«Ози»

Ози (fb2) - Ози 432K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталья Саенко

Ози Наталья Саенко

ПРОЛОГ

Наконец-то наступило настоящее лето. Солнце такое яркое, что стоит посмотреть в небо, как глаза ослепляет огненной вспышкой и заволакивает прозрачная пелена слез. Потом ещё несколько минут приходится ждать, когда наладится зрение и исчезнут мелькающие перед лицом черные точки. Что за напасть!

Лиза вышла на крыльцо и сонно огляделась вокруг, разминая затекшие ото сна мышцы.

Прогретый воздух сладко пах яблоками из соседского сада и утренней свежестью, а где-то поблизости надоедливо жужжали пчелы — без устали перелетали с цветка на цветок, собирая пыльцу. Казалось, время остановилось в своем неспешном течении и превратилось в плотную, желеобразную массу.

Кристина, как всегда, ещё спала — наверное, опять полночи читала любовные романы. А чем ещё заниматься в каникулы? Иногда за сестрой было забавно наблюдать: сидит на кровати, согнувшись в три погибели и разинув рот, а глаза, как сумасшедшие, бегают туда-сюда по строчкам.

То, что она спит, даже хорошо. Можно спокойно покататься на старом колесе, иначе потом его точно не получить без боя. Правда, в первую очередь нужно узнать, что спрятано в тайнике, и желательно так, чтобы Крис ничего не заподозрила.

Тайник находился в самом конце огорода под буйно разросшимся кустом крыжовника. Лиза не удержалась от смеха, вспомнив, как Крис пряталась под колючими ветками и копала яму, — думала, ее никто не заметит. Вот дуреха!

Даже место особо искать не пришлось — земля, кое-как замаскированная увядшей за ночь травой, возвышалась аккуратным холмиком и сразу же бросалась в глаза. Через мгновение Лиза уже держала в руках шкатулку, с россыпью мелких розочек на резной деревянной крышке. Теперь хотя бы стало понятно, куда делся подарок на день рождения от бабы Лены.

С волнением она подняла тугую крышку и вытащила из груды разноцветных бусин и стеклянных пуговиц свернутые в трубочку тетрадные листы. Неужели, дневник?

Когда дрожащие пальцы развернули находку, сердце сжалось от нехорошего предчувствия: ещё не вникая в смысл старательно написанных букв, она уже поняла, что так взволновало сестру.

На первом листе Кристина нарисовала спальню на втором этаже. Скошенный деревянный потолок, узкое окошко, две кровати, овальный коврик на полу и кособокая тумбочка. Верхнюю часть тумбочки она густо заштриховала простым карандашом и пририсовала черные капли, которые плавно перетекали в черную лужу на полу. Нет, даже не лужу, а в огромное черное озеро.

Озеро растекалось между кроватей, в точности, как это было неделю назад. Или две? Оно появилось после падения с колеса и ни часом раньше. Она прекрасно это помнила. Шишка на затылке до сих пор немного побаливала, стоило дотронуться до нее пальцем.

Лиза со вздохом разобрала листы на части и выбрала один — наверное, с признаниями. Смутное предчувствие не отпускало. Теперь можно не сомневаться, что всё, что она увидела той ночью, было реальностью, а не случайным кошмаром. От этой мысли стало нехорошо. «Он существует»! А значит, нет смысла обманывать себя. Она думала об этом, а глаза лихорадочно читали записку.

«Я не знаю, кто это, но оно ужасно пахнет. Так, будто выбралось со дна гниющего болота. У существа нет тела, вместо него — отвратительная вязкая жижа, напоминающая коричневую грязь. Я видела, как двигается бесформенный, жуткий сгусток. Он покрывался блестящими пузырями, а потом стал подниматься вверх, пока не уперся в потолок. У существа не было ни рук, ни ног! Я думала, что сплю, и терла глаза, как сумасшедшая, но существо никуда не исчезало, нависало как туча и казалось живым, все понимающим. Оно наблюдало за мной. За мной, и за Лиззи. Да, так все и было».

Лиза зажмурилась и несколько секунд посидела в тишине, пытаясь прогнать не прошеное воспоминание. Боже, вот только оно снова к ней возвращалось.

«Нужно положить все на место и уйти. Уйти, и навсегда забыть эту историю. Но зачем она это написала? Зачем спрятала? Может быть, хотела что-то передать, но боялась, что я буду смеяться? Бред. Мы видели его вместе, и нам обеим было не до смеха».

Лиза быстро свернула листы в трубочку, спрятала в шкатулку и хотела закопать обратно, но застыла на месте, боясь пошевелиться.

Под кустом в яме, что-то происходило. Грязь беззвучно наполняла ее, как глубокий сосуд и, разрастаясь, медленно подбиралась к самому краю. Земля превратилась в кашеобразное месиво и бродила, как протухший квас на солнцепеке. Когда первые капли отвратительной жижи упали в траву, она моментально сморщилась и пожухла. Онемев от страха, Лиза попыталась подняться на ноги, но тело одеревенело и не хотело слушаться. Тогда она зажала ладонями уши и закричала.

ГЛАВА 1

Спустя пятнадцать лет

— Любимый, просыпайся. Тебе нужно на работу. Любимый?

— Да слышу я тебя, слышу. — Женя перевернулся со спины на живот и широко зевнул, не открывая глаз. От подушки на щеке остались две едва заметных полосы. Не удержавшись, Лиза провела по ним пальцами, на что Женька поморщился и недовольно мотнул головой.

«Всего одна ночь, а на лице уже пробилась колючая щетина. Что тут скажешь, настоящая обезьяна. Но зато, самая любимая обезьяна в мире»!

Она улыбнулась приятным мыслям и распахнула тяжелые шторы, впуская в комнату солнечный свет.

Вокруг царил ужасный бардак: одежда бесформенной кучей валялась по полу, повсюду крошки и фантики, а на тумбочке в высокую пирамиду составлены грязные тарелки. И это только в спальне. Что творится на кухне, страшно представить. Просто вселенская катастрофа, не иначе!

Минуты через две, чувствуя на себе пристальный взгляд, Женя окончательно проснулся и потер глаза:

— Лиз. Ну, ты же знаешь, что я могу спать полдня. Все равно никто раньше шести не приходит. Чего там торчать-то?

— Ну, не знаю. Это все-таки работа, а к работе нужно относиться немного серьезнее.

— Да-да. Знакомая песня. Кажется, мне об этом совсем недавно говорили.

— Если быть точнее, то говорила твоя мама.

— Вот-вот. Ты что, хочешь превратиться в ее точную копию? Ты хоть знаешь, что она бреет усики над верхней губой примерно раз в неделю?

— О, нет, пожалуйста! Не надо мне этого говорить. Только не сейчас, когда я…

Она замолчала и многозначительно стянула вниз бретельки шелковой сорочки, выставив напоказ аккуратную грудь. Женя протестующе закачал головой и мигом соскочил с постели:

— Лиз, извини, ладно? Я сегодня не в настроении. Может, вечером?

— Но…

— Прошу, только не обижайся. Я, правда, не в духе.

Стараясь скрыть внезапно набежавшие на глаза слезы, Лиза молча принялась поднимать вещи с пола и перекладывать их на кровать.

— Ты же хотела ехать к психотерапевту, разве нет?

— Да, сегодня назначено на десять утра.

— Ну, вот. Осталось сорок минут. Мы бы все равно ничего не успели.

Казалось, Женька не замечал ее резко поникших плеч и грустного выражения лица: быстро натянул футболку и шорты, пригладил волосы и только потом подошел, чтобы обнять. Лиза покорно положила подбородок на любимое плечо и закрыла глаза. В голове крутились одни и те же назойливые мысли:

«Раньше, он никогда не отказывал. Наоборот, использовал любую возможность чтобы побыть наедине. Что могло случиться? Что пошло не так»?

— Главное, ничего не бойся и не скрывай. Ты ведь уже приняла решение, а значит, нет смысла сомневаться. Все, что нужно, это расслабиться и открыться. Понимаешь?

— Понимаю, я постараюсь рассказать все, как есть.

Почувствовав неуверенность в голосе, он отстранился и пристально заглянул Лизе в глаза:

— Вот и славно. Ты всегда была хорошей девочкой, и все сделаешь как надо. На крайний случай, представь вместо толстого мужика в белом халате — меня. Мне ведь ты всё рассказываешь без утайки.

— Да, рассказываю. Но ты мой любимый человек. А я не уверена, что хочу чтобы о моих проблемах узнал кто-то ещё и сомневаюсь, что это как-то поможет. Мои проблемы — всего-лишь наивные детские страхи, и больше ничего. А этот врач, он мне совсем не нравится. Он неприятный и немного странный.

— Ты слишком придираешься к людям, Лиззи. Чем тебе толстяк не угодил? А страхи, которые не дают спокойно жить, рано или поздно сводят с ума. Ты ведь это знаешь. Что такого, если о твоей проблеме узнает человек, который в этом хорошо разбирается? Ведь я поверил в твою историю и не считаю тебя больной, значит, и другие не будут.

— Ты, правда, так думаешь? — Лиза в сомнении нахмурила лоб, — ладно, может быть, ты и прав. Но твоя мама…

— Причем тут моя мама? Она вечно говорит всякие глупости. Веры ее словам нет никакой. Перестань выдумывать то, чего нет, и успокойся. Я знаю тебя всю вдоль и поперек, и если ты спятила, я бы это заметил. Поняла?

Лиза молча кивнула и с неохотой разжала объятия: посчитав, что сказал все, что нужно и довольный собой, Женя скрылся в ванной комнате.

Как она ни старалась, но так и не смогла представить Женьку на месте психотерапевта. Геннадий Петрович сидел за столом в коричневом кожаном кресле и с добродушной улыбкой крутил в руках очки. Пожилой и толстый, он казался великаном, случайно застрявшим в пещере, настолько тесным был кабинет.

Окно за спиной он плотно закрыл бордовыми шторами и, несмотря на ясное утро, помещение утопало в интимном полумраке. Возможно, он рассчитывал произвести какое-то особое впечатление, но на Лизу такая обстановка действовала угнетающе. От внимательного взгляда карих глаз совершенно некуда было деться, и уже через пять минут после начала сеанса, воздух в комнате зазвенел от напряжения.

— Значит, вы утверждаете, что периодически видите в своей квартире призрака?

— Я бы не сказала, что это призрак. Скорее, некая живая субстанция. Призраки обычно прозрачные и не имеют запаха. И я вижу его не только в квартире, понимаете?

— То есть, вы видели призраков и знаете, как они выглядят?

Лиза растерянно заморгала, пытаясь понять, к чему он клонит.

— Нет, не видела. Если только в фильмах. Я не сумасшедшая. Моя сестра тоже видела его. Не знаю, приходит ли он сейчас, но я уверена, что точно приходил раньше.

— А вы не спрашивали ее об этом? Какие у вас отношения с сестрой?

— Нет, не спрашивала. Я не хочу, чтобы она волновалась, или подумала, что я сумасшедшая. Когда были детьми, мы и дня не могли прожить друг без друга. Каждое лето проводили в деревне, возились во дворе, играли в игры, любили придумывать загадки и делать тайники. Нам никогда не было скучно вдвоем и мы никогда не ссорились. Школьные годы запомнились как самое счастливое время. Ну, а потом, конечно же, все закончилось. Школа, институт, работа. Сами понимаете.

— Понимаю. Взрослая жизнь всегда меняет людей. Но дальнейшие взаимоотношения зависят от обстановки в семье. Вы бы хотели сблизиться с ней, как много лет тому назад? Вы чувствуете одиночество? — Геннадий Петрович сцепил пальцы в замок и, кажется, затаил дыхание. — Вы замужем?

— Разве это имеет отношение к моей проблеме?

— Самое непосредственное. Но сейчас, о другом. — Он важно кивнул и пригладил волосы на лбу. — Как известно, научно доказано, что все проблемы идут из раннего детства. Просто нужно вовремя выявить причину, и не дать ей вырасти до огромных размеров. Вы упустили этот момент, и сейчас не понимаете, что делать.

— А разве тут можно что-то сделать?

Геннадий Петрович загадочно улыбнулся и поднялся из-за стола. Лиза молча ждала, когда он достанет из массивного шкафа толстую папку с документами: около двух недель назад, в первую встречу, она прошла незатейливый тест и уже успела об этом забыть.

— Давайте посмотрим на результаты вашего психологического опроса. — Он вернулся на место и деловито зашуршал бумагами. — Пока я ищу карточку, расскажите ещё раз в деталях, когда вы увидели вашу субстанцию, как она выглядела и что вы почувствовали.

Лиза покосилась на дверь. Все, что хотелось сделать, это уйти, и никогда не возвращаться обратно. Странно, но слушая Женю, ей и, правда, верилось, что доктор окажется настоящим волшебником, мастером своего дела, и что, обратиться к нему за помощью было единственно верным решением.

«Не зря же они работают, да ещё пользуются немалым успехом»?

Но сейчас, разглядывая пухлое лицо, красные пятна на щеках и влажные, толстые губы мужчины, Лиза не сомневалась, что совершила большую ошибку.

— В прошлую встречу я говорила, что дала этой субстанции имя.

— Да, я помню. Если не ошибаюсь, то имя существа — Ози? — Геннадий Петрович наконец-то нашел нужную карточку и захлопнул папку. Теперь его маленькие глазки жадно блуждали по телу. Не веря, что все происходит на самом деле, Лиза вжалась в кресло и пробормотала:

— Да. По-моему, вполне подходящее имя для сущности. Когда он появился впервые, мне было всего девять лет.

— Вы думаете, ваша сущность мужского пола?

— Что?

— Почему вы говорите «он», а не «она»?

— Понятия не имею. Вырвалось случайно.

— Случайно ничего не бывает. Всему есть логичное объяснение. — Он задумчиво пожевал губами и многозначительно вздохнул. Лиза, не мигая, уставилась на свою карточку, зажатую в толстых, похожих на сардельки пальцах.

— Мда. Очень занимательно, очень. Вы крайне интересная женщина. Кто-нибудь говорил вам об этом?

— Несчетное количество раз.

— Ну, тогда мне вдвойне жаль, что у такой прекрасной женщины такие неутешительные прогнозы на будущее. Между прочим, я часто замечаю столь печальную тенденцию. Каждая четвертая пациентка страдает галлюцинациями, видит то, чего видеть в обычной жизни невозможно. Как вы, например. Чтобы убежать от действительности, скрыться от внешнего мира в своем коконе, вы придумали воображаемый мир и воображаемого друга. Стоп. Дайте договорить. — Геннадий Петрович предостерегающе поднял палец вверх. — Обычно, на этом моменте со мной всегда спорят. Расслабьтесь и перестаньте накручивать себя. Как вы сказали, — эта субстанция, сгусток зловонной жижи, впервые показалась в детской комнате и ваша сестра видела ее так же ясно, как собственное отражение в зеркале. Именно поэтому, вы уверены, что Ози существует не только в вашей голове. Правильно?

Лиза молча кивнула.

— Но вы должны понимать, что все это самообман. Своеобразная защита мозга. Вы пытаетесь найти любые оправдания странным явлениям в вашей жизни. И за столько лет, вам это, несомненно, удалось. Здесь, — словно в доказательство, он помахал в воздухе бумажкой и растянул губы в победной улыбке, — ясно просматриваются глубоко скрытые причины всех ваших реакций. Ози — ничто. Не зря он являлся в образе непонятной жидкости. А почему? Потому, что вы просто не знаете, кого хотите видеть в трудную минуту. Когда тяжело, вы прячетесь и одновременно страдаете от одиночества. И тогда, приходит оно. Ваше личное спасение. Понимаете? Плюс к этому, добавьте основательно подорванную психику. И вот это, я считаю, и есть главная причина всех несчастий.

— В моей жизни не было серьезных стрессов и испытаний. — Лиза с трудом изобразила вежливую улыбку, — никто не умер, не предал и ничего не украл.

— Ну, знаете ли. Бывают стрессы, которые кажутся незначительными, но приносят непоправимый вред, а человек этого даже не осознает. Послушайте.

Геннадий Петрович вдруг оживился, соскочил с кресла и возбужденно заходил по комнате. Полы его белого халата раздувались в стороны при каждом шаге, открывая мясистые ляжки в клетчатых брюках и объемный живот. Лиза сдержала нервный смешок и внутренне напряглась, увидев, как он резко остановился прямо перед кушеткой.

— У меня к вам интересное предложение. Прежде, чем отказаться, подумайте, как следует. Договорились?

— Я не вполне уверена, что мне нужны какие-либо предложения.

Лиза забыла о вежливости и уставилась на мужчину во все глаза. Теперь ее терзало смутное подозрение, что человек, стоящий напротив, никакой не психотерапевт, а, возможно, только практикант, или… вообще незнакомец с улицы. Человек, тайно пробравшийся в чужой рабочий кабинет и выдающий себя за квалифицированного врача. От этой мысли мурашки побежали по коже, и кажется, пропал голос.

— Только не надо меня бояться. — Мигом все прочитав по лицу, он пулей метнулся к шкафу и достал ещё одну внушительную папку, — вот, пожалуйста. Моя лицензия на практику, фотография. Этого достаточно?

Лиза молча просмотрела документы, но так и не вникла в смысл написанного, — перед глазами расплывались волнообразные круги, наверное, от усталости.

— А теперь, слушайте. Я хочу предложить вам сеанс гипноза. Всего за одно занятие можно узнать, что вас тревожит и избавиться от зависимости навсегда. Вы же прекрасно понимаете, что ваш Ози никуда не исчезнет, потому, что он, это — вы. Да-да, не нужно так смотреть, нужно принять очевидное и мужественно вырвать с корнем сидящее внутри зло.

— Ну, уж нет, это уже слишком! Спасибо за развернутый отчет, но я больше не нуждаюсь в вашей помощи, а тем более, в гипнозе.

Лиза встала и медленно двинулась к выходу — казалось, время тянется, как резиновое, а ноги почему-то не отрываются от пола. Зато Геннадий Петрович надвигался на нее с огромной скоростью, и внутри все заморозилось от страха.

— Постойте, не надо делать поспешных выводов. Я не шарлатан и не собираюсь причинять вам неприятности. Все по обоюдному желанию. Никакого давления, никаких посторонних внушений.

— Нет, спасибо, мне ничего не требуется.

Она взялась за ручку двери, но мужчина перехватил запястье и потянул вниз. Дверная ручка легко выскользнула из пальцев и жалобно тренькнула, возвращаясь в пазы. Куда делась маска доброжелательного доктора? Перекошенное от злости лицо налилось кровью: он стоял так близко, что до носа доходил противный запах чеснока из дрожащего, мокрого рта.

— Что вы себе позволяете?!

— А ну-ка, цыц! Как вы меня достали, истеричные дуры! Что ни день, так нытье, жалобы, непонятно, на что. Ты чего сюда приперлась, просто так на судьбу жаловаться? Дома всех достала, за остальных людей взялась?! Гипноз ей не понравился. Насмотрелись телевизор, сразу все умные стали?

— Вы сумасшедший! — внезапно Лиза почувствовала, как пальцы мужчины жадно елозят по правому бедру и, недолго думая, с размаху впечатала колено в пах. Геннадий Петрович замолк и изумленно вытаращил блестящие глаза. Теперь он напоминал обиженную, но сытую жабу.

— Сам на свой гипноз сходи.

Не дожидаясь, пока он оклемается, Лиза выскочила за дверь и побежала к спасительному выходу.

— Женя! Женя, ты где?

В коридоре было подозрительно тихо. Она привыкла, что Женька всегда громко слушает музыку или смотрит телевизор. А иногда, и все одновременно. Разувшись, и бросив сумочку на зеркале в прихожей, она прошла на кухню. К горе посуды на столе прибавилась лишняя тарелка и кружка с недопитым кофе. Сделав пару глотков, она опустилась на стул и закрыла глаза: ноги совсем не держали. Уже дома, Лиза, наконец, смогла расслабиться и поняла, насколько была напугана случившимся в кабинете. Ну, какой же он врач? Только одно название. Пытался неумело разузнать подробности из личной жизни, придумал какие-то мифические проблемы из детства. Сейчас, конечно, можно посмеяться над его раздутым от обиды лицом, но почему-то не было желания. Что, если бы он оказался чуть сообразительней?

И к тому же, у нее никогда не было вымышленного друга. Просто потому, что в нем не было надобности. Зачем, если под боком всегда находилась родная сестра? Нет, все-таки, не нужно было никуда ходить. Зря она послушала Женю.

Пытаясь успокоиться, она позвонила ему на сотовый и минут пять слушала длинные гудки.

— Вот гаденыш! Вот только явись домой, посмотрим, что ты скажешь, когда я расскажу в подробностях о сегодняшней встрече!

Закон подлости: когда Женька на самом деле нужен, до него в жизни не дозвонишься.

Вот только он не пришел. Вообще.

Судорожно сжимая в руке сотовый телефон и лавируя между прохожими, она шла по дороге, равнодушно провожая глазами многочисленные магазинчики и серые, невзрачные дома. Под вечер на улицу выбралось на удивление много людей, и от этого настроение портилось вдвое быстрее. Девушки в воздушных платьях счастливо улыбались и беззаботно гуляли со своими любимыми по зеленому скверу — даже жара им была нипочем. А жара была, и ещё какая!

От асфальта поднималось невидимое душное марево, и казалось, будто горячий воздух раскаленным жгутом стискивает легкие.

Лиза остановилась прямо посередине дороги и, почувствовав, как от волнения в который раз перехватывает дыхание, набрала заученный номер. Но равнодушный голос оператора не пожелал смениться на гудки. «Абонент недоступен».

Черт! Ну не мог он её так просто бросить! И мать трубку не берет…

Сердце забарабанило где-то в горле, в голове поднялся странный шум. Примерно такой же шум слышишь, когда прикладываешь речную ракушку к уху.

Возле автомата с газированной водой она выпила два стаканчика тархуна и посмотрела на аллею, будто впервые. Люди, как муравьи сновали туда-сюда, суетились, смеялись и громко разговаривали. Но для нее они были ничем — бесполезными, картонными фигурками.

Лишь по привычке Лиза выхватывала из толпы незнакомые лица, ища глазами Женю. Вдруг, он где-то здесь? Что, если он просто был очень занят, или случилось что-то плохое? К любому несчастью она давно готова.

С мучительным удовольствием Лиза представляла, как увидит его вновь: Женя вернется, поникший и несчастный, виновато опустит глаза. А потом последуют долгие клятвы в вечной любви и верности. За которыми обязательно последует шикарный букет роз и предложение. То самое предложение, которое она так долго и терпеливо ждала. Да, она хотела замуж, как и большинство женщин на земле. Что в этом плохого? Хотела, но предоставила инициативу мужчине и терпеливо молчала. Каждый день просыпалась и засыпала с надеждой, что «вот, сейчас он встанет на колено»…

Смешно, конечно, но так и есть.

Но что же могло случиться? Почему он пропал так внезапно?

Лиза до сих пор не могла понять, как оказалась в роли отверженной. Разве можно уйти так легко и внезапно, не сказав ни одного слова на прощание, ничего толком не объяснив? Ушел, будто они знакомы пару месяцев, а не целых три года. Впрочем, кому-то и двадцать лет не срок.

С Женей время пролетало незаметно: веселый и легкий на подъем, он никогда не сидел на месте, что-то придумывал, постоянно предлагал безумные идеи и на полном серьезе пытался их выполнить. Конечно же, ничего путного из этого не выходило: не продумав план и толком не зная, с чего начать, он так же быстро угасал, как и загорался.

«— Слушай, Лиз. Я решил написать книгу. Настоящий роман. Ты просто оторваться не сможешь от гениального шедевра»!

И он на самом деле садился за стол в комнате, в раздумье хмуря брови. И не важно, что через неделю он забросит толстую тетрадь в самый темный угол, и никогда о ней не вспомнит. Ведь главное — желание.

После работы за ужином они до коликов в животе смеялись над шутками собственного сочинения, дурачились как дети и совершенно не думали о завтрашнем дне.

Уборщица в отеле и прокат скутеров в летний период — конечно, не сильно прибыльная работа, но никто и не ждал великих денег или внезапного роста по карьерной лестнице. Денег спокойно хватало на двоих, а к осени, Женя обещал, что найдет приличную работу. То есть, нашел бы. Где-то в «призрачном впереди» маячило успешное будущее, признание, достаток, возможно, даже путешествия по всему миру. Они вообще много мечтали. Если оглянуться, то вся жизнь состояла из одних несбыточных надежд и фантазий.

Женя всегда был честен и открыт, и поэтому она и предположить не могла, что он уйдет так некрасиво. Куда, зачем? Ведь они прекрасно дополняли друг друга, и с удовольствием проводили вечера и бессонные ночи в обнимку у телевизора, часто с бутылкой хорошего вина.

В глубине души прятались и ждали своего часа вполне реальные и естественные цели: семья, ребенок, домик где-нибудь в деревне и небольшой сад, засаженный яблонями. И чтобы тишина и покой.

Но все это вдруг рухнуло, как карточный домик.

Лиза замедлила шаг, успокаивая сбившееся дыхание. Она осматривала улицу в поисках какого-нибудь дешевого бара, но на глаза попадались одни продуктовые магазины, да сверкал на солнце матовыми стеклами фитнес-клуб.

Отдых. Вот что нужно. Забыться, собраться с силами, выбросить из головы все, что тревожит душу и попытаться начать жизнь заново. Ждать Женю она больше не будет. Раз он так решил, все кончено.

Где-то сбоку вспыхнула разноцветной гирляндой галогеновая вывеска — «Бар у Зака». Когда-то давно они проходили мимо черных, подделанных под старину дверей, и Женька всегда смеялся над названием, представляя за барной стойкой толстяка с черной волнистой бородой до пупка, и клетчатом темно-красном жилете. Этот толстяк должен был держать в руке огромную кружку пива и улыбаться во весь рот золотыми зубами.

Усмехнувшись, Лиза толкнула массивную дверь и шагнула внутрь — почему-то казалось, что если Женя придет, то только сюда. Прозрачные нити, связывающие их сердца, ещё не до конца оборвались, а значит, он должен чувствовать, как сильно она мучается и ждет решающего разговора.

За длинной хромированной стойкой протирал бокалы молодой черноволосый парень — «и вовсе никакой не толстяк, без жилета и золотых зубов». Он быстро осмотрел Лизу с головы до ног и дружелюбно улыбнулся. Народу в зале было немного, но воздух гудел от возбужденных голосов и звона бокалов. За крайним столиком сидела женщина в зеленом платье и отпиливала ножом на тарелке маленькие кусочки бифштекса. От ее усердий светильник в форме цветка мелко потряхивало, и он отбрасывал на скатерть дрожащие оранжевые тени. Такие лампы стояли на каждом столике, и все вокруг наполнялось непривычным, почти домашним уютом. На темно-бордовых стенах поблескивали картины в золоченых рамах — персики и гроздья винограда, сочная дыня, яблоки, бананы и киви, а справа, в маленьком углублении прятались длинные серебряные вешалки на гнутых ножках. Кроме нескольких летних кардиганов никакой одежды на них не висело.

— Посоветовать что-нибудь легкое? — официант за стойкой почтительно склонил голову и замер в ожидании. Лиза отодвинула пластиковое меню и изучающе посмотрела в карие, полные живого интереса глаза. «Милый парень. Из тех, кто только недавно начал отличать хорошее от плохого». Он смотрел на нее, пытаясь неумело скрыть смущение.

«Ну да, уходит немало времени, чтобы привлекать восхищенные взгляды, но разве результат не оправдывает усилий»? На этот раз она не знала, что правильно, а что нет. Ничего, кроме горечи и разочарования на сегодняшний день не выпало. Зачем ей красота, если тот, ради кого все это делалось — собрал вещи и ушел? Правда, у него и вещей-то почти не было.

— Бутылку шампанского и белый шоколад. И ещё сигареты.

Легким кивком Лиза указала на красную пачку за стеклом и подумала о завтрашнем дне: с утра на смену, а значит, много пить нельзя, от шампанского вечно трещит голова и сухость во рту до самого вечера. Но сегодня она могла себе это позволить. Сегодня как никогда хотелось расслабиться и хоть на несколько часов заглушить ноющую боль в груди. Чертова боль, мерзкая штука. А она-то думала, что такое испытываешь только в подростковом возрасте. Да, ещё Ози. Стоит ли рассказывать о нем сестре? Наверное, нет. От новости, что она ходила к психологу, Крис явно не придет в восторг, наоборот, возникнут ненужные вопросы. Она и так вечно занята в своем банке. Лиза издала тихий смешок, чем удивила парня за стойкой: он неловко оттянул бабочку на шее и опустил глаза — тонкие пальцы нервно подрагивали, разламывая в черном блюдце дольки шоколада.

Из динамиков лилась успокаивающая музыка. Чтобы не смущать мальчика ещё больше, Лиза отвернулась от стойки и перехватила взгляд женщины в зеленом платье.

За столиком возле окна увлеченно щелкал клавишами ноутбука мужчина. Его правый локоть летал в опасной близости от чашки с дымящимся кофе. Полностью погруженный в работу, он не обращал внимания на окружающее. А жаль, наверное.

Лиза прошла за дальний столик и убрала табличку с просьбой не курить. Курить, как всегда, хотелось. Удобно устроившись на стуле, она прикурила первую сигарету и поднесла к губам бокал шампанского: по прозрачным стенкам бокала лопались и расходились в стороны воздушные пузырьки.

Мысли не давали покоя: какой бы уютной ни была атмосфера в баре, она не могла заглушить острую боль в груди. На часах десять вечера, а внутри все больше разрасталась ужасная, просто невыносимая пустота. Казалось, только вчера дни были наполнены суетой и заботами, а сегодня все резко закончилось. С уходом Женьки окружающее потеряло смысл.

Хотя, на самом деле, после его побега все осталось как прежде: работа, дом, уборка, приготовление еды… все, что было привычным и порой ужасно раздражало, теперь стало единственным, что скрашивало дни, полные тоскливого существования. Все, что она делала, не приносило удовлетворения и выполнялось механически, на автопилоте. Странное состояние, смутно напоминающее сонный паралич, было даже приятным.

От сумасшествия спасали звонки матери по вечерам, и, конечно же, общение со старшей сестрой. Интересно, чем она сейчас занимается? В последнее время Кристи совсем отдалилась и перестала звонить, а если звонила, то старалась быстрее закончить разговор, ссылаясь на работу. Почему-то в эту мифическую занятость совсем не верилось. Ну, какие у нее могут быть проблемы в банке? Сиди себе, да заполняй бумажки.

Лиза вспомнила, что в прошлое воскресенье мама жаловалась на то, что Крис отложила свой приезд чуть ли не на середину сентября, — а это значит, что сестра по какой-то причине не приедет на день рождения. «Прекрасно. Она всегда считалась только со своими чувствами и желаниями, не думая, что своим поведением может причинить кому-то боль».

И все же, два раза в месяц они пересекались в деревушке за сто пятьдесят километров от города и оставались на несколько дней, помогая по дому, а осенью все вместе перебирались в город. Зиму мама жила с Кристи, потому что не хотела причинять неудобства и вмешиваться в отношения с Женей. Что ж, теперь она может не переживать по этому поводу.

— Здесь свободно?

От неожиданности Лиза вздрогнула и заморгала: над столиком склонился высокий, немного полноватый мужчина. Он приветливо улыбнулся и вопросительно изогнул бровь. Из-за бликов лампы его светлые, аккуратно причесанные волосы отливали золотистой рыжиной. Мужчина смутно напоминал офисного клерка или банковского работника: всё, как положено — учтивая улыбка, внимательный взгляд серых глаз и слегка нахмуренные в спокойном ожидании брови.

— Ну, так как? Место свободно, или вы кого-то ожидаете?

— Не ожидаю, присаживайтесь.

— Спасибо. — Он аккуратно отодвинул стул и положил перед собой пухлую папку с бумагами. — Я часто тут обедаю во время рабочего перерыва. Но ни разу не ужинал. И, видимо, зря.

Лиза вежливо улыбнулась. Обычно она старалась избегать ненужных знакомств, но из-за подавленного состояния изменила своему правилу: голос мужчины оказался на удивление приятным. Он, будто жидкий шелк, обволакивал спокойствием и внушал доверие. Которого ей так сейчас не доставало.

— Меня зовут Кирилл, а вас?

— Лиза.

— Елизавета. Мое любимое имя. — Тонкие губы тронула быстрая улыбка, и он несколько секунд задумчиво разглядывал бокал шампанского.

— Знаете, мне вдруг тоже захотелось выпить. Если не секрет, — что вы празднуете, да ещё в гордом одиночестве?

— Сомневаюсь, что это можно назвать праздником. Скорее, встречаю вновь обретенное чувство одиночества. А если без пафоса, то я рассталась с парнем, и жизнь рухнула. Такой ответ устроит? — Лиза пристально посмотрела в глаза незнакомцу, мысленно гадая, как быстро он сбежит за соседний столик.

Лицо мужчины слегка вытянулось и он в растерянности замолчал. Так бывает, когда люди случайно влезают туда, куда не следовало, и потом безуспешно пытаются выкрутиться из неудобной ситуации.

— Извините, я не думал что такую женщину как вы, могут обидеть. — Наконец он отмер и попытался изобразить на лице сочувствие. Получилось не очень. Лиза засмеялась и потянулась к бутылке. Странно, но стало возвращаться бесшабашное, даже радостное настроение. Ну, а почему нет? Человек напротив сидел и смотрел на нее с таким видом, будто был лично виноват во всех случившихся несчастьях.

— Да бросьте вы. Он оказался редкостным говнюком, но это не значит, что все мужчины такие же. Ну, может быть, только наибольшая часть.

— А вы за словом в карман не лезете. Жаль, что мы познакомились при таких печальных обстоятельствах. Но все же… — он круто развернулся на стуле и взмахнул рукой, — Ринат, принеси ещё бутылку шампанского и фрукты.

Парень за стойкой коротко кивнул и скрылся в подсобном помещении кухни.

Женщина в зеленом вздрогнула от неожиданности и не донесла вилку до рта: в глазах проскочило ревнивое недовольство. Ей и правда, было о чем переживать: бифштекс заканчивался, а она так и не нашла достойного спутника на вечер.

Лиза вовсе не ощущала себя предательницей. Во-первых, она никого не искала специально, только ради того, чтобы утешиться на одну ночь. Во-вторых, Женя вряд ли станет об этом переживать, потому что совершил кое-что похуже. А в-третьих, несмотря на моральное состояние, она впервые за несколько дней почувствовала душевный подъем: хотелось верить, что Кирилл терпеливо поджидал именно ее, для того, чтобы спасти от одиночества и облегчить запоздалые вспышки ревности. Что-то в его лице казалось настолько родным и знакомым, что она окончательно расслабилась.

— А вы женаты?

— Почти. Думаю, нет, даже уверен, что через полгода пополню ряды несчастных подкаблучников.

— Так уж и несчастных? — факт, что у незнакомого мужчины имеется будущая жена, задел невидимую струнку в душе. Непонятно, чего было больше — злорадного удовлетворения, или обиды за всех обманутых женщин. Не здесь, и не в таком состоянии положено думать о какой-то там солидарности. Та, которая прибрала Женьку к рукам, наверняка думала только о себе. Лиза сделала очередной глоток из бокала и улыбнулась.

Мужчина с серыми глазами с каждой минутой вызывал все большую симпатию — а больше всего ей нравилось, что он говорит правду как она есть, не увиливая и не пряча глаза.

— Я уверена, вы не попадете в число неудачников.

— Это почему же?

От ответа избавил Ринат: широко растянув губы так, что получился неестественный оскал, парень поставил на стол только что откупоренную бутылку и вазу, полную фруктов. От горлышка бутылки вверх потянулся легкий дымок.

— Давайте выпьем. За то, чтобы в вашей жизни больше никогда не появлялись мерзавцы.

Лиза мысленно взмолилась, чтобы вышло именно так, как он говорил.

Чем сильнее ударяло в голову, тем легче воспринималась окружающая действительность — во всяком случае, ей уже не казалось, что привычный мир рухнул, а она роется в жалких руинах.

Кирилл не давал возможности вспомнить, по какой причине она явилась в «Бар у Зака»: его глаза, губы, руки, — все источало бешеную, незнакомую энергию, которая волнующе будоражила тело и мысли. Оставалось лишь безропотно ловить каждое движение и жадно впитывать эту энергию в себя, как губка, все глубже проваливаясь в приятное забытье.

Первое впечатление обмануло: Кирилл оказался архитектором с большим рабочим стажем, и в свои тридцать восемь лет добился немалого уважения, и, конечно же, достатка. Что было немаловажно.

Они досидели до самого закрытия, и Лиза уже плохо соображала, что к чему, — только глупо улыбалась на шутки, смысл которых не понимала. Лицо Рината, протирающего бокалы, смешно раздваивалось и, слава Богу, что из посетителей в зале больше никого не осталось. Стыдно представить, что теперь о ней подумает этот мальчишка. Вряд ли при следующей встрече его оленьи глаза засияют от восторга.

Чуть позже, поддерживая друг друга, они выбрались на улицу и, спустившись по каменным ступеням на мощеную дорогу, побрели в сторону сквера. На небе, в окружении бледного полумесяца, сияла россыпь мелких, но ослепительно ярких звезд.

— Какая красота!

— Не то слово. В последний раз я любовался звездами, когда был подростком.

— Не может быть. Ведь это же непростительно! Как можно жить и не видеть ничего вокруг? — В темноте лицо Кирилла превратилось в белое пятно с блестящими точками-глазами, которое мерно покачивалось на невидимых волнах. Лиза не могла и уже не хотела отводить от него глаз.

«Шампанское. В этом точно оно виновато, но зато — ни одной мысли о Жене. До этого момента».

Почувствовав, как легкая тошнота подкатывает к горлу, она запрокинула голову: просто удача, что схлынула сумасшедшая жара, уступив место ночной прохладе.

— Тебе плохо? — Кирилл заботливо придержал за локоть, но она отрицательно замотала головой, мысленно удивляясь, как это ему удалось ни капельки не опьянеть.

— А я сегодня без машины. — Кирилл шумно вздохнул и попытался разглядеть время на циферблате наручных часов. — Двенадцать. Хочешь, вызову такси и провожу до дома?

Стараясь не смотреть на поблескивающие в темноте глаза и губы, Лиза задумалась о том, что ее ждет буквально через каких-то полчаса — пустая захламленная квартира, холодная постель, и мысли. Снова эти убийственные мысли, которые не дают нормально спать и превращают жизнь в бесполезное существование. А наутро обязательно вернется отрезвление и привычная тоска.

Как-то слишком быстро случилось неожиданное знакомство. В книгах, такие встречи, как правило, имеют таинственное значение, а в жизни… а в жизни нет. Кирилл послушно стоял рядом, слегка касаясь плечом и терпеливо ожидая ответа.

— Знаешь, как-то непривычно навязываться, но, может, побудешь со мной еще немного? Просто слезы на глаза наворачиваются, как подумаю, что сейчас останусь одна. Или, твоя будущая жена…

— Т-сс. — Кирилл приложил палец к губам и, подойдя вплотную, внимательно заглянул в лицо. Он пытался оставаться серьезным, но рот сам собой растянулся в улыбке.

— Разве я похож на человека, который может бросить женщину в таком состоянии?

Возле дверей старого отеля горели скрюченные фонарные столбы — перед мутными лампами мелькали белесые мотыльки и, словно пьяные, время от времени с тихим стуком врезались в стекло. Через окно на первом этаже проступали неясные очертания стойки рецепшен: за столом, ссутулившись над книгой, сидела девушка. Сквозь белую шелковую штору не было видно ее лица, но Лиза узнала Анюту по заколотым высоко на макушке черным волосам. При малейшем движении головы заколка поблескивала серебристым светом, а тяжелые кудри водопадом спадали на оголенные плечи.

Больше ни в одном окне света не было, и Лиза мысленно усмехнулась: люди перестали снимать номера и превратились в приличных граждан, или сегодня выдалась одна из редких, но чертовски удачных смен?

— Я здесь работаю. — Перейдя на шепот, она оглянулась и посмотрела на Кирилла. Он рассеянно проводил взглядом скрывшееся за углом такси и подбросил в руке очередную, еще не откупоренную бутылку шампанского:

— И не боишься вызвать негатив коллектива? Если хочешь, можем поехать в другое место.

— Нет, я брезгую ночевать в незнакомых гостиницах, а домой нельзя. — Она нетерпеливо потянула Кирилла в сторону дверей: сейчас она представляла перед собой совсем другое лицо. Женино.

— Ну, хорошо. Но готовься — тебе придется выпить это. До самого дна. — Кирилл помахал в воздухе бутылкой.

— И даже не рассчитывай, что я откажусь. Тебе от меня ни за что не отделаться.

Они ввалились в холл со смехом, больше похожим на подростковую истерику. Аня оторвала голову от книги и подслеповато прищурилась. Через секунду ее васильковые глаза расширились от изумления. Мастерски совладав с эмоциями, она с учтивой улыбкой выдала ключ от номера люкс и продолжила читать книгу. Лиза мельком взглянула на корешок и фыркнула: «Обреченная страдать». Надо же, какое поразительное совпадение!

В уютном номере с искусственным камином Кирилл чувствовал себя как рыба в воде: первым делом, он прошел к окну и плотно задернул шторы, затем проверил полку мини-бара и по-хозяйски поставил внутрь шампанское. Лиза наблюдала за ним с легкой, расслабленной полуулыбкой и пыталась понять, что происходит. Никогда раньше ей не приходилось знакомиться так спонтанно, совсем не думая о возможных последствиях. Но именно она притащила чужого мужика в место, где ее все знают, и где она, черт возьми, работает!

Он включил маленькую настольную лампу, и теперь стоял посередине овального ковра — немного загадочный, неуверенный в себе, и с почти отеческим теплом, которое океаном плескалось в серых глазах. Уже через мгновение глаза потемнели и стали стальными. Наверное, игра света, или алкоголь, наконец-то, ударил в голову.

Лиза, как завороженная, не могла оторвать взгляда от угловатого лица, только сейчас по-настоящему его рассмотрев. Сетка мелких морщинок вокруг глаз — признак веселого характера, а волосы оказались не рыжие, а светло-русые, почти пепельные. И на клерка он совершенно не похож. Люди-клерки — это люди с душами трусливых мышей. И эта трусость рано или поздно вылезает на поверхность. Вот только Кирилл явно из другой категории людей.

Ну, а дальше… высокие, чисто выбритые скулы, нос с горбинкой, тонкий, поджатый в напряжении рот, — он явно нервничал, потому что закусил нижнюю губу. «Он нервничает как мальчишка, впервые оказавшись с малолетней соседкой наедине».

— Я младше тебя на двенадцать лет, если тебя волнует возраст. И восемнадцать мне уже давно было. Это я так, к слову. Ты ведь об этом сейчас подумал?

— Нет. Просто считаю, что все как-то неправильно. Ты пьяная и не понимаешь, что делаешь. Веришь, что с моей помощью забудешь о своем парне. — Кирилл тихо вздохнул, и присел на край кровати, — а потом выяснится, что стало ещё хуже, а виноват в этом я. Парень вернется, и ты места не найдешь от угрызений совести.

— Ну, вот что ты несешь? Кто тебя просит копаться в чужих проблемах? Он уже никогда не вернется! Ясно? Никогда!

К горлу подступил предательский ком, и опять защипало глаза. Лиза стиснула ладони в кулаки и задержала дыхание, чтобы не разрыдаться. «Дура. Какая же она дура — сидит и давит на жалость, навязывает себя». От унижения вспыхнули щеки, и кажется, пропало ощущение беспечной легкости. Она соскочила с застеленной кровати и рванула по направлению к двери. Мохнатое розовое покрывало слетело с одного угла, и в голове искрой мелькнула мысль: «все равно утром перестилать».

У самой двери Кирилл перехватил ее за руку и, круто развернув, притянул к себе. Кожу под пальцами даже сквозь одежду обдало лихорадочным жаром. Лиза сдавленно ахнула от удивления, чувствуя, как внезапно ослабевает и становится ватным тело.

— Извини, ну извини меня, пожалуйста. Я идиот, я просто болван настоящий. Никогда толком не знал, что нужно девушке.

Он продолжал бессвязно шептать ничего не значащие слова, а она, поежившись от мурашек, отвела голову назад: не выдержав, слетела на пол пластиковая заколка, и волосы в беспорядке разметались по спине.

Как-то сразу и неожиданно она провалилась в состояние приятной невесомости и видела себя словно со стороны — растрепанную и пьяную, полностью размякшую в руках мужчины. Кирилл осторожно опустился на покрывало и, вытащив наружу края шелковой блузки, бережно коснулся пальцами мягкой кожи живота. Тело наполнилось жаром, и внутренности свела неконтролируемая дрожь.

— Ты такая гладкая. Вся бархатная, как… лепестки розы, или крылья бабочки. Мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь. Не понимаю, как такое возможно. А ты? Ничего не чувствуешь? — Кирилл добрался до уха, и его дыхание приятно защекотало кожу.

— Ну… сейчас мне очень легко. — Лиза улыбнулась, вспомнив, что совсем недавно что-то похожее думала о его голосе.

На этот раз Кирилл уже не нервничал. А секунда, когда ещё можно было все остановить — прошла. Словно в бреду, Лиза чувствовала блуждающие по телу пальцы, поцелуи, заставляющие неосознанно выгибаться навстречу, дыхание над ухом, и где-то там, за гранью, шорох сбрасываемой на пол одежды. Только один раз она едва не рассмеялась в голос, заметив пролетевший перед глазами мятый хвост галстука, который шмякнулся о ковер. Но это был не Женькин галстук. Потому что Женя никогда их не носил.

ГЛАВА 2

Когда она спустилась сдать ключ, Ани уже не было, — в раскрытом линованном журнале стояла аккуратная подпись о сдаче смены. «Интересно, кто кроме нее знает о»…

— Ну, что, доброе утро? Как спалось на новом месте? — Стелла захлопнула журнал и навалилась внушительной грудью на стойку. Из приоткрытого рта пахло мятной жвачкой, а хитрые глаза с любопытством елозили по телу, отыскивая компрометирующие улики. На ключ с потертой биркой она не обратила никакого внимания.

Лиза машинально одернула мятую блузку и вздохнула. На самом деле, ее зовут не Стелла, а Светка. Именно такое имя отмечено в паспорте. От человека, который с гордостью присваивает себе звучные имена проституток, можно ожидать все, что угодно.

— Я слышала, ты была не одна. — Она изогнула идеально прокрашенную бровь и понизила голос до вкрадчивого шепота, — все как следует убрала, мусор вынесла? Это все-таки люкс.

— Можешь сходить и проверить.

— Да ладно тебе, не злись. Вот, держи, тебе ещё смену отработать как-то надо. — Стелла деловито порылась в лакированной сумочке и протянула пачку аскофена. — Мне всегда помогает.

— Спасибо. — Лиза скривила губы, но от таблеток не отказалась. Голова готова была разлететься на куски: внутри что-то ритмично бухало и горячей лавой стекалось к затылку. Хотелось стереть то, что произошло ночью — стереть, и больше никогда не вспоминать. Но как? Когда она открыла глаза, Кирилл уже ушел: вторая половина постели оказалась пуста, и только смятая простынь хранила отпечаток его тела.

При утреннем свете все упущенные мелочи бросались в глаза и почему-то вызывали щемящее чувство потери. Не до конца выветрившийся запах одеколона заставлял думать, что Кирилл все еще рядом и просто принимает душ. А эта рассыпанная мелочь под ногами, — она выпала, когда Кирилл стягивал брюки, заляпанное зеркало — он прислонился к нему всей пятерней, пока она тихо сопела в подушку. Повсюду фантики от конфет, ну и, конечно, крошки на постели — среди ночи, внезапно почувствовав зверский голод, они заказали пиццу и коробку конфет в круглосуточном ресторане.

Потом, обнявшись, как супруги со стажем, они включили телевизор и уснули, а телевизор, так и работал всю оставшуюся ночь. И эта створка. Перед тем как уйти, Кирилл приоткрыл балконное окно, чтобы проветрить номер. Все, что от него осталось, — бутылка минеральной воды на тумбочке и пустые коробки из-под конфет и пиццы. Все. Ни прощальной записки, ни номера телефона.

— Скажи, пожалуйста, а что ты в нем нашла? Он похож на пса, который случайно натянул на себя деловой костюм. Взгляд какой-то затравленный, стреляет по углам. Ну и вкус у тебя, я скажу… — Стелла со вздохом закатила глаза к потолку, но тут же принялась с удовольствием размышлять дальше, — чего-то ему явно не хватает. Эти бумаги под мышкой, часы разболтанные… ах, да. Галстук. Ему осталось только галстук нацепить, и был бы полный отпад. А лет ему сколько?

— Тридцать восемь. — Лиза выпила стакан воды и без интереса посмотрела в окно. День только начался. Люди спешили на работу, кривой цепочкой подтягиваясь к автобусной остановке. Некоторые из них скучающе осматривали вывеску отеля и, не увидев ничего интересного, с равнодушием отворачивались. Интересно, куда поехал Кирилл, домой или на работу? Да ещё без галстука. Что он скажет своей будущей жене? Что нужно было срочно завершить особо важный проект? Эта мысль вызвала улыбку.

— С ума сойти. И ты еще улыбаешься? — Стелла недоуменно покачала головой, — он же старый! Ты где его вообще откопала, на выставке раритетов? Ты в курсе, что если после тридцати лет человек похож на пса, то это уже навсегда?

— А я люблю собак. Они благодарные, и не гадят там, где спят.

— Ну и дура. Ты только представь… — резкий звонок телефона прервал разговор, и Стелла прижала трубку к уху. Лиза с тоской разглядывала цыганское золотое кольцо, вдетое в ее ухо, и мечтала о горячем завтраке. Все эти слова о собаках — чушь. Как она вообще может сравнивать людей с животными, да еще с таким серьезным видом?

— Ну что, вперед и с песней — пятый номер выезжает. — Через минуту Стелла отключила телефон и расслабилась. Кажется, она начисто забыла о разговоре. — Там тетка привередливая, смотри не пересекись с ней.

Завтрак, как обычно, откладывался.

Монотонная работа оказалась вполне оправданным наказанием за проведенную ночь. Даже дома, распаренная и розовая после ванны, Лиза не смогла избавиться от мыслей. Они как птицы, бившиеся в стекло — тускло-серые и отчаявшиеся от голода. Они неустанно атаковали голову в течении дня и, в конце-концов, достигли намеченной цели.

В нижнем шкафчике комода, в самом углу белела коробка. Лиза со вздохом достала из нее старый фотоальбом и, забравшись с ногами на диван, собралась отправиться в царство прошлого. Легкий внутренний трепет вернулся: напрасно она думала, что забыла о нем. На каждой фотографии Женькины дразнящие глаза, родная улыбка. Правда, теперь казалось, что он смотрит с легким укором. Лиза вспомнила шок, который испытала, вернувшись после работы в пустую квартиру.

Вещей в шкафу не оказалось — еще в коридоре она заметила распахнутую дверцу, но не придала этому значения и прошла мимо, удивляясь неестественной тишине вокруг. Три года. Это ведь не так уж и мало.

Подскочив от резкого звонка, она потянулась к радиотелефону. Звонила Крис. Как всегда, она почувствовала ее состояние даже на другом конце города.

— Привет, сестренка. Как жизнь?

Голос Кристи действовал успокаивающе, и Лиза мысленно улыбнулась.

— Лучше, чем у тебя. Мы не созванивались тысячу лет! Что с тобой, выиграла миллион в лотерею?

— О, нет. Это было бы уже слишком. — Кристина сделала многозначительную паузу, и Лиза ощутила, как бежит, искрясь по проводам волнение, сдерживаемое из последних сил. — Я замуж выхожу!

— Что?

— То-есть, не прям завтра, конечно. О, Боже, меня просто распирает от эмоций! Мне нужно было приехать, такие вещи по телефону не говорят, но я не стерпела. Он сейчас вернется, спустился к подъезду, кажется, за цветами. Думал, я не пойму. Лиз, ты…

— Подожди. Кто это вообще такой? Ты же, кажется, ни с кем не встречалась?

Лиза в отупении уставилась в стену. Замуж. Внутри клокотал необъяснимый жар. Кристина была старше на четыре года, и до сих пор не завела семью. Сестра совсем не переживала по поводу возраста, и не стремилась заполучить мужа любой ценой. Честно говоря, такая наплевательская позиция удивляла. И что же вышло в итоге?

— Я почему звоню. Что скажешь, если мы через недельку встретимся в кафе? Мне так много нужно рассказать!

Казалось, что Кристи не говорит, а кричит. Зачем она это делает? От чрезмерного восторга не выдержат, и вот-вот лопнут провода, заодно разорвав ушные перепонки. Лиза стиснула зубы и попыталась не смотреть вперед: прямо в центре журнального стола образовалось маленькое темное пятно. Оно медленно разрасталось — угрожающе раскрывались неровные края, расплескивая вокруг себя темноту. Темнота растягивалась по комнате и жадно тянула свои щупальца прямо к горлу. В детстве Лиза дала этой занимательной штуке имя — Ози. Ози как озеро, но вместо рыб в нем живут слова и воспоминания. И не обязательно собственные.

— Лиза? Ты меня вообще слышишь?

— Слышу. Конечно, встретимся. Я безумно рада.

— Правда? — в голосе сестры послышалось сомнение.

— Ну конечно. — Лиза моргнула, и Ози пропал. Перед глазами снова возникла привычная темно-коричневая столешница. — Просто неожиданно это все. Опять ты создаешь какие-то тайны и прячешься. Прям как всемирно известная кинозвезда. Что, даже маме ничего до сих пор не сказала?

— Нет. Хочу сделать сюрприз и приехать на день рождения вместе с ним, ну, понимаешь… то есть, сначала я не хотела, а потом поняла, что откладывать глупо. Ой, Лиз, он вернулся. Давай я тебе на днях позвоню, уточню время и место, хорошо? — не дожидаясь ответа, сестра резко закончила разговор.

Нахмурившись, Лиза с раздражением посмотрела на дырочки в телефонной трубке. Оттуда, словно из параллельного мира доносились короткие гудки.

В этом она вся. Абсолютно вся, начиная с ног, и заканчивая мягкими золотистыми локонами, без единого секущегося волоска. Позвонит, вывалит на тебя все, что накопилось за несколько месяцев, и исчезает. И даже не спросит, нужно ли это кому-то вообще. Подавив желание позвонить матери и скорее сообщить великую новость, Лиза сунула телефон под декоративную подушку и нервно заметалась по комнате. Впереди работа. Нудная, надоевшая до тошноты работа. Нужно думать только о ней. Но все идет не по плану, не так, как хочется.

Следующая неделя пролетела незаметно — каждый раз, заходя в злосчастный люкс, Лиза не могла отделаться от навязчивых воспоминаний — та ночь оказалась ошибкой, но никак не хотела стираться из памяти.

Как обычно, позвонила Кристи и стала жаловаться на завалы — «Прости, сестренка, но у меня опять проблемы на работе — напарница ушла в декрет, а сама знаешь, эти отчеты в банке такие сложные… но, не волнуйся, я все помню и обязательно познакомлю тебя с моим зайчиком. А ты, у тебя все в порядке с Женей?»

Лиза с трудом сдерживалась, чтобы не разбить телефонную трубку о стену. Зайчик! Черт возьми, почти как в детском саду.

Сказать сестре, что она рассталась с парнем, просто язык не поворачивался. К тому же, в ее голосе было столько тихой, какой-то щенячьей радости, что зубы сводило. И никакая это не зависть! Разве можно завидовать собственной сестре? В глубине души Лиза продолжала верить, что Женя обязательно вернется. Другое дело, если она вдруг признает, что все кончено, и произнесет вслух ужасные слова. Где гарантия, что она не вдохнет жизнь в разрушающий механизм, когда признает горькую правду?

Лиза пыталась представить маленькую квартирку, в которой всегда, в строго определенное время включался розовый ночник, а по стенам мелькали цветные полосы от экрана телевизора. Там, благодаря стараниям мамы, на каждом шагу лежали вязанные крючком салфетки, в ванной висела груда дешевых полотенец всех цветов радуги, а в каждом углу пылились неизменные фикусы с овальными мясистыми листьями. В квартире все ещё хранилось детство — даже Ози боялся трогать с годами скопившиеся воспоминания и, выжидая удобного случая, предпочитал скрываться в тени.

Интересно, как на все это отреагирует мама.

Она даже не заметила, как произнесла мысли вслух. Интересно, что сестра станет делать, если ее загадочный жених не оценит уютный мирок по достоинству? Не съедет же, в самом деле?

Сегодня этот день наконец-то настал — двадцать восьмое июля, в семь часов вечера, они встретятся в ресторане «Кальмар». В голове уже давно сформировался образ избранника сестры — голубоглазый, щеголеватый мужчина в рубашке с закатанными рукавами и в синих, потертых от старости джинсах. Джинсы должны быть обязательно синими и плотно обтягивающими длинные ноги. Черные короткие волосы, а на шее — золотая цепь, змеей петляющая по груди. Ну, хорошо, еще можно добавить часы на кожаном ремешке.

Лиза остановилась напротив зеркала и недовольно посмотрела на свое отражение — ей никогда не нравилась собственная внешность, но особенно цвет глаз: мутно-зеленые, как болотистая тина, с грязным, желто-коричневым отливом. Казалось, что чувства и эмоции умирают, рассеиваются в мрачной глубине зрачков, едва успев появиться на поверхности. Господи, да так оно и было! С такими глазами, лицо превращалось в невыразительную маску, а значит… значит, она как серый лист бумаги — рисуй что угодно, все равно никто не заметит. И вот тут, она опять вспомнила о Кирилле.

Против желания, этот человек оставил после себя нестираемый след. Лиза не могла объяснить свои поступки, не могла понять, что за помутнение произошло в ту ночь, и почему его последствия до сих пор давали о себе знать. В беспокойных, полных терзаниях снах, Женино лицо странным образом переплеталось с лицом Кирилла. Лица смещались, наползали друг на друга и слабо подрагивали — получившийся незнакомец молча стоял в пугающей мгле прямо перед кроватью, опустив непропорционально длинные руки вдоль тела. Чего он ждал? Чего, черт возьми, он ждал? Все эти странности напрягали и без того уставший мозг.

Все еще нервничая, она спустилась к подъезду, села в такси и всю дорогу до ресторана тупо смотрела в затылок таксисту, стараясь успокоиться и привести мысли в порядок: не хотелось, чтобы Кристи заметила, что что-то не так. А она могла. С самого детства сестренка безошибочно улавливала тревогу и мельчайшие перемены в настроении. Она словно радар, чутко подмечала вибрации в голосе, и ни одно случайное движение не ускользало от ее проницательных миндальных глаз. Подумать только, даже с цветом глаз ей повезло.

Расколов небо на две половины, серые тучи прорезала молния, и на лобовое стекло машины шлепнулись первые капли дождя. Водитель включил дворники, и они бесшумно поползли в сторону, смахивая воду. Столько дней длилась изнуряющая жара, и надо же, именно сейчас, когда не надо, пошел дождь.

Впереди замаячила знакомая вывеска — на железных штырях безжизненно поникла искусственная тушка кальмара: на фоне бледно-розового тельца, маленькие круглые глазки светились болезненным желтым светом. У входа высились пузатые вазы с садовыми цветами: возле одной из них, под пластиковым навесом стоял парень в накинутом на плечи, явно чужом пиджаке, и задумчиво курил.

Дождь разошелся не на шутку. Заплатив за дорогу, Лиза прикрыла голову сумочкой и побежала к широким лакированным дверям, — даже этих секунд хватило, чтобы тщательно уложенные волосы некрасиво облепили скулы.

В отличие от Кристи, она никогда не любила морепродукты — от их специфического, чуть сладковатого запаха становилось дурно. В «Кальмаре», этим запахом пропиталось буквально все.

Кое-как подправив прическу, она поздоровалась с официантом и оглядела просторный, погруженный в интимный полумрак зал. Ослепительной вспышкой в голове промелькнуло другое, полузабытое воспоминание: столик, залитый оранжевым светом и лицо мальчишки с нелепой бабочкой на шее — в точности как у стоявшего сейчас перед ней парня.

— Лиза, я здесь!

Кристина сидела за дальним столиком у стены. Приподнявшись на стуле, она радостно замахала рукой, — даже издалека, ее глаза сияли от восторга. Лиза кивнула и, покачивая бедрами, двинулась вдоль столиков по узкому проходу.

Явно новое вечернее платье обтягивало сестру, словно вторая кожа: золотистая шелковая ткань переливалась блестками и завязывалась сзади на шее длинными тесемками. Воздушный черный бант сидел прямо на корсете между грудей и напоминал вишенку на торте. Полная безвкусица, но все же лучше, чем строгая юбка-карандаш и серая невзрачная блузка. Та самая, в которой она была в «Заке».

— Господи, как я соскучилась! Ты совсем не изменилась, кажется, даже похудела. Держи, здесь разрешают. — Кристи небрежным движением бросила сигареты на столик и закинула ногу на ногу. — Можешь зашвырять меня камнями, но эта последняя пачка. Я решила бросить курить.

— С чего это вдруг? — Лиза удивленно вскинула брови: сестра курила лет десять, и до этого момента никогда не задумывалась о вреде табака.

— С того, что пора бы уже задуматься о будущих детях.

— Ты что, ждешь ребенка?! — одна только мысль о беременности приводила в панический ужас. Бутылочки, пеленки, ночные истерики до самого рассвета. Все это ставило жирный крест на личной жизни и создавало кучу ненужных проблем.

— Нет, что ты! Но я хочу это исправить, и как можно скорее. Сейчас он придет, и ты сразу поймешь почему.

Лиза вздрогнула, почувствовав, как прохладные пальцы сестры настойчиво стиснули запястье. До боли знакомый жест. Раньше, когда почти каждую ночь являлся Ози, она точно так же сжимала руку, искренне веря, будто на самом деле способна передать частичку своего бесстрашия. В далеком прошлом Кристи была милым и добрым ребенком, наивно верившим в сказки и волшебство.

Сейчас она сильно изменилась и совершенно не походила на себя — казалось, даже бледная полупрозрачная кожа не могла сдержать исходящее изнутри волшебное свечение. А оно грозило вырваться наружу и затопить светом окружающих. Лиза еще никогда не видела сестру в таком состоянии.

— Понимаю, о чем ты думаешь, Лиз. Но у меня не получается сдерживаться, а ведь я стараюсь изо всех сил, честное слово! — глупо хихикнув, она обвела лихорадочным взглядом столики и понизила голос до волнующей хрипоты, — ты же знаешь, как мне сложно заводить отношения с мужчинами. В отличие от тебя, я панически боюсь быть брошенной. Потому и осторожничаю. Не поверишь, но мы случайно познакомились в супермаркете около пяти месяцев назад. Наши тележки с продуктами столкнулись, и из моего пакета на пол посыпались апельсины. До сих пор помню, как он смешно корячился, сгребая их руками. Никакой романтики, правда?

— Да уж, романтичного мало. — Стряхнув наросший столбик пепла, Лиза попыталась представить роковую встречу: беспощадный свет ламп над головой, забитые продуктами шаткие полки, белый напольный кафель, растрескавшийся под ногами, и мужчина — измотанный, с потухшим взглядом и мыслями о еде. — Он что, за пельменями приходил?

— В точку. — Сестра тихо засмеялась, — я тут же поняла, что он холостяк. Не трудно догадаться, так ведь? В общем, наш первый вечер мы завершили в ресторане. Запивали фрукты шампанским, разговаривали о жизни, много шутили. Он старше меня на четыре года, а я чувствую себя маленькой девочкой, когда мы вместе. Мы встречались каждые два дня, и каждый раз я боялась, что больше не увидимся. Глупо, да?

— Хм. В последнее время у мужчин напрочь отсутствует фантазия. Если свидание, то обязательно фрукты и шампанское. — Лиза скептически поджала губы, вспомнив о Кирилле. — Неужели так трудно пораскинуть мозгами и придумать что-то поинтересней?

— Господи, ну что ты бубнишь как старая бабка. Какая разница, где ты. Главное с кем, не так ли? Да и шампанское было довольно вкусное. Дело не в этом. Несколько недель назад он попросил меня переехать к нему, а вчера подарил вот это.

Ослепительно улыбаясь, Кристина вытянула руку вперед, чуть не ткнув пальцами Лизе в грудь. И как она сразу не увидела кольца? Только слепой мог не заметить крупный бриллиантовый камень в форме сердца, сверкающий на пальце.

— С ума сойти… какая прелесть. Сколько же оно стоит?

— Не знаю. И если честно, даже не хочу знать.

— Понятно. — Голос фальшиво дрогнул, и Лиза торопливо отвела глаза. Счастье сестры почему-то не вызвало должного восторга, и краска стыда предательски залила щеки. Дело даже не в том, что у Кристи все хорошо, а у нее плохо: просто именно сейчас, как никогда, сложно адекватно реагировать на чье-то счастье. Ничего страшного в этом нет. Но по отношению к сестре, это выглядит некрасиво и сильно смахивает на лицемерие. Но почему тогда, кажется, что она хвастается, и специально давит на особо болезненные места?

— С тобой все в порядке? Ты какая-то бледная. — Она наконец заподозрила неладное, и перегнувшись, в неудобной позе зависла над столиком. — Извини, я в таком состоянии, что совсем ничего не замечаю. Слон мимо пройдет, а мне все равно.

— Ну, как раз это совсем не удивительно. В преддверии свадьбы всегда так, наверное. Правда, я считаю, что нужно было сказать об этом чуть раньше…

— Я не хотела торопить события. Ведь мы ещё не выбрали дату. Так что… знакомься, а вот и мой будущий муж.

Лиза глупо заморгала, прежде чем поняла, что стоит в нелепой позе, повернувшись спиной к залу, и не видит возлюбленного сестры. Стало интересно, подвела ли ее интуиция насчет голубых глаз и цепочки на шее.

— Ну что, девочки, заждались? Принимайте скорее бокалы.

Остановившись возле стола, мужчина вытянул перед собой поднос с мясным канапе и коктейлями, и только потом повернулся к Лизе. Перехватив его взгляд, она испуганно вздрогнула и с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть. С лица Кирилла слетела улыбка, а веселое любопытство в глазах сменилось паническим ужасом. Он застыл, как механическая кукла, у которой внезапно села батарейка.

— Кирилл? В чем дело? — Кристи непонимающе на него уставилась, нижняя губа предательски задрожала. — Вы что, знакомы?

— Нет, я просто обознался. — Он замотал головой как собака, и Лиза ответила слабой, дрожащей улыбкой. В голове забарабанили невидимые молоточки. Ну, какой же он пес? Разве собаки предают своего хозяина?

ГЛАВА 3

Дождь почти закончился, и редкие капли, падая на стекло, оставляли за собой влажные дорожки. Лиза с детства любила смотреть из окна на освещенную фонарями улицу, и порой совсем забывала о времени. Фантазии уносили так далеко, что она уже не замечала, как минуты превращались в часы, а день плавно перетекал в ночь.

Стоило начаться дождю, как мир неизбежно погружался в темноту. Небо угрожающе набухало, поднимался злой ветер, заставляя людей прятаться в своих надежных квартирках, почти как в клетках. И она тоже не стала исключением.

В полной тишине засвистела кофеварка, и через секунду кружка наполнилась ароматным кофе. Какая по счету? Четвертая или пятая. А может быть, даже шестая. Судя по горечи кофейных зерен, осевших на языке. Но это все же лучше, чем омерзительный привкус фруктового коктейля в рыбном ресторане.

Снова она терзала измученную память, представляя перекошенное от ужаса лицо Кирилла, и безуспешно пыталась сдержать судорожные всхлипы. В горле, как в поломанном кране, что-то противно булькнуло, и легкие стиснуло в болезненном спазме.

Вечер в «Кальмаре» превзошел все самые смелые ожидания.

Пришлось из последних сил сдерживаться, чтобы не сбежать из ресторана в ту же минуту. Она вспоминала, как сидела за столиком и старалась не грохнуться в обморок — тараторила без умолку и смеялась невпопад. Так, что лицо Кристины потрясенно вытягивалось и покрывалось неравномерными пятнами от стыда. Она бросала на своего будущего мужа смущенные взгляды, переживая о том, что он может передумать и, не дай Бог, отказаться от свадьбы. Так, будто окончательное решение напрямую зависело от нормы чьих-то приличий.

— О нет, тебе никогда в жизни не догадаться!

Лиза обхватила кружку с кофе дрожащими пальцами. Точно так же они дрожали и там, за столиком. Первый признак, что скоро явится Ози. Интересно, помнит ли о нем Кристи, или давно решила, что все было детской шалостью, которую они раздули до фантастических размеров, прячась с фонариком под одеялом. Для нее все было обычным мимолетным развлечением, которое с возрастом вытеснили новые, более интересные забавы.

«Глупая. Посредственная. Абсолютно не умеющая видеть то, что надежно скрыто от глаз».

Лиза прошла в комнату и, стараясь не смотреть на журнальный столик, зажгла старую лампу.

По телевизору шла музыкальная программа.

На этот раз между собой соревновались дети — девочки-подростки ходили пружинистой походкой по сцене и вымученно улыбались на камеру. От их песен и писклявых голосов становилось тошно: невооруженным глазом было видно, что все до единого только для вида открывают рот, полностью полагаясь на фонограмму.

Интересно, если у нее когда-нибудь появится ребенок, то будет ли он обладать какими-нибудь талантами? В отличие от сестры, Лиза никогда не примеряла на себя роль матери, и не хотела делать этого сейчас. Просто потому, что никогда не сможет справиться с огромной ответственностью, которая ложилась на плечи всех, без исключения, молодых родителей. Но Кристи! В ней-то никто никогда не усомнится. С самого начала, она четко знала, чего хочет от жизни. Это знание сидело в ней с самых пеленок. Девочка-отличница, маленькая зануда с брэкетами на зубах вплоть до самого совершеннолетия. Кто бы мог подумать, что спустя годы все это исчезнет, и гадкий утенок превратится в прекрасного лебедя.

А если серьезно, — то она абсолютно все получала с поразительной легкостью, не прилагая особых усилий. Школа, институт, первая работа — все плавно перетекало из одного в другое, словно за какие-то заслуги удача сама просилась в руки. Сестра вовсе не была красавицей, но люди тянулись к ней, как пчелы на мед. Если загадка кроется во внешности, то мир явно обвели вокруг пальца придуманными и абсолютно нелепыми стандартами красоты. А может, все дело в брэкетах?

Кристи сняла уродливые железки сразу после одиннадцатого класса, и что-то в ней волшебным образом переменилось. Ее новая улыбка пленяла каждого второго мужчину, и Лиза с изумлением наблюдала за бурной жизнью сестры, втайне представляя себя на ее месте.

Впрочем «бурной», это слишком громко сказано. Кристи никогда не повышала голоса, не плакала, не торчала ночами у подъезда на лавочке, не устраивала сцен и не мучилась от неконтролируемых приступов ревности. Кажется, что ревность вообще была ей не знакома. Выражение — «что поделать, женщин много, поэтому выбирать не приходится», относилось к кому угодно, но только не к ней. Она всегда была раздражающе вежлива и спокойна, и даже дома, в кругу близких людей, оставалась безучастной и равнодушной к окружающему, словно деревянная коробка, спрятанная в углу и набитая старым хламом.

Люди, которые знали Кристину не очень хорошо, были в восторге от неиссякаемой, бьющей через край энергии: в обществе, она превращалась в неугомонного, фонтанирующего гениальными идеями человека. А Лизу часто бесило лицемерие. Зачем улыбаться и стараться угодить каждому, если тебе этого не хочется?

Как бы Кристина не пыталась скрыть — все в ней кричало о лжи, даже уголки губ, растянутые в счастливой улыбке, выдавали себя легким, почти незаметным подрагиванием. Впрочем, через какое-то время размышления оборачивались в обычную детскую ревность, отчего Лиза злилась сама на себя. Какое ей, в конце концов, дело?

Они давно уже выросли и, вряд ли, когда-нибудь будут прятаться под одеялом в комнате, бывшей когда-то чуланом.

Да и, честно говоря, этого совсем не хотелось. Дело в другом: чертову кучу времени сестра строила из себя неприступную даму, жила, как бездушный робот в юбке, открывая рот только в особо экстренных случаях. И вот теперь, все полетело к чертям. В этот злосчастный вечер, она вдруг ни с того ни с сего превратилась в живую, самую обыкновенную женщину. Точно такую же, как и все вокруг. Чудеса, не иначе. Неужели, раньше никто не мог с ней этого сотворить? Неужели, только ОН оказался способен на это?

И все-таки, все самые счастливые годы, сестра находилась рядом. Без нее все было не так. Верить в то, что теперь их разделяют разные жизненные пути, не хотелось из эгоистичного упрямства. Лиза отчетливо помнила каждую мелочь, так, будто детство закончилось только вчера. Жаркие дни в летнем домике, старые книжки на чердаке по соседству с воробьиными гнездами; малиновые пироги, исходящие сладким паром на окне, и свежий домашний лимонад с кубиками льда на поверхности.

Почти каждый день, до начала осени, они часами лежали на солнцепеке, соревнуясь между собой и сравнивая интенсивность загара, приложив руку к руке. Кристи всегда проигрывала, потому, что ее кожа была слишком белой и нежной. Вместо того чтобы темнеть, она краснела как поросенок, а потом лежала в тени под шезлонгом, с белыми островками сметаны на теле.

В то время у мамы была подруга альпинистка, и на несколько лет вылазки на природу стали первым по важности делом. Спасибо подруге альпинистке. Благодаря ей, лето состояло из клочков ярких, но разорванных воспоминаний: знойного палящего жара, комаров, еловых веток и мелких острых камней под ногами. А еще из вкусного запаха дыма, зеленых шуршащих палаток, и, конечно же, посиделок у костра с жуткими ночными страшилками — пока в котелке варился суп из говяжьей тушёнки, тетя Галя бренчала на старенькой гитаре, и голосила басом на весь лес, как заправский мужик-лесоруб.

Иногда так и подмывало рассказать про Ози, но стоило начать, как сестра делала все, чтобы перетянуть внимание на себя. Сейчас Лиза прекрасно понимала, почему она так себя вела, но тогда, от обиды, то и дело подкатывали горячие слезы, и темнело в глазах.

Они обожали походы. Но, стоило Кристи случайно зацепиться за корягу, и чуть ли не до кости рассечь колено, с природой было навсегда покончено. Несмотря на боль, сестра не проронила ни звука и стойко продержалась до самого приезда в город, хотя, от вида огромного кровяного пятна, растекшегося по траве, поплохело всем. Рану зашили, и на память остался тонкий белый шрам. Удивительно, но он не вызывал отвращения, а наоборот добавил некую изюминку, превратив недостаток в достоинство.

Лиза вздохнула и потерла слипавшиеся глаза. Спать ни в коем случае нельзя. Если уснуть прямо сейчас, то обязательно приснится какой-нибудь кошмар, где главную роль будет играть Женя, или того хуже — Кирилл. Они все вместе будут сидеть в «Кальмаре», и делать вид, что не догадываются о том, что случилось в номере отеля. Интересно, а если бы она заранее знала, с какой именно женщиной он встречается, остановилась бы? Разве она виновата в том, что Кирилл сам сделал выбор, и сестра явно оказалась в проигрыше?

Кирилл — обычный изменник. Не трудно догадаться, что случится с сестренкой, если она когда-нибудь узнает нелицеприятную правду. Пока что, ей совсем не знакомо чувство, когда мир распадается на тысячи осколков. Что ж, рано или поздно все случается впервые. Эта мысль бальзамом грела душу. По-хорошему, нужно было заподозрить неладное ещё в отеле — Кирилл вел себя так, будто полжизни провел в гостиничных номерах.

Иногда, она ненавидела себя за двойственность, за то, что презирала лицемерие и тут же с легким сердцем лицемерила сама. Но что еще остается, если существо, отмеряющее крошечные дозы счастья, все время обходит стороной?

По деревянной раме окна с оглушительным шумом хлопнула форточка. Уже догадываясь о причине шума, Лиза прошла на кухню, и со вздохом привалилась плечом к косяку двери. Хлопая крыльями, и роняя на пол перья, из угла в угол метался перепуганный голубь. Маленькие оранжевые глазки недоуменно моргали, словно он только что проснулся, а острый, желтоватый клюв приоткрылся, и из него вылетало возмущенное щебетанье.

— Эй, ты, глупая птица. Чего тебе надо? — Услышав тихий шепот, голубь воинственно растопырил крылья и исчез под столом. В последнее время безмозглые птицы совсем одурели. Врываются и гадят по всем комнатам с перепугу, будто для этого нет других мест. Если бы хозяйка квартиры предупредила о нашествии птиц заранее, ноги бы ее не было в этом доме.

— Давай, выметайся отсюда. И друзьям своим скажи, что здесь не голубиный парк.

Голубь, конечно же, ничего не ответил, только ещё громче завозился у стены.

— Ну ладно, сам напросился. — Она нашарила под раковиной старую половую тряпку, и привычно разведя руки в стороны, сгорбилась над столом. Через несколько минут голубь трепыхался в крепко зажатых пальцах, а длинная шея изгибалась, радужно поблескивая на свету лампы.

— Дурень. Я не из тех, кто питается диетическим мясом. — Быстро распахнув форточку, Лиза вытолкнула птицу наружу и захлопнула окно. Под ногами валялись перья. Она где-то слышала, что если птица врежется в стекло или случайно попадет внутрь квартиры, то быть беде. Относилось это к голубям, или только к мелкой птице? Черт его знает. Если верить каждому слову, то выходит, что ее бедам конец не наступит никогда.

— Черт! Это что еще за гадость?! — Едва не выронив колу, и со всего маху захлопнув холодильник, Лиза подтянула ногу к животу и с отвращением уставилась на растопыренные пальцы — с них прямо на пол капала черная жидкость. Жирная полоса тянулась по линолеуму тонкой, влажно-поблескивающей нитью и исчезала за углом гостиной. Значит, точно не трубы. Примерно год назад под ванной прорвало трубу, и она полдня отчищала кафель от вязкой, тошнотворной жижи, которая за несколько минут проникла сквозь замазку и въелась в швы между плиток. Но сейчас, было явно что-то другое. И подсознательно, она, конечно же, знала что. В нос ударил резкий запах протухшей воды.

Лиза аккуратно переступила через грязь и зигзагом дошла до открытой двери в комнату — жижа, напоминая по консистенции густое болото, беззвучно растекалась за спиной, с поразительной скоростью сокращая расстояние до кухни.

Но это было только начало. В центре журнального стола темнела дыра. На ее поверхности лопались мутные пузыри, а влажный, желто-серый пар струйками поднимался к потолку.

Дыра, словно живая, беспокойно вздымалась, расплескивая шматки тухлятины через неровные края. С громким хлюпаньем они разбивались об пол, застывая огромными коровьими лепешками на ковре.

Дрожь пробежала по коже тысячью пальцев. Может, просто взять свои вещи и уехать подальше отсюда, куда-нибудь в другой город? Возможно, там ждет удача, а волшебное существо на раздаче подарков наконец-то обратит на нее внимание и вручит заветный флаер на счастье? Маловероятно. Скорее всего, в потустороннем мире существуют такие же правила, как и в обычном: кем изберут, тем ты и останешься до самой смерти.

Дыра издала последний чавкающий стон и затихла. От наступившей тишины гулко зазвенело в ушах — Лиза уставилась на поверхность стола, покрытую толстым слоем грязи. Страха не было: ведь все, что развернулось перед глазами, просто не могло происходить в настоящем времени. К сожалению, в реальной жизни все гораздо, гораздо скучнее. Улыбнувшись собственным мыслям, она сделала несколько неуверенных шагов вперед, и снова остановилась.

Поверхность пришла в едва заметное движение. Жидкость внутри дыры напоминала затянутую густой травой воду, которая столетиями гнила в развалившемся от старости колодце. Гладкая, она блестела тонкой маслянистой пленкой, под которой наверняка что-то находилось. На ум приходили самые жуткие предположения. И отчасти, они оправдались.

Вздрогнув, жижа нехотя расступилась в стороны: хватаясь за влажные выступы пальцами, наружу выбралось существо, с ног до головы вымазанное вонючей коричневой слизью. Соскальзывая, оно чуть не рухнуло на пол, но в последний момент удержалось на краю стола и медленно разогнуло спину.

— Ты кто такой? — Лиза попятилась. Вот что бывает, когда постоянно крутишь в голове одну и туже мысль. Мысль, черт возьми, берет и материализуется. И все же, немного не так она представляла себе прекрасного посланника счастья.

— Я спрашиваю, ты кто такой?

В ответ существо устало пошевелилось — по выпирающим ребрам и правому боку медленно стекали полосы темно-коричневой слизи, оставляя за собой кривые дорожки и превращаясь в кашеобразное месиво.

— Ты что, человек что ли?! — она наконец-то разглядела очертания голого человеческого тела — широкая грудь, впалый живот, сложенные в измождении мускулистые руки, кое-как прикрывающие пах. Вот только ноги у мужчины почему-то не доставали до пола.

— Вот черт. Меня разыгрывают, да? Не обижайся, но…

Мужчина оторвал руки от пояса и молча поднес к лицу — пальцы откинули назад мокрые волосы и с осторожностью ощупали заляпанные слизью щеки. Прошла целая вечность, прежде чем он, наконец, открыл глаза и замер, несколько секунд бессмысленно разглядывая пустоту.

Лиза сдавленно всхлипнула и стиснула рот ладонью. Она могла поклясться жизнью собственной матери, что то, что видит перед собой, существует на самом деле.

На столе, скрючившись в неудобной позе и грязный с головы до ног, сидел Женя.

ГЛАВА 4

Если начинать с самого начала, то получится целая история, местами даже довольно интересная.

Когда появился Ози, Лизе было всего десять лет. Она вела себя как обычный ребенок, фантазия которого не знает границ и плещется через край, заставляя совершать безумные поступки.

Днями напролет она слонялась на заднем дворе дома, много читала и до отвала набивала живот свежей выпечкой и фруктами.

Глупо, конечно, но все началось именно с колеса. Или нет? Подвешенное к дереву, и пахнущее горячей резиной, оно было главной достопримечательностью двора: если Лиза не успевала занять место, то там уже была Кристи, — ее красное от восторга лицо то и дело мелькало перед глазами, на коже проглядывали рыжие веснушки, а на губах сияла высокомерная улыбка. Та самая, которая прошла через годы, и даже теперь иногда проступала бледной тенью на безупречном лице.

Между ними не всегда царил мир и покой. А все потому, что сестра обожала строить из себя взрослую даму — даму, которая была готова драться как звереныш, лишь бы доказать окружающим, что она главная.

Утром, сразу после завтрака, они, как обычно, заводили спор — «я старше, значит первая», «младшим надо уступать», «а ты вчера мне обещала», и так далее. В итоге спор разрешался соревнованием: кто первый добежит до дерева, тот и задает правила игры. Конечно же, Кристина всегда оказывалась первой.

В тот день она с победным кличем оттолкнулась от земли, зажала канат между ног, и, плюхнувшись костлявым задом на горячую покрышку, взмыла в воздух.

Лиза с досадой задрала голову — на мгновение ее ослепило яркое солнце, и перед глазами запрыгали черные точки: мутное пятно колеса застыло на вершине неба, и со свистом понеслось обратно. Кристи должна была пролететь всего в нескольких сантиметрах, и Лиза зажмурилась, приготовившись ощутить на лице приятное дуновение ветра.

В этот момент над головой послышался треск, и ее сбило на землю. От удара помутилось сознание, — когда оно вернулось, мама уже была в полуобморочном состоянии, а лицо сестры красным и опухшим от слез. Кристина легко отделалась — ссадины на коленях и локтях, дыра на платье, но в целом ничего страшного. После этого случая, мама долго не разрешала привязывать к колесу новую веревку, но в итоге сдалась под гнетом бесконечных уговоров. В основном уговаривала Кристи.

Вечером того же дня, лежа в своей кровати, и натянув одеяло до самого носа, Лиза не моргая, смотрела на тумбочку сестры — их кровати стояли напротив друг друга, и места было так мало, что хватало только для того, чтобы пройти к лестнице и обратно. Сестра беззвучно шевелила губами, полностью погрузившись в «Унесенные ветром»: о том, что случилось днем, она благополучно забыла. Ее царапины перестали саднить уже через час, в отличие от ушибов Лизы.

— Лиз? Ты чего там такое увидела, а?

Лиза вздрогнула: с противоположной кровати, прищурив один глаз, на нее с любопытством смотрела сестра.

— Ничего.

— Нет, ты точно что-то увидела, я знаю. — Она отодвинула книжку в сторону и озадаченно надула губы. Так начиналась их новая игра. От нечего делать, кто-нибудь придумывал загадку, и в течение дня давал скрытые намеки: конечно, чаще всего на листках рисовали стрелки, но бывали и другие знаки — жесты, взгляды и слова-перевертыши.

— Ничего я не увидела, тебе показалось. Голова болит, вот и мерещится чушь всякая.

— Ты что, наврала, что тебе было не больно? — Кристи виновато улыбнулась, — извини, я правда не думала, что веревка порвется.

— Тогда мне больно не было.

— Хочешь, спущусь за таблеткой?

— Вот еще, тогда мама точно спрячет колесо. — Лиза фыркнула, и, стараясь не наваливаться на подушку всем весом, отвернулась к стене. Пружины протяжно заскрипели, заглушив полный сострадания вздох сестры.

Ха! Да с самого начала было чертовски больно! Когда она ударилась головой о землю, показалось, что внутри что-то щелкнуло, и на пару секунд горячая жидкость ошпарила глаза. Кроме этого, при малейшем прикосновении с подушкой ломило затылок.

А ночью ее разбудил шум дождя. Лиза распахнула глаза и провела ладонью по мокрому лбу. На пальцах остались грязевые разводы. Неужели капает с потолка? Сестра безмятежно спала на своем месте — при свете луны, свисающая до пола рука казалась неестественно белой.

Пытаясь устроиться поудобнее, Лиза завозилась на матрасе, и вдруг резко села, не веря своим глазам: по тумбочке, с легким, еле слышным шипением что-то медленно двигалось, тускло мерцая в темноте. Добравшись до самого края, черная жидкость потекла вниз, и уже через мгновение между кроватями собралось небольшое черное пятно. Такие пятна оставляет после себя машина, когда у нее течет масло.

— Кристи! Кристи, проснись сейчас-же! — Лиза вцепилась пальцами в холодную перекладину кровати и наполовину свесилась наружу. Расстояние между ними было маленькое, и теперь она находилась прямо над пятном — отвратительный запах протухшей воды ударил в нос.

— Фу, вот это вонь! Ты что, ничего не чувствуешь?!

Сестра наконец-то проснулась, и ничего не понимая, испуганно прижала одеяло к груди. Когда она увидела в чем дело, то, не мешкая, вытащила карманный фонарик из-под подушки, но он не включился. Она трясла бесполезную вещь минут пять, и за это время пятно стало вдвое шире.

— Это с твоей тумбочки течет. Смотри, там уже целое озеро булькает.

Лиза с ужасом вытаращила глаза. Черная жидкость угрожающе вздымалась и исходила пузырями. Даже если эта гадость к утру бесследно исчезнет, она никогда больше не прикоснется к…

— Лиз, я боюсь. Откуда взялась эта штука? — Кристи старалась не показать своего страха, но было отчетливо слышно, как дрожит ее голос.

— Я не знаю, но точно не с потолка.

— И ты еще умничаешь?

Скорее всего, это была не совсем жидкость, потому что, собравшись в кучу, она стала подниматься вверх, а набрав высоту, немного раздалась вширь. Как раз в том месте, где должны находиться человеческие плечи. Месиво из грязи дышало. При каждом вдохе и выдохе, невидимые поры выплевывали из себя частицы плотной черной гадости, которая успела покрыть ровным слоем пол.

— Что делать, если эта штука проберется на первый этаж?

— Ничего. — Лиза передернула плечами. В голове творились непонятные вещи: она изо всех сил пыталась привести мысли в порядок, но они путались и странным образом переплетались с чем-то другим. Чужим и одновременно очень знакомым.

— О чем ты сейчас думаешь? О Маке? Ты прямо сейчас подумала, что если бы он появился здесь, то все сразу бы исчезло, как страшный сон. — Увидев вытянувшееся от шока лицо сестры, Лиза изумленно кивнула. — Одуреть. Клянусь, я тут не при чем.

— Его зовут Максим, но между нами просто Мак. Никто не знает, что он мне нравится.

— Никто, кроме меня.

— Ну да… — не сводя глаз с тумбочки, Кристина быстро переползла к противоположному краю постели и испуганно всхлипнула. — Но ведь ты никому об этом не расскажешь?

— Конечно, нет, ведь мы же сестры.

Даже спустя много лет Лиза не забыла ту ночь в летнем домике. Она не сомневалась, что именно тогда случилось что-то, что истончило границу между вымыслом и реальностью, позволив межпланетному существу просочиться в чужой мир. Именно тогда, на прикроватной тумбочке, в Ози вспыхнула искра жизни. Бесформенное существо возникло из воздуха, соткалось из неизвестных науке молекул, наплевав на законы человеческой природы.

Каждый раз, когда они устраивали пикники возле речки, Лиза не могла избавиться от внутреннего напряжения: вода и рыхлый ил под ногами заставляли содрогаться от жуткой картины, неизменно вспыхивающей перед глазами. Существо, выраставшее из тумбочки, словно бактериальный грибок, напоминало грязное, заросшее водорослями и тиной озеро. Именно поэтому, она и дала ему такое имя.

И еще. Она была уверена, что Кристи чувствует то же самое. Перед тем, как войти в воду, сестра всегда с опаской останавливалась у кромки берега и ощупывала поверхность пальцами ног, словно боясь, что из глубины в любую минуту выскочит чудовище. Возможно, ее страхи были не напрасны.

Какое-то время они пытались убедить друг друга, что все, что произошло той ночью — просто легкое помутнение рассудка, усталость или обычная подростковая фантазия. А внутри себя, каждый понимал, что было настоящей правдой.

Но как тогда объяснить тот факт, что на следующий день, утром, на полу не было найдено ни единой капли грязи, а тумбочка сияла идеальной чистотой? А ведь они не сводили с нее глаз, вытянувшись, и почти не дыша в своих постелях. До тех пор, пока не уснули. Разговор о Маке больше никогда не поднимался, видимо Кристи решила обо всем забыть и стереть увиденное из памяти, будто это возможно.

Наивная. Лиза ее не осуждала — ведь так проще выдавать желаемое за действительное, делать вид, что все в порядке и жить в уютном мирке, в согласии с собой и окружающими предметами.

Лиза пыталась понять, из каких материалов состоит Ози. Ведь должно же быть что-то, что связывает его с реальностью? Какая сила заставляет его двигаться, дышать, каждый раз появляться в разных местах в разное время? Она видела его повсюду: в темных углах гостиной, кухне, ванной, коридоре. Сначала он прятался в тени, а потом расширил свои границы. На улице Ози отображался в лужицах после дождя. Даже грязь и запах тины уже не казался таким омерзительным, как прежде.

Она украдкой следила за сестрой, пытаясь отыскать в ее поведении малейшие признаки обмана. Неужели она больше ничего не замечает? Неужели не слышит, как чужие мысли заполняют комнаты, и слепыми котятами натыкаются на стены, не находя выхода? Она старательно разбирала их по отдельности, но мыслей было так много, что от информации голова шла кругом, и все в итоге смешивалось в одну кучу.

Кристина же вела себя так, будто никогда ничего не видела. Будто все было сном. Боже. Разве такое реально забыть?!

Единственное, что изменилось в ее поведении — это взявшаяся неоткуда патологическая скрытность. Теперь из нее нельзя было вытянуть ни единого слова. Доверие и близость, которая когда-то связывала обоих, бесследно испарилась. Даже если каждый второй будет твердить, что в жизни нечто похожее случается с каждым, она ни за что не поверит. Ее сестра другая. Она видела то, что скрыто от глаз. Она видела Ози, и предпочла трусливо спрятаться, как страус, сунув голову в песок.

Утрата тесного контакта воспринималась как смертельное предательство. Чтобы к этому привыкнуть, понадобились годы. Мучительно долгие годы в попытках быть как все, и жить незаметной серой тенью. Интересно, как Кристине удалось забыть о прошлом? Она не растерялась, и даже нашла себе приличного мужа. Ну, может, не совсем приличного, но все же… у Кирилла неплохо получилось прогнать чувство одиночества. И если бы не сестра…

Ноги обдало неприятным холодком, и Лиза чертыхнулась: как обычно, в минуты стресса, ее разум отключался, предпочитая скрываться от пугающей действительности в собственных детских воспоминаниях.

Журнальный столик полностью покрылся черной слизью, которая растеклась по комнате, и теперь жадно облизывала пальцы ног.

Первая трезвая мысль, которая пришла в голову, это — бежать. Бежать без оглядки, не думая о том, что увидят глаза, когда спустя несколько дней, она вернется домой. Мозг молниеносно просчитал все возможные варианты, и ни один из них не был достаточно хорош. Бежать к матери, значило выложить все тайны, как на исповеди. А этого делать нельзя ни в коем случае. Бежать к сестре в ее счастливое семейное гнездышко — равносильно тому, что она самолично отправится в ад. Сердце болезненно сжалось при одной только мысли об этом. И она совсем забыла о Жене. Его глаза наблюдали за ней все то время, пока она находилась в спасительной отключке. Сколько раз это существо могло ее уничтожить, но почему-то ничего не сделало?

На этот раз Ози явно превзошел себя. Никогда прежде он не приходил в образе человека. И ладно, если бы незнакомого.

Женя не двигался, только неестественно выгнулся дугой: грязь ползла с него стаей улиток, оставляя на теле скользкие темно-коричневые пятна. На натянутой коже спины отчетливо проступили межпозвоночные хрящики. Лиза с тревогой наблюдала, как судорожно вздымались плечи, каждый раз, когда он делал бесшумный вдох и выдох. Дышит, значит живой, настоящий.

— Женя, это ты? Ответь, пожалуйста.

Он немного сместился набок, и едва не упал, заставив вскрикнуть и торопливо зажать рот. Лиза едва не лишилась сознания, решив, что сейчас он рухнет на пол и свернет шею. Если наличие грязи можно как-то оправдать или скрыть, то с человеческим трупом точно возникнут большие неприятности.

— Лиззи. Не надо меня бояться, я не собираюсь причинять тебе зло.

Женя отыскал ее взглядом: тонкая полоска рта даже не дрогнула. Его голос. Это точно был его голос. А рот оставался плотно закрытым, и слова мистическим образом возникали из пустоты, будто вырывались на свободу сквозь живот чревовещателя. Женя отлепил руку от столешницы и вытянул вперед, слегка покачнувшись от слабости.

— Не двигайся! Ничего не делай, умоляю! — все-таки Лиза не выдержала, и из глаз горячим потоком брызнули слезы. Размазывая их ладонью по щекам, она затряслась всем телом, пытаясь сдержать рвущуюся наружу истерику. — Не понимаю, как такое возможно. Ты что, умер? Откуда ты взялся, в нашей… моей квартире?

— Ты сама прекрасно это знаешь. Подумай хорошенько.

— Я не в состоянии думать. — Она покачала головой и прислонилась спиной к стене. Ощущение опоры придало обманчивое чувство уверенности. — Ты помнишь, что сказал мне однажды вечером? Мы лежали на диване перед телевизором и смотрели один из твоих любимых американских боевиков. Помнишь? — озаренная внезапной догадкой, она всем телом подалась вперед. — Ну, что же ты молчишь? Если ты настоящий, то должен помнить.

— А я помню. — Глаза вспыхнули огнем, от которого по коже побежали мурашки. — Я сказал, что Ози ненастоящий. Сказал, что тебе нужно сходить к доктору и рассказать о своих видениях. — Он грустно покачал головой, — какой же я был дурак. Откуда я мог знать о нем тогда? Мне стыдно, что я в тебе усомнился.

— Ты это что, шутишь? За дуру меня принимаешь, да?

— Нисколько. Просто ты так страдала, что я не выдержал и пришел.

Словно во сне, Лиза сделала несколько шагов к столу и вздрогнула от резкой боли, ударившись о подлокотник дивана. Это хорошо. Ведь боль всегда означает жизнь.

В отличие от столешницы и ковра под ногами, на диване не было ни капли жидкости — он казался нереально чистым клочком суши в черном океане нечистот.

Женя ждал, когда она сядет — темная полоска по-прежнему сжата в тонкую линию — не рот, а просто нарисованная кривая черта. Она притягивала своей чужеродностью.

— Выслушай меня спокойно, хорошо? Тебе необходимо принять решение, или смириться с положением жертвы. Выбери что тебе нужно, счастье? Деньги? Как только ты сделаешь выбор, удача вернется, а жизнь Кристины станет твоей. — Женя вздохнул, явно с усилием подбирая слова, — ничего не поделаешь, для достижения цели приходится платить жестокую цену. А ты коварная, я знаю. И Ози тоже знает, поэтому и сделал выбор в твою пользу. Ты ведь хочешь быть счастливой?

— Конечно, хочу. Только причем тут моя сестра? Кристина всегда была трусихой, дрожала от вида собственной тени! — одно только предположение, что Ози, ее личное наваждение, изначально должен принадлежать сестре, вызвало острое чувство ненависти. И все же, слова Жени показались до ужаса неестественными, наскоро заученными по бумажке. Лиза почувствовала, как ногти врезались в ладонь, и сделала несколько глубоких вдохов.

— Что ты вообще понимаешь?! Бросил меня, как надоевшую собаку и уехал, даже не объяснившись, а сейчас…

— Я написал тебе записку. Просто она завалилась за тумбочку в коридоре. Если бы ты почаще убиралась… — Женя провел рукой по голому плечу и с брезгливостью посмотрел на вымазанные грязью пальцы. — Грязь. Она повсюду, нигде без нее не обойтись.

Слова задели до глубины души, но Лиза промолчала, привычно сдерживая клокотавшее внутри возмущение. Ей столько раз приходилось подавлять чувства, что сейчас это удалось с легкостью.

Кто он вообще такой? Что-то между, никто. Еще немного, и она дотронется до скорченного тела, почувствует знакомое ощущение кожи и человеческого тепла. Если это Женя, то она сразу поймет, что это именно он. Обязательно поймет.

Ведь не просто же так она бессчетное количество раз прикасалась к гладкой коже и прижималась к широкой груди. Каждую ночь они засыпали вместе, переплетая ноги и руки, дыша одним дыханием. Именно поэтому она должна безошибочно распознать обман.

— Не трогай! — заметив движение, Женя резко уклонился в сторону. — Кто тебе сказал, что меня можно трогать?!

— Но…

— Если дотронешься хоть пальцем, я рассыплюсь на куски, а это не очень-то приятно. Ясно? И не нужно этих телячьих нежностей — мы же расстались. Если было бы можно, я бы предпочел исчезнуть и больше никогда не возвращаться. Только вот Ози тебя пожалел, и если я уйду, ему это очень не понравится.

И тут Лиза засмеялась. Согнувшись, и уперев руки в колени, она выплескивала смех прямо на испорченный ковер, дрожа и захлебываясь в слезах. Потом, немного успокоившись, зажмурилась и мысленно стала считать до десяти. Цифры нехотя прорисовывались в голове, превращались в белые творожистые облака и тут же рассеивались. Она считала и бормотала заветные слова, словно молитву: «на счет десять, исчезни, немедленно. Ты должен исчезнуть. Должен исчезнуть. Должен исчезнуть прямо сейчас».

И он исчез.

Так что, все эти паранормальные явления на самом деле полная чушь. Смех, да и только — как она могла подумать, что Женька каким-то образом появится в квартире, которую в спешке покинул месяц назад? Ключи он оставил в коридоре, повесил на гвоздик возле двери, и с того дня ни разу не позвонил, ни строчки не написал в соцсетях. А тут такое…

Ответ прост: в какой-то момент, после пережитого стресса в ресторане, не выдержали нервы, и мозг отключился, предпочитая провалиться в фазу длительного лечебного сна. А когда она пришла в себя, на часах уже было восемь часов утра, будильник разрывался на части, а столешница журнального столика поблескивала перед носом чистой, идеально гладкой поверхностью. Как и нежно-персиковый ковер под ногами.

Лиза стиснула зубы, чтобы не взвыть от боли в затекших мышцах. Правую руку от кисти до самого плеча пронзило колючими иглами. Она все-таки уснула на проклятом диване гостиной.

— Ненавижу тебя! Ненавижу!

Добравшись до ванной комнаты, и сбросив в короб для белья несвежую одежду, она встала под душ и выкрутила кран до упора — теплые струи яростно обрушились на плечи и спину, разлетаясь россыпью бриллиантовых капель по обнаженной коже. Стекая вниз по плоскому животу и длинным ногам, вода закручивалась в свистящую воронку, и с громким хлюпаньем всасывалась в слив, навсегда исчезая в переплетениях канализационных труб.

Несколько минут Лиза стояла, полностью расслабившись и опустив голову — вьющиеся, насквозь промокшие волосы покачивались перед глазами из стороны в сторону.

Она на долю секунды вернулась в прошлое — в то время, когда вода, в любом ее проявлении вызывала панический, неконтролируемый ужас. Когда она, петляя, стекала между ног в черную трубу ванной, сердце замирало от страха в беспокойном, и одновременно нетерпеливом ожидании. Несколько долгих лет с восьми до одиннадцати, ей постоянно мерещился скользкий уродец с щупальцами, выбирающийся из черной бездны на белый, до блеска натертый фаянс.

Детская фантазия безгранична. Безгранична и губительна. В закоулках памяти уже никогда не отыскать причину, которая стала началом конца.

Превращаясь во взрослых, люди начисто забывают о существовании чудес. Чудес, и счастливчика с волшебными флаерами. Между прочим, у этого существа имеются рыбьи губы и розово-серые, постоянно хлюпающие жабры. Их отчетливо видно, если отогнуть воротничок накрахмаленной рубашки.

Лиза повесила влажное полотенце на сушилку и остановилась перед зеркалом между комнатами и коридором — тело охватили лучи утреннего солнца — микроскопические волоски на животе и руках встали дыбом, а тяжелая, правильной формы грудь невольно притянула взгляд. Руки по-хозяйски пробежались по телу, повторяя плавные изгибы и ощупывая выпирающие косточки.

Вспомнив о прошедшей ночи, она усмехнулась уголком рта, и присев в неудобной позе, зашарила под комодом. Почти сразу же пальцы наткнулись на клочок бумаги — уже зная, что это будет, Лиза вытащила наружу покрытый тонким слоем пыли тетрадный листок. Обычный, сложенный вдвое листок в клеточку, от которого задрожали губы, и озноб пробежал по позвоночнику. А вот и оно. Запоздалое прощание.

«Лиза. Ты, наверное, решишь, что я трус, и окажешься, как всегда права. Да, я трус, и не выношу женских слез. Писать красиво я тоже не могу. Поэтому скажу сразу — я тебя не люблю, и больше не хочу этого скрывать. Ты ни в чем не виновата, дело во мне. То, как мы жили в последнее время, больше похоже на добровольное заточение. А я хочу двигаться вперед и развиваться, только с тобой у меня ничего не выходит. Несколько дней назад мне сделали выгодное предложение, и я согласился. Не думаю, что ты отпустила бы меня в Америку по доброй воле. Но и с тобой я никуда бы не поехал. Извини. Уверен, все будет хорошо, и ты найдешь свое счастье. Уж я-то знаю. Если честно, я никогда не хотел семьи, и не понимаю, зачем нужны дети. Просто нам было хорошо вместе, а это главное. Ведь так? Сотовый номер я сменил, но тебе не оставляю по понятным причинам. Прошу, не нужно звонить моей матери — она никогда не вмешивалась в мои отношения.

Р.S: и еще. Та история про Ози… когда у тебя появится новый парень, советую о нем помалкивать. Прощай, и не держи на меня зла».

Сквозь пелену слез, Лиза ещё раз перечитала последние строчки и смяла записку в кулаке. Что ж, тайное стало явным.

ГЛАВА 5

— Елена Станиславовна, вы меня не поняли. Прошу вас, пожалуйста, не вешайте трубку! Ладонь взмокла, и телефон заскользил между побелевших от напряжения пальцев. Лиза сильнее вдавила трубку в ухо, будто это могло исправить и без того унизительную ситуацию.

В комнатах было душно как в бане: горячий ветер неподвижно завис за окном, и жадное солнце подбиралось сквозь москитную сетку к голым ногам. А она, как всегда, сидит одна за кухонным столом с полуистлевшей сигаретой и слушает, как стук сердца разносится по квартире. К такому недолго и привыкнуть.

— Я не знаю, что он вам сказал, но все не так, как вы думаете. Мы расстались без упреков и ссор. Женя просто собрал вещи и ушел, не сказав ни слова. Разборки меня не интересуют, иначе, я бы давным-давно поселилась на коврике возле вашей двери. Мне просто нужно поговорить, и все. Он ведь оставил вам новый номер? Не мог не оставить.

— Чего не знаю, милочка, того не знаю. Вас, женщин, умом не понять. — Голос из трубки с садистским удовольствием растягивал предложения, смакуя каждое слово. Лиза с трудом сдержала раздражение: сил на перекрестную атаку с бывшей «почти свекровью», совсем не осталось. Эта старая карга с самого начала не одобрила выбор сыночка, а сейчас, видимо, праздновала победу.

— А я предупреждала, что этим все кончится. Ты со своим характером навсегда в девках останешься. Да и какие могут быть разговоры, когда между вами все давно кончено?

— Обещаю, я не собираюсь его возвращать. Даже не думала об этом.

— Ну да, конечно же, не думала. — На пару секунд в трубке повисла гнетущая тишина, — не думала, но сказала.

— О Господи, Елена Станиславовна! Мне не нужен ваш сын. Просто дайте с ним поговорить, это единственное, о чем я прошу. Один звонок, и я больше никогда вас не побеспокою.

— Начнем с того, что если бы Женя хотел, он бы лично оставил свои координаты. Он не хочет тебя знать, и точка. Если ты умная девочка, то должна была это сразу понять. А все эти просьбы и заверения — вымысел чистой воды. Вот как я считаю. И номера у меня никакого нет.

— Хорошо. Как скажете. Но если Женя вдруг объявится, передайте, что мне нужно срочно с ним поговорить. Это очень важно, понимаете, очень.

— Даже не сомневаюсь в этом. — Лиза услышала, как Елена Станиславовна отвела трубку от уха, и через секунду связь оборвалась.

— Черт!

Она отключила телефон и в бессильной злобе пнула ножку стола. Удар пришелся прямо между пальцев, и от резкой боли перед глазами вспыхнули искры. Никакой надежды. Можно не сомневаться, что драгоценная мамочка даже под страхом смерти не распахнет морщинистого рта.

С трудом, но все же удалось взять несколько отгулов за свой счет, вот только лучше от этого не стало. В отеле существуют неприкосновенные правила и огромный перечень нелепых, выдуманных черт те, кем законов. Любое отклонение от обязанностей без серьезной причины грозило увольнением. Плевать она на это хотела! «Удобство клиентов — залог успеха!»

Каждую смену Лиза слышала эту глупую, полную восторга фразу: она вылетала из большого ярко-красного рта начальницы, вместе с ядовитыми слюнями. Кругом одна несправедливость.

Чтобы не сидеть, уставившись бессмысленным взглядом в записку, Лиза порвала ее на мелкие кусочки и смыла в унитаз. Дело совсем не в Жене. То есть, не совсем в нем. Скорее, в какой-то отдельной его части. Отдельной. Господи, неужели она думает об этом серьезно?

Даже если он сейчас появится перед ней из-под земли, то все равно не сможет адекватно объяснить то, что произошло на журнальном столике. Просто потому, что это не имеет ни объяснения, ни логики, ни смысла. Не имеет ничего. В лучшем случае, он беззлобно посмеется, а в худшем… об этом не стоит даже думать.

Чтобы успокоиться, Лиза решила поехать к матери. Рядом с ней все погружалось в состояние покоя и хотя бы на какое-то время вставало на свои места.

Полтора часа до родного дома она провела в мечтательной задумчивости, уставившись в пыльное окно автобуса, и провожая взглядом проплывающие мимо широкие поля и искусственно выращенные лесополосы. Изредка на глаза попадались заброшенные села и фермы с плоскими, кое-где впалыми крышами.

Трясясь на потрепанном сиденье, она думала о времени, которое снова тратила зря.

Она представляла его, как что-то настоящее и живое. Например, животное.

Время, будто мерзкая раздувшаяся жаба, жрет все подряд, пока без сил не завалится набок. И даже после этого продолжает испытывать голод. От маячившей в дали старости никуда не убежать и не спрятаться: рано или поздно глубокие морщины покроют лицо, испортится фигура, поредеют и станут седыми волосы. Все, что останется, — это богатый жизненный опыт и безотчетный страх перед неизбежностью смерти. От этих мыслей становилось не по себе.

Мама, как обычно, работала в огороде. Закатав до локтя рукава длинной рубашки, и склонившись до самой земли, она с молчаливым усердием пропалывала грядку с морковью и свеклой. На веранде из распахнутого окошка играла музыка: настроенный на «русское радио» старенький магнитофончик едва не разрывался на части, булькая и надсадно хрипя через каждые два слова.

— Мамулечка, здравствуй!

— Лиза, ты приехала! — забыв про грядку, мама всплеснула руками: грязь комьями осыпалась с пальцев и замарала блузку, но она не обратила на это внимания.

— Я только вчера думала, как там мои доченьки, почему не едут, не звонят. Совсем, наверное, закрутились со своими заботами!

— Что бы ни было, я о тебе никогда не забываю. — Не выдержав, Лиза прижалась к материнской груди и тяжело вздохнула.

Зря она всю дорогу уговаривала себя не волноваться и не показывать бушующего внутри отчаяния. Как не скрывай, а настоящие чувства все равно вылезут на поверхность, такова уж ее слабая натура.

— Что случилось? Почему такой несчастный вид?

— Да не то чтобы случилось… только, пожалуйста, не переживай, хорошо?

— А что, есть о чем переживать? Обычно, ты никогда не приезжаешь без предупреждения.

— Ну, это смотря с какой стороны посмотреть. — Лиза отвела глаза. — Извини, что не сказала сразу, но вышло так, что мы с Женей расстались. Я знаю, как хорошо ты к нему относишься, и именно поэтому так долго молчала. В общем, ты и сама все понимаешь.

Несколько долгих минут они смотрели друг на друга. При виде печальных глаз матери, хотелось отмотать время на несколько часов назад, и возможно, вообще не выходить из квартиры. В конце концов, все имеет свойство заканчиваться.

— Вот, значит, как. А Кристина знает?

— Нет. Я не хочу нагружать ее своими проблемами. Да и что она сделает, если узнает? Почему я вообще должна перед ней отчитываться?

— Ну почему же сразу отчитываться? — мама покачала головой, — вы друг другу родные сестры все-таки, а не чужие люди.

Вместо ответа Лиза многозначительно усмехнулась и прошла в дом. Странно, но на этот раз ничего не действовало, не утешало истерзанную душу. Хотя, вроде бы, все по-старому: просторные сени, узкий коридор, светлая комната с телевизором в центре — сверху на широкой коричневой крышке вязаная салфетка, с боку стоит обеденный стол, а к стене прислонился диван с потертой от старости спинкой.

Стены, оклеенные светлыми обоями в мелкий розовый цветок, приятно холодили пальцы — она машинально провела рукой, пытаясь оживить прошлое, но ничего не вышло. Еще бы. Ведь прошлое никогда не приходит по заказу.

— О, нет, скажи, что это неправда! — На электрической плитке, журча жиром, лопалась яичница.

Лиза быстро подхватила сковороду прихваткой и перенесла на подставку: жар плыл прямо в лицо, и, выпятив губу, она подула на челку.

— Опять оставила на огне и забыла?!

— Ну, не кричи, пожалуйста. Я вышла за зеленью, и просто немного отвлеклась.

— Да так, что едва не спалила весь дом.

Недовольно ворча, Лиза достала из пакета купленные по дороге хлеб, сыр, зеленый горошек и ветчину.

Время обеда давно истекло, а мама все никак не могла наговориться. Они вслепую бродили по замкнутому кругу, каждый раз возвращаясь к началу. Вопросы — лишь прикрытие, за которым, как и прежде, скрывалась пустота и мрачные мысли.

Лиза смотрела в лицо матери, и представляла на ее месте совсем другую женщину. Властную, и острую на язык.

Женина мать никогда не скрывала своего истинного отношения, и считала, что ее сынок достоин большего счастья в жизни.

В одну из редких встреч, Елена Станиславовна прозрачно намекнула, что у нее имеется знакомый психиатр, который в два счета решит любые душевные проблемы. Она в глаза называла ее больной и не упускала случая напомнить об этом сыну. В конце концов, давление оказало должный результат, и Женя предложил сходить к врачу.

Естественно, Лиза отказалась, но около года назад, все-таки записалась на прием к психологу. По собственному желанию. Конечно же, она была не настолько глупа, чтобы идти к знакомому бывшей свекрови, и рассказывать ему про Ози. Про Ози не узнал никто.

Мысль о психологической помощи пришла внезапно, в одну из дождливых осенних ночей: Лиза решила, что нездоровая тяга к прошлому имеет явную причину, которую видят все, кроме нее. И Ози тут не при чем. То, что она не хочет взрослеть и боится ответственности, имеет логичное объяснение, которое даст любой мало-мальски смышленый врач. Вот только она не учла, что недостаточно созрела для того, чтобы раскрывать свою душу перед незнакомыми людьми. Да и кто сказал, что воспоминания, это плохо?

Хватило одного сеанса, чтобы забыть о докторах навсегда.

Она с содроганием вспоминала скользкие, жадно блуждающие по телу глазки психолога. Рослый и розовощекий, он важно покачивался в кожаном кресле, и всячески пытался вытащить из нее секреты, даже не расположив к себе. Он утверждал, что корень зла всегда идет из глубокого детства, от которого необходимо избавиться немедленно, с помощью гипноза. А так, как он является высококвалифицированным мастером своего дела, то…

То, что он хотел донести с раскрасневшимся от натуги лицом, она и так прекрасно знала. В отличие от других людей, она зависла в возрасте десяти лет, и каждый раз, чувствуя опасность, прячется в воображаемом мире и пережидает угрозу. Ну и что? Почти у каждого есть свой воображаемый мир. И никто не видит в этом ничего плохого. Если ее мир — это спасительные воспоминания, то кому какая разница? Нужно лишь переступить невидимый барьер, и все. Возможно, именно сейчас она это и сделает.

— Я вот о чем хотела спросить. — Лиза вздохнула и посмотрела на мать, которая сидела за столом, и, нацепив на нос очки, перебирала зелень. — У нас из родственников кто-нибудь страдал галлюцинациями или психическим расстройством?

— Хм… что-то не припомню такого. — Сразу же забыв про листики петрушки, мама с недоумением вскинула брови, — а зачем ты спрашиваешь? Неужели…

— Нет, со мной все в полном порядке! Никаких кошмаров, навязчивых идей и фобий нет.

— Тогда в чем же дело?

— А дело в детях. — Чувствуя, что сейчас покраснеет, она отвела глаза и мысленно выругалась. Угораздило же ляпнуть такое!

— Если я рассталась с Женей, то это не значит, что я не думаю о будущем. Не последний же он мужчина на свете, в самом деле? Просто я хочу точно знать, что у нас и наших родственников с головой нет никаких проблем. Даже самых незначительных. Недавно по каналу СТресс показывали интересную научную передачу о наследственных заболеваниях. Взгляд изнутри называется. Там такие вещи творятся!

— Впервые слышу такое название. — Заинтересовавшись, мама потянулась к забытой на подоконнике программе передач, но на полпути передумала и махнула рукой, — зрение ни к черту. Впрочем, я не удивлена — теперь на каждом канале такое показывают. Только не понимаю, что тебя так взволновало. Да ещё после расставания. Неужто ты… беременна?! Это что же, Женька из-за этого сбежал?!

— Вот только не надо ничего придумывать. Я же говорю: смотрела передачу, задумалась о детях. Сама не понимаю, что на меня нашло, так испугалась. Черт с ним, с Женькой. Что, если у моих будущих детей обнаружится неизлечимая болезнь, о которой никто даже не подозревал? Что, если она сидит в ком-то из нас и ждет подходящего случая, чтобы выбраться наружу? Такие вещи случаются сплошь и рядом! Мне уже тридцать лет, и ещё одной ошибки просто нельзя допустить. Следующий мужчина должен стать мужем и отцом моего ребенка. Тут без вариантов. Понимаешь? В какой-то степени, я даже рада — Женя был совсем не готов к семейной жизни. Работал в видеосалоне, ну куда это годится? Что он мог дать моему ребенку? Шоколадку раз в неделю? Мы расстались не так давно, примерно месяц назад, а у меня сейчас словно гора с плеч. Я не говорила?

— Лизонька, не спеши.

Мама обтерла лицо пальцами, так, будто стряхивала налипшие на него слова. С последним прикосновением, кожа на щеках обвисла, и уголки губ завернулись вниз. Старость. Вот она какая. Стоит только снять маску, и сразу же на поверхность проступают тщательно замазанные пигментные пятна и складки, — ложь, наглая ложь, что можно обмануть время. Оно не скроется даже под толстым слоем тонального крема и пудры. Именно поэтому нужно торопиться. Торопиться получить свое.

Мама поднялась со стула и шумно дыша, опустилась рядом — протяжно заскрипели пружины старого дивана. От темно-коричневой кофты пахло застарелой пудрой и простенькими цветочными духами. Этот запах Лиза помнила наизусть, — без него мама была бы чужой.

— Не понимаю, зачем думать о несуществующих проблемах? Если ты не беременна и свободна, почему бы просто не наслаждаться жизнью, пока не встретится настоящая любовь?

— Именно этого я и хочу, мамочка. Именно этого.

Лиза улыбнулась. Глубоко в ее сердце пряталось убеждение, что она точно знает, как нужно поступить. Словно наивный ребенок, она с расширившимися от восторга глазами наблюдала, как распускает лепестки цветок, тяжелый и набухший от капель росы. Надежда. Она приходит, когда ее совсем не ждешь.

За два дня в квартире собралась гора пыли. Напоминая серую кошачью шерсть, пыль воздушными клочками вылетала из-под ног и тянулась серой полосой вдоль потускневшего плинтуса. Можно убираться с утра до позднего вечера, но что это даст? Через пару часов все снова придет в запустение, в точности, как до начала уборки. Мистика. Закрыв дверь на все замки, Лиза прошла в гостиную. Вопреки ожиданиям, журнальный столик остался на месте — все та же пыль накрыла его тонкой, неподвижной пленкой.

— Женя, ку-ку. Скучал без меня? Скучал, я знаю. Твоя мама оказалась ужасной злюкой. Но в глубине души, мы ведь оба об этом догадывались.

Задумчиво подперев рукой подбородок, она на несколько секунд склонилась над столешницей и вывела дрожащим пальцем имя: Кирилл. С последней буквой на губах проступила довольная улыбка.

— Ну, как тебе? Он ведь появился после. А значит, я ни в чем не виновата. Или считаешь, что я вечно должна тебя оплакивать? А?!

Она со всего маху треснула по поверхности ладонью: шлепок произвел эффект разорвавшейся бомбы в наглухо закупоренном помещении. Собственный страх взорвал в душе волну ярости и мрачного бессилия.

— Ты думаешь, я мучаюсь? Нисколько. Ужасно то, что он мне нравится. Нравится, понимаешь? И плевать я хотела, что он будущий муж моей сестры. Веселенькая история получается, правда? Так что, прости, что не унижалась, не искала, не плакала. Вот, смотри, что я сейчас сделаю.

Лиза метнулась к настенному шкафу и принялась дергать ящики за ручки. Они распахивались с жалобным хрустом, едва не грохаясь вниз. Когда к горлу подкатил ком из истеричного крика, она наконец-то нашла что хотела, и с ликованием выбросила руку вверх:

— Вот, гляди внимательно, Ози. Где бы ты сейчас не был, я уверена, что ты все понимаешь и слышишь. Как и мой Женечка.

Из раскрывшегося альбома с тихим шелестом посыпались фотографии. Лиза вытряхивала блестящие снимки из плотных кармашков, и с удовлетворением наблюдала, как они цветными пятнами разлетаются по полу — навеки застывшая мешанина из глаз и ртов, ее мучительная, так внезапно завершившаяся история любви. Когда Лиза попыталась собрать фотографии в одну кучу, они веером отскочили от пальцев и вновь рассыпались по ковру.

— Больше ты меня не волнуешь. Не волнуешь!

Она порвала глянцевый прямоугольник на мелкие части и подбросила в воздух, как праздничное конфетти. Кусочки застывших воспоминаний падали на волосы и лицо, — не обращая на них внимания, Лиза кружилась по комнате, заведя руки за голову и улыбаясь, как пьяная.

— У меня будет прекрасный муж и ребенок. Будет. И очень скоро. Ты это увидишь. Вы все это увидите.

Прекратив безумный танец, она подошла к столику и с осторожностью положила ладони на гладкую поверхность. Затем, внимательно разглядывая столешницу, прощупала миллиметр за миллиметром, но так ничего и не обнаружила.

В этот момент в коридоре запиликал телефон. Неужели Кристина? От мысли, что сестра захотела ее услышать, кольнуло сердце. После встречи в ресторане они еще ни разу не созванивались — Лиза не спросила новый номер, а сотовый был почему-то недоступен.

— Я слушаю.

— Ты где вообще пропадаешь? Начальство рвет и мечет, а ты не отвечаешь на звонки, с ума сошла?

Лиза скосила глаза на автоответчик и вздохнула: так и есть, моргает, переполненный сообщениями. Голос, полный возмущения, неприятно резанул слух. Со Стеллой они никогда не были подругами, и разговаривали в основном только по поводу работы.

— Меня два дня не было в городе. Землинская лично отпустила. А что случилось?

— И ты ещё спрашиваешь? Тебя уволили!

— Что? Ты это серьезно?!

— Серьезней некуда. Сегодня с утра прибежала Олеговна, устроила истерику и приказала в срочном порядке искать тебе замену. — Стелла помолчала пару секунд, и до Лизы, будто сквозь вату донеслось шуршание бумаг. — Вот, держу заявление на увольнение. Если по-честному, то переживать особо не о чем. Таких отелей на каждом шагу столько, что глаза разбегаются. За пару дней найдешь место в тысячу раз лучше нашего гадюшника.

— Но почему? То есть… я же взяла отгулы за свой счет? У меня случились непредвиденные обстоятельства, я просто не могла иначе!

— Ну, я тут не при чем. И как понять, взяла? Ты ведь просто сбежала без объяснения, или я что-то путаю? — до ушей донеслось протяжное прихлебывание: Стелла обожала кофе, и пила его чуть ли не каждый час, обычно закусывая пончиками из кондитерской напротив.

— Кто тебе об этом сказал?

— Да все говорят. И еще. — Она немного замялась, прежде чем продолжить, — Олеговна узнала, что ты была в номере с мужчиной. Просмотрела видео у входа, ну и сложила одно с другим. Все претензии к Семенычу — он не стер данные. Он же у нас человек настроения, и уничтожает только то, что может навредить его репутации. Нужно было идти в другое место. Или тот мужик не мог заплатить за номер?

— Мог. Просто все произошло так неожиданно, и я не думала, что дело дойдет до…

— До постели?

От гадкого смешка по коже побежали мурашки, и события так и не забытой ночи предстали в совсем ином, неблагоприятном свете. Стелла шумно возилась с документами, и Лиза в молчании ждала, когда она перестанет передвигать папки с места на место, чтобы закончить разговор.

— Ну, в общем, не мое дело, с кем ты встречаешься. Жаль, конечно, что так вышло, но заявление лежит перед моим носом, и тебе нужно его подписать. Ну и вещи кое-какие — за спинку кровати галстук завалился — шнурок с запонкой и синим ромбом внизу. Не знаешь, чей он?

— Я заберу. Сегодня.

— Ну, вот и славно. — Повеселев, Стелла сказала еще пару незначительных слов, и, ссылаясь на работу, повесила трубку.

Ближе к вечеру, придав лицу непринужденное выражение, Лиза пришла на работу, и не глядя, подписала заявление. Только шариковая ручка в пальцах едва заметно подрагивала. Ни о какой двухнедельной отработке не могло быть и речи: любой косо брошенный взгляд со стороны воспринимался как болезненный удар в спину. Чувство, что все вокруг смотрели только на нее, не отступало. Лиза буквально слышала их мысли, читала их по отражению в глазах.

Единственным местом для зализывания ран по-прежнему оставалась квартира.

Купив в ближайшем супермаркете дешевую бутылку вина, она переступила порог дома с полной уверенностью, что беда никогда не приходит одна, и с минуты на минуту заявится хозяйка с осмотром.

— Привет, а вот и я! Есть кто живой? Пить одной о-очень плохой знак. Но, думаю, сегодня никто не станет меня отговаривать.

В ответ только кроссовки глухо ударились об пол. Не мешкая, Лиза прошла на кухню, открыла бутылку, и торопливо наполнила бокал, едва не залив вином скатерть. И только после того, как сделала несколько быстрых глотков, решилась пройти в комнату.

Женя сидел на столе в знакомой скрюченной позе. Как и прежде, светло-коричневый от грязи, он без интереса рассматривал свои руки — ни один мускул не дрогнул на вытянутом лице, когда он поднял голову и наконец-то ее обнаружил.

— Ты?! Что тебе опять надо? — Лиза переступила с ноги на ногу — под столом собралась черная жидкость и булькала, а пузыри раздувались до огромных размеров и лопались с тихим, даже каким-то уютным звуком.

— Уходи сейчас же!

— Извини, но не могу.

— Интересно, это почему же?!

Нервно дернувшись, она не удержала бокал в пальцах, и он сорвался вниз. С одного угла откололось стекло, а все вино до последней капли, черная жижа впитала в себя. Женя медленно разогнул спину и ухмыльнулся.

— Потому, что мне нужно кое-что забрать из твоей сумки.

ГЛАВА 6

— Лиза! Открой дверь, это я. Слышишь, открой!

Она стояла посреди кухни: руки мелко тряслись, губы дрожали. Сначала показалось, что это Женя. Возможно, устав ее дожидаться, он разлепил уродливую нить вместо рта и наконец-то заговорил в полную силу. От этой мысли Лиза едва не подавилась. Но нет — голос был женский и доносился с обратной стороны двери.

— Это я, Кристи! Я знаю, что ты дома. Можешь не притворяться!

По обтянутому дешевым дерматином полотну замолотили кулачки. Лиза в панике заметалась по кухне, не зная, что делать.

Все эти дни ей казалось, что общение с сестрой закончено, ведь она ни разу не позвонила, не поинтересовалась как дела. Что совсем не удивительно. Разве она не решила жить своей жизнью, выбрав Кирилла? Чертов Кирилл! Голова буквально разбухла от мыслей о нем, а тело ныло и разрывалось на две половины — она сама не знала, чего ей больше хочется, быть гордой жертвой, или разлучницей?

Ноги сами прошли по коридору, а пальцы открыли замок. Сестра стояла на пороге — бледная, с насквозь промокшими и прилипшими к щекам волосами, и сжимала в руке сотовый телефон.

— Хотела позвонить. — Она потрясла рукой перед лицом и нервно сглотнула. — Дождь внезапно пошел. Да еще такой холодный.

— А где твой будущий муж? — Лиза мысленно содрогнулась, но все-таки отступила в сторону, пропуская ее внутрь.

— Уехал в командировку три дня назад. Завтра уже вернется. А что? — сестра скинула туфли на шпильке и остановилась перед зеркалом: длинные волосы вились мокрыми кольцами, и она недовольно скривилась, взбивая их руками.

— Просто удивилась, что так поздно, а ты без сопровождения. Что-то случилось?

— Мне позвонила мама… она была так взволнована. Ты почему даже не сказала, что собиралась ее навестить? Я бы тоже приехала.

Кристина прошла по коридору, и машинально окинув взглядом захламленный зал, присела на подлокотник дивана. Тонкая прядь волос взметнулась в воздухе и прилепилась к нижней губе.

— У тебя так пыльно.

Лиза повела плечами — единственное, что ее беспокоило, это журнальный столик с разводами на столешнице.

— Я привыкла, что тебе всегда некогда, потому и не позвонила. Да, и у тебя номер недоступен. Кофе будешь? Или, может, вино? У меня есть, как ты любишь, красное.

В глазах сестры отразилась знакомая гамма чувств — так она смотрела каждый раз, когда речь заходила о чем-то непонятном, например об Ози: недоверчиво, и с легкой примесью страха. В последнее время Лиза серьезно обдумывала сложный вопрос — что, если Кристина вовсе не ее родная сестра? Ведь они буквально во всем отличаются друг от друга, не говоря уже о внешности.

— Что с тобой происходит? Ты очень странно себя ведешь.

— Да неужели? Сейчас, погоди.

Сохраняя непринужденный вид, она быстрым шагом вернулась на кухню. Забытая ярко-красная сумка лежала на полу — молния расстегнута, и из черных внутренностей выглядывал кончик галстука. Лиза с ужасом уставилась на синий ромб — он, как маленький глаз подсматривал за ней из темноты.

— Почему, ну почему все это происходит со мной? — перед тем как рассеяться, полный страдания шепот на пару секунд завис в воздухе. Из гостиной тут же донесся удивленный голос сестры:

— Что? Ты что-то сказала?

— Нет, все в порядке, я сейчас приду. — Быстро застегнув молнию, Лиза задвинула сумку как можно дальше под стол.

Самое главное правило одиночества — тишина. Тишина, от которой мерещатся подозрительные звуки, начисто пропадает голос, и мороз идет по коже. Тот, кто во всеуслышание заявляет, что любит оставаться один — нагло врет. Он просто никогда не ощущал, как отчаяние сдавливает горло в смертельные тиски, не чувствовал, как с каждым разом объятия становятся все крепче. Сложно. Слишком сложно бороться, когда тебя уже взяли в плен.

Запрокинув голову, Лиза жадно присосалась к горлышку бутылки: вино тонкой струйкой потекло по подбородку, несколько капель упало на блузку, но она остановилась только тогда, когда перехватило дыхание.

За окном фонарные столбы заливали белым светом оживленный проспект: под вечер машин стало вдвое меньше, но все равно сквозь стекло долетал протяжный рев моторов и визг тормозов. По обочинам вдоль проезжей части тянулись бесчисленные плакаты, мигали разноцветные лампочки и огоньки реклам. В доме напротив почти во всех окнах горели желтые лампы, а за неплотно прикрытыми шторами, изредка пересекаясь друг с другом, расходились по углам безликие человеческие тени. Кто-то пришел с работы, кто-то наоборот только выбрался из постели и пьет чай. Чтобы стать наблюдателем и с головой погрузиться в чужие жизни, достаточно как следует сосредоточиться и забыть о том, что тебя окружает. В идеале, нужно самой превратиться в тень. Или в ее подобие.

Но только не сегодня. Годами отлаженный механизм дал осечку: сердце барабанит слишком громко, вспотели ладони, и участилось дыхание — от любого шороха она готова кричать и биться в истерике. При каждом взгляде на сестру все внутри сжималось от боли, и она вспоминала Кирилла. Его глаза и руки, резкие движения, когда в номере он нависал над ее телом — огромный как каменная глыба и исходящий жаром.

Она вспоминала как при каждом новом толчке, его руки судорожно стискивали дужку кровати, а пылающее лицо было так близко, что Лиза видела поблескивающие в темноте глаза и задыхающийся, слегка приоткрытый рот — дыхание вырывалось из него с хрипящим полу-стоном. Она навсегда запомнила его беззащитным, каким можно быть только наедине с близким человеком. И никогда на людях. А теперь Кристи ворвалась в ее дом, сидит как школьница перед скособоченной партой, аккуратно сложив холеные ручки на коленях — всегда невозмутимая и слишком манерная.

И что с этим делать?

— Лиза? — сестра выглянула из-за угла и в нерешительности приостановилась. Ее глаза в недоумении расширились, заметив бутылку, крепко зажатую в пальцах. — Ты что, пьешь?

— Ну да. А что тебя смущает?

— Ничего, просто могла бы хоть в бокал налить. Мама сказала, что ты рассталась с Женей. Это правда? — в ожидании ответа она затаила дыхание — на мгновение мелькнули и исчезли в подобии улыбки белоснежные зубы: изобразить сочувствие не получилось, и она тупо хлопала глазами, холодная и равнодушная как рыба.

— Да. Он сбежал в Америку. Предложили хорошее место. Но не удивлюсь, если в этом замешана женщина. Будешь? — Лиза протянула бутылку, но Кристи отрицательно качнула головой.

— Ясно. Ты окончательно перешла на шампанское?

— Ты прекрасно знаешь, что нет.

— Тогда откуда взялось столько осуждения?

— Прости. Я просто не совсем понимаю, что происходит. Почему ты ничего не рассказала? Мы же всегда друг друга поддерживали. — На этот раз улыбка удалась ей еще хуже.

— Потому что у тебя своя жизнь, свои проблемы. Кирилл появился. Зачем мне вмешиваться в ваши отношения?

— Причем тут отношения? Ты никоим боком их не заденешь. Никакой катастрофы не случится, если мы будем иногда встречаться. Так делают все нормальные люди, и не видят в этом ничего страшного. Неужели ты думала, что я не помогу тебе, если понадобится? — Кристина тяжело вздохнула и вдруг потерла виски, — ерунда какая-то. Как не приду, сразу голова болит. Просто зверски.

— Таблетки закончились. Есть только вино. Неплохо помогает, между прочим. Ты вообще, зачем приехала?

— То есть, как это, зачем? — сестра изумленно приоткрыла рот, — ты что, не хочешь меня видеть?

— Хочу, но только не сейчас. У меня куча неприятностей, которые придется решать только мне. Или тебе легче становится, когда мне плохо? Где-то я уже слышала о таких смешных случаях.

Лицо сестры огорченно вытянулось.

— Пожалуйста, ничего не говори. Мы же взрослые люди, в конце концов. Меня бросил парень, у тебя появился без пяти минут муж. Меня уволили с работы, а у тебя повышение в банке. Мне скоро придется жить на улице, а ты счастливо устраиваешь семейное гнездышко…

— У меня нет никакого повышения в банке.

— Не перебивай меня. Все это нормальное явление. Как там говорят? Черные и белые полосы? Сначала белая полоса, а потом черная. У тебя сейчас белая, вот и все. — Лиза хмыкнула и отхлебнула вина, — вот только мне-то что делать? Хотя бы вот с этим? — она небрежным жестом обвела кухню и невольно вспомнила журнальный столик, буквы на котором успела затереть: кажется, остались только две последние «л».

— Платить за жилье нечем. Я же не знала, что меня уволят. К матери я не поеду. Ты же понимаешь, что с ней я просто не смогу?

Кристина сидела за столом, в напряжении выпрямив спину и сцепив пальцы на коленях в замок: ни дать ни взять невинная прислужница в церкви.

— Интересно, что она наговорила, если ты прибежала сюда, забыв обо всем?

— Ничего особенного. Я собиралась приехать гораздо раньше, сразу после встречи в ресторане, но не смогла.

— Не ври. Когда ты врешь, у тебя лицо перекашивается, как у паралитика. Ты не собиралась приходить, и я догадываюсь почему. Это ведь твой «почти муж» запрещал? Я ему не понравилась, рожей не вышла?

— Лиза, ну что такое ты говоришь? — от возмущения голос Кристи опустился до хриплого шепота. — Кирилл ни слова о тебе не сказал, хоть ты и вела себя как пьяная малолетка. И это ещё одна причина, по которой я здесь.

Она резко поднялась с места и умоляюще протянула руки: в мгновение ока взрослая женщина превратилась в маленькую девочку. Лиза отступила в сторону и грустно покачала головой:

— Не надо. Эти детские объятия ничего не изменят. Каждый сам по себе.

— Как-то ты странно рассуждаешь. У каждого в жизни случаются трудности, понимаешь? Все что нужно, это немного подождать, и все наладится.

— Ну да. Кому-то больше, кому-то меньше.

— Что?

— Ты никогда не думала, что где-то есть существо, которое раздает людям счастье?

За считанные секунды лицо Кристины преобразилось и стало непроницаемым, словно маска.

— Представь, что оно реально. Существо сидит за письменным столом и записывает в толстый журнал фамилии, а рядом карандашиком отмечает дозу счастья. Ни один человек не знает, за какие заслуги кто-то получает одни радости, или наоборот, одни несчастья. А подойти и спросить все боятся — потому что у этого существа нет ни рта, ни носа. Оно дышит жабрами на шее, которые прячет за воротничком рубашки, а вместо глаз вставлены бильярдные шары.

— О Боже, ну ты и фантазерка! — Кристи не выдержала и засмеялась. Живой, такой естественный смех разнесся по кухне. — Как же это существо видит? Впрочем, это хоть как-то объясняет, почему оно делает такие несправедливые подсчеты.

— Видит оно легко и просто. На его теле спрятаны тысячи крошечных глазок. Но дело не в этом. Я всерьез думаю, что это существо обозлилось и лишило меня всего, что я имела, высыпав в придачу на голову мешок отборного дерьма. Вот так.

— Не выдумывай глупости. Все не так уж и плохо. У тебя появилась возможность отдохнуть и подумать о будущем. Если честно, то я всегда считала, что работа в отеле не для тебя. Вся эта грязь, мятые простыни, недовольство и жалобы клиентов… все это рано или поздно привьет хроническое состояние унижения.

— Какими словами ты заговорила! Сразу ощущается великая разница между банковским служащим и прислугой! И твой Кирилл, наверное, не чета моему Женьке, да? Вы птицы высокого полета. Подобное притягивает подобное, не так ли?

— Прекрати немедленно. В первую очередь ты моя сестра, и мне плевать, кем ты работаешь. — Кристина раздраженно дернула подбородком, — что с тобой вообще творится? Если причина в этой чертовой квартире, то нет ничего проще: первое время можешь пожить у нас, пока не найдешь новое место. Платить ничего не надо, никто тебя не выгонит.

— В смысле? Хочешь сказать, я буду жить с вами в маленькой квартирке, есть за одним столом и спать в зале, уткнувшись взглядом в дверь супружеской спальни? Ни одна женщина на такое не согласится!

Лиза горько засмеялась, представив, как Кирилл каждое утро будет маячить перед глазами, выходить из ванной почти голый, распространяя вокруг запах одеколона Sun Мооn Stаrs. По крайней мере, именно такой аромат витал в номере после его ухода.

— Ты не какая-то другая женщина, а моя родная сестра! Если бы я знала, то не сдала бы ключи от квартиры, и не было бы никаких проблем. Ты ведь знаешь, что мама решила окончательно осесть в деревне? Неужели она ничего не сказала? Дело даже не в этом. Кирилл наотрез отказался жить в съемном жилье, если есть свое. И я его понимаю. Ютиться в тесноте не придется, потому что у него не квартира, а свой загородный дом, в два этажа. Так что, тебе не о чем переживать — он очень хорошо зарабатывает.

Кристи неловко замялась, от смущения порозовели щеки. Лиза с деланным равнодушием уставилась на свои ногти. Она снова стала их грызть: перламутровый лак облез, обкусанные по краям заусенцы покраснели и воспалились.

— Я не хочу, чтобы ты решила, что я хвастаюсь, просто говорю как есть. Если ты поживешь с нами какое-то время, ничего страшного не произойдет. Мы ведь должны помогать друг другу?

— Хм. Наверное. Но не думаю, что это хорошая идея. Да и Женя…

— А что Женя?

Ровненькие бровки сестры поползли вверх от негодования, и Лиза едва не скривилась от запоздалой догадки: наверняка сестренке захотелось как можно скорее притащить ее в дом богатенького мужика, чтобы она своими глазами увидела великолепие и достаток, которого ей никогда в жизни не получить.

Сестра, будто ребенок, который на радостях тычет новую игрушку в лицо каждому встречному малышу, отбивая чечетку от счастья.

Ну да, возможно ей повезло наткнуться на дурака, у которого все имеется для хорошей жизни, но разве это что-то значит? Любой мужчина рано или поздно пресыщается и ищет новых ощущений. И когда ее выкинут за ворота как надоевшую куклу, загородный дом вновь превратится в недосягаемую мечту.

— Если честно, то Женя никогда мне не нравился. Странный он какой-то был. И мама его тоже. Как ты с ними уживалась, не понимаю. Даже хорошо, что все так получилось.

В глазах Кристины вспыхнул знакомый с детства дьявольский огонек. Взмахнув ресницами, она поднесла ладонь к глазам и довольно зажмурилась — на пальце сверкнуло бриллиантовое сердечко. Легко ей сидеть и рассуждать, когда на носу свадьба!

— Лиз. Не обижайся, но… не знаю даже как сказать. Мама волновалась о твоем психическом состоянии, и просила позаботиться, если что. Она просто испугалась, что ты не до конца оправилась после расставания. Зачем ты вообще задавала эти странные вопросы о детях? Да и поведение, мягко говоря… не знаю, она решила, что ты ведешь себя, как потерянная и убитая горем маленькая девочка. После этого я сразу же вспомнила про кое-кого, ты понимаешь, да?

— Про Ози?

Лиза улыбнулась: единственный, кто всегда находился рядом, это он. Ведь только Ози скрашивал утонувшие во мраке дни, и не давал сойти с ума от одиночества.

— Прошло столько лет, но стоит сказать о нем лишь слово, и я чувствую себя так глупо. Будто потерялась в трех соснах.

— Ты так и не веришь, что он существует?

— А ты?

Лиза молча опустила глаза. Как долго она ждала этого момента, не смотря на то, что тема была под запретом. Она лично сложила все воспоминания в коробку, повесила на них железные замки и задвинула под кровать. Конечно же, они периодически выбирались наружу, но принадлежали ей одной, и никому другому.

— Не знаю. Честное слово, не знаю. — Кристи, наконец, сдалась. Тяжело вздохнув, достала из навесного шкафчика чистый бокал и наполнила вином. Лиза усмехнулась, и, прикурив тонкую сигарету, сделала затяжку.

— Ты жаловалась, что Ози постоянно приходил, но я его никогда больше не видела. Это правда, врать мне незачем. Сейчас можно не умалчивать, ведь так? Ози — это выдумка?

— Понятия не имею.

— Так значит, ничего не было? Значит, он не мучил тебя все эти годы? Я думала, что из-за него с тобой иногда происходят… эти странности.

— Хм. Не понимаю, о чем ты говоришь. Уточни, пожалуйста.

Злость была уже на подходе. Она проснулась и подняла скользкую голову, как накачанная отравой ящерица, и вот-вот побежит по венам. Все началось с детства. Вот уж точно! Если бы она не была такой доверчивой и не раскрывала свои тайны кому ни попадя, то не было бы поводов считать ее сумасшедшей. Прошли годы, а в ее жизни все осталось по-старому.

В отличие от Кристи — она выросла и превратилась в самодостаточную женщину, ее везде ждут и безмерно уважают. А как же? Именно к этому сестренка всегда стремилась: прилежно делала уроки и зубрила правила, вместо того, чтобы как все, до ночи гулять на улице с парнями, и потягивать алкогольные коктейли, после которых во рту еще долго оставался привкус горького железа.

— Я не говорю что ты сумасшедшая. Наоборот. Я понимаю тебя, как никто другой. Просто… — Кристи неуверенно пожала плечами, подыскивая нужное слово, — просто некоторые люди, соседи, например… они иногда спрашивают все ли у нас хорошо. И, кажется, ты сама рассказывала про психолога, помнишь?

— Которого посоветовала старая грымза? Ну да, конечно. Она мечтала сделать из меня больную калеку, которую терпят из-за жалости. Как видишь, она своего все-таки добилась: Женька собрал вещи и сбежал. Кому хочется связываться с неадекватной, если куда не глянь, всюду резвятся здоровые молодухи? Все это уже не меняет дела. Для всех вас я навсегда останусь девочкой со странностями. Вот и все.

— Ты не права.

Лиза с изумлением увидела, как на глазах сестры выступили слезы. Кристина подалась вперед и с чувством сжала в ладонях обмякшую руку, которую она не успела убрать. Любое прикосновение воспринималось как ток, пущенный по проводам: ведь к ней прикасался он! Предатель, обманщик и трус. Он, так же как и Женя сбежал, ничего не сказав напоследок, лживый до мозга костей, он притворялся галантным, умело пряча гнилое нутро. Умело и нагло. Умело и с удовольствием.

— Ты абсолютно нормальная. Ясно?

Лицо сестры находилось в опасной близости: гладкий розовый лоб, прямой нос, карие глаза с ярко-желтыми крапинками поблескивают из-под густых черных ресниц.

— Женька просто идиот, другого слова для него нет. А насчет Ози… ну был и сплыл. Я ведь тоже боялась спать по ночам. А знаешь что? — она наконец-то отпустила пальцы и отодвинулась, — я кое-что придумала! Через три дня у меня отпуск на две недели. Мы можем вместе слетать в Тунис, а прямо оттуда всей толпой завалимся к матери на день рожденье. Твоя поддержка будет очень кстати. Тем более, вы с Кириллом уже знакомы, не так ли? Не поверишь, он совсем недавно предлагал выбрать тур, а я отказалась. Вот глупая, да? Завтра же с ним поговорю, и закажем билеты на троих.

— Заказывайте, но только без меня. Мне за квартиру платить нечем, если ты не забыла. Да и повода для веселья нет.

— Лиз, ну перестань, а? Какие деньги? Все будет оплачено. Тебе совершенно не о чем беспокоиться: отдохнешь, приведешь себя в порядок, вернешься с новыми силами и с прекрасным загаром. Тут и думать нечего. Считай, что я дарю тебе шанс бесплатно восстановить душевное равновесие. Вернешься, устроишься на новую работу, а там и мужчина найдется. А?

— Не знаю.

От волнения охрип голос, и Лиза замолчала, боясь, что сестра заподозрит неладное. В голове творилось что-то ужасное: она разрывалась от сомнений. Тунис. Тунис и Кирилл. Если в городе можно затеряться, то на курорте он будет как жалкая собачонка, запертая в клетке. Непослушная, сбежавшая собачонка, которая уже никуда не денется от разговора. Не так ли? Она еще не до конца понимала, зачем все это нужно, но улыбка бледной тенью проступила на лице.

Кристина вошла в раж: целый час, с горящими от возбуждения глазами, она расписывала красоты Туниса и потягивала вино: щеки порозовели, а в губы въелись темно-красные полосы, которые почернеют через некоторое время, если их не смазать кремом.

Лиза пристально разглядывала лицо сестры, так, словно перед ней сидела совершенно незнакомая женщина. Слова, вылетающие из ее рта, больше не имели значения: она часто кивала головой, безоговорочно соглашаясь со всем, что слышала.

— Женя, прошу тебя, не буди.

Он сидел на журнальном столике и улыбался. Засохшая грязь на плечах слилась с темнотой комнаты, а серебристые лунные блики, красиво очертив профиль, смешались с ворсом ковра и растеклись вширь по дощатому полу. Лиза молча разглядывала длинные темные руки и широкую мускулистую грудь: на долю секунды, она почти поверила в то, что видит перед собой Женю. Настоящего, живого. Вот только ничего не дрогнуло внутри — на этот раз он был просто бывшим парнем, почти другом, таким родным и хорошим. Ведь так тоже бывает — редко, но бывает.

Луна медленно сдвинулась с места и заглянула круглым боком в окно. Мутный белый свет выхватил из центра гостиной квадрат журнального стола, поднялся чуть выше, и осветил равнодушное, почти восковое лицо. Лиза с жадностью впилась в него глазами, одновременно боясь, и ища знакомые черты.

— Спи. Тебе больше не о чем беспокоиться, я все сделаю сам.

Женя улыбнулся уродливой ниточкой несуществующих губ. Розовая и воспаленная по краям, она, казалось, была готова в любой момент лопнуть и разойтись в стороны.

— Хорошая девочка Лиза. Хорошая, но глубоко несчастная. Отчасти, я тоже в этом виноват. Я это знаю, не отрицай.

Он сделал неловкое движение и едва не завалился набок. Как кукла-марионетка.

Испугавшись, Лиза беспокойно замерла на диване — слишком горячий воздух жаром окатил легкие, и, не смотря на раскрытое окно, тело покрылось липким потом.

На стене, на самой верхней полке уютно отсвечивал круглый циферблат часов — 3:45 — время, когда даже трамваи ездят медленно, боясь потревожить безмятежный и по-своему хрупкий сон. Насчет безмятежности Лиза была не согласна: не каждому в жизни везет на сказочные сны с выводком волшебных единорогов и розовых пузатых кроликов. А Женя (или, все-таки Ози?) скорее всего вообще не знает что такое сон. Хотя, кто его поймет, ведь он наполовину существо. Или нет?

— Зачем ты приходишь? Разве я сумасшедшая? У нас с этим все в порядке. Я узнавала. Узнавала, черт тебя возьми!

В ответ он лишь покачал головой и, неожиданно растопырив пальцы, приподнялся на руках. Бицепсы вздулись буграми: совсем недавно слабый и дрожащий, сейчас он буквально на глазах наливался мощью — вот только…

— Где твои ноги?!

Лиза вытаращила глаза и судорожно вцепилась в простынь: темно-бордовый шелк противно съежился между мгновенно вспотевших пальцев — она зажмурилась, слабо надеясь, что все исчезнет, но все осталось по-прежнему.

Из-под резинки Жениных семейных трусов выступали вперед острые тазобедренные косточки. Трусы она лично покупала в дорогом магазине нижнего белья — выбрала на день Валентина черные, с маленьким красным сердечком на правом бедре. Сейчас они тряпкой висели на талии, а там, где должны быть ноги, зияла пустота. Черная, беспросветная пустота в озере булькающей грязи.

— Что это, какая-то дикая авария?! О Боже, боже, боже…

— Нет. Просто Ози не хватило энергии закончить образ. Я — двойник твоего бывшего парня. Его темная часть, ну, или вторая сущность. Как тебе будет угодно. — Женя выжидательно наклонил голову, но, так и не дождавшись ответа, коротко кивнул сам себе. — Понимаю. Не стоило об этом говорить. В конце концов, я всего лишь выполняю свою работу, а все остальное меня не касается.

— Какую еще работу?!

— Самую ответственную в мире. Разве ты не знала, что у Потусторонних свой перечень особо важных дел?

— Потусторонний это — ты?

Что-то внутри подсказывало, что она попала в ловушку, из которой нет выхода, а время автоматически дало обратный ход, лишь для того, чтобы навсегда остановиться. Остановиться и оборвать чью-то жизнь. Чью-то?

Несколько месяцев назад Лиза и не подозревала, что будет разговаривать с Ози как с реальным человеком — ведь в первую очередь он — вымышленное существо, субстанция, принявшая человеческую форму и идеально скопировавшая чужие повадки и язык. Другого объяснения ему просто нет.

Женя медленно осел на поверхность стола, вытянул вперед левую руку и замер. Сквозь стиснутые в кулак пальцы проглядывал темный шнурок ткани. Тряхнув рукой, он выпустил его наружу, и Лиза отчетливо увидела пятно синего ромба на заостренном кончике. Галстук. Галстук из сумки. От ужаса охватившего тело, язык прилип к нёбу. Галстук-шнурок вяло покачивался в воздухе чуть ли не перед самым носом.

— Зачем ты его взял?

— Затем, чтобы завершить начатое. Ведь ты же хочешь быть счастливой, мечтаешь об этом каждый день. Но просто мечтать недостаточно. Для достижения цели нужно выполнить ряд простых правил. Настолько простых, что справится даже ребенок.

— Да неужели?

Женя поднес галстук к лицу, и повел носом, принюхиваясь как собака:

— Пахнет дорогим одеколоном. Ты пропиталась им насквозь, когда вернулась из отеля. Вернулась, не подозревая, что оторвала от себя частичку сердца, но не получила ничего взамен. Несправедливо, правда? В отличие от тебя, Кристи всегда успевала вовремя.

— Что?!

— Т-сс. Просто скажи, что хочешь его получить. Хочешь?

— Хочу!

Слова вырвались изо рта с мучительным всхлипом, и Лиза не заметила, как затряслась в ознобе: она колотилась, обхватив руками плечи, и не попадала зубом на зуб.

— Вот и славно. Для получения желаемого, необходимо выполнить всего три условия. Первое выполню я, а остальное полностью зависит от твоей воли. Впрочем, поговорим об этом чуть позже.

Почему-то казалось, что нет ничего важнее клочка черной ткани, и это сбивало с толку. Что могут значить слова, брошенные посреди ночи в пустоту? Ничего. Но Женя считал иначе.

Задвигалась, заходила волнами уродливая полоска под его носом: что-то живое пульсировало внутри, напирало и растягивало кожу. Когда давление стало невыносимым, нить натянулась до предела и лопнула, как перегнивший помидор.

Лиза свесилась с дивана и выпустила прямо на пол остатки вина. Едва не перевалившись через край, она вцепилась ногтями в обивку дивана и попыталась прийти в себя. Звук разрываемой на части кожи все ещё звенел в ушах, такой правдоподобный, что мутилось сознание. К этому звуку добавилось громкое, жадное сглатывание.

Женя ел. Заталкивал галстук маленькими частями в образовавшуюся дыру вместо рта и конвульсивно дергал горлом, проталкивая его все дальше в глотку. По подбородку текла вязкая коричневая жижа и медленно уходила вниз, собираясь внутри пупка. Ему должно быть больно, вот только никакой боли в глазах не было: разорванные губы висели бесформенной массой и глухо бились о подбородок при малейшем движении. Женя тупо смотрел в потолок, остекленевшим, совершенно мертвым взглядом.

Его лицо разгладилось и покрылось желто-коричневыми пятнами: бледнея, оно меняло структуру кожи, стирая и заменяя знакомые черты на другие. И она знала на чьи. Перед глазами все поплыло. Последний кусочек галстука исчез в черном тоннеле рта и губы беззвучно сомкнулись. Теперь на нее смотрел другой человек. Если не считать окровавленной раны под носом, Кирилл оказался точно таким же, каким она его запомнила в ресторане. И ноги были на месте. Что, несомненно, было огромным плюсом, не смотря на ситуацию.

ГЛАВА 7

А все-таки, жизнь прекрасная штука. Чтобы в это поверить, нужно поднять голову и посмотреть на небо — не мельком, как всегда, а вдумчиво и не торопясь. С фантазией, которая имеется у всех неординарных и творческих людей. Что бы ни случилось, небо всегда остается с тобой, нависает сверху и видит всё и сразу одновременно. Небо — это огромное всевидящее око. Небо — это свобода, свобода мысли, свобода полета. Небо — это жизнь. Правда, только в том случае, если ты еще дышишь.

Окно иллюминатора заливали прямые солнечные лучи. Диск солнца, непривычно большой и круглый, наполовину провалился в воздушное облако, окрасив небо в нежно-золотистый, по-особенному волшебный цвет. А при желании, чуть припав к стеклу, можно увидеть стальное крыло самолета. Но лучше не рисковать. Стоит только вспомнить, на какой убийственной высоте находится тело, как к горлу тут же подкатывает тошнота — никакой хваленый пластырь от укачивания не поможет.

Лиза беспокойно заерзала в кресле, ища удобное положение. Летела она впервые, поэтому каждая минута воспринималась как бесконечность, пронизанная тихим ужасом в предчувствии неминуемой смерти.

Откинувшись на спинку кресла, она посмотрела наверх — над головой белел прямоугольник с дверцей и кнопками — кажется, Кристи назвала это «модулем обслуживания пассажира», в котором есть все, что необходимо для комфортного перелета, включая кислородные маски.

Сказала с таким умным видом, будто летала каждый день!

Соседка по креслу — улыбчивая старушка с шиньоном из искусственных прядей, раздражающе долго мяла в пальцах пластиковую коробку из-под завтрака: легкий салат с горошком и курица так и остались нетронутыми. Несколько раз она порывалась заговорить, но Лиза поспешно отворачивалась к окошку. Ей было не до разговоров — мысли напоминали клубок разорванных нитей — она постоянно возвращалась на несколько дней назад, к событиям, которые едва не свели ее с ума. Которые почти заставили совершить непростительную глупость.

От Москвы до Туниса — примерно четыре часа, из которых осталось всего два. Каких-то два часа над белоснежными островками слоистых облаков в напряженной, сводящей с ума тишине. Хотя, возможно так казалось только ей одной.

— Простите ради Бога, но у меня остановились часы.

Чуть наклонившись вперед, старушка с мольбой прижала к впалой груди скрюченные, унизанные золотыми кольцами пальцы. Она подслеповато щурилась и часто моргала водянистыми глазами: они блуждали по плечам, груди и рукам, старательно не замечая лица.

— Я вижу у вас на запястье есть электронные.

— Да, извините. Сейчас ровно одиннадцать. Как раз к обеду прилетим.

Лиза выглянула в зазор между кресел — сестра сидела совсем близко, — ее голова безмятежно покачивалась в такт льющейся из наушников музыки, а на шее поблескивала золотая цепочка.

Кристи уверенна в себе как никогда, и ведет себя так, будто уже давно является законной женой Кирилла. А он сидит, не двигаясь, как безжизненная статуя, и незаметно прижимается к ее плечу. Так просто, что от этой простоты сводит скулы. Для Кристи это прикосновение не значит ровным счетом ничего, всего лишь один из множества привычных моментов, она наверняка даже не чувствует уютное тепло, исходящее от его тела.

Перед глазами замелькали непрошеные картинки: снова влажный, приоткрытый от нетерпения рот, дрожащие ресницы и сверкающий испариной лоб — возможно, она слишком впечатлительна, но тот Кирилл разительно отличался от Кирилла сегодняшнего — замкнутого, недовольного, полностью ушедшего в себя. Ушедшего, как камень под лед.

Прошло достаточно времени, чтобы навсегда забыть ночь в номере, ставшую фатальной ошибкой, но нет. Стоило его увидеть, как все оживало вновь, и играло пестрыми красками. Не смотря на это, Лиза убеждала себя, что мужчина в отеле и мужчина в салоне самолета — два абсолютно разных человека.

Перед тем, как подняться по трапу, у них было время перекусить и выпить кофе. Боясь повторить вечер в ресторане, она как могла, старалась поддержать вялотекущий разговор. И ни одна деталь не оставалась незамеченной. У Кирилла под глазами расплывались темные круги, он не прикасался к еде и не расставался с сигаретой. И если Кристи не могла понять в чем причина такого поведения, то уж Лиза точно знала правильный ответ.

Как знала и то, что очень скоро найдет способ остаться наедине.

В аэропорту Тунис-Монастир стоял многоголосый гул. Раздельные терминалы светились зеленым светом. В зале отдыха в расслабленных позах с чемоданами в ногах, сидели туристы: отовсюду лилась русская речь, люди ели шоколад из дьюти-фри и пили колу из пластиковых стаканов, которые с раздражающим хрустом сминали и бросали в контейнеры для мусора. Беспрестанно жестикулировали руки и лоснились от загара вертлявые шеи, резко контрастируя с горловинами белоснежных футболок с красной эмблемой на груди.

Повсюду были арабы. Вцепившись в ручку синего чемодана, Лиза с интересом разглядывала женщину в чадре. Закутанная в черную материю, словно в саван, она стояла возле банкомата и стреляла по сторонам огромными черными глазами, а сразу четверо детишек крутились возле ее ног, хватали и тянули пальцами легкую развивающуюся ткань.

— Дэвушка! Давай помогу, а? Я рад, очэнь рад! Такая красивая, отдыхать приехала и потерялась, да? Тебе так повэзло, я знаю гдэ твой автобус. Пара моментов и ты уже на месте, а?

Незнакомый мужчина вырос буквально из-под земли, лучезарно улыбнулся и с пугающим подобострастием потянул руки к чемодану. Лиза отступила в сторону: ей показалось, что у темнокожего араба неестественно безразмерный рот и пронзительные, как у цыган, глаза, явно обладающие талантом гипноза.

— Ноу, сенкью. Мы как-нибудь сами домчим, ага?

Кристина вынырнула из-за спины: веселая, в пестром комбинезоне и сумочкой-клатчем наперевес. Сердечко-кулон на шее сверкнуло золотом. Она подмигнула арабу, и с легкостью оттащила Лизу к выстроившимся в ряд автоматам с газировкой.

— Ты почему нас не дождалась? Мы на паспортном контроле задержались. Кирилл до сих пор в очереди за багажом. Лиза, ау?

— У меня голова кругом идет и тошнит. Твои трэвел-дрим оказались бесполезной дрянью.

— Да не может такого быть. Ты просто слишком переутомилась, вот и все.

— И это тоже. Я хочу курить.

Мимо, оживленно болтая и смеясь, прошла группа русских туристов — они направились прямиком к худенькой девушке с табличкой в руках. Девушка стояла почти перед самым выходом, между колонн, и, натянув на лоб серую бейсболку, разглядывала народ.

— Не будь капризной. Покуришь в отеле. Правда, нам ещё полчаса до него на автобусе ехать.

Кристи была слишком близко: дыхание обдало щеку, а воздушная ткань платья щекотно облизала ноги. Такая интимность вызвала странные чувства: хотелось немедленно вырваться на свободу и бежать. Бежать куда угодно, лишь бы там была вода. Море воды, которая начисто смоет ощущение грязи от влажных пальцев сестры. А она, казалось, ничего не замечала — возбужденный шепот вибрировал в воздухе у самого уха:

— Здесь не Россия. Забудь все, что у тебя там было. К черту все проблемы. Мы сюда прилетели, чтобы как следует повеселиться. Ведь так?

Лиза слабо кивнула в ответ. От нравоучительного тона сестры снова проснулась ящерка злости. Сонная, и ничего не понимающая, она раздражающе заворочала скользкой головой и потянула ноздрями незнакомый воздух.

— Кажется, нам нужно туда.

Девушка-гид отделилась от колонны и расплылась в белозубой улыбке, встречая новоприбывших туристов. Немного подумав, она подняла руки вверх, и Лиза разглядела на табличке крупные буквы турагентства.

Кристина тут же полезла за сотовым в сумочку. Звонить не пришлось — Кирилл пробирался сквозь толпу, отчаянно работая локтями, и его гавайская рубашка с пальмами маячила ярким пятном уже совсем рядом. Стоило пересечься взглядами, как он поспешно опустил голову и уставился на колесики огромных чемоданов. Господи, сколько барахла они набрали!

А на лице все та же полу-учтивая, вежливая улыбка. Интересно чтобы он подумал, если бы узнал, что его галстук Ози сожрал на ужин? Лиза засмеялась. Засмеялась так громко и невпопад, что Кристи испуганно округлила глаза и постучала пальцем по виску.

— Ты что творишь, на нас уже люди оглядываются.

— Просто вспомнила кое-что смешное. Ты же знаешь, со мной иногда такое случается.

— Ну да, можно было не напоминать.

Кристи хотела добавить что-то еще, но наконец-то заметила своего благоверного, круто развернулась на каблучках и повисла у него на шее, подогнув колени как маленькая девочка. Для полноты картины осталось только запищать от восторга, потребовать воздушный шарик и порцию клубничного мороженного.

Кирилл едва не потерял равновесие и пошатнулся, нелепо взмахнув руками. От неловкого падения спасли чемоданы — один розовый, другой темно-коричневый. И все-таки, каждый, кто проходил мимо, наверняка мысленно улыбался — а как же, ведь в эту секунду встретились счастливые влюбленные. А там, где влюбленные, там — счастье. «Вот прелесть-то какая»!

Оценивающий взгляд, которым Кирилл ощупал зал ожидания, вызвал у Лизы бурю непрошеных эмоций: в груди лопнула невидимая пружина, и по коже побежали мурашки радостного безумия: совсем скоро он станет другим. Совсем скоро слетит искусственная маска с лица. Но радость плавно сменилась тупым разочарованием: взгляд прошил насквозь, прошел мимо, даже не зацепившись. Она по-прежнему была неодушевленным предметом, всего лишь частью окружающей обстановки. От которой, увы, пока никак нельзя избавиться.

— Эй, я здесь, если вы не забыли. Из-за глупых нежностей совсем не хочется опоздать на автобус.

Услышав недовольный голос, они нехотя оторвались друг от друга и заговорщически переглянулись.

— Елизавета, вам нужно выпить парочку коктейлей, чтобы расслабиться и сменить модель поведения на более позитивную.

Кирилл все-таки обратил на нее внимание, и от вымученной, сделанной через силу улыбки, Лиза едва не перекосилась.

— Да неужели? Тогда может быть, посоветуете что-нибудь на свой вкус? Например, шампанское? А в качестве закуски свежие фрукты. Чтобы было легче перейти на «ты?»

Лицо Кирилла побелело.

— Лизун, ты чего опять пристаешь? — Кристи укоризненно помотала головой, — мне бы не хотелось, чтобы моя сестра стала врагом моему мужу. Иди сюда. — С протяжным вздохом она расстегнула верхнее отделение чемодана и вытащила широкополую шляпу с бантом, слегка помятую по краям. — Вот, это тебе. Я уверена, что вместо такой красоты ты взяла какую-нибудь затасканную бейсболку.

— Кристи…

— Я сказала бери, и поторапливайся.

Получасовая дорога до отеля не произвела впечатления: весь отрезок пути они тряслись на горячих сиденьях автобуса, как кильки в банке. Лиза то и дело прижимала руку к нагрудному карману, проверяя, не вылетел ли телефон. Искать его потом по полу салона было бесполезно.

А за пыльным стеклом ничего примечательного не было: перед глазами бесконечно долго тянулся грязный, полунищий городок, который вдруг резко оборвался сухой пустошью, с гигантскими, поблекшими от солнца кактусами и колючками у дороги.

Поставив локоть на резиновую раму окна, Кристи пыталась не пропустить ни одной мелочи — несомненно, каждый Тунисский камешек вызывал у нее бурю радостных эмоций, которые она без труда прятала в крошечные тайники памяти. И все для того, чтобы при любом удобном случае доставать наружу, и хвалиться воспоминаниями тем неудачникам, которым не посчастливилось увидать такого чуда. Да, Кристи именно такая. Вопрос лишь в том, когда она успела такой стать.

Кирилл был совсем рядом — их разделял узкий проход между кресел, и при желании, Лиза могла дотянуться до него рукой.

На этот раз влюбленная парочка не играла на публику: четырехчасовой перелет и жара сделали свое дело. Изможденный, он расстегнул верхние пуговицы рубашки, и, натянув кепку на глаза, тяжело дышал. Длинный козырек почти полностью скрыл лицо, оставив только подбородок и плотно сжатые губы. Время от времени Кристи просила включить фотоаппарат, но Кирилл лишь вяло отмахивался и ерзал в кресле.

Каким же приятным было удивление, когда они наконец-то въехали на территорию отеля Еl Кsаr.

Пятиэтажное здание ярко-рыжего цвета буквально утопало в пихтовых деревьях и сочной зелени. С довольной улыбкой экскурсовод сообщила, что деревья вокруг каждый день поливают, иначе туристам, как верблюдам, пришлось бы бродить среди сухих веток и колючих кустарников.

Возле дверей автобуса собрался чуть ли не весь персонал — смеясь, и ни о чем не спрашивая, арабы выхватывали вещи прямо из рук и бодро шагали в фойе. Ничего не оставалось, как следовать за ними, с любопытством осматриваясь по сторонам.

Регистрация прошла легко, — вместо стандартных номеров их заселили в небольшое двухэтажное бунгало, с зеленым, облезлым балкончиком. Узкий коридор с неработающей электрической плиткой переходил в небольшую комнату с двуспальной кроватью. Темно-синее покрывало оказалось выцветшее и далеко не новое. У стены длинный шкаф, низкая тумбочка с телевизором и мини-холодильник. Кирилл с ходу проверил содержимое: маленькие бутылочки с местным алкоголем, несколько шоколадных батончиков и апельсиновый сок. Не думая о том, что все это точно не входит в программу «все включено», он скрутил белую крышечку, и в несколько огромных глотков уменьшил коробку до половины.

— Не знаю, как вы, но я хочу забраться в воду. Немедленно.

Не ожидая ответа, он уселся на кровать и одним движением стянул рубашку через голову. Кристи тут же по-хозяйски положила ладонь ему на шею — тонкие пальцы на темной коже напомнили Лизе паучьи лапки. Чтобы не передернуться от отвращения, она молча прошла к спрятанной в углу деревянной лестнице, ведущей на второй этаж.

Через десять минут до ушей донесся плеск воды, и она нервно закусила губу: кто из них ушел в душ? Она, или он? Или, может, вместе? Льют на себя воду и жмутся к друг к другу, переступая с ноги на ногу в тесной кабинке. Идиллия.

Стоило спуститься на чужую землю, как окружающий мир разделился на две части: настоящую, и изнаночную. Изнаночная часть вдоль и поперек состояла из пульсирующих нитей: они как вены расходились по телу огромного организма и охватывали собой все. Ну ладно, почти все. Весь мир охватить внутренним взглядом все-таки нереально. Вопрос — когда и почему она стала видеть изнанку? Не может быть, чтобы это случилось совсем без последствий. Хоть что-то, но должно было отпечататься в памяти.

Бесспорно одно — Ози проснулся. Уйму лет он сидел внутри головы, перерастая из одного существа в другое, и набираясь сил. Правда, на Женины ноги его все-таки не хватило. А потом появились нити. Вполне закономерно и ожидаемо. Ведь Ози растет.

Ниточки бегут по стенам и мерцают золотистым светом — светом спокойствия и тишины. Тогда как ее собственные руки испещрены мелкими бледно-голубыми точками — страшно представить, что тогда творится в области сердца. Лиза машинально приложила ладонь к груди, и с облегчением вздохнула, услышав мерный стук. Все еще бьется. После всего, что было, это просто поразительно.

Кровать на втором этаже оказалась одноместная, с таким же измусоленным от старости синим покрывалом. Если не осматривать номер сквозь призму золотистых нитей, то ничего интересного в нем не было. Скукота.

Нащупав пульт от кондиционера, она защелкала кнопками, и комната наполнилась уютным гудением. Телевизор был только внизу, и сейчас он заработал. Так кто же все-таки сейчас в душе? Не выдержав, Лиза прокралась по лестнице, навалилась на перила грудью, и вздрогнула. Вытянувшись в полный рост и заложив руки за голову, на нее в упор смотрел Кирилл. Голый торс, прищуренные серые глаза, казалось, прожигали насквозь, а на губах застыла презрительная усмешка. А ведь в последний раз она видела его на журнальном столе, выпачканного слизью, скрюченного, беззащитного словно младенца.

— Явилась ровно через шесть минут. Как предсказуемо. Ты зачем сюда прилетела? Чтобы испортить жизнь собственной сестре? — он невольно покосился на дверь душевой комнаты, и нахмурил лоб.

— Не вижу причин для грубости. — Улыбнувшись, Лиза спустилась с лестницы, и чтобы чем-то занять руки, стиснула в пальцах пульт от телевизора: показывало три канала, и только один был русский.

— И почему именно я должна испортить ей жизнь?

— Не понял?

— Почему я, а не ты? Ведь ты с самого начала знал, на что идешь. Знал, что дома тебя ждет почти жена, мать твоих будущих детей. Как же так, дорогой? Зачем сваливать ответственность на бедную женщину, которая и так была обманута?

— Я ничего тебе не обещал.

— Ну да, конечно. Вот только ты не учел моего мнения. А оно у меня имеется, будь уверен.

Кирилл захлопнул рот, на скулах заходили желваки. Сейчас он дышал почти так же, как в номере отеля, — тяжело и отрывисто. И если когда-то ночью ему было хорошо, то в эту минуту он казался зверем, насильно загнанным в клетку. Поверженным зверем, который не выдержит, и когда-нибудь без сил рухнет на землю. Лизу так и подмывало спросить про галстук. Но вместо этого она сказала лишь одно слово:

— Пес.

ГЛАВА 8

«Я ведь не могу постоянно вздрагивать, когда вижу его. Не могу делать вид, что мне все равно. Потому что мне не все равно. И не потому, что он настоящий. Совсем не поэтому. Когда он смотрит своими серыми глазами, кажется, что он прекрасно понимает что происходит, только притворяется. Притворяется и смеется. Что значит этот смех на самом деле? Попытка подавить страх, спрятанный глубоко внутри?

Смех, как защитная реакция, некий подсознательный блок. Он как море, глубокое и бесконечное, плещется в темных зрачках. Смех, который скрывает маленькую тайну, принадлежащую только им, и Кристи никогда не узнать правды. Никогда не узнать, если она вдруг не захочет ей поделиться».

Одни и те же мысли, словно священный ритуал по утрам, стали привычным сигналом к действиям. Малейший намек на то, что в любой момент она может навсегда растоптать любовное гнездышко, дразнил и внушал чувство всесильности. Она позволяла себе забываться в мечтах и думать, что все получится, стоит только начать.

Наблюдая, как Кирилл крепко прижимает к себе сестру, Лиза снисходительно улыбалась: пускай мальчишка отводит душу, время перемен ещё не наступило. А обнимались они каждую минуту. Каждую гребанную минуту. Особенно раздражающе это выглядело у кромки воды — беленький песочек, идеально ровная линия горизонта, романтичный шепот волн, и чайки в пронзительно голубом небе.

Влюбленной парочке было наплевать на местных, которые назойливо сновали за линией ограничительного каната и вразнобой предлагали мелкие услуги и бесполезные, никому не нужные товары. Они просто не замечали никого и ничего — ненасытные, жадно поедали друг друга глазами, так, будто были наивными подростками, а не взрослыми, уже вполне состоявшимися людьми.

Под бамбуковым зонтом на белом лежаке Кристи была похожа на фотомодель — длинные стройные ноги, плавный изгиб бедер, высокая подтянутая грудь, и волосы — и без того роскошные, они еще больше побелели на солнце, превратившись в жидкий платиновый шелк.

«Лиззи, я еще никогда не чувствовала себя такой счастливой! Пляж, море, любимый мужчина рядом, и ты. Ты неизменно со мной, сестренка, самый близкий и родной человек. Ты одна знаешь и видишь меня насквозь».

Эти, на первый взгляд, совершенно искренние слова, действовали отрезвляюще и иногда даже вызывали легкое чувство стыда: нельзя, нельзя улыбаться в лицо и плевать в спину. Но что поделать, если сдерживать бившегося в груди зверя уже не хватает сил? Он вот-вот сорвется с хлипкой цепи и вцепится в глотку. Да и Кристи может говорить совсем не то, что думает. Совсем не то…

Лиза сползла с постели, пошатываясь, вышла на уютную лоджию и, упираясь ладонями в перила, с наслаждением подставила лицо солнцу. В таком положении она могла простоять минут двадцать, совсем не двигаясь и ни о чем не думая. Все мысли приходили после.

Ветки сакуры раскинули тонкие ветви по балкону — она иногда прикасалась к розовым лепесткам и вдыхала сладкий, дурманящий аромат. Этот аромат был везде, и только у моря удушливая сладость пропадала, сменяясь теплым солоноватым ветром.

«Лиззи. Мы на завтраке, а потом к бассейну. По плану экскурсия в старый город, захвати фотоаппарат. РS: ты так сладко спала, что я не стала тебя тревожить».

Она только что спустилась на первый этаж и, плотно сжав губы, в бессильной злобе смяла записку: она не маленькая девочка, чтобы указывать, что и как нужно делать! Решили, что она обязана подчиняться, если оплачен билет. Решили, что подмяли под себя. Решили, решили, решили!

Лиза бросила на кровать взгляд полный ненависти. Смятые простыни, скомканное покрывало, бесформенный ком полотенца на полу. Мерзость. Отвратительная мерзость. Они лежат здесь, трутся обнаженными телами, совокупляются, облизывают, сосут друг другу губы и черт знает, что еще. И все тайком, в полном молчании, чтобы никто не услышал ни единого сдавленного писка. Разве это любовь, когда все совершается под чутким контролем? Двойственные. Боже, какие же они лживые и двойственные.

Неосознанная дрожь прошла по телу, и кожа покрылась мелкими мурашками. Странное наслаждение прокатилось волной от макушки до самых пяток: и все-таки, это своего рода плюс. Здесь, из-за своей врожденной культурности, они превратились в многолетнюю семейную пару, скованную в своих желаниях и вынужденные соблюдать нормы приличия, забравшись с головой под казенное покрывало.

А там, далеко на родине, в темном, наглухо запертом номере все было иначе. Волнующе-сказочным от страсти. Подобные мысли приносили облегчение и на время наполняли душу зыбким покоем. В таком состоянии, объятия и поцелуи ничего не значили, а за жалкими попытками показать отношения, было даже забавно наблюдать. Лиза усмехнулась, не понимая, что противоречит сама себе.

Завтрак шел полным ходом. В просторном зале во всю длину выстроились столы с едой и чистой посудой. Продвигаясь гуськом друг за другом, люди накладывали из специальных мармитниц салаты и ждали, когда темнокожий официант поджарит яйца на плоской компактной плите. Тетка в необъятном джинсовом сарафане наложила на тарелку гору неизвестного Лизе салата, (неаппетитная на вид смесь кальмаров, осьминогов, мидий и чего-то еще) и довольно сопя, продвинулась в сторону мясного ряда. Да, в Еl Кsаr довольно обильный завтрак. Можно даже сказать, убойный.

От разнообразия блюд разбегались глаза, но это только на первый взгляд: запеченный картофель явно был вчерашним — заветренным по краям, как и мясные стейки, щедро обсыпанные зеленым горошком. Скорее всего, то, что не съели вчера, приукрашивали и подавали на следующий день с утра пораньше.

В отдалении скромно стоял столик со сладкими соусами, булочки, слоеные пироги и графины с фруктовыми соками.

Решив обойтись без салатов, Лиза положила на поднос пару круассанов и стакан яблочного сока. Можно было выйти на свежий воздух, но она лихорадочно, со странной тягучей болью в груди осматривала столики — Кристи нигде не было. Она должна была выделиться среди бубнящего и чавкающего народа, потому что так было всегда, где бы она ни находилась. Удивительная способность.

Стоило найти свободное место, как рядом на стул плюхнулся незнакомый толстяк и оскалился в широкой, почти родственной улыбке. Разговаривать он не стал и сразу набросился на еду — от вида большого, блестящего жиром рта, Лиза окончательно потеряла аппетит.

Все происходящее здорово действовало на нервы — вызволенная против желания из зоны привычного комфорта, она никак не могла слиться с окружающим — хотелось вернуться домой в пока ещё свою квартиру, запереться на все замки и ждать. Ждать, когда в образе Ози появится Кирилл. И вообще, зачем она здесь? Чтобы любоваться счастьем сестры, терзаться угрызениями совести и желанием все это забрать?

Глупо было тешиться надеждой, что он обратит на нее свое внимание. С какой стати? Разве слова вымышленного существа могут что-то обещать?

Но сердце сжалось в комок, стоило только увидеть их вдалеке, и ответ на вопрос пришел сам собой: она здесь, чтобы украдкой ловить взгляды, обрывки слов и взрывы смеха. Которого почему-то не так уж и много. Она жадно впитывала в себя эти ничего незначащие крохи, потому что скоро и они исчезнут. А дома она сколько угодно будет упиваться одиночеством. Нужно быть последней дурой, чтобы серьезно принять предложение Кристи о переезде, но на пару мгновений она поверила, что это возможно.

На территории отеля было установлено пять бассейнов с чистой, неестественно голубой водой. В каждом, напоминая беспокойные переливающиеся шарики, барахтались люди. Странное дело, но лица постоянно смазывались, превращаясь в розовые пятна.

Лиза воспринимала и слышала только общие образы — разноцветные купальники, махровые полотенца, шляпы, бамбуковые зонтики, золотистый песок, струящийся между пальцев. Бесплатные коктейли, загар, игры и вечерние анимации — ничего не цепляло, не вызывало радости. Персонал и отдыхающие были роботами, неразделимой частью, составляющей окружающую картину. Ничего не значащую лично для нее. Отель, да и весь Тунис в целом так и остался ненастоящим, проскальзывающим мимо, сжавшись и поблекнув в глазах от внутренней борьбы с разочарованием.

И лишь слова Ози-Кирилла не давали окончательно пасть духом. Она ведь должна, в конце концов, разобраться хотя бы в себе.

Кирилл сидел у барной стойки под пластиковым тентом и с задумчивым видом потягивал коктейль через перекрученную трубочку. Его взгляд был устремлен в одну точку — Лиза проследила за направлением и, конечно же, увидела сестру. Кристи стояла по пояс в воде, томно заложив руки за голову и прищурив глаза: солнце сияло на загорелой коже, поймав тело в кольцо золотистого ореола, и превратив ее почти в богиню. Богиню, которой она не могла и не имела права быть.

— Лиззи! Вода просто блеск, настоящее парное молоко. Градусник показывает 26. Может, устроим фотосессию, а?

— Потом. Сначала я выпью.

Краем глаза она заметила, как напрягся Кирилл — рука, сжимавшая полупустой стаканчик чуть заметно дрогнула. На территории пляжа вся посуда была пластиковая, а стаканы меньше обычных, почти детские. Усаживаясь рядом под блестящий на солнце козырек, Лиза чувствовала себя до смешного глупо: когда вчера днем с губ сорвалось слово «пес», она даже не успела осмыслить сказанное, и сейчас не знала, куда прятать глаза. Впрочем, это тоже было надуманным, притянутым за уши.

Кирилл поступил так, как поступают все мужчины — сделал вид, что ничего не понял и не стал задавать никаких вопросов. Причиной тому была милая, волшебная сестренка — тихое журчание воды в душе резко прекратилось, и он намертво захлопнул рот, превратившись в ничего не соображающего глупца. А она… она просто ушла обратно в номер и как безжизненный куль повалилась на покрывало.

На какую-то долю секунды даже померещилось, что не выдержат и обломятся прикроватные ножки, но, конечно же, все обошлось. Все вышло как нельзя лучше: неожиданно, она почувствовала себя умудренной опытом, проницательной женщиной, которая знает, что спешить не имеет смысла, потому, что время все и так сделает за нее. Нужно лишь набраться терпения и не показывать, насколько тяжело удается держать лицо при плохой игре.

Так начался первый день в Тунисе, из которого она отчетливо запомнила только момент приезда, и то, только потому, что у стойки регистратуры они долго спорили с улыбчивой, но вовсе не такой милой, как представлялось в мыслях, девушкой.

Девушка удивленно распахивала выпуклые кофейные глаза и хлопала ресницами, не понимая, что именно от нее хотят. Чтобы добиться действий, пришлось искать русского туриста с расписанием распорядка дня в отеле: на большом листе бледным шрифтом буквально по часам было отмечено все, что входило в бесплатную программу. Без такого путеводителя было просто невозможно сориентироваться. И именно его им упорно не хотели выдавать.

Берег, да и вся территория пляжа была заполнена людьми, на каждом шагу что-то происходило: сквозь музыку прорывались возбужденные голоса, смех, плеск воды; тут же стояли вагончики с закусками и выпивкой, а на широкой веранде под деревянной крышей раздавали бесплатные блинчики с малиновым джемом, пиццу и тушеные фрикадельки.

Все только и делали, что ели. Набивали животы, глотали и клацали зубами, как изголодавшиеся звери. Выяснилось, что у персонала имеется два отдельных меню.

В платном добавляли рыбные блюда из городского ресторана, местное вино «Грис де Тунисие» и ликер из фиников Тибарин. Стоило услышать, что вино сварено из винограда, выращенного на песке, и имеет серый оттенок, как Кристи тут же приспичило его попробовать. Что ж, в голову оно ударяло неплохо. А ближе к вечеру Лиза заметила, что Кирилл перестал настороженно посматривать в ее сторону и иногда даже улыбался.

Первая ночь пролетела быстро — переполненная ароматами цветов и фруктов, она не принесла за собой ни одного сновидения, одну лишь непроглядную темноту. И вот теперь, в надежде, что произошло что-то удивительное, она посмотрела на Кирилла и тут же перевела взгляд на меню, белеющее на столе. Глаза араба за стойкой с вожделением сверкнули.

От ощущения, что она по крупице крадет что-то не принадлежащее ей, неприятно заныло в груди. Хотя, нет. Неприятно было от того, что Кирилл инстинктивно вздрогнул, и едва не отшатнулся, лишь в последний момент, взяв себя в руки.

— Между прочим, он делает отменные макидзуси. Из морской рыбы, выловленной пару часов назад на пирсе.

Кристина обворожительно улыбнулась повеселевшему арабу, и одним легким движением выбралась из бассейна. Кирилл уже раболепно застыл перед ней с махровым полотенцем.

— Я успела съесть штук двадцать, не меньше, но так и не наелась досыта.

— Не удивительно, ведь ты с детства была обжорой. А я не люблю рыбу. Какой бы свежей она ни была.

— И зря, между прочим. В рыбе очень много полезных витаминов и минералов. Есть даже рыба, которая продлевает молодость. Только стоит она бешеных денег.

— Кристиночка. Тебе об этом ещё рано задумываться.

Сестра закуталась в полотенце, и Лизу едва не вырвало: смачный звук поцелуя застыл в воздухе почти осязаемым и полным смертельного яда облаком. Фантазия неслась вперед — она представляла, как облако разбухает, растягивается и разбрасывает отравляющий газ вокруг себя, не причиняя вреда влюбленной парочке, но медленно и верно убивая окружающих. Убивая своей фальшивой любовью несчастных, ничего не подозревающих туристов. И кто посмеет возразить, что любовь всегда приносит радость, будет неправ. Чаще всего, она любит убивать. Медленно, но верно, всегда доводя начатое дело до конца и оставляя незаживающие раны на всю оставшуюся жизнь.

Поцелуя оказалось мало, Кристи обвила шею Кирилла руками, прижалась всем телом, и они зашатались на ровном месте как два канатоходца, внезапно потерявшие равновесие. Потерявшие, но безмерно счастливые.

Забыв, что хотела заказать кофе и пиццу, Лиза слезла со стула и направилась к бассейну, на ходу стягивая легкую майку и бросая ее вместе с шортами на кафельные плиты. Нагретые на солнце, они приятно обжигали ноги.

До ушей долетели неразборчивые слова — в интонации сестры звучал вопрос, но Лиза даже не обернулась — погрузилась в бархатную воду и закрыла глаза, наслаждаясь. Одновременно, она старалась не обращать внимание на пульсирующие в голове болезненные мысли, всё те же, всё о том же. Вот уже вторые сутки не отпускало ощущение тревожного предчувствия. Близилось что-то темное, незаметно сокращая расстояние. А она никак не могла понять одного: когда?

Когда она забыла Женю и влюбилась в другого человека? Безумно, безоглядно, совершенно этого не желая? В человека, который воспользовался ситуацией и теперь забавляется, делает вид, что они никогда не были знакомы?

Солнечные лучи слепили даже сквозь закрытые веки: когда Лиза открыла глаза, окружающее вокруг зарябило черными точками.

— Лиззи! Ли-и-ззи. — Сестра махала рукой и улыбалась. — Плыви сюда. Скорее. О, Господи, какая капуша.

Она вытянулась во весь рост, и картинно уперев руки в бока, наблюдала, как Лиза нехотя гребла к бортику.

— Что случилось? Заболел живот от маки?

— Очень смешно. Ты просто гениальный виртуоз в плане шуток. Серьезно. — Кристи опустилась на кафельный бортик, аккуратно, одну за другой, погрузила ноги в воду и вздохнула. — Кирилл сейчас вернется из номера, и мы поедем на экскурсию в старый город. Надеюсь, ты читала записку?

— Я не любитель лазить по развалинам в тридцатиградусную жару.

— Ну да. Что не скажи, тебе все не так. Может, объяснишь, в чем дело?

— Ты о чем?

— О том, что я не понимаю, что с тобой творится. Ходишь обиженная на весь свет, постоянно что-то бубнишь и хамишь моему любимому человеку. Откуда столько агрессии? Неужели, все из-за того, что я выхожу замуж?

— Причем тут это? — неприятно пораженная словами сестры, Лиза резко вскинула голову. — Я и думать забыла, что ты замуж собираешься. Не знаю, как у других, но мне нелегко забыть прежние отношения и веселиться, как ни в чем ни бывало!

— Не кричи. Просто… немного странно, что ты на нем срываешься. Как минимум это некрасиво. — Кристина задумчиво наклонила голову: наполовину просохшие волосы упали на плечо, а в голосе послышалось искреннее сочувствие. — Я постоянно забываю, что вы с Женькой расстались. Как-то неожиданно это произошло. Извини меня, пожалуйста, ладно?

— Ладно. — Лиза с преувеличенным усердием стала скручивать волосы в хвост, выжимая воду. — Ты и не обязана помнить. Это же мой парень. Был.

«Парень, который должен был стать мужем и отцом моих детей. Парень, на которого были возложены великие надежды. Сейчас Женька вызывает только презрительную усмешку. И на месте сестренки, я бы напряглась. Ну, или на крайний случай задумалась о том, что случайности не случайны. Что встречи всегда что-то значат».

— Ну, вот и хорошо. И все-таки, надеюсь за то время, пока мы здесь, вы найдете друг с другом общий язык. Если честно, — Кристи озадаченно нахмурила брови, — Кирилл тоже…

— Я взял все необходимое. Наверное.

Он появился неоткуда, с походным рюкзаком наперевес, одетый в голубую майку без рукавов и широкие, шуршащие при каждом движении черные шорты. На сгибе локтя висел фотоаппарат, который Лиза нарочно оставила на тумбочке.

— Как вы думаете, таксист у ворот согласится ехать за четыре динара?

После утомительного спора, араб все-таки сдался и открыл дверцу потрепанного автомобиля. От жары хотелось рыдать. Беда в том, что маленькие тучки рассеивались, как только подбирались слишком близко к солнцу. А непослушные, торжествующий золотой диск проглатывал и продолжал висеть высоко в небе, щедро разбрасывая по истрескавшейся земле огненные лучи.

Путь до Медины занял минут пять, и всю дорогу Кристина скрупулезно листала блокнотик, сверяясь с маршрутом, в тысячный раз озвучивая достопримечательности, которые должны обязательно попасть в составленную схему. И, конечно же, первое что нужно было сделать, это пройти сквозь загадочные черные ворота. Кирилл попытался произнести название на английском, чем сильно развеселил таксиста: ощерив рот и сверкнув глазами, араб неопределенно махнул рукой:

— Skifа-еl-Каhlа? Уже здэсь.

Отдав четыре динара, Кирилл галантно придержал дверцу, и едва успел отскочить в сторону, как машина с визгом сорвалась с места, взбив задними колесами клубы белой пыли.

— Ну и где эти чертовы двери в рай?

Лиза приставила ладонь козырьком ко лбу и недовольно скривила рот. Чем дальше в лес, тем злее волки. Вместо обещанных ворот впереди маячил продуктовый рынок.

— Не чертовы, а черные. Не путай, пожалуйста. А рынок — это то-самое, что нам сейчас нужно. Очень хочется попробовать местных фруктов. Особенно вяленые бананы или инжир. Я читала, он растет прямо на деревьях гроздьями. Вот только достать его очень непросто.

— Ну, для тебя это дело пяти минут, ты ведь никогда не боялась сложностей.

— Это сарказм?

— Скорее восторг.

Лиза многозначительно приподняла бровь и зашагала по дороге: ей казалось, что дразнящий запах специй уже плыл по воздуху, смешиваясь с ароматами пищи, сакурой и хвоей. Удивительно — базар казался не очень большим, но в нем было все, что только можно пожелать: фрукты и овощи в деревянных лотках, сладости, свежее мясо и рыба в отдельных залах. Жгучий перец вообще был на каждом шагу — видимо, одна из любимых приправ тунисцев, наравне с хариссой. Ближе к выходу стояли сельскохозяйственные клетки с домашней птицей и кроликами. Кристи с умилением на лице погладила одного по серой спинке.

— Посмотрите, какой лапочка!

Лиза только фыркнула и отвернулась. Ее больше привлекали красивые резные дверцы в виде сувениров, явно ручной работы, со спрятанным зеркалом внутри. Пожилой продавец в узорной феске жизнерадостно замахал руками, и едва не лопаясь от радости, стал расхваливать товар на все лады. Лиза растерянно мотала головой: глаза разбегались от изобилия различных вещей — платки всех цветов радуги, старинные монеты, тарелки с росписью, фонарики, ароматизированные свечи, чётки, сумки, полотенца и многое другое, — все лежало в одном месте, сливаясь в разноцветное, сияющее полотно.

— Есть маска африканских шаманов. — Старик заговорщицки подмигнул и сделал приглашающий жест куда-то за прилавок, — ты же это хочэшь, да? По глазам вижу. Твои друзья плохие. А когда они плохие, нужно просить помощи у древнего шамана и тогда будет счастье.

Он нырнул за шторку и вытащил на свет черную маску, с длинными прорезями для глаз. Когда-то, она была выточена из дерева и окрашена в несколько цветов, но спустя время, краска облезла, частично обнажив старое потемневшее дерево.

— Всего пятьдесят динар.

— Сколько?! Полторы тысячи за это?! — Лиза хмыкнула и оглянулась через плечо в поисках сестры. Кристи покупала приправы: женщина в платке и ярким абстрактным рисунком на запястьях довольно улыбалась и кивала, рассыпая по пакетикам душистые специи. Кирилл стоял рядом, развернувшись в пол оборота и слегка наклонив голову. Было не сложно догадаться, на кого он пристально смотрит своим горящим, полным обожания взглядом.

— Эээ, тепэрь я вижу, в чем дело. Не сомневайся, это поможет. Стоит только попросить. Только просить надо правильно, от чистого сердца. Ози сказал, тебе это очень нужно.

— Что?

Ни с того ни с сего, лицо араба перекосилось, и Лиза вздрогнула: как же все легко и просто! Кто-то очень сильный разворошил мышиное гнездо, — левая часть лица судорожно задвигалась, отчего казалось, что мужчина вот-вот чихнет, но нет, ничего подобного не произошло. Готовая разорваться на куски, кожа бугрилась, ходила волнами. А как иначе? Мыши внутри проснулись и решили выбраться на свет. Скорее прочь, наверх, прямо из мрачных тоннелей на долгожданную свободу.

Она даже не успела испугаться, только отступила на несколько шагов, чувствуя, как пальцы сжимают что-то твердое и шершавое, слабо пахнущее деревом. Да и разве можно бояться после стольких лет, прожитых с Ози?

Араб всезнающе ухмылялся, его левый, черный глаз почти провалился в образовавшиеся глубокие складки кожи, а шелковая феска съехала набок, открыв жидкие грязные волосы.

— Положи дэньги на прилавок.

— Хорошо. Только, пожалуйста, ничего больше не говорите. Ни одного слова.

Стараясь не показывать леденящий душу страх, Лиза отсчитала динары трясущимися пальцами. «Боже, неужели это правда? Неужели все это не сон? Он нашел меня даже здесь. Среди верблюдов и полузасохших кактусов».

— Лиззи? Очнись, Лиззи! Кирилл, сделай что-нибудь! Мужчина, вы что натворили, а?

Голос сестры мгновенно привел в чувство — Лиза очнулась и захлопала ресницами, фокусируя взгляд — потерянная на несколько секунд реальность вернулась, но и этого времени хватило, чтобы Кристина забила тревогу.

— Успокойся, все в порядке. Я просто немного задумалась. Вот, держи, это тебе.

— Что это за уродство? — Кристи с недоверием приняла маску из рук и повернулась, показывая ее Кириллу, — ну и сколько это может стоить?

— Дареному коню в зубы не смотрят.

— Пять динаров. — Лицо мужчины снова стало нормальным, он расплылся в улыбке и скрестил узловатые руки на груди.

— Пять динаров?! Пять?! Но как же…

От обиды в горле застыл предательский ком — чувствуя, как подкашиваются ноги, Лиза взмахнула рукой, ища опору, и наткнулась на плечо Кирилла. Он не отодвинулся, только напряглись мышцы под мягкой тканью футболки.

— Цена зависит от потребностей человека. Кто-то хочет много, а кто-то совсем ничего. Маска каждому назначает свою цену.

— Довольно исчерпывающий ответ, ничего не скажешь. По мне, так этой штуке динар красная цена, и это без всякой торговли.

Араб смерил Кристину равнодушным, коровьим взглядом и никак не отреагировал. Еще бы, ведь он уже достаточно заработал.

Решив не затевать ненужный спор, Кристи вздернула подбородок, и, обмахиваясь маской словно веером, окунулась в оживленную толпу — впереди мелькала ее загорелая спина, обтянутая оранжевыми тесемками летнего платья. Лиза бросилась следом, отчасти потому, что боялась нарваться на ещё одного предприимчивого старого араба. Но пятьдесят динаров, Боже! О чем она думала?

Когда они добрались до Большой мечети, солнце немного убавило свой пыл. Даже заплатив один динар за экскурсию, и получив гору информации на ломаном английском, Лиза не прониклась историей, и поняла только то, что внутрь запрещено входить не мусульманам, а любоваться старыми стенами и подземными резервуарами для воды было скучно и очень жарко.

И лишь огромная желто-песочная крепость Бордж-эль-Кебир смогла зачаровать своей неповторимой, годами сгустившейся атмосферой и наконец-то избавила от тревоги. Небо, словно живое существо, поблекло и сжалось над каменными сводами фигурных арок, которые совсем не тронуло время — они величественно уходили ввысь, красуясь широкими стенами и растянувшимися по периметру резными оконцами.

Лиза почти забыла о маске и равнодушно проследила, как Кристи спрятала ее в рюкзак, — и да, конечно же, она заметила поцелуй, мерзкий, отвратительный поцелуй, от которого внутренности прошил легкий ток. Тело перестало подчиняться голосу разума — если в голове она четко расставила нерушимые (хотелось в это верить) приоритеты, то тело с ними вовсе не собиралось считаться.

На смотровую вышку вели ступени, выходящие на широкую, выложенную плитами площадку, а узкий выточенный из камня переход упирался прямиком в угловые каменные башенки. К которым Кристи так хотела пробраться. А уж если она что-то вбила себе в голову, то получала желаемое любой ценой.

Лиза мрачно поджала губы и прибавила шагу — там, на самом верху, открывался прекрасный вид на город, а ветер, взбивая мимоходом волосы, беспрепятственно гулял по извилистым лабиринтам крепости.

Кристина остановилась перед сводами башни и капризно скривила губы:

— Я хочу зайти прямо внутрь и сфотографироваться.

Кирилл утер выступивший на лбу пот и смерил ее пристальным взглядом, от которого минута показалась вечностью.

— Крис, я не буду спускаться за гидом. Вымотался, как черт. Нужно было обо всем договариваться заранее.

— Лиза?

— Что? Даже не уговаривай. Почему нужно обязательно фотографироваться?

— Чтобы потом было что вспомнить! — сестра воинственно вскинула подбородок и прищурила глаза. — Ну, хорошо, я сама спущусь, раз вы такие разнеженные.

Круто развернувшись, и не реагируя на вялые возражения, она быстрым шагом пошла назад по проходу, рассерженно виляя бедрами, а платье раздувалось воздушным пузырем.

— Проклятье!

Лиза с недоверием смотрела в черную дыру тоннеля, в котором секунду назад скрылась сестра — только что была, и вдруг исчезла в широко распахнутой, бездонной пасти. Что это, если не удача, не тот самый заветный флаер?

— Хочешь сказать, это ваша первая ссора?

Чувствуя, как сердце бешено колотится в горле, она с трудом отвернулась от темнеющих вдалеке ступеней — Кирилл стоял, повесив руки как плети, и молча ждал. В точности как покинутый хозяевами пес — вытянутое расстроенное лицо, тоскливый остановившийся взгляд, и отчаяние. Отчаяние человека, загнанного в угол.

— Ты слышишь меня или нет?

— Слышу. — Он глубоко вздохнул и попытался улыбнуться. — Нехорошо вышло, да? Это я про нас говорю. Понимаешь, я ведь с самого начала не хотел никуда идти. Просто так вышло. Я… совсем не такой как ты считаешь, и очень жалею, что не смог…

— Ки-ри-лл!

Над головами пронесся безумный крик боли — зависнув на самой высокой ноте, он вдруг резко оборвался, и наступила звенящая тишина.

Кирилл сорвался с места, и едва не сбив Лизу с ног, побежал. Крика больше не было, но спина покрылась мурашками — Лиза приложила взмокшие от испуга ладони к щекам и несколько раз глубоко вздохнула. «Был шанс, и шанса нет. А ведь он был так близко».

Спускаясь, точнее, почти соскальзывая вниз, она пыталась вспомнить, случались ли раньше подобные ситуации, но, как назло, в голове не задерживалось ни одной связной мысли — только отголосок крика, как заезженная пластинка продолжал звенеть в ушах.

— Лиззи… кажется, я ногу сломала…

Кристина сидела на земле и из последних сил сдерживала рыдания. На перекошенном от боли лице, напополам с досадой застыла мука. Нелепо изогнувшись под неправильным углом, и сдавливая пальцами лодыжку, она и из последних сил сдерживала рыдания. Кирилл суетился рядом и смешно взмахивал руками, бормоча слова утешения.

— Лиз… такое ведь только со мной может быть, да? Что же мне, теперь до самого отлета в шезлонге сидеть?

ГЛАВА 9

Когда открылась дверь в номер, Кирилл невольно вздрогнул. Неся на вытянутых руках коробку с пиццей, Лиза была похожа на измученное животное, и только глаза тускло блестели диковатым огнем. Нет, все не так просто. Скорее опасно. Очень опасно. Так, что он чувствует, как от нее во все стороны исходит лихорадочный жар. Точно такой же, как в злополучную встречу в «Заке». А ведь казалось, что все давно забыто.

Кристина приподнялась на подушке и слегка согнула ногу в колене. Эластичный бинт плотно обтянул лодыжку чуть ли не до самого колена, красиво оттенив загорелую кожу.

— Какой кошмар! Там все потеет.

Не обращая внимания на пиццу, она со вздохом закатала подол платья и стала массировать ногу: длинные пальцы проворно бегали вдоль бедра, спускаясь к колену и снова уносясь вверх, прямо к кружевной тесемке трусиков. Эти трусики так и лезли на глаза, и Кирилл гадал — специально, или нет?

— Ты сама виновата. Не надо было психовать и устраивать цирк. Поверь, он никому не был интересен.

— Лиз, не умничай, ладно? Если бы ты вывихнула ногу, я бы точно так не радовалась.

— А я и не радуюсь. Просто ты поступила, как поступают маленькие непослушные девочки.

Вместо ответа Кристина презрительно улыбнулась и легла на подушку. Длинные волосы разметались по белой наволочке. Тунис. Море и чистый пляж. Теперь он близко и одновременно слишком далеко.

Кирилл молча защелкал пультом от телевизора. Он не мог просто взять и уйти, но слушать музыку и надрывные крики аниматора за окном уже не было сил. Да и в пачке осталась одна сигарета.

— Ладно, забыли. Дайте мне Найз, и все. — Кристина требовательно протянула руку, на что Кирилл отрицательно покачал головой. Чаще чем раз в четыре часа пить обезболивающее нельзя, и она прекрасно это знала, но никак не могла успокоиться.

За все время пока они вместе, он успел запомнить главное: ни при каких обстоятельствах нельзя сдавать изначальные позиции. И если она вдруг поймет, что он не тот, за кого себя выдает, то рухнет все, что так тщательно строилось.

— О чем ты думаешь, милый?

Чуткие пальцы нежно прикоснулись к щеке. Перехватив ладонь, Кирилл зарылся в нее носом, вдыхая еле уловимый аромат розы. Да, эта девочка не забывала о своих привычках, и одна из них ему очень даже нравилась.

— О Боже, какая мерзость! Вы как бешеные собаки на случке. Ни о чем больше думать не можете!

Голос Лизы за спиной был полон отвращения. Она постояла какое-то время в ожидании ответа, но, так ничего не дождавшись, поднялась наверх. Кирилл слушал, как гулко стучат по ступенькам ее плоские квадратные каблуки, — каждым шагом Лиза словно вбивала невидимые гвозди, выплескивая ярость наружу. Но ярость возвращалась. Как бумеранг. Как проклятие.

— Я слишком много хочу? Я просил не брать ее с собой, но ты уперлась. Можно было заказать разные номера. Но нет, это тебе тоже не понравилось. А теперь, я не могу избавиться от мысли, что она наверху, и, наверное, боится шелохнуться в постели.

— О нет, прекрати, пожалуйста. Вторую ночь я этого просто не вынесу.

Кристина приподнялась на локте — водопад из спутанных волос заструился вниз. Кирилл опустил взгляд и невольно залюбовался изгибами стройного тела. Тонкая простынь совсем ничего не скрывала.

— Крис…

— Нет, даже не думай. У меня болит нога.

— Я осторожно.

— Не сегодня. Просто обними, и все. К тому же, мне не нравится, что ты думаешь о Лизке перед тем, как заняться любовью.

— Не вижу между этим никакой связи. — Чувствуя, как накатывает раздражение, Кирилл заложил руки за голову и отвернулся. Он специально не закрыл стеклянную дверь лоджии, и теперь с грустью слушал глухие раскаты музыки и взрывы пьяного смеха. Во втором корпусе самый разгар веселья. Дискотека, плюс бесплатное пиво, устрицы и копченые колбаски. По крайней мере, так было написано в вечернем расписании.

— А я вижу. Но я не могла оставить сестру в таком состоянии, понимаешь? Не молчи.

— А что сказать? Ведь все вышло так, как тебе хотелось.

— И что? Ей очень плохо, и нужна поддержка. К тому же, Лизка странная, не такая, как все. Ой, — Кристина неловко завозилась на постели, ища удобное положение, — больно. Ночью ноет еще сильнее!

— Бедняжка. И все мучения из-за каких-то фотографий.

Кирилл притянул Кристину к себе, и устроил голову прямо между ложбинкой мягких грудей. Легкий аромат морской соли ударил в нос. Сегодня она целый день не выходила из воды, будто знала, чем все закончится.

— Не из-за каких-то. Тебе нужно было меня остановить, и сходить самому. Было неприятно, понимаешь? Ведь ты же мой муж.

— Я твой будущий муж.

— Ну и что здесь смешного? — уловив веселые нотки в голосе, она надула губы и обиженно вскинула подбородок, — для меня муж, это как… последняя истина в инстанции. Сокровенная мечта. Один раз, и на всю жизнь.

— Постараюсь тебя не разочаровать, любимая.

Теперь он почти смеялся. Кристи с досадой замахнулась рукой, и тут же завалилась набок. Простынь сползла, и грудь с темными сосками на безупречно белой коже выпала наружу.

Он все-таки обхватил ладонями податливую плоть и улыбнулся одними губами. От внезапного желания сдавило горло. Рука сама собой опустилась вниз, заскользила по животу и нырнула за шелковую ткань трусиков. Низ живота мгновенно напрягся, и неровное дыхание вырвалось сквозь стиснутые зубы.

— Нет уж. Я хочу спать, зная, что ты рядом, а не бродишь где-то один по ночам.

Она ловко перехватила пальцы, и вместо того, чтобы отодвинуться, прижалась ещё плотнее, так, что рот тесно прижался ко рту, и Кирилл едва не задохнулся.

— Сумасшедшая, что у тебя в голове? Хочешь меня измучить?

— Глупый. Просто, я подумала над твоим предложением, и решила, что никакая нога не должна стать преградой нашим чувствам.

В баре горел мутный, слегка приглушенный свет. Часть лампочек были выключена, а оставшиеся явно работали в пол силы. Но, не смотря на это, вокруг ощущалась именно та атмосфера, которая требовалась. Почти все овальные столики были заняты, но Кирилл даже не потрудился осмотреть лица — здесь все были незнакомцами, и не представляли собой интереса. На придвинутых к барной стойке стульях с высокой спинкой никто не сидел, и бармен бездельничал, вяло скручивая салфетку — пытался смастерить птицу, но, в конце концов, тупо уставился перед собой, застопорив на клюве.

— Мне удалось со второго раза. — Кирилл облокотился на лакированную столешницу и переплел пальцы. — Затягивает, да?

— Не-то слово! Никогда не думал, что мне понравится оригами. — Парень с сожалением отодвинул салфетку и улыбнулся, — хотите пива?

— Пожалуй, да. Светлого.

Кто-то поменял музыкальный диск, и помещение наполнилось ненавязчивой мелодией, которую иногда перебивал энергичный шум снаружи. Бешеные ритмы и басы где-то у кромки воды напоминали о молодости и беспечности, которая пролетает так же быстро, как и шаловливый весенний ветер по утрам.

— Не любите пляжные дискотеки? Там сейчас самый разгар, если не ошибаюсь, аниматоры выучили новый номер. — Поставив перед носом запотевший бокал, до краев наполненный пивом, официант с вежливым любопытством наклонил голову. Тусклый свет лампочек отражался в его темных глазах желтыми пятнами, отчего создавалось не очень приятное впечатление. Между лопаток пробежала легкая дрожь, и Кирилл передернул плечами.

— Когда-то любил, наверное. А сейчас не до развлечений.

— Ну, это очень зря. Приехать в Тунис, и не пойти на дискотеку, это даже невежливо как-то.

— Хм.

Пиво было до такой степени ледяным, что вкус почти не ощущался — просто вода с белыми островками пены, приятно обжигающими язык и нёбо. Кирилл с усилием сдержал отрыжку, и шмякнул стакан об стол. Несколько больших глотков ударили в голову как после полбутылки хорошего коньяка.

— Вы что, в пиво демидрол подмешиваете?

— Ну, что за глупости. Этот препарат давно сошел с производства. Но даже если бы не сошел, мы такими делами не увлекаемся. Будьте уверены.

— Ага, так я тебе и поверил. — Не скрывая усмешки, Кирилл заерзал на сиденье и скучающе осмотрел зал. Сколько здесь таких же, как он? Вездесущий толстяк с угрожающе натянутой рубахой на пупке сразу же бросился в глаза. Он сгорбился над столиком, подогнув коротенькие ножки — каждый раз, когда бордовые губы тянулись к стакану, его глаза выпучивались, а лицо раздувалось от неимоверного усилия.

У него самого уже намечался небольшой животик, мягкий, и отдаленно смахивающий на теплое желе. Когда Крис касалась его ладонями, внутри все съеживалось в ожидании снисходительной, но полной понимания улыбки. При одной только мысли об этом, Кирилл втянул живот и выпрямил спину. Еще чего не хватало! Рановато считать себя стариком в тридцать восемь лет.

Люди с осознанием халявы на расслабленных лицах потягивали пиво и алкогольные коктейли, никуда не спеша и ни о чем не волнуясь. Все свои проблемы и волнения они оставили далеко на родине, в отличие от него. Молодцы. Свои проблемы он взял с собой. Куда ему без них.

Стоило вспомнить «Кальмар», как лицо Лизы поплавком всплывало на поверхность, словно бутафорский камень со дна гниющего болота. Лицо, с хитрыми и полными упрека глазами преследовало, не отставая, по пятам. И эта затасканная серая блузка, юбка-карандаш, плотно обтягивающая крепкие бедра — ему мерещилось одно и то же, и даже приходило в бредовых снах. Именно поэтому, он сейчас здесь — дождавшись, когда Крис заснет, сбежал в бар, трусливо оглядываясь, и нервничая. А вдруг она проснется, начнет искать, закатит истерику? Вынести можно все что угодно, только не женские слезы. А слезы на совместном отдыхе, рядом с теплым морем вдвойне ужасны. Если люди не способны радоваться и отдыхать друг с другом, значит, они не подходят для жизни в быту. С другой стороны — он еще не женат и не обязан отчитываться. Все на обоюдном согласии. На обоюдном, и никак иначе.

— Не верю своим глазам. Ты что, осмелился оставить свою королеву в одиночестве? Не отсечет ли она тебе голову?

Все это время, он в напряжении ждал, когда случится неизбежное, и вот, дождался. Явилась, как призрак. Призрак, который неизменно возвращается к своему хозяину. Лиза смотрела куда-то поверх его головы, и Кирилл догадывался, почему. Она боялась пересечься взглядом. Разъяренная львица снаружи, и трусливый заяц внутри.

Он натянуто улыбнулся, оглядывая стройную фигуру. Пожалуй, только в этом они с Кристи похожи. В подростковых шортиках и топике, из которого напоказ торчала грудь, Лиза казалась милой и хрупкой, как ёлочный шарик. Округлые плечи даже в полумраке блестели шоколадным загаром, а на лице застыла неестественная улыбка. Хотелось протянуть руку и стереть приклеенную улыбку с губ, как пятно грязи.

— Какая неожиданность. Не спится?

— Не спится без тебя.

— Без меня многим не спится. Выпьешь?

Лиза молча кивнула, и, усевшись на стул, закинула ногу на ногу. Заметив брошенную официантом салфетку, она поддела ногтем краешек и принялась нервно разминать ее в длинных наманикюреных пальцах. Пальцы дрожали.

— Я устал думать о том, что произошло в тот вечер. — Решив не откладывать в долгий ящик, Кирилл приступил к самому главному. Лучше всего, скорее закончить с проблемой раз и навсегда, чем тянуть до бесконечности. Мало ли, что может случиться.

— Ты прекрасно понимаешь, что та ночь была случайностью, я просто хотел помочь, облегчить ситуацию. Ты сама все это знала, и хотела… — он осекся, и сглотнул скопившуюся от волнения слюну. Лиза смотрела на него, не мигая, со странным выражением на лице.

— Надеюсь, ты не строила на меня планы? Ведь мы были знакомы всего один день. Один день ничего не значит. Если бы я знал, что ты сестра Кристи, то сразу бы ушел из того бара, ни разу не оглянувшись.

— Вот как. И как часто ты цепляешь девочек? Три раза в неделю? Два? Не думаю, что моей сестре понравится то, что она узнает о своем «почти» муже. Ведь ты совсем не так хорош, как она считает. А какие слова в твой адрес я слышу, прямо слезы умиления на глаза наворачиваются! Обманщик.

Язвительно изогнув бровь, Лиза приняла из рук официанта бокал с пивом и, морщась, сделала несколько больших глотков. Так, будто хотела утопить бурлящую внутри злобу. Вот только она упорно стремилась на волю, наперекор хозяйке.

Кирилл оглянулся через плечо — накатило смутное предчувствие, будто прямо сейчас, подволакивая перебинтованную ногу, в дверях появится Кристи. Только этого не хватало.

— Послушай. Давай не будем портить друг другу отдых.

В ответ Лиза громко фыркнула прямо в стакан, отчего пена разлетелась в стороны, а она довольно облизнула губы. Официант вынырнул из темной ниши своих владений с милой улыбочкой и тряпкой, крепко зажатой в руке. А ведь он мог все испортить, сразу, как только представится удобный случай.

— Ну, хорошо, пошли.

Тяжело вздохнув, Кирилл слез со стула, и взял Лизу под локоть: она совсем не удивилась, и не вырвалась, даже тогда, когда они вышли из бара в черноту ночи. Близость ее тела, мягкость теплой руки под пальцами не раздражала, скорее, наоборот пробуждала странное нежное чувство — что-то между приятным воспоминанием, жалостью и грустью. Грустью, что все вышло не так, как задумывалось, нехорошо, неправильно.

Несколько минут они просто шли, наслаждаясь новизной окружающего: другая природа, другой климат, другие люди вокруг. Хотя, русские в любой точке мира выделялись своим сумасшедшим темпераментом, дикими криками и жаждой выжать максимальную выгоду даже из воздуха. Под ногами хрустели декоративные камешки, белели бордюры по краям аллеи — они обогнули отключенный до утра каменный фонтан — вода в нем отражалась зеркальной гладью и серебрилась под звездным безоблачным небом, невольно притягивая взгляд.

В этой части парка цветки сакуры почти не ощущались: воздух насквозь пропитался пихтовыми деревьями, а пушистые ветки выглядели уродливыми щупальцами в серой тени, которые стремились оторваться от земли и разлететься на миллион частиц в необъятном небе.

Ухоженная дорожка извивалась, уводя все дальше от людей, пока не рассеялась у песчаного берега. Сбоку неровными краями выступала каменная глыба, наполовину заросшая диким кустарником.

До ушей долетали обрывки чужих фраз и пьяные женские визги. При желании, можно было разглядеть шезлонги вдалеке у самой воды: изогнутые спинки бледнели в темноте, визуально обрисовывая ограничительную черту перед натянутым канатом. А за ним шелестело море — белые барашки пены накатывали на берег. Волны разошлись не на шутку: с шумом разбиваясь о пологий берег, они рушились, беспокойно шипя и собираясь вновь. Вода уже остыла, и если кто-нибудь решит поплавать, то не сможет дойти даже до уровня колен, замерзнет и с ног до головы покроется гусиной кожей.

Размытые силуэты женщин и мужчин вдалеке почти такие же, как ветви деревьев. Тени от голых рук и ног хаотично блуждали и растягивались в стороны — свет от бамбукового домика расходился вширь по белоснежному песку, и все было видно как на ладони.

Люди смеялись, запрокидывали головы, и широко расставив ноги, качали бедрами в такт расслабляющей музыке.

— Ну и зачем ты меня сюда притащил? — насмешливый голос напомнил, что он не один: Лиза стояла, уперев руки в бока, и смотрела в сторону бунгало.

— Потому, что захотелось убежать от шума и поговорить наедине.

— Жаль, не захватил шампанское.

Кирилл благоразумно промолчал, вспомнив встречу в «Заке».

— Да ладно, расслабься. Я все понимаю, правда. Вот только одно скажи. — Лиза нарочно сделала паузу, и подошла ближе. Так близко, что он едва не отшатнулся. — Неужели ты ничего не чувствуешь? Этот теплый ветер, эта ночь. Все сделано для нас двоих. И Кристина… она ничего изменить не сможет. Потому, что все давно решено.

— Не понимаю, о чем ты.

— Не верю, что не понимаешь. И пожалуйста, не дави на чувство совести и сестринские чувства. Кристи по жизни одиночка, а я для нее как домашняя ручная собачка. И ты тоже. Просто нужно же когда-то заводить семью, детей. Годы уходят, времени слишком мало, и выбирать особо не приходится. Все претенденты сбежали туда, где проще, остался только ты. Ее последний, единственный шанс.

Кирилл недоверчиво хмыкнул. Он смотрел на Лизу, как на загадочную шкатулку с сюрпризами. Что за кошмары таятся внутри? Она говорит красивыми словами, а на лицо натянута непроницаемая маска — и эта маска вызывает отвращение.

— Не смотри так! Не надо так смотреть! Ты считаешь, что я все специально подстроила?

— Не понял?

— Опять. Опять прикинулся идиотом! — Лиза больно вцепилась ногтями в плечи — Кирилл попытался скинуть руки, но она потянула футболку на себя с такой силой, что ткань затрещала по швам.

— Неужели не стыдно разыгрывать передо мной комедию? Неужели такое возможно забыть?

По ее лицу побежали мокрые дорожки слез, и несколько соленых капель слетели с подбородка вниз.

— Ты что, сдурела? Успокойся!

— Не-еет. На этот раз не выйдет. Придется выслушать, мой миленький. Выслушать, и сделать так, как я хочу. Иначе не быть никакой свадьбе! — Лиза наконец-то разжала пальцы и тяжело задышала, уткнувшись ладонями в колени. Воздух вырывался изо рта с громким булькающим хрипом. Она уронила голову вниз, едва не подметая землю волосами. Казалось, прошла целая вечность.

— Хорошо, начинай. Я готов слушать, только прекрати глупую истерику. — Кирилл тревожно поглядел в сторону пляжа, но все было как прежде: люди самозабвенно извивались и томно поднимали руки вверх, неосознанно копируя движения друг друга.

— Ха. — Лиза откинула волосы назад, — ты еще и одолжение делаешь? Ладно, черт с тобой. Черт с тобой… можешь обманывать кого угодно, но только не меня. Ведь ты же меня хочешь. Так же, как в первую встречу. Ничего не изменилось.

— Я…

— У тебя на лице все написано, можешь не оправдываться. Плевать я хотела, в каких ты отношениях с Кристи, главное, что будет теперь со мной.

Кирилл медленно поводил головой, не веря происходящему, и с опозданием подумал, что нужно было захватить несколько стаканов пива, чтобы хоть чем-то занять руки.

Лиза так и не успокоилась до конца: дышала, как лошадь, до полусмерти загнанная своим хозяином.

— И что же с тобой теперь будет?

— Подумай, как следует, милый. Ты ведь не просто так подсел за столик в тот вечер. Просто так ничего не бывает. Тебя привела сама судьба. Я честно пыталась обо всем забыть, но вышло только хуже. И, знаешь, что самое смешное? Если бы не мой бывший парень, мы бы никогда не встретились. Я благодарна ему, можешь в это поверить?

— Все это глупости. Мечты наивной девочки. Чего ты хочешь? Чтобы я попросил прощения за то, что ты сама меня соблазнила? Прости. Пожалуйста, прости, и перестань драматизировать. Предлагаю остаться добрыми друзьями, забудем о том, что было, и станет легче обоим. Согласен, я скотина, не удержался, и случилось то, что случилось… но ты. Неужели ты сделаешь больно собственной сестре?

— Она не моя сестра. То есть, конечно же, сестра по крови, но не по душе. Не чувствую я, что она родная. Ясно?

Лицо Лизы перекосилось. Кирилл увидел даже в темноте, как задрожали полные губы, и кажется, пару раз дернулась щека. Он сглотнул, чувствуя, как гулко забилось сердце в груди: не такая, как все. Ненормальная. Дура. Психичка. Такие никогда не оставят в покое, вцепятся намертво из-за какой-то бессмысленной мелочи, и будут тянуть жилы до скончания веков. И ничего не докажешь, не объяснишь.

— Любиииимый. Глупенький ты мой дурачок. — Она мгновенно сменила гнев на милость. В голосе послышались сладкие нотки, от которых к горлу подступила тошнота. — Я же не говорю взять и бросить ее сразу. Вовсе нет. Наоборот, все должно быть постепенно, так, что она ни о чем не догадается. Все будет, как у всех, не сложилось, не срослось. Что поделаешь, жизнь такая несправедливая.

— Не сложилось, как у нас, да?

Кирилл хмыкнул, и лицо Лизы перекосилось еще раз. Страшно и омерзительно перекосилось: рот задрожал и съехал набок, как у паралитика.

— Извини.

— Нет, что ты. Все в полном порядке. Я прекрасно понимаю, что очень сложно избавиться от привычки. Сколько вы встречаетесь, месяцев восемь? Смех, да и только.

— Я ее люблю. Люблю твою сестру, неужели не понятно?

— А меня? Меня же любишь больше, только ещё не осознал этого.

— Что?

От изумления чуть глаза не вылезли из орбит. Кирилл тихо засмеялся — смех становился все громче, а Лиза с кривой улыбочкой двинулась на него, разведя в стороны руки.

— Я и не знал, что у тебя проблемы с головой.

— Почему-то, мне все об этом говорят. Вернее, намекают. Но ты… не дергайся. Не дергайся, я сказала!

Он и не дергался. Опешил. Просто стоял и смотрел в лицо этой… странной женщины. В голове все перемешалось и превратилось в кашу — в неясную мешанину из образов и хаотичных мыслей. А Лиза уже прижималась горячим телом, терлась, как заведенная, об одежду, напоминая своим поведением взбесившуюся кошку. Довольная, она прикрыла глаза и почти стонала от счастья. Такого счастья даже в первые свидания у Кристи никогда не бывало.

Приняв покорность за согласие, Лиза забралась руками под футболку, и жадно заелозила пальцами по коже, пощипывая и разминая напряженные мышцы, тиская плечи с таким болезненным остервенением, что становилось страшно.

— Лиза. Ты что, рехнулась? — стоило открыть рот, как она ловко пробралась в него горячим языком, прижалась к губам и изо всех сил сдавила пальцами затылок. Острые ногти впились в шею — Кирилл замер — перед глазами расплывались черные пятна. На какую-то долю секунды, ему показалось, что он слышит бешеный стук чужого сердца внутри себя: Лиза каким-то образом пробралась в тело, как монстр, или опасный для жизни кишечный паразит.

— О, черт. — Он с трудом оторвал ее от себя, зажал лицо между ладоней и попытался рассмотреть выражение глаз. — Меня еще никто не принуждал к сексу насильно. Это что, такая особая черта характера?

Она отрицательно замотала головой: волосы затрепыхались по бокам — пушистые и на удивление мягкие, как пух цыпленка. Говорить она была не в состоянии, только смотрела огромными глазищами и старалась ровно дышать. Возможно, в другом месте и в другой ситуации ему бы это даже понравилось. То есть, конечно же, понравилось.

— Послушай. Мне, правда, жаль. Честное слово. Но я уже все решил. А ты обязательно кого-нибудь встретишь. И очень скоро, ведь ты… такая красивая, не такая, как все. — Кирилл поспешно замолчал, заметив, как жадно вспыхнули глаза в темноте.

— Я уже встретила тебя. И никто больше не нужен. Выбора у тебя нет. Или ты встречаешься со мной, или я все ей рассказываю. Клянусь. С этой минуты Кристи мне не сестра. Потом, когда мы вернемся домой, ты будешь приезжать ко мне, сразу, как только мне захочется. Только подумай, как хорошо всем будет? И еще. Можешь любить ее сколько угодно, но свадьбу придется отложить. Ты сделаешь это, понял? У меня имеются кое-какие доказательства твоей измены, на случай, если решишь обмануть. Если ты так сильно ее любишь, то не рискнешь проверить. Ну, так что? Могу дать время на размышления.

— Какая ты щедрая. И о каких доказательствах идет речь?

Он уже и так все понял, но решил не показывать вида. Отель. Дурацкий отель с камерами на каждом этаже. Более глупой ситуации нельзя и придумать. Один раз оступился и теперь неизвестно, сколько времени идти на поводу у больной истерички. Истерички, которая ненавидит родную сестру, и готова на все, чтобы испортить ей жизнь.

— Тебе лучше пока этого не знать. Время не пришло. А сейчас мне хочется доказать, что все, что происходит между нами — серьезно. Доказать не словами, а действием.

Все еще тяжело дыша, Лиза продела под бретельки топика указательные пальцы, и медленно опустила вниз.

ГЛАВА 10

В комнату медленно вползало утро: серые предрассветные тени блуждали по стенам и доскам пола, окрашивая всё в бежево-молочные тона.

Комната наполнялась солнцем, и, первые, пронизанные золотистой пылью лучики коснулись щеки.

Лиза неслышно вздохнула: она не могла выдернуть себя из объятий расплывчатого сна, в котором были странные размытые фигуры, с вытянутыми, бесформенными телами и пепельно-серыми лицами.

Но, сквозь сон уже пробивалась реальность — она чувствовала приятную невесомость в теле, и жар в самом низу живота. Вспомнив все, что произошло на пляже, она проснулась, но не открыла глаза, а просто лежала, не двигаясь, и вытянувшись струной в постели. Пытаясь как можно дольше сохранить состояние безоблачного счастья. Почти безоблачного.

Он сдался. Ну, а что еще можно ожидать от мужчины?

Но, если бы оттолкнул, или ударил, она бы сошла с ума — не вынесла такого унижения и, наверное, кинулась топиться в ночное море. Но, обошлось без этого.

Что бы он там не твердил про любовь — все бред. Господи, ну что в Кристи можно любить? Тело? Ну, так и у нее, тело что надо. Даже лучше.

Бедра, грудь, руки и даже кончики пальцев зудели, до сих пор помня каждое прикосновение — кожа горела, как от ожога. Огонь мучил и ломал, заставляя прокручивать в памяти каждое движение и желать его снова и снова. При малейшем звуке шагов и тихого голоса, приятная дрожь пробегала вдоль позвоночника. Еще никогда с ней такого не бывало, даже с Женей. Женя вообще превратился в бесплотную тень, неживое существо по имени Ози. Если, конечно, такое возможно.

А теперь она хотела настоящей любви, сметающей все преграды и сомнения.

От осознания полной беспомощности и страхом перед слишком сильными эмоциями, хотелось кричать и биться головой об стену. Невыносимо держать эту бурю внутри себя. Закончится ли пытка через месяц? Когда чувства настолько сильны, они убивают, подминают под себя, и ты навечно становишься рабой человека, который случайно задел невидимую струну в сердце. Ну, может, конечно, и не навечно, но надолго, это точно.

За окном пронзительно просвистела птица. Лиза нехотя открыла глаза и успела заметить длинный заостренный хвост, промелькнувший в лепестках сакуры — ещё раз надрывно просвистев, птица упорхнула, встряхнув тонкие ветки.

И тут она почувствовала его. Прежде чем перекатиться на спину и раскинуть руки, шею мягко защекотал теплый ветерок, забрался в ухо, и так же аккуратно отступил куда-то в центр комнаты.

Сгусток сверхъестественной силы незримо клубился вокруг, вгрызался в подсознание и терпеливо ждал, когда она, наконец, проснется.

— Доброе утро, Лиззи. Я вижу, тебе хорошо спалось. Впервые, за много-много месяцев.

Пытаясь представить, что все еще видит сон, она медленно повернулась на голос, и обомлела.

Ози-Кирилл сидел на телевизоре, широко расставив ноги, и уткнувшись босыми ступнями на дешевую лакированную подставку. Положив локти на колени, он скрестил руки и обмяк в расслабленной, слишком человеческой позе. Голый торс и плечи в привычных потеках грязи — казалось, кто-то размазывал ее ладонями, как душистый крем, втирая в кожу бескорыстно и с любовью, точно заботливая мамочка.

— Что у тебя на шее?

— А ты разве не видишь? — с удивлением в голосе Ози приподнял двумя пальцами пережеванный лоскут ткани, и сразу же отпустил, — не узнала галстук любимого? Ай-яй-яй. Ну, разве так можно? Ты ведь такая хорошая девочка. Такая послушная. Знаешь, я очень люблю, когда тебе хорошо. Когда тебе хорошо, мне тоже, очень, ну просто очень хорошо. Я счастлив, и забираю свои слова обратно. Ну, те, где я хотел уйти, и никогда не возвращаться.

— Эти слова говорил Женя. — Лиза нахмурилась, — а ты говорил о трех действиях. Какое из них ты выполнил? Если хочешь играть, то, будь добр, играй по всем правилам. Мне нужна конкретика.

Ози задумчиво уставился в потолок. Серые газа отливали серебром каждый раз, когда лучи солнца падали на заостренное лицо. Странно, но Лиза до последнего считала, что он боится солнца, как вампир, или призрак. И что же? Ничего подобного. Единственное, чего опасается и всячески избегает многоликое существо, — пол.

Ламинат, паркет, гнилые доски, пахнущие деревом или покрытые старым линолеумом — неважно. Важно то, что Ози никогда не встанет на ноги, не вытянется в полный рост, как обычный человек.

Потому, что он не человек. Словно услышав ее мысли, Ози недовольно нахмурился.

— Глупая. Ну, сколько раз можно повторять, что я — сущность. Двойник, темная сторона. Тебе хотелось быть кому-то нужной? Пожалуйста. Не угодил Женя, пришел Кирилл. Если хочешь, можешь даже потрогать. Хочешь?

Он с готовностью протянул руку — такую длинную, что Лиза нервно сжалась в комок. Разве он не распадется на части, если она дотронется до тела хоть кончиком пальца?

— Не хочешь. А ведь я — это он, между прочим.

— Это значит, что, если я спущусь вниз, то Кирилла там не будет?

— Будет только тело. Внешняя оболочка.

— Ну да, как это я сразу не догадалась. — Лиза фыркнула, и поплотнее закуталась в простынь. — И, конечно же, он ничего не будет помнить.

— Не сразу. Если ты приложишь усилия, то частично восстановишь память. Вот только зачем? Тебе ведь он нужен как возлюбленный, как законный муж. Так, кажется, это называется? Власть над человеком, что может быть приятнее.

Лиза вздохнула. О том, чтобы Кирилл стал мужем, она и мечтать не смела. Достаточно того, что он просто есть.

— Ну, так вот. Первое условие: влюбить. Сделать это незаметно, чтобы он решил, что влюбился по собственной воле. Именно поэтому я и нахожусь здесь. С сегодняшнего утра Кирилл раздвоился.

— Что значит, раздвоился? — Лиза с ужасом представила, как спускается на первый этаж, и видит вместо одного Кирилла сразу двух. И оба они обнимают Кристину, сонную, податливую и вдвойне счастливую. — Мне достаточно того, что я вижу сейчас. Больше не надо, пожалуйста.

— Раздвоился, это значит, что теперь у него две дороги. И пойдет он по той, которую ты укажешь. Но для этого необходимо использовать подарок. То есть, выполнить второе условие.

— Какой еще, к черту, подарок!?

Лиза испуганно захлопнула рот, и покосилась в сторону двери. Не хватало еще, чтобы сюда ворвалась Кристи. Она и так слишком долго выставляла себя неуравновешенной идиоткой. Так долго, что, кажется, и вправду сошла с ума.

— Тот самый, который ты приобрела на базаре. За пятьдесят динаров.

Слипшиеся губы Ози слегка разъехались в стороны, но улыбка почему-то не вызвала отвращения. Скорее, наоборот.

— Кирюша. Кирююша. Просыпайся, лежебока. Нет, ну вы посмотрите на него, даже не реагирует!

С трудом разлепив глаза, Кирилл пробормотал «доброе утро», и чуть снова не уснул, провалившись в мягкую подушку.

Рассердившись, Кристина ударила по матрасу ладошкой и ойкнула от боли. Тянущая и в то же время пульсирующая, она пронзила ногу насквозь, как шило, чуть ли не до самого колена. Согнуть ее, в отличие от вчерашнего дня, не удавалось совсем. А стоило немного пошевелить, и боль становилась невыносимой. Настолько, что слезы выступали на глазах.

— Ой-ой-ой. Это просто кошмар какой-то! Я больше не хочу здесь находиться, не хочу и не буду. Сегодня же поедем заказывать билеты домой. Слышишь?!

— Ты чего такая злая с утра пораньше?

Все ещё находясь где-то между сном и явью, Кирилл подставил губы для поцелуя, но Кристи вошла в раж и раздраженно отодвинулась в сторону.

— Подожди. Объясни мне, где ты был ночью.

— Чего?

— От тебя несёт алкоголем. Разит так, будто ты заливал в себя без остановки до самого рассвета. Фу! — она брезгливо сморщила нос, — ты что, дождался, когда я усну, и сбежал в бар? Наверное, извелся от нетерпения, пока я мучила тебя скучными разговорами?

— Крис. Ничего ужасного не произошло, чтобы отчитывать меня как непослушного ребенка.

Кирилл с тоской вспомнил прошедшую ночь, и то, как безуспешно боролся с внезапным желанием. До последней секунды он надеялся, что все было приятным, и не очень честным по отношению к Кристи сном.

Но, там, наверху, спала она, а может, и не спала: лежала, затаившись, как зверь на охоте, и подслушивала. Или, наоборот, расслабленная, не думала ни о чем, летала в облаках. Что-то странное было во всем этом. Набросилась, чуть не разорвала на части, вела себя так, будто он был личной вещью. Вещью, которая временно попала в чужие руки. И, если честно, он сам хотел поддаться, что и сделал с превеликим удовольствием. От чего теперь было особенно мерзко на душе.

Вспомнив о глубокой царапине на правом плече, он онемел от ужаса. Идиот. Боже мой, какой идиот!

Еще и не смог удержаться от позерского ребячества, — перед самым рассветом окунулся в море, а когда соленая вода попала в ранку, от боли перед глазами заплясали черные точки. Он расчесывал плечо как остервенелый, а Лиза стояла на берегу и поглядывала на него, довольно щурясь и иногда поеживаясь от прохладного ветра. Она вообще была очень странная, не такая, как обычно. А как только получила желаемое, резко успокоилась и оставила в покое.

Словно что-то почувствовав, Кристина подозрительно прищурилась и, подобравшись к краю кровати, аккуратно опустила ноги на пол. Демонстративно морщась, она медленно поднялась, и, потягиваясь, выгнула спину. Шелковая сорочка скользнула по бедрам вниз, пряча то, что хотелось видеть почаще. Желательно, несколько раз в день.

— Пожалуйста, не делай резких движений, иначе еще что-нибудь повредишь.

Остатки сна как ветром сдуло. Кирилл перебрался на другую сторону кровати и подхватил Крис на руки.

В овальном зеркале ванной отразилось обиженное, ещё сонное лицо, но все это было очередной постановкой, частью своеобразной игры. Кристина внимательно следила за каждым движением из-под слегка прикрытых ресниц.

Удивительно, но каждый раз цвет ее янтарных глаз менялся, в зависимости от настроения или особого преломления света. Глаза-хамелеоны. Кажется, так они называются. И вроде бы он к этому привык, но все равно, не мог налюбоваться.

— Так ты, все-таки, был в баре? — она круто развернулась и со свойственной прямотой посмотрела в лицо, — и как много там женщин отдыхало в одиночестве?

— Таких как ты, ни одной. Если честно, то я даже не интересовался. Помню только толстяка с выпученными глазами. И то, только потому, что он очень громко прихлебывал пиво из стакана. Пиво, кстати, было безвкусное.

Кристи не смогла сдержать довольного смеха. Как по волшебству, схлынуло нервное напряжение, и все моментально наладилось. Если вовремя найти нужные рычажки, то, прямо как в увлекательной стратегии, в конце миссии обязательно получишь ценную награду. Для него наградой была мимолетная улыбка, доставляющая неземное и даже немного мучительное удовольствие.

— Ну, так уж и быть, поверю на слово. Но, смотри, второй раз тебе не избежать сурового наказания.

Она усмехнулась и шутливо пригрозила пальцем, одновременно поворачивая вентиль и регулируя воду — мощная струя с шипением вырвалась из металлической насадки и теперь хлестала по прозрачной клеенке с размытым голубым рисунком: от дельфина остался только загнутый к верху хвост.

Кристина переступила за бортик ванны. Маленький клочок белой ткани уже валялся на полу. Не сорочка, а одно название.

— Ну же, скорее забирайся ко мне. Или ты ничего не хочешь?

— Это я-то не хочу? Как ты вообще могла такое подумать?!

Царапину она так и не заметила. Кирилл сам вспомнил о ней только к вечеру, когда поймал на себе взгляд незнакомой женщины. Слишком тощая, и больше пожелтевшая, чем потемневшая от долгого лежания под солнцем, она придирчиво повела тонкой нарисованной бровью и прошла мимо, обмахиваясь цветастой панамой как веером.

Он терпеть не мог таких дам — напыщенные, с умело замазанными морщинами на лице, и ярко подведенными глазами даже в сорокоградусную жару — эти женщины представляли собой жалкое, невыносимо скучное зрелище. Но, что хуже всего, они могли быть очень опасными из-за своего острого языка, с которого, не переставая, тонкой струйкой сочился яд. Конечно, он этого не видел, но безошибочно чувствовал на расстоянии, и хорошо знал, какие темные желания роятся у них в голове. Знал, пожалуй, слишком хорошо, чтобы никогда не вставать на пути.

Кирилл с нежностью посмотрел Кристину. Она совсем вымоталась, капельки пота блестели на лбу и оттопыренной нижней губе.

— Бедняжка, а ну-ка, иди сюда.

Она с благодарностью навалилась на плечо, поджав, как птичка, забинтованную ногу.

— Пиво. Не думала, что когда-нибудь это скажу, но мне хочется выпить этой гадости. А ты, Лиззи?

— Что, моя убитая горем сестра?

Лиза широко улыбнулась — она стояла рядом и потягивала мульти-фреш через фруктовую трубочку. За одну ночь, с ней произошли удивительные перемены: тусклый блеск в глазах сменился счастливым сиянием, на щеках проступил румянец, а улыбка не сходила с лица.

Кирилл наблюдал за ней украдкой и боялся того, что видит.

— Никакая я не убитая. Просто хотела спросить, хочешь ли ты выпить… местного пива.

— Если Кирилл будет, то и я не откажусь.

— Не поняла?

— Ну что тут не понятного? Ты ведь сама сказала, нужно как-то налаживать отношения. Вот я и стараюсь изо всех сил. Правильно, Кирюша?

— Ну, в какой-то степени да. Только можно и без пива обойтись, наверное. Мы ведь сюда не только пить приехали.

— Ой, да ладно вам! Напялили свои соломенные шляпки и превратились в древних пенсионеров, ей-Богу. Скукота просто адская. — Лиза ткнула Кирилла в бок, и, не заметив окаменевшего лица, хихикнула.

— Ты что, уже напилась где-то? Ничего не понимаю. Откуда столько радости? — Кристина удивленно вскинула брови, но так и не дождалась ответа.

Лиза бодро двинулась в сторону пляжа, вульгарно покачивая бедрами, а Кирилл невольно уставился на туго обтянутый шортами зад — такие тесные, что не верилось, что она смогла натянуть их без посторонней помощи. А он все смотрел, и смотрел, как последний дурак.

Полупустой рюкзак мотался на худеньком остром плече, тяжело стукаясь о бедро при каждом шаге. Теперь даже самые несущественные мелочи бросались в глаза, и почему-то представлялись в ином свете. То, что раздражало совсем недавно, перестало раздражать, и это ему не нравилось. Очень не нравилось. Теперь Лиза не казалась надоедливой, не мозолила глаза, не пыталась подольститься, а он-то этого ждал по привычке.

С момента, когда они сели в туристический автобус прошло не так уж много времени, но он не мог избавиться от ощущения, что она стала другой. Прямо как ящерица. Ящерица, которая поменяла цвет и незаметно сбросила старую кожу.

Лиза притормозила, и странно посмотрела расширившимися глазами — так, будто только что залезла в голову и прочитала сокровенные мысли.

— А ну его к черту, этот пляж. Может, на яхте прокатимся? Все равно Кристи плавать нельзя, только душу у берега травить.

Именно мечты о яхте, белой, сверкающей как зеркало под палящим небом, подтолкнули к мысли слетать в отпуск. Слетать вдвоем, конечно же. Кирилл мрачно насупился: он уже смирился, что все его желания безжалостно бракуются и даже научился радоваться тому, что перестал испытывать досаду за испорченный отдых.

В чем причина? Он все глубже проваливался в чувство болезненной зависимости от обстоятельств и не мог ничего понять. Не отрываясь, смотрел, как завораживающе открывается, произнося слова, розовый пухлый рот и щурятся кошачьи глаза. И как они до сих пор не светятся в темноте? Лиза тараторила без остановки, только иногда прерываясь, чтобы с шумом втянуть через трубочку остатки фрэша.

Пиво они купили у самого входа на пирс — заплатив черному, как ночь, арабу деньги, Кирилл вручил девушкам два запотевших стаканчика и пропустил немного вперед. Они держались за руки и шутили, беззлобно подтрунивая друг над другом. Прохладный ветерок ерошил волосы Кристи, завивая их кольцами и переплетая с волосами сестры — шелковистыми и очень мягкими на ощупь. Он все еще помнил.

Перед глазами стояла пелена из воспоминаний-образов. Заросший бурьяном валун, мокрый песок, и гладкое, податливое тело у самого берега. Там и сейчас остались их следы. Конечно, остались, куда им так быстро деться? Кирилл заново представлял, как белые барашки пены щекочут обсыпанные песком ноги и ощущал привкус крови во рту, когда по неосторожности прикусил дрожащую губу. Думать об этом было радостно и одновременно грустно.

Насыщенный специями воздух разносил по пляжу мелодию пианино и классической скрипки.

Нарядная яхта прижалась к берегу как замерзший детеныш к теплому боку матери. Все три этажа горели уютным желтоватым светом. По краю поручня привязали бумажные флажки, и они шелестели на ветру ворохом сухих листьев. Или нет, скорее, клубком потревоженных змей.

Тут же послышался восторженный возглас Кристины — она развернулась в пол оборота и радостно захлопала в ладоши:

— Как удачно, милый! Ведь это же настоящий карнавал, прямо как в фильмах!

— Не факт. Мы еще не видели, что за общество там собралось. Вдруг, там людоеды в масках? Кровожадные и страшные, ждущие дурачков-туристов. Вот, я, например, плавать почти не умею. И если нас возьмут в плен, ты можешь обещать, что останешься умирать вместе со мной ради любви?

— О, что с тобой? Ты стал такой подозрительный, мой любимый зануда. — Она игриво улыбнулась и, прижавшись к груди, стиснула в крепком объятии, как любимого плюшевого мишку. Если, конечно, он у нее был. Аромат розы снова ударил в нос — Кирилл вывернул шею и хватанул ртом воздух. Как он мог любить эти духи? От них мутит и плывет перед глазами.

— Сегодня мы повеселимся как следует. Только уговор — ты ни в коем случае не смотришь на ногу.

— Хорошо, я постараюсь.

На этот раз не выдержала Лиза: запрокинула голову и разразилась громким смехом, обнажив белоснежные зубы.

— Тебе будет сложно ее спрятать, сестричка.

— Не сложнее, чем тебе отросшие корни.

— Ха, отпадное чувство юмора. Моя бабушка шутила точно так же.

— Ну-ну. Что-то я за ней этого ни разу не замечала.

— А все потому, что ты вообще никогда и ничего не замечаешь.

— Ау, девочки. Я что-то пропустил, или мы пришли на бал-маскарад и застряли у входа?

Слушая безобидную перепалку, Кирилл с трудом сдерживал улыбку — когда Крис нервничала, то превращалась в беззащитного ребенка, краснела и так сжимала губы, что они белели.

— А ты объясни, чего она придирается по любому поводу? Лиза!

— Да успокойся уже. Я просто шучу.

— Мне твои шутки не нравятся и давно надоели!

— Ну, хорошо, я обещаю тебя больше не доставать. Мир? — Лиза протянула руку, и Кирилл поймал насмешливый взгляд, метнувшийся в его сторону. По коже, словно ток, пробежала волна. Просто показалось, или она что-то задумала?

Когда они добрались до палубы, из боковой каюты прямо под ноги выскочила женщина в белом тюрбане. Держа листок с расценками, она бормотала нараспев арабские слова и смешно подергивалась, жестикулируя руками и тряся массивными серьгами, вдетыми в уши.

Кирилл недовольно скривился и отвел взгляд.

Вдали, у носа яхты неспешно гуляли молодые пары: взявшись под руки, мужчины и женщины пили шампанское и, склонив головы, перешептывались, как в далекие времена 19 века. Стекла начищенных бокалов сверкали бриллиантами от тысячи разноцветных лампочек, растянутых бесконечной гирляндой по всей длине первого этажа. Из-за ярких огней Кирилл не сразу разглядел на женщинах кринолиновые юбки в форме колокола.

— Бал-маскарад. Десять динаров с одного. И два динара маска. Кирюша! Это так романтично. Если выбрать пышное платье, то оно полностью спрячет эту мерзкую повязку!

— Да-да, конечно. А я буду старым пиратом, охотником за золотом. А Лиза будет кошкой. Черной.

— Интересно, и почему это именно черной? — она мгновенно вынырнула откуда-то сбоку и усмехнулась.

— Понятия не имею. Наверное, потому, что черные кошки всегда лезут, куда не следует.

— Глупости. Ты совершенно ничего в этом не смыслишь.

— Тебе-то откуда знать?

Решив ковать железо пока горячо, арабка скрылась в каюте и через минуту вынырнула обратно, волоча по полу тележку на колесиках, доверху набитую тряпьем и маскарадными масками. В этот момент в ресторане что-то громко хлопнуло, раздались восторженные крики и рукоплесканье. Кто-то особенно громкий фальшиво затянул песню о любви, но подавился и закашлял в самом начале куплета.

Пока девушки переодевались, Кирилл курил сигарету, мрачно уставившись на воду — сегодня море было беспокойным и предостерегающе шумело, с яростью разбивая волны о борта. Оно было таким же, как и он сам — нервным и доведенным до отчаяния. Хотя, это тоже было не совсем правдой.

— Любимый, я здесь.

Почти черное в сумерках платье с пышным серебряным бантом смотрелось на Кристи безупречно. Счастливая и возбужденная, она натянула белые кружевные перчатки до самого локтя и, картинно приподняв волосы, медленно покружилась на месте. Кирилл затаил дыхание.

— Ты прямо как настоящая принцесса из волшебной сказки. Я и не думал, что…

— Ну, что скажете?

От неожиданности он проглотил слова, увидев, как с королевской осанкой из каюты выплыла Лиза — холодная и величественная, в красном бархатном одеянии с высоким загнутым воротом. Выплыла, как властная царица ночи — с неприступным выражением лица, пронзительным взглядом и неуловимым ощущением опасности, буквально сконцентрировавшимся в воздухе. Обычное классическое платье, неизвестно, сколько времени пролежавшее в пыльной коробке, безошибочно определило ее манеру поведения и бунтарский, взрывной характер. И, словно ещё раз доказывая всем известную истину, она приложила к лицу маску в виде черной кошачьей мордочки.

— Ох, Лиззи, просто нет слов, как красиво!

Кристина окончательно вжилась в роль светской дамы и круто развернулась, жеманно подобрав пышные юбки:

— Ну, а ты? Неужели так и хочешь быть пиратом?

— Не уверен, что вообще хочу быть кем-то. Может, сделаем вид, что меня не существует? — Кирилл усмехнулся.

— Как это, не существует? Никогда больше так не говори. Хотя бы при мне.

Только сейчас он увидел костюм — Крис с улыбкой протягивала шелковую рубаху и шаровары, а пояс и сапоги с железной бляхой остались лежать на полу, рядом с саблей, тускло поблескивающей в темноте.

— Спорим, она тупая? — он криво усмехнулся, натягивая рубашку через голову. — Тупая, и вообще, пластиковая.

— И очень хорошо, между прочим. Самое главное на корабле, да и вообще, везде — спокойствие и безопасность.

— Да, милая, ты у меня, как всегда, права.

Теперь они были готовы смешаться с полупьяной толпой — люди веселились, как могли: женщины визжали и плясали канкан, оголяя ноги и задирая подолы чуть ли не до самой талии, а мужчины соревновались, кто громче топнет, и трясли прядями искусственных париков — их лица сливались в отвратительное бледно-розовое месиво.

— Вот это я понимаю, гулять, так гулять. На всю катушку, как в последний раз. Ээээх!

Кирилл подхватил Кристи за руки, и повел в медленном танце к распахнутым дверям ресторана, в самое сердце вечеринки. Спиной чувствуя ревностный взгляд Лизы, он так и не смог побороть испуг, чтобы обернуться и достойно встретить незаслуженный гнев. Внутреннее чутье подсказывало, что ничего уже не спасет, и жалкая попытка исправить положение вряд ли что-то изменит.

В зале, уставленном закоптелыми лампами, царил пьяный угар — пианино окончательно заглушили смех и крики, а в центре круглого стола у пирамиды из бокалов шампанского столпился разодетый народ.

— Нужно было выбирать маску на палочке, как у тебя.

Кристи расстроено покосилась в сторону сестры и махнула красным солнечным ликом — тонкая резинка лопнула и свесилась с одного края, напоминая грязную нитку.

— Дай-ка посмотреть.

Лиза аккуратно взяла вырезанный из картона круг двумя пальцами, и покрутила перед собой, неодобрительно поджав губы.

— Что это за красный овал вообще? Солнце, ушедшее в закат? И что ты хотела этим показать?

— Ничего. Я не виновата, что все приличное разобрали до нашего прихода.

— Так. Ладно, сейчас разберемся. Кирилл, дай, пожалуйста, рюкзак.

Он повиновался и стянул лямку с плеча. Лиза быстро открыла молнию и, для вида поворошив рукой, вытащила маску, купленную у хитрого араба.

— Чем эта хуже? — она задумчиво свела брови, разглядывая мелкие сеточки уродливых трещин, которых раньше вроде бы не было. — Вот и пригодилась. Смотри, какая прелесть. Настоящая маска шамана, древняя, как сам мир.

— О, я о ней совсем забыла. — Пытаясь скрыть разочарование в голосе, Кристина взяла маску в руки и без интереса осмотрела со всех сторон. — Но она же отвратительная. Как вообще можно было купить такое страшилище? И к платью совсем не подходит.

— Ерунда. Главное, создать атмосферу загадочности. Такой вещицы точно ни у кого нет, я в этом уверена. И вообще. Это мой подарок, и где его использовать, как не здесь?

— Ну да, конечно. А посимпатичнее ничего выбрать нельзя было? — она дотронулась до неровной прорези вместо рта и вздохнула, — шершавая какая-то, и неприятная.

— Ну а чего ты хотела? Это ведь очень редкое дерево. Забыла, правда, как называется. А ты вечно недовольная, ноешь и ноешь без конца.

— А вот и нет. Впрочем… давай хоть сегодня не будем спорить. Просто повеселимся, и все.

С этими словами Кристи пристроила маску на лице и аккуратно подвигала из стороны в сторону, укрепляя, как следует. Кирилл удивленно хмыкнул. Угадать без подсказки, кто находится за облезлой деревяшкой, теперь было просто невозможно. Но дело не только в этом. Сам вид у нее совершенно не маскарадный — грубо выточенный слепок напоминал реальное отражение лица, и от этого становилось жутковато. Чувство, что кто-то сотню лет назад убил человека, содрал с него кожу и покрасил в черный цвет, становилось все сильнее.

— Тебе удобно, не сильно затылок стягивает?

Он беспокойно осмотрел Кристину со спины — широкая резинка так крепко стиснула голову, что волосы поднялись золотистым пучком, красиво разметав оставшиеся пряди по плечам.

— Да вроде все в порядке. Вот только пахнет какими-то противными цветами. Наверное, продавец держал свою драгоценную реликвию на самом дне, под кучей никому не нужного барахла. Вот ни капельки не сомневаюсь — Лиззи единственная, кто захотел купить абсолютно бессмысленную вещь. Ты чего такая бледная? Неужели я настолько отвратительно выгляжу?

Кирилл оглянулся и впервые посмотрел на Лизу, не пряча взгляда, — она застыла, уставившись куда-то в центр зала, не моргая, и кажется, почти не дыша.

И все-таки, запах духов с каждой минутой становился все противнее. Казалось, от тела исходил приторно гниющий аромат, от которого хотелось чихать и чесаться. Чтобы при движении случайно не задеть маску носом, Кирилл как можно ближе придвинулся к Кристине и устроил подбородок на оголенном плече. Но именно эту область она опрыскала духами — настолько невыносимыми, что казалось, даже в рот проникла тошнотворная сладость.

Они нелепо покачивались на месте, имитируя медленный танец, и Кристи успела несколько раз тихим шепотом пожаловаться на боль в ноге.

Когда невидимый смотритель яхты приглушил верхний свет и повсюду вспыхнули огоньки электрических свечей, люди затихли и прониклись романтичной атмосферой.

Каждый хотел прочувствовать, как на короткий миг, пусть даже искусственно созданная историческая эпоха проникает в современный, ожесточившийся мир.

А равнодушное время неслось вперед призрачным поездом. Музыкальные пластинки сменялись с завидной скоростью до тех пор, пока на импровизированную сцену не вышла девушка в облегающем розовом платье, усеянном пышными перьями и расходившимся снизу блестящими волнистыми складками. Привлекая внимание, она постучала по микрофону пальцем, и ее слегка испуганное лицо напряглось от волнения. Дань исторической эпохе кончилась, и пары, слившиеся в танце, как по команде разомкнулись.

— Дорогие гости, здравствуйте! — дождавшись, когда утихнут возгласы и посвистывания, девушка вежливо поклонилась.

— Меня зовут Аурелия, и сегодня, я впервые на сцене для того, чтобы петь. Петь для вас. Дрожащий голос вновь потонул в восторженных криках.

Кирилл с облегчением ушел в тень из круга ослепляющего света. Не обращая внимания на божественный голос Аурелии, едва заметно прихрамывая, Кристина двинулась к выходу, притормозив только в дверях.

— Кирилл, где Лиззи?

— Не знаю, кажется, она ушла сразу, как только заиграла музыка. А что случилось?

— Ничего. Вроде бы. Просто как-то нехорошо. Хочется подышать свежим воздухом.

Они вышли на палубу, и как по волшебству окунулись в незнакомый мир. За несколько часов убаюкивающий шепот волн сменился надсадным горестным ревом, а ветер, разыгравшись не на шутку, пронзительно свистел в черном небе.

— Вон она. Лиза!

Услышав голос, Лиза отступила от поручня. Без платья и маски, ее фигурка казалась по-детски хрупкой и безнадежно потерянной. Пошатываясь, и обхватив себя руками от холода, она пошла навстречу, сгорбившись, словно под гнетом вселенского горя.

Устав стоять и ждать сестру, Кристина наклонила голову и слегка поддела маску пальцем. Но палец, царапнув по поверхности, слетел в пустоту, и она сдавленно ойкнула, тряся рукой.

— Ай, мой ноготь. Я его сломала!

Кирилл нахмурился. Ему вдруг показалось, что он слышит слабый, еле слышный треск, исходящий непонятно откуда. Да и вообще, несколько часов смотреть на черное потрескавшееся полотно вместо любимых глаз и улыбки, уже порядком надоело. Дешевый маскарад не принес радости, одно глупое притворство.

— Что-то не получается, помоги.

Кристи запыхтела, вцепившись в маску с двух сторон, но она намертво прилипла к голове.

— Кирилл. Эта штука не снимается!

Она запнулась, сглатывая застрявший комок в горле вместе с рвущимися наружу истерическими всхлипами. Еще секунда и польются слезы. Отвратительные, безудержные слезы.

— Ну что ты придумываешь, дуреха. Просто нужно снять тугую резинку, и все. — Кирилл со вздохом развернул ее спиной и просунул пальцы под эластичную полоску.

— В чем дело? Что стряслось?

Думая, что сделать, чтобы не выдернуть клок волос из головы любимой, он уже забыл о Лизе, а она призраком вынырнула из темноты, и теперь стояла, скрестив руки и озадаченно хмуря лоб.

— Твоя сестра решила, что приклеилась к этой штуке. Вот черт!

Резинка неожиданно лопнула и осталась в руке. Вот только отвратительная маска даже не шелохнулась, так и сидела на прежнем месте. Кристина рыдала в голос, дергая ее во все стороны, но какой там. Кирилл смотрел, как едва не ломаются от напряжения тонкие пальцы, царапая жесткую поверхность и пытаясь отодрать от лица шершавое дерево. Когда нижняя часть немного поддалась, сдавленные рыдания стали в несколько раз громче.

— Кристиночка, попробуй успокоиться. Пожалуйста, не плачь, прошу тебя!

Он наконец-то очнулся от странного ступора, и прижал ее к себе — дрожащую и часто всхлипывающую.

— Сейчас мы ее снимем. Лиза, у тебя есть пилочка?

— Кажется, да. Сейчас посмотрю.

Не прошло и секунды, как она уже протягивала пилку, уставившись на сестру огромными, полными ужаса глазами.

— Ну, чего вылупилась? — Кирилл сердито свел брови, все больше раздражаясь, непонятно чему. — Я сейчас просуну пилку в зазор, а ты сразу хватай и дергай изо всех сил. Все поняла?

— Да.

На этот раз он не отвлекался на ерунду: горящий страхом и огнем взгляд, волосы, растрепанные бешеным ветром — все это больше его не касалось, не действовало гипнотически, и Кирилл отвернулся от Лизы, чувствуя, как в груди раздувается колючий шар злобы. Если бы она не купила и не всучила Кристи дешевую дрянь, то сейчас не было бы никаких проблем.

— Дергай! Давай же!

Лиза схватилась за маску и, зажмурившись, дернула. Кристи едва не улетела вперед. В самый последний момент Кирилл успел схватить ее за талию и вернуть на место.

— А-ааай. Как больно!

Она вдруг согнулась пополам, прижала ладони ко рту и запричитала, одновременно давясь слезами и хриплым, полным страдания криком.

Кирилл нервно сглотнул и покосился на Лизу. Не отрываясь, она смотрела на Кристину, и мелко тряслась в нервном ознобе, сжимая обломок маски в застывших пальцах. Вторая половина так и осталась нетронутой, накрепко пристывшей к коже. Глаза прятались за хищными прорезями, и только освободившийся рот скривился от нестерпимой боли. Не веря своим глазам, Кирилл заметил маленькие капельки крови, россыпью выступившие на бледных щеках и подбородке.

— Я не понимаю. Что тут вообще происходит?!

ГЛАВА 11

«Она была повсюду. Запах любимого тела наполнял каждую клеточку, насыщая воздух сладкой патокой, от которой кружилась голова. Аромат проникал в тело, как живительная, волшебная сила, круша и ломая все вокруг».

Дрожа и слабея от желания, Кирилл упал на колени. Его королева возвышалась перед ним на кровати, слегка раздвинув ноги и скучающе поглаживая ладонями бедра. Сумасшедшая, залезла в старую рубашку с закатанными рукавами и задрала ее до самой груди. Так, что стало видно идеально ровные соски.

— Ну, чего же ты ждешь?

Не веря счастью, он торопливо приник губами к ногам и медленно повел языком, поднимаясь все выше по бархатистой коже, готовый проглотить ее сантиметр за сантиметром, и чувствуя, как изгибается тело и тянутся руки навстречу.

В мыслях он хотел разорвать ее в клочья, проскользнуть пальцами между ног, утонуть в горячей влаге, а потом попробовать на вкус, узнать насколько она совершенна во всем.

Вместо этого, он содрогался в голодном спазме, не в силах позволить больше, чем было дозволено. Даже время было главным врагом, заставляя спешить и надеяться, что в этот раз она откроется больше, чем всегда.

Конечно же, она прекрасно знала, что он готов на все ради этих долгожданных минут. Бессчетное количество раз Кирилл умолял небо перевернуть мир и навсегда оставить его в этой комнате, чтобы после долгой ночи верным стражником охранять полный тревоги обманчивый сон.

— Скажи, что любишь меня.

Она убрала руки с плеч и беззащитно растянулась на простыни. Настоящая фарфоровая богиня с ледяными, проникающими в самое сердце глазами.

— Прежде, чем я впущу тебя, ты должен сказать, что любишь. Скажи!

— Конечно же, я тебя люблю. Как ты можешь в этом сомневаться?

Словно доказывая слова, он припал к упругому животу, зарылся в мягкую кожу лицом и замер. Тело больше не источало дурманящего аромата. Оно вообще больше ничего не источало.

Внутренности скрутило в тугой узел, и горечь нехорошего предчувствия появилась во рту. Неужели она снова ушла? Но это просто невозможно!

Приподнявшись на локтях, Кирилл отыскал глазами лицо любимой и простонал сквозь зубы беззвучные проклятия.

Снова обман. Он накрыл телом другую женщину, и в голове волчком крутилось до боли знакомое имя. Женщина насмешливо улыбалась, оголив острые белые зубы, — улыбалась и, не отрываясь, смотрела куда-то за плечо.

Злость не успела вспыхнуть, а Кирилл уже круто развернулся, готовый защищаться и бить, но рухнул как подкошенный, придавив Лизу своей тяжестью. Она чуть слышно охнула.

— Ты что опять задумала, дрянь?

У белой стены, на мини-холодильнике сидел мужик. Его длинные, покрытые грязью руки свисали до самого пола как у обезьяны, а на шее болталась рваная, изжеванная тряпка. Он сидел как изваяние, странно подогнув ноги, и сыто улыбался.

— Ах ты, черт… быстро вышел отсюда. Вышел, я сказал!

Мужик даже не шелохнулся, только молча буравил взглядом голую задницу и поникший член.

— Милый, не надо так буйно реагировать. Лучше присмотрись к Ози внимательнее. Ты будешь приятно удивлен.

Лиза томно изогнулась на постели. Вместо того чтобы спрятаться, она расслабилась, и Кирилл с содроганием ощутил, как она закинула на него свои бесконечные ноги.

— Отпусти, дура! Отпусти!

Он с трудом удержался от пощечины и слетел с кровати на пол, ударившись локтем. Из глаз посыпались искры. Чертова сучка так и не угомонилась, не оставила в покое. От этой мысли заныло в груди, а внутри вспыхнуло яростное пламя — хотелось рвать и метать все, что попадется на глаза, но он корчился и дрожал — униженный и заранее побежденный.

— Ты кто такой? Чего тебе надо?!

Мужик сверкнул глазами и беззвучно усмехнулся в ответ. И только сейчас Кирилл понял, что что-то не так. Что-то неправильное было с его ртом. И глаза. Их выражение и цвет казались слишком знакомыми, почти родными. Лиза злобно оскалилась.

— Ну, дошло, наконец? Это же и есть ты, дурачок!

Кирилл вздрогнул и подался всем телом вперед, едва не врезавшись в кресло напротив, — рот съехал набок и немой крик ужаса застыл на лице. Он вовремя сообразил, что находится в салоне самолета, стиснув подлокотники кресла мертвой хваткой. Вокруг сидели люди — чинные и сосредоточенные, с газетами и глянцевыми журналами в руках. Кто-то слушал музыку в наушниках, кто-то бездумно смотрел в иллюминатор; прямо напротив незнакомая женщина ковырялась в касалетке пластиковой вилкой, пытаясь донести рис до рта и не уронить ни одной крупинки.

Со вчерашнего вечера он не мог съесть ни крошки. Кристина плакала без перерыва, утирая щеки дрожащими пальцами все время, пока они были в номере. Когда стало ясно, что вторая часть маски не поддастся, она как ракушка замкнулась в себе, и только тихо всхлипывала и дрожала, боясь лишний раз пошевелиться в постели.

Никто больше не думал о пляже и бархатном песке — Лиза страдальчески заламывала руки и смотрела щенячьим взглядом, постоянно бормоча сбивчивые извинения. Разве ее слова что-то значат на самом деле? Кирилл ни минуты не сомневался — вся, с головы до пят, Лиза пропиталась фальшью, в ней не было ничего настоящего. Терзаемый подозрениями, он поймал ее в коридоре отеля и даже прижал к стене, пытаясь узнать, что она натворила с маской. Но Лиза только нервно мотала головой и ударялась в слезы. Ей больше не хотелось утащить его за камни.

Время, оставшееся до отлета, они потратили на поиски араба, но сколько не кружили по базару, так ничего и не нашли — лоток с дешевым барахлом пропал, будто его никогда не было. Будто кто-то невидимый стер его с лица земли, так же, как и память арабов, торгующих по соседству. Улыбчивая женщина с цветной хной на запястьях так и не вспомнила, что они покупали специи, и лишь недоуменно округляла блестящие глаза.

«Чем ты ее намазала? Скажи, пока ещё можно все исправить!»

Кирилл повторял вопрос в голове как волшебную мантру, а в душе готовился к худшему. Мыслями он постоянно возвращался на бал-маскарад, ища хоть что-то, что помогло бы раскрыть тайну.

После пережитого кошмара все тело покрылось липким потом, и он отчаянно пытался зацепиться за реальность — самолет, тихая музыка, шуршание фольги и мерное перелистывание страниц успокаивали, но не до конца. Лиза сидела через несколько кресел, и он прекрасно видел ее профиль, — неестественно прямая, будто проглотила жердь.

Словно почувствовав взгляд, она повернулась, и печально нахмурившись, понимающе опустила глаза, — длинные ресницы невинно затрепетали на щеках. Снова другая. Милая, несчастная девочка, которую хочется успокоить и крепко прижать к груди. Но этот кратковременный сон, как напоминание, болезненно ранил сердце, оставляя на нем глубокие дыры. А внутри зияла пустота, от которой не было спасения.

— Кирюша. Я люблю тебя. Что бы ни случилось, я люблю тебя.

Кристина вздохнула и вздрогнула в кресле, точно так же, как и он, вырвавшись из глубокого забытья. Каждый раз, приходя в себя, она начинала клясться в любви, словно перед неизбежно надвигающейся смертью.

— Милая, потерпи немного. Как только мы прилетим, все наладится. Наши врачи мигом снимут эту штуку.

— Да, я знаю, именно так и будет.

Но так не было.

Под удивленные взгляды людей в зале ожидания, они заказали такси, и все время тупо смотрели на циферблат, считая минуты до приезда машины. Кристина прятала лицо за полупрозрачной вуалью, купленной в отделе шляпок, и прикладывала к губам носовой платок, в точности как скорбящая мать по безвременно ушедшему сыну.

Кирилл молча наблюдал, как она без конца ощупывала кожу и пыталась отслоить ещё хоть маленький кусочек маски, с маниакальным упорством подсовывая палец под шероховатый обломок. Часть щек и подбородок покрылись красными пятнами и воспалились от частых прикосновений, а лицо блестело от слез и выглядело жирным, — слезы текли бесконтрольным потоком, капая на дрожащие губы.

— Я не понимаю, как так получилось. Господи, я ничего не понимаю. Кирилл, ты ведь сам там был, и все видел. Никакого намека на лавочку, ничего. А эта женщина? Если бы мы подсунули ей под нос пакетик с хариссой, она и тогда бы нас не узнала! Они все там повязаны, а этот араб специально выискивает безобидных туристов, чтобы проводить на них свои коварные эксперименты и злорадствовать!

Кирилл смерил Лизу мрачным взглядом и ничего не ответил. Яркие фрагменты сна, как призрачные всполохи периодически возникали в голове — ее длинные ноги, и его собственная рубашка, задранная до самого горла, так и стояли перед глазами. Он разрывался на куски от удушающей ненависти и вожделения.

А Кристи… она ни на секунду не усомнилась в сестре, и сразу же расставила все по полочкам — даже ему внушив, что все, что случилось — всего-лишь нелепое недоразумение, глупая шутка.

— Не переживай. Главное, что я не умру от голода. Представь, если бы маска осталась целой? — устав плакать, Крис глухо шмыгнула носом и попыталась через силу улыбнуться.

— Да, было бы намного хуже. Твои любимые маки пришлось бы проталкивать через трубочку.

Взрыв истерического смеха смешался с общим гулом в зале и незаметно перешел в сдавленные, еле сдерживаемые всхлипывания. Сестры прижались друг к другу и держались за руки, стараясь не разрыдаться в голос. Больше не в состоянии выносить нервное напряжение, Кирилл двинулся к выходу, стискивая в руке пачку сигарет.

Уже почти докурив, он увидел такси — белую волгу в потеках ржавчины на дверцах и покосившейся шашечкой на крыше. Россия.

На этот раз стены больницы не вызвали в душе никаких чувств. Как только Кристи вошла в кабинет, пожилой мужчина в медицинском халате с готовностью поднялся из-за стола, но осекся и недоуменно заморгал, увидев лицо, наполовину скрытое ажурной сеткой.

Кристина беззвучно усмехнулась, и по привычке кратко изложила свою проблему. На беглый осмотр ушло не больше трех минут. Видимо, ни у кого не возникало желания трогать маску руками, хоть и защищенными перчатками.

— Не бойтесь, доктор, это не связано с венерическими болезнями.

— Мда, это я уже понял, но ничего не могу посоветовать. Если только отвары из растительных трав. Можно смачивать настойкой лоб и ждать, когда жидкость стечет вниз, через… препятствие. Может быть, пусть и не сразу, но стенки размокнут и отслоятся от кожи. Все это очень странно. Мне еще ни разу не доводилось встречать подобного явления. Ну, а если ничего не поможет, то можно будет приступить к операции. В этом случае, вы должны понимать, что операция сложная, и лицо подвергнется серьезным нагрузкам, могут остаться шрамы на всю жизнь.

Кристи заученно кивнула головой. Все это она слышала не один раз.

Как только они приехали домой, начались муторные хождения по больницам — бюджетным и частным поликлиникам, оздоровительным центрам и санаториям. Везде твердили одно и то же. Создавалось впечатление, что менялись только халаты и окружающая обстановка — а на самом деле, с ней разговаривал один и тот же врач, одновременно вселяя веру в чудо и апатию к окружающему.

Она почти каждый день натыкалась на равнодушные глаза людей в коридорах и очередях. Жадно блуждающие взгляды, в конце-концов, случайно останавливались на изуродованном лице и наполнялись жизнью от вида чужого горя, вспыхивали удивлением вперемежку с затаенным страхом; за сладостно-фальшивым сочувствием скрывалось облегчение и желание скорее помыть руки — не заразно ли? Всем было любопытно узнать историю, которой не было. Любопытно и одновременно страшно.

Кожа под маской ныла и чесалась — чтобы хоть как-то ослабить нестерпимый зуд, приходилось несколько раз в день стоять под душем, подставив пылающее лицо под холодные струи, и дрожа как котенок, выброшенный на мороз. За пять минут все тело покрывалось колючими пупырышками, а губы синели от холода, но она продолжала стоять, запрокинув голову и представляя, как под напором воды отстают от кожи черные кусочки и навсегда исчезают в чернеющем сливе. В том самом ветвистом тоннеле под землей, который она так боялась в детстве, а сейчас мысленно боготворит. Глупо и смешно, но она старалась сдвинуть уродливую маску силой собственных мыслей, даже не замечая, что тратит на это бесполезное занятие все больше времени и сил.

Да и время как-то незаметно превратилось во врага — остановилось, разделилось на две равные половины — до и после. Дома Крис старалась не задерживаться в коридоре и торопливо отворачивалась от любимого зеркала, предпочитая находиться в плену эфемерных фантазий — несомненно, настанет день, когда все исправится само собой, просто рассеется в воздухе, как белесый туман по утрам. А если нет?

Если нет, то она навсегда пропадет в стенах загородного дома. Шикарного, но такого холодного и пустого. Когда Кирилл уезжал на работу, она подолгу стояла возле панорамного окна, сначала провожая взглядом серебристый опель, а потом без интереса наблюдая, как тополиный пух, медленно кружась, ложится на дорожку невесомыми пушинками, припорашивая входную дверь.

— Кристиночка, может, хочешь кофе? Я только что сварила.

Сестра вошла без стука, жизнерадостная, с припухшими ото сна губами и детской пижаме в желто-белый горох. Тунис явно пошел ей на пользу, и она этого даже не пыталась скрывать.

— О, Крис… ты снова грустишь. Скажи, чего тебе хочется, я все сделаю, ну?

— Мне хочется сдохнуть. Просто сдохнуть, и все.

Поджав губы, она отодвинулась от окна и привычно устроилась в плетеном кресле.

— Как тебе мое желание, выполнимо?

— Ты сама не понимаешь, что несешь. Как ребенок, ей Богу. Никто не виноват, что так вышло, никто.

Лиза в притворном отчаянии закатила глаза. Она гримасничала, надувала губы, стреляла глазами, и будто назло, с самого утра рисовала длинные черные стрелки на верхнем веке. Стрелки, которые никогда раньше не делала и не любила.

— Посмотри на Кирилла. Он бродит по дому как тень, осунулся, побледнел. Можно же как-то войти в положение, и не думать только о себе любимой. Он уже не знает, как себя вести, как подойти и что сказать, понимаешь?

— Да, конечно. Он просто убегает из дома, чтобы пореже встречаться с чудовищем. Со дня приезда прошло целых две недели, две недели, а ничего не изменилось! Совсем ничего! Крис не выдержала и засмеялась, обхватив дрожащие плечи руками. В любой момент смех мог перерасти в новую истерику и слезы. А это значило, снова потерять контроль и провести целый день в убийственном самоистязании.

— Так. Давай! Быстро встала и пошла на кухню.

— Совсем сдурела что ли?

— Это ты сдурела. У меня яичница сгорит сейчас из-за твоего нытья. И, знаешь, что? — Лиза рассерженно уперла руки в бока и свела красиво очерченные брови, — я тут домохозяйкой не нанималась. Подумаешь, маска прилипла. И что? Домашних обязанностей никто не отменял! Скоро я вообще решу, что являюсь полноправной хозяйкой дома. А если не возьмешь себя в руки, быстро найду работу и уеду. Сиди тут одна, сколько влезет. Зачем мне тут торчать, это ведь твой дом и твой муж. Ну что, уехать?

— Лиз… извини меня, пожалуйста, я просто не могу вовремя успокоиться. Сейчас это просто невозможно. А если ты уедешь… без твоей поддержки мне долго не выдержать.

— Вот глупости. Все возможно, если сильно захотеть. И маска твоя отвалится. Не сегодня, так завтра. Вот увидишь.

Судорожно зажав рот ладонью, Кристина замотала головой. В глазах заблестели слезы.

— Ну, что ещё придумала?

— Он не женится на мне. Не женится! Когда мы ложимся в постель, он отворачивается, не хочет смотреть, понимаешь? А иногда, мне кажется, что он еле сдерживается от отвращения. Оно у него в глазах плещется!

— Что плещется, отвращение? Ну, ты даешь! Надо же такое придумать!

Лиза фыркнула, и, больше не желая ничего слушать, взяла сестру за руку и как больную, повела на кухню.

Дом впечатлял своими размерами и планировкой. В мыслях, она представляла жилище Кирилла банальным пристанищем холостяка, с серыми облупленными стенами, паутиной по углам и заброшенным двориком. Но все оказалось иначе. С первого взгляда она влюбилась в просторные, залитые солнцем комнаты, отделанные узорной лепниной и узкими зеркалами в пол. Повсюду висели полочки с фарфоровыми статуэтками, студенческими кубками, наградами и почетными школьными грамотами. Не дом, а хранилище воспоминаний. Каждая деталь стояла на своем месте и выполняла четко определенную роль. Читая хвалебные слова и рассматривая кубки, Лиза по крупицам собирала новый образ Кирилла, и не разочаровывалась. Он раскрывался перед ней по чуть-чуть, как диковинная книга с головоломками, все больше пленяя и влюбляя неожиданными мелочами.

Каждая вещь пропиталась энергетикой хозяина — черные кожаные кресла в гостиной, огромный телевизор, вазочки с цветами и милые картины; на кухне огромная барная стойка мерцала лакированной столешницей, идеально сочетаясь с бежевым гарнитуром, сразу видно, что новым и не часто используемым. А в ванной, каплевидное джакузи просто захватило дух своей белизной. Вспомнив первый день после переезда, Лиза невольно улыбнулась. Ее съемная одноканатная квартирка казалась крысиной норой по сравнению с домом любимого мужчины. От последних мыслей ёкнуло сердце, и она испуганно оглянулась на Крис, понуро склонившуюся над холодной яичницей.

— Ну, хочешь, я тебе ванну сделаю, полежишь, расслабишься?

— Нет, спасибо. Я постоянно думаю, что меня уволят с работы. Не могу же я разговаривать с клиентами в таком виде?

— Не уволят. У всех бывают трудности, нужно только немного подождать. Белая полоса кончилась. Помнишь наш разговор? Ты ешь, не жди когда остынет, а-то не вкусно.

Переложив со сковороды на тарелку поджаренные тосты, Лиза уселась рядом и с удовольствием принялась за еду, иногда исподлобья поглядывая на сестру.

Кристина мрачно ковырялась вилкой в тарелке, и своим разбитым видом бередила память, заставляя возвращаться в недавнее прошлое — когда-то она вела себя точно так же, и едва не съехала с катушек. Только вот сестренки рядом не было, никто не заботился и не готовил завтраки, не утешал, когда было совсем плохо. И Тунис тут не причем. Не ее это заслуга, а Кирилла. И этот дом… каждая ступенька, каждая оконная рама создана только для нее. Разве не так? Пора бы уже и вознаградить, как следует, за причиненную боль и страдания.

— Лиззи. Ты меня слышишь? Пообещай, что ничего не скажешь маме. Просто съезди, поздравь, и все. Обещаешь?

— Обещаю. Вот паникерша. Раздула проблему до невиданных размеров. Что, если никакой проблемы вообще нет? Ты в интернете рылась?

Кристина с раздражением отодвинула тарелку и поднялась из-за стола, — похудевшая от нервов килограммов на семь, она выглядела уже не так аппетитно как раньше, — футболка и шорты висели тряпкой, оголяя тощий зад и острые коленки, а грудь под легкой тканью почти не просматривалась.

— Интернет не панацея от всех бед! Все, что там пишут — как своими руками за рекордно короткий срок сделать карнавальную маску! Ах, да, еще забыла про огуречные лосьоны на сметане и скрабы из одуванчиков с апельсиновой цедрой. Конечно же, это именно то, что мне сейчас необходимо!

— Ну, мало ли. — Лиза невозмутимо повела бровью, — нужно рассматривать все возможные варианты. И, кто знает, может один из них окажется спасением? Я к тому, что нельзя отчаиваться, уходить в себя, прятаться от людей и от общества в целом. Жизнь не терпит слабаков и нытиков. Мало того, она безжалостно их истребляет. В твоем случае, я вообще не вижу причин расстраиваться. Кирилл примет тебя любой, потому что любит. Если бы меня любили так же, или хотя бы в полсилы! Да плевала бы я на всех с высокой колокольни. Жила бы в шикарном доме, вообще никуда не выходя, и тихо плакала от счастья.

— Ты что, все это сейчас серьезно говоришь?

Кристи потрясенно застыла посреди кухни и несколько долгих секунд смотрела на сестру. Лиза продолжала методично жевать и рассеянно улыбалась, гадая, какое выражение глаз кроется за раскуроченным обломком.

— Вот значит, как? Плевать на меня, на мое будущее, на испорченное лицо. Главное — это дом где-нибудь недалеко от города, машина, деньги, и мужчина, который будет содержать до конца своих дней? Какие разные у нас мечты, оказывается. А что, если маска никогда не отвалится? Или это тоже не имеет значения, потому что лицо не твое, а значит не тебе об этом думать? Быстро же ты привыкаешь к чужому горю. Вернее, ты его, Лиззи, даже не замечаешь.

— Ой, опять начинается! Может, хватит уже каждый раз напоминать, как ты великодушно спасла меня от мучительной смерти в пустой квартире, в компании с дешевым вином и сигаретами? Я вовсе не была на «грани», как ты почему-то решила. И не нужны были эти срочные меры по спасению души! Не спорю, мы здорово повеселились, спасибо большое, низкий вам с Кириллом поклон, но я ведь не напрашивалась, если ты не забыла! Ничего мне не нужно было, ни-че-го!

— Да, ничего. Это я, неблагодарная извожу всех целыми днями как последняя истеричка и ни минуты отдыха не даю. А все из-за чего? Из-за какой-то ерунды, ничего не значащего пустяка. Одна радость — нога уже не болит. Как отрезало.

Кристи запнулась на последнем слове и невольно опустила голову — повязки уже не было, а опухоль и синяки, от которых мороз шел по коже, полностью сошли. Даже не верилось, что совсем недавно она корчилась от боли, массируя ноющую лодыжку, и считала, что это самое неприятное, что могло случиться в жизни. Как же сильно она ошибалась!

— Интересно, что было бы, если на моем месте оказалась ты, а не я.

— Вот уж чего не знаю, того не знаю, и знать совсем не хочу. — Лиза невольно передернула плечами.

— А другого ответа никто и не ждал, между прочим! Ты и сейчас создаешь видимость добренькой сестрички, а на деле только и мечтаешь скорее сбежать.

— Вот еще! Хотела бы, давно сбежала, и не надо провоцировать на жалость!

— Какая еще жалость? Ты в своем уме?!

— В своем, можешь не сомневаться!

Неизвестно, до чего могла дойти внезапно вспыхнувшая ссора, но все закончилось также неожиданно, как и началось — в прихожей хлопнула дверь, и нежный перезвон колокольчиков разнесся по всему дому.

— Кирилл, это ты? Решил заскочить на обед? Кирилл?

— Какой обед, идиотка? Мы только что позавтракали. — Лиза фыркнула. — Как всегда, забыл что-нибудь, растяпа.

Никак не отреагировав на выпад сестры, Кристина вышла в прихожую, на ходу вытирая со щек слезы и тихо всхлипывая, как побитая собака. Ну да, конечно, снова корчит из себя несчастную жертву. Как только на горизонте появляется ОН, сестричка мгновенно становится шелковой и трусливой.

Вот только возле входной двери никого не было. По боковой лестнице, ведущей на второй этаж, тоже никто не поднимался. Вроде бы.

Зато сквозь жалюзи бокового окна на серебряные колокольчики красиво падали утренние лучи солнца, медленно стекая по стене, и ложась на часы-ходики.

— Я вроде не замечала, что тут есть животные. Да и разве может животное открыть дверь?

Подперев плечом лестничные перила, Лиза скрестила руки на груди и нахмурилась.

— Тогда что сейчас было? Не одной же мне послышалось?

Голос Кристины испугано дрожал. Не зная, что делать, она стояла и тупо смотрела на идеально чистый коврик у порога. Даже маска не могла скрыть ее растерянности, всегда до отвращения одинаковой в моменты опасности. Сестра впадала в эмоциональный ступор от любой мелочи, и вела себя до смешного глупо, — прямо как в детстве, при встрече с Ози.

— Ну да, я тоже слышала, как кто-то входил в дом. Но, не думаю, что Кирилл стал бы молча прятаться где-нибудь за углом. Очень на него не похоже. Может, откроешь все-таки?

— Думаешь, надо? — Сделав несколько шагов в сторону двери, Кристина в нерешительности остановилась, — нет, не буду. В последнее время со мной происходит слишком много нехороших вещей.

— О, Боже! Ты стала такой трусихой, прямо не верится. Куда делась та Кристи, которую я знала лет десять назад? — Лиза насмешливо изогнула бровь, но на этот раз сестра не поддалась на провокацию.

— Ты тоже далеко не подарок. От моей доброй сестренки осталось лишь приятное воспоминание. Если такая храбрая, иди и открывай. А с меня приключений более чем достаточно.

— Хм. Ну и открою, подумаешь, не велика проблема. Не стоять же здесь до вечера и думать!

Стараясь не выдать легкой тревоги, Лиза беспечно потянула бронзовую ручку и толкнула дверь на себя, — сердце бухнуло где-то в горле и замерло на несколько секунд, перехватив дыхание. Нет, она не боялась живых людей, с ними можно хоть как-то бороться, попытаться найти компромисс. Единственное, что утешало, это то, что Ози не придет вот так просто, через дверь, да еще рано утром. Мысль о нем так естественно возникла в голове, что она невольно передернула плечами, стряхивая нервную дрожь. И почему интересно, она решила, что он не может придти утром? Потому, что все мистическое оживает исключительно по ночам?

— Ну, что, никого там нет? Ты чего молчишь?

— Конечно, никого нет. Иди, и сама убедись. Если мне не веришь.

Глаза наконец-то привыкли к солнечному свету, и Лиза огляделась вокруг — все, как обычно: низкий кустарник вдоль кованого забора, самодельные клумбы из старых покрышек, и калитка, мимо которой в город бесконечной вереницей едут машины и грузовики со строительными материалами. От дороги вверх поднимались клубы пыли, а тополиный пух кружился в воздухе, забиваясь в траву и под камни, как никогда не тающий бутафорский снег.

В этом районе, как в улье, кипела вечная стройка.

На противоположной стороне, частично скрытый деревьями, как и все остальные дома, высился соседский двухэтажный коттедж, с конусной крышей и узкими витражными окнами.

— Не очень удачное местоположение для жилья, вот что я скажу. — Она уже хотела захлопнуть дверь, но неожиданно посмотрела под ноги и отскочила в прихожую, налетев спиной на притихшую сестру.

Кристи вскрикнула, и чтобы снова не зарыдать, стиснула ладонью рот.

— Маска! Откуда она здесь?! Ты что, притащила ее с собой и теперь специально пугаешь?!

— Вот чертовщина. Я чуть не наступила прямо в эту гадость. — Кое-как успокоившись, Лиза вытерла испарину на лбу и кивнула на залитый светом проем, — мне что, делать больше нечего? Очнись, дорогая. Кирилл сразу же выбросил вторую часть за борт.

— Но тогда как…о, нет, я больше не могу терпеть!

Кристи обхватила голову руками и опустилась на колени. Мерно покачиваясь, она стиснула зубы, пытаясь сдержать рвущийся наружу стон.

— Ты слишком плохо обо мне думаешь. Ну, все, хватит, хватит рыдать. Посмотри на этот обломок. От него же ничего не осталось. Сейчас мы его в совок соберем и выбросим. И вообще, не очень-то похоже на маску. Честное слово! Присмотрись, как следует. Ну, давай.

Кристина испугано замотала головой и вытянула руки:

— Нет, ни за что! Лучше обними меня, пожалуйста. Мне так тяжело, даже сердце болит. Не понимаю, кому все это нужно? Зачем так по-идиотски шутить?

Лиза со вздохом присела на корточки и послушно прижала сестру к себе.

Она знала ответ, но Кристи он, скорее всего, не понравится.

ГЛАВА 12

— Думаю, на сегодня достаточно. Угомонись уже, поспи, что ли!

— Не-ет, мне нужно дождаться Кирюшу. Вот сейчас сползу с кровати, сяду у порога и буду смотреть на дверь до самой ночи. Как собака. Ты же, кажется, любишь собак, да? Помню, в детстве постоянно овчарку выпрашивала.

Пытаясь сесть, Кристина пьяно завозилась на покрывале, но ничего не вышло, и она расслаблено откинулась на подушки.

Лиза начала нервничать. До назначенного часа осталось совсем немного времени, а она никак не отлипнет от сестры. Вот пьянь! Смотреть на ее лицо невыносимо — верхняя часть напоминала размытое черное пятно, прикрытое свалявшимися влажными волосами. Челка постоянно падала на лоб, и Кристина машинально дергала пряди, смешно выпячивая губы.

— Перестань тянуть волосы, а? Такими темпами скоро превратишься в неуравновешенную истеричку.

— Уже превратилась. В тот самый момент, когда нацепила мерзкую маску. Теперь вся моя жизнь рухнула. И работа, можно сказать, потеряна, и Кирилл вместе с ней.

— А Кирилл-то ещё почему?

Понимая, что быстро не отделаться, Лиза с обреченным вздохом устроилась на краешке кровати и провела ладонью по ворсистому покрывалу. Вот уже который день Кирилл возвращается из ее объятий ближе к утру и ложится в эту постель, измотанный до предела. Может быть, он даже терзается угрызениями совести, поворачиваясь к Кристине спиной. Если бы сестра была чуть меньше поглощена своими проблемами, то наверняка давно уже сообразила, что происходит что-то странное. Странное, и очень нехорошее для нее.

— Господи, разве ты ничего не замечаешь? — Крис визгливо засмеялась и заложила руки за голову. — Даже ежу понятно. Он боится. Боится находиться рядом. И я его прекрасно понимаю! Какой дурак захочет связать свою жизнь с уродиной, каждый день ложиться с ней в постель, и делать вид, будто ничего не случилось? Ты даже представить не можешь, как там все болит. — Всхлипнув, она коснулась маски и потянула ее в разные стороны, — когда совсем плохо, я ее вдавливаю изо всех сил, чтобы хоть немного убрать зуд. Но он не проходит.

— Ты пьешь супрастин? Он, вообще-то, должен снять раздражение.

— Только на время. Часа на два-три. Потом действие проходит и все начинается снова. Там же кожа совсем не дышит, как ты не поймешь!

— Перестань орать, пожалуйста. У меня голова скоро в тыкву превратится! — Лиза поджала губы и прошла к занавешенному окну. С силой раздвинув тяжелую замшевую штору, она стряхнула пыль с подоконника, и с раздражением фыркнула:

— Развела бардак и теперь прячешь? Дожили. Даже не надейся, что я тут буду уборщицей. Хотя, я ей и так уже стала. Спасибо, сестренка!

— Не волнуйся, я попрошу Кирилла нанять уборщицу. До тех пор, пока все это… не пройдет. Я тебя вовсе не заставляю что-то делать. Просто побудь рядом какое-то время. Мне это, правда, сейчас необходимо.

— Я-то побуду. Иначе додумаешься, притащишь в дом чужого человека. Кто знает, чего можно от наглых уборщиц ожидать? Не забывай, я в отеле почти три года проработала, много чего повидала. — Пытаясь успокоить нервы, Лиза принялась выдвигать ящики платяного шкафа, не глядя, закрывая отделения с кружевным бельем и задерживая взгляд на одежде Кирилла. — Тут нужно срочно всё перебрать. Отвратительно, валяется все комком. И как это твой Кирюша умудряется выглядеть опрятным?

— Лиз, скоро ты превратишься в копию нашей мамы. Лучше помоги и принеси вино, или даже коньяк. Я видела его в баре за стеклом.

— Какой еще коньяк! Мне нужно в магазин, а я тут с тобой вожусь, как с грудным ребенком.

— А может, я и есть грудной ребенок. Когда ты глушила вино из горла, я ни слова не сказала, вошла в ситуацию. Теперь твоя очередь. — Вяло ворочая языком, Кристи улеглась набок и добродушно подложила ладони под щеку.

— Да уж, тот вечер ты явно никогда не забудешь. Черт с тобой, я тоже выпью, но сначала схожу в магазин. А ты меня тихо подождешь прямо здесь. Хорошо?

Сестра довольно закивала головой, и уже не в силах что-то отвечать, сонно прикрыла глаза.

— Ну, вот и правильно, давно бы так.

Побродив из угла в угол, и тихо бормоча проклятья под нос, Лиза поднялась к себе в комнату и проверила сотовый — как обычно, гробовое молчание. Не очень-то он щедр на звонки в последнее время.

— Ничего, посмотрим, как ты запоешь через месяц. Запоешь, и будешь петь для меня одной, как маленькая, неугомонная птичка.

Придирчиво осмотрев недавно отглаженное платье, она приложила нежный шелк к груди, и завертелась перед зеркалом, расправляя многочисленные голубые воланы на юбке. Это платье она купила два с половиной года назад, с первой зарплаты в отеле, и надевала от силы раза два — всё не было подходящего случая и настроения. Но теперь, все было иначе — сердце щемило от радостного предвкушения встречи с любимым, и все казалось красочным и созданным только для двух влюбленных сердец. Для безумцев, возродившихся прямо из пепла и прорвавшихся, не смотря ни на что, сквозь все запреты. И как он не понимает этого? Как может быть мертвым и холодным как камень? Лиза искренне верила, что настанет миг, когда слетит призрачная завеса, и Кириллу откроется истина, как умирающему от жажды холодный родник.

Вместо безликой тени, он, наконец-то, увидит ее всю, беззащитную и бесконечно преданную настоящим чувствам.

Ведь только наивный глупец не в состоянии признать свои ошибки, до тех пор, пока на полном ходу не разобьется о жестокую правду жизни. Что он сделает, когда слетит невидимая пелена самообмана? Что скажет?

С такими мыслями она добралась до гостиницы. На этот раз никаких ресторанов и горячительных напитков — хватит. Больше нет смысла строить из себя неприступную стерву, ведь он и так давным-давно раскусил все ее замыслы.

— Ваша фамилия Лебедева? — девушка, похожая на коротко-стриженного мальчишку, приосанилась за регистратурным столом холла, и для вида зашелестела страницами журнала. — Вас ожидают в… тринадцатом номере. Мужчина пришел минут пять назад, и просил передать вот это. — Она вежливо улыбнулась и, протягивая ключ, заткнула крашеную челку за ухо.

— Спасибо… большое.

Сдерживая нервную дрожь в голосе, Лиза прошла к лестнице на второй этаж. В груди творилось что-то странное: бросало то в жар, то в холод, а ноги с каждым шагом предательски слабели. По-хорошему, ей нужно было обозлиться — ни капли не заботясь о комфорте и романтике, Кирилл выбрал первую попавшуюся бюджетную гостиницу, с пожелтевшими стенами и местами отслоившейся штукатуркой. Уж эти мелочи она научилась замечать автоматически, привыкшая к более приятным условиям, хотя бы на работе. Но сейчас это не имело никакого значения, потому что единственной преградой между ними была дешевая светло-коричневая дверь с позолоченной ручкой.

— А, ты пришла? Закрой, пожалуйста, дверь на ключ.

Кирилл сидел на двуспальной кровати с ноутбуком на коленях. Серые штанины брюк смешно задрались, выставив напоказ натянутые до икр носки, а галстук, точная копия шнурка с ромбом, съехал набок и безжизненно повис на плече. Скользнув равнодушным взглядом по комнате, и не остановившись на Лизе, он снова погрузился в работу — пальцы быстро замелькали по клавишам, прерываясь лишь на пару секунд.

Рядом на покрывале лежала раскрытая коробка с пиццей, стаканы с кофе и картошка фри.

— Ничего не могу с собой поделать, люблю фастфуд. Второй стакан для тебя. Ты ведь будешь кофе? — он наконец-то отвлекся от монитора и посмотрел на нее, безуспешно пытаясь выбросить из головы чертеж будущего здания, — на обед я сегодня уже не приеду. Как там Кристи, получше?

— Нет. Теперь она глушит коньяк из твоего тайника.

— Черт! Черт бы ее побрал!

— Ну, а чего ты ожидал? Вполне предсказуемые поступки. Если хочешь, я могу сказать, что будет дальше, но тебе вряд ли понравится прогноз. — Едко усмехнувшись, Лиза переложила мешающую коробку на пол и забралась с ногами на постель.

В конце-концов, она пришла сюда не для того, чтобы есть. В эту минуту ничто не могло пошатнуть уверенности, что даже через десять-двадцать лет, они останутся прежними, сходящими с ума от желания, а не превратятся в ненавидящих друг друга людей.

Но, хотя бы сейчас он принадлежал ей. Близость желаемого тела дразнила и пугала одновременно. Кирилл даже не подозревал, какой сокрушительной силой обладает — жар пожирал внутренности и все быстрее набирал обороты, заставляя сгорать как спичка, и биться в мучительной агонии, — сколько бы Лиза не растирала ладонями тело и не пыталась впитать его запах, все было зря, и мало. Катастрофически мало. Словно зараженная смертельной болезнью, она не видела другого выхода, как идти напролом к единственной цели, шагая по головам и разрушая всё ради него.

— Кирюш… ты ведь не считаешь, что я плохая? То есть, плохая, но не настолько, чтобы… презирать за это?

— Ага, значит, ты все-таки, понимаешь, что делаешь нехорошие вещи и шантажируешь меня? — Кирилл с наигранным сожалением захлопнул крышку ноутбука, — и то, что встречаться в этих клетушках нет никакого смысла, ты тоже поняла?

— Так ты специально выбираешь такие отвратительные номера, чтобы экономить деньги?!

— Нет, конечно же, нет! — изумленный неправильностью догадки, он запрокинул голову и рассмеялся в голос. — Сумасшедшая. Никак не соображу, в какой момент ты начинаешь надо мной издеваться. Я сижу здесь, а у меня, между прочим, каждая минута на счету, план горит.

— Тогда зачем тратить время? Раздевайся. — Лиза потянулась к галстуку и проворно ослабила узел. Руки пробрались под рубашку, жадно скользя по коже и блуждая по напрягшимся плечам. Она довольно улыбнулась:

— Как бы ты не оправдывался, тело не умеет врать. А это все, что мне нужно.

— Постой-ка. — Перехватив запястье, Кирилл подозрительно прищурился, — тебе нужно только тело, но не я? Какая славная, женская позиция. Если бы все женщины думали так же, наступил бы рай на земле.

— Может, хватит болтать, и приступим к делу?

— Может, и приступим. Только ответь на один вопрос, хорошо? — он откинулся на кровать и для вида прикрыл глаза. Все-таки, не так-то просто, взять и произнести слова, которые самому себе кажутся бредом безумца. Хитро поглядывая на него со своего края, Лиза стянула безвкусное платье через голову, и, не мешкая, забралась сверху на живот, крепко стиснув коленями бедра. Будто он хоть раз пытался сбежать.

— Ну, и долго ты будешь соображать? Твоя красавица нажрется до чертиков, если не поторопишься.

— Ах ты…маньячка, честное слово. Сумасшедшая и неуправляемая маньячка!

— Да, ну и что? Тебе же именно это нравится. Так что, не стоит притворяться, что я насильно заставляю назначать встречи. Я прекрасно знаю свою целомудренную сестру, она всю жизнь была редкостной занудой и ханжой. А такой как я, у тебя никогда в жизни не будет. Спорим? — она наклонилась, и впилась в губы долгим, умелым поцелуем.

Кирилл смотрел в широко раскрытые глаза и не мог отвести взгляда, — огромные зрачки заполнили почти всю радужку и отпугивали черной глубиной, в которой не было ничего, кроме еле сдерживаемого желания. Каждое прикосновение заставляло тело выгибаться и вздрагивать, но совсем не от страсти, как она могла подумать своей больной головой.

— Остановись. — Едва не задохнувшись от напора, он отвел руки широко в сторону, и резко сдернул ее с себя. — Я сказал, остановись сейчас же!

— В чем дело? Решил выдать очередную порцию нелепого вранья?

— Нет. Решил немного разобраться с одной малюсенькой проблемой.

Она смотрела прямо перед собой, но не в лицо, а сквозь него, продолжая летать в диких фантазиях.

— Не получится. Сначала я хочу получить то, зачем пришла. — Упрямо поджав губы, Лиза высвободила руки и опустилась к бедрам, с неслышным стоном зарываясь в низ живота и щекоча волосами ноги. Бормоча полную бессмыслицу, она все быстрее терлась о кожу, дразня и проводя языком вверх-вниз по мгновенно набухшей плоти. Неестественно длинный язык обжигал огнем, и постепенно все мысли окончательно выскочили из головы.

Кирилл дернулся, невольно еще сильнее впечатывая ее в себя и поддаваясь безудержному запалу, против воли засасывающему в водоворот чувственного жара.

Радостно ловя каждый отклик, Лиза как кошка бросилась вперед и выгнула спину, насаживаясь сверху. Она стонала, двигаясь все быстрее, яростно раскачиваясь и извиваясь, превратившись в идеальный, бесперебойный инструмент для исполнения желаний. Казалось, ее шустрые пальцы жили собственной жизнью: неустанно сжимали и оглаживали кожу, причиняя сладостную боль и оставляя после себя легкие розовые отметины.

Кирилл непроизвольно содрогнулся, чувствуя, как желание в секунды достигает верхней точки, — огненная судорога побежала по ногам к паху, и он изогнулся дугой, резко приподнявшись на дрожащих локтях. Мир на мгновение замер. Хриплый стон заполнил комнату, слишком быстро вырвавшись из задыхающегося рта. Он с размаху откинулся на подушку.

Вместо того чтобы разжать объятия, Лиза навалилась всем телом и конвульсивно дернулась, пытаясь удержать последние мгновения близости.

Несколько минут прошли в тягостном молчании, и Кирилл не мигая, смотрел в потолок, где-то на краю сознания отмечая, как приятно дрожат от слабости ноги, и прозрачная жидкость щекотно стекает вниз, пачкая смятую простынь.

— Мы повторим еще раз, не волнуйся. Я все думала, чего же ты ждешь? Почему ничего не делаешь? — с довольным смехом Лиза откинула назад волосы и уселась рядом, скрестив по-турецки ноги. — Я не сразу поняла, что ты слишком сильно хотел. Мой торопыжка.

— Ты сказала, чего же я жду?

— Ну…да. А что такого? — она улыбнулась, непонимающе нахмурив брови. По щекам разошелся здоровый румянец, и даже лицо странным образом преобразилось, — бесследно исчезло привычное выражение озлобленности на весь мир.

— Значит так, дорогая. Давай все-таки, кое-что выясним. Я ещё не совсем идиот, чтобы вертеть мной как захочется. Объясни, что происходит?

— Да что тут объяснять-то?

— То, что мы в одной постели, еще ничего не значит, не обольщайся. В самолете мне приснился кошмар, и я уверен, ты об этом что-то знаешь. Вернее, о нем. — Кирилл запнулся, и посмотрел на Лизу в упор. — О парне в комнате.

Лиза тихо фыркнула и с наслаждением вытянула ноги. Она наблюдала за ним и глупо улыбалась, — довольная и ничего не понимающая.

— Я не обратил внимания, на чем именно он сидел, но точно не на полу. Длинный, с огромными руками. Он просто смотрел, и усмехался. А ты… — Кирилл неопределенно мотнул головой и сделал глоток холодного кофе, — ты как-то его назвала. Ози, кажется. И сказала, что он, это — я. Разве не бред? Я едва не закричал на весь самолет, настолько все было реально.

— Не удивительно, что тебе снилась всякая чушь. До самой посадки какая-то женщина читала ребенку «Волшебника изумрудного города». Бубнила и бубнила без перерыва. Вот в голове все и перемешалось.

— Разве там есть персонаж с таким именем? — он задумчиво почесал переносицу и посмотрел на часы. Время неумолимо близилось к двенадцати часам дня, а он продолжал сидеть в проклятом номере. — Ладно, я понял. Ты сейчас с умным видом начнешь рассуждать об особенностях головного мозга, и все такое. Не думаю, что сейчас подходящий момент.

— Ничего я не собираюсь рассуждать и доказывать. Просто ты должен понимать, почему все это случается. — Она сочувственно вздохнула и намеренно стала тянуть время, вытягиваясь и разминая обманчиво затекшие мышцы. Кирилл залюбовался стройным, сияющим в дневных лучах телом, — в отличие от сестры, после занятий любовью, она не смущалась и не пряталась под одеялом.

Почти каждый день, возвращаясь после кратковременных встреч в офис, он пытался понять, почему идет у нее на поводу, и не может взять и отказать, раз и навсегда закончив поток нелепых просьб и угроз. Отчаянные попытки командовать, только забавили и вызывали снисходительную улыбку. Тут не было места страху.

Даже если бы она во всем призналась, даже если бы Кристи ушла… ощущение власти и огня бегущего по венам, было сильнее. Намного.

Устав красоваться, Лиза медленно подползла к нему и, обдав сладким от кофе дыханием, прижалась губами к уху.

— А случается все потому, что твоя будущая жена совсем о тебе не заботится. Если бы ты хоть немного подумал об этом, то все вопросы отпали бы сами собой.

— Ты прекрасно знаешь, что Кристине сейчас очень тяжело.

— Не тяжелее, чем тебе. Работаешь почти каждый день, выматываешься, приходишь домой, и до самой ночи слушаешь бесконечное нытье и жалобы. Даже я уже не выдерживаю такого прессинга. А что, если маска никогда не отвалится?

— Лиза. Я не хочу ничего слышать. Кажется, мы обо всем договорились несколько дней назад! — раздраженно скинув руки, Кирилл рывком поднялся с дивана и схватился за брюки.

Конечно же, мысль, что Кристи навсегда останется закованной в уродливый обломок не отпускала ни на минуту, хоть он и пытался поверить, что со временем все наладится и станет как прежде. Стоило немного успокоиться, как Лиза подливала масла в огонь, умело намекая, что с любой проблемой можно справиться, что счастье-то, вот оно, стоит только руку протянуть. А он, заколдованный и обманутый, ничегошеньки не видит.

— Вот и доказательство моей правоты. Ты сбегаешь. А Кристи вовсе не чувствует себя несчастной. Все это ложь. Наглая, отвратительная ложь! — Лиза подскочила следом, засуетилась, стараясь не показывать лицо и нервно дрогнувшие губы, — когда ты все поймешь, будет поздно. Она тебя не любит, и никогда не любила.

— Зато ты любишь, чуть ли не до смерти. — Кирилл застегнул пуговицу на рубашке и усмехнулся, — извини, но я предупреждал. Хочешь встреч, пожалуйста. Хочешь насолить за что-то сестре — твое право. Но в мои отношения не лезь, и не пытайся навязывать свое мнение.

— Какой ты…

— Я такой же, как и все остальные. Мне нравится быть востребованным. И на семейную жизнь это никак не влияет.

Лиза с молчаливым остервенением одернула подол платья и поправила прическу — волосы неряшливо выбились, смазалась красная помада на губах. Злость уже не давала дышать и клокотала в горле, готовая вырваться бурным фонтаном обидных слов. Но только она открыла рот, как надрывно запищал сотовый.

— Черт. Говорил же, что мне некогда. Нет, тебе нужно сегодня, прямо сейчас! — бросив в сторону Лизы недовольный взгляд, Кирилл откинул крышку телефона и растерянно выдохнул. — Это Кристи.

— Ну, так возьми чертову трубку, не стой как болван!

Лиза упала на постель и невидящим взглядом уставилась в потолок. Что опять стряслось, почему эта идиотка проснулась? Почему она всегда появляется так не вовремя, и все портит?!

Кирилл ходил взад-вперед по номеру, хмуря лоб и пытаясь вставить хоть слово. Трубка исходила криком — чтобы не оглохнуть, он морщился и отводил ее в сторону.

— Ты с ума сошла, совсем спятила! Как можно было додуматься до такого?! Сиди на месте, и жди меня! Жди, я сказал!

Швырнув сотовый на кровать, он вцепился в волосы и со стоном опустился на пол.

— Что случилось на этот раз?

Кирилл молча поднял голову и покачал головой. Бледный как стенка, зашарил руками по коврику у кровати и медленно поднялся на ноги. Слегка покачиваясь, натянул пиджак и потянулся за ноутбуком.

— Ну, уж нет. Эту вещь я тебе сейчас точно не доверю.

Лиза решительно преградила дорогу и, уже не скрывая волнения, посмотрела в глаза:

— Что случилось, что такого она сказала?

— Кажется, она порезала вены. Сказала, что больше не хочет создавать никому проблем, и так будет лучше.

— Что?! И ты все ещё здесь?! Господи, поехали, поехали немедленно!

Они почти бежали по тусклому коридору — перед глазами расплывались бордовые круги от ковровой дорожки, а к горлу подступала тошнота. Мысль о том, что всё с самого начала вело именно к такому финалу, — пугала и не давала покоя. Девушка на рецепшен смотрела на них как на идиотов, но не сказала ни слова, только забрала ключ от номера и проводила глазами до двери.

— Тебе не нужно заходить со мной, понимаешь? Она сразу все поймет.

Кирилл с трудом сохранял спокойствие, — «опель» то и дело заносило на встречную полосу, и он беспощадно подрезал других водителей. Резкие гудки за спиной только подзадоривали и заставляли наглеть еще больше.

Лиза откинула козырек с зеркальцем и хладнокровно подкрасила губы, изредка без интереса поглядывая на дорогу.

— Ты меня вообще слышишь? — Кирилл нервно усмехнулся, — как ты можешь краситься, когда твоя сестра в таком состоянии?

— Очень даже могу. Если она увидит мои губы без помады, будет хуже. Конечно, это маловероятно, но все же. А в дом я зайду, и ты меня не остановишь. Скажешь потом, что позвонил мне и забрал по пути. Понял?

— Не думаю, что это хорошая идея, но ладно.

Они уже выбрались за черту города и через пять минут подъехали к дворику. Дом встретил убийственной тишиной, от которой внутренности сворачивало в тугой узел. Никто не отозвался на дверной колокольчик, а на полу прихожей валялась бесформенная горка мусора. Проходя мимо, Кирилл бездумно пнул ее ногой: черные обломки, как черепки разлетелись в стороны, и тут же из спальни донесся надрывный плач.

— Кристи! Я уже тут, я приехал!

Плач затих, чтобы через секунду начаться снова, ещё громче. Лиза прошла мимо комнаты в ванную, даже не повернув головы, — громко захлопала дверцами шкафчика, вываливая прямо в раковину разноцветные тюбики и склянки. Отыскав перекись водорода и бинты, она мысленно перекрестилась и вернулась в спальню.

Спертый воздух насквозь пропитался коньячными парами — на полу блестела лужа, в углу темнела боком пузатая бутылка. Кирилл стоял на коленях возле кровати и лихорадочно вертел Кристину во все стороны, а она обмякла, как тряпичная кукла и тихо всхлипывала, завесив волосами лицо.

— Ну, и кто у нас тут дурью мается? — Лиза оттолкнула Кирилла в сторону и растянула губы в нарочито бодрой улыбке, — я ведь, кажется, просила дождаться меня?

Сестра мотнула головой и покорно вздохнула. Развернутые тыльной стороной руки мелко подрагивали, набухли под полупрозрачной кожей вены. В ожидании огромного озера крови, Лиза с трудом сдержала разочарование и деловито рассмотрела порезы. Несколько кривых полосок рассекли кожу поперек, и кровь лишь слегка запачкала руку.

Рядом валялся тупой ножик для масла.

— Вот дурёха. Даже вены порезать нормально не смогла! — беззлобно рассмеявшись, Лиза со знанием дела обработала ранки и даже не стала перебинтовывать. — А сколько страху напустила. Твой муженек едва не поседел.

Кирилл молча передернул плечами и обнял Кристи за талию. Стараясь не раздражаться от вида влюбленных голубков, Лиза прошла к окну и в который раз раздвинула шторы, впуская солнечный день в спальню. Невольно, она ощущала себя постаревшей матроной, вынужденной присматривать за глупыми, внезапно впавшими в детство родственниками. Не очень-то приятное ощущение.

— Ну, и что теперь? Я считаю, пора уже что-то делать. Какие будут предложения?

ГЛАВА 13

За спиной хлопнула стеклянная дверь, и Кристина испуганно обернулась. Возле окна, в блеске солнечных лучей, над бумагами склонилась высокая фигура.

— Енисей Ворфоломеевич? — она несмело шагнула к доктору, делая вид, что прекрасно его помнит. Хотя, это было абсолютно не так. С момента, как к лицу пристала ненавистная маска, все мужчины кроме мужа обезличились и перестали вызывать интерес.

— А, это вы. Помню-помню, вас забыть не так-то просто.

Он вышел из круга солнечного света и радостно улыбнулся, словно знал тысячу лет, — немолодой, с серебристой сединой на висках и пронзительно голубыми глазами.

— А я тут как раз получил результаты анализов. Ваша фамилия Лебедева, я прав?

— Да, это я. И что, там все так ужасно?

— Ну почему же. Наоборот, все очень хорошо. Кровь в норме, сахар не завышен, инфекционные заболевания отсутствуют. У вас ведь проблема не внутри, а снаружи. Все дело в том, что я очень долго принимал решение. И результат мне дался очень тяжело.

Мужчина в задумчивости наклонил голову, разглядывая полупрозрачную вуаль. Кристина приподняла ткань дрожащими от волнения пальцами и замерла в ожидании.

Страх, что прямо сейчас ей откажут в запланированной операции, за секунду вырос до огромных размеров, и живот свело в ледяном спазме. Каких-то полчаса назад, она отказывалась ехать в больницу из-за боли, которую наверняка придется испытать, но сейчас, сейчас все воспринималось иначе.

— Вы считаете, что ничего не получится? Что я так и прохожу с этой штукой до глубокой старости?

Енисей Ворфоломеевич глубокомысленно крякнул и покачал головой:

— Ну, зачем утверждать так категорично. В нашем мире нет ничего невозможного. Пройдемте, пожалуйста, в кабинет. Прежде чем оформить в палату, мне бы хотелось лично узнать некоторые подробности.

Кристина кивнула и покорно поплелась за ним, чуть не влепившись в огромный облезлый кактус, будто специально поставленный на дороге. Она шла, сглатывая колючий комок в горле и старательно не замечая недоуменные взгляды больных, снующих по коридору с кружками, и медсестру за широким деревянным столом. Увидев главного, девушка торопливо склонилась над бесчисленными бланками, старательно показывая свою занятость.

— Мариночка, прошу тебя никуда не уходить с поста. У нас намечается новенькая. — Проходя мимо, доктор в очередной раз изобразил добродушную улыбку, но Кристина успела поймать холодный металлический блеск, промелькнувший в его глазах.

— Обижаете, Енисей Ворфоломеевич. Вы же знаете, я никогда не покидаю рабочего места, а для личных дел имеются обеденные перерывы.

— Ну да, точно. А я совсем забыл, наверное, заработался. Проходите, пожалуйста.

Кристина смущенно протиснулась в указанную дверь и сразу же почувствовала себя легче: в тесной комнатке, до отказа заставленной мебелью, никто не сверлил жадным до зрелищ взглядом, и не лез с надоевшими расспросами.

— Не волнуйтесь вы так. Сейчас сделаем фотографию, и назначим время. И, думаю, уже… завтра вы станете прежней. У вас есть муж, дети?

— Детей нет, а муж… можно сказать, почти есть. Но его не будет, если эта штука в скором времени не исчезнет, понимаете?

— Естественно. Что тут может быть непонятного. — Доктор вздохнул, и, нацепив на нос очки, ненадолго задумался. — Расскажите, как это произошло? Где вы взяли маску, зачем вообще решили ее примерить?

— Этот ужасный подарок мне преподнесла собственная сестра. Купила на базаре в Тунисе, кажется, за пять динаров.

Снова вспомнив злосчастный маскарад, Кристина сгорбилась за столом и с трудом сдержала набежавшие на глаза слезы. Их можно было не прятать, но, наученная временем, она стерпела: ведь кожа слишком быстро воспалялась и зудела от влаги. Вечер, так внезапно изменивший судьбу, снова ожил в памяти и заставил пережить с трудом позабытый кошмар.

После разговора, больше напоминающего допрос, она немного успокоилась, и вернулась на пост. Медсестра неумело изобразила фальшивое дружелюбие: ей было абсолютно все равно, что случилось с новой пациенткой. Без лишних слов оформив обходной, она кивнула на палату напротив, и с равнодушием уткнулась в журнал. Осталось пройти еще несколько обследований, и все будет решено. Хотя, кого она обманывает? На самом деле, решение уже давно было принято. Просто она боялась сделать первый шаг. Сердце радостно бухнуло в горле, стоило войти в палату: пусто. До самого вечера никто сюда не войдет. Как и обещал Енисей Ворфоломеевич.

Нет. Черт возьми, только не это! Лиза закусила нижнюю губу и швырнула телефон через всю комнату. Ударившись о стену, сотовый разлетелся на две части и наконец-то умер. Туда ему и дорога. Сколько бы она не набирала наизусть выученный номер, Кирилл не реагировал. Стоило Кристи уехать в больницу, как вся его показушная забота исчезла, словно по взмаху волшебной палочки. А она-то почти поверила, что удалось разрушить стену, стоявшую между ними невидимой преградой.

Дело было, конечно, не только в этом. Всю последнюю неделю не получалось избавиться от тревоги и Лиза просто не хотела признавать, что боится. Подсознательно боится того, что ждет в скором будущем. Сколько еще предстоит находиться в этом доме? Новую квартиру, как и работу, она не искала, полностью вжившись в роль сочувствующей сестренки и бесплатной домработницы. Вынужденная скрывать чувства днем, ночью она сгорала от страсти и сверлила взглядом дверь в спальню до тех пор, пока не появлялся он. А он появлялся всегда. Входил, чуть ли не на цыпочках, плотно прикрывал дверь, и молча, как нашкодивший щенок, прятался под одеяло.

Тяга друг к другу не ослабевала, затягивала обоих в липкие сети, против воли превращая в рабов. В эти мгновения любовь Кирилла была искренней и очень хрупкой. Что бы он ни говорил ей потом судорожным шепотом, чтобы ни доказывал, — всё было лишь прикрытием, попыткой оправдать свои измены. Раскаяние настигало его сразу же после занятий любовью и не отпускало до самого рассвета. Лиза не могла сдержать нежной улыбки, наблюдая за несчастным лицом, бледнеющим в темноте на подушке.

Поразительно, но все это время сестра оставалась глухой и словно ослепшей. Никакая интуиция не подкидывала ее среди ночи, не бросала в холодный пот и не глодала изнутри. Частые отлучки Кирилла оставались совершенно безнаказанными.

Лиза хихикнула и с раздражением отдернула руку ото рта: она снова стала грызть ногти как в детстве, и все чаще ловила себя на мысли, что старая привычка поворачивала время вспять и возвращала туда, куда больше не было дороги.

Дверь в детство закрылась, стоило ее только заметить. Закрылась навсегда, вместе с ощущением парящих крыльев за спиной, смелыми мечтами и верой в вечную жизнь после смерти.

Она прожила в ожидании чуда тридцать долгих лет, а ничего не изменилось. Ничего, кроме Ози. Который почему-то больше не приходил. Да. Теперь понятно, что кажется особенно странным. То, что он больше не является, и есть ответ на единственный вопрос, который она мысленно кричит в пустоту. Разве его отсутствие не значит, что последнее условие наконец-то выполнено? Но какое?

Собрав с пола две распавшиеся половинки, Лиза включила телефон и облегченно выдохнула, — работает. Экран тут же засветился голубым светом, и она торопливо прижала трубку к уху.

— Крис, ты? Я звонила несколько раз, но ты не отвечала. — Лиза застыла посреди комнаты и настороженно прислушалась к голосу сестры, пытаясь уловить хоть какой-нибудь намек на плохие вести. — Что сказал врач?

— Он назначил операцию на завтра. Лиззи! Я уже в палате, и уже завтра с меня снимут эту гадость, слышишь, завтра!

— Ты уверена, что такая спешка не повредит здоровью, не сделает ещё хуже? Почему никто не провел тест на аллергию? Вдруг будут нежелательные последствия?

— Перестань придумывать. Я сдала все необходимые анализы, все в полном порядке. Но даже если бы существовала угроза, я бы все равно не отказалась. Лучше смерть, чем жизнь в вечном заточении и страхе.

— Ну, ты вот как скажешь, так хоть стой, хоть падай. — Лиза многозначительно хмыкнула. Внезапно ей в голову пришла мысль, что именно будущая операция и есть то самое, третье условие. Именно ее исход решит судьбу, решит всю дальнейшую жизнь. Легкий озноб пробежал по позвоночнику. Перед глазами замелькали жуткие картины.

Испещренное бордовыми рубцами лицо, гноящиеся язвы и стертая до волдырей кожа казались мелочью, по сравнению с диким предположением, что все может сложиться гораздо хуже. Закончиться, например, несчастным случаем, приведшим к… смерти. Как ни крути, а все сводилось к одному: именно от результата зависело, останется ли с ней Кирилл.

Лиза прошла в гостиную, достала из бара бутылку вина. Бутылка была уже откупорена и, недолго думая, она зубами вытянула деревянную пробку и сплюнула на ковер. Ну и начихать, что сейчас нет и четырех дня.

— Алло? Ты куда пропала?

— Тут я. Просто решила отпраздновать твое будущее освобождение, достала вино. — Лиза замолчала, случайно наткнувшись на свое отражение в стеклянной дверце шкафа: широко распахнутые глаза лихорадочно блестели, рот скосился набок, а волосы, только недавно расчесанные, торчали во все стороны как у ведьмы.

— Знаешь, я все время пыталась понять, почему это произошло. Почему, вопреки всем существующим законам случилось то, что просто не могло случиться.

— И что, неужели нашла ответ?

— Нет. Но я знаю, что ты тут не при чем. — В трубке на мгновение наступила напряженная тишина, — ведь я права?

— Ах, вот, значит, что. Тогда ответь на вопрос. Ты хоть раз задумывалась, зачем мне причинять зло собственной сестре? Откуда я могла знать, что на базаре в Тунисе какой-то араб продает старые маски?

— То же самое я и ответила Кириллу. — Голос Кристины едва заметно дрогнул, — но почему-то, он негативно настроен против тебя с самой первой встречи в «кальмаре». А после этой истории, стало ещё хуже, даже смотреть на тебя не может. И, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию, я хотела кое о чем попросить…

— Ой, подожди! Кажется мама на второй линии. Давай потом договорим? Обещаю, я ни слова ей не скажу, ни одного словечка!

Отведя телефон от уха, и больше не пытаясь разобрать тревожное бормотание в трубке, Лиза отключила вызов. Сердце разрывалось на части, казалось, его бешеный стук прорвался в комнату и заглушил все вокруг. Нужно было срочно что-то делать. Но что она могла, не имея ничего? На смену ярости пришло глухое отчаяние, в груди заворочался ледяной шар, — снова, как и когда-то давно, не давая дышать и связно думать. О чем она вообще думала, о чем мечтала? Как можно быть настолько наивной, чтобы слепо верить в детские фантазии, в какого-то бесплотного духа, уродливого монстра? Верить, и надеяться, что он исполнит все заветные желания и вдруг легко избавит от проблем?

А все потому, что хотелось быть слабой и доверчивой, хотелось найти родственную душу и настоящую, взаимную любовь. Как в книжках и фильмах. Разве она не имеет права хотеть то, чего хотят другие люди?

Она опять набрала номер Кирилла, но не успела услышать гудки, как по звону надоевших колокольчиков поняла, что дверь в прихожей открылась.

— Лиза, ау! Ставь чайник, я купил пирожные!

От непривычно радостного голоса захотелось спрятаться в комнате и не высовывать носа наружу. Она и не помнила, когда в последний раз Кирилл был в приподнятом настроении.

— Ну, чего затихла? А, все понятно. — Он заглянул в комнату и хмыкнул, увидев зажатое в пальцах горлышко бутылки, — всё после Туниса в себя прийти не можешь? Не бойся, на этот раз я не буду тебя ругать. Сегодня я добрый.

— В смысле?

Он с загадочной улыбкой поманил ее на кухню, и, не дав опомниться, обхватил за талию и резко поднял в воздух. Он крутил ее, а волосы без конца падали на лицо и щекотали нос. Лиза откинула голову и удивленно всхлипнула, не понимая, что происходит, и, не веря, что он по собственной воле взял ее на руки.

— В чем дело? Что опять стряслось?!

— Ага, именно стряслось! И даже не стряслось, а сотряслось!

Опустив, наконец, Лизу обратно на пол, Кирилл довольно потер ладони.

— Кристи сегодня не придет, легла в больницу. Уже завтра ей проведут операцию и удалят чертову маску. Это значит, что совсем скоро весь этот кошмар закончится, и все вернется на свои места! Мы все, как можно скорее, постараемся забыть о случившемся. Ведь так?

Лиза молча отвела взгляд от сияющего счастьем лица, и принялась выкладывать на стол из пакета продукты: яблоки, бананы, курицу, сок, коробку с бисквитными пирожными в шапке розового крема, и шампанское.

— Ты не рада, что твоя сестра перестанет страдать? Признайся хотя бы мне, что так оно и есть. Ведь именно мучений ты ей втайне желала?

Кирилл присел на край стола и прищурился, хитро разглядывая Лизу из-под опущенных ресниц. Она с трудом изобразила улыбку: глаза то и дело натыкались на полоску галстука. Острый кончик упирался прямо в кожаный ремень, а синий ромб переливался при малейшем движении, будто живой.

— Ты что, все свои галстуки купил в одном месте, и даже не удосужился посмотреть на рисунок?

— Не понял? — Кирилл сгорбил спину и с недоумением уставился на выпирающий из-под рубашки живот, — причем здесь мой галстук?

— Не при чем. Просто давно хотела спросить. Они у тебя абсолютно все одинаковые. Это жутко раздражает.

— Ах, ну конечно. Ты же у нас лучше всех знаешь, как следует выбирать вещи. — Слегка сбитый с толку и раздосадованный, он скрестил руки на груди и посмотрел помутневшим взглядом. — Да ещё я попался на твою удочку как последний дурак, и не знаю, что теперь делать. Ты — как смертельный яд. Вот, честное слово, яд, действия которого мне не удалось избежать. Как ты всё это делаешь?

— Делаю, что? — стараясь не запаниковать, Лиза схватила шампанское, сорвала золотинку, и принялась отвинчивать пробку дрожащими пальцами.

— А ну-ка, дай сюда. — Кирилл отобрал бутылку и быстрым движением спрятал в холодильник, заодно выключив на плите чайник, исходящий паром. — У тебя вино еще осталось, между прочим. О, нет, нет! — заметив вспыхнувшие щеки и опасно повлажневшие глаза, он в отчаянии вскинул руки, — давай договоримся вести себя спокойно, без истерик и слез. Знаешь… давно хотел спросить. Почему ты рассталась со своим парнем?

Лиза обмякла на стуле, уставившись невидящим взглядом в стену. Все происходящее напоминало тягучий, призрачный сон. Сон, из которого никак не получалось выбраться. Он закручивался спиралью, принимая причудливые обороты и заставляя испытывать ужас, без малейшего права поменять сюжет. Неизвестно, что было лучше — остаться навсегда в бесконечном кошмаре, или вырваться в реальность, которая была ничуть не лучше. А в чем-то даже хуже.

— На, выпей. — Кирилл протянул стакан с водой, и со вздохом подкурил сигарету, — видела бы ты себя сейчас со стороны. Я же ничего особенного не сказал. Ты и так прекрасно знаешь, что нашим встречам когда-нибудь придет конец. Ведь знаешь? Скажи, я хочу это услышать.

— Да, знаю.

— И как бы ни грозилась, ты никогда не сможешь признаться сестре.

— Не смогу. Не смогу, и поэтому, ты ведешь себя так нагло? — Лиза засмеялась тихим, безжизненным смехом. В голове хороводом крутились давно забытые картинки: она вспоминала, как легко было когда-то до встречи с Кириллом; как по-семейному текла ее жизнь, до того самого вечера, пока все в одночасье не рухнуло, не рассыпалось на тысячи мелких осколков. Она с тоской посмотрела в поблескивающие стальные глаза, и снова чуть не расплакалась, — Кирилл так и сидел, закинув ногу на ногу, и терпеливо ждал ответа.

— Если хочешь знать, мой бывший парень бросил меня из-за денег. Уехал в Америку, в погоне за лучшей жизнью. В один прекрасный день я пришла домой, и меня встретила пустая, холодная квартира. И только потом я нашла прощальную записку с объяснением. Видите ли, ему было стыдно признаться во всем, глядя мне в глаза. Вот скажи, почему вы все такие трусливые?

— Не обобщай, пожалуйста. Все люди разные. Да и почему ты решила, что проблема только в мужчине? Судя по твоему характеру, сбежавшему парню тоже пришлось несладко.

Лиза громко фыркнула. С каждой минутой разговор нравился все меньше — она не видела в нем смысла, каждое слово отдаляло настоящее и превращало когда-то близких людей в размытые, ничего не значащие тени.

Словно почувствовав ее состояние, Кирилл отодвинул пепельницу в сторону и осторожно опустился на корточки перед стулом. В белой рубашке и строгих, идеально выглаженных брюках, он выглядел забавно и играл неподходящую образу сценку, оставаясь чересчур серьезным и оттого совершенно неискренним.

— Ладно, давай сегодня забудем все плохое. Не хотел признавать, но ты мне тоже небезразлична. В какой-то степени. — Он пододвинулся ближе и обхватил ладонями колени. — Честное слово, сам не пойму в чем тут дело. Иногда мне кажется, что ты ведьма, — взяла и заколдовала, пока я мирно спал в своей постели. А в голове бардак и все плывет, как в тумане. Даже работать стало невозможно — в каждой женщине я почему-то вижу тебя. Как думаешь, что это значит?

— Понятия не имею. Может, тебе нужно сходить к врачу и проверить голову?

— Не уверен, что это меня спасет. — Решив, что красивых жестов на сегодня достаточно, он поднялся и, отряхивая несуществующие пылинки с брюк, улыбнулся.

— Вот, как всегда, ты снова отвлекла меня от главного. Или Кристи уже успела все доложить?

Лиза отрицательно покачала головой и внутренне напряглась от нехорошего предчувствия: казалось, что слова «извини, но в твоей помощи мы больше не нуждаемся», уже незримо повисли в воздухе.

— У Регины Викторовны завтра день рождения, и я собираюсь поехать к ней в гости. Вместе с тобой.

— Что? — от неожиданности перехватило дыхание. Так вот о чем она хотела попросить! Со своими душевными проблемами, из головы напрочь вылетели все важные события. А ведь совсем недавно она упрекала Кристи в эгоизме и невнимательности.

— Купим торт, цветы. Я познакомлюсь с мамой, и торжественно сообщу о будущей свадьбе. А ты скажешь, что Кристи не получилось отпроситься с работы. Ведь скажешь?

— Даже не подумаю. Кажется, ты забыл о нашем уговоре. О свадьбе не может быть и речи. А твое присутствие на семейном празднике явно лишнее. Не думаю, что мама будет в восторге! Не понимаю, как сестричке вообще могла прийти в голову такая чудовищная идея!

Кирилл поморщился.

— Другого ответа я от тебя не ожидал. Но, извини, придется послушаться. Иначе…

— Иначе, что?

— Иначе, я одним словом закончу всю эту глупую игру.

Словно подтверждая угрозу, в гостиной громко хлопнула форточка, и прохладный ветерок пробежал по ногам.

— Что ещё за чертовщина?

Лиза испуганно замолкла, ощутив забытую дрожь в теле: точно легкий ток пробежал по кончикам пальцев, и огненная волна ошпарила внутренности. Ноги налились свинцом и одеревенели: она впилась обкусанными ногтями в ладони и, будто сквозь толщу воды двинулась по коридору вслед за Кириллом. Он был настроен враждебно, и совершенно не думал о возможной опасности. Ну да, разве может какая-то опасность поджидать в собственном доме, напичканном сигнализацией и видеокамерами?

— О, черт, а это что еще за хрень?!

Он резко отпрянул в сторону: прямо из проема двери в коридор живой лавиной вырвалась серая, гомонящая масса. В воздухе громко захлопали крылья, и на пол, кружась в хаотичном круговороте, полетели длинные бело-серые перья. Они падали, закрывая черные лужицы слизи. Когтистые лапки поскальзывались и размазывали слизь по полу.

Лиза не могла сделать и шагу, — так и стояла с разинутым ртом, не веря глазам. Взбесившиеся голуби как подстреленные кидались в ноги, бились грудью об пол, и за секунду ломали хрупкие крылья. Казалось, будто маленькие круглые глазки горели одинаковым рыжим пламенем и слепо блуждали по стенам, видимо, пытаясь найти что-то важное. Лиза не сомневалась, что именно так и было, — ведь по доброй воле ни одна птица не ворвется в человеческое жилище. Не говоря уже о целой стае сумасшедших голубей.

Опомнившись, Кирилл побежал в ванную и вернулся со шваброй, зажатой в побелевших от напряжения пальцах. В русых волосах застрял голубиный пух, а лицо побелело и слегка вытянулось от растерянности.

Почувствовав опасность, несколько обезумевших птиц бесстрашно накинулись на швабру, как на вкусные хлебные крошки — один голубь широко раскрыл клюв и издал странный клокочущий звук, от которого всё заледенело внутри. Лиза сдавленно ойкнула, и с гулко стучащим сердцем, отступила вглубь коридора еще на несколько шагов. Такого звука она не слышала ни разу за всю свою жизнь, — совсем не животный, а вполне осмысленный призыв к борьбе оглушил комнату. И, как по команде, птицы взвились в воздух, оставив на полу покалеченных собратьев, но даже они пытались оторваться от земли и отчаянно молотили друг друга переломанными крыльями.

— Ты чего стоишь?! Вот чего ты, мать его, стоишь?! — Кирилл злобно сверкнул глазами и принялся махать во все стороны черенком. Птицы возмущенно заклокотали и воинственно вздыбили пепельные грудки. — Хватай швабру, пока они тут всё нахрен, не засрали!

— Пожалуйста, не двигайся, не надо!

— Это еще почему, хотел бы я знать?!

Он яростно оскалился, готовый выкрикнуть ругательства, но не успел: собравшись в стаю, птицы кинулись прямо на него, решительно выставив вперед маленькие головы. Как только они падали вниз, тут же взлетали другие, и меткие клювы ранили кожу до крови, как сотня острых лезвий.

— Аааа! Сделай что-нибудь! Немедленно, сейчас же!

Отбросив швабру в сторону, Кирилл закрыл голову руками и сжался в комок. Атаки не прекращались, удары сыпались на голову, спину и шею смертоносным дождем. Птицы, которые не могли летать, подтянулись к ногам и клевали пальцы прямо через носки.

Лиза зажмурилась, и со всего маху налетела спиной на стену — перед тем, как открыть глаза, она мысленно взмолилась, чтобы все оказалось сном. Но ничего не исчезло: Кирилл отмахивался от птиц как мог, и уже не открывал рта, наверное, боялся, что выклюют язык.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда все неожиданно прекратилось. Точно так же, как и появились, голуби стали постепенно успокаиваться и улетать через окно в свои заоблачные дали. Так, будто не случилось ничего сверхъестественного.

По сравнению с атакой крылатых на съемной квартире, здесь было настоящий бой, яростное покушение. Когда последний голубь упорхнул в окно, Кирилл быстро захлопнул створку и в изнеможении упал в кресло, — вся веселость слетела с лица, как старая облезлая краска, а на лбу проступили бисеринки пота. Он машинально утер их тыльной стороной ладони и вздохнул: по лбу размазались капельки крови, все руки были в царапинах и кровяных разводах.

— Что это сейчас было такое, а?

— Наверное, где-то взорвали голубятню. — Лиза засмеялась, но тут же затихла, встретив взгляд, не обещающий ничего хорошего. — Ну, а как ещё объяснить? Может, это какой-то знак? Может, кто-то намекает, что хватит врать и ходить вокруг да около? Если подумать, то мы и правда зашли слишком далеко.

— Ты зашла, а не я. Напряги память и вспомни, что я тебе постоянно твердил. А твердил я одно: оставь меня в покое. Ради Бога, оставь меня в покое. Прекрати делать то, что ты делаешь. — Кирилл потер виски указательными пальцами и решительно вскинул подбородок. — И еще. С этой минуты между нами ничего больше не будет. Завтра съездим в деревню, поздравим маму с днем рождения, и ты уйдешь из моего дома. Можешь даже не метаться, а сразу остаться у Регины Викторовны.

— Но…

— Никаких «но», Лиза. Я хотел сказать раньше, но нас отвлекло… это голубиное нашествие. Все кончено. Понимаешь? Кончено.

ГЛАВА 14

Ее тело было всего-лишь телом, доступным и не настолько желанным, чтобы рисковать отношениями с любимой женщиной. Именно так он и сказал. Черт возьми, разве можно быть таким идиотом?! Да и всё это вранье. Наглое, глупое, отвратительное.

Притворство видно со стороны любому прохожему, любому незаинтересованному человеку. Просто нужно уметь смотреть.

Лиза усмехнулась и, расправив перед зеркалом плечи, проверила, нет ли на новом свитере мятых складок или ниточек. Никогда раньше она так тщательно не следила за одеждой и внешностью. Хотелось быть идеальной; лучше, чем модели из глянцевых журналов, лучше, чем Кристи. Мысли о сестре вновь вызвали раздражение. Нужно обязательно воспользоваться случаем, и спросить у мамы, не могло ли случиться в роддоме ошибки, например — подмены. Может, Крис подкинули, и где-то в безвестности пропадает родной брат, никогда не знавший матери. Ну а что? Всякое бывает. В конце-концов, об этом круглый год показывают различные телепередачи.

И только в ее жизни происходят вещи, не имеющие объяснения. Она оправдывала странные мысли появлением якобы неземных существ, которые облюбовали ее тело как временное пристанище. Они появились ниоткуда, так же, как Ози, без спроса ворвались в личное пространство шустрыми беспокойными клубками.

Напитавшись энергией, клубки выросли, и страх окреп, превратился в мучительную фобию. Теперь он занимал главное место в жизни, и не было шанса на исправление ошибок. Все они оказались фатальными. Все это время клубки старательно прогрызали дыру в реальный мир, и наконец, просочились внутрь, заставив вспомнить то, что старательно забывалось годами.

Взрослые перестали верить в волшебство, а дети разучились думать по-взрослому. А все потому, что это необходимо для равновесия мира. Простая истина. Исполняй ее, и всё будет в порядке. Иначе и не скажешь. Только ничего не получается.

Стоит взглянуть в лицо Кирилла, и начинаешь чувствовать, как душа ухает вниз.

Сестричка всегда умела вовремя схватить то, что криво лежит. Даже если ей этого совсем не надо. Каким-то образом она привязала Кирюшу к себе, убедила, что именно она ему нужна. Неужели так сложно понять, что всё хорошее имеет свойство заканчиваться? Особенно чувства. А если чувства получены обманом, расплата вдвойне жестока. Никто не виноват, что жизнь не терпит лгунов. Да-да.

Делая вид, что не замечает Кирилла на дорожке, Лиза прошла к автомобилю. Серебристый Опель урчал двигателем, как сытый кот, готовый сорваться с места.

— Хорошо выглядишь. Будто и не было бессонной ночи в обнимку с алкоголем.

Открывая перед ней дверцу, Кирилл с явным одобрением скользнул взглядом по лицу и фигуре. — Цветы на переднем сиденье, смотри не раздави задницей. Я сейчас.

Лиза только фыркнула в ответ и, переложив букет лилий в руку, села внутрь. Сразу же в нос ударил приторно-сладкий аромат. Весь салон насквозь пропитался мерзкими духами. Даже когда сестры нет рядом, любая мелочь напоминает о её присутствии. Словно оживший призрак, Кристи незримо парит за спиной и отказывается сдаваться без боя.

Несмотря на праздничный день, настроения не было. О каком настроении может идти речь, если час назад свершилось чудо из чудес?

Кирилл наконец-то уселся за руль и беспечно бросил ключи от дома на приборную панель.

— Ну, что, Лизок, готова? Можно отправляться в путь.

Они выехали на дорогу и повернули в сторону центра. Лиза наблюдала, как Кирилл мельком разглядывает себя в зеркало: при каждом движении, смазанная гелем челка билась о лоб тонкими сосульками и напоминала иголки ежа. Поймав насмешливый взгляд, он понимающе ухмыльнулся:

— Ну, что ты хочешь сказать? Не молчи, а то я все прочитаю по глазам.

— Не называй меня Лизок. Я не щенок и не ребенок, ясно?

— Да ладно тебе. Сегодня такой важный день. День, предвещающий большие перемены к лучшему. У вашей мамы день рождения, а Крис… сама ведь прекрасно знаешь. Ты ведь рада, да? Не можешь же ты быть настолько черствой?

Лиза отвернулась к окну, отказываясь разговаривать. Ну, вот что на это ответить? После неприятного разговора тяжесть не проходила, все сильнее сжимала грудь в предчувствии беды. А беда надвигалась, в этом не было сомнения. Ничего не радовало, — ни на удивление теплая осень, ни яркое солнце, забывшее, что пора прятаться в тень. Совсем скоро пожухнет трава, листья покроют землю разноцветным шуршащим ковром, а она не сможет даже порадоваться любимому времени года: все ощущения вымерли, притупились, обесцветились. Будто кто-то безжалостно вырвал и выбросил из тела жизненно важный проводок.

— Не зацикливайся, а? Будь проще. И мне легче. Да вообще, всем легче. Вот увидишь. Давай будем вести себя, как добрые, хорошие друзья. Не обижай, пожалуйста, маму. Кто знает, может и Кристина сегодня приедет. Не понимаю, зачем торчать в больнице, если дело уже сделано. С самого утра не отпускает чувство, будто она заново родилась и стала другим, абсолютно незнакомым человеком.

— Может, все-таки, на дорогу будешь смотреть? И, кажется, я тебя просила не разговаривать о сестре. Тоже мне, послушный мальчик. Больно быстро вжился в роль. Моя мама для тебя — Регина Викторовна. Регина Викторовна, и никак иначе!

Кирилл громко фыркнул и сосредоточился на дороге. От лобового стекла отсвечивало, козырек почти не спасал от бликов, и он часто по-детски моргал, щурясь от солнечного света.

Лиза в отчаянии искала за окном хоть что-то, что сможет остановить разыгравшееся воображение, но, как всегда, ничего не получалось. Искоса поглядывая в сторону водительского кресла, она в сотый раз думала о том, что сестра не заслужила хорошего мужа.

До ломоты в теле захотелось прикоснуться к гладковыбритой щеке, скользнуть пальцами по шее и дальше, вниз, под воротничок белоснежной рубашки. Но, этот мужчина рядом всегда был холодным и чужим, почти незнакомцем.

Мимо проплывали дома и деревья, — безучастные к людским переживаниям, они заслоняли собой часть неба, сгоняя в кучу, как стадо овец, белые островки облаков. Неожиданно, накатило очередное помешательство. Только на этот раз не было щенячьего восторга: азарт бесследно испарился вместе со словами «Все кончено. Понимаешь? Кончено». Простить эти слова не хватало сил. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем.

— Ну вот, почти приехали. Осталось купить несколько приятных мелочей. Как думаешь, Регина Викторовна очень удивится, когда встретит на пороге незнакомого мужчину, да еще с цветами?

Лиза рассеянно пожала плечами. Ей было не до матери.

Выбор подарка тоже мало интересовал. За неделю до праздника, она купила в магазине возле бывшей квартиры флисовый плед, и завернула в подарочную упаковку. Коробка одиноко лежала на заднем сиденье и, поджидая новую хозяйку, весело переливалась золотым бантом.

Утешало одно: пусть так, пусть глупо и унизительно, но и этот день достался им. Последний день вместе.

— Лизочка, ну дай же я тебя обниму!

Как и в прошлую встречу, мама возилась на огороде. Несмотря на прохладный ветер, в летней рубахе и кофте, завязанной на крутых бедрах, она собирала граблями в большую кучу увядшие сорняки.

— А вас как зовут, молодой человек?

Кирилл уже открыл рот, чтобы произнести с вечера заготовленные слова, как Лиза его бесцеремонно перебила:

— Мамочка, его зовут Кирилл. Он парень нашей умненькой Крис. Она уговорила его приехать вместо себя, чтобы ты сильно не обижалась.

— Регина Викторовна… никто меня не уговаривал, я и сам давно хотел с вами познакомиться. Вот, держите. — Сунув букет в руки, он с укором покосился на Лизу и прокашлялся, — с днем рождения. А Кристи, возможно, еще приедет. У нее на работе ревизия внеплановая, но сообщили об этом только вчера поздно вечером.

— Да-да, я знаю, она мне позвонила. Спасибо за цветы. Лилии — мои самые любимые.

Кирилл ослабил галстук и осторожно улыбнулся: знакомство с будущей тещей представлялось нелегким испытанием, он ожидал увидеть тучную женщину с подозрительным взглядом и злобным выражением лица, но на деле всё оказалось не так уж плохо. По-крайней мере, теперь он понял, в кого у Кристи такие переменчивые янтарные глаза и добрая улыбка.

— Это еще не все сюрпризы на сегодня.

— А я уж было подумала, что подарков больше не будет, но вы молодец, вовремя успокоили. — Регина Викторовна засмеялась знакомым колокольчиковым смехом и пошла к дому, — ну, чего стоите, пойдемте скорее кушать и пить чай.

Лиза задержалась во дворе — вернулась к машине и достала коробку с пледом. Руки слегка дрожали: она вдруг вспомнила, как приезжала сюда месяц назад, раздавленная и несчастная, даже не подозревая, что тайное желание скоро исполнится. Пусть не полностью, пусть на время, но исполнится. И не знаешь, радоваться теперь этому, или нет. От безысходности глаза предательски защипало, к горлу подкатил колючий комок: она зажмурилась, отгоняя непрошеные слезы, мечтая лишь об одном — чтобы этот день никогда не кончался.

— Лиззи, ты где пропала? — мама выглянула из сеней в приоткрытую дверь, — с тобой все в порядке? Ты только глянь, как Кирилл мастерски готовит. Я такого салата даже не знаю. Твоей сестре несказанно повезло!

— Ты, правда, так считаешь?

— Ну, конечно, почему бы мне так не считать?

В доме мама расстелила на диване новый плед, и довольная уселась в самый центр графического рисунка — пурпурной розы. По количеству еды стало понятно, что к их приезду тщательно подготовились. В центре стола, как украшение, красовалась бутылка домашнего вина, припрятанная к новому году. По телевизору с приглушенным звуком показывали передачу «экстрасенсы ведут расследование». Мама махнула рукой и приглушила звук:

— Не обращайте внимания на ерунду, кушайте. Все свежее, только что сготовленное. Кирилл, не стесняйся. Выпьешь?

— А я и не стесняюсь, но пить мне нельзя. Я же за рулем.

— Да ладно тебе. Это же домашнее. Что с него будет-то? — Лиза наполнила стакан до краев и пододвинула пальцами к соседнему краю: на белой скатерти расплылось несколько розовых пятен. — Не строй из себя пай-мальчика. Сегодня праздник, а значит, чуть-чуть можно. Если что, переночуешь на втором этаже. Да, мам?

— Ну, если понадобится, то, наверное, переночует. — Регина Викторовна в растерянности заморгала, на припудренных по случаю праздника щеках вспыхнули алые пятна, — если, конечно, Кристина не будет против.

— А чего ей против-то быть? Ее тут и нет даже. Давай, пей, не расстраивай маму. Ну? — Лиза неестественно засмеялась, и первая пригубила вино.

— Нет, спасибо. Пойду, лучше покурю и подготовлю мангал.

Кирилл неуклюже выбрался из-за стола и, стараясь ни на кого не смотреть, вышел во двор. В серых глазах вспыхнул и погас недобрый огонек. О да, она очень хорошо знала, что значит этот взгляд-предупреждение.

— Дочка, что происходит, ты нездорова? — после неловкого молчания, мама наконец-то решилась задать вопрос. — Этот мужчина. Он тебе небезразличен, да? У вас…что-то было?

— Ну, вот, опять. Почему тебе всегда всё нужно знать?! Почему ты вечно лезешь не в свое дело?!

— Значит, было. Ты встречаешься с парнем своей родной сестры?

— Уже нет. Можешь не переживать за любимую дочурку, у нее все хорошо, как и прежде. У Крис всегда всё было хорошо. Она ведь особенная. Самые лучшие парни падали к ее ногам, а она даже не замечала. Всё ждала принца. И вот, дождалась. Смотри, он даже умеет готовить. — Лиза с усмешкой кивнула на горку салата в хрустальной салатнице, — прямо настоящая находка для женщины. Ожившая мечта. И зарабатывает неплохо, и дом у него двухэтажный, с камином. А фигуру видела? Можно любить за одно только тело, серьезно.

— Лиза…

— Что, Лиза? Думаешь, я ничего не понимаю? Думаешь, не вижу? Ты всегда любила Крис больше, чем меня, и не только ты. Почему бы мне хоть раз не попытаться стать счастливой? Один единственный раз. Я много не прошу, и никогда не просила. Если бы Женька не ушел, ничего бы не случилось. Мы бы никогда с Кириллом не встретились.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Ошибаешься. — Лиза грустно улыбнулась и посмотрела в окно. Кирилл вытряхивал из пакета уголь: сосредоточенный и слишком напряженный для дня, «предвещающего перемены к лучшему». Прохладный ветер трепал русые волосы и забирался под воротник пиджака, заставляя смешно морщиться.

— Почему-то, я даже не сомневалась, что ты встанешь на ее сторону. Ты ведь, как и она, никогда не верила в знаки судьбы.

— Я прожила достаточно долгую жизнь, чтобы разучиться верить в сказки. Пришлось слишком быстро повзрослеть. Не забывай, что я воспитала вас одна, без отца, и было уже не до иллюзий. А ты должна быть умнее, и не влезать в отношения Крис.

— Он хотел этого так же, как и я, мамочка.

— Конечно, хотел. Почему бы и не взять то, что само идет в руки?

В комнате стало душно. Лиза жадно втянула носом воздух и едва не поплыла, почувствовав, как окружающее раздваивается перед глазами.

— Всё это уже не важно. Вчера он сказал, что «все кончено». Даже если я во всем признаюсь, ничего не изменится.

Она сама не заметила, как в груди вспыхнула застарелая злоба, и уже было все равно, чем завершится сегодняшний вечер. Глаза матери округлились от изумленного недоверия, но Лиза неслась вперед, как потерявший управление поезд: обида выплескивалась наружу бесконтрольными, обжигающими толчками.

— Ну, что замолчала, сказать нечего?

— Если ты признаешься, то навсегда потеряешь сестру.

— Да неужели? Мне кажется, я потеряла ее лет пять назад, а может больше. Ты просто никогда ничего не замечала, предпочитая не вмешиваться. И, вот видишь, к чему привело равнодушие? Твоя любимица в конец обнаглела ещё в школе. Уже в пятом классе она вертела людьми, как хотела, все просто раздувались от счастья, лишь бы ей угодить. Ну, вот куда это годится, а? Кто она такая, чтобы считать себя королевой? Пора бы и узнать, что не всё в жизни дается за красивое личико.

В коридоре хлопнула дверь, и, слишком долго провозившись у порога, Кирилл наконец заглянул в гостиную:

— Я шампура не смог найти. За поленницей и в сарае их нет.

Мама тут же подскочила с дивана и, натянуто улыбаясь, повела его обратно в сени. И сразу же стены накрыла зловещая тишина, заставив испугано съежиться на диване. Почти как в детстве, внутренности сжало в приступе паники, а воздух сгустился, забился в нос и уши, обрубая слух. Она снова всё испортила.

«Тс-сс. Не говори ерунды. Ты не могла ничего испортить, потому что все идет по плану».

Лиза едва не закричала от неожиданности и вжалась в спинку дивана. Совсем близко, на расстоянии вытянутой руки сидел Он. Просто оказался рядом, будто никогда и никуда не уходил. Одно легкое движение, и можно без труда коснуться кожи, узнать, наконец, какая она на ощупь. От этой мысли волоски на руках встали дыбом и взмокли ладони. Краем глаза Лиза различила знакомые контуры гибкого тела, и гостиная наполнилась неестественно ярким светом, превратившись в незнакомое и холодное жилище. Вся комната пропиталась омерзительным запахом гниения и тины.

«Не бойся меня. Я никогда тебя не обижал. В отличие от всех этих мелких, ничтожных людишек. Все до единого, они не достойны находиться возле тебя, слышать твой голос, трогать мягкое тело».

— Где ты пропадал всё это время? Я нуждалась в помощи, но ты не пришел… — До конца осмыслить то, что он сказал, не было сил. Лиза обхватила колени руками, стараясь унять нервную дрожь. — Ты просто исчез, и все. А я почти поверила, что всё это выдумка. Ведь он не любит меня. И никогда, никогда не полюбит.

«Не нужно делать поспешных выводов. Любовь капризная штука. Нужно вести себя тихо и естественно, и только тогда всё получится».

Впервые в голосе Ози послышалось раздражение, и Лиза зажмурилась, мысленно повторяя заветное: «на счет десять, исчезни, немедленно. Исчезни, немедленно, прямо сейчас. Раз, два, три»… Но он продолжал сидеть на диване, слишком живой и сильный, чтобы быть выдумкой.

— Тогда сделай уже что-нибудь, потому что он меня бросил. После всего, что было, он сделал это, не боясь разоблачения! А ты говорил, что всё в моих руках.

Ози медленно повернул голову.

Он дышал, а значит, втягивал тот же воздух, что и она. А она впитывала его дыхание вместе со словами из разорванного рта. Наполнялась ими, и не понимала, почему постоянно задыхается.

«Думаешь, если раскроешь правду, он останется с тобой? Думаешь, что можно заставить любить»?

— Всё, что я хочу — это взять то, что ты когда-то обещал!

«Ну да, я помню. Я давал много обещаний, и исполнил каждое».

— Ай!

Лиза вздрогнула. Легкий ветерок, почти как поцелуй, коснулся щеки. Она машинально приложила пальцы к коже и скривилась: щеку пронзило огненной иглой, будто она с размаху упала лицом на раскаленную сковороду. Боль отрезвила: гостиная снова стала своей, перестали расплываться предметы, неразборчивое бормотание телевизора нарушило сгустившуюся тишину.

Сквозь неплотно прикрытое окно внутрь проникали приглушенные голоса: мама о чем-то рассказывала, шутя, задавала вопросы, но голос то и дело срывался от волнения. Вот и она такая же, как сестра! Притворяется, старается быть гостеприимной, улыбается в лицо человеку, которому вовсе не рада. Кругом одна ненависть и ложь! Ненависть и ложь, от которой нужно немедленно избавляться, иначе вся жизнь будет испорчена.

Лиза зацепилась за скатерть и поднялась на ноги, чуть не разбив тарелку: от слабости подкосились колени, к горлу подступила тошнота. Пересилив себя, она оглядела комнату и рассмеялась.

— Обманщик. Наглый, бесчувственный эгоист. Хотя, ты ведь даже не человек!

Смех вырывался изо рта сдавленным карканьем, и больше смахивал на сдавленные рыдания. На диване никого не было, и никогда не могло быть. Все это больные фантазии. Фантазии, от которых не убежать, не скрыться до самой смерти.

Стены давили со всех сторон, но выйти во двор, она тоже не смела, — там был Кирилл.

Лиза слышала его мягкий голос, слышала каждый шаг и вздох. Мысли о нем не приносили успокоения, а лишь причиняли новые страдания. Бескрайнее море страданий за рекордно короткий срок. Счастливые мгновения, совсем недавно проведенные вдвоем, казались мелочью, по сравнению с разочарованием, давившим в эту минуту на плечи. Слова, сказанные вчера с таким равнодушием, крутились в голове заезженной пластинкой, и выжигали в груди бездонную дыру. Что нужно сделать, чтобы прекратить эту пытку? Какой подвиг нужно совершить?

Пошатываясь, и хватаясь за стены, она с трудом поднялась по лестнице в бывшую детскую. Здесь будто законсервировалось время, и сердце судорожно заколотилось от нахлынувших воспоминаний.

Маленькое оконце почти не пропускало солнце, — лучи пробивались сквозь слои пыли и косыми полосами ложились на скрипучий пол. Две железных кровати стояли друг напротив друга, такие узкие, что не верилось, что когда-то на них можно было вытянуться в полный рост. Посередине, почти слившись с полусгнившими досками, лежал овальный декоративный коврик, а у стены приютилась тумбочка с узкими ящичками. Та самая тумбочка, на которой впервые появился Ози.

— Нужно было сразу выбросить эту развалину на помойку. Но, мы же были совсем несмышлеными, наивными детьми. Поверили в монстра и позволили ему остаться.

Лиза провела рукой по гладкой поверхности, стряхивая под ноги серые комки пыли. Два ящика оказались пустыми, и только в третьем, в самом углу лежала книжка «Унесенные ветром», и карманный фонарик. Спрятав его в ладонях, и нажав на кнопочку, Лиза разглядела слабое желтоватое свечение.

— Не может быть. Он же не работал! Я прекрасно помню, что не работал!

Она метнулась к окну и, задыхаясь от с внезапного восторга, распахнула створку. Хлипкая рама жалобно хрустнула под пальцами, и стекло с трудом удержалось в креплениях. Услышав треск, мама вздрогнула и посмотрела наверх, запрокинув голову:

— Лиза? Ты что там делаешь? Неужто, детство проснулось? Хватит маяться ерундой, спускайся вниз и помогай жарить мясо.

— Да-да, спускайся, хватит уже прохлаждаться неизвестно где. — Кирилл неохотно поддакнул и изобразил кислую улыбку. Даже с высоты второго этажа было видно, как он старался произвести хорошее впечатление, на самом деле, втайне мечтая избавиться от нее навсегда. Они все этого хотели, и с нетерпением ждали волшебного часа, затаившись каждый в своем углу.

— Да я смотрю, вам и без меня очень хорошо.

— Не говори ерунды, спускайся сейчас же. Нечего без дела лазать на чердаке и ворошить старый хлам.

Лиза потрясла рукой в воздухе:

— А я кое-что нашла, между прочим. Мы этим фонариком все книжки по очереди перечитали. А он, до сих пор горит, представляешь?

— Ты посмотри на нее. Прямо как маленькая девочка! — мама покачала головой, — не может такого быть. Сколько лет-то прошло?

— Много. Столько не живут. Ой!

Локоть соскользнул вниз, и больно оцарапался о выступ ржавого подоконника. Лиза отдернула руку и с шипением прижала пальцы к ушибленному месту: в глазах заплясали звездочки. И только потом дошло, что она выронила фонарик, — он скатился к самому краю крыши, остановившись перед водосточной трубой.

— Черт. А всё вы виноваты, лезете со своими глупыми нравоучениями.

— Зачем тебе нужно это старьё? Пускай там и остаётся.

— Нет уж. Этот фонарик когда-то мне очень нравился, а Крис дразнилась и никогда его не давала. И вот сейчас, я могу его, наконец-то, забрать. И нечего смотреть как на дуру, я все прекрасно вижу!

Лиза прищурилась, пытаясь просчитать в уме примерное расстояние: угол не такой уж крутой, и не так высоко, как кажется, если смотреть снизу. Когда-то давно, они с Кристи загорали прямо на раскаленных листах, — и ничего, никто ни разу не свалился и ничего себе не сломал. Успокоившись, она осторожно вылезла наружу и обнадеживающе улыбнулась, заметив окаменевшее лицо Кирилла. Он молча задрал голову и не сводил с нее пристального, и, кажется, взволнованного взгляда.

Грудь стиснуло от приятной невесомости. Если бы он только смог ее полюбить. Полюбить по-настоящему, всем сердцем, навсегда. Ведь такое случается. Сколько удивительных историй рассказано, неужели ни одна из них не может быть правдой?

Вопреки ожиданиям, ноги превратились в каменные глыбы, и сдвинуться с места не получалось. Лиза сделала несколько попыток, и едва не потеряв равновесие, замахала руками, цепляясь за воздух.

Будто сквозь вату долетел приглушенный звук — это покатились по земле помидоры для салата. Мама заломила руки и принялась громко причитать, как бабка-повитуха.

— Лиза! Ты с ума сошла?! Я куплю тебе новый фонарик, намного лучше, чем был у Кристины!

Нет, ну разве можно такое ляпнуть? Будто ей нужен какой-то там фонарь. Ей нужен только этот. Фонарик, хранящий детство, не сравнится ни с одной, даже самой навороченной лампой мира.

Это только кажется, что донизу не добраться. Нужно сделать пару скользящих движений, и просто медленно съехать на заднице до края, вот и все. А там и до фонарика рукой подать. Единственное, что угрожает, — это случайно напороться на какой-нибудь ржавый гвоздь.

— Не надо так переживать, ей-Богу. Даже если я вдруг упаду, мир не перевернется. Подумаешь, пару ребер сломаю, так это ничего, к свадьбе заживет!

Представив себя в свадебном платье и бинтах, Лиза не сдержала саркастичной усмешки и вдруг резко поехала вниз. Внезапный порыв ветра, будто подгоняя, ударил в затылок и, пытаясь остановиться, она прижалась спиной к прогретым черепичным листам, вытянувшись в струну. Но это не помогло, и тело продолжало скользить вниз, стремительно набирая скорость и не реагируя на мысленные команды.

Перед глазами замелькал хоровод из цветных пятен — кусок неба, зелень листьев, и мельтешащие где-то совсем близко розовые овалы. Встревоженные лица что-то кричали и раздваивались, как в фильмах ужасов, — не разобрать, какое лицо принадлежит Кириллу, а какое — матери. А может, было еще чье-то?

Понимая, что иного выхода, как падать — нет, она расслабилась и закрыла глаза, лишь бы не видеть, как стремительно сокращается расстояние до земли.

ГЛАВА 15

Шорох. Тихий, едва заметный, будто мыши скребутся за кирпичной стеной. Суетятся, перебирают лапками, чтобы гнездо для мышат было готово в срок. В мамином доме мыши водились всегда.

Барсик так и не смог отыскать спрятанное под плинтусом логово, и ему ничего не оставалось, как беспомощно нарезать круги у места засады и ждать счастливого часа. Каждый из мышат, конечно же, вырос и превратился в омерзительное существо. Эти грызуны, со свалявшейся серой шерстью и черными горошинами вместо глаз, — настоящая напасть человечества, разносчики грязи и смертельной опасности. Если представить, сколько их там, под полусгнившими досками, то можно запросто сойти с ума. Днем они превращались в бесшумные серые тени, а вечером и ночью, всё будто приходило в движение, и сам дом оживал, тяжело дышал утонувшими во мраке стенами.

Мысль о том, что всё циклично и на определенном круге умирает, вовсе не успокаивала. Потому, что она боялась мышей. Они — тёмные призраки, были всегда и везде. Но больше всего она боялась момента, когда мыши проникали в сон, вгрызались в него и тащили наружу, до тех пор, пока фантазии не просачивались в комнату, искажая реальность и время.

Перед глазами разворачивалась история целой жизни. Воспоминания прошлого переплетались с настоящим и, чтобы не увязнуть в хитрой ловушке, Лиза безуспешно пыталась выдернуть себя из постели.

Она ничего не чувствовала — пальцы не сгибались, ноги не двигались. Тело не тело, а какая-то закоченевшая, высохшая деревяшка. А этот сон? Господи, более реального кошмара ещё ни разу видеть не приходилось. Даже Ози так не пугал.

«Подумаешь, стоит ли из-за этого всё утро заморачиваться»?

Вот только собственные слова казались неубедительными, лишенными красок. И еще… странно, но она будто не слышала голоса.

«Мама? Мааам»!

Еще один рывок, еще одна неудачная попытка подняться. Во сне она летела с крыши, и всё было, как полагается — леденящий холод в желудке скручивал пополам, глаза ослепли и различали только круговорот цветных пятен. Она и сейчас с пугающей отчетливостью помнила размытые цвета — синий, зеленый, желтый. Они причудливо смешивались и тут же расползались в стороны скользкими змеями. Если бы не страх, то было бы даже красиво.

Полет вниз, как последняя яркая вспышка: всё случилось так быстро, что, кажется, даже удара никакого не было, — сразу провал, черная пустота, бесконечное забвение. Из пустоты не получалось выбраться, — она засасывала в себя всё глубже, шепча заклинания на незнакомом языке. Ну, вот что за бред порой приходит в голову?!

Но ведь всё правда. Шепот волнами растекался по воздуху, полз к ней из углов спальни — таких же пугающе темных, как и двадцать лет назад на чердаке. Лиза с трудом повернула голову и посмотрела на фосфорные часы. Ярко-зеленые стрелочки замерли на 7:00. Не удивительно, что никто не отзывается на ее крик. Даже давно умерший Барсик в это время обычно спал на кошачьей подстилке.

Самое неприятное, — Лиза никак не могла вспомнить, чем закончился праздничный вечер. Простила ли мама за испорченный праздник? Конечно, простила. Она давно привыкла к неожиданностям, и вряд ли станет долго обижаться. Ведь все в семье давно знают, что иногда у нее случаются приступы неконтролируемой агрессии. С каждым годом срывы теряли силу и бывали всё реже, пока она не стала почти такой же нормальной, как все. Пока не пришел Кирилл.

Своим появлением он слишком быстро разрушил уютный мирок, в котором они так хорошо и спокойно жили.

С самого начала, этот мужчина знал, чего хочет, знал, куда следует надавить, чтобы без усилий получить желаемое. Все эти показушные метания не стоили ничего. А что, если он специально всё подстроил? Что, если он извращенец, любитель острых ощущений? Это что же получается, она любит извращенца?!

«Маам»?

Из горла вырвался булькающий хрип. Как у болезненной, немощной старухи. Лиза вытянула шею и резко подалась вперед, — на шее от напряжения вздулись жилы, давление ошпарило голову. Уронив подбородок на грудь, она неслышно усмехнулась. В длинной сорочке в синий ромб, тело напоминало бесформенный белый кокон: два бугорка грудей терялись в белой ткани, а ноги торчали где-то далеко внизу и казались чужими.

Она наконец-то вспомнила ужасный удар. Удар, который был реальностью, а не сном. Темное как ночь воспоминание вынырнуло на поверхность, и затекшее тело пронзила острая боль, от которой слезы выступили в глазах.

В этот самый момент в спальню вошла мама — сначала тихо, почти на цыпочках, а потом, будто решившись, с тяжелым вздохом подошла к окошку и одернула шторы.

— Бедная. Бедная моя девочка…

Лиза в тупом оцепенении наблюдала, как она горестно качает головой и смотрит вдаль за окно.

— Бедная моя… Лиззи? Ты уже не спишь? Ох, что ж это я? Сейчас, ты только ничего не делай!

«Что случилось? Что происходит? Где Кирилл»?

Вместо слов из горла вырвалось всё-то же бульканье.

Мама ничего не ответила, только всплеснула руками и торопливо вышла из комнаты. Ее шаги эхом отозвались в голове.

Спрятанные в глубине души ответы на вопросы заставляли пугливо ёжиться, и Лизе казалось, что она двигается. Двигается, находясь всё в том же застывшем положении.

Вернулась мама, и поставила у изголовья столик для завтраков.

— Ничего, не переживай, всё наладится. В жизни и не такое бывает. Ты меня понимаешь? — она через силу улыбнулась и зачерпнула полную ложку картофельного пюре. — Открой рот, пожалуйста. Тебе нужно поесть, иначе совсем сил не останется. А тебе они необходимы.

«Да что, черт возьми, происходит»? — рефлекторно Лиза ощущала, как распахивается рот: влажный воздух гладил язык, гулял внутри, как в туннеле и выходил наружу без единого звука вместе с горячим дыханием. Неужели, всё происходит на самом деле?!

— Прошло всего несколько дней. Еще ничего толком неизвестно. Ты только не волнуйся, но я тебя не слышу. Совсем. Понимаешь? Не могу слышать. После падения с крыши, ты потеряла голос и способность двигаться. Упала плашмя на землю, да так неудачно… напоролась позвоночником на корягу в траве, и сразу же потеряла сознание. Пожалуйста, успокойся, не надо так сильно напрягаться, сейчас это может навредить…

Лиза попробовала сесть: глаза налились кровью, стиснуло в нервном спазме горло. Она снова видела ноги, — но разве был от этого толк? Они всё так же неподвижно лежали: мертвые, принадлежащие не ей, а кому-то другому. Так вот почему вокруг стоит такая подозрительная тишина. И, кажется, пахнет знакомым лекарством.

Мама теребила пуговицу на воротнике и боялась отвести взгляд, — наверное, ждала, что она вот-вот упадет в обморок. Вместо этого, Лиза откинулась на подушку и закрыла глаза.

Смотреть на мать было невыносимо: ее губы все время неуверенно двигались, а неприкрытая жалость так и лезла наружу. Как всегда, она заранее во всем сомневалась: в себе, в ней, в собственных, ещё несказанных словах.

— Когда ты упала, я сначала решила, что сплю. Разве можно вот так вот, в одну секунду взять, и рухнуть вниз. Да даже если и так, высота не такая уж и большая, чтобы… ну, ты понимаешь. Мы вызвали скорую, и тебя увезли в больницу. К тому времени с работы приехала Крис. Она так переживала, даже в лице вся переменилась!

От упоминания о сестре, будто плотину прорвало, и из глаз горячим потоком хлынули слезы. Мама тут же подскочила, и что-то бессвязно бормоча, принялась обтирать ладонями щеки.

Лиза беспомощно лежала, дрожа и стиснув зубы. Ощущение пальцев на коже не приносило успокоения, а наоборот вгоняло в еще большее отчаяние.

Она вспомнила, как когда-то давно, мама точно так же вытирала слезы им обоим, — и Кристи тоже. Крис всегда умела так плакать, что не выдерживало и разбивалось на осколки сердце. И тогда, всё вокруг представлялось глупым и несущественным.

— Прости, прости меня, дуру. Сама не понимаю, что несу. Тебе сейчас нельзя нервничать, а тем более думать о всяких глупостях. Чтобы привыкнуть, нужно время. Всё так неожиданно произошло, что я просто не могу взять себя в руки. А должна. Знаю, что должна. Теперь это моя главная обязанность.

Господи, только не это. От одной только мысли, что она прикована к постели на года, бросило в жар. Сколько дней она была в беспамятстве? Два, три? Что произошло за это время в мире? Что делали с ее телом? Что делали они все, пока она не могла контролировать происходящее?! И что делать сейчас, когда жизнь рухнула в пропасть? А вместе с ней мечты, цели, желания, надежды…

— Ты должна мне верить. Просто верить, и все. Для начала, мы займемся массажем. Потом добавим комплексную терапию, витамины, может быть уколы. Кирилл оплатил семейного врача — убедил его, что мы сможем поднять тебя своими силами, дома. То есть, здесь. Незачем тебе лежать в больнице. Да и к тому же, всё не так плохо, как может показаться на первый взгляд. Сама прекрасно знаешь, какие чудеса иногда случаются. И врачи. У нас есть опытные, замечательные врачи. За это не переживай. Сергей Борисович — человек слова, у него прекрасный послужной список, золотые руки, тридцать лет безукоризненной практики… — мама сконфуженно замолкла, заметив, что Лиза с равнодушием уставилась в потолок. Если бы она могла, то рассмеялась в голос, — но горло сипело как высохшая водопроводная труба.

Не сложно вообразить, как обрадовался Кирюша! Теперь никто и никогда не раскроет правды. Не ткнёт, как паршивую собаку, мордой в грязь. За такой подарок судьбы не жаль и врача оплатить. Что ж не двух сразу?!

— Лизонька, милая. Не думай ничего плохого. Ты ведь сама знаешь, никто не желал тебе зла. А этот фонарик… если хочешь, я его достану. Ты только моргни, дай знать. Не хочешь? Ну, тоже верно. Зачем он вообще нужен… и на Кирилла не сердись, пожалуйста. То, что между вами было, не совсем честно по отношению к Кристи, но и преступлением назвать нельзя, правда? Всё со временем забудется. А он оказался хорошим человеком, добрым, отзывчивым. Даже если не любил, разве это так важно? Любви вообще не существует. Нет ее, выдумка, чтоб веселее жилось.

Мама украдкой вытерла глаза. Только сейчас Лиза заметила, как сильно она вымоталась и постарела. Несчастье, случившееся в день рождения, одним махом съело десять лет жизни, не меньше: запавшие щеки, потухший взгляд и всклокоченные седые волосы, — все эти дни она не притрагивалась к расческе, и, скорее всего, почти не ела.

Вот только для жалости совсем не осталось места, — в груди образовалась глубокая черная дыра: все чувства которые были, выскочили из нее, и улетели в небо. Может, так даже лучше? Может, так проще пережить то, что сейчас происходит? Во всяком случае, можно притвориться и выбрать из двух зол меньшее. Хотя бы попытаться выбрать, и частично исправить. Ведь она, в отличие от многих, до сих пор верит в волшебство…

Мама продолжала говорить, мерным, убаюкивающим голосом, и обрывки фраз долетали издалека, наполовину растеряв смысл: «смирение и покаяние», «вера в Бога», «надежда на лучшее», «тебе обязательно помогут, если покаешься… ты ведь покаешься, да? Ты ведь сделаешь это ради меня»?

Единственное, что Лиза чувствовала, это как застряло в горле картофельное пюре и не хотело продвигаться дальше.

— Что же это я заболталась… тебе давно перевернуться надо!

Мама в очередной раз кинулась к кровати и отвернула тонкое покрывало, — что-то мягкое шаркнуло под ладонями, и она смущенно улыбнулась:

— Это я на всякий случай подложила, так, на пару недель всего. Уверена, что совсем скоро ты встанешь на ноги, и всё будет как прежде.

Холодок пробежал по позвоночнику от мысли, что под задницей ни что иное, как пеленка для лежачих больных. А что, если она грязная?!

Мамины руки со знанием дела похлопывали по спине, разминали бедра и бок. Застоявшаяся кровь быстро разгонялась по телу. Не было ничего. Ни единого шанса встать и прекратить это безумие.

Когда мысли доросли до убийственной точки, в прихожей слишком громко хлопнула дверь, и в комнату вошла она. Жизнерадостная, с коробкой, доверху набитой каким-то тряпьем, сестра обвела блестящими глазами комнату и простодушно улыбнулась:

— А вот и я. Купила почти всё по списку, как планировалось: подстилки, мази, крем для рук, шампунь специальный… вот только Sеni с цинком не нашлось, разобрали. Никогда бы не подумала, что лежачих так много. Ой! Ты пришла в себя…

Кристина осеклась, наконец, увидев Лизу: по лицу пробежала едва заметная тень, и тут же исчезла.

Окружающее завертелось с бешеной скоростью — перед глазами выстроился хоровод из фигурок прошлого: маленькие человечки-символы держались за руки и насмешливо растягивали рты, выпячивая вперед челюсти с ровными блестящими зубами. Даже сейчас, все они указывали пальцами, издевались и злорадствовали горю. Горю, которое заслужила не она, а гордячка, стоящая с вытянутым от растерянности лицом. Лиза всхлипнула.

Её лицо… оно выглядело еще прекраснее, чем обычно. Гладкое, чуть розоватое, не отогревшееся с улицы. И только над губой виднелась маленькая точка, умело замаскированная тональным кремом и пудрой. Крохотная ссадина, нелепое напоминание о кошмарных днях, совсем недавно проведенных в мучениях и затворничестве. Эта ссадина исчезнет навсегда уже через несколько дней, а сейчас… сейчас она служила изощренным наказанием.

— Лиззи… я так рада, что ты пришла в себя. — Кристи приблизилась к кровати и почти решилась, чтобы взять безжизненную ладонь в руки. В последний момент в глазах промелькнул испуг и, чтобы скрыть смущение, она обратилась к матери:

— Ты, наверное, устала? Иди, полежи, а я посижу здесь. Не волнуйся, если что, позову.

Мама молча кивнула и, шаркая ногами вышла из спальни. И снова шаги эхом отдались в пустой голове.

— Когда я приехала, ты была уже в больнице. Мама лежала на диване белая, как стенка, а Кирилл уехал собирать вещи и документы, чтобы оформить тебя в палату. Только потом мы опомнились: какая палата? Нельзя же, вот так взять, и бросить родную сестру в чужом месте, среди безнадежно больных людей!

Крис трагично замолчала и потерла переносицу дрожащими пальцами. Нежно-розовый лак блеснул на длинных, аккуратно подпиленных ногтях. Лиза скривила рот — омерзение от вида холеной сестры становилось невыносимым. Её лицо, плечи, грудь, — всё вызывало жгучую ненависть.

Слишком быстро она превратилась в прежнюю себя: жестокую и эгоистичную, уверенную в том, что мир снова пал к её ногам.

— Ну, перестань, не надо плакать. Иначе вернётся мама, а ей нужно немного поспать. Мне пришлось выйти на работу, и все эти дни она находилась возле тебя, переживала. Ты ведь должна понимать, что для меня значит работа. Тем более, сейчас. Я и так столько времени потеряла зря. — Она бережно дотронулась до лба и вздохнула:

— Никак привыкнуть не могу. С твоим несчастьем, конечно, не сравниться, но тоже мало приятного. Да, мама ничего не знает о маске. Мы с Кириллом решили сделать эту историю нашим секретом. Ну, и твоим, конечно, тоже. Думаю, ты не будешь против. Всё обернулось как нельзя лучше. Теперь главное, чтобы ты скорее выздоровела, и всё встало на свои места. А так оно и будет, вот увидишь. Я уверена, всё очень скоро наладится. Мы будем ухаживать за тобой по очереди. Мама днем, а я вечером, после работы. Если надо, то и Кирилл подключится. Хотя, он и так здорово помогает.

Лиза дернулась и, вытаращив глаза, отрицательно замотала головой.

— Ну, что ты как маленькая! Он все-таки не чужой человек. Ты бы видела, как он за тебя переживал. Аж дрожал весь, честное слово, а вечером напился. Никогда не видела его таким пьяным. Странно даже, я считала, что он тебя терпеть не может. А… вот, кстати, и он.

Без привычного серого пиджака и галстука, Кирилл выглядел беззащитным и слишком молодым. Загар, прихваченный на прощанье из Туниса, красиво оттенял кожу, а белая футболка особенно шла к серо-голубым глазам. Кажется, он даже похудел.

— Здравствуй, Лиза.

Она смотрела на него не отрываясь, и пыталась понять, что скрывается за всей этой фальшивой мишурой: где он настоящий, — здесь или там, в мире, который навсегда исчез.

— Вот видишь, никто тебя не забыл и не забудет. — Кристи с явным облегчением поднялась с кровати и обхватила Кирилла за талию. — Что бы ни случилось, мы всегда будем рядом. Правда, милый?

— Правда…

Правда? Это сказал он? Все это не более чем кошмарный сон. Неужели он может быть таким равнодушным, глядя на нее сейчас? Конечно же, нет. Об этом не может быть и речи! Пусть эгоист, мерзавец и лжец, но он не стал бы врать, глядя в глаза инвалиду.

Только когда сестра ушла на кухню за чаем, Лиза понимающе улыбнулась, от чего Кирилл едва не содрогнулся от ужаса. Он стоял, вцепившись пальцами в дужку кровати, и не знал, с чего начать.

— Лиззи… ты прости меня, ладно? Не знаю, понимаешь ты меня сейчас или нет, но я хочу, чтобы ты меня услышала. — Он судорожно сглотнул, и по привычке потянулся к шее, чтобы поправить галстук, которого не было. — Я часто вспоминаю нашу первую встречу. Ты была такой дерзкой и уверенной, как животное. Если бы мы не встретились в баре, то встретились бы потом, и всё бы повторилось. Эта странная сила, она окутала меня, затянула в свою паутину. Сколько раз я хотел всё прекратить, даже сознаться, но не мог. Всегда что-то мешало. И теперь, я знаю, что. Я считал, что так безрассудно и дико, как ты, меня никто никогда не полюбит. Даже Крис. И мне это нравилось. Я любил тебя за твою честность. И сейчас тоже люблю. В какой-то степени. Кто знает, если бы не несчастный случай…

— Если бы не несчастный случай, то что?

Вернулась сестра с подносом, на котором позвякивали фарфоровые кружки. Она будто праздновала свою личную победу, выставляя блестящий заварочный чайник на тумбочку:

— Если бы не несчастный случай, мы бы уже выслали пригласительные на свадьбу. Да, дорогой?

— Да. — Кирилл запнулся и, подавленный, отошел к окну.

— Мы и дату выбрали — 28 сентября. Хорошее число, правда?

Даже если бы Лиза могла говорить, она бы ничего не ответила. Всё ее существо было устремлено туда, где находится он. Какая разница, умеешь ты разговаривать или ходить? Кому какое дело до морали и приличий, если тот, кого ты желаешь больше жизни, принадлежит другой женщине? Без движения и голоса, она по-прежнему оставалась рабой своих чувств. Мысли не стали другими, желания тоже. Что будет, если Кирилл дотронется до её тела? Почувствует ли он что-то, кроме отвращения? Отчаянно хотелось проверить это прямо сейчас.

ГЛАВА 16

Безвкусного чая было слишком много. Каждый день, вместе с едой, больше смахивающей на перетертую кашу для младенцев, пахнущую мелиссой заварку приносила то мать, то Кристи.

Они с садистским удовольствием вжились в свои роли, и с лиц почти никогда не сходило жалостливое выражение. Казалось, оно приклеилось к ним намертво. Лиза смеялась от души: каменная снаружи, внутри она вся горела от дикого огня. Наверное, это и есть ад — жить, и заживо гореть внутри себя.

А по ночам мучила бессонница.

Она просто лежала и смотрела в потолок остекленевшими глазами. Если бы кто-нибудь вошел среди ночи и увидел её в таком виде, то умер бы от страха. Иногда даже хотелось, чтобы это произошло.

Она перестала думать о любви. В конце-концов, любовь, это такая глупость. Особенно в ее положении.

«Где же ты, почему не приходишь?»

Словно рыба в высохшей луже, она беззвучно открывала рот, выводя губами заветное имя. Он должен когда-нибудь появиться и объяснить, что пошло не так в их безукоризненном плане. Может быть, она совершила ошибку? Но какую? Ози должен знать ответ.

В окно тускло серебрилась луна: она все слышала, но оставалась безучастным зрителем. И только время безжалостно ползло, как моллюск, медленно перебирая щупальцами. Каждая секунда исчезала в вечности без смысла. И эта ночь тоже.

Всякий раз, открывая глаза, Лиза надеялась увидеть рядом Кирилла, но он так редко приходил, что стали забываться даже самые яркие подробности встреч. Было ли между ними что-то? А может, она всё выдумала со скуки?

А где-то далеко на кухне гремела тарелками мама.

«Наверняка, опять готовит противную пшенную кашу. Пшенную любит Крис, а я всю жизнь любила гречневую»!

«Разве дело в каше, дорогая? Что, если ты просто стала чересчур требовательной к людям? Хотя, я тебя прекрасно понимаю. Люди такие сложные существа. Сложные и противоречивые. Всегда хотят невозможного».

«Ози»?

Лиза затаила дыхание. Его голос — тягучий и сладкий как патока, казался призрачным обманом. Она так долго ждала его. Так долго, что теперь просто не верится.

Сердце дрогнуло в сладостном предвкушении. Он наконец-то пришел, и сейчас всё исправит, избавит от участи быть прикованной к постели.

«Глупая. Не стоит придавать большое значение словам. Слова ничего не стоят. Никогда не доводи до крайности, если не уверенна в конечном результате. Вот самое важное правило в жизни».

«О каких крайностях ты говоришь? Я всего-лишь исполняла твои указания. Исполняла, потому, что взамен ты обещал счастье и любовь. Каждый раз говорил, что дашь всё, что только захочу, но так и не объяснил, за какие заслуги такая щедрость».

Ози ничего не ответил. Только сейчас Лиза с изумлением поняла: он стоял. Да, на этот раз он стоял как человек и держался пальцами за перекрытье кровати. Неестественно белые пальцы хватались за дерево, как за последнюю опору. Но Ози не шатался и не падал.

Он превратился в совершенно иное существо. В человека. Или показалось?

Его тело было чистым, потеки грязи исчезли — идеально белоснежная кожа поблескивала в свете солнечных лучей, а солнце облизывало широкую грудь и впалый живот, пока он спокойно улыбался, не ощущая ничего.

Нервная дрожь прошла по телу, от взгляда на лицо. Серые глаза внимательно следили, как она мечется в агонии — мотает головой, раскидывая волосы по подушке.

«Ты ждала меня. Это лучшая награда из всех, которые я только мог пожелать. Ты оказалась послушной девочкой. Так отчаянно ненавидеть близких, как ненавидела ты — не каждому под силу. Браво, дорогая».

Удовольствие, звучавшее в словах, вызвало новый приступ страха. Лиза не могла оторваться от пылающего взгляда, и сомнение заворочалось в душе, — что это, если не само зло спустилось к ней? А она-то наивно считала…

«Ты считала, что я твой личный ангел-хранитель. Твой самый близкий друг и защитник. Что, стоит тебе только захотеть, и всё исполнится без проблем и особых усилий. Точно так же, без сомнения, происходит у любимой сестренки, не правда ли? Ведь у нее всегда все самое лучшее. Самое дорогое и ценное. Разве можно смириться с этой несправедливостью»?

«Я не понимаю, причем тут моя сестра»?

«Причем тут Крис? О, без нее ничего бы не вышло. Можешь поверить на слово, я никогда не вру.

С первого дня знакомства я ждал, когда ты будешь готова. Для участи, которая тебя ждет, необходимо обрести счастье, стать новой в старом теле, и измениться. Я вскармливал тебя как ребенка, берег, как хрупкую вазу. Темными ночами был рядом и знал наизусть каждый твой сон. Сначала, у тебя не было ничего, кроме наивных детских желаний, но потом все изменилось».

Ози усмехнулся. Легкая рябь прошла по красиво очерченному лицу, и Лиза увидела, как с глухим чмоканьем правый глаз запал внутрь, образовав черную дыру. Кирилл, вернее всё, что от него осталось, растекся по коже, как вода, и исчез.

Серые глаза стали карими, а волосы почернели: когда-то забытое Женино лицо сейчас всплыло на поверхность, и чувства вспыхнули с новой силой, причинив боль. Где он сейчас находится? Здесь, в этом странном теле, или в чужой, незнакомой стране? Жив ли он?

«Не сомневайся, он забыл о тебе сразу, как поднялся на самолет. Нет смысла ворошить прошлое и вспоминать то, что больше не имеет веса. Ты ведь знаешь, что сделанного не исправить. Каждый злой посыл оседает на дне души и ждет своего часа. Мимолетная мысль рано или поздно находит пристанище в чужой голове и всё выворачивается наизнанку. Все уже не так, как задумывалось в начале пути. Посмотри на меня внимательно. Я — тот, о ком ты всю жизнь мечтала. Тот, кто будет с тобой вечно, несмотря ни на что».

Лиза скорчилась в кровати и едва не подавилась истеричным смехом. Смех, который не слышал никто в мире, раздирал горло, а внутренности свело болезненной дрожью, единственное спасение от которой — смерть.

Он медленно двинулся к ней. Высокий, с мускулистой грудью и обглоданным галстуком на шее, Ози был одновременно человеком, и призраком, мертвым, и живым. Кто он, её личный монстр?

В руке покачивалась маска шамана — целая и невредимая. Только на этот раз, прорези для глаз пылали желтым огнем. Неужели тоже живая?

«Узнаешь? Когда её сняли с лица, заклятие, наконец, обрело силу. Но, именно я один исполнил то, что ты так страстно желала. Именно я знал, что тебе необходимо. Подумай хорошенько над этим».

«Разве я мечтала превратиться в обездвиженный овощ»?

Лиза с усилием отвернулась, — всё, что угодно, лишь бы не смотреть на ужасное чудовище, отнявшее ещё недавно полноценную жизнь. Но как, и зачем он это сделал? Разве она совершила что-то плохое? Неправда. Никому и никогда она не причинила зла. Наоборот, все годы приходилось бороться за место под солнцем, которое в итоге всегда доставалось не ей, а кому-то, стоящему рядом. Чем она хуже любого другого?

Новая деталь в облике Ози отразилась тенью на стене: по бокам от его головы тянулись к потолку две загнутых в рог полосы. Время от времени, они колебались, но оставались на месте, верные своему хозяину. Рога закручивались и вытягивались в струну, тогда, как на самом деле их не было. Красивая иллюзия была лишь на обоях. Или в ее голове…

«Не надо задавать лишних вопросов. Все ответы находятся внутри тебя. Просто нужно смотреть под правильным углом».

Лиза не успела сообразить, как Ози убрал спутанные пряди с ее щек и улыбнулся. Зловещее знание таилось в черных, как дыры глазах. Теперь и от Жени в них ничего не осталось, — так же, как и Кирилл, он исчез никуда. Испарился, как утренняя дымка на летнем асфальте. Перед тем, как забрать всё, ей милостиво позволили залезть в чужую шкуру и поиграться чужими игрушками.

«Оставь меня в покое, уйди. Кто бы ты ни был, ты не имеешь права угрожать. Слышишь? Верни мне голос и ноги! Ты что же, думаешь, моя сестра ангел?

Да ведь она никогда его не любила. Если такой умный, то должен знать это так же хорошо, как и я. Кристи — лицемерка. Эгоистичная и жестокая, готовая идти по головам ради своей выгоды. Кирилл для нее — очередное дополнение к богатой жизни. Дополнение, и больше ничего! А я? Я могла стать самой счастливой женщиной на свете»!

«Предавший единожды, предаст дважды. Тебе ли не знать. Хотя, я не силен в людских заповедях. Дело-то совсем не в них. Дело в тебе, в твоем сердце. Оно такое сильное, что хочется держать его в руках, и бесконечно любоваться. Поверь, я, как и ты, заплатил достаточно высокую цену».

Зашуршала мягкая подстилка — Ози сел на самый край и протянул руку. Влажные пальцы коснулись губ, и Лиза вжалась затылком в подушку, пытаясь избежать прикосновения. Но холод червем скользнул на язык и заметался внутри, ища выход.

«Теперь ты — моя. Никуда не уйдешь, никому ничего не расскажешь. Да и можно ли поверить в вымышленного монстра? Признаюсь, — падение с крыши, моя работа. Но как иначе заставить тебя покориться? Пройдет время, и ты простишь мою самонадеянность».

Словно сомневаясь, она ли это, Ози наклонился вперед и пристально посмотрел в глаза: его левый глаз, как и прежде, зиял пустотой, но в правом, Лиза увидела свое отражение и широко распахнула рот. Крик пронёсся по комнате и застыл в жилах, никем не услышанный. Она не сразу узнала собственное лицо: бледное и перекошенное от ужаса, с вытаращенными, дикими глазами, оно было изъедено глубокими морщинами, как лицо дряхлой, полумертвой старухи.

«Боже, помоги мне, забери скорее отсюда»!

«Когда ты просила любви, пришел я, а не Бог. Когда ты хотела приручить человека, я дал тебе поводок. Он и сейчас висит на шее. Когда хотела устранить соперницу — столкнул ее со ступеней, и дал маску. Ты приняла её без раздумий. Приняла, и забыла, что никто не оговаривал срок договора. Ведь так? Ты была счастливой в Тунисе, но здесь все прошло. Кончилось. А значит, пора платить по счетам».

«Нет, конечно же, нет. Быть этого не может! Тебя нет на самом деле. Ты не существуешь здесь, потому, что не существуешь нигде»!

Лиза в ужасе закрыла глаза, и в спасительной темноте вспомнила считалочку: «раз, два, три, четыре… ты должен исчезнуть. Пять, шесть семь»…но всё осталось по-прежнему. Вместо того чтобы уйти, как это бывало когда-то, Ози отогнул покрывало и лег рядом, прижался холодным телом к боку и по-хозяйски положил руку на бедро. Ледяные пальцы с нежностью погладили кожу. Так, будто он делал это тысячу раз.

«Не бойся. Монстры тоже умеют любить. Я с удовольствием это докажу. Мы будем вместе очень долго, столько, сколько понадобится твоему Богу, а потом уйдем. У нас с тобой одна дорога на двоих, милая».

«Дорога в Ад. Я знаю, всегда это знала».

«Ад? Признаться честно, я ни разу там не был».

Шум за стеклом заставил вернуться в реальность и открыть глаза: она быстро научилась угадывать любой предмет по малейшему шороху, не глядя. В своей одинокой игре, Лизе не было равных. Правда, посетителей было немного. Чаще обычного, на подоконник падали листья, гораздо реже навещали воробьи. Но когда она видела птиц, то всегда радовалась неиссякаемой энергии, блеску глаз и отчаянному упорству крохотных существ. Чтобы выжить и добыть пропитание, птицам приходилось бороться с трудностями каждую минуту.

Правда, сейчас за окном были голуби. Цела стая белых голубей.

Никто ничего не замечал. Когда меняли постель, сорочку, носили еду или убирались, — никто его в упор не видел. Впрочем, как и она не видела никого, кроме Ози. Спустя несколько месяцев, лица перестали вызывать эмоции: какая разница, кто смотрит на тебя сверху вниз? Искусственные улыбки, сочувственный взгляд и постоянные разговоры о вере в «скорое исцеление», надоели. Никакого исцеления не будет. Ози никогда не даст выкарабкаться.

«Не отчаивайся, не опускай руки, не падай духом». Все это звучало плоско и глупо, сухим, ничего не выражающим тоном. Они давно устали от нее, но не могут признаться даже в мыслях.

— Лиззи? Как ты себя чувствуешь?

В комнату неслышно вошла Крис, и Лиза брезгливо поджала рот: сестра снова выделилась, сменила прическу, и нацепила на себя строгий костюм. Огненно рыжий цвет волос, и красная помада вызывающе поблескивала на губах.

«Как всегда на высоте, соответствует своему мужчине. Но разве он мужчина? Ни разу не зашел, не спросил, как дела. Трус»!

— Вижу, ты сегодня в хорошем настроении. Это радует. Я, пожалуй, прикрою окно. — Кристина задернула штору и поставила на тумбочку поднос с завтраком. В стакане плескался апельсиновый сок: жаль, она давно не ощущает радости от вкуса.

— Солнце сегодня слишком яркое. Когда выходишь на улицу, ужасно слепит глаза от снега. Как тебе мой новый образ? А костюм? Я решила, что пора обновить гардероб. Да, сегодня я целый день проведу с тобой. Мама записалась к окулисту и вернется только к пяти. Погуляем, послушаем музыку, посмотрим кино. Знаешь, — она заговорщицки прищурилась, — я принесла немного вина. Один бокал погоды не сделает, ведь так? Помнишь, как мы с тобой шушукались по вечерам? Ну, конечно же, помнишь.

На долю секунды Лизе послышалось сочувствие в голосе, и она недовольно нахмурила лоб. «Что тебе надо? Зачем пришла? Ози, скажи ей, пусть убирается вон»!

Но он только улыбнулся — единственный глаз с любопытством следил за лицом. Прошло то время, когда она боялась заглядывать в его глубину. Не было больше страха. Интересно, а Крис? Что бы она сделала, увидев полуобнаженного монстра в кровати? Умерла? Боже, сделай так, чтобы у нее разорвалось сердце!

Как всегда, Крис сидела на стуле и делала вид, что ей интересно разговаривать с немой калекой.

Ози привычно прижался к боку, заставив передернуться от отвращения — тело окатило холодной волной, и кожа мгновенно покрылась мурашками. В последнее время, он любил забавляться таким омерзительным способом.

— Тебе холодно, может, принести одеяло? — сестра наклонила голову в ожидании ответа: серьезная, с отпечатком скорби на лице, она часто казалась искренней, когда хотела произвести хорошее впечатление. Притворялась, будто на самом деле заботится и хочет помочь. Лиза усмехнулась. Вот только на нее этот трюк совсем не действовал.

— Ладно, не хочешь, не разговаривай. — Кристи поднялась со стула и стряхнула с юбки несуществующие пылинки. Стройные ноги в черных чулках замелькали перед глазами: она специально ходила туда-сюда, словно хвалилась своей красотой и способностью ходить. С удовольствием покачивала бедрами, низко наклонялась к самому лицу, показывая грудь, и любовалась колечком, играя им на свету, как игрушкой — в такие моменты на холеном лице играла мечтательная улыбка. Все эти скрытые намеки сводили с ума, заставляли кипеть от злобы, кричать в бессильной, убивающей ярости. Но что она могла сделать?! Лишь лежать, и молча смотреть.

— Не хочешь сейчас, значит, позже обязательно заговоришь. Хотя… как ты это сделаешь? Ты ведь немая. Немая, как рыба. Осталось только в море выбросить. — Кристина притормозила возле двери. Даже с расстояния, ее глаза были полны триумфа: ведь сегодня не нужно прятать чувства и строить из себя добрую сестренку. Да, мама в городе, вот в чем причина.

— Интересно, каково это: день за днем смотреть в потолок, и думать. Думать о том, как нелепо потерян последний шанс

Лиза распахнула глаза. Что это было? Она ослышалась? Или это собственные мысли вдруг просочились наружу?

Сестра стояла в дверях, уперев руки в бока, — такая же высокомерная и безумно красивая. Пожалуй, даже слишком красивая в утреннем свете. Ее взгляд был прикован к Ози, губы дрогнули в быстрой улыбке. Боже, она ему улыбалась!

— Ничего, скоро все наладится. Ведь с тобой рядом хороший друг. Уж он-то не оставит до самого конца, правда? — бросив взгляд на часы, Крис вышла из комнаты.

КОНЕЦ

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg