«Право первой ночи»

Право первой ночи (fb2) - Право первой ночи [Исходный файл книги, не отформатировано] 406K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Звездная

Елена Звездная

Право первой ночи

***

На самом деле это было основательным пережитком прошлого - по всей Алландии этот архаичный закон уже не практиковался, но на наших островах традиции оставались живы, да и особый статус Вэллана располагал к некоторому противостоянию общегосударственному укладу. В результате на наших территориях закон Права первой ночи соблюдался неукоснительно и все брачующиеся в соответствии с традициями прямо с сельских праздников направлялись в замки ленд-лордов, где получали благословение, подарок от господ и пожелание родить красивых и здоровых деток побольше во славу земель Вэллана. И никакого разврата. До этого дня...

***

Право первой ночи

На самом деле это было основательным пережитком прошлого — по всей Алландии этот архаичный закон уже не практиковался, но на наших островах традиции оставались живы, да и особый статус Вэллана располагал к некоторому противостоянию общегосударственному укладу.

В результате на наших территориях закон Права первой ночи соблюдался неукоснительно и все брачующиеся в соответствии с традициями прямо с сельских праздников направлялись в замки ленд-лордов, где получали благословение, подарок от господ и пожелание родить красивых и здоровых деток побольше во славу земель Вэллана.

И никакого разврата.

Все было чинно, пристойно, весело, и самое главное — бесконечно радовал факт противостояния правительству Алландии, наш народ в принципе любил быть в оппозиции. К примеру, вот выйдет в Алландии закон о недопущении женщин к образованию, тут же оп и в Вэллане каждая женщина считает своим долгом овладеть счетом, письмом, знаниями по истории и парочкой языков соседних стран. У нас на фоне мирного протеста стране завоевателю все женщины образованные теперь. Моя бабка так вообще в пятьдесят лет учиться пошла, дед не препятствовал, напротив взялся сам готовить, пока она, с детства ни читать ни писать не умеющая, над учебниками корпела. До сих пор как соберется вся семья, мужики на дворе мясо жарят, а мы, женская половина, за чашечкой чая обсуждаем политику соседней Фландрии и блудный быт ее женщин, а так же обязательно коснемся то законов логики, а то и уравнений высшей математики. В наших краях чем умнее женщина, тем уважаемей муж ее и желаннее дочери.

Посему я в нашей деревеньке на весну самой желанной невестой была, у меня же и маменька и бабуля в нашей деревенской школе преподавали, да и сама я готовилась после Эдинского колледжа идти в преподаватели. А потому приехав на каникулы в деревню, ходила повсюду с самым умным видом, таская тяжеленные томики философских трактатов и делая вид, что никогда, ни один пальчик мой до труда домашнего не дотрагивался. Но как бы не так. В нашей семье, да и не только в нашей, говорили так «Оппозиция оппозицией, а мужика своего кормить прямая женская обязанность», так что я умела все. Приготовить ужин за пять минут — в легкую. Замесить тесто и испечь пироги к первой заре — без проблем. Чистить рыбу и разделывать дичь правда не могла, это да, зато приготовить — двести пятьдесят семейных рецептов приготовления одной только рыбы, это что-то да значит!

В общем невестой я была завидной, и потому меня заметили сразу. А я, хоть и делала вид, что гордо смотрю вперед и только вперед, косила глазом на Дорга, сына деревенского кузнеца. А все потому, что возможности его не заметить у меня не было — семь футов роста, под загорелой кожей перекатываются стальные мышцы, из-под килта видны мускулистые крепкие бедра, руки сильные, пальцы длинные, глаза голубые, и улыбка белее облаков…

У него была такая улыбка, что у меня не было и шанса, но я держалась.

Я держалась, когда Дорг проходил мимо, легко неся переброшенного через плечо молодого оленя, добытого им на охоте, и с хитринкой во взгляде улыбаясь мне.

Делала невозмутимый вид, проходя по мосту и не глядя… я сказала не глядя на то, как внизу отфыркиваясь и расплескивая воду, этот несносный первый деревенский красавец, смывал сажу и копоть кузни.

Я гордо читала книгу сидя на пороге, когда Дорг болтал у плетня с моими братьями, ровно до тех пор, пока Уилерт не подошел и молча не повернул томик, который я до того держала перевернутым вниз титулом и даже не заметила этого. А Дорг заметил, да, он моему младшему брату и сказал, что мне явно сложно читать книгу, держа ее в таком положении. И улыбался, зараза, пока Уил шел ко мне, и когда книгу перевернул, и когда я сидела, заливаясь краской.

В общем у меня не было шансов, это понимали все, даже Дорг.

А так же мои родители, его родители и деревенский староста.

И собственно нет ничего удивительного в том, что когда Дорг преподнес мне подарок, в присутствии наших родителей и старейшин деревни, я сказала «да».

Дорг на мое согласие обворожительно улыбнулся, поигрывая мускулами, мол «а мы даже и не сомневались», я краснела и опускала глазки, норовящие хотя бы еще разочек, пусть бы и лишний разочек, на него взглянуть, родители наши начали обсуждать свадьбу.

Назначили на второй месяц лета, так что весь первый месяц мы с Доргом посматривали друг на друга издали, как и требовали традиции. Я томно вздыхала, поглядывая на его мускулистые руки, он с моим отцом спорил по поводу приданного, выбивая сумму побольше, так как ему нужно было достраивать дом, который он уже начал строить для нас.

Наступил знаменательный день нашего бракосочетания.

С раннего утра меня к нему готовили — купание в пяти водах, промывание волос пятью травами, переодевание в пять нарядов, четыре из которых после упаковали и перенесли в дом жениха (там к жилью была пригодна пока всего одна из комнат, и кухня еще, но нам, молодым, хватит), и у меня лично сердце замирало при мысли, что сегодня, мы наконец-то останемся с Доргом одни…

Одни. Я, он, и поцелуй, нежный, ласковый, сладкий, упоительный, восхитительный, от которого у меня так быстро забьется сердце и ослабеют ноги, но я не сомневалась — Дорг не даст мне упасть, он подхватит своими сильными мускулистыми руками, и будет целовать до потери памяти… Правда, я несколько не поняла, а где он спать будет? В нашем доме имелась всего одна комната, а в ней всего одна спальня.

Увы, мои ученые мама и бабуля, на вопросы: «Мы будем целоваться до самого утра, а что потом? Где он будет спать? Где буду спать я?», отвечали нечто невразумительное, весь смысл которого сводился к «сами разберетесь».

Поразмыслив, я решила, что действительно сами разберемся, и попросила брата принести еще одну перину, подушку и одеяло, чтобы мой муж не спал на голом полу. Уилерт кивнул, вышел, а уже там, на дворе, от чего-то впал в состояние истерического приступа смеха, повиснув от хохота на плетне, и гоготал он так, что слышно было на пол деревни.

— Они что, с утра уже с женихом пить начали? — спросил папа.

Я подумала, что видимо, так и есть.

***

После соблюдения всех традиций я в простом розовом платье, с распущенными волосами и венком из роз была выведена отцом из дома и передана в руки жениха. Дорг, красуясь силой, не повел, а подхватил на руки и понес в центр деревни, восхищая этим и лицезрением моих туфелек всех вокруг.

В центре деревушки у каменного круга уже стояли четыре пары, мы были пятыми брачующимися. Староста и старейшины нас благословили, родственники бегали вокруг длинных столов, готовя праздник для всех, а мы, под предводительством старейшины потопали в замок, на поклон к ленд-лорду. Дорг все так же продолжал меня нести, кажется, впервые обратив внимание на то, что чуть виднелось в разрезе платья на груди, слегка разошедшемся при таком способе передвижения, и ему явно открывшееся понравилось, так как смотрел он исключительно туда, не особо замечая мои робкие попытки поговорить. Меня это несколько расстраивало, ведь остальные парочки весело щебетали, получившие, наконец, возможность пообщаться.

Но чем ближе мы подходили к огромному, затмевавшему небо темному замку поместного лорда, тем тише становились разговоры, сменяясь благоговейным трепетом и предвкушением подарков.

Вообще в прошлом году старый ленд-лорд благополучно ушел от обязанностей, передав управление своему дальнему родственнику из Алландии. Молодой аристократ прибыл сюда с какой-то трагедией, это потому что без трагедии в такую глухомань никто бы из столицы точно не приехал, и некоторое время терзал всех приступами повышенного любопытства. Любопытство закончилось, едва новый лорд разок выехал в Гейнстаун, дабы прикупить себе лошадь. Ну и так как дело было днем, то его разглядеть успели все, как впрочем и разочароваться. По словам всех знакомых моей семьи, аристократ был неистово худощав и даже тщедушен, лицо его искажала плеяда шрамов различной степени глубины и ужасности, в глазах застыла печать горькой иронии, левая ладонь скрывала что-то еще более жуткое, нося на себе черную перчатку, которую молодой мужчина не снимал по одному ему известным причинам. Таким образом сравнения с местными загорелыми, мускулистыми и могучими мужчинами он не выдерживал никоим образом, и потому об аристократе быстро забыли.

Помнится первая свадебная процессия завернувшая в Гнездо Кондора с появлением в нем нового Кондора, несколько нервничала, неожиданно вспомнив о том, что право первой ночи это не совсем получение подарков с напутствиями, но молодой лорд повел себя также как и его предшественник, разве что был гораздо менее многословен и все расслабились.

Вот и сейчас мы веселой толпой шли в замок, который сначала возвышался на горизонте, после возвышался над горизонтом и в итоге затмил весь небосклон неприступной черной громадой. Выстроенный из магического темно-серого камня, в основе имеющий черный каменный массив, способный притягивать железо, окруженный сверкающим даже днем защитным контуром, замок был таинственно прекрасен, чарующе опасен и неприступно великолепен! О, я с диким восторгом смотрела на это архитектурное чудо, готические стрельчатые основного замка, романско-грубые сдержанно-воинственные башни внешнего крепостного круга и…

— Сколько камня даром пропадает, а нам для заборов из каменоломни таскать приходится, — неожиданно и с явной досадой произнес Дорг.

— Так это же замок!- воскликнула я.

— Хватает ему магической защиты, мог бы и камнем поделиться ленд-лорд, все равно войн не предвидится, — высказал свое мнение кузнец.

— Но, Дорг, это же памятник архитектуры! — мне в целом непонятна была мысль моего будущего мужа, зато он заговорил со мной и я была этому рада.

Но говорить больше Дорг не пожелал, снова скосив взгляд на разрез моего платья и как-то со странным и ему одному доступным пониманием, насмешливо хмыкнув. И он продолжал нести меня, совершенно без устали поднимая по каменным ступеням все выше и выше, к воротам замка.

Чуть расстроившись поначалу, я вскоре совершенно забыла обо всем, восторгаясь замком. Правда молча, уже понимая что не найду благодарного слушателя в лице мужа, но какой же это был замок! Древний, каждый камень которого, привезенный сюда с далеких Валесских островов мог бы рассказать свою отдельную историю, с балками, подпиравшими мостовой переход, выполненными из драгоценных черных пород дерева, столь же крепкие как и сами камни, с цепью, местами покрывшейся мхом, в каждое звено которой я могла пройти, лишь слегка пригнувшись. Нет, это все положительно нельзя было переводить на постройку деревенских заборов, это же кощунственно.

Во дворе замка Дорг меня опустил на ноги, глянул куда-то в сторону от входа, нахмурился, снял бутоньерку со своего ворота, ту самую что я так бережно собирала из мелких полевых цветов и перевивала медной проволокой. Не заботясь о сохранности моей работы, открепил от бутоньерки булавку после чего деловито запахнул и застегнул мой разрез на груди. Я только простонала, увидев, что от бутоньерки осталось, но Дорг хрипло произнес:

— Ты теперь моя, нечего чтобы на мое всякие изуродованные шрамами глядели!

Я удивленно моргнула, а потом посмотрела туда, куда так недобро поглядывал мой практически муж. И обнаружила молодого мужчину, до нашего появления явно читавшего, устроившись сбоку от входа на ступенях. На нем была черная застегнутая наглухо рубашка, черные же кожаные брюки и высокие черные сапоги, в общем, стало ясно, что он недавно вернулся с верховой прогулки и еще не переоделся, видимо ожидал чего-то, коротая время с книгой.

В том кто это не было ни малейших сомнений — сеть шрамов на лице, насыщенный синий взгляд, бледная кожа и черные волосы, все это недвусмысленно указывало на то, что перед нами находился сам ленд-лорд. И он смотрел на нас, конкретно только на нас, словно вообще не заметил всех остальных, и продолжал смотреть на нас же, переводя задумчивый взгляд с меня на Дорга. Меня подобное внимание совершенно не удивило — Дорг был самым красивым из всех присутствующих женихов. Он был даже краше тех из сопровождающих, кто поднялся следом за нами, и сейчас тяжело дышал, переводя дух. Вообще двор наполнился раскрасневшимися после подъема, счастливыми, румяными парнями и девушками. Все женихи были в килтах и темно-зеленых льняных рубашках особой выделки, девушки в нежно-розовых прямых платьях, подпоясанные пледами в цвет клана будущего супруга, с распущенными волосами и с яркими венками из роз, мы походили на диковинный цветник, причем цвели от счастья. На нашем фоне ленд-лорд выглядел бы бледной тенью если бы не его яркие, казалось бы неестественно яркие глаза, которые из всех пришедших за подарком и напутствием, выбрали для объекта изучения почему-то только нашу пару. Он как будто вообще не замечал остальных еще несколько долгих минут.

А после ленд-лорд поднялся и захлопнул книгу.

И я забыла, как дышать!

Это были «Хроники полесья»! Рукописная книга существующая всего в семи экземплярах и считающаяся утерянной! Запрещенная в Алландии напрочь, то есть ее запрещено было читать под страхом смертной казни! Содержащая в себе бесценную историческую информацию о нашем народе и практически забытом первом периоде войн с Вэлланом!

— Аританна! — неожиданно прорычал Дорг.- Прекрати на него пялится, ты позоришь меня!

Но я даже не отреагировала на то, что будущий муж впервые назвал меня по имени, я млела, я едва дышала и я даже забыла про свадьбу!

— Аританна! — уже громче позвал Дорг.

— Дорг, Дорг, эта такая книга, — я задергала его за рукав, — это такая книга, Дорг!

— Ерундовина какая-то в дешевой обложке, — проворчал он, неожиданно переставший злиться.

— Не суди книгу по обложке, Дорг. — Я пребывала в волнении и шоке. — Эта книга… это такая книга, это… я бы все за нее отдала! Она же самая значимая книга нашей страны, Дорг!

И тут книгу взяли и коварно спрятали. За спину. Я едва не взвыв от досады, посмотрела на явно потребовавшего внимания ленд-лорда и когда все замолкли, готовые внимать, он откашлявшись громко и величественно произнес:

— Я рад видеть вас, в столь важный для вас день. Следуйте за мной.

С этими словами он развернулся, поднялся по ступеням и вошел в распахнутые стражниками двери. Мы все принялись поправлять платья, венки и пледы, а парни переглядываться между собой. Просто по слухам, пара которая входила последней, получала самый дорогой подарок, так что молодые мужья боролись за последнее место, но больше взглядами и поигрыванием мускулами. Победил Дорг. Впрочем, я не сомневалась в этом ни на мгновение, в итоге мы завершали вереницу брачующихся пар.

Ленд-лорд ожидал нас, сидя в лордовском кресле в центре замкового холла, который согревал огонь сразу трех пылающих каминах. Огонь был магическим, но по слухам зимой здесь горели самые настоящие дрова. Кресло лорда магическим не было, но оно было создано из некогда убитого предками Кондоров невероятно огромного медведя, так что подлокотники были обрамлены лапами с жуткими когтями, над головой лорда пугала всех оскаленная медвежья пасть, и впечатляло это кресло куда больше, чем магический огонь в каминах.

В холл торопливо спускалась вся замковая прислуга, но спускалась молча, соблюдая торжественность момента. Управляющий замком подал знак и два дюжих охранника внесли низенький стол на каменных ножках и со стеклянной крышкой. Столик водрузили перед ленд-лордом, он не достигал и его колен по высоте, затем была принесена книга. Так издревле повелось, ну точнее с тех пор, когда все наши женщины ринулись образовываться. Так вот, с правой стороны от лорда ставилась книга, любая из библиотеки замка, но обычно в красивом переплете, что означало уважение к невесте и мешочек с монетами — подарок молодым. Собственно пара могла выбрать — книгу ей взять или деньги, но естественно все брали деньги. Ну потому что как бы сильно не уважали образованность женщин, но деньги есть деньги, а подарок лорда был существенным вливанием в образовывающийся семейный бюджет.

И вот первая пара встала перед ленд-лордом и раздался его немного усталый, и все же величественный голос:

— Да прибудет с вами благодать нашего края, сила нашего народа и благословление вашего лорда.

После этих слов управляющий положил мешочек с серебром на стол, с левой от лорда стороны.

Молодые низко поклонились лорду, парень взял кошелек.

Кондор чуть склонил голову, принимая их выбор.

Настала пора следующей пары, а получившая подарок отошла в сторону, ожидая завершения церемонии и да — осторожно, не развязывая мешочка, пересчитывая монеты на ощупь.

Повторились слова и действия, следующая пара так же взяла деньги, и следующая. На столе мешочки сменяли мешочки и никто даже не притронулся к красивой книге с золоченым переплетом.

И вот наступила наша очередь. Дорг уверенно повел меня к столу, встал перед ним, крепко держа меня за руку. И я млела от ощущения своей ладони в его сильной большой руке, и предчувствуя момент, когда его губы прикоснуться к моим, а руки сдернут платье и там, в нашем доме, под пологом ночи случится то волнующее и таинственное, что заставляло меня краснеть, бояться и предвкушать одновременно… наш поцелуй!

И тут случилось странное.

Управляющий поставил новый мешочек с деньгами и он был побольше предыдущих, как и всегда, то есть последнюю пару одаривали больше других, но один жест ленд-лорда и пожилой валлиец забрал кошелек, удивленно глядя на своего господина. Ленд-лорд же пристально смотрел на нас, так странно и пристально, а затем снял с пояса кошель, непривычно для нас звякнувший золотом, да и размер у мешочка был внушительным. А затем медленно, глядя теперь почему-то только на Дорга, ленд-лорд развязал тесемки и все присутствующие в зале ахнули. Это действительно было золото. Много золота. Сумма, которую мне даже примерно назвать было бы страшно. На эту сумму можно было бы скупить земли у всех в нашей деревне, да что там земли — лошадей, животных, утварь и дома! Я расслышала, как сквозь стиснутые зубы выдохнул Дорг, а рука его, сжимающая мою, вмиг взмокла.

Явно наслаждаясь произведенным эффектом, Кондор не стал стягивать тесемки кошелька и молча положил мешочек на стол. Усмехнулся, слегка насмешливо и иронично глядя на Дорга, а затем перевел взгляд на меня. И продолжая смотреть уже мне в глаза, взял книгу со стола, и на ее место поставил поистине КНИГУ!

«Хроники полесья»!

Это были «Хроники полесья»! Легендарные, запрещенные, являющиеся наследием нашего народа, нашей культуры, нас! У меня в глазах помутилось, а от недостатка кислорода закружилась голова. Да, я опять забыла, как дышать, при виде этого сокровища! Настоящего сокровища, которое ни за какие деньги не купишь!

Но даже сквозь стремительное потемнение окружающего пространства, когда лично мне казалось, что в мире реально существующими остались только я и книга, я различила усмешку ленд-лорда, а затем он величественно, с какими-то новыми полуироничными нотками в голосе, произнес:

— И какой же подарок вы выберете, влюбленная пара?

На весь огромный холл раздалось резанувшим по ушам воплем:

— Книгу!!! — я сначала выкрикнула, а уже после осознала, что повела себя вконец недостойным образом.

Но я чувствовала себя маленьким ребенком на годовой ярмарке, которому неожиданно предложили всю лавку сладостей, и в которой к тому же оказался неиссякаемый запас.

И тут мою руку стиснули так, что я невольно вскрикнула от боли, и Дорг хриплым, взволнованным голосом произнес:

— Деньги. Мы берем деньги с благодарностью, ленд-лорд.

У меня на глаза навернулись слезы от боли, причем даже не от того, что рука болела, больно было даже подумать, что всю оставшуюся жизнь я могу лишь вспоминать о том, что потеряла возможность заполучить величайшее сокровище нашего народа. И хоть жене полагается смиренно молчать, но я не могла молчать!

— Дорг, — я приблизилась к нему, закрывая собой столик с золотом, заглядывая в такое красивое мужественное лицо, — Дорг, мы берем книгу, Дорг. Пожалуйста, мы берем книгу, она бесценна.

Лицо моего будущего мужа исказилось гримасой с трудом сдерживаемого бешенства, но он глянул на заколотый им же разрез на моей груди, видимо только там нашел повод для успокоения, тяжело вздохнул и как маленькой начал мне объяснять:

— Аританна, я очень уважаю твою образованность и прочую чушь, но пойми ты своей хорошенькой головкой — на эти деньги я не только наш дом дострою, я смогу построить дома всем нашим детям! Это имеет значение, а какая-то там бумаженция — нет.

— Это кожа, Дорг, она на пергаменте написана. И это «Хроники полесья»! Ты понимаешь — сами легендарные «Хроники полесья»! Ты пойми — ты сильный, хозяйственный, ты наш дом не просто достроишь, ты еще десяток таких выстроить сможешь. А наши дети — они вырастут такими же как ты, сильными и красивыми, и тоже прекрасно смогут построить себе дома сами. Деньги — они приходят и уходят, Дорг, а эта книга — бесценна. В ней голос нашего народа, история нашего народа, гордость нашего народа! Ты пойми, этих книг изначально всего семь было, а в нынешние времена, она может вообще всего одна осталась! Мы должны взять книгу, понимаешь? Это вообще невероятная, необъяснимая и чудесная щедрость ленд-лорда, я бы эту книгу вообще ни за что никому не отдала. Так что мы берем книгу, Дорг, ну пожалуйста!

Он ничего не ответил. Посмотрел в мои умоляющие глаза, потом глянул в разрез на груди, усмехнулся и кивнул. Я едва не издала ликующий вопль, встала обратно на свое место, сияющими благодарными глазами глядя на ленд-лорда.

А Дорг он наклонился и взял… деньги.

Не выпуская моей ладони, которую стиснул так, что я окаменела от боли, ухватился за тесемочки мешочка, затянул горловину, после засунул кошелек в карман, низко поклонился и произнес:

— Благодарствуем за подарок, господин.

Меня это оглушило. Перед глазами окружающее подернулось радужной пленкой слез, в душе все заледенело… Я даже не представляла, как сейчас смогу поклониться ленд-лорду, как после пойду из замка, уводимая мужем, как смогу в деревне на празднике улыбаться и быть счастливой… Мне так больно было от его поступка. Даже не потому, что выбрал деньги, а из-за того, что обманул. Издевательски и подло. Так больно.

И в этот момент в затихшем наполненном потрясенно молчавшими людьми зале отчетливо раздался голос Кондора:

— Я требую права первой ночи.

Едва ли я расслышала эти слова. Волнение, возгласы и следом наступившую мертвую тишину я восприняла как отголосок собственного потрясения. Неожиданно меня рванули за руку, но затем раздался звук удара, и я как во сне увидела упавшего на колени Дорга, согнувшегося словно от невыразимой боли. И глядя на него, такого огромного, сильного, но поставленного на колени вальяжно сидящим в кресле ленд-лордом, я вдруг вспомнила о легендарной силе этого рода, и о том, почему перед ними склонялись гордые народы Вестенса.

— Не понимаю причин попытки проявить недовольство, — с ироничной насмешкой произнес ленд-лорд, глядя на хрипящего от боли Дорга. — Это мое право и я принял решение им воспользоваться.

Несмотря на адскую боль, продолжающую удерживать его на коленях, Дорг прорычал:

— Нет!

Я перевела потрясенный взгляд с Дорга на ленд-лорда, последний улыбался, сведя пальцы под подбородком. А затем почему-то произнес:

— Деньги останутся при вас.

Дорг прекратил хрипеть и пытаться подняться, исподлобья посмотрел на Кондора, в нем явно боролись сомнения, но затем он посмотрел на меня и выкрикнул:

— Нет!

Все происходящее казалось чудовищным бредом, каким-то жутким кошмаром, но мне все равно стало приятно, что Доргу я была важнее, чем деньги.

Оказалось не я.

— Я не возьму ее после вас! — поднимаясь с колен, хрипло сказал Дорг.

Это прозвучало пощечиной. Пощечиной мне.

— А я не дам позволения до тех пор, пока не будет соблюден древний закон, — все так же странно улыбаясь, ответил ленд-лорд.

После его слов тишина, казалось, стала мертвой.

Затем правящий Кондор продолжил:

— Девушка останется здесь до тех пор, пока я не получу свое. Вы вольны уйти с деньгами и получить ее после того, как я воспользуюсь своим правом. Или оставить деньги и забыть о том, что у вас когда-либо была невеста, в этом случае я уплачу виру ее родителям как насильник, воспользовавшийся честью их дочери. Ваш выбор?

Дорг захрипел раненным зверем, потом оглядел всех присутствующих. Под давлением их взглядов и явного осуждения достал из кармана мешочек с золотом, глянул на меня… С жаром, со злостью, с каким-то странным голодом. Его взгляд прошелся по моему телу от ног до груди, глядя на застегнутый им разрез, Дорг гулко сглотнул, замер, напряженный, взбешенный до крайности, сжал кошелек и, глядя в пол перед собой, хрипло произнес:

— Я вернусь за ней. Утром. Как рассветет… на заре…

После чего развернулся и вышел, каждым своим шагом заколачивая очередной гвоздь в мой гроб.

За ним потянулись и остальные, растерянные, словно оглушенные случившимся, нервозные, еще недавние женихи, а теперь уже после благословения лорда уже мужья, уводили своих жен приобнимая за плечи или талию, будто пытались прикрыть от синего пронзительного взора Кондора. А я осталась под потрясенными взглядами работающих в замке людей. Потом повернулась к креслу ленд-лорда — оно было пустым, Кондор ушел.

Все ушли.

И все ушло…

Ушло чувство радости и предвкушения, ушло ожидание счастья, ушло наваждение влюбленности… я потеряла все в единый миг. Как же хотелось сейчас закутаться в плед, забраться в мамино кресло с ногами, открыть любимую книгу, и забыть, забыть обо всем этом, хотя бы до тех пор, пока перестанет быть так мучительно больно.

Я развернулась, посмотрела вслед уходящим молодоженам, и направилась к выходу. Я не восприняла серьезно слова про право первой ночи, да и кто бы воспринял такое? Это ведь только традиция, просто глупая традиция, или… Или возможность узнать своего избранника до свадьбы? Хорошая такая возможность, показательная очень. Мне она показала все.

Я догадывалась, что дома меня ждет разговор, не слишком приятный разговор, потому как на свадебный пир, на дом что Дорг строил для нас… хотя, похоже, «нас» никогда не было, но деньги были потрачены, деньги моей семьи, деньги его семьи. Скорее всего, родители с обеих сторон потребуют заключения брака. Вот только если Дорг, возможно, и согласится — то я никогда. Никогда!

Пойду к прабабушке, что живет на опушке леса, она меня поймет. Поможет и с деньгами и с одеждой. Первым же торговым караваном уеду в Готтард, оттуда в столицу. Просто мне явно не будет, но работу найду.

И никогда не вернусь в нашу деревню… По крайней мере до тех пор, пока замуж не выйду, да так, чтобы никакой Дорг опротестовать мой брак не смог бы.

И я пошла к выходу.

— Да куда же ты, девонька?! — раздался скрипучий голос какой-то старухи.

Я не ответила, вышла из замка, прошла через двор, зябко обнимая себя за плечи, подошла к распахнутым воротам, ведущим на мост, перекинутый через ров и…

Врезалась в невидимую стену, больно ударив нос и лоб!

Охнула, прижав руку к лицу, и с изумлением увидела, как парочка с южной деревни, подзадержавшаяся у конюшни, спокойно выходит. Парень и девушка, странно посмотрев на меня и как-то сторонясь меня, обошли меня же и вышли на мост.

А меня замок не пускал.

Не выпускал…

Я попробовала пройти еще раз. И еще. Нервы мои не выдержали и я начала в невидимую преграду и руками, и ногами, с отчаянием глядя как последние из деревенских покидают скалу. А потом как закрываются ворота, поднимается навесной мост, скрипя огромными цепями…

И когда мост окончательно поднялся, преграждая путь из замка, силы меня покинули. Я медленно сползла вниз по невидимой стене, обняла себя за плечи и едва не плакала.

Именно в этот момент мне неожиданно протянули книгу.

Ту самую — «Хроники полесья».

Я молча посмотрела на книгу, с нее перевела взгляд на ленд-лорда, стоявшего надо мной со все той же насмешливо-ироничной усмешкой, протягивающего мне злополучный рукописный том.

Как кость собаке протягивал!

Молча, ну видимо в понимании лорда я была не той, кто в принципе имел право голоса, а так, собачкой… вот и косточка.

Разъяренно поднявшись, я отряхнула испачкавшееся от сидения на полу платье, сорвала с головы венок, отшвырнула в сторону конюшен — какая-нибудь лошадка поест, значит хоть какая-то польза от всего этого будет, и посмотрев на ленд-лорда, для начала гордо вытерла слезы, затем еще более гордо выпрямилась и потребовала:

— Выпустите меня немедленно!

Лорд странно усмехнулся и произнес:

— Да вас в принципе никто не держит и не держал, но раз уж вы все еще здесь, значит у вас на то была причина. И, полагаю, мы оба знаем, что это за причина — берите книгу. Мне от нее никакой пользы, а вам она, надеюсь, позволила осознать всю ту пропасть, что пролегает между вами и тем, кого вы столь неосмотрительно выбрали в мужья. Берите книгу и можете идти.

На это все моей единственной реакцией был шок.

А после последовал гнев, более чем обоснованный.

Лорд Кондор был высок, поэтому, когда я сделала шаг к нему, мне пришлось подняться на носочки, чтобы с несколько более приемлемой высоты, разъяренно поинтересоваться:

— То есть я могу идти? Вы серьезно? А не кажется ли вам, что уйти мне несколько мешают, к примеру ворота! И решетка! И поднятый мост! И…

— Прекратите на меня орать, — холодно потребовал лорд.

— Прекратите надо мной издеваться! — теперь уже действительно заорала я.

Кондор разъяренно выдохнул, но воспитание и хваленная сдержанность сынов севера, взяли верх. Ленд-лорд молча сунул мне в руки книгу, затем прикоснулся к воротам и… они открылись. Затем вверх со скрипом поднялась решетка. После опустился мост через ров, и галантно указав мне на открытый путь, лорд произнес:

— Всего доброго.

Мне бы очень хотелось съязвить в ответ, но тут сам лорд нахмурился, посмотрел в сторону леса и произнес:

— А, впрочем, обождите мгновение, возьму коня отвезу вас сам, уже темнеет, и девушке едва ли пристало бродить в одиночестве в сумеречном лесу. К тому же холодает, вам взять плед?

Плед?! Отвезу сам?!

Скепсис в моем взгляде на какое-то мгновение даже уступил место вспыхнувшей надежде, но попятившись на шаг, я уперлась спиной в ту самую непреодолимую преграду, что так и не выпустила меня за все это время.

И после, опираясь спиной более чем показательно о то, что для меня ничем иным кроме стены, хоть и не видимой, не было, я выразительно посмотрела на Кондора.

— Так, говорите, я могу идти? — спросила уже действительно с сарказмом.

Лицо лорда Кондора приняло неописуемое выражение, после чего аристократ молча обошел меня по кругу, остановился за моей спиной. Не слишком вежливо ухватил за плечи, и попытался потянуть к себе — безрезультатно.

— Та-а-ак, — произнес мужчина.

Вернулся, встал передо мной. Поразмыслив, подхватил на руки, и попытался вынести… все с тем же успехом. Разве что был один нюанс — взгляд лорда неожиданно скользнул туда же, откуда не отрывал свой взгляд Дорг, пока нес меня на руках, и ассоциация была яркой настолько, что я потребовала:

— Отпустите немедленно.

Лорд отпустил. Постоял. Взял мою руку за запястье, постучал моим кулаком о невидимую преграду, отпустил мою длань. Постоял, глядя на то, что было не видимо совершенно. Затем почему-то глянул в сторону разреза на моем платье.

Задумчиво вновь посмотрел на ворота.

Один жест и те вновь закрылись, одновременно с опустившейся решеткой и поднявшимся мостом, а затем мне было сказано:

— Идите в дом.

Как дочь воинственной и до конца не покоренной Валландии, я перехватила книгу, собираясь изрядно треснуть ею лорда, но… это были «Хроники полесья». Легендарные «Хроники Полесья». Избивать кого-либо ими было бы кощунственно.

— Простите, у вас нет какой-нибудь менее ценной книги? — вопросила я, обеими руками прижимая к себе столь ценный экземпляр.

— Насколько менее ценной? — раздумывая о чем-то своем, отрешенно спросил лорд.

Мне же раздумывать было особо не о чем, а потому спросила прямо:

— Кирпич тут где-нибудь есть?

Несколько отвлекшись от собственных раздумий, Кондор посмотрел на меня и с сомнением переспросил:

— Кирпич?

— О да! — подтвердила я. — Видите ли, убивать вас книгой я считаю неэтичным… по отношению к книге, естественно!

Джентльмен из сдержанных северных территорий частично завоевавшей нас державы, вдруг улыбнулся, после и вовсе тихо рассмеялся и произнес:

— Аританна, ступайте в дом. Я не до конца понимаю, что здесь происходит, но я, несомненно, в этом разберусь. К тому же скучать вы явно не будете, у вас ведь теперь есть ваша столь желанная книга, которую вы сами назвали бесценной.

Если он думал, что я как собачка ухвачусь за эту подачку, то сильно ошибался. Как и в остальном впрочем тоже.

— Что значит, вы не совсем понимаете, что здесь происходит?! — это был даже не вопрос, это было требование дать ответ.

Но, вместо чего-либо вразумительного, лорд произнес раздраженно-угрожающее:

— Вы пойдете в дом сами, или вас отнести?!

Мне хотелось заорать, найти кирпич, устроить истерику, но тут Кондор словно невзначай сообщил:

— «Хроники полесья» не единственная редкая книга в моей коллекции, есть и куда более занимательные. Второй этаж четвертая дверь слева.

Я посмотрела на него, лорд вздохнул и совершенно искренне, как мне показалось, произнес:

— Я действительно понятия не имею, что произошло. Очевидно на данный момент исключительно одно — замок вас не выпускает. Согласитесь, стоять здесь и ожидать, что он изменит свое поведение довольно глупо, учитывая, что Кондор-холлу более шестисот лет, характер у него достаточно… своеобразный, а свои решения он отменяет не быстро, с прошлой проблемой пришлось разбираться около полугода. У вас имеется желание простоять здесь полгода как минимум?

Потрясенная я отрицательно мотнула головой.

— Идите в дом, — устало повторил лорд.

И я молча пошла в дом. Поднялась по ступеням, прошла в холл, подошла к одному из каминов — огонь в нем все так же был магическим, но это все же был огонь. Он дарил тепло, и манил избавиться от ошибок прошлого. Я медленно развязала перетягивающий пояс плед с рисунком клана Дорга и подняв его за край, бросила в огонь. Я еще не знала, чем закончится весь этот кошмар, не знала, что будет дальне, но вот одно мне было совершенно определенно ясно — я никогда не стану женой Дорга! Никогда! Даже если отец прикажет, пригрозив кнутом — нет! Даже если найдут в столице и вернут в деревню! Даже если от меня отвернется моя семья! Я скорее соглашусь потерять семью и честь, чем связать свою жизнь с Доргом Мак Милланом. Эта страница моей книги была закрыта навсегда.

Приняв судьбоносное для себя решение, я посмотрела во двор, и увидела нечто — ворота открывали, мост опустили снова, а наш ленд-лорд преспокойно себе направлял коня к выходу из замка. И пока все, а удивленно смотрела на него не только я, выражали крайнее недоумение его действиями, правящий Кондор нас покинул. Не оглядываясь.

Я же осталась стоять, плененная магическим замком со страной активацией на слова. А еще под прицелом сотни глаз работников замка.

Не зная, что делать и как вообще на это все реагировать, я прошла через холл, поднялась по лестнице вверх, нашла четвертую дверь слева, вошла в неимоверно содержательную библиотеку, обнаружила шкаф со стеклянными дверцами, осторожно отворила одну из дверей, пробежалась взглядом по корешкам книг и застыла — тут было «Слово о чертогах»! Это невероятно! Это просто невероятно! Пергаментная книга с тысячелетней историей хранилась вот так вот, под разрушающим действием воздуха и света и…

И мне было жутко интересно прочитать наконец первоисточник, так как ранее доводилось видеть лишь выдержки. Осторожно достав книгу, я решила, что прочитаю только пару страничек и все.

И начала читать.

Потом почему-то заболели ноги — я села.

Затем некоторый дискомфорт причинил холодный пол, я встала, не отрывая взгляда от книги наощупь выбрала себе кресло, села.

Потом начало темнеть, я все так же читая, встала, спустилась на первый этаж в холл, забрала большую подушку с кресла, перешла ко все еще распахнутым дверям, устроилась там, пользуясь светом угасающего дня и продолжила восторженное чтение.

Но дочитать ценнейшее произведение летописного искусства мне не дали.

— Аританна! — от возгласа отца я едва книгу не выронила.

Подняла голову, недоуменно вгляделась в толпу, которая конная и с факелами прибыла в Логово Кондора. Приглядевшись я с удивлением узнала папу, дядьей, братьев и прежнего ленд-лорда. Последний, сухощавый высокий старик с совершенно белыми седыми волосами, спрыгнул с коня, промчался по замковому двору, взбежал на ступени и издал громоподобное:

— Хеймсворд!

Ответом ему была мертвая тишина, похоже вся прислуга просто попряталась. Ну и так как никто на зов не явился, я сочла своим долгом сообщить:

— А он уехал.

Старый ленд-лорд крутанувшись на каблуках всем телом развернулся ко мне, оглядел меня, сидящую на подушке и хрипло спросил:

— Девушка, вам был причинен вред?

Я закрыла книгу, придержав место чтения пальцем, задумалась… и вполне уверенно ответила:

— Да, моральный. Еще нанесен ощутимый удар по чести и достоинству и… — тут я решила проявить немного наглости и продолжила, — и вы не могли бы поспособствовать освещение этого помещения? Видите ли, я уже с трудом буквы различаю.

Взгляд ленд-лорда сделался несколько недоуменно-удивленным, но затем прежний правящий Кондор поднял руки и хлопнул. В то же мгновение потолок просторного замкового холла залило мягкое золотистое сияние, создав тем самым устойчивый и яркий источник света, осветившего все вокруг и да — мою книгу!

— О, благодарю вас, — сказала я, и снова погрузилась в чтение.

Удивительное дело, но я совершенно перестала переживать по поводу несостоявшейся свадьбы, невозможности покинуть этот замок и прочего. Летопись увлекла, летопись вскрывала детали быта моих предков, особенности взаимоотношений, и некоторые исторические аспекты, которые власть Алландии активно скрывала.

Но мне помешали читать дальше — отец, схватив за руку, рывком поставил на ноги. Вырвал книгу из моих протестующих ладоней, бросил ее поверх подушки и повернувшись к бывшему ленд-лорду, хмуро произнес:

— Было что-то или не было, я разберусь позже, а сейчас моя дочь возвращается домой. Что касается виры ваш… — папа пропустил слово, видимо все же отдавая себе отчет, что за грубые слова произнесенные в сторону Кондора заплатить может весь наш род, — может оставить ее себе!

Сказав это, папа развернулся и решительно потянул меня прочь из замка. И я была бы рада пойти с ним, вот только папа прошел, а меня со всего маху стукнуло о невидимую стену! И уже не у ворот — я сейчас не могла через порог переступить!

Вскрикнула я, замер непонимающе мой отец, вынужденный выпустить мою руку, а бывший ленд-лорд отчетливо простонал:

— О, дьявол!

Мои братья, которых явно заинтересовала имеющая место аномалия, всей толпой вошли в замок, после начали смотреть то на меня, то на совершенно пустой проход, который тем не менее меня не пропускал.

— Хм, — сказал Бартон.

Подхватил меня на руки, попытался вынести с такой силой, что у меня затрещали ребра и сдавило грудь, но брат не преуспел. Брата это не расстроило ничуть, напротив — он явно был заинтригован, а потому повернувшись боком, стал совершать махательные движения, каждый раз неизменно стукая моей спиной о невидимую стену.

— Барт, прекрати издеваться над сестрой! — рявкнул мой отец.

Но братья выглядели так, словно заполучили какую-то неведомую, но дико интересную игрушку.

— В окно! — предложил Уил.

— Точно, — согласился Хью.

— Кто-нибудь там внизу, приготовьтесь ловить! — крикнул Дэс.

И я не успела даже закричать, как вся четверка моих старших братьев, уподобившись стае варваров с гиканьем помчались по ступеням наверх, неся меня как самый веселы трофей в жизни.

— Мммальчики, — недовольно проворчал отец.

— Да пусть его, вдруг подействует, — крикнул со двора один из моих дядей.

— Мы поймаем! — добавил дядя Дьюи.

А надо сказать руки у него были на редкость дырявые, он своих собственных детей ронял с завидным постоянством, не говоря обо всем прочем. Так что нет ничего удивительного, что на весь замок раздался мой перепуганный вопль:

— Не надо!

Его перекрыл крик ленд-лорда:

— Прекратите, это не поможет!

Но ни его, ни меня не послушали.

Уил, как самый младший добежал до ближайшего окна на втором этаже первым, распахнул его, Хью и Дэс придержали створки, Барт размахнулся и запустил меня в окно!

Я завизжала.

Окно безмолвствовало.

На удивление невидимая стена сжалилась надо мной и вместо того, чтобы быть как и внизу твердокаменной, она мягко спружинила, подхватывая меня, и так же мягко вернула в замок, поставив на ноги.

Все мои братья разом выдали:

— Ух ты!

А затем так же разом:

— Мчим на третий этаж?

Но я, опасливо отступив, заорала то единственное, что могло их остановить:

— Папа, они опять на мне экспериментируют!

— Чего? — не понял отец.

Он просто был не такой образованный, как женская половина моей семьи, но мы всегда это папе прощали, потому что несмотря ни на что он был добрый, заботливый и благородный.

— Они меня убивают опять! — пояснила я родителю.

— Мальчики, не сметь трогать сестру! — рявкнул отец.

«Мальчики», все четверо уже размером с папу, насупились, переглянулись, посмотрели на меня и Уил осторожно спросил:

— Сама прыгнешь?

— Я подстрахую, обвязав тебя веревкой, — добавил Бартон.

— Потом свою книжку дочитаешь, — поддел Дьюи.

Ну я подумала и решила — а почему бы и нет? И мы с братьями умчались на третий этаж, и на четвертый, и на балконы, и на крышу, и на башню… И если по началу мы были воодушевлены приключением и экспериментаторством, то возвращались в замковый холл подавленные и расстроенные.

— Может подкоп? — не сдавался только Уил.

— Нереально, — Бартон был мрачнее тучи, — здесь каменный магически укрепленный фундамент, базирующийся на скале.

Я спускалась вниз помятая, растрепанная, и не то чтобы очень печальная. Да, мне из-замка пока что не выбраться. Но мне и не за чем! Тут столько совершенно потрясающих раритетных книг, и самое главное — нет Дорга. Внезапно поняла, что его действительно нет. Мои братья, дяди и папа есть, а так называемый муж где? И вот тут мне интересно стало:

— А где Дорг?

Братья остановились, как-то все и разом посмотрели куда угодно, но только не на меня, а затем Хьюи сказал:

— Отец как узнал, что он тебя тут оставил и ушел — разорвал брачные договоренности. Дорг тебе больше не муж.

— Что? — искренне удивилась я.

Не то чтобы расстроилась, да наоборот совсем, просто удивительно.

— А не мужик он, — сказал Бартон. — Настоящий мужчина свою женщину нигде не бросит. Жизнь за нее положит, но не бросит! А этот… Он что думал, что у тебя братьев и отца нет и за тебя заступиться некому?!

Дэс, мрачно усмехнувшись, произнес:

— Самым сильным в деревне себя возомнил. Может и силен, кто спорит, да куда ему против нас четверых.

Уил же мне широко улыбнулся и сообщил:

— Это был первый случай драки без свадьбы. Не грусти, Арити, мы свою сестренку в обиду не дадим, и мужа тебе найдем правильного, такого чтобы как мы, чтобы за тебя и в огонь и в воду.

Я была до слез растроганна его словами.

И спускаясь вслед за ними, думала о том, какие же они замечательные, и настоящие мужчины, и о том, что все замечательно и…

В холле мрачной толпой стояли все мои дядья, двоюродные братья и отец. Лица их были темнее весенних грозовых облаков, губы поджаты, ладони стиснуты в кулак. Перед ними находился прямой, горделивый и знатный ленд-лорд и… оправдывался.

— Я искренне сожалею, если мы можем как-то возместить…

— Да подавитесь своими деньгами! — разъяренно вскричал мой отец.

Я так и замерла на ступеньке.

Папа продолжил:

— Должны быть другие варианты! Может быть вам потребуется время, какой-нибудь артефакт или что там у вас у магов… Все что угодно!

Старый ленд-лорд, бросив на меня взгляд поверх моих родственников, отрицательно покачал головой и тихо, но я расслышала, произнес:

— Только пролитая девственная кровь.

Мне вдруг очень нехорошо стало от услышанного.

— К дьяволу! — ругнулся дядя Корвин.- То есть девственницей она отсюда не выйдет?

— Нет, — терпеливо и явно не в первый раз, ответил ленд-лорд.

Дядя Корвин повернулся к моему отцу и произнес:

— Мне хватит часа, чтобы сгонять в деревню и вернуться с Олтаном МакРгосом. Парень он хороший, работящий, ты знаешь его отца и родичей, Дуг, они знают Арити, парень по ней уже года три сохнет. Привезу сюда, из замка они выйдут мужем и женой, благословишь уже в деревне. Думай, ну?

С некоторым трудом мне припомнился Олтан МакРгос. Он дружил с моими братьями, работящий, кажется, высокий и мускулистый как все наши мужчины, но никакого внешнего сравнения с Доргом не выдерживал, возможно поэтому я его просто не замечала?..

— Мне искренне жаль, но это невозможно, — слова старого ленд-лорда были как ушат ледяной воды.

Все развернулись к нему, прежний Кондор с горечью сообщил:

— До тех пор, пока Арити в замке, к ней не сможет прикоснуться никто, кроме Хеймсворда. Мне действительно, очень жаль.

Я пошатнулась, неожиданно осознавая весь ужас своего положения. Братья помянули «абстрактных крылатых» весьма цветистыми выражениями.

Отец выругался. Постоял, с ненавистью глядя на камин, затем хрипло произнес:

— Хорошо.

Было заметно, с каким трудом далось ему это решение.

— Пусть делает свое… дело, — на папу было страшно смотреть, — а после мы забираем Арити.

Все молчали. Старательно не глядя на меня и выражая согласие с решением папы.

Но лично я была против. Категорически. И у меня не было никакого желания проливать свою девственную кровь ни с ним, ни вообще с кем бы то ни было. Я вообще передумала выходить замуж.

И тут от входа, все так открытого, раздалось разъяренно-издевательское:

— Господа, я попросил бы вас покинуть замок и впредь не злить меня массовым явлением в мой дом без разрешения.

Мы все разом повернулись и увидели стоящего на входе действующего ленд-лорда. Правящий Кондор был бледен, явно зол, короткие его волосы слегка растрепались как бывает после неистово-быстрой езды верхом, в руках он несколько неловко держал странный сверток.

— Хеймсворд! — возмущенно воскликнул старый ленд-лорд.

— Гордон, не могу сказать, что рад видеть вас в подобной компании, — сухо произнес правящий Кондор.

После чего, переведя взгляд на моих родных, с весьма непрозрачным намеком сказал:

— Не задерживаю.

В наших людях издревле было заложен благоговейный трепет в отношении земельных лордов, и неизменно все склоняли головы перед Кондорами… но не в этой ситуации.

— Вижу, ваше воспитание в Алландии было специфическим, раз вы себе подобные прихоти позволяете, а я вам так скажу — в наших краях у мужчин одна любовь и забота — наши женщины. И вы, сэр, поступили пога… — нет, на открытую грубость отец не решился, исправив слово на: — подло поступили с моей девочкой. Опорочили вы ее.

— Воспользовался своим правом лорда! — отчеканил правящий кондор, глядя почему-то исключительно на своего предшественника.

Папа зол был неимоверно. Я даже не знаю, каких сил ему стоило сдержаться, боялся видимо за братьев и племянников, потому и пытался не спровоцировать ярость Кондора, о которой легенды ходили.

— Право ваше, — сипло проговорил отец, сжимая кулаки так, что казалось кости захрустят сейчас, — пользуйтесь уже им и я заберу свою девочку домой.

Вот после этих слов ленд-лорд медленно повернул голову, посмотрел на моего отца и с нескрываемым бешенством поинтересовался:

— Я похож на быка-осеменителя?

От его тона содрогнулись не только я и мои родственники, растерянно отступил на шаг лорд Гордон, а в каминах разом втрое сильнее заполыхало магическое пламя. Да и воздух вдруг заискрился и затрещал.

— Или быть может ваша дочь, уважаемый, изнывает от желания прыгнуть в мою постель?

Все потрясенно молчали, но я, объятая откровенным ужасом перед невменяемым лордом, нервно произнесла:

— Не имею ни малейшего желания!

Правящий Кондор бросил на меня неожиданно добрый, почти благодарный взгляд, после чего заметно успокоившись, холодно произнес:

— Как видите, леди не горит желанием сиюминутно удовлетворить своего лорда. Исходя из упрямого нахождения в моем замке ее родственников, то есть вас, отдаться мне она соизволит не ранее чем через год, а если взять в расчет размер моей библиотеки, полагаю, что даже о моем существовании леди вспомнит как минимум через два. В любом случае, я даю слово, что пришлю за вами гонца, как только овладею вашей дочерью, чтобы вы уж точно не пропустили момент, и не позволил мне попользоваться ее юным телом более одного причитающегося мне раза. А теперь вон!

Я была в ужасе, мои родные казались потрясенными до глубины души и не сдвинулись с места.

И привело в ярость ленд-лорда.

— Я. Сказал. Вон! — прорычал он.

Грянул гром, и свет и огонь разом погасли, завыл ледяной горный ветер, искрящийся воздух разразился молниями и… потолок засиял вновь, осветив замковый холл, в котором остались только я и два ленд-лорда. Моего отца и братьев не было! Я едва не закричала от ужаса, но тут с крепостного двора донеслось:

— Лорд Хеймсворд, деревенских вынесло порталом за пределы моста. Мост поднять?

— Да, — быстро ответил правящий Кондор, — мост поднять, ворота запереть, деревенских не пускать.

За крепостной стеной раздался лязг поднимающего мост механизма, звон цепей, грохот опустившейся решетки, замок превращался в непреступную крепость.

Затем вновь наступила тишина, которую нарушил лорд Гордон, несколько сипло сказав:

— Спасибо, что и меня не вышвырнул.

Правящий Кондор передернул плечом, и пояснил:

— Они крепкие мужики обойдутся без травм и ушибов, а вы могли пострадать.

Старый ленд-лорд тяжело вздохнул, а затем, видимо опасаясь нового приступа ярости своего преемника осторожно, стараясь говорить успокаивающим тоном, произнес:

— Хеймсворд, вы поступили крайне нера… неосмотрительно и поспешно.

И вот тогда правящий Кондор сорвался:

— Право первой ночи — традиция. Не вы ли настаивали на том, чтобы я придерживался традиций?!

Его предшественник нервно дернулся при этих словах. И даже я, мало что смыслящая в ленд-лордах и как и все искренне верящая, что они совершенно бесстрашны, сейчас отчетливо видела — лорд Гордон побаивался родственника, если не сказать боялся.

— Но, поймите же, Хеймсворд, — продолжил пожилой лорд, — наши… ваши земли, населены народом с устоявшимся мировоззрением и отношением к девушкам, достойным стать женой, матерью, уважаемой женщиной. И то, как вы совершенно неразумно поступили с этой несчастной…

Правящий Кондор не пошевелился, на лице его не дрогнул ни единый мускул, но в воздухе снова запахло грозой. И бывший ленд-лорд мгновенно изменил тон:

— Хеймсворд, я понимаю, девушка действительно на удивление привлекательна, возможно вы просто были ослеплены ею, поддались эмоциям и сиюминутному порыву. Вы молоды, полны страстей и желаний и это вас оправдывает, но осознав, что совершили, почему вы не приехали ко мне, Хеймсворд? Вы должны были сразу приехать! Я мог бы помочь. Как минимум объяснить все самой девушке и ее родным. Можно было бы договориться о временном браке, подобные допускаются в Валии, о приданном для девушки после, о прощении в храме, в конце концов, я мог бы утрясти все с ее супругом, на ментальное влияние подобного уровня моих сил бы хватило. — На этом лорд Гордон не остановился и продолжил все более повышающимся и возмущенным голосом: — Но, Хеймсворд, то, что вы совершенно безответственно покинули замок, бросив опозоренную опороченную вами девушку, говорит о вашем абсолютном безразличии к ее дальнейшей судьбе. О вашей отчужденности по отношению к людям, находящимся под вашей ответственностью! О том, что к вытребованному вами прекрасному созданию вы относитесь как к уличной девке, купленной на одну ночь. Я разочарован в вас, Хеймсворд! Вы поступили как безжалостный расчетливый ублюдок! Безответственный ублюдок! Вы совершили отвратительный поступок и не пожелали даже попытаться все исправить! Как можно так обращаться с вольными людьми, Хеймсворд?!

— Достаточно.

Одним словом правящий Кондор прервал поток словоизлияний, затем перевел взгляд на левую руку, в которой все так же продолжал держать сверток. Молча подошел к лорду Гордону, всучил ему сверток и ледяным тоном произнес:

— Ваша супруга, искренне переживая за ваше слабое горло, просила передать вам это. Ваш охранник ожидает вас во дворе. Всего доброго, лорд Гордон.

И не оглядываясь, с неестественно прямой спиной и расправленными плечами, Правящий Кондор покинул нас, скрывшись в глубине замка.

Лорд Гордон медленно развернул сверток и странно, так словно своим глазам не верил, воззрился на широкий шерстяной мужской шарф. Несколько секунд смотрел на него, затем перевел взгляд на меня.

Я озвучила очевидное:

— Он к вам и поехал. Сразу.

Старый ленд-лорд растерянно пояснил:

— Ваш дядя Конрад мой лесничий, он примчался по более короткой дороге, и возможно, поэтому мы разминулись…

Медленно опустившись на ступеньку, я села, подтянув колени ближе. Разом накатила усталость, тяжесть, и даже отчаяние.

— Я искренне сожалею, что все так произошло, — извиняющимся тоном произнес лорд Гордон. — Но боюсь, вы останетесь здесь до того, как… Я распоряжусь о комнате для вас, а после поговорю с вашими родными. Да ситуация крайне неприятная, но я уверен, мы все уладим. Не отчаивайтесь, Арити.

И он ушел тоже куда-то вглубь замка. А я осталась сидеть, растерянно оглядывая пустое залитое магическим сиянием пространство ровно до тех пор, пока я не увидела забытую на подушке близ входа книгу летописей. Мое отчаяние как рукой сняло! Тут ведь действительно огромная библиотека! Столько раритетных книг! Свобода!

Поднявшись, я сбежала вниз по ступенькам, подхватила книгу, все так же лежащую на подушке у выхода, осмотрелась, и забралась в кресло Кондоров с ногами, вернувшись к чтению. Сложно сказать, что там происходило дальше, кажется, прежний ленд-лорд покинул замок, и я даже что-то ответила на его прощание, толком не отрываясь от летописи.

А затем рядом со мной прозвучало:

— Я приложу все усилия для того, чтобы надолго вы тут не задержались!

Подняв голову, я увидела странное собрание — в шаге от меня стояла женщина средних в сером форменном платье, затянутая в жесткий корсет, со связкой ключей на поясе и белыми сухими руками. Шагах в пяти от нее, от чего-то подхихикивая и прикрывая лицо передниками, находились две девушки немногим старше меня. И вот они, едва я на них посмотрела, чуть не покатились со смеху, уже откровенно похрюкивая, в попытках не расхохотаться в голос.

— Простите? — пробормотала я, не понимая, что вообще тут происходит.

У женщины были невыразительные бледно-серые глаза, поджатые строгие губы и лицо типичной ланрийки. А еще я вдруг вспомнила, что уже слышала ее голос. Причем некоторое время. То есть она что-то говорила и говорила, только я не помню что, так как была занята жизнеописаниями первых поселенцев в Валлии.

— Мне повторить? — ехидно поинтересовалась женщина.

Еще раз осмотрев ее, я обратила внимание на ключи, и вспомнила кто это — миссис Этвуд, экономка в замке. Прибыла она вскоре после нового ленд-лорда, являлась ранее его работником, поэтому видимо и получила должность, едва вступив на которую начала наводить свои порядки. Для начала уволила прежнюю экономку и половину слуг, после взялась дрессировать остальных, так что большинство ушли сами в итоге.

А разобравшись со штатом, миссис Этвуд взялась за поставщиков продуктов. Для начала она полностью отказалась, как прежняя экономка, приезжать на рынок в деревни и потребовала, чтобы поставщики доставляли продукты прямо в замок, где деловито осматривая предложенное, самолично покупала только то, что считала приемлемым. Поначалу подобное положение вещей не радовало местных фермеров, да и оскорбительно это было, но экономка сумела настоять на своем, подняв слегка цену для пущей привлекательности подобного товарообмена. Фермеры подумали и стали поступать следующим образом — для начала они привозили продукты в замок, а уже то что не взяли, отправлялись продавать на деревенский рынок. Позднее, миссис Этвуд начала и вовсе заказывать те или иные продукты, составляя меню на неделю и приобретая все для внесенных в него блюд. Обидно то, что каким-то образом деревенские перестали считать подобный порядок дел оскорбительным и даже гордились, если удавалось «оправдать доверие самой миссис». Так что стоящая передо мной женщина была одиозной фигурой, сумевшей одолеть даже исконную гордость валлийских мужчин. И я понимала, что ее заявление стоит воспринимать очень серьезно, вот только:

— А здесь давно столь большая библиотека? — осторожно поинтересовалась я.

Миссис Этвуд расправила плечи, хотя казалось бы уже некуда расправлять, она и так вся была прямая как палка, и отчеканила:

— Лорд Хеймсворд перевез сюда значительную часть своей библиотеки, которая по праву считалась внушительнейшей в королевстве!

Сообщив мне бесценную информацию, миссис осведомилась:

— Еще вопросы есть?

Ответила я не сразу, откровенно потрясенная услышанным. Крупнейшая библиотека Аланрии! Всей Аланрии! Крупнейшая библиотека где-то здесь, в этом замке! Кстати, а где?

— Вы не подскажете, где располагается ваше сокровище? — спросила я.

Экономка поджала губы и ответила:

— Спальня лорда Хеймсворда на втором этаже в западном крыле. Вас проводят, поднимайтесь.

Откровенно недоумевая, я поинтересовалась:

— Зачем мне спальня?

— Чтобы там спать! — отчеканила миссис.

Еще более недоумевая, я уточнила:

— В спальне лорда Хеймсворда?!

Миссис Этвуд медленно сузила глаза, и практически прошипела:

— Дддевушка, как я уже сказала, приложу все усилия для того, чтобы надолго вы тут не задержались! Поэтому вы будете размещены в спальне лорда Хеймсворда. Вы молоды и привлекательны, вынужденный спать с вами в одной постели, он поддастся противоестественному влечению к грязной деревенщине, обесчестит вас и я, наконец, смогу вышвырнуть вас из своего замка!

Оскорбленная ее заявлением, я уже была готова со свойственной мне прямотой сообщить свое мнение по данному поводу, но тут одна из служанок, осторожно заметила:

— Миссис Этвуд, мне кажется, говоря «ваше сокровище» она имела в виду вовсе не лорда Хеймсворда.

Вторая добавила:

— А библиотеку лорда Хеймсворда, которая располагается на втором этаже замка.

Экономка медленно, очень медленно повернулась, окинула девушек уничижительным взглядом и уже хотела ответить, как я осознавшая все, поднялась и направившись к лестнице, радостно сообщила:

— Я буду спать там.

— Где?! — разъяренно вопросила миссис Этвуд.

— В библиотеке, — я была полна радостного предвкушения, взбегая по лестнице вверх. — И жить тоже там. На счет еды не беспокойтесь, меня устроит кухня и общество нормальных людей, а ваше сокровище я не трону, обещаю.

Она что-то говорила еще на повышенных тонах, но я не вслушивалась. Прижимая легенды к себе, я взбежала вверх по лестнице, свернула на восток, прошлась по серому каменному коридору к огромным двустворчатым дверям, подошла, распахнула их вошла и из груди вырвался сначала полный ликования возглас, а затем совершенно незамутненно-счастливое:

— Я в раю!

Здесь было много, много, много, безумно много книг. Огромные стеллажи из светлого лакированного дерева простирались от пола до теряющегося в высоте потолка, раритетные книги хранились за стеклом, новые издания сияли золоченными переплетами, на двух имеющихся столах располагались стопки издаваемых в столице газет, уютное кресло под магическим светильником так и манило устроиться в нем с выбранной книгой, в предвкушении знакомства со всеми остальными. Я была готова прожить здесь… примерно всегда! Нет, я понимала, что мне нужно будет осенью вернуться в колледж, а за лето написать научную работу по истории Валлии, но я вдруг совершенно отчетливо поняла, где проведу лето. И по сравнению с этой библиотекой даже мое разбитое Доргом сердце уже не имело никакого значения.

А потом вдруг поняла — нет, имело…

Еще утром, я ожидала, что моя жизнь совершенно изменится, в ней появится тепло и нежность прикосновений, счастье быть рядом с любимым… Потом я снова обвела взглядом библиотеку и сердце снова наполнилось ликованием, но стоило посмотреть на мое свадебное платье…

— Миссис Этвуд, девушка будет спать там, где сочтет нужным! — раздалось вдруг в глубине замка.

Я напряглась, прислушиваясь к беседе, которая определенно касалась меня. То, что начала торопливо говорить экономка я не расслышала, а вот слова ленд-лорда были слышны отчетливо.

— То есть вы хотите сказать, что она настойчиво желает спать в моей спальне? Да? Точно? Вы уверены? Почему я иронизирую? Ну потому что исходя из ваших слов обнаженная и охваченная пылом страсти особа жаждет моего присутствия раскинувшись на моей постели. То есть я вас не так понял? Вы уверены? Теперь вы утверждаете, что в замке нет свободных комнат, и именно поэтому свежая юная и на все согласная деревенская дева будет спать в моей кровати, ибо больше ей спать негде?! Превосходно, миссис Этвуд. Что ж, в таком случае вы можете поселить девушку в моей спальне, а я превосходно переночую в одной из «неподготовленных для приема гостей» спален.

После послышались шаги, затем распахнулась дверь и ленд-лорд замер на пороге, с тревогой глядя на меня. Я смотрела на него с тем же чувством, не зная чего вообще можно ожидать от правящего Кондора. Возникла конечно мысль устроить истерику и прочее, но после всего того, что ему незаслуженно наговорил прежний ленд-лорд, обвинять лорда Хеймсворда было как-то неудобно. Хотя, конечно, повод у меня имелся, и вспомнив об этом я даже было открыла рот, но Кондор опередил меня нервным:

— Уже готовы мне отдаться?

— Снова иронизируете? — не стала скрывать того, что часть разговора с миссис Этвуд была мной услышана, поинтересовалась я.

— А если я совершенно серьезен? — вдруг именно совершенно серьезно произнес лорд Хеймсворд.

— Да никогда! — совершенно искренне воскликнула я.

Мне, вероятно, показалось, но кажется, моя категоричность заметно испортила настроение ленд-лорду. Впрочем, он быстро взял себя в руки и произнес:

— Вам в любом случае придется подумать об этом.

Я выразительно окинула взглядом огромную библиотеку, затем с улыбкой посмотрела на правящего Кондора. Он усмехнулся и выразительно окинул взглядом меня, после чего моя улыбка померкла, зато его сверкнула в полумраке.

Между нами определенно началось какое-то ненормальное противостояние. Что было крайне печально, потому как мне казалось, мы уже пришли к некоторому консенсусу, в том смысле, что можно меня уже оставить спокойно читать и не мешать мне в принципе?

Я отложила раскрытую книгу на столик, сложила руки на груди и спросила:

— Почему вы сказали, что мне в любом случае придется подумать об этом? О чем об этом?

Лорд Хеймсворд вошел, закрыл дверь за собой, прислонился плечом к дверному косяку, тоже сложил руки на груди, постоял, глядя на меня. На бледном, покрытом застарелыми шрамами лице, одновременно отражались и гнев, и ярость, и разочарование, и вместе с тем какая-то мрачная решимость. И решимость крепла, едва взгляд его переместился с моих глаз на все иное, что скрывалось под свадебным платьем.

— Простите, вы не могли бы не смотреть на меня так? — нервно попросила я.

— Как «так»? — несколько устало спросил Кондор. — Вы привлекательны, я бы даже сказал весьма привлекательны, и, глядя на вас, я все более убеждаюсь в правоте слов лорда Гордона — я был действительно ослеплен, поддался эмоциям и сиюминутному порыву.

Мне стало как-то неуютно и от его слов, и от его взгляда, скользившего теперь по моим распущенным в соответствии с традициями волосам.

— Не так уж я и привлекательна, — нервно произнесла, перекинув волосы через плечо и принявшись быстро плести косу. — Ко всему прочему будем откровенны — вы сами не ожидали того, что случится, а потому лорд Гордон, что бы он там не наговорил, был основательно и категорично не прав!

— Как знать, — тихо отозвался Кондор.

Доселе никогда не ощущавшееся мной странное чувство беззащитности, вдруг появилось, заставив нервничать, и я даже не совсем осознавала, по какому поводу.

— Послушайте, — доплетя косу, я перекинула ее на спину, вновь сложила руки на груди, — исходя из того, что я услышала, все, что вам требуется — это пролить мою девственную кровь. Не вижу в этом ничего сложного. Давайте договоримся так, я живу здесь месяц, — с тоской оглядела библиотеку, — или полтора… еще лучше два, вот, а после так и быть — возьмете свой кинжал, или что там у вас, можно нож, если не очень острый, пораните меня, моя девственная кровь прольется и все, я с благодарностью покину ваш замок, без претензий обид и прочего. Со своей стороны обязуюсь как можно реже показываться вам на глаза, даже читать могу не здесь, меня устроит любая комната, да хоть мансарда под крышей.

Мое предложение было действительно крайне удобным, выгодным и более чем правильным, на мой личный взгляд, но… от чего-то, по мере того, как я говорила, взгляд самого Кондара становился все более и более удивленным, под конец став откровенно потрясенным.

— Простите, — голос ленд-лорда вдруг как-то существенно охрип, — кинжал или не очень острый нож?! Вы сейчас говорили о конкретных… предметах? Я правильно понял, что вы не использовали никаких метафор?

Он все понял правильно, но мне почему-то вдруг стало крайне неловко, и все же я сочла нужным уточнить:

— А почему я должна была использовать метафоры в отношении колюще-режущих предметов?!

Лорд Хеймсворд оттолкнувшись от стены, развернулся, вышел, закрыл за собой дверь.

Молча. Абсолютно молча.

Молчание продлилось не долго.

Вернувшись, лорд прошел в библиотеку, взял стул, перенес его ближе ко мне, расположил прямо передо мной, сел, закинул ногу на ногу, и взирая на меня, очень тихо спросил:

— Арити, прошу прощения, за столь фривольное обращение, но тема… достаточно интимная, поэтому, я полагаю, так будет правильнее. Так вот, Арити, меня интересует сейчас только один вопрос — как, по-вашему, что происходит между мужем и женой, в ночь после свадьбы?!

Вопрос был… странным.

И болезненным.

Потому как еще утром, я краснея и млея, мечтала о том, как Дорг принесет меня в наш дом, как закроет двери, отрезая от всего мира уже только наш с ним мирок, как нежно обнимет, а его губы прикоснутся к моим и вот тогда я дышать перестану от счастья.

— Не самый лучший вопрос, лорд, — я отвернулась, мне было больно и обидно, за меня, за мои растоптанные мечты, за то, что уже никогда не случится… потому как я сама не позволю подобному случиться! Никогда! Просто никогда.

— Так, — чуть подавшись вперед, произнес правящий Кондор, — давайте без сантиментов и страданий. Меня интересует конкретный вопрос — что, по-вашему мнению, происходит между мужем и женой, в ночь после свадьбы?!

Смутившись, я все же нашла в себе силы ответить:

— Поцелуй.

Ленд-лорд откинулся на спинку стула, пристально глядя на меня, и произнес:

— И?

— Что «и»? — переспросила я.

— Дальше что? — нетерпеливо пояснил Кондор. — Что происходит дальше между мужем и женой, которые теперь спят в одной постели?

— Почему сразу в одной?! — искренне возмутилась я. — Да, Дорг не успел достроить наш дом к свадьбе, поэтому там была только одна комната и одна постель, но я же не бесчувственная, я попросила Уила, моего брата, принести матрас и одеяло!

Лицо лорда Кондора приняло какое-то крайне странное выражение, а затем мужчина задумчиво произнес:

— Что ж, исходя из всего сказанного вами, полагаю, после вашей просьбы у вашего брата случился как минимум припадок.

Я вскинулась было, собираясь возмутиться, но… лорд был прав, Уил повел себя очень странно после моей просьбы. А потому, отбросив возмущение, прямо как плед цветов клана моего несостоящегося мужа, я прямо спросила:

— В чем подвох?

— Ммм, — протянул лорд, — буду откровенен с вами, Арити, я даже не знаю, как бы вам все это сообщить. Скажем так — у вас существенный провал в образовании, и, похоже, в деревне вы бывали не часто, иначе… А хотя подождите, вы же должны знать, откуда берутся дети!

Глядя на лорда Кондора, я вдруг подумала, а может он головой ударился? Кто знает, скакал быстро, ветку какую в лесу не заметил.

— Арити? — глядя на мрачную меня, продолжил подтверждать мое предположение лорд.

— Знаете, позволю себе дать вам один совет — будьте аккуратнее, когда ездите верхом! — холодно произнесла я.

Некоторое удивление в холодных синих глазах, но лорд Арон отмахнулся от совета, вцепившись как бульдог в неожиданно оказавшуюся для него важной тему:

— Арити, откуда берутся дети?!

— В капусте находят! — сорвалась я.

Судя по выражению его лица — он поверил, и теперь смотрел на меня с явным ошеломлением во взгляде. Что ж, я не удержалась от продолжения диалога:

— Аисты приносят! Мавки подкидывают! Банши по прямому заказу доставляют! Ангелы с небес на веревочке спускают! Достаточно, или продолжим экскурс в столь заинтересовавшую вас, неведомо по какой причине, тему. Но, позвольте, теперь мне задать вам конкретный вопрос — я что, идиотка по-вашему?

Лорд промолчал, все так же потрясенно глядя на меня.

Я же молчать была не в силах.

— У меня высшее образование! Я изучала медицину! Я дважды присутствовала при родах! Я практикум по кесареву сечению сдала на отлично! Лорд, тот факт, что я из деревни, вовсе не означает, что я деревенщина!

Мой гнев, от чего-то, вовсе не затронул правящего Кондора, более того, все так же задумчиво- потрясенно, лорд произнес:

— Но, судя по всему, при всех ваших достижениях в образовании, вы искренне убеждены, что дети в животе у женщины образуются после поцелуя…

— Ну… да,- я развела руками, — а как же иначе?

Лорд Хеймсворд встал. Вернул стул на место и молча вышел из библиотеки, совершенно невоспитанно оставляя меня без ответа. Абсолютно без ответа.

Однако продолжалось это не долго, правящий Кондор вернулся не один, а с книгой. Она была на неизвестном мне языке, и к моему удивлению имела не кожаный, а деревянный отполированный временем переплет, с которого сейчас не слишком бережно стирали пыль.

— Вот, с трудом, но нашел, — ленд-лорд вернул свой стул на место, вновь поставив прямо передо мной. Сел, открыл книгу, и листая в поисках чего-то, спросил: — Арити, вам доводилось видеть маленьких детей?

— Странный вопрос, — была вынуждена сообщить я.

И с досадой поняла, что все это время сидела, так и не вернувшись к чтению легенд, что мне лично было совершенно не свойственно.

— Хорошо, — удовлетворенно-язвительно произнес лорд Аэрон. — Вы знаете о различии мочеполовых органов у мальчиков и девочек?

И взгляд на меня.

— Ваши вопросы становятся все более странными, — заметила несколько раздраженно.

— О, вы даже не представляете себе насколько вся эта ситуация представляется странной для меня. Но продолжим. Итак, вам известно, что у мальчиков и у девочек ниже пояса все устроено несколько… различным образом, не так ли.

Молча кивнула, в целом не желая продолжать беседу.

— Хорошо, — принял мой молчаливый ответ лорд. — А теперь скажите мне, почему так?

— О, боже, — слов мне уже не хватало.

— И все же? — внимательный пытливый взгляд синих глаз.

— Так устроено природой! — язвительно уведомила его я. — Ко всему прочему, будь у женщин все как-то иначе устроено, процесс родов стал бы несколько затруднителен, вы не находите?

— Я? — Кондор вдруг широко усмехнулся. — Я… А я тут, Арити, собираюсь раскрыть вам поистине тайну, коия, боюсь, потрясет весь ваш устоявшийся сознательный мирок, и потрясет основательно. Но не будем забегать вперед. Итак, вы знаете, для каких целей природа создала женщин и их… органы, не так ли?

— Вы, видимо, ударялись сегодня не один раз, не так ли? — меня все это уже до крайности начало раздражать.

И ситуация, и вопросы, и непонятные выводы, к которым меня так издевательски-настойчиво пытался подтолкнуть лорд Кондор.

— Хороший способ уйти от беседы, но едва ли действенный, — едва заметно улыбнулись мне. — Итак, теперь вопрос — а для чего, по-вашему, природа создала столь выдающиеся органы у мужчин?

Удивленно моргнув, я спросила:

— Что вы имеете ввиду под выдающимися?

И вот тогда, с самой издевательской усмешкой, лорд развернул книгу ко мне, и медленно, с нескрываемым удовольствием наблюдая за моим культурным шоком, начал переворачивать страницы. Язык странной вязью плетущийся по строчкам был мне неизвестен, но рисунки… мальчик, юноша, мужчина… И если вид обнаженного мальчика был мне известен, то юноша, а следом и мужчина… и… мне более чем наглядно продемонстрировали, что именно имели ввиду под словом «выдающийся».

— А теперь, Арити, переходим к самому интересному, — лорд Кондор, судя по всему, поистине наслаждался ситуацией.

А я нет! И когда он перевернул следующую страницу, я увидела… я… Я…

— Да, — почти издевательски протянул ленд-лорд, — как видите, женские органы предназначены не только для процедуры рождения, и зачатие, Арити, как вы тоже имеете возможность видеть, случается не через поцелуй вовсе. Поздравляю, теперь вы знаете истину.

И с самым зловещим торжеством захлопнув книгу, лорд Кондор поднялся, видимо вновь собираясь покинуть, теперь уже окончательно ошеломленную меня.

Он не учел лишь одного — он встал. Встал. А я, потрясенная увиденным, просто не могла не посмотреть на то, что располагалось у него ниже пояса и да:

— Тут нет ничего… выдающегося! — прошипела разъяренная я, указывая конкретное направление. — Не верите мне, так опустите собственный взгляд, и уделите внимание изучению собственной анатомии, прежде, чем демонстрировать мне бог весть что, явно далекое от истины!

И негодованию моему не было предела.

Вскочив с кресла, я хотела было раздраженно захлопнуть книгу, но… это было раритетное издание. А потому я бережно подхватила легенды, бережно отнесла их в шкаф со стеклянными дверцами, последние тоже бережно закрыла, развернулась к лорду, и от всей души высказала:

— Катитесь к чертям с вашими намеками, издевками, странными книжками и идиотизмом, приобретенным, видимо, от слишком часто встречающихся на вашем пути веток! Велите принести нож, и давайте завершим как с проливанием моей девственной крови, так и с вашим… последствием частых ударов головой!

Странное дело — мой гнев не возымел вообще никакого должного эффекта. Напротив, лорд Хеймсворд усмехнулся, отбросил поганую лживую книженцию на кресло, медленно подошел ко мне, приблизившись непозволительно близко, взял мою дрожащую от негодования ладонь, поднес к губам, галантно поцеловал, пристально глядя мне в глаза, а затем тихо произнес:

— Ваша существенная проблема в том, моя прекрасная полная праведного негодования и очаровательно наивная пленница, что слова «нож», «кинжал» или «меч» в данном конкретном случае являются метафорой. Метафорой, Арити, а орудие, оно здесь.

И мою ладонь опустили, на… на… на… что-то, что видимо было бы выдающимся, не находись оно в брюках!

— Ну так что? — лорд уже вовсе не скрывал похабно-издевательской ухмылки, — мне доставать… «нож»?

Я стояла в абсолютном ужасе.

Но Кондору и этого было мало.

Наклонившись к моему виску, он прошептал у самого уха:

— И да, вы ведь уже поняли, откуда конкретно берется девственная кровь? Даю подсказку — это не рука, нога, шея, или любой участок на поверхности вашего тела. Девственную кровь проливают, проникнув выдающимся органом в то самое, что вы ошибочно считали предназначенным исключительно для процесса рождения ребенка.

В следующее мгновение я отдернула ладонь, от того, к чему ее столь бесстыдно прижимали. И той же ладонью, от всей души влепила пощечину лорду, и плевать кто тут из нас двоих деревенщина.

— Мерзавец! Пошляк! Бесстыдник! — прошипела, с трудом сдерживаясь от второй пощечины.

— М-да, — несмотря на полученный удар, лорд лишь продолжал усмехаться, откровенно потешаясь надо мной, — страшно представить, какими словами вы покрывали преподавателей, поведавших вам о процессе деторождения, ну и, мне остается лишь искренне надеяться, что вы не исхлестали пощечинами несчастных рожающих женщин, за их неприглядный вид во время процесса родов.

Я молча покинула библиотеку, не отказав себе в удовольствии, грохнуть на последок дверью.

Хотелось вымыть руки. Одну конкретную ладонь! Которую прижимали к брюкам в одном конкретном месте!

И сбежав вниз по лестнице, я довольно быстро нашла прачечную, где, не взирая на присутствие двух прачек, занимающихся глажкой белья, долго мыла руки. Черным мылом, светлым, светло-серым, и даже известью.

— Эээ, деточка, а ты…

Она не договорила, потому что сторожевой собакой вслед за мной в прачечную ворвалась миссис Этвуд. И вот она, постояв и некоторое время понаблюдав за моими страданиями, в результате изрекла:

— Я постелила вам в спальне лорда Хеймсворда, как он и просил. Его спальней будет смежная комната, так что в любой момент, лорд сможет исполнить свой долг и…

И меня чуть не стошнило.

Оно стошнило уже в уборной, один раз, и повторно когда миссис Этвуд уведомила, что лорд ожидает меня к ужину.

Но менее всего я сейчас желала видеть ленд-лорда. Пожалуй, единственным человеком, с которым я сейчас хотела бы поговорить, была мама. Мама! Которая ничего, совершенно ничего мне не рассказала! Она знала, и… ни слова.

« — Мама, а какой должен быть поцелуй, чтобы под сердцем женщины забилось сердечко новой жизни?

— Любой, Арити. Абсолютно любой, поэтому никаких поцелуев, девочка моя».

Какая ложь!

Вспомнив о картинке с «выдающимся», я была вынуждена признать, что это была в какой-то мере спасительная ложь, потому как узнай я правду, она едва ли мне понравилась бы. Но все же!

— Деточка, — одна из прачек осторожно постучала в двери, — деточка, как ты там? Может, помощь нужна?

И я вышла. Зареванная. Несчастная. В намокшем платье.

В прачечной теперь были не только прачки, но и кухарка с горничными, и все смотрели на меня со смесью сочувствия и жалости, но уж точно не понимания.

— Я…- голос дрогнул, — я хотела спросить.

Все выразили подчеркнутое внимание.

— Мммужчиныы, — меня затошнило опять, — они все… с такими… выдающимися?

Женщины переглянулись, горничные хихикнули, но кухарка, женщина почтенного возраста, вздохнула и произнесла:

— Из ученых ты, да?

Я кивнула.

— Ох, маленькая, — кухарка прошла к скамье, тяжело опустилась на нее. Посмотрела на меня, и сказала: — Не все. И не всегда. Тут, понимаешь, дело такое — так уж природой устроено все. Вот ты, когда на Дорга этого беспутного, чтоб ему провалиться, смотрела, что чувствовала?

Непонимающе глядя на нее, ответила:

— В каком смысле?

— Ну, — женщина немного смутилась, — тело то у него красивое, плечи широкие, руки мускулистые, так и хотелось же, чтобы обнял, да к себе прижал, так?

Абсолютно шокированная всем, неуверенно прошептала:

— Не знаю.

Подумав, вспомнила, как Дорг в реке плескался, смывая сажу и копоть с загорелого тела, и… ничего я тогда не чувствовала. А вот когда улыбнулся…

— У него улыбка красивая… была, — выговорила с трудом. — Он как улыбнется, так ноги идти отказываются… отказывались. Уже не откажутся. А тогда… он улыбался, а мне хотелось смотреть и смотреть на него.

Кухарка покивала, и добила наповал:

— Вот и у мужчин так же, деточка. Если девушка им не нравится, то ничего там не выдается, а коли понравилась, там они не смотреть хотят, а обнять, приласкать, и своей сделать. Вот этой вот штукой, что у них и выдающаяся становится. И чем сильнее девушка понравится…

Я молча пошла мыть руки. Снова. И снова. И снова. И…

— А не говорили тебе, потому как столица, разврат, парни там наглые, стыда не знают, — продолжила кухарка, — вот вам, ученым, и не говорят, чтобы домой с приплодом не возвращались, брошенные и опозоренные.

Да, это уже не просто ложь, это ложь с умыслом!

Ложь гигантских размеров!

— Ты, маленькая, не расстраивайся, лорду ты с первого взгляда понравилась, он даже читать перестал, едва тебя увидел, а за книгой этой, скажу тебе, года полтора гонялся, у пиратов выкупал, его от нее силком не оторвать было, а тебе, видишь, отдал, даже не дочитав. Значит сильно приглянулась ему. Да и лорд у нас мужчина хороший, сделает все бережно, не печалься, хорошо все будет.

Кстати да, книга!

— Спасибо за все, — ни на кого не глядя, сказала я.

И вытирая о подол платья руки, саднящие от изрядного старания в деле их отмывания, молча ушла.

О том, что лорд Кондор в столовой я знала, поэтому обошла ее десятой дорогой, пришла в библиотеку, забрала легенды Сианы, и пошла на самый верх замка, на третьем этаже нашла лесенку, ведущую на чердак. Забралась, балансируя, и держа прихваченную свечу в зубах, затем осторожно дверь за собой прикрыла, чтобы не нашел никто.

На чердаке плутала долго, ища место где паутины не было, и придя к выводу, что до меня тут был лорд Хеймсворд, и книгу ту, деревянную, он отсюда принес. Поплутав, я укрылась за сундуком у дальней стены, села, обняв колени, и тихо заплакала, от обиды, от досады, от ситуации, в которой оказалась, от предательства Дорга, от осознания, что такой как Дорг… он, похоже, и объяснять ничего не стал бы, и беречь меня тоже стал едва бы… так что, может быть, все лучше, чем могло бы быть… Но лучше бы я обо всем знала сразу. Так было бы лучше.

***

Я не помнила, как заснула, но разбудил меня запах цветочного чая.

Такого странного, непривычного… в чайной в столице был такой, мой самый любимый, всегда брала его…

Но в деревне такого чая не было!

И распахнув глаза, я, подскочив, села, в ужасе оглядываясь.

Я была на постели.

В спальне!

В замке!

И не одна.

Лорд Кондор, сидящий в кресле рядом с кроватью, закрыл книгу, которую читал до моего пробуждения, и произнес неожиданное:

— Прости.

Я подтянула покрывало повыше, нервно оглядевшись, увидела свои свадебные туфельки, аккуратно стоящими возле постели, и поняла, что меня сюда принесли. Кто принес, даже думать не надо было — на брюках ленд-лорда виднелись остатки паутины.

— Я… — он отложил книгу, посмотрел на меня и повторил: — Прости.

Развел руками, одна из которых все так же была в перчатке, вздохнул и добавил:

— Мне ситуация показалась забавной. Я циник, мисс Аританна, не старый, но уже до крайности циничный. Прости, не думал, что подобное может ранить, и так сильно. Будем искать варианты твоего высвобождения, без… проливания девственной крови.

Я слышала его слова, но верила едва ли.

Впрочем, был и еще один момент.

— Спасибо вам, — тихо сказала я.

Правящий Кондор вопросительно вскинул бровь.

— За то, что… позволили увидеть истинную суть Дорга, — пояснила ему.

Лорд странно улыбнулся, словно вопрос не стоил внимания в принципе.

— И все же, спасибо, — мне было за что благодарить.

Потому как сейчас, сидя на этой постели, я отчетливо понимала, что могла бы лежать на другой… и мне не было бы приятно. Абсолютно точно не было бы.

— Что у вас с рукой? — вдруг спросил лорд Хеймсворд.

Мрачно посмотрев на него, мрачно же ответила:

— Потрогала то, после чего, у меня появилось безумное желание ее вымыть. Маниакальное стремление, просто. А что с рукой у вас?!

Лорд посмотрел на меня, на свою скрытую перчаткой ладонь, улыбнулся и предложил:

— Я показываю вам свою руку, вы прощаете меня за мой неблаговидный поступок, идет?

Молча кивнула.

Правящий Кондор с грацией уличного позера, демонстративно потянул за каждый палец перчатки, а затем одним слаженным жестом фокусника ее снял и… у него не было руки. Это было всем, что угодно… но не рукой. Изломанные плохо сросшиеся пальцы, местами практически открытая кость, мышцы, которые еще не успели нарасти, сухожилия, рваными жгутами безвольно повисшие. Ну и таким образом стало ясно, что перчатка, вовсе не была обычной перчаткой — скорее магический протез.

— Мне очень жаль, — совершенно искренне сказала я.

— Она не стоит ваших сожалений, — лорд Хеймсворд вновь натянул перчатку, и добавил, — у нее еще год. Не восстановится — отрежу, и дело с концом. Вы поужинаете со мной?

А вот это было уже как-то…

— Вы манипулируете мной! — воскликнула я. — И руку вы мне показали для того, чтобы мне стало совестно вам отказать!

Лорд Хеймсворд улыбнулся, кивнул, и произнес:

— Не спорю, легкое манипулирование присутствует, но согласитесь, теперь вы точно не сможете мне отказать.

И поднявшись с кресла, лорд протянув мне правую, здоровую ладонь, произнес:

— Мисс, не окажете ли вы мне честь, отужинать со мной?

Что ж, отказать теперь действительно было совестно.

— С превеликим удовольствием, — солгала я, вкладывая руку в его ладонь.

После лорд придерживал меня, пока я обувалась, а далее мы отправились ужинать.

Вот только спустившись на первый этаж, обнаружили… что ужин нас не дождался. И не мудрено — часы показывали четыре часа ночи, а в замке спали все, даже собаки. А ужин частично остыл, частично застыл, а частично растаял — для меня на десерт приготовили мороженное. Видимо оно красиво было уложено горкой, а сейчас уже не так красиво стекало лужицей на пол.

— О, это ужас, — сказала я, оглядываясь.

— Разбужу прислугу, — решил лорд.

Но, так как моя рука все еще была в его руке, я удержала Кондора, и едва он вопросительно взглянул на меня, сказала:

— Не стоит никого беспокоить, я прекрасно готовлю.

— Ммм, — протянул ленд-лорд, — то есть в кулинарном образовании, пробелов у вас нет?

— Знаете, еще немного, и я вас чем-нибудь стукну! — уверенно предупредила своего… пленителя.

***

Ужинали… или завтракали мы на кухне. Лорд Хеймсворд разжег огонь в печи, я приготовила горячие бутерброды и нагрела утку, предварительно обмазав ее медом со специями, как готовила в особых случаях мама. Самых праздничных случаях.

— Арити, вы как-то странно смотрите на эту утку, — вернувшись с бутылкой вина, заметил лорд.

— Утка, маринованная в медовом соусе, праздничное блюдо, — улыбнулась я, расставляя тарелки. — С другой стороны, сегодня у меня праздник — первая брачная ночь!

Аристократ посмотрел на бутылку вина, принесенную им, подумал и решил:

— Что ж, в таком случае и вино следует подать праздничное.

И бутылка из его руки улетела прочь, чтобы через минуту ее заменила другая, прибывшая явно при помощи магии. Но при этом… бледное лицо лорда Хеймсворда стало бледнее на миг, а пальцы на больной руке, судорожно дрогнули.

— Вам больно, — почему-то догадалась я.

— Привык, — холодно ответил лорд.

Больной рукой он орудовал точно так же, как и здоровой, и лицо его более не бледнело вовсе, из чего я сделала логичный вывод:

— Ваша рука болит лишь когда вы используете магию?

Достав пробку, и разливая вино по бокалам, Правящий Кондор едва заметно улыбнулся и ответил:

— Вы наблюдательны.

Если бы…

Мы вместе молча сервировали стол, я перенесла горячие бутерброды от плиты, лорд Хеймсворд взял на себя труд изымания и переноса утки из огня на стол, я привычно нарезала ее на порции, полила яблочным соусом.

За стол сели тоже молча. Лорд Кондор поднял бокал, отсалютовал и произнес:

— За вашу первую брачную ночь, Арити.

— И за нее тоже, — согласилась я с этим своеобразным тостом.

Мы выпили, лорд до дна, я несколько глотков, но и этого хватило, чтобы мгновенно закружилась голова. То ли вино было особым, то ли тот факт, что я пила его впервые. Но мне понравилось, и вкус, и эффект, так что за знакомство, я допила свой бокал уже до дна, и дважды промахнулась вилкой мимо кусочка нарезанной грудинки в итоге.

— Вы опьянели, — сделал свое наблюдение лорд Хеймсворд.

Пожав плечами, я все же сумела наколоть мясо на вилку, и жуя вполне себе неплохую утку, оглядела кухню. Это был древний, очень древний замок, и боюсь сам лорд Хеймсворд едва ли был прав, сказав что замку всего шестьсот лет.

— Ему около тысячи, — указав на каменную кладку, немного заплетающимся языком сообщила я.

— Замку? — догадался Кондор.

Кивнула, говорить становилось все сложнее.

— В таком случае это печальная новость. Для вас, — странно улыбнулся лорд.

— Ппочему? — не поняла абсолютно.

И не услышала ответа. Мужчина просто ушел от него, похвалив:

— Вы превосходно готовите.

— Как и все женщины в моей семье, — улыбнулась я.

И подумала, что хотела о чем-то спросить, только вот… не вспомнила о чем.

— Все женщины вашей семьи… — почему-то повторил лорд Хеймсворд. — Я так понимаю, они объединятся с миссис Этвуд в стремлении, вызволить вас из моего замка?

Но я тогда еще ничего не поняла.

***

Я спала превосходно. Кровать была мягкой и удобной, никто не бродил по дому с четырех утра, собираясь на рыбалку, не гоготали гуси, не блеяли козы и овцы, отец не поднимал братьев пинками, и те не будили меня в отместку. В общем, спала превосходно, даже не смотря на то, что ночью кто-то ко мне заходил, стоял у кровати, вздыхал и уходил. Раз пять или шесть. Вообще так раньше папа делал, но он еще наклонялся и проверял дышу или не дышу. Я просто в детстве болела много, а один раз во сне перестала дышать, мама проснулась, словно почувствовав, что что-то не так, схватила меня из колыбельки и откачали как-то. Отец тогда очень испугался, вот с тех пор и проверял по нескольку раз за ночь, особенно если простывала. Так что когда кто-то первый раз зашел, я спросонья решила что отец, засопела, так чтобы слышно было, и повернувшись на другой бок снова заснула. Потом кто-то заходил еще несколько раз, но я продолжала спать.

А утром меня разбудила миссис Этвуд, произнеся замогильным голосом:

— Прибыли ваши вещи, леди Арити.

Открыв глаза, я села, сонно потягиваясь. Одна из присутствующих горничных подала мне письмо на серебряном блюде. Вторая уже распаковывала вещи, и я, сонно щурясь, сначала решила было, что это не вещи. В смысле не платья. Все что угодно, но совершенно точно не платья. Ночные рубашки, сорочки, исподнее… но не платья.

— Пппростите, — пробормотала, окончательно просыпаясь.

— Да-да, прелестно, — сама экономка была явно в восторге, от всего распаковываемого. — Над заказом трудились всю ночь. Но, должна признать, ваша матушка потрудилась не менее моего.

И тут две горничные втащили сундук. Плетеный, хорошо знакомый мне, с моими нормальными платьями. По крайней мере я так думала, пока горничные не извлекли первое платье! Оно было в разрезах! Все! По бокам, на груди, да даже на рукавах. И это не было ошибкой или случайностью — каждый разрез любовно украсили вышивкой, очень приметной и превосходно знакомой мне вышивкой!

— Это… это что? — осипшим вмиг голосом, вопросила я.

— Одежда, — ядовито улыбаясь, елейным тоном протянула миссис Этвуд. — Я же сказала — надолго вы тут не задержитесь, и, что радует особо — ваша матушка в этом со мной совершенно солидарна. И да, — экономка подошла к стулу, на котором лежало мое свадебное платье, ухватила его, рывком разорвала на две половины и фальшиво воскликнула: — Ох, какая жалость, а такое платье было… скромное.

Я сидела с открытым ртом, не веря в то, что вижу.

Между тем, первая горничная, вновь протянула мне письмо на серебряном подносе, со словами:

— От вашей маменьки.

Потрясенная, раздавленная всем случившимся, еще не осознающая, в каком навозе оказалась, я открыла письмо и прочла выведенное прекрасным почерком моей матушки:

«Домой! Мне плевать, какая у лорда библиотека и насколько он благороден. Он мужчина, свое возьмет быстро. Ко всему прочему, на нашей стороне миссис Этвуд, так что все его благородство, заранее обречено на провал. Домой, Арити».

Я подскочила с постели, держа письмо, и чувствуя, что задыхаюсь от подступающих слез. Я… я не знала, что делать, что сказать, что это все вообще такое?!

Но одно я знала точно — эта спальня действительно была смежной со спальней лорда Хеймсворда.

— Это подло! — воскликнула, указывая на одежду.

Коварно-змеиная усмешка экономки, была мне единственным ответом.

Что ж, это все, конечно, ужасно, но кое-что они явно недооценили — благородство Правящего Кондора.

Развернувшись, вместе с письмом, я миновала спальню, открыла внутреннюю дверь, врываясь в спальню лорда Хеймсворда, и разрыдалась уже там, едва он, пивший чай за маленьким столиком, поднялся при виде меня.

Случившаяся со мной истерика, была не самым достойным в моей жизни, но с подобными нервными потрясениями, я уже не справлялась, и сама со всей этой ситуацией тоже едва ли справилась бы. Так что вникать в произошедшее Рэймонду пришлось самому. Он усадил в кресло рыдающую меня, укрыл своим пледом, сжимая челюсти так, что желваки проступили на скулах, прочел письмо. Сжег его. Налил мне чаю, и ушел в мою спальню, тщательно прикрыв дверь за собой.

Я не услышала ни слова из сказанного им, но когда Рэймонд вернулся, в руках Правящего Кондора было нормальное платье. Нормальное, темное, приличное платье.

— Они оставили его, для твоего возвращения домой, — передав мне одежду, сообщил лорд.

Размеры подлости двух объединившихся женщин, одной из которых была моя собственная мать, впечатляли.

Рэймонд сел напротив, отсалютовал мне чашкой с чаем, и произнес:

— Что ж, нас двое, а их всего-навсего… моя экономка, твоя мать, и замок, которому, и ты оказалась права, более тысячи лет. Справимся, — улыбнулся он.

О, мне бы такую уверенность.

— Я не понимаю, — делая глоток чаю, произнесла то, что действительно едва ли было постижимо для меня, — все эти платья, разрезы, прозрачная ткань. Это действительно способно повлиять на твое благородство?

Лорд Хеймсворд отвел взгляд, и, глядя в окно, тихо ответил:

— Да. Более чем.

Чуть чаем не подавилась.

Правящий Кондор посмотрел на меня, улыбнулся и утешил:

— Это как голод. Он нарастает. Но если встал выбор между утолением голода и потерей твоего расположения, я предпочту поголодать. Как самочувствие?

— Голова болит, — призналась я.

— Да, алкоголь определенно не твое, — улыбнулся лорд.

Почему-то поняла, что называю его Рэймондом, притом, что мы, кажется, так близко не знакомились, и я вовсе не знала, что у него такое имя. Вообще, по-моему, было другое, но я его не выговорила, и лорд учтиво согласился с моей версией его имени. А еще было несколько непонятно, почему мы перешли на «ты». В целом, даже напрягая память, я могла вспомнить только одно — мы с лордом Хеймсвордом сидим за столом на кухне. И стол все ближе. И ближе. И…

Поймала на себе внимательный взгляд ленд-лорда, поняла, что кажется, мне следовало бы еще поспать, но с другой стороны…

Библиотека!

Тут такая библиотека!

— Ты будешь писать ответ матери? — указав на письмо, спросил Правящий Кондор.

— О, да, — улыбнулась я.

Он понимающе улыбнулся в ответ и убил наповал:

— Я женился на тебе этим утром.

Чашка в моих руках дрогнула, но лорд, продолжил, подчеркнуто не заметив этого:

— Временный брак, заключен официально на год. К сожалению, действителен только на территории Вэллана, в королевстве такого понятия как «временный брак» не существует в принципе. Но обдумав ситуацию, я пришел к выводу, что это наиболее удобное решение. Ты на год получаешь статус леди, и таким образом проблема с миссис Этвуд решена, как моя жена и леди замка, ты априори, выше ее по положению.

Я молча поставила чашку на стол, напряженно внимая каждому его слову.

— Но это временный брак, Арити, — Рэймонд посмотрел на меня, — по законам Вэллана выбор и право выбора остается. Ты можешь разорвать его в любой момент, просто покинув мой замок.

— Я мало что знаю, о нюансах временных браков, — честно призналась ленд-лорду.

— Я узнал достаточно, — сообщил он. — Брак был заключен в присутствии твоего отца и совета старейшин деревни. Женская половина твоей семьи категорически против, но на старейшин я сумел надавить, напомнив о твоей чести, которой был причинен вред из-за моей… неосторожности.

Взявшись снова за чай, осторожно спросила:

— А ты спал этой ночью?

— Относительно, — ушел от ответа Кондор. — Ты все поняла, по поводу твоего статуса?

Отрицательно покачала головой.

— Ты — моя леди, они прислуга, ты приказываешь — они подчиняются. Я приказал миссис Этвуд перешить все платья, в случае каких-либо иных конфликтов интересов, она будет уволена.

Миссис Этвуд, заставившая все окружающие деревни плясать под ее дудку, будет уволена? Верилось с трудом. С огромным трудом. Но, мне было до глубины души приятно, что лорд позаботился обо мне.

***

После завтрака лорд Кондор покинул замок, оставляя меня в нормальном платье и самом благостном расположении духа, по причине того что… вся библиотека была моя! Вся! Огромная! И в ней же я написала ответ маменьке:

«Дорогая матушка, библиотека роскошна, лорд благороден, а миссис Этвуд я теперь могу уволить».

И отправив письмо с горничной, я оглядела свои сокровища. Сокровищ было много! Бесконечно много. Высокие стеллажи, уходящие под самый потолок, тысячи книг, способных унести меня в разные миры, времена, эпохи и… абсолютное отсутствие желания все это читать.

Я любила книги, я безумно любила книги, но сейчас, сидя в кресле и окидывая взглядом все это богатство, я вспоминала руку лорда Хеймсворда Рэймонда Кондора. Ужасную искалеченную ладонь, и боль, которую она явственно причиняет. И поднявшись с кресла, я оправила свое серое практичное и неприметное платье, и пошла между стеллажами, не глядя на манящие легендами и приключениями издания, и ища справочники по лекарственным травам. Повреждения лорда Хеймсворда были ужасны, но у меня четверо братьев, мне доводилось видеть и худшие раны, однако матушка и бабушки неизменно вылечивали их так, что не оставалось и шрамов.

И как лечить травами я знала, в Вэлланде каждая девочка с десяти лет изучала и лечебные травы, и способы их применения, потому как места у нас суровые, мужчины еще суровее, а потому в запале могут и медведю в морду дать, и волка ногой пнуть, и вообще не берегут себя. И когда в деревне живешь, о том, что ненормально это, неосмотрительно, даже не думаешь, но в Эдинском коллеже я изучила такие понятия как бравада, травмы по неосторожности и переоценка личных возможностей. Увы, когда я попыталась донести свое осознание до братьев, они на меня дружно плюнули, и к ночи, а дело было зимой, приволокли домой целого медведя. Герои! До конца каникул только и делала, что меняла им повязки, стирала бинты, сушила, гладила, снова накладывала и так почти месяц! Зато в сарае у нас жил медведь, взрослый, огромный, на которого вся деревня приходила смотреть, и которого мы с мамой из жалости сначала подкармливали, действительно жаль было медведя, братья его из берлоги посреди зимы выкурили, а потом мы же с мамой его и отпустили по весне. Медведь за зиму почти ручной стал, но признавал только меня и маму, на остальных кидался готовый рвать и кусать, он был жутко свирепый, но жалость к несчастному зверю оказалась свирепее, и мы его вывели ночью, в обход собак, так чтобы не разбудить «героев». Героев и не разбудили, но когда довели черного мишку до леса, отец подошел неслышно, мне плед на плечи накинул, маме свою куртку отдал, а в руках у него был арбалет с особо тяжелой, раскрывающейся тремя остриями при попадании стрелой.

— Если еще раз… Если еще хоть один раз! — прошипел тогда отец.

Мы с мамой все сразу поняли. Даже слова поперек не сказали. Утром печальные «герои» узнали, что медведь каким-то образом порвал цепь и сбежал. Мы приунывшим братьям искренне посочувствовали, и попросили больше никогда зверей из лесу домой не приводить, как минимум волков и медведей. Братья попытались возразить, но папиного взгляда хватило, чтобы заткнулись все, мигом. А медведь, которого мы с мамой назвали Ульригом, два года спустя отца спас. Отбил у стаи пришлых оголодавших лютой зимой волков, а потом раненного папу домой приволок, отец уже без сознания был, крови потерял много. Меня тогда в деревне не было, мама рассказала и это, и то, как долго отца лечила, и травами и… наговорами.

И вот наговоры меня сейчас и интересовали. Потому что руку лорда Кондора одними травами не вылечить, я это понимала. Тут магия нужна, но ее у меня нет, как впрочем и ни у кого в Вэлланде, наши мужчины сильны и отважны, наши женщины мудры и учены, но магов у нас нет, нет и ведьм. Зато друиды имеются. И в ту зиму, когда отец едва не погиб, мама к друидам ездила. Но так просто к ним не пройдешь, и так легко не отыщешь. Нужно соблюсти три условия — ищущей должна быть исключительно женщина и мать, иным вход в тайные места был закрыт, а матери, они те, кто детей впускал в этот мир, поэтому и вход в друидские храмы отыскать могли. Второе условие — истинная нужда. У друидов бесполезно просить денег, удачи, успеха или исполнения мечты, те, кто идет к ним с такими желаниями, заплутают в трех соснах, но ни один каменный храм не найдут, потому как друиды могли помогали лишь в одном случае — когда более никто помочь не мог. И третье условие — жертва. Какая? Не знаю. Никто не знает. Каждая женщина, что приходит к друидам приносит свою жертву, и не говорит о ней. Однако от матери к дочери переходят заговоры. Большинство из них звучат как колыбельные, колыбельными и становятся, потому как безвредны заговоры, рассказанные лишь детям до пяти лет.

Почему так и от чего, я не знала совершенно, но в Эдинском колледже нас, деревенских, училось много, а потому тема друидских заговоров поднималась не раз, но столичные учителя ни поведать что-либо, ни пролить свет по поводу самих друидов не могли. Они не знали. Есть что-то, что жители городов утрачивают безвозвратно — традиции, поверья, умение ощущать ту тонкую грань мирного сосуществования с природой, которую учишься не пересекать с раннего детства. А еще четкое осознание того, что природа лечит, помогает, направляет, поддерживает… стоит только стать чуть внимательнее, и ты увидишь траву, которую едят больные волки, ягоды — которые никогда не попробует ни одна птица, потому что те ядовиты, листья, на которые ложатся олени и косули, подраненные хищниками.

Стоит только стать чуточку внимательнее…

Я протянула руку, касаясь книжных переплетов, и шла, шла, шла… пока вдруг не ощутила пыль на кончиках пальцев. Остановилась, вернулась на шаг, и присмотрелась к книгам. И поняла, что все те, мимо которых проходила я, находились в идеальном состоянии — ни пылинки, ни паутинки. На этих же пыль присутствовала, в небольшом количестве, но все же имелась.

Открылась дверь, я услышала перестук каблуков, а затем и сказанное разъяренно-манерным:

— Леди Аританна, обед подан.

Судя по тону, которым это было сказано, миссис Этвуд действительно была взбешена ситуацией и тем, что ничего не может с этим поделать… разве что пожаловаться моей матушке, других союзников у нее точно не было.

— Миссис Этвуд, — я вновь обратила все свое внимание на книги, — вы сказали, что большинство изданий лорд Хеймсворд привез с собой, а эти книги, насколько я понимаю, принадлежат лорду Гордону?

Миссис ответила не сразу. Величественно и надменно она подошла ко мне, смерила взглядом свысока сначала меня, затем полки с книгами, и сухо ответила:

— Нет, свои книги лорд Гордон перевез в свой новый дом. Эти от прошлых владельцев. Вероятно — магические.

Она обвела рукой остальные полки и пояснила:

— Лорд Хеймсворд заботится о своей библиотеке, поэтому на все книги наложены как минимум два заклинания — от пыли, и от повреждения временем. Но эти, — она посмотрела на старинные издания в серых поблекших от времени переплетах так, словно они, как и я, были тут незваными гостями, — магии лорда Хеймсворда не поддаются. Раз в неделю с них стирают пыль. Смею напомнить, обед подан, леди Аританна.

— Я услышала, — ответила ей, и вновь уделила все свое внимание книгам.

К сожалению, как ни пыталась, я не могла вспомнить, кто был владельцем замка до лорда Гордона, понадеялась, что знает об этом миссис Этвуд. Но услышала в ответ лишь поднадоевшее «обед подан» и «данная информация не подлежит распространению».

Выяснив, что лорда Хеймсворда в замке нет, и неизвестно, когда он появится, я сообщила что подожду его, а до тех пор прошу меня не беспокоить.

Меня не беспокоили, но уходя грохнули дверью с такой силой, что я вполне резонно начала опасаться за сохранность дверей из моренного дуба.

Дуба…

Вдруг видением из прошлого, накатило воспоминание — ярко горит огонь в очаге, я надсадно кашляю, а мама, меняя мокрую повязку на моей голове, тихо шепчет:

«Дуб за стеной, дуб лесной, поделись своей силой со мной.

Как под ветром не гнешься, так и Арити вовек гордо стоять, все удары судьбы легко принимать.

Дуб за стеной, дуб лесной, поделись своей силой со мной.

Как тянешься к свету и солнцу, так и ручкам Арити добром сиять, тепло людских сердец принимать.

Дуб за стеной, дуб лесной, поделись своей силой со мной.

Ты наполняешься силой земли, ту же силу Арити подари, чтобы в буре смогла выстоять, чтобы хвори могла побеждать.

Дуб за стеной, дуб лесной, поделись своей силой со мной».

Я поняла, что с ресниц падают слезы, лишь книги на стеллажах, начали как-то размываться, теряя очертания. Быстро вытерла мокрые глаза, постояла, повторно проговаривая про себя каждое из слов заговора, но рассчитывать только на него было бы глупо, и я занялась книгами. Часть из них оказалась на древневаллийском, часть на современном языке, а часть не читалась в принципе. Я открывала книгу и текст исчезал, переворачивала страницы — исчезал снова, я листала и листала, но это приводило лишь к тому, что книги оставались пустыми. Совершенно.

И лишь на одной из них, я увидела написанное чернилами и с трудом различимое «Сок девственницы».

Написано было размашистым мужским почерком, с некоторыми ошибками, но одно я поняла точно — страшно быть девственницей.

***

На обед я перехватила несколько сэндвичей и бокал родниковой воды, которая текла из ручья прямо в подвале замка. Вода была вкусная, на удивление, приятная очень.

А после я с книгами устроилась на постели, потому как стола в этой спальне не было, несмотря на то что спальня для леди… даже у меня в деревне в комнате стол стоял, а тут кровать и два кресла. Мне пришлось сходить в спальню лорда Хеймсворда, чтобы взять столик для кровати, как подсказала одна из горничных, лорд Хеймсворд, по прибытию в замок, долго болел, а потому много времени проводил в постели. Ныне же столик был задвинут в один из шкафов, но мне он весьма пригодился.

Две книги из двадцати захваченных мной оказались справочниками по лекарственным растениям Вэллана и всей валлийской долины, часть — медицинскими справочниками на языке Алландии, но все эти препараты я и так знала, нам в колледже преподавали основы медицины.

И большой проблемой оказалось открыть ту самую книгу, на которой было начертано «Сок девственницы». Я порезала один палец — текст не появился, второй — тот же эффект, третий — безрезультатно. Решила, попробовать сделать разрез на ладони и вздрогнула, услышав:

— Арити!

Отреагировать не успела — нож для открывания писем вылетел из моей руки, и был вышвырнут магией в распахнувшееся окно. После створки захлопнулись, я потрясенно посмотрела на лорда Кондора.

Рэймонд Хеймсворд стоял, сжимая больной ладонью шляпу, с его плаща на пол падали капли воды, трость валялась на полу, синие глаза мерцали магией, яростью и… страхом. И причиной всего этого явно была я.

— Ммм, — один из пальцев опять начал кровоточить, я подержала его во рту, пару секунд, потом пояснила: — На книге инструкция, написано «кровь девственницы». Но, то ли инструкция не верна, то ли пора начинать сомневаться в моей невинности.

Правящий Кондор скрежетнув зубами, прошел в мою спальню, схватил книгу, которую я держала на коленях в тщетных попытках открыть, прочел надпись и почти прошипел:

— Сок лиственницы, Арити! Тут написано «сок лиственницы»!!!

— Оу… — только и могла сказать я.

Приступ стыда, сменился задумчивым размышлением о том, что оказывается, хоть кому-то в этом мире приходится хуже, чем девственницам. Лиственницам например…

— Мне он нужен! — определенно решила я.

— Кто?! — судя по тому, как дышал лорд Хеймсворд, ему нужен был успокоительный состав.

А мне всего лишь:

— Сок лиственницы.

Сорвав с себя мокрый плащ, Кондор отшвырнул в сторону и его, и шляпу, наклонился на до мной, упираясь руками в прогнувшийся под его весом матрас, и прошипел:

— Могу предоставить кровь девственницы. Прямо сейчас!

Пожав плечами, резонно напомнила:

— Как единственный сосуд девственной крови, напомню — она не работает. Нужен сок лиственницы.

— Придушу! — с неожиданно проснувшейся кровожадностью, прошипел ленд-лорд.

Укоризненно покачал головой, все так же с яростью глядя на меня, выпрямился, притянул к себе магией плащ, шляпу и трость, и вышел, оставляя после себя грязные следы на полу и торопливо примчавшуюся с ведром и тряпкой горничную.

И вот пока эта милая девушка старательно мыла пол, а вторая спешила ко мне с йодом и бинтами, миссис Этвуд, показавшаяся в дверях, с гневом, который едва сдерживала, произнесла:

— Леди Аританна, когда вы в следующий раз попытаетесь покончить с собой, прошу вас, изберите менее кровавый способ, в этом случае, есть шанс успешно завершить начатое, не вынуждая хозяина мчаться к вам сломя голову тремя порталами.

Я испытала разом приступ стыда, недоумения, непонимания, стыда по поводу недоумения и непонимания, в общем весь тот спектр чувств и эмоций, который испытывает ученик, провалив важный экзамен.

— Простите, вы случайно в Эдинском колледже не работали? — продолжая терзаться муками совести, спросила я.

— Тридцать лет! — гордо ответила миссис Этвуд. — Так что, леди, такие как вы мне превосходно известны.

Она не поясняла, с каком именно плане известны, но одно можно было сказать точно — ничего хорошего она о таких как я не думает.

И миссис Этвуд вышла, всей своей осанкой выражая негодование, презрение и все прочее, но столь же мало приятное. А после горничные добинтовали мои пальцы, убрались в комнате, ужин мне подали в спальню.

После в замке закипела жизнь, прислуга носилась по этажам, я слышала приглушенные ругательства ленд-лорда в его спальне, попытку миссис Этвуд высказать свое мнение, его отчетливое «Вон!».

К полуночи все стихло.

Мои сомнения были недолгими. Осторожно, так чтобы не скрипнула, я слезла с постели, прошла к окну, распахнула створки, вдохнула свежий ночной ветер, и посмотрела на дубовую рощу, окружающую гору, на которой возвышался замок Правящего Кондора. Было ли безумием то, что я собиралась сделать — отчасти да, отчасти совсем нет.

В ночной сорочке, ступая по холодному полу, я подошла к смежной двери, ведущей в спальню лорда Хеймсворда, выбрав самую тусклую из свечей, которые стояли в моем подсвечнике, и почти не дыша, приоткрыла дверцу.

Кондор спал. Раскинувшись на постели, в одних светлых льняных брюках, поверх смятых влажных простыней, весь покрытый испариной, поблескивающей в свете свечи. Его больная левая рука была отставлена в сторону, и больной частью лежала на серебряном подносе, кровоточа, судорожно подергиваясь срастающимися сухожилиями, и при этом… что-то подсказывало, что ни к какому выздоровлению это не приведет. Скорее складывалось такое ощущение, что это агония.

Миссис Этвуд помнится, сказала «Леди Аританна, когда вы в следующий раз попытаетесь покончить с собой, прошу вас, изберите менее кровавый способ, в этом случае, есть шанс успешно завершить начатое, не вынуждая хозяина мчаться к вам сломя голову тремя порталами».

«Изберите менее кровавый способ»?

И я вдруг похолодела от осознания, что пролила сегодня свою кровь. Я пролила ее. Это могло хоть как-то повлиять на ситуацию?

Мягко отступив, я вернулась в свою спальню, подошла к открытому окну, протянула руку… а преграды не было. Преграды больше не было! Я не просто протянула руку, я высунулась на половину, но… меня более не держало ничего, абсолютно ничего. Неужели я могу уйти прямо сейчас?

Странно так думать, осознавая, что я совершенно точно не уйду. Как минимум не сейчас.

И все так же бесшумно, я вернулась в спальню Хеймсворда.

На цыпочках приблизилась ближе, вздрогнула, осознав, что крови стекающей на поднос, становилось все больше, и вздрогнула повторно, едва лорд открыл глаза, посмотрел на меня, явно с сомнением в том, что видит, и хрипло спросил:

— Арити?!

Я не ответила, стоя с дрожащей в руке свечой, и вспоминая ту ночь — я лежала тогда, да, но частично я лежала у мамы на руках. А еще мама использовала имя, то имя, которым называла меня она именно с детства.

— Лорд Хеймсворд, — я осторожно забралась на постель со стороны его раненной руки, — как вас мама звала в детстве?

— Арити, что вы делаете? — раздалось хриплое и злое в ответ.

Я не могла винить его за излишнюю раздражительность, судя по тому, что я видела, у лорда был жар, его сознание пребывало в полубреду, а боль рвала адским зверем.

— Забираюсь в вашу постель, — уведомила Правящего Кондора.

И вот тут он попытался встать, рывком встать.

Не на ту напал, я пока братьям перевязки делала уже наловчилась с теми, кто посильнее разбираться. Быстро переместившись, я надавила коленом на его грудь, удерживая не то чтобы своим весом, а осознанием, что если он сейчас дернется, я между прочим, свалюсь, упаду и мне будет больно. Это останавливало. Всегда останавливало. Братьев как минимум, потому что поранить меня, они большие, старшие и сильные, всегда опасались.

Не стал совершать резких движений и лорд Хеймсворд, причем явно из тех же соображений, и лишь сдавленно попросил:

— Слезьте с меня, пожалуйста.

— Уже! — съязвила я.

И окончательно взгромоздилась на того, кого собиралась лечить способом, в котором была не то чтобы уверена, скорее не уверена вообще, но что-то внутри подсказывало — это я виновата в том, что ему сейчас настолько плохо. Я.

Или не я?

Сейчас, когда свечу я, потянувшись, поставила на прикроватную тумбочку, стало заметно, что сеть шрамов, оказывается, покрывает не только часть лица лорда, все было хуже — лицу вообще досталось меньше всего. А вот левая рука, вся, до плеча, левая сторона тела, грудь, шея… шрамы, шрамы, шрамы. Жуткие шрамы. Я даже представить себе не могла, как такое в принципе можно было заполучить? Я видела людей, которых погрызли волки, медведи, горло разодранное рысью, травмы, полученные в кузнице… но вот такого я не видела никогда.

— Какой ужас, — прошептала, с ужасом глядя на изуродованное тело.

— Благодарю за откровенность! — не скрывая сарказма, прошипел лорд Хеймсворд.

— Ну, простите, что есть то и говорю, — ответила тоже язвительно, но это было не так — я никакой язвительности не ощущала, я с трудом сдерживала подступающие к глазам слезы.

— Арити, будьте так любезны, слезьте с меня! — уже без сарказма, с требованием в голосе, с яростью, которая в нем просыпалась, потребовал Правящий Кондор.

— Угу, уже, — заверила я, удобнее устраиваясь на подопечном, и на всякий случай сжимая коленями, чтобы уж точно, с себя рывком не скинул.

Скидывать лорд даже не попытался, но очень странно как-то спросил:

— Слушайте, Арити, — произнес основательно оседланный мной, — просто исключительно из чувства любопытства — на вас хотя бы белье есть?

— Нет, — язвить в такой ситуации почему-то казалось более правильным, чем жалеть, — я по вашему замку по ночам исключительно нагишом разгуливаю!

Странно усмехнувшись, лорд заметил:

— Но ночнушка присутствует.

— Сорочка, — вздохнула я. И почему-то пояснила: — Я еще не ложилась, Рэймонд, я ждала пока вы заснете, и собиралась опробовать на вас то, чем меня в детстве лечила мама.

Криво усмехнувшись, лорд заметил:

— У вас оригинальный подход к лечению, — он указал на мое положение, и добавил. — Арити, пожалуйста, давайте вы просто с меня слезете, потому что, поверьте, несмотря на весь спектр той боли, которую я сейчас испытываю, другое, гораздо более яркое чувство, ощущая вас на мне в позе наездницы, берет верх даже над болью. Слезайте. Прошу вас. В данный момент я не слишком адекватен, а вы слишком прекрасны, плюс ночь, плюс кровать, плюс я точно знаю, что на вас исключительно сорочка и короткие панталоны, и мне хватит всего движения, чтобы их сорвать. Слезайте, идите к себе, желательно заприте дверь, а утром мы побеседуем о ваших способах лечения в менее приватной обстановке.

Едва ли до конца понимая, о чем он, я все же не привыкла отступать от того, что уже решила.

— Рэймонд, — повторила непреклонно, — как вас в детстве называла ваша мама?

Синие, казавшиеся темными глаза молодого мужчины странно сверкнули в темноте, и лорд хрипло ответил:

— Никак, Арити. Моя мать умерла родами. Еще вопросы, или вы все же уберетесь из моей спальни, наконец?

— А вот это уже грубо, — честно сказала я.

— О, вы даже не представляете, насколько я сейчас могу быть грубым!!! — прошипел Рэймонд.

Ну, начинается. Сейчас скажет еще как как Барт «Сгинь, малявка, и без тебя все заживет!», так что к чему-чему, но вот к грубости раненных и страдающих от боли парней, я была более чем привычна.

— Так, — не став спорить, вернулась к тому, что прекращать точно не собиралась. — Хорошо, кормилица?

— Исчезни! — уже рык.

Какой же он нервный.

— Возможно, — продолжила я, — близкий человек, может девушка. Мне нужно то имя, которое находит отклик в вашем сердце, Рэймонд.

И вдруг с искаженного болью, покрытого испариной бледного лица исчез весь гнев. Но еще несколько секунд, лорд Хеймсворд смотрел на меня, прежде, чем глухо произнести:

— Рэймонд.

— Точно? — мне важно было уточнить данный момент.

— Абсолютно, — пристально глядя на меня, ответил Правящий Кондор.

Что ж, попробуем тогда с этим именем.

Я склонилась над обессиленным мужчиной, упираясь ладонями в матрас, по обе стороны от его головы, и попросила:

— Закройте глаза, пожалуйста.

— Не хочу, — вдруг как-то обреченно, но абсолютно уверенно, сказал он.

Ладно, попробуем так. И глаза закрыла я.

Я не знала, получится ли, между матерью и ребенком связь сильнее, чем между тем, кого я сейчас удерживала лишь весом своего тела и осторожностью мужчины, опасавшегося, что скинуть мое тело с себя наиболее безопасным для меня образом он не сможет. Но не попробовать, я не могла, вот только учитывая повреждения лорда Хеймсворда, боюсь, одним дубом тут не обойтись.

И я, сделав глубокий вдох, очень тихо, подстраиваясь под ритм, слыша треск горячей свечи, и ощущая напряженное тело под собой, зашептала, пытаясь подстроиться под ритм:

«Дубовая роща за стеной, дух лесной, поделись своей силой со мной.

Как под ветром не гнешься, так и Рэймонду вовек гордо стоять, все удары судьбы легко принимать.

Дубовая роща за стеной, дух лесной, поделись своей силой со мной.

Как защищаешь сенью леса да зверье, так Рэймонда защити, жизнь и здоровье ему подари.

Дубовая роща за стеной, дух лесной, поделись своей силой со мной.

Ты наполняешься силой земли, ту же силу Рэймонду подари, чтобы в буре смогл выстоять, чтобы врагов мог побеждать.

Дубовая роща за стеной, дух лесной, поделись своей силой со мной».

Я проговорила весь наговор до конца, но даже не открывая глаз, чувствовала — что-то не так. Что-то не сработало.

Задышала тяжело, пытаясь ухватить ту нить понимания, что ускользала и ускользала, но я ее чувствовала, что-то странное я чувствовала, а еще слышала — шелест дубовой рощи под горой, аромат леса, глухой звериный рык где-то там, в обрывах, среди гиблых мест, куда наши деревенские, даже самые отчаянные и бахвалистые, не ходили никогда.

А еще я чувствовала, что мало. Этого мало. Не знаю, откуда пришло это понимание, мне в какой-то миг показалось, что оно жило там всегда, и нужно было просто услышать и сказать, то что я и так знала.

Руки, ослабев, дрогнули, я опустилась на локти, и почти касаясь губами плотно сомкнутых губ Хеймсворда, и начала шептать, пытаясь уловить ритм, отразить ритм, выговорить, высказать, выплеснуть:

«Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной.

Как под ветром не гнешься, так и Рэймонду вовек гордо стоять, все удары судьбы легко принимать.

Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной.

Как защищаешь сенью леса да зверье, так Рэймонда защити, жизнь и здоровье ему подари.

Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной.

Ты наполняешься силой земли, ту же силу Рэймонду подари, чтобы в буре смог выстоять, чтобы зло смог побеждать.

Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной».

Слова лились словно горный ручей, легко и свободно, и ритм заговора казался простым, безумно знакомым, естественным, правильным. Словно я все это знала, всегда знала, оно таилось внутри меня, ожидая, когда понадобится, и в нужный миг, в самый нужный миг эти слова перестали быть только словами, они стали волшебством, серебром лунного света, сиянием звезд, умиротворяющим шумом листвы на деревьях…

И вдруг все изменилось!

Резко, стремительно, жутко!

Потому что я, находясь здесь, в замке, вдруг увидела обрыв, один из тех, заросших крапивой и колючими кустарниками, на северной окраине леса, куда никто никогда не ходил, и там, в самой густой части скопления колючих насаждений, в самой глубине пропасти, в самом жутком месте — вдруг зажглись ненавистью желтые, звериные, полные ярости глаза чего-то ожившего!

Последнее, что я запомнила, был крик… абсолютно точно мой, и я потеряла сознание, ощущая, как стремительно меня сжали обеими руками.

***

Ночь была странной. Мне все время снилось, что я стою на краю обрыва, а из него рвется, ломая когти, сдирая шкуру о колючий кустарник, огромный монстр! Чем-то он был похож на волка, чем-то лишь на монстра. Но в его глазах сияло зло. Чистое, яростное, полное неистовой лютой ненависти зло.

И на фоне этого кошмара, возгласы горничной, сначала откуда-то издалека, а после и голос миссис Этвуд:

— Я так понимаю, вас можно поздравить с исполнением супруже… О, Боже! Мой лорд! О, мой лорд!

И снова кошмар.

Кошмар, в котором рвущийся монстр, вдруг перестал вырываться, замер, увидев меня и смотрел. Прямо на меня. В мои глаза. Смотрел. Он видел меня. Не знаю как, но видел. Видел. И запоминал. Каждую черточку моего лица, мой запах, меня…

Кажется, я закричала.

Кажется снова.

***

— Шшш, — холодный компресс на моем лбу, нежное прикосновение ладонью к моей щеке, — я рядом, все хорошо.

И узнав этот голос, я улыбнулась, потянулась за его рукой и вдруг осознала, что это левая. Левая рука, на которой нет перчатки.

В следующий миг, распахнув глаза, я рывком села на постели, в полном изумлении глядя на Рэймонда, сидящего на краю моей постели. На лорда Хеймсворда Рэймонда Правящего Коршуна, который… который сидел и напряженно смотрел на меня. Его синие глаза, глубоко посаженные, внимательные, пронзительные, остались тем единственным, что точно указывало — это именно он. Точно он! Абсолютно точно он! Вот только ни бледности, ни болезненной худощавости и… ни шрамов. Ни на его лице, оказавшемся даже приятным, ни на руке, которую он мягко убрал под моим взглядом, не осталось ни шрама!

И я, глазам своим не веря и веря одновременно, попросила:

— Снимите рубашку. Пожалуйста.

В комнате послышался чей-то возмущенный возглас, и даже мужской голос, так же не выразивший никакого довольства, но Рэймонд молча развязал тесемки и стянул через голову свою рубашку. Шрамов не было.

Ни одного шрама.

Ни содранных мышц, ни проломленных костей, ни глубоких рытвин, ни следов от ожога. Ничего!

Я подняла сияющий взор на Рэймонда, напряженно следящего за каждой из эмоций на моем лице, и прошептала восторженно:

— Получилось!

Он улыбнулся, едва заметно, и не слишком радостно, но я:

— Получилось!!!

Мне казалось, я сейчас сама вся засияю от счастья.

— Боже, оно получилось! — я бросилась к Рэймонду, обняла его, сжала в объятиях и прошептала: — Получилось! Получилось! Получилось! Слава друидам! Оно получилось!

Он осторожно и бережно сжал в объятиях меня, но в его объятиях не ощущалось, ни радости, ни счастья, а прикосновения были какими-то слишком… церемонными.

— Итак, — произнес голос, принадлежащий несомненно мужчине в летах, — как мы все видим, право первой ночи было исполнено, девственная кровь пролилась, лорд Хеймсворд получил избавление от своего недуга, леди Аританна, от необходимости и далее находиться под кровом данного замка.

Еще ничего не понимая, я прекратила радостно обнимать Рэймонда, повернулась на голос и увидела, что у дверей стоят моя мать, бабушка, трое старейшин нашей деревни, отец, лорд Гордан и еще один лорд, в костюме явно столичного пошива, причем не из столицы Вэлланда, лорд был из Алландии. Его синие глаза были столь же глубоко посаженными и пронзительными, как у Рэймонда, а лицо… теперь, когда шрамы исчезли, я могла бы точно сказать, что эти двое были родственниками, и довольно близкими.

— Я бы хотел напомнить, лорд Хеймсворд, — произнес лорд Гордан, — что между вашим сыном и девушкой заключен временный брак.

— Который не признается в Алландии! — прошипел отец Рэймонда. — Как впрочем и право первой ночи, являющееся архаичным пережитком лишь отсталого Вэлланда. Мой сын покидает ваш замок сейчас же, его ждет великолепное будущее… теперь, а вам, лорд Гордан, придется вернуться к своим обязанностям управляющего отдаленного имения рода Кондоров.

Ничего не понимая, я натянула покрывало до самой шеи, переводя потрясенный взгляд с лордов, на сияющую торжеством миссис Этвуд, не менее довольную тем, что заберет меня отсюда мамой, и отцом, который, в отличие от других, отвел взгляд, и даже не посмотрел на меня.

Мне показалось, что происходит что-то совершенно неправильное, хотя, что в это ситуации могло быть правильным?

— Я полагаю, родителям немедленно следует забрать свою дочь, — продолжил лорд Хеймсворд, — а девушке…

И тут в комнате прозвучало очень тихое, но гораздо более звучное и основательное, чем все произнесенное:

— Леди Аритана Хеймсворд.

И все посмотрели на Рэймонда, все так же сидящего на краю моей постели.

Молодой Правящий Кондор вновь надел рубашку, поднялся, посмотрел на своего отца, и повторил:

— Мою жену зовут леди Аританна Хеймсворд, не больше и не меньше. Я не потерплю таких обращений к моей жене, как «девушка», «женщина», «девица» и все прочее. Признан наш брак в Алландии или же нет, но для Вэллана — леди Аританна моя жена как минимум на год!

И от его слов, все заметно опешили. Взглянул на меня папа, нахмурилась моя мать, старейшины… они были полностью на стороне Рэймонда, как впрочем, и лорд Гордон, но… здесь присутствовали двое, которые, переглянулись и… перешли от плана «а» к плану «б».

— Девушка, — подчеркнуто издевательски обратился старший лорд Хеймсворд ко мне, — знайте, любая ложь в данный момент будет причислена к преступлению и вашей семье придется понести за нее ответственность. Итак, вопрос — вы давали согласие на брак?

В коридоре разом звякнули оружием представители закона.

Миссис Этвуд коварно улыбнулась. Я смотрела на экономку, и отчетливо понимала, кто все это продумал, затеял и воплотил. И кто вызвал отца Рэймонда, я понимала тоже.

Но, но…но…

— Нет, — была я вынуждена прошептать чистую правду.

И лорд из Алландии с насмешкой посмотрел на сына, поистине наслаждаясь тем, что уничтожает его сейчас, открыто, демонстративно, прилюдно… он не мне мстил, он мстил ему.

— Продолжим, — лорд Хеймсворд-старший прошел в мою спальню, высокомерно, небрежно опираясь на трость, и собираясь растоптать и меня, и собственного ребенка с превеликим удовольствием. — Мисс… — насмешливый взгляд на сына и издевательская поправочка: — «Леди Аританна», известно ли вам, что став женой моего наследника, вы будете обязаны, как и все женщины Алландии полностью отказаться от чтения книг. У нас в высшем обществе не приветствуются образованные женщины, так что, прояви вы недостойное упрямство, играя вполне справедливым и объяснимым чувством не безосновательной благодарности моего сына к вам, и согласись стать его женой, вы попадете в условия существования без доступа к любой из библиотек в принципе. Как вам такое развитие событий, гордая образованная дочь Вэлланда?

У него тоже были синие глаза. Но не такие как у Рэймонда, совсем не такие — злые, циничные, жестокие… и глядя на него, я понимала, почему весь мой народ так ненавидит завоевавшую их Алландию.

— Никаких книг, — постукивая тростью по раскрытой руке и пристально глядя на меня, продолжил лорд Хеймсворд, — никогда… ни одной строчки… ни какой возможности вновь попасть в сокровищницу знаний. Вы навсегда лишитесь одной из своих главных ценностей в жизни, вашего сокровища.

«Вашего сокровища»… Да, миссис Этвуд хорошо знала, какой удар будет наиболее болезненным для меня. Он им и был. Привыкшая к книгам, оценившая всю ту бесконечную вселенную, что дарит культурное наследие, отказаться от него для меня было недопустимо, немыслимо, невозможно…

Но я повернула голову и посмотрела на Рэймонда.

Он стоял в льющемся из окна свете дня, не говоря ни слова, не смея давить на меня, не желая принуждать и оставляя выбор… выбор за мной. Но это был не тот выбор, что я могла бы сделать без четкого понимания, что он того стоит… без осознания, что я нужна Рэймонду.

А впрочем?

Я была умной образованной дочерью Вэлланда, и как умная дочь моего народа, кое-что я уже знала — отец ленд-лорда примчался сюда, вероятно, как только узнал, что лицо и тело его сына более не изуродовано. В Алландии не приветствовалось внешнее уродство, а потому, если подумать, становились более чем ясными слова лорда Хеймсворда: «Мой сын покидает ваш замок сейчас же, его ждет великолепное будущее… теперь». «Теперь». Теперь! А что же раньше? А раньше его сына не ждало ничего, именно поэтому Рэймонда и сослали в дальнее владение рода Правящих Кондоров.

И я все это понимала сейчас. Я все поняла. Кроме одного — а нужна ли я Рэймонду?

Нужна ли я ему?

И когда он посмотрел на меня, в моих глазах был вопрос.

Только вопрос.

Решение должен был принять он, потому что я… Я уже была благодарна ему за избавление от брака с Доргом до такой степени, что год, этот год, я готова была прожить и без книг. Не велика расплата за то, что я не осталась в ту ночь одна, в спальне с кузнецом, который не стал бы ничего объяснять, совершенно ничего, и которому было плевать на меня настолько, что лишь сейчас я поняла — Дорг хотел не меня, он хотел самую завидную невесту в деревне и то приданное, которое стребовал с моей семьи. А я… я не смогла бы так жить, просто не смогла бы.

Так что это не Рэймонд был мне вполне обосновано благодарен, а я ему.

И потому решение… решение должен был принять он.

И мы смотрели друг на друга, я ждала его слов, а он… вообще не был мне благодарен.

Не благодарен до такой степени, что глядя мне в глаза, тихо и абсолютно искренне сказал:

— Лучше боль с тобой, чем жизнь без боли, но и без тебя.

И меня затопило ощущение счастья. Не знаю с чего бы, я на год лишалась возможности читать, без которой не мыслила своего существования, но меня абсолютно и полностью затопило ощущение безграничного счастья, такого светлого, яркого, искрящегося и немножко безумного.

И повернувшись к застывшему лорду, прибывшему явно прямиком из Алландии, я гордо сообщила:

— По законам моего народа, разрешение на брак должен дать мой отец, но проявляя уважение к вам, в принципе позабывшему о любом уважении и заявившегося в спальню девушки, которая не приходится вам ни матерью, ни женой, ни дочерью, я заявляю открыто и искренне — да, я согласна на брак с вашим сыном, лордом Хеймсвордом из рода Правящих Кондоров. А в целом, так как согласие уже дал мой отец и совет старейшин, я едва ли могу понять причины, по которым вам так требуется мой ответ!

И попала в ловушку.

Хитро расставленную, основательно продуманную, бесконечно подлую ловушку, о которой никак не могла догадаться ни я, ни Рэймонд, в силу явного отсутствия в нем подлости такого уровня, ни мама, вдруг заволновавшаяся, но отец… мой отец знал. Он это знал, и все же именно он, попытался вмешаться и остановить тот толчок в пропасть, который собирался с превеликим удовольствием совершить лорд Кондор, крикнувший:

— Уважаемая повитуха, мы все, с искренним нетерпением, ожидаем вас!

И в спальню попыталась зайти повитуха в одежде ордена Святого Себастиана, попыталась было, но… ее остановил мой отец. Уверенно и бескомпромиссно, встав на пути пытавшейся войти монахини. Папа же и сказал:

— Хватит. Довольно.

— Ну почему же «довольно»? — возмущенно-надменно воскликнул старший лорд Хеймсворд. — Я настаиваю на том, чтобы все это бесталанное представление крайне паршивых актеров было прекращено немедленно. И вам прекрасно известно, что и повод и средство у меня для этого есть. Так что мы прекратим это здесь и сейчас, а в случае попытки вмешательства, вас арестуют и доставят в столичный суд. И, как вы понимаете, это будет суд не столицы Вэлланда.

Отец это понимал. Он был бледен. Как тогда, когда позволил нам с мамой вывести медведя зимой из деревни, и даже мешать не стал, но следовал за нами, готовый защитить в любой момент, готовый погибнуть, но спасти двух безголовых нас. Но как бы он не понимал всего этого, гордость сына древней Валлии, и ответственность отца за дочь, в очередной раз перечеркнула естественное стремление к самосохранению. За своих детей мой отец был готов стоять до конца.

А потому и сейчас встал намертво, сказав:

— Если кто-нибудь их ваших «специалистов по определению девственности» прикоснется к моей дочери, я перережу вам ваше лишенное чести и достоинства горло. Возможно не сразу, возможно не сам, но, клянусь кровью гордых сынов Вэлланда, своей смертью вы не умрете!

И пока старший лорд Хеймсворд багровел и задыхался, в попытке ответить на эту более чем открытую угрозу, мой отец повернулся к Рэймонду, и тяжело выговаривая каждое слово, признался:

— Я вам солгал, лорд. Солгал изначально, в ту ночь, когда вы пришли в мой дом. Я увидел в вас благородство, коего не ожидал, но вместо признания своей неправоты, солгал. Вы молоды, вы далеки от законов нашего народа… я воспользовался этим и лишь я виновен в последствиях.

— О чем вы? — очень тихо спросил Рэймонд.

Отец виновато посмотрел на меня, затем с еще большим чувством вины на ленд-лорда и глухо пояснил:

— Временный брак не считается действительным до того момента, пока не будет консуммирован. Я обманул вас. Я заставил старейшин поддержать мой обман. К тому времени я уже понял, что вы не тронете Арити, так что все было ложью — и брак, и обряд, и мое благословение. Зная свою дочь и узнав вас, я пришел к выводу, что с проблемой преграды выстроенной замком, вы двое разберетесь очень быстро и вовсе не теми методами, которые предполагались. Так и вышло. Я не ошибся ни в вас, ни в моей девочке. Я сожалею, что ошибся в другом, но это останется на моей совести. Арити, мы уходим домой.

И не дожидаясь ни моего ответа, ни реакции оцепеневшего Рэймонда, отец подошел к постели, легко поднял меня, вместе с одеялом, в которое закутал, и так же молча вынес из спальни.

И не на секунду не отпуская меня, все так же прижимая к себе, отец пронес по коридору, сбежал вниз по лестнице, подошел к границе между дверным проходом и выходом во двор, и решительно сделал шаг, словно уже точно знал, что преграда не остановит меня.

Он каким-то образом это знал.

Я тоже это знала — замок перестал держать меня еще прошлой ночью.

Но крепко обнимая папу за шею, я увидела Рэймонда, выбежавшего на лестницу и остановившегося… а вот он не знал. Не знал. И судя по его взгляду, был уверен, что замок меня остановит. Магия остановит меня…

Но не остановил.

Ни проход во двор, ни выход на мост.

И папа уносил меня, мама с бабушкой и старейшинами шли позади, а Рэймонд на высоких тонах о чем-то спорил со своим отцом.

Мне уже было не суждено узнать, чем закончится этот спор.

— Ничего, я договорилась с миссис Этвуд, когда лорд Хеймсворд с сыном уедут, сможешь приходить в любое время и читать все что захочешь, — поспешила успокоить меня мама.

Я разревелась у папы на плече, и мне было все равно, как это выглядит, и что гордые дочери Вэлланда так себя не ведут, а книги…

— Да провались они вместе с вашей миссис Этвуд! — проговорила сквозь слезы.

Никто ничего не ответил мне на это.

***

Уже в дубовой роще эстафету по несению блудной дочери домой перехватил Барт, и понес меня домой, потому что отец был уже не молод, и я несколько раз просила его отпустить меня, но папа был не преклонен.

Зато Бартон, в отличие от папы, был разговорчивым.

— Ты как Дорга увидишь, не пугайся сразу, — предупредил он.

Я, перестав всхлипывать, посмотрела на брата.

— Подурнел мужик, — продолжил Барт. — Может через месяц отек и сойдет, а пока страшный жуть — дети при виде него с воплями разбегаются.

— Зачем вы так? — прошептала я.

Лично для меня с Доргом Мак Милланом все было кончено, но все равно жестоко.

— Зачем? — Барт ухватил меня покрепче. — Потому что, Арити, о том у нас девушка целомудренная он знал, и что про отношения между мужем и женой вообще не знаешь ничего, знал тоже. А потому, когда пьяный, заявил что об одном жалеет — не он, а лорд тебя сегодня раскатает…

Тут Барт заткнулся, взглянул в мои мокрые глаза и тихо, чтобы никто не услышал:

— Мы думали, мама тебе сказала все, такие вещи обсуждаются между женщинами, Арити, ну не мне тебе об этом рассказывать, понимаешь? А тут ты Уила про матрас спросила, мы и поняли. То что Уил погоготал вволю это мелочи, а потом мы между собой поговорили и… Спросили у отца. Отец сказал, что на такое приданное согласие дал с одним условием, чтобы Дорг Мак Миллан отнесся с пониманием к тебе, к тому, что ты ничего об этом не знаешь, и он слово дал. Он дал слово, понимаешь. А сам с дружками своими обсуждал, как тебя в первую ночь… Мы потом об этом узнали, уже после «первой дружеской встречи». Так что… не пугайся, лады?

Я не пугалась, мне было больно.

И никакой радости от возвращения домой. Мне просто было больно. До слез, и так сильно.

***

В своей комнате я просидела до вечера. Мама заходила несколько раз, спрашивала что буду есть — я не хотела, вообще ничего. Бабушка только у двери постояла и вышла.

А уже на закате в мою комнату зашел отец. Прошел, сел на край моей постели, пододвинув ноги, помолчал, долго молчал, затем… лучше бы молчал дальше.

— Лорда Хеймсворда его отец увез в столицу Алландии.

У меня слезы полились снова. А вроде только успокоились ведь.

— То, что ты сделала, — продолжил папа, — не знаю как, но сделала, лишило нашего лорда магии.

Замерев на миг, я приподнялась, потрясенно глядя на отца.

— Лорд Гордон объяснил, — папа развел руками.

Резко сев, я подтянула колени к подбородку, обняла и теперь смотрела на отца, в ужасе от содеянного.

— Не знаю, что тебе еще сказать, Арити, прости меня и… простишь ли ты меня, — отец горько усмехнулся. Покачал головой, безрадостно и продолжил: — По словам лорда Гордона с детства наш ленд-лорд рос без магии. Как, каким образом он вдруг магом стал не знает никто, но нашли его в лесу, изуродованным и с даром. Его отец, ты видела эту высокомерную тварь, был рад, сделал сына наследником, правда с расчетом, что от уродства парня получится избавить. Но не судьба, Арити, шли годы, все становилось только хуже, в итоге род принял решение отправить Кондора сюда, в самое отдаленное свое поместье. И лорд поехал, сам, не возражая. А вот уезжать не хотел, только на стороне его отца были магия, маги и констебли.

Тяжело вздохнув, отец сидел сгорбившись, а мне почему-то виделся тот арбалет в его руках, с которым он тогда, в зимнюю ночь, прикрывал меня и маму от медведя так, на всякий случай, вдруг зверь кинется. И папа не мешал, не вмешивался, ничего против не сказал, хотя не одобрял ведь, вот и сейчас… я смотрела на отца, а ощущение, что у него опять арбалет.

— Арити, — тихо сказал отец,- ты ведь понимаешь, что мы, деревенщины, лордам не ровня, да?

— Понимаю, папа, — прошептала я, чувствуя снова слезы на щеках.

Отец кивнул, посидел, сгорбился еще больше, и сказал:

— Книгу лорд Гордан просил тебе передать, а письмо… письмо на мое усмотрение оставил. Только… не разбивай себе сердце, доченька. Будь умненькой, ты всегда у меня умненькая была, а потому обманывать не буду. Больше не буду.

И он полез в карман куртки, оттуда достал и поставил на кровать подле меня величайшую из книг «Хроники полесья», а письмо протянул, но не отдал, словно сам не знал, правильно ли поступает, отдавая его мне.

Я забрала.

Взломала печать и прочитала:

«Я люблю тебя. Я люблю тебя так, как никогда и ничего не любил в своей жизни. Я люблю тебя настолько, что пишу эти строки, даже зная, что мои чувства не взаимны. Возможно, ты спросишь, когда я понял, что влюблен? Мое имя Рэймондаранд. Сложное, древнее, почти непроизносимое. Я назвал тебе его, но ты не смогла повторить и я согласился на это, ты помнишь? А теперь вспомни твои слова, Арити: «Мне нужно то имя, которое находит отклик в вашем сердце, Рэймонд». Ты даже не представляешь, о чем ты спросила. Но понял я. В тот момент я все понял. И мне не важно, на что придется пойти, чтобы вернуться к тебе — но я вернусь. Я не знаю, нужен ли я тебе, ведь в отличие от меня ты не любишь — но я вернусь и сделаю все, чтобы мои чувства нашли отклик в твоем сердце. Я знаю, тебя будут убеждать в ином, и мне даже неизвестно, передадут ли тебе это письмо — но я вернусь. Я люблю тебя, Арити».

Поняла, что плачу, перечитывая его письмо в десятый раз, не меньше, но папа…

— Арити, — тихо сказал он, — чтобы там не было написано, учти одно — мы деревенские, девочка моя, а в Бритаэне, столице Алландии, через неделю начинается сезон балов и приемов, на которые со всех окрестностей империи привозят дебютанток. Ты ведь знаешь, кто это?

Я знала.

— И поверь — лорд Хеймсворд будет на каждом балу, — добавил отец.

Я не ответила ничего, свернув письмо, открыв книгу «Хроники полесья» и погрузившись в чтение, которое быстро заставило высохнуть все слезы, но лишь до тех пор, пока отец не вышел из моей комнаты.

Потом было все полагающееся — перечитывание письма, мокрые ресницы и отчетливое понимание, что папа прав, и впереди сезон, о котором с придыханием говорят даже в Эдинском колледже, с придыханием, но без надежды попасть на это грандиозное явление, где мужчины из высшего общества, ищут себе спутниц жизни из высшего общества, где кипят страсти, а титул жениха, куда как существеннее и его привлекательности и всех его личных качества, о редких красавицах, прекрасных настолько, что забыв о титулах и состояниях, к их прекрасным ногам падают герцоги, графы, лорды, а порой и целые принцы. Случалось и такое, нарушая закономерность традиционных брачных устоев.

В моей же жизни все было традиционно.

— Арити, — в комнату вошла мама, — к нам на ужин пришли МакРгосы, если не хочешь есть, хотя бы посиди за столом.

Воспитана я была как хорошая и послушная девочка, и даже уже почти встала, но после, вдруг вспомнила слова отца: «Смогу смотаться в деревню и вернуться с Олтаном МакРгосом. Парень он хороший, работящий, ты знаешь его отца и родичей, Дуг, они знают Арити, парень по ней уже года три сохнет. Привезу сюда, из замка они выйдут мужем и женой, благословишь уже в деревне. Думай, ну?».

— Так значит МакРгосы пришли, да? — с вызовом спросила я.

— Прекращай, — устало сказала мама. — Дорга ты сама выбрала, а мы сделали все, чтобы ты была счастлива. Мы все с папой для этого сделали. Больше, чем все. И то, что Олтан тебе пара лучшая, мы знали, он тебя любит и всегда любил, и беречь он тебя будет, как твой отец всегда берег и любил меня, но ты захотела Дорга. Мы дали тебе Дорга. Что случилось дальше — ужасно, но все к лучшему, Арити. А Олтан хороший парень, я понимаю, что не лорд, но он правда хороший парень, дай ему шанс. Хотя бы шанс.

Олтан правда был хорошим парнем, но:

— Мне больно, мама, — тихо сказала я. — Мне очень больно. Мне так больно, что я не могу дышать, я… не хочу сегодня видеть Олтана, каким бы хорошим он не был.

— Потому что у него нет огромной библиотеки? — с усмешкой спросила мама.

— Да, такой вот знаешь, существенный недостаток, — я тоже грустно улыбнулась.

И тут в двери постучали.

Да так, что содрогнулся весь дом!

Я потом снова, послышалось ржание лошадей, лязг оружия и вдруг, перекрывающий все эти звуки крик:

— Арити!

В жизни не бегала быстрее. Я подскочила, опрометью бросилась прочь из комнаты, а едва отец, уже открывавший дверь, распахнул ее, вылетела на порог и попала в объятия того, кто мне не ровня, магии у него нет, и сезон поиска невест впереди ожидается.

— Арити, — Рэймонд сжал в объятиях, и хрипло простонал, — ты ведь не проплакала весь этот день?

— Шутишь? Я рыдала! — воскликнула, прижавшись к нему крепче. И добавила, сдерживая улыбку: — Все-таки не каждый же день, тебя лишают такой библиотеки.

Он усмехнулся, оценив шутку, но движения были красноречивее любых слов — Рэймонд не отпускал меня, держал все так же крепко, а может даже и крепче с каждой секундой.

— Лорд Хеймсворд! — произнес мой отец.

— Да, я вернулся быстрее, чем вы ожидали, — холодно ответил ему Правящий Кондор, и добавил уже не так высокомерно: — И, к сожалению, раньше, чем хотел бы сам, как бы странно это не прозвучало.

Дальнейшее было сказано не мне, и даже не моему отцу.

— Оцепить деревню, женщин и детей в мой замок. Мужчины расположатся во дворе моего же замка. На сборы у вас менее четверти часа.

И я поняла, что происходит что-то совершенно отвратительное.

— Рэймонд… — прошептала оторвав лицо от его груди и с тревогой вглядываясь в его глаза.

— Лучше бы ты использовала сок лиственницы, — очень тихо ответил он мне.

И уже армии Алландии, гремевшей доспехами, с магами, чья амуниция подсвечивалась магией, с мощными способными пробить даже стены арбалетами, с иными орудиями, которые сейчас быстро, умело и с явственно читающимся опытом военных действий, расставляли по деревне:

— Нет, направлять на северо-запад.

И едва Рэймонд отвлекся от меня, присутствующие, а их во дворе у нас оказалось не мало, решили обозначить свое присутствие.

— Что значит «мужчины расположатся во дворе моего же замка»? — вопросил один из старост. — Лорд Хеймсворд, вы говорите с мужчинами Вэллана, вы, правда, верите, что мы все будем отсиживаться за стенами крепости, пока вы тут будете развлекаться нехилым боем?

Но Правящий Кондор есть Правящий Кондор, это уже не был тот молодой лорд которого знала я, которого знали все мы, это был воин, причем явственно читалось, что этот воин был закаленным в сражениях.

— Уважаемый МакМиллан, в прошлый раз, когда гордые сыны Вэлланда гордо присоединились к нашему развлечению, нам пришлось похоронить всех. Абсолютно всех. У вас нет ни вооружения, ни навыка борьбы с демонами. А потому да, вы все соберетесь и расположитесь во дворе моего замка, под надеждой защитой крепостных стен. И можете не беспокоиться, на утро вас ждет более чем увлекательное действо — вам придется собирать по кускам как минимум треть присутствующих здесь сейчас солдат. Время. Учтите, каждая минута промедления, может стоить жизни вашим женщинам и детям!

И его послушались.

Когда говорят таким тоном, не послушаться сложно, но я…

Глядя на его лицо, в его глаза, как только Рэймонд посмотрел на меня, тихо спросила:

— А кем ты был, до того… как стал магом?

— Генерал-лейтенант военно-морских сил Алландии, — ответил он, с болью глядя на меня. — Получил повышение до генерала, после битвы на севере Вэллана. Я так мало успел рассказать о себе, да?

— Да, — прошептала я.

Он улыбнулся и тихо сказал:

— Скажу главное — я люблю тебя.

— Уже даже не знаю и за что, — пробормотала в ответ.

Заметное напряжение во взгляде и тихое:

— Любить нужно за что-то?

— Да, наверное, — до чего же глупости несла я тут, — к примеру мне есть за что влюбиться в тебя.

— За библиотеку? — догадался Рэймонд.

— Она того стоит! — возмутилась я.

Такая красивая улыбка, уже не изуродованная никакими шрамами, и почти насмешливое:

— Арити, моя Арити, у нее стоимость есть… а вот ты бесценна. И да — библиотека твоя. И она, и замок.

И взяв меня за плечи, Рэймонд отстранил от себя, уверенно, и безапелляционно. А кто-то другой, кто-то в алой форме Алландии, набросив на мои плечи плащ, указал на лошадь и произнес:

— Леди Аританна, прошу вас, нам следует поторопиться.

Леди? Уже леди?

— А как же твой отец? — не отвечая солдату, спросила я у целого генерала.

Рэймонд едва ли хотел отвечать на данный вопрос при всех, но наплевал на условности во имя сохранения времени, которое утекало стремительно, сказал:

— Маги и аристократия — уважаемы в королевстве. Но армия — опора власти. Я знал, что вернусь. Не сомневался ни на миг. Сомнения были лишь в том, что лорд Гордон, обязанный подчиняться моему отцу, не передаст тебе письмо. Маги не всесильны, Арити, армия — это сила. Я люблю тебя, моя леди, поспеши, пожалуйста.

И он ушел. Даже не скрывая того, как тяжело ему дался шаг от меня, еще один, как тяжело было развернуться и начать командовать теми, кто… его знал. Именно знал, это было заметно.

И усаживая меня коня, подсадивший меня солдат, с гордостью сказал:

— Вернулся! Тогда, после сражения на Севере, когда его калекой монстр сделал, думали все, не видать нам нашего генерала. А сегодня вот, вернулся! Ну да вы не переживайте, леди, тогда демон был здоровенный, рвал все на своем пути, а тут сразу на патруль нарвался, так что обойдемся без жертв среди мирного населения. Поспешите.

И он передал поводья коня моему брату Барту, а я, растерянная, ничего не понимающая, еще не успевшая что-либо понять, оглянулась на дом — волнуясь о маме, бабушке, папе и в этот момент сверкнула молния, а где-то в отдалении, зарокотал гром приближающейся бури, но молния…

Молния так, как умеют только молнии, на один краткий миг высветила все окружающее ярким белым светом, заставляя картинку отпечататься в сознании и в моем она отпечаталась.

Домом, спешно покидающими его родными и дубом.

Огромным дубом, что рос возле моего дома сколько я себя помню, и он рос там еще до моего рождения, могучий и великий, не тронутый топором, потому что отец, когда строил наш дом, не стал его рубить — добавил еще одну комнату, на изгибе, но дуб рубить не стал. Его в принципе никто никогда не рубил, кроме одного раза — когда буквально за ночь, у могучего дерева отсохла целая ветвь…

А что было тогда, в ту ночь? Была я, разрывающий легкие надсадный кашель и слова моей матери:

«Дуб за стеной, дуб лесной, поделись своей силой со мной.

Сколько же мне тогда было, лет пять? Или больше?! Сколько??? Если только пять, всего пять, крайний срок, когда разрешено применять наговоры к детям в Вэлланде, то почему я запомнила все слова? Потому что была старше! Я была старше! Мне было, как минимум, семь!

— Барт, Барт сними меня! — потребовала у брата.

Он остановился, взглянул непонимающе, но или он меня снимает с этой верхотуры, или:

— Не снимешь — сама спрыгну! — даже не угроза, безумное отчаяние в каждом слове.

И он протянул руки, помог спешиться, отодвинул солдата, который, заметив мой маневр, попытался вмешаться, и даже удержал того, едва я, придерживая юбки, бросилась к матери. К маме, которая, с узелком в руках, как и все уже вышла из дома, но меня уже было не остановить.

Я схватила узелок, сунула его отцу, ухватила маму за руку, втянула за собой в дом, и стремительно задвинула засов, отрезая нас от всех.

— Арити, — мама побледнела, но не ругала, не осуждала, не обвиняла вообще ни в чем.

Хотя, кажется, уже начала догадываться.

— «Дуб лесной, дуб за стеной»… — прошептала я. — Сколько лет мне было, мама?

Она пошатнулась. В двери начали стучать, я слышала крик отца, но что он мог знать о случившемся? Папа не знал ничего. Это среди женщин ходили смутные слухи, наши женские разговоры, заговоры, наговоры, привороты, когда кидаешь по в самую короткую ночь венок в реку, прошептав имя того, кто приглянулся, и искренне веришь, что это подействует… Так и я бросала венок этим летом, и имя произнесла, ненавистное теперь имя — Дорг МакМиллан. Тогда это казалось шалостью, я знала, что магии в Валлии нет, ею владеют лишь друиды да алландийцы, такие как лорд Хеймсворд. Но теперь?

— Сколько мне было лет, мам? — повторила с ощущением того, что совершила что-то ужасное, непоправимое, страшное, что унесет десятки, а может и сотни жизней.

— Что ты наделала, Арити?- мамин голос задрожал.

А я не знала, как сказать, но двери, их кажется, уже ломали.

— Тебе было семь, — сказала маменька, — я сделала то, что было запрещено. Магия леса безгранично защищает лишь побеги, то есть детей до пяти лет, во всех иных случаях — мы нарушаем договор. Но ты умирала, а наш дуб, согласился помочь. Так я нарушила неписанный закон леса, Арити, но без последствий для нашей семьи. А теперь расскажи мне, что сделала ты?

Я отошла от двери, сотрясающейся под ударами, опустилась на скамью у стены и прошептала:

— Мама, мы что… ведьмы?

— Все женщины в какой-то степени ведьмы, — устало ответила она. — Но этот разговор, мать начинает с дочерью, лишь после того, как дочь сама станет матерью, ведь ничто так не заставляет думать о последствиях своих действий, как маленькое новорожденное дитя на твоих руках и под полной твоей ответственностью. Поэтому да, мы не говорим. Потому что только так, есть шанс уберечь юность, которой так свойственны эмоциональные порывы, от опрометчивых действий. Так что же ты сделала, Арити?!

Сжавшись, я виновато посмотрела на маму, и прошептала:

— «Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной»…

Мама пошатнулась и медленно осела на пол, обхватив плечи руками в порыве сдержать крик? Сдержать слезы? Сдержать желание обругать меня?!

Я бросилась к ней, схватила за руки, заглядывая в глаза, что были мокрыми как и мои, прошептала:

— Мамочка, прости меня!

— За что? — глухо отозвалась мать. — За то, что одиннадцать лет назад я совершила ошибку, и произнесла заговор вслух, просто потому что опасалась, что иначе — он подействует хуже, и я не смогу тебя спасти? За то, что перестраховываясь, обманула, внушив тебе мысль, что забеременеть и опорочить свою семью можно даже через поцелуй? За то, что позволила тебе влюбиться в Дорга, даже зная, уже со всем своим опытом прожитых лет зная, что он тебя хоть и любит, но вовсе не той, призрачной возвышенной несуществующей любовью, о которой грезят все девушки? Мне не за что тебя прощать, Арити. Я лишь хотела уберечь тебя от всего того, что когда-то прошла сама, потому что… я люблю твоего отца, теперь спустя столько лет, я честно могу сказать — что люблю твоего отца… Но когда-то я любила другого. Любила слепо, беззаветно, искренне, а мать заставила меня выйти замуж за «надежного, верного, правильного». И она была права. Она была права, Арити, я прожила счастливую жизнь с твоим отцом, но в душе всегда оставалась мысль, а что если бы… Так что мне не за что прощать тебя, я просто хотела дать тебе ту жизнь, которой у меня не случилось, но как оказалось — моя мать была умнее. Дорг является мразью, в отличие от того, кто когда-то жил в моем сердце и давно счастливо живет в соседней деревне, а я… виновата я, Арити. Идем.

И она, поднявшись и подняв меня, подошла к двери, вот только засов откинуть не успела — дверь сорвали с петель, вместе с частью дверного косяка, и отшвырнули в сторону, являя разъяренного Правящего Кондора.

Мы замерли, пораженные этой нечеловеческой силой, и я не удержалась от вопроса:

— Как?!

— Магия!- прошипел Рэймонд, делая шаг, хватая меня за запястье, и притянув к себе, подхватил на руки.

А воздух вокруг уже гудел от напряжения, загрохотали пушки, из деревни стремительно убегали люди, отец казалось готов был придушить мою мать, но лишь молча усадил на лошадь, позади мамы в седло запрыгнул Барт, но я едва ли взглянула на брата, заметив как мама одними губами прошептала «Роща».

Значит, мы попробуем все исправить.

И успокоившись по поводу этого, весьма относительно успокоившись, потому что в душе поселился страх, нервозность, опасения по поводу того, что не получится, а если получится, то пострадать может Рэймонд, но к слову о нем:

— У тебя же не было магии! — воскликнула я.

Не отвечая, лорд поднес меня к закованному в броню коню, поставил на ноги, склонился надо мной, держась за седло и прорычал:

— Была, но я практически не использовал ее, до того момента, как нас не перебросили на место боевых действий на севере Вэлланда, и считал что у меня слабый уровень. Магия проснулась стихийно, когда демон напал на меня. И осталась в моем искалеченном, как и все деревья вокруг, теле, но в том бою я выжил. Частично, не весь, оставшись практически калекой, хоть и с магическим даром. А теперь посмотри на то, что осталось от дома твоих родителей, и осознай — зверь рядом! Он уже рядом, если у меня вновь такие возможности!

И вместо того, чтобы усадить меня на коня, Рэймонд открыл портал, и поток людей разделился, хлынув частью по дороге, а умной частью в портал, который вел в замок Правящего Кондора.

— Хорошо, — нервно глянув на портал, произнесла я, — но, ответь, пожалуйста, откуда ты знаешь, что эта образина с желтыми глазами, рвется именно сюда и именно наша деревня конечная цель нападения демона?

— Сигнальные маяки, направление движения, скорость передвижения, выбранная демоном, и мы знаем, что он нападает в полночь, ровно в полночь. Простой математический расчет, Арити. А теперь, — и захватив мой подбородок в плен, Рэймонд заставил посмотреть на себя, — скажи мне, пожалуйста, откуда ты знаешь, что у него именно желтые глаза?

Я взглянула на луну, судя по ее сиянию, была уже практически полночь, а если судить по тому, что орудийные залпы звучали все чаще, значит цель атаки уже приближалась.

— Потому что я его увидела, — сказала, вновь посмотрев на Рэймонда, — в ту ночь, когда смогла вылечить тебя. Я сделала глупость, да?

Правящий Кондор судорожно сглотнул, но он был как мой отец — никаких обвинений и ругательств, даже когда сама себя чувствуешь последней дурой. Лишь сжал в объятиях и прошептал:

— Если такой, целый, с нормальной рукой и не совсем противной рожей я тебе нравлюсь, то это точно была не глупость.

О, если бы…

— Увы, — обняла его в ответ, — ты для меня, что со шрамами, что без, просто я не хотела, чтобы тебе было больно.

Вот так и приходится признаваться в том, что хоть и ученая, но такая дура.

Хриплый судорожный вздох, и разъяренное:

— Ты мне право первой ночи задолжала, любимая! И детей, штук пять.

— Обязательно поцелую тебя все пять раз, — заверила я его, не упустив возможности съязвить даже сейчас.- А потом уже сам разбирайся, где наших детей искать — у аистов, в капусте, или, еще где-нибудь там, во всех местах, что не противоречат изученной мною, а не тобой, теории зачатия.

Рэймонд отстранил от себя, пристально посмотрел мне в глаза, и стремительно прижав, поцеловал. Быстро, так крепко, так нежно, с таким голодом, и с горечью, которую не сумел скрыть.

— Я вернусь к тебе, — хриплый шепот у самых губ.

— Я знаю…

И портал, в который он молча меня водрузил. Взял за талию в моей деревне, а поставил уже на территории внутреннего двора своего замка, заполняемого людьми, и отступил, глядя на меня так, что я поняла — он не уверен, ни в том, что вернется, ни в том, что увидит меня еще хоть раз.

Когда закрылся портал, я осталась стоять, посреди двора, а с порога замка, раздался возглас миссис Этвуд:

— Леди Арити, где ваши родные? Они успевают? Я вижу, бой уже начался! Леди…

Я обернулась.

И посмотрела на мисси Этвуд, которая под моим взглядом вдруг как-то стушевалась, и даже сделала невольный шаг обратно в дом.

«- Мама, мы что… ведьмы?

— Все женщины в какой-то степени ведьмы.»

Что ж, глядя на миссис Этвуд, я точно знала что — она ведьма! Потому что, она, именно она была в курсе, что никакого интимного акта между мной и лордом Хеймсвордом не произошло! А еще именно она и моя мать приложили все усилия к тому, чтобы я… малой кровью отделалась? Это ведь так можно назвать, да?

— Миссис Этвуд, — придерживая юбки, я быстро прошла через двор, взбежала по ступенькам и остановившись рядом с ней, приказала, — найдите мою мать.

Экономка хотела было что-то сказать, но я прошипела всего одно слово:

— Ведьма!

Мгновенно гордо распрямившиеся плечи и ледяное в ответ:

— Как и ты. И твоя мать!

Должно было бы, наверное, прозвучать как пощечина, но почему-то я даже гордость своеобразную испытала.

— Вот в таком случае и идите, и найдите мою мать! — повторила приказ, и прошла в замок.

Со мной здоровалась вся прислуга, мне, кажется, даже были рады, хотя я покинула этот замок, а такое ощущение что дом, лишь утром, и я отвечала на приветствия, чувствуя тепло на душе, ровно до тех пор, пока не поднялась на второй этаж. Здесь все было разгромлено!

Один из слуг, сгребающий камни метлой, более крупный мусор, видимо уже убрали, поклонился, при виде меня, а потом объяснил:

— Это молодой Правящий Кондор, когда его схватить пытались, он тут пол замка чуть не разнес, ну да папенька его никогда честностью не отличался, не только жандармов прихватил, но и магов полным полно. Скрутили, не без потерь, но куда там против дюжины магов выстоять одному.

«Рэймонд…»

У меня сердце сжалось, а ему каково было? Сначала ко мне на помощь примчался, себя искалечив при этом до невозможности, потом… он ведь был уверен, что замок меня не пропустит, он просто не знал, что я уже пролила кровь из-за него, а миссис Этвуд ведьма. Но и я хороша, о! Как же я «хороша»! Просто ни одного доброго слова о себе у меня сейчас не было! Чем только думала? А потом поняла — ничем. Сложно думать хоть о чем-то, когда на постели лежит тот, кто загибается от боли, а единственной причиной тому является твоя собственная глупость и не умение читать! Это ж подумать надо было, спутать «сок лиственницы» с «кровь девственницы»!

Но как бы там ни было, спусковым крючком всего последующего стала именно эта книга. И я не сдержала облегченного выдоха, когда войдя в свою спальню, увидела ее. Все еще заляпанную моей кровью и валяющуюся на прикроватном столике.

И схватив книгу, я бросилась обратно — мимо слуг, размещающих в верхних комнатах матерей с маленькими детьми, мимо женщин, рассаживающихся у каминов, прочь из замка, во двор, не реагируя ни на окрик одного из соседей «Арити» ни на возглас присутствующих тут двух солдат, контролирующих ворота.

Я бежала прочь изо всех сил, держа книгу и придерживая юбки, и лишь ускорила бег, обнаружив миссис Этвуд, стоящую рядом с лошадью, на которой сидели мама и Барт. Мама о чем-то спорила с братом, почти срываясь на крик, но тот упрямо продолжал держать ее, не желая отпускать и замерев с открытым ртом, едва увидел меня.

Подбежав к ним, стоящим чуть в стороне, от двигающегося в замок человеческого потока, я оперлась рукой об ограду моста, пытаясь отдышаться, и сказала Барту только одно:

— Тебя отец зовет. Быстрее. В замке опасность!

Сверкающий во дворе портал ведущий из деревни, Барт с этого расстояния увидел, вполне возможно что и отца там разглядел, а разбираться что да как, уже не успел.

— Арити, тебя лорд предупредил? — воскликнула мама.

Лгать она особо не умела, но:

— Да. Поэтому и мужчин в замок согнали!

— Вот знал, что алландийцам веры никогда нет и быть не может! — прошипел Барт.

И спустил маму с лошади.

Мы все втроем постояли меньше секунды, глядя, как он мчится в замок, переглянулись и миссис Этвуд спросила:

— Куда теперь?

— В рощу, сначала за соком девственницы, потом за… ой, — поняла, что снова оговорилась.

Но меня поняли правильно.

— Соком лиственницы? — уточнила мама.

— За мной! — скомандовала миссис Этвуд.

***

Путь был не близкий, но верный — пробежав вниз, по горному склону, мы спустились в дубовую рощу, в которой, несмотря на лето и даже сумрак ночи, отчетливо прослеживались все признаки увядания, и я в очередной раз… мало что хорошего о себе подумала.

Но практически бег продолжался, под канонаду уже зазвучавших в полную мощь орудий, в свете яркой полной луны, с ощущением ускользающего шанса все исправить… со страхом, с диким страхом за того, кто сейчас сражался…

И этот страх становился все больше и больше, потому что орудия били уже где-то совсем рядом, а я… я думала, что если он уже… уже вот сейчас… что если?

— Девственница! — торжествующе объявила миссис Этвуд, наконец, остановившись.

— Вы хотели сказать «лиственница»? — задыхаясь после долгого бега, спросила я.

— А, да, она самая, — и миссис Этвуд дернула шпильки, начиная распускать волосы.

Я непонимающе взглянула на маму, но и она расплетала ранее заплетенную косу.

Следом на пол полетели чулки и туфли.

Меня от ступора, отвлекла очередная канонада, и не задавая вопросов, я поступила так же — быстро расплела волосы, стащила чулки, скинула туфли и встав босыми ногами на влажную по ночи траву, повернулась к лиственнице, которая вообще один бог ведает каким чудом очутилась в дубовой роще. Лиственница — любит свет, а все дубы вокруг были и больше, и выше и могучее, но, каким-то удивительным образом, лиственницу не уничтожили, словно бы уважительно держась на почтенном расстоянии, по кругу диаметром шагов в пятьдесят, позволяя хвойной красавице тянуться выть с высоты холма, единственного в этом лесу.

— Иди к дереву, — приказала мне мама, доставая нож.

Я вскрикнула, увидев этот жест, но не говоря ни слова, мама отхватила прядь своих волос, после передала нож миссис Этвуд. У экономки лорда Хеймсворда были длинные частично седые волосы, но в отличие от моей мамы, она отрезала не прядь — укоротила локоны почти до плеч, отдала нож моей матери и сказала, повернувшись ко мне.

— Иди к дереву. Подойдешь — веток не ломай, ничего не режь, попроси — если дерево откликнется, сок упадет на твои ладони. А дальше говори, Арити, все как есть говори, на нас не оглядывайся и что бы не случилось, за круг не выходи.

— За какой круг? — не поняла я.

— Иди к дереву, — твердо сказала мама.

И я пошла, оглядываясь много-много раз, и с изумлением следя, как миссис Этвуд и мама из собственных волос выкладывают круг, старательно, но быстро… Все быстрее! И быстрее! Оглядываясь на лес и заметно торопясь!

Волос не хватило шага на два всего, и мама снова взяла нож…

Последняя прядь и круг вспыхивает призрачным голубым сиянием, отрезая меня от мамы, от миссис Этвуд, от отца, который бежал к нам со стороны замка и от чудовища, что кралось ко мне от болот, видимо обойдя деревню!

Я увидела его, горящий ненавистью разъяренный взгляд желтых светящихся глаз, и вдруг поняла — он шел за мной. Почему-то я не подумала об этом раньше, когда Рэймонд четко обозначил, что, судя по скорости и направлению, демон мчался в нашу деревню. Оказывается нет, не в деревню… он шел за мной.

Он шел именно за мной!

Глухо прозвучал низкий рык. Луна и свет от круга высветили двух ведьм, медленно наполняющихся светом, что-то крикнул отец, вскидывая арбалет…

И хрустнула ветка под прыгнувшим монстром!

Я обернулась на звук, и замерла, как в кошмарном замедляющимся с каждым мгновением сне, видя как зверь в прыжке увеличиваясь многократно, пересекает засиявший сильнее круг из волос и на все четыре лапы приземляется уже по эту сторону, всего в нескольких шагах от меня.

— Арити! — полный ужаса крик отца.

Глянув в его сторону, уже прощающаяся с жизнью я, увидела, как падает, словно подкошенная моя мама, как рухнула на колени, прижимая сияющие ладони к земле миссис Этвуд, и как вспыхивает магия, другая, ярче, интенсивнее и опаснее, и в круге света, между монстром и прижавшейся спиной к лиственнице мной, появляется Рэймонд, сжимающий в руке уже окровавленный меч.

И я поняла, чья это кровь, едва пригляделась к монстру — его. У зверя был рассечен бок, несколько ран имелись на оскаленной и так покрытой шрамами искаженной ими морде, а еще у него была сильно… очень сильно повреждена передняя левая лапа. Повреждена столь основательно, что на ней виднелись кости…

И я уже видела такую рану.

И такие повреждения.

И когда мой Правящий Кондор перехватил меч, готовясь нанести удар, я торопливо закричала:

— Стой!

Услышал! Повел плечом, разумно опасаясь оборачиваться, и произнес:

— Спасибо, что находишься сейчас в замке, Арити! Я благодарен! От всей души!

— Всегда искреннее пожалуйста! — не удержалась я. И уже без издевки, очень осторожно: — Посмотри на его левую лапу, Рэймонд.

Он глянул, но лишь мигом, потому что в этот миг монстр зарычал и прыгнул — Рэймонд отшвырнул меня магией, так что меня смело с места и я упала шагах в семи от дерева, а зверь, получивший еще одно ранение мечом, впился клыками в ствол. Почти сразу вскочил, рванул кору, высвобождая зубы, сплюнул, и развернулся уже к Правящему Кондору, пригибаясь к земле, хрипло рыча и собираясь, явственно собираясь напасть!

Раздался звук спущенной тетивы, но арбалетный болт, способный свалить и медведя, за контур защитного круга не проник, воткнувшись в еле зримую преграду, он медленно опал на землю. Папа помочь не смог.

И это как-то подстегнуло к действиям меня.

— Рэймонд, стой! — взмолилась, торопливо поднимаясь.

— В смысле, ты предлагаешь мне насладиться столь сомнительным удовольствием, как участие на в трапезе в качестве основного блюда? — сказано было с издевкой, но на меня он даже не взглянул, не отводя ни на миг взгляда от собирающегося атаковать зверя. — Или я услышу сейчас, что у каждого зверя есть право на сытный ночной ужин?

— Рэймонд, ты язвишь! — возмутилась я.

— Да неужели?! — меня все же удостоили одним мимолетным взглядом. — Арити, дорогая, помнишь, я посвятил тебя в суровые реалии супружеской жизни?

— О да, я никогда не забуду это весьма сомнительное удовольствие, — но почему-то мысль о том прикосновении, более вовсе не вызывала омерзения. И все же: — Прекрати бой!

— Предлагаешь теперь мне познать еще более сомнительное удовольствие быть съеденным?

Я уже открыла было рот, дабы высказать свое возмущение, но Рэймонд продолжил:

— А знаешь, я не против. Мы сделаем так — я отброшу меч, но лишь при одном условии — ты уходишь отсюда. Очень быстро. Очень стремительно! Не оборачиваясь! К слову, тебя ждет отец.

И я поняла, что это мне он зубы заговаривает, и злит сейчас совершенно осознанно, пытаясь сделать все, чтобы я убралась из круга.

Ну уж нет!

Я отряхнула платье, привлекая внимание и разъяренного Кондора, и не менее взбешенного зверя, и направилась к последнему.

— Арррити, я тебя сам убью! — прорычал Рэймонд.

Но следующее, что я сделала, была запущенная в лорда книга. Та самая, которую требовалось обагрить или чего-либо еще, соком ливственницы, впрочем и с кровью девственницы она тоже сработала.

И обойдя зверя, косившего взглядом на меня, но ничего не предпринимающего, я подошла к лиственнице, там, где остались следы клыков, подставила ладони под капли стекающего как слезы сока, и тихо сказала:

— Я точно не знаю, что произошло, но знаю, что только я тому виной. Ни мама, ни обстоятельства, ни Рэймонд, а я. Миссис Этвуд сказала рассказать все как есть — я рассказываю. Вина на мне. За то, что поникли листья могучей дубовой рощи, за то, что проснулся этот зверь, за слова, которые я не имела права произносить. Это моя вина, исключительно моя. И я готова понести любую расплату, абсолютно любую, но наказана должна быть лишь я, одна только я.

Сок лиственницы, стек по моим ладоням, капли упали на землю, укрытую прошлогодней хвоей и я услышала отчетливые гневные слова:

— Ты дитя, что не стала воротами! Ты, не подарившая жизнь, не имеешь права взывать к помощи Леса!

Ну да, потому что я не мать. Еще не стала ею, все так, но… это не повод, бросать мою просьбу без ответа!

— Я посадила два дерева с папой в саду! — возразила голосу, который шел даже не от лиственницы, от хвои, которая отдавала тусклым сиянием. — И закапывала желуди в землю много раз, еще в детстве. Я присутствовала во время родов и облегчала страдания роженице! И что вы можете знать о жизни, вы вообще друид и мужчина!

И тут я услышала хлесткий звук — зверь, который никак не мешал мне сейчас, звучно ударил себя по лбу, вроде как глаза прикрывая, потому как ему за меня, демонстративно стыдно. Хоть вот Рэймонд этот жест не повторил, хотя на меня смотрел вообще без одобрения.

— Но я права! — искренне возмутилась. — Все друиды мужчины!

Зверь упал на землю, уронил свою шрамированную башку и прикрыл ее еще и второй лапой. Как издевался!

Рэймонд же, укоризненно покачал головой, и хотел было что-то сказать, но я точно ведь была права. И возмущенно обратилась к хвое под лиственницей:

— Вы абсолютно точно мужчины, как минимум потому, что у вас есть борода! А значит — рожать вы не способны априори. А я… я… мне что, для обращения к вам нужно ждать еще девять месяцев как минимум? Это несправедливо! И два дерева, вы не можете их не учитывать, в конце концов друиды тоже сажают деревья, так что в этом мы равны!

Хвоя даже сиять от такого перестала.

— Так, Арити, отойди от дерева и возвращайся в замок, пожалуйста.

— Хорошая идея, — раздалось от хвои.

И это возмутило меня окончательно.

— Между прочим, Рэймонд мужчина, если вы не заметили.

— Заметили, — ехидно отозвались от хвои.

— И я три дерева посадил, — добавил Правящий Кондор.

Зверь, изображавший смертный стыд за меня, одну лапу от глаз убрал, уважительно глянул на Рэймонда, указал мне же на него лапой, мол «вот, гордись, у мужика на одно дерево больше», после чего уже с ожиданием воззрился на хвою.

— Целых три дерева?! — издевательски восхитились оттуда. — Ну раз прямо целых три, то мы, несомненно удостоим вас пристальным вниманием.

И хвоя засияла сильнее, а из нее поднялись, прямо как деревья, три друида. Это были высокие, худые старцы с длинными белыми бородами и да — они были мужчинами.

— То есть, — я тоже поднялась, хотя это особо не спасало — друиды были высоченными, я тут всего одна женщина, вообще-то. И я единственная из вас, кто в теории, станет матерью. Следовательно я вообще одна могу тут находиться!

Друиды переглянулись с Рэймондом и зверем, и один из них, тот что стоял слева, сказал:

— Ну тогда мы пойдем. Не будем мешать будущей матери наслаждаться осознанием своей способности к деторождению.

Причем сказал он это так, что стало ясно — пойдут они все, то есть и друиды, и Рэймонд и даже зверюга, который тоже встал и собирался меня здесь бросить.

— Так не честно! — обиделась я.

— «Не честно», милая будущая мать, ставить под удар целую дубовую рощу! Она тут тысячу лет до вас превосходно росла! — вдруг сорвался один из друидов, закончив фразу рычанием, которое звучало куда как более грозно, чем у монстра.

В следующий миг меня обняли за плечи, затем осторожно, но уверенно, задвинули себе за широкую спину, и Рэймонд произнес:

— Я приложу все силы, к восстановлению рощи, и высажу новые деревья на месте тех, которые спасти не смогу.

Это было очень хорошее предложение, но какие-то совсем злые друиды нам попались:

— А мы вырежем все окружающие деревни, а потом приложим все усилия к тому, чтобы появились и выросли младенцы, которые займут место сожранных нашим зверем! — прошипел тот, что стоял справа.

Я невольно на зверя посмотрела — монстр тоже слегка обалдел, от подобного поворота событий. Под моим взглядом тяжело вздохнул, развернулся, устало заковылял ближе к хвое, и на ней, больной лапой написал «Я мясо не ем, людей, соответственно, тоже».

— А вы злые, — заметила я, попытавшись выйти из-за спины Рэймонда, просто… почерк у зверя был очень такой… знакомый. Что-то он мне смутно напоминал… что-то такое, что я не с первого раза прочитала, и даже не со второго.

Но только попыталась — Правящий Кондор стоял насмерть, не знаю на чью, но точно насмерть, так что меня вернули обратно под прикрытие спины уверенно, безапелляционно и:

— Ай, больно.

Обиженно сказала я, потирая запястье.

Зверь посмотрел на меня, и написал в дополнение к уже сказанному:

«Да, они злые».

И почерк опять такой похожий на что-то!

Осознав, что от Рэймонда так просто не отвяжешься, я великодушно взялась за его ремень, и потянула в сторону. Он не ожидал такой подставы, и шагнул туда, куда мне надо было, и мне хватило шага, чтобы воскликнуть совершенно уверенно, указав на зверя:

— Вы! Это ваш почерк на книге! Это вы написали там «кровь девственницы».

У зверя показательно отвисла челюсть.

— Простите, — я смущенно спряталась обратно за Рэймонда, — я хотела сказать «сок лиственницы». Но в любом случае — это были вы!

И зверь молча кивнул.

Я, остолбенела, окончательно осознав, что догадка верна, а вот Рэймонд бросил внимательный взгляд, на написанные слова «Да, они злые». И ему хватило этого, чтобы обратиться уже к зверю:

— Уважаемый предок, простите, не знаю вашего имени, вы сумеете защитить Арити?

А вот это вот был уже совсем неожиданный поворот, и я к такому повороту дел оказалась не готова, а вот друиды очень даже:

— Нет, зверь подконтролен нам! — произнес центральный из злоицы… в смысле троицы. — И у него приказ уничтожить вашу избранницу. Подумайте об этом, прежде чем произнесете следующее слово.

А я вдруг подумала — а зачем друидам именно матери? Зачем? Затем поняла — чтобы было, кому угрожать. Это пока молодые и юные — дерзкие и поддаются порывам, а когда ты мать и на тебе ответственность за ребенка…

Но Рэймонд был не из тех, кто поддается шантажу.

— Под моим командованием свыше двадцати тысяч человек, плюс артиллерия. Подумайте о том, что я могу перебросить их в оплот вашего заповедного леса близ северных болот прежде, чем угрожать моей девушке.

И я с такой гордостью посмотрела на Правящего Кондора. Причем не только я — зверь тоже.

А вот друиды застыли тремя окаменевшими изваяниями, потому как удар под дых им нанесли основательный.

— Мы отзовем зверя, — произнес, наконец, центральный друид.

— Нет, зверь остается у нас и ему требуется лечение, — не согласилась я.

Рэймонд шумно выдохнул, явно не особо довольный моим вмешательством, и добавил новый пункт в переговоры:

— Мы восстановим всю пострадавшую дубовую рощу.

— Хо-ро-шо, — центральный друид почти шипел, — но зверь…

— Зверь ранен и у него лапка болит! — я категорически отказывалась его отпускать, потому что… жалко.

— Арити… — простонал Рэймонд.

— Между прочим, это твой родственник! — напомнила я. — И не знаю как у вас в Алландии, а у нас в валлийской долине родственные связи не пустой звук, и у нас своих не бросают!

Еще один шумный выдох, и очень-очень-до крайности спокойное:

— Арити, это сейчас, после изматывающего боя, зверь стал размером с быка, а был — примерно в семь раз больше!

— У меня плохо с математикой, — поразмыслив, призналась я.

— И не только с ней, — едко заметил один из друидов.

— В холке достигал верхушек деревьев, — доходчиво объяснил Рэймонд.

Я посмотрела на зверя, зверь угрюмо кивнул и в целом выглядел очень несчастным, уже смирившись с тем, что уйдет к злыдарям, в смысле к друидам. А они его зашвырнут в какую-то пропасть колючую… опять.

— Отзывайте зверя, — окончательно решил Рэймонд.

— Нет!- решительно высказалась я.

И тогда Правящий Кондор стремительно развернулся, видимо собираясь высказать мне все, что обо мне думает, но…

— Это сейчас как с выбором между книгой и золотом. И у тебя есть выбор между тем, что действительно разумно, и тем, что, не смотря ни на что — правильно. — Глядя на него, тихо сказала я. И добавила: — ты ведь не Дорг.

Побледнел было от гнева, но он был не Дорг. Взгляд на меня, поворот обратно к друидам и спокойное:

— Под моим личным командованием двадцать тысяч солдат плюс артиллерия, но одно мое слово, и на ваши территории будут перенесены войска, в семь раз превышающие названное мной количество. Военная мощь Алландии располагает и армией, и возможностью мгновенного переноса войск. Зверь остается. Моя любимая неприкосновенна. Вы уходите.

Я находилась все так же за спиной Рэймонда, а потому угрозу ощутила, лишь когда засиял круг, созданный из волос мамы и миссис Этвуд, и услышала как один из друидов злобно прошипел:

— Ведьмы! Мы не можем причинить вред девчонке, пока она в круге.

О… ого.

— А вы… пытались? — без малейшей попытки скрыть угрозу, почти прорычал Рэймонд.

И вот это действительно было пугающе, даже очень.

— Я, Аннастарн, глава Совета Друидов Вечного Леса, даю нерушимую клятву, в том, что никем и никогда из слуг Вечного леса не будет причинен вред леди Арити и ее потомкам. Мы так же отпускаем душу вашего предка, лорд Правящий Кондор!

— И клянемся никогда не причинять вред ни вам, ни вашим потомкам, — добавила я.

Нет, ну мало ли, в таких вещах лучше перестраховаться.

Друид видимо тоже перестраховывался, а потому быстро повторил за мной:

— И клянемся никогда не причинять вред ни вам, ни вашим потомкам.

Не знаю, почему промолчал Рэймонд. Но он промолчал. И молчал несколько долгих томительных почти что минут, и что-то мне подсказывало — он сейчас пошлет их ко всем проклятым банши. Потому что «Мы не можем причинить вред девчонке, пока она в круге», и Правящий Кондор учел это замечание, я бы даже сказала — принял к сведению, и кажется сделал выбор вовсе не в пользу сохранения друидов как ордена, вида и чего-либо иного, кроме легенд.

Но я тронула любимого за рукав и тихо сказала:

— Рэймонд, друиды не всегда злые. Они помогают. Иногда, они помогают.

Я услышала шумный вздох Правящего Кондора, а затем его слова. И он сейчас не говорил, он командовал.

— Все повреждения, нанесенные моему войску, должны быть излечены до истечения этой ночи. Вы восстановите дубовую рощу. И никогда более не приблизитесь к моим землям! Я не буду давать клятв — я воин, мое слово значит существенно больше, чем любая клятва, а потому я даю слово, что не трону ваш рассадник ненависти, если все условия будут соблюдены.

Вспыхнула хвоя у лиственницы, и почти сразу Рэймонд всем телом развернулся ко мне. Я осторожно выглянула из-за него — друидов не было, они нас покинули. Остался зверь, почти переставший сиять, и устало опустившись у лиственницы, начал переворачивать искалеченной лапой страницы книги. Лорд едва ли уделил ему взгляд, вот потом — резкий рывок и я оказалась прижата к его сильному телу, захват и фиксация подбородка, и я уже не могу глаз отвести, под взглядом разъяренного мужчины.

Но кроме взгляда… не последовало более ничего, кроме:

— Остаешься в этом круге до рассвета. А может и до заката. Есть еще шанс провести здесь всю ночь!

— Почему? — удивилась я.

Ничего не отвечая, Правящий Кондор вскинул открытую ладонь, с нее сорвалось пламя, и оно же четкой черной полосой очертило круг, на полшага далее, от круга выложенного волосами.

И едва огонь погас, Рэймонд сжав челюсти, несколько секунд просто на меня смотрел, затем хрипло высказал:

— Я никогда не хотел быть магом. И не становился им скорее из принципа, нежели в силу отсутствия возможности. Мне всегда претила столица Алландии, с ее ложью, фальшью, интригами и всем прочим. Я не хотел такой жизни. В армии все было проще и честнее, я сделал свой выбор. И я отдался этому выбору со всем фанатизмом, который у меня, видимо, — взгляд на зверя, — в крови. Карьерный рост был стремительным. Оружие — я овладел всеми его видами. Магию я продолжал игнорировать, но способности у меня были, поэтому боевых магов для своей армии я отбирал сам и отобрал лучших. И вот шесть лет назад, срочное донесение с северных границ Вэлланда. Мои маги спешно создали портал, мои войска были готовы к бою менее чем за минуту — тренировки прекрасная вещь, всегда практиковал на всем личном составе, не взирая на звания и титулы, зная об этом в зону боевых действий направили именно меня. К счастью — я был одним из первых, кто шагнул в уничтоженные леса. К этому моменту, гарнизон был уничтожен полностью, а пытавшихся сбежать, настигал и убивал он.

Кивок в сторону зверя, вскинувшего уши и напряженно слушающего.

— Решение было принято мгновенно, — продолжил Рэймонд, — я отдал приказ о перестройке войск, подгоне артиллерии, и переобмундировании — против зверя следовало идти в доспехах. И закрыл портал сам, едва чудище кинулось на моих людей. Я знал себя, и знал свои возможности — мне не требовалась магия, чтобы продержаться до повторного открытия портала и переброски войск. Я был уверен, что справлюсь. И я справлялся. До тех пор, пока рядом не возникло сияние. В следующую секунду все повреждения, что я нанес зверю — оказались на мне.

Не знаю почему, но после этих слов, я молча обняла Рэймонда, как могла, за пояс, но обняла, понимая что в тот момент потрясло его даже больше боли — подлость.

Рэймонд судорожно вздохнул, ощутив мои руки, и продолжил:

— Последним воспоминанием было то, как исчезает в этом сиянии зверь, уже совершено целый, без единой раны, зверь. А я остался лежать на прошлогодних листьях захлебывающимся в собственной крови калекой.

— Ужас, — прошептала я, с болью глядя в его глаза, — просто ужас.

А Рэймонд почему-то улыбнулся. Глядя на меня, обнимая мое лицо ладонями, просто улыбнулся и тихо сказал:

— Я рассказал тебе об этом, чтобы ты знала — друиды отличаются подлостью. И потому ты остаешься здесь. В этом круге.

Склонился к моим губам, прижался на краткий миг, и, отпустив, произнес:

— Я вернусь.

— Знаю, — прошептала я.

Но Правящего Кондора такой ответ не устроил, и он прошипел, дав выход всей своей ярости:

— Я знаю, что ты знаешь! Мне не этот ответ нужен, Арити, мне нужно чтобы ты оставалась здесь, до моего возвращения. Так что, ученая грамотная и все знающая дочь Вэлланда, просто скажи «Я буду ждать». И все, мне не требуется большего.

Его взгляд стал требовательным.

— Ну… — пробормотала я, — хорошо.

Едва ли мой ответ его удовлетворил, но тяжело вздохнув, Рэймонд повернулся к зверю и приказал:

— На выход!

Зверь послушался. Тяжело поднявшись, протрусил к выходу за два кольца ограждающего круга, и упал на траву там. Вот такой исход лорда уже удовлетворил полностью.

— Я скоро, — сказал он мне.

Сходил, подхватил свой меч, потом прошел к лиственнице, взял книгу, подошел ко мне, задумчиво перелистывая страницы, захлопнул книгу и передал мне, со словами:

— Не скучай.

***

Увы, мне не то чтобы не скучать не пришлось, мне даже почитать толком не дали. Для начала Рэймонд заключил зверя в клетку, вообще не слушая моих протестов, и… зверь почему-то был с ним полностью солидарен. Потом появились два армейских лекаря, они позаботились об обессиливших маме и миссис Этвуд, папа в итоге унес маму, несмотря на ее желание остаться, но в итоге вернулся, перебросив мне плед и подушку для сидения. Следом полетели два сандвича и фляга с водой. А сам отец устроился рядом с выжженным огнем кругом, достав флягу с виски, грустно посмотрел на нее, и засунул обратно за пояс, видимо приняв решение, что сейчас не самое лучшее время, чтобы расслабиться.

— Арити, доченька, — произнес он, когда я покончила с первым бутербродом, — объясни мне, что здесь происходит?

Пожав плечами, невозмутимо сообщила:

— Рэймонд вернулся.

— А то я не заметил! — высказал отец.

Я улыбнулась, глядя на папу даже с некоторым горделивым вызовом, потому что — Рэймонд взял и вернулся, а не все вот это «мы, деревенщина, а они — лорды».

Но стоило лишь об этом вспомнить, как я вспомнила и о другом — он действительно лорд, аристократ Алландии, и он вернулся, это так, но реальность остается суровой реальностью — я умная и образованная гордая дочь Вэлланда, а потому…

— Мне придется выбирать, — с тоской сказала я папе.

— Между своим никудышным лордом и Олтаном МакРгосом? — с нарочитой надеждой спросил папа, доставая свой бутерброд из мешка, видимо собранного для него прислугой.

— Нет, папа, ты что! — воскликнула я. — Между моими самым невероятным в мире лордом и… его библиотекой.

Отец подавился, закашлялся, посмотрел на меня и произнес:

— Да, дела… а главное выбор-то какой!

— Сложный выбор, — вздохнув, согласилась я.

— Я бы даже сказал — наисложнейший! — родитель мрачно взирал на меня.

И я с ним была полностью согласна — выбор предстоял наисложнейший. Но я не относилась к тем, кто долго пребывал в унынии… ну кроме всего этого сегодняшнего дня, а потому с энтузиазмом приняла решение:

— От помолвки до свадьбы месяца три времени — я успею все прочитать!

— А давай год! — поддержал отец.

— О, а так можно? — воодушевилась я.

Папа посмотрел на меня как-то странно, но, поразмыслив, иронично произнес:

— Арити, девочка моя, не должен был бы я тебе этого рассказывать, но, учитывая все обстоятельства, и тот факт, что он лорд… можно, солнышко, тебе все можно. Вить веревки из влюбленного мужчины — ваше, женское, самое любимое дело.

— Правда? — удивилась я.

— У мамы спроси, у нее в этом бооооольшой опыт, — правда папа, почему-то, этому рад явно не был.

Но в одном он был прав — нужно будет спросить у мамы. И я, раскрыв книгу, начала читать плохо доступные мне строчки — ночь все-таки. Но один из расположившихся за деревьями солдат, принес мне факел, поставил его на границе моего защитного круга, был искренне осыпан благодарностями, и я погрузилась в чтение. А потому когда пришел Барт, и мрачно произнес:

— Лгунья!

Не отрываясь от книги, привычно ответила:

— Сам такой.

— Дети, хватит, — отец поднялся. — Мама как?

— Спит, хорошо все с ней, — Барт отвечал виновато, потому, что дал себя обмануть и не сберег, а должен был, по мнению отца.

***

Со свадьбой затянуть не получилось. Несмотря на то, что я даже поговорила с мамой, научилась делать большие невинные глазки, чуть не плакать и говорить обреченным голосом «Хорошо, любимый, если для тебя это так важно… важнее меня…». Все равно ничего не вышло. Зря только позорилась.

Да еще и как опозорилась — с размахом.

Рэймонд: «Арити, ты выйдешь за меня замуж?»

Я: «Что, уже?»

Мои большие невинные глазки. Да, у меня было мало времени на тренировку, но они у меня получились, и получались… только почему-то в тот момент вообще не подействовали.

Рэймонд: «Арити, еще раз — ты выйдешь за меня замуж?»

Я: «Так сразу?»

В моих больших невинных глазках заблестели слезы. Тренировалась вообще на ходу, но натренировалась!

Рэймонд: «Арити! Ты выйдешь за меня замуж! Без вариантов!»

Я: «Хорошо, любимый, если для тебя это так важно… важнее меня…»

Пауза. С моей реснички срывается вниз долгожданная слезинка, всего одна, но главное результат.

Мрачный взгляд Рэймонда и вдруг очень вкрадчивое:

«Хочешь пропуск в королевскую библиотеку?»

И мое потрясенное, ликующее, восторженное и вообще за гранью волшебного:

«Да!!!»

А он взял и все вот это волшебство момента убил одним торжествующим:

«Так, все, она сказала «Да». Святой отец, продолжайте церемонию».

Вот… лорд.

Священник: «Объявляю вас мужем и женой!»

Вот… священник.

Гости в самом большом столичном храме:

«Счастья и долгих лет жизни молодым».

Вот… гости.

Первый поцелуй мужа и чуть насмешливое:

«Пропуск в королевскую библиотеку сделаю».

Второй поцелуй в нашей семейной жизни был мой, самый счастливый и ликующий!

Отец Рэймонда до сих пор подсовывает газеты с изображением меня, в свадебном платье и с фатой, радостно кидающейся на шею жениху, и роняющей свадебный букет при этом. «Радость простой деревенской девушки, заполучившей в мужья богатейшего лорда» — гласил заголовок. Догадываюсь, что это был тираж, отпечатанный по личному приказу лорда Хеймсворда, иначе чем объяснить, что у него все еще имелись экземпляры, несмотря на то, что вся армия встала на сторону Рэймонда и его права жениться на «самоотверженной смелой девушке, которая в пылу боя отвлекла порождение друидов Вэлланда на себя, ради спасения жизни любимого генерала войск Великой Алландии». У нас еще свадебный пир не начался, а уже все городские типографии торопливо печатали правильную версию событий, под пристальными и недобрыми взглядами злых и вооруженных «свидетелей тех событий».

Но ничего, я отомстила.

У лорда Хеймсворда, члена королевской палаты Магов, было несколько научных трудов и статей, и я с радостью взяла на себя труд, со всей ответственностью и педантичностью бедной, но гордой, ученой и знающей дочери Вэлланда скрупулезно изучить им написанное, а после издать свой собственный труд, под названием «Ошибки, оплошности и недочеты научных трудов члена королевской палаты лорда Сеймура Хеймсворда». Тираж имел успех, раскупили в первый же день весь. Так что типография допечатывала мою книгу еще девять раз в тот же год, критики отметили ироничность, бойкий стиль и грамотность леди из валлийских долин, а король отдал приказ ввести образование у женщин в Алландии.

Так что у нас со свекром было чем обмениваться — он мне газету, я ему книгу. И всем хорошо, все довольны, все улыбаются. Особенно я. Все же такой контраст — желтая газетенка или всеми признанный и имеющий популярность научный труд на тему его же научных изысканий, которые после привлечения к ним всеобщего внимания, были уже несколько раз опровергнуты великими учеными современности.

Но в какой-то момент мы поняли, что игра затянулась, и это был тот момент, когда мои сыновья прибывшему деду с порога вручили прихваченные в кладовке томики. Нехорошо получилось, особенно учитывая, что во внуках лорд Сэймур души не чаял и всегда привозил им подарки, но на мои нравоучения, старший сын изумленно ответил: «Мама, мы хотели порадовать дедушку, ведь он всегда так широко улыбается, когда ты ему эти книги даришь, мы тоже захотели подарить ему радость». Подарили.

— Пожалуй, давно пора освободить кладовку на первом этаже, — откладывая вышивку, и поднимаясь, сказала я.

— О, вы вышиваете? Ну, наконец-то дело, достойное аристократки! — оживился лорд Хеймсворд. — Вы позволите?

И не дожидаясь позволения, подошел, взялся за ободок и чуть не выронил.

— Друидские руны, — подтвердила я его худшие предположения.

Лежащий у камина зверь поднял голову и пристально посмотрел на моего свекра, недвусмысленно намекая, что хоть одно слово, и предок разберется со своим очень дальним, но все же потомком. Потому что лорд Годрат был джентльменом, несмотря на печальную судьбу и попытку использовать магию друидов, за что те ему и… отомстили.

Но ничего, раны мы ему уже вылечили, а ошейник с друидскими рунами превосходно продлевал жизнь. И в целом, мы были на пути к тому, чтобы лорд Годрат вошел в состав друидского сообщества не как подвластный зверь, а на правах полноправного друида. Белобородые старцы не слишком радостно отнеслись к нашей новой инициативе, но учитывая умение Рэймонда вести переговоры, мы имели все шансы на то, что скоро среди друидов появится как минимум один добрый.

— Я… — потрясенно пробормотал лорд Хеймсворд.

— Останетесь на чай? — вскинулась миссис Этвуд, которая, кажется, души не чаяла в Сейморе Хеймсворде.

— Я… нннет. Пожалуй, если не возражаете, Арити, я заберу детей к себе сегодня, и на последующие два дня, у меня как раз завалялось кое-что, — лорд усмехнулся, — что давно пора сжечь.

— Урра! — завопил Грэгори. — Дедушка, я возьму арбалет, который мама запретила трогать!

— Я меч! — Бартион.

— Я дыхательную трубку с ядовитыми дротиками! — Лейтон.

И они унеслись, вообще никак не интересуясь моим мнением. Все в отца!

— Миссис Этвуд, — простонала я.

— Несомненно, за всем прослежу, — экономка чинно поклонилась мне, и ушла собираться.

Но едва за ней захлопнулась дверь, я услышала ликующее:

— Мальчики, захватите мне лук с ядовитыми стрелами!

Потрясенно посмотрела на свекра. Лорд Хеймсворд несколько смущенно улыбнулся и был вынужден признать:

— Нас ждут веселые выходные.

— Веселее некуда! — возмутилась я.

— Да оставьте, — в свою очередь возмутился свекор, — кто бы говорил! Между прочим, должен напомнить, именно ваш отец, а не я, брал их на ночную охоту на медведя.

— Но это был наш знакомый почти родной медведь! — воскликнула, окончательно возмутившись.

— Вы знаете, чем больше узнаю о Вэлланде, тем сильнее он меня не радует!

И наградив меня укоризненным взглядом напоследок, так словно это я вообще весь Вэлланд придумала и воплотила в реальность, лорд Сеймур откланялся.

***

Рэймонд вернулся ближе к полуночи, усталый и злой — Алландия вела новую войну, удерживая под контролем заокеанские колонии. И удержала бы легко, военное преимущество всегда было на стороне королевства, но против военных действий в одной колонии, выступили все иные. Начался затяжной дипломатический процесс, когда и армия наготове, и дипломаты из заседаний не вылезают. И в последние дни, я даже не знала, будет ли муж ночевать дома — железную дисциплину поддерживал именно он, портал к дому выстраивал тоже он, и выматывало его это жутко, настолько, что порой он быстро ел, забирался в нашу постель, прижимал меня к себе и мгновенно проваливался в сон. Всего на несколько часов, потому что большего времени просто не мог себе позволить.

А потому, услышав как хлопнула дверь я поднялась, накидывая халат, и как всяческая приличная жена Вэлланда, собиралась покормить голодного и уставшего мужа.

И подойдя к двери, я открыла ее, и услышала:

— Арити?

— Леди, как и всегда, ожидает вас.

— Ясно, опять читает, — устало и уже даже без гнева произнес Рэймонд. Затем спросил: — Дети?

— С миссис Этвуд на все выходные дни у вашего отца, лорда Сэймура.

— Что? — из низкого хриплого голоса лорда Правящего Кондора вдруг исчез намек на всяческую усталость. — На все выходные? На все ТРИ дня?

— Да, мой лорд, — покорно ответил дворецкий.

Пауза и счастливое:

— Свободен. Чтобы через минуту всей прислуги не было в замке. У вас выходной. На три дня. На ВСЕ мои ТРИ ДНЯ! Пса с собой прихватите.

— Лорда Годрата?

— Да, пусть за работой друидов в роще присмотрит, я там пару деревьев приметил, вроде чахнут.

— Пару, мой лорд?

— Пару сотен, да. Время пошло!

И словно окрыленный, Рэймонд взбежал по лестнице, и направился ко мне, широко улыбаясь. И улыбаясь все шире и шире. А вместо приветствия произнес:

— Раздевайся.

— И я тебя люблю, дорогой. Как дела на южном фронте? — спросила, даже не собираясь раздеваться.

Каждая приличная жена обязана покормить мужа. Я из-за него книгу не дочитала вообще-то, потому как… на юге безумно почитали специи, бесконечно просто. От этой бесконечности ел нормально Рэймонд только дома, и сейчас, когда лично он, уже начал раздеваться и скинув мундир, стащил рубашку через голову, лишь очевиднее стало, что мой муж недоедает — загорелый, поджарый, и худой. Кошмар.

— Плевать я в данный момент хотел на весь южный фронт, — отшвырнув рубашку, произнес лорд. — Иди ко мне.

— Угу, иди лесом, — непримиримо пожелала я.

— Благодарю, по джунглям я сегодня уже находился! — неожиданно дал волю гневу Правящий Кондор.

— Я вижу, — окинула критическим взглядом его торс… Мой муж был втрое меньше любого из моих братьев, не говоря об отце. И все бы ничего, но: — Дорогой, я двести пятьдесят семейных рецептов приготовления одной только рыбы учила вовсе не для того, чтобы моего мужа шатало от ветра. Так что сначала мы отправимся на кухню и ты поешь.

И закипавший было Рэймонд, заинтересованно спросил:

— Сегодня ты готовила?

— Для тебя — да, — полтора часа на кухне убила, но не признаваться же в этом. Призналась в другом: — Жаркое томилось на плите несколько часов, и это твое самое любимое жаркое.

Рецептов приготовления мяса я знала свыше трехсот, но самый любимый у Рэймонда рецепт был только один, так что…

— Ладно, — показательно сдался муж, — раз ты так настаиваешь, так и быть — начну со своего самого любимого.

И сграбастав меня, лорд Кондор, втащил меня же в спальню, закрыл дверь ногой, и понес меня к постели.

— Но… я… Рэймонд! Там мясо!

— А тут я, — недвусмысленно намекнул он, укладывая меня на кровать. — И я хочу детей. Очень. Напомни мне, с чего там у нас начинаются дети?

Наверное, он никогда не прекратит язвить по данному поводу.

— Если объективно подходить к вопросу, то они действительно начинаются с поцелуя. Рэймонд!

До поцелуя он еще не дошел, до поцелуя в его классическом понимании, потому что целовать уже начал, все, что стремительно освобождал от одежды. В силу стремительного освобождения ткань трещала и рвалась, и я догадывалась, что горничные опять будут шутить по поводу необходимости постоянно обновлять мой гардероб, но… разве это когда-либо останавливало генералов военно-морских сил?

И тут вдруг, неожиданно, остановило.

— Что? — вопросил он, как выяснилось остановившийся лишь потому, что внутренний пояс халата порвать одной рукой, не причиняя мне боли, было затруднительно.

— «Что»?! Дорогой, по всем семейным традициям Вэлланда, в котором мы, между прочим, вдруг ты забыл, имеем удовольствие проживать, жена для начала должна накормить мужа, затем, желательно скрасить его досуг беседой, и лишь после…

Справившийся с пояском лорд Правящий Кондор, лег рядом, притянул меня ближе, и неожиданно серьезно сказал:

— Арити, ты знаешь, я долго думал об этом… Секунд пять, а это в данной ситуации, согласись, уже много. Да что там много — я думал, одно это в присутствии полуобнаженной тебя уже подвиг. Так вот, дорогая, я пришел к мнению, что брачные традиции Вэлланда меня совершенно не вдохновляют.

— Я…

Но не дав договорить, Рэймонд продолжил:

— Взять хотя бы ваши договорные браки. Что это?

— Возможность узнать друг друга получше, прежде чем вступить в нерушимые семейные отношения? — предположила я.

Лучше бы не предполагала.

— По моему более чем авторитетному мнению, в самом понятии «временный брак» заложена явная инфантильность, — издевательски менторским тоном вернулся он к обсуждению традиций моего народа, — скрывающая глубинное презрение по отношению к семье и брачным обязательствам. Более того, временный брак, содержит в себе некоторый элемент унижения, ведь, по факту, само его предложение уже несет в себе посыл готовности одного из супругов совершить иной выбор, таким образом…

— Хорошо, — сдалась я, — к чертям ужин. Я так понимаю, завтра ты собираешься заняться переговорами сам?

— Не завтра, — дьявольски обаятельно улыбнулся мой муж. — А в целом как, бесит?

— До крайности раздражает, — со всей искренностью похвалила я.

Рэймонд наклонился, легко прикоснулся к моим губам, словно чуть пробуя на вкус и вдруг спросил:

— Что ты имела ввиду, сказав, что если объективно подходить к вопросу, то дети действительно начинаются с поцелуя?

И он вопросительно посмотрел на меня. Что я могла сказать?!

— Рэймонд, да потому что все, что я помню о нашей первой ночи — поцелуй! От него закружилась голова, мои мысли куда-то умчались, земля пошатнулась под ногами, но ты целовал и целовал… а через девять месяцев родился Грэгори. Так что… давай не будем.

Муж задумчиво кивнул, соглашаясь, а затее решил:

— Нашей дочери, скажем, что дети появляются от поцелуев. Так, перестрахуемся на всякий случай.

Возмущенно взирая на него, напомнила:

— У нас нет дочери.

Рэймонд медленно перевел взгляд с моих глаз, на губы. Взгляд был выразительным. Очень выразительным.

А поцелуй… пьянящим, дурманящим, волшебным, наполненным магией любви, именно такой любви, о которой мечтают все девушки — нежной и бесконечной.

Через три дня правительство восставших колоний признало «все что угодно». В первом постановлении так и было написано: «Согласны на все. Все что угодно», а во втором уже, конечно, все оформили юридически и на заокеанских территориях Алландии вновь воцарился мир и власть короны.

Через неделю педантичных проверок лордом Годратом качества произведенных посадок, друиды не выдержали, и приняли лорда в свой орден, наделив его высокой длинной белой бородой, человеческим обликом и полномочиями самому разбираться с этой проклятой дубовой рощей. Так появился самый добрый и мудрый друид валлийских долин.

Через девять месяцев на одну дочь гордого Вэлланда стало больше.

Все сказки, которые Рэймонд читает ей на ночь, заканчиваются одинаково: «И она не целовала принца. И даже не брала его за руку. И ближе чем на шаг… на двадцать шагов, к этому скоту не подходила. А потом жили они долго и счастливо».

И жили мы долго и счастливо… и даже относительно безмятежно до тех пор, пока Рэймонд не обнаружил, что его дочь с интересом читает анатомию. Как раз раздел про зарождение жизни. Нет, я, конечно, обещала, что ничего не скажу нашей девочке, но про «ничего не напишу» речи не было, а на учебнике в качестве автора стояло мое имя и… он мог бы и погордиться, вместо того, чтобы на повышенных тонах вещать, что теперь жаждет лично перестрелять половину всего населения Алландии и Вэллана, которая уже глаз положила на нашу дочь.

— Ей всего девять лет, Рэймонд, — напомнила я.

— Да, времени осталось мало, — задумчиво отозвался он.

Конец.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg