«Рождество»

Никогда раньше я не праздновала Рождество в одиночестве.

Мне немного не по себе сидеть одной в дешевом гостиничном номере. Перед моим мысленным взором проходит вереница призраков, комната наполняется голосами прошлого. Меня накрывает волна воспоминаний — в памяти в лихорадочной гонке проносятся все прошлые праздники Рождества: детское Рождество с полным домом родственников, елкой на окне, шестипенсовиками в пудинге и долгожданным чулком с подарками на рассвете; подростковое Рождество с матерью и отцом, войной и пронизывающим холодом и письмами из-за границы; первое по-настоящему взрослое Рождество с возлюбленным — снег и волшебство, красное вино и поцелуи, прогулка по темным улицам незадолго до полуночи, ослепительно белый снег и сияющие звезды на черном небе — сколько раз я встречала Рождество за прошедшие годы!

А сейчас — первое Рождество в одиночестве.

Но я не совсем одинока. Во мне появляется чувство товарищества со всеми другими людьми, которые празднуют Рождество в одиночестве, — их миллионы — и в прошлом, и в настоящем. Мне кажется, если я закрою глаза, то не будет ни прошлого, ни будущего, останется только бесконечное настоящее, которое и есть Время, потому что, кроме него, у нас ничего нет.

Да будь ты последним циником, последним безбожником, все равно почувствуешь себя странно, оказавшись в одиночестве на Рождество.

Поэтому я испытываю невероятное облегчение, когда в комнату входит молодой человек. В этом нет ничего романтичного — я пятидесятилетняя старая дева, учительница с тусклыми темными волосами и близорукими глазами, которые когда-то были очень красивы, а он — совсем мальчишка двадцати лет, не по моде одетый в черный бархатный пиджак и старый темно-красный галстук. Его каштановым кудрям не помешала бы хорошая стрижка. Женственность платья немного искажает черты его лица — узкие пронзительные голубые глаза, надменный нос и выступающий подбородок. Нет, он не производит впечатление сильного человека. Выступающие скулы обтянуты прозрачной кожей, и он очень бледен.

Он врывается без стука, озадаченно смотрит на меня и говорит:

— Прошу прощения. Я думал, это моя комната.

Он поворачивается к дверям, потом останавливается и спрашивает:

— Вы одна?

— Да.