«По ту сторону реальности. Том 1 (Сборник мистики и фантастики)»

По ту сторону реальности. Том 1 (Сборник мистики и фантастики) (fb2) - По ту сторону реальности. Том 1 (Сборник мистики и фантастики) 3034K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Коллектив авторов

По ту сторону реальности Сборник мистики и фантастики. Том 1

Проза

Сергей Антипов

г. Москва

Битва с колдуньей

Сидели мы однажды с моим добрым знакомым, Аристархом, на кухне и пили чай. Аристарх всегда мне казался немного странным. Поговаривали, что он состоит в каком-то древнем монашеском ордене. Но мне он очень нравился! Я всегда чувствовал себя в безопасности рядом с ним. Так вот, по телевизору во время нашего чаепития шла очередная «битва экстрасенсов». Явно побеждала какая-то чёрная ведьма, как она сама себя называла. Всё у неё получалось угадывать: кто живой, кто мёртвый на фотографии, кто кого и за что убил и т. п. Много было разговоров о «порче» и «сглазе», которые она умела и «наводить», и «снимать»! Тут я вспомнил, что мне не так давно одна недоброжелательница сказала, что нашлёт на меня «порчу» за то, что я отказался с ней встречаться как с женщиной. Я во все эти вещи не особенно верю, но когда смотрел «битву», вдруг вспомнил об этом её обещании. Решил поделиться опасениями с Аристархом. Рассказав ему свою историю, я увидел, как Аристарх пристально смотрит на меня, точнее, даже «сквозь» меня. Повисла пауза. Я чувствовал себя как во время флюорографии! Наконец, Аристарх заговорил.

– Она действительно попыталась навредить тебе, когда поняла, что захомутать не получится, – сказал он.

– Ничего себе! И что мне теперь делать? – спросил я.

– Можешь особо не беспокоиться, она сама уже всё сделала. Истыкала ножом твою фотографию. Так как твоя жизненная программа очень обширная и многозадачная, а защита на тонком уровне весьма приличная, ты мог чувствовать недомогания или даже приболеть, но ничего серьёзного не случилось, не беспокойся! Зато она сама сейчас лежит в больнице «по женским делам». Здорово себя наказала. Бумеранг раз в десять сильнее вернулся… Только вот, знаешь, похоже это её не остановило! Хорошо, что ты мне рассказал об этом. Я вижу, что она ходила к настоящей колдунье, вроде этой – Аристарх махнул рукой в сторону телевизора, – а тут уж и мне надо бы подключиться! А то проболеешь литературный фестиваль! Эх, женщины, женщины. Вашу бы энергию, да в мирных целях! – сказал он, подмигнув!

Тут я вспомнил, что в последнее время действительно порой неважно себя чувствовал. Даже айкидо пару раз пропустил. Слабость была какая-то, озноб… Я списывал это на простуду, но слова Аристарха заставили по-новому на это взглянуть.

– Подключайся, Аристарх, – сказал я, – я готов! Что нужно делать?

– Да, ничего особенного! Расслабься, как ты умеешь, чтоб мыслей в голове особо не было, и не мешай мне! Я маленько поработаю.

Я откинулся на стуле, закрыл глаза и начал медитацию в альфа-состоянии. Тем, кто не знает, что это за состояние такое, расскажу вкратце. Открыл это явление Хосе Сильва. Он доказал научными методами, что человек может научиться входить в особое состояние сознания, в котором частота электромагнитных колебаний его мозга будет соответствовать состоянию сна («альфа-ритм»), но при этом сам человек будет бодрствовать! Достигается оно с помощью обратного отсчёта во время медитации и «закрепляется» специальным телесным «якорем» (скрещенные пальцы, например). В таком состоянии потом можно медитировать, размышлять, творить. Оно очень полезно для здоровья и весьма креативно. Про него и говорил мне Аристарх, когда сказал расслабиться. В общем, так я и сделал! Сидел на стуле и отдыхал. Думал о красивых местах, где бывал когда-то, о своих любимых людях. Краем уха я слышал, как Аристарх несколько раз обошёл вокруг меня, что-то приговаривая. Затем у меня начало слегка покалывать в самой макушке. Как будто электрический заряд подносил кто-то. После раздался характерный шум, похожий на взмахи крыльев. Я такой слышу иногда, когда обращаюсь за помощью к своим ангелам-хранителям. «Хорошо, что ОНИ рядом», – пронеслось у меня в голове. Сколько времени работал Аристарх, сказать точно не могу, полчаса-то наверняка. Наконец, он сказал: «Ну всё! Можешь теперь жить спокойно!» Настроение у меня сразу улучшилось, и физически я встал со стула отдохнувшим, как будто проснулся хорошенько выспавшимся!

Хотя был уже вечер. Аристарх вскоре засобирался домой. Сказал, что зайдёт завтра.

А ночью приснился мне странный сон.

Будто иду я по незнакомой местности. Справа лес, густой такой, что и соваться туда не хочется, слева болотистая местность, с небольшим кустарником, и лишь вперёд ведёт грунтовая дорога, слегка петляющая впереди. Иду я по этой дороге, а навстречу мне старуха вся в чёрном. На вид злая такая, с клюкой. Всё ближе подходит и начинает мне своим длинным и кривым пальцем грозить. Я спрашиваю, что, мол, тебе такого сделал, что грозишь? А она только и твердит: «Берегись, со света тебя сживу! Зачем внучку мою обидел?» Я начал уверять бабку, что никакую внучку её я не знаю и обижать не собирался и не собираюсь. А она опять за своё! Причём своей клюкой норовит меня ударить! Тут я, видя абсурдность ситуации, понимаю, что сплю, но не просыпаюсь! И, зная, что во сне я всемогущ, в очередной раз уворачиваясь от бабкиной палки, отскакиваю на несколько метров и говорю ей: «именем Господа нашего Иисуса Христа, изыди, ведьма!» В этот момент у меня самого в руках появляется нечто вроде посоха, который я направляю на бабку. Из моего посоха вырывается мощный луч, похожий на лазерный, только светло-голубого цвета. Яркая вспышка моего луча бьёт точно в старуху, которая начинает истошно кричать и трансформироваться сначала в кошку, потом в крысу, а потом вообще исчезает со страшными воплями… Я, воодушевлённый, говорю: «Слава Тебе, Господи!» и тут появляется Аристарх. Одетый весьма необычно. Вроде как священник, но в какой-то странной зелёной накидке, с большим посохом в руках. «Молодец», – говорит, – «справился с колдуньей! Возвращайся домой!» Я только и успеваю сказать: «Спасибо, дорогой Аристарх!» – и просыпаюсь.

Естественно, когда вечером пришёл Аристарх, я засыпал его вопросами про этот сон.

– Ну, ты молодец, что не струхнул перед колдуньей, – сразу начал Аристарх, – это ведь к ней твоя подруга обратилась, чтобы порчу навести! Я знаю эту даму. Свои счёты с ней. Давние. Ла Каталина эдакая выискалась на нашу голову! Больше она тебя не посмеет тронуть! Ей так досталось, что мама не горюй! Вся квартира её колдовская ночью сгорела. Когда она пыталась своё чёрное дело сделать. Я и ОНИ были с тобой. Мы не дали тебе проснуться, чтобы ты, осознавшись во сне, мог сделать то, что сделал! Хорошо, что не стал убегать. Ну да ладно, на тот случай у меня были другие варианты.

Я слушал Аристарха слегка ошарашенный. Надо же: как раз сегодня, будто «случайно» щёлкая по телеканалам, я увидел сюжет в новостях про ночной пожар в Москве. И кое-кто из погорельцев мне показался очень знакомым! В общем, понял я, что должен благодарить Бога, Ангелов своих хранителей и Аристарха за чудесное спасение. Разумеется, на другой день сходил в церковь, помолился за всех и свечки поставил. В храме же меня осенило ещё и за здравие своей бывшей знакомой свечку поставить! Ей ведь, наверное, тоже несладко после всех этих событий. Проделав всё это, я с чистым сердцем вернулся домой. Представляете, каково было моё удивление, когда в электронной почте я обнаружил такое послание от несостоявшейся колдуньи: «Прости, прости, прости… я очень наказана.» Я, конечно, её простил. Так как не умею долго зло на сердце держать. Счастья, здоровья и любви мысленно пожелал. Чего и всем читающим желаю! Такие вот дела.

Анна Атрощенко

г. Гомель, Беларусь

Розочка

Утро. Нежные солнечные лучи весело скользят по зелёной лужайке. Ласкают, целуют землю, травушку-муравушку, все деревья и цветочки. И моментально убегают в сад, на узкую тропинку. По пути заглядывают и в тот уголок, где благоухает Роза.

О какая она важная и гордая в этот момент! И только тем, что стройна, красива, как никто другой на свете. И нет ей равных среди цветущих цветов и растений! А какие ароматы витают около неё! Неповторимые, дурманящие. Именно эти ароматы притягивают, манят и волнуют всё живое на земле. Ведь недаром с самого утра здесь вьются хороводом пчёлки! И ласково поют песенки, словно убаюкивают в колыбели нежный цветок. Даже важный кучерявый шмель, и тот ежедневно бывает в гостях. Погудит рядом, прожужжит привычную мелодию, осторожно присядет рядом, на влажный от росы листок. Полюбуется и с восхищением обронит:

– Такой прекрасной, как Розочка, нет на земле!

Высоко подняв гордую головку, величаво посматривая вдаль, Розочка блаженствует. И радуется новому дню, солнцу. Застыв в ожидании очередных восхитительных слов и взглядов, с достоинством расправив лепестки, нежится в лучах утреннего солнца. И замечает, как многие прохожие, которые куда-то всегда спешат, любуются и светлеют ликом. Вот только неприметной всегда остаётся для неё скромная серебристая бусинка, застывшая на её лепестке.

А заметив, недовольно встряхнула стебельком. Вот так красавица пытается сбросить этот комочек, в котором неожиданно, как в зеркале, отразились лучи восходящего солнца. В ответ Росинка с восхищением только лепечет:

– Боже, мой! Какая же ты красивая, милая, неповторимая! И даже не знаешь и не догадываешься о том, как я постоянно оберегаю твой покой. Каждый день милую и освежаю влагой твои нежные лепестки в жаркий полдень! Ведь ты – Розочка! И создана природой для любви, для счастья. И должна только радовать людей, дарить хорошее всем настроение!

Но Роза почему-то не желала слышать ласковый голос Росинки. Недобрая гордыня овладела всем пространством… Поэтому и не смогла она уловить смысл этих добрых слов! В очередной раз, решительно встряхнув своей прекрасной головкой, скинула несчастную на землю. Довольная, отвернулась, забыв о Росинке…

И напрасно! Ведь потом Розочка сама погибла. Ровно в полдень. От невыносимой жары и солнца…

Кристиана Берестова

г. Озёрск, Челябинская область

Дом призраков

Всю неделю в школе только об этом и говорили. Еще бы, такой скандал – Шейла Макферсон убила своего новорожденного ребенка! Макферсоны, Шейла и ее мать, приехали в Техас пару лет назад и сразу были отторгнуты местными кумушками. Несмотря на веяние современности, в графстве Loving, что на границе со штатом Нью-Мексико, по-прежнему были живы предрассудки и традиции порядочной старины.

В школе Шейлу тоже не приняли, не то чтобы она стала объектом насмешек, ее просто не было. Поток студентов словно обтекал ее, не замечая и не приветствуя. Так продолжалось все два года, пока не произошла эта скандальная история.

Джеймс Саммерс, звезда школьной футбольной команды, имел несчастье столкнуться с мисс Макферсон-старшей в спортивном магазине, когда та покупала для Шейлы ортопедический корсет. Джеймс торопился на тренировку, и спокойная медлительность женщины, стоявшей в кассу перед ним, его очень злила. Младший брат стащил с утра наколенники Джеймса, а тренироваться без полного снаряжения он не привык, и надо же было мисс Макферсон прийти в магазин чуть раньше!

Оформляя товар, продавец обратился к ней по имени, так Джеймс узнал в женщине мать серой тени, что обычно тихо струилась в общей массе. Джеймс возмутился медлительностью продавца, и между ним и мисс Макферсон произошла небольшая словесная перепалка, в результате которой Джеймс оказался интеллектуально повержен. Юный Саммерс не прощал поражений. Потерпев фиаско в битве с матерью Шейлы, он решил отыграться на ее дочери.

Юная неопытная девочка легко стала жертвой чар школьного кумира, и после короткой любовной интрижки, в которую Джеймс посвящал всю школу, он с триумфом и глумлением бросил девушку. Это казалось странным, но про бахвальство и глумление над Шейлой за ее спиной знали все, кроме нее самой. Она была влюблена, слепа и одинока. Когда школьная звезда разбил ей сердце, вторым шоком стала беременность.

Эта новость ее подкосила, она не хотела повторять жизненный путь своей матери, тем более, что родить ребенка вне брака в Ловине приравнивалось бы к похоронам своей репутации. Отношение же к абортам в Техасе было еще хуже, чем к матерям-одиночкам. Но Шейла была влюблена, несмотря на вероломство Джеймса и школьный позор, которому он предал ее, и через 8 месяцев у нее родился сын.

Предательство любимого человека, слезы, разбитое сердце матери – все это не способствовало крепкому здоровью ни самой Шейлы, ни ее малыша. Неудивительно, что вскоре малыш умер, когда она всего на полчаса забылась тревожным сном…

Никто точно не знает, откуда взялись эти сплетни, думаю их распространял сам Джеймс, чтобы добить и без того затравленных женщин семьи Макферсон, но слух возник и разнесся как лесной пожар в засуху: ШЕЙЛА МАКФЕРСОН УБИЛА СВОЕГО РЕБЕНКА.

Я танцевала в группе поддержки той самой команды, в которой играл Джеймс, и случайно стала свидетелем того, как мальчишки говорили после тренировки о том, что таких людей, как Шейла Макферсон, нужно изолировать от общества.

– А знаете дом на окраине? – Я узнала по голосу Майкла Вудса. – Давайте загоним ее туда и замуруем там как в тюрьме. У меня есть остатки кирпича и сухой раствор, завтра с Сидом перетащим все туда, а потом вы пригоните ее к дому, и мы ее казним!

Я представляла, как сейчас вытягивается лицо Джеймса.

– Это жестоко, приятель, – донесся до меня его голос. – Гадина она, конечно, знатная, но замуровывать ее, по-моему, слишком бесчеловечно.

– Да брось, Джей, она же убила твоего бэби! Неужели ты не зол?

– Зол, конечно! Она мне даже ничего не сказала, вот стерва!

Я знала, он врал. Как-то вот так же, после тренировки, я видела, как Шейла ждала Джеймса у ворот стадиона, и когда я проходила мимо, я услышала обрывки их разговора. Шейла сказала Джею про малыша сразу, уж что-что, а считать я умею.

В общем, они договорились, что завтра Майки и Сид притащат к заброшенному дому на окраине кирпичи и смесь цемента, а также все, что им может понадобиться для раствора, а Джеймс заманит Шейлу туда, и они все вместе накажут ее за убийство.

Ну почему я всегда оказываюсь свидетелем таких ситуаций? Если я просто иду по улице, я умудряюсь повернуть голову и увидеть что-то такое, что моим подругам, увлеченным разговором, посчастливилось не увидеть: целующуюся парочку, писающую собачку, пьянчужку, бьющего свою жену, ну и все в таком духе. Иногда я куда-то прихожу, и буквально из-за угла, сбавляя шаг, слышу, как люди говорят что-то такое… в общем, что лучше не слышать посторонним.

Сейчас, например, я шла к раздевалке мальчиков, чтобы отдать Джеймсу ключ от спортивного крыла, меня попросил об этом тренер, ведь я капитан их группы поддержки. «Ее надо наказать, эту Шейлу Макаферсон, и сделать это должен ты, Джей!», – вот эти слова и заставили меня остановиться и не входить.

Многолетний опыт научил меня тому, что если ты оказываешься свидетелем подобных разговоров, лучше в течение получаса после их окончания не оказываться поблизости, и не попадаться на глаза людям, участвовавшим в них. Поэтому я сняла кроссовки и тихонько пошла вдоль стеночки к выходу из крыла.

Я ждала их у выхода – так им не пришло бы в голову подозревать, что я могла слышать, о чем они говорили в раздевалке. Джеймс выглядел задумчивым и смущенным. Именно этот смущенный вид убедил меня – слух, будто бы Шейла виновата в смерти их малыша, распустил именно он. Теперь же он не знает, как быть, когда общественность в виде горстки самых отмороженных мальчиков школы, составлявших компанию Джеймса, жаждут крови, оклеветанной им жертвы.

– Джей! – окликнула я Саммерса. – Макс просил передать тебе ключ, чтобы ты запер крыло. Вы молодцы, классно сегодня потренировались, так держать! – Это в моем духе, я всегда говорю им что-то подобное, ведь я капитан группы поддержки. Смайл.

Джеймс скользнул по мне глазами, слабо улыбнулся и кивнул.

– Да, Кейси, мы закроем, спасибо.

М-да, похоже, их разговор его действительно обеспокоил, и сейчас в нем шла борьба остатков совести и тщеславия. Я точно знала, какое из качеств в нем сильнее, и на мгновение мне стало страшно за Шейлу.

– Во сколько завтра тренировка? – я поправила сумку на плече и повернулась к выходу.

– Завтра нет, Макс уезжает на семинар, сегодня позвонили. Так что…

– Ясно, ладно, пока. – Я махнула рукой и пошла к выходу.

* * *

Вечером ко мне зашли подруги. Все их разговоры традиционно были о школе и популярных школьных красавчиках. Они наперебой нахваливали игроков школьной футбольной команды, а я изо всех сил пыталась выглядеть беспечной и веселой. Мне постоянно вспоминался случайно услышанный мною сегодня разговор, и я с трудом держалась, чтобы не поделиться этим.

Я хорошо понимала – никому нельзя об этом говорить, иначе уже завтра в школе все это станет общим достоянием, и Джеймс со своей компанией без труда поймут, кто мог подслушать разговор, тогда начнется травля, и я без труда окажусь на месте несчастной Шейлы Макферсон.

Когда подруги разошлись, я легла спать. Мне приснился дом на окраине, тот самый.

* * *

Это был ужасный дом, о нем ходили разные страшные слухи. Вроде бы там жила состоятельная семья, сделавшая огромный вклад в развитие города. У них была превосходная репутация и крепкая семья, а потом в один год их всех не стало. Они умерли один за другим, сгорели как спички, и дом опустел.

Первое время этот богатейший особняк выставлялся на торги, но что-то с ним было не так, в нем никто не мог прижиться. Проходила пара месяцев и очередной владелец дома, спешил избавиться от него. Не имея постоянного любящего хозяина, один из самых красивых и пышных домов Ловина, со временем приходил в упадок. Риэлтерская компания, к которой перешли права на продажу дома, не могла найти работников для поддержания в нем порядка, жители Ловина боялись этого дома. С тех пор как совсем иссяк поток желающих приобрести особняк в собственность, он так и стоял, опустевший и покинутый.

Раньше дом располагался примерно в центре города, но после смерти хозяев, его будто накрыла черная пелена проклятия, и жители продолжили строить новые дома чуть в стороне от этого мрачного места. Спустя пять лет центр города переместился южнее, и старый дом, ставший теперь черным монументом трущоб, оказался на окраине, там, где был тупик и даже транспорт почти не ездил.

Мне снилось, как я хожу по этому дому. Вокруг было странное, кривое зазеркалье, словно передо мной оживал гротескный мир Тима Бёртона: черно-серые старинные детали интерьера, портреты членов семьи в толстых рамках, тяжелые складки портьер, за которыми будто бы слышалось чье-то дыхание…

Мною овладело физическое ощущение страха и горя. Наверное, проклятых людей накрывает такая же черная пелена ужаса и отчаяния. Все мое тело охватил ледяной ужас, и я начала бегать по дому в поисках парадной двери. Но все двери дома оказались заперты, мне нужно было найти ключи. Обезумев от страха, я бегала по дому, пытаясь найти хоть одну лазейку, но окна не открывались, и я не могла их разбить. Люди, проходившие вдалеке, не слышали моих криков, как будто дом поглощал все звуки, как будто он поглотил и меня, и физически я больше не существовала…

А потом мое тело облепила тьма влажной, липкой пеленой, как паутина, и я закричала от ужаса и омерзения.

– Кейси, проснись! Детка! – Я открыла глаза и увидела маму, которая трясла меня за плечо, у нее были влажные руки от того, что она готовила завтрак и вытерла руки не досуха. – Боже мой, ты вся дрожишь! Просыпайся скорее, это был кошмар. Сейчас ты дома, я с тобой, все хорошо.

Я села на постели, продолжая всей кожей ощущать липкую пелену тьмы, окутавшей мои плечи.

– Мне приснился дом на окраине, тот, что заброшен.

– Дом Мэдисонов?

– Да, точно. Он был таким злым, этот дом! Я не знаю, как оказалась там, но он меня не выпускал. Я пыталась выйти оттуда, звала на помощь, но никак не могла докричаться до людей, а в этом доме, там все было так страшно!

– Это плохой дом. Там умерла целая семья, один за другим. После смерти Мэдисонов никто не хотел покупать его. Какая-то странная у него энергетика, там невозможно находиться.

– Ты там была? – Я стянула со стула кофту и закуталась в нее, чтобы заменить ощущение пелены тьмы на плюшевые прикосновения любимой кофты.

– Была, когда была такая, как ты сейчас. В вашем возрасте все интересно, многие лезут, куда не надо, вот и мы с друзьями полезли.

– И что? Что там было?

– Заброшенный пустой дом. В нем все, как было при владельцах, он даже не разграблен. И если честно, ничего не хочется оттуда брать, ни к чему прикасаться. Кажется, протянешь руку, прикоснешься, и он всосет тебя в свои стены. Даже вспоминать жутко. – Мама взмахнула рукой, словно отмахиваясь от неприятных воспоминаний. – Забудь, это всего лишь сон, идем, я приготовила гречишные блинчики, как ты любишь.

* * *

Днем в школе Джеймс Саммерс и его «свита» выглядели загадочно-мрачными. Они избегали общения с поклонниками, тихо переговариваясь и косясь на Шейлу. Я понимала значение их взглядов, но старалась ни в коем случае не выдать им это понимание.

После уроков они быстро разошлись по домам. Кажется, Майкл Вудс с Сидом собирались перетаскивать кирпичи и цемент к тому дому, где они собрались что-то сделать с Шейлой. Как они выманят ее из дома? Я не могла не думать об этом, и я никому не могла об этом рассказать.

Мне вспомнилось лицо Шейлы Макферсон – бледное личико сердечком, с коричневыми веснушками на носу и огромными ярко-синими глазами. Хорошенькая ирландская девочка. Если распустить волосы, сделать макияж, и переодеть, ее смело можно было бы назвать красавицей.

И как ее угораздило связаться с кретином Джеймсом, может быть она надеялась таким образом покинуть ряды отверженных и хотя бы немного завоевать расположение сверстников? Не могла же она на самом деле влюбиться в это двуличное, самонадеянное чудовище!

За окном медленно начинался вечер, еще немного, и начнет темнеть, а я не могла не думать о Джеймсе и его сумасшедших отмороженных дружках. Так уж сложилось, что я в курсе готовящегося нападения, и если с Шейлой что-то случится, я не смогу всю жизнь жить с мыслью, что я знала и ничего не сделала, чтобы предотвратить или как-то помочь маленькой напуганной ирландской девочке.

Как мне поступить, чтобы самой не попасть в переделку? Вызвать полицию? Но это лучше сделать, когда будет факт преступления, иначе надо мной только посмеются. Я подошла к зеркалу и долго смотрела на свое отражение. Ну вот, чего я паникую? Они же не убить ее хотят, в конце концов, а только замуровать в этом доме. На улице тепло, кислород там есть, а когда они уйдут, я попытаюсь ей помочь. Если не справлюсь сама, тогда позову на помощь полицию и взрослых.

А сейчас я должна туда пойти, я просто не могу туда не пойти! Она одна, потерявшая своего малыша юная девочка, а их трое – злобных, отмороженных подростков. Пусть на расстоянии, пусть не ввязываясь за нее в драку, но я буду рядом, поблизости, и попробую ей помочь, как смогу. Я же капитан команды! Я же лучшая, я самая смелая и сильная, и я должна, должна туда пойти!

Одеваясь, я выбирала самую удобную одежду для лазанья по заброшенным домам. Также я взяла с собой рюкзак с маленькой бутылкой воды, фонариком, веревкой, эластичным бинтом, спичками и ножом. А еще мне понадобится молоток для того, чтобы выбивать кирпичи из проема окна.

Я не Сара Коннор, не спаситель мира, и не какой-нибудь там супергерой, я нормальная девушка 16 лет, а нормальный человек не останется в стороне, когда другому нормальному человеку грозит смертельная опасность – вот и все мои мотивации. И еще: может быть, я сделала глупость, но я никому не проболталась. Мой лучший друг, опыт, подсказал мне: там, где создается глупый ажиотаж, все обычно плохо кончается, а моя задача, как капитана группы поддержки, сделать из плохих обстоятельств хорошие условия.

* * *

И я увидела все… Как они гнали ее по холмам окраины города, как догнали, схватили и поволокли под руки, как они глумились над ней, а она плакала и пыталась вырваться. Они что-то гневно выговаривали ей, поучительно размахивая указательными пальцами, наверное, что-нибудь вроде того, что такая, как она, не имеет право жить в их прекрасном, ханжеском городке.

А потом они затолкали ее в наполовину засыпанное песком окно, и она упала внутрь дома. Из-за того, что фундамент дома провалился, стены осели, и ветра надули песка, первый этаж дома снаружи был засыпан, и окна были доступны только наполовину. Если попытаться влезть в дом, то на первый этаж пришлось бы спрыгивать вниз, как будто в подвал.

На всех окнах стояли решетки, кроме одного, выломанного, наверное, охотниками за чужим богатством. Это окно, как и все прочие окна первого этажа, виднелось из-под песочной насыпи только наполовину. Именно в это окно Джей и его дружки затолкали девушку и принялись радостно закладывать цементом.

А дальше мне нужно было только ждать, ждать пока они закончат и уйдут. Даже туда, где я пряталась, а это было довольно далеко, (хоть и в пределах видимости, если бы я не пряталась за песчаной насыпью) до меня долетали крики хорошенькой рыжеволосой девочки Шейлы.

Под эти крики я представляла, что бы чувствовала я на ее месте, если бы оказалась в такой ситуации. Ее мучил и преследовал парень, которого она любила, от которого она выносила под сердцем малыша. Она потеряла этого малыша и потеряла парня, а вот сейчас ее обвинили в убийстве, и любимый ею человек заживо замуровывает ее в страшном заброшенном доме-призраке на окраине города.

Она кричала, а мне казалось, что это кричу я. У меня разрывалось сердце, и в одно из мгновений мне показалось, что еще немного – и я брошусь туда и буду драться за нее с Джеймсом и его дружками. И они, скорей всего, окажутся сильнее и убьют меня, но пусть лучше так, чем оставаться в стороне безмолвным свидетелем.

Но крики стихли. Майкл доложил последний ряд кирпичей и, сплюнув, махнул рукой. Наверно им самим было не очень хорошо от того что они сделали. Очевидно, всему виной было ханжеское воспитание и вбитые им в головы ложные понятия о приличиях. В любом случае, кто они такие, чтобы судить?

Когда они ушли, на улицу уже опустились густые сумерки. Не включая фонарик, я подкралась к дому и прислушалась. Ни звука. Не было слышно даже шелеста песка, перекатываемого ветром. Я не стала пока зажигать фонарик, вдруг кто-нибудь из сумасшедших футболистов решит вернуться и увидит меня, а в темноте я смогу раствориться и спрятаться за одним из углов.

– Шейла! – громко позвала я. – Шейла Макферсон, это Кейси Фабер! Я тебя оттуда вытащу, ничего не бойся! Теперь все кончилось, все будет хорошо. Я помогу, я друг!

Я сняла рюкзак и вытащила из него молоток.

– Девочка моя, отойди, пожалуйста, от окна! Я сейчас буду выбивать кирпичи, так что будь осторожна, встань в сторону! Ты слышишь меня? Все будет хорошо!

Обернувшись и убедившись, что никто не идет назад, я размахнулась и ударила по кирпичу, кладка дрогнула. Да, отличный цемент, очень быстро схватился, но ведь он все-таки дрогнул, значит, я смогу его разбить!

И я начала с ожесточением бить по кладке. Наверно, я сама от себя не ожидала такой силы и выносливости, но меня подогревала ярость. И если первое время я еще оборачивалась назад, то разбив половину кладки, перестала. Появись сейчас передо мной хоть вся футбольная команда, я бы уже не отступила. Просто начала бы дубасить по их глупым головам.

Я расчистила половину окна, отгребла песок, расширяя проход, поискала глазами, куда привязать веревку, чтобы спуститься вниз, и только потом посмотрела в проем окна.

Шейла стояла под окном и спокойно смотрела на меня. Замечательно, не придется приводить ее в чувства.

– Привет, – я помахала ей рукой. – Я пришла за тобой. Я друг, я тебе помогу. Не бойся, эти уроды уже ушли. Сейчас я привяжу веревку и кину тебе, ты выберешься оттуда, и мы пойдем в полицию или домой, в общем, я провожу тебя, куда ты захочешь.

Она продолжала смотреть на меня своими огромными синими глазами, мне стало не по себе, я включила фонарик и посветила вниз.

– Спасибо, Кейси. Ты так добра. Никто из местных девочек никогда не проявлял ко мне столько участия. Я благодарна. Ты уже здесь бывала? – Шейла указала руками на дом.

– Нет, только во сне. В кошмарном сне.

Шейла улыбнулась.

– Этот дом не плохой, он мне все рассказал, просто надо понять, почему так.

Теперь я ясно увидела – она не в себе. Похоже, придется спускаться туда и вытаскивать ее самой. Шейла была со мной согласна.

– Спускайся ко мне, Кейси. Я покажу тебе этот дом и расскажу о том, что он мне поведал.

О'кей, я спущусь. Действительно, будет лучше, если мы будем возвращаться домой по темноте, тогда если шайка Джея бродит поблизости, будет шанс проскочить незаметно.

Привязав веревку за решетку соседнего окна, я спустилась вниз. Я была очень рада видеть эту странную девочку с синими глазами живой и невредимой, мне хотелось обнять ее, рассмеяться, что все обошлось, но я постеснялась кидаться ей на шею.

– Давай выбираться отсюда, детка. Подойди ко мне, я помогу тебе подняться.

– Пожалуйста, Кейси, послушай меня! Это не займет много времени. Ты видела этот дом во сне, а я расскажу тебе о его хозяевах.

Ее голос звучал умоляюще, я не смогла ей отказать. Может ей пойдет на пользу эта прогулка по руинам, хотя бы сможет отвлечься от мыслей о Джеймсе и том, как он с ней поступил.

– Хорошо, идем, покажешь. Только у меня фонарик разрядится через час, так что надо поспешить.

– Замечательно! – Шейла радостно захлопала в ладошки и, словно опытный экскурсовод, уверенно пошла по дому, раскрывая передо мной двери.

– Когда-то много лет назад этот дом построили по заказу семьи Мэдисон. Это была богатая и знатная семья. Всё, чего они хотели – это жить своей собственной жизнью, быть самими собой. Но общество навязывало им роли.

Ричард и Маргарет Мэдисон приехали в Ловин из Нью-Йорка, они искали тихое место для счастливой семейной жизни. У них было двое детей: 36-летняя дочь Клара, которая приехала вместе с мужем и 13-летней дочерью Кариной, и 23-летний сын Дуглас, который учился в университете.

Знатные семьи, правившие городом в то время, очень радушно приняли новоселов, и в то же время, на Ричарда Мэдисона началось давление: каким молодцом он бы был, если бы оказал посильную финансовую помощь школе, больнице, театру. Желая обеспечить своей семье безоблачную жизнь в Ловине, Ричард вносил на городские счета нужные суммы. В благодарность за меценатство его приняли в состав городского совета, но все, чего хотел Ричард, – спокойная жизнь в маленьком городке в кругу семьи.

Пока Ричарда Мэдисона таскали на бесконечные открытия, выставки, собрания городского совета, он бесконечно страдал. Его жене тоже пришлось несладко, теперь Маргарет приходилось постоянно устраивать приемы, чаепития и принимать гостей из городского правления. Ричард назначил мужа Клары – умного, но ничем не примечательного человека, на должность своего заместителя, и теперь они вместе пропадали на открытиях, выставках и собраниях городского совета.

Шейла остановилась перед двумя закрытыми дверями, распахнула их и сделала приглашающий жест.

– Это парадный зал, где Мэдисоны принимали гостей, – и хотя я всего лишь светила фонариком, я готова была поклясться, что передо мной словно ожили картины прошлого: яркий, залитый торжественными огнями и красивой музыкой зал, наполненный хорошо одетыми людьми.

– Здесь у Маргарет Мэдисон случился инфаркт, она переволновалась из-за плохо скрученных салфеток. Бедняжка тяжело переживала постоянное отсутствие мужа, и начавшиеся сразу после этого проблемы в семье дочери плюсчастые приемы и банкеты, которые она, в связи с новой должностью мужа, обязана была устраивать, вымотали ее окончательно. Она так старалась не подвести своего мужа, все предусмотреть, быть настоящей Степфордской женой. Да, – Шейла вздохнула и вышла из зала.

Мы поднялись по лестнице, и пока мы шли, дом словно оживал, причем только в том месте, что было вокруг нас. Стоило нам отвернуться и пойти дальше, как все вновь принимало очертания разрушения и распада.

– Здесь через два месяца умер Ричард Мэдисон, – Шейла толкнула еще одну дверь. – Инсульт. Столько всего навалилось на хорошего человека! Он был прекрасный семьянин, и совершенно не годился для политики и светской жизни. Это его кабинет, он умер там, за столом. Идем.

Мы двинулись дальше и оказались в уютной гостиной.

– А здесь муж Клары задушил ее, когда узнал, что она ему изменяет. Но ведь его постоянно не было дома! Бедная женщина буквально погрузилась в длительную депрессию, пока вдруг вновь не влюбилась. Заплатила жизнью.

Шейла вздохнула, будто сожалея о давних хороших знакомых. Мы прошли в правое крыло дома и остановились в столовой.

– А здесь отравился Саймон, муж Клары. Сразу после того как задушил ее, вызвал полицию и отравился. Умер еще до приезда полицейских.

Следующей комнатой, несмотря на мрачную дверь, оказался не темный чулан, а детская комната 13-летней девочки.

– Не пугайся, – с улыбкой предупредила меня Шейла. – Это комната Офелии, прости, конечно, ее звали не Офелия, просто она напомнила мне героиню из «Битл Джус», видишь? – Шейла дернула за рычаг подъемного лифта в гардеробной комнате, и вниз опустилось, вешало с абсолютно одинаковыми черными школьными платьями, подшитыми белыми воротничками, как будто это платье принадлежало школьнице из готического ужастика. – Ее звали Карина. Она повесилась здесь, на этой трубе в гардеробной. Ее травили в школе за замкнутость, в чем-то мы с ней очень похожи. Неблагодарные подростки, а ведь это её дед строил для них школы и больницы! Хотя, может, она сделала это потому, что осталась совсем одна на попечении Дугласа, своего дяди. Когда Ричарду Мэдисону стало некогда следить за успеваемостью сына, Дуглас потерял интерес к учебе, и начал прогуливать лекции. После смерти Ричарда Мэдисона Дугласа отчислили из университета. В поисках утешения после смерти родителей, Дуглас пристрастился к карточным играм, но это кончилось плохо. Все деньги оказались завещаны Карине и должны были перейти в ее распоряжение в день ее совершеннолетия. Наличные деньги быстро кончились, Карина повесилась, и пока шли судебные проверки, Дуглас не мог получить доступ к наследству. Кредиторы жестоко преследовали его и в конце года он в отчаянии застрелился. Хотя, я думаю, он больше страдал не из-за долгов, а из-за того, что остался один из своей, когда-то такой счастливой, семьи…

Мы вновь очутились возле окна, через которое обе попали в дом.

– Зачем ты мне все это рассказала? Я пришла, чтобы вытащить тебя, а ты что-то не торопишься выбираться отсюда.

– Почему ты пришла за мной? Я же убийца!

– Я не верю, что ты убила своего малыша. Я права?

Шейла стояла ко мне вполоборота, но сейчас повернулась спиной.

– Конечно, я не убивала своего ребенка, ведь я любила Джеймса!

Она развернулась, и я увидела на ее руках непонятно откуда взявшийся сверток с младенцем. Я ошарашенно вытаращила на нее глаза.

– Что это? Где ты это взяла? Шейла, что бы там у тебя ни было, это не твой малыш, твой малыш умер. Ты меня понимаешь?

Шейла улыбнулась мне, и я обледенела от этой улыбки.

– Нет, Кейси, теперь он для меня живой. Мы с ним по одну сторону жизни. Все просто, я, как и он, мертва. Видишь? – С этими словами она ткнула пальцем в угол. Посветив туда фонариком я, леденея от ужаса, увидела на полу скорчившееся застывшее ТЕЛО ШЕЙЛЫ МАКФЕРСОН!!! Я закричала…

– Не кричи, пожалуйста. Я тебя не трогаю. Пока. Я умерла, когда пыталась выбраться отсюда – тромб оторвался, у меня с детства был порок сердца. Грустно, да? Зато мы теперь вместе с моим малышом, и нас хорошо здесь приняли. Теперь здесь моя семья и мой дом. Хочешь к нам?

Я чувствовала, как кровь отлила от моего лица, знала, что мои губы сейчас такие же белые, как у мертвого тела там, в углу. Я снова закричала.

– Не бойся. Дом все сделает быстро.

В следующее мгновение я почувствовала, будто по моей шее полоснуло острым лезвием, на руки закапало что-то теплое, почти горячее, и картинка перед глазами поплыла.

– Как во сне, – глухо прошептала я. – Дом меня поглотил. Дом-монстр съел меня. Мою маму не смог, а меня съел. Не выбраться. Мне не выбраться отсюда.

– Потерпи немножко, – услышала я вкрадчивый голос Шейлы, падая в пелену. – Зато теперь тебе больше не будет страшна старость и боль, и жестокость людей.

* * *

Я открыла глаза, Шейла протягивала мне руку и улыбалась.

– Идем, они нас ждут.

Я оперлась на ее руку и встала. Дом изменился, он горел огнями, звучала музыка, и нам навстречу шли улыбающиеся люди. Я знала, кто эти люди…

С ужасом обернувшись назад, я увидела, как тает, словно туман, разрушенный остов дома и мое неподвижное мертвое тело на полу в луже крови, а я была вне его.

– Как в «Сиянии», – с ужасом пробормотала я.

– Похоже, – улыбнулась Шейла. – Но теперь мы всегда будем счастливы, потому что здесь мы дома, это наш дом, и он взял нас на борт. Теперь все всегда будет хорошо.

А навстречу нам шли улыбающиеся люди в дорогой одежде, сверкая бриллиантами, теперь они были свободны от общества, от людей, от смерти, и от всего, что мешало им жить спокойной, счастливой жизнью в уютном семейном кругу. У меня был только один вопрос: ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ Я?.

31.08.2012

Дмитрий Бобиков

г. Омск

Роковое наследство

Яркие зеленые ветви пушистыми лапами тянулись из прочного ствола клена к солнцу. Дерево было настолько пушистым, что издалека напоминало большой зеленый шар. Рядом с ним располагался шар поменьше – куст дикой розы. В это время года она только набирает цвет, поэтому шарик был зеленым, но чуть темнее в тоне. Левее ютился осевший от старости ветхий серый домишко с почти проваленной крышей. Его окна располагались на уровне земли, поэтому стекла с наружной стороны потемнели от пыли и грязи. По всему было видно, что в доме никто давно не живет и не следит за его состоянием. Забор с калиткой накренился и держался почти на весу исключительно благодаря поддерживающим его ветвям пушистого клена.

Андрей стоял перед этим объектом, засунув руки в карманы, и устало смотрел на него. Послал же ему Бог такое наследство: столетнюю землянку-развалину, которую теперь даже не продашь, да целый набор разного хлама в ее закромах.

Этот дом достался Андрею от бабушки, которая ушла из этого мира три месяца назад. Парень приезжал к ней несколько раз, но не мог долго находиться на территории ее владений, да и сама старушка не очень-то жаловала внука (хотя он был у нее единственным) и не задерживала дольше необходимого. Она жила своей жизнью. Многие соседи шептались между собой, мол, тронулась старуха совсем. Ходит по дому и разговаривает с кем– то. Бывало, говорили, ругалась, и тогда даже стены у этой ветхой избушки дрожали так, что, казалось, вот-вот обвалятся. Но через какое-то время все успокаивалось и стихало. А когда старушка в конце концов «прибралась», то очень долго по ночам из дома доносились разные звуки, похожие то ли на плач, то ли на вой.

Сегодня Андрей здесь второй раз после смерти бабушки. Первый был неделю назад, когда он приезжал с юристом смотреть дом и подписывать все бумаги. В этот раз он приехал сюда без юриста, но не один. В его левую руку вцепилась молодая девушка с черными как смола и длинными, до пояса, волосами. Это была его подруга Вика. Они жили вместе, но своего жилья (до недавнего времени) у них не было, и они были вынуждены жить с съемной квартире. Теперь же проблема вроде бы разрешилась, но особой радости на их лицах не замечалось.

Андрей чувствовал, как от Вики через руку передается мелкая дрожь. Девушке было не по себе. Он посмотрел на нее, изобразил отдаленное подобие улыбки на своем лице и тяжело вздохнул.

– Ну что? – спросил он, в очередной раз осматривая теперь уже свое имение. – Будем обживать подарок бабушки?

Девушка еще сильней вцепилась в руку парня, тот обнял ее и прижал к себе. Андрей и сам чувствовал какую-то тревогу, находясь рядом с этим домом, но сейчас этого показывать нельзя было ни в коем случае. Возможно, это лишь предрассудительное впечатление от мистических баек соседок-старушек, но в любом случае Вика не должна видеть его беспокойства.

– Что ты так дрожишь, милая? – усмехнулся Андрей, гладя подругу по плечу. – Это ведь бабушкин дом. Что тебя в нем пугает? Скорее всего, это оттого, что он кажется заброшенным. Вот приложим к нему руку, приведем в порядок, и тогда тебя отсюда даже буксиром не вытянешь…

Андрей заметил, что успокаивая девушку, он в то же время пытался убедить и себя в правдивости сказанного.

– Андрей, ты правда в этом уверен? – дрожащим голосом спросила Вика, посмотрев на парня.

– Конечно, малыш, – улыбнулся тот, понимая, что он обманывает любимую девушку. – Пойдем?

Он сделал шаг и приблизился к накрененной вперед деревянной калитке. Потемневшее от времени дерево пахло сыростью. Андрей повернул ручку калитки. Ржавый металл противно скрипнул и неохотно поддался приложенному парнем усилию. Ручка повернулась. За дверью что-то щелкнуло.

Андрею пришлось навалиться на покосившуюся дверь, чтобы она, скрежеща старыми петлями, отворилась. Вика оставалась стоять на прежнем месте до тех пор, пока Андрей не подошел к ней и не взял за руку. Но даже после этого парень чувствовал, как неохотно она делает шаг за шагом.

Когда он подвел ее к открытой калитке, девушка на миг остановилась. Андрей посмотрел на нее и увидел в ее глазах страх и неуверенность. Почему она так боится этого дома? Да. Несомненно, и Андрей ощущает некий дискомфорт, но это лишь оттого, что дом пустует уже несколько месяцев.

Парень приложил небольшое усилие и слегка потянул Вику за руку. Девушка неохотно переступила порог. Как только ее нога коснулась земли, она тут же подкосилась, и Андрей едва успел поймать свою возлюбленную. Держа Андрея за шею, Вика поднялась и встала на ноги. Теперь в ее глазах помимо страха и волненья присутствовало непонимание происходящего.

– Ты как? – поинтересовался парень, когда убедился, что Вика твердо стоит на земле.

– Плохо, – чуть не плача простонала та и всхлипнула.

Андрей осмотрел двор, в котором они находились.

За спиной через забор с калиткой, в которую они вошли, свисали зеленые ветви клена. Земля во дворе сплошь поросла травой, через которую просматривались разбросанные поленья дров. Двор был небольшим – метров тридцать квадратных, по трем сторонам огороженный высоким сплошным деревянным забором. А с четвертой стороны, слева от ребят, располагался сам дом.

В дальнем правом углу так же, как и за спиной Андрея, забор украшали пушистые зеленые ветви клена, а также почти развалившаяся поленница. Видимо, именно ей принадлежали спрятавшиеся в траве разбросанные полешки.

Рядом с поленницей, оплетенной вьюном, стоял детский трехколесный велосипед. Краска на руле и раме давно облупилась и железо покрылось толстым слоем ржавчины. Переднее колесо мало того что лишилось большего количества спиц, так еще и напоминало форму корявой восьмерки. Оно, так же, как и задние маленькие колеса и сама рама велосипеда, было сплошь опутано вьюном. Причем не только зеленым, но и прошлогодним сухим. Судя по всему, велосипед стоит здесь уже не один и не два года.

Андрей перевел взгляд на дом. Отсюда, со двора, он выглядел как логово хоббитов из древних легенд. Два маленьких зашторенных окна украшали миниатюрные ставни. От старости дерево полопалось, и теперь ставни выглядели безобразно. Андрей реставрировал их в своем воображении: мысленно убрал все трещины, покрасил, откинул пару десятилетий и сделал вывод, что когда-то это выглядело довольно красиво. Дальше его взору предстала дверь.

Андрей прикинул: чтобы войти в дом, ему придется сильно наклониться, так как дом осел, и дверь ушла вместе с ним на глубину примерно тридцати, а то и всех пятидесяти сантиметров. «Хорошо, что дверь открывается внутрь…» – отметил про себя парень.

Он посмотрел на свою девушку. Она так же, как и Андрей, оценивающе осматривала прилегающую территорию. Но если парень уже успокоился и на его лице изредка мелькала улыбка, то Вика выглядела так же настороженно, как и за пределами этого жуткого места. Она была бледная и уставшая. Казалось, что кто-то просто высасывает из нее силы. Но почему-то Андрей не придал этому особого значения. Ему наоборот становилось все лучше и лучше. Теперь он без всякого сомнения был уверен, что им с Викой будет очень хорошо здесь.

С каждой минутой его все сильней и сильней тянуло поскорее войти в дом и сделать из него настоящее семейное гнездышко, в котором он вместе с Викой и их детьми (которых будет не меньше двух) проживут всю жизнь и оставят его для будущих поколений.

– Пойдем в дом? – предложил Андрей, шагая к низенькой двери.

Потянув девушку за руку, он почувствовал, как она сопротивляется. Андрей отпустил Вику и, даже не взглянув на нее, махнул рукой. Входя в избушку, парень услышал, как хлопнула, закрываясь, калитка.

В доме обстановка кардинально отличалась от того, что Андрей наблюдал во дворе. От чистоты все вокруг блестело. Из темных сеней он попал прямо в кухню, так как весь дом состоял лишь из нее и спальни. Сени Андрей за территорию дома почему-то не считал. В кухне парень с первого взгляда заметил три вещи: на накрытом столе слева у окна, которое выходило во двор, стояли литровая бутылка с полупрозрачной жидкостью, стакан и нарезанные маринованные огурцы на блюдце. Усмехнувшись, Андрей покачал головой и осмотрел кухню полностью: справа к стене, разделяющей две комнаты, прилегала аккуратно выложенная печь. Судя по всему, русская, так как сверху из-за занавески выглядывал край покрывала, а внешне она походила на те, что показывают во многих русских мультфильмах и сказках. Андрей удовлетворенно кивнул и посмотрел на старинный большой комод, величественно расположившийся у противоположной стены. Рядом с ним скромно ютился маленький холодильник. На полу был расстелен плетеный половичок, из-под которого ненавязчиво выглядывала крышка, закрывающая вход в подпол. Андрей кивнул, словно сообщая кому-то, что он доволен обстановкой, и направился в следующую комнату.

У стены, где располагалась печь, стояла старая железная кровать, аккуратно застеленная покрывалом с изображенными на нем оленями. Напротив, у окон, которые выходили на улицу, стоял еще один комод, как две капли воды похожий на тот, что по-хозяйски располагался в кухне. В правом дальнем углу стояло массивное трюмо с огромным зеркалом, а в ближнем, у второго окна, открывающего вид во двор, занимала место тумбочка.

Андрей был очень доволен всем, что его окружало. В его голове уже начали разворачиваться грандиозные планы того, где будет стоять детская кроватка, куда он определит телевизор, которого, к его удивлению, здесь не было. Все вроде бы Андрея устраивало, но что-то все же беспокоило. И в тот момент, когда он мучился вопросом, что же его тревожит, за окном на улице он заметил движение. Подойдя ближе, он увидел на дороге Вику, ходившую взад-вперед и чем-то озабоченную. Андрей понял, что произошло, и потянулся рукой к стеклу, чтобы привлечь внимание девушки, но ставни вмиг захлопнулись, не оставив даже маленькой щелочки. В три шага парень оказался у двери и попытался открыть ее, но та ни в какую не поддавалась. Андрей навалился на нее всем весом своего тела, но дверь словно срослась со стеной. Тогда парень решил выбить табуретом окно в кухне и вылезти через него. Но стоило ему лишь подумать об этом, как свет в дом через окно перестал поступать – ставни закрылись…

– Ну, что скажешь, Невидимка? – язык Андрея слегка заплетался от выпитой браги (а в бутылке на столе была именно она).

Ответа не последовало. Парень сидел за столом, закинув ногу на ногу и, осматривая кухню, словно кого-то искал.

Обстановка не изменилась, за исключением плетеного коврика. Он был сдвинут с крышки в подпол, потому как Андрей, осушив бутылку на столе, полез туда искать еще запасы. Как ни странно, но запасы действительно были, причем в достаточном количестве. Бутылок, подобных той, что стояла на столе, Андрей насчитал около пятидесяти. А также в закромах он нашел банки с квашеной капустой и маринованными огурцами.

Андрей взял одну из двух бутылок, которые достал из подпола, и откупорил ее. Прозвучал характерный для этого процесса звук, и парень умиленно улыбнулся.

– Ну так что молчишь, касатик? – в воздух сказал Андрей, наполняя стакан.

– Закрыл меня здесь, деж… держишь битых три часа, а показаться так и не желаешь?

В ответ Андрей лишь почувствовал, как в лицо подул холодный свежий сквознячок.

За три прошедших часа он выяснил, что таким образом невидимый ему субъект пытается общаться. Когда в лицо дует холодом, это значит «нет», а теплом – «да». Вот и сейчас получалось, что предстать перед Андреем во всей своей красе этот невидимка не желает. Сей факт предполагаемого фантома, приведения или еще чего такого, парня почему-то не пугал. Он относился ко всем этим небылицам о сверхъестественной нечисти абсолютно равнодушно.

– Что ты все фу да фу, – передразнил парень и махом опрокинул полстакана. – Учись, студент!

Андрей триумфально воскликнул и с силой ударил стакан об стол. Граненый стакан из толстого стекла остался целым. Парень, словно в топку печи, закинул в рот кусок маринованного огурца и демонстративно щелкнул пальцами.

– Эй ты! Как тебя там? – парень задумался и нахмурил брови. – А как тебя зовут? У тебя ведь есть имя, да?

Андрей замер в ожидании ответа, и его ожидание оправдалось. В лицо парня повеяло теплом. Он одобрительно кивнул и, улыбнувшись, снова налил полстакана добротного напитка. Залпом выпив его, Андрей поднял вверх указательный палец.

– Я буз… Тьфу! – сплюнул парень. – Я буду звать тебя Кузей, как домовенка из мультфильма. Что, нет? А почему? Прикольное имя, – Андрей расплылся в улыбке, вспоминая старый кукольный мультфильм.

– Тогда – Нафаня! Это тот, который жил в вентиляционной шахте городской квартиры. Что? Тоже нет? Ну, брат.

Почувствовав на лице прохладный ветерок, Андрей засмеялся и потряс в воздухе указательным пальцем. Точно так же, как мама грозит своему непослушному малышу.

– Ха-ха. Это ты точно заметил, – продолжал улыбаться парень.

Надо сказать, что улыбка с его лица не сходила с того момента, как он выпил первый стакан. Вот и сейчас, наливая из бутылки в стакан мутную брагу, Андрей продолжал улыбаться.

– Какой же ты мне брат, раз под замком держишь. Вот когда выпустишь, я тебе от всей души скажу: «Спасибо, брат».

Андрей приложил к груди левую руку, так как в правой держал наполненный стакан, и кивнул.

– Вот! – Андрей сделал серьезное лицо, впервые за последнее время. – Я знаю! Я знаю, как буду тебя называть. Ба-ра-баш-ка! – по слогам произнес он и вновь расплылся в улыбке.

И тут же получил ответ от своего невидимого собеседника.

Я знал, что тебе понравится. За это нужно выпить! Как это – за что? – как будто предчувствуя вопрос сказал Андрей. – За твое новое имя! Ведь до этого я не знал, как тебя зовут. А теперь, можно сказать, ты заново родился. Барабашка. Так что, будь здоров!

С этими словами он поднял наполненный стакан и, как и прежде, залпом выпил содержимое и тут же следом отправил в рот небольшой пучок квашеной капусты, которую он достал вместе с бутылками браги из запасов предусмотрительной старушки.

– Слушай, – с набитым ртом заговорил Андрей. – А ты не такой уж и плохой.

Только немного молчаливый и чуть-чуть… невидимый.

Произнося последнее слово, он прищурил один глаз.

Затем на него будто снизошло озарение, и он широко открыл глаза.

– Значит, это была правда! Старуха не тронулась умом, а на самом деле разговаривала с тобой.

В лицо настойчиво подуло теплом.

– Смотри-ка, – не обращая на это внимания, продолжал высказывать свои мысли Андрей. – Какая умная оказалась бабулька. Все ее считали выжившей из ума, а она вон чего. И давно вы с ней… знакомы? Давно? Наверно, с того времени, как этот дом ей достался от матери, да? Я так и подумал.

Андрей задумался, наморщив лоб.

– Так это сколько получается тебе лет? Наверное, сотни полторы? Нет? А сколько? Больше? Ну и ну!

Андрей почувствовал, как хмель, окутавший его разум, стал понемногу отпускать. Парень стал приходить в себя.

Он вспомнил о том, что в этом доме он под замком и выйти не может. Парень посмотрел на темное окно, которое было закрыто ставнями, затем перевел взгляд на дверь, которую так и не смог открыть. И вдруг среди различных мыслей и вопросов в его голове возникло имя: «Вика».

Андрей подскочил с места и лихорадочно стал ощупывать свои карманы. В левом кармане его джинсов лежал мобильник. Андрей достал его и набрал номер.

Вместо гудков он услышал в трубке безжизненный голос автоответчика. Парень смутился. Из динамика доносился привычный женский голос, но вот сообщение, которое она читала, было весьма странного содержания: «Вы не можете совершить данный звонок. Пожалуйста, выключите телефон».

Через мгновение Андрей сообразил, чьих рук (или еще там чего) это дело и с силой бросил телефон на пол. Хрупкий и плоский, он тут же разлетелся на несколько осколков. Внутренние детали рассыпались по полу, дисплей, треснув, сразу же погас.

– Что тебе надо?! – стоя посреди комнаты, закричал парень. – Долго ты собираешься меня держать здесь? День, два, месяц?

В лицо подул холодный ветерок. Андрей замер на секунду, после чего немного успокоился и уже пониженным тоном добавил:

– Ну а сколько? Всю жизнь?..

Все лицо окутало тепло. Оно показалось Андрею таким ласковым и нежным, что он от удовольствия закрыл глаза. В комнате повисла тишина. Андрея продолжало окутывать теплом и нежностью. Он стоял с закрытыми глазами и внезапно понял, что по щеке его ласково гладит рука с бархатной кожей.

Испугавшись такого неожиданного вывода, парень открыл глаза и увидел перед собой светящееся полупрозрачное облако, туманно напоминающее человеческие формы. Андрей видел его всего мгновение, ибо как только его глаза раскрылись, облако тут же рассеялось.

Парень встрепенулся. Его голова заработала. Внутри зашумели механизмы, затерлись друг о друга извилины. Внезапно на ум пришла неожиданная, удивительная и в то же время пугающая мысль.

– Так ты – женщина?! – не столько спрашивал, сколько констатировал Андрей, и в тот же миг ощутил прилив теплого воздуха на своем лице.

– И ты влюбилась в меня? Да, точно. Как же я сразу не додумался.

Именно поэтому ты и выгнал… то есть выгнала за ворота Вику, а меня завела в дом. И когда это случилось? Я имею в виду, влюбилась. Сегодня, когда я вошел во двор? Нет. Может быть, когда приходил с юристом подписывать бумаги? Тоже нет? Неужели когда я приходил навещать бабушку? Да.

Андрей задумался и сел на стул.

В комнате опять повисла тишина. Андрей посмотрел на бутылку с мутной брагой и с презрением отодвинул ее в сторону. По лицу прошлось тепло.

– Да, я знаю, что это правильно, – озадаченно произнес парень.

Он встал и вышел на середину комнаты. Осмотрел ее. Он пытался увидеть то, с чем ему приходилось сейчас говорить. Но кроме мебели ничего так и не увидел.

– Ты можешь снова появиться? А то мне как-то не по себе. Такое ощущение, что я сошел с ума.

Вместо ответа Андрей увидел перед собой туманное очертание человеческой фигуры. Это была женщина, точнее, девушка. Она была туманным облаком, но и это не помешало Андрею определить, на сколько лет она выглядела внешне.

– А ты говорила, что тебе полторы сотни лет. Выглядишь совсем еще девчонкой.

Облако смущенно захихикало (безмолвно, естественно), прикрывая улыбку ладонью. Андрей тоже не сдержался, и на его лице появилась ухмылка. Но через минуту он снова стал серьезным. Из его груди вырвался тяжелый вздох. Он покачал головой и развел руками.

– У нас все равно ничего не выйдет, пойми. Я люблю Вику, и мое сердце отдано ей. Тебя я полюбить не смогу.

Облако медленно поплыло к нему, постепенно растворяясь в воздухе.

– А без любви не может быть никаких отношений. Нет, не может. Я живой, а ты – нет.

После этой фразы Андрей почувствовал, как его охватило теплом, словно кто-то обнял его, да так крепко, что перехватило дыхание. Он ощущал, как тепло становилось горячим, и температура вокруг него постепенно поднималась. Андрей хотел закричать, но его словно парализовало. Он не мог пошевелиться. Воздуха не хватало, а температура тела и воздуха вокруг него постоянно росла. Парень почувствовал, как «поцелуи» его невидимой новой знакомой обжигает его лицо и руки. Становилось невыносимо больно, но что-либо сделать он был не в силах.

Простояв несколько часов около ветхой избушки и раскалив свой телефон до предела в попытках дозвониться до Андрея, Вика отправилась назад в съемную квартиру, в которой они вместе с любимым до этого жили. Всю ночь она не спала, а лишь дремала, просыпаясь от каждого шороха. Наутро девушка чувствовала себя совсем разбитой. Едва открыв глаза, Вика схватила мобильник и набрала номер спасателей. С большим усилием ей удалось сдержать слезы, рассказывая о своей проблеме диспетчеру на том конце линии. Тот пообещал помочь, сообщив, что сейчас же направит к странному дому бригаду. Он также посоветовал девушке незамедлительно отправляться туда же. На место девушка прибыла спустя полчаса после разговора с диспетчером спасательной службы. Их машина уже стояла у калитки, но сами ребята стояли на улице и курили. Девушка подошла к ним. Выслушав проблему из первых уст, спасатели решили попробовать войти в дом обыкновенным путем, ничего не ломая. Но эта попытка потерпела фиаско, как и последующие две, уже с применением специальных инструментов. Открыть дверь в дом удалось лишь с четвертого раза, спустя полтора часа бесполезной возни. То, что они увидели внутри дома, не укладывалось в их головах очень долгое время. А первые несколько минут увиденное ввело их в оцепенение и лишило какого-либо движения.

Посреди кухни на полу лежало обугленное тело человека.

Спасатели не раз выезжали на пожары, поэтому с легкостью определили, что это последствия термического воздействия. Но самым удивительным было то, что и стены, и пол, и даже одежда на обгоревшем совсем не пострадали.

Спасатели осмотрели комнату. Вокруг была идеальная чистота, ни соринки. А на столе у открытого окна стояла литровая бутылка, наполненная мутной жидкостью, нарезанные маринованные огурцы на блюдце и пустой чистый стакан.

Лайла Вандела

г. Днепропетровск, Украина

Конферансье судьбы

Чёрной масти кошка не понимала, почему в неё швырнули камень… Только из-за цвета шерсти! Но кошка мыслит иначе: нюансы предрассудков она не понимает…

ЧЁРНАЯ КОШКА. Камень, оживи! Объясни: в чём я пред тобою виновата? Камень, ожив, вернулся в нулевую точку.

КАМЕНЬ. Бывает камень на сердце. Бывает – за пазухой. Бывает – в чужом огороде. Бывает – глыба. А ещё – «каменный» горизонт бывает! Каждый камень в прошлом – цветок, и в будущем, надеюсь, что тоже.

ЧЁРНАЯ КОШКА. Я поняла тебя, Камень-цветок. Горизонт здесь – под ногами. И небо начинается от земли.

Кошка, улыбнувшись одними глазами, легла на дорогу; и замерла, вслушиваясь в "пятистопный ямб" пульса Земли; как перед чем-то глобальным.

Поддались ветру?! Отдались вьюге?! Как сучья, как стебли. Сломалась ветка Небесным Гостем! Ситуация sos! У – ху! – ху! – у! – й…!

Длинноволосый, распатланный, неземной красоты парень, с явными общими признаками стихии, бежал по заповеднику для слуг народа и красных харь… выкорчёвывая КОРНИ ПРЕДРАССУДКОВ!

Рождённый ВНЕ ВРЕМЕНИ! Беря начало в облаках! ОН шёл, перекосив пространства, как будто в наступление на мир! Сыпя конфера́нсами.

РАСПАТЛАННЫЙ. Каменному горизону – нет!!! Орбита под градусом! На границе небытия – я! Допедалировать бы вашу атмосферу! Участвуйте в орбита́льном движении! – кричал Распатланный, надеясь, что его кто-нибудь услышит и увидит. – Несбывшееся чаще ЛУЧШЕ случившегося! Люди вышли из ракушки времён! 2012 год – не экскремента́льный итог! КОНЕЦ должен совпасть с НАЧАЛОМ, связь с которым человек утратил!

Парня слышали и видели далеко не все. Просто сама тьма становилась не столь душной и вязкой при каждом его появлении.

Иногда на ЕГО пути были люди с пустыми вёдрами – честные, как коты, которые не могут дотянуться до миски с мясом. Иногда – с набитыми до краёв кошельками.

Слегка дрогнув от его (просто нежного) привета, и ТЕ, и ТЕ, (необузданные в своей торопливости), уходили прочь.

Иногда дороги ИДУЩИМ по своим «важным» делам перебегали кошки!

Они-то всегда видели ЕГО! Слышали стремглавые конферансы Распатланного, и выходили на БОЛЬНЫЕ дороги!

РАСПАТЛАННЫЙ. Не тяни резину! Сделай больную ДОРОЖКУ жизни чистой здоровой ДОРОГОЙ!!! Разорви резину замкнутого КОЛЕСА судьбы! Повернись вокруг своей оси: начни путь за́ново, с нового витка!

Но ИДУЩИЕ (или Едущие по дороге) не меняли свои планы и дела. Хихикая себе в нос (подвластные предрассудкам), они лишь хватались за пуговицы… чёрной масти вдруг кошку увидев.

Существа неземной красоты грациозно перебегали дороги; а иногда и ложились на них, как на больное место. Чёрные кошки (из-за цвета шерсти) часто страдали: кто-то, подвластный язы́ческим предрассудкам, бросал в чёрную кошку камень.

РАСПАТЛАННЫЙ. Чёрная Кошка? – нет причин для волнения! ВЫКОРЧёВЫВАЙТЕ свои предрассудки! Отказывайтесь от обманчивых намерений, планов и дел!.которые – главный ваш предрассудок!!! Как в ВОРОНКУ! засасывают пустоцветы-дела. Отделяйте «зерна» от «плевел»! Не лейте воду на денежное колесо! которое гоняет и в хвост, и в гриву! заставляет переступать через себя, мельтешить… лишь бы увязнуть, пришипи́ться, урвать! Отнимая радость и волшебство сказочной будущности!

Вдруг вспышка! Свет в виде цветка! Сияющий шлейф!.. Это Распатланный красиво встряхнул позолотой струящихся по воздуху волос, которые кружа́т вокруг его головы, сплетаясь в причудливую РОЗУ, как капюшон плаща. Протягивая длинный шлейф этому миру. Дышащий сиянием.

РАСПАТЛАННЫЙ. Изобрести волшебства возможно! Выскользнуть из серых будней! Срочно!!! Тут любая революция буйных роз во благо! дружелюбно покручивающих лепестками-пальчиками у висков и ищущих новую пружину жизни!

Обращался Распатланный ко всем, кому темно и сты́ло. Безмерно сильный, он летел навстречу всем ветрам.

РАСПАТЛАННЫЙ. Живёте по занесённому ворами времени, не зная, который час?! С криком: «Жизнь говно!» – залива́ете экзистенциальную тошноту алкоголем? Режете вены, или броса́етесь (с горя) с моста? 2012 год – не экскремента́льный итог! Зарождается ракушка безвре́менья. Надо КОНЦЫ схватить, стянув их в узел света, чтобы в Новую Сверхъёмкую Сферу прорваться!!!

…Ракушка времён показала улитку свою…

ГРЁБАНЫЙ ДОДИК. Но ты финтами раскидай на кураже сначала! Богочеловек уже проявлялся в видимом пространстве. А в Новую Сферу так и не прорвались, – испражня́лся Грёбаный Додик с набитым кошельком. – Тьма сильнее СВЕТА! И деньги правят миром! Не выпотрошишь – не нафаршируешь! – подмигнул он своим «однома́зникам».

РАСПАТЛАННЫЙ. Психическое состояние «погони за властью и деньгами» заключает человека в ловушку. Туда-то вы и прорыва́етесь! …Что, засасывает?!

ГРЕБАНЫЙ ДОДИК. Засасывает? Мы сами продира́емся через всю мерзость, гнездящуюся в деньгах!.. Хотя, может, и заса́сывает: мерзость уже гнездится и в нас самих, похо́ду. Может, ты помочь нам хочешь, а?! – со смехом улюлюкали прибанди́ченные голоса.

РАСПАТЛАННЫЙ. Деньги – как старая шпонка в круглом гнезде: начнёшь выбивать её клином, он (клин) и застрянет! Как помочь, пока не знаю. Но крысиные гонки на планете Земля в эпоху высоких технологий однозначно авантюра беспочвенная. Познание Высших Сфер, красота тяготения к ним должны вырвать человека из засасывающей денежной ловушки! Чтобы в Новую Сферу прорваться.

ГРЁБАНЫЙ ДОДИК. Спасибо, это был лучший конферанс, который я слыха́л. Но не убедил! Наглядности маловато. Ощущений… каких-то… осязаемых! К которым я привык с помощью денег.

Распатланный тряхнул волосами… создавая мыслительный вихрь. Туда, как в воронку, влетали мысли! Мясистые и сочные, как аморфофаллус! превращающийся в экстетический дифирамб природе.

Великолепным жестом, он расстегнул МОЛНИЮ! на брюках своих из росы… Оттуда, расправляя изящную спираль цветоноса, забре́зжила РОСЯНКА (цветок). Цвет лепестков – белый: цвет мира, цвет согласия. Множество прозрачных капелек. Пятилепестковый обманчивый оазис. Вот зажигается белый маяк маленького венчика, чтобы просигналить: угощение готово – принимайтесь за дело! Это живая ловчая снасть зазывает к себе насекомых и других па́дальщиков! И жертва, стараясь изо всех сил, безнадёжно увязает в липучих шариках с прозрачными капельками клея. Чем крупнее и активнее жертва, тем больше ресничек будет задействовано.

РАСПАТЛАННЫЙ. Так и холодная мрачная материя выжидает свои жертвы… чтобы, посмеяться над ними; и, в конце концов, поглотить их!

Распатланный был подобен цветку: цветисто красиво говорил на общем языке (который мы НАЙТИ никак не можем)! Вообще, он всё делал красиво. Красиво смотрел вокруг. Красиво и прекрасно улыбался миру. Красиво встряхивал позолотой волос.

Распатланный пошевелил плотоядную росянку (в брюках) рукой. Та скукожилась, как волосатый краб. Парень МОЛНИЕЙ застегнул свои брюки из росы, и РОСЯНКА полетела вниз. Парень подцепил носком росянку, и уда́рил (как по воротам) в импровизированную ГоРУ ИЗ ДеНЕГ!..

Сверху этой горы сидела Чёрная Кошка. Кошка словила «трофей», и водрузила его на вершину денежной горы. Росянка ВМиГ проросла там!.. как корень ПРЕДРАССУДКОВ.

Описа́ть бы продукты риэлторства чёрного! Описа́ть во всём мире банкноты! И пусть Завершится эпоха человека ПОРОЧНОГО… Сыпятся мысли забуревшей валютою — Импровизированная ДЕНЕГ гора! С придурковатым видом КАРАБКАЮЩИЕСЯ… Холодной материи мгла.

ЧЁРНАЯ КОШКА. Клин клином вышибает… КЛИН в гору из денег, САМИ СОБОЮ, (в конце концов), и забьёте!.

С придурковатым видом, набежали фаны лёгких денег. Коммерческий зуд глотая, они стали карабкаться на вершину денежной горы.

Росянка только рада!.. Траве-охотнице медлить нельзя: ей для роста нужны питательные вещества. В деньгах, где нет (вообще!) плодородного перегноя, росянке пришлось стать (ну уж очень!) вычурно-ЖАДНОЙ.

Росянка налилась красным багревом, загребая Грёбаных Додиков, мириады мух, комаров и других – духо́вных жаб и па́дальщиков!

РАСПАТЛАННЫЙ. Чан кратер глушитель шлак горка кучка ковш поддон клок кишка точка жила (коммерческий зуд) бормашина ПОПА!!!

Грёбаные Додики, как осклизлые комары, затушевались в РОСЯНКЕ, зали́вшись багро́выми пятнами. И просле́довали в глубь вспышки-отверстия какой– то ПОПЫ. (Грани тонкого мира столь отдалённые, что не опишет их язык, так как мир иной.)

– Ну, ты нас опустил! – слышались оттуда прибанди́ченные голоса красных харь.

ЧЁРНАЯ КОШКА. Мысли сы́пятся из вас забуре́вшей ВАЛЮ́ТОЮ. Вали́тесь и вы!

– Эта Чёрная Кошка не имеет никакого отношения к политике? – бросали косоротые смешки всё новые и новые «альпинисты» в чопорных джинсах.

Но в шутке, как правило, лишь доля шутки. Чёрная Кошка (на вершине горы) задумчиво смотрела на КАРАБКАЮЩИХСЯ. Рожи наглые, глаза бестыжие, мозги серые. Яростно дряпаясь, каждый напряжённо вслушивался в мурчание, казалось, льющееся из самых странных мест. Затем, забросив зад, с придурковатым видом старались пристроиться к Кошке: кто сзади, кто спереди. Но у них ничего не получалось! Снизу, оттуда, где изрезанный джинсовыми морщинами склон штанов вёл ИХ к мягкой вершине, доносился звук, далеко не ласкового царапанья! Атакованные на высоте и охваченные паническим ужасом, они, все в царапинах, с завыванием блеющим, падали вниз.

На авансцену глубокими складками ниспадали нежнейшие драпировки из прозрачной в звёздочку ткани.

– Но без денег как тут сучить?

РАСПАТЛАННЫЙ. Да, руки прядильщика, ткущего это «сукно», свободны. – похлопал парень по спинам новых «альпинистов», спасённых Кошкой от заса́сывания росянкой. – Вы лучше спросите, где НИТЬ? Без неё как тут сучи́ть?

Если время концы вам отдаст, безвременье вольётся тонкой НИТЬЮ, и мир повернётся как надо, натягиваясь на иное измерение.

– Ты выражаешься крайне витьивато, это трогает космически. Но деньги правят нашим миром!

РАСПАТЛАННЫЙ. Мысли сы́пятся из вас забуре́вшей ВАЛЮ́ТОЮ. Вся валюта сдана в багаж тьмы! Хитри не хитри, а обратится против вас же!

ГЛАВНЫЙ ГРЁБАНЫЙ ДОДИК. Что нам стоит, С ДЕНЬГаМИ, тьму-то обустроить?! Мы извлечём выгоду из любой ситуации!..И тут у нас КОНЦЫ все схвачены!!! Отхлынь! И дело с концом!

РАСПАТЛАННЫЙ. Отхлыну – и дело с концом? Не люблю грустные концы, однако! И КАКИЕ у тебя схвачены концы? Грёб твою мазь! Извлечёшь выгоду из любой ситуации? КАКИЕ у тебя концы?! Так тебе время концы и отдаст! Конец – лишь половина дела. Конец венчает дело, и дело с концом! Надо НАЧАЛО найти!

ГЛАВНЫЙ ГРЁБАНЫЙ ДОДИК. Начало?! Хорошо! Крыша – твоя! Но ты нам приведёшь налогоплате́льщиков! У нас тут – беспредел.

РАСПАТЛАННЫЙ. Что? Ну, это же – КЛИН!!! И у меня тут – беспредел (только иного плана). Вот и встретились два беспредела. А, клин клином вышибает!

ГЛАВНЫЙ ГРЁБАНЫЙ ДОДИК. Места́ все за́няты уже, согласно рекогносцировке. Повторяю: у меня концы все схвачены!!! Здесь – беспредел!!!

РАСПАТЛАННЫЙ. Это же – КЛИН в ЗАПРЕДЕЛЬНОЕ! Браво! Да, ты САМ… клин клином вышиб́аешь! чтобы с лица Земли исчезнуть. Свои концы сверника в трубочку и сунь куда-нибудь!.. Поверни свой фарш назад! Дойди до сути начала раковины конца пуповины! Шарики за ролики задвинь! клин вставь! И все свободны!..

Его (Грёбаного) концы свернулись в трубочку, превратившись в огромного четырёхмерного дождевого червЯ. Главный Грёбаный Додик пламенно заморгал и застелился вниз, словно в ракушку. Увидел вспышку земних недр. И, соотнесясь с новой действительностью (в новой сфере), воплотился в того самого четырёхмерного червЯ, бороздящего и взрыхляющего плодородную почву, согласно великому плану.

РАСПАТЛАННЫЙ. За всех теперь хомут волочать будет!!!

Комары в окружности тоже своё место конкретное нашли, чтобы с добрыми людьми не пересекаться: затушевались на старом (КАМЕННОМ) горизонте багровым пятном, собственной кровью залившись! как и другие (в человеческой личине) гады! Туда длинной стрелой вонзился солнечный луч! (Под нужным градусом.)

Чёрная Кошка сладко потянулась… на вершине денежной горы. Через голову почесала себе ухо. И расшаркиваясь… раздирающе… опи́сала хлам, что казался кому-то сокровищем!

ЧЁРНАЯ КОШКА. Договорятся и люди. Ура!

Так деньги стали мусором (на гранях тонкого мира).

РАСПАТЛАННЫЙ. Улучшайте свои характеристики! Не мельтешите вокруг денег. Не будьте насекомыми в межгалактической сфере!!! Люди, договоритесь! И свершится чудо: вы откроете «мусорную» часть ДНК для себя! «Мусор» превратится в энергию! Чтобы в Сверхъёмкую Сферу прорваться! Откры́в Мировое окно!

Переливающийся бриллиантовый голос. Два миндалевидных кусочка чистого неба, чётко расположенные на лице, словно из-под облаков смотрящие на наш мир. Некая сумма отблесков вызова, независимости и отдельности! Грозовой заряд! (Будто слишком долго вдыхал тяжёлый туман.) Волево́й заряд, заполняющий молнией пропасть постигших превратностей. Действительно. Красивый парень. Парень из будущей легенды.

Парень стремглав освободился от брюк! и откинул их в сторону движением ноги. К нему тянулись молодые стройные побеги, стебли, сучья с гроздями и ягодами. Самые полезные растения прокладывали себе путь к нему…

Светлый разлив его волос ТО перетекал по спине, как плащ; ТО крыльями бился по воздуху; ТО захлёстывал землю, образуя воронку… куда влетали растения! И, отделяя "зерна" от "плевел", реинкорнировались в его чудесных волосах.

Лианы и грозди украсили его бедра; и не понятно было, откуда они брали соки жизни: из корня или неба?

РАСПАТЛАННЫЙ. Каждый ваш камень на сердце – в прошлом ЦВЕТОК! И в будущем, я надеюсь, что тоже. Ибо сердце ростком-цветком в НЕБО прорастает. Выводите из мёртвого оцепенения каменные души и будите в них цветы… иной природы, из иной области.

Его волосы росли и благоухали цветами. Цветы любовались небом, и дрожали за него, соперничая в устройстве, красоте, и отделке лепестков, бубенчиков, фестончиков, стрел и гребешочков; опьяняя сказочными возможностями выражения. И расцветая РЕВОЛЮЦИЕЙ РОЗ!

Стрелой вылетело из стручка зерно… Да, стреляй!.. Яркой розой, вмиг, ядро проросло. Ничего нет схожего с жаждой сражения: Не стрела – из истока Слова.

РАСПАТЛАННЫЙ. Менять ход истории! На жизненной сцене были мы! – словно из-под облаков смотрел он тепло и любяще, пытаясь увидеть какой-то светлый прогал, дремлющий где-то подле. Где зиждется судьба человечества.

Ракушка времён вокруг него чуть-чуть развернула свой кокон, образуя свет (ушко иглы под названием «Майа»).

РАСПАТЛАННЫЙ. Вышивайте себе Новый Мир цветами без сорняков, без липкой паутины, мошкары, комаров и прочих паразитов!

Грёбаные Додики осели на дно. Их жаба всплыла.

РАСПАТЛАННЫЙ. В прошлом останутся капли воды болотной. А в новом роднике всплывут детские прекрасные мечты!

КАМЕНЬ НА СЕРДЦЕ. Я услышал тебя. Я всплываю! Освобождаю сердца! А люди услышали?

Люди услышали… Вспомнились прекрасные детские мечты… Объединив сознание, все одновременно подумали, что эпоха денег закончится; и колесо жизни повернётся, как надо! чтобы все смогли, наконец, в орбита́льном движении участвовать!

КАМЕНЬ. А меня-то теперь куда? Может, из меня ещё МАЗЬ какую-то выжать можно? От жестокосердия.

РАСПАТЛАННЫЙ. А теперь, в ВОРОТА мрака (сложенные из барьеров чёрствости, усталости и казёнщины) гол КАМНЕМ забейте! Чтобы в Сверхъёмкую Сферу Бытия прорваться! мрак преодолев. (.Всего-то лишь!). Бренный.

Каменный горизонт прорастёт в небе цветком! Из чаши терпения народного потечёт МАЗЬ – бальзам на сердце! (Где раньше камень лежал.)

Высвободится энергия времени, растрачиваемая досе́ле на зарабатывание денег. И эта энергия не станет лишней, а пойдёт на жизнь, которую люди откладывают на завтра, потому что сегодня – рано.

Завтра-сегодня объединится. Энергия времени пойдёт на строительство Космоса и прорыв в мировое окно… где реализуются лучшие мечты.

РАСПАТЛАННЫЙ. Выходим за рамки привычного уровня вариативности, чтобы перейти на уровень более высокого плана?! – постучался парень в крест души. – В Новую Сферу (четырёхмерного пространства!) прорываемся?

Небо с мириадами сверкающих точек, будто мигающие глаза, приблизилось к нему, похожему на видение.

ЗЕМЛЯНЕ. Прорываемся!

Невообразимо мощный всплеск гамма излучения озарил небо.

РАСПАТЛАННЫЙ. Принято! Надеюсь, мы встретимся в более приятной для всех нас обстановке.

Похожий на прекрасное видение человек, помахал землянам рукой. Срезонировал с небом! Забил на ветер! Влепестился яркой розой в зарю на рассвете, оставив землянам благодатный стержень своей души.

– Кто-то узнал, как его зовут?

– Друг.

РАСПАТЛАННЫЙ. Держитесь за стержень моей души, и я помогу вам перевернуться вокруг своей оси, как надо! натягиваясь на иное измерение! Так переворотиться, чтобы время концы отдало вам; и в безвременье прорваться! Когда ваш мир повернётся, как надо, доказав свою неспособность тягаться с Новым Человеком, должно случиться мировое потрясение! В лучшем смысле слова!

Благодатный стержень что-то в небе вьёт… Сфера Новая рождается! где Распатланный живёт.

Валентин Долматов

г. Усть-Каменогорск, Казахстан

Евангелие от товарища Сухова

Человек принадлежит своему существу постольку, поскольку слышит требование Бытия. Человек – пастух Бытия. Бытие все еще ждет, пока Оно станет делом человеческой мысли.

(Справочник Мессии)

И был вечер, и было утро – день третий. Третий день после демобилизации из Красной армии товарищ Сухов шел по пустыне, тяжело передвигая свою тень между песчаными барханами. Когда она соприкасалась с тенью сухих деревьев, он иногда останавливался, чтобы они могли пообщаться и пожаловаться друг другу на свою судьбу. В это знойное время он, лежа на спине, с надвинутою на глаза фуражкой, вспоминал те немногие дни, которые провел с Екатериной Матвеевной. И писал, писал ей много устных писем и отсылал их в большое небо пустыни, которые как «киттимские» корабли Соломона, уходя в далекие края, доставляли ему благовония. Как всегда свое письмо он начал со слов: «Разлюбезная Екатерина Матвеевна, спешу вам сообщить, что мое служение мировой революции подходит к концу. Классовое сражение на сегодняшний день в целом завершено, и час всемирного освобождения настает. А мне пришел черед – домой возвратиться, чтобы вместе строить новую жизнь, милую сердцу родной страны…

Давеча опять раскопал басурманина, но этот хотя бы не бросился на меня, как другие, ругаясь, что я помог ему вернуться к жизни. Он оказался странным мужиком, когда я его извлекал из песка, он распевал газель на тарабарском языке. А когда стал свободен, покружился вокруг меня в танце и сник, назвавшись пророком и пляшущим дервишем. Я спросил, что он делает и о чем поет? Он произнес слова, бывшие у меня на сердце, что много посланий написал я в сердце своем к возлюбленной, но ни одно не попало ей на глаза. А потому мне осталось перебирать четки моих воспоминаний, а руки, которые уже приросли к моей могильной лопатке, все еще коротки достать до кувшина… То есть до тебя, моя несравненная Катерина Матвеевна. На мой вопрос: «Почему в моем стремлении к тебе постоянно возникают какие-то препятствия, а встреча с тобой все время отодвигается в неучтенное мною будущее?» дервиш загрузил меня всяческими постулатами о каком-то Бытии, которое осветило себя в мире и сбылось в слове, но я плохо слышу Его. Это Бытие он назвал «ближайшим» к человеку, которое все еще остается для меня самым далеким, потому что Оно не стало моей судьбой, я – его пастухом. В общем он раскачал мое бытие так, что в нем не нашлось места для моей революции и всему тому, что я делал эти три года. Странно устроено время, но эти года прошли для меня как три дня, а три дня, в которые я стремлюсь к тебе, длятся как три года. Такой расчет времени, по рассказам моей набожной матушки, применялся как наказание к какому-то неразумному древнему племени, которое много лет блуждало по пескам пустыни, не зная – где их дом. А я-то, человек, знающий, куда и к кому иду. Но все равно, у меня такое пакостное чувство, что я тоже наказан за нерадивое отношение к своему времени. В заключение он пригласил меня станцевать фугу для Бытия, чтобы оно отозвалось в моей жизни и подарило себя мне. Нет, ты представляешь, меня – бойца Красной армии, танцующего с басурманином? Вот именно, я тоже нет. А теперь, усыновленный и пригретый песчаной дюной, лежу как бездомная собака и до рези в глазах вглядываюсь в мусульманское небо, которое давит и сковывает меня. Молчание бесконечных пространств ужасает меня, особенно когда рядом нет близкого человека. И мне кажется, что одиночество и бездомность стали моей судьбой, которые истощают и благословляют меня одновременно. И потому радуюсь, что в просвете моего скудного бытия все еще вижу твой силуэт и надеюсь на скорую встречу с тобой».

И был вечер, и было утро – день четвертый. После очередной марафонской дистанции в ходьбе Сухов отдыхал в тени козырька фуражки и вспоминал о родительском доме: Мать часто брала в руки Библию и читала вслух какой-нибудь отрывок из книги. Потом молилась как могла, вплетая в просьбы имена детей и внуков. Сухову запомнился один эпизод, как однажды она прочитала отрывок из пророка, который что-то говорил о «сухих деревах» и, обратившись к сыну, благословила, чтобы Бог помог ему найти свою избранницу в жизни, зачать детей от любимой жены и уйти от «сухого проклятья». Она говорила какие-то странные вещи о том, что благословение Божие почиет только на тех мужчинах, которые устремляют свои желания к женщине; что небеса одеваются в дерюгу, когда идет война, погибают мужчины, а женщины остаются бесплодными. Всего этого Сухов не понимал, пока не встретил Екатерину, но их разлучила революция, которая успела стать для него второй матерью. Он безраздельно верил своим замполитам, что однажды на всей земле кончится война и все заживут счастливо. «Очевидно, не без молитв матушки», – подумал Сухов и сплюнул скупую слюну через левое плечо. Обезумевшее солнце пустыни палило тело и голову так, что в глазах надолго поселялись красные круги и разводы, которые окрашивали в красный цвет все, что выдавала его уставшая память. Он попытался убрать одноцветную навязчивую заставку, постоянно проявляющуюся перед его взором, где они с женой и детьми появляются в красных одеждах, но у него ничего не получилось. Тогда он решил завершить письмо светлыми тонами: «А еще хочу сказать вам, разлюбезная Екатерина Матвеевна, что являетесь вы будто чистый лебедь, будто плывете себе куда требуется или по делу какому, даже сказать затрудняюсь. Дыхание сдавливает от радости, будто кто из пушки в упор стреляет…»

Стрельба и крики заставили его вздрогнуть, прежде чем он понял, что это наяву. Бригада красноармейцев окружила его, а бравый командир Рахимов, потрепав пыльную руку старого товарища, стал упрашивать помочь ему поймать «шедима» пустыни, то бишь Абдуллу. Сухова сильно разозлило это вторжение в его личную жизнь, особенно за то, что он не успел нарядить свою возлюбленную в белые одежды и попрощаться с нею. Отказ Федора Ивановича не смутил находчивого командира, и, когда Сухов демонстративно улегся, Рахимов, словно с трибуны, сказал немного хороших слов о женщинах востока и ускакал. Сухов вскочил, оросив пустыню негодованием, что уже многие годы мотается по бесплодным пескам апостольской Асии, и, немного успокоившись, пожаловался на судьбу, что она не хочет помогать ему стать пастухом собственного бытия. И он впервые подумал о том, что революция отняла его от сосков бытия и отправила по миру создавать новый мир по образу и подобию мачехи народов. Глядя на гарем жен Абдуллы, которые как разложенные матрешки сидели на песчаных кочках, ожидая указаний нового хозяина, Сухов посчитал, что для них нужна дисциплина и порядок. Построения и проверки женщин востока стали его отдушиной, а их перекличка успокаивала его мятежный дух. Младшая из жен шедима, по имени Гульчатай, все время опаздывала, заигравшись в складках песчаных дюн. Сухов по отцовски сердился и пугал ее шайтаном пустыни, который любит шляться по пескам и воровать девушек. Он не знал еще, что этим «духом» не запугать ее, потому что он значился в ее мировоззрении как мужчина, оставшийся без женщины и ласки. Когда Сухов увидел ее юное лицо, гнев воспылал к хозяину женщин, и он подумал, сожалея, что не встретился с ним ранее, а то бы показал ему кузькину мать. Они остановились в небольшом древнем поселке, название которого он не знал, но все поселения, в которых он бывал, из-за трудности их произношения называл «бухарскими». Это слово ему импонировало не только тем, что в нем присутствовала знаменитая буква «х» в его имени, но и гордился, что был участником бухарской операции, после которой была провозглашена народная республика под этим звучным названием. Товарищи по оружию, которым надоедало называть его «товарищ Сухов», иногда называли его тем, кто «под Луганском родился и в Бухаре крестился» как гражданин всемирной революции.

Саид появился неожиданно, предупреждая и советуя Сухову уйти с этой стоянки, потому что Абдулла обязательно должен прийти сюда за своими женами.

– Ты все время забываешь, что я боец Красной армии и не убегаю от врагов, – твердо заявил Сухов и высказал сомнение по поводу возвращения Абдуллы, думая, что женщины гарема перестали интересовать его как использованный товар.

– Ты и твои товарищи по оружию не знаете, что эти женщины не просто его жены, собранные в кучку для одного мужчины, – возразил Саид и рассказал о том, что они являются собранием людей, идущих по последнему, четвертому пути «марифата» – полного постижения истины. И расположились они на территории седьмой стоянки «Владыки посланников», совершенных праведников, место утех для святых «вали», постигающих единение и блаженство полюсов между двумя началами жизни: Эта стоянка, не совсем то, что Сухов может себе представить о доме и семье, – продолжал говорить Саид, – что она находится за пределами стоянок западных жен, которые соединяются с мужчиной по закону и живут в обязательствах. Это место всех искушенных мужчин, умеющих облачаться, и женщин, которые даруют блаженство в миг единения. Этих женщин не бросают просто так, – закончил монолог дервиш.

Сухов спросил, о каком облачении он твердит, если за три дня он выкопал из песка трех джигитов и все они были голые, в чем мать родила, а рядом с приговоренными всегда лежала кучка полосатой одежды. И все они почему-то бросались на него со злостью. Саид пояснил, что он помешал им пройти последнее испытание и облечься в мистическую наготу полного освобождения божественной Сущности человека от всех черт тварности, в том числе от одежд. Это посвящение святых, обретших благую участь, и тот, кто прошел его, становится любящим. В эту наготу облачался Пророк, и эта нагота не щегольство. Они должны были до вечера третьего дня пробыть в этом состоянии и успешно завершить свой путь на седьмой стоянке, где расположился Сухов с женами общины Абдулы.

– Но они могли погибнуть от жары, – возразил Сухов.

– Если вы страшитесь смерти и погребения, ваше Бытие не станет просветленным… Это тайна наготы от печати Пророков снизошла к общине влюбленных. Тот, кто облачался в нее, обрел истинную уверенность, забыв о дольнем мире и всех существующих в нем верах, – декларативно ответил Саид стихами неизвестного для Сухова пророка. И пояснил, что в следующую ночь те самые женщины, которые находятся в распоряжении Сухова, должны были обойти испытываемых и освободить их из плена песка. Женщины, но не мужчины, вот поэтому они злились и кидались на тебя.

Сухов иронически отозвался об обряде «мистической наготы» и, сказав, что восток дело тонкое, рассмеялся, говоря, что его описание общины попахивает тем, что у них называется «бордель»: уж не «черный» ли Абдулла, является тем проводником по «морю женщин», который притесняет женщин?

– Я не видел, чтобы он унижал женщин, – возразил Саид, – но не раз слышал от него слова, сказанные пророком Мухаммадом, что только великодушный человек способен уважить желание женщины и только недостойный способен ее оскорбить.

И далее он пояснил, что Абдулла не любит, когда его называют «черным», так как в прошлом, до прихода разных «товарищей» от революции, в народе его почитали как Улема, человека знания, а среди избранных его называли «Арифом» – человеком, который несет тайное знание и способ действия в себе. Все, что он приносит, дарит друзьям, а что остается, делает остановкой для грешников. И, глядя на сомневающееся лицо Сухова, Саид сказал, что все люди делятся на две категории: одни выходят из левого яичка, а другие из правого. Из левого появляются язычники, а из правого люди истины.

– Любопытное замечание, никогда не задумывался, что людей можно делить по этому признаку, – перебил Сухов и выразил уверенность, что его появление на свет, наверняка, ознаменовано правой стороной мошонки, так как он служит правому делу революции.

– Я, конечно, признателен тебе за твое желание помочь ближнему, но на революцию не могу возложить такую надежду, – сказал Саид и, почесав затылок, добавил, что она рождает героев, вокруг которых все обращается в трагедию. Они разрушают религиозное знание, которое еще не обнаружилось в слове, а проблема вашей матери-революции, как ты окрестил ее сам, в том, что она вместе с купелью выплеснула ребенка.

– Давай не будем трогать этот вопрос, – вмешался Сухов, – тем более мне трудно понять, как слово может освобождать. Но, может быть, ты скажешь, как ваша религия разрешает «малые», частные проблемы человека. А спрашиваю я вот почему: в пустыне я немного одичал и начал разговаривать сам с собой, и не только… Я стал беседовать со своим телом и его отдельными частями, – сконфуженно произнес Сухов и рассказал, что, проснувшись сегодня утром, он по инерции пошарил рукой справа – никого, поискал слева, тоже – никого. Потом заглянул под «гумно» – стоит. «Я и говорю: Что стоишь, кого дожидаешься?»

– Вот и я говорю, хороший вопрос ты поставил, – улыбаясь ответил Саид: Обычно «неверные» имеют целью перенести аспект рассмотрения от «что» к «как», уйти от содержания к форме. Они не дают голове соединить причину со следствием и поставить вопрос: почему я здесь и испытываю неудобства плоти, когда мог бы быть дома и праздновать свое бытие с подругой. Для них важно не «что» ты делаешь, а «как» делаешь, лишь бы был при деле, не важно каком. А по поводу того, о чем он спросил, то могу заметить, чтобы обнаружить физическую изоляцию, достаточно иметь глаза, руки и хорошую потенцию, а чтобы узнать одиночество, необходимо испытать его. По сути, человек не склонен замечать свое собственное одиночество, как и трусость, пока не обнаружит теплую водицу в своих штанах. Хорошо, если этот урок пойдет тебе впрок, – заметил Саид. И видя, как Сухов нервно бросает свою саперную лопатку в песок, которая неизменно становилась в вертикальное положение, предложил ему почтить Бытие кружением в зикре, чтобы оно отозвалось добрыми намерениями в его будущей жизни.

– Опять ты за свое, – усмехнувшись, произнес Федор и высказал надежду на его практическую помощь при встрече с Абдуллой.

Саид встал и, поправляя подаренный Суховым нож, выразил сожаление и рассказал о предчувствии, что если он не уйдет с этой стоянки, то может пролиться кровь. «И очень жаль, если ты этого не понял, – сказал в заключении Саид и закружился в танце, напевая слова:

Танец – это вовсе не то, когда ты все время прыгаешь, Когда, выпив, ты подобно пылинке, взлетаешь в воздух. Танец – это когда ты уходишь из обоих миров, Рвешь сердце и дух твой возносится.

– Осматривая строения стоянки со стороны башни, Сухов услышал шорох и падение камней. Он осторожно приблизился к месту шума и увидел пожилого человека в очках, который суетился возле разобранного проема в стене. На его вопрос, кто он такой, человек представился ученым и хранителем музея, а в данное время он пытается спрятать величайшие ценности новой республики свитки и фолианты, которые могут погибнуть во время военных действий. Сухов взял одну книгу и, раскрыв ее на первой попавшейся странице, прочитал первую строчку про себя: «Избранной госпоже и детям ее, которых я люблю по истине». Такое начало его очень заинтересовало, потому что явно указывало на письмо к женщине. Он прочитал короткое послание апостола вслух. Потом, устремив взгляд на работника музея, спросил, о какой такой истине и заповеди, «данной от начала», апостол так усердно печется. Работник музея, озабоченный своим делом и не желавший много говорить, коротко ответил, что он всего лишь хранитель, а не священник, призванный пояснять «темные» места Книги. Но как ученый, которому свойственно не передвигать камни, а знать, что пишется в книгах, он все же заметил, что апостол воюет против поверхностных людей, которые исповедуют Христа, родившегося без отца – из пустоты. Очевидно, они просто забыли или не поняли предыдущей истины от Ветхого Писания, что всякому человеку, а тем более пророку и посланнику, посланному свыше, должно родиться от чресл мужа.

Продолжая листать книгу, Сухов увлекся ее содержанием и плохо слушал, что говорил смотритель, и очнулся только тогда, когда услышал требование вернуть книгу. Коротко, не желая слышать возражений, Сухов сказал что книгу он экспроприирует и оставляет у себя – на время, – добавил он, видя обиженное лицо ученого.

Захлопнув ее, он продолжил осмотр помещений стоянки. Когда Сухов вошел в комнату женщин, они с визгом подняли длинные подолы юбок и, закрывая лицо, оголили с медным отливом животы, которые заворожили его взгляд. «Отставить», – как можно мягче, но требовательно произнес Сухов, и они наперебой заголосили, что пришел их новый муж. Самая младшая – Гюльчатай, покружив вокруг него в танце, неожиданно села ему на колени и прислонилась щекой к его небритой щеке. Сухов осторожно уклонился от ее объятий и попытался объяснить, что у него на родине есть жена, которую он очень любит. Гюльчатай, не понимая отказа нового мужа, сказала, что она сейчас далеко и он может полюбить ее как новую жену. Он возразил, что у них принято иметь только одну жену.

– Как одну? – недоуменно сказала она и, загибая пальцы, стала перечислять обязанности женщины: она – мелет, печет, варит, возит, стирает, кормит, обрабатывает шерсть и она же стелет постель… И все одна! Но это же трудно, возразила она.

– Конечно, трудно, – согласился Сухов.

А в нашем просторном доме лучше устроено, – лукаво проворковала она и рассказала, что если «старшая» жена приведет в дом одну новую рабыню– жену, то она не мелет, не печет и не варит. Если приведет двух, то не возит и не кормит. Если трех – не обрабатывает шерсть… И Гульчатай остановилась, прервав речь на полуслове. А Сухов украдкой загибая пальцы, вычислив, что последняя обязанность осталась не удел, спросил: так кто же тогда стелет постель? И она, рассмеявшись, ответила, что эта обязанность достается той, которая привела четверых новых женщин в дом.

– Да, а… Восток дело тонкое, – сделал заключение Сухов и удалился на башню, чтобы продолжить письмо для своей возлюбленной: «Душа моя рвется к вам, ненаглядная Екатерина Матвеевна, как журавль в небо… Однако, случилась у нас небольшая заминка, полагаю суток на трое, не больше. Мне, как сознательному бойцу, поручили сопровождать группу товарищей братского востока. Народ оказался покладистый, душевный и с огоньком. А ноги мои теперь идут по горячим пескам в обратную сторону, потому как долг революционный к тому обязывает».

И был вечер, и было утро – день пятый. Сухов принадлежал к редкому поколению людей, посланных в мир, но не узнанных в мире. Он мог по непонятным причинам забыть обычную просьбу или важное поручение красного командира, невыполнение которого, как потом оказывалось, лучшим образом влияло на ситуацию. Порой ему служили камни, о которые он мог запнуться в бою и упасть именно тогда, когда шашка или пуля противника свистели над головой. Даже его задница однажды сослужила ему, когда неожиданная слабость в желудке и укромное место по этому случаю спасли его от резни басмачей. Сам он стал красноармейцем и оказался в пустыне не потому, что хорошо понимал задачи пролетариата, а потому, что война делала мужчин героями, а эта валюта высоко ценилась среди другой половины человечества. После странных бесед с Саидом, кое-что успев вычитать из Книги, которую он носил за поясом, Сухов, подобно пророку Аввакуму, «встал на стражу свою» и, лежа на башне, наблюдал, что скажет ему Дух и как лучше пожаловаться на свою судьбу. Бог молчал, но не язык Сухова: «Вот, опять пишу к Вам, разлюбезная Екатерина Матвеевна, поскольку выдалась свободная минута. Лежу я на вершине башни, как кот Васька на завалинке, и ни об чем не воздыхаю, как только об Вас, незабвенная Екатерина Матвеевна. А потому зря убиваться не советуем – напрасное это занятие…»

Короткий утренний сон, драпированный одним и тем же цветом, повторяющийся в деталях, как старая заезженная пластинка, был прерван топотом копыт и криками людей Абдуллы, ворвавшихся на стоянку. Сухов, не торопясь, завершил письмо извинением, что опять вышла заминка и ему необходимо поспешить на помощь товарищам. Сверху Абдулла показался Сухову человеком небольшого роста, щепетильным, но не глупым, потому что приказал своим людям не проливать кровь и не трогать женщин, ибо сегодня священный день. Федор Иванович быстро смекнул, где он может застать Абдуллу и поспешил опуститься по винтовой лестнице. Через оконный проем он проник в смежное помещение наподобие коридора, которое вело в спальню женщин. Абдулла уже был там и о чем-то разговаривал с женщинами. Сухов прислушался к обрывочным фразам, которые не всегда были ему понятны. Абдулла нестрого осуждал женщин за то, что они не смогли достучаться до сердца «рыжего кота» по имени Федор.

– Может, он импотент? – высказала предположение одна из женщин.

– Не думаю, что это так, к тому же это не довод для женщины четвертой ступени постижения «Фана», – возразил Абдулла и, обратившись к самой младшей, сказал: Или ты забыла, что сказала Айша через Пророка: «Благословенны жены ансаров, застенчивость не стоит на их пути к знаниям об их религии…» В любом случае, даже если «рыжая борода» подсох в пустыне, ты бы смогла разбудить его чувства. А теперь мы имеем человека неудовлетворенного и злого… Ну да ладно, Аллах на нашей стороне, – мирно сказал Абдулла и позвал любимую женщину Джамилю. Он нежно привлек ее к себе и повел в другое помещение, где был Сухов. Когда они оказались одни в помещении, Абдулла прижал ее к стене. Джамиля еще раз неуверенно возразила, сославшись на священный день и что людям своим он объявил о том…

– Надо милая, надо, – возразил Абдулла: Не человек для субботы, а суббота для человека. Кто поймет эти простые слова, будет свободен от приказа. А кто не знает, что вопросы «как», «когда» и «где» не являются препятствием для истинной религии жизни, то пускай держат, что имеют. Главное, чтобы наши головы при «священнодействии» были направлены в нужную сторону.

Суета возле стены и «протест» женщины насторожили Сухова. Думая, что Абдулла хочет причинить ей зло, он выдвинулся из-за колонны и глухим, но твердым голосом приказал предводителю басмачей – бросить оружие и поднять руки вверх. Гнетущая тишина, расползавшаяся по каменному полу, была потревожена упавшим оружием, но другую часть приказания Абдулла не торопился исполнить.

– А вот это ты зря. Надеюсь, слышал обо мне, что я никогда не промахиваюсь, – подтвердил свое намерение Сухов и продиктовал последовательность выполнения нового приказа: Сделай один шаг вперед, потом два назад, повернись направо и сделай то же самое. После этой шагистики Абдулла оказался в просвете окна, и теперь Сухов смог увидеть, что Абдулла придерживал руками галифе. И только сейчас он догадался, что все это значило, и многие, обрывочные фразы стали более понятны Сухову. Он обошел Абдуллу и, забрав оружие, отпустил женщину. А Абдулла, приведя себя в порядок, выразил недовольство, что Сухов заставил его делать бессмысленные повороты и «па-де-де».

– Не может ошибаться наш вождь, – возразил Сухов и пояснил, что «шаг вперед и два назад», является верхом революционной практики заклинания и запудривания вражеских мозгов: И потом, это я должен обижаться на тебя, что при женщинах обозвал меня «сухим» деревом, – недовольно сказал Сухов и, почесав затылок дулом пистолета, присел на корточки. Положив перед собой оружие и Книгу, предложил Абдулле присесть в трех шагах напротив него. Впервые разглядывая знаменитого соперника с близкого расстояния, Сухов пришел к выводу, что он не хил в плечах и в раскосых глазах не прочитывается огонь заклятого врага, который он не раз видел в людях востока за эти годы. Их взгляды встретились, и обычное любопытство переросло во внутреннюю борьбу, кто кого пересмотрит.

Продолжение в следующем выпуске…

Людмила Ильина

г. Энгельс, Саратовская обл.

Ключи от счастья

Сумерки незаметно сгущались, когда мы с мужем на своих новеньких жигулях первой модели возвращались с дачи. Дорога была долгой. Тридцать пять километров от дома. Я расположилась полулёжа на переднем сиденье, вытянув ноги, насколько это было возможно, и любовалась огромной звездой на уже потемневшем небе. Видимо, моя близорукость увеличивала её размеры в несколько раз, но меня это не смущало.

Мои познания в астрономии были нулевыми, и мне было без разницы, как она называется: Венера или Марс.

Главное, что она была завораживающе красива, – просто не отвести глаз!

Я не хотела думать том, что нам ещё тащиться с дачной поклажей около трёх километров пешком от гаража к дому, расположенному в центре города.

Мы были настолько уставшими, что казалось, подъедем к гаражу и брякнемся на месте и не сможем двинуться никуда.

Муж спокойно вёл машину, и я была уверена, что свою драгоценность в моём лице он довезёт без проблем.

Чтобы не уснуть за рулём, он потихоньку ворчал на наше мудрое руководство, так заботящееся о наших людях, давая квартиры, гаражи, дачи на значительном удалении друг от друга. И мы носились, высунув языки, между значимыми объектами нашей жизни. Даже нам, в то время молодым, порой было не под силу это занятие. И эти вожделенные дачи добивали нас в поливные и выходные дни, опустошая наши и без того скудные карманы.

– А что бы, – ворчал мой муж, – дать эти участки не по четыре сотки, а чуть больше, подвести воду, газ, свет, дороги, за наш, естественно, счёт, и разрешить людям строить жилые дома.

– Вот тебе и решение жилищного вопроса, и люди не так бы мучились, разрываясь на части между работой, домом, гаражом и дачей.

У меня хватало сил только на молчаливый кивок головой в знак согласия да на любование удивительно красивой звездой, сопровождавшей нас на всём пути следования.

Наконец мы подъехали к гаражу. Нам оставалось только вынуть из машины дачную поклажу, загнать машину в гараж и совершить последний марш– бросок к дому. Уставшая, полусонная, я уже представляла себе, как брякнусь в свою любимую постель и отрублюсь до утра.

Но, увы, этому случиться было не суждено.

Загнав машину в гараж и закрыв его, муж обнаружил отсутствие связки ключей от квартиры. От отчаянья я готова была разрыдаться.

Ничего не оставалось делать, как, проверив все карманы и вещи и обшарив с фонариком каждый сантиметр внутри и снаружи гаража, вернуться снова на дачу. На блаженный сон в своей постели рассчитывать не приходилось. Мы ехали молча.

Дача, расположенная у кромки леса, заросшего вековыми осинами и кустарниковыми деревьями, встретила нас кромешной темнотой.

Подъехать к ней мы смогли только с тылу, так как прошедший накануне ливневый дождь оставил после себя огромную лужу, в которой можно было застрять и днём.

Участком, который находился на задворках нашей дачи, никто не пользовался и он зарос травой так, что когда муж вышел из машины, то провалился в густую траву по пояс. Не успел он сделать и двух шагов от машины, как совершенно исчез из виду, как будто его поглотил этот жуткий мрак ночи или он попал в другое измерение.

Я осталась в машине. Шум вековых осин и кромешная тьма сделали своё дело. На меня постепенно накатывался страх. Мне стало казаться, что муж отсутствовал целую вечность и уже не вернётся никогда.

И в тот момент, когда я потихоньку стала поскуливать от страха, появился тёмный силуэт моего мужа. Он открыл дверцу машины со своей стороны и обречённо развёл руками.

– Слушай, – неожиданно проговорила я, – а посмотри возле машины в траве с моей стороны.

Я до сих пор не могу объяснить и понять, почему я так сказала, но произошло невероятное…

Пробравшись в кромешной темноте к моей дверце машины и опустив руку в заросшую по пояс траву, он достал маленькую связку потерянных ключей.

Что это было?! – Чудо?!

Всю обратную дорогу со мной происходило невесть что: я пела, смеялась, плакала, благодарила Бога, всех Святых и Ангелов-хранителей.

– Господи! – как заведённая, повторяла я.

– Там даже днём в этой заросшей по пояс траве найти маленькую связку из двух ключей от английского замка было бы невозможным событием.

– Да мы просто могли на них наехать.

– Слава Тебе, Господи! – без конца повторяла я.

– Во веки веков слава во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Встречные машины слепили нас своими фарами, но мы уже не ворчали на них.

Мы были счастливы как никогда, и перспектива выспаться в своей постели была уже реальна!

14.06.2012 г.

Татьяна Дорофеева-Миро

п. Урмары, Чувашская республика

Так зачем же был Шашко?

«Зачем был Шашко?» Ну не помню я! Не помню сюжет рассказа. Давно это было. Еще в восьмидесятые. Так назывался рассказ в журнале «Сельская молодежь». Не помню автора, хоть убей! Шашко попутал. В Интернете подглядела, есть там автор Шашко – Е. Попов. А вот тот ли то автор, не могу сказать. Но название запомнила. Странное название. И к чему этот Шашко прицепился ко мне в последнее время?.. Хожу и думаю о нем. Кто он? Домовой? Чертик? Или Сашка, сосед пьяный? Как напьется, спасу никакого нет: такой ор и бедлам во всем доме!

И зачем он был, Шашко? Наверное, важнее то, что он БЫЛ. И каким был? Но был ли? Короче, вопросов – уйма! А ответы…

Скорее всего – это пьяный бред литературного героя. Да мало ли что с похмелья привидится! Дед рассказывал, что видел существо, размерами с жирного поросенка. Серое, бесформенное. Оно – шмыг! – под детскую кровать… Кинулся дед за ним – а там нет никого.

Да вот помню, в детстве(и не пьющие ведь были!), залезли мы на баню, а там, за дымоходом, что-то серое копошится. Увидев нас, оно спряталось. Только голова торчала из-за кирпичей. А Юлька, соседская девочка, рассказывала, что на сеновале видела чертика. Зарылся в душистое сено – одни глазки блестят. Хитрые глазки. Будто смеется. С испугу рухнула она с лестницы, убежала и больше никогда не поднималась за теплыми куриными яйцами по утрам. Может, это и есть Шашко?

Однажды подростками мы сидели у пруда, окруженного деревьями. Смеркалось. За спиной послышался хруст веток. Обернувшись, увидели огонек, похожий на огонь от свечки, блуждающий между деревьями. Молча переглянувшись, бросились все врассыпную. Страшно ведь!

Химик в школе объяснил, что это фосфор в перегнившем дупле мог светиться. Да вот только фосфор не желтого цвета да хруст не издает.

Опять Шашко бродил?

Вот другой случай. Ехала парочка на мотоцикле вдоль реки. По берегу сосны да березы растут. Закатное солнце окрасило небо в малиновый цвет. Красота! Вдруг между деревьями огромная фигура в белом… Мурашки по спине! В ужасе влюбленные умчались с того места. Только пыль да угарный газ столбом.

А недавно встретила знакомую. Сто лет с ней не виделись!

Располневшая, краснощекая. О таких говорят: и коня остановит, и в избу…

Она и рассказала, что как-то припозднились на картошке в поле, возвращаются домой. Вдруг из-под ног – огромная птица. Взлетела бесшумно и устроилась на верхушках деревьев кладбища, мимо которого они проходили. Все ведра и лопаты побросали, домой побежали. Без выпивки, разумеется, не успокоились.

Так зачем же был Шашко? Зачем он был? Сколько лет прошло, а вопрос остался без ответа. И что же, это он пугает мирных граждан своим появлением среди них? Наверное, со страниц журнала сбежал. Бывает же такое!

Хоть и интересно, зачем он был, да нет желания встречаться. Он сам по себе, мы сами. Хоть и не верим во все это.

Но на всякий случай: тьфу, тьфу, тьфу! Чем Шашко не шутит!

Валентина Карпушина

г. Москва

Бессмертие Документальный фантастический рассказ

Посвящается Маргарите Прозоровой

Моя подруга умирала долго и мучительно. Тяжёлая болезнь медленно, но верно разъедала её изнутри, словно ржавчина. Боль ослабевала только под действием сильнодействующих лекарств, превращая существование подруги в кромешный ад.

Но она не сдавалась. Она боролась из последних сил. Когда я позвонила ей незадолго до смерти, она слабым голосом сказала в трубку:

– Ты не думай. Я не умираю. Вот увидишь, когда наступит весна, я поправлюсь, и мы с тобой пойдём гулять в наш любимый парк, где познакомились много лет тому назад, когда гуляли там с детьми, спящими в колясках.

– Конечно, – не удержавшись, всхлипнула я, – я очень хочу этого. Ведь мне так тебя не хватает.

– Ты должна понять меня, – ответила подруга, – я так высохла от болезни, что стала похожа на скелет. А я не хочу, чтобы ты видела меня такой.

– Я понимаю, – отозвалась я, – хотя для меня не имеет никакого значения, как ты выглядишь. Я так хочу помочь тебе, а ты меня не допускаешь к себе.

– Но я ведь женщина, – смутилась подруга, а потом добавила: Подожди немного. Когда я приду в себя, то обязательно приглашу тебя на чай, и мы как в старые добрые времена повечеряем с тобой.

А через две недели она умерла.

Морозным зимним утром, около десяти часов, затрезвонил мой мобильник. На дисплее высветилось имя подруги. Я радостно схватила трубку, решив, что ей стало получше, и она захотела пообщаться со мной. Ведь уже несколько дней подряд, она не в состоянии была подойти к телефону. Но вместо Риты я услышала голос её дочери.

– Тётя Вера, – сказала она, – маме очень плохо, она бредит. Я не знаю, как мне быть. Мне так страшно! Она говорит, что у неё руки стали пластмассовые и просит убрать стеклянное одеяло, потому что ей холодно от него.

«Она умирает», – поняла я.

– Ничего не бойся, – ответила я, стараясь не выдать ужаса, охватившего меня, – пойди, приготовь маме чаю. Пусть она согреется.

– Хорошо, – послушно отозвалась дочь подруги.

– Хочешь, я приеду? – спросила я.

– нет, – ответила она, – я лучше попозже позвоню.

Через пятнадцать минут телефон снова запиликал.

– Всё кончено, – простонала дочь Риты в трубку, – пока я готовила чай, мама умерла.

Похороны назначили на третий день после кончины подруги. А накануне мне приснился сон. В нём я увидела Риту, сидящую на кровати. Она что-то шила.

– Я должна дошить кофточку, – пояснила она, показав мне кусок пёстрой ткани, который она держала в руках.

А потом пожаловалась:

– Я так устала от всех этих забот! Так хочу отдохнуть!

В этот момент я проснулась.

«Что значит этот сон»? – подумала я и стала собираться на траурную церемонию.

Мне было немного страшно. Я боялась увидеть подругу, изуродованную неизлечимой болезнью. Но когда я увидела её, лежащую в гробу, накрытую, словно одеялом, ворохом её любимых алых гвоздик, то мой страх прошёл. Рита выглядела спящей. Её лицо с классическими чертами было умиротворённым. Золотая прядь волос выбилась из-под платка, надетого на её голову.

«Рита», – чуть не заплакала я, и моё сердце сжалось от невосполнимой утраты.

Ведь мы были с ней близки, словно родные сёстры, несмотря на то, что на свет нас произвели разные родители. У нас много было общих интересов. Наверное поэтому мы столько лет дружили. А теперь вот я осталась одна. Я так остро ощутила эту потерю, что едва не разрыдалась в голос.

И тут мой взгляд нечаянно упал на плечо подруги. То, что я увидела, повергло меня в такой шок, что мои слёзы моментально высохли. На Рите была надета кофточка точно из такой ткани, которую я сегодня ночью увидела у неё в руках во сне.

«Это невероятно»! – мысленно воскликнула я, поняв, что подруга сумела пообщаться со мной этой ночью.

А через неделю мне позвонила дочь подруги.

– Тётя Вера, – испуганным голосом сказала она в трубку, – сейчас произошло такое, чему я не могу найти объяснения.

– Что случилось? – насторожилась я.

– Только что зазвонил мамин телефон, – пояснила она, – я его не стала выключать, в надежде на то, что кто-нибудь из её знакомых, занесённых в записную книжку, захочет пообщаться со мной. На дисплее высветилось: «Бабушка». Я очень удивилась и подумала: «Почему бабуля звонит с маминого телефона»? Пока я так размышляла, мобильник замолчал. Я тут же перезвонила бабушке. «Ба, – спросила я, – ты чего хотела»? Но бабушка ответила, что не звонила. Тогда я спросила её: «Может, ты нечаянно села на мобильник»? «Нет, – ответила она, – он лежит рядом со мной на столике». Тогда я решила в качестве доказательства проверить входящие звонки, и сказать бабуле, что звонок от неё минуту назад поступал на мамин мобильник… каково же было мое изумление, когда я увидела, что во входящих звонках отсутствует этот вызов. Я до сих пор не могу прийти в себя от потрясения. Как вы думаете, что это могло значить?

– Я думаю, что твоя мама, видя, как ты горюешь по ней, решила тебе показать, что она не умерла. Что она рядом, – ответила я.

Я абсолютно не сомневалась в этом. Я помнила, что Рита незадолго до смерти сказала мне:

– Я не боюсь умереть. Я знаю, что погибнет только мое тело. А душа останется той же.

– Это трудно доказать, – усомнилась я.

– Я дам о себе знать, если не смогу поправиться и умру, – заверила меня Рита.

И теперь я была на сто процентов уверена в том, что этот звонок ее рук дело. Ведь она так любила всякие эксперименты. Я даже представила, как она нажимает невидимым пальчиком на кнопки телефона и думает, получится у нее дозвониться или нет.

Я очень скучала без Риты. Мне не хватало ее ясных глаз, мудрых советов, наших бесед за чаем. Я нуждалась в ее одобрении, особенно тогда, когда вышла в свет моя первая книжка. Я так хотела, чтобы она прочитала ее, и выразила свое мнение. Мне необходима была ее конструктивная критика и похвала. Ведь Рита была мне настоящим другом. Она была словно источник родниковой воды, из которого невозможно было напиться.

Книжку я торжественно поставила на полку. Я очень гордилась своим успехом на литературном поприще. И очень жалела, что не могу разделить эту радость с подругой.

Но в ближайшую ночь меня разбудил какой-то грохот. Я открыла глаза и в сумраке комнаты увидела, что электронные часы показывают четыре часа утра. Решив еще поспать, я не стала проверять, что вызвало этот странный грохот.

«Наверное, упала расческа с комода», – подумала я и уснула.

А утром я обнаружила, что с полки свалилась моя книжка. Увидев ее на полу, я застыла в изумлении.

«Но этого просто не может быть! – мысленно воскликнула я, – сама по себе книжка не могла упасть с полки»!

А потом меня озарило: «Это Рита таким образом выразила свое одобрение по поводу выхода книги в свет».

Мне стало так легко на душе. Я отчетливо поняла, что мы не умираем. Просто общение с близкими людьми после их смерти становится затрудненным, но вполне возможным. Потому что душа бессмертна.

В этот момент по радио зазвучала песня:

– Две души вдалеке от Земли Разговор неспешный вели. О Земле говорили, Ничего не забыли из того, что было там…

Руслан Ковальчук

г. Донецк, Украина

Гипнагогические галлюцинации[1]

Я вижу призрака. Он чем-то угнетён. Как лодка старая, плывёт он неуклюже. И по традиции я страхом оцеплён, и в сердце проникает безобразный ужас. Я знал, что этот дом принадлежал давно самоубийце (прежде чем туда я въехал). Но ведь не верю я в мистический фантом. А всё же этим вечером мне не до смеха. В сопротивлении с незваною душой я обнаружил вдруг, что это наважденье. И всем скажу опять – не верю в привиденья! Хоть и стоял тогда на крыше я босой.

(2011, 3 ноября)

Многословный

Морская гладь была неподвижной. Корабль бросил якорь в ближайшем порту. Погрузив всё нужное на борт, моряки отправились домой. Безветренная погода укрепила их нервы и подняла настроение. Осушив несколько бутылок рома, команда разбрелась по каютам.

Но один из членов экипажа внезапно начал кричать и поносить всех и вся с такой громкостью, что остальным стало не до сна. Пьяный матрос горланил хулу всевышнему, осквернял святость корабля и облагал ругательствами всех моряков. Тут крепкие мужчины не выдержали и связали взбесившегося. Но и так он не переставал изрыгать мощнейшую ругань.

И тут ни с того ни с сего у одного из моряков в руке на свету солнца блеснуло остриё ножа. Лезвие поднялось над головой пьяницы. Но он, не испугавшись, лишь вопрошал: «Кто вы и что вам от меня нужно? Прочь с корабля, долой ваши жизни!»

В его глазах матросы превратились в демонов мрака, их лица покрылись чёрной гарью, из их макушек росли зловещие рога.

– Что вам от меня нужно? – вскрикнул он, уже в страхе дрожа.

– Мы пришли, чтобы отрезать тебе язык, – пошутил было человек с ножом.

Но перепивший юнец уже трясся на палубе в предсмертных конвульсиях, странным образом освободившись от сплетений канатов.

(2008, 5 апреля)

Спокойной ночи!

Открыв книгу с готическими иллюстрациями, я начал её перелистывать. Малыш уже засыпал в колыбели. Я читал: «Спокойной ночи, дитя! Ложись поудобнее, улыбнись перед сном, сомкни свои веки…» и т. д. и т. п.

Здесь были и жуткие истории о призраках, и фантастические описания путешествий марсиан, и сказки, пропитанные мистикой, и короткие рассказы о кровожадных убийцах…

Остановив свой взгляд на одном из рисунков, я услышал какой-то шум. То ли почудилось, то ли привиделось мне – но напротив меня летело, как бы проплывая, что-то полупрозрачное и яростно хохотало. Я остолбенел. Но, несмотря на испуг, встал с кровати и, достав из шкафа фотоаппарат, успел сделать пару снимков.

И тут началось…

Из всех углов комнаты в одну кучу сбивались образы книги: лешие, домовые, русалки, зомби и вурдалаки, маньяки и сумасшедшие. Все эти создания столпились в центре моей спальни. За ними из всех щелей, видимых и невидимых, ползли пауки, тараканы, змеи, скорпионы. И всё это с яростью бросалось на меня. Нечестивые сотворения разрывали мою кожу, отгрызали конечности, выедали глазницы, пробираясь во внутренности. Клопы пили кровь из вен, бесенята высасывали жидкость из пищевого канала, блохи прыгали вокруг сердца, учащая его биение. И вдруг… Оно (сердце) лопнуло, разорвалось на части. Но я всё ещё жив. Я вижу, я слышу, я чувствую боль.

Какие-то странные мужчины в белых халатах забросили меня в холодный тёмный ящик. Тут только я понял, где нахожусь. Это был морг. Но ведь я жив. «Эй, откройте, выпустите меня из проклятой тьмы! Я живой!»

А привидение по-прежнему кружило вокруг меня и победоносно смеялось…

(2008, 2 апреля)

Таинственная тень

Я вижу, как заходит солнце, Как кружит первый снег зимы, Скрывая чёрные мосты. Во мгле ночной мерцают звёзды, Глядят из дальней пустоты. И тут, в порывах вьюговея[2], Немая тень уходит вдаль. Иду невольно по следам, Блуждая в города тоннелях. Зачем пошёл? Я сам не знал. И вот: кончается проулок, А тень недвижимо стоит, Сокрыв во тьме свой мерзкий лик… Удар ножа, страданья, муки… Я встретил смерть и пал в крови. (2010, 28 февраля)

Черная баба

Листья падают на земь, Разукрашены дороги Леса желтою листвой. И прекрасные узоры Шелестят среди осин. Здесь не ходят звери, люди. Здесь бесцельна их ходьба. Даже ветер тише ходит. Из такой вот тишины В мир являются младенцы, И в такую тишину Отправляется умерший. Гонит легкий ветерок Над деревьями туманы. Но в лесу-то ветра нет, И туман лишь оседает Мелкой каплей над землей. След телеги одинокой: Кто-то ехал здесь вчера, Понукая плетью лошадь. На опушку выхожу. Там – нескошенное поле Далеко за горизонт Растянулось, и дороги Разошлись по сторонам. Тучи, низко расстилаясь, Неприветливо дожди На равнины изливают. В гору медленно иду Через луг намокших маков. На болотах разрослись Опьяняющие травы, А на пригорках – к земле Стан черемуха склоняет. С клена, каркнув, над главой Черный ворон пролетает. Все дороги заросли. Пробираюсь под дождями По кладбищенских дубов Теням на могилу Бабы. Эту Бабу Черной люд Называл иначе – ведьмой. А она лечила хворь Горькой смесью из кореньев. В детстве девочка была Очень даже симпатичной, Но однажды на беду Распрощалася Ягишна Со своей ногой. С тех пор Появился деревянный У нее протез. Народ Суеверный стал с опаской На нее глядеть. Дитя Возросло, и вскоре люди Принялися изгонять Человека из округи. Пролила немало слез Баба Черная в те поры. Ближе к травам у болот Ей Кощей избу построил. К слову, дом стоял на пнях — На еловых пнях, – и заяц Пробегал под ним подчас. Подружилась со зверями Баба Черная, а люд Видел в ней лишь злые чары И совсем забыл о том, Что из сердца вырывая И любовь, и свет мечты, Шла она к своей избушке; И забыл народ о том, Что настанет месть старушки! В громах, радугах она Призывала адских бесов, Чтоб подбросили в народ Те страдания и леность, Скупость, корысть, свинский блуд. И услышали то бесы. А тем временем Яга Пела траурные песни.

Песни Черной бабы

1

Ой, кручинушка горемычная, Обвенчала нас злая долюшка, Заточила дух воля-волюшка Дух любви моей с быльна полюшка Боль всесветная не идет с души, Не уходит прочь с млада сердечка. Ой, дубравушка, твои веточки Косы русые да повешают.

2

Ой, дарила мать славный рушничо! Только падал он из моей руки. Да на черный пол слезы капали, Да на сырый пол скорби канули. Ой, взойду на холм, песнь унылую Затяну в ночи матке-речушке: Схороню на дне свое сердечко, Утоплю в реке окаянное.

3

Завывает волк гласом велиим, Во глухом лесу разрывается. А во том лесу сани смертушки С неба катятся, грозно катятся. И летят они по ту душечку, Что лежит в избе исхудалая, Со слепой тоски она крается, Сердце кровушкой обливается.

4

Сердце дрогнуло, скорбью ранило, Тело кануло в пропасть черную. А в полете том думы тошные Все скребли мозги визгом морочны Полюбила я деревенский быт, Но судьбинушка зверем лаяла И, как мачеха злая, каяла… В пропасть черную тело кануло. Небо темное дрожит. Мрак царит кругом кладбища. Выхожу из этой мглы, Убегая от всех мыслей. Ни драконов, ни чертей, Ни одной проклятой ведьмы Я не встретил по пути. Распугали их, наверно. (2011,19 февраля)

Кёниг Дер Тод

Посвящается Э. А. По

С потухшим взглядом, С морщинами на лице, Согбенный, дряхлый Кёниг дер Тод[3] во дворце. Полы и стены Состарились, как король; Всё потускнело… Пыль, тараканы и моль. Донжон[4] Даслебэн[5], Не видимый из окна, Проломлен небом, — В чёрных слезах вся страна. И солнце в пасти У Регенволка[6] дрожит. А Эдгар-мастер Песню поёт про сильфид[7]. (2012, 26 июля)

Корякин Сергей/ Сергобад Караги

г. Новосибирск

Ум и природа

Почему у такого надежного автоматизма, как Вселенная, не может быть своего очаровательного, легкомысленного сознания, считающего звезды жемчужинами, а звездные системы – ожерельями?!

Однажды молодой, мечтательный Ум, наблюдая в свой телескоп за ночным небом, обнаружил в вышине мерцающее звездное ожерелье. Живое воображение молодого человека тут же нарисовало ему безупречный образ Богини – хозяйки украшения. Богиня, разбуженная восторгом юноши, заглянула в телескоп ученого с обратной стороны, однако вместо молодого мужчины увидела ничтожную букашку – причину своего беспокойства. Не желая тратить свое время на подобные мелочи, Богиня сдвинула звезды, и ожерелье в ночном небе рассыпалось без следа. Позже ей снилось, что она возлежит на роскошном звездном ложе в окружении волшебных зеркал, в которых отражается красивейшая из женщин. Однако прежде чем отдаться собственным грезам в память о своем первом свидании с человеческим Разумом, Богиня игриво обнажила перед ним свою безупречную грудь, и на ночное небо выплеснулась молочная река.

К тому времени, когда в ночном небе вновь вспыхнуло звездное ожерелье, Разум, карабкаясь вверх по млечному пути, изучил тысячи ярчайших безделушек, принадлежавших Богине. На этот раз вместо пылкого юноши на вселенную смотрел зрелый, сверкающий холодной оптикой очков интеллект. Желая лучше рассмотреть своего повзрослевшего поклонника, Богиня приблизилась к нему, но вместо глаз мужчины увидела лишь свое искривленное отражение в линзах его очков. Это ее позабавило, и она, сорвав очки с носа ученого, принялась играть с ними словно маленькая девочка с зеркальцем, лишив близорукий Разум последней возможности верить собственным глазам. Наигравшись вволю с разумом мужчины, женщина решила уступить его настойчивости, указав на разрезы в своем звездном платье, и ученый муж тут же принялся за изучение только что открытых им космических черных дыр. После этого женщина мирно погрузилась в сон, однако в этот раз вместо фантастических грез Богине снились не менее фантастические кошмары. Ей снилось, будто она сиротливо приютилась на жестком топчане, а вокруг стеной стоят уродливые кривые стекла, из которых на Богиню глазеет бездушное механическое пугало!!!

Пробудившись в одиночестве от дурного сна, женщина сразу захотела узнать, что происходит в ее мире, и особенно, что за прошедшее время случилось с ее воздыхателем. Человеческий Разум, подсчитав все звездные системы, служащие украшениями Богине, измерив все складки и разрезы ее звездного платья, принялся за изучение обратной стороны Мировой Материи. Никогда не встречав в своей бесконечно-долгой жизни подобной настойчивости, проснувшись в третий раз, Богиня позволила себе окончательно обнажиться перед ставшим высоким в ее глазах человеческим Разумом. Однако слепой мудрец уже не мог видеть божественной наготы, но зато еще мог слышать ее серебристый смех, вызванный случайным прикосновением своих пальцев.

Мировая материя, вывернутая наизнанку, лежала у ног человеческого Разума, но главная загадка – загадка, носившая звездное ожерелье, так и не была им разгадана…

2002 г.

Автодром

Помню, как в детстве мы часами сидели с другом на высокой насыпи из песка вблизи аварийного автодрома, завороженные потрясающим зрелищем. Никогда не забуду, как десятки, сотни машин, разных по размерам и формам с ревом и грохотом появлялись вдруг из ниоткуда. Они проносились мимо нас на огромной скорости по антиинерционным дорожкам, заполненным тонким слоем воды, поднимая в воздух миллионы частиц водяной пыли, отчего в солнечную погоду над автодромом постоянно стояла радуга, – официальный символ рукотворного чуда.

В детстве все кажется большим и значительным, особенно, если это нравится нам больше всего на свете. Когда-то с моим другом Михаилом мы мечтали, что обязательно будем работать на этом или каком-нибудь другом телепортативном, аварийном автодроме. Будем спасать жизни и оказывать помощь людям. В целом, принцип работы аварийного автодрома был прост. Автомобили, которые должны были неминуемо попасть в серьезную автокатастрофу, после срабатывания установленных на них аварийных датчиков, мгновенно переносились вместе с водителем и пассажирами на ближайший аварийный автодром. После чего машина еще какое-то время продолжала двигаться по инерции, затем снижала скорость и останавливалась.

Кстати, человеческий мозг ученым так и не удалось одурачить, он все равно слишком остро ощущал угрозу смерти. Поэтому люди, находящиеся в автомобиле, практически всегда после аварийной телепортации испытывали сильный шок. Второй шок «аварийщики» получали после того, как осознавали, что их кошелек похудел как минимум на сумму, равную годовой зарплате. Поэтому, несмотря на относительно безопасное разрешение ситуации, к месту остановки автомобиля вместе с техслужбами всегда спешили медики и психологи. Впрочем, жизнь во все времена стоила недешево…

С той поры минуло почти двадцать лет. Я вновь сижу на холмике из песка, держу в руке баночку прохладного пива, ветер шевелит мои волосы и доносит с автодрома знакомые с детства запахи. Я наблюдаю за тем, как загорается над ближайшим порталом электронное табло и звучит рев сирены. Вслед за этим, спустя пару мгновений, пронзая пространство, прибывает аварийный автомобиль, выдернутый из беды невидимой рукой гигантского волшебника и перенесенный сюда, в безопасное место, – на автодром.

Со мною рядом нет моего друга Михаила, нет, потому что человек в радужном комбинезоне, который стоит на смотровой площадке и дружески машет мне рукой, и есть Михаил.

09.05.11

Татьяна Кувшиновская

г. Санкт-Петербург

Развилка «Курьи ножки»

Избушка там на курьих ножках…

А. С. Пушкин

Где развилка «курьи ножки» на пути-дороге дальней, камень был напоминальный да избушка Бабки-Ёжки. Мало ль – конный или пеший, иль в слезах бежит девица, чтобы им не заблудиться, не попутал чтобы леший, надпись камня при дорожке им поможет иль старушка из избушки на опушке, адрес чей: «на курьих ножках».

Нынче пост на них гаишный, но рассказ о нём здесь лишний…

Баба-Яга

Тайну древнюю открою – корни тайны вряд ли сыщешь: Бабки-Ёжкино жилище – на границе Света с Тьмою.

На опушке дверью к лесу прижимается избушка. Тесто мудрого замесу ставит в печь, шепча, старушка. За оградой частокольной мир загробный душ бессмертных, а живые добровольно в долгих поисках, но тщетных за советом и подмогой к бабке той, колдунье вечной, в мёртвый лес торят дорогу, не смотря на знак зловещий – череп и огонь в глазницах! Кот шипит, пёс беспородный лает, старый ворон злится на пришельцев неугодных…

И не все совета взыщут! Тем доверится старуха, кто, отведав мёртвых пищу, не утратит Силы Духа. С чистым помыслом входящий в Лес, где нежить и печали (помнишь, в сказках мы читали?), – долю лучшую обрящет…

Леший

Леший – хозяин лесного богатства, вызрел я в недрах славянской общины, в сказах я – нечисть, и, надо признаться, нет веселее и злее мужчины! Зеленоглаз, корноух и в сединах, всё наизнанку, всё справа налево, я под былинкой укроюсь в низинах, вырасту выше могучего древа. Всякий входящий в мой лес заповедный шапку снимал, испрошал разрешенья, с добрым, учтивым я не был зловредным, шкодящим мстил, не спускал прегрешенья.

Нынче леса вырубаются жадно, пни и колдобины леших изводят! Мусорят в них, выжигают нещадно.

Русь, трепещи! Ух-х-х, начну колобродить!

Кикимора Болотная

Кикимора болотная, отстань от Лешака! От зелья приворотного свалял я дурака! Взял девку к злу охочую, с лица – мордоворот! С фигурою обточенной – где зад, а где перёд, не видно из-за удочки! На голове кудель. И по ночам ни чуточки не греет мне постель. В дворы заходит нехристей, пугает, щиплет кур. Гремит, по дому вертится – кричи хоть караул! Не даст покоя жадному, неряшливых доймёт…

Мне б сплавить ненаглядную во глубину болот. Да силу не шутейную от Мокоши взяла… И жизнь влачу семейную. Такие, брат, дела!

Ирина Кузнецова

г. Луганск, Украина

Ирония судьбы

Меня разбудил резкий звонок будильника. Полусонная, я нажала на кнопочку, и будильник смолк. Я не спешила покидать уютную кровать и, повернувшись на другой бок, прокручивала в голове сон, приснившийся под утро. Приснился сосед Эдуард. Вроде мы находимся в яркой комнате, вокруг суетятся люди, и Эдуард при всех торжественно вручает мне букет роз. Интересно, что сон означает? Гнетущего настроения я не ощущаю, ну и переживать не о чем.

Я улыбнулась. Как меняются времена. Ещё недавно я ни во что не верила, в отличие от подруги Оли, верящей во все забобоны, веками придумываемые человечеством: приметы, вещие сны, чёрных кошек, сглаз.

Но всё в нашей жизни случается когда-то в первый раз.

Свои взгляды я пересмотрела после дорожно-транспортного происшествия, случившегося пару лет назад. Мы компанией ехали на дачу, на крутом повороте нашу машину занесло, и мы, несколько раз перевернувшись, оказались в кювете. Всё закончилось благополучно, если можно так описать ситуацию, все отделались ушибами и синяками.

Дальнейшие события показали, что сильнее всех ударилась головой, видимо, именно я. Тогда в насмешку мне судьба решила наградить меня необычными способностями и пошатнуть моё неверие.

Мне начали сниться вещие сны, я начала осязать запахи и чувствовать кожей неприятности.

Продолжая нежиться в кровати, я вспоминала сон, и настроение у меня поднималось в геометрической прогрессии. Ощущение счастья не покидало меня, что-то сегодня должно произойти хорошее, и человек по имени Эдуард сыграет в этом не последнюю роль.

Я заставила себя подняться из постели и прошла на кухню.

«Сосед исключается, – думала я, – сон-перевёртыш, наяву встречается совершенно иной человек с этим именем. Знакомых Эдуардов у меня два: сосед и мой шеф. Лучше не буду гадать на кофейной гуще и поспешу-ка на работу в рекламное агентство».

Не успела я сесть за свой стол, дверь кабинета распахнулась, и вошёл Эдуард Вениаминович с конвертом в руке, а следом за ним его первый заместитель Семён Михайлович. С букетом роз и радостными улыбками они направились ко мне.

– Марина Сергеевна! – официально обратился ко мне Эдуард Вениаминович. – Наша компания гордится такими сотрудниками! За полугодие вы добились наилучших результатов в работе и поспособствовали процветанию нашей компании. Разрешите от лица всех сотрудников компании и лично нас презентовать вам путёвку на море!

Вокруг меня раздались аплодисменты, а я растерялась от неожиданного подарка.

В нашей компании практиковались такого рода поощрения, но к тому, что сегодня стану героиней дня, я не была готова.

Шумно поздравив, начальство удалилось, а я продолжала пребывать в прострации.

«Вот тебе и сон наяву», – подумала я.

– Ты что тупишь? – обратился ко мне сотрудник Сашенька. Правда, Сашеньке уже хорошо за двадцать, но обладателя белокурых вьющихся волос и ангельской внешности все сотрудники отдела иначе не величают. Сашенька поначалу обижался, со временем привык и сейчас уже не обращает внимания.

– Как-то неожиданно, – буркнула я.

– Тем более прикольно, – поддержали меня сотрудники. – Поезжай, не раздумывай, новые впечатления, новые друзья.

Раздумывай не раздумывай, а отказаться я не решилась. Да и собственно, что плохого, море меня ждёт!

И вот я закрыла за собой дверь офиса. Начался мой незапланированный отпуск. Ура! Свобода!

Завтра выезжаю, на сборы мне отводился вечер. Пересмотрев весь свой гардероб, я наконец-то определилась с выбором и аккуратно сложила вещи в дорожную сумку.

Утром, выходя из квартиры, взглянула на себя в зеркало. На шее у меня висела золотая цепочка с кулоном в виде скорпиона, и я замешкалась в раздумьях, не оставить ли её дома. Цепочка с кулоном является семейной реликвией и передаётся в нашей семье по наследству уже не одно поколение.

Удивительным образом все женщины у нас рождаются под знаком Скорпиона, и на новорожденную девочку надевают цепочку с кулоном, как оберег. Бабушка рассказывала, что пару раз цепочка терялась, но мистическим образом всегда возвращалась в нашу семью.

Поразмышляв пару минут, я всё ж таки оставила цепочку на себе и вышла из квартиры.

К вечеру следующего дня я уже прибыла на место, быстренько устроилась, распаковала вещи и поспешила к морю.

Красотища! Часами можно смотреть на волны, летающих и кричащих над морем чаек, на закат солнца, а дышится-то как.

Человек я общительный, и на следующий день я перезнакомилась со всеми, кто попадал в поле моего зрения.

Отпуск протекал весело, и я не один раз благодарила своё начальство за такой приятный сюрприз. Но всё хорошее когда-нибудь да заканчивается, вот и у меня остался еще один день счастья. Накануне вечером у меня внезапно испортилось настроение, да и ночью приснился неприятный сон. Всё утро пыталась вспомнить подробности сна, так и не смогла, но чувство тревоги определённо не покидало меня. Единственное, что всплыло в памяти, сотрудник Сашенька стоял рядом на берегу моря, и исходила от него незримая опасность. Вроде ничего особенного, но настроение с утра испортилось.

Правда, грустить в одиночестве мне никто не дал, и вскоре от плохого настроения не осталось и следа. Последний день пребывания на море проходил, как и все предыдущие, беззаботно и весело. Тревожное чувство забилось глубоко внутри, а сон вообще вылетел из головы.

Ближе к вечеру с компанией искупались напоследок в море и собрались в кафе.

– Марина! Поторопись! – торопила меня соседка Света по комнате.

– Последний штрих! – ответила я и вспомнила, что забыла полотенце на берегу.

Жалко было оставлять полотенце, уж очень оно мне нравилось.

– Света! Я мигом смотаюсь за полотенцем. Вы идите, я вас догоню!

Я поспешила из корпуса в направлении пляжа, не думая ни о чём плохом. Уже стемнело, и я в душе посетовала, что купались и загорали в отдалении от центрального пляжа.

Полотенце лежало на песке и я наклонилась за ним, а выпрямившись, увидела рядом с собой тёмный мужской силуэт. Лицо мужчины скрывала маска. От неожиданности я отпрянула в сторону и словно оцепенела. Попыталась закричать и не смогла, крик комком застрял в горле, а сердце просто убежало в пятки. Мужчина подошёл ко мне и провёл рукой по шее. Я, несмотря на создавшуюся ситуацию, голову не потеряла и подумала, что так просто не сдамся. Мы одновременно ухватились – я за рукав его рубашки, он за цепочку. В это время прожектор с катера, стоявшего в море, ярко осветил берег и нас. Мужчина ударил меня кулаком в лицо, и последнее, что я увидела, – голова Горгоны в виде татуировки на плече у мужчины под разорвавшимся рукавом.

– Марина! Марина! – кто-то тряс меня за плечо. Я открыла глаза и увидела Свету. – Ну ты даёшь, подруга! Как чувствовала, за тобой следом пошла! Ни на минуту тебя нельзя оставить! Давай тебе помогу!

– Света! – только и смогла произнести я.

Света помогла подняться и мы уже с подругой, прихватив полотенце, вернулись в корпус. По дороге я ощупала шею и поняла, что от моей цепочки и след простыл, и ужасно расстроилась. Ведь ещё думала дома её оставить, так нет же.

В кафе идти расхотелось, тем более у меня образовался синяк под глазом, к которому я прикладывала мокрое полотенце. Память моя услужливо подбросила приснившийся прошлой ночью сон.

– Его звали Александром! – в сердцах произнесла я, держа мокрое полотенце возле глаза.

– Кого? – переспросила Света.

– Преступника! – ответила я.

– Он тебе что, представился перед тем, как снять цепочку? – улыбнулась Света.

Я взглянула на Свету и вспомнила себя, ни во что ранее не верующую и подшучивающую ранее над своей подругой Олей.

– Намочи лучше полотенце! – попросила я Свету.

В правоохранительные органы обращаться я не сочла нужным. Можно ли описать приметы мужчины, который был в маске, да и всё происходило в кромешной темноте, а расскажи им про сон – выставила бы себя полной идиоткой.

На работу я пришла в соответствующем настроении и с синяком под глазом.

Сотрудники успокаивали меня.

– Подумаешь, – говорил мой сотрудник Сашенька, – зато на море побывала.

«Да уж! Как говорится, за всё нужно платить. И сказать нечего», – думала я.

Неделю я проходила реабилитационный душевный период и постепенно приходила в себя. Не давала покоя только одна мысль, гнетущая меня, что именно я не уберегла семейную реликвию.

Оля, моя подруга, не давала мне унывать и вытаскивала меня на различные тусовки.

На одной из вечеринок я и встретила свою мечту. Звали его очень красиво – Андре. Весь вечер мы не сводили друг с друга глаз. Это была любовь с первого взгляда. С вечеринки мы ушли вместе и с тех пор не расставались.

– Марина! – радовалась за меня подруга. – У тебя начался счастливый период в твоей жизни.

– Я тебе больше скажу, – делилась я с подругой. – Мне кажется, именно наша семейная реликвия не подпускала ко мне счастье. Как только её лишилась, я стала самой счастливой в мире. Ты же знаешь, такого, как Андре, я не встречала.

– После тёмной полосы в жизни всегда наступает светлая, – философски ответила мне подруга.

Наши отношения с Андре напоминали сказку, рядом с ним мне хотелось без причины и смеяться, и плакать.

Прошла счастливая неделя с нашей первой встречи с Андре. Мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.

– Марина! – нежно посмотрел на меня Андре. – Я приглашаю тебя завтра вечером к себе в гости.

Переполнявшие меня чувства не давали уснуть. Я вспоминала каждый день, каждую минуту наших с Андре отношений. За что мне такое? Я замирала, боясь спугнуть своими мыслями внезапно пришедшее счастье. Кто-то позвонил в дверь.

«Кто бы это мог быть, уже поздно».

Я с опаской открыла дверь. Никого.

Кому вздумалось шутить? Недоумевая, я закрыла входную дверь и вернулась в спальню. И тут же услышала звук разбитого стекла на кухне. Я направилась на кухню, осмотрелась, – всё в порядке. Странно. В принципе, ничего странного. В последнее время со мной происходят необычные вещи, просто я не научилась их понимать.

Уснула я под утро.

Весь день не могла ни о чём думать, как только о предстоящей встрече с Андре. Я была уверена, Андре сделает мне сегодня предложение.

Я перемерила перед зеркалом кучу нарядов, дважды меняла причёску и наконец-то, облачившись в своё самое любимое платье, отправилась на свидание с Андре.

Поднимаясь в квартиру к Андре, я уже поняла: Андре меня ждал. Весь лестничный пролёт был усыпан лепестками роз.

Дверь в квартиру Андре была приоткрыта, из неё слышалась лёгкая приятная музыка. Я с замиранием сердца отворила дверь. Всюду горели свечи, их блики красиво отражались на стене, на красиво сервированном столе и лице Андре, который стоял посреди комнаты и улыбался мне.

Андре подошёл ко мне, взял мою руку в свою и осторожно подвёл меня к столу.

Откупорив бутылку шампанского, Андре разлил содержимое в хрустальные бокалы и протянул один мне.

Андре волновался. Я сама волновалась не меньше Андре и ободряюще улыбнулась.

Сделав глоток, Андре поставил бокал на стол и протянул мне небольшую бархатную коробочку, перевязанную атласной ленточкой.

– Сюрприз? – улыбнулась я.

– Сюрприз! – ответил Андре.

Всё ещё сильно волнуясь, я медленно, растягивая неимоверное удовольствие, развязала ленточку, открыла коробочку и не поверила своим глазам.

На атласной подушечке лежала наша семейная реликвия – золотая цепочка с кулоном в виде жука скорпиона.

– Откуда это у тебя? – только и смогла вымолвить я.

– Солнышко, ты о чём? – удивился Андре.

– Откуда это у тебя? – тихо произнесла я.

– Какая разница, откуда, – радовался он, – главное, это тебе.

Ещё не веря в происходящее, находясь в полуобморочном состоянии, я с отчаяньем и надеждой посмотрела в такие родные, такие любимые глаза Андре. Вспомнила ночной звонок в дверь и звон разбитого стекла на кухне. Кто– то невидимый пытался меня предупредить.

– Это ты! – с отчаяньем в голосе произнесла я.

– Да что с тобой, Марина? Я не понимаю, о чём ты говоришь!

Я вспомнила свой сон на море, в котором приснился мой сотрудник Сашенька.

– Ты не Андре! Твоё имя Александр! – прошептала в ужасе я.

– Да, Александр! Откуда тебе известно? Я не представлялся тебе под этим именем! Мне больше нравится имя Андре.

– Это был ты! – уже безнадёжно повторила я. – Там, на море!

На лице Андре одновременно отразилось удивление, страх, отчаянье, но он сумел взять себя в руки.

– Марина! Я не понимаю, о чём ты говоришь!

– Боже, какая ирония судьбы! – от безысходности я закрыла лицо руками, и слёзы горечи, боли, отчаянья потекли по моим щекам. – Как жаль! Не смей мне врать! Покажи мне свою татуировку на плече в виде головы Горгоны!

Андре отшатнулся от меня.

Это было последней точкой в наших с Андре отношениях.

Больше мы никогда с Андре-Александром не виделись. И права была моя бабушка – наша семейная реликвия всегда возвращается в нашу семью.

Анна Лак

г. Владивосток, Приморский край

Кукляшки

Я стояла на перроне и ждала поезд. В одной руке был зажат билет, другая покоилась на большом животе, как-никак восьмой месяц пошел, возле ног примостился чемодан. Куда еду-то? Да не все ли равно, только бы из этого города выбраться.

Поезд подошёл по расписанию. Заняв свое место в купе и уложив вещи, я устроилась поудобнее на сиденье. Через пару минут мы тронулись, и перрон родного города вскоре исчез из вида. Под размеренный стук колес я наконец успокоилась и смогла обдумать сложившуюся ситуацию. А ситуация была такова: меня бросил муж, я – беременная и еду к родителям в деревню. Пару часов в дороге, и я уже дома.

Нет, если уж быть до конца точной, то муж, Андрей, меня не бросал. Это я его бросила. Только теперь не знаю, как быть дальше. Простить и забыть или…

Все случилось как в старом анекдоте: «Возвращается муж из командировки.». Только в роли обманутого супруга была я. В тот день меня пораньше отпустили с работы, все-таки срок был большой, и я уже дорабатывала последние дни. Мы с Андреем копили на квартиру, и поэтому я собиралась трудиться до последнего. Муж был на работе. Когда я вошла в нашу квартиру, которую мы снимали, то обратила внимание на чужие женские босоножки, стоящие возле вешалки. Рядом аккуратно стояла обувь Андрея. Из комнаты доносились голоса. «Все это не со мной», – еще подумалось мне тогда. Боясь узнать правду, я все же подошла к двери, за которой мой муж весело проводил время с незнакомкой. Ведь можно было сделать вид, что ничего не произошло. Молча выйти из квартиры, позвонить мужу, предупредив о своем скором возвращении домой, и когда тот заметет следы, спокойно вернуться домой к любящему супругу.

Мы с Андреем познакомились еще в институте, он очень красиво ухаживал, и мы поженились по большой любви. А может, мне так казалось? Но я-то его люблю, люблю всем сердцем, и он очень хотел ребенка. Видели бы вы его лицо, когда я сообщила, что беременна. Он просто светился от счастья. Так куда же все это делось?

Наверное, я плохая жена и непутевая мать, раз решилась на такое. Одним разом лишила себя мужа и свою неродившуюся дочь – отца. Я открыла ту злополучную дверь и оказалась лицом перед голой правдой. «Голой» в прямом смысле. На нашем диване, который я так долго искала в магазинах, лежали двое. Андрей и незнакомая девушка. Оба голые. Им было весело, они о чем-то шептались, лаская друг друга. Они не могли видеть меня, пока я не зайду в комнату.

Я увидела себя как будто со стороны. Вот я, этакий колобок на ножках, подсматриваю за парой, которой так хорошо, что они ничего не замечают вокруг. И тут, словно устав ждать, какое решение я приму, дочка начала толкаться у меня в животе. Типа, мать, ты еще будешь долго стоять на распутье? Выбирай уже давай. Беременных обижать вообще не рекомендуется. Я молча вошла в комнату, прошла к шкафу и, не говоря ни слова, стала собирать чемодан. В отраженье зеркала я увидела изумленные лица этой парочки. Андрей опешил и не знал, как поступить, а девушка, укрывшись одеялом по самый подбородок, с ужасом ожидала разборок.

Тягостное молчание первым нарушил Андрей:

– Это не то, что ты думаешь.

– Да? Тогда поясни свое беременной жене, что здесь происходит.

Он замолчал, не находя слов.

– Можешь меня не провожать. Выход найду сама. Да, вот ещё, я от тебя ухожу. Это так, чтоб ты знал. Развод оформим позже. Мне сейчас не до этого. За вещами приедут, не беспокойся.

Андрей вскочил с кровати и начал кричать:

– Танечка, прости, бес попутал. Это всего один раз. Я её даже не знаю, в магазине позавчера случайно познакомились. Танюшка, не пори горячку. У всех пар бывает такой кризис. Подожди, не уходи. Ведь люблю-то я тебя. У нас же будет ребенок. Ты об этом подумала? Как без отца растить будешь? Давай сядем, спокойно все обсудим.

Мне стало так противно, что я не стала даже ему отвечать и направилась к выходу. Но последнее слово, как всегда, за мужчиной, без этого никак. И вдогонку полетели уже обвинения.

– Ты сама виновата, – кричал некогда любящий муж. – Мужикам ласка нужна, уход, а ты вспомни, когда в последний раз у нас с тобою было. Вспомнила? А я, между прочим, живой мужик. И мне нужна разрядка, понимаешь, разрядка. Вот и катись отсюда на все четыре стороны. Кому ты еще нужна, с пузом и чужим ребенком. Первой прощения просить будешь. Помяни мои слова.

Дальше я уже не слушала. Закрыв дверь, я вызвала лифт и спустилась на первый этаж. Выйдя на улицу, вздохнула свежего воздуха. Плакать не хотелось, на душе была пустота. Все просто, как дважды два. Горячий обед, регулярный секс, чистые трусы – вот и все, что, оказывается, так было необходимо моему мужу. Любовь любовью, а постель по расписанию. И наплевать, что жена на сносях и ей тяжело. Никто не хочет знать об этом. «А ведь это он давно начал мне изменять», – решила я. Девушка-то с его работы. Отлично помню, корпоратив на работе у мужа. Нас тогда со всеми знакомили, и она была в числе сослуживцев Андрея. А и правильно, зачем далеко ходить. Удобно. Вместе отработали, вместе переспали, и вечерком каждый в свой дом.

Только через пару часов, после случившегося в поезде, я разревелась, осознав, что осталась одна. Я все еще любила Андрея, но простить такое я не смогла. Говорят, время лечит. Может, стоит подождать, успокоиться и начать все заново? А пока я ехала к родителям, и не собиралась им рассказывать о своем уходе от мужа. Подождем до рождения дочери, там все и решится.

Мои размышления были прерваны появлением в купе попутчицы. Это была женщина в возрасте. Таких добрых бабушек все время в мультиках рисуют, когда фей-крестных изображают. Седые волосы модельно уложены, одета со вкусом, в руках небольшой саквояж из натуральной кожи. Василькового цвета глаза приветливо смотрят на тебя.

– Добрый день! Значит, мы с Вами попутчики. Далеко едете?

– В Александров, к родителям.

– О, так и я туда же. Ну-тес, будем знакомиться. Меня зовут Элеонора Викентьевна, но мне хотелось бы, чтобы мы обошлись сегодня без отчества.

– Хорошо. А меня зовут Татьяна.

– Танюша, можно я буду Вас так называть.

– Я не против.

– И почему же Вы, Танюша, грустите, и, как я погляжу, даже плакали, пока меня тут не было?

– Да так.

– Вы знаете, что беременным женщинам нельзя волноваться? Не переживайте, все пройдет. Нет ничего такого, что бы стоило Ваших слез.

Мне не хотелось кому-либо рассказывать о случившемся, тем более чужому человеку, но слова вдруг сами из меня полились. Я поведала и об измене мужа и о том, как он со мной поступил. Я чувствовала, как по щекам текли слезы, и не могла остановиться. Случайная попутчица слушала меня молча, не перебивая. Когда я все рассказала, наступила тишина, нарушаемая стуком колес.

– А ведь я когда-то была в такой же ситуации, – первой начала Элеонора. – Давно это было. Муж у меня замечательный был, Василием звали, души во мне не чаял. А уж как я его любила, целый свет мне был не мил без супруга моего ненаглядного. Все на нас не могли налюбоваться, какая мы пары с ним были. Видимо, сглазили, иль на судьбе было так написано. Вернулась я, как ты, раньше срока домой, а там Вася с полюбовницей куражится на постели супружеской. Тоже кричал, что никуда от него не денусь, домой приползу. Села я в поезд, как и ты, девонька, а куда еду и сама не знаю. Подсела ко мне старушка да давай выпытывать про судьбу да про мужа непутевого. Предложила помощь свою, дабы мужа к себе навек привязать. Посмеялась я над ней тогда. Мы, строители коммунизма, светлого будущего, не верили ни в черта, ни в бога, надеясь на свои лишь силы. Только старушка все не унималась, говорила, что дар ей передать надобно, чтобы спокойно умереть. Многого она у меня не просила. Я должна была выслушать её, а уж как поступать после, решать мне и только.

В тот день узнала я вот о чем. Давний заговор есть, чтобы муж вечно твой был. «С приворотом не путать, от него толку нет», – пояснила старушка. С языческих времен заговор-то этот. Знание о проведении ритуала передается от женщины к молодой девушке, попавшей в беду. Хочешь, чтобы муж с тобою был, тебя любил да по сторонам не смотрел? Будь по-твоему. Собери соломы немного и как делали это наши прабабки, сделай соломенную куклу. Это несложно. Два пучка соломы сделай крест-накрест, один оставь, не трогай, а другой пучок согни пополам. Перехвати, где надо, ниткой, и получится у тебя голова, две руки и туловище. При этом не забудь про заговорные слова:

Я солому плету, в куклу душу мужа вложу. Пусть, (Имя супруга) на других не посмотрит. Коль нарушит обет, сгинет он тогда навек. Соломенное чучелко за ним придет, Душу неверного пса с собой заберет.

Я тогда не придала значения всем этим словам. Как мне казалось, разговор вылетел у меня из головы напрочь. Приехав к родителям, стала я мужа ждать, чтобы за мной приехал и с собой забрал. Только Васенька мой особо не торопился. По слухам, в городе без меня хорошо жил, гулял, про меня и не вспоминал. Вот тогда-то взыграла во мне обида. Вспомнилась мне та старушка из поезда со своей странной историей. Пошла я в поле, набрала соломы и сделала, как она велела. Хорошо получилось. А на следующий день муженек за мной приехал. Сказал, мол, дескать, осознал вину, прости, люблю лишь тебя одну. Я ему тогда поверила, за ним поехала. Полгода примерным семьянином был, на руках носил, цветы дарил. А потом опять в омут страстей захотелось ему окунуться. Я когда узнала про измену, скандалить не стала. Надоело. Молча ушла от него, на сей раз навсегда. Через пару дней узнала, что пропал мой Василий, ушел из дома и не вернулся. Мне было очень тяжело, да тужить было некогда, оказалось, что беременна я. Все заботы отошли на второй план, и только мысль о ребенке не давала мне оступиться.

После этого я долго не могла на мужчин смотреть, не доверяла им. Только сердце женское не каменное, оттаяло и оно. Сосед наш долго меня добивался, красиво ухаживал, в беде помогал, терпеливо в сторонке ожидал, когда я на него внимание обращу. Я и поверила. Расписались мы с ним. Жить бы поживать, да только натура у всех мужиков одна. Получив желаемое, не ценят. Манят их дальние дали, где и вино слаще, и кровать мягче. Повела лебедушка крылом, мой-то Федя и полетел. О полюбовнице узнала от добрых людей, это потом они перестали скрываться. Почему-то вспомнился разговор в поезде и слова заговоренные. Сделала я вторую соломенную куклу, вскорости и Федя пропал. Как сквозь землю провалился.

Живу теперь одна, особо не расстраиваюсь по этому поводу. Со мной всегда и везде мой Васенька и Феденька.

С этими словами достала Элеонора две фигурки, сделанные из соломы.

– Знакомься. Вот этот с чубом мой Васенька, у него всегда кудри были, я ему чубчик-то и приделала. А второй Федя, вишь какой серьезный, портфель у него. Я, как мужья мои один за другим пропали, стала по ночам в доме шаги слышать, обрывки фраз, ощущать чье-то присутствие. Не соврала бабка тогда, мужики теперь навек со мной остались. Не беда, что такими стали, зато только мне принадлежат.

Я тебе это потому рассказываю, что скоро на тот свет отправлюсь. Болею я сильно. Вот в Александров еду, у меня Васенька оттуда. Хочу душу его отпустить. Сожгу соломенное чучелко, а прах на кладбище возле Васиных родителей закопаю. Так же и с Федей поступлю. Простила ведь я их, столько лет прошло, что делить-то теперь. Сама ухожу и их должна отпустить. А коли не найти в себе силы простить обидчиков, можно поступить так: выйти в поле, распотрошить соломенную куклу и каждую соломинку по ветру развеять, чтобы душа не смогла успокоиться и покой обрести. Только берегись, лишь последняя соломинка будет найдена, как рассерженная душа по твою душу явится.

Странные слова попутчицы все не выходили из головы. Мы вместе вышли на нужной станции, и каждая пошла своей дорогой. Родители были рады увидеть меня, но переполошились, узнав, что я приехала одна без мужа. Сославшись на занятость Андрея, сказав, что он приедет за мной через пару дней, я их успокоила. Только на душе у меня было тяжело.

Привороты, зелья, знахарки. Бред какой-то, я во все это не верю. Но руки сами по себе потянулись к стогу сена, стоявшему во дворе у родителей. Как там? Два пучка, крест-накрест, повернуть, связать, еще и слова нужные сказать. Дело было сделано.

Утром за мной приехал Андрей. Валялся в ногах, просил прощения, обещал, что это было в первый и последний раз. Мне захотелось ему поверить. Каждый человек имеет право на ошибку, каждый может оступиться.

Через месяц у нас родилась дочка, Машенька. А еще через месяц благоверный мой загулял. Опять были упреки, что мало уделяю ему времени, что все внимание сейчас ребенку, а ему, видите ли, нужна разрядка. Мы с Машей ушли от него, а спустя сутки Андрей пропал. Вышел утром на работу да так и не дошел. Не нашли его по сию пору.

Я купила однокомнатную квартиру, где мы живем с дочкой вдвоем. Каждый раз, когда укладываю её спать, рассказываю, какой замечательный папа у неё был. Пускай это и не совсем правда, но об этом она узнает намного позже. И в кроватку ей всегда кладу плюшевого мишку, которого сшила сама, набив его поролоном и спрятав глубоко внутри соломенную куколку.

– Спи, мое солнышко. Папа всегда с тобой…

Иван Миронов

п. Красково, Московская область

День знаний

В помещении царила уютная тишина. А как же иначе? Ведь для этого имелось целых две причины. Первая из них располагалась на столе библиотекаря – пластиковая табличка с надписью: «Пожалуйста, соблюдайте тишину в читальном зале». Вторая, куда более веская, заключалась в том, что в зале находились только Виталик и библиотекарша. Последняя оказалась милой старушкой лет семидесяти, достаточно бодрой для своего возраста. Женщина мило улыбалась, когда ее взгляд пересекался с глазами Виталия. Звали библиотекаршу, если верить второй табличке на столе, «Любовь Петровна Бляблина».

На улице ярко светило солнце, и воздух в зале переливался миллиардами пылинок. Мужчине вспомнилась библиотека, которую он посещал в детстве. Там было так же светло и уютно. Облупленные стены, потертый зеленый ковролин, светло коричневые деревянные парты, ветхие занавески на деревянных окнах – все навевало ностальгические чувства.

Виталий посмотрел на газеты, которые ему дала Любовь Петровна. Всего пять. «Больше в одни руки мы не даем» – так, кажется, сказала старушка. Газеты, напечатанные на дешевой желтой бумаге, лежали в хронологическом порядке. Все июньские номера и один – июльский. Название газеты, «Добрая правда», подходило поселку как нельзя лучше. Въезжая в городок, Виталик даже сфотографировал на сотовый дорожный знак «пгт. Доброе Сердце».

Каждая газета представляла собой один разворот. Из этих четырех страниц одна всегда отдавалась под программу телепередач. Три канала. На последней странице размещались объявления в стандартном порядке: Куплю, Продам, Требуется, Иное; реклама; гороскоп и некрологи. Итого, на новости оставалось две страницы формата А3. Немного, но для городка с населением в четыре тысячи душ – даже чересчур. Виталий не представлял, о чем можно писать в этой глуши, да еще и еженедельно. ЕЖЕНЕДЕЛЬНО.

Виталий взял верхнюю газету: четвертое июня. На первой странице размещалась черно-белая фотография с изображенным на ней прямоугольным обелиском, сплошь покрытым цветами. Пухлый лысоватый мужчина в сером костюме возлагал пышный венок к подножию памятника. Надпись под изображением гласила: «Мэр Спирин С. И. поминает жертв взрыва». Статья рассказывала о мероприятиях, приуроченных к трагичной дате. Дальше следовала краткая справка непосредственно о трагедии: пять лет назад, третьего июня, в Добром сердце произошло столкновение состава, перевозящего взрывчатые вещества для горняков, и локомотива. Крупномасштабные разрушения и большое количество жертв – 126 человек.

На второй странице размещались небольшие статьи о том, что пенсии теперь получать проще и о том, какими темпами продвигается работа на единственном крупном предприятии городка – заводе металлоизделий.

«Не хватает только доярки Нюры с рекордным удоем». Виталик хихикнул над своей шуткой. Получилось достаточно громко. Старушка с легкой укоризной поглядела на посетителя. При этом милая улыбка никуда не пропала.

Статьи про жизнь городка Виталия сейчас не волновали. Перед ним стояла иная задача. Виталик сложил газету и посмотрел на последнюю страницу. Восемь. За неделю. При населении в четыре тысячи. Ноль целых два десятых процента. Если Виталий ничего не путал, то здесь еженедельно происходила локальная демографическая катастрофа. Восемь некрологов. При такой смертности, даже с учетом хорошей рождаемости, городок смог бы протянуть года два. Максимум.

«А городок цветет и радуется».

Пока Виталий шел через весь поселок от остановки к библиотеке, он не увидел ни одного лица, которому подходили эпитеты «хмурое», «злое», «тоскливое». Скорее, наоборот. Виталий словно попал в Диснейленд: его окружали сплошные улыбки. От молодой девушки на остановке до старичка-китайца возле чайного магазинчика – все улыбались.

«Можно фотографировать центральную площадь, – подумал Виталий, – а к фотографии делать надпись «Спасибо товарищу Спирину за наше счастливое детство».

Перепись в прошлом году показала, что население городка составляет ровно четыре тысячи человек. Перепись за шесть лет до этой показало ту же цифру – четыре тысячи, ни больше ни меньше. Внимание, вопрос: почему при такой смертности количество хомосапиенсов не уменьшается (как, собственно, и не увеличивается)? Друзь и Поташов съели бы свои знатоковские галстуки за ответ на этот вопрос. Может быть, этот городок имеет такое производство, что сюда стекаются специалисты и улучшают статистику? Но ведь все, что здесь производится – это ножи и вилки. Парадокс.

Виталий принялся изучать некрологи, заключенные в рамки.

Ни дня без смерти. В конце мрачного списка стоял

В последнем умершем Виталия что-то смущало.

«Чем же ты, Петр Сергеевич, отличаешься от своих братьев и сестер по несчастью?»

Виталий присмотрелся к черным рамочкам.

«А разве некрологи не подразумевает выражения соболезнований – скорбим и помним, и все в таком духе?».

Здесь же информация об умерших отличалась сухостью и краткостью. В глаза опять бросился Фадеев Петр Сергеевич.

«Что же с ним не так?»

Мимо стола, где сидел Виталий, протиснулся прыщавый мальчик лет тринадцати. Лохматый и в очках, он смущенно улыбался и тихо бормотал извинения. Мужчина обернулся. Мальчик сел через один стол за ним. В руках парнишка держал коричневый томик «Капитала» Маркса – довольно странный выбор для такого возраста.

Виталий вернулся к своим мыслям: «Смерти смертями, но надо же еще посмотреть и рождаемость. В газетах этого не найдешь. Надо будет найти местное управление ЗАГС». Но тут же сам себя осадил: «Кто ж мне даст такую информацию. Удостоверения милицейско-полицейского у меня нет, морды кирпичом – тоже. Придется брать обаянием. На бабушек-старушек вроде действует. Вон библиотекарша, божий одуванчик, прямо тает».

Звук каблуков снова отвлек мужчину. От лестницы, расположенной по правую руку от Виталия, в читальный зал шла женщина лет сорока. Легкое белое платье в черный горошек, сандалии на каблуке, опрятно уложенные белокурые волосы и ненавязчивый макияж: все выдавало в ней даму, которая умеет себя подать. Увидев Виталия, она мило, чуть кокетливо улыбнулась. Потом подошла к столу библиотекарши со странной фамилией Бляблина и тихо перекинулась парой слов со старушкой. Последняя кивнула и ушла к стеллажам с журналами. Через минуту она появилась, неся кипу "Burda modern".

Дама села слева от Виталия и углубилась в изучение журнала. Мужчина украдкой поглядывал на эффектную женщину. Та, заметив через несколько секунд интерес к своей персоне, чуть повернулась и подмигнула. Уголок рта немного приподнялся.

Внезапно все изменилось. От улыбки щека женщины лопнула. Показались гнилые зубы. По деснам сочилась бурая слизь. Лицо женщины в секунду превратилось в жуткую потрескавшуюся маску. Глаза, еле видные в набухших серых глазницах, сверкнули мертвенным блеском.

Виталий не успел испугаться, как наваждение прошло. Женщина, обычная миловидная дама, секунду поглядела на него и вернулась к журналу.

Мужчина потер покрасневшие глаза.

«Тут еще и не такое привидится, когда не поспишь по-человечески несколько суток».

Добираться в Доброе сердце приходилось с пересадками на автобусах. На исключительно старых, пропахших соляркой автобусах. Кроме того, ночевал Виталий в обветшалом «клоповнике» под живописным названием «Охотничий домик».

Появился очередной посетитель: седой старичок с тростью, чуть подволакивающий ногу. В старом темно-зеленом пиджаке и помятых брюках он показался Виталию самым идеальным стереотипом пожилого человека. Он по старой «добросердечной» традиции улыбнулся всем присутствующим, затем подошел к библиотекарше. Снова неразборчивый шепот, и старик получил свою книгу, которая, к слову, уже ждала его на столе. Пожилой читатель сел за самый ближний стол – справа от Виталия.

«Однако ж довольно много читателей для такого маленького городка», – мысленно удивился Виталий и вернулся к газете. Под некрологами приютился маленький гороскоп. Мужчина нашел нужный знак Зодиака, несмотря на то, что июньский прогноз уже был неактуален. «На этой неделе Рыбам лучше не начинать никаких серьезных дел…» – пробежался глазами Виталий: «Бред, как обычно». Он никогда не верил в гороскопы. В двух разных газетах всегда находилось два противоположных варианта развития событий. Звезды отличались непостоянством в своих предсказаниях. Хуже только синоптики. Последние будто вытаскивали свои прогнозы вслепую из большого барабана.

Виталий улыбнулся. «Видимо, заразился улыбчивостью от местных жителей», – мысль заставила чужака вновь хихикнуть. Он почувствовал, что со всех сторон на него поглядели другие посетители и библиотекарша. И, наверняка, при этом улыбались. Молодой человек уже еле сдерживался, чтобы не рассмеяться в голос. Но тут его взгляд упал на нижнее поле страницы, и смех застрял в горле.

Внизу были мелким шрифтом напечатаны данные о людях, приложивших руку к созданию и изданию этого номера, о тираже и тому подобная информация. Виталия заинтересовала только одна строчка: «Подписано в печать 03.06.2011 года в 14.00».

Что-то не сходилось. Где-то закралась ошибка. У Виталия так бывало: пытаешься вспомнить слово, оно крутится на языке, но поймать его за хвост никак не получается. Сейчас происходило то же самое. Неуловимая мысль не давала покоя своей элементарностью и близостью. Чтобы вспомнить слово, нужно было отвлечься. Виталий прибегнул к этой тактике и перевел взгляд на календарь, висевший на ближайшем к столу библиотекарши стеллаже. Под изображением белой церквушки с единственным золоченым куполом красный квадратик сообщал, что сегодня второе июля.

Вот оно! Внезапно Виталий понял. Он вновь посмотрел на некрологи.

«Это какая-то путаница. Долбаные сельские бумагомараки все перепутали. Фадеев Петр Сергеевич умер не четвертого, а раньше. Ведь третьего, в обед, газета пошла в печать».

Виталий замер. «Либо так, либо редакторы изначально знали, что Петр Сергеевич скончается именно четвертого».

На плечо мужчине легла рука. Он в испуге подпрыгнул и резко обернулся. Перед ним стоял прыщавый мальчишка, любитель серьезной литературы. Парень смущенно улыбался, поправляя ладонью сальные волосы.

– И-и-и-извините, – начал заикаться тот. – Я не хотел вас нап-п-п-пугать.

Лицо «ботаника» излучало стеснительность, но глаза при этом оставались холодными. Будто он изображал свою роль. Играл хорошо, но не идеально.

Справа послышался шорох. Виталий медленно повернулся – это старик встал из-за стола и сделал пару шагов ему навстречу. Улыбаясь.

Когда слева, там, где сидела женщина, раздался скрип стула, Виталий понял, что его окружают.

Из-за стеллажей вышла библиотекарша. Она уже не улыбалась. Более того, теперь ей вместо семидесяти можно было дать все полторы сотни лет. Лицо, черное с болезненно-фиолетовыми оттенками, повернулось в направлении Виталия:

– Виталий Александрович, мне нужно с Вами поговорить. Срочно.

Мужчина резко кинул взгляд на женщину слева от себя. Вместо нее стояла та же разлагающаяся тварь, что он мимолетом увидел пять минут назад. Взгляд вправо. Дед, который, судя по виду, уже давно должен быть мертв, стоял неподвижно. У него отсутствовал нос. Две дырки и слегка белеющая кость – вот и все, что осталось. Под «носом» вместо верхней губы виднелись черные десны и пара столь же черных зубов. Мертвец опирался на трость, но хват изменился – теперь в любой момент старик мог использовать палку, как оружие.

Смотреть, во что превратились прыщи подростка, Виталию не хотелось. Да и времени на это уже не оставалось: старуха потихоньку волочилась в его направлении.

Мозг Виталия работал на удивление четко. Он схватил кипу газет и этой же рукой махнул назад, туда, где стоял «ботаник». Раздался хруст. Судя по звуку, локоть разбил не только очки. Затем мужчина рванул вправо и сшиб безносого старика с ног. Остальные твари засуетились. Женщина, которая еще несколько минут назад вызывала у него здоровый интерес, завизжала за спиной. Странным визгом, через секунду превратившимся в хрип.

Виталий бежал, сжав в руках газеты, о которых совершенно забыл. Из отдела абонемента, расположенного возле лестницы, вышла еще одна тварь. По выцветшим джинсам и красной футболке мужчина опознал в ней помощницу библиотекаря – девочку-подростка. Она двигалась недостаточно сноровисто, чтобы поймать Виталия. Вильнув влево, на лестницу, он даже не сбежал, а прыгнул на первый этаж. До выхода оставалось метров семь. Но…

У дверей стояла бабка-уборщица. Полчаса назад она приветливо улыбалась своими редкими зубами новому читателю. Теперь же старуха, ощерившись, шла навстречу. Разложение в меньшей степени коснулось ее тела. Она выглядела почти нормальной.

Мужчина остановился. За спиной слышались голоса: квакающие, хрипящие, шипящие. Разложившиеся связки не справлялись со своей задачей, решил Виталий.

«Но они же только что разговаривали нормальными.»

Старуха-уборщица прервала мысль:

– Виталик, остановись. Не ухудшай ситуацию. Будет гораздо дольше и больнее.

Мужчину взяла злость.

– Ах ты, старая сука! Как говоришь? Дольше? Больнее? Я тебе сейчас покажу «больнее».

Виталий схватил огнетушитель, стоявший по левую руку возле входа в гардероб. Сделал он это одной рукой, потому что вторая продолжала сжимать газеты. Глаза старухи заметались. Мужчина раскачал красный снаряд, как пращу, и опустил на череп уборщицы. Голова оказалась на удивление хрупкой: кость хрустнула под давлением, а глаза, только что с ненавистью глядевшие на Виталия, выплеснулись наружу. Тело, словно мешок, рухнуло вниз.

– Ага! – Виталия обуяла полубезумная радость. – Съела, сволочь!

Оп пнул мертвую старуху и плюнул на нее.

– Хрен вы меня возьмете! Я вам сейчас так всем улыбнусь, что тошно станет!

По лестнице уже ковыляла «миловидная дама».

Виталий отошел к входной двери. Здесь он опустил на землю огнетушитель, свернул газеты и засунул их за ремень джинсов, под рубашку. Теперь у него освободились обе руки, чтобы защищаться от мертвецов. Виталий ни на секунду не задумался о том, что происходит нечто сверхъестественное, – в нем работал животный инстинкт самосохранения. Сомнения прочь, размышления потом.

Схватив свое оружие, он двинулся вперед, навстречу женщине. За ее спиной, на лестнице, появились две работницы жуткого «храма знаний» и старик.

Женщина смогла увернуться от атаки Виталия и сама ударила его наотмашь по лицу. Удар оказался на удивление сильным. Мужчина отлетел к двери, но устоял. В голове гудело.

Старуха-библиотекарша завизжала, с трудом управляя голосом:

– Сергей Иванович, поаккуратнее с телом!

Женщина обернулась:

– Простите, Вера Дми…

Тут даму настиг удар огнетушителем по затылку. Снова характерный хруст, и тело оказалось на полу. В огнетушителе что-то слетело, и он начал извергать пену. Виталий бросил рыгающий белыми хлопьями агрегат, который тут же начал неистово крутиться вокруг своей оси. Дама не шевелилась.

Тройка мертвецов двигалась на мужчину. Решив не рисковать, Виталий повернулся к выходу и потянул на себя затертую до блеска ручку. Закрыто. Он начал судорожно дергать дверь. Заперто. Они перекрыли выход!

Библиотекарша шла чуть впереди остальных:

– Молодой человек, вы портите нам статистику и добавляете проблем.

Виталий остановился. Вдохнул. Выдохнул. Нажал на дверь. Та спокойно открылась наружу. Яркий свет после сумрака первого этажа резанул по глазам, на несколько секунд ослепив мужчину. Потом появилась картинка: маленький опрятный фонтанчик, от которого в разные стороны расходились шесть дорожек. Вдоль них росли ухоженные кустики. Чуть дальше виднелась дорога, разделяющая на две части центральную улицу.

Асфальт на дороге шевелился. Виталий присмотрелся. Нет, это не асфальт, это люди. Множество людей: мужчины, женщины, старики, дети – двигалось организованной толпой по направлению к библиотеке. Виталий сомневался, что жителей охватило внезапное помешательство на книгах. Скорее всего, они шли к нему.

Виталий заметил движение за спиной, резко развернулся и с силой захлопнул тяжелую деревянную дверь. В проеме он успел разглядеть молодую помощницу библиотекаря. С обратной стороны послышался вой.

– Извини, подруга! – крикнул Виталий. Его внезапно разобрал смех. – Надеюсь, до свадьбы заживет! Хотя сомневаюсь, что с такой рожей ты выйдешь замуж!

Смех очень сильно отдавал истерикой, поэтому мужчина сжал зубы, стараясь успокоиться.

Сзади дверь начала открываться.

«Пора отсюда сматываться», – Виталий развернулся влево и рванул изо всех сил. Он обогнул угол здания и побежал мимо покосившихся деревянных домиков к маленькому парку, видневшемуся впереди. Вокруг никого. Это хорошо. За парком, Виталий знал, располагалась дорога, ведущая к оживленной трассе. Шоссе проходило мимо Доброго Сердца.

Виталий подбежал к черным прутьям забора, за которым начинался парк. Сзади гомон нескольких десятков хрипящих и сипящих голосов приближался. Вход в парк располагался правее, метрах в десяти, но мужчина решил не испытывать судьбу. Он подпрыгнул, зацепился руками за горизонтальную планку ограды и подтянулся. Аккуратно, стараясь не задеть острия пик, Виталий прыгнул на другую сторону.

Острая боль пронзила левую ногу. Виталий закричал. Он рухнул лицом в сухую траву и машинально потянул под себя конечность. Это действие вызвало новый всплеск боли. Мужчина медленно перевернулся на спину и приподнялся на локтях. Нога неестественно выгнулась внутрь. На перелом не похоже, но подвернул серьезно.

Виталий огляделся. Впереди виднелась аккуратно сложенная куча обломанных ветвей. То, что надо. Мужчина пополз спиной вперед, не сводя взгляда с забора. Левая нога волочилась, причиняя неимоверную боль своему хозяину.

К забору с обратной стороны подошли первые горожане. Впереди стоял мужчина в ярко-оранжевых шортах и в футболке со значком "BMW". Выглядел он вполне живым, но застывшие глаза и серый цвет кожи говорили об обратном. Рядом с мужчиной находился мальчик лет пяти, похожий на жертву радиации: его лицо покрывали бурые нарывы, настолько частые, что щеки и лоб походили на лунную поверхность. Красная бейсболка с изображением Тома и Джерри, словно в насмешку, криво сидела на голове этого маленького чудовища. За спиной у этой жуткой компании стояли остальные жители, напоминавшие Виталию кадры из старенького фильма Ромеро.

Мужчина в оранжевых шортах повернулся к мальчику.

– Игорь Семенович, давайте вы. У вас получится быстрее.

Виталий отметил про себя странное обращение. Он что-то такое уже слышал. В библиотеке. Мальчик поднял взгляд на своего собеседника и ответил:

– Конечно, Танюш.

Маленький зомби повернулся к забору и посмотрел прямо в глаза Виталию.

– Хотя, может быть, наш гость образумится и оставит свои бесполезные попытки сбежать.

Мужчина, который отзывался на имя Танюша, тоже посмотрел за забор:

– Сомневаюсь. И он уже достаточно сильно повредил тело. И не только свое.

Мальчик кивнул и схватился руками за забор. Затем перенес одну ногу через нижнюю перекладину и стал протискиваться сквозь прутья.

Виталий оглядел кучу: хворост, слишком мелкий для его целей. Мужчина принялся судорожно разгребать ветки, пытаясь найти нужную.

Когда мальчик находился метрах в семи от него, Виталий обнаружил достаточно толстую ветвь. Та немного поддавалась, но не до конца: видимо, что-то ее держало. Сопение маленького мертвеца раздавалось все ближе. Мужчина продолжал дергать ветку. Раз, два, три.

«Господи, неужели так все банально закончится?»

– Давай, сволочь! – заревел Виталий и дернул еще раз. Раздался хруст, и ветка с легкостью вышла из своей ловушки. В момент, когда мужчина развернулся, детская нога ударила его по лицу. Он упал навзничь.

Мальчик улыбался. Вблизи жуткое лицо стало еще страшней. В мертвых глазах проглядывалась своеобразная жизнь. Существо, спрятавшееся за остекленевшими зрачками, явно могло думать, рассуждать и чувствовать.

Голос ребенка то проваливался, сходя на нет, то вырастал до полушипения– полухрипа:

– Виталик, у тебя есть два варианта на выбор: либо угомониться, и мы гарантируем, что все будет проделано быстро и безболезненно, либо…мы все равно доведем дело до конца, но медленно и весьма неприятно.

– Кто мы? И что вы собираетесь делать? – мужчина говорил медленно. Его вновь начинала душить злоба.

– Тебя это не должно волновать.

Виталий внезапно подался на локтях вперед, стараясь ударить мертвеца здоровой ногой. Мальчик заметил неуклюжее движение и сделал шаг назад.

– Значит второй вариант, – произнес ребенок с пафосным вздохом. – Что ж, это твой выбор.

Он сделал два шага вперед, поднял палку и занес ее над головой.

В этот момент на груди ребенка появился странный нарост. Мальчик почувствовал изменения в физиологии и посмотрел вниз. Палка так и осталась в сжатых руках над головой. На несколько секунд все замерло. Толпа за забором молча наблюдала за происходящим. Ребенок вновь поднял пустые глаза на Виталия и стал медленно заваливаться вперед. Мужчина уперся здоровой ногой в плечо мальчика и оттолкнул тело от себя. Труп безвольно рухнул на спину.

Виталий подполз к маленькому Игорю Семеновичу. Последний лежал, выгнувшись дугой: топор, торчащий в спине, не позволял телу расположиться ровно. На лезвии кровь отсутствовала.

Внезапно в нос ударил непереносимый смрад.

– О Боже! – устало протянул мужчина за секунду до того, как его вырвало на труп. Виталий взглянул на гниющую плоть, которая когда-то была лицом. Затем взгляд упал на бейсболку: Джерри с испуганными глазами в пол-лица убегал, а Том, сверкая зубами на комично-хищной морде, догонял. Мальчику наверняка нравился его головной убор. До того, как он стал бездушной мертвой тварью.

Виталия снова стошнило, с такой силой, что заслезились глаза. Но через секунду спазм прошел – так же неожиданно, как и появился.

Виталия знобило. Ослабшие руки и ноги сильно дрожали, поэтому встать удалось только со второй попытки.

Он повернулся к хранившей молчание толпе мертвецов:

– Ну что, ублюдки?..

Тут он заметил справа от себя человека, выходящего из-за высоких неухоженных кустов. Длинные светлые волосы закрывали почти все лицо. Грязная одежда и покрытые пылью старые черные берцы дополняли картину.

«Звезда рок-н-ролла, мать его», – подумал Виталий.

«Рокер» двинулся вперед.

Виталик попытался присесть. Больную ногу вновь пронзила острая боль. Он схватился за рукоятку топора и дернул. Лезвие на удивление легко вышло из спины мальчика.

– Ну иди сюда, я в тебе сейчас пару лишних дырок проделаю.

Человек подошел к Виталию и легко перехватил начавший движение топор.

– Мужик, успокойся. Я такой же живой, как и ты. Ну, то есть совсем живой. По крайней мере, пока. – «рокер» протянул руку, – Идем! Через пару минут здесь будет все кишеть ими! – он ткнул пальцем в сторону разношерстной толпы за забором.

Виталий внимательно посмотрел на своего спасителя и подал руку.

* * *

Чай приятно обжег глотку. Виталий поблагодарил незнакомца кивком головы. Они сидели в маленькой сторожке, расположенной в глубине парка. Пошел дождь, который моментально превратился в ливень. От теплой погоды не осталось ни следа.

Сторожка являла собой тесную комнатушку, в которую умудрились запихать школьный стол, пару потертых кресел, ржавую «буржуйку» и раскладушку. Грязное окошко выходило на ту же сторону, что и дверь.

В помещении стоял уютный аромат: запах прибитой ливнем пыли и трухлявого дерева. Виталию на секунду почудилось, что он снова маленький, сидит со своим другом в палате в пионерском лагере. Время и место для страшных историй.

– Как нога? – спросил лохматый спаситель.

– Вроде бы получше, – ответил Виталий. Нога опухла, но боль практически не ощущалась.

– Ну, давай знакомиться. Меня зовут Алексей. Леха.

– Виталик.

– Угу. Значит, попал ты в передрягу, Виталик, насколько я вижу.

– Точнее и не скажешь, – мужчина, держа железную кружку двумя ладонями, отхлебнул крепкого несладкого чая.

– И что, вообще, тебе понадобилось в этой Богом забытой дыре?

Виталия, конечно, начальство просило строго соблюдать конфиденциальность, но целый город мертвецов, несомненно, являлся уважительной причиной для снятия грифа «Секретно».

– Я работаю репортером в одной газетенке. Специализируемся на разной сверхъестественной бредятине типа пришельцев, высадившихся в туалете у старушки, диких тушканчиков – людоедов и тому подобной «интеллектуальщине». Желтая пресса, короче. Так вот, вызывает меня пару дней назад главный редактор и сообщает, что есть, мол, такой городок, Доброе сердце называется. Собственно, не городок, а так – поселок.

– Поселок городского типа, – улыбаясь, произнес Алексей.

– Да как ни назови, Леш, одна хрень в итоге. Так вот, суть такова: в городке по последним двум переписям население составляет ровно четыре тысячи человек. Совпадение? Может быть, и даже скорее всего. Но в моей работе главное – это намек на сенсацию, даже если самой сенсации нет и в помине. Вот мой босс и отправил меня разведывать ситуацию. Но прежде, чем ехать сюда, я покопался в Интернете. Упоминаний городка, кроме местных карт да пары справок, нет никаких. Остается удивляться, где шеф накопал информацию об этом захолустье. Да и по району данных тоже почти ноль. А уж мало-мальски подходящих так и вовсе нет. Хотя… вру. Попалась одна заметка о пропажах людей. Но ведь подобные вещи происходят в каждом районе. В общем поехал. А тут такое.

Виталик рассказал о том, что произошло в библиотеке.

Алексей молча выслушал всю историю. Задумчиво пробормотал:

– Мертвецы, мертвецы.

Затем посмотрел на Виталия:

– Вот тут ты не прав. Тут нет ни одного трупа. Ну, то есть совсем ни одного.

Виталий удивленно взглянул на лохматого «рокера»:

– Как это? Да ты же завалил, как минимум, одного.

– То-то и оно, что не завалил. Есть у меня для тебя одна интересная история.

Алексей поерзал на стуле, пытаясь найти удобную позицию и, найдя, начал:

– Наш городок в советские времена был совершенно бесперспективным. Ни тебе реки, ни железной дороги. Связь с городом одна – дорога, по которой ты приехал. Да и она, сам видел, не ремонтировалась, наверное, с Рождества Христова. Наши местные власти не могли между собой решить, кто несет ответственность за участок. В общем, жизнь у нас тут глохла. И такое безобразие продолжалось до восемьдесят седьмого года. Началась перестройка. Тут и пошел разброд в мозгах. Короче, образовалась у нас тут секта сатанистов – кошек резали, волосы жгли, мессы и все такое прочее. Народ их не любил. Основателя и главу секты зовут Антон. Он начало восьмидесятых в районной «дурке» провел, где, видимо, и осознал свое предназначение.

Летом восемьдесят седьмого сектанты поехали в соседнюю область на сатанинский сбор. Народу, говорят, набежала тьма. В результате они там что-то не поделили, и Антона пырнули в бок. Друзья его привезли в поселок. Доктор наш осмотрел Антона, все, что мог, сделал, а потом отправил его домой – помирать.

Алексей сделал паузу.

– Терять Антону было уже нечего. Он вычитал в Книге Мертвых (сатанисты ее Некрономикон называли), как стать бессмертным. Антон соорудил у себя дома место для ритуала, оформил все, как полагается. Единственным сложным моментом оказалось то, что Дьяволу необходима жертва. И не просто жертва, а священник. У нас в Добром сердце жил всего один поп, он же заправлял в нашей церквушке.

Алексей остановился, чтобы сделать глоток из своей кружки. Виталий вспомнил церковь – маленькое обшарпанное здание с окнами, забитыми досками. Она располагалась в ста метрах от остановки, на которой мужчина вышел.

– Антон пришел ночью к святому отцу в приход, стукнул обухом топора по голове и потащил бездыханное тело к себе домой. По крайней мере, так рассказывают. А это километра два, как минимум. Да еще если учесть, что сам Антон был без пяти минут мертвец, так и вообще фантастика получается. В общем, больше попа никто не видел. К слову сказать, он был четыре тысячи первый житель поселка.

Виталий слушал, раскрыв рот.

– Сделка с Дьяволом, сам понимаешь, ни к чему хорошему никогда не приводила. Но тем не менее Антон после этого встал на ноги за неделю. Бабки все удивлялись: они его уже заочно похоронили, а он все ходит и ходит.

Чуть позже начались еще большие странности. Как раз в это время помирал один мужичок. Алкоголик. Так и не помер до сих пор. Петр Ильич зовут. Он поднялся на ноги и продолжил пить. Но и это выздоровление – не самое странное. Дед начал гнить. Он пах. Смердел. В магазин, куда он ходил за водкой, его перестали пускать. На улице от него шарахались.

Через неделю после того, как дед встал на ноги, к нему приехал сын, мужик лет сорока. Все его звали Петровичем. Он ехал на похороны к отцу, а попал в еще более неприятную ситуацию. Однажды Петрович сидел на скамейке возле дома. Внутрь он идти боялся – в доме все пропахло трупным запахом его отца. Как только он увидел старого алкоголика, подошел и сказал: мол, папаша, вижу, у тебя все хорошо, значит, я поеду. А алкаш без всяких причин хлоп поллитровкой сыну по голове. Мужик упал, а старик присел и всадил «розочку» прямо в живот. Бабки, которые все это наблюдали, взвыли как сумасшедшие. А потом произошла очередная странность – дед полез целоваться. Точнее, было похоже, что он полез целоваться. Петр Ильич прикоснулся губами к губам сына и тут же рухнул как подкошенный. Минут десять ничего не происходило. Собралась вся улица, позвали местного участкового. И вот когда милиционер подошел, чтобы осмотреть тела, сынок встал. Сначала его шатало, но через полминутки он перестал мотаться. Голова была вся в крови. В животе торчало горлышко от водочной бутылки. Мужик осмотрелся по сторонам, потом заметил у себя в животе «розочку» и выдернул ее. Повернулся к бабкам: «Ну что, мол, дуры, столпились?» И пошел прочь от них.

Труп деда потом закопали. Официальная версия гласила, что Петр Ильич словил белую горячку и напал на сына, а слабое сердце не выдержало – старик и помер. Но по Доброму сердцу, естественно, шли слухи. Кроме того, сынок этот перемотал свои раны изолентой и продолжил дело усопшего папеньки – стал безбожно пить. Мало того, еще и всем сообщал, что зовут его… Петром Ильичом.

Алексей замолчал, любуясь произведенным эффектом. Виталик же сидел и пытался переварить услышанное. Что за ерунда? Дед убил сына и помер, а сын оказался живой, правда.

Виталий сделал вдох, но выдоха не последовало. Так вот почему мальчика называли Игорем Семеновичем, а мужика Танюшей!

– Этот дед переселился в тело своего сына? – предположение, высказанное вслух, показалось Виталию полнейшим бредом. – Вот почему сынок пил и называл себя именем своего отца.

– Ты быстро соображаешь, Виталик. Этот сатанист заразил бессмертием весь поселок – четыре тысячи душ. Но Лукавый не звался бы Лукавым, если делал все, как его просят. Бессмертна душа горожанина, его жизненная энергия. А вот тело, увы и ах, осталось бренным.

Виталик сглотнул ком в горле.

– Так вот почему дед гнил. Его тело.

– Его тело было мертво. За несколько минут до так называемого «выздоровления», его сердце остановилось, а мозг перестал функционировать.

– Но откуда же он знал, как перейти в тело сына?

Алексей улыбнулся:

– Господь создал человека, но не объяснял бестолковому млекопитающему, как надо размножаться или что нужно делать, когда наступает голод. Инстинкты заложены в человеке изначально. Поэтому старик даже не раздумывал, а положился на интуицию.

Еще один вопрос возник в голове Виталия:

– Но ведь кто-то же в городе должен остаться в живых? Прошло всего двадцать четыре года.

Алексей допил остатки чая и сказал:

– Естественно, есть и живые. И достаточно много. Но они все больше сидят по домам, стараются не выходить. Сидят и ждут своего часа. Они не могут покинуть город. Никто не может. Естественно, постоянно есть необходимость выезжать за пределы города. Такие люди могут перейти городскую черту, но их постоянно тянет сюда как магнитом. Никто еще не смог преодолеть эту тягу.

Остальные же упираются в невидимый купол, закрывший наш городок.

– Поначалу – продолжил Алексей, – официальных смертей было не так много, чуть больше, чем до воскрешения старика. Но потом смертность стала расти и расти достаточно сильно. Ну, представь себе, умер человек. Начал потихоньку подгнивать. Приходится искать телу замену. Когда находит, старое тело культурно хоронится, а человек носит новый паспорт и новое лицо. Но… – Алексей сделал паузу, – это тоже ненадолго, ведь новая оболочка мертва и постепенно сгнивает. То есть замена тела нужна постоянно. А теперь представь себе, что таких удальцов несколько сотен. Это конвейер.

– Боже! – по спине Виталия пробежали мурашки.

– Господь, боюсь, тут не при чем. А вот Дьявол обрек весь городок на существование в постоянном поиске нового тела. Он проклял Доброе сердце. И ты должен был стать очередным донором.

У Виталия закружилась голова. Естественно, он знал, что его не собираются угощать чаем разложившиеся трупы (нет, не трупы, они не трупы), но перспектива стать ходячей гниющей оболочкой, одеждой, пугала его гораздо больше, чем смерть.

Алексей продолжил:

– Администрация города даже начала принимать организационные меры. Ввела очередность по замене тел. Естественно, отцы городка имели преимущества – они обслуживались телами вне очереди. Ведь они же – лицо Доброго сердца. Смерти официально регистрировались в ЗАГС'е, поэтому для района и области все выглядело довольно пристойно. Не считая повышенной смертности.

Виталик вспомнил про некрологи. Ни дня без смерти. Газеты, он же прихватил газеты из библиотеки. Мужчина стал вытаскивать из-под рубашки измятые листы бумаги.

– Что это? – спросил Алексей.

– «Добрая правда». Там есть один интересный момент, о котором я забыл упомянуть.

Виталий нашел номер от четвертого июня и показал собеседнику некролог несчастного Фадеева. Алексей мельком взглянул на газету и сказал:

– Планирование в действии. Видимо, Петр Сергеевич, указанный тут, дождался своей очереди. Своего донора.

Внезапно Виталия осенило. Он вытащил самый нижний номер Доброй правды. Второе июля. Сегодняшняя газета. Перевернул. Опять некрологи, около десятка. Но Виталика интересовал только один – последний.

Виталий молча посмотрел на Алексея. Тот ответил на незаданный вопрос:

– Да, с сегодняшнего дня ты должен стать библиотекарем. Зовут ее Вера Дмитриевна Сергеева. Первый раз она умерла в девяносто седьмом году. Обычно Вера Дмитриевна подбирает себе доноров, внешне соответствующих должности библиотекаря, но сейчас все сложнее и сложнее найти жертв – немногие посещают наш городок. Поначалу каждый приглашал своих родственников, но этот источник через некоторое время иссяк. Теперь горожане стараются всеми правдами и неправдами заманить сюда людей. Например, через главного редактора какой-нибудь желтой газеты. Очень помогает то, что некоторое время приезжий все видит, скажем так, в розовых очках. Городок как городок, жители как жители. Очередной пунктик договора от Лукавого.

Виталию внезапно стало нечем дышать.

– Леша, открой, пожалуйста, окно, очень душно.

– Конечно, секунду. – Алексей подошел к старому рассохшемуся окну и открыл створку. Свежий воздух, пахнущий дождем, ворвался в тесную сторожку.

Осталось выяснить только одно:

– Слушай, Леш, мне теперь как-то надо выбраться из этой клоаки.

Алексей подошел к стоящему в углу столу и включил электрическую плитку, на которой стоял грязный чайник.

Дождь почти закончился и капал редко-редко.

– Поможешь, Леш?

– Зови меня Антон. Это имя мне нравится больше.

Виталий встал, оперевшись на палку, и выглянул в окно. Он понял, что сказал его собеседник, и увидел жителей одновременно. Горожане медленно шли вдалеке. Мужчина оглянулся. Антон стоял, на лице играла легкая улыбка. В руках он держал шприц.

– Наверное, мы с тобой уже все обсудили. Пора и честь знать.

Виталий судорожно пытался что-то придумать.

– Сколько тел поменял лично ты? – единственное, что придумал сказать.

– Пытаешься тянуть время? Глупо. Но, пожалуй, я сделаю исключение. Это мое тело.

Виталий посмотрел на стол. Топор лежал рядом с плиткой. Два метра. Далеко, особенно с больной ногой. Антон стоял, оперевшись на стол, и глядел на мужчину. На донора.

Виталий спросил:

– Но ведь тебе всего… Сколько? Тридцать пять? Сорок?

– Угадал с первого раза. Тридцать пять.

Виталий напрягся. У него будет только одна возможность. Всего одна.

– Но ведь получается, что в восемьдесят седьмом.

– Мне было одиннадцать. А с шести лет я сидел в психушке за убийство своего отчима. Эта пьяная сволочь даже не проснулась. А жаль! Я хотел, чтобы он все понял!

Антон распалялся все больше:

– Этот гад меня никогда не держал за человека. Я бы ему сказал: «Ну что, папа, как теперь ты меня накажешь?»

Виталий чуть согнул колени, уперев руки в подоконник.

– А он сдох, говнюк, так ничего и не поняв. А вот я подыхать не собираюсь! Я буду всегда!

Виталий рванул вперед. Он намеревался сбить Антона с ног, но тот оказался достаточно проворным: чуть сместился вправо и схватил мужчину за шиворот. Виталий бедром врезался в крышку стола. Наступил на больную ногу, но боли не почувствовал. Антон из-за спины произнес:

– Не порти нам статистику, Виталик.

Шею что-то кольнуло. Виталик, не раздумывая, схватил первое, что оказалось под рукой, и, развернувшись, с размаху ударил в лицо Антона. Раздался визг, и тут же запахло паленым. Сатанист упал на пол, закрывая окровавленное лицо ладонями. Он свернулся в позу эмбриона и приглушенно скулил. Виталий посмотрел вниз: возле стола лежала покореженная электроплитка. Нагревательный элемент валялся рядом.

Виталий схватил топор со стола и ударил. Железо вошло в череп, мгновенно прервав стоны Антона. Виталик потерял равновесие и рухнул рядом с трупом. Больше всего на свете ему сейчас хотелось лежать и не вставать. Расслабиться. И очень сильно хотелось плакать.

В голове мелькнул образ: горожане, подходящие к сторожке. Надо было бежать. Виталий нашарил на полу ветку, оперся на нее и со стоном встал. Выглянул в окно: толпа находилась метрах в пятидесяти от домика и приближалась.

Мужчина обернулся, и тут шею пронзила острая боль. Он пошарил сзади рукой. В ладони оказался шприц.

«Вроде бы полный, – решил Виталий. – Дай Бог, чтобы полный».

Напротив окна мужчина увидел второй выход. Он засунул топор под ремень джинсов и прохромал до двери. Открыв ее, он увидел маленькие сени, набитые разным хламом. В другом конце маленького помещения располагалась вторая дверь.

Внутри стоял сильный запах. Виталий принюхался. «Аромат» однозначно указывал на то, что рядом находилась…

– Соляра! – Виталий не верил своему счастью, – Черт, это же соляра!

Он чуть не подпрыгнул от радости. Пошарив в полутемном помещении, мужчина нащупал железную канистру, потом вторую.

– Ох ребята, будет жарко.

Разливать из канистры солярку с больной ногой оказалось делом малоприятным, но адреналин позволил не обращать внимание на боль. Виталий даже умудрился задвинуть засов. И вовремя, потому что через секунду в дверь десятком молотов начали стучать многочисленные руки. Женский голос произнес:

– Антон Романович, откройте!

Виталий осмотрел стол в поисках спичек. Ага, вот и они. Мужчина дохромал до выхода в сени и зажег спичку. Результат его не порадовал – топливо гореть не желало. Стук снаружи прекратился, и тот же голос произнес:

– Ломайте.

Виталий вернулся к столу и схватил газеты.

Дверь начала ходить ходуном. Бумага некоторое время горела на полу.

Виталий уже решил, что ничего не произойдет, когда сине-зеленое озеро огня появилось посередине комнаты и стало шириться по всем направлениям.

Мужчина поскакал через сени к выходу. В голове мелькнула запоздалая мысль: он же не проверил, открыта ли дверь. Но тут Виталию повезло. Он выскочил из домика, чуть не поскользнувшись на еще влажной траве, и остановился. Виталий понимал, что нужно уходить отсюда как можно быстрее, но поделать с собой ничего не смог – оглянулся.

Через распахнутые двери виднелось адское пекло: комната полыхала, посередине двигалось несколько свечек – жители, которые первыми забежали внутрь.

Виталий развернулся и начал рывками двигаться в глубь парка, туда, где растительность погуще. Пять метров. Десять метров. Двадцать метров. Внезапно раздался глухой хлопок, и секунду спустя Виталия сбила с ног обжигающая взрывная волна. Он пополз – остервенело, бездумно. Все, что он знал, – это то, что надо ползти. Виталий потерял счет времени.

Когда его рука ударилась обо что-то твердое, он остановился. Над ним возвышалась железная ограда. В этот момент он услышал звук проезжающего автомобиля. Рокот двигателя доносился откуда-то спереди – по ту сторону забора. Последним усилием мужчина взобрался на ограду, аккуратно слез, стараясь не задеть больную ногу, и сел на траву лицом в парку. В глубине виднелось зарево пожара. Огонь расходился, начиная облизывать пламенем близлежащие деревья.

– Чтоб вы все сгорели, ублюдки бессмертные.

Наконец Виталий заплакал.

* * *

Артур снял шлем. Пот струился по лицу ручьями. Такого пожара он при своем девятилетнем опыте еще не видел. Два дня без сна и передышки. Сумасшедший дом. Сколько людей погорело – трудно даже представить. Артур еще не увидел ни одного живого жителя – только обгоревшие трупы. Горы трупов! Особенно много их обнаружилось вдоль границ поселка – словно они не могли выбраться за пределы Доброго сердца.

Рядом с Артуром лежали обгоревшие тела. Десятки здесь и сотни в других местах. Пожарный отвернулся и закурил. За спиной, в метре от него, одно из тел шевельнулось.

* * *

Сергеева Вера Дмитриевна натянула шлем на голову. Она ощущала себя немного непривычно в мужском теле, но к этому она привыкнет быстро.

Она окинула взглядом остальных горожан. Они лежали и ждали своей минуты. Вера Дмитриевна подошла к красному ЗиЛу с большим цифрами «01» и присела на подножку.

Да, дел еще непочатый край. Первое, и самое главное, – набрать четыре тысячи тел. Сейчас придется обходиться разной живностью. Она помнила, как тяжело пришлось Доброму сердцу после взрыва пять лет назад. Тогда требовалось немногим больше сотни человек. А сейчас четыре тысячи!

Но больше всего она жалела о сгоревшей библиотеке. Там была вся ее жизнь. Как часто она садилась между книжных полок, вдыхала запах старой бумаги и мечтала о смерти. На некоторое время забывала о бессмысленной суете вокруг смены тел, на которую их обрек этот бестолковый юнец Антон.

Голос из-под шлема звучал глухо и невнятно:

– Господь, посмотри на нас, избавь нас от мучений. Мы достаточно настрадались.

Вера Дмитриевна вздохнула, встала с подножки и двинулась в направлении сгоревшего поселка Доброе Сердце.

14.12.2011 г.

Марина Новиковская

г. Михайловск, Ставропольский край

По ту сторону вечности цикл Сны Амени 1

Как красочны и непонятны бывают порой сны… Переплетение случайных образов? Видения будущего? Воспоминания о прошлом?

Порой мне кажется, моя жизнь тоже чей-то сон. И когда я проснусь, то увижу черное беззвездное небо. И огромных разноцветных драконов. Они будут летать по небу над хрустальным дворцом– тетраэдром где-то в другой вселенной.

Там у меня другое имя…

Я шепчу во сне: «Амени».

XXХ

– Амени, просыпайся. Фэй уже взошла! – откуда-то издалека пропел тонкий, мелодичный голос.

Девочка открыла глаза. Над ней золотым светом полыхал прозрачный купол. Амени приподнялась на локте. На краю постели сидела ее мама. Императрица Мэй. Молодая женщина наклонилась вперед, и ее длинные белоснежные волосы коснулись тонких пальцев правой руки дочери.

– Если много спать, можно пропустить все самое интересное – печальная улыбка изогнула тонкие губы. Мэй нервно теребила край атласного аквамаринового платья. – Твой отец возвращается.

– Мама, мне приснился странный сон. – Амени сосредоточенно терла веки. – А? Что? Папа прилетает?

Радостная весть мгновенно осветила улыбкой круглое личико с глубоким взглядом недетских черных глаз.

– Он когда прилетит? Сейчас? – девочка спрыгнула с кровати. Растерянно огляделась.

В просторной зале под хрустальным куполом царствовал беспорядок. По мозаике цветного пола разбросаны игрушки: лошадки, принцессы, принцы, медвежата, зайцы. Ленты для волос развешаны на кустах роз.

– Я возьму тебя с собой. Встретить Императора. – Мэй стремительно расхаживала взад и вперед. Время от времени останавливалась и отщипывала листочки от карликовой пальмы.

– Правда? – Амени вприпрыжку проскакала по залу, то и дело спотыкаясь об игрушки.

Сдернула с куста алую ленту. Дремавшие на ветках попугайчики, испуганно взметнулись. Пестрая стайка, стрекоча, сделала в воздухе круг и устремилась вверх. Девочка кружила на одной ноге как балерина. Потом резко остановилась. Посмотрела в глаза Мэй. Большие, цвета полуденного неба… В них чего-то не хватало. Такого родного и привычного… И Амени вдруг поняла: из глаз матери исчезли веселые искорки…

– Мама, что-то случилось?

– Пойдем. Нам пора.

XXХ

Ровное плато базальтовой горы. Космолет Императора Дэя приземлился в тот самый момент, когда лучи Фэй превратили темный кобальт леса в светлый изумруд. Здесь на высоте ранним утром воздух необыкновенно чист и прозрачен. Кажется, им можно не только дышать. Его можно пить. Медленно, смакуя каждый глоток. Далеко внизу черные скалы, маленькие каменные домики облизывал влажным языком ультрамариновый туман.

Мэй всегда знала, когда возвращался император. Она прилетала на изящном белом челноке задолго до появления его корабля. Всегда одна. Наслаждалась воздухом и полетом птиц. Когда ты стоишь слишком высоко, все находящееся внизу кажется игрушечным. Игрушечный хрустальный тетраэдрдворец. Забавные, врезанные в три его стороны купола. Игрушечные домики людей и сами люди – живые куколки. Кустики тропического леса.

– Зачем ты привела Амени? – голос Дэя прозвучал за спиной Императрицы неожиданно резко.

– Она должна знать – Мэй гордо вскинула голову и изо всех сил стиснула зубы.

– Она ничего не должна! Она еще ребенок! – холодно ответил Император.

Императрица гневно оглянулась через плечо. Дэй стоял у ступеней трапа, ведущего во чрево космолета. В черном длинном плаще, скрестив на груди руки. Его женственное лицо неприятно контрастировало с металлическим блеском антрацитовых глаз.

– Она должна знать. – чеканя слова, глухо произнесла Мэй – Она наследница Империи!

– Возможно, ты права, – Император стал приближаться походкой пантеры. – Да, ей пора знать. Знать, что дети из города, с которыми она играет каждый день, по сути ее рабы!

– Не смей! – крик Мэй пронзительной стрелой ворвался в уши Амени – Они не рабы! Никогда ими не были и не будут!

Выражение лица Дэя изменилось. Теперь оно не было высокомерным и надменным. Скорее, сожалеющим.

– Ты не хуже меня знаешь, что это не так. Амени рано или поздно поймет правду о тебе, обо мне, о самой себе и той планете, на которой живет.

Они стояли. Трое. В лучах восходящей звезды Фэй. Высокий худощавый Император. Немного ниже его стройная Императрица. И маленькая девочка, пытавшаяся изо всех сил понять: что происходит между ее родителями?

XXХ

Когда-то основной закон бескрайнего Космоса гласил: «Создание равно создателю». Вселенные рождались. Вселенные умирали. Они походили на ячейки. Бесконечное множество ячеек. Одни светлые – живые миры. Другие темные – погибающие. Все множество бесконечных вселенных населяли сущности самого разного толка. Одни бороздили просторы Космоса, создавая солнечные системы, планеты, себе подобных не по облику, но по разуму. Другие проходили трудный путь познания в самых причудливых формах: падающей в неизвестность кометы, дерева, животного, дракона… Так продолжалось до тех пор, пока кто-то из Великих Бессмертных Создателей не придумал существо не только со сходным разумом, но и внешностью. Названо было существо – человеком. Новая раса размножалась чрезвычайно быстро. Но, к сожалению, жили ее представители недолго.

Космическая Лига Великих Бессмертных, носившая название «Альфа и Омега», дала возможность людям расселиться по пяти планетам звездной системы Волопас. Одной из планет была выбрана Алибрис. Правителями планеты назначены Император Дэй и Императрица Мэй.

Но странная мысль точила сознание Дэя. Навязчивая и склизкая, как дождевой червь. Почему он, великий Бессмертный, должен считать только что созданных людей равными себе? Разве их не разделял путь длиною в вечность? Разве мог он говорить с человеком на равных? Мог рассчитывать на понимание? Нет! Нет! Бесконечное нет! А его подрастающая дочь? Разве должна она играть с детьми человеческими? Что дадут они ей? Ничего. Только она могла отдавать свои знания и силу. Она Создатель… Пусть юный, только ступивший на новую для себя дорогу. Но за плечами Амени не одна родившаяся и умершая вселенная.

Мысль становилась не просто навязчивой. Она преследовала Дэя во время звездных путешествий. Во время сна. Даже во время любовных утех. Мысль стала монстром, медленно, победоносно пожиравшим Императора. Его дух раскололся. И не было в Космосе силы, способной соединить расколотое надвое в целое. Такая грандиозная мысль не могла долго существовать в аморфном состоянии. И Дэй принял решение…

Санктурион! Так отныне называется возглавляемая Дэем новая Империя. Империя не согласных с тем, что «Создание равно создателю». Отныне человек не равный Великим Бессмертным, а их раб!

Императрица Мэй слишком поздно узнала о планах мужа. Узнала только когда под знамя Санктуриона встали многие. Они стали называть себя Богами. Почти все населенные людьми планеты были захвачены. Кроме Алибриса. Сюда вести о бунте поступили в последнюю очередь. Мэй никогда не забудет лица женщин, мужчин, детей, стариков согнанных как стадо скота в грузовые отсеки звездных мегалетов. И вот теперь…

XXХ

– Так, может, ты намерен сделать рабыней и меня?! – Императрица зло сжала кулаки. Ее нежное овальное лицо приняло жесткое выражение. На скулах заходили желваки. – Может, пытаясь подавить сопротивление людей, сожжешь и Алибрис. Как сделал это с Катаром, Эктой, Нибой, Дваной?! Учти, я пойду с ними. Смертными. Так ты их называешь?!

Император молчал. На его губах замерла задумчивая улыбка.

– Как ты можешь быть такой наивной? Мэй, у меня уже много сторонников. Я уверен – будет еще больше. Скоро Космос расколется.

– Как твой дух? Верно? – Мэй обняла Амени и уткнулась носом в ее пахнущие горным ветром волосы. – А она? Что будет с нашей дочерью? С кем из нас пойдет она? Дорога, на которую ты ступил, ведет к вечной смерти. Дэй, ты же добровольно отказался от силы Создателей. Что ты наделал, Дэй?

– Зато я обрел. – Император смотрел на раскаленный диск стремящейся к зениту звезды. – Я обрел силу Санктуриона! Силу Завоевателей! И моя дочь пойдет со мной!

– Я не пойду ни с кем из вас! – Амени сбросила с себя руки матери. – Я останусь здесь с людьми из города. А вы уходите. Оба. А когда решите ваш спор – возвращайтесь.

XXХ

Они не возвращались уже вечность. Люди на Алибрисе давно умерли. Умерла и сама планета. На ней остались только черные базальтовые скалы, покрытые снегами. И хрустальный дворец-тетраэдр. Во дворце на кровати спит Амени. Ее душа, покинув тело, странствует по мирам. Она ищет возможность примирить родителей. Она пытается склеить дух Дэя. Но. Дэя давно нет. У него много имен. Много обличий. Расколотое сердце. Расколотое Мироздание. Нет больше и Мэй. В попытке остановить Императора она тоже давно потеряла себя.

XXХ

Я вижу сон. По черному беззвездному небу пролетают разноцветные драконы. Мне холодно. Это холод вечности. Я не могу проснуться. Не могу увидеть когда-то зеленый Алибрис пустым и мертвым. Я тоже давно перестала быть собой. Я бессильна соединить две половины некогда единого целого…

Дарья Панкина

г. Ростов-на-Дону

Начать заново

В деревне стояла ранняя тёплая осень. Николай Фёдорович сидел на потёртом крыльце старенького, но ещё крепкого дома, пребывая в философском настроении. Позабыв о погибающей в его руках сигарете, томно выпускающей серые клочья дыма, он смотрел вдаль. Прищурившись, отчего в уголках глаз сбежались тонкие морщинки, мужчина напряжённо вглядывался в сочную голубизну неба, изредка переводя взгляд на меланхолично жующих пыльные листья коров.

Лениво плыл жаркий полдень. Николай Федорович почесал голову, сделал последнюю затяжку и решительно отбросил окурок. Он приехал в деревню для того, чтобы получить дом, тот самый – с потёртым крыльцом и ставнями. Дом достался ему по наследству от прадеда, которого он видел лишь однажды, будучи ребёнком. Когда Николай Федорович получил письмо из муниципалитета, то подумал, что это розыгрыш. А позже решил, почему бы не съездить на денёк в деревню, подышать воздухом да порыбачить. Кто ж мог знать, что он задержится здесь до самой осени.

Днями напролёт он бродил среди васильково-лютиковых просторов, где земля будто сливается с небом, а вечерами слушал бесконечность в гомоне цикад и сонном движении реки. Он уже знал каждую корову поимённо, знал, что у бабы Гали кто-то таскает кур, у весельчака Степана дочь вышла замуж и уехала за границу, а семья Долговых продаёт яблоки на городском рынке и копит деньги на машину.

Именно в этом мире, непохожем на его собственный, вдали от бурлящего динамикой города, он понял, что не хочет жить дальше. И решил умереть, то есть прекратить своё земное существование.

Возможно, желание это возникло у него намного раньше, да времени не было к желаниям прислушаться – всё работа. А что работа? Небольшой бизнес, который приносил денег ровно столько, что на жизнь сытую хватало да на кое-какие развлечения. Родителей похоронил, жены у него никогда не было и детей тоже, хотя насчёт детей он сомневался, потому что у женщин имел особую популярность.

Были у него, как и у всех, мечты юные. Помнится, сидят на чердаке с подругой Катюшей, деньги из разбитой копилки пересчитывают. А потом полночи пялятся в звёздное небо и планы строят, как в дальние страны отправятся, станут знаменитыми, богатыми, счастливыми. Катюша через пару лет замуж выскочила, малыша родила. А у него обнаружилась способность к рисованию. В институте хвалили, выставку позволили организовать. А потом закрутилось всё колесом, работа-забота, и всё реже и реже смотрел он в бесконечность звёздного неба, а вскоре и совсем стал принимать за картонную декорацию.

Так и жил, изо дня в день своё тело перетаскивая. Да вот только душе тоскливо как-то стало.

И только здесь, в этой призрачной, словно невесомая соринка на теле земного шара, чистой деревеньке, осознал он своё желание смерти в полную силу. А помог ему в этом дядя Витя, местный знаток буддистской религии. Дядя Витя каждое утро выходил пасти коров на излюбленный Николаем Федоровичем васильковый луг, там они разговорились и сдружились. Сидя под тенью большой вишни в самый разгар августовской жары Виктор Афанасьевич с отнюдь не меньшим жаром рассказывал о просветлённых монахах, изредка прикрикивая на коров и многозначительно выводя хлыстом непонятные знаки в переплётах выжженной травы. Именно дядя Витя убедил Николая Федоровича, что после смерти человек возвращается на землю и начинает всё заново, но уже с новыми силами, отдохнувшим, как после отпуска.

Кроме того, под влиянием этих бесед вспомнил Николай Федорович, как любил по молодости игры компьютерные. Была в них своя философия. Вот начнёшь прохождение такой «стрелялки» супергероем, а потом игра не задалась, например, жизненной силы много израсходовал, оружие мощное упустил, подсказку не заработал, – всё, настрой нужный потерян. И понятно уже, что не быть победителем. Так зачем время впустую терять – нажимаем «Гэйм Овер» и «Начать заново». Вот и решил он эту мудрость в реальной жизни воплотить.

Николай Фёдорович поднялся с крыльца, отряхнул парадные брюки и вышел на дорогу. Он собрался сделать «это» сегодня утром. Но чуть свет к калитке прилетела взъерошенная Сашка и затараторила, что у сестры нынче свадьба роскошная, вся деревня будет гулять и его очень просили быть. Ну, как тут откажешь! Да и грех напоследок водочки не выпить.

* * *

Гости сидели прямо на улице, недалеко от речки. Под самодельно сооружёнными навесными шатрами стояли широкие деревянные столы, богатые угощением. Стемнело быстро. Вокруг лампочек начала мелькать мошкара. Народу было действительно много, некоторые лица Николай Фёдорович не узнавал – молодёжь собралась и из соседних деревень.

«Вы хоть у нас недавно совсем, но сердцем чую – душевный человек, понимающий. Приходите на вечернюю службу в воскресенье, я в хоре петь буду, вторая слева в первом ряду», – Наташа пригубила вина и раскраснелась. Девушка сидела по правую руку от Николая Федоровича и, стараясь перекричать пьяные песни и всеобщий гогот, рассказывала ему о деревенской церкви, в которой была прихожанкой. «Я ещё с детства чувствовала тягу к духовному, просила маму Библию почитать, а недавно, знаете что… – она на мгновение замолчала, словно решая, можно ли доверить малознакомому мужчине свою тайну, – знамение мне было, решила в монастырь уйти». Николай Федорович так и не успел ничего ответить, потому что на свободное место справа от него рухнул уже «хороший» Степан и, ухватив конец разговора, не преминул вставить словцо.

– Чудная ты девка, Наталья, замуж тебе надо поскорее – прохрипел он в ухо Николаю Федоровичу, окатив обоих волной перегара.

– Ничего не понимаешь ты, Степан Игнатьич, – сочувственно взглянула на него девушка, не желая продолжать разговор.

– Ты новости погляди, что в мире творится. И где же твой Бог? Плохо тебе без мужика, вот и чудишь, – не желал униматься сосед. Николай Федорович, оказавшись между противоположных полюсов, хотел было сказать что-нибудь примирительное, но вновь не успел раскрыть рта – попросили тишины для очередного тоста.

– Ты по бабам не блуди, к молодой жене иди, – заливался тамада во весь голос. Николай Фёдорович осушил очередной стакан за здоровье молодых, закусив малосольным огурцом. У ног вилась хозяйская кошка Маруська, выпрашивая лакомый кусочек. Слегка помутившимся взглядом он рассматривал приплясывающий народ, шумящих детей, игривых девчат, и чувство радости за их молодость, живость, задор наполнило его сердце. Да и он ещё не стар, може, погорячился насчёт… Эх… Внезапно взгляд его остановился на бабуле, сидевшей за дальним концом стола – волосы совершенно белые, лицо сморщенное, а глаза печальные и одновременно пронзительные, слишком яркие для такой древности. Она пристально смотрела прямо ему в лицо, точно каменная. «Фух!» – Николай Фёдорович встряхнул головой, отгоняя наваждение.

– А кто вон та бабулька? – толкнул он в плечо задремавшего Степана.

– Вон та, что ль? – пошатываясь из стороны в сторону, Степан Игнатьич попытался сфокусировать взгляд.

– Так то Марфа, святая наша, на всю страну известна! – мужик многозначительно ударил кулаком по столу. – Людей лечит, отовсюду приезжают, да ещё будущее предсказывает, всё видит – называется экстрасенс.

Последнее слово отняло у Степана все силы, и он медленно опустил лоб на поверхность стола.

– Ах, жених наш, супермачо, киньте денег на удачу – звонко вопила дружка, приставая к гостям. Николай Федорович наполнил стакан и немного успокоился, искоса поглядывая на странную старуху. А та возьми да поднимись с лавки и – прямиком к молодожёнам. Долго она шла, едва передвигая ноги, сутулясь. Наклонилась к жениху и шепнула ему что-то на ухо. Парнишка поднялся и громко прихлопнул в ладоши. В миг среди гуляющей толпы воцарилась такая тишина, что стали слышны лягушки да сверчки. Видно, что старушку в деревне уважали и жаловали.

– Внимание! Марфа Николаевна говорить будет! – заявил жених.

– Счастье у вас случится, детишек трое, один врачом станет хорошим. В город переберётесь, а сюда на дачу будете приезжать, – голос её звучал печально, хотя губы старчески подрагивали в неровной улыбке. Что-то невесомое в её умиротворённом облике заставляло Николая Федоровича внутренне содрогаться. Гости зааплодировали, выражая радость за молодожёнов, но бабушка подняла бледную руку, прося тишины.

– Вы знаете, как все мне дороги, – произнесла она тихо, глядя в толпу, – но сегодня ночью один из нас должен покинуть эту землю навсегда.

Она опустила голову и зашаркала к себе на место, а люди всё молчали, и в воздухе под шатрами застыло напряжение. Медленно по рядам покатился шёпот, что, мол, Марфа никогда не ошибается – быть беде.

Николай Фёдорович чуть было не сполз по лавке. «Догадалась, бабуся-прорицательница. Ну всё, теперь отступать некуда, дело решённое», – подумал мужик про себя. Он смотрел на страх, осевший на лицах людей, на их ссутулившиеся фигуры, словно чувствовал всю совокупную тяжесть дыхания и участившееся сердцебиение. «Это буду я?!» – читалось в глазах каждого. «И чего они так за жизнь цепляются?» – подивился Николай Федорович. Раскрыть себя он не мог, чтоб отговаривать не кинулись.

Николай Фёдорович осушил свой стакан до дна (закуска в горло не полезла) и тихонько встал из-за стола. Пока он шёл по узкой тропинке, Маруська семенила в потоках лунного света, путаясь под ногами. Вдалеке уже виднелась блестящая вода, но никто его так и не окрикнул, а сам он боялся оборачиваться – вдруг бабка смотрит ему вслед и шепчет свои колдовские молитвы.

Возле реки было зябко. Николай Фёдорович долго лежал на песке и курил. С неба на него глазела полная луна, которая троилась от выпитого, растекалась по черному бархату бледно-жёлтой лужицей. Ночь не была тихой. Вокруг всё было живым, звучащим и шевелящимся. «Ну, пора, брат!» – выдохнул Николай Федорович и, не раздеваясь, пошёл к воде.

* * *

Возле реки было зябко. Николай Федорович долго лежал на песке и курил. С неба на него глазела полная луна, которая троилась от выпитого, растекалась по черному бархату бледно-жёлтой лужицей. Ночь не была тихой. Вокруг всё было живым, звучащим и шевелящимся. «Ну, пора, брат!» – выдохнул Николай Федорович и, не раздеваясь, побрёл к воде.

Погрузившись по горло, он ещё слышал жалобные вопли Маруськи со стороны берега, а потом уши заложило, голову стянуло чем-то липким, похожим на изоленту, и стало холодно. Внезапно Николая Федоровича закружило вокруг невидимой оси, проходившей параллельно позвоночнику, и рвануло в небытие с бешеной скоростью. Потом он долго двигался по спирали, но уже ничего не чувствовал. Зажмурившись изо всех сил, мужчина обхватил себя руками и закричал, а потом всё внезапно прекратилось.

Он осторожно приоткрыл глаза и обнаружил, что ноги его по щиколотку утопают в облаке. Пошатываясь после перелёта, мужчина шагнул вперёд и упёрся лбом в обшарпанную дверь, зависшую прямо посреди ночного неба. «Рай», – прочитал Николай Федорович жирные буквы на грязно-жёлтой табличке и невесело хмыкнул. Не успел он подумать, как же это возможно – войти в дверь, за которой ничего не находится, как та со скрипом приотворилась. В нос Николаю Федоровичу ударил сладкий запах талого воска. Не раздумывая, он шагнул внутрь. Чувство неловкости сковало движения, и он застыл на пороге, скользя глазами в пространстве тёмной, душной комнаты, которая по размерам была с гостиную в его городской квартире, только круглая. Ни единого атрибута рая здесь не было – стены от пола до потолка хаотично увешаны иконами, многие их которых наклонены или вовсе перевёрнуты, повсюду свечи, толстые и тонкие, и много пыли. Николаю Фёдоровичу стало жутко. Он было попятился к выходу, но тут краем глаза уловил движение в самом затемнённом углу. Стало ясно – он здесь не один.

– Здравствуйте! Вы ангел? – крикнул мужчина в пустоту комнаты, которая внезапно задвигалась, приобретая овальную форму. От таких метаморфоз в свете канделябра силуэт непонятного существа вытянулся и изогнулся.

– Да какой там! – грустно всхлипнула фигура и шагнула в полосу света. Это был клоун, или сказочный герой Пьеро, или просто длинный худощавый человек в белом балахоне, с печальным размалёванным лицом. «Чур, меня, чур! Прости Господи, грешника!» – испуганно забубнил Николай Федорович, нащупывая позади себя дверь, которой и след простыл. Человек с нарисованным лицом зашаркал к неожиданно возникшему посреди комнаты тяжёлому канцелярскому столу, напевая себе под нос забавную мелодию. Вытащив из выдвижного ящика увесистую книгу, срок годности которой давно вышел, Пьеро с крайне серьёзным видом стал водить пальцем по дышащим древностью страницам.

– Фамилия, имя отчество у Вас Кривунов Николай Федорович? – спросил он, не поднимая взгляда.

– Ну, так, – нехотя отозвался Николай Федорович, всё ещё пытаясь отыскать исчезнувшую дверь.

– Самоубивец, так? – невозмутимым тоном продолжал Пьеро, делая в книге непонятные пометки. Наконец-то он закончил, захлопнул талмуд и, присев на материализовавшуюся лавку, принялся громко всхлипывать.

– Чего это ты так убиваешься? – решился подать голос Николай Федорович.

– Как чего, душу твою несчастную оплакиваю, обречённую на вечные муки адские, – замер на секунду клоун, а потом продолжил рыдать пуще прежнего. Сообщение про адские муки Николаю Федоровичу совсем не понравилось, и он решил аккуратно разведать свою дальнейшую судьбу, мысленно проклиная дядю Витю со всеми его коровами и буддистами вместе взятыми.

– Так у Вас на входе там «рай» вреде написано.

– Времена нынче такие либеральные! – вдруг разозлился Пьеро и резко перестал всхлипывать. – Раньше Вас, грешников, сразу в пекло бросали, а нынче что! Закрыт ад на реконструкцию плановую, а что делать с такими, как ты, прикажешь? В рай вход вам категорически запрещён, это я по доброте душевной в предбанник, так сказать, запустил, чтоб на пороге не маялись!

Пьеро метнул на него гневный взгляд больших глаз, густо обведённых чёрной тушью, и сплюнул с досады.

– А чего это ты собрался мою судьбу решать, ты даже не ангел! – решил держать оборону Николай Федорович.

– Так и ты, поди, не праведник, а? – обиженно поджал губы клоун.

– И вообще, – Кривунов не отступал, – рай у вас неправильный весь – ни ангелов на белоснежных облачках, ни садов чудесных, ни музыки небесных сфер.

– Эх… – печально вздохнул Пьеро и уставился куда-то в темноту. – Рай, дружок, у каждого свой. Что у тебя в голове, в душе – такой и рай увидишь.

– Ну и бардак у меня в голове, – подивился мужчина. – А иконы-то почему перевёрнуты?

– Как так?! До сих пор перевёрнуты?! – Пьеро как ужаленный подскочил с лавки и испугом принялся рассматривать стены, подсвечивая канделябром. Через несколько секунд ревизии он уже принялся за работу, возвращая творения искусства в нормальное положение. Николай Федорович же уселся на лавку, которая, к счастью, не исчезла, и принялся размышлять, что ему делать дальше: «Ад закрыт, в рай нельзя, а на землю как вернуться – ума не приложу». Кроме того, ему жутко захотелось курить, и от этого он и вовсе запечалился.

– Ну, чего нос повесил? – участливо ткнул его в плечо Пьеро, протягивая пачку сигарет «Winston».

– Вот это да! – обрадовался Николай Федорович. – Давно ты, наверное, здесь работаешь, раз мысли читать обучился.

– Давно. Как ты меня придумал, так и работаю.

Время потянулось медленно… Комната часто меняла очертания и размеры, становилась то темнее, то светлее. Приходили люди… много людей… молодые и старые. Пьеро каждый раз с жутко важным видом открывал свою книгу и делал записи. Затем проводил обеими ладонями по пространству стены, в ответ на что в ней образовывалась небольшая арка, за которой люди исчезали в его сопровождении. Сколько Николай Федорович ради любопытства ни пытался рассмотреть, что за ней находится, ему это не удавалось. Спустя пару часов он и вовсе потерял к арке интерес и, уронив голову набок, задремал.

Проснулся Николай Федорович от грохота, прокатившегося грузным эхом по покатым стенам. Растирая затёкшее предплечье, он уставился в темноту, выискивая глазами Пьеро.

– Помощи от тебя никакой, только место занимаешь, – обиженный голос клоуна раздался в самое ухо и заставил мужчину вздрогнуть.

– Так ты скажи, чего надо! Мне-то почём знать, – ответил Николай. Он окончательно потерял счёт времени, а терпкий запах горевших повсюду свечей мешал сосредоточиться.

– Слушай, товарищ, садись – покурим! – призывно махнул он Пьеро, указывая на лавку.

– Можно и чайку попить, – отозвался тот, сменяя гнев на милость.

– Да где же его взять? У вас тут с едой напряг явно! – удивился Николай Федорович. – Вы ж небось все святым духом питаетесь!

– Обижаешь! – пропел Пьеро, протягивая ему чашку и огромный бутерброд.

– Вот это сервис! – Николай Федорович жадно впился в булочку зубами. «Может, я не до конца умер, а? Раз потребности телесные у меня сохранились?»

– Вопрос не в телесных потребностях, а в том, чувствуешь ли ты себя живым или нет? – объяснил Пьеро. – Коли ты и там, внизу, себя «живым» не ощущал, то тут уж тем более.

«А что значит быть живым? – задумался Николай Федорович. – Это когда заряд какой-то внутри бежит…».

– Правильно мыслишь! – похвалил его клоун.

– А где все остальные, такие, как я, ну…грешники то есть?

– Как где? По земле шастают и помирать не спешат.

Некоторое время они сидели молча. Пьеро заворожённо смотрел на пламя свечи и теребил длинный рукав балахона.

– Слушай, дружище, а мне можно хоть одним глазком рай увидеть? – Николай Федорович первым нарушил тишину.

– Нельзя никоим образом! – отчеканил клоун и отчаянно затряс головой.

– Подожди, ты сам рассуди, я ж только посмотрю и буду молчать. Обещаю! Кроме того, не таким уж и злым я был при жизни – животных, к примеру, кормил бездомных, не врал, не сплетничал, не воровал – работал честно.

Пьеро глубоко задумался. Видно было, что Николай Федорович ему нравится, давно он ни с кем по душам не беседовал.

– Пойдём! – наконец-то решился клоун и принялся водить ладонями по стене, как и делал прежде.

И вот перед взглядом Николая Федоровича вырисовалась таинственная арка. Пьеро провёл по ней ключом и жестом подозвал напросившегося спутника встать ближе. Клоун взял мужчину за руку. Рука Пьеро оказалась неплотной, словно тёплый сгусток воздуха.

Остерегаясь, что его снова будет крутить и вертеть, Николай Федорович зажмурился, но ничего подобного не произошло. Пройдя прямо сквозь стену в очерченной зоне, они оказались в просторном коридоре, который после полумрака круглой комнаты просто ослеплял. Стены, отдающие голубизной, напоминали больничные. Сначала Николаю Фёдоровичу показалось, что по всей длине коридора установлены мощные лампы, но, присмотревшись, он понял, что свет льётся снаружи – из проделанных в потолке отверстий, отчего коридор походил на светящуюся трубу.

– Красота! – похвалил Николай Федорович.

Пьеро, явно смутившись, опустил свои длинные ресницы и улыбнулся. По обе стороны коридора находились двери, на которых были прикреплены таблички с порядковым номером. «Один, два, три, – принялся рассматривать номера Николай Федорович, сделав несколько шагов вперёд, – двадцать пять, двадцать шесть».

– А сколько здесь этих дверей? – его голос прозвучал, будто утопая в невесомости, а может, и не прозвучал вовсе, но Пьеро телепатически понял суть вопроса. Он взял мужчину за руку, и их обоих на бешеной скорости понесло по коридору вперёд. «Тысяча двести семьдесят, пять тысяч восемьсот, триста тысяч пятьдесят один», – у мужчины закружилась голова.

– Всё, хватит, я понял, – попытался прокричать он, захлёбываясь белоснежным светом, проникающим отовсюду.

Когда они замерли перед дверью с номером один миллион двести, Николай Федорович вопросительно уставился на Пьеро.

– Ну, давай уже, не стесняйся, спрашивай.

– Чего спрашивать? – непонимающе взглянул на клоуна Федорович.

– Чего, чего? – передразнил Пьеро. – Можно ли посмотреть тебе, что находится за этими дверьми, разумеется.

Он подошёл к табличке с номером и, прислонившись к ней лбом, зашептал себе под нос неразборчивые фразы. В дверном механизме что-то щелкнуло, и металлическая ручка сразу поддалась.

– Неужели всё это хозяйство на тебе? – Николай Федорович похлопал Пьеро по невесомому плечу, желая выразить глубокое уважение. – Вот это работа, я понимаю. Такой важный пост! Это же какую колоссальную память нужно иметь, чтобы помнить пароли к миллиардам дверей! Это просто невозможно.

– А ты сам попробуй! – вдруг предложил Пьеро, подведя его к двери.

– Я? – от изумления Николай Федорович покачал головой, но всё же подошёл и уткнулся лбом в прохладную табличку.

– И что мне прикажешь говорить?

– То, что приходит в голову.

Николай Федорович напряг все свои извилины, но на ум ничего не приходило. «Глупость какая-то, – думал он. – Почему я должен гадать пароль, если клоуну он известен. Я хочу попасть внутрь просто из любопытства».

В этот момент в двери раздался щелчок, и она приоткрылась.

– Здесь ценят искренность, – улыбнулся Пьеро, проходя внутрь.

Комната оказалось маленькой, похожей на одноместную палату, только без окон, коек и вообще какой-либо мебели. Посреди комнаты прямо в воздухе парила женщина лет пятидесяти. Она лежала не совсем горизонтально, а было чуть приподнята под углом 45 градусов, будто голова и плечи её опирались на большую подушку. На женщине были джинсы и футболка, на ногах оранжевые сланцы, волосы небрежно собраны в пучок. «Обычно людей хоронят нарядно одетых, – подумал Фёдорович. «А сюда они приходят в своих любимых вещах, в которых комфортно», – мысленно ответил ему Пьеро.

Николай Федорович подошёл чуть ближе и только тут заметил, что женщина не просто висит в воздухе, а покоится на узорчатом переплетении световых паутинок. Казалось, будто луч солнца разбился на тончайшие нити, которые сложились в причудливый орнамент небывалой прочности. «Душа почти нечего не весит», – напомнил ему Пьеро. Клоун подошёл к женщине и по-отечески погладил рукой по волосам.

– Она видит прекрасные сны, счастливые и желанные, – его тёмные глаза наполнились слезами умиления.

– Какие сны?

– Она видит себя руководителем бизнес-центра. В подчинении у неё много людей. Каждый день через компанию проходят сотни клиентов, но она справляется со своей работой на высшем уровне, – быстро говорил Пьеро, продолжая держать ладонь на лбу женщины, словно считывая информацию из её головы. – При жизни она была верной женой и прекрасной матерью троих детей. Однако тайная мечта, вынашиваемая изо дня в день, но так и не имевшая возможности быть воплощённой, давила тяжёлым грузом. Она умерла довольно рано, ей было всего шестьдесят. И теперь она видит чудесные, счастливые сны об альтернативной реальности, – Пьеро торжественно закончил историю чужой жизни.

– И так в каждой из этих комнат? В нескончаемом количестве помещений, словно в запертых сейфах, хранятся души умерших, которые видят сны о несбывшихся мечтах?

– Не совсем так. Какое-то время, пока не придёт понимание, они видят то, чего не хватало им при жизни. То есть противоположность того, что они имели, скажем так, другой полюс. Сейчас объясню ещё проще – они видят то, отсутствие чего мешало им при жизни быть счастливыми! Потом, когда приходит осознание, в коридоре загорается яркая лампочка – я освобождаю такую душу и вновь отправляю на землю, когда подходит время.

– И в этом есть какой-то смысл?

– Во Вселенной всё преисполнено смысла, запомни! – серьёзно ответил Пьеро. – Люди видят оборотную сторону для того, чтобы уменьшить количество прожитых жизней, и скорее прийти к цели. Иначе, всю последующую жизнь они потратят на достижение этой противоположности, пока не поймут, что и она не принесёт им умиротворение. И так тысячи жизней они ищут себя в наборе дуальностей, прежде чем поймут, что счастье заключается в целостности. Господь помогает тем, кто был духовен, не тратить лишнюю жизнь на пустой поиск. Тем самым и он экономит своё время».

– Пьеро, а что же с теми, кто был по-настоящему счастлив при жизни и не имеет страстных желаний и стремлений?

– Таких людей, к сожалению, в последнее время всё меньше и меньше, – вздохнул Пьеро и серьёзно продолжил: – Эти души особенные. Они идут дальше по коридору, до самого конца.

– Так коридор всё же имеет конец?!

– Имеет…Он оканчивается этим самым светом, который здесь повсюду. А точнее сказать, источником этого света. Ты ведь понимаешь, о чём я?

– Кажется, да, – так же серьёзно ответил Николай Федорович, и ему вдруг стало невыносимо грустно, оттого что он этот источник не вправе увидеть. А ещё оттого, что он такой глупый поступок совершил и теперь волшебный свет, который вдруг показался ему чем-то до боли знакомым, свет, который показался для него чем-то истинным, стал недосягаем. Они вместе вышли из комнаты, Пьеро жестом показал мужчине, что пора возвращаться. Но Николай Федорович ещё долго стоял посреди коридора и смотрел и вдаль, словно старался разглядеть где-то там, в недосягаемых пространствах, источник божественного света.

* * *

«Рай не для меня, Пьеро» – заявил немного приободрившийся горячим кофе и сигаретой Николай Федорович, когда они вернулись в мрачную круглую комнату. «Из-за того, что я самоубийца, божественного света мне никогда не достичь! А лежать в палате и мечтать у меня не выйдет, потому что нет у меня никаких мечтаний. Я потому и ушёл оттуда» – он ткнул пальцем куда-то в пол, где могла находиться, по его мнению, планета Земля, – «Нет у меня таких снов, которые сделали бы меня счастливым, нет желаний, стремлений. Всё неинтересно мне, всё безрадостно. И нет у меня никаких противоположностей!»

«Так, может быть, ты уже поднялся на ступеньку выше, а, Кривунов?» – весело подмигнул ему клоун, наводивший порядок в книгах учёта душ, – «Только это вовсе не значит, что нужно бежать топиться».

«Ну, так может мне здесь у тебя в помощниках остаться. Работы у тебя много, на что-нибудь сгожусь. А того гляди, Господь заметит мои старанья, да на землю вернёт для исправления?»

«Это не я решаю, нужно посоветоваться» – сообщил Пьеро, вытирая ладони о балахон, – «Жди меня здесь, а я отправлюсь к Нему, разведаю, что с тобой дальше будет»

«К Нему?!» – испугался Николай Федорович, – «Ну ты уж передай…это…ну сам знаешь!»

Не успел он договорить, как Пьеро исчез, оставив Николая Федоровича в полном одиночестве. Ему показалось, что времени прошло не мало, а клоун всё не возвращался. Несколько раз мужчина пытался позвать его, но ответа не последовало. От нечего делать он принялся расхаживать по комнате, протирая канделябры и рассматривая старинную иконопись.

«А что если кто-то придёт, а Пьеро нет» – внезапно подумал он и испугался. И словно подслушав его мысль, деревянная дверь на входе в рай со скрипом распахнулась и внутрь зашаркала маленькая белоснежная старушка. Николай Федорович прищурился, но не смог рассмотреть её лица.

Мужчина, не зная, что делать дальше, указал ей на лавку и промямлил, что Пьеро скоро будет, хотя отчётливо почувствовал, что это не так.

«Не могу я сидеть тут, милый, вышло моё время!» – прохрипела старушка, указывая на противоположную стену, и голос этот показался Николаю Федоровичу знакомым.

«Сейчас посмотрим» – он подошёл к столу и нерешительно глянул на ветхий переплёт книги.

«Марфа Николаевна я! Том трёхсотый, страница девять тысяч четыреста семьдесят шесть» – отчётливо произнесла старушка.

«Точно!» – Николай Федорович сразу вспомнил, кому принадлежит этот голос. Вторя словам старушки Марфы, книжные листы зашелестели и самостоятельно остановились на нужной странице. Не дожидаясь больше никакого приглашения, прорицательница Марфа направилась к стене, в которой уже нарисовалась арка.

«Постойте, подождите одну минутку!» – вдруг вскрикнул озарённый догадкой Николай Федорович. «Вы сказали, на свадьбе, что один из нас этой ночью уйдёт. Вы имели в виду себя, так? Значит, я не умер?!!»

«Иди, сынок, тебя там давно уже заждались» – старушка улыбнулась ему дрожащими губами и скрылась в толще стены.

Николай Федорович продолжал глядеть ей вслед. Он точно знал, что старушка не будет смотреть счастливые сны, а помчится по коридору прямиком к свету.

«Мяу! Мяу!» – внезапно он услышал настойчиво мяуканье.

«Маруська, ты где?» – он начал крутиться вокруг себя, не в силах понять, откуда раздаётся кошачий голос. Потом, то ли у него закружилась голова, то ли всё вокруг закружилось. Комната будто наполнилась туманом. Тогда Николай Федорович услышал другой голос прямо у себя в голове: «Возвращайся! Это за тобой!» А потом он вновь увидел ослепительный золотистый свет…

* * *

Николай Федорович попытался открыть глаза. Под веки настойчиво пробивались яркие лучи восходящего солнца. Вокруг него вилась кошка, тычась влажной мордочкой в лицо. «Жив! Жив!» – пульсировала в голове единственная мысль.

Николай Федорович поднялся, глянул на реку и побрёл в противоположном направлении, утопая в росе и блаженно улыбаясь. Хотелось встать на цыпочки, раскинуть руки и тянуться, тянуться макушкой ввысь, где неторопливо рождалось осеннее утро. В прохладной туманности рассвета все мысленные конструкции рассыпались, и он увидел, что бабочка есть бабочка, а камень есть камень. Природа творила свой ежедневный ритуал, преисполненный мистерии, и Николай Федорович обновлялся вместе с ней. Внезапно кольнуло под ребром. Одновременно, он ощутил тёплый комок в районе солнечного сплетения. Николай Федорович притронулся к грудной клетке и почувствовал, как внутри него что-то трепыхается. Это был тот самый свет. Мужчина узнал его и отчего-то заплакал.

Позже он сидел на пригородном вокзале, прижимая к себе бесформенную дорожную сумку. На похороны прорицательницы Марфы прибывали и прибывали паломники, поэтому ему удалось ускользнуть из деревни незаметно. В нескольких метрах от него просвистела скоростная электричка. Протискиваясь в вагон, Николай Федорович зачем-то обернулся, и ему почудилось, будто на перроне возле кассы стоит Пьеро и прощально машет руками. Мужчина моргнул – на месте клоуна уже стояла девушка в белом. Николай Федорович занял сиденье возле окна и задумался: «А был ли Пьеро, рай, прохождение сквозь стену, волшебные комнаты?» Он не знал ответа. Но он точно знал, что будет. Он будет жить. «А там, может, ещё свидимся», – рассудил Николай Федорович. Поезд дрогнул, тронулся и понесся по направлению к городу.

Игорь Плетинский

г. Петах-Тиква, Израиль

Сны Рене

Эта старинная рукопись совсем недавно и совершенно случайно была найдена неким копающимся в прошлом историком в библиотеке при мэрии одного из провинциальных городов Франции. Причём как она туда попала, кто её оставил там – неизвестно, сотрудники мэрии не могли дать вразумительный ответ на этот вопрос. Ученый же ничтоже сумняшеся[8] не стал раздувать из своей находки сенсацию, а попросту после неимоверных усилий, потребовавшихся для перевода со старофранцузского, выложил её в Сети на сайте, где такие же историки-фанатики делятся друг с другом своими находками. Итак, текст перед вами, он довольно неуклюж, но в целом вполне приличен. А вот события, описываемые в нём, совершенно удивительны.

«Благослови, Господь! Я, смиренный монах ордена францисканцев, имя мое – Жерар, провожу дни и ночи в трудах и моленьях в монастыре Сен-Аппрей, что недалеко от славного города Амьен… пишу эти строки, ибо выполняю последнюю волю друга моего, почившего в бозе 12 декабря 1547 года, подле ложа которого я единственный находился до самой его кончины.

История сия началась за год примерно до смерти сего скромного монаха, носившего имя брат Рене, а в миру как звали его – Господь знает…

Обитель наша, управляемая твёрдою и мудрою рукою настоятеля, отца Гийома, всегда была пристанищем истинных сынов Божьих, неустанно и радостно поддерживающих и крепящих основы Святой Католической церкви, ибо, как мудро сказал кто-то: «Militat spiritum, militat gladio» – церковь святая воюет не токмо духом, но и мечом. Сие не говорит о том, что мирные монахи с оружием в руках сражались против врага. В монастыре нашем собраны были именно воины духа – те, кто, зная грамоте, умели перевести и размножить слово Божье, дабы оно птицею летело во все концы нашей милой Франции. Но что-то я отвлёкся.

Брат Рене появился у нас весною, когда первые ростки под солнцем Господним уже тянутся к небу. Был он невысок ростом, худощав, но крепок, и глаза его цвета нормандского неба были добрыми и, казалось, всегда открытыми миру и благочестию. После пострига определён был сначала в помощь брату Эммериху на кухню. Тихо и тщательно исполнял он нехитрые свои обязанности, пока помощник настоятеля, суровый и желчный брат Жак, зашедший случайно туда, не нашёл некий листок бумаги, испещрённый письменами. Строго вопросив, кто вместо трудов праведных занимается сей чепухою, он услышал в ответ робкое «Я…» брата Рене.

– Так ты разумеешь грамоте? – вопрошал брат Жак.

– Да, – ответствовал Рене, – и латынь немного…

Ничего не ответив, брат Жак удалился, однако вскорости брата Рене перевели в библиотеку, под начало брата Клода, коего обширные знания способствовали тому, что шестеро смиренных монахов, усердно трудясь, переписывали и изучали труды столпов церкви, коих в монастыре (не столпов, конечно!) было предостаточно. Там я впервые и встретился с ним. Его живой ум, связная речь, молодость и искренность подкупили меня, к тому же он был отличным рассказчиком, сочиняя всякие выдумки, а я, в силу натуры скромной моей, благодарным и единственным его слушателем. Мне нравилось слушать истории, которые он рассказывал, а было их у него… Клянусь святым Яннуарием, я не знал ни одного такого выдумщика! Мало того, он, вольнодумец, их записывал, а так как с бумагою и пергаментом было трудно, то писал он на чём угодно, даже на лоскутах старой рубахи, используя мелкие угольки, украденные из кухни. Но самое замечательное было то, что он клялся мне, хитрец эдакий, что видит во сне чудеса! Но вот что зрит он во время снов своих, он отказывался мне рассказывать. «Не пришло время!» – говорил он, тихо улыбаясь.

Однажды после вечерней мессы, когда понадобилось срочно переписать некий трактат для его светлости епископа Амьенского, мы остались с Рене в библиотеке вдвоём. Усердно орудуя перьями, трудились мы, пока он не нарушил молчание, прерываемое лишь скрипом перьев.

– Брат Жерар! – окликнул меня Рене. – Я думаю, пришло время и тебе узнать…

– Что?

– То, что снится мне, вернее, то, что вижу я во снах своих.

– Помилуй Господь! Неужто видишь ты такое, что и сказать страшно? А вдруг это козни дьявола? Во сне, когда разум отдыхает, самое время для совращения!

– Успокойся, это не Сатана и не демоны-искусители. Не вино и женщины, нет там греха…

– Так что же видишь ты, любезный друг мой?

Брат Рене задумался.

– Знаешь ли… сии видения настолько непонятны, что и не знаю, как рассказать. Одно знаю: я не в силах более таить это в себе, ибо не могу понять суть сего… Пусть учёные мужи, изучившие множество книг, толкований и писаний, попробуют…

– Так что же это? – От нетерпения и страха я весь покрылся испариной.

– Я вижу… Не знаю, может, это то, что ждёт нас…

– Ты видишь будущее?

– Может быть.

– И что, что же там?

Брат Рене, склонив голову, закрыл лицо ладонью. Когда он снова взглянул на меня, в мерцанье свечей его лицо выглядело усталым и постаревшим.

– Я вижу, – начал он вполголоса, – вижу многое.

Я видел огромный город, перед коим Париж – ничто. Он простирается на многие лье! Башни его, залитые светом, подпирают свод небес. Улицы его в сто раз шире Амьенского тракта, а по ним нескончаемым потоком движутся некие повозки. Без лошадей! Людей столько, что я и в самых смелых мыслях не видел. Муравьёв в муравейнике поменее. А свет! Сколько света там, и он так ярок, что напоминает солнце!

– А ещё?

– Я видел ещё один город, на берегу бескрайнего моря… На горе, что на самом берегу, стоит статуя Господа нашего, благословляющего город. А в высоту она не менее трёхсот локтей! Такое может ли быть?!

А ещё видел я бескрайние ледяные пустыни. Там только снег и лёд, и ничего более. А ещё – страшную войну, где люди воевали на дьявольских колесницах, изрыгающих огонь, и вместо мечей, шпаг и аркебуз были у них некие орудия, выпускающие множество пуль в одно мгновение. И видел я такое…

Я так и замер с открытым ртом, слушая его.

– Я видел, как люди полетели в небо на огнедышащей колеснице, похожей на гигантскую петарду. Огню и грохоту было столько, что самая сильная баталия с её рёвом пушек и единорогов покажется жужжанием комара в сравнении. Боже праведный! Что же это…

Внезапно брат Рене выпрямился и произнёс:

– Обещай, мой единственный друг, что это останется тайной! Ты – единственный, кому могу рассказать я это… Быть может, я безумен, может, вселился в меня какой бес, но… Я вижу это во сне! Сколько молитв, сколько покаяний я произнёс, прося Всевышнего избавить меня от этих видений! Всё напрасно. Я продолжаю это видеть. Это сильнее меня…

Я обнял за плечи молодого моего друга, готового разрыдаться.

– Господь всесилен, братец! Все козни дьявола – ничто по сравнению с его могуществом! Молись ещё и избавишься от страшных сих видений!

– Я попробую. Прошу тебя, я знаю, ты не доносчик и не клеврет настоятелев, у тебя добрая душа, и вера твоя крепка, не рассказывай никому!..

Я поклялся ему Святым Иеронимом, плотью Иисусовой и всем, чем мог…

С тех пор он часто рассказывал мне о снах своих. Чего я только не наслушался!

Сказать, что верил, – не скажу. Но всё-таки, осеняя временами себя крестным знамением, думал я о том, что же это – сатанинские козни или божье благоволение?

Так шло время, подошла и осень. Наша дружба, скреплённая общей тайной, крепла и продолжалась. Однако в мире сием ничто не вечно…

Кто-то из ретивых монахов, найдя случайно забытые лоскутки с записями, донёс настоятелю. Отец Гийом, человек вельми суровый, немедленно учинил дознание, и открылось, кто пишет их… Брат Рене вызван был к настоятелю и там вынужден был признаться, что всё это видит во снах своих. Не знаю, о чём говорили они, однако братья, тайком подслушавшие часть разговора, уверяли, что настоятель кричал Рене: «Ты не просто еретик! Ты обуреваем дьяволом! И я изгоню его из тебя!»

Брата Рене препроводили в подземелье, заключив в тёмную, сырую келью, в коей он находился постоянно. Никого к нему не пускали. Настоятель сказал, что даёт ему последний шанс отречения и покаяния, прежде чем отправит его в объятия инквизиторов, а уж те найдут способ заставить его раскаяться. Однако до этого дело не дошло. Брат Рене, мучаясь и от снов, и мыслей своих, а такожде от сырости и холода подземелья, захворал. С ним сделалась горячка, и он возвращён был в свою келью. Усилия брата-лекаря Зебулона не помогли, и болезнь пожирала юного друга моего. Я был единственным, кто ухаживал за ним, находясь всё свободное время у одра болезни. Брат Рене был в бреду, и не мог я ничего разобрать из той бессвязной речи, которая порой вырывалась из уст его. Но вот однажды поздним вечером он внезапно пришёл в себя. Он узнал меня, и слабая улыбка осветила его измученное лицо.

– Брат Жерар… Друг мой…

– Слава Иисусу! Болезнь отступила! Как я рад, друг мой!

– О нет, братец Жерар… Я умираю. Поэтому прошу тебя… Выполни одну, последнюю просьбу. Ты был в этой жизни мне единственным другом и хранишь мою тайну.

– Нет, ты не умрёшь! Господь милостив! Вознесём молитву, и ты исцелишься!

– Послушай, – он схватил меня за руку. Слабая его рука вдруг показалась мне стальной хваткой.

– Я более не вижу снов. Всё кончено. Но я видел нечто страшное. Апокалипсис…

Нет, не было там четырёх всадников, Бога или Сатаны. Земля была уничтожена людьми. Всё горело, рушились города, сровнялись горы… Пепелище вместо цветущего мира… Это так страшно…

– Не может быть! Это тебе в бреду привиделось!

– Нет, это был последний сон. Последний…

Я шептал молитву, но брат Рене снова сжал мою руку.

– Братец Жерар, поклянись, что исполнишь мою последнюю волю!

– Клянусь…

– Напиши обо всём, что слышал от меня. Обо всём, что видел я в своих странных снах. Может, через много лет и будет всё это… А теперь… Прощай.

Он умер на рассвете, тихо и спокойно, словно погрузился вновь в сон. Только в сон обычный, непохожий на те, что будоражили разум его.

По приказу настоятеля я и ещё двое братьев монахов схоронили брата Рене на монастырском кладбище, поставив на могиле простой деревянный крест. Братья помолились усердно. Тогда же я узнал, что было другу моему от роду всего 19 лет…

Я исполнил волю его, тайком, понемногу записывая всё то, что помнил из его рассказов. Порою слёзы орошали написанное. Вперемежку с молитвою занёс я на бумагу все те чудеса, что узнал от этого юноши, чистая душа которого не могла быть одержима бесами. Я теперь уверен: всё, что он видел в снах своих, – правда. И да поможет мне Господь. Аминь».

Текст опубликован в Интернете с сокращениями, в частности, без рассуждений монаха Жерара о сущности Бога и дьявола. Вот такая история. Что и как помогало видеть молодому монаху в XVI веке картины будущего, мне непонятно. Я не силён в понятиях пространственно-временных континуумов и современных теориях времени и пространства. Но история эта достойна того, чтобы через 500 лет о ней узнали люди.

Евгения Романова

г. Санкт-Петербург

Старого замка хранитель Мистическая история

Величественные башни старого замка уходили куда-то ввысь, откуда полуденное солнце изливало на лес потоки золотистого света. Кира медленно шла по тропинке, едва заметной между деревьями. За подол платья цеплялись какие-то колючки, а голые ноги девушки царапали ветви низких кустарников, но Кира этого не замечала. Она шла к замку.

Массивная дубовая дверь была заперта, но откуда-то сверху свешивался медный колокольчик. Кира осторожно дотронулась до него, и тут же по всему лесу разнёсся оглушительный трезвон. Девушка поспешно отдёрнула руку, но звон не прекратился. Наоборот, с каждой секундой он становился всё настойчивее.

Кира вздохнула и открыла глаза. На тумбочке, рядом с кроватью, надрывался телефон. Тихо выругавшись, девушка сняла трубку. Как она и предполагала, звонил Ренат. Двоюродный брат был единственным человеком, который мог бесцеремонно вторгаться в ее жизнь днем и ночью, не рискуя быть посланным куда-нибудь далеко и надолго. Кира искренне любила Рената, а посему прощалось ему очень многое.

– Кирена, здравствуй! Прости, что разбудил, знаю сейчас не самое подходящее время для звонка, – выпалил Ренат, видимо, догадываясь, что сестра не слишком рада его слышать, несмотря на всю свою любовь.

– Ну что ты! – ядовито отозвалась Кира. – Я же всегда просыпаюсь в пять утра, потому что это доставляет мне неповторимое удовольствие. Слушай, сколько раз я просила тебя не называть меня Киреной? Меня зовут Кира! Неужели это так трудно уяснить?

Родители на самом деле назвали ее Киреной, но девушка испытывала к своему полному имени необъяснимое отвращение и предпочитала, чтобы ее называли просто Кирой. Ренат прекрасно об этом знал, но упорно продолжал делать по-своему, отчасти потому, что ему имя нравилось, и он пытался убедить сестру в том, что она не права, а отчасти потому, что ему просто хотелось ее подразнить, и это уже вошло у него в привычку.

– Прости, – вздохнул молодой человек, – я на самом деле звоню, потому что мне нужна помощь!

– Что случилось? – сразу насторожилась Кира, которая по тону брата уже поняла, что дела действительно плохи.

– Мне нужны деньги, – без обиняков сказал Ренат. – Сможешь дать мне в долг? Я верну, как только смогу! – услышав в ответ сердитое восклицание, он поспешно добавил: – Я, правда, верну! Честно. Всё до копейки!

– Свежо предание, да верится с трудом, – вздохнула Кира. – Я уже даже не помню, сколько раз слышала это от тебя!

– Прости, – снова повторил молодой человек, и его голос дрогнул, – просто понимаешь, Настя… ну, моя девушка, ты ее даже пару раз видела… в общем, она попала в аварию, и ей срочно нужна операция!

– О Господи, – ужаснулась Кира, которая действительно хорошо помнила девушку Рената, несмотря на то, что они виделись крайне редко, – что же ты сразу-то не сказал?! Приезжай немедленно… или лучше давай я к тебе приеду! Где ты сейчас?

– Видишь ли, мы не в городе, – замялся Ренат, а потом нервно продолжил: – Здесь даже врачей нормальных нет! Кира, я просто не знаю, что делать, – в его голосе уже отчетливо слышалась паника.

– Говори, как добираться, я привезу деньги, – Кира не стала уточнять подробности, и сразу перешла к делу. – И не паникуй, пожалуйста! Все будет хорошо!

Ренат принялся сбивчиво объяснять дорогу, а под конец сообщил:

– Деревня «Лопушки», там ещё от станции пройти надо по тропинке через лес, поэтому не удивляйся, что вокруг никого. Здесь вообще людей очень мало. Тропинку ты сразу увидишь – она там одна. Больше идти некуда.

– Ладно, жди, – Кира повесила трубку и принялась поспешно собираться, радуясь тому, что как раз на днях получила отпускные, поэтому можно не тратить время на поиски денег.

Электричка неторопливо ползла среди деревьев. Мерно стучали колёса, яркое утреннее солнце слепило глаза. Наконец, показалась серая спина платформы, а за окнами проплыла чёрная табличка, на которой большими белыми буквами было написано: «Лопушки».

Кира поспешно выскочила из вагона. Электричка, дав напоследок предупреждающий гудок, скрылась из виду, оставив девушку в полном одиночестве. Вокруг вздымался зелёным облаком хвойный лес. И ни души. Никто не пожелал вместе с Кирой сойти на этой Богом забытой станции «Лопушки».

Кира соскочила с платформы и зашагала по извилистой тропинке, убегающей в лес. Девушка с удовольствием вдыхала прозрачный сосновый воздух и любовалась красотой деревьев. День обещал быть великолепным. Кира на минуту закрыла глаза, а когда открыла их, то с удивлением обнаружила, что тропинки под ногами нет, а со всех сторон к ней вплотную подступают угрюмые сосны.

– Как же такое могло случиться? – недоумевала Кира, стараясь отыскать пропавшую тропинку. – Я могла сделать разве что пару шагов в сторону, не больше.

Наконец, среди травы и сухой хвои показалась едва заметная тропинка. Кира облегчённо вздохнула. Оказывается, очарованная красотами леса, она просто не заметила, что дорожка впереди становится все уже, вот и не смогла найти её сразу. Между деревьями показался просвет, и Кира прибавила шагу.

Она шла по тропинке, почти не заметной между деревьями. За джинсы цеплялись репейники, ветки кустов царапали руки, но Кира не замечала этого. Она шла вперёд, увлекаемая каким-то странным чувством. Наконец, деревья расступились, и девушка очутилась у дверей старого замка. Его величественные башни уходили куда-то ввысь, откуда полуденное солнце изливало на лес потоки золотистого света.

Кира ахнула. Замок из её сна! Или она уже наяву видит сны? Нет, замок был настоящим. Девушка неторопливо подошла к дубовой двери и толкнула тяжёлую створку, но та не поддалась. Кира в растерянности отступила на шаг и посмотрела вверх. Ей показалось, что в одном из пыльных окон мелькнула чья-то тень. Кира покачала головой. Она чувствовала, как в глубине души нарастает какая-то неясная тревога. Звонок Рената, события этого утра, долгая дорога на поезде – всё это мгновенно вылетело у Киры из головы. Она вдруг совершенно забыла, почему оказалась здесь.

На одной из башен часы пробили полдень. Дубовая дверь дрогнула и медленно отворилась с тихим скрипом, словно приглашая войти. Кира осторожно шагнула внутрь и оказалась на верхней ступеньке узкой лестницы, почему-то ведущей вниз. Когда девушка спустилась уже почти до половины, сзади раздался громкий стук. Захлопнувшаяся дверь вывела Киру из странного оцепенения, в котором она пребывала. Кира поспешно вернулась обратно и попыталась открыть дверь, но у нее ничего не получилось. Как ни странно, девушка не испытывала страха. Вздохнув, она снова стала спускаться.

Одолев лестницу, Кира оказалась в просторном полутёмном холле, в центре которого стояли старинные часы. Сквозь большие стрельчатые окна струился лунный свет, ложась на пол вытянутыми пятнами. Побродив по холлу, Кира двинулась дальше. Длинный коридор тонул в полумраке, но девушка осторожно шла вперёд. Вдруг справа от неё вспыхнуло яркое белёсое пятно, из которого под ноги Кире выпрыгнули три крупные чёрные кошки. В полной тишине они пересекли коридор и, не взглянув на девушку, исчезли также внезапно, как и появились.

– Что за чертовщина, – пробормотала Кира, тряхнув головой.

На всякий случай, обойдя стороной то место, где появились кошки, Кира проскользнула в первую попавшуюся дверь, из-за которой струился свет. За дверью оказалась библиотека. Бесконечные стеллажи книг уходили под потолок. У одной стены стояло огромное зеркало. На другой – прямо напротив зеркала – висел портрет седовласого старца с неприятным лицом и колючим взглядом. Кире показалось, что портрет изучающее смотрит на нее, но она постаралась отогнать эту мысль, но, повернувшись к зеркалу, застыла от изумления. Отражение портрета в зеркале было живым. Старец действительно пристально следил за девушкой взглядом, а его губы едва заметно шевелились, словно он что-то бормотал себе под нос. Кира никогда не была особо религиозным человеком, но носила крестик и теперь неожиданно для самой себя вдруг потянулась, чтобы перекреститься.

Старик на портрете поднял руку и предостерегающе погрозил Кире пальцем. Взгляд его стал холодным и враждебным. В следующую секунду, девушка почувствовала, что крестик, висевший у неё на шее на тонкой серебряной цепочке, соскользнул на пол. Поспешно подобрав его, Кира бросилась прочь из библиотеки.

Зажав в кулаке крестик, девушка бежала по коридору, а вслед за ней по стенам крался тихий шепоток. Кире не сразу удалось найти дорогу назад, но, наконец, она всё-таки достигла холла с часами. Стоило ей переступить порог, как всё стихло.

Девушка вздохнула с облегчением, но почувствовала, что её приключения ещё не закончились. В комнате повисла звенящая тишина, которую нарушало только учащенное дыхание самой Киры. Вдруг в этой тишине раздался гул. Девушка подняла глаза и увидела, что это ожили старинные часы. Пробив двенадцать раз, они снова замерли.

– Полночь, – отметила про себя Кира, но сразу же спохватилась: – Какая может быть полночь, если сейчас день?

Чтобы прогнать странную уверенность, будто наступила ночь, девушка подошла к окну. Посмотрев на улицу, она зажмурила глаза, потом снова открыла, но наваждение не исчезло. За окном клубилась ночная мгла. В темноте Кира с трудом могла различить угрюмые неподвижные деревья, окружающие замок. Холодный лунный свет выхватывал лишь отдельные силуэты в спящем лесу. Девушка пыталась собрать разбегающиеся мысли и найти всему хоть какое-то логическое объяснение, когда услышала сзади мягкий, приятный голос:

– Добро пожаловать, Кирена! Я ждал вас!

Кира обернулась. В центре зала, небрежно облокотившись о часы, стоял высокий молодой человек, одетый в элегантный черный костюм. Человек сделал шаг навстречу Кире и, протянув руку, сказал:

– Меня зовут Святослав. Я хранитель этого замка.

Кира машинально пожала протянутую руку. Рука Святослава была холодной.

– Ну конечно, – улыбнулся молодой человек, как я мог забыть, что вы не любите свое настоящее имя! Простите меня, моя дорогая, за невольную бестактность.

– Разве мы были знакомы раньше? – удивилась Кира. – По-моему, я ни разу вас не встречала!

– Я уже давно с вами знаком, – кивнул Святослав, – но об этом мы поговорим позже, если хотите, – он сделал паузу и добавил: – Как вам понравился мой замок?

– Странный он у вас, – Кира невольно поежилась, – если не сказать больше!

– Согласен, – ответил Святослав. – Я слышал, что вы уже успели кое с кем здесь познакомиться?

– Не очень-то это были приятные знакомства, – сердито буркнула Кира.

– Простите, – сказал молодой человек, – я виноват перед вами за то, что не смог встретить вас раньше, как только вы пришли.

– Можете не извиняться, – перебила его Кира, – лучше объясните, что тут у вас происходит! Я ничего не понимаю!

– В свое время вы все узнаете, – сказал Святослав, – а сейчас, не хотите ли пообедать?

– Нет, – отказалась Кира и тут же пожалела об этом, почувствовав зверский голод.

– Вот и прекрасно, – обрадовался Святослав, словно не услышав отказа. – Идемте в столовую – там уже всё готово.

Кира так и не поняла, то ли он действительно проигнорировал её слова, то ли просто прочитал мысли.

– Ну, что же вы? Идёмте, – Святослав предложил девушке руку, и они шагнули в тот самый темный коридор, из которого Кира выбежала совсем недавно, спасаясь от призрачных обитателей замка.

Стоило им перешагнуть порог, как окружающее пространство наполнилось голосами и шорохами. Под потолком и вдоль стен клубились какие-то неясные тени, пролетела сквозь Киру и растворилась в темноте стая летучих мышей. Девушка вздрогнула и невольно прижалась к своему спутнику, но Святослав успокаивающе похлопал её по руке и сказал:

– Не обращайте внимания, просто идите вперед. Со мной вы в безопасности!

С этими словами он толкнул боковую дверь, и они оказались в столовой. Стол и в самом деле уже был накрыт.

– Располагайтесь, – пригласил Святослав. – Не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома.

Кира опустилась на стул. Святослав сел напротив. Лишь теперь девушка смогла как следует рассмотреть его. На взгляд Киры, он был красив. Правильные черты лица говорили об аристократическом происхождении, а зеленые глаза смотрели на девушку с доброжелательным любопытством. Однако Кира почувствовала, что если заглянуть в их зеленоватую глубину, то можно затеряться там навсегда, потому не стала рисковать и отвела взгляд.

– Что-нибудь выпьете? – галантно спросил Святослав.

– Минеральной воды, если можно, – ответила Кира, в планы которой совершенно не входило напиваться в компании незнакомого мужчины, который к тому же еще и жил в старом замке с привидениями.

Словно угадав ее мысли, Святослав рассмеялся, но настаивать не стал. Вместо этого он позвонил в маленький золотой колокольчик. Двери в столовую распахнулись, но Кира никого не увидела, если не считать хрустальный графин, висевший в воздухе. Графин подплыл к Кире и наполнил её бокал.

– Я предпочитаю доброе старое вино, – улыбнулся Святослав, а затем поднял свой бокал и продолжил: – За нашу встречу, Кирена!

Еда оказалась удивительно вкусной, такой Кире ещё не доводилось пробовать. После обеда на девушку напала приятная сонливость, с которой она не могла справиться, как ни старалась. Прилагая неимоверные усилия, чтобы держать глаза открытыми, Кира порадовалась тому, что благоразумно отказалась от вина, ограничившись минеральной водой. Выпей она вина, было бы намного хуже!

Обед закончился, и они со Святославом как-то сразу оказались в гостиной. Кира готова была поклясться, что и шагу не сделала из-за стола, но тем не менее понимала, что сидит в мягком кресле рядом с камином, в котором уютно потрескивают поленья. Напротив сидел Святослав.

– Раньше я не очень-то верила в привидений, – сказала девушка, сонно глядя на огонь, – и никогда их не видела! Но в вашем замке они, похоже, встречаются на каждом шагу. И как вы только тут живете? У меня бы нервы не выдержали, ей Богу!

– Анекдот знаете? – усмехнувшись, спросил Святослав, и когда Кира отрицательно покачала головой, продолжил: – Одна девушка возвращалась поздней ночью домой. Ей надо было пройти через кладбище, но она очень боялась. К счастью, у кладбищенских ворот стоял какой-то мужчина, который согласился её проводить. Идут они по кладбищу, и девушка спрашивает: «Как вы можете так спокойно ходить здесь? Разве вы не боитесь привидений»? И услышала в ответ: «А чего нас бояться?»

Кира удивлённо заморгала глазами. Меньше всего она ожидала, что Святослав начнет рассказывать ей анекдоты, но потом до нее дошел смысл сказанного.

– Это что же получается, – растерянно спросила она, – не хотите же сказать, что вы тоже привидение?!

Святослав улыбнулся, поставив бокал с вином на разделявший их низкий столик.

– Признаться, я думал, что вы сами догадаетесь, – ответил он. – Я действительно привидение, если можно так выразиться.

– По-моему, вы больше похожи на человека, – покачала головой Кира.

– Вы не боитесь меня? – спросил Святослав с какими-то странными нотками в голосе, от которых по спине у девушки тут же побежали мурашки.

– Ни капельки, – тем не менее ответила она и, взглянув на Святослава, всё– таки утонула в зеленоватой глубине его глаз. – Вы мне нравитесь.

Святослав рассмеялся.

Из холла донёсся бой часов. В тёмном углу под потолком что-то завозилось, и через секунду оттуда вылетела крупная летучая мышь. Спикировав вниз, она задела Киру крыльями по лицу и с пронзительным писком унеслась прочь.

Кира взглянула на часы, которые стояли на каминной полке.

– Уже так поздно, – ахнула она, – или правильнее было бы сказать – рано? Святослав, мне пора идти! – она поспешно вскочила, подгоняемая внезапно проснувшимся страхом.

Святослав не ответил, потому что в этот момент холодную предутреннюю тишину разорвал заунывный волчий вой. Кира машинально бросила взгляд на окно. За стёклами двумя яркими звёздами светились желтовато-зелёные глаза. Приглядевшись внимательнее, девушка различила во мгле призрачный силуэт могучего зверя.

– Кира, вы знаете, как называется этот ночной час? – неожиданно спросил Святослав, и когда девушка отрицательно покачала головой, пояснил: – Час Волка. Самое мрачное и глухое время, когда оживают ночные кошмары, оборачиваются оборотни и на земле господствуют темные силы. Наше время.

Кира вздрогнула от того, как он произнёс последние слова.

– Мне пора идти, – повторила она глухо.

– Конечно. Не смею вас задерживать, – кивнул Святослав. Но прежде чем вы уйдёте, позвольте подарить вам кое-что на память, – с этими словами он поднялся на ноги и продолжил: – Насколько мне известно, во время блуждания по замку вы кое-что потеряли. Я бы хотел возместить потерю, предложив вам своё украшение взамен вашего!

Он поднял руку, держа на весу тонкую серебряную цепочку, на которой закачалась, поблёскивая, перевернутая пятиконечная звезда. В глазах Киры, отражаясь от серебряной капли металла, заплясали языки пламени. Девушка задумчиво посмотрела на звезду, потом вынула из кармана свой крестик.

– Это не украшение, – тихо сказала она, сжимая его в кулаке.

– Да, это не украшение, – согласился Святослав.

Звезда продолжала раскачиваться в его руке, и Кира почувствовала исходящий от неё холод.

– Я не потеряла его, – медленно произнесла она, – просто цепочка порвалась.

– Не хотите поменяться? – Святослав пристально посмотрел Кире в глаза. – Поверьте мне, это выгодный обмен.

На этот раз Кира не стала отворачиваться, выдержав его взгляд. Она лишь молча покачала головой.

– Подумайте хорошенько, – тихо сказал Святослав. – Я предлагаю вам не так мало.

Они стояли друг напротив друга, и только пятиконечная звезда, поблёскивая, раскачивалась между ними. Кира взглянула на неё, потом перевела взгляд на крестик, который всё ещё сжимала в руке:

– Прости, Святослав, я не могу.

Наступила тишина, которая, казалось, продолжалась целую вечность.

– Мне, действительно, уже пора, – пробормотала, наконец, Кира.

– Я знал, что ты не останешься, – сказал Святослав, и девушке почудилась печаль в его голосе.

– Я должна была остаться? – удивленно спросила Кира, не заметив, когда они успели перейти на «ты». – Но зачем?

– Теперь это уже не имеет значения. Тебе, действительно, пора. Прощай, Кирена! – он наклонился и галантно поцеловал девушке руку, а потом отступил на шаг назад.

– Прощай, Святослав!

Кира открыла тяжёлую дверь и зажмурилась от ослепившего ее яркого света. За стенами замка был день. Девушка вдохнула полной грудью чистый лесной воздух и, не оглядываясь, бросилась бежать.

Вскоре замок остался далеко позади. Но чем дальше Кира бежала, тем неспокойнее становилось у неё на душе. Как будто она забыла сделать что-то очень важное. Она вспоминала грустные глаза Святослава, когда он провожал её. Да, он её не удерживал, но Кира вдруг пожалела, что не осталась. Она резко развернулась и бросилась обратно.

Девушка бежала по тропинке, едва различимой между деревьями. Травы и репейники склонялись ей навстречу, кусты расступались при её приближении. Знакомая поляна встретила ее равнодушным молчанием. Кира не верила собственным глазам: никакого замка не было и в помине. Девушка огляделась. Нет, она не могла ошибиться. Это та самая поляна, даже клочок её красного свитера так и висит на кусте ежевики, но замок словно сквозь землю провалился.

Кира бросилась к тому месту, где еще несколько минут назад был вход, и почувствовала, что у неё кружится голова.

– Святослав! – крикнула она, и ветер, подхватив её голос, разнёс его далеко над лесом.

– Святослав! – эхо несколько раз повторило его имя.

– Святослав! – каркнула в ветвях старая ворона.

– Святослав! – прошептала Кира и, закрыв лицо руками, опустилась на землю.

Воздух дрогнул, искривившись.

– Кирена! – раздался рядом хорошо знакомый голос.

Кира вздохнула.

– Кирена!

Девушка открыла глаза. Она сидела на пороге замка, а в открытых дверях стоял Святослав, глядя на нее с удивлением и надеждой.

– Ты вернулась?!

Он помог ей подняться, и они вошли в замок. Через несколько минут Кира и Святослав уже снова были в гостиной, сидя в креслах у весело гудящего камина.

– Я так долго ждал тебя, – сказал Святослав. – Ждал, надеялся и не верил, что ты придёшь. Но ты пришла. Сама.

Он наклонился через стол и поцеловал ей руку.

– Неужели так необходимо было ждать именно меня? – спросила Кира.

– К счастью, да! – ответил молодой человек.

– К счастью? – удивилась девушка, а потом решительно потребовала: – Святослав, объясни, наконец, что происходит!

– Хорошо, – Святослав откинулся на спинку кресла. – Понимаешь, я приложил слишком много усилий, чтобы встретиться с тобой, но не надеялся, что ты вернёшься по доброй воле, – он сделал паузу, – а ты вернулась! И теперь, согласно древнему заклятию, я свободен! Много лет я был узником этого замка. Я был лишён жизни, но и смерть не была мне доступна. Много лет я сам не знал, кто я – человек или призрак. Много лет я ждал освобождения. И освободить меня должна была ты! Если бы захотела, конечно…

– Я не понимаю, – тихо сказала Кира. – Почему всё-таки я? Неужели, кроме меня, нет других девушек? Я думаю, любая с радостью согласилась бы помочь такому мужчине, как ты, – она покраснела и смущенно замолчала.

– Твои глаза похожи на глаза болотной ведьмы, – сказал Святослав.

– Более оригинального комплимента мне ещё не доводилось слышать, – фыркнула от неожиданности Кира.

– Точно такие же глаза сгубили меня много лет назад, – пояснил мужчина, – и виной всему была ревность. Ревность вообще вещь страшная, а уж если к ней склонна колдунья… среди твоих предков, Кирена, были ведьмы. И одна из них из ревности наложила на меня заклятие, о чём сама потом горько пожалела, потому что повода для ревности у неё, на самом деле, не было.

– Всё это очень романтично, – проворчала Кира, – но я так и не поняла, при чём тут всё-таки я.

– Моя невеста очень раскаивалась в том, что сделала, но ничего уже не могла изменить, – пояснил Святослав, – ведь поистине нет ничего страшнее заклинаний, произнесённых в гневе! Но она сделала всё возможное, чтобы облегчить мою участь. Её звали Кирена, и ты очень на нее похожа.

– Не зря я все-таки, значит, свое имя терпеть не могу, – вздохнула девушка, – с такими-то предками!

– И тем не менее, если бы не ты, я бы так и не обрел долгожданный покой, – заметил Святослав.

Он замолчал. Кира тоже не произносила ни слова. Оба задумчиво смотрели на огонь. Вдруг Святослав повёл рукой в воздухе, и перед глазами у Киры возникла знакомая пятиконечная звезда. Девушка задумчиво посмотрела на неё, потом опустила руку в карман. Через секунду в её руке закачалась тонкая серебряная цепочка, на которой поблёскивал маленький серебряный крестик.

– Много лет, – воскликнул Святослав, – много лет я предлагал разным людям этот обмен! И все эти годы меня мучила совесть. Моя душа, отданная во власть темным силам не по моей воле, а по злому слову близкого мне человека, противилась навязанной ей роли. Единственное, что немного меня утешало, это то, что у них всегда был выбор. И они делали этот выбор сами, – он замолчал, а потом с жаром продолжил: – Больше всего я боялся, что ты согласишься. И в то же время мне безумно хотелось, чтобы ты согласилась, ведь тогда мы могли бы быть вместе! Но я не смел и надеяться, что ты вернешься сюда по доброй воле и тем самым разрушишь заклятие.

В этот момент неведомо откуда взявшийся луч солнца упал на поверхность креста. В глазах Святослава, отражаясь от капли металла, заплясали золотые искры. Сняв со своей цепочки звезду, он задумался на секунду, а потом бросил её в огонь, и она с шипением исчезла в языках пламени.

Кира поднялась со своего места и, обогнув разделявший их столик, шагнула к Святославу, который поднялся ей навстречу. Они стояли друг напротив друга, лишь крестик продолжал сиять между ними, как маленькое солнце.

– Можно? – спросил Святослав, указав на него взглядом.

Кира молча протянула ему цепочку, рука её чуть дрожала. Святослав бережно взял крестик, легко скользнувший в его ладонь, и прикрепил его на место звезды, а потом повернулся к Кире и, протянув ей цепочку, сказал:

– Можешь больше не бояться потерять его, она никогда не порвётся!

Кира взяла крестик и попыталась надеть на шею, но не сумела застегнуть замок дрожащими руками. Робко взглянув на Святослава, она попросила:

– Помоги, пожалуйста!

Святославу достаточно было только взглянуть на цепочку, чтобы она оказалась там, где нужно.

– Вот и всё, – сказал он и отступил на шаг. Не смею больше тебя задерживать. Тебе действительно пора!

– Да, конечно, – согласилась Кира, не понимая, отчего ей так грустно. – Теперь ты свободен и сможешь покинуть этот замок. Привидения ведь всегда уходят… на небо, да?

Я свободен, – улыбнулся Святослав, – и даже в большей степени, чем ты думаешь. Спасибо тебе, Кирена.

Он проводил её до двери. Уже на пороге Кира вдруг обернулась и спросила:

– Ты всё ещё её любишь?

– Кого? – не понял Святослав.

– Ту, другую Кирену? – пояснила девушка, закусив губу.

– Прошло много лет, – мужчина неопределенно пожал плечами.

– В любом случае, ты скоро встретишься с ней, – вздохнула Кира.

– Несомненно, – ответил Святослав. – Я надеюсь, моя Кирена будет рада видеть меня!

– Удачи тебе, Святослав, – сказала Кира, а потом медленно повторила его имя ещё раз: – Святослав… святостью славный. Прощай, Святослав!

В окна спальни ярко светило солнце. Кира сладко потянулась в постели и открыла глаза. Какой странный сон она видела! Никогда раньше ей не снилось ничего подобного. Кира соскочила с кровати и прошлась по комнате. Красивый, сказочный сон, вот только почему ей так грустно?

Девушка остановилась напротив зеркала, взгляд её скользнул по гладкой поверхности, и тут же рука сама собой потянулась к шее, нащупав тонкую серебряную цепочку. Кира внимательно вгляделась в замысловатое плетение, слишком искусное, чтобы быть творением человеческих рук.

Значит, не сон! Кира подскочила, как ужаленная. Ренат! Если это был не сон, то она должна помочь Ренату! Как она могла забыть про него?!

Кира принялась лихорадочно собираться, но тут зазвонил телефон. Схватив трубку, девушка услышала бодрый голос Рената:

– Кирена, привет! Ты не спишь?

– Ренат, где ты?! – нервно закричала в ответ Кира.

– Тише, тише! Ты чего? – удивился Ренат. – Как это где? Дома, конечно. Где же мне ещё быть?

– Когда ты приехал? – чуть спокойнее спросила Кира. – Как Настя? Ей лучше?

– Что-то я и не заметил, чтобы ей было плохо, – фыркнул Ренат, – дрыхнет, как сурок!

– Но как же авария, – Кира медленно опустилась на кровать, – больница?

– Какая больница? Какая авария?! – Ренат удивлялся всё больше. – Кира, что ты несёшь?

– Ты же сам звонил мне, – растерялась Кира. – Ты сказал, что вы с Настей в Лопушках, что ей срочно нужна операция, но у тебя нет денег…

– Какие ещё «Лопушки»? – Ренат уже вообще перестал что-либо понимать. – Это у тебя в голове, похоже, лопушки завелись! И что ты плетёшь про операцию? Сейчас же сплюнь через плечо три раза и постучи по дереву! Все, слава Богу, живы и здоровы! – Ренат вдруг запнулся и с тревогой спросил. – Кира, а ты-то здорова? Первый раз слышу, чтобы ты несла подобную ахинею!

Кира молчала.

– Кира! Кира, не молчи! – испуганно крикнул Ренат. – Я сейчас приеду к тебе!

– Не надо, – опомнилась, наконец, девушка. – Всё нормально. Правда. Я позвоню тебе завтра!

И она повесила трубку. Что же это получается? Значит, всё-таки сон. Значит, ничего не было? Ни леса, ни станции Лопушки, ни замка, ни Святослава. Значит, Святослава тоже не было?

Кира тряхнула головой. Что ж, сон так сон! Всего лишь сон, который надо забыть.

Она подошла к зеркалу и осторожно погладила пальцами цепочку. Значит, это всё-таки её собственная цепочка, которая никогда не рвалась. Кира не помнила, какая у неё была цепочка. Цепочки так часто рвутся. Эту она купила совсем недавно в ювелирном магазине за углом. Там, наверно, до сих пор такие продаются… Кира начала поспешно собираться. Она чувствовала, что не успокоится до тех пор, пока не сравнит свою цепочку с теми, что продаются в магазине.

Двор был залит ярким утренним солнцем, и Кира не сразу увидела человека, который стоял под старым раскидистым клёном, небрежно опираясь о могучий ствол дерева. Мужчина сделал шаг навстречу Кире, и она узнала Святослава.

– Этого не может быть, – прошептала девушка, чувствуя, как по щекам ее катятся слезы.

Святослав подошёл к ней вплотную и протянул руку.

– Здравствуй, Кирена! Вот мы и встретились, – весело сказал он. – Надеюсь, ты действительно рада меня видеть?

Кира пожала протянутую руку. Рука Святослава была тёплой.

Александр Русанов

г. Санкт-Петербург

Барик – гадёныш

Всё, не могу больше молчать. И пусть этот гадёныш делает что хочет, но я расскажу про него всё. Его старый, толстый, морщинистый и полупрозрачный зад сидит сейчас на клавиатуре и мешает мне напечатать этот рассказ, но я уже научился набирать текст вслепую, и его очередная пакость опять не сработает.

Узнал я о существовании этого гада первого сентября 1971 года, когда пошёл в первый класс. Придя домой после торжественной линейки и первого ознакомительного урока, я увидел на кухне голого мужчину, вернее он выглядел как мужчина лет тридцати пяти, но таковым не являлся. Лицо и фигура были мужские, но первичные половые признаки отсутствовали, а весь он был полупрозрачный. Моя попытка с ним заговорить не увенчалась успехом, он просто ехидно улыбался и наблюдал за моими действиями. То ли у ребёнка более гибкое мышление, чем у взрослого, то ли я от рождения тупой, но тогда я совсем не испугался, а воспринял нового знакомого как дар судьбы и назвал его Бариком, причислив к кругу друзей. Если б я знал, как я тогда ошибался.

Самая первая его пакость не заставила себя долго ждать. На столе стоял стакан с кипячёным молоком с пенкой, которое мама каждый день заставляла меня пить. Я ужасно не любил это пойло, особенно пенку, но мама упрямо, иногда с помощью ремня, вырабатывала во мне любовь к этой гадости. Так вот, видимо посчитав, что молоко я очень люблю, Барик сунул в стакан палец и после этого исчез. Я подошёл к столу и посмотрел на содержимое стакана. Молоко прокисло, и превратилось в простоквашу, которую я обожал, а сверху, вместо пенки, был тонкий слой сметаны. Как такое возможно, я не могу понять до сих пор, но Барик приучил меня не удивляться его выходкам, а просто принимать всё как есть. Мысленно поблагодарив нового друга, я залпом выпил содержимое стакана и поставил его на стол. А вслух для вошедшей мамы я сказал:

– Какая же это гадость!

Барик не заставил себя долго ждать и с радостной улыбкой появился на кухне. И тут я понял, что вижу его только я. Мама просто прошла сквозь него и ничего не заметила.

Сущность Барика я понял на следующий день. Мама приготовила мне любимые драники, и я уже готовился к счастливому моменту их поедания, когда тарелка, полная вкуснятины, полетела на пол, скинутая полупрозрачной рукой. Осколки перемешались с ошмётками блюда, и мне прилетела незаслуженная затрещина от родительницы.

Сколько раз я стоял в углу из-за пакостей Барика, я уже и вспомнить не смогу. Иногда моя пятая точка получала порцию кожевенно-ременного воздействия на память, иногда меня наказывали домашним арестом, но с каждым годом я начал постигать науку противостояния неизбежному дерьму, происходящему в жизни. Обмануть бессловесного и злобного Барика оказалось не так уж и сложно. Он не был семи пядей во лбу и реагировал только на мои эмоции, вернее их внешние признаки. Достаточно было показать, что мне что-то нравится, как это что-то тут же становилось испорченным или превращалось в своего антипода. Так я начал получать в школе одни четвёрки и пятёрки. Достаточно было показать, что двойка меня радует, а пятёрка и четвёрка огорчают, как мой дневник избавился от «неудов» полностью. И самое интересное, что и в школьном журнале все двойки превратились в четвёрки и пятёрки, и даже учителя были уверены, что ставили именно эти оценки. Как Барику это удалось, я не знаю, ведь он никогда не покидал стен квартиры.

Так мы и жили. Я изобретал новые способы обмануть своего пакостника, чтобы его выходки приносили пользу, а этот гадёныш следил за проявлением моих эмоций и выворачивался наизнанку, чтобы услышать, как я его ругаю.

Самое трудное было придумать, как минимизировать вред от этого прозрачного паразита, когда я начал водить девушек. Ох уж он тогда отрывался. Стоило мне прийти с представительницей прекрасного пола, как он начинал проявлять просто катастрофическую активность. То под мою марку ущипнёт девушку за мягкое место, и она с визгом убегает. То, когда я нахожусь позади гостьи, неожиданно возьмёт её за грудь, и я получаю по морде с разворота. То начинает поглаживать девушку по… ну, где пока нельзя, и я опять вынужден уворачиваться от незаслуженной пощёчины. Конечно, это иногда приводило и к совершенно другим результатам, но тогда Барик совсем слетал с катушек и в кульминационный момент любви начинал щекотать пятки или тыкать под рёбра моим партнёршам по сексу и мне приходилось постоянно оттачивать мастерство любви, дабы распалить девушку так, чтоб она не замечала выходок Барика.

Когда я переехал на другую квартиру, то надеялся, что это проклятие не последует за мной, ведь раньше он никогда не проявлял себя вне стен моего жилья. Но мои мечты разбились в прах, когда я, распаковывая вещи, достал коробку с блёснами. Крышка откинулась сама, и оттуда выплыл мой мучитель с ехиднейшей улыбкой. Как я тогда ругался! Жена даже хотела вызвать «скорую». Я просто носился по комнате и материл всё и вся, проклиная свою судьбу.

Пока я взрослел и приближался к среднему возрасту, Барик потихоньку старел и превращался во вредного и противного старикашку. Его противная, морщинистая и тучная фигура появлялась передо мной только тогда, когда я радовался жизни. Моё хорошее настроение побуждало его к действию, и у меня начинались неприятности. Это приучило меня проявлять положительные эмоции очень сдержанно, а если я хотел получить чудесное избавление от проблем, достаточно было только радостно о них поведать жене или просто самому себе, вслух, как моё старое проклятие начинало действовать. Так я один раз чуть не стал фальшивомонетчиком. Получив зарплату в виде четырёх пятитысячных бумажек, я пришёл домой и начал доказывать жене, что деньги – это зло и грязь. Через несколько минут моя рабочая сумка, где лежала зарплата, натянулась и стала напоминать беременную сучку. Я расстегнул молнию и еле сдержал улыбку. Пачки пятитысячных бумажек высыпались на пол и заставили глаза жены вылезти из орбит. Я дал ей одну, что бы она сходила в магазин и разменяла её, дабы проверить купюры на подлинность. Она вышла, а я сел на диван и начал изучать банкноты. Они были настоящие. Но каково было моё разочарование, когда я сравнил номера купюр. ВСЕ ОНИ БЫЛИ ОДИНАКОВЫЕ. Такого разочарования я не получал давно. Комната наполнилась матом, и жена, пришедшая из магазина с продуктами, купленными на данную ей «пятёрку», застала меня за сжиганием бумажной массы. Скандал был не шуточный. В глазах жены я выглядел полным идиотом, о чём она мне и поведала в весьма нелестных и далеко не изысканных выражениях, а Барик стоял рядом, невидимый для неё, и радовался своей выходке. После этого я поклялся вообще больше не улыбаться, чтобы не вызвать этого монстра и не накликать ещё больше неприятностей. И вот сегодня я устал жить без улыбки и решил написать рассказ о вреднейшем существе – Барике. Эта мысль подняла мне настроение и я, улыбаясь, сел за компьютер. Гадёныш не заставил себя долго ждать и уселся на клавиатуру, мешая поведать вам мою историю. Выглядит это полупрозрачное несчастье уже весьма мерзко и грустно. Если мне сейчас сорок семь, то ему далеко за семьдесят и скоро он от меня отстанет, просто «склеив ласты». Поскорее бы уже. Надоел. Хорошо, что он хоть не умеет обращаться с компьютером и не сможет повредить ни этот файл с рассказом, ни другие мои работы. Хоть в чём-то повезло.

… Как же ты ошибаешься в отношении меня, Саша. Да, да, не удивляйся, это я, Барик. Умею я с компьютером обращаться. Кто же делает твои рассказы хоть чуточку интересными? Ты же пишешь почти полный бред, а мне приходится доводить их до ума? Помню я и твоё молоко, и твою кислую физиономию, когда ты его пил. Потому и пришёл я к тебе, чтобы помочь идти по жизни. Своими шалостями я научил тебя радоваться победам, уметь противостоять неприятностям, понять цену доброты и любви. Да, выгонял я твоих девок, но одновременно заставлял тебя стать искусным любовником, а когда у тебя появилась Светлана, я и пальцем её не тронул, боясь спугнуть её любовь к тебе. Вся твоя ненависть обратилась на меня, а все остальные люди считают тебя добрейшим человеком, готовым всегда помочь и поддержать. Ты стал хорошим человеком, готовым к добру, радости и счастью и готовым дарить это другим. Теперь я оставляю тебя. Как ты заметил, я уже на пределе жизненных сил, и дальнейшее моё пребывание рядом с тобой невозможно. Я устал. Прощай, Саша, спасибо тебе за твои чувства и за обучаемость. Будь счастлив и смейся громче…

БАРИК! БАРИК, ПОСТОЙ! Погоди, не уходи, я писал этот рассказ, чтобы поддержать тебя, порадовать тебя моей злостью. Не уходи, я же люблю тебя, ты мне нужен, с тобой жить всегда было весело. Ты всегда заставлял думать и рассчитывать каждый шаг, заставил меня научиться понимать других. Не оставляй меня. Ну, хочешь я буду непрерывно ржать как лошадь, а ты будешь делать пакости, а хочешь я уничтожу этот рассказ и всё будет как прежде?

Барик сейчас появился рядом, посмотрел в мои мокрые глаза, улыбнулся и начал таять. Его уста тихо произнесли:

– Саша, это была моя последняя и самая большая пакость. Я ухожу, будь счастлив.

Юлия Санникова

г. Санкт-Петербург

Всадник в звёздном плаще

Волны наплывали на каменистый берег озера, вспениваясь и отступая в глубь редких светло-золотистых пятен песка. Богатая растительность кольцом обступала прозрачные воды Люцернского озера, поражавшего воображение туристов причудливой крестообразной формой, такой редкой для естественных водоемов. Вдалеке, на фоне прозрачно-голубого неба, вершины гор кажутся еще выше и величественнее, отбрасывая густые тени на залитые красноватым светом заходящего солнца берега. Их контуры напоминают черты самого озера, чья темно-зеленая глубина вечерами превращается в сверкающий ковер, вышитый синевой звездного неба. Курортный городок, возникший в этом первозданном раю много лет назад, уже давно превратился в излюбленное место отдыха ценителей горного солнца и чистого воздуха, любителей романтики и тех, кто наивно полагает, что старинные замки этих краев хранят полузабытые тайны, невероятные с самой первой минуты их появления.

Отель, расположенный на здешнем берегу, имеет травяной пляж с небольшими проплешинами песка и удобными деревянными лесенками, ведущими прямо к озеру. Ну а местные старожилы никогда не упускают возможность рассказать легенду, придуманную в незапамятные времена каким-то чудаком романтиком. Она повествует о том, как однажды тихим летним вечером над озером пролетал ангел, прижав к груди кувшин с родниковой водой, и одна капля, случайно перелившись через край, скатилась по снежным склонам гор вниз и, сверкнув ослепительным светом неба и звезд, застыла в долине. Так это или не так, но сказка рассказывается всем прибывающим сюда туристам, добавляя колорита красотам маленького уютного озера.

Вечером, в самый разгар лета, в вестибюль отеля вошел мужчина. Его высокая и сильная фигура обращала на себя внимание женщин. Голубая рубашка сидела с аккуратной небрежностью, свойственной тем сильным натурам, которые не боятся показаться смешными или нелепыми.

– На имя Федерико Романо в вашем отеле забронирован номер, – мужчина подошел к стойке администратора.

– Да, такая бронь есть, – ответила приятная девушка-администратор, – ваши документы, пожалуйста.

Федерико достал из заднего кармана брюк водительское удостоверение и протянул улыбающейся девушке.

– Пожалуйста, заполните регистрационную форму, – администратор положила перед мужчиной бланк анкеты гостя.

Завершив все формальности, мужчина попросил отнести вещи в номер, а сам вышел из отеля. Он направился прямо к озеру. Спустившись по лестнице, Федерико медленно пошел вдоль берега, изредка останавливаясь около больших, поросших мхом камней.

Это было двадцать лет назад. Тогда еще мальчишкой он приехал сюда с отцом и матерью. Вся семья провела на озере две незабываемые недели. Ему в тот год исполнилось семь лет, и это был тот возраст, когда ребенок еще не утратил способность верить в чудо, но уже приобрел ту разумность, которая потом может превратиться в трезвость ума, а у некоторых смешаться с цинизмом и разочарованием. Ночами он убегал на берег озера и проводил там многие часы, наблюдая за звездами и вслушиваясь в шепот волн, вглядываясь в отражения на водной глади и по-детски серьезно складывая их число.

Это случилось в конце первой недели отдыха. Как обычно, дождавшись, когда родители заснут, мальчик тихонечко приоткрыл дверь и спустился к озеру, направившись на свое любимое место недалеко от старинной, обвитой плющом беседки. Воздух дышал прохладой, и, казалось, собирался дождь, частый в здешних местах. На поверхности воды медленно отплясывала луна, но в размытом отражении неожиданно показалась маленькая девочка лет шести, кидавшая в серебристые волны обточенные временем камешки. Ее длинные волосы падали на плечи, отливаясь золотом в темноте. Мальчик набрался смелости и подошел к ней.

– Привет, – просто сказал он.

– Привет, – ответила та и кинула очередной камушек.

– Что ты тут делаешь?

– Я жду.

– Чего?

– То, что должно случиться, – девочка загадочно улыбнулась.

– А что должно произойти? – спросил Федерико.

– Отец рассказывал мне, что у озера есть живая душа, – заговорила девочка, – иногда она дает о себе знать. Волны начинают шептать слова, а слова слагаются в историю о свете и пути, по которому скачет всадник, что однажды полюбил, но потерял любовь, и только тонкая дорога, сплетенная из звездных и лунных нитей, может указать ему путь к возлюбленной. И путь этот заканчивается здесь, и здесь должна произойти их встреча.

Федерико слушал, затаив дыхание, а девочка продолжала рассказ.

– Каждый год он появляется здесь, но видеть его могут только дети и те из взрослых, кто еще не утратил детский взгляд на жизнь. Я уже второй год здесь с родителями.

– А ты видела его?

– Да, в прошлом году, на краю отражения самой высокой горы в озере, в вечерних сумерках июня. Его плащ украшали звезды, а луна подарила влюбленному пояс. Черный конь под ним хрипел и бил копытами. Но он опоздал тогда, она уже ушла, она ждала его…

Они еще долго болтали в тот вечер, взахлеб рассказывая друг другу историю за историей. Федерико запомнил, что на рассвете с гор сошла лавина, и звездный плащ странного всадника на вороном черном коне, развеваясь по ветру, растворился с первыми лучами восходящего солнца. Шум подков все утро разносился эхом по долине, сливаясь с гулкой тишиной гор.

– И еще, – сказала девочка, – тот из взрослых, кто увидит всадника, обретет единственное, о чем люди жалеют: утраченную или забытую любовь.

Расставшись утром, дети больше не виделись. Он каждый вечер после той встречи спускался к озеру в надежде увидеть девочку, но ни она, ни всадник там не появлялись.

И вот сейчас, будучи взрослым мужчиной, умудренный опытом и познавший горечь, Федерико приехал сюда.

Он медленно шел вдоль кромки воды. Остановившись около старой беседки, мужчина постоял там несколько минут, вспоминая прошлое и бросая по волнам обточенные временем камни, после чего направился в отель. Войдя в вестибюль, Федерико заглянул в небольшое кафе. Выпив чашечку горячего кофе, он поднялся в номер, перекинувшись по дороге несколькими фразами с горничными. Прикрыв дверь, мужчина разделся, и, приняв душ, лег на диван. Возможно, он и задремал на какое-то время, но только в дверь постучали. Накинув халат, Федерико открыл дверь. На пороге стояла очень красивая женщина в синем, по фигуре, платье. Ее темно-каштановые волосы тяжелыми волнами падали на плечи, а большие серые глаза смотрели из-под длинных ресниц, словно ища ответа на один, только ей понятный вопрос.

– Вам не одиноко? Вы не подумайте ничего плохого, я просто хотела пригласить вас на прогулку, я видела вас в кафе, погода хорошая, и мне хочется с кем-нибудь поговорить, а вы, я видела, один, – спросила она.

Федерико задумался, он действительно был один, поэтому неожиданно для себя легко согласился.

– Что ж, разделим вечер друг с другом. Мне нужно одеться, подождите меня внизу.

– Хорошо, – просто ответила она.

Быстро одевшись, мужчина спустился вниз. Незнакомка сидела в холле, листая журналы.

– Пойдем? – предложил Федерико.

– Да, конечно.

Они вышли из гостиницы.

– Как Вас зовут?

– Федерико.

– А меня Андреа.

Спустившись к озеру, Федерико и Андреа медленно пошли вдоль берега, поддерживая тот непринужденный разговор, что часто помогает скрасить одиночество двум случайно встретившимся людям. Оказавшись у старой беседки, оба остановились.

– Странно, – сказала Андреа, – я отдыхала здесь в детстве, два года подряд. Мне тогда было восемь лет. Отец рассказывал мне странную историю про какого-то местного всадника, и ведь я верила в нее… И всю жизнь хотела вернуться. Сейчас я понимаю, почему. Я ведь так и не перестала верить в сказки. Странно, да?

У Федерико мелькнула невероятная мысль, поверить в которую он боялся сам.

– А вы помните мальчика, который так же проводил здесь поздние вечера, устремив взор в небо, наблюдая за звездами и бросая в темные вечерние волны обточенные временем камни? Однажды он встретил маленькую девочку. Это был я…

Она резко повернулась и пристально посмотрела на мужчину. Глаза женщины потеплели.

– Вы? Не может быть! – выдохнула Андреа, – как странно, ведь вы тоже мысленно возвращались сюда всю жизнь?

– Да, каждый раз, оставаясь один. У меня погибли родители на следующий год после того лета, и я рос у деда. Было много времени для воспоминаний. Но мне всегда чего-то не хватало.

– Давай сядем, как тогда, у кромки волн.

Они провели на берегу озера всю ночь, наперебой рассказывая друг другу истории своих жизней. Луна мягко качалась на легких волнах, и, казалось, вот– вот начнется дождь. Расставшись под утро, Федерико и Андреа разошлись по номерам, договорившись о новой встрече у беседки. Прошел день, наполненный обычной суетой и случайными встречами, и наступил вечер.

– Знаешь, – тихо заговорила Андреа, – я всегда хотела жить в таком тихом месте, каждый вечер любоваться на солнце, заходящее за горы.

– Мне кажется, здесь хорошо только отдыхать.

В этот момент в горах сошла лавина. Звезды затрепетали, как будто чья-то рука дернула синее покрывало в надежде сорвать его, приоткрыв то, что спрятано за бездонной синевой.

– Ты слышал? Как тогда, в детстве!

Небо прорезала падающая звезда и, отразившись в водах озера серебристой линией, ведущей к подножию самой высокой вершины, исчезла за горизонтом. Линия исчезла в высоте, но не исчезла на зеркальной поверхности водоема, превратившись в яркую нить, что направляет путь к заветной цели.

И лишь ветер, чуть касаясь поверхности озера, пытался отделить ее от воды. Плеск волн нарастал, и, казалось, воды шепчутся о чем-то понятном только им одним, а вся жизнь, прожитая до этого момента, сходится сейчас в этом уголке земли, хранящем легенду человеческого сердца или зов души, борющейся за счастье в лабиринтах времени и пространства, на границе вселенной и маленького шарика под названием ЗЕМЛЯ.

– Смотри! – прошептала Андреа.

По краю озера шла женщина, державшая в руке платок. Голубое платье из легкой ткани плотно облегало тонкую фигуру, обозначая всю прелесть женской красоты. Волосы выбивались на глаза. Она легко ступала по каменистому берегу, вглядываясь в темные силуэты гор, размытые ночью. В какое-то мгновение сквозь шум лавины начал слышаться стук подков и хрипение лошади. Женщина остановилась. Луна, вышедшая из-за гор, заливала склоны серебристым светом, смешиваясь с синевой неба. А с правой стороны, по границе воды и берега в развевающемся звездном плаще несся всадник. Расстояние между ними сокращалось, конь замедлял бег, повинуясь сильной руке мужчины. Он остановился за несколько метров, и женщина, подойдя к всаднику, была подхвачена рукой, которая уже давно никого не обнимала. И по серебристой нити дороги всадник и его спутница поскакали к подножию гор, где когда-то давно, спешащий по своим делам ангел, пролил родниковую воду из кувшина.

Андреа и Федерико молча шли в отель, держа друг друга за руки и боясь растерять странное ощущение счастья.

Следующее утро не принесло ничего нового, жизнь отсчитывала секунды и часы. Отель еще спал, и лишь его старый владелец сидел на балконе и курил свою неизменную трубку. Его жена, выйдя на балкон, позвала старика на завтрак.

– Ночью был сильный ветер и сходила лавина, – сказала она.

– Да, как обычно в этот день вот уже на протяжении многих лет.

– Только эта странная парочка гуляла всю ночь, – продолжала женщина.

– Да, каждый год повторяется одно и то же. Кто-то знакомится здесь, может быть, они и будут счастливы, – сказал хозяин отеля, уходя с балкона.

Так закончилась эта история, но началась другая, уже счастливая или не очень. Но она стала жизнью двух людей, случайно встретившихся здесь, на берегу маленького озера, почти на краю земли или в ее середине, как кому удобней будет смотреть.

Светлана Скакун

г. Железноводск, Ставропольский край

Добро пожаловать, любители мистики и необъяснимых историй! В этой ветке вы найдете много интересных историй, приятного вам чтения.

Наказание свыше

Не знаю, чем это объяснить? Может, простым совпадением. А если верить, что есть ангелы-хранители, то непосредственно их вмешательством в трудную для вас минуту.

Кто-то, а может, что-то вмешивается в нашу жизнь. Иногда наказывает, а иногда очень выручает. Сейчас речь пойдет о возмездии свыше.

Мою учительницу по математике сын-алкоголик затерроризировал, находясь в перепитии, доходившей до белой горячки. Он избивал её, морально унижал. Вмешаться извне не могли, так как мать скрывала свои страдания из– за того, что стыдно было перед людьми. «Всю жизнь отдала воспитанию чужих детей, а своего сына не смогла довести до ума».

Именно такой молвы она очень боялась и все выходки терпела. Естественно, кончилось все плачевно. Нашли её на чердаке, в ноябре, замерзшей, видно после очередных побоев.

Сын, как всегда, после пьянки ничего не помнил, ничего не знал. Похоронили его мать. А так как ей было за 90 лет, то говорили: «Слава Богу, итак прожила достаточно».

Я по приезде, навела справки о её кончине, о её проклятом сыночке.

Если бы кто знал, какое я испытала потрясение от услышанного, а главное, какую ненависть разбудила в себе к её сыну. Неделю я с утра до вечера желала ему самой ужасной, мучительной смерти. Это была моя любимая учительница, как мать, моя путеводная звезда по жизни.

И что вы думаете! Через неделю его убили. Причем он был так изуродован, что его из морга сразу же на кладбище отвезли.

А я вдруг почувствовала, что, если бы не мои проклятья в его адрес, может, он бы жил и жил.

Пошла в церковь, поставила свечку за упокой его души. А затем было видение.

Его мать меня поблагодарила. «Ты правильно прокляла его».

Это были её слова. А меня мучает вопрос: «Действительно я с потусторонними силами возмездия вмешалась в чужую жизнь или это простое совпадение?

И еще один подобный случай. У нас частный дом. Участок порядка 9-ти соток. С южной стороны сосед, меняя забор, влез на метр ко мне вдоль всей межи.

Я сделала замечание. Попросила вернуть границу на место. Он оскорбил меня. Дело даже не в земле. Оформление документов – это не просто дорогая вещь, а еще волокитная: у меня ушло полтора года, так как параллельно еще возникала куча препятствий, после решения которых и оформилась земля по закону. Сдвиг границы привел бы к новому витку переоформлений, а то и к суду, к штрафным санкциям. Я очень серьезно отношусь к таким вещам. Итак. Смотрю, сдвинута межа.

Я долго смотрела на соседа, пока в душе не созрело состояние такого отвращения и ненависти к нему, что фраза прозвучала из моих уст, как проклятье: «Пусть эта захваченная земля станет для вас могильной».

Повернулась и ушла.

Где-то через дня три этот сосед попадает под машину. Причем насмерть.

Сосед был с другой улицы. Огороды касались по меже. Наши улицы длинные; в принципе, мы не всегда знаем, чем живет их люд. Свадьба ли, похороны – узнаем случайно, через приличное время.

К чему пишу? Сосед погиб. Я была не в курсе, но вдруг смотрю, вся его семья в темпе перестанавливает забор. Причем не только мою землю вернули, а и свою отдали.

Опять я возмутилась. «Зачем мне чужое?»

– Это на помин папиной души мы отдаем вам лишнюю землю.

Теперь мне тоже придется переставлять забор, чтобы поставить его четко в соответствии с кадастровым документом.

После подобных случаев я стараюсь не злиться на людей, как бы они меня из себя не выводили. Стараюсь быть терпимой. А главное, никому не желаю зла. Боюсь его материализации и исполнения свыше. У меня подобных еще три случая. Господи, прости, прошу об этом на весь эфир. Я не думала, что страшные пожелания могут исполняться с такой силой и быстротой во времени! Не берите грех на душу, не желайте ближнему зла, расплата за их поступки и без нас наступит, просто позже. А мы вмешиваемся, ускоряем ход событий, и сами попадаем в грешную полосу мести.

Утопленница

На краю поселка находились заброшенные ямы, из которых брали глину. В основном из неё делали саман. Шел он на кладку стен домов, сараев. Ямы остались глубиной до пяти метров с выскобленными прямыми стенами. Их было много, некоторые в диаметре доходили до пятнадцати метров. Со временем до краев они заполнились дренажной и дождевой водами.

В этих искусственных прудах завелись мелкие рыбешки, плавали они серебристыми стаями. Смотреть было одно удовольствие, а уж наблюдать, как они бросались к брошенному им хлебу или зерну и заглатывали кусочки, вырывая друг у друга, одно удовольствие. А пишу это к тому, что было мне шесть лет, когда однажды одна пошла к прудам. Поблизости никого не было. Я засмотрелась на головастиков, стаи рыбешек. Стояла близко к краю. После дождя были небольшие оползни у краев. Я не удержалась и булькнула в воду. Было лето. Стоял полдень. Помню, кричи не кричи – толку мало, нигде ни единой души. Конец села – глухомань! Плавать я абсолютно не могла.

Начала бороться за жизнь. Хватаюсь за край пруда, руки скользят, никак… Цепляюсь за траву, а она вырывается с корнем, и я тут же, захлебываясь, с головой ухожу под воду. Вынырну, опять хватаюсь то за край пруда, то за траву. А толку никакого. Вынырну из воды, гляну – поблизости никого, поэтому продолжаю дальше барахтаться, причем молча. Наглоталась воды до предела, выбилась из сил, наконец поняла: «Я тону!»

Удивительно, но страха не было, охватило безразличие. Я безропотно начала принимать смерть и медленно пошла ко дну. При этом руки у меня были раскинуты в стороны, спиной шла вниз, лицом кверху, ноги вместе. Проще. Я крестом шла на дно. Последнее, что помню, спиной коснулась дна и вдруг появляется огромная змея, может, это был уж, и выталкивает меня на поверхность из воды.

Из памяти четко стирается, как я домой добралась. Только со временем я поняла, если бы не змея, меня не было бы сейчас в живых.

Я долго искала ответ на свой вопрос: «Как все-таки мне удалось спастись?»

Я пыталась найти научное объяснение этой истории. И,кажется, оно есть. Вспомните выражение: «От страха душа в пятки ушла!» Во время сильного стресса, страха у всего живого удельный вес тела резко уменьшается. Может стать меньше воды и даже меньше воздуха.

За счет этого много было случаев во время войны при форсировании рек, когда человек не плавающий, выпав из разбитого плота, вдруг с легкостью переплывал реку.

А я, видно, от страха, увидев змею, испытала шок больший, чем оттого, что тону.

И была вытолкнута из воды за счет разницы моего удельного веса и воды.

А может, вмешались те силы, в которые мы верим и не верим. У каждого своя судьба, а раньше времени не суждено было мне умереть, и вмешался добрый рок судьбы. А может, действительно, вытолкнула змея, ведь я была новым претендентом на её территорию, и в утопленнице она увидела конкурента. Вот такая история произошла со мною на этих заброшенных прудах. Во всяком случае я никогда не обижаю змей и ужей.

Мой совет: «В любой ситуации никогда не отчаивайтесь. Найдите силы в себе и боритесь за жизнь до последнего вздоха. Даже шестилетний ребенок и тот спасся, не умея плавать».

Загадочные обстоятельства

Мама умерла почти полгода назад, но её приятный мягкий голос я часто слышу во сне. Она была очень трудолюбивой женщиной, старалась с детства приучить меня и старшего брата к порядку и вообще не бояться домашней работы, за что я ей очень благодарна.

Трудно сказать, что ужаснее – знать, что она вскоре умрет, при этом каждую минутку уделять ей последние крохи внимания перед лицом вечности, или после её смерти не видеть милого лица, не слышать её голоса. А ведь умерла она в возрасте тридцати пяти лет. Многие говорили: «Ей бы жить и жить», но роковые обстоятельства сыграли свою неожиданную роль.

Пять лет назад у нас в поселке был убит при загадочных обстоятельствах мужчина средних лет. Занимался он лечением селян, шаманством или, как говорят в народе, колдовством. Все бы ничего, но убийство не было раскрыто.

Зато на окраине нашего поселка из леса стал появляться огромный медведь. Пошли слухи, что в него обратилась душа Захара. А еще поползли слухи, что раз в год, пять лет подряд, к нему на свидание должна будет приходить женщина, если не придет никто, то в поселке будет умирать по три ребенка в год…

Никто этому не верил, но когда два года подряд умерли один за другим шестеро малышат, в поселке задумались…

И с тех пор мамаши, имеющие детей, бросали жребий, кому идти на свидание.

Так, на третий год, первый раз пошла к нему на свидание молодая вдова, имеющая двоих детей. Вернулась она только утром. На ней лица не было, как говорят в таких случаях. Ничего никому она не рассказала, стала немой и отрешенной, но детей еще больше полюбила, лелеяла их и кохала. На четвертый год выпала очередь идти на опушку леса Марии. Это была молодая красавица, коса до пояса, веселая, певунья, а, главное, не боялась она никого. И ей что на кладбище ночь провести, что в постели, если летом, – ничего не меняло. Не боялась… что тут еще можно добавить?

Пошла она в порядке очереди. А утром вернулась задумчивая, невеселая и сказала: «Видела я Захара. Сказал, чтоб сегодня ночью на опушку пришла Галина. Если не придет, горе будет великое, а придет, отведет он беду от селян.

Что за беда? Что за горе? Не сказал».

И тут же пошли Мария и бабоньки к Галине – к нашей матери в гости, чтоб просить оказать услугу странную…

Она приветила гостей. Чаем угостила, варенье, печенье на стол поставила. О том о сем поболтали, а тут и о главном заговорили.

– Ты должна пойти.

– Никуда не пойду я.

– Чепуха какая-то. Мало, что вам привидится и померещится! Ни за что.

Ушли гости ни с чем…

А ночью небольшой шлюз прорвало, село затопило.

Много скота и народу погибло, ночью вода пришла, большой стеной надвинулась.

Когда день наступил, то инженер сказал: «Кто-то помог этому несчастью, в одном месте была нарушена плотина».

Так все постепенно и забылось бы. Так опять приходят женщины к нашей матери и просят пойти на свидание с покойным Захаром. Мать от роду трусихой была, а тут от одних разговоров ум за разум заходит…

– Не пойду.

– Хочешь, мы где-нибудь рядом в сторонке побудем, но только пойди…

Согласилась, мама пойти. Вечерело. Остановилась она на опушке. А бабоньки в кустах ближайших попрятались. Вдруг видят, на поляне появляется огромный медведь… и направляется он к Галине (нашей матери). Увидела сердешная его и в обморок упала, а он подошел. Обнюхал её, схватил передними лапами и в лес утащил. Бабоньки в кустах так и обмерли. А затем вскочили и с криками: «Ой, мамочка!» – бежать по домам да людей собирать, чтоб на медведя идти да убить его окаянного.

Ночью никого и ничего найти не смогли, а когда утро наступило, увидели они Галину в разорванной одежде, на шее была рана, бледность по лицу разлилась у неё смертельная. Ничего не помнила она и говорить не могла. Отнесли её домой, положили на кровать.

И вдруг она сказала: «Любит меня Захар. К себе зовет. Дал три дня на сборы».

Три дня она мучилась от ужасных болей внутри, от приступов в беспамятстве, а затем неожиданно тихо отошла, как будто бы извинялась, что нас заставила за собой ухаживать…

Остались мы сиротинушки. Старший брат, ему 16 лет, и я, мне 15 лет. Стал нам голос матери мерещиться, а на днях искала я шаль мамину. Ведь осень наступила, первый снег начинает сыпаться, и вдруг вижу она стоит передо мною и шаль подает. Я к ней, а она с шалью пропала. Испугалась я, выскочила из комнаты, смотрю, шаль лежит на кровати. Точно помню: её там не было.

Все бы ничего, но привиделась она мне и попросила пожить в монастыре полгода, походить в черницах.

Вот так я попала в монастырь. Осталось мне еще здесь побыть неделю. Постриг я не принимаю. Вернусь опять в мир. Вот такая моя горькая история.

Последние дни опять слышу голос матери, а иногда и вижу её в предрассветной тишине.

Что дальше будет и что ждет меня с братом, не знаю.

Анна Скворцова

г. Энгельс, Саратовская область

Жанкины фэнтези

Жанку с рождения преследуют необычайные события. Для многих они просто нереальны, но жизнь приучила её относиться ко всему серьёзно, и к этим историям тоже.

Родилась она в провинциальном городишке, удалённом от областного центра, поскольку родители там жили по случаю длительной командировки. Они снимали комнату у одной бабушки, про которую ходили слухи, что она общается с бесами или, проще говоря, колдунья. Но родители, как приезжие, об этом не знали.

Однажды, когда Жанкина мать пошла за водой в колонку, неожиданно вернулся отец с работы и застал хозяйку в неприятном положении. На её руках была его дочь, которая захлёбывалась от плача, потому что на лобике была ранка, с которой стекала кровь. Как у шофёра, у него была быстрая реакция на происходящее, он уловил движение хозяйской руки, что-то мелькнуло перед глазами.

Положив дочку в кроватку, он заглянул за сундук, именно сюда что-то швырнула старуха. Увидев носовой платок в крови, спросил:

– Что это? И получил ответ без объяснений:

– Если останется жива, то будет дурой.

Девочка живой осталась, правда, часто и сильно болела. Дизентерия чуть было не смыла её и не мудрено. Бабка отняла молоко у матери, попросив себе на ладошку для пробы, потом растёрла и остатки слила на пол. Так дочь и другие дети лишились грудного молока.

И только в юности об этом ей рассказала мать, добавив, что этот платок забрал отец и они переехали на другую квартиру.

В школе Жанка училась хорошо, поэтому без проблем поступила в институт, который был в другом городе. Пришлось с подружкой снимать квартиру. Жили они вместе с хозяйкой. Жанка спала на диване, подружка Верка – на раскладушке, хозяйка на своей кровати, все – в одной комнате.

Однажды истошный Веркин крик разбудил всех среди ночи. Было до предела жутко, с трудом успокоили её. Хозяйка, рассудив Веркин рассказ, спокойно сказала, что это был домовой, и, погасив свет, пожелала спокойной ночи. Но не тут-то было, Верка ещё дважды пыталась кричать и совсем выбила Жанку из равновесия. Кое-как она всё таки уснула, и тут начался кошмар у Жанки. То ли это было во сне, то ли наяву, но ощущение было ужасающим.

На неё что то навалилось и очень тяжело придавило. Дышать было нечем, сбросить не хватало сил, вывернуться было невозможно, кричать не могла, голос исчез. Она от этой длительной тяжести просто умирала и потому не помнит, как и когда свалился неведомый груз. И радостный вдох вернул силы.

Но вот потом в реальной жизни наступила угрожающе – тяжёлая полоса, которая длилась месяцы. Помочь никто не мог со стороны: ни преподаватель, ни хозяйка, ни подруга. Жанка боролась в одиночку. Помощь пришла неожиданно: завалив два экзамена, она пробудилась от наваждений. Пересдав их в сессию, получила ещё стипендию. Жизнь стала налаживаться, помог ей в этом парень из юридического.

Но фэнтези её не забывало и стремилось напомнить о себе.

Выйдя замуж, Жанка стала жить на Родине мужа, потом получив кооперативную квартиру перебралась с Востока на Запад. Устроившись работать, стала ждать приезда благоверного, но он не спешил.

И спустя годы утром рано Жанка, собираясь на работу, почувствовала присутствие мужа. Объяснить как – невозможно, просто он – рядом. Трижды гнала это ощущение и в конце концов спешкой разрушила его.

Было перестроечное время, зарплату задерживали, но в этот день должны были дать, поэтому Жанкино возвращение с работы оказалось поздним. Радостное настроение давали купюры, все мысли были в продуктовом магазине.

Щебеча с коллегой, она обратила внимание на мужчину по другую сторону дороги. Он приковал её взор. Вопросов в голове не было и щебетать уже не хотелось. Извинившись перед спутницей, она перешла дорогу и как ни в чём не бывало обратилась к мужчине без всяких приветствий:

– Что ты здесь делаешь?

– Гуляю.

– А ты дома был?

– Да.

– А где вещи?

– На вокзале, в камере хранения.

Так много лет спустя Жанка встретилась со своим мужем. Переписка с ним дала ему возможность найти дом и её работу, а шестое чувство предупреждало её о встрече.

Семейная жизнь как будто бы налаживалась, дочка подрастала, а работа в школе сильно выматывала, и поэтому как-то по весне Жанка сильно заболела, заложило нос, дышать было трудно. Все это привело её к лор-врачу, которая после осмотра отправила в рентген-кабинет и сразу у Жанки начались волнения, она панически боялась этого кабинета.

Со страхом открыв дверь, она предстала перед рентгенологом.

Всё шло по обычной программе: откройте рот – не дышите, но вот ЗАКРЫТЬ команды не было. Пришёл мастер что-то ремонтировать в каком-то аппарате, и врачиха, увлёкшись разъяснением, забыла про Жанку.

А бедная Жанка стояла с открытым ртом, не дыша, потому что боялась испортить снимок и когда стало совсем невмоготу, подала голос. Врачиха раздражённо удивилась.

– Вы ещё там?

И в Жанкиных мозгах пронеслось: облучили мерзавцы.

Об этом она сказала врачихе и в растрёпанных чувствах пошла домой.

А дома, сев в позу лотоса, расслабившись, представила рентгенокабинет, тот аппарат и себя перед ним. Было сильно дикое желание возвратить эти лучи обратно, туда, откуда появились.

Долго ждать не пришлось. Жанка отчётливо увидела пять или шесть огненных стрел, которые с болью вылетели из лопаток, потому что их концы были с зазубринами, как у индейцев.

Все эти зрительно-чувствительные ощущения дали ей ясно понять, что она очистилась. И только после этого пришло успокоение, которое привело к выздоровлению.

Время бежало однообразно: работа дома, работа в школе, проверка тетрадей, классные часы и прочее…

Но однажды, когда муж был в командировке, а дочка в школе, Жанка затосковала. Так захотелось услышать родной, любимый голос мужа она опять вспомнила позу лотоса. Сев поудобней на диване, постаралась принять её, потом сосредоточила взгляд на воображаемом лице мужа, в точке на переносице между бровями и стала усиленно просить:

– Позвони мне, позвони.

И…

Она скатилась с дивана от произошедшего: одновременно с вылетом молниеносного луча из её точки между бровями над переносицей затрещал телефон. Её сознание не вмещало происходящее, было тупое восприятие случившегося. Треск телефона был звонкий, сильный. С туманом в мозгах Жанка сняла трубку, и… голос мужа ошеломил её.

Отец Жанки был увлечённым человеком: хорошо пел, танцевал, писал стихи и на досуге увлекался радиоприёмником, разбирал его, собирал, для усиления строил антенны, которые после его ухода из жизни не смогли заполнить пустоты отсутствия. Только труд да мышиная возня на кухне отвлекали от горечи утраты.

Был конец августа, в огороде всё поспело, и Жанка с мамой увлеклись заготовкой, крутили банки с лечо. Была гроза, кругом всё сверкало, оглушительно гремел гром, сильный тёплый дождь дал испарения, и поэтому все двери и форточки были открыты. Работа сопровождалась приятным разговором, но Жанку потянуло что-то зачем-то в другую комнату. Бесцельно войдя в неё, она повертелась и стала уходить, но её взор привлекла розетка и, приковав взгляд к себе, заставила размышлять: откуда взялась желтая перемычка в розетке? Но не дав ответ, розетка удивила ещё больше: перемычка на глазах, превратившись в дугу, продолжала расти и закругляться. В результате из розетки выкатился оранжевый, похожий на апельсин, шар. Он медленно, не меняя свой курс, плыл к Жанке, которую охватил ужас и заставил её отступать. Разговора уже не было, видно и мать была в шоке, а Жанка уже прощалась с жизнью.

Шар завис в трёх миллиметрах от солнечного сплетения на доли секунды, которые показались минутами и так же медленно, обогнув левую руку, поплыл в сени. Замирание в сердце не позволило следить за его движением. Молчание продолжалось, и работа шла как-то по инерции. Разговора об этом эпизоде потом не было, но страх грозы живёт в Жанкиной душе и по сей день. Видно, поэтому, она стала ходить в церковь. Передав мне своё стихотворение, попросила найти ему местечко в рассказе о её приключениях.

Благоговейно все застыли: Песнь Херувимов полилась, И силы Неба восхитили, Душа с эфиром вся слилась. В Нирвану душу погрузило, Бессмысленно парила я. Всё серебром вокруг искрило, И кто-то выключил меня. Но вскоре было озаренье: «А это – Я» пришло в ответ. И я увидела мгновенье Пространства розового цвет. Исчезло Храма окруженье, Толпы уж рядом больше нет. Душа моя без удивленья Дала бесцветный простой след. Рассеялось мгновенье вскоре, Ласкали Херувимы слух. Икон целительное море Очистили мой грешный дух. А память сохранила ярко Серебряный небесный Свет, Он опалял глаза не жарко, Раскрыв Божественный секрет.

Марина Сливко

г. Могилев, Беларусь

Хозяин

Ну, вот и отправились!

На следующей станции тоже долго стоять будем – 25 минут.

Но это еще не скоро! Через три с половиной часа.

Книжечку свою успеете дочитать. О чем книжечка-то? Фентези?

Ну да, теперь это модно! Мы в молодости больше научной фантастикой увлекались: звезды, межгалактические полеты, освоение иных миров…

А что в вашем фентези? Колдуны, маги, приведения, духи. Ничего особенного! Все то, что есть в обычной жизни! Ну как не то?

Вот что у вас в этой книге есть такое, чего у нас нет? Дух в замке живет и всякие козни людям строит? Вот я и говорю, все как в жизни! У меня в родительском доме, когда я там семьей своей поселилась, тоже такой имелся! Какие сказки? Как раз таки и не сказки совсем! Веселый такой был! Озоровать любил, как сейчас мой внук озорует, не думая, чем это обернуться может.

Ну а почему не рассказать, если интересно? Время есть, спать еще рано. Вот сейчас попрошу у проводнички чайку и расскажу.

Я уже говорила, что увлекалась в молодости научной фантастикой, а еще науками, с ней как-то связанными: астрономией, физикой. Теорию вероятности изучала. Хоть бабушка моя и была потомственной шептухой и много мне всего этакого в детстве рассказывала, да только я во всякие бабкины бредни да приметы не верила. А потому мне бы и в голову не пришло, что сама я живу бок о бок с персонажем из бабушкиных баек, если бы не приехал ко мне в гости двоюродный брат, который открыл мне глаза!

Надо сказать, что брат у меня умница, каких редко встретишь! Одно только возьмите: закончив с золотой медалью школу, бог весть где, в закрытом номерном городе на Урале, он смог поступить в Ленинградский Авиаприборостроительный институт, в единственную в стране группу Космической медицины!

Да! Ну а если к этому добавить, что я в то же время, когда и мой брат, тоже училась в Питере, правда всего лишь в энергетическом техникуме, то вы можете и сами догадаться, что брата своего я просто боготворила и всегда доверяла его суждениям безоговорочно.

И вот, когда мы уже обзавелись семьями, обросли детишками и осели каждый в своем уголочке союзного, так сказать, государства, наведался как-то мой братик ко мне в гости. Через пару дней после приезда попивали мы с ним чай на веранде домика, который мне оставили родители, сами разъехавшись по разным квартирам, и коротали время в задушевной беседе.

– А что-то у тебя, сестрица, свет на кухне сам включается и выключается? – поинтересовался брат.

– Да кто его знает! Дом старый, проводку еще отец лет двадцать назад делал, где-то что-то не контачит, наверное, а найти не можем! Мы уж и выключатель меняли, и люстру новую купили, и даже отец штукатурку вскрывал в том месте, где могли бы быть какие-либо проблемы. Ничего не помогает! То не могу включить его, то сам включится! Порой так не вовремя это бывает! Что– то подгорает на плите, или надо что-то сделать срочно, а тут раз и потух свет!

– Это у тебя Барабашка живет! Ты с ним разговаривай, и он не будет тебя обижать! – посоветовал мой брат с улыбкой.

– Ага! Решил подшутить над сестрой? – возмутилась я. – Думаешь, погрязла тут в быту, в своей провинции, наслушалась модных россказней про Барабашек, поверит во что угодно?

– Ну отчего же? – удивился брат. – Мне такое и в голову бы не пришло. Я вполне серьезно тебе советую. Знаешь, сестренка, я давно уже понял, что как бы мы ни развивали естественные науки, как бы ни стремились изучить и освоить космос, а все то, что очень хорошо знали наши прадеды и прабабки, мы совсем и не знаем и изучить не можем! А оно существует! Тут рядом!

Много он мне привел таких примеров, что если все их тут вам начать рассказывать, то и до завтра не перескажешь, да и не поверите вы, наверное, потому как оказывается, что в нашем мире столько всего есть диковенного, что авторам ваших фентези и не снилось! Я только слушала своего ученого брата да диву давалась! Одно вам скажу: поверила я ему безоговорочно и, когда он уехал, стала в точности следовать его советам.

Вначале мои домашние посмеивались надо мной, когда я принималась совестить озорника, если он выключал мне свет не вовремя.

Да только потом обратили внимание вот на что: свет после моих добродушных «бубнений» типа «что ж ты творишь, проказник, что не видишь, я мясо режу, а вдруг крояну по пальцу, подожди, дорежу, поставлю жариться, потом можешь выключать сколько хочешь» вдруг волшебным образом включался, а опять выключался, чуть только я ставила сковороду с мясом на огонь! В первый раз решили, что случайность, во второй посмеялись, что нет таких случайностей, которые не стремились бы стать закономерностями… Но, когда это стало в порядке вещей, смеяться поотвыкли!

Так мы и жили в дружбе да согласии с нашим невидимым озорником. Да, кстати, отчего ж невидимым! Один раз я его видала!

Дети у меня тогда были небольшие, уставала я по хозяйству сильно. Как– то вечером укладывала я их спать, прилегла на диван возле детских кроваток книжку почитать да и заснула. И уж очень гадкий сон мне приснился: что прямо у меня над головой целая… стая, что ли, уж и не знаю, как это можно назвать, пауков огромных! И все они целятся как бы на меня спикировать! Страшно мне жуть как, сердце так и лопается от страха, а проснуться никак не могу!

«Все, – думаю, – тут мне и придет конец, прямо во сне! Да помогите ж хоть кто-нибудь!»

И тут чувствую, что сон мой, вместе с пауками этими начинает от меня кто– то тянуть в угол дальний. Тянет кто-то паутину, пауки упираются, лапищами за потолок цепляются, а совладать не могут, тянет их неведомая сила! Несколько секунд и растаяли они совсем! Сердце отпустило, легко стало, и смогла я, наконец глаза открыть! Гляжу, а с того дальнего угла, куда пауков затянуло в моем сне, метнулся пушистый шерстяной шарик! Весь кругленький, косматенький, только ножки коротенькие, да ручонки маленькие, которыми он наравне с ножками перебирает по потолку скорехонько так!

Раз! И юркнул в открытую дверь на веранду!

«Ну все, – думаю, – кирдык! До галюников дочиталась! Сто́ит! Отдыхать надо больше! Но, как бы там ни было, а по всему выходит, что спасло меня это чудо косматое уж если не от пауков, так от сердечного приступа, это точно!»

Напилась я валерьянки и спать улеглась, а назавтра рассказала все это своей бабуле, которая на то время во второй половине родительского дома жила, со мной через стенку. Выслушала меня бабушка и говорит:

– Ты сильно не пугайся, внучка, он, по всему видно, хорошо к тебе относится! Вишь, как заботится!

– Кто? – удивилась я.

– Как кто? Это ты сегодня домового увидала! У нас в деревне такого Хозяином называли. И то сказать, ты с ним так терпеливо всегда говоришь, по– доброму, все его шалости ему прощаешь, так и он тебя слушает и оберегает. Редко Хозяин таким добрым бывает! Ты главное, не зли его!

– А как его можно разозлить, бабушка?

– Да мало, ли. Глупостей, главное, никаких не говорить, и если чего пообещала – выполнять.

– Чего ж такого я пообещать могу?

– А вот послушай, я тебя научу, как порой можно с его озорством совладать!

Бывало у тебя такое, что какая-нибудь вещь вот только что на видном месте была и вдруг пропала, хоть все переверни, а ее нет как не было?

– Конечно! У кого ж такого не бывает?!

– Вот! А ведь это не просто память подводит людей! Это Хозяин шутки шутит! Спрячет на самом видном месте да так туману напустит, что вокруг ходишь, а не видишь!

– И что же, с этим можно что-то делать?

– Можно, голубка моя, можно! Берешь какой-нибудь ремешок или шнурок, завязываешь вокруг ножки стула или, скажем, батареи и говоришь: «Хозяин, хозяин! Отдай, что взял!»

– И что, найдешь сразу?

– А ты попробуй! Обязательно найдешь! Да только вот тут-то и не сглупи! Уж если нашла, обязательно развяжи и поблагодари! А иначе, коли не выполнишь, не отпустишь его, ох и дастся он тебе! Не даст покою ни днем, ни ночью! Да и вообще таким образом только в крайних случаях, когда уж очень необходимо срочно вещь найти, поступай. А без нужды не беспокой Хозяина, не обижай его, не зли. Иначе навлечешь на свое хозяйство много бед!

– Да уж, бабушка, если бы не эти «примочки» со светом, никогда бы тебе не поверила! А теперь мой скептицизм благополучно уснул. Так что расскажи еще чего-нибудь, что знаешь, поучи уму-разуму. Выходит, что не всему могут умные книжки научить!

– А что ж ты хочешь, думаешь, я с молодости такая умная была? Тоже все со временем да с возрастом пришло.

Еще вот, гляди, не делай таких глупостей, как у нас одна баба в деревне сделала. Собралась она как-то в гости к брату на свадьбу в другую область ехать. Уж не знаю, кто ее надоумил такое сказать, али сама придумала себе лихо, да только выходя из дома, возьми и скажи: «Хозяин! Поехали со мной в гости!».

– И что? Поехал? – засмеялась я.

– А думай, как хочешь! Только приехала она туда… Свадьба в разгаре, а она еле жива. Ей и радость не в радость, и веселье не в веселье. Несут ноги домой, хоть ты что хочешь делай! А как заснуть попыталась, примерещилось ей, что стоит над ней кто-то да зовет: «Марья! Пошли домой! Домой, говорю!» Подхватилась она да и поехала обратно. Приехала… Лица на ней не было, как сейчас, помню. Сама страшная, как смерть, да и дом ее встретил не в лучшем виде: стекла ветром побило (видно, плохо закрыла окна перед отъездом), а в разбитые окна воронье налетело, грязи-беспорядку наделало.

Долго потом Марья болела, только через полгода немного отжилась, когда в доме порядок навела да ремонт дорогой сделала! Видно, угодила Хозяину с ремонтом – отпустило ее, не болела больше. Только постарела она за те полгода лет на двадцать! А что поумнела, так на все пятьдесят – никогда больше таких глупостей не говорила!

Да… Вот так благодаря братовой науке, а потом и бабушкиной, я и научилась с тем Хозяином ладить.

А как он сейчас? Поверите ли, не знаю! Муж лет через пять квартиру получил, с тех пор мы в ней проживаем, а в дом сестра моя переехала.

Спросила она меня немного погодя, что это со светом происходит, я ей все и рассказала, объяснила, как с Хозяином в согласии жить. Покосилась на меня сестра скептически и промолчала. Больше разговор долгое время не заходил. А как-то вспомнила я, спросила, что там свет на кухне, тухнет ли. На это мне сестра вот что рассказала:

– Тух поначалу, а я молчала, включался, я молчала. Долго молчала, почти год.

А потом так разозлилась! Как гаркну: «Слышишь ты! Как там тебя? Я тебе не моя сестра, сюсюкаться не буду!». А потом как кроянула матом! Ты ж знаешь, я могу, если надо! Свет включился и больше ни разу сам не тух!

Вот в принципе и вся история. Только одно могу сказать, когда сестра с мужем перестраивали дом, рабочие долго не могли ничего сделать. Как начинают стены штукатурить, так начинает их током бить от сырой штукатурки! Пока не поменяли всю проводку в доме на новую!

А что, вы спрашиваете, мне брат диковинного тогда рассказал? Вот сейчас станция будет, выйдем, разомнемся маленько, пока стоянка, потом закажем еще по чайку и кое– что, так и быть, расскажу вам.

Что? Жизнь-то поинтереснее вашего фентези! А?

Софья Снежкова

г. Гомель, Беларусь

Сказка о Маленьком кузнечике, который мечтал стать большим

Жил-был один маленький – маленький кузнечик. Он был так мал, что даже другие кузнечики его не замечали. Маленький кузнечик больше всего на свете хотел стать большим, как и все остальные кузнечики. Он мечтал играть в оркестре вместе с другими кузнечиками, чтобы радовать всех своей музыкой. Маленький кузнечик любил играть на своей маленькой скрипочке, и у него это очень хорошо получалось: музыка выходила очень красивой. Но его почти никто не слышал! Не мог так больше жить Маленький кузнечик и решил отправиться к Волшебнику в Изумрудный город, чтобы попросить у него эликсира роста. Кузнечик помнил, как бабушка рассказывала ему сказку про этого Волшебника, правда, он не помнил, чем все закончилось. Но он был абсолютно уверен, что все получали от Волшебника то, что хотели.

И вот, собрав в дорогу немного еды, он отправился на поиски этого Волшебника. Он помнил из сказки, что идти надо по Желтой дороге. И кузнечик шел по желтому песку… Холодными ночами укрывался травой, ел маковое зернышко, которое взял с собой, пил сладкую росу. Шел он долго… И вот однажды впереди показались стены прекрасного города, и кузнечик был уверен, что это и есть тот самый Изумрудный город, где живет Волшебник. Скоро, совсем скоро исполнится его мечта: он станет большим и сможет играть на скрипочке так, чтобы всем было слышно!

Но что это?! Почему так потемнело вокруг и стало так тихо?! Вдруг поднялся сильный ветер, и не успел кузнечик опомниться, как порыв ветра подхватил его, и кузнечик полетел. Ветер нес Маленького кузнечика, все выше и выше поднимая его над землей. Сначала Кузнечик боялся даже открыть глаза, но любопытство было сильнее, и он открыл сперва один, а потом и второй глаз. Поля, луга, деревья и кусты – всё проносилось под ним. Это было настолько красиво, что Маленький кузнечик забыл обо всем на свете. И только когда ветер начал стихать, ему снова стало страшно. Беспощадный ветер нес маленького кузнечика прямо к стене старого дома. Сейчас кузнечик разобьется, спасения нет! Он зажмурил глаза и приготовился к смерти. Ах как не хотелось сейчас умирать: он ведь не успел еще ничего сделать, а так много хотел! Сейчас ветер ударит его о стену!..

Но удара не произошло. Кузнечик открыл глаза и увидел комнату. Обыкновенную, бедную комнату. Впрочем, нет, эта комната не была совсем уж обыкновенной: кроме стола, стула, соломенной подстилки и старой скрипки в комнате ничего больше из мебели не было, только одинокий молодой человек сидел на единственном стуле и дремал. Маленький кузнечик подошел поближе – ему захотелось взглянуть в лицо этому молодому человеку, и когда ему это удалось, он понял, что тот был слепым. Потом Маленький кузнечик увидел на столе листы с нотами, они были в пыли и покрыты паутиной. Тогда Маленький кузнечик догадался, где он находится.

Эту историю знали во всем городе и ближайших поселках. Юношу звали Яким. С детства Яким был сиротой, его воспитывала бабушка, которая умерла, когда тому было только 16 лет. Яким родился слепым, и его главной мечтой было научиться играть на скрипке. Он знал, что играя на скрипке, он будет дарить людям радость. И хотя он никогда не видел улыбок, он чувствовал их, и от этого ему становилось так хорошо, что он сам начинал улыбаться. У Якима была скрипка, это был его любимый инструмент. Но Яким не мог играть на ней, так как не видел нот. Раньше у Якима был учитель, который пытался научить того играть без нот, но из этого ничего не получилось. Вместе с учителем Яким играл отлично, но стоило только учителю умолкнуть, как Яким сразу сбивался и тут же замолкал.

Яким уже проснулся, взял в руки скрипку и попробовал сыграть, но опять не получилось. Он положил скрипку рядом с собой и сказал задумчиво сам себе:

– Да-а, жаль, но чудес не бывает! Э-эх!

От этих слов у Маленького кузнечика закружилась голова. Чудес не бывает! Чудес не бывает! Эта простая фраза никак не могла поместиться в его маленькой голове, и он все время повторял ее, чтобы понять, не ошибся ли он. Значит, все зря! Зря сюда шел, зря надеялся! Маленький кузнечик забрался на плечо Якима, чтобы лучше слышать, что тот говорит. Яким говорил:

– Жаль, что сказки, которые рассказывают, выдумка…

Молодой человек не знал, что его слышит Маленький кузнечик, он просто разговаривал сам с собой, так как ему было не с кем поговорить. Он был уверен, что его не слышат, и потому заплакал. Он плакал от горя и обиды, и от своей никчемности. От слез Якима Маленькому кузнечику стало еще горше. Чуда не будет, и он никогда не станет большим, и никто не услышит его музыки! И Маленький кузнечик стал играть на скрипке грустную мелодию: он всегда так выражал свои эмоции.

Яким вдруг услышал какую-то печальную музыку, которая своей грустной мелодией заставляла плакать. Он вспомнил, как играл с учителем, и стал вторить той мелодии, которую слышал. Ах, какая это была музыка! На улице собралась толпа, ведь ТАКОЙ музыки они еще никогда не слышали. Маленький кузнечик теперь слышал свою собственную музыку громко и увидел в окне толпу людей, собравшихся послушать её. Мечта сбылась!

Маленький кузнечик был счастлив, его грустная мелодия потихоньку переросла в веселую, от которой люди на улице стали танцевать. А ещё Маленький кузнечик видел, как сияло от счастья лицо Якима. Так они играли долго, а когда перестали играть, то люди стали поздравлять Якима за доставленное удовольствие. Потом они ушли, и Яким спросил Маленького кузнечика:

– Кто ты, кто играл эту чудесную мелодию?

– Это я, Маленький кузнечик! Ты меня не видишь, потому что я очень маленький и сижу у тебя на плече.

Так они разговаривали до полуночи. Они рассказали друг другу свои истории, мечты, несчастья и злоключения. Так что мечты сбываются, и для этого совсем не нужны волшебники, а лишь любовь, доброта и большое желание достичь своей цели! Это понял каждый из них, хотя об этом никто вслух ничего не говорил.

Слава о Якиме и Маленьком кузнечике облетела весь мир, и люди со всех сторон приезжали послушать музыку такого необычного дуэта. Говорят, когда они играли, люди забывали все горести и обиды, нужды и печали, и на душе становилось легко и весело. Люди прощали друг друга и, слушая снова и снова их историю, верили в чудо. Как сами они потом рассказывали, чудеса случаются с каждым, просто их надо заметить, ведь СЛУЧАЙНОСТИ НЕ СЛУЧАЙНЫ!

Владислав Тарарыв

г. Белгород

Хроники Мергануса. Охота на мастодонтов

Вождь и его дикое племя стояли на холме у широко раскинувшегося дуба. Медвежьи шкуры, тяжёлые дубины, расколотые на концах и увязанные лианами с заточенными камнями – это всё, что нынче составляло одежду и оружие горын. Лишь бритые подбородки и коротко стриженные бледные головы выдавали в варварской толпе признаки цивилизации.

Внизу на расстилавшейся у подножия холма равнине в утренней росе паслись четыре мастодонта. Три взрослых самки и игривый детёныш. Он по-детски хлопал ушами и шнырял между взрослыми, обдиравшими кусты и деревья. Издали картина казалась идиллической, а дикое племя, высматривающее добычу, – страшно уродливой и мелкой частью прекрасного пейзажа. Если бы не одно но. Равнину покрывал хвойный лес из деревьев в два-три обхвата. И верхушки не скрывали головы животных.

Ни один человек в трезвом уме и ясной памяти не решится атаковать зверя, отпечаток ноги которого оставлял небольшое озеро, хобот которого напоминал пещеру, а из прямых бивней можно было построить мост через реку.

Но дикое племя нынче не было людьми. Но горынами – воинственными, сильными, ловкими и удачливыми хищными охотниками, которые издревле ели мясо. В том числе и своих врагов. Традиция «съесть врага», со временем, оказалась забыта. Горыны перестали охотиться на людей. Но охотничий дух предков требовал выхода, дикости, необузданного риска. Поэтому в охотничьи угодия завозили самых грозных и опасных животных со всего света.

Диких мастодонтов поймать невозможно. Нынешнее стадо случайно забрело на равнину и принесло тем праздник на всю страну! И охота обещала войти в летописи, как самая славная в своей опасности. Ежегодные состязания, когда против рождённого природой зверя выходил охотник с оружием, сделанным за день голыми руками, давали выход охотничьим инстинктам. И позволяли эффективнее править. Таким нехитрым способом высокородные поддерживали крепость тела, духа и торжество древней свирепости, позволявшей одним словом, одним взглядом приводить людские массы в движение, двигать горы, поворачивать реки. И люди, при этом, ничего не получали взамен. И даже не надеялись.

Нынешний противник не уступал горынам в силе. Но многократно превосходил их. Мастодонты в жизни не имели врагов. Нигде. Никогда. В местах обитания, одного вида было достаточно, чтобы все хищники в округе затаились в берлогах. Даже детёныши вырастали очень быстро, не обретя страха. Как бы вы относились к жуку? Никак. Вот и мастодонты никак не относились к зверям и людям, что с ужасом разбегались в стороны при их появлении. Они просто не замечали их.

Животное выглядело подобно седлообразной горе. К одной вершине сверху крепилась маленькая продолговатая голова с небольшими ушами и длинным хоботом, с помощью которого деревья и кусты выдирались с корнем и отправлялись в рот с удлинённой нижней губой. С другой стороны «седла» располагались хвост и ноги. А между ними брюхо, походившее размерами на шар размером с Парадный Корпус Военного министерства, из которого время от времени раздавались низкие бурлящие звуки.

Шкура мастодонтов серая, корообразная, толстая броня. Её не возьмёт ни копьё, ни топор. Да что там! Ни одно осадное орудие на свете не способно нанести чудовищам вреда!..

Рост. Вес… За счёт размера мастодонты неуязвимы. И спокойны.

На спинах животных селились птицы и небольшие цепкие зверьки. Там они устраивали гнёзда, путешествуя по миру без надобности спускаться на землю. Рацион из насекомых с обширных боков и брюха и молодой поросли с верхушек деревьев позволял не волноваться о собственной судьбе.

Самки мастодонтов обладали прямыми длинными бивнями, которыми пользовались как оружием, отгоняя самцов от детёнышей. Самцам и того не требовалось. Их бивни предназначались для турнирных боёв. Потому, загибаясь, образовывали широкие кольцеобразные дуги.

Мастодонты никого никогда не боялись. Это единственная черта гигантов, делавшая их уязвимыми.

Коварные охотники готовились. Ждали. Точили гранитные наконечники. И в тайне ликовали самому большому приключению своей жизни.

Самый крупный из горын – Маршал. Порода дышала во всём его существе. Высокий рост, на две-три головы выше любого из людей. И даже многих горын. И нет ему равного по силе. На широких плечах Маршала возвышалась бочкообразная шея, увенчанная небольшой по размерам головой с огромной, выдающейся вперёд челюстью. Череп – единственная непропорциональная глазу часть горына. И признак породы.

Маршал, широко расставив ноги, стоял на краю оврага и, указывая на дичь, говорил с племенем из четырёх десятков высокородных. Только самых ловких и удачливых горын взял в дело Маршал. Шевеления пальца каждого из присутствовавших было достаточно, чтобы люди доверенных им провинций упали ниц и благоговейно вкушали внушавший ужас и чувство защиты страх. Низкий, рычащий, спокойный голос со словами на тайном от прочих наречии, с уверенными нотами непререкаемого лидера разносился по округе. И подобно людям из провинций, высокородные всем существом вливались в звуки силы и мудрости, доверявшей им сокровенные истины охоты на мастодонтов.

Никогда прежде Маршал не участвовал в охоте на гигантов. Никогда прежде он не слышал и не читал про подобную потеху. На мастодонтов не охотились никогда. Священные животные алиев уходили в глубь леса по мере заселения равнины людьми. Потому именно сейчас, в этот самый момент, Маршал творил словом то, что желал услышать каждый: правила успешной охоты.

И высокородные не сомневались: они перебьют ходячих гор! Ведь вождь, облачённый в медвежью шкуру, знает всё! Как сломить животное, как заставить его подчиняться и как убить, пресекая мучения. И слово Маршала направит к ним удачу.

Эта вера, как само собой разумеющееся состояние, позволяла будущему правителю Империи смотреть на горын как на продолжение собственного тела; на безупречный механизм воплощения желаний; как на проверку личной преданности, готовности подданных идти с правителем до конца. И это его право.

Рука, нога, даже голова может заболеть и отказаться подчиниться. И важно выявить это до того, когда они понадобятся. Охота, риск, преодоление страха, праздник – всё это лишь тренировка. Тренировка его судьбы. Судьбы всей Империи. Ошибка в проведении охоты может дорого стоить. Она разрушит веру в непогрешимость и власть Императора над миром. Вера горын в наследника непоколебима. Потрясение веры людей в силу правителей сделает чернь самоуверенной. Это породит тьму, которая развеет в пыль славный порядок вещей в цивилизованном мире. Мир зашатается и рухнет. Цивилизация потонет в потоке дикости и варварства. Накопленная тысячелетиями культура рассеется и уже никогда не возродится.

Поэтому столь важно сейчас Маршалу, наследнику славных традиций правящего рода, выбрать правильное решение в охоте на мастодонтов.

План Маршала прост и потому гениален. Раз шкура животных делает их неуязвимыми, значит ранить их надо там, где её нет: в глаза и в уши. Раз ранения глаз и ушей не позволят убить мастодонтов, то надо сделать так, чтобы они убили себя сами. Управляя бегом ослеплённых, паникующих зверей можно направить их к высоким горам или быстрым рекам. Но замысел наследника трона оказался коварнее.

Маршал разбил племя на четыре группы. Для себя выбрал главную самку – самую крупную и грозную. Командующим северной и южной армиями поручил пару взрослых помощниц. А молодому магистру фортификаций, по молодости лет неизвестно как попавшему на эту охоту, достался детёныш. Любая из задач, включая малыша ростом выше трёх конных, серьёзный риск. Впрочем, все, включая магистра, вышли из репродуктивного возраста, оставили потомство и распоряжались своей жизнью в удовольствие и на славу Империи.

Не таясь мастодонтов команды охотников двинулись к целям. Громадины продолжали мирно пастись, перемалывая стволы деревьев в щепу. К полудню горыны добрались до пастбища. Животные уже набили желудки и теперь, перестав ступать по лесу, дремали на солнышке, пережёвывая жвачку. Две самки, встали на колени и опустились полежать. Только главная лениво, казалось, полусонно поглядывала вокруг. Охотники по одному вскарабкались на животных.

Цепляясь за шкуру задних ног Маршал и его спутники поднялись на спину громады – мамы и побежали к шее. В небо поднялась стайка испуганных птиц. Мелкие обезьянки с криками разбежались по сторонам. Гомонящие звуки обеспокоили жертву. Она взволнованно качнула головой, пошевелила ушами и, подняв хобот кверху, фыркнула на приживал.

Примерно то же произошло с другими.

Сигнальщики возвестили о готовности.

Солнце близилось к закату, когда подготовка закончилась. Маршал поднялся на макушку главной самки, снова принявшейся драть деревья. Осмотрелся. Набрал в лёгкие столько воздуха, сколько мог, и заревел трубным, низким рёвом призыв к бою. Его зов волной разнёсся по лесу, усиливаясь рыком горынского племени.

Животные почувствовали неладное. Главная самка, не понимая происходящего, снова покачала головой, ища источники звука. Затем подняла хобот и коротко рыкнула, призывая остальных. Помощницы повернулись к ней, зафыркали, шевеля ушами и недовольно зарычали. Сидевшие в ушах мастодонтов горыны хором взревели и ударили копьями. Гортанный звук и боль слились для животных в непонятную угрозу. Они подняли было хоботы, чтобы выдуть непрошеных гостей, но битва уже началась.

Четвёртая группа атаковала детёныша. Набросившись со всех сторон, горыны быстро взобрались на спину малыша и одновременно ударили в слабо защищённые точки – глаза и уши. Детёныш в ужасе завопил и понёсся по кругу, пытаясь избавиться от жалящей боли. Ослеплённый ударами каменных топоров, избиваемый в самых уязвимых частях, он внезапно ощутил то, что неведомо мастодонтам. Он искал материнских ног, но не находил, мечась между деревьями и лишь усиливая волнение самок. В памяти предков он самый большой и сильный. Потому природа боли не могла исходить от маленьких существ… Но откуда?

То же творилось и с родительницами. В глаза ударили топоры. Мастодонты ослепли в самый неподходящий момент, когда маленький в опасности, когда нужно быть рядом, чтобы прийти на выручку, спасти от бешеного самца.

Одновременно самки понеслись навстречу друг другу, валя и круша деревья. Каждая выставила впереди кинжалоподобные бивни. Разом лишившись глаз, разъярённые болью, рёвом малыша, они не чуя друг друга и рассудка, с невероятным треском столкнулись, пропороли броню шкуры и до самой смерти, которая пришла не сразу, продолжали биться с противником неведомой силы.

Детёныша в безумстве затоптали.

Торжествующий рык, что разнёсся по лесу вслед за предсмертным воем мастодонтов, заставил всех хищников в округе пригнуть спины и опустить хвосты. Нет более страшного и коварного охотника в этом мире, чем человек. Если его власть нуждается в регулярном подтверждении, то он снова и снова докажет готовность отстоять высокое место в этом мире. И все претенденты, посрамлённые и осмеянные, станут просить о милости, в пыли стоя у трона.

Антонина Тесленко

г. Пятигорск, Ставропольский край

Вязкость ночи

Пришельцев было двое… Когда корабль подлетел вплотную к Земле, была глубокая ночь… такая же как и повсюду…. Вся Вселенная была ночью. Но это никого не удивляло…

Всё шло как обычно…

Пришельцы покинули корабль способом телепортации, как всегда, легко и быстро. Им нужно было забрать с собой очередного человека… Как всегда… У них было задание.

Но в этот раз они сразу же почувствовали что-то не то. Внизу уже хорошо были видны какие-то строения, двигались по дорогам огоньки… Но они зависли, не долетев до Земли… Как будто попали в сети или капкан… Удушливая и вязкая как желе темнота не пропускала вниз. Как две мухи на паутине…. Это было смешно…. Враг был и его не было…. С кем сражаться…. Они погибали…

Кругом была только одна вязкость, которая становилась все плотнее и плотнее, не давая возможности двигаться и дышать…

Все было кончено за считанные минуты…

Они так и застыли в смешных и уродливых позах…

Может быть, кто-то и видел два непонятных объекта, висящих просто в воздухе.

Скорченные, с гримасой ужаса на лицах.

Впрочем, если кто-то и видел, то тут же про все и забыл…. Потому что, когда наступило утро, с первыми солнечными лучами тела двух пришельцев растворились в воздухе…

Вязкость ночи, а может быть, и кто-то или что-то ещё, спасла кому-то из землян жизнь… в этот раз…

Сны Контактера

Отрывки из произведения «Дневник»

20.09.19…года. Отняла у какого-то мужчины кошелек. Был пустой. Но я его наполнила деньгами и с этими деньгами прыгнула в проходящий мимо поезд. И уехала…. Потом в меня кто-то стрелял. Я упала, но в меня не попали и ран нигде не было…

21.09. Я в лесу. Пристаю к какому-то мужчине. Он в длинном черном пальто. А я в костюме от 17 или 18 века. А у мужчины на поводке вместо собаки свинья…

23.9 Съемки огонька на телестудии. Должна выступать наша школа. Я с учителями на одной стороне сцены, а директор наша на другой. Но оказалось, что программа не готова и никто не знает, кто за кем выступает. Я начинаю бегать, чтобы хоть как-то спасти концерт… Директор школы потом получила за бардак выговор.

24.09 Ужасный сон. Какая-то деревня в лесу. Дома все деревянные. Пейзаж… Лето перемешанное с зимой. За нами охотятся люди в белом… Мы от них убегаем и прячемся кто куда. Самое интересное, что приезжает в деревню наряд полиции! А я бегу к реке. А на ногах у меня висят свиные титьки. Штук шесть, это просто ужасно… И вдруг я попадаю к этим людям в белом. И они начинают меня лечить. Делают на ноге надрез, и из этого надреза – опухоли течет черная отвратительная кровь, и даже изо рта у меня течет такая же кровь. Но опухоль на глазах исчезает, засыхает и корками отваливается от ноги. Потом изо рта идет какая-то пена с лохмотьями. Но я полностью выздоравливаю… И люди в белом меня отпускают…

Но тут на меня набрасываются тигры. Действие происходит около реки. Один уже убит неизвестно кем, другой идет на меня… Я его хватаю за шкирку и начинаю швырять в разные стороны… Тигр погибает, и я бросаю его тело в реку…

11.10 Все пошли в кино, а я с ними поссорилась и пошла по дороге обратно… Вдруг слышу голос откуда-то сверху:

– Осторожно, сзади опасность!

Обернулась… и вижу маленького ребенка. А глаза у него злые очень были… А в руке длинный нож… Я очень удивилась… Но спокойно подошла к нему и взяла у него нож и тут же проснулась…

12.10 Приснилось, что у меня открылся третий глаз. Это было прекрасно. Я летала по удивительно богатому дому, но я знала, что этот дом – мой. Очень хороший сон…

23. 11 Землеятрясение…

25.11 Очень ясно видела, как я спасала одного инопланетянина. Сначала он был как желе, мягкий и бесформенный, и корабль его был маленький-маленький… Я и не помню, как этот инопланетянин оказался у меня в руках, И я его уже никому не хотела отдавать. Он показал мне свой корабль, и я его целовала очень страстно.

А потом перед отлетом он стал таким, какой он есть на самом деле. Очень, очень красивый. Белокурый мужчина в белом костюме. И он хотел меня забрать с собой, но я должна была разгадать ключ полета. И я помню, что я никак не могла этого сделать, только запомнила какие-то цифры 07623 и больше ничего, но мне так хотелось улететь…. И его корабль стал подниматься, а я плачу. Вдруг он подлетел ко мне. Я тяну руки вверх и чувствую, что меня затягивает в корабль. В этот момент я испытала такое счастье и блаженство, в момент, когда я была с ним рядом и мы летели… Но потом я оказалась почему-то опять на Земле… И теперь я хочу испытать такой же полет еще раз….

Мария Трещёва

г. Тамбов

Врата Бальдура (фэнтази-роман)

Пролог

Бескрайнее Море Мечей. Что там за горизонтом? Приключения? Слава? Опасности? Её молодое сердце жаждало этого всю жизнь. Что толку сидеть за толстыми стенами, когда в мире столько неизвестного! Что толку скрывать свои способности, когда с их помощью можно помочь сотне нуждающихся! Но каждый раз, поднимая вопрос об уходе в большой мир, она слышала один и тот же ответ: «Твоё время ещё не пришло…» Она ждала. Терпеливо ждала, когда же наконец придёт её время. Когда же наконец треснет окружающая её скорлупа и она ощутит всё то, чего так жаждало её молодое сердце.

Хозяйку этого сердца звали Равена, и она жила в Кэндлкипе – самой богатой библиотеке Побережья Мечей. Расположенный на утёсах и окружённый высокой стеной, Кэндлкип был неприступной крепостью. Столько лет он был её домом. Всё здесь – запахи пергамента и пыльных книжных шкафов, звуки перелистывающихся страниц и шёпот мудрецов, тишина читальных залов – было ей такое родное… и одновременно чуждое. С тех пор как окрепли её руки, Равена использовала каждый удобный момент, чтобы убежать со скучных занятий к мастеру фехтования Джондалару на тренировочную площадку или просидеть целый день в таверне у Винтропа, послушать его смешные рассказы о тех, кто останавливался в комнатах наверху. На улице, в отличие от прохладных комнат библиотеки, всегда было шумно. В Кэндлкипе хранилось самое большое количество книг по эту сторону Моря Мечей, поэтому часто сюда заезжали и жители близлежащих городов, и чужестранцы. Некоторые искали мудрости, что таили письмена древних, некоторые – старинные карты, указывающие путь к тайным сокровищам, а кто-то зачитывался редкими сказаниями и сочинениями бардов. Порой здесь появлялись странствующие рыцари и воины, чтобы переночевать и пополнить запасы провизии и эликсиров. Именно рыцари в сверкающих доспехах стали воплощением самых смелых мечтаний маленькой воительницы: вот чей путь богат славой и приключениями! Она представляла себя мчащейся на коне через вражью толпу, с развевающимся плащом и обнажённым мечом. Блеск её доспехов вселял бы ужас в гнилые сердца приспешников тьмы. Увы, этой мечте не суждено было сбыться. В этих краях рыцарями могли становиться только люди, а Равена была рождена полуэльфом.

Однажды, когда Равене исполнилось тринадцать, она помогала Винтропу обслужить группу рыцарей какого-то ордена. Они сидели за столом и ждали обед, который маленькая помощница несла им от барной стойки. Вдруг один из них обернулся на неё и внезапно вскочил. Из-под сдвинутых бровей пылали гневом глаза. Он выхватил из ножен меч, и все остальные последовали его примеру. Если бы не Винтроп, это был бы последний миг её недолгой жизни. Трактирщик объяснил, что Равена – воспитанница Кэндлкипа и приёмная дочь одного из уважаемых мудрецов. Рыцари вложили мечи в ножны, но оставаться не собирались ни минуты в месте, где приютили врагов их ордена. Через мгновенье в таверне находились только девочка и Винтроп. Всё ещё пребывая в шоке, Равена стала собирать осколки посуды и еду на поднос, который уронила от страха. Вдруг в зеркальной глади начищенного подноса она увидела своё отражение и поняла в чём дело. Слёзы брызнули из глаз. Всё дело в том, что часть крови, что текла в её жилах, принадлежала тёмным эльфам дроу. Это наложило некий отпечаток на её внешность. И хотя её кожа не такая тёмная, а волосы скорее серебристые, каждый, кто смотрел на неё, сразу догадывался о её предках.

Неужели не суждено ей жить в этом мире так, как она сама хочет! Неужели придётся прятаться от глаз тех, кому она желает помочь. Равена потеряла веру в жизнь и надежду на приключения, а к рыцарям стала испытывать антипатию, зачастую взаимную. С того дня она забросила занятия фехтованием и проводила всё время в библиотеке, где хотела наткнуться хоть на одно благодеяние своих сородичей. Но всё было тщетно.

Как-то раз вечером Равена пошла к Винтропу – послушать истории и развеяться. На втором этаже стоял гомон. Незнакомая группа людей суетилась рядом с жутко израненным человеком, который без сознания лежал на кровати.

– Равена, детка! – окликнул её трактирщик. – Как хорошо, что ты пришла. Принеси из дальней комнаты побольше полотенец. Боги! Какой же он огромный!

Когда девушка принесла полотенца, лекари Кэндлкипа уже остановили у раненого кровотечение. Мужчина не помещался на кровати, и его ноги свисали по бокам. Рядом стояли четверо и, не отрывая глаз, следили за работой служителей бога мудрости Огмы. Наконец Парда прочитал какое-то заклинание, и здоровяк медленно открыл глаза. Потом он также медленно вдохнул воздух в свои могучие лёгкие, будто бы хотел проверить: действительно ли он дышит.

– С возвращением, дружок! – в один голос сказали четверо у кровати. В ответ «дружок» слабо улыбнулся.

Парда прописал ему постельный режим, но уже через день громила сидел за столиком внизу.

– Ему же нельзя подниматься с кровати! – возмутилась Равена.

– Найдёшь такую крепкую верёвку, чтобы удержала его – мы вернём его обратно, – прогнусавил сидящий рядом гном.

Все засмеялись, и на фоне общего хохота смех раненого казался грохотом катящихся камней. Он обернулся.

– Что ж ты там стоишь? Подсаживайся к нам. Если ты знаешь, что мне нельзя вставать, значит, ты одна из тех, кто спас мою никчёмную жизнь.

– Мне и правда можно сесть с вами за стол? – неуверенно переспросила она.

– То, что ты похожа на дроу, не означает, что ты не можешь сидеть с нами за одним столом. Ведь ты живёшь здесь, Винтроп отличного мнения о тебе, ты помогала возвращать нашего друга из царства смерти – значит зла нет в твоём сердце, – прозвучал спокойный голос сидящего рядом темноволосого эльфа.

– Но его полно в сердцах моих предков, отчего их ненавидят, – возразила девушка, но присела на свободный стул рядом с Винтропом.

– Я бы сказал «сторонятся», – исправил её другой эльф с волосами цвета небелёного льна, его голос был нежней, чем у собрата, почти женский.

– Ты прав, дружище! – вставил гном. – А ещё боятся и… и очень боятся. Хе-хе!

– Ты бы ещё добавил: «.а ещё боятся до смерти», – нахмурилась женщина– человек со знаком Хельма на плаще. – Разве ты не видишь, что девочку и так угнетает её родословная, а ты ещё масла в огонь подливаешь.

– Я об этом как-то не подумал. Простите меня, мисс, – с этими словами он слез со стула и так низко поклонился, что скрылся под столом. Равена не смогла сдержать улыбку.

– С твоей профессией, Кайл, надо думать чаще, – подытожила женщина и, смягчив тон, обратилась уже к Равене. – Я никогда не видела полукровок дроу. Слышала только, что они обитают в Дамбате. Как же такое могло случиться? Твои родители, кто они?

– Я не знаю их, мэм. Я – сирота. В Кэндлкип меня привёл мой приёмный отец Горайон, когда я была ещё совсем крошкой.

– Горайон – твой приёмный отец? – оживился темноволосый эльф.

– Вы знаете его?

– Горайона знают многие. Он – уважаемый человек. И это честь для меня познакомиться с его дочерью.

– Спасибо, но даже репутация Горайона не сможет закрыть репутацию моих предков. Ведь ни один из них не сделал и малюсенького доброго дела. Я изучила все книги в библиотеке, где хоть как-то упоминались тёмные эльфы, но все их деяния так же темны, как мрак Подземья, в котором они живут. В верхнем мире никогда не примут того, кто хоть чем-то похож на дроу.

– Но пытаться всё равно нужно, – постарался подбодрить девушку здоровяк. Ей показалось, что в его внешности что-то не так. – Тем более в каждой расе найдётся пара-тройка особенных представителей.

– Ты прав, Зарк! – воскликнула священница. – Помните того дроу? – Она окинула взглядом друзей и остановила его на Равене. – Несколько лет назад на нас напала шайка хобгоблинов. Уже совсем стемнело, и свободно ориентироваться из нас могли только эльфы, способностей Кайла не хватало на всех. Стрелы сыпались со всех сторон. Вдруг появилась тёмная фигура. Сверкнули два лезвия, и стрел становилось всё меньше. Вскоре остатки шайки с воплями бежали прочь от нашего лагеря. Как же мы были удивлены, когда к нам подошёл наш нежданный помощник, и свет от костра осветил его белые волосы и тёмную кожу. Он оставил свой город в Подземье и теперь ищет своё место здесь в верхнем мире. Он так и ушёл, не спросив разрешения остаться на ночь и не попросив за помощь награды. И я верю каждому его слову, потому что такие печальные глаза, как у того дроу не могут лгать.

– Да-а-а, – протянул Зарк. – Но не только глубокой печалью отличались его глаза. Они были цвета горной лаванды. Это необычный дроу, и мы ещё услышим о нём. Вот вспомнить бы только его имя. Очень уж оно вычурное. Эй, – обратился он к эльфам. – У вас на эльфийские имена должна быть память получше.

– На эльфийские – да, но даже для нас имена дроу труднозапоминаемы, – парировал светловолосый, и его друг присоединился к нему кивком головы.

– Дриззт До'Урден, – выпалил гном и, сам испугавшись своего голоса, прикрыл рот ладонями.

– Молодец, Кайл! – хихикнула священница. – Можешь ведь, когда хочешь, – и гном расплылся в довольной улыбке.

– Я не знаю, где теперь этот Дриззт До'Урден. Жив ли он? Нашёл ли он своё место? Главное – он пытался изменить свою жизнь, свою судьбу. Если чистокровный дроу идёт против влияния своей крови, что мешает тебе доказать всем, что ты имеешь право на уважение, – подытожил Зарк, глядя в глаза Равене, которые снова наполнились надеждой и немножечко слезами.

– Интересно, какой он, этот Дриззт До'Урден… – совладав с собой, задумчиво спросила полудроу.

– Ну. Он не очень высокий, стройный, быстрый. Как все эльфы, – пожал плечами светловолосый эльф, показывая, что ничего необычного в нём нет.

– Его кожа как уголь, а волосы, как снега Рашемана, – продолжил Кайл.

– Он может полностью слиться с тенью, – добавил темноволосый эльф. – Я ему немного завидую.

– Он отличный воин. Его клинки не знают промаха, а их хозяин не знает страха, – заметил Зарк.

– А ещё он чертовски красив. – мечтательно начала священница, но, заметив взгляды своих друзей, поправилась: – Ну… для дроу, разумеется.

Невозможно описать, как забилось сердце Равены при мысли, что её предки – не клеймо на всю жизнь, что судьбу можно изменить. Она впитала рассказ искателей приключений, как сухой песок впитывает первые капли дождя. Влетев на крыльях радости в свою комнату, которую делила со своей названой сестрой Имоен, девушка закружила её в танце. Имоен слушала рассказ Равены со всем человеческим любопытством, почти не дыша, и очень была рада, что в сестре снова проснулись любовь к жизни и жажда приключений.

Имоен появилась в Кэндлкипе немного позже самой Равены. Они были ровесницами, и почти сразу же девочки стали подругами. Их объединяло желание стать искателями приключений, да и вообще за столько лет сожительства в одной комнате у них появилось множество одинаковых привычек. Их часто можно было увидеть на крыше какой-нибудь смотровой башни, где они смотрели на волны, разбивающиеся об утёс, на котором стоял Кэндлкип. Девушки мечтали там, придумывали истории, которые с ними случатся однажды, строили планы на будущее. Ведь не может быть, что их заточили здесь навечно! Однако, несмотря на все сходства, в них было столько же различий. И дело не только во внешности и принадлежности к расе. Обе они были обладательницами пылающих сердец мечтателей, и это не могло не отразиться на том, как они вели себя. Но если Имоен выходила из конфликтных ситуаций где обманом, где шутками, то Равена вспыхивала, как пороховая бочка. Часто Горайону приходили жалобы, что тот или иной стражник опять стоит на посту с ярким синяком под глазом. Объясняла ситуацию приёмному отцу обычно Имоен, потому что Равена стояла с опущенной головой и глядела в пол, не смея поднять глаз на мудреца. Он был абсолютным авторитетом для неё, одного укоризненного взгляда хватало, чтобы она почувствовала себя виноватой. Она изо всех сил старалась не огорчать отца, но вновь и вновь Горайону приходили жалобы. «Равена поставила синяк тому-то. Равена расцарапала щёку тому-то…» В конце концов Горайон начал просто вздыхать и разводить руками, мол, ну а я-то что могу сделать. Без Имоен некому было бы прикрывать воспитанницу Горайона, когда та прогуливала занятия. В обмен Равена пересказывала ей подробно книги, которые прочитала. Читать Равена любила. Она знала почти наизусть все книги о чудовищах, древних артефактах и легендарных доспехах и оружии. Таким образом она готовила себя к будущим приключениям. После случая с рыцарями в таверне Равена всерьёз испугалась, что дружба с Имоен под угрозой. Но названая сестра успокоила полудроу, пошутив, что её родословная всегда «придавала пикантности в их отношениях».

Имоен тоже захотелось пообщаться с бывалыми путешественниками, и она попросила сестру утром взять её с собой.

В эту ночь Равена не смогла заснуть. Теперь она отлично понимала, что никогда не смогла бы стать рыцарем – свято блюсти законы ордена, истреблять его врагов. Нет! Такая жизнь не для неё. Её душа жаждет свободы, простора и ветра. Её душа – душа воина. Свободного воина, который сам решает: куда ему идти, кого назвать другом, а кого врагом. Дриззт До'Урден дал ей новую надежду, он стал её маяком в выборе пути. Равена решила, что во чтобы то ни стало будет такой же. Она сама заработает себе репутацию, не зависящую ни от приёмного отца, ни от своих тёмных предков.

Утром Равена и Имоен направились в таверну. Гости уже завтракали, и сёстры присоединились к ним. Начались рассказы о приключениях. Оказывается, Миранда – жрец Хельма, и рыцарь Фолинар получили задание поймать двух эльфов, которые мешали лесорубам работать. В итоге они встретились с Зарком, который сам был когда-то лесорубом, и решили искать эльфов вместе. Когда они нашли их, оказалось, что лесорубы хотели вырубить Священную Рощу. Вот тут-то и переломился мир пополам: Миранда встала на сторону эльфов вместе с Зарком. Фолинар же сперва не хотел и думать о смене позиции, но, почувствовав мощь эльфийской Рощи, понял, что ошибался. Впятером они заставили лесорубов уйти из этой местности. Миранде и Фолинару нельзя было возвращаться назад, поэтому они решили пойти с Зарком – повидать мир и бросить вызов злу. В благодарность за спасение их святыни светловолосый Эльсимил и лучший друг его Рододендрон (никто не знал, было ли это прозвищем или именем) пошли с ними. Потом они случайно наткнулись на гнома Кайла, который, как мог, отбивался от гоблинов. Вскоре все шестеро стали хорошими друзьями. Они бродили по миру и помогали людям. Каждый из них делал своё дело: Миранда благословляла и лечила раны, Фолинар отражал стрелы магическим щитом и разил врагов мечом, Зарк внушал страх своими габаритами и огромным двуручным топором, Эльсимил кромсал супостатов быстрой катаной, Рододендрон посылал стрелы чётко в цель, а Кайл жёг, морозил и травил всех магией.

Всё это друзья рассказывали, перебивая друг друга, и сёстры еле уловили смысл истории.

Имоен, как всегда это было, быстро влилась в весёлый разговор. Она не обращала внимания на внешность собеседника, главное – не заскучать от общения. Равена же, напротив, всегда всматривалась в лица, считая, что так можно многое узнать о человеке. Вот и сейчас она пристально изучала команду, удивляясь, как такие разные личности могут уживаться вместе. Белокурая Миранда была лидером до мозга костей. Её беспрекословно слушались все члены команды. Несмотря на тяжёлые доспехи, огромный щит с латной перчаткой Хельма и увесистый молот на поясе, священница всё же оставалась женщиной. Она носила короткое каре без чёлки, красиво обрамляющее загорелое лицо, а голубые глаза и розовые губки уже свели с ума многих стражников Кэндлкипа. Может они и поприставали бы к ней, но их пыл охлаждало присутствие Зарка. Воин носил длинные волосы, собирая их кожаным жгутом в хвост. Они были тёмно-русые и почему-то светлее бороды, которую он аккуратно подстригал по подбородку. Лохматые брови нависали над добрыми карими глазами. Под желтоватой кожей перекатывались мощные мускулы. Зарк был самим воплощением физической мощи. Закадычные друзья Эльсимил и Рододендрон были похожи друг на друга как братья. Только у первого были светлые волосы и зелёные глаза, а второй темноволос и сероглаз. Эльсимил улыбался открыто, зная, как это украшает его прекрасное лицо. В то время как немного мрачный Рододендрон иногда лишь ухмылялся краем рта. Один не видел ничего особенного в эльфах, но в то же время гордился принадлежностью к этой расе, другой свыкся с человеческим обществом. Эльсимил до сих пор носил эльфийскую кольчугу, но сменил традиционный длинный меч на катану; а его друг как раз наоборот сменил свой доспех на изготовленный человеческими руками, но остался верен эльфийскому луку. Что же касается непоседливого Кайла, гном был немолод. На голове его красовалась плешь, а в редкой каштановой бороде кое-где просматривалась седина. Говорил он в нос и очень часто подмигивал, отчего многим казалось, что у мага нервный тик.

– А где же теперь Фолинар? – поинтересовалась Имоен.

Лица рассказчиков погрустнели.

– Недавно мы попали под атаку дракона, – ответила за всех Миранда. – В битве с ним он и погиб.

– Но его можно было бы воскресить, – недоумевала девушка.

– Тогда для начала его нужно было бы вытащить из драконьей утробы, – прогнусавил Кайл.

Равену передёрнуло от этих слов.

– Хоть я и не люблю рыцарей, мне жаль вашего друга.

– Не любишь рыцарей? Почему? – Пробасил Зарк.

– Да её год назад чуть не прибили какие-то странствующие рыцари, – ответила за сестру Имоен. – Вот она и придумала это противостояние.

Полудроу наградила девушку сердитым взглядом.

– Они хотели тебя убить из-за крови тёмных эльфов? – С сочувствием посмотрел на неё Зарк, и Равена нехотя кивнула. – Тогда понятно. Ты, вероятно, встретилась с одним из «тайных» рыцарских орденов, которые вбили себе в голову, что та или иная раса – их враги. Они странствуют по миру и уничтожают эту расу. Но, поверь мне, есть рыцари, которые не судят о тебе по твоим предкам, они смотрят на твои дела. Фолинар первый догадался, что во мне течёт кровь орков, но дал мне шанс доказать, что на меня она никак не влияет.

Так вот что в нём казалось странным: квадратные скулы, глубокая посадка глаз и чересчур огромные плечи и грудная клетка выдавали в Зарке орочью кровь.

– Так ты полуорк?! А почему же твоя кожа не зелёная? И где клыки? – С детской наивностью спросила Имоен.

– Я ведь орк не наполовину. Мой дед был орком, а, как известно, если полукровка сходится с человеком, рождается человек. Однако человеческие признаки гораздо слабее, чем орочьи… или эльфийские. Поэтому-то полуорки и полуэльфы больше похожи на своих родителей нелюдей. Эти признаки могут передаться (не в полной мере, конечно) и внукам. Вот и досталась мне от деда сила, ну и немного телосложение. Хотя я всё-таки считаю себя полуорком.

– Значит, если у меня будет. – с надеждой в голосе проговорила Равена. – Ах нет, такого не будет никогда.

– Если отцом твоих детей будет человек, то да: они будут людьми, – кивнул Зарк.

– Не успокаивай её. Это бесполезно, – махнула рукой Имоен. – Её пессимизмом уже пропитана вся комната.

– Я не пессимист, я реально смотрю на вещи. Ни один человек не захочет, чтобы матерью его детей стала дроу-полукровка.

– Ну что я вам говорила!

– Да уж! Тебе, конечно, сложно придётся по жизни, но могу дать совет: носи глубокий капюшон. Это твоё спасение от любопытных глаз. Так Рододендрон делает, чтобы его не узнали, – Зарк кивнул в сторону эльфа.

– Профессия не позволяет лицо напоказ выставлять, – объяснил тот.

– Так ты. – воскликнула было Имоен, но вовремя спохватилась и закончила шёпотом. – Ты – вор?

– Я не стесняюсь этого – можно не шептать, – ухмыльнулся он. – Вы, юная леди, интересуетесь этим искусством?

– О да! – синие глаза Имоен горели от жажды новых знаний.

– Ну что же. Мы будем здесь ещё пару-тройку дней. Думаю, я передам тебе несколько секретов нашей профессии.

Имоен захлопала в ладоши.

– Ну а госпожа полудроу, – хихикнул Кайл, – уже выбрала себе профессию по душе?

– Да, господин гном, но магия меня не прельщает. Я чувствую себя уверенной только с мечом в руках.

– А с каким именно? – оживился Эльсимил. – Длинный, бастард, скимитар или, может, катана?

– Нет, нет, нет и ещё раз нет. Мне по душе добрый двуручник.

Эльф застыл с открытым ртом, а Зарк трясся от громового хохота.

– Вот это наш человек! Оружие воина должно разить наповал одним своим видом. А ничто так не испугает врага, как хороший топор в руках полуорка и двуручный меч в руках полудроу.

Хохот воина распространился на всех сидящих в таверне людей, и стёкла зазвенели от дружного смеха.

Следующим утром Зарк встретил Равену вопросом:

– Почему без меча?

– В смысле? – Не поняла та.

– Я пообщался с Джондаларом, он сказал, что у тебя определённо талант. Однако, вряд ли он обучает технике честного боя. Неси свой меч: я научу тебя обманывать своих противников и не поддаваться на их уловки.

Стоит ли говорить, что творилось в душе юной воительницы. Она даже не заметила, как пронеслась по мраморным лестницам библиотеки в свою комнату и вернулась обратно. Зарк взял меч одной рукой.

– Легковат. Сколько ты им уже пользуешься?

– Джондалар подарил мне его, когда мне было десять. С тех пор прошло четыре года. Но я уже целый год не брала его в руки.

– Но это же никуда не годится! – В голосе воина чувствовалось возмущение. – Так ты не сможешь использовать всю мощь меча. Смотри, – Зарк отдал ученице назад меч и взял свой топор.

Он начал крутить его перед собой, перебрасывать из одной руки в другую, подбрасывать вверх и вращать вокруг себя. Равена смотрела на него как заворожённая. Потом он подошёл к ней и протянул топор:

– Повтори-ка.

Она убрала меч в ножны и взяла топор за древко, но когда Зарк убрал руку, поняла, что не только не сможет повторить всё это, но и удержать этот топор будет для неё непосильным испытанием, настолько он был тяжёлым.

– Тяжело? – Зарк взвалил топор на могучее плечо.

– Ты же его вертел, словно тростинку. Как ты этого достиг?

– Верный вопрос. Начнём с того, что я намного сильнее и больше тебя, если ты не заметила. Ха-ха! Продолжим тем, что я – лесоруб и махать топором привык с детства. Как только топор становился слишком лёгким для меня, я менял его на более тяжёлый. Таким образом, достигалась большая эффективность в работе. Когда я получил в наследство топор своего деда, – он потряс оружием и снова положил на плечо, – он показался мне жутко тяжёлым. Я решил применить метод наших лесорубов на оружии. Каждое утро я брал свой рабочий топор и вертел им во все стороны. Когда становилось слишком легко вертеть одним, я брал другой – более тяжёлый. Вскоре я с лёгкостью забавлялся дедовым наследием. И хоть сейчас он для меня не тяжелее сухой палки, я ни на какой другой его не променяю. Он зачарован с помощью магии пробивать любые доспехи и морозить противника, – в этот момент по рунам на лезвии пробежал голубой огонь. – Вот и кажется мне, что вобрал он в себя тяжесть наковальни и глыбы льда. В общем, вот тебе мой первый совет: утяжеляй оружие. Трудно поднимать, легче опускать. Не порежешь, так оглушишь. Ха-ха! Вообще-то, двуручные топоры, мечи и так далее – оружие силачей, и ради этого придётся тебе пожертвовать своим женским изяществом. Второй совет: найди меч, наилучший для тебя, с которым ты не сможешь расстаться, даже если найдёшь ещё лучше. Стань с ним единым целым, и тогда он будет бить настолько сильно, насколько ты сама этого захочешь. Третий совет…

Целое утро, день и вечер, прерываясь лишь на немного, Равена получала советы и уроки. Когда девушка упала на свою кровать, ноги гудели, рёбра болели, а рук она не чувствовала вовсе. Равена не уснула этой ночью – она провалилась в забытьё.

Утром Зарк обнаружил свою ученицу на тренировочной площадке. Он одобрительно покивал головой и снова принялся за её обучение. Каждое движение отдавалось в мышцах ноющей болью, но Равена нападала и уворачивалась, слушала и внимала. За эти два дня она узнала больше, чем за три года тренировок с Джондаларом.

Утром третьего дня пятёрка начала собираться в путь. Ни Имоен, ни тем более Равене не хотелось расставаться с ними, но разлука подкрадывалась незаметно, и вот они стоят у ворот Кэндлкипа. Зарк протянул что-то завёрнутое в тёмно-фиолетовую ткань своей удивительной ученице.

– Может, пойдёшь с нами? – внезапно сказал он.

Равена подняла на него глаза.

– Я… нет… я не могу… Имоен… Горайон… Я… – потом она всё-таки собралась с мыслями: – Я чувствую, что сейчас не время уходить мне отсюда. Я не могу.

– Понимаю. Если чувствуешь так – будь по твоему. Просто знай: никому ещё я не открывал своих секретов, не встречал достойных, как мне казалось. Ты – первая. Пусть тот огонь, что горел в твоих глазах, когда ты слушала наши рассказы, никогда не угаснет. Этот огонь объединяет души всех искателей приключений. Быть может, мы ещё встретимся на дорогах Фаэруна. Удачи тебе, Равена!

Зарк нагнулся и поцеловал её в лоб. Потом вскочил на коня, взмахнул последний раз рукой и скрылся за воротами вместе с друзьями. Равена перестала видеть его гораздо раньше, потому что глаза её переполнили слёзы. Она сжимала свёрток и плакала, плакала и смотрела на закрывающиеся ворота. Вдруг чья-то лёгкая рука легла ей на плечо. Имоен. Её глаза тоже были красными от слёз.

– Рододендрон предложил мне уехать вместе с ними. Я отказалась, потому что не хотела оставлять тебя одну, – еле слышно пробормотала она.

– Зарк предложил мне то же самое, и я тоже отказалась… Видно не время ещё нам расставаться, сестрёнка.

Имоен задорно улыбнулась.

– А это что? – кивнула она на свёрток.

– Не знаю.

Когда Равена развернула ткань, то оказалось, что это плащ с глубоким капюшоном. В него был завёрнут двуручный меч с запиской: «Последний урок: не храни мечи, которые стали лёгкими для тебя. Не храни свою слабость. Р.S.: Плащ поможет избавиться не только от любопытных глаз, но и от мурашек в холодную ночь. Зарк».

Записка заставила девушку улыбнуться. Меч был гораздо тяжелей того, что подарил ей Джондалар. Равена накинула плащ. Он был мягким и излучал тепло, а капюшон полностью закрывал лицо.

Время шло. Чувство, что ещё не время уходить, медленно, но верно сменялось чувством, что дом скоро придётся покинуть.

Дмитрий Трипутин

г. Вологда

Хмельной город

Что-то упало и с грохотом разбилось. Джим открыл глаза и поднял голову. Точнее, хотел поднять. Щека каким-то образом крепко прилипла, и голова вернулась обратно на стол. После следующей энергичной попытки Джим наконец освободился. Таращась и моргая, он сконцентрировал внимание на единственном движущемся предмете. «Предмет» оказался дородным мужчиной, который за блестящей стойкой вытирал стаканы, ловко орудуя белоснежным полотенцем. За спиной у него тянулись ряды бутылок самой разнообразной формы с разноцветными этикетками. Сморщив добродушное лицо, мужчина внимательно рассматривал каждый стакан на свет и, удовлетворившись осмотром, брался за следующий.

«Это бармен», – догадался Джим. Он осмотрелся и нашел себя сидящим в одиночестве за длинным столом в просторном полутемном зале. Сзади и спереди тянулись такие же столы. В дальнем углу что-то темнело, напоминая груду тряпья. Оттуда доносились всхрапы, а изредка – невнятное бормотание. Что же это за бар и как он сюда попал? Джим помотал головой и потер глаза. Пальцы наткнулись на что-то липкое. Потерев щеку, он понюхал ладонь. Мятный ликер. Вспомнить ничего не удавалось. А какая собственно разница? – рассудил Джим. Это все не так уж важно и совсем неинтересно. Он совсем было собрался погрузиться обратно в сон, но услышал голос бармена.

– Вы я вижу, совсем уже проснулись мистер. Выпейте-ка лучше пива, я угощу. Бармен открыл банку, взял тарелку с галетами и направился к Джиму.

– Я бы на вашем месте привел себя в порядок мистер. Ваш костюм… скажем, несколько пострадал.

– Благодарю вас, – просипел Джим, – мистер.

– Дейл, зовите меня Дейлом, – благосклонно ответил бармен. Джим опустошил банку, и все стало не так уж плохо. Осмотрев себя, он почувствовал, что к нему возвращается способность испытывать чувство стыда. На измятых брюках висели какие-то корки и шелуха. Пиджак выглядел так, словно его долго жевали. Нетвердой походкой Джим отправился в туалет.

Подняв глаза к зеркалу, он увидел молодого человека с обаятельным слегка помятым лицом. Его всегда любили в компаниях за мягкий беззлобный юмор и спокойный характер. Джим вспомнил бесчисленные попойки с друзьями и загрустил. Последние два года он незаметно для себя втянулся в бесконечный круговорот вечеринок и пикников. Последние две недели он вообще редко бывал трезвым. Нет, надо бросать пить твердо решил Джим уже в который раз.

Умывшись и почистившись, Джим исследовал свои карманы. В карманах было пусто. Ни бумажника, ни ключей – ничего. Лишь в нагрудном кармане пиджака попалась какая-то карточка, что-то вроде визитки в твердой и прозрачной оболочке. На карточке значилось: «Джим Венчер, гость» и далее ряд каких-то цифр. Происхождение визитки было совершенно неясным. Он бросил последний взгляд в зеркало. Пиджак придется снять и нести в руке, а так вполне респектабельный вид. Джим отправился в зал, торопясь подробно расспросить бармена.

Однако, едва он вошел в зал, покой заведения был грубо нарушен.

Со страшным грохотом лопнула огромная витрина. Сопровождаемый дождем осколков и визгом тормозов в зал величественно раскачиваясь, въехал роскошный Мерседес.

Показавшись на полкорпуса и качнувшись последний раз, он остановился. Смуглый щуплый субъект с копной черных волос распахнул дверцу и рванулся из машины. Джим оторопело взирал на налитые кровью глаза и перекошенный рот неожиданного посетителя. Тем временем «щуплый», как машинально прозвал его про себя Джим, покачиваясь, прошествовал к стойке.

– Простите меня мистер Дейл я, правда, не хотел, – прорычал посетитель неожиданным басом. При этом он широко махнул рукой куда-то в сторону остатков витрины.

– Пожалуйста, виски с содовой, – добавил он без паузы. Бармен невозмутимо открыл бутылки и наполнил стакан. Посетитель немедленно взял виски и с видимым наслаждением отхлебнул.

– Пожалуй, я тоже с вами выпью, – заявил Дейл и, – потянувшись, достал из стойки стакан поистине устрашающих размеров. Джиму, внимательно наблюдавшему за происходящим, стало немного не по себе.

Тем временем, куча тряпья в углу зашевелилась, и от нее отделился человек. На нем белела портупея с кобурой, блестели пуговицы на мундире. Полицейский! Джим округлившимися глазами наблюдал, как полисмен пытается встать. Но руки полисмена подгибались и разъезжались, и после нескольких неудачных попыток, он уронил голову на пол. Затем, упрямо приподнявшись на локтях, он, тужась и гримасничая, издал несколько нечленораздельных звуков, явно пытаясь что-то сказать. Когда и это не удалось, страж порядка нашарил пустую бутылку, валявшуюся рядом.

С неожиданной быстротой и ловкостью он запустил бутылкой в неудачливого водителя. Описав дугу, бутылка разбилась у того над головой, осыпав осколками. Полисмен удовлетворенно рыгнул, откинулся навзничь и захрапел. Щуплый водитель, увлеченный своей выпивкой, не обратил на это внимания. Бармен был как всегда невозмутим и занимался своим громадным стаканом. Однако он заметил смятение Джима:

– Эге, мистер, да я вижу вы здесь новичок. Джим, как ему показалось, утвердительно затряс головой.

– Ну, ничего, привыкните. Мы все через это прошли, – сказал Дейл, поглаживая свой стакан и поглядывая на полки с бутылками.

«Соображает, чего бы туда намешать, чтобы поскорее выпить». – ошеломленно подумал Джим. В голове у него роилась туча вопросов, но Джим понял, что, больше, ни минуты не хочет оставаться с этими людьми. Поблагодарив бармена и торопливо попрощавшись, он направился к выходу.

В первый момент улица оглушила Джима ревом моторов. Низкое утреннее солнце, едва поднявшись над крышами невзрачных домов, слепило глаза. Джим блаженно прищурился. Порывы прохладного ветерка, забираясь под рубашку, приятно холодили разгоряченное тело. Туда-сюда сновали автомобили. Дорогу пересекали длинные тени.

Между тем улица была совершенно незнакомой. Ее вид не вызывал никаких ассоциаций. Наверно, какой-нибудь новый район на окраине, – решил Джим. Он попытался остановить первый попавшийся автомобиль, потом другой. Однако, привлечь внимание водителей Джиму никак не удавалось. Вообще движение на проезжей части показалось ему странным, и вскоре он понял почему. Часть автомобилей двигалась с невероятно малой скоростью, как в замедленной киносъемке. Внутри виднелись напряженные фигуры водителей. Судорожно сжимая руль побелевшими костяшками пальцев, они оцепенело смотрели прямо перед собой. Другие же, наоборот, вели свои машины с чудовищной скоростью, обгоняя всех и друг друга. Автомобили с грохотом сталкивались боками на повороте и как ни в чем не бывало мчались дальше. Некоторые из этих водителей, развалившись, полулежали в креслах и управляли автомобилем небрежно, зачастую одной рукой. Джиму в который раз за сегодняшнее утро стало не по себе.

Он был не из тех, кого легко выбить из колеи. Ощущение неясной опасности побуждало к действию, Джим внимательно осмотрелся. На этот раз обратил внимание на неопрятные кучи мусора на краю тротуара, ямы и выбоины на асфальте. Вспомнив Мерседес в баре, Джим решил убраться подальше от дороги. В какой-нибудь тихий переулок. Быстро зашагав и держась поближе к домам, Джим почти сразу вышел на тихую, почти без движения улочку. Нужно было найти телефон, но возвращаться в бар не хотелось. Лучше отыскать какой-нибудь магазин или аптеку.

Однако, желая поскорее обогнать подвыпившего прохожего, он неосторожно приблизился к краю тротуара. Последнее что услышал Джим, был визг тормозов…

Джим уже пришел в себя, когда распахнулась дверь, и появился доктор. Полы его белого халата развевались, когда он быстро пересекал палату длинными ногами.

– Добрый вечер. Джим Венчер, если не ошибаюсь? – спросил доктор, подойдя к постели. Он поправил массивные очки в роговой оправе. Сквозь мощные линзы на Джима внимательно смотрели большие серые глаза.

– Он самый.

У доктора было продолговатое, но симпатичное лицо. Голову и лоб закрывала аккуратная белая шапочка.

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Пожалуй, совсем хорошо.

– Ну что ж, я рад. Сейчас я вас осмотрю.

Доктор быстро подошел к стеклянному шкафу и извлек оттуда подозрительного вида бутылку. Затем выбрал две мензурки и принес все это на тумбочку больного. «Спирт», – прочитал Джим на бутылке и закрыл глаза. Доктор открыл тумбочку, достал ломти хлеба и ветчину на стеклянном подносе. Джиму вдруг очень захотелось быть как можно дальше отсюда. За много миль. Например, на берегу реки с удочкой или просто в лесу.

– Вот вы, доктор, и пришли меня лечить, – не выдержал Джим.

– М-м-м, – утвердительно промычал доктор, нарезая ветчину тонкими ломтиками.

– Но вы, похоже, собрались напиться. Джим с трудом заставил себя ровно произносить слова.

– Не только собрался, но и обязательно напьюсь. Я думаю, мензурка, другая нам не повредит. Ведь вы составите мне компанию? Доктор разливал спирт, внимательно наблюдая за делениями. Джим устало откинулся на подушку. На какие-либо эмоции у него не осталось сил.

– Я не хочу, чтобы вы меня осматривали, а тем более лечили. Убирайтесь отсюда и пришлите доктора, который не пьет. Хотя бы во время работы, – добавил Джим, вдруг усомнившись в возможности выполнения последнего требования.

Доктор оглушительно расхохотался.

– А вы, однако, шутник. Такого человека вы не найдете, обшарив всю округу. Внезапно доктор заподозрил что-то неладное и оборвал смех. Озабоченно нахмурившись, он наклонился к Джиму.

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Возможно, при аварии вы пострадали чуть больше, чем кажется. Он помахал перед носом у Джима резиновым молоточком, возникшим словно по волшебству из воздуха. Джим машинально проследил его полет и с трудом удержался от внезапного желания отобрать инструмент и хорошенько потрясти обманчиво симпатичного доктора.

– Назовите, какой сейчас месяц, какой день недели? – деловито спрашивал доктор. Джим называл, с трудом сдерживая раздражение.

– Вы знаете, в каком городе вы находитесь?

– В самом несчастном городишке, какой только может быть, – прокричал Джим сорвавшись.

– Рефлексы в норме, частичная амнезия, реакции неадекватные, – добросовестно бормотал доктор, стараясь даже не смотреть в сторону тумбочки с выпивкой. Не нужно лишний раз волновать больного. Тем временем Джим поднялся и сел на кровать.

– Возможно, я действительно свихнулся, но я здесь с самого утра и до сих пор не встретил ни одного трезвого человека. Наверно, это опасный симптом, но мне кажется, что все вокруг меня сошли с ума. Вы, доктор, пожалуй, самый ненормальный из всех. Вы и сейчас не успеваете глотать слюни, вспоминая свой спирт. Уличенный доктор смутился и покраснел.

– Но помилуйте! Раз уж вы забыли, я вам напомню. Мы ведь находимся в хмельном городе. Здесь каждый волен пить когда угодно и сколько угодно.

– Вот она разгадка, – застонал Джим. Действительно несколько лет назад он однажды слышал о таком городе от своего приятеля Майка. Как же он забыл? Они тогда долго и горячо спорили. Джим никак не мог поверить, что правительства нескольких государств пойдут на создание такого города. Города, в который по собственному желанию и с согласия родных поедут жить и работать неизлечимые алкоголики. С одной стороны, у себя дома они представляют известную социальную опасность. Но с другой стороны, разве гуманно бросать их на произвол судьбы с такими же несчастными, как они сами?

– Простите меня, док. Простите, Джим, не найдя слов, порывисто протянул руку. Доктор подал свою руку не сразу, подозрительно поглядывая на Джима. Однако они, не сговариваясь, обратились к импровизированному столу, и вскоре в палате воцарились мир и согласие.

Все вопросы и сомнения были разрешены.

– Расскажите поподробнее о вашем городе. Как тут все устроено? – попросил Джим, когда они выпили и закусили.

– Мне рассказывал о нем старый приятель Майк. Он как-то грозился свозить меня сюда на экскурсию. Похоже, вчера ему это удалось.

– Ну, слушайте, Джим.

Доктор уселся поудобнее и начал рассказ.

– Три года назад правительства, озабоченные неумеренным потреблением алкоголя, связанными с этим проблемами, а так же неэффективностью лечения, решились на эксперимент. Был построен этот город. Вообще, попасть сюда легче, чем выбраться отсюда. С трех сторон город и десяток небольших ферм окружены водой. Здесь недалеко река впадает в озеро. В другую сторону на многие мили леса и устроено что-то вроде границы. На единственной автостраде, ведущей в город, стоит контрольно-пропускной пункт. У вас забирают все документы, а взамен выдают карточку установленного образца. На ней вся необходимая информация о вас.

– Но ведь, доктор, люди живут в этом городе добровольно? – удивился Джим.

– Да, формально это так, – согласился доктор.

– Но, чтобы уехать из города полноценным членом общества, нужно пройти специальные психологические и физиологические тесты. Тесты индивидуальные и составляются на компьютере на основе данных стандартных вопросников, которые вас просят заполнить. Сначала, конечно, нужно пройти собеседование у специалистов, которые определят, есть ли реальная необходимость в тестировании.

Джиму стало жарко. Сможет ли он покинуть город? Словно угадав настроение Джима, доктор продолжил:

– Обычно трех месяцев полного воздержания достаточно, чтобы успешно пройти все тесты и получить право на выезд, являясь уже реабилитированным гражданином.

– Ну, хорошо, – Джим вытянулся на кровати, – какая польза от этого города?

– Что вы, – доктор вскочил с табурета и заходил по комнате. Количество преступлений и несчастных случаев, связанных с употреблением алкоголя в странах, участниках эксперимента, упало до ничтожно малых величин. Какие– то доли процента. Нации получили новый толчок, импульс к развитию.

– Ну а здесь что же люди обречены, брошены на произвол судьбы? У вас по улице нельзя пройти, не подвергая жизнь опасности.

– Вы знаете, не совсем так. Часто поговаривают, что и здесь есть негласные сотрудники, которые выпивают лишь для вида, а сами присматривают за порядком. Я думаю, это правда. Но, что интересно, число преступлений и несчастных случаев здесь лишь немного превышает среднестатистический уровень для обычных городов с таким же числом жителей. А случаев со смертельным исходом и тяжелых травм временами даже меньше. Социологи до сих пор не могут прийти к единому мнению, почему это происходит. Существуют самые разные теории. У меня есть своя на этот счет.

– Расскажите хотя бы в двух словах, – попросил Джим.

– Значит, с одной стороны, здесь почти отсутствуют такие причины для преступлений как ревность, зависть и жадность. С другой стороны, организм в стадии сильного опьянения может находиться в состоянии такой глубокой релаксации, что в ситуациях гибельных для трезвого человека он легко выдерживает тяжелые травмы. Пострадавший иногда даже не обращает на них внимания! Ко мне привозили пациентов свалившихся с крыш и с балконов верхних этажей. У некоторых я сумел обнаружить лишь незначительные ушибы.

– Вы знаете, доктор, это, пожалуй, справедливо собрать вместе людей, несущих потенциальную опасность.

– Возможно, – печально согласился доктор. – Я случайно не долечу какого– нибудь пациента, он нечаянно переедет меня на проезжей части. Повар нашего ресторана рано или поздно меня отравит, а его в свою очередь шарахнет электрическим током от плиты. Кстати сказать, у нас тут редко работают одновременно все бытовые коммуникационные системы: водопровод, электросеть и связь. Конечно, все это грустно. Смотрите, какой мне сшили костюм. Доктор снял халат и показал пиджак, у которого одно плечо было заметно выше другого. А недавно кассир потерял или пропил мою зарплату. Он с трудом согласился скомпенсировать часть ее из своего заработка. И то только после того, как я пообещал поэкспериментировать над ним, когда он заболеет. Здесь, как вы сами понимаете, наказывают только за серьезные преступления. На разные мелочи никто не обращает внимания.

Дверь палаты приоткрылась, и показался красный нос медсестры.

– К мистеру Венчеру посетитель, – произнесла она. Внезапно смутившись, медсестра хихикнула и закрыла дверь.

– Вот, – посетовал доктор, – девушка на выданье, а сами понимаете, какие здесь женихи.

– Да, – сочувственно протянул Джим, не испытывая почему-то сочувствия к сестре-алкоголичке.

В этот момент дверь широко распахнулась, и в палату ворвался Майк:

– Джим, дружище, ты здесь, как я тебя искал. Сколько я здесь натерпелся и наслушался. Плотный среднего роста Майк словно заполнил собой всю комнату, настолько он был энергичен. Приятели обнялись и похлопали друг друга по плечам.

– Не надо было нам сюда ездить, Майк.

– Не надо было, это точно. Я только и помню как мы с тобой и каким-то полисменом сидели в баре. Проснулся в машине на берегу реки и сразу поехал тебя искать. Ну, все, поехали домой!

– А нас выпустят отсюда? – встревожился Джим.

– Ну конечно, у нас гостевые визитки, без фотографии, я все узнал.

Джим обернулся к доктору:

– Выбирайтесь отсюда док, вы же можете, я уверен.

Доктор грустно покачал головой.

– Три месяца воздержания для меня немалый срок. Но теперь я, пожалуй, справлюсь. Я заканчиваю сбор материала для диссертации, – «Положительное влияние алкоголя на иммунно – восстановительные процессы в организме». Когда закончу, сразу брошу пить.

– Вы, док, измените название на отрицательное, а то вас точно никуда не выпустят, а три месяца без алкоголя начните прямо сейчас, – посоветовал Джим.

– Спасибо Джим, вы правы, я обязательно последую вашему совету.

Я много месяцев не общался с нормальными людьми, а сейчас во мне словно что-то сдвинулось.

Тепло, попрощавшись, приятели, покинули доктора. Серая лента дороги с шорохом ложилась под колеса. За окном проносились поля, деревья. Джим расслабился и наслаждался скоростью. Посещение города казалось все более нереальным. Может быть, мне все это приснилось, – подумал Джим. Быстро опускались сумерки. На горизонте показалось зарево огней.

– Подъезжаем! – весело выкрикнул Майк повернувшись. Он стал вдруг серьезным.

– Ты знаешь, пока я тебя разыскивал, мне сказали, что где-то недалеко отсюда есть город политиков.

– Кого? – не понял Джим.

– Политиков. Город, куда высылают зарвавшихся политиков. Ты представляешь? Джим почувствовал, что его быстро покидает состояние расслабленного умиротворения.

– Все что угодно, Майк, но давай не будем туда заезжать. Нам с тобой, я думаю, и не вообразить, что там может твориться.

– Согласен, – серьезно ответил Майк.

– Хватит с нас приключений. В случае чего постараемся проскочить этот город с ходу.

Огни большого города быстро приближались. Вдали уже можно было различить отдельные здания…

Павел Черкашин

г. Ханты-Мансийск, ХМАО – Югра

Дом на мертволесье

Этот дом предстал моему взору, когда я вдруг совершенно случайно вышел к нему, возвращаясь с охоты на боровую дичь.

Лесная избушка, или скорее всё-таки дом, была довольно странная. Как в своём расположении, в глухом таёжном бездорожье, так и в своём обличье. На удивление ветхий сруб шесть на шесть метров, четырёхскатная, теперь довольно редкая в наших краях крыша, дверь прямо внутрь, без сеней и… всего одно маленькое окошко. Как глаз. Это было самое непонятное для такого крупного строения.

Никто не знал его точного нахождения в тайге. Все осторожные люди далеко обходили те места, где он предположительно находился. Но в окрестных селениях не один десяток лет ходили жуткие слухи, передаваемые из уст в уста только вполголоса или даже шёпотом, что этот дом мог непостижимым образом передвигаться по лесу. Иначе как можно объяснить, что вдруг в совершенно другом, хорошо знакомом и, как говорится, хоженом-перехоженом месте, охотник просто столбенел от удивления и смутного ужаса, когда неожиданно видел перед собой чёткие очертания одноглазого лесного призрака.

Итак, я случайно вышел к нему. Загадочная сила привела меня сюда. Это было совсем не по пути моему обычному возвращению с охоты в этих местах. Что-то необъяснимое заставило с самого начала уклоняться всё левее и левее от знакомой тропинки, пока я не оказался здесь.

Здесь. В самой сердцевине мертволесья. Тяжёлый дух исходил от гнилой земли этого кладбища деревьев-мертвецов. Угрюмыми, обветренными до белизны скелетами высились они среди редких островков чахлого мха и хищно целились в пустынное небо корявыми когтями узловатых ветвей. Даже ненароком залетевшая сюда птица остерегалась опуститься на их безжизненные кроны, как будто извечное проклятье витало над мертволесьем, не позволяя воспрянуть здесь новой жизни. Только ленивый, дрёмный ветер путался в развалинах сухих ветвей, и те надсадно, зловеще шипели и скрежетали. И ещё долго леденящие душу стоны отдавались тоскливым эхом внутри меня, пока я с невольным напряжением озирался вокруг. Нехорошее место. Мёртвое.

И в то же время каким-то шестым чувством, каким-то почти животным инстинктом я осознавал, что не всё здесь так мертво, как кажется. Я чуть ли не кожей чувствовал на себе невидимые взгляды. Влекущие и давящие, отбирающие волю, сковывающие разум. Но передо мною были только деревья. Мёртвые деревья. Я снова обернулся.

И увидел его.

Казалось, дом возник из пустоты. Так оно и было. Ещё минуту назад на том самом месте не было ничего, кроме моховых кочек да тупого копья сломленной берёзы. И теперь, когда он так неожиданно, врасплох предстал перед глазами, моё состояние было сравнимо лишь с тем, когда я однажды, сев в лесу перекусить, потревожил отдыхавшую рядом гадюку. К счастью, хоть и сошло с меня три холодных пота, тогда всё кончилось благополучно. Змея только слегка приподняла голову, поводила трепещущим тонким языком в мою сторону и, мгновение помедлив, скользнула в густую траву.

Но сейчас ничего подобного не случилось. Дом не исчезал. Я стоял и с хмурым интересом разглядывал его. Он манил к себе и в то же время отталкивал, стоило вспомнить многочисленные истории о нём. Я осторожно приблизился.

Вокруг по-прежнему было зловеще тихо. Даже отчётливо было слышно участившееся биение сердца. Казалось: раздайся малейший звук внутри дома, и я тут же распластаюсь на кочках среди мха, держа наизготовку ружьё. Но вязкая, гнетущая тишина как будто заглотила все звуки в своё безмолвное чрево.

Я подошёл вплотную к дому и краем глаза заглянул через окошко внутрь. В единственной комнате царил глубокий полумрак. От рамы и стены до тошноты пахло гнилью и плесенью. Сама их поверхность была скользкой и липкой на ощупь.

В то время как я пытался через мутное стекло разглядеть обстановку дома, привыкая к недостатку света внутри, всем телом почувствовал вдруг, что сзади надвинулась огромная мрачная тень и угрожающе нависла надо мной. На какое– то мгновенье я оцепенел и словно прирос к земле, молниеносно и бессильно соображая: «Что это?!». Но уже в следующий миг с бешено колотящимся сердцем развернулся и расширенными глазами впился взглядом в то, чем это могло быть.

О боже! Это была громадная синюшно-чёрная туча. Она захватила уже больше половины неба и с безмолвным коварством заглотнула солнце. Именно заглотнула! Её мертвенно-лиловые края явственно походили на хищно скалящуюся пасть неведомого жуткого чудища. Неуклюжего, горбатого, но безжалостного. Я невольно отшатнулся, поражённый внезапным гнетущим зрелищем. Заметно клубясь, чудовище неотвратимо быстро разрасталось и властно гасило непроницаемой чернотой голубую высь.

«Проклятье! Откуда она взялась?».

Я завороженно смотрел на тучу, не шевелился и в налетающих порывах ветра чувствовал её холодное тяжёлое дыхание. Она громоздилась всё ниже и ниже над мертволесьем. Ещё немного, и уродливые скелеты деревьев, казалось, начнут царапать её тугое брюхо.

Нет, неспроста эта туча-чудище. Неспроста. И дом. И мёртвые деревья. Мёртвые?..

От дальнего холма уже приближалось плотное мышиного цвета широкое крыло дождя. Издали оно было похоже на густую старую паутину или сеть для ловли растерявшихся жертв. Похоже, дождь собирался идти довольно долго.

– А я как раз без зонтика, – вслух ухмыльнулся я и… испугался своего голоса. Он был словно чужим!

Туча заполонила всё видимое пространство неба и вдруг остановилась, словно выполнила свою цель. Застыла прямо надо мной. Тоскливый шум ветра внезапно стих, и я ясно уловил обострённым слухом дробный шорох надвигающегося ливня.

Откуда-то из глубины памяти, из раннего детства, до меня донёсся хрипловатый голос деда: «Есть в нашей тайге, внучек, нехорошие места. Знай это на будущее. Но больше всего остерегайся одноглазого дома. Слышал, наверно, уже про него? Вот. Но если, не дай бог, набредёшь на него – никогда не заходи внутрь. Никогда!».

Тут же невольно вспомнилось, что каждый раз, когда из нашего села пропадали в тайге люди и их не могли найти, то несчастье непременно, с бессильным суеверием списывалось на счёт одноглазого дома-призрака. Он забрал. Я очнулся от мыслей и с затаённым страхом посмотрел на старый угрюмый дом.

На лицо капнули первые холодные крупные капли. Я зашипел от боли. Они были, как укусы! Ещё две капли попали на кисть руки. Снова жалящая боль, и тут же два красноватых припухших пятнышка на коже. Да что же это! Я непроизвольно отпрянул в сторону и вскинул взгляд на тучу. В нескольких местах из её брюха вытягивались и извивались белёсые языки, они шарили в воздухе и тянулись в мою сторону. Как щупальца! Я сдавленно вскрикнул и кинулся к дому, прочь от колющих капель и этого пугающего наваждения. Давний наказ деда напрочь вылетел из памяти, и к тому же у меня не было выбора, чтобы укрыться от ужасного дождя. Да и полумрак комнаты невидимой могучей силой притягивал к себе. Манил. Всасывал.

Самое противное в происходящем было то, что зачарованный разум плохо сопротивлялся неведомой власти дома. Да что там плохо! Он совсем не сопротивлялся! Я стоял уже под узким навесом у самой двери.

Разразился ливень. Больше медлить было нельзя. «Проклятая туча! Это ведь ты загоняешь меня туда!» – слабо возмущался рассудок.

Вздрагивающей рукой я коснулся ручки двери, будто собирался вскрыть что-то запретное, и с силой дёрнул её. Дверь с металлическим скрежетом отворилась. Показался тёмный проём, из которого дохнуло чем-то затхлым. «Как пасть чудовища!» – неприятно подумалось мне.

Торопливо и в то же время насторожённо вошёл я внутрь. Сзади, заставив вздрогнуть, глухо захлопнулась дверь.

Сейчас из-за тучи и проливного дождя здесь стало ещё сумрачней, чем в ту минуту, когда я пытался разглядеть внутреннюю обстановку дома снаружи. Окошко величиной чуть больше сиденья табуретки да ещё с толстой рамой в виде перевёрнутого креста почти не пропускало остатков света. Но вот предметы начали постепенно проступать из темноты.

«Убранство» комнаты было скудным и удручающим. Массивный, грубо сколоченный стол у оконца, на потемневшей от минувших лет бревенчатой стене старинные сломанные ходики с тяжёлым ключом от амбарного замка вместо потерявшейся, видимо, гирьки, полуразрушенная печь, мрачно белеющая справа от меня, а в дальнем левом углу стояла древняя железная кровать метровой ширины. Это – всё. Больше не было ничего. Впрочем, нет. Ещё одна вещь. На кровати лежал уже ветхий от времени матрац с несколькими такими же старыми заплатами. Вот и всё. Вроде бы ничего страшного. И всё-таки саднящее неприятное чувство или предчувствие не покидало меня. Над всей моей сутью неотступно довлело такое ощущение, как будто в доме присутствовал кто-то ещё. Невидимый.

Я подошёл к столу.

С виду – обыкновенный стол. Заляпанный, искарябанный ножом, с многочисленными корявыми памятными инициалами ночевавших здесь таёжных путников. Стол как стол, как в любой другой охотничьей избушке.

И тут я заметил давным-давно побуревшую, излишне витиевато процарапанную на широкой доске столешницы надпись.

«Интересно, кому это вдруг захотелось так долго корпеть над этими словами?» – мимоходом подумалось мне.

Разобрать надпись сходу было трудно, и я принялся оттирать забитые высохшей грязью и лесной пыльной трухой буквы рукавом куртки. Необъяснимая спешка охватила меня в ту минуту! Я непременно хотел прочитать написанное. Наконец, фраза, процарапанная на столешнице, стала видна более-менее отчётливо.

«ВХОДЯЩИЙ В СЕЙ ДОМ – ЕСТЬ ИЗБРАННИК»

Я остолбенел! Что бы могла означать эта загадочная фраза? Какой её тайный смысл?

Надпись явно была неполной. После слова избранник должно было, по всей видимости, быть ещё одно слово. Из шести букв. Но оно было тщательно соскоблено ножом. Теперь на месте букв красовались лишь шероховатые углубления. Ровно шесть!

Меня пробил пот! Судорожно, вполголоса я прочёл надпись ещё раз:

– Входящий в сей дом – есть избранник…

Чей? Чей я теперь избранник?!

Догадки бешено завертелись в голове, машинально избирая те, в которых было шесть букв. Чей же?

ЛЕШЕГО?

САТАНЫ?

СМЕРТИ?

Подходило любое. И было до внутреннего опустошения страшно, что никакие другие слова больше не приходят на ум. Догадка будто зациклилась на этих роковых словах.

С трудом я заставил себя отойти от стола. Взгляд был просто прикован к надписи.

«Я – избранник!.. Для чего?» – крутилось в голове, пока я отступал шаг за шагом назад. Суеверный страх хлынул в мозг. Сердце то бешено колотилось, то, казалось, совсем останавливалось. Я чувствовал, как оно, сжимаясь, замирало в груди, и с ужасом думал: остановилось! Но новый неуверенный толчок подтверждал, что я ещё жив!

Я по-прежнему медленно (боже, как медленно!) удалялся от стола. И вдруг за что-то споткнулся, потерял равновесие и стал падать назад. От внутреннего перенапряжения, готового выплеснуться в любую секунду наружу, я закричал, вновь пугаясь своего чужого голоса.

Мощный удар в затылок оборвал крик. Сознание угасло.

Сознание. Какая капризная вещь – сознание! Способное в мгновение ока оставить вас, оно очень медленно возвращается.

Наконец я открыл глаза и застонал. Голова находилась под кроватью. До меня дошло, что это об её железный край я ударился при падении. Но было ли всё это случайно?

Голова страшно гудела и ныла. Я осторожно дотронулся до затылка и досадно скривился. Часть шеи возле основания черепа сильно отекла от удара. Я приподнялся на локте и бросил взгляд туда, где мог запнуться. Из половицы торчал гвоздь. Немного. На полсантиметра.

– Скотина! – процедил я ему сквозь зубы.

И тут же гвоздь накрепко вошёл обратно в половицу.

Я окаменел! Остекленелыми глазами уставился туда, где только что торчал виновник моего падения. Гвоздя не было. Что за бред! Я готов поклясться, что он был!

Липкий пот выступил на ладонях. Снова вернулся страх.

Что-то изменилось ещё. Я сходу не мог понять, что именно, и ошалело водил глазами по комнате, пока взгляд не упал за окно. Только тогда понял, в чём дело. Кончился дождь. Снова навалилась непроницаемая тишина. Непривычная тишина.

Подняв руку к глазам, я взглянул на часы и едва разглядел блестящие стрелки. Они остановились на половине восьмого. Сколько же тогда сейчас? За окном смеркалось. На смену дождю незаметно подкрался сырой грузный туман, от которого уже в двадцати шагах деревья полностью размывались в молочной белизне.

«Чёрт возьми! Кажется, я застрял здесь на всю ночь!» – с испугом подумал я.

Место мне всё больше не нравилось! Надпись. Гвоздь. Кровать, словно прокрустово ложе, с матрацем, красные заплаты которого сейчас привиделись мне пятнами крови. Остановившиеся часы. Полуразрушенная печь. Зловещая тишина. Всё это нагнетало дурные мысли, от которых невозможно было избавиться. Я был избранником этого заколдованного места. Пленником! Во власти того, другого, которого я не видел, но постоянно чувствовал его безмолвное присутствие, его смердящее, одурманивающее дыхание в спину.

Словно в подтверждение этому, могильную тишину нарушил крадущийся шорох и скрип на чердаке. Сверху посыпались частички трухи.

Я весь сжался и чуть не задохнулся от холодного ужаса! Это он! Он! Кто же ещё! Хозяин дома! Он пришёл за мной! Сейчас он спустится и войдёт сюда.

В горле запершило от трухи. Не в силах сдержаться, я закашлялся.

Шорох наверху внезапно прекратился. Но я ждал, что вот-вот он начнётся снова. Интуитивно дотянулся до ружья и снял с предохранителя. «Пусть только сунется! Я так просто не дамся!».

Я вперился взглядом в дверь. С отчаянием сообразил, что она не заперта, а лишь закрыта. Но противная тяжесть не позволяла сдвинуться с места, чтобы встать и хотя бы накинуть крючок. Всё тело словно налилось свинцом. Вдобавок продолжала страшно болеть голова. Меня настигла паника!

И тут же безжалостная мысль стегнула в мозгу: «А есть ли вообще этот крючок?!».

Кто-то ходил уже с другой стороны дома. Я чувствовал его спиной, улавливал затаённое, но жаждущее дыхание.

Хрустнула сухая ветка. Как выстрел. Дрожь прошибла тело. Голову будто облили ковшом кипятка. Я крепче сжал ружьё, палец плотно прирос к спусковому крючку.

Теперь к шороху с улицы добавились новые. Начал скрипеть сам дом. То в одном, то в другом углу раздавался жуткий звук. Он был похож на скрежетание зубов. У меня почти не было сомнения, что дом ожил.

Гнетущие звуки всё прибавлялись. Что-то царапалось под полом, и в воображении представлялись иссохшие когтистые пальцы существа из преисподней, что-то шелестело по стенам, неудержимо ползло ко мне, но я никак не мог разглядеть это в темноте. Темноте густой и враждебной, которая со всех сторон вязко облепляла меня.

Наверное, не существует пределов ужаса, который может испытать человек. Разве что смерть. Наоборот, кажется, что по какому-то непостижимому закону потусторонний мрак, в который он погружается, становится всё гуще и гуще, ужас накладывается на ужас, ещё более душераздирающий, пока, наконец, окончательная завеса тьмы не скрывает всё. Самое страшное в подобных ситуациях – порог: до каких границ, пределов ужасного может дойти человеческий рассудок, оставаясь при этом здоровым и дееспособным.

Вдруг взгляд снова, словно под действием магнита, метнуло к окну. Я ощутил, как поднялись дыбом волосы!

За перевёрнутым распятьем рамы в трёх шагах от дома стоял он и жадно смотрел на меня. Я невольно отпрянул, ударившись лопаткой о край кровати.

Из-за густой пелены тумана я различал его светлый узкий силуэт. У него были чёрные глаза. Но – нет. Это были не глаза. Это были пустые чёрные глазницы. Бездонные, как пропасть. Они-то и уставились на меня. Немигающие! Алчущие!

Рассудок у меня помутился. Я истошно заорал, но, кажется, даже не услышал своего нечеловеческого вопля! А в следующее мгновение, вскинув ружьё, выстрелил сразу из двух стволов.

Грохот выстрелов, звон стекла и сильная отдача на какое-то время вернули мне ясность сознания. Жадно вдыхаемый воздух обжигал лёгкие. Я боялся взглянуть за окно!

Но я взглянул.

Хозяин дома по-прежнему зловеще и алчно глядел на меня, и, я готов был руку отдать на отсечение, он немного приблизился. Я с содроганием зажмурился.

Цветные расплывающиеся пятна пошли перед глазами. Сознание вновь стало куда-то уплывать, отделяться от тела. Из последних усилий я пытался вернуть его, цепляясь за здравые островки побеждённого рассудка. Наконец, вспомнил один верный способ. Чтобы сконцентрировать мысли и отвлечься на что-либо другое, нужно было без ошибок сосредоточенно повторять какую– нибудь скороговорку.

– Наш Полкан попал в капкан. Наш Полкан попал в капкан. Наш Полкан попал в капкан, – раз за разом стал я твердить шёпотом.

На десятый раз я вдруг резко осёкся и вновь задохнулся от ужаса!

Вспомнил свою школьную кличку «Полкан», и страшный смысл скороговорки окончательно парализовал разум. Всё окружающее расплылось перед глазами, и я, не в силах больше бороться, провалился в черноту небытия…

Когда очнулся, понял, что уже утро. В разбитое окно просунулся широкий жёлтый рукав солнечных лучей.

Голова ещё гудела. Было ощущение, словно она существует отдельно от тела. Руки по-прежнему судорожно сжимали разряженное ружьё. Я моментально вспомнил всё, что произошло в минувший вечер, и вновь бросил испуганный взгляд за разбитое вдребезги стекло окошка.

Туман разошёлся, и на том месте, где вчера стоял он, замерла в утренней тишине высохшая берёза. Но как пугающе знакомы были её очертания! Светлый узкий ствол и… два крупных пятна пармелии на бересте. Это их я принял накануне за глазницы хозяина дома-призрака.

Вздох облегчения вырвался из груди.

«Всё-таки надо уходить отсюда», – подумалось мне.

Я медленно встал и пошёл к двери. Бросил последний взгляд на комнату. На развалины печи. На стол, в надежде на то, что пресловутой надписи не будет. Но надпись была. Оттёртая мной и подсвеченная теперь солнцем она проступила на столе ещё ярче. По спине опять пробежал неприятный холодок.

«Нет, оставаться больше нельзя», – окончательно решил я и толкнулся в дверь.

Дверь не отворилась.

Дом не хотел выпускать меня.

Вчерашние страхи стали снова с поразительной быстротой возвращаться. Ждать было нельзя!

Я метнулся к окошку, несколькими ударами выбил прикладом искорёженную выстрелами раму и с трудом стал протискиваться в образовавшийся тесный квадрат. Мысль о том, что дом и тот, кто обитает в нём, ни за что не хотят упускать меня, неотступно владела мной, но я всё-таки выкарабкался наружу и грузно плюхнулся на мягкий сырой мох. Как с того света!

Меня всё-таки не покидало желание узнать, почему же не открылась дверь? Я повернул за угол дома и приблизился к входу.

Снаружи она была закрыта на крючок, которого я вчера, видимо, в спешке не заметил. Это показалось мне более чем странным, но я попытался успокоить себя тем, что, когда вчера дверь захлопнулась, то крючок сам от встряски случайно попал язычком в петлю. Случайно? Всё-таки полностью успокоить себя я не мог. Слишком много случайностей.

Всё! Пора было уходить с этого чёртова места!

Я закинул ружьё на плечо и побрёл через мертволесье в сторону от проклятого дома. Наконец-то заточение окончилось! Я уже дошёл до окраины кладбища деревьев, как вдруг что-то необъяснимое снова заставило оглянуться назад. И неприятные мурашки пошли по коже!

«Но… как же так? Ведь это значит, что он… повернулся! – осенила меня кошмарная догадка. – Значит, он следит за мной!»

Что же делать? Как уйти? Как избавиться от него?

И тут меня озарило!

Я поднял вперёд правую руку и трижды перекрестил одноглазое наваждение. Потом, крестя себя, медленно закрыл глаза и немного сбивчиво тоже три раза прочёл молитву «Отче наш».

Когда я неуверенно разомкнул веки, дома уже не было.

Стихи

Оксана Белозёрова (Матюшкова)

г. Санкт-Петербург

Космическая сказка

Настало время новой сказке, И за окном вечерний свет. Мы улетим с тобой отсюда К мерцанию других планет. На корабле своём волшебном Стартуем: пять – четыре – три… И вот в окне лишь круглый шарик Красивой и родной Земли. А впереди весь необъятный И полный тайн нас космос ждёт, И, обещая приключенье, Настойчиво к себе зовёт… Летим по чёрному пространству, Не отвести от окон взгляд, Вокруг созвездий очертанья Нам о легендах говорят. Вот Андромеда, вот Центавр, Персей и яростный Дракон, А вон прекрасное созвездие — Охотник знатный – Орион. В легендах тех – богов деянье, Увековеченных зверей, Походы смелых аргонавтов И шалости простых людей. Свет нашей солнечной системы Давно остался позади. Вдруг, господи! планета-призрак Возникла, прям из темноты. Огромный, чёрный диск, казалось, Готов нас разом заглотить. На нём навряд ли жизнь осталась. Его не сможем мы забыть. Как будто безнадёга злая Планету эту в плен взяла, Окутала, околдовала, И жизнь оттуда вся ушла. Свернули, пролетели мимо И дальше к звёздам держим путь. Но тут корабль закрутило, Как будто кто-то затянуть Нас хочет в страшную воронку И там оставить навсегда. И мы, не в силах что-то сделать, Лишь подчиняемся, дрожа. В иллюминатор робко смотрим, В нём пыль из звёзд. И пустота Внизу, куда корабль мчится. Да это «чёрная дыра» Нас тянет в зев свой окаянный И угрожает проглотить. Никто ещё из космонавтов Не смог такое пережить. Мы ко всему уже готовы, Друг друга за руки держа, Зажмурились, себя ругая: «Чем не мила была Земля?» Но вот конец настал крученью И нас, немного тряханув, Вдруг выбросило из воронки, И мы вздохнули дружно: «Уф!» Глядим в окно, как в телевизор, А там такие чудеса! Вокруг космические газы, И их волшебные цвета Переливаются, трепещут И обволакивают нас, То северным сияньем блещут, То свет неона слепит глаз. Мы управленье кораблём Обратно взяли в свои руки И словно по волнам плывём. Вдруг слышим странные мы звуки. Как-будто заиграл орган, А на борту и тут и там Стал появляться газ цветной, Что видели в окне с тобой. Он пробирался отовсюду, Как будто в стенах корабля Преграды он не видел вовсе. И ты толкаешь в бок меня: Смотри, по-моему, он хочет С тобой нам что-то показать. И правда, газ скопился в кучу И что-то стал изображать Сперва планету-Землю нашу, И Солнце наше и Луну, А после показал так явно Невиданной красы звезду Или планету – мы не знаем, Совсем не схожую с Землёй, Цвета – оранжевый и красный, Зелёный, сизый, голубой. «Вот побывать бы нам с тобою На той планете иль звезде. А вдруг там что-то есть живое И жизнь не только на Земле». Лишь только вслух произнесли Своё мы пожелание, Весь газ тот час из глаз исчез, Оставив нам послание. На мониторах у штурвала Высветилась строчка: «Добро пожаловать, земляне, К нам летите, точка!» Тут перед нами за стеклом Рассеялся туман, И мы увидели планету — Это не обман? Такая же красивая, Как газ изображал, И наш корабль прямо к ней Свой курс теперь держал. Она всё ближе и крупней, Влетаем в атмосферу… Нельзя ни с чем сравнить пейзаж, Ни с Марсом, ни с Венерой. Зеркальный блеск цветного моря Слепит, восхищает, Огромное златое поле Бликами сияет. Лишь только почвы золотой Корабль наш коснулся, Невиданный доселе мир Как-будто, вдруг, проснулся. Приборы наши показали, Что тут воздух есть И что существ, живущих здесь, Компьютеру не счесть. Мы люк открыли. Страшно всё же Ступать, где не был человек, Но любопытно было очень, Ведь нынче двадцать первый век, И мы, фантастов начитавшись, Рисуем кадры в голове Существ, невиданных доселе, Каких нет, точно, на Земле. Фантазия не обманула, Лишь мы шагнули с корабля, Под нами почва, словно пудинг Упруго колыхнулась вся, Волнами заходила От каждого шажочка. Вокруг тебе ни дерева, Ни одного цветочка. Но тут мы пригляделись к почве, Что там за движенье? И в миг пораскрывали рты С тобой от удивленья: Под нами целый мир сокрыт Цивилизация, Ах как же нам туда попасть? Где входу в поле взяться вдруг? Но мы пришли сюда не сами, А по приглашению, Должно быть нас с тобой тут ждут, Готовят угощение. А может угощеньем этим Будем ты и я? Вдруг ожила и заиграла Мягкая «земля». И рядом с нами в миг разверзлась Круглою воронкой, Вдоль её стенок шли ступеньки Лесенкою тонкой. Мы аккуратно по ступенькам Вниз с тобой пошли, Что только не встречали мы Здесь на своём пути: Вокруг летали плавно Разноцветные медузы И пахло от них ароматом Спелого арбуза. Они к нам подлетали близко, Интересовались, А мы предусмотрительно Коснуться их боялись. И, видимо, не зря, смотри Медузы три большие, Не поделив чего-то, цвет На тёмный изменили, Из щупалец друг в друга Стали молнией стрелять, И мы, боясь, что нас заденут, Бросились бежать. Под нами город, в нём дома Такие же, как пудинг, А крыши словно купола, Но тоже словно студень. Вот лестница закончилась У цели, видно, мы, Пред нами дом оранжевый Рискнём в него зайти. Лишь только к двери подошли, Та таять начала, И взору нашему открылась Неземная красота: Вдоль мягких коридорных стен В горшках росли цветы, От них всё время исходили Звуки музыки, Той самой, что звучала, Как орган на корабле, Она манила, колдовала И звала к себе. А дальше сизая стена Растаяла, как дым, И, оказалось, у обрыва Мы с тобой стоим. Мы заглянули вниз, а там Опять дома-дома, И голубые облака Плывут туда-сюда. Одно подплыло прямо к нам, Как будто приглашая, Мы наступили на него, Как дальше быть не зная, И как в перине нежной, мягкой Утонули в нём, А облако оборотилось Странным кораблём И стало опускаться вниз, Причалило к мостку, Мы вышли из него, и вмиг Умчалось в вышину. А мы глядим во все глаза, И взгляд не оторвать — Толпа из инопланетян Собралась нас встречать. Как описать их? Где найти Похожие слова? По росту так же, как и мы, Большая голова, Глаза необычайные Нас видели насквозь, И это ощущали мы От пяток до волос. На не понятном языке, Но очень мелодичном, Они болтали меж собой, А нам ведь непривычно Объектом быть внимания Для инопланетян. И мы забеспокоились. «Уламасакуван! — Один к нам обратился И головой качнул, Продолжил: – Рады встрече На нашей Мирагул. Мы знаем, как хотелось вам У нас здесь побывать, Мечты должны сбываться, Что ж, добро пожаловать!» Нас отвели в просторный зал, Казалось бы, пустой, Вдруг заходили ходуном Пол, стены, потолок, И быстро трансформировались. Прямо перед нами Теперь был стол с посудою И мягкие диваны. Нас, как гостей желанных, За стол тот усадили И блюдами невиданными Щедро угостили. В тарелках суп зелёный Из местных овощей, На блюде на второе Рагу из «торсупей» Они так называют здесь Медуз, что мы встречали Там, у поверхности планеты, Когда вниз спускались. А на десерт нам принесли Цветные леденцы И объяснили, что они Из сладенькой пыльцы, Её из тех цветов красивых Бережно берут, Когда они уходят в транс, И песни им поют. Сначала мы боялись Угощаться их едой, Но было бы неправильно Вернуться нам домой, Да так и не попробовать Деликатесных блюд, Нечаянно обидев вдруг Инопланетный люд. И пусть на вкус у них еда Конечно, на любителя, Мы им сказали: «Угощенье Просто восхитительно!». А после на экскурсию Хозяева позвали И как устроена их жизнь, Подробно рассказали. Они живут по местным меркам Двести сорок лет, К ним прилетают часто гости Из других планет, А их планета создана Из «паровещества», И создаётся впечатленье, Что она жива: «Однако это вещество Подвластно силе мысли, И чтоб устроить нам наш быт, Не надо здесь ни числа, Ни материал строительный, Ни дерево, ни камни, Тут лишь процесс мыслительный, И биотоки сами, Воздействуя на вещество, Всё сделают за нас, Да что тут, в общем, говорить, Я покажу сейчас». Задумался «экскурсовод», В глазах разряды молний И перед нами вырос вдруг Большой вагон зелёный, Зашли в него, присели в кресла И глядим в окно, Поехали вперёд, а дальше Стало вдруг темно. Нам плечи и колени Словно путами сковали, А наш вагончик, как ракету Мигом разогнали. Летели так минут пятнадцать, А потом вдруг стоп! И будто свет опять включили, Так вокруг светло. А за окном, о боже мой, Кругом вода-вода, А в ней туда-сюда снуют Морские существа. «Мы посредине океана, В самой толще вод, Здесь, деля планету с нами, Свой живёт народ. Там на дне стоят пещеры — Целая страна, Обитают в них лищеры — Водоплемена. Мы поддерживаем с ними, Как умеем, мир, Но у них свои есть боги И средь них – кумир. Вот ему они приносят жертвы Вдень и час, Когда воды закипают И пугают нас. В тот момент проход в пещеру Накрепко закрыт, И беда тогда лищеру, Будет он убит, Если вовремя не скрылся В глубине пещер, Значит он, считай, сварился В огненной воде». И вокруг, как ниоткуда, Появились вдруг Чёрные, как ночь, лищеры, Взяв нас в плотный круг. То ли змеи, то ли рыбы, Но без чешуи, Руки, ноги есть у чудищ, А ещё хвосты. Хвост искрится, угрожая Молнией стрельнуть, Смотрят зло, но с любопытством, Преграждая путь. Вдруг, водица забурлила, Стало жарко нам, И лищеры, испугавшись, Мигом по домам. Да и мы не стали дольше Искушать судьбу, Раз-два-три и оказались Вновь на берегу. Сколько провели мы времени На планете той, Мы не знаем, там период Временной – другой. Нам пора и возвращаться, Хочется домой, Мы хозяевам с поклоном Говорим с тобой: «Дорогие жители сказочной планеты, знаем мы, что в этот раз все свои секреты вы нам не откроете, это и понятно» – Ну так прилетайте же В гости к нам обратно. – За гостеприимство вам Огромное спасибо! Будем рады заскочить, Пролетая мимо. Вы к нам тоже прилетайте, Рады будем вам, Как друзьям космическим, Дорогим гостям! С тем на облако ступили И взлетели вверх, А потом – по лесенке Мягкой, словно мех. Наш корабль заждался нас, Мы в него зашли И друг другу пожелали Доброго пути. За окошком свет растаял От планеты той. Мы в космическом пространстве Держим путь домой. Сколько там галактик разных И миров других Синих, желтых, белых, красных, Малых и больших. Вдруг пред нами появилась Милая Земля, Вот уж дома мы, в постели. Сказочного сна.

Татьяна Давыдова (Батурина)

Тюменская обл, Ханты-Мансийский район

В келье…

В лес на прогулку иду от безделья, В сумрак таежный бреду я глухой. Вижу землянку, а там подземелье. Ладно, спущусь, правда, страшно одной… Вот предо мной захудалая келья, Призрак монаха сидит на скамье. Правой рукой, указав на изделье, Крест вырезной дарит с радостью мне. Рукопись старая возле ущелья. Пропасть бездонная с пеклом огня. Рядом колдунья с заваренным зельем, Пристально смотрит, рукою маня. Дареный крест я держу, выбирая Сторону с дверью, откуда пришла. Видно то место меж адом и раем. Вовремя выход из сна я нашла.

Сон жуткий мучил всю ночь…

Сон жуткий мучил всю ночь…        Хоть и гнала мысли прочь, И просыпалась сто раз,        сон тот всплывал каждый раз… Где-то вдали за рекой —        зарева свет над тайгой, Взрывов огонь до небес,        властвует огненный бес. Ветер поднялся крутой,        тут же пожар верховой С треском по шири лесной        с кедрами, пихтой, сосной Распространился до нас.        Ужас в глазах и сейчас! Не убежишь никуда,        будет спасеньем – вода! Всюду цистерны, бензин,        газ, жигули, баргузин… Здесь не спасет и вода,        видно, пришла к нам беда… Да и беда – ерунда!        Недра разверзлись тогда, В бездну все падало. Страх!        Видно настал Миру крах… Вижу вдруг лик неземной,        нимбом свет над головой… С Выси из смога глядит,        Мысленно что-то твердит. Светозащитная мощь        многих окутала. Всё ж. Большую часть в пекле зла        жертвой взяла бездны мгла. На пепелище домов        ни воронья, ни коров. Мертвый поселочный дух        пеплом по ветру, как пух. Мысль из Далеких Миров:        все же сменила покров Наша планета. Но как жить здесь? Кругом только мрак. Утром, проснувшись от слез,        жизнь оценила всерьез. Люди! Живем как в раю!        Радуйтесь каждому дню! Сея Добро вновь и вновь,        Миру дарите Любовь! Светом наполните Мысль!        Сами куем себе ЖИЗНЬ!

Видела сон интересный сегодня…

Видела сон интересный сегодня: Ночь…. Возле дома народ во дворе, Видно, салют здесь сверкал новогодний, Зарево было подобно заре. Ну а сейчас все беседуют мило Около уличной елки в огнях. Нет здесь веселья, всё как-то уныло, Хоть все мечтали о праздничных днях. Звездное небо вдали непривычно, На горизонте мелькают огни, Будто сто спутников, мчат необычно В разные стороны молью они. Резко один огонек отделился, К нам подлетел и завис в вышине. Разом в корабль неземной превратился, Луч свой пустил по глухой тишине. Оцепенели все и онемели. Это «тарелка», размером с наш дом. Вот из нее космолеты взлетели. В страхе я прячу детей под кустом. Чтобы укрыться, мы в дом побежали. Только мужчина мне кажет рукой На незнакомца. Ну что ж… опоздали. В дом не пускает. Громадный такой! Вот и нажились. —                 вдруг мысль промелькнула. Кончено все, чужеземцы вокруг. Может, все снится, быть может, заснула?! Не разорвать заколдованный круг. Из космолета подходит к нам кто-то, Вроде бы внешне, как мы, – человек. Стильный, совсем не похож на пилота. Время при нем прекращает свой бег. В строгом костюме предстал черно-белом… Рост невысокий. Лет тридцать ему. Взгляд добро-мудрый… Свеченье от тела. Служат пришельцы ему одному. Нас, всех людей, он построил в шеренгу, Задал вопрос: «Почему, люди, вы, Вместо плеча, подставляли коленку, Мстительны стали, скупы, очень злы, Жадны, коварны, пассивны и льстивы. Где ваш задор, песни в праздничный день? Вы – патриоты, а стали трусливы, Властвует здесь, на Земле, вами лень. Раз все вы здесь, то должны жить бурлящей Жизнью и полной, дыша во всю грудь, Сердце открыть для Любви настоящей, Чтобы с благого пути не свернуть». Так говорил нам мудрец                с грустным взглядом… Позже, начав единичный опрос, Знал нас по имени, всех, кто был рядом, Жизнь подетально ему – не вопрос. Держат ответ перед ним все соседи, Я размышляю: «Быть может, он Бог? Может, мы все его малые дети?» С мыслями даже забыла про вдох. «Нет, он – Сил Высших                смотритель над нами! Держит за нас перед Богом ответ, В судьбы нам горя бросает цунами, Чтобы в итоге мы вышли на Свет!» Жаль, что опрос не дошел,                вдруг, проснулась. Но свою жизнь я с нуля прожила, В годы с ошибками вновь окунулась. Как их исправить – решенье нашла!

Екатерина Кириллова

г. Саранск

Про́клятый скиф

Поётся песнь про злато скифов, От севера до южных рифов, Про то, как жадность губит душу И рвётся страшный зверь наружу… В пещере тёмной и глубокой Дремал на злате одинокий Дракон, чей век был очень долог, Но он достаточно был молод. Всю жизнь он в золоте купался, Ни в чьей любви он не нуждался. Один веками жил в пещере И охранял своё ущелье. Он стражем был богатств несметных И тайн божественных заветных. То было не простое злато — Наследие богов. Когда-то В тех землях боги обитали, Веками жили, процветали, Но по какой-то по причине Ушли их города в пучину. Остались лишь легенды, мифы… Прознали про богатство скифы: Могучее людское племя, Их силу проверяло время. Про тех людей слагали песни, С богами будто жили тесно. Хотели знать они всё больше, От знаний вечных жили дольше. С земли они богов изгнали, Чуть сами в бездне не пропали. Охота шла на все богатства, Забыли люди Клятву Братства. Крушили всех за злата меру. Нашли ущелье, вход в пещеру. Напали на дракона войском, Но был коротким очень бой с ним. На них огнём он гнев обрушил… Орёл высо́ко в небе слушал Как люди из огня кричали, Но тут же разом замолчали. В пещере, пламенем объятой, Валялся шлем вождя помятый, Полсотни тел, дотла сгоревших… За камнем выжил уцелевший Могучий воин, тело в шрамах, Крушил всю жизнь врагов упрямых. Он жара не боялся, хлада, Была для воина услада Крушить, рубиться, жить войною. Глава была его седою. Тяжёлый меч, стальное тело, Бросался в пекло битвы смело. И даже смерть его боялась… От жара золото спаялось. Дракон стоял, в огне мерцая, Глазами жёлтыми сверкая. Громадный зверь, броня – чешуи, Пускал ноздрями дыма струи. Чернее ночи, злее бури, Стоял дракон и брови хмурил. Усыпан острыми шипами, Сверкая белыми клыками, Почуял он врага мгновенно, В лицо смотрел ему надменно: «Какое жалкое созданье! Тебя настигнет наказанье!» Метнулся к воину стрелою: «Свой глад я утолю тобою!» Могучий скиф бежал навстречу: «Убью тебя иль покалечу!» Подпрыгнул, ловко оттолкнулся, И острый меч под бронь воткнулся. Завыл дракон, упал на злато. «Теперь я заживу богато, Возьму я голову трофеем На память о могучем змее!» Дракон шипел, плевался кровью, Боролся с адской жгучей болью. Из сердца меч проклятый вынул И злобный взгляд на скифа кинул: «Носи теперь моё проклятье, И снимет тот с тебя заклятье, Чья сила бури не уступит! Тогда прощение наступит, Как только чешую расколет И сердце он твоё проколет, Твою отпустит злато душу, Тогда проклятие разрушу…» Рычал в агонии проклятье. «Не смог от злата убежать я, Теперь свободен я навеки, Я был когда-то человеком.» И скифа он хвостом ударил. «Жалей, что я тебя не сжарил!» Затих дракон, умолкло эхо, Залился скиф довольным смехом. Внезапно тело растворилось, Сиянье в злате появилось, Упал вдруг человек без чувства — Явилось магии искусство… В пещере тёмной и глубокой Дремал на злате одинокий Дракон, чей век был очень долог, Но он совсем ещё был молод…

Рисунок автора

Адилия Моккули

г. Гай, Оренбургская область

Разговор с духом огня

Шёпот ветра мне принёс — Где поляна средь берёз, Пляшет Дух Огня в ночи, Если хочешь, приходи?! Вот пришла, сижу одна — Ночь темна, я у костра… Лижет пламя ступни ног, Я от боли – корчу рот… И душе моей тревожно, Но шепчу я осторожно: «Слышишь, древний Дух Огня? Мне явись – Я жду Тебя! Ты веди беседу кряду — Я с тобою рядом сяду… Скажешь мне, как прежде жил, Власть огня здесь как вершил!» Искры Дух взметнул столбом! Стало тихо тут кругом! Даже ветер присмирел — За кусты тихонько сел. Дух плясал, в ночи шепча: «Всё видал на свете – Я! Слушать будешь целый час, Мой сегодня ты рассказ! После утренней звезды, Я – родился от Грозы! Жизнь дала мне Мать Гроза! Будто было всё вчера… Я от бед людей храню — Кто вершит обряд огню, Дам удачу, счастья вам! Вашим – мой ответ дарам! Так живу на свете – Я! Всех вас грею у костра! А романтик кто из вас, Мне согласен петь подчас! Но когда Я очень злюсь, Даже чёрта не боюсь! Всё вокруг себя сжигаю! Если в гневе Я бываю… Звери все бегут рыча, Еле ноги волоча. Нет пощады от огня! Вся горит вокруг земля! Может лишь одна вода, Тихо, нежно так урча, Гнев тогда мой охладить, Чтоб пожары прекратить. Да, съедает стыд меня! Не сдержал – Я, Дух Огня!» Так сидели до утра — Великий Дух Огня и Я!

Карты таро

Меня волнуют карты «ТАРО» Я жизнь свою по ним узнала. О том, что будет и бывало — Судьба мне картами сказала. Сижу на троне снова львицей! И всем своим врагам назло, Несусь по жизни вольной птицей! Судьба мне крутит колесо…

Колдун

Колдун колдует у печи, Кипит вода уже в котле, Горит огарок от свечи, И пляшут тени на стене. Колдун на помощь вдруг зовёт И «серый» выполз весь народ, В загробном мире, что живёт, Собрался здесь ужасный сброд! Для них тут варится дурман Из крови, зла и всяких трав. По полу тянется туман, И зелье «серые» приняв… Послушны станут колдуну, Загубят душу – не одну!

Гнев духов

Когда же в гневе мать – Земля — Ломает, крушит города! А кони резвые вдали Несут с собою дух воды… Им вторит ветер – смерчем воя, Срывает крыши – землю роя! Одна стихия за другой — Несётся следом за тобой… Как страшен духов тот парад И человек тому не рад! Так лучше нам любовь творить, Чтоб с духами в согласии прожить!

Шаман и дух воды

Летают чайки над водой — Смущает их наряд берёзы. Шаман шаманит над рекой, Трепещут ленты, словно слёзы. Душа воды вдруг ожила, Берёза там на берегу… Она к берёзе подошла… Вот ленты вьются на ветру. Шаман шаманит – не тревожь! Вода затихла и ждала… Шаман стоит – ягнёнок, нож… Ей будет предана душа Ноги, шкура, голова в мешке, С ягнёнка – снял шаман их только, Лежат здесь рядом на песке, Дух воды Суг-ээз – довольна! Мешок скользнул тут в воду с рук, Его она – сама взяла… Всё громче-громче бубна звук, Вода – ягнёнка приняла! Шаман шаманит – за народ И просит дух воды с мольбой Им показать хороший брод; Кто вместе с ним стоит гурьбой. Шаман всё просит дух воды: "Людей, прошу я, – не бери! По нраву, видим мы, дары, Пусть здесь живут они – в любви!"

Павел Панов

г. Санкт-Петербург

Импорт духа

Город спит. Гуляет СПИД. Жёлтой кляксою – фонарь. Крыса в люлечке сидит, Мокрохвостая ты тварь! Не согнать и не убить, Ты была иль не была? Лучше – просто не будить, Снится – вот и все дела! Силы нет. Устали мы. Летом спим. И спим зимой. Мы измучили умы, Вычисляя рай земной. Не проснёмся до весны, Щекочите, черти, нас! И – осколочками сны, В Зазеркалье – взрыв (фугас)… Не прочёл монах тропарь — Спит. Но на свечу глядит. Не проторена тропа — Первопроходимец спит. Разлилась Россия вширь, Дремлет, вспоминает сны, Спит храпунчик-нетопырь, Насосался, сукин сын. И по гулкой мостовой — В лес, копьё наперевес, Побежали мы с тобой. (Лесом куролесит бес!) Там, в лесу, стоит изба — Дребедень от ночничка, И по бревнышкам – резьба Самобытного сверчка. Там уже который год — Совесть, Стыд, Сплошной Укор — Весь в железе, ждёт-пождёт Сам Великий Командор. Кто сказал, что он – вампир? Кровь – не водка, что там пить! Он для тех спасает мир, Кто возжаждал ждать и жить! Из пожара Сиракуз Он рванул тогда за двух, Как козырный – с сердцем! – туз — Архимеда медный дух. Грек сидел, чертил в пыли, Теорема – блеск! – была, И пылали корабли, Просто шалость – зеркала. Он бы мог ещё пожить — Был удар, сказал сквозь стон: «Не ломай мне чертежи, Грязный пёс, центурион!» …Командор с лица металл Снял, желанья угадал — Нас, как листья, разметал По эпохам и годам. Я попал в тяжёлый бой, Здесь ещё мой донор жил, Веер пуль над головой Не ужалил – освежил. Донор мой лежал в крови — Подожди, не умирай! Ты пойдёшь, лишь позови — Хочешь – в ад, а хочешь – в рай! Что ты видишь впереди? Ты бормочешь: «Нет, не сплю! Ты, приятель, погоди… Дай вот, «тигра» завалю»… Я тогда нажал на «стоп» — Здесь пошла игра всерьёз, Взрыв распластанным кустом Надо мною дико рос, А в стволе всё выстрел тлел, Вместо взрыва – долгий вой, А снаряд не долетел — Воздух смял над головой. Я сказал: «Пора, боец! Ты уже сто раз убит. В новой жизни наконец Счастья выпьешь и любви!» — «Что ты хочешь, звездочёт? Я не понял ни шиша! Душу? А махнём на чё? У меня одна душа!» — «Нет, боец! Не душу – дух! Силу воли и кураж. Наш-то дух давно протух, Душу – Богу! Дух отдашь Мне! Ещё со мной пройдешь — Жизнь? Полжизни? – Новый мир!» — «Ну, давай, едрёна вошь! Только знаешь, командир, Не отдам я просто так! Дух отличный – чистый спирт! А давай махнём на танк! Нет, на два! Плюс – «мессершмидт»! Сторговались! Бой взревел! Кто-то силы в жилы льёт… Третий танк уже горел, И дымился самолёт. …Стало легче! Всё звенит, Словно нож от наждака, Дух – и правда! – чистый спирт Мною взят у мужика. И в столетий глубину Мимо праздничных трибун — На крестьянскую войну, В беспощадный русский бунт Провалился! Души – встречь, Словно стаи голубей. Там, в полях, свистит картечь, Там Пугач орёт: «Убей!» И качаются, скрипя, Худородные в дыму — Силы, шпагу и себя. Душу – Богу, дух – кому? Здесь я был, их силу пил, И шпажонкой позвенел. Но главарь мне нужен был — Да на плахе, по зиме. … В клетке он, узнал меня, А в железах две руки, Часто крестится, звеня, Не стирая все плевки. Не желаю и врагу Голос палача: «Пора!» Дрогнул строй лихих драгун От ударов топора. Нет руки, и нет ноги — Ты обрубок, атаман! Ну-ка, шею береги… А поверишь – не обман, Если крикну это вслух: «Стой! Замрите, палачи!» Дай, Пугач, мятежный дух — Сон рассейский излечить! Город спит, Россия спит — Нет огней, всё видно так. Сонно висельник висит. Нефтегорск спит и Спитак. Вот дитя проснулось – в плач… Задушить. Мешает спать. Жертву отпустил палач. Спят вдвоём – одна кровать. Умер папа – дверь закрыть, Щели ватою заткнуть… Пахнет? Это из норы, Крысы к нам пришли вздремнут Ты проснулся!? Ну-ка, вслух: «Кто здесь с нами заодно!? Встаньте, люди! Ищем дух — Старой выдержки вино!» …В Петербурге воздух стыл, Тихо на хорах поют. «Что профессор?» – «Всех простил И диктует смерть свою». «Холодеют кисти рук, Тухнет зренье, реже пульс. Ты не плачь, пиши мой друг. Я сегодня тороплюсь. Кто там? Плохо видит глаз. Чьи потомки? Сыновья? Я сегодня занят! Да-с! Умираю, сударь, я». От дремоты, невезух Панацея есть одна — Русского дворянства дух Выпьем стоя и – до дна! Выпьем дух! Вы наперёд Знали – что превыше есть, Нет, не жизнь – любой умрёт, — Вечны лишь душа и честь.

Лэка Синарская

г. Воскресенск, Московская область

Kuruneko no kokoro

Незаметно сила            подарит власть, Выйдем мы из белой            страны палат. Там, оковы сбросив,            станцует всласть Та, что чёрной кошкой звалась. Кошкин друг —            премудрый степной койот, На зубах – очки,            а в глазах пейот. Терапия или наоборот? Сердце чёрной кошки не ждет. Он твердит, вопит            и ревёт навзрыд, У секунд от дыма            случился взрыв. Нервной тканью            в воздухе ход прорыт — Сердце чёрной кошки болит. По ошибке, ход —            в хоровод наяд, А койота правда —            змеиный яд. В глубине больничных            сырых палат Рвутся кости, стонут, горят.

Сражение

Вдруг путь преградило небу Своей многоликой снедью, Застлало глаза гнильем То солнце, что, безусловно, Доверие делом, словом Заслуживало мое. Эй, Джонатан, получай-ка, Да вовсе ты и не чайка, А, видимо, птица Рух. Терновник и полумесяц В припадке слепящей мести Твою протыкают грудь. Разорваны наши стяги. Скопление звезд в горстях и Не думает освятить Призывы высоким штилем. Гвоздикой мой торс пришпилен К кресту на твоей сети, И ветер качает, дуя. Не ровен час, упаду я С домашних своих небес. И сердце прицельно выбил Почти невозможный выбор: Пристанище иль навес.

Сонет о ведьме

Ведьма бродит снежная. Иней в сеть Обволакивает ее поступь в снах, Древоморфы днем охраняют нас, Помогая негаданно не мертветь. Она чувства ткет на старинный лад, Чтоб прозрачный            облик в метель возник. Сумасшедший странник,            чужой старик Попадает в плен, теплотой богат. Но, насытившись, на ее беду, Вырывает он изо рта шипы И в нее. «Любовь,            говоришь? – шипит. — А другому клятву дала в бреду!» «Я не помню слов своих, не серчай!» Пусто. Не отменишь. И стынет чай.

Поиски увенчались

Увенчались поиски миражом За пустынным сквером заката дня. Видишь как разбуженную меня? Полный рот проклятьями обожжен? Кто я есть: незрячее колдовство, Под покровом дрем            пробираюсь вверх, Под покровом льдов выгораю сверх Меры, установленной естеством. Увенчались поиски роем строк — Бортник, дам приказ не ужалить им. До тех пор, пока по вине летим, Левитаций крыльев не вышел срок. Обвенчались поиски с морем бед: Недостачей звуков на маркий лист, Недосыпом (таро пора стелить), Недопониманием от небес. Мой любимый хочет остаться с той, Что должна будет только его любить, Без долгов по-крупному. Тлеет быль. Увенчались поиски пустотой.

«Выгорит? Не выгорит и умрешь?» – принцип ранней смерти максималиста, принц угробит себя, и времени ни на грош. Закрома души ее мрачны, мглисты. И бредет колдунья, боясь вздохнуть: с каждым вдохом легкие рвутся снегом. Ничего, успеть бы лишь долг вернуть троекратно выстраданною негой.

Внутрь

Зайди, проведай, ну что за нрав! Смотрю, осунулся, похудел. Отравы тварям в отварах трав – не бойся, сушатся не тебе. Немного душно, люблю тепло… Похолодания – мой конек, украла солнце – не помогло. Тебе, конечно же, невдомек, зайди и ноги не вытирай: чужие люди проходят здесь толпою денно и нощно в рай, как будто нету других небес, но ошибаются на этаж, ведь здесь чистилище, разве что поможешь влегкую и не дашь упасть в радушнейшее ничто… Мужчинам сложно понять земных, они не чувствуют в чреве жизнь. Билеты в вечность не отменить. Беспечно спящий в тебе режим не стоит стука зубов и слез, экспериментов «хоть-пой-хоть-плачь». Он в млечном соке моих желез и в эйфории твоих удач. Худые стрелки кровоточат. Ну да, по имени не поймешь: и артилЛерия вводит яд, и нету здравия ни на грош, – а ты на маску не засмотрись. Гранитом время застынет нам. Потянут за руку прямо ввысь – не будет места там именам. Зайди, увидишь любых острей, как время сложится (толще лист). Пусть сон – дорога Гиперборей, игра с огнем, несомненно, риск, но это пламя в твоей груди мой палантир разглядел сейчас. Границы ширятся, погляди: пылает кровь и сдается глаз. Смотри, не выключись невзначай, иначе краткое позади. Ну, помолись уже и отчаль. Сознанье прорвано. Заходи.

Примечания

1

Гипнагогические галлюцинации – зрительные и слуховые галлюцинации, возникающие при засыпании, в промежуточном состоянии между сном и бодрствованием. (Прим. авт.)

(обратно)

2

Сильный ветер, буран. (Прим. авт.)

(обратно)

3

Король Смерть (нем. – König der Tod). (Прим. авт.)

(обратно)

4

Отдельно стоявшая башня в средневековом замке, находившаяся в самом недоступном месте и служившая убежищем при нападении врага. (Прим. авт.)

(обратно)

5

Жизнь (нем. – das Leben). (Прим. авт.)

(обратно)

6

Дождевая туча (нем. – Regenwolke). (Прим. авт.)

(обратно)

7

В кельтской и германской мифологии, в средневековом фольклоре многих европейских народов: бесплотные существа в образе женщин, олицетворяющие стихию воздуха. Эдгар По упоминает их в рассказе «Береника» (1835). (Прим. авт.)

(обратно)

8

Устар. Ирон. Совсем не задумываясь, ничуть не сомневаясь в чём-либо, без колебаний.

(обратно)

Оглавление

Проза

  Сергей Антипов

    Битва с колдуньей

  Анна Атрощенко

    Розочка

  Кристиана Берестова

    Дом призраков

  Дмитрий Бобиков

    Роковое наследство

  Лайла Вандела

    Конферансье судьбы

  Валентин Долматов

    Евангелие от товарища Сухова

  Людмила Ильина

    Ключи от счастья

  Татьяна Дорофеева-Миро

    Так зачем же был Шашко?

  Валентина Карпушина

    Бессмертие Документальный фантастический рассказ

  Руслан Ковальчук

    Гипнагогические галлюцинации[1]

    Многословный

    Спокойной ночи!

    Таинственная тень

    Черная баба

    Песни Черной бабы

    Кёниг Дер Тод

  Корякин Сергей/ Сергобад Караги

    Ум и природа

    Автодром

  Татьяна Кувшиновская

    Развилка «Курьи ножки»

    Баба-Яга

    Леший

    Кикимора Болотная

  Ирина Кузнецова

    Ирония судьбы

  Анна Лак

    Кукляшки

  Иван Миронов

    День знаний

  Марина Новиковская

    По ту сторону вечности цикл Сны Амени 1

  Дарья Панкина

    Начать заново

  Игорь Плетинский

    Сны Рене

  Евгения Романова

    Старого замка хранитель Мистическая история

  Александр Русанов

    Барик – гадёныш

  Юлия Санникова

    Всадник в звёздном плаще

  Светлана Скакун

    Наказание свыше

    Утопленница

    Загадочные обстоятельства

  Анна Скворцова

    Жанкины фэнтези

  Марина Сливко

    Хозяин

  Софья Снежкова

    Сказка о Маленьком кузнечике, который мечтал стать большим

  Владислав Тарарыв

    Хроники Мергануса. Охота на мастодонтов

  Антонина Тесленко

    Вязкость ночи

    Сны Контактера

  Мария Трещёва

    Врата Бальдура (фэнтази-роман)

  Дмитрий Трипутин

    Хмельной город

  Павел Черкашин

    Дом на мертволесье

Стихи

  Оксана Белозёрова (Матюшкова)

    Космическая сказка

  Татьяна Давыдова (Батурина)

    В келье…

    Сон жуткий мучил всю ночь…

    Видела сон интересный сегодня…

  Екатерина Кириллова

    Про́клятый скиф

  Адилия Моккули

    Разговор с духом огня

    Карты таро

    Колдун

    Гнев духов

    Шаман и дух воды

  Павел Панов

    Импорт духа

  Лэка Синарская

    Kuruneko no kokoro

    Сражение

    Сонет о ведьме

    Поиски увенчались

    Внутрь Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg