«Право первой ночи. Танец огня»

Право первой ночи. Танец огня (fb2) - Право первой ночи. Танец огня 280K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Дженкинз

Право первой ночи. Танец огня Ава Абель

Глава 1

Вороной жеребец ненавидел всадника. В этом князь Реймор был абсолютно уверен. Его боялись почти все теплокровные твари. Животные, в отличие от людей, обладали особым чутьем и сразу понимали, кто перед ними. Лошади не исключение. Это, однако, ничуть не мешало князю обожать верховую езду.

Пустить скакуна карьером по бескрайнему лугу. Встать на коротких стременах, подставляя лицо ветру. Свист в ушах и ни единой мысли в голове. Заботы, тревоги — все это вытеснял бесконечный бег.

Князь, приподнявшись в седле, вытянулся вдоль шеи жеребца. На какое-то мгновение ему показалось, что он слился с животным в единое существо: каждый мускул вороного стал его мускулом, ноги, ритмично опускавшиеся на мягкую землю, были его ногами…

Реймор поймал себя на мысли, что движется сейчас со скоростью ласточки, нарезающей круги перед дождем. И пусть эта птица не самая быстрая, князь все равно ей завидовал. Он понимал, что никакая скачка, даже на самой быстрой лошади, не заменит настоящий полет. Ты, небо и единственный достойный соперник — ветер. Бесконечная игра наперегонки, в которой никогда не будет победителя…

Князь почувствовал, что теряет власть над вороным: животное слишком разгорячилось и больше не подчинялось командам. Чтобы не соскользнуть, Реймор сильнее прижал ноги к бокам жеребца. Только бы тот не закусил удила. Вылететь из седла головой вперед — какая нелепая смерть.

В отрочестве князь часами мог предаваться мечтам о собственной трагической кончине. Которой сперва, разумеется, предшествовала великая битва. Один на один юный Мор (так ласково звала его матушка) выходил против сотни противников. В зависимости от настроения, это были то полчища нежити, то обезумевшие драконоборцы, неважно, главное — Мор всегда погибал, предательски сраженный клинком недруга в спину. А дальше — погребение. Князь, такой молодой и такой несчастный, лежит в белоснежном саване, искрящемся россыпью драгоценных каменьев, а над ним рыдает матушка, которая не позволила есть сорбет на ужин, и сестрицы, спрятавшие его серебряную змейку-дудочку. Даже по испещренной шрамами щеке отца скатывается единственная скупая слезинка…

Прошли годы. Князю все меньше хотелось погибать от рук предателей. А если этому и суждено произойти, пусть бы у его гробницы стояли наследники. Хотя бы один.

Реймор разозлился на себя за слабость. Если так пойдет дальше, он рискует превратиться в добропорядочную квочку. Боги, к чему самообман?! Он уже превращается. И все из-за этих святош, возомнивших, что слышат глас Высших.

Ни одна из многочисленных любовниц князя так и не родила ему бастарда. Это он знал наверняка. Служители культа Трех решили, что только освященный по всем традициям брак и супруга, которую господин признает перед людьми и богами, могут что-то изменить.

С тех пор прошло почти десять месяцев. Все это время Реймор разъезжал по ближайшим княжествам, герцогствам и королевствам в поисках невесты. Благо соседи-правители наперебой предлагали своих дочерей. Породнится с князем Реймором Буреликим мечтал каждый. Да только завидный жених с решением не спешил.

С одной стороны, Реймор понимал, что жениться рано или поздно придется, с другой, перед глазами тут же вставал образ матушки, выговаривавшей отцу за все подряд: начиная от боевых походов во славу Трех до немногочисленных пиров, на которые Шуддер Огнерожденный спускал, по словам супруги, чуть ли не всю казну.

Поначалу отказывать суженым не составляло труда: недостаточно умна, не очень красива, чересчур большой рот, слишком узкие бедра… Святоши, молча, кивали и продолжали искать невест.

Последнюю Реймору пришлось отшить из-за уродливой родинки на заднице. На самом деле она было даже милой и контуром напоминала кожана. Но князь выдумал целую историю о том, как в детстве случайно упал в небольшой колодец, облюбованный летучими мышами, и с тех пор любое упоминание об этих тварях ничего, кроме дрожи в коленях, у него якобы не вызывает.

Реймор ухмыльнулся. Справедливости ради, в сватовстве были и приятные моменты. Так, с каждой из возможных невест он знакомился очень тесно. И хотя добрачное целомудрие князь считал бессмысленным, с девичьими интересами приходилось считаться. Все молодые особы, с которыми он уединялся, формально оставались девственницами. Но невинными и чистыми называть их после язык не повернулся бы даже у самого благожелательного человека.

Соблазнять женщин, уговаривать их на дичайшие непристойности — с этим у Реймора никогда не возникало проблем. Во-первых, он был красавцем. Смоляные волосы, глаза цвета верескового меда, белоснежная кожа — князь частенько любовался своим отражением в зеркалах: поджарый, широкоплечий, гармонично сложенный, будто высеченный из камня искусным мастером. Единственным, к чему мог придраться Реймор, был, пожалуй, рост. Даже сейчас, став взрослым мужчиной, он едва бы доходил до плеча покойному отцу. С другой стороны, князь понимал, что Шуддер был сказочным исполином, ушедшим в небытие.

Никто в здравом уме не назвал бы Реймора коротышкой. Он был так же высок, как любой из его свиты. Или своры, как предпочитал называть своих верных воинов князь. И когда он менял расшитый каменьями камзол на шерстяную рубаху, то вполне мог сойти за наемника из северных земель. Как сейчас.

Вороной заржал и полетел вперед еще быстрее. Реймор удивился и даже оглянулся: может, за ними гонится вырколак или другое чудище? Никого.

Одной рукой князь ухватил вороного за шею, второй натянул поводья. Реймор надеялся, что животное замедлит ход. При таком темпе, любая другая лошадь давно бы выбилась из сил.

Князь и подумать не мог, что в этой глуши встретит такого красавца. От сородичей длинноногий жеребец отличался широким корпусом. Реймор сразу отметил чересчур высокий выход шеи, подчеркнутый легким изгибом, и крупную голову с почти прямым профилем.

Вороной фыркал и ржал, а его белобрысый хозяин, кажется, сын старосты, пытался отговорить князя. Мол, тварь дикая, неприрученная. Но Реймору было плевать.

Больше всего он любил Небесную Цитадель, старый семейный замок, высеченный прямо в скалах, и редко выбирался оттуда без крайней необходимости. Такой стало очередное приглашение. На этот раз от короля Авариса, правителя южных земель.

В пути Реймор пробыл больше недели. Оставалось еще столько же. Князь чуть ли не выл, когда думал об этом. Поначалу созерцание бескрайних владений, работающих в полях селян, торжественные приемы и красавицы-простолюдинки, напрочь лишенные светской жеманности, скрашивали дорогу. Но чем дальше на юг продвигалась свора Реймора, тем больше ему все надоедало: однотипные виды равнин навевали тоску, ночевать приходилось на постоялых дворах, а глупость местных девок в сочетании со скотской покорностью раздражала.

Конечно, был и другой способ попасть в замок Авариса, но прибегать к нему князь решил повременить. Во-первых, он не балаганный уродец, чтобы королевский двор на него пялился. Во-вторых, у магии есть цена. Меньше всего Реймор хотел повторить судьбу отца. Тот в один прекрасный день прикончил матушку и сестриц.

Князь слишком сильно натянул поводья, и тут же осознал ошибку. Увы, поздно. Жеребец вздыбился, но устоял. А вот Реймор потерял равновесие и съехал набок. Он понял, что сейчас упадет, поэтому постарался расслабиться. Нужно приземлиться на плечо, закрыть голову и откатиться, чтобы не попасть под копыта. «Будто делаешь прыжок кувырком» — в памяти всплыл строгий голос наставника по верховой езде.

Больно не было. Только неожиданная тьма. «Будто кто-то проглотил солнце», — с этой мыслью, князь, окутанный ароматом травяного полога, провалился в небытие.

Первым вернулся слух. Реймор отметил, что вокруг блеют козы. Они же, видимо, позвякивали колокольчиками.

Князь почувствовал прохладное прикосновение ко лбу. Кто-то мягко ощупывал его голову и тело.

— Больно? — прозвучал сверху обеспокоенный девичий голосок.

Реймор хотел ответить, но с губ сорвался короткий стон.

— Не двигайся, — строго велела незнакомка. — Я видела, как ты упал. Нужно понять, не сломал ли чего.

Разумное предложение. Отрицать этого Реймор не мог. Но все равно возмутился. Какая наглость обращаться к нему таким тоном.

Князь собрался с силами и открыл глаза. Над ним склонилась миловидная девушка. Темные волосы убраны назад. Только несколько прядок, выбившихся из косы, трепетали на ветру. Смуглая кожа отливала на солнце золотом. Большущие глаза цвета горечавки, вздернутый нос и пухлые губы, пожалуй, ее можно назвать красавицей.

— Все в порядке, — князь облизал пересохшие губы и со стоном привстал на локтях.

Девушка отстранилась. Она сидела подле князя на коленях и, казалось, совсем не переживала, что перепачкает травой простенькое платье из серой шерсти. В таком вряд ли поймаешь сбежавшего жеребца, но Реймор все равно решил спросить:

— Где вороной?

— В лесу, — улыбнулась незнакомка. — Не бойся, ему там лучше.

— Это вырколаками-то сожранным быть? — скривился князь.

«Толку, что красивая?! — кисло подметил он. — Такая же недалекая, как остальные».

Девушка улыбнулась, глянув на него, как на несмышленыша, и серьезно добавила:

— Сказки это. Вороной в лесу жил, пока Калеб его не поймал. Старосты нашего сын. Он за ним с зимы гонялся, а тот не подпускал. Пришлось кобылу молодую на ночь в овраге оставлять…

По правде, рассказ совсем не заинтересовал князя. Во-первых, из-за чудовищной речи девушки: слова были вполне пригодными, но порядок, в котором она их ставила, никуда не годился. Реймор почти сразу запутался: жеребец был сыном старосты и охотился за каким-то парнем?!

Во-вторых, любуясь ее подвижным ртом, князь не мог сосредоточиться. Незнакомка щебетала, а ее по-детски изогнутые губы то растягивались в улыбке, то складывались трубочкой.

Реймор отогнал бесстыжие образы и ухмыльнулся. История с жеребцом и юной девой уж сильно походила на старую поэму.

— И конь — чудесное созданье! В нем все прекрасно: сила, пыл, дерзанье… — строки весьма кстати всплыли в памяти, и князь озвучил их, желая прервать скучное повествование.

— Прекрасен, без изъянов он, — девушка потупилась, но продолжила: — Но где же всадник, властный над конем?

Реймор не смог скрыть удивления. Видимо, выражение лица при этом у него стало презабавным, потому что девушка снова улыбнулась:

— Это Уилл Копьетряс.

— Откуда ты знаешь?

— Читала.

— Ты умеешь читать? — засомневался Реймор.

— И считать, — она вздернула подбородок. — Меня дядя научил. На воспитание взял, когда матушка почила. Он служителем Трех был. В том году хворь забрала.

— Сирота, значит?

Незнакомка кивнула.

— И кто о тебе сейчас заботить?

— Сама, — она пожала плечами. — Старосте помогаю счетную книгу вести, хозяйство свое — козы.

— И как же тебя зовут, свободная женщина?

— Мейден.

Князю почудилось, будто кто-то тянет его за рукав. Он повернул голову: одна из коз девушки подошла к нему сбоку. Тварь ни с того, ни с сего истошно заблеяла, и Реймора обдало волной прокисшего запаха из ее пасти.

Пастушка прыснула звонким смехом.

— Резвушка, что ты делаешь?! — она беззлобно пожурила козу.

Реймор решил, что лучше подняться на ноги. Вышло не так лихо, как хотелось. Зато сам. Все тело ныло. Приятного мало, но терпимо. Мей наблюдала из-под ресниц, чуть исподлобья, отчего сама походила на проказливого козленка. Любопытного и очень милого, в отличие от тех, кого пасла.

— А ты из свиты князя, да?

— Можно и так сказать, — Реймор одернул рубаху.

Так вот в чем дело. Пастушка его не узнала. Неудивительно, последний раз он здесь был… Да, точно! Никогда.

Реймор мельком глянул на девушку. Ее лицо выражало сомнение.

— Меня зовут Мор, — князь не то, чтобы лгал.

— Какое странное имя, — недоверчиво протянула Мей.

— Вообще-то, Мордекай, но никто выговорить не может, — Реймор почувствовал азарт.

— И ты видел князя? — девушка все еще сомневалась. — Вблизи?

— Конечно! А что?

Мейден замялась, делая вид, что сейчас главным для нее было встать с земли. Реймор, молча, протянул руку и помог ей подняться.

Девушка оказалась достаточно рослой, стройной, с небольшой, но высокой грудью и тонкими запястьями. Последнее князя удивило. Слишком изящные руки для простушки.

— Говорят, — нерешительно начала Мейден, — князь не человек, а змей. И у него чешуя вместо кожи. По всему телу. И даже на лице. Поэтому он на людях не показывается. Это правда?

— О, да, — протянул Реймор, наблюдая за реакцией девушки.

Прятать улыбку при этом становилось все трудней.

Ее и без того большие глаза распахнулись еще шире. Доверчивость Мейден была по-детски невинной. И от того, как все это сочеталось с ее женственностью, сердце князя затопила нежность.

— Чешуя везде! — он серьезно закивал. — И костяные бугры на черепе, да. Почти рога, только маленькие.

Мейден поспешно прикрыла рот рукой, тихо охнув при этом.

— А еще по ночам, — Реймор специально понизил голос и оглянулся по сторонам, изображая опасение быть услышанным, — он ест сердца юных дев.

Девушка в ужасе отпрянула, но тут же сообразила, что новый знакомый ее разыграл.

— Все ты врешь! — она шутливо нахмурила бровки. — Смотрю, баюн, тебе полегчало. Шел бы ты, Мор, пока его змейшество тебя не хватилось. А то, чего доброго, перед сном твоим сердечком закусить надумает.

— Его змейшество, между прочим, пир в честь прибытия закатывает. На подданных посмотреть, себя показать, — Реймор неожиданно заметил, что подражает манере Мейден. — Придешь?

— Приглашаешь? — не растерялась девушка.

— Зову! Там и танцы будут.

— Ох, не знаю, — Мейден хитро прищурилась. — Дядя говорил, благонравные девицы на танцульки не бегают.

— А ты такая?

— Конечно, — возмутилась девушка.

Знала бы она, что перед ней сам князь, но открыть себя и приказать Мейден явиться в замок он не мог. Это испортило бы всю игру.

Реймор испытал досаду: он уже в деталях представил, каким станет лицо пастушки, когда вечером на пиру она увидит его во главе стола и поймет, с кем позволила себе вольные шуточки днем. И уж тогда-то не посмеет ни ломаться, ни тем более отказать.

«В любом случае, если упрямица не явится к полуночи, я могу за ней послать», — пообещал себе князь.

— Скоро солнце сядет, — девушка посмотрела на небо.

— Ночных зверей боишься? — князь хотел приобнять ее, но та ловко вывернулась и отскочила.

— Я не такая!

Реймор не совсем понял, о чем она. Не такая, чтобы бояться волков или чтобы обниматься с малознакомым мужчиной.

— Ночи еще холодные, коз нужно загнать, — Мейден подняла с земли свой прутик. — Замок в той стороне, Мор.

— А ты?

— Мой дом в другой. Провожать не надо.

Князь опешил, ему такая мысль даже в голову не пришла. Сама явится вечером. Реймор улыбнулся, предвкушая веселенькую ночку.

— До встречи, — крикнул он вслед пастушке.

Глава 2

Обратная дорога отняла у Реймора гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Князь несколько часов кряду плелся по лугам, конца краю которым не было видно. Мало того, что вынужденная прогулка оказалась невыносимо скучной, так с заходом солнца откуда-то появилась туча мошкары. Мелкие пакостники так и норовили побольнее укусить невезучего путника.

На небе показались звезды, когда Реймор, злой и уставший, наконец добрался до замка.

Вопреки ожиданиям, навстречу князю первым бросились не дружинники, а белобрысый владелец коня и староста, не поспевающий за ним.

— В лес ускакал, — сквозь зубы проворчал Реймор, не дожидаясь вопроса.

— Я же говорил, — заскулил хозяин вороного.

Он собирался сказать что-то еще, но тут подоспел староста и яростно пихнул белобрысого локтем. Парень капризно ухнув, скрючился в нелепом поклоне.

— Ваше светлость, позвольте, — заискивающе начал старик. — Какое счастье, что вы вернулись. А то мы вас искать собирались…

— Да не собрались, как я погляжу, — перебил его Реймор.

— Не серчайте, ваша светлость, не гневайтесь. Калеб первым на поиски рвался, а я не пустил. Говорил, князь наш удалой и не таких коней норовистых объезжал, справится и с твоим жеребцом. Если кто и виноват, господин, то я. Меня наказывай!

Старик бросился на землю, уткнувшись лицом в пыльные сапоги князя. Парень, который, судя по всему, и был тем самым Калебом, сыном старосты, недолго думая, последовал примеру отца.

«Дикий народ — дикие нравы», — раздраженно подумал князь, пытаясь высвободить хотя бы одну ногу из цепкой хватки. Реймор никак не мог привыкнуть к такому обращению. Грубое и порывистое, в отличие от изысканных манер, которые царили среди поданных Цитадели, полное суеверного страха… Безусловно, князь был чудовищем. Чудовищем, а не выродком, пускающим меч против безоружных селян. Да и гневаться в этой ситуации не на кого. Если только на себя.

— Встань, Стоунч, будет тебе, — строго приказал князь.

Староста поднялся и сделал сыну знак, чтобы тот скрылся с глаз.

— Лучше скажи мне, — понизил голос Реймор, — знаешь ли ты молодую девушку по имени Мейден?

— Кого? — непонимающе уставился на него старик.

— Козью пастушку.

— Много тут таких.

— Дочку жреца.

— Так нету у нас такого, — староста почесал затылок. — Жил один, да помер. Давно уже. Год прошел или два. Только ни детей, ни жены у него не было.

— А племянница? — Реймор начинал терять терпение.

— Племянница была.

— О ней я и говорю. Когда на пиру появится, приведи сразу ко мне. Понял?

Старик послушно закивал, а потом торопливо добавил:

— Только она вряд ли придет, господин. Мейден людей дичится. Да и благонравная чересчур. То дядьки воспитание. Живет себе тихонько на окраине леса, коз пасет, сюда редко приходит. А еще люди говорят, что ведьма она…

— А не слишком ли много ты, Стоунч, о девице знаешь? — нахмурился князь. — Только что имени вспомнить не мог, а сейчас…

— Виноват, ваша светлость, годы уже не те. Если бы не Калеб, сын мой, не знаю, как со всем справлялся бы. Обучаю его помаленьку, приемника готовлю…

Дальше Реймор слушать не стал. Сейчас ему было нужно привести себя в порядок: смыть пыль и переодеться.

Наскоро поплескавшись в еле теплой воде (нужное количество для большущей деревянной бадьи, служившей в замке господской ванной, нагреть попросту не успели), князь достал из дорожного сундука чистые штаны и рубаху. Осталось выбрать, что надеть поверх. Реймор выудил черный камзол, украшенный золотой вышивкой и россыпью черных опалов.

Раздался стук. В приоткрытую дверь просунулась рыжая голова.

— Долго ли ждать тебя, князь? — молодой мужчина перешел сразу к делу, но тут же издал удивленный возглас.

— Что?

— Глазам от такой красоты больно, — улыбнулся рыжий. — Каменья ярче солнца сияют. Слава Трем, ночь на дворе, а то, чего доброго, украли бы тебя сороки.

— Забываешься, Элдер, — Реймор бросил камзол обратно в сундук. — Слишком много болтаешь.

— За то, князь, ты меня и жалуешь больше остальных, — хохотнул дружинник и захлопнул дверь.

Пожалуй, он прав. Все же Реймор не в королевском дворце. Не хватало еще, чтобы пастушка думала, что это все для нее.

Выбор князя пал на двухцветную котту. Черный подчеркивал бледность кожи, алый символизировал высокое происхождение. Шнуровка по бокам и пуговицы придавали наряду утонченность, а приталенный крой выгодно подчеркивал фигуру. Довольный собой, Реймор поспешил в главный зал.

Там было полно народу. Весело трещал огонь в каминах, разгоняя ночной холод и тьму, льющуюся из окошек-бойниц. Слуги уже притащили из погребов эль. Бочки были настолько огромными, что в каждой легко мог поместиться взрослый мужчина. Вдоль стен растянулись столы с дичью, рыбой и овощами.

На помосте под выцветшими гобеленами, кое-где побитыми молью, возвышался стул для князя, на который была наброшена шкура черного медведя. К нему-то Реймор и направился.

По затихающему гулу он понял, что его присутствие наконец заметили. Даже музыканты прекратили играть. Люди смотрели на князя с плохо скрываемым любопытством и даже опаской.

«Не удивительно, — усмехнулся про себя Реймор. — Если верить слухам, они ожидали увидеть самое меньшее чешуйчатого уродца».

— Мои верные подданные, преданно служите вы мне, своему князю, Реймору Буреликому, — в повисшей тишине его голос, отражающийся от стен, звучал громко и величественно. — А до этого, моему отцу, деду, прадеду. И за вашу службу я хочу вознаградить вас. Да будет пир!

Первые робкие возгласы радости, и вот уже весь зал снова зашумел. Взлетели к сводчатым потолкам дразнящие звуки флейты и тут же утонули в стуке кружек и взрывах хохота.

— Позвольте, ваша светлость, предложить вам сбитень, — возле Реймора неожиданно появился староста с глиняным кувшином. — Вино с медом и пряностями по старинному рецепту. Гордость наших мест.

Реймор благосклонно принял угощение. Хочешь заслужить любовь народа, будь к нему ближе. Или создай видимость.

На вкус напиток оказался неплох. Душистый, в меру сладкий, он теплом разлился внутри. И князь вдруг осознал, насколько же голоден.

Стол ломился от яств, многие из которых были малопригодны в пищу. Скорее их выставили, чтобы показать богатство местных угодий. Бобровые хвосты, жаренные медвежьи лапы, целиком запеченный лебедь… Заметив среди всего этого блюдо с перепелками, Реймор тут же притянул его к себе. Видимо, тушки запекали на углях, предварительно отмочив в вине. Мясо осталось нежным, с легким ароматом дыма и тимьяна.

Реймор и не заметил, как умял несколько пташек и начал второй кувшин сбитня. Староста лично следил за тем, чтобы кубок господина оставался полным.

Князь поискал глазами черноволосую макушку Мейден. Девушки видно не было.

Вот уже и первые парочки потянулись в центр зала, весело отплясывая под незатейливые сельские ритмы.

— А что девица, о которой я спрашивал, — обратился Рйемор к старосте. — Пришла?

— Не знаю, мой господин, не видел.

— А как ты увидишь, если все время здесь точишь? — раздраженно заметил князь. — Сходил бы, поискал ее. Или послал кого…

— Куда идти, князь? Кого тебе привести? — вскочил с места Элдер, сидевший рядом.

Он был изрядно пьян, но на ногах держался. В таком состоянии его всегда тянуло на приключения.

— Не серчайте, ваша светлость, сейчас ее разыщу, — затараторил староста.

— А я тебе помогу!

Рыжий дружески хлопнул старика по спине так, что тот едва устоял на ногах. Оба скрылись с глаз князя.

Реймор сам наполнил кубок. Потом еще один. Ни староста, ни Элдер так и не появились. Пастушки тоже не было. Настроение князя стремительно портилось.

Да кем эта девка себя возомнила?! Думает, что слишком хороша для заезжего воина? Посмотрим, хватит ли духу отказать князю. Напрасно маленькая дикарка рассчитывает спрятать от него в своем домике на опушке…

— Смотри, князь, кого привел, — голос Элдера вернул Реймора к реальности.

Он оглянулся и с досады чуть не запустил в дружинника кубком. На рыжем висели две крестьянки. Вполне симпатичные, хоть и полноватые, они смущались и глупо хихикали.

— Не гневайтесь, ваша светлость, нет ее нигде, — возле Элдера показался староста.

Скорчившись в низком поклоне, и без того сухенький старик, казалось, уменьшился на глазах. Рядом со Стоунчем в нелепом подобие реверанса присели еще две девушки.

— Я подумал, ваша светлость, может… — замямлил староста, но князь не стал его слушать.

— Свора, — гаркнул Реймор так, что все в зале разом замолчали, — по коням! Нас ждет охота!

Дружинники, по крайней мере, те, кто был еще на ногах, пьяно заревели.

— Полно, князь, — простонал Элдер. — Сотри, какие дамы.

— Что ты себе позволяешь?! — Реймор поднялся, опрокинув стул. — Я твой князь!

Он подлетел к рыжему, хватая того за грудки. Девки с визгом отскочили. Элдер приблизил свое лицо к лицу Реймора так, чтобы их лбы соприкоснулись.

— Ночь на дворе. Охота на конике погарцевать да шею свернуть, так я первый с тобой! Завсегда так было. Но прежде, — рыжий рывком стряхнул руки князя, — выпьем, князь!

В пьяных глазах дружинника Реймор не видел насмешки. Рыжий смотрел на него преданно, с азартом. Князь понял, Элдер даже не думал бросать ему вызов.

Кто-то поднес им кубки, до краев наполненные чем-то мутным. В нос ударил едкий запах браги. Реймор, скрипнул зубами: знал бы, что подадут бражник, лучше бы съездил рыжему по морде. Но отступать поздно.

— Будем! — князь обеими руками поднял кубок в знак примирения.

Под радостное улюлюканье, они с Элдером принялись пить. Напиток обжег рот, кипящей смолой потек по горлу. У Реймора перехватило дыхание. Последнее, что он заполнил, ошалелые глаза рыжего, прикончившего свою порцию бражника.

Глава 3

С той пирушки в Медоу прошло больше недели, а князь до сих пор вздрагивал, когда слышал слово «пить». Даже если речь шла о воде. Такого жуткого похмелья у Реймора давненько не было.

Естественно, в ту ночь он никуда не поехал. И на следующий день тоже. А потом ему стало не до пастушки: и без того он потерял много времени. Безусловно, князь был желанным гостем при любом дворе, однако, злоупотреблять расположением короля Авариса, заставляя себя ждать, он не собирался. Вдобавок ко всему рыжий Элдер не мог сопровождать его больше после того злосчастного пира.

Оказывается, к гордой радости своры, Реймор не только устоял на ногах после того, как осушил кубок бражника, но еще и смог без помощи дойти до конюшни. Правда, на этом славные подвиги закончились. Забравшись на жеребца, князь уснул. Элдер перетащил господина в покои и вернулся на пир, где его поджидали местные парни. Кажется, одна из девок, которую присмотрел рыжий, была помолвлена, и ее женишок не придумал ничего лучше, чем подраться с чужаком.

Реймор не был удивлен, он много раз видел, как соперники обманывались внешностью Элдера. Невысокий и сухой, он больше походил на мальчишку. Особенно когда сбривал бороду. Зато под рубахой на теле рыжего не было ни одного мягко участка. Словно кто-то сплел этого человека из тугих канатов. А быстроте, с которой он наносил и отражал удары, мог позавидовать любой хищник. И все же, каким бы славным воином ни был Элдер, против лавки, обрушивающейся на спину, не попрешь. Так потешная пьяная потасовка переросла в настоящее побоище. Хорошо, у своры хватило ума не пускать в ход мечи. Реймор не терпел бессмысленных смертей и со временем добился от наемников понимания, что на землях господина реками может литься только вражеская кровь.

Вроде бы после той пирушки никого не хоронили. По крайней мере, князь ничего такого не слышал до своего отъезда. А вот выбитых зубов, сломанных костей и пробитых голов было не счесть. Увы, Элдеру тоже требовалась помощь. Рыжий ели дышал, как рыба, выброшенная на берег, любое движение причиняло ему невыносимую боль. Белый как полотно, с синими губами, он хорошенько напугал Реймора. А через час явился лекарь, потыкал узловатыми пальцами рыжего в бока и объявил, что это всего лишь сломанные ребра.

Князь крайне неохотно оставил Элдера в Медоу. Воину следовало отлежаться недельку-другую. В противном случае лекарь прочил больному «грудную лихорадку», от которой нет спасенья. И как бы Реймору ни было скучно в походе, он понимал, что сильно привязался к рыжему, чтобы потерять его из-за своей глупой прихоти.

После отвара из мха и каких-то чудо-грибов, о которых князь до этого никогда не слышал, Элдер воспрянул духом и забыл, как еще утром харкал кровью и собирался к проотцам. Реймору пришлось придумать для рыжего поручение, чтобы его пребывание в Медоу обрело смысл.

Князь попросил Элдера разузнать побольше о некой Мейден, пастушке, что живет на отшибе возле леса. Заодно и присмотреть за ней. Но так, чтобы не привлекать внимания. Тайное поручение для того, кому Реймор может доверять. Ходят слухи, что девушка самая настоящая ведьма.

И хотя князь точно знал, что последнее — глупые выдумки, к концу путешествия начал сомневаться в собственной правоте.

В первую же ночь после отъезда из Медоу пастушка явилась ему во сне. Видение было настолько реальным, что проснувшись, князь все утро ходил сам не свой.

На постоялом дворе, где путники остановились на ночлег, Реймору нашли самую лучшую комнату. Бедную, по княжеским меркам, зато чистую и, если верить хозяину, без клопов. Вытянувшись на матрасе, набитой свежей соломой, он блаженно закрыл глаза.

Скрипнула дверь. Реймор услышал легкие шаги.

«Здешние девки совсем обнаглели» — лениво подумал он, собираясь прогнать незваную гостью. Князь повернулся на бок и лишился дара речи: по комнате плыла Мейден. Пламя свечей дрожало, и тень девушки причудливо менялась, будто была сама по себе.

Реймор встал с ложа. Она, не проронив ни звука, вплотную приблизилась к нему. Наряд девушки изумил князя. Тончайший шелк, серебристо-серый, словно сотканный из лунного света. «Откуда у пастушки такое платье?» — вспыхнула и тут же погасла единственная здравая мысль где-то на краю сознания.

Единственным, что по-настоящему захватило внимание Реймора, были темные ореолы отвердевших сосков, просвечивающихся через ткань.

«Как ты здесь оказалась?» Князь снова был озадачен: вопрос, который он собирался задать вслух, прозвучал исключительно в его голове. Вместо ответа девушка, скромно потупив глаза, опустилась на колени.

Проворные пальцы Мей ловко расправились со шнуровкой на его штанах. Реймор почувствовал прикосновение ее горячих губ и тихо застонал.

Кто бы мог подумать, какой искушенной окажется эта скромница в любовных ласках. Похоже, ее дерзкому языку нравится играть не только словами.

Мейден пустила в ход руки. Придерживая член Реймора у основания, она ритмично скользила по нему вверх-вниз.

Долой приличия! Князь положил руку на затылок девушки, запустил пальцы в мягкие, растрепанные волосы. То ли Мейден не поняла намека, то ли дразнила его — Реймору было все равно. Он не собирался ждать: удерживая голову девушки, князь резко подался бедрами вперед.

Мейден с игривым упрямство попыталась отстраниться, но деваться ей было некуда. Она сдавленно застонала, пропуская член глубже в горло.

Реймор глянул на девушку. И хотя она смотрела на него снизу вверх, в ее блестящих глазах он прочел вызов. Так смотрят дикие кошки, хищные хозяйки скалистых пустошей.

Внутри благовоспитанной девицы пряталась маленькая бесстыжая бестия. Казалось, Мейден получает невероятное удовольствие от того, что наконец-то сбросила маску. «Со мной можно и так, — говорили ее глаза. — Только так со мной и нужно».

С каждым новым толчком Реймор приближался к неминуемой развязке. Всего его чувства сосредоточились в одном месте. Ощущение влажной тесноты сводило с ума. Волны жара накатывали друг за другом, откуда-то изнутри рвался стон.

Возбуждение достигло пика, князь не мог сдерживать дрожь. Казалось, ни комнаты, ни девушки больше не существует: они будто исчезли в нереальной дали, другом мире. Пьянящий восторг разлился по телу Реймора, захватил все его естество, ища выход наружу…

Истошный крик петуха разрушил волшебство. Князь открыл глаза и не сразу сообразил, почему он одет и куда делась Мейден.

Реймор заметил мокрые простыни и на мгновенье снова почувствовал себя мальчишкой. Подобных снов он лет двадцать не видел. Князь не догадывался, что это всего лишь начало…

С того дня пастушка являлась Реймору каждую ночь, превращая пропахшие тушеной капустой комнаты придорожных таверн то в княжеские покои Цитадели, стены которых были увешаны зеркалами, то в грязные подворотни городских улиц, где они с Мей неизменно оказывались под пристальным вниманием зрителей. И неважно, засыпал Реймор в одиночестве или рядом с симпатичной девчонкой, для ведьмы это не имело никакого значения: в своих ласках она была невероятна искусна, в позах — изобретательна.

Князь знал о магии достаточно, но к концу путешествия сны с участием Мейден измотали его до такой степени, что он готов был поверить даже в приворот. Реймор с радостью обратился бы к любым суевериям, лишь бы пастушка оставила его в покое. Так и до лунной хвори недалеко.

Начало болезни не было опасным: всего лишь сны, чуть ярче тех, что видят обычно. Но со временем человек перестает отличать видения от реальности. Князь слышал истории о людях, которые забирались на крыши и прыгали вниз, пребывая в уверенности, что они птицы, поджигали свои дома, где якобы пировала нежить, и насмерть забивали детей, считая их русалочьими подкидышами. Придется, видимо, обращаться к Девоне.

Реймор подумал о давней любовнице и улыбнулся. Вот на ком ему следовало жениться. И плевать на традиции и вопли святош. Пожалуй, он так и сделает. Все, никаких больше разъездов и смотрин. Князь представил, как спрячется от разгневанных жрецов в Цитадели и будет наслаждаться жизнью: горный воздух, бескрайнее небо, охота, ночные кутежи со сворой и Дев, являющаяся в спальню по первому зову.

Идеальное решение, если бы не одно «но»: альбиноску под венец на аркане не затащишь. Образно говоря. Так-то Девона ничего против веревок не имела. Ей нравились игры Реймора, чем безумней, тем лучше.

Эти странные отношения полностью устраивали князя. И речь шла не о любви. Они с Белой Девой были равными, наверное, поэтому понимали и принимали друг друга. Пусть у них не могло быть общих детей, но Девона вряд ли возразила, если бы в Цитадели появился бастард…

Реймор тряхнул головой, не желая больше тратить время на глупые мечты. Толку фантазировать, как оно все могло бы быть? Здесь нужно либо действовать, либо смириться. Князь не был дураком, поэтому выбрал второе. Не хватало еще повторить судьбу первого и единственного мужа Дев.

Интересно, какие способности она откроет в себе, если сожрет сердце Реймора?

Глава 4

Неделя, проведенная в замке короля Авариса, показалась князю вечностью. Ежедневные приемы, переговоры и внимание придворных — в этот раз все наскучило Реймору быстрее, чем обычно.

К тому же король имел крайне своеобразное представление о гостеприимстве. Так, князю была оказана великая честь ежедневно восседать подле правителя, пока тот занимался государственными делами. Здание, где собирались советники, располагалось с северной стороны в центре замкнутого дворика, обрамленного стрельчатой аркадой.

Причудливое восьмигранное сооружение с колоннами и заостренным куполом превратилось для Реймора в тюрьму. Пестрые ковры, вина и свежие фрукты ситуацию не меняли.

Снаружи и внутри стены канцелярии украшал орнамент, представляющий собой сложное переплетение стеблей неизвестных растений. К концу недели князь мог изобразить эти завитушки даже с закрытыми глазами. А что ему еще оставалась делать, если не рассматривать узор?

Болтовню приближенных короля Реймор с его знанием языка южных земель понимал лишь наполовину. Поэтому счел разумным свести свое участие в беседе к многозначительному покашливанию и кивкам, которыми он с умным видом обменивался с королем.

Сомнительным развлечениям для Реймора стали дворцовые бани. Построенные из мрамора, они представляли собой настоящий лабиринт из комнат, в каждой из которых была своя температура. Князь, без проблем выносивший любой даже самый запредельный жар, посетил их всего раз. А все из-за чересчур влажного воздуха.

Реймор осознал, что не может нормально дышать, только внутри. Уйти означало бы обидеть гостеприимного хозяина.

Пыткой, едва не добившей князя, стал пенный массаж. В центре главного зала возвышался круглый стол из мрамора, на котором могли уместиться несколько человек. Стоило Реймору на минутку прилечь, рядом появился темнокожий мужчина с непропорционально развитыми руками. Князю показалось, будто его тело превратилось в тесто. Массажист остервенело растирал и мял каждую мышцу.

Король Аварис хитро посматривал на возможного зятя и улыбался. Видимо, принял полуобморочное состояние гостя за степень крайнего расслабления и блаженства.

Глупым показался Реймору и рыцарский турнир, который устроили специально для него на дворцовой площади. Состязания представляли нечто среднее между ярмаркой и кулачным боем стенка на стенку. За происходящим князь наблюдал с недоумением. Между зрителями и ристалищем не было никакой преграды, понять, где заканчивается поединок славных воинов и начинается обычная потасовка между зеваками, не представлялось возможным.

Театральные представления, к слову, мало чем отличались от турнира. Разве что разыгрывали их при дворе, и зрителей было меньше. Но даже эти примитивные кривляния актеров, лопочущих на тарабарщине, были куда лучше, чем встречи с невестой в присутствии десятка нянек. И во время каждой из них принцесса Варда демонстрировала будущему мужу свои достоинства. К ним относились: пение, игра на кануне, инструменте, который князь окрестил недоарфой, и танцы. Увы, талантами ни в одном из этих занятий девица не блистала.

«Старичку-Аварису приданного не хватит», — мысленно повторял Реймор всякий раз, когда перед ним появлялась дочь короля.

Назвать девушку красавицей не поворачивался язык. Все в ней было какое-то не такое. Например, смуглая кожа. Рассматривая принцессу, князь невольно вспоминал Мейден. Кожа пастушки отливала золотом, а южный загар Варды — нездоровой серостью. К тому же от своего папаши королевская дочка унаследовала тяжелую квадратную челюсть и прямой, но слишком длинный нос.

Хотелось верить, что с фигурой девушке повезло больше. Вплоть до последнего вечера Рйемор терялся в догадках, что прячет принцесса под яркими мешками, которые здешние женщины называли «платьями».

Вот и сейчас Варда стояла возле отца в нелепом пестром балахоне, увешенная с ног до головы крупными украшениями. Но кое-что привлекло внимание князя. Алый пояс из блестящей ткани, расшитый золотой нитью.

Реймора осенило: вот он — идеальный подарок для Мейден.

Хоть пастушка и перестала являться ему во снах, но из головы ее образ выбросить никак не удавалось. Так, во время нудных королевских советов он частенько думал о том, чем в это время могла заниматься Мейден. Понятное дело, пасла своих коз. Но фантазия Реймора всякий раз стремилась добавить в обыденность ярких деталей.

Сначала девушка попадала на цветущий луг. Потом обнаруживала прохладный ручей. Солнце палило так же жарко, как и здесь на юге, поэтому Мейден не могла устоять перед искушением освежиться. Она сбрасывала свое платье, затем нижнюю рубашку… На этом месте князь неохотно возвращался в реальность. Странно было бы попасть в неловкое положение, будучи в компании почтенных бородатых мужчин.

Казалось, пастушка преследует Реймора повсюду. Ее профиль постоянно мелькал в толпе придворных дам, а смешливый тон чудился в их речах. Не удивительно, что князь решил на обратном пути непременно встретиться с девушкой. Ему нравилось думать о том, какой могла бы быть эта встреча.

Возможно, он затеет охоту. Князь живо представлял улюлюкающую свору, несущуюся во весь опор мимо маленького домика на краю леса. Звук рожков, лай собак. Мейден обязательно вышла бы на это посмотреть. И тогда он остановится, сделав вид, что измучен жаждой. И ей не останется ничего иного, как дрожащими руками поднести ему воды.

Или можно было послать за пастушкой, приказать привести ее в замок немедленно, если понадобиться силой. Бедняжка Мейден перепугается не на шутку, ломая голову, чем не угодила господину-уродцу, которого в глаза не видывала. Трепещущая, вероятно, заплаканная, она будет гадать о своей участи посреди главного зала, пустого и зловещего. Он заставит ее подождать и помучится, а когда явится, девица все поймет и броситься ему в ноги, оправдываясь, почему не явилась на пир. А он лишь пожмет плечами, мол, пустяки и великодушно одарит ее… Чем именно, князь никак не мог решить.

Безусловно, в его власти сделать с Мейден все, что заблагорассудится. Никто и слова поперек не скажет, тем более она сирота. Но какая же скука брать то, что и так тебе принадлежит. Куда интересней было бы вызвать у девушки симпатию, перерастающую в страстный порыв. А если не получится, всегда остается путь принуждения.

Реймор не желал тратить слишком много времени на покорение девичьего сердца. Растопить лед благовоспитанности он собирался с помощью подарка. Оставалось решить, какого. Первым на ум приходили драгоценности. Девона, например, обожала массивные серьги с каменьями и браслеты из редкого белого золота. Но она была дамой высшего света и могла «выгуливать» свои украшения на многочисленных приемах, которые посещала с князем, а еще чаще без.

Перед мысленным взором Реймора появилась Мейден, пасущая коз в колье из розового жемчуга поверх простенького серого платьишка. Забавное зрелище. Только вот, когда за подарком явится староста, а князь не сомневался, что льстивый старичок далеко не так безобиден, как кажется на первый взгляд, до смеха ли будет Мей?

Можно было преподнести что-нибудь попроще. Скажем, шубу или сафьяновые сапожки. Но для Реймора такой выбор был в духе городского лавочника. Слишком практично и приземленно.

А вот необычный поясок в самый раз. Своего рода украшение, но не так банально, как любая друга вещь. И в то же время Реймор не сомневался, что его подарок станет предметом зависти всех женщин в селении. Наверняка пояс очень пойдет Мейден: подчеркнет тонкий стан, оттенит привлекательную смуглость. С такой вещицей при внешности пастушки и драгоценностей не нужно.

Оставалось лишь разузнать, где такой достать. Возможно, их ткут неподалеку отсюда. И даже если придется сделать небольшой крюк, оно того стоит.

* * *

Местные обычаи запрещали напрямую обращаться к незамужней девушке. Единственной возможностью задать вопрос Варде был разговор во время танца.

Вооружившись приветливой улыбкой, князь направился к Аварису.

— Ваше Величество, позволите пригласить вашу дочь на танец?

— Конечно, мой друг.

Король бросил взгляд на советника, тот подал знак своему помощнику, а тот — музыкантам. Южная мелодия оборвалась, не успев начаться, и Реймор услышал знакомые ноты. Терешковель? Отлично! Пусть на родине князя этот придворный танец считался низким, зато он прекрасно располагал к общению: никаких прыжков и сложных фигур, только торжественное шествие и поклоны.

Князь обратился к Варде:

— Могу ли я надеяться, что вы удостоите меня чести потанцевать с вами?

Принцесса молча кивнула, глядя на него из-под опущенных ресниц.

— Благодарю, — с этими словами князь вывел девушку в центр зала.

Негласные правила обязывали мужчин начинать беседу с комплимента.

— У вас прекрасный вкус, — Реймор решил не ходить вокруг да около.

Варда подняла глаза, и князь в очередной раз отметил их странный цвет. Карие с зеленцой, они напоминали ему скальный мох.

— Что вы имеете в виду?

— Ваш пояс, например. Только женщина, постигшая саму суть красоты, могла выбрать такой.

— Благодарю, — на щеках принцессы заиграл румянец. — Вы очень добры.

— Позвольте узнать, откуда он у вас?

— Прислали из Марены.

— Дивный край магнолий, — сказал Реймор первое, что пришло на ум.

Варда кивнула.

— К слову, столица Марены зовется Мореной, вы знали?

Принцесса неопределенно повела плечами. Ее молчание вкупе с затуманенным взглядом, который обычно называют «с поволокой», производили на князя тягостное впечатление. Собеседница из Варды, скажем прямо, никакая.

— Ваш пояс, — Реймор снова попытался завязать непринужденную беседу. — Что за дивная ткань? Неужели шелк?

— Вы наблюдательны. Могу я спросить?

— Разумеется.

— Почему мой пояс вас так заинтересовал?

Теперь наступила очередь князя загадочно молчать. А что ему было ответить? Выше Высочество, а нет ли у вас второго такого? А то я подумал, что мог бы подарить его одной из своих селянок…

— Ревную, — Реймор понизил голос и чуть наклонился к уху принцессы. — Этой вещице позволено тесно обвить ваш стан у всех на виду.

На губах Варды застыла напряженная улыбка. Принцесса наклонила голову, будто боялась, что окружающие это заметят, и нервно хихикнула.

— Я подумал, — князь продолжил нахально врать, — что должен добыть такой же. Буду глядеть на него и вспоминать вас.

— Не хочу разочаровывать, но это невозможно.

Варда взяла себя в руки, ее лицо опять стало серьезным. О смущении девушки свидетельствовали лишь бисеринки пота, поблескивавшие на лбу.

Повисла пауза. У Реймора, обычно питавшего симпатию к немногословным женщинам, на этот раз чесался язык отпустить какую-нибудь колкость.

— Вы заблуждаетесь, для меня нет ничего невозможного.

— Открою секрет: сия, как вы выразились, вещица уникальна. Ее нашли в одном из затерянных городов. Тех, что принадлежали артего. К тому же вам пришлось бы отправиться за ней в Марену, пути до которой не меньше месяца, — Варда выделила последнее слово.

Князь был почти уверен, принцесса прикидывается неосведомленной дурочкой, чтобы его подразнить. При иных обстоятельствах он с удовольствием поддержал бы игру, но сейчас безобидная уловка только разозлила. Он обязан заполучить именно этот пояс.

— Вы правы, — Реймор изобразил смирение, — слишком далеко. Боюсь, мне ничего не остается, только умолять вас подарить мне пояс.

Девушка глянула на него с сомнением. Князь мысленно проклял женщин. Он ненавидел ритуальные пляски, но в случае с принцессой без цветистой лести, похоже, не обойтись.

— Пусть он всего лишь бледное отражение вашего совершенства, но в разлуке, милая Варда, пояс станет для меня путеводной звездой.

— Я подумаю о вашей просьбе, — в голосе девушки прозвучали игривые нотки.

Танец закончился, и Реймор проводил Варду обратно к отцу. Они обменялись любезностями, как того требовал этикет, и больше в этот вечер не разговаривали.

Скуку и раздражение князь решил спрятать под маской скорби. Пусть принцесса считает, что его печалит грядущее расставание. Глядишь, надумает перед отъездом сделать прощальный подарок.

* * *

Расчет князя оказался верным: Варда как миленькая притащила ему поясок. И гораздо раньше, чем он рассчитывал.

В ночь перед отъездом Реймор не мог уснуть. Волнующие мысли о предстоящей встрече с Мейден отравляли необходимость искать вескую причину, чтобы дипломатично отказать королю Аварису в женитьбе на его дочери, и неизбежное объяснение со жрецами.

В полудреме князь услышал шаги. Кто бы ни крался по коридорам глубокой ночью, он был не один.

Сон как рукой сняло. Реймор бесшумно соскользнул с кровати, нащупав в темноте прохладную рукоять меча. Пальцы уверенно легли на гравировку: «Сын неба славен милосердием». О, да! Он не станет крушить весь дворец, а лишь нашинкует незваных гостей.

Князь распрямился, перехватив клинок поудобней. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появились женщины с масляными светильниками в руках.

Реймор слышал о серпентинах, таинственных наемницах с Сар-Моад, но никогда их не видел. Говорили, что убийцы магов отличались на редкость безобразной внешностью. Эти же были типичными южанками. И если судить по грузным фигурам и тяжелой поступи, не самыми молодыми.

В абсолютном молчании женщины продолжали заполнять княжеские покои, выстраиваясь вдоль стен. Последней, прижимая к груди шкатулку, вошла Варда.

— Прошу прощения, князь, — смутилась она. — Не хотела вас будить.

«И поэтому притащила с собой сразу всех нянек», — подумал Реймор, убирая меч в ножны. Он все еще стоял нагой в окружении женщин, которые в отличие от своей госпожи, не спешили прятать глаза.

— У меня к вам дело, — продолжила принцесса.

Князь готов был поклясться, что заметил, несмотря на тусклые отблески пламени, как она покраснела.

Варда передала шкатулку Реймору. Каково же было его удивление, когда внутри он обнаружил… пустоту.

— Это для пояса, — объяснила принцесса.

И снова замолчала. Видимо, дальше действовать должен был Реймор. Только вот чего от него ждут? Вероятно, это все часть какого-то ритуала: проверка жениха на сообразительность или что-то в этом духе? Поди пойми этих южан. Определенно стоило быть более внимательным, когда советник рассказывал про обычаи, царящие в королевстве Авариса.

— Благодарю, — Реймор взвесил шкатулку в руке, — однако, здесь не хватает самого подарка.

Варда будто этого и ждала. Она неуверенно потянула за ленты, удерживающие на ее плечах нечто наподобие шелкового плаща, и ткань с мягким шелестом опустилась на пол. Больше на принцессе ничего не было, если не считать того самого пояса.

«Аварис выдал бы дочь замуж гораздо раньше, если бы запретил женщинам в своей стране кутаться в покрывала», — удивленно подумал Реймор, рассматривая девушку.

Изящные плечи, аккуратная грудь с маленькими сосками и узкая талия — верхняя часть тела Варды была идеальной. А вот низ немного подкачал. Хотя многие из его своры, особенно Элдер, потеряли бы рассудок, попадись им девица с такими крутыми бедрами. Определенно, фигура у нее была куда лучше, чем лицо.

Князь заметил, что принцесса дрожит. И явно не от холода. Реймор знавал слишком много женщин и терпеть не мог, когда перед ним разыгрывали скромную неискушенность. Но здесь все было иначе.

Варда махнула рукой, и ее спутницы, сохраняя полное молчание, удалились. В покоях снова воцарилась тьма. Князь догадывался, что могло быть на уме у принцессы, но действовать сам не торопился. Немного погодя, видимо, набравшись смелости, она со вздохом опустила свою мягкую ладошку ему на грудь и медленно повела рукой вниз.

Про себя Реймор не без тоски отметил, что движениям юной прелестницы не хватало уверенности. Более того, в них не было ни капли спонтанности. Будто Варда отвечала урок, который к тому же неважно выучила.

Горячие пальцы осторожно коснулись члена. Так глядят неведомую зверушку, опасаясь, что она может цапнуть.

— Я вам не нравлюсь? — робко спросила принцесса.

— Не в этом дело.

Притворяться истуканом дальше было бессмысленно. Да и тело отзывалось на ласки, пусть и такие неуклюжие.

Одной рукой Реймор обнял девушку, притянув ее ближе, вторую опустил на талию, пытаясь на ощупь развязать пояс. Происходящее, видимо, немного воодушевило Варду, и она стала чуточку смелее.

Ладонь заскользила чуть быстрее, и Реймор задышал глубже.

— Ваша слава идет впереди вас, и я думала… — растерянно прошептала принцесса, но выразить свою мысль до конца почему-то не смогла.

Какое счастье, что она не видит его лица. Хуже словоохотливой любовницы, лепечущей всякие глупости, может быть только неопытная болтушка. Судя по всему, в постели Варда станет именно такой. Был, конечно, способ заставить ее помолчать, но князь тут же от него отказался. Охота объяснять бедняжке, что и как делать, у него пропала, едва он подумал о ее массивной челюсти.

В любом случае с ответом лучше не медлить, а то, чего доброго, принцесса решит, что он немощный. Осталось подобрать правильные слова. Чаще всего от назойливых девиц Реймор избавлялся, огорошивая с утра известием о своей несвободе. Что отчасти было правдой. Самым ретивым поклонницам, которые следовали за ним в Цитадель, предъявлял Девону, когда та была на месте, в крайнем случае — ее портрет.

Князь открыл было рот, чтобы начать трогательную историю, о своей верности другой, которую, по его мнению, Варда непременно оценит. Сперва, разозлится, конечно, зато потом будет вспоминать о несостоявшемся женихе, как о мужчине, держащем слово, для которого «любовь» не пустой звук…

«Что ты тут тогда делаешь?» — насмешливо шепнул внутренний голос.

И то правда. Вряд ли король Аварис окажется таким же благодарным слушателем. Особенно когда зареванная и, чего уж там, почти обесчещенная дочурка поведает ему об этой ночке.

Руки Варды тем временем исполняли какой-то неистовый танец, и князь не без удовольствия двигался ей навстречу. Сердце в груди стучало все быстрее, разливающийся по телу жар туманил разум.

— Прекратите! — Реймор не узнал собственный голос, низки, с хрипотцой, больше походивший на рык.

Принцесса замерла. Даже дышать перестала.

— Вы юны и невинны, как прекрасная роза, — мало того, что князь с трудом подбирал слова, так еще из-за возбуждения спотыкался на каждом, — а я вовсе не чудовище. Нам не стоит торопиться: мы посеяли зерна симпатии, чтобы они могли прорасти в любовь…

Во рту у Реймора пересохло. Вранье вышло совсем безыскусным, в духе балаганных пьесок, но Варда, кажется, проглотила эту нелепицу. Она резко убрала руки. Ее волосы коснулись его колена, когда она присела, видимо, пытаясь найти в темноте плащ. Князь на всякий случай решил не шевелиться, чтобы не покалечить ее ненароком.

Молча, она прошмыгнула к двери. Реймор не был уверен, но, кажется, принцесса, прежде чем покинуть покои, выдохнула с облегчением.

Чуть позже, лежа в постели, князь думал о том, что повел себя крайне безрассудно, позволив принцессе остаться. Было бы весьма неприятно, если бы на стоны Варды заявилась королевская стража вместе с Аварисом, случайно прогуливающимся ночью мимо гостевых покоев. С другой стороны, будь это план старика, уже одного того, что их застали бы голыми наедине, было бы достаточно, чтобы требовать безотлагательной свадьбы. Возможно, советники Реймора правы, когда говорят, что ему следует предвидеть события на несколько шагов вперед. Князь усмехнулся, представив удивление принцессы и ее нянек, сигани он в окно. С другой стороны, тогда бы у него не осталось пояса.

Реймор погладил прохладный шелк и захлопнул крышку шкатулки. Мыслями он уже был в дороге.

Глава 5

Мейден сидела во главе стола, наблюдая, как веселятся гости. Она все еще не могла поверить, что этот шумный праздник в ее честь. «Больше не свободная девушка, — с невольной грустью подумала Мей, — жена». Похоже, она чересчур сроднилась со своим одиночеством, и мысль о том, что сегодня утром у нее появился не только супруг, но и новые родители, слегка пугала ее.

Ощущение нереальности происходящего не покидало Мейден последний месяц. Все случилось слишком быстро. После пира, на который она так и не попала.

В тот вечер Мей закончила дела пораньше и, нарядившись в самое красивое платье, отправилась в замок. В деревне редко устраивали праздники. К тому же ее пригласил Мор, симпатичный и весьма обходительный воин из княжеской дружины. Однако у замка ее поджидал сын старосты. Калеб без обиняков рассказал, почему девушке не следует появляться внутри. Пир был в самом разгаре, многие, включая воинов князя, успели надраться…

— Ладно кому из своры его приглянешься, Мей, мы с парнями за тебя постоим. А если сам князь в покои позовет?

Она опешила: такое ей в голову не приходило. Вряд ли господин вообще обратит на нее внимание. Мей далеко не первая красавица. Вон Мареша, дочь кузнеца, кровь с молоком и подержаться есть за что. Тем более при замке служит…

— Я тебе не указ. Пока, — Калеб понизил голос. — Но если позор какой случится, одна останешься. Никто в деревне тебя не возьмет.

Безобидное, на первый взгляд, замечание больно кольнуло Мейден. Меньше всего ей хотелось повторить судьбу матушки, сбежавшей со странствующим комедиантом, который ее обрюхатил, а потом бросил. Хотя Мей и была совсем крошкой, но времена, когда они вдвоем с матушкой скитались по деревням, перебиваясь милостыней, помнила хорошо. А потом…

Слава Трем, сиротку приютил дядя. Одинокий и бездетный, он сожалел, что не уследил за сестрой, поэтому поклялся богам устроить судьбу племянницы. С детства Мейден знала, что рано или поздно станет женой Калеба. Она понятия не имела, как дяде удалось уговорить старосту. Однако, Стоунч пообещал принять «дочь блудницы» в семью, когда придет время.

И вот час настал. Староста разыскал Мейден в тот же день, когда господин покинул Медоу. Стоунч был крайне убедителен, когда говорил, что не может больше смотреть, как девушка одна управляется с хозяйством. Больно ему видеть земли, принадлежащие храму Трех, которые бедняжка не в силах обрабатывать сама. Да и домишко ее в починке нуждается: вон крыша прохудилась, а на носу осень дождливая да зима, про которую говорят, что самой лютой будет со времен сотворения света.

Насчет последнего Мей сильно сомневалась, но спорить не стала. Какой смысл отпираться и тянуть время?

Да, она не пылала страстью к Калебу так, как героини тех немногочисленных книг, которые ей посчастливилось прочесть. Но он был неплохим парнем. Относился к ней, как к младшей сестре, часто помогал, хотя и любил покомандовать. Выгодная партия, как ни крути. Тем более этого хотел дядя.

Мей не стала искать причины, чтобы отложить свадьбу. Рано или поздно это все равно должно было случиться.

На следующий день после визита старосты она начала готовиться к церемонии. Первым делом по традиции на три недели отказалась от мяса, дабы укрепить свой дух во славу Трех и предстать чистой пред супругом.

Много времени ушло на то, чтобы соткать изо льна полотно для платья. А когда пепельно-серый холст наконец-то был готов, понадобилось несколько дней, чтобы его выбелить. К счастью, Калеб привез невесте ольховых поленьев, чтобы она могла нажечь золы для этого.

Результат превзошел ожидания не только Мейден, но и будущей свекрови, которая вызвалась помочь невестке с платьем.

Белоснежная ткань выгодно оттеняла смуглую кожу. Высокая линия талии и узкие рукава прекрасно сочетались с длинной юбкой, которая мягкими складками расширялась к низу, переходя в небольшой шлейф. Мей сама расшила круглый вырез лифа листьями и цветами. Никаких корсетов, шнуровок и поясов — по меркам местных модниц, платье можно было назвать простым. Тем не менее Мейден выглядела в нем свежей и изящной, не хуже дев с книжных гравюр. Она не стала убирать волосы в косы, оставив их распущенными. А голову украсила венком из полевых цветов.

Венчал их с Калебом жрец, за которым специально послали в соседнюю деревню. Обряд провели во дворе дома старосты. Там же собирались пировать.

После обязательных гимнов во славу Трех, служитель спросил, по своей ли воле жених и невеста вступают в супружество, и получив согласие, возобновил песнопения. На этот раз жрец монотонными завываниями вымаливал у богов для молодой семьи единомыслия, твердой веры и чадородия.

Мейден казалось, обряд никогда не закончиться. Она так устала, что и не заметила, как волнение и трепет уступили место скуке. Единственное, что ее волновало под конец обряда, как удержаться и не зевнуть во весь рот. Это было бы крайне непочтительно по отношению к богам.

Наконец жрец закончил бубнить, соединил руки новобрачных и разрешил им поцеловаться. Мей смутилась и закрыла глаза. Калеб быстро клюнул ее сухими губами. Кто-то отпустил непристойную шутку о неопытности новоиспеченного супруга. Гости одобрительно загудели. Началось долгожданное веселье.

Молодых усадили на скамью, украшенную гирляндами из цветов и пшеничных колосьев. Стол ломился от простых, но сытных блюд: всевозможные пироги, с мясом и рыбой, пряные колбаски из свинины, успевшие остыть и покрыться белыми пленками жира, дичь. И конечно же, эль. Не из княжеских погребов, зато много.

Пока одни гости ели и пили, другие охотно участвовали в забавах. Самой популярной оказалась игра в «Вишенку», за которой Мейден не могла наблюдать без улыбки. Свободные парни и девушки выстраивались напротив друг друга и сцепляли руки. Доброволец с разгона прыгал на «живой» мостик, остальные, приседая да охая, перекидывали его с одного конца в другой, где победителя ждала награда: поцелуй той, которая нравилась, на глазах у всех.

Когда солнце поползло к горизонту, во дворе зажгли факелы. Часть столов пришлось оттянуть в сторону, чтобы всем желающим хватила места для танцев.

Мейден как раз стояла в паре с мужем, когда ей показалась, что среди музыки и смеха она различает отдаленное ржание лошадей и грохот колес.

Со двора старосты открывался обзор на подъездную дорогу к замку. Мей заметила вдалеке стремительно приближающие горящие точки. Музыканты перестали играть, все присутствующие с любопытством уставились на нежданных гостей.

Вереницу экипажей сопровождали всадники. Первой ехала карета, запряженная четырьмя лошадьми. Самая массивная, она отличалась от остальных обилием золоченых завитушек. В дрожащем свете факелов, освещавших дорогу вознице, на ее стенках извивались в бешеном танце искусно воссозданные крылатые змеи.

Мейден удивилась, когда процессия вместо того, чтобы пронестись мимо, остановилась. Разгоряченные лошади фыркали и рыли копытами землю. Проворный возница спрыгнул с козел и, обежав экипаж, открыл дверцу. В проеме появился мужчина. Высокий, темноволосый, с ног до головы закутанный в черное, одним своим видом он внушал трепет. Мей вгляделось в бледное лицо гостя и тихо ахнула от изумления. Это был Мор.

* * *

— Князь! — с радостным воплем кинулся к кортежу Элдер.

Рыжий дружинник был вынужден остаться в Медоу после пира, на котором ему сломали ребра. Мей постоянно с ним встречалась. Учитывая, что образ жизни она вела затворнический, это казалось странным. Будто Элдер следил за ней. Пару раз он якобы случайно проезжал мимо дома на опушке как раз в тот момент, когда Мейден нужна была помощь. И всегда рыжий проявлял невероятную отзывчивость. Он часто шутил, задавал много вопросов, но почти никогда не говорил о себе или своем господине.

— Ваша светлость, — опомнился староста, кинувшись в ноги мужчине в черном.

Мейден, боялась пошевелиться. Краем глаза она заметила, как с лица мужа схлынула краска. На языке вертелся вопрос, задавать который не имело смысла.

Стоунч, быстренько переговорив с хозяином, обратился к людям:

— Гости дорогие, сам князь Реймор Буреликий решил почтить наш скромный праздник своим присутствием.

Народ радостно загудел. Мей заметила, как князь шепнул что-то Элдеру, и тот быстрым шагом направился к экипажу.

— Позвольте, ваша светлость, предложить вам лучшее место, — приговаривал староста, ведя господина прямиком к столу новобрачных.

Мейден встала с места. Нужно было что-то сказать, поприветствовать высокого гостя, поблагодарить, но язык будто примерз к небу. Она вспомнила, как подтрунивала над ним, думая, что имеет дело с простым наемником, как пообещала прийти, но не явилась. От этих мыслей голова пошла кругом, к горлу подкатила тошнота.

— Кланяйся гостю, доченька, — шепнул староста Мейден.

Она все еще не могла поверить своим глазам. Испуганная и растерянная Мей исполнила книксен. Судя по строгому взгляду, которым наградил ее князь, получилось не очень.

— Стоунч, твоему сыну повезло с женой, — говоря это, Реймор продолжал смотреть на Мейден. — Настоящая леди, благовоспитанная и немногословная. Как раз для такой у меня есть подарок.

Он дал знак рукой, и Элдер, появившийся подле господина, раскрыл перед ним резную шкатулку. Когда князь извлек из нее пояс, люди вокруг восхищенно зашептались. Ткань, алая с золотым, мерцала в свете факелов будто живое пламя, невесомое и прекрасное.

— Позволит ли невеста? — несмотря на то, что это был вопрос, в голосе князя не было ни капли любезности, будто он разговаривал не с живым человеком, а с вещью.

Мейден снова покосилась на мужа. Калеб замер как каменный истукан, лицо его стало совсем серым и безжизненным.

— Конечно, ваша светлость, конечно. С превеликой радостью, — ответил за Мейден староста.

Но князь пропустил его слова мимо ушей. Он ждал. Неужели ее согласия?

Не желая испытывать терпения господина, Мей слабо кивнула.

Реймор приблизился к ней вплотную. Он перекинул пояс через Мейден, заключив ее объятия. Князь был так близко, что она могла чувствовать не только тепло, исходящее от него, но и едва уловимый аромат. Так пахнет летним вечером лесная дорога: травой и пылью, нагретой солнцем корой и дымом будущих пожаров.

От смущения и страха Мейден зажмурилась и, подняв руки, прижала их к груди.

Темноту заполнил шорох ткани, туго обнявшей стан. Неожиданное прикосновение, горячее и решительное, заставило вздрогнуть. Князь аккуратно разгладил складки на поясе.

— Благодари, — требовательно велел староста. — Не пучь глаза как жаба.

Мейден непослушным языком пролепетала невнятное «спасибо». Князь по-прежнему молчал, рассматривая ее, будто видел первый раз.

— Вот же бестолковая, — не унимался Стоунч.

— Хватит, — сухо оборвал его Реймор. — Где я могу сесть?

Как и опасалась Мей, место князя оказалось рядом с ней. Зажатая между супругом и господином, она не понимала, как следует вести себя дальше.

Реймору и его людям, которых также усадили за столы, подали подогретые кушанья. Дружинники с аппетитом набросились на еду, оживленно переговариваясь между собой. Сам князь ни к чему ни притронулся, только пригубил немного эля. Стоунч было попытался угостить господина лучшим вином из своих особых запасов, но в ответ получил лишь презрительный взгляд. Мейден заметила, как князь сделал едва заметный знак Элдеру, и рыжий с напускным весельем утащил старосту к пирующей своре.

— Не возражаешь, если невеста со мной потанцует, — Реймор вроде бы обращался к мужу Мей, но при этом даже не смотрел в его сторону.

— Она не обучена господским танцам, — угрюмо процедил Калеб.

— Нестрашно, — князь встал из-за стола и громко обратился к музыкантам: — Эй, сыграйте-ка нам что-нибудь не такое резвое.

Те беспрекословно повиновались. Задорные ритмы оборвались, уступая место плавным мотивам. Гости взялись за руки, чтобы закружиться в огромном хороводе, как того требовал танец. Но Реймор, видимо, был не в курсе. Он решительно вышел в центр, и Мей ничего не оставалась, кроме как послушно следовать за ним.

— Похожий танец популярен нынче при дворе, — мимоходом обронил князь. — Правда, исполняют его под иную музыку.

Мейден замялась: сказать или нет. С одной стороны, перечить хозяину — неслыханная дерзость. С другой, не впадет ли он в бешенство, поняв, в каком нелепом положении оказался прямо у всех на виду.

Она набрала в грудь побольше воздуха, подыскивая слова, но сказать так ничего и не успела. Реймор уверенно положил одну руку ей на талию, а вторую, подхватив Мей за кисть, приподнял и отвел в сторону.

— Я поведу, — спокойно сказал он.

Князь играючи привлек Мейден к себе, так, что их бедра соприкоснулись.

— Так проще двигаться в такт, — невозмутимо пояснил он. — Просто обопрись на мою руку. Необязательно виснуть на мне дикой кошкой.

Мей ужасно смутилась. От волнения она не заметила, как вцепилась в господина мертвой хваткой, так, что костяшки пальцев побелели.

Реймор сделал шаг назад, увлекая ее за собой, затем вперед, не оставляя выбора, кроме как отступить. Поначалу движения не отличались точным совпадением. Мейден видела на лицах гостей, вереницей проплывающих мимо, недоумение и злорадное любопытство. Не в силах сносить это больше, она вперилась взглядом прямо перед собой, рассматривая переплетение нитей на камзоле господина.

— Слушай музыку, — посоветовал Реймор. — Двигайся в такт. Раз-два-три. Считай про себя, ты же умеешь. Раз-два-три.

Мейден удивилась, но это действительно помогло. Она даже смогла немного успокоиться и выровнять дыхание. Теперь каждый шаг, каждый взмах руки, что делал князь, казались ей волнами. Они будто попали в один невидимый поток.

Неожиданно Реймор разомкнул объятия, и Мейден, руку которой князь поднял чуть выше, словно угадаВ его желание, сделала оборот на месте.

— Я же говорил, ничего сложного, — одобрительно улыбнулся князь. — А теперь повторим все сначала.

Мейден испытала огромное облегчение и даже некую гордость, когда поняла, что они движутся в паре почти как одно целое. Придворный танец оказался не таким уж и сложным.

— Ваша светлость, — ей понадобилось время, чтобы набраться смелости и первой заговорить с князем. — Вы прекрасный учитель.

Реймор иронично вскинул бровь.

— Повезло с ученицей: все схватывает на лету.

Похвала, пусть и такая странная, обрадовала Мейден. Она позволила себе поднять глаза и робко улыбнуться князю. Он ответил ей вежливой улыбкой. Мимолетной и скупой. Выражение его лица вновь стало серьезным.

— С другой стороны, не удивительно, когда речь заходит о такой быстрой девчонке, — очередная фраза, адресованная ей, но сказанная так, будто князь случайно выболтал свои мысли.

Мей показалась, что в этот раз в голосе Реймора проскользнули нотки раздражения.

— Резвая, что твои козы, — добавил князь, видимо, не дождавшись ответа.

— Господин, — Мейден догадывалась, почему он злиться. — Если вы о том вечере, то…

— Пф-ф, — фыркнул князь в сторону.

Если бы не едва заметная морщинка между бровей, она, возможно, и поверила, что ему все равно.

— В таком случае я не понимаю, чем могла обидеть вас, — простодушно продолжила Мей.

— Вот еще! Впервые вижу пастушку с таким самомнением.

По лицу князя пробежала едва уловимая тень возмущения, но он тут же совладал с собой. Мейден могла бы возразить, но не стала. Благоразумней сейчас было бы помолчать.

Больше за весь вечер они не перекинулись ни словом.

Люди пили, ели, танцевали, а Мейден украдкой поглядывала на ночное небо. Полная луна в окружении многочисленных звезд сияла подобно тусклому солнцу. Для новобрачных неумолимо близился конец торжества, а потом… Мей весь день гнала от себя мысли о неизбежном, и сейчас всем ее страхам суждено сбыться.

Вот уже и кумушки встали из-за столов и собираются вместе. Перешептываются, поглядывая на невесту, хихикают. Сейчас их с Калебом проводят в дом, запрут там, а сами встанут под окнами. Будут подслушивать или даже подглядывать, чтобы молодые не уснули.

О том, что случится дальше, Мейден старалась не думать. Она попросту не могла представить, как окажется наедине с мужем, как Калеб будет прикасаться к ней.

Кумушки, будто почувствовав ее опасения, затянули похабную песенку и направились к молодым. Музыканты, заметив оживление, прекратили играть. Мей с ужасом вслушивалась в слова. Теперь, когда она была на свадьбе невестой, а не гостем, они перестали казаться ей веселыми. Мейден готова была провалиться от стыда сквозь землю каждый раз, когда слышала очередной шутливый совет, как стать и нагнуться, чтобы молодой муж не смотрел на других женщин.

— Хватит!

Мей не поверила своим ушам: властный голос Реймора оборвал песню на самом интересном месте.

Гости притихли и с недоумением уставились на своего господина, а тот спокойно продолжил:

— На правах владельца земель я решил благословить сей брак, взяв в свою постель невесту в ее первую брачную ночь.

Смысл слов дошел до Мейден не сразу. Она глянула на князя, который держался абсолютно бесстрастно, потом на мужа. С самообладанием у Калеба было намного хуже: его лицо перекосила злоба. Он выглядел жалко: раздавленный, униженный, бессильный что-либо изменить.

Мей и сама была поражена. Нет, она, конечно, знала, о праве первой ночи, но никогда не слышала, чтобы им кто-то пользовался. С другой стороны, и на свадьбах, где гостем был сам князь, ей до сих пор бывать не приходилось.

Она оглянулась по сторонам, стараясь найти глазами Стоунча, хотя знала наверняка: никто не станет за нее заступаться.

Дальше все было как в тумане. Князь взял Мей под руку и повел к карете. От страха ноги перестали слушаться, она спотыкалась на каждом шагу, но Реймор всякий раз спасал ее от падения.

Едва забравшись в карету, Мейден забилась в самый дальний угол. Внутри было темно и пахло кожей. Сидения скрипели, она зажмурилась, тело била мелкая дрожь. Вопреки ожиданиям, князь не спешил набрасываться на нее.

Осмелев, Мей приоткрыла один глаз. Реймор сидел напротив и, насколько можно было рассмотреть его лицо в лунном свете, сочившимся из окошка, наблюдал за ней.

— Не думал, что настолько тебе неприятен, — мрачно заметил он.

— Вовсе нет.

Неужели этот человек не понимает, в чем дело?

— Мой муж… — начала было Мейден, но тут же замолчала.

Она не знала, как признаться князю в том, чего боялась. С одной стороны, сердце ее радостно трепетало от того, что эту ночь ей не придется проводить с Калебом. С другой, цена такого освобождения была весьма сомнительной.

— Не переживай, твой муж внакладе не останется, — усмехнулся Реймор. — Каков годовой доход его хозяйства?

— Что? — не поняла Мейден.

— Неважно. Дам в два раза больше.

Она молчала. Безусловно, такой подарок их семье был более, чем щедрым, но вряд ли деньги сотрут из памяти Калеба события этой ночи. Да и жители деревни вряд ли забудут эту свадьбу.

— Брось, — Реймор словно угадал ее мысли, — твой муж должен быть польщен: право первый ночи моя привилегия, а не обязанность. Будь на твоем месте другая…

— Почему вы говорите так, будто я товар? — вспыхнула Мейден.

Князь аж поперхнулся. Видимо, не ожидал такой дерзости.

— Простите великодушно, миледи, что задел ваши нежные чувства, — издевательски протянул он, — но разве это не так?! Тем более и купец у тебя, судя по всему, был. Или как там у вас в народе говорят?

— Не понимаю, о чем вы.

— Маленькая притворщица, сама виновата. Или забыла, как вела себя при первой нашей встрече? Разве положено чужой невесте гулять одной по полям и принимать приглашения от незнакомцев?

— Но я тогда и не была ничьей невестой, — возмутилась Мейден. — Калеб позвал меня замуж на следующий день.

— Какая разница, — отмахнулся князь.

— Для меня — большая. Да, я принадлежу вам вместе с землями. Да, вы можете считать меня товаром или, чем вам там еще заблагорассудится, называть, как хотите, но только не лгуньей!

Слова вырвались прежде, чем Мей успела подумать. Но Реймор не спешил гневаться, только с усмешкой заметил:

— А я почти забыл, какой дерзкой ты можешь быть, миленькая благонравная пастушка. Именно это в тебе мне так нравится.

* * *

Серые каменные стены, бесчисленные лестницы, освещенные дрожащим пламенем факелов, длинные тени и гулкое эхо шагов — замок казался Мейден опасным и величественным. Она бывала здесь всего несколько раз, но никогда не заходила так далеко.

В коридорах почти никого не было. Лишь парочка слуг, большинство из которых она раньше не видела. Возможно, именно поэтому они вели себя сдержано: прятали любопытные взгляды, не позволяя себе ни единого смешка или шепотка.

Князь подвел Мейден к огромной резной двери с массивной бронзовой ручкой. За ней была комната со стенами, обитыми темной тканью с золотистым узором.

Больше Мей ничего не рассмотрела. Едва захлопнулась дверь, как ее снова захватили страх и стеснение. Она ничего не могла с собой поделать: так и замерла посреди комнаты, уперев глаза в пол.

— Иди сюда, — позвал Реймор.

Она не двинулась, и ему пришлось подойти к ней.

— Какая же ты упрямая, — шепнул он.

И не дав Мейден ни единого шанса заговорить его, князь поднял ее на руки и отнес к кровати.

Шелест ткани, и вот уже Реймор снял свой подарок. Она почувствовала, как его пальцы скользнули по щеке, погладили шею, коснулись груди. Он нагнулся к ее лицу, но Мейден инстинктивно отпрянула. Князь прильнул губами к ключице. Она попыталась оттолкнуть его, но безуспешно. Реймор лишь задышал чаще.

Мейден отчаянно брыкалась, но освободиться не получилось. Более того, она смутно понимала, что такое сопротивление лишь раззадоривает князя. Но заставить себя замереть и покориться Мей не могла.

Реймор поймал ее руки и, прижав к кровати, навис сверху. Шелковая петля пояса мягко обвила запястья. Князь неторопливо, будто смакуя момент, опустил голову и заглянул ей в глаза. И хотя Мейден прекрасно понимала, что дело в игре света, все равно не могла избавиться от видения дикого пламени, пляшущего внутри ее мучителя. Янтарные всполохи в глубине прищуренных глаз, горячие прикосновения уверенных рук и тяжелое дыхание на шее. Мей чувствовала себя бьющимся в паутине мотыльком, судьба которого предрешена.

Смятение, ярость, тягостное предвкушение — все смешалось в единый поток, готовый поглотить ее целиком. Князь, точно путник, истерзанный жаждой, пил ее дыхание. Ловкие пальцы умело ласкали тело Мей. Она не без ужаса осознала: странная игра приносит ей удовольствие. Связанная, безвольная в жадных объятиях, Мейден гадала, что же произойдет в следующую минуту.

Легкий укус, и она снова обрела голос: вскрикнула, но тут же закусила губу. Ткань лифа, все еще скрывавшая грудь, смягчила игривое нападение, а внезапная боль принесла… удовольствие.

Тем временем свободной рукой князь задрал подол ее платья. Он гладил колени и бедра Мей. Прикосновения Реймора сочетали в себе нежность и настойчивость. Едва ощутимые, почти деликатные, они сбивали с толку. На секунду Мейден позволила себе расслабиться. Мучитель, казалось, только этого и ждал. Белоснежная ткань с треском пошла по швам: подвенечное платье превратилось в жалкие лоскуты.

Мейден испугалась, опять вскрикнула, но тут же осеклась, сообразив, что только сильнее распаляет князя. Несмотря на это, свою одежду он сбрасывать не спешил. Даже не думал прикасаться ни к одной из многочисленных золотых застежек. Казалось, полностью облаченный палач испытывал особое удовольствие от беспомощной наготы своей жертвы.

Склонив голову набок, князь беззастенчиво рассматривал Мейден. Судя по ленивой ухмылке, сейчас он решал, что делать со своей игрушкой.

Мей стиснула зубы: какую бы мерзость негодяй ни придумал, от нее он не услышит больше ни звука. Пусть бесправная и в чужой власти, она все еще может лишить господина удовольствия наслаждаться ее стонами.

Реймор грубо, словно пересиливая себя, принялся мять ее грудь. Мейден молчала. Лишь позволила себя пару тяжелых стонов, когда движения князя стали резкими, причиняя ощутимую боль.

Господин помрачнел. Звонкий шлепок, и Мейден нарушила собственное обещание. С губ сорвался крик, полный испуга. Реймор медленно занес руку для нового удара.

— Прошу, мой господин, — пролепетала Мейден, — не надо! Мне больно.

Князь улыбнулся так, будто принял искреннюю мольбу за кокетство, но руку все-таки опустил. Он бережно погладил Мей по щеке, тонкие пальцы скользнули к губам. Кожа Реймора пахла миндалем и имела приятный терпкий привкус.

— Ты действительно желаешь, чтобы все прекратилось? — промурлыкал князь.

Томная вкрадчивость не одурачила Мейден. Его глаза смеялись: «Не обманывай себя, ты же хочешь, чтобы я продолжил». Не дожидаясь ответа, он припал губами к ее груди: то облизывал, словно сочный плод, то легонько покусывал соски.

Мей больше не контролировала ни дыхание, ни протяжные стоны. Реймор не отставал: словно охотничий пес, взявший след, шумно втягивал воздух. Покрывая грудь поцелуями, он поднимался выше: ключицы, шея, подбородок. Наконец его ненасытные губы добрались до рта Мейден. Он не ласкал ее, скорее, нежно жалил.

— Такое наслаждение наблюдать, как ты сопротивляешься, когда твое тело жаждет покориться, — шепнул Реймор, смыкая цепкие пальцы на шее Мей.

Она хотела возразить, но из груди вырвалось лишь невнятное мычание. Мейден почувствовала, что не может больше дышать. Сердце затрепыхалось так, будто вот-вот выскочит из груди.

Все вокруг поблекло. Мей зажмурилась, почувствовав, как на нее вот-вот обрушится темная волна.

— Верь мне! — прохрипел князь и ослабил хватку.

Она сделала несколько вдохов, частых и глубоких. «Верить? — лениво шевельнулась мысль на краешке сознания. — А разве у меня есть выбор…»

Мейден ощущала влагу на теле и внутри. Ее била мелкая дрожь. Она не понимала, было ли в покоях слишком холодно или невыносимо жарко. Абсолютно новые ощущения. И если разум из последних сил противился, то тело… Мей понял, что оно готово предать хозяйку в любую секунду.

Приоткрыв глаза, она едва не закричала: князь наблюдал за ней с животной ненасытностью, будто мог видеть внутреннюю борьбу. Мейдан не понимала, как князю удается сдерживать себя. Но движения Реймора оставались плавными и чуткими. Его руки вновь отправились в путешествие по ее телу: грудь, живот, бедра. Горячие пальцы потянулись к лону Мей. Она застонала, глухо и сладко:

— Развяжи меня!

Собственный голос не узнать: хриплый и густой. Мейдан глянула на князя, тот замер в ожидании.

— Мой господин, — поспешно добавила Мей.

Реймор молча слез с нее, подошел к спинке кровати и ослабил петлю. Она высвободила руки и села. Краем глаза Мейден заметила еще одну фигуру в комнате и даже успела испугаться, прежде, чем поняла, что это зеркало.

Незнакомка в отражении восхитила Мей: влажная смуглая кожа в дрожащем пламени свечей отливала золотом, тонкий стан, высокая грудь, хрупкие плечи, на которые спускался водопад темных волос, и губы, припухшие от поцелуев, они бесстыже алели, требуя новую порцию ласк.

Князь медленно отошел, остановившись у изножья кровати. Мейдан не знала, чего он ждет. По наитию опершись на руки, она осторожно подползла к нему. Реймор одобрительно улыбнулся.

Мейден встала на колени, оказавшись лицом на уровне груди господина, и потянулась к застежкам на камзоле. Дрожащие пальцы не слушались хозяйку, все происходило очень медленно. Князь сопел и нетерпеливо фыркал, но помогать не стал. Губы у Мей пересохли от волнения, она то и дело их облизывала. Наконец когда с последней пуговицей было покончено, Реймор вознаградил ее долгим поцелуем. Одной рукой он крепко держал Мейден за подбородок, второй ловко расправлялся с ремнем в штанах.

Не дав ей опомниться, князь поднял Мей с кровати и опустив на пол, повернув к себе спиной.

— Ложись, — рыкнул он.

Она безропотно повиновалась. Шелест ткани, Мейден поняла, что князь скинул с себя оставшуюся одежду. В таком положение она не могла видеть господина, но чувствовала жар, исходивший от его тела.

Реймор опустился сверху, схватил Мей за волосы и легко потянул назад так, чтобы она приподняла голову. Свободной рукой князь снова коснулся ее лона.

— Я не могу больше играть с тобой. Слишком желанна, — с этими словами он уверенно приподнял Мей и начал двигаться.

Она с трепетом прислушивалась к собственному телу: там, внизу стало невероятно горячо и тесно.

Внезапная давящая боль. Мейден дернулась вперед, но князь удержал ее. Он немного помедлил, давая ей время привыкнуть, и снова сделал несколько аккуратных неглубоких движений. Мей застонала. Вышло как-то капризно и немного по-детски.

— Сейчас будет больно, — шепнул ей в затылок князь.

Вместе с этим он навалился на Мейден всем телом и одним мощным толчком вошел глубоко до конца. Она выгнулась, стиснув зубы, сдержала рвущийся изнутри визг.

Князь, казалось, ничего не заметил, он продолжал двигаться, уверенно и ритмично, в такт собственному дыханию. Каждый новый рывок отзывался для Мей тупой болью внизу живота. Не в силах больше терпеть, она сдалась. В ее криках звучали ненависть и страдание, мольба и отчаяние. Она знала: Реймор прекрасно все понимает, но останавливаться не собирается. Наоборот, князь ускорился, безжалостно насилуя свою игрушку, каждым раз заставляя кричать ее еще громче.

Мей уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Она презирала себя за наготу и беспомощность, за дрожь в теле и стоны, которые не могла сдержать. Из последних сил она попыталась скинуть с себя ненавистного господина.

Князь резко отстранился. Без его тяжести, Мейден почувствовала себя легкой пушинкой. Реймор перевернул ее на спину и, придерживая за плечи, снова навис сверху.

— Успокойся, — в его строгом голосе звучала нежность. — Пойми, я не могу остановиться. Просто расслабься. Доверься мне.

Князь принялся целовать ее лицо, кончиком языка слизывая слезы со щек. Эта выходка обезоружила Мей. Такая неожиданная, но приятная, так сильно отличающаяся от свирепого насилия, которое она только что пережила.

— Доверься мне, — повторил Реймор. — Не заставляй умолять.

Его дыхание щекотало шею, и это был уже не приказ.

Мей чувствовала, как князь водит своим членом, горячим и твердым, по ее животу. Она всхлипнула еще несколько раз, глубоко вдохнула и постаралась расслабиться.

Реймор снова вошел в нее. Теперь она видела его напряженное лицо, плотно сжатые губы и бисеринки пота на коже. Князь не торопился, наоборот, старался двигаться медленно и аккуратно. Мей чувствовала, что такая терпеливость стоит ее мучителю немалых усилий.

Она крепко зажмурилась, прислушиваясь к новым ощущениям. Движения члена внутри оставались все такими же непривычными, но невыносимых страданий больше не причиняли. Наоборот, эта новая боль приятной, тепло разливалась по телу мягкими волнами. Толчок, еще один. Мей осознала, что сладко постанывает в такт нарастающим движениям князя. Громче, еще громче. Время и пространство перестали существовать. Только ритмичные толчки и общие стоны, звучащие для нее сладкой музыкой.

Мейден не поняла, в какой момент оказалась сверху. Она не стала бороться с искушением и повернула голову к зеркалу, желая знать, как выглядит со стороны. В отражении ей улыбнулась растрепанная всадница. Изящная и гибкая, назвать такую несчастной не поворачивался язык. Это была победительница, гарцующая верхом на диком звере.

Реймор придерживал Мей за талию, двигаясь в едином ритме, помогал ей ускориться. Быстрее, еще быстрее. Она почувствовала, как по телу бегут мурашки, и с сожалением осознала, что это все не может длиться вечно.

Еще несколько толчков, и князь резко остановился. Его руки скользнули вниз, на ягодицы Мей, и крепко их сжали. Реймор протяжно выдохнул ее имя.

Мейден ощутила дрожь и с удивлением поняла, что это член князя пульсирует внутри. Она почувствовала, как напряжение в ее теле исчезает, уступая место невероятно блаженству, которого до этих пор не знала.

Не зная, что делать дальше, Мейден медленно слезала с Реймора. К счастью, ей не пришлось ничего решать, князь взял ее за руку и привлек к себе. Он повернулся набок. Она улеглась лицом к нему и, зажмурившись, позволила себе прильнуть лбом к его широкой груди.

— Ты прекрасна, — сонно протянул князь, опуская тяжелую руку ей на затылок.

Какое-то время он поглаживал Мей по волосам, а она, вслушиваясь в его размеренное дыхание, не заметила, как уснула.

Глава 6

Мейден очнулась ближе к полудню, но встала не сразу. Притворяясь спящей, она прислушивалась к шорохам в комнате, стараясь определить, здесь ли князь. Ее опасения, как выяснилось, были напрасными. Реймор и несколько его воинов покинули замок с первыми лучами солнца. Эта новость обрадовала Мей. По правде говоря, она не представляла, как посмотрит в глаза господину после того, что случилось.

Князь оставил на ее счет четкие распоряжения. Бадья теплой воды, чтобы могла привести себя в порядок, чистое платье, оказавшее чуть больше, чем следовало, завтрак, который принесли в покои, и обещанный подарок — сундучок с серебром. У замка Мейден ожидала двухместная повозка и слуга, который должен был доставить ее обратно в деревню.

Второй день празднества был в самом разгаре, когда Мей появилась во дворе. Гости притихли. Вопреки ожиданиям, никто не пытался над ней подтрунивать.

Стоунч без лишних вопросов забрал сундук с деньгами и отнес его в дом. Мей пошла следом.

— Калеб тебя с утра дожидается, — недовольно пробурчал староста, оставляя их наедине.

Внутри царил полумрак. Узкие окошки были прикрыты ставнями, в очаге едва тлели угли. Лучины на стенах больше коптили, чем освещали дом, и только огонек в глиняной плошке, наполненной, судя по запаху, жиром, весело танцевал.

Калеб сидел за столом, подперев голову руками. Мейден боялась пошевелиться. Муж медленно смерил ее недобрым взглядом.

— Явилась?

Она не ответила. Калеб тяжело поднялся. Спотыкаясь, он обошел стол и бухнулся на лавку перед ней.

— Что, женушка, язык проглотила? — слова давались ему с трудом. — Иди сюда, присядь рядом.

Мей поняла, что муж пьян, и лучше ему не перечить. Она повиновалась. Калеб подвинулся ближе. Его светлые волосы были взъерошены, на рубахе красовались жирные пятна. Погулял он, видно, на славу.

Когда рука мужа легла ей на колено, Мейден вздрогнула.

— Что не так? — он грубо гладил ее, поднимаясь выше.

Его голос и движения — все было пропитано злобой. И это пугало Мей. Она почувствовала, что муж в любой момент может выйти из себя. Наверное, самым правильным сейчас было расслабиться и сделать вид, что его прикосновения ей приятны. Возможно, стоило даже улыбнуться.

— Нравится? — зловонное дыхание обдало лицо Мейден.

Калеб придвинулся вплотную. Кажется, он собирался ее поцеловать. Мей старалась держать себя в руках, но когда губы мужа коснулись ее щеки, отвращение взяло верх, и она отпрянула. Это не осталось незамеченным. Калеб смотрел на нее в упор, его глаза были налиты кровью, как у ошалевшего пса. Недолго думая, он снова пошел в атаку. На этот раз поцелуй был грубым. Одну руку муж положил Мей на затылок, чтобы не смогла увернуться, вторую — на грудь. Она догадывалась, что за этим последует, но все равно не сдержала стон, когда его пальцы через ткань больно сжали сосок.

— Поднимайся, — приказал Калеб.

Она встала, и муж тут же опрокинул ее на стол. Одной рукой он неуклюже продолжал мять грудь, второй пытался задрать подол платья. Его огромные шершавые ладони коснулись бедер. Калеб немного приподнялся, рывком раздвинул ей ноги, и навалился сверху. От беспомощности на глазах навернулись слезы. Мейден не могла больше притворяться: ей были неприятны прикосновения мужа и то, как он терся об нее, царапая нежную кожу грубой тканью штанов.

Она умоляла его остановиться, но он не обратил на жалкий лепет никакого внимания. Лишь продолжал целовать ее. Язык мужа, скользкий и мерзкий, властно проник сквозь сжатые губы. Мей хотела закричать, но вместо этого почувствовала, что задыхается. Из последних сил она попыталась сбросить с себя Калеба, и он действительно отстранился. Но лишь затем, чтобы суетливо спустить штаны.

Мейден чувствовала его слюну на своих губах, щеках, шее. Она видела, как широкий лиф платья съехал, открыв грудь. Хотелось позвать на помощь, но разве кто-то станет ее защищать? Калеб не насильник, а супруг. Перед людьми и богами. И сейчас он берет то, что принадлежит ему по праву. Мей крепко зажмурилась, ожидая неизбежного.

— С такой же рожей под князем лежала?

Ярость, с которой муж произнес эти слова, ошеломила Мейден. Она посмотрела на Калеба. Его лицо было красным от гнева и возбуждения.

Мей не стала отвечать. Да и что она могла сказать? Что князь, в отличие от мужа, не вел себя, как дикий зверь. Что руки его, не знавшие тяжелой работы, нежны, а поцелуи складки. Нет, про это она никогда никому не расскажет.

Неожиданно Калеб отстранился. Он с ненавистью смотрел на нее, бормоча себе под нос что-то про коня, князя и то, что у него, простого честного человека, все отобрали.

— Поди, думает, что растить его бастард — большая честь? Вот уж нет!

С этими словами Калеб перевернул Мейден на живот и подтянул к себе. Что-то горячее уперлась ей в ягодицы. Она попыталась выкрутиться, но сильные руки мужа удержали ее.

— Что ты делаешь?! — взвизгнула Мейден. — Так нельзя!

И тут же почувствовала соленый привкус на губах. Калеб зажал ей рот, навалившись всем телом.

— Кто тебе сказал, подстилка княжеская?! — свирепый шепот раздался прямо возле уха. — Небось, думала, родишь ублюдка, а я его за сына приму? Меня не проведешь! Ишь, нельзя с ней так. Князьку своему указывай, а мне не смей. Только так с тобой и буду, дрянь!

Мей трясло. В первую очередь от ужаса, но не только. Еще от несправедливости, возмущения и злости. Нарастающей, неумолимой, жгучей. Нет! Она не позволит страху победить, не отдаст себя в его власть, не станет больше терпеть! Видят боги, она была готова на многое: покорно подчиниться мужу, которого не выбирала, через силу согласиться на близость, при мысли о которой кровь стыла в жилах. И все это ради семьи. Но горькая правда в том, что терпение вовсе не добродетель, как ей пытались внушить, а яд. И день за днем он будет отравлять ее, медленно разъедать изнутри. Мей ясно увидела будущее: в ее и без того нелегкой жизни не останется ничего, кроме лютого мужа, боли и унижений.

Она должна действовать. Прямо сейчас.

Мей со всей силы впилась зубами в ладонь насильника. Он вскрикнул и на мгновение потерял контроль. Этого было более чем достаточно. Скинув пьяного мужа, Мей бросилась к двери. Но сумела сделать всего несколько шагов: Калеб успел схватить ее за волосы. Сильный рывок и последовавшая за ним боль заставили отступить. Мей не удержалась на ногах и упала навзничь.

Мучитель навис сверху. Звонкая оплеуха обожгла щеку Мейден. Калеб занес руку для нового удара. Он нагнулся, наверное, для того, чтобы насладиться видом жертвы, и Мей этим воспользовалась. Она, словно дикая кошка, вцепилась ему в лицо ногтями. Муж отшатнулся.

Мейден ожидала чего угодно, но не удара ногой в живот. От резкой боли потемнело в глазах. Ей только и оставалось, что хватать ртом воздух.

Возможно, Калеб избил бы ее до полусмерти, но его внимание привлекла горевшая на полу солома. Кажется, во время драки, они опрокинули со стола лампу. Глиняные черепки валялись повсюду, жир вытек, и пламя с жадным треском лакомилось новой пищей.

Проклиная все на свете, Калеб принялся затаптывать огонь. Мейден воспользовалась моментом. Превозмогая боль, она поднялась. Неуклюже и тяжело. Во рту ощущался вкус железа. Она вытерла губы тыльной стороной ладони, — на ней осталась кровь.

Неожиданно Мей почувствовала, будто внутри живота разгорается маленькая искорка. Приятные волны расходились по телу. Едва уловимое тепло сменялось жаром. Кончики пальцев щекотало, и этот зуд быстро нарастал, превращаясь в нестерпимый. Она посмотрела на руки и не поверила глазам: их охватил огонь. Судя по испуганному лицу Калеба, он тоже это видел.

— Ведьма! — сипло прошептал муж.

А пламя, яркое и нетерпеливое, словно дикий зверь рвалось на волю.

«Пусти, — шипели его мерцающие языки. — Мы хотим погулять».

И Мейден не стала противиться. Вскинула руки перед собой и зажмурилась от яркого света. Ей не было больно, наоборот, пальцы будто погрузились в теплый густой мех. Покалывание и жар — все ушло, уступив место невероятному облегчению. Но этому мгновению не суждено было длиться долго. Запах горелого мяса и истошный вой Калеба заставили Мей очнуться.

Муж катался по полу, пытаясь сбить огонь с одежды. Его руки напоминали обугленные деревяшки, лицо покрылось огромными волдырями. Все кругом горело: стол, лавки, пол. Пламя лизало стены, тянулось к потолку.

«Бежать!» — мелькнуло в голове у Мейден, и она метнулась к двери.

Во дворе было полно людей, и все уставились на нее. Интересно, давно они здесь? Наверное, прибежали на вопли Калеба. А может, раньше, когда на помощь звала она? Впрочем, это все уже неважно.

Рев бушующего пламени, яркие всполохи, пробивающие сквозь ставни, — и зеваки наконец-то очнулись. Заорали, забегали. Откуда-то появились ведра с водой. Староста кинулся к дому, но тут же шарахнулся назад, когда на пороге появился Калеб. Или то, что было им когда-то.

Скрюченный, с обгоревшими волосами, весь в копоти и ожогах, он сделал несколько шагов и рухнул на землю. Стоунч стянул с себя рубаху и подскочил к сыну, чтобы сбить пламя с его одежды.

— Как же так?! — причитал он. — Что случилось?

Губы Калеба ели двигались. Отец опустился на колени:

— Не понимаю! Повтори!

— Ведьма, — простонал Калеб чуть громче и указал пальцем на Мей.

Стоунч повернулся в ее сторону. На лице старосты застыла маска горя и ненависти. Остальные смотрели на них с суеверным ужасом. Нет, они не поймут. Даже слушать не станут.

Ноги сами понесли Мей к лесу, подальше от деревни, преследователей и незамедлительно расправы.

«Держи ведьму!» — летело следом.

Глава 7

Реймор лежал с закрытыми глазами, размышляя о том, перевалило ли солнце за полдень. Конечно, можно было выйти на террасу и посмотреть, но ни сил, ни желания совершить такой «подвиг» князь в себе не находил. Здравый смысл подсказывал, что следовало бы встать и заняться важными делами. Например, послушать нудный отчет советников о том, как идут дела в княжестве или рассудить какой-нибудь спор, явив подданным всю свою мудрость. Но тело отказывалось повиноваться.

Реймор горько усмехнулся, представив, будто ленивое равнодушие, поселившееся внутри несколько месяцев назад, — сорная трава, тугие корни которой незримо оплели его руки и ноги. Последнее дни он почти не покидал Небесную Цитадель. Даже охота, приносившая прежде море веселья, больше не прельщала.

За то время, что князь дышал чистейшим горным воздухом, его обоняние приобрело особую чуткость. И сегодня с самого утра Реймора преследовал едва уловимый аромат дыма. Почему предкам не пришло в голову высечь замок чуть выше?! А эти глупые селяне, вот зачем, скажите на милость, им понадобилось жечь костры в полях?

Князь перевернулся на живот и зарылся головой в подушки. Кроме дыма, покоя ему не давало и пение, обрывки которого приносил ветер. Он тщетно пытался разобрать слова. Скорее всего, люди пели о том, что видели. Солнце, колосья, жницы… И перед внутренним взором невольно всплыл образ: небольшое поле на окраине леса, одинокая фигурка в нем, тонкие пальцы на рукоятке серпа, темные волосы, синие глаза…

От внезапного прикосновения к плечу, прохладного и легкого, Реймор невольно вздрогнул.

— Бедный-бедный Мор, — вкрадчивый голос прогнал видение. — Даже мне больно смотреть, как ты чахнешь день за днем.

Князь повернул голову. Девона, сидевшая на краю ложа, убрала руку и поднялась. Каждое ее движение сопровождал мелодичный звон браслетов. Сильно же он замечтался, если не услышал, как вошла любовница.

Реймор рассматривал многочисленные цепочки и ажурные полоски золота, которыми Дев украсила себя от запястий до локтей, и внезапно его сердце наполнилось печалью. Он прекрасно знал, что скрывается под всем этим великолепием. Старые шрамы, символ невероятной воли этой женщины, ее жертва во имя свободы, предостережение для всех остальных. Глядя на Белую Деву, сложно было представить, что это надменное и манящее холодной красотой лицо когда-то искажала боль. Каким недоумком нужно быть, чтобы причинить страдания такому великолепному… созданию?

Князь улыбнулся собственной меткости в подборе нужного определения. Девона действительно больше была похожа на изваяние из белого нефрита, чем на живого человека. От ее светлой, почти прозрачной кожи исходило призрачное сияние. Белоснежные брови и ресницы, длинные волосы, ниспадающие на плечи мягкими локонами, — каждая черта вопила о совершенстве. И все же природа не смогла удержаться от шутки, наградив красавицу глазами чудовища. Бледно-голубые, практически бесцветные, они вспыхивали алым, когда в них отражался свет.

Удивительно, сколько в Девоне было змеиного: треугольное личико с изящным узким подбородком, широкий рот и аккуратный маленький нос. Тонкая, высокая, гибкая, она не ходила, а плавно скользила.

Вот и сейчас в своем платье из тончайшего полупрозрачного шелка она двигалась так, будто находилась под толщей воды. Ослепительная белизна ткани напомнила Реймору о подвенечном платье той, с которой он сорвал наряд…

— Я могла бы выпить твою печаль, — осторожно начала Девона.

— Ни за что!

Реймор на всякий случай перевернулся и сел. Шея немного затекла, и он покрутил головой, чтобы разогнать кровь.

— Ладно, — любовница игриво улыбнулась, — тебе крупно повезло, что я знаю еще несколько способов развеселить тебя.

Она обнажила одно плечо и нежно провела по нему рукой. Князь в очередной раз поразился, сколько самолюбования было в каждом ее жесте. И пусть Дев говорит, что угодно, но сейчас она соблазняла не его, а себя.

Кончики ее пальцев исследовали собственное тело, осторожно, будто в первый раз. Девона прикоснулась к соскам, слегка сдавив их. Набухшие и упругие, сквозь ткань они казались бледно-розовыми жемчужинами. Продолжая одной рукой играть с грудью, второй Дев поглаживала бедра. Но такое развлечение ей быстро наскучило. Шелк, последняя преграда между руками и телом, медленно опустился на пол.

Реймор наблюдал за тем, как любовница, прикрыв глаза, ласкала себя. Неужели она думает о ком-то другом? Мысль неприятно щекотнула самолюбие, и князь поспешил от нее отмахнуться.

Видимо, устав ждать, Дев сама подошла к нему. Она забралась на ложе, развернулась к Реймору спиной и опустилась на колени. Князь видел, как длинные тонкие пальцы трепетали возле розовых лепестков. Ее лоно походило на бутон готовый вот-вот распуститься. Чарующая картина: дерзкий цветок, способный опьянить больше, чем иная благоухающая роза, манящий обманчивой невинностью…

Девона обернулась. Похоть, плясавшая в ее глазах, польстила Реймору. Ее тело жаждало грубости и силы. Именно поэтому князю было сложно удержаться от соблазна подразнить подругу. Он хотел овладеть ей медленно, привести в бешенство своей нежностью и долгими поцелуями, но не был уверен, что сдержит себя. Нет, для начала вместо желанного удовлетворения стоило наградить Дев звонким шлепком по заду.

— Гад! — глухо огрызнулась Бела Дева, и тут же получила еще один.

Князь сделал верную ставку. Учащенное дыхание и едва заметный румянец — все говорило о том, что Дев решительно настроена продолжить игру. Реймор надеялся, что теперь ее внимание будет обращено на него, но не тут-то было.

Девона так и застыла в той же позе, на коленях с широко раздвинутыми ногами, и ее руки остались там же. Длинные пальцы по одному исчезали внутри. Они легко скользили туда и обратно.

Реймор знал, какая она влажная и горячая, и уже пожалел о своем решении, однако остановить этот ритмичный чувственный танец казалось преступлением. Пришлось последовать примеру подруги, довольствуясь волнительным зрелищем.

Их стоны становились громче, и ни один не собирался останавливаться. Князь, откинувшись на подушки, не понимал, что происходит: то ли они соперничали, наказывая друг друга, то ли дарили высшее наслаждение.

Девона выгнулась, легкая дрожь накатывала на нее волнами, она застонала и замерла. Жалобно звякнули браслеты, время остановилось. Тишину нарушало лишь их тяжелое дыхание.

— Право слово, хватит страдать из-за своей пастушки, — насмешливо произнесла Дев. — Хочешь, притворюсь девственницей? Натремся медом и пойдем валяться в траве…

— Я просил не напоминать мне.

— Справедливо. Вот только ты не забывал. Ни на мгновенье.

Реймор знал, что возражать бессмысленно. Девона всегда отличалась способностью зреть в корень и называть вещи своими именами.

— И даже не спросишь, чем она лучше тебя? — князь не мог определиться, что угнетало больше: молчание или отсутствие у любовницы даже капельки ревности.

Дев улеглась рядом и блаженно улыбнулась:

— Ничем. Лучше меня не бывает. Но так и быть, спрошу, что в ней такого особенного?

— Сам не знаю.

— Мор, не пойму, почему ты просто не заберешь ее?

— Сотню раз повторял: она замужем.

— А вот если она станет вдовой, — в голосе Дев проскользнули хищные интонации.

Ремйор не стал спорить и отвернулся. Ему показалось, что так легче противостоять соблазну. «На моих землях будет литься лишь вражеская кровь», — мысленно повторил он, будто сам себя заклинал. К тому же отбирать у Мей нормальную жизнь, с мужем, детишками и козами, было по меньшей мере жестоко. Что-то подсказывала князю, что маленькая упрямица, которую удалось приручить на одну ночь, не согласилась бы стать его игрушкой здесь, во дворце. Подобные мысли насчет других женщин никогда не приходили Реймору в голову. Возможно, стоило поделиться этой историей с советниками, чтобы до них дошло, что он вовсе не лишен зрелой рассудительности.

— Дорогой, мне, правда, больно смотреть на тебя. Позволь себе освободиться, отдай мне свою тоску, — ласковый шепот над ухом баюкал и туманил разум.

— А вместе с ней и радость? Спасибо, не нужно.

Неожиданно из коридора донеслись звуки шагов и приглушенный разговор стражи с кем-то, кто очень рвался в княжеские покои.

— Да вспучите же вы его! — гаркнул Реймор так, что Девона дернулась.

Из-за двери высунулась огненная голова Элдера:

— Князь, ты не поверишь!

Дружинник так торопился, что не спросил позволения войти, и только когда оказался в комнате, заметил обнаженную Девону. Элдер осекся, некоторое время он глазел на альбиноску, но затем, опомнившись, потупил взор. Дев, напротив, не без интереса рассматривала рыжего. Даже на локте приподнялась. Выражение лица у нее при этом было задумчиво-сосредоточенное, будто она присматривалась к жеребцу, прежде чем купить. Чего доброго, Дев прикажет бедняге открыть рот и начнет изучать зубы. Реймор кашлянул. Любовница повернулась к нему и вопросительно приподняла бровь. Глаза ее заговорщицки поблескивали. Князю вдруг стало интересно, способна ли она думать о чем-то, кроме распутства. Следовало спровадить Элдера прежде, чем Девона от размышлений перейдет к действиям.

— В чем дело?

— Ведьма в твоих землях.

— Ты совсем не похож на мою матушку, — отмахнулся Реймор, и, заметив удивление на лице дружинник, недовольно пояснил: — Иначе, зачем рассказываешь эти сказки? О моем сне нынче есть кому печься.

Девона кивнула, подарив князю озорную улыбку.

— Не сомневаюсь, но тут такое дело. Ведьма сожгла дом вместе с мужем на глазах у сотни человек.

— Наверняка он того заслуживал, — сладко потянулась Дев.

Она встала, чтобы поднять свое платье. Проходя мимо Элдера, Девона, будто случайно, коснулась его плечом. Реймор видел, как трудно дружиннику бороться с соблазном, чтобы не обернуться. Князь решил помочь парню:

— И конечно, все эти люди готовы подтвердить, что ведьма вызвала огонь щелчком пальцев?

— Нет…

— Так я и думал.

— Но дом выгорел дотла, хозяин хорошенько поджарился: умереть не умер, но уродом остался. А ей ничего. Представляешь?

— Ладно. И где же эта ведьма обитает?

— В Медоу.

Элдер хитро прищурился. Наверняка, начал издалека, чтобы удивить князя. И, стоит признать, это ему удалось.

— Как давно?

Этот вопрос Реймор и Девона задали одновременно, чем очень удивили дружинника. Его веселость бесследно испарилась.

— Еще весной. Я немного порасспрашивал, получается, сразу после того, как мы оттуда уехали. Кстати, зовут ведьму Мейден. И пожар она устроила на следующий день после свадьбы, — Элдер больше не говорил загадками, а был собран и серьезен, видимо, боясь упустить что-то важное.

— Неужели та самая? — Девона подскочила к князю.

Реймор не ответил. Он вскочил с ложа, затем присел на край. Внутри все оборвалось: слишком много совпадений.

— А почему раньше ничего не было слышно? — гаркнул князь.

Он и сам удивился, вместо тревоги в его голосе был только гнев. Элдер посерел. Казалось, даже его огненные волосы потускнели. Реймор испытывал невероятное раздражение, будто ответа не было вечность. Он понимал, что дружинник ни в чем не виноват, но сдерживать себя было крайне сложно.

— Она сбежала, — подгоняемый нетерпеливым сопением господина, Элдер нервничал. — Ее долго искали. Пару недель назад только обратно вернули.

— И она не сопротивлялась? Никого больше не сожгла?

— Так за ней же охотника послали. Он ее выследил, поймал, высек руны…

— Чудовище! — Девона положила руку, на плечо князю.

Браслеты громко звякнули прямо над ухом. Краем глаза Реймор заметил безобразные рубцы. Не удивительно, что она в ярости. Ей прекрасно известно, каково, когда тебя клеймят. Дважды.

— Сейчас ведьма в Медоу ждет казни.

— Что?! — сорвалась на крик Дев.

— Тамошний жрец решил, что ее нужно сжечь на закате в день равноденствия, чтобы снять проклятие с деревни. Всем известно, что после появления ведьмы случает мор…

— Глупцы! — взывала Девона. — Это же завтра!

Она сжала пальцы, и Реймор почувствовал, как в плечо впиваются ногти. Боль отрезвляла. У них нет времени обсуждать превратности судьбы. Он глянул на Дев и понял, она сама рванула бы в Медоу, если бы был хоть один шанс успеть вовремя. Не ради Мей, нет, но ради него.

— Реймор, очнись! Сделай же что-нибудь.

Князь не заставил просить себя дважды. Несколько шагов и вот он на террасе. Внизу ущелье, за ним — поля. Солнце безжалостно клонилось к горизонту, по земле ползли длинные тени. Медлить нельзя. Реймор подошел к перилам и сиганул вниз.

— Князь! — крик Элдера был последним, что он услышал прежде, чем от свистящего ветра заложило уши.

Глава 8

Глухой звук отодвигаемых камней прервал чуткий сон Мейден. Она вздрогнула. Привыкнуть к такому невозможно, хоть вечность здесь проведи.

Даже в минуты отчаяния, балансируя на грани безумия, Мей не позволяла себе сбиться со счета. Семнадцать дней в земляном колодце, который специально для нее вырыли жители Медоу. Три ярда сырой земли, видимо, сочли недостаточным препятствием для «ведьмы», поэтому сверху яму накрыли настилом из досок и привалили камнями. К счастью, мучители предусмотрительно оставили в нем несколько щелей, чтобы пленница не погибла раньше назначенного времени.

Камни, а затем и деревянный щит отодвигали раз в день. Вниз на веревке спускали ведро, в котором обычно лежали мех с водой, кусок черствого хлеба и два-три вялых листа капусты. Обратно Мейден должна была отправлять другое ведро. С нечистотами.

Свет, хоть и не был ярким, все равно резал глаза. За время плена Мей успела отвыкнуть от солнца и свежего воздуха. Однако это печалило ее меньше всего.

Уныло скрипнула веревка, сверху раздалось недовольное кряхтение и брань. Сложно сказать, кому из односельчан принадлежал голос. Да и какая разница? На всем свете нет ни одной живой души, которая согласилась бы ей помочь.

Раскачивающееся ведро двигалось вниз рывками. Внутри что-то плескалось. Мейден не поверила глазам — вода. Чистая. И тряпка. Неужели ей все-таки дадут возможность привести себя в порядок пред казнью?

Она больше не умоляла освободить ее, не рыдала, не взывала к совести, не грозила страшными проклятьями. Мей пришлось смириться с мыслью, что все это бесполезно: приговор вынесен, и слушать ее никто не станет.

Неистовая жажда мести жителей Медоу, их абсолютная безжалостность поражали. Хотя чего еще можно было ожидать. Все они видели Калеба, на лице и теле которого алели плотные бугристые шрамы, видели пепелище сгоревшего дома и, вероятно, боялись оказаться следующими. Никого не волновало, почему все произошло. И сколько бы Мейден ни клялась, что не причиняла зла нарочно, ей не верили. И даже во внезапной болезни старосты, которая обездвижила его, лишив дара речи, люди усмотрели не волю Трех, а козни ведьмы.

В душе Мейден даже радовалась, прекрасно понимая, что если бы Стоунч мог встать с кровати, то она не прожила бы так долго. Наверняка староста забил бы ее камнями. И уж точно не пожалел бы невинное дитя, которое она носила под сердцем.

Мей подумала о ребенке, которому не суждено появиться на свет, и все внутри сжалось от леденящей печали, глубокой и острой. Горькое сожаление, будто водоворот, увлекало в прошлое. Пустые мысли, ведь ничего уже нельзя изменить. И все же Мейден не могла найти в себе силы противиться им.

Она недооценила преследователей. Остановила, едва миновала опасность. Наивно полагала, что может жить, как прежде, пусть и в другом месте. Слепо доверилась незнакомцу. Почему?

Мей хорошо помнила первые дни, которые провела в лесу. Холод, приходивший с наступлением темноты, и ночи, которые она провела без сна. Прячась под замшелыми корягами, как змея, она невольно вслушивалась в шорохи чащи. Хруст веток, уханье сов, отдаленный волчий вой — каждый звук наполнял ее сердце ужасом.

Несколько раз Мейден пробовала наколдовать огонь. Ничего не вышло. Она так и не поняла, как ей удалось вызывать пламя в доме старосты. Все попытки сосредоточиться и представить жар на кончиках пальцев не увенчались успехом.

Дни сменяли друг друга, а Мей все блуждала по лесу. Голод и отупляющая жажда стали ее верными спутниками. Коренья и ягоды не насыщали, утренней росы не хватало, чтобы напиться вволю. Скорее всего, глушь стала бы ее могилой, если бы не удивительная встреча.

В одно прекрасное утро она услышала глухой топот. Мейден выглянула из укрытия и не поверила глазам: между деревьями мелькнул знакомый силуэт. Вороной, тот самый, которого изловил Калеб и освободил, сам того не желая, князь Реймор. Жеребец был не только жив, но и выглядел прекрасно. Каким-то чудом ему удалось избавиться от седла, но не от поводьев.

Мей решила этим воспользоваться. Медленно, стараясь не испугать животное, она вышла из убежища. Вороной наблюдал за происходящим с интересом и даже позволил к себе приблизиться. Но едва Мейден протянула руку к поводьям, стал на дыбы. При желании он мог лишить ее жизни одним ударом копыт, но не стал. Только в сторону отскочил.

Несмотря на случившееся, животное и не думало убегать. Мей перевела дух и сделала еще одну попытку. Однако на каждый ее шаг вперед вороной отвечал двумя назад. А через какое-то время и вовсе потерял интерес к игре: развернулся и неспешно побрел по своим делам.

Мейден ничего не оставалось, как последовать за ним. Да и вороной против компании, судя по всему, не возражал. Так и шли они парой, держась друг от друга на некотором расстоянии.

Еще до захода солнца непролазные дебри остались позади. Деревья редели, вокруг щебетали птицы, а вдалеке слышалось журчание воды.

Когда они оказались на большой поляне, разрезанной быстрым ручьем, Мей зарыдала от счастья. Опустившись на колени у воды, она одновременно пила и сквозь слезы благодарила вороного и Трех, ниспославших его.

Утолив жажду и перебив голод сырыми яйцами дрозда, которые ей посчастливилось заметить в гнезде, укрытом в кустарнике, Мейден присела отдохнуть под деревом. Нагретая солнцем земля медленно отдавала свое тепло. Все вокруг благоухало летом и жизнью: цветы, трава и даже мох. Опьяненная ароматами, она наблюдала за вороным, который устроился на другом краю поляны, и сама не заметила, как уснула.

Неистовое ржание вернуло Мей в реальность. В лунном свете она заметила несколько темных фигур, кружащих по поляне. Ощеренные пасти, горящие глаза. Неужели волки?! Мейден одеревенела от ужаса. Крепко же она спала, раз не заметила их приближения.

Тем временем поляна превращалась в поле боя. Хищники пытались подобраться к жеребцу, а тот яростно лягался.

Мей не знала, что делать. С одной стороны, ей было жалко вороного, с другой — она боялась за свою жизнь. Возможно, если ей удастся незаметно отползти в кусты, а потом забраться на дерево… И вдруг один из волков обернулся в ее сторону.

Дрожащими руками Мейден шарили по земле в поисках чего-нибудь, чем можно было бы защититься. Увы, рядом не оказалось ни одного камня, а все ветки, которые ей попадались, были слишком тонкие.

Тем временем хищник, видимо, посчитав ее легкой добычей, отделился от своры. Он приближался медленно, на полусогнутых лапах. Его желтые глаза пылали, как угли, а с клыков капала слюна.

Мейден отчетливо видела эти тонкие блестящие нити, будто паутинки, тянущиеся к земле, и поняла, что враг слишком близко. Она знала, что нужно отвести взгляд, но не могла. Ни шевельнуться, ни крикнуть, чтобы напугать животное, ни, тем более, встать и убежать. Сердце бешено колотилось, кровь внутри, будто, кипела. Мей понимала, эту схватку ей не выиграть.

Волк утробно зарычал и, прижав уши, припал к земле. Сомнений не было, он готов к прыжку. Мейден глянула вверх на небо, где мирно светили звезды, затем на вороного, который продолжал отбиваться от своры. Нет, она не сдастся так просто, не умрет здесь, после всего, что пришлось пережить. Можно попытаться схватить хищника за горло, ударить его по морде…

Времени на раздумья не осталось. Волк оттолкнулся от земли. Его тело напряглось, вытянулось. Он стремительно приближался, будто летел, и Мей, защищаясь, вскинула перед собой руки. Внезапно пальцы охватила знакомая щекотка. Лицо обдало жаром. В глазах зарябило от яркой вспышки.

Ночной воздух тут же наполнился запахом горелого меха. Грозный рык волка перешел в полный боли и страха скулеж.

Удивительный дар вернулся к Мейден. И она не собиралась упускать момент. Снова и снова махала руками, с которых срывались языки пламени, целилась в хищников, пусть и не всегда попадала. Волки, видимо, были не настолько голодны, чтобы умирать за свой ужин, поэтому отступили в лес. Испуганный вороной рванул в другую сторону. И Мей осталась на поляне в полном одиночестве. Остаток ночи она провела без сна, напряженно вслушиваясь в темноту и обдумывая случившееся.

Вероятно, уникальная способность вызывать огонь пробуждалась исключительно в моменты наибольшей опасности. Будто сами боги вручали ей оружие против недругов. Но почему именно сейчас, а не раньше, например, в детстве? Мейден не могла себе ответить. Как и согласится с тем, что она настоящая ведьма. Ведь ничего в ней не поменялось. Ни особых знаний в голове, ни дара предвидения. Она была собой, все той же сироткой, козьей пастушкой, простой девушкой.

Едва небо посветлело, Мей отправилась в дорогу. Она не рискнула остаться на поляне, опасаясь, как бы ночные гости не вернулись. И уже к вечеру была вознаграждена за усилия: она вышла на опушку, возле которой раскинулось поле. Но главное — там были люди.

Так Мейден оказалась в доме лесника, недалеко от поселения, о котором раньше не слышала. Тем не менее, принадлежало оно, как и Медоу, князю Реймору.

Ни хозяин дома, ни его жена в расспросах не усердствовали. Лишь удивились, как девушку, блуждавшую несколько дней по лесу, не загрызли дикие звери. Мейден предложили остаться на некоторое время, восстановить силы, а если захочет, то и после. В обмен на помощь по хозяйству.

Такая доброта не столько удивила, сколько насторожила Мей. Но иного выбора у нее не было. Так началась новая жизнь.

Мейден многое умела и не боялась работы. Ей на самом деле нравилось быть занятой целый день. Хлопотать по дому, обрабатывать землю, пасти скот — все это было таким привычным и позволяло снова чувствовать себя собой прежней, а не преступницей в бегах. Да и хозяева не могли нарадоваться новой работнице. Неизвестно почему, но с расспросами, чем Мей занималась раньше, где жила, зачем ушла из дома, к ней не приставали. Лесник, его жена и дети — все делали вид, будто девушка жила с ними всегда.

Дни превращались в недели, и Мейден начало казаться, что все позади. До тех пор, пока она не обнаружила в себе признаки странной болезни. Все началось с усталости. Ее постоянно клонило в сон, даже от самых простых дел. Живот и поясница частенько ныли, а от тянущей боли не было никакого спасения. Но самое странное — чувство голода, которое теперь сочеталась с отвращением к пище и вообще любым резким запахам. А пару раз она и вовсе упала в обморок.

— Что-то ты бледна, голубушка, — обратилась к ней однажды жена лесника. — Пойдем в дом.

Женщина уложила Мей на лавку и принялась щупать живот. Прикасалась легонько, слегка хмурилась, будто искала что-то и не могла найти.

— Так и знала, — лицо хозяйки озарила улыбка. — Дай свою руку, милая.

Мейден повиновалась. Жена лесника приложила ее пальцы к точке чуть ниже пупка и спросила, чувствует ли девушка что-нибудь. Нет? А если прислушаться?

И Мей прислушалась. А когда поняла, о чем речь, — испугалась. Кожа под пальцами едва заметно трепетала. Будто внутри, прямо в животе билось еще одно крохотное сердечко.

— Что это? — спросила Мейден, не веря в происходящее.

— У тебя будет ребенок.

Эта новость не удивила никого, кроме Мей. Оказалась, ее ни о чем раньше не прашивали, потому что и так все понятно. Девушка оступилась, спуталась с каким-то проходимцем и с позором была изгнана из отчего дома.

Мейден не стала отпираться. Наоборот, воспользовалась наивностью этих людей и рассказала им историю своей матушки, выдав себя за нее.

И снова удача ей улыбнулась. Лесник и его жена не стали выгонять Мей на улицу. Дела в хозяйстве шли хорошо, урожай обещал быть богатым, а значит, ни она, ни еще один маленький рот большого убытка не сделают.

Мейден понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к новому положению. Мир в одночасье стал с ног на голову. Она была испугана и растеряна, ночами не могла уснуть, думая о новой жизни, что носила под сердцем. Ребеночек ей представлялся совсем маленьким и беззащитным.

«Интересно, на кого он будет похож? — гадала Мей про себя. — Если девочка, будет ли она смуглой, как я, или унаследует бледность отца? А сын? Вырастет таким же красавцем, как Реймор?»

Некоторое время Мейден размышляла, не отправиться ли ей в столицу, чтобы найти князя и сообщить о малыше. Но затем отказалась от этой затеи. Во-первых, самостоятельно ей туда не добраться: слишком опасно путешествовать одной. Во-вторых, с чего бы князю ей верить. Разумно предположить, что отец ребенка — ее законный муж. Не станет же она рассказывать, что у них с Калебом ничего не было. Ведь тогда придется открыть, что случилось. Вряд ли Реймор обрадуется проклятому бастарду от ведьмы.

Мей часто вспоминала князя. Каким увидела его первый раз. Растерянный после падения, он вел себя как большой ребенок. Смешно морщился, стараясь не подавать виду, что ушибся, забавно шутил, весело поддразнивал ее, а еще был весьма обходителен. И какая перемена при следующей встрече, когда князь предстал перед ней тем, кем был на самом деле. Сдержанный, но властный, не терпящий ни возражений, ни отказа, точно знающий, что и как делать, игнорирующий ропот толпы. А потом, в княжеских покоях, будто два этих разных человека стали одним. И у того настоящего Реймора был суровый нрав, но доброе сердце. В этом Мей не сомневалась. Особенно после того, как побыла наедине с мужем…

И каждый раз образ Калеба, злого и пьяного, отбивал дальнейшую охоту предаваться воспоминаниям. Какой смысл жить прошлым? Постепенно Мейден осознала, что в этом мире у нее не будет никого ближе и роднее крохи, который скоро появится на свет. Только они есть друг у друга. И страх постепенно сменился уверенность и желанием оберегать невинную душу.

Что случится потом, никому не известно. Главное — сейчас у нее есть возможность защитить свое дитя от того зла, с которым ей пришлось столкнуться. И ее дар, ужасное проклятие, послужит ей в этом.

Тогда Мей даже не догадывалась, как сильно ошибалась. Судьба сыграла с ней злую шутку, появившись однажды на пороге дома в образе странника.

ФИНАЛ

В тот день она осталась одна. Позже, вспоминая случившееся снова и снова, Мейден корила себя за беспечность. Почему ей в голову не пришло, что лесник, прихвативший с собой жену и всех, даже самых маленьких ребятишек, неспроста на рассвете уехал в город. Хотя день был самым обычным, не праздничным и не ярмарочным. Ей даже причину толком не объяснили, сказали, едут к захворавшей тетке.

Мейден ужасно злилась на него за предательство и в то же время могла понять. Любой заинтересовался бы незнакомцем, обещавшим награду за беглую ведьму из Медоу. А уж когда в описании лесник узнал свою работницу, наверняка не на шутку испугался. В любом случае ее продали. И уже неважно, какими были обстоятельства.

Путник, закутанный в серый плащ, несмотря на теплую погоду, был приветлив и весел. Он окликнул Мей, когда та кормила кур. Представился Киллианом, сказал, что держит путь на север, и попросил воды и немного хлеба.

Высокий, широкоплечий, держался он, как воин. Мейден рассмотрела несколько бледных шрамов на загорелом лице. Они немного поболтали о разных пустяках и на прощанье Киллиан, порывшись в заплечном мешке, угостил ее яблоком.

Мей не хотела обирать путника. Ему предстояла долгая дорога по безлюдным местам, но парень так настаивал, что отказать было невозможно. По его просьбе, она согласилась попробовать угощение. Последнее, что запомнила Мейден, — терпкая сладость, переходящая в горечь. А дальше все было, как в кошмарном сне.

Темный дом. Закрытые ставни. Раскаленная печь пышет жаром, словно дракон. Возле нее Киллиан. Плаща на нем нет, только латы, отражающие всполохи пламени. В руках кузнечные клещи. Путник возится ими в огне и бормочет себе под нос то ли молитву, то ли проклятие. Что он задумал?

Мейден стало страшно. Она чувствовала, как затекли связанные за спиной руки. И когда только успел, а главное — зачем? Думает, что она опасна? Что же, он даже не представляет насколько.

Она осторожно пошевелилась, пробуя избавиться от веревки. В доме было невыносимо душно. Оставалось загадкой, как Киллиан не сварился заживо в своем железе. Руки Мей были влажными от пота, и это оказалось решающим. Ей удалось выскользнуть из пут.

Мей сосредоточилась на своих ощущениях и очень обрадовалась, когда почувствовала тепло. То, что предвещает пожар. Пальцы закололо, а значит, враг будет уничтожен. Ее дар еще ни разу не подводил. Но тут случилось то, чего она совсем не ожидала.

В последнее мгновение Киллиан развернулся, будто почуяв неладное. Его не испугал огонь, плясавший в руках Мей. Парень ловко увернулся от пламени, припал вниз, кувыркнулся через плечо, и оказался сбоку от нее.

Каждое его движение было отточенным, молниеносным. Мейден даже не заметила, как оказалась в его лапищах. Киллиан потянулся за своими клещами. В них зловеще мерцала раскаленная железяка причудливой формы.

Жгучая боль пронзила Мейден насквозь, заставив взвыть и вытянуться всем телом. Ее мучитель медленно сосчитал до пяти и ослабил захват. Последнее, что она видела, прежде чем провалиться в беспамятство, затухающие язычки пламени на кончиках собственных пальцев.

Когда Мей очнулась, то снова обнаружила себя связанной. Она лежала в клетке, находившейся внутри движущейся крытой повозки. Пол был устлан несвежей соломой и грязными шкурами. Несмотря на страх, гнев и явную угрозу, она не ощутила в себе ни капли прежнего дара. Клеймо на руке нещадно ныло. При малейшем движении края раны расходились, и она начинала кровоточить.

Ее возницей был Киллиан, который теперь не имел ничего общего с тем добродушным путником, мучившимся от жажды. Он действительно оказался воином. Вернее, наемником, промышляющим охотой на нечисть. В Медоу, к великой радости Стоунча, забрел случайно и не стал упускать возможность разыскать и доставить на людской суд беглую ведьму. Тем более за это полагалась хорошая плата.

— Не трать силы на козни, отродье, — предупредил охотник. — Ничего не выйдет. Поверь, я свое дело знаю.

И он не соврал. Руна, выжженная на теле, лишала нечистого дара абсолютно любое существо, будь то ведьма, оборотень или дракон. Она запечатывала силы, являлась надежным замком. О большем знать Мейден не полагалось.

Жители Медоу не скрывали своей ненависти. Они готовы были разорвать Мей голыми руками. Киллиану даже пришлось обнажить меч, чтобы остудить пыл самых рьяных. Толпе не очень-то понравилась новость, что ведьму придется судить. Однако наемник был крайне убедителен. Особенно когда пригрозил воскрешением Мейден в обличие злого духа.

Жрец прибыл через несколько дней. Тот самый, что проводил свадебный обряд. Для Мейден, к тому времени изнеможенной и полуживой, суд прошел как в тумане. В памяти остались лишь яростный гул односельчан, требующих самого жесткого наказания, и собственные мольбы о помиловании.

Мей клялась, что все случилось само собой, требовала княжеского суда, просила сообщить Реймору, что ждет от него ребенка. Жрец лишь снисходительно кивал и поджимал губы. Было ясно, что он и пальцем не шевельнет ради ее спасения.

Ведьму решено было сжечь в день равноденствия. Благо, до него оставалось чуть больше двух недель. Киллиан «помог» ей спуститься в яму, где она должна была жить все это время. Мейден сопротивлялась из последних сил, вырывалась и даже расцарапала наемнику щеку. Ко всеобщему удивлению, он отреагировал очень спокойно.

— Огонь очистит тебя от зла, неразумная, и ты обретешь наконец-то мир, — почти ласково сказал Киллиан прежде, чем выбраться из колодца.

Больше она его не видела. Наемник, убедившись, что никто в селении не собирается лишать ведьму жизни раньше положенного срока, уехал.

Вода в ведре была ледяной, но Мей это даже радовало. Сегодня ее отправят на костер. Может быть, поэтому она старалась запомнить холод, пробирающий до костей. Через кожу он проникал внутрь, растекался по рукам и ногам, притуплял обиду и боль.

За что боги ее так ненавидят? Почему именно ей выпали все эти испытания?

Возможно, перед смертью стоило помолиться. Но тот, с кем Мей действительно хотела бы сейчас поговорить, вряд ли услышит. Князь Реймор, в отличие от богов, не отвернулся бы от нее…

«Пустые надежды», — с тоской подумала Мейден, и ее захлестнуло мрачное отчаяние.

* * *

Она закончила мыться. Кто-то сверху бросил чистое платье. Мей оделась. Руки дрожали, но ей все-таки удалось убрать влажные волосы в косу. Наконец в колодец спустили лестницу.

Полуденное солнце висело высоко в небе. Короткие тени почти исчезли. Все вокруг было таким ярким и резким, что глаза заслезились. Мей прикусила губу и заморгала. Только бы не разрыдаться. Пусть беззащитная и сломленная, она не доставит радости своим мучителям, не станет показывать, как страдает.

Вокруг потихоньку собирались люди. Мейден заметила, что у многих в руках палки, камни и, похоже, гнилые овощи. К счастью, никто так и не отважился сделать первый бросок.

Мей поразилась собственному спокойствию. За происходящим она наблюдала будто со стороны. Вот какую-то несчастную девушку, очень похожую на нее, приковали цепями к столбу и обложили сухими ветками. А вот жрец, который встал между бедняжкой и толпой. Читает молитвы, стращает людей, чтобы не якшались с темными силами, иначе их постигнет та же участь.

Мейден закрыла глаза. Она слишком устала, чтобы противиться судьбе. Возможно, Киллиан прав: огонь положит конец ее страданиям. А ребенок? Какое счастье, что он не родился. Как хорошо, что не ощутит боли. Этот мир слишком жестокий, слишком уродливый для них.

Жрец замолчал. Раздались шаги. Мей не стала открывать глаза. Ей было все равно, кто из односельчан вызвался быть палачом. Люди вокруг затаили дыхание. В тягостной тишине чиркнуло кресало.

Мей напряглась, ожидая, что трут вот-вот вспыхнет. Она хотела лишь одного: чтобы все это поскорее закончилось. Внезапно к противному скрежету кремня о металл добавились новые звуки. Отдаленный свист и… хлопки. Будто высоко в небе на ветру трепетала мокрая простыня.

Странный шум нарастал, и вдруг воздух взорвался от сухого треска. Мейден ощутила жар. Значит, палач со своей задачей справился. Она бессильно выдохнула, ожидая жгучих поцелуев пламени. Но боли так и не последовало.

Зато все вокруг наполнилось криками ужаса. И снова этот знакомый запах горелого мяса. Мей открыла глаза. Между ней и людьми выросла огненная стена. В нескольких шагах от незажженного костра.

Хлопки и свист раздались совсем близко. По земле скользнула тень, которая не могла принадлежать ни птице, ни кожану. Слишком большим было это существо.

Мей подняла голову и обомлела. Прямо над ней кружил черный дракон, размерами в несколько раз превосходящий человека. Его шея и хвост были необычайно длинными и гибкими, а на перепончатых крыльях сияли золотистые прожилки.

Дракон припал на крыло, сделал резкий разворот и снова пронесся над толпой. Из его пасти с шипением вырывались струи жидкого пламени. Он не щадил ни людей, ни дома. Носился над площадью, продолжая чертить возле Мей огненные круги.

Ветки костра затрещали. Мейден невольно вскрикнула, а дракон, похоже, ее услышал. Он снова развернулся и, зависнув над столбом, начал медленно спускаться. В его змеиных глазах бушевало янтарное пламя.

Мей чувствовала ветер, рожденный взмахами крыльев, и видела приближающиеся лапы, когтистые, покрытые черной чешуей. Неужели ей суждено погибнуть в зубах это твари?

Но дракон не спешил терзать плоть Мейден. Вместо этого, он вцепился в верхушку бревна, к которому приковали ведьму, и снова забил крыльями. Кажется, чудовище пыталось вытащить столб из земли.

Мей почувствовала, как все вокруг пришло в движение. В следующее мгновенье ноги потеряли опору, и она ощутила, как цепи больно врезаются в тело. Мир перед глазами завертелся. Голова пошла кругом. Люди и деревня, объятая пламенем, остались далеко внизу.

«Только бы не выскользнуть», — успела подумать Мейден, прежде чем потеряла сознание.

* * *

К Мей постепенно возвращались чувства. Она лежала на чем-то относительно мягком. Вокруг стрекотали кузнечики. Пахло травой, цветами и едва уловимо дымом.

Тело ломило от усталости, голова — как в тумане. Мейден казалось, что она увязла где-то на грани сна и яви. Веки были слишком тяжелы, чтобы их поднять. Да и нужно ли? Ведь ей сейчас так хорошо, уютно, спокойно…

Кто-то ласково, но настойчиво звал Мейден по имени. Снова и снова. Голос низкий и очень знакомый…

Мей почувствовала нежное прикосновение. Чьи-то горячие пальцы осторожно гладили ее лоб и щеки. Пришлось открыть глаза.

Над ней склонился князь Реймор. Он выглядел озабоченным и усталым. В растрепанных волосах, отросших до плеч с их последней встречи, играло солнце. Едва заметная складка пересекла лоб, будто он думал о чем-то грустном. И только глаза на бледном лице горели, будто расплавленное золото. Совсем как у дракона.

Мейден вспомнила о чудовище. Она глянула на небо, ослепляющее чистой синевой, посмотрела по сторонам. Никого, кроме них двоих, на лугу не было.

Реймор выдохнул так, будто с его плеч упал невидимый камень. Его губы дрогнули и растянулись в виноватой улыбке. Он бережно подхватил Мей и помог ей сесть. Только сейчас она заметила, что на нем не было одежды.

— Я умерла? — ничего другого Мейден на ум не приходило.

— Нет.

— Значит, ты мне снишься.

— Нет. Это по-настоящему…

— А дракон?

— Все позади.

— Где твоя одежда?

Князь тихо рассмеялся:

— Маленькая упрямица, ты никогда не сдавалась так просто.

Реймор осторожно привлек ее к себе. Мей прижалась щекой к широкой груди, и князь ответил ей нежным объятием. Она слышала, как глухо стучит его сердце.

— Прости, — прошептал Реймор. — Если бы я узнал раньше. Ни за что не позволил бы им…

Свободная рука мягко легла на округлившийся живот Мей, будто князь догадывался о тайне. В любом случае скрывать ее дальше не имело смысла.

— Я жду ребенка, — тихо произнесла Мейден. — Он твой.

— Знаю, — отозвался Реймор, продолжая бережно поглаживать ее живот.

Так просто? Неужели он не усомнится, не задаст ни одного вопроса? Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Может, все это ей только привиделось. Дракон, наемник, пожар, свадьба… Ужасные воспоминания разом завладели мыслями Мейден. Она не могла вдохнуть, внутри все сжалось.

— Калеб… — к горлу подступили рыдания. — Я ему не позволила…

— Ш-ш-ш, — Реймор не стал уточнять, что именно, только обнял крепче.

— Я не…

— Тихо, милая, тихо, — повторял князь. — Это в прошлом.

Но Мейден не могла молчать. Ей было важно произнести эти слова. Ведь рядом впервые оказался тот, кто станет слушать.

Больше всего на свете Мей хотелось остаться в объятиях князя. Она чуть помедлила, прежде чем отстраниться.

— Я не ведьма.

Реймор не ответил. Он взял Мейден за руку, изуродованную клеймом, и повернул руной вверх. Рана начала затягиваться, и сейчас ее покрывали безобразные струпья.

Ужасное зрелище, один вид которого заставил Мей поморщиться. Она попыталась вырвать руку, но князь не отпустил. Он осторожно прикоснулся к ране губами, запечатлев на ней поцелуй. Никакого отвращения, только безграничная нежность.

— Не бойся, больше тебе не придется защищаться. Я никому не дам вас в обиду.

Он посмотрел на Мейден с восхищением и некоторой гордостью:

— Неужели ты не поняла?

Она не знала, что ответить. С их последней встречи случилось слишком много странного и необъяснимого. Как это все может быть связанно?

— Это не ты, а ребенок, — Реймор будто прочел ее мысли. — Каждая, кто носит маленького дракона, умеет вызывать огонь.

— Дракона? — Мей не верила своим ушам.

И вдруг ее посетила страшная догадка. Неспроста вторым именем князя было Буреликий.

— Куда ты? — Реймор снова заключил ее в объятия.

Он не обращал внимания ни на удары, которыми Мей в ужасе его осыпала, ни на ее отчаянные попытки вырваться.

— Пусти, чудовище!

— Да ладно! Разве я такой страшный? — князь говорил с ней, как с маленькой, ласково и напевно. — Могло быть и хуже. Помнишь? Чешуя по всему телу.

— Даже на лице, — выдохнула Мейден, порадовавшись в душе тому, что людская молва врала насчет внешности господина.

Она устала. Пришлось признать, что Реймор превосходит ее в силе, поэтому освободиться без его согласия вряд ли получится. К тому же он не спешил снова становиться драконом, а его человеческий облик был более чем привлекательным.

— Поверь, для тебя я не опасен, — князь чуть ослабил хватку, чтобы Мей снова могла смотреть на него. — Со временем ты привыкнешь.

— Наверное. А ребенок? Что с ним будет?

— Для начала дождемся, пока он появится на свет, — Реймор прижался губами к ее виску, и прошептал: — Больше я тебя не оставлю.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

ФИНАЛ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg