«И с безумием приходит свет»

И с безумием приходит свет (fb2) - И с безумием приходит свет [6.5][ЛП] (пер. Beautiful Bastard Book Club 18+ Группа) (Эксперимент в ужасе) 351K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Карина Халле

Карина Хелле И с безумием приходит свет

Скотту.

Я знала Декса до тебя, но ты завоевал место в моем сердце

ГЛАВА ПЕРВАЯ

«Я был по уши влюблен в нее. Нет. Это не опишет глубины. Я был готов вырвать сердце, бросить ей и молить принять его. Я падал с величайших высот без страховочного каната. Я отдавал все в своей жизни ей, каждый дюйм своей души, чтобы она гордо носила ее. Я был бывшим королем на коленях перед королевой. Шут, просящий шанса. Я был бессилен, беспомощен, в ее власти».

Нет ничего более пугающего, чем рассвет, что казался темнее ночи. Когда ты часами ждешь первых лучей света, напоминание, что наша планета крутится, и жизнь продолжается, а получаешь лишь тьму. Может, солнце было где-то там, может, мир вертелся, но я этого не знал. Я видел лишь тьму, эту черную дыру, что засасывала меня, пока не осталась оболочка моего бывшего я. В этом безумии не было света. Моя татуировка была ложью.

Утром после того, как Перри бросила меня, как я создал эту дыру, солнце не взошло. Я ворочался всю ночь в постели в логове, пока не смог выдерживать запах ее волос на простынях. Я перебрался в кресло, а, когда проснулся, был не один.

А хотелось быть в одиночестве.

— Декс, — голос Джен ворвался в бездну.

Я не хотел сейчас разбираться с ней. Прошлой ночью она нашла меня рыдающим на полу. Он помогла мне встать, впервые за все время позаботилась обо мне. Может, из-за той же вины, что была у меня. Может, она делала это напоследок, чтобы не ставить плохую точку.

Я медленно открыл глаза. Комната была серой, монотонной, мертвой. Она сидела в кресле, которое придвинула ко мне, она ненавидела это кресло, потому что я купил его в «IKEA». Она выглядела так же ужасно, как и я, и от этого было еще печальнее. Когда Дженнифер Родригез напоминала рыбу фугу, становилось понятно, что произошло что-то ужасное.

— Декс, нам нужно поговорить, — сказала она хриплым голосом. Она посмотрела на свои колени в шелковых штанах пижамы, спутанные волосы закрыли ее глаза.

Обычно от этих слов все мужчины напрягались. Может, даже прыгали из окна. Я был слишком пустым, слабым, чтобы сделать что-то еще, кроме как лежать и смотреть на нее. Она выглядела иначе, комната выглядела иначе, ничто уже не будет прежним. И хотя я мог успокоиться от этого, перемена означала потерю Перри. Так что легче не было.

— Говори, — сказал я, потому что не было сил сделать это самому. Я хотел услышать все от нее. Я хотел услышать, как она признает ошибки. Я хотел — сильнее всего — получить шанс признаться в своих.

Она принялась водить ногтями с маникюром по ногам, оставляя линии на штанах, что медленно пропадали на шелке. Ей было сложно. Это меня немного взбодрило.

— Я… — сказала она и отвела взгляд от меня. Ее глаза блестели от слез. И мне стало не по себе. Никто не хотел видеть, как женщина плачет, даже если она — дьяволица. — Думаю, нам нужно расстаться.

Я смотрел на нее.

— Неужели?

Она всхлипнула и нежно вытерла под глазами, словно могла испортить макияж, которого не было.

— Я была не честна с тобой. Знаю, и ты со мной честен не был.

Я прищурился.

— Когда я не был честен?

Она пронзила меня взглядом.

— Ты любишь другую женщину.

— А ты — другого мужчину. Как давно у тебя роман с сэром Козлом, то есть Брэдли?

Она пропустила оскорбление.

— Как давно у вас с Перри?

Я вздрогнул.

— Все не так.

— Ну, да, ты тут победил, — сказала она и убрала волосы с лица. Она была красивой. Конечно, я так долго был слепым. Она умела создать ощущение, что ты — самый счастливый мужчина в мире, потому что вас видели вместе. Она заставляла задаваться вопросом: почему я? Но я знал, почему. Потому что я был безопасен. Мы использовали друг друга, как страховочный канат, пока он не порвался.

И я не был победителем. Ни капли.

— Если мы решили говорить начистоту, скажи… как долго? — повторил я.

Она с болью вздохнула.

— С… тех пор, как ты покинул «Крох с вином». Покинул меня.

Я не хотел начинать очередную ссору из-за моего ухода, все это сейчас было ерундой. И, удивительно, но это жалило не так сильно, как я думал. Наверное, за ночь пострадала моя гордость.

— Почему ты не покончила с этим? — спросил он.

Она пожала плечами.

— А ты?

— Потому что… — начал я. И не смог подобрать слова. Я боялся. Я боялся использовать шанс с Перри по миллиону разных причин. Я боялся пораниться. Я боялся потерять сердце, душу, все ради женщины, что не хотела меня в ответ. Ради той, что была мне нужна больше всего. — Я не знаю, что она чувствует, — тихо сказал я, глядя на ковер.

Она фыркнула.

— Ага. Декс, она была по уши влюблена в тебя. А ты — в нее. Я знала это, как только она прошла в эту квартиру. Ты смотрел на нее так, как никогда не смотрел на меня. И она смотрела на тебя так, как никогда не смотрела я. Ты мог все получить.

— Прости, но не каждый может так просто изменять за спиной другого, — прорычал я.

Она скрестила ноги и руки, возвращался ее противный характер.

— Верно. Ладно, Декс. Будто ты не был с ней тут прошлой ночью.

— Только раз, — сказал я, скрывая ложь.

— Я это вижу. Не моя вина, что ты все испортил.

Отчасти это была ее вина.

— Ты постоянно изменяла мне.

Она склонилась, и ее опухшие глаза были в дюймах от меня.

— Как и ты. Может, я была с Брэдли телом, но ты был с Перри сердцем. Что хуже, а?

Я прикусил губу до крови. Наконец, я сказал:

— Нет ничего хуже этого.

Она кивнула, на лице вспыхнула уязвимость.

— Мы оба виноваты.

— Точно.

— Думаю, мы не можем расстаться как нормальные люди.

Я выдавил улыбку.

— Джен, ты знаешь, что я не нормален.

Она улыбнулась в ответ.

— Знаю, — она обхватила мою ладонь и быстро сжала. Это был последний раз, когда Джен касалась меня.

Позже она заявила, что хочет переехать к Брэдли. Она решила оставить Жирного кролика, потому что пес всегда меня любил больше, а у господина Пошляка была аллергия на собак. Она собрала свой чемодан уродливой расцветки гепарда, сказала, что вернется за остальными вещами через пару дней, и пожелала мне удачи.

Мне требовалась вся удача.

* * *

Следующие несколько дней до момента, когда Джен забрала свои вещи, были пустыми. Ребекка звонила, а я думал, можно ли позвонить Перри. Я не отвечал на звонки, и Перри не ответила бы на мои. Я не мог есть. Не мог сходить в туалет. Я напивался до ступора, покидал квартиру только для выгула Жирного кролика по улице. В остальное время я оставлял открытым балкон, и он делал свои дела там. Я был слишком пуст, чтобы думать о том, как квартира превращается в Какоград.

Я не позволял себе жалеть себя. В прошлый раз, когда я сделал это, я оказался в психушке с сильными препаратами, когда Эбби умерла. А потом она оказалась в моей квартире. Мертвая.

Забавно, что я ожидал, что Эбби будет досаждать мне теперь, когда Перри и Джен ушли. Я ожидал увидеть ее жуткое тело в коридоре или под потолком спальни. Я ожидал увидеть ее среди зданий Какограда, манящую меня пальцем.

Но Эбби не приходила. И я был разочарован. Как одинок я был, что хотел общества помешанного призрака? Нет, в этот раз я был абсолютно одинок. У меня был лишь вонючий пес, но и он начинал презирать меня из-за моего ухудшающегося состояния.

Я не видел ни в чем смысла. Мои мысли не были о суициде, но мне нравилась идея покончить со всем. Я знал, что не сделаю этого, но я фантазировал, как просто это было бы. И никому не было бы дела. И как быстро прекратилась бы боль. Я не хотел умирать, но и жить не хотел. Жить, дышать, существовать день ото дня становилось все тяжелее для сердца.

Заткнись уже. Соберись. Переживи это. Не думайте, что я не кричал этого в голове. Но когда мои голова и сердце ладили? Они теперь были заклятыми врагами, поклявшимися разорвать друг друга на клочки.

Я облажался. Даже больше. В моих руках была любовь всей моей жизни на один прекрасный миг, и я разорвал ее, и дыры остались на моем сердце. Перри… Я больше не увижу ее улыбку. Не услышу ее мелодичный голос. Не смогу рассмешить ее, заставить скривиться или накричать на меня. Ох, даже если бы она ответила на мой звонок и устроила мне ад воплями, я был бы рад. Но была лишь тишина. Лишь тьма.

Джен и Придурок побывали в квартире, пока я спал (да, посреди дня), и пробудили меня. Джен вбежала комнату, размахивая руками над головой, крича на меня за то, во что я превратил квартиру, она угрожала вызвать службу за Жирным кроликом. Я знал, что она права. И, когда я услышал разочарованные звуки Брэдли из гостиной, я обнаружил, что угли гордости во мне еще оставались. Я не собирался казаться жалким бывшей девушке.

— Джен, — сказал я, садясь на кровати. Она разглядывала комнату, словно я везде спрятал гавно. Серьезно. — Быстрее.

— Ты отвратителен, — сообщила она, поскользнувшись на недоеденной пицце на полу. — Что произошло?

— Ты знаешь, — тихо сказал я, удивляясь своему смущению, радуясь, что это показывало, что я жив. — Я все потерял.

Она застыла в центре комнаты, тонкие руки на хрупких бедрах.

— Ты ничего не имел, чтобы это терять.

— Не многовато отрицания? — спросил я.

Она закатила глаза, все еще не скрывая отвращения.

— Ты не можешь потерять то, что тебе не принадлежало. Прими это и иди дальше.

— Ого, — я тряхнул головой. — Быстро ты стала стервой. Где сострадание, что было в тебе недавно?

— Это все, что было. Ты его использовал.

— Все вот так будет? — я был почти удивлен ее холодом.

— Джен, — позвал Брэдли из гостиной. — Может, лучше вернемся после того, как вызовем команду по работе с опасными веществами?

— Отличная идея, — заорал я в ответ. — Они могут облить и вас, чтобы гнилью не воняло.

— Очень зрело, — фыркнула она и пошла к двери.

— Кто-то же должен быть взрослым.

Ее зеленые глаза стали щелками.

— Я вернусь через два дня Декс. Днем. И я не хочу видеть тебя в доме, и тут должно быть чисто, а мои вещи — стоять у двери. Иначе я кого-то вызову.

Я не знал, кого она собиралась вызвать, но рисковать не хотел. Я сверлил ее взглядом, раздумывая. Я не хотел слушаться ее, ясное дело, этот уголек гордости начинал пылать. Я им еще покажу.

Я начал с самого долгого душа в жизни, а потом долго мастурбировал. Я думал при этом о пухлой попке Перри, и я был рад тому, что не пролил ни одной слезинки. Конечно, в фантазии было иначе.

А потом я убирался в квартире, но не знал, насколько справился с этим. Конечно, они были в ужасе, я видел условия для жизни лучше в переходе для бомжей. Наконец, я начал отвечать на звонки. Я получил взбучку от Ребекки, как только рассказал ей, что произошло между мной и Перри.

Она не медлила и пришла устроить взбучку лично.

Бац.

Рука Ребекки ударила меня по лицу, как только я открыл дверь. Она даже не смотрела, просто вошла и ударила. Это пугало, словно это была ее сверхъестественная способность. Может, это было в ее крови.

— А ты гад! — орала она, бросив сумочку на стойку на кухне. — Ты жалкое подобие мужчины! Ни на что не годен!

Я гладил подбородок, разглядывая ее. Она выглядела как роковая женщина 40-х годов с ее гладкими черными волосами, красными губами и фигурным платьем. Она и вела себя схоже.

— А ты привлекательна, когда злишься, — отметил я.

Бац. Еще раз. Она была быстрой.

Щеку жалило, я потирал ее. Я с опаской посмотрел на нее и попятился.

— Закончила?

— Нет, — сказала она, скрестив руки и топая туфлей. — Нет, я не закончила. Я только начинаю. Как ты посмел?

— Знаю, — пробубнил я и опустился на диван. Жирный кролик смерил меня взглядом, когда я сел рядом с ним, он все еще злился из-за пренебрежения.

Она не двигалась, и это пугало не так сильно.

— Ты переспал с Перри и сразу же порвал с ней. Я не могу представить более… эгоистичного и трусливого поступка. Что с тобой такое?!

— Мы не встречались, так что я и не рвал с ней.

— Не придирайся, придурок. Это все оправдания. Ты знал, что она к тебе чувствует.

Я направил на ее палец, оскорбившись.

— Нет! Нет, я не знал. Она соврала мне. Она сказала, что не любит меня.

— И ты поверил?

Я вскинул руки.

— Конечно! Она — мой лучший друг. Была им. Мы доверяли друг другу. Я спросил, любила ли она меня, и она сказала нет. Мне в лицо. Она соврала. Почему бы я не поверил ей?

Она выдохнула, словно ее мысли кипели.

— Не знаю. Потому что все это видели.

— Все, кроме меня! С чего я бы подумал, что она меня любит? Как я понял бы, что она врет? Я верил словам Перри. Я не думал, что это — ошибка.

Она опустила голову.

— Она любила тебя, Декс.

Еще один ужасный удар по моему сердцу. Удивительно, что оно еще не превратилось в пыль.

— Возможно, — сказал я, не желая думать об этом. — Но это не важно.

Она подошла ко мне, стуча каблуками, и изящно опустилась рядом со мной. Я уловил запах цветов.

— Декс, — тихо сказала она, коснувшись ладошкой моего плеча, пока я не посмотрел ей в глаза. — Ты любишь Перри?

Я не мог больше этого игнорировать. Не было смысла это скрывать теперь.

— Да, — сказал я, глядя прямо перед собой, сердце колотилось в груди. — Я люблю ее больше всех. Эта любовь заполняет и пожирает. Я люблю ее на свой страх и риск. Я люблю ее… опасно.

Мы долго напряженно молчали, она сжала мое плечо.

— Я знаю.

— Тогда зачем спросила?

— Потому что хотела услышать. Это не реально, пока сам не скажешь.

— А еще, — я не слушал ее, — если ты знала, что она любила меня, а я — ее, почему не сказала нам?

Она покачала головой, не желая принимать вину.

— Это не моя роль. И это не старшая школа. Вы взрослые. К такому приходят месте через действия, а не с чужой помощью.

— О, как философски.

— Это правда. И между вами еще не все кончено.

— Точно, — я резко рассмеялся. — Я писал ей, звонил, но ответа не было. У нее даже больше нет голосовой почты. Она, наверное, поменяла номер. Она вырезала меня из жизни навеки.

— Может, пока что, — сказала она. — Может, это ей нужно. Но вечность переменчивее, чем тебе кажется.

Вечность была кошмарной, а не переменчивой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Два дня спустя, как она и грозила, Джен и Брэдли вернулись. Я ушел ради общего блага, взял с собой Жирного кролика и отправился в бар, который работал даже днем, где меня приняли бы с собакой. Я ходил туда каждый день после того, как снова начал носить штаны, что было прогрессом.

Я курил сигарету за сигаретой (это мне тоже позволяли, когда было мало посетителей), пил виски за виски. Бармен — худой парень с уродливыми татуировками звездами на шее — давал мне выпить, пока мне не было пора возвращаться домой.

Как только я вошел в квартиру, покачиваясь от выпивки, мокрый от декабрьского дождя, я врезался в чувство завершения. Это было на самом деле. Все было кончено. Это теперь было моей жизнью.

Квартира выглядела голой. Половина картин пропала, как и половина мебели. Мне остался диван, кресло из «IKEA» и телевизор на полу, ведь столик она забрала, как и музыкальный центр с дурацким ковром. Кто забирает ковер?

Я отпустил поводок Жирного кролика и прошел в спальню. Хорошо, что кровать была на месте, хотя я не понимал, зачем ей столики. Конечно, они ей не нужны были. Джен забрала их из вредности. Словно ей было мало измен с тем гадом. Она ушла с любовью — или сексом — а я остался ни с чем. Ребекка была в восторге, когда я сказал, что мы с Джен расстались, но я не мог разделить это чувство. Не сейчас. Я ощущал себя так, словно у меня украли жизнь. Счастливая или нет, но это была жизнь. Я ею управлял. Теперь у меня ничего не было.

Я ощущал, как это бурлит внутри. Сердце терзалось, словно жучок грыз его, а потом перебрался в легкие. Дышать не получалось. Можно было только проваливаться, как грудь, и отчаяние, доводящая до безумия печаль разрушала каждую клеточку тела. Я не был Дексом Фореем. Я был эмоцией, что осыпалась на пол, держась за дверь, словно это была моя последняя ниточка к человечности.

Не знаю, как долго я был на полу, рыдал, чего раньше стыдился, сердце разбивалось, и от меня снова осталась только оболочка. Но, придя в себя, я добрался до кухни. Жирный кролик лизал мне лицо, словно мог развеселить меня. Я вытащил из буфета бутылку водки. Я не этого хотел, но сейчас это мне требовалось. Я выпил половину, тьма опустилась на меня, а с ней и облегчение забвения.

К сожалению, приходилось пить, чтобы оставаться без сознания. Я проснулся в восемь вечера, Жирный кролик скреб дверь балкона, чтобы его выпустили. Снаружи было холодно, низкие облака сияли оранжевым он фонарей и угрозы снега. Последний раз шел снег, когда Перри ушла. Я невольно увидел боль на ее лице, когда она порвала браслет и убежала в снежную ночь, туда, куда я боялся идти.

— Ох, я безнадежен, — сказал я собаке, пока тот писал на перила. Он снова осуждал мои навыки родителя. Пускай. Сейчас он был выше меня в развитии.

Зовите меня слабаком, любящим терзать себя, но мне нужно было ощутить присутствие Перри, обдумать все, притвориться. Мне нужно было этот как воздух, словно я тонул и не мог вдохнуть. Я не мог следить за ней, я был не таким, так что лучше всего было удалиться в логово, где она побывала.

Логово было моим кабинетом, убежищем, местом, что принадлежало мне, моей мужской пещерой, если хотите. Забавно, но квартиру я купил на свои деньги (наследство от матери), и Джен не вложила ни копейки, даже за проживание не платила. Но она дотянулась всюду, словно место принадлежало ей. Но эта комната была моей, а на короткий и прекрасный период времени она принадлежала Перри.

Я сидел на кровати, вдыхал воздух, что уже не пах ею, представляя Перри тут. Я представил ее спящей в концертной футболке, край задрался, и было видно ее сексуальный живот, а ее грудь вздымалась и опадала от дыхания, идеально очерченная, готовая для ласки… ладно, может, я был из таких. Я представил ее вбегающей со слезами на глазах, пока я пытался понять, что делать с тем, что я влюблен в лучшую подругу, которая не любила меня в ответ. Я видел, как она бросает вещи в сумку, задыхаясь от моего предательства, черствости и трусости.

Мне пришлось перевести дыхание. Воспоминания об этом пронзали меня с силой. Мое презрение к себе было так глубоко, как любовь к ней. Может, это было связано. Я встал и включил компьютер, а потом iTunes. Заиграла «Mercy In You» от «Depeche Mode», и я притворялся, что не понимаю смысл песни.

Видео про наш поход в психушку еще было на моем компьютере. Я передал материал Джимми и больше не говорил с ним. Ребекка играла роль посредника, передавала послания. Он знал, что я был жив и без напарницы. Я знал, что он хотел поговорить. Это не имело значения. Я не думал об «Эксперименте в ужасе». Эксперимент провалился.

А потом мой взгляд упал на магнитофон рядом с монитором, наушники были аккуратно сложены рядом. Перри последней слушала запись.

— Прошу, не слушай этого до завтра, — сказала она, странно отреагировав на запись. — Для меня тут понятного мало, но, думаю, для тебя это важно.

Я осторожно поднял наушники. Я замешкался, а потом вставил их в уши, глубоко вдохнул и решился. Что такого было на этой записи? Что заставило ее поцеловать меня в лоб и сказать, что не о чем переживать? Обычно так делали, когда приближалась куча проблем.

Я сглотнул и нажал на кнопку. Раздался шум, и я сделал громче. Ничего. Я отмотал на минуту и включил.

От голоса я сжался.

— За мной следят, — говорила Жуткая клоунесса. — За всеми нами. Бездушные, что держат нас здесь. Демоны.

Это было слишком близко к моим ушам, к мозгу. Я отодвинул наушники, словно помешал бы ей выбраться, отмотал еще немного. Я слышал эхо шагов. Наверное, это был коридор психушки. А потом стало тихо, словно звуки и жизнь высосало из записи.

— Деклан, Деклан. — раздался ее голос. — Деклан, ты меня слышишь? Ты уже должен меня слышать. Скоро увидишь. Твои лекарства больше не работают. Она подменила их.

Голова болела. Жуткая клоунесса говорила со мной. Говорила о чем? Моя лекарства не работали? Она подменила их? Кто? Перри? В этом не было смысла.

Голос продолжал:

— Это к лучшему. Тебе нужно быть собой. Только так мы свяжемся снова. Тебе нужно вспомнить меня. Вспомнить свою Пиппу. Знаю, это сложно, и ты не хочешь ворошить прошлое. Вы оба не хотите. Но пора признать случившееся. С вами обоими. Я хотела бы, чтобы моя семья позволила мне остаться с тобой, Деклан. Тебе нужен был тот, кто позаботится о тебе. Кто любил тебя так, как я.

Черт.

Я остановил проигрывание и отодвинул дьявольский прибор от меня. Я сошел с ума? Я никак не мог слышать то, что слышал. Сердце забилось быстрее, вены на запястье болели, я пытался все понять.

Я вернул наушники и нажал на «плей». Жуткая клоунесса снова произнесла те слова, и они начали пониматься мной. Не только ее слова, но и то, как она их произносила. Ее голос. Ее акцент. Пиппа.

Моя Пиппа.

Меня затопили воспоминания, ужасные и прекрасные, и все были о женщине, что была мне большей матерью, чем родная. Она была старой, но с характером, и я не мог определить ее возраст. Она не выглядела как призрак, когда я увидел ее впервые на острове Бейнбридж летом. Она была не такой, как остальные. Пиппа любила меня.

Она продолжала, словно знала, как я растерян и/или пьян:

— Помнишь, как мы дни проводили в Центральном парке? Призраков среди нас? Я теперь одна из них. Но я другая. Потому что была другой до этого. Как ты. Я могу переходить черту, когда пожелаю. Но я должна быть осторожна. За мной следят, за всеми нами. Бездушные, что держат нас здесь. Демоны.

Вдруг раздался звонок телефона — моего? — в наушниках. Я ответил на звонок. Перри точно была на другой стороне.

Это не мешало Пиппе.

— Вряд ли ты сейчас меня услышишь. Но, когда ты услышишь это, знай, что я буду рядом, сколько смогу. Становится сложнее увидеть тебя. За мной следят, как и я сказала. И мне нужно, чтобы ты перестал принимать лекарства, Деклан. Пора принять себя. И Перри. Понять, кто я для тебя. Для вас. Перри, если ты слушаешь, спроси у родителей, кто такой Деклан О’Ши. И следи за их реакцией. Ты поймешь правду, которую мне нельзя раскрывать.

Дальше было только шипение и гудение. Я медленно снял наушники и откинулся на спинку стула.

Что. Это. Было?

Комната кружилась из-за выпивки и потрясения, я пытался понять послание Пиппы, разгадать его значение. Это было слишком. Слишком.

Моя мертвая няня не давала покоя мне и Перри. Откуда-то родители Перри знали мое настоящее имя. Откуда? Пора было понять, какие мы. Что это? И мне нужно перестать принимать лекарства.

Голова заболела сильнее, я вспомнил другие слова Пиппы. Перри подменила мои лекарства. Потому я недавно видел призраков. Потому я видел Эбби, хотя не видел ее раньше. После срыва.

Это была ошибка. Перри никогда не сделала бы этого за моей спиной. Это было не в ее стиле. Она была ужасно честной. Кроме того, что не сказала мне, что любит меня.

Блин.

Я вскочил на ноги и вытащил книгу с пустотой внутри с полки. Я выудил оттуда лекарства, которые постоянно принимал, и пригляделся к ним. На первый взгляд они казались нормальными. Но в одной из бутылочек было больше, чем в другой, что было странно, ведь в них всегда было содержимого поровну.

Я убрал со стола и высыпал содержимое в две аккуратные горки, а потом медленно принялся считать таблетки и проверять их. В одной бутылочке было больше на шестнадцать пилюль. Это мне не нравилось. Я поднял маленькую желтую таблетку и присмотрелся — Z над 3926. Я никогда не разглядывал таблетки вблизи, чтобы знать, что там говорится, так что быстро проверил в Гугле.

И я узнал, что это были пять миллиграмм диазепама. Валиум.

Но я не мог поверить в это. Это должна быть странная ошибка. Перри так со мной не поступила бы. Она не могла… не стала бы.

Я посмотрел на белые пилюли. На них метки не было, они были гладкими и чистыми. Но это тоже было странно. Мои таблетки от галлюцинаций были очень сильными. Они должны быть с пометкой. Паника сдавливала меня как удав. Я ввел в Гугле название лекарства. Там должна быть метка R20 0168. Или 7655.

На этих ничего не было. Это были не мои лекарства.

Я принимал слабый Валиум и загадочные пилюли последние несколько недель. Другие таблетки не изменились, но их не хватало, чтобы я держал себя в руках.

Перри подменила мои лекарства за моей спиной по какой-то причине. Она видела, как я перепугался в переулке, чуть не сошел с ума. Она слышала, как я рассказывал ей о психушке. Она слышала это, я честно изливал душу. Она видела, как я страдал, узнавала мои тайные страхи.

И ничего не сказала.

Я впервые смог забыть о боли в сердце из-за сильного предательства. Гнев гудел во мне, как самолеты камикадзе. Я злился. Я был живым. Я был в ярости. Ничего из произошедшего, из услышанного на записи не имело для меня значения. Я мог лишь видеть и ощущать, что Перри играла с моей жизнью, как с научным экспериментом, врала и смотрела, как я падаю жертвой.

Я приветствовал гнев с распростертыми объятиями и сжатыми кулаками.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ясное дело, мир не останавливается из-за того, что остановился ты. Я проводил дни в эмоциональной коме, пил и курил, чтобы уйти ото лжи, но Рождество все равно приближалось. Я не замечал, пока не вышел из дома в магазин за пивом и вино. Мерцающие огни, музыка Мэрайи Кэрри и наигранное веселье были последним гвоздем в мой гроб. Жизнь продолжалась, а тут был я — вонючий, едва одетый и напивающийся до смерти. Это не вязалось. Никто не должен был ощущать себя лучше меня. Я хотел, чтобы все знали о безграничном гневе и печали, что не смывались. Было не честно, что они избежали этого, а я — нет.

Порой я ненавидел Перри. Я думал о ней и ощущал только эту враждебность, темный огонь растекался по моим венам. Я принимал эту ненависть, танцевал с ней, ведь ненависть была сильнее, чем печаль. Это меня оживляло.

Но по утрам это угасало. И гнев со временем утихал. Как и боль в сердце. И я ничего не ощущал. Идеально.

Мне стало все равно, и справляться со всем стало проще. Я все еще водил Жирного кролика на прогулки, но остальное меня не волновало. Это у меня неплохо удавалось. Я снова не отвечал на звонки. Я забывал зарядить телефон, и он валялся мертвым. Я не проверял почту. Я ничего не делал.

Порой я думал о послании Пиппы. Я даже послушался некоторых ее слов, потому что перестал принимать лекарства. И что, если за мной придут призраки? Кому есть дело? Мне уже не нужно было казаться лучше, чем я есть. Было бы даже весело пообщаться с мертвыми. Только они были такими же бесчувственными и пустыми, как я. Они были бы идеальными товарищами.

А еще она упоминала Деклана О’Ши, мое имя до смерти матери, после которой я взял ее фамилию Форей, чтобы чтить память. Помнить вину. Я пришел к выводу, что, если родители Перри знали, что я, то это могло быть связано со шведским призраком. Логика указывала, что Пиппа была бабушкой или другой родственницей Перри. Но знаете, что? Мне не было до этого дела.

И это было чудесно. Я пил больше, ел тонны гадостей, потому что мог. Я ходил во сне по жизни, и это меня устраивало.

Но не всех. У меня все же были друзья и те, кто заботился обо мне. Я не мог отгонять их слишком долго.

За две ночи до Рождества Ребекка и ее девушка Эмили пришли в мою квартиру. И я не сразу понял, как моя жизнь снова вырвалась из-под контроля. Я думал, что меня устраивало сидеть на балконе на холоде и пить бурбон. Я ел пачку за пачкой чипсов, мне было даже жарко. Потому я там и сидел в трусах. Для меня все это имело смысл. Жарко? Сними одежду и сиди на холоде. Наслаждайся видом. Наслаждайся тьмой.

Я не все помню, только ужас на их лицах, а потом меня затолкали в душ. Не в горячий душ, чтобы прогреть мои кости, а под холодный, что убивал мою замерзшую кожу. Вот тебе и бесчувственный. Я вопил, Ребекка атаковала меня моющими средствами. Я был беспомощным, она высушила меня, заставила надеть джинсы и толстый свитер. Ее сообщница была на кухне, выливала весь алкоголь и выбрасывала чипсы.

О, нет. Не мои чипсы!

— Декс, — сказала Ребекка, ведя меня к спальне. — Собирай сумки. Мы забираем тебя с собой.

Я пронзил ее взглядом, волны гнева вернулись. Предательство Перри, ее ладонь сжимала мое сердце, и все это вернулось внезапно. Все, чего я избегал, все еще было здесь.

Я был слишком переполнен, чтобы говорить, Ребекка передала меня Эм, которая держала меня маленькой ручкой, пока Ребекка начала собирать вещи за меня.

— Знаю, ты не хочешь, чтобы мы были здесь, — сказала она, запихивая вещи в маленький чемодан, вытащенный из шкафа. — Знаю, ты хочешь, чтобы тебя оставили одного, чтобы ты продолжил напиваться до ступора, как ты и делал. Но у тебя нет выбора. Ты идешь с нами. Мы позаботимся о тебе, пока ты не встанешь на ноги. Я не говорю тебе менять себя, но, Декс, это не ты. Ты сдался. А Декс Форей, которого я знаю, никогда не сдается, что бы жизнь ни бросала в него.

— Перри, — прошептал я, пытаясь встать на ногу. — Она подменила мои лекарства и не сказала мне. Она хотела, чтобы я видел призраков. Она сделала это со мной.

Ребекка замерла и задумчиво посмотрела на меня.

— Ты имеешь право злиться. Злись, Декс. Это лучше, чем ничего.

Я словно задыхался. Слова вышли хриплыми, я хватал ртом воздух, услышав позволение чувствовать.

— Так больно, что я не знаю, что с этим делать. Я не могу это выдержать. Не могу.

Эм легонько сжала мою руку и поглаживала спину. Ребекка вздохнула и подошла ко мне, прижала ладони к моему лицу.

— Ты — один из моих самых важных друзей, — сказала она, опустив мою голову, чтобы заглянуть мне в глаза. — Я знаю, что ты можешь выдержать. Ты переживешь это, Декс. И Перри тоже. И вы вернетесь в жизнь друг друга, если захотите. Но она ранила тебя. А ты — ее. И хотя вы порознь, в этом вы вместе. И переживете это вместе.

Она шлепнула меня по щеке.

— Так что соберись. Возьми себя в руки и справься с этим так, как делают все, когда их сердца разбивают. Люди врут и ранят, предают. Но они и совершают ошибки. Ты не был с ней идеальным, Декс. Кроме того, чем все закончилось, ей пришлось быть для тебя только другом, пока ты был с Джен. Ей пришлось любить тебя и страдать, потому что ты боялся все изменить и сделать ее своей. Тебе будет лучше, если ты будешь знать, что она могла медленно умирать внутри, что ты по кусочку разбивал ее сердце?

Я сглотнул. На миг мне было лучше. А потом это прошло вместе с гневом.

— Нет, — тихо признался я. — Не будет.

Потому что даже после всего этого я любил ее. Любовь и ненависть были сторонами одной монеты, и моя монета выпадала любовью вверх. И, когда я смирился с этим, я начал выигрывать.

— Идем, — Эм потянула меня. — Ты теперь в наших руках. Ты быстро станешь собой.

Я этого ждал. Прежний я не был в жирных пятнах от чипсов.

* * *

Эмили и Ребекка думали, что просто придут ко мне в квартиру (у Ребекки был запасной ключ, когда Джен ушла) и заберут меня на вечеринку. Как только они увидели мое кошмарное состояние, их планы изменились. Я жил у них почти неделю, это было лучшее, что случалось со мной. Я столько раз падал, что они убедились, что в этот раз я встал и оставался на ногах.

Очень мешала боль в сердце. Она не слушала логику или правила. Это горе не становилось слабее. Это была буря эмоций от ненависти до любви и обратно. Каждый день был другим. Как выпадут кости, как выпадут карты.

Порой мне было хорошо. Я начал есть лучше стараниями девчат и их нового веганского стиля жизни. К сожалению, на Рождество у них мне пришлось есть нечто, названное тофундейка. Тело и разум реагировали на странную веганскую еду, отмечали, что я ел здоровую еду. Казалось, я смогу справиться со всем, что жизнь в меня бросит.

Но в другие дни, стоило увидеть девушку с хорошей попой или услышать «Slayer» по радио, я падал. Я вспоминал Перри, чем она была для меня, жалел, что не понял своих чувств раньше. Жалел, что не смог сказать ей о своих чувствах, что она была мне не только другом или напарником, а всем для меня. Только она понимала меня, любила во мне меня. Но если бы желания были рыбами, тут все пропахло бы.

Через несколько дней после Нового года, когда я вернулся в квартиру с Жирным кроликом и пытался склеить жизнь по кусочкам, мне позвонил Дин. Он был хорошим другом, ответственным и смешным, он вел «Геймеров» вместе с нашим другом Себом. Я подозревал, что Дин с его хорошим телом долго играл в новую игру и хотел теперь привести себя в форму. Я подозревал, что Ребекка сказала ему, что я из озабоченной обезьяны превратился в разлагающегося паразита (неизвестно, что хуже), и мне нужна помощь.

Дин хотел состязаться и хотел, чтобы я тренировался с ним. Ему нужна была мотивация, и я был идеальной парой. Не поймите меня превратно, я приветствовал зарядку. Но, зная Дина, тренировки будут занимать половину наших жизней. И это было хорошо, ведь я не знал больше жизни.

Первая пара недель была самой сложной, но было приятно терзать тело, а не сердце. Когда мы бежали, у меня не было ил думать. Я мог лишь переставлять ноги, бороться с болью в ногах и легких, грозящихся взорваться. Это было мучительно больно, но это было хорошо.

Потом мы приступили к тренировкам с весами. Дин был афроамериканцем, так что было нечестно, что он подкачался за пару дней, а у меня этот процесс шел медленнее. Но моя диета улучшилась (я пытался есть в стиле Ребекки, но и мясо ел… еще тот веган), я почти не пил алкоголь. Теперь было видно перемены. Тело становилось лучше, и разум тоже. И душе было лучше. Все словно стало сильнее.

У Дина была отличная черта — мы не говорили о чем-то слишком серьезном. Он не спрашивал о моей семье, о прошлом, призраках или Перри. Разговоры о женщинах были беспечными, он позволял мне быть извращенцем.

Но в один подозрительно солнечный день он не смог сдержать любопытства. Пока мы бежали по парку Лотон, он сказал:

— Итак, Перри. Ты ее любил?

Я чуть не споткнулся, остановил себя, пока не врезался в дерево.

— Что за вопрос? — спросил я, едва дыша.

Он пожал плечами, что было сложно делать при беге.

— Хороший вопрос, — он криво улыбнулся. — Все хотят знать, что заставило Декса Форея упасть на колени.

— О, вот как?

— Что я могу сказать? Ты — знаменитость в Shownet. Людям не все равно, что с тобой творится. И Джимми говорит всем, что ты безумен, пытался съесть свою собаку, и ему пришлось отстранить тебя. Если ты пытался съесть того толстяка, кто-то сильно разбил твое сердце.

Я замедлился, было сложно защищаться и бежать одновременно.

— Я не пытался съесть собаку… я не чокнутый. И я не говорил с Джимми о произошедшем.

— Ты знал, что делал. Никто не может просто покинуть Shownet, особенно такой популярный, как ты. Хотя это Перри была популярной. Так ты ее любил? Что случилось?

Я не знал, почему весь мир должен знать об этом, но я начинал новую жизнь, и честность была хорошим началом. Ложь меня еще до добра не доводила.

Я с силой выдохнул и пожевал губу.

— Да. Я любил ее. И, если хочешь честности, сосед, все еще люблю.

— Блин, Декс. Сначала говоришь о любви, потом зовешь меня соседом? Что это такое?

Я закатил глаза, мы бежали среди деревьев.

— Почему все так удивляются, когда я признаю это. Я же Железный дровосек. У меня есть сердце.

— Ясное дело. Так что случилось.

— Ребекка не рассказала? — едко спросил я.

Он покачал головой.

— Нет. Вы с Перри поедали друг друга глазами на рождественской вечеринке, и было очевидно, что что-то произойдет.

— Скажем так, поедание взглядом перешло на новый уровень. А потом я перепугался, поняв, что люблю ее, а она до этого сказала, что не любит меня.

— Эй, погоди, — Дин замедлился до быстрой ходьбы. — Она сказала, что не любила тебя? До секса? Как это может быть?

Хороший вопрос. Потому что я был дураком и спросил.

Я это ему рассказал.

— Ох, это серьезно, — он вскинул руку. — Ты спросил у нее в лоб, любит ли она тебя. До того, как понял, что любишь ее. И ты поверил ее словам?

— Да. Я доверял ей.

— Ты вообще не понимаешь женщин, да? — Дин звучал разозленно.

Я нахмурился.

— Я знаю их достаточно.

— Нет, друг мой. Поставь себя на ее место на миг. Она тебя любит, это было очевидно сразу, но вот ты ведешь себя в этом глупо. И вот она тебя любит, а ты вдруг спрашиваешь у нее об этом. Ты не говоришь: «О, я тебя люблю» или что-то подобное, чтобы она хотя бы знала, куда ты клонишь. Ты просто спросил ее. Конечно, она соврала! А как иначе? Сказать правду, чтобы ты рассмеялся или издевался над ней все время?

— Эй, — возмутился я, — я бы этого не делал. Я бы рассказал ей о своих чувствах.

Он ткнул палец почти мне в нос.

— Ей пришлось для этого уйти. Что ты делал? Проверял ее? Это не круто, чувак, совсем не круто. Ты бы соврал на ее месте, вот что я тебе скажу.

— Хочешь, чтобы я ощущал себя плохим? — спросил я. Легкие и сердце не могли справиться с открытием. Я остановился, прислонился к дереву, было все жарче с каждой секундой, пот катился с меня.

— Нет, — Дин остановился рядом со мной. — Я пытаюсь сказать тебе, что ты идиот и зря испугался, вот и все.

— Спасибо.

— И что потом? Ты ее выкинул из кровати?

Я потер потными ладонями лицо.

— Почти. Я понял то, на что ты намекаешь. Но было слишком поздно.

— Обидно, — сказал он. — И ты идиот.

Точно. Я перегрелся, в футболке мне было жарко. Начало новой жизни не удалось. Меня снова захлестывали эмоции.

Дин покачал головой почти без сочувствия и начал разминаться. Я снял футболку, пытаясь освежить кожу, смутно понимая, что в своих позах мы с Дином, потные и без футболок, словно снимались в порно. Можно было так вернуться в Shownet.

Не помогало и то, что он смотрел на мою грудь.

— Что? Возбудился? — спросил я.

Он покачал головой и хмуро посмотрел на меня.

— Нет. Я читаю твою татуировку. «И с безумием приходит свет».

— Эта у меня давно. Чтобы помнил.

— О чем?

— Что не все безумие плохое.

Холодный ветер усилился, я надел свою мокрую футболку, дрожа от контраста.

— Не все плохое? — сказал он. — Безумие не твой друг, Декс. Это ты его так принимаешь.

— Я не говорил, что это мой друг, — тихо сказал я, было странно обсуждать это с кем-то. Я никогда не говорил об этом с Джен. — Просто я проходил такое. Порой нужно очень низко пасть, чтобы разглядеть свет. Поверь, я такое прошел, что это стало бы мне худшим врагом.

Дин посерьезнел.

— Я тебе верю. И что за свет? Что может быть стоящим безумия?

Черт. Мы с Дином перешли от друзей-спортсменов до девушек, склонных все слишком анализировать. Так еще и циклы начнут совпадать.

Но я все равно говорил:

— Перри была моим светом. Я не знал этого тогда, но понимаю сейчас. В ее свете я терял безумие. Это стало понятно, когда она ушла, — я замер, оглянулся на высокие деревья и солнце, его свет проникал из-за ветвей. Это не могло остановить меня. — Она дает мне желание жить так, как надо. Полноценно.

— Дает, — отметил он, разминая колени.

— Дает?

— Да. Дает. Настоящее время. Она дает тебе желание быть лучше. Она все еще твой свет, как бы ни получилось. Это сильно.

— По яйца? — спросил я.

— Хватит уже с ними. Может, это стоит сделать новой татуировкой.

Я вскинул бровь.

— По яйца. Это будет привлекать девушек.

Он нетерпеливо вздохнул.

— Нет. Перри — твой свет. Она помогла тебе потерять безумие. Что-то такое. Чтобы получилось равновесие.

— Посвятить ей татуировку? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Ты все еще любишь ее. Она дает тебе желание жить. Если бы я встретил такую женщину, я бы в ее честь строил храмы. Так точно построили Тадж-Махал.

Мы даже не покинули парк, а фраза уже кружилась в моей голове: «В твоем свете я теряю безумие».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

И хотя Дин подал мне идею с татуировкой, я решил взять Ребекку с собой на эту процедуру. Забавно, что у меня уже были две татуировки, а эта будет просто курсивом за моим плечом, но иголки все равно меня пугали. Мне не нравилось это признавать, но блин, становление новым человеком заставило меня открыть много того, что я обычно держал при себе. А мир как раз хотел увидеть Декса Форея открытым.

Я не знал, был ли это неудачный день. Я только перестал курить, но нервничал из-за того, что со мной сделает мастер татуировок.

Ребекка заметила.

— Больно? — спросила она, когда первые несколько слов были закончены.

Я покачал головой. Больно не было. Но было неприятно, и мне не нравилось это. Боли не было.

Она поджала губы и окинула меня взглядом.

— Ты можешь дать мне адрес Перри?

Я вздрогнул. Хорошо, что татуировщик это ощутил вовремя и успел убрать иголку.

— Что? — спросил я.

— Все хорошо? — спросил татуировщик.

Я быстро кивнул ему, его машинка продолжила гудеть.

Я понизил голос.

— Зачем тебе?

— Не в том смысле, — сказала она, вытащила помаду из сумочки, что когда-то могла быть хомяком, и нанесла на губы. — Мы с Эм скоро будем в Портлэнде, и я думала…

— Не смей, — предупредил я. — Не смей ее проведывать.

Она нахмурилась и громко закрыла сумочку.

— Декс, прошу. Она и мой друг.

— Я твой друг.

— Ты ее проведывать не будешь.

— Конечно, она меня ненавидит.

— Но ты делаешь татуировку в ее честь.

— Я не поведу же к ней татуировщика, чтобы написать ей это на лбу?

— Я просто хочу увидеть, как она. Я переживаю за нее.

Я хотел, чтобы она этого не говорила, потому что я тоже жутко переживал за нее. Я снова и снова за последнюю неделю думал о словах Пиппы, пытался разгадать значение. Это было предупреждение? Как Перри? То, что я не видел призраков, хоть и не принимал лекарства, не означало, что и у Перри так. Я не мог представить, как она справляется одна. Хотя, если подумать, я не сильно помогал ей из-за лекарств и страха, но я знал, что со мной она ощущала себя спокойнее. Потому что я всегда верил ей и понимал. Кто знал, что было теперь? Я сомневался в ее младшей сестре Аде и вообще не верил в ее родителей.

— Ладно, — сказал я. — Но я тебя не отправлял.

— Знаю. И я знаю, что ты хочешь узнать, как она. Я просто хочу убедиться, что она в порядке, посмотреть, нужна ли ей помощь.

Я кивнул и строго посмотрел на нее.

— Остерегайся ее мамы. Она кусается.

Через полчаса татуировка был готова. И мне было немного легче.

* * *

Через пару дней я связался с Ребеккой. Она побывала у Перри, и все пошло не так, как планировалось. Я разрывался между желанием получить как можно больше информации и попыткой защитить сердце. И в результате я, разрушая себя, потребовал от нее все подробности. Я уже проиграл. Не собирался следить за ней? Казалось, я как раз следил за ней, пока просил Ребекку описать, как она выглядела. Звучала она красиво, сплетенные свет и тьма. Сердце сжималось в узел.

— Она выглядела уставшей, — сказала Ребекка по телефону, пока я собирался в магазин. Мы с Дином и Себом хотели пойти с напитками в бар, я давно этого не делал.

— В каком плане? — спросил я. Светлая кожа Перри обычно бунтовала, когда она мало спала. Да, да, жутко, но я замечал такое. Но она была прекрасной даже в уставшем виде. От этого она выглядела уязвимее, а это, вместе с ее прекрасной грудью, готовой для сжимания руками, было убийственным сочетанием.

— Не знаю, — сказала Ребекка. — Я встретила ее после пробежки, наверное, от этого она и устала. Или от того, что хотела отбросить меня. Сложно сказать.

Я заставлял ее повторять все, каждое слово. Если Ребекка повторит много раз, будет казаться, что я говорю с Перри.

Так не было, но было близко. От этих слов я ощутил близость, какой не было до этого, радость, что она, хоть и уставшая, в порядке. Она была жива, работала. Она двигалась дальше, хоть это жалило больнее любой осы, и я был даже рад за нее.

Конечно, это означало, что я выглядел еще хуже. Зовите меня эгоистом, но было сложно радоваться за кого-то, когда не мог разделить это счастье. Я хотел быть с ней, пока она жила своей жизнью, видеть ее редкие улыбки.

Я ворчал об этом под нос, пока надевал пальто и боролся с холодом по пути в магазин. Я привязал Жирного кролика снаружи и прошел в магазин, нашел самое дешевое вино. Я был без работы, не собирался тратиться на Дина и Себа, ведь их все равно потом стошнит.

Магазин был небольшим, и пока странный парень за стойкой — вроде, Пол — разбирался с покупателем, наполняя бутылки пива (кто знал, что это будет так популярно?), я ждал у кассы, следя с интересом за дамой.

Я видел ее пару раз раньше… А потом я понял, что она была в магазине каждый раз, когда я там был. Она была вся в черном, мохнатая шапка напоминала русский стиль. Я никогда не видел ее лицо, она уходила от стойки по ряду, словно была зомби. Знаете, как ходят старики, когда они слишком упрямы для трости или каталки? Вот так она шла. Медленно, покачиваясь. Я не видел, чтобы она смотрела на что-нибудь на полках или что-то покупала. Она просто медленно шла.

— Готов? — сказал продавец-идиот. Я выпрямился и придвинул к нему бутылку вина.

— Да.

— Все еще не куришь? — спросил он, пробивая по кассе товар.

— Да, — сказал я и повернулся к женщине. Я кивнул в ее сторону. — Чего она там постоянно ходит?

Он нахмурился и посмотрел за меня.

— О чем ты?

— Я о том, — сказал я, следя за ее ходьбой, — что с ней? Я все время ее тут вижу, и она… как зомби.

Пол удивленно посмотрел на меня и опустил вино в бумажный пакет.

— Не знаю, о чем ты, Декс.

Я посмотрел на даму, а потом на него.

— Ты не видишь там женщину?

Он покачал головой.

— Похоже, без курения ты тронулся умом.

Не из-за курения. Ох, блин. Так там не было дамы?

Я быстро отдал ему пять долларов и забрал вино. Я смотрел на ее теперь по-другому, она двигалась дергано, я всегда видел ее в одном месте, она вела себя одинаково. Она не была зомби, но она была мертва.

Я вышел из магазина, ощущая, как мурашки бегут по коже, мы с Жирным кроликом почти бежали домой. Хотя дама не была угрозой (пока что), я испугался. Я не привык видеть их один, и мне срочно требовались объятия Перри и ее успокоение.

К счастью, Дин и Себ скоро пришли ко мне. Но я уже выпил всю бутылку вина. Они не успели.

— Хорошее начало у тебя, да? — сказал Дин, пряча пачку с шестью банками пива в холодильник. Он понял, видимо, что придется нести свою выпивку.

— Я увидел призрака, потому немного… кхм, перенервничал.

Себ и Дин переглянулись. Дин нахмурился, с опаской глядя из-за очков. Себ рассмеялся и заправил длинные волосы за уши.

— Круто, — сказал он, открывая пиво. — Ты увидел призрака.

Себ всегда был не в себе. Серьезно. Мне казалось, что он был актером сериала 70-х, но его уволили, и он застрял в этом мире. Это была странная теория, но я видел призраков, так что кто удивился бы?

— Да, Себ. Призрака. И это не круто. Это страшно.

— Точно.

Я покачал головой и пожалел, что вина не было больше.

— Пива мне, — сказал я, протягивая руку. Дин вздохнул и отцепил банку, а потом отдал мне.

Они придвинули стулья к стойке, и мы пытались обсуждать Клариссу, которую Себ пытался соблазнить, но разговор возвращался к призракам. Словно призраки были интереснее секса. Ничего не было интереснее секса.

— Я думал, Перри говорила с призраками, — сказал Себ, раскачиваясь на стуле, — а ты был оператором. Я не знал, что и ты видишь призраков.

Я крутил металлическое кольцо, пока оно не оторвалось от банки.

— Обычно я их не вижу. Я… — я посмотрел на них. Они пристально глядели на меня. — Я перестал принимать лекарства. Я был в психушке во время колледжа, потому что видел призраков. Они думали, что я безумен. Посадили меня на таблетки, лишили при этом жизни, и я перестал их видеть. Я не принимал таблетки с декабря.

Они молчали. Себ был растерян, выражение лица Дина не изменилось. Он все еще пристально смотрел на меня, оценивал мою вменяемость или считал лжецом. Я надеялся, что он все еще будет бегать со мной, но, если он хотел быть с людьми адекватнее, я не подходил.

— Но ты не безумен, — медленно сказал Себ, словно читал мои мысли. — То, что ты видишь призраков, не делает тебя безумным.

Я улыбнулся ему.

— Да? Врачи говорили другое.

Он сделал большой глоток пива.

— Врачи ничего не знают. Если видишь призраков, ты не псих. Просто ты другой, Декс. И это нормально.

Это даже грело сердце. Нужно это остановить.

— Не совсем нормально, — я поднял пиво в воздух. — Забудем призраков, поблагодарим секс и попросим, чтобы Себу повезло.

Мы стукнулись банками, пена полилась по бокам.

— Только Себу? — спросил Дин, вытирая пиво со своей банки.

— У тебя с девушкой, вроде, проблем не было, — сказал я.

— Не было. Я о тебе. Ты никого не подцепил?

Я фыркнул от выбора его слов.

— Нет.

Себ ударил банкой по столу и вытер рот.

— Почему? Ты один. Может, у Клариссы есть сестра-красотка. Или кто-то из барменов, ее коллег, тебе приглянется.

— Надеюсь, ты говоришь о девушках, Сибас, — предупредил я его. — Знаю, я долго потел с Дином, но…

— Что? — спросил Дин. — И дальше будешь прикован к ней?

Я прищурился.

— Дин, если я не ошибаюсь, ты сказал, что мне стоит построить храм в ее честь.

— Это было тогда. Я думал, ты пойдешь за ней. Ты не поэтому… становишься лучше?

Поэтому. Но я не собирался отвлекаться, потому что не могу ее сейчас получить.

— Когда ты в последний раз был с женщиной? — спросил Себ.

Не нужно было думать. Я ублажал себя мыслями об этом с тех пор.

— С Перри. После рождественской вечеринки.

Он раскрыл рот.

— Ох, тебе нужно действовать сегодня. Можешь взять Клариссу, если хочешь.

— Будто ты мне делаешь одолжение, передавая девушку, с которой еще не был.

— Хорошо. Предложение отменяется. Тебе хуже.

— Мне не нужна ничья помощь. И никогда не была нужна, — я не хотел хвалиться… хотя нет, хотел. Я закатал рукав футболки. — Посмотри на это, — я взглянул на Дина. — Не показывай свои, это не честно. Но перед такими мышцами, моим лицом и членом женщины бессильны.

Дин сел прямее и скрестил руки.

— Может, не все женщины.

— Перри не видела меня таким, — сказал я, словно она могла меня увидеть. — Если увидит, все будет забыто.

— Ясно, — сказал Дин. — Пока это не произошло, если это вообще произойдет, ты будешь зависать с дамами сегодня или рассказывать и дальше о своих мышцах?

Я отодвинул стул и встал.

— Это звучит как вызов.

— Я твой тренер по бегу, моя работа — бросать вызов.

— Эй, мы напарники по бегу.

— Вы звучите как геи, — сказал Себ.

Мы пронзили его взглядами. Он вскинул руки.

— Что? Я не сужу. Я буду рад, если вы будете такими. Тогда я буду действовать.

Я закатил глаза и указал на Дина банкой пива.

— Хочешь, чтобы я пошел сегодня? Вызов принят.

Он улыбнулся в ответ и допил свое пиво.

Себ посмотрел на нас с глупой улыбкой.

— Так тебя интересуют сегодня мужчины или женщины, Декс?

Ночь будет долгой.

* * *

Пару часов спустя мы прибыли пьяными в бар под названием «Веселый дом». Группа играла оглушительно чистый металл, и барменом была Кларисса, которую Себ пытался соблазнить. Она была неплоха, но черная помада и обесцвеченные волосы были не моим типом. Зато он был от нее в восторге. Кларисса была занята клиентами у стойки.

Мы какое-то время делали одно и то же, прятались от шума из колонок. У Клариссы не было сестры или коллеги за стойкой, но у нее было много друзей, которым пришлось смотреть эту жуткую группу. Себ старался хвалить их, потом ее. Мужчины были так предсказуемы. Женщинам это нравилось, Себ играл безобидно. Похоже, ему хватило бы выражение лица как у щенка, и женщины стали бы помогать ему.

В моем случае это не работало. Я никогда не старался завоевать женщин, это было благословением и проклятием. В основном, благословением, я не жаловался на то, что много женщин было готово переспать со мной. Но было странно смотреть, как Себ это делает. Я был с Джен так долго, что забыл, как это — быть одиноким. С Перри все было простым, без усилий. Девушки часто хотели мой член, но я не всегда хотел их. Ну, просто хотел. Черт, Себ меня запутал.

Никто в баре не привлекал моего внимания, пока я не прошел к банкомату, чтобы снять больше денег. Банкомат работал очень медленно, решил выдать мне мелкими купюрами, и я был готов разбить автомат, пока не развернулся и не увидел интересное лицо, глядящее на меня.

Она была высокой, почти моего роста (ого!), с длинными волнистыми рыжими волосами и подходящей помадой. Ее глаз были стеклянными, словно ее только что хорошенько поимели, ее губы были почти оскалены, словно она собиралась выпустить дым сигареты мне в лицо.

— Прости, — извинился я. Не знаю, за что я извинился, ведь ничего ей не сделал, но потом я увидел ее отличную грудь, из-за которой ее белая тонкая футболка натянулась. Ее соски было видно, и они шептали мне: «Укуси нас».

Меня редко ловили на взглядах туда, куда не стоит смотреть, и я быстро посмотрел ей в глаза. Было сложно разглядеть, но они были, похоже, темно-синими. Выглядели они грозно, словно она собиралась съесть меня заживо, наслаждаясь хрустом. Это мне понравилось.

Очень. Я затвердел за две секунды так, что штаны натянулись. Часть меня хотела смутиться, другая часть хотела схватить ее и тереться об нее, потому что я радовался, что затвердел на кого-то еще, кроме Перри. Вот я и нашел, чей член пососу.

Ох, нужно придумать выражение лучше.

— Ты с группой? — спросила женщина низким хриплым голосом. Волоски на моей шее встали дыбом. У нее был розовый язык, что совпадал с ее остальными розовыми частями.

Я ухмыльнулся.

— Я этими неудачниками? Нет.

Она улыбнулась мне дерзко и страстно.

— А я да. Одна из этих неудачников.

Ох. Мне нравилось, как движутся ее губы. Мне нравилось, как она смотрела, пока говорила. Она хотела секса, судя по жару в моих штанах, я не мог винить ее.

— Может, пошалим? — спросил я, шагнув к ней. Обычно я не был так настойчив, но у меня в голове уже не осталось крови.

Она улыбнулась и коснулась моей рубашки.

— Я спросила, потому что у тебя кольцо в брови и рубашка, как из 90-х. Я не говорила о шалостях, но, может, ты можешь доказать, что ты мужественнее, чем кажешься.

Я улыбнулся ей, посмотрел за ее плечо на дверь туалета. Побывать с кем-то в туалете бара было грязным поступком. Но мне хотелось искупаться в грязи после того, как я месяц был чистым.

— Хочешь, куплю тебе напиток? — спросил я, вспомнив о манерах, пока меня не занесло.

Она прижала ладонь к моей груди и опустила ее, пока не добралась до резинки моих боксеров. Не знаю, почему я переживал о грязи, если продержусь пару минут.

— Я в порядке, — медленно сказала она. — Но ты себе возьми. Я буду в женском туалете, вот там.

Я понял послание. Я смотрел, как она идет, покачивая небольшой попкой в джинсах, и пропадает в туалете. У меня было две минуты, и я вдруг занервничал.

Я подошел к стойке, привлек внимание Клариссы, чтобы заказать бурбон. Я выпил его, попытался собрать смелость, что пропала из моей головы вместе с кровью, Дин появился рядом со мной.

— Я видел, как ты говорил с той горячей штучкой, — отметил он, опираясь на локти.

— Если это можно назвать разговором, — сказал я, желая еще стакан. Я поднял руку Клариссе и ждал. — Это было больше похоже на «пошалим?».

— Я всегда тебя считал, что тебе такие нравятся, — отметил он.

— О чем ты? — спросил я, Кларисса наполнила мой стакан, и я его осушил. Что со мной такое? Даже эрекция опадала, словно теряла смелость, словно я был хорош лишь на словах, а не на деле.

— О, такие стервочки. Как Джен, как рыжая. Шикарные. Девушки, по которым видно, что сердца у них нет. И тебе это нравится. Потому я удивился, что ты влюбился в Перри.

Я влюбился в Перри. Я любил Перри.

— Она была такой милой, почти невинной. Она не стала бы обращаться с тобой, как с отбросом. Она не стала бы ранить намеренно. Она была хорошей. А тебе такое не нравится, Декс. Тебе нравятся стервы. Тебе нравится, чтобы с тобой обращались как с ничтожеством, и я не знаю, почему. Ты этого не заслуживаешь. Может, ты думаешь иначе.

— Дин, — медленно сказал я, отодвигая стакан от себя. — Ты слушал записи по совершенствованию себя?

— Я просто так говорю, друг. Это интересно. Похоже, я почти разгадал код Форея.

Время утекало. Рыжая все еще была в туалете, может, ждала, пока оттуда все уйдут, чтобы запереть дверь, стояла подальше от луж рвоты и мочи в своих туфлях на платформе. Этого я хотел? Теперь я обдумывал это, и член был не согласен. Я не хотел такого. Я захотел легкую девчонку, потому что это было безопасно и знакомо. Признаю, я был ужасно рогатым.

Но это больше был не я. Я видел свет. Я хотел девушку, что его воплощала. Я хотел заслужить ее, быть тем, кто ей нужен. Я все сделаю, чтобы стать таким.

Я вздохнул, шлепнул на стол деньги. Я стукнул Дина по руке.

— Я домой, друг.

Я прошел мимо него, помахал Себу по пути, тот все еще болтал с подругой Клариссы.

— Я могу ее взять? — крикнул весело Дин за мной.

— Она еще может быть там, — ответил я и вышел на холод ночи. Я шел домой один, впервые за долгое время меня это устраивало. Я тоже должен был разгадать код.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Я бегал, качался и делал себя привлекательным для Перри еще пару недель, а потом снова увидел Ребекку. Она, наконец, пригласила меня на пиццу. Я был не из тех, кто отворачивался от пиццы, так что отправился на встречу, пообещав себе дополнительную тренировку после этого.

— Декс, сюда!

Я осмотрел ресторан, пытаясь найти источник английского акцента, позвавшего меня по имени. Клянусь, голос Ребекки, как и Морган Фриман, был из тех, которые могли читать историю моей жизни.

Я увидел ее в углу комнаты и пошел туда. Ресторан был хипстерской пиццерией недалеко от моей квартиры, и в шесть вечера тут было людно. Ребекка была прекрасна, как всегда, в длинном черном платье, что обтягивало ее бедра и оттеняло вампирскую бледную кожу.

Она встала со стула и пошла обнимать меня, улыбаясь шире обычного. Она обвила меня руками, сжала на пару секунд, а потом отошла и сжала нежными пальцами мой бицепс.

— Ты не перестал этим заниматься, — отметила она с гордым видом. — Молодец. Выглядишь отлично.

И ощущал я себя тоже отлично. Бред. Но лучше, чем до этого.

— Выглядишь роскошно, — честно сказал я ей и сел в нашей уютной кабинке.

Она отмахнулась, но комплимент ей понравился. Она заказала напиток, когда подошел официант. Я заказал виски с колой, конечно.

Она ждала, пока официант уйдет, а потом удивленно посмотрела на меня.

— Серьезно?

Я отклонился на мягкую кожаную спинку.

— Что?

— Я думала, ты начал новую жизнь.

Я фыркнул.

— Да. Я хожу в спортзал каждый день, бегаю, перестал курить, принимать лекарства. Я не могу отказаться от всего сразу. Я не супергерой.

Она пошевелила вишневыми губами. Она знала о старых привычках и, наверное, вспоминала, как на Рождество они с Эм меня спасали. Казалось, это было давным-давно.

— Это… в прошлом, — добавил я, хмурясь. — Я был не в себе тогда.

Она печально улыбнулась и медленно кивнула.

— Знаю. Я не осуждаю. Честно, не думаю, что смогла бы дружить с тобой, будь ты другим.

— Тогда радуйся. Я все еще пью и смотрю порно.

— Это мой мальчик, — похвалила она. Официант принес напитки, и мы взяли их. — За друзей, — сказала она.

— За друзей, — согласился я.

Я сделал большой глоток, пузырьки щекотали нос, и я напрягся. Со слезящимися глазами я посмотрел на Ребекку. Она смотрела странно на мои руки.

— Что? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Не знаю, Декс, твои руки, плечи… ты хорошо выглядишь. Рада это видеть.

— Рада так, что готова сменить сторону? — пошутил я.

Она сделала глоток напитка. Я скучал по безобидному флирту с ней. Я скучал по ней. Встречи с ней, Дином и Себом заставили меня понять, как сильно я отдалялся от друзей, пока был с Джен. Это звучало как жуткое клише, но мне не нравилось, что я не понял этого раньше.

— Лучше не говори Эм, — продолжил я. — Хотя, может, стоит ей сказать. Вдруг она тоже захочет побыть с Дексом в действии, — я подмигнул.

Она рассмеялась.

— Ой, свинья так и осталась свиньей. Хоть это не изменилось.

Я выдавил улыбку, хотя ее слова жалили. Ребекка все еще ощущалась близкой к Перри, и факт, что мы оба были виноваты в разрушении отношений, всегда был на поверхности.

Она помрачнела, значит, эмоции я скрывал плохо. Без лекарств это было сложнее. Я ощущал все десятикратно, и порой это не получалось игнорировать. Мне было жаль женщин с их эмоциями всю жизнь.

Я кашлянул и взял меню, рассеянно выбирал, что поесть. Без лекарств мне хотелось есть — и сильно — потому тренировки были важны для меня.

— Как Джен? — невинно спросил я. Я не хотел знать, но все равно спросил. Серьезно, это было прогрессом. Я не спрашивал про нее после расставания.

И Ребекка, конечно, была потрясена. Она понизила голос и склонилась.

— Ты хочешь, чтобы я сказала то, что ты хочешь услышать, или правду?

Я быстро взглянул на нее, пытаясь сохранять спокойствие.

— Не важно. Мне все равно.

— У нее все неплохо. Я этому не рада, но работать с ней стало проще.

Я вдохнул и кивнул.

— Да?

Чертова Джен. Почему я вообще спрашивал? А, мне ведь было плевать.

— Да, — она продолжила, осторожно следя за мной. — Думаю, с Брэдли она счастлива. Это странно видеть. Но она все еще раздражает.

Я улыбнулся от ее слов и продолжил выбирать пиццу. Я радовался, что Джен ушла из моей жизни, но слова Ребекки все равно ранили. Я не скучал по Джен, но не думал, что честно, что она счастлива после всего, что сделала.

Ребекка обхватила мою руку, пытаясь поймать мой взгляд.

— Ты правильно сделал, Декс.

— Ага, — буркнул я.

— Просто… — она замолчала.

Я пронзил ее взглядом. Я не хотел, чтобы она заканчивала.

Она промолчала. Она похлопала по моей руке.

— Ты знаешь, что поступил правильно. Вы с Джен давно должны были расстаться. Ты заслужил пару лучше.

Нет. Но я оценил ложь.

Я быстро улыбнулся и повернулся к меню. Я отвлекал мысли начинкой, и тут зазвонил мой телефон.

Я виновато посмотрел на Ребекку, подозревая, что это был Джимми. Я поговорил с ним недавно, мы обсудили мое поведение. Он настаивал, чтобы я продолжал шоу, сказал, что у него есть пара козырей в рукаве, что бы он ни задумывал под этим. Он хотел найти мне напарницу, и она изображала бы, что видит призраков, если бы не видела их на самом деле. Но без Перри я не видел смысла продолжать. Без нее я хотел делать что-то другое.

Я выудил телефон из кармана и быстро посмотрел на экран. Это был не Джимми. Другой номер.

Мое сердце перестало биться. Я посмотрел на Ребекку.

— Где код 503? — быстро спросил я.

— А?

— Код 503! — в панике повторил я.

Она побледнела.

— Портлэнд.

Я не мог двигаться. Не мог дышать. Ребекка, к счастью, выхватила телефон из моей руки и ответила, пока вызов не прекратился.

— Алло? — ответила она и нахмурилась, слушая. — Да. Могу узнать, кто звонит?

Я прикусил губу, грудь сдавило без кислорода. Она смотрела на меня большими глазами, ее рот приоткрылся.

— Привет, Ада. Это Ребекка, — сказала она. — Что происходит? Ты в порядке?

Я тут же протянул руку к телефону. Я все еще не дышал, но уже двигался.

Она посмотрела на меня и кивнула.

— Хорошо, спокойно. Я уже передаю Дексу.

Она вложила телефон мне в руку и кивнула в сторону дверей. Похоже, мне требовалось уединенное место для разговора.

Я быстро улыбнулся ей, прижал телефон к уху и пошел прочь.

— Ада? — спросил я, обходя людные столики.

— Декс? — я услышал ее юный голосок на другом конце.

— Привет. Что такое? Перри в порядке? — я не хотел спрашивать, не имел права, но не видел другой причины для звонка Ады. Мы давно расстались, время укоров прошло. И где-то во тьме сердца я, спросив, понял, что Перри не в порядке.

Повезло, что я успел выйти на холодную улицу, когда Ада сказала:

— Нет, не в порядке. С ней что-то случилось.

Я чуть не выронил телефон. Но что-то должно было упасть, и это оказался я. Я прижался к кирпичной стене и съехал, пока не уселся на землю.

— Декс? — крикнула она. — Ты там?

Я закрыл глаза и сглотнул страх.

— Да. Тут. Что случилось?

— Не знаю.

— Она ранена? — мой голос дрогнул. Я сглотнул, молясь в паузе между ответами.

— Не совсем.

— Ада…

— Я не знаю, Декс. Я не должна звонить тебе. Но я не знаю, что делать. Я думаю, что она одержима. Она… сама не своя. И я видела, что пыталось добраться до нее. Сейчас ее пристегнули к кровати.

— Кто?

— Мои родители. Максимус.

— Максимус?! — проревел я. Люди на улице смотрели на меня и ускоряли шаги, проходя мимо. Мне было все равно. Гнев был почти неуправляемым. — Что он там забыл?

— Они с Перри… не знаю. Он козел, это важно. Декс, она ушла. Уходит. Я не знаю, что делать. Мы провели очищение дома, а потом Максимус отвернулся от нас и сделал вид, что Перри безумна. Я боюсь, что они ее увезут. В психушку. Но это убивает ее, Декс. Что-то убивает ее.

Я едва замечал, как открылась дверь ресторана, и вышла Ребекка. Она встала рядом со мной, но я не смотрел. Я не мог двигаться. Я не понимал, что происходил. Что-то захватило Перри и убивало ее. Что-то такое плохое, что Аде пришлось позвонить именно мне и просить моей помощи.

— Я сделаю все, что смогу, — сказал я, пытаясь придать решительности голосу. — Обещай, что убережешь ее до того, как я доберусь туда.

— А если я не смогу? Они меня не слушают. Они обращаются с ней как со зверем… а она сейчас прямо как зверь! — Ада замолчала, всхлипывая. Ада была крепкой. Всего Пятнадцать. Она плакала за Перри, и это было последним кинжалом в мое сердце.

— Ада, послушай. Я разберусь с этим, ясно? Я ничему не позволю произойти с ней, понимаешь? Я сделаю все, что нужно, чтобы она пришла в себя. Дай мне день, пару часов, и я прибуду и спасу ее. Понимаешь, Всего Пятнадцать?

Я услышал всхлип и тишину. А потом она сказала:

— Хорошо. Но поспеши.

— Я напишу, когда буду в пути, — сказал я.

— Спасибо. Спасибо, Декс, — ответила она. — Я знала, что ты не такой плохой, как все говорят.

Ох, спасибо.

— Да, ну, посмотрим. Держись, хорошо.

— Хорошо, пока.

Я не успел попрощаться, повисла тишина. Я посмотрел на Ребекку, а она в ужасе глядела на меня. Я дрожал.

— Мне нужно к Перри, — сказал я с дрожью в голосе. — Она в беде.

Ее глаза расширились, она помогла мне встать, пока прохожие не начали считать меня уличным придурком.

— Что я могу сделать? — спросила она. Я видел страх на ее лице, понял, как сложно было беспокоиться о нас.

Я не мог ощущать себя еще хуже. Еще ужаснее. Я был хуже всех. Свинья, как и сказала Ребекка. Но я не мог думать об этом. У меня были месяцы этого за поясом. Я хотел быть лучше. Это был шанс доказать себя. Это не исправит ошибки… но я не смогу жить, если ничего не сделаю. Хоть мне порой это не нравилось, Перри все еще была для меня важнее всех в мире. Было уже больно, что она не рядом. Но понимание, что она может погибнуть… я не мог с этим жить.

Я покачал головой и поцеловал ладонь Ребекки.

— Спасибо, что была со мной во всем этом. Я сделаю пару звонков и уеду.

— Ты вернешь ее, — сказала она, хоть и не знала, в какой беде Перри. — А потом будешь жить с ней здесь, и мы съедим пиццу вместе.

Я пообещал ей и побежал по улице в сумерках.

* * *

Просьба Ады была размытой, но я не собирался рисковать. Она сказала, что что-то захватило Перри, убивало ее, и Максимус — ЭТОТ КОЗЛИЩЕ — был там, проводил очистку дома, и мне приходилось поверить, что Перри одержима. Это звучало как что-то из фильма, чего не бывает в реальности, но я понимал, что бывает всякое.

Проблемой было то, что я не знал, что делать, хоть и был охотником на призраков. Я еще никогда не ощущал себя таким беспомощным. Мне хотелось просто отправиться к Перри и понять ситуацию на месте. Но это сделал бы старый Декс. Я не хотел заявляться неподготовленным, не способным ни на что. Я хотел план. Я хотел спасти ее.

— Думай, идиот, — сказал я вслух, врываясь в квартиру. Жирный кролик спрыгнул с дивана и побежал ко мне, но от вида моего лица решил отойти на место.

Я пробежал в логово и прошел в Интернет, хотя знал, что поиски экзорциста будут непростыми. Несколько страшных страниц, истории случаев, от которых хотелось обернуться и увидеть, не было ли с тобой в комнате кого-то еще. Было жутко знать, что такое происходит, но никто в это не верит. Вы подумаете, что было приятно знать, что мы с Перри были не одни в мире, но это не так.

Но римская католическая церковь была не так открыла экзорзциму, несколько священников проводило ритуалы. Я не мог выбирать кого-то из них, мне нужен был кто-то сейчас. Может, я перегибал, хотя сомневался в этом. Я вспоминал, что Ада сравнивала Перри со зверем, и мне было не по себе.

И тут я кое-что заметил. Не только священники расправлялись с одержимостью демонами и призраками. Коренные американцы с таким разбирались, и я немного знал об этом. Я знал кое-кого оттуда.

Я вытащил телефон и начал рыться в списке номеров. Вот. Берд.

Последний раз я говорил с ним в Рэд Фоксе, Нью-Мексико. Я ему доверял, он знал больше, чем показывал. Мудрый старик, если хотите. Он поймет, что делать, может, даже поможет нам. Или хотя бы Перри. У них были отношения деда и внучки, но в духовном плане.

Надеясь на лучшее, я нажал «вызов» и прижал телефон к уху. Несколько гудков, и я начал задумываться, не поздно ли звоню, когда на звонок ответили.

— Алло? — раздался голос Берда.

— Привет, Берд. Это Декс Форей, мы встречались в Рэд Фоксе в прошлом октябре…

— Декс, — он медленно произнес мое имя. — Я знал, что это ты.

— О, — сказал я, опешив. Может, он бы старше, чем я думал. — Вы смогли меня ощутить?

— Нет, увидел, кто звонит, — просто ответил он. — Что за проблема, Декс? Уже поздно, и ты не стал бы звонить, чтобы поболтать о жизни на ранчо. Хотя после того, как Сару и Шана раскрыли, стало спокойнее.

Оборотни. Часть меня хотела услышать, что случилось, отвлечься на историю, во время которой мы с Перри чуть не погибли, но времени не было.

— Это хорошо, Берд, — сказал я. — Боюсь, у меня другая проблема. Больше. О Перри.

— Перри? — его голос стал тревожнее. — Что с ней?

Я потер лоб, ощущая себя идиотом из-за того, что ответа не было.

— Не знаю… я давно ее не видел. Но ее сестра позвонила мне. Она сказала, что… это как одержимость. Что ее привязали к кровати, как зверя… — мой голос оборвался. — Думаю, они попытаются упечь ее в психушку. Но Перри не безумна, мы это знаем.

Пауза, и с ней мои надежды угасали. А потом он сказал:

— Скажи, что именно говорила ее сестра. И почему ты долго ее не видел.

Я вздохнул, не желая возвращаться к этой истории. Каждый раз, когда я объяснял случившееся между нами, я был на шаг ближе к тьме, к безумию. Мне нужно было миновать это, наши ошибки.

Я глубоко вдохнул и объяснил, как Перри жила со мной неделю, как мы исследовали психбольницу и увидели Эбби, как она подменила мои лекарства, как мы страстно занимались любовью, а потом разорвали любовь на части. Я рассказал ему о своем падении по наклонной, как я теперь выбирался из дыры. Я рассказал, что она была светом в моем безумии, и я был готов на все, чтобы она продолжала сиять.

И в конце я ощущал не вину и стыд, как обычно, а ощущал себя живым и решительным. Может, я подрос. Возможно.

— Хорошо, — сказал Берд. — Нам нужно помочь ей. Думаю, я знаю, кто может. Есть один в Лапваи, Айдахо, он такое уже делал. Его зовут Роман. Велик риск, что что-то пойдет не так, понимаешь, Декс? Я не могу поручиться за него полностью, и если я почувствую, что ситуация непоправима, мы можем отступить. Но мне кажется, что подойдет только он. Я слышу тревогу в твоем голосе и ощущаю, что нужно спешить.

Риск или нет, но нам нужно было делать это.

— Понимаю. Сделаем это. Он — экзорцист?

— Он целитель. Не переживай, он хороший, из племени не-персе. Он был вовлечен в дело об одержимости демоном мальчика.

— И что случилось? Сработало?

Тишина.

— Мальчик умер, — сказал Берд.

— Как насчет плана Б?

— Его нет. Это все, что я могу сейчас сделать. Я не звонил ему, он может не согласиться. Но мне кажется, что нужно выбрать этот вариант. Если будет плохо, можно отступить. Но Перри не маленький мальчик. Она старше, у нее боевой дух и опыт. Если кто и может справится, так это она.

Он был прав в этом, хотя риск был больше, чем я думал.

— Декс, мы сделаем все, что сможем, — продолжил он. — Я позвоню тебе после того, как свяжусь с ним.

Он закончил вызов, и я сидел на стуле, тянул за волосы. Я был так близко к срыву. Я посмотрел на книгу с таблетками, подумывая, что пара пилюль валиума мне поможет. Но мне нужно было думать. Нужно быть наготове. Я не мог справиться с этим выпивкой. Перри нуждалась во мне сильнее, чем я в облегчении.

Я написал Аде, спрашивая о новостях. Ничего не изменилось, что радовало, но, похоже, ее собирались увезти утром. Она подслушала разговор родителей, они были уверены, что у Перри срыв, и ей нужна помощь. Она сказала, что ей не верили, как бы она ни старалась.

Я написал ей, что буду через несколько часов, что я кое-что жду. Я не хотел упоминать экзорцизм, потому что, хотя Ада сказала об одержимости, это не означало, что она рада идее, что целитель будет колдовать над ее сестрой. У людей были пределы в восприятии, я это знал.

Я расхаживал по квартире, Жирный Кролик смотрел на меня с тревогой. Зазвонил телефон.

— Берд! — воскликнул я, ответив, грудь сдавило.

— Роман сказал, что сделает это, — сказал Берд. — У меня есть адрес. Я вылечу ночью в Айдахо и помогу ему подготовиться.

— О, вы не обязаны делать это, — сказал я, тронутый его щедростью. Берд был из бедной резервации в Нью-Мексико. У него не было денег на внезапные перелеты.

— Это не проблема, — сказал он, и я поверил. — Я уже все заказал. Я должен спешить в Альбукерке, а ты забери Перри. Будь осторожен.

— Я у вас в долгу, — сказал я.

— Уже не в первый раз, — пошутил он. А потом дал мне адрес и смутные указания, что звучали просто, а потом попрощался. Берд. Я должен был заказать ему что-нибудь крутое на день рождения. Отблагодарить.

Я выдохнул, беря себя в руки, и написал Ребекке. Я попросил ее позаботиться о Жирном кролике, пока меня не будет, и пообещал сообщать о новостях.

Я пошел к двери, не беря ничего. У меня был кошелек и ключи от машины, этого мне хватит. Я остановился у зеркала в коридоре, я едва узнал себя с первого взгляда. Я впервые видел разницу в теле. Мое лицо стало худее, его покрывала щетина, которую я сбривал не каждый день. Мои руки и плечи стали шире. Я надел пальто и понял, что оно сидело на мне не так, как раньше.

Это означало, что я был новым? Я не знал. Может, нет. Может, это был не быстрый процесс, нужно было работать над собой, есть правильно и принимать свои странности. Я решил убрать кольцо из брови, спрятал его в карман. Теперь я выглядел иначе. Я надеялся, что буду другим так, что Перри сможет мне довериться. Я не хотел быть тем, кто ранил ее. Я хотел быть собой. Может, таким, каким она видела меня внутри все это время.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Я гнал на джипе по шоссе как демон в ночи. Не лучшее сравнение, но я ощущал себя почти сверхъестественным, умудрялся избегать проблем на большой скорости. Я был Бэтменом, время было на моей стороне. Я надеялся, что и у Перри так.

Я написал Аде по пути, чтобы она знала, что я еду, попросил ее скрывать это. Я был уверен, что их родители не обрадуются мне в своем доме, может, даже вышвырнут, особенно если я спрошу у них о дорогой Пиппе. И Макс мне не нравился. Я не понимал, что этот рыжий великан делал в Портлэнде, в их доме, почему он лез в мои дела. После всего, через что мы прошли, это попахивало саботажем.

Постоянно шел дождь, было темно, когда я повернул машину на улицу Перри. Я пытался сказать себе, что все будет хорошо, что план сработает, но нервничал. Я не только боялся того, что случилось с Перри, что я не смогу спасти ее, но и боялся ее в общем. Не того, что захватило ее, а ее самой. Того, что она думает обо мне. Того, как она будет смотреть на меня.

Я был не в себе, был влюблен. Любовь постоянно дула мне в спину. Я оставил машину на парковке в нескольких домах от нее, пожалел, что у меня не было пачки «Никоретте», чтобы запихать целиком в рот.

Я этого не сделал. Я взял одну подушечку, жевал, а потом написал Аде и ждал пять мучительных минут, пока не увидел ее худую фигурку, бегущую по улице под дождем. Она забралась на пассажирское место и захлопнула дверь, с ее белых волос на нее лилась вода.

— Эй, — сказал я, повернувшись, чтобы лучше ее разглядеть. Может, стоило бояться Аду, а не Перри. Ей было всего пятнадцать, но Ада выглядела старше в этот миг из-за темных кругов под глазами, а огромные глаза вспыхивали, как синие сигнальные огни. Она была взволнованна, зла и испуганна одновременно. — Спасибо за…

Бац.

Удар был не таким сильным, как у Ребекки, и, судя по удивлению на лице Ады, она впервые ударяла кого-то так решительно. У Паломино были проблемы с вымещением гнева. Из-за Декса Форея. Вот так.

Я размял челюсть и с опаской посмотрел на нее.

— Пожалуй, я это заслужил.

— Я подумала и решила, что ты все еще козел, — прорычала она, а потом вежливо улыбнулась. — Но спасибо, что приехал.

Ох, во что я ввязался? Не важно. Я пройду по раскаленным углям под ударами миллиона подростков, если это спасет Перри.

— От отца ты получишь хуже, — продолжила она. Хорошо, к миллиону подростков добавим удар от разозленного итальянца.

— Постараемся не дать этому произойти. Ты можешь провести меня в ее комнату.

Она покачала головой.

— Там Максимус. Он думает, что заботится о ней. Он такой идиот.

Я стиснул зубы, мне не нравилась картинка в голове, как Перри пристегнута к кровати, и Макс «заботится» о ней.

— Что ж, этот похититель во фланелевой рубашке больше о ней заботится, не будет, — сказал я, отстегивая ремень безопасности. Она посмотрела на меня пустым взглядом. Может, не очень понравился мой выбор слов. Я кашлянул. — Я про рыжего придурка.

Она опустила голову и сухо сказала:

— Зови его засранцем.

Она открыла дверь, и мы выбежали на улицу под дождь. Большой дом Паломино возвышался в конце улицы, огни из окон напоминали глаза рептилии. Теплый и уютный? Неа. Мне уже ощущалось что-то ужасное, я чувствовал это каждой клеточкой тела. Зло? Да, зло в этом доме жило точно.

Движение в окне Перри привлекло мое внимание, силуэт того-кого-не-стоило-называть-кроме-оскорблений. Мои кулаки сжались, я выдохнул носом. Многое бурлило во мне, опасные чувства, конечно, Ада выглядела сломленной. Мои голова и сердце уже пострадали, а я еще в дом не вошел.

Мы замерли на крыльце, Ада прижала палец к губам, словно мне нужно было не шуметь.

Может, я громко дышал носом.

— Иди за мной, — прошептала она. — Думаю, родители в своей комнате.

Я кивнул, она открыла дверь. Я тут же ощутил… тьму. Злоба была инфекцией в воздухе, она охватила меня, и мне стало не по себе.

Ада бросила на меня взгляд, словно понимала, что я ощущал, и я пошел за ней, шагая как можно тише. Я сбросил мокрое пальто, капли воды текли по моей шее.

Внутри было удивительно неподвижно, словно незримая сила замерла, когда я вошел. Это было сложно объяснить, но я воспринимал невозможное, и казалось, что злая энергия дома притаилась за углом, готовая к броску.

— Ты тоже это ощущаешь? — тихо спросила она, мы поднялись по лестнице, я разглядывал коридор, что вел к темным комнатам.

Я кивнул.

— Всегда так?

Она покачала головой.

— Я все время это ощущаю. Но так спокойно еще не было. Это меня пугает.

— Будто оно знает, что я здесь.

Мы с тревогой переглянулись и пошли дальше, кровь громко гремела в моей голове, чем ближе я поднимался.

Я увидел в конце коридора комнату Перри, дверь была приоткрыта. Я слышал его глупый голос, но не мог разобрать слова. Мы подошли к двери, и Ада медленно открыла ее, бросила на меня при этом взгляд. Словно она пыталась подготовить меня.

Максимус стоял перед Перри, смотрел на нее свысока. Я не видел ее тело, но понимал, что она неподвижно лежит на кровати. Веревка обвивала одну руку и была привязана к столбику кровати. Я смотрел на ее ногу, ее пальчики, воспринимал факт, что ее связали. Я не мог двигаться, я мог только слушать, а он продолжал, не замечая нас с Адой на пороге.

— Только протерпи ночь, — сказал он приторным тоном. — Завтра все изменится.

— И что ты сделаешь, когда люди в белых халатах заберут меня? — ответила Перри. Я не слышал ее голос так долго. Я чуть не рухнул, ее присутствие накрыло меня волной, и я чуть не упал на колени. — Что ты тогда скажешь? Все еще будешь спрашивать, боюсь ли я?

Она звучала так слабо и испуганно. Это пронзало меня.

— Как бы там ни было, Перри, это будет к лучшему, — сказал Максимус. Я не мог поверить его словам. — Они сделают тебя новой. Доктора помогут тебе. Они позаботятся о тебе. Тебе дадут лекарства, и это тебя исправит. У психбольниц плохая репутация, ты это знаешь. Но они больше помогают, чем вредят, особенно таким, как ты. Сначала будет страшно, но тебя исправят. Ты будешь как новенькая.

Я не мог этого допустить. Он был кошмарен. Что он знал о психбольнице? Ничего. Ничего.

А я знал.

Я кашлянул, гнев кипел во мне.

— Уверен, Макс?

Максимус вздрогнул, испугавшись, и повернул голову ко мне. Его челюсть упала, лицо побледнело от потрясения. Да, рыжий придурок. Угадай, кто здесь? Твой худший кошмар.

Ада прошла мимо меня к кровати, смотрела на Перри, пыталась сообщить ей о моем появлении.

— Что ты тут забыл? — воскликнул он, моргая, словно я был привидением. Ему повезло. Призрак не смог бы его избить так, как мог я.

Но я не мог сосредотачиваться на нем. Он был лишь частью проблемы. Я был тут из-за Перри, он выпрямился, чтобы посмотреть на меня, и открыл Перри на кровати за собой.

И весь мой мир остановился.

Это было едва похоже на нее. Это была она. Ее красивое хрупкое лицо было так просто обхватить ладонями, ее длинные черные волосы закрывали ее щитом. Ее грудь наполняла ее свитер, казалась больше, чем раньше. Но взгляд ее глаз был другим, выражение лица было потрясенным, как и у меня, но что-то не вязалось.

Не важно. Сейчас было важно лишь то, что любовь всей моей жизни страдала эмоционально и физически, что она была прикована к кровати, как зверь, как и говорила Ада. Миллион вещей пролетел между нами — любовь, гнев, сожаление, печаль. Они летели быстрее, чем можно было увидеть, на своем языке, между нашими темными глазами. Нет. Ее глаза. Это были не ее глаза. Они принадлежали кому-то другому. Что тут происходит? Что с ней произошло?

Я сорвался. Я набросился на первого из тех, кого мог обвинить.

— Что это такое? — завопил я в лицо Максимусу, вскинув руки. — Что ты с ней сделал?

— А это что за фигня? Что ты тут делаешь? Тебя не должно здесь быть! — вопил в ответ придурок, не пятясь, словно он, а не я имел право злиться.

— Радуйся, что я здесь, — процедил я, подходя ближе. Он думал, что я боюсь его, но я собирался показать ему, как вел себя опасный психически человек.

— Эй! — завопила Ада. Она нервно посмотрела на Перри. — Все хорошо, я его пригласила.

— Зачем ты так с ней? — сказал ей Максимус. О, как же я хотел скормить ему его же член.

— Как? — завопила Ада, ее волосы взметнулись. — Я не собираюсь сидеть тут и позволять привязывать сестру к ее же кровати, притворяясь, что ты знаешь, что с ней происходит, а потом отдать ее в психушку завтра, откуда она может и не вернуться!

Было приятно видеть, что Всего Пятнадцать так поддерживала сестру, особенно когда я знал, как натянуты порой были их отношения, но она меня не тревожила. Перри смотрела на нас, а потом ее глаза закатились, она обмякла на подушке. Она начала дергаться. О боже.

Я подошел на пару шагов, желая коснуться ее, обнять ее. Это не могла быть одержимость. Это было что-то еще.

— Что с ней? — спросил я.

— Я бы на твоем месте стоял в стороне, сынок, — сказал Максимус, выставив руку, чтобы остановить меня.

Сынок? Я прикусил губу, чтобы не сказать то, что хотел, убрал его руку. Я подошел к ней, присел, чтобы быть на ее уровне. Ее голова моталась вперед-назад, словно она спорила с собой внутри.

— Она не в порядке, — глупо сказал я. Она вообще знала, что я здесь?

— Понятно, Шерлок, — сказал Максимус.

Ее глаза открылись на миг, посмотрели на меня пустым взглядом. Они не были ее. Они были карими.

— Ты заметил, что у нее глаза другого цвета? — спросил я у Максимуса, кипя от его неведения.

Он фыркнул.

— О чем ты? Нет, просто зрачки расширены.

Я покачал головой, отгоняя гнев.

— Да, но цвет их карий. Глаза Перри всегда были голубыми. Как океан в пасмурный день.

Ада охнула.

— Декс прав.

Конечно, я был прав. И я не собирался просто стоять и гордиться этим. Я потянулся к веревкам, начал развязывать их, кривясь от вида ее покрасневшей нежной кожи. Я сглотнул, чтобы сохранять спокойствие, чтобы держать эмоции под контролем. Я должен разобраться с этим ради нас.

— Декс, не делай этого, — предупредил Максимус. — Она связана не просто так.

— Она не животное, — процедил я, не слушая его.

Вдруг Перри подняла голову.

— Я бы этого не делала на твоем месте, — тихо сказала она.

Я посмотрел на нее, развязав последний узел, наши взгляды пересеклись. Я смотрел глубоко в ее незнакомую новую душу. Она должна была знать, что я тут, чтобы помочь ей, а не навредить. Я пытался спасти ее.

— Это я Перри. Это Декс.

Она улыбнулась, и это было пугающе.

— Вот именно, — искаженный жуткий голос сорвался с ее потрескавшихся губ. Не ее голос. Даже не человеческий.

Я не успел осознать, что происходит, она бросилась вперед и схватилась за мою рубашку. Ее ладони почти прожгли меня, я тут же ощутил запах серы. Она бросила меня в другой конец комнаты. В один миг я был возле кровати, а в другой упал на пол с болью в плече.

Ада оказалась рядом со мной, но это было не важно, ведь Перри, то, что было в ней, рвала остальные веревки, как Брюс Беннер. Она вскочила в воздух и прижала меня к полу. Я видел, что ногти летят к моим глазам, и зажмурился раньше, чем она попала по ним. Она все равно царапалась, кожа стала влажной от крови, а потом она впилась пылающими пальцами в мое горло.

Я не мог дышать. Кто бы это ни был, она была сильнее меня. Намного сильнее. Мое сердце бешено билось, я пытался вдохнуть, конечности немели, а ее хватка крепчала. Ее красивое и убийственное лицо становилось тусклым, я не мог держать глаза открытыми.

Но этого не могло быть. Она должна была знать, даже если так сильно ненавидела, она должна была знать, что это я. Что я имел для нее значение. Что она значила для меня все.

Я попытался открыть глаза, сосредоточиться на ней, чтобы она увидела меня.

Не знаю, сработало или нет, но я увидел вспышку ее в той тьме. Она замешкалась на миг, хватка ослабевала, и в этот миг ее схватил Максимус и оттащил от меня.

Она закричала страшным голосом, ее ноги летали над полом, пытались попасть по нему. Несмотря на творящееся безумие, я был немного оскорблен тем, что он легко удерживал ее жуткую силу.

— Ада, веревка, — приказал он.

Ада склонялась надо мной, пытаясь понять, жив ли я. Это было мило с ее стороны.

— Оставь его. Возьми веревку, — прогудел он. — Живо!

Ада вскочила и схватила веревки с кровати.

И тут Перри обмякла в его руках, Ада с неохотой принялась обвивать ее веревкой.

— Нет, к кровати, — сказал он. Они перенесли Перри на кровать и принялись привязывать. Я все еще не мог в это поверить, несмотря на произошедшее.

Я, пошатываясь, встал на ноги, ощупал горло. Было больно трогать, как и вдыхать. Как она могла такое сделать? Я ожидал пощечину, как все мне давали. Может, удар по яйцам. Но это… что я говорил о любви по уши? С ней что-то происходило, а я понятия не имел, что делать. Как я доставлю ее в Лапваи на экзорцизм, когда она явно хотела убить меня?

Ада подошла ко мне.

— Принести лед? — тихо спросила она.

Я покачал головой, не мог отвести взгляд от уставшего вида Перри, боясь, что, если отвернусь, больше никогда не увижу настоящую ее. Я даже не знал, на кого смотрю.

Максимус скрестил руки, словно он был тут главным, и появился в поле моего зрения.

— Я же говорил. Теперь у тебя будет метка на лице.

Я посмотрел на него с подозрением. Тут до меня дошло, что у него похожие царапины на лице, словно Перри и его ударила когтями.

Я кашлянул, пытаясь прочистить легкие.

— Так ты получил свои?

— Она энергичная.

Мне не понравился этот тон. Я прищурился.

— Мы даже похожи.

Максимус посмеялся под нос. Я знал, что означает этот смех. Это было снисходительное «о, Декс, ты понятия не имеешь, да?».

— Не совсем, — он подмигнул мне.

Теперь я точно не понимал, и, что беспокоило больше, он хотел, чтобы я понял. И, хотя это было глупо, я решил выяснить, в чем дело.

— И что это должно означать? — осторожно спросил я.

Максимус пожал плечами и провел рукой по своим морковным волосам.

— О, ничего, — пошутил он.

Он прошел к концу кровати, встал у столбика напротив меня, копируя мою позу. Он медленно улыбнулся, слишком самоуверенно.

— Я просто не знал, что она такая дикая кошка.

Что?

— О, с тобой было не так? — невинно спросил он.

Ада воскликнула:

— Что? Максимус! — но я едва ее слышал. Я слышал, как кровь шумит в моем теле, наполняет мои кулаки.

Я вскинул бровь, едва сдерживаясь.

— Что, прости?

Улыбка Максимуса стала шире. Он выглядел как рыжеволосый Арчи Эндрюс.

— Ты меня слышал, — протянул он, его глаза пылали, глядя на меня, словно ему принадлежал мир. — Она с причудами. Хорошо, что я люблю, когда грубо.

Дикая кошка. Ему нравилось грубо.

Перри поцарапала его во время секса.

Перри спала с Максимусом.

Он совал в нее член.

Меня стошнит.

Я расплачусь.

О, погодите. Нет, я ВЫБЬЮ ИЗ НЕГО ДУРЬ!

Мне не нужно было полностью заводиться, я взорвался, мой кулак врезался в его челюсть. Костяшки пронзила боль, но это было хорошо. И этот хруст кости, звук, с которым соединились губы и десна, даже звучал хорошо. Он отшатнулся от моего кулака к столу Перри и обрушил его.

Перри и Ада вопили. Но я не обращал внимания. Я собирался уничтожить гада, даже если это будет последним, что я сделаю. Я выбью даже мысли о том, что они были вместе, из его головы.

Он не успел встать, я набросился на него. Я попал по его скуле, а потом по челюсти с другой стороны, нанося апперкот. Я пытался попасть по его носу, чтобы сломать, но ярость во мне почти слепила. Я пылал от гнева, и я наносил удар за ударом.

Еще больше криков, я знал, что близился конец. Я ощутил, как руки схватили меня и оттащили от Максимуса, который перекатился и схватился за лицо.

Ада вдруг оказалась передо мной, прижала ладони к моей груди, отодвигая меня к, как я полагал, отцу Перри.

— Хватит! — закричала она. — Это не помогает Перри! Не поэтому ты здесь. Вспомни.

Она приблизила лицо к моему, заставила посмотреть ей в глаза. Она отчаянно умоляла, пыталась напомнить, зачем я был здесь. Я вспомнил. Я должен был спасти Перри. Я не мог все испортить сейчас, хотя мне хотелось убить Максимуса. Не только за то, что он трогал ее, но и за то, что позволил всему этому произойти. Он должен был защищать ее.

Я прикусил губу и кивнул, а потом закрыл глаза, отец Перри впился в мои руки и потащил по комнате. Ох, я разозлил мистера Мафию.

— Что тут происходит? — вопил ее отец, впиваясь взглядом с Перри и Аду. Он с отвращением посмотрел на меня и толкнул, прогоняя. — Почему он здесь?

— Папа! — закричала Перри, показавшись нормальной. Может, все это было хитростью.

— Я ему позвонила, — быстро объяснила Ада и подошла ко мне. Я надеялся, что это поддержка, потому что я не мог биться один против Тони Сопрано, рыжего Элвиса и Ледяной королевы. — Я думала, что он может помочь.

— Ты вызвала именно его? — ее отец указал на меня большим пальцем. Я расправил плечи, надеясь, что мое новое тело выглядит внушительно. Он не видел, что я сделал с лицом Максимуса?

Он пронзал взглядом, не сдаваясь.

— После всего, что ты сделал с моей дочерью, радуйся, что я собираюсь просто выгнать тебя из дома.

О. Как интересно.

— Как насчет того, что вы сделали? Ваша дочь привязана к ее кровати. Ей плохо, а с каждой минутой становится все хуже.

— Утром она будет в больнице, — я был удивлен, что он не закатил глаза.

Я шагнул к нему. Он не отступил. Ему нужно было понять.

— Если вы отвезете ее туда, — сказал я резко, — вы убьете ее. Вы не знаете, с чем имеете дело.

Ее отец не двигался.

— О, прости, я не знал, что у тебя есть план.

Я посмотрел на всех.

— У меня есть план.

— Жаль, что ты не сможешь остаться и рассказать нам, — едко сказал он. Он опустил ладони на мои плечи и начал подталкивать меня к двери.

Будто я собирался так легко уйти.

Я резко остановился и посмотрел на Максимуса, потирающего с болью челюсть. Ох, бедняжка.

Я повернулся к ее отцу, его круглое лицо было с круглыми очками, глаза пылали гневом. Было трогательно, как сильно он хотел защитить дочь, но он делал это все не так.

— Забавно, что вы меня не помните, — сказал я.

Ее отец растерянно посмотрел на ее мать. Но мама Перри выглядела не растерянно.

— Мы встречались раньше, — продолжил я с улыбкой. — В Нью-Йорке. Я был тогда еще маленьким. У меня была сумасшедшая мать-алкоголичка и чудесная няня. Хоть она и была с причудами…

— Мы не знаем, о чем ты говоришь, — сказал он. Ему я верил. Но не ее матери. Нет, она понимала. Понимала. Она знала, кем я был. И кем была Пиппа.

Я шагнул к блондинке и зловеще улыбнулся. Зря я так делал, но это уже не остановить.

— Когда мне исполнилось восемнадцать, я изменил фамилию на мамину. Чтобы помнить ее смерть. Думаю, тогда я был сентиментален. До этого меня звали Деклан О’Ши.

Глаза ее отца расширились. О, так он знал. Он толкнул меня в ответ.

— Тебе нужно выметаться отсюда. Сейчас.

— Мы спешим? — спросил я, медленно позволяя ему вести меня к двери.

— Я могу легко вызвать полицию, — ответил он. Я знал это. Я не хотел заходить так далеко, но было забавно видеть, какими подавленными они были. Я удивил их. В этот раз у меня было преимущество.

— Серьезно, — сказал я, мы шли по лестнице с Максимусом и Королевой-стервой позади. — Удивлен, что Перри не рассказывала о бабушке. Она же знает о ней? О ее… состоянии?

— Вон! — завопил ее отец, указывая на дверь. Максимус стоял рядом с ним, поддерживая, но, хотя его лицо было избито моими кулаками, он выглядел сомневающимся. Даже опасающимся людей, с которыми стоял. А мать Перри? Я видел, что она разваливается от страха. Я даже не знал всего, но видел, что попал ей по больному месту.

Я замер у двери и поднял руки.

— Эй, я пришел извиниться и попытаться помочь вашей дочери. Если вы этого не видите, будете страдать от последствий.

Я развернулся и выбежал в ночь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Я забрался в машину и поехал под дождем. Я не уезжал далеко, только до соседней улицы, где написал Берду и предупредил, что могу прибыть позже, чем планировалось. А потом я написал Аде, сказав, что вернусь чуть позже. Я не получил ответ, значит, она говорила с Перри или родителями. Я мог лишь надеяться, что Ада не испортит все. В том доме жить было непросто, и я не винил бы ее за желание жить спокойно, даже если ее любовь к Перри была сильнее.

Пока я ждал, я прижимался головой к рулю и обдумывал события ночи. Это было ужасно. Это было как авария, на которую не получалось не смотреть, фильм, во время которого боишься отвести взгляд от экрана. Я увидел Перри, мою красивую и сильную Перри, ставшую лишь оболочкой. Она оказалась пленницей в своем теле, могла лишь порой выбираться. Ей приходилось бороться за это, я видел. Она умирала внутри, и никто не помогал ей. Все, кого она любила, кому доверяла, были против нее.

Включая меня. Я был здесь, чтобы помочь, но вред уже был нанесен, еще и моей рукой. Когда Ребекка сказала, какой злой была Перри, я поверил этому. Я поверил, что гнев был глубже. То, что было в ней, живилось ее гневом, который я создал. Я создал монстра.

Глаза жалили слезы, которые все же не пролились. Я не мог справиться. Я со многим справлялся до этого, а с этим не мог. Не так. Не сейчас. Видеть ее, быть с ней… это вонзало ножи в мой живот. И знать, что она спала с Максимусом, представлять ее на нем, целующую его, так близко к нему… ножи повернулись. Моя душа кровоточила, боль не прекращалась. Она прибывала, пропитывала меня красным отчаянием. Я хотел кричать, хотел ударить Максимуса, я хотел кричать на Перри, понять, зачем она так со мной. Я хотел ударить себя, разрушить, потому что я был причиной.

Так я провел ночь. Ждал в темноте, дождь капал на крышу, и я надеялся, что еще есть время все исправить.

В два часа ночи я решил попробовать. Я завел машину и поехал за угол на улицу Перри. Я припарковался в стороне, чтобы не было видно из дома, проверил телефон. Сообщений не было. Ада все еще не связалась со мной.

Не важно. Я пойду сам. Я выбрался из машины, пошел к дому. Свет в ее спальне не горел, что было хорошим знаком. Она могла быть одна. Я заметил дерево, что удобно дотягивалось до крыши и ее окна. Подойдет.

Месяц или два назад я висел бы на нем, как обезьяна, но теперь тренировки пошли на пользу, и я смог залезть на дерево с легкостью. Я тихо перелез на крышу, а потом передвинулся по черепице к ее окну.

Я заглянул. Было темно, но от заряжающегося телефона в углу исходило достаточно света. Перри лежала на кровати, все еще привязанная. Я глубоко вдохнул и попытался открыть окно. Несколько попыток, и я чуть не ударил по нему кулаком, но окно открылось, громко стукнув по раме.

Перри пошевелилась на кровати, а потом застыла.

— Эй, малыш, — прошептала я. — Это всего-то я.

Я надеялся, что это была она.

Я забрался в окно и прошел к кровати. Я пригнулся, и она повернула голову на подушке ко мне. Она выглядела неплохо, выглядела собой.

И я понимал, что это пугало. Потому что, если настоящая Перри хотела убить меня, то это я исправить не мог.

Я не мог говорить, попытался улыбнуться.

— Хорошее у тебя тут дерево, — сказал я, кивнув на окно, пытаясь начать разговор. Что сказать? Что я мог сказать ей после долгого времени?

Я смотрел на нее, на то, как она смотрела на меня, открыто, но настороженно. Она выглядела такой слабой и истерзанной.

— Как ты?

— А ты как думаешь? — спросила она.

— Ага, — я улыбнулся мягче. — Знаю. Я вытащу тебя отсюда, да?

— Куда?

— У меня есть план. Твои родители не дали шанса рассказать. Только поверь мне.

Она пронзила меня взглядом. Я скучал по этому.

— Как я могу тебе вообще доверять?

Ай. Будет непросто. Я потер лицо, надеясь, что она доверяет мне достаточно, чтобы понять.

— Знаю, я заслужил это. И я не виню тебя. Но это сейчас не важно. Позже — да. Не сейчас, малыш. Ада права. Ты не можешь оставаться здесь. То, что внутри тебя, убьет тебя. Рано или поздно. И в больнице одна… Перри, ты не хочешь там умереть.

Ее глаза расширились. Теперь она понимала то, чего не понимали остальные.

Я осторожно провел пальцами по ее ладони. Ее кожа все еще была гладкой и нежной. Я пытался не отвлекаться. Ей нужно было успокоение, нужно было знать, что все будет хорошо. Я смотрел в ее глаза, находил ее в них.

— Это так. Я не пытаюсь запугать тебя. Это ты меня пугаешь. Как обычно. Но нам нужно идти, — я глубоко вдохнул. — Ты пойдешь со мной?

Я спросил ее, словно мир не зависел от этого. Мой мир зависел.

Она обдумывала это.

— Тебе придется отвязать меня.

— Я рискну.

— Обещаешь, что потом свяжешь меня?

Этого я не хотел. Я не хотел быть как ее семья. Я не мог обходиться с ней так, что бы она ни сделала.

— Не хочу.

— Но нужно, — взмолилась она. — Или я не пойду. Я не хочу ранить тебя снова.

— Хотя я заслужил это?

— Ты заслужил кое-что. Но не это.

Я глубоко вдохнул. Выбора почти не было.

— Договорились.

Я склонился и медленно отвязал ее левую руку. Я был так близко к ней, ближе, чем до этого. Она пахла не так, как раньше, не шампунем, как пахло от простыней у меня. Но от ее кожи исходил естественный мускус. Он пробивался, и это давало мне надежду.

И, если честно, я немного твердел.

«Не время», — сказал я себе и сосредоточился на ее спасении.

Ее рука освободилась, она шевелила ей, разминая, пока я отвязывал другую. Ее верхняя часть тела освободилась, я насторожился. Если она нападет на мое лицо, то я толком ничего не смогу поделать.

Она понимающе улыбнулась мне.

— Я в порядке.

Я кивнул, жуя губу, а потом начал развязывать ее ноги. Когда я закончил, я осторожно просунул руку под ее спину и помог ей сесть.

— Вот так. Легче… осторожно, — она была слабой, но как же приятно было снова ее касаться.

Она заерзала, начала потирать виски. Я придерживал ее голову ладонью, пытался поддержать ее. Перри закрыла глаза и указала на веревку, от которой я только что освободил ее.

— Свяжи меня, — сказала она напряженным голосом.

— Сейчас? — я только отвязал ее.

— Прошу, Декс.

Я вздохнул и с неохотой принялся обвивать веревкой ее запястья и лодыжки. Я верил, что она знает, как опасно бывает, но было больно так с ней поступать. Я не мог притворяться даже, что это пошло, так далеко я зашел.

— Крепче, — возмутилась она.

Вот, я даже это не мог превратить в шутку.

Я приподнял ее голову, заставляя открыть глаза и посмотреть на меня.

— Что? — спросила она. — Ты видел, что я сделала. У тебя горло почти синее.

Синее или нет, но это было сделать сложнее всего. Даже если она не доверяла себе.

— Это мне не нравится.

— А мне нравится?

Ее взгляд умолял меня, и мне пришлось выполнять то, что она попросила. Я связал ее крепко, но так, чтобы не перекрыть ток крови.

— Мне придется тебя нести, — отметил я.

— Видимо, да.

Я подхватил ее под спину и колени и поднял. Нести Перри всегда было просто, хоть ее грудь и придавала веса. Но ее новое тело было намного легче. Можно ли было признаваться, что я ощущал себя дерзко в этот миг? Наверное.

Она не заметила. Она прижала голову к моей шее, ее дыхание щекотало мою кожу, и я чуть не умер внутри.

Я осторожно шагнул, а потом спросил, в порядке ли она.

Она кивнула, и я игнорировал факт, что ее губы задевают мою шею при этом.

— Все хорошо, — сказал я себе. Я удобнее схватил ее, а потом открыл дверь в коридор. Тусклый ночник светил из спальни ее родителей, все остальное было в темноте. Я видел по тому, как она напряглась, что она очень хочет покинуть этот дом ужасов.

Я шел тихо и плавно, как мог, с ней на руках, двигаясь по коридору и лестнице. Чем дальше, тем лучше. Нам нужна была удача этой ночью, нужно было, чтобы никто не заметил, как мы уходим. Я не знал, где был Максимус, но меня не удивило бы, если бы он оказался на диване в гостиной, как предатель-нахлебник, каким он и был.

Шаг за шагом, и мы добрались до паркетного пола. Входная дверь была близко.

Мы были не одни.

Темная фигура приблизилась к нам, свет сверху озарил ее глаза.

Ада. В одежде, словно ждала нас.

— Что ты с ней делаешь? — прошипела она.

— Забираю. Это часть плана.

— Куда? Ты не говорил о плане.

— Замолчите! — резко прошептала Перри. — Вы разбудите Максимуса.

Она кивнула в сторону гостиной.

Я был прав. Я продолжил, понизив голос:

— Я не могу рассказать план. Когда твои родители узнают, что я сделал…

— Они забьют тревогу! — ответила она.

— Именно. И тебя не отпустят, пока ты не расскажешь им правду.

— Я умею хранить секреты.

— Не умеет, — прошептала мне Перри. Я ощути тепло от ее слов, пришлось скрыть улыбку.

— Перри знает. Просто поверь, Ада. Ты же меня не просто так вызвала? Я спасаю твою сестру так, как могу.

— И как же?

Вопрос на миллион долларов.

— Ей нужен экзорцист.

Экзорцист. Слово, казалось, отскакивало от стен, пока они потрясенно обдумывали его.

— Экзорцист? — повторила Ада.

— Да, — я вздохнул. — Ты знаешь. Ты видела фильм.

— Не видела.

Шутишь? Что с ней такое?

— Посмотри. Он хороший.

— Ребята, — прошептала Перри. — Максимус!

— Прошу, Ада, — взмолился я, готовый перейти к жесткому поведению. — Просто отпусти нас. Я ничего не сделаю с Перри. Она в безопасности со мной.

— Папа вызовет копов, как только ты уйдешь, — сказала она, но я слышал, что она сдается. — Они бросятся за тобой. Из-за похищения.

— Знаю, — это того стоило.

Ада скрестила руки и выставила ногу перед собой.

— Тогда я с вами.

Ага, будто я похитил бы двоих сразу.

— Нет. Это опасно, Всего Пятнадцать.

— Плевать. Ничего не было бы без меня. Я с вами. Она — моя сестра, и тебе нужен кто-то, кто будет приглядывать за ней, пока ты будешь ехать. Если не возьмешь меня, я пойду к твоему рыжему другу, и…

— Хорошо. Ты можешь пойти. Но сейчас. Прямо сейчас. Пока не поздно.

Она просила, торжествуя, и тихо пробралась к входной двери, открыла ее. С Перри на руках я выбежал под дождь во тьму. Ноги плюхали по лужам.

Я держал ее и шептал ей на ухо:

— Всего-то забежать за угол, еще пару секунд.

Ада тихо закрыла дверь за нами, за мгновения догнала нас, мы приближались к джипу. Она открыла заднюю дверь, и я осторожно опустил Перри на сидение. Ада забралась с другой стороны, решив составить Перри компанию. И удерживать ее на месте.

Я сел за руль и посмотрел на них в зеркало заднего вида.

— Последний шанс выйти и жить нормально, — сказал я.

— Шутишь? Я это уже оставила, — ответила Ада, закатив глаза к небесам. Перри выдавила слабую улыбку, и мы поехали в Айдахо. На шаг ближе к безопасности. На шаг ближе к возвращению Перри.

* * *

Ранним утром солнце было удивительно ярким, когда мы добрались до Лапвай. Поездка была непростой. Нет, это была самая ужасная поездка, а я как-то раз двенадцать часов вез Джен с ее матерью.

Мы два раза останавливались, первый раз перемотали Перри скотчем, потому что она пыталась выпрыгнуть из машины на шоссе. Второй раз был из-за роя пчел, вылетевшего из нее. Я запаниковал из-за аллергии, мы врезались. Машина пострадала не очень сильно, я лишь слабо стукнулся головой, но это не объясняло произошедшее. Ей становилось хуже, и каждый раз я, глядя в зеркало, не узнавал ее. Там было темное и злое существо, которое все больше казалось знакомым. Оно хотело уничтожить меня, Аду, и сильнее всего хотело уничтожить носителя. Уничтожить Перри.

Мы думали, что успеем довезти ее так, чтобы она сама рассказала Берду и Роману, что происходит. Но на рассвете, озарившем холмы востока Вашингтона, Перри, которую мы знали и любили, пропала. Мы с Адой остались с существом, что корчилось, кричало и говорило на разных языках. Я не знал, бояться или злиться. Все смешалось.

Когда мы приехали к небольшому ранчо посреди пустоши, я чуть не рухнул от облегчения. Оставшимся скотчем мы прикрепили ее к сидению, полоской даже заклеили рот, чтобы она перестала плеваться ядом. Если она стала сильнее в пути, нам не выжить.

Худой коренной американец с маленькими расчетливыми глазками вышел из дома, дверь хлопнула о стену.

Я выбежал из машины и направился к нему.

— Роман? — спросил я, протягивая руку.

Он быстро и крепко пожал ее, протянул руку Аде.

Она пожала его руку, удивляясь юному виду Романа. Ему было за тридцать, а то и меньше.

За Романом шел Берд. Он выглядел почти так же, как в прошлый раз, сильный, несмотря на длинные седые волосы, уверенный, несмотря на морщины тревоги на лбу. При виде него я набрался сил. Мы с Адой не были одни. Перри получит нужную помощь.

Я улыбнулся впервые за долгое время. Рана на голове болела.

— Декс, — сказал он, хлопнув меня по плечу и сжав его. — Я рад, что ты добрался. Хотя голова…

Я пожал плечами.

— Немного врезались. Мы в порядке. Но Перри — нет.

Он посмотрел поверх моего плеча на машину и направился туда.

Я открыл дверь, и Берд заглянул внутрь. Я ощутил, как он напрягся при виде маленькой Перри в скотче, яростно дышащей носом, ее глаза с безумием впивались во всех.

Роман взглянул на нее и начал что-то бормотать на своем языке. К моему удивлению, Берд понял его и ответил. Мне показалось, что этот случай был Роману не по зубам, и все мои надежды рушились.

— Простите? — сказал я, стараясь скрыть ужас в голосе. — Что за проблема?

Берд с сожалением посмотрел на Перри и улыбнулся, не разжимая губы.

— Роман расстроен, потому что я не сказал ему, как ей плохо.

— Я не знал, — возмутился я и повернулся к Роману. — Я не знал до прошлой ночи. Вы ведь говорите на английском?

— Да, говорю, — рявкнул Роман. Он махнул на Перри. — Она ушла слишком далеко, это не исправить.

Нет. Нет. Я не мог в это поверить. Я не собирался это принимать. Мы прошли этот путь не для того, чтобы сдаться. Перри можно исправить. Конец.

Я схватил Романа за его свитер и притянул к себе.

— Ты ее починишь, — прорычал я, пронзая его взглядом. — Она намного сильнее, чем выглядит. Она еще там, и ты поможешь ей, или мне поможет бог.

— Бог тебе понадобится, если ты собираешься выиграть, — сказал Роман. Он переглянулся с Бердом, а потом кивнул мне. — Ладно. Посмотрим, что я смогу сделать. Только отпусти меня.

Вот так? Это казалось слишком простым. Но я убрал от него руки и попятился. Я быстро взглянул на Перри, желая, чтобы она могла понять, что я пытаюсь сделать для нее. Я обошел машину, пытаясь сдержать эмоции. Их было слишком много. Мы были так близко. Очень близко.

Я слышал, как Роман и Берд говорят между собой на своем языке, пока они осматривали Перри, и я мог лишь надеяться, что Берд его приободряет. Ада стояла рядом с ними, заламывала руки. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Бедняжка через столько прошла. Я пожалел, что взял ее, хотя она уже меня спасла.

— Эй, — сказал я ей, встав рядом. — Ты в порядке?

Она кивнула, хотя было ясно, что мы не были в порядке. Далеко не в порядке. Мы пытались держаться за надежду, что оглядывала Перри, как образец в лаборатории.

— Берд нам поможет, — сказал я ей. — Он ее не бросит. Вот увидишь.

Ада прикусила губу, быстро моргая.

— И мы тоже, — добавил я и взял девочку за ее холодную маленькую ладошку, попытался придать ей сил, хотя у самого их не хватало.

Она сжала в ответ, посмотрела на меня глазами на мокром месте.

— А если мы не сможем ее спасти? А если слишком поздно? А если это все было зря, и мы потеряем ее тут, неизвестно где?

Я видел, что теперь она сомневалась, что мы доставили Перри сюда, дома ей могло быть лучше. Она сомневалась в доверии ко мне, в вере, что я знаю лучше. Но часть меня тоже во всем этом сомневалась.

— Мы это пройдем, — сказал я, желая, чтобы мы оба в это поверили. — Все мы.

Чудовищный стон донесся из машины, и мы посмотрели туда. Роман и Берд держали корчащуюся Перри в руках и несли ее к нам в спешке.

Я придержал ржавую дверь дома, они втащили ее внутрь. Я ощущал волны враждебности от тела Перри, ненависть, желание победить и уничтожить все, чем она была внутри. Это было холоднее зимнего ветра под лучами солнца, это ощущение намекало нам на поражение.

Мы с Адой шли следом по маленькому дому. Казалось, он жил тут один, и, кроме комнаты, похожей на теплицу, было сложно сказать, что он был экзорцистом. Может, я ожидал больше артефактов их культуры, но дом был почти пустым, в воздухе было много пыли.

Они отнесли Перри в большую комнату, где была только кровать посередине и кресло в углу. На стене был впечатляющий рисунок ворона, место не казалось уютным или жилым. Но это было лучше, чем в больнице. Наверное.

Я передумал, когда они уложили Перри на кровать, и Роман вытащил из-под нее три кожаных ремня.

— Что вы делаете? — спросил я и шагнул к ним.

Роман не слушал меня, он вытащил еще три ремня с другой стороны. Он склонился над Перри и начал пристегивать ее на груди, бедрах и ногах.

— Это необходимо? — воскликнул я, собираясь наброситься на него. Это было не лучше, чем в больнице!

Ада впилась длинными ногтями в мою руку, оттаскивая меня.

— Ты знаешь, что да, — тихо сказала она с предупреждением во взгляде.

Блин. Она была права. Конечно, мы сами обмотали ее скотчем, в котором она еще была. Мы делали то, что было необходимо, и Роман не отличался. Но это мне все равно не нравилось.

Роман вытащил карманный нож и вытащил лезвие. Ада охнула рядом со мной. Но он быстро провел ножом посередине Перри. Я скривился от этого, боясь, что она дернется в этот миг и поранится. Но Роман был быстрым, и вскоре она освободилась от плена из скотча.

— Я не буду резать тебя, — сказал он ей. — Я знаю, что это все еще поранит тебя.

— Надеюсь, вы говорите с Перри, — сказал я.

Роман мрачно посмотрел на меня.

— Да. Я тоже ее там вижу. Но вы должны понять, что мне придется навредить Перри на определенном этапе.

Я замер. Я на такое не соглашался.

— Что? Нет! — возмутилась Ада за нас обоих. — Вы ее не раните. Вы раните то, что в ней.

Роман нахмурился, разочарованно глядя на нас, убирая нож в карман.

— Порой нет выбора, — спокойно сказал он.

— Это случилось с тем мальчиком, который умер? — сказал я, ярость в моем голосе удивляла меня.

Глаза Романа стали холодными от моих слов. Блин. Глупый ход, Декс. Не стоит оскорблять единственного человека, что может ее спасти.

— Я едва трогал мальчика, — сказал он с трудом. — Он бы все равно умер. Я вытащил демона, это важно. Думаете, просто видеть то, что случилось? Ему было всего четыре. Мне пришлось переезжать много раз. Все говорили, что я сделал что-то не так. Но нет. Ущерб был нанесен до того, как он попал ко мне. Было слишком поздно.

За его гневом на меня я ощущал сожаление и печаль в его голосе. Я ощущал себя ужасно за черствость. Напряжение окутало нас, я пытался придумать, что сказать. К счастью, Берд вернулся в комнату с большой коробкой и поставил перед романом.

Он строго посмотрел на нас с Адой.

— Если Роман кажется холодным, значит, ему пришлось таким стать. Целитель не должен эмоционально привязываться к пациенту. Он не может бояться. Зло охотится на страх. Питается эмоциями. Даже любовью.

Роман начал вытаскивать предметы из ящика. Но меня не интересовало содержимое. Меня интересовала Перри. Потому что она смотрела на меня. Она. Ее голова была поднята, она смотрела на меня, и я тонул в глубинах ее глаз, не думал, всплыву ли, потому что это были ее глаза. Она еще была там. У нас был шанс.

А потом я снова ее потерял.

Берд и Роман вытащили маленький барабан, подставки для благовоний, деревянные мисочки и мешочки трав цвета земли и букетики сушеных растений. Роман посмотрел на нас с Адой и сказал:

— Нужно подготовиться для церемонии. Вам придется покинуть комнату.

Я покачал головой.

— Нет уж, — будто я бы ее теперь бросил, когда она была так близко к возвращению. А если мое присутствие ей помогало?

А если ей от этого было хуже? Я не хотел об этом думать.

Берд медленно встал и опустил ладонь на мое плечо.

— Я знаю, что ты заботишься о ней. Но она никуда не пропадет. Нам нужно очистить комнату. А потом вы сможете войти.

Роман сказал что-то Берду на их языке, и Берд кивнул, а потом посмотрел на меня.

— Прошу? Нам нужно спешить.

Я не мог спорить с Бердом. Я вздохнул, и мы с Адой вышли из комнаты вместе. Мы посмотрели на Перри, пытаясь сказать ей, что мы вернемся бороться вместе с ней. и Берд закрыл за нами дверь.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мы не знали, куда идти и что делать. Ада прижала к двери, пыталась услышать, что происходит, но я прошел по коридору и опустился на покосившийся диван Романа, пружины заскрипели подо мной. Я не мог подслушивать, не зная, что там. Было слишком больно додумывать. Я мог лишь верить в Берда. Я должен надеяться на лучшее. Я должен надеяться, хотя надежда казалась невозможной, ее съел темный монстр.

Ада подошла ко мне. Она села рядом и спрятала лицо в ладонях. Я потирал ее спину, не зная, был ли смысл успокаивать ее. Вряд ли она успокоилась бы.

— На что похоже? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Ничего слишком плохого. Я не слышу Перри, только Роман и Берд что-то скандируют.

Я кивнул, радуясь, что хуже не стало. Я выудил «Никоретте» из кармана и бросил в рот последние две подушечки, жевал их так, словно это могло сохранить мой разум.

Мы почти не говорили. Было нечего говорить. Разговоры казались тщетными. Думать казалось бесполезно. Я просто смотрел поверх ее светлой головы на дырявую дверь, за который виднелся бесконечный задний двор в холмах пыли и света. Вчера я ел пиццу в Ребеккой, думал, что больше не увижу Перри. Теперь я был с ней, но ее душа была далеко. Так было не честно. Это было сложно. Мы столько боролись сами и друг с другом, но все еще не исправили всего. Мы все еще были ужасно изломаны, и Перри казалась не подлежащей ремонту.

Казалось, прошла вечность, и Роман открыл дверь и высунул голову.

— Можете вернуться, — сказал он и ушел внутрь.

Мы с Адой переглянулись с тревогой и встали. Комната теперь была темной, шторы были задвинуты, пахло ароматным дымом.

Ада закашлялась и помахала рукой перед лицом.

Но Роман был быстрым.

— Нет, — он схватил руку Ады. — Не двигай его. Это нам помогает. Дыши им. Это поможет вас очистить.

Я слушался, надеясь, что воздух с шалфеем и чем-то еще будет работать как сигарета. Я мог бы убить сейчас за одну.

Он закрыл дверь за нами и сказал нам встать в изножье кровати. Мы осторожно подошли к Перри, а он встал с другой стороны от нее. Она выглядела не хуже, чем раньше, но и не лучше.

Роман смотрел на Перри, когда сказал нам:

— Расскажите, как все это началось.

Я посмотрел на Аду. Я поздно присоединился к этому. Она кивнула, понимая, что это ее ответственность, подошла ближе к Роману и рассказала все с самого начала. Было больно слышать это снова.

Когда она закончила, Роман повернулся ко мне.

— А когда вы пришли?

Я кашлянул, ощущая себя дураком.

— Кроха позвонила мне. Только я верил, что с Перри что-то не так.

— Каким было состояние разума Перри до всего этого?

Я открыл рот, но не знал, что сказать. Какой была Перри? Как я ее бросил? Она была разрушена, как я. Мы разрушили друг друга и бросили умирать.

Ада смотрела на меня, ее голубые глаза сверкали. Она была возмущенной.

— Состояние разума Перри? — повторила Ада. — Она была настоящей эмо.

Ага, она меня опередила с ответом.

Ада подошла ко мне, ее палец оказался под моим подбородком, ноготь неприятно впился.

— Этот гад порвал с Перри. Разбил ее бедное сердце пополам. Я терплю его, потому что он был нашим последним шансом.

Точно. Это я знал. Она полагалась на меня, потому что ей приходилось. Она вонзила ноготь сильнее, подчеркивая слова, я опустил взгляд на пол. Я стыдился. Она думала, что все это было из-за меня. Теперь все знали, что это из-за меня. Пол дрожал под моим взглядом, наверное, из-за воды в моих глазах.

— Ясно, — медленно сказал Роман и тяжко вздохнул.

— Ага, — продолжила Ада. — Он переспал с ней, использовал…

— Эй, погоди, — сказал я, отходя от ее убийственных ногтей, — было не совсем так.

Она пронзила меня со всем осуждением, на какое был способен подросток (а это много).

— О, да, может, ты лучше объяснишь, что произошло. Почему Перри днями напролет рыдала, не понимая, что пошло не так. Тебя там не было. Ты не помогал ей день ото дня, надеясь, что она придет в себя и поймет, что ты чертов гаденыш. Ты не видел, какой ты ее бросил. Ты не помогал ей собирать осколки.

Она посмотрела на Романа с убеждением.

— А еще она забеременела от него, и у нее случился выкидыш.

Бам.

Я был поражен в сердце. В чертово сердце. Оно застыло. Легкие замерли. Все замерло от этих слов.

Выкидыш.

Беременна.

Выкидыш.

Беременна.

Перри была беременна от меня? Я… я… нет…

Нет. Этого не могло быть.

Я посмотрел на Перри и увидел там ее. Увидел ее печаль. Ее правду.

Слов не было. Не было ничего.

Она была беременна от меня. Моим ребенком.

На две секунды мое сердце наполнил жар счастья. Я не представлял, что в Перри была наша с ней жизнь. То, чего я всегда хотел, но не осмеливался мечтать. Это случилось. Это было нашим.

Было.

Сердце сжалось. Она потеряла ребенка. Потеряла его. То, что было нашим. Любовь. Жизнь.

Осталась боль, а потом агония.

Агония. Я тебя ждал. Прикончи меня.

Прошу.

— Ты не знал, — сказал Роман, глядя на меня и констатируя очевидное.

Я отвел взгляд от глаз Перри, не желая, чтобы она видела меня таким. Ада опустила ладонь на мое плечо.

— Эй, мне жаль. Мне жаль.

Я стряхнул ее руку, не мог дышать, не мог думать.

— Мне нужно на воздух.

— Нет, — приказал Роман. — Ты не пойдешь. Нам нужно все это обсудить. Это поможет мне понять, что произошло. И что в ней.

— Что в ней? — я уставился на него. Это не было очевидно? — Демон там.

Роман покачал головой.

— Нет. Ты прав, но это не так. В ней три сущности, — он указал на нее. — Одна — Перри. Одна — демоническая. И есть еще одна. Слабая и уже без силы. Но это мстительный дух. Если я правильно понимаю, что-то преследовало Перри раньше. Что-то обиженное или забытое. Оно решило заключить сделку и получить душу Перри. Но проиграло раньше, чем это случилось.

Он посмотрел на Аду.

— И этот выкидыш. Перри была уязвимее всего. В это время, при беременности что-то чужое может расти, цепляясь к ребенку. Даже если ребенок погибает. Уверен, это было из-за этого духа.

При упоминании ребенка легкие сдавило. Я развернулся в дымке, прижался к стене, пытался не рассыпаться здесь. Перри была беременна, и ребенка вырвали у нее. Чтобы пробрался кто-то другой. И я знал, кто это был. Я должен был сразу понять.

— Это была Эбби, — выдавил я. Роман появился рядом с растерянным видом.

Я объяснил:

— Она не давала мне покоя, когда Перри была со мной в Сиэтле. Она… умерла. Давно. Но она порой возвращалась. Она умерла из-за меня. И, видимо, не забывает этого.

Эбби. Словно я без того не был виноват. Перри была беременна от меня. Я ранил ее, а потом моя мертвая бывшая решила, что пора отомстить. Когда я был младше и под опекой матери, когда я прятался от нее, когда она искала меня в пьяной ярости, я часто желал быть кем-то другим. И когда она умерла от моих рук, я подумал, что Деклан Форей О’Ши был самой большой тратой пространства на планете. Но теперь… я жалел, что вообще родился. Я бы всех спас от проблем.

— Теперь забудет, — сказал мрачно Роман. — Демон получил доступ к Перри через нее, сыграл на ее страхах через нее. Чтобы насолить тебе. Но духа уже толком нет. Демоны не выполняют сделки.

Я покачал головой.

— Вот как. Это была моя бывшая. И она была не упокоена. Она хотела добраться до единственного человека в мире… ради которого я на все готов. Навредить ей. Я потерял ее один раз, но не собираюсь терять снова.

— Жизнь для многих несправедлива по многим причинам, — тихо сказал Берд. — Дело не в тебе Декс, я знаю по опыту, что твои намерения были хорошими. Дело в Перри. В том, чем мы можем помочь ей. Мы не можем тратить время на обвинения и злость. Этого демон и хочет. Нам нужно помочь ей. Нужно спешить. А с остальным разберешься потом.

Было сложно слушать это. Было сложно понимать, что Берд прав. Дело не во мне. Не в моих чувствах, вине, проблемах, стыде. Дело в Перри. Я прибыл спасти ее или умереть, пытаясь. Я еще не был мертв.

Я развернулся к остальным, не заботясь о том, видели ли они слезы в моих глазах. Меня беспокоило только одно. Два.

Я подошел к Аде и протянул руку.

— Я ужасно виноват в том, что сделал с твоей сестрой. С Перри. И, как вышло, с тобой, Всего Пятнадцать.

Ада посмотрела на мою руку, словно она была покрыта герпесом. А потом она слабо улыбнулась и пожала руку. Это придало мне сил.

— Хорошо, — Роман окинул нас взглядом. — Нам нужно единство против этого. Даже с помощью Берда мне понадобится, чтобы вы были сильными и не боялись. Вы должны верить, что мы это сможем одолеть. Мы выше этого существа, мы его изгоним. Но вера должна быть сильной. Сомнения подвергнут опасности наши жизни, и особенно Перри.

Берд начал тихо постукивать, пока Роман поднимал маленькую деревянную миску с мола. Он поднял ее над Перри, пронзая ее взглядом в поисках монстра внутри.

— Мы начинаем священную церемонию, — сообщил он. — Экзорцизм — это бой. Я доведу его до конца.

Он поднял миску и начал вопить на своем языке, слова были короткими и резкими, падали крупными каплями дождя.

Перри тут же отреагировала. Она начала извиваться под ремнями, тяжело дышать, как зверь. Пар поднимался от ее тела, и мне было не по себе. Что происходило?

Роман не отступал. Он питался страданиями монстра, агонией Перри. Было сложно смотреть, но я не мог отвести взгляда, хоть и пытался. Пол, боль на лице Ады, ровный стук Берда. Взгляд все равно возвращался к Перри, словно она хотела, чтобы я смотрел. Словно это помогало.

Роман сделал паузу, обмакнул большие пальцы в деревянную миску, пока они не почернели от сажи, подошел к ней. Она мотала головой, чтобы избежать его рук, но он смог провести по ее щеке.

Она укусила его за руку.

Я завопил, кровь потекла по ее подбородку. Я не сдержался. Ужас был преуменьшением.

Но не я был экзорцистом. Роман не пугался. Он прижал черный большой палец ко лбу Перри, ее голова отклонилась от силы, она отпустила его руку, и он спокойно опустил ее.

Монстр улыбнулся кровавыми зубами, кровавыми губами и деснами. Перри пропала. И, как молотом по больному, существо заговорило через нее голосом, который я не смогу забыть. Голос был зловещим, сильным, из-под земли.

— Думаешь, ей повезет? После того, что ты сделал с маленьким Джимом?

Это было громко и жестоко. Я был уверен, что земля разверзнется под нами, и мы упадем в огненные глубины ада. Это было не по-настоящему. После всего, что я видел даже за последние сутки, это было не по-настоящему.

Но это было.

И Роман, что поражало, не был впечатлен. Он повторял свои слова, его голос становился сильнее, чище. Она закричала, билась головой о матрас, и игра Линды Блэр в «Экзорцисте» казалась теперь простой истерикой.

Все становилось громче и напряженнее. Перри была покрыта потом, она выскальзывала из ремней.

— Декс, Ада! — закричал Роман. — Держите ее ноги.

Мы поспешили к ней, чтобы удержать, но наши ладони словно легли на раскаленное железо.

Мы быстро отпустили, моя рука была красной, горела. У нее был жар в сто градусов.

— Она раскаленная! — закричал я. — Ты ее убиваешь!

— Делайте! — крикнул Роман. Может, мне помог бог, но я вернулся. Я схватил ее за ногу, удерживал, кривясь от боли, кожа пылала от контакта. — Единство, Декс, — процедил Роман. — Нельзя позволять чувствам мешать. Мы должны сделать это. Ты тоже, Ада.

Ада всхлипнула в ответ, слушаясь сквозь слезы. Ей было невыносимо больно поступать так с Перри, как было больно каждому из нас.

И монстр в Перри еще не закончил.

— Ты убил его. Мать после этого убила себя. Ты разрушил город, — цедил монстр через Перри. — Ты уничтожишь ее. Я уничтожу ее. Ты бессилен, глуп и слаб.

Она расхохоталась, это терзало меня, смех словно исходил от стен, пола, воздуха. Она была всюду.

— Ты можешь сделать с ней все, что хочешь, — выдавил Роман, — но я сильнее и выиграю. Я выгоню тебя, отправлю туда, откуда ты пришел.

Ох, я надеялся, что Роман был уверен в своих силах, потому что мои пальцы, казалось, плавятся на коже Перри. Время уже не было на нашей стороне, становилось только хуже.

Вдруг все вокруг кровати охватил огонь, он поднялся от пола толстой линией, чуть не покрыв нас. Мы с Адой отступили от огня. Даже Берд перестал играть, потрясенный произошедшим.

— Продолжай! — завопил Роман Берду поверх рева пламени.

Берд продолжил, его руки уверенно стучали по барабану.

Огонь становился выше, пока не стал баррикадой между нами и Перри. Я прижал Аду к себе, она дрожала, мы стали зрителями.

Резким движением Перри села, разрывая ремни на ее руках. Она улыбнулась Роману и сказала жутким голосом мальчика:

— Почему ты был таким грубым? Ты ранил меня. Сломал мои кости.

— Нет! — заорал Роман и провопил череду резких слов на своем языке.

— Да, — продолжил голо, дразня, как ребенок на игровой площадке. — Ты разбил меня на миллион кусочков. Ты сказал, что тебе нужно ранить меня, чтобы освободить.

Роман читал мантру снова и снова, смотрел на Перри, словно его взгляд был приклеен к ней, не сбиваясь, не ошибаясь.

— И ты, — она повернула голову ко мне. — Не забывай, что ты сделал, Деклан.

Но это говорила не она. Это был голос матери.

Она была здесь.

Я отпустил Аду, боялся, что умру тут от страха.

Перри — моя мать — рассмеялась так знакомо, так ужасно.

— Твой маленький секрет. Ты не хочешь, чтобы хоть кто-то знал, что случилось с твоей старой матерью. Я теперь здесь. Здесь с твоей шлюхой. И я сделаю с ней то, что ты сделал со мной.

Нет.

Она не раскроет мой секрет. Она не заберет у меня Перри.

Вдруг остальные ремни разорвались, и она взлетела, словно ее ударила невидимая сила, ее голова ударилась о стену с жутким треском.

А потом я понял, что кричу и горю. Я попытался пробежать через огонь, добраться до нее, спасти ее от своей матери, но не мог. Огонь окутал меня, охватил с головы до пят. Я был уверен, что мне конец, но кто-то оттащил меня и бросил на пол. Я слышал, как все это время Перри билась головой о стену.

— Декс! — кричал Роман поверх шума. — Он проверяет тебя. Не слушай. Он хочет твой страх, он питается им!

Тогда он пировал. Я сбросил пальто, которое лишь немного обгорело, Ада помогла мне встать. Она смотрела не на меня. Как и все.

Перри теперь парила над нами спиной к потолку, смотрела на нас, пока огонь ревел вокруг кровати. Она смеялась и смеялась, а мы могли лишь смотреть.

— Я сделаю с ней то, что ты сделал со мной, — в этот раз звучал голос Эбби.

Она вернулась. Она заберет Перри далеко. Туда, где она полакомится ее душой. Красивой и ценной душой Перри. Она убьет ее тело в процессе. Она не оставит ни следа девушки, которую я знал и любил. О, я любил ее.

Я пришел сюда не за этим. Я пришел спасти ее. Если Роман не мог сделать это, то я смогу. Мир с ее душой был лучше.

Я посмотрел в глаза Роману и крикнул ему:

— Возьми меня! Пусть возьмет меня. Ему нужна душа, может забрать мою!

Но он покачал головой.

— Я могу победить.

— Не можешь, — ответил монстр губами Перри. — Не можешь. Я убью ее раньше, чем ты сможешь победить. А потом заберу его.

Он сладко улыбнулся мне.

И она упала.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В миг, когда она упала на пол, я был уверен, что она мертва. Но она тут же начала трепыхаться на полу, словно от припадка. Не было видно демона, но не было видно и Перри.

— Что происходит? — закричала Ада, Берд и Роман пытались удержать ее, Берд обхватил ее лицо как можно осторожнее. Я рухнул на колени и попытался коснуться ее, но она отодвинулась от моих пальцев.

— Не знаю, — сказал Роман. Не эти слова я хотел услышать. Я не успел ничего сказать или сделать, Перри вырвалась из их рук. Она взмыла в центр комнаты, парила в воздухе, безжизненная, и только ультрафиолетовый свет горел в ее центре, словно она была жутким солнцем.

Мы смотрели на нее, застыв на месте. Она висела в воздухе, Роман попытался коснуться ее, и его задело какой-то энергией.

Он нервно облизнул губы.

— Она в другом месте.

Мои глаза расширились.

— Каком?

Он покачал головой и шагнул вперед.

— Мы не можем достичь ее физически. Берд, ты должен продолжить.

Берд оживился, он сел с барабаном рядом со мной, пока я сидел на коленях. Он начал постукивать ритмично и сильно. Роман широко раскинул руки и начал читать мантру снова, кричал, звучал не так уверенно. Ада осталась у стены, дрожала, как осиновый лист, рыдала. Я хотел успокоить ее, но не мог ничего сказать. Меня тоже нужно было успокоить.

— Что за другое место? — спросил я.

Роман продолжал, кричал все громче на яркий и жуткий свет. Пот лился с него ручьями. Он проигрывал.

— Роман! — завопил я. — Что за другое место?

— Тонкая Вуаль, — рявкнул он, его спокойствие разбилось. — Там дух ждет. Она там сейчас. Не думаю, что мы сможем ее вернуть.

— Не думаете? — в ужасе спросил я. — Выбора нет. Вы сказали, что сможете спасти ее!

— Я этого не говорил! — завопил он. — Я не могу дотянуться до нее. Меня не пускают.

— Меня впустит! — выпалил я.

Он странно посмотрел на меня, половину его лица озаряло сияние Перри.

Я продолжил, ощущая, что в этот раз могу что-то сделать. Могу спасти ее.

— Демон хочет меня, он это говорил. Дайте мне дотянуться до нее. Введите меня в транс, делайте, что нужно, чтобы послать меня к ней. Меня впустит. Я помогу. Вы достигнете ее через меня. Используйте меня.

В этот раз заговорил Берд:

— Ты не можешь рисковать. Путь так не работает. Если ты найдешь ее и освободишь, можешь пропасть сам.

— Это будет того стоить, — решительно сказал я.

— Будет еще много раз, когда ты сможешь броситься за огонь вместо нее. Ты должен мудро выбирать сражения, Декс. Отдать жизнь можно лишь раз.

— Пусть сделает это, — тихо сказал Роман. — Если это его желание, я могу найти ее через него. Я могу вернуть ее. Я смогу уберечь их обоих.

— Не сможешь, — сказал Берд.

— Декс прав, — возразил Роман. — Другого выхода нет.

Он отвернулся от Перри и встал передо мной.

— Уверен, что хочешь сделать это, Декс? — спросил он. Он выглядел на миллион лет старше, выглядел сломлено.

Я кивнул.

— Я никогда еще не был так уверен в своей жизни.

— Пусть твоя уверенность позволит тебе найти ее, — сказал он. Роман прижал ладонь к моему лбу, мои глаза тут же закрылись от жала его кожи. — Думай о ней, только о ней. Зови ее. Ищи ее. Заставь ее вернуться, — сказал он. Я ощущал волны энергии от него, текущие ко мне. Он чуть подвинулся, и я знал, что он взял за руку Перри, висящую в воздухе.

Свет в голове вспыхнул белым и угас.

— Найди ее, — голос Романа раздался эхом и пропал.

Я открыл глаза. Было темно. Я ничего не видел, но, может, нечего было видеть.

Я опустил взгляд, не зная, есть ли у меня тело, не зная, могу ли я чувствовать. Могу ли двигаться?

— Перри, — крикнул я, пытаясь сосредоточить мысли на ней, пытаясь призвать ее. Я думал о движении вперед, мимо пролетел холодный ветер. Тьма стала серой. Мое тело обрело облик. Я был полупрозрачным, как призрак. — Перри, — снова позвал я. Мне нужно было найти ее. Где она была?

Я брел в серой пустоте ужасно долго. Минуты? Вечность?

Но я услышал ее. Ощутил.

— Декс, — сказала она, словно самое сладкое слово в мире.

Я обернулся и увидел ее за собой.

Она сияла как ангел, ее лицо было ярко-белым, а губы красными и полными. Глаза были такими яркими, что я не мог дышать. От улыбки у меня чуть не треснуло лицо.

Я потянулся к ее руке, чтобы забрать ее с собой, вернуть. Но лишь прошел сквозь нее. Я был тут призраком. Она была плотной.

— Не понимаю, — я тряхнул головой. — Почему я не могу коснуться тебя?

Я потянулся к ее плечу, но результат повторился. Моя рука пропала, пройдя сквозь нее. Она была тут, а я — нет. Я не мог ощутить ее. Почему? Как я мог теперь спасти ее?

— Не знаю, — сказала она с большими от паники глазами. — Что с тобой случилось? Как ты тут оказался?

— Роман держит нас. Я думал о тебе и… увидел. Вот. Получилось, — я огляделся на серость вокруг. — Но я, похоже, не полностью здесь.

Я потянулся к ее лицу, пытался сделать пальцы плотными, отчаянно пытаясь дотронуться до нее. Почему не получалось? Я не справлюсь в конце и оставлю Перри тут одну? Так не могло закончиться. Нет. Ни за что.

Я смотрел в ее глаза, пытался связаться, соединить нас, сделать нас настоящими. Мне нужно было спасти ее. Спасти нас.

Но мои пальцы прошли сквозь нее, как и ее сквозь меня. Где-то вдали загудело что-то низкое и злое.

— Похоже, что-то идет, — прошептал я. Что-то видело нас. Знало, что я был здесь. Монстр, который получил ее тело, еще не нашел душу. Я закрыл глаз. — Мне нужно забрать тебя с собой. Я не могу тебя бросить.

— Знаю, — сказала она. — Сосредоточься.

— Пытаюсь, — отчаяние терзало мое сердце. Я направлял все мысли к ней. Я думал о первой встрече в маяке, как я увидел в ней огонь, как не мог дышать, как хотел ее. Я подумал о нашем первом танце под Билли Джоэла в Рэд Фоксе, мне нужно было, чтобы она была моей. Я подумал о ее вкусе, когда мы целовались в палатке на острове Дарси, об ощущении ее тела. Я подумал о первом разе, когда понял, что люблю ее, о первом разе, когда я ощутил ее внутри. Я подумал о том, как разбил ее сердце и свое, как нуждался в ней сильнее всего на свете. Я думал обо всей тьме и о ее свете.

— Ты должен уходить отсюда, — прошептала она. — Вернись.

— Не без тебя, — сказал я.

— Мы не можем остаться тут вдвоем, — взмолилась она. — Ты должен идти.

— Роман слабеет, — сказал я.

«Он не сможет забрать тебя», — я боялся произнести это.

— Так иди! — закричала она.

Но я не мог. Я бы с радостью умер с ней. Всегда с ней.

Я пытался прижать ладонь к ее лицу.

— Ты меня простишь?

Она испугалась.

— Что?

— За все, что я сделал с тобой. Ты меня простишь? — это все, что мне было нужно, чтобы обрести покой. Получить ее прощение.

— Конечно, — прошептала она.

Я улыбнулся, ветер окружил нас. Моя душа словно была окрылена.

Я поцеловал ее, насколько мог.

«Наши сердца — магниты», — услышал я ее голос в голове, хотя она не говорила. Я слышал ее мысли, чистые и сильные.

И я ощутил все. Ее нежные губы под моими, ее язык, ее тепло. Все было Перри. Я сжал ее изо всех сил, клялся никогда не отпускать, и она ответила тем же, обвила руками мой пояс. Вдруг мы полетели по воздуху, словно нас тянула нить. Но мы были вместе, куда бы ни летели.

А потом это прекратилось. Тьма растаяла от света. Я ощутил, как Перри пропадает из моих рук, а ладонь Романа покидает мой лоб. Я вернулся в свое тело, в мир.

И Перри была рядом со мной, сидела на коленях на ковре, живая. Роман соединял нас.

— Ваши души — ваши, — сказал нам Роман, его голос ослабел от усталости.

Мы обмякли на полу, успокоившись.

* * *

От похода в другое измерение я жутко устал. Когда я проснулся через пару часов, казалось, что все кости в моем теле были сломаны, и голова собрала все похмелье мира. Было хуже, чем когда я выпил бутылку «Baja Rosа» и литр вина (эй, это было в колледже).

Перри все еще спала, посапывая, что было хорошим знаком. Ее носик был милым, когда она так делала. Напоминал, что она снова была собой. Роман сказал, что она проспит день, но, когда проснется, почти все раны от церемонии будут исцелены. Он сказал, что они были получены в другом мире от существа из другого мира, так что она будет в порядке. Бывало и лучше, но она хотя бы была целой.

Моя голова все еще болела после аварии, мое пальто обгорело, но я не переживал. Да, ощущения были не лучшими, но это я переживу. Внутри я ощущал себя чудесно, зная, что я спас ее, по крайней мере, помог. Вряд ли я все исправил между нами, она могла не захотеть говорить со мной после всего, но мне было все равно. Она могла плевать мне в лицо и бить по яйцам, а я буду рад, потому что она будет жива и в порядке. Мир без Перри Паломино был бы скучным. Я бы не хотел быть в нем.

Ада была невероятно рада, но получила такое потрясение, что еще не пришла в себя. Наверное, она боялась, что существо вернется, хотя на то не было причины. Это было сложно объяснить, но я знал, что оно ушло и не вернется. Не вернется к ней.

Я знал, что Роман тоже это ощущал. Он спал, пытался расслабиться после ужасного напряжения. Его должно было радовать, что он победил. Конечно, действовал в конце я, как герой, которым всегда хотел быть, но я не смог бы спасти ее без Романа. Он дал мне и Перри шанс, и я был навеки у него в долгу за это.

Той ночью мы перенесли Перри на маленькую кровать в кабинете Романа. Хотя я не мог там уместиться, я старался. Я оставался рядом, даже пока она была без сознания, мы не расставались ни на минуту, как я старался. Не важно, если я перегибал с защитой. Я собирался защищать эту женщину — мою женщину — до конца своих дней.

Я оставался с ней, сколько мог держать глаза открытыми. Утром она пошевелилась, и я понял, что она в порядке. Она пробормотала один раз во сне:

— Декс, — а потом улыбнулась и снова притихла. Я ощущал себя на вершине мира.

Перед тем, как я опустился на подушки, что Роман бросил у кровати для меня, я взял Перри за руку и поднес к губам, глядя на нее. Она выглядела как ангел, пока лежала тут, и из-за горизонта приближался рассвет, озаряя комнату неземным сиянием.

— Ты мой свет во всем этом безумии, Перри, — прошептал я, зная, что она меня не слышит. — Все угасает, когда я с тобой. Я Декс, а ты Перри, и я люблю тебя. Я не перестану любить тебя, даже если ты не будешь меня любить. Я люблю тебя больше, чем когда-либо говорил тебе. Я люблю тебя безгранично.

Я подавился от слез, целуя ее руку. Я поцеловал ее нежный лоб. А потом я отодвинул одеяло, нежно коснулся ее живота, глядя на ее лицо, что все еще было в плену сна.

Я улыбнулся, хотя она не видела этого, и прижал губы к ее животу.

— Я любил бы малыша больше, чем ты думаешь.

Я отодвинулся, крепко держал ее за руку и устроился на полу рядом с ней. Я держал ее, даже когда тьма забрала меня в сон.

КОНЕЦ

Оглавление

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg