Елена Синякова Янтарь
Я пришёл к тебе с миром, маленький рыжий бес.
Открывай же врата мне, и славь ледяную высь…
Назову твоё имя — твердь потеряет вес.
Ты держи меня за руку… Ты за меня держись.
Помнишь, в старом саду ты сжигала мои листы:
Картографию странствий и манускрипты бед,
На губах и ладонях оттирала мои следы,
Словно может быть стёртым ночи горячий бред.
Я пришёл к тебе с миром, в ножнах забыв слова,
Их дамасское жало, бритвы стальную дрожь…
Я пришёл к тебе в белом, чёрным прослыв едва,
Не открыв тебе правды, но не скрывая ложь.
Твоих узких коленей маленький тёплый рай
Мне казался порогом всех заповедных стран,
Обжигающий глобус в руки мои бросай -
Я, наверно, поймаю и не умру от ран.
Я пришёл к тебе с миром, тихо, в последний раз -
Открывай же врата мне, чужому в твоей земле…
Прокричи свою заповедь, вздрогни от тайных фраз.
Утони в моём имени, словно в ночной реке.
Снежный Рыцарь
Глава 1
Против лома — нет приема
Это знает каждый человек, ходя еще под стол пешком в раздутом памперсе.
Теоретически я знала тоже.
Ну, как знала? Догадывалась!
Но только это у других людей был здравый смысл, инстинкт выживания и все такое прочее, а я не была человеком.
Верее была им наполовину.
Ну, лаааааадно!
Врать не буду — была человеком процентов на восемьдесят.
Зато оставшаяся двадцаточка была из разряда — оторви и выбрось куда подальше. ибо я была дочерью Берсерка!
Первая. Единственная. Любимая.
Дочерью того, кто холил и лелеял во мне эти самые двадцать процентов. доводя их до совершенства….и мааааленького такого безумия, от которого у наших соседей всегда была в запасе валерьянка и ружье!
Поэтому я сжала в руке увесистую дубину, даже если с трудом могла ее удержать.
Мда…замахиваться придется, держа эту балду обеими руками. но я рассчитывала. что одного раза мне хватит.
И это вы вряд ли пойдете на медведя с дубиной и шокером!
А я — пойду!
Пффффф! Что мне стОит?
Главное косу под пуховик запрятать, а там я была готова и бешенного медведя на скаку остановить, и в воняющую берлогу залезть.
План был проще некуда — ворваться в берлогу. «приласкать» мишку шокером. огреть сверху дубиной до явно летающих звездочек в медвежьих глазах, схватить. что мне было нужно и делать ноги. как можно скорее!
Кстати, я сказала, что берлога была удобно расположена почти на склоне большого пригорка, где я запасливо поставила саночки для более успешного и быстрого спуска?
И пусть они были детские и желтые, а еще скромно одолжены без разрешения у каких-то людей в таежном поселке далеко отсюда, это было единственных скороходным средством моего передвижения, ибо ноги были не в счет!
Главное, что они были в любом случае быстрее моих ног в валенках сорок второго размера на мой родной тридцать седьмой!
Кстати, этот камуфляжный костюмчик защитного цвета последней модели «Привет братьям ВДВ» пятьдесят второго размера на мой сорок четвертый, я одолжила у тех же милых людей!
Одолжила бы и ружье. если бы только нашла…
Да, оно бы мне пригодилось гораздо больше шокера, но, как говориться, на безрыбье и гусь сойдет… только бы батарейки не сели.
Я постучала шокером по углу деревянного стола своего последнего прибежища, на тот случай, чтобы батарейки зарядились от стука по старой отработанной веками традиции. боясь его включать раньше времени. и проверять еще раз, чтобы он сработал в нужный момент.
Много вреда мишке он не нанесет, зато явно удивит!
В моем новом жилище было практически все необходимое — пара сломанных кроватей, тонна пыли, грязь. клочки какой-то шерсти, разбитые окна, кроме одного. и покореженная дверь, но все лучше, чем ютиться на холодной земле под хвойными ветками, сложенных шалашиком.
Самое главное, что здесь была печка. а еще подпол. где я с визгом обнаружила целую батарею зимних заготовок, сало и пару шматков валенного мяса! А еще посуду. которая осталась на удивление целой, и даже кое-какие вещи, которые мне очень пригодились.
Страшно было представить, что стало с теми. кто мог здесь жить.
После грубого, непростительного и жестокого нападения Кадьяков, в наших землях едва ли можно было встретить хоть кого-либо.
Я осталась жива лишь потому, что папа отправил меня к людям, начиная подозревать, что дело идет к войне и пользуясь тем, что я не обладала его слухом, нюхом и обаянием.
Я бы никогда не уехала, если бы почувствовала что-то неладное!
Никогда бы не оставила его одного!
Но даже если бы встретила своих медвежьих сородичей, то не была бы рада…
…Я была беглянка, которую нельзя было найти.
И не важно, что меня могли искать.
Не важно, что за разбитыми окнами, которые я закрыла ставнями и занавесила одеялами, трещал январский мороз.
Не важно, что я толком не спала и не ела уже много недель подряд — у меня была цель в жизни, от которой я не отступлюсь, чего бы мне это не стоило!
И пускай у меня не было и десятой части силы истинных Беров, клыков и способностей слышать и видеть далеко вперед, я не боялась ничего в этой жизни….кроме пауков!
Вот и сейчас, пытаясь согреться у маленького огонька в печи, и согреть небольшое помещение, которое очевидно было спальней какой-то девочки, судя по найденным вещам и запылившимся куклам, я все-равно косилась по темным углам, даже если понимала, что в такой мороз ни один нормальный паучок просто не выживет.
Жаль, что я не могла ощутить то, что было нужно, как это делал мой отец…
При воспоминании о нем в груди защемило, перехватывая дыхание.
Мой большой, добрый, громкий папа-медведь, который рокотал своими басами, искренне хохотал, запрокидывая голову, и сводил с ума женщин в поселке один только лукавым взглядом своих каштановых глаз.
Он жил среди людей много лет и был кузнецом, и еще в раннем детстве я отчетливо поняла, что все эти легенды и сказания про богатырей, были не о ком ином, как о Берах, потому что среди человеческого рода не могло быть таких огромных и сильных мужчин.
Мой папа был для меня богатырем из сказки, волшебником, доброй душой, чистым сердцем, искренним смехом… а я была его сладкой Ягодкой.
Кстати, да, это мое имя.
Ягода.
Нет, это не прозвище.
И да, у всех Беров и их детей всегда жутко странные имена.
Папа не был оригинальным. Он просто любил малину и дальше этого его мысли никуда не ушли. Я часто стонала и фыркала, что мог бы назвать меня Викторией — тут тебе и ягода и вполне себе нормальное имечко для нормальной девочки, вот только папа всегда хохотал, что если бы я была нормальная, то, может, и имя у меня было бы другое.
….Я его так сильно любила…
Злобно вытерев с влажных щек свои слезы, я надулась сама на себя, что снова позволила себе раскиснуть.
Теперь за мной не было сильного, надежного плеча, за которое я могла спрятаться.
Теперь у меня была только я…и моя цель.
Время не ждало.
Событие могло начаться в любую минуту и нельзя было опоздать, поэтому, не погасив огня и запихивая шокер в немыслимых размеров костюм. подвязанный какими-то тряпками, я торопилась в темный, ночной лес, освещенный лишь светом серебряной луны.
Дубинку приходилось волочь за собой, чтобы не растерять силы для решающего броска.
И как бы я не храбрилась, а в копчике свербело и скреблось от явного страха.
Мне еще никогда не приходилось сталкиваться с настоящими медведями, не Берами.
И пусть они были меньше представителей моего рода, проблема была в том, что от человека я ничем не отличалась внешне, да и внутренне, но при этом во мне текла та самая кровь, которая жутко раздражала лесных мишек.
От папы я запомнила четко, ясно и еще в глубоком детстве, что мишки воспринимают нас врагами и одной мне с ними лучше не встречаться…
Эх, папочка….если бы только знал, куда я торопилась сейчас!
Увязая в снегу по колени, и стараясь не завалиться, даже по заранее вычищенной мной дорожке, я пыхтела и потела под этим одеянием настоящего охотника, цвета белого снега и зеленых веток ели, пробираясь вперед к намеченной цели.
Меня не пугал мороз и клубы пара, вырывающиеся изо рта при каждом выдохе, а еще то, что я пробиралась сквозь снега в вековом лесу, куда не забредали нормальные люди
… меня пугало лишь то, что я могу не успеть.
Последние метры до берлоги были самыми напряженными, когда нервы были натянуты, как антенна кабельного телевидения. и я остановилась на секунду, чтобы перевести дыхание и не пыхтеть, как паровоз в прямом смысле этого слова, потому что пар от меня шел даже от меховой шапки, завязанной под подбородком.
Стянув варежки, я обхватила рукой дубину, пробираясь вперед, как только могла тише, прекрасно понимая, что медведь слышит, видит и чувствует лучше меня раз так в двадцать…оставалось надеется лишь на то, что он будет крайне занят и ему будет явно не до меня.
Вернее ОНА!
Кстати, кто-нибудь знает, медведицы стонут, когда рожают2…
Ну уж точно не визжат, не матюгаются, и не поют песни, выплясывая от боли по кругу берлоги, как это делали люди.
Вернее женщины в стенах род. дома, где мне довелось поработать какое-то время назад.
Подползая к берлоге почти в плотную, я прислушивалась, как только могла, затаив дыхание, убрав с одного уха шапку и оттопыривая попу, словно она была моим персональным локатором низкочастотных волн, не иначе!
Медведица пыхтела….и меня бросило в холодный пот от осознания того, что, кажется, НАЧАЛОСЬ!
Прости, родная, шарики у берлоги, шампанское мед. сестричкам и летающий торт по отделению временно переносятся на более поздний срок.
Клятвенно обещаю банку меда и булку хлеба, если только выберусь отсюда живой!
Главное, чтобы я успела вползи и выползти!
Отец всегда говорил, что Беры рождаются в самую последнюю очередь… после всех новорожденных медвежат, вреда которым медведица мама не причинит никогда.
По-пластунски я пыталась пролезть тишком в берлогу, прикинувшись сугробиком снега, когда в нос ударила жуткая вонь, вперемешку с затхлым запахом земли и мокрой шерсти, когда я поняла, что ни черта не вижу!
Не думаю, что взять с собой фонарик было бы хорошей идеей, потому что для начала его нужно было где-то раздобыть, но рука упорно тянулась к шокеру, когда я замерла, понимая, что медведица толкнулась, рыкнув, и послышался едва слышный писк, явно не похожий на звериный.
Ахнув, я дернулась, пытаясь нащупать руками сама не пойми каким образом голенького, маленького и скользкого малыша, который даже не кричал, а издавал едва слышные жалобные звуки, в тот момент совершенно помешавшись рассудком, и не думая о том, что могу нащупать в первую очередь пасть медведицы, которая вырвет мои загребущие ручонки с корнем, а там никакие саночки уже не помогут!
Почувствовав на себе что-то тяжелое и горячее, я завизжала, словно серена, брыкаясь, кусаясь и отбиваясь, замахав вперед дубиной со всей силы, понимая, что едва ли смогу вытащить в этой потасовке шокер и слыша над собой низкое, грохочущее и утробное рычание почти вперемешку с воем:
— ТВОЮ МАААААТЬ! ПРЯМ ПО ОРЕШКАМ!
Нифига себе медведица!
Оглохнув лишь на секунду, и понимая, что звездочки из глаз планировались далеко не у меня, но почему-то они летали и сыпались мне прямо на нос, я дернулась, когда что-то сгребло меня за комбинезон, буквально отрывая от земли и вышвыривая из берлоги, где раздалось оглушительное рычание, визг, писк и утробное, злобное бормотание, про то, что кто-то лишится своих кривых ручонок, которые окажутся скоро…кхм…в сидалищном месте крест накрест.
И к черту, что едва ли это медведица вдруг заговорила человеческим матом!
Взревев, я дернулась обратно, оглушенная своим шоком лишь на долю секунды, не боясь того, что в берлоге возились и громогласно рычали звери, а дубинка была уже в паре метров от меня, хлопнувшись у самого «порога», я чуть не лишившись чувств, когда в лунном свете увидела темный сверток каких-то лохмотьев и тряпок, где пищал новорожденный малыш.
Большего мне ничего и не нужно было!
Пусть в берлоге будут хоть семеро гномов и одним матерящийся басом медведь — их проблемы были не моими!
Ноги дрожали от переполняющих эмоций, и сердце громыхало не только в ушах, но и под пятками и коленями, когда я подползла по сотрясающейся от драки земле к малышу, быстрее поднимая его со снега и прижимая к себе, съезжая на заду по снегу в сторону санок. когда огромная ручища схватила меня за шкирку, больно встряхнув, и на затылке послышалось грозное грохочущее рычание:
— Ну-ка стоять! Я с тобой еще не…ЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙ……
Шокер в действии был фееричен и могуч, заставив долго, протяжно и мучительно заикаться моего преследователя, которого я для пущей убедительности куда-то пнула, скатываясь вниз по снегу и, повалившись на санки, оттолкнулась ногами, полетев вперед с таким ускорением, что ветер свистел в ушах.
Сердце колотилось, как сумасшедшее, когда я летела вперед, прижимая к груди мое маленькое чудо, за которого порву не только медведиц. но и весь этот мир!
Путь до своего полуразрушенного домика я даже не помнила, слыша лишь грохот своего сердца и кряхтение малыша, который иногда переходил в тонкий жалобный плачь.
Он был еще маленьким Бером, и сейчас я боялась только одного — что он не чувствует меня! Не чувствует, что теперь он не один, а под моей защитой и огромной любовью, с которой я ждала его всё это томительно долгое, бесконечное время.
Успокаивало только одно — у нас впереди была целая жизнь, чтобы научиться понимать друг друга и этот мир, в котором мы затеряемся, чтобы никто не смог причинить нам вреда.
Поэтому я шептала малышу ласково и успокаивающе, прижимая его к груди и вваливаясь в дом, чтобы скорее завершить все необходимые процедуры.
Конечно же я знала по рассказам папы, что истинные Берсерки, рожденные от медведиц и спасенные своими отцами не нуждались в том, чтобы их мыли, пеленали и закутывали в кокон из всех найденных шкур и тряпок, из которых я просто соорудила самое настоящее гнездо, чтобы малышу было максимально тепло и уютно.
Медвежьи отцы с трепетом и гордостью носили своих малышей на груди, не только защищая и даря свое обволакивающее тепло. но позволяя новорожденному услышать стук своего сердца, который успокаивал крох и убаюкивал.
Но я не была папой Бером…
И боялась что моего тепла для малыша будет просто недостаточно, поэтому и влетела в дом, поспешно закрывая всеми найденными одеялами проход в единственную целую комнату, с единственных не разбитым окном, где горел ровный огонь, и ждало ведро с теплой водой, и даже бутылочка с молоком!
Да, я готовилась к этому событию основательно и заранее.
Но вот к чему я точно не была готова, так это к тому. что нас найдут!
— Твою мать!.. прости, маленький!
Осторожно уложив крошку в приготовленную кроватку по типу гнезда и укрыв его бережно какой-то шкурой, я понимала одно — если я чувствовала ЕГО, то и он чувствовал меня тоже!
А знаете что еще?
Пусть я не была чистокровной и вообще была в большей степени человеком, чем потомком Берсерка, но даже своей разбавленной кровью. я ощущала, что он в десятки раз сильнее меня.
Лишь однажды в своей жизни я чувствовала такую дикую и совершенно не поддающуюся описанию энергетику — когда к моему отцу приходили те. которых называют чистокровными!
Единицы в нашем роду Бурых!
Огромные, жутко сильные. клыкастые…устрашающие своей силой и быстротой.
И вот я снова чувствовала это!
Но, знаете что?
Кто может быть сильнее раненного зверя?
Только зверь. у которого есть малыш!
Поэтому я вышла по порог, снимая с себя шапку и неудобный огромный комбинезон, вглядываясь в темноту, серьезно и решительно настроенная на то, что чьи-то кости лягут под этот дом.
И эти кости будут не мои!
Да. мои глаза не были такими зоркими и в темноте видели не так, как у настоящих Беров, но даже своим взглядом я увидела его сразу.
Огромная. высоченная фигура с мощными плечами. которая приближалась медленно, но неуклонно.
А потом я увидела то, что меня заставило растеряться.
Словно два небольших огня, которые парили над землей.
Словно кусочки солнечной лавы, которые в этой темноте лесной непроглядной ночи выглядели, как омут.
Завлекающий и пугающий одновременно.
И когда Берсерк остановился у самой кромки леса, не показывая себя, я не сразу поняла, что это были его глаза.
Чертовски странно было чувствовать себя почти обнаженной под этими глазами. даже если я не видела лица… вернее беззащитной. И как бы я не ершилась и не храбрилась, а понимала. что он настолько силен, что я даже себе представить не могу!
— Так значит это ты чертова воительница, которая поджарила мой лица: Ох тыж блин!
У меня клацнули зубы от басов. которые пробрались словно через саму землю. касаясь меня своей вибрацией от пяток до кончиков волос. Но голос был под стать той бешенной кусающей энергетике, которая кружила вокруг меня. когда я с трудом удерживала себя от того. чтобы не поёжиться.
И только одна сила удерживала меня от побега без оглядки — мой малыш!
Поэтому я нахально вскинула подбородок, скривив губы в колкой усмешке:
— А ты не суй их куда попало, и будут твои яйца в целости и сохранности!
Великан хмыкнул громко и весело, делая пару шагов вперед, когда словно сами черные кусты расступались перед этой огромной фигурой, пробасив:
— Если бы я засунул, то горело бы кое-что другое. И не только у меня.
Пфффффф!
Зря что ли я успела поработать медсестрой в нашей маленькой местной больнице. даже если так и не доучилась до последнего нужного курса?
Да если бы я боялась голых мужиков, то из дома не выходила бы, будучи дочкой полумишки-получеловека, которые в принципе по своей сущности не слишком то жаловали одежду как таковую!
Стоило вспомнить хотя бы моего любимого папу, который довел не одну женщину в поселке до легкой эротической контузии, выскакивая из леса в чем Адам заделал и весело заявляя, что он ходил по грибы!
И вот хоть бы кто-нибудь когда-нибудь у него спросил. в каком таком месте он их нес!
Грибы эти!
Вот и этот!
Напугал ежа голыми ягодицами ей-богу!….
Но в тот момент, когда он вышел из тени окончательно и, так сказать, весь. я поняла, что даже если ежа и не напугать, то удивить можно и очень даже от души!
И не то. чтобы я не видела детородных органов!
Я вас умоляю!
А как иначе готовить пациентов к операциям?
Просто этот ОРГАН был таким. очень даже неплохим органом то!
Думаю, поэтому я бесстыже уставилась ему далеко не в лицо, даже если эти необычные глаза стали ближе и можно было рассмотреть всё в принципе — вдруг там что-то еще было крайне интересное — вот только пока мне было почему то не до глаз. И всего остального тоже!
-..а бегать он тебе не мешает? — хмыкнула я немного нервно, предательски вздрогнув, когда услышала низкий до жути, но при этом на удивление мягкий голос, который явно не скрывал удовольствия оттого, что смог меня впечатлить.
Да, черт побери!
Жаль, что я не смогла этого вовремя скрыть и вот теперь краснела, бесилась и недовольно поджимала губы, проклиная свой длинный язык и излишнюю прямоту, которая в этой жизни мне еще ни единого раза не помогла!
— До сегодняшнего дня жили с ним душа в душу, и бед не знали — веселился довольный великан, на которого я бросила предупреждающий и весьма красноречивый взгляд исподлобья, шикнув:
— Вот и идите куда подальше, окольными путями. Вместе!
Вот только он моего грозного предупреждения не оценил.
И зря!
Потому что если бы он знал меня немного лучше, то понял бы сейчас очень отчетливо только одно — чем больше я боюсь или смущаюсь, тем наглее и сумасшедшее становлюсь! А тогда от меня нужно было ожидать любой самой отвязной глупости, за которую я потом могу стыдиться и жутко переживать. но как говориться — поздно греметь яйцами, когда омлет уже в сковородке!
И он бы ломанулся перепуганным тушканчиком, протаранивая в снегах дорожку, куда глаза глядят, но только бы подальше от меня, если бы только знал, что в возрасте юных двенадцати лет, когда, случайно услышав, что наши соседи устроили ругань с выяснением отношений, и нерадивый муж принялся бить свою жену, я огрела его лопатой с такой мать его душой, что погнула черенок о его хрупкий хребет, поломав при этом еще и рукоять!
И меня не остановил даже их двухметровый забор, через который я сиганула похлеще белки-летяги!
И даже море брани и проклятий, которыми сосед подавился. когда на его крики прибежал мой большой медвежий отец, в целях профилактики сломав ему два ребра и нос!
А вот ногу сосед сломал сам, когда с визгом пытался перебраться через свой же забор, спасаясь от моего отца с вилами, и неудачно шарахнулся вниз словно мешок с навозом!
Но он даже со сломанной ногой еще пытался бежать, повизгивая и пытаясь взывать к помощи сельчан!
В общем, как понимаете, после этого больше никто из наших соседей уже не ссорился.
По крайней мере, прилюдно и так, чтобы это могла услышать я, а потом и мой папа!
Знаете, что я чувствовала в той ситуации, когда была готова порвать ягодицы даже взрослому мужчине?
Бешенный адреналин, который затмевал не только мои глаза красной дымкой, но и мозги, отчего я начинала творить то, на что в любой другой ситуации у меня бы не хватило ни смелости, ни силы!
Знаете, что я чувствовала сейчас?
Тот же адреналин!
Он появился в моей крови словно укус, особенно, когда мужчина так и не понял надвигающейся беды, да еще и напротив зашагал ко мне!
Нагло, уперто и решительно. словно паровоз!
С чувством собственного превосходства надо мной!
— А может я не хочу никуда идти? А хочу быть здесь.
Он зашел на скрипящий и полуразваленный порог, который под его весом хрустел и держался из последних сил, не давая нам уйти под снег на метр вниз, если доски все таки рассыпятся под тяжестью этого великана, чьи титьки сейчас маячили прямо перед моими расширенными зрачками.
Поморгав и пытаясь сфокусироваться на собственных мыслях. а не на том, что мужская грудь может быть выпуклее твоей собственной, я решила силой своей тонкой воли дать ему последний шанс унести отсюда свои длинные накаченные ноги куда подальше! При чем раз и навсегда!
Словно натянутая струна, отчего казалось, что моя коса сейчас встанет дыбом к потолку. я заставила себя повернуться к нему спиной, прошагав за порог дома и кидая через плечо максимально холодно и резко, чтобы он услышал интонацию. даже если слова его не особо интересовали:
— Ваше присутствие здесь лишнее.
Вали колбаской в лес густой!!!
Катись к черту со своим дружком с яйцами!
Отчисти помещение. здесь и без тебя тесно!!!
Я могла бы придумать еще с десяток предложений выметаться отсюда по добру-по здорову, понимая только одно. что моя надежда на счастливый и максимально простой исход этого мероприятия только что померла, как хрупкий зародыш кузнечика под чьим-то увесистым тапком!
Он не уйдет.
Более того, сделает это скорее из вредности, чем из каких-либо других сугубо благородных побуждений!
А это означало, что пришел мой черёд действовать!
Когда я была маленькой, папа не учил меня драться. но учил уметь постоять за себя в любой ситуации.
И каждый такой урок начинался со слов о том, что если моей силы недостаточно, то нужно включать хитрость и смекалку: не можешь достать до затылка, чтобы ударить по нему бревном? Значит, заставь сделать так, чтобы человек сам наклонился!
Теперь надо было действовать быстро, а главное не задумываться над тем, какой именно план зрел в моей шальной голове. потому что в своем нормальном состоянии я бы такого в жизни не сделала!
Время тикало быстрее, чем колотилось мое гневное сердце и раздавалось его дыхание, от которого даже в этом слегка прогретом помещении «предбанника». выступали клубы пара, словно великан был огнедышащим драконом, когда я еще раз просканировала в темноте комнату, даже если прекрасно успела изучить каждый её укромный темный уголок.
То, что мне было крайне необходимо сейчас, лежало как раз на свалке посуды из битого стекла и покореженных алюминиевых тарелок, которые я пару дней назад сгребла в кучку мусора, не выбросив лишь потому. что решила, а вдруг они смогут пригодиться для чего-нибудь.
Пригодились!
— …а если Я не хочу, чтобы в моем доме были посторонние? — приглушенно и даже вкрадчиво проговорила я, когда дошла осторожно до нужного мне отрезка покосившегося дома, слыша за своей спиной нахальный смешок и резко разворачиваясь к великану….
..чтобы задрать свою тонкую кофту, вместе со спортивным топиком, который заменял нижнее белье, демонстрируя свою обнаженную грудь. надеясь, что в темноте не видно, как даже на ней кожа начинала краснеть от собственной наглости, пока с торжеством и чувством полного восторга от своей нелепой затеи я услышала, что мужчина подавился собственными словами, выпучив свои огненно-желтые глаза.
ДЕЛАЙ РАЗ!!!
И пока он не очнулся, и не успел подобрать собственную челюсть из района коленей, тут же ДЕЛАЙ ДВА!!!
Мне потребовался всего лишь один порывистый шаг чтобы подлететь к нему, цепляясь мертвой хваткой в то, что было ближе всего
…И не виновата я, что в данном случае удобнее всего выпирало то, что торчало из бедер прямо в мою ладонь, которую я сжала так, что вены напряглись и проступили под кожей даже у меня!
На руке!!!
После второй манипуляции великан опешил настолько, что воздух с тонким свистом вылетел из его груди, а глаза ошалело распахнулись да так, что наверное больше уже было просто некуда, ибо промежутка между его забавными резкими бровями и ресницами просто не было, вот только сосредоточиться на мне никак не могли, кажется в эту секунду фокусируясь лишь на том, что его впечатляющий дружок был придушен мной, словно змея мустангом!
Пару раз он даже силился что-то сказать, открывая и закрывая рот, словно оглушенная рыба, вот только совершенно безуспешно и явно не в силах собрать все свои мысли в кучу.
Кто молодец?
Я молодец!
Окрыленная первой победой и настроенная весьма решительно, я обхватила его «дружка» сильнее, стараясь не думать о том, что теперь собственной ладонью ощущала его легкую вибрацию явно оттого, как кровь наматывала круги, делая вены выпуклыми, тугими и весьма ощутимыми, придвинувшись к великану ближе, и прошипела с чувством полной победы, даже если для этого мне пришлось задрать голову вверх, чтобы заглянуть в его глаза:
— …Я ведь по хорошему сказала тебе валить на все четыре стороны! Ты сам выбрал другой вариант!
Не смотря на то, что мужчина стоял в одной позе, только хлопая глазами и явно начиная приходить в себя от первого шока, в какой-то момент я поняла. что в моем гениальном быстротечном плане где-то была недоработочка. Которая теперь могла стоить мне жизни и содранной наживо шкуры!
Почему?
Он усмехнулся.
Медленно, лениво. но хищно.
И почему-то только тогда я сполна ощутила все его эмоции.
Вернее ту часть, которую могла ощутить своим неидеальным нюхом полукровки, в жилах которой текло больше человеческой крови, чем Беровской.
Почувствовала бурлящую в нем эйфорию большого интереса, который всплыл из-под волны первого шока. словно он неожиданно для себя обнаружил какой-то новый вид невиданной зверушки.
Почувствовала кураж брошенного вызова, который он принял не только с большим интересом. но и азартом. явно не собираясь сдавать своих позиций. даже после моих манипуляций, красноречиво показывающих, что ему пора делать ноги с этого дома!
А еще возбуждение…
При чем, его почувствовала не только своим маленьким медвежьим нутром, но и рукой!
Даже наверное рукой более явственно. когда поняла, что больше мои пальцы не могут соприкоснуться своими кончиками, оттого что «кое-кто» вырос как на долбанной «Растишке» в период полового созревания всех тычинок и пестиков этого леса!
И даже если он по-прежнему не двигался и смирно стоял на одном месте, прожигая меня своими бессовестными практически желтыми глазами. ситуация в целом изменилась и покатилась по плоскости, про которую я изначально даже и не думала.
Просто прекрасно мать его!!
Да, удивила его!
Да, схватила за яйца…или почти за них!
А что дальше-то?!
Теперь пришел мой черёд хлопать глазами, судорожно и натужно пытаясь придумать не только дальнейшие свои действия, но и ходы к отступлению… которых на данный момент мой мозг не видел!
Даже если изловчиться и пнуть его посильнее между ног. не факт, что я успею сбегать за малышом и унести нас вместе достаточно далеко, чтобы он не смог отыскать нас.
На стороне этого великана была не только явная сила, но и все главные атрибуты истинного Берсерка — скорость, зоркость, нюх, тотальная выносливость, На моей же стороне не было ничего…кроме его члена в моей подрагивающей ладони, которую я силилась не разжимать, даже если от натуги пальцы уже начинали затекать и медленно неметь!
— Что дальше, цыпочка? — пробасил великан нахально, но в то же время мягко и почти плюшево, отчего я насупилась, словно ребенок, у которого сейчас пытались отобрать игрушку, — Оторвешь его и заставишь съесть? Или найдем применение получше?
ДЕЛАЙ ТРИ не было запланировано, и появилось как-то само по себе при этих словах, от которых из моих глаз должны были повалить искры на пару с дымом из ушей!
Каков нахал!
Адреналин и злость давали такую силу, о которой в обычной серой жизни я могла только тихонько мечтать, когда даже не поняла, как смогла изловчиться и схватить свободной рукой увесистый атрибут для грозного наказания.
БДЗЫЫЫЫЫНЬ был громким и неожиданным.
Его эхо еще долго разносилось в самые отдаленные уголки ночного притихшего леса, пугая полусонных зайцев и ужинающих кабанов, как и последующим за ним рев оглушенного великана, который словил удар чугунной сковородой всей правой стороной своего наглого ухмыляющегося лица.
Хотелось громко хмыкнуть и подергать бровями, глядя прямо в эти огненные глаза, которые снова сначала наполнились шоком, а потом вспышкой явно треснувших в конец нервов!
Ну еще бы!
Думаю, он был в ярости скорее на себя самого, ибо так сосредоточился на своем «дружке», что не успел среагировать на мой выпад и явно все еще слушал шум в своей озабоченной головушке!
Вот только и моя эйфория от новой маленькой победы была ой какой преждевременной!
Наверное, я привыкла к тому, что всё и всегда мне сходило с рук!
Ну а как иначе, когда папа боготворил меня, а все вокруг боялись даже посмотреть косо, что бы я не натворила, потому что знали заранее в каком месте будет торчать вся сподручная домашняя утварь стараниями того, кто был намного сильнее всех мужчин вместе взятых в нашем поселке!
Отчасти моя безнаказанность даже окрыляла!
Только не подумайте ничего плохого!
Ведь я никогда не пользовалась силой отца и его безграничной любовью ко мне со злым умыслом!
И я никогда его не обманывала.
Если и била кого-то, то всегда честно признавалась за что и куда именно, а там уже либо папа качал сокрушенно головой и улыбался…или поддавал несчастному еще, принимая мою веру и доводы в каждой отдельной сложившейся ситуации, которая довела до драки.
…и я так и не успела привыкнуть, что теперь в этом мире я была совсем одна…
И больше за моей спиной не было моего грозного и горячо любимого защитника, который уделал бы даже этого великана, обрушив на его голову дом, пусть был гораздо меньше в габаритах, когда этот ненормальный вдруг одним выверенным молниеносным движением дернул меня за тугую косу, рывком наматывая на свой кулачище, и совершенно не обращая внимания на мой разъяренный визг и попытку все таки пнуть его!
Вот только как бы я не пыталась махать снова сковородкой, продолжая упрямо держать его за самую стратегически важную мужскую часть тела, а в этот раз великан был готов уже ко всему, ловко выбивая ее из моей руки, и в ответ крутанув косу в новый виток вокруг своего пудового кулака, когда я была готова поклясться, что даже сквозь мое пыхтение и его смех, слышу вполне отчетливо, как начинают со скрипом вырываться волоски от головы!
И как бы я не рычала, не пыталась его поцарапать или вывернуться — он умеючи и даже как-то слишком игриво держал мои волосы, словно поводок в своей руке, заставляя меня шипеть и скалиться от осознания того, что я попалась.
Всё! Приехали!
Довыпендривалась!
А самое обидное, что в этой унизительной ситуации, когда меня в прямом смысле этого слова поставили на колени, и держали почти за шкирку, как нашкодившую рыжую кошку, не оставив даже возможности для самообороны, мой чертов мозг краснел и как-то подхихикивал. посылая совершенно не те образы, которые помогли бы мне спастись!
Ой, не спрашивайте о чем я думала, стоя на коленях перед этим озабоченным громилой, продолжая скорее из упрямства хвататься за его член и все еще надеясь сжать его так, чтобы не возбудить еще сильнее, а наконец-то сделать больно!
— Ну так что дальше, куколка? — снова почти промурлыкал этот чертов мужлан, у которого кажется не было ни одной болевой точки, на которую можно было бы удачно надавить!
Или если она и была, то в каком то очень труднодоступном месте, куда я добраться никак не могла!
Сурово насупившись и стиснув губы до посинения, я не собиралась ему отвечать все еще надеясь на то, что мой контуженный мозг очнется с минуты на минуту, и осенит меня каким-нибудь новым гениальным планом, при чем на это раз желательно без обнажения, предательским вздрогнув всем телом, когда великан неожиданно прикоснулся кончиками пальцев к моему подбородку, заставляя приподнять лицо и смотреть в его веселые прищуренные глаза.
Сколько бы я не пыталась сделать ему больно или хотя бы неприятно. а его прикосновения были лишены агрессии и попытки причинить мне боль в ответ, что совершенно и абсолютно сбивало с толку!
У него были длинные сильные пальцы, слегка шершавые на кончиках, которыми он прикасался к моей коже осторожно, но при этом настойчиво, рассматривая мое розовеющее лицо неторопливо и с легкой улыбкой на губах.
От первого шока я даже на пару секунд притихла, остановившись, перестав брыкаться, и позабыв о том, что мне нужно думать, как из этой ситуации спасти меня и малыша, но всей своей кожей ощущая его невероятную силу и вместе с тем…удивительное тепло.
Нет, дело было не в температуре его большого тела, в котором была медвежья кровь, что спасала от любого даже самого страшного мороза!
Это была иная теплота…
Душевная.
Странно и невероятно, но после всех моих манипуляций и даже проступающего синяка на скуле от встречи со сковородкой, в нем не было ни капли агрессии по отношению ко мне.
Скорее он был заинтересован в том, что происходило сейчас.
Впрочем, это не нужно было даже пытаться почувствовать, все было прекрасно видно по его глазам — таким и необычным не только своим цветом, но и формой.
У меня не было возможности рассмотреть его до этого момента.
По крайней мере, до лица мои глаза никак не доходили сосредоточившись исключительно на том, что было в моей ладони и продолжало… кхэм… увеличиваться и набухать.
А ведь он и правда был необычный.
Под резкими изогнутыми бровями, одна из которых была рассечена почти пополам шрамом, были его добрые глаза, в которых словно расплескался желтый океан, озаряемый закатным солнцем, когда вода окрашивается в лучи заката, нагретая солнечным теплом за долгий знойный день.
Глаза с веселым прищуром и задорным блеском, в которых хотелось утонуть, ощущая, как тепло словно проникает тебя, начиная греть где-то изнутри, расползаясь медленно и осторожно по венам чем-то волнующим и приятным.
Экзотические глаза, похожие на которых я не встречала никогда в своей жизни, ни у людей, ни у полукровок, ни у чистых Берсерков, что в нашем роде остались лишь единицы.
Очертания его лица прятались за густо отросшей щетиной, но второе от чего сложно было отвести свой взгляд, была его улыбка — открытая, бесшабашная, широкая, добрая и теплая.
Почему-то совершенно не зная этого мужчину и видя перед собой очень короткий временной промежуток, мне даже сейчас казалось. что он любил похохотать от души, не скрывая своих эмоций и запрокидывая голову назад
..именно так смеялся и мой папа, иногда оглушая своим смехом, и заставляя ворчать на него, чтобы он делал это потише.
… сейчас же я бы отдала всё в своей жизни лишь бы услышать смех папы, чувствуя, как из глубин души снова поднимается невыносимая боль и горечь от потери самого близкого и любимого человека, который был моей семьей.
Это всё он!
Этот великан!
Заставил меня вспомнить о том, что убивало своей болью и чувством полной беспомощности, которые я гнала от себя, как призраки прошлого, заставляя хмуро свести брови и поджать плотно губы, чтобы не ляпнуть снова лишнего, когда на языке уже вертелся вопрос про его клыки.
Вернее их отсутствие!
Ведь по своим габаритам и той силе, которую я отчетливо ощущала, он был похож на тех чистокровных Берсерков, которых я видела в глубоком детстве!
А еще я прекрасно знала, что он ощущает мои эмоции гораздо острее, чем я могу ощутить его, и меня сводило это с ума, потому что помимо злости теперь во мне было и чертово смущение, ведь я не понимала его!
Его доброту и то тепло, с которыми он касался ко мне, улыбнувшись шире, когда я резко дернула головой, демонстративно скидывая его руку со своего лица.
Они сейчас не злился.
Просто послушно убрал свои горячие пальцы все таки продолжая удерживать за волосы и смотреть на меня сверху вниз, не торопясь говорить еще что-либо, но и не отводя своих глаз, отчего непристойные мысли лезли в голову как-то сами по себе, словно специально!
А он, черт побери, и это чувствовал, когда вдруг проговорил своим жутко низким, но при этом таким приятным голосом. который прошелся словно терпкий туман по полу, подбираясь мягко и незаметно, чтобы окружить собой, совершенно зачаровывая:
— …Может и мне расскажешь, что тебя так смущает и заводит, куколка?
Словно он сам не понимал, поставив меня на колени перед собой с его членом в моих руках и волосах в его кулачище!!
Ну прямо сама мать его невинность во плоти с торчащим возбужденным «дружком» и взлетевшей нахальной бровью, по которой мне снова отчаянно захотелось звездануть сковородочкой…если бы я только смогла дотянуться!
Для начала хотя бы просто подняться на ноги и встать носом к титьке!
До нос к носу мне нужна была еще как минимум небольшая табуреточка!
И пока мои эмоции штормило и выворачивало наизнанку от чувства полной растерянности и смущения, до животной ярости от собственной беспомощности, я понимала только одно — в этой ситуации силой действовать смысла нет, потому что он сильнее при любом раскладе.
Значит, что?
Значит, нужно было попытаться поговорить, и выяснить доводы обеих сторон, чтобы понять на кой хрен он приперся в мой дом, да еще и не хотел теперь уходить!
Главное теперь было собрать все мысли в кучу и не срываться на рычание и попытки укусить его. Как раз за то самое, что я продолжала держать, как заколдованная!
Может как раз и болевая точка проявится! Главное потом было не лишиться челюсти….
Пытаясь занять самую послушную и максимально расслабленную позу, я чувствовала на себе его веселые и заинтересованные глаза, когда деловито откашлялась, проговорив почти как истинный дипломат, который старательно не обращал внимания на яйца перед собственными глазами:
— Может, все таки мы успокоимся и поговорим, как цивилизованные люди?
Кажется, я снова удивила его, когда брови великана вдруг взлетели, и он расхохотался:
— Как кто?!
Иисусе…
И правда, о чем это я?
Мы даже имен друг друга не знали и видели-то всего пару минут, как я показала грудь и схватила для очень дружеского пожатия его за самое интимное место, а он в принципе был не против такого расклада, и выглядел скорее как обросший варвар, чем как человек в принципе!
— …ну. Мы можем хотя бы познакомиться, — пожала я плечами, стараясь не обращать внимания на его смех, — Я вот Ягода. И мне… — я запнулась, но все таки выдавила, — … приятно с вами познакомиться.
— Ну что тебе приятно я и так чувствую, — усмехнулся весело мужчина, намекая на то, что мое «дружеское рукопожатие» явно затянулось, на что я лишь недовольно и нервно шикнула:
— Отпустишь мою косу, и я твою тоже отпущу!
— А может мне так нравится? — полыхнули его необычные глаза хоть и весело, но вместе с тем явно излишне горячо, когда я снова слишком отчетливо почувствовала пульсацию крови под горячей тонкой кожей и набухшие упругие венки в собственной ладони.
— Извращенец что ли?
— Точно я? — хохотнул он снова, заставляя меня покрыться красными пятнами смущения и ярости, когда больше всего на свете мне хотелось сейчас дернуть за его «дружка» и показать кто в доме хозяйка…но я же решила действовать дипломатично, да?
Так, ладно.
Меняем тактику и пытаемся показать, что даже с голыми сиськами я могу быть, как это там называется?
Покладистой и смирной?
Ага, именно такой!
Ох и каких же мне усилий стоило просто разжать свои окоченевшие пальцы, чтобы показать, что я готова идти на компромисс первой. с трудом удержав пакостливую улыбочку на его разочарованный. глубокий вздох:
— …а начало было многообещающим!
Великан не торопился отходить от меня. оставшись на прежнем месте, но и моих волос не отпуская, когда протянул задумчиво, но тепло:
— Ягода значит. А какая?
— Что значит «какая»?
— Клубничка? Облепишка? Смородинка?
Насупившись и хмуро сведя брови я кинула на него предупреждающий жгучий взгляд, красноречиво говорящий о том, что за всю свою жизнь я просто замучилась пояснять выбор собственного имени моим папой, а в последние года просто одаривая каждого излишне любопытного человека уничтожающим взглядом.
Как правило, этого было вполне достаточно.
Для нормальных людей!
Но то, что этот мужлан был истинным варваром, пусть и с добрыми глазами, можно было понять по одному его видочку, даже не пытаясь завести беседу, поэтому пришлось шикнуть:
— НИКАКАЯ! Просто Ягода!
— Значит вся, — радостно проурчал он своим низким раскатистым басом, улыбнувшись широко и, я бы сказала, слегка плотоядно, — И сладенькая, и кисленькая, и терпкая…
— …И ядовитая! — закончила я, многозначительно изогнув бровь и стараясь не обращать внимания на его смех и излишне хорошее настроение для всего, что происходило здесь и сейчас.
Было ясно, как белый день. что никуда он не собирается удаляться и твердо намерен капать на мои и без того пошатнувшиеся нервы своим навязчивым присутствием, словно у меня и без него сейчас проблем не хватало!
В отдельной занавешенной со всех сторон и единственно целой комнатке меня ждало мое маленькое сопящее сокровище, которое я даже не успела помыть и должным образом запеленать!
Вместо этого мне приходилось вести нелепую беседу с каким-то странным Берсерком, за пару десятков минут «познакомившись» с ним настолько близко, что можно было смело идти в баню на пару! Ибо скрывать уже было просто нечего!
Тяжело вздохнув и на секунду прикрывая глаза, я тяжело помассировала свою шею. пытаясь найти правильные слова, чтобы он согласился со мной и ушел.
Было просто идеально то, что он не нес никакой угрозы или злости на меня.
Поэтому было вдвойне непонятно. почему мужчина не торопился уходить, а продолжал рассматривать меня своими теплыми желтыми глазами, неожиданно проговорив приглушенно, но так же низко своим басистым басом:
— Просто супер, — наверное, моя улыбка не получилась широкой и естественной, и выглядела явно нервно и наиграно, потому что всё, о чем я могла думать сейчас — как выпроводить его из дома в конце то концов! Уже не прибегая к своим провальным планам и уж тем более силе! Но делая это так, чтобы он ушел сам, добровольно и уже больше не возвращался!
— Уверена, что у вас масса важных и неотложных дел, поэтому не буду настаивать на примирительной чашке кофЭ! Всё понимаю, и не смею вас больше задерживать!
Нет! Сковородкой он понимал явно лучше!
А главное быстрее!
И жаль, что этот наглец успел откинуть ее на безопасное для себя расстояние вне поля моей досягаемости, потому что, видя его улыбочку, я понимала, что мое желание огреть его во второй раз проснулось с новой силой!
— Разве я могу отказаться от такого заманчивого предложения? — манерно пробасил великан, все таки наконец отпуская мою косу из своей ладони, но глядя при этом весело и даже наверное вызывающе, явно надеясь на «продолжение банкета» с дальнейшим еще более плотным знакомством, — Ты права, дел у меня полно, но раз уж ты стала их частью, то я согласен на кофЭ и даже блинчики подожду, Малинка!
— Я-ГО-ДА!!!
— Так а я что сказал?
Он даже сел на корточки, чтобы подмигнуть мне и легко щелкнуть по носу, успев подняться еще до того, как я укусила его палец. Вернее просто откусила бы ко всем чертям, если бы была такая возможность!
Я выдохнула сдержанно, но с явно долей усталости, понимая, что с этим Янтарем можно говорить только очень прямо и наверное очень серьезно, чтобы не было возможности перевести беседу в новый виток нашего уморительного противостояния, которое только забавляло его, а меня же ставило в очень невыгодное и унизительное положение.
-..у меня нет кофе, — честно призналась я. поднимаясь с колен, чтобы выпрямиться и внимательно проследовать своим сосредоточенным взглядом за телодвижениями этого огромного мужчины, который совершенно не смущался, что расхаживал передо мной голым и вообще вел себя так, словно был у себя дома.
И это хорошо, что я знала о том, что мужчина рода Берсерков любители походить в эффектном ню, распугивая всех местных жителей, которые уже как несколько столетий не торопились ходить по лесам в поисках грибов и ягод, ибо найти что-либо съестное становилось делом хлопотным, а вот голые огромные мужики шастали по лесу в завидной периодичностью!
— Я знаю, — тут же раздался его низкий, но при этом надо сказать, что приятый голос, когда мужчина остановился и осмотрелся, словно искал что-то глазами, остановив взгляд на свалке мусора из разбитой посуды и каких-то деревянных осколках, которые я собирала тщательно и долго, чтобы устроить безопасную спаленку для малыша, — Но у сестренки точно где-то был чай! И даже конфеты…
Честно говоря, у меня уже просто не осталось ни сил, ни желания разбираться в словах этого странного мужчины, когда я проговорила твердо, хоть и довольно примирительно, делая это на чистоту и, на самом деле, не желая обидеть:
— Послушайте. Я не знаю, как еще объяснить вам сложившуюся ситуацию. У меня нет времени шутить и заниматься вашим увеселением дальше. За этой шаткой стенкой меня ждет малыш, с которым я бы хотела остаться один на один… — когда великан обернулся на меня, и желтые глаза, взгляд которых был отчетливо виден даже в полумраке комнаты, остановились на мне, я почему-то смутилась.
Снова.
Даже если не подала вида и продолжила хоть и мягко, но прямо, потому что привыкла говорить только так и никак иначе:
— Вы пришли сюда, чтобы увидеть, кто нанес вам вред? Увидели. Но не стоит предавать значения тому. что было здесь и сейчас…
Ну, то что я показала свою грудь был лично мой прокол. И я надеялась, что мужчина не успел впечатлиться ею настолько, чтобы продолжить знакомство…
Если бы он сейчас усмехнулся или вскинул свою резкую забавно очерченную бровь, я бы почувствовала себя явно лучше.
Но он просто молчал и смотрел на меня.
Тепло. Спокойно.
И так… уютно.
Словно я не пыталась выставить его за дверь, пусть даже делая это максимально мягко и даже непривычно для меня дипломатично.
Будь на его месте наглый тип, который бы пытался показать свою силу и вел себя вызывающе, я бы не церемонилась в выражениях, послав его так далеко и глубоко в дебри леса, как он себе и представить не мог даже в самом страшном сне!
Говорят, что все рыжие, словно ведьмы.
Я же была рыжей до кончиков своих ресниц!
Рыжей даже в душе, где всегда сверкали искры моего вечно метающегося настроения!
Но в какую-то секунду я растерялась, потеряв весь свой запал и едва не начав заламывать руки.
Ну почему он не злится?
Почему не начинает рычать и скалиться?
Его глаза не теряли своего тепла, от которого хотелось растаять, словно шоколадка. может так и было бы, встреть я его еще пару лет назад.
Но не сейчас.
Вот только все равно вздрогнула, когда он вдруг проговорил приглушенно и впервые серьезно:
— Ты не справишься одна.
Так, секундочку.
Наваждение от тепла его глаз, как рукой сняло, словно новая волна злости укусила меня бешеной кошкой за задницу.
— В спальне спит не просто карапуз, он — Берсерк.
— Это МОЙ ребенок и я сама знаю, что с ним делать! — прошипела я, готовая снова броситься в бой даже без помощи увесистой сковородки, которая валялась где-то на полу в полной темноте.
Если он посмеет тронуть малыша, я его порву на тысячу мелких Берсерков с желтыми глазами!
Пусть даже не сомневается!
— Точно знаешь? — его губы чуть дрогнули в улыбке, но когда он неожиданно приподнял руки, разворачивая ко мне ладони, словно показывая, что сдается, а я сначала оторопела, но быстро поняла, что он ощущает мои эмоции слишком сильно, и знает, как вспышка ярости вспыхнула огнем в моей крови, заставляя практически зарычать, — Полегче, клубничка. Я не пытаюсь отобрать его, я просто пытаюсь сказать…
— Ты ничего не знаешь обо мне! Ты ничего не знаешь о моем ребенке!
— Я знаю, что в нем течет медвежья кровь, — он не кричал, не рычал, но оттого, как прищурились глаза и голос стал еще ниже, я притихла, быстро моргнув и вслушиваясь в то, что он говорил, — И пусть этой крови в его жилах всего несколько капель — он маленький медведь, и нуждается в том, чтобы рядом с ним были ему подобные.
— Я тоже медведь! Пусть даже отчасти!
И снова его глаза стали теплыми, словно расплавленное солнце, а улыбка мягкой и проникновенной:
— Я знаю. Иначе не отдал бы тебе ребенка.
После такого откровения я не знала, мне начать улыбаться или отыскать сковородку ради еще одной попытки наказания, потому что этот мужчина просто сводил меня с ума своим теплом и откровенностью, а еще силой, с которой мне было никак не справиться.
Ядерная смесь, от которой было не скрыться!
— Только не говори, что ты прибежал к берлоге помогать мне!
Я бы фыркнула, если бы он не пожал плечами, чуть улыбнувшись:
— Я бы пришел в любом случае, была ты там или нет, малинка.
— Я-ГО-ДА!
Складывалось очень яркое ощущение, что ему нравилось дразнить и злить меня!
В такие секунды мне казалось, что даже его желтые глаза становятся чуточку ярче и начинают сверкать весело и задорно, словно медведь нашел мелкого рыжего котенка, постоянно пытаясь погладить его против шерсти, от души веселясь над его попытками покусать мишку своими маленькими зубками.
— Что, забыл какую именно медведицу ты оприходовал? Теперь приходится шастать по всем берлогам в поисках своей мохнатой любовницы? — хмыкнула я язвительно, искренне пытаясь задеть того, кто никак не хотел злиться, даже если лучше бы мне этого было не делать.
Они на эти слова почему-то не обиделся, чуть хохотнув, но отвечая серьезно, даже если его губы продолжали улыбаться:
— Нет, просто пытаюсь спасти со своими братьями остатки нашего рода.
Большего и не требовалось говорить, когда я почувствовала, как мое сердце сжалось от своей ярости, боли и полной беспомощности перед страшными обстоятельствами, что настигли наш род совсем недавно.
Кадьяки!
Чертовы демоны в плоти и крови, которых я ненавидела и проклинала каждый день своей жизни!
Они отняли у меня дом, мой маленький теплый мир, и того, кто был для меня смыслом жизни!
И был проклят тот день, когда наш великий Праотец сотворил своего последнего сына именно этого рода — самого жестокого, хитрого и алчного!
Никогда в своей короткой жизни я не видела ни одного Берсерка из рода Кадьяков, зная от папы, что все они очень сильны, ибо ненавидели и презирали род человеческий, не позволяя своей крови смешаться с людской и предпочитая убивать тех кто шел против этого правила, убивая и их детей вместе с медведицами и женщинами.
Я знала, что Берсерки этого рода отличаются тем, что обладают светлыми глазами, светлой кожей, но при этом черными волосами, даже в нашем глухом поселке обходя стороной простых людей, в которых не было и каплей медвежьей крови, но с такой внешностью.
Для меня они были страшными сказками, ужаснее которых не смогли бы стать ни приведения, ни маньяки с бензопилами!
Я ненавидела их всей своей огненной душой, видя зверства, которые эти медведи совершили над мои родом, не жалея никого!
Никто не знал, как я рыдала, пытаясь захоронить останки тех, кого находила случайно в нашем лесу по осени, пока снег не скрыл своей белой пеленой всего ужаса леса, где до сих пор можно было найти части тела убитых и растерзанных заживо Берсерков рода Бурых!
Никто не мог смог бы опознать своих родных и любимых в том, что осталось…
И теперь, глядя на этого великана с теплыми глазами, я снова готова была разрыдаться, судорожно пряча в своей памяти все, что увидела случайно и что не смогу забыть никогда, понимая, что он смог выжить лишь благодаря своей силе… даже если у него не было клыков, как у всех чистокровных.
-..После воины не осталось отцов, которые смогут придти и спасти своих детей сейчас, — приглушенно и мягко продолжил Янтарь. снова наверняка ощущая всю ту вереницу эмоций. которая кружила мою голову. бросая тело то в холод от воспоминаний, то в жар от моей ненависти, замолчав, когда я рыкнула:
— Это была не война. а акт чистого насилия! Они напали без предупреждения и просто уничтожили наш род!
Янтарь молчал, всматриваясь в мои глаза и словно пытаясь ощутить каждую грань моих эмоций, не торопясь говорить что-то еще или уходить, явно не ожидая, что мелкая пигалица. вроде меня способна чувствовать подобное.
Но когда заговорил снова, то не сказал ни слова о Кадьяках и своем отношении. чуть улыбнувшись:
— На нашем попечении сейчас шестнадцать спиногрызов… - остановившись, Янтарь окинул меня веселым взглядом. чуть выгибая бровь, что была рассечена шрамом, и добавил, — Вернее теперь уже восемнадцать! Но если за мелких я не переживаю. потому что они под бдительным надзором круглосуточно, то за последних двух…
— Это я спиногрыз?!
И опять он делал все. чтобы только позлить меня, словно ему нравилось такое мое состояние!
Дааа, определенно нравилось!
Это невозможно было не ощутить даже моим не идеальным нюхом!
Но даже в том, что он забавлялся над моими эмоциями, которые искрили и штормили из одной крайности в другую, я не находила ничего из того, на что можно было бы громко и демонстративно обидеться.
И я никак не понимала, как такое может быть.
— Ты еще очень маленькая, облепишка…
— Я-ГО-ДА- ЧЕРТ-ПОБЕРИ! — зарычала я вполне себе натурально. снова слыша его смех: низкий, глубокий, обволакивающий своими вибрациями и силой. и даже сквозь его игривость ощущая то. на что демонстративно выгнула бровь. копируя его, — Такая ли маленькая, Янтарь? Ты ведь хочешь меня!
А ведь я впервые назвала его по имени.
Да еще и в свете того, что сказала, ощущая странное волнение и совершенно не нужный внутренний трепет, даже если просто пыталась задеть его!
Знаете. папа часто говорил мне, что если я не прикушу свой язык, то рано или поздно обязательно попаду в большую беду, из которой даже он не сможет меня вызволить.
И почему я вспоминала об этом всегда слегка позже того момента, когда ляпала то. что совершенно было не нужно? Снова и снова!
Словно специально доводила жизнь до того, чтобы она обожгла меня настолько. чтобы я прикусила свою взбалмошность и язвительность навсегда, притворяясь немой!
Впервые его желтый взгляд, который буквально обволакивал теплом, стал обжигающе горячим, словно солнце взорвалось, выпуская сотни и тысячи острых, жалящих осколков, и таким тяжелым, что я по инерции сделала шаг назад.
Мне казалось, что от этого взгляда на мне останутся ожоги даже под одеждой, когда его густые ресницы дрогнули, опускаясь вниз медленно и решительно вслед за глазами, которые прошлись по моему сжавшемуся телу основательно и бесстыдно, без лишних слов подтверждая мои мысли.
Хотел!
Хотел так, что я ощущала это собственной кожей, вдруг смутившись так сильно, что убежала бы без оглядки, если бы только была одна!
Послушайте, я не была ханжой, да и в нашем поселке меня считали красивой девушкой, за которой ухлестывали…и мне нравилось это!
Нравилось внимание парней и даже более зрелых мужчин, но теперь я могла сказать наверняка, что их эмоции в отношении меня не шли ни в какое сравнение с тем, что чувствовал он!
Словно солнечный удар, от которого запросто можно потерять сознание!
Словно извержение вулкана, когда казалось, что земля уходит из-под ног и языки пламени лижут мою кожу от его солнечных глаз!
Вот что это было!
И вся моя храбрость, язвительность и природная ершистость не удержала меня на одном месте, когда Янтарь неожиданно в тишине, полной напряжения и искр, сделал шаг ко мне, пусть медленно и осторожно, но твердо и неумолимо, возвышаясь теперь во весь свой немалый рост и обволакивая своим ароматом, таким же теплым и терпким, каким был его взгляд до этой обжигающей своей правдой минуты.
Он даже пальцем меня не коснулся, просто склонил голову вниз, отчего прядки волнистых волос, слегка светлых на кончиках, казались мне ароматным облаком, а горячее дыхание коснулась моего стремительно краснеющего лица, когда он выдохнул приглушенно и хрипло:
— …ты как дикий мед. Сладкая. Душистая. Манящая… но чтобы добраться до тебя, придется быть покусанным дикими пчелами.
Он улыбнулся, но не так легко и забавляясь, как до этого.
Пусть весело, но без лукавого блеска, чувственно и горячо.
Не касаясь меня даже кончиком пальца, он касался этими словами, заставляя подрагивать и задерживать дыхание.
— Говоришь мне, уходи скорее, — его губы чуть дрогнули в усмешке и снова в глаза вернулся лукавый блеск и смешливые хитринки, которые кололи и словно щекотали кожу, — Говоришь, что ребенок ждет….- он замолчал снова окидывая меня взглядом жадным и горячим, не пытаясь даже скрыть того, что огнем бурлило в его крови, но кивая головой, — Хорошо.
Я шумно выдохнула в полном недоумении проследив за огромной чертовски ладно сложенной фигуры, которая скрылась в темноте январской ночи.
Вот так просто?!
Взял и ушел?!
Он даже дверь за собой закрыл тихо и аккуратно. а я продолжала стоять ошеломленная и смущенная, не в силах даже пошевелиться и все еще ощущая его необычный аромат и ауру тепла, которая не боялась мороза за шаткими стенами покосившегося домика.
Стыдно сказать, сколько я бы простояла так еще, если бы не услышала тонкий плачь моего маленького сокровища, вздрогнув всем телом и кидаясь в прогретую комнатушку, занавешенную всеми тряпками, какие только смогла найти в этом доме.
Глава 2
Каждая девушка рано или поздно задумывается о материнстве.
Начинает читать всю доступную литературу © том, как носить, как пеленать, как кормить, как правильно держать.
Когда это вызывает не страх, а радостный трепет в груди, то значит все готово.
Внутри тебя все настроено на нужный лад и маленькая невинная душа должна спуститься с небес, даря огромную радость.
Но даже если не я стала мамой, не я выносила моего малыша, он был моим, МОИМ!
Моей гордостью, моей радостью, смыслом всей жизни!
И не важно сколько было мне лет, сейчас я чувствовала себя истинной и самой настоящей мамой, когда дрожащими от восторга руками купала малыша в небольшом тазике с нагретой водой, а затем пеленала его как полагается, чтобы он мог спать сладко-спадко свою первую ночь в новом мире. Первую и все последующие ночи.
А я всегда буду рядом! И сделаю всё ради него!
Мое крошечное счастье, мой маленький рай!
За эту ночь я зацеловала эти глазки, носик и пухлые губки, не в силах остановиться, утопая в собственном восторге, и не отпуская из своих рук малыша ни на секунду.
Он так вкусно пах, он был моей самой большой мечтой!
Когда папа сказал мне, что скоро на моих руках будет братик или сестра, сначала я была в шоке.
Потом очень злилась, потому что думала. что папа решил найти себе жену среди тех женщин, что бегали за ним в поселке… включая даже тех, что уже были замужем!
Обещала, что своими руками зашибу любую, кто переступит порог нашего дома, потому что была уже не в том возрасте, когда была способна принять кого-то в качестве мачехи.
Папа тогда долго смеялся над моими криками и метаниями по дому, во время которого я успела все снести на своем пути, пару раз включая и его самого, а потом рассказал, что матерью нашего малыша будет медведица, как того требовали законы рода Беров.
И это для вас подобное ужас и пакость несусветная, а для того, кто был немного мишкой — вполне себе нормальное мероприятие!
Опять же своими глазами я ведь этого не видела…ну подумаешь два медведя носятся по лесу, делов то! Главное, что из людей никто не поймет в чем тут особый смысл!
И я была так рада потом.
Так ждала нашего малыша…
…. После смерти папы каждый прожитый день я посвятила тому, чтобы отыскать медведицу, которая стала мохнатой мамочкой моего малыша.
Все было идеально до того момента, как на моем пути не появился этот мужлан!
— Слишком маленькая, не справлюсь я видите ли! — фыркнула я в тишине комнаты, прерываемой лишь потрескиванием огня в печке и сопением уснувшего крохи, осторожно укладывая малыша в самодельную колыбельку, чтобы прилечь самой и успеть набраться сил к новому дню.
Нужно было переждать хотя бы неделю в этом месте, а затем двигаться в путь дальше. Так далеко, как только можно, чтобы нас никто не смог найти!
Может где-то в этом мире есть место, где мы сможем остаться жить и ничего не бояться…
…Не бояться, что нас смогут найти, и оставить моего малыша полным сиротой.
Мой малыш спал, а я дремала рядом на кровати, не переставая улыбаться и выбирать имя, находясь в таком приподнятом состоянии, что смогла бы запросто свернуть горы!
Мне казалось, что я никогда не устану и буду летать электровенником на одном только позитиве еще долго-долго.
Рай закончился через день.
И началась реальная жизнь, в которой мне не у кого было просить помощи.
Мой малыш плакал практически не переставая.
И, знаете, плакал по-беровски — громко, надрывно, а главное упорно, распугивая всю съедобную живность в округе, чтобы его сестра случайно не поправилась от переизбытка мяса.
И как хорошо, что в этом домике были припасы, которые можно было грызть раз в сутки.
Малыш вопил так, что его мордашка становилась красной, а маленькие ручки, сжатые в кулачки отчаянно тряслись, и не помогало совершенно ничего — ни мои объятья, ни укачивания на руках, ни теплая водичка, в которую я его опускала в надежде на то, что водная среда успокоит его.
Иногда помогала бутылочка, но лишь иногда!
Перерывы между плачем были слишком маленькими, чтобы мне удавалось что-нибудь придумать, как отвлечь кроху от его истерики…а главное понять, что же было не так.
Кажется, с животиком было все в порядке, но знать наверняка я не могла ничего, со стыдом начиная себе признаваться в том, что на работе даже в родильном отделении было гораздо проще.
Да, никто ведь не спорил с тем, что ответственность за деток была огромная, но ведь каждая медсестричка знала, что стоит просто отработать свою смену, чтобы пойти домой и хотя бы выспаться.
И вот теперь я искренне жалела, что не стала спать ночью на эмоциях, потому что силы иссякали и веки становились все тяжелее, а ведь мне ни при каких условиях нельзя было терять бдительности и уж тем более уходить в полную отключку!
— А давай мы назовем тебя Молчун? — устало улыбалась я малышу, чья маленькая мордашка снова принялась кривиться в попытках выбрать тембр погромче, прижимая его к груди, и укачивая как можно активнее, все еще надеясь, что нам это поможет хотя бы разок за сутки, и мой карапуз сладко уснет, сделав сладким бантиком свои розовые губки, — Папа рассказывал. что всем Берам дают имена по их талантам и способностям. А ведь мы с тобой чуточку Беры.
Я говорила с ним практически постоянно, чувствуя нашу невидимую кровную связь и искренне наслаждаясь тем, что теперь не была одна и в принципе могла с кем-то поговорить кроме себя самой, даже если речи малыш еще не понимал.
— Не хочешь, значит Молчуном, — с улыбкой поморщилась я, принявшись расхаживать на нашей маленькой и единственной целой комнате, со всех сторон занавешенной тряпками для сохранения тепла, укачивая вопящего малыша и продолжая с ним разговаривать, — Знаю, что Серена тебе больше подходит, но вроде как это больше женское имя, как думаешь?…
Я так жалела, что папа не выбрал имени для своего карапуза, пока был жив…
Даже не знаю, сколько часов было за окном, ведь темнота опускается на землю в январе слишком рано, но мне казалось, что я проходила уже несколько бесконечных ночей. пытаясь успокоить моего кроху, который кричал и не спал. Я была готова разрыдаться сама, совершенно не понимая, что же мне делать в этой ситуации, ведь такому не учат в университетах и на курсах для беременных. когда ты искренне думаешь, что у тебя то точно будет идеальный младенец, который будет спать, и кушать по расписанию, а твоя прежняя жизнь останется такой же с небольшими поправками на пробуждение среди ночи ради того, чтобы покормить опять же строго по расписанию!
Ха!
И еще раз ХА!
А что делать, если карапуз решил жить по своему личному расписанию, не особо пока волнуясь про то, что даже один взрослый человек не способен вынести такой режим?
И самое страшное в данной ситуации было даже не то, что я не представляла что делать, а потеря концентрации моего внимания! Ведь это могло стоить нам жизни, когда все время кто-то шел по моим следам…даже после того, как от нашего рода остались лишь единицы.
Если бы не это, я бы обязательно почувствовала, что теперь мы не одни в домике!
Вот только поздно было махать сковородкой, когда в том, что было большой комнатой этого домика, раздался вполне себе отчетливый скрип шагов.
Успокаивать кроху дальше при таком раскладе было делом проблематичным!
Впрочем, как и скрываться в дебрях леса…
Поэтому поспешно уложив активно орущего карапуза, и хватая на лету свое грозное оружие, которое с легкостью могло перевесить меня своей чугунной поверхностью, отчего мне пришлось хвататься сразу обеими руками, я неловко протиснулась через импровизированную дверь и. не разбирая дороги в темноте, тут же принялась ею махать до характерного и протяжного БДЗЫЫЫЫЫНЬ.
Последующая тишина была напряженной и даже какой-то зловещей, пока я ждала следующего звука.
Было бы просто идеально, если бы это был звук падающего ничком тела, а не низкий раскатистый бас, который усмехнулся:
— Кабанчик не ожидал такого приветствия и очень сильно обиделся сейчас.
— Опять ты?!
— И в это раз с другом, — гоготнул Бер, когда мои глаза с трудом привыкли к темноте, лишь сейчас разобрав, что он возвышался рядом и кинул на стол что-то явно тяжелое, что приземлилось с глухим шлепком, под голос веселый насмешливый голос, — Прости, кажется, он в глубоком обмороке от твоей «подружки» и ее горячего «поцелуя»! А ты?
— Что я?…
— Не поцелуешь меня?
Вот ведь нахалюга!!!
Вскинув резко сковородку. я угрожающе рыкнула под его раскатистый басистый хохот:
— Подружка поцелует!
— Подружку свою оставь для кабанчика. Пусть вечером его отжарит так, чтобы он завизжал от восторга.
Я захлопала глазами, в эту секунду понимая, что потеряла суть его слов и происходящего вокруг, с трудом удерживая сковородку в одной руке, чтобы второй упереться в свой бок, чуть выгибая брови:
— Ты всегда такой искрометный или только по выходным?
— Сегодня среда, — даже не моргнув, усмехнулся мужчина, слишком уж по-хозяйски прошагав в глубину комнаты и практически растворяясь в темноте, если бы не его почти желтые глаза, блеск которых не смогла скрыть никакая мгла, чтобы проговорить весело, но вызывающе, — Говоришь, всё в порядке у вас?
— В ПОРЯДКЕ!
— Угу, что в порядке слышно за пятьдесят километров от дома.
Мда…и без него было ясно, что ничего в порядке не было, но как-то обидно было слышать это от человека — вернее Бера — который понятия не имел, что делать с малышами, которым сутки от роду, что бы там он из себя не строил!
А то посмотрите на него, просто ангел-хранитель во плоти!
С голым задом и чистым намерениями — всё как полагается истинному ангелу, только вот нимб забыл на подзарядке и крылья в стирке оставил!
— Может, я все таки посмотрю на мелкого?
— Если посмотришь, тут же свои глаза и оставишь! — рыкнула я, тут же наполняясь до краев огнем и хватая свое орудие защиты двумя руками, ясно давая понять, что он и шага не сделает в сторону комнаты и моего малыша.
Даже если карапуз продолжал отчаянно плакать, не собираясь взять тайм аут и передышку, чтобы взрослые могли между собой разобраться.
— Попробуешь меня остановить?
Как же довольно и возбужденно прозвучал его рокочущий голос!
У меня даже сомнений не было в том, что именно этого мужчина и ждал, готовый задевать меня каждую секунду, словно мой огонь согревал его изнутри.
О том, что я отчетливо ощущала его возбуждение я старалась не думать…кто его знает! Может он всегда был возбужден? И я тут была вовсе не при чем! Мало ли на свете озабоченных маньяков!
— Что тут пробовать? Раз сказала, что без глаз останешься — значит так и будет!
Может я бы и не кинулась на него! По крайней мере, сразу.
Но этот наглец встал посреди комнаты, расставив свои ножища и раскинув руки в стороны в приглашающем жесте, мол, вот он я, красавчик.
Разве можно было устоять?!
И не треснуть ему промеж глаз!
Ну. _.или хотя бы попытаться.
Пару — тройку раз.
А может четыре-пять…
В общем, после седьмого раза я уже не считала, с разъяренным визгом размахивая сковородой, которая с каждой неудачной попыткой становилась все тяжелее и тяжелее в моих руках, и все еще стараясь попасть по этому мужлану!
Хрен с ними с глазами!
Хоть бы куда-нибудь уже попасть!
Хотя бы по локтю заехать и оставить синяк, или по коленке!
О большем видимо можно было уже и не мечтать. пока этот тип от души развлекался, не меняя положения своего огромного тела и просто переступая из стороны в сторону, словно был приведением, которое я никак не могла уловить.
— Да чтоб тебя ей-богу!!! — устало откинув от себя сковороду, я потерла онемевшие ладони, с трудом сжимая и разжимая пальцы.
Не молот Тора, конечно, могли бы придумать кухонную утварь и полегче, но с дополнительной убойной силой для таких вот мероприятий, чтобы один раз огрел и второго желания шутить у мужчины уже просто не возникало после перелома со смещением или парой выбитых зубов!
Но что я поняла наверняка после первого незабываемого «свидания» с этим громилой, так это то, что силой его не победить.
Можно только сильно удивить и воспользоваться ситуацией.
Главное, чтобы после этого я не стала бы обязанной взять его в мужья за непристойное поведение…
Нет, раздеваться я больше не планировала.
И без того его «дружок» весьма убедительно торчал из бедер мужчины, очень непрозрачно намекая, что мужлан в полном восторге от происходящего и моих попыток снова одолеть его.
— Попробуешь еще? — широко улыбнулся Бер, явно желая заполучить второй раунд, если не со сковородкой, то чем-нибудь другим, вероятно, пока не чувствуя, что я замышляю кое-что другое.
Никакого рукоприкладства в этот раз!
И никаких сподручных средств!
— Какой смысл пробовать, если ты как гора? — тяжело выдохнула я, окидывая прищуренными глазами громилу, когда он довольно хмыкнул, наконец опуская свои ручища вниз и кажется расслабляясь, даже если пробасил:
— Не думал, что ты так быстро сдаешься, Облепишка. В тебе столько огня полыхает, что можно весь лес обогреть без особо труда, — он смело шагнул ко мне, преодолев расстояние так быстро, что я на секунду растерялась и оторопела, когда он стал возвышаться надо мной, выдохнув так, что я ощутила его дыхание на своем лице, — Знаешь, в нашем лесе весной цветут оранжевые цветы. Хрупкие и нежные, но такие яркие, что, кажется будто стоит коснуться пальцами лепестков и ты получишь ожог. Их называют Огонёк. Думаю, тебе бы очень подошло это имя…
Я застыла, в какой-то момент даже задержав дыхание оттого, что впервые ощутила его рядом с собой так близко.
Ощутила собственным телом его жар и медвежью силу в крови, от которой ноги хотели подогнуться, если бы только не мой характер и врожденное чувство полного неповиновения.
Нельзя было поддаваться этим эмоциям!
Нельзя!
Я уже наступала на эти грабли…и упаси меня боже сделать это снова.
Поэтому я сжала кулак до такой степени, чтобы мои короткие, но все таки довольное острые коготки впились в ладонь, кусая болью и возвращая на бренную землю.
Пусть будет боль физическая, но ни за что больше я не позволю причинить мне боль душевную!
Во мне и без того осталось половина сердца после смерти папы, и я не смогу стоять на ногах твердо, если оставшаяся часть сердца будет разбита.
Вскинув голову, я нахально и смело всматривалась в его желтые глаза, видя, как в них снова разгорается веселье и полный восторг, оттого что он в очередной раз смог зажечь мою кровь, как бы примирительно и ласково не говорил.
Он был такой теплый.
Душой и телом.
Что сложно было держать себя в состоянии колючего ежика перед ежесекундным боем.
Но я не собиралась сдаваться!
— А меня вполне устраивает свое имя, ясно, — тихо, но все таки довольно воинственно проговорила я в ответ, смерив его демонстративным взглядом и чуть вскидывая брови, чтобы продолжить, — Да и вообще, кто бы мне тут говорил про имена. Разве пристало Берсерку рода Бурых носить имя ненавистных Кадьяков?
Он растерялся.
Честно!
В его глазах промелькнуло что-то такое невообразимое и даже трогательное, что можно было бы прикусить язык и попросить прощения за свои спова, вот только шанс уложить его на лопатки был только один.
И прямо сейчас!
Я была в курсе, что он тяжелее, сильнее и все такое — это было очевидно — но ведь и слона можно завалить, если правильно стреножить!
Такой прыти Янтарь от меня не ожидал, когда я пушечным ядром кинулась на него, буквально протаранив своей головой в живот и прилагая весь свой вес, чтобы он пошатнулся и все таки с грохотом повалился на спину…проломив собой часть стены, которая с трудом держала и без того покосившейся домик!
— Если хочешь быть сверху, можно было просто сказать, — широко и восторженно хохотнул великан, обхватывая меня своими горячими ручищами, когда я оказалась лежащей на нем, практически утыкаясь носом в его пупок и понимая по собственным ощущениям тела. что своим выпадом я снова сделала тотальную промашку и никаким образом не заработала себе жирный плюс в копилку под названием «победить великана»!
Я лишь возбудила его еще сильнее, ощущая это теперь не только своим нюхом, но и собственным телом!
Мало этого, так еще и дом затрещал и покосился сильнее, отчего я с визгом барахталась на его большом теле, запутавшись в собственных распущенных волосах, и вопя:
— Доооом! ДОООМ!
Впрочем, меня волновал не столько он сам, хотя жаль было терять это прибежище, сколько то, что если крыша рухнет на нас, то я то может еще и останусь жива, пусть даже с дыркой в затылке, а вот моему крохе не выжить!
Самое удивительное, что он притих, словно прислушиваясь к тому, что происходит за пределами его маленькой спаленки, а потом заплакал так тонко и жалобно, словно понял, что опасность близко, отчего мое сердце оборвалось и застонало.
Но это придало мне сил, когда я вскочила с распластавшегося Янтаря, в первую секунду заметавшись, потому что не знала — нестись ли мне сразу за малышом или к проломленной стене, где теперь явно не хватало бревен, отчего она могла сложиться окончательно!
Логика победила в считанные секунды. когда я поняла, что ни моего роста, ни моих силенок не хватит, чтобы я смогла удержать стену!
— Стена! Держи! — вскрикнула я Беру, который неспеша приподнялся на локтях, провожая меня своими горячими желтыми глазами и кажется еще не совсем улавливая сути происходящего, ибо всё сосредоточение его шальных мыслей очевидно было не в верхней голове, а та, что на метр ниже!
— Ты сломала, ты и держи, — усмехнулся он медленно, весело полыхнув своими жадными глазами, которые смотрели на меня так открыто, и ничего не скрывая, что я снова оторопела, пискнув:
— Что?!
От его смеха, такого низкого, раскатистого, но при этом совершенно плюшевого и заигрывающего. честно признаюсь, что я снова растерялась, даже если старалась не подавать вида, а еще того, что именно такой тембр затрагивал внутри меня что-то такое, отчего становилось горячо…
— Шучу-шучу! Ясно же что ты еще не доросла, чтобы удержать крышу дома…
Дальше я уже ничего не слышала, кинувшись к малышу, который продолжал хныкать жалобно и протяжно, словно подвывая, чтобы достать из его импровизированной кровати, похожей больше на гнездо и как можно быстрее вынести туда, где было безопаснее всего. Рядом с Янтарем.
— Знаешь, когда ты ко мне привыкнешь, нам потребуется дом из камня, — усмехнулся он, стоя теперь у стены и подпирая своими огромными ручищами верхние балки, на которых собственно и держалась крыша, — Если я не разнесу дом в щепки, то ты точно сломаешь всё, что только найдешь, Клубничка!
Нет, эта его самоуверенность была просто выше луны и постоянно кусала меня за то самое горячее место, от которого я становилась неуправляемой язвой и самым криворуким из всех нападающих ей-богу!
— Можно подумать я собираюсь с тобой жить! — фыркнула я, осторожно прижимая к себе малыша, и косясь на великана, почему то уверенная в том, что пока он держит крышу, то здесь нам ничего не грозит.
— Конечно, собираешься, просто пока еще не понимаешь этого.
— Интересно узнать, кто меня удержит!
Его красноречивый взгляд и чуть приподнятые брови были круче любого ответа, на что я лишь демонстративно закатила глаза, все таки успев заметив, как Янтарь, стал серьезным, тщательно осматривая конструкцию из бревен, и бормоча себе под нос:
— Дааааа….нам бы сюда пару бревен покрепче. А еще лучше Тумана и Урагана с инструментами.
— Только Тумана для полного счастья мне и не хватало… — пробормотала я устало, не в силах понять, каким образом еще можно объяснить этому мужчине, что я должна быть одна. Только я и мой ребенок.
…Потому что я приносила много проблем и бед всем.
Потому что не могла позволить своему сердцу размягчиться и поверить в то, что могу рассчитывать не только на себя.
А рядом с этим мужчиной держать себя в руках и верить в то, что я кремень было очень тяжело.
От него веяло этим теплом и невероятной силой, за которую хотелось спрятаться, сворачиваясь в клубочек и подставляя свои ладошки для его нежности.
Рядом с ним хотелось быть послушным рыжим котенком, а не бешеной лисой, которой постоянно приходилось что-то выдумывать, чтобы оттолкнуть его от себя так далеко, как только получится.
Но самое обидное, что он никак не уходил.
Даже не злился!
Ну, вот и что с ним было делать?…
Ведь это по моей вине сломалась стена. По моей вине ему теперь приходилось корячиться в попытках сделать хоть что-нибудь, чтобы домик не рухнул!
И я сама буду виновата в том. если останусь без этого пристанища…
А он?
Он снова не злился!
Что-то бормотал себе под нос про нехватку рук и крепко держал стенку. пока я закутала малыша в свою кофту поверх тонну пеленок и меха, осторожно выходя в тихий лес на тот случай, если что-то пойдет не так.
Этого громилу крыша точно не убьет, максимум — шишек заработает, а вот мы с крохой могли пострадать.
Впрочем, и замерзнуть тоже могли!
На дворе был не май месяц, к сожалению, а медвежьей крови во мне было слишком мало, чтобы она грела с такой силой, как у настоящих Беров.
Может, сказывалось еще и то, что я была девушкой-Бером, не знаю. Среди моего окружения я была одна такая, и себе подобных женского рода не видела. А папа мог расхаживать зимой в одной рубашке на голое тело и от мороза не ёжиться, даже если и не был чистокровным.
Жаль, я была не такой…
Не такой сильной, смелой, не такой уверенной в себе.
Я не была сейчас уверенной даже в том, что смогу воспитать моего кроху, сидя на каком-то заснеженном пне, прижимая его к себе и стараясь не дрожать так сильно. чтобы не разбудить.
Самое забавное, что кроха притих.
И ведь не спал.
Смотрел своими красивыми глазками по сторонам, с большим удивлением пристально рассматривая широкие пушистые ветви вековых хвойных, которые опускались к земле от обилия снега на них.
Но впервые за долгое время не кричал и хныкал протяжно и жалобно. И я боялась сделать даже лишнего вздоха, чтобы не потревожить его покой. И мой тоже.
Вернее будет сказать. что покой всего леса!
— Вы чего там притихли?
Я бросила убийственный взгляд на мужчину, который продолжал заниматься исключительно домом, и, к сожалению, ничего из моих манипуляций не увидел, но вот его бас мог поднять даже контуженного из могилы!
— А можно потише?!
Он обернулся на меня, посмотрев недоуменно, но весело сквозь пряди своих вечно растрепанных волос, чтобы широко улыбнуться и подмигнуть:
— Нельзя! Я всегда так говорю.
— Лучше молчи тогда!
— Ты еще нашего Отца не слышала! Вот где уши в трубочку сворачиваются! При чем, не только от обилия громкости!
Он рассмеялся, распластавшись по стене, словно человек-паук, оттого, что пытался удержать верх двумя руками и при этом еще пододвинуть ногой к себе рухнувшие балки, сгребая за собой и снег и землю.
И, честно говоря, я хотела хохотнуть и поделиться ехидно тем, какой именно частью своего большого тела он смог бы себе помочь вместо третьей явно недостающей руки, вот только почему-то проглотила все слова, уставившись на него, пока он не видел.
Пока Янтарь работал, я могла словно маленький воришка украдкой наблюдать за ним, впервые видя его тело в полной красе.
Огромное, мускулистое, с золотистой кожей и тугими выпирающими мышцами. от которых сложно было отвести взгляда. Даже его кожа словно излучала тепло и мягкий свет, отчего к ней хотелось прикоснуться кончиками пальцев, чтобы ощутить его тепло. Чтобы его аромат остался на моей коже и согревал своим теплом каждый раз, когда я буду чувствовать себя одинокой и раздавленной.
— …И почему только ты такой? — прошептала я скорее себе, чем кому-либо. позабыв даже про то, что до этого замерзала, вздрогнув, когда Янтарь, пробасил как всегда весело и задорно:
— Громкий? Харизматичный? Сексуальный? Возбуждающий?
Громко фыркнув и позабыв о том, что мне и самой не мешало бы вести себя потише, я тут же парировала:
— Наглый! Самоуверенный! Прилипчивый!
И снова он не обиделся ни капли, весело рассмеявшись и покосившись на меня своими задорными желтыми глазами лишь секунду, принявшись подпинывать к себе ближайшее рухнувшее бревно.
— Знаешь, а ведь ты уже начинаешь ко мне привыкать, Малинка.
— Ты делом занимайся! Не болтай попусту!
Янтарь хохотнул, но все таки промолчал, последовав моему совету, пока я снова перевела взгляд на него, наслаждаясь моментом полной тишины и, что уж кривить душой, шикарным видом сзади.
Оххххх, а еще говорят, что только мужчины пялятся на грудь и попу!
Точно вам говорю, если вы еще ни разу не проводили восторженными взглядами мужчину. то просто перед вами не ходили Берсерки! Голые! Впрочем, одетыми они были не менее впечатляющими!
И это я думала, что у меня есть прививка от этого бешенства, в силу того, что я с детства видела Беров, в том числе, в чем мама-медведица заделала.
Ан нет!
Теперь и мне приходилось нелегко, когда своим задом крутил такой Бер, которых мне видеть еще не приходилось.
Знаете фразу «попа, как орех»?
А видели такое своими глазами в радиусе пары метров?
Вооот!
Кто видел, тот поймет мое состояние в точности до напряжения в пупке от попыток не смотреть в его сторону, пока глаза скашивались сами по себе, любуясь даже ямочками на пояснице.
Ей-богу даже перед малышом было стыдно, что я так смотрю на голого мужика, пока кроха лежит в моих руках, пусть даже еще и не понимает эмоций своей неуравновешенной сестры.
— Господи, да сколько ж можно! — выдохнула, наконец я сокрушенно, недовольно поджав губы и имея ввиду свое состояние, а не то, что Янтарь не сдвинулся в своем фееричном ремонте ни на грамуличку и продолжал ковыряться ногой в снеге, распластавшись в позе великого мученика.
— Вообще то я бы с радостью доломал этот дом до основания, — криво улыбнулся Янтарь, когда я аккуратно положила малыша на пенечек, предварительно замотав его в свою кофту так, чтобы он не смог даже пошевелиться, и подошла к громиле, чтобы, наконец, помочь ему в попытках сделать хоть что-нибудь полезное, кроме рыхления земли пятками.
— Ломать — не строить.
— Просто тогда бы я забрал тебя и спиногрыза к нам, и мне не пришлось бы бегать к тебе каждый день, чтобы убедиться, что с вами всё в порядке, — пожал плечами Янтарь, при этом держа руки поднятыми вверх, отчего вслед за его движением крыша пару раз качнулась, а мне снова захотелось взять бревно и от всей души заехать ему по этому самому заду!
— Никуда не надо нас забирать! И никто не просит тебя бегать каждый день сюда!
Ничего с нами не случится! — рыкнула я воинственно, стиснув кулаки, но, понимая, что наше новое противостояние точно закончится полным разрушением домика, решила направить в этот раз свою бурную энергию так сказать в мирное русло.
Ну должен же был кто-то подать этому громиле несчастное бревно, которое он успел обвалять в мерзлой земле и снеге, пока пытался пододвинуть к себе!
Об одном только я не подумала — бревнышко было тяжелее, чем я предполагала!
А на вид вроде такое тонкое, не внушительное.
Но вот когда я решительно склонилась над ним, обхватив двумя ладонями, то поняла, что скорее мой позвоночник частями стечет прямо в попу, чем я смогу его приподнять от промерзшей земли хотя бы на пару сантиметров.
— Ты что там задумала, Клубничка? — Янтарь пытался обернуться и увидеть меня, что получалось у него не слишком-то успешно, учитывая то положение, в котором он стоял, но слыша по моему натужному сопению, что строитель с меня никудышный, как и помощник, — Брось это дело! Не насилуй пупок!
— …не подниму, так хоть согреюсь! — сипела я, ворочая на земле бревно под смешок мужчины:
— Аятебе мечтал предложить другой способ погреться!
Мне даже поворачиваться не надо было, чтобы понять, о чем именно говорил великан судя по голосу, который при всей его теплоте и веселости в эту секунду стал отдавать такими низкими, бархатными нотками, словно меня укрыли изысканным бархатом, к которому хотелось прикасаться руками до полного чувственного наслаждения.
И знаете что самое страшное?
Я смутилась вместо того, чтобы снова показать свои зубки и попытаться укусить, неожиданно представив, как должно быть уютно, безопасно и горячо может быть в этих ручищах.
Как можно спать рядом с ним, не боясь проснуться от любого шороха….и не только спать!
От последних видений, которые ярко вспыхнули в моей голове, я умудрилась даже покраснеть, надеясь лишь на то, что он ничего не заметит, пока мы стояли спинами друг к другу.
Вот только надеялась явно зря, снова позабыв о том, что его обоняние не шло ни в какое сравнение с моим, когда услышала низкий раскатистый звук, похожий на что-то среднее между рычанием и мурлыканьем, мысленно выругавшись и покраснев еще сильнее.
— Ты тоже чувствуешь это, да? — промурчал мужчина, на которого я была пока не в состоянии обернуться и посмотреть, чтобы встретиться с его глазами, где было словно расплавленное золото, поражаясь в который раз тому, как такой низкий и раскатистый голос может не пугать своими басами, а ласкать каждой буквой, доводя до состояния мелкой дрожи.
— Что?.. — хрипнула я, так и, застыв попой кверху и опираясь на бревно.
— Бабочек в животе.
— Предпочитаю жить с тараканами в голове и только. Прочего зоопарка мне не нужно, — усмехнулась я криво и нервно, слыша его ласкающий чувственный смех за своей спиной и прекрасно понимая, что своих эмоций мне не скрыть.
Какое то время мы молчали, думая каждый о своем, когда, наконец, Бер выдохнул так, словно сдался:
— Не пытайся его поднять, просто попробуй докатить до меня, дальше я справлюсь.
Собственно, на этом наша работа пошла более слаженно и быстрее, когда я смогла докатить по очереди все выпавшие бревна, а Янтарь вставить их обратно, правда под углом, чтобы эти бревна смогли и дальше держать крышу.
— Если никого больше не уронишь на спину тараном, то ночь выдержит, — усмехнулся Янтарь, когда все было готово, собирая свои волнистые и вечно растрепанные волосы в шишку на затылке, и глядя на меня как всегда тепло и весело. пока я поправляла на себе кофту, даже немного согревшись после всех манипуляций и не сразу сообразив, почему мужчина вдруг посмотрел куда-то в лес, а затем кивнул мне на все еще молчавшего кроху и дом.
— Заходи. И не забудь про кабанчика, иначе он протухнет.
— Что?…
— Говорю, тушки умеешь разделывать? — чуть дрогнули в улыбке губы Янтаря, когда он сам вдруг прошагал до места, где спокойно лежал малыш, на удивление ловко и умеючи взяв его своими большими ладонями, и отдавая мне, пока я даже рта раскрыть не успела, что он прикоснулся к святому.
Лишь когда ближайшие ветки вдруг пошатнулись. роняя со своих мохнатых лап гроздья пушистого снега, я поняла, что манипуляции Янтаря были не напрасными, потому что из леса показалась девушка.
Высокая, статная, с пронзительными светлыми глазами….и рыжеволосая!
Ей-богу, будь она блондинкой с грудью пятого размера или жгучей брюнеткой по типу Анжелины Джоли, я бы на нее даже внимания не обратила, но рыжая!
РЫЖАЯ!
И почему только у меня было стойкое ощущение, что Янтарь любит именно таких?!
Как каких?
Рыжих, наглых, может даже немножечко драчливых, судя по тому, что он млел от каждого моего замаха и искренне веселился от каждой нашей фееричной встречи, которая обязательно заканчивалась если не травмами, то поломками разного вида!
И вроде бы бог с ней с этой рыжей, но…кем она ему приходилась?!
И почему окинула меня ничего не значащим взглядом, тут же переведя свои ясные глаза на голого Янтаря, чтобы чуть дернуть бровью, проговорив умилительно спокойно, но твердо:
— Идем. Мама Зои ждет только тебя.
Хоть бы приличия ради могла бы поздороваться!
Впрочем, и я тоже могла бы…но раз меня проигнорировали, сосредоточившись исключительно на мужчине — ХА! И еще раз ХА! Еще бы, черт побери! — то я не собиралась рассыпаться в любезностях, в тот момент очень отчетливо понимая, что она тоже полукровка, но сильнее меня.
Стоило хотя бы просто взглянуть на ее рост и телосложение, чтобы понять. что медвежьей крови в ее теле течет куда больше, чем в моем.
Но самым обидным было то, что Янтарь даже не попытался прогнать её!
Просто кивнул, спокойно и размеренно направившись вперед к заснеженным кустам, кидая мне через плечо и сверкнув своим солнечным взглядом:
— Если с кабанчиком сама не справишься, жди меня. Только выкини в снег под порогом, чтобы волки не утащили.
— Тогда до завтра! — жарко выпалила я, застыв. как вкопанная, когда он обернулся, услышав мои слова и вдруг улыбнулся широко. восторженно и таааааак… тааак, что мне почему-то стало нестерпимо горячо00000!
Янтарь ничего не сказал в ответ, просто подмигнул, проследовав за девушкой, которая скрылась в лесу, даже не посмотрев мне вслед.
Нахалка!
И кто она вообще?!
Какое она имела отношение к Янтарю, и с какого такого глобального перепуга могла им командовать?!
Скрипнув зубами так, что стало больно в деснах, я злобно прошагала в дом, тут же юркнув в спальню, чтобы положить кроху в его кроватку, когда малыш снова захныкал, сморщив свою круглую мордашку и оповещая весь лес, что период тишины и полного покоя окончен на неопределенное время. Снова!
А я то наивно полагала, что предыдущая ночь станет самой долгой и тяжелой в моей жизни!
Вот только куда там!
Малыш продолжал вопить на повышенных тонах, почему-то даже не пытаясь устать и уснуть, и выглядел хоть и не очень довольным, зато очень бодрым, в отличие от меня, когда после первой бессонной ночи вторая бессонная ночь наступила без отдыха и передышки, буквально размазывая меня по любой поверхности.
Раньше, когда течение моей жизни было мирным, размеренным и спокойным, а папа был рядом, я часто видела в интернете все эти рисунки и забавные изречения про кормящих мам. И просто МАМ.
Ну, о том, что не будет одиночества даже в туалете, и что теперь они умеют спать даже стоя, главное чтобы было к чему прислониться.
Знаете, раньше мне казалось это забавным и малоправдоподобным.
Но сейчас я понимала их ТАК, что хотелось просто выть и рыдать от собственной беспомощности.
Я не могла уснуть, потому что мой карапуз не спал, и не могла его успокоить, чтобы он уснул сам и дал хотя бы прикрыть на часочек глаза мне!
Просто какой-то безумный замкнутый круг на выживание!
Но мало мне было этих проблем, так еще и из моей шальной головы никак не выходил образ той рыжеволосой высокой девушки, которая в наглую увела моего Бера!
Взяла и увела!!
Лишь на одно я надеялась, думая, что должна же быть в этом мире хоть какая-то справедливость, что фраза «мама Зои» относилась к ним обоим.
Не то, чтобы Янтарь и та девица были похожи…
Честно говоря, не похожи совершенно ни чем!
Но ведь родственники могут быть не только родными?
Может это какая-нибудь сестра троюродного дяди по линии двоюродного дедушки со стороны мамы-медведицы? Восьмая вода на киселе, но родственница, а не возможная покусительница на чью-то печёнку и член.
— Господи! Ну, тебе-то что?! — шипела я собственному отражению — бледному и с припухшими веками от недосыпа — в запотевшем стекле, шатаясь от усталости и собственных мыслей, которые никак не хотели покидать моей бедной головы, — Пусть она хоть жена его! Чего ты вцепилась в этого варвара, словно он твоя личная собственность с клеймом на заднице?!
Думаете, это помогало?
Неа…
Кстати, а ведь он на самом деле притащил кабана.
Почти живого!
Ну, вернее уже мертвого, но видно, что еще очень свежего!
Скорей всего поймал и загрыз как раз перед приходом ко мне, и это было очень мило с его стороны, потому что цветы, конфеты и шампанское — это для людей!
Истинный же Берсерк будет проявлять свою заботу вот так — он будет молча крутиться рядом, всегда…
Я тяжело вздохнула, потерев переносицу и сокрушенно качая головой.
Мне нельзя скатываться в это снова.
Любовь, отношения, эмоции — в них не было ничего, что принесло бы мне радость, что оставило бы меня твердо стоять на ногах и не вздрагивать от каждого шороха за спиной.
Что принесла мне моя любовь, кроме разрушения и вечного бегства?…
Ничего…
Но я старалась не думать о том, почему вместо того, чтобы взять себя в руки, найти нож и разделать тушку кабана, заготавливая мясо на будущие дни, которые скоро станут еще холоднее, я держала в голове его слова о том, что он придет и поможет, если я не умею.
Я ведь все прекрасно умела.
Но в этот раз повела себя глупо и самонадеянно, надеясь на того, кого совершенно не знала, словно оставляя ему под порогом дома приглашение на еще один визит.
Господи, что же я делала…
Конечно, все можно было списать на банальную усталость и нервотрепку последних дней, но только я прекрасно знала, что это все глупости — я на самом деле хотела, чтобы он пришел снова.
Я даже не знаю, в какой момент я все таки уснула совершенно обессиленная и выжитая, как долька лайма, прислонившись лбом к люльке малыша, сидя на полу, и вздрагивая всем телом, оттого, что вдруг почувствовала, что больше мы не одни в домике.
Мое состояние было просто ужасным, когда от этой усталости порог моей стрессоустойчивости и наблюдательности снизился до уровня «под плинтусом», и это в то время, когда я всегда должна быть в полной боевой готовности!
Я пыталась подскочить с затекших ног, покачнувшись и чуть не рухнула обратно, если бы не горячая волосатая ручища, которая легко подхватила и аккуратно поставила меня на ноги.
— Янтарь… — хрипло выдохнула я. впервые произнося его имя своими губами, и ощущая вкус каждой буковки, которая была такая же теплая и терпкая, как и обладатель этого имени.
Скованно обернувшись, я обомлела и растерялась, увидев этого варвара с вечно растрепанными волосами полулежащим на единственной целой кровати, которая ему была явно коротковатой с моим малышом, что сладко спал на его обнаженной груди, тоже совершенно голенький!
— Это что ещё?!
— Тесссссс! — мужчина прошептал, прикасаясь указательным пальцем к своим мягким губам, делая это так, что я на самом деле замолчала, выпучив глаза и подавившись словами, которые почему-то вылетели из моей головы.
Тааааак срочно надо просыпаться, иначе со мной творилось что-то странное!
Но в мыслях шальными сусликами в период спаривания бегало лишь осознание того, что он здесь. Рядом. В мой маленькой спальне. И на моей маленькой кровати.
— Ты зачем взял его?! — шикнула я хоть и яростно, но все таки шепотом, упираясь кулаками в бока и расставляя ноги в боевой стойке, даже если понимала и прекрасно видела, что карапуз доволен, как никогда за первый день своей жизни.
Распластавшись на обнаженной мужской груди весь, словно утренняя звезда, раскинув свои маленькие ручки и ножки, он спал так крепко и сладко, что даже сопел, приоткрыв свои пухлые губёшки, впервые за все то время, как был рожден.
Тишинааааа!
Стояла такая тишина, что в голове, наверное поэтому звенело.
— Решил, что пора сделать перерыв, и дать обитателем леса поспать хоть пару часов, — криво улыбнулся Янтарь, положив свою большую широкую ладонь на спину малыша и закрывая его почти полностью, за исключением головки, — Давай, малинка, ты тоже ложись и выспись, пока есть возможность.
Я уставилась на него, оторопев и медленно моргнув, видя, как великан похлопал свободной ладонью по месту рядом с собой, приглашая прилечь под его горячий золотистый бок, где будет тепло и уютно. А еще безопасно.
Мысленно, я пыталась придумать хоть какой-нибудь язвительный ответ с отказом, но мозг просто отказывался работать, потянув свои призрачные ручонки в сторону кровати, когда единственное, что я смогла выдохнуть, оказалось:
— …мы там не поместимся все вместе…
Янтарь улыбнулся тепло и обезоруживающе, спокойно и осторожно отодвигаясь на самый край скрипящей кровати, чтобы освободить мне место рядом с собой.
— Я знаю, что ты сильная и смелая, а еще очень независимая, — примирительно улыбнулся он, конечно же, ощущая все мои противоречивые эмоции, — Но спать нужно даже рыжим воительницам. Давай.
Слушайте, а можно сопротивляться тому, на чем сошелся белый свет?..
Например, можно кормить тигра месяц одними яблоками. а потом показать ему кусок сочного мяса и сказать: «Иди, гуляй куда подальше»?
Или сидеть на диете из одного кефира, а потом вдруг узреть целый тортик, который будет только твой?
Можно было бы конечно гордо вздернуть нос, и лихо шлепнуться прямо на пол, главное, что было тихо и была реальная возможность поспать, но…
Гори оно все синим пламенем!
— Руки не распускать! — шикнула я, все таки с демонстративным недовольством прошлепав до кровати и цветущего Янтаря, чтобы шлепнуться как блин со сковородки на кровать под его большой, теплый благоухающий бок, поворачиваясь спиной, и сонно потыкав пальчиком вниз, на его бедра, — …и дружка своего тоже держи при себе!
— Я ведь на спине лежу, не змея же он, чтобы до тебя в таком положении добраться! — хохотнул Янтарь, тут же ловко просунув свободную руку под меня, чтобы прижать к своему боку.
— Я же сказала!
— Считай это спинкой кровати и не больше. Я просто держу тебя, чтобы ты случайно не свалилась.
И мне бы дернуться, хотя бы укусить его для пущей убедительности, чтобы больше ничего подобного он себе не позволял, но рядом с ним было так хорошо, что я лишь сонно и протяжно выдохнула, тут же погружаясь в сон такой долгожданный и крепкий, что отдала бы за него всю еду!
Надеюсь, я не храпела, впервые за последние недели уснув так же крепко, как и мой карапуз, даже если лежала не на мощной груди самого теплого и терпеливого из Беров, а блаженно утыкаясь носом в сгиб его руки, что легко обнимала меня, не давая свалиться с кровати, даже если я не была уверена, что в принципе хотя бы раз пошевелилась за все то время, что спала.
А еще говорят, что Рая не существует!
Вот он!
Большой, теплый, волосатый, с необычными глазами и обворожительной улыбкой, которая может с легкостью согреть или оглушить своей варварской сексуальностью!
Рай, в который так отчаянно хотелось верить. что он не рассеется с приходом нового морозного утра и не испугается трудностей, которые преследовали меня со дня смерти папы…
Впрочем, мечтать об этом было бы слишком смело и безрассудно.
Но я никак не могла найти в себе силы, чтобы подняться, окутанная его теплом и ароматом, лишь плотно сжимая веки и пытаясь сделать вид, что я все еще сплю.
Как же сладко было рядом с ним!
Как же чудесно было ощущать его силу каждой клеточкой своего тела!
Как давно я не чувствовала себя хрупкой и защищенной…и как же хотелось чувствовать это так долго, как только было возможно в этой ситуации.
— Ты рано проснулась, облепишка. Поспи еще…
Его теплая большая ладонь легко и мягко погладила меня по плечу, когда я вздрогнула, окончательно выдавая себя, даже если в очередной раз поняла, что обвести его вокруг пальца не получится.
Он и, правда, чувствовал любую мою эмоцию так остро, что меня это начинало пугать.
Как бороться с тем, кто чувствует тебя гораздо лучше, чем ты сама?
-..а где твои клыки? — прошептала я, не открывая глаз и не пытаясь встать с постели, ощущая, как лежу на его мощном твердом плече, и думая о том, что пусть весь мир остановится и подождет, пока я в его руках, впервые такая податливая и смирная, что, кажется это понял даже Янтарь, не шевелясь и дыша глубоко, но урывками.
— Их нет.
— С рождения?
— Да.
Я чуть приоткрыла глаза, смотря на комнату в тонких лучах мягкого света. которые пробивались из-за занавешенных одеял и занавесок, ощущая себя так странно, но так уютно.
Этот дом не был моим, эта комната принадлежала другой девушке, но мне было так хорошо здесь, словно моя душа отдыхала и дышала спокойно и ровно впервые за очень долгое время.
С тех пор, как умер папа, мне не было покоя.
Ни одного дня, ни одной секунды.
— Как так вышло?…Ты ведь такой же большой, как чистокровные.
Янтарь усмехнулся, но даже тогда не пошевелился. продолжая одной рукой удерживать легко меня, а другой укрывать все еще спящего карапуза, который продолжал сладко сопеть почти по Беровски.
— В моем роду был один Берсерк. рожденный не от медведицы, а от женщины. Она дала нам эти глаза, цвет кожи и отняла клыки на все следующие поколения.
В этот раз Янтарь пожал плечом, на котором я лежала, отчего я слегка сползла головой, а он спустился вниз вслед за ней, чтобы снова подложить свое плечо вместо подушки, что было так…мило.
— Говоришь так, будто не злишься на нее, — пробормотала я почему-то смущенно. думая о том, как должно быть страшно для истинного Берсерка лишиться того, что все называли чистой кровью.
Из рассказов папы я знала, что осталось всего два рода. где по прежнему поддерживали чистоту своей крови, но поэтому были самыми опасными и непомерно сильными — род Полярных и род ненавистных Кадьяков о чей жестокости и кровожадности ходили такие истории, что кровь стыла в жилах!
Только если раньше я воспринимала это детскими страшилками, то теперь понимала, что каждое ужасающее слово в тех историях была правдой.
— Не злюсь, — проговорил Янтарь непривычно приглушенно, мягко и спокойно, когда в его голосе не было уже привычных моему слуху рычащих ноток и того лукавого веселья, которое всегда солнечными золотыми бликами отражались в его глазах, — Мой дед рассказывал, что та женщина была удивительной души и видела мир духов. Она была из индейцев, а они по особенному относятся к природе и миру вокруг себя. Поэтому когда увидела перед собой Берсерка, то не испугалась и не кинулась бежать от медведя, а стала гладить его и разговаривать, понимая, что внутри зверя есть и людская сущность. Думаю, что мой предок влюбился сразу же. как только она коснулась его…
Не знаю почему я улыбнулась мечтательно и наверное очень глупо. видя буквально перед собой прекрасную девушку с необычной внешностью — хрупкую и нежную, с прямыми иссеня-черными волосами, золотистой кожей и глазами цвета янтаря. которая приручила зверя одним лишь касанием, став его женой и возлюбленной.
-..И Что с ней стало потом? — прошептала я, не поворачиваясь, но продолжая лежать на согревающем плече, ощущая спиной его мощный большой бок, от которого шло такое тепло, что был не страшен никакой мороз за стенами этого дома.
— Умерла при родах, выносив сына.
— Твоего дедушку?
— Прадеда. И даже если с тех пор в нашем роду все Берсерки были рождены одними медведицами, у каждого рожденного Бера ее глаза.
— Красивые глаза, — улыбнулась я, ощутив, как от тела Янтаря пошел жар, который разносился по моей коже гусиной кожей, и заставлял выпасть от плена сонной неги в реальность, где я лежала рядом с ним на одной узкой кровати, искренне наслаждаясь не только его присутствием, но и ощущением мужского тела — огромного и прекрасного.
Главное сейчас было не зацикливаться на этом, зная уже наверняка, что Янтарь почувствует все до последней моей даже самой маленькой и скрытой эмоции!
— …. Только почему Янтарь? Разве это не имя рода Кадьяков? Тебя могли бы назвать Солнечным например…
Наверное, мне показалось, что мужчина придвинулся чуть ближе и его рука обхватила сильнее, осторожно, но настойчиво оттаскивая меня от края кровати, где до этого мне вполне спокойно и удобно спалось все это время, отчего я тяжело сглотнула, вдруг подумав, что его ароматная золотистая кожа стала буквально гореть под моей щекой, когда он проговорил хоть и приглушенно, но завораживающе хрипло, отчего рычащие и мурлыкающие нотки сплелись воедино:
— Боюсь, что во мне течет слишком горячая кровь для рода Бурых…
Я бы усмехнулась едко и недовольно, выказывая всю свою нелюбовь к роду Кадьяков в очередной раз, даже если Янтарь и без особых напоминаний знал это наверняка, если бы не растерялась, захлопав глазами и проснувшись теперь окончательно.
— Мы же договаривались! — зашипела я тихо, чтобы случайно не разбудить малыша, который впервые спал так сладко и так долго, чувствуя. как рука Янтаря, обнимающая меня до этого легко и непринужденно. сжалась и опалила своим жаром.
— Я наших договоренностей не нарушаю, — раздалось за моей напряженной спиной его урчание такое сладостное и низкое, что захотелось застонать самой ей-богу, — Удав тебя не трогает, и мучается в гордом одиночестве.
— Ну, я же чувствую! — снова шикнула я излишне нервно, потому что начинала понимать, что вся моя бравада держится сейчас на чистом адреналине и нечем больше, потому что меня к нему тянуло так, что стыдно было себе признаться!
Но самое страшное и обидное, что ведь и Янтарь это чувствовал очень отчетливо, так же как и я — его горячее терпкое возбуждение, которое витало вокруг меня кусающим жаром его большого тела.
— Что чувствуешь? — промурлыкал он, вдруг поворачиваясь на бок, и буквально придавливая меня одним своим большим горячим боком к скрипящей кровати, которая явно с трудом выдерживала наш общий вес, но стойко продолжала стоять.
— Чувствую, что спать ты не хочешь!
— Очень даже хочу — его низкий, бархатистый голос раздался так близко, что я ощутила горячее дыхание на собственном плече, попытавшись дернуться и выбраться из его рук при чем так, чтобы не разбудить кроху.
Если бы не малыш, я бы заехала этому варвару локтем в бок, а потом пнула бы еще, чтобы поспешно выползти из-под него, пока он не придавил меня своим весом окончательно, и не запутал мой мозг своим жаром, в который хотелось окунуться с головой и позабыть про все свои беды, трудности и страхи.
— Кажется, у нас с тобой очень разные представления о сне!
Он усмехнулся все так же сладко и томно, и будь я в плену его необыкновенных глаз, то, гореть мне в Аду, сдалась бы на его милость! Но видимо бог уберег от этих глаз, потому то я пыталась вылезти из-под его руки, начиная потеть от этого нелегкого дела, в конце-концов снова зашипев и кусая его за руку:
— На тебе! Хоть бы ребенка постеснялся! На тебе же лежит!
— И ты на меня ложись.
— БОЛЬНОЙ ЧТО ЛИ?!
Когда малыш зевнул, мы застыли оба в тех позах, в которых были, как в той детской игре, где море волновалось-волновалось, а потом все морские фигуры должны были застыть!
И море у нас было маленькое, но такоооосое волнительное, что я даже дышать перестала, чтобы только не потревожить малыша в надежде на то, что может он снова уснет.
Одно хорошо — и Янтарь застыл, потеряв на секунду свою бдительность и принявшись поглаживать своей большой рукой крохотного малыша на своей груди, когда я выскользнула из-под его руки, тут же плюхнувшись ничком на пол с характерным звуком летящего блина на скорости света, который пролетел мимо сковороды — ШЛЮП!
— Ты там, в порядке? — глухо, но весело усмехнулся Янтарь с кровати, все еще не шевелясь, пока я собиралась ползти до выхода. чтобы хотя бы на пару минут выпорхнуть на морозный воздух и привести свои расшатавшиеся нервы в порядок.
— Вот сейчас принесу сковородку, и сам узнаешь!
— Лучше бутылочку принеси, мелкий скоро проголодается, а если успеет выпить молоко во время сна, то есть шанс, что еще немного поспит…а мы погреемся.
— ….погрею! Еще как погрею, дай только сковородочку возьму! — шипела я, как можно тише выходя из комнаты и почему-то не сразу думая о том, что оставляю самую большую драгоценность в руках этого варвара.
Страха не было.
Может зря?
Но почему-то видя то, как сладко и мирно мой малыш спит на его огромной жаркой груди, в моей голове не было даже мысли о том, что он может сделать что-то плохое, пока меня нет в комнате.
Кажется, его тепло начинало плавить и мои мозги тоже, что было вовсе не хорошо, поэтому прежде чем кинуться на полуразрушенную кухню, где под самой крышей теперь была дыра, откуда летели кусающие и жалящие снежинки вместе с завыванием ледяного ветра, ссыпаясь в аккуратную кучку под покореженной стеной, где шаткие бревна торчали почти крест накрест стараниями Янтаря, для начала мне нужно было прийти в себя.
Охладить свой пыл и остудить тело от ароматного жара. который обволакивал меня, даже если я была не рядом с Янтарем.
Я вдыхала и выдыхала холодный воздух, чувствуя, как дрожь пронеслась по телу, оттого что стало холодно.
В этом полуразрушенном доме только спальня была полностью безопасным и теплым помещением. Только там было уютно и хорошо.
Только туда хотелось вернуться. чтобы снова плюхнуться под бок Янтаря и уснуть блаженным сном…или вовсе не уснуть.
Ох, нет! Мои мысли до добра определенно не доведут!
— Сначала найти сковородку… — бормотала я сама себе, отчего в морозном воздухе выступал белесый пар, -..и начать с того, чтобы приложить ею себе по лбу!
Интересно, тогда мысли прояснятся?…
— Неа.
Я выронила тяжелую сковородку из рук с таким грохотом, что было ощущение, что сейчас помимо проломленной стены, которая держалась на честном слове и шаткой крыши, где теперь не хватало балок нашими стараниями, будет сломан еще и пол ей-богу!
— Ты зачем вышел?! — зашипела я, подскакивая так, словно меня только что ошпарили кипятком, и с трудом поднимая двумя руками орудие воспитания одного волосатого наглого типа, который пудрил мои мозги и никак не хотел отлипать, — Малыш остался совсем один!
— Он спит, и если проснется, то мы явно услышим, — улыбнулся Янтарь, вдруг сделав пару смелых шагов в мою сторону, отчего в первую секунду я смутилась, а во вторую поняла, что снова попадаю под его чертово солнечное обаяние, от которого становилось уже жарко.
И все было бы не так волнительно и страшно, если бы он не смотрел так обволакивающе…и не был при этом весьма очевидно возбужден!
— Еще один шаг и моя подружка тебя снова поцелует! И очень смачно! — рыкнула я, схватив свое орудие убийства и воспитания двумя руками и расставляя ноги пошире, чтобы было удобнее замахиваться.
Воительница я рыжая или мышь перепуганная?!
Если сказала, что двину — значит, двину так, чтобы из его солнечных глаз полетели солнечные птички!
Вот только жаль, что Янтарь этого не боялся совершенно, когда его ясные глаза сверкнули горячо, возбужденно и явно воодушевленно, а я поняла, что веселье только начинается, потому что этот варвар словно только этого и ждал мать его!
Еще как ждал, когда раскинул руки в своем коронном жесте, выгибая интересные резкие брови и делая шаг ко мне, всем свои видом показывая, что он не боится ни меня, ни моей подружки с ее «железным засосом»!
Ох зряяяяяя!
Понять не могу, как я не разбудила кроху, когда в буквальном смысле летала за свистящей сковородкой по всей полуразрушенной комнате, пытаясь двинуть этому смеющемуся наглецу хоть куда-нибудь.
Ей-богу, это уже стало просто делом принципа и чести — просто ПО-ПАСТЬ, потому что реакции Янтаря позавидовал бы сам Человек-паук, когда он по сути то и не двигался, просто разворачивая корпус под нужным углом, пока мне казалось, что вот-вот и я ему двину!
И так «казалось» мне пару десятков раз, за которые я просто вспотела и выбилась из сил, но продолжала упорно скрипеть зубами и махать своими онемевшими руками из стороны в сторону.
Проще было оживить кабанчика под порогом, чем попытаться поставить хоть царапину на этом огромном красивом теле, на которое я упорно старалась не отвлекаться, чтобы не растерять своего обычного воинственного запала.
Особенно, когда это тело весьма наглядно показывало свое хорошее расположение к твоей персоне.
Пожалуй, даже через чур хорошее!
— На сегодня хватит, — усмехнулся весело Янтарь, пробасив своим низким приятным голосом где-то над моей головой, ловко и непринужденно поймав одной рукой и крутанув, когда я была в очередном полете мимо него за своим орудием пыток, чтобы прижать одной ладонью к своему торсу, а второй без каких-либо усилий выхватить мою тяжелую «подружку».
Вот даже было обидно из-за того, что я тут выкладывалась на полном серьезе, строя из себя лихого вояку, а он только развлекался, как лев с неразумным ягненком!
— Мог бы хотя бы ради приличия дать даме один раз огреть себя! — выдохнула я хоть и устало, но все таки довольно нервно, слыша очередной его веселый смешок, и ощущая горячую ладонь, которая лежала на моем животе и явно не собиралась никуда уходить.
— Ладно! — вдруг хмыкнул Янтарь. скорей всего не видя, как распахнулись мои глаза.
Он согласился?!
И позволит сейчас вмазать себе сковородкой?!
— Делаем так ты меня целуешь, а потом можешь ударить, если снова не промахнешься! Но если ударишь, то целуешь еще раз в качестве лечения!
— Что?!
От его низкого, глубоко смеха, я всегда терялась…
Особенно, когда отчетливо слышала эти хриплые манящие нотки, которые весьма красноречиво показывали его возбуждение и страсть, даже если бы я не была прижата к его телу большой ладонью, и не упиралась бы ягодицами в то, что стояло и никак не хотело стать скромнее!
— Так значит договорились? — продолжил Берсерк хоть и весело. но так томно, что я снова начала отчаянно краснеть и пыталась не дать своим мыслям нарисовать все то, на что это тело было способно, когда попыталась вырваться из его руки, зашипев:
— Еще чего!
Он снова рассмеялся, явно предвидя мой ответ и выдыхая протяжно и наверное тяжело, словно пытался взять себя в руки, даже если не хотел сделать и попытки отпустить меня с миром.
Мало было этого, так Янтарь еще и склонился надо мной, касаясь кончиком носа моей полыхающей щеки и втягивая в себя воздух жадно и глубоко, на секунду застыв, словно аромат моего тела казался ему чем-то очень…вкусным.
— …только не ешь… — почему-то прошептала я, чувствуя себя в этот момент хрупкой и беспомощной в его ручищах, которые могли быть нерушимой защитой или обжигающим кольцом. из которого не выбраться.
— Не обещаю… — выдохнул Янтарь, когда его длинные пальцы сжались сильнее, и теплые губы коснулись моей щеки лишь на секунду, опаляя своим ароматом и жаром, прежде чем он чуть прикусил мою полыхающую кожу клыками, словно пытаясь оставить метку на мне, говорящую о том, что добыча уже занята, но еще не испробована до конца.
И пока добыча сопротивлялась из последних сил, а эта ясноглазая зверюга подбиралась все ближе и ближе, красиво кружа вокруг меня и ожидая часа, когда я буду готова и подана в румяной корочке, при чем ему даже тарелка не понадобится!
Я была уверена, что стоит только мне сделать пол шага назад, как процесс подрумянивания начнется сразу же без промедления.
Не знаю, откуда у меня взялась сила воли толкнуть мужчину локтем в живот.
Для него не существенно, конечно.
Все равно, что медведя укусил бы бешеный рыжий комарик.
Но этого хватило, чтобы Янтарь глухо и хрипло усмехнулся, тяжело выдыхая и не сразу разжимая свои руки, чтобы пробасить:
— Ты готовить то умеешь? Или сковородку видела только как средство запугивая мужей?
Пока я раздумывала, что на этот ответить и куда двинуть Янтарю дальше, чтобы он пришел в себя и мне голову больше не морочил, когда мужчина усмехнулся, вдруг выпрямляясь и ущипнув аккуратно за щеку как раз в том месте, куда недавно укусил, пробасил:
— Ясно. Значит, будем учиться готовить. Начнем с мяса. Блинчики оставим, как более сложное блюдо, требующее особой подготовки.
Вообще-то я умела готовить.
И мясо, и блинчики, но пока была не в состоянии думать о еде и готовке, пока он был рядом такой большой, надежный, теплый, возбужденный и рассуждающий так, что было не ясно он себя пытался остановить или меня успокоить?
Кажется, ни то ни другое не срабатывало — его возбуждение никак не проходило и продолжало упираться в мои ягодицы, да и мое спокойствие как то не собиралось возвращаться.
— Грабли убери… — выдохнула я не слишком-то уверенно, пытаясь убрать от себя его настойчивую руку и отковыривая сильные пальцы от себя не очень то успешно, когда поняла, что вместо того, чтобы отцепиться от меня наши пальцы переплелись в крепкий горячий замок.
— Ты еще сама не понимаешь, клубничка — прошептал Янтарь, прижимая меня сильнее к своему большому возбужденному телу и сжимая пальцы так, что становилось даже больно, — Что чувствуешь и чего хочешь, но медвежья кровь в тебе говорит сильнее слов…
Вот и что было ответить на это?!
Он чувствовал мои эмоции гораздо сильнее, чем я сама!
Я могла обмануть себя, придумать сотню причин, по которым должна убежать от него, и еще сотню, как прогнать его, но правда была в том, что он чувствовал все то, что я тщательно скрывала внутри себя.
Кто бы мог подумать, что я буду рада, услышав тонкий плачь малыша из-за занавешенной двери, радостно пискнув в унисон с ним:
— Молчун проснулся!
— Молчун?! — расхохотался Янтарь лишь в этот момент отступая от меня, но не выпуская наших сплетенных пальцев, — Ей-богу, отпадная у вас семейка! Это то же самое, что тебя назвать Тихоней или Лаской!
— Что ты имеешь против Ягоды?
— Хочу ее съесть! — выдохнул Янтарь мне в ухо, прикусывая теперь мочку уха и заставляя содрогнуться и закусить губу, чтобы не застонать вслух, будь он неладен!
— Лучше займись кабанчиком! А я покормлю малыша, — пришлось все таки остановиться и настойчиво выдернуть свою руку из цепкой хватки Янтаря, который продолжал улыбаться широко и задорно, даже если огонь в его глазах не потухал, как и возбуждение никак не хотело становиться меньше.
И самым постыдным в данной ситуации был тот факт, что стоило мне только повернуться и встать лицом к лицу к мужчине, как мой взгляд тут же опускался вниз!
Прямиком ТУДА!
Словно мне лишний раз хотелось убедиться воочию в том, что этот огромный горячий Берсерк хочет меня!
Сказать, что это грело душу — не сказать совершенно ничего!
Тут главное ума не лишиться от такой неожиданности и не натворить глупостей, на которые так и влекла моя сумасшедшая медвежья кровь видимо. Или как еще можно было объяснить, что за пару секунд я посмотрела на его бедра раз… тцать черт побери!
— Одна огромная просьба! — в конце-концов выдохнула я тяжело, упорно зажмурившись и зашлепав за бутылочкой для малыша, — В следующий раз, когда придешь, ОДЕНЬСЯ, будь так добр!
Судя по хохоту за моей спиной, на добро я надеялась совершенно зря!
— Ты замечаешь, да, малинка?
— Ничего я не замечаю!
— Ты уже спокойно воспринимаешь то, что я приду в следующий раз, и даже не злишься, как раньше, — задорно подмигнул Янтарь на мой недовольный взгляд, все таки наконец выходя из дома.
Но облегчение наступило ненадолго.
Я только успела взять бутылочку и закинуть дров на раскаленные угли в печке, чтобы поскорее нагреть воды и развести молочную смесь для крошки, когда Янтарь уже вернулся, и приволок обмороженного кабанчика, который терпеливо ждал своего часа, пробасив:
— Молоко не козье?
— Это молочная смесь! Гораздо лучше любого молока! В ней все необходимые сбалансированные витамины и минералы, которые нужны растущему организму…
— Организму ребенка, не Бера, — улыбнулся Янтарь, водрузив за ногу кабанчика на стол, отчего тот дрогнул, но стоически выстоял и не сломался, пока я пялилась недовольно на мужчину, который вел себя очень по свойски в этом доме, когда открыл подпол, что-то побурчал про то, что, сколько нужных вещей пропало, а потом достал разделочный нож, больше похожий на топорик, с таким же непринужденным выражением лица возвращаясь к кабану, чтобы проговорить снова:
— Для Берсерка такое молоко совершенно пустое и безвкусное.
— Это откуда у нас такие глубокие познания о жизни новорожденных Беров? — недовольно скрестила я руки на груди, язвительно выгибая брови, даже если прекрасно помнила о том, что Янтарь говорил в последний раз: что он с братьями пытается спасти малышей, чьи отцы были убиты стараниями проклятых Кадьяков, и у них уже целый детский сад.
— Хвала Богам, что у нас есть Батя! — совершенно искренне и широко улыбнулся Янтарь, подмигивая мне своим золотым искрящимся глазом, — Если бы не он, лес бы уже оглох, и все звери сбежали на земли Гризли от воплей таких же голодных спиногрызов, как твой Молчун!
— Он регулярно кушает! Как положено по графику! Каждые три часа! — надулась я тут же, словно Янтарь пытался обвинить меня в том, что я не кормлю своего кроху, даже если понимала и чувствовала, что в его словах нет упрека, лишь все та же теплота и абсолютная поддержка, которая обезоруживала и плавила всю мою выдавленную из пальца злость и ярость.
— Это хорошо, что регулярно, — продолжал улыбаться Янтарь беззлобно и открыто, вдруг шарахнув по кабанчику топориком так, что стол затрещал, а малыш на секунду притих, словно прислушиваясь к новому для себя звуку, пока мужчина ловко и умеючи разделывал мясо тушку, не глядя на меня, но ко мне обращаясь, — Но плохо то, что, сколько бы он не ел, а это молоко для него не еда.
— Предлагаешь кормить его мясом? — ехидно усмехнулась я, понимая, что и в этот раз задеть Янтаря не получилось, и снова он улыбался обезоруживающе тепло и искренне, поковырявшись в тушке и поворачиваясь ко мне, чтобы протянуть какую-то светлую часть:
— Не мясом. Растопи этот жир и добавь немного в молоко. Молчун будет сытым, довольным и спокойным.
— Ты издеваешься?!
Не издевался и был на удивление серьезен, даже если продолжал улыбаться тепло и спокойно, совершенно уверенный в собственных словах, пока меня скрючило от тошноты, при одной мысли о том, что за ядерная смесь получится в бутылочке, и как жутко она будет вонять!
— Попробуй один раз, и если я буду не прав, то двинешь мне своей подружкой. Еспи хочешь, даже раскаленной, — подмигнул этот варвар, когда я поняла, что сдаюсь без боя.
Но только в этот раз!
Глава 3
Очевидно, что сомневалась в Янтаре и его знаниях относительно берокрошек только я одна!
И с каким бы скептическим лицом не несла бутылочку с жуткой смесью молока и топленого жира своего карапузу, а где-то в глубине души понимала, что варвар окажется прав еще до того, как Молчун радостно присосался к соске, так же воодушевленно выпил. срыгнул, зевнул…и снова погрузился в крепкий сон, а лес — в блаженную тишину, о которой мечтал последние сутки.
И это хорошо, что Янтарь благоразумно промолчал о своей большой победе, потому что сказать в ответ что-то логичное и вежливое я бы не смогла, когда тихонько вышла из спальни, так же тихо остановившись посреди кухни, чтобы любуясь наблюдать за тем, как большой сильный мужчина разделывает пойманного им кабана. Для меня.
Эта аура чего-то варварского, но вместе с тем обаятельного, грозного и сексуального, резкого и теплого переплеталось в этом Берсерке в какой то совершенно немыслимый узел, от которого честно говоря просто захватывало дух!
Я знала совершенно точно, что он будет нежным и заботливым со своей женщиной, и безжалостным с врагом. Что он всегда встанет на сторону правды и защитит слабого, даже если ему это будет стоить кровью и болью…потому что Янтарь был настоящим Берсерком. Настоящим мужчиной.
Даже со мной — мелкой вредной до невозможности пигалицей, которая только и умудрялась, что творила всякую ересь, вела себя не слишком адекватно, вечно что-то крушила и шипела на него словно полоумная рысь.
Я умела быть другой.
Умела быть милой и обаятельной…но это все словно было в другой жизни, где я не была бедой на головы своего окружения. И Янтарь был слишком хорошим, чтобы пострадать от меня. Тоже.
Я ведь уже чувствовала, что не только он привязывается ко мне, но ия к нему, что было большой ошибкой для нас обоих.
Я не могла дать ему ничего из того, что он был достоин.
Он был слишком хорошим для меня, и больно было даже просто подумать, что когда он узнает всю правду, то будет разбит и разочарован…у правды ведь было ужасное свойство рано или поздно всплывать наружу, как бы ты не старался ее спрятать! Происходило это в самый неподходящий момент и ничего хорошего не сулило.
Погрузившись в собственные невеселые мысли, я даже не заметила, что Янтарь повернулся и отложил от себя нож, опираясь бедром на стол и глядя так пристально, внимательно и непривычно серьезно, что я вздрогнула, ощутив этот взгляд кожей и быстро заморгав. чтобы вернуться на землю, особенно, когда мужчина проговорил приглушенно:
— О чем ты думаешь, Ягода?
Он впервые назвал меня по имени.
Не малинка, не облепишка, не клубничка, и всё это было непривычно и странно до дрожи и онемения в кончиках пальцев, словно я думала, что он всегда шутит и лукавит, не способный быть серьезным и даже немного угрожающим, отчего дрожь по телу стала больше, заставляя меня содрогнуться и замереть.
— …Я, правда очень благодарна тебе за все, но дальше я сама, ладно? — выдохнула я, имея ввиду не только молоко и кабанчика, но и мою жизнь, в которую он вошел так неожиданно и быстро, укрепляя свои позиции в моей душе с каждой минутой, проведенной рядом.
Меня это пугало.
— Нет, — покачал головой Янтарь, скрещивая свои ручища на груди и глядя теперь так, словно мог видеть меня насквозь, как рентген, от которого невозможно сбежать и спрятаться.
— Будет правда лучше, если с этого момента наши дороги пойдут в разные стороны… — я знала, что Янтарь услышит мою панику. усталость и боль, видя, как мужчина тут же нахмурился сильнее, сжимая челюсти и какое-то время просто молча, смотрел на меня, словно пытался прочитать мои мысли.
И как же хорошо, что он не мог этого сделать!
Как же я боялась увидеть в его всегда теплых и проникновенных глазах презрение и ненависть…лучше уйти сразу, пока все не зашло слишком далеко, чтобы он смог жить дальше в кругу своей семьи, а я очень далеко от него, вспоминая его глаза, аромат и тепло, которые будут моей поддержкой даже просто оставаясь в мыслях.
Главное, что он будет жив.
Возможно, и я буду…
Оттолкнувшись бедром от стола, Янтарь прошагал до меня медленно и осторожно, словно боялся, что сейчас я закричу и убегу от него, так же медленно и подчеркнуто аккуратно прикоснулся к моему лицу. положив большие горячие ладони на мои щеки, едва касаясь кожи и держа так, словно я была очень ценной и хрупкой, отчего слезы навернулись на глаза неожиданно и совершенно непрошено.
Я так давно не чувствовала себя такой защищенной и хрупкой, что невыносимо успела соскучиться по этому ощущению, делая шаг вперед, чтобы прижаться к его большому сильному телу, словно он был мой дом, мое спасение и моя вера в лучшее будущее, которого у меня не должно быть.
Даже если Янтарь и удивился, то не подал вида, обнимая осторожно и мягко, поглаживая своими горячими большими ладонями по моей напряженной дрожащей от всхлипываний спине.
Он молчал, словно пытаясь впитать в себя каждую мою эмоцию, чтобы понять хоть что-то, но в конце-концов не выдержал и выдохнул в мою макушку:
— Что случилось с твоим отцом, детка?…Расскажи мне всё. От кого ты бежишь?
Почему гонишь меня, когда все твои чувства кричат о том, чтобы я остался и был рядом?
Во мне не было сил даже чтобы тяжело и протяжно выдохнуть, потому что я боялась что от любого моего лишнего движения я просто разрыдаюсь окончательно!
Слишком долго я несла этот груз в себе.
Слишком тяжелым он был, чтобы я могла расправить свои плечи под напором бед и горестей.
Но и рассказать ему не могла…даже если хотела этого больше всего на свете.
Чего боялась?
Его ненависти и разочарования.
Увидеть, как эти глаза теряют свое тепло и наполняются презрением, глядя на меня уничтожающе и яростно.
Я хотела его запомнить именно таким — теплым, верным своему слову, с блеском в глазах, в которых я была словно колючий лучик, не пугающим своим нравом, а лишь забавляющим его.
— Ягодка?
Для всех было бы лучше, чтобы он забыл эти вопросы и меня, и просто продолжал жить своей жизнью, но даже зная его всего пару дней, я уже сейчас могла понять, что так просто он не отступит, и мне придется попотеть и пораскинуть мозгами, чтобы он захотел уйти. Сам.
-..тебе нет необходимости знать это, — глухо пробормотала я, наслаждаясь всей душой и телом этим моментом наших неожиданных объятий, в которых было столько тепла и поддержки, что хотелось остановить время и позабыть о прошлом.
Если бы только это можно было сделать…
— Рано или поздно я все равно узнаю, крошка. Но хочу узнать это от тебя.
Я тяжело сглотнула, понимая, что от кого бы он не узнал, а в любом случае это изменит его отношение ко мне кардинально.
Он отвернется от меня, как только поймет и узнает.
Может, по этой причине нужно было все рассказать и проводить его глазами, полными грусти и боли, потому что едва ли после этого он захочет даже проходить рядом со мной…возможно даже захочет убить.
— Его ведь убили не Кадьяки.
Я вздрогнула, на секунду задерживая дыхание, оттого что Янтарь не спросил, а сказал так уверенно, словно знал это наверняка.
И пока я терялась и хлопала мокрыми ресницами, наверняка задевая ароматную кожу на его груди, мужчина продолжал гладить меня осторожно по спине, говоря так, словно уже все знал сам и просто делился своими мыслями, даже не прося их подтвердить, отчего кровь стыла в моих жилах.
Ведь он был прав.
— То, что ты чувствуешь к роду Кадьяков не достаточно разрушительно и сильно, если бы твоего папу убили именно они. Ты их боишься, осуждаешь за то, что они сделали, но твоя ненависть не настолько сильна, как твое саморазрушение…ты и грустишь и презираешь себя одновременно. И я никак не понимаю, каким образом это связано с Молчуном или твоим отцом. И связано ли.
Боже, не дай ему распутать этот клубок моих эмоций!
Потому что все, что он сказал сейчас было настолько верным и правильным, что мои руки стали в миг холодными, и нервные кончики пальцев трусливо задрожали.
— В тебе слишком мало медвежьей крови, чтобы ты смогла самостоятельно почувствовать какая именно медведица вынашивает твою родную кровь. Но я не ощущал никого рядом в тот момент, когда ты оказалась у берлоги, значит, ты была одна.
Продолжал непривычно спокойно, серьезно и тихо Янтарь, не отпуская меня от себя, но обнимая так бережно, что совершенно не хотелось снова отбиваться и снова убегать от него. И от себя.
— …мой папа не был чистокровным, — наконец прошептала я, блаженно прижимаясь холодной от молчаливой паники и мокрой от слез щекой к его горячей груди и слыша, как стучит его храброе, доброе сердце. Так ровно, сильно. Словно даже этим он успокаивал меня и убаюкивал, — Не знаю, сколько процентов медвежьей крови было в нем, думаю, что ненамного больше, чем во мне. Хотя папа не боялся холода и был гораздо сильнее мужчин в нашем поселке. Мне сложно сказать, видя тебя… но когда-то он сказал, что его силы будет недостаточно, чтобы укротить медведицу даже в облике медведя.
Я чуть пожала плечами, делая это не потому, что мне было все равно, а от трещавших нервов, когда мне одинаково сильно хотелось рассказать Янтарю всю, не утаивая ни одного дня моей бесполезной жизни, и боясь сказать лишнего, чтобы он не связал все ниточки воедино, открывая правду, которая разрушит всё.
— Он нашел свою пару случайно. Медведица была ранена, возможно, попала в капкан и повредила себе лапу, но смогла выжить…не думаю, что в нашем лесу недалеко от поселка могло быть две медведицы, которые бы хромали.
Я скорее почувствовала, чем услышала, что Янтарь улыбнулся, и его ладонь опустилась на мой затылок, приглаживая непослушные рыжие пряди, словно я была маленьким несмышленым ребенком в его руках, которого он не мог отпустить от себя, не угостив вкусной конфеткой, которую припрятал.
— Ты поэтому знала, кого отслеживать, — выдохнул он в мои волосы, опираясь подбородком о мою голову, и прижимая к себе ближе, снова не спрашивая, а лишь подтверждая правду.
— Да… когда папы не стало, я боялась потерять ее из вида. Боялась, что не смогу найти, когда она заляжет в спячку.
— И сколько же ты ходила за ней, крошка?
— С осени, — я прикрыла глаза, словно лишь в этот момент почувствовала всю невысказанную усталость и страх потерять свою маленькую кровиночку, благодаря которой я продолжала бороться и держаться за эту жизнь, впиваясь в нее ногтями из последних сил.
Все те долгие холодные дни и ночи, когда у меня не было больше ни дома, ни поддержки.
Когда не было никого, кто мог бы вытереть мои слезы от боли и усталости, пока я просыпалась на сырой холодной земле, собирая последние шишки в лесу. чтобы была хоть какая-то еда.
Когда я боялась спать, оставшись совсем одна в лесу.
Когда от сырости земли не могла даже просто развести огонь, чтобы хотя бы немного согреться.
Когда я простыла так сильно, что от температуры меня мучили галлюцинации и тело ломало то от приступов смертельного холода, то жары такой обжигающей, что я ела первый снег, лишь бы не сгореть заживо.
Конечно, папа был медведем, и я знала максимально много о том, как выживать в лесу, но он всегда был рядом, всегда его тепло и защита были рядом со мной, и не было страшно совершенно ничего.
Я и сейчас знала, что нужно делать и как себя нужно вести, чтобы не попасть в лапы хищников, вот только теперь я не могла положиться на кого-то, кроме себя самой и моей ограниченной силы…
— А как только медведица нашла свою берлогу, я обосновалась рядом.
Думаю, Янтарь и без моих слов почувствовал, как я была рада, когда нашла этот бедный полуразрушенный домик, когда рассмеялся приглушенно и по медовому сладко, принявшись слегка раскачивать меня из стороны в сторону, словно укачивая.
— Моя смелая отважная девочка.
-..не твоя, — прошептала я и это получилось слишком смущенно и как-то даже неуверенно, потому что словно только сейчас я поняла, как сама прижимаюсь к нему, обхватывая руками крепко-крепко за мощный горячий торс, и искренне наслаждаясь ароматом, который убаюкивал и успокаивал меня, вселяя надежду на то, что все может быть хорошо…стоит лишь довериться. Один разок. Может в этот раз все будет иначе?
— Это легко исправить, — улыбнулся Янтарь как всегда тепло и завораживающе, чуть подмигивая и заглядывая в мои глаза, когда я вскинула голову, чтобы показать свой очень сильно грозный взгляд. Вот только сложно быть воительницей, когда все, что ты хочешь — это вот так стоять в его объятьях, ощущая его силу и тепло. и даже не возникать, а с радостью принять все то, что было в его огромной и такой невероятной душе.
… если бы только была уверенность, что все будет хорошо, и я не поставлю его под удар, где постоянно находилась сама!
— Не выдумывай, — пробормотала я, предприняв первую попытку оторвать себя от него, даже если понимала, что теперь это будет даже сложнее, чем раньше, ведь Янтарь наверняка знал все мои эмоции, и больше его ничего не удерживало, а я…а я понимала, что мне все сложнее противиться ему хотя бы одним видом, когда теперь я не могла его обмануть даже этим.
— Не выдумываю, говорю как есть, — промурлыкал Янтарь, сцепив свои ладони за моей спиной так, что меня даже немного приподняло над полом, отчего пришлось встать на кончики пальцев, поспешно вытягивая свои руки вперед, чтобы упереться в его выпуклую твердую грудь. словно это мне могло как-то помочь.
В первую секунду единственным порывом было начать отбиваться, щипаться, кусаться — в общем как обычно, а потом я поняла, что просто не могу ему сопротивляться, даже если так было нужно.
Пусть на минуточку, пусть на секундочку. но так нестерпимо хотелось окунуться в его тепло, дыша лишь им и ощущая лишь его солнечный аромат, в котором сгинут все мои проблемы и страхи, позволяя дышать полной грудью легко и восторженно.
Конечно же, Янтарь тут же ощутил эту перемену во мне, когда его золотые глаза буквально заискрились восторгом и тем огнем, который обжигал меня до мурашек, до полного отключения моего мозга и обугливания всего серого вещества по периметру.
Я не шелохнулась, даже когда его лицо оказалось так близко, что горячее ароматное дыхание коснулось моих губ, которые приоткрылись сами в поисках его ласки, впервые позволяя себе выпустить на волю все мои эмоции по отношению к нему.
Я смотрела в его солнечные глаза до умопомрачения, пока мне не стало казаться, что эти солнечные лучики пробираются в мою кровь, как веселые пузырьки шампанского, от которых щекотно, легко и весело.
Лишь когда его теплые и мягкие губы коснулись моих осторожно и нежно, я с блаженством закрыла глаза, подставляя свое лицо и готовая утонуть в его тепле, пока была эта невесомая и хрупкая возможность.
Этот момент был идеальным!
Нежным, трепетным, чувственным, когда его губы скользили по моим не завоевывая, а пленяя своей чуткостью, но пробуждая в теле нетерпеливый гул.
Мне хотелось его еще — больше и больше!
Такого огромного, такого горячего, чтобы ощутить сполна его вкус, силу и тяжесть на себе, позволив себе утонуть и задохнуться от его жара.
Я не замечала за собой, как снова просунула ладони под его руками. чтобы крепко обнять за могучий торс, вставая на цыпочки и подставляя лицо для ласки, чтобы ощутить его восторг и улыбку на дрогнувших губах, которые раскрылись в ту же секунду, буквально поглотив меня и заставляя раскрыться в ответ, впуская его горячий язык в себя.
Сначала так же нежно и осторожно, словно боясь спугнуть робкую птичку.
Зря!
Мне даже не нужно было пытаться снова менять положение своих рук, достаточно было потянуться еще немного выше, до самого предела в напряженных дрожащих мышцах ног и коснуться его языка своим, чтобы показать, что я никуда не убегу. И ему убежать не дам!
Жадно и жарко, ощущая под своими ладонями, как напряглось его большое тело и как заиграли упругие мышцы под кожей, что опалила своим жаром и нетерпеливым стоном, с которым Янтарь обрушился на меня, больше не пытаясь сдержаться.
Ох дааааа!
Это как раз то. что и мне было нужно!
Страсть, огонь и нетерпение, с которым он касался меня сейчас было тем огненным блаженством, о котором я мечтала, тайно глядя на него и боясь признаться даже себе самой, что этот мужчина с первого взгляда впечатлил меня настолько, что я так и не смогла прийти в себя, как бы старательно не пыталась это сделать!
И в эту секунду меня не пугало то. что он все поймет и прочувствует каждой клеточкой своего возбужденного тела, когда Янтарь чуть склонился вперед, заставляя меня прогнуться назад, ощущая, как его большие горячие ладони проскользили по моими бедрам и ногам вниз, подхватывая под коленями, чтобы поднять вверх и насадить на себя, раскрывая и обхватив ладонями за ягодицы, отчего я ахнула в его губы, хрипло хихикнув:
— Шея затекла?…
От его низкого чувственного смеха на собственных губах, я жадно облизнулась, потянувшись к нему, чтобы начать с того момента, на котором мы только что остановились, крепко обхватывая его бедра своими ногами и держась за мощную шею изо всех сил, словно кто-то мог отобрать его у меня.
Мысленно я обещала себе, что сдамся всего лишь раз! Один горячий раз, когда сполна познаю всю его страсть и нежность, чтобы потом вспоминать об этом моменте до конца своих недолгих дней!
Но даже сейчас уже понимала, как же невыносимо тяжело будет отказаться от него теперь…
— Ты рычишь, — восторженно и хрипло простонал Янтарь, обхватывая мою бедную попу с такой силой, чтобы прижать к себе, что я ахнула, думая о том, что хочу быть обнаженной на нем. Прямо сейчас. Чтобы ощущать каждой клеточкой тела его жар и аромат. Чтобы этот волшебный и пьянящий запах твоего мужчины остался бы на мне еще долго, напоминая на том, что я принадлежу ему и только, понимая еще и то, что после него мне будет уже никто не нужен, как бы далеко друг от друга мы не находились.
Мы утопали в этом поцелуе уже не сдерживаясь и не пытаясь остановиться, позволив себе позабыть обо всем на свете, когда я поняла, что Янтарь напряженно застыл и в тут же от него повеяло яростью и разочарованием, такими острыми и очевидными, что я это смогла ощутить даже я своим нюхом совершенно растерявшись и, конечно же, сразу все принимая на свой счет, даже если сразу не могла придумать ни одной причины. чем смога бы вызвать именно эти эмоции, особенно когда чувствовала собственным телом, что он по прежнему очень сильно иная возбужден и не собирался останавливаться. До определенного момента.
Что дело совсем в другом я поняла, лишь, когда Янтарь тяжело оторвался от меня, все таки не отпуская из своих рук и продолжая крепко держаться за мою попу, разворачиваясь в пол оборота, когда теперь и я увидела на пороге доме девушку.
Ту самую. Рыжую!
А ведь я так и не выяснила, кем же она приходилась Янтарю и почему пришла за ним вот уже как во второй раз, при чем теперь не постеснявшись даже войти внутрь.
Успокаивало лишь то, что и сам Янтарь был не слишком-то рад ее появлению, недовольно поджав губы влажные от нашего жаркого поцелуя, и кивая девушке сухо:
— Что? Опять мама Зои зовет?
Девушка даже бровью не повела ни от слов Янтаря с едковатым привкусом недовольства и злости, ни от нашего вида в целом, пока я продолжала вероломно сидеть прямо на мужчине, обхватывая ногами его бедра в весьма двусмысленной позе и понимая, что от нас двоих несет желанием за версту, отчего жутко смутилась.
Рыжая в принципе не обращала никакого внимания на меня, глядя лишь на Янтаря пусть и сосредоточенно, но спокойно. Можно сказать, что совершенно без эмоций, когда я до рези в глазах и звона в голове пыталась уловить от нее хотя бы намек на ревность или чувство собственничества по отношению к тому, кого я хотела тоже.
Когда она просто утвердительно кивнула в ответ. я почему-то смутилась еще сильнее, отводя глаза и пытаясь осторожно слезть с Янтаря, который не отпустил меня, словно демонстративно прижимав к себе еще больше.
А вдруг это была его сестричка?
При чем очевидно, что младшая!
Не то, чтобы я в невестки набивалась, но очутиться в таком положении как сейчас я явно не хотела, шикнув на Янтаря, который снова не обратил никакого внимания на мои попытки очутиться на полу, покосившись на молчаливую девушку еще раз, и выгибая брови хоть и лукаво, но недовольно, когда пробасил:
— А что, кроме как тебя в доме больше некого отправить за мной?
Девушка и в этот раз никак не отреагировала, лишь кинула так же сухо и спокойно, как Янтарь:
— Мама ждет.
И ушла. Просто вышла так же тихо, как появилась на пороге моего дома, не бросив на меня ни одного взгляда, словно я была пустым местом, а Янтарь стоял тут совершенно один. Возбужденный до предела и с глазами бешенными от желания.
Видимо от приведения, ага.
Мужчина провел девушку тяжелым недовольным взглядом до того момента пока она не скрылась с глаз окончательно, лишь тогда оборачиваясь ко мне, чтобы улыбнуться горячо и слегка нервно.
Но я понимала его.
Мало этого — я чувствовал все то же что и он — раздражение оттого, что волшебный момент был потерян и нам вероломно помешали насладиться друг другом, когда словно сама судьба сложила все кусочки пазла воедино, позволив нам один разочек побыть вместе. И страх….страх, что больше такого момента не будет.
— Завтра я дам тебе то, что ты так упорно от меня добиваешься, — улыбка Янтаря была хитрой, но по-прежнему теплой, когда он склонился надо мной, чтобы поцеловать еще раз, но теперь легко и быстро, чуть касаясь моих приопухших от его несдержанных ласк губ, — Завтра я дам тебе свободу. Но временную! Я дам тебе этот день, чтобы ты хорошо подумала, вспомнила все до последних мелочей, и когда я приду к тебе послезавтра — ты расскажешь мне все не утаивая, Ягодка!
Он не увидел, как я тяжело сглотнула, чувствуя, как становятся холодными мои ладони и начинают дрожать от нервов пальцы, потому что аккуратно поставил меня на ноги, ущипнув за попу и вышел вслед за рыжей, обернувшись на пороге чтобы подмигнуть своим невероятным глазом, где плавилось даже солнце.
И, казалось бы, что жизнь начинает налаживаться.
Молчун не вопил больше, потому что теперь я делала все, как делал до этого Янтарь — раздевала и устраивала на собственную обнаженную грудь, а еще кормила жуткой смесью молока и топленого жира от кабана, от которой малыш довольно икал и засыпал почти моментально.
Можно было даже попробовать поспать еще, вот только сон не шел.
Мозг кричал мне срочно собирать вещи и бежать, пока не поздно.
Что есть ровно сутки, за которые я смогла бы спутать свои следы, чтобы Янтарь не смог найти ни меня, ни кроху.
А сердце стонало и ныло о том, чтобы довериться ему и рассказать. Хотя бы попробовать сделать это издалека, наблюдая за каждой его эмоцией, чтобы или выдать себя с потрохами и всей грязью, или остановиться в нужный момент, навсегда прощаясь с ним…
Меня кидало словно на волнах в шторм, то в одну сторону, то в другую, когда я почти начинала собирать наши немногочисленные вещи, мысленно прикидывая самый безопасный маршрут…и понимала, что вещи валять из рук, а мир становится размытым от горьких слез.
Господи, если бы я только знала, во что обернется моя любовь, разве бы не проклинала ее?!
К обеду следующего дня мне казалось, что я начинаю просто сходить с ума от этих внутренних метаний!
Раньше все было проще!
Я просто сбегала, потому что у меня не было ни одной причины, чтобы остаться! А теперь мое сердце обливалось кровью при мысли о том, что я могу потерять свое еще не обретенное счастье в руках мужчины, в которых я забывала о своей боли.
Накормив в очередной раз малыша, и осторожно уложив его с груди в его гнездышко, я лишь успела натянуть на голое тело майку, когда почувствовала присутствие Бера рядом, широко улыбаясь и кидаясь из спальни к покореженному порогу, шепча себе под нос восторженно и радостно от переполняющих эмоций:
— Все таки не смог удержаться даже одного дня и пришел!
И мне бы нужно было остановится и проглотить свою совершенно ненужную радость. чтобы очнуться от грез и жить, как я жила раньше — чистой и колкой логикой без примеси остальных чувств, но ничего не получалось. Особенно после вчерашнего, когда мужчина просто не выходил из моей головы теперь ни на единую минуту!
Уже выбежав радостно на порог и ёжась от холода и скрипучего январского мороза, я поняла, что сердце испуганно захлебнулось и сорвалось вниз застывшей льдинкой.
Это был не Янтарь.
Мужчина, который стоял в заснеженных белых ветвях спящих елей был моим самым большим кошмаром во сне и наяву.
От него я сбегала много месяцев, боясь задержаться на одном месте больше, чем на несколько дней.
Он был возмездием за вред, который я причинила.
Он был моей смертью.
И, знаете, если откинуть мою ледяную панику. от которой пересохло во рту и посмотреть на него со стороны, не думая о том, что этот Бер живет с единственной целью — убить меня, можно было с точностью сказать. что он красивый.
А еще чистокровный.
Потому то меня сковало от ужаса, когда волна жара в теле сменялась волной холода от осознания того, что мой час настал. Во второй раз он меня не упустит.
Мужчина стоял, не шелохнувшись и глядя на меня своими светлыми глазами спокойно, но тяжело, давая понять, чтобы я даже не замышляла новых выкрутасов.
Да и что я могла придумать, против того, чья сила, мощь, скорость и ловкость во много десятков раз превышала мою собственную.
Он был выше Янтаря. Был сильнее. Был ужаснее в каждом своем взмахе пушистых ресниц, даже если его лицо вызывало симпатию, а на светлых волосах цвета пшеницы сверкали снежинки, словно россыпь бриллиантов.
— …ты убьешь меня сейчас? — прошептала я безжизненно, в эту секунду думая лишь о моем малыше, который останется совсем один, и видя, как Берсерк сделал пару шагов вперед, приближаясь к дому своей хищной поступью — плавной, но неумолимой, показывая во всей красе свое огромное обнаженное тело со шрамами на груди, значение которых я не знала, подозревая лишь о том, что они оказались на нем не просто так.
На его мощной груди от плечей к середине шли по три полосы, которые соединялись в одной точке, и словно были перечеркнуты двумя линиями, отчего рисунок шрамов напоминал букву «М».
— Ты нашла своего брата. Пришло время отдавать долги, — вдруг проговорил мужчина, останавливаясь напротив меня, и глядя спокойно и холодно на то, как я вздрогнула от звука его голоса — такого непривычно мелодичного и красивого для самой смерти.
Было страшно до полного онемения стоять перед лицом своей неминуемой погибели, не понимая даже того, кинется ли он на меня сразу, или даст возможность объяснить хоть что-нибудь.
Это было дико и жутко, но как бы я не пыталась уловить его эмоции, а не чувствовала совершенно ничего!
Понимаете?
Ни-че-го!
Словно этого Берсерка и вовсе не было передо мною!
Словно я смотрела на некий телесный призрак, который могла уловить лишь слегка по его медвежьей крови!
Наверное, было совершенно не время рассуждать на эту тему именно сейчас, когда я понятия не имела, сколько мне осталось жить, но, черт побери, моя логика просто трещала по швам и никак не могла понять ничего, что касалось этого Бера!
Не нужно быть слишком умной, чтобы понять, что этот Берсерк из рода чистокровных!
Достаточно было просто увидеть его перед собой: этот немыслимый рост, который превышал два метра, эти огромные плечи. обросшие мышцами такими тугими и крепкими, что казалось, будто кожа на них натянулась до предела и скоро затрещит!
Ему не нужно было даже открыть рот, чтобы я могла увидеть острые клыки, я была полностью и совершенно уверена, что они на своем законном месте.
Что следовало далее по списку?
Чистокровные обладают уникальной кровью, которая и дает ее обладателю немыслимую силу, скорость и ловкость. Мимо этой крови невозможно было пройти, чтобы не уловить за много километров, как и сами носители крови ощущали всех и всё гораздо острее, нежели мы — полукровки!
Я была уверена, что он засек меня, еще когда был где-то у самого дальнего края леса, а я….
Почему я не чувствовала его?!
Даже Янтарь. который не был чистокровным ощущался куда сильнее и острее, и дело было не в моих эмоциях к нему!
Я растерянно и с большим удивлением рассматривала мужчину который на удивление спокойно позволял мне делать это, не двигаясь, но при этом стоя совершенно расспабленно и спокойно.
Конечно! Уж ему ли чего-то бояться при таких-то габаритах!
— … мы можем поговорить? — тихо выдавила я, поражаясь тому, что боюсь его так сильно, что не чувствую даже холода. словно все мое тело онемело, пока голова продолжала работать на удивление ясно и быстро, как ещё никогда ранее, не скатываясь в истерику или попытку броситься на него.
Я очень трезво понимала, что мольбы не помогут.
Его убедят только факты.
Чистые, прямые, правдивые, ведь если я не ощущала его эмоций, совершенно не означало, что он не ощущает мои, раскусив любой обман с моей стороны еще задолго до того, как я успею его произнести, облекая из мыслей в слова.
Мужчина не ответил, лишь чуть приподнял кончик брови, продолжая смотреть на меня спокойно и холодно.
Кажется, этот жест можно было воспринимать за согласие?
— Я знала, что рано или поздно вы найдете меня… — начала я несмело, впервые в жизни боясь ляпнуть лишнего, потому что понимала, что третьей попытки у меня не будет, снова панически вздрогнув, когда он вдруг произнес спокойным и на удивление красивым голосом:
— Я не терял тебя.
Быстро похлопав ресницами, я тяжело сглотнула, думая о том, что он всегда был где-то рядом, наблюдая за мной, но одного не понимала — чего же тогда он ждал, если мог убить меня гораздо раньше?
Если он был рядом какое-то время, то….О БОЖЕ!
Меня окатило такой волной удушливого страха, что на секунду показалось, словно откуда-то сверху вылили ведро кипятка!
При мысли о том. что этот страшный Берсерк, чья сила была огромной и нерушимой, мог видеть рядом со мной ничего не подозревающего Янтаря, мои ноги в буквальном смысле подогнулись, когда я пошатнулась, глядя во все глаза на мужчину, который даже не моргнул.
— Послушайте! Кто бы со мной не был, и кого бы вы не видели — никто не виноват!
В груди стало пусто и невыносимо больно от мысли о том, что Янтарь может пострадать из-за меня!
Именно этого мне стоило бояться с того самого момента, как он оказался рядом, согревая своим теплом и помогая с малышом, не смотря на мое глупое воинственное поведение, целью которого было отдалить его от себя как можно быстрее и как можно дальше!
— Твой грех. Тебе и расплачиваться. Никто другой меня не интересует, — все таким же умилительно спокойным и отрешенным голосом проговорил мужчина, глядя на меня так, словно ему было уже невыносимо скучно рядом со мной и моими потугами подарить себе лишние минуты моей никчемной и бесполезной жизни.
Он даже не повел бровью на мой облегченный вздох, что Янтарь не пострадает из-за меня.
Хотя бы с этим вопрос был решен положительно.
Но был и еще один очень важный.
Мой малыш.
-.. а как же мой братик? Он останется совсем один…
— Об этом нужно было думать раньше, — сухо и холодно отрезал мужчина, даже если не шелохнулся снова, снова ожидая, когда же я, наконец смогу придумать причину. чтобы он дал мне отсрочку от гибели.
Да, я была виновата и понимала это.
— Я не сбегу больше, — проговорила я твердо, сжимая кулаки и делая даже пару шагов, чтобы встать ближе к нему, словно боясь, что он сможет не уловить моего твердого настроя и правды, глядя прямо в его глаза, — Но дай мне один день, чтобы я смогла оставить своего брата в надежных руках. Один день и я сама буду ждать тебя здесь для справедливого наказания.
Напряженно застыв. я всматривалась в эти глаза, которые были не злые и не добрые, а совершенно непроницаемые, дрожа от напряжения в ожидании его решения.
Берсерк так ничего и не ответил.
Просто развернулся и скрылся в лесу снова, словно растворяясь в снегу, как будто его никогда и не было рядом.
Словно он был всего лишь плодом моего воображения и не больше.
Я даже аромата его не чувствовала, как должно было бы быть!
Они, правда, был словно призрак, не иначе!
Вот я бы не удивилась даже, если бы узнала, что он прилег под ближайшим сугробом, но ни я, никто другой его не ощутили бы!
Понять бы, что с ним было не так….нет, не ради того, чтобы убежать. Просто. Для общего развития.
Мысли не спеша ходили стадами от одного виска к другому, как стадо мамонтов, которым не нужна была зимовка, но они ее все равно упорно искали.
-..Твою мааааать, — выдохнула я хрипло и как-то безжизненно, поражаясь тому, что внутри не было ни истерики, ни паники, ни попытки выдумать хоть что-нибудь, чтобы сбежать.
Я смирилась с тем, что живу последние сутки.
Это был закономерный итог того, что я натворила.
И теперь самым главным было отдать в добрые руки Молчуна, чтобы он прожил свою долгую, счастливую и беззаботную жизнь. не оглядываясь на свою сестру. которой было не место в этом мире.
Такую жизнь он мог прожить только с Янтарем…
Оставалось понять, каким образом я смогу передать малыша так, чтобы Янтарь ушел сам и не пострадал от ручищ того монстра без эмоций и запаха?…
— Это сложно.
Я вздрогнула, поднимая голову и встретившись взглядом с той самой рыжей. которая была вечным источником проблем между попытками стать ближе к тому мужчине, которому я хотела поверить и довериться, как еще никому в своей короткой жизни.
Напряженно вытянувшись, я смотрела, как девушка прошагала по снегу до меня, опускаясь рядом на порог и явно не ощущая холода, который пробирался через мою тонкую кофту, что еще раз подтверждало простой и очевидный факт — в ней было медвежьей крови куда больше, чем во мне.
И снова я не ощущала по отношению к себе ни злости с ее стороны, ни злорадства, оттого. что я сижу на улице потерянная и размышляющая о таких вещах, что волосы в буквальном смысле вставали дыбом.
Прищурившись, я смерила ее сосредоточенным взглядом. на всякий случай покосившись по сторонам, ведь она всегда появлялась там, где был Янтарь, и слыша ее спокойный голос:
— Его нет. Ни одного. Ни другого.
Да чтоб тебя!
Сердце сжалось и заныло от осознания того, что она могла видеть и слышать то. чего не должна была, когда я кинула злобный взгляд на девушку, что спокойно сидела теперь рядом со мной на пороге, глядя куда-то вдаль. рыкнув:
— И что это значит?!
— Янтарь за пределами этого участка леса в поисках новых детей, — она снова не смотрела на меня и никак не реагировала на мои взбешенные эмоции, говоря так ровно и мирно, словно речь шла о погоде, — А второй ушел.
Твою маааааать!!…
Я на секунду закрыла тяжело глаза, пытаясь сообразить, что же делать дальше.
Еще только этого шпиона мне не хватало для полного счастья ей-богу!
— Давно ты здесь? — покосилась я на невозмутимую девушку, пока не в силах понять, мне ее сразу попытаться придушить или сделать вид, что я не понимаю о чем она говорит, и как можно быстрее избавиться от этого незваного гостя. напомнив о том, что дети ждут ее чуткого внимания?
Девушка ответила не сразу, глядя вперед излишне внимательно и так, словно прислушивалась к чему-то, отчего и я притихла, разглядывая ее пристально и слегка удивленно, пока была такая возможность, и она была так близко, не пыталась хамить. юлить, умничать — в общем, вела себя крайне странно!
Сегодня ее рыжие волосы были заплетены в простую косу, отчего сложно было сказать, сколько же ей лет.
Можно было бы подумать, что не больше моего, если бы не пронзительность ее светлых глаз, которые в свете солнца и бликах снега казались прозрачно голубыми с золотыми крапинками солнечных лучей.
Не так смотрят беспечные и глупые девчонки, вроде меня…не такой силой духа и смирением обладают.
— Ты знаешь, кто он? — вдруг проговорила девушка, кивая в лес как раз в том направлении, где исчезла здоровенная фигура призрачного Бера со странными шрамами, отчего я сначала криво и дергано улыбнулась, за секунду сочинив историю про бывшего надоедливого ухажера, понимая, что улыбка так же быстро сползла, как и появилась на моих бледных губах, потому что врать Беру, пусть и Беру-девушке, это то же самое, что доказывать свою правоту камню.
Она сразу почувствует всю ложь…
— Прилипала он приставучий, — буркнула я наконец, говоря чистую правду, учитывая тот скромный факт, что я бегала от него сломя голову много месяцев подряд, а он никак не отставал, видя, как кончик губ девушки чуть дрогнул, словно она хотела улыбнуться, но в последний момент передумала, по-прежнему не отводя своих глаз от леса, и чуть пожимая плечом:
— Он никогда не оставит тебя, пока не свершит правосудие. Это его предназначение.
Господи, как же буднично и спокойно она сказала!
А у меня словно кровь застыла во всем теле…
Словно мне второй раз за этот день вынесли смертельный приговор, когда я не отрываясь смотрела на девушку, в ее глаза и медные ресницы, что не дрогнули, даже если она наверняка ощущала весь мой холодный ужас перед тем, что было неотвратимо.
Ведь я и без нее знала об этом.
Но слышать от другого человека, что мне осталось жить ровно день, было сродни смерти последней надежды…
-.. КТО он? — выдохнула я, едва слышно и не в силах даже моргнуть, лишь вглядываясь в глаза, которые даже не смотрели на меня.
— Палач. Слышала о таких?
Было ощущение, что из легких вышел весь воздух, словно через шарик, который проткнули иголкой, оставляя в теле лишь какую-то звенящую пустоту, словно все чувства во мне замерзли и впали в анабиоз, чтобы не было еще больнее и еще страшнее.
Даже если и слышала, то уже не помнила ничего конкретного из тех рассказов папы.
Достаточно было одно лишь слова «Палач», чтобы все самое страшное, жуткое и глубинное всплыло наружу, словно детский ночной кошмар, когда ты боялся высунуть пятки из-под одеяла, потому что думал, что под кроватью сидит страшный бабайка, который обязательно затащит тебя к себе, а потом в страшное место, где нет папы.
Так вот каково это было — понять, что бабайка из детства вполне себе реальный Бер, и как тут пятки не прячь, а он все равно уволочет тебя в самые глубины Беровского ада…
— Они отдельная каста Берсерков. Говорят, что их кровь так же сильна, как и кровь королевских Беров_ Она особенная, будто заколдованная. Мой дед когда-то рассказывал о том, что Палачи были рождены нашим Праотцом в тайне, самыми последними, и с помощью магии он сделал их кровь невидимой для всех Беров любого рода. Никто не знает где они обитают, никто не знает кто они и по каким правилам живут и подчиняются ли кому-нибудь. Только одно знают — они хранят тайны создания нашего рода… — впервые она повернулась ко мне, посмотрев прямо в глаза и добавив тихо, — Они как черная метка. Как проклятье. Если однажды в жизни ты увидел Палача, то твоя жизнь на этом будет окончена.
Я закрыла глаза, пытаясь просто выдохнуть, но не могла…
Словно из меня постепенно уходила не только вера в последнюю надежду, но и сила вместе с ней.
Поэтому я никак не отреагировала даже на то, что девушка неожиданно положила ладонь на мое плечо, чуть сжимая его, словно пыталась поддержать, не говоря при этом ни слова.
Было так странно, что в этот жуткий момент рядом со мной оказалась именно она.
Еще более странным было то, что я чувствовала огромную благодарность за ее молчаливую поддержку и даже этот рассказ, как бы он меня не пугал.
Было бы страшнее оказаться тем, кто бы впал в панику раньше меня, принявшись рыдать и причитать о том, что все это несправедливо, и что я прощаюсь со своей жизнью так рано!
Или с тем, кто начал бы выдумывать всевозможные планы по моему спасению, давая совершенно напрасные и лишние надежды.
Все было как нужно.
Молчание и теплая рука на моем плече, когда я выдохнула, с трудом открывая тяжелые веки:
— …ты поможешь мне?
— Чем смогу, — отозвалась девушка без раздумий все так же спокойно и приглушенно, отчего рядом с ней мне казалось, что и я начинаю собираться с мыслями и размышлять спокойно и максимально логично.
— Я слышала про детей рода Бурых. Заберете к себе моего Молчуна? — но как бы я не храбрилась, а голос дрогнул и осип, пока я старалась не думать о том, как мой сладкий карапуз будет расти без меня…впору было задуматься над тем. есть ли у Беров рай и видят ли они нас с неба, как в это верили простые люди.
Ведь я же смогу видеть как растет мой малыш, окруженный заботой и любовью своих старших товарищей?
— Конечно. Дети вырастут одной большой семьей. Мы никогда не оставим их одних без помощи и нашей защиты.
— Спасибо, — прошептала я. опуская голову и боясь, что сейчас слезинки закапают из глаз, падая прямо в снег под ногами и исчезая в нем, словно песчинки.
Такой же песчинкой была и моя жизнь, которая скоро сгинет в снегах и бескрайних лесах моего дома.
И, наверное можно было бы расслабиться, если бы не еще одна проблема.
Большая, с невероятными глазами и широкой улыбкой.
Мужчина, которого я хотела больше всех на свете…и который ни за что не должен был пострадать за мои грехи!
-..а Янтарь? — прошептала я, чуть поворачивая голову к девушке, имя которой даже не знала, раскрывая глаза и почему-то чувствуя себя смущенной.
Ведь она была сильнее меня, а значит чувствовала все то, что было во мне по отношению к Янтарю.
Мой страх, мою горечь, моё желание…как дрожало мое сердце при одном воспоминании о его прикосновениях и этих солнечных глазах, в которых так невыносимо хотелось утонуть.
Господи, самым моим большим желанием сейчас было лишь одно — стать его один раз.
Всего один раз перед неминуемой смертью! Но его жизнь была куда ценнее моих желаний.
Он должен быть вдалеке от меня.
Он должен жить.
— С ним сложнее, — ответила девушка с тяжелым вздохом, убирая задумчиво со своей щеки выпавшую рыжую прядку волос, — Гораздо спожнее…Янтарь привязался к тебе. Он не отступит. Не отпустит тебя просто так без причины.
Я закивала головой, полностью соглашаясь с каждым ее словом.
Вопрос был в одном — как найти настолько вескую по его меркам причину, чтобы он ушел сам?…
— Он любит твои эмоции, твой огонь. Возможно, нужно свести все чувства на нет, чтобы он растерялся, — пожала плечами девушка, заставляя меня задуматься над ее словами, а еще тем, как это будет возможно, чтобы я ничего к нему не чувствовала, — Смотри по ситуации.
На тяжелый выдох, девушка снова пожала мое плечо, поднимаясь на ноги и медленно устремляясь в лес, в противоположную сторону от той, где скрылся Палач, обернувшись лишь на мои слова:
— Спасибо тебе. Я рада, что ты оказалась рядом в этот момент.
Она просто кивнула, впервые чуть улыбнувшись кончиками губ, когда я быстро добавила:
— Прости, что относилась к тебе не очень хорошо сначала! Я ведь даже имени твоего не знаю…
— Тайга, — кивнула она, скрываясь в заснеженном лесу и оставляя наедине со своими тяжелыми мыслями и раздумьями, когда я поднялась со ступеней, медленно зашагав в дом. где спало мое маленькое счастье, не подозревающее о том, что завтра наша семейная жизнь закончится.
И у него начнется новая. Лучше, чем могла бы быть со мной.
Интересно, что бы делали вы, зная, что вам осталось жить всего лишь сутки?…
Что можно за них успеть, чтобы не наломать еще больше дров?
Просто ждать и готовиться.
Поэтому я набрала побольше снега во все емкости, которые только нашла, чтобы соорудить себе и малышу настоящий банный день. словно талая вода могла очистить мой разум, мысли и тело от всего грязного, в чем я была замешана в своей недолгой никчемной жизни.
— Скоро мы увидимся, папочка, — шептала я, чувствуя, как все силы, эмоции, стремления и желания пропадают во мне, словно растворяясь в этой воде, от которой шел пар, отыскав кадушку такую большую, что она практически заменила ванну, и положив на свою грудь малыша, который и сейчас продолжал спадко спать, ничего не подозревая.
Время текло, словно вода сквозь пальцы, которое не удержать, как бы ты не сжимал свои ладони.
Лишь когда вода остыла настолько, что перестала согревать, я вылезла, осторожно положив в гнездышко Молчуна, завернувшись в какую-то относительно чистую тряпку, которая раньше была постельным бельем, и вышла на кухню, чтобы приготовить молока.
Именно там-то меня и застал Янтарь. окинув таким взглядом, что мне стало жарко даже в холодной кухне, откуда с крыши постоянно сыпался легкими хлопьями снег.
Сердце дрогнуло от его страсти и жара, но застонало болезненно и потерянно в мыслях о том, что у меня осталось, не так много времени, чтобы сделать всё возможное и заставить его уйти.
С тем, чтобы быть холодной и без эмоциональной рядом с ним, можно было сразу же забыты!
Это было просто нереально.
Только не с ним, видя эти солнечные глаза, которые впивались в меня горячо и настойчиво, явно прощупывая все то, что сейчас кружилось в моей душе, словно колючая проволока.
Нельзя было дать ему почувствовать все настолько ярко, чтобы он смог понять…
В такие минуты меня всегда спасал только гнев.
Вот и сейчас я заставляла себя злиться и хмуриться, мысленно пиная его под упругий зад и крича до хрипоты, о том, что он глупый и надоедливый Берсерк, который стал бедой на мою голову!
Глупый, невыносимый и прилипчивый!
Я пыталась спасти ему жизнь. чтобы когда-нибудь он нашел свою настоящую половинку, жил с ней долго и счастливо, и настрогал по меньшей мере с десяток маленьких медвежат с такими же невероятными теплыми глазами и обворожительной улыбкой!
По тому, как его резкие интересные брови, словно рассеченные к уголкам, начинали сходиться на переносице, а взгляд становился постепенно удивленным и сосредоточенным, я поняла, что, кажется, у меня начинает понемногу получаться.
— Скажи мне, по какой такой ветке эволюции ты за неполные сутки успела стать из кошечки ёжиком? — и как же тяжело было противиться его улыбке, особенно когда она была такой как сейчас, обаятельной и слегка растерянной.
— Тебя это не касается, — максимально сухо ответила я, отворачиваясь, чтобы снова заняться исключительно молоком и ничем больше, стараясь не обращать внимания на то, как Янтарь на секунду растерялся, так и застыв на пороге.
Конечно же, после нашего последнего более, чем горячего прощания он ожидал явно не такого, но что я могла поделать?
Как бы не обливалось кровью мое сердце, как бы не кричала душа рассказать ему все и попытаться найти решение, спрятавшись в его горячих руках — я слишком четко понимала одну простую вещь, которая удерживала меня от необдуманных поступков.
Палача не победить.
Его не упросить и не умолить.
Этот огромный монстр и глазом не моргнет, убив и меня и ни в чем неповинного Янтаря, потому что он не оставит меня, попытавшись защитить…
Именно поэтому нужно было следовать плану и злиться, очень сильно злиться, лишь бы только он не почувствовал ничего лишнего!
Думаю, судя по тому, что Янтарь даже неловко потоптался у порога, я была на верном пути, продолжая заниматься только бутылочкой, молоком и топлением жира кабанчика, всем своим существом все равно прислушиваясь лишь к нему одному — того, кто таки останется моим большим солнечным желанием.
— А я знаю, чем поднять тебе настроение, брусничка! — пробасил Янтарь довольно и так мурлыкающе, что я едва удерживала на себе злость, цепляясь в это чувство буквально когтями и зубами, даже если эти колючки ранили и жгли в первую очередь меня, заставляя себя не оборачиваться на него и не обращать внимания.
— Смотри, что я тебе принес! — мужчина прошагал до меня, поставив перед глазами невероятно милый, явно ручной работы глиняный горшочек, наполненный ароматом солнца и душистых трав, сладостью сочного лета и гудением неугомонных пчел, — Мед!
Пришлось прикусить кончик губы, чтобы не улыбнуться.
Это было так невероятно мило и приятно!
Именно эту душистую тягучую сладость и напоминал мне сам Янтарь, и — видит бог — я бы отдала свою жизнь, чтобы повернуть время вспять и сделать все возможное, чтобы не было моей глобальной ошибки, не было Палача, лишь бы только в моей жизни был Янтарь — такой теплый, родной и надежный, с которым я бы осталась до конца своих дней, сколько бы мне не было их отведено!
Как же тяжело было осознавать, что я не могу теперь даже мечтать…
Поэтому, сжав недовольно губы и насильно отводя взгляд от горшочка, я буркнула:
— Я не люблю мёд!
— Ты ведь это не серьезно?!
Отрывисто выдохнув, и сведя брови, я повернула голову ровно настолько, чтобы снизу вверх посмотреть холодно в его золотистые глаза, одним взглядом выражая то, что говорила правду.
Ну, или почти….по правде говоря, нагло врала, но главное, чтобы он не подумал ничего лишнего!
— Крошка, что с тобой сегодня? — я не ожидала, что оказавшись рядом он потянется ко мне, касаясь нежно и бережно своими большим ладонями моего лица, и пытаясь притянуть к себе, когда я понимала, что если он меня сейчас обнимет и просто прижмет в себе, даря заботу и защиту. то я не смогу сдерживаться! Разрыдаюсь и расскажу все, как было
…а потом мы вместе погибнем.
Потому собирая последние крохи своей воли в кулак, я судорожно и со всей силы оттолкнула его от себя, затаив дыхание, оттого как распахнулись глаза Янтаря в полном непонимании и боли, когда он не ожидал ничего подобного, и отшатнулся от моего толчка в сторону. неловко налетев на ту самую стену, которую мы уже как-то феерично ломали, а потом пытались так же феерично поправить.
— Ты сломал стену. Снова.
Сколько же нужно было прилагать сил, чтобы говорить холодно и отрывисто, выражая все свое якобы совершенно настоящее недовольство.
— Я готов понести вину и принять любое наказание, — в его голосе слышался явный смех и попытку осторожно позаигрывать, в надежде на то, что моя шкура колючего воинствующего ежика слетит от его улыбки и блеска глаз.
Но мне нельзя было сдаваться!
Я даже прошагала до угла домика, где был подпол, и где я не так давно обнаружила некоторые инструменты. Пусть явно древние и местами ржавые, но все таки с ними было куда проще.
Именно их то я и достала все с тем же холодным видом, поставив на стол перед недоуменным Янтарем, который в эту секунду выглядел еще более растерянным и я бы даже сказала слегка смущенным.
— Раз готов, то вот инструмент За домом есть пара досок, думаю, они тебе пригодятся.
С этими словами я демонстративно вернулась к своему занятию, принявшись снова греть воду, делать молочную смесь, а еще вид, что мне совершенно не интересно ушел Янтарь или остался.
Почему он выдохнул тяжело. протяжно и обреченно я поняла не сразу. приняв все на свой счет.
Лишь когда он вышел на улицу, забрав сразу все инструменты, а потом принес те самые доски, которые лежали под слоем льда и снега, по его недовольному и растерянному бормотанию за стеной я поняла, что теперь проблема была не только во мне.
Добрых минут двадцать Янтарь копошился за стеной, словно никак не мог решить, каким же боком стоит прикладывать доски, иногда постукивая молотком, но явно не по гвоздям, без которых данная конструкция едва ли держалась бы на месте и чем-то помогала бы в принципе!
За это время я успела покормить Молчуна, снова уложить его в гнездышко, чтобы собрать в кулак всю свою злость и трезвую логику, откидывая от себя иные чувства, и выглянуть на улицу через окно, где трудился в поте лица Янтарь.
— Две доски! Я просила тебя просто прибить две доски!
Мускулистое тело напряглось, и обернулась, отчего каштановая шевелюра засияла красными искорками в лучах яркого солнца, которое теперь светило в этих невероятных солнечных глазах, смотрящих на меня виновато и умоляюще….а еще синяя смачным синим фингалом под глазом!
— …а это еще что?
Мужчина поморщился, и фыркнул, дернув своим огромным плечом:
— Ну, кто же знал, что у молотка может быть отдача?
Боги! Я закрыла глаза, чтобы не расхохотаться, а еще, чтобы не прибить этим самым молотком самого криворукого из Беров!
— Давай, просто зависим дыру одеялом и все, — послышался его низкий грохочущий голос, который умел звучать так мило и просительно, что можно было бы растаять сразу же.
Можно было бы.
Но явно не нужно.
Поэтому я распахнула глаза. недовольно покосившись на Бера, отчего пришлось запрокинуть голову, щурясь то ли от солнца, то ли от яркости его глаз:
— Вот уж нет! Ты эту дыру сделал! Ты и заделывай! А про одеяло забудь.
Янтарь поморщился, недовольно покосившись на молоток в своей огромной ручище, словно он был живым существом, которому он мысленно угрожал страшной расправой.
— Ну. клубничка…
— Сам ты клубничка! — рявкнула я, собирая в себе все негодование для пущей убедительности и собираясь уже нырнуть обратно в дом, когда почувствовала его слишком близко, прямо над собой. оттого что мужчина сделал пару порывистых шагов ко мне, пока я едва не ткнулась носом в его широченную накаченную грудь. вдруг сообразив, что он может меня поцеловать, пока я торчу из окна, практически зарычав:
— Даже не смей!
Не то, чтобы я надеялась, что этот огромный странный мужчина испугается моего рыка, и метнется срочно кабанчиком в кусты, но уж чего я точно не ожидала, так это его широкой восторженной улыбки и басистого раскатистого:
— Обалдееееееееть!
Боги!
За какие грехи вы послали на мою и без того больную голову это ясноглазое недоразумие?!
Словно мне своих проблем не хватало! Умерла бы себе спокойно и нервы не мотала!
Я отскочила от него ближе назад, готовясь даже кусаться, если понадобиться, когда Бер протянул свою огромную руку вперед, радостно пробасив:
— Смотри!
И я смотрела.
На его идеальную золотистую кожу, под которой перекатывались упругие выпуклые мышцы и выступали тугие вены. стараясь не любоваться, а просто пытаясь найти, что там в этой руке было такого особенного, сухо кивнув:
— НУ? И что там?
— Мурашкииии!
Глава 4
Не знаю почему, но мне нравился это домик.
Вернее его и домиком-то уже тяжело было назвать.
Скажем так — нравилось даже то, что от него осталось после нападения Кадьяков….и двух часов насилования в попытках Янтаря отремонтировать хоть что-то!
Нравилось, даже не смотря на то, что у нас было всего одно целое окно, и часть пола едва держалась и не проваливалась под пол, а под крышей завывал январский колючий ветер, мне было здесь уютно.
Сложно сказать, почему…
Может потому. что это было мое первое почти нормальное пристанище за последние месяцы и иметь крышу над головой, а не сложенные хвойные ветки — дорогого стоило!
А еще потому, что эта комнатка, в которой сохранилось почти всё нетронутым, была милой и уютной.
Было в ней что-то такое теплое, настоящее — в том, как стояли на полочках глиняные игрушки, сделанные вручную. как аккуратными стопочками лежали полотенца и даже одежда. В том. что на деревянных стенах висели аккуратные рисунки, изображавшие лес с такой неподдельной любовью, когда можно было на них рассмотреть даже капельки росы на зеленой траве.
Именно здесь теперь была моя жизнь.
Мой маленький мир.
Мой сломанный рай, где было тепло в душе от треска огня, от аромата колючего мороза за стенами и запаха смолы.
Где спал мой маленький ангел, сложив губки бантиком и сладко улыбаясь во сне.
Где меня ждала моя смерть, до которой оставалось всего пара часов, но которую я больше не боялась, смирившись с неизбежным и даже попрощавшись с Молчуном.
Через пару часов должна будет придти Тайга, чтобы забрать кроху в его новую семью.
И было идеально…почти все.
Если не считать этого прилипчивого огромного Берсерка, который возомнил себя спасителем и прилип к нам, как репейник на зад!
Его не смущали мои шиканья и рык, мои намеки, что ему пора бы унести свои прокаченные ноги куда-нибудь на север, или восток — к черту на куличики, и найти себе кого-нибудь еще для роли безропотного и беззащитного, потому что я не была такой ни одной капли, и моя чугунная сковородка была тому подтверждением!
Только, кажется, Янтарь и правда был больной во всю свою гривастую головушку. не понимая ни намеков, ни прямого текста.
Пол часа назад с неимоверным усилием и почти скандалом я отправила его в другую часть леса, где было застывшее озеро за рыбой в надежде на то, что он провозится там как раз до рассвета и когда вернется, то будет уже все закончено.
Возможно он даже тела моего не найдет и не увидит.
Но сейчас я едва не взвыла, сжав руки в кулаки до боли от заостренных ноготков, потому что этот громогласный зверюга пытался пробраться в дом.
СНОВА!
Второй фингал под ярким глазом, отбитый сковородкой копчик и поцарапанное плечо, его ничем не научили! И снова эта двухметровая мускулистая тушка, пыталась не провалиться под пол еще на веранде, пробираясь поближе к двери.
Вот ведь наказание божье!
Кивнув быстрый взгляд на малыша и убедившись. что он по-прежнему сладко спит и ничего не слышит, я ринулась из занавешенной, словно юрта, комнатки, прямо в большую комнату, которая, по всей видимости, когда-то выполняла роль зала, столовой и отчасти даже кухни, потому, что здесь были и обеденный стол, и даже сохранившийся шкафчик с посудой.
Меня не останавливало то, что я была облачена с одно лишь короткое подобие полотенца на обнаженное тело, и что в этой части дома не было пол стены — стараниями этого громилы! — отчего было весьма прохладненько.
Меня мало удивляло, когда мой мишка-папа мог ходить в одном свитере на жгучем морозе, когда все остальные в поселке кутались в дубленки и тонну одежд, чтобы не околеть.
Конечно же, они не знали, что в папе была кровь зверя, которая его грела, но этот Бер….он ввергал меня в шок, разгуливая нагишом жуткими ночами, когда от мороза трещали кончики деревьев, при завывающем ветре, от которого любой нормальный человек уже давно бы обморозился и окоченел под ближайшей елкой. Ладно…он был не человек.
Огромный, мускулистый, с золотистой кожей, копной непослушных волос и глазами, в которых можно было утонуть, словно в потоке солнечного света…я бы сказала, что солнышко прячется в этих необычных глазах на ночь. и поэтому его глаза казались такими невыносимо яркими… а еще теплыми и согревающими, что и теперь было совершенно невозможно противиться себе самой, и строить из себя рыжеволосую воительницу, которая в гробу видела все попытки помочь и защитить от этого мира.
Мы словно вернулись к тому, с чего начинали наше бурное знакомство.
Только в этот раз я была настроена решительно и не собиралась отступать!
Он уберется отсюда! И точка!
Вот и сейчас я заняла свою излюбленную позу, расставив босые ноги и упираясь руками в бока, как бы смешно это не выглядело в данной ситуации, когда мне приходилось запрокидывать голову. чтобы заглядывать в это необычное, красивое и такое доброе лицо мужчины, который всегда отчего-то улыбался, и явно забавлялся моим подчеркнуто воинствующим видочком.
Слон и Моська в натуральную величину!
И снова он с явным интересом рассматривал меня, даже не пытаясь этого скрывать и забавно выгибая свои резко-очерченные и изогнутые брови, одна из которых была поделена пополам небольшим шрамом.
Что? — рявкнула я, как только можно приглушеннее, стараясь смотреть исключительно на его лицо и не миллиметром ниже…где было просто чертовски идеальное большое тело, с выпуклыми мышцами, куда так и хотелось ткнуть ногтем и почувствовать отдачу упругой мощной плоти.
— Рыба! Как ты и заказывала! — пробасил Бер так же приглушенно и от этого еще более низко, чем обычно. отчего его голос буквально завибрировал, странным образом отдаваясь в моем теле мелкой дрожью.
Вот ведь какой странный голос! Словно в нем рокочет раскатистый гром, который при этом ты не боишься, а ждешь, когда его сила и мощь коснется твоей кожи, оставляя не разряды и ожоги, а глубокое и необъятное тепло.
Я быстро покосилась на его руку, в которой болтались пара больших рыбин, стараясь при этом самым случайным образом не задеть взглядом его тела.
Вернее бедер….куда так и хотелось глянуть хоть мельком, чтобы иметь представление о том, что Беры во всех местах могучи и… кхэм….велики.
А еще то, что я так и не смогу заполучить себе.
Язык так и чесался сказать ему «большое спасибо», вот только я его прикусила на секунду, чтобы вернуть ход мыслей в правильное направление, сведя недовольно брови и шикнув:
— Разве я не говорила тебе не заходить в этот дом больше?
Он даже бровью не повел, закинув на покосившийся стол то, что поймал, и выпрямляясь надо мной, словно волосатая гора, которая смотрела чуть склоняя голову вниз и пытаясь растопить меня своими умилительно-теплыми глазами.
— Разве я не говорил тебе, что это дом моей сестры, и я могу входить сюда, когда посчитаю нужным?
— Так значит, да? — деловито и подчеркнуто предупреждающе изогнула я свою бровь, видя, как Янтарь едва сдержал улыбку, явно копируя меня, и размеренно пробасил:
— Да, значит так.
— Кажется, ты забыл, что у меня есть моя подружка, которая готов подарить тебе еще с десяток синяков и шишек, — ядовито выдавила я, дернувшись к тумбочке, где и лежало орудие массового поражения с увесистой ручкой и плоским наконечником, а проще говоря — большая чугунная сковородка, которую я и сейчас едва удерживала на весу двумя руками, с большим трудом не улетала вслед за ней после каждого замаха.
Практика в технике боя последних дней не помогали мне совершенно!
Я дернулась за сковородкой в красивом фееричном па, словно была, по меньшей мере, наемным убийцей, которая глушила всех направо и налево своей чудо-сковородой, поздно сообразив, что нахожусь в не слишком-то удачном для драки одеянии, и понимая, что мое полотенце просто сползает по мне, устремляясь с — БЛИИИИИН-…..
— …оооооох, — выдохнул за моей спиной глубоко и раскатисто Янтарь, кашлянув, словно поперхнулся и явно самым бессовестным образом рассматривая мой голый зад, пока я судорожно натягивала на себя полотенце снова, пылая от стыда и унижения так, что должна была просто стать одного цвета с моими волосами, особенно слыша его хрипловатый голос, который проурчал, — Блинчиков не заметил, а вот булочкииииииии…..
— ОТВЕРНИСЬ!
— Зачем?
Еле как замотав на себе полотенце снова, и прячась за своей напускной яростью и возмущением, я снова развернулась к нему, готовая высказать все, что я думаю о нем, его поведении и этой навязчивой заботе, если бы мой взгляд не зацепился за то, что я хотела увидеть.
И вот я видела!
Оторопев на несколько долгих секунд, просто выпадая из жизни, я глазела на великую и могучую эрекцию огромного Бера, которая… эм… ВЫПИРАЛА и вытягивалась прямо на глазах, словно была отдельным живым организмом, который вдруг решил проявить себя и явно тянулся, чтобы поздороваться!
В этот раз протяжный и ошарашенный «оооооох» исходил явно от меня, когда я отшатнулась назад, отчего-то заметавшись, и зашипев на невозмутимого мужчину, который даже не попытался отвернуться и привести себя в порядок. Как-нибудь.
Понимая, что он просто продолжает стоять, разъедая меня своими глазами, цвет которых теперь не просто грел, а начинал кусаться и обжигать, я зашипела:
— Убери эту штуковину!
— Штуковину? — изогнулась его резкая бровь. и глаза смешливо сверкнули.
— Да!… его!…вот это!.. черт!… — кажется, снег уже должен был начать плавиться и испаряться, пока я злилась и заикалась, пытаясь донести до мужчины то, что он и без меня прекрасно понимал, явно находя забавным мое состояние полного душевного и физического раздрая, — Ну как ты там его называешь?
— Называю? — хохотнул Бер, отчего его вторая бровь изогнулась, и глаза буквально переливались смехом.
— Дружок? Малыш? Великан? Оно?
От хохота Янтаря даже вьюга притихла, когда он веселился от души, едва ли не вытирая слезы от смеха:
— О, боги, ты это сейчас серьезно?
Я надулась, сощурив глаза и скрестив руки на груди на тот случай, если полотенце захочет сползти снова и показать во всей красе теперь и меня спереди:
— Разве мужчины не так не делают?
— Понятия не имею, что делают человеческие мужчины, но, кажется, они не слишком уверены в себе, если говорят подобное!
Ей-богу хотелось фыркнуть и закатить глаза от этой невероятной наглости и самоуверенности…если бы я не покосилась снова на его «великого друга», который на самом деле не нуждался в особом представлении, говоря сам за себя, и вздрогнув, когда Бер поймал мой взгляд, широко улыбнувшись и чуть сощурившись, отчего я слишком явно почувствовала себя добычей большого хищника.
Горячего хищника.
Возбужденного хищника.
— …Я тебе серьезно говорю и в самый последний раз — убери его!
Бер усмехнулся, пристально глядя на меня и проговорив так мурлыкающе мягко и опьяняюще:
— Куда я его уберу, клубничка? Это же не съемная часть моего тела. К тому же, эта часть реагирует на тебя, так что это не мои проблемы.
— Убери ее сам, или это сделаю я! — рыкнула я, не сразу сообразив, почему его глаза вдруг полыхнули, словно вспышка на солнце с выбросом обжигающей энергии, когда Янтарь вдруг сделал шаг ко мне, проговорив снова так отчаянно низко и вибрирующее, что я невольно отступила назад:
— Сделай. Я даже не буду сопротивляться.
Я сделала шаг назад снова, чувствуя, как на мне выступил мелкими капельками пот, от тех эмоций, которые взорвались внутри, кружа голову и путая мысли.
Я была смущена, испугана, растеряна, оглушена!
Я никогда не думала, что буду думать о том, что пронеслось в моей голове при виде этих глаз, в которых было пламя и голод.
Глаз, которые кусали и облизывали меня, завораживая и заставляя отступать назад все дальше и дальше, прижимая к груди кулаками края полотенца и путаясь в собственных мыслях, когда пискнула ему: «Больной!», шмыгнув в другую комнату и плотно запахивая за собой края тяжелого материала, который был стенами нашей юрты….и который совершенно не спас бы меня от этого огромного мужчины, как не смог спасти бы и этот дом, чью стену он так и не смог отремонтировать.
Дрожа от сгустка эмоций, который пока была не в состоянии распутать, я, затаив дыхание, ждала.
Ждала, с ужасом понимая, что перед ним я совершенно беззащитна, и вся моя бойкость и эта тяжелая сковородка не значат ровным счетом ни-че-го.
Я знала, что он постоял еще какое-то время в комнате, и быстро вышел, устремившись к своему насиженному месту у большого дуба, где он разбил себе ночлег, накидав на снег хвойных веток и разведя огонь, который постоянно поддерживал после того, как я сказала, что в дом он больше не войдет, всеми правдами и неправдами пытаясь отправить как можно дальше от себя.
И обидеть так, чтобы он ушел, даже не оборачиваясь….
Это место истинного зверя было хорошо видно из того единственного окна, что сохранилось целым и которое располагалось как раз в нашей юрте, даже если для того, чтобы увидеть его, мне приходилось прижиматься щекой к холодному стеклу.
Что я сделала и сейчас, чтобы посмотреть, чем решил заняться это огромный Бер….и торчит ли до сих пор его дубина!
Мужчина натянул на себя кожаные брюки, оставаясь по-прежнему с обнаженным торсом и босыми ногами, сосредоточенно глядя в огонь, блики которого играли в его солнечных глазах, словно разжигая изнутри прозрачно-желтое пламя.
Усевшись прямо на подоконнике, я медленно дышала, боясь признаться даже себе, что это местечко у окна стало уже насиженным, и если я не была рядом с малышом, то шпионила за ним, восхищаясь его грацией и поражаясь тому, как настолько большой и мускулистый мужчина может быть таким осторожным и вместе с тем опасным.
В нем совершенно невероятным образом сочетались хищность истинного зверя и вместе с тем тепло и добродушие истинного солнца.
Он весь был странный, невероятный…. и завораживающий.
Господи, ну как отправить его от себя?!'…
Злобно соскочив с подоконника, я сделала круг по комнате, в сотый раз проверив малыша и укутывая его в одеяло, когда вдруг услышала голоса.
Нет, я бы совершенно не удивилась. если в эту секунду поняла, что ко всему прочему Бер еще и разговаривает сам с собой, вот только голоса было два.
И они были разные.
Один — низкий, приглушенный и грохочущий. Тот, который я уже не смогла бы спутать больше ни с одним другим голосом в мире.
Второй — плавный, красивый и чистый. Так говорят дикторы на радио.
Я снова юркнула на подоконник, отбросив в сторону полотенце и впечатавшись левой частью лица в стекло, едва не вываливалась наружу в попытках понять, что же происходит.
Янтарь крутил в руках молоток с отломленной рукояткой, ворча себе под нос:
— ….Да чтоб тебя порвало от газов!
— И тебе привет, братец, — на поляну перед домом вышел мужчина.
Мужчина, облаченный в короткую куртку, обтягивающие джинсы и стильные ботинки.
Он вообще выглядел настоящим стилягой со своей идеальной прической, идеальной щетиной и не менее идеальными чертами лица, которые я смогла рассмотреть лишь когда он присел возле Янтаря у костра, с интересом заглядывая на него и прыснув от смеха, когда увидел сияющий фингал под глазом:
— Ого! Классный макияж!
— Могу тебе оформить. На оба глаза! — недовольно пробурчал Янтарь, не пытаясь кинуться в драку и выкинуть этого одетого с иголочки мужчину за пределы своей территории.
Если бы не габариты этого нового, я бы на полном серьезе решила, что он человек!
При чем, какой-нибудь магнат, который решил прокатиться ночью по лесу на снегоходе и случайно заблудился.
Вот только для человека он был излишне крупным.
Я бы даже сказала, что крупнее Янтаря!
— Сам постарался или кто помог?
-..Да эта фигня кривая! Как ей вообще можно что-то сделать? — Янтарь отбросил от себя несчастный молоток.
— Фигня кривая — это ты, Янтарь. А молоток не виноват, что твои руки вставлены не под тем углом, — хохотнул мужчина, сидя на корточках и с явным интересом покосившись на полуразрушенный дом, кажется, не заметив меня, прилипшей к оконной раме и осуществляющей наблюдение за этими двумя красавчиками, которые к роду людей относились едва ли. И явно знали друг друга, что лично меня очень сильно успокаивало, ибо ружье я так и не раздобыла, а завалить этого громилу одним шокером явно не получится.
Просканировав дом, второй Бер повернулся к Янтарю- Ты чего тут делаешь?
— СИЖУ! — рыкнул он, очевидно не слишком радуясь тому, что придется объяснять, почему именно он решил заночевать на пороге дома. где кто-то уже был.
Я слишком хорошо знала Беров и было мало вероятным, чтобы этот второй, в одежде, не учуял меня.
— Грибочки жаришь?
— Будешь?
— Я не ем поганки, спасибо. Сам знаешь, диета и все такое…
— У меня еще шишки есть, — миролюбиво проговорил Янтарь, отчего его друг прыснул от смеха:
— Не показывай, я тебе на слово верю!
— НЕ ЭТИ! Кедровые мать твою!
— Чищенные?
— Угу.
На какое-то время мужчины затихли. принявшись грызть орешки, оба глядя на огонь, пока первым не заговорил Янтарь, поворачивая голову к своему другу. который, судя по внешности, был не из рода Бурых:
— Ты далеко?
— До дома. — повел своим мощны плечом второй Бер, — Сам знаешь, из-за последних событий пришлось перенести некоторую работу, которую теперь нужно сделать.
Если не выполню подписанные контракты, то платить придется мне…
Янтарь лишь закивал в ответ, словно прекрасно понимал, о чем шла речь:
— И надолго?
— На пару месяцев. Договорились с Севером, что потом будем наводить порядок у нас, Берам надо дать время, чтобы в головах все улеглось. Могу забрать тебя на обратом пути… если захочешь, — судя по тому, что оба Бера повернулись на дом, и оба посмотрели на окно. в котором я прилипла к стеклу, рассматривая их, они поняли все и сразу, одновременно усмехнувшись, когда я поспешно юркнула под подоконник, но все-таки успела заметить, как полыхнули смешливо глаза Янтаря, и слыша его низкий голос:
— Пока не знаю, брат… пока я ничего не знаю.
БЕДА!
Мне хватило и услышанного, чтобы в ту секунду понять очень отчетливо, что никуда Янтарь не собирается уходить в ближайшее время! А ему нужно было уйти уже ОЧЕНЬ СРОЧНО!
Время неумолимо двигалось к рассвету, скоро должна была прийти Тайга за малышом, которую он конечно же почувствует рядом и никакая сила в мире не удержит этого любопытного Бера оттого, чтобы не узреть лично, когда это мы успели спеться за его спиной!
Тяжело опускаясь на кровать, я закрыла глаза, потирая указательными пальцами свои гудящие виски. Мысли совершенно не хотели работать, когда я не могла придумать больше ничего. кроме того, чтобы отправить его за рыбой. Снова. При чем на его резонный вопрос относительно той, что он недавно приволок. у меня был только один ответ — хочу другую! Нет, ну а что еще можно было сказать? Что у меня аллергия на ту, что уже лежала на столе?
— Господииии….что же все так сложно то!
А если попросить его самого отнести Молчуна к остальным детям? И сказать, что я расскажу ему все, когда он вернется…
Дальше развить эту тему у меня не получилось, потому что я поняла, что мое время вышло, ощущая. что Тайга уже где-то близко.
И как бы я не готовилась попрощаться со своим малышом, а сердце сдалось так невыносимо больно, словно его окутали колючей раскаленной проволокой, чьи шипы впивались до самого нутра, отчего колени задрожали, как и нижняя губа, которую я отчаянно прикусила, чтоб сдержать себя в руках.
Я уже буду мертва к тому времени, когда за мной придет Палач… мое сердце останется с малышом. потому что ни одна мама по своей воле не отдаст то, ради чего она живет.
Может, так будет лучше и к Палачу выйдет лишь пустая телесная оболочка в раной в груди, где теперь будет пусто.
Я не вздрогнула, когда услышала осторожный шорох за окном, которое выходило на противоположную часть дома от той части, где расположился со своим костром, орешками и грибами Янтарь.
Умно, конечно! Так он не увидит Тайгу сразу, но ведь почувствует!
— Ты рано! — зашипела я на девушку. стоило ей только осторожно влезть в окно, словно это каким-то образом могло спасти наше глубоко конспиративное дело от вездесущего Янтаря и его золотых глазищ! И пары секунд не пройдет, как он по варварски вломиться внутрь, чтобы узреть своими собственными глазами, что его нюх не подводит, даже если мозг явно коротнет при виде нашей рыжеволосой парочки двух гребанных агентов 000, которые были не способны даже просто вынести ребенка из дома без лишних свидетелей!
Ей-богу в моей голове носились шальные мысли о том, хватит ли сил у Тайги, в которой было достаточно медвежьей крови, чтобы шарахнуть сковородкой Янтарю с такой силой, чтобы вырубить его хотя бы ненадолго!
Конечно же, я не хотела, чтобы он пострадал!
Но лучше пусть ходит с шишкой на голове, чем останется без головы совсем!
— Мы же договорились, что ты придешь перед рассветом!
Тайга как обычно была крайней немногословной и до безобразия спокойной, не потрудившись даже просто кивнуть мне, но отправляясь прямиком в спальню, где спал мой кроха.
Я даже руками всплеснула, двигаясь за ней и постоянно пытаясь заглянуть через плечо в ее глаза:
— Что теперь с Янтарем делать будем?! Он же вломиться сюда паровозом с минуты на минуту!…
В моменты, когда ты близок к истерике и лютому рукоприкладству. такая вот невозмутимость, как была у Тайги в эту секунду, выводят из себя лишь еще сильнее! Пока мне казалось, что у меня мозг пойдет трещинами и голова лопнет, выпуская струю пара до самых небес, эта девушка без особой торопливости аккуратно достала из гнезда Молчуна, ловко и явно со знанием дела завернув его в один из приготовленных пледов, оборачиваясь ко мне, чтобы кивнуть на одежду, разбросанную на полу:
— Оденься и выходи.
— И это всё, что ты хочешь мне сказать?!
Ей-богу я была готова перейти на визг, наблюдая, как Тайга просто кивнула в ответ. размеренно двинувшись к тому же окну, через которое вошла, бережно прижимая к себе Молчуна, и оборачиваясь лишь на долю секунды, чтобы прошептать, чуть улыбнувшись:
— И ничего не бойся.
Я была слишком сосредоточена на Тайге и своем бешенстве. И в этом была моя большая проблема!
Потому что тогда бы я почувствовала немного раньше, что теперь проблема не в Янтаре.
Вернее, не в нем одном!
— ТАЙГА! — прохрипела я так, что это было бы оглушительным криком, если бы только не нужно было привлекать лишнего внимания, — Ты же обещала помочь!
— Я помогаю.
Уже выпрыгнув через окно, девушка обернулась ко мне, прежде чем скрыться в лесу, еще раз кинув:
— Оденься, чтобы потом было не стыдно.
Стыдно?!
Вслед Тайге мысленно полетели как минимум с три десятка отборных ругательств, на какие я только была способна, почему-то кинувшись первым делом к одежде, проклиная девушку, которую едва знала и которой доверилась. Напрасно!
— ….Господи, хоть бы с Молчуном все было хорошо!
По крайней мере, утешало только то, что с малышом она обращалась ловко, но осторожно. Про остальное думать пока не получалось, когда я прыгала на одной ноге, натягивая на себя штаны, водолазку, и валенки, чтобы потом вывалиться на улицу.
Вернее не вывалиться сразу, а застыть на пороге, застучав зубами оттого, что меня в прямом смысле подкосило от переизбытка тестостерона, который теперь буквально окружал дом, словно невидимый кокон.
Было стойкое ощущение, что Тайга привела целую армию, судя по той бешеной беровской энергетике, которую я ощущала настолько остро, как еще никогда в своей жизни, когда казалось, что зашевелились даже волосы на затылке!
Думаю, именное такое состояние бывает перед тем, как тебе в макушку шарахнет молнией, потому что даже сам воздух вокруг стал каким-то вязким и тугим, заставляя дышать урывками, когда не спасал даже январский мороз.
Я так и жалась у сломанной двери, которая меня не спасет и явно не сделает невидимкой, пока не в силах собраться с духом, чтобы выйти на порог и своими глазами узреть всю суть происходящего, когда услышала голос Янтаря:
— …Э…Пап? Вы чего тут?…
Ну по крайней мере, судя по голосу варвара, в глубоком удивлении была не я одна!
Хотя бы это отчасти успокаивало, даже если захотелось спрятаться под полом, когда меня пронзило новое осознание…. ПАП?!
Там был отец Янтаря?!
На секунду мир просто помутнел перед глазами и стало плохо настолько, что даже резко затошнило. когда я подпрыгнула истерично и дергано, услышав новый голос такой басистый и раскатистый, что даже голос Янтаря как-то мерк и казался не таким уж и громким:
— Свататься пришли епт!
— Чего?!
— Прикуси блинорезку!
Ей-богу, я бы поперхнулась сейчас от смеха, если бы не было так страшно и жутко опозориться перед отцом Янтаря, когда уже очень скоро мне нужно было как-то сбежать…
Вот уж спасибо от всей души, Тайга, мать твою! За ногу! Об косяк! Раза три!!! Как минимум!!!
Мало было того, что мне нужно было как-то сбагрить самого Янтаря, так ты еще и отца его привела, чтобы жизнь сказкой не казалась!
— Ну и где твоя заноза?
— Зазноба, пап!
— Один хрен!
Нелепо потоптавшись на месте. я все таки сделала последние пол шага к двери, чтобы осторожно выглянуть в приоткрытую щель, стараясь не показывать. не дышать и не двигаться больше, когда сразу встретилась с глазами.
Необычными, странными, настолько светло-серыми, что они казались практически прозрачными, словно лед.
Глазами, которые тут же взяли меня в суровый плен. заставив замереть по стойке смирно и увидеть теперь и суровое мужское лицо с белоснежной аккуратной бородой и такими же белоснежными волосами, зачесанными назад.
— Иди-ка сюда.
Я тяжело сглотнула, не смея даже моргнуть и видя теперь с подступающим ужасом, что мужчина был настолько огромный и широкий, что ему пришлось склониться вперед, поманив указательным пальцем, чтобы быть наравне с моим лицом.
Я вышла, словно нашкодившая школьница первого класса, которая устроила канализационный потоп в кабинете директора, в первую секунду пряча свои подрагивающие пальцы за спиной и боясь поднять ресницы, чтобы понять, что на самом деле Беров-то было немного. но они были ТАКИМИ черт побери, что запросто могли бы разбить целую армию воистину!
Чистокровные! Все, как один!
Здоровущие просто до головокружения!
Я и не представляла себе до сегодняшнего дня, что Берсерки могут быть такими огромными!
…как тот Палач, который явно ходил где-то рядом и ждал своего часа.
Я пыталась осмотреть всех хотя бы мельком, честно говоря. боясь даже задержать излишне долгий взгляд, чтобы его не посчитали навязчивым и неприлично рассматривающим, растерявшись настолько, что перестала дышать.
И хрен с ними с габаритами!
Они не были моего рода!
Они не были Бурыми!!
Блондин с жуткими глазами холоднее этого страшного дня. Тот, что был папой с седыми волосами для был не опознаваемый из-за цвета своих волос.
Черноволосый с синющими глазами. Еще один черноволосый с глазами цвета темного-темного леса….и тот, что стоял рядом с Янтарем. Тоже темный и с неоновым взглядом, который вообще выглядел каким-то ненастоящим!
Минуточку.
Три Кадьяка?!
А разве могли быть какие-то сомнения? У всех черные волосы. у всех светлые яркие глаза и черты лица такие. что…в мыслях одни только грех! При чем с моей стороны, грех про убийство!
Конечно же, смену моего настроения с перепуганного и смущенного, на воинственный и яростный они ощутили сразу же, наверное даже вперед того. как я сама успела понять, что почувствовала.
Синеглазый медленно моргнул своими черными ресницами. выглядя явно слегка растерянным.
Тот, что был старше, с сединой в черных волосах и с темно-зелеными глазами. чуть нахмурился, а потом хмыкнул, но как-то жестоко и сухо, не отводя своих глаз, от которых веяло чем-то страшным и язвительных.
А седовласый великан хохотнул, стрельнув по мне своими светлыми глазами весело и лукаво, вдруг пробасив:
— А готовить умеешь?
— Умею! — буркнула я в первую секунду, не задумываясь о том, что делаю, и сосредоточившись лишь на том, что рядом со мной были те, кого я ненавидела больше всего в своей жизни, какими бы знойными красавчиками они не были черт побери!
Никогда не прощу того, что они сделали с моим родом!
Я даже не заметила, как рядом со мной оказался Янтарь. стоя у порога в снегу и заглядывая в глаза так проникновенно и тепло, словно пытался успокоить и сказать одними лишь своими золотыми глазами.
— Это самое главное! А что тощая — не страшно! Откормим! — хохотнул светловолосый великан своими басами, от которых у меня с непривычки просто закладывало уши, когда я даже не поняла, что в данном случае речь шла обо мне и моих скромных габаритах.
— Мне кто-нибудь объяснит в чем дело-то? — выгнул брови Янтарь, выглядя не слишком довольным и, прямо скажем, нервным, но стоя рядом со мной, и совершенно не переживая. что вся эта компания огромнейших мужчин толпилась рядом, — Паап?
— Что «пап»? Спросишь все у Тайги, когда вернёмся домой.
— Вот именно! Возвращайтесь домой, и спросите ее! — рыкнула я, готовая просто придушить эту девушку, которая творила то. о чем мы совершенно не договаривались! Пусть только попробует прийти еще раз, и я ей устрою!…если выживу….
Я покосилась на того Кадьяка, который был старше и с такими глазами, от которых бросало в дрожь.
Он смотрел на меня так, словно расщеплял на мелкие частицы — медленно, тщательно, холодно, заставляя отступить на шаг назад, когда это заметили все и сразу, покосившись на него со всех сторон сразу строго, недовольно и угрожающе, вот только совершенно бесполезно.
Он продолжал смотреть только на меня, кажется, даже не моргая.
Словно видел все мои тайны, словно знал всё то, что я прятала в себе, отчего пугал так, как не пугал никто другой до него.
Даже Палач со своей неизбежной смертью не казался теперь таким устрашающим, как этот чертов Кадьяк.
Так и хотелось шикнуть на него, мол, чего уставился, если бы только было смелости побольше.
-..он где-то поблизости, — проговорил вдруг этот жуткий тип, не пытаясь даже покоситься по сторонам и продолжая смотреть только на меня, отчего мне хотелось спрятаться за широкую спину моего большого и надежного Янтаря, чтобы закрыть глаза, никакого не видеть, не слышать, и в принципе позабыть о том, что меня ждало, — Позови его, девочка.
Твою маааааааать…..
Вся кровь отхлынула от моего лица, словно просто куда-то провалившись в недра тела, отчего перед глазами на секунду потемнело от осознания того, что Тайга рассказала им.
Все рассказала.
До последнего слова, до последней буквы.
Сдала с потрохами и последней капелькой крови.
Как теперь выкручиваться из этой ситуации я не знала.
Если начну придумывать — они почувствуют ложь.
Если скажу, что все правда — спросят почему Палач пришел за мной.
Пусть придет, пусть заберет! Лишь бы только не приходилось стоять перед этими мужчинами, даваясь своей болью и ненавистью к себе за то, что я натворила.
— Кого позвать? — пробурчал Янтарь напряженно и недовольно, и конечно же я не собиралась отвечать, вздрогнув, когда услышала, как ответил кто-то из чистокровных:
— Его.
Ну, вот и всё.
Теперь можно было не переживать о том, что я смогу опозориться перед этим странным громкоголосым отцом Янтаря. Что бы там не было, сделано правильно или нет, но скоро мне будет совершенно без разницы.
Вот только будь трижды проклята Тайга!
Ведь я была готова! Я была спокойна!
А теперь…черт возьми, теперь внутри меня теплилась совершенно ненужная и такая хрупкая надежда, что я смогу жить! Ведь все эти мужчины вместе взятые, они должны бил быть сильнее Палача. Единственное, что я пока смутно представляла чем смогу заинтересовать их ради собственного спасения, и чем затем смогу отблагодарить, совершенно не уверенная в том, что они не захотят убить меня сами, если узнают правду.
Я молча наблюдала за происходящим, стоя прямо за спиной Янтаря. которая напряглась и застыла, когда мужчина обернулся, чтобы увидеть того, кто стоял в тени заснеженных деревьев все такой же страшный и загадочный. Без единой эмоции на своем красивом лице. Без единой ощущаемой эмоции.
— Это еще кто? — буркнул Янтарь настороженно и недовольно, но бесстрашно, наверное, не сразу понимая кто именно стоит перед всеми. И для чего.
— Да ладно! — как-то ахнул отец, вдруг шлепнув себя по бедрам, когда все мужчины теперь были сосредоточены исключительно на Палаче, очевидно. начиная понимать, что они тоже ничего не чувствуют. Ни его природного Беровского запаха, ни его эмоций.
Но я была благодарна Палачу хотя бы за то, что теперь все взгляды были обращены на него одного, включая глаза того жуткого Кадьяка, который словно рылся в моей голове, заставляя чувствовать себя уничтоженной и беззащитной перед его пронзительным тяжелым взглядом.
Теперь и он смотрел на Палача, при чем, был явно удивлен. Я бы даже сказала, что отчасти растерян, если Берсерки, подобные ему. вообще способны когда-либо теряться или смущаться.
— Ты тоже видишь? — вдруг пихнул локтем отец того самого жуткого зеленоглазого Кадьяка, на которого я почему-то косилась больше, чем на кого-либо еще, когда тот даже не моргнул оттого, что ему нехило прилетело, лишь выдохнул приглушенно, но холодно:
— Утихни.
Странно, но отец и правда притих, когда стало понятно, что все эти чистокровные хоть и были совершенно из разных родов, но очевидно неплохо все знали друг друга, и забрели на полянку к Янтарю не просто так.
— Пап, так это правда? — кивнул тот, что был блондином с жуткими голубыми глазами, которые горели так, что невозможно было смотреть в его глаза больше пары секунд, явно обращаясь к отцу Янтаря, отчего я быстро заморгала, пока не в состоянии разобраться в этих замысловатых родственных связях и надеясь заняться эти в плотную позже, если все таки буду жить.
Мужчина просто кивнул в ответ, и снова все застыли глядя на Палача, который даже не собирался бояться такого скопления чистокровных в одном месте, вдруг спокойно и размеренно зашагав вперед, прямо на нашу полянку перед покосившимся домиком, который грозился рухнуть вместе с моими дрожащими коленками, оттого что меня просто сносило этими волнами их совершенно необъяснимой Беровской силы.
— Уходите. Не втягивайте себя в проблемы, — просто, спокойно и совершенно безэмоционально проговорил Палач, заставляя меня поежиться оттого, что в каждой его букве каждого сказанного спова сквозила лишь скукота и ничего больше.
Это было даже страшнее, если бы он говорил подчеркнуто холодно и резко, показывая этим, что он зол и готов идти до конца.
Можно было даже сразу не понять. о чем именно говорит этот Бер со странными и ужасающими шрамами на груди, если бы он не кивнул в мою сторону.
Но если я не ощущала совершенно ничего от Палата, то, стоя за спиной Янтаря я чувствовала не только его родной аромат и жар большого тела, но и то как резко и яростно в нем вспыхнула злоба, словно в тлеющий уголочек плеснули бензином, отчего произошел взрыв и пламя поднялось до самых небес.
— Моя девушка — мои проблемы, — прорычал Янтарь хрипло, сильно и с такой волнующей слух ноткой собственничества, что хотелось сейчас ущипнуть его за упругий зад, протянуть вперед руку и прошептать на ухо: «Смотрииии!
Мурашкиииииь, потому что мурашки выступили по всему моему телу, которое на секунду сжалось от испуга, а затем восторженно дрогнуло от ощущения этого огня и каменной стены передо мной, за которой я мечтала спрятаться столько времени, что сейчас просто хотелось потерять сознание от счастья!
Согласна, Янтарь и раньше не особо то скрывал своих чувств и желаний в отношении меня. но мне всегда казалось, что в его эмоциях преобладало желание обладать. а еще лишний раз довести меня до состояния ядовитого ёжика, чтобы затем вдоволь потешиться и еще раз что-нибудь сломать. Теперь же я отчетливо чувствовала, что он считает меня своей! Своей!
Вот только мой восторг и радость были недолгими, когда я поняла, что Янтарь не отступится. Не оставит меня. Встанет на пути Палача…и умрет вслед за мной, чего я допустить никак не могла.
Оттого, как Плача перевел взгляд на Янтаря, я была готова тут де слететь с порога, закрывая его собственной грудью, даже если моя грудь была в области его живота!
Даже дернулась, вздрагивая, потому что Янтарь взгляд меня за руку, сжимая в своем большом горячем кулаке мои холодные пальцы, вселяя даже своими прикосновениями надежду и даря такое тепло, от которого просто хотелось разрыдаться, повиснув на его плече.
— Она не твоя.
Палач даже не моргнул, проговорив три слова, от которых веяло холодом, но правдой…
Ни в теории. ни фактически я Янтарю не принадлежала, покраснев не смотря на жуткую обстановку, когда услышала громогласный голос отца Янтаря, который усмехнулся:
— Дай им пару минут исправить это нелепое недоразумение и всё будет ладОм! Еще не успели пометиться в жизни и такое бывает, — пожал плечами седовласый великан, глядя на Палача хоть и лукаво, но явно через чур напряженно, словно ожидая от него выпадав любую долю секунды.
— Я давал ей сутки для брата. Время вышло, — все так же спокойно и со скукой в голосе отозвался Палач, переводя глаза на отца и даже не пытаясь осмотреть остальных Беров, которые явно не уступали ему не в росте, не в ширине плечей, ни в силе…наверное. Неужели он не чувствовал хотя бы доли смятения и страха за свою жизнь? Или был уверен в том, что эти огромные чистокровные мужчины не встанут на мою защиту, побоявшись его статуса? Да, и я сама не видела причины, по которой они могли бы сделать это, просто видела, что поляна словно была разделена теперь на две условные части, на одной из которых стоял обнаженный и величественный Палач. а все остальные были рядом со мной и Янтарем. На нашей половине, где был домик. Может в этом был какой-то скрытый смысл?
— Это кто такой вообще? — прорычал Янтарь, обращаясь не понятно к кому, но оборачиваясь ко мне, чтобы яростно и очень по-собственнически полыхнуть своими глазами, которые в эту секунду начинали загораться в прямом смысле этого слова, если только у меня не начались очевидные проблемы со зрением от неврозов последних дней, когда он изогнул одну свою бровь, буркнув, — Твой бывший?!
— Хуже! — хрипнула я, понимая, что начинаю отчаянно бледнеть. потому что мы все ближе и ближе подбирались к тому, что скоро я должна буду рассказать все без утайки. И как я буду надеяться после этого, что Янтарь останется рядом, и все так же будет считать меня своей, крепко держа за руку?
— Не затягивайте зря время. Она пойдет со мной и понесет свое наказание, — Палач кажется вообще не обращал никакого внимания на наши слова и взгляды, но когда сделал шаг по направлению ко мне, я подпрыгнула даже за спиной Янтаря, не оттого, что этот тип стал ближе, а потому что все чистокровные Беры в один миг словно по команде встали впереди, закрывая нас полукругом, отчего я шокировано захлопала глазами, не в силах даже пикнуть.
— Полегче, сынок Ты конечно красавчик, силач и всё такое, но и мы не пальцем деланные! — пробасил отец с кривой ухмылкой, — Если ты не понял сложившейся ситуации, то я объясню. Мой сын считает ее своей, теперь девушка часть нашей семьи, а мы своих не отдаем. Больше скажу, будь ты хоть Палач, хоть королева Великобритании, даже ногтем ее волоса не тронешь ее, пока есть мы!
Мое сердце сначала словно упало с высокого обрыва, полетев, задыхаясь от переполняющих эмоций, но не для того, чтобы разбиться вдребезги внизу. а чтобы обрести свои крылья и воспрять над всеми бедами и проблемами от ощущения того, что я не одна!
Что теперь передо мной появились мужчины, которые даже не зная меня, были готовы защитить и поддержать в трудную ситуацию, назвав частью своей семьи!
Как же давно я не чувствовала этого — быть защищенной и хрупкой, зная, что есть те, на кого я могу положиться в трудной ситуации и спрятаться, когда мне было страшно!
И пусть дальше будет разочарование и возможно даже ненависть, я всей своей уставшей и израненной душой цеплялась за слова, сказанные отцом Янтаря, пытаясь моргать часто-часто, чтобы не даст волю своим слезам, чувствуя, как ладонь Янтаря сжалась сильнее, обхватывая мои дрожащие пальцы, снова поддерживая и даря свой жар.
— …послушайте, — прохрипела я, с удивлением слыша, как дрожит мой голос, — …вы вовсе не обязаны…
— Цыц! Сначала разберемся со здоровяком, потом с тобой решим! — рыкнул отец хоть громко и резко, но все равно совершенно не злобно, полностью сосредоточившись на Палаче, когда в какой-то момент мне показалось, что он шепнул куда-то за спину: «Срочно зови мелкого!»
Я даже покосилась по сторонам, пытаясь понять или учуять хоть кого-нибудь, к кому этот седовласый великан мог обращаться, вот только никакого эффекта не было — я никого не видела, и никого не чувствовала за исключением тех мужчин, которые уже были рядом.
— Отойдите с дороги, — сухо и все так же спокойно проговорил в напряженной тишине Палач, но только в этот раз в его голосе явно слышались нервозные нотки.
Кажется, здоровяку уже надоели эти разговоры, а мое время восторга и трепета подошли к концу, — Уйдите с миром и останетесь живы. Мне нужна только она.
— ОНА МОЯ! — прорычал Янтарь, не отпуская моей руки, но двинувшись вперед, когда ряды мужчин перед ним в буквальном смысле сомкнулись, словно не выпуская самого Янтаря, но и не позволяя Палачу добраться до меня.
Подумать только Кадьяки стояли плечом к плечу с Полярными, чтобы защитить нас двоих — Бурых!
Когда этот мир успел сойти с ума?!
Ведь я точно помнила, как папа рассказывал мне, что именно Кадьяки и Полярные были словно два полюса в мировом устройстве Беров, которые всегда враждовали и ненавидели друг друга — одни были льдом, вторые пламенем.
Думать дальше у меня не получилось, когда на поляне вдруг появился еще один Берсерк.
Огромный, обнаженный, черноволосый.
При чем не просто появился, а черт побери, словно сформировался из самого воздуха, потому что я совершенно точно не видела ни одного его движения, истерично вздрогнув и шарахнувшись назад, когда он проговорил совершенно жутким двойным голосом:
— Я тут, бать.
Еще один Кадьяки И какой то… бракованный!
Или что за бес вселился в этого Берсерка, делая его голос именно таким, а скорость просто какой-то немыслимой?!
Только одно успокаивало — все остальные обитатели поляны восприняли его совершенно спокойно, поэтому вроде как и мне можно было не дергаться.
Опять же это обращение к отцу. Они явно были знакомы.
Пока я старалась не думать о том. как у одного Берсерка могут быть сыновья из разных родов, надеясь на то, что потом у меня еще будет возможность сделать это в более спокойной обстановке, когда рядом не будет Палача. если такая обстановка для меня в принципе реальна.
Все завертелось сейчас слишком быстро, и прямо перед моим носом за плечами Янтаря было слишком много огромных мужчин, чтобы в голове держалось еще ито, что они не знали. Ничего обо мне не знали, бросившись защищать, и окружая теперь так, чтобы Палач не подобрался ко мне ни с какого бока.
Но ведь это не могло длиться вечно.
— В общем я тебя предупредил, здоровяк, — усмехнулся даже немного надменно отец Янтаря, очевидно думая, что в нынешнем составе перевес сил был на нашей стороне, а Палач должен был с позором сбежать, или умереть смертью храброго, — Как видишь у нас большая и весьма специфическая семья, и мы явно сможем постоять за своих, так что по добру по здорову…
— Подожди, — вдруг проговорил тот Кадьяк с темно-зелеными глазами, от взгляда которых меня пробирало просто до самых костей, делая пару шагов вперед по направлению к Палачу, который не менял положения своего тела, не выдавал совершенно никаких эмоций, и как-то не торопился уносить свои длинные сильные ноги.
Он дошел почти до Палача, остановившись напротив него и глядя хоть и сдержанно, но все таки с плохо скрываемым вниманием, явно видя представителя этой рассы впервые, когда продолжил:
— Тебе подобные не приходят просто так и ни за что не покажут себя.
Палач перевел свой бесстрастный взгляд на Кадьяка, словно перед ним было пустое место и в какой-то момент я даже подумала, что он отвернется, снова уставившись на меня, когда он неожиданно кивнул головой, при этом не произнося ни слова.
— Есть какой-то закон, по которому…
— Я и есть закон! — вдруг рявкнул Палач так резко и неожиданно, что я испуганно взвизгнула, попятившись назад и непременно упала бы в спешке на порог, если бы Янтарь не продолжал крепко сжимать мою дрожащую холодную ладонь.
Думаю, что мужчины этого тоже не ожидали, когда все напряглись и застыли, как один, а отец вдруг ринулся к тому Кадьяку с жуткими глазами, который не дрогнул даже ресницей, продолжая всматриваться в Палача тяжело и пронзительно, словно на самом деле мог видеть даже его душу.
— …ведь вы покидаете свои запредельные земли только если нарушена кровавая клятва полной секретности существования нашего вида… — продолжил Кадьяк приглушенно, но твердо, не спрашивая, а скорее делясь тем, что он знал сам с остальными, когда я с ужасом и холодном в легких поняла, что вот и настал мой судный час, оттого что эти огромные мужчины вдруг дрогнули один за другим, переглянувшись недоуменно и потерянно, но не позволяя себе повернуться ко мне, пока я была под их защитой.
— Зачем тебе эта девочка? Она еще совсем ребенок.
— Ты только что сам ответил на свой вопрос, воин, — впервые Палач хоть как-то выразил свои эмоции, словно сняв невидимую маску со своего на удивление миловидного лица, когда чуть изогнул кончик брови, сверкнув взглядом по Кадьяку. чье лицо побледнело и будто заледенело.
У меня было жуткое ощущение, словно теперь Кадьяк нацепил на себя невидимую маску, когда его черные густые ресницы повернулись в мою сторону и взгляд прошелся по моему белому лицу быстро и цепко, моргнув только раз, чтобы снова сосредоточить всё свое внимание лишь на Палаче.
— Откуда такая уверенность, что это именно она? — в этот раз дрогнула черная бровь бесстрашного Кадьяка, который стоял ближе всех к Палачу, словно совершенно не беспокоясь о собственной безопасности в отличие от отца Янтаря, который так и продолжал стоять рядом, напряженно и собранно, ожидая выпада и нападения в любую секунду.
И быть может совершенно не зря, когда вздрогнула и застыла, дрожа от нервов, даже я, видя, как Палач сделал один плавный размеренный шаг к Кадьяку, чуть прищурив свои глаза и проговорив так низко и почти мурлыкающе, словно наслаждаясь каждым сказанным словом:
— А ты прислушайся к ней. Её страх. Безнадежность. Паника. Но самое главное — стыд и раскаянье…
Палач замолчал, явно не договорив и делая паузу лишь затем, чтобы дать возможность всем Берам на поляне ощутить собственным идеальным нюхом, что он говорит правду.
Боже мой…
Я буквально кожей ощущала, что теперь все эмоции каждого из этих огромных мужчин были направлены лишь на меня одну, прощупывая тщательно и так глубоко, что я мне казалось, словно вся кровь отхлынула куда-то под ноги в снег, оставляя на пороге уже не меня, а лишь бездушное изваяние.
Я была противна сама себе.
Я ненавидела себя больше, чем кто бы то не был на этой земле, вынужденная проживать свою убогую жизнь, осознавая каждую секунду, что именно я стала катализатором трагедии, которую теперь едва ли можно было исправить.
…но еще сильнее я боялась ощутить ненависть Янтаря по отношению к себе.
Именно поэтому я хотела уйти незаметно и принять свою участь, в последние минуты жизни помня лишь троих мужчин самых важных в моей судьбе — улыбку отца, мордашку спящего Молчуна и теплые золотые глаза Янтаря, который подарил мне веру в то, что я могу быть кому-то дорога не смотря ни на что.
Как же теперь было жаль, что я умру в ненависти и боли, окруженная мужчинами, которые были готовы защищать меня…но которые отвернуться, когда поймут, что я была предателем.
У меня не было сил даже на то, чтобы попытаться что-нибудь объяснить.
К чему слова, когда каждый из них все прочувствовал сам и понял, что Палач говорил чистую правду? Мне не нужно было даже подключать свой нюх, чтобы попытаться понять, что витало надо мной. Я не хотела этого.
Лишь скованно пошевелила своей холодной рукой, пытаясь осторожно достать ее из хватки Янтаря, прощаясь мысленно с его теплом и добрыми глазами, чтобы теперь в полной напряженной тишине пройти через ряды Берсерков, вставая напротив Палача и готовая принять свое наказание, когда поняла, что его горячие пальцы не собираются разжиматься и отпускать меня.
— Говорю еще раз, последний — наши дети — наши проблемы! Мы сами разберемся с ней и решим, как наказать, что бы там не было! А ты можешь идти дальше по своим палачевским делам!
Когда я услышала рокочущий голос отца, то мне показалось, что я уже умерла и оказалась где-то в Беровском Раю!
Или что на фоне переживаний и стрессов последних дней мой разум слегка помутился, и теперь я слышала то, что хотела б услышать больше всего на свете!
Я бы даже поверила в то, что начинаю медленно, но верно сходить с ума, если бы не увидела собственными глазами, как беловолосый великан вдруг оттолкнул Палача от Кадьяка, который спокойно продолжал стоять рядом, оттаскивая своего ненаглядного зеленоглазого друга обратно в стан Берсерков.
Всё происходящее было правдой?!
Меня никто не проклинал, не тащил за волосы в руки Палача?…
Сквозь подступающие слезы, где смешалось столько эмоций, что я не могла сделать ни единого вздоха, я видела, как ряды Берсерков из двух Полярных и четырех Кадьяков стали лишь еще плотнее, когда мужчины встали плечом к плечу, словно создавая собой живую броню.
— ….Прошу вас, оставьте! Я не заслуживаю… — всхлипнула я, чувствуя, как дрожат мои губы от невыплаканных рыданий, которые поднимались с каждой ошеломительной минутой все выше по горлу словно гелевый шар, от которого я не могла дышать, и судорожно замолкая от рокота спереди:
— Ну-ка цыц! Сказал же, что дома потом разберемся!
Сквозь затягивающую пелену слез я видела, как Янтарь обернулся ко мне чуть подмигивая, лишь сейчас позволяя своей душе и телу открыться для того. чтобы почувствовать всё то, что ощущали по отношению ко мне эти бесстрашные мужчины, которые встали на защиту совершенно незнакомой девушки, которая по своей глупости стала врагом собственному роду.
— Что у нас по плану дальше? — сухо и холодно поинтересовался высокий блондин с такими же холодными, но жутко яркими голубыми глазами, чуть дернув своим мощным плечом и поворачивая голову к отцу, который в ответ буркнул:
— Что-что? Отбиваемся и тянем время, пока они поставят метку!
— В метке сейчас есть какой-то особый смысл?
— А я почем знаю?! Главное, что лишней она не будет! — рыкнул отец, зыркая недовольно на того Бера, который все это время молча наблюдал за всем происходящим, к счастью не пытаясь больше говорить своим ужасающим двойным голосом, от которого моя душа с лету падала в пятки пришибленным камнем, — И ведь не догадался взять мой боевой топор!! Где только твои мозги были?!
Мужчины говорили о чем-то еще быстро и приглушенно. при этом даже не глядя друг на друга, и лишь наблюдая пристально за передвижениями Палача, которого откровенно поспали по его неотложным делам подальше из этого леса, когда мне хотелось выйти на середину поляны и попросить минуточку тишины, потому что мои мысли не успевали за тем, что происходило сейчас!
На смену холоду в душе и теле, меня шарахнуло такой волной жара. что я на секунду просто таки оглохла, слыша лишь как мое сумасшедшее сердце набирает обороты, как те старинные паровозы, которые ездили люто дымя из большой трубы — ту-тууууууу ептить!
Какая метка?!
Где?
А главное, для каких целей именно в этой ситуации, когда лес трещал по швам от немереной силы и тестостерона, исходивших от этих огромных мужчин?!
Если бы только у меня была возможность пискнуть хоть что-то, то едва ли я бы нашлась, что сказать в первую очередь. только выпучив глаза, когда Палач понял, что меня отдавать не собираются ни при каком раскладе, и раздался такой треск и грохот, словно сама земля — замерзшая и спящая — пошла по шву от несправедливости.
Янтарь не отпустил моей руки и сейчас, даже когда я дернулась, пытаясь закрыть уши, и лишь сейчас видя, что земля целая и все такая же снежная, но Палач одним движением выдернул из нее огромную вековую ель прямо с покореженными скрученными корнями, на которых сейчас болтались куски промерзшей земли, явно намереваясь использовать как оружие.
Махни такой «волшебной палочкой», и все мои славные и бесстрашные защитники только и будут летать по лесу выше тех елей, что еще пока что были в земле!
Первым схлопотал отец!
Вернее почти получил, если бы тот Кадьяк с зелеными глазами не дернул его на себя практически за белую косу, отчего мощный ствол прошелся по широкому плечу Бера, оставив с сотню заноз и пару рваных ран, на которые тот даже не обратил внимания, кидаясь к нам с оглушающим воплем:
— Чего застыли, как замершие вши самочки тюленя?! Вам пинка дать для ускорения, или самому метку поставить обоим?!
Следующий замах деревом пришелся по остальным Берам, когда тот Кадьяк, что был с синими горящими глазами, успел подставить руки, разламывая дерево пополам и заехав отломанной частью куда то в то место, где только что стоял Палач.
Вот только и он передвигался так же, как тот бракованный Кадьяк, чей голос меня доводил до состояния полной отключки от ужаса!
— Брат, уходите! — обернулся теперь тот единственный, что был одет и чьи глаза горели такой зеленью, что буквально резало взгляд от этого цвета, — Мы будем держать его сколько сможем!
— И не рассусоливайте там! Пометились и быстро вернулись!
В грохоте, рычании и треске очередного дерева, которое теперь вырвал блондин с голубыми глазами. был едва слышан даже оглушительный голос отца, когда я завизжала от неожиданности и своих трещащих по швам нервов, оттого что Янтарь схватил меня в охапку, закидывая на плечо и ломанувшись в противоположную от драки сторону, как раз за домик, который покосился еще сильнее, не выдерживая вибрации земли от битвы титанов.
Мои зубы стучали от переизбытка эмоций и полного непонимания происходящего вокруг пока я упиралась ладонями в огромные плечи Янтаря, сотрясаясь всем телом оттого, что он бежал с немалой скоростью, даже не смотря на ношу в моем лице.
— Ты ведь это не серьезно про метку?! — выдохнула я охрипшим голосом, и содрогаясь каждый раз, когда раздавались грохот и хруст деревьев, что шли в ход, как главное оружие, при чем с обеих сторон.
Боже мой, да они весь лес так угрохают ради моего спасения!
Лучше бы снежками кидались или сосульками!
— Ты девственница?
Я покраснела во второй раз так, чувствуя при этом, что на душе стало очень противно и больно…я отдала себя человеку, который уничтожил не только мой род, но и всех Беров в целом, не разбирая ничего на своем пути. Доверяла тому, кто держал камень за душой, чтобы ударить им так больно и тяжело, что я до сих пор не могла подняться с колен.
Было стыдно вспоминать и уж тем более признаваться в этом мужчине, который заслуживал лучшего, потому что сам был самым лучшим из мужчин.
— Клубничка?
Он спустил меня чуть вниз, поддерживая горячими ладонями за ягодицы, и сжимая их с жаром, заглядывая при этом в мои опущенные глаза, которые я старательно пыталась спрятать за ресницами, понимая, что ничего у меня не получится.
Спрятаться от него самого, так же как и от этих ярких золотых глаз просто невозможно!
Особенно теперь, когда…я тяжело сглотнула, захлопав ресницами быстро-быстро и пытаясь прочистить горло, чтобы ошеломленно хрипнуть:
— Янтарь… — на его приподнятую бровь, я смогла лишь прошептать, не веря собственным глазам, — …у тебя глаза…светятся!
Они и правда светились так сильно и ярко, как у тех двух Кадьяков и одного Полярного, от которых я постоянно отводила глаза, потому что смотреть на них было практически невозможно — до рези в глазах от этого оглушающее яркого света!
Янтарь лишь весело хмыкнул, подергав своими резкими бровями и пробасил:
— Давно пора! Начали зудеть, как только я тебя увидел, облепишка!
Это был шок.
Такой, что я онемела на какое-то время, болтаясь в его руках, потому что все это время Янтарь не прекращал своего бега, выискивая место поудобнее, или пытаясь уйти от Палача и своих странных друзей, которые крушили лес направо и налево.
Глаза зажгись!
Думаете, я не знала, что это значит?
Еще как знала!
Янтарь выбрал меня свой парой!
И это было словно самое настоящее волшебство, которое я не заслужила.
— Поверить не могу! — выдохнула я. в первую секунду потянувшись вперед, чтобы прикоснуться кончиками пальцев к его пушистым ресницам, но вовремя останавливая себя, и снова начиная краснеть, как пятиклашка от внимания старшеклассника, который выразил свою симпатию весьма недвусмысленно.
— Ты так и не ответила! — Янтарь вдруг остановился посреди новой небольшой полянки, на которой снег был ему почти по самые бедра, не отпуская меня только потому, что я бы утонула сразу в этом белом ворохе, но опуская чуть ниже по своему полыхающему горячему телу, когда я сполна ощутила что он к метке готов.
Еще как готов!
А я?…
Глава 5
Мысль о том, что все происходящее вокруг нереально никак не покидала моей раскалывающейся головы, даже не смотря на грохот, крики, рычание и вопли дерущихся Берсерков, которые сейчас раздавались где-то вдалеке, когда можно было подумать, что две армии пошли в рукопашную между собой, как это бывало в старые времена отважных викингов.
Страшно было представить силу одного-единственного Палача, который смог противостоять сразу нескольким чистокровным Берам, ведь если бы он был мертв или бежал с поля боя, то давно наступила бы тишина.
„и лишь обжигающие жаром большие руки Янтаря на моих ягодицах были реальны, как никогда!
Особенно когда эти самые жадные до прикосновений ладони ловко нырнули под мои тонкие обтягивающие штаны, очень красноречиво давая мне понять, что слова его отца на той поляне про «быстро пометились и вернулись обратно» были более чем серьезны!
— Янтарь! — ахнула я как-то даже нелепо тонко и пискляво, попытавшись для пущей убедительности поупираться в его широченные плечи. словно в этом мог быть какой-то толк, — Ты же это не серьезно?!
Ха! И еще раз ха!
О чем я там пыталась пищать, когда он добрался до «булочек»!
Думаю, если бы сейчас прямо перед его носом возник Палач, он бы деловито пробасил ему: «Слышь, брат, обожди минутку вон за тем кустиком, мы тут слегка занять!»
— Янтарь!
Господи, да что с моим голосом?!
Куда внезапно делась боевая рыжая воительница, когда ситуация дошла до жаренного, и я чувствовала его ладони на своей коже, понимая, что теряю не только голос, но и собственный разум?
— Только не говори мне, что ты против, — промурчал Янтарь многозначительно, конечно же прекрасно ощущая, что против я не была!
Просто я не понимала, КАК мы сделаем ЭТО, когда за нашими спинами в сотне метров его друзья бились с Палачом, не пуская его к нам?
— Не против, но только…
— Что?
Я на секунду просто задохнулась, ощущая, как его руки скользят по моему телу, опаляя жаром и стягивая хоть и быстро, но аккуратно не только мои штаны, но и трусики тоже.
— Как это все будет?
— Красиво будет, — улыбнулся Янтарь в мои губы, чуть касаясь их и проводя языком по моей нижней губе, словно знал заранее, что именно там расположена моя тайная кнопочка «мозг выкл. — чувства вкл.»!
— Красиво, но в этот раз быстро, прости, клубничка! Обещаю, что как только разберемся с этим упырём, то я все сделаю как надо!
Божечки мои!
Я даже думать не успевала о том, как выразить в словах, что не мешало бы хоть немного уединится и расслабиться, хотя бы мне, черт возьми, потому что я вздрагивала от каждого грохота и вопля разъяренных Берсерков, когда мне казалось, что теперь они становятся всё ближе и ближе.
Вот только Янтаря это совершенно не волновало!
И если я не представала, что мы сможем сделать на поляне, заваленной снегом у одной из красивых заснеженных елочек, то Янтарь даже не задумывался над подобными мелочами жизни, сосредоточенный на главной теме, когда умудрился удержать меня одной рукой, стягивая штанину с ноги и снова прижимая к себе, ясно давая понять, что все пути решения феерично найдены!
— Янтарь!
Он вдруг рассмеялся мягко, мурлыкающе и так томно, что я растерялась окончательно, беспомощно хватаясь за его шею руками и послушно перенося вес тела так, чтобы мои бедра раскрылись сильнее, даже если своими закипающими мозгами до сих пор ничего не понимала.
И пусты.
Пусть сгорят мои мозги и мой разум, пока я была в руках того, кто был моей душой и моим спасением таким желанным, что страшно было даже вздохнуть и случайно разрушить происходящее сейчас, боясь проснуться и понять, что ничего этого нет.
Что всё только мой желанный сон и где-то меня ждет моя смерть…
— Мне нравится, что за это короткое время ты назвала меня по имени больше, чем за все время нашего общения, клубничка, — от этого низкого, бархатного, мурлыкающего голоса плавились все мои мысли, стекая горячими потоками прямо в бедра.
-..нам точно нужна эта метка? — прошептала я в его пухлые губы, которые касались моих неторопливо и мягко, когда я вдыхала в себя его дыхание, ощущая терпкость на кончике языка.
— Просто необходима…
— …что она нам даст?
— Сделает тебя только моей по всем законам, девочка моя.
Я успела познать, что такое желание, но я не думала, что оно может быть таким огромным и раскаленным. словно угли на самой верхушке действующего вулкана!
Его голос, аромат и близость были слаще любого меда, нужнее кислорода!
Я даже не вздрогнула, когда послышался грохот сотрясающий землю. не в состоянии подумать, что опять сломали эти великаны или чьими частями тела вспороли мерзлую землю, но истерично взвизгнула, когда услышала прямо за своей спиной тот самый жуткий двойной голос, от звука которого на моем затылке просто волосы встали дыбом:
— Брат, у нас проблемы.
Пока я барахталась в руках Янтаря, чувствуя себя божьей коровкой, которая истерично дрыгала лапками, но все равно никак не могла перевернуться на правильный бок, чтобы не светиться своим исключительно голым задом перед глазами того, кто вызывал по мне самый настоящий ужас, мой бесстрашный Бер грозно прорычал:
— В данный момент наша проблема — это ты, черт тебя дери! Или мне нужно было повесить на ближайшей елке табличку «Не беспокоить!»?!
— Я все равно не умею читать, — лишь усмехнулся этот жуткий тип, который стоял прямо за моей полуобнаженной стараниями Янтаря спиной, пока я в полном ужасе и жутком стыде отчаянно пыталась взбрыкнуть так, чтобы освободить одну свою ногу из железной хватки Янтаря, и нацепить-таки эти несчастные штаны, чего Янтарь кажется совершенно искренне не понимал, лишь еще сильнее прижимая меня к своему торсу.
Правильно! Это Беры привыкли шастать по лесу в чем отец заделал, а медведица родила и трясти своими «фаберже» друг перед другом, словно так было задумано самой природой, но во мне было не столько этой бешеной медвежьей крови, чтобы я с легкой руки Янтаря шастала по заснеженным просторам нашего леса слово Ева, не пытаясь прикрыться местным фиговым листочком в виде ветки сосны или ели!
— Янтарь! — наконец завопила я, впиваясь в его горячие широченные плечи ноготками, чтобы привлечь внимание к себе, потому что мои беспомощные брыкания в его руках не приносили совершенно никакого результата, и лишь когда его недоуменные сосредоточенные глаза наконец остановились на мне, я взвизгнула снова, — Одежда!
— Чья?
— МОЯ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!
В ответ мне было полное непонимание и сосредоточенный взгляд, который вдруг метнулся за мою спину, налившись яростью, когда Янтарь резко подался вперед, отчего я снова вцепилась за его плечи, выпучив глаза, когда услышала звук удара и рычание моего разъяренного Бера:
— Еще раз твои глаза опустятся ниже моей переносицы, и свою челюсть будешь доставать с ближайшей ёлки по зубу отдельно!
Вот даже не нужно было гадать, чтобы понять, куда именно смотрел тот жуткий Бер, пока мой голый зад феерично продолжал мелькать прямо перед его глазами!
Но когда я снова попыталась предпринять очередную попытку натянуть на себя штаны, то слишком поздно поняла, что ситуация неуловимо изменилась.
И явно не в самую приятную сторону!
Оглохнув на секунду от вопля двухголосого Бера за спиной: «Назад», я дернулась, словно от выстрела в спину, скосив глаза оттого, что прямо перед моим лицом показалась ручища, а потом и вовсе просто полетела!
Как была!
С голым задом и свистящими штанами, болтающимися на одной коленке, бороздя снег словно выпущенное пушечное ядро и в первую секунду просто задыхаясь своими свистящими от мороза легкими, когда шмякнулась прямо в снег, тут же утонув в нем выше собственной головы и захлебываясь снежинками, которые теперь были просто повсюду!
Я утонула в этом бескрайнем белом плене, словно в океане, закашлявшись и захрипев, оттого. что стало невыносимо холодно, когда снег тут же прилип к моей обнаженной коже, застучав зубами, но снова отчаянно завошкашись, потому что где-то прямо над моей запорошенной головой раздалось оглушительное рычание и звуки борьбы.
Господи, это просто не может быть правдой!
Неужели такая толпа чистокровных Беров не смогла остановить одного Палача?!
Но я была готова уже даже поверить в какие-то сверхспособности этого Бера с меткой на груди, когда поняла, что ничего не будет просто, и еще не известно чем всё закончится, принявшись даже в ворохе снега судорожно натягивать на себя штаны в попытке не опозориться, когда меня достанут отсюда!
И, надо сказать. что сделала я это очень вовремя, даже если теперь между пресловутой одеждой и моим телом еще образовалась прослойка из прессованного снега, потому что скоро ощутила, как чья-то большая рука схватила меня в буквальном смысле за шкирку, словно нашкодившего котенка, вытаскивая на свет божий вместе с сугробом на моей шальной голове и снежинками во всех местах, включая рот и ресницы.
Конечно же, первым порывом было начать кусаться, брыкаться и драться изо всех моих силенок, пока я болталась в воздухе, оглушенная ревом и грохотом, который теперь был так близко, что я просто не слышала больше ничего вокруг, пытаясь проморгаться как можно скорее, чтобы понять, в чьи руки я угодила в очередной раз и на чей стороне был перевес сил.
Поэтому-то я вопила и брыкалась пусть даже пока совершенно безуспешно, добавляя к общей оглушающей какофонии звуков еще и свой голос, пока вдруг сквозь пелену снега, застилающую ресницы не увидела среди деревьев Тайгу.
Она стояла в тени, впервые глядя тревожно и явно в полной растерянности от увиденного, почему-то не торопясь кинуться, чтобы помочь своим.
Но когда наши взгляды на доли секунды пересеклись и столкнулись где-то в одной точке сквозь летящих рычащих Беров, клубы снега, который взметался в самое небо столпами, и куски разорванных и сломанных деревьев, она чуть улыбнулась, кивая головой, словно говоря, что всё будет в полном порядке.
Мне же в это верилось как-то с большим трудом!
Не знаю, может потому, что я была в самом эпицентре медвежьей бури, ощущая теперь с ужасом и щемящим чувством вины аромат крови воинов, которые рисковали сейчас собственными жизнями, чтобы спасти мою, что было для меня совершенно незаслуженно?
Может со стороны, там в тени вековых елей, до которых еще не успели добраться эти огромные руки, чья сила была такой, что страшно было представить, ситуация выглядела иначе и могло показаться, что все шло к завершению?
Вот только в данном случае ведь и моя смерть тоже была завершением истории…
Словно очнувшись от взгляда Тайги, я принялась отбиваться от сильной большой руки, пытаясь вывернуться из нее, даже если пришлось бы снова оказаться в снежном плену, подключая не только всю свою силу и ярость, но и медвежьи инстинкты, когда по запаху понимала, что рядом со мной был не мой Янтарь…но и не Палач, от которого не было совершенно никакого запаха, как это должно было быть!
Впрочем, и это меня мало радовало, когда я вцепилась зубами в огромное плечо, умудрившись как-то крутануться в руках незнакомца, понимая, что не смогла даже прокусить его до крови. но вот выгрызла клочок клетчатой ткани, слыша над собой мягкий и глубокий голос:
— Не бойся, дочка, я не причиню тебе вреда!
Сердце дрогнуло, захлебываясь в слезах и застонав глухо и тихо.
Дочка.
Как же давно меня так не называли, и как же сильно я скучала по этому незамысловатому обращению, в котором было столько тепла и защиты, что всю мою ярость и страх смыло, словно порывом вселенского цунами.
Глупо наверное было с моей стороны и очень бессмысленно, но я уже даже не сопротивлялась. когда незнакомый мужчина, от которого веяло теплом, силой и покоем, подхватил меня, словно маленького ребенка, прижимая к своей груди и обнимая обеими мощными руками.
Первое, что я увидела после того, что он был облачен в простую рубашку, это его глаза.
Бесконечно глубокие, невероятного серого цвета с черными длинными ресницами, в которых был такой покой, что я тихонько выдохнула, разглядывая его красивое лицо с черной щетиной, где блестела благородная седина, когда мужчина посмотрел вперед, проговорив негромко, но твердо:
— Север, Лютый, Янтарь, дети, успокойтесь. Подождите.
Я быстро заморгала, стараясь отыскав в этом бардаке на поляне Янтаря, и понять, сколько же у него было отцов…и почему все Беры вперемешку стали детьми?
Что за странная семейка была у Янтаря?
Еще более странным было то, что не смотря на общий грохот, шум, вопли и рычание каждый на этой поляне с поваленными разломанными в щепку деревьями среди сырой земли вперемешку со снегом и глыбами льда, каждый услышал голос этого Бера, когда воцарилась напряженная дрожащая нервами и адреналином тишина.
Теперь все были словно на ладони.
Все до единого раненые и дышащие так, как обычно дышат Берсерки обращаясь в свою звериную сущность — дикие, огромные, сильные, возбужденные от крови и драки, в которой никто не вышел победителем и никто не стал проигравшим.
По крайней мере, пока что.
Но теперь, испуганно цепляясь за широкие плечи сероглазого Берсерка, я боялась, что все только начинается, тяжело сглотнув, когда увидела не только тех мужчин, что уже были рядом с Янтарем. но и двоих новых…с тем же странным знаком на груди, что был у Палача.
Напряжение стояло такое, что казалось, будто воздух над нашими головами просто затрещит и начнет взрываться яркими вспышками! Но от этого мужчины веяло покоем, миром, и, пожалуй, еще тот зеленоглазый жуткий Кадьяк смотрел серьезно, но как-то слишком уж спокойно, даже если его бровь была рассечена и по лицу струилась кровь, капая на белый снег под его ногами.
— Отдай нам девчонку и можешь идти с миром, — проговорил тот Палач, который гонялся за мной и в конце-концов нашел, стоя теперь рядом с ему подобными.
Одно радовало — и им тоже досталось!
— Не отдам, потому что отныне она часть нашей семьи, — спокойно и на удивление очень по доброму проговорил мужчина с серыми глазами, кивая Янтарю. чтобы тот подошел ближе, и вручая меня осторожно в его горячие сильные руки. чтобы пройти на середину развороченной поляны, — В любой ситуации есть выход.
Палачи переглянулись между собой тяжело и хмуро, явно не поддерживая этой мысли и не ожидая того, что кто-то решит воспрепятствовать их так сказать сугубо профессиональной деятельности.
— Есть закон, — проговорил холодно и мрачно всё тот же неугомонный Палач, который стоял впереди своих сородичей. не договорив, потому что сероглазый Берсерк в согласии закивал головой, чуть пожимая своими широченными плечами, принявшись вдруг расстегивать пуговицы на своей рубашке.
Прижимаясь к родной широкой груди Янтаря, я недоуменно захлопала глазами, понимая, что вроде как сейчас было не самое подходящее время для мужского стриптиза. покосившись быстро на того из Беров, кто уже был до этого одет.
Тот Кадьяк с ярко-зелеными глазами цвета неоновых огней.
Вот, правда теперь на нем не осталось ни единой нитки от одежды, которая наверняка валялась сотней разорванных клочков на первой поляне возле домика.
Молчали все. недоуменно глядя на сероглазого Берсерка, который не спеша расстегнул все пуговички на своей простой клетчатой рубашке, медленно снимая ее и раскрывая свои широченные плечи, встал во весь огромный двухметровый рост когда ахнули все так, что мое сердце ойкнуло.
Не знаю почему в тот момент я посмотрела на Кадьяка с зелеными глазами, чей взгляд казался мне таким тяжелым и пронзительным, словно он знал всё, каждую тайну этого мира, тяжело и судорожно выдыхая оттого, что увидела даже в его взгляде шок.
Лишь тройка Палачей продолжала стоять, не дрогнув ни единой ресницей. даже когда сероглазый Бер повернулся вокруг себя медленно и неторопливо, чтобы все смогли увидеть каждую черточку его большого мускулистого тела…и шрамы на груди.
Совершенно такие же, как у Палачей, похожие на букву «М» с тремя полосами в середине, только словно перечеркнутые одной широкой линией.
И если это были именно шрамы, то ему содрали часть кожи широкой полосой, словно перечеркивая эту странную ужасающую букву.
Это выглядело страшно…особенно в свете последних событий. пока я пыталась понять, что бы это все могло значить.
Этот сероглазый Берсерк был Палачом в отставке?
— Сумрак, разве тебя наказал не твой род? — оттого как приглушенно и вкрадчиво прозвучал голос того Кадьяка с темными зелеными глазами, который явно был не только кладезем хитрости, но и информации, даже мне стало как-то не по себе.
— И мой род тоже, брат Карат, — улыбка того, кого назвали Сумраком была спокойной, грустной и такой умиротворенной, что казалось, что даже лес притих в ожидании услышать его рассказ завороженный и мягкий, если бы как битой по виску не грохнул голос отца Янтаря, прорычав яростно, но вместе с тем очень растерянно:
— Какого хрена я тебя спрашиваю?! Мы прошли с тобой плечом к плечу всю войну! И этой фиговины на тебе не было!
— Эта фиговина появилась гораздо позже, друг мой, — примирительно улыбнулся Сумрак, пока я испуганно покосилась на Палачей, честно говоря, удивленная тем, что они стояли спокойно и смирно, давая возможность остальным Берам побеседовать между собой, почему-то не встревая и не пытаясь прекратить этот беспредел на поле брани.
— Ну и что это всё значит?! — снова рявкнул отец Янтаря по всей видимости не очень-то любя разного рода тайны и недоговоренности, особенно в такой момент. когда решалась чья-то судьба, грозно прищурившись и зыркнув на смирно стоящих Палачей, — Вы то знаете?
— Его грех перед нами погашен и закрыт. — спокойно и снова совершенно Без эмоционально проговорил тот первый Палач. который уже примелькался и стал почти родным, в отличие от двух новеньких, которых я видела впервые.
На несколько минут воцарилась такая тишина, что мне казалось. что если сосредоточиться, то можно будет услышать как кипят и плавятся мозги в черепушках этих огромных мужчин.
Ой, словно в моей черепушке было спокойно!
Она так же кипела и подрыгивала от роя шальных мыслей, пока я не могла отвести глаз от шрамов мужчины, которому явно пришлось нелегко… но неужели была надежда на то, что смерть можно заменить на что-то иное?
— А вот с этого момента можно поподробнее? — пробасил теперь Янтарь, даже делая пару шагов вперед вместе со мной на руках, наверное ошарашенный настолько, что не подумал о том, что мы сами приближались к Палачам с помощью его длинным накаченных ног.
— Когда мой отец узнал, что тайна рода Берсерков была раскрыта человеческой девушке, он наказал меня по всей строгости, отлучив от дома и от семьи. Он надеялся на то, что его наказания станет достаточно, чтобы…
— …чтобы не пришли они, — выдохнул сосредоточенно тот Кадьяк, которого Сумрак назвал Каратом, чуть кивая в сторону вытянувшихся Палачей, но не отводя пристальных глаз от своего друга, словно боясь упустить любую деталь и мелочь, даже простого взмаха ресниц.
Сумрак медленно кивнул, чуть пожав плечами:
— Да. Но Палачи пришли, чтобы совершить свой справедливый суд.
Когда Сумрак замолчал, словно собираясь с мыслями для продолжения этой истории, мне казалось, что каждый позвонок в моей спине вытягивается и буквально встает колом от напряжения.
— Это сделали они? — кивнул отец Янтаря на грудь Сумрака, говоря теперь непривычно приглушенно, словно боясь потревожить своим громким голосом мысли и воспоминания своего друга.
— Да, в конце, чтобы каждый знал и видел, в чем я был виновен…но что остался жив.
Последние слова прозвучали подобно выстрелу в моей голове.
Жив!
Он остался жив!
Когда Сумрак повернулся всем телом к Палачам, сделав к ним еще пару шагов, мне казалось, что от общего напряжения на этой поляне у меня просто встанут волосы дыбом, особенно когда он проговорил тихо и мирно, обращаясь к ним:
— Мой отец, будучи королем Гризли, дал свое слово, что не будет вмешиваться в мое наказание, но попросил лишь об одном — чтобы они оставили мне один шанс на жизнь. Всего один. Справедливый. Честный. За меня и моего брата. Я принял его наказание на себя. Смотрите, — мужчина развел свои большие сильные руки, показывая на застывших в шоке Берсерков с ранами. ссадинами и синяками, — Сейчас перед вами стоят сразу трое королей своих родов — Гризли, Кадьяков и Полярных. И мы просим вас заменить смерть девушки на иное наказание. Дать ей всего один шанс. Справедливый. Честный.
Я хрипло выдохнула во все глаза уставившись на Беров, и пытаясь понять кто же из них был королями!
Вот это новости!!!
Могла ли я подумать, что встречу на своем пути мало того, что представителей других родов, о которых только слышала, так еще не простых Беров, а самой настоящей королевской крови!
Это же просто рехнуться можно!!
Главное не думать, что все они каким-то странным образом общались между собой, да еще и дети как-то оказались общими — ну просто Беровская шведская семья воистину!
По крайней мере, не думать пока что, чтобы мой разум хотя бы одной частью оставался целым!
Я подпрыгнула даже в руках Янтаря, когда из общей массы всех мужчин вперед сделали шаги отец Янтаря и тот Кадьяк, у которого были удивительно яркие синющие глаза и длиннющие черные ресницы.
— Мы готовы просить и обещать, как только будет нужно, — проговорил синеглазый Кадьяк красивым низким голосом, который разливался по поляне словно бархат, — С вашим родом мы встретились впервые и возможно не знаем ваших правил, но мы чтим законы наших великих предков и готовы идти до конца, каким бы он не был.
И как тут было не заплакать?…
Чувствуя, как первые слезинки покатись по моим холодным щекам, я прикрыла мокрые ресницы, когда Янтарь осторожно и нежно поцеловал мои глаза, вдруг прошептав так тихо и проникновенно, чтобы это могла слышать только я одна:
-..клянусь, пройдет время и ты полюбишь их, забыв о своей ненависти…просто поверь мне сейчас.
И я верила.
Так сильно, как никому прежде!
Верила так, как не верила даже себе самой!
Это было искренне и смело, особенно со стороны тех, кого я всегда считала самым низким и лживым из всех родов Берсерков — рода Кадьяков, но видя, как Палачи нахмурились и переглянулись между собой, я поняла одну простую вещь — ведь они вовсе не обязаны соглашаться.
Они могут и отказать.
Сказать, что мне уготована только смерть, и поставить жирную точку на всем том, что происходило до этого.
Кажется, примерно об этом же подумали и все остальные Беры, когда я поняла, что они медленно, но верно начинают перестраиваться, снова подбираясь ко мне и Янтарю, чтобы встать полукругом, словно живая стена, защищающая от неверного решения Палачей.
Господи, до чего же жуткие типы эти Палачи!
Неужели они могли общаться на каком-то своем уровне, ничего не говоря и даже не глядя друг другу в глаза?
Еще более жутким было видеть, как они кивнули все в одно мгновение, словно были каким-то единым механизмом, разделенным в три тела, но объединенные одним разумом.
Совершенным, холодным, свободным от чувств и эмоций, но ведомых лишь одной целью.
— Палач, пришедший ко мне, был один. Его звали Марс, — тихо проговорил Сумрак, глядя на первого Палача так, словно пытался проникнуть в его голову.
И что-то незаметно изменилось.
Не знаю, что именно, просто во взгляде главного Палача промелькнуло что-то, чего я не понимала, но уловила.
Может дело было в том, как поднялись его ресницы, посмотрев прямо в глаза Сумрака.
— Он не говорил, что у него есть братья. Но когда я сказал ему, что заберу вину своего брата на себя, мне показалось, что это повлияло на его решение заменить смерть на испытание, — мужчина смотрел в глаза Палача не моргая, и словно пытаясь донести до него что-то особенное одним лишь взглядом, — Не смотря на то, что все эти Беры разного рода, друг другу они братья. А эта девушка — их сестра.
Ох до чего же странная семейка меня ждала. если это дело как-то решиться!
— Хорошо.
Кажется от этого слова, прозвучавшего из уст Палача, который стоял во главе своего маленького, но нерушимого отряда, который не смогли одолеть даже чистокровные Берсерки королевских кровей, во мне на долгую мучительную секунду все застыло, не смея поверить в реальность происходящего, а потом словно лопнул огненный шар из застывшей от ужаса крови и мыслей о смерти.
Он согласился!
Согласился!!
Я едва могла дышать. пока не смея поверить в то, что все оказалось так просто, если не считать крови, ссадин и множества рваных ран на телах тех, кто был семьей моего Янтаря и с кем мне предстояло скоро познакомиться гораздо ближе, ощущая, как руки моего золотоглазого Бера сжались на моем теле восторженно и радостно, чтобы прижать к груди сильнее, когда вдруг ощутила кое-что еще.
…Не то, чтобы остальные не были рады.
Просто их эмоции были тревожными и тяжелыми.
Особенно сильно я ощущала это от Сумрака и Карата, которые в эту долгую повисшую секунду смотрели друг на друга, словно мысленно что-то решали и прикидывали.
— Как я взял вину брата на себя, так и мои дети возьмут вину своей сестры…
От этих слов, произнесенных Сумраком приглушенно, но так твердо, словно он вбивал гвозди каждой сказанной буквой, я поняла, что эйфория и радость от спасения сползает с меня медленно, но неумолимо, словно тёплое пушистое одеяло ранним утром, когда ты цепляешься в него ногтями и тянешь на себя, но понимаешь, что просыпаться всё равно придётся.
Кажется, я не очень хорошо уловила суть того. о чем до этого говорил Сумрак и почему сейчас все старшие Берсерки были мрачными, сосредоточенными и явно не слишком-то воодушевленными.
— …Минуточку. Что происходит? — прохрипела я, понимая, что моя радость была секундой и явно не слишком то справедливой, потому что сейчас в душу стали закрадываться сомнения относительно того, а будет ли такой исход лучшим.
Ведь если уже несколько раз упорно повторялось, что я — часть семьи, и для этих огромных мужчин я — сестра, то я правильно понимала сейчас. что кто-то из них собирался взять на себя наказание вместо смерти. которое предназначалось исключительно мне за мои греховные дела?!
На меня просто никто не обратил внимания, когда мужчины смотрели только друг на друга, а Палач проговорил хоть и сухо, но явно не слишком-то довольно:
— О ее замене речи не было.
— В ваших законах прописано или указано устно условие не только о замене наказания, но и виновного? — впервые за долгое время проговорил блондин с голубыми яркими глазами, делая это так же отрывисто и колко, как Палач, словно его ледяная натура была под стать этим стражникам закона
— Нет.
— То, что не запрещено вашими законами напрямую — значит разрешено, — даже не моргнув глазом тут же резюмировал блондин, чуть усмехаясь кончиком губ, — К тому же, раз подобный прецедент уже имел место быть, то вполне можно брать его за основу новой линии в ваших нерушимых сводах правил.
— Нет, ты только посмотри на него! — шикнул хоть и криво. но все таки с долей веселья отец Янтаря. покосившись на блондина, — Сам-то понял. что сказал? И где только ты таких умных слов понабрался?
— У жены, — все так же сухо и холодно отозвался тот в ответ, не сводя глаз с Палача, который явно раздумывал над услышанным, становясь с каждой секундой все более хмурым и задумчивым.
— Минуточку! — попыталась я снова вставить хотя бы одно слово со своей стороны, клацнув зубами, когда поняла, что словно стала невидимым призраком, которого просто все игнорировали, глядя только друг на друга!
При чем, даже Янтарь. когда вдруг осторожно передал меня снова в руки Сумрака, будто я была знаменем, переходящим от одного к другому. и не способная стоять на собственных двух дрожащих ногах в этом снегу. с ужасом видя, как мой ясноглазый Берсерк подошел к Палачу почти в плотную. пробасив:
— Я пойду за нее. Девушка моя. Мне и нести ответ.
— Еще чего! — взвизгнула я начиная холодеть и хрипеть от новой волны подступающего страха и понимания того, что все самое жуткое не только не закончилось, но и предстоит впереди, ведь еще никто не сказал вслух, что за наказание предстояло вынести вместо смерти, прикусывая истерично нижнюю губу. когда услышала громкое и резкое: «ЦЫЦ!» явно обращенное сейчас ко мне.
— По предыдущей ситуации, — умно и деловито проговорил блондин снова, подходя ближе к недовольным Палачам, — За отмену смерти просил король и речь шла о чистокровном Берсерке королевской крови. Раз уж данную ситуацию мы берем за основу, и первую стадию прошения вы подтвердили и отменили смерть, то и наказание должен нести чистокровный Бер королевской крови. Поэтому пойду я.
Выпучив глаза и не в силах втянуть в себя морозный воздух, я мало что понимала, видя лишь как скривился недовольно Янтарь, упрямо сведя брови и явно не собираясь отступать, когда к этой троице умников ринулся и синеглазый Кадьяк:
— Давай лучше я пойду, Лютый!
— Мелкой рожать со дня на день, тебе нельзя оставлять ее и уж тем более травмировать и без того хрупкую психику. Когда она расстроиться. увидев тебя после наказания, то точно родит раньше времени.
— Ты правда думаешь. что она не расстроиться, увидев тебя? — изогнул черную бровь синеглазый Кадьяк, на что блондин с именем Лютый только усмехнулся, но продолжал смотреть твердо и уперто, явно не собираясь отступать от сказанных слов.
— Идет только один, — сухо отозвался Палач, сверкнув своим взглядом предупреждающе и очень недовольно, когда Лютый снова усмехнулся, явно собираясь поставить жирную точку в этом споре, от которого у меня уже просто волосы вставали дыбом.
— Мы уже обозначили все наши родственные связи. Я знал о девушке и ее проблемах, поэтому виновен тоже. И беру вину брата на себя.
Нет, Янтарь не отпустит его одного!
Я отчетливо видела это по его полыхнувшим глазам и упрямому взгляду.
Скорее он вгрызется в его руку и не даст оторвать себя, чем Лютый пойдет в одиночку.
— Вы издеваетесь?! — прорычал вдруг Палач так, что стало совершенно ясно, что его терпению пришел конец, отчего я клацнула испуганно зубами, понимая, что руки Сумрака, держащие меня, напряглись. словно и он был готов к тому, что сейчас Палачи откажутся от всего и снова попытаются забрать меня.
— Вы не можете отказаться от своих слов, — колко и насмешливо выгнул бровь Лютый, глядя убийственно холодно и язвительно на Палачей, чье безмятежное спокойствие было вероломно нарушено шайкой этих странных Беров всех родов, которые свалились на мою голову, словно ледяная глыба, оглушая и совершенно сбивая с толку, — Это не в правилах истинных Берсерков. Что уж говорить про вас — тех, кто обязан не только чтить законы, но и кровно соблюдать их.
Было стойкое ощущение, что Лютыи проверял выдержку Палачей на прочность и почему-то не боялся последствий, стоя прямо перед их носом расслабленный, наглый и такой самоуверенный, что страшно за его голову становилось даже мне, что уж говорить про его братьев. которые на всякий случай уже были рядом, пытаясь встать так, чтобы быть и к нему поближе, и меня прикрыть своими израненными спинами.
И когда главный Палач сделал неуловимый выпад вперед, не оставляя за собой в воздухе даже размытого пятна, я испуганно зажмурилась, всерьез испугавшись того, что сейчас кто-то лишиться своей белокурой головушки, если бы не тот Бер с двойным голосом, который оказался рядом с Лютым так же быстро, готовый откинуть Палача с намеченной дороги.
— Оставь их! — поймал своего предводителя один из Палачей, дернув его за руку, — Пусть идут оба, раз им так хочется! Можем всю семью наказать.
Все. Точка.
Мне казалось, что я прямо сейчас срочно должна упасть в обморок!
— Остановитесь все! — завопила я так, что у меня самой заложило уши, но хотя бы добилась того, что теперь все обернулись и смотрели исключительно на меня, — Никто никуда не идет! Я сама…
— ЦЫЦ! — едва ли кто-то смог перекричать басистый бас отца Янтаря и всей этой разношерстной компании, когда даже Палачи поморщились оттого насколько громко и оглушительно прозвучал голос отца, — Ты будешь говорить только когда я скажу!
Я прикусила язык до крови, чувствуя себя так ужасно, как не чувствовала даже тогда, когда готовилась на верную смерть, не надеясь на спасение, а теперь… теперь я ненавидела себе еще больше за то, что происходило, понимая, что невинные люди пострадают из-за меня!
Я еще ничего не знала о самом наказании, но разве оно могло быть легким и простым, учитывая, что заменяла собой саму смерть?!
«ОТКАЖИСЬ — кричала я мысленно Палачу, глядя прямо в его глаза, в которых видела ярость и холод, надеясь на то, что он понимает, что поступает неверно, так же как и я понимала, что не смогу ничего сделать против этих огромных мужчин и их слова!
Видя, как Палача держат его собратья, я молилась, чтобы он вырвался, раскидал всех на своем пути и отобрал меня из рук Сумрака, чтобы убить сразу же.
Я бы даже не сопротивлялась!
Но он словно наказывал меня этой ситуацией, когда выпрямился и откинул держащие его руки, прорычав практически в лицо Сумрака:
— Ради Марса! Только ради Марса!
Когда Сумрак кивнул ему в ответ, я не могла даже пошевелиться, лишь чувствуя, как по моим холодным щекам потекли горячие слезы.
Что теперь я могла сделать?
Кричать? Звать кого-то на помощь? Отбиваться? Умолять все вернуть назад?
Как я могла ненавидеть себя меньше, видя, как Палач сухо кивнул вперед Янтарю и Лютому, которые повиновались, вышагивая смело и синхронно, словно были близнецами… даже не обернувшись на нас — застывших от ужаса и колючей паники.
— А теперь смотри! — прохрипел отец так, словно в эту секунду ему было не только тяжело говорить, но и дышать, когда Палачи и двое наших Берсерков скрылись за сугробами и снегами в лесу:
— Все они — мои дети! КАЖДЫЙ! И даже вот эта лысая жопа, которая получит таких люлей, что ему еще и не снилось в страшных снах, черт возьми, потому что мы договорились, что он будет сидеть дома, чтобы здесь не случилосы!
Последние слова были сказаны с таким рычанием, что тяжело сглотнула даже я, совершенно искренне жалея того, на ком остановился палец отца, потыкав куда-то в кусты, даже если я никого там не видела и не ощущала:
— Поэтому хочешь обижайся, хочешь — нет, но по-хорошему или силой ты сейчас идешь в наш дом, и рассказываешь нам ВСЁ черт возьми с самого начала и до сегодняшнего гребанного дня!
Конечно же, я бы пошла.
Пошла по своей воле, если бы только ноги не дрожали так сильно и не пытались стать ближе к промерзшей спящей земле под этим слоем снега.
Думаю, это ощутил Сумрак, заглянув в мое серое от переживаний лицо, и первым двигаясь вперед, прочь с этой поляны, где стоял аромат смолы, хвои, крови и моей паники, от которой хотелось не просто кричать, а выть до хрипоты и полной потери голоса…
…иногда душа болит так сильно, что нет силы терпеть, и ты готов умолять, чтобы эта боль прекратилась, согласный даже на то, чтобы тебе вырвали руку или содрали заживо кожу — все равно это не будет так больно, как сейчас болело в груди, отчего воздух вокруг казался раскаленными невидимыми иголками, что пронзал легкие, впиваясь в них и делая дыхание хриплым и тяжелым.
Знаете, я сто раз встречала фразу «никто не знает, где душа, но все знают, как она болит» всегда считая ее лишь красивыми словами, и как же страшно было понимать всю глубину их смысла в тот момент, когда я обрела ясноглазое счастье, своими руками, толкая его на верные и ужасающие мучения.
Я не хотела прислушиваться к эмоциям этих мужчин, которые бросились на мою защиту, ничего не зная толком и отправляя своих братьев на такую боль, которая заменит мою заслуженную смерть, потому что понимала, что не вынесу этого. Груза моей боли, страданий и беспомощности было сполна, отчего я силилась держать себя в руках и не разрыдаться, скатываясь в полную и абсолютную истерику.
Мне достаточно было просто видеть их.
Видеть. как два Кадьяка. что были с горящими глазами. метались по поляне раздавленные, разъяренные, но такие же беспомощные, каки я. раздираемые чувством долга. логикой и страхом за тех, кого считали своими братьями, даже если все они были разных родов.
— Север! Не смей! — обернулся вдруг Сумрак. останавливаясь как раз в тот момент. когда Кадьяк с синими глазами, рванул было с поляны по тому направлению, где скрылись Янтарь и тот блондин, которого он назвал Лютым, и как бы не было напряжено тело мужчины, его голос прозвучал мягко и успокаивающе.
Сумрак чуть покачал головой, тихо добавив:
— Не делай этого. Если кто-то вмешается. будет еще хуже. Они пройдут это испытание ради своей семьи и вернутся. Если же Палачи почувствуют кого-то еще. кто окажется рядом и посмеет помешать, то мы не знаем, что будет дальше и чем все закончится.
— Идем домой, сын, — осторожно похлопал по могучему плечу мужчины тот Кадьяк с пронзительным жутким взглядом, которого называли Каратом, поманив за собой второго Кадьяка с ярко-зелеными глазами, что явно собирался последовать за Севером. но тоже остановился от слов Сумрака, слушая его с мрачным растерянным лицом, — Когда ваши братья вернуться, мы должны быть готовы встретить их.
Было ясно, что Карат шел чуть позади мрачных и тревожных мужчин лишь с одной целью — остановить их, если они вдруг решат ослушаться и снова ринутся за братьями.
— Как ты, друг мой? — обернулся он и к отцу. который шагал самым последним. заглядывая в его прозрачно-серые глаза, но так и не получив ответа, просто молча обнял рукой за мощную шею, вышагивая рядом.
Каждый из этих мужчин страдал.
И всему виной была только я одна.
— …оставьте меня здесь, — прохрипела я едва слышно. и вздрагивая когда из кустов появился молодой парень, прикрывая руками свои обнаженные бедра. явно не выросший в лесу, подобно своим большим собратьям, судя по тому, что стеснялся ходить голышом, а еще выглядел так, словно только что его фотографировали на обложку журнала.
— Я сказал ВСЕ идут в дом! — вдруг рявкнул отец так. что задрожали макушки заснеженных деревьев, полыхнув яростным взглядом, который я не могла выносить. — Значит ВСЕ ИДУТ В ДОМ!
От рыка отца притихли все в одночасье. зашагав вслед за Сумраком, который по-прежнему не отпускал меня с рук, то ли боясь. что я попытаюсь сбежать и навлеку на себя гнев отца, то ли чувствуя. что была просто не в состоянии идти.
Говорят, что самое страшное чувство — это ненависть…
Будто она выжигает душу до тла, превращая в пепел остальные чувства и нет ничего сильнее её.
Говорят, что самое сильное чувство — любовь…
Что из-за нее мы становимся слепыми к порокам других людей, глухими к их словам и предупреждениями, и немыми в попытках передать то, что порхает в душе.
Но я точно знала, что самое страшное чувство — это вина…
Она подобно вязкому зловонному болоту в тебе, в которым ты каждый день тонешь, не в силах смыть с себя ее смрад, захлебываясь и моля о пощаде каждую ночь, чтобы проснувшись утром снова обнаружить себя на том же берегу озера по щиколотки в грязи и слизи собственных мыслей о том, что ты натворила…
Я не знала, как жить с этим болотом внутри, чувствуя лишь то, что с каждым днем оно разрасталось в моей душе все сильнее и сильнее, затягивая в свои дурные пучины все прочие чувства и засасывая меня с головой, когда я боялась уснуть, чтобы просыпаться в холодном поту и слезах…
Как теперь я могла отчиститься от этой грязи внутри себя и снова расправить плечи, чтобы сделать хоть один смелый вдох полной грудью?
Как смогу после всего этого смотреть в ясные глаза самого доброго и терпеливого из Беров?
Мне казалось, что внутри меня растет питон.
Огромный. Ядовитый. Злобный и насмешливый. Он кусает меня каждый раз за самое сердце, как только я начинаю думать о том, что все будет хорошо.
Его яд шипел в моей крови, словно было мало боли, словно много было даже отрывистого вдоха, чтобы я могла жить дальше…этого было слишком много для меня.
В какой-то момент, погрузившись в свои тяжелые, ранящие мысли, мне показалось, что в глубине леса я услышала звуки топора. Впрочем, не удивлюсь. если мне это всего лишь показалось, но я не смогла сдержать нервной дрожи, когда словно деревья расступились перед Сумраком, показывая невероятный деревянный дом.
Он стоял словно замок.
Как произведение искусства — такой большой, уютный и теплый.
Обволакивающий своими ароматами смолы и какой-то сладкой душистой выпечки, словно был живой, отчего сердце дрогнуло и стало еще больнее.
И пусть этот дом был построен из круглых бревен, и на нем не было витиеватых узоров или резьбы, он был самым красивым из тех, что я видела в своей жизни.
Такие дома были для больших дружных семей, где заботятся друг о друге, а все радости и печали делят пополам.
Семья Янтаря была именной такой…и я боялась, что даже этот дом отвергнет меня, стоит мне только ступить на порог, почувствовав во мне это болото из боли и моей огромной вины, от которой было не убежать и не отчиститься.
Поэтому я цеплялась испуганно за обнаженные горячие плечи Сумрака, который просто шел вперед, глядя только перед собой и не сбавляя шага, даже если ощущал мою панику перед этим светлым местом.
Мне казалось, что если он отпустит меня сейчас на эти светлые деревянные половицы, выложенные красивыми ровными рядами. то под моими ногами выступит грязь, оставляя уродливые следы.
Я бы попыталась вырваться и убежать, чтобы побыть немного наедине с собой, урыдаться. вырывая на себе волосы, а потом вернуться сюда тихой и покладистой, с опущенной головой и готовая на любой приговор семьи Янтаря.
Я бы попыталась, если бы отец не шел следом за нами хмурый, молчаливый и сосредоточенный, явно пытаясь уловить своих детей, как бы далеко они не были.
Думаю, что каждый из Беров делал это, судя по тому, как все они были напряжены и молчаливы, не проронив ни единого звука. даже когда один за другим поднялись по ступеням на широкую веранду, а затем до двери, что распахнулась раньше, чем в нее успели постучать или открыть самостоятельно.
На пороге появилась хрупкая, милая девушка с темными волосами, собранными вверху, откуда торчали кудрявые прядки, и распахнутыми темными глазами, которыми она судорожно и быстро осмотрела всех хмурых и молчаливых мужчин, совершенно не смущаясь того, что все они были обнаженными.
Но когда эти глаза остановились на мне, я вздрогнула, почему-то испугавшись…
Она казалось такой хрупкой, милой и искренней с этим ужасом в глазах и волнением за своих отважных мужчин, что я казалось самой себе еще более жалкой и недостойной того, чтобы быть рядом с этими людьми, когда она вдруг ахнула и заголосила себе за спину:
— Ранены все! Одной аптечкой не обойдемся!
— Только не надо паники, — услышала я другой красивый женский голос где-то за дверью в глубине дома, — Главное что живы, все остальное поправимо.
Никто не ответил даже на это, когда я почувствовала, как напряглись и застыли под моими руками плечи Сумрака, что опустил голову, кинув исподлобья взгляд на отца Янтаря, а затем на того Кадьяка, который стоял к нему плечом к плечу, словно каждую минуту ждал, что его большой седовласый друг просто завалится без памяти.
И если еще секунду назад в больших темных глазах девушки не было и тени страха, то стоило ей только перевести взгляд на отца, как он вспыхнул первым жалящим угольком, когда ее ресницы задрожали и снова пробежались по застывшим хмурым Берам, словно считая их…и явно не досчитываясь.
— …Пап? — выдохнула девушка, протягивая вдруг руки, словно просилась на ручки, и ее тут же подхватил тот Кадьяк, чьи глаза поражали своей яркостью, прижимая к своей груди так жадно и сильно, словно он сам пытался найти в ней свое спасение и мир.
— Давайте все войдем в дом и там уже поговорим. Неспеша и очень обстоятельно, — приглушенно и мягко ответил за отца Карат, чуть подталкивая вперед Севера и того парня, который выскочил из кустов и сейчас брел за остальными выглядя виноватым и взволнованным, то и дело косясь на молчаливого отца, который словно просто замкнулся в себе, не слишком обращая внимание на то, что происходило вокруг.
Я была благодарна Сумраку за его тактичность и понимание, пока он продолжал держать меня у своей груди с этими жуткими шрамами — меткой Палачей, пропустив всех вперед и входя в дом самым последним, словно давая мне лишнюю минуту собраться с мыслями и окунуться с головой в новый мир, который не принадлежал мне….но который был дорог Янтарю.
Где он жил.
Где была его необычная большая семья.
— Кости у всех целые? Все остальное зашьем, — раздался новый звонкий голос, словно хрустальный и мягкий, когда откуда-то сбоку выплыла девушка такая же миниатюрная и темноволосая, как и первая, двигаясь забавно и вразвалочку, словно маленькая уточка, оттого что впереди нее был круглый животик, выпирающий настолько, что девушка едва ли видела собственные ноги.
В каждой ее ручке было по две автомобильных аптечки, но не успела она сделать и пары шажков, как была тут же поймана синеглазым Кадьяком, которого кажется звали Север.
Этот огромный черноволосый мужчина с синющими яркими глазищами казалось не дышал, когда прижимал её к своей окровавленной груди осторожно и мягко, словно боялся, что может случайно раздавить, шикнув на маячившего рядом Кадьяка с жутким двойным голосом:
— Я сам!
Постепенно большая светлая прихожая наполнялась все новыми и новыми людьми.
Вернее, человеческими девушками и Берсерками, которые выплывали в той же стороны, откуда вышла беременная кроха, что-то жуя на ходу, и рассматривая нашу взъерошенную окровавленную компанию. сначала очень открыто и по-доброму, пока не начинали ощущать наших эмоций.
Постепенно лица Беров менялись от недоверия до полного шока, когда их глаза тут же впивались сначала в молчаливого отца, который продолжал смотреть в одну точку, словно был не с нами и не в этом мире, а затем все останавливались на мне, сжавшуюся в руках молчаливого Сумрака, который стоял гордо и прямо, словно всем давая понять, что не позволит причинить мне вред.
Теперь я начинала понимать на кого именно горели глаза Берсерков. и какие в доме были пары.
Последней в прихожую, где теперь повисло всеобщее напряженное молчание, вошла еще одна девушка невероятной красоты — высокая стройная блондинка, которой была прямая дорога в модели, потому что ее длинные ноги и золотистые волосы были пределом мечтаний многих женщин во всем мире.
Она очаровательно улыбалась, неся в руках большую тарелку и говоря на ходу, не поднимая своих глаз от нее:
— Пап, гордись мной! Я научилась печь кексики с сыром! Прости, по рецепту рыбная начинка не предусмотрена… — когда она подняла глаза, останавливаясь у примолкшей компании, то явно не сразу поняла, в чем дело и почему все молчат так сконфуженно и мрачно, не поднимая на нее тревожных глаз.
Я не знаю, была ли в девушке медвежья кровь и могла ли она чувствовать все то, что сейчас бурлило в телах и головах Беров, но видела с ужасающей отчетливостью, как постепенно её улыбка сползала с красивого лица, и взгляд становился все более отрешенный и угасающим, словно все жизненные силы девушки покидали ее вместе с пониманием того, что произошло что-то очень плохое.
Но я поняла, что больше не могу сдерживать своих слез, когда она выдохнула тихо. но стойко держа спину прямо, глядя только на отца:
— Где мой муж?…
Тишина стояла такая, что мне казалось, будто в моей голове гудит от напряжения, вздрагивая и с трудом подавив удушливые всхлипы, когда отец вдруг кинулся к ней тяжело и порывисто, заключая ее в свои объятья и прижимая к груди так крепко. словно хотел забрать всю ее боль и дрожь, не обращая внимания на то, как с грохотом и звоном полетела на пол тарелка с кексами, разбиваясь вдребезги.
И этот грохот будто привел всех в движение.
Или не столько осколки на полу и испорченные вкусности, сколько резкий, но вместе с тем холодный голос Карата, который рявкнул так, что я клацнула зубами:
— Соберитесь все! Что вы здесь устроили? Не ведите себя так, словно уже похоронили своих братьев и детей! Они сделают то, что должны ради семьи и скоро вернутся!
Это было сродни тому, что получить обухом по голове или свалится в прорубь с ледяной водой, получив сверху льдиной!
И все таки именно этот мужчина пугал меня больше всех здесь присутствующих.
Но не тем, что был из рода Кадьяков, да еще и чистокровным, просто в его колючих глазах было что-то такое темное, запредельное и загадочное, что невозможно было не заметить.
Глядя в них я словно на миг терялась в жутком темном лесу — вековом, дремучем, где за каждым темным стволом прячутся хищники такие древние и страшные, что о них лучше даже не думать, а под ногами. тонущими в мягком одеяле мха, вьются кольца сотен змей.
Лучше не ходить в этот лес!
Даже не смотреть в его сторону, что я старательно делала, отводя свой взгляд поспешно и судорожно каждый раз, когда Карат переводил свои глаза в мою сторону даже мельком.
Он не походил на сказочника, но достаточно было одного взгляда на него, чтобы понять, что в этой чертовски красивой голове хранится столько тайн, что мне не снилось даже в самом страшном сне!
Но, думаю, что только он мог сказать так, чтобы все встрепенулись и принялись шевелиться, сначала хаотично и явно не понимая, куда бежать в первую очередь и как скрыться от этих глаз, которые одним взглядом могли вывернуть всю твою душу наизнанку, пока беременная девушка не выдохнула хоть и тихо, но на удивление твердо:
— Все раненные — быстро в зал!
Забавно было слышать командные твердые нотки в голосе крохи, которая с трудом могла перебираться самостоятельно, поманив за собой руками окровавленных Беров, останавливая на мне ясные голубые глаза лишь на долю секунды, чуть кивая и тут же обращаясь к Сумраку:
— И вы тоже.
— Дочка, — отец не выпускал из своих рук красивую блондинку. лицо которой словно застыло и стало отдавать серым цветом от невысказанной боли и паники, когда я поражалась и восхищалась ее выдержкой в ожидании того, когда же ей всё объяснят, как следует.
Если бы я услышала о том, что с моим мужем что-то случилось, то рыдала бы, выла и вытрясла всю душу даже из отца, пока не услышала все в мельчайших подробностях, не переставая плакать ни на секунду.
— Просто скажите, он жив?…
— Что за вопросы! — рявкнул Карат снова, принявшись всех буквально заталкивать куда-то вперед, где видимо и был тот самый зал, куда нас приглашала бойкая беременная крошка, и сейчас продолжая находиться на руках вероятней всего своего мужа, — Еще как жив! Но вернется не совсем здоровым.
Не знаю, кто из девушек охнул, но точно не блондинка, которая скованно шла за отцом, глядя, словно в пустоту, когда я не была уверена, что она в принципе слышала кто и о чем говорил, полностью погрузившись в себя, утопая в своей боли и беспомощности, которая терзала всех, но ее больнее всего.
Я чувствовала себя просто ужасно. так плохо, что не смогла бы передать ни словами, ни жестами, горя сейчас только одним искренним желанием — подойти к жене того, кто взял мою вину на себя, бесстрашно отправившись вместе с братом, и обнять ее крепко-крепко!
Обнять так, чтобы все наши слезы и страдания за любимых мужчин стали единым. не делясь больше пополам. ведь так поступают в большой дружной семье?
Решилась бы на такой шаг?
Не знаю…я даже дышала с трудом, когда Сумрак осторожно посадил меня на одно из кресел, пока я от стыда не поднимала глаз, но отчаянно прислушивалась к каждому приглушенному голосу, особенно к тому, что говорил Карат, присаживаясь на корточки рядом с блондинкой:
— Злата, ты ведь умная девочка и прекрасно знаешь своего упрямого Бера. Он вернется назло всем врагам, еще и будет язвить по дороге, — помолчав. мужчина добавил, — Он сделал это ради брата. Вместе они большая сила и поддержка друг для друга. Лютый скоро вернется. И Янтарь вернется.
Мне не нужно было даже поднимать ресниц. чтобы понять, что все покосились на меня, когда снова воцарилась тишина. Смущенная, напряженная, дрожащая от общего нервного напряжения, которое словно собиралось под высоким деревянным потолком. подобно грозовой туче, которая вот-вот должна была шарахнуть.
И прямо по мне.
— Ты не ранена? — раздался в этой тишине голосок беременной девушки. и снова разлилась тишина, пока она не выдохнула осторожно. — … Ягодка? Ты не ранена2…
Господи, лучше бы она подошла ко мне и ударила!
Дала пощечину или вынесла кулачком передние зубы, чтобы боль в душе стала хоть немного меньше, а стыд перед этой большой сплоченной семьей не душил изнутри. отбирая последние крохи воздуха пока я кусала губы, боясь. что разрыдаюсь прямо сейчас.
Как бы я хотела быть такой, как жена Лютого!
Гордой, сильной, холодной, но истинной королевой своего верного сильного мужа. чьи плечи не поникли даже сейчас, хоть и нервно дрожали, а в глазах не было ни одной слезинки, даже если в душе она кричала до хрипоты. падая на колени и умоляя всех богов, чтобы Лютый вернулся.
Просто вернулся! Пусть не целым и невредимым, но живым!
— ….Я хочу все рассказать, — прошептала я. не сразу собравшись с духом, чтобы поднять ресницы и увидеть перед собой семью Янтаря.
Вот она.
Вся в сборе.
Большая, разношерстная, и на первый взгляд такая нескладная и странная.
Я видела перед собой ненавистных Кадьяков. Гризли. человеческих девушек, но в том, как они находились рядом друг с другом, поддерживая и касаясь раскрытыми ладонями в молчаливом понимании гнетущей боли, не оставляло сомнений в том. какими близкими и дорогими они были друг для друга.
Пока сложно было представить, как они все смогли найти друг друга и так сплотиться, что отец называл своими детьми не только всех Беров независимо от рода, но и человеческих девушек.
Он и сейчас сидел рядом с застывшей Златой, осторожно обнимая ее за плечи, и глядя на меня хоть и тяжело, но не злобно.
Глядя на них теперь, я понимала почему Янтарь был именно такой — открытый, солнечный, теплый, обволакивающий своей поддержкой и добром, подобно летнему душистому солнцу, в котором стоял аромат полевого меда и ярких цветов на лугах.
Разве он мог быть иным, когда за его спиной была такая поддержка и любовь, о которой любой нормальный человек мог только грезить в самых сокровенных снах?
— Расскажешь, девочка! Но сначала выпей чаю и успокойся! Ты вся дрожишь, как осиновый листик!
Когда в комнату поспешно вошла красивая женщина с белоснежной длинной косой и с подносом в руках, отчего помещение тут же наполнилось невероятными ароматами домашней свежей выпечки и какого-то травяного чая, я снова подумала, что не заслужила их заботы и доброты к себе, отчетливо понимая, что когда они узнают всю правду, то просто выкинут меня из этого чудесного дома.
И будут правы.
— …спасибо, я ничего не хочу, — выдохнула я хрипло и едва удерживая себя оттого, чтобы не убежать, спрятаться где-нибудь в снегу, чтобы долго-долго рыдать и проклинать себя, а потом замерзнуть насмерть, ведь это я стала бедой на голову этой замечательной семьи, и из-за меня пострадают два Бера, чьи сердца и души не знали страха.
— Зои! Ради всех детёнышей тюленей! Потом успеете накормить, обогреть, помыть и уложить спать! Можете даже запеленать и нацепить подгузник, если вам не хватает мелких спиногрызов! — пробасил отец, заговорив впервые с того момента, как мы все покинули поляну, заставляя меня испуганно поёжится, — Но не сейчас! Сейчас нам нужно поговорить и понять всю сложившуюся ситуацию!
А женщина была явно не из робкого десятка, когда и бровью не повела на басистый бас, спокойно и целенаправленно прошагав до меня, чтобы поставить на подлокотник кресла поднос, недовольно сверкнув на отца глазами:
— Даю ровно пол часа! Потом никого даже спрашивать не буду: приду и заберу всех девочек!
С этими словами женщина спокойно и величественно удалилась из комнаты, словно понимая, что чем меньше будет сейчас людей. тем мне будет легче дышать и говорить…наверное.
Но когда с десяток глаз уставились на меня, я поняла еще раз, что ничего не будет просто.
Вам когда-нибудь приходилось скрывать что-то долго и мучительно, болезненно неся в себе, чтобы потом во всем признаться?
Знаете это удушливое чувство стыда и безысходности, когда уже нет возможности избежать правды, но боясь этого не потому, что получишь заслуженное наказание, а потому что не сможешь больше смотреть в глаза людям, которые были дороги?
Говорят, что груз тайны так велик, что, рассказав ее, какой бы страшной и тяжелой она не была, на душе становится легче.
Это неправда.
На душе становится пусто от осознания того, что назад ничего не вернуть, и ты своими собственными руками разрушил тот хрупкий шанс на счастливое будущее, которое было так близко…
Чувство обреченности и черной дыры в груди — вот что значит раскрыться.
— Палачи пришли за мной не просто так. Я виновата в том, что рассказала человеку не только о нашем роде, но и Берсерках в цепом, — проговорила я отчетливо и безжизненно, уже ни на что не надеясь и ожидая, как сейчас поднимется волна криков, проклятий и возможно даже попыток выкинуть меня из дома.
— Это мы уже и так поняли. А теперь подробно и с самого начала, — сухо, но на удивление спокойно выдал Карат, усаживаясь рядом с отцом на подлокотник кресла, — Откуда ты, кому именно рассказала, и что случилось потом? Палачи не стали бы покидать своих запредельных загадочных земель, если бы все было так просто!
А погрома и криков не будет?
Я ошарашено окинула сосредоточенным взглядом семью, впервые позволяя себе прислушаться к тому, что они чувствовали.
Да, конечно, все были расстроены, были злы по поводу сложившейся ситуации.
А еще буквально под потолком витало напряженное ожидание моего более развернутого рассказа.
…Но не было ненависти, направленной ко мне острыми раскаленными стрелами, отчего я растерялась настолько, что первое время никак не могла собраться с мыслями, ожидая вовсе не такой реакции.
— Ты родилась не в лесу, дочка? — мягко спросил Сумрак, должно быть, лучше остальных понимая, что я в таком замешательстве, что сама не начну, когда стала перебирать собственные пальцы, теперь понимая, что мой позор не закончится так быстро, как я мечтала.
Меньше всего на свете я бы хотела рассказывать о том, что было со мной перед семьей Янтаря, словно я все еще надеялась на то, что после всего услышанного они позволят ему вернуться ко мне.
— Нет, — с трудом смогла просипеть я, откашливаясь, чтобы прочистить горло, и пытаясь отбросить от себя все чувства, отвечая словно была на допросе: максимум информации-минимум эмоций, — Я родилась в деревне и жила в ней до последнего времени.
— Одно из поселений Бурых? — тихо обратился Карат к Сумраку, и пусть этот вопрос предназначался не мне, все таки тихо выдохнула:
— Боюсь, что нет Папа не был таким большим и сильным, как вы, но он был единственным крупным мужчинои в нашем поселении. Да и я оды все равно почувствовала других Берсерков, будь они близко.
Старшие Беры молча переглянулись, но вслух ничего не сказали.
— А твоя мама? — снова первым заговорил Сумрак все так же мягко и успокаивающе, но даже его голос и теплые серые глаза не могли остудить мою пылающую в агонии душу.
— Умерла.
— Роды? — пробасил отец.
— Нет, болезнь. Я была единственным ребенком…до рождения Молчуна. Но не настолько большой и крупной, чтобы со мной были проблемы при родах.
— Я так и подумал, — буркнул отец, откидываясь в кресле назад и поджимая губы, но ни на секунду не убирая рук с плечей молчаливо застывшей Златы, чьи ресницы еще ни разу не дрогнули с того момента, как она услышала о Лютом.
— И никто из людей не обращал внимания на то, что твой отец отличается от них? — чуть дернул бровью Карат, прищуривая свои жуткие пронзительные глаза, от которых меня и сейчас бросало в дрожь.
— Папа был кузнецом среди людей, думаю, что все считали, что тяжелая работа сделала его таким богатырем.
Я могла поклясться, что каждый из них принюхивался к каждой моей букве, и могла их понять.
— Он сам выбрал жизнь среди людей? — взял в свои руки допрос Карат, наверняка считая, что в Сумраке слишком много теплых чувств по отношению ко мне.
— Мы никогда не обсуждали это, но думаю, что да. У рода Бурых ведь не запрещено жить среди людей. По крайней мере, я не помню того, чтобы папа страдал. Он часто уходил в лес и общался со своими медвежьими собратьями.
Мужчины снова переглянулись между собой, но и в этот раз промолчали.
— Ты рассказала о нас кому-то из вашей деревни?
Ох уж этот Карат!
Если общение с Сумраком было подобно хождению по мягкой траве, то каждое слово Карата было словно колючая проволока, которая впивалась больно, но отрезвляла, как пощечина.
Я на секунду закрыла тяжелые ресницы, буквально кожей ощущая взгляды всех Беров.
А я то наивно полагала, что не могу опозориться еще больше перед семьей Янтаря!
И что же теперь?
Всё шло к тому, что мне предстояло еще поведать о своей неудачной влюбленности, при чем, пытаясь сделать это так, чтобы не вдаваться в особо интимные подробности!
Это было так ужасно и дико, словно я должна была исповедаться перед всей семьей того, к кому мое сердце тянулось робко, но неумолимо!
— Он не был местным жителем, — хрипло пробормотала я, понимая с тянущим чувством безысходности, что от этих мужчин невозможно скрыться самой, как и скрыть свои постыдные, унизительные эмоции.
— «Он» значит — хмыкнул сухо отец, но замолчал, встретившись взглядом с Сумраком, который лишь молча чуть качнул головой, явно молчаливо прося его не продолжать свою мысль дальше.
— И тебя никак не насторожило то. что он интересуется твоим отцом? — изогнул коварно свою черную бровь Карат, глядя хищно и прямо в глаза, отчего хотелось спрятаться под полом.
— Он ине интересовался моим отцом, — начиная предательски краснеть, прохрипела я, понимая, что пропадаю в этих пронзительных изучающих глазах, самолично сознаваясь в том, что тот человек не был простым прохожим, — …мной интересовался.
Это было просто невыносимо!
Мне казалось, что кресло подо мной должно уже воспламениться, если не от глаз этих огромных мужчин, то от моих ядовитых эмоций, которые жалили душу, прожигая в ней черную дыру!
— Ты касивая, молодая, эффектная девушка, Ягода, — голос Сумрака был моим бальзамом и тем спасительным плотом, за который я хваталась, как за последнюю надежду если не на спасение, то на последний глоток воздуха, прежде чем сгину в пучине стыда и унижения, — И нет ничего зазорного или постыдного в том, что мужчины обращали на тебя внимание, и показывали свое расположение.
Я улыбнулась нервно и судорожно, лишь на секунду поднимая ресницы, чтобы мельком увидеть. что людей в комнате не убавилось, а двое девушек умудряются не мешать мужчинам. тихонько залечивая их раны, тут же снова принявшись рассматривать деревянный пол под своими ногами:
— Показывали еще как! Грубо, нагло, навязчиво… — вспоминая о том, что каждый второй мужчина искренне считал, что должен «приручить рыжеволосую ведьму». сделав её покладистой и послушной, я поморщилась, даже сейчас почувствовав вспышку ярости внутри себя.
Каждый из этих наглых засранцев получал в конце-концов по заслугам, если не от меня сразу, то от папы, который не выносил, когда ко мне прикасались какие-то руки, еще и без моего ведома и согласия!
— А он? — снова раздался голос Карата слегка насмешливо и явно забавляясь моим смущением и попытками рассказать максимально отдаленно от темы отношений, на что я упрямо выпрямила спину, напоминая себе, что я на допросе и поэтому должна отвечать быстро, сухо и максимально информативно, но не затрагивая лишних подробностей.
— Он был учителем в местной школе. Приехал сразу после университета с благородной целью посвятить себя обучению малышни в отдаленных районах, чтобы у них был шанс открыть для себя новый мир и возможно затем уехать в города, чтобы продолжить обучение… — замолчав на секунду, я все таки добавила то, что должна была, — …он не был плохим человеком. Никого не обманывал, всегда вел себя скромно и не пытался лезть не в свои дела.
— Видимо, именно этим он тебя и покорил. Слишком отличался от остальных, — хмыкнул Карат, на что я скрипнула зубами, промолчав, и стараясь не вспоминать о том, что он был первым, кто подарил мне цветы.
Первым, кто спросил разрешения папы, чтобы пригласить меня на простую прогулку.
Он никогда не пытался прикоснуться против моей воли, и был скромен.
Наверное, даже слишком.
— Девушка просто влюбилась и доверилась тому, с кем хотела быть вместе.
Я вздрогнула, услышав голос Тайги, который прозвучал твердо и слегка вызывающе, когда я подняла голову, растерянно наблюдая за тем, как она вошла в комнату, останавливаясь возле меня, словно была моей защитой.
— Это не преступление. В том, что все пошло совсем не так, как должно было, не ее вина.
Хищные глаза Карата прищурились и буквально впились в смелую Тайгу, которая не боялась их, глядя на него спокойно и уверенно.
— Не хочешь продолжить начатую мысль? — проговорил он вкрадчиво и мурлыкающе, но от этого еще более опасно и страшно, отчего на моем теле встал каждый волосок.
Но Тайга была не из робкого десятка, когда лишь вскинула брови, глядя прямо в эти колкие зеленые глаза, когда спокойно проговорила:
— У вас-мужчин, загораются глаза, когда вы выбираете пару. Но природа не предусмотрела для девушек-Беров ничего подобного…
-..Потому что вас в принципе не должно было существовать в природе, — изогнулась хищно и жесткого губы Карата.
— Но мы существуем! Мы, так же как и вы любим, ненавидим, презираем, злимся.
Вина Сумрака была в том, что он рассказал о тайне рода девушке, которая не стала его парой. Он понес наказание за это. У Ягоды же была любовь. Была пара.
Но лишь потому, что она девушка-Бер, и не существует меток для мужчин-людей, ее посчитали виновной в разглашении тайны рода, — отчеканила Тайга, не видя, как мои глаза округляются все сильнее, а сердце начинает дрожать и захлебываться, словно лишь сейчас пробуждаясь от холода и паники, — Тот мужчина не был плохим.
Он искренне любил Ягоду. Он восхищался ее отцом, когда узнал правду…но не смог уберечь ее от тех, кого ты считаешь нашими главными врагами.
Зрачки Карата вдруг стали маленькими и опасными, когда он чуть подался вперед, отчего его огромные плечи, словно раскрылись, став еще больше и показывая, как заходили напряженные тугие мышцы:
— И откуда это у нас такие глубокие познания в этом деле, Тайга?..
Глава 6
Меня искренне восхищала невозмутимость Тайги, с которой она спокойно стояла перед глазами того, чей взгляд становился просто каким-то воистину демоническим, когда черная точка зрачка стала едва видимой из-за того, что уменьшилась практически втрое!
Очень плохой посыл!
Особенно от того, кто в принципе не фонтанировал каким-то положительными эмоциями, да еще и был кровожадным Кадьяком!
Ведь он не собирался обращаться в медведя прямо сейчас?!
Потому что эти свистопляски с его глазищами были явно не к добру!
Да и то, как впервые пошевелился отец, вдруг положив широкую ладонь на напряженно застывшее плечо своего друга и пытливо заглядывая в глаза, тоже совершенно не вселяло надежду на что-то лучшее!
Он смотрел на смелую и невозмутимую Тайгу даже не моргая своими черными ресницами, словно разделял ее мелкие молекулы, чтобы добраться до скрытой правды самостоятельно.
И в какой-то момент даже сложилось впечатление, что эта задорная парочка друг друга стоит, потому что никто из них не собирался отступать от своей позиции, что бы не произошло дальше, кусаясь даже одними взглядами и явно грозясь перейти в рукопашную.
Первым не выдержали нервы у отца, который быстро понял. что на его жутковатого друга едва ли подействуют взгляды и легкие жесты, когда он шарахнул по плечу Карата с явной силой и хлопком, от которого я нервно дернулась, а вот мужчина даже не моргнул, хоть и слышал басистый бас:
— Давай полегче! Мы не деремся с девчонками!
— Зачем драться, когда можно спокойно наказать? — хищно и злорадно изогнулись черные брови этого кадьякского дьявола во плоти, а голос лился словно мягкая убаюкивающая песня, когда становилось совершенно ясно, что стоит расслабиться и поддаться этому голосу лишь за долю секунды, как ты уже будешь на лопатках или свернутая в трубочку.
Ему нельзя верить!
Желательно даже не смотреть в его сторону!
— Дочка! Укуси меня тюлень за обе булки! Не играй с тем, чего не знаешь! — рявкнул отец, видимо понимая, что добиться от Карата его отступления было делом просто немыслимым, и пытаясь теперь воззвать к благоразумию упрямой рыжеволосой девушки, — Быстро рассказала все мать их вшивые подробности, или я первый выпорю твой зад так, что ты и подумать постесняешься!! Но хотя бы в живых останешься!…
Если бы Тайга в эту секунду смотрела на меня, она бы увидела, как я умоляюще изогнула брови, ощущая каждой клеточкой своего испуганного сжавшегося тела, что с Каратом шутки плохи, когда было очевидно и без предупреждения отца.
Все взгляды были направлены на нее, но думаю, что это все было бы бесполезно, если бы не Сумрак, который вдруг медленно и очень аккуратно поднялся с дивана, находясь рядом с отцом и Каратом, словно этим самым лишний раз доказывал, что любое резкое движение или неправильное слово только спровоцирует черную огненную кровь истинного Кадьяка. которые, по рассказам моего папы, не отличались выдержкой и терпением.
— Дочка, — коснулся осторожно и ненавязчиво Сумрак девушки, когда оказался рядом, вставая явно так, чтобы перекрыть пути нападения Карата, чьи глаза пока еще не пришли в свое нормальное состояние, — Дело серьезное. Сейчас не время капризничать и показывать свой характер. Если захочешь, можешь вызвать его на битву и размяться, но только не сейчас. Только не в этой ситуации.
Ситуация накалялась буквально на глазах, отчего казалось, что над головами скоро затрещат разряды и посыпятся искры, когда уже даже я была готова встать и попросить Тайгу рассказать все. не ради себя. Чтобы с ней все было в порядке.
Не знаю, она сдалась потому что чувствовала, что не победит Карата, или потому что уважала Сумрака, что теперь был рядом с нами. Главное, что Тайга сдержанно выдохнула, чуть расслабляя свою спину, и проговорив слегка насмешливо:
— Никакого криминала или загадок. Я просто была рядом достаточно долгое время.
Видела Ягоду и того парня тоже. Он не был прислан, чтобы разузнать о таких, как мы откуда-то извне. Иначе я бы почувствовала неладное.
В этот раз прищурился даже отец, смерив Тайгу сосредоточенным взглядом, в котором читалось если не недоверие, то явная оценка произнесенных слов, когда он пробасил, не убирая однако своей руки с плеча Карата:
— И какого лешего тебя носило там? Ягода же ясно дала понять. что в том месте кроме ее самой и отца Беров больше не было!
— Я не подходила настолько близко, чтобы меня можно было почувствовать. — не задумываясь тут же ответила Тайга и едва ли она лгала, — И потом, даже Бер может стать достаточно невидимым для своего рода, особенно когда кое-что влюблен и в принципе не видит и не ощущает ничего, кроме собственных эмоций.
Даже если бы девушка произнесла это насмешливо, я бы не обиделась.
Глупо обижаться на правду, особенно сейчас, когда она очень неожиданно встала на мою защиту, не боясь ни злости Карата, ни гнева отца.
— Но ты не ответила на главный вопрос, — снова вступил в дело неугомонный Карат, в чьи хищные опасные глаза я старалась не смотреть, ведь чтобы испугаться и продрогнуть до костей, было достаточно слышать его голос, — Что ты сама там делала, если не жила рядом?
Тайга перевела на него тяжелый недовольный взгляд, поджав губы, и явно соображая о чем-то быстро и холодно.
Может, думала над собственным ответом, понимая, что если скажет неправду, то все мужчины это почувствуют сразу же…но почему тогда она не хотела озвучивать то, как было на самом деле?
Я смотрела на нее во все глаза, замечая, что девушка становится все более замкнутой и хмурой, когда наконец скованно повела плечами, и молча принялась стягивать с себя вязаный широкий свитер.
Сказать, что это было неожиданно — не сказать ничего!
Стоило только увидеть, как поползли вверх брови Карата, а глаза отца округлились, пока я нервно хихикнула, вдруг подумав о том, что должно быть это в крови у всех Беродевушек рода Бурых — в любой непонятной ситуации, когда закончились все логичные доводы, просто взять и раздеться, чтобы оппонент напрочь забыл в чем была суть вопроса!
Приятно было знать, что я не одна такая!
И ничего, что под свитером Тайга была не обнаженная, а в нижнем белье, думаю, что ее не смутило бы совершенно ничего, когда она легко отбросила в мою сторону свою кофту, выпрямляясь и раскрывая плечи, когда я поняла, что, теперь сидя за ее спиной, не вижу самого главного, потому что челюсти всех мужчин, что находились в этом помещении клацнули так звучно и синхронно, что хотелось сразу же встать, обойти и ее посмотреть, что же там было такого удивительного.
Грудь пятого размера?…
— Вашу вшивую….! Это какая-то шутка?! — рявкнул отец ошарашено, похлопав глазами, словно не мог поверить в то, что видит.
Так.
Шестого размера?!
Почему все мужчины пялились именно куда-то в область груди невозмутимой и гордой Тайги, которая стояла, не шелохнувшись и не говоря ни слова, явно ожидая момента, когда все Беры придут в себя?
И лично меня удивлял только один момент — жены Беров не были возмущены происходящим!
Никто не пытался дать ошалелому мужу хотя бы подзатыльник, не говоря уж о том, чтобы огреть от всей души чем-нибудь потяжелее!
Более того, девушки сами смотрели такими же огромными глазами!
При чем без признаков зависти!
— Ты посмотри каааааа, — проурчал довольно Карат, подавшись вперед, словно хотел рассмотреть поближе то, что всех ввергло в шок, выглядя при этом воодушевленным и заинтригованным, отчего его зрачок стал приходить в норму, расширяясь до своих нормальных размеров, и делая взгляд блестящим и играющим, — Не думал, что среди скучного и правильного рода Бурых меня сможет кто-то удивить! Так вот почему эта девчонка такая дерзкая и самоуверенная. Даже среди мужчин не каждого война изберут в личную охрану самого короля, а здесь! — не договорив и делая многозначительную паузу, мужчина окинул Тайгу долгим взглядом, вдруг хохотнул и пихнул отца локтем в бок, кивнув куда-то в сторону выхода из зала, — Чувствуешь? Ревнует!
Я не успела понять о ком именно шла речь и куда так демонстративно косился своими глазищами Карат, но вот кажется, отец понял все и молниеносно, тут же придя в себя и шарахнув своей ручищей по креслу с такой силой. что оно жалобно хрустнуло и одними только молитвами не сложилось пополам, когда от перелома позвоночника Карата спасла лишь его реакция.
— Не смей!! Не смей, хрен моржовый, настраивать моих дочек друг против друга, чтобы только потешить свое чертово эго!! Вырву на хрен все с корнем, чтобы не осталось ничего, за что можно было бы драться из-за тебя!!!
Едва ли «хрен моржовый» дрогнул хоть ресницей, выражая свой испуг!
Кажется, его наоборот искренне веселила эта ситуация, когда он окинул разъяренного отца лукавым взглядом, усмехнувшись:
— Говорят у меня еще глаза красивые.
Думаю, что старшие Беры просто пошли бы в рукопашную друг на друга, вернее, отец — на Карата, если бы не взгляд Сумрака, который каким-то образом сумел утихомирить всех и сразу, возвращая разговор в правильное русло, когда все взгляды опять были прикованы к Тайге, а мой мозг начинал дымиться от слов, сказанных Каратом про личную охрану самого короля.
Даже если папа и рассказывал мне об этом, на данный момент я не смогла вспомнить ровным счетом ничего, надеясь лишь на то, что разговор по душам продолжится, и я смогу выяснить для себя хоть что-нибудь полезное.
— Дочка? — перевел свои спокойные теплые глаза Сумрак на Тайгу, скорей всего напоминая о том, что она до сих не ответила на вопрос о том, что она делала в нашей деревне.
— Я должна была присматривать кое за кем, поэтому приходилось часто находиться рядом с деревней и видеть всех жителей. Но большего я вам не скажу, — упрямо и тяжело закончила Тайга, явно в ту секунду бросая взгляд на Карата, судя по тому, как он весело усмехнулся. полыхнув своими наглыми. но красивыми глазами, — Можете угрожать сколько угодно. Всё, что касается Ягоды и ее парня — я рассказала. А остальное вас не касается.
У меня было стойкое ощущение, что мужчины не отцепятся от нее просто так.
По крайней мере, Карат уж точно, вот только почему-то он не попытался даже слова сказать, когда в зал вошла та самая женщина с белой косой.
— Не дали ребенку даже чай выпить! — было забавно и непривычно видеть, как маленькие человеческие женщины могли вести себя так смело и даже наверное отчасти вызывающе с этими мужчинами, которых и людьми то было назвать очень сложно, — Пол часа прошло! Я забираю с собой всех девочек!
Никто не возникал.
Север опустил на пол свою кроху с большим животом, Кадьяк с зелеными глазами тоже, но мне снова стало больно и стыдно, когда девушки осторожно и нежно подняли бледную молчаливую Злату с кресла из-под руки отца, чтобы увести ее с собой.
— Идем, Ягода, — обернулась на меня кареглазая девушка, что была женой Кадьяка, протягивая раскрытую ладонь, на что я смущенно и сконфуженно застыла, не в силах заставить себя пошевелиться в ее сторону.
Я все еще искренне думала, что мне здесь не место и сердце разрывалось при мысли о том, что я одним только своим появлением в их жизни причинила много вреда и боли.
— Идем, — обернулась ко мне Тайга, чтобы потянуться спокойно за свитером в моих руках, когда я наконец смогла увидеть то, что повергло всех мужчин в полный ступор.
На ее торсе от плечей к центру груди выступали шрамы, образовывая собой большую ровную «галочку» и явно несли в себе какой-то глубоко скрытый смысл.
«Личная охрана самого Короля» — так сказал Карат.
Это было символом того, что Тайга была в этой самой охране?
Я бы так и сидела на кресле, словно с колом в позвоночнике, если бы Тайга не нырнула ловко в свою одежду, быстро потащив меня на собой и остальными девушками, когда я понимала, что сопротивляться бесполезно, и чувствовала, как кровь отливает от лица при мысли о том, что теперь я останусь с ними один на один.
Как смогу смотреть в поблекшие от боли и переживания глаза Златы, зная что всему виной была я одна?
Меня просто в буквальном смысле убивало то, что девушки относились ко мне тепло и доброжелательно…может просто еще не совсем понимали, что именно я натворила и что происходит?…
Уже за своей спиной я слышала приглушенные голоса мужчин, которые теперь остались одни, могли спокойно поговорить между собой и обсудить все случившееся не сдерживаясь.
— Пап, и что дальше?
— А я откуда знаю?! Чего вылупились?! Вон на этого смотрите! Он у нас самый мозговитый и хитрожопый! Если еще не успел выдумать, как перехитрить Палачей, то к утру все касатки перечпокают тюленей!
— Зачем нам хитрить, друг мой? Достаточно просто держать их поблизости для прикрытия, — ответил Карат в свойственной ему лениво-мурлыкающе-надменной манере.
— А я что сказал? Точно перечпокают! Ладно! Не сыте заранее! Что мы знаем про Палачей?
— Выражаясь твоими словами, друг мой: меньше, чем мозг тюленя в период спаривания.
Услышать что-либо еще не получилось, потому что Тайга вела вглубь дома, крепко держа за край моей кофты на руке, словно не была уверена в том, что я не сбегу с минуты на минуту, так и не дошагав до кухни.
И, видит бог, я хотела этого больше всего на свете, потому что даже если в большом зале все прошло можно сказать на удивление хорошо и совершенно не так, как я ожидала, то общества девушек я боялась больше, чем ярости их медвежьих мужей!
Почему?…
Да просто я бы самолично убила любую, если бы мне сказали, что именно она стала причиной большой и незаслуженной боли моего любимого мужа! И меня вводило в полный ужас и совершенное непонимание того, почему ни одна из них не торопилась сделать это со мной, когда они все прекрасно слышали своими ушами в большом зале!
— Подожди минуточку… — я осторожно затормозила, натягивая в руке Тайги свою кофту и заставляя ее остановиться, что девушка и сделала, оборачиваясь ко мне как всегда спокойная и милая, когда я подумала о том, какая все таки ирония иногда случается в жизни.
Ту, которую я ревновала до пара из всех отверстий в собственном теле, и считала чуть ли не своей главной противницей, неожиданно стала моим единственным другом и опорой в большой семьей Янтаря, в которую я попала не самым лучшим образом.
Как же так вышло и сколько тайн было за плечами этой рыжеволосой девушки, которая не побоялась встать даже напротив самого жуткого и тёмного из Кадьяков, чтобы защитить меня?
— Я хочу увидеть Молчуна…
Тайга молча кивнула, поменяв направление своего движение лишь слегка, когда завернула куда-то влево по просторному деревянному коридору, отпуская меня и зашагав размеренно вперед, ни говоря ни слова, но и не пылая негативом, раздражением или злобой в отношении меня.
— …И спасибо… — прошептала я смущенно, но искренне за ее спиной, тихо шагая за той, кто за один-единственый день стал мне так близок, начиная краснеть и ругать себя еще сильнее за то, что совершенно не разбираюсь ни в людях, ни в Берах.
— Не стОит, — спокойно пожала плечами Тайга, останавливаясь у большой открытой двери, откуда даже здесь в коридоре можно было услышать сладкое сопение и чмоканья малышей-беров, — Я лишь сказала правду, только и всего.
— Ты спасла меня от этого ненормального Карата! Я его жутко боюсь — И не зря, — чуть дернула рыжей бровью Тайга, оставляя после своих слов многозначительную паузу, от которой по моей коже буквально пронесся мороз, и спокойно разворачиваясь, чтобы тихо и аккуратно войти в комнату, где царил полумрак, было тепло и пахло молоком.
Вот она! Святая святых!
Задержав дыхание от восторга и какой-то эйфории, словно я сейчас прикоснусь к чему-то тайному и волшебному, я сделала один робкий шаг за Тайгой, тут же буквально окунувшись в атмосферу неги и полной гармонии, словно ступила на воздушное сладкое облако, озаряемая теплом солнца, даже если его не было здесь.
Два десятка сладких кругленьких карапузов сопели своими маленькими носиками, закутанные в легкие белые простыни в двух десятках маленьких колыбелях, что стояли несколькими рядами.
Словно ангелочки, словно само благословение небес они были такими трогательными, что я невольно улыбнулась, прижимая руки к груди, которая при виде них наполнилось нежностью и трепетом, вытесняя все другие чувства и будто окрыляя меня на короткий сладостный миг.
— Так сладко спят, — прошептала я, заворожено рассматривая малышей, — ни один даже не плачет!
Я скорее почувствовала, чем увидела, что Тайга улыбнулась, когда от нее повеяло теплом, и девушка весело хмыкнула:
— Некоторым здесь от роду всего пара дней, некоторым пара недель. но они уже команда. При чем пиратская! Кушают вместе, спят вместе, но и если кто-то один начинает капризничать, то остальные в беде не бросают и присоединяются из всех своих силенок. Голосят дружно и натужно так, что слышно наверное даже на просторах родной Арктики отца!
Это был лучик позитива и добра в моем мире боли и самобичевания. вот так просто стоять посреди спальни и тихо смеяться над словами Тайги до тех пор, пока сказанные ею слова не укусили нетерпеливо мой мозг.
Родной Арктики отца?!
— Почему родной? — нахмурилась я, пытаясь совместить в голове то, что никак не хотело совмещаться, ибо как отец Янтаря мог относиться к тому месту, где стояла вечная зима?
— Потому что он великий Король рода Полярных.
Я быстро поморгала, пытаясь сообразить каким образом, он может быть отцом Янтаря, когда неожиданно поняла, что он в принципе всех молодых людей называл своими детьми вне зависимости от принадлежности к роду Беров или даже людей.
— У меня мозги скоро задымятся, — криво улыбнулась я Тайге, которая обошла всех малышей, чтобы убедиться в том. что все они сладко спят и не собираются просыпаться, когда я осторожно последовала за ней, ведомая зовом своей родной кровинушки, — Отец Янтаря оказался из рода Полярных, его братья — Кадьяки. а все дети рода Бурых спят спокойно и сладко на землях рода Гризли!
— Поверь мне, Ягода, лучше странный мир, чем кровавая война, — тихо выдохнула Тайга в ответ, чуть улыбаясь и наблюдая за тем, как я остановилась у моего крохи, который спокойно сопел рядом со своими братиками и сестренками по роду, вытянув пухлые губки.
Маленькая пиратская команда.
Да, здесь ему было хорошо, а главное спокойно.
Он был в полной безопасности, сыт, обогрет, а главное он был не один.
Я бы хотела достать его из кроватки и прижать к своей груди, чтобы уткнуться в пухлую маленькую щечку и всей грудью втянуть в себя самый родной и самый дорогой аромат, но решила, что не стоит рисковать и будить Молчуна, чтобы не услышать пиратской сирены в два десятка голосов.
Когда придет время я подумаю о том, как мы будем жить дальше и что делать, а пока…пока нужно было дождаться Янтаря и увидеть его золотые глаза, чтобы понять что изменилось в нем, либо убивая меня, либо даря крылья за спиной.
— Мааааам! Ради всех яиц тюленей! Хочешь, я построю тебе за пару дней дворец из дерева? Хочешь, буду до конца года готовить ужины? Но только не подгузники!
Я вздрогнула, когда услышала незнакомый мужской голос, даже если прекрасно понимала, что в этом доме просто тьма Берсерков, при чем, всех родов вперемешку. напряженно застыв на своем месте и глядя на дверной проем, где появилась мощная плечистая фигура и черная шевелюра.
— Туман! Во-первых прекрати выражаться, как Ледяной Он не самый лучший пример для подражания! А во-вторых, прекрати ныть! Твоя очередь дежурить у малышей, значит, будешь делать всё то же, что и твои братья!
— Но, маааам…..
— Молча делать, сын!
Я хихикнула, почувствовав себя смущенно, когда мужчина вошел, подталкиваемый миниатюрной женщиной с белой косой за спиной, которая и сейчас совершенно не боялась ничего даже рядом с этими великанами, явно привыкшая ими командовать, ожидая полного и безоговорочного повиновения с их стороны, будь они в облике людей или медведей.
— О! Девчонки! — радостно улыбнулся мужчина, странно сверкнув зрачком в полумраке, отчего я удивленно захлопала глазами в первую секунду решив, что мне просто привиделось, но когда это повторилось, то растерялась еще сильнее даже если он весело подмигнул.
Подобный эффект я видела лишь единожды, когда папа долго не возвращался из леса и я пошла его искать, наткнувшись на сову, которая изрядно меня напугала в ту секунду как раз своими глазищами и такими же зрачками, которые словно отражали лунный свет.
— Девчонки мне помогут!
— Девчонки идут со мной на кухню прямо сейчас, а ты не ной и принимайся за дело! — скомандовала бойкая женщина, смело прошагав в комнату и взяв под руки меня и Тайгу, просто вывела нас, проглотив улыбку, когда за нашими спинами раздался тяжелый и протяжный вздох.
Лишь когда мы отошли на достаточное расстояние, женщина улыбнулась тепло и мягко, приглушенно проговорив так, чтобы слышали только мы:
— Истинных Беров воспитывают их отцы. Они заботятся о малышах круглые сутки и вкладывают в малышей свою силу. душу и знания. Ему полезно на будущее, пусть привыкает сразу.
Забота отцов-Беров была просто удивительной.
Мне ли было не знать.
Именно поэтому после смерти папы в моем сердце была такая тоска и пустота, которую я не могла заполнить ничем иным, скучая по его теплу и заботе такой огромной. что обычным людям было просто не понять.
С этими тяжелыми мыслями, я вошла вслед за женщиной на кухню, которая была такой просторной и огромной, что здесь запросто могли кушать сразу с десяток Беров. Возможно, именно на это и было рассчитано.
Вот только кровь снова отхлынула от моего лица, когда мои глаза сразу же отыскали бледную Злату, которая даже сейчас продолжала сидеть безмолвным изваянием — прекрасная, утонченная, белокурая, словно ангел…и такая безжизненная, что я судорожно втянула в себя воздух, будто получила удар под грудь такой силы, что весь кислород вышел из меня в одну постыдную секунду.
— Она сильнее, чем ты думаешь, — тихо прошептала Тайга, склонившись ко мне и подталкивая вперед к столу, за которым сидели девушки, улыбаясь мне тепло и поддерживающее, даже если их ладошки были на Злате, пока я не могла выдавить из себя даже подобие улыбки.
Господи, мою душу просто выворачивало наизнанку!
Все внутри меня трещало и рвалось на части громко и болезненно, словно с души заживо сдирали ее призрачную кожу…но я заслужила это все.
— Садись сюда и перекуси булочками, пока готовится полноценный ужин!
Снова передо мной появилась большая кружка с ароматным чаем и большущая тарелка с какой-то душистой хрустящей выпечкой, от которой в другой ситуации мой желудок просто упал бы в оборок от такого счастья, но сейчас я едва могла дышать, едва могла сидеть рядом с ними… и совершенно не могла смотреть в эти чистые открытые глаза, краем глаза видя, как Тайга села рядом со мной молчаливой поддержкой, а может и защитой, вдруг потянувшись вперед через длинный стол на противоположную сторону, касаясь ладонью плеча одной из девушек.
Ее точно не было в большом зале.
Такую девушку как эта просто невозможно забыть, или посмотреть мимо.
Она была просто удивительной красоты!
Совершенная бледная кожа, словно мраморная, но при этом исееня-черные волосы невероятной длинны, когда со своего места я не могла понять где же заканчивается ее толстая коса. Правильные хрупкие черты лица, тонкий маленький носик и пухлые губы бантиком, но самое главное — ее глаза! Цвета бушующего бескрайнего океана, в котором можно было различить синие волны и серые порывы ветра, который путался в ее длиннющих ресницах, настолько черных, что казалось, будто они намазаны маслом до самых пушистых кончиков!
Ни капли косметики! Она сидела в простой растянутой кофте тихая и скромная, но при этом такая яркая и завораживающая, что едва ли понимала сама, настолько притягательной она выглядит, даже не смотря на свою юность.
Ее ресницы порхнули, словно веер из шелка, когда рука Тайги опустилась на ее плечо, однако, она не пошевелилась, и белые руки продолжали лежать на столе, обхватывая ладонями кружку.
— Звезда, хочу чтобы ты знала: я не претендую на этого мужчину.
На кухне повисло напряженное молчание, когда все девушки покосились на Звезду быстро, и кажется, немного смущенно и лукаво, а Тайга поспешно добавила, очевидно тоже замечая, как белые изящные скулы девушки покрываются румянцем:
— Он не интересен мне как партнер, но я не могу не признать, что интересен, как воин. И я никогда не встану между двумя, у кого…
— Мне не важно, правда! — быстро выдохнула Звезда, поспешно поднимаясь из-за стола и покидая пределы кухни — высокая, стройная и гибкая, словно пантера, под многозначительные взгляды всех девушек и даже той женщины, что крутилась у плиты, но обернулась, провожая девушку теплым взглядом.
— А они еще не поговорили? — выгнула брови Тайга, удивленно глядя вслед упорхнувшей Звезде и снова садясь рядом со мной.
— Думаю, даже если поговорят, депо не будет простым, — мило улыбнулась беременная девушка, одну руку положив на животик, а второй поглаживая плечо Златы, — кстати, у нас не было возможности познакомиться. Я — Мия, жена Севера.
Это Лада — жена Нефрита. Злата — жена Лютого, а это наша мама Зои.
Я только кивала в ответ, не смея поднимать глаз и почти интуитивно понимая о ком шла речь, и на кого показывала эта миниатюрная девушка.
— Не переживай, Ягодка, все будет хорошо. Скоро они вернутся, — проговорила вторая девушка, которая была Ладой и очевидно женой того Кадьяка, у кого были ярко зеленые глаза цвета молодой зелени, говоря каждую букву мягко и успокаивающе, но словно пронзая мою и без того стонущую душу еще одной раскаленной стрелой моей бесконечной вины.
Мне было бы проще, если бы они меня ненавидели.
Если бы кричали и проклинали за мужа своей подруги и брата.
Может девушки просто не понимали, что именно ждало Лютого и Янтаря, которых увели Палачи в неизвестном направлении, поэтому вели себя так мирно и дружелюбно?
В любом случае все встанет на свои места, когда мужчины вернутся…
— Это какой-то бред! — вдруг послышался разъяренный рев явно из зала, и что-то громыхнуло, когда мы с девушками все словно по команде подскочили, но лишь одна кинулась вперед, взвизгнув:
— Нефрит!
— Ну, ты то куда! — рыкнула Тайга, очевидно понимая, что простой человеческой девушке просто нереально остановить огромного злого Берсерка.
Если только эта девушка не была любовью всей его медвежьей жизни!
И я не могла остаться на кухне, когда мое сердце сжалось от паники. но в надежде узнать что-то о моем Янтаре и его отважном брате с холодными голубыми глазами, когда я побежала вслед за всеми, даже если видела, что и Тайга и Звезда уже были на месте, готовые помогать мужчинам растаскивать друг друга, и не дать разнести этот уютный большой дом в груду щепок.
С холодеющими ладонями я наблюдала стоя у порога зала, как маленькая шустрая Лада бесстрашно пронеслась по большой комнате, почти с разбега запрыгивая на своего мужа, чьи глаза полыхали недобрым огнем, а зрачки стали маленькой точкой в яркой радужке глаза, когда мужчина хоть и не успокоился сразу, но прижал ее к себе обеими руками. явно пытаясь восстановить свое дыхание и мысли, глядя при этом уничтожающе на Карата.
— Разве я не сбежал от Палачей, которых ты отправил за мной?!
Я перестала дышать на долгую минуту, совершенно не понимая, о чем кричит Нефрит, готовый разорвать на мелкие части зеленоглазого Карата, чей взгляд стал тяжелым, но вместе с тем каким-то…виноватым?
— Разве я не смог с ними договориться, чтобы они оставили меня в живых и поддались собственным слабостям?!
— А разве твои палачи были похожи на тех, что мы все видели сегодня? — дернулась резко черная бровь Карата, пока он продолжал сидеть на краю дивана расслабленный и язвительный, даже если в его глазах разливалась ядовитая сталь, призывающая откинуть все эмоции кроме острой логики. которая признает только голые факты и ничего больше.
— Разве ты не мог ощущать их? Разве не чувствовал их эмоции, словно свои? Разве они не были твоей крови, сын?
Нет, я определенно не понимала о чем говорил этот Бер, за чей душой очевидно было сколько темноты и мрака, столько и тайн, глядя по очереди то на него, то на Нефрита, чьи зрачки постепенно увеличивались и становились нормальными, зато глаза все более сосредоточенными и хмурыми.
— Когда я был маленьким, отец рассказывал мне об особенных Берсерках, которых невозможно встретить и ощутить, пока они сами не покажутся, — протяжно выдохнул Карат, тяжело помассировав напряженную переносицу. и на секунду закрывая веер своих длинных черных ресниц, — Он говорил, что Праотец создал их в тайне от всех, соединив кровь всех четырех родов. чтобы они обладали силой и мощью, способной усмирить пыл любого Берсерка, и скрыть их ото всех. оставляя невидимыми для наших глаз и даже обоняния.
— Дед знал Палачей? — ошарашено выдавил Север, который и сейчас держал на руках свою беременную жену, что слушала внимательно, но при этом гладила своего большого Бера по широким мужественным скулам, словно заранее пытаясь успокоить его пыл.
— Возможно, — лишь повел своим огромным плечом Карат, чуть подавшись вперед и упираясь локтями в колени, — Ваш дед был самым умным из всех ныне живущих Берсерков и унес с собой столько тайн, что это не под силу узнать даже мне. Я думал, что это всего лишь сказки о Берах, которые хранят тайну нашего создания и несут возмездие, скрытые своей особенной кровью и заклейменные печатью особенного закона…Поскольку наш род самый непокорный и кровожадный, вместе с Амитом мы решили использовать эту сказку для создания особого вида войск. Мы назвали их Палачами и отбирали самых сильных и безжалостных среди наших верных воинов. Их задача была держать в страхе наш род, отсекая любые попытки к неповиновению, но они не были теми Палачами, что пришли сегодня, словно ожившие из легенд наших предков.
Тишина стояла такая, что кажется было слышно, как беззаботно сопят малыши, чья комната была чуть дальше по коридору, пока мужчины молча смотрели друг на друга, погрузившись каждый в свои невеселые мысли.
— Жук ты хитрожопый, — буркнул отец беззлобно, покосившись на Карата, чьи уголки губ изогнулись язвительно и насмешливо, — И что значит «соединив кровь всех родов»?
— Едва ли я смогу объяснить то, что не знаю наверняка, — просто пожал плечами Карат, — Думаю, все, что нам остается — это доверять легендам и надеяться на то, что эти парни не настолько кровожадны, какими их представляли в наших сказках.
— Я бы на это не надеялся, — тихо проговорил Сумрак, отчего я содрогнулась, понимая, что до сегодняшнего дня он был единственным среди этой семьи, кто встретился волею судьбы с Палачами и выжил, зная наверняка что это такое, когда я не моргая смотрела на его грудь. затянутую в очередную простую рубашку, за которой скрывались следы ужаса и зверств этих самых Палачей.
— Ужин готов! — крикнула из кухни мама Зои, разбавляя уютом и покоем напряженную обстановку, когда отец шумно выдохнул, хлопнув себя по бедрам и пробасив:
— Война-войной, а ужин по расписанию! Все на кухню!
Едва ли кто-то хотел кушать, но отказать отцу никто не осмелился, когда все дружно зашагали из зала, тихо переговариваясь между собой на тему Палачей и их странной загадочной сущности.
И мне пришлось идти.
И сидеть за общим столом, ковыряясь в большой тарелке с ароматным мясом и овощами, но каждую секунду прислушиваясь к мужчинам и их разговорам.
Нет, не для того, чтобы узнать больше про Палачей.
В надежде на то, что они скажут что-нибудь про Янтаря и его брата.
Ведь они чувствовали его!
Чувствовали, и потому никто толком не ел, лишь делая вид, подобно мне…
Я осталась на пустеющей кухне и после ужина в желании остаться одной и прийти немного в себя после этого сумасшедшего дня. тяжелее которого эмоционального не было еще до этого ни одного, за исключением дня, когда умер папа.
Без сил опустившись на стул, я спрятала лицо в холодных ладонях, слыша лишь собственное дыхание и приглушенные голоса Беров, благодарная Тайге и Звезде, которые как истинные дочери своих медвежьих отцов ощущали мои эмоции, и поэтому тактично и быстро выпроводили всех, чтобы дать мне возможность побыть одной в доме, где очевидно всегда было шумно и многолюдно.
В голове было пусть до жути. До дрожи в кончиках пальцев.
Вот и свершилось все то, чего я боялась больше всего.
Моя постыдная тайна была раскрыта.
Семья Янтаря увидела меня без прикрас, такой, какой я была со всей моей ложью и прошлой жизнью, где все было не так…но не отвергла и не бросила на пути к искуплению, пригрев в этом доме, где царил покой и уют, от которого на израненном сердце становилось чуточку легче.
Я все еще не понимала, как все эти Беры собрались вместе и так сроднились, что называли друг друга братьями, а старшие Беры молодых — своими сыновьями и детьми, но они завораживали меня своей искренностью и любовью друг к другу, без оглядки на кровь и принадлежность к разным родам Берсерков.
То, как они касались друг друга, как смотрели в глаза и говорили — во всем этом была безграничная любовь и преданность, что бы не ждало их в будущем, и это не могло не пленить!
Не знаю сколько я сидела в одном положении, дыша отрывисто в свои ладони, когда дрогнула всем телом от голоса сверху, который проговорил тихо, но твердо:
— … идем со мной.
Если бы я не подняла глаза и не увидела сама, ни за что бы не поверила, что Злата придет ко мне!
Это были первые слова, которые она сказала с того момента, как я появилась в доме вместе с чудовищными новостями, которые стали ударом для всех, но больше всего именно для нее.
Не дожидаясь от меня ответа, белокурая девушка грациозно развернулась, зашагав прочь из кухни…и прочь из дома, не обращая внимания на щемящий мороз, который чувствовала даже я со своей частичкой медвежьей крови, глядя осторожно на девушку, что гордо и плавно шла куда-то вперед, не дрожа от холода и не ежась, укутанная лишь в тонкую шаль.
Я была готова на любые ее слова.
Любые упреки, пощечины и обвинения, понимая, что мы остались с ней один на один с большом заснеженном лесу, когда за нами не шел никто из Беров.
Страха не было.
Если только за сильную и одновременно хрупкую Злату. которая вышагивала на морозе, когда мерзла даже я. что уж говорить про обычную человеческую девушку.
Вернее, не обычную!
Ее силе воли и стойкости могли бы позавидовать истинные короли древности, как и гордой осанке, даже если внутри она была сломлена и разбита всем происходящим.
Девушка плыла, словно белый лебедь среди сугробов выше нашего роста по какой-то тонкой протоптанной дороге к известной только ей одной цели, не говоря мне ни слова и даже не оборачиваясь.
Я шла за ней так же молча и сконфуженно, не представляя для чего она могла выйти из дома вместе со мной, даже толком не одевшись. хоть и понимала, что когда болит и стонет душа так сильно, то уже не страшно ничего вокруг — ни холод, ни жара, ни физическая боль.
Наоборот, в такие моменты хочется ощущать боль тела, словно она могла утопить в себе боль души.
Наивное заблуждение…
Теперь я знала это точно.
После смерти папы и сегодняшнего дня, я знала о боли и душевных муках больше, чем смогла бы узнать и через пятьдесят лет своей жизни, позволяя себе один робкий шаг в сторону еще одной души, чья боль и терзания были не меньше моей, чтобы ощутить все то, что чувствует Злата.
Это было мое наказание, когда лавина ее эмоций обрушилась на меня, словно секира, занесенная для убийства.
Отчаянье. Паника. Беспомощность.
И вера…нерушимая, как прямые плечи Златы.
Вера в то, что ее муж сильнее любого существа на этой планете.
А еще любовь.
Такая огромная, что могла затмить весь мир своей силой.
Любовь, которая даст силу Лютому даже на другом конце земли, чтобы подняться и идти.
Идти до тех пор, пока он не окажется в объятьях своей любимой.
Именно эта сила любви зажгла когда-то его глаза, и теперь она не погаснет никогда, пока они живы!
Я задохнулась от этих эмоций, оглушенная и дезориентированная, едва не упав на колени в первую секунду, но устояв лишь благодаря ей. Злате. Силе ее воли и нерушимой веры в своего мужчину.
Трудно было говорить первой, но я должна была что-то сказать, чтобы не упасть снова, но в этот раз лицом в грязь, если бы не уловила новые ароматы.
В этом морозном воздухе они казались еще более острыми и резкими, но приятными моему нюху.
Так пахла смола.
…так пахла поляна, на которой все произошло, где осталась кровь Янтаря, Лютого и его братьев.
Где сломленные деревья лежали немыми свидетелями их силы, стойкости духа и поддержки, от которой у меня до сих пор захватывало дух.
Они были не просто братьями, не просто семьей, а единым целым с одной душой и одним сердцем.
Мы шли на поляну?…
Разве она была не в другой стороне?
Я не была сильна в обонянии, но папа научил меня неплохо ориентироваться в лесу.
Мы даже не были близко к этой поляне.
Злата не была похожа на мазохистку, которая пойдет на место бойни, чтобы увидеть кровь и понять, что именно отсюда Лютый ушел со своим братом.
Ее смелое сердце не стучало истерично в ожидании того момента, когда она увидит все своими красивыми глазами.
Она не была напугана, а вот я…я вздрогнула, когда мы действительно вышли на поляну, но другую.
Поляну, где не было сломленных и поваленных деревьев.
Где стоял небольшой милый дом, находясь в процессе своего строительства.
Злата продолжала идти вперед, не останавливаясь и не оборачиваясь на меня, когда поднялась по аккуратным ступеням просторной веранды, легко толкнув бледной ладонью дверь, что оказалась не запертой, и проходя внутрь, где на полу были щепки и стружка, а на полу в некоторых местах доски были не доделаны.
Что это за место?…
Осторожно, и словно боясь прикоснуться к святому, я неловко ступала на каждую лесенку, безмолвно следуя за Златой и все еще не зная, чего мне ожидать.
— Это твой дом.
У нее был красивый голос.
Мягкий, но в то же время не тонкий.
Даже в нем я чувствовала силу, не сразу поняв, что именно она сказала, но совершенно растерявшись, когда эти три казалось бы простые слова легли раскаленными камнями в мой разум.
Это. Твой. Дом.
— …О чем ты?…
Девушка пыталась намекнуть, что мне не место в доме. где живет вся их большая семья?
Я лишилась места, которое могла бы называть своим домом в тот день, когда погиб мой папа.
Всё остальное стало временным пристанищем от дождя, холода и опасности, и лишь последний полуразрушенный домик, где мне довелось прожить последнее время, стал для меня маленькой отдушиной, в которой было уютно и тепло.
— В тот день, когда Янтарь встретил тебя у берлоги и спас, он попросил своих братьев Гризли построить дом для тебя. И для него.
А еще говорят, что не бывает грозы зимой!
Меня шарахнуло так, от черепушки до самых кончиков пальцев, что казалось, будто позвоночник просто выгнется дугой и треснет сразу в нескольких местах!
..или это были остатки моей истерзанной души, которая просто не выдержала нагрузки этого бесконечного дня и взорвалась, не оставляя после себя даже горсти серого пепла?
Первый всхлип вырвался из груди, словно та стена, за которой я отчаянно пряталась, горя в своей грязи и боли, просто рухнула от этих незамысловатых слов, что были громом среди ясного зимнего неба.
Злате не нужно было давать мне пощечин или кричать о том, как она меня ненавидит и презирает за все то, что я сделала ее семье, в которой мне не было места — она просто убила меня одной фразой, показывая то, что Янтарь был добр и честен со мной, рассчитывая на будущее. о котором я боялась даже мечтать. потому что оно было слишком идеальным.
Слишком желанным….и слишком далеким сейчас, даже когда я вдыхала свежий аромат дерева.
Моя мечта во плоти была вокруг меня, стоило только коснуться рукой. чтобы ощутить тепло стен, что ранило в самое сердце еще сильнее, ведь после всего случившегося этот дом останется лишь в моей памяти.
В груди было так больно, что я не могла дышать, хватая ртом воздух, пропитанный рухнувшими надеждами и мечтами, когда мой ясноглазый смелый Бер навсегда останется с теплым взглядом на пороге этого дома, как бы далеко мне не пришлось уйти, и где бы не пришлось жить дальше.
Оседая на колени в мягкие опилки, я хваталась руками за грудь, потому что мне казалось, что она разорвется на части изнутри с минуты на минуту, именно поэтому я хрипела, сипела и силилась не рыдать, вот только все напрасно.
Во мне сломалось все, что только могло, и уже невозможно было надеется на врачей и обезболивание.
Я была разбита.
Уничтожена.
Разорвана в клочья тем, что не могла изменить…и не могла получить, каким бы реальным и близким не было мое маленькое счастье.
Злата больше ничего не пыталась сказать, но это было и не нужно.
Я сама прекрасно понимала, что он делал для меня все возможное и невозможное, без страха и упрека готовый пожертвовать даже собственной жизнью, толком и не зная, что я натворила и совершила, а я…
— …Я не достойна его! — рыдала я, что было силы, буквально растекаясь по полу, и водя ладонями по тому, что никогда не будет моим, выплескивая всю свою боль, панику и отчаянье, которые накопились за эти дни, не давая мне сна и покоя и выплескиваясь в этот момент безудержной лавиной, от которой в голове гудело, а тело содрогалось каждой рушившейся клеточкой, — Не достойна его внимания!
Даже одной его реснички! Он сделал для меня всё, а я разрушила его семью, сделала ему больно!
Утопая в слезах и своем горе, я не сразу ощутила, что Злата села рядом со мной прямо на пол, не пытаясь прикоснуться, и молча какое-то время, словно ждала, когда я утихну и смогу услышать ее приглушенный красивый голос.
— Это в мире людей можно сказать с большой уверенностью, что женщины выбирают мужчин. В мире людей мы можем играть какие-то роли, менять маски, соблазнять и плести интриги, пока не получим свое. В мире наших мужчин все иначе. Это они выбирают нас.
Я громко всхлипнула, пытаясь разлепить глаза от слез и вытирая лицо дрожащими ладонями, пока еще не понимая, о чем говорит эта стойкая храбрая девушка, сидя рядом со мной и глядя куда-то в заснеженный прекрасный лес немигающим взглядом, словно пыталась сквозь вековые ели, метровые сугробы и бесконечные километры леса увидеть своего огромного прекрасного мужа с холодными голубыми глазами, что лучились светом истинной любви ради нее одной.
— Я не знаю, как это происходит. Пыталась узнать, спрашивала, но никто из Беров не может объяснить. Говорят, что они просто влюбляются, и весь мир меняет для них свою ось, начиная вертеться только вокруг нас. Понимаешь? Мы идеальные для них, какими бы падшими и неправильными не были бы для самих себя…
Я всхлипнула еще раз, уже гораздо тише, вытирая рукавом красный нос, и всматриваясь осторожно и пристально в красивое точеное лицо девушки, которая сидела рядом со мной почти плечом к плечу, когда я осторожно оторвала себя от пола, вытягиваясь рядом с ней, но не в силах найти в себе силы, чтобы расправить плечи подобно ей, смотря вперед гордо и смело.
— Ты идеальная для Янтаря. Он выбрал тебя, Ягода.
Я затаила дыхание, глядя на Злату, которая сидела словно королева такая далекая.
Но такая близкая тем, что говорила со мной, словно показывая путь, по которому я должна идти вперед, никогда больше не опуская головы и стоя горой за своего мужчину.
СВОЕГО.
— Ты видела его глаза, когда он уходил. Разве этого не достаточно тебе?
Девушка впервые обернулась и посмотрела в мои распахнутые, опухшие от рева глаза твердо, немного холодно, но так отрезвляюще, что я почувствовала, как мои плечи расправляются и позвоночник вытягивается под взором этих серых глаз, в которых я видела не только боль, но твердость и уверенность в силе своего мужа.
— Знаешь, как называет меня Лютый?
Я, молча покачала головой, чувствуя себя в этот момент так странно, но так…. собрано. Словно черная пелена с моего сердца спала, наполняясь силой ее взгляда и уверенностью, в том, что наши Беры вернутся и встанут за нас стеной снова, если только это потребуется.
— Моя снежная королева.
Мне захотелось чуть улыбнуться, когда я кивнула, подумав о том, что это подходило Злате просто идеально. Собранная. холодная, прекрасная, с пронзительными серыми глазами, от взгляда которых все мои обуглившиеся части сердца собирались воедино, пусть замороженные, но живые.
— Ия не могу быть иной. Я люблю своего мужа и хочу быть достойной его любви, чтобы, возвращаясь с поля боя, он мог гордо смотреть в глаза своим братьям и всеми миру, а в мои — с восхищением и любовью.
Я притихла, уже не содрогаясь от рыданий, и повторяя про себя каждое сказанное ею слово, словно приходя в себя и только сейчас начиная думать не только о себе, а в первую очередь о нем.
Моем Янтаре.
— Ты знаешь, как называет тебя Янтарь?
— Облепишка. Клубничка, — мои губы дрогнули в печальной, но сдержанной улыбке, когда в голове пронесся его сладкий бас, мурлыкающий, и такой низкий, что даже сейчас на теле выступили мурашки, — Как угодно, но только не Ягода.
— Моё рыжее счастье.
И снова раскат грома прозвучал над моей головой, когда обдало жаром таким обжигающим, что я задержала дыхание, пытаясь справиться со своими эмоциями и шоком.
— Ты его счастье, Ягода, какой бы себя не считала. Поэтому соберись, отбрось все лишнее и стань тем, кем должна быть — его счастьем, — серые глаза Златы прожигали меня насквозь своей серьезностью и обнаженной правдой, которая не давала мне сорваться в новый порыв рыданий и страданий, словно была сильной рукой, держащей рыжего котенка за шкирку, — Перестань зацикливаться на себе и подумай о том, чьи глаза горят любовью к тебе. Будь его опорой и надеждой, к которой он будет возвращаться даже с края земли, в каком бы состоянии не был.
Потому что он заслуживает счастья! Теперь ты его единственная поддержка и опора, и весь его мир вращается только вокруг тебя. Так будь этого достойна!
Это было просто из разряда чего то нереального, но слова этой девушки с белокурыми волосами стали моей броней на сердце, которое еще минуту назад разваливалось на обуглившиеся части, готовое к полной и безоговорочной смерти, словно Злата подняла меня с колен, надев бронежилет от всех невзгод и печалей, показав, что теперь я была не одна и Янтарь нуждался во мне.
Во мне сильной, смелой и верящей в его любовь и силу.
Слова Златы стали для меня благословлением самой Снежной Королевы, отчего я выпрямилась, вытирая мокрые ресницы и глядя на отважную, сильную девушку уже не опуская глаз и не пряча своих эмоций.
— Спасибо тебе, — кивнула я в воцарившейся тишине, видя, как Злата чуть кивнула в ответ, пожимая плечами и продолжая смотреть только вперед, даже если я не была уверена, что она знает всех подробностей произошедшего и того, что могли сделать с ее мужем. Может, это было даже к лучшему, — Ты поставила меня на ноги с колен, даже не смотря на то, что ненавидишь…
— Это не ненависть, — спокойно отозвалась девушка, — Напротив, в этой ситуации я понимаю тебя больше остальных. Всем больно, все переживают, но только мы знаем, что значит гореть заживо, умирая каждую бесконечно долгую минуту этого ожидая. И потом…когда я встретилась с Лютым, то тоже имела за плечами опыт общения с другим мужчиной. Более того, я была помолвлена и сбежала от жениха, пытаясь показать свою независимость. Но когда увидела Лютого… — мне показалось, что и на теле Златы выступили мурашки, при одной только мысли о ее прекрасном огромном муже, — то поняла, что уже ничего не будет как прежде. С ним я стала собой. С ним узнала, что такое счастье, любовь и забота, и стала частью большой дружной семьи, о которой раньше не могла и мечтать.
Я смогла лишь ошарашено выдохнуть, не ожидая подобной откровенности и проникаясь не только благодарностью, но и огромной симпатией к этой красивой, на первый взгляд замкнутой девушке, которая была идеальной парой для Лютого.
Какое то время мы просто молча сидели рядом друг с другом. не испытывая неловкости и глядя в заснеженный лес, на который опускались прозрачные темные сумерки, когда я осторожно посмотрела на Злату, собираясь спросить, не замерзла ли она, когда на пороге появилась огромная фигура, от которой меня не бросало в дрожь.
Карат!
Он был даже хуже того, что говорил двойным голосом и двигался с такой скоростью, что походил на призрака! От одного его взгляда, которым он пытливо окинул нас, возвышаясь на два с лишним метра над уровнем пола, где скромно сидели в опилках мы, мне становилось не по себе!
Ей-богу было жуткое ощущение, что ему достаточно просто посмотреть в глаза, чтобы узнать совершенно все, о чем ты думаешь и что говорил еще минуту назад!
Если бы среди Берсерков были демоны, то он бы непременно стал их предводителем даже без процедуры голосования!
Мужчина не торопился говорить, глядя на нас так и очевидно принюхиваясь к нашему настрою, когда где-то в глубине леса раздалось жуткое рычание, переходящее в вой, от которого у меня просто кровь застыла в жилах, и встали дыбом на теле все волоски.
Сначала один голос, а затем второй, третий, четвертый!
Боже мой! От этого душераздирающего воя даже у волков подогнулись бы все четыре лапы! Что уж говорить про нас — простых девушек, когда Карат нахмурился и его жуткий взгляд стал плотным и тяжелым, но мужчина протянул нам свои ладони, заставляя подняться на дрожащие ноги.
— Что происходит? — выдохнула Злата первой, явно уже достаточно привыкнув к его присутствию рядом в отличие от меня, когда даже простое прикосновение его большой обжигающе горячей ладони к моей коже было сродни адскому пламени.
— Пора возвращаться домой, — сухо и сдержанно отозвался мужчина, зашагав размеренно и неспеша вперед, явно давая нам возможность успеть за его длинными стройными ногами, облаченными в свободные брюки.
Быстро переглянувшись, мы поспешили скорее за ним, семеня за огромным черноволосым мужчиной, чья напряженная спина маячила перед нами, наглядно показывая, что не все так просто, как он пытался показать.
Когда новое рычание и вой прозвучали еще ближе, я видела, как содрогнулась даже Злата, которая бросилась за Каратом, оставив на полу домика свою тонкую шаль, но сейчас дрожа не столько от мороза, сколько от осознания того, что развязка близка.
— Это кричит Север?! — ахнула девушка, от нового воя, от которого содрогнулась земля.
— И Нефрит. И Туман. И все братья.
— Карат! Что происходит?!
— Они чувствуют их боль…
Уже у самого дома раздался грохот и низкое жуткое рычание, которое говорило только об одном — зверь проснулся и готов смести со своего пути любого, кто посмеет встать, отчего я испуганно клацнула зубами, в первую секунду даже обрадовавшись, что перед нами вышагивал огромный и на первый взгляд совершенно спокойный Карат.
Ох не хотела бы я оказаться на пути того зверя, чье рычание слышалось все ближе и ближе, отчего казалось, что даже воздух вокруг упал еще на несколько градусов в крутое пике, когда я задрожала, понимая сейчас, что не ощущала такой огромной силы и ярости рядом с собой, даже если мне говорили, что не может быть никого сильнее Палачей.
И все таки чистокровные Беры — это сила, а Беры королевской крови — это чистейшая мощь, от которой даже менялся воздух вокруг, становясь тяжелым и вибрирующим, словно в ожидании взрыва!
— Где тебя тюлени носят?!
Рявкнул отец, злой, взъерошенный и излишне бледный, стоя с раскинутыми в стороны ручищами, словно пытался кого-то поймать, стоило нам только появится на краю поляны, где в землях Гризли стоял большой свежий дом огромной семьи Янтаря.
…или не выпустить.
Лишь когда Карат кинулся вперед без лишних слов и язвительности, я поняла, что старшие Беры заняли оборону, чтобы не выпустить Севера за пределы дома.
Вернее я уже не была уверена, что это был именно Север, а не зверь, который вырвался на свободу.
В том, как двигался мужчина, какими теперь были его глаза, как он дышал, отныне не было ничего человеческого.
Север словно застыл на каком-то отрезке своего обращения, внешне оставаясь человеком, но ведя себя так, словно уже был зверем, метаясь из стороны в сторону и рыча на тех, кого называл своими отцами, словно перестал узнавать их.
И страшно было оттого, что двое старших, самых опытных и сильных Берсерков, стояли плечом к плечу, используя все свои силы и методы убеждения, чтобы не выпустить одного из своих детей, который сходил с ума не столько от ощущения боли своих братьев, сколько от понимая того, что он беспомощен, словно ребенок, и при всей своей огромной силе и скорости не может помочь им.
— Сынок, остановись! — Сумрак сгруппировался, чтобы не пустить Севера, когда тот сделал полукруг у дома, явно намереваясь прорвать оборону, и. черт возьми, у меня были все основания полагать, что у него это может получиться, — Север, остановись! Так ты сделаешь только хуже!
Нет, Север не слышал.
Его ноздри трепетали, а зрачки сделались такими маленькими, что их едва можно было рассмотреть в глазах, которые были красивыми и такими страшными одновременно, опаляя своим ярким синим светом, и пугая сущностью зверя, которая вырвалась наружу, готовая сметать со своего пути совершенно всех.
— Мы знаем, что именно Лютый и Янтарь прошли с тобой огонь и воду, разделили твою кровь и боль, но ты не спасешь их сейчас, если вмешаешься!
— НАЗАД МАТЬ ТВОЮ!
Да, отец был далеко не Сумрак!
И когда он рявкнул. откидывая назад Севера, что кинулся с ужасающей скоростью на них, подоспел и Карат, чтобы встать в полукруг рассматривая его хоть и тяжелым взглядом, но так, словно он понимал…все понимали, все были не в себе, но Север горел так, словно сходил с ума, ощущая все то. что происходило за много километров от нас.
Это чувствовала даже я, сотрясаясь всем телом и не в силах взять себя в руки.
Он горел изнутри!
Он метался, словно его рвали на части, выкручивая кости и дробя их жестокими сильными пальцами, чтобы они не могли срастись еще очень долго!
— Север, черт тебя дери! Ты убьешь их, если посмеешь двинуться в сторону Палачей и братьев! Если они не вернутся сюда сами, их боль и наши страдания останутся бесполезными, а вина будет не снята!
Даже Нефрит в какой-то момент остановился, перестав раскачиваться и фыркать, готовый идти даже на таран, если потребуется, явно понимая то, что прорычал встревоженный отец. Но не Север.
— Хрен моржовый во все дыры! Да что с тобой такое?! — закричал отец не столько злобно сколько ошарашено, когда синеглазый красавец, словно сошедший с ума снова кинулся вперед, почти раскидав Сумрака и Карата, и ему бы это удалось, если бы не Нефрит, который потащил брата за шею назад, упираясь что было силы ногами в снег и мерзлую землю.
— Они смешали свою кровь, — выдохнул Карат, делая шаг в сторону, когда его глаза чуть прищурились и зрачок стал крошечным, даже если в остальном мужчина оставался собранным, явно не торопясь обращаться в медведя.
— О чем ты там лопочешь?!
— Они смешали кровь друг друга и разделили ее на троих.
— Это всё глупости!
Карат обернулся резко и злобно, полыхнув недобрыми жуткими глазами на отца, и пусть ответил спокойно и вкрадчиво, от ужаса и энергетики этого Кадьяка у меня встали волосы дыбом по всему телу:
— Север внук своего великого деда, который рос рядом с ним и знал то, что вам не дано!
— От этих ваших гребанных знаний у нас одни проблемы! — рявкнул в ответ отец, махнув руками, и снова сосредоточившись лишь на Севере, который явно намеревался прорваться, — Нет, так дело не пойдет! Малик! Тащи мою Козявку!
— Отец, это опасно, — вдруг услышала я голос звезды, только сеичас с удивлением видя своими распахнутыми от паники глазами, что и она и Тайга тоже здесь, уверенные в своей ловкости и не боясь находиться рядом с рассвирепевшим Кадьяком, который явно потерял контроль над собой.
Я так цеплялась за все то, что происходило у порога дома, сжимая кулаки до крови на ладонях, лишь бы только не задумываться над тем, отчего было так плохо Северу, и что происходило с Лютым и Янтарем.
… ведь я тоже чувствовала…
…тоже ощущала до скрежета в зубам и кусающих разрядах на холодной коже эту опаляющую боль, от которой хотелось кричать во всю силу.
Ощущала эту убивающую беспомощность, когда понимала, что не могу сделать ничего, чтобы облегчить эту боль тому, кого любила незаслуженно и горячо всем своим израненным сердцем, что обливалось кровью. моля о пощаде.
Я словно вдыхала в себя раскаленные иглы, не в силах выдохнуть и пошевелиться, помня лишь одно — я не могу быть слабой!
Каждое слово Златы отпечаталось на моем сердце, проникло в меня, словно спасение, окрыляя верой и уча быть такой, какой я должна была быть, но как бы я не отгораживалась от раздирающих в клочья эмоций Севера, а ощущала кожей его панику и ярость, видя еще и то, как дрожат кончики пальцев Златы, даже если она стояла прямо, серея на глазах оттого, что понимала все происходящее, не в силах что-то изменить.
И я должна была выстоять!
Должна встретить Янтаря сильной и стойкой, окружив его такой любовью и заботой, которую он заслужил!
— Звезда права, — кивнула быстро Тайга, не сводя своих глаз с беснующегося Севера, который раз за разом кидался вперед, чтобы быть откинутым к дому снова, оставляя на мерзлой земле борозды от своих пальцев и ступней, не упав ни разу, и каждый раз, приземляясь на все четыре конечности, словно был еще и пантерой, — Мие сейчас опасно находиться рядом!
— Опасно для Малика, не для Мии! — буркнул отец, смерив девушек недовольным взглядом, явно не горя радостью. что они вышли из дома и пытались помочь, — Север слетел с катушек! Слова не помогут, а выбить мозги ему еще рано! Только Козявка сможет утихомирить Севера и точка! МАЛИК!! Ты оглох?! Или тебя по дороге тюлени изнасиловали до бесчувственного состояния?!
— Если только бесчувственного состояния самих тюленей, — отозвался недовольный сухой голос, который, как и голос отца, невозможно было спутать ни с каким другим, ибо только Малахит говорил этим устрашающим голосом, состоящим сразу из двух, отчего лично мне каждый раз хотелось убежать куда-нибудь подальше, потому что благодаря фильмам в голове осталось четкое представление, что так могут говорить лишь люди, в которых вселился демон.
Одно успокаивало — он не был человеком!
— Ты плохо знаешь моих тюленей, сын мой! — криво усмехнулся отец, явно пытаясь разрядить слишком напряженную атмосферу, и, не спуская глаз с Севера, который вдруг шумно выдохнул и повернулся в сторону дома так резко, что я просто подпрыгнула на своем месте, совершенно искренне испугавшись за смельчака Малика. который шел позади торопящейся Мии спокойно и размеренно, явно не боясь улететь в другую часть леса от одного удара бешенного Севера.
— Останься здесь, — осторожно и лишь кончиками пальчиков коснулась его Мия, заставляя застыть на пороге, не спускаясь вниз, когда я видела, как все Беры теперь окружили Севера, что дышал тяжело, хрипло и с рычанием, переводя свои жуткие глаза с Мии на Малахита и обратно, словно не мог выбрать, на кого кинуться вперед.
Думаю, что в эту секунду даже отец не был уверен в том, что беременная крошка сможет остановить того, чья сила просто выходила за любые пределы разумного, даже если она была его женой…
Напряжение просто достигло своего апогея, а в голове звенело от страха, когда Мия сделала пару неловких шагов к Северу, протягивая свою белую ладонь к нему и глядя в глаза, которые хоть и оставались человеческими, но уже не несли в себе ничего людского.
Страшно было даже моргнуть и нарушить затянувшуюся паузу, в которой я отчетливо ощущала, настолько напряжены все Берсерки, отчего их тугие выпирающие мышцы застыли на пике силе, словно в ожидании зеленого света, когда нужно будет двигаться так быстро и сильно, как никогда до этого, чтобы успеть спасти девушку!
Но права была Злата, когда говорила, что с появлением возлюбленной весь мир Берсерка отныне меняет свою ось и начинает крутиться лишь вокруг нее одной, потому что когда Мия сделала неловкий шаг и тихо ойкнула себе под нос, слегка поморщившись, Север кинулся к ней быстрее, чем это мог бы сделать даже Палач на охоте, тут же оказавшись на пороге дома и одним незаметным слишком быстрым движением откидывая Малика куда-то в ближайшие сугробы.
— Отделались малой кровью, — сдержанно выдохнул Сумрак, проследив глазами полет Бера и убедившись, что с ним все в порядке, обернулся к Мие, которая осторожно обвила руками мощную шею своего огромного мужа, что осторожно склонился над ней, поглаживая его широкие щетинистые скулы, но ничего не говоря, словно пыталась одними прикосновениями привести его в чувство и дать понять, что он нужен ей. И всем нам.
— Веди его в дом, дочка! — хрипло выдохнул отец, продолжая хмуриться и быть настороже, когда Мия тихо покачала головой, прошептав, словно могла чувствовать эмоции Бера, будучи обычной девушкой:
— Он никуда не уйдет, пап.
— Козявка!
От рычания Севера, все притихли, включая отца, даже если он свел хмуро брови, очевидно проглотив с десяток ругательств, судя по тому, как сжались и побелели его губы.
— Я останусь с ним здесь на веранде. Оставлять Севера дома опасно… — девушка осторожно коснулась розовыми губами щеки Берсерка, отчего он прикрыл глаза, выдохнув тяжело и хрипло, словно ему было больно, отчего содрогнулась и я, слыша, как Мия прошептала едва слышно, — …он никогда еще не был в таком состоянии…
— Его нельзя выпускать за пределы земель Гризли, пока Лютый и Янтарь не сделают хотя бы один шаг по ней, — тихо проговорил Карат, глядя в серьезные и печальные глаза девушки, которая твердо кивнула в ответ:
— Мы вместе будем ждать их здесь. Всё будет в порядке.
Просканировав своими пронзительными тяжелыми глазами Мию и Севера, Карат кивнул первым, отходя на расстояние и скрываясь, неспеша в лесу, на который стали опускаться сумерки, сгущаясь и делая его мрачным и устрашающим… особенно сейчас.
Больше никто не заходил в дом.
Все ждали в напряженной гнетущей тишине, умоляя время двигаться скорее.
Больше не было холодно или жарко.
В груди ныло и болело так, что ничего вокруг уже не было важным. но теперь я сидела рядом с храброй Златой в окружении семьи Янтаря, которая согревала меня своим теплом и давала такую поддержку, о которой я еще день назад не могла и мечтать, даже если никто не произнес ни единого звука.
Все старшие Беры ушли вслед за Каратом в лес. очевидно не доверяя тому, что Север, Нефрит и два брата Гризли смогут держать себя в руках, оставаясь у порога дома.
Или может не хотели, чтобы мы видели, как переживают они сами…
Каждый раз, когда Север морщился и закрывал глаза, пряча их за своими черными пушистыми ресницами, мне казалось, что мое сердце остановится и никогда больше не застучит!
Я не понимала слова Карата о том, что Север, Лютый и Янтарь смешали свою кровь, но видела, что именно синеглазый Север чувствует все так, что становилось искренне страшно!
Я видела, как напрягается его огромное стройное тело и мышцы подрагивают даже под мягкими ладонями Мии, сжимаясь от боли и истязаний над его братьями, тяжело глотая горечь и стараясь дышать. Просто дышать, делая это впервые так осознанно, потому что боялась, что меня просто вывернет наизнанку!
К ночи ожидание стало просто невыносимым!
Нервы сдавали у всех, даже у стойкой Златы, когда она впервые поднялась на ноги, принявшись ходить от одного конца веранды к другому, сотню раз, не отрывая глаз от черного ночного леса, где трещал мороз в абсолютной тишине, словно сама природа ждала из последних сил, готовая развернуться в душераздирающем крике, если что-то пойдет не так.
Мое сердце стучало так, что я не слышала голосов вокруг, когда к нам поспешно вышли старшие Беры — бледные и сосредоточенные, первым делом смерив пытливыми глазами Севера, который снова заметался, отчего становилось ясно, что начался какой-то новый этап этой бесконечной пытки!
— Еще рано! — первым пророкотал отец и каким бы не был его стальной жестокий взгляд, а голос все равно предательски дрогнул, — Чтобы никто не посмеет сделать ни единого шага с этой веранды! Они должны сами дойти до границы земель Гризли и Бурых, иначе всё будет напрасным!
Когда все опасливо и напряженно покосились на Севера, он лишь стиснул зубы так, что его клыки впились в нижнюю губу до крови, но смог удержать себя на месте, как и Нефрит.
— Один шаг! Только один первый шаг по земле Гризли и никто из вас не посмеет встать на моем пути! — прорычал Север голосом, от которого у меня истерично зашевелились волосы на затылке, потому что сейчас он говорил так низко и угрожающе, что впору было спутать его голос с голосом Малахита!
— Обещаем, — кивнул серьезно Сумрак, и снова все замерли на своих местах настороженно и потерянно, находясь в этот момент душой и всеми своими кричащими мыслями не здесь, а витая рядом с Лютым и Янтарем.
Идут! Они идут обратно!!
Не замечая этого за собой, я нашла ладонь Тайги, что всегда была рядом, сжав ее от переполняющих чувств, даже если понимала, что не все так гладко, как можно было бы надеяться, судя по тому, что Беры с каждой минутой становились все мрачнее, и бледнели на глазах, пока Север не начал снова подвывать, буквально раскачиваясь из стороны в сторону, словно убаюкивая себя, свою боль и попытки удержаться на одном месте.
— Север! Стой!
Я даже не сразу поняла, что синеглазый Бер унесся с такой скоростью, что его можно было бы даже не заметить, если бы не столп снега, что взвился в самое небо под крики старших Беров и проклятья отца.
— Я догоню! — кинулся было Малик, но Нефрит остановил его один резким сильным движением руки, заставляя сделать шаг назад:
— Он порвет тебя, если окажешься рядом. Я пойду. Оставайтесь все здесь, ждите…и молитесь, — выдохнул тяжело мужчина, чуть касаясь на прощание большой ладонью встревоженное лицо своей маленькой кареглазой жены, чтобы в следующую секунду устремиться за Севером с такой же ужасающей скоростью, которая была не дана ни людям, ни зверям.
— Зои, — хрипло проговорил отец, когда на пороге появилась женщина, вытирая руки о белый передник и глядя на оседающий снег, что продолжал медленно падать после Севера и Нефрита, — Собирай все аптечки. Нам нужна будет помощь. много помощи.
— Все будет хорошо. Наша кровь самая сильная, она поможет детям излечиться, — когда Карат положил обе ладони на дрожащие плечи отца, я из последних сил проглотила рыдания, сквозь пелену глядя на то, как к мужчинам подошел и Сумрак, так же положив свои ладони поверх рук Карата, и кивая мягко отцу:
— Если я справился, то и дети справятся. Им есть ради кого жить и держаться из последних сил!
Сумрак был прав!
Теперь мы с девочками должны были стать их поддержкой и опорой в этой жизни!
И если старшие Беры могли залечить раны и дать силы своей кровью, то мы должны были стать теми крыльями, которые всегда будут за спиной, поддерживая и закрывая от всех бед силой своей любви и веры в них!
И мне искренне казалось, что у меня правильный и нерушимый настрой, до тех пор, пока из леса под гробовое молчание всей округи не вышел Север с Лютым на руках. а за ним Нефрит, так же неся Янтаря…без сознания, окровавленного…и с вырванной полосой кожи на груди.
Глава 7
Я смогла устоять на ногах лишь только потому, что за моей спиной была Тайга.
Нет. Я не была готова к тому, что увидела, даже если еще секунду назад мне казалось, что я всё смогу вытерпеть и пройти эту ситуацию стойкой и сильной!
Вся моя сила воли вышла с последним воздухом из легких, когда я в ужасе закрывала рот холодными, как лед трясущимися ладонями, беззвучно крича, и видя перед собой лишь окровавленное тело моего солнечного Бера, которое выглядело безжизненным и разорванным, словно не было ни одного сантиметра целой плоти, не подвергшейся боли и истязаниям.
Общий шок от увиденного и колючая паника полоснула меня словно секира, заставляя сложиться пополам от боли почти физической, когда я сквозь слипающиеся мокрые ресницы видела, как пошатнулся отец, сделав шаг назад и тяжело глотая, если бы не Карат, который стоял за ним, держа руки на поникших плечах своего давнего товарища, что без его поддержки просто упал бы на колени в рыхлый снег.
Даже не знаю, кто очнулся от ужаса первым, кинувшись вперед к Северу и Нефриту…
Явно не я.
Мои ноги буквально вросли и окаменели от увиденного.
Янтарь словно был в каком-то кровавом коконе, даже волосы!
Будто его окунули в красную реку, что отобрала все его силы, не оставив и капли, чтобы он мог хотя бы открыть свои солнечные глаза.
Я бы не смогла сделать и шага, если бы не Тайга, чьи ладони я почувствовала на себе, когда девушка подтолкнула меня вперед к дому, где на пороге появилась встревоженная, но сосредоточенная тетушка Зои — кажется единственный человек, который в эту секунду мог думать логически — которая махнула отрывисто на распахнутую дверь. поспешно стягивая с себя фартук:
— Скорее несите их в дом!
Это был старт всеобщего движения, когда тихая шокированная поляна в миг превратилась буквально в муравейник, и все ринулись вперед. путаясь под ногами другу друга, и заговорив одновременно.
— Несите на второй этаж Мия, Тайга и Звезда, идемте со мной, остальные будьте внизу!
Не чувствуя своих ног, я с трудом шагала, словно на ходулях, не в силах оторвать взгляда от лица Янтаря, которое скрылось от меня уже в стенах дома, когда Север и Нефрит стали аккуратно, но очень быстро подниматься по лестнице на удивление широкой, как раз для таких огромных мужчин, как Беры, когда я прохрипела вслед;
— Я могу помочь! Я…я была медсестрой…
— Отлично, дочка. Будешь помогать мне потом с перевязками, — быстро улыбнулась мне тетушка Зои, не по годам быстро и ловко поднимаясь вслед за Берами и своими сыновьями, которые были не в силах произнести ни звука, — А пока останься со Златой и Ладой, я позову вас. если нам не хватит помощи.
— Север…
От хриплого едва слышного голоса я вздрогнула, тут же узнав Лютого, чья холодность и колкость в каждом звуке никуда не делась, даже если он говорил тихо и ослаблено.
— Тише, брат, тише. Все расскажешь потом, — быстро и встревожено пробормотал Север, стараясь занести длинного и огромного брата в дверной проем. чтобы ничего не задеть, и осторожно уложить на приготовленную кровать.
— Возьми…
Лютый протянул брату что-то вроде снежка, на что Север уставился, сначала нахмурившись и явно не понимая зачем, но когда его ноздри затрепетали и Бер выдохнул судорожно и хрипло, стало ясно, что это не просто комок снега.
— Пришьете ему это обратно. Я думал, что Палачи сожрут содранную кожу, но они оказались интеллигентами, — даже находясь с тяжелом состоянии Лютый умудрялся язвить, чуть дрогнув кончиками губ в холодной ухмылочке, — Какое чудовищное расточительство воистину.
— Сынок, утихни! — протиснулся в комнату отец, тревожно глядя на то, как Север уложил Лютого на постель, застеленную какой-то клеенкой и марлями, — Не заставляй меня применять мгновенную анестезию!
— С помощью убойной силы кулака? — язвительно дернулась бровь неугомонного Лютого, когда я увидела, что Злата впервые чуть улыбнулась, не смотря на то, что едва держалась на ногах и была белее снега под окнами дома. Не думаю, что она смогла бы сама устоять на ногах, подобно мне, если бы ее не обнимал осторожно Малик, который внимательно наблюдал за всем, но не вмешивался.
— А как еще!
— Это был мой инновационный метод, нехорошо экспроприировать чужие идеи, отец мой!
Тут не смогла сдержать улыбки даже я, видя хитрые и слегка надменные голубые глаза Лютого, который сухо хохотнул, устало прикрывая ресницы на вопль отца:
— Лютый, заткнись уже, пока не вытекли все остатки крови!! Ты глянь какой начитанный стал, мать твою медведицу об угол! Я половину твоих слов не понимаю теперь.
Кажется, все вздохнули с долей облегчения.
Но только не Север, который смотрел на снежок в своей руке, начиная снова дышать в ритме зверя, и явно пытаясь бороться с яростью, когда все притихли, покосившись на него тревожно и напряженно.
— Сынок… — протиснулся в комнату Сумрак, мягко и осторожно вынимая из большой сильной ладони Севера снежок, окрашенный кровью. Янтаря. — Отдай это мне. Зои и девочки знают, что нужно делать, а ты иди вниз, хорошо?
— Дам кровь Лютому и пойду, — упрямо сошлись на переносице черные брови Севера, отчего никто не решился с ним спорить, кроме Карата, который проговорил из коридора хоть и достаточно мягко, но так, чтобы Север услышал и понял, не пытаясь сопротивляться:
— Этим займется Ледяной. Твоей крови и так достаточно в Лютом. Идем со мной и Нефритом.
Я не думала, что Север послушается.
Слишком напряженным было его тело.
Слишком маленькими стали зрачки.
Возможно, он бы взбунтовался, если бы к нему пошел сам Карат, но это сделал Нефрит, осторожно выводя Севера за руку из комнаты, чтобы Зои и девочки могли помочь.
— Сначала Янтарь, — кажется, не считая Карата, только тетушка Зои была собрана и достаточно спокойна, чтобы делать все быстро, четко и максимально продуктивно, выталкивая девушек от Лютого и направляясь в комнату рядом, куда Нефрит положил Янтаря, бросив отцу, — Даш ему кровь и обмой водой из тазика. Скоро мы вернемся, чтобы зашить раны.
Я тяжело сглотнула, не в силах отвести дрожащего взгляда от второй спальни, где так же была распахнута дверь и где толпились братья Гризли и Сумрак, пытаясь помочь Янтарю.
Ему было хуже.
Гораздо хуже, чем Лютому.
Он дышал тяжело и хрипло, находясь без сознания так глубоко, что даже ресницы не дрожали, лишь только широкая окровавленная грудь поднималась и опускалась рвано и урывками, когда я не понимала, что дышу в такт с ним так же болезненно и судорожно, мечтая только об одном — забрать всю его боль себе!
Это я должна была остаться в таком состоянии!
— Ягода, — я не смогла отвести глаза от Янтаря, даже когда перед моим лицом оказались плечи Тайги и ее ладони легли на мое лицо, пытаясь привлечь к себе, но безуспешно, — Приди в себя. Запомни одно: он бы сделал это ради тебя, как и ты готова на все ради него, поэтому перестань терзаться, потому что он все чувствует, и это никак не поможет его выздоровлению. Янтарь может быть без сознания, не слышать наших слов, не понимать их, но его чувства выше этого всего. Ты для него как радиоволна, на которую он ориентируется, поэтому отныне и навсегда твоя задача в том, чтобы на этой волне была только любовь, позитив и никакого горя! Ты поняла меня, Ягода2…
Я медленно кивнула, заставляя себя моргать и впитывая каждое слово мудрой Тайги, чтобы с силой сбросить с себя боль, терзания, душащее чувство вины, и дать Янтарю то, что было необходимо.
Думаю, Тайга прислушивалась ко мне, пока не ощутила прогресса, лишь только тогда сдержанно кивнула, и. не говоря больше не слова, отправилась вслед за Звездой и Мией в спальню, чтобы помочь Янтарю.
— Идем, сестренка, от нас нет никакой помощи. Не будем мешать им, — опустились на мои плечи теплые ладони нефрита, увлекая прочь от спальни и моего солнечного Бера, ради которого я пыталась найти в себе свое маленькое солнце, которое давало бы ему тепло и свет в эти тяжелые темные дни, пока его солнце не поправится и не загорится с новой силой, — Придем чуть позже, когда все будет готово и нам разрешат войти.
Я не могла заставить себя сидеть вместе с Берами в большом зале, и пошла в спальню к малышам, пытаясь собраться с мыслями и побыть немного в тишине, даже если слышала голоса мужчин.
Осторожно шагая между рядами с кроватками, я качала карапузов, которые начинали сопеть и собирались просыпаться. Я напевала им песни из своего детства про милых зверушек, которые были друзьями и помогали друг другу. Про жаркое лето и душистый мед…я наполняла свое сердце покоем и огромной любовью, чтобы Янтарь не просто чувствовал это, но и впитывал в себя, заполняя свою боль и темноту за закрытыми веками.
Я надеялась, что он скоро уснет спокойно и легко, видя сны, в которых все было теплым, мирным и солнечным, каким был он сам, а когда проснется, то улыбнется мне своей неповторимой улыбкой, наполняя меня свои светом и теплом.
— Надеюсь, на этом кошмар закончился, — выдохнул тяжело Сумрак, что было слышно даже мне в спальне у деток.
— Вообще-то было бы неплохо держать этих парней рядом…
— Карат, жук ты хитрожопый, не начинай этот бред снова! — не знаю, когда успел спуститься отец, но его голос невозможно было спутать ни с кем, как и манеру выражаться.
— Это не бред, друг мой. Они сильны, быстры, их невозможно отследить…
— А еще они сами себе на уме!
— Это не самый большой из пороков, — усмехнулся Карат, явно намекая на самого себя и род Кадьяков, — Подождем, когда Лютый придет в себя и немного оправится, чтобы понять смог ли он что-нибудь узнать о них.
— Ну-ка стоять! — вдруг рявкнул отец так, что я тревожно покосилась на кроватки, думая о том, что малыши проснутся от его рычания, когда казалось, что содрогнулись даже стены в доме, но, кажется, малыши привыкли к децибелам баса гораздо лучше меня, продолжая сладко посапывать, как ни в чем не бывало.
А вот голос Карата был словно райская песня — мурлыкающий, низкий, словно заигрывающий, когда мужчина рассмеялся лукаво и немного язвительно:
— Прости, друг мой, не хочу разбивать твое сердце, но встать на тебя у меня ничего не сможет!
Последующий грохот и рычание не сулили ничего хорошего, потому что явно отец не оценил юмора Кадьяка.
Не удивлюсь если он запульнул в него креслом….или бросил его самого куда-нибудь с ускорением. По крайней мере, хотя бы попытался это сделать.
— Не вякай мне тут! Ты отправил моего сына к Палачам?!!
— Не отправлял. Он сам пошел.
Я осторожно вышла из спальни, приблизившись к залу, где рычал отец и сладко мурчал Карат
— Я тебя сейчас!!!
— Выдохни, друг мой, твой сын обладает отличным набором качеств, которые помогут в нашем деле — он сдержан, умен, в меру язвителен, но самое главное наблюдателен. Смотрю на него, и не могу понять, в кого он такой смышленый у тебя родился.
Последующий грохот и разъяренный вопль отца был уже не новостью, потому что насмешливые слова Карата задели бы кого угодно.
Жаль, что причинить вред этому вредителю с зелеными глазами было практически невозможно, так же как и задеть его за живое каким-то словами.
— Ну, всё, всё! Успокойтесь оба! — вмешался Сумрак, судя по голосу, когда я застыла у порога зала, не смея войти в него, даже если остальные Беры, помимо старших, были тоже там.
Я все еще не могла смотреть им в глаза, даже если слова Златы и Тайги были моим корсетом, который помогал держать спину ровно и плечи — прямыми.
— В любом случае что сделано, то сделано! Когда дети придут в себя, то возможно узнаем хоть что-нибудь…даже если я не понимаю, зачем нам это нужно.
Карат усмехнулся, судя по звуку, донесшемуся из комнаты:
— Информация — это грозное оружие, которое иногда полезнее клыков и силы.
Больше услышать разговор не получилось, когда на мои плечи легли ладони, заставляя вздрогнуть и обернуться, чтобы увидеть лицо Тайги — немного уставшее, но в целом хотя бы не встревоженное, что уже само по себе было отличной новостью.
— Всё в порядке? — все равно напряженно выдохнула я, ощущая, как от нее идет запах крови, медикаментов и каких-то трав, всматриваясь в ее глаза и с облегчением видя в них полный покой, когда девушка кивнула в ответ:
— Да, все сделали. Теперь нужно только время, чтобы все кости заросли, и они смогли встать на ноги. Если хочешь, можешь подняться в спальню Янтаря и побыть с ним немного.
— Еще спрашиваешь! — ахнула я, чувствуя, как сердце радостно встрепенулось и понеслось галопом, опережая мысли и логику, что вероятней всего, в таком состоянии Янтарю стоило быть одному и набираться сил в крепком здоровом сне, — Я не буду ему мешать! Честное слово!
Тайга чуть улыбнулась:
— Знаю, поэтому и пришла за тобой.
Я чувствовала себя так, словно шла на первое свидание, даже если оно отдавало кровью и болью!
Волновалась и кусала губы, шагая по лестнице наверх за Тайгой, хоть и сама знала, где был Янтарь, надеясь, что она не передумает пускать меня, когда ощутит мое смятение и мандраж перед этой встречей, даже если Янтарь был без сознания.
Спальня, куда положили Лютого была закрыта, но я ощутила тонкий аромат Златы, чуть улыбнувшись и чувствуя с ней какое-то особенное единение.
Теперь ее душа была спокойна и больше не горела в самом центре ада от ожидания.
Ее муж был рядом, пусть даже не совсем здоров.
Надежда была лишь на то, что Берсерки гораздо сильнее людей и восстанавливаются тоже быстрее, но я все равно не смогла сдержать эмоций, тяжело сглотнув желчь внутри себя, когда наконец увидела Янтаря, лежащего без движения на большой деревянной кровати.
Да, сейчас он выглядел лучше, чем когда Нефрит принес его сюда.
Девочки его обмыли на совесть, умудрившись даже заплести в заправскую косичку волнистые вечно растрепанные волосы. И пусть аромат его крови был свежим и пугающим, все самые страшные раны теперь были аккуратно зашиты и перебинтованы, а к руке и ноге с левой стороны привязаны дощечки.
Очевидно, заметив мой взгляд и попытку спрятаться задрожавшие пальцы за спиной в кулаках, Тайга чуть склонилась ко мне, прошептав:
— Он в порядке сейчас. Это не столько обморок сколько очень крепкий сон. Телу тоже нужно время, чтобы прийти в себя, потому что и у тела есть память, а то, что парни пережили сегодня, запомнится им надолго. У Янтаря сломана вся левая часть тела, за исключением головы, а у Лютого вся правая. Плюс вырвана на груди живьем кожа, которую мы пришили. Шрамы все равно останутся, но, по крайней мере, будет не такими страшными, как у Сумрака.
Дай бог мне когда-нибудь такого невозмутимого спокойствия Тайги, с которым она говорила о жутких, бесчеловечных вещах, которые просто не смогли бы прийти в голову!
Пока я не могла дышать, понимая, что перед глазами в какой-то момент стало темно и мутно, Тайга продолжала все так же размеренно и спокойно:
— Кости будут заживать дольше всего. Они сломаны частями. К счастью, обошлось без осколков. Мия поставила обоим большую дозу обезболивающего, поэтому скорей всего парни будут крепко спать весь следующий день.
— Спасибо… — выдохнула я хрипло, лишь в ту секунду понимая, по какой причине врачи не могут лечить своих родственников или близких людей, и почему тетушка Зои оставила и меня и Злату внизу: когда сердце кричит, захлебываясь в панике, то нет места логике.
Глядя на то, как ровно поднимается и опускается забинтованная грудь Янтаря, я понимала, что дышу в такт с ним, не сразу сообразив, что мы остались одни, потому что Тайга бесшумно ушла, тихо закрыв за собой дверь.
Я не сразу решилась подойти…
Чувство огромной вины и то, как мучились его братья, ощущая страшную боль, не отпускало меня. Не могло отпустить так быстро.
Особенно сейчас, когда отголоски этой боли все еще ощущались сейчас. проступая кровавыми разводами под толстым слоем бинта на груди.
— …ты не должен был так поступать, — прошептала я, делая пару крадущихся шагов, но, не позволяя себе коснуться Янтаря даже кончиком пальца, потому что боялась, что и такое прикосновение принесет ему новую волну боли, даже еспи больше всего на свете мне хотелось сейчас положить голову на его мощную грудь, чтобы дышать его ароматом и слышать, как стучит смелое доброе сердце, что стало роднее всех на свете.
Опустившись на пол рядом с кроватью, я положила голову рядом с его, чтобы просто молчать, слушать его дыхание и посылать ему мысленно то, как сильно я его полюбила за этот короткий, но насыщенный промежуток времени.
Иногда достаточно пары минут и одного взгляда, чтобы понять человека и увидеть его душу.
Янтарь был одним из таких людей.
Стоило просто заглянуть в его золотые глаза, чтобы понять, что он и есть солнце, он и есть добро.
Рядом с ним я могла дышать всей грудью легко и свободно, не заметив за собой, как уснула, вымотавшись от этого долгого, изнурительного дня и наконец отыскав свой покой рядом с моим большим басистым солнцем.
Утром я обнаружила себя укрытой мягким пледом и с отдельной подушкой, на которую сползла видимо ночью, и как бы не затекло все тело от спания на полу, я была счастлива!
Впервые так сильно и искренне за последнее время!
Мой Бер с золотыми глазами сладко сопел на своей кровати, даже закинув здоровую руку за голову, а Молчун вел себя покладисто и тихо в кругу братиков и сестренок под защитой Беров сразу всех четырех родов!
Жизнь начинала напоминать сказку….
Вот только в этот день Янтарь не проснулся, как и на следующее утро, и можно было бы впасть в новый приступ паники, если бы не Север, который всё держал под контролем и постоянно заглядывал в комнату Лютого или к нам, лишь улыбаясь своей очаровательной клыкастой улыбкой, уверяя совершенно искренне, что Янтарь в полном порядке и просто спит.
Вот такой вот соня!
— Брат в принципе делает все с приставкой «много». - подмигивал Север и я верила ему, потому что теперь и он выглядел спокойным и мирным, — Много ест, много спит.
Скоро ты сама узнаешь это.
Теперь я чувствовала себя немного лучше и уютнее даже в кругу семьи, помогая девочкам на кухне, и если не была рядом с Янтарем, то возилась с огромным удовольствием с малышами на радость братьям Гризли, которые обожали детей, но совсем не обожали подгузники.
Каждую минуту я ждала, когда же Янтарь выспится и придет в себя, проводя рядом с ним все ночи, и заимев даже высокий матрас, чтобы было удобнее спать рядом с ним, каждую ночь засыпая с мечтой, что утром услышу его голос.
Красивый, низкий, басистый, но такой ласкающий.
— Ты чего на полу растянулась, клубничка?…
Горячие слегка шершавые пальцы коснулись моего лица мягко, но жадно, когда я разлепила сонные ресницы, тут же утонув в золотом океане таком ярком и горячем, что можно было бы получить ожог сетчатки глаза от этого невероятного свечения, словно само солнце расплавили и пустили по тонким бороздкам этих волшебных глаз.
Широкая горячая ладонь скользнула под мою голову, настойчиво приподнимая и потянув к себе вместе с хриплым выдохом:
— …переползай ко мне скорее.
Только жар его больших ладоней говорил мне о том, что все это не сон, а моя самая сладкая и долгожданная реальность. но я все равно задержала дыхание, разглядывая его лицо, любуясь каждой черточкой и виня себя в каждом синяке и ссадине, пропадая в золотых глазах, которые горели и полыхали ровным манящим светом только из-за меня.
Теперь не было никаких сомнений.
Я была его парой.
Он выбрал меня. А значит, я должна была стать достойной его любви.
Но как можно было перестать дрожать и глупо улыбаться, трепеща всем телом от простого осознания того, что теперь я его, и растворяясь в этих глазах, словно входила в мягкий теплый океан на закате, когда солнечные лучи окрашивают воду в цвет золота?
Именно такими были его глаза — безбрежным согревающим океаном, в который хотелось окунуться и стать маленькой золотой рыбкой в его глубинах.
— Выспался?… — чуть улыбнулась я, с каким-то особенным блаженством наблюдая, как Янтарь зевнул, растянув губы в сладкой сонной улыбке, отчего его удивительные глаза заблестели и заискрились особенным блеском.
Я была уверена, что он бы даже потянулся, выгибаясь в позвоночнике и раскидывая руки в разные стороны, если бы не его раны и страшные переломы, из-за которых вся его левая сторона была практически одной сплошной доской с бинтами.
— Я бы даже сказал, что переспал. — его широкая улыбка чуть скривилась, когда мужчина попытался как-то развернуться, чтобы обхватить мою голову поудобнее, и снова потянуть к себе.
— Я бы спросила с кем переспал, если бы не видела тебя все эти дни, — хихикнула я, послушно устремляясь за его рукой вверх и немного вперед, чтобы растянуться рядом с большим обнаженным телом под одной тонкой белой простыней, с правой стороны, но стараясь шевелиться как можно меньше, чтобы не потревожить болезненных ран и тем более его переломов.
Поворачиваясь на бок, я едва дышала, чтобы случайно не сделать больно самому милому из больных, когда он очень ловко для «больного» просунул под меня руку, притягивая к себе ближе и прижимая к своему боку.
— Пристально смотрела, клубничка? — промурчал Янтарь и его длинные сильные пальцы проскользили по моей коже, нырнув под тонкую кофту, одолженную у Тайги, поскольку мы были приблизительно одного размера.
— Пристальнее просто некуда, — улыбнулась я слегка нервно, потому как прямо передо мной простынь начала приподниматься медленно, но верно, показывая весьма очевидно, что Янтарь явно пошел на поправку большими шагами.
Осоочень большими!
— Увидела что-нибудь интересное? — пальцы горячими дорожками прошлись по ребру, слегка защекотав и пробуждая тело ото сна весьма чувственным способом, от которого волна жара прошлась по мне слишком настойчиво.
— Очень даже.
Янтарь хмыкнул, переместив руку выше, на грудь, накрывая ее своей большой горячей ладонью и сжимая легко и аккуратно, но даже этого легкого прикосновения было достаточно, чтобы я задохнулась, судорожно сжимая колени.
Я слышала, что у всех людей разные эротические зоны, когда достаточно одного легкого прикосновения, чтобы уровень возбуждения с отметки «ноль» вскочил до «ПЛЮС СТО» за долю секунды!
Для кого-то было достаточно ощутить дыхание сзади в области шеи, кто-то сходил с ума от прикосновений к коленям и ногам, кто-то тонул от легкого укуса за мочку ушка, а моей гипер активной эрогенной зоной была как раз груды.
Интересно знал ли он это наверняка или попал в десяточку с первой попытки?
Прикосновение Янтаря было сродни тому. что в моем мозгу просто обрубили все провода разом, оставляя серое вещество без питания, но зато с такими черт побери искрами, что мне казалось, будто они сейчас просто посыпятся из моих глаз!
Я не сразу смогла выдохнуть, понимая, что выдаю себя с потрохами, потому что сделала это судорожно и хрипло, с трудом удерживая позвоночник на матрасе в положении плоской воблы, ибо его тянуло выгнуться вверх к звездам, и ласкающей руке.
И глупо было бы надеться на то, что Янтарь не почувствует изменений в моем теле, пока перед глазами буквально мерк свет, погружаясь в пучину желания такого сильного и яркого, что в какой-то момент я даже испугалась, особенно услышав, как мой большой Бер зарычал низко и возбужденно, сжимая грудь сильнее и обхватывая сильными пальцами напряженно застывший от восторга сосочек, пока простыня поднималась всё выше и выше, натягиваясь внушительным шатром, и слега обнажая его прекрасные мощные бедра.
— Сначала тебе нужно вылечиться! — ахнула я сипло, и заставляя себя выкрутиться из этой ласкающей руки, что не получилось ни при каких обстоятельствах, потому что Янтарь лишь прижал меня сильнее к своему разгоряченному боку.
— Согласен на ягодную диету и активные физические нагрузки! — выдохнул горячо Янтарь, умело пользуясь моей беспомощностью перед ним, чтобы задрать кофту до самого подбородка, и повернуть голову так, что теперь его мягкие горячие губы касались моего лица неторопливо, но жадно.
— Активные нельзя!
— Тогда ты сверху, — весело и горячо полыхнули его золотые глаза, и рука скользнула ловко под мой зад, чтобы умудриться даже одной ладонью приподнять меня на кровати, заставляя нехотя выпрямиться и как можно осторожнее перебраться на торс Янтаря, тут же ощутив, как он растянулся подо мной, нетерпеливо заерзав бедрами.
Я честное слово пыталась думать головой, а тем местом, которым сейчас ощущала его жар и возбуждение через тонкую ткань свободных брюк, стараясь подобрать правильные слова и убедить Янтаря в том, что мы можем только навредить его здоровью, когда прошло всего то пара-тройка дней с момента адской боли. но все мои хрупкие попытки с оглушительным крахом были сметены губами этого мужчины, который собрал в кулак мою кофту. что была над обнаженной грудью, потянув ее вперед до треска, и заставляя склониться, пока мы не испортили вещь, которая даже не была моей.
Стоило моей груди оказаться между его губ, и больше я не думала ни о чем!
Просто не могла думать!
Мое тело, моя душа, мои мысли предали меня, утонув в ощущениях таких ярких и обжигающих, что я задыхалась. впиваясь в подушку под головой Янтаря своими ноготками, изо всех сил стараясь, чтобы из моего рта не вылетело не единого звука, пока за стенами спокойно продолжали ходить и жить своей жизнью пара десятков Берсерков всех родов и возрастов, не представляя даже, что происходило в спальне Янтаря — того, кто должен был сладко спать и набираться сил после всех испытаний и перенесенной боли!
Господи, мы даже дверь не закрыли!
— Ты рычишь! — простонал Янтарь так низко и возбужденно, умудрившись при этом просунуть здоровую руку подо мной, чтобы сжать в ладони еще и попку, прикусывая аккуратно зубами твердый сосочек, что я ахнула, лишь теперь услышав, что на самом деле порыкивала, принявшись двигаться вперед и назад в его ладони, ощущая, как его пальцы жадно и порывисто скользнули к линии трусиков, поглаживая меня через ткань и создавая трение сразу в двух местах, от которых я в считанные минуты оказалась на грани полета в бездну, где расплескалась горячая лава моего желания.
Я узнала этого невероятного мужчину так недавно, но сейчас мне казалось, что я хотела его и этих откровенных несдержанных прикосновений целую вечность!
Забыв о мире за стенами комнаты, о стыде и правилах приличия, я стонала, содрогаясь всем телом от его умелых губ и пальцев, готовая раствориться в нем без остатка. лишь бы только это утро никогда не заканчивалось и все происходящее не оказалось горячим сном!
Мой разум был на грани небытия и реальности, купаясь в волнах блаженного экстаза, когда даже сквозь пелену своего возбуждения я видела лицо Янтаря, припавшее к моей груди с таким наслаждением и жаждой, что становилось ясно, что и для него нет больше мира, кроме меня одной.
Это была моя долгожданная сладкая сказка!
Мой рай, в который я попала спустя столько дней боли, бед и одиночества, обретя того, кто заменил мне дом и подарил настоящую семью, не пытаясь оглянуться назад и узнать, что было за моими плечами, и что делало меня колючим мерзким ежиком, который гнал его и выводил из себя лишь бы только остаться в кричащем одиночестве.
— Только не останавливайся! — прохрипел Янтарь, когда я зашевелилась на нем гораздо смелее, чтобы стянуть с себя поспешно штаны и трусики, глядя глазами в которых мерцала дымка желания, словно осыпая его золотые глаза россыпью алмазов, — Мне нужно глубокое и длительное лечение, облепишка!
Избавляясь поспешно от надоедливой одежды и скидывая с возбужденного до предела Янтаря совершенно ненужную простыню, я тихо рассмеялась, шлепая его по руке, которой он пытался поймать меня, чтобы снова притянуть к себе как можно скорее:
— До чего же странно: «шприц» у тебя, а лечу тебя я?
Рыкнув с широкой улыбкой, отчего его нос смешно сморщился от переизбытка эмоций, когда я в очередной раз игриво вывернулась из его руки, Янтарь пробасил сладко:
— «Шприц» только для тебя и с успокоительным! А мне — восстанавливающая терапия с элементами эротики….Я сейчас встану!
На рычание своего Бера, который уже не мог ожидать продолжения терапии — глубокой и длительной — я снова прыснула от смеха, чувствуя себя рыжеволосой плутовкой, которая дразнила своего зверя, явно нарываясь на наказание:
— Ты и так стоишь, мой золотой!
Вот только не нужно было преуменьшать силу, ловкость и скорость Берсерка даже если он казалось бы еще пару минут назад лежал чуть ли не при смерти, когда Янтарь вдруг резко согнулся, садясь на кровати и залавливая меня так, что теперь я больше не могла пошевелиться даже в одной его руке, понимая, что попала по полной программе, когда с рычанием. которое переходило в мурлыканье где-то в области его огромной широченной груди, он накрутил мои волосы на свой кулак, потянув к себе хоть и мягко, но все таки не давая возможности сделать мне выбор.
Даже обезоруженная и беспомощная в его руках я чувствовала себя такой бессовестно счастливой и парящей в облаках, что послушно растянулась на нем снова, припадая к мягким влажным губам, чтобы доказать ему, что не собираюсь никуда уходить или уж тем более останавливаться.
Только не сейчас!
Даже если под дверью дежурило бы все бравое семейство, заглядывая по очереди в замочную скважину!
— Я точно тебе ничего не сломаю? — прошептала я, касаясь его манящих чувственных губ, и водя нескромно языком, собирая губами его отрывистое дыхание и нервный смешок в ответ:
— Только психику, если вздумаешь не довести начатое до конца!
— До этого конца? — прикусив его вкусную пухлую нижнюю губу. я умудрилась ловко просунуть руку между нашими телами. обхватывая ладонью то, что жаждало моего внимания больше всего остального. вытянувшись от всепоглощающего возбуждения так, что просто не помещалось в моей руке.
Такой чертовски горячий, с тугими упругими венками, которые проступали через тонкую кожу, где пульсировала кровь, отдаваясь легкой вибрацией, и заставляя меня дышать так же судорожно и хрипло, как выдохнул в мои губы Янтарь, подаваясь бедрами вперед и тяжело сглотнув, прежде чем смог прохрипеть в ответ:
— До этого тем более!
Он был такой большой и внушительный, такой длинный, такой влажный и готовый только для меня!
Можно было бы поиграть и растянуть удовольствие, но силы на это просто не было!
Я словно больше не верила в собственную удачливость и наверное даже была готова к тому, что в самый ответственный момент к нам обязательно войдет Тайга или кто-то из братьев, сообщив о том, что мама Зои ждет на завтрак. или папа, чтобы поточить ножи на кухне, или дети заплакали, или еще что-нибудь «супер важное».
— Осторожнее, клубничка. — Янтарь разжал свою ладонь, отпуская мои волосы и поддерживая за талию, когда я выпрямилась, чтобы наши бедра соприкоснулись в одной жаркой, жаждущей точке, насаживаясь на него, вбирая в себя с глухим стоном, оттого как мое лоно растягивалось медленно и сладостно, принимая его в себя с болезненной страстью, от которой мы оба задыхались, переплетаясь пальцами и дыша в такт друг друга судорожно и хрипло, — Не больно?
— Хорошо….. - едва дыша прошептала я, дрожа всем телом, оттого, что я на самом деле была в полном экстазе от того, как ощущала его в себе, даже если это было с капелькой боли.
То, как он скользил внутри меня, заполняя собой без остатка было волшебством!
Это было так приятно, что в какой-то момент захотелось закричать, выгибаясь в позвоночнике так сильно, чтобы ощутить, как он проник в меня до такого предела, где еще не был даже тот, кого я любила когда-то, и кто стал моим первым мужчиной.
Чтобы только слышать, как Янтарь втянул в себя воздух вместо со мной, замерев на долгую дрожащую секунду. наслаждаясь этим невероятным моментом, который мы ждали так мучительно долго, то не позволяя себе, то оказываясь в плену обстоятельств.
— Всё в порядке? — прошептал Янтарь, глядя на меня снизу глазами, в которых расплавленное золото горело и светилось, согревая мою душу своей заботой и поддержкой, что бы не происходило вокруг.
— Да, а с тобой?
— Всё просто МРРРРРРРР!
Мурчание началось в его широкой перебинтованной груди, постепенно разносясь по всему телу и добираясь даже до бедер, отчего я ахнула, запрокидывая голову, чтобы сполна ощутить этот звук и его легкую вибрацию в себе.
Первым начал двигаться Янтарь, чуть приподнимая бедра и насаживая на себя сильнее, но делая это осторожно и плавно, словно раскачивая меня на волнах, и я последовала за ним так же мягко.
Никаких прыжков, никаких резких движений, когда одной ногой я сидела на дощечках, привязанных к руке и ноге моего Бера.
Конечно, моего веса было бы недостаточно для новых переломов. но вот что я знала наверняка, так это то, что не хочу причинять ему боль, даже если она будет сквозь наслаждение.
Я скользила по нему вперед и назад, проникаясь каждым своим движением и тем, как он двигался во мне так же синхронно и слаженно, какими были наши дыхания и пальцы, словно всё в нас сплелось воедино друг с другом, отыскав нужный ритм и волну, соединяя две половинки.
Никогда бы не подумала, что даже плавные, поступательные движения могут вызывать внутри такую бурю эмоций, которая поднималась волнами всё выше и выше, наполняя меня изнутри обжигающим теплом и чувством полного и совершенного покоя.
Сквозь пелену ресниц я смотрела на него, наслаждаясь и любуясь каждой его черточкой, продолжая двигаться глубоко и медленно, сжимая дрожащими стеночками лона его возбуждение, когда от трения наших тел плавился мозг и мысли, вырываясь отрывками обжигающего дыхания.
Он был такой невероятно красивый с0 своими необычными глазами, затуманенными желанием, с этими резкими бровями и шрамом на них, с чувственными пухлыми губами, которые стали влажными от наших поцелуев и были приоткрыты от хриплого судорожного дыхания.
Мой варвар с огромным сердцем, в котором мне нашлось так много места!
Моя защита и опора в этой жизни, за которой теперь было не страшно совершенно ничего!
Ощущая, что сдерживать волну кусающего тепла мое тело уже просто не в состоянии, я глухо застонала, позволяя себе вознестись на самую горячую точку мира, откуда можно было падать долго и блаженно, содрогаясь от спазмов, и чувствуя себя так раскованно и легко, что этому состоянию невозможно было дать названия и определения, особенно когда и мой Берсерк содрогнулся в унисон со мной, и тугие вены на шее вступили сильнее, оттого что он запрокинул голову, закрывая яркие золотые глаза и выдыхая протяжно и со стоном.
Между бедер стало влажно и жарко, когда я улыбнулась счастливо и капельку смущенно, растягиваясь прямо на Янтаре как можно осторожнее, чтобы не задеть главной раны на груди и целуя его горячее влажное плечо, утыкаясь в золотистую кожу, от которой шел аромат моего безграничного счастья, прошептав:
— Это было…
— Быстро! — криво усмехнулся Янтарь, обнимая здоровой рукой и поглаживая мою расслабленную спину.
— Волшебно, — широко улыбнулась я, думая о том, что начало положено, а дальше будет много сладких и страстных моментов, когда никакие преграды мира уже не смогут встать между нами, потому что теперь я была с его меткой.
Была только его для всего этого огромного мира, который теперь я не боялась, а смотрела вперед счастливо и смело.
Янтарь рассмеялся низко и приглушенно, но довольно, закопошившись неловко для того, чтобы накинуть на нас обоих скомканную влажную простыню.
— Перекусим и начнем с того момента, где остановились, — промурлыкал мой большой Бер, на что я хихикнула почему-то вспоминая слова Севера о том, что его золотоглазый брат делает всё с приставкой «много»!
— Не многовато ли такие физические нагрузки для того, у кого сломана вся левая часть тела?
Янтарь лишь фыркнул, улыбнувшись шаловливо и горячо, для пущей убедительности еще сжав одну мою ягодицу в своей ладони:
— В самый раз! Буду принимать как лекарство — три раза в день после еды и перед сном!
Я лишь с широкой улыбкой покачала сокрушенно головой, нутром ощущая, что так оно и будет, и к черту все эти бинты и повязки.
Но ощутив свежий аромат его крови. я зашевелилась, пытаясь осторожно переползти на бок и лечь рядом с ним на кровати, лишь сейчас замечая, что повязка на груди постепенно стала окрашиваться в цвет крови. но Янтарь не позволил сделать этого, удерживая одной рукой на себе и неожиданно прижимая мою голову к себе, словно я была ребенком, который ждал защиты и ласки.
…да, я была именно такой.
Потерянным ребенком. который скитался по этому миру, шипя и дерясь от страха привыкнуть и довериться кому-то, чтобы затем снова ощутить боль потери, которая сломает меня окончательно.
— …Мы так и не поговорили, — прошептала я растеряно, не зная с чего начать, и стоит ли делать это сейчас в такой интимный и счастливый момент моей жизни, когда Янтарь лишь покачал головой, проговорив мягко и тихо:
— В этом нет смысла, Ягодка.
— Разве тебе не интересно узнать… — Я всё знаю, — явно почувствовав моё смятение и напряжение во всем теле, Янтарь погладил меня по голове, не дав возможности терзаться сомнения и страшными догадками, когда просто пожал плечами, — Ты говоришь во сне, девочка. И в тот день, когда уснула рядом со мной в домике Мии, то мне всё стало ясно.
Мое сердце сжалось и дрогнуло от нежности и тех чувств, которые полыхали в груди к этому удивительному мужчине, чье добро и тепло стали моими крыльями, позволяя идти вперед, теперь никогда не оборачиваясь назад.
Я надеялась, что он почувствовал все то, что я хотела ему сказать, когда поцеловала в горячее большое плечо, вздрогнув от хлопка двери где-то на первом этаже и звука голоса, который крикнул:
— Мама Зои! Ты нам нужна! Очень срочно!
— Какого хрена происходит?! — прорычал там же на первом этаже грозно и тяжело отец, а Янтарь нахмурился и зашевелился, пытаясь сесть и явно собираясь спуститься вниз, чтобы понять, в чем дело. отговорить его не удалось даже мне!
Ни обнаженной, ни одетой!
Намотав на себя простыню, словно римский легионер, Янтарь допрыгал до двери на одной ноге, где нас уже ждал хитрый взгляд Лютого, который тоже не собирался долго отлеживаться на больничном и выглядел просто свеженьким огурчиком со своими колкими язвительными глазами, которыми многозначительно прошелся по нам обоим, все таки благоразумно промолчав, потому что к нам уже спешили Малик и Север, чтобы помочь всем желающим, но еще не совсем ходячим спуститься на первый этаж.
— Эти Бурые совсем охренели! — рявкнул разъяренно отец, когда один из парней Гризли сообщил сбивчиво о том, что Беры из рода Бурых пришли охотиться на их территорию, что не было никогда до этого, и, мало этого, без какой-либо видимой причины накинулись на одного из Гризли, который сделал им справедливое замечание, избив бедолагу по полусмерти, пока его друзья не прибежали на помощь.
— Они разрозненны, покинуты… — сухо и хмуро проговорил Сумрака не спеша никого обвинять, но выглядя мрачным и сосредоточенным, что было так непривычно для того, кто отличался чуткостью и добротой.
— И ведут себя как шакалы, — чуть дернул бровью Карат, развалившись на одном из кресел и выглядя так, словно ему было искренне скучно участвовать в этом разговоре.
Отец бросил на него колкий прищуренный взгляд, рыкнув:
— А не по твоей ли вине род Бурых остался без Короля, который призван сдерживать своих медведей всегда в узде, не позволяя чинить зверства?!
Усмешка Карата была холодной и хищной, когда мужчина чуть дернул своей бровью в ответ:
— У Бора было три сына. И если двое погибли, то остался один, который и есть Король…. - мужчина словно запнулся о какую-то свою мысль, когда не договорил, вдруг подавшись вперед и промурлыкав так, что, честно говоря, у меня просто встали волосы дыбом по всему телу, — И кого же интересно оберегала наша смелая Тайга?…
Судя по тому, как прищурились и потемнели глаза Карата, Тайге не было смысла отвечать.
Он уже всё прекрасно знал, но не упускал шанса поиграть на нервах, выводя на эмоции, потому что именно это доставляло ему не меньшее удовольствие чем война, кровь, чьи-то мучения…или секс.
Тайга перевела на него свой взгляд, хоть и не сводя бровей, но глядя так, что не пыталась даже скрыть, что готова сейчас же перегрызть глотку этому Беру.
Ну, или хотя бы попытаться это сделать!
— Кого бы не оберегала ВАС это касается меньше всего на этом свете!
Голос Тайги отдавал сталью, и видимо по этой причине почти звенел от напряженных нервов, когда два взгляда сошлись в молчаливой битве, в которой Карат откровенно забавлялся, а девушка проверяла свои нервы на прочность рядом с тем, кто лично мне иногда напоминал энергетического вампира своими слишком наблюдательными глазами и вечной ухмылочкой, вертящейся в уголках его губ.
Эти двое словно затеяли игру кто кого пересмотрит, когда мне казалось уже через пару секунд, что в комнате от такого накала эмоций с двух сторон скоро раздастся треск, и пойдут самые настоящие молнии до потолка!
Никто не собирался отступать и сдаваться, хоть и для Карата это было не больше чем забавой, чтобы скрасить время в ожидании нового выпада или колкости, когда его губы вдруг растянулись в хищной заигрывающей улыбке, и мужчина вдруг подался вперед плавно, но пугающе, упираясь локтями в колени и облизываясь, прежде чем промурлыкать, опасно, но заманчиво сверкнув своими хитрыми глазищами:
— Ну давааааааай! Ты же хочешь меня! Не стоит останавливаться!
Судя по тому, как поперхнулся Ледяной, выпучив глаза, в шоке от услышанного была не я одна, когда все тут же уставились на сдержанную Тайгу, которая почему-то не пыталась завопить, что он всё лжет и это всего лишь подлая провокация с его стороны, отчего я поняла, что помимо глаз, у меня еще и брови поползи куда-то вверх, не в силах скрыть своего огромного удивления.
Так это было правдой?!
— Какого…?! — шикнул было отец, замолкнув в полном шоке, когда Карат лишь дернул плечом, словно отмахивался от надоедливого шмеля, продолжая при этом все так же разъедать молчащую Тайгу своими немигающими загадочными глазами, даже если в них полыхали смешинки и чувство явного превосходства.
— Можем прямо сейчас выйти из этого дома и сделать всё, что ты захочешь, — изогнулась в дьявольски грешном изгибе иссеня-черная бровь этого жуткого Берсерка, когда даже я черт побери должна была признаться себе в том, что этот мужчина был не просто харизматичный и красивый. Было в нем что-то такое опасное и притягательное, отчего было и страшно и интересно сразу! — Только прихвати с собой твою черноволосую сестренку! Втроем будет еще интереснее.
— Ты совсем ошалел, хрен неугомонный?! Не смей так говорить с моим дочерьми! — я вздрогнула, когда отец в ярости взмахнул рукой, явно намереваясь залепить своему неугомонному другу такой подзатыльник, чтобы челюсти Карата вылетели и ударились о ближайшую стенку с размаха, вот только этот Кадьяк был устрашающе быстр и явно силен, когда так же молниеносно перехватил руку Ледяного за запястье, вернув ее на подлокотник кресла, при чем с таким хрустом, что я не сразу поняла это сломалось кресло или рука отца?!
При всем этом Карат даже не скосил на друга своих горящих всеми грехами глаз, которые по-прежнему продолжали сверлить исключительно Тайгу и никого больше.
Он не моргнул за это время ни единого раза, даже когда проговорил хоть и мягко, но весьма угрожающе, обращаясь к шокированному Ледяному:
— Твои дорогие дочери уже достаточно взрослые, чтобы самим решать, что они хотят и на что хватит их смелости.
Я была готова поклясться, что совершенно все, кто в эту секунду находился в комнате, уставились ошеломленно на Тайгу в ожидании ее ответа.
И пусть я не обладала качествами истинного Бера и их феноменальным нюхом, даже я могла сказать заранее, что от такого предложения Тайга не откажется!
Даже если оно было откровенным и через, чур, эротичным!
Достаточно было просто увидеть ее глаза, в которых всегда был полный покой и сдержанность. но теперь полыхнуло пламя от вызова…и очевидного желания попробовать всё, что только может предложить этот мужчина с адски зелеными хитрыми глазами!
— Я хочу — проговорила Тайга наконец хоть и приглушенно, но так твердо, что я истерично улыбнулась, видя, что девушка не отводит своих глаз от Карата, как и он от нее, даже когда мужчина улыбнулся. удовлетворенно откидываясь назад и кивая в сторону двери в приглашающем жесте.
— Звезда… — позвала девушка, даже не моргнув, когда отец вдруг снова шарахнул по бедному скрипящему креслу, рявкнув так, что в доме зазвенели стекла:
— НЕ СМЕЙ! Даже заходить сюда не смей!
Нет, Звезда не вошла.
Она остановилась в коридоре, глядя на отца в упор так же спокойно, как и Тайга, но так же твердо, когда проговорила:
— Входить не буду. Но и я хочу.
— Сегодня полнолуние или кто-то добавил в суп мухоморы?! Иначе как объяснить хрень, которая твориться в этом доме, укуси меня тюлень за оба яйца?!
— Не шуми, друг мой, и ешь свой суп спокойно, — усмехнулся Карат лишь в этот момент посмотрев на разъяренного Ледяного лукаво и как-то слишком весело для того, кто собирался соблазнить самым наглым образом двух его дочек, — Дай мне размять свои старые кости. Без твоего участия!
— Сексом?!
— Дракой, пап! — выдохнула Звезда тяжело, закидывая за спину свою длинную тугую косу и глядя на Ледяного так, словно она очень хотела дать отцу смачный подзатыльник, особенно когда он снова шарахнул по подлокотникам, но в этот раз со смехом и весьма облегченным:
— Не, ну в такой оргии и я бы не отказался поучаствовать!
— Прижми свой зад, мой старый друг Дай для начала размяться молодому поколению. Девушки, выбирайте оружие, если хотите. — промурлыкал Карат, весьма довольный тем, что впереди его ждет заварушка.
— Берите мой боевой топор! — воодушевленно и с задором в глазах широко улыбнулся отец, за одну минуту забыв, что еще недавно он был зол на весь мир и поганки в супе, а теперь было ощущение, что он готов пуститься в пляс, в припрыжку побежав за своим топором, чтобы вручить его смелым, но безрассудным девушкам.
— А можно? — блеснули глаза Тайги.
— В данном случае нужно! Если сумеете его сломать об этого тюленя озабоченного, про то, чтобы ранить даже не мечтаю, то он лично покажет вам парочку своих фирменных приемов!
— Еще чего! — усмехнулся Карат весело и лукаво, поднимаясь с кресла и направляясь в сторону выхода из комнаты красивый, самодовольный и самоуверенный в каждом своем движении.
И видимо не зря!
— Так Народ! Берем еду на морды и выметаемся на улицу! Наконец-то нас ждет годное зрелище! Махаетесь до первой крови! Карата!
— Тогда мы и к утру не уложимся, — самонадеянно хохотнул Кадьяк, галантно пропуская девушек вперед из дома и неспеша вышагивая вслед за ними невероятно довольный и явно заинтригованный исходом этого мероприятия, особенно, когда Звезда взяла топор отца, окинув мужчину многозначительным взглядом, словно говоря, что кому-то явно не поздоровится.
Думаю, что Карата это только раззадорило еще сильнее, судя по тому, как ухмыльнулся Кадьяк, буквально выплывая на расчищенную поляну перед домом, когда все поспешили за ними.
— Может сначала найдем тебе другую одежду? — осторожно юркнула я под руку Янтаря, пытаясь стать его опорой для того, чтобы ему было проще допрыгать до веранды на улице, лишь сокрушенно качая головой на его басистое и довольное:
— Чтобы пропустить всё веселье?! Да я скорее выкачусь голым по ступеням, чем упущу возможность посмотреть, как наши девахи будут гасить Кадьяка!
— Иногда мне кажется, что Ледяной когда-то успел согрешить с бурой медведицей, и ты его кровный сын воистину, — выдохнула я, чуть улыбаясь на хохот Янтаря и осторожно выводя его на порог дома, где вся семья собралась в ожидании развлечения века, — Я так понимаю, что у меня одной трясутся колени от переживания за Тайгу и Звезду?…
Конечно, я понимала, что Карат не причинит им вреда, скорей всего не будет даже драться в полную силу, но, черт побери, он был хитрецом и как мне казалось одним из самых сильных Берсерков этого мира!
Достаточно было того, что он Кадьяк!
О том, что именно этот род страшен в бою и гневе я знала еще с пеленок!
Что уж говорить про то, что его глаза всегда были такими хитрыми и пронзительными, отчего бросало в холодную дрожь!
Но девушки его не боялись.
Даже стоя на пороге дома в окружении всей семьи я отчетливо чувствовала их эйфорию, словно они обе получили самый желанный приз, который ждали так долго, что теперь трепетали обе с одинаковой силой, но все же каждая со своему.
И если для Тайги это был азарт в чистом виде, то Звезда была еще немного смущена…и зла.
Словно она не хотела чувствовать то, что уже чувствовала, поэтому злилась на мужчину, готовая разорвать его на куски, чтобы затем горько и горячо оплакивать свою потерю.
Странные и противоречивые чувства, от которых почему-то начала смущаться даже я, ощущая, как Янтарь быстр опустил голову, вглядываясь в мое лицо и широко улыбаясь.
— Ты зря волнуешься, клубничка. Тайга не просто так стала одной из охраны самого Короля Бурах, а Звезда выросла с отцом и не сбежала даже. Так что обидеть их очень сложно. Даже Карату.
Если бы только речь шла об обиде, было бы не так страшно!
Я кивнула ему в ответ, сосредоточившись лишь на том, что происходило перед моими глазами и вроде даже успокаиваясь, но все равно не смогла удержаться и не вздрогнуть, когда Тайга, что шла крадучись позади расслабленного Карата, вдруг сделала резкий выпад вперед, замахиваясь топором отца. на котором были изображены какие-то витиеватые символы на стали.
Если бы не реакция Карата, то ходить с топором в голове стало бы его реальностью!
Но он просто сделал шаг в сторону. поворачивая и свои широченные плечи, отчего топор с жутким свистящим звуком пронесся мимо, с силой опускаясь в промерзшую землю и рассекая ее до черной земли.
— Тебя не учили твои сородичи Бурые, что нехорошо нападать со спины? — усмехнулся Карат наверное даже слегка восторженно, словно не ожидал подобной подлости от девушки, но это явно заводило его и казалось чем-то милым.
— Меня учили, что нужно всегда быть готовой ко всему! — хищно улыбнулась Тайга, снова делая порывистый выпад и в этот раз ловко орудуя топором уже где-то у земли, словно пыталась подрезать Карату ноги, чтобы он стал на метр ниже и доступнее для них со Звездой.
Но и в этот раз Карат оказался быстрее и проворнее, снова делая простой шаг в сторону. чтобы топор пролетел мимо, полыхнув своими глазами довольно, и я бы даже сказала возбужденно.
Теперь Карат больше не поворачивался спиной в девушкам, вероятно оценив их силу и смелость сполна, особенно, когда Тайга снова кинулась вперед орудуя внушительным топором отца так виртуозно и легко, словно всю жизнь только этим и занималась…хотя, может так оно и было?
Она не пыталась красоваться перед довольным мужчиной красивыми выпадами или демонстрируя свою технику — Тайга просто шла напролом, первое время заставляя Карата отступать и уворачиваться от топора так же грациозно и ловко, как она нападала на него, пока не пытаясь сделать ответного удара.
— А ты чего застыла?! Хватит уже смущаться!!! Вали его скорее, пока не опомнился!!
— завопил отец Звезде, сидя прямо на ступенях широкой веранды, опустив обнаженные ступни в снег, и чуть ли не подпрыгивая на своем месте от явного горячего желания, чтобы девочки одержали победу над его высокомерным устрашающим и хитрым другом.
Бедная Звезда покраснела так, что не по себе стало даже мне, словно девушка получила прилюдную пощечину от отца, кинувшись вперед к Тайге и Карату поначалу слегка скованно и явно стараясь не смотреть в лицо мужчины, который от этого вопля раззадорился лишь еще сильнее, умудрившись сделать выпад такой молниеносный и резкий, что не ожидал даже отец, когда на секунду застыл с открытым ртом, а потом завопил еще громче и яростнее:
— Ну-ка! Не приставать к девочкам!!! Вы там деретесь или что?!
— «Или что» драке не мешает! — хмыкнул удовлетворенно и горячо Карат и сейчас не отпуская Звезду от себя, потому что умудрился ловко намотать ее длинную толстую косу на свой кулак, насильно прижимая к своему торсу спиной и обхватив второй рукой под грудью.
Думаю, такой прыти от него не ожидал никто, особенно Звезда, которая на секунду застыла, распахнув глаза, а затем вдруг издала разъяренный вопль под довольный мурлыкающий смех наглеца Карата, заехав ему ногой — назад, локтем — под ребра, и вывернувшись в конце-концов лицом к лицу, чтобы ударить пальцами под кадык.
Это было сделано настолько быстро, резко и не задумываясь ни над одним выверенным движением, что я не смогла сдержать восхищенного выдоха, тихо шепнув Янтарю:
— У вас все девушки так дерутся? Если есть какие-то курсы по самообороне или что-то подобное, то я хочу на них ходить!
— Будешь учиться на мне! — полыхнули горячо и многозначительно золотые глаза Янтаря, когда я запрокинула голову, чтобы заглянуть в его красивое лицо, понимая, что в данном предложении слова «на мне» были ключевыми, отчего стало жарко и радостно, особенно когда здоровая рука моего Бера ловко скользнула вниз, сжав в ладони мои ягодицы, но я не была бы сама собой, если бы не выдохнула упрямо, хоть и легко:
— А если серьезно?
— А если серьезно — война — это не твое дело, облепишка! Занимайся карапузами, готовь, люби меня, а воевать буду я, ладно?…
Ну, разве можно было отказать тому, кто смотрел в мои глаза так тепло и по родному, касаясь нежно и заботливо своей большой горячей ладонью?
Конечно же я кивнула в ответ с улыбкой, ощущая, что Янтарь расслабился и обнял меня сильнее, снова обратив глаза на драку, которая разгоралась все сильнее и сильнее.
Теперь девушки бились в крепком тандеме — красиво, слаженно и грациозно — словно всю жизнь шли рука за руку. умудряясь даже передавать друг другу топор, и не обращать внимания на вопли отца, который не мог спокойно усидеть на одном месте, каждый раз вопя за очередной провал в нападении, или пытаясь подсказать, каким образом Карата можно завалить. А главное за что именно схватить, чтобы он тоже удивился!
— Пааап! — в конце концов, не выдержал даже холодный и всегда спокойный Лютый, чьи глаза остановились на затылке непоседливого отца тяжело, но вместе с тем лукаво.
— Чего?
— Или замолчи или присоединяйся!
Наверное, никто особенно и не ждал, что отец возьмет и вот так просто послушает сына, который в данном случае говорил от лица всей семьи, но когда не прошло и нескольких минут, а Ледяной снова что-то завопил девушкам, при чем начав еще показывать руками как надо хватать и с какой силой тянуть, я хихикнула, наблюдая за тем, как Лютый шепнул что-то стоящему рядом Малахиту, на что мужчина хмыкнул и нагнулся вниз, чтобы взять в ладони горстку снега и передать его Лютому.
Я до последнего не верила, что мужчина решится на этот шаг но видимо противостоять Ледяному кроме Карата мог только его кровный сын, который без зазрения совести и невероятно метко запульнул увесистым снежком прямо в затылок своего не в меру разгорячившегося отца.
Все хихикали, и безуспешно пытались сделать вид, что ничего не заметили, давясь смехом, когда отец резко обернулся, прищуренными глазами впившись в Лютого, чтобы проворчать недовольно, но уже гораздо тише и спокойнее:
— Скажи спасибо Палачам, что ты чуточку болеешь, иначе я бы тебе кое что вырвал прямо здесь и сейчас!
Лютый лишь фыркнул, демонстративно выгибая брови и наконец, сосредотачиваясь на грандиозном сражении, где никто не собирался отступать и сдаваться так быстро.
Невозможно было не залюбоваться на то, как двигались эти трое — плавно, быстро, грациозно, с силой и скоростью истинных хищников, когда в некоторые моменты их тела невозможно было даже рассмотреть среди столпов снега и деревьев, если драка уходила с поля боя у дома чуть поодаль в глубь леса.
Лишь спустя какое-то время я начала понимать, что Тайга предпочитает идти всегда в нападение и ловко размахивать топором, тогда как Звезда словно ждала удачного случая, чтобы напасть и предпочитала заправски махать своими длинными стройными ногами, или косой, которую использовала вместо удавки и орудия.
Карат же оставался верным себе, был хитер и невероятно быстр!
Словно за считанные минуты он умудрился изучить тактику боя каждой из девушек, и в последний момент, когда казалось. что вот-вот прольется его кровь, он всегда делал такие выпады, которых девушки не ожидали, промахиваясь снова и снова.
Сам же он не предпринимал попыток сделать одной из них больно, или просто коснуться лишний раз, держа обоих на расстоянии, и явно искренне наслаждаясь происходящим.
— Хватит уже играться! Рубите его со всей дури! — снова не выдержал напряжение и рявкнул отец, не боясь получить очередным снежком по затылку, на что Карат лишь рассмеялся, неожиданно делая резкий бросок вперед и одним движением кисти буквально выбивая из рук Тайги топор:
— Именно в этом заключается тотальная ошибка в обучении ваших воинов, мой нетерпеливый друг! Не нужно рубить бездумно, нужно в первую очередь использовать мозги, ибо в них сила, а не в мышцах.
— Карат!
— Да?
— Замолчи и дерись, или я точно к вам сейчас присоединюсь!
Карат снова рассмеялся, окидывая Ледяного смешливыми довольными глазами, вдруг пойдя вперед, подобно тому, как все это время шла Тайга, за пару движений уложив ее на лопатки и так же быстро и ловко завалив и Звезду.
При чем на последнюю вероломно сел сверху в области бедер ошеломленной девушки, глядя на нее сверху горячо и наверное даже вызывающе, ловко перехватывая ее тонкое изящное запястье, в котором откуда-то вдруг появился тонкий небольшой клинок, готовый вонзится в плечо непобедимого Кадьяка.
— До первой крови Карата, так? — промурлыкал он чувственно и приглушенно, не отпуская руку Звезды из своей ладони и сжимая ее тонкие белые пальцы с силой, чтобы поднести ее к своей груди рисуя на груди неглубокую рану, откуда выступила алая кровь.
Во все глаза уставившись на притихшую под Каратом девушку с распахнутыми глазами, я не понимала с какой именной стороны веяло возбуждением и жаждой крови, но зато видела, как вздымается и опускается ее грудь, выдавая ее волнение и явный трепет.
Почему-то думалось, что Карат так просто не поднялся бы на ноги, если снова не прозвучал вопль отца:
— Ну-ка слезь с нее, упырь глазастый!!
Карат даже не моргнул, продолжая смотреть только на Звезду и сжимать в своей ладони ее руку, пока девушка не зашевелилась сама, пытаясь сбросить его с себя, проигнорировав протянутую руку мужчины, чтобы соскочить на ноги и гордо прошагать вперед, оставляя его за своей спиной все такого же хитрого и чертовски удовлетворенного.
— Кстати, я забыл сказать сразу: если побеждаю я, то Тайга рассказывает, где прячется последний живой сын Короля Бурых, за которым она присматривала долгое время по приказу его отца, — все так же сладко и хитро промурчал Карат, улыбаясь на взбешенный взгляд Тайги, когда девушка рыкнула соскакивая с земли следом за Звездой:
— Он ни от кого не прячется! И если он вам так нужен, то ищите сами!
Я быстро поморгала, почему то, вспоминая папу и его рассказ о том, что один из чистокровных и супер сильных Беров жил практически рядом с нами…а если учесть, что Тайга видела меня и папу, потому что находилась всегда неподалеку, то не нужно было даже особо напрягать мозги, чтобы понять, что этот самый Бер и был сыном нашего погибшего Короля!
Шокированная своим небольшим логическим открытием, я застыла как вкопанная, заметив, как глаза Карата вдруг остановились на мне.
Я почувствовала себя глазастой глупой золотой рыбкой, которая проглотила чью-то наживку, просто проплывая мимо!
Первым желанием было взвизгнуть: «Я так драться не умею!» и спрятаться за спиной Янтаря, прикинувшись, что я в домике, ничего не вижу и не слышу!
А вторым — как можно скорее сбежать в дом, а еще лучше на другую сторону планеты, чтобы быть совершенно уверенной, что он не смотрит мне вслед!
— Говоришь, ты пирожки хотел? — сладко и нервно пропела я, заглядывая в глаза Янтаря, и буквально потащив его за собой в сторону дома, как раз туда. где было наибольшее скопление семьи, все таки успев заметить, как усмехнулся Карат, проводив меня своими хитрыми и вечно что-то замышляющими глазами!
— Блинчики! — пробасил довольный Янтарь, прыгая на одной ноге и упираясь в мои плечи, с радостью направляясь домой и сразу в сторону кухни, — Но если пирожки с мясом, то от них тоже не откажусь!
— Чудненько! Давай этим и займемся! — улыбалась я во все зубы, готовая соорудить даже фуа-гра из бизона лишь бы только быть подальше от Карата и его странных глаз, словно он поймал меня на чем-то важном и запретном.
— Звучит так же сладко, как приглашение в спальню не поспать, — промурлыкал воодушевленно Янтарь, умудрившись легко шлепнуть меня по заду и отправляясь следом пританцовывающей походкой на одной ноге.
Слава яйцам, мы скрылись с глаз Карата и благополучно дошли до пустой кухни, но не успела я облегченно выдохнуть, как где-то за моей спиной раздался как всегда раскатистый и низкий до скрежета в зубах голос отца, который проревел:
— Кто на кухне?!
Я даже как-то растерялась, в первую секунду решив, что, возможно, не имею права входить в святая святых без позволения мамы Зои, поскольку все таки этот большой дом был её, пискнув испуганно:
— Я!
— МЫ! — тут же пробасил в тон отцу Янтарь, с самым довольным и цветущим видом устраиваясь за здоровущий деревянный стол и вытягивая свою переломанную ногу.
— Чего там делаете?
— Собираемся, есть блинчики!
Невозможно было сдержать умилительную улыбку, слыша в голосе моего Бера не только тепло, но и искреннюю гордость, с которой он произнес это, словно сделать блинчики в их доме приравнивалось к какому-то подвигу, не иначе!
— Умеешь готовить все таки? — тут же оказался на пороге отец, передвигаясь так же молниеносно, как и Карат на поляне во время драки, и заглядывая в мои глаза с таким почти детским восторгом, что я лишь рассмеялась, кивая головой и удивленно выгибая брови на вопль отца в сторону зала, где обычно собирались все Беры, которые были в доме:
— Вши мохнатые! Гуляем! У нас сегодня блинчики!
Это прозвучало так, словно отец угощал всех за свой счет!
И отчасти видимо это было правдой, потому что тут же уютная пустая кухня наполнилась гулом голосов десятка огромных мужчин, которые были вечно голодными, а я застыла в нерешительности, пытаясь хотя бы просто прикинуть какое количество яиц, молока и муки стоит брать за основу. чтобы эта орава наелась, но даже приблизительно и «на глазок» получалось просто катастрофически много!
— Давай помогу, — мягко улыбнулась Мия, входя на кухню последней. в окружении своего синеглазого мужа и Малахита. как всегда милая и совершенно спокойная. чего никак нельзя было сказать про мужчин, окружающих ее.
Да, мелкой от природы девушке было очень непросто выносить ребенка истинного Берсерка, да еще и королевского рода, оттого Север и ходил за ней буквально попятам, каждую секунду ожидая, что должно случиться что-то непредвиденное.
Удивляло еще и то, как спокойно Север относился к тому, что Малахит был постоянно рядом, словно два крыла за спиной девушки, когда я знала совершенно точно, что Кадьяки в принципе не слишком добродушны. а что уж говорить про их половинку и других мужчин, которые явно приравнивались к статусу кровного врага, даже если просто проходили мимо!
— Ты то куда, козявка! Сядь на стульчик и не бегай перед моими глазами, пока я добрый! — буркнул отец хоть и как всегда громко, но все таки очень по-доброму. спихивая со стула рядом одного из Беров. чтобы освободить местечко рядом с собой неугомонной крошке, на что девушка лишь отмахнулась, проплыв до меня своей забавной походкой «беременной уточки», и извлекая из недр кухонного стола тазик невероятных размеров. Для блинчиков.
Япона маааааааать….
А я еще наивно считала, что мой папа много ел и я готовила как проклятая!
После того, как Мия достала десяток ячеек яиц и баллон с молоком, я смутно поняла, почему в голосе моего Янтаря была гордость, и что мои мысли про подвиг были не такими уж и нелепыми!
Но дороги назад уже не было!
Как говориться — посадила Бера на санки, значит, тащи пока колени не выгнутся в обратную сторону, как у кузнечика.
Четыре сковородки пекли блинчики бесперебойно, Беры кушали в режиме нон-стоп, не замолкая ни на минутку — шутя, смеясь, что-то весело обсуждая — а я металась от сковородки к сковородке, поначалу ощущая какое-то удивительное единство с этой большой семьей, словно впервые внесла в нее что-то свое, делясь частичкой своей души и тепла, и ощущая в ответ их радость и благодарность.
Усталость не пугала меня даже после нескольких часов непрерывной готовки, когда горячие блинчики разлетались еще до того, как я успевала снять их со сковородки, а я смеялась и иногда даже шлепала по особо наглым рукам.
Вернее по одной, которая была здоровой и часто промахивалась от блинчиков к моим ягодицам в желании не только ущипнуть незаметно для всех, но и пожамкать от души в ожидании ночи и новой порции далеко не блинчиков.
Даже не знаю, сколько именно я была у плиты, дыша ароматом блинов и жаром печки, постепенно начиная замечать, что кухня пустеет, а блинчики в сковородке не заканчиваются, что меня только радовало — значит неугомонные и вечно голодные Берсерки теперь сыты, даже если после этого мне хотелось упасть прямо рядом с печкой и тут же впасть в глубокий коматозный сон.
Но самым главным было то, что теперь я чувствовала себя так спокойно и хорошо, словно прошла какое-то посвящение в жены Беров этой удивительной большой семьи и теперь смогла стать ее частью. Удивительное, теплое чувство, от которого на душе становилось легко и хорошо.
Думаю, именно оно поддерживало мои силы и стойкость у плиты, даже когда кухня опустела, а Янтаря и Лютого увели Север и Нефрит для того, чтобы мама Зои могла поменять повязки.
Мне осталось допечь несколько блинчиков, когда за спиной раздался мягкий, мурлыкающий, но самый страшный из всех возможных голосов, каким бы податливым и вкрадчивым он не казался:
— Вышло вкусно.
Не нужно было даже оборачиваться, чтобы понять, что за моей спиной был Карат с его глазами, в которые лучше было не смотреть, чтобы не потерять себя и собственные мысли!
— Приятного аппетита, — пролепетала я как-то слишком дергано, и вытянувшись всем телом, но продолжая упрямо готовить.
— Благодарю, даже если предпочитаю мясо.
— Тушеное? Жареное?
— Сырое. Живое.
Не знаю, как я не обожглась, переворачивая очередной блин, кода задрожала моя рука.
Нет. Конечно же, я не верила в то, что он может навредить мне, даже если уже видела, с какой силой и скоростью он может двигаться при желании даже особо не напрягаясь.
Дело было в его способе мышления.
В том, как ловко и незаметно для остальных он умел манипулировать словами, действиями, поступками других людей.
Поэтому то и страшно было сказать что-то не то…страшно было стать игрушкой в его руках для выгоды, которую я даже не понимала.
Но он не мог прийти сюда просто так.
И наверняка ждал момента, когда я останусь одна.
— Полагаю, что вы пришли сюда не ради блинчиков, раз любите мясо? — осторожно поинтересовалась я, чувствуя, словно иду по минному полю.
— Я люблю разнообразие, — как ни в чем не бывало ответил Карат, легко поддерживая светскую беседу и не торопясь говорить о главном, явно неспеша и со знанием дела, играя на моих нервах. Красиво, виртуозно.
— Я видела, как вы посмотрели на меня там, на улице…
Странно, что он не усмехнулся и никак не выдал своих эмоций, говоря все так же обманчиво мягко и размеренно, словно пытался загипнотизировать.
— Знаешь почему?
— Догадываюсь.
— Ты умная девочка, и мне нравится твоя правдивость.
— Какой смысл говорить неправду, если вы это почувствуете раньше, чем я скажу?
А вот теперь он хмыкнул, явно показывая свое расположение и одобрение.
— Не буду говорить заумных речей. Сам не люблю, когда мне лезут в душу со своими нравоучениями. Скажу только то, что теперь у тебя есть возможность искупить свою вину перед родом Бурых.
— Говорите, что я виновата в том, что случилось с моим родом? — как бы я не пыталась держать эмоции в себе, а все равно слишком громко и нервно поставила сковородку на плиту, наконец, поворачиваясь к нему сама, чтобы посмотреть в глаза, которые так меня пугали.
Ведь нужно смотреть в глаза своему страху?…
Вуаля блин!
Вот они!
Зеленые, необыкновенные, с хитрым прищуром и такой глубиной, что тяжело в них было не потеряться! Но я старалась!
— Виновата. Ягода, — отрезал Карат хоть и мягко, но тяжело, полыхнув глазами. отчего хотелось на секунду спрятаться под столом, и уже оттуда продолжать наш разговор, — Твой отец не был чистокровным, но каждый Берсерк, способный обращаться в зверя, первое чему учит своего ребенка. что тайна нашего создания и существования священна! И тебя этому учили тоже. Твой папа не раз говорил о том. что никто в этом мире не должен знать о нас. И ты помнила об этом. когда рассказывала своему парню. Ты надеялась на то. что вы будете жить долго и счастливо втроем, а когда он пропал, то поняла. что совершила большую ошибку.
Поэтому, да, ты виновата.
Каждое произнесенное им слово вбивалась в мою душу ржавыми глазами Дьявол! Он словно ходил где-то за моей спиной всё это время, записывая каждую мою эмоцию в своем блокнотике и заставляя меня сейчас сбиться с дыхания и почувствовать боль в груди. где раны просто не успевали заживать. отчего я хрипнула хоть и недовольно, но раздавлено
— Вы психиатр что ли?!
— Хуже, — дернулся кончик его губ, когда мужчина спокойно уселся за стол. пододвинув к себе тарелку с блинами, которую я бы с радостью одела сейчас на его чертову голову!
— Ты понимаешь, почему Палачи пришли именно за тобой? — все так же умилительно спокойно продолжал Карат тем временем. словно не ощущал, что происходило внутри меня.
Вернее, думаю, что его это ровным счетом совершенно не интересовало. судя по тому, что мужчина даже не дождался от меня ответа, проговорив
— Ведь и до тебя люди уже знали о нас. Не все. Наши заклятые враги. Те, что построили лаборатории. придумали способы особенных мучений, чтобы сполна узнать всю нашу силу. Эти люди отлавливали нас. и до сих пор ловят основываясь лишь на своих глазах: кто выше, сильнее и больше — тот возможный претендент человека, что может становиться зверем. Но никто из них не знал, кто мы такие. Что мы — Берсерки. И уж тем более не знал, что у нас есть свои города и поселения.
Карат окинул меня тяжелым холодным взглядом, скорей всего даже не задумываясь о том, что вся моя душевная броня, выстроенная стараниями Златы.
Тайги и Янтаря дала болезненную трещину. словно израненное сердце осыпали солью. делая это намеренно. медленно и с чувством какого-то маниакального удовлетворения.
— Ты слышала что-нибудь о том, что после твоих откровений одному ненадежному человеку, на каменный город Кадьяков была совершена попытка нападения со стороны людей? Они шли за нами целенаправленно — с оружием и подготовкой, но не для того, чтобы уничтожить, а чтобы поймать как можно больше лакомых экземпляров для коллекции живого мяса, над которыми можно будет ставить новые эксперименты. Проблема была в том, что они не рассчитали силы, — мужчина дернул плечом, усмехаясь сухо и колко, — Вероятней всего еще не знают, что род Кадьяков самый сильный и опасный среди всех остальных. Они пошли с винтовкой против кита. и поплатились за это. Это был их первый шаг, неудачный. Но теперь они приобрели ценный опыт и в дальнейшем будут более спланированными и умными. К нам они больше не сунутся, пока не поймут, как бороться с теми, кто в десятки раз сильнее…а вот выыыыыыыы.
Я содрогнулась всем телом, покачнувшись от этого жуткого устрашающего мурлыканья, в котором не было ничего хорошего.
— У Гризли есть Сумрак. Смелый и надежный защитник, отец и Король. А кто есть у Бурых? Кто сможет защитить ваш род и не дать сгинуть в лабораториях, где не пощадят даже останки и кости, после того как будут отрезаны и вырваны руки и ноги, и содрана заживо кожа?
У меня дрожали руки так сильно, что если бы я держала сковородку, то уже уронила бы ее прямо на свои ноги. Хотя едва ли я бы почувствовала боль сильнее той, что была в моей груди.
— Тайга знает о последнем из рода Королей Бурых, но не скажет о нем ни слова. Не из вредности. Вероятней всего, она давала клятву своему Королю и как истинный воин останется верной ей, что бы не случилось. Ты же не связана клятвой, — его дьявольски-черная бровь изогнулась и зеленые глаза полыхнули тяжело и навязчиво, буквально выбивая пол из под моих дрожащих ног, — У тебя есть шанс спасти свой род и загладить ту вину в душе, от которой ты сейчас не можешь дышать. Подумай над этим, Ягода. Пока еще не слишком поздно…
Он поднялся из-за стопа словно до этой минуты говорил о погоде, пока я едва держала себя в руках, заставляя стоять, пусть даже и содрогаясь, но уже дойдя до двери, обернулся, растянув губы в очаровательно красивой, но такой хищной улыбке, промурлыкав в своей жуткой убаюкивающей манере:
— Кстати, благодарю за блины.
Я рухнула на ближайший стул, как только его высоченная плечистая фигура скрылась в коридоре, судорожно выдыхая и тяжело закрывая глаза.
Господи, ну за что мне всё это?…
Когда мне казалось, что жизнь налаживается и становится спокойной, обязательно случалось что-то, отчего я снова стояла на коленях, не в силах найти в себе силы, чтобы подняться на ноги.
— Ты еще здесь? Бросай это дело, мы завтра с девочками доделаем! Тебя ждет Янтарь!
Голос Златы был мягким, хоть и немного сдержанным, когда девушка вошла на кухню, не сразу заметив мою позу и застыв на пороге, чтобы сосредоточенно окинуть взглядом большую уютную комнату, словно пыталась найти причину моего состояния.
Вот только эта самая причина уже ушла.
— Что случилось?
Злата села напротив меня, глядя своими серыми глазами, в которых я снова пыталась отыскать ту самую броню, которая позволит мне прямо стоять на ногах.
-..кажется, мне всю жизнь предстоит нести крест предателя, — прошептала я. пытаясь улыбнуться, но губы дрожали слишком сильно, чтобы я смогла сделать это, особенно видя, как девушка нахмурилась, заглядывая в глаза и ожидая хоть какого-нибудь логического объяснения моим словам.
— Ты бы выдала того, кто не хочет этого, ради спасения одного рода Берсерков?…
Злата моргнула, глядя серьезно и сосредоточенно, явно обдумывая свой ответ, когда уверенно кивнула через какое-то время, вероятней всего взвесив все «за» и «против»:
— Если речь идет о спасении сотен из-за одного, то да. Между двух зол всегда стоит выбирать меньшее, если нет другой возможности.
-..надеюсь, он не захочет убить меня, когда всё узнает, — тяжело и обреченно выдохнула я, помассировав гудящие виски и поднимаясь из-за стола, — Где отец?
Мне нужно поговорить с ним.
Глава 8
Вышагивая за Янтарем, я думала о том, настолько же странно себя чувствую.
Мне было плохо…
Я чувствовала себя самым настоящим предателем, оттого, что моя откровенность с минуту на минуту сломает мирное течение жизни одного Бера, который едва ли сможет меня за это простить.
Это мучило меня изнутри, словно ядовитый червь, который проедал своими уродливыми клыками внутренности, отчего в животе становилось пусто и жутко до дрожи.
И мне было хорошо…
Оттого, что я могла стать хоть капельку полезной своему роду и спасти те крупицы Беров, которые были разрознены, ведя себя так ужасно, низко и жесткого, что впору было не заходить даже на окарину леса, боясь того, что тебя просто изнасилуют и разорвут на части еще в процессе. То, что я услышала от Сумрака и его Гризли вводило меня в ступор и полный ужас. когда я не могла представить того, что мои сородичи могут быть способны на подобные зверства. Ведь мы были не жестокие и кровожадные Кадьяки. Но, как сказал отец: «Все мы звери! И без сильной руки правителя, его уважения и боязни наказания любой род погрязнет в зверствах!»
А еще было так горячо…
Ведь я шла, не боясь ничего за этой огромной мускулистой спиной, на которой в свете дня могла рассмотреть мелкие следы от множества шрамов, что доказывало мои самые жуткие подозрения о том, что жизнь Янтаря не была спокойной и размеренной. Даже еще до встречи с Палачами.
Прошла ровно неделя с того момента, как я рассказала о том, что могу предположительно знать, где может жить последний из сыновей Короля рода Бурых и мы отправились на его поиски маленькой неприметной группой во главе с Янтарем.
После долгих, мучительных и очень громких споров со сломанными дверьми и парой кресел, все таки было решено, что будет неразумным отправлять на душевную беседу к единственному наследнику трона кого-то из Кадьяков и даже Полярных, потому что предугадать его реакцию было сложно. Не считая Тайги, которая сразу отказалась как от обсуждений. так и от самого похода, от рода Бурых были только мы с Янтарем. Идти с нами вызвались два брата Гризли, убедив своего Короля, что из всей братии они самые спокойные и уравновешенные, к тому же всегда были рядом с Янтарем и поэтому в случае непредвиденных обстоятельств будут словно один слаженный механизм.
Думать про эти самые «обстоятельства» хотелось меньше всего и я молилась всю неделю, чтобы встреча прошла максимально быстро и хотя бы немного радушно!
Ну хотя бы мордобития и всех вытекающих последствий, от которых Янтарь еще не успел оправиться полностью с последнего такого «обстоятельства» в лице чертовых Палачей!
При всей своей открытости и доброте в моем Янтаре было еще много загадочного и тайного для меня!
Взять хотя бы тех, кого он называл своей семьей на полном серьезе!
Кадьяки, Полярные, Гризли, и три человеческие девушки!
Винегрет еще тот!
Как только они все нашли друг друга?
Я бы хотела спросить у него так много.
Узнать о каждом дне его непростой, но наверное весьма интересной жизни, пока была возможность сделать это, не оставшись с ним наедине, но при этом не тревожа разговорами остальных.
Явно почувствовав мои душевные метания, Янтарь чуть обернулся ко мне, окинув своим взглядом, в котором словно переливалось расплавленное золото, глядя как всегда так тепло и обволакивающе, отчего меня тут же бросило в пот, особенно когда он протянул своим невероятно низким, рокочущим, но таким чертовски сексуальным голосом:
— Устала идти?
— Даже если и так, то что? Понесешь на руках? — дернула я бровью, заправски вышагивая и окидывая его смешливыми глазами.
Боже!
Ну почему каждый раз, когда по моему телу разносилась дрожь от его взгляда и этого голоса, я все еще пугалась собственных эмоций?
Словно здесь могли быть какие-то варианты!
Конечно, понесет!
При чем, сделает это с явным удовольствием, успев полапать меня за его обожаемые «булочки». которые были уже все в синяках от вечных попыток ущипнуть меня, или шлепнуть.
— Я сама! — взизгнула я, отпрыгивая от мужчины, который развернулся ко мне, останавливаясь и возвышаясь больше, чем на полторы головы, но глядя как всегда облизывающее и так по доброму лукаво, словно сами лучики яркого солнца переливались в его глазах.
Уж теперь то я знала этот взгляд!
Охххххх, как же я его знала, ощущая, как уже сейчас мое тело начинает наливаться желанием и полным повиновением. прекрасно понимая, что если дам слабину, то Янтаря уже не остановит даже наличие шагающих рядом братьев Гризли, когда он пробасит о том, что нам срочно нужно отойти за ближайшие кустики по одному очень важному делу, которое не терпит никакого отлагательства даже в виде спасения рода Бурых!
— Иди вперед и не оборачивайся! — хихикнула я. отчетливо понимая, что сбежать от его загребущих ручищ просто не получится, удивившись от всей души, когда Янтарь хмыкнул, сделав все, как и просили, и зашагав снова впереди меня следом за Туманом и Ураганом.
— Уже близко. — проговорил кто-то из черноволосых великанов, на что я напряглась, почему-то принявшись всматриваться в лес, даже если не видела ничего кроме сугробов кристально-белого ослепительного снега.
— Сразу за лесом, — кивнул Янтарь спокойно, вероятней всего учуяв тех, кто нам был нам нужен, гораздо раньше, ведь это была его кровь.
Кровь рода Бурых.
Некогда было теперь беседовать и узнавать новые тайны Янтаря, потому что скоро лес стал редеть, а потом и вовсе закончился, когда мы вышли на большую заснеженную поляну, которая заканчивалась забором.
Я не обладала нюхом и силой настоящих Беров, но даже я смогла почувствовать запах бензина и какого-то машинного масла.
— Мы вперед пойдем, вы здесь оставайтесь, — обратился Янтарь к братьям Гризли, на что тот, у которого были странные глаза, словно волчьи, лишь фыркнул:
— Еще чего! Пойдем вместе! Мало ли как он отреагирует на появление чужаков в своем доме!…
И если Беры все еще ждали теплого приема, горячего чая и тонну плюшек с малиновым вареньем, то теперь я знала наверняка, что ничего хорошего из этой затеи не получится.
Еще много лет назад я слышала от папы, что этот Бер сам избрал одиночество и жил отшельником не только от мира Беров, но и от людей.
И это был его дом.
Его крепость.
Спрашивается, зачем был такой забор, через который невозможно было бы перебраться, что в высоту, что в длину? Да он кричал каждым своим заостренным к небу деревянным концом, что хозяин крайне не гостеприимен и в принципе лучше идти бочком по-добру по-здорову километров за триста в обход!
Это была его территория, на которой была великая боль. _
— Не бойся так, Клубничка. Все-таки он один, а нас трое, — улыбнулся мне Янтарь, чуть подмигивая задорно своим солнечным глазом, на что хотелось дать пинок под этот упругий, как орех зад.
— Он — чистокровный! Мало того, он Бер королевской крови! Мне ли вам говорить про его силу!
На самом деле про эту жуткую силу и я знала понаслышке, лишь до тех пор пока не увидела перед собой Севера в его ярости, Лютого в его язвительности, и Карата на поляне с девушками.
Вот уж действительно легенды не врали и в крови этих Беров была заключена немыслимая сила!
— Переживаешь? — снова чуть повернулся ко мне Янтарь, на что я просто показала ему язык, начиная краснеть, потому что знала очень отчетливо, что я переживала за него от всего сердца, но хуже всего было то, что он это чувствовал и веселился от души!
— Все будет хорошо, Малинка! Ничего не бойся!
Ответить я не успела, потому что мы обошли деревянный высокий забор, наверное сразу и не разобравшись бы, где были ворота, если бы они не распахнулись.
А вот и хозяин этой усадьбы!
Блин блинский!!
Ну почему эти носители единой чистой крови всегда такие огромные?!
Потому что мужчина, который вышел к нам, облаченный в простую клетчатую рубашку и вытирая свои широкие большие ладони какой-то грязной черной тряпкой, от которой пахло мазутой, был просто самым настоящим великаном!
Выше двух метров ростом, широченный, с длинными мощными руками и шикарной гривой каштановых волос, выжженных солнцем.
Облаченный в простые потертые джинсы и ботинки он все-равно мало походил на обычного человека…даже если во дворе его дома стояли с десяток мотоциклов, разобранный почти полностью или новых и блестящих, словно они только что сошли с конвейера.
— Идите куда шли, не останавливаясь, — проговорил хозяин дома, низким глубоким голосом, откидывая от себя грязную тряпку и глядя из-под широких бровей тяжело и предупреждающе светлыми колкими глазами, в которых невозможно было рассмотреть и капли эмоций, лишь океан надвигающейся холодной ярости.
— А если мы шли к тебе? — вышел вперед Янтарь, не останавливаясь ни на секунду. и продолжая идти только вперед, отчего мне хотелось просто завизжать и вцепиться в его большую мощную руку, чтобы оттащить его назад. Подальше от этого непредсказуемого Бера, — Даже не выслушаешь, что мы хотим сказать тебе?
— Что бы не сказали, мне это не интересно, — сухо и колко ответил Бер, выпрямляясь и предупреждающе дернув бровью, когда Янтарь почти поравнялся с ним, проговорив так же холодно и тихо, отчего мне сделалось не по себе, ибо никогда я еще не слышала, чтобы в голосе Янтаря не было его солнечного тепла и обволакивающей заботы:
— Даже если это касается твоей семьи?…
Понятия не имею, что бы ответил на это Бер, если бы над его головой неожиданно не появился летящий мотоцикл, который пришелся с грохотом как раз на затылок, отчего мужчина повалился на колени под мой визг и округлившиеся глаза Янтаря, который рыкнул:
— Боги! Отец! Ну ты-то откуда взялся?!
Ледяной выкинул из руки то, что осталось от мотоцикла, возвышаясь над всеми совершенно обнаженный и ничуть не стесняющийся этого факта, проговорив своим раскатистым басистым басом, от которого до сих пор просто сводило челюсти:
— Скажите спасибо Нефриту, когда вернемся! Эта засушенная сопля самки тюленя хитрее и умнее вас в сто раз!…Весь в своего батю, мать их волосатую….
— Мы ж ясно сказали, что разберемся сами! — недовольно махнул руками Туман, пробираясь поближе к Янтарю и косясь на оглушенного мотоциклом Бера.
— Я тоже ясно сказал: пришли, увидели, за лохмы схватили и ко мне приволокли! И что я вижу? Стоят здесь, как на свидание припиликали! Еще бы ромашек нарвали!
— …Пап, какие ромашки в январе?… — устало закатил глаза Янтарь, когда Ледяной лишь шикнул, махнув куда-то в сторону дома, где рычал еще один Бурый, скидывая с себя парочку мотоциклов, которыми был придавлен стараниями Отца, рыча и выкрикивая что-то на языке Беров, явно не самое лицеприятное.
— Второго даже не заметили! Они вдвоем бы вас на лоскуточки порвали!
Все покосились на второго Берсерка, который уже почти выбрался из-под горы металлолома, явно готовый тут же броситься в драку, но что меня пугало больше всего, так это то, что он был чистокровный…а еще такой же волосатый и огромный как и этот, который хозяин.
— Так мы не успели ничего…
— Так Клыки в зады засунули и пошли домой быстро! Отец сам со всем разберется!
Ничего поручить нельзя! Ты! — ткнул он своим большим и длинным пальцем на оглушенного Бера — Кто такой?
— Гром я! — прорычал мужчина с пробитой головой, отчего на его шикарных волосах выступила багровая кровь, поднимаясь на ноги и глядя с такой озлобленностью и жестокостью, что проще было бы сразу убежать.
Будь он человеком, от него бы осталась одна кровавая лепешка и не больше!
Он был одного роста с Ледяным.
Таким же мощным и огромным, вот только едва ли его могло спасти даже это от того, кто был прямой, как угол секиры!
— Твой отец не учил тебя, как должен произносить свое имя истинный Берсерк, яйца лося девственника?!
Не знаю, как Беры стоящие стеной передо мной не прыснули от смеха, когда это хотела сделать даже я пусть даже в такой непростой и напряженной обстановочке!
Видимо они просто привыкли к этому огромному беловолосому беру, с таким низким и громким голосом, что у меня в очередной раз просто заложило перепонки в ушах.
Вот только тому Беру было совершенно не до смеха, когда он весь выпрямился, встав почти нос к носу с Ледяным, и прорычав ему в лицо тяжело и угрожающе:
— Я Бер Гром, третий законный сын Бера Бора, единственного истинного правителя рода Бурых! И если ты, старик, раскроешь свой рот еще раз то…
— Я Бер Ледяной, единственный истинный правитель рода Полярных, который бросил свой народ и пришел в ваши вшивые земли, чтобы спасти вас! — порычал Отец еще более громко и резко, отчего Гром выпучил глаза и пошатнулся, отступая на шаг назад, и глядя на седовласого огромного отца прищурившись и словно не веря тому, что услышал, — С Бором мы были не просто друзьями, мы прошли через такое, что твоей волосатой голове, и в страшных снах не могло привидеться!
Поэтому захлопни свою варежку и слушай меня сюда! Или ты сейчас в здравом уме и твердой памяти идешь с нами! Или я уволоку тебя за эти лохмы до земель Бурых, даже если по дороге оставлю тебя лысым, ты понял меня, Гром?
Окинув насмешливым взглядом второго Бурого Бера, Ледяной усмехнулся, как всегда криво и лукаво:
— А это что? Твоя молния?
Мужчину совершенно не смутил то, как зарычал второй Бурый, оскалившись и подрагивая всем телом в желании явно кинуться на Ледяного в попытаться завалить его хотя бы раз.
Даже если шансов на победу было минус десять.
У меня вообще было стойкое ощущение, что завалить эту ледяную глыбу в принципе невозможно, даже если бы все Бурые сейчас объединились против одного Ледяного. Как и Карата.
Было в этом мужчине что-то такое…словно сталь внутри скелета, отчего он казался таким нерушимым и надежным. Пусть и больным во всю голову стариком!
— Я Бер Буран, единственный сын Бера Вихря…
— И один из воинов крови, защитника своего короля, — закончил за Бурана Ледяной, кивнув на его грудь, где из под растянутой и порванной майки виднелись шрамы на груди, чуть улыбнувшись. — Ты не просто друг Грома, но и его личная охрана.
Неплохо. В общем, вещи можете не собирать, пойдем налегке и прямо сейчас!. Кто будет против, останется без скальпа!!!
— Ладно. Попробуй, старик.
Шутки закончились в тот момент, когда последний живой потомок короля Бурых убрал с волос какую-то незамысловатую резинку, освобождая свою шевелюру теперь полностью, отчего они рассыпались по его могучим плечищам. словно отдельное произведение искусства и предмет моей белой зависти, ибо далеко не каждая девушка могла похвастаться таким шикарным объемом, даже если по ним продолжали стекать тонкие струйки крови с рассеченной кожи головы.
Отец же этим жестком совершенно не впечатлился, окинув недовольным прищуренным взглядом и пробасив, хмуря свои широкие брови:
— Это значит «нет»?!
— Разве не похоже? — язвительно, но хмуро поинтересовался Гром, глядя слишком нахально для того, кого могла бы интересовать судьба его рода, и я явственно ощутила, как в эту минуту напряглись все Беры, что стояли передо мной, явно собираясь уже спокойно идти домой, уверенные в том, что на «предложение» отца он точно не откажется.
— Ты не понимаешь, что происходит, черт тебя дери! — страшно было слышать, как в голосе отца и без того всегда громком сейчас все больше появлялись яростные нотки, которых я не слышала до этого еще ни одного раза.
Страшно было представить, к чему могло привести все это!…
Вернее, когда мы шли сюда, то, конечно же, продумывали все возможные варианты развития событий.
По сути их было только два: или наследник выслушает нас и со всем согласится.
Или выслушает, покричит от ярости, но все равно согласится.
Вариантов с отказом не было!
— Я уже сказал твоим ручным медвежатам, что плевать я хотел на ваши слова. Но вижу, что проблемы со слухом у вас семейные и…
— Твой отец и братья мертвы!!! Твой народ стал подобен шакалам, которые сбились в стаи и нападают на всех без разбору, чтобы потешить свою ничтожную силу и поиграть в зверей! Пока ты тут железками занимаешься, от твоего рода может вообще ничего не остаться кроме тебя самого!
Отец кричал что-то еще.
Очень эмоционально и выплескивая все свои эмоции, но больше я его не слышала, утонув с головой в том, что происходило с Громом.
Первое, что я почувствовала — это шок.
Огромный, душащий, всепоглощающий.
Он был словно цунами, которое накрыло своей волной даже этого великана, что едва ли боялся в этой жизни хотя бы кого-нибудь!
Слишком остро и болезненно я прислушивалась к нему, видя, как на пару долгих жутких минут мужчина просто сбился со своего размеренного дыхания, не в состоянии сделать даже хриплого рванного вдоха в свою могучую грудь, когда его чувства заметались от берега к берегу, пытаясь найти ту самую спасительную хрупкую ниточку, которую ищет каждый утопающий.
В нем все еще была надежда на то, что его пытаются заманить в какую-то хитроумную ловушку, манипулируя самым дорогим и родным.
Надежда на то, что его отец и братья живы, и нить единой королевской крови рода Бурых приведете его к ним, и найдет свое спасение в бушующем океане подступающей боли и ужаса.
…не нашел.
Как бы он не прислушивался к себе, а больше не мог найти обратной связи, которая соединяла его с кровными родственниками особой золотой нитью. тянущейся всю жизнь…до смерти.
Я содрогнулась всем телом, видя, как великан пошатнулся, тяжело закрывая глаза и выпадая из реальности, когда все стало темным и блеклым, оставляя лишь кричащую боль, которая вырывала внутри него куски сердца и плоти, выплевывая кровь и дробя кости.
Эта боль была самым страшным зверем, от которого не было спасения, сколько не кричи и не бей себя по груди, стараясь убить его.
Я ощущала каждый оттенок этой боли до кусающих разрядов на холодной кожи!
До нервной дрожи в кончиках пальцах!
До слез, которые застыли в глазах, не позволяя мне пошевелиться и моргнуть, иначе я бы разрыдалась.
Все чувства Грома были так близки к моим, что казалось, словно моя незаживающая рана снова раскрылась, выпуская весь тот гной и чернь, которые не давали мне покоя, превращая жизнь в бесконечный ад!
Да, он чувствовал себя виноватым в смерти своей семьи.
Не мог простить себя за то, что не услышал, не понял об их кончине, понимая это только сейчас.
Это был удар такой силы, который не пройдет и спустя много лет, даже когда будет казаться, что ты сможешь спать, не просыпаясь от собственных криков, бегая по бесконечному черному лабиринту снов, в котором будешь искать своих любимых, думая и надеясь, что они все еще живы, и каждый раз умирая с рассветом снова и снова в понимании того, что в реальности всё иначе…
Но теперь у меня была семья и моя поддержка с золотыми янтарными глазами, которые стали лекарством израненной душе и сердцу, когда впервые за долгое время я смогла дышать спокойно и ровно, не боясь смотреть вперед.
А у Грома не было никого…
-..уходите, — глухо выдохнул великан, с кричащей пустотой в глазах, разворачиваясь к нам спиной и уходя в свой дом под разъяренный взгляд отца, который не ожидал ничего подобного, пока рвал глотку в попытках докричаться до того, кто был нам так нужен.
— Ну-ка вернись сюда!
С яростным воплем кинулся за Громом отец, когда на его дороге встал Буран, глядя в глаза тяжело и предупреждающе, явно давая понять, что так просто и без боя на порог этого дома не ступит никто! Даже наш громогласный и великий король рода Полярных!
— Он же ясно сказал, чтобы вы уходили, — хоть и спокойно, но с угрозой в голосе проговорил мужчина, чья шикарная каштановая шевелюра не уступала Грому, а глаза были цвета красного дерева, в лучах зимнего солнца отдавая даже красноватыми теплыми бликами.
— ТЫ остановишь меня?! — нахально усмехнулся отец, делая демонстративный шаг вперед и вставая нос к носу с бесстрашным воином, который не испытывал ни капли страха или паники даже перед тем, кто вероятней всего превосходил его силой, глядя в прозрачно-серые глаза отца, когда кивнул:
— Я.
Он слишком переживал за Грома, который был для него не столько обязанностью в силу того, что он должен был его защищать, что бы не случилось, а потому что был другом, которого он считал своей семьей.
И это было так похоже на большую странную семью Янтаря, что я схватила его за напряженную руку, умоляюще заглядывая в глаза и не пытаясь спрятать, как на ресницах дрожали непрошенные слезы, прошептав:
— Пожалуйста, останови его! Гром не готов выслушать нас! Он только что узнал о том, что лишился своей семьи, ему сейчас не до нас и проблем с родом Бурых!
Да, Янтарь ощущал все то же, что и я, выглядя слегка растерянным и сопереживающим Грому, когда осторожно и нежно коснулся моей щеки горячей ладонью, кивая в согласии и быстро переглядываясь с братьями Гризли, когда они словно единый слаженный механизм тут же устремились вперед, чтобы совместными силами оттащить отца с порога, пока он не впал в бешенство, видимо впервые столкнувшись с тем, что его настоятельные указания были проигнорированы.
— Пап, идем, — положил ладонь Янтарь на широкое плечо Ледяного, сжимая его осторожно, но настойчиво, давая понять, что не допустит драки с отважным и смелым Бураном, что не отводил своих глаз от глаз отц. а даже если почувствовал, что эта троица явно на его стороне и не собирается насильно лезть в душу Грома, пока ему было так тяжело и невыносимо больно.
Отец такого поворота событий не ожидал вдвойне!
Мало того, что Гром в наглую отказался пойти с нами, просто повернувшись спиной и скрывшись беспрепятственно в стенах своей деревянной крепости, так еще и собственные Беры, которых он называл детьми, встали не на его сторону и теперь пытались увести домой без того результата. на который все изначально рассчитывали!
Именно поэтому взгляд отца, который он кинул через свое могучее плечо на Янтаря, был тяжелый и даже какой-то недоверчивый, когда мужчина прорычал, хищно прищуриваясь:
— То есть ты мне предлагаешь забыть эту наглость и просто уйти домой?!
Стало жутко оттого, как напряглись мощные плечи отца под широкими ладонями моего Бера, чьи глаза оставались все такими же серьезными, но невероятно добрыми, даже если сейчас он смотрел в глаза разъяренного отца уверенно и явно давая понять, что он не шутит, когда просо кивнул головой, пробасив:
— Да, отец. Именно это и предлагаю.
Вот любой вариант мы могли предположить теоретически, когда шли сюда!
Даже Армагеддон и неожиданное падение ракеты!
Но, черт побери, только не вариант драки с отцом!
И хорошо было бы ошибаться в этом моем предположении, вот только кажется и братья Гризли чувствовали то же самое. когда медленно, но верно и целенаправленно двинулись вперед, чтобы подстраховать Янтаря, который в этот момент стоял ближе всех к злому отцу, не считая Бурана.
Интересно, если начнется непредвиденная заварушка, Буран поможет нам?
А Гром?…
Вот его сила явно не была лишней, потому что я все еще отчетливо помнила, как ловко и совершенно не напрягаясь справлялся с двумя девушками Карат, представляя, что и отец не пальцем деланный в этом, и явно способен на многое из того, чего мы даже не представляем!
Да, понятно, что парни-Беры были потяжелее и посильнее девушек-Беров, но почему-то казалось, что им придется нелегко даже вчетвером против одного отца.
Очень злого отца!
— Если я сказал, что он идет с нами, то он пойдет, даже если мне придется тащить его лысым и с дверным косяком в руках!
Черт-черт-чееееееерт!!!
Все Беры словно по команде сомкнули свои ряды возле отца, не собираясь впускать его в чужой дом и вставая плечом к плечу с Бураном, который такой поддержки тоже никак не ожидал и в первую секунду даже слегка опешил, покосившись на мужчин сосредоточенно, но с благодарностью в своих необычных глазах.
— Таким бы тащили тебя, когда ты узнал о смерти своей жены? — проговорил Янтарь приглушенно, но так твердо и проникновенно, что словно весь мир вокруг замер, подобно плечам отца, которые в какой то момент задрожали мелкой дрожью под большой теплой ладонью Янтаря, что сжалась поддерживающее и согревая, — Пап. ты лучше всех нас знаешь это страшное чувство. Ты прожил с ним много лет, и только ты понимаешь Грома, как никто другой…он потерял свою семью только сейчас. В ту минуту, когда ты сказал. Ты можешь снять с него скальп, разбить голову, вырвать руки и ноги, но боль в его душе гораздо сильнее, чем то, что мы можем причинить ему физически!… Сейчас нет смысла в разговорах о нашем роде или будущем Берсерков. Нам лучше вернуться, когда парень придет в себя.
Повисло напряженное молчание, когда все смотрели лишь на отца, чей гнев менялся на растерянность, шок, а затем чувство опустошенности такое огромное и тяжелое, что даже могучие плечи Ледяного вдруг опустились, а у меня перехватило дыхание, оттого, что почувствовал сейчас отец…
Все мы были ранены этой страшной болью от потери любимых людей.
Только теперь она не затмевала глаза отца, а словно открыла их, когда он молча отшатнулся от порога, уходя со двора и больше не оглядываясь.
Туман и Ураган поспешили за ним, напоследок бросая взгляда на Бурана, который так и не сошел с порога, готовый защищать своего друга до последнего, но неожиданно подавшись вперед и касаясь ладонью плеча Янтаря, когда он уже почти отвернулся, чтобы последовать за своей семьей, говоря серьезно, но от всей души:
— Спасибо.
Янтарь обернулся, улыбаясь как всегда широко и открыто, не тая за душой ничего плохого и тайного, подмигивая Бурану:
— Мы же все таки одной крови! Не злитесь на отца! Он громкий и резкий, но пытается помочь всеми силами. Смотри, брат, — мой Бер подошел ближе к Бурану, проговорив приглушенно, чтобы слышал только он один, — Мы живем на границе земель Гризли и Бурых в доме тетушки Зои, она Хранитель рода Гризли. Приходите к нам без опаски, когда будете готовы. Мы расскажем все, что знаем. Это важно.
Сейчас в опасности не только мы или наш род, и все Берсерки вместе взятые!
Буран кивнул в ответ, проследив глазами за тем, как отец скрылся за пределами видимости и лишь тогда сам вошел в дом вслед за Громом.
— Спасибо, ты самый лучший, — прошептала я, когда Янтарь оказался рядом, переплетая наши пальцы в замок и целуя в плечо, а потом и вовсе поднимая на руки, чтобы зашагать скорее вслед за своими братьями и раздавленным морально отцом.
— Ему очень тяжело, — прошептала я едва слышно, утыкаясь кончиком носа в щетинистую щеку Янтаря и, не сводя глаз с папы, который шел впереди всех хоть и бодро и размашисто, но все таки его душевное состояние было далеким от точки «нормальное».
— Отец же Ледяной, — чуть улыбнулся Янтарь в ответ, потираясь словно большая дикая кошка щекой и мою щеку, и едва не начав мурлыкать вслух, — Он словно глыба. Тверже скалы, холоднее стали.
— Но сердце у него далеко не ледяное…
Мой Бер кивнул в ответ, чуть покосившись на непривычно молчаливого отца, который не обернулся ни единого раза, устремляясь только вперед к дому и петляя по уже протоптанной нами дорожке, когда вдруг остановился, оглушительно и недовольно рявкнув:
— А ты за каким хером приперся?!
Пришлось покрутить головой и знатно поднапрячь собственное зрение, чтобы у одного из вековых деревьев узреть собственной персоной как всегда невозмутимого и слегка наглого зеленоглазого демона, что стоял, скрестив руки на груди и глядя на нашу молчаливую хмурую процессию лукаво и хитро.
— Собственно за тем же хером, что и ты, — усмехнулся Карат, отталкиваясь плечом от дерева и размеренно направляясь к нам, словно ледокол, потому что казалось, что даже снег пугливо расползается в обе стороны от каждого выверенного уверенного движения огромного тела.
— Выходит, что вы настолько не доверяете нам, что оба пришли следом? — нахмурился один из братьев Гризли, смерив старших Беров недовольно и я бы даже сказала с явной обидой в своих глазах.
— Дело не в доверии, Туман.
— А в чем же тогда?
— В контроле. И чуточку в опыте прожитых лет, — видя, что Бер недовольно насупился, Карат лишь примирительно улыбнулся, — Вы шли разговаривать с тем, в чьих жилах течет королевская кровь. Была бы это простая прогулка по лесу, мы бы не подстраховывали вас.
— Нас было трое! — так же недовольно нахмурился Ураган, разделяя задетые чувства своего кровного брата Тумана.
— А их двое, при чем, оба чистокровные, — чуть пожал плечами Карат, говоря все так же шелково и мирно, даже если в его словах была правда и железная мать ее логика.
— Думаете, у нас бы не хватило сил справиться с ними?!
— Хватило бы. Вопрос в том: какой ценой, — изогнул Карат красноречиво свою чернявую бровь. давая всем самостоятельно домыслить продолжение его мысли, когда все мужчины недовольно поджали губы, но все такие решили благоразумно промолчать.
И правильно сделали!
Потому что как тут не крути, а Карат был прав даже в этом.
К счастью, и он не пытался больше умничать и язвить, сосредоточившись теперь на молчаливом отце.
— Ну, так что, друг мой? Все еще будешь настаивать на том, что всегда следует идти напролом, и при любой непонятной ситуации махать кулаками? — оглянувшись на хмурого насупившегося отца, Карат усмехнулся смешливо и лукаво, но все таки не злобно:
— Ах, ну да, прости! Я забыл, что его морозное Высочество крайне обидчиво и немногословно в те моменты, когда что-то идет не по задуманному плану!
— А, по-твоему нужно было пришибить последнего живого Короля Бурых, чтобы потом усыновить весь их вшивый род Полярным?! — рявкнул отец так, что вокруг загудели кроны заснеженных деревьев.
Карат лишь рассмеялся легко, но как всегда весьма загадочно, словно заранее знал, что все будет именно так и уже вынашивал новый план.
Черт! И почему я уже не сомневалась, что его план обязательно сработает?
К счастью я была не одна такая, когда услышала голос Янтаря крайне недовольный тем, что снова придется делать так, как задумал этот хитроумный Кадьяк:
— И? Что теперь будем делать?
— Ждать, — просто пожал плечами Карат, словно это не значило ровным счетом ничего.
— Чего ждать?
— Удачного момента.
До дома мы добирались в гнетущем молчании, когда каждый был погружен в свои мысли.
И, по всей видимости, не слишком-то веселые.
Только Карат как всегда совершенно не подавал вида, и невозможно было понять, о чем он думал и что чувствовал, как бы я не пыталась. Иногда создавалось ощущение, что этот Бер в принципе не способен ничего чувствовать…
Я слишком поздно поняла, что пялюсь на него из-за плеча своего Янтаря, не отводя глаза, когда сам Карат посмотрел своим жутким обволакивающим взглядом, в котором было темное сплетение тайн, хитрости и острого ума, усмехнувшись, оттого я вздрогнула, и как обычно мурлыкая томно и слегка растягивая слова, словно забавлялся даже с каждой произнесенной буквой:
— Просто так присматриваешься или планируешь открыть гарем на досуге?
— Это вовсе не то, что вы подумали! — ахнула я. краснея и косясь на Янтаря, который окинул наглого и язвительного Карата недобрым взглядом, ясно давая понять, что еще одной такой вот шуточки он терпеть не будет, и вырвет этот язык ко всем херам тюленьим, даже не думая о том, что Карат может быть сильнее, или быстрее, или опаснее.
Карата позабавило это лишь еще сильнее, когда его глаза заискрились и заиграли новыми опасными гранями:
— А о чем же я подумал?
— Даже не представляю о чем вы можете думать…Боюсь, что это мне и было интересно…
Мужчина усмехнулся снова, почему-то покачав головой и дернув неопределенно плечом.
Честно говоря, я не ожидала, что он скажет на это хоть что-нибудь, едва не вытаращив глаза, когда услышала его приглушенное и можно даже сказать спокойное, словно он перестал язвить на секунду:
— Можно просто спросить, что тебя интересует Я не кусаюсь. Сегодня.
И это было сродни тому. чтобы узнать, что метеорит все таки упал!
При чем, видеть воочию его фееричное падение, даже если затем оно станет нашей погибелью!
Воистину я чувствовала себя динозавром, который смотрел, затаив дыхание, на красоту и ужас последнего момента, глядя теперь в эти глаза, и выдыхая слишком наивно и глупо, но совершенно искренне:
— …вы совершенно ничего не боитесь?
Черные-черные пушистые ресницы этого мужчины опустились вниз, словно на секунду он задумался или прятал собственный взгляд, от которого бросало в дрожь.
Я даже не ждала от него ответа.
Завораживающим было даже то, что он в принципе задумался.
— Боюсь привязаться к кому то, — вдруг проговорил он, отчего меня пробрала дрожь, замечая краем глаза, как на нас обернулся отец, окинув Карата мягким взглядом, словно знал что-то такое очень глубинное и проникновенное, чего не мог знать никто из нас всех вместе взятых.
— Почему?… — прошептала я, чувствуя еще и то, что даже нарастающий гнев и недовольство Янтаря спадают, пока он сам косился на загадочного и такого разного Карата. который в эту секунду был серьезен и отвечал совершенно искренне, что уже само по себе было шоком.
— Это сделает меня уязвимым.
Разлилась такая тишина, словно даже лес, окружающий нас, оказался слегка в шоке от откровенности Карата.
— Тогда и я спрошу, раз уж сегодня у тебя хорошее настроение, — пробасил Янтарь, сверкнув своим солнечным взглядом хоть и не злобно, но как-то очень уж предупреждающе, — Что делают Кадьяки, когда на их женщин пялятся другие Беры?
Карат рассмеялся.
Сладко, чувственно, но весело, прищурившись и глядя на Янтаря с должным уважением, отчего на душе становилось тепло и как-то волнительно.
— Только в вашем роду и у Гризли можно обладать женщиной официально, — чуть дернул свой хищной черной бровью этот страшный и вместе с тем очень волнительный мужчина, назвать которого папой у меня не поворачивался язык, как иногда это делали Лада и Мия, — Кадьякам, как и сотни лет назад запрещено даже смотреть в сторону женщин, чтобы не было соблазна нарушить правила.
— Но ты ведь смотришь! — в этот раз изогнул язвительно бровь Янтарь, на что глаза Карата снова заискрились смехом и хищным довольством, словно он находил особенный шарм в том, кто был способен противостоять ему хоть в чем-нибудь, будь то словесная перепалка или бой.
— Не смотрю, наблюдаю. Но отвечу на твой вопрос — у нас бы за такое убили сразу же.
— Лучше скажи, за что у вас не убивают! — буркнул Ледяной, оборачиваясь на своего закадычного друга и хитрица, но глядя спокойно и с большим доверием, как не смотрел никто, считая Карата по меньше мере причиной всех бед, а то и главным врагом. — Начиная с простого взгляда на женщин и заканчивая лишним съеденным пирожком! Вы убиваете за любую провинность!
— Таковы законы наших предков, — просто пожал плечами Карат, спокойно вышагивая вперед и, наверное не обращая внимания на то, как я поморщилась, прижимаясь щекой к горячему ароматному плечу своего Янтаря и с огромным облегчением думая о том, как же я счастлива, что мой Бер из рода Бурых, где давно уже не придерживались этих варварских правил!
Уже подходя к дому. я заметила, как мужчины переглянулись между собой сосредоточенно и тяжело, словно что-то снова случилось.
И явно не из разряда приятного.
— У нас гости, — в своей мурлыкающей надменной манере проговорил Карат, на что Туман чуть пожал плечами:
— Это хороший друг Сумрака.
Но помолчал и добавил более приглушенно и мрачно:
— Но он не пришел бы просто так, если бы ничего не случилось.
Сумрак ждал нас на пороге, просто окинув своими серьезными серыми глазами, и не задавая ни единого вопроса на счет Грома, когда и без того было очевидно, что раз мы пришли без него, то все пошло по не самому оптимистичному и ожидаемому пути.
— Что опять случилось? — пробасил недовольно отец, поднимаясь на крыльцо и хмуря свои широкие брови, на что Сумрак лишь похлопал его по плечу, кивая в открытые настежь двери:
— Идемте, обо всем поговорим дома.
И все таки невозможно было не наслаждаться теми особенными чувствами доверия и единения наших старших Беров. Не смотря на то, что все они были из разных родов, меня искренне восхищало то, настолько они верили друг другу и какими трепетными и прочными были отношении их дружбы и братства.
Такие разные.
Такие сильные.
Хитрец и интриган Карат, чьей острый взгляд на жизнь и слова, смогли сломать не одну душу, но чья душа была спрятана за такой тяжестью прошлого, что страшно было даже ступить на берег этого черного озера.
Шумный и резкий Ледяной, чье сердце было горячим и огромным, способным вместить в себя боль и страх, каждого из нас, кого он называл своими детьми, защищал и оберегал так самоотверженно и искренне, что отцом его называл каждый от самого сердца.
Молчаливый и мудрый Сумрак, который пронес через всю свою жизнь светлую боль от потери любимой, которая никогда не была его, но за жизнь и счастье которой он поплатился жесткого и несправедливо, хранящий покой нашей большой дружной семьи и готовый всегда и во всем поддержать.
Именно они были фундаментом семьи.
Они собственным примером научили и доказали, что важнее кровного родства — незыблемая вера друг в друга, когда твоим братом может стать даже тот, кого принято называть врагом.
Разве можно было не восхищаться и не обожать эту троицу, видя, что они понимают друг друга, не проронив ни слова и просто обмениваясь взглядами?
Именно поэтому я затаила дыхание, наблюдая и сейчас, как Карат и Сумрак просто переглянулись, но словно мысленно уже провели целую беседу, когда взгляд Карата изменился. став тяжелым и сосредоточенным, а Сумрак сдержанно выдохнул, положив ладонь на могучее плечо друга и подталкивая его вперед.
Оставаясь на руках Янтаря, я могла лишь во все глаза наблюдать за происходящим вокруг когда и мы вошли в дом, где нас тут же окружили запахи готовящегося обеда, тепла, уюта и воркования малышни из спальни карапузов, когда я снова подумала о том, до чего же удивительная и волшебная эта семья!
В доме и на земле Гризли нашли свой приют и малыши рода Бурых, и Кадьяки и Полярные, веря и помогая друг другу. как часто не помогают даже в кровной семье!
Большой зал уже смело можно было назвать комнатой для совещания, оттого, что именно здесь велись все самые серьезные разговоры и принимались важные решения.
Вот и сейчас все собрались именно здесь.
Старшие Беры расположились на больших креслах как всегда рядом друг с другом, мы же занимали диваны и все остальное свободное пространство, не вмешиваясь, но оставаясь частью всего происходящего.
Север, Нефрит и Лютый стояли за спинами Педяного, Сумрака и Карата, как продолжатели рода, поддержка и защита нашей семьи, и носители той самой удивительной королевской крови, не вмешиваясь в разговоры старших, но имея весомое право голоса в любом обсуждении.
Только сегодня в большой комнате нас ждал незнакомый мужчина, который поднялся с одного из кресел, приветствуя всех кивком головы, и протягивая руку к Ледяному, который шел впереди всех, чтобы поздороваться по традициям Берсерков, когда мужчины обхватили друг друга широкими сильными ладонями в области сгиба локтей, склоняясь вперед, и на секунду прижимаясь друг к другу лбами.
— Я Бер Штиль, первый кровный сын Бера Восхода. И много слышал о вас от Сумрака, — мужчина улыбнулся искренне и широко, таким образом поздоровавшись и с Каратом, когда я поняла, что, судя по своим габаритам. мужчина был определенно чистокровным.
Вот только почему то без клыков.
И в полицейской форме!
— Штиль нашел меня на границе наших земель после Палача. Выходил меня и стал верным другом, — кивнул мягко Сумрак, опускаясь на подлокотник кресла, в которое сел мужчина, как часто любил садиться Карат рядом с Ледяным, словно был его и ангелом на правом плече, и демоном — на левом, — У нас нет тайн между собой, поэтому обо всем можете говорить ему не опасаясь.
Ледяной кивнул в ответ, пока Карат рассматривал Штиля долго, пристально и придирчиво, чуть выгибая бровь и говоря вкрадчиво и приглушенно, словно подкрадывался к нему:
— Если дослужил до звания майора, то уже достаточно долго живешь среди людей.
Штиль улыбнулся, кивая и глядя на Карата с таким задором, что даже мне становилось ясным, что Сумрак рассказал о семье достаточно, чтобы поведать о необычном и страшном для всех нас Кадьяке. который с легкостью мог стать и судьей, и палачом, и карателем.
— Обладая нюхом Бера процент раскрываемости преступлений сто процентов!
Очень удобно не только для справедливости, но и для повышения по карьерной лестнице!
Карат рассмеялся, сверкнув довольными хитрыми глазами, когда стало очевидным, что Штиль только что заслужил себе расположение этого странного Кадьяка.
— Ты просил меня узнать, нет ли пропавших среди моего рода из тех, кто живет не с нами, а с людьми, — обратился Сумрак к Карату, чьи глаза в миг стали непроницаемыми, а взгляд колким и тяжелым, растеряв всю свою лукавость и шутливость, — Штиль знает об обстановке в деревнях лучше меня, и он пришел рассказать о результатах.
— Я начальник сразу в нескольких отделениях, и так вышло, что населенные пункты, подопечные мне расположены как на землях Бурых, так и на землях Гризли, — начал Штиль серьезно и сосредоточенно, отчего становилось ясным, что ничего хорошего и воодушевляющего он не скажет, — Все дела у меня, поэтому собственно и отбирать ничего не пришлось. Вот.
Когда мужчина ногой пододвинул к себе журнальный столик, пришлось вытягивать шею, чтобы увидеть, как он раскладывает какие-то фотографии на нем в определенном порядке.
Всего их было шесть.
— Это все, кто пропал за последние пол года. Все высокие, крепкие мужчины. В криминале замечены не были. Большинство из них простые работяги, которые спокойно жили и никого не трогали.
— Наши среди них есть? — спросил Карат хоть и спокойно, но все таки так холодно и строго, что стало не по себе даже мне, пока я пыталась увидеть лица тех, кто пропали…по моей вине.
— Один.
Штиль отодвинул фото в сторону.
— Гризли значит, — отец пригладил свою аккуратную бороду, рассматривая фото так пристально, словно собирался сегодня же отправляться на их поиски, а поэтому запоминал мельчайшие подробности.
— Странно, что они сразу не начали с этих мест, — усмехнулся Карат злобно и хищно, — Здесь больше дичи, хоть она и мельче. Решили начать с нас, но обожглись.
— Ну, вот видишь, одумались, — сухо отозвался Ледяной.
— Я все проверил, — продолжил тем временем Штиль сосредоточенно, — Предпосылок для того, чтобы их грабили и убивали, не было. Месть, ревность, разборки на почве неприязни тоже отпадают. Ни следов преступления, ни тел обнаружено не было.
— Но всех объединяет двухметровый рост и крепкое телосложение, — практически закончил за мужчину Карат, тяжело помассировав переносицу, — Они отлавливают нас по старинке: просто выбирают самых крупных, а затем пытают до тех пор, пока не поймут силу и выносливость. Вероятней всего, что эти мужчины уже мертвы. А вот Гризли стал лакомым кусочком для дальнейших исследований. Теперь им проще только в одном — они знают точечно, где больше шансов поймать нам подобных.
Холодный пот выступил на моем теле от мысли о том, что же могли творить с пойманными Берами и людьми, которые даже не подозревали о происходящем!
— Я буду продолжать их поиски, но…
— Ты не найдешь их, Штиль, — выдохнул Карат отрешенно, словно речь шла про грибы, — Отработанные тела уничтожают. Даже праха не остается.
Воцарившаяся тишина была зловещей и ужасающей.
Я видела, как меняются глаза каждого из Беров, наливаясь жаждой мести и крови врагов, которые истязали и мучили незаслуженно братьев по крови и роду, чувствуя себя просто ужасно оттого, что стала толчком к тому, чтобы этого ужаса стало еще больше.
Да, я не хотела этого!
Да, я не знала, что мои слова могут привести к подобному!
Но разве теперь от этого было легче?..
Я никогда не горела желанием причинять кому-то боль, даже если и отличалась своим огненным характером и попытками показать, что я сильнее, хоть не физически, то морально, но сейчас я понимала наверняка, что если когда-нибудь встречу на своим пути одного из этих мерзких людей, которые мучают мне подобных, то убью даже не задумываясь!
Даже ненависть к ужасным и кровожадным Кадьякам отступала на второй план!
И Янтарь почувствовал мой настрой, приобнимая и переплетая наши пальцы в крепком замке, показывая свою поддержку и полное понимание настроя, словно обещая дать мне этот шанс выплеснуть все накопившееся внутри, чтобы дышать спокойнее и спать не просыпаясь даже в его родных и горячих объятьях, которые не спасали от кошмаров, когда отец поднял одно из фото, пробасив:
— А этот? Не крупный, и на нас не похож.
Кровь отхлынула от моего лица и в горле встала ядовитая желчь, когда я увидела того, кто был изображен на фото и числился в списке пропавших.
Отец был прав.
Он никогда не был похож на Берсерка.
-..Это он, — выдохнула я сипло, почувствовав, какими в миг стали холодными пальцы, даже если Янтарь сжал свою ладонь, согревая и поддерживая, пока его золотистые яркие глаза смотрели на меня хоть и слегка растерянно, но горячо и поддерживающее, словно он был готов в любую секунду кинутся вперед, обнять и просто унести не только из этой комнаты, но и земель Бурых лишь бы только я могла спокойно дышать и не глотать отчаянно желчь, застывшую в горле.
Странно, что меня понял лишь Карат, едко усмехнувшись и забирая из рук отца фотографию:
— Так значит это и есть тот самый прозорливый учитель?
Он рассматривал фото так, что казалось. что если бы можно было задушить через нее, то Карат бы сделал это уже с десяток раз, испытывая огромное удовлетворение от самого процесса и делая все максимально жутко и пугающе.
Ияне могла винить его за это…
— Пропал в числе первых, — проговорил Штиль, на что Карат язвительно дернул черной бровью:
— А вернее самым первым в этих местах.
— Да.
-..он сбежал через пару дней после того, как узнал… — выдохнула я хрипло, не в состоянии смотреть на того, кого думала, что искренне любила и поэтому поделилась тайной такой запретной, что до сих пор не могла прийти в себя, проклиная каждый день за совершенное, и вспоминая свою панику, когда не смогла найти его с холодным ужасом понимая, что сказка закончилась, даже не начавшись, и моя вера в него была не более чем мыльным пузырем воспаленного разума.
Теперь я знала, что значит любить по настоящему, встретив моего Янтаря и его семью, которая показала, что нет такой силы в мире, которая способна разрушить веру и любовь в тех, кто был ее частью.
— Заявление поступило от его родителей. Я не единожды осматривал жилище этого парня. Он не собирался сбегать. В доме все осталось не тронутым — вещи, продукты, какие-то записи по школьной программе. Было ощущение, что он просто вышел на порог в тапочках и словно испарился, — покачал головой Штиль, отводя глаза, когда встретился с колючим, тяжелым взглядом Карата:
— Я хочу увидеть его дом и все, что в нем осталось.
— Все осталось нетронутым. Забрали лишь несколько вещей, как вещ доки. Можем пройти. когда ты захочешь…
— Сейчас! По дороге расскажешь все, что ты узнал об исчезновении этих парней, — когда Карат поднялся с подлокотника, на котором сидел рядом с отцом, Штиль вскочил вслед за ним, сосредоточенный, но твердо готовый помочь всеми доступными ему средствами.
Почти все ушли вслед за Каратом и Штилем, в попытках помочь узнать, увидеть или понять еще хоть что-нибудь обо всей этой ситуации и самое главное — как отыскать тех, кто истреблял род Берсерков ради собственных низких целей.
К вечеру, когда все вернулись обстановка в доме стала еще более мрачная и угнетающая, а старшие Беры еще более задумчивые и сосредоточенные.
Теперь для всех чистокровных был полный запрет на свободное передвижение.
Все самые сильные и крупные Берсерки обязаны были оставаться лишь в пределах городов Беров и никаким образом не появляться на глазах у людей, а в ближайшие поселения были направлены те, кто почти не отличался от простых людей габаритами, но имел нюх, ловкость и быстроту зверя, чтобы пристально смотреть за всеми и сообщать обо всем странном, что могло привлечь внимание, а так же о всех приезжих или незнакомых людях.
Тайга была приставлена всё так же незаметно и издалека присматривать за Громом, пока все терпеливо ждали часа, когда мужчина придет в себя после смерти своей семьи и придет в наш дом, чтобы узнать все ужасающие подробности жизни Берсерков.
Хитрюга Карат теперь казалось, что просто ушел полностью в себя, почти не появляясь дома и постоянно раздумывая над чем-то, что явно немало пугало отца, который постоянно ходил за ним попятам и рычал, чтобы тот не смел совершать подвиги прошлого, потому что в этот раз он его может не найти, на что Карат мрачно усмехался и продолжал молчать.
Было жуткое непередаваемое ощущение, что петля вокруг нас затягивалась….
— У меня есть один друг, который может поколдовать над этой железякой, — задумчиво приглаживал свою отросшую щетину Нефрит, шустро и на удивление с большим знанием дела для Берсерка, работая с ноутбуком моего бывшего горе-возлюбленного, который любезно предоставил Штиль даже не смотря на то, что это был вещ. док.
— Не похоже, что к этому парню кто-то ездил в гости, чтобы он мог поделиться своими открытиями о мире Берсерков. Вероятней всего, он вел с кем-то переписку удаленно. В соц. сетях я не нашел ничего интересного. Никаких упоминаний о нас или даже каких-то намеков о мире медведей. А чтобы взломать его почтовый ящик моих знаний не достаточно, пап. Смотаюсь до города и передам ноут своему другу-хакеру…
— Не смотаешься, — мрачно и холодно отозвался Карат, хмуря брови и словно растеряв всю свою природную язвительность и лукавые смешинки в темно-зеленых глазах, — Останешься здесь, пока мы не поймем, что делать дальше. Позвони своему хакеру. Пусть он приедет к нам.
— Папа прав, — тут же быстро и взволнованно закивала Лада, оплетая пальчиками мощную руку своего огромного мужа, на что Нефрит лишь тяжело выдохнул, но согласился без дальнейших пререканий.
Словно темная туча нависла над нашим уютным большим домом, в котором казалось, что нас не тронет никакая беда, пока были все вместе, все рядом и поддерживали друг друга еще сильнее, когда мы с девочками пытались вести себя как прежде — много готовить, присматривать за малышами и очень сильно любить наших больших мужей, которые были самыми лучшими в этом мире и заслуживали безоблачного и огромного счастья. И долгожданного мира!
Я верила, что рано или поздно всё будет хорошо!
Просто очень хотелось, чтобы это случилось как можно скорее…и без потерь с нашей стороны!
Чтобы отправить неугомонную Мию спать, пришлось звать Севера, когда он просто унес ее в комнату и самолично уложил под одеяло, растянувшись рядом и больше никуда не отпускал свою шуструю мелкую жену, которой нужно было больше лежать. пока я домывала посуду в пустой кухне, копаясь в своих мыслях о прошлом, и надеясь найти в нем хоть какие-то зацепочки, чтобы помочь нашим отцам в поисках врагов.
Хотелось быть полезной и нести вместе со своим появлением не только беду, но и пользу!
Я отчаянно вспоминала все то, что учитель рассказывал мне о своей семье и малочисленных друзьях, которые остались в городе, но не могла найти в своей голове ни одной зацепки…ни имен, ни хотя бы упоминания о том, где они могли бы жить и как часто встречались.
Так погрузившись в тишину засыпающего дома и собственные мысли, я не сразу почувствовала, что теперь была на кухне не одна, ахнув и выронив тарелку, которую вытирала так тщательно последние минут десять, что наверное смогла бы просто протереть в ней дырку!
И обязательно бы эта несчастная затертая утварь перебудила бы всю семью, если еще не спавшую, то очень дремавшую, если бы ее не поймала одна очень ловкая ладонь почти уже у самого пола, когда самый любимый из голосов сладко пробасил:
— Золушке пора на бал. Хватит уже заниматься домашними делами!
Стоило этим крепким горячим рукам ловко нырнуть под мои локти, буквально овивая и сдавливая в нетерпении и желании, как все тягостные мысли улетучились, а недомытые тарелки были вероломно позабыты и оставлены до утра аккуратной кучкой, когда я улыбалась широко и блаженно, утопая в своем басистом великане, и упиваясь его ошеломляющим добром и светом, словно он на самом деле был истинным солнцем.
Он был моим золотым солнцем, войдя в жизнь так неожиданно и озарив собой каждый темный уголок моей разломленной души, согревая своим теплом и собирая горячими руками по крупицам в единую и целую, способную дышать и снова радоваться жизни!
Вот и сейчас я чувствовала, словно за моей спиной выросли крылья с его появлением, развернувшись в его руках, чтобы крепко обнять стройный обнаженный торс, прижимаясь к нему сильно-сильно, не в силах передать словами всю мою любовь и благодарность, и приглушенно рассмеявшись:
— Золушка чуточку не готова к балу!
Глаза, в которых пылало горячее солнце, и переливался душистым медом расплавленный янтарь, полыхнули заигрывающее и как всегда восторженно, словно мой большой Бер никак не мог насытиться тем, что я была рядом, заставляя каждый раз покрываться румянцем от этого волшебного ощущения собственной значимости и нужности в его жизни.
— Для этого у Золушки есть я! — промурчал Янтарь, словно был не медведем, а львом, склоняясь надо мной и даже не пытаясь скрыть своих далеко идущих намерений, когда его жадные горячие руки скользнули под мою одежду, опаляя кожу своими откровенными нетерпеливыми прикосновениями и пробуждая в теле сладостный гул ожидания его ласки еще и еще, пока я не рухну ошеломленная, восторженная и еле живая.
— Как-то ты немного изменилась, дорогая крестная Фея! — хихикнула я, уже даже не пытаясь упираться в его стальной пресс и подставляя лицо и шею для его нетерпеливых губ, которые скользили так умело и с истинной варварской жадностью, — Стала выше, моложе и возмужала!
— А еще у меня есть неплохая «волшебная палочка»! — хмыкнул Янтарь в ответ, на что я прыснула от смеха. чувствуя себя такой бессовестной довольной и обласканной.
О даааааа!
Эту «палочку» было тяжело не заметить!
Особенно, когда она весьма недвусмысленно упиралась в мои бедра, уже наполненная «волшебством» до самого конца и готовая удивлять подвигами снова и снова, заставляя верить в сказки. где все обязательно будут жить долго и счастливо!
— Будем фиячить мне новое платье и карету из тыквы? — тихо рассмеялась я, утыкаясь блаженно лицом в ложбинку между его могучей шеей и огромным плечом, когда Янтарь подался вперед, становясь со мной почти одного роста, но лишь для того, чтобы быстро и ловко стянуть с меня брюки, при чем сразу вместе с трусиками, покрывая поцелуями обнаженную кожу:
— Ты — принцесса из рода Беров! Тебе не нужна никакая одежда!
Я улыбнулась, подумав о том, что была бы не против ходить в чем мать родила, по крайней мере, в стенах дома, где было тепло, когда обожглась о мысль о том, что мы живем не одни, тут же ахнув и предприняв нелепую и совершенно бесполезную попытку натянуть хотя бы трусики обратно на себя:
— Янтарь!
— Мммммм? — промурлыкал он, ловко и напористо подхватывая меня ладонями под колени, чтобы приподнять высоко над полом буквально насаживая на себя.
— Мы на кухне!
— Я знаю, — как ни в чем не бывало пожал плечами мой большой вечно голодный во всех смыслах Бер, разворачиваясь так. чтобы подо мной была хоть какая-то поверхность и раздвигая мои ноги.
— На ОБЩЕЙ кухне!
И это хорошо, что холодильник, который оказался сразу за моей полуобнаженной спиной стоял у самой стены, потому что своим дребезжанием, оттого, что теперь я была прижата спиной к нему, мы бы разбудили весь дом, включая даже громко спящего отца, чей храп было слышно и на первом этаже, словно суровая колыбельная для малышни!
— Очень сексуальное место в доме! — заигрывающее улыбнулся Янтарь. лукаво выгибая свои необычные брови и глядя прямо в глаза горячо и облизывающее, когда наконец нашел идеальное для себя место, вжимаясь в меня спереди всем своим жаром и мощью, не давая возможности пошевелиться и хотя бы попробовать отодвинуть его от себя, и спасти собственную и без того хрупкую репутацию.
Дрыгаться было просто бесполезно, когда два метра мощи и сексуальности вдавливались в тебя дрожащую и отчаянно желающую его огненных ласк, пока мозг истерично визжал и пытался стучаться восклицательными знаками, которые я выдохнула в его мягкие манящие губы, что касались моего лица. то целуя, то прикусывая, отчего миллион мурашек разбегались по всему телу дрожью в нетерпении:
— …В любую секунду могут войти твои братья!
Янтарь хмыкнул, наваливаясь сильнее и фиксируя в такой позе, чтобы я могла только держаться за его плечи и не больше, буквально придавливая мои раздвинутые колени к дверце холодильника, когда я была перед ним дрожащая от ожидания, возбужденная и полностью раскрытая, проурчав в мои влажные от его ласк губы:
— Войдут, попьют и выйдут!
— Ты забыл добавить в середине: увидят нас и поперхнутся!
— Главное, чтобы не пришлось делать им искусственное дыхание, а остальное уже не важно, — усмехнулся Янтарь, подавшись вперед бедрами и входя в меня одним плавным, уверенным и мягким движением, глухо застонав в мои приоткрытые губы и застывая на блаженную дрожащую секунду.
До самого предела и даже чуточку больше, отчего на секунду куснула боль, но даже она была желанной!
До сбившегося дыхания, когда я вдыхала его одного, ощущая вкус на своих губах и кончике языка.
Мы застыли одновременно, наслаждаясь сполна этим моментом и глядя друг другу в глаза. где полыхала вся наша страсть и желание быть друг к другу как можно ближе, когда блики ярких золотистых глаз моего красивого мужа, словно солнечные зайчики касались моих дрожащих ресниц, снова делая его глаза совершенно нереальными и восхитительными.
— Пришло время для укольчика с витаминками, — улыбнулся шаловливо Янтарь, перемещая теперь свои ладони с моих коленей в область попы, чтобы придерживать, сжимать и насаживать на себя так глубоко и сильно, как только было способно принять мое тело.
— Я уже получила «витаминчики» утром, — улыбнулась я, глухо застонав, и поспешно утыкаясь в его шею лицом, чтобы приглушить этот звук и не пригласить никого слишком любопытного на кухню именно в эту секунду, когда мой Бер чуть подался назад, а затем снова вперед, создавая скольжение наших тел такое сладостное и чувственное, что в какой-то момент закружилась голова.
— Утром получила, а в обед пропустила дозу, поэтому сейчас она будет двойная, — промурчал Янтарь в мое ухо, чуть прикусывая мочку и возбужденно хмыкнув, когда я прикусила его кожу на шее в ответ, — Лечение должно быть объемным и систематическим до полного достижения нужного эффекта!
— Напомни мне, кто из нас болеет, — попыталась криво улыбнуться я, снова застонав и цепляясь за широченные плечи Янтаря, когда он подался назад и вперед, но уже с силой и приглушенным глухим шлепком, отчего я на секунду задохнулась, судорожно глотнув воздуха и выгибаясь, оттого как он заполнял меня собой настойчиво, жарко, глубоко и сильно, как истинный варвар.
— Сначала витаминки для медсестрички, а потом перейдем к восстановительному терапевтическому курсу для больного, — проурчал Янтарь, скользнув языком по моим губам и собирая своими губами мое отрывистое дыхание от его движений и попытку улыбнуться:
— После твоего восстановительного терапевтического курса медсестричку саму придется восстанавливать!
— Значит, увеличим дозу витаминчиков, — рассмеялся соблазнительно и многозначительно мой ненасытный Бер, выгибая брови и принявшись двигаться активно и ритмично, отчего все мысли просто вылетели из головы, оставляя лишь жар его тела и мои собственные ощущения, которые взрывались и плавились на каждом обугленном нервном окончании, заставляя задыхаться, стонать и царапать его спину, прижимаясь так сильно, что казалось, будто позвоночник скоро просто зазвенит или сломается!
И стало уже не важно, что нас могут услышать его бдительные и чуткие братья!
И что бедный холодильник в полном шоке шлепался приглушенно задней частью о стену!
Думаю, если бы в эту сладостную минуту на самом деле кто-то вошел на кухню. я бы лично попросила его подождать немного снаружи, по возможности не заглядывая через косяк!
Это было слишком всепоглощающее и крышесносное чувство, чтобы найти в себе силы остановиться хоть на секундочку до тех пор, пока этот шар не растопит тебя до тла, до последней выжженной эмоции, опустошая изнутри. и выжимая насухо все силы в дрожащем в конвульсиях теле, но даря при этом такую свободу и сладость, что хотелось этого еще и еще, снова и снова!
Не было в этом мире ничего более возбуждающего и восхитительного, чем истинная страсть настоящего зверя, скрывающегося в сексуальном большом теле, которое не знало покоя и усталости!
Кто окунулся в эту страсть единожды, не забудет ее уже никогда, с паникой и тоской осознавая, что всё иное стало блеклым и пресным!
Глава 9
Если вы думаете, что на кухне дело закончилось и витаминчики тоже, то вы плохо знаете моего мужа!
Не зря Север говорил о том, что Янтарь делает всё с приставкой «много», ох не зряяяя!
Янтарь на самом деле много ел, много смеялся, много обнимался.
И со МНОЙ «общался» тоже очень много! И активно! И горячо! И….в общем так, что под утро обласканная в усмерть я засыпала мертвецким сном, еще долго не в состоянии прийти в себя, даже если меня будили для очередной порции витаминчиков!
— …Я увитаминилась на год вперед с запасом, — сонно улыбалась я, засыпая прямо на Янтаре, как на самом лучше матрасе, распластавшись и не в состоянии даже открыть глаза, под собственным ухом ощущая, как затряслась его могучая грудь от довольного удовлетворенного смеха и слыша глубокие басы, когда он промурчал:
— Год — это слишком много! Скажем, на пару дней вперед и не больше.
Мой смешок получился истеричным, но все таки довольным, даже если я подозревала, что едва ли он сам продержится даже пару дней — максимум следующее утро и возможно обед, и снова бешеные витаминчики будут готовы к бою в полном обмундировании!
У меня не было сил даже чтобы просто ответить, хоть что-нибудь. даже просто жалобно простонать, прося о пощаде, когда Янтарь помолчал, выдыхая тяжело, но заканчивая свой выдох кривой усмешкой:
— Туман похоронит меня под этим столом…
Я сонно хихикнула, до сих пор с томным восторгом вспоминая всё то, что случилось на бедном сломанном в клочья предмете мебели, когда Янтарь решил «обновить» кухню в нашем невероятно уютном уже почти построенном доме, где из мебели был этот самый стол и только.
Теперь в доме были окна и двери, пахло теплой свежей смолой, и это место было самым желанным и выстраданным раем, о котором я могла только мечтать, даже в своем состоянии между липким сном и сладкой реальностью улыбнувшись от всей души и прошептав:
— …Как только мы сможем отблагодарить Тумана за всё, что он для нас сделал?
Построить дом — это нужно не просто умение. а золотые руки в купе с океаном терпения!
Наш дом был под стать его златоглазому хозяину — большой, теплый, душевный, способный вместить в себя всю нашу необъятную семью, с огромной кухней, которая занимала половину первого этажа, деля пространство только с залом, где был самый настоящий камин! А почти весь второй этаж занимала наша будущая спальня, не считая просторной детской для Молчуна.
— Назовем в честь него нашего первого сына, — поцеловал меня в макушку Янтарь, на что я улыбнулась еще шире, всей душой поддерживая эту великолепную идею, но боясь уточнить, сколько именно у нас планируется сыновей, если Туманом будет первый, — Но за стол он меня все равно прикопает!…
— Потому что стол предназначен для приема пищи, а не для того, что ты устроил, — хохотнула я, по-прежнему ощущая, как горят мои многострадальные и горячо обожаемые мужем ягодицы, что были вероломно и со вкусом искусаны, зацелованы и залюблены до синяков и мелких ранок от его зубов, когда он и сейчас легко похлопал обеими ладонями по ягодицам.
Я так и уснула лежа на нем, распластавшись, пока Янтарь спокойно лежал прямо на деревянном полу со стружкой в растрепанной копне волос и, надеюсь. без заноз на спине и своей сексуальной пятой точке, даже не представляя, когда и в каком состоянии он отнес меня в общий дом, уложив в спальне и дав возможность отдохнуть и набраться сил для новых доз «витаминчиков».
Но как бы я крепко не спала, а все равно вздрогнула, сквозь сон услышав истеричный топот ног в коридоре и то, как резко подскочил с кровати Янтарь, отчего матрас подо мной задрыгался, а я, словно шарик пинг-понга, пару раз подпрыгнула на нем, цепляясь за одеяло и пока ничего не понимая.
— Что случилось? — прохрипела я, судорожно пытаясь заставить свой оглушенный мозг работать, и выползти из кровати. когда поняла, что Янтарь не на шутку взволнован, и я бы даже сказала перепуган.
— Мия плачет!
— Рожает?! — ахнула я, вываливаясь с кровати и обматывая вокруг себя простынь, пока не понимая, куда именно упорхнула вся моя одежда, взвизгнув Янтарю, который кинулся к двери, — Оденься!!
Боже! Ведь по сроку было еще рано!
Я четко помнила, как наши опытные акушерки часто повторяли, что проще выходить рожденного семимесячного малыша, чем того, кто родился на восьмом месяце!
Я просто слышала это, не задумываясь никогда раньше, почему было именно так, но в эту секунду испугавшись совершенно искренне, потому что речь шла о моей семье и маленькой отважной сестре, которая отважилась на такой смелый шаг, как выносить малыша не просто от Берсерка, а от Бера королевской крови, да и еще и Кадьяка, которые в принципе по природе своей были гораздо сильнее и крупнее остальных родов!
Мой Бер так и вывалился в коридор, почти проломив собой дверь. прыгая на одной ноге и пытаясь натянуть на себя в беге штанину, а еще удержать на плече меня, хватающуюся за свою одежду в виде простыни и надеясь, что ее не сдует во время бега Янтаря, пока мы неслись к спальне Севера и Мии.
Первыми мы не были. и в коридоре столпились растерянные и взволнованные Беры, которых Янтарь вероломно растолкал, чтобы прочистить дорогу и увидеть, что крошка Мия сидела на коленях бледного Севера на первый взгляд в полном порядке, но почему-то со слезами в своих больших голубых глазищах.
Я не один раз видела процесс схваток, пока работала в местном родильном отделении местной крохотной больницы, где и было то всего четыре врача, поэтому отлично представляла себе, что такими вот милыми слезками дело никак не обойдется.
Да и все три наших отца были сравнительно спокойны, хоть и сидели внутри комнаты прямо перед ногами беременной крохи, явно не совсем понимая, что происходит с ней.
— Всю ночь плохо спала, — тихо рассказывал перепуганный и бледный Север, держа свою неугомонную маленькую жену осторожно на своих коленях и едва поглаживая выпуклый большой животик кончиками пальцев, — Думаю, что приснился плохой сон. Проснулась уже со слезами и никак не может успокоиться…
Карат, сидя на корточках перед девушкой и Севером тут же осторожно положил ладонь на пузико, словно пытаясь убедиться в том, что с малышом всё в порядке, как делал уже не раз, что меня всегда вводило в полный транс, ступор. а еще чувство полнейшего и безграничного умиления, потому что практически невозможно было представить, чтобы такой злыдень, интриган и язва, как Карат был способен на какие-то теплые и возвышенные чувства!
Особенно по отношению к простой человеческой девушке!
— Дочка, ну что с тобой происходит?.. — непривычно тихо и мягко проговорил Ледяной, выгибая вопрошающе брови и пододвигаясь ближе к Карату и самой девушке, которая всё это время продолжала тихонько всхлипывать, глотая горькие слезки, — Это был всего лишь кошмар и ничего больше. Смотри, все мы здесь, рядом с тобой.
Потянувшись вперед, он осторожно вытер большой ладонью мокрые дорожки на белых щеках девушки, заглядывая в ее глаза проникновенно и успокаивающе, как может смотреть, поддерживая, только настоящий отец.
— …слоник, — вдруг выдохнула Мия дрожащим голоском, заставив всех изумленно и недоуменно переглянуться, — Мне приснился слоник. Он бродил по нашему лесу потерянный и испуганный, а я хотела забрать его себе и никак не могла…
— Если слоник розовый, то ждем девочку, — хмыкнул Лютый где-то за спиной Янтаря с явной долей облегчения, — Это хороший знак, принцесса лесов, ты зря плачешь, девочка.
— А если будет мальчик, то это означает, что у него будет хороший «хобот», — широко улыбнулся Янтарь, получив под бок локтем от Нефрита, но все равно общее напряжение спало и все смогли выдохнуть облегченно, кроме отца, который вдруг всплеснул руками:
— Во имя святых яиц Праотца нашего, доча! Где я тебе возьму слоника посреди тайги?!
Но стоило крохе закрыть ясные глаза, откуда снова градом покатились слезы, как все Беры были готовы сейчас же собираться в дальний поход за слоником, даже если ради этого пришлось бы ограбить какой-нибудь близлежащий зоопарк под бурчание растерянного отца, который впервые не голосил и не басил, оттого что явно не знал, как реагировать на все происходящее:
— Нет, ну ты только посмотри на нее! И ведь всю беременность вела себя как ангел!
Никаких странных пристрастий в еде, вроде акулы с ананасом…
— Да уж, спокойно ела сырую замороженную рыбу и мясо… — скептически дернула бровью Злата, проговорив сухо и спокойно, — Замечательная и совершенно обычная диета для беременной девушки!..
Вот только отец выпада Златы не заметил, тут же продолжив:
— Никаких истерик! Даже токсикоза не было, и вот на тебе! Дождались слоника!
Все улыбались и теперь не выглядели напряженными и испуганными, когда Янтарь толкнул в бок Нефрита, который полез срочно в свой телефон, принявшись там что-то искать, иногда хмурясь:
— Ты чего?
— Ищу в соннике, к чему снится слон, — с совершенно серьезным видом отозвался Нефрит. на что отец пробасил:
— И к чему рыба снится, тоже посмотри!
— Если живая и плавающая, то к беременности, — вдруг улыбнулась Мия, вытирая слезы с мокрых щек, на что все разразились хохотом, включая Севера и Карата, когда лицо Ледяного вытянулось в шоке, а глаза распахнулись.
— Можно найти игрушечного слоника, — пожал плечами примирительно Карат, заглядывая в глаза Мие и чуть улыбаясь, — Думаю, что это будет неплохая альтернатива живому.
— Правильно! — тут же пробасил отец, закивав горячо головой, — Ни кормить не надо, ни убирать за ним!
— Там, где я жила, точно есть отдел мягких игрушек в местном магазине! — быстро проговорила я, радуясь тому, что хотя бы в этом смогла быть полезной, вот правда пока не уверенная в том, что там были именно слоны, замолкая, когда Карат вдруг обернулся на меня. смерив странным взглядом.
Не осуждающим, нет.
Просто в его темных зеленых глазах снова промелькнуло что-то такое тайное, отчего я напряженно застыла, сейчас уже не уверенная в том, что решила подать хорошую идею.
— Там, где ты жила и пропала некоторое время назад, тебя все еще помнят, — чуть дернул он бровью наконец, проговорив приглушенно и как всегда приторно сладко, но делая это словно с каким-то предупреждением, чтобы я не смела с ним спорить или даже подумать о том, к чему эти слова, — Если сейчас ты неожиданно вернешься в окружении двухметровых мужчин и одной беременной девушки, то явно привлечешь к себе много внимания, а это нам совершенно не нужно в сложившейся ситуации.
Да, определенно с этим было не поспорить, когда даже отец закивал серьезно, оборачиваясь на нас и глядя серьезно и задумчиво, пока Карат продолжил:
— Лучше отправляйтесь в дальнюю деревню. Там вас никто не знает, да и парни Сумрака держат ситуацию под контролем и не докладывали ни о чем странном. К тому же Тайга будет поблизости и сможет помочь в случае непредвиденных ситуаций.
На этом и порешили, когда идею Карата поддержали и отец и Сумрак.
— Только сначала завтрак! — поднялся с корточек отец, громко хлопая в свои большие широкие ладони и словно давая команду всем расползаться по своим комнатам, чтобы проснуться окончательно, собраться с бегающими мыслями и начинать новый день блинчиками, пирожками, тостами, яичницей и ароматным травяным чаем, который снимал усталость накопленной ночи.
К счастью Мия успокоилась и снова возилась на кухне, помогая нам с девочками в силу своего непростого положения, сидя на коленях у Севера, который не отпускал жену ни на минуту и постоянно носил только на руках, но не мог ей запретить ловко орудовать кухонными приборами, когда девушка чистила и резала овощи для рагу на обед.
Через пару часов, когда наши большие и вечно голодные медведи были сыты, добры и довольны, мы собрались на вылазку в дальнюю деревню, совместно с отцами решив, что вместе с Севером и Мией пойдем еще и мы с Янтарем, как представители рода Бурых.
То, что может произойти по дороге что-то страшное никто не думал.
Чужаков в деревне не было, в лесу все было тихо, потому что на землях Гризли круглосуточно дежурили самые крупные и подготовленные парни Сумрака, но уже уходя из дома, облаченные в легкие куртки и шапочки мы с Мией обернулись, слыша загадочный и как всегда умилительно сладкий голос Карата, в который не верилось ни единой секунды:
— В черту самой деревни лучше идите одни без мужей. Пусть они ждут вас на границе, чтобы не привлекать лишнего внимания своими габаритами.
Словно Севера и Янтаря можно было заставить остаться в сугробах и лесах, пока мы пойдем в деревню! Одни!
Интересно, какая сила смогла бы заставить их сделать это?
Правда спорить с Каратом мы не собирались, просто молча закивав головами и отправляясь в путь, который лично мне был только в большую радость!
Не то, чтобы я устала от нашей большой, дружной и всегда шумной семьи, но привыкшая жить в последнее время в полном одиночестве, для меня было блаженством побыть немного в тишине и полнейшем покое молчаливого зимнего леса, находясь при этом в крепких объятьях моего неугомонного сильного мужа, который не дал сделать и пары шагов по глубокому рыхлому снегу, предпочитая нести меня на руках, обнимая крепко, но осторожно.
От размеренного шага Янтаря в какой-то момент я даже задремала, окутанная его теплом и родным солнечным ароматом, обнимая за мощную шею и положив голову на большое плечо.
Мужчины о чем-то приглушенного переговаривались — мягко и спокойно, отчего состояние неги можно было ощутить почти физически, и всё вокруг было таким волшебным и умиротворенным, что казалось, что просто не может ничего случится в эту минуту.
Прекрасный зимний лес, словно белоснежные крылья ангела и тепло любимого мужчины, мягкий смех Мии и удивительный голос Севера, который был похож на бархат.
О чем можно было мечтать еще?
Вот только сон прошел моментально, когда я ощутила, как под моими ладонями напряглись плечи Янтаря, отчего и без того выпуклые тугие мышцы затвердели и стали буквально каменными, а низкий голос пробасил приглушенно:
— Север, уходи. Меня они не тронут.
Кто не тронет?!
— Мы идем вместе, — хоть и мягко, но упрямо отозвался Север.
Дернувшись всем телом и видя теперь серьезные и мрачные глаза своего солнечного Бера, которые никогда не теряли своего тепла и радушности, если только ситуация не становилась из ряда вон плохой и опасной, я крутила головой, пытаясь понять, что происходит, и почему оба Бера остановились, аккуратно поставив нас с Мией на землю.
Вернее в рыхлый снег по самый живот, куда мы неловко провалились, продолжая держаться за широкие ладони мужей.
Нет, страха не было.
Ведь мы были с одними из самых сильных и крупных Берсерков ныне живущих на земле, и прекрасно понимали, на что способны наши мужья особенно в ярости, но стало не по себе, когда на поляну со всех сторон, словно стая шакалов, что пыталась окружить, стали выходить другие Беры. Моего рода.
Не такие сильные и крупные, но их было больше десятка и настроены они были явно не самым дружественным образом, когда подкрадывались к нам, пылая жаждой наживы и ярости, глядя своими алчными разъяренными глазами на Севера и крошку Мию, которая спокойно стояла рядом со своим огромным величественным мужем, словно маленькая королева, готовая принять любую учесть любимого с поднятой головой без слез и стенаний.
— Идите, куда шли. не останавливайтесь. — пробасил первым Янтарь, предупреждающе сверкнув своими глазами, в которых уже не было солнца и тепла, — И не мешайте нам на нашем пути.
Мелкие Беры принялись злорадно усмехаться и скалиться, на самом деле напоминая скорее поедателей падали, нежели медведей, отчего мне стало стыдно и обидно на свой род до желчи во рту, когда хотелось плюнуть на снег, показывая этим, что на них невозможно было смотреть без презрения и омерзения.
Они считали себя крутыми парнями, которые наводили ужас на округу тем, что запугивали простых людей, отбирая у них все, что только могли найти, насилуя ни в чем неповинных девушек и бросая их в лесу едва живых, но на самом деле были не чем иным, как отбросами процветающего когда-то рода Бурых. не достойными своей медвежьей крови.
Каждый из них думал, что их сила в единстве, но едва ли они представляли, на что способен один только чистокровный Север, чья сила и благородство были воистину королевскими и способными растерзать каждого из них за считанные секунды.
И, знаете, впервые я хотела этого от всей души!
Чтобы Кадьяк поставил на место тех, кто унижал род Бурых, даже если они были моей крови!
Именно так и сейчас рушились стереотипы, которые были во мне со времен сказок, рассказанных папой о том, что наш род самый миролюбивый и добродушный, а Кадьяки — это зло в чистом виде…
Так же как и я, эти Беры мало чем отличались от простых людей, но могли ощутить мои эмоции, принявшись порыкивать и демонстративно показывать, что и я для них стала врагом.
Впрочем, меня это волновало меньше всего, когда я выплюнула, не скрывая своего омерзения:
— Вы явно не дружите с головой, если считаете, что сможете выжить в схватке с чистокровным Кадьяком!
Поляна наполнилась мерзким и совершенно глупым хохотом этим недалеких мужчин, которые считали иначе и не собирались отступать.
И ладно!
Я предупреждала!
Пусть потом не воют и не рыдают, когда будут умирать в жутких муках, оставшись без всех конечностей, словно раздавленные кузнечики!
— Это наша земля, наша территория! — рявкнул кто-то из них озлобленно, — И за проход по ней каждый обязан платить!
Север смотрел спокойно, открыто, но тяжело на эту совершенно нелепую компанию самоубийц, считающих себя королями мира, положив одну ладонь на хрупкое плечико своей жены, не вступая в перепалку, но больше всех нас вместе взятых ощущая напряжение и все те эмоции, которые смрадом неслись со всех сторон.
Они ненавидели его за то, что он Кадьяк.
За то, что он сделал с нашим родом, даже если именно Север меньше всего был виновен в происходящем.
…То что чувствовали эти мерзкие Беры вызывало во мне еще и чувство огромного стыда, ведь еще пару недель назад я мало чем отличалась от них, искренне ненавидя всем сердцем сам род Кадьяков, не представляя, что и среди этих кровожадных, жестоких Беров могут быть отличные парни, верные друзья и преданные братья.
Как не представляла и того, что среди рода Бурых могут быть такие отморозки, когда именно мы считались самым в прямом смысле человечным из всех остальных родов Берсерков.
Жизнь научила меня не делать выводы наперед, ничего не зная о ситуации, открыв свои объятья в семью, которая была столь необычной, что услышь я о ней до этого момента, то ни за что бы не поверила.
— И чем же вам платят за проход по этой территории? — мрачно и сухо хмыкнул Янтарь, касаясь меня всем своим напряженным телом, но не трогая руками, явно готовый к любому выпаду и к тому, чтобы защитить своего брата и малышку Мию, готовый отдать даже собственную жизнь, как были готовы его братья отдать свои жизни за него, встав на пути самих Палачей.
— Деньги, сотовые, ценности, — проговорил кто-то из Беров, нахально оскалившись и окидывая меня через чур плотоядным взглядом, — Но раз у вас ничего нет, то мы заберем ваших девок.
Словно вспышка или маленький предупреждающий взрыв я ощутила со стороны Севера, заметив, как его синющие яркие глаза на секунду прищурились, просканировав того, кто посмел сказать эти слова, и даже если голос Бера прозвучал спокойно, размеренно и без явной угрозы, меня бросило в дрожь:
— Посмотришь на нее еще раз, и останешься без глаз.
Вот любой здравомыслящий Берсерк еще с раннего детства знает одну простую истину: злой Кадьяк-мертвый ты!
Но, видимо, этих мужчин родители в детстве не научили ни манерам, ни совести, ни здравомыслию, потому что один из мерзавцев демонстративно уставился на меня, а потом еще и посмел перевести свои нахальные мерзкие глаза на беременную Мию.
Реакция Севера была столь молниеносной, что не ожидала даже я, при том, что уже видела силу Кадьяков в действии, их скорость и маневренность!
И наверное даже хорошо, что я не успела понять, что именно сделал Бер, когда наглый самоуверенный мерзавец из рода Бурых истошно закричал, падая в снег на колени и хватаясь за окровавленное лицо, пока багровая кровь текла по его рукам и падала на чистый снег красной россыпью. разбавляя свежий морозный аромат стойким и тошнотворным запахом крови.
Никто из них не ожидал ничего подобного, самоуверенно надеясь на то, что если их больше, то Север не посмеет сделать и шага в сторону!
Сразу видно, что Кадьяка они видели перед собой впервые, и жизнью еще научены не были!
Но теперь вспышки ярости сменились паникой и еще большей ненавистью, с которой мерзавцы понимали, что в этот раз всё не будет так легко, как обычно, и что рассказы и легенды о невероятно сильных и кровожадных Кадьяках вовсе не выдумка, и их большому сожалению не преувеличение.
Я еще не успела моргнуть, а Север уже снова был рядом с Мией, и можно было даже подумать, что его телодвижение мне всего лишь привиделись, если бы не окровавленная рука мужчины, с которой так же капала кровь.
— Мои глаза! — истошно и перепугано вопил до хрипоты Бер, прижимая дрожащие ладони к лицу, и пошатываясь даже сидя в снегу, когда его начинало трясти от осознания того, что проходят долгие и жуткие секунды, а мир вокруг остается по прежнему черными, и лишь запах крови и эмоций его нерадивых дружков говорили о том, что всё только начинается.
Теперь они боялись.
Пылая яростью и желанием отомстить за своего покалеченного товарища, который, вероятней всего останется слепым, при условии, если вообще выживет, никто из них не мог найти в себе смелости, чтобы кинуться вперед и первым напасть на своего обидчика, что превышал и в росте и в силе их всех.
А ведь Север еще даже не начинал драки!
Просто продемонстрировал малую долю того, на что способен, словно сделал предупреждающий выстрел в воздух!
— Предатель! — кинулся один из Беров на Янтаря, зарычав и начиная багроветь оттого, что хотел порвать на части спокойного и сосредоточенного Севера, но слишком отчетливо понимал, что силы неравны, отчего бесился еще сильнее, буквально брызгая слюной от своего возмущения и ненависти, — Пойдешь против собственной крови, ради спасения чертова Кадьяка?!
Янтарь скривил в ответ губы, не в силах сдержать в себе все те эмоции, которые были и в моей душе — полную неприязнь и омерзение к тем. кто был нашей крови — пробасив в ответ:
— Он — мой верный брат, проверенный годами, кровью и болью. А вас даже язык не поворачивается назвать братьями, не смотря на общую кровь наших великих предков, которых вы не достойны!
Лучше и не скажешь!
Я поддерживающее сжала ладонь своего большого мужа, готовая лично броситься вперед и выцарапать глаза оставшимся негодяем, завершая дело, начатое Севером, и не дать в обиду тех. кого тоже искренне считала своей семьей и полюбила всей душой.
Самым идеальным было бы, если бы эти выродки просто ушли с нашего пути и больше никогда не появлялись.
Вот только мои надежды на то, что мерзавцы в панике убегут, поджав хвосты, таяли, тогда как в них добавлялось наглости по мере того, как на поляну выходил новый Берсерк рода Бурых.
Вероятней всего их вожак.
А еще достаточно крупный, и скорей всего почти чистокровный.
Он шел целенаправленно и явно не для разговоров, а еще он единственный не боялся.
Скорее от него веяло азартом, словно он не знал боли, ни смерти, заинтригованный тем, сможет ли победить самого настоящего Кадьяка, чтобы доказать в первую очередь себе собственную силу. смелость и выносливость, а заодно еще больше подняться в глазах своей шайки.
И снова я подумала о том, что он не представляет силы Кадьяка королевской крови, поэтому так опрометчиво глуп и самонадеян!
Впрочем, меня это уже мало волновало, когда Янтарь устремился вперед, сделав всего пару резких шагов, чтобы поставить меня рядом с Мией, и встать спиной к спине к Северу, когда мы оказались между нашими мужьями, защищенные и согретые их жаром.
Первым кинулся тот крупный Бурый, тут же улетев за пределы заснеженной поляны, когда Север просто оттолкнул его от себя, не пытаясь даже навредить, когда мне захотелось злорадно похихикать от выпученных глаз остальных мерзавцев, которые снова растерялись и не понимали им спасать свои шкуры и бежать с клеймом позора. или следовать за своим сумасшедшим предводителем, которому явно надоело жить?
Но выбора у них не было, потому что главарь что-то разъяренно закричал, снова выскакивая на поляну и бросаясь вперед, видимо твердо намеренный хотя бы повалить Севера на лопатки, а вслед за ним бросились и все остальные, как бы страшно им не было.
Вот только и во второй раз предводитель этой заводной компании улетел в кусы с разъяренным воплем и под хохот Янтаря ему вслед:
— Тебе еще не надоело, белка-летяга?
— Послушайте свои инстинкты и уходите, — чуть дернул черной бровью Север, когда остальные в рассыпную бежали прямо на наших Беров, напоминая скорее муравьев или стадо кабанчиков, которые не знали куда им направить свои рыльца, но упрямо неслись вперед, даже если я была уверена, что от паники и страха у каждого из них дрожали не только колени.
Зря они не послушали Севера и не воспользовались шансом уйти без увечий и потерь!
А потом «белок-летяг» стало в разы больше, пока мы с Мией были в полной и абсолютной безопасности за спинами наших бесстрашных мужей, которые только и успевали отшвыривать от себя орущих трясущихся Беров.
Ха! Ну еще бы!
Это вам не простых людей грабить и запугивать!
Меня же удивляло другое: ни Север, ни Янтарь не пытались причинить вреда этим трусливым налетчикам, просто откидывая раз за разом их от себя и от нас, и оставляя целыми и руки, и ноги, и головы, хотя я прекрасно знала, что им не составило бы труда убить каждого из них одним только ударом своей огромной мощной руки, при этом даже не обращаясь в зверей.
Не знаю, что было тому причиной.
Возможно, не хотели снова разбудить карапауза, который всегда бурно реагировал на любые потасовки и запах крови, отчего Мие было тяжело и больно, когда он начинал двигаться и всячески показывать то, что он уже не спит. а хочет стать участником событий.
Больше всех старался неугомонный предводитель, которого не смущали запредельные полеты снова и снова, отчего лично мне хотелось уже смеяться вслух, не сдерживаясь, особенно, когда первым не сдержался Янтарь. от души захохотав на очередной полет главаря банды. в который его в который раз отправил Север:
— Слышь, друган, ты не в космонавты случаем готовишься?
Сдерживаться не получилось и тихо засмеялись даже мы с Мией, когда Янтарь выдавил виновато улыбаясь: «Ой, прости, я случайно!» отправляя очередного «Летуна» не просто ускорением ладони, а кулака, отчего лицо бедолаги тут же помялось, и сквасилось от боли и брызнувшей крови.
Смех и шутки закончились неожиданно, когда главарь все-таки видимо устал совершать полеты и вылезать из очередного сугроба униженный и пристыженный в глазах своих нерадивых соратников, и решил сменить тактику своих тщетных нападений, теперь понимая, что Севера ему никак не победить и даже особо вреда не причинить. как бы он не пытался махать кулаками и хвататься за самого Кадьяка.
Конечно же, он чувствовал, что Мия — жена Севера.
И что Берсерка, которого невозможно ранить физически, можно ранить прямо в сердце, если добраться до девушки, которая носила их малыша…
Уж если даже я почувствовала, что настрой и помыслы мерзкого главаря, которые от Кадьяка кинулись резко и слишком самонадеянно в сторону его жены, то что говорить про Янтаря и тем более Севера, от огромного мощного тела которого пошел жуткий жар, настолько сильный, что его ореол можно было даже увидеть собственными глазами прозрачными языками, словно мы все были рядом с полыхающим костром!
У меня волосы встали дыбом от рычания Севера!
Такого низкого. грозного и предупреждающего, что у меня зашевелились волосы даже на затылке и при том, что были заплетены в косу, а в голове пронеслась единственная мысль, что этим незадачливым медведям-летягам всем хана!
А еще было приятно осознавать, что мы действовали слаженно, словно единый мозг и сердце, практически в одну короткую секунду. в которой Янтарь сделал шаг к нам, заслоняя собой и готовый кажется раскинуть руки и бегать по кругу, чтобы только не допустить ни единого косого взгляда в нашу сторону; я прижала к себе собранную Мию, оттопырив слегка зад, чтобы не придавить ее пузико и обнимая своими руками. пытаясь обхватить так, чтобы загородить собой как можно больше хрупкого тела; а Север сделал выпад вперед столь стремительный и резкий, что все Беры просто шарахнулись назад с распахнутыми глазами, полными неприкрытой паники и явного страха.
Ей-богу, если бы я была уверена, что Мия сможет удержать меня на себе. то просто обвилась бы вокруг нее подобно питону. лишь бы защитить со всех сторон от возможного посягательства, даже если знала наверняка. что скорее Север разорвет мир пополам, чем с его хрупкой жены упадет хоть один волосок.
Забавно было видеть и ощущать смятение и явную панику на лице наглого и неугомонного предводителя Бурых, когда его физиономия вытянулось, а глаза распахнулись в преддверии ощущения, что всё, он допрыгался!
Вернее, долетался и разозлил большущего Кадьяка до состояния кипящей лавы в его крови!
Как говорится — за что боролся, на то и напоролся, но теперь отступать было некуда, и бесполезно было дрыгать своими убогими ручками и ножками, когда Север поймал его на лету за шею, сдавив так, что Бер истошно захрипел, явно в ту секунду пытаясь позвать на помощь своих шакалов, которые испуганно расползались по сторонам, боясь отвести взгляд от разгневанного Кадьяка, в ужасе ожидая, что теперь он кинется за ними и перебьет всех, даже особо не напрягаясь.
И Север мог бы это сделать!
Думаю, сделал бы не сдерживая собственного удовлетворения, упиваясь кровью, паникой и болью тех, кто посмел посягнуть на святое и то, что принадлежало ему одному, но и сейчас он не торопился утопить лес в крови, даже если его дыхание изменилось, став звериным, и бархатно черный зрачок уменьшился до едва видимых размеров, показывая, что зверь рвется на свободу.
Пока Бурый болтался в его руке, безуспешно пытаясь найти под собой опору и цеплялся за мощную ручищу Севера, я не могла отвести завороженных глаз от Кадьяка, своей кожей ощущая его внутреннюю борьбу!
Это было завораживающе мощно!
Никогда еще в своей жизни мне не доводилось испытывать ничего подобного, когда я подрагивала в такт биения его сердца, буквально впитывая в себя силу и ярость огромного беспощадного зверя. который рвался, чтобы совершить справедливый суд, и осознанность человека в Севере, чья сила и упрямство не уступало звериному, поэтому то мерзавец и был все еще жив!
Север походил на действующий вулкан, пока под его кожей бурлила огненная лава, рвущаяся на свободу, но он был достаточно силён, чтобы не пустить ее наружу. сжигая всё вокруг.
Из-за любви к Мие и малышу!
Как бы не сжимались его длинные сильные пальцы на шее бледнеющего и теряющего силы поддонка, как бы не мечтал сам Север разорвать его на части, но стоило Мие выдохнуть тихонько и едва слышно: «Север, не надо…» и огромный могучий Берсерк, чья сила была такой огромной и такой обжигающей, сдержанно выдохнул, разжимая пальцы и отбрасывая от себя мужчину. как мешок с грязью и падалью.
Вот только в этот раз он не приземлился снова медведем-летягой в очередной сугроб, оставляя после себя только ворох снежинок над мирно спящей землей.
Он повис в руке другого Бера…
Того, кто наблюдал за происходящим колко и пристально, не вмешиваясь до этой секунды, словно пытаясь понять и прощупать каждую мысль и побуждение Севера.
Того, кто подобно самому Северу обладал той же силой и скоростью, потому что в его венах текла особенная королевская кровь. Та самая, что текла когда-то в теле самого Праотца всех Берсерков!
Того, кого я совершенно не ожидала увидеть здесь, отчего растерянно застыла, глядя распахнутыми глазами и почему-то в первую секунду не на шутку испугавшись.
Почему?…
Северу и Янтарю не составило бы труда раскидать это отрепье по сугробам и продолжить спокойно путь дальше в дальнюю деревню в поисках плюшевого слоника. Даже особо переживать не следовало.
Но когда напротив нас стоял Берсерк королевской крови. чья сила, мощь и скорость была равна Северу, то столкновение двух Беров было подобно столкновению двух гор, от которых земля содрогнется и застонет!
Гром даже не обращал внимания на хрипы и попытки что-то промямлить горе-предводителя, который избежал одной мясорубки, не успев даже вдохнуть полной грудью. как оказался в клешнях.
И пока было не ясно, Гром пришел сюда, чтобы спасти своих от кровожадного Кадьяка, и наказать тех, кто решил буянить на его территории? Или навести порядок, и убрать с лица земли тех, кто позорил его род?
Пока я чувствовала только то, что он был зол. Очень.
И не сводил хмурых сосредоточенных глаз с Севера, рассматривая его без стеснения, но и явно без особого воодушевления, и я очень боялась, что эта неожиданная встреча закончится не самым лучшим образом, учитывая тот факт, что не так давно Гром узнал о смерти всей своей семьи. От рук Кадьяков.
Эта боль не пройдет так быстро.
Боль оттого, что не было возможности просто попрощаться и найти могилу.
Оттого, что не было рядом в тот страшный момент, чтобы защитить или умереть рядом.
Эта боль была в нем словно кровоточащая рана, и появление Севера было подобно соли, которую в эту самую рану насыпали с горкой, отчего хотелось кричать до хрипоты и убивать всех на своем пути.
Хотелось кинуться вперед, чтобы быстро и сбивчиво закричать, что Север не такой как все Кадьяки! Теперь я знала это точно, я видела это своими глазами, с ужасом понимая, что до Грома не докричаться, даже если сам Север смотрел на него спокойно и тепло, всем своим существом ощущая боль потери близких, не говоря ни слова, но не скрывая от мрачного сурового Грома того, что он понимает его и поддерживает.
Это словно была молчаливая беседа на одних лишь инстинктах самых сильных из всех родов Берсерков. которых объединяла кровь единого предка, давая им возможности, о которых другим и не снилось.
Вот только душа Грома не становилась мягче…
Облаченный в простую широкую рубашку и заляпанные мазутой джинсы, он походил скорее на льва своей распущенной шевелюрой, что овивала его широченные плечи, и мрачным тяжелым взглядом, в котором не было спасения ни для кого.
Лишь на секунду он отвлекся от изучения Севера, скользнув взглядом по Янтарю, что подошел ближе к своему брату явно давая понять, на чьей стороне будет биться в случае нападения Грома, и по нам с Мией, вдруг застыв.
Густые ресницы Грома, отливающие золотом на пушистых кончиках, застыли, когда мужчина увидел круглый выпирающий животик крошки, который я старательно прятала и защищала собой, как только могла.
Он был не просто растерян, а шокирован и обескуражен!
Настолько, что даже Янтарь недоуменно оглянулся на нас с Мией, явно не понимая эмоций хмурого Грома и не ожидая от него чего-то подобного.
Прошло несколько долгих напряженных и недоуменных секунд, прежде чем огромный Бер смог справиться с собой, снова сосредоточившись только на Севере, и мрачно кивая на болтающегося в своей руке мерзавца, который продолжал скупить и хрипеть что-то нечленораздельное:
— Почему не убил?
— Не в моем праве вершить этот суд, — серьезно ответил Север, чуть хмурясь, но не боясь того, что Гром решит отомстить ему за все те грехи, которые совершил род Кадьяков, даже если был последним среди них, кто должен был пострадать, — Мой род причинил и без того слишком много вреда роду Бурых, чтобы я смог забрать еще одну жизнь.
Гром хмыкнул мрачно и жестоко, не воспылав дружелюбными чувствами в Северу даже после этих слов, за которые я мысленно надела на голову Кадьяка сияющую драгоценную корону, искренне восхищаясь его самоотверженностью и добротой, которые в принципе кажется были не присущи роду Кадьяков.
— Ты неплохо умеешь управлять собой для того, в чьей крови течет огонь, — все так же сухо и мрачно отозвался Гром, не выпуская из своей пудовой ручищи бедолагу-летуна, и совершенно не обращая на него внимания, даже если тот уже начал синеть от недостатка воздуха.
— Поэтому я — Север, — чуть склонил голову в ответ наш отважный и мирный Кадьяк, тем не менее наблюдая за Громом пристально, и замечая каждую деталь, которую нам с Янтарем было не дано заметить или почувствовать.
Гром ничего не ответил на это, проигнорировав приветствие, но пробасив своим мрачным тяжелым голосом и кивая на напряженно застывшего Янтаря, готового к любому выпаду здоровяка:
— Видимо ты в этой же странной компании, когда к моему дому приходили Гризли, твой друг Бурый и тот сумасшедший старик из рода Полярных, а иначе бы Бера из рода Кадьяков не оставили бы в живых на наших землях.
— У нас странная семья, это правда, — чуть улыбнулся Север.
— Тогда зачем ты пришел сюда Кадьяк?
Это было сказано слишком резко и гневно, но Север продолжал стоять величественный, собранный и спокойный. не излучая собой угрозы и поглощая те волны ненависти и негодования, которые исходили от Грома, даже если он стоял на другой стороне этой поляны.
— Чтобы исправить свои ошибки, — Север выдохнул так тяжело и протяжно, словно готовился к исповеди правдивой, честной и от всей души, когда прикрыл свои черные длинные ресницы, собираясь с мыслями и решая с чего начать. — Это по моей вине случилась беда на твоих землях, Гром. Из-за того, что я не смог сразу заставить себя стать истинным правителем своего рода…
Гром нахмурился еще сильнее, отчего его брови сошлись на переносице, а взгляд стал в буквальном смысле грозовым и опасным, когда Бер сжал кулак сам за собой этого не замечая, и не обращая внимания на то. что мужчина в его руке стал дрыгаться в конвульсиях, закатывая глаза и явно постепенно прощаясь с жизнью.
— Именно Север остановил войну с Кадьяками, и пошел против своего рода с верными ему Берами! — горячо вставил Янтарь, пытаясь хоть немного успокоить гнев Грома, но притих, когда Север положил свою ладонь на его широкое плечо. призывая к молчанию.
— Продолжай, — буркнул Гром, явно не успокаиваясь и по-прежнему настроенный не слишком-то дружелюбно, если не сказать, что воинственно.
По крайней мере. он не нападал не дослушав, а это было неплохим началом!
Наверное.
— Я не должен был стать королем и предводителем своего рода. Никогда не хотел этого и много лет был изгоем и преступником, которого должны были подвергнуть смертной казни, когда поймают.
— Что ты сделал?
— Убил старшего брата — наследника престола за то, что он убил нашего отца и короля рода Кадьяков.
Такого Гром точно не ожидал. хмыкнув хоть и по-прежнему мрачно и сухо, но изумленно изогнув брови, видимо сразу не справившись с собственными эмоциями.
— Спустя много лет, когда я обрел покой и нашел свою семью не единой крови, мне пришлось стать предводителем своего рода, к чему я был не готов, — Север сдержанно выдохнул, тяжело помассировав переносицу, прежде чем продолжил снова, — Если бы я принял это как данность и повел себя как истинный король, то ничего этого не было бы. В моей власти и обязанности было следить за своим родом, направляя его…даже если для этого была необходима грубая сила и подавление тех, кто учил вред всем вам. Теперь на моей совести сучившаяся бойня, которой нет оправдания. Это был кровавый урок для меня, поэтому я пришел, чтобы помочь роду Бурых, и свести к возможному минимуму все тяжелые последствия.
На поляне стояла такая тишина, что хрипы полубессознательного Бера в руке Грома были особенно слышны, возвращая всех в суровую и неласковую реальность, в которой не было места мягкости, когда я с удивлением и душевным трепетом поняла, что в Громе что-то изменилось.
В том, как он смотрел на Севера.
Во взгляде его хмурых, тяжелых глаз, где теперь можно было заметить какое-то непередаваемое единение и понимание ситуации. Или жизни Севера, о которой он поведал без смущения и лжи.
— Он хотел навредить твоей жене и ребенку, — вдруг проговорил Гром после напряженного молчания, встряхнув в своей руке бедолагу-Бера, чтобы тот пришел в сознание, даже если его глаза краснели от нехватки кислорода и осознания ужасающей медленной смерти от рук Берсерка своего же рода, — На моей земле никто и никогда не посмеет причинить вреда беззащитной девушке, которая носит под сердцем малыша! — подняв высоко над землей едва живого мужчину, Гром прорычал жутко и раскатисто прямо в его лицо, — НИКТО!
Это было последнее слово, которое услышал в своей короткой, но бурной жизни горе-предводитель, прежде чем Гром запустил им прямо в рядом стоящее дерево, с такой воистину устрашающей силой, что голова мужчины треснула, словно грецкий орешек под ногой слона, не дав испустить даже последнего предсмертного визга.
Такого не ожидал никто, включая прихвостней только что убитого мужчины, чья кровь окрасила кору дерева в багрово-красный. разбрызгиваясь на белоснежном снегу россыпью алых капель.
О том, что там могут быть еще и мозги я старательно пыталась не думать, обнимая дрогнувшую Мию сильнее и пытаясь прижать ее голову к себе, чтобы девушка не видела происходящего вокруг, когда поняла, что на одном Гром не остановится, видя, как он обвел тяжелым яростным взглядом вмиг побледневших Беров своей крови.
— Она жена Кадьяка! Жена нашего врага! — верещал кто-то из Беров, пытаясь убежать от кары самого сильного из Бурых, который не пожалел никого, завершая то, что не сделал великодушный Север, но Гром ловил каждого без особого труда, настигая буквально за пару прыжков.
Без лишних слов. молчаливый, яростный и безжалостный он рвал на части вопящих от ужаса Беров, оставляя после себя поляну, залитую кровью и с разбросанными частями тела, словно в этой мести пытался выплеснуть всю свою боль и беспомощность от случившегося с его родом и семьей.
Не думаю, что его смог бы остановить в этой страшной мести даже Север, который благоразумно не вмешивался, вытянувшись рядом с нами и легко обнимая, даже если не сводил своих ясных синих глаз с Грома, всей душой проживая с ним каждый удар, каждый крик и мольбу о пощаде.
Меня тошнило от воплей мужчин и запаха крови, который словно пар поднимался над поляной, что стала в буквальном смысле алой, оттого настолько сильно пропиталась кровью, пока я утыкалась лицом в плечо своего Янтаря, чтобы дышать только его родным ароматом, не ощущая больше ничего. Если бы еще ничего не слышать и не видеть этого месива!
Скоро стало тихо и до тошноты плохо.
Последний дрожащий парень, совсем молоденький, упал на колени перед Громом, с тела и одежды которого стекали потоки крови, склоняя перед ним голову в ожидании своей страшной болезненной смерти, что настигла по очереди каждого из шайки, видимо не в состоянии даже кричать.
— А ты, — Гром наклонился. поднимая парня за шкирку, словно нашкодившего котенка, встряхивая его и заставляя смотреть в свои глаза, не замечая, как тот дрожал так сильно и отчаянно, что его было искренне жаль, — Беги! Беги по землям рода Бурых, по деревням, где живут Беры нашей крови и всем сообщай, что Король вернулся! Мой отец был добрым и мягким правителем, но я — не мой отещ! Если через три дня все не придут к алтарному камню, то я найду лично каждого и приволоку! Живого или мертвого! Пусть от моего рода останется всего сотня Берсерков, но эта сотня будет достойна продолжить наш роди.
Гром откинул парня от себя в сугроб, не глядя на то, как тот бледный и не верящий своему неожиданному счастью, барахтался судорожно в кровавом снегу, пока не выполз, унося ноги так быстро, как только мог
— Лучше иметь врага — льва, чем друга шакала, — пробасил Гром, зашагав к нам и словно больше не вспоминая о том парне, которого отпустил с неожиданным поручением, но остановился на некотором расстоянии вероятнее всего почувствовав, как я содрогнулась от его жуткого видочка, когда вся рубашка насквозь была пропитана кровью настолько, словно он только что искупался в кровавой реке и просто вышел на берег.
Гром оставлял после себя кровавую дорогу на снегу, словно красную ковровую дорожку, которую расстилают для королевских особ — огромный, величественный, суровый, но чертовски справедливый.
Да, это был наш король!
Способный собрать остатки рода Бурых под своим предводительством и удержать все заблудшие души от новых зверств и неправильных поступков…пусть даже ценой их жизни.
— Мой Король! — склонил голову Янтарь, признавая его власть, силу и надеясь на то, что и в будущем Гром будет справедливым, как это вслед за ним сделала и я, и даже Север с Мией, показывая свое уважение и признание.
Гром кивнул в ответ слегка растерянно, явно до конца не осознавая того, что произошло, и не представляя еще какая ответственность за всех нас, наши земли и род отныне легла на его широченные могучие плечи.
Главное, что плечи были надежными!
И это меня очень радовало, даже не смотря на тошноту от запаха крови и попыток не смотреть за спину Грома.
— Прошу прощения за это, — мрачно пробасил наш новый невеселый Король рода Бурых. кивая назад и покосившись быстро на меня и крошку Мию, которая выглядела на удивление спокойной и собранной, улыбнувшись очаровательно здоровяку и неожиданно протягивая ему свою маленькую белую ладонь со словами:
— Ваше Величество, я — Мия, Хранитель рода Бурых, и рада наконец с вами познакомиться!
Грозное лицо здоровяка вытянулось в полном шоке, когда мне захотелось прыснуть от смеха при виде его смущенных глаз, которые опустились на протянутую руку в ожидании ответной реакции.
ЕЙ-богу, у меня было ощущение, что Гром хоть сейчас был готов пойти войной против армии врагов при чем в одиночку, лишь бы только не трогать Мию, которая почему-то вызывала в нем странные эмоции смущения, полной растерянности и еще чего-то очень глубинного и личного, что я не могла понять, как бы не всматривалась в его глаза.
Неловко кашлянув и вытерев нервно большую ладонь о задний карман своих джинс, видимо надеясь тем самым хоть немного очистить руку от крови, Гром все таки чуть склонился, пожав осторожно лишь кончики пальцев смелой девушки, но не глядя ей в глаза, нервно усмехнувшись:
— Хранитель нашего рода и жена Короля Кадьяков?
— Так вышло, — с легкой улыбкой пожала плечами Мия, совершенно не обращая внимания, что теперь ее рука была замазана в крови, — Мой покойный дедушка был Хранителем рода Бурых, и я бы хотела продолжить его дело, если Вы будете не против.
— Не буду, — коротко отозвался Гром, бросив быстрый взгляд на улыбающегося Севера, и явно пытаясь понять и почувствовать его отношение к тому, что жена самого главного из Кадьяков будет занимать подобную должность.
Но Север никогда не был против.
Мне вообще казалось. что Север поддерживал свою мелкую не в меру активную жену совершенно во всем, начиная от чистки картошки к обеду и заканчивая чем-то глобальным вроде статуса Хранителя не его рода.
— Мой род больше не будет врагом твоего рода, Гром, — серьезно и от всей души проговорил Север, глядя во мрачные глаза нового правителя открыто и проникновенно, — Пришло время всем нам объединиться ради спасения семьи Берсерков.
— Об этом собирался говорить ваш старик? — буркнул Гром в ответ, на что Янтарь хохотнул, чуть подмигивая:
— Ты только при нем так его не называй, а то и сам схлопочешь, и мы все оглохнем окончательно!
Гром даже бровью не повел на дружеский совет, еще до этого прекрасно доказав, что никого не боится и не собирается идти на поводу у отца, обернувшись, когда на поляну в буквальном смысле ворвался еще один мужчина, словно бешеный рысак, летящий во всю свою силу, отчего по обе стороны от него поднимался столп снега в несколько метров, еще долго кружа в воздухе, и оседая серебряные снежинками, отливающими драгоценным светом в лучах солнца.
— Так и знал, что опоздаю! — недовольно выдохнул очередной огромный мужчина, стряхивая с копны своих волос и аккуратной бороды снег, в котором я узнала Бурана.
Остановившись за спиной Грома, он быстро осмотрел кровавую поляну даже глазом не моргнув от удивления, словно это было не впервой для него, быстро кивнув каждому из нашей компании, но вот недовольно покосился на самого Грома, когда углядел в каком виде тот стоял, едва ли не всплеснув руками:
— Вот как специально! В тот момент, когда у нас сломалась стиральная машина, ты замарался так, что хуже уже просто не придумаешь!
Не удержавшись, я рассмеялась, даже если смех получился слегка нервным, оттого, что Бурана не волновала судьба не просто убитых, а жестоко растерзанных мужчин его крови, как волновал внешний вид его друга, который недовольно поджал губы, пробурчав:
— У меня еще есть футболки!
— Которые давно моль сожрала по самую жопу!
В этот раз не смог сдержать смеха и Янтарь. приобнимая меня и прижимая к себе, конечно же чувствуя, что не смотря на то, что в целом обстановка разрядилась и Гром перестал быть угрозой нашему существованию, я никак не могла отвлечься оттого, что происходило еще каких-то пару минут назад, и что еще надолго оставит свой кровавый след в моей голове.
— Эти вещи проще сжечь, чем отстирать. — миролюбиво и мягко улыбнулась кончиками губ Мия, на что Север закивал в согласии головой, добавив:
— А рубашек полно у Нефрита, его и раскулачим!
— Еще один Кадьяк на моей земле? — скептически дернулась бровь Грома, даже если его глаза больше не излучали ненависти и беды на головы Кадьяков.
— Да.
— И сколько вас тут еще таких гуляет?
— Не считая нас с Нефритом, еще двое.
Гром выдавил мрачный смешок, но все таки видимо решил промолчать о том, что Кадьяки на земле Бурых не самые желанные гости особенно после того, что учудили не так давно!
— Мы пришли сюда, чтобы помочь, — чуть улыбнулся Север, — И уйдем в свои земли сразу же, как только решим. что будем делать дальше с надвигающейся опасностью.
И Гром и Буран нахмурились одновременно, переглянувшись и сосредоточившись на Севере.
— Приходите в дом Хранителя рода Гризли, временно мы все обитаем у тетушки Зои. Там сможем спокойно поговорить и обсудить всё и сразу.
— Придем, — как всегда лаконично и крайне сухо кивнул Гром, который кажется по природе своей был не слишком-то общительным и радушным, отчего еще больше складывалось представление о нем, как о молчаливом, грозном великане, от которого лучше держаться подальше, однако видимо и его иногда разбирало любопытство, когда он кивнул на Севера, пробасив, — А вы куда направляетесь через наши земли и с женами?
— В дальнюю деревню. За слоником.
Во второй раз с момента нашего фееричного знакомства брови Грома изогнулись и взлетели вверх, пока здоровяк пытался понять смысл сказанного Севером, наконец растерянно пробасив:
— Не помню, чтобы в наших поселениях были зоопарки…
— И слава богу! — рассмеялся Север, аккуратно и нежно обнимая свою жену, — Иначе придется его купить, кормить, купать и любить.
Не думаю, что Гром или Буран поняли о чем шла речь. когда переглянулись, но это всё стало уже не важно, как и сам слоник, когда Мия неожиданно выдохнула хрипло и едва слышно, слегка оседая в руках своего огромного надежного мужа:
— Ой!…
В первую же секунду всполошились все и сразу, когда Север осторожно, но стремительно поднял девушку на руку, прижимая к себе аккуратно и так, чтобы его тело касалось животика, взволнованно пробормотав:
— Малыш проснулся?
— Растет истинный воитель — любит запах крови и всегда начинает буянить, если чувствует его, — быстро и деловито обернулся к Грому и Бурану Янтарь, продолжая обнимать меня одной рукой, а вторую осторожно положив на животик Мии, даже если на ней был пуховик, словно пытаясь приласкать маленького Берсерка, который причинял много боли своей хрупкой маме, если начинал слишком активно шевелиться, что в последнее время случалось всё чаще и чаще по мере того, как он рос и места в животике оставалось катастрофически мало.
В первые минуты активности пузожителя Мие было особенно тяжело.
Часто девушка не могла дышать, пытаясь справиться с обжигающей болью, бледнея на глазах, но упорно продолжая улыбаться и гладить животик, чтобы малыш не испугался и чувствовал, что его ждут и очень любят все вокруг — так говорил Карат, на которого малыш почему-то реагировал даже больше, чем на собственного синеглазого папочку, непременно затихая и скоро засыпая, стоило только зеленоглазому Кадьяку что-нибудь нашептывать и напевать, наглаживая животик в ритм собственной песне.
У карапуза даже уже была любимая песня в исполнении будущего дедушки!
Величественный и витиеватый гимн славе и доблести Берсерков в бою, который Карату приходилось исполнять регулярно, но каждый раз завораживающе и красиво, буквально околдовывая не столько необычным мотивом, сколько своим воистину волшебным голосом и манерой исполнения, когда мужчина словно рассказывал малышу сказку на непонятном языке.
В такие моменты всё в доме замирало, и тетушка Зои выходила из кухни, тихонько присаживаясь на подлокотник кресла и слушая голос Карата, даже если никто кроме чистокровных не понимал о чем именно этот сказ, интуитивно и по тембру голоса Бера ощущая, когда речь идет о сражениях, потерях верных товарищей или счастья обретенной и отвоеванной свободы.
Кто бы мог подумать, что этот хитрюга, интриган и главный злодей семьи обладал таким сказочным даром нашего Праотца в виде удивительной глубины голоса, от звука которого просто невозможно было сдержать мурашек по всему телу!
Еще более удивительным было то, что Карат в принципе с легкостью и упоением делал это. укладывая Мию прямо на себя, устраиваясь в положении полулежа на диване и обнимая своими большими горячими ладонями ее животик!
В такие моменты даже мне казалось. что ничто человеческое ему не чуждо…но вера в это длилась ровно столько, сколько лилась песня.
Вот и сейчас, первой мыслью, которая укусила наверное не только меня, но и Севера с Янтарем была, что нужно срочно бежать за Каратом, чтобы он снова спел и успокоил малыша своим голосом, если бы только я не увидела распахнувшиеся глаза Грома и шок в их глубине, проследив за его взглядом и увидев, как пуховик Мии становился снизу красным…от выступающей разводами крови.
Не прошло и секунды, как аромат крови девушки ощутили все Беры, включая Севера, который побледнел так резко, что пошатнулся, но не разжал своих рук, прижимая Мию к себе лишь еще сильнее, когда к нему кинулся даже Буран в попытках помочь и поддержать.
Лишь только Гром. стоял не шелохнувшись едва ли не бледнее самого Севера, глядя на Мию таким взглядом, что мне стало не по себе…
— Какого черта! Сестрёнка моя! Мия! — Янтарь метался за Севером, не зная то ли хватать за дрожащие плечи своего брата и держать его. что было силы, или пытаться докричаться до хрупкой сереющей на глазах Мии, когда я с каким-то холодным острым ужасом поняла, что она без сознания, а малыш затих, словно прислушиваясь к происходящему вокруг.
— … отошли воды, — сипло выдохнула я единственное, что пришло в мою голову.
— Что? — все мужчины уставились на меня как те самые рогатые животные на новые ворота, поэтому пришлось рявкнуть погромче, поувереннее и так, чтобы их головы наконец заработали в нужном направлении:
— Роды начинаются!
— ЧТО?!
В тот момент вместе с желанием найти дубину побольше и заехать каждому по лобешнику для быстроты понимания, меня посетила мысль о том, что две истины в этом мире были абсолютно верными!
Первая — что невозможно лечить своих родственников и друзей.
Теперь я почувствовала на собственной шкуре правильность этого постулата, ибо всё, что учила и знала на практике, просто вылетело из моей головы, оставляя после себя лишь соль паники и какого-то тошнотворного страха, что всё идет не по плану и может закончиться не очень радужно!
Руки тряслись мелкой дрожью, на лбу выступал холодный пот и сердце колотилось паровозом, сошедшим с рельсов на полной скорости, но черт побери не было ни единой здравой мысли, как в этой ситуации помочь той, которую я смело могла назвать своей сестрой!
И вторая — что мужчинам не место в родильном зале и даже рядом с рожающей женой, потому что рано или поздно кто-нибудь из них хлопнется в глубокий нервный обморок, даже не смотря на свой рост в два с лишним метра, вес в сто тридцать килограмм, и вид неотесанного лесоруба с могучей бородой и заправской шевелюрой!
Они могли пройти сотни войн, растерзать врага голыми руками в одиночку, пролить центнер крови и обглодать кости поверженного врага. но даже простой аромат крови любимой женщины делал из них беспомощного припадочного пушистика, в чьих глазах была такая непередаваемая паника и ужас, что я не знала, что сделать в первую очередь: приласкать и пожалеть. или все таки огреть чем потяжелее?…
— Быстро в ближайшую больницу! — рявкнула я снова непривычным для себя голосом, потому что паниковали черт побери не только они одни, буквально подскочив на месте и в секунду оказавшись за спиной моего Янтаря. когда прогремел Гром так, что стало ясно — имя ему дали не зря:
— НИКАКОЙ БОЛЬНИЦЫ!
Иногда мысль о том. что памперсы не будут лишними в компании с этими мужчинами, кажется не такой уж смешной и нелепой!
Ибо одно дело слышать, как этот волосатый здоровяк рычит и кричит на кого-то там вдалеке, и совершенно другое, когда этот рев направлен в твою сторону!
Как говориться — непередавааааемые очучения!
— С ума сошел?! — гаркнул Янтарь наверное как-то подзабыв, что перед ним стоит не просто лесоруб и механик, но и наш новоиспеченный Король, и уже готовый перегрызть ему даже глотку, если тот встанет на пути спасения нашей маленькой Мии.
— Я в большем уме, чем вы все вместе взятые! — пробасил Гром хоть и как всегда мрачно, но не угрожающе, всматриваясь в глаза Севера и Янтаря, когда я с большим удивлением поняла, что шок отхлынул от этого мужчины, будто его и не было, и теперь он был спокоен, собран и настроен весьма решительно помочь
— Ничего не спрашивайте, просто поверьте мне! Ни одна местная больница не спасет ни Мию, ни вашего ребенка! Они не знают ничего о нашей сущности и наших детях, и будут делать всё, как делают обычно для простых человеческих женщин! А для твой жены это верная смерть!
— И что ты предлагаешь? — выдохнул Север, который стал белее снега и наверное поседел на затылке, потому что даже за эти минуты мне казалось, что огромный величественный Берсерк словно осунулся и стал совершенно беззащитным перед обстоятельствами, которых мы почему-то не ждали.
Даже я слышала, как колотиться его сердце — болезненно, судорожно и в страхе потерять смысл своей жизни, который он прижимал к себе так неистово и испуганно, словно пытался забрать боль Мии и отдать свою силу.
— Мой дом близко! Бежим скорее!
Никто не думал о том, правильно ли мы поступаем и есть ли иной шанс спасти Мию и малыша, когда все рванули вперед, а я в буквальном смысле полетела над землей, зажатая подмышкой у Янтаря, и успевая только закрывать лицо руками, чтобы не глотать снег, который взметался вверх по мере бега Берсерков, слыша за своей спиной, как Гром крикнул Бурану:
— А ты беги в их дом и зови всех ко мне! Быстро!
Глава 10
И вот мы снова были у дома Грома, добежав до него просто за рекордно короткое время, заснеженные и перепуганные, потому что за время бега Мия так и не пришла в себя!
Только если в первый раз нас не пустили даже на порог. то теперь Гром распахнул ворота еще до того, как мы успели добежать. открывая и массивные двери своего большущего и мощного дома, что был под стать хозяину — крепкий. большой, возведенный из целого бруса, практически необработанного, с огромными окнами и высоченным потолком. где было просторно и уютно даже таким большим мужчинам, как наши.
А еще сразу было видно, что строили не люди, а именно Беры, потому что масштаб и крепость просто поражали мое воображение!
Будь ситуация немного иной, я бы ввалилась сюда с открытым ртом и подбородком до самых коленей. осматривая первый этаж с настоящим большим камином. которым явно пользовались не слишком часто с огромным восторгом.
Достойный дом для нашего Короля, полностью соответствующий его характеру и стилю затворнической жизни, но как в любом доме из дерева в нем была своя душа и особенное тепло, пусть даже слегка мрачноватое и наверное в чем-то даже пугающее.
Я уже открыла было рот, чтобы сказать, что здесь красиво, но вместо этого взвизгнула. когда на пороге словно из неоткуда появился Карат, а Гром кинулся вперед. едва не впечатав его в косяк, если бы не скорость и реакция хитрого Кадьяка, который откинул руку здоровяка от себя и Звезды, которая маячила за его спиной взволнованная и совершенно растерянная.
— Это свои! — хрипло ахнула я, отойдя от первого шока, словно Карат был призраком, который умел воплощаться из любого доступного полумрака, и понимая, что Север даже не обратил внимания на происходящее, глядя перепугано только на свою жену, а Янтарь метался возле брата, готовый помочь совершенно во всем, но пока не представляя что же делать дальше.
— Тоже ваш Кадьяк?
— Оба наши! — быстро закивала я. почувствовав, словно первый лучик света проник в наше темное царство ужаса и паники с появлением Карата, ведь что бы там про него не говорили, и каким бы засранцем он по жизни не был, а знал и умел так много, что рядом с ним было ничего не страшно. Кроме него самого!
— Ваше Величество! — на удивление серьезно, хоть и быстро кивнул Карат ошарашенному и недовольному Грому, по-хозяйски пролетая в дом мимо самого хозяина, и кидаясь сразу к Северу и Мие в его руках, чтобы осмотреть девушку своими пронзительными ужасными глазами, словно рентгеном.
Звезда смущенно потопталась на пороге, склонив голову в почтительном кивке, и входя вслед за мужчиной осторожно и словно крадучись. готовая в любой момент выпорхнуть отсюда, или же отразить любой удар. даже если он будет исходить от самого Грома.
То, что Карат нахмурился явно было не самым лучшим признаком, когда мое сердце, сделав передышку лишь на пару ударов с появлением старшего из Кадьяков снова забилось глухо и истерично в ожидании неминуемой беды.
Теперь все взоры были направлены исключительно на Карата с немой мольбой о помощи и поддержке, потому что на данный момент в нем одном был тот стальной стержень, за который хотелось схватиться изо всех сил, чтобы просто держаться на плаву…и это не тот «стержень», о котором вы подумали, и который бы обязательно упомянул отец, вспомнив при этом еще озабоченных тюленей и его драгоценных всеядных касаток, которые только и ждали чего бы такого откусить хитрому всезнающему Кадьяку!
— Где остальные? — хрипло от переполняющих чувств выдохнул мой Янтарь, едва дыша и находясь постоянно рядом с Севером, который мучился физически, слишком остро ощущая боль своей маленькой жены, и медленно умирая внутри от собственной беспомощности сделать хоть что-нибудь, чтобы только облегчить ее боль и страдания.
— Скоро будут, — отрывисто кинул Карат, принявшись быстро, но очень аккуратно расстегивать пуховик на Мие, чтобы освободить ее от лишней одежды.
Сосредоточенный, собранный и достаточно хладнокровный для этой ситуации, Карат напоминал мне хирурга, держа в своем кулаке и всех нас вместе взятых, когда кинул хищный и предупреждающий взгляд на меня, проговорив приглушенно, уверенно, твердо и даже чуточку угрожающе:
— Никаких слез, никаких истерик. Держите себя в руках, не пугайте ребенка.
Я быстро закивала головой, что все поняла, изо всех сил пытаясь обуздать собственные эмоции, понимая, что сделать это так просто не получится, ибо все вокруг боялись, молились и паниковали, надеясь только на хитроумного Карата, который словно определенно знал, что нужно делать.
И лишь Гром держал себя в руках, в данный момент сосредоточенный немного на ином, когда рявкнул. рассматривая Карата напряженно и недоверчиво:
— Почему я его не чувствую?!
Никто из Беров даже не оглянулся на этот вопль, только Звезда окинула Грома быстрым взглядом, явно решая про себя сможет ли он напасть сейчас. в тот момент, когда Карат нужен был нам всем, когда наш Кадьяк, лишь дернул плечом, отзываясь как всегда слегка язвительно, но тяжело:
— Мой любопытный друг я обязательно поведаю тебе это душещипательную историю одной великолепной, морозной, зимней ночью, когда родные будут спасены, а все враги повержены, а пока сосредоточься на более важных вещах!
Заберите Севера, и уведите его из дома.
— Я не уйду! — прорычал Север так, что у меня мороз прошелся по коже видя, как прищурились его глаза, в которых не было места логике, оставляя лишь обнаженные, словно электрические провода, инстинкты, когда зрачок в яркой синеве его глаз стал крошечным и чертовским опасным тем, что он мог обратиться в зверя в любую секунду. уже не разбирая кто свой, а кто чужой.
Всё, что он чувствовал в эту секунду — боль своей любимой, которую он не мог спасти и не мог помочь, каким бы сильным не был.
— Север, — Карат всматривался в его глаза, словно пытаясь поглотить его внутреннюю бурю своей колючей и острой логикой, что не резала, а рвала на части панику, заставляя напряженно вытянуться и прислушиваться к этому голосу, который умел гипнотизировать и убеждать, удушая фактами, — Пока ты еще в состоянии думать — выйди из дома! Ты не сдержишь себя и подвергнешь опасности не только нас, но в первую очередь Мию и ребенка! Этот дом не вечный. Если разнесешь его — не будет ничего хорошего.
— Если разнесет, просто построю новый, — сухо буркнул Гром, притихнув и недовольно поджимая губы, когда Карат бросил на него колючий едкий взгляд, чуть выгибая свою иссиня-черную бровь, промурлыкав язвительно:
— Всё это чертовски мило, Ваше Величество, но если Север сломает опоры, то несколько тонн твоей крыши рухнет на нас. Как думаешь, Мия сможет выжить после такого? А ребенок?…
Нависло тяжелое молчание, когда Янтарь поднялся первым, осторожно приобнимая своего бледного брата, который едва мог держаться на ногах, чтобы, делая небольшие шаги, направиться с ним к выходу, а вслед за ними повернулся и сам Гром, не касаясь Севера, но подстраховывая Янтаря, который определенно не сможет совладать с силой взбешенного Кадьяка, если что-то пойдет не так.
Дело кажется пошло на лад, по крайней мере, в части Севера, когда я опустила ресницы, с новой волной ужаса слыша, что Мия дышит тяжело и хрипло, не приходя в сознание, когда на ее бескровном личике выступали капельки холодного пота от той боли, которая терзала ее хрупкое тело с такой чудовищной силой, что девушка держала кулачки сжатыми до такой степени, что костяшки пальцев не просто побледнели, а стали буквально серыми.
Карат склонился над ней. ловко разрывая одежду и освобождая живот — хмурый, сосредоточенный, но твердый в каждом своем движении, не теряя ни секунды времени, и не ожидая помощи со стороны, ясно понимая, что может рассчитывать только на самого себя в ситуации, когда все были испуганы и потеряны. как заблудшие дети.
Он уже почти избавил Мию от верхней одежды и свободных брюк, когда тело девушки неожиданно выгнулось, а на животике с натянутой до треска кожей появился выпуклый бугорок, словно ребенок потянулся под глухой протяжный стон Мии, полный едва сдерживаемой боли, которая разрывала ее изнутри. В прямом смысле!
Это была всего лишь секунда!
Всего лишь один приглушенный звук, но он стал рубежом относительного затишья.
…И началась буря.
Север закричал так надрывно и оглушительно, что я закрыла уши трясущимися ладонями, прикрывая мокрые от слез ресницы, потому что его боль и паника обжигали меня, скручивая внутренности и раздавливая своей тяжестью, буквально прижимая к полу, когда хотелось повалиться на холодную землю, свернувшись в клубочек и горько рыдать над тем, что он чувствовал и как мучился.
Это было просто невыносимо и слишком жестоко — ощущать всю боль любимого человека, чувствуя каждой клеточкой тела его агонию, но быть таким беспомощным, не в состоянии сделать совершенно ничего, чтобы облегчить эту боль и муки!
Север сходил с ума, готовый разорвать мир в клочья от собственного бессилия в этой ситуации, даже если он был одним из самых сильных на земле существом!
Но что давала ему эта сила, когда он не мог спасти ту, что любил больше собственной жизни?…
Он рвался обратно в дом, поднимая вихри снега и куски замерзшей земли, пока Гром и Янтарь пытались удержать его за пределами дома, отчего даже это огромное крепкое строение, возведенное на века, содрогалось и стонало, не способное сопротивляться силе и мощи раздавленного эмоциями и паникой Короля Кадьяков.
— Тайга на улице, мы поможем удержать его, — подскочила Звезда с колен, должно быть впервые за все то время, что я провела в семье, находясь рядом с Каратом настолько близко, что мужчина быстро и один ловким движением руки поймал ее за тонкое запястье, глядя серьезно и без присущего ему лукавства или хитрости, проговорив:
— Не геройствуй и не становись на дороге Севера. Он сейчас не в себе. Разорвет любого, кого сможет поймать, поэтому действуй с головой.
Девушка кивнула, убегая из дома, словно черная пантера, и кидаясь на помощь Грому, Янтарю и Тайге, которая не осталась в стороне от происходящего, даже если не заглядывала в дом.
— Нам нужна комната! — крикнул Карат на улицу при этом склоняясь над мучающейся Мией и положив широкие ладони на ее живот, поглаживая каждый выпирающий бугорочек, словно пытаясь показать малышу, что нужно лежать спокойно и как можно меньше двигаться.
— На втором этаже несколько спален! Выбирайте любую! — пророкотал Гром, пыхтя и прикладывая все свои огромные силы, чтобы удержать Севера на улице, прекрасно понимая, что если этого не сделает он, то не сможет сделать никто.
— Быстрее! — обернулся на меня Карат, поднимая осторожно Мию на руки и устремляясь вперед к массивной лестнице на второй этаж, даже не оборачиваясь на меня бледную и метающуюся в попытках помочь хоть как-то, — Найди здесь кухню! Нам нужна горячая вода и самый острый нож! Времени очень мало. Если малыш начнет паниковать и шевелиться, он просто разорвет Мию изнутри. Одними сломанными ребрами дело не обойдется.
Я споткнулась на лестницах, повалившись на колени и пытаясь сдержать ядовитую тошноту, когда поняла, что темнота пытается окутать мой разум и дать возможность передохнуть перед началом боя, ни о чем не думая и пытаясь забыть последние слова Карата.
Боже мой!
У Мии были сломаны ребра!
Малыш просто пошевелился и сломал ей ребра!
Гром был прав в том, что ни одна человеческая больница и даже самые опытные врачи не смогут спасти нашу отважную хрупкую девочку, потому что не смогут даже понять, что с ней происходит.
Ребенок был больше Берсерком, чем человеком, и его сила была огромной, даже не смотря на то, что он еще не родился.
Жуткое и чудовищное сравнение, от которого я не могла отделаться, даже когда поднялась на дрожащие ноги, кинувшись снова вниз и пытаясь отыскать кухню, чтобы как можно быстрее принести все то, что сказал Карат, но в моей голове засел момент из фильма ужасов «Чужой»!
Тот самый, когда эти создания вырывались из тела, разрывая человека на части изнутри…
Наш карапуз не был монстром!
Скоро он родиться и станет самым прекрасным и долгожданным чудом нашей большой семьи… только бы это всё закончилось как можно быстрее, и Мия осталась жива!
Слыша крики и вой Севера на улице, ощущая кровь и боль Мии со второго этажа, словно в бреду я старалась действовать как можно быстрее и собраннее, отыскав кухню и даже электрический чайник с водой, щелкнув по кнопке, чтобы вода закипела, и принявшись выворачивать наизнанку все ящики, которые только находила, в поисках ножа.
То, что собирался сделать Карат, было очевидным, и едва ли у нас были другие возможности, чтобы спасти жизнь хрупкой девушки до того, как малыш просто неудачно потянется!
Надеюсь, прошло не слишком много времени и я торопилась, как могла. когда бежала по добротным деревянным лестницам на второй этаж, стараясь не смотреть на то, что происходит на улице, где пытались скрутить обезумевшего Севера, а сосредоточиться на том, чтобы помогать Карату, что бы он не говорил, без труда отыскав одну из больших просторных комнат с широкой кроватью, чтобы на ней мог легко уместиться даже чистокровный Берсерк, по тяжелому хриплому дыханию Мии, которой не становилось легче.
Распластавишь на кровати, и сжимая в кулачках клочки своей одежды, она была в агонии, стараясь не кричать и не пугать малыша и Севера, держась изо всех сил не то в беспамятстве, не то в обмороке белее снега, и кусая губы в кровь, но не в силах открыть своих ясных глаз.
Я чувствовала, как ей больно делать даже простой вдох, молясь о том, чтобы не были повреждены легкие, и кидаясь к Карату. который успел развести огонь в камине, согревая большую мрачную комнату, в которую едва попадал солнечный свет, чтобы протянуть ему чайник.
И нож.
— Мию нужно доставить в больницу! Если ее внутренние повреждения слишком сильные и опасные, сами мы ничего не сможем сделать!
Карат окинул меня быстрым мрачным взглядом, в котором невозможно было прочитать ни одной глубоко запрятанной эмоции:
— Сначала нужно достать малыша, чтобы не было лишних вопросов у людей.
Я быстро закивала, вздрогнув всем телом, когда Мия глухо застонала, выгибаясь и пытаясь найти в своем мире разрывающей огненной боли хоть какой-нибудь островок относительного покоя, где она смогла бы вздохнуть и поверить в то, что все это скоро закончится, и все будут счастливы.
Карат тут же кинулся к ней, прижимаясь лицом к животику и принявшись что-то шептать и мурлыкать, снова и снова успокаивая малыша, который словно маленький чуткий зверек ощущал все происходящее вокруг — запуганный и растерянный — и боль своей мамы, и панику своего отца, и попытки остановить его силу и нетерпение, с которой он рвался сюда.
А еще был голос Карата — обволакивающий, зачаровывающий, словно огромный океан, в который малыш погружался, прислушиваясь и замирая. не страшась темноты вокруг, незнакомых звуков и ароматов дома, которого он не ощущал ранее.
— Скорее, Ягода! — шептал Карат, поглаживая живот Мии обеими ладонями и не делая лишних движений, сосредоточившись лишь на состоянии крохи и том, чтобы сдерживать его от лишних движений, которые могли стоить девушки жизни, — Нагрей нож в огне и подойди ко мне.
Я сглотнула тяжело и истерично, держа большой кухонный нож обеими руками, потому что боялась выронить из своих дрожащих рук, поднося всем лезвием к полыхающему огню. который обжигал своим теплом мои руки и лицо, понимая, что время пришло.
— …Может подождем тетушку Зои? Они должно быть скоро уже будут здесь…
— Нет времени ждать!
Карат прокусывал подушечки своих пальцев по очереди. выпуская кровь, которой принялся намазывать живот Мии ровными полосками от одного бока к другому, оставляя ниже пупка чистое нетронутое пространство по форме напоминающей сильно сплющенный овал.
— Сделаешь надрез здесь, — карат провел кончиком пальца полоску как раз в том месте, где не было его крови, не глядя на меня — едва живую и трясущуюся от того, что мне предстояло сделать, — Скорее! Малыш боится! Если он начнет брыкаться, то Мию будет уже не спасти!
Мужчина буквально массировал животик, словно пытался своими прикосновениями утихомирить карапуза и не дать ему совершить роковую ошибку, которая будет стоить его маме жизни, пока я глотала желчь и пыталась собраться с мыслями.
Боже! Ведь я видела как это делают врачи сотни раз!
Я не боялась крови, даже глаз никогда не отводила!
И вот теперь я едва дышала, боясь поднять собственную руку, и судорожно думая о том, что натянутая кожа на животе Мии настолько тонкая и хрупка, а малыш такой неспокойный, что я могу ранить его, если моя рука дрогнет.
— Скорее черт побери!
Одного разъяренного взгляда темно-зеленых глазищ, которые вгрызались в меня нетерпеливо и убийственно, было достаточно, чтобы я кинулась к Мие с раскаленным ножом, стараясь не обращать внимания на собственную дрожь и не медля больше ни единой секунды.
Первая струйка крови потекла на мокрые от пота мучающейся девушки светлые простыни, когда я коснулась кожи ножом ровно в том месте, где показывал Карат, не дыша и боясь даже подумать о том, что будет потом.
Главным сейчас было достать маленького и не по возрасту сильного Берсерка из Мии, чтобы он не навредил ей еще сильнее!
Я даже не знаю в какой момент в комнате оказались отец, девочки и тетушка Зои, ощущая сквозь тонкий аромат крови Мии колкий и морозный аромат Ледяного даже раньше, чем он пророкотал непривычно дрогнувшим голосом:
— Какого хрена вы тут творите?!
Внизу раздались голоса, крики и рычание братьев Севера, в которых легко можно было узнать Лютого и Нефрита, а еще жуткий голос Малахита, который заглушал все другие.
По крайней мере, теперь можно было не переживать за то, что Север вырвется и разнесет весь этот добротный, монументальный дом, пытаясь добраться до своей любимой жены, которой сейчас было так тяжело.
— Ледяной, притихни и не мешай!
— Да я вас…
— Пааап!
— Да я столько детей спас, что вам и не снилосы! Да я…я…
Я не отводила глаз от кожи животика Мии перед собой, даже когда раздался глухой грохот, от которого пол содрогнулся, девочки хором ахнули и кто-то взвизгнул, а малыш дернулся как раз под ножом, пересекающим ровно половину животика.
Некогда было думать о том, что отец только что феерично шарахнулся в обморок, и снова я молилась на реакцию. быстроту и смелость Карата, когда мужчина перехватил нож, один рывком за долю секунды распарывая кожу, углубляя надрез внутрь, и запуская руки внутрь, извлекая малыша как раз в тот момент, когда он принялся брыкаться и дергать ручками и ножками, отчего плодный пузырь в буквальном смысле ходил ходуном.
Ноги не держали меня больше от переполняющий эмоций, и я едва могла дышать, оседая на пол и содрогаясь от подступающих рыданий, когда тетушка Зои кинулась вперед к Мие с чемоданчиком и аптечкой. а Карат с окровавленными руками держал малыша, зубами разрывая пузырь, откуда хлынула вода и капельки крови, и послышался грохот и крики Беров с первого этажа.
— РИТ! Держи его за ноги мать твою!
— Да ты сначала их поймай!!
— Говорю вам, если он сейчас обратиться, то перегрызет нас всех!
— Туман, заткнись!
От рычания и воя Севера буквально закладывало уши, но после очередного грохота и оглушительного треска, словно об кого-то только что сломали вырванное дерево, стало ясно, что воина проиграна и зверь вырвался на свободу под крики Нефрита:
— ЧЕРТ! ЧЕРТИ ЧЕЕЕРТИ!
Мысли о том, что всем нам придет конец, почему-то не было…
Я не могла оторвать глаз от Карата и тетушки Зои, которые склонились над Мией, занимаясь пуповиной, и очищали малышу ротик и нос, чтобы он мог сделать первый вдох, ощущая по знакомому аромату. что Злата схватила меня за плечи, пытаясь оттащить от порога и всхлипывая что-то, пока я находилась в какой-то прострации, в состоянии лишь молиться и ничего больше, даже если слышала, что в крики и звуки борьбы уже не на улице, а доме и с каждой секундой все ближе и ближе.
Первым на пороге появился взъерошенный Гром, спотыкаясь об отца, который упал как раз поперек порога, но тут же хватая меня и Злату без какого-либо усилия, словно мы были всего лишь невесомыми котятами, буквально за шкирку оттаскивая нас в другой угол комнаты сразу за кроватью. где лежала едва дышащая Мия.
Но даже от этой встряски и я не смогла прийти в себя, кусая губы, чтобы не разрыдаться, потому что видела слишком отчетливо, как даже смелый и собранный Карат бледнеет и меняется в лице, не обернувшись. когда в комнату ворвался Север, хрипло выдыхая:
— …он не дышит…
Тишина была такой страшной и кричащей, будто заложило уши, когда весь мир застыл в этой фразе, не в силах вдохнуть и выдохнуть, словно все пытались отдать собственное дыхание малышу.
И Север услышал…
Говорят, когда Берсерк обращается в зверя — в нем остается частичка человека, но сейчас в обличии человека я видела в Севере зверя — опасного, действующего только на одних инстинктах, воспринимающего окружающий мир лишь по собственным ощущениям и ароматам.
В том, как он дышал, двигался и смотрел, не было больше ничего человеческого, даже если его дух оставался в теле человека, а не зверя.
Но даже в таком состоянии Север понял слова Карата, рухнув на колени, не в состоянии дышать или кричать.
Мир просто замер, полный ужаса и умирающей надежды на то, что всё еще может быть хорошо…
Сложно передать словами состояние всей семьи в тот момент, когда все наши молитвы, помыслы и желания были сосредоточены лишь на крохе в окровавленных руках Карата, когда мы все пытались создать вокруг него волшебный невидимый кокон из нашей огромной любви, чтобы она стала теми самыми крыльями, которые витают за каждым ребенком с той секунды, как он только появляется на свет.
Наша любовь к нему была такой огромной и горячей, как бурлящая кровь Кадьяков: такой нерушимой, как вековые льды земель рода Полярных; такой сильной, как братские отношения Гризли, и такой объединяющей, как узы рода Бурых.
Не было в этом мире ребенка, которого бы ждали и оберегали сразу все четыре рода Берсерков, поэтому малыш был особенный…и просто не мог умереть!
— Давай, крепыш! Дыши! — Карат помассировал грудную клетку малыша, вдруг резко поднимая голову и выдыхая, — Мне нужен снег!
Но все были в таком шоке и трансе, что никто не смог даже удивиться, вздрагивая от крика Кадьяка, когда никакой реакции не последовало:
— СНЕГ!!!
Я подпрыгнула на полу, лишь в эту минуту ощутив, как сильно сжимаю руки Златы в своих ладонях, и как задыхаюсь от спез, но дрожащие ноги не держали меня, а комната стала расплывчатой пеленой, словно паутиной, не пускающей вперед.
В груди было так больно и тяжело, будто внутри был раскаленный шар, наполненный свинцом, который застрял в горле, не давая возможности вздохнуть или выдохнуть, не пропуская ни единого крика и рыданий до тех пор, пока не лопнет с оглушительным треском, отчего я закричу и задохнусь горькими слезами.
Придавленная собственными раздирающими чувствами, я не сразу поняла, что за тень кинулась прямо к окну, выпрыгивая из него, лишь по черной летящей косе определив, что это была Звезда.
Стремительно и смело, без доли сомнений и страха, она выпрыгнула со второго этажа, должно быть даже не раздумывая о том, что лететь придется как минимум метра четыре, а то и больше, и риск сломать свои длинные красивые ноги в этом случае равен девяносто девяти процентам из ста!
Вот только я забыла, что Звезда была не просто чистокровной воительницей, но и крови Кадьяков, когда буквально через несколько секунд она уже влетела через дверь, распихивая на своем пути бледных и обездвиженных мужчин, которые словно превратились в монументы и то, что они живы выдавало лишь их судорожное рваное дыхание.
Осторожно переступив через отца, который пока никак не мог прийти в сознание, Звезда кинулась к Карату, неся в руках небольшой сугроб, видимо захватив его в спешке двумя руками по самые плечи.
К счастью снег не был рыхлым и вполне держал форму. когда Карат поднял малыша, а тетушка Зои испуганно вскрикнула:
— Что ты делаешь?!
— …Зои, подожди, не мешай ему… — прохрипел отец, которого Лютый приподнял, осторожно усаживая у стены, бледный и сосредоточенный, когда Карат не глядя на него вдруг обернулся на Мию — нашу окровавленную крошку без сил, которая не могла говорить от боли и страха, но ее большие ясные глаза, из которых тихонько текли горькие слезы, не отрывались от личика малыша.
— Ты веришь мне?
Мия смогла лишь прикрыть ресницы, показывая, что верит Карату, не ахнув. как Зои и не рыдая, как мы со Златой на полу, когда мужчина положил малыша прямо на снег, словно в белую люльку, застыв над ним так напряженно. что каждая мышца на его спине буквально встала дыбом, будто даже зверь внутри этого огромного тела ждал и страдал, пытаясь вырваться к крохе, чтобы помочь и спасти.
Ожидание было убивающим!
Каждая мучительно долгая секунда была словно смерть!
Я не могла смотреть в глаза Севера — обессиленного и раздавленного — ощущая его мучения и боль так сильно, что меня ломало изнутри!
Я умирала вместе с ним каждую секунду, утопая в бесконечном и бескрайнем океане его ада, захлебываясь его болью и беспомощностью.
Наверное никто даже не заметил сразу, что Гром тоже вылетел на улицу, и теперь появился в комнате с еще одной порцией снега, которую осторожно положил на кроху, словно закутывая его в кокон холода, оставляя лишь головку.
Я даже представить себе не могла для чего все это делается!
Даже если бы могла соображать логически и трезво, откинув от себя все эмоции и чувства, в которых тонула, понимая сейчас только одно — рождение маленьких Берсерков слишком разительно отличалось от рождения людей, и понять это мне было пока не дано.
— Проснись, маленький медведь, — прошептал Карат, склоняясь над крохой и касаясь кончиками своих окровавленных пальцев ротика малыша, оставляя следы крови на его белом личике.
Моя голова разрывалась от внутренних криков, которые не могли вырваться наружу, пока я смотрела во все глаза на малыша, не слыша ничего, но отчетливо видя, как из его ротика вышел белесый, невесомый пар и все застыли, вытянувшись так напряженно, что казалось, будто в комнате сейчас раздастся звон!
Ровно три судорожных удара сделало мое разрывающееся сердце, когда малыш вдруг пошевелился под слоем снега, его мордашка сморщилась. и он издал пронзительный и сильный звук, похожий не на плач, а скорее на какую-то удивительную смесь воя и рычания, словно не просил о помощи, а предупреждал не приближаться к нему.
Словно что-то взорвалось в воздухе, опускаясь на плечи каждого неземным покоем, оглушительной радостью. восторгом и благословением наших великих предков, когда вслед за крохой зарычал Карат, а потом Гром и все-все-все наши Берсерки, отчего дом в буквальном смысле содрогнулся, а лес затих на много километров вокруг.
Наши смелые, добрые и совершенно невероятные мужчины-медведи выли и рычали, вкладывая в этот звук все свои чувства и приветствуя нового маленького Бера в большой и такой удивительной семье, которую больше нельзя было найти во всем мире!
Это был гимн новой жизни, полный силы любви и восторга!
Эта была песня жизни новорожденного зверя, который с первых минут жизни показал свою смелость и стойкость перед трудностями борясь за свою жизнь.
Мы не могли выть с девочками, но рыдали от всей души, повиснув друг на друге, и больше не сдерживая своих эмоций, чтобы со слезами и криками вышел весь наш прошлый страх и паника, оставляя в душе только оглушительную радость и огромное счастье за тех, кого так любили!
Через вой и рыдания мы смеялись, потому что этот звук услышали даже на землях Гризли и Берсерки дальних земель взвыли в ответ, приветствуя первого сына великого и справедливого Короля Кадьяков, как и поддержали Беры, живущие в ближней деревне.
И даже волки, которые завыли в снегах, словно понимали, что происходит и приветствовали новую жизнь своим серым клыкастым кланом!
Вытирая слезы, опустошенные, но счастливые, мы так и сидели на полу, когда к нам повалился сначала хохочущий Янтарь, вытирая слезы, а вслед за ним даже Лютый и Нефрит с Ладой, как штабеля у кровати Мии, чтобы с широкими улыбками, обнимаясь, словно муравьи в муравейнике, где было тесно, но уютно и тепло, наблюдать, как Гром протянул Карату небольшой сверток шерсти, пробасив приглушенно:
— Вот, возьми. Мой отец говорил, что в давние времена, когда рождался маленький зверь, сразу после рождения его заворачивали в мех медведя, чтобы получить благословение самого Праотца…
Впервые за то время, что я знала Карата его глаза стали теплыми и совершенно необыкновенными, словно темный мрачный лес осветился робким светом луны, когда мужчина кивнул. взял в одну руку шкуру принимая великий дар и проговорил при этом на удивление мягко и почтительно:
— Твой отец был великим воином и мудрым правителем. Ты достойный продолжатель своего отца, Гром. С тобой род Бурых в надежных руках.
Наш молчаливый, хмурый и скупой на эмоции правитель просто кивнул головой в ответ, отводя глаза, и все еще испытывая огромную боль и тоску при воспоминании о своем погибшем отце, зато я улыбалась во все тридцать два зуба довольная, словно только что похвалили меня, и гордая тем, что Гром удостоился похвалы самого Карата!
Гром конечно еще не знал, какая это огромная редкость и честь, зато я чувствовала, что у меня словно выросли крылья, даже если была выжата смерчем эмоций, как долька лимона в руке моего вечно голодного Янтаря, распластавшись на нем и с особым трепетом наблюдая, как Карат завернул кроху в мех, поворачиваясь к Северу.
Наш благородный и чертовски красивый Король рода Кадьяков кажется все еще не мог поверить в то. что самое страшное осталось позади, и его маленькая кровиночка показала всему миру, что Кадьяки так просто не сдаются — бледный, словно совершенно бескровный, взъерошенный и дрожащий всем телом, наш могучий воин не мог подняться на ноги, чтобы заглянуть в крошечное личико карапуза.
И снова все замерли, затаив дыхание в полном восторге и каком-то благоговейном трепете глядя на то, как Карат с мягкой улыбкой и теплым взглядом опустился на колени перед Севером, протягивая ему малыша. который кряхтел в мехе, прислушивался и принюхивался к новому для него миру, что заиграл совершенно новыми красками и ароматами теперь, когда он больше не был в безопасном и уютном пузике своей маленькой отважной мамы.
Север был не просто растерян!
Он был напрочь сметён новыми чувствами при виде своего малыша — плода огромной любви, терпения и безграничной заботы, который сейчас мог взять в свои дрожащие руки и с недоуменной улыбкой заглядывая в любопытную мордашку, но глядя своими совершенно невероятными синими глазами с таким восторгом и гордостью, что я снова разрыдалась, повалившись на Янтаря и слыша за собой, что Лада тоже не сдержала эмоций.
То, с каким трепетом этот огромный смелый воин держал своего кроху в руках, было таким милым, что о суровости и язвительности позабыл даже вечная сосулька Лютый, который сгреб в свои ручища Злату, выдохнув протяжно и блаженно, словно груз всей земли только что упал с его широченных плеч.
Что уж было говорить про отца!
Казалось, что у нашего громкого, шумного и здоровущего Бера отнялись ноги и тело стало ватным, пока он продолжал сидеть у стены в том же положении, что его аккуратно посадили, прижимая к груди широкую сильную ладонь и смахивая скупые слезы.
Это была самая волшебная минута!
Самая трогательная и трепетная, и теперь казалось, что пережитый ужас и паника стоили того, чтобы сейчас вся семья была объята единым чувством безграничного непередаваемого счастья. словно было единым, большим, теплым существом с одним сердцем, что билось в унисон десятков горячих и верных сердец.
— Наш маленький упрямый воин, — улыбался Карат, помогая осторожно подняться Северу с пола с малышом в руках, чтобы растроганный и широко улыбающийся папочка смог показать их крепыша Мии, которая не могла двигаться и была совершенно без сил, но блаженно улыбалась, сияя своими ясными глазами, когда Север осторожно прилег рядом на кровать, положив малыша на грудь любимой, и утыкаясь лицом в хрупкое плечико девушки с огромной благодарностью и безграничной любовью, — Какое имя дадите Берсерку?
— Гранит, — прошептала Мия, на что Карат улыбнулся, вдруг опускаясь на колени перед кроватью и осторожно целуя кончики пальцев смущенной девушки со словами:
— Уверен, что он будет достойным, справедливым и мудрым воином, каким был его прадедушка.
На смущенную и радостную улыбку Мии, мужчина подмигнул, отступая назад. чтобы дать возможность Мие и Северу побыть хотя бы в относительном уединении на кровати, учитывая, что в комнате была вся семья, расположившись по всем доступным углам прямо на полу — плача, обнимаясь, смеясь и вытирая слезы.
Усевшись на пол рядом с Ледяным и привалившись затылком к стене, Карат протяжно выдохнул. прикрывая глаза, когда я впервые смогла явственно увидеть, что не смотря на всю его кажущуюся отрешенность, холод и спокойствие, эмоции не обошли стороной даже его.
Лежа на своем большом горячем муже и слушая как ровно и глубоко стучит его доброе солнечное сердце, я с улыбкой смотрела на наших таких разных отцов, в миллионный раз тихонько молясь про себя и благодаря Судьбу за то, что все эти удивительные Беры и люди появились в моей жизни, подарив крылья, опору и надежду на счастливое будущее в большой крепкой семье.
— Я тебе говорил, что ты жук хитрожопый? — с кривой улыбкой толкнул Карата в бок локтем Ледяной, глядя на своего загадочного уставшего друга задорно и с большой теплотой во взгляде.
— В последний раз сегодня утром, — выдохнул Карат. чуть прикрывая длинные черные ресницы и не обращая внимания на попытки отца растормошить его, как огромная ленивая и прекрасная пантера, которая лишь отмахивалась хвостом от надоедливого кабанчика.
— Как только встану на ноги — расскажешь мне в мельчайших подробностях, где тебя носило, хрен ты моржовый, и какого черта ты оказался в доме раньше всех! И с моей дочерью!
Я чуть хихикнула, покосившись на Звезду, чьи бледные щеки вмиг порозовели, и девушка отвела красивые глаза, явно не зная куда деваться и за какой занавеской лучше спрятаться от праведного гнева отца.
Вот только на Карата это как всегда не произвело совершенно никакого впечатления, когда мужчина приоткрыл лениво глаза, чуть выгибая дьявольскую бровь и окидывая отца насмешливым, но не злобным взглядом. промурлыкав своим привычным сладко-надменным голосом:
— …И кто бы мог подумать, что мы такие чувствительные!
Вот уж точно никто!
Думаю, сам Ледяной не ожидал от себя такой оплошности, свалившись в самый натуральный обморок при виде мучений своей самой мелкой из дочерей.
И я искренне старалась сдержать смех в себе, утыкаясь в грудь посмеивающегося Янтаря, и наблюдая краем глаза, как отец надулся, буркнув недовольно, но все таки с некоторой долей смущения:
— Да я столько родов видел, что тебе и в страшном сне не приснится!
— И ни одних человеческих, — заключил Карат, усмехнувшись на то, как Ледяной поджал губы, но многозначительно промолчал, что кажется можно было расценивать как своеобразное молчаливое согласие.
— Север, нужно дать Граниту немного твоей крови, — проговорил Карат, на что наш синеглазый Бер, растерянно захлопал своими длинными ресницами, приглушенно выдохнув:
— …а яд в моей крови?
— Он не навредит. Сделает сына сильнее и свяжет вас еще больше. Эта традиция нашего рода. Просто прокуси палец и дай малышу на пару секунд, чтобы кровь попала на его язык, — проследив чтобы Север сделал все, как полагается, Карат кивнул на притихшую Мию, которая с трепетом и восторгом наблюдала за этим процессом, — И ей нужна кровь. Но не наша. Яд для людей опасен…
— Возьмите мою кровь… — вдруг отозвалась Звезда скромно и тихо, но делая уверенный шаг вперед из тени комнаты, где пряталась от недовольных подозрительных глаз Ледяного, и хитрых облизывающих глаз Карата, который обернулся на нее, когда кончики его чувственных губ дрогнули в одобряющей улыбке.
— Моя кровь рода Кадьяков, чистая, но без яда.
— Молодец, дочка! Давай!
Звезда подошла к кровати, глядя только в пол и смущаясь так сильно, что почему-то вслед за ней начала чувствовать себя в спальне неловко даже я, вдруг подумав о том, что все мы здесь явно лишние, когда крошке Мие надо прийти в себя после всего случившегося и просто побыть в объятьях любимого мужа без лишний глаз и ушей.
Я не сразу поняла, почему Звезда растерялась, посмотрев на собственную руку, видя, как Карат вдруг улыбнулся, протягивая к ней свою ладонь и глядя через пелену ресниц так проникновенно и чувственно, что кажется в комнате стало на несколько градусов горячее.
Не зря девушка застыла и не сразу решилась положить свою белую хрупкую руку на ладонь мужчины, не поднимая глаз и стараясь дышать ровно, потому что было просто невозможно не поддастся этой темной обволакивающей чувственности мужчины, в котором было столько тайн, загадок и эротизма, что он казался истинным Дьяволом во плоти.
Лишь когда он склонился над пальчиками Звезды, поместив себе в рот указательный, я поняла, что у девушки не было клыков, чтобы прокусить себе кожу, не раздирая ее клочками, и дать кровь Мие.
Я и подумать не могла, что кусать можно так эротично и чертовски сексуально, кожей ощущая, как искры огня пробежались по нервным окончаниями Звезды, которая вырвала руку, поспешив скорее к кровати и Мие под сладкий приглушенный смех Карата, и недовольное бурчание отца, который в очередной раз обещал скормить кое-какие части неугомонного тела своего хитрожопого друга.
— Там — скомандовала тетушка Зои, натягивая на себя стерильные перчатки и склоняясь над чемоданчиком с лекарствами и медикаментами, — А теперь все марш из комнаты! Мы еще не закончили с Мией, и девочке нужно отдохнуть и поспать!
Остаться может только Север!
Никто даже не пикнул, когда все, включая отца, принялись тихонько покидать комнату, по очереди склоняясь над кроватью, чтобы поцеловать бледную, но счастливую мамочку и похлопать по плечу новоявленного папочку, когда вися на плече своего горячего что-то басящего Янтаря я почувствовала настолько устала и как хочу спать!
На первом этаже суетился здоровяк Гром, который успел развести камин и даже как-то приделать на скорую руку выломанную тяжелую дверь.
— Батя слегка перенервничал. Успокоительного не найдется? — усмехнулся Лютый, который нес на одной руке вытирающую слезы счастья Злату, а второй поддерживал отца, что по прежнему с трудом мог двигать ногами, практически повиснув на Карате и своем сыне.
— Только на спиртовой основе, — пробасил Гром, а я подумала, что еще на одного громкоголосого и басистого Бера в нашей большой семье стало больше.
— То, что доктор прописал! Водка?
Лютый усадил отца на один из больших диванов, что стояли друг напротив друга в просторной гостиной возле камина, где сейчас было так тепло и уютно среди этих стен.
— Настойка на кедровых шишках. Водка с брусникой. Есть еще бренди и текила…
Беры довольно присвистнули и замурчали, явно не ожидая найти в доме замкнутого и не слишком радушного, но все равно душевного Грома, такого разнообразия «лекарства».
— Лечиться так лечиться — тащите все, что есть! — махнул рукой отец, расползаясь по дивану в состоянии полулежа и вытягивая свои мощные длинные ноги под низкий столик.
— И можно даже без стаканов, льда и трубочек! — улыбнулся очаровательно Нефрит, плюхаясь рядом с отцом и усаживая на коленях Ладу.
— …Трубочек? — обернулся Гром уже у порога на кухню, недоуменно нахмурившись, когда Лютый лишь отмахнулся, чуть посмеиваясь:
— Не обращай внимания. Этот у нас городской. Балованный.
Хмыкнув, но как всегда промолчав, Гром скрылся на своей большой добротной кухне в поисках мужицкого лекарства на все случаи жизни, когда я увидела маячивших за порогом Тумана и Урагана, которые почему-то не входили внутрь.
Сначала я подумала, что наши Беры с воистину золотыми руками, что могли построить всё, что угодно, начиная от стула и заканчивая целым домом, снова занимаются строительством и помогают устранить последствия прорыва Севера на второй этаж, но Туман обернулся, отыскав глазами отца и выгибая брови:
— Ну что? Мелкого уже можно впускать?
-..Я Же сразу сказал, что смирненько посижу на первом этаже, и никуда не буду лезть — недовольно и с большой обидой бухтел где-то за широкими плечами, загораживающими проход в дом. Вульф, отчего я легко рассмеялась, обнимая Янтаря за мощную шею и чувствуя себя такой счастливой, что становилось даже страшно.
— А я тебе сказал, что если будешь выпендриваться, быстро отправлю к матери в город волшебным пенделем даже без билета на чертов самолет! — пробаси отец грозно, но в конце-концов все таки не сдержал легкой улыбки, кивая двум братьям-Гризли, что те могут войти сами и впустить парня, — И Малика зовите, пусть перекусит. обмоет спиногрыза и дует дальше охранять границы дома!…
— Так сколько ты говоришь Кадьяков бегает по нашей территории? — дернулась бровь Грома, когда наш Король не спеша выплыл из кухни, бросив сосредоточенный взгляд на меня, отчего я тут же покраснела и заметно занервничала, даже если при этом сидела в крепких и сильных объятьях своего мужа, чуть кашлянув и неуверенно выдавив:
— Кажется, я Звезду забыла посчитать…
Он только хмыкнул, выставляя на столик одну массивную бутылку за другой. как просили — без стаканов, трубочек и льда — отчего все Беры дружно заурчали удовлетворенно и воодушевленно, предвкушая, что «лечение» плавно перейдет «обмывание» Гранита.
Странно, но мрачный, молчаливый Король рода Бурых совершенно не возражал, что вся наша огромная разношерстая семья разом перебралась в его дом — благо места здесь было более, чем достаточно! — не обращая внимания на то, что в стенах его крепости отныне были даже ненавистные Кадьяки.
— Кто тронет настойку на орешках, вырву руки и вставлю в жоп….
— ПААААП!
— …В как его… короче промеж ягодиц, под углом в триста шестьдесят мать вашу градусов! — прорычал отец, отчего все только разразились смехом, особенно, когда Гром окинул Ледяного искренне непонимающим взглядом пробасив как всегда мрачно и спокойно:
— Так ее десять литров.
— Он скорее лопнет, чем поделится с кем-то, — усмехнулся Карата. чуть подмигивая Грому, — Если скажешь, что у тебя дома есть кедровые орешки…
— Есть.
Ледяной подскочил так шустро и бодро, что недоуменно улыбнулся даже здоровяк Гром, рассматривая отца, у которого засияли глаза под хохот Лютого:
— Смотрите, чтобы он второй раз не отключился от такой радости!
— Ну-ка, цыц, сопля!!!
Под хохот и веселье Грому пришлось выставить весь свой богатый запас спиртного, который наши Беры кажется весьма твердо решили опустошить, а еще мешок орешек ошалевшему от счастья отцу, когда Король Бурых поставил небольшую изящную бутылку и перед нами, смущенно буркнув:
— Это девушкам. На спелой лесной землянике…
Тут ахнула даже Злата, рассматривая напиток, цвета рубина, от которого шел невероятный аромат этой чудесной ягоды. в которую лично я была просто влюблена еще с раннего детства.
— Это ты все сам? — думаю, удивился даже наш ледышка Лютый, рассматривая богатое застолье, устроенное силами одного только Грома, что чуть пожал своими огромными широченными плечами, сухо пробасив:
— А что, разве похоже чтобы со мной кто-то жил?
— Ох и повезет же его жене! — восторженно и тихонько выдохнула Лада за моей спиной, пихая в бок Тайгу, когда мы сидели с девочками на одном диване, укрытые теплым пледом возле камина и устроив себе отдельный фуршет, — Сам готовит!
Грибы солит, варенье варит, дом построил! Не Берсерк, а золото!
— А конфеты есть? — улыбнулась Злата, хихикнув, когда здоровяк пробасил, чуть выгибая брови:
— Я похож на того, кто есть конфеты?
— И меда нет?
— Обижаешь!
В общем, как понимаете, устроились мы знатно, заняв весь первый этаж огромного крепкого дома, когда на порог ввалился Буран, стряхивая с себя снег и направляясь прямиком к столу мужчин. где было минимум еды, зато столько выпивки, что пока мне с трудом верилось, что они смогут выпить это всё, даже если были Берами!
— Машину пригнал! — Бер с глазами цвета красного дерева и такой же завидной шевелюрой, как у его друга и теперь Короля. закинул быстро в рот кусок мяса, почему-то совершенно не удивляясь застолью, и потянувшись за одной из бутылок, глядя на Карата, — Ну кто родился то?
— Парень! — улыбка Карата была такой довольной, как у кота, который успел не только скушать все сливки, но и нагадить в тапочки хозяину, при этом даже не получив по мохнатой попе веником.
— Значит, черный джип будет в самый раз! — широко разулыбался Буран, уже было опрокидывая в себя содержимое, если бы не Гром, который ловко и молниеносно эту бутылку отобрал, поставив на место и буркнув:
— Сегодня ты не пьешь!
— Совсем ошалел! — всплеснул руками Буран, недовольно окидывая своего огромного невозмутимого друга, который сам воздерживаться от выпивки даже не пытался.
— Отвезешь Мию в местную больницу, пусть осмотрят ее, чтобы убедиться, что внутри ничего не повреждено. Кровь Карата обезболила ее раны, а Звезды дала сил, но этого будет недостаточно, если раны от сына были серьезнее, чем мы думаем.
— Понял, сделаю, — тут же серьезно и без пререканий закивал Буран, закидывая в рот еще что-то из еды, и подмигивая Малахиту, который поднялся с дивана, проговорив своим двойным голосом:
— Я готов.
— Мои парни подстрахуют, — тоже отозвался Сумрак, что сидел между Каратом и сияющим Ледяным, обложенным со всех сторон обожаемыми кедровыми орешками.
— У Мии сломаны ребра, как объясните это врачам? — хмуро окинул взглядом Грома Карат, явно не разделяющий добрых намерений Бера.
— Скажем, что попала в аварию. когда почувствовала схватки и ехала к врачам. В лесу есть сломанная машина, которая пару лет назад въехала в дерево, о ней никто не знает, а тетушка Зои была рядом и приняла роды в полевых условиях.
Губы Карата изогнулись в улыбке, а глаза полыхнули задорно и лукаво, когда мужчина промурлыкал, салютовав Грому:
— А он мне уже нравится. Совсем неплохо для рода Бурых.
— Всё это замечательно, но об аварии врачи обязаны будут сообщать в полицию, — проговорил Нефрит который хоть и был кровным сыном Карата, но умело сдерживал все свои порывы хитрости. видимо научившись вести себя прилично и сдержанно после жизни в городе.
— С полицией проблем не будет, — улыбнулся Сумрак, — Давай телефон, позвоним нашему другу в погонах.
Лишь сейчас я вспомнила о том Берсерке, который приходил в наш большой общий дом по просьбе Карата, чтобы поведать о ситуации в деревнях, где он был главным, а еще начальником полиции, подумав с облегчением о том, что всё сложилось просто идеально — и ситуация с Громом, и даже роды Мии!
Собственно на этом и порешили после быстрого разговора по телефону, когда Карат пошел наверх, чтобы сказать Северу и тетушке Зои про больницу, а Нефрит решил позвонить Свирепому, чтобы предупредить младшего сына Короля Полярных, что возвращение во льды временно отменяется, и в большой семьей радостное событие.
— Свирепый понравится тебе, когда вы познакомитесь, — улыбалась мне Лада, упираясь розовой от наливочки щекой о плечо Звезды, и буквально расползаясь по дивану, на что я улыбнулась, чувствуя, что сама выгляжу явно не лучшим образом.
Все таки переживания и нервы дали о себе знать, когда стоило нам с девочками выпить по несколько рюмочек, а уже было весело, уютно и как-то настолько безмятежно, что я впервые смело посмотрела на Карата, что сидел в окружении мужчин полуобнаженный и обнимающий своей большой рукой сладко спящего кроху Гранита, потому что малыша решили оставить дома по причине хорошего самочувствия, тогда как Север аккуратно и нежно унес Мию в машину, чтобы увезти ее в ближайшую деревню и показать врачам.
Помимо Бурана, который был водителем, с ними отправился Малик, Сумрак, Тайга, и еще два десятка самых сильных и крупных Гризли, которые не показывались на виду, скрываясь в лесу — в общем целый картеж!
— …Вы только всем составом в больницу не вваливайтесь, — чуть дернул бровью Карат, забирая из рук Зои малыша, — Не привлекайте к себе лишнего внимания.
Достаточно будет габаритов Севера, чтобы все местные врачи остались заИками до конца своих дней.
— Местные врачи и население уже приучено к подобным габаритам. после того, как мы с Громом поселились поблизости, — широко улыбнулся Буран, распахивая дверь заднего сидения и помогая Северу как можно аккуратнее положить туда бледную, но умиротворенную Мию.
А теперь, глядя на то, как сладко спит малыш Гранит на груди своего кровного — язык не поворачивался назвать Карата так, но все таки — дедушки, уже не верилось, что еще каких-то пару часов назад мы все были готовы лишиться чувств от ужаса происходящего.
-..а почему все таки снег? — проговорила я приглушенно, и скорее обращаясь к себе, но вслух, нежели к Карату, но он конечно же все услышал, оборачиваясь к нам с девочками и в первую секунду не сдерживая лукавого веселья в красивых загадочных глазах при виде нас — разомлевших от вкусной ароматной наливки и чувства полного покоя, когда Лада уже мирно спала на плече Звезды, а мы со Златой пока еще держались, но уже с трудом разлепляли свои тяжелые ресницы.
Честно говоря, я даже не ожидала, что он ответит, поэтому сон как рукой сняло от его красивого, манящего и мурлыкающего голоса, который проговорил как всегда сладко:
— Этот мир не ждет наших детей в тепле и любви. Первое, что слышат маленькие Беры, появляясь на свет — это рычание медведицы и звуки драки, когда их отцы пытаются отобрать своих детей и зверя. Первое, что чувствуют — это аромат крови.
Первое, что ощущают — ледяную землю. Гранит еще в утробе матери показал, что он в большей степени Берсерк, чем человек и чем больше он рос, тем сильнее говорила кровь Севера.
Ну вот теперь в моей голове прояснилось хоть что-то!
Раз в малыше преобладала кровь истинного Берсерка, что лично меня совершенно не удивляло, учитывая сильнейшие гены его синеглазого папочки, Карат создал все условия, чтобы рождение маленького зверя прошло по всем канонам рождения Беров — кровь, снег и рычание.
Как говорится: всё гениальное — просто!
— Моего старшего медведица вообще столкнула в Ледовитый океан, — поморщился отец, явно до сих пор содрогаясь даже при одном воспоминании о пережитом прошлом, не обращая внимания на этого самого «старшего», который закатил глаза, выдохнув с улыбкой: «Ну всё, началоооось», — Никто не думал, что он выживет после такого экстремального купания, а он вон какой вымахал!…
Склонившись над карапузом Гранитом, что сладко сопел голенький, распластавшись на обнаженной груди Карата. Ледяной коснулся его крепко сжатого кулачка лишь кончиками пальцев, широко улыбнувшись, когда малыш тут же схватил его за палец, даже не просыпаясь.
— Наши дети практически никогда не плачут, — продолжил Ледяной, с огромной нежностью глядя на новорожденного Берсерка, — Помню, когда Лютый кушал молоко, он рычал на меня каждый раз, когда я пытался отобрать кулёчек, если он не достаточно наелся!
Злата с нескрываемым восторгом и любовью посмотрела на своего прекрасного белокурого мужа. думаю, ярче всех нас представляя его совсем крошкой в руках своего отца, но уже такого «клыкастого».
— Какой кулёчек? — заинтересованно потянулась я вперед, приобнимая Злату за плечи и ощущая тонкий аромат ее тела, а еще метки ее сильного смелого Берсерка рода Полярных.
— Это сейчас у вас есть бутылочки, подгузники, градусники, молочные смеси, а раньше у нас ничего не было, даже медвежьей титьки, из которой можно было бы накормить своих детей, — усмехнулся отец, пошкрябав свою аккуратную белую бороду, — Поэтому мы брали кожу, выделывали ее до гладкого состояния, а потом сворачивали кульком, наливали молоко. завязывали верхнюю часть и делали мизерное отверстие из конуса, откуда тонкой струйкой текло молоко.
В голове почему-то возник образ кондитерских мешков, которыми и сейчас пользовались кулинары для создания своих шедевров, пока я широко улыбалась вслед за восторженной Златой, которая кажется была просто обескуражена тем. как эти огромные суровые войны так трогательно и нежно заботились о своих сыновьях, придумывая нечто подобное.
— У Лютого вылезли клыки уже на пятом месяце, и первое что он научился делать — это прогрызать край кулечка так, чтобы молоко текло как можно больше и сильнее!
Грыз до такой степени, что потом и сам, и я, и трон, и весь мех был в молоке и жире!
Беры рассмеялись, по-доброму хлопая Лютого по его широченным плечам, и этот вечер был воистину волшебным, потому что даже холодный и отрешенный Лютьй, к которому страшно было подходить с любым вопросом, потому что он только фыркал и кидал недовольные холодные взгляды, сейчас и сам смеялся от души. весело глядя на своего отца и на обожаемую жену.
— А Свирепый? — выдохнула Злата, вся подавшись вперед. явно не ожидая такой откровенности от отца и завороженная тем, что может узнать про своих дорогих и горячо любимых мальчиках еще немного чего-то такого сокровенного, что мог знать только их отец.
Ледяной улыбнулся мягко и тепло, и я почувствовала, что не смотря на всю свою грозность и шумность, этот большой громкоголосый Берсерк обожает своих сыновей и искренне скучает по младшему из них. которого мне так хотелось увидеть и познакомиться:
— Когда я впервые взял его на руки, он уже тогда был такой молчаливый, — отец сложил свои большие ладони. словно и сейчас держал на руках своего малыша. глядя на него. — Так серьезно смотрел на меня и хмурил бровки. словно что-то решал для себя.
— Они сейчас не особо разговорчивый, — улыбнулся Лютый, любя своего младшего брата так же сильно, как отец и явно готовый порвать любого на лоскуточки ради него.
-..я был плохим отцом для моего Свирепого… — вдруг тяжело выдохнул отец. прикрывая ресницы, и я задержала дыхание, оттого что и Карат, который сидел рядом тут же положил свою ладонь на плечо друга, поддерживая, и слыша, как Злата проговорила порывисто:
— Это не так, папа! Ты — лучший из всех отцов!
— Возможно для малышни сейчас, но тогда… — плечи мужчины опустились под гнетом своей душевной боли и вины перед сыном. — …я был подавлен и разбит. Я прогнал свою кровиночку, лишился любимой и не жил, а существовал. Я был зол и обижен на весь мир. позабыв о том, что теперь был уже не один…воспитанием Свирепого занималась Ночь. Она обожала его и вложила в него всё, что знала сама — свою любовь, свою нежность и чуткость. Мой молчаливый маленький сын научился читать и писать в то время. когда весь род только и знал, что ходить на охоту и драться между собой за лакомый кусок мяса или рыбы. Он был одиноким без меня, но никогда не упрекнул в этом, а вечерами, когда все засыпали он приходил ко мне, забирался на колени и просто обнимал крепко-крепко…
Ледяной выдохнул дрожащий воздух из легких, на секунду пряча лицо в широких ладонях, и незаметно смахивая слезы со своих ресниц, не замечая, но наверное чувствуя, как и мы со Златой вытирали слезы, глядя на отца и до этой секунды даже не представляя каким трогательным и ранимым он может быть, если дело касалось его детей.
Даже Лютый словно застыл, глядя на отца проникновенно и поддерживающее, но не пытаясь прикоснуться к нему сейчас.
— Когда я говорил ему, что он должен стать великим воином и грозой всех Беров нашего рода, потому что займет трон после моей смерти, мой Свирепый только хмурился, и упрямо повторял, что найдет старшего брата и приведет его домой, а сам станет нам обоим поддержкой и опорой. Но он был такой спокойный и сдержанный, что часто его пытались задеть этим…
Я испуганно покосилась на Лютого, который клацнул своими клыками от злости и ярости, когда я была уверена на все триста процентов, что если бы ситуация была иной, он бы не задумываясь кинулся в свои земли, сколько бы времени это у него не заняло, чтобы найти и жесткого наказать каждого обидчика своего милого младшего брата, даже если малыш уже давно вырос, и стал тем самым великим воином и опорой для отца и брата, как и обещал.
— Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь из подростков-Беров не ткнул Свирепого тем, что его имя напрасно, и правильней было назвать его Снежок.
Отец выдохнул тяжело и с рычанием, заставляя меня чуть улыбнуться и проглотить вновь подступающие слезы.
— Доходило до того, что я выгонял из нашего общего дома этих задир, не разрешая им возвращаться до тех пор, пока они не осознают свою ошибку и не придут с извинениями, хотя понимал, что моя злость не изменит ровным счетом ничего, и Свирепый сам должен уметь постоять за себя…
Ледяной улыбнулся и его взгляд стал задорным и теплым. когда он хохотнул, бросая взгляд на Лютого, словно пытаясь поведать то, что его старший сын пропустил, зная, что тому будет приятно услышать именно этот кусочек жизни его семьи:
— Зато Луна долбила всех без разбора за своего брата! Стоило только кому-то бросить косой взгляд на Свирепого, как горе-обидчик тут же награждался расцарапанной мордой — и это в самом лучшем случае! Доходило до того, что наша фурия чуть не перегрызла горло одному из воинов, когда тот что-то пытался буркнуть в сторону сына. Ей-богу загрызла бы, если бы я не оттащил её! И это я молчу сколько волос она повыдирала из кос пацанов, и скольким из них повыбивала зубы! А уж когда подросла Звезда! — мужчина со смехом только сокрушенно покачал головой под приглушенный смех всех мужчин и лукавый взгляд Карата. который он кинул на сладко спящую девушку под моим боком, что и не подозревала, как неожиданно речь зашла о ней, — Сколько топоров и ножей они сломали об головы и зады всех тех, кого пытались наказать за косые взгляды, я уже и не вспомню даже! Теперь я понимаю, почему мой сын сбегал часто во льды, чтобы просто побыть одному… А потом всё изменилось в один день.
Отец и сейчас улыбнулся как-то недоуменно, но с такой гордостью, словно этот день случился снова и он видел перед собой сына, который при всем своем молчании, нежелании драться с кем-либо и скрытности совершил то, что заставило замолчать всех вокруг и больше не трогать его и пальцем.
— Уже даже не помню, где я был и почему пришел в дом позже всех наших охотников, но никогда не забуду. как стояла гробовая тишина и отчетливый аромат свежей Беровской крови! А еще ощущение полного шока и витающего уважения.
Свирепому тогда не было еще и пяти, а он проломил лицо одному из лучших моих воинов! Просто взял мой боевой топор и двинул ему по морде, благо, что не лезвием, иначе прорубил бы на две ровные части! Знаешь, что он сказал на мои выпученные глаза? — ткнул довольный отец смеющегося Карата, что сидел рядом, — Что непозволительно говорить о своем короле в недостойной унижающей форме!
На хохот Лютого, рассмеялись и мы со Златой и остальными Берами, когда Нефрит лишь покачал головой:
— И в этом весь Свирепый! Интеллигентно вырвет язык, а потом еще извинится, но заставит его съесть!
Отец и Лютый сквозь довольный и гордый смех лишь оба закивали в согласии головами, явно и горячо поддерживая эти слова.
— Он такой, мой младший сын! Никого не обидит, не будет обращать внимания на колкости в свой адрес, но если заденут кого-то из семьи — разорвет молча на мелкие кусочки, и покормит касаток со всей любовью! У того Бера нос ушел в череп и были выбиты все передние зубы! Мне даже добавить было нечего, когда сын вернул мой топор на место у трона, так и не сказав мне же такого обидного про меня ляпнул тот несчастный!
Мужчины еще долго смеялись и поднимали свои бутылки в тостах за «малыша» Свирепого, которого сейчас так не хватало рядом, когда увлеченный воспоминаниями, Ледяной пихнул в свою очередь притихшего Карата, на чьей широченной мощной груди продолжал спокойно и сладко спать кроха Гранит, совершенно не обращая внимания на гул низких голосов, звон бутылок и частый хохот этих великолепных огромных мужчин:
— Теперь твоя очередь! Расскажи, какой был в детстве Нефрит!
В какой то момент мне показалось, что молчание было немного неловким и даже слегка натянутым, когда наш загадочный хитрый Карат поднял глаза на своего кровного красивого сына. который вдруг смутился и отвел глаза, словно не был уверен в том, что отец помнит что-нибудь о его детстве.
Но Карат не отвел своих глаз, и его губы дрогнули с мягкой улыбке, когда Бер приглушенно и умилительно нежно проговорил:
— Нефрит был с рождения настоящим воякой. Пытался укусить медведицу, когда я откинул ее от сына, чтобы она не успела навредить ему, даже не смотря на то, что едва дышал после рождения с забитым носиком и ртом.
Длинные ресницы Нефрита дрогнули, словно он не ожидал услышать ничего подобного, все такой же смущенный и растерянный, пока не в состоянии поднять глаз на своего отца, который за сегодняшний вечер просто побил все мыслимые рекорды по мимишности, неожиданно показывая, что он может быть не только надменным, высокомерным хитрюгой, но и нежным любящим медведем, что видимо стало полной неожиданностью и открытием не только для меня одной!
— У нашего рода отцы не добавляют в молоко жир для питательности, — спокойно продолжил Карат, поглаживая большой ладонью кроху Гранита, когда тот засопел, — Добавляют кровь. Свою, чтобы сыновья привыкали постепенно к яду Кадьяков, и эта трава не навредила им, учитывая что она растет практически везде в нашем каменном городе. И свежую кровь животного, добытого для семьи. Уже с трех месяцев мой сын мог пить только одну кровь, особо не нуждаясь в молоке, а когда появились клыки, то просто сгрызал кусочки мяса, как люди едят арбуз…
-.. И поел, и попил, и умылся? — хохотнул Ледяной, на что Карат лишь утвердительно кивнул головой.
— Когда Нефрит и Север немного подросли, они стали отличной командой. Вместе узнавали наш лес и свои владения. Вместе поймали первую добычу и принесли ее в семью. И защищались тоже вместе, никому не позволяя отобрать у них то. что они нашли первыми. кто бы перед ними не стоял и чему бы им это не стоило…
-..Я помню, как мы нашли с Севером новую пещеру в горах, — вдруг проговорил тихо Нефрит, чуть улыбнувшись, но все еще не поднимая глаз на своего отца, — Даже не знаю сколько нам было, но кажется очень мало, судя по тому, что всем взрослым Кадьякам мы едва доходили до бедра своими макушками. Эта находка казалась нам чем-то волшебным! Мы уже представляли, что это наш будущий дом и наша нерушимая крепость, пока нас не выследили старшие Беры и попытались выкурить из нашей пещеры…
Судя по тому, как улыбнулся Карат, закивав головой, он тоже помнил эту историю, глядя на сына с гордостью и нежностью, которой я никогда до этого не видела в этих темных всегда холодных глазах:
— Да, стоял такой крик и рычание, что было слышно даже внизу в нашем городе, а когда я поднялся наверх, то увидел, как наши малыши все в крови, укусах и ранах дрались со старшими и более сильными Кадьяками, стоя спиной к спине, но никого не подпуская ко входу в свою пещеру.
Я улыбалась так восторженно и широко, что даже было больно щеки, с огромным трепетом и чувством полного восхищения погружаясь в нашу большую необычную семью все глубже и глубже, искренне влюбляясь в каждого брата Янтаря, в то, какими смелыми, сильными и дикими они были даже в ранимом детстве.
— Уже тогда папу все боялись до дрожи, и мальчишки-Кадьяки разбежались кто куда. стоило только понять, что сам Карат появился здесь, — тихо рассмеялся Нефрит, выгибая брови и поднимая свои яркие горящие глаза на своего отца, с лица которого не сходила улыбка, — Но были и те, кто успел нажаловаться своим отцам на нас и то, что королевские отпрыски распустили руки и разодрали в кровь и месиво кое-какие задницы. В итоге вслед за папой прилетели и отцы обиженных детей, не пытаясь разобраться в том, кто был прав, а кто виноват. Помню, один из таких разъяренных отцов даже схватил за ухо Севера, пытаясь доказать, что мы поступили неправильно.
В глазах Карата вспыхнуло то, что меня всегда пугало до состояния полного онемения и паники такой живой и обжигающей, что невозможно было даже просто вздохнуть, не то, чтобы пискнуты То, что пылает в крови Кадьяков, делая их самыми страшными из зверей и Берсерков и распаляя кровь до состоянии бурлящей крови.
— Отец молча повернул этого Кадьяка к себе, отнимая осторожно Севера и отдавал его мне. А потом вырвал руку воину, сказав спокойно и буднично, что никто не посмеет отныне тронуть сынов королевской крови, взял нас на руки и отнес домой, — закончил Нефрит, отчего мурашки пробежали по моему позвоночнику, даже если в груди было жарко и радостно от осознания того, что даже кровожадные Кадьяки были идеальными отцами, не позволяя никому тронуть свою кровиночку.
— Эту пещеру Север и Нефрит подарили своему деду Граниту, — тихо выдохнул Карат, — В ней он и умер от болезни и старости…
Гром слушал все эти душевные рассказы молча, но с большим любопытством, когда я чувствовала, что постепенно, час за часом, проведенным с нашей странной семьей, напряженность, скованность и недоверие покидают его, что лично меня радовало до состояния визга!
Уже засыпая, сквозь слипающиеся ресницы в блаженном покое и чувстве бесконечной радости, я наблюдала с улыбкой за своей семьей, не в силах налюбоваться ими всеми.
Тем, как хохотал Янтарь, сгребая своими ручищами сразу и Нефрита и Лютого, чтобы в сотый раз обнять довольных и уже явно подпитых братьев.
Как что-то увлеченно рассказывал Буран, забавно жестикулируя и доводя до смеха наших старших Беров, когда привез Мию, Севера и тетушку Зои обратно, довольный и счастливый, что всё прошло успешно и быстро, девушка почти в порядке, и не было никаких приключений по дороге.
Как Гром и Малахит о чем-то беседовали тихо и спокойно, словно делились опытом своих родов, успевая при этом таскать орешки из одной общей тарелки.
Как завалившись с двух сторон на Волчонка, спали Туман и Ураган, придавив молодого Бера и похрапывая.
Все они были такими сладкими, такими милыми, и такими родными, что моя душа пела от радости и счастья, что теперь и я стала частью этой дружной удивительной семьи, в которой меня простили и полюбили, не смотря на все мои грехи и ошибки, подарив мне покой и мое личное басистое Солнце!
Я даже не помню, как именно уснула и каким образом очутилась в одной из спален на втором этаже, укутанная пледом, на кровати воистину королевских и Беровских размеров, что на ней одной поместились все девушки сразу: и я со Златой, и Лада, и даже Звезда и Тайга!
В тепле мягкого пледа и огня в камине, я проснулась оттого, что услышала приглушенные голоса, лишь в ту секунду поняв, что больше мы не на первом этаже с нашими мужьями, а все спим аккуратно уложенные на свои отдельные подушки, и укрытые своими отдельными пледами.
И первое, что я подумала, сонно усмехнувшись, что «лечение» явно удалось и подходит к своему завершающему этапу, потому что голоса пели!
Вы слышали когда-нибудь мартовских котов?
Так вот январские медведи — это куда страшнее и громче!
Особенно учитывая тот скромный факт, что по настоящему петь умел только Карат, а все остальные его яростно поддерживали кто как умел, но зато от всей медвежьей души и теми самыми ушами, по которым стадо медведей еще в глубоком детстве пробежало!
При чем, пробежало явно не по одному разу!
Сонно хохотнув и с трудом разлепляя свои глаза, скоро я поняла, что от задушевного исполнения проснулась не только я одна и все девочки сразу, но и Север, который остался рядом с Мией и своим малышом в спальне рядом, прошептав своим сестрам:
— …если Север сейчас спуститься вниз, то последний куплет допеть они не успеют!
— Главное, чтобы потом никто своей челюстью не подавился, если они разбудят Мию или малыша, — отозвалась спокойно Звезда, на что я снова хихикнула, но в этот раз уже нервно, надеясь, что до такого дело не дойдет, ибо воочию смогла лицезреть силищу этого синеглазого красавчика.
— Бояться надо не злого Севера, а не выспавшуюся маму Зои, — зевнула Тайга, сладко потянувшись на своем месте и закидывая обе руки за голову, снова закрывая глаза, — Она уже проснулась, так что засыпайте. Еще очень рано. А скоро станет тихо, это я вам гарантирую!
И правда стало тихо буквально в считанные минуты, за которые я снова погрузилась в глубокий и блаженный сон, согретая теплотой огня, под его уютный треск и ровное сладкое дыхание моих сестренок рядом.
Но кажется спала очень недолго, снова проснувшись под знакомые голоса, но уже где-то так близко, что искренне хотелось найти что-нибудь потяжелее и поубойнее, чтобы утихомирить наших «вылеченных» в доску мужей!
Правда в этот раз они к счастью не пели!
Они храпели так, что у меня сводило зубы от этих басов, со всех четырех сторон вокруг кровати!
Не пришлось даже долго соображать, что наши мужья пришли в спальню, но обнаружив, что все спальные места уже заняты под завязку, не долго думая устроились по медвежьи прямо на полу длинными мускулистыми штабелями, продолжив свою «арию» на новый лад и уже в глубоко спящем состоянии!
Собственно на этом наш недолгий, но сладкий сон закончился и началось очень раннее утро в доме Грома, который как оказалось был построен на старый лад, без какой-либо отопительной системы, бойлера и батарей, но зато с огромным камином в каждой комнате для обогрева!
Широко зевая и потирая глаза, мы со Златой и Ладой спустились на первый этаж, завидуя прыти и бодрости Тайги и Звезды, которые спали как и мы несколько часов, зато выглядели прямо скажем огурчиками, увидев на диванах спящих отцов.
Всех, за исключением Карата, который испарился, не оставив даже записки, чтобы мы не волновались!
— Папа говорил, что он никогда не спит, — тихо отозвалась Лада, но просветленно улыбнулась, добавив, — Но теперь далеко никуда не уйдет, не оставит Гранита!
Уже к вечеру мы вернулись в наш родной большой дом, к малышам, за которыми тщательно, хоть и неумело присматривал целый отряд Гризли, оставленный стараниями мудрого и доброго Сумрака.
Звезда делилась своей кровью с Мией еще пару раз, довольная тем, что смогла помочь и что теперь наша отважная крошка выглядела значительно лучше и бодрее, даже не смотря на то, что по-прежнему едва могла шевелиться из-за многочисленных швов.
Как говориться, дома и стены помогают!
А если учитывать, что рядом была вся наша семья, выполняя каждое желание еще до того, как Мия его озвучивала, у сестренки просто не было шансов не поправиться!
День малыш Гранит проводил со своими новыми братьями и сестричками — Бурыми и Гризли, которые радостно галдели в два десятка голосочков, и так же дружно кряхтели или натужно плакали, старательно поддерживая друг друга в любом начинании, отчего новоиспеченные дедушки буквально цвели и пахли, веря в то, что когда малыши вырастут. то все четыре рода буду между собой обязательно дружить и помогать, как одна большая семья.
Как это было заведено у нас!
А еще вернулись в свои родные спальни, где не нужно было сдерживаться и где я пыталась шутливо сбежать от своего вечно голодного во всех смыслах мужа, когда тот пробасил, многозначительно выгибая свои резкие брови:
— Витаминчики уже взбесились от воздержания!
Со смехом двинувшись к дверям в попытке бегства, я чувствовала, как моя кровь начинает нагреваться от желания и совершенно невероятного ощущения собственной необходимости и тепла, которое всегда исходило от моего большого басистого Солнца с глазами цвета янтаря, радостно взвизгнув, когда он настиг меня в два шага, обхватывая своими горячими сильными руками и тут же прижимая спиной к двери, пока я смеясь в его губы, которые зря времени не теряли:
— Витаминчики держались всего одну ночь!
— Оообобочень длинную долгую ночь, — проурчал Янтарь. сдергивая с меня остатки одежды, чему я активно помогала, потом обвивая его руками за мощную шею и заглядывая в глаза с обожанием и трепетом, которое не испытывала никогда до встречи с ним.
— Ночь, которую ты феерично прохрапел так, что до сих пор не понимаю, как выдержала крыша в доме Грома! — рассмеялась я, на что мой Бер весело хмыкнул, чуть дернув своим могучим плечом:
— Это Нефрит храпел!
Мой веселый хохот утонул в его поцелуе таком нежном и глубоком, что я почти потеряла суть нашего разговора, выдыхая в его губы с последними остатками мыслей:
— Ты ведь знаешь, что я тоже чувствую ложь…
— А что ты еще чувствуешь, Клубничка? — низкий мурлыкающий голос Янтаря был слаще меда и моим личным сортом наркотика, от которого напрочь пропадали все мысли из головы, оставляя только кусающее возбуждение в каждой клеточке восторженно ожидающего тела, и еще одно чувство такое огромное и горячее, щемящее и нежное, что я не сразу смогла бы дать ему определение, прошептав в ответ:
— Что я очень сильно люблю тебя!..
Эпилог
Последние несколько дней Карат практически не появлялся дома.
Он и раньше то пугал тем. что мог исчезать и появляться совершенно непредсказуемо, а теперь и вовсе стал похож на призрака, появляясь изредка и лишь для того, чтобы посмотреть на малыша Гранита, никому ничего не объясняя и пугая тем, что снова его глаза стали мрачными и совершенно закрытыми для всех, словно мрак стал его душой, не оставляя даже кусочка света внутри, отчего волосы вставали дыбом при появлении его рядом!
Отец злился и жутко переживал, но как бы не старался, не мог найти Карата ни в лесу, ни где-то поблизости, пока тот сам не появлялся на пороге, рыча, что если нужно, то собственными руками привяжет его к себе и хрен куда отпустит.
Ситуацию не изменил даже приезд друга Нефрита, который был хакером и которого все ждали, чтобы он прояснил некоторые вопросы с ноутбуком учителя.
Моего бывшего парня и того, кто не смог удержать секрета, что в итоге привело к трагедии…
Как бы я старалась не думать об этом и не вспоминать, но его имя всё чаще и чаще всплывало, особенно в последнее время, заставляя себя чувствовать неуютно и виновато, даже если никто не обвинял меня больше и теперь сосредоточился на другом.
Молодой парнишка был ровесником нашего Вульфа, а еще как оказалось, одним из нас, застыв на пороге в дом и выдыхая восторженно и слегка испуганно, когда увидел всех наших Берсерков, прохрипев с распахнутыми глазами:
— …матерь Божья! В жизни не видел столько чистокровных в одном месте!…
Сумрак улыбнулся как всегда тепло и поддерживающее, приглашая его и провожая первым делом на кухню к маме Зои, чтобы знатно накормить, обогреть, дать выспаться с дороги, а уже потом решать все крайне важные дела.
— Бурый значит? — пробасил отец, когда парень смущенно улыбался сытый и выспавшийся, скромно сидя напротив наших отцов в большой кухне, и глядя на них во все глаза, совершенно восторженный и все еще слегка испуганный.
— Да. Рит не говорил мне, что вас так много.
— И не должен был говорить, — мрачно отозвался Карат, на что паренёк испуганно и скованно сглотнул. покосившись на самого Нефрита, который маячил рядом с холодильником, тут же спокойно отозвавшись:
— Я встретил его на работе во время одной из фотосессий. Он был в команде принимающей стороны и должен был обрабатывать фото, — откусив бутерброд, Нефрит чуть усмехнулся, — Эта мелочь носился от меня, сломя голову, потому что думал. что я гей, и поэтому так настойчиво пытаюсь с ним поговорить и завести дружбу!
Бедный парнишка покраснел вареным раком. виновато опуская ресницы и прохрипев:
— Просто я понимал, что что-то чувствую, но не знал, что именно… да и в профессии Рита полно геев! А он был такой весь холеный и красивый, что запросто можно было подумать, что и он тоже…того самого…
— Что за геи? — нахмурился отец, очевидно впервые услышав это слово, на что Злата лишь с улыбкой покачала головой:
— Пучше тебе не знать, пап! Твои тюлени этого не переживут.
Мужчина нахмурился еще сильнее, но допытываться не стал, даже если покосился на Ладу, которая задорно и приглушенно рассмеялась, услышав нечто подобное о своем муже красавчике, который за последнее время потерял свою модельную форму, зато приобрел внушительную Беровскую.
— Оказалось, что он в своей жизни никогда не встречал нам подобным и не знал, как мы ощущаем друг друга, и еще не прошел переход, — Нефрит сел за стол рядом со смущенным парнем, поставив перед ним тарелку с бутербродами тоже, — Пришлось ему все объяснять и показывать на собственном примере. Так и подружились.
— Он такой огромный! — восторженно выдохнул паренёк, покраснев еще сильнее, когда Карат все так же хмуро, но в этот раз язвительно дернул черной бровью, окидывая тяжелым сосредоточенным взглядом бедолагу:
— Интимные подробности моего сына нас не интересуют. Ты здесь по делу.
— …Я имел ввиду Рита в виде медведя! — выдавил и без того перепуганный малый, готовый наверное провалиться сквозь пол, когда мы рассмеялись, а отец только сокрушенно покачал головой.
— Мелкий! Тащи сюда эту хрень! — пробасил отец, заставляя паренька с непривычки поморщиться от низких басов, от которых пол под ногами в прямом смысле задрожал, когда на кухне появился Вульф с ноутбуком в руках, подмигивая поддерживающее новому городскому Беру, который своими размерами от людей совершенно ничем не отличался.
— Что я должен сделать? — парнишка умело и явно со знанием дела открыл ноутбук, подождав, когда тот включится, и тут же буквально запорхав изящными пальцами по клавиатуре.
— Поколдуй над ним, как ты умеешь. Восстанови всё, что сможешь, если на нем что-то пытались удалить. Взломай всё, что сможешь найти, — отозвался Нефрит, на что наш новый молодой друг быстро закивал головой и от своего механического друга больше не отрывался ближайшие пару часов.
Ему никто не мешал и не стоял над душой, собравшись как всегда в большом зале, когда малой пришел сам, скованно и смущенно застыв на пороге с ноутбуком в руках, позволив себе войти лишь когда Сумрак махнул ему приветственно рукой, указывая на свободное кресло, в котором тот просто утонул, не обладая габаритами наших больших мужей, братьев и отцов.
— Человек, которому принадлежит этот аппарат, не был зарегистрирован в социальных сетях, и вероятней всего был каким-то социальным работником, — начал паренек, аккуратно поставив ноутбук на столик и разворачивая его к старшим Берам, — Много текстовых фалов и каких-то картинок в основном для обучения детей младшей школы с правилами орфографии, учебные планы и контрольные. Я бы сказал, что вероятней всего он был учителем.
Сумрак чуть улыбнулся, молча закивав, вот только на нашего мрачного и холодного Карата слова паренька не произвели совершенно никакого впечатления, когда тот сухо кинул ему:
— Дальше.
Бедолага растерянно заморгал, но быстро собрался с мыслями, продолжив:
— Рит сказал искать какие-либо упоминания или намеки относительно нашего рода.
Ничего такого я не нашел: нет фото медведей или каких-либо упоминаний например о легендах об оборотнях или Берсерках. Но меня зацепило вот это…если только он не был учителем биологии…
И снова его тонкие белые пальцы запорхали по клавиатуре, чтобы открыть одну из вкладок и показать напряженно застывшим отцам светлый экран.
— Это переписка. Вернее по сути два письма, адресованные кому-то под ником Социофоб. Здесь учитель написал, что природа не устает поражать его воображение и о том, сколько существует еще не изученных и восхитительных форм жизни на земле…Вот, можете прочитать сами.
Карат первым подался вперед, глядя так хищно и опасно, что стало не по себе даже мне, что уж говорить про бедного парня, который просто шарахнулся испуганно назад, на что Берсерк даже не обратил внимания, полностью поглощенный тем, что читал пару строк снова и снова, будто запоминал их наизусть.
Но даже мои брови удивленно поползли вверх, когда Карат открыл переписку полностью, ловко управляясь с техникой, и это явно говорило о том, что делает подобное наш загадочный устрашающий отец явно не впервые!
Думаю, это было даже шоком для Нефрита, который удивленно заглянул через плечо на лицо задумчивого и сосредоточенного отца, а потом в монитор, чтобы тоже прочитать содержание писем, каждое из которых было в несколько строк.
— Читай вслух! — пробасил отец, и красивый, но жуткий голос Карата заполнил все застывшее пространство зала, когда никто не дышал, прислушиваясь к каждому его слову.
«Любая форма жизни тем и прекрасна, что непознана нашими хищными умами…»
«Ты прав, ибо человек разрушает всё, к чему прикасается».
Я нахмурилась, пытаясь понять суть написанного и думая о том, что кажется кто-то пытался нас защитить?
— Или запудрить мозги, — сухо отозвался Карат, который очевидно не верил в добрые намерения того, с кем велась скупая переписка.
— Я просмотрел все письма за последнее время и не нашел больше ничего интересного. С этим Социофобом очевидно учитель был знаком довольно давно. Я нашел письма трехлетней давности. Такие же короткие. В основном про каких-то общих друзей по учебе и отвлеченные темы, связанные с профессией. Думаю, они вместе учились когда-то…
— Что за социофоб? — обернулся отец на Злату, которая быстро пожала плечами, отозвавшись:
— Если совсем просто, то это человек, который сторонится общества.
— Что-то еще? — бросил взгляд Карат на паренька, который побледнел от близости того, кого весьма очевидно боялся, судорожно протараторив:
— Эти письма были удалены, но как-то…небрежно.
— Что ты хочешь этим сказать? — черные брови Карата сошлись на переносице и взгляд стал почти черным.
— …может я ошибаюсь, но когда хотят скрыть что-то, то делают все, чтобы никто не смог найти концов и правды. Здесь же все лежит практически на поверхности… словно не пытались спрятать, или делали так, чтобы потом могли найти…
— Учитель пропал, — отозвалась я, впервые подав голос в теме, которая задевала меня за живое слишком остро, чтобы я могла найти в себе силы говорить о ней, — Возможно, он просто не успел скрыть то, что хотел. Полицейский как-то сказал, что он не собирался бежать и в буквальном смысле исчез с порога в домашней одежде и тапочках, словно вышел покурить и уже не вернулся.
Парнишка, закивал, соглашаясь со мной.
Кажется были найдены какие-то важные крупицы информации, вот только легче никому не стало, а наш Кадьяк еще сильнее ушел в себя.
Вот и сейчас почувствовав не самого Карата, а скорее его тяжелую мрачную ауру в доме, от которой поёжилась, я поспешно оставила нож и мясо на разделочной доске, выглядывая в коридор, потому что услышала голоса старших Беров.
— Прекрати, черт тебя побери! — рычал отец так грозно и серьезно, что становилось просто не по себе, и не нужно было даже заглядывать в большую комнату, чтобы понять к кому именно он обращается.
— Что бы ты не задумал, я категорически против!
Карат молчал, делая это настолько холодно, что кажется растерялся даже Ледяной, когда дверь хлопнула и раздались шаги и аромат Берсерка, который не был частью нашей семьи, но был уже достаточно знакомый.
— Удиви меня, — колко проговорил Карат вместо приветствия, и я остановилась в коридоре, заглядывая в зал, где в этот раз были только отцы, пока все толкались здесь, не смея входить и кожей чувствуя, что произошло явно что-то неприятное, судя потому, что Штиль пришел сам, и с мрачным выражением лица.
— В этот раз действительно удивлю, — отозвался мужчина в форме и с погонами, бросая на столик какую-то папку, и устало опускаясь в кресло, чтобы окинуть взглядом Карата, — Все парни, которые считались пропавшими без вести — вернулись.
Мы с девочками ахнули, пытаясь выглядывать из-за своих широких мужей, тогда как Карат лишь дернул своей иссиня-черной бровью. окидывая Штиля сосредоточенным взглядом:
— Все шесть?
— Пятеро.
— Все, кроме одного из рода Гризли?
— Да.
Когда Карат тяжело опустился в кресло напротив мрачного и задумчивого Штиля и Сумрака, который занял место на подлокотнике своего давнего друга, я поняла, что дело- полная дрянь, потому что даже обычно спокойный отец и тот выглядел так, словно за порогом начинался апокалипсис.
— Что говорят? — Карат на секунду поднял руки, помассировав виски, словно его голова раскалывалась. прикрывая длинные ресницы и выглядя даже расслабленным, если бы не его напряженные плечи, в которых словно переливалась вся сила и огонь рода Кадьяков.
— Ничего не помнят, — тяжело выдохнул Штиль, расстегивая верхние пуговицы своего форменного одеяния, будто ему не хватало воздуха от всего происходящего. — Врачи осмотрели их всех, говорят, что ничего серьезного не нашли. Никаких ран.
Никаких следов насилия. Слегка похудели и только.
-..бред какой-то, — прошептал Нефрит за моей спиной, упираясь одной рукой в стену и глядя только на своего задумчиво-молчаливого отца.
— Их не было дома пол года, и они не помнят где были и что делали? — уточнил Сумрак.
— Именно так. Психолог сказала, что они путаются в датах и днях, и не верят, что их не было так долго. Вероятней всего над ними были совершены какие-то психологические манипуляции, чтобы стереть из памяти то, что им не нужно было помнить.
— Звучит как фантастика, — отозвался отец, присаживаясь на подлокотник кресла Карата. когда его друг только тяжело покачал головой:
— Вовсе нет. Мы уже не на Второй Мировой. когда все было проще. Люди шагнули далеко вперед во всех вопросах, особенно в тех, что касается научного прогресса.
Раньше использовали психотропные вещества и внушение, или попросту кололи нам сильные наркотики, чтобы вызвать галлюцинации и заставить обратиться и показать себя. Думаю, что сейчас все стало еще проще и не в нашу пользу.
— Даже если им что-то кололи, сейчас прошло слишком много времени, чтобы найти следы уколов или вещества в крови, — отозвался Штиль, — Парни совершенно чистые. Черт, даже на младенцах можно найти какие-то следы, эти же словно сошли с небес, как ангелы! Никаких следов, никаких отпечатков на теле или одежды! Мои эксперты говорят, что они словно стерильные перчатки!
— Ты говорил с ними?
— Сразу же как только мне сообщила одна из матерей, что ее сын дома живой и невредимый! Ни один из них действительно ничего не помнит, они не врут, иначе я бы почувствовал…
Мужчины замолчали, и весь дом погрузился в тишину такую звенящую и напряженную. что ее почувствовали даже малыши. притихнув и перестав люлюкать.
-.. И ЧТО все это значит? — первым подал голос отец, говоря непривычно приглушенно.
— То. что нас научились определять и сортировать от людей, — сухо и безжизненно отозвался Карат, застыв, когда неожиданно в зале раздался какой-то механический звук.
Тихий и неброский.
Так обычно срабатывают оповещения на телефонах.
Но он прозвучал, словно выстрел, заставляя всех переглянуться и кинуться в зал. откуда этот звук доносился.
— Чей-то телефон? — выдохнула Злата и я ощущала ее страх, потому что уже тогда поняла, что депо не в телефоне.
Звук был от ноутбука учителя. который продолжал стоять на столике позабытый и ненужный
— Пап, подожди! — Нефрит кинулся к Карату. когда тот стремительно поднялся со своего места, отчего Ледяной чуть не рухнул с кресла, а его друг уже раскрыл ноутбук и. прищурившись. коснулся пальцами панели. разворачивая окно, где тут же высветился запакованный конвертик, оповещая о том, что пришло новое письмо.
Карат открыл его не дожидаясь сына, пока мы все заглядывали из-за его широченных плечей, понимая. что кровь отхлынула от лица, при виде всего одной фразы, написанной черным по белому:
«Тик-так. мишки…»
Я вздрогнула. прижимаясь к Янтарю, оттого как порывисто и с какой яростью Карат кинулся к дверям дома под вопль Ледяного:
— Черт! КУДА?!
— Как он пришел в мой дом в лесу, так и я приду в его!..
— КАРАТ! СТОЙ! Слышишь?! Мать твою! Вернись сейчас же!!!
…НО разве возможно поймать того. кто умел быть призраком, сотканным из тьмы и огня?…
Конец
![Ангелы носят рюкзаки [СИ]](https://www.4italka.su/images/articles/605839/primary-medium.jpg)
Комментарии к книге «Янтарь», Елена Синякова
Всего 0 комментариев