский патриот Леопольд фон Браун. – Первый мастер-класс по щам я для вас провёл, второй пойдёт лучше. В дальнейшем приносите с собой гусли – в кауф-центре «Руссиш Райх» продают, будем разучивать былины. А то вдруг кайзер спросит, а вы Василису Микулишну от Забавы Путятишны не отличите…
– У Забавы был фатер по имени Путята? – удивился Сидор Вкусноколбасцев.
– А что?
– Да так, ничего, – сконфузился Вкусноколбасцев и умолк.
Леопольд назидательно погрозил коллеге указательным пальцем.
– Крайне важно не только разучивать пословицы, но и понимать их смысл, – менторским тоном сообщил он. – Это столь же безумно, как впервые вприсядку сплясать, однако другого выхода нет. Если вы лишний раз щегольнёте перед кайзером нужной пословицей, он обязательно впоследствии оценит. Например, «каков поп, таков и приход» – вовсе не значит, что личностные качества русского священника обеспечивают разный уровень наркотического удовольствия. В Голландии логично такое говорить, здесь – нет. Или вот вообще полный кошмар: «В городе Казани пироги с глазами, их едят, а они глядят».
– Боже мой! – затрясся Евпатий Медовухин. – Да это ж хоррор какой-то!
– Как и вся жизнь в этом государстве, – пожал плечами Леопольд. – Посему вариантов у вас остаётся только два. Либо вы сойдёте с ума, либо привыкнете. Думаете, как остальные здесь живут? Я в первый раз щи увидел – от ужаса остолбенел. А сейчас вполне нормально.
Отпустив челядь и лично оделив каждого чаевыми со словами «исполать тебе, добрый молодец», Леопольд собрал гостей в отдельной комнате с мягкими подушками и стенами, обитыми войлоком, – там постоянно работали электронные «заглушки», исключая возможность записи. Присутствующие с удовольствием возлегли на диваны, слегка путаясь в полах кафтанов. Боголюбский хозяйственно поднёс всем по стопочке. Выдохнули – и долго, морщась, жевали редьку, предаваясь мечтам о телячьих сосисках.
– Гешафтен, – заговорил хозяин дома, – полагаю, мы все знаем, что случилось в Корнилове. Ну, то есть не знаем, однако у нас имеется опасная негативная информация. И не дай Господь, она попадёт в уши кайзера. Конечно, его величество тщательно ограждают от плохих новостей, но сами понимаете… вдруг ему вздумается включить телевизор, или Квасов, будучи под мухой, ляпнет лишнего… Хотя это не главное. Нужно подготовиться к тому, что телевидение Северо-Американских Соединённых Штатов либо Британского королевства получит от разведслужб спутниковые фотографии трупов, лежащих на улицах Корнилова. И тогда от нас потребуют объяснений для народа.
– А что тут объяснять? – искренне удивился Медовухин. – ЦРУ, дальше и так ясно.
– Что ЦРУ? – мягко переспросил Боголюбский.
– Да всё ЦРУ, – спокойно сообщил Евпатий. – Чрезвычайно ведь удобное ведомство. Один раз я пришёл домой пьяный, с отпечатками помады на щеках и с запахом дамских духов. Когда жена начала скандал, я посадил её напротив себя и шесть часов рассказывал о роли североамериканцев в фальсификации компромата на сановников империи. Как создают особо стойкие духи в лабораториях, как незаметно вспрыскивают с помощью шпионских ручек на улице, как замаскированные финские агенты ставят на нас отпечатки помады, и что ей точно подсыпали психотропные препараты в чай, если она вообразила, будто от меня пахнет алкоголем.
– Неужели помогло?
– Ещё бы. Её в сумасшедший дом отправили, сейчас живу один, так удобно.
– Ладно, – согласился Леопольд фон Браун. – ЦРУ берём на заметку, оно никогда не подводило. В остальном, господа, требуется покреативить. Можно, конечно, попросить сделать доллар по двести золотых, и тогда трудящимся империи станет не до событий в Корнилове. Но боюсь, вскорости начнутся погромы, и наши дома подожгут, а я только на прошлой неделе потолок себе в стиле Кустодиева самоварами да купчихами расписал. Главное, версия должна быть проимператорская, но на откуп новостным программам я её отдавать не хочу. Иначе они сделают репортаж о том, как население Корнилова скончалось от безумной любви к государю. Поверьте, они могут.
В этом факте, разумеется, никто не сомневался.
– Я бы предложил снять с эфира часть фильмов по причине «антимонархического содержания», – мягко заметил Сидор Вкусноколбасцев. – Конечно, за шестнадцать лет царствования его величества таковых практически не осталось, но если постараться, всегда можно найти. Скажем, «Zомбиленд» – если там вирус превратил людей в живых мертвецов, значит, и их царя тоже? В любом случае, когда утечку предотвратить не удастся, мы продемонстрируем жандармерии и министерству двора, что в суровое для России время не хуем груши околачивали, а, не жалея сил своих, денно и нощно стояли на страже интересов империи, отражая бездуховное влияние Запада.
– Кстати, господа, – задумался Граф-Людинксгаузен, – а кто-нибудь пробовал реально хуем груши околачивать? Судя по смыслу сей пословицы, это представляется чрезвычайно лёгким занятием, хотя сезонная уборка фруктов с помощью эрегированного полового органа кажется довольно непривычной. Представляете себе группу ленивых крестьян, каковые, напевая весёлые песни, вместе, если так можно выразиться… гм…
Вопрос, что называется, повис в воздухе.
– Никто не пробовал, – быстро сказал Медовухин.
– Да вот и я тоже… – побледнел Граф-Людинксгаузен. – Я просто, в сущности…
– Стало быть, подготовим передачу о ЦРУ и запретим некоторое количество фильмов? – перебил коллегу-славянина Святополк Боголюбский. – Хорошо, но нужно ещё что-нибудь… шоу, например, развлекательное запустить, вроде «Голосище» или «Раздень Веру Холодную». Когда вся страна садится смотреть телевизор… или как это сейчас по-русски?.. гуляй-ящик, она больше ни на что не отвлекается. Можно весь мёд втихую выкачать, никто не заметит… что, собственно, и происходит. Мир для них перестаёт существовать… У меня внезапно родилась идея – «Господь-шоу»! Знаменитости, артисты и политики станут каяться в грехах в прямом эфире – у кого исповедь наберёт больше очков эсэмэс-голосованием зрителей, тот объявляется победителем. Проигравших ждёт падение в огромные люки, то есть символическое низвержение в геенну огненную. Что думаете?
Гости замерли, преисполнившись благоговения.
– Лео, ты супер! – первым восхитился Медовухин. – Конечно же, это всех отвлечёт, мозги вынесет в космос. Пора прямо сейчас начинать рекламу, а остальное по ходу дела уже забацаем. Будет не столь роскошно, как прежде, но это даже лучше: кризис ведь на дворе, нас определённо похвалят за экономию. Минуточку, сейчас позвоню режиссёру…
Согласовав детали «Господь-шоу», новые славяне подкрепились освящёнными баранками и вновь предались изучению зубодробительных русских пословиц.
Глава 8 Армия кошмаров (перелётъ изъ Москвы на Мальту)
Алисе стоило нереального, просто титанического труда не завизжать, не затопать ногами и не убить Каледина на месте. Мешало огромное количество людей в VIP-зале аэродрома «Шереметьево». Следственная группа прибыла сюда полтора часа назад рейсом из Архангельска и теперь, попивая лимонад «Поддубный», ожидала вылета в Валетту. Собственно, в случившемся Каледин был вообще ни при чём, но от привычки, что он виноват во всём и всегда, отступать тоже не следовало, дабы не расхолаживаться. Алиса сжала кулаки, врезав ногти в ладони, и сухо спросила стоявшую перед ней Варвару:
– Дочь моя, объясни, какого игрушечного кролика ты делаешь в «Шереметьеве»?
– Я взломала твой яблозвон, – радостно сказала Варвара, – и наблюдала презентацию. Жуть как интересно – расследование, мертвецы, исчезнувшие люди. Всё, как я люблю, – вроде сказок, которые фатер всегда на ночь рассказывал (убийственный взгляд Алисы в сторону Каледина). Поэтому я объяснила гувернантке, что в шкафу живут чудовища и сие обстоятельство не даёт мне возможности уснуть после обеда. Она полезла туда посмотреть, дабы доказать мне безосновательность моих страхов, и я закрыла её внутри. После ухода позвонила в Службу спасения и попросила извлечь фрау Кноблох из шкафа. Вызвала «Жёлтый фаэтон», доехала до аэродрома, оплатив заранее данными твоей карточки, сказала персоналу, что потерялась и ищу VIP-зал – ибо где ж ты ещё-то можешь быть. Мутер, я просто обожаю приключения! Скоро я пойду в гимназию, и у меня наступит скучная жизнь вплоть до замужества, когда я наконец-то смогу развлекаться, собачась с супругом круглосуточно, как ты с папой. Я лечу с вами!
Ещё в середине этой речи Алиса всем сердцем и умом поняла зловещую героиню древнегреческого эпоса Медею, прикончившую своих детей. Крикам ярости по-прежнему мешало наличие Шварца и Майлова, с любопытством наблюдавших за сценой.
– Тыыыыы… – сбиваясь на змеиное шипение, заговорила Алиса. – Ты сейчас же поедешь домоооооой… я позвоню в полицию, и тебя заберут под охраной…
Варвара переложила мороженое в другую руку и цинично усмехнулась. Встав на цыпочки и дотянувшись поближе к лицу мамочки, она довольно-таки спокойно и доходчиво прошептала:
– Я предлагаю договориться, мутер Трахтенберг. Боюсь, иначе мне придётся рассказать о снимке в твоём яблозвоне, селфи со свидания в ресторане «Бавария» с герцогом Гессен-Дармштадским на прошлой неделе. Вы там оба такие довольные… правда, не знаю, понравится ли это папе… ты же знаешь, он у нас отчаянный дуэлянт, о майн готт…
Шварц не услышал ни единого слова – он лишь видел, как полыхнули огнём глаза Алисы. Стоит отметить, что Хайнц Модестович без повязки оказался стандартным саксонцем – с плоским лицом, невыразительным маленьким носом, сжатыми в ниточку губами и крайне жидкими, прилипшими к черепу светлыми волосами. На фоне громадного горбоносого Майлова и щёголя-блондина Каледина обер-медэксперт проигрывал зрительно, но его это не волновало. С оттенком уважения он посмотрел на Фёдора:
– У вас такая умная дочь, – восхищённо заметил Хайнц Модестович. – Сколько ей лет?
– Семь, хотя по жизненному опыту я легко дал бы и тридцать, – сказал Каледин. – Искренне не советую с ней связываться. Это человек, способный ради мороженого устроить государственный переворот. Она обожает приключения, мистику и фильмы ужасов. В три года, имея при себе запас сухарей, шоколада и воды, сбежала из детского сада с целью попасть на Гаити и остаться там в качестве жреца вуду. В пять лет уже читала на двух языках, отгадывала телевизионные викторины и взламывала пароли от домашнего компьютера. Мне страшно подумать, что с ней случится в двенадцать.
– Возможно, она станет государыней, – любезно улыбнулся обер-медэксперт Шварц.
– Да. Причём самодержавной, потому что императора она отправит в сибирскую ссылку.
Хайнц Модестович перестал улыбаться.
Алиса, таща дочь за руку, двинулась к стойке авиакомпании «Двуглавый орёлъ» – покупать билет в салон первого класса для Варвары (получив в собственность золотую карточку «Visa-Патриотъ», она не могла действовать иначе). Каледин сделал из этого свои выводы и прикинул, что лететь будет весело. В предположениях он ничуть не ошибся.
…В салоне первого класса Алиса и Фёдор сели рядом. Сзади разместились обер-медэксперт Хайнц Шварц и Варвара Каледина. Скромного Майлова, настаивавшего на экономе, уговорили лететь вместе только обещанием бесплатного алкоголя в любых количествах. Воздух-барышня (как на новославянском именовали стюардесс) разнесла напитки, и Алиса, откинувшись на спинку кресла, злобно посмотрела на Каледина. Тот подмигнул.
– Не думай, что я тебя простила, – проинформировала графиня фон Трахтенберг.
– А мне это нужно? – осведомился Каледин. – Как-то я вроде и не умолял.
– Будешь, – твёрдо пообещала Алиса.
– Жду с нетерпением, – пожал плечами Фёдор.
Алиса на секунду замялась.
– Слушай, – сказала она. – А после нашего развода… ну… у тебя кто-нибудь был?
Ответ последовал не сразу – Фёдор чувствовал себя сапёром, идущим по минному полю. Одно неправильное движение (в данном случае – слово), и от него не найдут даже фрагментов ДНК. Однако затягивать было нельзя – всё могло кончиться очень плохо.
– А как ты сама думаешь?
Вопрос был дурацкий, но помог выиграть время на пару секунд. Этого вполне хватило для лихорадочных мыслей о второй фразе.
Алиса вдруг поняла: знать правду она не хочет.
– Я полагаю, что не было, – произнесла она сквозь зубы.
– Ну, вот видишь, – обрадовался Каледин своим шансам на жизнь. – Так оно и есть.
– Но с другой стороны, я тут подумала… если ты вызываешь на дуэль моих кавалеров, я имею право требовать сатисфакции от дам, заявляющих права на тебя. Ты ведь знаешь, государь император подписал петицию суфражисток,[12] уравняв возможности женщин и мужчин в дуэльном кодексе. Так что уверена, мне надо разобраться, кому ты там, скотина, втихую отправляешь эсэмэски, хотя рухлядь вроде твоего телефона, конечно же, не взломать. Для первой дуэли я выберу снайперскую винтовку. Уложу соперницу наповал. Ты помнишь, я в последнее время активно занималась спортивной стрельбой?
Каледин растёр похолодевшие кончики пальцев.
– Тебе некого вызывать. Клянусь могилой дядюшки.
– Он ещё жив.
– Я на будущее.
…Варвара оценивающе посмотрела на Хайнца Модестовича. Тот казённо улыбнулся, но холодный взгляд дочери Калединых-Трахтенбергов заставил его ощутить тревогу. Она напоминала ему маленькую вдову – зловещая блондинка с рыжинкой в волосах, одетая в тёмное платье с чёрными кружевами в виде пауков и красные, как кровь, туфельки.
– У вас, наверное, куклы с собой? – деликатно спросил Шварц.
– Какие куклы? – удивилась Варвара, глядя на собеседника карими глазами. – У меня их с трёх лет нету, сударь. Одну я выпотрошила кухонным ножом, дабы изучить её анатомию. У другой отрезала голову, когда мы с папой изображали его командировку на Гаити и я выступала в качестве лидера обезглавленных зомби. Третью запекла в микроволновке, играя в «ужин людоеда». По причине моих невинных игр родители с десяток гувернанток сменили: одна лечит нервный срыв, двое ходят на курсы психологической реабилитации, к последней недавно вернулся дар речи. Про судьбу остальных мне не рассказывали.
Хайнц Модестович издал странный горловой звук – нечто вроде «угумс» или «магму».
– Я предлагаю соглашение, – благосклонно произнесла Варвара. – Моё общество могут переносить только мутер и фатер, да и то далеко не каждый день. Гувернантка, которая в дурдоме, была уверена, что в моё тело вселился дьявол. Сударь, всё очень просто: вы сейчас идёте и приносите мне мороженое. Это гарантия, что вы долетите до места назначения в здравом уме.
У обер-медэксперта Шварца отвисла челюсть.
В этот краткий, но эмоционально насыщенный момент он успел подумать о многом. В мозгу искрой пронеслась мысль: двадцать пять лет каторги за убийство семьи Калединых-Трахтенбергов в полном составе – в принципе не так уж и страшно. Накатившая волна холодного бешенства разбилась о камень сожаления – вспомнилось, что в самолётах пассажирам не выдают парашютов, – и затащила Хайнца Модестовича в чёрный омут безысходности. Он открыл рот, дабы высказать ужасной девице всё раз и навсегда, но наткнулся на её взгляд. Варвара смотрела на медэскперта, как генерал на проштрафившегося солдата.
– Мороженое, – отчеканила она. – Сейчас. У вас десять минут, сударь. Время пошло.
Шварц, не глядя на Варвару, поднялся и, сжав зубы, пошёл в конец самолёта.
Он миновал скромного Майлова, изучавшего листочек с меню бара.
– Простите, барышня, – робко говорил вахмистр, – а вот «беленькая» сколько стоит?
– Бесплатно, – улыбалась видавшая виды стюардесса.
– Агась, – вникал Майлов. – А вторая стопочка тоже бесплатно?
– Да.
– А если вдруг третья?
– Хоть ведро, – не выдержала воздух-барышня.
Майлов завёл глаза к потолку и крайне удовлетворённо возблагодарил все святых.
– Хорошо, – констатировал казак. – Тогда ведро мне и принесите.
– Что будете кушать? – поинтересовалась бортпроводница.
Майлов непонимающе уставился на неё.
– Вот её-то, родимую, – произнёс он, предчувствуя блаженство, – я и буду кушать.
…Каледин и Алиса между тем, временно свернув со скользкой тематики амурных похождений, обсуждали ситуацию с массовым убийством в городе Корнилове. Оба смаковали греческий бренди «Метакса», предоставленный авиакомпанией. Из патриотических соображений его полагалось разбавлять квасом, однако Алиса умудрилась протащить на борт пару банок кока-колы. Коктейль добавлял беседе философии.
– Ну, если серьёзно, что, по-твоему, это может быть? – поинтересовался Каледин.
– Первая мысль, приходящая в голову, – колдовство, – ответила Алиса. – На самом деле, какая у нас есть информация о средневековых волхвах? Мы слишком материалистичны, хотя жизнь убеждает нас в обратном. Меж тем магией занимались очень серьёзные умы, и инквизиция боролась с ней не зря – потому что магия существовала. Но тут колдовство такого уровня… как ядерная ракета. Никто из колдунов раньше не уничтожал целый город.
– У меня первая мысль – жертвоприношение, – кивнул Каледин. – Очень похоже на стиль, процветавший в Вавилонском царстве, а также на религию «народов моря» – тех самых филистимлян, чьи дивизии в Библии изрядно потрепал силач Самсон. Причём ведь никто не знал, откуда взялись эти люди – согласно летописям, они пришли из ниоткуда, словно всплыли с морского дна… очень давно, примерно пять тысяч лет назад. Отменные воины, филистимляне предали огню города побережья Ханаана. Главным филистимским божеством был Дагон – получеловек, полурыба, способный жить как на суше, так и в воде. Он считался повелителем океанов, морских существ, а аккадские цари верили, что Дагон – отец бога Баал-Хаммона… да-да, того самого, Алиса.[13]
Трахтенберг слегка поперхнулась «Метаксой».
– И что? – спросила тревожно она. – Ты думаешь, он пришёл за нами?
– А смысл ему так поступать? – резонно заметил Каледин. – Мы-то лично Баал-Хаммону ничего не сделали. Вообще, тебе известно, в чём наша нынешняя проблема? В неведении. Христианство отменило существование прежних богов, заявив: это ложные идолы. И все сказали: «Аааааа, ну конечно», – и принялись поклоняться распятию. Никто не попытался сесть и поразмыслить – интересно, вдруг эти боги действительно существовали и в прежние времена были не менее, а то и более могущественны, чем сам Иисус?
Графиня, запрокинув голову, залпом допила бренди.
– Я читала про Дагона у Лавкрафта… Жутчайшее, мерзкое существо.
– Хотел бы я прочитать у Лавкрафта про миленьких веснушчатых девочек в розовых бантиках, – усмехнулся Каледин. – Он в принципе с других вещей популярен стал – чтобы, закрыв последнюю страницу, люди месяц заикались, ночью просыпались в холодном поту и получали инфаркт, если скрипнет половица. Конечно, его Дагон хуже крокодила.
– Прямо как ты.
– На меня похожа наша дочь.
– Я тебя ненавижу.
– Спасибо, ты мне тоже не очень нравишься. – Каледин разлил по стаканам остатки бренди. – Так вот, – продолжил он. – Дагону, по обычаям того времени, приносили жертвы. Массово. Не по десять-двадцать человек. Тысячами. В основном перед урожаем или военным походом. Пленных, рабов, девушек покорённых народов связывали сетями и топили в море под молитвы жрецов. В древности развлекаться подобным образом было модно, синематографа и гуляй-ящика не было. Но это далеко не всё. Потом утопленников вытаскивали из воды и выкладывали на суше в виде различных фигур – треугольников, открытого глаза… и в частности, цветка.
Алиса подпрыгнула на месте, едва не разлив «Метаксу».
– Так что ты молчал?!
– Ты же знаешь – я по натуре тормоз. Вертелось что-то в голове, за кончик мысль поймать не мог. А сейчас осенило. Да и ты с таким упоительно королевским видом толкала умную речь, что совсем не хотелось портить тебе малину. Ну, Шварца, разумеется, желательно тоже было уесть, а то слишком умный нашёлся на нашу голову.
– Ты мой лапочка.
– Отблагодаришь в постели?
– Мечтай.
Оба, не сговариваясь, покончили с «Метаксой».
– Так значит, банально – жертвоприношение в честь древних богов? – уточнила Алиса.
– Не вполне, – ответил Каледин. – До моря-то идти и идти. Тут правильно сто раз подметили – что ж, силы зла всё население Корнилова специально на поезде топиться возили? Не сходится. В твоей версии о загадочно пропавших группах людей больше логики… хотя да, почему тела не исчезли сейчас? Ладно. Может быть, мы имеем своеобразный микс твоей и моей идеи. И это прекрасно, поскольку болтовня о том, что во всём виноваты попсовые древние божества вроде Ахурамазды, уже надоела. Возьми любую книгу, первый попавшийся фильм из области мистики – боги в каждой бочке затычка. Я не знаю, как тебя, а меня до оскомины заколебал этот банальный сюжет.
– На прежних богов в мэйнстриме привычно всё валить, – согласилась Алиса. – Но понять режиссёров и писателей можно. Ассортимент монстров в древнем мире – на все вкусы, выбирай не хочу, и психов, готовых проливать кровь, словно водицу, во имя своих кумиров, во все времена было предостаточно. Я бы не списывала вариант Дагона или Иштар со счетов. Вот представь себе, Фёдор… ну так, примерно, теоретически… скажем, ты у нас – древний бог.
– Представил, – после краткого раздумья заявил Каледин.
– И в тебя никто не верит…
– Да мне по хрену…
– Я не об этом. Просто чисто философски поразмысли…
– Мне всё ещё по хрену.
– Да боже мой! Тебе так трудно? Что за натура?! Что ты за сволочь вообще?!
– (Вдох.) Ладно. Я бог.
– У меня желание отпало это обсуждать. Ты не бог, а мерзавец и тварь, Каледин.
– Ещё по стаканчику?
– Наливай.
…Медэксперт Шварц, увидев, что Варвара уснула, осторожно поднялся с кресла. Девочка без промедления открыла глаза, вонзив ему в спину пронзительный взгляд.
– Я вас не отпускала, сударь.
– Ещё мороженого? – обречённо спросил Хайнц Модестович.
– Да.
Штабс-капитан подумал, что если он сейчас выбросится из самолёта без парашюта, его поймут все без исключения. «Не семья, а армия кошмаров. – Он покосился на смеющихся в креслах впереди Фёдора и Алису. – Остаётся лишь радоваться, что они не завели двоих или троих детей». Шварц поднялся и двинулся по салону, миновав мирно дремлющего вахмистра Майлова, в порыве нежности обнявшего опустевшее ведро. Самолёт плавно снижался – за иллюминаторами мелькнули огни ночного города, лётчик объявил по громкой связи о посадке. Ускорив шаг, Шварц зашёл за шторку, где неподалёку от туалета кучковались стюардессы, поднял глаза и замер – в лоб ему смотрел пистолет.
– Пожалуйста, тихо… – сказал человек в синей форме спокойным, бархатным голосом.
Проблеск № 3
Последний храм
(граница с Египтом, 402 г.)
Они долго шагали через пустыню. Всю ночь. Горстка воинов, всего одна центурия, сотня человек, зато как на подбор – безжалостные меченосцы, принявшие боевое крещение в Константинополе в сражении с остготской нечистью.[14] Лучший отряд знаменитого Августова легиона, сформированного самим Юлием Цезарем. Лошадей пришлось оставить: конница привлекает излишнее внимание, а им оно вовсе не требовалось. Центурион Константин Флавий разрешал короткие остановки, чтобы утолить жажду и вознести молитвы – все его легионеры, кроме чернокожего нубийца, были христианами. Подумать только, какое-то жалкое столетие назад за тайное поклонение прибитому к кресту жителю Иудеи без разговоров бросали на съедение львам. Но сейчас всё повернулось иначе – по приказу благородного императора Аркадия, правителя Востока, сына великого Феодосия и брата властителя Запада Гонория,[15] солдаты повсеместно разрушают языческие святилища с целью оставить в государстве одну религию – церковь сладчайшего Иисуса Христа. Их сохранилось совсем мало. По пальцам счесть. Но во имя святого креста, от капищ не должно уцелеть и камня на камне. Ещё достаточно свежа память о кратком периоде правления Юлиана Отступника,[16] рискнувшего, пусть и неудачно, вернуть империю во власть язычества. Подобных действий в будущем следует избегать: пусть «поганым» станет негде молиться и класть жертвы на алтари.
Флавию, впрочем, было всё равно. Он не видел разницы между Галилеянином и, скажем, Юпитером. Однако приказ есть приказ, тем паче отданный от имени августа епископом Порфирием, получившим подробные сведения благодаря доносчику. В принципе отрывочные слухи будоражили сановников империи и ранее… Будто бы далеко в пустыне чудом сохранилась секта давно вымершего народа, упомянутого в Библии, – филистимлян. Очень странно, конечно. Филистимляне исчезли более шести веков назад, уничтоженные в битвах с эллинами, иудеями и римлянами. Загадочный народ, появившийся из ниоткуда, жестокие племена, именуемые «людьми моря». Собственно, они и поклонялись морю. Их главного бога Дагона рисовали в виде бородача в тюрбане и с рыбьим телом. Библия отражает всеобщий страх людей прошлого перед филистимлянами – лживые рассказы о могуществе силача Самсона, одним ударом убивавшего по тысяче врагов… сладкие мечты, не имевшие ничего общего с действительностью…
Доносчик шёл вместе с центурией в качестве проводника. Флавий с омерзением посматривал в его сторону – воистину, предающие своих братьев за звонкую монету отмечены всеми печатями пороков. Квёлый, с висячим носом-грушей, клочковатой бородёнкой, кривыми ногами и лицом пьяницы – таков этот Валерий. Он, безусловно, будет уверять, что действует сугубо во славу Господа нашего Иисуса Христа, но каждому в окружении префекта Египта известно – дорожки шпионов епископа Порфирия щедро посыпаны золотом. Именно поэтому Валерию стоит доверять. С его помощью были разоблачены тайный храм Баала в Ашдоде и капище Астарты в Ашкелоне. Язычники пытались сопротивляться, но что стадо овец может противопоставить отряду львов? Флавий своей рукой заколол двенадцать человек. О таинственном храме в песках ходят легенды – Марнеион, гранитный комплекс, посвящённый богу Марнасу, ещё одному властителю умов филистимлян и некогда перешедших в филистимскую веру греков. Удивительно, но до дрожи обожавшие статуи своих идолов язычники практически не изображали Марнаса – известны лишь древние легенды о нём, одна другой страшнее. Якобы Марнас – отец Дагона и ещё более могущественен, управляет тьмой подводных глубин… в общем, нечто вроде Нептуна, однако в самом мрачном варианте. Существует только одна статуя Марнаса – установленная в том храме. Её видят избранные жрецы, и доступ к ней простым смертным закрыт навеки.
Флавий окинул взглядом своих солдат. Они не выглядят уставшими. Марш через пустыню – ерунда. Что дальше? Уже известно. Короткая резня (возможно, воины получат пару царапин), затем привал, отдых, четырёхчасовой сон и обратно в путь – доложить о выполнении приказа, принеся в доказательство обломки идола и го́ловы язычников. Центурион наизусть знал, что последует затем – епископ Порфирий запустит жирные пальцы в волосы на одной из голов (обычно он выбирает женскую), приподнимет, внимательно разглядит, перекрестится свободной рукой – и смачно плюнет в мёртвые глаза.
До храмового комплекса они дошли на рассвете.
Огромное строение скорее смахивает на крепость. Обнесено глиняным валом. В стенах – бойницы для лучников. Солдаты проникли в открытые ворота, зажав в руках мечи. Во дворе – ни единой души. Удивительно. Флавий ожидал чего угодно – криков гнева, испуга, визга, ужаса в глазах… однако храм был пустынен, и камни у входа занесены песком. Неужели жрецов предупредили, и они успели уйти?
Доносчик, обернувшись, поймал недовольный взгляд центуриона и поспешил отреагировать:
– Не беспокойтесь, господин. Они наверняка внутри.
Солдаты ступили в пределы храма. Возле колонн оплывали жиром свечи, и это успокоило сердце Флавия – за освещением должны следить, значит, все на месте. Центурион поймал себя на мысли, что никогда в жизни не наблюдал столь величественного и просторного святилища язычников. Потолки высотой 20 локтей, гигантские алтари, ведущие к ним массивные ступени… и разумеется, само божество. На своём веку Флавий встречался лицом к лицу с различными идолами… но этот не был похож ни на что. Римлянин рассматривал скульптуру Марнаса, поражаясь, какой же извращённый разум мог додуматься до создания такого вот бога. Будучи от природы прагматиком, Флавий точно знал, что все боги – плод ума человеческого, на деле их не существует.
Идол бесстрастно смотрел на него слепым взглядом, раскрыв рот. Ощущение, будто видит насквозь…
На морде из гранита зажглись зелёные глаза.
Флавий слишком поздно осознал – чудовище вовсе не каменное, оно ЖИВОЕ. Солдат справа выронил меч и схватился за горло обеими руками. Словно по команде, бойцы стали оседать на пол, корчась в конвульсиях. Центурион внезапно почувствовал удушье, тело больше не подчинялось ему. Упав, он ощутил холод каменных плит, лёгкие изрыгали горечь… на языке возник привкус морской воды. Гаснущее сознание выхватило мысль: это засада, их привели сюда специально, их ждали… Послышались шаги, над Флавием склонилось расплывающееся лицо доносчика. Так вот почему он не зашёл в здание, а мудро остался снаружи…
– Я не стану извиняться, господин, – сказал Валерий неузнаваемым, холодным голосом. – Вы это заслужили. Храм будет существовать, и вы ему больше не помешаете.
…Через три дня епископ Порфирий получил от своего верного слуги и богобоязненного христианина Валерия заверения, что храм Марнаса разрушен, а центурион Константин Флавий обрёл мученичество, геройски пав в битве с «погаными». В доказательство епископу были предоставлены три отрубленные головы нечестивцев, включая одного чернокожего, по виду – из Нубии. Порфирий общался лично только с центурионом и уж само собой не знал в лицо его солдат. Плюнув в глаза мертвецам, он щедро вознаградил доносчика и отметил в своих записях, что очаг зла в пустыне уничтожен милостью доброго августа Аркадия. Отныне можно успокоиться: веру в Иисуса Христа ничто не поколеблет…
Глава 9 Море ужаса (ночь, недалеко отъ станцiи, Бурятская губернiя)
Светлобородый незнакомец двигался сквозь тьму легко и уверенно. Он спокойно обошёл пост жандармов, проверявших документы у новоприбывших пассажиров, пробрался через спутанные ветви деревьев у станции и довольно быстро нашёл нужную тропинку в горном лесу. Человек уже бывал здесь раньше и выучил дорогу наизусть; кроме того, ему помогала способность видеть ночью. Изумрудные глаза путника сияли мягким светом, и он опускал ресницы, чтобы этот свет не заметил какой-нибудь заблудившийся охотник. Во мраке зловеще кричали ночные птицы, но светлобородый лишь улыбался – он не ведал страха. Ночь была стихией, в которую он окунался, как в воду, не шёл, а плыл по ней, ныряя всё глубже, словно стараясь достигнуть дна. Луна краешком протиснулась между облаками, он остановился. Пленница, захваченная в поезде, покорно шла за ним, переступая по грязи босыми ногами – похититель не сомневался в её послушности, однако на всякий случай привязал к шее верёвку. Девица в сущности ничего не соображает и лучше вести её, как корову на луг, иначе сдуру проткнёт себе глаз сучком или сломает ногу, соскользнув с обрыва. Самое главное, что наполняло его душу радостью, – она не умерла. Ему хотелось пуститься в пляс от счастья, но время научило холодности и привычке подавлять эмоции. Ещё ничего неясно. Точно может определить только Хэйлунван, да и то не сразу. Вот к нему-то они и направляются… При мысли, что именно скажет Хэйлунван в случае успеха, у незнакомца перехватило дыхание. Нет. Нельзя. Надо запретить себе пока мечтать об этом. Уже столько раз всё срывалось, что попросту страшно подумать… а в Корнилове… да, тогда он повёл себя абсолютно неосторожно, и полиция сейчас гонится за ним по пятам. За одни сутки сделал как плохую вещь, так и хорошую. Поставил себя на грань разоблачения и в то же время исполнил вековую мечту. Что лучше? Это решать Хэйлунвану и остальным. По поводу Корнилова он постарается объяснить и попросить его понять. Такое уже случалось раньше… и конечно, хвалить его не за что.
Светлобородый ещё раз пристально посмотрел на девушку.
Сердце кипело от торжества. А вот девица выглядела странно – лицо у неё позеленело, отливая трупным цветом, однако без сомнения она была жива, хоть теперь и представляла собой готовый образ для фильма ужасов – травянистая кожа, причёска и макияж гота, «слепые», закатившиеся глаза, шевелящиеся губы… ну хоть сейчас на экран. Да уж, в таком виде лучше её никому не показывать. Нет, она ни в коей мере не зомби – не мёртвая, очень даже живая… просто в данный момент барышня находится в процессе созидания и, так сказать, не совсем адекватно воспринимает окружающую действительность. Потом пленница придёт в себя, но в принципе это уже неважно.
Всё получилось. Впервые за много-много лет.
Сегодня полнолуние. С утра шёл дождь. Вода с небес – это отличный знак. Зеленоглазый чуть-чуть натянул верёвку, и девушка механически ускорила шаг. Идти недолго, через горную чащу дорога короткая, и главное – безопасная. Чем хорош XXI век: человечество истребило почти всех опасных зверей в лесах, кабаны и волки – огромная редкость, а трусливые зайцы с белками опасности не представляют. Правда, при желании он и со слоном за минуту справится, без проблем… просто ни к чему лишнее беспокойство. Треск веток, рёв, шум, кровь. А тут особые места, охраняемые – с недавних пор в империи с ума сходят по экологии. Арабы именуют здешние воды «Бахр-аль-бака». Как ему рассказывали в Аравии, есть два перевода – «море, рождающее слёзы», или «море ужаса». Китайцы называют огромное озеро «Северное море», Бэйхай – это название недавно официально вернули вместо Байкала, дабы угодить китайским партнёрам: на них сейчас империя переориентируется в экспорте мёда, а также помогает в разведении особых пород пчёл.
Озеро уже где-то рядом. Слышится плеск воды.
Пленница неожиданно дёрнулась, словно пытаясь вырваться. Он повернулся, положил руки ей на плечи. Посмотрел в закатившиеся глаза. Нет, всё нормально. Дамочка под действием, это просто судорога. Но, наверное, хорошо бы ускориться… мало ли что. Он слишком поддался эйфории… А если ничего не получилось и эффект враз пройдёт? Зеленоглазый шагнул по направлению к дому… и вдруг произошло непредвиденное. Босая девушка отпрыгнула, вырвав из его рук верёвку, и опрометью бросилась в глубь леса.
– Помогите! – во всё горло закричала она. – Люди, на помощь!
Выругавшись на родном языке, похититель устремился в погоню. Ветки хлестали по лицу, одна, кажется, рванула губу шипом – он почувствовал на языке кровь. Идиот! Вот что значит эйфория от самовлюблённости. Шёл и представлял, как Хэйлунван похвалит, возвысит, отблагодарит… Так, хватит паниковать. Всё нормально, он сейчас поймает дурочку… он-то в темноте видит, а она – нет. Зрачки изумрудных глаз сузились, словно у кошки, он сделал бросок влево, обходя беглянку с фланга. Шум. Кажется, она упала в темноте, отлично. Если и сломает ногу, что поделаешь – донесёт её на руках, заданию это не повредит. Он сгорбился и, по-волчьи выгнув шею, повернул нос вслед девице. Вот. Она там. Надо схватить идиотку, пока не выбежала на дорогу – хлопот не оберёшься. Он понёсся прыжками, на бегу огибая деревья – мягко, словно пантера. На лице появились новые царапины, но человек не ощущал боли – им всецело завладел охотничий азарт… силуэт впереди… преследователь втянул обеими ноздрями запах косметики, женского пота, слёз… о, как ему это нравится… да, спасибо…
Он почти настиг её, когда внезапно понял – беглянка исчезла.
Прямо у него из-под носа. Бред, наваждение. Такого просто не может быть! Зеленоглазый остановился. Сильно вдохнул грудью воздух. Нет. Ничего. Совсем ничего. Шатаясь от горя, он, словно робот, двинулся к воде – туда, куда и собирался идти.
Вышел из леса и внезапно остановился.
Луна славно освещала картину, представшую перед ним. Всё как на ладони – холмы, поросшие чёрным лесом. Бездонное небо. Девушка, застывшая на коленях в волнах «моря ужаса», мерцающего холодными отблесками. И… похититель перевёл дух. Над пленницей горой возвышался тот, к кому он её и вёл, – великий, бесподобный Хэйлунван в развевающихся на ветру чёрно-жёлтых одеждах, с длинными, свисающими до груди усами. В окрашенных луной лимонного цвета облаках гулко прогремел гром, упали первые капли дождя. Знамение. Рассекая гладь озера Байкал, зеленоглазый улыбнулся Хэйлунвану. Они коллеги, у них нет отношений господина и раба, Хэйлунван – всего лишь первый среди равных. Дойдя до старшего, он кратко поклонился ему, засвидетельствовав своё уважение.
Лицо Хэйлунвана озарила ответная счастливая улыбка. Повернувшись, он пошёл дальше – в глубь озера. Девушка, встав, двинулась за ним.
Зеленоглазый тоже нырнул в ледяную воду, перевернулся, поплыл на спине. Дождь заливал лицо, человек смотрел на небо, и капли падали в раскрытый в беззвучном смехе рот. Первым в бездне исчез Хэйлунван, утянув за собой девицу. Зеленоглазый в последний раз взглянул вверх и также камнем пошёл на дно. Утопая, он по привычке не стал закрывать глаза.
Но увидел лишь тьму.
Глава 10 Граф Карнавальный (узилище рядомъ с Трёхрублёвскимъ шоссе)
Потомственный дворянин Арсений Никифорович Карнавальный порылся кончиками пальцев в вазе чешского хрусталя, покоившейся на столике из красного дерева времён Наполеона III. Найдя виноградинку сорта «изабелла», он нехотя кинул её в рот и раздавил зубами, почувствовав на языке приятный сладкий сок. «Скушно-то как, – подумал Карнавальный. – Господи, наверняка до самоубийства доводят, а кому расскажешь, вот кому? Кругом только агенты режима да соратники, кои на место моё норовят заскочить, аки волки алчущие». Граф посмотрелся в венецианское зеркало, послушно отразившее молодого, коротко стриженного человека с квадратным лицом, и отметил свою мертвенную бледность. Ещё бы. Вот уже скоро шесть месяцев, как он томится под арестом. Евроремонт в тюрьме отдавал безвкусицей и пошлостью разбогатевшего купчика – Арсению хуже горькой редьки надоели стены в стиле «персик со сливками», уходящие ввысь греческие колонны, ЖК-телевизор с огромным экраном, диваны оленьей кожи, персидский ковёр времён шахиншаха Надира и паркет из рёбрышек серебряных монет. В оригинале, пол комнаты фаворита императрицы Анны Иоанновны, герцога Бирона состоял из золотых червонцев, но даже тупые строители застенков понимали, что демократия должна быть ближе к народу. Специальное узилище, или политическую тюрьму для представителей оппозиционного дворянства, спроектировали итальянские дизайнеры, о чём свидетельствовали фрески в стиле соборов Флоренции на потолке. Кондиционер жужжал, навевая прохладу, но графу эти звуки казались зловещим грохотом. «Конечно, – мрачно размышлял Карнавальный, – специально для меня поставили паршивый «Хитачи». Заморить хотят, окаянные. Вон Василисе кондей из слоновой кости запросто приделали. Да уж ясно, надо мной можно издеваться, как над собакой». Василиса Худякова некогда была финансовым адъютантом и по совместительству любовницей бывшего министра обороны Виталия Сердцова, личного друга государя. Получив миллиард евро на покупку современных танков для армии, девушка истратила их в бутиках Тверской улицы – как раз хватило на приобретение нижнего белья, туфель и весьма скромного количества бриллиантов. Узнав об этом, государь, в последнее время одержимый борьбой с лихоимцами, пришел в натуральное бешенство. Невзирая на скомканные оправдания трясущегося от страха Сердцова, он безжалостно лишил его премии за последний месяц – около трёхсот евро. Но и этого императору показалось мало: экс-министра сослали в Сочи, где заключили в люкс пятизвёздочной гостиницы с правом выхода лишь на купание, завтрак, обед, ужин и ежедневные прогулки. Содержание Сердцова обходилось казне в кучу денег, однако август строго указал, что торг здесь не уместен – он не поскупится на наказание коррупционеров, и каждого взяточника ждёт суровый приговор. С Василисой обошлись и того хуже – жандармы конфисковали у неё лифчики, поместили в настоящую (!) тюрьму аж на сорок минут, после чего безжалостно бросили измождённую узницу в застенки, ранее служившие гостиницей при визитах королей европейских стран. Газеты, как водится, восхвалили строгость государя, не погнушавшегося жёсткими мерами во имя справедливости, и где-то на последних полосах напечатали заметку про старушку из Нижегородской губернии, укравшую поросёнка и получившую шесть лет каторги.
Граф Арсений Карнавальный вытер рот кружевным платочком.
Кондиционер своим жужжанием и лёгким треском мешал ему думать, и он уже не сомневался, что это устройство – специальная разработка лучших умов Отдельного корпуса жандармов. Присев на антикварный итальянский стул с гнутыми ножками, граф подвинул к себе ноутбук и вошёл на Мордокниге в «сетевой дневник», упорно называемый им английским словом «блог». Немного подумав, напечатал «Император – говно» и с удовлетворением увидел, как через десять минут появилось 500 знаков похвальбы и почти столько же комментариев. «Конец царизму-то скоро, – погрузился в нирвану Карнавальный. – О мон дьё, как карбонарии лютуют… Пускай отрекается от престола, а то не успеет за границу сбежать». Одно время Карнавальный финансировал сайт, где разоблачалось казнокрадство государевых слуг; благодаря ему некоторые титулярные, а то даже и тайные советники были сняты с должностей и отправлены в ссылку в Крым, Туапсе и на другие морские курорты. Однако вскорости графу это надоело. На разоблачения проворовавшихся дрезденцев уходило до крайности много времени и денег, а тут за десять секунд напишешь пару фраз – и вся аудитория в экстазе валяется. Слегка поразмыслив, он добавил: «И монархия тоже говно». Это сразу вызвало взрыв счастья и грандиозное количество похвальб. Восторг революционеров усиливал в Карнавальном уверенность, что монархия обязательно будет свергнута. Раньше он влёгкую собирал антиимперские митинги, куда приходили до двухсот тысяч человек, однако на самую последнюю демонстрацию явились только друзья, родственники и дети графа Карнавального, а также десяток дряхлых, но решительно настроенных старушек с плакатами «Долой царя!». Остальные революционеры, заледенев от собственной самоотверженности, свернулись калачиком на уютных диванчиках и отчаянно ставили похвальбы новости о митинге в Мордокниге, ругая тех трусов и быдло, что не вышли поддержать народную революцию. Даже личный помощник Карнавального и тот написал ему – мол, вот не побоялся поставить на своей аватарке красную ленточку, выражая надежду на скорое низвержение самодержавия. «Ну, охренеть теперь просто», – подумал Арсений, вслух похвалив помощника за подвиг в борьбе с царизмом.
Борьба с режимом на сегодня была закончена, и узник задумался насчёт ужина.
Взяв со стола колокольчик, он позвонил. В дверь тут же просунулась ненавистная ему как свободомыслящему человеку изрядных размеров харя начальника охраны – унтера Добронравова, толстого, лысого и потного представителя Отдельного корпуса жандармов.
– Чего изволите-с, ваше сиятельство?
– Сатрап, – полным презрения голосом сказал граф Карнавальный. – Я ужинать желаю. Давай, что ли, пошли своих держиморд в трактир. Значит, так – суп черепаший, осетринку, фаршированную раковыми шейками, крем-брюле и бутылку ледяного шампанского.
– Может, салатик какой, ваше сиятельство? – осведомился унтер, поспешно записывая.
– Нет, – нахмурился Арсений. – Не до салатиков мне, когда угнетённый экономической политикой царизма и санкциями Запада народ в империи голодает. Хлеба тоже не неси. Если под гнётом монархии люди досыта не едят, то и я не буду.
Добронравов щёлкнул каблуками и скрылся за дверью.
Однако уже через минуту его раскормленная морда (её реально трудно было назвать лицом даже при очень хорошем отношении к жандарму) вновь появилась из-за двери. Толстяк Добронравов выглядел виноватым и очень грустным.
– Ваше сиятельство… – промямлил он. – Того… супа черепашьего у них сегодня нетути… санкции же… черепах из Парижу не завезли… Они бают, может, вы тогда борща скушаете с баранинкой, горячего, или вот ещё бульончик из цесарочек тоже имеется…
Лицо графа в считаные секунды налилось кровью.
– Да ты что ж это, пёс?! – взревел Арсений голосом, полным ненависти. – Стало быть, инструкции из Кремля получил, как меня вернее уморить в два счёта? Сначала, значит, борщ вместо черепашьего супа, потом сёмга в обмен на осетрину, крем-брюле замените тортом «Захер», а супротив шампанеи подадите мне портвейну? Спите и видите мою смертушку, скоты! Вашим надеждам не суждено сбыться, я поведаю обо всех пытках Си-эн-эн, и Запад ответит новыми санкциями. Тащи сюда бульончик, подлый сатрап!
– Агась, – радостно кивнул унтер Добронравов, давно привыкший к гневным эскападам графа. – Не извольте беспокоиться, горяченьким доставим. Одна нога здесь, другая там.
Он исчез, а Арсений сел на олений диван, протянул руку к телефону «Верту» и, что называется, «завис». «Надо разобраться, почему они не заставляют меня носить арестантскую форму, – подумал он. – Нет, я, конечно, костюм от Кавалли сменил на карденовский, так простонародней. Но роба с полосками пошла бы мне, несомненно… Только вот у кого заказать? Генри Гасанов для ареста специально пошился у Фенди, а там такая очередь… вся оппозиция жаждет отметиться. Следует вызвать стилиста, разобраться с материалом… Страдаешь годами за демократию, как собака шелудивая, а всем плевать».
Размышления страдальца прервал телефонный звонок.
– Сеня, – дохнул в трубку Топоровский. – Тут, благослови тя святые, чегось сорока на хвосте принесла… Один человечек из жандармов мне должен и переслал с оказией пару картиночек. Ты, отрок, глянь, да опосля тренькни. Потолкуем, што с этим делать.
Спустя пару секунд «Верту» издал мелодичную трель.
Граф Карнавальный нехотя посмотрел на экран и замер с открытым ртом.
На дисплее отображался снимок из города Корнилова – прямо с центральной площади.
Глава 11 Утопленник (на борту самолёта «Илья Муромецъ»)
Обер-медэксперт Шварц спокойно посмотрел на человека с пистолетом.
– Я в плохом настроении, – сообщил Хайнц Модестович. – У вас что-то срочное?
– Да, – кивнул тот. – Я бы даже сказал, у меня неотложное дело. Вы не сможете здесь ничего изменить. Посему вернитесь на своё место и тихо продолжайте полёт.
Неизвестный был в форме стюарда: костюм цвета морской волны с двуглавыми орлами в петлицах и над левым карманом. Бледное лицо то ли из-за одежды, то ли в принципе отливало светло-голубым со стороны обеих щёк и лба. Изумрудные глаза уставились на Хайнца Модестовича без признаков беспокойства или страха. Они не отражали вообще ничего – выглядели как искусственные, которые вставляют чучелам. Стюард улыбнулся, и Шварц увидел в его рту чёрные остроконечные зубы.
– У меня ощущение, что я пьян, – тихо заметил Хайнц Модестович.
– Или вы сошли с ума, – охотно подсказал идею бортпроводник. – Такое тоже возможно, верно? Что-то лопнуло в мозгу, да и всё. Вы знаете сумасшедших по соседству? И тут, и там люди теряют рассудок. Откуда взяться уверенности, что подобного не случилось с вами? Возможно, вы больны шизофренией. На самом деле меня нет. Стоит ли волноваться?
На голубоватом лице стюарда начали медленно шевелиться мышцы. Точнее, происходило вообще нечто странное – словно у него под кожей ползали личинки. Уголок рта треснул – на имперскую лётную форму дробно закапала чёрная кровь. Ничуть не смутившись, бортпроводник весьма ловко слизнул её с губы языком.
– Вернитесь в салон, – холодно сказало существо. – Я два раза повторять не буду.
Шварц внезапно ощутил сильное головокружение.
Он чувствовал, как резко повысилась температура – словно вскипела кровь. Глаза полезли из орбит. В лёгких не хватало воздуха. Хайнц Модестович ухватился за стойку с чайником и соками, стараясь не упасть. Во рту был привкус металла, дышать становилось всё труднее и труднее… страшно заболела грудь, в пространстве расплылись синие круги. Шварц с величайшим трудом сглотнул и помертвел – в горле плескалась морская вода. Он тонет, захлёбывается, будто в пучине океана… идёт на дно… умирает. Отпустив чайник, Хайнц Модестович судорожно замахал руками – как потенциальный утопленник, пытающийся добраться до спасительной поверхности… Господи, что такое здесь происходит?! Он открывал рот, подобно рыбе, выброшенной на берег, но глотку по-прежнему заполняла вода – отвратительная, горько-солёная, заставляющая давиться и кашлять. Стюард безразлично смотрел на него… Свет вокруг погас, обер-медэксперту Шварцу казалось, что у незнакомца на месте рта шевелятся щупальца осьминога. Он погрузился в темноту глубин, предчувствуя агонию, и увидел… Во мраке плыли чудовищные рыбы из Марианской впадины, громадные, словно киты, с кривыми клыками и светящимися в чёрной водяной массе глазами. Они окружили утопленника и с удовольствием наблюдали за его последними конвульсиями. Вот и всё. Сейчас ему разорвёт в клочья лёгкие, а останки сожрут монстры.
– Хватит, – тихо, но весьма чётко сказал стюард.
Хайнц Модестович свалился на пол. Кашляя, он изрыгал морскую воду. Первые несколько секунд ему казалось, что умирать было легче. Незнакомец наклонился над ним, но не с целью помочь. Он просто наблюдал.
– Будьте так добры, не мешайте осуществлению планов Зла, – строгим тоном, подобно учительнице в начальном классе гимназии, попросил человек с голубоватым лицом. – Сударь, вы даже не представляете, на что мы способны. Я не убил вас сугубо из любви к развлечениям. Самолёт в наших руках. И я, и стюардессы, и все пилоты подобраны специально. Вы не долетите до пункта назначения. Вполне возможно, мы сами не выживем и погибнем вместе с вами, но так даже интереснее, правда?
– Не сказал бы, – вместе с водой выдавил из себя Шварц.
– Ну-ну, – одобрительно усмехнулся голуболицый. – А вот я настроен оптимистично. Давайте договоримся, что я олицетворяю типичное Зло. Полагаю, вы не станете возражать.
Хайнц Модестович вполне ожидаемо не возражал: ему просто было не до этого.
– Чудесно, – кивнул стюард. – Посему будьте паинькой и сядьте обратно в кресло, о чём я вежливо попросил вас в самом начале. Вы же читаете книги, смотрите кино? Зло сперва всегда превалирует и побеждает, иначе никакой интриги не получится. Поэтому так или иначе бороться с ним нет смысла – «расходные» персонажи вроде вас в лучшем случае проигрывают сражение, а в худшем погибают задолго до титров. Вот скажите честно, разве бригада не обойдётся без медэксперта? Тут все на месте – сексапильная рыжая дамочка, блондинистый суровый мачо со скептичным чувством юмора, мрачная девочка, достойная японских ужастиков, туповатый, но добрый «шкаф»… ну а вы, извините, ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Скучный технический оппонент главных героев. Погибнете – народ будет только аплодировать. Не противодействуйте, сударь. Отойдите в сторонку с попкорном и наблюдайте. В противном случае я прерву игру – и вам конец.
– А другого варианта нет? – поинтересовался обер-медэксперт Шварц.
– Извините, сегодня не день спецпредложений, – отрезал голуболицый. – Я даю вам последний шанс. Займите место согласно купленному билету и не портите Злу спектакль. Так или иначе мы готовы умереть хоть сейчас. Вам ведь жаль других людей в самолёте?
– Честно говоря, я их ненавижу, – признался Хайнц Модестович.
– Ну, тогда хоть себя пожалейте, – логично предложил представитель сил Зла.
Обер-медэксперт Шварц задумался.
В мозгу всплыл развод с женой, упрекавшей супруга в занудности, скаредности и общей скучности, включая их постельные развлечения. Он учёл отношение коллег, обходивших его в карьере, постоянное издевательство над немецким акцентом и фразы, сказанные тихо-тихо, но так, чтобы он обязательно услышал: «Проходу от этой немчуры не стало… Государь, конечно, лапочка несусветная, но вот тут он чуточку ошибся». Вспомнил отказы сотрудниц пойти с ним вечером на бал с исполнением саксонской народной музыки. Этого Хайнцу Модестовичу с лихвой хватило, чтобы откровенно себя пожалеть. Не говоря уж и о следующем – он только что едва не утонул. Насмерть.
– Хорошо, мне жаль. – Он сплюнул на пол остатки морской мерзости. – Но если вы сами по себе Зло, то обязаны понять – вам не победить. Зло всегда проигрывает. Да, сначала-то у него всё идёт шикарно, но потом окажется, что оно забыло какую-то мелочь.
Зло приподняло Шварца за воротник – ноги повисли в воздухе.
– В данный момент мы с вами явно не в детской сказке, чтобы весёлым пирком да за свадебку, – проговорил монстр, дыша в лицо пленника. – Вы что, последние тридцать лет прожили на Марсе? Сынок, Зло практически неубиваемо, оно даже харизматичнее добра – почитайте хотя бы серию про Ганнибала Лектера. Зло коммерчески выгодно и окупаемо, прикончить знаменитого маньяка или чудовище для автора равнозначно истощению золотой жилы. А проходных личностей вроде вас мочат без жалости целыми отрядами.
– Сударь, – деликатно произнёс Хайнц Модестович, – да вы же совсем охуели.
Зло усмехнулось. От него пахло чем-то затхлым – неприятным, как от лежалых на солнце мидий. Впрочем, медэксперт Шварц не особенно удивился – как начитанный человек, он знал, что запах Зла должен быть отвратительным и тошнотворно пугающим, поскольку Зло, пахнущее ванилью и абрикосовыми леденцами, – это, знаете ли, чересчур.
– Я не спорю, каждый творческий человек психически ненормален, – подытожил стюард, под голубой кожей которого вновь начали двигаться личинки. – Дискуссия закончена, мой уважаемый гость. Сегодня у нас акция – примите наше предложение или умрите.
Хайнц Модестович определился.
– Я принимаю, – произнёс он.
Зло коснулось его лица рукой, холодной, словно снег.
– Продолжайте полёт. Спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию. И да, вот возьмите мороженое. Мужчины не должны разочаровывать дам в столь нежном возрасте.
Обер-медэксперт Шварц вернулся на место. С каменным лицом он протянул Варваре рожок (та безразлично кивнула, не удостоив его и словом) и сел в кресло, механически застегнув ремень. Теперь всё было иначе. Он вглядывался в лица стюардесс и видел на них ползающих под кожей личинок. Глаза девушек светились ледяным изумрудным светом. Вспоминая падение в пропасть морской глубины, он чувствовал, как боль сдавливает грудь. Иллюминаторы заплели водоросли, постепенно погружая салон аэроплана во тьму. Слышался громкий хруст и шелест – рядом шевелили ногами гигантские камчатские крабы. Хайнц Модестович инстинктивно взглянул вниз и увидел под креслами воду, быстро заливавшую пол. Одна из стюардесс улыбнулась ему, показав треугольные акульи зубы. Перед ним поставили тарелку с живым осьминогом.
– Приятного аппетита, – пожелало чудовище. – Помните наш уговор.
Находясь в лягушачьем оцепенении, Шварц безвольно посолил осьминога, поперчил, побрызгал лимонным соком и начал на удивление тупым ножом пилить извивающееся щупальце. Краем глаза он заметил – стюардессы и вышедший к ним пилот, сев за круглый столик в центре салона, также приступили к трапезе. Сняв крышки из нержавеющей стали, каждый со своего блюда, они обнаружили внутри человеческие головы, стоящие в луже чего-то красного – то ли томатного соуса, то ли крови. Обер-медэксперт Шварц поперхнулся щупальцем. Он узнал «еду» чудовищ – это были Алиса фон Трахтенберг (рыжие волосы запачкались в алой подливе), её бывший муж Фёдор Каледин и вахмистр Семён Майлов из казачьего подразделения Отдельного корпуса жандармов. Зрачки мертвецов смотрели прямо на штабс-капитана. Вода поднялась до колен… он чувствовал её жуткий холод… осьминог метнулся с тарелки, семь щупалец туго сплелись вокруг шеи Хайнца Модестовича. Лампочки погасли, в салоне сгустился мрак.
– …Сударь, вам нетрудно вести себя потише? Вы меня утомляете.
Обер-медэксперт Шварц открыл глаза и первым делом схватился за горло.
– Вам что-то приснилось? – полюбопытствовала Варвара.
– Да, – промямлил Хайнц Модестович, ощупывая себя руками.
– Вы громко разговаривали… просили воду – «вассер, вассер», – проинформировала девочка. – Я сначала думала позвать воздух-барышню, а потом решила – вдруг вам снится, что вы путник в горячей пустыне, прикольно глянуть, как вы умираете от жажды. К сожалению, шоу себя не оправдало. Сплошной скулёж и скрипение зубами. Отстой.
Шварц окончательно уверился, что находится в невыдуманной реальности.
Он издал короткий, еле слышный стон.
Всё выглядело более чем нормальным. Стюард и стюардессы имели лица довольно-таки розового оттенка. Пол салона был сух, как пустыня Сахара. Каледин и Алиса спали в креслах, причём графиня положила голову на плечо бывшего мужа. Издалека доносился храп Майлова, не оставлявший никаких сомнений в стиле его времяпрепровождения.
С облегчением стерев со лба холодный пот, Хайнц Модестович воззрился на Варвару:
– А что снилось вам, сударыня?
– О, нечто совершенно милое, – улыбнулась девочка. – Мы все умрём.
Часть вторая Хэйлунван
Алтарь наполнен лёгким вкусом смерти, Дитя судьбы не будет рождено. Рецепт, как рыть могилу, предоставлен — Всё человечество в рабов обращено. Falconer, «The Locust Swarm»Глава 1 Явление (Красная площадь, аккуратъ у храма Василiя Блаженнаго)
Министр двора Шкуро не мог отвести глаз от циферблата Спасской башни. Оставалось ровно пять минут. «Вот далась ему эта привычка в демократию играть, – нервно думал граф. – Мы же восточная нация, верно? Ну да, уж точно не западная. Все правители на Востоке как правители: свои портреты на деньгах, памятники, конные статуи, вышивки на ковре… а этому надо показывать, что у нас в царстве разные мнения есть. А зачем они? Допустим, ты мыслишь как государственник, и правильно… а ежели тебе империя не нравится, так ты скрытый пидорас и собака страшная. Ох, доиграется отец наш с республиканцами, видит Господь». Он подмигнул Матвею Квасову, стоявшему по левую руку от трона – в накрахмаленной рубахе с вышивкой и начищенных сапогах. Матвей качнул бородой и посмотрел в сторону смиренно ждавшего народа. У помоста столпились купцы в красных пиджаках, интеллигенция с усами и в очках, представители верноподданной молодёжи и прогрессивные иностранцы, поддержавшие присоединение к империи Гельсингфорса.
Царь, как обычно в последние годы, запаздывал.
Однако не успел Шкуро до конца прочувствовать раздражение, Красная площадь взорвалась аплодисментами. Император, явившись из врат Кремля, быстро прошёл к креслу на помосте и с удовольствием уселся на подушки. Народ принялся кричать ура.
– Да будет вам, – сказал государь, явно довольный всеобщей любовью. – Прекратите.
Народ не прекращал. Из толпы неслись возгласы «Касатик!», «Голубчик!», «Кормилец!» и прочий приятный царскому слуху набор слов. Кто-то обещал расправиться с врагами империи. Кто-то слал проклятья Западу. Кто-то просил автомобиль, но весьма тихим голосом.
– А ну всем молчать! – заорал Квасов. – Ишь, распустились тут!
Верноподданные послушно затихли. Царь обворожительно улыбнулся собравшимся.
– Итак, судари и сударыни, – провозгласил Матвей, – сейчас перед вами выступит наш бесподобный и дивный государь император. Мог бы небось кофей себе в палатах распивать, а вот уж туточки. Любит он вас, ох как любит. Ты, тётка, давай начинай.
Дородная крестьянка в красном платке, выйдя из толпы, поклонилась монарху.
– Батюшка, у нас надои снизились, – пожаловалась она. – Коровы ить молока не дают.
– Это Запад, – спокойно пояснил август. – Госдеп запустил недавно спецпрограмму, чтобы у нас животноводство вконец извести. Ты как бурёнку-то доишь, по-православному?
– Да уж само собой! – сообщила довольная доярка. – Троеперстием, батюшка!
– Вот и продолжай, – кивнул император. – Так, милостью Божией, Запад и сокрушим.
В толпе граждан поднял руку бритый наголо мужчина.
– Ваше величество, – сказал он, растягивая слова. – У нас Москва квас не покупает.
– Происки врагов, – немедленно отозвался государь. – Выпускайте виски. Этому госдеп не сможет противодействовать, у него мозги в трубочку свернутся. Будьте бдительнее.
Из середины высунулась женщина в очках, по виду библиотекарь.
– Курс золотого упал, – напомнила она. – Ужас просто. Как дальше жить?
– О, сейчас вам всё растолкуют, – оживился император. – Где тут мирза Наебуллин?
По знаку Шкуро перед телекамерами в момент нарисовался приятный тихий седобородый старичок в татарской тюбетейке и расшитом золотом халате, года три назад назначенный императором специальным блюстителем курса имперской валюты.
– Твоё велиство, бачка-осударь, ай как хорошо… – заулыбался беззубым ртом дедушка.
– Доложи, – грозно повелел император.
– Ай моя там трям-брям, золотой-доллар туда-сюда, бачка, слава Аллаху! – радостно вскинул руки мирза Наебуллин, засеменив по помосту к трону императора. – Ай уй-бай, ля иль Аллаху иль Аллаху, биржа-миржа, экономика-микономика, не допустим, спекуляция, мёд экспорт бай-бай, денежка каюк, бисмилля иль рахман иль рахим.
– Вот так молодец! – хлопнул в ладоши царь. – Кто-нибудь что-нибудь понял?
– Ни хрена, – печально признались из толпы.
Матвей Квасов хищно оглядел народ, выискивая вольнодумца.
– Если вы ни хрена в экономике не понимаете, зачем с вопросами лезете? – взревел он.
Верноподданные смотрели в асфальт, переминаясь с ноги на ногу.
– Кто там ещё челом благодетелю бьёт? – поинтересовался в микрофон Шкуро.
– Отец наш, а чего с санкциями? – помахал рукой упитанный гражданин в шляпе, по виду, можно сказать, слегка подшофе. – Пармезанчику бы нам, да моцареллочки…
Государь, глотнув поданного «Нарзану», вежливо откашлялся.
– Дело не только в этих санкциях, – сказал он. – Дело в том, чтобы нам самим, внутри страны, в своём собственном доме, в экономике выходить на более совершенные методы управления процессами. Нужно использовать ситуацию для достижения новых рубежей.
У упитанного гражданина разом затряслись щёки и губы.
– Кормилец, не погуби! Трое детей у меня, совсем махонькие! Понял я, всё понял.
Император благодушно кивнул и с отеческой лаской благословил просителя. Тот, не испытывая далее судьбу, молниеносно затерялся в толпе, обронив по дороге шляпу.
– Моцареллу мы и сами запросто сделаем, – рассуждал царь. – Завезём тучных буйволов и выпустим их на поля пастись, неужели земель-то у нас маловато? Да и бананы можем выращивать. И ананасы. Господь скажет – вырастут. Главное, уповать на милость Божию, и тогда нам никакие санкции не страшны. А то ишь, запретом еды пугать вздумали!
– Батюшка, – с опаской высунулся худосочный отрок, – да ты ж сам еду-то и запретил…
Император взглянул на него, и парень, сомлев, упал в обморок.
Толпа совсем заробела. Перед троном возник интеллигентный старичок в пенсне.
– А что, великий государь, есть ли у нас в стране свобода критиковать? – спросил он.
У Шкуро дёрнулся уголок рта. Он кивнул Квасову, и тот придвинулся поближе.
– Отчего же нет? – доброжелательно улыбнулся август. – У нас очень глупые губернаторы, министры напоминают лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, их заместители похожи на серую биомассу, полиция преисполнена лихоимства, чиновники на местах совсем с головой не дружат. Собственно говоря, неприятные они люди, да-с.
– А хошь, батюшка, – не унимался интеллигентный старичок, – я и тебя покритикую?
– Ну, попробуй, – ласково предложил ему государь. – Если здоровья хватит.
Дедушка без чувств рухнул на заботливо подставленные охраной носилки.
Толпу, как двери в метро, раздвинул руками мужчина в шляпе, старомодном плаще и чёрных очках. Во всех его движениях сквозила подчёркнуто ленивая элегантность, на левой ладони он держал картонную коробку, перевязанную пышным подарочным бантом.
– Your Majesty![17] – Он поклонился императору и продолжил на хорошем русском, но с англосаксонским акцентом. – Я служащий госдепартамента Северо-Американских Соединённых Штатов, мистер Джон Ланкастер Пек. Хочу обратиться к вам с персональной просьбой. Если послушать ваши заявления, а также речи министров правительства империи и депутатов Госдумы, то получается, мы виноваты вообще во всём. В частности, в ежедневном падении курса золотого, сокращении запасов мёда, плохом качестве водки, перевороте в Финляндии, смене эмира Киренаики, убийстве багдадского халифа и нелегальном ввозе йогурта. То есть по уровню могущества мы находимся в ранге первого заместителя Господа Бога и близки к тому, чтобы сместить Его с пьедестала. Знаете, к чему это привело? Наше начальство вам поверило. Теперь, если мы проваливаем выполнение задания, нас обвиняют в лености и увольняют. Лучшие специалисты не могут прокормить своих детей, роются в мусорных баках, а некоторые и вовсе спиваются. И вот, мы всем госдепом скинулись и испекли вам торт. С безе и розочками. Не откажите в нашей просьбе – сваливайте на нас чуть меньше проблем. Простите, но зимой у вас мёрзнут не из-за испытаний ЦРУ погодного оружия. И в вашем правительстве просто дураки сидят, а не по причине спецоперации госдепа. Please.
Государь император, просветлев лицом, поднялся с трона.
– Нет уж, пресловутый мистер Пек, – произнёс он отчётливо и ясно. – Это что ж ты нам предлагаешь сказать – дескать, зимы у нас сами по себе холодные, золотой упал, поскольку мирза Наебуллин тот ещё осёл, авиакатастрофы случаются по вине лётчиков, а бабушки с дедушками невесть как выживают, потому что пенсии у них копеечные? И всё это без участия госдепа?!
– Собственно, да, – выдавил из себя Джон Ланкастер. – Мы тут вообще ни при чём.
Красная площадь коллективно покатилась со смеху.
Смеялись все – и упитанный гражданин без шляпы, и бритый наголо мужчина, и женщина в очках, похожая на библиотекаря, и дородная крестьянка в красном платке. Каждому было понятно, что иностранец сморозил небывалую глупость. Открыв волосатый рот, заливисто ржал Матвей Квасов. Развеселился Шкуро, да и сам государь император, отличающийся завидным спокойствием, позволил себе еле заметно улыбнуться.
«Вообще интересно, – думал Шкуро, не забывая хохотать, – а что бы мы в принципе без госдепа и ЦРУ делали? И жалко людей – их вон как мучают. Но если нам валить проблемы станет не на кого, нас завтра же на вилы поднимут. Ведь в стране и мёда залейся, и золото, и лес, и руды полно – а живём хуёво, кто к власти не приди. Эдак народ сообразит, что для пущего счастья всего-то надо сбросить в одну яму роялистов да либералов, землицей сверху присыпать да сидеть пивко попивать в своё удовольствие. Господи Иисусе, продли дни госдеповы!» Он смотрел в согбенную спину уходящего под всеобщий смех Джона Ланкастера Пека, и ему хотелось броситься за ним, обнять сзади, шепнуть на ухо по-дружески, что всё будет хорошо. Однако Шкуро знал – он не посмеет так поступить.
Сотрудник госдепа, шатаясь, скрылся за поворотом на Лубянку.
Оттуда прозвучал хлопок – то ли выстрел, то ли лопнул воздушный шарик, – но собравшихся на Красной площади сей факт уже не волновал. Они обнимались, изнемогали от веселья, вытирая крупные слёзы, выступившие на глазах. Государь, сев обратно на трон, привычно благословил парочку младенцев и обещал исцеление полусумасшедшей старушке из Серпухова, умолявшей излечить её от бесплодия. Шкуро уж совсем было выдохнул, однако скорбные предчувствия графа не обманули. Сбоку эдаким фертом выступил студентик в форменной тужурке и, как положено, с непокорными вихрами. При виде студентика у Шкуро заледенело сердце. Он эту свинскую публику знал давно и хорошего от неё не ждал. Вытащив из кармана патриотический телефон «Йога» (интерфейс там был настолько кривой, что управляться с техникой можно было, лишь переплетая пальцы), министр отправил сигнальную эсэмэс. Но чуть опоздал.
– Сударь, – произнёс вредоносный юноша надменным тоном, специально не оперируя формулой «ваше величество», – как вы изволите прокомментировать случай с городом Корниловым? Сделанные там шокирующие фотографии выложены на сайте «Карнавала. нет».
Больше он, собственно, сказать ничего не успел – за спиной выросла пара неприметных с виду мужчин в тёмных очках (как у Джона Ланкастера) из Тайного приказа стрельцов, лейб-охраны императора. Один придержал бунтовщика за локоть, в пальцах другого тускло блеснул шприц, и студентик в секунду обмяк, повиснув на мощных стрелецких руках.
– Что это было? – недоумённо спросил император.
– А это он, твоё величество, сомлел от счастья, – просиял Матвей Квасов. – Видит тебя да думает – эк государь-то наш пригож да весел, не то, что я, коровище поганое. И сердечко не выдержало, сразу брык – лежит, вишь, да «Боже царя храни» себе мычит радостно.
– Но он упомянул какой-то карнавал, которого нет, – не унимался август. – Для чего?
Шкуро тихо, однако весьма виртуозно выругался.
– Государь-надёжа! – с чувством, громко сказал Квасов. – В том-то и суть. Редко ты показываешься народу, аки солнце ясное издалёка. А ведь каждое твоё явление – словно праздник, сродни карнавалу. Вот и плачутся людишки, и стонут – карнавала, дескать, нет, не напитаемся позитивной энергией – и как жить, если царь наш очи не услаждает?
«Гений, – похолодел Шкуро. – Настоящий гений. Нам точно его небеса послали».
– Ну, что ж, – милостиво заметил монарх, – это требуется исправить. Отныне обещаю общаться с верноподданными трижды в год. Ещё вопросы есть или можно конфеты?
Стрельцы пронзили взглядами толпу. Подданные держались молодцом, не роптали.
– Не-не, милостивец, живём мы просто зашибись, – вновь растянул слова бритый, – но ты и верно давай заканчивай, а то не удержатся тут и выскажут тебе честно всё, что думают.
– Вопросов нет, – радостно подытожил Матвей Квасов. – Ну что ж, кто не успел, тот опоздал. До встречи в следующий раз, и снизойдёт на вас благодать небесная. А теперича, православные, молю за вас Богородицу, и да пребудете вы в шоколаде во веки веков!
Император запустил руку в специально приготовленный мешок и бросил в толпу горсть конфет «Мишка». Шоколадное благословение всегда завершало явление царя народу.
… Стоя поодаль, Шкуро нажал на кнопку смартфона, взятого у опасного студентика, и с удивлением обозрел нечёткое, но вполне видимое фото: кажется, снимок уличной камеры.
– Вашу мать, – дрожащим шёпотом произнёс граф. – Дорогой самодержец, мы пропали…
Это была фраза из старого фильма – запрещённого давно, во имя престижа монархии.
Глава 2 Трапеза (районъ озера Бэйхай, точное мѣстоположенiе не извѣстно)
Человек с изумрудными глазами не чувствовал себя отдохнувшим – напротив, организм не покидало ощущение страшной усталости. Он дремал двенадцать часов подряд, но этого оказалось недостаточно, чтобы восстановиться. С тем же успехом он мог проспать и двенадцать месяцев, и даже двенадцать лет… такое позволялось в прежние годы, весьма далёкие от современности – да и то лишь перешагнувшим уровень старшего. Его достигали, в общем-то, немногие. За всю жизнь он сбился со счёта относительно тех, кого похоронил, особенно в последнее время. Иногда зеленоглазому хотелось сесть и обсудить с собратьями – а что будет после смерти? Но он гнал от себя крамольные мысли. Глупый вопрос. Скорее всего, ничего. У них нет религии, они никому не поклоняются – кроме Великого Отца. Но это скорее дань почтения, нежели вера в чудо. Великий Отец давно умер, он не живёт на небе и не обещает вернуться, дабы погрузить одну часть мира в блаженство, а другую – в пылающее пламя. Зеленоглазый тоже умрёт, как и остальные. Смерть сама по себе его не пугает. Тревожит другое – вдруг он не успеет завершить то, что должен?
Правда, Хэйлунван смотрит в будущее с оптимизмом.
Человек с изумрудными глазами не мог скрыть, что восхищается лидером. Их осталось совсем немного… шутник Джаг сравнивал с амурскими леопардами… кажется, около двух десятков, и это число продолжает сокращаться. Только вот «Фонд дикой природы» тут не поможет. Хэйлунван – старший, самый пожилой из собратьев. Он умеет редкие вещи, о которых давным-давно позабыли, память о них осталась в легендах совсем уж древних веков. Старшие выше и крупнее прочих, это мудрые, но неповоротливые создания, и кроме того, в глубокой старости они меняются сильнее и быстрее собратьев. Вот о таком зеленоглазый тоже старался не думать: перемены в плохую сторону ждут всех без исключения. Ты можешь прожить тысячу лет, но на исходе своих дней будешь выглядеть не так, как в расцвете сил, и даже не так, как в старости. Не помогут ни косметика, ни популярные в последние годы пластические операции. Какой смысл пересаживать на повреждённые участки кожу доноров, если, слившись с организмом, она тоже будет меняться? Он невольно прикоснулся к уху. Нет. Трястись, нервничать и тереть повреждённое место – от этого будет ещё хуже. Человек резко убрал руку. Всё. Поспали, пора пообедать. И Хэйлунван ожидает на важную беседу.
Трапеза обычно проходила в главной комнате храма, позади алтаря.
Встав с ложа, он начал одеваться. В келье было темно, стены освещались тусклыми старыми фонариками. Но даже полумрак не может скрыть убожества. Всё обветшало, в запустении… а ведь он ещё помнит роскошь и величие ныне заброшенного дворца. Облачившись в зелёно-жёлтую хламиду, напоминающую одновременно тунику из Древней Греции и среднеазиатский халат, зеленоглазый пошёл по узкому коридору в трапезную, где собрались последние собратья. Он приветствовал всех коротким кивком, они слегка наклонили головы, не поднимаясь с мест. Зеленоглазый помнил их лица. Кто-то выглядел, как он, а кто-то превратился окончательно. Повара подали обед и тут же сами присели за большой скользкий стол – у них давно нет наёмного персонала, слуг или рабов – заботятся о себе сами. Еда оказалась достаточно разнообразной, в основном тушёной или варёной. Местная рыба (карпы, сиги, омуль), доставленные со дна ближайшего моря кальмары и трепанги, крабы, морская капуста, овощи, моллюски. Из мяса на широких фарфоровых блюдах имелись лосятина и полусырая домашняя курица, купленная вчера на станционном рынке. Некоторые собратья ели неохотно, судорожно тряся руками, – было видно, что кушанья им откровенно не нравятся, однако ослушаться приказа Хэйлунвана они не смели. Нынешние проблемы со здоровьем, благодаря чему племя балансирует на краю пропасти, как ни странно, происходят от неправильного жертвоприношения. Да, кто бы мог подумать. Пусть, по мнению незнакомца, сейчас они занимаются откровеннейшей ерундой. Ситуацию уже никоим образом не исправить, к чему нужна политкорректность? Однако Хэйлунвана было сложно переубедить, а к мнению старшего следовало по-любому прислушиваться.
Стены трапезной украшали причудливые скульптуры. Целые группы или одиночные персонажи, когда-то живые люди, – порой невозможно было понять, мужчины это или женщины. Прекрасный пол распознавался только в том случае, если вокруг черепа колыхались остатки длинных волос. В целом от тел сохранились лишь скелеты, обглоданные подводной живностью. Потолок холла аналогично состоял из костей, а в центре беззвучно покачивалась люстра, целиком собранная из черепов – древний подарок верующих своим богам. Незнакомец всегда был равнодушен к подобным творениям и не считал их искусством. Людям только волю дай – они и матерей, и детей своих зарежут во имя обещанной лучшей жизни в загробном мире. Человечество лепит богов с себя, поэтому их божества всегда алчны, кровожадны и похотливы. Взять хотя бы нынешних. Уничтожение Содома и Гоморры, Всемирный потоп, убийство целых народов, резня при штурме Иерусалима, когда крестоносцы перебили всех мусульман, а евреев заперли и сожгли в синагоге.[18] Как обещано в святых книгах – мир, спокойствие и любовь, не правда ли? Если подумать, собратья были не такими уж и плохими богами. Люди сами возвеличили их на ровном месте. Поклонялись. Умоляли о милостях. Приносили жертвы. Возводили храмы. Стоит лишь вспомнить, как после землетрясения они перебрались с пылающего Крита на побережье Ханаана, выйдя из моря вместе с тысячами почитателей своего культа. И что? Филистимляне с радостью отринули прежних кровавых богов, сделав выбор в пользу ещё более страшных и безжалостных. Внимание и раболепие развращают, они предсказуемо впали в леность и наслаждение, не думая о последствиях. Вот и достукались, что называется. М-да.
Кальмар оказался отлично приготовлен, и зеленоглазый жевал плоть морского гада с удовольствием. Для повара главное – хорошо отбить тушку, иначе мясо превратится в резину. Торопиться за едой считается некрасивым, но у него крайне мало времени. Сперва беседа с Хэйлунваном, потом всеобщая служба благодарности Великому Отцу – и пора отправляться по делам. Понятно, что на поверхности уже вовсю ведутся поиски, скандал, репортёры, полиция… а он, кто бы что ни говорил, не гость с неба. Однако не поколеблется, если понадобится принести себя в жертву своему народу. Иначе… пройдёт всего десять лет, может, двадцать – и их племя навсегда канет в небытие. Все больны. Они умирают, некоторые – в ужасных мучениях. Тут уж, простите, не до животного страха.
По старой привычке зеленоглазый облизал тарелку после еды.
Он встал и так же беззвучно попрощался – возможно, сейчас они видятся в последний раз. Собратья с трудом оторвались от еды и моргнули в ответ. Нравится пища, не нравится – аппетит у народа всегда хороший, не на что жаловаться. Покинув трапезную, человек с изумрудными глазами проплыл целый лабиринт коридоров, ориентируясь скорее на смекалку, нежели память. Стены побагровели, заросли целыми пучками бурых водорослей, мимо лениво скользили толстые рыбины, блестя чешуёй. Жилось тут неважно, но дно Бэйхая стало последней древней резиденцией, где они могли чувствовать себя спокойно, без вмешательства людей. Келья Хэйлунвана находилась в самом конце, достаточно обширная для существа его роста. Как последний из старших, по слухам, он лично знал Великого Отца. Болезнь практически завершила процесс, и Хэйлунван напоминал… впрочем, ладно, здесь лучше промолчать. Все они в итоге будут там.
Зеленоглазый вплыл в келью без предупреждения – Хэйлунван не любил, когда стучали.
– Рад видеть тебя, собрат, – сказал старший, и глаза его тоже вспыхнули зелёным огнём.
Он боялся задать главный вопрос, но Хэйлунван чувствовал его мысли.
– ВСЁ ПОЛУЧИЛОСЬ, – произнёс старший. Слова отозвались в ушах гостя сладчайшей музыкой. – Мне самому страшно поверить… спустя столько тысяч лет, всё в порядке. Пожалуйста, не останавливайся на достигнутом. Я знаю, в последний раз ты не рассчитал свои возможности. И хотя я в потрясении, давай не станем это обсуждать. К сожалению, мы больше не контролируем внутреннюю силу. У кого-то она исчезла полностью, а у кого-то (взгляд искоса), напротив, непроизвольно вырывается наружу, удесятеряя разрушения. Не укоряй себя. Мы приложим усилия и средства, чтобы замять скандал. Лишь один вопрос – зачем ты выложил из тел четырёхлистник? Честно говоря, я удивлён.
– Они сами это сделали, – с усилием и неохотой произнёс гость. – Да, я, конечно, участвовал. Мне до боли в сердце захотелось увидеть то, что было раньше… нашло какое-то умопомешательство… я часто вижу сны о Мальте и Хананее. И не могу забыть…
Хэйлунван махнул рукой – точнее, тем, что раньше называлось рукой.
– Приступы, к несчастью, случаются у всех. Ты не подчистил следы, вот в чём главная проблема. Сейчас тебя ищут, но Джаг обещал помочь… Ты знаешь, он слов на ветер не бросает. Он уже звонил тебе, верно? У него есть полное описание твоих преследователей.
– Да, – кивнул гость. – Я использовал телепатию, но не уверен, преуспел ли – внушение редко мне удавалось. Сила полностью на исходе, необходима подзарядка.
– Думай сейчас о другом. Прекрасная до сих пор не вернулась, и вся надежда только на тебя. У меня большие планы на будущее. Вероятно, мы сможем поднять стены из воды и показаться на публике открыто. Но пока нам нужно подстраховаться. Возвращайся в любой маленький город, пока не истекла тысяча дней, и попробуй снова… скажем, пару раз… бывает, иногда везение случается подряд. Подзарядись предварительно – мы оставили плату Смотрителю в условленном месте. Да, я понимаю, насколько моя просьба рискованна и опасна. В случае неудачи возвращайся обратно. Я не хочу потерять тебя.
Гость не имел возражений. Однако любопытство съедало изнутри.
– Могу я взглянуть на результат? – тихо, едва ли не шепотом попросил он.
Хэйлунван ласково покачал головой. Гость понял, что аудиенцию продолжать незачем. Отдав поклон вежливости, он покинул келью. Отстоял службу благодарности Великому Отцу (формальный, хотя и давний ритуал) и спустя час, оказавшись за пределами храма, устремился к поверхности озера. Он достиг цели довольно быстро и затем сноровисто, «сажёнками» поплыл к берегу. Вокруг никого, отлично. Зеленоглазый достал из тайника под деревом заранее приготовленную одежду и облачился в серый костюм с жёлтым галстуком, голубую рубашку и индийские ботинки из кожи буйвола. Проверил хрустящие банкноты в бумажнике, пощупал чёрный бархатный мешочек с гонораром для Смотрителя, включил сотовый телефон (рукотрёп на популярном в империи новославянском сленге) и «пошарился» во Всеволодъ-Сети, выбирая себе билет на ближайший рейс местной авиакомпании. Покончив с заказом, он зашагал к железнодорожной станции – тем же путём, которым вёл оттуда девушку Светлану. Он не станет там задерживаться, просто возьмёт такси и уедет на аэродром. Труп молодого человека уже нашли, но возможно, сначала убийство повесят на исчезнувшую пассажирку. А ему дорога каждая минута. Шагая по тропинке, зеленоглазый тёр шею с левой стороны, под челюстью. Чёрт. Раздражение всё сильнее. Времени у него явно меньше, чем можно надеяться. Он поймал себя на мысли, что искренне соскучился по весельчаку Джагу – ведь тот, по сути, его лучший друг, а они не виделись уже множество лет; говорят, у бедняги сейчас плохо со здоровьем. Зеленоглазый так удивился звонку старого приятеля, что забыл спросить, как у него дела. Джаг с ходу подробно объяснил про розыск – где его ищут, кто именно, зачем. Настоящий мужик – волнуется, беспокоится, предупреждает. Всегда думает не о себе, а о других. Надо выбрать время и нормально поговорить с ним по телефону – вдруг ещё можно задержать развитие болезни. А лучше встретиться, обняться, выпить, поговорить.
«Не укоряй себя», ха-ха-ха. Знал бы только Хэйлунван, как ему это нравится!
Глава 3 Лист клевера (утро, сѣверная часть острова Мальта, Мджарръ)
После того как всю бригаду разместили в отеле Валетты, Алиса слегка успокоилась, однако не поленилась закрыть дверь номера на обе цепочки. Её не тревожило, что Каледин может заявиться к ней посреди ночи (на всякий случай была заготовлена пара крышесносящих фраз с целью повергнуть мерзавца во прах), а вот требование Варвары включить её в бригаду как отдельного следователя заставило понять: при любом удобном случае та постарается ускользнуть из гостиницы. Чего, разумеется, допустить нельзя.
Отель оказался так себе – постель скрипела, душ протекал, а заказанного завтрака пришлось ждать полчаса. В ресторане, кроме них, никого не было – ясное дело, Каледин не просыпается в такую рань, а уж Майлов тем более. Шварц, как она полагала, успел позавтракать ещё раньше.
– Дочь моя, – сказала Алиса, – пожалуйста, не налегай так на арбуз, надо съесть кашу.
Варвара кивнула, с трудом оторвавшись от красно-зелёной дольки – она вгрызлась в многострадальный плод с кровожаднейшим хрустом, так, что запачкались даже уши.
– Мутер, – произнесла девочка, вытерев губы салфеткой, – почему я обязана терпеть домашнее насилие? Ты колоссально угнетаешь мою личность. Я желаю есть арбузы, пирожные и мороженое, ложиться спать в четыре утра и смотреть фильмы ужасов. Вместо этого ты заставляешь меня кушать кашу, пить молоко и ежедневно глядеть дурацкие мульты про Золушку. Я имею шанс вырасти закомлексованной дурой, за которую всё будет решать муж. Скажи, разве такого кошмарного будущего ты хочешь для меня?
Алиса являлась сторонницей современного европейского воспитания, считала, что на детей нельзя орать – их следует мягко уговаривать и логично объяснять им свою точку зрения. Поэтому, невзирая на сокровенное желание ткнуть Варвару лицом в арбуз, она улыбнулась, положила руки на стол и защебетала ласковым материнским тоном:
– Ты, моё солнышко, пока в силу своего нежного возраста не можешь решить, какое питание для тебя правильное. Дай тебе волю, ты ела бы сугубо сладости. А это плохо.
– Почему?
– Потому что в результате ты получишь диабет.
– Почему?
– Потому что в твоём организме станут накапливаться вредные токсины, в данном случае – сахар. Сие приведёт к плохому обмену веществ, и мальчики откажутся с тобой водиться.
– Почему?
– Потому что ты будешь толстая и некрасивая.
– Почему?
– ПОТОМУ ЧТО Я ТАК СКАЗАЛА, ПОНЯТНО? ЕШЬ КАШУ, В ТАКУЮ МАТЬ!
Варвара возвела очи горе, подобно библейским мученикам, и вкусила кашу с молоком. В этот крайне неподходящий момент в зал вошли Каледин и вахмистр Майлов.
– Чудесно, – прокомментировал ситуацию Фёдор. – Вижу, процесс воспитания по-немецки идёт полным ходом. В книжках для родителей написаны очень интересные вещи, и в основном специалистами, у которых никогда не было детей. Точно так же романы «Как выйти замуж за миллионера» сочиняют одинокие старые девы с кучей кошек на диване.
– У меня нет кошек! – вспыхнула Алиса.
– Уверен, ты их заведёшь, – пообещал Каледин, присаживаясь на стул рядом с Варварой и гладя её по голове. – Хотя они у тебя вскорости передохнут. Ты, моя милая, личность специфическая. Рядом с тобой всем созданиям тяжело – мужчинам, детям и животным. Неудивительно, что ты стала женой чиновника департамента полиции. Только человек, сажающий других в тюрьму, способен выдержать ярость твоего сердца.
Предчувствуя начало бури, Варвара сосредоточенно углубилась в кашу.
– Интересно, тут не подают водки? – робко спросил Майлов, дабы разрядить атмосферу.
Алиса подумала, что ненавидеть Каледина в принципе приятно, но бесполезно, а вот с Майловым она ещё может развернуться по полной программе, ибо тот глуп и беззащитен. На секунду в её сердце проснулась жалость, однако это чувство было незамедлительно подавлено.
– Вахмистр, вы сегодня останетесь сидеть с Варварой, – сухо заявила Алиса. – Мои полномочия позволяют отдавать вам приказы. Следите за ребёнком, кормите, играйте и развлекайте, не выпускайте из номера. В случае сложных ситуаций просьба звонить.
Майлов обратил жалобное лицо к Каледину, но коллежский советник отвернулся.
…На выходе из отеля к бывшим супругам присоединился обер-медэксперт Хайнц Модестович Шварц. Все трое молча сели в поданную машину. Ехать пришлось недолго – уже через сорок минут автомобиль остановился на утёсе, откуда хорошо просматривалась выжженная солнцем долина. Строение (вход лежал через арку, напоминающую огромную букву П – Каледину ввиду личной испорченности придумалось продолжение этой буквы до полного слова) на первый взгляд напоминало груду развалин, хотя, если присмотреться повнимательнее, картина складывалась иная. Троица прошлась по кругу, рассматривая даже траву и уделяя внимание каждому крупному камню, покрытому узорами в виде извивающихся линий. Изъеденные морской солью, огромные глыбы громоздились одна на другой. Алиса вспомнила, что когда-то, если верить путеводителю, это здание венчала крыша-купол, но время её не пощадило. Солнце палило зверски, и она расстроилась, что забыла захватить зонтик – кожа сгорит, нос покраснеет, а подлец Фёдор будет злорадствовать.
– Сволочь, – внезапно сказала она Каледину – просто так, но от души.
– Ещё какая, – охотно согласился тот, вытирая пот со лба. – Ну, что скажешь? Именно тут ровно сто лет назад полиция обнаружила труп девушки, захлебнувшейся морской водой.
– Сразу же первая мысль, – технично затараторила Алиса, – перед нами один из самых старых храмов на Земле – Та’Хаджрат. Построен примерно в три тысячи восьмисотом году до нашей эры, а отдельные историки, основываясь на анализе найденных при раскопках глиняных черепков, называют ещё более древний возраст поселения с капищем в центре – примерно семь тысяч лет. Самое интересное – никто и никогда не мог определить, какой религии принадлежит храм: изображений богов попросту не сохранилось. Лично меня удивляет вот что. Это период мегалита, то есть не существовало ещё ни египетской, ни китайской, ни шумерской цивилизаций… и до сих пор наука не в состоянии внятно объяснить, кем были жители этой деревни и кому они поклонялись.
– Тем паче, как я вижу из туристического проспекта, храм сильно отличается от его «коллег» на острове, – заметил Каледин, погладив изъеденную морской солью тёплую поверхность камня. – Совершенно другая планировка. Он возведён из кораллового известняка, и это удивительно… как вообще в те времена было возможно дотащить огромные глыбы в полсотни тонн каждая сюда из моря, и главное – зачем? Гораздо проще построить помещение на берегу. Сколько же требуется людей, дабы перенести каменные блоки подобного веса? Неясно. И вот ещё что странно – тут были громадный храм, большое древнее поселение. Почему археологи не нашли человеческих скелетов? Есть культовое здание, есть руины жилищ, осколки амфор. И куда же делись люди? Учёные утверждают, что символы и назначение культа неизвестны, любая информация о божествах отсутствует. Однако труп девушки намекает на жертвоприношение.
Послышалось снисходительное покашливание.
– Со своей стороны, гешафтен, хочу тоже внести пять пфеннигов, – надменно заявил Хайнц Модестович. – Лично меня повергает в смятение следующее – почему на таком маленьком архипелаге построено столь безумное количество храмов? Помимо Та’Хаджрата, на Мальте существуют также Бордж-ин-Надур, Кордин, Таль-Кади, Тас-Силдж, храмовый комплекс Джгантия на острове Гозо. И это только сохранившиеся – многие святилища подверглись разрушению в девятнадцатом веке невежественными крестьянами, расчищавшими места для пастбищ. Все храмы спланированы в одной и той же форме листа клевера. Ощущение-с, что Мальта являлась священным островом, настоящим Иерусалимом для неизвестной нам цивилизации. Более того, с раннего утра, пока вы изволили почивать (Каледин и Алиса молниеносно переглянулись), я посетил Джгантию. Поражает, господа, попросту поражает. На Земле ещё не было изобретено колесо, а подобные храмы уже вовсю строились на крохотном архипелаге. Аналогично вам, сударь, – обер-медэксперт отвесил лёгкий поклон в сторону Каледина, – я шокирован. Как строители могли дотянуть от моря громаднейшие камни без помощи повозок с быками?[19] Да и сколько в данном случае понадобится быков? Ощущение, что кто-то сбросил глыбы с воздуха – прямёхонько-с на нужное место. Плюс ещё один момент – перед входом в Джгантию вырыт колодец, но здешнюю воду не пьют, подземные источники слишком солёные. Для чего же он нужен? Внутри храма находятся сразу пять алтарей… Вы, кажется, спрашивали о человеческих костях? Так вот, именно в Джгантии их полно. Когда я спросил местных жителей, кто, по их мнению, воздвиг храм, они ответили мне, что существует легенда: в доисторические времена Мальтийские острова населяла исчезнувшая ныне раса огромных людей… они-то и построили святилища своим богам.
У Алисы вытянулось лицо. Круто развернувшись, она заговорила по-английски с одним из охранников музея. Затем начала обходить храм по часовой стрелке, что-то бормоча под нос. Шварц замер на полуслове с открытым ртом.
– С фроляйн это вообще часто? – спросил он Каледина.
– Чаще, чем мне хотелось бы, – ответил Фёдор и невозмутимо добавил: – Она у нас, знаете ли, ламаистка – считает, что в неё переселилась душа любимой собаки Будды Шакьямуни. Поэтому такие приступы не редкость, и обоняние у дамочки просто замечательное, диву даёшься. Кстати, надеюсь, у вас дома нет кошки или вроде того?
– Есть, а что?
– Будьте осторожны… она иногда и на запах броситься может. А зубы острые.
Хайнцу Модестовичу несколько поплохело. Он списал это чувство на среднее качество завтрака. Через четверть часа Алиса вернулась. Не обращая внимания на мужчин, она достала яблозвон и опять заговорила на английском. Шварц тактично отошёл. Разговор длился минут пять; закончив беседу, фон Трахтенберг вспомнила о существовании коллег.
– Простите меня, господа, я звонила в Лондонский музей. Именно английские колонизаторы первыми обнаружили эти храмы на Мальтийских островах – правда, ввиду своей дремучести, сочли их свалкой мусора.[20] Впоследствии тут широко велись раскопки и исследования, в том числе и совсем недавно. Собственно, узнала я следующее, что подтвердило мои подозрения: примерно в трёхтысячном году до нашей эры в этом районе произошло сокрушительное землетрясение – такой мощности, что цунами затопило целые участки прибрежных районов Африки и Сицилии. Как обычно случается при сильных катаклизмах, часть земель оказалась под водой, а часть, напротив, поднялась на поверхность – включая, собственно, и Мальту. Отсюда следует вывод…
Каледин в изумлении воззрился на камни Та’Хаджрата.
– О Боже мой… храмы первоначально были построены… НА ДНЕ МОРЯ!
– Именно, – кивнула Алиса. – А потом уже, благодаря катастрофе, оказались на суше. Это объясняет и тропинки, ведущие от них к берегу. Другое дело, легче от моего открытия не станет. Мы не можем сообразить, кто воздвиг храмы на земле, а уж строить их в море на глубине около ста метров значительно сложнее… вообще невозможно.
Все трое помолчали, переваривая поступившую информацию.
Тишину прервал звонок рукотрёпа Хайнца Модестовича. Тот вежливо извинился перед коллегами, ответил абоненту и практически сразу с ним попрощался.
– Нас прямо сейчас ожидают в лаборатории уголовной полиции Валетты, – сообщил Шварц. – Там всё уже готово для исследования останков покойной Фелиции Керамино. Кстати, ещё кое-что. Вы помните трупы в церкви города Корнилова? Мы все подумали, что это своеобразный цветок. Неправильно. Их расположили в форме листа клевера – так, как построены древние храмы на Мальтийских островах. Довольно странное совпадение, вы не находите?
Проблеск № 4
Аль-Малик
(Северная Африка, 4 августа 1578 года)
Он закрыл глаза. Говорить было нельзя – человек молился мысленно, повторяя: «Господь наш Иисус Христос, Святая Дева Мария, спасите, помилуйте раба Своего». Оба сарацина прошли почти рядом, он слышал их грубые голоса, звон доспехов, чувствовал колебание волн – кажется, пара головорезов брела по пояс в воде.
– Эйна хаза сахиф аль-малик?
– Садыки, ана миш араф.
– Иншалла, нажи даху.[21]
В двух шагах от смерти. Сколько он уже сидит под водой, дыша через тростинку? Три часа или четыре? Мавры несколько раз подходили совсем близко, но Господь внял его молитвам. О, почему он не послушался внутреннего голоса? Бог ведь ясно объяснял – твоё дело не восседать на троне, не блистать золотом и бриллиантами, не вести войско на пустыни проклятых мавров, а сперва смиренно послужить Христу в монастыре, укрощая плоть монашеской рясой из царапающего тело волокна. А он? О Боже, прости. С раннего детства, слушая сказки бабушки Екатерины, он грезил о разгроме сарацин, водружении знамени Святого Креста над землёй Африки, о рыцарском походе, подобном тому, что закончился завоеванием Иерусалима, – с именем Господним на устах, со смелыми друзьями в железных доспехах, повергающими на пески пустыни сотни визжащих от страха мавров. Конечно, по традиции рыцарю полагаются прекрасные дамы (в честь каковых в основном и совершаются подвиги), но вот это его не волновало никогда: он больше грезил о царстве христианства в Африке, нежели об умелых женских ласках. И к чему привели мечты? Армия христиан полностью уничтожена – на поле боя пали тысячи, а тысячам других, связанных мавританскими арканами, суждено быть распроданными на невольничьих рынках от Алжира до Стамбула. Его рать попала в ловушку, умело расставленную сарацинским султаном – зажав атакующих «полумесяцем», вражеские всадники с ходу изрубили половину крестоносцев, обратив остальных в паническое бегство. Отступающих воинов рубили с наскока, разваливая ятаганом череп от лба до подбородка, загоняя королевских солдат в реку; там многие пошли ко дну по вине тяжёлых доспехов. Ещё утром у короля была армия численностью двадцать тысяч человек, к вечеру он стал повелителем войска теней. Благородные доны, сопровождавшие его, мертвы… он сам видел сотни трупов, проплывших мимо.
Вода в реке стала непривычного цвета. Тёмно-розового.
Почему Господь оставил их Своей милостью? Впрочем, ответ прост – за недостаточное рвение, малое количество молитв, несоблюдение поста… Иисус спас недостойного, показав ему всю сущность хрупкости мирского бытия – сегодня ты носишь корону с рубинами и изумрудами, ешь куропаток с золотого блюда, а завтра становишься жалким беглецом, преследуемым неисчислимой армией мавров. О, он уже знает, чем займётся сразу, когда с Божьей помощью вернётся в Лисабон. Увеличит налоги. Прикажет набирать новое воинство. Сделает огромные пожертвования в церкви. Посетит наследника святого Петра в Риме. И затем на три года уйдёт в монастырь простым монахом – на хлеб и воду, бичевать себя до крови, спать на голом полу каждую ночь, чтобы искупить грехи. Зато после, с громадным войском, с золотым мечом на белом коне, он вернётся в Марокко и камня на камне не оставит на земле поганых мавров. А сейчас всё, что ему нужно, – выжить.
…Стемнело, и сарацины прекратили поиски. На поверхность воды ложились отблески далёких костров, эхом доносились крики всадников, упоённых победой: «Ля иль Аллаху иль Аллаху!»[22] Уровень воды в реке поднялся, и король осознал – пора уходить, исчезли даже мародёры, обдиравшие одежду мертвецов и потрошившие их сумки. Он побрёл в воде вдоль берега, выставив наружу только голову, готовый при любом всплеске снова нырнуть, зажав в зубах спасительную тростинку. Разведка раньше докладывала – в самом устье реки, где она соединяется с притоком аль-Махазин, замечены глубокие гроты. Отлично. Там придётся отсидеться с неделю, питаясь рыбой или ящерицами, пока сарацины не уйдут. А потом можно и домой пробираться. Господь спасёт. Господь поможет.
Рука ткнулась во что-то мягкое. Нос. Губы. Король не испугался. Повсюду всплывают трупы, уже обобранные, раздетые донага. Они ничего ему не сделают – бояться надо не мертвецов, а живых. Сколько он идёт так, по шею в воде? Кажется, больше двух часов… Грот отыскался скорее по наитию, слепой уверенности – убежище должно быть здесь. Темно хоть глаз выколи, и король замёрз, словно заблудившийся бездомный щенок. Да уж, Африка печально знаменита тем, что днём тебя до костей сжигает солнце, а ночью зуб на зуб не попадает. Как страшно он голоден… не ел со вчерашнего вечера… сейчас не откажется даже от лягушек. Только как найти хоть парочку этих тварей в кромешной тьме?
Беглец пробирался вглубь грота. Дальше и дальше.
Дно шло под уклон. Выставив перед собой руки, будто слепой, он брёл, поглаживая стену кончиками пальцев. Безумная вера (ему обязательно должно повезти!) внезапно оправдалась: впереди забрезжил свет. Крайне осторожно (ведь там могли быть враги), король спускался навстречу неизвестности. Вскоре он оказался в пустом помещении, размерами напоминавшем монастырскую келью. Деревянный стол, две горящие свечи, колодец для воды посередине и кованый сундук в углу. В полном недоумении король рассматривал стены, покрытые фресками: очень красивые рисунки, судя по всему выполненные недавно… и очень страшные. О, слава Господу! Это точно не прибежище мавров, ведь их Бог запрещает изображать живые существа. Возможно, тут с давних времён прячется святой старик, христианский отшельник, способный помочь ему. Богатое воображение тут же нарисовало королю новую картину – он возвращается в Лисабон, ведомый старцем, церкви звонят в колокола, а его дядя, кардинал Энрике, торжественно провозглашает: монарха спасло само Провидение.
– Есть здесь кто-нибудь? Добрый человек, выходи! – громко позвал король.
Полная тишина. Видимо, хозяин ушёл – раздобыть еду, порыбачить или зачем-нибудь ещё. Ничего. Он подождёт. Сейчас попьёт и ляжет прямо на полу, в мокрой одежде. Смешно – столько времени провёл в реке, а теперь ужасно мучает жажда.
Король приблизился к колодцу. Наклонился, зачерпнул в горсть воды.
Ужасный крик пронёсся по всему гроту. Человек орал так, что за секунду сорвал голос – вопль превратился в хриплый вой. Всё завершилось так же быстро, как и началось. Пламя свечей ничто не колыхнуло. Келья была абсолютно пуста.
…Примерно в тысяче шагов от грота у костра сидели уставшие мавританские всадники, весь день пытавшиеся найти короля, дабы получить от султана богатый выкуп. Их поиски не увенчались успехом, посему они были изрядно раздражены и разгневаны.
– Видимо, мы его не отыщем, – сокрушался один, бородатый горбун по имени Мухаммед. – Ты же знаешь – это гиблое место. Мне ещё бабка про аль-Махазин рассказывала – тут часто бесследно пропадал скот, причём целыми стадами.
– Да, – покивал собеседник горбуна – рябой погонщик верблюдов. – Мне с самого начала не по себе. Скорее бы наступило утро, тогда можно будет наконец-то отсюда убраться. У меня ощущение, что оживают мертвецы. Слушай, налей-ка глоточек вина. Даже сам пророк не осудит, узнав, где именно мы с тобой сейчас находимся…
Мухаммед согласно кивнул. Послышалось аппетитное бульканье.
…Король Португалии Себастьян Первый, двинувший армию крестоносцев в пески Марокко, не вернулся на родину. Его тело так и не было найдено.
Глава 4 Фелиция (музей медицинской экспертизы, городъ Валетта)
Алиса никак не ожидала этой встречи, посему лишь холодная немецкая кровь позволила ей удержаться на ногах. Человек выглядел, словно в день их последнего общения: даже костюм от Burberry, похоже, остался прежним. Правда, в рыжих, по-ватсоновски лихо закрученных вверх усах, появились тончайшие прожилки проседи.
– Миледи, – приподнял шляпу Джеймс Гудмэн. – О, до чего же приятно видеть вас снова.
Он судорожно улыбнулся – так, словно у него болели зубы.
Представитель Скотленд-Ярда и бывший работник посольства Великобритании в Российской империи говорил по-русски почти без акцента – как и 8 лет назад, когда Алиса прилетела в Лондон расследовать серию убийств, совершённых последователем Джека Потрошителя.[23] Наслаждаясь смятением дамы, англичанин, грациозно склонившись, поцеловал ей руку.
– Какая прекрасная сегодня погода. Не угодно ли чашечку чаю?
«Сразу на дуэль вызвать или чуть попозже? – мелькнуло в голове Каледина. – Думаю, надо подождать. Если начинать визит с убийства представителя приглашающей стороны, обычно это не особенно укрепляет отношения. Заколоть-то в принципе всегда успеется».
– Нет, благодарю вас, дорогой сэр, – наконец овладела собой Алиса. – Я тоже поражена, очень рада нашей встрече. Вы потрясающе выглядите и совершенно не изменились.
– Вау! – закатил глаза Гудмэн. – Миледи, а вы-то и вовсе помолодели лет на десять. – Дёрнув уголком рта, британец нарочито нехотя повернулся к Каледину и Шварцу. – Джентльмены, – на этот раз его поклон был еле заметен, словно и не кланялся, а так, нечаянно вперёд качнулся, – разрешите представиться: офицер её королевского величества, старший инспектор Скотленд-Ярда Джеймс Гудмэн, всегда к вашим услугам. У вас есть с собой смартфон? Буду счастлив сфотографироваться на память.
– Должно быть, я забыл его дома… Стивен, – холодно произнёс Каледин.
– Простите, сэр, но меня зовут Джеймс, – радостно осклабился Гудмэн.
– Для нас один хрен разница, – сообщил Фёдор. – Я в английских именах не разбираюсь.
Хайнц Модестович, ввиду врождённой неприязни немцев к жителям туманного Альбиона, автоматически принял сторону Каледина. Из всех британцев он любил только одного – своего кота, да и то потому, что в своё время при помощи ветеринара лишил элегантное животное возможности воспроизводить на свет себе подобных. Сейчас он догадывался, что Каледин с удовольствием подверг бы схожей процедуре Гудмэна.
– Добрый день, сэр, – поклонился Шварц. – Рад познакомиться с вами… Джон.
Улыбка Гудмэна слегка поблёкла – он понял, что с этими двумя придётся повозиться.
Алиса же осознала себя самкой лося, оказавшейся весной между разъярёнными самцами. Правда, она не представляла, что на её месте сделала бы лосиха, но спинным мозгом почувствовала – атмосферу требуется разрядить. Каледин слишком непредсказуем, а от Хайнца Модестовича при всём его немецком флегматизме тоже неизвестно, чего ожидать.
– Не пора ли нам перейти к трупу Фелиции? – спросила Алиса, обворожительно улыбаясь.
К её вящему удовольствию, лоси прекратили сталкиваться рогами.
…Тело девушки напоминало мумию. Алиса уже знала, что останки так и не выдали семье для похорон – после множества исследований забальзамированную покойницу оставили сначала в хранилище британской военной базы под грифом Top Secret, а затем (уже в 1950-х годах), передали музею медицинской экспертизы. Из всех погибших в ту ночь не повезло ей одной – «томми» упокоились в могилах на родном острове, рыбаков отнесли на кладбище деревни Мджарр. Только бедная Фелиция сто лет не ведает покоя – вот и сейчас она распростёрлась перед ними на лабораторном столе.
– Фактически, новые исследования не проводились с тысяча девятьсот пятьдесят шестого года? – спросила Алиса.
– Да, миледи, – подтвердил Гудмэн, коротко усмехнувшись. – Сорок лет со дня смерти – достаточная причина, чтобы прекратить бесконечные экспертизы. Однако, получив запрос от департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов Российской империи, мы срочно сделали тесты ДНК, взяли новые пробы из лёгких девушки и провели целый ряд анализов. Скажем так, некоторые данные меня удивили, но ситуацию они не проясняют.
Ассистентка вложила в руку Гудмэна пачку бумаг.
– Как уже известно, Фелиция погибла, захлебнувшись морской водой, – сообщил инспектор, быстро перевернув первый лист. – Тесты лишь подтвердили этот факт. Но вот в чём загвоздка… – Гудмэн с особым, смачным удовольствием выговорил трудное русское слово. – Состав солей показывает, что эта вода вообще непонятно откуда. Она не принадлежит Средиземному морю, омывающему Мальту, не относится к Чёрному, Эгейскому, Мраморному и другим морям, откуда у нас есть пробы. Более того, мы оказались неспособны определить точный возраст этой жидкости. Но судя по тому, что может себе позволить радиоуглеродный анализ, воде в лёгких Фелиции не меньше ста тысяч лет. А то и больше. Основываясь на новых данных, я полагаю возможным сделать вывод…
Каледин упреждающе поднял ладонь:
– Её переместили в прошлое, утопили в древнем водоёме, а затем вернули на место? Что ж, в таком случае осталось лишь найти «машину времени».
Гудмэн испытал лёгкий приступ характерного британского раздражения. Ему уже приходилось работать с офицерами полиции Российской империи, и каждый раз это ничем хорошим не заканчивалось. Дважды после подобных встреч он лежал в лондонской спецлечебнице, избавляясь от алкоголизма. Однажды попал под специальное расследование. Да, поехали с русскими после банкета охотиться на лис, а через час неведомым образом завалили жирафа в зоопарке. Россия считалась в Британии весьма специфическим государством для сотрудничества, поскольку отношение к ней постоянно менялось. Сначала Россия была определена как вечный враг, потом как дорогой друг, вскоре заново переквалифицирована во врага, впоследствии в друга и опять во врага. Люди с более стойкой психикой и то сходили с ума, включая экс-директора разведслужбы МИ-6, вечером в понедельник передавшего дружественной России спутниковые снимки баз абреков на Кавказе, а утром во вторник заклеймённого как пособник царизма. Посему, будучи откомандирован в помощь русским, Гудмэн дал себе слово не слишком-то стараться – для этого имелись веские причины. Но появление Алисы спутало все карты.
– Сэр, – заулыбался англичанин, – я вижу, в отношениях между нами возникла некоторая холодность. Возможно, вам следует уметь ставить служебное над личным. Кроме того, в соседней комнате имеется печенье. Знаете, в нашем королевстве джентльмены, если у них возникают затруднения, всегда могут наладить отношения, выпив чаю.
Каледин тоже располагал полным набором методов, каковыми джентльмены со времён монгольского нашествия вполне удачно разрешают проблемы в России, и чаепитие в этом списке стояло на самом последнем месте. Точнее, если уж откровенно, его там не было вовсе.
Алиса улыбнулась экс-мужу с другого конца стола – так, что показала все зубы. На языке физиогномики это означало «если ты сейчас всё испортишь, голову откушу».
– Чай – самое прекрасное, что существует на Земле, – согласился Каледин. – Хорошо, если версию с «машиной времени» вы не допускаете, мне интересно услышать ваше мнение.
– У меня таковое отсутствует, – с улыбкой поклонился британец. – Сначала я попросил проверить наших экспертов на употребление виски, но оказалось, что они не только не употребляют алкоголь, но все без исключения являются вегетарианцами и гомосексуалистами.
– Почему? – искренне удивился Каледин.
– Да видите ли, сэр, у нас в последнее время при приёме на государственную службу требуется указать в анкете, что не являешься гомофобом. А кого в этом нельзя заподозрить, если не гея? Ну и, конечно, большие карьерные возможности. Сам принц Уэльский подумывает, не развестись ли ему с супругой и не жениться ли на дворецком – ведь тогда больше шансов заявить о дискриминации себя как сексуального меньшинства и занять королевский трон. И такая практика действует во всех сферах. Например, кино без участия геев уже не снимешь. Вам знакомы современные североамериканские сериалы – «Демоны да Винчи», «Борджиа» и подобные им? Ну, там, стало быть…
– Я в курсе, – прервал инспектора Каледин. – Уж и самому интересно – посмотришь вот так сериал и задумаешься – а в Средние века у мужчин вообще был секс с женщинами? И герцоги геи, и дворяне, и крестьяне, и наёмные убийцы. Удивительно, как человечество выжило. Забавно, что раньше киносценаристы про геев боялись заикнуться, а сейчас рисуют подобных персонажей где ни попадя, иначе в гомофобии обвинят. Давеча, знаете, смотрю новый сериал «Чужестранка». И как вы думаете? У девушки и бывший муж оказался геем, и следующий, а потом, ближе к финалу, бывший следующего трахнул. Кстати, там дело происходит в Англии, сэр. Страшно подумать, что у вас творилось в Средние века.
– Собственно, когда-то у нас даже был король-гей, – ухмыльнулся Гудмэн.
– О, об этом мне известно, – поддакнул Каледин. – Эдуард Второй, если не ошибаюсь. Правда, неполиткорректная знать Средневековья в лице лорда Мортимера выразила свою откровенную гомофобию тем, что в одну прекрасную ночь засунула королю бычий рог в канал удовольствий, а через него воткнула раскалённую кочергу, разорвавшую бедняге внутренности.[24] Некультурный тогда был народ, да-с… прямо как у нас в России.
Он весьма выразительно посмотрел на Гудмэна, стараясь не дать англичанину усомниться: в случае продолжения ухаживаний за Алисой сия процедура ждёт и его. В империи, особенно после предложения обер-прокурора Синода причислить государя императора к лику святых ещё при жизни (благо не оставалось сомнений в нетленности его тела, благочестии и совершённых чудесах), геев чуток прижали. Им запретили заводить домашних животных, мотивируя тем, что в зоопарке Нью-Йорка после вахты сторожа с нетрадиционной сексуальной ориентацией слюбились два пингвина,[25] и также исключили возможность гей-парадов в центре столицы, благо государь понимал под парадами сугубо выезд военной техники, а у мужеложцев таковой не имелось. Далее под фальшивым предлогом «во избежание несчастных случаев на производстве» геев подвергли грубой дискриминации: отныне они не могли больше работать на фабриках, заводах или водить трактор в деревне – посему им пришлось прозябать на должностях в правительстве, церкви, шоу-бизнесе и на телевидении.
Со стороны послышалось уже привычное покашливание.
– Простите, господа, – сказал Хайнц Модестович. – Я хочу сделать заявление.
– Вы гей и собираетесь попросить политического убежища? – обрадовался Гудмэн.
– Нет, сударь, вы ошиблись, – сухо ответил Шварц. – Однако, прочитав данные свежего исследования, я должен констатировать – сделав тест ДНК и сосредоточившись на анализе возраста и территориальной принадлежности морской воды, вы почему-то пропустили одно обстоятельство. А именно – внутри трупа покойной присутствует, помимо её собственной, другая ДНК. Чья именно, я сейчас и хотел бы разобраться.
Гудмэн снисходительно махнул рукой:
– Сэр, это немудрено. Всё же девушка умерла примерно сто лет назад, а понятие о стерильности тогда было относительным. Могло случиться всякое, особенно учитывая, что останки трогали руками без медицинских перчаток все кому не лень…
Хайнц Модестович посмотрел на Гудмэна с чисто немецким ледяным презрением.
– Увы, экселенц, ситуация не так проста, как кажется при дилетантском подходе, – вставил он шпильку, вызвав взрыв радости в сердце Каледина. – Посторонняя ДНК, как я вижу невооружённым глазом, не является человеческой. Почему, вы можете сказать?
Алиса между тем тоже усиленно всматривалась в копии документов. Каледин сделал ставку, что она обязательно полезет в яблозвон, и не ошибся. «Бабы такой народ, – мысленно пофилософствовал он. – Небось в Инстаграме сейчас пару фоток вывесит, какая она крутая – в зарубежной командировке, с безлимитной золотой кредиткой. Вот интересно, почему мне золотую кредитку не презентовали ни разу? Сиди на работе, разгребай бумаги, козлов стреляй при задержании. Ах да, однажды почётную грамоту дали и благодарность выразили. Как всё это надоело. Вернёмся, зайду к шефу и…»
Бывшая жена беззастенчиво прервала его мысли.
– Всё верно, ДНК не принадлежит человеку, – сказала она. – Однако, если верить статье на сайте Академии наук, она совпадает с… Нет, я не хочу озвучивать, иначе вы посчитаете меня сумасшедшей. Пожалуйста, подойдите ближе и взгляните сами. Один в один.
Каледин уловил в её голосе дрожь. Это случалось с Алисой чрезвычайно редко.
Почти никогда.
Глава 5 Сахарный лосось (гдѣ-то въ серединѣ современной Финляндiи)
Отто Куусинен с глубоким отчаянием призвал на помощь всё своё мужество. Этого чувства, однако, в нём хватило ровно на шесть секунд, после чего президент Финляндии, проклиная себя за слабость характера, всей пятернёй полез в вазочку на столе и вытянул оттуда самую большую шоколадную конфету. За неконтролируемое пристрастие к кондитерским изделиям Отто имел в стране прозвище Сахарный Лосось – благо в соседней Российской империи он являлся владельцем заводов по разведению форели и сёмги. Куусинен издавна страдал сахарным диабетом, весил 140 килограммов, любил выпить и попариться в сауне – как и все финны. Однако при виде шоколада едва ли не терял сознание.
Конфета исчезла во рту президента, министры сделали вид, что заняты, и деликатно уставились в документы.
– В эту тяжёлую для нас годину, – с надрывом заговорил Отто, прожевав, – каждый должен задать себе вопрос – а что именно он сделал во имя Финляндии, для укрепления патриотизма?
Ответа, как обычно, долго ждать не пришлось.
– Господин президент, я перекрасил свою чёрную собаку в белый и голубой цвета, как наш государственный флаг, – доложил министр внутренних дел. – Теперь, когда она гордо вышагивает по мостовой, прохожие осознают: кремлёвской агрессии не пройти, мы спутали коварные планы соседней империи по порабощению наших свободных граждан!
Послышались возгласы восхищения, аплодисменты и крики: «Боже, какой патриот!»
– А я, ваше высокопревосходительство, стоило врагу перейти в наступление и захватить шесть наших городов, запостил в Фейсбуке демотиватор, – гордясь собой, сказал министр обороны. – Там знаете, что написано? «Император – северный олень, ла-ла-ла!». Собрал три тысячи перепостов и шесть тысяч лайков – всё министерство лайкало как одержимое.
Пространство кабинета взорвалось овацией. Куусинен вытер слезу шёлковым платком.
– Простите, а как вообще на фронте дела? – тишайше спросил кто-то с заднего ряда.
– А отлично дела, – бодро сообщил министр обороны. – Вот сегодняшняя сводка – под Рованиеми попал в засаду крупный отряд лапландцев, точнее, переодетый в их форму имперский спецназ. В ходе ожесточённого боя убито пятьсот офицеров противника, у нас один легко раненный – в палец. Правда, пытаясь унять боль, он так дёргал этим пальцем, что случайно нажал на спусковой крючок автомата, убив семь наших солдат. Один из погибших упал на зенитную установку и привёл в действие ракету, сбившую шесть транспортных самолётов, каковые упали и взорвались в гуще нашего бронетанкового дивизиона, от чего сдетонировали боеприпасы на станции рядом с воинским эшелоном. К утру мы насчитали три тысячи погибших. Но, к счастью, в прямом бою наши войска потерь не понесли!
Министры подняли бело-голубые флажки и замахали с удвоенной энергией.
– Прекрасно, – отметил Куусинен и потянулся ещё за одной конфетой. – Кстати, я прошу прощения, но… перед заседанием я зашёл в ту важную комнату, которую даже президент посещает пешком, и не обнаружил туалетной бумаги. Что скажете, министр экономики?
Юноша лет двадцати пяти нервно повертел в пальцах ручку.
– Мы обратились к Северо-Американским Соединённым Штатам и Европе с просьбой оказать нам финансовую помощь, – дрожащим голосом отрапортовал он. – Ждём очередной транш, пока ведутся переговоры. Мы объяснили, что без льготных кредитов наша демократия падёт, сокрушённая имперской армией, и что именно мы являемся заслоном на её пути в европейские страны, чьи заборы давно бы уже трещали под гусеницами танков с двуглавым орлом на башне.
– И дальше чего? – поинтересовался Куусинен.
– Да говорят – вы бы воровали, что ли, поменьше… – уныло признался юноша.
Фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы.
– Они вообще в своём уме? – осторожно спросил министр финансов.
Бюджет Финляндии полностью состоял из заграничных денег, поскольку финская экономика строилась на соображениях патриотизма. Финны часто отказывались закупать мёд у России, дабы утереть нос имперцам, и приобретали тот же российский продукт пчеловодства у Европы, но только в три раза дороже. Любая валюта, направленная в Финляндию, попросту испарялась, и куда именно она делась, не могли объяснить не только чиновники Европы, но даже финны. «Сами не знаем, – божились они. – Вот ей-богу, только что миллиард евро на столе лежал, и уже нету». Поездка европейских эмиссаров в Финляндию на поиски исчезнувших денег закончилась тем, что один пропал без вести (вместе с бюджетом на командировку), двое повесились, а трое ушли в жесточайший запой. Американцы и европейцы грозились прекратить помощь, но каждый раз им объясняли: без помощи республика окажется поглощённой русским медведем, и государь император опять скажет: «Я всех обыграл». В Европе пили успокоительное и снова давали деньги, хотя и со скрежетом зубовным, ибо произнести «как вы нас уже заебали» для Запада не представлялось возможным вследствие многовековых культурных традиций.
Куусинен сильно расстроился, однако не подал виду.
– Ладно, едва транш поступит, сразу купите туалетную бумагу, – прервал он тяжёлые раздумья кабинета. – Теперь позвольте посоветоваться. Какие санкции нам следует принять на этой неделе, дабы сокрушить экономику агрессивной Российской империи?
Министры заметно оживились, разрумянились и начали потирать руки.
– Э-э-э, слющий, дарагой, – послышался голос советника по самым важным делам Гиви Герцогидзе, – я тебе сичас адын умный вэщь скажу, толка ты нэ обижайся.
Грузин в правительство Финляндии стали брать по важной причине: в своё время государь император поссорился с царём Грузии, вспыхнула Великая Трёхминутная война, в каковой вся грузинская армия (в количестве сорока человек) потерпела страшное поражение, заблудившись в лесу и не найдя линии фронта. В Финляндии мудро рассудили – лучше всего досадить зловредному государю, обеспечив работой его идеологических противников. Должность вице-премьера занял владелец фирмы по уничтожению тараканов, три заместителя министров в прошлом торговали на улицах Тифлиса хачапури в разнос, а на место губернатора одного из лапландских городов заступил сам бывший царь Грузии, соблюдавший особый пост и посему питавшийся сугубо галстуками.
– Генацвале, нада запрэтить русским продавать суда щоколядные конфэты! – продолжил Герцогидзе. – Вот тогда задрожат, э! Гельсынгфорс сразу отдадут, мамой тэбэ клянусь!
Отто Куусинен не поддавался соблазну столь быстро.
– А если они запретят нам продавать лосося? – задумчиво спросил президент.
– А нам-то за что? – удивился Герцогидзе. – Они агрэссоры, а ми борэмся за свабоду.
Отношения между Финляндией и Российской империей вообще были довольно загадочными. Поскольку империя вооружила и профинансировала «ледяных братьев», как официально именовали в Москве лапландских повстанцев вокруг Рованиеми, финны заявляли о начале войны с Россией. Однако в Кремле утверждали: казачьи эскадроны и лейб-гвардия в боях не участвуют, а самые современные виды оружия, равно как и огромное количество бабла, «ледяные братья» случайно отыскали в вечной мерзлоте, где всё это добро много лет тому назад забыла высокоразвитая инопланетная цивилизация. Заводы Куусинена по разведению дорогих сортов лосося работали в империи вполне исправно, дипломатические отношения никто не разрывал, и Финляндия упрашивала агрессора предоставить ей скидку на мёд. Короче, эту странную войну понимали только сами жители Суоми и русские, но не иностранцы, посему в финской столице построили десятиэтажную психиатрическую лечебницу, куда рано или поздно попадали все европейцы и американцы, работавшие с Финляндией больше шести месяцев подряд. Хотя после свержения прошлого президента Маннергейма был взят курс на сближение с Европой, на деле финны во всём копировали империю. Пресса Финляндии врала больше и хуже российской, ей на это справедливо указывали, и журналисты обижались: «Почему русским можно, а нам нельзя?» Стоило министрам империи поступить глупо и отвратительно, финские политики наперебой стремились поступить ещё глупее и отвратительнее, а затем страшно гордились собой. Когда на телешоу «Кто съест больше говна?» соревнование неожиданно выиграл финн (в самую последнюю секунду он, удвоив усилия, опередил подданного империи на целых два с четвертью грамма), Эдускунта (парламент Республики) торжественно объявил этот день финским национальным праздником.
– Не пойдёт, – кисло сказал Куусинен. – Лосося точно запретят, а это минус для страны, ведь мы должны развивать национальное производство. Кстати, а где депутат Эдускунта Кекконен? Месяц назад он обещал питаться финским мёдом, игнорируя имперский.
Министры замялись и начали отводить глаза.
– Умер на прошлой неделе от голода, – всхлипнул референт. – Такое несчастье.
– Земля наша финская ему пухом, – потупил взор Куусинен. – Господа, давайте всё же приободримся и вынесем решение. Народ ждёт от нас срочных действий, и революция, а также принесённые жертвы никогда не простят, если мы проявим преступное… э-э…
– Слушайте, – вдруг вмешался в монолог молоденький заместитель министра. – А зачем мы вообще всё это делаем? Сидим тут, размышляем, как бабло с Европы содрать, памятники Петру Первому демонтируем, города переименовываем, картинки в Фейсбуке постим, клянчим мёд в долг… За демократию сражаемся, а всё больше на Россию смахиваем, если не хуже. Может, нам следует с коррупцией бороться, реформы провести, законы изменить? Давайте, а?
Члены правительства в страшном изумлении уставились на неопытного чиновника.
– Да ты совсем придурок, что ли? – на чистом финском языке поинтересовался премьер-министр Сукселайнен – худосочный малорослый очкарик с большими передними зубами, напоминавший белочку. – Ну, хорошо, справимся мы с коррупцией, не дай бог, кто тогда из Европы на борьбу с ней денег даст? Сразу видно, у тебя ни жены, ни детей – значит, ты моей дочке предлагаешь, когда зловещая империя поставки мёда прекратит, суровой зимой у окошечка чай несладкий пить, словно последней лохушке? Тебя вообще Служба безопасности проверяла? Не шпион ли ты часом, мил человек финский? Нам мозги напрягать надо, как империю повалить, а ты тут – «ах, давайте реформы проведём». Да конечно, блядь – вот всё бросим и будем реформы проводить!
Заместитель министра покрылся красными пятнами, по подбородку сползла тоненькая, как ниточка, струйка крови – видимо, он прикусил себе язык. По кабинету пронёсся недовольный ропот, все разглядывали юного чиновника с откровенной неприязнью. Грузин-советник, гортанно вскрикнув, выхватил из ножен кинжал, но его кое-как совместно утихомирили. Двери в зал отворились, и вошёл начальник Суоелуполийси («службы безопасности») Финляндии: человек с бритой наголо головой, в чёрном костюме и галстуке, весьма похожий внешне на шефа похоронной конторы.
– У меня срочное сообщение, – скучно заявил он. – Пожалуйста, оставьте нас наедине с президентом. Господин Сукселайнен, не надо подглядывать. Вам я снимки не покажу.
…Просмотрев любительские фотографии, Куусинен впал в прострацию.
– И как вы думаете, – пролепетал он, – что это в принципе может быть?
– Уничтожение царской авиацией мирного митинга в Корнилове, где люди вышли протестовать против войны в Финляндии, – невозмутимо объяснил начальник. – Не исключена гибель множества этнических финнов, а также применения химического оружия. По-моему, это повод для обращения в ООН, чтобы установили над Корниловым бесполётную зону и ввели дополнительные санкции. А там и до военных действий рукой подать.
– Вы уверены? – с сомнением спросил Куусинен. – А вдруг на Западе проверят?
– Да Господи Ты мой Боже! – с финской прямотой воскликнул начальник Суоелуполийси. – Вы что, смеётесь? Когда там чего проверяли? Как с атомной бомбой в Багдадском халифате. Уж и самого халифа повесили, и государству кранты, а они ищут и верят, что найдут.
Куусинен коротко выдохнул и протянул руку к телефону.
– Сударыня, связь с Северо-Американскими Соединёнными Штатами. Срочно.
Глава 6 Подзарядка (Санктъ-Петербургъ, домъ у Невскаго проспекта)
Усталость давала о себе знать – он вовсе не бог, какими в старину считали их люди, а существо из плоти и крови. Ему срочно требовался отдых. Собственно, во всей империи есть только три пункта, где можно прийти в себя и нормально, без проблем, зарядиться. Он позвонил в дверь как было условлено, ему сразу же открыли. Пункты подзарядки всегда располагались на первых этажах старинных зданий, поскольку для операции требовался огромный подвал. Смотритель пункта выглядел так, как и положено доктору из Азии: добрый взгляд, лёгкая упитанность, козлиная бородка, благородная седина, зелёный с жёлтыми полосками халат и шапочка. Табличка на входе гласила, что здесь располагается «Клиника тибетской медицины», приём осуществлялся по записи.
Однако записаться сюда было физически невозможно.
На любые звонки отвечала специально нанятая секретарша, сообщая: «На ближайшие три месяца всё забронировано, перезвоните позже». Она сидела в отдельной комнате, не видя гостей, и получала жалованье надлежащего размера, предохраняющее от любопытства.
– Ты в последнее время зачастил, – разглядывая зеленоглазого гостя, спокойно сказал Смотритель.
– Мы выдыхаемся, – признался он. – С энергией творится непонятно что. То она действует, подобно выстрелу из детского пугача, то словно запуск баллистической ракеты. Главная проблема – я превращаюсь, как и остальные. Скоро не смогу появляться на публике.
Не дожидаясь приглашения, он начал спускаться по лестнице в подвал.
Кино рисует подземелья сумасшедших учёных мрачными, грязными, полутёмными, полными изнурённых пленников. Однако Смотритель слыл человеком со вкусом, и посему сделал в спецкомнате отличный ремонт, оборудовав её самой дорогостоящей техникой. Для начала пациентам предлагалось принять очень горячий душ, затем облачиться в махровый халат и чуточку расслабиться на подогретом каменном ложе, пока Смотритель занимается подготовкой процедуры. Не сказать, чтобы эти действия были легальными, даже скорее наоборот. Сырьё для подзарядки не являлось местным – обычно его доставляли из Индии и Китая, за исключением совсем уж редких случаев. Собственно, именно в этом вопросе зеленоглазый изрядно порадовался бы импортозамещению, но здесь его давно не практиковали. Вода в душевой обжигала кожу, почти кипяток, на заражённых участках проявились ярко-красные пятна. Ему ужасно хотелось есть, он гнал от себя опасную мысль. Голод – первый признак сумасшествия, он овладевает тобой, лишая выдержки, насыщаясь твоим кошмаром. Ты перестаёшь быть разумным существом, а этого допустить нельзя… Голод подразумевает охоту. Случаи безумия были известны и прежде среди собратьев, зеленоглазый не стал исключением. Раньше одному собрату удавалось контролировать целое государство, но уже Средневековье низвело их до состояния прячущихся во тьме ничтожеств. Да, энергия могла бы истребить сразу несколько тысяч людей, но что толку? Тебя бы просто расстреляли ядрами из пушек с безопасного расстояния, наслаждаясь твоей беспомощностью. Сейчас для смерти хватит и минуты. Засекут со спутника, отправят дрон, одна ракета, бац – и всё. Они всегда были уязвимы, пусть и в качестве богов. Истинная природа никогда не давала об этом забывать.
Он лёг на горячий камень. Тело охватила приятная истома.
– Сегодня будет дороже, – донёсся сквозь полудрёму скучный голос Смотрителя.
– А когда у тебя были скидки? – усмехнулся гость. – Я что-то и не припомню.
– В деле Зла скидок не предусмотрено, – логично заметил Смотритель. – И да, мы всё-таки в России живём. Даже когда тут дешевеет, например мёд, этот факт моментально ухудшает жизнь населения. Поэтому подорожание привычнее… и главное, безопаснее.
– О, да подавись, – беззлобно сказал зеленоглазый. – Возьми в чемоданчике, на входе.
Смотритель вышел и вскоре вернулся с чёрным бархатным мешочком в руках. Развязал тесёмку, высыпал на ладонь бриллианты. Технично взвесил, прикидывая цену.
– Знаешь, дорогуша, – вздохнул он, – мне бы, конечно, в долларах САСШ или в евро было бы куда удобнее. Дополнительный геморрой – находить доверенного ювелира, сбывать ему камушки за полцены, поскольку тот должен иметь свой гешефт и к тому же не быть особо болтливым. Иначе явятся из жандармерии и поинтересуются – откуда алмазы? Самое обидное здесь, любезный, – расскажи я им чистую правду, никто не поверит.
– О чём ты? – захохотал гость. – Даже меня в таком случае сочтут лжецом. Относительно камней – наличные у меня тоже есть, чуть меньше полусотни тысяч евро. Но твой гонорар по-любому выше, а мне сейчас нужны бумажки на дорогу и специальные расходы. Согласен, камушки трудно толкнуть, поэтому и отдаём их тебе дешевле. Не прибедняйся. Плати мы «живыми деньгами», поверь, ты зарабатывал бы меньше. Да и древний договор о том, что Смотрители получают вознаграждение алмазами, никто не отменял.
– Согласен, – усмехнулся «доктор». – У вас обожают цепляться за старые традиции.
– Конечно. Ведь именно на них и держатся остатки этого грёбаного мира.
Драгоценности они расходовали экономно, запасы не бесконечны. Хотя… В своё время им пожертвовали более чем достаточно алмазов, изумрудов и рубинов, а стоимость камней со временем только росла. Собратья могли себе позволить практически всё, включая лучшее оборудование для лабораторий, разрабатывающих лекарство. Вот только с учёными была проблема – из них мало кто оказывался способен держать язык за зубами, узнав, на кого он работает. А это же чертовски непрактично – нанять гения для открытий и впоследствии его убить. В первый раз такое проделывается без лишних неудобств, во второй тоже терпимо, зато дальше возникает вопрос: где взять гениев в необходимом количестве? Вот они и закончились. Да и казна за долгие годы значительно отощала, хотя камней хватит ещё минимум лет на двести.
Только проживут ли собратья столько времени?
Пружинисто поднявшись с ложа, зеленоглазый сбросил халат и прошёл в процедурную. Ванна уже была готова, до краёв наполнена дымящейся жидкостью тёмно-серого цвета с редкими красными прожилками, чем-то напоминающей вулканическую лаву. Словно стыдливая купальщица, он залез в ванну одной ногой, постоял немного, затем перенёс вторую. Выдохнул. И по горло погрузился в «лаву». Над жидкостью торчала только голова с открытыми глазами. Зрачки отсвечивали изумрудно-зелёным, сверкали, как кристаллы.
Смотритель остановился поодаль, всматриваясь в пациента. Минуту спустя он неуверенно спросил:
– Тебе случайно не добавить лишнюю порцию?
– Нет, – не поворачиваясь, ответил зеленоглазый. – Спасибо, сейчас всё очень хорошо.
– Ты здесь второй раз за неделю. Какие-то проблемы?
– Разве они могут быть у нас? Я собираюсь отключиться… ты не против?
– Извини. Я закрою дверь в подвал, чтобы не мешать.
Спустя немного времени цвет кожи существа в ванной поменялся. Он слился с субстанцией, на щеках вспыхивали огоньки, уши и лоб сделались грязно-серыми. Уровень «лавы» начал медленно падать. Тело гостя впитывало её постепенно, словно губка. «Огромный бокал, и я – как трубочка в коктейле», – мелькнуло в замутнённом сознании. Он пребывал в своеобразном трансе: в мозгу проводами протянулись нити памяти. Он вспоминал себя молодым, в самом расцвете сил, валяющимся в росе на заливных лугах. Бесконечную тьму подземных вод, где прошло детство. Поцелуи красивой девушки, алые губы, венок из одуванчиков в каштановых волосах… Попытку исчезнуть из братства на пару сотен лет (безумных поступков не избегают многие, включая Прекрасную) и возвращение на дно Бэйхая, когда он, блудный сын, понял, что не сможет жить без племени. Хэйлунван простил: он больше, чем друг.
Зеленоглазый очнулся, придя в себя посреди пустой ванны.
Дно покрывал пепел, кожа уже посветлела, но оставалась по-прежнему серой – пока ему нельзя выходить на улицу. Подзарядка почти осуществлена – неизвестно, на сколько дней хватит этой порции… надо расходовать её экономно, а не как в Корнилове. От усталости и депрессивного состояния не осталось и следа. Он чувствовал себя отдохнувшим, выспавшимся, свежим, бодрым. Хоть сейчас снова иди на задание Хэйлунвана… пожалуй, он так и сделает. Им повезло обзавестись убежищем в империи. Целый город захлебнулся водой, а телевидение об этом ни звука – СМИ здесь выдрессированы лучше овчарок. Есть Всеволодъ-Сеть, но общеизвестно: онлайну доверять не следует, ибо он слывёт обиталищем армии лгунов и сумасшедших – фотографии из Корнилова вполне могут быть подделкой, и влиятельные эксперты не замедлят это доказать.
Через два часа кожа полностью впитала в себя остатки витаминов. Зеленоглазый принял душ, ещё немного покайфовал на тёплом камне и вышел в прихожую, где в кресле ожидал Смотритель.
– Качество нормальное? – спросил врач участливым тоном.
– Как обычно. Надеюсь, в следующий раз мы увидимся через год.
– Не будем зарекаться, – улыбнулся человек с козлиной бородкой. – Всего хорошего.
Проводив гостя, Смотритель вернулся в маленькую комнатку, скорее напоминавшую чулан. Через год? Хм. Он видел фотографии во Всеволодъ-Сети… если парень снова запланировал нечто подобное, нужно быть во всеоружии и заранее подготовить ванну.
В углу комнаты, стоя один на другом, громоздились несколько контейнеров, только вчера доставленных из Китая специальным курьером на поезде – в самолёте такое не провезёшь даже за хорошую взятку. Участвующие в контрабанде считали, что помогают продавать наркотики. Узнай они, чем торгуют на самом деле, пришли бы в ужас. Ну, или не пришли бы. Люди всегда оказываются хуже, чем о них думаешь. Взяв обеими руками верхний контейнер (с виду – обычный железный ящик), Смотритель положил его на стол. Вставил сбоку ключ, повернул дважды, осторожно откинул крышку, откинул бархатную материю. Внутри лежали забальзамированные тела детей от нескольких месяцев до двух лет. Пять трупиков. Некоторые выглядели, словно мумии, усохли до состояния скелетов. Другие, вероятно, умерли на днях. Смотритель уже давно не испытывал ни сожалений, ни эмоций – их глушил мешочек с бриллиантами.
На этой неделе обещали доставить ещё одну партию. Должно хватить.
Проблеск № 5
Кроатоан
(Северная Америка, 18 августа 1590 года)
Немного подождав, он позвал снова – из последних сил. Эхо вопля вернулось к нему рвущимися, жуткими звуками, но ситуация не поменялась. Тишина. Как такое вообще может случиться?! Джон Уайт с трудом переставлял ноги, он ужасно устал. Полсотни лет – всё-таки не шутка, а ему пришлось целый час носиться по острову туда-сюда. По бороде из открытого рта сползла струйка слюны, он вытер её рукавом с кружевной манжетой. Сто восемнадцать человек. Девяносто мужчин. Семнадцать женщин. Одиннадцать детей. Именно столько было на Роаноке, когда Джон отплывал в родную Англию, клятвенно пообещав вернуться с кораблём, гружённым топорами, ружьями, бусами для мены с индейцами, семенами пшеницы и солониной. Прошло всего два года со времени его отбытия, и… в колонии никого. Здесь пусто.
Сумасшествие. Почему это с ним происходит?!
Никаких следов людей. Все постройки – дома колонистов, частокол против возможных нападений неприятеля (с моря всегда могут заглянуть французы и испанцы), склад для пороха и амбар – аккуратно разобраны непонятно зачем, и лишь форт остался неповреждённым. Враги так не делают – они бы сожгли селение, перемешали землю с углями, да ещё от души присыпали бы солью: пускай и трава не растёт. Однако не заметно следов какого-либо враждебного вмешательства. В колонии примерно полсотни мушкетов, две пушки… всё вооружение сложено у остатков госпиталя, абсолютно нетронутое. То есть не сделано ни единого выстрела, а это исключено – среди колонистов Роанока опытные мужчины, бывшие солдаты, они обязательно должны были оказать сопротивление. Внезапная эпидемия, истребившая всех обитателей колонии? Но почему тогда не видно мертвецов? Люди по неизвестной причине решили срочно покинуть остров? Все вещи колонистов остались на месте – одежда, обувь и совсем не испортившиеся продукты. То есть поселенцы исчезли совсем недавно, буквально на днях. И самое главное – нигде нет условного знака. Джон помнил, они договорились – если что-то случится, обитатели Роанока должны вырезать мальтийский крест на дереве, как знак беды. Так вот, он обошёл всю округу, не жалея ног… крест отсутствует. Вместо него на огромном дубе, прямо напротив жилища священника, красуется надпись CRO, сделанная явно второпях, да ещё и дрожащей рукой – похоже, человека прервали.
Ни капли крови. Вообще ничего.
Сердце вырывалось из груди – с такой силой, что казалось, оно готово разломать рёбра. Среди колонистов были дочь Уайта и внучка, маленькая Вирджиния. Неужели он их больше никогда не увидит? Ноги Джона подломились, он мешком осел прямо в большую лужу, плюхнулся так, что вверх полетели брызги, усеяв лицо мелкими каплями. Он машинально слизнул одну и изумился её вкусу. Солёная. Горько-солёная, как и положено содержимому океана. Силы небесные! Откуда в центре острова взялись целые лужи морской воды, которую он вначале принял за дождевую? Час от часу не легче. Молиться. Только молиться.
Седой бородатый человек в высоких сапогах, в шляпе и камзоле неловко привстал на колени. Раскрыл рот. И начал размашисто осенять себя крестными знамениями.
– Отче наш… сущий на небесах… да святится Имя Твоё… да приидет царствие Твоё…
– Твоя зря старайся. Он не помогать.
Голос извне прозвучал, словно гром среди ясного неба.
На Джона смотрел старый индеец – по виду шаман. В одеждах из шкур, в головном уборе с орлиными перьями (так веселившим колонистов) и с топориком в руке. Лезвие, как принято у этого племени, выкрашено красным.
«Вот и разгадка, – мелькнуло в мозгу Джона. – Индейцы убили всех. А потом просто спрятали следы преступления. Возможно и людоедство… дикари безжалостны». Он понимал, что индеец сейчас прикончит и его, сил сопротивляться не было. Красочно представил, как топорик опускается на голову, череп лопается, словно орех, и он падает лицом вниз в лужу, вода мгновенно окрашивается нитями крови. Да, вот почему на дереве вырезано CRO. Это кроатоанцы – название племени.
– За что? – грустно спросил Джон голосом обречённого. – Зачем вы это сделали?
Индеец мрачно покачал головой.
– Нет, – сказал он, тщательно подбирая сложные английские слова – колонисты учили туземцев своему языку, но сами их наречия не знали. – Мы не убивать.
– А кто? – спросил Джон.
– Не убивать, – повторил индеец, как попугай. – Море приходить. Забирать.
Шторм? Колонисты погрузились на самодельные лодки и попытались куда-то отплыть? Но на берегу нет мёртвых тел, отсутствуют и обломки крушения, а они непременно были бы заметны, пока корабль Уайта причаливал к острову.
– Утонули? – уточнил Джон и для верности опустил руку в лужу.
– Нет, – упрямо сказал старик. – Море забирать.
Индеец подошёл к Джону вплотную. Показал в сторону океана. Начал что-то говорить на родном языке, одновременно делая яростные жесты. Уайт вспомнил два или три слова на наречии кроатоанцев, но они не годились к случаю.
– Погибли… умерли? – попытался выяснить Уайт.
– Море!!! – яростно закричал шаман. – Море! Всё – море!
Уайт понял, что ничего не добьётся. В колонии произошло нечто ужасное, но он не сможет понять индейца. И вдруг его осенило. Он встал из лужи, осмотрелся, поднял кусок дерева, нарисовал на земле круг и протянул деревяшку шаману. Тот понял, взял ветку и начал быстро чертить. Из груди Джона вырвался вздох облегчения, но чувство эйфории сменилось разочарованием, едва он увидел наспех сделанный рисунок. Старик стоял над ним, показывая на изображение – и снова на океан.
«Он выжил из ума, – грустно подумал Уайт. – Я трачу время, напрасно питая надежды, а бедняга просто ненормальный… Он ничего не видел, живёт в плену своих иллюзий и снов». Осознав, что больше никогда не увидит дочь и внучку, он все-таки нашёл в себе силы улыбнуться сквозь слёзы:
– Да-да. Я всё понял. Прощай, друг.
Еле переставляя ноги, Джон побрёл на стоянку корабля. Старик двинулся следом. Он понаблюдал, как иноземец садится в лодку, идущую на галеон, и долго смотрел на белеющий в океане парус, пока тот не пропал из виду. Убедившись в исчезновении бледнолицего, шаман вернулся в лес, к своему племени. Двигаясь среди сосен, он вышел на опушку – прямо к высившейся в её центре статуе, кропотливо обтёсанной топорами индейцев и обложенной по кругу камнями. Вытащив из-за пазухи убитую стрелой птицу, шаман бережно положил её к основанию, отошёл. Сел и, раскачиваясь, запел жертвенную песню, глядя в мёртвые глаза своего идола.
Он хорошо нарисовал его. Прямо как живого. Но бледнолицый не поверил.
Существо и раньше приходило за своими жертвами лично, и племя, не сопротивляясь, всегда отдавало ему желаемое. Ведь ясно – взамен будет и зверь в лесу, и рыба в воде, и старики перестанут болеть, и дети уродятся здоровыми. Просто за это надо платить, и они платили. Но в тот день существо явилось за колонистами, приведя с собой собратьев. Старик наблюдал, как всё произошло. Бледнолицый зря расстроился. Узнай он правду, обрёл бы настоящее счастье.
Ведь это очень большая честь, и её удостаиваются далеко не все.
…Джон Уайт благополучно вернулся в Англию, но боль от утраты близких растерзала ему сердце – он скончался три года спустя. Никто никогда так и не узнал, что случилось на Роаноке, острове у побережья Северной Америки.
Глава 7 Наедине с чудовищем (гостиница «Бристоль», Валетта)
Вахмистр Майлов инстинктивно избегал встречи с суровым взглядом карих глаз.
– Барышня, – заискивающе сказал он, – может, вам ещё пирожных из ресторану заказать?
– Не надейтесь меня подкупить, сударь! – грозно воскликнула Варвара.
Майлов тяжко вздохнул – с хрипом, как измученная грузом лошадь извозчика.
– Я ить человек подневольный, барышня, – пробормотал он. – Служба у нас такая-с. А ваши папенька и маменька изволили сказать, чтобы я вас берёг как зеницу ока. Сам, поверьте, не рад – цельных три дня в меблированных комнатах сидим, а я ж казак военный и к другому ремеслу привычен, нежели с дитями играть. Бывало, мы с вашим батюшкой на Гаити так-то зомбей отстреливали – раззудись плечо, размахнись рука.[26]
Варвара скривила рот, демонстрируя презрение к надсмотрщику.
– Вы ужасны, сударь, – безапелляционно произнесла она. – Конкретно из-за вас я вынуждена сидеть в четырёх стенах и губить свою молодую жизнь, любуясь пошлыми розочками на потолке. Когда я наложу на себя руки, мутер выцарапает вам глаза, а фатер вызовет на дуэль и непременно застрелит. Ну и плюс Господь обрушит жуткую кару. Он же всё видит, включая ваше издевательство над беззащитным маленьким ребёнком.
Майлов за секунду побледнел до цвета брынзы.
– Да я ж всей душой, – пролепетал он. – Как вы можете, барышня, такое говорить? Я вам тут и лезгинку танцевал, и сладкого чуть не тонну принёс, и изображал в четырёх лицах театральную постановку «Сказ про то, как царь Пётр арапа женил», причём для правдоподобности гуталин на рожу намазал. Это как же у вас язык-то повернулся, а?
– Ладно, – сменила гнев на милость Варвара и поудобнее устроилась в кресле. – Так и быть. Кара Господня не обрушится на вашу голову, если вы развлечёте меня сказкой. По правде говоря, гувернантка из вас никудышная. Однако мутер всегда утверждала, что в простонародье сказочный жанр чрезвычайно распространён и довольно-таки популярен.
Майлов не понял и половины из сказанных слов, но проникся темой.
– В старые, стародавние времена, – воодушевлённо, даже с долей вдохновения начал он, – в некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик со старухою…
– Я попрошу уточнить, – прервала Варвара, поправив тёмные очки, – где конкретно происходило дело? В каком году? Что за монархия? Сколько лет пожилым людям?
– Барышня, – смутился вахмистр, – к чему такие подробности?
– А по-вашему, если мне семь лет, так я совсем идиотка? – холодно осведомилась Каледина-Трахтенберг-младшая. – Сударь, это детофобия, шовинизм и в высшей степени сексизм. Будь я восьмилетней, точно подала бы на вас в суд за то, что не видите во мне человека.
На Майлова стало жалко смотреть. Нижняя челюсть вахмистра отвисла, на лбу выступил пот, он в отчаянии шевелил губами, пытаясь высказаться, но никак не мог сообразить, в чём его обвиняют. «Шовинизм», правда, слегка смахивал на украинский «шинок»,[27] и спецназовец решил, что устами младенца глаголет истина – ему тонко намекнули на природное пристрастие к алкоголю. Слово «сексизм» и вовсе напугало беднягу до дрожи: неизвестно почему, но оно напомнило казаку кастрацию.
– Шовинизмом, барышня, чуть ли не с детства страдаю, – решил признаться на всякий случай вахмистр. – Но вот сексизмом прошу, не наказуйте. Папенька ваш, конечно, нравом крут, как что не по нему, он такой сексизм в конторе устраивает – да уж, приходи кума любоваться.
– Конкретизируйте, – припечатала последним словом Варвара, цедя сок через соломинку.
Майлов пришёл в дикий ужас и с трудом удержал себя в руках. Только мысль о том, что он опытный солдат, прошедший огонь и воду, помешала ему выброситься в окно. Усилием воли казак скорее догадался, чем понял смысл пожелания Варвары.
– Ну, это… – промямлил он. – Царство, значит, наше. Расейская империя. Год сегодняшний. Старик со старухой – эвдакие пенсионеры, каждому под семьдесят лет.
– И? – холодно уточнила Варвара.
– И как-то, – лихорадочно вспоминая, лепетал Майлов, – подружились они с курочкой.
– Зачем? – удивилась Варвара. – С ней не дружить, её жарить надо.
– Знаю, – чуть не сквозь слёзы сообщил казак. – Но они так… на время. И в общем, снесла курочка яичко. Не простое, а золотое. Дед бил-бил – не разбил. Бабка била-била – не разбила. Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Дед плачет, бабка плачет, а курочка кудахчет: «Не плачь дед, не плачь баба! Я снесу вам новое яичко, ещё лучше прежнего». И стали они жить-поживать да добра наживать. Тут и сказке конец.
Варвара откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди.
– Большей фигни я с младенчества не слышала, – безжалостно констатировала она. – То есть, получив яйцо из золота чистой пробы, два старых идиота, вместо того чтобы отнести внезапно свалившуюся на них драгоценность в банк, ломбард или элементарную скупку, принялись её разбивать. Ладно, отнесём сию странность на счёт их полной старческой деменции.
Майлов непроизвольно вздрогнул.
– Но как нам расценить случившееся дальше? – не унималась девочка. – Они старательно пытаются уничтожить яйцо, а когда предмет разбивает мышь, золото вдруг оказывается непригодным к продаже, и вся семья психов впадает в дикую истерику. Простите, логика здесь где? Финал вообще размыт до предела, курица гарантировала снести новое золото, хотя ясно – тут кто хочешь и что хочешь пообещает, иначе в гриль попадёт. Это не сказка, а психоделика в стиле «Пинк Флойд». Вы хоть однажды в принципе задумывались о её смысле? Какой месседж она несёт подрастающему поколению в моём лице? Призыв к уничтожению ювелирных изделий? Совет держаться подальше от старых сумасшедших? Предупреждение о крутых российских мышах, способных повергнуть в прах как минимум супружескую пару пенсионеров? Стыдно, сударь!
На протяжении всего монолога Майлов смотрел на Варвару с открытым ртом.
– Барышня, – наконец произнёс он с состраданием, – да кто ж вас замуж-то возьмёт?..
– Некий талантливый юноша, имеющий способность логично мыслить, – отрезала Варвара. – Хорошо, так и быть. Если вы продемонстрировали эпик фэйл, вместо того чтобы поведать ребёнку нормальную забавную историю, устроив сплошной артхаус, сказки буду рассказывать я. Притушите свет, сие требуется для создания атмосферности.
Вахмистр послушно прикрутил выключатель люстры на стене.
Варвара приблизила к нему лицо и минуты три смотрела в майловские глаза через тёмные очки – пока тот не начал часто моргать. Далее Каледина-Трахтенберг-младшая улыбнулась и поведала:
– Однажды тёмной и мрачной ночью из могилы встала абсолютно мёртвая девочка.
– Как ей это удалось? – глупо улыбаясь, спросил Майлов.
– В фильмах ужасов обычно весьма логично поясняется, как, – технично отрапортовала Варвара. – Её воскресил древний ритуал, или на этом месте располагалось древнее кладбище индейцев сиу, или военные проводили испытания нового секретного оружия, или трупы случайно оказались заражены особым вирусом, позволяющим им восстать из мёртвых. Так или иначе она поднялась из могилы, взяла ножик и пошла.
– А разве кого-то сейчас хоронят с ножиком?
– Сударь, если семье покойной надо, её закопают и с миксером, и с полным набором столовых приборов. Сейчас, знаете ли, изобретательный народ живёт на белом свете. Мутер рассказывала, когда бабушку хоронили, положили той в гроб томик Гёте, фотографию её первой любви плюс гитару – хотя сомневаюсь, что в аду есть библиотеки и концертные залы. Идёт красавица с ножиком, а навстречу ей – влюблённая парочка. И девочка говорит: «Отдай мне парня, я хочу его поцеловать». Девушка отказалась, и тогда покойница ударила её лезвием в глаз, схватила кавалера и впилась мёртвыми губами в его губы.
Майлов почувствовал – ему до крайности срочно нужно выпить.
– И что дальше? – спросил он слабым, еле слышным голосом.
– Могилы по всему кладбищу отверзлись, – продолжила Варвара. – Ибо девочка эта была королевой мёртвых, и отовсюду из могил появились руки, стирающие с ладоней плесень. Гробы разваливались, и мертвецы ползли к своей повелительнице. И захохотала она безумным смехом, и возопила: «Вампиры, колдуны, привидения, явитесь же ко мне!»
Вахмистр не издал ни звука. У него попросту пропал дар речи.
– И пошло зло вселенское по тропинкам чащи непроглядной, – прошипела Варвара, согнув пальцы с острыми ноготками и протянув их к лицу Майлова. – И полетели клочки по закоулочкам. И поднялись из подземелий древние боги, коим возжелалось кровушки сладкой. Долго ждали они этого момента, и вот наконец-то им повезлооооооооо…
Майлов тяжело икнул – так, что содрогнулось всё его могучее тело.
– Кстати, почему древние боги всегда столько ждут? – жалобно поинтересовался он. – Вот какой роман издательства Сытина[28] ни возьми, так завсегда зло дремлет-дремлет, а потом кааак прыгнет! Нешто им за тысячелетия в подземельях скушно не становится?
– Саги о древних богах – это вам, милостивый государь, не эссе учёных о размножении сусликов в дикой природе, – усмехнулась девочка. – Они не такие, как мы. Может, им спячка положена, вроде как у медведей. Боги живы, пока про них кто-то помнит, а когда им забывают поклоняться, они впадают в анабиоз. Но никакой сон не длится вечно – существа с козлиными рогами и громадными клыками просыпаются и готовы заниматься тем, чем всегда, – алчно пить кровь и пожирать плоть смертных.
– Постойте, барышня, – уже с трудом шевелил языком Майлов. – Помнится, маменька мне в детстве одну старую книжку читала… там хреческой бог куролесил, Зевус. Так у того бога ни копыт, ни рогов, ни клыков не было, клянусь… Он типа добрый такой… да… – Голос вахмистра с каждой секундой слабел. – Может, вы ошиблись, они не все зверюги?
Трахтенберг-Каледина демонически расхохоталась. Конечно, настолько демонически, насколько это могла сделать семилетняя девочка (пусть и в готическом прикиде), однако следует учитывать и тот факт, что Майлов уже дошёл до кондиции, причём до нужной.
– Зевс превращался в быка, мой милый, – улыбнулась губами в чёрной помаде Варвара. – И рога у сего бога были будь здоров. Видели ли вы разъярённых самцов? Да они хуже тигров. Бешеные. Злобные. Сильные. И вот таким являлся Зевс – бык-оборотень. Подняв морду к чёрным небесам, роняя с губ пену, он злобно мычал на кровавую луну. Туника спадала с мощного тела, треща по швам, и мохнатый бычий круп рвался наружу.
– Ааааааа… – протянул Майлов единственный звук, какой был в состоянии издать.
– Древние боги, зомби, вампиры, колдуны друидов, чудовища, оборотни обрушились на спящий город! – взвыла Варвара. – И лилась кровь, как водица, и слышались треск костей и лязг клыков, как и положено в хоррор-стори, и умерло всё добро, и навеки заволокла улицы зловещая паутина. Слышался лишь вой волков, лакавших с тротуаров красное. Хрип зомби, объевшихся мозгами. Мурчание сытых вампиров. И хохот безумных идолов…
Майлов взял с подставки флягу и безмолвно опустошил её до половины – одним глотком. Затем с крайним детским удивлением воззрился на ёмкость и медленно сказал:
– Не понял…
– Я вылила всё, что там было, и добавила внутрь воду, – хлопнула ресницами Варвара.
– Зачем?!
– Ну… если снотворное смешать с алкоголем, это повредит вашему здоровью.
– Снотворное? – переспросил Майлов, чей мозг отказывался воспринимать реальность.
– Разумеется, сударь. Иначе как мне из гостиницы-то выйти?
Мир Майлова перевернулся вместе с ним самим. Уронив флягу, он рухнул лицом вниз и более не шевелился. Варвара деловито вытащила у него из кармана ключи от номера, пересчитала в бумажнике деньги и выскользнула из комнаты, заперев за собой дверь.
Вахмистр не проснулся.
Он видел во сне, как бросает пить. И этот факт его в определённой степени ужасал.
Глава 8 Великаны (на одной изъ улицъ Валетты, ресторанъ «Циркусъ»)
Официант был стар, сед и аристократичен. Он приближался к столику не спеша, с достоинством особы королевской крови, перекинув через сгиб локтя крахмальную салфетку. При взгляде на него даже бывшей графской чете Калединых-Трахтенбергов захотелось вскочить с места, за что-нибудь извиниться и поулыбаться, причём как можно подобострастнее. Подойдя, благородный старик надменно кивнул экс-супругам.
– Приветствуем в нашем ресторане, господа, – сказал он по-английски. – Что прикажете подать в качестве закусок?
– Мы русские, – ответил Каледин на том же языке. – Сначала будем пить. Белое вино, пожалуйста.
– И мне белое вино, – встряла Алиса.
– Я на двоих, собственно, и заказывал, – перешёл Каледин на русский.
– Мне бутылку другого белого вина! Ещё б я с тобой один сорт пила, скотина.
«Какое прекрасное, певучее наречие, – с умилением подумал официант. – Наверное, в этот момент мужчина признаётся в любви, а женщина отвечает, что жить без него не может».
Он вежливо наклонил голову:
– Я сейчас принесу вино. У нас самое лучшее, сицилийское.
Пара бутылок возникла с разных сторон стола. Алиса отпила глоток и нашла продукцию виноделов соседнего острова восхитительной. А ещё более восхитительным было то, что она уела Каледина в дискуссии о выборе напитка. Голова кружилась от восторга. Фёдор делал вид, что ничего не произошло, старательно выкладывая из портфеля на стол бумаги.
– Стало быть, – заговорил он, мечтательно глядя на старый город, – мы сегодня с тобой получили результаты повторной экспертизы. Твои предположения подтвердились. Действительно, ДНК совпадают. Но, как ты понимаешь, собственно сэру Гудмэну, а также нашему московскому начальству подобная версия покажется сумасшедшей.
Он в лёгкой рассеянности пригубил вино.
– Лучше бы они удивлялись, почему я дважды вышла за тебя замуж, – презрительно отозвалась Алиса. – Я – прекрасная молодая представительница северогерманских племён, и ты – средний полицейский чиновник с убогим жалованьем. Вот так всегда – сенсационные выводы считают фантастикой, а чистая правда похожа на выдумку.
– Они раньше удивлялись другому факту – почему я тебя до сих пор не убил, – парировал Каледин. – Люди, никогда не нарушавшие закон, искренне и душевно советовали мне, как вернее спрятать труп. Ты в курсе, что кислота не растворяет пластик? Это мне князь Кропоткин растолковал, когда в деталях объяснял методы уничтожения твоего тела. Но в другом аспекте ты, увы, права – по законам остросюжетных романов недалёкое начальство никогда не верит логичным выводам низкооплачиваемых сотрудников, иначе все книги состояли бы из десяти страниц. Ладно, мы с тобой знаем, что это правда. И?
Алиса, полуприкрыв глаза, вновь отведала белого вина.
– А у тебя самого есть ответ? Откуда в останках Фелиции взялась ДНК варана с острова Комодо? Мальта, конечно, тоже остров, но где он, а где Индонезия! Девушка погибла сто лет назад. Никаких повреждений, способных привести к смерти, на трупе нет. Следов полового сношения – аналогично, хотя я с трудом представляю себе секс с вараном. Это примерно то же самое, что и с тобой, то бишь нечто отвратительное.
Каледин с глубоким цинизмом ухмыльнулся, допивая бокал, и прочитал заранее подготовленную выписку из Всеволодъ-Сети:
– «Варан с острова Комодо достигает трёх метров в длину и весит около семидесяти килограммов. Хорошо плавает, может даже передвигаться между островами. Нападает на оленей, кабанов и буйволов… В местах своего обитания находится на самой верхушке пищевой цепи. Атакуя жертву, вспрыскивает ей яд из ротовой полости… Чует запах на расстоянии два-три километра. Иногда даже выкапывает трупы на кладбищах и поедает…» Надо же, какие приятные животные. Кстати, у Фелиции были месячные?
– Да, – подтвердила Алиса. – По здешнему поверью, дабы заполучить любовь своей жизни, следует купаться ночью голышом в начале цикла. Я бы назвала обычай странным, если бы не знала, что менструальная кровь повсеместно используется в приворотных зельях.
Фёдор зашелестел страницами распечатки.
– Комодских варанов крайне привлекает сей вид крови, – сообщил он. – Рептилии становятся просто одержимыми и всегда нападают на жертву. Именно поэтому туристок в интересный период пускают на островную экскурсию только с дополнительной охраной, да и то не всегда. Однако я вообще не понимаю смысла. Откуда ни возьмись на Мальте появляется варан, ради веселья поохотившийся на девушку в критические дни, а потом утопивший её в морской воде там, где до моря идти и идти. Прикончив добычу, он не съел её, а гордо удалился, насвистывая себе под нос вараний шлягер. Хрен знает что такое.
Перед столиком вновь нарисовался седовласый официант.
– Может быть, вам хотя бы брускетту принести? – с достоинством вопросил он.
– Хорошо, – сказал Каледин. – Две брускетты. Но одну сделайте похуже, а то дама не переживёт. Тот же рецепт, только меньше помидоров, меньше орегано и меньше масла.
Старик посмотрел на Фёдора долгим взором и удалился на кухню.
– Насколько я понимаю, мы совсем не продвинулись, – загрустила Алиса. – Версий миллион, а результатов ноль. По-моему, мы зря сюда приехали – это ещё более запутало ситуацию. Делать тут больше нечего, предлагаю вечером возвращаться в Москву.
– Да, открытие ДНК варана заставило меня вспомнить дивные подробности нашего первого свадебного путешествия в Амстердам, – согласился Каледин. – Ибо такое может прийти в голову сугубо под марихуаной. Но не забудь о подводных храмах. Несколько тысяч лет назад на Мальте были построены культовые сооружения, посвящённые неизвестным богам. Я пошарился по Всеволодъ-Сети – есть только догадки, мол, это поклонение плодородию или типа того. Сомнительно. И вот что я тебе скажу, есть обязательное условие – архитекторы и строители подводных святилищ должны уметь дышать под водой.
На столе появились две тарелки с брускеттой, но Алиса этого не заметила.
– Так кто же их построил?
– Я не знаю, – развёл руками Каледин. – Но если рассудить трезво, а не после бутылки белого вина, много ли мы знаем о временах, предшествовавших известным цивилизациям в Египте, в Китае, в Междуречье? Можно ли быть полностью уверенным, что до них на Земле не существовало ничего подобного? В мифах индейцев Центральной Америки гибель населения планеты описывается несколько раз: у тольтеков людей съели вышедшие из-под земли ягуары, у майя человечество превратилось в обезьян, а средневековый исследователь Юкатана Диего де Ланда утверждал: предыдущая ацтекская цивилизация погибла потому, что население страны поглотили домашние вещи.
Алиса представила, как её пожирает норковая шуба, и картина даже на первый взгляд была довольно огорчительной. К шубе быстро присоединились туфли, сумочка от Furla и новый гарнитур в гостиной. В ногу ей вцепился плазменный телевизор, а к горлу, зловеще шурша подушками, подбирался диван. В стороне, ожидая своей очереди, в ярости разбрызгивали жидкость флаконы с духами. Она мотнула головой, прогоняя наваждение.
– Да. Я тоже неоднократно об этом задумывалась.
Каледин замер с полупустым бокалом в руке.
– Ты что, размышляешь на досуге о гибели цивилизаций? – осторожно спросил он.
Алиса уничтожила его лучистым взглядом:
– А ты полагал, я идиотка и овца, которая совсем ничего не соображает?
– Именно так.
– Пусть. Зато у меня есть безлимитная золотая кредитка, Каледин. А ты говно.
Каледин привычно не возражал. Они съели брускетту и заказали спагетти. Фёдор потряс баночку с пармезаном, высыпал половину, посмотрел на бывшую жену и дотряс остальное.
– Хуёвый из вас патриот, сударь, – с усмешкой заметила Алиса.
– С золотой-то кредиткой все патриоты. – Каледин намотал на вилку спагетти с тающим пармезаном. – Бесплатно любить империю куда сложнее. Хотя да, я вовсе не считаю, что республиканцы принесут нам счастье. Фаворит Анны Иоанновны Бирон верно сказал: «Россия управляема только кнутами и топорами». Демократия не для нас.
– Есть и другое изречение. Принадлежит современнику Бирона, фельдмаршалу Миниху: «Несомненно, России покровительствует сам Господь Бог, иначе непонятно, каким образом она вообще ещё существует».
«Я поражаюсь, – подумал Каледин. – Ведь реально ж умная баба. Высшее образование. Начитанная. Денег на косметику тратит до хрена. Знает, стыдно сказать, кучу всего, чего я не знаю. Но почему ж она такая психическая? Самое страшное – позовёт в постель, опять ведь пойду. Вон, у неё от вина глаза аж замаслились. Плохо это кончится. Как в тот раз, когда в командировку в Швейцарию вместе ездили. И всего-то в бар зашли по стакану вискаря выпить, а закончилось анальным сексом. Нет, я должен быть крепким. Если что – это я, именно я укладываю её в постель, а не она меня. С Гудмэном и Шварцем – ну, они не конкуренты. Одному в морду, другого на дуэль. Или наоборот. Надо сейчас тоже сказать нечто чрезвычайно умное, дабы её уесть. А то сидит, прям на стуле еле держится от собственной многозначительности. Бабы – чистый зоопарк».
«Шовинист чёртов, – размышляла Алиса, наблюдая за Калединым. – Хам, тварь, свинья и мерзавец. Скотина полнейшая. Примитивный донельзя. Что его в принципе интересует? Пожрать, выпить и секс. Изображает из себя интеллектуала, хотя среди современного дворянства модно быть ближе к народу, хохломских ложек так просто не купишь, с утра требуется очередь занимать. Умный, собака, конечно, тут не поспоришь. Но слишком холодный. Может быть, поэтому я с ним и не уживаюсь. Физически трудно построить супружескую жизнь с таким человеком: ты кидаешь ему в голову салатницу во время ссоры за обедом, а он профессионально отклоняется в сторону, не прекращая есть».
Экс-супруги одновременно поднесли к губам бокалы с вином.
– Допустим чисто теоретически… – осторожно произнёс Каледин, тщательно выстраивая фразу. – Скажем, примерно двадцать-тридцать тысяч лет назад на Земле существовали неизвестные современной науке цивилизации. Что нам это даст? Ничего. Если лучшие учёные оказались неспособны определить, какое царство построило храмы типа Та’Хаджрата, то, естественно, ответ на данный вопрос исчезает в голубой дымке. Таких, выражаясь официальным языком, культовых строений загадочного происхождения, вроде комплекса индейских храмов Тиуанако в Боливии, на Земле хватает. Там тоже до сих пор неясно, каким образом плиты по двести тонн затащили на высокогорное плато.[29]
Каледин внезапно остановился на полуслове.
– О Боже мой! – отставил он в сторону бокал. – Слушай, а ведь точно… Одной из версий гибели цивилизации Тиуанако является внезапное наводнение… На раскопках учёные обнаружили кости рыб, ракушки с окаменевшими моллюсками и озёрный песок. Врата Солнца и Врата Луны столицы индейцев сделаны из кораллового песчаника и вулканического туфа, но откуда в сотнях километров от моря возьмутся кораллы? На Конференции астрономов в тысяча девятьсот одиннадцатом году в Париже предположили, что здания Тиуанако воздвигли… пятнадцать тысяч лет назад. Там располагалось Андское ледниковое озеро, внутреннее море. Считается, что туземцы осушили его с помощью водосливов… А если нет? Может, храмы Тиуанако изначально были построены на дне, под водой?
У Алисы похолодело в груди.
– Мать твою, да откуда ты всё это знаешь?! – спросила она.
– Засыпаю плохо, появилась привычка Википедию с планшета на ночь читать, – признался Каледин. – Начинал с просмотра порно, но там всё чересчур однотипно. А тут пользы больше. Ввернёшь на работе к слову что-нибудь эдакое, а барышни сразу же – «Ах, какой же ты умный…» И смотрят глазами большущими, а нежная грудь так и колышется от прерывистого дыхания в глубоком вырезе шёлкового платья…
– Вижу, ты также заходишь по ссылкам на сайт «Конкурс эротических романов «Голая фрейлина в Зимнем», – прервала его Алиса. – Тем не менее твоя версия весьма интересна.
Она трудолюбиво полезла в яблозвон. Каледин слегка поморщился.
«Северная часть и горные хребты нынешнего Альтиплано в Боливии просели в результате природного катаклизма, – открыв сайт welcometobolivia, прочитала Алиса. – В ходе сильного сдавливания льдов произошёл наклон, который и отвёл воду из ледникового озера. В Храме каменных голов расположены 57 огромных столбов, пространство между ними вымощено гигантскими плитами… в стены вмонтированы 175 изображений головы – все разные… невозможно разобрать, кто это – люди, сказочные существа или животные. Храм Кантатальита был покрыт изнутри золотыми пластинами, но возможно, их сняли конкистадоры. Исследователь Элфорд обращал внимание, что рельефные узоры невозможно было исполнить примитивными орудиями того времени. Внутри пирамиды Акапана присутствует зигзагообразная сеть каналов, выложенных камнем».
Её внимание привлекла плохо выполненная фотография.
– Значит, там, как и на Мальте, произошёл катаклизм, поднявший здания со дна озера, – сообщила Алиса, оторвавшись от дисплея. – Имеется и ещё одно странное совпадение. В двух древнейших сохранившихся на Земле храмах – и на Мальте, и в Тиуанако в центре важных алтарей в честь богов присутствует одна и та же скульптура – статуэтка танцующей женщины со змеями. У меня есть стойкое ощущение – я видела её раньше.
Каледин задумался. В голове промелькнули чёрно-красные колонны, Алиса в плохом настроении, белая мазь на её пунцовом сгоревшем носу, весьма открытый купальник, сувенирные магазины с зычно зазывающими туристов торговцами. Сделанные на заводах Цинской империи, аляповато раскрашенные, ободранные копии храмов и колонн. И она. Та самая – изгибающая тело в танце, глядящая прямо в глаза…
– Богиня со змеями, – вспомнил Фёдор. – Одно из божеств Минойской цивилизации. Ладно, давай по-быстрому перекусим – зафилософствовались совсем, еда остывает.
Они без сантиментов расправились со спагетти под пармезаном.
– Целая сеть храмов, – задумчиво произнёс Каледин, подтерев остатки соуса на тарелке кусочком хлеба, – построенных неизвестно кем под водой. Существами, способными не только дышать в океане, но и воздвигать на дне огромные здания, таская двухсоттонные плиты. По разным оценкам, от пяти до двадцати тысяч лет назад. Теоретически, строители выглядели как великаны, и это отвечает множеству староевропейских легенд о том, что в далёком прошлом нашу планету населяли люди огромного роста. Даже в Библии упоминаются «исполины» – незаконнорождённые дети ангелов. Легенды о свирепых гигантах, питающихся человеческим мясом, имеются в мифологии британского полуострова Корнуолл, и у викингов, и у японцев. Увы, есть только одна проблема. Всё вышеизложенное звучит зловеще и красиво, но не объясняет простую вещь – почему сто лет назад одна девушка, а недавно целый город взяли и захлебнулись морской водой? Не считая присутствия ДНК комодского варана, которая там вообще ни к селу, ни к городу. А ведь от нас в Москве ждут отчёта, и срочно. Кстати, я заказал ещё один дополнительный тест ДНК, на всякий случай… Идея покажется тебе сумасшедшей, и ты на меня всех собак повесишь, но знаешь, мне почему-то кажется…
Он осёкся. Возле столика, накручивая на палец светлый локон, появилась Варвара.
– Романтическое свидание? – без обиняков поинтересовалась девочка.
– Да как ты… – захлебнулась негодованием Алиса.
– Да очень просто, – грустно сообразил Каледин. – Детка, что ты на этот раз сотворила? Дай угадаю. Майлов заперт в ванной, связан, загипнотизирован, сведён с ума, усыплён?
Варвара взяла со стола помидорчик-черри и бросила его в рот.
– Ты угадал дважды, фатер, – скучно отчиталась она. – Он сведён с ума и усыплён. Признаться, парень оказался не таким уж крепким орешком. Даже предыдущая гувернантка была круче – я вкатила в неё три таблетки, но она таки успела перед сном сцапать меня за лодыжку мёртвой хваткой. Отрезать ей пальцы я посчитала моветоном…
– Моя девочка! – умилился Каледин. – Вернёмся, папа подарит тебе куклу вуду.
– Данке, – сделала книксен Варвара. – А пока я пойду мыть руки. Я же ещё ребёнок.
Алиса достала «Visa-Патриотъ» и посмотрела дочери вслед.
– Скажи, есть в ней хоть что-нибудь, напоминающее меня? – потупив взгляд, спросила она.
Каледин думал над ответом не особенно долго.
– Возможно, самые первые годы наших отношений, – мягко сказал он. – Недавно я ехал на эскалаторе, или как он сейчас называется?.. на ковре-лестнице в метро и обратил внимание на парочку напротив. Лет восемнадцать им, как нам когда-то, и она смотрит ему в лицо, так восторженно, так нежно, гладит волосы юноши, потом склоняется и целует в губы с сочной сладостью.
Глаза Алисы увлажнились.
– А дальше я осознаю, – продолжал Каледин, – что вскоре у них начнутся скандалы, летание тарелок по кухне, потом она с ним разведётся и заберёт у бедолаги квартиру и машину, и возможно, они снова поженятся. А дальше глядь – и второй развод, и она себе хапает титул «её сиятельство», ты остаёшься с титулом «его ничтожество», а ведь так прекрасно всё начиналось… Но разве об этом думают, целуясь на эскалаторе?
– Ублюдок, – отчеканила Алиса и спрятала кредитку в сумочку. – Сам расплатишься.
…Человек, сидевший в машине напротив ресторана, нажал на кнопку, и прослушивающее устройство перестало мигать красным огоньком. Три часа назад он поставил сразу два «жучка» под столами и не ошибся – слышимость была отличная. Бесцельно пощёлкав ногтем по рулю, он достал из «бардачка» смартфон и набрал номер.
– У нас есть одна проблема, – сообщил человек абоненту. – Похоже, они всё поняли.
Глава 9 Go Go Gосподь (Единый каналъ государственнаго телевиденiя)
Святополк Боголюбский по давней привычке творческого человека ужасно волновался. За последние четверть часа он раз двадцать изучил свои патриотические наручные часы – корпус из карельской берёзы, стрелки из уральского малахита. До начала эфира поспешно подготовленного «Господь-шоу» оставались считаные минуты. После того как фотографии из города Корнилова попали во Всеволодъ-Сеть и были перепощены всеми мало-мальски значительными ресурсами, министерство двора оборвало телефоны Единого канала, потребовав срочно запускать зрелище, иначе оно не ручается за последствия. Всё смонтировали, профинансировали и отсняли буквально за сутки. На зрителя обрушился массив рекламы, где звёзды обещали призы, счастье и лучшее развлечение в жизни. Надо ли думать, что к 19.00 у гуляй-ящика, затаив дыхание, собрались 85 процентов населения – бабушки, дедушки, домохозяйки плюс армия критиков.
– Психуешь? – участливо поинтересовался Евпатий Медовухин и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я вот тоже, прям дёргает всего. Пытаюсь успокоиться – ну ни в какую, ещё хуже. Только что выпил полный кафтан пенистого каравая, надеюсь, хоть это поможет.
– Чего? – воззрился на него Святополк. – Ты, кажется, перепутал… кафтан, он…
– Да знаю, – прервал соратника Евпатий. – И «пенистый» значит «плохой», от русского слова «пенис». Но у меня выбора не было, как подумаю – вот не сработает шоу, не отвлечём народ, ты представляешь, что с нами будет? Сюда сразу половину Отдельного корпуса жандармов пришлют, начнут ходить, выспрашивать – ну-с, кто здесь республиканец, рассказывайте, как планировали революцию, как саботировали, как портреты государя снимали…
Святополк непроизвольно вздрогнул.
– Да уж, – согласился он. – Государь-то в последнее время ничего не замечает, ему запретили докладывать о проблемах, чтоб не расстраивать. Из-за этого у жандармов рвение просто ужасное, везде видят происки монаршую особу огорчить. Новость насчёт сокращения поголовья песцов в Магадане приказали заменить сенсацией об их небывалом размножении и прибавке в весе под рубрикой «Полный песец». Пару телеведущих отправили в клинику пластической хирургии – показались излишне худощавыми, «не дай бог царь-батюшка увидит». Но тут верняк, брудер. Народ такое любит, поверь мне.
– Ну, тогда с Богом. – Евпатий по лютеранской привычке перекрестился двумя пальцами.
В воздух салютом взлетели многоцветные конфетти.
В трёх вертящихся креслах напротив сцены восседали члены жюри. Первый – митрополит Питирим, духовник государя, издавший интеллектуальный бестселлер «Христос ли Христос?», разорвав шаблон отечественным богословам. Второй – монах Хрисанф, насупленный отрок лет двадцати пяти; целый год он просидел на хлебе и воде во имя духовной святости, а потом основал курсы диетологии в столице. Третий – депутат Городской думы Петербурга Миловидов, даже летом не снимавший кухлянку и унты, – чукотский охотник, некогда прославившийся тем, что загнал в самой гуще тайги в капкан группу геев, приняв их за диковинных зверей, из-за чего бедняги все помёрзли. На суде Миловидова оправдали: он объяснил свои действия шоком и охотничьим инстинктом жителя Крайнего Севера – «однако, у нас в улусе диких геев отродясь не видывали».
На сцену вышел Матвей Квасов – в картузе с маком, алой рубахе, плисовых штанах.
– Гой еси, добры молодцы да красны девицы, – поклонился он залу. – Что, заждалися? Да уж, такого зрелища Русь православная сроду не видывала. «Господь-шоу» объявляется открытым! Голосуйте, выигрывайте призы и не отходите от гуляй-ящика! Счастье есть!
Оркестр заиграл «Калинку», выбежали танцовщицы в коротких прозрачных сарафанчиках и одноразовых кокошниках цинского производства. После краткого, но ударного представления на сцену вывели губернатора Тунгусского улуса империи Адольфа Кауфмана (после крещения – Микулу Селяновича), понурого, в кандалах и наручниках.
– Благословите меня, святые отцы, ибо я грешен, – зазвенел цепями Микула.
Митрополит Питирим нажал на кнопку, и кресло повернулось.
– Каешься ли, пёс, что, наущённый сатаной и демонами его, тащил из казны евро да доллары, обогащаясь, яко змий крамольный? – сквозь бороду грозно вопросил он.
– Каюсь, батюшка, – грустно ответил губернатор. – На хлебной должности состою, а в праздности погряз. Всего-то вшивый миллиард евро присвоил, и кто я после этого? Смеяться будут, честное слово. Какая-то девка сенная из Министерства обороны, и то больше крадёт. Меня ж опустят в колонии, экскурсии будут приводить – вот, смотрите, мужик на губернаторской должности, и горсть копеек стащил. Стыдно! Отпустили бы вы меня, а? Я только пяток миллиардов унесу в дополнение, и можно сидеть со спокойной душой.
Чиновники в первом ряду с презрением отвернулись от губернатора.
– Ни в коем случае, – мрачно заявил Питирим. – Не убедил ты меня достаточно своим раскаянием. Если уж ты, будучи губернатором, ленился бабло крысятничать, кто такому дураку снова должность доверит? Великий грех на тебе, раб Божий, один из семи смертных грехов, зовущийся ленью. Ступай, отсиди теперича недельку в Бутырке, а опосля томись в пятизвёздочной темнице в Крыму, и пущай тебе там полотенца раз в неделю меняют!
Часть зрителей, вздрогнув от ужаса, закрестилась.
– Я говорю «нет»! – подвёл итог Питирим и отвернулся.
– И я говорю «нет», – презрительно бросил Хрисанф, ткнув в кнопку холёным пальцем.
– А он случайно не гей, однако? – встрепенулся Миловидов.
– Точных доказательств не имеется, – развёл руками со сцены Квасов.
– Тогда моя говорит «нет!» – насупился Миловидов. – Этот человек – плохой охотник.
– Голосуем! – постановил Квасов. – Православные, просим слать эсэмэс на номер один-один-один, если «да», и на номер шесть-шесть-шесть, если «нет». От вашего выбора зависит будущее человека! Цена каждого эсэмэс – сто золотых без эндээс, и да хранит вас Господь со всеми прекрасными ангелами!
Зрители замерли, глядя на экран, где быстро менялись цифры.
Внезапно пол под Микулой Селяновичем закачался. С четырёх концов вырвались клубы пара. Зазвучал утробный рёв, и губернатор, простонав фальцетом подстреленной косули, провалился вниз, блестя кандалами. К потолку ударил столб жаркого пламени.
– Ни хрена себе, – с уважением проговорил Евпатий Медовухин. – Он и правда сгорел?
– Да Господь с тобой, – благодушно махнул рукой Святополк Боголюбский. – Это спецэффекты, огонь не обжигает, плюс губернатора полили специальным составом. Напугается, конечно, но на том и держится шоу – зрители должны верить в происходящее. Прикинь, какой человек в России откажется чиновника сжечь живьём?
Евпатий безмолвно кивнул – этого подтверждать не требовалось.
– Мужик падает на мягкие подушки, – развивал повествование Святополк. – Затем тут же массаж, психологи, двести грамм односолодового островного виски, сауна… всё продумано. В конце концов, я тебя умоляю, когда у нас в последний раз сурово наказывали за коррупцию? Это декабристов вешали, большевичков Корнилов расстреливал, подпоручику Мировичу отрубили голову,[30] а со взяточниками иной разговор, ибо одна половина страны даёт, другая берёт. Всех казнить – людей не останется.
Медовухин воззрился на Святополка с уважением, граничащим с экстазом.
На сцену под аплодисменты взошёл улыбчивый человек со стрижкой под «горшок» и рыжей бородкой, на макушке – расшитая красными узорами белая шапочка. Приложив руку сначала ко лбу, потом к губам и затем к сердцу, он произнёс «салям алейкум» и поклонился залу. Это был абрек Рахмат Ахмадов, помилованный государем и в знак особого расположения назначенный правителем Черкесского султаната. На Черкесию и другие кавказские места империи, вроде эмирата Гуниб, казна тратила огромное количество денег. Однако простые жители султанатов, ханств и эмиратов бедствовали, поэтому многие бежали в горы к абрекам, чтобы грабить почтовые фаэтоны.
– Ай, как любит всех Аллах! – Рахмат прикрыл глаза и привстал на кончиках пальцев ног. – Прям обожает, да. И я вас люблю. Потому что все мы дети Аллаха, и как уж Аллах сказал, так и будет, ибо по-другому не случается. Даже если кому-то это обидно.
Отец Питирим повернулся на своём автоматическом кресле.
– А ответь-ка мне, сыне муфтиев, – ласково начал он, – ты сказывал, что деньги из казны империи не берёшь. Откель тогда у тебя в столице мечетей понастроилось столько, что в глаза минаретами тычут? А роскошь бесовская? Как свадьбы, так ты сразу гостям пачки денег под ноги мечешь. Мёду в горах вдосталь нетути, одни сакли да ослики.
– Ай, благослови тебя Аллах, мудрый аксакал, – всплеснул руками Ахмадов. – Откуда беру? Ясное дело – Аллах даёт! Веришь ли, протяну руку в пустоту, не глядя, и хлоп, на ладони чек из воздуха на миллион евро! Задремлю на минутку, сразу видение – надо новую мечеть в городе построить. Поутру выглядываю во двор, а там стройматериалы, рабочие из Персии приехали, смета подписана, и мулла ходит, ждёт. Страшно жить. Я ж слуга Аллаха и царя. Мне столько денег не надо. А они невесть откуда всё берутся да берутся. Спать боюсь, клянусь Аллахом. Проснусь, а кругом опять доллары, евро, золото. Наверное, Всевышний на меня прогневался, иначе вот просто объяснения другого нет.
– Хорошо, мой исламский брат, – сухо проскрипел монах Хрисанф. – Но не хочешь ли ты покаяться в других грехах? Говорят, странные вещи происходят с твоими противниками. То им в подъезде голову проламывают, то они в автокатастрофе погибают, то вдруг в озере тонут… в общем, странно это как-то. Не лежит на тебе грех тяжкий – смертоубийства?
Ахмадов сделал идеально круглые глаза размером с райское яблочко.
– Упаси Аллах! Я в жизни никого не убивал – только один раз таракана и два раза комаров. Почему умирают? Не знаю. Аллах сам наказывает плохих людей, экология у нас ужасная, машины кошмарного качества, в подъездах давно ремонта не было, балки с потолка отваливаются, плавать народ не умеет, а в озёра купаться лезет. Например, губернатор Бабцов сам пошёл с гурией гулять, а это зло супротив Всевышнего… вот Аллах-то его и покарал.
– То есть нет на тебе грехов? – уточнил Хрисанф.
– Нетути, православный брат, – широко улыбнулся Ахмадов. – И рад бы нагрешить, да не могу – Аллах не позволит. Как Иблис и шайтаны ни подбивают, не получается у них.
– Позвольте, однако, – зашуршал кухлянкой Миловидов, – но что насчёт нравственности? У вас недавно с вашего позволения старый князь абреков женился на юной пастушке.
Ахмадов взглянул на охотника так радостно, что мышцы лица затрещали от улыбки.
– А тут ничего не поделаешь, – сообщил он зрительному залу. – Изнасиловала она беднягу. Девушки у нас страсть горячие. Уж что только ни делали – и брачный возраст снизили до пятнадцати лет, и дедушек от них до поры до времени в лесу прячем… а вот не доглядели. Стыдно перед родителями старика до боли. Он и на свадьбе глаза прятал, весь красными пятнами покрылся. Правозащитники подлые куражились – ишь, что в Черкесии-то происходит, девки совсем распоясались! Да, такой уж темперамент здешний кавказский, женский пол рано созревает, и всё – туши свет. Извиняемся, конечно, наше упущение.
Матвей Квасов лихо притопнул в пол расписным сапожком.
– И что скажут наши судьи?
– Я скажу «да», – оглаживая окладистую бороду, пробурчал Питирим.
– Я тоже, – кисло заметил Хрисанф. – Тут попробуй не скажи.
– А я… – заикнулся Миловидов, но тут же наткнулся на красноречивые взгляды соседей, посылавшие ему сигнал: «А тебя, дурак, вообще не спрашивают!».
Эсэмэс-голосование подтвердило полную безгрешность Ахмадова, и он получил в качестве приза хитон с крыльями из натурального лебяжьего пуха. Правитель Черкесского султаната восславил Аллаха и сошёл со сцены под аплодисменты зрителей.
Однако настоящая овация разразилась, когда на сцене возник кумир домохозяек империи – певец Влас Попыхайлов, исполнитель множества хитов, лауреат имперских конкурсов, собиравший аншлаги на концертах от Кронштадта до Владивостока. Зал заполнили стон и вой – сцену горохом усыпали многочисленные предметы женского туалета. Попыхайлов поднимал их, целовал и кидал обратно зрительницам. Тут уж пришлось вмешаться полиции, ибо ситуация грозила перерасти в массовую драку. Подойдя к Квасову, Влас размашисто перекрестился в сторону жюри и взгромоздился на высокий стульчик – вроде тех, что ставят в барах. Рядом с ним по левую руку сел лысый мужчина в тёмном костюме с белым галстуком – продюсер.
Попыхайлов смотрел на жюри и радостно улыбался. Человек в тёмном костюме дал ему съесть с ладони кусочек сахара и показал на кресло Питирима. Попыхайлов схватился за воздух, ища микрофон. Лицо его приобрело плаксивое выражение. Продюсер погладил певца по голове и дал второй кусочек, каковой был с хрустом проглочен. Влас Попыхайлов высунул язык и довольно задышал.
Не выдержав, Питирим повернулся в кресле.
– Это что такое вообще? – вопросил он, показав на существо на сцене.
– А вы не знаете, владыко? – удивился монах Хрисанф, наклонившись к святому отцу. – Это ж учёный орангутанг с острова Борнео. Один турист его привёз ради развлечения, обучил плясать на сцене, а потом по приколу продал продюсерам. Ну, а те шанс не упустили, звезду сделали. Слова нужные сей певец повторять умеет, прочее не требуется.
– То есть у нас в России звёзд шоу-бизнеса легко можно обезьянами заменить? – страшно удивился Питирим. – А почему никто до сих пор этого не делал?
– Кто вам сказал, что не делал? – приподнял тоненькие брови Хрисанф. – Давно уже метод освоен. А вы серьёзно полагали, что это люди? Господи Иисусе, да посмотрите на ту же Бабаенгу, какого уровня интервью она даёт – урчит лишь да прыгает. Недорогой вариант, карликовая мартышка с Явы. В сущности, сейчас поставки налажены – не только орангутанги, но также шимпанзе и гиббоны. Правда не подозревали, владыко? Включите гуляй-ящик да присмотритесь повнимательнее. Нет, человеки среди них тоже есть, и не меньше четверти. Но их число неуклонно сокращается – вот буквально на днях Диму Еблана макаком суматранским заменили. Продюсерам ведь и раньше приходилось быть немножко дрессировщиками – ходи туда, пой то, говори это, на фото улыбайся… Ну, в общем, последние года четыре стало проще вместо звёзд животинку на сцену ставить, всё равно по интеллекту недалеко ушли. У Попыхайлова в зоопарке кличка Чунга-Чанга была, уже тогда обратили внимание, что любит обезьян одну и ту же фразу часто повторять, типа «Без тебя, без тебя, без тебя».
– Святые угодники, – шепнул митрополит. – А как же ему теперь грехи отпускать?
– Да никак, – с досадой ответил Хрисанф. – Попсу сюда в принципе зря пригласили. Бедняжки суть скоты бессловесные, скорее даже из области ихтиологии, разумом как рыбки аквариумные, рот открывать умеют, но не более. Конечно, они безгрешны аки ангелы. Даже разгульный образ жизни им простить можно. Ведь когда, прости Господи, некие абреки используют овцу небогоугодно, она в этом не виновата. Я уж не говорю про то, если овца в «Плейбое» снимется. Перекрестим страдальца, да пущай идёт к бананам.
– И то хлеб, – согласился Питирим. – А ты что скажешь, соратник?
Милонов приподнял голову и сощурился:
– Моя дичь чует… поохотиться хочу… зверь дикий близко-близко… где лук да стрелы?
– Так, не вздумай трогать животное, – строго потребовал Питирим. – Сиди тихо и вон на ту кнопочку давай нажимай. Скотинке сей безобидной мы грехи отпускаем.
Голосование прошло удачно: Попыхайлов был вознаграждён кусочком сахара, хитоном и убрался со сцены. Объявили музыкальную паузу – под восхищённый свист появилось рэп-трио священников «Go Go Gосподь» и начало исполнять новый хит. Солировал в песне эфиоп, остальные подпевали, звеня крестами и подпрыгивая.
Был на Голгофе распят, Но повернул время вспять. Everybody, щас же come on. Зло, а ну-ка отсюда move on. К нам он снова придёт, yeah, И принесёт с собой мёд, yeah. Святые смотрят в окно, Запад – говно, Америка – чмо, в рифму веретено. Go go, Gосподь, go go. Иисус любит нас всех. Слышишь ты его смех? Go go, Gосподь, go go.
Вслед за тем на сцену взошли один за другим трое политиков, провалили тест на покаяние и сгинули в геенне огненной с массажем и свежими морепродуктами. Святополк Боголюбский получал сообщения о рейтингах, и по сердцу разливалось тепло – четыре пятых населения империи прильнули к телевизору. «Забавно, – думал он. – Какой интересный народ. Они ненавидят правительство, депутатов и счастливы видеть, как те горят живьём. Но при этом всегда за них голосуют. Фантастически извращённая любовь».
…В штабе же графа Карнавального царило полнейшее уныние. Сайты с фотографиями из Корнилова никто не посещал, митинги никак не собирались, и население проявляло отчётливый похуизм в ответ на пламенные призывы вступить в борьбу с чёрной гидрой царизма.
Как, собственно, и всегда.
Проблеск № 6
Ночная буря
(маяк на острове Эйлин-Мор, 26 декабря 1900 года)
В Администрацию маяков Шотландии,
Его Превосходительству сэру Роберту Мюрхеду
Дорогой сэр!
Довожу до Вашего благородного сведения, что на подведомственном нам маяке несколько дней назад произошло необъяснимое, трагическое и тем самым страшное событие. 22 ноября сего года я покинул по личным делам (внезапно занедужила моя супруга Элизабет) маяк на острове Эйлин-Мор архипелага Фланнан, оставив там в качестве смотрителей трёх человек – Томаса Маршалла, Дональда Макартура и Джеймса Дуката. Смею заверить Вас, что все трое отличались служебным рвением, дело своё знали, выполняли обязанности не за страх, а за совесть и были замечены в употреблении виски лишь в том случае, когда шотландцу совсем невозможно отказаться – в день рождения нашего великого короля Роберта Брюса, да упокоит его душу Господь. То было не первое их дежурство, посему я отправился ухаживать за бедняжкой Элизабет без особых колебаний. Однако уже 15 декабря американский капитан парохода «Арктор», следовавшего из Филадельфии в Лит, пожаловался – с маяка не поступают световые сигналы. Корю себя, что не придал тому значения, но всем нам, сэр, известны капризы колонистов из Нового Света, каковые надменно считают себя гражданами независимого государства и более ста лет не признают власть британской короны. Тем не менее я засобирался в дорогу, поскольку так или иначе хотел появиться на острове 20 декабря. Однако не на шутку разыгравшийся шторм позволил мне осуществить эту задумку только сегодня. Когда судно «Гесперус», занимающееся обслуживанием маяка (как Вам известно, он был возведён на острове лишь год назад), прибыло на западный причал, я сразу понял – случилось нечто непредвиденное. Никто не вышел встречать нас, в башне отсутствовал свет, и на пирсе не стояли железные ящики для провианта. Удивившись этому, я попросил матросов разрядить ружья в воздух, дабы привлечь внимание обитателей маяка. Однако, хотя выстрелы были слышны чрезвычайно отчётливо, остров продолжал хранить угрюмое молчание (простите меня, сэр, за это витиеватое выражение – в детстве я мечтал стать писателем). Поднявшись к маяку, я обнаружил, что двери и окна тщательно заперты изнутри. По счастью, у меня имелся при себе ключ. Войдя в башню, я вновь окликнул смотрителей, но ответом мне стало безмолвие. Кровати не были заправлены, стол перевёрнут кверху ножками, на полу стояли блюда с жареной курицей, салатом и хлебом, плащи висели на месте, лишняя посуда была тщательно вымыта и убрана из мойки, а часы остановились. В вахтенном журнале я прочёл запись: «Шторм закончился, Бог с нами». В полном недоумении я бросился к причалу и строжайше приказал матросам идти со мной. Они повиновались чрезвычайно неохотно. Видите ли, сэр… думаю, Вы знаете – у Эйлин-Мор дурная слава. Со стародавних времён здесь ходят легенды о том, что в пещерах острова на большой глубине обитают мертвецы, феи-людоедки и души убитых эльфов, которые утаскивают к себе зазевавшихся матросов. Семьсот лет назад даже безжалостные норманны опасались причаливать к Эйлин-Мор, предпочитая огибать его стороной – и уж особенно по ночам. Ладно ещё матросы, временами здесь бесследно исчезали целые рыбацкие суда. В общем, нехорошее, гиблое место, сэр, что там говорить. Хотя лучшего обзора для маяка и не придумаешь. На протяжении всего дня мы кропотливо обыскивали сам остров, а также помещения башни, однако никаких следов исчезнувших людей нам обнаружить не удалось. С каждым часом мы всё глубже погружались в отчаяние, а один из матросов, восемнадцатилетний юноша, пал на колени и горячо молился Святой Деве, прося избавить нас от дьявольских козней. Почему? Сэр, странности на этом не закончились. Все лампы маяка оказались почищены и заправлены маслом, фитили подрезаны – их явно собирались зажечь, но почему-то прервали своё занятие. Причал находился в ужасном состоянии, словно подвергся нападению неведомой силы – металлические поручни были вырваны из гнёзд и перекручены. Загадочное открытие ждало нас и на вершине скалы, где огромный гранитный валун раскололся пополам, будто нечто чудовищное вышло из его глубины. Даже будучи в смятении, я не терял хладнокровия и предложил логичное объяснение – все трое смыты в море гигантской волной во время бури. К сожалению, сэр, теперь я вынужден опровергнуть самого себя – такое практически невозможно. По правилам, всем троим смотрителям одновременно категорически запрещалось выходить на причал при малейших признаках ярости моря. А если они выскочили наружу в сильное ненастье, то почему без плащей? И наконец, согласно данным нашей погодной службы, сэр, в районе островов Фланнан 14–15 декабря вообще не наблюдалось не то что шторма, а даже высокого прибоя. Получается, все мои добрые знакомые заранее приготовились к ужину, зачем-то помыли лишнюю посуду, оставили еду без внимания, легли спать голодными, а потом исчезли в неизвестном направлении. Журнал маяка и вовсе содержал записи, назначение коих мне не удалось разгадать. Например, 12 декабря Маршалл отметил: «Дукат раздражён», 13-го – «Дукат спокоен, Макартур плачет», 14-го – «Дукат, Макартур и я молились», а 15-го – «Бог превыше всего». Судя по всему, сэр, смотрители пребывали в страшном волнении – нечто за стенами маяка испугало их. Однако они не могли покинуть остров. Я не исключаю, что страдальцы находились на грани помешательства. Более того – похоже, они специально заперли себя в помещении: им вменялось в обязанность делать записи мелом о погоде на приборной доске у входа, но последняя запись произведена 12 декабря. Совершенно безумное происшествие, неправда ли?
Напуганные обстановкой, мои матросы отказались спать на маяке и провели ночь на судне – в бессоннице, постоянных стенаниях, призывая на помощь святых. Всё тот же юноша предположил – возможно, один из смотрителей, будучи одержим злым духом, убил двух своих друзей, а затем в порыве раскаяния бросился со скалы в море… Однако мы подняли дурачка на смех. Никто из моих людей не страдал психическими отклонениями, они постоянно несли ночную вахту и были очень дружны.
Не в силах понять смысл произошедшего на Эйлин-Мор, нижайше прошу Вас, сэр, прибыть к нам для инспекции как можно скорее. Отсылая Вам это письмо, я останусь на острове до самого Вашего появления. Скромно напоминаю, что мы должны признать Томаса Маршалла, Дональда Макартура и Джеймса Дуката погибшими при исполнении служебных обязанностей, благодаря чему их семьи смогут хлопотать о пенсии по утрате кормильцев, уповая на неизменную милость Её Королевского Величества.
Всегда Ваш покорный слуга, начальник смены береговых маяков,
Джозеф Мур.
И да хранят Ваше Превосходительство Господь Бог и сама королева Виктория!
26 декабря 1900 года
P. S. Сэр, прошу Вашего прощения! Думаю, Вам также следует переговорить с капитаном Питером Кригсом, ловившим на своём судне омаров близ Эйлин-Мор 14 декабря. Он сообщает, что видел на острове нечто необычное, однако дальнейшую информацию готов предоставить за вознаграждение в десять гиней. Поздравляю Вас с прошедшим Рождеством, дорогой сэр! Жду нашей встречи!».
…Роберт Мюрхед прибыл на остров 29 декабря. Он проигнорировал все предположения Джозефа Мура о мистической составляющей пропажи персонала маяка. Его скорее интересовало, допустили ли смотрители нарушение инструкции, дабы избежать выплат их семьям пенсий. Согласно официальному заключению Мюрхеда, все трое покинули маяк вопреки правилам, вышли на пристань, и внезапная волна смыла их в море. Объяснений, по какой именно причине исчезнувшие люди перевернули стол, аккуратно поставили на пол миски с едой, а также тщательно заперли двери и окна перед выходом, не последовало.
Тела смотрителей маяка так никогда и не были найдены.
Глава 11 Чешуя (центръ города Валетты, прежняя гостиница)
Человек проскользнул в коридор в кромешной тьме. Он заранее отключил видеонаблюдение, а также электричество вне номеров. Вообще, чёрт бы побрал этот технический прогресс. Убить-то дело нехитрое, а вот попробуй провернуть всё незаметно – ноги переломаешь. За каждым твоим шагом кто-то следит. Веб-камеры, онлайн-приложения, геолокаторы на грёбаных гаджетах. «Улыбайтесь, вас снимают!» Ничего, было время научиться – его лицо не останется на записях. Он исчезнет, как и прежде. Ключ скопирован заранее (слава пластиковым карточкам), план отлично продуман.
Бесшумно двигаясь, чёрная тень прокралась к одной из комнат.
Ключ тишайше вкладывается в щель. Дверь открывается без единого писка. Ступая кошачьим шагом, незнакомец влился внутрь, словно тягучая субстанция, и аккуратно прикрыл за собой деревянную створку: щеколды заблаговременно смазаны оливковым маслом. Пре-вос-ход-но. Рукой в перчатке он вытянул из кармана узкий, тускло блеснувший в темноте стилет. Вряд ли придётся использовать, но просто на всякий случай, если охранник вдруг здесь. Тогда сразу по горлу, чтоб не успел вскрикнуть, а с девчонкой уже будет легче. Он отлично видит в темноте. Так, вроде никого нет. Кровать тут – Варвара крепко спит, накрылась одеялом с головой. Сейчас…
Белая вспышка разорвала темноту. Тяжело упало тело.
– Одной пули хватит? – деловито спросили мужским голосом.
– Да не, – отозвались женским. – Давай ещё вторую, он же сволочь.
Еле слышно, со странным гудением, прозвучал второй выстрел.
Включился свет. На полу посреди гостиничного номера валялся Джеймс Гудмэн. Одной рукой он зажимал простреленный бок, другой, морщась от боли, держался за ногу.
– Вы что, вообще охренели? – простонал он.
– Не ори! – зашипела Алиса. – Ты мне ребёнка разбудишь в соседнем номере!
– А, поэтому пистолет с глушителем? – понял Гудмэн.
– Ну, естественно, – вздохнул Каледин. – Варвара, бедненькая, плохо спит по ночам, ты думаешь, нам обоим надо сейчас до утра сидеть у её постели и сказки рассказывать? А насчёт остального – дорогой мой, ты сам охренел. Скажу честно, случись тебе заглянуть в номер ко мне или к Алисе, я бы тебя просто вырубил. А ты сразу явился за Варварой, и тут Алиса права: это сволочизм. Ты прислужник сил зла, но похищать ребёнка-то зачем?
– Я не собирался её убивать, – проскрипел зубами Гудмэн. – Я джентльмен, а не палач. Просто, когда берёшь в залог ребёнка, родители традиционно становятся сговорчивей. Клянусь, мне требовалось лишь подробно поговорить с вами… потом я обязательно отпустил бы девочку. Вы даже понятия не имеете, с чем связались…
– Вот сейчас Алиса перевяжет раны, чтобы ты не истёк кровью, и мы тесно пообщаемся, как тобой и было запланировано, – с доброй улыбкой сказал Каледин. – Хотя ты знаешь, я бы выстрелил в тебя ещё раз. Предыдущее общение со злом научило меня интересным вещам. Во-первых, когда зло сначала берёшь в плен, оно обязательно вывернется – сбежит, просочится в замочную скважину, обратится в ворона и улетит в окно. Во-вторых, оно может напасть на того, кто тебе дорог, и скрыться вместе с ним. В-третьих, зло атакует тебя самого в тот важный момент, когда ты спросишь – кто же за тобой, зло, стоит? Ты в суматохе выстрелишь, не глядя, и, конечно, убьёшь зло насмерть. Слушай, я уже побывал в приличном количестве переделок, посмотрел кучу фильмов ужасов и прочитал массу мистических детективов. Поэтому я решил сразу тебя обездвижить и побеседовать нормально, без всяких там сюрпризов со спецэффектами.
– Гениально, – с уважением сказал Джеймс Гудмэн. – Разрешите пожать вашу руку?
– Иди на хуй, – отказался Каледин. – Ты не джентльмен, а говно собачье.
– Спорить не хочу, – кивнул Гудмэн, превозмогая боль. – Как вы догадались, что я приду за кем-нибудь из вас?
Каледин сел рядом с ним на пол. Алиса деловито разматывала бинт.
– Не больно? – Она осторожно ощупала кончиками пальцев кровоточащее пятно.
– Нет, терпимо, – героически ответил Гудмэн, закусив губу.
– А сейчас? – спросила Алиса, одной рукой зажав ему рот, другой же врезав по ране.
Глаза инспектора полезли из орбит.
– Это для начала, – явно наслаждаясь его реакцией, пообещала Алиса. – Как ты осмелился полезть к моему ребёнку, урод британский? Жду не дождусь нашего чаепития. Сначала Федя с тобой поговорит, а после я тебе охотно коробку звездюлей распечатаю.
– Ну что ты, дорогая? – смутился Каледин. – Врежь сразу, я могу и подождать.
– Работай, милый, – ласково улыбнулась Алиса. – Сначала дела, удовольствие потом.
Фёдор придержал заваливающегося на бок Гудмэна за воротник.
– Как догадался? А было не так уж и сложно. В мозг сразу запала незначительная, мимоходом сказанная при вашей встрече фраза Алиски, что ты совсем не изменился. Я приревновал сдуру, но в её голосе звучало изумление. Вечером я перебирал архив газет, читая статьи о загадочной смерти одиннадцати человек на Мальте в тысяча девятьсот шестнадцатом году. В Мджарр приезжала специальная бригада из Скотленд-Ярда… и на одной из фотографий оказался ты, хоть и под другим именем – Алекс Гудмэн. Очень странно видеть перед собой человека, коему сто тридцать годков от роду, но он совершенно не постарел. Восемь лет назад, расследуя убийства в стиле Джека Потрошителя, я столкнулся с существом, четыре века подряд сохранявшим молодость… с ходу стало ясно – что-то тут не так. Пришлось попросить коллег тайно взять твою ДНК на анализ.
Гудмэн закрыл глаза и с досадой застонал.
– Да, вот именно, – кивнул Каледин. – Оказалось, в ней тоже содержится ДНК варана с острова Комодо… причём в куда большем количестве, чем мы нашли в трупе Фелиции. Примерно восемьдесят на двадцать. Слушай, как тебе удаётся выглядеть нормально? Если судить по результатам анализа, ты вообще не человек. Неужели в Скотленд-Ярде не заподозрили?
Из угла рта инспектора на шею пролилась кровь.
– Считается, что в британской полиции работают уже три поколения Гудмэнов, – произнёс он. – Особенность человеческого вида – дети похожи на отцов… Когда я уже не мог стариться с помощью косметики, добавляя седину в волосы, рисуя морщины, я уходил на пенсию, а через десять лет вновь возвращался на должность – уже в качестве своего потомка. Да, мне нравится в Скотленд-Ярде. Там в буфете превосходный чай, и всегда есть с кем обсудить погоду. Я не знаю, как назвать мою природную национальность, но я обожаю быть англичанином. И кстати, потому я в прошлый раз и попросился помогать в расследовании вам, миледи… я думал, что джентльмен, действовавший по лекалам Джека Потрошителя – один из наших, потерявший рассудок… в моих интересах было остановить его. Я довольно быстро убедился – мы здесь ни при чём. Многие собратья уже уходили из племени и предавались глупым бесчинствам. Но почти всегда возвращались.
Его руки шарили по телу, сжимая материю костюма.
– Кто ты такой? – спросил Каледин. – Ответь мне, твои раны не смертельны. Если ты всё расскажешь, обещаю – Алиса удержится, чтобы тебя не добить. Мы поедем в больницу.
Гудмэн медленно покачал головой.
– Больница? – усмехнулся он. – Какая разница? Я уже умираю. Ваши пули лишь завершат процесс давней болезни – мне осталось не больше двух недель. Поразительно. Я мог бы превратить вас в два ведра жидкости, уничтожить на месте, но моя сила полностью исчерпана, до самого дна. Во мне больше нет ни воды, ни огня, и я, почти как вы, кажусь человеком. Одно-единственное отличие. Думаю, господа, вас это немножечко удивит.
Он развёл в стороны полы пиджака. Рванул рубашку так, что посыпались пуговицы. У Каледина открылся рот. Алиса непроизвольно отшатнулась. Кожи на груди у инспектора фактически не было. Вместо этого тело покрывала тёмно-серая субстанция, напоминавшая паутину, с ярко-зелёными прожилками, разбегавшимися к плечам и к животу. В самом центре, между сосками, располагались двенадцать ровных блестящих пластинок, напомнивших Каледину чистку рыбы на кухне: ЧЕШУЯ.
– Ни хрена себе… – очень тихо, почти неслышно произнёс Фёдор.
– Да, в баню тут не сходишь, – усмехнулся Гудмэн. – Ухудшения идут все последние годы… мы превращаемся обратно… вырождаемся… погибаем как вид. Из-за вас. Конечно, мы сами позволили сделать такое с нами… ужасно глупая самонадеянность…
Он сильно закашлялся – изо рта полетели сгустки крови, и стало понятно, что времени для разговора осталось совсем немного. Фёдор приблизил своё лицо к лицу Гудмэна.
– Облегчи душу, – сказал он умирающему. – Скажи, что произошло в Корнилове?
Мутнеющие глаза Гудмэна слегка прояснились.
– Несчастный случай, – прохрипел он. – Только и всего… нам ни к чему массовое убийство. Хэйлунван строжайше запретил… истреблять людей… во имя чего бы то ни было… Мы уже лет сорок этим не занимаемся, не похищаем, не убиваем без причины… Просто после подзарядки энергия так сильна, что ты не всегда способен её контролировать… Хэйлунван сказал – не привлекайте внимания… ищите в маленьких городках, там реже возможность провала. Так получилось, честное слово. Он не виноват. Я был приставлен следить за вами… клянусь, вас бы никто не тронул, не докопайся вы до совершенно ненужных вещей. Я предчувствовал… я предупредил, что она выяснит…
Зубы инспектора лязгнули, из ушей и носа полилась кровь.
– Он умирает, – встревожилась Алиса. – Вези его в больницу, иначе мы ничего не узнаем.
– Я и не собирался вам говорить, – удивился Гудмэн. – С чего вы взяли?
– А в чём проблема?
– Ну… вам иначе дальше будет неинтересно.
– Звони в «скорую», – вздохнул Каледин, и Алиса стала набирать номер.
Фёдор бережно положил голову умирающего на пол. Гудмэн вцепился в его руку последним, конвульсивным движением. По телу пробежало несколько коротких судорог.
– У тебя совесть есть? – не надеясь, спросил Фёдор. – Объясни, в чём дело?
– Мы больны, – проговорил Гудмэн, прерываясь на кашель. – У нас есть только один шанс, чтобы спастись… вы не должны… мешать… нам… Да, согласен, методы негуманные. Но вас осталось слишком… много, а собратьев… слишком мало. Требуется чуть-чуть времени… в этом году, впервые за тысячу дней, Сатурн вошёл… в нужную фазу с полнолунием. Я получил сегодня звонок… один раз за сотни веков, всё… наконец-то получилось. Не препятствуйте. Мы оставим вас в покое… и не вернёмся… никогда.
Глаза Гудмэна остановились, изумрудный блеск в зрачках погас.
Каледин высвободил свою ладонь из влажной руки мертвеца. Поднялся и вышел в коридор. Алиса разговаривала с бригадой прибывших врачей (плюс пребывания в крохотной стране, тут все приезжают быстро) – завидев Каледина, она вопросительно взглянула ему в глаза. Медики вошли в комнату, и скоро оттуда донеслись возгласы «Holy shit!» и «What the fuck is that?» Каледин остановился под большим красным знаком No Smoking, пошарил по карманам, достал сигарету, торопливо щёлкнул зажигалкой.
– Я попросила, чтобы сегодня же провели вскрытие, – устало заметила подошедшая к нему Алиса. – Вероятно, результаты будут через четыре часа. Может, хоть на этот раз мы поймём, с чем именно пришлось здесь столкнуться. Слушай, ты крут. Поначалу я подумала, что ты элементарно ревнуешь, но… и в самом деле, он совсем не изменился, кроме седины в усах. Интересно, почему Гудмэн столько лет не забывал старить себя искусственно, а в этот раз запамятовал?
– Древнее зло, оно, понимаешь ли, тоже человек, – усмехнулся Каледин. – И ничто человеческое ему не чуждо. Представь – если он живёт на белом свете несколько десятков тысяч лет, что такое ему шесть-семь годиков? Облажался, не рассчитал. Случается. Кстати, я тут знаешь, о чём подумал? У нас с тобой ещё как минимум четыре часа свободных. Варвара спит. Шварц спит. Майлов спит. Ты не находишь – это довольно-таки хороший повод для совместного уединения… особенно после моего поступка в супергеройском стиле? Ведь я сумел спасти тебя, нашу дочь, персонал отеля, а возможно, и весь остальной мир. Впрочем, чего это я… размечтался?
Алиса взяла у него сигарету и затянулась.
– Какая наивная, жалкая попытка, – презрительно сказала она. – Вот мужики, честное слово, я с вас офигеваю… Так ты спасал мир сугубо ради того, чтобы меня трахнуть?
– Да, – бестрепетно согласился Каледин. – А что тебя удивляет?
– Ну, в общем-то, всё логично, – растерялась Алиса. – Даже когда я была юной гимназисточкой и ночами втайне от маман читала любовные романы, я всегда полагала: принцесса обязана дать рыцарю за освобождение. Поцелуй – ну это какие-то слюни девчачьи, объятия – бесполая фигня, а чисто сиськи потискать взрослым людям несолидно.
– Я тоже так считаю, – с ледяным спокойствием заверил Каледин.
В душе Алисы в этот момент традиционно происходила страшнейшая, хорошо знакомая ей битва. Дивизия светлых воинов благочестия и сексуального воздержания на танках, с гранатомётами и снайперскими винтовками окружила взвод отвратительных монстров самого разнузданного разврата, зажавших в руках тупые зазубренные средневековые мечи. Битва длилась секунд двадцать – изнемогшему в неравном бою благочестивому воинству ничего не осталось, как капитулировать перед блядством.
– Я тебя не люблю, – надменно заявила Алиса.
– И я тебя тоже, – кивнул Каледин. – Но разве это повод не лечь в кровать?
– Так пошли в твой номер, идиот, – прошипела Алиса. – Уже десять минут потеряли!
…Вахмистр Майлов внезапно проснулся под утро. В соседней меблированной комнате творилось нечто странное, однажды слышанное им в прошлом, в поездке на остров Гаити.[31] Демоны устроили невидимый карнавал – хохот, женские стоны, скрип пружин и буйство кровати, которую словно колотили об стенку. Майлов сотворил крестное знамение и помотал головой. Бесовский шабаш не прекращался – казалось, он лишь усилился. Вахмистр в сердцах выматерился и посмотрел на пустой шкалик возле кровати.
– Больше ни единой капли, – строго пообещал он сам себе.
…В хранилище музея медэкспертизы Валетты раздался грохот. На пол просыпались обломки ящика. Наклонившись сначала в одну, затем в другую сторону, на столе начала медленно подниматься мумия Фелиции. Её глаза светились мягким изумрудным светом.
Часть третья Догшин Хара
Лишь слуги Смерти вечно ожидают, Стоят в тени своей напоминаньем зла. Тебя я, демон, срочно вызываю — Чтоб ту вернуть, которая ушла… Lake of Tears, «Demon You»Глава 1 Гарун ар-Рашид (государевы покои, Кремль, спальня)
Каждое утро добавляло государю императору энное количество радости в жизни. Самую капельку, но всё же. Будем откровенны, любому из нас легко уяснить: поводов для расстройства мало, особенно если тебе за шестьдесят, но при этом достаточно денег, крепкое здоровье, и ко всему прочему ты ещё и государь император. Завтрак на гжельском подносе на этот раз состоял из блюдечка с мёдом, кубика масла, пары ломтиков чёрного хлеба и чашки дымящегося сбитня. У старушки из Дрездена, превосходно готовящей кофе, был выходной, да и сам монарх заставлял себя завтракать три дня в неделю исключительно местными продуктами в рамках программы импортозамещения. Сыр, правда, из рациона пришлось исключить – к сожалению, утратив конкуренцию с Западом, фермеры империи производили не сыр, а говно по принципу «да лохи купят и так». Эта горестная участь постигла многие отечественные продукты, но государя сей печальной новостью (как и остальными новостями аналогичного плана) предпочитали лишний раз не раздражать. Постельное бельё сегодня было чёрным, с вышитыми золотыми орлами, а вот халат на императоре – саксонского типа, серебристый с каймой.
Ровно минута в минуту перед государем предстал Матвей Квасов.
– Ну-с, что там у нас? – благожелательно вопросил царь, лакомясь горячим сбитнем.
– А что может быть необычного? – традиционно удивился Квасов. – Счастье у нас, государь-надёжа, сплошное, в самой что ни на есть плотной консистенции. И хучь слово энто не патриотическое и я его всю ночь перед докладом тебе зубрил, однако ж для описания нынешнего состояния оно подходит как никогда. Энто до тебя нас терзала хрень полная, а сейчас позорно хорошо стало. Стыдно аж, батюшка, быть таким счастливым.
– Ладно, братец, – милостиво кивнул император. – Неужели и прям вот действительно всё так здорово? Как, например, обстоят дела с нашими аэропланами в Алавистане?
– Ууууууу, красавчик, – протянул Квасов. – Сущий блеск да красота в Алавистане-то. Авиаторы наши такого наавиатили, диву даёшься. Летают низенько, на поганых бросают бомбы всякие разные. А басурмане подлые бегут да спасаются, иные по дороге сразу христианство принимают, чтоб душу свою сберечь от погибели. Ты, отец, не сумлевайся.
Собственно, война в эмирате Алавистан, находящемся на восточных берегах Средиземного моря, была объявлена на удивление случайно. До этого военные действия против шаек кочевников на верблюдах, живущих за счёт производства дикого мёда, вели преимущественно Северо-Американские Соединённые Штаты. Победоносная война шла следующим образом – с утра в Пентагоне собирался брифинг о необходимости борьбы с нелегальными поставщиками мёда, с упором на то, что в противном случае мир обречён погибнуть. Далее к берегам непокорного эмирата направлялся боевой аэроплан и сбрасывал бомбу – с трансляцией в прямом эфире. От взрыва погибали пара ишаков и иногда неопознанный объект в чалме. Сие давало повод чиновникам Северо-Американских Соединённых Штатов с месяц рассуждать на всех телеканалах, что хребет бандам кочевников переломлен. Однажды государь император, краем уха услышав от Квасова об очередной бомбардировке, буркнул нечто вроде «да мы можем и не хуже». Стоявший за дверью министр двора Шкуро слов не разобрал и понял их как «сделайте, и не хуже». Он отдал приказ министру обороны, и уже на следующее утро реактивные аэропланы империи садились на базу в горах Алавистана. Государь сему событию страшно удивился, но, поскольку сам приучал чиновников министерства двора предупреждать свои желания, подумал, что демонстрация аэропланов в действии обеспечит рекламу имперскому оружию. Зато Северо-Американские Соединённые Штаты страшно возмутились. Дело в том, что североамериканцы наивнейшим образом пребывали в уверенности, что только они сами вправе бомбить любую страну. Когда этим занимались другие, из Пентагона объясняли: они бомбят кого надо, а другие – кого не надо, и такие действия незаконны. Североамериканцы заявили: имперские аэропланы уничтожают добрых кочевников на верблюдах, а уничтожать надо злых. Как именно следует отличать злых бородачей от добрых, они объяснить не могли, но упорно настаивали на своём.
– Я так и думал, – снисходительно кивнул государь император. – Главное, пускай наше авиационное воинство справится со всеми побыстрее и не оставит в живых ни басурман с ятаганами, ни подозрительных верблюдов. А кстати… давно хотел спросить, Матвеюшка, что конкретно обо мне в народе говорят? Телеинтервью – иное. Я опять думаю – не переодеться ли мне простым человеком, не выйти ли на улицу, аки Гарун ар-Рашид, неузнанным, не спросить ли у людей, как они живут? Вдруг что-то от меня скрывают…
Квасов засиял чистейшим оптимизмом.
– Скрывают?! Да как тебе в голову-то взбрело такое, кормилец?! – воскликнул он. – Сию же минуту одевайся, пойдём с тобой на площадь Красную прогуляемся, увидишь людей настоящих. Как знал, прихватил тебе на всякий случай искусственные усы да очки тёмные, а одежонку зараз раскопаем, чтоб никто из доброго люда не заподозрил – дескать, идёт себе моложавый мастеровой с фабрики неподалёку от центра, симпатичен, мил и мужикаст.
…Примерно через час государь и Квасов вышли из Кремля. Император был одет странновато, но лучшего не нашли – старые кроссовки, синие штаны от тренировочного костюма, пиджак «Армани», часы «Ролекс» и очки «Рэй Бан». Рыжие усы распушились над щеками. Матвей услужливо поддерживал царя под руку – того шатало вправо и влево, ноги разъезжались на камнях, колени дрожали: привыкнув с детства к персональному автомобилю, государь фактически заново учился ходить.
– Вон крестьянин идёт, твоё величество, весь такой сермяжной, народней не придумаешь, – шепнул ему в ухо Квасов. – Вот ты, аки калиф багдадской, и давай интересуйся.
Император неуверенно взглянул на представителя деревни.
– С-сударь, – сказал он запинаясь. – Вот вы, с бородой… гм… не могли бы вы…
– Да, господин хороший, – засветился счастьем крестьянин. – Чего-с изволите?
– Довольны ли вы жизнью своей? Хорошо ли вам под государевой властью?
Крестьянин, казалось бы, даже слегка удивился.
– Лучше и быть не может, барин. Скажем, выросли доляра да евры заграничные в цене, а нашенское всё тут же вслед за ними подорожало. Так и что? Стал я меньше кушать, исчезла у меня одышка, живот подтянулся, изменил питание в пользу экологически чистых овощей с собственного огорода. Благодаря государевой политике сделался резв, здоров и бодр, а то бы, глядишь, на жирной пище кондратий хватил раньше времени. Излишество – оно грех. О душе надо, о Боге подумать, а не покупать себе рояли всякие да гуляй-ящики во всю стену. Кабы не царь-батюшка, в жизни бы о духовном не помыслил: сидел бы в кабаке да лососину жрал богопротивнейше. Спаси тебя Христос, барин!
– Я тут чисто случайно проходил мимо, – вступил в беседу мастеровой в блестящих сапогах «бутылками», тужурке и новеньком хрустящем картузе. – Услышал и решил присоединиться к беседе. Да, имеются у нас люди, которые считают, что есть альтернатива империи. Я вам так скажу, уважаемый незнакомец, – чушь это собачья. Самодержавная монархия – в принципе самый лучший строй на Земле. Возьмём пример Британии, попавшей под инспирированную североамериканскими колонистами цветную революцию с Кромвелем: не прошло и двадцати лет, как англичане вернулись в тёплые королевские объятья. Республиканцы ничего не несут государству, кроме оплаченных североамериканскими деньгами хаоса и разрушения культурных особенностей. Я человек простой, грамоте в институтах не обучен, а потому скажу вот так: Боже, царя храни!
Государь рот открыл от удивления, но сюрпризы на этом не закончились. Квасов, деликатно взяв императора за рукав, подтаскивал «подшефного» к зданию Верхних торговых рядов.[32] Там с помощью «Йоги» делала селфи (или, как говорили на новославянском сленге, «саморожу») женщина средних лет в красном сарафане подмосковного производства, в кожаных сапогах и венке из ромашек.
– А что, любезная сударыня, не расскажешь ли нам, недалёким и простым приезжим из-под города Пскова, как народ русский относится к государю? – вопросил Квасов. – Ты, как я вижу, сама из телегенции, образованная вся, вашу мать растудыть в качель.
– Охотно, сударь, – грудным певучим голосом ответила женщина, спрятав «Йогу» в сумочку. – Например, оставила я сейчас дома машину, приехала в центр на метро, потому что парковки стали стоить попросту до хера денег. И теперь, чтобы держать автомобиль у своего родного подъезда, я обязана выложить кругленькую сумму. Так за что я должна быть благодарна государю? За заботу о своём здоровье. Общеизвестно – врачи рекомендуют прогулки, это укрепляет сердце. Я стала ходить в день по десять вёрст и, без сомнений, проживу лет сто. А не будь императора? Непременно сдохла бы в машине во цвете лет, разъезжая по бесплатным парковкам.
Государь радостно поправил на носу тёмные очки.
– Исполать тебе, матушка, ступай теперича с Богом! – воскликнул Квасов и перекрестил добрую женщину, заторопившуюся по своим делам. – Ну что, кормилец, убедился? Ты думаешь, брешем мы твоему величеству, в неведении держим, всё сомневаисси? А вот напрасно. Кого ж народу любить, кроме тебя, милостивец? Нешто мериканцев иль Сеньку Карнавального? Так это ж, извини меня, батюшка, чудище обло, стозевно и лайяй.
– Обло? – с тревогой переспросил император.
– Да это я так, благодетель, для красного словца, – вывернулся Матвей. – Ну что, ещё трудящихся спросим или домой пойдём, в постелюшку, крендельки докушивать?
– Крендельки, – покорно выбрал государь, вспомнив, что не закончил свой завтрак.
– Ай и славно! – обрадовался Квасов. – Давай, родненький, ступай осторожнее, камешки здеся склизкие. Ты уж не оставь нас своим вниманием, свет наш. Ой, а тут лужица…
Дождавшись, пока Квасов, придерживающий под ручку царя в тренировочных, скрылся из виду, министр двора Шкуро достал телефон и отдал команду. Целые группы рабочих в синей форме, мгновенно появившись на площади, начали демонтировать здания Кремля, собора Василия Блаженного и копии остальных домов из фанеры и пенопласта, заказанные со скидкой в Китае и Персии. Когда у императора случался приступ в стиле «желаю инкогнито пообщаться с простым народом», Квасов всегда выводил монарха в особый уголок Кремля, где заранее воздвигался макет Красной площади. В декорации запускали отряд проверенных трудящихся, изображавших крестьян, мастеровых, купцов, туристов и иностранцев.
Перед Шкуро щёлкнула каблуками кожаных сапог женщина с «Йогой».
– Здравия желаю! Докладывает старший по дежурству, секунд-майор Отдельного жандармского корпуса Терехова, – отрапортовала она. – Ваше высокопревосходительство! Операция прикрытия прошла успешно. Его величество, как обычно, ничего не заподозрил.
– Спасибо, госпожа секунд-майор, – улыбнулся Шкуро. – Я вижу, что и остальные не подкачали, в частности, подпоручик Синицкий в роли мастерового. Какая экспрессия, какое исполнение! Не зря, говорят, парень на актёрском учился. Кстати, всегда хотел спросить, а что это там за старушка в сером вязаном платке в углу сидит, голубям хлеб крошит? Душевная такая, на мою маму похожа, прям желаю подойти и блинков попросить.
– Это штабс-капитан Рыбинский, – не моргнув, ответила секунд-майор. – Уже на пенсии, но продолжает участвовать в наших представлениях по зову сердца и любви к отечеству. И как перевоплощается, ваше высокопревосходительство, как грим накладывает! Вот, например, вы смотрели недавний фильм с Леонардо Ди Каприо «Великий Гэтсби»?
– Слушайте, не может быть! – побледнел Шкуро.
– Да нет, там всё в порядке, – успокоила его Терехова. – Он девушку Ди Каприо играет.
– Спасибо, секунд-майор, – неживым голосом произнёс Шкуро. – Благодарю за службу.
– Честь имею, ваше высокопревосходительство!
…Министр двора Шкуро сел на лавочку и стал наблюдать, как штабс-капитан Рыбинский кормит птичек. «Опять ничего не заметил, – подумал он. – В сотый раз. Он совсем ничего не видит». Им снова овладели крамольные мысли, что глодали мозг уже давно. О замороженных счетах в люксембургских банках. Об арестованной вилле в Ницце. О невозможности, как обычно, пронестись с женой на лыжах по заснеженному Куршевелю. Ясное дело, мысли эти он от себя всегда гнал, но они не исчезали, наоборот, – становились всё настойчивей. «А что, если… Нет, страшно. Хотя, чего бояться? Он ведь гуляй-ящик не смотрит, на прогулку только сюда выходит, Квасов ему с утра все новости рассказывает. В ООН охота выступить? Договоримся, устроим без проблем. По сути, система так сложилась: даже если пять тысяч человек разом умирают в Корнилове, про это не хотят знать ни государь, ни народ. Плохие новости всех только раздражают. Честное слово, с ним в последнее время одни напряги… Нет, рискну всё же обсудить. Но тайно. Есть люди, которые наверняка поддержат… Правда, со своего телефона звонить не буду. Опасно».
Шкуро поднялся и пошёл к выходу из Кремля – покупать одноразовую сим-карту.
Глава 2 Смеющаяся смерть (на борту «Ильи Муромца»)
Майлов категорически отказался сидеть с Варварой. Когда ему это предложили, он заявил, что лучше спрыгнет с самолёта без парашюта. Потом чуть смягчился, но выставил условие, чтобы Варвару приковали наручниками к креслу и заклеили ей рот скотчем – родители сочли такие требования слишком суровыми для перевозки семилетнего ребёнка. Хайнц Модестович Шварц идею о полёте рядом с девочкой тоже отмёл, сказав, что готов провести весь рейс в багажном отделении. Ситуация казалась безвыходной, однако за время дискуссии Варвара внезапно заснула. Вслед за ней сном младенца почил и измученный Майлов. Оставшиеся бодрствовать сотрудники бригады сели в тесный кружок вокруг стола с документами (формат первого класса «Ильи Муромца» это позволял) и начали обсуждение. Со времени смерти Джеймса Гудмэна прошло двое суток, результаты вскрытия тела (включая анализ крови) были переданы им полицией Мальты. Гибель инспектора, по устному соглашению с Лондоном, оформили как несчастный случай. Непосредственно перед вылетом бригада получила странную информацию – останки Фелиции были обнаружены на полу музея среди обломков разбитого ящика, в котором хранился её скелет. Все сошлись во мнении, что, скорее всего, имело место неосторожное обращение с мумией или вторжение грабителя, пожелавшего стащить кости, но напоровшегося на сигнализацию и убежавшего прочь.
– Дамы и господа, – чопорно обратился к коллегам Хайнц Модестович. – Как мы видим из результатов исследований, вами застрелено неизвестное науке существо. Это гуманоид, но в то же время его ДНК смешана с ДНК крупной ящерицы. На отдельных участках тела покойного (грудь, спина, внутренняя сторона левого бедра) обнаружена чешуя… Как показывает анализ, инспектор Гудмэн на протяжении длительного времени превращался в варана – процесс шёл примерно сорок лет. И ещё один аспект. По всем данным, жить ему оставалось семь—десять дней. Внутренние органы еле-еле действовали, он держался только на сильнодействующих лекарствах и на наркотиках. Перед нами был живой труп. Стоит понитересоваться, откуда в Скотленд-Ярде вдруг взялся мутант? Возможно, дело в секретных испытаниях неизвестного оружия, либо в эпидемии вируса, на чём я настаивал с самого начала-с. – Он обвёл собеседников презрительным взглядом.
– Не сказала бы, милостивый государь, – сухо заметила Алиса. – Установлен примерный возраст усопшего – около двадцати тысяч лет, а возможно, и больше. Странно, как вы пропустили эту графу, не иначе как специально.
Хайнц Модестович с газельей грустью потупил взор.
– Что удивительно, – продолжала Алиса, – если верить мальтийским специалистам, раньше клетки организма покойного обновлялись, происходила специфическая регенерация, но опять-таки лет сорок назад всё замерло – процесс не идёт совсем. И ещё… Я звонила в Скотленд-Ярд, коллеги рассказали: покойный страдал постоянными судорогами лица. Он очень часто, как заметили и мы, без причины улыбался, однако подобное поведение списывали на традиционную британскую вежливость. Мы живём в век странных болезней, ещё двести лет назад СПИД невозможно было представить, а сейчас, так и пожалуйста. Так вот, я заказала анализ мозга безвременно почившего инспектора…
– Мне так нравится эта фраза, – прошептал Каледин. – Словно в ресторане сидим.
– Мне тоже, – улыбнулась Алиса и положила свою ладонь на его руку.
Хайнц Модестович раскрыл глаза чуть шире, чем следовало. Он впервые наблюдал воочию, как убийства сближают людей – причём не столько духовно, сколько физически. Алиса, грациозно склонив голову, что-то шепнула Каледину, коснувшись губами его уха, и тот довольно ухмыльнулся – как кот, упавший в бассейн со сметаной.
Фон Трахтенберг поддела двумя пальцами лист бумаги.
– Действительно, инспектор умирал, – подвела она итог. – Но дело не только в клетках организма. Джеймс Гудмэн был болен крайне редкой болезнью, встречающейся лишь в высокогорных районах Папуа – Новой Гвинеи, в джунглях Восточной Африки и в Бразилии, на реке Амазонке. Это так называемая куру, или, как её именуют досужие журналисты, смеющаяся смерть. За открытие этой болезни в тысяча девятьсот семьдесят шестом году американский учёный Карлтон Гайдушек получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Говоря научно, мы имеем дело с губчатой энцефалопатией, инфекцией, медленно развивающейся в мозге человека, постепенно разрушая его, – ткани превращаются в губчатую массу, растворяются нервные клетки, исчезает сама нервная система. У туземцев новогвинейского племени форе, когда куру поразила половину всех людей, включая женщин и детей, наблюдались следующие симптомы: головокружение и усталость, головная боль, неконтролируемый смех, нарушение контроля мышечных движений – тряслись руки и ноги, дрожал подбородок. Лечения не существует, можно лишь задержать развитие, но в итоге заболевший умирает. Инкубационный период иногда длится более тридцати лет. И тут вы спросите – каким образом утончённый денди из Лондона, старший офицер полиции, никогда не бывавший в экзотических местах, подхватил странную болезнь?
– Согласен, – куда менее чопорно сказал обер-медэксперт Шварц. – Хотелось бы это знать.
Алиса победоносно улыбнулась:
– Куру болеют только люди, годами употреблявшие в пищу человеческую плоть, – объяснила она. – Иначе говоря – каннибалы. Людоедство даже в наше время сильно развито и в Папуа – Новой Гвинее, и в Африке, и кое-где в Южной Америке. В каком-то смысле это необходимость: в горах трудно достать пропитание, свиньи у папуасов – такая же ценность, как у нас бриллианты, и в основном туземцы питаются корнями растений и сладким картофелем. С давних пор у них также стало традицией съедать взятых в плен воинов соседних племён, дабы вместе с мозгом и сердцем заполучить их ум и смелость. И разумеется, дары богам, когда жертву поглощают после кровавого убийства на алтаре.
– А ведь точно, – подхватил Каледин. – И в античные времена, и в Средневековье каннибализм во имя богов считался нормой. В Ханаане ради успешной войны и хорошего урожая на общем пиру съедали царского сына. На торжествах в честь божества Митры в древней Персии тело жертвенного мальчика вкушали все, кто присутствовал на религиозной церемонии. Ацтеки год поклонялись белокожему и голубоглазому юноше как живому воплощению бога Кецалькоатля, затем торжественно вырезали ему сердце на пирамиде, а мясо бедняги находило упокоение в их желудках. Да что ходить далеко? Посмотрите, мы же сами, заходя на причастие в церковь, пьём кровь Христову и едим Его плоть. В деревнях Германии и Франции до сих пор из муки самого первого помола выпекается хлеб в форме человеческого тела, который уминают все жители деревни, – это отголосок праздников урожая древних кельтов, приносивших в жертву юную деву. То есть даже сейчас живы символы того, что раньше боги ели людей… Каннибализм в Европе не считался нормой, но и не являлся чем-то из ряда вон выходящим. Уж извините меня, ещё в начале девятнадцатого века в британской медицине в рецептах прописывали «мох, растущий на черепе мертвеца», порошок из толчёных человеческих запястий, а также сушёную кровь из венозных артерий.[33]
– Без сомнений, – кивнула Алиса. – Стало быть, подтвердились все признаки: у Гудмэна было заболевание куру, причём в самой запущенной форме. Такое случается, когда десятки лет питаешься человечиной – а ведь головной и костный мозг всегда считался у каннибалов деликатесом… А если возраст Гудмэна составляет тысячи лет, страшно представить, как долго он употреблял человеческую плоть. Результатом стала полная деградация организма. И по этому поводу у меня есть гипотеза. Хайнц Модестович, не нужно смотреть на меня с такой откровенной завистью.
Обер-медэскперт покорно сделался тише воды, ниже травы.
– Сударыня, – изысканно произнёс он. – Поверьте, я весь внимание.
– Ранее мы пришли к следующему выводу, – снова заговорила Алиса. – Самые древние из сохранившихся на земле храмов – Та’Хаджрат на Мальте, Тиуанако в Боливии и Кносс на греческом острове Крит, не считая десятка других, построены великанами. Ни одна стандартная человеческая цивилизация тогда не была способна воздвигнуть под водой здания из блоков по двести тонн. Однако, полагаю, исполины не являлись самостоятельной нацией. Примерно двадцать тысяч лет назад, или даже раньше, на Земле правила другая раса – немногочисленная, но очень могущественная. Пресмыкающиеся. Наполовину ящерицы, наполовину люди. Они повелевали великанами, как рабами, а те подчинялись им, считая богами, поскольку рептилии обладали особой энергией и прочими магическими способностями. В их честь и строились подводные храмы – исполины устанавливали на дно блоки, а финальные работы производили сами люди-ящерицы. Они же и поедали рабов, почитавших за счастье стать их обедом. Во всех трёх храмах найдены фигурки существ, похожих на варанов, а также богинь, танцующих со змеями, – знак поклонения. Змей великаны считали родственниками богов.
– Так куда же делись великаны? – спросил обер-медэксперт Шварц. – Полуящеры их съели?
– Не думаю, – качнула головой Алиса. – Мы же не съели поголовно всех коров. Люди-ящеры использовали тупых исполинов в качестве домашних животных, для работ по строительству и как источник еды. Однако затем планету сотрясли катаклизмы – тут и Ледниковый период, и осушение озёр, и падения метеоритов. Что послужило причиной, я не знаю. Ясно одно – великаны погибли. Наверняка сильно пострадали и пресмыкающиеся, но частично их биологический вид выжил, сохранив и дальше статус божеств. Это, в сущности, было нетрудно – они были бессмертны, очень умны, совершали чудеса и тем самым без труда заставили вчерашних охотников на мамонтов поклоняться себе.
– Ты совершенно права, – пролил бальзам на сердце Алисы Каледин. – Тем более вот что такое магия? Мы с высоты своего разума считаем – это туфта и выдумки. А ведь если наш человек попадёт в древний мир и продемонстрирует огнестрельное оружие, электрошокер и способность летать на воздушном шаре, он окажется в ранге божества. Это в Средневековье его, скорее всего, сожгут как посланника демонов, но во времена зарождения цивилизаций люди почитали носителей необычных способностей как богов.
Хайнц Модестович кивнул. Высказываться он уже боялся.
– Да, поэтому пресмыкающиеся приспособились, – подтвердила Алиса. – Посмотрев на карту, я делаю вывод – скорее всего, после серии мировых катаклизмов, повлёкших гибель великанов, рептилии обосновались на Крите. Вот, – она вытащила из папки газетную вырезку, – статья о храме змеевидных божеств в городе Кноссе. Храм был построен уже не на дне моря, а над водой. Жертву услаждали танцами, кормили досыта, а затем в ритуальной комнате раздвигался пол – и человек проваливался в грот-бассейн, где, по преданиям, плавали огромные рептилии. Статуэтки танцующей богини с обнажённой грудью и змеями, зажатыми в обеих руках, – символ поклонения полулюдям-полуваранам. Вспомните, наконец, сколько богов-змей существовало в древности! И скифская Апи, и египетская Ременутет, и индийские Наги, и попсовая греческая Медуза горгона, известная в школе даже откровенным двоечникам. В совокупности, рептилиям на планете поклонялось больше народов, чем сейчас Христу. И боги эти считались грозными и могущественными. Государство на Крите, основанное легендарным царём Миносом, не имело крепостей и центров защиты – жители острова чувствовали себя прекрасно защищёнными со стороны своих покровителей, коих они регулярно подкармливали жертвами.[34] Людоедство уже не было таким массовым: в минойском Храме Клевера убивали одного человека в месяц, хотя погибнуть в пасти бога желали тысячи. Люди годами стояли в очереди, предлагая на съедение самых любимых членов своих семей. Минойская цивилизация слыла самой крутой и богатой в Европе, жители уже тогда строили пятиэтажные дворцы, имели водопровод, обжигали прекрасные керамические кувшины, а купцы торговали со всем Средиземноморьем. Однако расе пресмыкающихся не везло. Точное время неизвестно, но где-то в шестнадцатом веке до нашей эры произошло чудовищной силы извержение вулкана на острове Санторини, что послужило причиной для землетрясений и цунами в регионе. На остров Крит вторглись ахейцы – с уже сложившимися религиозными предпочтениями. И тогда полуящерицы, а также поддерживающие их воины и жрецы уплыли… на юг. Они-то, скорее всего, и стали теми самыми «людьми моря», невесть откуда появившимися из волн на берегах Палестины и покорившими местное население. С приходом «людей моря» жертвоприношения стали более кровавыми и жестокими, ужасавшими современников. И это в Ханаане – царстве, где и раньше ради богов убивали людей тысячами, где даже дом нельзя было построить, без того чтобы младенца в стену в честь божества не замуровать.
– Отсюда можно сделать вывод, что болезнь куру начала распространяться уже тогда, – добавил мудрый Каледин, обернувшись в сторону спящей Варвары. – Божества стали умирать, их популяция сильно сократилась. Они искренне не понимали, что происходит, паниковали и находили успокоение в огромном количестве жертв. По их приказу филистимляне тысячами топили людей в море на торжествах во славу полурыбы-получеловека, мужской версии русалки – нового водяного бога Дагона. В итоге убийства достигли немыслимых масштабов, и государство наследников Ханаана рухнуло, как и царство Миноса, – в крови и пожарищах. С тех пор влияние полуящеров в Европе сильно ограничилось. Оно продолжало слабеть с годами, когда римляне уничтожили последние храмы и убили сторонников культа. Сторонников, но не богов. Божества научились выживать, пусть и не все они, как я понимаю, обладали человеческим обликом, как у Гудмэна. Рептилии-гуманоиды прятались в море, в глубоких водоёмах, в реках. Они по-прежнему нуждались в пропитании и наверняка убивали людей отчасти из ненависти, отчасти из чувства голода. Худо-бедно им удалось продержаться в подполье до наших времён. С появлением уличных видеокамер, полуящерам, конечно, стало куда сложнее. Из предсмертных слов Гудмэна мы в курсе, что подобных существ осталось совсем мало. Может быть, несколько десятков. Они владеют неведомой нам сильной энергией, о чём можно судить по уничтожению города Корнилова буквально за пять минут, но не в состоянии её контролировать.
– Кстати, – осторожно вмешался Шварц, – а зачем они вообще устроили эту бойню?
Каледин философски пожал плечами:
– Да вот в том-то и дело, что мы не знаем. Поэтому и летим сейчас в Корнилов. Специально для нас в трёх километрах от центра города восстановили старый аэродром, чтобы не тратить время на посадку в Архангельске. Нужно провести новые исследования в мобильном научном центре, и тогда уже, возможно, появятся выводы. Давайте отдохнём пока. Посадка через полчаса, предлагаю вернуться на свои места и пристегнуться. Я бы даже вздремнул, у меня жутко болит голова. По некоторым не зависящим от работы причинам, – он бросил взгляд на Алису, – я совершенно не выспался.
Бывшая жена вознаградила его красноречивым облизыванием верхней губы, и все трое разбрелись по креслам.
Варвара, старательно жмуря глаза, повернула голову к иллюминатору. «Ну что ж, самое интересное я услышала, – подумала она. – Можно и вправду немножко поспать. Ах, как жаль, что я ещё так мала и только осенью пойду в гимназию. Подружки померли бы от зависти, услышав рассказ о моих приключениях».
… Незнакомец в сером костюме с жёлтым галстуком, сверкая изумрудными глазами, подходил к городу Корнилову со стороны санитарного кордона Отдельного корпуса жандармов. Ботинки из кожи буйвола впечатывались в размокшую грязь. Он задыхался от бешенства – только что ему рассказали о смерти Джеймса Гудмэна, с давних времён знакомого под именем Джаггернаут. Подумать только, целых двадцать тысяч лет дружбы – и теперь он мёртв, славного Джага пристрелили, как собаку. Сволочи. Ублюдки. Ну, ничего, он устроит им представление на славу. Хватит трястись, скрываться и терпеть. Подзарядка сделана, и он находится в зените своих сил. Именно здесь и именно сейчас. Он покажет людям: убивать богов небезопасно… Сознание заполнила всепоглощающая злость. Хэйлунван заверил своим словом: у него ПОЛУЧИЛОСЬ. Класс! Значит, получится и всё остальное. Эти твари распустились, забыли своё место в природе. Он быстро поставит их на место.
Ибо давно уже пора.
Представители жандармерии с удивлением смотрели на невесть откуда появившегося человека с ярко обозначившимися чёрно-зелёными пятнами на щеках. Он приблизился метров на десять, и один из жандармов предупредительно положил руку на автомат.
– Простите, господин хороший, но сюда сейчас нельзя. У вас есть разрешение?
– Нет, – приятным, бархатным голосом сообщил незнакомец, не сбавляя шага.
– Тогда извините… пустить не могу-с.
– Правда? И как же, я хочу знать, ТЫ, БЛЯДЬ, МЕНЯ ОСТАНОВИШЬ?
Проблеск № 7
Смерть в тумане
(Галлиполи, Турция, 12 августа 1915 года)
Страшная жара. Самый последний месяц лета, он всегда изнурителен, воевать в такую погоду – адская мука. Даже безобидные раны быстро воспаляются и гниют, зачастую приводя к гибели бойцов, трупы некому убирать под ливнем пуль, убитые сотнями валяются на поле битвы, над телами роем вьются жирные зелёные мухи. Ветер разносит заразу по обе стороны линии фронта, и как турецкие, так и британские солдаты страдают от дизентерии. Госпитали переполнены.
«Ты не представляешь, дорогая, что тут творится, – набросал на бумаге карандашом, очень аккуратным почерком, капитан Фрэнк Реджинальд Бек (серьёзный мужчина средних лет, с пушистыми усами и чисто британской причёской). – Иной раз нет возможности побриться, поскольку нечем точить лезвия. Единственная радость на этой жуткой жарище – каждый день легко принимать ванну, благо вода мгновенно нагревается на солнце. Из еды нам остаются только консервированные сардины, любое свежее мясо буквально за пару часов превращается в тухлятину». Капитан поэтически послюнявил кончик карандаша, взглянув на небо без единого облачка. Он не преувеличил… ну разве что самую капельку.
Его плеча осторожно коснулась чья-то рука.
Фрэнк вскочил, вытянулся, приложив к фуражке вывернутую ладонь.
– Прошу прощения! Не заметил вашего прибытия, сэр!
Полковник Бошем вежливо наклонил голову, давая понять – никаких проблем.
– Пожалуйста, сдайте письмо в штаб. Если позволят обстоятельства, потом допишете, а нет – отправят за государственный счёт. Его высокопревосходительство генерал Гамильтон приказывает срочно атаковать и занять высоту номер шестьдесят. Кажется, сейчас турки не ожидают нашего наступления, и мы сможем воспользоваться эффектом сюрприза. Сколько у вас в наличии людей?
– Двести шестьдесят пять, сэр! – рявкнул Фрэнк.
– Отлично, значит, вместе с нами двести шестьдесят семь. Скажите, чтобы наполнили фляги водой, и не забудьте про письмо. Я объявляю наступление через час: сначала мы проведём артиллерийскую подготовку. Вам поручен правый фланг.
– Слушаюсь, сэр!
Через пять минут после того, как замолк грохот пушек, британцы, взяв наизготовку винтовки с примкнутыми штыками, осторожно вылезли из окопов. Никто не торопился – каждый знал, что идущему в передних рядах достаётся первая пуля. Однако случилось чудо – со стороны турок никто не стрелял. Они словно не видели нападавших, да и головы врагов в красных фесках не мелькали на неприятельских позициях в лесу. Батальон 1/5 Норфолкского полка, ведомый капитаном Беком и полковником Бошемом, продвигался всё дальше и дальше. Бек чувствовал осторожную радость, щуря левый глаз и целясь из револьвера в сторону леса. «Испугались, отступили…» – злорадствовал он, представляя себе благодарность, повышение до чина майора и, конечно же, орден. Какой именно, он придумать не успел, но наверняка очень значительный. Наград у капитана, откровенно говоря, хватало, и на официальных армейских фотографиях, отсылаемых домой, крест и медали занимали всю левую половину груди. Однако, как говорится, плох тот солдат, что не мечтает стать маршалом. Бек верил в судьбу, хотя на деле каждый раз шёл в атаку, словно в последний… да уж, на войне всякое бывает. Он сам однажды наблюдал, как османская пуля чиркнула солдату по лбу, оставив кровавый след, и все его друзья в окопе дружно засмеялись – вот счастливчик, точно сто лет теперь проживёшь! Следующая пуля попала «счастливчику» аккурат между глаз, ровно через минуту.
Турки молчали.
Очень странно. Неужели артподготовка была столь хороша, что уничтожила всех турецких солдат? Разведка доносила, их в лесу минимум полторы сотни. Британский батальон приблизился к ним на расстояние даже не винтовочного, а револьверного выстрела, вступил в высохшее русло ручья, лежавшее в лощине по дороге к высоте № 60. Удивительно. Засада? Так их давно положили бы на месте одним залпом, нечего тут тянуть. Боже, до чего жаркий день… на небе ни облачка. Хотя нет, похоже, он ошибается – скоро наконец-то пойдёт дождь. Вон впереди огромное облако, светло-серого цвета, висит низко, как кусок тумана… аж стелется по земле. Стоит пройти его, и высота станет британской. Фрэнк Реджинальд Бек всмотрелся повнимательнее. Надо же, совсем плотное, даже выглядит твёрдым. И солнечные лучи от него отражаются – некоторые солдаты закрыли ладонью глаза, так сильно слепит их блеск. Под ногами внезапно захлюпала вода, и Бек немало этому поразился: «Ведь за неделю с неба не упало ни капли… русло высохшее… откуда тут взялась лужа?» Он наступил на что-то мягкое… османская феска, малиновый головной убор. Значит, турки всё-таки были здесь? От неясной тревоги кольнуло в груди. Однако, несмотря на тягостные размышления, и сам капитан, и полковник за его спиной, да и солдаты продолжали шагать вперёд. Бек и не заметил, как очутился внутри облака, словно погрузился в сплошную вату. Ничего, главное, не останавливаться… высота ведь совсем недалеко.
Он услышал короткий вскрик рядом.
Затем ещё один. И ещё. В лицо плеснуло мокрым. Капитан наугад ткнул в облако пистолетом, но выстрелить не успел. Лёгкие Бека заполнились невесть откуда взявшейся водой, он обеими руками схватился за горло. «Чёрт возьми, – пронеслось в голове. – Я забыл отнести в штаб письмо Маргарет, я же совсем забыл…»
Сотни очевидцев, включая служащих Австралийского и Новозеландского армейских корпусов, наблюдали, как батальон «один дробь пять» Норфолкского полка Его Королевского Величества в полном составе (267 человек) скрылся в плотном светло-сером облаке. Прошло несколько минут, но из облака не вышел ни один солдат. Люди вокруг замерли, не понимая, что происходит. Постепенно туман начал рассеиваться. Когда от облака не осталось и жалкого клочка, свидетели события остолбенели… военнослужащих Норфолкского полка, включая капитана Бека и полковника Бошема, в лощине не было. Они исчезли, словно растворились вместе с туманом. Более того, в сухом русле не валялось ни одного ружья, головного убора, медали, винтовки или сапога. Туман поглотил людей, всех до единого, и свидетели события долго отказывались идти на обыск лощины. Тщательные поиски ни к чему не привели. Впоследствии все очевидцы дали совершенно разные показания. Одни утверждали, что туман пожрал батальон и сразу развеялся, другие – что облако поднялось ввысь и улетело вместе с пленниками в небеса. Ясно было одно – 267 человек вошли в туман и впоследствии оттуда не вышли. Самое загадочное – согласно официальному коммюнике высшего командования Османской империи, 12 августа боевых действий на этом участке фронта ВООБЩЕ НЕ ВЕЛОСЬ.
…Джаггернаут скептически осмотрел Эстевауслинда. Восторга его вид не вызывал – костюм пропитан водой, очки сломаны, на рукавах рубашки видны кровавые пятна.
– Опять? – задал вопрос Джаггернаут. – Ты знаешь, нас не похвалят. Я понимаю, ты откровенно не любишь род человеческий, и отдать людям власть на Земле – всё равно что позволить коровам управлять этими существами. Но Хэйлунван уже выразился ясно: не поступай, как волк в овчарне. Убивай столько, сколько сможешь съесть.
Эстевауслинд улыбнулся. По бледному лицу стекала кровь.
– Я знаю, – сказал он. – Но понимаешь, на войне всегда легче скрыть похищения тел. В конце концов, они сами убивают друг друга миллионами, почему бы и нам не принять в этом участие? Мы даже не делаем различий между сторонами. Поверь, они не заметят. Много ли нам осталось? За этот год умерли ещё пятеро, раньше столько погибало за столетие. Мы стали специалистами по тайным похоронам. Нас на Земле всё меньше, а мы так и не можем выяснить – что именно уничтожает собратьев и почему мы превращаемся… обратно. Я уже не тот, что прежде.
– Что ты имеешь в виду?
– Я больше не контролирую силу… она сама вырывается из меня. Поверь, я вообще не собирался убивать этих солдат. В лесу сидели два турка… думал забрать только их. Но внезапно… меня просто разорвало… опомнился лишь тогда, когда все англичане были мертвы. Не надо рассказывать Хэйлунвану. Я не хотел. Я не знаю, что со мной. Иногда, напротив, хочется применить силу – и у меня ничего не получается. Мы слабеем, собрат. Если не найдётся лекарство – всему конец.
Джаггернаут дружелюбно похлопал его по плечу:
– Я уже две тысячи лет слышу о случайностях. Из нас на твоём счету больше всего случаев массовых убийств людей. Почему бы не признаться, что тебе это просто нравится? Ладно-ладно, я шучу. У меня схожие проблемы с контролем над силой. В остальном… К сожалению, мы в данный момент можем рассчитывать лишь на сенсации науки тех самых… как я выразился, коров. Основная беда богов – они привыкают к обслуживанию и в дальнейшем не в состоянии изобрести что-либо ввиду изнеженности. Парадокс, правда? Остаётся лишь ждать. В последнее время люди быстро развиваются. Шестьсот лет назад, когда разразилась эпидемия чумы, мы думали, что присутствуем при конце человечества, а сейчас они чувствуют себя настолько прекрасно, что без проблем развязали кровавую войну на весь мир.
– Хорошо, подождём, – согласился Эстевауслинд. – Но нужно, чтобы ты мне помог.
– О, я уже предвкушаю тяжкие труды. Ладно, без вопросов.
Эстевауслинд провёл друга ближе к пустующей ферме у оврага. В амбаре лежали трупы британских солдат – вповалку, как дрова. Изуродованные, со сломанными руками и ногами, они валялись, словно тряпичные куклы. Убийца грустно усмехнулся:
– Мне пришлось перенести их вместе с облаком и сбросить подальше в лес.
Джаггернаут сокрушённо покачал головой:
– Я люблю англичан, привык к ним. Ты понимаешь, что это такое для меня? Пожалуйста, отныне постарайся держать себя в руках. Представь, если бы резня случилась не на поле боя, а в густонаселённом городе? Обещай мне, собрат.
– Прости, – вздохнул Эстевауслинд. – Я рад бы. Но обещать никак не могу. А теперь давай заберём часть людей. Не пропадать же добру. Наши согласятся – как-никак, всё-таки лакомство. Месяцами сидят без привычной еды, сегодня вволю попируют.
…В 1918 году, после капитуляции Турции в Первой мировой войне, были обнаружены 11 тел британских солдат, исчезнувших тогда в тумане непонятного происхождения. Все они, по описаниям очевидцев, были изуродованы, словно упали с большой высоты… Трупов капитана Бека, полковника Бошема и 254 солдат батальона так и не нашли.
Глава 3 Станция мёда (Флорида, Сѣверо-Американскiя Соединённыѣ Штаты)
Собственно, президент ведь тоже человек, и по этой причине он хоть раз в год подсознательно повинуется логичному желанию поехать на морской курорт. Так и поступил Рэпид Дир, то есть Быстроногий Олень, – индеец из племени навахо, в рамках политкорректности избранный лидером САСШ в 2008 году. Статный, черноокий, смуглый навахо с длинными волосами сразу привлёк внимание и демократов, и республиканцев (в особенности женщин), и дела у него пошли в гору. Однако президент – всегда и вечно на посту, и посему, даже восседая в шезлонге под пальмой возле бассейна, он предавался отдыху в строгом чёрном костюме и головном уборе с орлиными перьями. Оно и правильно – за компанию с ним рядом с водным резервуаром роскошнейшего отеля собрались министры, секретари Госдепартамента и Пентагона.
Несмотря на отпуск, Рэпид Дир определённо пребывал в плохом настроении.
– Я не понял, – повторил он и поднял брови. – Что это значит – нам некого бомбить?
Кабинет министров завздыхал и инстинктивно поёжился.
– Да страны кончились, – нехотя объяснил секретарь Госдепа Джон Берри. – Вчера только по карте смотрели: там, где есть мёд, мы уже бомбили везде. Багдадский халифат, Киренаика, Алавистан. То бишь, сэр, как я понимаю, нужен свежий подход, креативная мысль, иначе совсем ерунда получится. Ну, мы сейчас уже напрягли лучшие мозги Госдепа, они глобус так вертят, что пыль с него летит. Максимум через неделю решим.
– А в чём проблема? – поразилась пресс-секретарь Госдепартамента, 18-летняя студентка Джеми Собаки. – Неужели нам нельзя бомбить тех, у кого мёда нет вообще?
У бассейна послышались сдавленные смешки.
– Ты с головой-то дружишь?! – изумился Джон Берри. – Какая в этом экономическая целесообразность? Одно дело – восстановить демократию в диктаторской стране, поставить под контроль все пчеловодческие хозяйства, ульи и пасеки, выкачать мёд и сразу свалить. А тут – трать деньги непонятно на что. Диктаторов полно, а мёда слишком мало. Любопытно, как я тебя с таким мозгом на работу в Госдепартамент взял?
– Так другие ж ещё хуже, – простодушно пояснила Собаки. – Недавно на экзамене по географии три четверти Госдепа завалилось. А я с пятнадцатого раза Финляндию на карте показала.
Берри умолк. Он понял, что лучше не разбрасываться столь ценными кадрами.
– Зерно истины в словах девушки есть, – поднял бокал с коктейлем Быстроногий Олень. – Надо слегка размяться. Страну что держит в тонусе? Бомбардировки, поддержка революций и программа сокращения безработицы. С последней у нас не очень, поэтому предлагаю вернуться к первым двум пунктам. Где бы сейчас организовать революцию?
– Может, не надо? – нервно произнёс директор ЦРУ. – В Финляндии вон в последний раз отлично организовали. Но кто знал, что они такие сладкоежки? Стали жаловаться на отсутствие сахара в крови. Мы туда и печеньки возили потом, и конфеты, и шоколад, и кредит на мёд пришлось дать двадцать миллиардов. Весь годовой бюджет на революции до дна исчерпали, а им всё мало. Сейчас, сэр, у нас в ЦРУ по этой причине задержки в зарплате, агенты огороды на подоконниках развели, свиней на балконах выращивают. Предлагаю революции в странах поменьше совершать. В Лихтенштейне, например.
– Где это? – сонно спросил Рэпид Дир.
– Ориентировочно в центре Европы, сэр, – сообщил директор, углубившись в бумаги. – Точно не знаю, но бомбардировщики найдут. Мне вчера подали доклад – абсолютная монархия, князь уничтожил демократию, прижал парламент и правит как хочет:[35] думает, если мёда нет, так мы и не увидим. Очень удобное государство, сэр, всего сорок тысяч человек населения, полтора ящика пряников завёз борцам за свободу, и делов-то.
– А там есть борцы за свободу? – удивился секретарь по обороне.
– А если найдём? – в тон ему ответил директор ЦРУ. – Где мы их, простите, ещё не находили? Когда нам нужно влезть в страну, так пострадавшие от режима обязательно отыщутся. Четверть территории Лихтенштейна покрыта лесами. Определённо, угнетают лесников. Мигом закажем исследование, как благородные лесники страдают под игом подлого тирана и мечтают о демократических выборах князей с десятью кандидатами. Неплохой экономичный вариант для страны без мёда, сэр. Одного бомбардировщика хватит, и долларов триста для поддержки оппозиции. Как в «Макдоналдс» сходить.
Президент в печальной задумчивости пощёлкал пальцами.
– Ну сегодня мы хоть кого-нибудь бомбили? – протянул Рэпид Дир.
– Безусловно, сэр. – Секретарь по обороне вежливо откашлялся. – Двести наших самолётов нанесли авиаудары по лагерям подготовки верблюжатников в Алавистане. Видеозапись размещена на Ютьюб. Сброшено четыре тысячи тонн бомб. Согласно брифингу, подготовленному мисс Собаки, в итоге был уничтожен один ослик контрабандистов.
– Я особо подчеркнула на пресс-конференции, что это был пиздец опасный ослик, – добавила Джеми Собаки, одновременно глядясь в зеркало пудреницы и подкрашивая ресницы правого глаза. – На нём располагались командный пункт руководства кочевников, мастерская по производству ятаганов и нелегальная станция для обработки мёда.
– Неужели кто-то в это поверит? – кисло улыбнулся директор ЦРУ.
– А надо, чтобы верили? – удивилась Собаки. – У нас, собственно, прямая инструкция в Госдепе – говори что хочешь, суть не важна. Я вчера вместо доклада о войне в Алавистане третью часть «Звёздных войн» пересказала – и ничего, все сидят, внемлют, записывают. А кто усомнится, я вас спрошу? Неужели русские? Вот уж наплевать. Общеизвестно, что они все отродясь проклятые душители свободы, мерзавцы, твари, гады и слуги тьмы.
С этим мнением собравшиеся единодушно согласились.
– Как у нас дела в Киренаике? – вдруг вспомнил президент. – Демократия процветает?
– Да не очень, сэр, – грустно сказал секретарь Госдепа Берри, отводя взгляд. – Если помните, мы сначала поддержали революционеров против медоносного диктатора…
– Отлично помню, – воодушевился Рэпид Дир. – И ведь хорошо всё вышло?
– Частично, – промямлил госсекретарь. – Они свергли диктатора, а потом стали спорить, кто лучше всех это сделал, и поубивали друг друга. А дальше пришли кочевники, и пираты, и дикие пустынные тушканчики. И там жуткая хрень началась – простите, сэр, я бы про Киренаику забыл. Одни огорчения, честное слово. А так хорошо стартовали…
– Но мы поддерживаем с кем-то связь? – уточнил Быстроногий Олень.
– В данном случае в основном с тушканчиками, – сознался Берри. – Они единственные, кто вылезает к нам навстречу из норок и не пытается взорвать. Остальные кочевники, пираты и революционеры хором объявили Америке священную войну, живьём зажарив нашего бедного посла. Как-то, сэр, вообще неудобно с этой революцией получилось.
– Может, вернём обратно диктатора? – с надеждой спросил президент.
– Да они его ещё раньше посла зажарили, сэр. Чудовищный народ. Дикари-с.
Общество вокруг бассейна сочувственно загрустило.
– Вот интересное кино, – вздохнул Рэпид Дир. – Уже, наверное, в двадцатый раз свергаем диктатора, бомбим всё, камня на камне не оставляем, сотни тысяч противников демократии в гробах, забираем себе честно мёд за труды, дарим свободу и счастье, а потом полный аут и привет начинается. Солдат наших убивают, журналистам головы режут и взрывают то это, то вон то. Ничего не понимаю. Вот что мы неправильно делаем?
– Всё правильно, сэр, – встряла Собаки. – Народ там попросту говно неблагодарное.
Против такой логики никто не возражал.
Справа от президента послышался скрип костылей. С полудетской улыбкой к ним приближался сенатор Джозеф Макклейн, девяностолетний лётчик, сбитый двести четырнадцать раз во время Цинской медовой войны. Полуслепой, полуглухой, с парализованными рукой и ногой, он держался бодро и храбро. Макклейн славился нелюбовью к России и лично к царю-батюшке, ибо все ракеты, выпущенные китайцами по его истребителю, были имперского производства. Стоило России где-то что-то сделать, как Макклейн тут же солидаризировался с пострадавшей стороной. Например, во время конфликта империи с Грузинским царством, известного как Великая Трёхминутная война, он заявил: «Сегодня мы все грузины»; после вторжения русских в Гельсингфорс – «Сегодня мы все финны», а в процессе утилизации санкционных продуктов таможенными службами империи – «Сегодня мы все персики». Приблизившись вплотную к президенту, Макклейн грозно поднял костыль и привычно провозгласил скрипучим старческим голосом:
– Вы забыли про Россию!
– И верно, – спохватился Быстроногий Олень. – Час уже разговариваем, а о России ни единого слова. Как-то нетрадиционно. Совсем не осталось проблем в мире, чтобы на них свалить? У нас разве всё получается? Некстати мы тут расслабились, джентльмены.
Для Северо-Американских Соединённых Штатов, как и для государств бывшей Австро-Венгрии и западных экс-провинций империи, Россия была крайне удобным пугалом. Один раз Быстроногому Оленю приснилось, что Россия вдруг исчезла. Он искал её и не находил. Из Финляндии звонили в ужасе – у них отняли возможность говорить, что жизнь плоха из-за соседей; в Прибалтике начали сходить с ума, а Израиль и вовсе оборвал звонками секретную линию: евреям не улыбалось оставаться единственными козлами отпущения во всём мире при отсутствии русских. В самом конце сна Рэпид Дир стоял на коленях на площади в Вашингтоне и тщетно взывал к Господу, поднимая к небу лицо в слезах: «Как же нам теперь жить?!» Он мотнул головой, прогоняя наваждение.
Директор ЦРУ неожиданно оживился:
– О, кстати, совсем забыл. К нам сегодня пришла шифровка из Москвы. Я понимаю, это на первый взгляд покажется фантастикой, но докладывают, что боярская номенклатура объединилась с республиканской оппозицией и в самые ближайшие дни готовит дворцовый переворот в Кремле. Один тут минус – бомбить, конечно же, нельзя…
– Печально, – пожевал губами Макклейн. – Однако другого выхода нет. В своё время я назвал Россию «мобильной станцией мёда». К сожалению, в Алавистане мы воочию увидели, что эта станция может в краткие сроки раздолбать всё с воздуха к чёртовой матери. Ограничимся моральной защитой борцов за свободу, а то костей не соберём.
– Безусловно, – обрадовался секретарь Госдепа. – Поддержать такую масштабную революцию – шанс, выпадающий раз в сто лет. Это сколько ж демократии можно настроить и сколько мёда даром получить! Мы давно мечтали о республиканской власти в России. Да я потом внукам буду рассказывать! Нужно финансирование, попрошу господина президента не поскупиться, даже если придётся урезать фонды спецслужб.
– Fuck… – взялся обеими руками за голову директор ЦРУ.
В дальнейшем участники собрания, опасаясь прослушки агентов Отдельного корпуса жандармов, говорили только шёпотом. Был слышен лишь звон бокалов с коктейлями.
Глава 4 Заражение (в самомъ центрѣ славнаго града Корнилова, полдень)
Эстевауслинд даже не стал наслаждаться моментом. Он просто шёл вперёд, пока жандармы блок-поста хватались за горло, а из их ртов выплёскивалась прозрачная жидкость. Он и без того знал, что произойдёт дальше – посинеют, захлебнутся и сдохнут. Сейчас он устроит здесь полнейшее счастье и праздник по полной программе. Джаггернаут постоянно его останавливал, а Хэйлунван всегда был против. Плевать. Теперь один слишком далеко, а другой слишком мёртв… и он сделает с людьми то, что всю жизнь хотел сделать. Только бы сила не подкачала… как же странно она себя ведёт. Его ослепляла белая, чистой воды злоба… Хотя злоба вроде бы не имеет цвета? Да по хрену. Лишь бы хватило возможностей.
Он покажет им всем. Да хоть перед видеокамерами, онлайн, неважно. Пусть забивают Всеволодъ-Сеть, Мордокнигу, блоги видеозаписями и фотографиями: тут обожают смаковать смерть. Вот и отлично. Он заставит с собой считаться. Противно осознавать, до какой степени деградировали собратья. Боги, некогда управлявшие планетой и снисходительно принимавшие от рабов жертвы, трусливо спрятались на дне своего последнего убежища, озера Байкал, опасаясь быть пойманными. Два десятка смертельно больных особей – всё, что осталось от величайшей расы, безраздельно властвовавшей над целой планетой. И кто виноват, кроме них самих? Дали людям уничтожить себя, слишком поздно поняли причину веками изнурявшей их род болезни. Какая идиотская смерть. Дети Великого Отца вымерли лишь потому, что вели нормальный образ жизни… ведь медведи едят людей, и волки тоже… и львы, и тигры… но, оказывается, им удаётся сохранить здоровье потому, что они делают это нерегулярно. Человечество ядовито по природе своей. Их мясо, кости, мозг – сплошной цианид. Раса отравителей. Они убивают всё вокруг, включая леса и реки. Умертвили даже собственных богов. Как жаль – он умрёт раньше, не увидев, как люди передохнут от рака, мутируют в бездумное стадо, превратившись обратно в обезьян.
Да, они непременно станут грёбаными шимпанзе.
Так же, как он сейчас превращается в своё собственное начало. Безусловно, он уже не человек, и изменения могут завершиться в любой момент. И ладно. Так будет лучше. Эстевауслинд живёт слишком долго и может позволить себе умереть «с музыкой». Заслужил. Он выполнил свою задачу – сделал то, что веками ждали от него и Хэйлунван, и другие собратья. Собственно, и в Корнилов-то он прибыл с очередной миссией… кто же знал, что сила вырвется из-под контроля, как тогда, сто лет назад в Турции. В такие моменты ощущается острая боль, разрывающее кожу жжение… жуткие страдания и одновременно сладкое удовольствие. И чувство опустошения, как после секса.
Ах да, секс.
Они дети природы, и мать даровала им множество милостей. В том числе и способность источать феромоны. За считаные секунды запросто очаруют любую человеческую самку, заставят её выть от желания, сдирая с себя платье, испытывая такое влечение, как никогда и ни к кому. Но… что толку? Неконтролируемая сила тоже стала убивать их – не успеешь возжелать девицу, её лёгкие уже переполняются морской водой. Как тогда, на Мальте. Они собрались на конференцию неподалёку от одного из храмов, когда-то построенных великанами в честь их народа. Выпили, конечно, спели… и потеряли бдительность. Казалось бы, всё предсказуемо. Католический остров, ленивый стиль жизни, местные ложатся в девять вечера, встают в семь утра. Но тут какая-то дура приходит ночью на берег искупаться голой (у самых верующих наций всегда в силе языческие обычаи) и застаёт разгар трапезы – обнажённые представители подводного народа отмечают рождение Великого Отца, поедая тела пассажиров затопленного поблизости немецкого военного корабля. Ну а дальше всё просто. Охота (они чуют добычу за пару миль), встреча у развалин храма, возбуждение, предвкушение близости, огорчение (у девицы были месячные, но – признак проклятой болезни – всегда великолепный нюх его подвёл) и… смерть. Страшное разочарование, это и есть бич племени Хэйлунвана, особенно в последнюю тысячу лет – невозможность контролировать внутреннюю силу. Он и понять не успел, что произошло, а девушка уже была мертва. Их предки впрыскивали яд при укусе, им эволюция даровала способность убивать дистанционно. Крики девицы услышали британцы (оказывается, поблизости был блокпост) – разумеется, пришлось явиться к жёлтому песочному домику и без промедления прикончить всех. По закону подлости, проблемы на этом не закончились: выяснилось, что их пир видели издалека рыбаки – к счастью, они возжелали разобраться с «чудищами» лично, с ружьями и гарпунами. С ними также справились за минуту, но тела пришлось бросить – остров покидали в дикой спешке, не до ужина было.
М-да, та ещё выдалась ночка.
За углом небольшого трёхэтажного дома он наткнулся на троих солдат в костюмах химзащиты. Служивые с удивлением уставились на него, внезапность помешала среагировать быстро – двоих Эстевауслинд уложил ударом ножа в сердце, третьему молниеносно сломал шею. Отлично, он так и хотел – костюмчик впору и кровью не запачкан. Переодевание заняло некоторое время, он разделся посреди улицы и напялил на себя одежду убитого – в центре города мёртвых никто ничего не заметит. Теперь его внешность не вызовет вопросов, ибо он неотличим от остальных в Корнилове. Защитный костюм, автомат, пластиковая маска. Трупы с улиц и из зданий уже убрали, а значит, ему понадобится морг в городской больнице – вычисляется по количеству охраны и людей в белых халатах. Велико искушение попробовать силу прямо отсюда, но… есть вероятность, что она сработает вхолостую. Тогда остаются два варианта. Первый – автомат с двумя полными магазинами, шестьдесят четыре свинцовых подарка. Второй – способность, для которой требуется совсем малое количество силы. Но и она поможет ненадолго. Для массового истребления ему необходимы союзники. И он сейчас их получит.
Эстевауслинд давно устал бояться.
Собратья правили Землёй слишком долго, поэтому расслабились. Люди утратили почтение, страх и любовь к ним. Никто больше не поверит в их существование, не возведёт храм, а жрецы не принесут в дар самую откормленную девственницу, рыдающую от счастья и благодарности за выбор. Они больше не могут быть господами, любить и властвовать. Всё, что им доступно, – убивать. Да, вот это он умеет просто отлично. Интересно, какой смысл в том, что его раса много тысяч лет скрывалась в тёмных глубинах вод, стараясь не попадаться на глаза человечеству? Нет, сперва-то понятно – бог и не должен быть виден, разве что издалека. Он обязан представать перед паствой суровым, таинственным и являться лишь избранным, фанатикам, которых легко принять за сумасшедших. Иначе какой он в принципе бог? Раса и прежде допускала к себе лишь отдельных представителей рода человеческого. Людей, трепетавших от восторга, готовых на всё. Хм, кстати, он снова ловит себя на том, что говорит «люди». А они сами кто? По сути, собратья – такая же гуманоидная раса. И подумать только, Джаггернауту больше нравилось считать себя человеком, нежели богом. Посещать джентльменские клубы, курить трубку, рассуждать о погоде, есть стейки… из говядины, а не из сладкого людского мяса. Какой глупый финал. Кто бы мог предположить?
Однажды их едва не разоблачили.
Люди наткнулись на кладбище. Там, где собратья веками хоронили своих. Не осталось ни единого уголка планеты, куда бы не притащились эти поганые скоты. Разрыли, разграбили, развезли в разные страны. К счастью, ни черта не поняли. А собратья даже и вмешаться не смогли – Хэйлунван запретил. Нет-нет, он не оспаривает указаний старшего – несомненно, Хэйлунван самый умный среди них, и возможно, лишь благодаря ему они до сих пор живы… если, конечно, можно назвать это жизнью. Сорок лет назад Хэйлунван запретил убивать людей ради еды – только в научных и исследовательских целях. Даже для подзарядки нельзя… О, подзарядка – вообще отдельный вопрос. С возрастом их способности истощаются, слабеют, энергия исчезает. И тогда требуется обновиться… чего не сделал бедняга Джаггернаут. Увы, ближайший в Европе пункт со Смотрителем – как раз в Санкт-Петербурге. У людей разная подзарядка – сон, массаж, выпивка. У богов – один путь. И в Карфагене, и на Крите, и в Ханаане, и среди тольтеков[36] им приносили в жертву детей… сжигали живьём, позволяя существам его расы впитать в себя живительный пепел юных тел, обрести волшебную власть силы… внушать страх, совершать чудеса. Люди сами приводили своих первенцев, более того – УМОЛЯЛИ, чтобы боги приняли их в жертву. Чего они просили? Никогда – счастья и здоровья для близких, всегда – только ДЕНЕГ. Сейчас человечество насчитывает семь миллиардов особей. Обладая несметными богатствами, его племя могло бы позволить себе закупать живых детей, хотя бы в той же Африке… но Хэйлунван поступил иначе. Определённо, из всего существующего ныне разнообразия видов он напоминает американцев – политкорректен до тошноты. «Мы больше не будем убивать людей без особой нужды» – похоже на лозунг вегетарианцев. Институт Смотрителей, наследственных добытчиков сырья для подзарядки, был создан сразу после падения Западной Римской империи, уничтожившей последние храмы сторонников их культа. Смотрители находили сырьё правдами и неправдами, прежде это было довольно легко – дети в Средневековье погибали часто и во множестве. Из двадцати рождённых в семье младенцев выживала в лучшем случае половина, помогали и эпидемии чумы, и обычная резня, когда захватившие крепость солдаты вражеской армии убивали всех жителей подряд. В редкие мирные годы Смотрители похищали детей, и неспроста появились в Европе мрачные сказки о музыканте с дудочкой, уводящем за собой всех малышей города: чистая правда, пусть и несколько извращённая. Да, он увёл их, и они тоже стали сырьём для подзарядки, все до единого. Так вот, Хэйлунван и этому положил конец. Отныне останки мёртвых детей закупали у могильщиков – в Индии, Китае, Африке. Благодаря китайским «свадьбам мертвецов»[37] контрабанда трупов не являлась чем-то экстраординарным, поэтому Смотрители чувствовали себя как рыба в воде. Также были налажены поставки из бедных стран с высокой детской смертностью, где и живых-то малышей продадут со скидкой. Впрочем, сам Эстевауслинд не убивает младенцев, а сражается с воинами. Как сейчас.
Безошибочно выйдя на площадь Династии Романовых, он одной автоматной очередью срезал всех пятерых охранников на входе в больницу у церкви Петра и Павла, прошёл по длинному коридору и повернул в направлении морга. В отдалении послышались крики и пальба: он знал, что у него мало времени. Выстрелив в замо́к, он проник в зал, где друг на друге штабелями лежали тысячи трупов, снесённых сюда со всего Корнилова. Эстевауслинд встал в центре зала, зажмурился и раскинул руки крестом. Пожалуйста. Только не подведи. Это необходимо. Он почувствовал, как грудь исторгла знакомый жар, и улыбнулся. Сила, по сути, трансформирует клетки людей в морскую воду, а существа его племени повелевают этой жидкостью, словно цари. Ведь человеческое тело на девяносто процентов состоит из воды… они попросту тают. Действуя, как яд варана, сила заражает организм человека мгновенно разлагающим плоть, самым древним на Земле вирусом. То-то, как рассказал по телефону Джаггернаут, следственная бригада на Мальте поразилась результатам анализа – в тканях трупов присутствует вода доисторической давности… А ничего удивительного. Эх, добрый друг Джаг, он думал запутать их, рассказав лишь часть правды и скрыв остальное… Этот вирус неубиваем, он способен жить в остатках сухожилий и в костях десятилетиями – иногда (Эстевауслинд был тому свидетелем) на ноги поднимаются даже скелеты. Заражение вызывает у мертвецов конвульсии – они встают, садятся, проходят по комнате пять-шесть шагов. Но это ещё не всё. Через вирус, разжижающий лёгкие, раса Великого Отца способна управлять захваченным телом. Правда, для подобных фокусов требуется запас энергии. По некоему стечению обстоятельств, небольшой запас у Эстевауслинда как раз есть.
…Он поднял веки и увидел, что окружён вставшими трупами: за их спинами шевелились, оживая, остальные горожане. Да, словно в прошлый раз, когда он поднял здешних мёртвых и приказал им лечь всюду в форме листа клевера – так, как великаны на Мальте строили громадные храмы на морском дне, а филистимские жрецы восторженно приносили жертвы в честь собратьев. Ребячество, дешёвая, непростительная ностальгия по былым временам. Жест отчаяния. На него взирали побелевшие глаза, синие лица по-прежнему источали воду.
Эстевауслинд показал на выход и вежливо произнёс:
– Уважаемые, тут у нас есть небольшая проблема. Будьте так добры, убейте их всех.
Глава 5 Архозавры (подъ славнымъ градомъ Корниловымъ)
На аэродроме их никто не встретил. Обслуга и диспетчеры, спешно переведённые из-под Архангельска, отработали честь по чести, обеспечив точное приземление и трап к аэроплану, однако охраны и солдат (что, в общем-то, естественно на военном объекте) рядом не наблюдалось. Даже в двух чёрных машинах отечественного производства представительского класса «Пракар» («Православная карета»), сиротливо стоявших у выхода, отсутствовали водители, хотя ещё вчера Муравьёв и Антипов, переместившись в Москву на совещание кабинета министров, обещали: люди предупреждены и ждут вас. Женщина-диспетчер рассказала – не далее, как три часа назад, все солдаты срочно сорвались и отбыли в направлении Корнилова. А вот обратно оттуда никто не вернулся.
– Хреново, – мрачно констатировал Каледин. – Мне это определённо не нравится.
– Мне тоже, – согласилась Алиса. – Но, по-моему, особо беспокоиться не следует. Заметь, мы уже дважды выпутывались из передряг, обещавших большие проблемы.
– Так вот в том-то и дело, – расстроился Фёдор. – Я недаром тебе в прошлый раз сказал – пусть идут к розовым пони все третьи части приключений харизматичных супергероев.
– Помнится, ты тогда другое направление указал, – подняла бровь Алиса.
– Да, но мы сейчас с ребёнком и посему на диво культурны, – просветил её Каледин. – Именно третья часть, дорогая, меня конкретно напрягла. Если продолжение не запланировано, все главные персонажи погибают. Весьма героически и масштабно, но тебя это вряд ли утешит. Лично я бы сейчас на наше будущее и двух евро не поставил – там точно произошло что-то плохое. Аэродром военный, давай запасёмся оружием.
Хайнца Модестовича идея в восторг не привела.
– Сударь, – усомнился он, – может, лучше будет известить полицию?
Каледин, Алиса, Майлов и даже Варвара усмехнулись, причём синхронно.
– И что нам это даст? – поинтересовался Фёдор. – Ближайший полицейский пост находится в Архангельске. В самом Корнилове присутствовало около тысячи солдат, а охрана аэропорта уехала в город и не вернулась. Тут не полицию надо вызывать, а авиацию. У меня плохие предчувствия. Пожалуйста, подготовьтесь как следует.
Обер-медэксперт Шварц настроя Каледина не разделял. Более того, он отошёл в сторону, чтобы втихую, предательски позвонить начальству. Однако рукотрёпы Антипова и Муравьёва оказались отключены. Удивившись этому, Хайнц Модестович набрал пару номеров других чиновников в Москве и Петербурге. Их обладатели тоже не проявили желания взять трубку. Штабс-капитан Шварц погрузился в сомнения и снова сделал вывод – возможно, как и в первый вечер в самолёте, ему снится странный сон. Посему лучше не барахтаться на месте, а плыть по течению – вдруг зло снова побеседовать придёт.
…Каледин и Майлов ушли искать комнату спецназа и вернулись, навьюченные лёгким пулемётом, тремя автоматами и двумя гранатомётами. Потом вся компания расселась по «Пракарам» – в одну Каледин, Алиса и Варвара, в другую Шварц и Майлов. Фёдор не счёл хорошей идеей оставлять бывшую жену и дочь без охраны на аэродроме и потребовал от Алисы обещание – едва они встретят солдат, та с Варей тут же выйдет и попросит взять их под защиту. Фон Трахтенберг не возражала, поскольку геройствовать желания не имела – каждая маленькая и слабая женщина, если даже ей приходилось неоднократно отгрызать головы медведям, в душе лелеет мечту остаться маленькой и слабой.
Выехали на небольшой скорости – Каледин параноидально опасался засады. Варвара, меж тем, соблюдала ледяное спокойствие.
– Я знаю, от кого произошли люди, которых вы обсуждали в аэроплане, – объявила она.
– Как здорово, что ты умеешь столь виртуозно притворяться, – восхитился Каледин, поворачивая руль вправо. – Тебе семь лет, а уже словно тридцать три года замужем.
– Я не выйду замуж, – парировала Варвара. – Сложно сказать, найдётся ли человек, готовый мириться с тем, что я могу съесть за день три фунта мороженого и не уступить ему ни ложки. Так вот, папа, на самом деле всё просто. Меня уже целый год интересует, почему люди произошли от обезьян – правда, сие отрицают в киндергартене[38] на уроках закона Божьего. Нет, обезьянки, конечно, прикольные и смешные, и мы на них похожи. Но разве они первые населяли Землю? А вдруг до них правила неизвестная раса, имевшая совсем других предков? Ты сам рассказывал мне, что первыми на Земле обитали динозавры.
В голове Алисы словно взорвался огненный шар.
– Боже мой, – повернулась она к Каледину. – Ты понимаешь, о чём Варя говорит?
– Нет, – коротко ответил тот, глядя на дорогу.
– ДНК комодского варана, – произнесла Алиса медленно, словно смакуя каждое слово. – Эти рептилии переселились на остров Комодо около миллиона лет назад, и они – одни из редких уцелевших потомков прежних обитателей Земли – архозавров, сухопутных крокодилов на высоких ногах, исчезнувших во время триасового вымирания. Генетический код человека совпадает с кодом шимпанзе примерно на девяносто пять процентов, а результаты экспертизы трупа Гудмэна свидетельствуют о том, что он являлся родственником варана с Комодо на три четверти… Джеймс и есть представитель вымирающей расы, сохранявшей себя на протяжении десятков тысяч лет. Только если мы произошли от обезьян, то существа с ДНК доисторических ящериц, способные уничтожить город, имеют в качестве своих прародителей… динозавров.
Каледин резко остановил машину – так, что следовавший за ним Майлов еле успел затормозить, прошептав слова, кои нельзя произносить вслух среди господ офицеров. А если и можно, то исключительно на фронте, и то после трёхчасовой бомбардировки.
– Серьёзно? – спросил Фёдор. – Ты веришь в такую…
– Да! – припечатала его Алиса. – А на самом-то деле, чего здесь удивительного? Мы с тобой в нынешнем виде – результат того, что четыре миллиона лет назад австралопитеки поднялись с четверенек и научились копать палками землю, добывая коренья, и раскалывать орехи. А впоследствии были питекантропы и неандертальцы. Жизнь на Земле существует сто миллионов лет, мало ли какие виды населяли планету до нас. Если люди произошли от обезьян, то почему не быть расе, ведущей родословную от динозавров? Разумные ящерицы вполне могли встать на ноги и управлять людьми, считая тех своим пусть разумным, но домашним скотом. Ведь мы тоже хвалим собак, называя их умными, но никому и в голову не придёт сказать, что они нам ровня. Ты об этом не думал?
Ответить Каледин не успел – вмешалась Варвара.
– Меня пугают слова вроде «австралопитек», – заявила она. – И вообще, я уже не рада, что навела вас на такие мысли, половину выражений не понимаю. Нельзя ли мороженого?
– Замолчи! – хором приказали Алиса и Каледин, и Варвара кротко послушалась.
Фёдор погрузился в раздумья, заглушив мотор.
– А почему мы не едем? – осторожно спросил медэксперт Шварц, сидевший в другой машине. Он опасался высказывать свои сомнения громче и в принципе что-то требовать. Единственным его желанием было сейчас убраться подальше от этой кошмарной семьи в родной Дрезден и за кружкой пива рассказать соседке, добропорядочной фрау Гретель, об ужасах варварской России, где крайне верна поговорка «муж и жена – одна сатана».
– Это там их дело господское, – дипломатично заметил вахмистр Майлов. – Сейчас обсудят, что им надо, и дальше поедем. Вы меня поймите, ваше благородие, я вмешиваться не хочу. Их сиятельство граф Фёдор сразу замучает листократическими выражениями, а графиня другие выражения знает не хуже. Ну их в баню, господин хороший. И чего б нам не постоять, эвон природа какая, полюбуйтесь на лепесточки…
Хайнц Модестович осознал, что вахмистр, несмотря на запах нечищеных зубов, в глубине души философ помощнее Сократа, посему лучше действительно его послушать. Если он не смог справиться с графской дочерью, где уж ему совладать с целой семьёй! Обер-медэксперт открыл окно и начал по совету доброго Майлова созерцать лепесточки.
Каледин, меж тем, находился в полном раздрае. Он молчал и, что называется, «завис». Варвара, оценив обстановку, стандартно прикинулась спящей – так опоссумы притворяются мёртвыми с целью спасения своей жизни. Алиса осторожно потрясла Фёдора за плечо и вежливо улыбнулась.
– Ну, ты же сам говорил мне про верования майя, – напомнила она. – Глядя в зоопарке, как макака лопает банан, трудно поверить, что подобное животное имеет близкое с нами родство. С динозаврами, конечно, ещё сложнее, но если так прикинуть, теоретически любое животное могло эволюционировать в человека – всё зависит от степени развития. А динозавры были очень умные… у них имелся даже язык для общения друг с другом, миллионы лет назад они охотились стаями и звали на помощь.
Каледин на секунду представил себе, как в человека эволюционируют морская свинка и ангорский хомяк, но злить Алису не стал.
– Значит, дело обстоит так, – медленно произнёс он. – Возможно, около миллиона лет назад на Земле зародилась раса разумных существ – человекообразных ящериц, чьими предками являлись динозавры. Они без проблем передвигались на суше, хотя предпочитали воду как естественную среду. В числе их сверхъестественных способностей было удивительное долголетие, то есть они могли жить по двадцать-тридцать тысяч годков. Рептилии выделяли мощную энергию, превращая плоть других существ в воду и заставляя жертв умирать в конвульсиях утопленников. Человекообразных созданий они использовали как скотину – индусы, китайцы и африканцы и сейчас едят мясо обезьян, не считая это людоедством. Со временем ящерицы начали вымирать от болезни куру, вызванной употреблением в пищу человека. На заре первых цивилизаций они считались богами во многих уголках Земли. Им приносили кровавые жертвы, их почитали, им поклонялись… до тех пор, пока людей-варанов не стало совсем уж мало, а божества в виде чудовищ не сменились привычными ныне иконами.
– Варвара, ты точно спишь? – осторожно спросила Алиса.
Мудрая Варвара прилежно изобразила ровное сопение. Мутер успокоилась.
– Да, – подтвердила она слова Фёдора. – И в конце концов они исчезли как вид – думаю, их осталось не больше пары десятков. Живут в воде, прячутся от остальных… возможно, та самая Несси в озере Лох-Несс – не такой уж и миф. Они больше не способны контролировать свою энергию, и та выплёскивается наружу, убивая окружающих. Похоже, инцидент в Корнилове – действительно несчастный случай, когда одна из рептилий либо не смогла удержать рвущуюся из себя силу, либо сошла с ума. Судя по внешнему виду Гудмэна, в них остаётся всё меньше человеческого. Скоро они навсегда превратятся в тех, кем являлись раньше, – в кровожадных первобытных хищников.
– Ты ведь понимаешь – нам не поверят, – вздохнул Каледин.
– Поверят, и ещё как! – яростно возразила Алиса. – Но для этого надо взять живым или мёртвым и предъявить начальству какого-нибудь соплеменника Гудмэна. А вот как его поймать – другой вопрос. Нет, найти-то мы злодея найдём. Но насколько я помню, ты их всех убиваешь.
– Есть такое, – согласился Каледин. – Просто выбора не дают. Зло натурально чересчур вредное. В первый раз я был не виноват, оно само сгорело. Во второй – ну как? Человек стоит с пистолетом. Я предупредил, что убью его, а он не послушался. Злодеи в принципе по-детски наивный народ, они думают, я с ними буду шутки шутить, ага.
Алиса склонилась к Фёдору и положила руку ему на плечо.
– Да пофиг, – сказала она. – Давай поймаем его. А дальше уже разберёмся.
Через полчаса оба «Пракара» въехали в Корнилов. Майлов снова взорвался потоком беззвучных слов – Каледин, как и в прошлый раз, резко затормозил. Поставив оружие на боевой взвод, Фёдор вышел из машины, осматриваясь по сторонам. Алиса прижала ладонь ко рту, а потом положила её на глаза непритворно задремавшей Варвары. Улицы Корнилова оказались завалены трупами. Не как в первый день, когда они прилетели сюда по спецвызову из Москвы, а ещё хуже. Стоны раненых не звучали – все люди, вне сомнений, были мертвы. В лужах крови застыли спецназовцы, офицеры Отдельного корпуса жандармов, коллеги обер-медэксперта Шварца в белых халатах. На мертвецах виднелись укусы, у многих были оторваны кисти, разрезана шея. Возле новых жертв лежали жители города Корнилова, уже погибшие несколько дней назад. Тела замерли в причудливых позах – многие не отпускали горло ближайшего спецназовца, из отверстий на груди и в животе, проделанных разрывными пулями, стекала розоватая от крови вода. Было ощущение, что они не умерли, а отключились, словно роботы.
Белый как мел медэксперт Шварц опустился на одно колено, проверяя пульс у лежащих людей. Никто не пошевелился, не издал ни единого звука. Каледин и Майлов водили стволами автоматов, но враг не появлялся в поле зрения. Город Корнилов был мёртв.
И тут раздались шаги. Их было слышно издалека – дрожала земля.
– О, как чудесно, – донёсся бархатный голос. – Честное слово, если бы я сам не был богом, то сказал бы сейчас – слава Тебе, Создатель. О лучшем я и мечтать не мог – словно доставили пиццу после трёх дней голода. Пожалуйста, оставайтесь на месте, и я закончу то, что не получилось у моего друга Джаггернаута. Это будет достойный финальный аккорд.
Каледин уставился на движущееся им навстречу огромное, грузное и блестящее чешуёй существо, в котором больше не было ничего человеческого, и у него открылся рот. Майлов поднял руку для крестного знамения, однако так и замер, не донеся собранные в щепоть пальцы до лба. Алиса коротко, но громко взвизгнула. Варвара проснулась и прилипла к стеклу дверцы, высунув от восторга язык. У Шварца задёргались мышцы на лице, он не мог оторвать взгляд от монстра ростом с трёхэтажный дом.
– Вау, – сказала Варвара.
– Как я сразу-то не догадался… – сказал Каледин.
– Мать вашу в ухо да всем взводом, – сказал Майлов.
– Надо было деньги с карточки потратить, – сказала Алиса.
И только обер-медэксперт, штабс-капитан Хайнц Модестович Шварц в этот знаменательный момент совершенно ничего не сказал, ибо разом охуел окончательно и бесповоротно.
Существо внимательно посмотрело на Варвару и облизнуло зубы чёрным языком.
– Закрой глаза, детка… – сказал дракон.
Проблеск № 8
Царь воды
(на дне озера, среди развалин храма, 2013 год)
– Вы знаете, как я их ненавижу. Это несправедливо, что умираем мы, а не они.
– (Улыбка.) Поверь, любезный, до них в итоге тоже очередь дойдёт.
– Честно говоря, я замучился ждать. Я согласен, мы далеко не ангелы и в контексте современного мира рассматриваемся как чудовища. Но посмотрите на разнузданную кампанию, которая ведётся против нас: настоящее торжество чёрного пиара. Взять хотя бы Дейнерис Таргариен. Её драконы недалеко ушли от амёб по поведению, они тупее собак – умеют только жрать, спать и изрыгать огонь. Змей Горыныч вообще чернобыльский мутант. Откуда они взяли, что у дракона должно быть три головы?
– (Мягким голосом.) Брат мой, про Горыныча славяне слагали былины. А какой житель Киевской Руси, Польши или Чехии пойдёт на смертный бой, не подкрепившись хорошенько дедовскими медами? Конечно, они видели у дракона несколько голов. Три – это ещё ничего. Учитывая, как они пьют – хорошо, что не десять.
– (Упрямо.) Всё равно. Они уроды. Не стесняются показать, как богатырь уничтожает детёнышей дракона, и считают избиение младенцев настоящим подвигом.
– Им неизвестно, до какой степени это для нас больной вопрос.
– Им вообще ничего неизвестно, собрат Хэйлунван.
– Нет, на Востоке давно о чём-то догадываются, мой дорогой. Пусть они уверены, что мы давно исчезли, но и китайцы, и корейцы, и вьетнамцы до сих пор считают нас божественными созданиями, а не кровавыми маньяками, достойными лишь меча святого Георгия. Именно в их сказаниях всё как положено: мы владыки водных стихий, а древнейшим обиталищем драконов является дно озера Бэйхай, где живут самые старые и самые большие особи. Верь я в теорию заговора, допустил бы, что кто-то из наших в древности напился в азиатской лапшевне и слил информацию кому не следовало. Знаешь, мне больше всего нравятся монголы. Именно они, случайно обнаружив наше кладбище в Гоби, прозвали его «Землёй драконов», в то время как понаехавшие со всего мира палеонтологи посчитали нас динозаврами, бесстыдно растащив по музеям кости и черепа. Им невдомёк, что динозавры – такие же наши первобытные предки, как у них обезьяны: драконами нас сделала эволюция. Монголы в мифах очень почтительны к нам, величают нас «догшин хара», то есть «чёрные и свирепые». В твоём случае они не ошиблись.
– Вам бы всё шутить, собрат. Хотя понимаю, против логики возразить сложно. У нас всегда было противостояние между европейскими и азиатскими драконами по вопросу, куда двигаться дальше. Европейцы хотели воевать, азиаты – развиваться духовно. В итоге европейские драконы погибли ещё в раннем Средневековье – остались только я да Джаггернаут. А ваша любовь к восточной культуре известна.
– (Кивок.) Да, я не отрицаю. Но этому есть объяснение, и я уже привёл его выше. По мнению монголов, семьдесят семь драконов заселяют моря, ручьи, водоёмы и даже колодцы. Мы мудры, рассудительны и философичны, нас изображают на одежде и флагах… Думаю, мы смогли бы править Азией и сейчас, но такого не допустит остальной мир. Люди жестоки к своим бывшим кумирам. Когда-то они были счастливы служить нам блюдом, а теперь сами сожрать готовы. Однако в Гонконге до сих пор строят небоскрёбы так, чтобы на крыше могли гнездиться драконы.[39] Для китайцев мы – сказочные божества дождя. И выглядим как люди… ну, то есть почти как люди – согласно поверьям Поднебесной, «повелитель воды», живущий в озере Байкал, имеет тело человека и голову дракона. Воистину, их легенды – точная хроника наших взаимоотношений с хомо сапиенс. Ты же помнишь, наши храмы продержались в Китае дольше, чем где бы то ни было, и до первого крушения Цинской империи[40] ни один простолюдин не имел права вышивать дракона на своём халате – иначе ему отрубали голову. Только император, «сын неба», благоговейно прикасался к изображениям «царя воды». Я по-прежнему уверен, что драконам надо было сразу бросить храмы в Европе и культивировать нашу религию в Азии. Но тогда мне возразили – Европа приносила человеческие жертвы, а по азиатским поверьям, если драконы кровожадны, они погибают. Что, собственно, с нами и произошло.
– (Грустно.) Очень печально. Мы уходим, а они остаются.
– Думаешь, мне не печально, собрат Эстевауслинд? Всё равно что людям осознать – после них на планете останутся лишь мыши и тараканы, прекрасно переносящие радиацию. Но кто мог догадаться? Столько тысяч лет мы употребляли мясо людей в пищу, и вдруг оказалось, что оно отравляет токсинами наш организм. Как и человечество, мы понятия не имели, что если драконы человекообразны, для тонуса им требуется иметь в рационе больше растительной еды – овощей и фруктов.
– (Печальным тоном.) Да, пришлось даже похитить того знаменитого французского диетолога. Правда, увидев наш истинный облик, он сошёл с ума и ничем не помог.
– Кладбище в Гоби разрослось с годами, там похоронены сотни. В других местах – тоже. В конце концов, разве мы одни исчезаем с лица Земли? Если верить учёным, эта участь ждёт девяносто девять процентов земных видов. Вспомни сумчатого волка с острова Тасмания, китайского речного дельфина, каспийского тигра. Их больше нет. Чем мы отличаемся от прочих существ? Сейчас в мире такая экология, что непонятно, как мы дожили до нынешних времён. В любом случае не следовало есть людей.
– (Гордо.) Мы – драконы! Мы должны питаться крупными особями.
– (С раздражением.) Да ладно, Эстевауслинд. Человечество вон спокойно сменило мамонтов на куриные наггетсы и картошку, и ничего с ним не произошло. Они просто развивались быстрее нас и быстрее формировали техническую мысль, пока мы наслаждались статусом богов. Быть богом – ну это типа олл-инклюзив. Тебе всё принесут, всё сделают, каждый день новое меню… А ведь раньше люди искренне любили нас, хоть и боялись. Нынешнее сохранение нашего культа в Азии это подтверждает. Да и не только там. Помнишь Роанок, колонию в Северной Америке?
– (Короткая усмешка.) Конечно, помню, Хэйлунван. Случай выхода энергии из-под контроля, и где? Стыдно сказать, на острове с индейцами, издревле поклонявшимися нашему образу. До сих пор в памяти деревянный идол на поляне. С красной драконьей головой.
– Не думаю, что там дело было в энергии. Такое в прежние времена происходило слишком часто, чтобы я поверил в случайность подобного массового истребления. Нет, я не исключаю – возможно, на Роаноке действительно произошёл технический сбой. Но будем уж откровенны (пристальный взгляд в глаза собеседнику), зачастую на вспышку силы списывали банальное желание собратьев устроить себе банкет из человеческой плоти. Кто именно уничтожил колонию? Как его звали? Вертится в голове…
– Яматано.
– Да, бедняга был обижен на людей ещё больше тебя. Его огорчал, как ты выражаешься, «чёрный пиар» – японская легенда о том, что дракон Яматано, обитавший в реке Хи, якобы съедал по одной девушке в год в течение семи лет, за что впоследствии чудовище коварно уничтожили, предварительно подпоив едва ли не цистерной сакэ. Тут сразу три несоответствия. Он уминал по семь девиц в месяц, но ты понимаешь, пресса врала и тогда. Вместо цистерны, как божился Яматано, ему поднесли одну чашечку фарфоровую, да и то сакэ было на донышке. Далее, богатыря он слопал через три минуты после начала сражения, но тот, отправляясь на битву, раззвонил всем в окрестностях, что дракон уже повержен. Вот его и стали заранее считать победителем – Яматано не мог ничего доказать. А ты ж знаешь этих японских драконов – на диво обидчивы, особенно если кто-то принижает их значение.
– Точно. Я просто ангел по сравнению с японцами.
– Ну вот. Возможно, парень просто не сдержал себя в Роаноке, захотев полакомиться. По слухам, там был не только он, но и ещё несколько собратьев. Теперь уже и не проверишь, бедняга Яматано скончался двести лет назад. А столько версий, столько разговоров… Ты представляешь, насчёт букв CRO, нацарапанных на дереве, защищены диссертации, написаны книги. Как только ни истолковывали: название племени индейцев, призыв грозы, молитва. Никому и в голову не пришло, что вырезал буквы, скорее всего, ребёнок, торопясь… иногда дети любят дорисовывать отдельные буквы, сперва написав слово целиком. И уж куда как часто в детстве пишут букву в виде O, но с хвостиком сбоку. Дитя начертило DRA, то есть половину слова DRAGON – «дракон», но об этом до сих пор не догадались. И конечно, Яматано часто являлся в своём истинном облике… внешность человека он не любил.
– Это не у всех получается.
– Скоро получится у всех. Мы дичаем и становимся похожи на своих прародителей – в душе ничего, кроме охоты и жажды убийства. Вот только времена сейчас другие. Нам не станут поклоняться, а уничтожат. Выживших без церемоний посадят в клетки. Но даже такая страшная перспектива беспокоит не так, как остальные проблемы. Ты знаешь, существует и другая причина, по которой нашей расе без людей было не обойтись. Иначе мы бы не превратились в богов, а навечно остались животными.
– Само собой. Поэтому мы и спаривались с девушками человеческого племени, поскольку наши самки стали вымирать ещё раньше… и вымерли достаточно давно. Взять любую легенду – почти нигде не упоминаются драконы женского пола, разве что дракайны в древнегреческих мифах: существа, превращающиеся то в чудовище с чешуёй, то в прекрасную деву. Изменение в генах произошло уже тогда. Сначала в нашем племени перестали рождаться девочки, а затем мы и вовсе сделались бесплодны, утратив репродуктивные функции. Мы очаровывали женщин сотнями, но не могли сделать им детей. Вот тогда и стало ясно – это наш личный апокалипсис. Мы, населяющие Землю миллион лет, пришли к своему финалу, нас осталось даже меньше, чем дальневосточных леопардов… Но леопарды могут плодиться, а драконы – нет.
– Ты прав. Уже на заре цивилизаций с потомством начинались проблемы, а мы не придали этому значения, озабоченные лишь самолюбованием и властью над человечеством. Дракайны тоже спаривались с людьми, взять хотя бы случай Ехидны и Тифона, но их отпрыски получались сумасшедшими монстрами вроде Колхидского дракона,[41] не годного ни на что, кроме как по-собачьи сидеть у дуба, сторожа Золотое руно.
– (Грустный вздох.) Да, знавал я того парня из Колхиды. Абсолютный дебил, попросту двух слов связать не мог, но без труда устроился на должность главного хранителя руна. Тупейшим образом провалил свои служебные обязанности – ну и, разумеется, пал от руки Диомеда. Честно говоря, я не стал вступаться – чем меньше мутантов, сидящих у дуба и пускающих слюни, тем чище раса. Разве я знал, что возникнут такие проблемы в дальнейшем? Наше семя мёртвое, и человеческие самки больше не могут от нас понести. Но я не готов отказаться от надежды. Прости, мне сложно взваливать на тебя столь тяжёлую ношу, обследование показало – только у тебя из всех нас есть шанс. И раньше-то это было непросто – спаривание, приводящее к зачатию, возможно у драконов лишь раз в двенадцать лет, тысячу дней спустя после Особого Года, в конце весны у самцов, в конце лета у самок. И ведь, казалось бы, что может быть проще – охмурить девицу хомо сапиенс, сделать искусственное оплодотворение в клинике, но… сразу станет ясно, что это нечеловеческое семя.
– Я думаю, и тут не было бы толку. Мы способны зачать потомство только в определённое время – при точном положении Сатурна, при полной луне, естественным путём. И да, я стараюсь. Однако ничего не получается. Я уж не говорю, как трудно уломать человеческую самку не использовать презерватив. Из-за СПИДа все с ума посходили. Кстати, Прекрасная не объявлялась? Честное слово, я периодически скучаю по ней.
– Нет, к сожалению. Но ты же её знаешь – взбалмошная, горячая натура. Ты ведь тоже когда-то уходил из племени и потом вернулся. Я уверен, и с ней это произойдёт. Прости, мне пора плыть. Я искренне надеюсь на тебя. Скоро придёт время…
– Хорошо, собрат. Я обязательно постараюсь.
Глава 6 Якобинцы (градъ Москва, трактирчикъ «Мѣщанинъ» на Сухаревкѣ)
Если бы сослуживцы увидели сейчас шефа Отдельного корпуса жандармов Виктора Антипова вкупе с директором департамента полиции МВД Арсением Муравьёвым, они бы немало удивились. Оба сатрапа империи, одетые в простонародные рубашки и плисовые штаны, сидели за столиком и пили виски «Джемисон» из деревянных кружек. Над карманом у каждого повисла увядшая гвоздика – символ произошедшей вчера антимонархической революции, – а на макушку был нахлобучен красный головной убор, похожий на фригийский колпак. «Мещанинъ» являлся кошмарно заплёванной забегаловкой, где коротали вечера мастеровые, бывшие извозчики да отставные унтер-офицеры. Муравьёв и Антипов использовали заведение для спокойных бесед о жизни и политике, не боясь подслушивающих устройств и случайной встречи со знакомыми.
Оба сначала молчали, посвящая время выпивке и закуске.
– Как ты думаешь, это не он сам организовал? – деликатно спросил наконец Муравьёв.
– Признаться, тут я теряюсь в догадках, – ответствовал Антипов, вкушая рулетики из баклажанов. – Действия его величества даже баба Ванга предсказать не сможет. Ты помнишь, восемь лет назад он – хлоп! – аналогично издаёт манифест об отречении и пасечника императором назначает? А потом – раз! – возвращается, и нам из гуляй-ящика втирают по поводу преемственности русской национальной идеи царей-соправителей, Петра и Ивана.[42] Так что стопроцентно мы с тобой не определим. Всё может быть – и интрига государева, и настоящая революция. Поймём мы это, к сожалению, не завтра.
– Ну, как-то странно, согласись, – задумчиво произнёс Муравьёв. – Государь объявляет об отречении, при этом никакого телевыступления, ноль комментариев для прессы, и в принципе нигде его нет. Сообщение зачитал диктор, то есть это… говорун по гуляй-ящику. Просто здрассте-пожалуйста, с сегодняшнего дня монархия упразднена, объявляется республика, выборы в Учредительное собрание. Я в штаб партии «Царь-батюшка» звонил, они понятия не имеют, что произошло, но на всякий пожарный вовсю готовятся переименоваться. Есть два варианта: «Народ-богоносец» и «Либерал-красавчик», в зависимости от настроя трудящихся. Нет, случалось, что император пропадал неведомо где, он обожает сюрпризы. Но тут… я погребён под грудой версий. То есть, как бы, у нас полтора дня республика, должны избрать президента и новый парламент. Хрень какая-то! – Он с душой отхлебнул половину кружки.
– Уж не говори, – поддакнул Антипов. – И на хер нам сдалась эта республика? Временное правительство с февраля по август семнадцатого сидело. Так и что в нём было хорошего? Бардак на фронте, в магазинах селёдки и той не купишь, разброд и шатание. Нет, я по-человечески-то понимаю – конкретный государь не нравится. Ну так, Господи Иисусе, да задавите его ночью подушкой и возведите на престол нового, можно подумать, что-то экстраординарное изобретать надо. А республика чего? Каждые шесть лет новый царь? Тут на одних портретах в госучреждениях разоришься… Но да, я в разговорах с подчинёнными сказал, что испытываю «осторожный оптимизм» и, дескать, были у нас уже республики – и Новгородская, и Псковская, и та же «семибоярщина»…
– Вот про «семибоярщину» ты реально зря. – Муравьёв так воткнул вилку в квашеный помидор, что сок забрызгал столешницу. – Они ж типа предателями считаются.[43]
– Ой, да ладно! – отмахнулся Антипов. – Ты словно японец какой, а не житель Руси великой. У нас постоянно в учебниках – сначала герой, потом предатель, после опять герой. Ты вспомни бой Пересвета и Челубея на Куликовом поле. Сперва в имперских учебниках писали, что Пересвет прекрасен и благороден, далее объясняли – Челубей прекрасен и благороден чуточку меньше, но тоже за свою Родину сражался. Теперь учёные сходятся во мнении, что оба отличные ребята, а в их гибели виноват Запад. – Он стянул с головы колпак и с ненавистью повертел его в руках. – Вот для чего это? Народ как с ума посходил. Красные банты, гвоздики, лажа фригийская. Те же самые люди, что вчера клялись государю в верности, теперь показывают себя завзятыми республиканцами. Боже, да ещё два дня назад государев рейтинг девяносто процентов составлял, а сегодня и трёх монархистов в городе днём с огнём не найдёшь!
– А когда у нас иначе было? – удивился Муравьёв. – Тут даже лейб-гвардия предъявит доказательства: мол, они с детского сада читали мемуары декабристов, переводили интервью Керенского и готовили втайне бунт с требованием Конституции. Хотя, собственно, я так и думал – ежели чего, в защиту царя ни одна собака не выступит. Они клянутся ему в любви, но умирать за него никто не хочет, уже в Грецию на пляж тур куплен, отпускной сезон же. Не, я императора люблю. Но у меня ощущение, что он давно от действительности оторвался. Как гуляй-ящик включу, там по всем каналам блокбастер про супергероя – государь зашёл в клетку к разъярённому дикому слону, государь взмыл ввысь с грифами и летучими белками, государь в батискафе нырнул на дно Чёрного моря, и сам Ктулху поддержал царственные начинания по объединению Руси. И ничем больше не интересуется. Знаешь, что я думаю? Он небось про революцию и не знает. Манифест подделали, Шкуро и раньше от царского имени указы подписывал, не впервой. Газет царь-батюшка не читает, радио не слушает, кино смотреть не изволит – один Квасов к нему заходит с отредактированной информацией, дабы монаршую особу не огорчить. Пару улиц вокруг Кремля можно оставить с царскими портретами, и государь даже не заметит, что власть-то сменилась.
У столика возник половой, воплощённая услужливость и расторопность:
– Чего-с ещё желаете, господа хорошие? С радостью угостим вас жаренными на сковороде колбасками, да в капусточке, по-дрезденски квашенной-с…
– Не, братец, – решительно остановил порыв трактирного слуги Антипов. – Здесь уж от греха не знаешь, куда и деваться. Поешь колбасок, так с ходу в роялисты либо немчины запишут. С другой стороны, чёрт знает, чего брать – русскую кухню иль французскую, какие идеи сейчас верх возьмут, чтоб попатриотичнее… Ты вот что… притарань-ка нам устриц свежих из Бретани, а к ним натри хрену побольше… пирогов тащи с визигой и блюдо лягушачьих лапок провансаль… ну и хамбургер тож сообрази, и не совсем мериканский, а шоб булочка, но внутрь лососины не пожалей, да помалосольнее…
– Нельзя, – с огорчением остановил друга Муравьёв. – Лососину ж финны едят.
– А, ну да, – спохватился Антипов. – Тогда в хамбургер селёдочки да картошки рассыпчатой нарисуй. Ну и багет туда ж, пополам с чёрным хлебушком. Уяснил?
– Так точно-с, ваше благородие! – сказал половой и унёсся на кухню.
Друзья разлили в резные кружки остатки «Джемисона».
– И что же дальше случится? – задумался Муравьёв.
– Да банально, – выдохнул пары виски Антипов. – Ты французскую историю читал? Сначала там была одна революция, когда короля Людовика нашинковали. Потом сместили тех, кто его разделал. Затем и этих тоже, да ещё и головы им на гильотине порубили. Дальше, кажись, по-новой два переворота, я уже сбился. Ну, а завершилось коронацией Наполеона, на всё про всё пятнадцать годков ушло. Только тут не французское бланманже, а Расея-матушка. У нас такое и за неделю может произойти. Сам знаешь, на Руси от политика ждут чуда. Чтобы вступил в должность, а завтра жизнь как в Швеции, и до послезавтра ждать несогласны – порвут в лоскуты. Не приживётся у нас Учредительное собрание, точно тебе говорю. И президент не приживётся, чай, не североамериканцы. Через пару лет народ хором взвоет: государя хотим! Сейчас Сеньку Карнавального освободили из-под ареста, он показательно в «Яръ» поехал, сидит там, осетрину трескает и в интервью жалуется: отощал, с неделю икры не видал. Топоровский прилетел, на коленях от метро к храму Христа Спасителя прополз, бородищей мостовую подметал. В храме икону целовал, божился жизнь положить за православие, хотя масон.
– А Запад чё? – моргнул Муравьёв, нехотя отрываясь от ветчины.
– А чё ему? – флегматично отозвался Антипов. – Они, наивные, думают, что мы и цены на мёд разом снизим, и аэропланы из Алавистана отзовём, и Гельсингфорс на блюдечке финнам притащим. Да щас. Нам без внешнего врага никак, иначе мы друг другу морду бить начинаем. Печенеги, монголы, поляки, турки, французы, немчура… Не, брат, без Запада не обойтись. Хотя лично я вот совершенно не против масонов. Очень удобный народец. Сидят где-то в тёмных подвалах, пакостят помаленьку. Дали б мне волю, я бы на государственном жалованье специально отряд масонов держал, ибо знаешь, это вечное, а североамериканцы там всякие, цээру, французы и фрицы – суть преходящее.
Половой, сноровисто оперируя тарелками, расставил хамбургер, устриц, лягушек и багет.
Муравьёв перекрестился и от души обмакнул устрицу в хрен.
– А ты знаешь, есть можно, – сказал он, с усилием прожёвывая плоть морского создания. – То бишь, если либералы победят на выборах в Учредительное, приноровимся. Главное, чтобы прокитайская партия не выиграла, иначе у меня сил не хватит тараканов жрать.
– Придётся, – потянулся за хамбургером Антипов. – Ты ж знаешь, батюшка, мы с тобой люди служивые. Прикажут, так похрумкаем, горчички сверху намажем да похвалим. Ещё и привыкнем, и даже обходиться без тараканов в обед не сможем.
– Оставят ли нас на службе? – вздохнул Муравьёв и обречённо наколол на вилку лягушку.
– Интересно, а кого назначат? – удивился Антипов. – Да я тебя умоляю! Абреки с Кавказа никуда не денутся. Жульё так и будет фальшивый мёд сахаром бодяжить. Скоро появятся недовольные новой властью, их понадобится с улиц убирать – и как ты думаешь, кто этим займётся? Отряд кроликов из Мордокниги? Не, полиция во фригийских колпаках. Раньше мы во имя его императорского величества демонстрантам по роже стучали, а теперь – за-ради свободы. Лозунги разные, а синяки будут те же. Кто им водомёты включит, слезоточивый газ правильно распылит, наручники защёлкнет? Я тебя умоляю… Разве мы реакционеры какие-нибудь? Что ты, голубчик, да мы красавцы! Мы очень даже. Плюнь на лягушатину энту, отведай пирога с визигой – патриотизм сейчас в тренде.
– А не опасно ли говорить «в тренде»? – шепнул Муравьёв и оглянулся. – Мы ж не знаем, кто из республиканцев возьмёт верх – почвенники или либералы. Давай я на всякий случай лягушачью ножку в начинку запихну. Так уж точно не придерутся. А кстати, как ты думаешь, что у нас будет с православной верой? Карнавальный вроде лютеранин.
– Если надо, он тебе хоть завтра в растафарианство перекрестится, – хмыкнул Антипов. – Не, тут всё незыблемо. Церковь же провозглашает – всякая власть от Господа, и обер-прокурор Синода сие подтвердил. Это товарищи большевички в семнадцатом горланили – мол, долой монахов, долой попов, на небо мы залезем, разгоним всех богов. Вот их народ и не поддержал. Да и приди коммунисты в Кремль, они бы максимум семьдесят лет продержались – народ наш любит, когда ему с амвона сказки поют.
На этом историческом моменте оба доели устриц под хреном.
– Слушай, – вдруг вспомнил Муравьёв, – а как там вообще дела в Корнилове? Совсем же забыли. Нас сдёрнули в Москву срочно, сейчас смотрю – обер-медэксперт Шварц мне звонил, и точно – Алиска Трахтенберг и Федька Каледин с Мальты вылетели, уже с результатами расследования. Дело-то серьёзное, пять тысяч народу полегло. Связаться со Шварцем?
– Вот не надо, – поморщился Антипов. – Шварц – это наверняка протеже государя. Не перезванивай, а то потом замучаешься объяснять, что по работе с ним общался. Помяни моё слово – со дня на день немцев на улицах поголовно лупить начнут, сам увидишь.
– За что?
– К тому времени найдётся, за что. Насчёт Алисы и Каледина не волнуйся. Там полиция, жандармы, спецназ. Если что-то серьёзное – помогут наверняка справиться. Парочка-то бедовая, ты знаешь. А мы уж их обязательно наградим, не забудем… Титулы, конечно, отныне могут и отменить, и землёй больше не пожалуешь… А кстати, не помнишь, государь наш батюшка Каледину надел даровал к титулу «его сиятельства»?
– Так кризис был в разгаре, – пожал плечами Муравьёв. – Четыре с половиной метра нарезали в тайге под Екатеринбургом, официально называется «усадьба Калединское». И плащ император подарил со своего плеча, но Каледин сразу его толкнул во Всеволодъ-Сети на аукционе… Кстати, как «аукцион» на новославянском? Я забывать всё стал.
– И я не помню… вроде «состязай-продажа». Ох, теперь обратно переучиваться…
Беседу прервал громкий стук двери. В зал вошли подгулявшие мастеровые в компании крайне сдобных девиц и в стельку пьяный учителишка в треснутом пенсне. Одёрнув пиджачок, он крутанулся вокруг своей оси и тонким, на грани срыва голосом прокричал:
– Господа! Да здравствует республика!
– Урааааааааааа! – радостно взревел зал.
Сдвинулись кружки, выплеснув на пол пену. Незнакомые люди радовались и обнимались. Бледный трактирщик в углу запоздало снимал портрет государя, надеясь, что никто этого не видит. Посетители нестройным хором запели «Вы жертвою пали в борьбе роковой». Муравьёв и Антипов подтягивали куплет хорошо поставленными голосами, ибо знали сию песню наизусть. Потом все обнимались и плакали. Потом выпили и закусили. Потом едва не дошло до драки, но в самый опасный момент Антипов объяснил, что во всём виноваты масоны. И этот факт сразу же примирил самых буйных посетителей.
Глава 7 Тугарин (центръ града Корнилова, очень плохая ситуацiя)
Варвара, с восхищением глядя на дракона, сфотографировала его смартфоном.
– А для чего мне глаза-то закрывать? – удивилась она. – Я хочу видеть, как папа вас убьёт.
– Милая семейка, – констатировал дракон. – Чувствую, я здесь не главное чудовище.
Надо сказать, выглядел он довольно устрашающе. Рост метра четыре, чёрная, источающая смрад и мерзкую слизь чешуя, когтистые лапы и огромный хвост, покрытый выступающими «плавниками» – острыми, словно бритва. По обе стороны морды расходились рога, а изумрудные глаза сверкали ледяным светом ненависти. Больше всего существо напоминало тираннозавра, только было значительно умнее и чуточку меньше.
– Это вы с ними на аэроплане ещё не летали, – пробормотал Хайнц Модестович.
– Что? – переспросил дракон.
– Да так, ничего, – смутился обер-медэксперт Шварц. – Продолжайте, пожалуйста.
– Приятно встретить вежливого человека, – улыбнулось чудовище. – Спасибо, я почти закончил. Уберите отсюда ребёнка. Я сейчас убью вас всех, но детей никогда не трогал.
– Кроме как в Корнилове, – заметил Каледин, – где ты уничтожил население поголовно.
Из ноздрей дракона вырвались струйки дыма.
– Это случайность! – взревел монстр. – Хватит обвинять меня в геноциде! Мы по горло сыты вашей пропагандой! Засуньте себе свою Дейнерис Таргариен знаете куда?!
Майлов с удовольствием отметил, что ящерица пусть и выглядит противно, но по части ругательств заворачивает прямо как дед Трифон из его родной станицы, хотя старичку больше удавались изыски насчёт чьей-либо матери. Тем не менее Майлов сочно представил, как дед Трифон кушает с казаками четверть самогону, закуривает «козью ножку», а затем, к общей радости, смачно произносит «Дейнерис Таргариен». И конечно, какая-нибудь молодая станичница, вспыхнув и закрыв лицо руками, выбегает из избы, как тогда, когда дедушка назвал одну девицу «дикой проблядью анатолийской».
– Варвара, пойди в соседний дом, там всё равно пусто, – осторожно сказала Алиса. – Закрой за собой дверь и влезь под кровать. Сделай это немедленно, без разговоров.
– Но мутер! – возмутилась Варя, на ходу придумывая метод шантажа.
– Тебе маман что сказала? Марш сейчас же! – ясно выразился Каледин.
Прежде родители никогда не соглашались относительно методов её воспитания, поэтому офигевшая от факта их единения Варвара молча поднялась и пошла к зданию с балконами и кариатидами. Дождавшись, пока за девочкой захлопнется дверь, дракон обратил тяжёлый взгляд на бригаду, медленно разгребая перед собой лапой землю.
– Обалдеть, – ухмыльнулся он. – Какая былинная классика. Три богатыря и Забава Путятишна. Или Василиса Микулишна. Впрочем, не суть важно. Ну что, витязи, где ваш меч-кладенец? Давайте, покажите Тугарину-змею, насколько вы круты и беспощадны.
– Надо же, Тугарин-змей, – усмехнулся Каледин. – Я и подумать не мог, что эта былина – правда. А ведь как всё логично! Змей, который клеился к жене Добрыни Никитича, – оборотень-дракон, умеющий обращаться в человека, спокойно проходивший на пиры к князю Киевскому и боярам… Вот поразмыслишь… сказка – ложь, да в ней намёк… Так значит, он на самом деле и есть ты? Вот уж не ждал, что судьба сведёт с исторической личностью. Сейчас, конечно, неподходящий момент для взятия автографа, но…
– Нет, это не я, – отмахнулся лапой дракон. – Тугарин – русское имя нашего скандинавского собрата Ёрмунганда, славяне не могли это даже по слогам нормально произнести. Действительно, парень любил побухать на пирах, клеился к красивым девчонкам, всячески прожигал жизнь – что, собственно, несчастного и сгубило. И хоть бы честно отразили в проклятых былинах, как бедолага сложил свою буйну головушку…
– Пал в неравном бою с богатырями? – сочувственно спросил Каледин.
– Нет, блядь! – взревел змей. – Он Добрыней Никитичем подавился! Проглотил богатыря, а тот не в то горло пошёл. Средств реанимации не было, так и не откачали! И хватит мне клыки заговаривать уже! Я потратил почти всю свою силу на поднятие мертвецов, чтобы они помогли уничтожить солдат в городе. И у меня нет возможности заставить вас захлебнуться водой из вашей же собственной плоти – пускай и очень этого хочется. Впереди кровавая битва. Не желаете становиться богатырями – будьте, как четыре мушкетёра.
– Это мысль, – восхитился Каледин. – Лично я тогда буду Атосом. Он загадочный и грустный, томный и мрачный. Девушки таких любят, а мужчины завидуют. Майлов нехай станет Портосом, он не так толст, как полагается, но другого варианта у нас сейчас нет.
– Пошто обижаете, ваше сиятельство?! – жутко возмутился вахмистр.
– Братец, не волнуйся, в самом-то деле! Портос – не то же, что «пидорас», тебе послышалось, – объяснил Каледин. – Это такой французский дворянин семнадцатого века.
– А, ну тогда лады, – успокоился нервный Майлов.
– Сударь, я не собираюсь быть Арамисом, – заявил скучным тоном Хайнц Модестович. – Я атеист, а он был аббатом. Кроме того, мне сей персонаж никогда не нравился своей притворной сладостью и утончённым развратом, не приставшим духовной особе.
– Хорошо, я буду Арамисом, – согласилась Алиса. – А вы тогда – д’Артаньян.
– Да мне вообще похуй, кто из вас кто! – взбеленился дракон. – Сражение начинается. Если ещё не дошло, примите как данность: доброе животное желает вас сожрать.
Алиса всплеснула руками, глядя на чудовище.
– Слушайте, давайте хоть раз закончим иначе, чем во всех идиотских фильмах и книгах, – мягко предложила она. – Отменим грандиозное сражение и спокойно разойдёмся по домам. Вы ведь умираете, правда? То же самое происходило с Джеймсом Гудмэном. Вам осталось совсем немного – зачем нам устраивать битву? Уезжайте, проведите остаток жизни нормально. Насладитесь ею. Мы не станем вас преследовать. Просто развернитесь и уйдите.
Каледин придерживался другого мнения. Он считал, что убийство тысяч человек (пусть и непреднамеренное) должно быть наказано, и посему представителя расы богов следует доставить в Москву в наручниках. Или налапниках, неважно. Другой вопрос – как это сделать. Чудовище не выражает желания сдаваться, напротив, оно настроено довольно воинственно – как, впрочем, и положено существам его рода. «По сути, Алиса выразила верную точку зрения, – грустно подумал Каледин. – Вот бы хоть однажды создание из породы повелителей зла сказало: «А и верно, ну вас к свиньям, поеду на Бали и предамся неге». Но нет, разумеется, гад будет сражаться до последнего. На первый взгляд зло такое очаровательное. Оно разрешает всё, что запрещено праведниками – секс, марихуану, бухло, способно убеждать, логически мыслить. Но как только дело доходит до финального сражения – дуб дубом. Зло почему-то не может спокойно взять и слинять, оно непременно обязано вступить в опасную и смертельную битву, где иногда растирает противника в пюре, но и само, как правило, погибает. Зачем это ему? Дракон стопроцентно откажется от предложения Алисы, и полетят клочки по закоулочкам. Кто из нас выживет, тоже непонятно. Чёрт, и почему это происходит раз за разом? Определённо, нет ничего хорошего в третьей части приключений. Плохо всё будет. И Варвара здесь… Ладно. Бить дракона надо в уязвимые части, чешуя подобна броне… – Каледин вздохнул, позавидовав вдруг сослуживцам, которые в этот самый момент перекладывали бумажки в офисе. – Профессия мечты. И главное, говорят мне, бюрократы: «Федя, какая у тебя интересная работа! Ты участвуешь в сенсационных расследованиях, стреляешь в мегазлодеев из пистолета последней модели, ездишь за границу, сидишь на балконе роскошного отеля и пьёшь коктейли!» Угу. Их бы сейчас поставить против дракона посреди города, полного трупов…»
Обер-медэксперт Шварц в это время тоже предавался мыслям.
«Я вообще на такое не подписывался, – огорчался Хайнц Модестович. – У меня скучная лабораторная должность и изящный ум, дающий возможность распутывать сложные преступления, неплохое знание психологии, кайзер мною доволен. И что вместо этого? Я стою на площади, затерянной невесть где на просторах необъятной Руссланд, и впереди высится чудовище, которое в принципе не должно существовать. В наших с ним отношениях наблюдается взаимная неприязнь, но в то же время, против меня лично оно ничего не имеет… Уж не знаю, внушён ли мой сон в аэроплане силой мысли этого дракона, но, по сути, видение верное – с какой стати мне волноваться из-за проблем представителей вышеуказанной страны? Вот древний ящер прикончил население далёкого от Саксонии города, и почему же это я в двадцать первом веке должен надевать латы, брать меч, как рыцарь Роланд, и вступать с ним в битву? Я на государственной службе его императорского величества, и ликвидация опасных драконов не входит в мои прямые обязанности. Что я получу в случае гибели? Посмертный орден и фиктивный титул русского дворянства? Почему Вселенная ставит предо мной столь сложный выбор? Кошмар».
Вахмистр Майлов от природы думать не умел. Он просто предположил, что если ящерицу удастся завалить, то, наверное, ему пожалуют отпуск и повысят в звании. И тогда можно приехать в станицу, пройтись эдаким фертом с новыми золотыми погонами да Георгиевским крестом под окнами девицы Аграфены, у коей батя племянника в лейб-гвардию послал, так она теперь станичников и знать не хочет. Посему он не очень обрадовался предложению Алисы. Что ж получается? Ящерица скажет: «О, как классно!» – и свалит в голубую даль, махая хвостом и оставив за собой опустошённый город Корнилов и тысячу трупов солдат императорского спецназа?! Нет уж, Иисус Христос такие вещи не одобряет. Однако вмешиваться в ситуацию вахмистр нужным не счёл. Дела господские, чай, сами решат. Правда, задумчивость дракона определённо напрягала.
Чудовище загремело чешуёй, словно сотней кастрюль.
– Хорошо, – сказало оно. – Вы совершенно правы. Я просто развернусь и уйду.
– Серьёзно? – обрадовалась Алиса.
– Дура, конечно же нет! – расхохотался дракон. – Разве я упущу такую возможность поразвлечься? Я разорву на части этих троих и наконец-то поем как следует. А с тобой мы найдём, чем заняться. И не надо тут личико кривить. Ты сама станешь умолять, чтобы я тебя трахнул… как, собственно, и все остальные бабы. Ты наизнанку вывернешься, ублажая меня по полной программе, словно большего счастья в жизни тебе и не надо.
Он устремил на Алису взгляд изумрудно-зелёных глаз… и та, к своему величайшему ужасу, почувствовала сильное возбуждение. Не думая, женщина сделала шаг навстречу дракону.
Тот презрительно и цинично усмехнулся.
– Тебе пиздец, – скучно, без улыбки пообещал Каледин. – Причём теперь – точно.
– О, правда? – пригнул голову дракон. – Хм, а вот мне что-то так не кажется.
Из его пасти внезапно вырвался пышущий жаром столб красного пламени.
Глава 8 Мертвецы (тамъ же, гдѣ и раньше)
Каледин едва успел уклониться – струя огня прошла совсем рядом, опалив волосы. Вскинув автомат, он нажал на спуск, выпустив короткую очередь. Было слышно, как пули ударились о чешую дракона, ожидаемо не причинив ему никакого вреда. Чудовище лязгнуло зубами и специально, словно модель на подиуме, повернуло бронированный бок к стрелку.
– Ну и придурок… Так даже побеждать неинтересно. Ты чего, былин не читал?
– Именно что читал, – кротко сказал Фёдор. – Майлов, давай, любезный.
Вахмистр, направив на ящера базуку, в долю секунды привёл её в действие. Монстр не смог увернуться – снаряд взорвался недалеко от левой передней лапы, в стороны полетели обломки чешуи и брызги необычно чёрной крови. Подняв голову, ящер заревел от боли, обиды и злости – так, что у всех четверых бойцов заложило уши.
– Про гранатомёты в былинах, конечно, ничего не сказано! – крикнул Каледин. – Но я подумал – отчего не попытаться? По-моему, не хуже меча-кладенца, согласен?
– Ах ты сволочь… – не сказал, а прямо-таки пропел противник. – Ну, держись!
Он вновь пригнулся к земле и, мотая головой, испустил сразу несколько струй пламени – как из огромного огнемёта. Но на этот раз ящер метил не конкретно в Каледина, а поджигал всё вокруг. Идея оказалась проста – вспыхнули и сухая трава, и дома, и тела погибших на площади. Буквально за минуту поле битвы превратилось в гигантский костёр – дракон дунул во всю силу лёгких, и ветер понёс пламя на его противников. На Каледине загорелась одежда, Майлов, уже не стесняясь присутствия Алисы, с матюгами прыгнул в фонтан под каменным двуглавым орлом, обер-медэксперт Шварц, утратив флегматизм, катался по земле, сбивая огонь с волос, а Алиса упала на колени, кашляя от дыма.
Земля задрожала – дракон подходил, тяжело ступая лапами.
– Ну, чё, супергерои? Ненадолго вас хватило, а? – весело спросил он, и склонился над штабс-капитаном Шварцем. – Я посылал тебе телепатический сигнал, пока ты в аэроплане спал. Жалко, на остальных силы не хватило уже. Ты совсем не понял? Да что вы все за дураки-то такие? Джаггернаут позвонил, сказал – им в Скотленд-Ярд поступило донесение, что на Мальту срочно летит русская бригада. Среди собратьев дар телепатии только у меня, от покойного дедушки, но я ведь даже номер рейса не знал. Напряг мозг, с трудом связался наугад с кем-то из пассажиров… И ты посчитал видение обычным сном? Не внял предупреждению? Никакой мистики, подсознательного ужаса, всё чётко и ясно: не надо продолжать расследование, лучше разойтись по домам живыми и здоровыми. Но минуточку, зло заключило с тобой договор!
– Ох, видите ли… – смутился Шварц. – Я слишком давно живу в России. Здесь принято, когда дела совсем плохи, обещать пожертвовать церкви денег, поставить свечу толщиной с бревно и вести праведную жизнь. Но когда дела опять налаживаются, все едут пить шампанское в стриптиз-трактир и об этом не вспоминают. Так что извините, я забыл.
– Вот так я и знал, – расстроился дракон. – Повезло мне со страной, нечего сказать.
Он разинул пасть, обдав штабс-капитана смрадом.
– Простите, у меня последний вопрос, – приподнялся на локте несколько помятый и обгоревший Хайнц Модестович. – У вас чешуя пулями не пробивается, верно?
– Гениально, – вздохнуло чудовище. – И вот с кем мне приходится работать? Почему ж всё-таки мы вымираем, а не вы? Нет на свете справедливости. Прощай, интеллигент…
– А, ну значит, я всё правильно рассчитал, – спокойно сказал сам себе Хайнц Модестович. – Запутался попросту в мыслях. Что ж, надеюсь, сейчас подобных проблем не будет.
Вытянув руку с револьвером «наган», заряженным пулями 45-го калибра, он выстрелил в дракона почти в упор, целясь в огромный, выпуклый, изумрудного цвета глаз.
Звук, который последовал за этим действием, показал, что предыдущий рёв после попадания снаряда из базуки Майлова вполне можно счесть лёгкой детской песенкой. С неба дождём посыпались мёртвые птицы, а Каледин почувствовал, как в голове что-то лопнуло, и из его ушей заструилась кровь. Алиса упала навзничь, потеряв сознание. Майлов, зашатавшись, плюхнулся обратно в фонтан, из чьих недр едва начал вылезать. Лишь на Хайнца Модестовича драконий вопль произвел нулевое впечатление – он нажал на спуск снова. Шесть пуль легли рядом в зрачок дракона, как при стрельбе в тире в яблочко. Глаз, словно огромный светофор, начал медленно гаснуть. Не испытывая судьбу, обер-медэксперт вскочил и резво побежал вдоль кривой улочки прямо по тлеющей траве. Дракон, соответствуя вполне человеческой привычке (представьте: вас ткнули чем-то в глаз), бросился за ним, продолжая реветь (существенно тише) и размахивая хвостом так, что разрушил балкон на городской управе, с пылью и щепками просыпавшийся на тела горожан. Майлов покинул-таки бассейн под сенью двуглавого орла, в спешке заряжая гранатомёт. Каледин, подхватив бывшую жену на руки, отнёс её подальше от огня и побрызгал в лицо водой из фонтана. Ресницы Алисы дрогнули, она закашлялась.
– Закрой нос мокрой тряпкой, тут полно дыма, – посоветовал Фёдор.
– И где я тебе возьму тряпку? – вяло удивилась Алиса.
– Тут куча трупов, одолжи у кого-нибудь. И спрячься. Мы постараемся с ним разобраться. Эх, сейчас бы бомбардировщик вызвать, но все телефоны в Москве не отвечают… да и полномочий у меня нет. Мощный он, сволочь, следовало учесть, с кем связались. Смотри за Варварой, а то знаю я её – небось меч-кладенец ищет.
Подхватив автомат, Каледин побежал в ту сторону, откуда раздавались рёв и грохот.
Дракон между тем, учиняя на своём пути разрушения, преследовал убегавшего Хайнца Модестовича. Обычно медлительный, холодный и вальяжный, обер-медэксперт нёсся с такой дивной резвостью, что ему позавидовал бы и гепард. Пару раз зубы ящера щёлкнули в десятке сантиметров от затылка Шварца, но фортуна благоволила уроженцу Дрездена: над городом поднялся дым, а чудовище ослепло на один глаз.
В драконе не осталось и намёка на того сексуального незнакомца, с которым столкнулась Фелиция у руин храма Та’Хаджрат, – он был одержим яростью, и лишь понимание, что сила не бесконечна, сдерживало расход пламени. «Вот приехали бы они на полдня раньше, – ярился Эстевауслинд, – не пришлось бы сейчас ерундой заниматься, сдохли бы вместе с остальными!» Он чувствовал слабость, кружилась голова – сказывались и кровоточащая рана в боку, и выбитый глаз. Но хуже всего было ощущение истощающейся энергии, той самой, с помощью которой он заставил восстать мертвецов города Корнилова. «Да что ж такое?! – злился дракон. – Когда не надо, так умри вокруг всё живое. Когда надо – я и голубя не могу заставить захлебнуться». Влетев в узкий переулок, он застрял между двумя домами – стародворянскими, с лепниной, – и злобно забил хвостом, пытаясь вырваться. Сзади на цыпочках зашёл Майлов, неся на плече гранатомёт.
– Ну, Господу Богу помолясь… – торжественно прошептал он в пространство и выстрелил.
Ракета врезалась дракону в шею. Взрыв вызвал поток чёрной крови, забрызгавший стёкла соседних домов, и без того уже закопчённых вследствие охватившего Корнилов пожара. Эстевауслинд, не оборачиваясь, на манер рака резко попятился назад, и вахмистр не успел уклониться – мощным взмахом хвоста чудовище отбросило казака назад. Пролетев мимо двухэтажного здания жандармерии, Майлов обрушился прямо в бушующее пламя. Каледин, услышав крик погибающего соратника, выматерился и в бессильной злобе открыл по ящеру огонь, однако пули продолжали отскакивать от чешуи. Лязгнули клыки.
– Минус один богатырь, – прохрипел дракон. – Славненько, отсчёт пошёл.
Не обращая внимания на Каледина, он усилием всех четырёх лап, ломая когти, раздвинул перед собой стены – камень раскрошился. Штабс-капитан Шварц, воспользовавшись передышкой, забежал в городскую больницу, где чудовище побывало совсем недавно. «Наивный, – подумал дракон. – Ты полагаешь, я стану выковыривать тебя оттуда, как улитку из раковины? Козёл. Есть и много других, не менее приятных способов». Он вдруг пошатнулся. Из ран лилась кровь, усилилась слабость – преследование надо закончить быстро. «Блин, почему мы не летаем? – расстроился Эстевауслинд. – Сколько проблем можно было бы решить за одну минуту… Откуда эти грёбаные сказители взяли, что мы способны взмывать в небеса?.. Ах да, крылья на спине небольшие есть… но вообще-то, они есть и у курицы».
Он подошёл к больнице и щедро дохнул внутрь пламенем.
Стёкла вылетели наружу в клубах огня, в здании мгновенно начался пожар. Дождавшись, пока над крышей появятся огненные языки, дракон с размаха треснул по стене хвостом. Затем, обойдя вход, проделал то же самое с другой стороны. И наконец, нанёс сокрушительный удар с «чёрного хода». Дом покосился, просел, посыпалась штукатурка, от стен отлетали целые куски. Здание зависло, точно мыслитель во время обдумывания очень важного дела, затем накренилось и рухнуло – в воздух взвился столб пыли. Дракон поднёс к пасти изрядно обожжённый хвост и дунул на кончик, как герой вестерна на ствол револьвера. Кончик послушно задымился. Ящер прислушался к треску огня.
– Минус два, – подсчитал он. – А как там твои дела, дорогой номер три?
Каледин молча появился из облаков чёрного дыма.
Одежда на нём тлела. Лицо было замотано мокрой тряпкой, перепачканной сажей. На коже пузырились волдыри ожогов. В общем, вид у него был неважный и теоретически безобидный, однако дракон испытал некоторое волнение. Возможно, от крайне злобного выражения калединских глаз, а возможно, потому, что этих глаз, как и самого Каледина, он не увидел – ибо на площадь въехал пусть и помятый, но всё же бронетранспортёр, внутри которого за крупнокалиберным пулемётом и сидел Фёдор.
– Картина называется «Не ждали», – озадаченно произнёс ящер.
– А то как же, – отозвался Фёдор с помощью закреплённого в кабине мегафона. – Ты существо древнее, с закоснелыми привычками. Иначе бы понял, что меч-кладенец нам на хер не сдался. Богатыри и мушкетёры давно эволюционировали.
– Хм… знаешь что? – сказал дракон. – Я тут подумал, ведь дамочка-то была права. Иди-ка ты к ней, она небось лежит вся такая несчастненькая, от дыма кашляет. Девочку отвезите в кафе, мороженым накормите. А я пойду. Вот не поверишь, случайно вспомнил – дел ну просто до фига. Брифинг надо провести, конференция по вопросам окружающей среды, помимо всего прочего, кровью ещё истекаю, и на операцию к офтальмологу записаться пора, с глазом проблемы. В общем, приятель, ты бывай. Может, свидимся когда.
– О, это навряд ли, – усомнился Каледин. – Я тебе башку отрежу. Как в классике положено.
– Старик, остынь, – посоветовал дракон. – Я настолько редкое животное, что меня даже в Красной книге нет. Тебя потом Фонд защиты дикой природы живьём сожрёт.
Он слегка развернулся, будто бы для того, чтобы уйти, но в ту же секунду дёрнулся назад и прыгнул – всем телом. Каледин открыл огонь – пули дробили чешую, вырывая из туловища дракона куски мяса. Огромная туша ящера обрушилась на транспортёр, вскрыв броню когтями, словно картон. Каледин успел выпрыгнуть в открывшуюся прореху, но сейчас же огромная передняя лапа припечатала его к земле. Фёдор извивался, как уж, однако не мог освободиться. Чудовище чуть нажало на грудь – Каледин почувствовал, как сломались по меньшей мере два ребра. Изо рта выплеснулся фонтанчик крови. Фёдор закашлялся, сквозь повязку на лице проступили красные пятна.
Эстевауслинд бесформенной грудой осел на землю, многочисленные раны источали чёрную жидкость. Единственный глаз смотрел на Каледина. Монстр вывалил раздвоенный язык.
– Недооценил я вас, – вздохнул он.
– Без возражений, – прохрипел Каледин. – Самонадеянность до добра не доводит.
– И бабу твою, судя по всему, мне не трахнуть.
– Да уж это и к гадалке не ходи, – согласился Фёдор, давясь кашлем.
– Ладно, как учат нас китайские собратья – всего достигнуть невозможно, даже если ты живёшь двадцать тысяч лет, ибо жизнь всегда слишком коротка, – резюмировал дракон. – Это было хорошее сражение, чёрт возьми. Сейчас я раздавлю тебе грудь, а затем истеку кровью. Скажи что-нибудь на прощание. Ну, там эпическую речь или плоскую шутку.
Каледин очень старательно подумал.
– Вообще ничего на ум не приходит, – честно признался он. – Как назло. Извини.
Дракон поёжился – что-то мешало ему, как человеку, по чьей спине ползёт невидимое насекомое, которое он чувствует, но не может стряхнуть. Мозг затуманился, тело пронизывали иглы холода. Ящер чувствовал, что умирает: стало хорошо, захотелось спать.
– Ну и хрен с ним, – зевнуло чудовище. – Давай ты тогда просто сдохнешь?
– Просто – как-то не эпично, – огорчился Каледин.
– И я так считаю, – согласился ящер. – Но видишь, у нас творческий кризис. Прощай.
Он напряг переднюю лапу, и тут белый свет для него внезапно померк, а голову стрелой пронзила страшная боль. Дракон уже не мог кричать – он лишь издал жалобный, протяжный стон, переходящий в вой. «Так вот что это было, – подумал он. – А мне ведь казалось, букашка по спине ползёт. Когда кажется, креститься надо…»
Алиса обеими руками выдернула монтировку из глаза ящера и ударила ещё раз. Железо с хрустом вошло в череп до самого основания. Стоя на голове чудовища, прямо между ушей, вся перемазанная копотью, с наполовину сожжёнными волосами, в обгоревшем деловом костюме, графиня фон Трахтенберг напоминала зомби из дешёвого фильма ужасов.
– Не тронь моего мужика, грёбаная ящерица! – прошипела она голосом, полным злобы. – Если кто-то здесь и имеет право переломать ему все рёбра, так это исключительно я!
– Привет, милая, – слабо помахал ей рукой Каледин. – Ты отлично выглядишь!
– Правда? – смущённо поправила прядку над ухом Алиса.
– А то… Где монтировочку-то сыскала?
– В багажнике нашей машины. Извини, больше ничего на ум не пришло.
– Слушай, да ладно тебе скромничать. По-моему, и так хорошо. Хоть ты и немка, но в душе хрестоматийная русская женщина. Забить дракона монтировкой – это так по-нашему.
Ящер захрипел, из ноздрей чудовища хлынула чёрная кровь.
В голове монстра замелькали картины из прошлого: строительство пирамид, Рим, охваченный пожаром, крестовые походы, эпидемия чумы в Европе, пьяный Джаггернаут на праздновании дня рождения, трупы британских солдат при Галлиполи, обнажённое тело девушки в купе поезда и Хэйлунван, стоящий посреди озера Байкал. Потом всё слилось в огромный водоворот, и туда затянуло самого Эстевауслинда. Собрав последние силы, он попытался надавить лапой, но она уже не слушалась. Дракон блаженно улыбнулся, приветствуя объятия вечности. И умер.
Алиса почувствовала, как под каблуком тело ящера дёрнулось и обмякло.
– Он мёртв, – сказала Трахтенберг.
– Уверена? – уточнил Каледин. – Ведь зло всегда оживает для последнего рывка.
– Логично, но не с монтировкой в глазу.
Осторожно ступая по морде дракона, Алиса спустилась на землю и села рядом с Фёдором.
– Сейчас заберём Варвару, и отвезу тебя в Архангельск.
– Она небось уже сделала видеозапись твоей битвы с чудовищем и залегла под кровать – выкладывать на ГляньТрубу. Хм, ты спасла мне жизнь. Чем я могу отплатить тебе?
– Желательно натурой.
– Нет уж, извини, я не буду в третий раз на тебе жениться.
– А придётся.
– Зачем ты прибила дракона? Он всего-то сожрать меня собирался, зато мои мучения кончились бы. А тут караул полный – сто лет не виделись, один раз трахнул, и сразу женись.
– Извини, мальчик, такова жизнь. Ну, и чего разлёгся? Давай делай мне предложение.
– Да ты охуела, что ли?
– Даже если и так, других вариантов у тебя нет.
Каледин, опираясь на голову чудовища, привстал на одно колено и сорвал обугленный цветок на соседней клумбе. Его мутило, грудь болела страшно, рот был полон крови.
– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он, отхаркнув красную слюну. – Дабы жить с графом на зарплату скромного полицейского чиновника до следующего развода, то есть пока смерть не разлучит нас, что произойдёт довольно скоро – либо я погибну от удара сковородкой во время кухонной разборки, либо задушу тебя голыми руками, поскольку терпеть уже невозможно.
– Ой, – пролепетала Алиса, утерев слезу. – Твоё предложение так неожиданно…
– Убью.
– Никакой романтики. О’кей, я согласна. Брачная ночь состоится немедленно.
– Чудесно, но у меня сломаны как минимум два ребра.
– Ничего, мы печально, осторожно и быстро. Давай, там ребёнок в одиночестве мается. Это опасно – сейчас от города хоть что-то осталось, а Варвара может довершить разгром.
Ровно через десять минут оба шли к въезду в Корнилов, откуда всё и началось.
Варвара, как и ожидалось, стояла на улице и снимала на смартфон клубы чёрного дыма над горящими зданиями. Завидев ковыляющих родителей, она радостно подбежала к ним.
– Папа, ты убил дракона! Надеюсь, ты отрубил ему голову?
– Нет, всё прозаичнее, лапочка. Твоя мама животному меч-кладенец в глаз воткнула.
Варвара уважительно взглянула на Алису.
– Дочь моя, у меня официальное заявление, – сказала та. – Мы с твоим отцом решили пожениться.
– Что, опять?! – скисла Варвара.
– Ты не рада?
– А чему тут радоваться? Сейчас как – два подарка на день варенья, два на Рождество. Ваша свадьба несёт мне горести и ужасы, ибо количество презентов сокращается на пятьдесят процентов. Я куплю мышь в зоомагазине и принесу её в жертву тёмным богам.
– Это вот в тебя! – хором сказали Алиса и Каледин, повернувшись друг к другу.
– Это в вас обоих, если уж быть точным, – послышался тихий голос.
Хайнц Модестович Шварц стоял неподалёку. Правая рука штабс-капитана висела плетью – похоже, была сломана в нескольких местах. Лицо казалось неестественно белым от штукатурки, как у театрального Арлекина, лоскут содранной кожи свисал со лба, во всю левую скулу багровел синяк, халат медэксперта повсеместно расцвёл кровавыми пятнами.
– Спасибо большое, – искренне поблагодарил Каледин. – Вы здорово отвлекли чудовище.
– Пожалуйста, – равнодушно ответствовал Хайнц Модестович. – Но, видите ли, я подаю в отставку и уезжаю обратно в Саксонию. Россия исключительно вредна для моего здоровья. Может, я денег буду меньше зарабатывать и на завтрак пить эрзац-кофе, зато у нас хоть драконы по улицам не бегают. Я до сих пор не уверен, что пребываю в здравом уме.
В соседнем доме треснуло стекло, и оттуда вместе с осколками вывалился Майлов.
Одежда на нём сгорела совсем (за исключением почерневших от копоти кальсон), щёки и грудь покрылись волдырями, волосы на голове превратились в пепел. При виде двоих старших по званию он вытянулся, приложил к голове руку и упал в обморок.
– Все остались живы, – с ненавистью заметила Варвара. – В гробу я видала хеппи-энды.
– Тебе жалко, что ли? – удивилась Алиса.
– Именно так. Скажем, я знала, что с тобой, мутер, и с фатером всё будет нормально. Вы в эпицентре ядерного взрыва уцелеете. Дядя Майлов тоже пусть живёт, он слабенький, даже детских сказок пугается. А вот некоторые люди, не будем показывать пальцем, могли бы и героически пасть в борьбе с чудовищем. Для статистики.
– Господи, – чуть не заплакал Хайнц Модестович. – Пожалуйста, заводите машину. Если эта девочка произнесёт ещё хотя бы пару фраз, честное слово, я из России пешком уйду.
Совсем неподалёку от них пламя охватило тушу дракона.
Проблеск № 9
Хитобасира
(через трое суток, на дне озера Байкал)
«Мне нечего вам сказать. Я понятия не имею, для чего пишу эти строки. Наверное, потому что привык разговаривать с пустотой. Я самый старый. Я помню такие события, о каких не узнает ни один историк, ибо письменных свидетельств не существует, а мне они и не нужны – я видел всё собственными глазами. Смешно слушать, как учёные напыщенно утверждают: корнуоллские великаны – миф, их выдумали сказочники. Ну конечно, а кто бы нам на своём горбу валуны по сотне тонн на дно затаскивал? Хотя знаете, в отличие от многих наших, я люблю людей. Мы не выдержали конкуренции с ними, и наша битва за выживание проиграна.
Сегодня я понял это окончательно.
Девушка с чёрными волосами, с чёрной помадой на губах, лежит передо мной. Её глаза закрыты, и она не дышит. Нет, дело не в том, что мы на дне озера, – в храме для таких случаев налажена система вентиляции, как на подводных лодках у людей. Девушка умерла сегодня утром – и наши последние надежды вместе с ней. Это уже не первый случай. Эстевауслинд – единственный представитель племени Великого Отца с репродуктивными функциями, остальные давно не способны к зачатию. Он отчаянно пытался сохранить нашу расу, но… бесполезно. Женщины давно не могут вы́носить наших отпрысков, эмбрионы отторгаются, отравляя мать своим ядом, и она погибает. А ведь именно с таких связей и начался наш род… Тибетские монахи до сих пор рассказывают легенду о горном озере людей-рептилий, чью прародительницу когда-то изнасиловал дракон – Великий Отец, давший начало новому роду разумных существ. Как там в Библии сказано? «Дочери рода человеческого», даже ангелы не смогли устоять против их очарования, куда уж нам. Ну и люди должны понимать – сексуальная связь между рабами и господами существовала всегда. Римские сенаторы предавались любовным утехам с египетскими наложницами, англичане-плантаторы – с чернокожими рабынями, османы – с девушками из Руси и Европы. Мы были обречены смешать наши виды и явить белому свету расу богов, которым поклонялись впоследствии множество земных цивилизаций.
Знаете, что тут самое забавное?
Все наши особенности люди приписали своим новым богам. Они и неуязвимы, и живут вечно, и невидимы, и при желании обрушивают на своих врагов огонь. Люди ведь нас помнят, только не могут сказать об этом прямо, мы живём у них в подсознании. О чём это я? Неважно. Девушка, оплодотворённая Эстевауслиндом, мертва… У нас больше никогда не родятся драконы. И сам Эстевауслинд мёртв… Может, это и к лучшему. Последние лет сто у него сдавали нервы. Похоже, отказ от человечины окончательно добил беднягу – он был настоящим наркоманом людоедства… его мозг разрушился… он устроил свою последнюю бойню и пал на поле битвы, как и многие наши предки. Иногда у отдельных собратьев зарождалось мнение: следует выйти из глубин, показать человечеству, кто их истинный царь, открыто взять под управление заблудшее стадо. Но к чему бы это привело? Любой народ за свою историю всегда низвергал статуи старых богов и устанавливал новые. Русские больше не верят в Перуна, греки – в Зевса, римляне – в Юпитера, ацтеки – в Кецалькоатля, египтяне – в Осириса. Языческие религии погибли вместе с богами – и те, кто ещё вчера приносил кровавые жертвы своим кумирам, с наслаждением скинули их с постаментов. Нет, нас уничтожили бы раньше. Однако, что со мной такое? Я смотрю на погибшую девушку, и у меня льются слёзы – к счастью, их не видно в темноте. Кем стал бы её ребёнок, сын или дочь красавца Эстевауслинда? Возможно, он возродил бы нашу расу и привёл затем к великим победам… Нам не пришлось ждать долго, беременность плодом дракона длится четыре месяца. Никаких яиц, мы не крокодилы. Живорождение – правда, мать, как правило, гибнет при родах. Наша неудачная попытка лежит с закрытыми глазами, и в её чреве разлагается последний шанс великого прежде царства.
Давно пора было всё закончить. Но я лелеял надежду.
Я направил сегодня письма всем Смотрителям. Они уже заработали на нас больше денег, чем требуется не только их нынешним семьям, но и внукам. Пусть скроются, исчезнут навсегда – сейчас люди начнут проверять все контакты Эстевауслинда и в итоге выйдут на них. Миссия Смотрителей закончена, отныне им не нужно питать нашу силу. Если они не послушаются – что ж, им же хуже… Они не знали о нашем последнем убежище и не смогут нас сдать. Да нам и не страшно. Я обсудил ситуацию с выжившими собратьями. Решение одно – нам больше незачем оставаться на Земле. Сегодня мы примем нашу последнюю трапезу – проглотим яд, который тысячелетиями сводил нас в могилу… то бишь тело этой несчастной девушки. А затем уже вкусим настоящий цианид, способный убивать за считаные секунды. Наши трупы упокоятся в подводном храме в Байкале, они не всплывут, и человечество их никогда не найдёт. Останется лишь последняя особь: узнав о неизлечимой болезни, она давно покинула нас, отказавшись от братства, но пусть не надеется – её участь тоже предрешена. На Земле мода на массовые самоубийства – и иудейская секта зилотов, и русские старообрядцы, и североамериканские фанатики из «Ордена храма Солнца», – и мы её поддержим, ибо многое переняли от людей.
Фактически, мы ведь сами уже люди.
Но несколько другие, это нас и сгубило. Земля тоже умрёт, рано или поздно, как умирала много раз до этого. Она возродится вновь, а мы этого не увидим. И может быть, когда история провернёт свои жернова, на планете опять появятся храмы, построенные в форме листа клевера, а точнее – японской хризантемы, священного знака, на заре первых человеческих рас обозначавшего отверстую пасть дракона.
Как обычно, в конце жизни хочется сказать очень много, но тут выясняется, что сказать-то и нечего. Братья уже достали древний алтарь – с изображением зелёных драконов; и красный стол – его когда-то использовала поклонявшаяся Великому Отцу секта цыган-паяцев.[44] Да, многие люди молились нам, порой не ведая, кто мы такие. Изображение дракона целовали рыцари-тамплиеры, японцы ещё пятьсот лет назад при строительстве моста над рекой использовали ритуал хитобасира – замуровывали живьём мать с младенцем, чтобы «живущий в водах дракон благоволил строительству».[45] А ведьма Катрин Монвуазен, одна из наших Смотрительниц, в чьём саду были найдены останки двух с половиной тысяч детей?[46] Да, вы очень многого не знаете… но вам отныне и не суждено узнать.
Прощайте.
Хэйлунван, в мой последний день пребывания на Земле».
Закончив письмо, Хэйлунван какое-то время сидел, тупо глядя в одну точку. Затем, взяв лист бумаги, вдумчиво всмотрелся в строки. Улыбнулся. Поднял послание повыше и дохнул на него огнём. Когда письмо догорело, огромный дракон тщательно растёр пепел и дунул на лапу. Затем нажал на кнопку под столом с покойницей, и помещение заполнилось водой. Подплыв к двери, старший распахнул её во всю ширь и покинул комнату, направляясь в главный зал.
Он спешил пригласить собратьев на последнюю трапезу.
Глава 9 Бобры (Кремль, резиденцiя государя императора всероссiйскаго)
Матвей Квасов перекрестился, выдохнул и открыл экран «Йоги». Манифест нового императора ему переслали немедленно – как и обещал экс-министр двора Шкуро.
«Братья и сёстры! Дамы и господа! Товарищи революционеры!
Этим манифестом мы, государь и самодержец всероссийский Арсений Первый, гарантируем и обещаем свободу всем гражданам нашей великой страны. Несомненно, когда-нибудь мы обязательно придём к республике и честнейшим выборам всяких там депутатов, но в данный момент, рассмотрев обращение ткачих фабрики «Уссурийский корниловецъ», союза ветеранов Великой Трёхминутной войны с Грузией и слепой православной целительницы из Романова-на-Мурмане, мы решили пойти навстречу любимому народу нашему, дабы не оставлять его в печали и горести. Как известно, мы приняли решение временно сохранить монархию во имя стабильности в государстве и во избежание смуты коронуемся в Успенском соборе Кремля, пусть это решение и далось нам с трудом. Далее будут проведены реформы, коих так долго ждал народ. Нашим указом мы распускаем богомерзскую партию «Царь-батюшка» и создаём взамен партию «Царь-кормилец», под чьим флагом и пойдём в Учредительное собрание. Прочие движения империи, если таковые не смогут доказать свою приверженность новой монархической демократии, к выборам допущены не будут. По случаю восшествия новой династии на трон мы даруем народу повышение жалованья в два раза, а денег для этого напечатаем, не жалко. Прежний император, как известно, допустил падение цен на мёд – к сожалению, оно продолжается и сейчас, достигнув 15 долларов за бочку с акациевым и 10 долларов за ёмкость с липовым. Как вы понимаете, мы тут вообще ни при чём, а вина лежит на сторонниках прежнего режима, так называемой «шестой колонне», и на врагах из-за рубежа. Поскольку мы объявляем «перезагрузку» добрых отношений с Северо-Американскими Соединёнными Штатами, официальным врагом империи нашей назначается Королевство Испанское, так как оно всё же расположено на Западе и нам будет привычней. Помимо того, мы, великий император Арсений Первый, милостивец и благодетель ваш, избрали нашим спецпредставителем для речей любезного сердцам женщин, богобоязненного Власа Попыхайлова, каковой споёт, станцует и покажет вам фокусы, отвлекающие от политики, ежели одарите его сахарком. Мы разрешаем запрещённые прежде иностранные слова, однако, являясь по титулу одновременно Защитником Славянства, назначаем комиссию, призванную выяснить их происхождение – не исключено, что словосочетаниями «макроэкономический менеджмент» и «супервайзорный дистрибьютор» на пирах со своими боярами не гнушался и князь Владимир Красное Солнышко. Во имя государственного спокойствия мы не велим разглашать информацию о загадочных событиях в граде Корнилове и объявляем их секретами чрезвычайной важности. Ничего там не произошло, а если и произошло бы, то обсуждать тут нечего. Драконы в природе не существуют, это мы все знаем. Ко всему прочему, уступая смиренным просьбам любящих нас верноподданных, мы вводим следующий закон – запрещается критиковать любые действия императора, а также революционные достижения народа в тяжкой борьбе против царизма. Отныне каждому, кто хоть словом посягнёт на монархию, обещаем десять лет на Сахалине. Мы демократию и свободу нашу, господа и дамы, обижать никому и никогда не позволим. Верховным комиссаром телевидения становится Эжен Робеспьер, сменивший имя и фамилию Святополк Боголюбский в знак ярой приверженности идеалам славной революции.
Но это, как вы понимаете, ещё не всё.
Мы отстраняем от работы всех до одного чиновников и работников прежнего кровавого режима, включая полицейских, депутатов Государственной думы империи и даже счетоводов в министерствах. Однако, поскольку среди республиканцев нужного количества управленцев не обнаружено (как выяснилось, они только и умеют, что сидеть в Мордокниге, критиковать и говорить: «Вот мы бы-то даааа…»), мы даруем этим псам всеблагое прощение и просим занять свои места снова с повышением оклада. Одновременно мы продолжим авиаторскую операцию в эмирате Алавистан, ибо о том нас просят обожаемые нами добрые христиане из Северо-Американских Соединённых Штатов, только бомбить мы будем уже других кочевников, ну да вам это и неважно. Поразмыслив, мы, государь и самодержец всероссийский, решили не возвращать Гельсингфорс богопротивной Финляндии: сей поступок приведёт к ненужной смуте, да и сами финны оказались как-то что-то не то. Посему мы навечно запрещаем потребление любых видов лосося во всей империи нашей, ибо с финнами мириться вредно – если в государстве происками врагов внешних случайно ухудшится экономика, то одной Испании будет мало, понадобится ещё на кого-то сваливать. На пост главы Комиссариата добрых дел нашим указом назначается полностью раскаявшийся в служении царизму товарищ Виктор Антипов, а кресло лидера Департамента защиты свободы займёт Арсений Муравьёв, отметивший, что папенька и маменька даровали ему сие имя, втайне надеясь на приход в нашу империю доброго государя, любящего народ свой как пиво светлое.
Отдельно объявляем благодарность новому обер-прокурору Синода и официальному заместителю Иисуса Христа комиссару по религиозным делам Шкуро, с помощью подведомственной ему императорской лейб-гвардии разогнавшего уличных смутьянов – агентов Финляндии, Испании, а также прежнего режима, – и обеспечившего вступление на трон царя истинного, православного, сердцем и душой издавна радеющего за народ и державу.
Да хранит меня Господь наш Бог!
Подписано лично, милостию Божией царь-батюшка Арсений Первый».
Прочитав манифест, Матвей Квасов отключил «Йогу» и расстроенно подумал, что напрасно он при старом императоре согласился остаться. Раньше вот был и статус, и положение, а теперича, получается, у нас один государь там, а другой здесь. Деньги, заплаченные Шкуро вперёд, само собой, хороши – можно и коров новых справить, и рубах штук двадцать пошить, и самую лучшую, представительского класса машину «Донказ» взять иль даже «Медведюшку Super»… Ну ладно, проследим за событиями, не ровён час и нового императора придётся менять – кто сказал, что он надолго? «А то вот прежний вдруг узнает, что произошло? – пробежал по спине холодок. – Чегось тогда со мной будет?»
Едва касаясь костяшками пальцев двери, Квасов вежливо постучал в спальню государя.
– Входи-входи братец, – ответили ему не особенно любезно. – Я давно тебя жду.
Покрывшись по́том, на подкашивающихся ногах Матвей заглянул в императорские покои. Государь, как обычно, возлежал поверх одеяла в халате и попивал крепкий кофей.
– Доброе утро, твоё величество, – поклонился до самого паркета Квасов. – А у меня весть-то к тебе какая хорошая. Слыхал ли ты, благодетель, что мёд до десяти баксов упал?
– Нет, – нахмурился император.
– А вот и не услышишь, – выдохнул Матвей. – Потому что цена липового стала сто пятьдесят долларей за бочку, и в этом я клянусь и крест целую. Уж вскорости денег в империи станет просто завались, выйдешь на улицу, а там девки красные тебе в ноги бух – уууууу, великий государь-надёжа, бабла-то привалило сколько, куды девать не знаем!
Государь довольно-таки милостиво, но всё же слабо улыбнулся.
– Хорошо. – В голосе его вдруг прорезался давно забытый, жёсткий саксонский акцент. – Просто знаешь, встал я тут ночью, с бессонницы, подошёл к окну, а там в отдалении крик странный: «Наконец-то их свергли! Долой жуликов и воров!»
Квасов почувствовал, что ещё слово, и у него будет инфаркт.
– Батюшка! – взревел он. – Да какого рожна ты удумал такое, котик наш самодержавный?! Послышалось тебе богохульное гонево спросонья, как пить дать, – спать ночью надо, а не трудиться бесконечно на благо Расеи, эвон и глазыньки-то твои покраснели ясные! Люди кричали, а то ж, было дело… но вот что именно? «Долой куликов и бобров!» – вот чего!
– Бобров? – в ужасе повторил государь.
– Безусловно, благодетель, – на ходу импровизировал Квасов. – А кого ещё-то? Эти бобры, батюшка, совсем обнаглели, полный кошмар. Всю Москву заполонили, деваться некуда. На машинах ездят как хотят, с мафией якшаются, казну разворовали, сами Запад хают, а детей за границу учиться отправили. Суки, можно сказать, натуральные, а не бобры.
– Zum Teufel,[47] – впервые за много лет перешёл на немецкий император. – На машинах… казна… дети… я, кажется, с ума схожу… что это за бобры такие вообще?
– Модифицированные Госдепом, батюшка, – не моргнув глазом, объяснил Матвей. – Заслали их к нам северомериканцы окаянные с помощью китайцев, а бобры расплодились враз. Подлые, тупые, жадные. Ну, народ и не выдержал, вишь… выкинул их к свиньям, потому и радуется, и тебя славит – куда б, говорит, нам деться, если бы не великий государь-батюшка, а так с Божьей помощью и царёвой дланью наконец-то бобров задавили.
– А, ну и замечательно, – успокоился государь. – Тогда всё нормально.
«Хорошо ещё, про куликов не спросил, – вытер холодный пот со лба Квасов. – Иначе не знаю, как бы я здесь выкручивался. И Господи, ведь это ещё только начало…»
Закончив общение с государем и рассказав ему, как рожь везде колосится, солнышко светит, а Русь великая прирастает богатством да медопроводами в Европу, Матвей откланялся и, шатаясь, на негнущихся ногах вышел в приёмную. Там его уже поджидал комиссар по религиозным делам товарищ Шкуро.
– Молодец, – небрежно похвалил он Квасова и сунул тому в конверте гонорар – новую золотую карточку «Visa-Робеспьеръ».
Матвей прощупал пластик сквозь бумагу.
– Надбавить бы надо, – по-купечески сказал он. – Последние ж нервы трачу. А вдруг догадается? Болтаться мне тогда вместе с вами, сударики добрые, на одной осине.
– С чего ему догадаться-то? – усмехнулся Шкуро. – Он и раньше понятия не имел, что в стране творится, какие цены в магазинах, о чём народ думает. Всё нормально. Иди, братец, и не забивай себе голову ерундой. Завтра утром ждём с новым докладом.
…Государь в спальне отпивал кофей маленькими глоточками, смакуя, и мечтательно улыбался. Повезло ему однозначно в жизни, грех жаловаться – империю отстроил дай Бог каждому, с экономикой всё разлюли-малина, люди живут отлично, цены не растут, республиканцы затихли в страхе. Рожь – и та колосится. Исключительно повезло.
Глава 10 Скелет бога (черезъ три съ половиной месяца, на озере Бэйхай)
Каледин смотрел на водную поверхность и спокойно ждал. Он не хотел представлять себе другой вариант развития событий, даже когда молился об этом в глубине души.
– А если мутер не выплывет? – тревожно спросила Варвара.
– Твоя мама не доставит мне такого удовольствия, – усмехнулся Каледин. – К тому же после того, как она безжалостно прикончила бедную ящерку, я вообще сомневаюсь, что с ней сможет хоть кто-то справиться. Мутер спасла мою молодую жизнь, о чём я теперь получаю напоминания по сорок раз в день. Не волнуйся, Варя, с ней всё в порядке.
– А вдруг там Ктулху? – не унималась дочь.
– Помолись об этом несчастном чудовище, – посоветовал Каледин. – Возможно, твоя мама не оторвёт ему все щупальца и парень сумеет выжить. Хотя лично я бы не надеялся.
Он был прав. Алиса выплыла как ни в чём не бывало и помахала им рукой. Добравшись до берега, она избавилась от кислородных баллонов. Мокрые волосы облепили лицо.
– Жаль, – огорчился Каледин. – В маске ты выглядишь сексуальнее.
– У тебя рожа и без того, словно ты не снимал акваланг, да ещё противогаз надел, – огрызнулась Алиса. – Ладно, ты действительно не ошибся. Они там. Я насчитала восемнадцать особей. Судя по всему, массовое самоубийство, их туши уже изрядно объели рыбки. Ума не приложу, как ты мог догадаться, что драконы именно тут.
Каледин снисходительно хмыкнул:
– Мы никогда не обращаем внимания на старинные легенды, считая людей Средних веков тупыми и примитивными. А между тем в легендах содержится много интересного. В частности, ещё в хрониках императора Цинь Шихуанди[48] написано – на дне озера Байкал с давних пор живёт Хэйлунван, что в переводе с диалекта «мандарин» означает «царь чёрных драконов». Его появление на поверхности регулярно наблюдали как монахи окрестных монастырей, так и рыбаки. Изображают это существо обычно в виде человека огромного роста, от двух с половиной до трёх метров, с головой дракона китайского типа – с длинными, как у сома, усами, оленьими рогами и рыбьей чешуёй. Я две ночи просидел, читая про Хэйлунвана. Действительно, нам следовало догадаться раньше. Ведь иероглиф «лун» в китайском языке означает и «дракон», и «динозавр» одновременно. Так вот, чудовище, повелевающее реками и морями, называли «дилун», то есть «император-дракон»… Имя dilong paradoxus учёные присвоили разновидности тираннозавров, живших около ста тридцати миллионов лет назад… Они-то, скорее всего, и являются предками Хэйлунвана.
Алиса принялась выжимать волосы – полилась вода.
– Я думала, после пустыни Гоби ничего нового не узнаю, – задумчиво сказала она. – Однако раскопки в Гоби – фееричная история. Археологи наткнулись на кладбище скелетов с человеческими черепами, звериными когтистыми лапами и змеиными хвостами… Но, конечно, наличие когтей и хвостов они объяснить не потрудились и просто объявили, что буддисты хоронили своих лам в священном месте. А ведь монголы дали кладбищу в пустыне Гоби весьма недвусмысленное название – «Земля драконов». Сто восемьдесят семь могил, и в каждой из них – скелет бывшего бога, которому поклонялись в разных местах на планете. Как ты думаешь, сколько всего их было?
Варвара с неудовольствием оторвалась от бутерброда с санкционной лососиной.
– Меня утомляют ваши заумные разговоры, – пожаловалась она. – Я всё-таки девочка, пусть и мрачного готического типа. Поэтому пока беседуйте, а я пойду соберу засохшие цветы или поиграю с мёртвыми божьими коровками. Но надолго я вашу парочку покидать не собираюсь – иначе, пока меня нет, вы тут ещё одного ребёнка заведёте. Знаю я вас…
– Мы как раз об этом думаем, – кивнул Каледин. – Ты хочешь братика или сестричку?
– Я айпэд хочу, – культурно сообщила Варвара. – И наушники. Вы сможете сделать их к моему возвращению? Ах, ну конечно же нет. Боже, как я устала от этой жизни…
Она удалилась метров на сто. Каледин и Трахтенберг с умилением смотрели ей вслед.
– Сколько их было? – переспросил Фёдор. – Я полагаю, поголовье расы драконов-оборотней никогда не превышало несколько сотен особей. Китайцы утверждают, что для рождения дракона требуется около тысячи лет, и каждый раз приход в наш мир подобного существа сопровождается землетрясениями и бурями. Не думаю, что срок на самом деле так велик, однако в этом мифе слышен отголосок правды: ящерам очень сложно было появиться на свет. «Девочки» в их племени рождались редко – в китайских, японских, да и в европейских мифах все драконы мужского пола. Самки считались редкостью даже в древние времена. Ирония судьбы – они стали спариваться с женщинами во имя потомства, но в итоге их уничтожила… гм… гастрономическая связь с людьми обоих полов.
Алиса, дав рассмотреть себя Фёдору, не спеша переоделась в сухое.
– Там, на дне, кроме трупов драконов, был также человеческий скелет. Судя по остаткам длинных чёрных волос, женский. Похоже, это та самая пропавшая девушка.
– Я так и полагал, – вздохнул Каледин. – Проводник поезда, в котором погиб молодой человек и была похищена девица, дал описание пассажира, подсевшего на промежуточной станции в купе – красавчик с изумрудным блеском в глазах, как у нашего дракона в Корнилове. Давай сообщим властям, пусть пришлют водолазов, достанут покойницу. Если, конечно, найдутся желающие с этим связываться. Указом нового императора «Корниловское дело» положено под сукно с грифом «Секретно», а мы дали подписку о неразглашении. Согласно официальной версии, население Корнилова погубила вспышка вируса, разработанного в ближневосточных и испанских лабораториях. Хотя, я тебе честно скажу, не уверен, надо ли тут раскрывать правду.
Алиса хозяйственно упаковала акваланг, маску и ласты.
– Возможно, и не надо, – согласилась она. – Вот посмотри на меня. Я в пятнадцать лет была возвышенной и романтической девушкой. Потом я встретила тебя, и моя молодая жизнь превратилась в вертеп разврата и удовлетворения твоих гнусных желаний…
– Гнусных? – слегка удивился Каледин.
– Секс в костюмах римских гладиаторов среди открытых банок селёдки под black metal и запись всего действия на видео с обещанием последующей трансляции во Всеволодъ-Сети ты считаешь нормальным? Фёдор, мне иногда чисто интуитивно страшно за тебя. Один Бог знает, до какой степени морального разложения ты дойдёшь в своих фантазиях, и…
– Слушай, – тихо сказал Каледин. – Но это ж вообще-то была твоя фантазия…
– Ой, точно, – побледнела Алиса. – Ладно, замяли, о’кей? Я тебя прощаю.
– Хорошо, – привычно согласился Каледин.
– Так вот, по теме, – быстро продолжила Алиса, дабы Фёдор не успел добавить что-нибудь ещё. – Если возвышенной и романтической пятнадцатилетней девице объяснить, что и как с ней, пусть и по большой любви, скоро будут делать теми самыми словами, которые написаны на российских заборах, бедняжка обязательно покончит жизнь самоубийством. Это я к тому, что сообщать верноподданным нашей империи новость об убийстве всего населения города огнедышащим драконом, в итоге сражённым в честной битве монтировкой, жестоко. Люди любят другие сказки – про честную власть, отсутствие воровства среди министров и про то, что наш народ самый умный и красивый в мире.
Они сели в машину, наблюдая за Варварой, аки ведьма собирающей сухие цветы.
– Что ты думаешь в связи с отречением императора? – спросила Алиса.
– Да ничего, – пожал плечами Каледин. – Ты же знаешь, я служу своей стране, а не тем, кто носит корону. Одно тебе скажу… Россия – это великое государство, и она способна быть только империей, в противном случае её съедят. Поэтому я не слишком-то люблю республиканцев. И я не в курсе, сколько всё продержится… полагаю, реставрация не за горами. У нас, знаешь, почему-то всегда так в истории: люди повергают в прах прежних кумиров и топчут их ногами, а затем, спустя короткое время, вновь собирают по крупинке, тащат на пьедестал и боготворят – оооо, как мы ошибались, вот тогда и только тогда действительно была жизнь! Сейчас царя ненавидят все. И сторонники – за то, что слил самодержавную монархию, и противники – потому что злой, трусливый и сволочь, и грифы – за то, что составил им конкуренцию на дельтаплане. Но не пройдёт и десяти лет, как все вновь будут его превозносить. Потому что так тут бывает всегда.
Алиса почувствовала – пора менять тему.
– Свадьба-то у нас была замечательная, – сказала она неестественно бодрым голосом.
– Да уж, – в тон ей заметил Каледин. – Ты единственная невеста в мире, у которой подвенечное платье заносилось до дыр. Из знакомых почти никто не пришёл. На приглашение «Просимъ пожаловать на бракосочетание ихъ сиятельствъ Каледина и фон Трахтенбергъ» ответил только князь Кропоткин, причём всего двумя словами – «Может, хватит?!». Священник обвенчал нас после приёма трёх таблеток успокоительного, заявив, что, если мы опять разведёмся и захотим жить вместе, он благословляет нас заранее на внебрачный секс и больше видеть в церкви не желает. Закрыл храм и отбыл в Баден-Баден нервы на водах поправлять…
– Да, но в этом есть и плюсы! – с энтузиазмом воскликнула Алиса. – Сколько еды осталось со свадебного пира! Всё могли съесть гости, а в результате получилась разумная экономия.
– Угу, уже четвёртую неделю доедаем, – огрызнулся Каледин. – О, если когда-нибудь ещё будем разводиться, я попробую тебя просто заколоть. Много за убийство в состоянии аффекта не дадут – подумаешь, пять годков тачку на сахалинской каторге покатаю.
– Это мы ещё посмотрим, – презрительно фыркнула Алиса. – Не забывай, я дракона-то сразила как канарейку. Кроме того, меня и вовсе оправдают. Судья посмотрит на справку о твоём жалованье, поймёт, что я не жила, а мучилась, и сделает правильный выбор. Я выйду из здания суда, осыпаемая цветами поклонников и освещённая софитами прессы.
Фёдор подумал и благоразумно решил не отвечать.
– Послушай… – Алиса обвила руками его шею. – Давай вообще больше не разводиться, а? Ведь это будет проще всего. Денег-то на свадьбах сколько сэкономим!
– Не разводиться? – страшно поразился Каледин. – А это возможно?
– Я постараюсь, – торжественно пообещала Алиса.
Она убрала одну руку с плеча Фёдора, незаметно завела за спину и скрестила пальцы. Но очарованный её странным и загадочным поведением Каледин этого не заметил.
– А и верно, – согласился он. – Знаешь что? У нас ведь отпуск. Давай плюнем на всё и уедем прямо сейчас на море в Сиамское королевство. Всё работа да работа, жизни не видим. Попьём коктейлей на белоснежном пляже, насладимся манго, попробуем суп «том ям» – говорят, прелесть полная, столько перцу красного, что у княгини Тихорецкой за трапезой прямо на Пхукете апоплексический удар приключился. В конце концов, бабло у нас имеется – премию ж за покойного дракона выдали. Отдохнём месяца три, а там поглядим, как в России идут дела. Хотя и так ясно – опять какая-то хрень приключится.
– Прямо сейчас? – вяло попыталась сопротивляться Алиса. – Но у меня купальник старый, выцветший… с таким отстоем на роскошном международном курорте показаться стыдно. И ещё надо прикупить крем от солнца получше, и тёмные очки от Кавалли, а к тому же…
– Будешь плавать голая, – припечатал Каледин. – В глубине души все женщины – скрытые эксгибиционистки, иначе Всеволодъ-Сеть не была бы забита кучей селфи без трусов. Решайся, потому что предложение действительно сию минуту. Иначе я пойму, что ты меня заколебала до печёнок, и передумаю. Поедем в Жмеринку тогда отдыхать, продефилируешь мимо свиней в очках от Кавалли и в баснословно дорогом креме.
Алиса спинным мозгом ощущала необходимость возразить (дабы мерзавец Каледин не расслаблялся, сволочь такая), но отчего-то капитально разнежилась, и ей не хотелось сопротивляться. Внутри тлело нечто вроде первобытного желания, чтобы её взяли за загривок и уволокли в пещеру на ложе из шкуры мамонта. «В кои-то веки можно ему разок подчиниться, чтобы обмануть бдительность, – решила Алиса. – В конце концов, сие рекомендуется даже в «Искусстве войны» великого Сунь-цзы». Собственно, «Искусство войны» она не читала, но была твёрдо уверена, что там содержится именно эта мудрость.
– Хорошо, будь по-твоему, – кротчайше произнесла Алиса. – Поплаваю без купальника.
Варвара возникла возле машины именно в тот момент, когда они поцеловались.
– О сатана! – закатила она глаза. – Я так и знала. Вас же на минуту оставить нельзя.
– Дочь моя, садись в машину, – потребовала Алиса недовольным тоном женщины, которую оторвали от весьма интересного занятия. – Мы отчаливаем в Сиамское королевство.
Варвара прыгнула в автомобиль и ловко пристегнулась.
– Отлично, – подняла она вверх большой палец. – Мне в детском саду рассказывали про Сиам. Интересная страна с очень древней историей. Говорят, местные старинные боги разочаровались в людях и ушли в джунгли… а под водой там живут жуткие чудовища…
– Так, хватит уже! – взвилась Алиса. – Дай папе с мамой отдохнуть спокойно! Никаких рассказов про монстров! Никаких пластмассовых пауков мне в багаж не подкладывай! Никаких масок с клыками ночью, у меня с прошлого раза еле икота прошла! Понятно?!
Варвара одарила родителей зловещей улыбкой и клубочком свернулась на заднем сиденье. Каледин въедливо сверил по Всеволодъ-Сети расстояние до ближайшего аэропорта и завёл машину. Очень скоро семейство выехало на скоростное шоссе.
…И знаете, они доехали до места назначения без проблем. И спокойно купили билеты. И приземлились неподалёку от пляжа. И сняли роскошную виллу. И да, Алиса потом плавала голая, а Каледин заснял её на смартфон и собирался послать видео князю Кропоткину, чтобы похвастаться, однако передумал. И дальше у них всё было попросту ОТЛИЧНО.
Можете в этом даже не сомневаться.
Эпилог (въ тотъ же день)
Хайнц Модестович Шварц ощущал определённый дискомфорт. Вот, казалось бы, сделал всё как надо – уехал из страшного Руссланда с водкой, матрёшками и драконами, поселился в родимом Дрездене, в уютном фольварке, где так приятно за кружкой пива со свиной ножкой понимать: революции, потрясения и падения курса золотого остались позади. Живи себе жизнью обычного бюргера да не волнуйся – что тут может случиться, в тишайшем Саксонском курфюршестве? Наверняка скоро сюда вернутся и другие немцы – те, что не объявят себя французами, не наденут фригийский колпак, не пожелают менять имена и фамилии. Тем не менее покой так и не приходил. Ночами штабс-капитану в отставке снились сны. Как за ним, дыша пламенем, разрушая стены и оставляя могучими лапами трещины на мостовой, гонится раненый дракон Эстевауслинд. Обер-медэксперт Шварц просыпался с криком, судорожно тискал мурчащего кота Уильяма, пил глинтвейн и долго не мог успокоить дрожь в руках. Соседи, включая милейшую фрау Гретель, грозились пожаловаться в полицайкомиссариат: уж больно похоже, что в фольварке мучают животное, столь жалобны и тонки были исторгаемые лёгкими Шварца крики. Другие сны тоже не сказать, чтобы были приятными – конкурс на работе «кто выпьет больше водки», отсутствие в магазине сыра пармезан, полёт на Мальту и беседа с Варварой Калединой-Трахтенберг, а также общение с отцом и матерью этой ужасной девочки снились регулярно. В послеобеденной дрёме являлся и новогодний корпоратив – когда, перебрав шампанского, жена предводителя дворянства, помещица (так в Руссланде называли всех, у кого во владении осталась дача) Курбатова-Чернолисская залезла на стол и, яростно распахнув кофточку, показала всем сиськи.
Собственно, последний сон донимал хуже дракона.
Виделось Хайнцу Модестовичу, что помещица и так повернётся, и эдак, и в замедленной съёмке, а в некоторых вариантах она и вовсе оставалась без нижнего белья, демонстрируя экс-штабс-капитану прекрасный вид с тыла и лобок, по последней парижской моде лишённый растительности в салоне «Парикмахерская мадамъ Клико», коим заведовала уроженка Тверской губернии Агафья Толстогривцева. Тут, конечно, и вовсе спокойствия никакого не стало. Всё в совокупности и привело герра Шварца к решению, принятому пусть спонтанно, но под влиянием сложившихся обстоятельств. Психолог доктор Грубер, между тем, трижды сказал: вам, добрый господин, обязательно надо отвлечься, сменить обстановку. Разумеется, про дракона Хайнц Модестович ничего врачу не поведал, иначе бы тот ему совсем другое лечение прописал. А так рекомендовал ненадолго вырваться в иную реальность, экзотическую. Посему, оставив хвостатого друга Уильяма на попечение фрау Гретель, пациент немедленно так и поступил.
…Хайнц Модестович нервно посмотрел в сторону ванной и чуть пригладил жидкие волосы. Сломанная рука уже зажила, ожоги тоже прошли, а хирурги, оплаченные из спецфонда департамента полиции, привели в порядок лицо, подпорченное в битве с чудовищем. Однако он волновался по поводу своей внешности, хоть и понимал, что это глупо – случай сейчас совсем не тот. Гостиница отличная – тридцать первый этаж, вид из окна на шанхайскую набережную Бунд, напротив, через реку, небоскрёбы и «жемчужная телебашня». Шикарная мягкая кровать, заполненный пивом холодильник, электронное управление люстрой и занавесками. Любят эти китайцы хайтек.
В Цинской империи Хайнц Модестович мечтал побывать с раннего детства – посмотреть на дома с загнутыми кверху крышами и срезы рисовых полей среди гор Гуанси, откушать свинины в кисло-сладком соусе, забраться на Великую стену и погулять в Запретном городе (пару месяцев в году местный император, дабы заработать денег, пускал туда туристов). С 1912 года власть в Китае регулярно переходила от республиканцев к монархистам и обратно – одни императора свергали, а другие восстанавливали в правах, и не только европейцы, но и сами китайцы уже перестали за этим следить. Бесспорно, интерес истинного сына Саксонии к поездке в Китай подогревала и скромная стоимость визита, ибо вернувшиеся оттуда туристы разносили весть, что дешевизна там запредельная – за один евро можно купить двенадцать жареных буйволов, и то, если не торговаться.
В общем-то, примерно так оно и оказалось.
Но была и другая причина помимо кисло-сладкой свинины, отчего Хайнц Модестович пустился в столь дальнее путешествие. Это крайне дешёвая тут продажная любовь. В немецких княжествах и республиках ходили слухи о ночах бурного, дарующего небывалые ощущения секса в стране, где женщин тысячелетиями учили ублажать мужчин в самых дивных вариациях и брать за это чисто символическую плату – ну, ту самую, в районе цены двенадцати буйволов. Разумеется, обер-медэксперт Шварц не был девственником, в его активе числились и неудачный брак, и ещё с десяток любовниц, но требования современных женщин его смущали. «Пригласи в ресторан», «пойдём в кино» и всё остальное – а где гарантия, что за сим последует благодарность? Как коренной немец он не мог допустить траты денег впустую. Жрицы любви в Европе были слишком дороги и техничны, они рассматривали клиента как кошелёк и особой страсти не проявляли, даже за щедрые чаевые. В Китае же, как понимал Хайнц Модестович, финансового стимула у искусных усладительниц нет. Почитав форумы во Всеволодъ-Сети, он пришёл в полное духовное и плотское смятение: добропорядочные бюргеры открыто повествовали, как наобум поехали в Сиам, Китай и Камбоджу и нашли там девиц, жадных до любви и крайне экономичных в употреблении. К сексу, как правило, прилагался восточный массаж, а то и даровая лапша. В общем, это был отличный шанс забыть наконец сиськи Курбатовой-Чернолисской.
…Мэй Ли выпорхнула из ванной, завёрнутая в бесстыдно короткий гостиничный халатик. Чудесная юная китаяночка, на вид лет двадцати или даже того меньше. Нежное лицо, раскосые глаза, красные как вишни губки, стройное тело, небольшая грудь. Мэй сама подошла к нему в фойе гостиницы, когда, вооружившись путеводителем, он собирался проследовать на улицу Нанцзин Цилу, слывшую сборищем недорогих ласковых дам. Шварц так обрадовался и растерялся, что даже не узнал цену. «Ну что ж, – поразмыслил он, уже оказавшись в номере. – Как ни крути, много стоить это не будет. В крайнем случае, дам ей два евро… или даже пять… вдруг она очень активно постарается».
Мэй Ли встала перед ним и коротко, по-китайски поклонилась.
– Пожалуйста, ложись на кровать и не двигайся. Остальное я сделаю сама.
Она сбросила халатик, и уже через пять минут Хайнц Модестович понял, что заплатит и десять, и двадцать евро. Даже, страшно сказать, пятьдесят. Он вообще всё что угодно отдаст, лишь бы это не прекращалось. Такого Шварц никогда не испытывал за всю свою жизнь – голова кружилась, он сходил с ума, ощущая невиданное счастье. Мэй Ли двигалась то тихо, то быстро, склоняя к нему свои маленькие острые грудки, распрямлялась, в искреннем экстазе закидывала руки за голову. Поражённый Хайнц Модестович не мог сдерживаться, и всё закончилось довольно быстро. Впрочем, спустя короткое время чудо повторилось. И затем ещё раз. Шварц лежал абсолютно опустошённый, а Мэй Ли, кланяясь и улыбаясь, попросила саксонца перевернуться на живот и сделала великолепный массаж. Клиент просто растёкся по простыне, ему хотелось блаженно уснуть. Однако финансовый вопрос, сверливший мозг, мешал удовольствию.
– Сколько я должен? – поинтересовался он, смущаясь сути своего вопроса.
Мэй Ли обернулась, и Шварц, глядя на обнажённое тело, понял, что хочет её снова.
– Нисколько, – ответила девушка. – Это подарок, милый лаовай.[49] Скорее, уж я тебе должна. Поверь, мне было очень хорошо, не как с другими. Твоя покорность восхищает… наши мужчины в основном пытаются доминировать. Ты не такой.
Хайнц Модестович почувствовал неловкость.
– Но это же неправильно! – запротестовал он и потянулся к тумбочке за бумажником.
– Пожалуйста, успокойся, – остановила его чаровница. – Давай лучше немного полежим рядом. К сожалению, скоро я буду занята, и мы не сможем нормально пообщаться.
– Тебя ждут другие клиенты?
– Нет… сегодня больше нет. Как тебя зовут?
– Хайнц.
– Смешное имя. А что оно означает?
– Уменьшительное от Генриха… А Генрихом в древних племенах Германии называли сына вождя. А твоё имя как переводится? Мэй Ли – забавно звучит.
– Да, тут оно популярно. Но если хочешь знать полный вариант, меня зовут Мэй Лилун.
– А что это значит?
Её лицо изменилось – глаза вспыхнули изумрудным светом, по скулам поползли зелёные прожилки. Кожа на щеке треснула, и сквозь кровь проглянули пластинки чешуи.
– Это значит ПРЕКРАСНЫЙ ДРАКОН… – прорычала девушка.
Хайнц Модестович не успел сделать ни единого движения – она запрыгнула на него, с совершенно неженской силой припечатав обе руки к постели… Несчастный почувствовал, как ломается кость в только что зажившей конечности. «О чёрт! Для чего я взял комнату со звукоизоляцией?! Ах, чтобы в коридоре не слышали криков удовольствия… Вот теперь меня никто и не услышит. Идиот! Как там называли самку дракона у древних греков? Дракайна. Самое жестокое, злобное, яростное существо. Такое, что с ней никто не мог ужиться, включая родственных им мужских особей. Как правило, дамы покидали стаю и жили отдельно… соблазняли в пустынных местах одиноких путников, ибо единственное, что их занимало, – это продолжение рода. У самок рождались монстры, такие как Колхидский дракон. Точно! Сегодня же полнолуние и идёт дождь… Подходящее время для дракайны, чтобы попытаться забеременеть. Тысяча дней, прошедшие со вступления в силу Года Водяного Дракона[50] по китайскому календарю… Боже… лучше бы я в Сочи поехал!..»
Мэй Ли повернула к нему лицо, окончательно трансформировавшееся в морду ящера.
– Не стану тебе объяснять, кто я такая и что я делаю, – прошипела она. – Если бы я могла, поверь, вела бы себя иначе. Внутри меня разливается тепло… это эмбрион, только что зачатый с твоей помощью. Мужчины глупы и боятся ответственности, они сразу спрашивают о презервативе… ты не спросил. Прости. Я даровала бы тебе все богатства мира за предоставленное мне счастье, но, увы, у моего вида есть традиция, как у богомолов и пауков. После оплодотворения мы обязаны съесть самца. Вот почему мужчины нашего племени очень редко связывались с нашими же женщинами. Древний инстинкт, с ним, как понимаешь, шутки плохи. Видишь кожаный чемоданчик в углу? В нём я всегда ношу набор – скатерть, ножи, вилки, тарелки, хирургическая пила для разделки туловища, пластиковые мешки для отходов и крови. Как дура таскаюсь, правда? Но сегодня всё пригодится… ибо пришёл мой день!
Дракайна раскрыла пасть. С огромных клыков капала слюна.
– Закрой глаза, детка… – сказала Мэй Лилун.
И, не дожидаясь ответа, резко склонилась вниз.
Примечания
1
Прозвище британских солдат во время Первой мировой войны (Здесь и далее примеч. авт.)
(обратно)2
Слушаюсь, мама (нем.).
(обратно)3
Водяные часы были изобретены в глубокой древности и имелись во всех дворцах Вавилона, Римской империи, греческих городов-государств. Промежуток времени определялся каплями воды, вытекавшими из отверстия, сделанного на дне медного сосуда. Вышли из употребления к XVII веку.
(обратно)4
В реальной истории «Илья Муромец» (также называвшийся «летающий слон») – тяжёлый бомбардировщик конструкции Игоря Сикорского, применявшийся на фронте Первой мировой войны в 1914–1917 гг. Логично предположить, что, не случись революции, именно эта марка стала бы первой в русской авиации.
(обратно)5
Милостивая сударыня (нем.).
(обратно)6
Простонародная пивная в Германии, буквальный перевод – «пивной сад».
(обратно)7
Этот жуткий обычай в XIII в. до н. э. считался нормой на территории современной Палестины – помимо замурованных в стенах скелетов младенцев, археологами были обнаружены целые кладбища малолетних детей-рабов, принесённых в жертву жрецами местного культа.
(обратно)8
Действительно, послы греческих городов-государств описывали в своих донесениях празднества царства Ханаан как разнузданные оргии, ибо местные боги требовали от своих прихожан откровенного «блудодейства и винопития».
(обратно)9
Все эти случаи имели место в действительности, и логичного объяснения им до сих пор не найдено. Исчезнувшая колония на Роаноке и пропажа смотрителей маяка на островах Фланнан всё ещё служат темой для обсуждений историкам и специалистам по паранормальным явлениям.
(обратно)10
«Испанка» – простонародное название вируса гриппа La Pesadilla, послужившего во время эпидемии 1918–1919 гг. причиной гибели минимум 50 млн человек. Собственно в Испании этим гриппом переболели 40 % населения.
(обратно)11
Брат, всё в порядке (нем.).
(обратно)12
От фр. suffrage, «избирательное право». Представительницы женского движения за возможность участвовать в выборах в XIX–XX вв. В России прекрасный пол получил шанс ходить на участки в 1906 г. на территории Финляндии и в марте 1917 г. после Февральской революции – раньше, чем в США.
(обратно)13
Каледин и Алиса обсуждают события, изложенные в книге «Печать Луны».
(обратно)14
Имеется в виду восстание против готов в Константинополе в 400 г., когда, возмутившись поведением варваров, жители перебили незваных гостей.
(обратно)15
В 395 г., согласно завещанию императора Феодосия Великого, Римская империя была разделена на Западную и Восточную между сыновьями августа Гонорием и Аркадием. Формально обе части назывались одинаково.
(обратно)16
Юлиан Отступник – римский император в 363–364 гг., попытался сменить в государстве христианство на язычество в качестве ведущей религии, однако потерпел неудачу. После его смерти империя вернулась к христианству.
(обратно)17
Ваше величество (англ.).
(обратно)18
Имеются в виду события 15 июля 1099 г. (Первый крестовый поход), когда 14-тысячная армия крестоносцев, захватив Иерусалим, за один день уничтожила всех жителей города, включая и тех, кто спрятался в храмах.
(обратно)19
Археологи и учёные всего мира действительно до сих пор не могут прийти к единому мнению, как, кем и, самое главное, в честь какого бога построены мегалитические храмы Мальты, а также куда делась местная цивилизация. В 1980–1992 гг. здания включены в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
(обратно)20
Большой вред храму Джгантия в 1827 г. нанёс представитель британской колониальной администрации вице-губернатор Джон Отто Байер, приказавший «расчистить местность». Многие фрагменты Джгантии были уничтожены или разрушены, что сделало невозможным исследования.
(обратно)21
– Где этот чёртов король?
– Дружище, я не знаю.
– Дай Бог, мы его найдём (арабск.).
(обратно)22
«Нет Бога, кроме Аллаха» (арабск.).
(обратно)23
События из романа «Печать Луны».
(обратно)24
Большинство историков убеждены, что король Эдуард II Плантагенет (1307–1327) был геем, ибо монарх отдавал предпочтение женоподобным красавцам, его фавориты мужского пола и управляли Англией. Это привело к ссоре короля с женой и к государственному перевороту.
(обратно)25
Речь идет о Рое и Сайлоу – паре антарктических пингвинов из зоопарка Нью-Йорка, составлявших гей-пару целых шесть лет, после чего Сайлоу свалил к самке Скрэппи, оставив партнёра страдать в одиночестве. Сам не знаю, зачем это пишу.
(обратно)26
Имеются в виду события в книге «Череп Субботы».
(обратно)27
Кабак (укр.).
(обратно)28
Иван Сытин – один из крупнейших издателей и книготорговцев Российской империи в 1882–1917 гг. Его специализацией была продажа романов современных писателей по доступным ценам широкой публике. Умер в 1934 г. в Москве.
(обратно)29
Как основание, так и гибель индейского государства Тиуанако, существовавшего на высоте в 4000 м над уровнем моря (и, по разным сведениям, закончившего своё бытие примерно в XV в. до н. э.) до сих пор не имеют точных объяснений. Многие учёные сходятся во мнении, что эта богатая цивилизация, процветавшая задолго до инков, погибла вследствие внезапной катастрофы неизвестного происхождения. Аналогично нет информации, каким образом огромные каменные блоки были подняты индейцами на большую высоту при отсутствии специальных приспособлений. Неясно, кто правил Тиуанако и каким богам поклонялись его жители.
(обратно)30
Подпоручик Василий Мирович 5 июля 1764 г. попытался освободить из заключения свергнутого императора Ивана VI, чтобы возвести его на престол вместо Екатерины II. Во время штурма тюрьмы Иван VI был убит охраной. Мировича обезглавили на Сытнинской площади Петербурга 15 сентября.
(обратно)31
События из романа «Череп Субботы».
(обратно)32
Так в реальной истории назывался до 1921 г. нынешний ГУМ на Красной площади.
(обратно)33
Согласно рецептам немецких монахов, датированным 1754 г., в это время в Европе всё ещё вовсю легально применяли «каннибальское лечение» – готовились снадобья и мази из человеческих костей и внутренних органов. Как правило, для этого использовали части тел казнённых преступников.
(обратно)34
Это действительно так – удивительно, учитывая, что Минойская цивилизация со всех сторон была окружена врагами, её жители уповали сугубо на «защиту богов».
(обратно)35
Это чистая правда – крохотное княжество Лихтенштейн, по сути, является единственной абсолютной монархией в Европе. Князь имеет самые широкие полномочия, его власть не ограничена парламентом.
(обратно)36
Тольтеки – индейское племя Центральной Америки, предшественники основателей Ацтекской империи. Их государство существовало в VIII–XII вв. Ритуалы тольтекских жертвоприношений, во время которых топорами рубили женщин и детей, повергали в ужас людей даже в те суровые времена.
(обратно)37
«Свадьбы мертвецов» – языческий обычай в Китае, незаконно практикуемый до сих пор. В случае, если умирает молодой неженатый человек или незамужняя девушка, для семейной жизни в загробном мире требуется захоронить вместе с ними другой женский/мужской труп. По этой причине в КНР функционирует «чёрный рынок» покойников, а иногда для подобных похорон убивают намеренно.
(обратно)38
Детский сад (нем.).
(обратно)39
Дома на юге Китая (в Гонконге, Гуанчжоу и Шеньчжэне) и в самом деле строят по такой схеме, чтобы там мог гнездиться дракон. Хоть раз в год, но в КНР находятся один-два свидетеля, утверждающих, что лично видели посадку крылатого ящера на небоскрёб. Считается, что дракон приносит счастье в дом.
(обратно)40
Имеется в виду революция 1912 г., свергнувшая в Китае монархию.
(обратно)41
Согласно древнегреческому мифу, от соития великана Тифона со змеевидной женщиной Ехидной родился Колхидский дракон, впоследствии поставленный охранять легендарное Золотое руно. От Тифона всегда рождались лишь чудовища. Колхидскому дракону в жизни не повезло – сначала его усыпил Язон, похитив руно. Будучи уволен, ящер эмигрировал на остров и там пал от руки супергероя Диомеда.
(обратно)42
Имеется в виду царствование государей-мальчиков Петра I и Ивана V. Малоизвестный Иван был в тени Петра и в управление не вмешивался. Тем не менее для них сделали особый двойной трон: я про это уже говорил.
(обратно)43
Правительство России, состоявшее из семи бояр (Мстиславский, Воротынский, Трубецкой и пр.), действовало в 1610–1613 гг. в «междуцарствие» – между свержением царя Василия Шуйского и восшествием на трон Михаила Романова. Формально в этот период русским царём считался польский королевич Владислав, но он никогда не приезжал в Москву. Во время «семибоярщины» государство находилось в состоянии войны, раздрая и смуты.
(обратно)44
Цыгане-паяцы относились к секте люциферинов, то есть поклонников дьявола, и жили в средневековой Франции. Обычно жрецы похищали ребёнка, ножом с шестью лезвиями вырезали на нём магические знаки, после чего члены секты поедали сердце жертвы. К XVIII в. люциферины были полностью уничтожены инквизицией.
(обратно)45
Замок Маруока в японской префектуре Фукуи (его также называют «Замок в тумане») был построен в 1576–1595 гг. В основание здания замурована слепая девушка, и это последний документально подтверждённый случай «строительных жертв» в Японии. Между прочим, наш обычай запускать в дом первой кошку тоже идёт от традиций древних викингов замуровывать в фундамент животных.
(обратно)46
Французская дворянка, при дворе Людовика XIV считалась «агентом дьявола», ибо вела оккультную деятельность – приносила в жертву детей и готовила из их органов снадобья: приворотные зелья, яды и т. д, а также вызывала сатану и души умерших людей. В 1680 г. сожжена на костре по обвинению в колдовстве.
(обратно)47
Чёрт побери (нем.).
(обратно)48
Первый император объединённого Китая, правил с 221-го по 210 г. до н. э., прославился также как строитель Великой Китайской стены.
(обратно)49
Иностранец (китайск.).
(обратно)50
Период с 23 января 2012 г. по 9 февраля 2013 г.
(обратно)
Комментарии к книге «Скелет бога», Георгий Александрович Зотов
Всего 0 комментариев