С. К. Ренсом Отражение. Опасность близко
Нынче я — Маленькая голубая вещица, Похожая на стеклянный шарик Или на глаз. Свернувшись клубком, В идеальный шар, Я смотрю за тобой. Нынче я — Маленькая голубая вещица, Сделанная из фарфора Или из стекла. Я холодна, гладка и любопытна. И никогда не моргаю. Я верчусь у тебя руке, Верчусь у тебя в руке, Маленькая голубая вещица[1].@1985 Suzanne Vega
Воспроизведено с разрешения «Майкл Хаусман артист менеджмент»
Посвящается маме и папе
© Солнцева О., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
Предупреждение
Окно в моей комнате словно взорвалось. В него ворвался холодный утренний воздух – я вскочила и сунула ноги в шлепанцы, на секунду заподозрив, что сплю. Хруст стекла под подошвами доказывал обратное. Включив свет, я быстро огляделась, но не было похоже, что в комнату что-то бросили. Я поспешила к окну. Задернутые шторы задержали бо́льшую часть стекла, но кучки кажущихся смертельно опасными осколков предупреждали о том, что подходить ближе к раме в столь легкомысленной обуви не следует. Подавшись вперед, я открыла шторы. В тусклом утреннем свете дорога была совершенно пуста.
В этот самый момент в дверь ворвался мой папа, за ним по пятам семенила мама.
– Алекс! Что это было? Ты в порядке? – Он обозревал нанесенный комнате ущерб и осторожно прокладывал путь к окну. – Ты кого-нибудь видела? – вертел он головой в разные стороны.
Сердце у меня бешено колотилось, и, прежде чем ответить, пришлось набрать в грудь побольше воздуха.
– Нет. Когда я оказалась у окна, тот, кто это сделал, успел бесследно исчезнуть.
– Ну давайте не будем драматизировать события, – перебила меня пытающаяся успокоить всех мама. – Может, это была птица, не обязательно человек.
Мы с папой понимающе переглянулись, осознавая, что она бормочет какую-то чушь. Не в силах окончательно унять дрожь, я посмотрела на землю перед окном.
– Отсюда мне не видно никаких птиц. Может, ты пойдешь посмотришь. Если это действительно птица, то, наверное, лучше будет, если мы прекратим ее мучения.
– Ладно, – кивнула мама и вышла из комнаты.
Как только она оказалась вне пределов слышимости, папа спросил:
– Ты что-нибудь нашла? Кирпич, например?
– Ничего такого. Но все же что-то где-то должно быть. Либо очень тяжелое, либо стремительно летевшее – ведь окно пришло в полную негодность.
Он хмыкнул в знак согласия и опять бросил взгляд на дорогу:
– Мы так этого не оставим. – Он быстро обнял меня. – Пойду надену кроссовки, и, думаю, тебе тоже стоит сделать это. Вернусь через секунду с совком и мешком для мусора. – Когда папа выходил из двери, его голос вдруг стал совсем другим: – О, привет. А я и не думал, что ты можешь функционировать в такое время суток.
Мой брат попытался взглянуть на него с некоторой осмысленностью, но в пять утра он еще был не в силах бороться со сном.
– Подумал, вдруг на нас напали. И захотел помочь, – стал бормотать он мне, когда папа уже исчез из комнаты.
– Ты слишком много играешь в компьютерные игры. Собирался бросить в разбойников свою приставку?
– Ха-ха. Обхохочешься. Так что произошло-то?
– Пока еще не знаем. В моей комнате разбили окно. Мама решила, что в него врезалась птица, а мы с папой считаем, что кто-то что-то в него бросил. Но ни камня, ни чего-либо в этом роде не видать. – Я пыталась говорить легко и не показать, до какой степени напугана.
– Чудно как-то. – В его глазах мелькнул слабый интерес. – Ревнивый бойфренд? Взбешенная подруга? Как-то так? – Я бросила на него самый уничижительный взгляд, на какой только была способна.
– Вряд ли. И когда это я в последний раз обижала кого-то?
Он снова быстро оглядел комнату.
– Тогда это действительно птица. – И, скорее всего, так оно и было.
– Ну, если я вам не нужен, пойду нырну в постель, прежде чем папа заставит меня вскарабкаться по лестнице и заделать эту прореху, – пробормотал он, разворачиваясь на месте и направляясь к себе.
Маленькими шажками я пробралась к стулу и села на него, чтобы переобуться. Несмотря на шлепанцы, моя правая ступня оказалась утыкана крошечными осколками, из одного пореза сочилась кровь. Я достала из коробки салфетку и вытерла ее. Ранка совсем маленькая, почти что царапина, и заклеивать ее пластырем не было нужды. Я зажимала ее салфеткой до тех пор, пока кровь не остановилась, и попыталась нашарить под столом кеды. Уже собираясь надеть их, обнаружила вдруг, что в одном из них что-то есть. И когда я перевернула его, на ковер выпал маленький тяжелый белый шарик.
Секунду я таращилась на него, а потом неуверенно взяла в руку. Шарик был завернут в бумагу, прикрепленную к нему скотчем. Задержав дыхание, я поддела ногтем его кончик, смятый лист развернулся, и на стол упал мячик для гольфа. Почерк был мне незнаком, но кровь застыла у меня в жилах, когда я прочитала:
Я знаю твой секрет, Алекс.
Заслышав папины шаги на лестнице, я с колотящимся сердцем быстро спрятала листок под учебник математики. Я понятия не имела, что все это значит, но доводить до родителей содержание записки не собиралась.
Дальше мой день продолжал складываться не лучшим образом. Уборка и ожидание человека, который заколотил окно досками, привели к тому, что я опоздала на школьный автобус, но тот, в свою очередь, тоже приехал позже, и потому я провела полчаса на остановке, прислушиваясь к пустопорожней болтовне маленьких детишек. Я мечтала о том, чтобы добираться до школы на автомобиле, но эта мечта была слишком уж отдаленной: днем я должна явиться в полицейский участок, чтобы ответить на вопросы по поводу моих нарушений при вождении, и не на секунду не сомневалась, что со временными правами мне придется расстаться.
Никого из моих подруг в автобусе не оказалось, даже моей лучшей подруги Грейс, и когда я наконец добралась до школы, то направилась туда, где занимался шестой класс, в гордом одиночестве. Завернув за угол, я увидела знакомую фигуру и хотела было улыбнуться, но ее лицо словно окаменело. Ни слова не говоря, она залепила мне пощечину, так что мою голову отбросило назад и кожа от скулы до уха сильно натянулась.
Обернувшись ей вслед, я пыталась сохранять спокойствие, но мои глаза уже были на мокром месте. Тонкая оболочка нашей дружбы лопнула; казалось, ей хочется убить меня. Она стояла, покачиваясь на пятках, и была готова ударить еще раз. Когда звон в моих ушах поутих, я осознала, что вокруг стоит тишина. В этой части школы всегда было малолюдно; все остальные уже вошли в здание, а тренировки у девочек помладше еще не начались. Вмешаться в нашу разборку было некому.
Я почувствовала, что моя щека становится красной и начинает гореть, а там, где по ней прошлись ее длинные ногти, остались набухающие следы.
– Какого черта ты сделала это? – зло спросила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
– Не смей играть со мной в свои идиотские игры! – прошипела она. – А я-то думала, мы с тобой подруги.
Я бы не стала так описывать наши с ней отношения, но момент для их выяснения был явно неподходящим.
– Я тоже так считала, но подруги обычно не лупят друг друга ни с того ни с сего. – Я шагнула к ней, поглаживая щеку. – Ну давай, выкладывай, что я такого натворила?
– Ну что ж, сама напросилась. Я бы хотела знать, какое тебе дело до моего бойфренда. Почему он так интересуется тобой? Ведь в тебе нет ничего особенного.
Не успев вовремя остановиться, я коротко фыркнула от смеха.
– Что? Мне нет до него никакого дела, и понять не могу, почему ты решила, что есть.
– Ну да, что еще ты могла ответить? – брызнула она слюной, перекосившись от ярости.
– Ты о чем?
– У вас завелись какие-то свои секретики. И мне это известно.
– Чушь какая-то. Откуда ты это взяла?
– А тогда с какой стати у него в компьютере столько материалов о тебе? – ерничала она.
– Каких таких материалов?
– Понятия не имею. Целая куча файлов.
– Зачем они ему? И что в них?
– Пока не знаю, но узнаю, взломав пароль. А ты тем временем держись от него подальше, ясно? Роб мой!
– Эшли, мне это прекрасно известно! И в конце-то концов, разве не ты едешь с ним в Корнуолл? – твердо посмотрела на нее я.
– А ты откуда знаешь про Корнуолл? – Голос у нее стал тихим и зловещим. Я задела ее за живое. Выругавшись про себя, я попыталась придумать подходящий ответ.
– Да так, болтали на перемене. Парочке девушек очень захотелось поделиться со мной этой новостью.
Мысль о том, что некоторые наши подруги рассматривали ее каникулы с Робом как свидетельство того, что она обыграла меня в некоем состязании, очевидно, пришлась ей по душе, и взгляд ее глаз напомнил мне еще об одном взгляде на лице, которое, к счастью, я больше никогда не увижу: в глазах Эшли читался такой же триумф, как и несколько недель тому назад в глазах Кэтрин, когда я оказалась всецело в ее власти в Королевских ботанических садах Кью. Воспоминание об этом вызвало у меня такую сильную дрожь, что я подалась назад и отвела глаза. Эшли поняла, что одержала победу.
Она пошла прочь; но, сделав всего несколько шагов, развернулась на каблуках и крикнула:
– Повторяю: держись от него подальше! А не то наживешь неприятности на свою голову.
На меня обратились взгляды каких-то проходящих мимо младшеклассниц, но я упорно смотрела в спину Эшли, продолжая сдерживать подступающие слезы и чувство обиды. На какую-то секунду я решила было, что это она бросила в окно тот мячик, но с какой тогда стати ей потребовалось давать мне пощечину? Еще не было и девяти, а у меня насчитывалось уже два врага. От страха мои внутренности сжались, и я чуть было не решила отправиться домой и залечь в кровать. Острая боль в щеке постепенно сменялась тупой, и я знала, что надо приложить к больному месту что-то холодное. Тяжело вздохнув, я подумала, что с этим надо поспешить, поскольку через несколько часов у меня была встреча с полицией, и мне не хотелось выглядеть так, будто я с кем-то подралась. Тихо бормоча проклятья в адрес Эшли, я направилась к ближайшему туалету.
* * *
Женщина-полицейский посмотрела на меня поверх очков, слегка покачала головой и вернулась к бумагам, которые держала в руках.
– Ну, Александра? Что ты можешь сказать в свою защиту? – наконец спросила она.
Я сделала глотательное движение, страстно желая, чтобы с моей стороны стола был высокий стакан с водой.
– Мне очень жаль, что так случилось. Я ничего не могу вспомнить. Знаю лишь, что мне было необходимо как можно скорее добраться до моей подруги Грейс. Все остальное – чистый лист бумаги.
Уткнувшись глазами в свои колени, я нервно теребила браслет на руке. Я больше не могла выносить взгляда этой женщины – ведь я так беззастенчиво врала. – А заключение доктора… Оно может помочь? – заикаясь, проговорила я.
К счастью, тут в разговор вступил мой папа:
– Мы предоставили все нужные медицинские заключения. Они должны быть где-то у вас.
Женщина-полицейский принялась перебирать какие-то листы в папке и, начав читать их, поджала губы. В безликой комнате Туикенемского полицейского участка и по совместительству Центра восстановительного правосудия становилось слишком жарко. Окна не могли улучшить циркуляцию воздуха, поскольку были забраны решетками и открывались лишь на небольшие щелочки. Когда она перевернула последнюю страницу, я изо всех сил попыталась сесть спокойно и не поднимать глаз.
– Ну, все это очень любопытно, – сказала женщина, постукивая по папке длинным костлявым пальцем, а затем стала перечитывать медицинское заключение.
– Мы заручились справкой, которую выдала нам директор школы, – добавил папа, показывая на листок бумаги, высовывающийся из общей кипы. – Из нее явствует, что мисс Харви считает, что самой адекватной реакцией на происшествие может стать лишение Алекс ее привилегий старосты.
Старостой я была очень недолго. Мое имя было добавлено в список, когда я находилась в коме после того происшествия в садах Кью, а затем спешно вычеркнуто оттуда, стоило мне только прийти в сознание и оказаться под следствием за езду с временными правами без сопровождающего. Я даже не увидела своего значка старосты.
Женщина-полицейский, выглядевшая так, будто собиралась отчитать папу за то, что он вмешался в разговор, выудила письмо из папки и просмотрела его.
– Спокойно, ты все делаешь как надо, – сказал голос у меня в голове. – Только не слишком уж лебези.
Я вздохнула с облегчением: Кэллум вернулся. Утро выдалось таким длинным и трудным, что у меня не было ни минуты на то, чтобы позвать его, но он все-таки оказался здесь, и мой амулет звякнул как обычно, когда он так шевельнул рукой, что наши находящиеся в разных мирах одинаковые браслеты пересеклись. Я быстро взглянула на свое отражение в стеклянной двери и увидела, как у меня за плечом мелькнуло ослепительно красивое лицо Кэллума. И все мое беспокойство улетучилось – моя любовь к нему уничтожила остальные эмоции. Увидев, что я смотрю на него, он подмигнул мне, а затем стал невероятно серьезен.
Из больницы я выписалась всего две недели назад, и его голос у меня в голове был источником любви и комфорта. Он прекрасно истолковывал события, происходившие в моем мире.
– Сосредоточься! А не то что-нибудь под конец напортачишь! – Он был прав. Конец был близок. Я быстро взглянула на женщину-полицейского, удостоверившись прежде, что на моем лице не отразилась внезапная радость из-за появления Кэллума.
В дверь постучали, и в ней появился молодой, явно нервничающий полицейский.
– Прошу прощения, что беспокою вас, инспектор Келли, но вы просили дать вам знать, когда будет готово экспертно-криминалистическое заключение.
Я быстро оглянулась на инспектора; ее невозмутимое лицо осветилось золотистым светом. Я понимала, что это значило: либо она была довольна тем, что заключение наконец готово, либо видеть стройного, симпатичного полицейского ей было очень даже приятно. Ради нее же мне бы хотелось, чтобы дело было в полицейском.
Меня до сих пор поражало, насколько полезной оказалась моя новая способность различать, о чем человек думает – о хорошем или о плохом. Похоже, это было неожиданным побочным эффектом моего чудесного выздоровления, выхода из вегетативного состояния. Только двое знали, что со мной произошло в действительности: я и Кэллум, чье таинственное отражение видела одна я.
Кэллум, как всегда, терпеливо ждал. Я изо всех сил старалась не смотреть на его отражение в сверкающей поверхности стекла, а вместо этого сосредоточилась на полицейских, как он и посоветовал мне. Но игнорировать его оказалось ужасно трудно. Моя любовь к нему была столь глубока, и судя по тому, что он с большим риском сделал для меня, он тоже очень меня любил. Я знала, что мы с ним были разъединены – я сглотнула и постаралась вспомнить все как можно точнее, – потому что он утонул, но это никак не сказывалось на силе моего чувства к нему. С тех самых пор, как мы встретились с ним под куполом собора Святого Павла, я полюбила его истово и безусловно. Стряхнув с себя эти мысли, я вновь сосредоточилась на инспекторе Келли; и, приглядевшись к ней повнимательнее, заметила, что ее взгляд, когда она смотрела на молодого полицейского, становился несколько мягче.
– Спасибо, констебль, – сказала она официальным тоном. – Скоро я присоединюсь к вам, и вы обратите мое внимание на главные моменты заключения.
Я поспешно глянула на полицейского; у него над головой тоже было золотистое мерцание. И я немного погадала, а признаются ли они когда-нибудь в том, что очень даже неравнодушны друг к другу. Но сейчас мне было достаточно того, что инспектор пребывала в хорошем настроении. Возможно, мне удастся избежать наказания.
Она посмотрела на меня и отодвинула от себя папку.
– Ну, Александра, я вижу, ты уже изрядно наказана своей школой. И в этих обстоятельствах, – она махнула рукой на медицинское заключение, – мы мало чего достигнем, если станем и дальше обвинять тебя в содеянных правонарушениях.
Мое сердце воспарило при этих ее словах, но я старалась и дальше изображать глубокое раскаяние.
– Но тем не менее, – продолжала она, и душа у меня ушла в пятки, – я должна вынести тебе официальное предупреждение. Ты раскаялась, и если твое вождение не приведет к каким-либо несчастным случаям в дальнейшем, то мы не станем портить тебе жизнь. Но это предупреждение мы приобщим к делу, и если что-либо подобное повторится, то не жди от нас никаких поблажек.
Тем не менее папа, покинув участок, вовсе не светился от счастья.
– Понятия не имею, как такое предупреждение скажется на страховом полисе, – буркнул он. – Может быть, тебе лучше не водить пока – до тех пор, пока все не устаканится.
– Я не против, папа. – И слегка улыбнулась ему, не в силах скрыть своей радости. – С удовольствием буду ездить с вами, особенно когда Джош осенью уедет.
Папа, уразумев, что я права, издал короткий стон. Если он не оплатит мою страховку, то ему придется постоянно возить меня куда-нибудь, как только мой брат Джош отправится в университет. Ситуация у него была безвыходная, он понимал это, и потому я удивилась, когда он неожиданно улыбнулся мне в ответ.
– Я сегодня же поговорю со страховщиками, – сказал он, – и узнаю, насколько они повысят плату. Выпишешь мне чек на эту разницу.
На это у меня не было немедленного ответа. Так что в конечном счете он победил. Он знал, что я накопила достаточно денег для того, чтобы купить собственную машину, когда придет время, поскольку откладывала на нее все деньги, которые получала, работая няней. Я почувствовала покалывание в руке и услышала смешок Кэллума, врубившегося в заключительную часть нашего разговора.
– Знаешь, а он прав. Ты вляпалась во все это по собственной вине. Если бы ты не поверила Кэтрин, когда она лгала тебе обо мне, ничего подобного не произошло бы.
Я уклончиво пробормотала что-то, призванное выразить мои чувства к Кэллуму, не насторожив при этом папу. Когда мы сели в машину, я прикинула, какие изменения произошли в моей жизни за последнее время. Меньше месяца тому назад я была совершенно счастливым, нормальным подростком, радующимся окончанию экзаменов. А теперь вот лгала полиции и пыталась изыскать любую возможность, чтобы остаться наедине со странным и великолепным призраком, которого можно вызвать амулетом, найденным мною в Темзе. Я скосила глаза на амулет на моем запястье, на поблескивающий на свету камень и почувствовала переполняющую меня благодарность за то, что я его нашла и смогла распознать его сверхъестественную силу.
Откинувшись на пассажирском сиденье, я, не прекращая улыбаться, стала думать о Кэллуме. Он был высоким русым парнем с атлетической фигурой. Я могла видеть его рядом с собой в зеркалах или в каких-то других отражающих свет поверхностях, а также разговаривать с ним, если наши браслеты находились в одном и том же пространстве, но большую часть времени чувствовала лишь его легчайшие прикосновения к своему плечу во время разговора. Он стал дерджем, Зависшим, душой, застрявшей между жизнью и смертью, после того как упал в реку Флит и утонул. В наши дни Флит практически полностью заключена в коллектор, и мало кто из лондонцев подозревает, что она вообще существует, но несколько веков тому назад это была судоходная река, берущая начало в Хэмпстеде на севере Лондона, и каким-то таинственным образом ее воды, до сих пор впадающие в Темзу, меняли тех, кто утонул в ней, хотя никто из дерджей не мог понять, как и почему это происходит. Они знали лишь, что день за днем жили за счет счастливых мыслей и воспоминаний, которые забирали у ничего не подозревающих людей и хранили в амулетах, с которыми не расставались. И каждую ночь какое-то необъяснимое влечение приводило их к собору Святого Павла – они называли его своим домом.
Дерджи знали только один способ покончить с мучениями, но для этого живым людям, доверявшим им, требовалось заплатить очень большую цену. Сестра Кэллума Кэтрин заставила меня поверить в то, что он на самом-то деле не любит меня. Я была в полном отчаянии, и ей почти удалось убедить меня принести себя в жертву. Она выпила все мои воспоминания и оставила умирать. А ожила я только потому, что Кэллум оказался готов ради моего спасения пойти на отчаянный риск – он опустошил свой собственный амулет с украденным счастьем и потому смог наполнить его копией всех моих воспоминаний, что вытягивала у меня Кэтрин. И после того как она наконец вырвалась из своего чистилища и умерла в вихре искр, он вернул их мне, сам оставшись ни с чем. Каждый раз, когда я думаю об этом, у меня перехватывает дыхание от любви к нему и благодарности. Бо́льшую часть времени, по крайней мере, когда я была рядом, создавалось впечатление, будто он неплохо справляется с отчаянной пустотой своей жизни, одолевающей его из-за утраты вещей, которые так важны для него. И он ничего не говорил мне о том, что ему нужно сделать, дабы заново наполнить свой амулет. А я не хотела ни о чем спрашивать. Как бы то ни было, но он вел себя по отношению ко мне с той же любовью, что и в ту ночь, когда мы с ним встретились впервые.
Когда мы вернулись домой, там никого не было, и мне не пришлось тратить долгие часы на то, чтобы поведать маме, что произошло в полиции. При первой же возможности я побежала наверх в спальню – проверить, там ли уже он. В спальне было мрачновато из-за заколоченных окон, но когда я присела на стул рядом со столом, то сразу почувствовала знакомое покалывание, и меня охватила волна спокойной уверенности и удовлетворения. Лицо Кэллума за моим плечом было прекрасно видно в зеркале, его яркие голубые глаза поблескивали от изумления.
– Мне нравится, что ты сотворила со своей комнатой, – сказал он, обозревая следы утренней катастрофы.
– Ну, знаешь ли, окна – это уже вчерашний день. – Я не хотела грузить его рассказом об ужасном утре. Мне было ненавистно все, что могло бы увеличить его страдания; неприятные новости могут подождать до поры до времени.
– Не могу поверить, что ты сидела в кабинете и так убедительно вешала лапшу на уши той бедной инспекторше. У тебя, несомненно, скрытый талант…
Я попыталась сделать вид, что мне стыдно, но у меня совершенно ничего не получилось. Я была слишком счастлива снова видеть его.
– Я говорила чистую правду, – возразила я. – Мне нужно было спасти Грейс, и я не знала, почему – ведь я не имела ни малейшего представления о том, что собирается сделать Кэтрин. То есть, наверное, я могла бы посвятить ее в некоторые детали происходящего, но она все равно ни за что мне бы не поверила.
– Вряд ли она каждый день слышит что-то подобное.
– А раз Кэтрин мертва, нам не на кого взвалить вину. – Я замолчала, гадая, а подходящее ли сейчас время для того, чтобы задать давно волнующий меня вопрос: – Она действительно так ненавидела свою жизнь?
Теперь пришла очередь Кэллума помолчать.
– Она всегда страдала от депрессии, и, думаю, и живой ей приходилось очень тяжко. Вдобавок ко всему жизнь здесь – не подарок. Она наверняка была в отчаянии.
– Если бы у вас был выбор, вы бы все предпочли умереть?
– О, да. – Он печально улыбнулся. – За единственным исключением, все мы хотим освободиться.
– Не могу поверить, что ты вынужден так жить. Это столь… столь несправедливо!
Кэллум вздохнул:
– Я до сих пор жалею о том, что не рассказал тебе обо всем в самом начале…
– Знаю, знаю. Но тогда ничего не случилось бы. Мне кажется, ты уже упоминал об этом. – Я слегка поддразнивала его, стараясь разрядить обстановку. – Но теперь мы, по крайней мере, регулярно ходим вместе к собору Святого Павла, а без Кэтрин это было бы невозможно.
Когда Кэллум спас мне жизнь, он неожиданно даровал мне способность видеть – и касаться – его как человека во плоти и крови, но только на самом верху собора Святого Павла. До аварии амулет давал мне возможность видеть его лицом к лицу лишь под самым центром знаменитого купола, но даже и в этих случаях я не могла дотронуться до него. Я считала, что стоило оказаться на волосок от смерти, чтобы гладить его лицо, держать за руку, целовать эти бесподобные губы… Мои мысли забрались на весьма опасную территорию.
– Истинная правда, – согласился он, в зеркальном отражении его губы прошлись по моей шее. – Хотя для меня это просто великолепно, куда лучше обнять тебя всю. Когда сможешь выбраться в город?
– Не знаю точно. Может, во время уик-энда. На следующей неделе заканчивается учебный год, а потом станет легче. Я по-прежнему не думаю, что это придется по душе маме и папе. Они так беспокоятся обо мне с тех пор, как я вышла из больницы. И мне нужно изобрести какой-нибудь действительно убедительный предлог.
– Хмм. Ты можешь позвать на помощь Грейс?
– Я бы с удовольствием, но не могу рассказать ей о тебе. Она решит, что я сошла с ума.
– Да уж. Но мне не хотелось бы, чтобы у тебя были секреты от твоих лучших подруг.
– Это не так уж и плохо. Сейчас она считает, что ты у меня что-то вроде виртуального бойфренда.
Я лгала Грейс, и мне было ненавистно это. Мы с ней столько всего пережили вместе, что было практически невозможно иметь дело с Кэллумом и ничего не рассказывать ей об этом. Я ходила вокруг и около, говоря ей, что познакомилась с человеком, которого полюбила, через интернет, и она от всей души радовалась за меня. Наконец я смогла обсудить с ней наших бойфрендов. Ей страшно захотелось увидеть его фотографию, и ночью я планировала обшарить весь интернет и найти что-нибудь подходящее.
– Мне бы очень хотелось познакомиться с Грейс, – задумчиво сказал Кэллум. – Она кажется мне такой счастливой и полной жизни.
– Ты поосторожнее! – рассмеялась я. – Вдруг ты не сможешь устоять перед ее счастливыми мыслями и воспоминаниями!
– Ну, тебе же известно, что я монстр, которого невозможно контролировать. – Он сделал вид, что кусает меня за шею.
– В любом случае я не уверена, что хочу знакомить ее с тобой, – сказала я как можно строже. – Ее все любят, и дело может кончиться тем, что ты отдашь предпочтение ей, а не мне. И амулет могла найти она, а не я.
– Но ведь этого не произошло. Это ты была готова нырнуть за ним. – Он помолчал, вспоминая, как оно все было. – До сих пор не верю, что его нашла ты… а он, в свою очередь, нашел меня, – наконец пробормотал он. – На это было так мало шансов, и все могло пойти совсем по-другому.
Я посмотрела в его глаза, нежные от избытка чувств, и постаралась не думать о другом возможном ходе событий – вытащить из грязи на дне Темзы проволоку, к концу которой был привязан амулет, мог кто-то другой. И тогда жизнь у меня была бы спокойной, бесхитростной и, да, очень скучной. Мои губы начали складываться в улыбку.
«Тебе мог достаться какой-нибудь убогий кладоискатель с металлодетектором, так что, считай, тебе повезло. Кроме того, на свете не так уж мало людей, которые не убежали бы прочь в лучах закатного солнца, если бы ты заговорил с ними», – вернулась я мыслями к тем странным дням, имевшим место несколько недель назад, когда я и в самом деле чуть было не сочла себя лишившейся разума.
Чересчур скоро для Кэллума пришло время идти в местный мультиплекс на вечернюю охоту. Он отдавал предпочтение радостным мыслям, приходящим в головы людей, смотрящих низкопробные комедии, и поэтому мог быстро набрать большой запас эмоций в зале кинотеатра. Он сказал, что остальные дерджи считают его сумасшедшим. Они говорят, что качество такого фальшивого счастья куда ниже настоящих счастливых воспоминаний, но из-за этих их слов Кэллум еще более ревностно предавался своему занятию. И как раз сейчас ему надо было впитать как можно больше эмоций. Он все еще пытался вернуть равновесие своему существованию, заново наполнив свой амулет; хотя он старался скрывать от меня, как ему трудно, иногда я замечала следы меланхолии на его удивительном лице. Это впитывание занимало все его время, когда он был не со мной, я же тратила каждую свободную минуту, пытаясь придумать, что можно сделать, чтобы он оказался рядом. «Как я могу все это изменить?» – вновь и вновь гадала я. Какие еще возможности амулета можно изыскать, которые позволили бы Кэллуму держать меня в своих объятиях не только на вершине купола? И я была полна решимости найти их.
Я знала, что ему пора, и одарила его широкой улыбкой. Зачем заставлять его чувствовать себя еще хуже? Пообещав вернуться на следующее утро как можно раньше, он ушел, и я осталась наедине с вечером.
До конца учебы оставалось всего несколько дней, и учителя большей частью перестали задавать нам домашние задания. Они пустили это дело на самотек. Но у меня, поскольку я провела много времени в больнице, оставались кое-какие задолженности, так что мое время не принадлежало мне полностью.
Я потянулась за своим рюкзаком, пытаясь вспомнить, а что же мне надо сегодня сделать. Днем я была в полицейском участке, но мой список дел по-прежнему оставался длинным.
Только было я собралась открыть ноутбук, как зазвонил мобильник. Захлопывая крышку компьютера и нажимая на зеленую кнопку телефона, я улыбалась. Это была Эбби, так что нам предстоял разговор длиной несколько часов.
– Привет, Эбби! – сказала я. – Угадай, какие у меня новости. Полицейские отпустили меня!
В трубке стояло какое-то странное, глухое молчание.
– Эбби? Это ты?
– Не понимаю, почему ты можешь разговаривать со мной так, будто ничего не случилось! – ударил мне в ухо ее голос. – И это после того, что ты сделала!
– Простите… Это Эбби? – Голос был знакомым, но почти неузнаваемым.
– Я никогда больше не буду с тобой разговаривать, а поскольку я рассказала всем о том, что ты натворила, думаю, многие из них тоже не захотят этого. Как ты могла быть такой жестокой? А я-то считала тебя своей подругой. – Ее голос то и дело срывался от душивших ее эмоций.
Я не могла поверить, что со мной снова происходит такое, и на этот раз меня обвиняет в чем-то человек, которым я так дорожу.
– Эбби, я понятия не имею, о чем ты говоришь! Что случилось? Что не так?
Послышалось приглушенное всхлипывание:
– Как ты могла? Скажи, как.
– Эбби, – мягко произнесла я. – Я совершенно не понимаю, о чем ты. Сделай глубокий вдох и выложи мне все, в чем я, по твоему мнению, виновата.
– А то ты не знаешь! Проверь свою почту и посмотри, получила ли ты ответ от мисс Харви.
Ответ от директора? Все становилось еще более странным.
– С какой стати мисс Харви посылать мне письмо? И на что она должна была ответить?
– Тогда взгляни в свои отправленные, может, что и вспомнишь. Я не могу дождаться, когда же наконец узнаю ее ответ.
– О’кей, о’кей. Подожди минутку. Я еще не в Сети. – Прижав телефон плечом к уху, я снова открыла ноутбук. Включила его и вошла в почту. Все это происходило очень медленно, и я слышала, как Эбби шмыгает носом. – Ну вот. Вошла. И куда мне теперь смотреть? – Я пыталась открыть папку отправленных писем, гадая, что же я там увижу. Потом я заметила в середине списка письмо с заголовком «Эбби Хэнкок». Я открыла его и пробежала глазами, чувствуя себя все хуже и хуже.
– Какого черта?.. Эбби, что все это значит? Как такое могло произойти?
– Хватит притворяться! – выпалила она. – Почему ты так со мной поступила? Из-за тебя меня выгонят из школы!
– Я… Я ничего такого не делала, Эбби, клянусь тебе. – Мне нужно было время, чтобы переварить все это. – Подожди, не вешай трубку, я, по крайней мере, должна внимательно прочитать письмо.
Письмо было длинным. Адресовалось оно мисс Харви и являло собой полный список прегрешений Эбби в школе за несколько лет, и ни за одно из них она не была наказана, поскольку с виду была сама невинность. «Преступления» были самого разного рода – разбитые стекла, зеленый пищевой краситель в плавательном бассейне на День святого Патрика, прогулы и сожженный в общей комнате тост, из-за чего понадобилось вызывать пожарных. Такое письмо не мог послать ни один друг, и меня охватил ужас, когда я осознала, почему она так расстроена. Письмо было послано мисс Харви с моего адреса, и тот, кто это сделал, заодно послал копию Эбби. Это было очень жестоко.
– Эбби, ну что я могу сказать? Это не я. Сама понимаешь, я на такое не способна. Кто-то, должно быть, взломал мой аккаунт.
– Неужели? – съязвила она. – Тогда объясни про бассейн. Ты единственный человек, которому я рассказала об этом – только тебе. Объясни мне это и не думай, что можешь меня заболтать. Завтра мисс Харви меня уничтожит. Она так долго искала того, кто сжег этот тост, а ты преподнесла ей виновную на блюдечке. Но прежде чем она расправится со мной, я расскажу абсолютно всем, что ты за друг.
Пока она говорила, у меня в голове бешено крутились мысли, а потом я кое-что заметила, повнимательнее посмотрев на адреса в начале письма. Адрес директора был написан неправильно – через n, а не через m. Эбби не обратила на это внимания. Я быстро открыла входящие и увидела сообщение о том, что письмо не дошло до адресата.
– Эбби! – крикнула я. – Письмо не дошло до мисс Харви, а вернулось обратно. Она ни о чем не узнает!
Я услышала стук клавиатуры, а затем громкий вздох облегчения – Эбби увидела ошибку в адресе. Ее секреты остались при ней. Но за вздохом последовало молчание.
– Эбби, ты еще здесь?
В трубке было тихо.
– Эбби, ответь!
– Если ты так решила пошутить, – прошипела она, – то юмор у тебя очень своеобразный. Ты хоть представляешь, через что я прошла с тех пор, как прочитала письмо? Я не считала тебя злым человеком, но теперь изменила свою точку зрения. Не вздумай заговорить со мной завтра и вообще никогда со мной больше не говори. – Она отключила телефон.
Я в смятении села на стул и не отрывала глаз от мобильника. От страха у меня снова скрутило желудок. Что происходит?
Посетитель
На следующее утро в школе Эбби совершенно игнорировала меня, но было похоже, что она никому не рассказала о письме. Я пару раз хотела поговорить с ней, но она поворачивалась ко мне спиной, и я оставила свои попытки. Во время обеда я отыскала спокойное местечко в углу общей комнаты и села, опустив голову. Мысль о письме по-прежнему не давала покоя, и у меня то и дело что-то сжималось внутри. Я представить не могла, какие неприятности свалились бы на голову бедной Эбби, если бы письмо дошло по назначению. После ее звонка я пошарила в моем почтовом аккаунте, надеясь найти ключ к разгадке того, что произошло, но единственной необычной вещью оказалось то, что папка удаленных писем была совершенно пуста, и я не смогла ничего восстановить; кто-то, должно быть, стер ее содержимое, когда взламывал мою почту. Я установила пароль посложнее, надеясь, что подобной меры будет достаточно. Мне очень хотелось обсудить все это с Кэллумом.
Он больше не объявлялся в школе без предупреждения – был очень занят собиранием эмоций. А я настаивала, чтобы он в основном посвящал этому занятию утренние и обеденные часы, а во второй половине дня оказывался бы свободным. Но я скучала без него, скучала по волнению перед его появлением, по покалыванию в руке перед тем, как он заговаривал со мной. И я уносилась мыслями в предстоящий уик-энд, когда я наверняка найду предлог для того, чтобы сорваться в Лондон и снова встретиться с ним лицом к лицу. У нас всего два раза была такая возможность, и эти встречи было действительно трудно устроить, но оно того стоило – лишь бы обнимать его и чувствовать, как его сильные руки смыкаются вокруг меня.
Когда я вновь и вновь вспоминала нашу последнюю встречу, рядом со мной на кресло-мешок опустилась Грейс.
– Привет, – сказала она. – Ты сегодня какая-то задумчивая. В чем дело?
Я слегка улыбнулась:
– Да со мной все хорошо, только вот, похоже, я огорчила Эбби, и она со мной не разговаривает.
– Только не это! Что ты учудила на этот раз? – рассмеялась Грейс.
– Это совсем не смешно, а я ничего плохого не сделала, – негодующе ответила я. – Можно я расскажу тебе обо всем позже? Не хочу, чтобы кто-то нас услышал.
– О’кей, конечно. Ты можешь пооткровенничать со мной на сегодняшней вечеринке у Элоизы. Тебе надо немного взбодриться. Хочешь, я тебя подвезу?
Грейс только что сдала экзамены на права, и родители отдали в ее раcпоряжение небольшой автомобиль, так что мы могли носиться на нем, не завися от ее папы. Я не была уверена, что хочу оказаться на вечеринке, на которой будет Эбби, но я договорилась об этом с Грейс после того, как нас обеих выписали из больницы, и мы с тех пор с нетерпением предвкушали ее.
– Давай. Но я не знаю, сколько я на ней пробуду.
– Твои родители взяли тебя в оборот?
– Нет, дело не в этом, они ведут себя очень мило. Просто не уверена, что хочу провести вечер с… – и я кивнула головой в сторону Эбби. – Или, точнее, она может не захотеть провести его со мной.
– Послушай, что бы там между вами ни произошло, ты не можешь испортить Элоизе ее вечеринку – это будет несправедливо, – прошептала Грейс. – Ведь она в конечном счете ни в чем не виновата.
– Знаю. Просто у меня неподходящее настроение для тусовки…
– Вот только не надо заливать, что ты вместо этого опять просидела бы весь вечер в интернете! – Грейс посмотрела на меня обвиняюще. – Кэллум должен понимать, что у тебя есть своя жизнь; ты не можешь все время быть онлайн.
И мне снова очень захотелось рассказать Грейс всю правду о Кэллуме. Она вечно задавала неудобоваримые вопросы о том, как мы познакомились, и почему у него нет странички в фейсбуке, и планирует ли он приехать сюда из Венесуэлы. Я очень сожалела о том, что снабдила ее такими деталями о его персоне. Рано или поздно она перестанет покупаться на истории о наших отношениях по интернету, даже если я наконец-то покажу ей фотографию, которая удовлетворит ее любопытство по поводу того, как он выглядит.
Я громко вздохнула:
– Я знаю, ему нравится, когда я хожу развлекаться. Но дело сейчас не в нем, а совсем в других вещах.
– Ну, лучший способ общаться с Эбби – это не обращать на нее внимания. И в конце концов она подойдет к тебе, сама это знаешь.
– Ладно, твоя взяла. Мне бы хотелось, чтобы ты меня подвезла, но ты уверена, что я вам не помешаю? Мне не хочется оказаться третьей лишней в вашей с Джеком компании.
– А, можешь не беспокоиться, он с нами не поедет. Его, бедняжку, мама потащит на какую-то вечеринку у нее на работе.
Подумав о Джеке, Грейс довольно улыбнулась. Он был моим большим другом, и я радовалась тому, что у них все так хорошо. Недавнее пребывание Грейс в больнице сделало Джека еще более внимательным к ней, и он прилагал всяческие усилия к тому, чтобы почаще видеть ее.
– О’кей, тогда дай мне свои указания. В какое время ты за мной заедешь и что я должна надеть? – спросила я, как обычно, возлагая ответственность за такие детали на нее.
– Ну. – Она, поджав губы, оглядела меня с ног до головы. – Я знаю, что у тебя есть Кэллум, так что ты не захочешь привлекать к себе внимание других парней. Но… с другой стороны, его там не будет, а ты же не хочешь, чтобы Роб считал, будто ты душевно надломлена, так что, по моему мнению, мы должны будем предстать на вечеринке во всей своей красе.
– Там будет Роб? Правда? Тогда я никуда не иду. – Я изо всех сил старалась избегать Роба, моего бывшего почти-бойфренда. Насколько я знала, он до сих пор ощущал невыносимое самодовольство из-за происшествия в садах Кью и то и дело ронял намеки о том, что это он спас положение дел. Я не слышала, чтобы он выдвигал прямые обвинения против меня, но он и не пресекал слухов о том, что с моей стороны это была попытка самоубийства. Он даже пытался представить дело таким образом, будто я была слишком уж огорчена из-за того, что мы перестали встречаться с ним. И я сомневалась, что смогу удержаться от того, чтобы не высказать ему все, что я о нем думаю, как только увижу его физиономию.
– Да хватит тебе, ты же не можешь допустить, чтобы он вышел сухим из воды из этой передряги. А лучший способ напакостить ему – выглядеть великолепной и совершенно неприступной.
Я поразмышляла над ее словами и согласилась с ними.
– Ладно, ты права. Так что мне надеть?
Грейс, внезапно разволновавшись, привстала в кресле.
– Я действительно могу выбрать то, что считаю нужным? Прекрасно! Дай мне подумать…
Я поняла, что она всерьез озаботилась моим нарядом, и сердце у меня екнуло. Но я не могла лишить ее такого удовольствия. В конце-то концов, это я была ответственна за то, что она чуть не умерла. Каждый раз, когда я думала об этом, кровь стыла у меня в жилах, а еще подлее было обманывать ее. Я ненавидела себя за то, что у меня есть от нее секреты, но не могла найти разумного выхода из создавшегося положения; она ни за что не поверит мне, если я расскажу ей всю правду о том, как сестра Кэллума попыталась убить нас обеих, прежде чем сама успешно свела счеты с жизнью. Во всем этом был только один хороший момент: Кэтрин исчезла из моей жизни и из жизни Кэллума, и мы с ним не собирались скучать по ней.
В конце концов Грейс решила заехать ко мне домой, дабы удостовериться, что я все сделаю правильно. Мама вызвала какого-то мастера, чтобы он починил окно, и я снова могла существовать при свете дня. К тому же комната была чересчур уж аккуратно прибрана после того, как ее пропылесосили, чтобы обезопасить всех нас от осколков стекла. Мои старые щипцы для волос были извлечены из-под спуда, и Грейс, с энтузиазмом набросившись на них, провела почти час в попытках хоть немного завить мои практически прямые волосы, а потом настояла на том, чтобы обозреть имеющуюся у меня косметику. Когда я наконец посмотрела в зеркало, то едва узнала себя. Длинные, спутанные прежде, светлые волосы лежали ровными волнистыми прядями, а одежда, которую она выудила из недр моего шкафа, сделала меня высокой и элегантной.
Грейс отошла в сторону, чтобы полюбоваться своей работой, и, довольная, улыбалась, глядя, как я таращусь в зеркало.
– Роб будет таааак зол на себя сегодня. Ты выглядишь потрясающе.
Я молча кивнула, и незнакомка в зеркале повторила это движение.
– А теперь, – по-деловому заговорила она, – нам надо через десять минут отправляться на вечеринку, а я совершенно к этому не готова. Я на две минуты залезу в твою ванну, а потом немного подкрашусь. А ты, смотри, ничего не испорть!
Моя рука, которую я хотела было поднести к волосам, послушно упала вдоль тела.
– О’кей, обещаю, – кротко сказала я.
– Вот и славно. Вернусь через секунду. А ты сиди и не шевелись. – Дверь за ней захлопнулась, и стало слышно, как она сражается с капризным замком на двери ванной комнаты.
Я повернулась и снова взглянула на себя в зеркало. Я знала, что Кэллум придет посмотреть на меня, и стала ждать покалываний в руке. И через пару секунд он был уже рядом со мной, его непослушные волосы смотрелись еще очаровательнее на фоне моей идеальной прически.
– Прости меня, – прошептала я. – У нас мало времени. Грейс сейчас вернется.
– Знаю, но я просто хочу попрощаться с тобой, прежде чем ты отправишься на вечеринку, поскольку не уверен, что смогу оказаться здесь, когда ты вернешься.
Я скорчила недовольную гримаску:
– Я бы с куда большим удовольствием провела вечер с тобой, чем куда-то ехать. Ты ведь знаешь это, верно?
Он грустно улыбнулся:
– Знаю, но ты не можешь все время находиться дома. Иногда нужно общаться с друзьями.
– Мне не очень-то этого хочется. Не хочется весь вечер сплетничать с девочками и смотреть, как парни подкатывают к девушкам, а потом пытаются выяснить, кто сможет больше выпить, так чтобы его не стошнило. Мне хочется быть с тобой, а в последние дни у нас было так мало на это времени. Мне нужно о многом рассказать тебе. – Я до сих пор не нашла подходящего момента для того, чтобы поведать ему о записке и о ничем не спровоцированном наезде на меня Эшли.
На его лице появилось странное выражение.
– Сегодня ты выглядишь просто великолепно. – Его свободная рука, не соединенная с моей амулетом, потянулась было к моим волосам, но застыла на полдороге. – Я даже не смею коснуться тебя, боюсь, что все испорчу.
– Не беспокойся об этом, – возразила я. – Вся эта красота ни для кого не предназначена.
– А мне бы хотелось, чтобы она предназначалась мне, – сказал он так тихо, что я едва расслышала его слова.
– Все это действительно для тебя, о чем ты хорошо знаешь.
На этот раз его улыбка была совсем печальной:
– Я бы очень хотел этого. Но у тебя своя жизнь, и я не хочу никому мешать.
– Ты никогда никому и ничему не помешаешь! – Я попыталась погладить его лицо, как обычно, чувствуя при этом намек на легкое сопротивление воздуха. Кэллум выглядел совсем удрученным. – Что, дела сегодня шли неважно?
– Нет, все хорошо, в самом деле, хорошо. Я… Я просто… – Он замолчал и стал смотреть в сторону.
– Кэллум, что случилось? Быстро расскажи мне, пока Грейс не вернулась, а не то я весь вечер буду очень беспокоиться.
– Ты сегодня какая-то другая, такая… изысканная, умудренная. И, разумеется, совершенно потрясающая. Ты вроде даже не похожа на мою Алекс. Но так оно и должно быть. Ты собираешься со своими друзьями на вечеринку. И ты это заслужила. – Он наконец-то посмотрел мне в глаза, и я увидела, как ему горько.
– Не смей так думать! – возразила я ему довольно резко. – Мне действительно все равно, что считают другие. – Я показала рукой на свою одежду и уложенные волосы. – Для меня существуешь только ты, Кэллум, только ты. Все это для тебя. – Мой голос смягчился. – Я тебя ни на кого не променяю. Я тебя люблю.
Он, казалось, слегка расслабился:
– Я это знаю, действительно знаю. Думаю, я просто немного… немного ревную.
– Но почему бы тебе не пойти со мной? Ты же можешь видеть некоторых моих друзей, даже если ты с ними незнаком. И тогда ты поймешь, что конкурентов у тебя нет.
Он чуть-чуть улыбнулся:
– Спасибо за приглашение, но я не уверен, что это хорошая идея. Прежде я никогда не был против того, чтобы быть просто наблюдателем – смотреть на артистов или на гостей на вечеринках, но сейчас я изменился – я все больше убеждаюсь в том, что многое теряю, и мне становится как-то… тяжело.
Пришел мой черед помрачнеть.
– Мне так жаль. Хотелось бы, чтобы все было по-другому. – Тут я услышала щелчок замка в двери в ванную комнату. – Быстро, сюда идет Грейс. Я увижу тебя завтра в соборе Святого Павла? Думаю, мне удастся найти предлог для того, чтобы выбраться из дома в субботу.
– Мне бы очень хотелось этого. Увидимся утром. Спокойной тебе ночи. – Рука Кэллума потянулась к моим волосам, но он вовремя опомнился. Его лицо снова тронула печальная улыбка.
– Я люблю тебя, Кэллум.
Наконец-то у него засветились глаза.
– Я тоже тебя люблю. До встречи.
Он исчез прежде, чем дверь в ванную открылась и из нее вышла Грейс.
– Хммммм. Молодец! Ничего не напортачила! А я думала, ты начнешь все переделывать, как только скроюсь с твоих глаз.
Я быстро отвернулась, чтобы она не увидела слезы на моих глазах. Как бы сильно я ни любила Кэллума, наша жизнь была очень трудной, и я не знала, как это можно исправить. Я сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. Ни к чему выказывать свои эмоции, особенно сейчас.
– Пошли, пока у меня не потекла тушь или не случилось нечто подобное. – Я вручила Грейс ее сумочку, подобрала с пола свою и выключила свет, наблюдая за собой в зеркале. Какую-то долю секунды мне казалось, что я вижу в нем его, но стоило мне приглядеться, и он пропал из поля моего зрения.
Вечеринка по случаю семнадцатилетия Элоизы проходила в павильоне неподалеку от ее дома, поскольку приглашенных на нее было очень много, и в доме всем им было бы некомфортно. Поначалу туда просочились некоторые взрослые. Но скоро они исчезли за баром, откуда можно было следить за тем, сколько алкоголя употребляют подростки. Играла одна из школьных групп, и мы большей частью яростно отплясывали перед сценой, вдохновляя по мере сил музыкантов и стараясь игнорировать ужасную акустику. Элоиза украсила помещение воздушными шариками и серпантином, и внутри было почти уютно.
Я всеми силами старалась держаться подальше от Роба, небрежно облокотившегося о барную стойку. Он заметил меня, стоило только нам с Грейс войти, и я постоянно ловила на себе его взгляд. Эшли по какой-то причине в зале не оказалось.
– А где же Эшли? – шепотом спросила я у Грейс, когда стало очевидно, что Роб ее не ждет.
– А, забавно, что ты спросила… Я оказалась в туалете одновременно с Миа, и она сказала мне, что Эшли с Робом вроде как поссорились.
– Правда? А из-за чего?
– Ну, видишь ли, Эшли по-прежнему считает, что Роб к тебе неравнодушен, и она поставила ему ультиматум. – Грейс понизила голос и огляделась. – Заявила, что не хочет присутствовать на вечеринках, на которых будешь ты, и отказалась пойти к Элоизе, решив, что он останется дома с ней. Но он, разумеется, предпочел явиться сюда.
– Ну как можно быть такой глупой? Она действительно считает, что им можно вот так помыкать?
– Вот именно. Могла бы немного понабраться мудрости из журналов, которые постоянно читает. Но все же она права в одном: он не может оторвать от тебя глаз.
– Хм, пусть таращится в свое удовольствие; я больше не собираюсь покупаться на его дешевое красноречие, – фыркнула я, стараясь не смотреть в его сторону. Мне было видно, что он пялится на нас обеих поверх своего бокала, и потому поспешила повернуться к нему спиной, надеясь, что это движение выглядело непринужденным.
Грейс улыбнулась мне; очевидно, мой маневр получился не слишком естественным. Но, по крайней мере, Роб больше не маячил у меня перед глазами; мне не хотелось, чтобы он испортил мне вечер.
Эбби была здесь, она держалась в отдалении, но уже не казалась такой обиженной, как прежде. Я последовала совету Грейс и предоставила ее самой себе, надеясь, что со временем она ко мне подойдет. В разгар вечеринки пришел Джек, и Грейс буквально прилипла к нему.
Я не могла смотреть на эту парочку без улыбки. Они очень подходили друг другу. И я надеялась, что их отношения продлятся все лето. Они оба были людьми преданными, так что вероятность этого была высокой. По всей видимости, то обстоятельство, что Грейс оказалась в больнице, открыло Джеку, как много она для него значит, и в результате они стали неразлучны. Я смотрела, как они танцевали, и видела, что вместе им легко и хорошо. Он всегда обращал внимание на то, что ей в данный момент нужно – хочет ли она танцевать или же им следует выйти и подышать свежим воздухом. Я бы с радостью наблюдала за ними весь вечер, зная, что будь здесь Кэллум, он бы вел себя со мной точно так же. Подумав об этом, я улыбнулась, но испытала заодно и другое, незнакомое мне прежде чувство. Я завидовала; завидовала их возможности быть вместе, касаться друг друга, делать вместе самые обычные, мирские дела. А у нас с Кэллумом так не получится, как бы я к этому ни стремилась. Сколько бы этого ни ждала.
Задумавшись, я упустила момент, когда Роб направился в мою сторону. Я стояла на краю зала, и, наклонившись ко мне, он уперся руками в стену поверх моих плеч. Это была странная поза – он словно хотел изолировать меня ото всех.
Я скрестила руки на груди и уставилась на него, а затем, перекрикивая музыку, громко спросила:
– Что тебе нужно? – Тон у меня при этом был самый что ни на есть пренебрежительный. Мы с ним ни разу не разговаривали с тех пор, как он бросил меня в ресторане. Было интересно, упомянет ли он об этом.
– Ты! – крикнул он в ответ, демонстративно разглядывая меня с головы до ног. Я быстро отвела глаза, прежде чем он успел посмотреть в них. – Ну что, выздоровела? – быстро продолжил он.
Я пожала плечами, немного погадав, а стоит ли мне спросить его про компьютерные файлы. Мне действительно хотелось знать, к чему все это, но не хотелось подставлять Эшли; держу пари, ему было неизвестно, что она шарит у него в компьютере. Потому я промолчала и стала ждать, что последует дальше.
Он определенно был настроен поговорить.
– Я рад, что тебе лучше. Ты нас всех порядком перепугала. – Он улыбнулся мне своей самой что ни на есть умильной улыбкой, от которой я всего несколько месяцев назад почувствовала бы слабость в коленках, но теперь его обаяние на меня не действовало.
– Я чувствую себя прекрасно, спасибо, – холодно ответила я. – Единственное, меня беспокоит, что некто, – я подчеркнула, – некто – распространяет слухи о том, что это была попытка самоубийства. Это абсолютная ложь, и к тому же подобные слухи крайне огорчат моих родителей, если они до них дойдут.
– Правда? И кто же так поступает? – Он с шутливым отвращением помотал головой. – Некоторые просто не думают, что говорят.
Я прямо восхитилась его умением нагло все отрицать. Он был почти убедителен. Но я ничего ему не ответила, а лишь продолжала пристально смотреть на него. В этой игре в гляделки я не собиралась моргать первой. И мне потребовался полный контроль над собой, чтобы не улыбнуться, когда он наконец опустил глаза.
– Тебе, должно быть, неприятно видеть его, да? – Он кивнул в сторону Джека. Когда я бросила Роба, тот быстренько решил, что я сохну по Джеку, поскольку знал, что мы с ним друзья, а Джек только-только начал встречаться с Грейс. Чего Роб никогда не замечал, потому что его в действительности никто не интересовал, кроме себя, любимого, так это того, что мы с Джеком были словно брат и сестра и мне никогда не приходило в голову влюбляться в него.
Я смотрела на Роба, пытаясь решить, не стоит ли поставить его на место. И в результате одарила своего собеседника взглядом, который сочла уничижительным, а затем отвернулась и стала снова смотреть на танцующих. Грейс и Джек вовсю отплясывали под один из свежих хитов, они не обращали внимания ни на кого вокруг, их ауры были золотистыми и яркими и заметно вибрировали в огнях дискотеки.
Роб, решив не сдаваться, предпринял вторую попытку и стал говорить еще громче:
– Я рад тебя видеть, да еще такую великолепную…
Я подняла на него глаза – теперь на свету оказалось его лицо. В лучах дискотечных прожекторов оно было странно зеленым, а глаза мертвыми. Я подумала, что это не противоречит его натуре. Наклонившись, я прокричала ему в ухо:
– А где Эшли? Ты успел ее достать, верно?
– Знаешь ли, у нее на сегодня другие планы… – Он слегка занервничал, и я осталась довольна собой.
– Неужели? А я слышала, она тебя бросила. Немного подло с ее стороны, как ты считаешь? Я ведь в курсе, что вы должны были поехать в Корнуолл, чтобы немного там повеселиться. – Я выпрямилась, подперев бедра руками, чтобы он не думал, будто нашел во мне замену несостоявшейся пассии.
– По правде говоря, Эшли, как ты изящно выразилась, меня не бросала. Но иногда планы приходится немного… менять. На самом-то деле я надеюсь снова поговорить с тобой об этом. – Одна его рука слегка скользнула вниз и оказалась на моем плече.
Я сама себе не верила. После всего случившегося он пытался снова приударить за мной! Это было невозможно вынести.
– Роб, не льсти себе. Ты прекрасно знаешь, что я отвергла тебя еще до больницы и не собираюсь больше иметь с тобой дело!
– Алекс, мне кажется, ты все еще немного не в себе. Может, будучи в коме, ты кое о чем забыла. Но я-то помню, как сильно мы были влюблены друг в друга. Давай я восстановлю твою память? – Он запустил пальцы руки в свои идеально постриженные волосы, давая мне возможность узреть его вожделеющие глаза: глаза уверенного в себе человека.
Я быстро подалась в сторону, прежде чем он успел приникнуть ко мне, и он чуть не упал на стену, чему изрядно удивился.
– В какие игры ты играешь? Хватит придуриваться. – Я почти кричала. – Я уже сказала тебе, что не собираюсь встречаться с тобой. Ни сейчас, ни потом. Понятно? Странно, что Эшли не успела тебя раскусить. Но это вопрос времени. – К счастью, музыка была такой громкой, что на нас никто не обращал внимания, хотя я орала на него во весь голос.
Роб стоял и гадко улыбался.
– Эй, не впадай в панику. Я хочу сказать лишь, что мы снова можем стать друзьями. – Тут его взгляд переместился на мою руку и на амулет. На какую-то секунду он снова поднял глаза на мое лицо, а затем сменил тон: – Это тот самый браслет, который Грейс вернула тебе в больнице? Тот самый, что ты нашла в реке?
Я машинально опять сложила руки на груди, чтобы амулет оказался в безопасности.
– Кто это тебе сказал?
– Да кто-то упомянул об этом, когда ты пошла на поправку. Он очень необычный… Можно взглянуть?
Глаза у меня сузились. Наш разговор был каким-то неправильным.
– Нет, Роб, нельзя. И мы не будем с тобой друзьями. Ты и вправду считаешь, что хорошо обращаешься с Эшли?
– О, с этим покончено, – сказал он самодовольно, ненадолго став самим собой, но затем мирно продолжил: – Честно, Алекс, я знаю, что с самого начала у нас с тобой что-то не заладилось, но мы можем забыть об этом и предпринять вторую попытку. – Его рука потянулась к моей, его глаза оказались прикованы к амулету, и вокруг его головы появилось небольшое облачко золотистого цвета. Я спрятала руки за спину. Не знаю точно почему, но мне не хотелось, чтобы Роб смотрел на единственное звено, связующее меня с Кэллумом.
– Да ладно тебе, – вкрадчиво сказал он, беря мою руку в свою и доставая ее из-за спины. Он был слишком силен, и избавиться от него, не устраивая сцены, было невозможно. Скоро он уже крепко держал мою кисть и внимательно рассматривал амулет. Золотистый цвет над его головой стал ярче, чего я никак не могла понять.
Я попыталась выдернуть руку.
– Оставь меня в покое, Роб! – Я стала оглядываться по сторонам в поисках пути к спасению, но он внезапно отпустил меня со странной улыбкой на лице.
– Ты слишком обидчива! Я только хотел взглянуть на браслет. Грейс сказала мне, что он какой-то необыкновенный, вот и все.
Ситуация была неприятной, и я не могла понять, почему браслет так заинтересовал его.
– Думай что хочешь, – фыркнула я и поспешила сложить руки так, чтобы амулета не было видно.
Внезапно музыка стала другой; вечеринка подходила к концу, и сменивший группу диджей стал сворачивать выступление, включив медленную композицию. Мне не хотелось быть рядом с Робом, когда начались медляки. Я встала так прямо, как только смогла.
– Мы с тобой закончили? Так что возвращайся к Эшли, Роб, и перестань болтать обо мне всякие гадости. – И не успел он ответить, а я уже быстро повернулась на своих невероятных каблуках и решительно направилась в дамскую комнату.
Там уже собрались некоторые мои подруги, жалующиеся на никчемных парней. Как обычно, все хорошо выстроенные планы, кто с кем будет танцевать под занавес, потерпели крах, в основном из-за того, что парни были в основном не посвящены в них. Танцующие выбрали в партнерши не тех девушек, а множество других парней сбились в группы и наблюдали за происходящим.
– О, Алекс, привет! – обрадовалась мне Лидия. – Ты не танцуешь? А я думала, что вы с Робом… – Ее вопрос повис в воздухе.
– Ну вот еще. После того как он мне так сильно напакостил, я даже разговаривать с ним не хотела. Просто было довольно трудно отвязаться от него. А как ты? Я думала, ты собиралась попытать счастья с Маркусом.
Лидия какое-то время выглядела жалкой:
– Он весь вечер не обращал на меня ни малейшего внимания. Он в жизни не пригласит меня на танец.
– Ну, ему действительно трудно сделать это, пока ты тут. Когда я входила, мне показалось, он искал кого-то глазами. Может, тебя? Ты вполне могла удивить парня, сама пригласив его.
– Ты действительно считаешь, что я должна сделать это?
– А что ты теряешь? Он же парень. Они никогда не отказываются танцевать, особенно медленные танцы.
– Может, я так и сделаю! – заявила она с неожиданным энтузиазмом и вышла из туалета. Я улыбнулась про себя и не удержалась от того, чтобы не посмотреть в зеркало. Так, на всякий случай. Кэллума я не увидела. Ничего другого я и не ожидала, потому что было поздно, но из-за его отсутствия мне всегда становилось немного пусто.
Вымыв руки и как можно медленнее проверив, в порядке ли мой макияж, я вернулась в зал. Как раз подходил к концу последний танец. Грейс и Джек сплелись в объятиях, как я того и ожидала, и я стала смотреть вокруг, чтобы выяснить, о чем еще будут сплетничать в понедельник утром. Сквозь мерцающее облачко золотистых огоньков, которые были видны только мне, я заметила прильнувших друг к другу Лидию и Маркуса, так что предложенная мной стратегия сработала. Когда включили свет и музыка стихла, какие-то еще девушки, моргая, стали высвобождаться из рук своих партнеров. Как всегда, некоторые из них казались довольными и делали это неохотно, но другие с неловким видом чуть ли не отпрыгивали от парней.
Грейс и Джек, пританцовывая, подошли ко мне.
– Ну как, Алекс, тебе было весело? – спросил Джек, взъерошив мои волосы, отчего Грейс в ужасе заверещала. – Вы, девчонки, немного подождите меня здесь, и я провожу вас к машине. – Он пошел к мужскому туалету. Мы с Грейс начали обычную охоту за своими сумочками и всяческими мелочами и детальками, которые умудрились оставить по всему залу. В конце концов мы оказались за баром, где стали перебирать гору джемперов, сваленных в углу.
– Так о чем ты говорила с Робом Великолепным? – спросила Грейс с лукавым блеском в глазах. – Вы, ребята, теперь снова друзья?
– Ты надо мной издеваешься? Ведь он такой лузер. Не могу поверить в то, как скверно он обращается с Эшли. И в любом случае, после того что он сделал, когда пытался поссорить нас из-за Джека и болтал направо-налево о том, что я готова была покончить жизнь самоубийством из-за него, я не хочу иметь с этой мразью ничего общего!
– Значит, он не смог увести тебя у Кэллума?
– Это исключено! Кэллум – приличный парень с нравственными принципами, не то что этот жалкий урод Роб Андервуд.
– Как жаль, что Кэллума здесь не было, мне так хочется встретиться с ним.
– С Кэллумом? Мне бы тоже очень этого хотелось. – Внезапно раздавшийся откуда-то голос заставил нас обеих подпрыгнуть. В дверях стоял выглядящий очень угрюмым Роб. – Он твой тайный бойфренд, не так ли?
– Не твое дело. И не такой уж он тайный, – выпалила я. – У нас, с твоего разрешения, частный разговор, не рассчитанный на посторонних.
– И не такой уж он частный. Я просто стою тут сам по себе. И ты упомянула Кэллума!
– Но это не предназначалось для твоих ушей. – Я повернулась к нему спиной. – Грейс, ты все нашла? Я вижу, Джек уже поджидает нас, – со значением добавила я.
Роб оглянулся, высматривая Джека, явно опасаясь, что тот может разобраться с ним. Мы с Грейс обменялись заговорщическими взглядами.
– Ну хорошо, – подмигнула мне Грейс. – Думаю, Джеку хочется перемолвиться с тобой парой слов, Роб.
– Как-нибудь в другой раз, сейчас я спешу, – промямлил Роб и рванул куда-то прочь. Надеюсь, ему было слышно, как мы смеялись.
Домой мы добирались довольно долго, поскольку Грейс вела машину очень осторожно, боясь ошибиться хоть в чем-нибудь. Она подъехала к моему дому, но не смогла припарковаться на своем обычном месте; там уже стояла какая-то неизвестная нам машина и в ней кто-то сидел.
– Хмммм. Думаю, я подожду, пока ты не зайдешь в дом. Какая жалость, что мы не прихватили с собой Джека, – сказала она, вглядываясь через ветровое стекло в затылок незнакомца.
– Уверена, все будет хорошо, но спасибо тебе. – Я быстро обняла подругу, вышла из машины и окликнула ее: – Завтра поговорим. Спокойной ночи.
– Спокойн… – Грейс неожиданно осеклась. – Не верю своим глазам. Да это же гики-Грэхэм!
Я обернулась и посмотрела на человека, выбирающегося из машины, рядом с которой мы припарковались. Это был парень, учившийся в одном классе с Джеком и другими ребятами, но в прошлом году он оставил школу, чтобы поступить в местный колледж первой ступени. Его прозвали гики-Грэхэмом, поскольку было очевидно, что общаться он может только с экраном компьютера. Все свое детство, как было известно некоторым из нас, он провел, сидя в интернете и взламывая чужие Сети, играя в онлайновые военные игры, и никогда не подключался к тому, что происходило в реальном мире. Около года тому назад, к моему великому изумлению, он набрался мужества пригласить меня на свидание. Я отказала ему так щадяще, как только могла, но он все равно очень огорчился. Вскоре в школе мальчиков разразился скандал, когда он взломал систему и случайная проверка обнаружила в его папке все задания предстоящих экзаменов. Его немедленно выгнали. Я почувствовала по этому поводу большое облегчение, потому что у меня больше не было возможности наткнуться на него где-либо.
Грэхэм же приобрел скандальную репутацию, поскольку многие из нас считали, что он перешел все границы, но у него были и поклонники, которых он считал друзьями. Ему слишком поздно стало ясно, что быть чемпионом мира по MegaDeath 4 – это не то же самое, что иметь приятелей.
И вот теперь он стоял перед моим домом с нервной улыбкой на лице, и она казалась какой-то невыразительной в оранжевом свете уличного фонаря..
– Эээээ, привет… Грэхэм. – Я вовремя сообразила опустить его прозвище. – Что, скажи на милость, ты здесь делаешь?
– Жду тебя, разумеется. – Он нервно хохотнул. – Хотя я уже начал думать, что ты не появишься.
– Правда? – неуверенно произнесла я, совершенно сконфуженная. Происходило что-то странное. Опять.
– Все в порядке, Алекс? – послышался из машины голос Грейс.
– Да. Не волнуйся. До завтра. – Я еще раз обняла ее, наклонившись к окну машины. – Когда я окажусь дома, то напишу тебе, в чем тут дело. – И она почти незаметно кивнула мне в ответ.
– О’кей. До встречи, Алекс, – громко сказала она. – Пока, Грэхэм. – И с этими словами она тронулась с места, а мы с Грэхэмом следили за тем, как постепенно исчезают задние огни ее машины.
– Итак, хммм, – начала я, не зная, что мне делать. – Сколько лет, сколько зим.
– Да уж.
– У тебя все хорошо? Как дела в школе? – Я лихорадочно соображала, что бы еще такое сказать.
– Да-да, все отлично, – пробормотал он, пялясь в асфальт и пиная небольшие камешки. Было похоже на то, что он онемел.
– Ну, э… – Вдохновение покинуло меня, и я тоже уставилась вниз, гадая, к чему весь этот странный разговор. Мы долго в молчании изучали свои ноги.
Следующие свои слова Грэхэм выпалил за один присест:
– Я был удивлен, когда ты связалась со мной. – Он запнулся, но, прежде чем я успела вставить хоть слово, продолжил: – Мне было приятно, но я был удивлен. После того раза я не ожидал, что ты, ну, сама знаешь… – Его голос постепенно становился тише, и он продолжал смотреть на асфальт. – И я удивился еще больше, узнав, что у нас с тобой так много общего.
Я была слишком ошарашена, чтобы говорить. Какого черта он имеет в виду?
– Грэхэм, я, э, так рада тебя видеть. Но я не слишком понимаю, что происходит. Чего ты хочешь?
– Да ладно тебе! Ты же не могла этого забыть, ведь идея принадлежала тебе! – Он посмотрел мне в лицо и продолжил, но уже не так уверенно: – Ты же сказала, что собираешься поехать со мной на выходные в Бирмингем на конвенцию фанатов MegaDeath. Ты сказала… – Он замолчал, и даже в странном свете фонаря я увидела, что он краснеет.
Дело оборачивалось все хуже и хуже. Я должна была покончить с этим как можно безболезненнее для него.
– Грэхэм, – мягко сказала я. – Я не разговаривала с тобой целую вечность. – По правде говоря, я вообще не могла вспомнить ни одного нашего с ним разговора с того момента, как он пригласил меня пойти с ним куда-нибудь, а я отказалась, но сейчас было не время напоминать ему об этом. – С тех самых пор, как ты ушел из школы. Когда же мы могли договориться о чем-либо?
– Ты всю неделю общалась со мной в фейсбуке. Сначала я не принимал это всерьез, но ты переубедила меня. – Он немного помолчал, а затем посмотрел прямо мне в глаза: – Это была шутка?
У меня от ужаса заломило шею.
– Нас кто-то разыгрывает… Я не сомневаюсь, что ты прекрасный парень, Грэхэм, но я не собираюсь ехать с тобой в Бирмингем. – Я увидела, как скривилось его лицо, и почувствовала себя еще отвратительнее; он стоял передо мной как щенок, которого долго пинали ногами. Я пустилась в объяснения, но выскакивающие из меня слова не могли улучшить положения дел. – Кто-то, видишь ли, хочет мне жестоко отомстить. Он взломал мою почту, разбил окно, а теперь еще додумался и до такого. Мне ужасно, ужасно жаль, потому что ты не заслуживаешь того, чтобы тебя впутывали во всякие грязные дела.
– Значит, в фейсбуке была не ты?
Я медленно покачала головой и увидела, что его плечи опустились еще ниже и он отвернулся. Кто мог быть таким мстительным?
– Мне так жаль. – Я рискнула взглянуть на него и увидела, что он всеми силами стремится сохранить контроль над собой. – Я просто не знаю, что тут можно сказать.
– Не надо ничего говорить! – выпалил он, поворачиваясь ко мне спиной. – Ты хорошо позабавилась, а теперь оставь меня одного.
– Честно, это была не я! И я не имею ни малейшего понятия, кто способен вытворять такие ужасные вещи. – Но я сказала все это в воздух. Грэхэм запрыгнул в свою машину и попытался уехать. Машина завелась, но вскоре затихла. И я могла видеть, как он очень прямо сидит на водительском сиденье. Не знаю, кому из нас больше хотелось, чтобы мотор снова заработал. Грэхэм опять попытался завести его, и на этот раз старый двигатель пробудился к жизни, и, взвизгнув покрышками, автомобиль исчез вдали. Я стояла в одиночестве на краю дороги и почти дрожала от страха. Кто же этот мерзавец? И что он придумает в следующий раз?
Оливия
Я провела ужасную ночь, все время думая о бедном Грэхэме. Каждый раз, когда я вспоминала его взгляд, то чувствовала, что мое тело становилось липким. Мозг лихорадочно работал, пытаясь отгадать, кто все это затеял и почему. Но в голову ничего не приходило. Грейс – я успела рассказать ей обо всем – тоже пребывала в полном недоумении.
– Бедный старина гики-Грэхэм, – только и сказала она.
Утром я с улыбкой потянулась в кровати, вспомнив наконец, что сегодня снова пойду в собор Святого Павла и увижусь там с Кэллумом. Выбросив из головы все неприятности, я принялась думать о том, что буду стоять в его объятиях и без удержу целоваться с ним. Надо было только освободиться от моих обязанностей по дому. Снизу донесся запах свежеиспеченного хлеба – мама пекла его каждую субботу, – и я выпрыгнула из постели, чтобы поскорее осуществить свой план.
Но оказалось, не все так просто. Мама, по всей вероятности, разговаривала с Грэхэмом предыдущим вечером и была твердо намерена докопаться до сути вещей. Когда мы сидели на кухне и пили кофе с теплым хлебом с корицей, я поняла, что она загнала меня в ловушку.
– Так что надо было этому бедному мальчику, Алекс? У него стал невыносимо несчастный вид, как только он услышал, что тебя нет дома.
– А когда он приехал?
– О, довольно рано. Кажется, в половине девятого? Я сказала, что ты отправилась на вечеринку к Элоизе. И, насколько я понимаю, он не пытался отыскать тебя там?
От этих ее слов меня затошнило, и я незаметно отодвинула от себя тарелку. Грэхэм ждал меня на улице около трех часов.
– Что конкретно он сказал? – спросила я, гадая, сколь многое мне придется рассказать маме.
– Ну, он сказал, что заехал за тобой, но, услышав, что тебя нет, очень занервничал, и я смогла выудить из него лишь пару слов.
Я подавила вздох облегчения. Если Грэхэм не упомянул о поездке на уик-энд, то и мне это делать не обязательно.
– Произошло недоразумение, мама. Он неправильно понял то, что ему кто-то сказал, вот и все. – Я попыталась ограничиться этим, но мамины брови поползли вверх.
– И?..
– И ничего. В самом деле ничего. Он просто парень, которого я когда-то знала. Кажется, он был ко мне неравнодушен, но пришлось отшить его, – быстро добавила я, увидев, что она переводит дыхание. – Теперь все в порядке. Честное слово.
– Хмм, ладно. Я знаю, что ты не станешь обманывать его, Алекс, ты слишком хорошая для этого. Но я еще долго не забуду выражения его лица. – Отрезая себе еще один кусок хлеба, она покачала головой. – И какие у тебя планы на сегодня? Что вы там решили с Грейс?
– Думаю, Грейс собирается провести время с Джеком. Он сегодня играет, и она будет поддерживать его.
– Ты тоже хочешь на это посмотреть?
– Не слишком. В последнее время мне кажется, я им мешаю.
Мама подалась вперед и сжала мою руку:
– Ничего страшного. Всегда тяжело, когда твоя лучшая подруга заводит первого серьезного бойфренда. У тебя еще куча времени на то, чтобы найти парня, который тебе понравится.
– Все замечательно, мам. Я действительно очень рада за них. Но мне не хочется вечно таскаться за ними. Просто… – Мне было противно обманывать ее, но жалко упускать такой хороший шанс. – Бывает трудно найти себе подходящее занятие. Я подумала, что, может, следует прокатиться в Лондон, пробежаться по магазинам на Оксфорд-стрит или сходить в Tate Modern. Как ты считаешь?
– Думаю, это прекрасная идея. Почему бы тебе не позвонить Эбби или Миа и не пригласить их с собой?
– Да, я так и сделаю. Пойду, пожалуй, в душ, а не то опоздаю на поезд.
– Если хочешь, я довезу тебя до станции. Когда поднимешься наверх, то, будь добра, разбуди брата. Он должен помочь папе в саду.
– О’кей.
Я взбежала по лестнице и понеслась по коридору к комнате Джоша. Входить в нее – все равно что в темную пещеру; он никогда не отдергивал шторы, и каждый раз, оказываясь у него, я боялась, что на меня обрушатся с комода горы пустых баллончиков из-под дезодоранта. Я тихонько постучала в дверь, и в ответ мне раздалось что-то вроде рычания.
Я просунула голову в образовавшуюся щелку и увидела его лицо в свете экрана ноутбука.
– Привет! Мама хочет, чтобы я тебя разбудила. Она боится, ты забыл, что тебе все утро придется копать.
– Ну да. Как ты думаешь, почему я здесь прячусь? Я ведь даже не люблю овощи.
– Ну, она сама скоро сюда поднимется, а ты вряд ли хочешь, чтобы тебя застали за этим занятием. – Я жестом показала на компьютер, осторожно входя в комнату.
– Верно. Она уже устроила тебе допрос? Какого черта гики-Грэхэм околачивался здесь вчера вечером?
– Ты тоже его видел? Бедный парнишка! – Я покачала головой. – Кто-то взломал мой фейсбук и назначил ему свидание от моего имени. Он думал, что я поеду с ним на конвенцию игроков MegaDeath.
– Не может быть! Что, правда? – расхохотался Джош. – До чего же он тупой. Девушки никогда не ездят на такие мероприятия. А с чего он взял, что тебя это интересует?
– Тот тип, что выдает себя за меня, был очень убедителен. И кончай ржать, Джош, это совсем не смешно. – Джон попытался умерить свое изумление, но у него получилось не слишком хорошо.
Я хотела спросить его, нет ли у него предположений о том, кто мог бы сыграть с Грэхэмом такую жестокую шутку, но тут внизу раздался звон старого школьного колокола. Джош вздохнул и закрыл ноутбук. Его призывали к делам.
– Похоже, моей спячке пришел конец.
– Желаю хорошо провести время! – Я улыбнулась ему, пробираясь к двери через горы грязной одежды. Потом быстро пошла в свою комнату, очень тщательно закрыла дверь, чтобы никто не мог меня услышать, и посмотрела на часы. Было уже почти половина десятого, значит, не слишком рано для Кэллума. Сев за стол, я поставила перед собой зеркало и тихо позвала его.
Он объявился через мгновение, а мою руку начало покалывать еще до того, как я произнесла последние звуки его имени. Он сидел прямо за мной, а его левая рука, как обычно, покоилась на моей правой кисти. Другая его рука уже гладила мои волосы.
– Привет! Похоже, у тебя было хлопотное утро.
– Привет! Ты в курсе того, что происходит?
– Наверное. Один бедный парнишка решил, что ему подфартило. – Кэллум одарил меня одной из самых очаровательных своих улыбок.
– Тебе известна только половина случившегося. – И я быстро посвятила его в детали отвратительного события, чувствуя, что неудержимо краснею, с ужасом вспоминая о нем. Кэллум в смятении нахмурил брови.
– У кого же на тебя зуб? Ведь это не мог сделать никто из твоих друзей, я прав?
– Ну разумеется! Некоторые из них могли бы угадать мой пароль, но они не стали бы взламывать мою почту и аккаунт в фейсбкуе. В четверг кто-то, кому известны все мои школьные секреты, взломал мою почту и написал письмо директрисе. К счастью для меня, адрес был введен неправильно, так что письмо не дошло. Я, очевидно, обидела кого-то, кто знает меня очень, очень хорошо, но у меня нет ни малейшей идеи о том, кому могли быть известны все эти секреты.
В зеркале я видела, как сильная рука Кэллума обнимает меня, прижимая к себе и даруя чувство безопасности.
– Это так странно. Словно кто-то проник в твой разум, но разве такое возможно?
– Ты прав. Я пытаюсь понять, кто владеет подобной информацией и почему этот человек так со мной поступает. Что я ему сделала?
– Уверен, что ничего. Проблемы у кого-то другого, не у тебя.
Я понимала, что он пытается успокоить меня, но не была уверена, что согласна с ним.
– И все, вместе взятое, не может быть совпадением.
– Вдруг это кто-то из школы. Как насчет Эшли?
– Я не рассказала тебе еще вот о чем. Вчера утром она влепила мне пощечину. Но все остальное не ее рук дело. На что-то изощреннее оплеухи она не способна.
– Значит, имеются уже два человека с камнями за пазухой. Почему она ударила тебя?
– Да из-за какой-то ерунды. Она считает, что мне до сих пор нравится Роб. Ну да, как же! – Губы Кэллума сжались в тонкую ниточку, он стал обдумывать мои слова. – Ну хватит тебе. Ты тоже собираешься сердиться на меня? Ты же знаешь: он тебе не соперник. – Чтобы доказать это, я потянулась к нему и увидела в зеркале, как мои пальцы нежно поглаживают его лицо от скулы до челюсти. Кэллум наклонился к моей руке, на секунду закрыв глаза, и я почувствовала в ладони легкое покалывание. Я смотрела на него, и сердце у меня таяло. Несмотря на всю боль, на все проблемы, я любила его и хотела быть с ним. – Эй, довольно плохих новостей; надо сменить тему. Мама предложила подвезти меня к станции, она считает, что я собираюсь в Tate Modern. Встретишь меня у купола?
На его лице медленно появилась нежная улыбка, но глаза оставались печальными.
– Это мое любимое место, но я не уверен, что Золотая галерея будет закрыта. У меня утром не было времени, чтобы выяснить, что к чему.
– Да ладно тебе! Не будь таким мрачным! После всей этой ерунды мне необходимо улучшить свое настроение, а первый способ для этого – как следует наобниматься с тобой.
– Даже на виду у всех?
– Я никого не замечу, если ты будешь рядом. – В зеркале я увидела, как его свободная рука крепко обняла мои плечи, а потом он поцеловал меня в макушку.
– Значит, увидимся там. Дай знать, когда доберешься до станции.
Я быстро взглянула на часы:
– Это будет где-то через два часа. До скорого.
Он еще раз крепко обнял меня и исчез.
В поезде я изо всех сил старалась не думать о свалившихся на меня проблемах, но это было довольно трудно. За очень короткий промежуток времени я каким-то непонятным образом нажила немало врагов. Перебирая их всех в уме, я начала теребить браслет на руке. Это было прекрасное ювелирное изделие с таинственным камнем такого же точно цвета, что и глаза Кэллума, оплетенным искусно закрученными серебряными нитями. Я никак не могла до конца поверить в свое счастье – в то, что нашла его; и к черту все мои проблемы и трудности. Я водила по нему пальцем и думала о таком же браслете на руке Кэллума. Скоро мы будем вместе, его сильные гладкие пальцы переплетутся с моими, и мы будем любоваться панорамой Лондона. Сколько бы у меня ни было неприятностей, я справлюсь со всеми, если Кэллум будет со мной.
За окном поезда тянулись пригороды Лондона, медленно переходящие в промзоны и рынки, и скоро я увидела змееподобное здание международного вокзала Ватерлоо. На станции я обнаружила, что прямая ветка подземки закрыта, и женщина за информационной стойкой посоветовала мне воспользоваться автобусом. Я села на верхнем ярусе, и, когда мы переезжали мост Ватерлоо, заприметила вдалеке собор Святого Павла. Лучи позднего утреннего солнца отражались от Золотой галереи, опоясывающей самую вершину купола. Это было совершенно особенное для меня место, где амулет и мои новые способности позволяли Кэллуму становиться реальным, где я могла касаться его, обнимать. И целовать. Мысль об этом снова заставила меня улыбнуться. Что бы ни происходило в мире, по крайней мере, я могла целоваться с ним.
Но день был субботний, и я не очень понимала, как все окажется в действительности. Даже с моста мне были видны мелькающие на галерее фигурки людей, наслаждавшихся видами с одной из лучших смотровых площадок Лондона. Прежде Кэллум мог устроить так, что галерея оказывалась закрыта на ремонт, и туристов туда не пускали. Я понятия не имела, как это ему удавалось, но для меня было важно одно: наши встречи были относительно приватными, если не обращать внимания на других дерджей. Целоваться же с невидимкой посреди толпы людей – это как-то странно.
Автобус медленно проделывал свой путь по Флит-стрит, но у подножия Лудгейт-хилл уткнулся в пробку. Я могла видеть очередь из машин, ползущих к собору. Проверив наушники, я только было хотела сделать вид, что звоню Кэллуму, как мой телефон сам зазвонил, заставив меня вздрогнуть. Это был Роб. Я подумала, что надо бы его послать куда подальше, но любопытство взяло верх.
– Что тебе надо? – резко спросила я.
– И тебе доброго утра, прекрасное создание! Что ты сегодня делаешь?
– Гуляю. Хотя это не твоего ума дело.
– А что, если я присоединюсь к тебе? Составлю компанию, пока твой бойфренд в отъезде?
– Ты с ума сошел? С какой стати мне проводить с тобой день?
– Ну не надо так, Алекс. Между нами произошло всего лишь маленькое недоразумение, и все дела. Разве парень не может получить второй шанс? Давай я покажу тебе, как это – иметь бойфренда, который далеко не всегда отсутствует. – Голос у него был мягким и уверенным, что еще больше раздражало меня.
– Я не собираюсь слушать тебя, Роб. Не звони мне больше! – Я сердито захлопнула телефон и только тут с ужасом поняла, как громко я говорила, почти орала. Пассажиры автобуса наверняка все слышали. Игнорируя их взгляды, я быстро набрала номер.
– Кэллум, привет. Я еду в автобусе, а он попал в пробку. – Говорить я старалась тихо и безэмоционально. – Подземка закрыта. Хочешь встретить меня на ступеньках? Я перезвоню тебе через минуту – проверить, получил ли ты мое сообщение.
Очень скоро я почувствовала покалывание в руке и тут же начала расслабляться.
– Привет! Я застряла в пробке. Пойду спрошу у водителя, выпустит ли он меня здесь.
– О’кей. Вокруг собора грандиозная очередь, так что тебе лучше действительно выйти там, где ты сейчас находишься.
Никто не обратил на меня никакого внимания, когда я шла вниз, чтобы присоединиться к группе людей, умоляющих водителя открыть двери. Он же не хотел делать этого, потому что до остановки было еще довольно далеко, но в конце концов сдался, и мы всем скопом вышли на мостовую.
Подходя к зданию собора, я увидела две длинные очереди, состоящие из людей, жаждущих попасть в него.
– Это может занять какое-то время, – пробормотала я, пристраиваясь в конец одной из очередей и пытаясь отыскать в сумочке абонемент на посещение собора. – Ты не подскажешь, какая из очередей движется быстрее?
– Тебе не нужно стоять в очереди, раз у тебя уже есть билет. Спустись в кафе и войди в собор через крипту.
– Правда? Дай мне знать, если я направлюсь куда-нибудь не туда.
В кафе было шумно и тесно, в длинном низком помещении стоял сильный запах поджаренных тостов. Казалось странным, что такое битком набитое кафе расположено прямо под основной частью собора: его атмосфера никак не соотносилась с тишиной, стоявшей под его сводами. Я упорно прокладывала путь между столиками и стульями к дальнему концу большого помещения, где увидела причудливую чугунную решетку. По другую ее сторону стоял скучающий охранник. Я быстро помахала ему своим билетом и вскоре оказалась в музейной части подземелья.
По пути к лестнице мы с Кэллумом прошли мимо памятника Нельсону, и я украдкой взглянула на своего спутника. С тех пор как он восстановил мои воспоминания, я могла постоянно видеть его внутри здания – видеть воочию, а не просто отражение в зеркале, и чем выше мы поднимались, тем большую телесность он обретал. Мне было любопытно, каким он будет здесь, в подземелье. Увидев его, я застыла на месте.
– Кэллум! – позвала я его, вовремя вспомнив, что говорить надо в микрофон телефона. Мы как раз находились около большого черного гроба, установленного точно под самым центром купола.
– Что? – Он резко повернулся ко мне, улыбаясь. Его прекрасное лицо было изможденным и усталым, казалось, на нем висит миллион всяческих забот и треволнений.
– Ты… С тобой все хорошо? – неуверенно спросила я. Раньше в зеркале он выглядел куда как лучше. Я не могла представить, что именно столь разительно повлияло на него.
– Я в порядке. – Он улыбнулся мне, но морщины на его лице противоречили его словам. Он увидел, что я нахмурилась, и мгновенно стал выглядеть еще хуже. – В чем дело? Случилось что-то еще? – Он стоял передо мной – его амулет в моем, – и мерцание его прозрачной фигуры было странно ясным в полумраке крипты.
– Дело не во мне. Ты… такой усталый. Прежде я всегда видела тебя в самой лучшей форме. Этим утром произошло что-то ужасное?
Он немного покраснел, услышав мой комплимент, но на его лице по-прежнему читалось беспокойство.
– Все в полном порядке. Я просто очень волнуюсь перед тем, как оказаться с тобой на вершине купола.
– Тогда я ничего не понимаю. Почему ты так ужасно выглядишь?
Выражение озадаченности на его лице неожиданно сменилось пониманием.
– Конечно, ты тоже можешь это видеть!
– Видеть что?
– Мы нечасто спускаемся сюда, потому что здесь внизу, далеко от купола, ясно просматривается состояние нашего сознания. Наверное, я кажусь тебе очень несчастным?
Я молча кивнула, потому что парочка туристов остановилась, чтобы посмотреть на гробницу, а затем пошла себе дальше.
– Я… Я думала, что ты волнуешься. Ты и сам только что подтвердил это, но кажешься ты, ну, скажем, убитым горем.
– Поверь мне, это совсем не так. Как тебе известно, я счастливейший дердж из всех дерджей, но внизу создается впечатление, что я готов свести счеты с жизнью. Вот почему мы надеваем капюшоны. Кэтрин приходила сюда только однажды. Я больше не хочу видеть что-либо подобное. – Он вздрогнул при этом воспоминании.
– Значит, именно таким несчастным ты и должен выглядеть? Правильно?
– Видимо, да. Некоторые, особенно те, кто пробыл здесь немало времени, не слишком отличаются от себя наверху, но, думаю, это потому что они давно перестали пытаться выглядеть благообразно. Я же немного удачливее их.
Я посмотрела на него с неприкрытым любопытством. Его тело было уже достаточно плотным, чтобы я могла видеть морщины на его лице, тени под глазами, впалые щеки.
– Честно говоря, Кэллум, здесь внизу ты кажешься человеком среднего возраста. Давай поднимемся наверх, где ты вновь станешь, как обычно, молодым и красивым.
– Это мне подходит, – улыбнулся он, и улыбка мгновенно осветила его угрюмое лицо. – В следующий раз, когда мы пойдем этим коротким путем, я надену капюшон, чтобы не пугать тебя.
Я улыбнулась ему в ответ, но по моей спине пробежала легкая дрожь. Амулет и святой Павел, как обычно, готовы были приложить все усилия к тому, чтобы сделать мою жизнь поистине странной.
Когда мы шли по огромной мозаичной звезде в главной части собора, я опять исподтишка посмотрела на него и с облегчением увидела, что на уровне земли он стал гораздо больше похож на обычного себя. Он остановил меня, прежде чем мы подошли к основанию главной лестницы.
– Можно попросить тебя об одолжении?
– Конечно.
– Ты не возражаешь, если мы ненадолго остановимся в Шепчущей галерее? Кто-то оттуда очень хочет поговорить с тобой.
Я довольно долго колебалась. Мне определенно не хотелось снова разговаривать с Мэтью. Это очень интимная вещь – пустить к себе в голову еще кого-то с амулетом. Было как-то неправильно позволять такое кому-то, кроме Кэллума, но я понимала, что, наверно, не должна перечить ему.
– Да, конечно. О чем он хочет поговорить?
– Это не Мэтью, это Оливия.
– А она-то тут при чем?
– Ей очень плохо из-за того, что случилось с Кэтрин, и она боится, что ты считаешь, будто в этом была и ее вина.
Я почувствовала легкий укол совести. Я невзлюбила Оливию, никогда не видав ее, только потому, что Кэтрин сказала мне, будто Кэллум предпочитает ее мне. Я знала, что это подло и мелочно с моей стороны, и я верила Кэллуму, заявившему, что все это неправильно, но по-прежнему не жаждала разговаривать с ней. Но если Кэллум хочет от меня этого, значит, я это сделаю.
– Я согласна. Ты отведешь меня к ней?
– Прекрасно. Пойду и обрадую ее, пока ты будешь подниматься наверх. Поверни налево, когда окажешься там, я скажу тебе, где остановиться.
– О’кей. Там и увидимся. – Я почувствовала легкое движение воздуха, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, и помахала своим билетом женщине, сидящей за столом. Вставая в конец очереди, поднимающейся по длинной винтовой лестнице, я старалась не думать о своей неприязни к Оливии. Она представлялась мне высокой, темноволосой и несказанно красивой – той, что была на равных с Кэллумом. Мои кулаки машинально сжались, но я заставила себя расслабиться. Она не может быть такой уж плохой, уговаривала я себя, если готова общаться со мной. И Кэллуму она, похоже, нравится. Шагая по бесчисленным ступеням, я безуспешно пыталась выбросить ее из головы. Когда я наконец добралась до конца лестницы, то остановилась, чтобы перевести дух перед тем, как проследовать по небольшому лабиринту коридоров, ведущему непосредственно к галерее. Не удержавшись от искушения, я быстро взглянула в зеркало: если мне предстоит встреча с соперницей, то надо убедиться, что в зубах у меня не застрял какой-нибудь кусочек пищи. У образа, появившегося в зеркале, было красное, почти багровое лицо; девица была какой-то взмыленной и тяжело дышала. Обреченно вздохнув, я пошла дальше по коридору.
Поднимаясь по нескольким оставшимся узким ступеням, я вдруг увидела направляющуюся ко мне полупрозрачную фигуру. Я улыбнулась Кэллуму и почувствовала знакомое покалывание в кисти, когда он совместил свой амулет с моим.
– Привет! – сказал он. – Все о’кей? Я видел, что наверху главной лестницы ты вроде как засомневалась.
– Просто слегка занервничала, – призналась я.
– Ты? Занервничала? Это мало похоже на правду!
– Много же ты знаешь о женщинах, – тихо пробормотала я, забыв, что он слышит каждое мое слово.
– Ты серьезно? Действительно нервничаешь из-за встречи с Оливией? – Он расхохотался. – Это изумительно. Она все утро была вне себя от беспокойства – с тех пор, как я сказал ей, что ты сюда придешь. Вы обе боитесь друг дружку!
– Я не боюсь, – обиделась я. – А просто, как уже сказала, нервничаю. – Мне не хотелось употреблять слово «ревную», хотя оно было бы здесь самым точным.
– Ну тогда пошли, вам надо поскорее познакомиться. Она ждет нас в галерее. – В его голосе звучала улыбка.
По какой-то причине мой дискомфорт забавлял его. Я потянула на себя тяжелую дверь, и меня поразило открывшееся мне огромное пространство. Из Шепчущей галереи открывался прекрасный вид на весь собор, а также на нависавший прямо над головой колоссальный купол. Как обычно, здесь было полно туристов, сидящих на длинной скамье, обрамляющей стену галереи, они что-то шептали этой стене в надежде, что их услышит кто-то на другой стороне зала. Многие не осознавали того, что если они сядут нормально и будут тихо говорить, то эффект будет точно таким же, и никто кроме меня не знал точно, в чем природа этого странного акустического феномена. Дерджи сидели или стояли по всей окружности галереи, их никому не было видно, и именно благодаря их присутствию звук шел этими причудливыми путями.
Я сделала глубокий вдох:
– Ты сказал, теперь налево?
Кэллум улыбнулся мне, и я моментально забыла обо всем, кроме него.
– Да, налево. Она уже там. Обещаю, все будет хорошо.
– Ну если ты так говоришь, – буркнула я, бесцельно вертя в руке микрофон телефонной гарнитуры.
– А вот и ты. Подойди и познакомься с Алекс.
Его голос был раздражающе ласков, и потому я внимательно пригляделась к приближающейся к нам фигуре. Она была более прозрачна, чем Кэллум, и я не могла видеть ее так ясно, как видела его, но могу поручиться, что она была полностью укутана в длинный плащ, а ее лицо закрывал капюшон. Я села на свободное место и вынула зеркало, так что Оливия оказалась полностью в фокусе. Тем временем из тяжелых складок ее одеяния показались маленькие изящные руки и нерешительно потянулись к капюшону.
– Все хорошо, правда, – приободрил ее Кэллум.
Руки отбросили капюшон назад, я увидела ее голову и не смогла не открыть от изумления рот: фигура передо мной была изысканной и стройной, у нее были каштановые волосы до подбородка и карие глаза, мягко поблескивающие в тусклом свете. Она была очень, очень молоденькой – лет двенадцати или тринадцати, решила я. У меня перехватило дыхание при мысли, что этот ребенок обитает в безжалостном мире дерджей. Она выглядела испуганной, но изо всех сил храбрилась.
– Привет. Ты, должно быть, Оливия.
Я почувствовала, что Кэллум прошептал мне на ухо:
– Она чувствует себя ужасно из-за того, что ты думала, будто она моя девушка, – спасибо Кэтрин. И боится, что ты возненавидишь ее.
Я посмотрела во встревоженные глаза стоящего передо мной ребенка и полностью осознала свою неправоту.
– Я куда-нибудь отойду, чтобы вы могли поговорить, – продолжил он, и кисть у меня снова закололо. Я видела в зеркале, как Кэллум легонько обнял Оливию, а затем подтолкнул ее ко мне. Она с опаской опустилась на место рядом со мной и, страшно краснея, протянула мне руку. Ее амулет на хрупкой руке казался большим и тяжелым. Я придвинула к ней свою руку, так что два амулета соприкоснулись. Покалывание, которое я при этом почувствовала, было иным, чем то, что исходило от Кэллума, – гораздо более легким.
– Здравствуй, – снова сказала я. – Рада видеть тебя.
Оливия казалась почти парализованной от страха, и в самом низу зеркала ее руки постоянно двигались: она то сцепляла, то расцепляла пальцы. Это напомнило мне о печальных, повторяющихся движениях животных в клетках.
– Ты ничего не должна говорить, если не намереваешься делать это, – пробормотала она так тихо, что я едва расслышала ее слова.
– Послушай, все, что имело отношение к Кэтрин, не было твоей виной, ты ведь сама знаешь это, верно? Она постоянно лгала. На самом-то деле я должна поблагодарить тебя.
Она в удивлении быстро подняла голову, и ее руки на какое-то время успокоились.
– Почему?
– То, что Кэллуму все время приходилось помогать тебе, сделало его целеустремленным, заставляло забыть о его горе. Он тебя действительно очень любит. – Я наклонилась к ней и стала говорить тише: – Думаю, он предпочел бы, чтобы его сестрой была ты, а не Кэтрин, – говоря это, я улыбнулась ей.
Кожа Оливии стала еще более приятного розового оттенка.
– Правда? Ты не ненавидишь меня?
– Разумеется, нет. Я не могу так относиться к тебе. – Я подавила желание встать и обнять ее. Это вряд ли сработало бы, а напугаться она могла изрядно. – Мне бы действительно хотелось узнать тебя получше. Может, мы организуем что-то вроде девичника и как следует поболтаем?
Улыбка, появившаяся на ее лице, поначалу была неуверенной, но я улыбнулась ей в ответ, и она расслабилась.
– Ты уверена в этом? Не хочу быть для кого-то…
– Абсолютно уверена! Будет здорово немного потусоваться.
Оливия, быстро обернувшись, посмотрела на Кэллума, словно желала понять, шучу я или нет. Кэллум улыбнулся еще шире и что-то сказал почти вибрирующей от волнения Оливии.
– Он говорит, – почти задыхаясь, начала она, – он говорит, что когда ты пойдешь домой, то я могу пойти с тобой! Я никогда прежде не уходила отсюда так далеко. И просто не могу дождаться этого! У тебя есть сестренка, с которой я тоже могла бы познакомиться? А дом у вас большой? А какое-нибудь домашнее животное у вас есть? – Я едва успевала за ней – она говорила так быстро. Создавалось впечатление, будто плотина прорвалась и она освободилась от ограничений, которые сковывали ее все то время, что она была здесь.
– У нас будет достаточно времени, обещаю тебе. Я устрою тебе большую экскурсию и познакомлю с моей семьей. Боюсь, сестрички у меня нет, зато есть брат. Он не так уж плох, хотя иногда и бывает занозой в заднице. – Я говорила, а лицо Оливии продолжало сиять, она была бы счастлива сидеть так и слушать меня весь день напролет, но у меня имелись иные планы. Когда она сделала небольшую передышку, я воспользовалась этим. – Ты подумай, что интересного можешь рассказать мне, пока мы с Кэллумом сбегаем на вершину купола. Не думаю, что это займет у нас много времени, а потом мы с тобой отправимся ко мне. Договорились?
Оливия кивнула, ее молоденькое лицо осветила прекрасная улыбка.
– О’кей. Договорились. Вы ведь туда ненадолго, правда?
– Уверена, что да – не думаю, что Золотая галерея сегодня закрыта. – Я попыталась сжать ее руку, но ничего не почувствовала. – Жди нас здесь. Мы скоро вернемся.
Я встала и посмотрела через пустоту на дверь, ведущую к другой галерее. Выхватывая глазами различные фигуры, я старалась идти как можно быстрее, и тут мой взгляд зацепился за женщину в рясе. Она внимательно смотрела на меня, и я подумала, что сейчас последует выговор за то, что я пользуюсь в соборе мобильником. Но как только она увидела, что я заметила ее, то поспешила отвернуться. Даже с такого значительного расстояния можно было разглядеть, что она была довольно старой, а в своей рясе разительно напоминала одного из дерджей.
Я подумала, что мне не следует протискиваться мимо нее к двери, даже при том, что она больше на меня не смотрела, и потому быстро развернулась и пошла другим путем. И с облегчением вздохнула, когда мне удалось наконец ступить на узкую винтовую лестницу, ведущую в Каменную галерею. Кэллум присоединился ко мне, как только я вышла на свет.
– Эй, нам повезло! Похоже, верхняя галерея все же будет закрыта. Примерно двадцать минут назад повесили таблички, что там идет ремонт, – сиял он.
– Правда? Это чудесно! Ты хочешь дать знать Оливии, что мы немного задержимся?
– О’кей. Иди вперед. Держу пари, что я все равно догоню и обгоню тебя.
– Так нечестно, – улыбнулась я. Время, проведенное наедине с Кэллумом на Золотой галерее, – моя главная мечта! Я практически перепрыгнула через оградительный барьер и юркнула в темноту. Старая железная лестница скрипела и стонала в тишине, пока я карабкалась по ней вверх, стараясь контролировать свое дыхание. И тут вдруг увидела, что на небольшой площадке надо мной стоит неясная, закутанная в широкие одежды фигура. До маленькой комнаты со смотровой площадкой оставалось еще около двадцати ступенек, и мне показалось странным, что Кэллум на такой высоте все еще довольно прозрачен.
– Привет, – выпалила я, стараясь выровнять дыхание. – Так не годится. Ты должен был позволить мне перевести дух, прежде чем я доберусь до вершины, а не устраивать засаду. Теперь ты понимаешь, в какой я плохой форме.
Он с вытянутой рукой сделал шаг навстречу мне, и его амулет замерцал в тусклом свете. Лицо было скрыто тяжелым капюшоном.
– Все в порядке, Кэллум? – спросила я, протягивая ему свою кисть. Странно, обычно он не надевал капюшон в моем присутствии.
Покалывание в моей руке неожиданно стало сопровождаться какими-то отвратительными звуками, похожими на рычание. От страха и удивления я чуть было не подпрыгнула на месте, и тут фигура передо мной откинула свой капюшон. И я с ужасом поняла, что это рычала она, и делала это не переводя дыхания. Сердце у меня заколотилось. С широко открытым ртом этот кто-то наклонился ко мне еще ближе. На мое лицо упали сальные волосы длиной до плеч. Мерзкие звуки стали гораздо громче.
– Кто ты такой, черт побери? – вскричала я, но мой голос потонул в шуме, стоящем у меня в голове. Я попыталась отодвинуть руку с амулетом, но этот гаденыш оказался проворным; он словно предвидел каждое мое движение, и мой амулет постоянно пересекался с его амулетом. И как только один-единственный человек способен производить столько шума? Я не могла мыслить логически, а просто пятилась назад. И очень скоро обнаружила, что стою на краю верхней ступеньки. Подо мной исчезал в темноте головокружительный пролет. Я больше не могла податься назад, а непонятное чудище возвышалось надо мной спереди. Я почувствовала, что мои мозги начали странно затуманиваться, а свирепый шум все продолжался, и колени у меня подкосились. Падая, я смогла перенести вес своего тела вперед, чтобы приземлиться на площадку, и на какую-то секунду шум стих, и я услышала далекий голос:
– Сними его, Алекс; это твой единственный шанс. Сними амулет, и ты перестанешь слышать его…
Я дотронулась до серебряного ободка у меня на кисти. Тем временем стремительное наступление возобновилось. Голос был прав; без амулета я не могла слышать никого из них. Я подсунула под браслет палец и потянула за него, в отчаянии желая, чтобы все как-нибудь закончилось, но тут вдруг до меня дошло, что я делаю нечто ужасное. Я не могла – не должна – снять с руки амулет.
– Кэллум! – закричала я что было сил. – Помоги мне! На меня напали!
Мне почудилось какое-то непонятное движение, в голове у меня будто зажегся свет, и рев прекратился. Тишина оглушила меня, и я упала на железное ограждение. Темноволосый дердж пятился по площадке, а на него наступал Кэллум. А затем, не успела я и глазом моргнуть, как они начали драться, так что их плащи высоко разлетались в разные стороны. Я забилась как можно дальше в угол, не в силах уследить, кто из них одерживает верх. Потом какую-то долю секунды они стояли не шевелясь; и я увидела светлые волосы Кэллума и лицо другого дерджа, полное неприкрытой ярости. Я еще крепче вцепилась в ограждение, и мой желудок скрутило от мысли о том, на что способно это страшилище. Неожиданно Кэллум схватил руку дерджа, заломил ее ему за спину и перебросил его через ограждение. И сам бросился за ним в пустоту. Я в ужасе вскочила на ноги и подбежала к ограждению. И увидела, что они сражаются теперь на изогнутой поверхности купола, перекатываясь один через другого и оказываясь все ближе к тени. Вдруг я ощутила в руке странное покалывание другого рода. Оглядевшись, я увидела Оливию, на лице которой застыло выражение ужаса – она смотрела на драку внизу, становившуюся все ожесточенней.
– Кто он? – выдохнула я. Но прежде чем она успела ответить, целая толпа расплывчатых фигур в плащах налетела со всех сторон на дерущихся и присоединилась к сражению. Было странно, что столь грандиозная драка проходила в полнейшем молчании, а поскольку одеты все были одинаково, было невозможно понять, что происходит и кто побеждает. Потом неожиданно все успокоилось, и толпа разошлась в разные стороны. Я видела, как тащили прочь дерджа с сальными волосами.
Единственный звук, который я слышала, был стуком моего собственного сердца. Я отпустила ограждение, в которое прежде вцепилась мертвой хваткой, и нетвердыми шагами подошла к лестнице, чтобы сесть, пока мои ноги не отказали мне. Оливия осталась со мной.
– Это был Лукас. Он, ну, он действительно страшный. Я стараюсь не попадаться ему на глаза, – наконец сказала она.
– Думаю, он хотел убить меня.
– Он здесь один из самых отчаявшихся. Готов на все, лишь бы уйти.
Я смотрела, как темные смутные очертания фигур внизу становятся более отчетливыми. Кэллум и Мэтью о чем-то горячо спорили, то и дело показывая жестами на меня. Я сглотнула. Было непохоже, что мой день наладится.
– Что они с ним сделают? – шепотом спросила я Оливию.
– Не знаю. Не помню, чтобы прежде кто-то нуждался в наказании. Ни у кого из нас нечего взять, поэтому драк тут не бывает.
Пока я размышляла над ее словами, Мэтью и Кэллум наконец закончили свой разговор, и Кэллум стал взбираться по ступенькам ко мне.
Оливия пробормотала:
– Думаю, мне не следует вам мешать. – И не успела я ответить, как ее и след простыл, а на ее месте уже стоял Кэллум.
– Из-за чего все это произошло? – спросила я.
Он вздохнул, запустив руку в свои волосы.
– Оливия права. Лукас окончательно отчаялся, он решил воспользоваться шансом и выяснить, может ли он заставить тебя расстаться с амулетом.
– Я чуть было не сделала это. Звуки, что он издавал, были ужасающи.
Кэллум взял мою руку в свою, и здесь, на вершине купола, я ощутила это довольно явственно.
– Ты не должна делать этого, Алекс! Если ты снимешь его, даже на секунду, а рядом будет кто-то вроде Лукаса… ты умрешь… – Его лицо исказила боль.
– Я понимаю это. Вот почему я позвала тебя. Я знала, ты этого не допустишь. – И, сжав его руку, я улыбнулась ему так тепло, как только сумела.
– А что было бы, не окажись я здесь вовремя? Я мог бы снова все скопировать, но как бы мы передали амулет обратно тебе, чтобы я все загрузил? – Он слегка покачивал головой, старательно изучая при этом пол.
Я не знала, что надо сказать, что сделать, чтобы успокоить его, и потому предпочла настроиться оптимистично.
– Ну, по крайней мере, теперь я в курсе его возможностей. Он может только шуметь, но не способен нанести мне вред. Если он повторит свою попытку, я просто буду игнорировать его, пока не появишься ты.
– А что, если ты будешь вести машину? Или переходить дорогу? Так тоже можно убить тебя!
– Но для него это будет бесполезно, верно? Если я окажусь мертва, он не сможет украсть мои воспоминания. Успокойся, Кэллум. Я уверена, все будет хорошо.
– Мэтью так не считает.
И я оставила свои попытки увидеть все в приемлемом для нас свете. Кэллум восхищался предводителем дерджей Мэтью.
– О, теперь мне понятно. И что он думает?
– Он думает, что мы должны тотчас же покинуть собор и тщательно обмозговать, стоит ли мне и дальше приводить тебя сюда. До сих пор мы не осознавали… какими неприятными особами могут стать наши соседи, если они прознают, что ты где-то рядом.
Он поднял голову, и его потрясающие голубые глаза встретились с моими.
– Я позабочусь о тебе, обещаю. Никто из здешних не посмеет обидеть тебя, если я буду поблизости. – Голос у него был низкий, уверенный, и я не сомневалась, что он отвечает за каждое свое слово. – Но все же я считаю, что мы должны сделать так, как велит Мэтью, и покинуть это место прямо сейчас.
Я почувствовала сильное разочарование, смешанное со страхом; я так надеялась, что у меня еще будет возможность обнять Кэллума, прикоснуться к нему, поцеловать его. Его лицо было напряженным, челюсти крепко сжатыми, тело по-прежнему готовым к битве, но он был немного прозрачен, и касаться его – все равно что касаться сахарной ваты. Я поняла, насколько сильно я хотела бы иметь возможность провести рукой по его руке, поцеловать впадинку у него на шее, притянуть его голову к своей голове… Я стряхнула с себя это наваждение и сосредоточилась на нашей проблеме. Если кто-то убьет меня, я никогда не смогу придумать, как перетянуть Кэллума в мое измерение.
– О’кей. Ты у нас главный, – неохотно признала я, бросив последний отчаянный взгляд на ведущие вверх ступени. Мне хотелось, чтобы он был беззаботным, но у меня не получилось: мой взгляд был напряженным. – Думаю, тогда нам надо пускаться в обратный путь. Ты можешь оберегать меня, пока я буду идти к станции Ватерлоо, а когда я сяду в поезд, это уже не понадобится.
Кэллум мрачно кивнул, очевидно, он все еще был погружен в мысли о Лукасе.
– Полагаю, ты права, – наконец сказал он. – Мне нужно переговорить с Мэтью. Но я не могу оставить тебя здесь одну. Подожду, пока ты окажешься в поезде.
Я внимательно осматривала галереи, когда мы шли вниз, чтобы проверить, не околачивается ли здесь кто из дерджей, но никого не увидела. Я решила, что Мэтью, должно быть, отослал их всех прочь. Я гадала, как можно напугать того, чье существование и так чудовищно, кому не надо ни есть, ни пить, кто уже находится в западне вечности. Какое наказание может заставить Лукаса воздержаться от нового нападения на меня? Вспомнив его лицо, я задрожала – на нем была написана невыразимая ярость. Кэллум был прав: пора возвращаться к себе.
Мы пошли обратно к станции. У меня была небольшая карта этого района, так что никаких проблем у нас не возникло. Какое-то время мы молчали – Кэллум опять усиленно над чем-то размышлял.
– Ну хватит уже, – не выдержала я. – Поговори со мной, Кэллум.
В ответ он что-то такое буркнул. Поскольку мы с ним шли рядом, мне не было видно выражение его лица, но я хорошо представляла его себе. Я попыталась еще раз:
– Скажи мне, о чем ты думаешь. Что собираешься делать?
– Ты должна держаться подальше от всех других дерджей. Мне необходимо убедиться, что ни один из них не проследит за тобой до твоего дома, что никто не решит воспользоваться тобой как средством прекратить свое существование.
– А что насчет Оливии? Ей-то ведь можно доверять? И Мэтью?
– Думаю, да, – неохотно ответил он. – Но я не понимаю, как я могу обеспечить полную твою безопасность, раз мне приходится уделять столько времени сбору эмоций.
Он был прав. Он не мог проводить все свое время со мной. Я почувствовала, что мои плечи поникли, но потом выпрямились – мне не хотелось чувствовать себя побежденной.
– Но, Кэллум, мы не должны пугаться опасностей. – Я показала на амулет на своей руке. – Мы не можем все время беспокоиться о новом нападении.
– Есть еще идея Мэтью, – тихо сказал он, когда мы преодолевали пешеходный переход у Лудгейт-серкус. Мое внимание привлек велосипедист, который, похоже, игнорировал все сигналы светофора. Так что только когда мы перешли на другую сторону и пошли по Флит-стрит, я поинтересовалась, о чем это он.
– Что ты хочешь сказать? Какая идея?
– Выбросить амулет. Швырнуть его обратно в реку, где он больше не принесет тебе боли. Если его нет на твоей руке, то мы ничем больше тебе не грозим, как и любому другому человеку. Он опасен, только когда он у тебя. – Его голос стал громче, в нем появилась страсть.
Мы дошли до небольшого переулка, и я пошла по нему. Подальше от большой улицы, наводненной туристами, в маленький оазис тишины и спокойствия.
– Послушай, – прошипела я, поднеся телефонный микрофон к губам, чтобы не вызвать подозрений любопытных прохожих. – Я уже говорила тебе. Это не вариант. Я не собираюсь расставаться с тобой, пусть даже быть вместе очень рискованно! – Повернувшись к стене, я выудила из кармана зеркало. Он стоял рядом и выглядел особенно упрямым. – Будь ты на моем месте, что бы выбрал ты? Никогда не видеть меня, лишь бы оставаться в безопасности?
– Это разные вещи!
– Разумеется. Этого не будет, понятно? А теперь давай подумаем о чем-нибудь еще.
– Просто я хочу, чтобы тебе ничего не угрожало. И хочу этого больше всего на свете. Я не вынесу, если ты – ну, если с тобой что-то случится. Опять… – Он не докончил фразы, и я видела, что его взгляд сфокусировался на чем-то вдали: он вспоминал. Я попыталась погладить его по щеке.
– Тогда помоги мне найти способ сопротивляться. Никто из вас не способен причинить мне физическую боль. Мне надо просто научиться противостоять таким, как Лукас.
Я видела, что его сильные руки обняли меня, пытаясь защитить от всего на свете. Хотелось бы мне, чтобы все было так просто, но я ободряюще улыбнулась ему. Наконец он тоже улыбнулся – одними лишь губами. Его отражение обхватило меня еще крепче и поцеловало в затылок. Я чувствовала легчайшие прикосновения, а затем он уткнулся щекой в мои волосы и вздохнул.
– Ты слишком упряма, себе на горе, – пробормотал он, окончательно побежденный.
Я немного расслабилась, стараясь уловить шепот его рук и желая иметь возможность встретиться на вершине купола, где он действительно мог крепко меня обнять. Еще раз быстро взглянув в его лицо, я была удивлена тем, что он оглядывается вокруг, будто ищет что-то.
– В чем дело? – спросила я, обеспокоенная тем, что, может, кто-то из собора следует за нами.
– Это место… Оно мне не нравится. Какое-то оно неправильное.
Я отвернулась от стены, чтобы осмотреться на этой маленькой улочке. С одной стороны бурлила Флит-стрит, а с другой возвышались старые каменные ворота. За ними находилась старая деревянная дверь, она была открыта, и за ней виднелся прохладный интерьер маленькой церквушки. Ее венчал высокий шпиль. Белый камень блестел на солнце, и на него было почти больно смотреть после сумрака узкого переулка. Это было прекрасно.
– Не вижу ничего неправильного, – сказала я. – Здесь довольно мирно.
– Все равно мне не по себе. Давай уйдем отсюда.
Спорить смысла не было. Я убрала зеркало в карман и повернулась, чтобы вернуться туда, где было шумно и суетно. Кэллум шел рядом со мной, его пальцы нежно поглаживали мои. Мы направились по Флит-стрит к огромному готическому зданию, в котором размещался Высокий суд. Напротив него был длинный ряд банков.
– О, Кэллум, подожди немного; мне нужно снять деньги.
Около одного из банков прямо на улице стояли банкоматы. Я встала в самую короткую очередь, она двигалась очень быстро, и скоро я оказалась в ее начале. Я вставила карточку, набрала ПИН-код и запросила выдачу наличных. Ничего не произошло, а затем автомат выдал сообщение об ошибке. Я нахмурилась. Здесь не могло быть никакой проблемы. Должно быть, произошла какая-то накладка. Я повторила попытку. И получила тот же ответ: недостаточно средств на счете. Я знала, что это не так: на этом счете лежали все мои деньги, все мои сбережения, которые я сделала, чтобы купить машину, все деньги, полученные за то, что я сидела с детьми, вообще все мои деньги. Я быстро нажала на кнопку, чтобы получить мини-выписку. Автомат наконец выплюнул маленький листочек, а затем вернул мне карту.
Я смотрела на этот листочек с ноющим чувством в желудке. Мой банковский счет был абсолютно пуст.
Грабитель банков
На счете не осталось ни одного пенни. Я очнулась и ощутила у себя за спиной очередь людей, жаждущих добраться до банкомата, и одновременно услышала голос Кэллума:
– Алекс, что не так? Что-то случилось?
Я пробормотала извинения парню, стоявшему в очереди за мной, после чего отошла в сторонку от банкомата.
– Все пропало, – прошептала я в микрофон. – Все мои деньги, все. Посмотри! – Я подняла выписку, давая тем самым Кэллуму возможность изучить ее через мое плечо, а потом спрятала лицо в ладонях. Я не могла поверить, что мой тайный мучитель нашел еще один способ добраться до меня.
Казалось, откуда-то издалека доносился голос, тревожно говоривший мне:
– Алекс! Ты меня слышишь? Мы должны сохранять спокойствие и во всем разобраться.
Открыв глаза, я обнаружила, что стою на ступенях банка, а мои кулаки прижаты ко лбу.
– Алекс? – На этот раз голос был мягким с намеком на облегчение. – Тебе надо уйти отсюда. Ты привлекаешь внимание. – Я подняла голову и огляделась. Несколько человек смотрели на меня, а женщина по другую сторону улицы показывала на меня полицейскому. Я выпрямилась и пробормотала в небольшую собравшуюся толпу:
– Со мной все в порядке, просто немного закружилась голова. – Я сделала глубокий вдох и пошла по Стрэнд. Кэллум быстро догнал меня.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Секунды три ты была какой-то странной.
– Я в порядке. Хотя нет, не совсем. Это так несправедливо! – Я больше не могла сдерживаться, равно как не могла унять подступившие к глазам слезы. Я шла очень быстро, обходя слоняющихся без дела туристов, наводнивших улицу. Затем нырнула во двор Сомерсет-хаус, стараясь где-нибудь уединиться, но вокруг было полно зевак, любующихся фонтанами. Я знала, что если пройду через здание, то выйду на террасу над рекой. Заговорить я не решалась, и Кэллум ждал, когда я наконец приду в себя. Но он не оставлял меня; я чувствовала успокаивающее покалывание в руке. Почти пробежав через прохладный мраморный вестибюль, я через заднюю дверь выбралась на яркий солнечный свет. На террасе было оживленно, большинство столиков занимали туристы, поедающие сандвичи и изучающие карты и путеводители. Но на восточной ее стороне было практически пусто. Столиков там не было, и лишь носилась туда-сюда стайка ребятишек. Когда я увидела вдалеке собор Святого Павла, нависающий над деловыми кварталами, из моих глаз хлынули слезы.
Добравшись до каменной балюстрады, я пристроилась в уголке, обхватив колени, переполненная свалившимися на меня проблемами. Стоявший рядом Кэллум гладил мои волосы, стараясь, как обычно, привести меня в хорошее расположение духа.
Я поняла, что была несправедлива. Он жил в мире горя и страданий и тем не менее стремился утешить меня. Я громко шмыгнула носом и безуспешно попыталась отыскать салфетку в карманах джинсов.
– Прости меня, Кэллум. Я вовсе не хотела расклеиваться. – Моя рука нащупала зеркало, и я пристроила его себе на колени так, что могла видеть его лицо. Обычно светящиеся голубые глаза были затуманены беспокойством, лоб прорезала морщина, легкий ветерок теребил густые волосы. Я слабо улыбнулась: – Мы славная парочка, верно?
– Алекс, не надо шутить. Кто-то сумел порядком напакостить тебе. А что, если это опасный преступник?
– Ну и ладно, – хлюпнула носом я. – Нам обоим нужно смотреть на вещи шире. Прости, я не хотела плакать. Просто я в шоке. – Я старалась говорить спокойно, хотя меня снова охватили паника и страх. Мое дыхание было рваным; успокоиться было просто необходимо.
Я сосредоточила свой взгляд на его глазах – я видела, сколь сильно он встревожен, и моя решимость крепла. Я понимала, что он знает, о чем я думаю, и смотрела, как он пристраивает свою щеку к моей.
– Ты уверена, что с тобой все хорошо, Алекс?
Я почувствовала эхо прикосновения его лица к моему, и любовь сделала меня сильной. Я вытерла слезы.
– Абсолютно уверена. Нам нужно выяснить, кто все это вытворяет, и остановить его. Обещаю держать себя в руках, если ты в свою очередь пообещаешь помочь мне. Договорились?
В его голосе сквозило сомнение, но я чувствовала, что он словно собирает себя воедино.
– О’кей. Договорились. Мы будем сражаться. Думаю, нам нужно выработать какой-нибудь план. – Теперь была его очередь сделать глубокий вдох. – Итак, что нам известно? Давай вспомним, что уже случилось, и посмотрим, можем ли мы предсказать его следующие шаги.
Я кивнула. Его слова были разумны. Я стала загибать пальцы на свободной руке:
– Сначала был мячик для гольфа, затем электронное письмо с приватной информацией о Эбби, а потом вся эта неразбериха с Грэхэмом. А теперь – теперь он украл с моего счета все деньги.
– Правильно. Разбитое окно – это самый простой случай, для него не требовалось никаких особых знаний, как, скажем, пароль или что-то в этом духе. Но случайностью это не назовешь, потому что на листке было написано твое имя. – Он немного помолчал, нахмурившись. – А насколько просто опустошить чей-то банковский счет? Сколько денег было на твоем?
– Почти две тысячи фунтов. Я хотела купить машину, когда сдам экзамены на права.
– Как же он мог забрать такую сумму? Ее перевели на другой счет или взяли деньги наличными? Из выписки это не ясно?
– Подожди секундочку. Сейчас проверю. – Я долго рылась в карманах, пока не нашла скомканный кусочек бумаги, потом разгладила его у себя на коленке, придавив рукой, чтобы не унес легкий ветерок. Я смотрела на бледные буквы и цифры. Последняя операция имела место в главном офисе банка в Ричмонде, но хотя дата была указана, точное время и тип операции – нет.
– Ну, их украли в четверг, то есть не так уж и давно, – сказал Кэллум, читая через мое плечо. – Если ты обратишься в банк, то там тебя снабдят какими-то еще деталями. Давай вернемся и посмотрим, что можно выяснить.
– Прекрасно! – сказала я, вскакивая на ноги и пугая небольшую стайку голубей, разместившуюся на стене по соседству от нас. – Хотя подожди! Сейчас полдень субботы. Все банки закрыты. Когда приду домой, проверю по интернету.
Я увидела, что Кэллум пытается посмотреть, сколько времени на часах на моей руке.
– Тогда вперед! Если мы поторопимся, ты успеешь на следующий поезд, иначе до дома ты доберешься не скоро.
Я тоже посмотрела на часы. Его мнение о том, как быстро я могу добраться до Ватерлоо, и, соответственно, мое сильно разнились между собой.
– Может, ты и способен идти с такой скоростью, но только не я. Наверное, мне имеет смысл сесть в автобус. – Я поправила в ухе наушники. – Увидимся на станции! – крикнула я, побежав к автобусной остановке.
Когда я добралась до платформы, до отхода поезда оставалась еще минута; мне досталось место в конце состава. Это было так тяжело – просто сидеть и ничего не делать. Я просмотрела старую газету, но это не заняло у меня много времени. В конечном счете я достала телефон и открыла приложение с заметками, которыми обычно не пользовалась, чтобы вычислить тех, кто не любит меня и кому известно обо мне довольно многое. Но через двадцать минут я со вздохом захлопнула телефон. Я составила шорт-лист девочек из школы, которым по каким-то причинам не нравилась, но никого из них я смертельно не обижала. У меня не было идей, кто же был моим заклятым врагом.
Когда поезд наконец дотащился до моей станции, я чуть ли не побежала домой. И снова пожалела о том, что я в не слишком-то хорошей форме и что не могу передвигаться со скоростью Кэллума. Дома никого не было, я быстро поднялась в свою комнату и включила компьютер. Тишину нарушали только редкие проезжающие мимо машины и нетерпеливая дробь моих пальцев по столу. Я знала, что Кэллум сейчас рядом со мной, но он молчал, давая мне возможность залогиниться. Наконец я ввела все данные, и открылась желаемая страница.
– Ты видишь это, Кэллум? – спросила я, изучая список операций, чтобы добраться до самых недавних.
– Эээ. Я здесь. Итак, что ты… – Он внезапно замолчал. Я увидела это на долю секунды позже него. Операция была очень простая: в 15:37 в четверг, когда я сидела в полицейском участке, все деньги с моего счета были сняты наличными.
– Значит, кто-то вошел туда и без стыда и совести забрал все до единого пенни. И как он только посмел? – возмутилась я. Он знал, где я нахожусь, и потому мог спокойно обстряпать свои делишки. Или это всего-навсего совпадение? Что еще в моей жизни он может попытаться разрушить? У меня опять защипало в глазах, и это были слезы отчаяния, потому что, казалось, я совсем ничего не в силах сделать.
– Алекс, мне так жаль. Чем я могу помочь тебе?
Я сжала переносицу, пытаясь не разреветься, и сделала резкий вдох. Не было никакого смысла расстраиваться; это именно то, чего он хочет добиться. Я должна сосредоточиться и подумать. Я посмотрела во встревоженное лицо Кэллума:
– Поговори со мной. Нужно выяснить, можем ли мы разобраться в этом, найти какую-то связующую нить, сделать хоть что-то! Обычный недоброжелатель так заморачиваться не будет. Должно быть нечто, соединяющее все воедино.
Я говорила и чувствовала, что он нежно обнимает меня, словно пытается защитить. На какую-то секунду мне захотелось оказаться на куполе собора, чтобы почувствовать всю силу его рук. Очень хотелось взвалить мои дела на кого-то еще, чтобы этот человек принимал решения и делал выводы. Выносить все это самой становилось невмоготу.
Но такого человека не было; и мне придется действовать в одиночку, полагаясь лишь на помощь Кэллума.
– Помоги мне, Кэллум, – прошептала я. – Помоги понять, что происходит.
Я видела, как он хмурится, незаметно обозревая беспорядок у меня на столе.
– Ну, – наконец сказал он, – это, похоже, незамысловатое ограбление, и он должен был оставить улики. Ты обязана сообщить о нем, и как можно скорее. У них наверняка есть какие-то записи, какие-то сведения о том, кто взял деньги, и тогда мы узнаем, кто все это вытворяет. Ты также можешь, наверное, получить свои деньги назад, раз у тебя имеется железное алиби.
Впервые за много часов я почувствовала, что улыбаюсь; он был совершенно прав. Я быстро просмотрела сайт, чтобы найти номер телефона службы поддержки клиентов в нерабочие часы, а затем имела долгий и действительно тяжелый разговор с банком. Поначалу они отказались поверить, что я тут ни при чем. Похоже, человек, снявший деньги, знал все правильные пароли и коды безопасности, так что легко смог забрать все средства, имеющиеся на счету. Мои усилия не приносили результатов, и я сказала женщине на другом конце провода, что позвоню в полицию. Это не произвело на нее такого эффекта, на который я рассчитывала, и я поняла, что мне придется привести мою угрозу в исполнение.
К тому времени я наконец страшно рассвирепела по поводу всей этой заварушки и, потребовав у женщины ее номер, пообещала звонить еще. Кэллум же не вмешивался в разговор, поскольку я не могла разговаривать с двоими одновременно. Когда я сердито отключилась, он снова оказался рядом со мной, делая все, что в его силах, чтобы успокоить меня.
– Я думаю, ты должна поговорить об этом со своими родителями. Уверен, они помогут тебе – смогут хотя бы кричать на сотрудников банка вместо тебя.
Я подняла голову со стола.
– Ты прав, – неохотно признала я. Мне вовсе не хотелось втягивать их во все это, но ситуация вышла из-под моего контроля.
– Они сейчас внизу, – мягко сказал он. – Приехали минут пять тому назад
Громко вздохнув, я взяла в руки распечатку выписки, чтобы показать им.
– Ты же никуда не уйдешь, правда? Ты останешься со мной?
Он улыбнулся мне одной из самых своих обезоруживающих улыбок:
– Конечно. Я буду здесь.
Внизу родители распаковывали покупки.
– Здравствуй, солнышко. Ты рано вернулась, – сказала мама из глубины одного из кухонных шкафов. – Что случилось? – добавила она, выпрямившись и посмотрев мне в лицо. – Что-то пошло не так?
Когда я рассказала им об ограблении, папа немедленно подошел ко мне. Они выстреливали вопрос за вопросом и внимательно изучали распечатку.
– Это далеко не шутки, Алекс, – мрачно сказал папа. – Кто-то действительно очень тебя не любит.
– Честно, папа, я не имею ни малейшего понятия, кто бы это мог быть.
– Ладно, я звоню в банк, а затем, наверное, в полицию.
Я была рада, что возложила часть ответственности за наше расследование на него. Он сделал несколько продолжительных звонков разным служащим банка, а затем позвонил в полицейский участок. Было совершенно ясно, что все это устроила не я – из-за моего алиби, но в банке очень хотели произвести официальное опознание человека, который снял деньги, надеясь, что это сотворил кто-то из моих знакомых и что я буду в силах помочь.
Все это заняло невероятное количество времени. Но потом я улучила момент, проскользнула в ванную комнату и поговорила с Кэллумом:
– Похоже, это будет продолжаться весь вечер, так что ты можешь идти собирать эмоции, а затем вернуться в собор Святого Павла. Мы начнем осуществлять наш план завтра.
– Ну, если ты так в этом уверена, – с сомнением сказал он. – Мне не хочется оставлять тебя, но я не вижу, что бы я мог сделать.
– Уверена, со мной все будет хорошо. Я буду радоваться тому, что утром, как только сможешь, ты окажешься здесь.
– О’кей. Я знаю, где сегодня всю ночь будут крутить кино, так что я могу просто подождать их на выходе. – Он виновато посмотрел на меня.
– Иди и собирай эмоции где можно, а потом, когда освободишься, присоединяйся ко мне. Я к этому времени уже проснусь. Ты должен делать то, что должен. – Я старалась смотреть на происходящее философски и не слишком беспокоиться из-за того, что его не будет рядом. Мне надо было быть практичной. – А теперь пора идти – папа хочет, чтобы я слышала, о чем он будет говорить с полицейскими.
Сильные руки в красивой белой рубашке сжали меня в зеркале, и я почувствовала, как его нежные губы прошлись по моим волосам.
– Ты и правда уверена? Будь осторожна. Мне так не хочется оставлять тебя… без защиты.
– Не волнуйся. Со мной сейчас папа. Говорю же, все будет хорошо. – Я попыталась улыбнуться как можно увереннее, но если честно, то откуда мне было знать, что может произойти дальше? Тут я услышала голос зовущей меня мамы. – Мне действительно пора. Увидимся утром. – Я посмотрела в завораживающие голубые глаза. – Я тебя люблю.
– Хорошо. – На его губах появилась слабая улыбка. – Я тоже тебя люблю. Береги себя. – И, поцеловав меня на прощание, он ушел. Я плеснула в лицо холодной воды и стала спускаться к родителям.
Субботний вечер подходил к концу, и я была совершенно уверена, что мое ограбление не стало приоритетным преступлением для местной полиции. У нас был долгий разговор со следователем из уголовного розыска. Он пришел к нам домой, взял у меня показания, а затем внимательно изучил мой банковский счет. Казалось, его интересует это дело, но об электронном письме я ему ничего не сказала – не знала, как сделать это, не навлекая неприятности на Эбби, а она ни в чем не была виновата. Наконец он ушел, пообещав вернуться сразу после того, как переговорит с банком.
Только мы сели за стол, чтобы наконец поужинать, зазвонил телефон. Папа тихо выругался и пошел выяснять, кто бы это мог быть. Разговаривая, он в основном повторял: «Понятно» – и фыркал, но потом примирительно сказал:
– Дайте нам полчаса, и мы подъедем туда. – Когда он положил телефон на место и вернулся к столу, мы с мамой обменялись озадаченными взглядами.
– Это снова из полиции. Оказывается, в банке тестируют какую-то новую систему видеозахвата в реальном времени, которая отправляет видео сразу в головной офис. Не нужно ждать понедельника, чтобы посмотреть запись с камер. У них уже есть картинка.
Мне стало вдруг очень холодно. Что, если я узнаю человека, портившего мне жизнь? Чем я так рассердила его? Я неожиданно страшно испугалась и пожалела о том, что отпустила Кэллума. Но нельзя было, чтобы папа заметил это. Пришлось выдавить из себя улыбку:
– Прекрасно, значит, мы сможем увидеть эти кадры уже сегодня, верно?
Папа с сожалением посмотрел на бокал вина, стоявший нетронутым рядом с его тарелкой.
– Ага. Через полчаса. Нам хватит времени на то, чтобы быстренько поесть и добраться до банка. – Он отодвинул бокал и потянулся к кувшину с водой. – Думаю, вино может подождать.
У меня во рту было до такой степени сухо, что есть было практически невозможно, но мама, к счастью, не сочла это странным, и Джош, выждав для приличия какое-то время, потянулся к моей тарелке и переставил ее поближе к себе. Папа откинулся на стуле, глядя на мое лицо, на котором, как я понимала, читался плохо замаскированный страх.
– Ты в силах отправиться туда, моя дорогая? Мы можем перезвонить и сказать, что приедем завтра. Как ты на это посмотришь?
Я изо всех сил старалась контролировать себя.
– Нет, папа, я в порядке. Я бы хотела все выяснить сейчас и ни о чем не беспокоиться остаток уик-энда. – Быстро встав из-за стола, я поднялась наверх за сумочкой и бумагами – так мне удалось избежать озабоченных взглядов сидевших за столом.
В это время суток путь до Туикенемского полицейского участка показался совсем коротким, и уже очень скоро мы поднимались по знакомым ступенькам. После короткого пребывания в обшарпанной приемной мы услышали, как выкрикивают наши имена, и нас провели в маленькую комнату без окон, где стояли стол, стул и телевизор. Телевизор был старым и каким-то грязным, панель, за которой были скрыты кнопки, была приклеена скотчем. Через несколько минут дверь опять открылась, и в комнату вошли два человека. Один из них был слегка циничным следователем, бравшим у меня показания; другой же мужчина выглядел гораздо моложе и куда более взволнованным. Он, как и первый, был в штатском. Представился он как «технический специалист». Над его головой мерцало маленькое золотистое облачко.
– Привет, – сказал он, энергично пожимая мне руку. – Я Оливер. Отвечаю здесь за все айти. – Он обвел рукой комнату, словно включая доисторический телевизор в сферу своих владений, которыми так гордился. Я робко улыбнулась ему, пытаясь тайком вытереть руку о джинсы, потому что он был очень потным. – А теперь, – продолжил Оливер, – нам предстоит нечто очень волнующее. Это программное обеспечение совсем новое, и мы впервые имеем возможность испробовать его.
Его коллега прочистил голос и пробормотал:
– Не тяни резину. – Оливер слегка покраснел, но выбить его из колеи было не так-то просто. Желтая аура над его головой мигнула, но стала даже ярче.
– Все видео из отделения банка транслируются в реальном времени в головной офис, сжимаются и сохраняются. Когда у нас появляется дело вроде этого, все, что мы должны предпринять, так это сообщить в их дата-центр номер отделения, дату и время, и вуаля! Они всё находят. И картинка гораздо четче, чем в детективных сериалах. С этой крошкой мы вмиг узнаем преступника.
Говоря это, он держал в руке пульт дистанционного управления и переключал телевизионные каналы. Добравшись до трансляции футбольного матча, он немного помедлил, и папа со следователем неожиданно сели и тоже вперились в экран, но затем Оливер продолжил свое занятие. Наконец он долистал до пустого экрана. Какое-то время тот просто мигал, а потом на нем появился человек, стоявший перед банковским кассиром. Съемка велась со стороны кассира, камера располагалась выше его головы, так что лицо клиента было видно полностью. Оливер оказался прав: изображение было кристально ясным; я могла видеть каждую пуговицу на его рубашке, зачесанные назад, прикрывающие лысину волосы и рисунок на джемпере. И я не имела ни малейшего понятия, кто это был.
– Боюсь, я никогда прежде не видела его, – сказала я полицейскому, стараясь не выказать своего облегчения по поводу того, что это не кто-то из моих знакомых.
– Да это не тот: посмотри на отметку времени, – встрял Оливер. – Этот пришел на несколько минут раньше того, кто нам нужен. Теперь нужно немного подождать…
Я непроизвольно задержала дыхание. Так кто же ненавидит меня столь сильно и знает каждый мой шаг, каждую деталь моей жизни?
– Пятнадцать тридцать семь, вот какого времени мы ждем. Именно тогда была произведено снятие, – провозгласил Оливер, ни к кому конкретно не обращаясь. Мы все напряженно смотрели на экран, и когда время перевалило за полчаса, то неосознанно подались немного вперед. Съемка велась под довольно крутым углом, и до тех пор, когда клиенты действительно представали перед кассиром, были видны только их ноги. Ноги, стоявшие за неопознанным мужчиной, явно были женскими. Мое сердце заколотилось как сумасшедшее, а кисти рук вцепились в стул, на котором я примостилась. Наконец мужчина завершил сделку и ушел, и женские ноги прошли вперед.
Девушка посмотрела на кассира, а потом, медленно и уверенно прямо в камеру, прямо на меня. Сама не ожидавшая от себя такого самообладания, я осталась сидеть на стуле, не выдав никакой реакции, чего напряженно ждал от меня следователь. А на экране, словно она знала, что я все это увижу, сияло самодовольной полуулыбкой лицо Кэтрин.
Понимание
Той ночью я мало спала; мой мозг лихорадочно работал, и мне отчаянно хотелось поговорить с Кэллумом. Кэтрин жива! В голове крутились разные следствия этого обстоятельства и возможности, которые из них вытекали, и во мне зрела неукротимая надежда. Кэтрин удалось прорваться на эту сторону, а это значило, что Кэллум тоже сможет!
Но прежде чем я начала обдумывать произошедшее, мне пришлось убедить полицейских и папу, что с Кэтрин я незнакома, что она не моя подруга, с которой я поссорилась, и что я не знаю, как ее зовут. Было очень трудно скрыть охватившее меня возбуждение. У нашей проблемы существовало решение! После того, через что мы прошли, был получен ответ. Меня долго допрашивали, но мне было нетрудно придерживаться единой версии, поскольку я действительно не знала ничего ни о ней, ни о том, где она могла находиться.
Глубокой ночью с субботы на воскресенье мы с папой наконец приехали домой, и у меня было какое-то время на то, чтобы поразмышлять над последними событиями. Но мой мозг был сильно растревожен: день выдался чрезвычайно долгим и насыщенным – я чуть было не умерла в соборе Святого Павла, затем потеряла все свои деньги, а под конец снова оказалась в полицейском участке. То есть все мои мысли были связаны с Кэтрин.
Рано утром в воскресенье меня разбудило странное покалывание в кисти. Не успела я как следует проснуться, а Кэллум уже стоял в изголовье кровати.
– С тобой все хорошо? Что случилось? – Голос у него был громким и требовательным.
– Мммм, со мной все в порядке. Просто дай мне секунду на то, чтобы проснуться окончательно, – пробормотала я, пытаясь заставить свой мозг работать.
– Я оказался здесь так рано, как только смог, – продолжил он, – и услышал от твоих родителей, что вчера вы еще раз ездили в полицию и что ты вела там себя немного странно. В чем дело? Что еще произошло?
– Честно, я в полном порядке, и у меня есть новости, но мне кажется, нам надо поговорить в более подходящих условиях, а не все время шептаться. Давай я оденусь, и мы куда-нибудь пойдем.
– Конечно, если ты предпочитаешь поступить так и способна на это. Я всю ночь волновался, а затем, услышав разговор твоих родителей, немного запаниковал. Прости меня.
Я смогла открыть зеркало и держала его так, чтобы видеть лицо Кэллума, печальную улыбку, разглаживающую тревожные складки на его лице. Надежда, что зародилась у меня в голове ночью, окрепла и приумножилась, и я не могла не светиться радостью. Это привело его в шок.
– Ты уверена, что с тобой все о’кей?
– Да. И я очень рада видеть тебя! А теперь иди и послоняйся где-нибудь, пока я буду одеваться. – Я не могла дождаться, когда мы окажемся вне дома, чтобы спокойно поговорить. Было еще очень рано, поэтому мои родители сидели в кровати с чашечками кофе. При виде меня, да еще при полном параде, они очень удивились – ведь ночь была такой бурной, но я сказала им, что не могу спать, и они приняли это мое объяснение. Я предложила пойти и купить газеты – это было прекрасным предлогом выйти из дома. Спускаясь по лестнице, я надела наушники и почти выбежала на улицу. Кэллум моментально очутился рядом.
– Ну? – спросил он меня, торопливо идущую по дороге. – В чем тут дело? Зачем тебе надо было снова ездить в полицейский участок? Они нашли человека, укравшего твои деньги?
– Потерпи минутку. Я действительно, действительно хочу где-нибудь сесть и как следует поговорить. Давай сначала пойдем на качели.
Сразу за углом дома имелась маленькая детская площадка с качелями и каруселями. Детей на эту площадку приводили редко, и мы с Грейс часто уединялись здесь, чтобы посидеть и посплетничать подальше от надоедливых братьев и родителей. Как только я там оказалась, то увидела женщину, усаживающую своего малыша в прогулочную коляску, а больше на площадке никого не было. В ожидании, когда женщина окажется вне пределов слышимости, я села на карусель и пристроила перед собой зеркало, чтобы получше видеть Кэллума. Ожидание явно давалось ему с большим трудом.
– Ну давай же! Расскажи мне! Ты просто выносишь мой мозг.
– Ну, вчера вечером мы с папой поехали в полицейский участок, потому что у них есть видео человека, укравшего мои деньги. И я увидела ее. Я знаю, это тот же человек, что делал мне и другие гадости.
Кэллум сел прямее.
– Она? Так кто же это? Я ее знаю?
– О, ты хорошо ее знаешь, но не уверена, что сможешь поверить мне.
– Ну? Кто это был?
Я сделала глубокий вдох и сильно выдохнула:
– Кэтрин.
Какое-то мгновение он смотрел на меня ничего не выражающим взглядом.
– Кэтрин?
– Твоя сестра Кэтрин. Живая, во плоти и крови. Она живет, дышит и крадет мои деньги. И улыбается при этом.
Его лицо перекосилось от шока, а затем он отрицательно покачал головой:
– Ты, должно быть, ошибаешься. Кэтрин мертва. Я видел, как она превратилась в сноп искр и погибла.
– Я не ошибаюсь. Это была она, что и зафиксировано на пленке. Она смотрела прямо в камеру и улыбалась, словно знала, что мы увидим ее. Она жива! Ты понимаешь, что это значит? – Мне хотелось растрясти его, сделать так, чтобы он перестал волноваться и подумал о том, как все это важно и волнующе.
– Кэтрин жива? – Его голос был чуть громче шепота.
– Жива, – согласилась я, – и готова к тому, чтобы грузить нас проблемами. – Он опять нахмурился и стал смотреть вдаль, на его яркие голубые глаза набежала тень. Пару раз мне показалось, что он хочет заговорить, но у него не получилось. Я ждала, пока он усвоит то, о чем я ему сказала, и наконец он расправил плечи и посмотрел на меня.
– Кэтрин жива. – На этот раз это было утверждение, а не вопрос.
– Да, она жива и кусается.
– И именно она делает твою жизнь такой печальной. – Еще одно утверждение.
– Думаю, да, – кивнула я. – Но более важно то, что она смогла избежать участи дерджа и снова стать человеком.
На лице Кэллума опять появился отсутствующий взгляд.
– Вот что случается, если мы опустошаем чей-то мозг – мы снова становимся живыми. – Голос у него был тихий и взволнованный. – Мы не умираем, как все думают, но получаем обратно свои жизни.
– Я знаю, и разве это не прекрасно? Значит, у тебя есть выход – тебе больше нет необходимости тратить вечность на то, чтобы болтаться между жизнью и смертью. Ты можешь уйти оттуда и присоединиться ко мне!
Он сиял так, словно волнение освещало его изнутри.
– Мы, в конце-то концов, сможем быть вместе, – выдохнул он, прижав меня крепче к себе в зеркале, и поцеловал в ухо. – Значит, у Кэтрин остались твои воспоминания, и вот почему она так хорошо тебя знает.
– Да. Я пыталась не слишком задумываться над этим. Мне не нравится, что ей знакомы любые детали моей жизни, – призналась я.
Его задумчивые глаза вновь обратились к горизонту, и раннее утреннее солнце позолотило его волосы.
– Ей известно все. Каждый момент твоей жизни.
Я с трудом сглотнула, подумав об этом. Дело тут было не в моих подругах или в деньгах на счете. Ей была известна каждая моя мысль о Кэллуме, мои желания и фантазии, и все это могло оказаться в ее власти. Прежде такое не приходило мне в голову.
– Ты считаешь, это действительно возможно? – спросила я, стараясь не выдать своего ужаса.
– Она забрала у тебя все мысли и воспоминания и, значит, владеет ими до сих пор.
– Но это так досадно, даже неприлично. Бывает, я не хочу ни с кем делиться своими мыслями, не говоря уж о Кэтрин. – Я сделала небольшую паузу. – Надо сказать, что-то из них может вызвать у нее не самые приятные ощущения – она относится к тебе не так, как отношусь к тебе я.
– Я в этом не сомневаюсь. – На его губах появилось слабое подобие улыбки, а затем его лицо неожиданно осунулось.
– Что такое?
– Мы с тобой не скоро сможем соединиться в одном пространстве. Сначала надо решить очень большую и трудную проблему.
– Какую еще проблему? Мы уже много чего решили.
– Наверное, я смогу спастись, но для этого необходимы чьи-то воспоминания. Мне придется кого-то убить.
И как только я не подумала об этом? Я почувствовала себя загнанной в тупик; все мое воодушевление мгновенно испарилось. У Кэтрин все получилось только потому, что она бросила меня умирать. А я знала, что Кэллум никому не желал этого.
– А разве мы не можем опять сделать копию? Это может сработать?
– Тогда надо будет подключить к делу еще одного дерджа, а я не вижу никого, кто бы пожертвовал запасом своей памяти ради того, чтобы ты была в безопасности, а ты?
Я знала о боли, которую он терпел каждый божий день из-за того, что делал для меня, желая сохранить мне жизнь. И я была совершенно уверена: он не рассказывает мне про эту боль всего. Для этого он слишком сильно меня любит. Никого больше не было на всем белом свете, кто сделал бы то же самое для нас. Мы оба какое-то время сидели и молчали: он смотрел вдаль, а я изучала изношенное оборудование детской площадки. Мой мозг продолжал без устали работать.
– Кэллум, я не знаю, что сказать. Ты понимаешь, что я готова на все, лишь бы помочь тебе. Хочешь взять некоторые из моих воспоминаний? Это поможет?
Он посмотрел на меня как на сумасшедшую.
– Что? Не говори ерунды.
– Это не ерунда. Я просто пытаюсь рассмотреть все варианты.
Он сжал пальцами свободной руки переносицу и закрыл глаза.
– Послушай, я понимаю, что ты предлагаешь, и люблю тебя за это, но здесь нет никаких вариантов. Разве ты этого не видишь? Либо я убью кого-либо, либо ничего не изменится!
Я, потрясенная, замолчала. Что с ним происходило? Он сконцентрировался на покрытии площадки и время от времени качал головой. Наконец я не выдержала:
– Кэллум, ты хорошо себя чувствуешь? Ты сам на себя не похож этим утром.
– Ну конечно, я… – огрызнулся он, но тут же осекся. – Утро – вот проблема. Этим утром я собрал недостаточно эмоций. Пришел прямо сюда – убедиться, что ты в безопасности. У меня плохо получается думать.
Я мысленно вздохнула с облегчением. Он говорил мне прежде, что первым делом надо наполнить амулет, потому что воспоминания начинают улетучиваться с вечера, а я никогда еще не видела его так рано. Обычно ему не было нужды много работать утром, поскольку он был не так несчастен, как остальные, но раз он отдавал предпочтение только воспоминаниям и счастливым мыслям, не имеющим особого значения, это сильно замедляло этот процесс. Я знала, что обычно по утрам он ходит на станции и отыскивает людей, читающих книги в остановившихся поездах, и это позволяет ему продержаться до открытия кинотеатров.
– Ну, раз теперь нам известно, кто всему причиной, я смогу быть начеку, пока ты будешь завтракать. – И я одарила его самой задорной своей улыбкой.
Он бросил на меня благодарный взгляд.
– Может, я так и сделаю. Но пока мы должны быть очень осторожны – нельзя рассказывать обо всем, что мы узнали, кому попало.
– Хорошая мысль, – согласилась я, думая о потенциальных проблемах, с которыми мне предстоит столкнуться, если все дерджи прознают о том, что есть способ получить обратно свои жизни. – Но можем мы рассказать об этом Мэтью? Он должен все знать?
– Дай мне подумать над этим. В некоторых отношениях то обстоятельство, что ты знаешь, как снова стать живым, но не имеешь такой возможности, может оказаться очень жестоким.
– Но разве вы все не заслужили надежду? – спросила я, глядя на свой амулет со странным синим камнем в причудливой оправе, стараясь понять его непонятную, но волнующую силу. – Мне просто кажется неправильным хранить это в секрете ото всех.
– Ты должна быть в безопасности, – прошептал он. – Я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось. Ты видела вчерашнее. И если они будут знать, что ты сулишь им не небытие, но шанс снова стать живыми, то искушение может оказаться слишком велико…
Я посмотрела ему в глаза. Они были темнее, чем обычно, и вопреки раннему утреннему солнцу золотое мерцание вокруг его головы было менее заметным. Оно было исполнено боли.
– Давай пока оставим эту тему; у тебя есть вещи поважнее. Иди и съешь свой завтрак, а я съем мой, а поговорить мы можем и потом. Если меня кто-то отыщет, амулет защитит меня, а я буду молчать как рыба.
– Ну, если ты настаиваешь, – скрепя сердце сказал он. – Я ненадолго. – Он поцеловал меня в макушку и исчез. Вздохнув, я убрала зеркало и медленно вышла с пустой детской площадки.
Дома я поделила толстую воскресную газету между мамой и папой, а сама уселась на кухне с разделом новостей и с большой чашкой кофе. Я лениво перелистывала страницы, вовсе не ожидая, что меня может что-то отвлечь от нашей невозможной ситуации. В разделе была обычная подборка политических разоблачений, сплетен о звездах и историй простых людей. Я быстренько просматривала все это, пока мое внимание не привлекла маленькая заметка в самом низу страницы.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ТАИНСТВЕННОЙ ЖЕРТВЫ АМНЕЗИИ
Полиция и социальные службы объявили вчера в розыск таинственную женщину, которую достали из Темзы в этом месяце. Способная сказать о себе лишь то, что ее зовут Кэтрин, женщина с момента своего счастливого спасения две недели находилась под наблюдением в больнице имени Гая. В среду она пропала, еще не оправившись от черепно-мозговой травмы. Власти призывают ее связаться с ними и завершить лечение.
Я быстро перечитала заметку, а потом откинулась на спинку стула и легонько выдохнула. Кусочки пазла начали складываться воедино. Кэтрин и Кэллум утонули в водах Флит как раз там, где она впадает в Темзу. Было похоже на то, что амулет относил дерджей туда, где исчезли их тела, из-за чего попытки спасения оказывались еще более опасными. Так что перед тем, как пытаться вернуть Кэллума к жизни, надо решить еще и эту проблему.
Но я могу подумать об этом позднее. Поглощая завтрак, я размышляла над самой насущной на данный момент проблемой: мне нужно найти Кэтрин и выяснить, почему она старается сделать меня несчастной, а это очень и очень трудно.
Я в тысячный раз пожелала, чтобы Грейс знала обо всем этом. Мне было не под силу носить такое в себе. Я не понимала прежде, до какой степени мне были важны ее мнение и помощь при решении хоть какой проблемы. Я всегда спрашивала у нее совета по поводу чего-то важного, но с тех пор как появился Кэллум, я предпочитала молчать о нем. К счастью, это совпало по времени с тем, что Грейс начала встречаться с Джеком, и я не думаю, будто она заметила какие-то изменения в наших отношениях. Но сейчас я была бы страшно рада ее совету.
Я снова прочитала заметку, а затем тихонько прокралась наверх к компьютеру. В интернете об этом случае должны были написать более подробно. Из комнаты родителей по-прежнему раздавались шорох страниц и тихие голоса, поэтому я, стараясь не наступать на скрипящие половицы, проскользнула к себе в комнату и осторожно закрыла за собой дверь. Поиски онлайн быстро дали свои плоды: уже через несколько минут у меня была основательная подборка статей о таинственной женщине. Все они опирались на несколько основных фактов, хотя некоторые были более информативны и профессиональны, чем другие.
В тот день, когда Кэтрин забрала у меня воспоминания, ее нашли в Темзе. Она оказалась на удивление удачливой; был отлив, а на предыдущей неделе дождей было мало, так что уровень воды оказался очень низким. И все равно она находилась в большой опасности, но спасательная шлюпка выловила ее как раз вовремя. Я пробегала глазами другое сообщение и тут снова ощутила покалывание в руке.
– Привет, красавица! Прости меня за то, что я наговорил тебе утром. Я вовсе не хотел наезжать на тебя. – Кэллум легко дотронулся до моей шеи, и в зеркало мне было видно, что он смотрит на меня из-под своих длинных ресниц и тычется носом в мое плечо.
– Привет! – прошептала я. – Конечно, я тебя прощаю. Но мама с папой все еще в своей комнате, так что нам надо вести себя тихо. Тебе нужно прочитать вот это. – Я отвела экран ноутбука назад и увидела, что, начав читать, он сразу нахмурился, а потом хмурился все больше и больше. Наконец он выпрямился и посмотрел на меня.
– Интересно… Очевидно, что у нее были какие-то свои воспоминания, а не только твои, иначе она не знала бы своего имени. Можем ли мы воспользоваться этим и как?
– Ну, если забыть про то, что нужно забрать чьи-то воспоминания. По крайней мере теперь мы знаем, что амулет с тобой сделает. Похоже, это может быть опасно.
– Да, это было бы даже забавно, верно? Потратить столько сил на то, чтобы снова стать живым, и тут же утонуть. – Он вздохнул и улыбнулся. – Я испытываю облегчение из-за того, что все это вытворяет Кэтрин, а не какой-нибудь случайный сталкер.
– Я тоже! Мне почти хочется снова увидеть ее. – Улыбнувшись Кэллуму, я заправила за ухо выбившуюся прядь волос.
– Ну, что касается меня, то я не уверен, что способен зайти так далеко, – пробормотал он, касаясь губами моей руки. – Все же она очень гадкое создание.
Мне было трудно сосредоточиться на чем-либо, потому что он целовал один мой палец за другим. Я видела в зеркало его мягкие губы и считала, что заслужила возможность коснуться их должным образом.
– А сегодня безопасно опять отправиться в собор Святого Павла? – с надеждой спросила я. Я была очень разочарована тем, что вчерашнее наше посещение собора закончилось преждевременно, и испытывала сильное желание оказаться в объятиях Кэллума.
Он поджал губы, словно обдумывал ответ, и я видела, как в его глазах плескались золотистые блики.
– Не думаю, что это хорошая идея, особенно после вчерашней драки.
Я вздохнула, но понимала, что он прав. Мне ни за что бы не хотелось снова встретиться с Лукасом. Одна мысль о том, как близка я была к тому, чтобы снять амулет, ввергала меня в дрожь.
– Лукас кажется мне самым злобным из всех.
– Он там единственный, кто знает что-то о своей прошлой жизни, и оттого ему только хуже.
– Правда? – заинтересовалась я. – А что такого он знает?
– У него на руке есть тату Эмили, и, значит, ему известно, что где-то кто-то значил для него очень много.
– О, это, должно быть, тяжко.
– Ну, мы могли бы проявить больше сочувствия к нему, будь он немного приятнее, но, если честно, он тоже очень гадок.
– Сколько времени он провел с вами?
– Он появился там раньше нас с Кэтрин. Все свое время он тратит на то, чтобы злить людей, словно его миссия – сделать все еще хуже, хотя хуже, казалось бы, некуда. Там практически никто ни с кем не дружит, но никому никогда не придет в голову проводить свое время с Лукасом. – Он на секунду замолчал. – Хотя он единственный из всех, кто знает хоть что-то…
– А ты знаешь, что Кэтрин – твоя сестра. Это считается?
– Не думаю, потому что мы были там вместе. Мы утонули в реке одновременно, но больше никого не помним. А у Лукаса есть доказательство, что кто-то когда-то был важен для него, что у него была жена или девушка. Может, он такой бешеный именно потому, что знает, что потерял.
Вспомнив предельно жестокие глаза Лукаса, я усомнилась в словах Кэллума.
– Может быть. А может, он просто совершенно ужасный тип. – Я заставила себя улыбнуться и потянулась к лицу Кэллума. – Хорошо, что у меня есть ты, правда? – Я легонько провела пальцами по линии его челюсти. – Сколько ты сможешь здесь пробыть?
Он посмотрел через мое плечо на часы.
– К несчастью, не так уж и долго. Я должен помочь Оливии напитаться воспоминаниями. Знаешь, я помогаю ей делать это почти каждый день, но сегодня мне пришлось уйти пораньше.
– Мне очень нравится Оливия. Это ужасно, что столь юная девушка застряла в вашей ужасной жизни. Что она могла такого натворить?
– Ее тоже взволновала встреча с тобой. Она так разнервничалась. Думаю, я смогу привести ее сюда, если ты этого захочешь.
– Буду рада поговорить с ней, – сказала я, глядя на него так невинно, как только могла. – Она может рассказать мне что-нибудь о тебе!
– Ммм, вряд ли это хорошая идея. Ты можешь отказаться от меня, если узнаешь о некоторых моих дурных привычках.
– Дурных привычках? – приподняла я бровь. – Ну что ты можешь сделать такого дурного?
– Надо будет позволить Оливии немного посплетничать обо мне. Она получит удовольствие от этого.
– О’кей, договорились. Ты сейчас пойдешь и рассортируешь то, что насобирал, а я подумаю над тем, где мы можем начать искать Кэтрин. А с тобой и с Оливией мы встретимся позже. Когда ты рассчитываешь вернуться?
Он слегка сдвинул брови, его рука обвилась вокруг моих плеч.
– Сегодня днем. Пойдет?
– Конечно. Дождаться не могу…
Я увидела, что он колеблется, потому что он то открывал, то закрывал рот, словно хотел что-то сказать. Нежное прикосновение к моей руке стало немного сильнее. Я улыбнулась и вопросительно подняла бровь, а он посмотрел на меня почти застенчиво.
– В чем дело? – наконец спросила я.
– Я… Я просто хотел извиниться… еще раз. – Вид у него становился все более смущенным.
– Извиниться? За что?
– За сегодняшнее утро. Мне действительно очень жаль; я не должен был приходить сюда так рано. В это время суток я почти всегда не в форме.
– О, да ничего страшного. Не волнуйся ты так. – Я все еще не могла понять причины его беспокойства.
– Но я был совершенно ужасен. Ты заслуживаешь совсем другого. – Его пальцы скользили по моим волосам – от плеч до талии. И это возбуждало меня.
– О, ну… – Теперь уже смутилась я. – Это не твоя вина.
– Спасибо за то, что хочешь помочь мне. Это заставляет меня любить тебя еще сильнее.
– Я сделаю для тебя все, и ты это знаешь.
– Я не собираюсь доводить дело до этого. Мы найдем какой-нибудь другой способ, доверься мне. – После недолгих сомнений он отодвинул волосы с одного моего плеча на другое, и я увидела, что он гладит плечо рядом с бретелькой топа. – Знаешь, наверное, я могу задержаться еще минут на пять или десять, – пробормотал он и наклонил голову. И я почувствовала легчайшие прикосновения его губ к моей шее.
– Или даже на четверть часа… – прошептала я, тая от этих прикосновений.
После того как он ушел, время стало тянуться ужасно медленно – я не привыкла так рано вставать в выходные – и от нечего делать даже вызвалась поработать в саду, понадеявшись, что тем самым смогу избежать печальной участи быть призванной к приготовлению обеда. Должны были приехать мои бабушка с дедушкой, а это означало большую трапезу независимо от погоды, а у меня были совсем другие планы на сегодняшний день.
Я наслаждалась заслуженным перерывом на ланч, когда вдруг раздался стук в дверь. За ней оказалась наша соседка со своим новым щенком. Маленький коричневый лабрадор все время прыгал вокруг нее, с энтузиазмом жевал поводок и ставил крепкие передние лапы ей на колени.
– Привет, Линда, – улыбнулась я. И добавила: – Привет, Бисли. – Я погладила щенка по голове, и он переметнулся ко мне – стал лизать мои руки.
– О, Алекс. Я так рада, что ты дома. Надеюсь, ты сможешь сделать мне одолжение.
– Конечно. А какое?
– У меня на работе образовались проблемы, и мне обязательно нужно ехать в офис. Я думала оставить Бисли одного, но он уже успел сжевать с утра две диванные подушки и ботинок. Ты ведь как-то предлагала взять его на несколько часов?.. – Она резко накренилась в сторону, потому что Бисли увидел, что на крышу гаража уселась птица, и попытался рвануть к ней. Притянув его обратно, она виновато посмотрела на меня. – Ты очень меня выручишь. С ним до сих пор бывает трудно, поскольку его дрессировка еще не окончена.
Я села на корточки и тихо позвала щенка. Он припрыгал ко мне, его шоколадно-карие глаза были невероятно озорными, а из края рта высовывался язык. Он был великолепен!
– Я с радостью присмотрю за ним какое-то время. На сколько тебе надо отъехать? – Бисли тем временем подпрыгнул и стал пытаться облизать мое лицо. – Хватит тебе, малыш, – урезонила его я.
– Можешь побыть с ним до шести?
– Без проблем. Мне нужны будут какие-то его вещи?
– Я сбегаю домой и все принесу. Там всего-то ничего – обед и пара игрушек. Ну и его корзина, разумеется. – Линда уже шла к подъездной дорожке, желая вернуться к нам как можно быстрее и отправиться потом на работу. – Я сейчас.
Мама несколько удивилась, когда я появилась в саду с Бисли на поводке, и удивилась еще больше, заметив гору вещей, что принесла с собой Линда.
– Он долго у нас пробудет? – поинтересовалась она, обозревая корзину, набитую игрушками и одеялками, а также маленькими пластиковыми пакетиками.
– Ну, она сказала, что до шести, – с сомнением произнесла я. – Но у меня такое впечатление, что он к нам переезжает.
– Здесь больше всякой всячины, чем нужно маленькому ребенку, – добавила мама, сортируя принесенные вещи. Бисли бросился к ней и сунул ей в руку свои деликатесы. Она потрепала его по голове.
– Хмм, а ты вовсе не так глуп, верно? Уже хочешь полакомиться вкусняшками, хотя пока еще ничем их не заслужил. – Щенок, играя, слегка толкнул ее. – Что ты будешь делать с ним весь день? Его нельзя оставлять одного надолго.
– После ланча надо будет с ним погулять; это займет какое-то время. – И позволит мне побыть одной, – добавила я про себя. Мне было интересно, как Бисли отнесется к дерджам.
На деле и у Бисли, и у дерджей ушло какое-то время на то, чтобы привыкнуть друг к другу. Когда пришел Кэллум, я была в саду, а Бисли обнюхивал кусты, находясь на очень длинном поводке, поскольку заборы между домами были не слишком надежными. Почуяв Кэллума, он тут же словно взбесился, залаял и стал пытаться наброситься на чужака.
– Понятно, – сказал тот, подходя ко мне. – Кто-то уже успел заменить меня в твоем сердце, верно? – И хотя я не могла видеть его, но угадала, что он шутливо нахмурил брови.
– Ну, мне нужен был кто-то надежный, тот, кто прибежит ко мне по первому моему зову, – поддразнила его я.
– Мне кажется, я был очень даже надежен, – пробормотал он, начиная гладить мою шею. – И можно не сомневаться, что у меня есть и другие преимущества…
– Возможно, – якобы нехотя согласилась я, пряча улыбку и стараясь не слишком уж маячить перед кухней. – Какие-то, наверное, имеются.
– Ну, придержи ненадолго свою свирепую собаку. Здесь Оливия. Она ждет неподалеку – я сказал, что пойду и выясню, чем ты занята, прежде чем мы с ней тут появимся. Можно привести ее?
– Будет проще, если мы все пойдем и погуляем с собакой. За время прогулки он успеет привыкнуть к вам. – Мне пришлось буквально выкрикнуть это, потому что Бисли, потерявший на время всякий интерес к Кэллуму, вдруг вновь обратил на него свое внимание и громко залаял.
Я собрала какие-то игрушки и пластиковые пакетики, взяла телефон, карманное зеркальце и ключи. И пройдя через кухню, направилась к входной двери.
– У меня обязательно должен быть с собой телефон, ведь я буду делать вид, что разговариваю с тобой через наушники, – пробормотала я, обращаясь главным образом к себе. К счастью, мама ничего не заметила.
На подъездной дорожке я быстро осмотрелась вокруг с помощью зеркальца. Оливия сидела на капоте папиной машины, ее руки опять все время двигались – она постоянно сцепляла и расцепляла пальцы. Эти повторяющиеся движения выдавали, как сильно она нервничает. Завидев меня, она виновато вскочила. Потом увидела Бисли, и ее лицо стало совершенно другим.
Бисли подбежал к ней, начал прыгать и лизать невидимые руки и залаял, словно здоровался. Оливия посмотрела на Кэллума – очевидно спрашивая его взглядом, что ей следует делать.
– Стой смирно, протяни к нему ладонь и медленно опусти ее. У меня получилось. – Я не могла отказать себе в удовольствии смотреть на это, хотя знала, что сама выгляжу несколько странно с зеркалом в руке. Бисли поднял глаза на Оливию и какое-то время вел себя спокойно. А когда она опустила руку, тявкнул в последний раз и замолчал.
– Хорошая собака! – сказала я, подходя к нему с угощением, наматывая при этом поводок на руку, чтобы сделать его короче. Бисли с жадностью проглотил свои вкусняшки, пустив при этом слюни, а затем посмотрел на меня – морда у него была совершенно счастливая.
– Привет, Оливия, давайте пойдем в парк, там мы сможем вести себя и говорить посвободнее. Ладно? – Я увидела ее кивок и улыбку, прежде чем засунула зеркало в карман, и мы пошли гулять.
Это была странная процессия: я разговаривала с собакой и Кэллумом, Кэллум – со мной и с Оливией, а Оливия играла с собакой. Удивительно, как быстро я смогла свыкнуться с такими необычными, новыми событиями в моей жизни. Я привела всех на поле рядом с детской площадкой, которая граничила с мелким ручьем. В детстве мы часто приходили сюда в высоких резиновых сапогах и пытались ловить рыбу, и я была уверена, что Бисли будет от всего этого в восторге.
Очень быстро мы обнаружили, что Бисли и в самом деле наслаждался обществом дерджей. Слегка освоившись, Оливия весело играла со щенком, забегая в ручей и выбегая из него, а собака радостно преследовала ее.
Пока они предавались такому приятному занятию, у нас с Кэллумом была возможность немного поговорить.
– У тебя появились какие-нибудь идеи? Как мы можем использовать то, что знаем о Кэтрин, чтобы вызволить тебя оттуда? – спросила я, удостоверившись, что Оливия не может меня слышать.
– Я ничего больше не придумал, – тихо ответил Кэллум. – Ты понимаешь, что находишься в наибольшей опасности? Если кто-то вроде Лукаса поймет, хоть отчасти, что вытягивание чьих-то воспоминаний вернет его к жизни, ему ничто не помешает убить тебя.
– Послушай, я знаю о грозящей мне опасности, и я готова к ней. Мы должны найти Кэтрин и заставить ее рассказать нам обо всем, что ей известно, и почему она меня ненавидит. Так мы сможем получить какие-то ключи, которые помогут нам оживить тебя.
Кэллум, немного помолчав, добавил:
– И нам нужно, чтобы она перестала преследовать тебя.
– Интересно, может, она живет где-то поблизости.
– А мне интересно, что именно она помнит, – тихо сказал Кэллум.
– То есть?
– Ну, мы знаем, что у нее есть все твои воспоминания и что ей известно собственное имя, но как обстоит дело с ее прошлым? Вот что мне очень хотелось бы узнать. Если она помнит его, то быстро сообразит, кто мы такие… – Его голос угас.
– О, Кэллум, мне так жаль, я как-то об этом не подумала. – Я нежно погладила его руку, стараясь приглушить боль в его глазах. Он выглядел таким потерянным, почти побежденным, и мне снова захотелось утешать его. – А ты не считаешь, что это даже хорошо? Если ей станет известно, кто ты такой, то ты сможешь разузнать немного о себе и, ну, не знаю, может, это подскажет нам, что делать дальше.
Он покачал головой:
– Вряд ли я вынесу какую-либо информацию о моем прошлом. Одно дело вести жизнь, полную бесконечных страданий, и другое – вспомнить обо всем, что некогда потерял. Существование превратится в бесконечный кошмар. Вспомни Лукаса.
Я задумалась о своей жизни, своей семье, своих друзьях, о том, как чувствовала бы себя, видя и слыша их, но зная, что они считают меня мертвой. Это было бы невыносимо.
– Мне так жаль, – повторяла я как заведенная. – И на чем, ты считаешь, мы должны остановиться? Если хочешь, мы можем забыть о Кэтрин. Не думаю, что она будет мстить мне за что-то там вечно.
Кэллум вздохнул:
– А я не понимаю, чего это она так суетится. Что она может со всего этого поиметь?
– Вот именно. Казалось бы, если у нее есть все мои воспоминания, зачем ей еще и общаться со мной? Вообще-то, – добавила я, и мои мысли перескочили сразу через несколько ступенек, – если бы у нее были собственные воспоминания, то зачем ей вообще возиться со мной? В чем смысл этого? Держу пари, что своих воспоминаний у нее нет – может, только те, что она нажила, будучи дерджем.
Несмотря на все мои усилия, настроение у Кэллума не улучшилось.
– Может, ты и права, – неохотно признал он, – но, может быть также, она просто ужасно мстительная. Мы ничего не узнаем, не поговорив с ней.
– Хм. Подумай сам – она реально ненавидит меня, и ты не сумеешь пообщаться с ней, пока я не сниму амулет, а этого не произойдет. – Я не могла представить, что мы доверительно беседуем втроем с Кэтрин, как сейчас вот с Оливией. И было совершенно исключено, что я отдам ей свой амулет. При этой мысли меня передернуло.
– Мы – ну, ты – собираемся рано или поздно поговорить с ней. И если мы будем больше знать о том, что случилось, когда она воскресла, то это поможет нам определиться с нашими планами.
– Значит, мы должны сделать следующее: выследить ее, задать несколько вопросов и получить на них ответы.
– Думаю, да. И нам опять понадобится некое подобие плана. Как насчет… Упс, пора менять тему. Сюда идет Оливия.
Я обернулась взглянуть на щенка, выходившего к нам из ручья. Он насквозь промок и каждые несколько метров останавливался, чтобы хорошенько отряхнуться. В брызгах воды вокруг него сверкали на солнечном свету маленькие радуги. Он то и дело подпрыгивал, вилял хвостом и радостно лаял. Даже не имея в руке зеркала, я хорошо представляла себе Оливию – то, как она веселится со щенком, прыгает вместе с ним. Повернувшись, я посмотрела на них в зеркало. Все было так, как я и предполагала: Оливия носилась туда-сюда с Бисли, ее плащ был откинут назад, юное лицо раскраснелось. Хотя Бисли не мог слышать девочку, казалось, он видел ее так же хорошо, как и Кэллум. Щенок прыгал и лизал ее вытянутую ладонь, заставляя хихикать. И оба они были мокрые с ног до головы.
– Мне кажется, ты ему нравишься, – сказал Кэллум, глядя на Оливию. И я видела, как она отвечает ему, как вздымаются ее хрупкие плечи, как она пытается отдышаться. – Я уверен, что это будет несложно. Спросить? – Она кивнула и повернулась ко мне, немного смущенная. Я улыбнулась ей, а Кэллум снова обратился ко мне: – Оливии очень хочется еще как-нибудь поиграть с Бисли. Она считает, они хорошо ладят.
– Ну конечно. Моя соседка будет только рада, если я время от времени стану брать его на прогулку. Если хочешь, мы будем гулять с ним регулярно.
Оливия, казалось, вот-вот умрет от радости. Она прыгала на месте и снова цепляла один большой палец за другой. Потом энергично кивнула, и ее словно прорвало: слова, которые не были слышны мне, слетали с ее губ с немыслимой скоростью, а руки словно дирижировали этой речью. Мне не нужно было знать смысла произносимых ею слов, чтобы понять: она преисполнена счастья. Она буквально светилась им.
– Наверное, пусть она сама поговорит с тобой, – пробормотал Кэллум. Он подвел Оливию ко мне и усадил рядом. Незнакомое прежде покалывание появилось в моей руке одновременно с потоком слов, извергаемым ею. Кэллум улыбался за моей спиной, а я тем временем изо всех сил старалась не вздрогнуть под этим натиском. Пронзительный, взволнованный голос девушки был настойчивым, ее энтузиазм заразительным. Бисли, несомненно, оказался важнейшим событием ее дня; и я не могла не улыбаться, глядя на нее. Наконец она притихла и замолчала, чтобы дать слово мне.
– Знаешь, мне тоже кажется, что ты ему нравишься. – Я жестом показала на щенка, терпеливо сидевшего неподалеку от меня. – Я никогда не видела, чтобы он вел себя так хорошо.
– Правда? Ты так считаешь? Конечно, он очень уж распрыгался, но я привела его в чувство. – В ее голосе явственно слышалась гордость.
– Точно. Он еще не до конца выдрессирован, так что ты отлично справилась.
– Честно? – Она была очень довольна собой. – Возможно, прежде у меня была собака… Ну, прежде. Ты меня понимаешь.
– Понимаю. – Я попыталась сжать ее руку, но не почувствовала ее, как чувствовала Кэллума. – Ясно, что у тебя есть дар общаться с собаками, и потому ты можешь присоединяться к нам каждый раз, как мы пойдем гулять. Уверена, со мной он не будет таким послушным.
– Я жду этого не дождусь. Мы пойдем гулять завтра? Твоя соседка позволит тебе взять его так скоро? Ты сразу же позовешь меня? Теперь я знаю сюда дорогу, и Кэллуму не нужно будет провожать меня… – Она продолжала тараторить, задавала вопросы, не дожидаясь ответов. Это было волшебно. Ее карие глаза сияли от возбуждения, золотые искорки в них поблескивали на солнце, когда она то и дело гладила голову Бисли. Ему это нравилось, хотя он ничего особенно не чувствовал.
Мы оставались в парке в течение часа, пока щенок не устал до такой степени, что не мог идти обратно, и Кэллум предложил отвести Оливию домой. Ей не хотелось этого, но я услышала, что он напоминает ей о том, что вечером ей надо будет еще подпитаться эмоциями. Наконец они оба согласились, что пора уходить, и я пообещала Оливии, что возьму ее с собой, когда мы с Бисли опять отправимся на прогулку.
– Спасибо тебе огромное! – сказала она, прощаясь. – Это был лучший – самый лучший – день в моей жизни!
Я улыбнулась ей:
– Было здорово пообщаться с тобой по-настоящему, и я обещаю повторить такую встречу.
Она в ответ просияла улыбкой, и я увидела, что Кэллум наклонился к ней и что-то сказал. Она скорчила недовольную гримаску, и когда она наконец сказала свое последнее «Пока», ее покалывание ушло из моей руки и сменилось покалыванием Кэллума. Я почувствовала, что расслабилась.
– Я приду через час-два, если это тебя устроит. Просто я должен удостовериться, что она не заблудится и хорошо поработает вечером. – Его голос упал до шепота, и он бросил быстрый взгляд на Оливию, но та наклонилась над Бисли и пыталась почесать ему уши.
– Ей придется приложить больше усилий, чем обычно.
– Бедный ребенок. А почему?
– Если ты так хорошо проводишь день, то амулет требует от тебя расплаты – я обнаружил это, когда мы с тобой впервые встретились. Мне пришлось собрать гораздо больше счастливых мыслей и воспоминаний, чем обычно. Оливия вряд ли имеет понятие об этом. Я попытался объяснить ей все утром, но она меня практически не слушала.
– Понимаю. Делай, что должен делать, и если ты сегодня больше не вернешься, то, что ж, до завтра.
– Уверен, что вернусь. Мы должны подумать над тем, как найти Кэтрин.
Мое настроение сразу ухудшилось – на какое-то время мне удалось совершенно забыть о ней.
– Да, и надо упредить следующий ее шаг. Мне только очень хотелось бы иметь хоть маленькую подсказку, с чего следует начать; сейчас у нас нет ни малейшего представления, где она может быть.
– Знаю, – кивнул он. – Но мы поговорим об этом позже, о’кей? – Я почувствовала покалывание во лбу, когда он коснулся его губами, а потом они ушли. Бисли неожиданно огляделся, будто только что проснулся, вскочил на ноги и начал шуровать за моей спиной. Потом залаял так, будто его покинули, и устало повалился на траву. Я села и какое-то время наблюдала, как он тихо пыхтит, высунув розовый язык и свесив его набок. День близился к закату, тени становились длиннее, над водой появились облачка из крошечных насекомых, а в кустах прыгали с ветки на ветку птицы, издавая тихий шорох. Картина была идиллической, и мне хотелось остаться здесь и не беспокоиться ни о Кэтрин, ни о банках, ни о полиции. Для полного счастья не хватало лишь Кэллума. Удостоверившись, что поводок Бисли крепко намотан мне на руку, я позволила себе закрыть глаза и почувствовала, что уплываю в какой-то другой мир, где мы с Кэллумом свободны и можем идти, взявшись за руки, по полям, бросать палки собакам, остановиться у журчащего ручья, лечь на мягкую траву и…
Казалось, не прошло и нескольких секунд, как меня вырвал из моей приятной дремы какой-то оглушительный рев, от которого, казалось тряслась земля. Посмотрев вверх, я увидела силуэт огромного нового двухэтажного самолета, завывавшего двигателями, медленно заходя на посадку в Хитроу.
– Это знак, Бисли, – сказала я со вздохом любопытной собаке. – Пора просыпаться – надо идти домой.
Убийство
Кэллум в этот вечер объявился у меня ненадолго: Оливии, как он и предвидел, потребовалось больше помощи, чем обычно. Наш короткий разговор неминуемо вертелся вокруг Кэтрин.
– Я считаю, что придется поговорить с Мэтью, – признал Кэллум. – Он способен додуматься до такого, что не придет в голову ни мне, ни тебе, и к тому же может знать что-то полезное. Надо будет только удостовериться в том, что на этот раз нас никто не подслушает. – Он грустно улыбнулся, и я вспомнила, что когда он говорил с Мэтью о нашей странной ситуации, этот разговор услышала Кэтрин, после чего и приступила к осуществлению своего ужасного плана.
– А это реально? Вы с ним можете укрыться где-нибудь?
– Да, реально, – медленно сказал он, обдумывая мой вопрос. – Но мне надо быть очень осторожным – и очень хитрым. А это довольно слабые мои места. Кроме того, сейчас стало еще труднее осуществить это, потому что про тебя прознали все остальные. Каждый раз, когда я выкидываю что-то неожиданное, они обязательно думают, что это как-то связано с тобой.
– Уверена, у тебя все получится. Может, позвать на помощь Оливию?
– Я против. Если на нее начнут давить, она очень быстро сломается.
– Ты прав. Ну, я уверена, что ты что-нибудь да придумаешь, как всегда. – Я ободряюще улыбнулась ему, а затем довольно вздохнула, потому что он обнял мое изображение длинной сильной рукой. Выглядел он, однако, обеспокоенным; морщина на его лбу казалась глубже. И у меня снова заболело сердце – ведь я причинила ему столько бед и хлопот. Несправедливо, что он так страдает из-за меня.
Очень скоро ему пришлось уйти, оставив меня воскресным вечером в одиночестве. Было уже поздно присоединяться к Грейс, Джеку и к остальным в пабе. Похоже, Грейс с Джеком начали вести совместную жизнь, так что без Кэллума я стала бы немного завидовать их счастью. Госпитализация Грейс после таинственных событий в садах Кью дала новый толчок их отношениям, и это немного облегчило мне чувство вины, которое я все еще испытывала из-за того, что навлекла на нее такую ужасную опасность. Наши друзья полагали, что все будет достаточно сложно, поскольку никто из них не верил, что я не влюблена в Джека. Грейс была единственной, кто все понимал, и, как всегда, я благодарила судьбу за то, что эта чудесная девушка – моя лучшая подруга.
Так что передо мной неожиданно замаячил скучный вечер – мне предстояло смотреть с родителями телевизор. Однако из комнаты Джоша доносились какие-то интересные звуки, и я пошла выяснять, чем же он занят.
– Ах, это ты, – буркнул он, когда я, сначала постучав в дверь, просунула в нее голову; было ясно, что он готов был свернуть все окна на своем ноутбуке. Джош, как обычно, сидел на кровати посреди грязной одежды. Ноутбук примостился у него на колене, телефон лежал рядом. Я освободила себе место рядом с ним и легла на кровать.
– Привет. Не обращай на меня внимания. С кем ты чатишься?
– Да особо ни с кем. – Он пытался говорить самым обычным своим голосом, но его выдавала яркая золотистая аура, словно танцующая над его головой.
– Ах ты, врунишка! Ты с кем-то мутишь! Давай, покажи мне, кто это. – Какое-то время мы перетягивали друг у друга компьютер, но потом он сдался.
– Если ты расскажешь маме о том, что ты тут видела, то ты труп, понятно?
– Ага. Понятно. Я знаю это. Разве я когда-нибудь выдавала твои секреты? И мои тебе тоже хорошо известны.
– Похоже на правду, – неохотно сказал Джош.
– Так кто это? Что за девушка? – настаивала я.
– Клиона, – робко ответил он.
– Клиона! Как она поживает? Мы не разговаривали с ней целую вечность! У нее все хорошо? Что она делает в Лондоне?
Клиона была дочерью друга семьи. Она провела детство в Италии и Гонконге, и когда мы были маленькими, то регулярно переписывались. Потом нам надоело писать от руки, и мы потеряли друг друга из виду, но наши родители продолжали обмениваться рождественскими открытками.
– Она здесь по какому-то там обмену, и у нее свободный вечер. Завтра мы с ней собираемся выпить в Ричмонде.
– Прикольно. Я тоже в это время буду в городе. Мы с Грейс идем в кино, но это можно переиграть. Мне бы очень хотелось повидаться с Клионой.
И тут я, слишком поздно, заметила, что Джош сильно покраснел.
– Хммм. Тебе не обязательно встречаться с ней завтра. Она будет здесь довольно долго… – пробормотал он, избегая моего взгляда.
– Джош Уолкер! У тебя с ней свидание? Поэтому ты такой несговорчивый?
– Может, и так. – Он по-прежнему отводил взгляд.
– Точно! Ах ты хитрюга! Как долго это у вас продолжается?
– Совсем недолго. Сначала мы переписывались по электронной почте. Она написала мне сразу же, как только узнала, что окажется в нашем городе.
– Здорово! Тогда я пошлю ей сообщение.
Ответа я не дождалась. Джош, чье лицо было прикрыто густыми вьющимися волосами, явно начал кукситься.
– В чем дело? – вопросила я. – Что, я даже не могу написать ей по электронной почте? Она ведь и моя подруга!
– Отстань, а? – неожиданно попросил он. – Можно она несколько часов побудет только моей подругой?
Я села, удивленная этим всплеском эмоций.
– Ну конечно. Просто я не знала, что между вами что-то есть.
– Пока еще ничего такого нет. И никогда не будет, если ты встрянешь в наши отношения.
– О’кей. О’кей. Я не стану подходить близко к пабу. Обещаю тебе.
– Ну ладно, – скрепя сердце согласился он. – И пообещай еще, что ты ничего пока не будешь ей писать.
– Все, что пожелаешь. Я пересекусь с ней позже. – Я немного посомневалась, но не смогла отказать ему. – Бедная девушка, с ней явно не все в порядке, похоже, что у нее что-то с нервами… – Я вскочила с кровати, бросилась к двери и успела захлопнуть ее за собой до того, как в нее ударилась старая тапка как раз на уровне моей головы. Джош всегда отличался меткостью.
Я проскользнула в свою комнату, улыбаясь сама себе. Я была рада за Джоша, хотя и поддразнивала его. И надеялась, что его вечер сложится удачно. Какое-то время я посидела за столом, но все, что мне удалось, так это соскучиться по Кэллуму. А мысли о Кэллуме привели меня к мыслям о Кэтрин и о том, что она будет делать дальше. Вздохнув, я спустилась вниз, чтобы приготовить себе кофе.
Мне по-прежнему не хотелось пялиться в ящик вместе с родителями, и потому я решила прогуляться. Я взяла с собой кофе в сад, где все еще было достаточно светло для того, чтобы видеть, куда идешь. Для конца июня воздух был удивительно прохладен, и я обхватила себя руками, присев на скамеечку у грядки. И тут до меня дошло, что я не дрожала от холода, а ощущала покалывание в руке, и с облегчением вздохнула: Кэллум таки вернулся.
– Привет, я так рада, что ты здесь. Я все думаю о Кэтрин и ее злобных выходках. Как прошло с Мэтью? Что он сказал, узнав, что она жива?
Ответом мне было странное молчание и какие-то приглушенные звуки. И я сообразила, что покалывание в моей руке было каким-то другим, не как с Кэлламом.
– Кто здесь? – спросила я, ужаснувшись тому, что успела столько выболтать. – Кто ты?
– Прости, я не хотела подслушивать… Просто хотела вернуться! Я прекрасно провела день, и мне не хочется, чтобы он кончался. – Оливия почти визжала.
У меня упало сердце. Что из того, что я сказала, она слышала? И что она теперь будет с этим делать?
– Все нормально. Я просто удивилась тому, что это не Кэллум. – Я старалась говорить как можно легкомысленнее. – Вам много удалось собрать эмоций за этот вечер?
Голос Оливии по-прежнему был напряженным:
– Все было хорошо. Кэллум повел меня в кинотеатр, где показывали романтическую комедию, ну ты знаешь? Про парикмахера.
– Да, я слышала о ней, но сама не видела. Хороший фильм?
– Не могу сказать, что я обратила на него какое-то внимание. Но публике он, похоже, понравился, а мне было интересно только это.
– Да, думаю… – Я тянула время, гадая, что мне делать дальше. Продолжать в том же духе, предположив, что Оливия не услышала достаточно для того, чтобы сложить два и два? Или как-то объясниться с ней, невзирая на нежелание Кэллума? Я колебалась, стараясь прийти к какому-нибудь решению, но тут она снова заговорила, и ее голос стал громче и увереннее.
– Ты знаешь, я не ребенок. Да, я была им, когда оказалась на этой стороне, но из-за того, с чем мне с тех пор пришлось столкнуться, от этого ребенка мало что осталось. Ты можешь все рассказать мне – обещаю, я буду хранить твой секрет.
– Не уверена, что хорошо понимаю, о чем ты. – Я продолжала выигрывать время, надеясь на вдохновение.
– Только что, приняв меня за Кэллума, ты говорила о Кэтрин. Она вернулась, верно?
Меня все еще одолевали сомнения; я гадала, что на моем месте предпочел бы Кэллум: солгать или открыть правду.
– Пожалуйста, я заслужила это, – умоляла она, и я была рада тому, что у меня при себе нет зеркала и я не могу видеть боль в этих больших карих глазах.
– Ты должна пообещать мне, – медленно сказала я, – сохранить все в полной тайне. Никому нельзя говорить о том, что я скажу тебе сейчас, даже Кэллуму. Он считает, что для тебя все это окажется слишком болезненно. Ты уверена, что хочешь меня выслушать?
Опять послышались какие-то глухие звуки, а затем кто-то шмыгнул носом.
– Клянусь жизнью… Ну, тем, что от нее осталось. Это была Кэтрин?
– Да. Она забрала все мои воспоминания, и это позволило ей спастись и вернуться живой в реальный мир. Она приносит мне кучу неприятностей. Она знает обо мне все.
Наступило короткое молчание.
– Значит, существует способ выбраться отсюда в конце-то концов. Может, я даже не буду вести такую жизнь до конца своих дней. – В ее голосе слышалось явное удивление.
– Да, но это очень трудно осуществить. У тебя должен быть кто-то с этой стороны, у кого есть амулет. – Я показала на свое запястье. – Нужно быть также уверенной в том, что в это время будет отлив, и ты должна быть готова убить.
– Да. Понимаю. К этому делу нужно подходить со всей ответственностью. – Она замолчала. Я смотрела на грядки, мои глаза медленно привыкали к темноте, и я чувствовала, что вокруг собрались мелкие животные, которым нравится находиться поближе к дерджам. Неожиданно тишину прорезал голос Оливии: – Кого собирается убить Кэллум?
– Он не хочет никого убивать! Все это так грустно – нам известно, как это можно сделать, но никому не должно быть больно. Вот почему нам надо поговорить с Кэтрин; возможно, есть другой способ, и она может знать, какой именно. Мы не будем убивать кого-то для того, чтобы быть вместе!
Оливия пренебрежительно фыркнула:
– Еще как будете. Разве вы оба не хотите этого?
– Это не так просто, правда. – Я начинала понимать, почему Кэллум намеревался держать наши новости при себе. Оливия была очень упорной, и я быстро поняла, что она не пропустила ни одного моего слова.
– А при чем тут отлив? Какое он имеет отношение ко всему?
Я мысленно вздохнула.
– Украв все мои воспоминания, Кэтрин оказалась в воде. В Темзе, рядом с тем местом, где она пропала. Если бы уровень воды был выше, тогда она, скорее всего, утонула бы. Но ей повезло – некто увидел ее, плывущую без сознания, и вызвал спасательную шлюпку. Последние две недели она провела в больнице.
– А почему она мучает тебя? – спросила Оливия. – Что ты ей сделала?
– Хороший вопрос. Я не знаю, но, по всей вероятности, я ей чем-то насолила. Она свирепствует вовсю, притворяется мной, пишет письма моим подругам, ну и так далее. Она даже сняла все деньги с моего банковского счета.
– Она, должно быть, действительно тебя ненавидит, – сказала Оливия с намеком на страх. – А еще она такая корова. Ты там поосторожнее. Я… Я… – Неожиданно она замолчала.
– Что? – Ответа не последовало, и я на всякий случай проверила карманы в поисках зеркала. – Оливия? В чем дело? Что не так?
– Я… Я должна идти. Уже поздно, и я не могу здесь оставаться. Мне нужно в собор Святого Павла.
– Никому ни слова, понятно? – требовательно сказала я. – Я уверена, что Кэллум когда-нибудь расскажет тебе об этом, но он не хочет, чтобы сейчас кто-нибудь что-нибудь знал. Он считает, что это может быть опасно.
– Не беспокойся ни о чем. Твоя тайна в надежных руках. – Ее голос внезапно сделался напряженным. – Прости, мне пора. Пора идти.
– Увидимся завтра. – Внезапно покалывание в моей руке прекратилось. Я смотрела в темный сад. – Вот дерьмо! – не удержалась я. – И как теперь я признаюсь Кэллуму в том, что натворила? – Послышалось какое-то шуршание, и мои глаза встретились с парой темных глаз-бусинок, появившихся из-за куста черной смородины. Еж моргнул, а затем продолжил обнюхивать упавшую листву.
Я думала долго и усердно, как ничего не сказать Кэллуму о своем прегрешении, но в конце концов во всем призналась ему. Было невозможно утаить от него нечто подобное. Я оказалась права. Он мгновенно понял по моему лицу, что я наделала. Я позвала его на школьной спортплощадке во время ланча, потому что не хотела, чтобы он долго оставался в неведении. Ему надо было не спускать глаз с Оливии и удостовериться, что она и в самом деле поняла, что необходимо молчать об этом деле.
Было довольно трудно улизнуть от друзей; в общей комнате постоянно кто-то тусовался. До конца учебы оставалось всего несколько дней, так что про нее все как-то подзабыли. Кроме того, под конец года в некоторых клубах было много работы, и нам надо было присутствовать там в качестве старших. Грейс и Элоизу выбрали старостами, и потому они отвечали за библиотеку, а Эбби и Алиа руководили клубом искусств для младших классов. Я быстро пообедала с Миа, которой очень хотелось узнать, правда ли, что Эшли и Роб расстались после уик-энда из-за меня.
– Честно, – повторяла я раз в десятый, – мне об этом ничего не известно и вообще по фигу. Я совершенно не хочу встречаться с Робом!
– Ну а он считает иначе, – ответила Миа, задумчиво откусывая кусок от багета с сыром. Большие куски помидорины вылезли из другого конца сандвича и упали ей на колени. – Черт побери! – тихо пробормотала она, собирая их и кладя на тарелку. Наконец она оторвалась от того, что счищала со своих джинсов майонез. – Он говорит, вы с ним целовались в знак примирения – на поцелуях он делал особенный акцент – и все у вас пошло по-прежнему.
– Ну, он просто чокнутый, и можешь передать ему, что я его так назвала. Терпеть не могу этого парня! – Я никак не могла сообразить, почему Роб продолжает распространяться о якобы имеющих место наших отношениях. На вечеринке я высказала ему все четко и откровенно.
– Эшли восприняла это просто ужасно. Я не уверена, что она доучится до конца года.
– Ну это как-то слишком. Они встречались с ним всего-то недели две.
Голос Миа стал тише, она наклонилась ко мне:
– Вообще-то я верю тебе, но она и слышать ничего не хочет. Решила побыть несчастненькой.
– Это не мои проблемы, – пожала я плечами, приканчивая довольно унылый салат. – Послушай, ты не прикроешь меня на занятии по хоровому пению? Мне нужно позвонить в банк.
– Да уж, не повезло тебе. Это настоящий кошмар. Увидимся на перемене. – Миа быстро улыбнулась, а потом принялась восстанавливать свой сандвич.
– Спасибо, я найду тебя в общей комнате.
Спортивные площадки были горячими и пыльными после того, как по ним целую четверть носились стада подростков. Сквозь траву виднелись голые клочки земли, а кое-где белые линии беговой дорожки были проведены прямо по грязи. Большинству девочек было слишком жарко на улице, если только они не загорали, так что мое любимое место под большим конским каштаном пустовало. Я позвала Кэллума, он появился очень быстро, и мое виноватое сознание тут же заподозрило, что случилось что-то плохое.
– Все в порядке? – спросила я как можно невиннее, пытаясь угадать по его отражению в крошечном зеркальце, известно ли ему что-то.
– Я так считаю, – хмуро ответил он. – Но сегодня утром с Оливией происходило что-то странное.
– Как так? Что она такого сделала?
– Ну ничего определенного, если честно. Просто вела себя немного необычно. – Он какое-то время стоял опустив глаза и качал головой. – Такое впечатление, что, ну, ее сильно что-то беспокоит, но она боится рассказывать об этом. Мне бы очень хотелось помочь ей – невыносимо видеть ее такой потерянной.
Он поднял глаза и тут же увидел, как я смотрю на него.
– Тебе ведь что-то известно об этом, я прав?
– Да, – призналась я, скривив лицо. – Я очень виновата. Но я понятия не имела, что она такая прозрачная.
– Что? Что вы с ней натворили?
– Это была ошибка, честно. Вчера вечером я сидела в саду и почувствовала покалывание в руке, я решила, что это ты, и упомянула Кэтрин… – Я остановилась, чтобы передохнуть. – Оливии не потребовалось много времени на то, чтобы сложить два и два, – извиняющимся тоном добавила я.
Он вздохнул:
– Черт побери! Как я смогу заставить ее молчать? Ты оказалась в еще большей опасности; что, если об этом узнает Лукас? – Он говорил очень экспрессивно, но, по крайней мере, не казался разъяренным.
– Со мной все будет хорошо. А опасности для меня сейчас не больше, чем прежде, когда нам еще не надо было беспокоиться о Кэтрин и ее выходках. Он никуда не денется с моей руки. – Я кивнула на амулет, поблескивающий на солнце, его яркие цвета сияли, когда я двигалась. Я не могла придумать ситуацию, в которой мне пришлось бы снять его.
– У нас с Мэтью получилось уединиться, и я рассказал ему обо всем, как мы и договаривались, – немного помолчав, сказал Кэллум.
– Что он ответил?
– Что пока лучше помалкивать об этом. Так оно будет безопаснее. Но он высказал интересное предположение. И я абсолютно уверен, что оно тебе не понравится. – Он начал тереть свой подбородок, поглядывая на меня прищуренными глазами.
– Ну тогда скажи мне о нем. Это единственный способ выяснить, прав ли ты!
Кэллум внезапно стал очень серьезным:
– О’кей. Но прежде чем лезть в бутылку, хорошенько выслушай меня, ладно?
– О’кей, о’кей. Ну говори же!
– Кэтрин удалось вернуться на ту сторону благодаря тому, что она украла твои воспоминания. Она оставила тебя умирать и чуть было не убила Грейс. С тех пор, как она ожила, она только и делает, что портит тебе жизнь и останавливаться, похоже, не собирается.
– Да, я все это знаю. Ну и?
– Чтобы я мог вернуться, нам нужен мозг, из которого мы стерли бы все воспоминания, но мы, конечно же, не хотим причинить никому вреда. Но что, если мы будем иметь дело с кем-то, кто сам по себе не безупречен, кто вроде как заслужил это…
– Ты имеешь в виду Кэтрин? Нужно убить Кэтрин и воспользоваться ее – моими – воспоминаниями, чтобы вернуть тебя сюда?
Кэллум кивнул.
– Вот что предложил Мэтью. Одним выстрелом двух зайцев.
Это было ужасно, но у меня в голове вдруг начала выстраиваться заманчивая симметрия. Кэтрин попыталась убить меня, чтобы завладеть моими воспоминаниями, а Кэллум может убить ее, чтобы эти воспоминания вернуть. Око за око…
Резкий ветер внезапно пронесся по спортивному полю, закручивая пыль в миниатюрные торнадо. Я задрожала, осознав, что, пусть на одну лишь секунду, задумалась над тем, чтобы лишить кого-то жизни.
Я крепко сжала кулаки. Да как это меня угораздило?
– Мы не можем сделать ничего такого, Кэллум. Не можем, и все. Ведь тогда мы уподобимся ей. – Он пристально смотрел на меня и, когда я закончила, с облегчением выдохнул.
– Я знаю. И я рад, что ты считаешь так же, как я. – Он грустно улыбнулся. – Однако это сильное искушение, правда?
– Очень. – Я улыбнулась ему в ответ. – Но такой вариант не для нас.
– Это была не единственная идея Мэтью. Он не сомневался, что мы на это не подпишемся, но ему в голову пришла еще одна мысль.
– О’кей, я готова выслушать тебя, если только ты не предложишь чего-нибудь безнравственного.
– Не беспокойся. – Он опять улыбался. – Эта мысль мне нравится. Она вполне может остановить Кэтрин.
Я подалась к нему, и мои плечи почувствовали слабое сопротивление воздуха.
– Продолжай.
– Кэтрин снова стала человеком, у нее все твои воспоминания, и она пользуется ими, чтобы приносить тебе неприятности, но – и это очень интересный момент – у нее нет амулета. Я могу ходить за ней и забирать у нее эти воспоминания, когда они будут приходить ей в голову. И она не сможет больше ничего осуществить! Что ты по этому поводу думаешь?
Он улыбался мне, приподняв брови. Я сделала глубокий вдох:
– Кэллум, это только еще больше ожесточит ее. Представляешь, как она взбесится, когда поймет, что происходит? Все станет еще хуже. – Чем больше я думала об этой идее, тем меньше она мне нравилась. Кэллум может забрать у нее воспоминание, если только оно придет ей в голову, и потому на это потребуется несколько недель или месяцев, а тем временем она обязательно обнаружит лакуны. Это безумие – так провоцировать кого-то очень злобного и подлого.
Я говорила и видела, что до него доходят мои доводы.
– Да, ты права. Это плохой план, особенно учитывая то обстоятельство, что я не могу видеть, какое именно воспоминание забираю. С Кэтрин пройдет только вариант «все или ничего». Полумеры тут не годятся.
Я дотронулась до того места, где была его рука.
– Прости, – прошептала я. – Мне не хотелось развенчивать все твои хорошие идеи. Но я не могу себя заставить вести себя так, как она. Надеюсь, ты меня понимаешь.
– Конечно, понимаю, и я не ожидал от тебя, что ты примешь то или иное предложение Мэтью. Но все же счел нужным упомянуть о них. Я прощен? – Моих волос словно коснулось легкое птичье перышко.
– Разумеется. Абсолютно все идеи заслуживают обсуждения, даже самые ужасные из них. Если она настолько несчастна, что мои воспоминания не способны облегчить ее участь, то она совсем пропащая. Давай надеяться на то, что ей все это скоро наскучит и она найдет себе другое развлечение – скажем, начнет преследовать кого-то еще.
– Святая правда. – Он замолчал, чтобы погладить мою руку там, где кончался тяжелый серебряный браслет. Я вздохнула. – Ты совсем остыла ко мне? – спросил он уже другим, шутливым голосом, продолжая водить пальцами по моей руке, а губами по виску.
– Вовсе нет. Просто у нас в последние дни ни на что не хватает времени. Слишком уж все драматично…
– А я думал, что стал безразличен тебе.
– Ха! Если бы. Мне бы просто хотелось, чтобы мы могли где-нибудь уединиться, а лучше всего – оказались бы на вершине купола. А здесь столько любопытных глаз. – Я увидела направляющуюся в нашу сторону группу младшеклассниц и потому даже не поцеловала его в ответ.
– Я уверен, что скоро смогу организовать очередной ремонт купола. Когда, ты говоришь, кончается учебный год?
– В конце недели. А как ты это делаешь? Как заставляешь их запереть галерею?
Он глубже зарылся в мою шею.
– Секрет фирмы. Не могу пока тебе ничего объяснить. – Его голос звучал совсем глухо.
– Ну, это будет очень впечатляюще. Боюсь, что умру от нетерпения!
– Это один из многих моих талантов, – спокойно сказал он, поднимая голову, чтобы посмотреть на меня. И я увидела в зеркале, что он разделяет мое желание.
– Очень многих, – пробормотала я, садясь прямее, потому что девочки уже вошли в тень дерева. – Подожди секундочку. – Я помахала им телефонным микрофоном и строго сказала: – Эй, у нас частный разговор. Поищите себе другое дерево. – Девчонки быстро развернулись и утопали прочь; я видела, что они перешептываются между собой и поглядывают в мою сторону.
– Вот это действительно впечатляюще! Ты такая командирша.
– Нетрудно командовать, когда имеешь дело с девятилетками, – призналась я. – С девицами моего возраста такое не сработало бы.
– Не сомневаюсь, что ты всегда найдешь способ получить то, что хочешь, – сказал он, лениво улыбаясь мне. – У тебя это хорошо получается.
Я посмотрела на часы.
– Черт! Чего я не могу сделать, так это отменить расписание уроков – мне нужно возвращаться в школу. Ты сможешь прийти к нам позже?
– Да. Хочешь, я приведу с собой Оливию?
– Вряд ли. Я не смогу погулять с собакой, потому что мы с Грейс пойдем в кино. Тебе пока что не удалось отбить у меня охоту смотреть фильмы.
– Вот и хорошо. Я отведу Оливию куда-нибудь, где потише, и постараюсь убедить в том, что очень важно держать язык за зубами. Что ты будешь смотреть?
Я улыбнулась:
– Мы собираемся на новый фильм о парикмахере.
Кэллум вылупил глаза:
– Правда? Это нечто ужасное. Актер там только и делает, что снимает рубашку.
– Мы знаем, – усмехнулась я.
Он рассмеялся.
– У вас извращенный вкус! – И прежде, чем я успела с ним согласиться, он исчез.
Вина
Я действительно очень ждала вечера с Грейс. В последние несколько недель мы были так поглощены нашими бойфрендами, что проводили вместе меньше времени, чем обычно. У них с Джеком дела обстояли так хорошо, что они планировали совместную поездку на каникулах. Заехав за мной, Грейс посвятила меня в некоторые детали грядущего события.
– Мы хотим съездить в Гауэр на пару недель, когда закончится учеба, – сказала она мне, когда мы сидели с ней в моей комнате. Она расположилась на диване, ее длинные ноги почти касались двери. Я перешагнула через них, чтобы достать из шкафа туфли. К счастью, она была слишком занята своими планами, чтобы обратить внимание на то, что я на себя надену.
– Ммм, очаровательно. Ты раньше была там?
– В Гауэре? Нет. Я знаю о нем лишь по твоим рассказам и по видео, что показывали нам на уроках географии. Это где-то на юге Уэльса, правильно?
– Да, и там находится один из самых больших пляжей Европы. Где вы остановитесь?
– У крестного Джека имеется домик-фургон, который сейчас в кемпинге у моря. Это просто прекрасно. – Ее золотистая аура мерцала и вибрировала.
– Это ты о побережье или о домике? – с улыбкой пробормотала я. Она, очевидно, услышала, поскольку в мое плечо полетела одна из мягких игрушек.
– Все прилично. Крестный Джека тоже там будет, иначе мама не отпустила бы меня. Гулять по побережью очень романтично. Я так этого жду. – Она села и уставилась в воображаемую даль. Я закрыла дверь шкафа и стала ждать. Через пару секунд она все-таки посмотрела на меня, а затем принялась за свое: – Я не пойду с тобой, если ты наденешь вот это. Даже в кино. Немедленно переоденься.
– Я думала, ты ничего не заметишь, – рассмеялась я, снимая розовое худи. – Ты же в своих мечтах путешествовала с феями!
– Я ничего не могу с этим поделать, – мечтательно сказала она, золотистый цвет словно приплясывал над ее волосами. – Джек – это… Ну, Джек. Сама не верю своему счастью. – Она немного помолчала, и вдруг свет над ее головой почти потух. – Ты нормально относишься ко всему этому, правда? Ведь ты дружила с Джеком гораздо дольше, чем я.
– Конечно, нормально, – заверила я ее. – Он потрясающий, но для меня он действительно просто друг. Я знаю его так долго, что считаю почти что еще одним братом. Я бы никогда не стала встречаться с ним.
– Ты уверена? Ты же сама сказала, что он потрясающий.
– Нет, он абсолютно не мой тип парня, и он скажет тебе то же самое. Мы вместе ходили в походы и видели друг друга в довольно неприглядном виде, можешь не сомневаться. А ты, Грейс, выглядишь абсолютно счастливой. Не то что Эшли – ты слышала последние сплетни?
– Я знаю, что они расстались, но это не стало для меня большим сюрпризом. А чего-нибудь поинтереснее не произошло? – Она села прямо и снова принялась изучать меня.
– Будто бы Роб сказал… – замямлила я, потому что Грейс стала стаскивать с меня и майку.
– …что все мои уроки о том, как надо одеваться, пропали зря? – услышала я из своего шкафа.
– …что снова стал встречаться со мной!
Грейс прекратила поиски.
– Нет! Только не после всей той помойки, что ты получила на свою голову несколько недель тому назад!
– Так сказала Миа, а если кому что-то известно, так это ей.
Грейс оставила попытки найти в моем шкафу что-нибудь экзотическое или немятое и вручила мне скромный топ.
– И что ты собираешься по этому поводу предпринять?
– Я наставила Миа на путь истинный и надеюсь, она доведет мои слова до Эшли. Он был так жесток с ней.
– Тебе нужно поговорить с ним.
– Я знаю. Просто не горю желанием делать это.
– Скажи мне вот что. Как насчет того, чтобы после кино пойти в паб? – лукаво спросила Грейс. – Я думаю, там сегодня будет полно мальчишек, и если среди них окажется Роб, ты выскажешь ему все в лицо, да еще и при его друзьях.
– Хмм. Я не собиралась сегодня в паб. Я пообещала это Джошу. У него свидание с одной нашей старинной подругой, и он считает, что малышка-сестра испортит его имидж.
– О, тогда это подождет. Ну как-то так. Теперь ты смотришься немного лучше. Если мы не выйдем прямо сейчас, то опоздаем, а я не хочу пропустить начальную сцену – ну ты знаешь какую. Ты ведь видела трейлер. Во время нее он в первый раз срывает с себя рубашку, помнишь?
Кэллум был прав; фильм оказался ужасным, но это было даже смешно. Мы с Грейс хохотали во все горло во время самых не подходящих для этого сцен. Мы продолжали смеяться и когда выходили из зала. Я проверила телефон. Там было сообщение от Джоша: Интересное развитие событий. Если можешь, приходи после кино в паб.
– Ты не возражаешь против того, чтобы все-таки прошвырнуться в паб? – спросила я у Грейс.
– Конечно, нет. Может, мы встретим там Роба, и ты скажешь ему все, что считаешь нужным!
Добравшись до паба, мы сразу же увидели Роба и некоторых других парней – они сидели около открытых окон террасы. Рядом с Робом была Эшли.
– О, нет, я не буду к ним подходить, – зашипела я, хватая Грейс за руку и пытаясь остановить. – Если они помирились и Эшли увидит меня здесь, то мы не оберемся неприятностей. Я могу прожить без еще одной пощечины.
– Они перестанут издеваться над тобой, если оба поймут, что ты говоришь искренне.
– Да. Но мне вовсе не хочется портить наш вечер, превратив его в словесную перепалку. Потому что она неизбежна, сама понимаешь.
Грейс поджала губы и обдумала мои слова:
– Твоя правда. Но ты все равно должна разобраться с Робом Андервудом. И как можно скорее. – Она оглядела паб: – А где же Джош? Ты уверена, что он здесь?
– Да, взгляни, вон он. – В дальнем конце паба обстановка была поспокойнее. Джош сидел там один и приканчивал остатки пинты. – Давай подойдем и выясним, что случилось.
Пробираясь к нему, я увидела, что он смотрит на часы, а затем оборачивается на дверь женского туалета; на столе стоял еще один стакан, наполовину полный.
– Упс, – сказала я ему, улыбаясь. – Мы не помешали? Ты сам попросил нас прийти.
– Все это было действительно очень странно. Вы, кстати говоря, можете сесть; думаю, она больше здесь не появится.
– Клиона? Ушла и не попрощалась?
Джош глубоко вздохнул и хотел было сделать еще глоток пива, но обнаружил, что его стакан пуст. Он осторожно поставил его на стол и посмотрел на меня.
– В том-то все и дело, что это была не Клиона. Ты не хочешь рассказать мне, что происходит?
Я почувствовала, что волоски на моей шее встают дыбом.
– То есть? Я-то тут при чем?
– Вот ты мне сейчас все и объяснишь. Она сказала, что это шутка, смысл которой ты поймешь. Может, ты, смеха ради, решила свести меня с одной из своих подружек?
– Что! Конечно, нет! Я никогда так не поступала, даже с тобой. Кто это был, если не Клиона?
– Понятия не имею, но она оказалась очень странной. Пожалуй, слишком странной, чтобы быть твоей подругой. Знаешь, мне поначалу было даже лестно. Она настоящая красавица, и ей пришлось преодолеть немало трудностей, чтобы все это устроить, но спустя какое-то время мне стало как-то стремно. Я хочу сказать, что даже красивый сталкер – это все равно сталкер, правильно?
Я попыталась начать все сначала, призывая себя к спокойствию.
– Ну продолжай. Как она выглядела?
– Хорошая фигура – не худая, не полная, длинные русые волосы, потрясающие зеленые глаза. Никогда прежде я не видел подобных глаз. Наверное, у нее какие-нибудь особенные линзы. Вся такая спортивная.
Я почувствовала, как от моего лица отливает кровь.
– Где она сейчас? Когда ушла?
– Около пяти минут тому назад – сразу после того, как вы вошли, кстати говоря, она направилась в туалет. Либо там очень большая очередь, либо она увидела вас и сделала ноги.
Я оглядывалась вокруг, пока он все это говорил, но в пабе не было никого, подходящего под данное им описание.
– Вы тут немного поскучайте. А я пойду проверю туалет. – Я встала слишком поспешно, и мой стул со стуком свалился на пол, отчего я вздрогнула, а в нашей части паба установилась тишина. Я подняла его и пошла к туалету. Что я скажу, если это действительно окажется Кэтрин? И вообще, что происходит?
Когда я подошла к туалету, из него вывалилась большая женская смеющаяся компания.
Кэтрин среди них не было. Я, сделав глубокий вдох, с бьющимся сердцем вошла в него. Комната была пуста. Я проверила все кабинки, но ни в одной из них никто не прятался. Почти разочарованная, я направилась в коридор, чтобы вернуться в паб, и тут почувствовала неожиданное дуновение ветерка. В конце коридора была открыта пожарная дверь. Я тихо подкралась к ней и, просунув в нее голову, осторожно огляделась, но за дверью было слишком темно. Я сделала шаг вперед, чтобы рассмотреть все получше, но никого не увидела. Если это и была Кэтрин, то она бесследно растворилась в ночи. Тихо вздохнув, я повернулась, чтобы пойти обратно. И тут чей-то голос прорезал тишину, как нож.
– Итак, это и есть твоя жизнь? – с издевкой спросила она. – Жалкая она у тебя какая-то.
Я развернулась. Из темноты выступала фигура Кэтрин. На ее губах блуждала улыбка, но глаза были холодными. Во плоти и крови она была еще великолепнее, чем в зеркале: ее длинные светлые волосы волнами ниспадали ей на плечи, руки упирались в стройные бедра. Но еще больше потрясало то, что она была действительно здесь, такая живая, насколько только это возможно. У меня от удивления раскрылся рот, а потом я страшно разозлилась. Я не знала, о чем спросить сначала: о том, как ей удалось вернуться к жизни, или о том, почему она так старалась превратить мою жизнь в ад. Мое волнение быстро уступило место ярости, стоило мне вспомнить, что самая последняя ее проделка – это глумление над моим ничего не подозревающим братом.
– Что за игру ты ведешь? – зло спросила я.
Ее зеленые глаза горели гневом, она сложила на груди руки и с презрением обратилась ко мне:
– Как я уже сказала, ты ничтожество. Жалкое создание.
– Послушай, что бы я такого ни сделала, что огорчило бы тебя, не смей втягивать в наши отношения моего брата или моих друзей.
Ее губы скривились:
– Твои друзья еще большие ничтожества, чем ты. Бедный гики-Грэхэм! Как ты думаешь, он хорошо съездил на конвенцию? А Эбби имела приятный разговор с мисс Харви?
– В чем твоя проблема? Что все эти люди сделали тебе?
– Ничего. – Она пожала плечами. – Я вытворяю все это просто для того, чтобы насолить тебе. – Она оглядела меня с ног до головы. – Похоже, это работает.
Мои руки были крепко сжаты в кулаки, но я заставила их расслабиться.
– Правда? Если ты так считаешь, значит, ты не видела меня в подлинном гневе. – Я улыбнулась ей донельзя искренней улыбкой.
– Прекрасно. Я надеялась, что это так, потому что, когда твоя подруга Грейс узнает о многочисленных любовных записочках, которые ты скоро начнешь посылать Прекрасному Джеку, то вот тут-то и начнется потеха.
Я тут же онемела от ярости, и потому она имела возможность продолжить:
– А в том, что касается Джека, то что ты мышей-то не ловишь? Он самый сексуальный парень года, а ты позволяешь своей лучшей подруге увести его у тебя? Я решила, что как только завяжу с милым Джошем, займусь им. – Она ткнула пальцем себе в грудь. – Я неотразима или как?
– И ты всерьез считаешь, что кто-то из них подпадет под твои пошлые чары?
– Пошлость – это то, что они обожают, милочка, ты разве не знала?
Я прикрыла на секунду глаза, чтобы успокоиться.
– Послушай, Кэтрин, полиции известно, что это ты украла все мои деньги. Я не скажу им, где тебя можно найти, если ты оставишь моих друзей в покое.
– Это было бы поистине царское предложение, если бы ты действительно знала, где я живу, но ты не знаешь, так что мне на него наплевать.
– Почему? Почему ты так меня ненавидишь? Ты не хотела быть дерджем, и теперь ты здесь, и это благодаря мне, так почему ты делаешь мне столько гадостей?
Кэтрин продолжала смотреть на меня как на что-то мерзкое, куда умудрилась вляпаться, но я гнула свое:
– Пожалуйста, Кэтрин, скажи мне! Что произошло, когда ты забрала у меня память? Ты вернула и свои воспоминания? Ты знаешь, кто вы с Кэллумом такие?
– Надо же, как ты запела, – гнусно ухмыльнулась она. – «Ты знаешь, кто вы с Кэллумом такие?» – передразнила она меня.
– Что ты хочешь сказать? Я не понимаю.
Она сделала пару шагов по направлению ко мне, ее губы растянулись в ухмылку.
– Неужели? Ну, может, тебе это и надо знать. Все это восстановление – полный восторг. Я столько узнала! Да тут еще и твои воспоминания; жалко только, что они такие скучные. Я так рада, что не забрала и твою личность. Не думаю, что смогла бы быть такой… жизнерадостной. – Последнее слово она выплюнула словно яд.
– Ну, это вряд ли моя вина. Ты украла мои воспоминания, и если они тебе не нравятся, это твои проблемы.
– Правда? Пришло время заставить тебя страдать, маленькая невыносимая хулиганка.
Ее приятное в общем-то выражение лица неожиданно стало сползать с нее прямо у меня на глазах, и я слишком поздно поняла, что мне грозит большая опасность, потому что она была совершенно, совершенно взбешенной. Она стояла прямо передо мной со стиснутыми кулаками, на ее лице вскипала ничем не прикрытая ярость. Я стала взвешивать свои возможности: драться с ней или убежать? Или же звать кого-то на помощь? Из паба раздавался обычный шум, люди шли в туалеты и возвращались из них, но никто не пришел посмотреть, почему пожарная дверь распахнута. Я сглотнула и постаралась выровнять дыхание. Она была девушкой спортивной, поэтому я очень сомневалась, что одержу победу в драке. В полном отчаянии я выкрикнула единственное имя, которого она могла бояться:
– Кэллум! Быстро! Мне нужна помощь! – и дерзко посмотрела на нее. – Он будет здесь через несколько минут.
Она неожиданно подалась назад, ярость исчезла с ее лица.
– Мне столько не требуется. Это становится действительно смешно: я хочу сказать тебе что-то касающееся твоего бойфренда. – Вид у Кэтрин внезапно стал как бы счастливым. – Я могу даже поошиваться где-нибудь поблизости, чтобы насладиться зрелищем того, как будет рушиться его очаровательный мирок.
Я разрывалась на части. Мне хотелось убраться отсюда, защитить себя, но в то же самое время я сгорала от любопытства. О чем она говорит? И какое отношение это имеет к Кэллуму? Я знала, что он обязательно прибежит сюда, хотя уже поздно и ему будет трудно покинуть собор Святого Павла. Но создавалось впечатление, что Кэтрин не собиралась дожидаться его.
– О каком из секретов рассказать тебе? Вот в чем вопрос, – пробормотала она будто сама себе. – Как можно спасти дерджа или почему я так безумно тебя ненавижу? – Размышляя над этим, она поджала губы. – Нет, ты заслуживаешь знать о своей роли во всем этом.
На губах Кэтрин продолжала играть улыбка, и впервые за все это время над ее головой появилось легкое золотистое мерцание.
– Все это из-за тебя, это твоя вина, – начала она, показывая на меня пальцем. – Ты была… – И тут она резко остановилась. Золотистое облачко тут же пропало. – Ты была той… – начала она опять, но уже менее уверенно. На какое-то мгновение она крепко прижала ко лбу свои пальцы с идеальным маникюром, но затем ее руки упали вдоль тела. Она молча смотрела в пол. Когда она наконец перевела взгляд на меня, на ее лице было отвращение.
– Как ты посмела сделать это со мной? Как ты посмела?! – прошипела она. – Однажды ты придешь ко мне и будешь умолять о знании, и я припомню тебе это. Если ты считаешь, что я так уж плоха, то погоди. Ты представить не можешь, какой невыносимой станет твоя жизнь. И если ты наведешь на меня полицию, если вякнешь им хоть слово, я скажу, что все это затеяла ты. – Она немного помолчала, снова разглядывая меня с головы до ног. – Ты будешь желать своей смерти! – Она развернулась и ушла, оставив меня в коридоре одну.
– Что? – крикнула я ей вслед. – Что я такого сделала? Я не понимаю… – Внезапно я почувствовала, что меня объяла темнота. Это было плохо, очень плохо, что бы это ни значило. Я чувствовала себя такой одинокой, когда смотрела на угол коридора, за который она завернула.
Когда я наконец очнулась, то ощутила быстрое покалывание в кисти, и в моей голове зазвучал настойчивый голос Кэллума:
– Что случилось? И что здесь делает Оливия?
– Оливия? Я не знала, что она где-то рядом. Мы лишь немного поболтали с Кэтрин.
– Ты в порядке? Она не пыталась сделать тебе больно?
– Нет. Физически нет. Она собиралась рассказать, почему ненавидит меня – а она, видимо, еще как меня ненавидит, – но потом внезапно замолчала. Похоже, ей было бы приятно поведать мне какие-то очень плохие новости, на какое-то мгновение у нее над головой даже появилась золотистая аура, но затем она повела себя совсем странно.
– Под словом «странно» ты имеешь в виду, что она словно превратилась в пустое место, в чистый лист бумаги? – Он держал себя в руках, но я чувствовала, как он взбешен.
– Да, – неуверенно ответила я. – Она словно внезапно забыла, что хотела сказать… – И наконец мне удалось связать все воедино.
– Именно так, – мрачно сказал Кэллум. – Словно внезапно забыла, что хотела сказать. Могу поспорить, что сюда незаметно подкралась Оливия и забрала у нее это воспоминание, в чем бы оно ни заключалось.
– О, нет!
– И Кэтрин считает, что это сделали мы; что мы подначили ее.
– Не удивительно, что она так рассвирепела! Это как раз то, чего мне хотелось меньше всего.
– Послушай. Сейчас поздно. Я не могу больше здесь оставаться. Возвращайся к своим друзьям, а я пойду и поговорю с Оливией, узнаю, нет ли в этом воспоминании каких-нибудь ключей к происходящему. Завтра я найду тебя как только смогу.
– О’кей, но не будь слишком уж строг с ней, хорошо? Думаю, она хотела спасти меня от Кэтрин – ведь та что-то замышляла. Оливия не хотела причинить нам зла.
– Да, я знаю. – Голос у него был напряженным. Усталым. – Я должен идти. Прости меня, но я действительно не могу остаться. Поговорим завтра.
– Я люблю тебя. Будь осторожен.
Он вздохнул, выведенный из себя.
– Это не мне надо быть осторожным, а тебе. Я тоже тебя люблю. До завтрашнего утра. – По моему лицу пробежало легкое дуновение ветра, и он исчез.
– Простите, что я так долго, – сказала я, садясь на свой стул в шумном пабе. – Мне пришлось проверить, не спряталась ли она в одной из кабинок. Я ее не нашла, но задняя дверь была открыта, так что она вполне могла воспользоваться ею. – Джош и Грейс смотрели на меня одинаково озадаченно.
– Это была она, не так ли? Та самая женщина, которая выдала себя за тебя? – спросила Грейс.
Я уныло кивнула.
– Что! – взорвался Джош. – Я тут рассиживал с женщиной, укравшей все твои деньги? Ты, должно быть, шутишь!
– Так чего она хотела, Джош? О чем вы разговаривали с ней весь вечер? – Я была благодарна Грейс за то, что она сразу взяла быка за рога и задала вопрос, мучивший меня. Но я была слишком ошеломлена, чтобы говорить.
Мой брат запустил руки в свои непокорные волосы и нахмурился.
– Да ей вроде ничего не было нужно. Нам было трудно разговориться, потому что она затащила меня сюда под фальшивым предлогом. Когда я спросил ее, почему она притворилась Клионой, она ответила, что шутки ради и что ты все поймешь. Она сказала, что вы вместе учились в начальной школе. Должен сказать, что через некоторое время это показалось мне весьма вероятным. Она знает о тебе все. Абсолютно все. И очень многое обо мне. И она задавала невероятное количество вопросов. Не могу поверить, что я попался на ее удочку.
– Слушай, это очень важно – ты рассказал ей о чем-то? О чем-то значительном?
Джош немного поерзал на своем стуле.
– Эй, успокойся, вряд ли я говорил о чем-то важном. Так, о всякой всячине, каждодневных делах. Поэтому-то все и выглядит так странно. Ну, ей хотелось знать, как часто мы ездим в школу на автобусе, или где мы гуляем с соседской собакой, или кто выбрасывает мусор? Все это мало интересно. Знаешь, у меня создалось впечатление, будто она проверяла то, что ей и без того было известно. – Он повертел в руке стакан. – Впрочем, она задала вопрос о твоем бойфренде. Я сказал ей, что его у тебя нет. Это заставило ее улыбнуться. А что, у тебя есть кто-то, о ком мне следовало бы знать?
Мы с Грейс быстро переглянулись.
– Нет, ничего существенного, – быстро сказала я.
Он заметил наше переглядывание.
– Не уверен, что ты меня убедила, думаю, ты говоришь только то, что хочешь сказать.
– Все это немного сложно.
– Так кто эта девушка? – спросил он. – Какие у нее проблемы?
Я обхватила голову руками и стала думать о том, как лучше всего ответить. Здесь не было легких путей; я не хотела лгать, но ничего не могла объяснить.
– Честно, не знаю. Каким-то образом я ужасно, ужасно ее достала, и она поставила себе целью сделать мою жизнь как можно более невыносимой. Она доставляет мне кучу неприятностей: взламывает мой почтовый ящик, ссорит меня с друзьями и крадет у меня деньги. И я уверена, что дальше будет еще хуже. Она только что сказала, что начнет посылать Джеку любовные записки от моего имени. – Я горестно посмотрела на Грейс. – Наверное, она абсолютно невменяема…
Эти двое смотрели на меня открыв рты. Первой опомнилась Грейс.
– Мы должны заявить в полицию. Она же преступница, и ее необходимо арестовать.
– Я знаю. Только вот я не имею понятия, кто она и где ее можно найти. Так что я скажу в полиции?
– Все это действительно очень странно. – Грейс рассеянно смотрела на стакан на столе. – Она снабдила тебя в письмах еще какой-нибудь приватной информацией, Джош? Написала что-то такое, что помогло бы найти ее?
– Нет. Ничего такого. У меня есть лишь ее электронный адрес.
– Ну, сейчас она ушла. Будем надеяться, что на этом все закончится. Возможно, она достаточно повеселилась, – предположила я, отчаянно желая уединиться где-нибудь и подумать над словами Кэтрин. – Ладно, уже поздно. Здесь мы больше ничего не узнаем. Джош, хочешь, чтобы Грейс подбросила тебя до дома? Ты ведь не против, Грейс?
– Конечно, нет. – Она выглядела сбитой с толку, но встала и пошла за нами на улицу. И только когда мы были уже на полпути к тому месту, где оставили машину, она внезапно остановилась как вкопанная.
– Что случилось? – быстро спросила я, испугавшись, что Кэтрин выкинула что-то еще.
– Стакан! – воскликнула Грейс. – На стакане есть ее отпечатки пальцев!
Я вздохнула про себя. Что я с этого буду иметь? Меньше всего мне хотелось провести в полицейском участке еще три часа, отвечая на вопросы; я не могу откровенно изложить свою историю, а как только они поймут, что я знаю Кэтрин, то неприятности мне обеспечены.
– Прекрасная идея! Давайте вернемся и заберем его. – Я старалась говорить с большим энтузиазмом, надеясь при этом, что со стола все уже убрали. Мы затрусили к пабу, Джош бежал впереди. Когда мы с Грейс добрались туда, он на повышенных тонах разговаривал с барменом. Я посмотрела на столик, за которым мы сидели, и с большим облегчением увидела, что он уже чистый.
– Похоже, мы с вами опоздали, – сказала я, надеясь, что в моем голосе звучит должное разочарование, и тут к нам присоединился Джош.
– Он просто мерзавец. Даже не позволил мне посмотреть на пустые стаканы. А я уверен, что заметил бы его.
– Джош, веди себя разумно. Полупустой стакан в баре – да их здесь сотни. Боюсь, мы упустили свой шанс.
– Мне действительно очень жаль, Алекс. Я должна была подумать об этом раньше, – обескураженно сказала Грейс. – Меня все время что-то волновало, но я никак не могла понять, что именно. Иначе мы могли бы решить нашу проблему.
– Спасибо вам обоим, но шансов на успех было мало. Поехали домой.
– Послушайте! Я вижу на стойке поднос с пустыми стаканами! – воскликнул Джош. – Бармен их не заметил! Подождите секундочку. – Он быстро пробрался через толпу в дальний конец бара и уставился на большой поднос. Пока мы ждали, Грейс продолжала извиняться за свою несообразительность, а я старалась сохранять спокойствие, надеясь, что Джош не объявится вскорости со стаканом, измазанным губной помадой. Неожиданно я почувствовала руку у себя на талии. Оглянувшись, я увидела Роба и попробовала отскочить в сторону, шокированная тем, что он оказался так близко от меня.
– Не можешь уйти, не попрощавшись? – вкрадчиво спросил он. – Меня это не удивляет. Ты должна изменить свое отношение ко мне. Вместе мы – прекрасная команда.
Я посмотрела через его плечо. Эшли по-прежнему сидела за столом спиной к нам.
– Хорошо придумал, Роб. Пытаешься приударить за мной, пока твоя девушка ждет тебя. Давай подойдем к ней и продолжим наш разговор. Уверена, ей будет интересно узнать, что на самом деле ты собой представляешь.
Он пожал плечами:
– А она мне до лампочки. Ты знаешь это. Меня интересуешь ты. – Он включил самую свою убийственную улыбку и провел пальцами по моей щеке, ожидая, что я растаю от счастья.
– Оставь меня в покое! – прошипела я, отбрасывая его руку.
– Да ладно тебе! Когда мы ехали в машине, ты была не против такого моего поведения.
– Как же ты меня достал, Роб. Ты заслуживаешь шлепка по губам.
– Я точно знаю, где должны быть мои губы, – пропел он елейным голосом, делая еще один шаг ко мне. – Не пришла ли пора понять, что ты снова хочешь поцеловать меня?
– Знаешь, Андервуд, тебе не помешало бы поучиться хорошим манерам, – раздался сзади гортанный голос Джоша, и лицо у Роба перекосилось. Роб был высоким. Но Джош был выше. – Она сказала тебе «нет».
Роб начал хорохориться и что-то там бормотать, но у Джоша выдался плохой вечер.
– Черт побери, он заслужил это. – И изо всех сил ударил Роба.
Роб рухнул на пол как мешок с картофелем.
Клюшка
Мама появилась на кухне, когда я рылась в морозильнике, ища лед, который можно было бы приложить к руке Джоша.
– Бога ради… – сказала она. – Ты дрался?
– Мамочка, он защищал мою честь. Один тип никак не хотел понять значение слова «нет».
– Хороший мальчик! – Она запечатлела быстрый поцелуй на курчавых волосах Джоша. – Что-нибудь сломал? – Она взяла его руку и осмотрела ее быстро, но осторожно.
– Нет. Думаю, отделался синяком. Я целился ему в живот, но, должно быть, задел ребро. Ему лучше знать.
– Твой папа захочет услышать все детали, когда вернется из Рима. Ему вот уже несколько десятков лет не приходилось защищать мою честь! – Она была замечательно жизнерадостна, и мы с Джошем смотрели на нее с недоумением.
– Папа дрался? – Подобная картина не умещалась у меня в голове.
– Ну, не то чтобы дрался, но дело к тому шло, и это было давным-давно. Он очень трепетно ко мне относится, ваш папа.
Мы c Джошем посмотрели друг на друга.
– А ну давай, раскрой все карты! Что тогда произошло?
Мама загадочно улыбнулась:
– Спросите у отца. Но я могу сказать вам вот что: если кто-то откажется принять «нет» за ответ, ваш папа будет счастлив наставить его на путь истинный, как и твой брат. – Она взъерошила его волосы. – Наложи компресс на полчаса или около того. И все пройдет.
– Спасибо, мама, – пробормотал Джош, явно имевший трудности с усвоением новой информации о своих родителях.
– Надеюсь, эти драки не войдут в привычку? Мне бы хотелось попросить вас обоих об одолжении.
– Нет, мама, это был единичный случай, – заверила ее я, садясь рядом с ней за кухонный стол. – О каком одолжении ты говоришь?
– Завтра мне надо быть в Милане на одной встрече, а ваш отец сейчас в Риме. Я думала присоединиться к нему на несколько дней и не сразу вернуться домой. Но, честно говоря, я немного боюсь оставлять тебя, Алекс, без родительского присмотра. Кто-то же выдал себя за тебя, чтобы украсть все твои деньги. Это тебе не простое ограбление. Я не хочу никуда ехать, если есть вероятность, что дела обернутся еще хуже.
Мы с Джошем быстро переглянулись. И, готова поручиться, нам в голову пришла одна и та же мысль: роскошь иметь весь дом в нашем распоряжении до конца недели значительно перевешивает любые возможные проблемы. И, к счастью, мама ничего не знала о том, что Кэтрин занялась теперь и Джошем.
Мы затараторили, перебивая друг друга:
– Нет, все у нас будет в порядке, не бойся…
– И еще это зависит от того, сможете ли вы приглядеть сами за собой в течение нескольких дней, не убив друг друга или кого-то еще. – Она со значением посмотрела на Джоша.
– Честно, мам. Я еще долго не буду драться – это очень больно.
– О’кей. Ну если вы так в себе уверены… И, кстати говоря, никаких вечеринок! Помните о том, что случилось в доме через дорогу.
– Да, мама, – сказали мы в унисон. Много лет тому назад дети, жившие напротив нас, устроили вечеринку, когда их родители были в отъезде. И дом оказался практически разгромлен, прежде чем папа успел что-то сообразить и позвонил в полицию. Мы были слишком молоды, чтобы пойти туда, и из окон спальни наблюдали за тем, как прибыл отряд полиции. Вскоре после этого та семья оттуда съехала. – Обещаем, никаких вечеринок.
– Прекрасно. Ну, я пошла спать, мой самолет улетает рано утром. Не слишком шумите, когда будете укладываться, хорошо? Увижу вас утром до отъезда.
Мы тихо сидели и слушали, как она взбирается по ступенькам.
– Урааа! – громким шепотом воскликнул Джош, затем поднял руку, чтобы мы могли с ним стукнуться ладонями, но тут же сморщился от боли. – Уй! Не та рука – я совсем забыл.
Утром мы с ним встали, чтобы проводить маму, и снова заверили ее в том, что все у нас будет в порядке, а затем Джош направился к кровати.
– Хорошего дня в школе! – крикнул он мне с площадки лестницы. – К тому времени, как ты вернешься, я уже, наверное, встану. Наверное…
В школе пришлось не так уж трудно; на носу был конец учебного года, и нового материала нам почти не давали. Во время перемены я расслаблялась в общей комнате, и тут появилась Эшли.
– Я думала, я говорила тебе, чтобы ты держалась подальше от Роба?
– Ты это о чем?
– Вчера вечером ты заявилась в паб.
– Я заскочила туда после кино, чтобы встретиться с братом, хотя это не твоего ума дело. Думаю, мне позволено проводить там время. – Я не могла удержаться от того, чтобы не показать ей зубы, но все же старалась сохранять спокойствие.
– С тем самым братом, который безо всякой на то причины злобно напал на Роба?
– Не будь ребенком, Эшли. Он ударил его всего один раз, и Роб, безусловно, заслужил это.
– Правда? Роб собирается подать в суд. Думаю, тебе надо это знать. Никто не смеет так обращаться с моим бойфрендом.
– Бойфрендом? Я думала, вы разбежались.
Эшли ощетинилась, но продолжила:
– Я не вру. Я привлеку к этому делу полицию.
– На твоем месте я бы не стала этого делать. Тебе может не понравиться то, о чем ты узнаешь.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что есть немало свидетелей, слышавших, что говорил твой бойфренд, прежде чем Джош послал его в нокдаун, и мне кажется, тебе вряд ли будет приятно узнать об этом. – Эшли стояла передо мной с открытым ртом, и я воспользовалась шансом – побросала учебники в рюкзак и встала. – Честно, Эшли, он не заслуживает твоего к нему отношения. – И вышла из комнаты, прежде чем она успела придумать, что бы такое ответить.
Во время ланча мне удалось по-быстрому переговорить с Кэллумом, но, поскольку все шестиклассницы уже сдали экзамены и отправились восвояси, я и мои одноклассницы должны были присматривать за младшими ученицами, так что времени у меня было мало. Оливию сильно расстроило то, что произошло, поэтому он не стал посвящать ее в подробности дела – было ясно, что Кэтрин с ее извращенным умом лучше не трогать.
– Оливия пыталась обеспечить твою безопасность, – сказал мне Кэллум. – Пыталась изъять из мозга Кэтрин то, что приводило ее в бешенство. Но, похоже, эта информация плохо повлияла на малышку. Я постараюсь выудить из нее побольше деталей, но особой надежды на это не питаю.
– Я думала, что нельзя точно узнать содержание воспоминаний, которые вы забираете.
– Нельзя. Это скорее похоже на аромат, ничего конкретного. Единственный раз, когда я смог разглядеть побольше всего, – он помолчал и виновато улыбнулся мне уголком рта, – это копируя твои воспоминания в то время, как Кэтрин вытягивала их из тебя. Такое скачивание совершенно не похоже на наш привычный сбор эмоций. Обычно мы ощущаем только намек на счастливые мысли и воспоминания, которые крадем. Не уверен, что мы когда-нибудь узнаем, о чем думала Кэтрин в тот момент.
– Это так ужасно! Что может так беспокоить ее? Что я такого сделала?
– Не знаю. Я тоже теряюсь в догадках.
– Это не единственное, что она сказала из того, что тебе следует знать. Сразу перед тем, как появилась Оливия, она что-то такое обронила о том, что знает, как освободить всех дерджей. – В маленьком зеркальце я увидела сильное удивление на его лице. – Может, она просто издевалась. Она сказала, что не может выбрать, чем поделиться со мной: дать знать, как вы все можете спастись, или же признаться, почему она так ненавидит меня. И сразу после этого она лишилась этих воспоминаний.
– Значит, что бы это ни было, все уже стерто из ее памяти?
– Наверное. И, поняв это, она обезумела по-настоящему.
– Ничего удивительного, что Оливия пребывает в таком отчаянии: ей не только пришлось иметь дело с гнусными мыслями Кэтрин, но она еще и понимает, что натворила, даже руководствуясь наилучшими намерениями. Она сделала нам только хуже. Ясно теперь, почему ей так плохо.
– Бедная Оливия! Все это так несправедливо, – вздохнула я. – Давай продолжим этот разговор вечером, – предложила я, когда мы шли к спортивному залу. – Мы должны придумать, как найти Кэтрин и по крайней мере попытаться поговорить с ней, а может, даже разжиться какой-нибудь информацией. Но почему бы тебе сначала не привести ко мне Оливию, а я попросила бы соседку позволить нам погулять с Бисли. Это улучшило бы настроение бедной девчушке. И я не смогу пробыть с тобой весь вечер; ко мне придет Грейс.
– О’кей, – он быстро поцеловал меня. – Пока.
Грейс должна была приехать после обеда. В школе она выглядела задумчивой, и я начала волноваться, все ли у них с Джеком хорошо, потому что о чем бы там она ни хотела поговорить со мной, моя подруга определенно не собиралась делать это в чьем-то присутствии. По дороге домой я прокручивала в голове все варианты разговора, а затем зашла к соседке за щенком.
Бисли, как всегда, был очень энергичен. Он чуть было не свалил Линду с ног, рванув к входной двери, но я успела схватить его за ошейник. Он так отчаянно вилял хвостом, что свалил горшок с каким-то растением, стоявший на ступеньке. Я быстро обнаружила, что он тянет меня по мостовой. Обычно путь до площадки для игры в гольф занимал у нас около пяти минут, но я пыталась заставить Бисли останавливаться и немного посидеть около каждого перекрестка, и на это ушло какое-то время. Я хотела, чтобы он привык ко мне, прежде чем звать Кэллума и Оливию. Маленькая мелкая речушка, текущая через луг, пересекала и площадку для гольфа, и здесь она была более ухоженна. Было тут также великое множество уток и несколько довольно упитанных утят – они выглядели похожими на панков, потому что их новые длинные перья торчали как придется.
Я держала Бисли на коротком поводке, иначе он немедленно оказался бы в воде и стал гоняться за каждой уткой, оказавшейся в поле его зрения. Поначалу он слегка рычал от недовольства, но его солнечная натура взяла верх, и спустя несколько минут он уже вовсю резвился, прыгал за мухами и обнюхивал пучки травы, встречавшиеся ему на пути. Я знала, что чуть подальше на тропинке есть скамейка, и решила позвать Оливию и Кэллума оттуда.
День стоял прекрасный. И было еще достаточно рано для того, чтобы на площадку после работы нагрянули игроки в гольф. Гуляя со щенком, я быстро забыла о своих проблемах. Неожиданно Бисли остановился, я посмотрела на него и поняла, что нужно воспользоваться одним из пластиковых пакетов, что дала мне с собой Линда. С помощью совка я пыталась ликвидировать учиненный им беспорядок, стараясь не перепачкаться, и тут вдруг сзади меня раздался какой-то свистящий шум. Я почувствовала внезапную сильную боль в плече и повыше уха и поняла, что заваливаюсь набок. В моей голове вспыхнули искры, а затем я погрузилась в темноту.
В голове пульсировала боль, и я не могла сообразить, почему кто-то трет мне щеку теплой влажной наждачной бумагой. Другая моя щека утыкалась во что-то острое. Я осторожно открыла один глаз, но свет ослепил меня. Я медленно поднесла к лицу руку и наконец поняла, что меня кто-то лижет. Я попыталась встать, но снова опрокинулась на гравийную дорожку.
– Бисли? Хороший мальчик, никуда не уходи, – пробормотала я. Мне было легче оставаться в том положении, в котором я находилась. Земля ритмично задрожала, и я услышала чьи-то голоса. Они становились громче, как и шаги.
– Алан! Алан! Скорей! Она дышит?
– Дай мне секундочку, я посмотрю. Все хорошо, милая, не двигайся. Надо понять, что с тобой. – Голоса были добрыми, и я чувствовала, как кто-то профессионально осматривает меня.
– В чем дело? Она упала в обморок?
– Ох… Что произошло? – осмелилась спросить я, когда мне показалось, что я уже контролирую свою речь.
– Все о’кей, просто лежи тихо. Я доктор. Дай я закончу осмотр. Ты можешь сказать мне, как тебя зовут?
– Э, Алекс, Алекс Уолкер. Ооооой! Что со мной такое? – Боль над ухом была невыносима.
– Я толком не знаю. Мы зашли сюда и видим, что ты лежишь на земле. У тебя голова кружится? Может, ты упала в обморок?
Я знала, что в обморок не падала. Кто-то напал на меня сзади, и у меня было подозрение, что я знаю, чьих рук это дело. По голове и по руке, казалось, ударили чем-то очень, очень тяжелым.
– Теперь давай посмотрим, можно ли тебе сесть. Медленно перевернись, пожалуйста. – Я выпрямила шею и повернулась лицом к небу. C моей щеки попадали камешки гравия, во рту стоял сильный металлический привкус крови. – О’кей, теперь давай сядем. – Он обхватил руками мою шею и стал ощупывать спину. Я снова открыла глаза и заморгала от яркого солнечного света. Двое игроков в гольф оставили сумки с клюшками на газоне, и я увидела, что к нам торопятся еще какие-то люди.
– Ты, похоже, довольно сильно ударилась, когда падала. У тебя на щеке очень неприятная ссадина, – продолжил парень.
– Что… Что произошло? – снова попыталась спросить я. – Пожалуйста, скажите мне.
– О’кей, о’кей. Возьми вот это. – Он достал у меня из кармана бутылку с водой, открыл ее и дал мне. Вода показалась сладкой и холодной. Я осторожно села, налила немного в пригоршню и плеснула себе в лицо, слегка поморщившись, когда случайно пошевелила головой. – Мы играли за тем холмом – шли туда, где находятся наши мячи, и тут увидели, что ты лежишь на земле, а собака лижет твою щеку. Я понятия не имею, сколько ты находилась без сознания. Тебя нужно хорошенько обследовать. Ты же не могла просто взять и свалиться.
К нам подошли еще два игрока в гольф. У обоих были очень красные лица, и, казалось, доктор нужен был им не меньше, чем мне.
– Все в порядке? На нее напали? – задыхаясь, спросил тот, что был постарше.
– Мы еще не знаем. Но не думаю. А вы почему так решили?
– Только что мимо нас пробежала женщина, и выглядела она очень подозрительно, а потом мы увидели всех вас. Вот и подумали, что она имеет к этому какое-то отношение.
– Куда она пошла?
– Вышла через ворота в город. И теперь, должно быть, уже далеко.
Я старалась поддерживать разговор, но мои мысли блуждали где-то еще. Кэтрин не стала долго ждать, чтобы выполнить свое обещание превратить мою жизнь в ад. В голове у меня громко стучало, а рука совершенно онемела. Но я должна убедить доктора в том, что со мной все в порядке. Я не могла опять иметь дело с полицией или больницей.
– Думаю, собака сильно рванула в сторону, и я, упав, слегка ударилась головой. Не думаю, будто я теряла сознание. Просто была немного оглушена, – быстро сказала я, надеясь отвлечь их от разговора о нападении.
– Что еще болит? – спросил второй мужчина. – Ты могла что-нибудь повредить при падении.
Я осторожно подняла руку, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, но все мое тело могло двигаться. Я осторожно проверила локоть и кисть. Они были в порядке. Бисли по-прежнему тихо сидел рядом, метя хвостом гравий. Я потянулась к нему здоровой рукой и потрепала за уши.
– На тебя нельзя положиться как на сторожевую собаку, верно? Но, по крайней мере, ты остался со мной. – Он радостно гавкнул в знак согласия. Я переключила внимание на мужчин.
Первым двум, как мне показалось, было немного за тридцать, и для игроков в гольф они были одеты достаточно хорошо. Двое других были гораздо старше. Один из них тряс своим мобильником.
– Здесь нет сигнала. Я побегу на холм и вызову «Скорую помощь».
– Нет! Пожалуйста, не надо. Со мной все будет хорошо, ведь у меня ничего не сломано.
– Послушай, если ударяешься головой, надо обязательно пройти обследование. У тебя может быть сотрясение мозга.
Я умоляюще посмотрела на осматривавшего меня доктора.
– Вы же сказали, что вы доктор. Тогда вы должны видеть, что я в порядке.
– Да, доктор, но не специалист по такого рода травмам. Тебе действительно надо поехать в больницу и сделать рентген. – Он был настойчив, но я не собиралась проводить еще один день в больнице.
– Я живу совсем рядом. – Я слабо помахала в сторону своего дома. – И родители сейчас здесь. Если возникнет какая проблема, кто-то из них обязательно отвезет меня в больницу, обещаю. – Говоря все это, я искала в карманах салфетку, чтобы остановить идущую из губы кровь – я поранила ее, упав на гравий.
– Мне это не нравится, – неуверенно сказал доктор.
– Честно, со мной все будет хорошо. Я очень крепкая.
– Ну, по крайней мере, посиди какое-то время, и потом мы решим, что делать.
С облегчением вздохнув, я расслабилась и подтянула Бисли к себе поближе. Щенок взволнованно носился вокруг, готовый продолжить интересную игру. Я рассеянно погладила его, потрепала за уши и попыталась не допустить, чтобы он прыгнул и опять облизал мое лицо. Доктор продолжал смотреть на меня с беспокойством. Мне нужно было убедить их, что со мной все о’кей, что нет нужды вызывать «Скорую», поэтому я начала осторожно подниматься на ноги. Я старалась не опираться на больную руку, кусая губу, чтобы не охать от боли. Медленно встав, я улыбнулась всем собравшимся.
– Действительно, я в порядке, честно. Пожалуйста, продолжайте свою игру. Не портите себе день.
Доктор все еще сомневался:
– И все же если ты ударилась головой, когда упала, надо ее хорошенько проверить.
– Правда, все о’кей. Я же сказала, что это все щенок. Он – хмм, когда мы с ним бежали, он потянул меня в сторону, я запуталась в поводке и упала. Вряд ли с головой что-то не так. Я промою ссадины антисептиком, и этого будет достаточно. – Я чувствовала легкую вину из-за того, что валю все на Бисли, но он прыгал и носился так, будто моей истории вполне можно было доверять.
Мужчины обменялись взглядами, и один из них пожал плечами:
– Ну да, сейчас создается впечатление, что ты в порядке. Но, пожалуйста, если у тебя начнет кружиться голова или тебя станет тошнить, возьми кого-нибудь и поезжай в больницу, ладно?
– Обязательно, и спасибо вам огромное за помощь, но мне действительно гораздо лучше. – Я выдавила из себя фальшивую улыбку.
Наконец-то я смогла уйти от них, крепко вцепившись в поводок Бисли. Я шла так осторожно, как только могла, не позволяя ему убегать вперед. Он, казалось, понимал, что мне не до игр, и спокойно шел рядом. Я покинула площадку для гольфа и пошла по дороге к маленькому парку, где мужчины уже не могли видеть меня, и опустилась на ближайшую скамейку. Щека сильно саднила, и было трудно двигать рукой, но все это меркло в сравнении с тем, как стучало у меня в голове. Я собиралась пойти домой, чтобы принять обезболивающее, но сначала нужно было поговорить с Кэллумом. Мне хотелось, чтобы он утешил меня, чтобы был рядом и избавил бы от новых нападений.
– Кэллум, ты слышишь меня? Я на детской площадке.
В ожидании его я пыталась выровнять дыхание, не осмеливаясь закрыть глаза. Я понятия не имела, куда пошла Кэтрин, и не была уверена, что она не вернется, чтобы предпринять еще одну попытку. Я просто знала, что это сделала она, и понимала, что нужно идти домой, где я буду в безопасности. Но успокаивала себя тем, что Кэллум сможет предупредить меня о ее появлении.
– В следующий раз смотри в оба, ты, глупая собака, – шутливо ругала я Бисли, гладя его мягкие уши. Кэллум все не появлялся, но я подумала, что его, может быть, задержала Оливия. Я полезла в задний карман за зеркалом, но мне пришлось оставить это дело. – Уууу, как больно! – громко воскликнула я, осторожно кладя правую руку обратно на колено. Потом мне как-то удалось достать зеркало левой рукой, и наконец я пристроила его у себя на коленях. Позади меня не было видно ни Кэллума, ни Оливии.
– Это немного странно, как ты считаешь, Бисли? – Он с надеждой посмотрел на меня, но, поняв, что я не собираюсь вставать с места, улегся на землю, положив на лапы свой влажный нос. Прежде Кэллума никогда не приходилось ждать так долго. Я тронула амулет и позвала снова: – Кэлла… – Но мой голос подвел меня: я поняла, что амулета на обычном его месте нет.
В панике я наконец-то осознала, что произошло. Я опустила рукав и разревелась от ужаса. Мой амулет исчез. Осталась только светлая полоска и царапины на коже там, где он был. Кэтрин украла у меня единственную возможность связаться с Кэллумом.
Отчаяние
Изо всех сил стараясь держать себя в руках, я потащилась домой. Кэтрин не пыталась убить меня. Она просто хотела, чтобы я какое-то время пролежала без сознания, а она тем временем украла бы амулет. Она забрала его, и у меня не было ни малейшего понятия, куда она могла уйти или как я смогу получить его обратно.
Мне было необходимо сохранять спокойствие. Кроме того, нужно было привести себя в относительный порядок, прежде чем отводить щенка домой. Его так взволновали все события дня, что он сразу же уснул, и я оставила его тихонько похрапывать на коврике перед диваном. В ванной комнате наверху я осмотрела свои раны. Губа сильно распухла, ударившись о зубы, когда я упала, а на скуле красовалась большая ссадина – там, где я прошлась ею по гравию. Сразу за ухом образовалась шишка размером с небольшое яйцо, и я была рада тому, что у меня осталось немного льда после того, как я лечила руку Джоша прошлым вечером. Я осторожно стянула рубашку и стала ловить ртом воздух, увидев синяк, расцветающий у меня на предплечье и на плече. Он представлял собой ярко-красный след от клюшки для гольфа, ударившей сначала сюда, а потом уже соскользнувшей по плечу к голове. Если бы я не начала вставать, удар пришелся бы прямо в ухо, и я была уверена, что после такого я не очухалась бы уже никогда. Болело все страшно, и я была не совсем уверена в том, что сказала игрокам в гольф правду о своем состоянии. Что-то было не так, но я могла двигать рукой в разные стороны. Я намочила пару фланелевых тряпок холодной водой из-под крана, наложила их на синяк, и моя кожа стала гореть не столь сильно.
Все то время, что я занималась собой, стараясь облегчить боль и привести себя в божеский вид, я гнала от себя кричащую во мне панику, но от нее было невозможно отвязаться. Я умылась и сменила заляпанную кровью рубашку на мягкий топ с длинными рукавами и воротником. Это был слишком теплый наряд для жаркого летнего дня, но он закрывал все синяки и ссадины. Шишка пряталась у меня под волосами. Я снова посмотрела на себя в зеркало. Я выглядела бледной и напряженной, и ничто не могло скрыть то обстоятельство, что я ударилась обо что-то лицом. И я собиралась что-нибудь наврать по этому поводу.
Бисли внизу перебрался с коврика на диван и притворялся, что спит. Но яростно виляющий хвост выдавал его, и я не могла заставить себя согнать щенка с дивана. Я собрала его вещи и нацепила на него поводок, чтобы отвести домой. Я определенно выглядела хуже, чем надеялась; Линда невольно сделала шаг назад, когда открыла входную дверь и увидела нас.
– О боже, Алекс, что случилось? С тобой все в порядке?
– Все будет хорошо. – Я старалась выглядеть как можно более робкой. – Мы бегали с Бисли, и он потянул меня в сторону. Мои руки запутались в поводке, вот я и шлепнулась лицом вниз. Я чувствую себя такой неловкой. – Я стояла к ней вполоборота, делая вид, что страшно смущена, и надеялась, что она не станет приставать с расспросами.
– Ах ты, бедняжка! У тебя есть антисептик, чтобы промыть эти ссадины? Я уверена, что у меня наверху он должен быть.
– Нет, не волнуйтесь. У мамы целый ящик средств первой помощи. Ручаюсь, с таким запасом можно справиться и с гораздо более тяжелыми случаями. – Я улыбнулась ей, стараясь не поморщиться.
– Ну, мне действительно очень жаль, что твое доброе дело закончилось так неудачно. – Она взяла поводок Бисли и строго посмотрела на него: – Ты не должен сбивать людей с ног, Бисли. Со мной ты тоже однажды так поступил. – К счастью, щенок не понял, что ему делают выговор, и прыгнул на Линду, стал лизать ее руки и радостно лаять.
– Это вовсе не вина Бисли, честное слово. Я бы с удовольствием гуляла с ним и впредь, если вы не возражаете.
– Ну если ты так в этом уверена, – с сомнением сказала она, – заходи за ним когда захочешь.
Я снова слегка улыбнулась, а затем наклонилась, чтобы погладить щенка по голове. Это оказалось довольно болезненно, но я вовремя удержалась, чтобы не ойкнуть.
– До свидания, Бисли. Пока, Линда. – Я быстро повернулась и как можно осторожнее пошла по подъездной дорожке, а потом свернула к нашему дому. Машины Джоша по-прежнему на месте не было, значит, я была предоставлена сама себе. Я тщательно закрыла за собой дверь, и меня наконец целиком охватили гнев и горе, которые постепенно накапливались во мне последние полчаса. Упав на колени, я стала молотить кулаками по полу и выть. Крупные слезы быстро текли по лицу, смешиваясь с кровью, которая опять начала капать из разбитой губы. Кэтрин обещала превратить мою жизнь в одно сплошное несчастье, и у нее это здорово получалось. Я села, крепко прижав колени к груди, и полностью предалась отчаянию.
Заслышав шум автомобиля, я подняла голову и очень вовремя успела усесться за кухонный стол перед тем, как в дверь ввалился Джош. Он был в хорошем настроении и, захлопывая входную дверь, мурлыкал какую-то мелодию.
– Кто-нибудь дома? – завопил он, входя в кухню, а затем застыл на месте. Через мгновение он уже был около меня.
– Алекс? Что с тобой случилось? – Он осторожно отвел мои волосы за ухо, и я услышала, как он резко вдохнул, увидев мое лицо. Я не могла решить, что сказать ему. Он был знаком с Кэтрин и знал, насколько она зла, но, с другой стороны, я могла настаивать на истории о том, как упала. Было гораздо проще придерживаться ее, чем пытаться объяснить все начистоту. Я провела час, пытаясь прийти к какому-нибудь решению, но теперь, глядя на него, я знала, что мне надо сделать: я нуждалась в помощи.
– На меня напали. Неподалеку от площадки для гольфа, где мы гуляли с Бисли.
– Но кто это сделал? И чего они от тебя хотели? Они что-нибудь забрали?
Немного посомневавшись, я продолжила:
– Я думаю, это была вчерашняя женщина – Кэтрин. – Сказав это, я увидела, как его лицо исказил шок.
– Твоя таинственная преследовательница? – Я молча кивнула. – Но почему?
– Она украла мой браслет, – холодно сказала я, поднимая руку, чтобы показать ему царапины, образовавшиеся там, где она стаскивала амулет с кисти.
– Ты уверена, что это она? Ты ее видела?
– Нет. Она ударила меня сзади клюшкой для гольфа, а когда я пришла в себя, браслета уже не было. Какие-то парни видели, как она убегала, и я не могу представить, что кто-то еще хотел сделать мне больно.
– А тебе больно?
– Я думаю, у меня все нормально. Мне очень повезло с тем, что один из нашедших меня мужчин оказался доктором, и он внимательно осмотрел меня.
– А ты не считаешь, что тебе надо сделать рентген? Ты могла что-то сломать.
– Не считаю. Все со мной будет хорошо. Мне просто нужно принять парацетамол и какое-то время побыть в покое.
– О’кей, ты немного отдохнешь, а потом мы позвоним в полицию. Эту женщину надо остановить! – Он хлопнул ладонью по столу с такой силой, что я подпрыгнула на месте.
– Нет, – тихо сказала я. – Никакой полиции. Я должна разобраться с ней собственными силами.
Он презрительно фыркнул:
– Не смеши меня. Эта девица очень опасна. Она приносит тебе несчастье за несчастьем, она уже – дважды – обокрала тебя, а теперь еще чуть было не убила. Ты не можешь надеяться только на себя!
– Никакой полиции, – повторила я, осторожно качая головой, и сморщилась из-за того, что боль пронзила мою голову где-то за глазами.
Джош сел и проницательно посмотрел на меня:
– Алекс, что тут у нас происходит? Что ей известно?
– Она знает обо мне очень много всего. Очень много. Я не могу рисковать тем, что она явится в полицию.
– Но…
– Пожалуйста, – перебила его я. – Поверь мне. У нее есть информация, достоверная информация, которая заставит полицейских поверить в то, что мне известно все о пропаже денег. Меня посадят за препятствование правосудию или за что-то вроде того.
– А ты имела к этому какое-то отношение? – Он сверлил меня взглядом.
– Нет, никакого! Просто все очень сложно объяснить вот так сразу. Пожалуйста, поверь мне, – прошептала я, изо всех сил стараясь не заплакать.
Джош внезапно вскочил со стула и стал ходить взад-вперед по кухне, так что старые деревянные половицы протестующе скрипели, когда он тяжело наступал на них.
– Она совсем обнаглела – приходит сюда и делает тебя несчастной. – Я повернулась, чтобы посмотреть на него, но движение головой застало меня врасплох, и я закричала от боли, не сумев сдержаться. Он тут же подлетел ко мне, наклонился и внимательно на меня посмотрел: – Я думаю, ты не права; тебе обязательно надо поехать в больницу и сделать рентген, – мягко сказал он. – Я не собираюсь заставлять тебя делать это или обращаться в полицию, но я хочу, чтобы ты рассказала мне всю правду.
– Прости. Я бы сделала это, если бы могла, но все это слишком… странно. Пожалуйста, просто поверь мне, – стала умолять его я.
– Ладно, если ты этого хочешь. Но я собираюсь залезть в интернет и посмотреть, что там пишут о сотрясениях, тогда, по крайней мере, я смогу хоть немного разобраться, что к чему.
Он на какое-то время ушел, чтобы произвести свои исследования, а я удобно устроилась на диване и стала смотреть какую-то ужасную детскую программу по телевизору. Скоро Джош вновь появился с очень сильными обезболивающими, которые мне прописали, когда я упала с велосипеда так, что он весь перекорежился. И скоро я уже крепко спала.
Разбудил меня запах чего-то горелого и громкие проклятья: Джош пытался приготовить ужин. Я села и повертела головой туда-сюда ради эксперимента. Все было нормально, болеутоляющее продолжало действовать. Я даже могла шевелить рукой, не слишком морщась при этом. Но раз меня не отвлекала больше физическая боль, боль в моем сердце стало выносить гораздо труднее.
Я сжала кулаки и сделала глубокий вдох. Было не время предаваться унынию, я должна полностью все контролировать. Я пошла на кухню, где наткнулась на стену дыма. Оглядевшись, увидела, что половина содержимого холодильника лежит на рабочей поверхности. Судя по ошметкам, Джон планировал яичницу с беконом. Он стоял и смотрел на плиту.
– Мммм, прости за беспорядок. Я думал, что приготовлю ужин для нас двоих, но у меня как-то не получается.
Я попыталась улыбнуться:
– Спасибо за старания, Джош, но я совсем не голодна.
– Ты должна поесть.
– Ты говоришь совсем как мама. Честно, я совершенно не хочу есть; может, это из-за болеутоляющего. Перед тем как пойти спать, я, наверное, съем немного хлопьев. – Я подняла крышку со сковороды и сморщила нос: – Но тебе приятного аппетита: это выглядит изумительно.
Джош рассмеялся, взял у меня сковородку с черным месивом и выбросил его в мусорку.
– Думаю, хлопья – хорошая идея. А еще можно нажарить тостов и открыть банку фасоли.
Благодарно улыбнувшись ему, я проскользнула в комнату. Я не могла противиться тому, чтобы сидеть за столом и смотреть в зеркало, стиснув рукой кисть другой руки, на которой должен был быть амулет. Я сидела так целую вечность в надежде, что замечу какое-нибудь движение, какое-то указание на то, что он рядом, но ничего не увидела.
– Кэллум, – прошептала я в отчаянии. – Ты меня слышишь? Я не знаю, здесь ты или нет, но уверена, что все-таки где-то поблизости. Я хочу сказать тебе, что собираюсь найти Кэтрин и сразиться с ней, если понадобится. Я обязательно получу свой амулет обратно!
Стук в дверь моей комнаты заставил меня вздрогнуть. Я поспешно вытерла глаза и ответила:
– Входи, Джош.
– Это не Джош, это я. Ты сказала, что я могу заглянуть к тебе, помнишь? Мне нужно поговорить с тобой. – Когда Грейс взглянула на мое лицо, голос у нее изменился. Я была рада тому, что на мне по-прежнему рубашка с длинными рукавами, так что самые страшные синяки ей были не видны. – Джош рассказал мне, что случилось. Он сказал, что на тебя напала девушка, – продолжила она, стараясь не слишком уж откровенно пялиться на меня. – Та самая, что была вчера в пабе.
– Ну, на самом-то деле я ее не видела. Но свидетели заметили убегающую женщину, и я не могу представить, что кто-то еще мог сделать нечто подобное.
– Алекс, тебе надо в полицию, это надо прекратить! Она совершенно сумасшедшая!
Я посмотрела на Грейс, мою самую лучшую подругу в мире, и подумала, а что она скажет, что сделает, если я расскажу ей всю правду. Она посочувствует мне, в этом я была уверена, и как-нибудь поможет. Но раз у меня больше нет амулета как доказательства, она усомнится в моих словах. У меня не было ничего, что убедило бы ее, что я не спятила окончательно.
– Я не могу пойти в полицию и не могу объяснить тебе, почему. Это все слишком… слишком. – Я пыталась подобрать нужное слово. – Трудно. Мне нужно, чтобы ты поверила мне. – И я посмотрела на нее, надеясь, что она так и сделает.
– Алекс, я полностью доверяю тебе, ты это знаешь, но я не могу сидеть сложа руки и смотреть, как тебя гробят. Она могла убить тебя – и все еще может осуществить свое намерение.
– Она получила то, что хотела, – спокойно сказала я, стараясь сдерживать эмоции. Я показала ей на свою кисть.
– Ты говоришь о своем браслете? Да зачем он ей сдался? То есть он, конечно, прекрасен, но почему нужно было быть такой жестокой?
Грейс замолчала и стала смотреть в пол, а затем глубоко вдохнула и подняла на меня глаза.
– Ты должна рассказать мне, что происходит – о Кэтрин и о Кэллуме. Вот почему я хотела поговорить с тобой сегодня. – Она вынула из рюкзака сложенный лист бумаги и дала его мне. Я взяла его, моментально забыв о своих проблемах. Это была вырванная из журнала страница, и когда я окончательно развернула ее, сердце у меня упало. Человек, которого я выдала ей за Кэллума, смотрел на меня с глянцевого листа. Статья рядом повествовала, как подросток из Лидса заполучил свой первый крупный контракт в модельном бизнесе. Его звали Дуглас Дэй.
Я закрыла глаза и потерла виски. Мой травмированный мозг отчаянно пытался придумать какое-нибудь объяснение этому, такое, которому Грейс поверила бы. И тут она тихо заговорила:
– Пожалуйста, не ври мне больше, Алекс. Я могу помочь тебе?
Я поморщилась. Было слишком сложно, слишком тяжело продолжать водить Грейс за нос.
– Я хочу рассказать тебе все, – призналась я, икая и всхлипывая, – но я не думаю, что без браслета ты поверишь мне, у меня нет доказательств.
– А ты попробуй, – потребовала она, осторожно поднимая мой подбородок и заставляя посмотреть ей в глаза. – Это же я, ты помнишь об этом? Ты можешь рассказать мне обо всем.
Мысль о том, что можно все объяснить и больше не таиться, наконец овладела мной целиком. Я внезапно осознала, как мне ненавистно держать все в себе; я хотела, чтобы она все знала и все поняла.
– Я не знаю, с чего начать, – прошептала я, опустив плечи.
Голос Грейс стал твердым:
– Ну, давай начнем с Кэллума. Ведь это не он, правда? – Она показала на журнальную страницу, лежавшую забытой у меня на колене.
– Нет, – согласилась я. – Хотя и немного похож на него.
– Значит, Кэллум существует?
– Да, в определенном смысле. Просто я не могу показать тебе его фотографию, а ты так настаивала на этом, и я подумала… – мой голос затух. Мне было стыдно.
– Почему? Почему нельзя сделать его фотографию? В чем тут дело?
– Послушай, прежде чем я тебе все расскажу, ты должна кое-что пообещать мне. – Я посмотрела на нее сквозь слезы.
– Все что угодно. Только попроси.
– Ты должна поверить мне. Все, о чем я тебе расскажу, правда, но очень странная правда. И я ничего не могу доказать.
– Попытайся, – сказала она с ободряющей, но нервной улыбкой, усаживаясь на диван. – Расскажи все как есть.
– Мой браслет – тот, который сегодня украли, – это не просто браслет. Он что-то вроде ключа и позволяет мне… О, ты никогда мне не поверишь. Это звучит безумно!
– Успокойся. Я же тебе обещала, разве не так? Продолжай.
Я, попытавшись успокоиться, сделала глубокий вдох:
– Кэллум – призрак, он много лет тому назад утонул в реке Флит.
У Грейс отвалилась челюсть, и она недоверчиво смотрела на меня несколько долгих секунд.
– Я же говорила, что ты мне не поверишь, – пробормотала я.
Наконец она пришла в себя.
– Ну тут тебе трудно винить меня в чем-то; это не совсем то, что я ожидала услышать, но ты продолжай. Я хочу понять. – Она очень старалась, я видела это, но ее выдало то, что она отвела глаза. Грейс решила, что я сумасшедшая.
– О’кей, послушай. Я знаю, как это звучит. Это в каком-то смысле безумие, и когда я впервые узнала о таком, то подумала, что теряю рассудок. Но все так и есть на самом деле. – Грейс улыбалась мне вежливо и ободряюще. Она откинулась на диване и старалась не скрещивать руки. Ну как мне убедить ее?
– Ты помнишь поездку клуба искусств в собор Святого Павла?
– Да, – нерешительно ответила она.
– Ты помнишь, что я сказала, что видела призрака?
– Да! – Она подалась вперед, желая, чтобы я ее убедила. – Это был Кэллум?
– Да, тогда я увидела его в первый раз, и собор Святого Павла – единственное место, где я могу действительно видеть его.
– А как это происходит в другое время?
– Я вижу его в зеркале и слышу его, когда его амулет – или браслет – соприкасается с моим. У него есть точно такой же амулет, что и у меня, точнее, такой, что у меня был. – Мой голос опять сник, когда я подумала о своей потере. – Без амулета он… нигде. Я не могу видеть его, не могу говорить с ним.
– А какое отношение имеет ко всему этому Кэтрин? Почему она украла его? Что ей известно о Кэллуме?
С чего начать? Я ненадолго закрыла глаза и стала думать, как лучше изложить всю историю.
– Кэллум не обычный призрак, – начала я, стараясь не обращать внимания на скептический взгляд Грейс, промелькнувший у нее на лице прежде, чем она снова сумела взять себя в руки. Я быстро продолжила: – Каждый, кто тонет в реке Флит, оказывается потом в своего рода чистилище. Их там сотни, и все они носят амулеты, которые не могут снять и которые заставляют их делать определенные вещи. И существует всего один амулет, я не понимаю почему, находящийся с этой стороны, в нашем мире. Время от времени кто-нибудь обнаруживает его в Темзе.
– Это тот браслет, что ты выудила из грязи в Туикенеме, – кивнула Грейс.
– Да, и человек, нашедший его, может установить связь с одним из дерджей, и это…
– С кем?
– О, с дерджем. Так они себя называют.
Грейс снова кивнула и обхватила руками подбородок, поставив локти на колени.
– Прости, я не хотела тебя перебивать.
– Все в порядке. Я знаю, это странно и очень смахивает на ужастик. – Я покачала головой. – На чем я остановилась? Ах, да. Когда я нашла амулет, то он свел меня с Кэллумом. В ту ночь у меня было странное видение, и я хотела рассказать тебе о нем, но ты уже спала. Затем мы пошли в собор Святого Павла, и он действительно был там! Не знаю, кто из нас больше удивился. Поскольку он знал, где меня можно найти, то появился в зеркале за моей спиной. Поначалу мне было немного страшно – на самом-то деле очень страшно, – и у него ушло несколько дней на то, чтобы научиться разговаривать со мной, а потом у него это получилось! С тех пор мы много разговариваем и даже полюбили друг друга. – Я помолчала, пытаясь скрыть свое горе. Грейс взяла мою руку и осторожно сжала ее.
С благодарностью глядя на нее, я продолжила:
– Чего я не знала, так это того, что с помощью моего амулета дерджи могут переменить свою участь – расстаться с их ужасными жизнями в призрачном мире. Если кто-то с этой стороны носит его, а затем снимает, но держит где-то рядом, его может найти дердж, напасть на него и украсть все его воспоминания. И если с тобой такое случается, ты умираешь, а он использует твои воспоминания, чтобы убежать из чистилища. Мы-то думали, они просто умирают обычной смертью, но оказалось, они получают шанс вернуться к нормальной жизни. Кэтрин была дерджем, и она украла мои воспоминания, чуть не убив при этом тебя.
Я видела, что Грейс пытается извлечь смысл из обрушившейся на нее информации.
– Это-то и случилось в садах Кью? – спросила она, стараясь изгнать из голоса даже намек на обвинение.
– Ага. Это гораздо более длинная история, но важно тут то, что Кэтрин украла мои воспоминания и оставила меня умирать. Кэллум смог спасти меня. Он скопировал мои воспоминания, когда она воровала их, и в ту секунду, что ты в больнице надела мне на руку амулет, он оказался в состоянии закачать их обратно мне в голову. Я чудом спаслась.
Грейс изучала ковер на полу, по-прежнему опираясь подбородком на руки. Нервно сглотнув, я продолжила: – Кэтрин – теперь живой человек и пользуется воспоминаниями для своих проделок с гики-Грэхэмом и Эбби, снятия денег с моего счета, да вообще для всего. Чего я не знаю, так это почему она это делает, почему она меня так сильно ненавидит.
– Значит, этот странный и ужасный случай – ее рук дело?
Я кивнула:
– Она твердо настроена делать гадости.
– У тебя есть ее фотография? Из банка?
– Мне должны были прислать кадр из видео, но не знаю, сделали ли они это.
– Ты можешь сейчас посмотреть?
Просьба показалась мне странной, но я быстро открыла ноутбук и зашла в почту. Я не просматривала ее целый день, так что там оказалось полно всякого мусора, но где-то посередине было письмо от Оливера, технического специалиста из полиции. Грейс склонилась над моим плечом, когда я открывала прикрепленный файл. Оливер поймал тот момент, когда Кэтрин смотрела прямо в камеру и улыбалась омерзительной самодовольной улыбкой. Я услышала, как oхнула Грейс.
– Нет, этого не может быть! – Она принялась мерить шагами мою маленькую комнату, качая при этом головой.
– В чем дело? Ты узнала ее?
– Это действительно все правда? Все, что ты мне рассказала? О мертвецах, и отражениях, и об украденных деньгах?
– Все до последнего слова, Грейс. Тебе приходилось видеть Кэтрин?
Она повернула ко мне свое ошарашенное лицо.
– В садах Кью. Я увидела ее, прежде чем потеряла сознание. Я думала, что это галлюцинация, и потому промолчала. Ты действительно хочешь сказать, что тогда она была мертва?
Я молча кивнула.
– А теперь снова жива? – Я опять кивнула. Грейс неожиданно тяжело плюхнулась на диван. – Это уж слишком. – Она обхватила голову руками.
– Я знаю, прости меня, я вывалила все на тебя за один присест, а это нелегко переварить. Сама я привыкала ко всему этому долгие недели. Почему бы тебе просто не посидеть минутку, а я приготовлю чашку чая или еще чего. Чтобы помочь тебе справиться с шоком. – Я немного тараторила, было таким облегчением наконец-то поделиться с кем-то всеми моими тайнами. Я вскочила на ноги, забыв о своих ранах. – Ооооооо! – Грейс встревоженно посмотрела на меня, а потом выражение ее лица сменилось на обеспокоенное.
– Не двигайся, Алекс. Ты должна лежать. А мне просто необходимо глотнуть свежего воздуха. И на обратном пути я принесу нам чай, о’кей?
– О’кей. Только не рассказывай ничего Джошу. Хорошо? Он знает, что на меня напала Кэтрин, и ничего больше.
Она фыркнула:
– Ну, я вряд ли ни с того ни с сего затею разговор на такую тему, как ты считаешь?
– Нет, конечно, нет. – Но я обращалась к закрытой двери: Грейс уже вышла из комнаты.
Я села обратно на стул и постаралась игнорировать пульсацию в голове. Моя рука потянулась к кисти, на которой теперь ничего не было.
– Я выдала твою тайну, Кэллум, надеюсь, ты не против. Я больше не могу хранить все в себе; это слишком тяжело.
К тому времени, как Грейс вернулась с чаем, у нее накопилось множество вопросов, так что почти час я посвящала ее во все детали того, что только что рассказала. Было таким облегчением говорить с кем-то, кто, как мне казалось, действительно верил моей истории. Но все это не могло решить самой важной проблемы: как найти Кэтрин и получить назад амулет. Я понимала также, что физически очень истощена. Я со все большим трудом отвечала на вопросы Грейс. И наконец мне пришлось остановить ее.
– Грейс, я так рада, что наконец поделилась моими проблемами с тобой. Ты – моя лучшая подруга, и мне было ненавистно иметь секреты от тебя.
– Жалко только, что я раньше не упомянула о галлюцинации, тогда бы тебе не пришлось так долго действовать в одиночку.
Я виновато улыбнулась:
– Сейчас я выдохлась и не могу мыслить четко. Мне надо немного отдохнуть.
– О, Алекс, прости! Я забросала тебя вопросами. Как твои синяки и ссадины?
– Вдобавок к тому, что у меня такое лицо, за ухом имеется еще и шишка размером с яйцо и впечатляющие отметины на руке. – Я закатала рукав, и у Грейс перехватило дыхание. Красные рубцы потемнели, и пониже плеча был виден явственный отпечаток нижней части клюшки от гольфа.
– Алекс, ты и в самом деле должна пойти в полицию. Тебе очень повезло, что она не убила тебя.
– Что я им скажу? Она знает обо мне так много, что может повернуть мои слова как угодно, а я не могу и дальше попадать в неприятности. Нет, я должна уладить все сама.
– Но не в одиночку, Алекс. Я с тобой, и я сделаю все, что в моих силах.
– Ты уверена, что должна встревать в такие дела? Ведь это опасно.
– Тебе нужна помощь, а я твоя лучшая подруга. А лучшие подруги именно так и поступают.
– Спасибо, Грейс, я очень, очень благодарна тебе.
– Прости, малышка, мне не надо было так долго торчать у тебя. Ты, должно быть, очень страдаешь от боли.
Я быстро сжала ее руку:
– Было так здорово наконец поговорить с тобой, но, несмотря на таблетки, у меня раскалывается голова, и я думаю, мне надо лечь в постель. – Я посмотрела прямо на нее: – Никому не рассказывай об этом, хорошо? – Здоровой рукой я показала на свои синяки. – Мне не хочется ни с кем объясняться.
Прежде чем ответить, она долю секунды помедлила:
– Конечно, как скажешь. Но тебе придется что-то говорить людям; завтра ты еще не оправишься и не проснешься утром прекрасной и удивительной, как всегда.
Я повернулась на стуле и посмотрела в зеркало. Прежде когда я делала это, то искала в нем Кэллума, а на свое лицо не обращала особенного внимания. Теперь я увидела, что со скулы содрана кожа, и, несмотря на мои попытки очистить ее, к ней все-таки прилипли частицы гравия. Сильных кровотечений не было, но все же где-то сочилась кровь, рана на губе начала затягиваться и покрылась какой-то далеко не симпатичной пленкой. Я взяла салфетку и осторожно приложила к лицу, скрипя при этом зубами. Когда я отняла салфетку, то обнаружила, что внизу щеки тоже начинает вырисовываться большой синяк. Грейс была права: выглядела я ужасно, и так будет продолжаться еще некоторое время.
– Какой кошмар! Завтра мне придется сказаться больной и немного прийти в порядок. – Не удержавшись, я громко вздохнула, и Грейс посмотрела на меня с сочувствием.
– И тебе нужно что-то придумать, чтобы объяснить свой вид.
– Я сказала соседке, что меня свалил с ног щенок, потому что я запуталась в его поводке.
Грейс ненадолго задумалась над этим, поджав губы и ненамеренно подчеркнув собственные безупречные скулы.
– Ну, наверное, это сойдет. Ты должна удостовериться, что Джош тоже в курсе твоей истории. Не надо, чтобы он сообщал о случившемся родителям, пока они отсутствуют. Ты можешь представить, что они сделали бы?
– Нет – то есть да, могу. Ничего хорошего тут ждать не приходится. Надо постараться, чтобы он держал рот на замке.
– Хорошо. Ладно, я ухожу. Позвони мне, когда тебе этого захочется, и я приду; нужно будет дать тебе несколько уроков маскирующего макияжа. – Она крепко обняла меня, нечаянно сжав мою поврежденную руку. И мне потребовалась вся сила воли, чтобы не закричать от боли.
– Спасибо, что пришла, Грейс. И спасибо за то, что выслушала. До завтра.
Я слышала, что она немного поговорила с Джошем, а потом входная дверь захлопнулась. Я села на кровати, мое сердце колотилось. Взглянув на часы, я увидела, что пора принимать следующую дозу сильного обезболивающего, но оно действовало на меня не слишком эффективно – лишь слегка приглушало боль. Да и то только боль физическую; боль и гнев в моем сердце приглушить было куда труднее.
В мои мрачные мысли внезапно вклинился звонок ожившего телефона. Я автоматически посмотрела на номер звонившего, но он был скрыт. Немного посомневавшись, я дождалась второго звонка и нажала на зеленую кнопку.
– Алло? – решительно сказала я.
Незнакомый голос показался мне кристально чистым.
– Я просто хочу поздравить тебя с прекрасным маневром, который ты осуществила сегодня днем. На самом-то деле ты должна бы сейчас быть в реанимации.
– А ты – в камере предварительного заключения, Кэтрин. За попытку убийства.
– Но тому не было свидетелей, сладенькая моя. Какая жалость.
– А мне не нужны свидетели. У меня есть доказательство на руке, по которой ты мне вдарила.
– Ты действительно считаешь, что когда-нибудь сможешь убедить кого-то в том, что это моя вина? Я ведь совершенно не похожа на убийцу, правда?
– Послушай. Хватит играть в эти игры. Амулет тебе не принадлежит, он мой, и я собираюсь вернуть его.
– И как же ты собираешься сделать это? Ты же понятия не имеешь, где я нахожусь. К настоящему времени я вполне могла оказаться на другом конце страны.
– Но ты же не там, верно? Иначе ты не сможешь продолжить превращать мою жизнь в одно сплошное несчастье.
От ее звенящего смеха у меня по шее побежали мурашки.
– О, ты не можешь представить, какой еще более несчастной я могу сделать твою жизнь оттуда, где я сейчас. Немного везения, и скоро ты будешь так же несчастна, как я.
Но прежде чем я успела спросить, что она имеет в виду, телефон замолчал. Моя душа наполнилась страхом перед теми ужасными поступками, которые она еще может совершить, чтобы причинить мне боль. И в то же время я не могла не представлять Кэллума, пытающегося урезонить ее: его брови насуплены, золотистые волосы взлохмачены, а губы сжаты в тонкую линию.
Я знала, что не должна мучить себя, думая о Кэллуме, что главное – это сконцентрироваться на том, как найти Кэтрин, но я ничего не могла с собой поделать. Я сидела за столом и держала перед собой зеркало, изучая каждый его уголок в надежде увидеть его. Временами мне начинало мерещиться покалывание в кисти. Но каждый раз, стоило мне подумать, что все еще может наладиться, что Кэллум найдет способ решить проблему, что он может быть со мной, я понимала, что ошибаюсь. Я была одна в своей комнате, тишина, стоящая в ней, оглушала меня. Сломленная, я положила голову на стол, стараясь не думать обо всех приятных беседах, что мы провели здесь.
Я гадала, слышит ли он меня? Смотрит ли на меня прямо сейчас? И знать не знала, как обстоят дела на самом деле. По моему лицу потекла одинокая слеза. Я быстро села, злясь на саму себя. Слезы не помогут вернуть амулет. Мне нужно составить план, как отыскать Кэтрин, а когда я ее найду, то заберу у нее амулет, чего бы мне это ни стоило. Я никогда ни с кем прежде не дралась, но я буду драться, не жалея сил, чтобы вернуть свое себе. Я собиралась заставить Кэтрин пожалеть о том дне, когда она украла у меня амулет.
Сны
Что-то было не совсем так. В Ричмонде стояла теплая и солнечная погода, и, казалось, все улыбаются. Я шла по траве, моя широкая юбка трепыхалась на ветру. Как всегда, газон был усеян людьми, наслаждавшимися солнцем и теплом – обнявшись, лежали парочки, сновали матери с маленькими детьми, державшими в руках мороженое, подростки собирались в стайки. Каждые несколько минут над головами с ревом пролетал самолет, но никто не обращал на это особого внимания.
У меня не было плана, куда идти, не было никакой цели, я просто шла. Оглядевшись вокруг, я увидела несколько знакомых лиц на другой стороне лужайки, и свернула туда. Это были ученицы из моей школы и мальчики из соседней. Кто-то из них незадолго до этого купил пончики; пустая коробка валялась посередине. Подойдя поближе, я с надеждой посмотрела в нее, но там остались только следы от глазури на стенках. Вздохнув, я опустилась на землю рядом со всеми. Разговаривали они тихо, будто жужжали, и я мало что понимала из их разговора, но меня это мало трогало. Было так приятно лежать на солнце.
Потом до меня медленно дошло, что характер разговора изменился – из тихого, ленивого звукового фона он превратился во что-то более насыщенное, словно люди внезапно почувствовали: сейчас случится нечто волнующее. Я перевернулась на живот, оперлась локтями о землю и стала смотреть на то, что привлекло всеобщее внимание. К нам по траве шли два человека, но с такого расстояния я не могла понять, кто это. Солнце светило за их спинами, так что были видны только их силуэты, но это не помешало другим узнать их. Разговор стал куда более взбудораженным, и все лица повернулись к идущим. К нам приближались высокий мужчина и стройная девушка пониже его ростом. Было похоже, что они шли молча.
И только когда они оказались совсем близко, мои глаза наконец различили знакомые черты, и в голове словно что-то щелкнуло от шока. Ко мне шел Кэллум рука об руку с Кэтрин. Я, словно безумная, посмотрела вокруг, но казалось, никто не считал, что происходит нечто странное. Кэллум выглядел просто великолепно, его русые волосы были слегка взъерошены легким ветром. Его пронзительные голубые глаза остановились на мне. Я попыталась вскочить, чтобы поздороваться с ним, крепко обнять, но мои движения неожиданно стали медленными и вялыми. До меня наконец начало доходить, о чем говорили вокруг.
– Кэтрин! Иди сюда!
– Кэтрин, как приятно тебя видеть!
Я дико посмотрела на своих друзей, они все приветливо улыбались ей, жестами приглашали сесть рядом с ними. Кэллума, казалось, никто не замечал. Я повернулась к нему и увидела, что лицо у него серьезное, напряженное. Он продолжал внимательно смотреть на меня, не обращая внимания на происходящее, словно хотел, чтобы я сделала или сказала что-то, но я никак не могла понять, что именно. Я опять попыталась встать и подойти к нему, но у меня совершенно не было на это сил. Разговор стал еще более громким, и я повернулась посмотреть на Кэтрин, которую уже почти окружили подростки. Они все были так рады видеть ее!
Я перевела взгляд на Кэллума. Он по-прежнему не сводил с меня глаз, но теперь они были взволнованными, почти умоляющими.
Я хотела было заговорить с ним, сказать, как сильно я его люблю, как сильно по нему скучаю, но у меня ничего не получалось, слова не шли с моих губ. Я безнадежно смотрела на него, чувствуя, что по щекам катятся слезы. Его гипнотические голубые глаза с золотыми крапинками поблескивали на солнце, его рука потянулась ко мне.
У меня в голове раздался голос:
– Вспомни, Алекс. Ты должна попытаться сделать это…
Рядом с моим ухом прозвенел будильник, и я проснулась с невыразимым чувством потери и тоски, готовая разрыдаться. Мое лицо показалось мне холодным, и, коснувшись щеки, я с удивлением почувствовала, что она еще и влажная; я плакала во сне. Сон безостановочно вертелся у меня в голове. Кэллум был так близко! Я всем сердцем желала оказаться в Ричмонде и найти его там, идущего по траве. Но если бы моя жизнь была так проста! Я попробовала закрыть глаза и вернуться в свой сон, чтобы снова быть рядом с ним, но все мои усилия оказались напрасными. Окружающий мир давил на мое сознание и заставил вспомнить все, что произошло в действительности. Амулет пропал, и моей задачей было отыскать его.
Я хотела потянуться и обнаружила, что все мое тело болит, так что двигаться я почти не могла. Болели даже те места, которые, как я считала, не были повреждены; и когда я наконец встала с кровати и посмотрела на себя в зеркало в ванной, то увидела синяки и ссадины на той стороне тела, которой я грохнулась о землю. Не могло быть и речи о том, чтобы пойти в школу. Я позвонила в секретариат и оставила сообщение, надеясь, что они не поймут, что это сделала не мама, а я.
Взяв компьютер, болеутоляющее и кружку горячего молока с медом, я устроилась на диване, собираясь провести на нем весь день. Я не думала, что Джош появится из своей комнаты до ланча, так что у меня имелось несколько часов на то, чтобы попытаться выяснить, где может быть Кэтрин, и придумать, как заставить ее вернуть амулет. Дело мне предстояло непростое. Вычислить, где она сейчас, было трудно логически; а убедить вернуть мою единственную защиту было гораздо, гораздо сложнее. Мне не хотелось прибегать к насилию, как она – хотя какая-то часть меня и чувствовала, что именно этого она и заслуживает – но я не могла придумать, как еще я могу получить преимущество перед ней. Я заставила себя перестать психовать по этому поводу. До тех пор пока я ее не найду, мои рассуждения все равно имеют только теоретический характер.
Я села на диван и вошла в интернет, ожидая вдохновения. А пока стала просматривать новости, на случай если в мире произошло что-то интересное, а я это пропустила. На сайте ВВС ничто не привлекло моего внимания, поэтому я стала копать шире, не совсем представляя, что именно ищу. Мне просто отчаянно нужно было чем-то занять себя, чтобы забыть о гигантской прорехе, которую я ощущала внутри, но каждый раз, когда я бросала взгляд на мою кисть без амулета, меня снова пронзала боль. Не прошло и двадцати четырех часов, а мне уже остро не хватало Кэллума. Знать, что я не могу позвать его, когда он мне нужен, что он не появится одновременно с покалыванием в моей руке, было ужасно. И как я ни старалась, я не могла сбросить с себя уныние, не оставлявшее меня с тех пор, как я проснулась.
Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что меня буквально ошеломил звонок мобильника, равно как и имя звонившего.
– Привет, Эшли, – осторожно сказала я.
– Я не так уж удивлена тем, что сегодня ты не пришла в школу. Ты, должно быть, страшно испугалась того, что все разгадали твой маленький секрет. И, должна сказать, это многое объясняет.
– Ты о чем? Какой секрет? – Откуда ей было что-то знать? Грейс никому ничего не скажет, особенно ей.
Смех Эшли был каким-то ломким.
– Ты давно не заглядывала в фейсбук? Чего только из него не узнаешь!
– Кончай пороть чушь, Эшли, и объясни наконец, в чем, собственно, дело.
– С превеликим удовольствием. Мы с умилением узнали, что у тебя есть воображаемый бойфренд. Это очень славно, хотя и немного странно, учитывая твой возраст. – Ее тон был на редкость снисходительным.
– О чем ты говоришь? Какой воображаемый бойфренд? – Я старалась говорить как ни в чем не бывало, но чувствовала себя на редкость паршиво.
– Кэллум! Ты не могла придумать менее нелепое имя?
Я не верила своим ушам. Я была уверена, что Грейс никому ничего не сказала, значит, получалось, что это еще одна жестокая проделка Кэтрин. Я просто не знала, как быть. Если я скажу, что это реальный человек, просто он живет за границей, то получу ту же самую проблему, что имела с Грейс, а сказать Эшли правду я не могла. И я сделала единственную возможную вещь.
– Я не собираюсь обсуждать это с тобой, Эшли, – сказала я и нажала на красную кнопку. Прежде чем она успела перезвонить, чтобы и дальше издеваться надо мной, я быстро набрала номер Грейс, единственный номер, который знала наизусть. Она, должно быть, была на занятиях, потому что я попала на автоответчик.
– Грейс, это я. Позвони мне, как только сможешь. Только что Эшли по телефону пыталась поведать мне о Кэллуме, моем воображаемом бойфренде. Ты не знаешь, что происходит? Пожалуйста, позвони скорее!
Я откинулась на диванные подушки, измученная и опустошенная. Кэтрин нашла еще один способ причинить мне боль, на этот раз с помощью моих друзей. И пока я понятия не имею, зачем она делает это, и пока не найду ее, то не смогу остановить. Я чувствовала себя такой слабой, такой беспомощной. Она может быть абсолютно где угодно. У нее все мои деньги, значит, она может путешествовать. Есть вероятность, что ей нельзя покидать страну, потому что у нее нет паспорта, но в принципе она может мчаться куда угодно, находясь на порядочном расстоянии от дерджей и от меня. Я почувствовала, что жалость к себе вновь опутывает меня, как паутина, а она – представила я – с довольным лицом смотрит на меня, лежащую на диване, словно я инвалид.
Все решил этот образ. Я делала именно то, чего хотела от меня Кэтрин, – купалась в горе и отчаянии. Я резко села, поморщившись от боли. Нельзя, чтобы она победила. Ни за что. Я найду ее и верну амулет, даже если мне придется вырубить ее для этого. Я рванула на кухню и вылила в раковину остатки некогда горячего молока. Мне был нужен крепкий кофе.
Дожидаясь, пока вскипит чайник, я очертила две имеющиеся у меня проблемы: нужно найти место, где она живет, и понять, чего она хочет. Она определенно возненавидела меня с той самой минуты, как воскресла; мои проблемы начались именно с ее исчезновения из больницы. В пабе она заявила, что хочет, чтобы я страдала, но не объяснила, почему. Вероятно, в моем прошлом было нечто, не пришедшееся ей по нраву, какая-то сторона моей жизни с Кэллумом. Я гадала: а способна ли она ревновать? Возможно, она хотела оставить своего брата при себе, хотела, чтобы он находился в стороне от боли, которую неотвратимо приносила любовь к не-дерджу. Никакой из этих вариантов не имел смысла, поскольку брат ей, похоже, вообще до лампочки.
Я вздохнула. С мотивациями у меня было туго. А вдруг мне больше повезет с местом ее проживания? Я с досадой поняла, что должна войти в фейсбук и посмотреть, какие слухи она распространяет; в ее постах и комментариях я смогу отыскать разгадку того, где она обосновалась. Я поставила ноутбук на кухонный стол, открыла застекленную дверь, чтобы впустить побольше воздуха, и, сделав глубокий вдох, начала просматривать мою страничку. Она оказалась даже хуже, чем я боялась. Там было великое множество бесед людей, в основном из маленькой когорты друзей Эшли, и все они потешались надо мной. Я очень удивилась тому, что у них перед школой имелось столько времени на это.
В конце концов я сдалась; большая часть подобного чтива была крайне неприятной, и хотя некоторые мои настоящие друзья пытались написать что-то разумное, их в переносном смысле закидывали камнями. Тогда я сосредоточилась на том, чтобы найти комментарии Кэтрин, и начала просматривать новые контакты моих друзей.
Просто ошеломляло, со сколькими людьми мы, оказывается, связаны, хотя о большинстве из них не знаем абсолютно ничего. Я не стала читать профиль Грейс – не думала, что у Кэтрин хватит наглости подобраться к ней поближе. Но я знала, что с Эшли дело обстоит ровно наоборот. Что может быть лучше? Подружиться с кем-то, кто меня ненавидит, – идеальный вариант для Кэтрин. Я быстро нашла профиль Эшли и стала просматривать ее контакты, и где-то посередине списка значилась Кэтрин Ривер – такая ирония чуть было не вызвала у меня улыбку. Она начала общаться с Эшли несколько дней назад. Я открыла страничку Кэтрин – та не озаботилась тем, чтобы скрыть свой профиль – и триумфально откинулась на спинку стула. Фотографии не было, зато было указано место проживания – Суррей. И все записи в этом аккаунте были сделаны в последние несколько дней. И чем дольше я копала, тем очевиднее становилось, что именно эта персона первой начала сплетничать о Кэллуме.
Узнав фамилию, я получила возможность произвести более тщательный поиск. Я решила, что она вряд ли станет пользоваться разными именами – так слишком просто запутаться. И начала обшаривать сайты социальных сетей в надежде что-нибудь найти.
Кэтрин Ривер появилась из ниоткуда совсем недавно. Она знала, кто из моих друзей примет любой запрос на добавление в друзья, и начала с них, а войдя в довольно широкий круг общения, стала оставлять остроумные комментарии и собрала вокруг себя многих других. Ее история заключалась в том, что она жила в этих местах в детстве и знала немало девочек из подготовительной школы. Недавно она переехала обратно и желала восстановить старые связи. О школе ей было известно много чего, и потому она была убедительной, хотя никто из прежних ее подруг не помнил ее имени. Но что вы способны помнить из тех времен, когда вам не исполнилось еще и семи? Ее уловка оказалась изобретательной. И поскольку моим друзьям было сказано, что они некогда знали ее, то Кэтрин была принята в их круг с распростертыми объятиями. И как только она почувствовала себя там своей, она начала выдавать сногсшибательные новости о моем воображаемом бойфренде. Я не могла представить, что еще она способна изобрести. Нужно было найти ее и прекратить все это.
На ее фейсбучной страничке было сказано, что она сейчас в Суррее, но это не могло быть правдой. Единственная вещь, которую я знала, заключалась в том, что Кэтрин знала то, что знала я. У нас были одни и те же воспоминания, одни и те же знания, потому, в соответствии с логикой, она должна пребывать там, где я бывала. Ей нравилось мучить меня, так что она должна была находиться где-то поблизости, а раз у нее есть амулет, ей не нужна защита от дерджей; ей не надо никуда уезжать. И чем больше я размышляла над всем этим, тем больше удостоверялась, что она все еще где-то рядом.
Я откинулась назад, потягивая кофе и начиная ощущать, что мои мысли приобретают четкость. Наблюдая за пылинками, лениво плывущими в солнечном свете, я продолжала надеяться на вдохновение. Я позволила своим мыслям течь свободно, и на краю сознания возникло какое-то неясное воспоминание. Оно было жизненно важным и беспокоило меня. Я постаралась расслабиться, чтобы оно само вошло в мое сознание. Я видела Кэтрин внутренним взором, ее лицо ничего не выражало, но я не могла понять, где она, а просто знала, что это хорошо знакомое мне место. Я вздохнула: лучше начать думать о чем-то еще, и тогда мысль вернется ко мне, когда я не буду ее ждать.
Но я быстро осознала, что физически я мало на что способна. Чем дольше я сидела неподвижно, тем сильнее становилась боль, и двигаться мне было по-прежнему невероятно сложно. А ведь если мне предстоит драка, это будет необходимо. Так что прежде чем противостоять Кэтрин, придется посвятить день поиску информации и тоске по Кэллуму.
После того как я несколько часов просидела за ноутбуком, моя и без того скудная энергия начала окончательно иссякать. Не знаю, что входит в состав болеутоляющих, но мне ужасно хотелось спать. И скоро я опять оказалась на диване и улетела мыслями куда-то за пределы обыденного мира.
Я проснулась примерно после часа сна, все в том же мрачном настроении, что пребывала прежде. Но по крайней мере я не плакала во сне, успокоила я себя. Навязчивая мысль, однако, оставалась при мне – мысль о том, что я упускаю что-то очень важное. Я вздохнула в отчаянии и подумала, что хорошо бы встать и подвигаться. Я осторожно потянулась, осматривая свои раны. Они давали о себе знать уже не так назойливо, и потому я свесила с кровати ноги и медленно встала. Повертела головой, и это тоже получилось у меня не так уж плохо. Я решила, что пришло время критически осмотреть себя в зеркале, и вышла в холл.
Увидев себя, я чуть было не задохнулась от разочарования. Моя скула приобрела темно-фиолетовый оттенок и была испещрена царапинами от гравия. По краям она только-только начала становиться очаровательного зеленого цвета. Шишка на другой стороне головы по-прежнему пряталась под волосами, и я чувствовала ее каждый раз, когда открывала рот. Но самое ужасное было под майкой. Я подняла болтающийся рукав и посмотрела с ужасом на отпечаток клюшки для гольфа невероятного сине-багрового цвета. И содрогнулась при мысли, что этот удар предназначался для моей головы. Она действительно намеревалась убить меня.
– Алекс, да ты только посмотри на себя! Мы должны сообщить об этом в полицию; это же клюшка для гольфа. Если мама с папой увидят… – Джош незаметно подкрался по лестнице и разглядел мою руку. Я быстро опустила рукав.
– Выглядит куда хуже, чем на самом деле, честно. – Я слабо улыбнулась ему. – И ты обещал ничего не говорить им.
– Помню, но этого нельзя так оставить! – Он притянул меня к себе, словно защищая, но осторожно. – Ей нужно преподнести урок.
Я погладила его по руке и отстранилась:
– Спасибо, Джош, что так переживаешь за меня, но я сама справлюсь. Она получит что заслуживает, обещаю тебе, – угрюмо добавила я.
– И что ты собираешься делать?
– Я все еще думаю над этим, – призналась я. – Но она обо всем пожалеет.
– Ну, будь осторожна. Она совершенно безумная. Ты знаешь, где ее найти?
– Пока еще нет, но я уверена, что смогу выследить ее. – В зеркале отразилось его удивленное лицо. На какое-то мгновение я отвлеклась от происходящего, потому что именно так, бывало, стоял за мной Кэллум.
– Как? – настаивал Джош.
– О, похоже, она знает нескольких моих подруг из школы, и я собираюсь выудить из них какую-нибудь информацию.
– Надеюсь, ты расскажешь им, что она с тобой сделала, и ей придется понять, чьи они на самом деле подруги.
– Знаешь, а это неплохая идея, – медленно сказала я. Этим действительно можно воспользоваться. Если она так хочет иметь «готовых» подруг, ей может не понравиться, что они в мгновение ока с моей помощью отвернутся от нее. Это сработает только в том случае, если ей действительно нужны эти самые подруги, но все же мысль дельная. Я почувствовала проблеск надежды. – Да, ей это вряд ли понравится. А синяки завтра станут симпатичными и красочными.
– Ты себе льстишь, – сказал Джош. – К тому времени ты будешь выглядеть как бездарное произведение современного искусства. – Он развернул меня к себе и посмотрел в глаза: – Помни, что бы ты ни делала, будь осторожна. Наша девица – психопатка, и это еще очень слабо сказано.
Я, слегка вздрогнув, кивнула в ответ. Он был прав.
– О’кей. Ну раз мы с тобой обо всем договорились, то скажи, что ты приготовишь мне на ланч? – Он старался говорить бодро, пытаясь развеселить меня.
– Мечтать не вредно! Я инвалид. И не могу закатить пир для гурмана, – ответила я как можно легкомысленнее, подстраиваясь под его тон.
– Полагаю, мне опять придется ограничиться тостами с фасолью, – стоически согласился он, отправляясь на кухню.
Я попыталась воспользоваться преимуществом, пока оно у меня было.
– Чудесно. Принеси мне мою порцию, когда все будет готово. А я пока немного полежу. – Я видела, что он замер на месте, но знала, что он не станет ничем в меня бросать, только не сейчас. Я даже умудрилась слегка улыбнуться, осторожно ковыляя к такому удобному дивану.
Весь день я беспокоилась о Грейс – о том, как она справлялась с тем, что я ей рассказала. Вчера она повела себя очень мужественно, но я не сомневалась, что у нее возник еще миллион вопросов.
Я написала ей сообщение, спрашивая, когда она освободится, и она появилась у меня почти немедленно – я совсем забыла, что у нас очень мало уроков по средам. Минут через двадцать она уже стучала во входную дверь. Я собиралась немного закрасить синяки косметикой, но у меня не хватило времени. Увидев мое лицо, она помрачнела:
– Ты выглядишь еще хуже, чем вчера; я сомневаюсь, что маскирующий карандаш здесь справится. – Она убрала принесенную косметику обратно в рюкзак. – Тебе гораздо нужнее повязки и пластырь.
Она все еще была в ярости, оттого что Кэтрин украла мой браслет, и расстроена тем, что я не желала обращаться в полицию.
– Но это же кража, Алекс. Ты не можешь позволить, чтобы она скрылась с ним, – сказала она, садясь на край моей кровати. – Ты же знаешь, что это была она, так почему не можешь сдать ее полиции? Они в жизни не поверят, если она выложит им всю правду.
– Но благодаря имеющимся у нее сведениям она легко убедит их в том, что я с ней заодно. А иначе откуда бы ей знать такую личную информацию? А что, если она сбежит? Если полицейские куда-нибудь увезут ее? Тогда я не смогу вернуть амулет.
– Да уж, – вздохнула Грейс. – Плохи наши дела!
– Не говори, – согласилась я. – Ее необходимо остановить – вопросов тут нет. Сегодня в школе много обо мне судачили?
– Было дело. Эшли на тебя не слабо взъелась и радостно рассказывает обо всем каждому, кто готов слушать. Все твои подруги стоят за тебя насмерть, разумеется, но мы не можем не признать, что ты вела себя немного… странно в последнее время.
– Ну, наверное, это все, на что я могу рассчитывать, пока не встану на ноги и не смогу сама себя защитить. Но тем временем мне нужно найти Кэтрин – такова главная моя задача. Если это получится, то я верну амулет.
– Ну, тут я могу помочь тебе. Я тоже не прочь побеседовать с ней. – Она помолчала в ожидании, когда полностью завладеет моим вниманием. – У меня есть план! – Она казалась очень довольной собой.
– Правда? Какой?
– Вчера она прислала мне заявку в друзья. Это сообщение ждало меня, когда я вернулась домой и вошла в фейсбук.
– Ты приняла ее предложение?
– Сначала я не хотела этого делать, но потом решила, что быть с ней на связи небесполезно.
– И что произошло?
– Вчера вечером мы много чатились, она рассказывала мне, откуда кого знает, и все время подчеркивала, что помнит много деталей моего прошлого. Если бы я не знала, что так оно и есть, это было бы слишком подозрительно. К счастью, у нее, похоже, отсутствует кнопка «выкл.»; и когда я проявляла интерес к ее рассказу, она продолжала его.
– Ну и? Где она? Ты выяснила это?
– А, нет. Я не раз спрашивала ее, но она такая скользкая, что умудрялась уходить от ответа. Тем не менее она согласилась сегодня вечером встретиться со мной в пабе!
– Правда?! О, Грейс, это великолепно! Что ты собираешься делать?
– Очевидно, что я не пойду туда одна. Это было бы совсем глупо, ведь я знаю, на что она способна. Думаю, я возьму с собой Джека, если ты не возражаешь.
– Ты же не будешь посвящать его во все детали дела, так что твой план кажется мне грандиозным. А где буду я?
– Здесь – в кровати и в безопасности. Я не могу допустить, чтобы она увидела тебя. Мы с Джеком справимся с ней вдвоем.
– Но я хочу быть там! – заныла я.
– Если она тебя увидит, то исчезнет оттуда со скоростью гончей, так что твое присутствие ничему не поможет. Кроме того, тебе необходимо лежать. Честно, Алекс, ты двигаешься, как старуха.
Я снова посмотрела на свои руки. Она была права: я совершенно не могла делать резких движений.
– О’кей. Но что ты ей скажешь?
– Первым делом мы потребуем обратно амулет, а затем будем настаивать на том, чтобы она оставила тебя в покое.
– И ты ждешь от нее, что она просто возьмет да выполнит ваши требования? – Мне не хотелось критиковать ее план, но он казался не слишком хорошо продуманным.
– Ну, она не сможет вцепиться в амулет, особенно если Джек будет угрожать ей. – Раздумывая над этой проблемой, Грейс поджала губы. – Что же касается всего остального, то, по крайней мере, мы можем попытаться выяснить, почему она все это делает; и это станет шагом вперед. – Она помолчала, потом сказала задумчиво: – Знаешь, создается впечатление, будто она, по какой-то странной причине, пытается жить твоей жизнью. Твои друзья, твой брат, твой амулет. Если мы не остановим ее, то что еще она попытается у тебя украсть?
Я решительно не хотела отвечать на этот вопрос.
Гроза
Ожидание этим вечером было поистине ужасным; каждый раз, когда раздавался звонок моего телефона, я вздрагивала, но звонок Грейс раздался только поздно вечером.
– Привет, Алекс, прости, но я не могла позвонить, пока Джек не привез меня домой – я не хотела, чтобы он слышал наш разговор.
– Все о’кей. – Я старалась скрыть свое нетерпение. – Так она появилась?
– Нет, ее там и следа не было. – По мере того как Грейс говорила, меня охватывало глубокое разочарование. – Мы торчали там целую вечность, я не отрывала глаз от входной двери на случай, если она придет, но подходить к нам не станет, но я ее так и не видела.
– О, ну я думаю, это было маловероятно. – Я пыталась говорить как можно жизнерадостнее.
– Это было невыносимо! У Джека руки чесались – так он хотел забрать у нее твой браслет.
После этих ее слов я внезапно поняла, какой опасности я подвергала их обоих, и почувствовала себя такой противной. Если бы Джек заполучил амулет, тот мог бы легко вызвать Лукаса, окажись он поблизости.
– Послушай, спасибо вам с Джеком за ваши старания, но лучше пока отказаться от них. – Она начала было протестовать, но я перебила ее: – Кэтрин опасна, и амулет тоже. Я не могу рисковать тем, чтобы вы попали в передрягу.
– Ну, во всяком случае, пока я больше ничего не могу сделать, – буркнула Грейс. – Но я не дам ей исчезнуть с ним, это наверняка!
– Может, ты раскопаешь еще какие-нибудь сведения о ней? Она буквально живет в фейсбуке. Вдруг она упомянула о чем-то важном кому-то еще?
– Могу, наверное. Просто это как-то… скучно.
– Пожалуйста, Грейс. Это самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать для меня. Со мной никто не станет иметь дело – все будут думать, что я брежу.
– О’кей. О’кей. Я займусь этим завтра и напишу сразу, как выясню что-нибудь интересненькое.
Я отключила телефон и с облегчением откинулась на подушку. Все могло пойти ужасно неправильно. Я буду продолжать свое расследование одна.
На следующий день, это был четверг, уроки в школе шли еще весь день, но я опять позвонила в секретариат, потому что по-прежнему чувствовала себя отвратительно. В пятницу же обязательно нужно было прийти в середине дня, чтобы освободить шкафчик, а до того я вполне могла не показываться там. У меня были другие, более насущные дела.
Утром я провела несколько часов, рыская по интернету и читая все посты Кэтрин – пыталась разузнать что-то о ней. Я все еще не знала, где она живет, за исключением сомнительной записи про Суррей, но ко мне вернулось прежнее ощущение некой подсказки, свербевшей мой мозг. Что я упустила? Я решила написать список всех мест, где видела ее или где что-то о ней слышала, найти между ними что-то общее. Впервые я увидела Кэтрин на видео в банке; во второй раз – в пабе; на площадке для гольфа я ее не разглядела; кроме того, она хотела заявиться на вечеринку по случаю окончания учебного года; и, конечно, я видела ее на газоне в парке.
Я встрепенулась. Я много недель не была в Ричмонд-Грин, но Кэтрин присутствовала там в моем сне. И подсказка в мозгу вдруг ожила. Было ли это тем, что Кэллум пытался донести до меня?
– Ну, конечно! – неожиданно громко воскликнула я, спрыгивая со стула и тут же корчась от боли. Кэллум мог посещать чужие сны; я вспомнила, как он спросил, не хочу ли я, чтобы он поступил так с Робом и тем самым достал его. Кэллум пытался общаться со мной каждый раз, когда я начинала засыпать. И в волнении, оттого что он так близко, я обхватывала себя руками. Только я никогда не говорила ему, что я редко запоминала эти сны в деталях.
– Кэллум? Ты здесь? Мне ужасно жаль, что я так долго ничего не понимала. Ты же снился мне, правда? Ты говорил мне, где Кэтрин, но я забывала все самое главное. – Я огляделась, но, разумеется, ничего и никого не увидела. – Спасибо тебе, я так по тебе скучаю. Надеюсь, ты меня слышишь. Я люблю тебя, Кэллум, и я все сделаю как надо, обещаю тебе.
Я снова села за стол и посмотрела на список. Она должна быть в Ричмонде. Все в той или иной степени указывало на него. Я начну мои поиски там, буду прочесывать все места, которые я – а соответственно и Кэтрин – знала. Я была довольна собой. Какой-никакой, но это все же был план, и он заставлял меня надеяться на то, что я делаю первые шаги к тому, чтобы вернуть Кэллума. Я пройдусь по городу от станции вниз к реке, заходя во все мои любимые кафе и пабы и буду тщательно искать ее там.
Я посмотрела на часы; у меня была куча времени на то, чтобы одеться и дойти до станции. Поезд доставит меня в город днем, после ланча. Джош где-то шляется, и мне не придется выдумывать какой-нибудь предлог, чтобы ускользнуть из дома. Но нельзя пугать людей, а быстро взглянув в зеркало, я увидела, что теперь на моей щеке красовался очаровательный пурпурно-зеленый синяк, обрамляющий большую ссадину. Выглядела я ужасно и потому быстро принялась следовать инструкциям Грейс по замазыванию этого безобразия. Но мне было трудно сосредоточиться – ведь я сидела за столом, смотрела в зеркало и все время гадала, здесь ли Кэллум. Интересно, пытается ли он сейчас установить со мной контакт? Пытается ли прямо в эту секунду дотронуться своим амулетом до того места, где должен быть мой?
– Не волнуйся, Кэллум, – громко сказала я. – Я собираюсь вернуть его. Уже сегодня к вечеру мы с тобой опять, возможно, будем вместе. А если я ее не найду, то что ж, буду продолжать поиски.
Я представила его обеспокоенное лицо, оно стояло у меня перед глазами так ясно, словно я видела его в зеркале рядом с собой; я почти ощущала его нежное прикосновение к моим волосам, моему плечу, к губам.
– Я так скучаю по тебе, Кэллум, – прошептала я. – Обещаю тебе, скоро я снова буду с тобой. Мне бы только хотелось хоть как-то удостовериться в том, что ты слышишь меня. – Но ответом мне была тишина.
Шагая к станции, я поняла, что мне следовало бы обратить внимание на прогноз погоды. Приятная теплая погода сменилась невероятной жарой, и в своей рубашке с длинными рукавами я чувствовала себя некомфортно. Я не должна была позволить кому-либо увидеть, в каком состоянии находится моя рука, но все же я могла бы надеть что-нибудь полегче. А так я просто изжарюсь. Перед тем как сесть в поезд, я быстро купила в маленьком магазинчике бутылку воды в надежде, что она немного облегчит мне жизнь.
Чем ближе мы подъезжали к Ричмонду, тем сильнее я нервничала – я до сих пор не слишком понимала, как собираюсь выслеживать Кэтрин. Идея разоблачить ее перед моими подругами могла сработать, только если бы ей это было не безразлично, а я все больше и больше утверждалась в том, что ей наплевать на них. И все же ничего лучшего я не придумала, и пока я не испытаю мой план на деле, ничего не узнаю.
В Ричмонде я сошла с поезда и пошла по большой лестнице в кассовый зал. Жара была почти невероятной, и на улице, на солнцепеке, было еще хуже, чем в помещении. Я быстро перечислила в уме разные места и улицы, где, как я считала, вероятнее всего могу найти Кэтрин, и нырнула через дорогу в тень. Первой остановкой на моем пути стала итальянская закусочная, там мы с Грейс часто покупали сандвичи и капучино, но, быстро осмотревшись, я поняла, что Кэтрин в ней нет. Я пошла по маленькой улочке со множеством ювелирных магазинов, чтобы оказаться в парке, и тут же подверглась искушению зайти в кафе, в котором прежде часто пила шоколад. Газон в парке был усеян людьми. У меня появилось странное чувство – дежавю, – пока я шла по нему в надежде увидеть Кэтрин. Было досадно не знать, во что она может быть одета, потому что вкус и одежда были у нее другими, чем у меня. Кто знает, вдруг в душе она гот и с ног до головы одевается в черное, изнывая в нем от жары.
Я прошла той же дорогой обратно, но ее не встретила, так что решила сунуться в пабы у реки. По дороге я быстренько заскочила в универмаг, не только потому, что, как я знала, там были хорошие кондиционеры, но и потому, что не раз заходила в тамошнее кафе, когда была помоложе. По эскалаторам я поднялась до самого верхнего этажа и заглянула в это кафе. Народу в нем было немного, и мое внимание привлекла фигура в черном в дальнем его конце. Девушка сидела спиной ко мне, склонившись над газетой. Перед ней на столике стояла чашка кофе, из которой она, похоже, не удосужилась сделать хоть глоток. Волосы у нее были того же цвета, что и у Кэтрин, но со спины мне не было видно, есть ли на ней амулет.
Я шла мимо столиков и стульев, стараясь иметь широкое поле для обзора. Оказавшись с ней на одном уровне на расстоянии четырех столиков, я села и взяла меню. Она была полностью поглощена газетой, ее голова в обрамлении скрывавших лицо русых волос была низко наклонена. Я не знала, что мне делать – если только подойти к ее столику и сесть напротив нее.
Я огляделась в поисках выхода из положения, и мой взгляд натолкнулся на столики с остатками ланча. На ближайшем из них стояла стеклянная бутылка, и между мной и ею был поднос. Я наклонилась и быстро толкнула поднос, а потом тотчас же подалась назад. Какое-то время бутылка покачивалась из стороны в сторону, и я решила уж, что она устоит на месте, но в конце концов она грохнулась об пол. Звон разбивающегося стекла нарушил мерный шум разговоров, и все машинально обернулись посмотреть, что происходит. По-прежнему прячась за меню, я смотрела на женщину в черном.
Это была не Кэтрин.
– Блин! – пробормотала я про себя, когда вокруг начал суетиться персонал. Я передвинулась как можно дальше от края столика, за которым сидела, дальше от возникшей суеты, а затем встала с самым безразличным видом. Девушка в переднике посмотрела на меня, но я лишь пожала плечами и улыбнулась: – Думаю, у вас тут водятся полтергейсты, – и поспешила уйти.
Я быстро пошла к выходу из магазина, наслаждаясь последней его прохладой, а потом меня затопила волна уличной жары. Прежде чем свернуть к реке, надо было проверить еще одно место: маленький детский книжный магазин поблизости. Он был пристанищем тишины, и даже маленькие дети вели себя там спокойно, и я знала, что в нем можно зависнуть на несколько часов. Я была уже не в том возрасте, чтобы быть его постоянным покупателем, но, оказываясь в городе, обязательно заходила в него. Я, как обычно, улыбнулась парню за прилавком, но постаралась сделать вид, будто спешу. Он обожал поболтать, но сегодня я никак не могла себе этого позволить.
Обежав магазинчик за двадцать секунд и убедившись, что ее здесь нет, я хотела было уже уйти, но тут меня остановили.
– А, рад видеть вас. Ищете что-то? – Он стоял, облокотившись на рекламный стенд нового приключенческого романа для мальчиков, и на секунду я подумала, что вся конструкция вот-вот рухнет. Картон угрожающе прогибался под его весом.
– Спасибо, но не сегодня. Я только что разминулась со своей подругой, вот и решила, что она могла заглянуть сюда. – Тараторя все это, я бочком пробиралась к двери. – Но ее здесь нет. До свидания! – Я умудрилась выйти из магазина как раз вовремя. Потому что услышала короткий вскрик ужаса, а затем страшный шум – должно быть, книги и стенд рухнули вниз.
Я продолжала быстро обследовать магазины по пути к реке, но все мои старания были безрезультатны. Наконец я оказалась в пабе, куда мы недавно заходили с Грейс. Большие французские окна на террасе были открыты, и в паб доносились звуки с реки. Место было битком набито – для жаркого летнего дня это заведение оказалось идеальным. Я решила, что после долгих поисков заслуживаю небольшое угощение, и пошла к бару – заказать себе прохладительный напиток.
Сжимая в руке стакан с имбирным лимонадом, я быстро обошла зал, но меня и здесь ожидало разочарование. Мой план рушился прямо на глазах. Я не могла вернуть свой амулет, потому что не могла найти Кэтрин.
Для разнообразия здесь не оказалось никого из моих знакомых, что, конечно же, не стало для меня сюрпризом, ведь все еще были в школе. Я отыскала маленький пустой столик и села, дав отдых ногам. Скоро начали давать знать о себе различные мои боли и неприятные ощущения, и тут я вспомнила, что пришло время заправиться новой порцией сверхсильных болеутоляющих. Я порылась в сумочке, но потом поняла, что оставила их дома на столе. Придется обходиться без них. Но когда я залезла в сумку немного глубже, то нашла пару таблеток парацетамола и выпила их в надежде, что они снимут самую острую боль.
Я не знала, куда еще пойти, поскольку была совершенно уверена в том, что Кэтрин окажется в одном из мест, где я уже сегодня побывала. Неужели я ошиблась? Может, Кэллум хотел дать мне знать о чем-то еще? Я сидела там где-то с полчаса, напрягая мозги и пытаясь понять, куда еще можно пойти, медленно потягивала свой напиток и надеялась, что болеутоляющее подействует. Для буднего дня паб был удивительно полон; создавалось впечатление, что множество офисных служащих из-за жары побросали работу и пришли на террасу, где гулял легкий ветерок. Я продолжала следить за входящими и выходящими людьми, но Кэтрин упрямо не желала показываться мне на глаза.
Наконец, я сдалась: я ее сегодня не увижу. Я могла пуститься в обратную дорогу или перейти мост и пойти по направлению к Туикенему. Это разумный вариант, решила я, потому что тогда я миную паб «Белый лебедь», рядом с которым нашла в грязи амулет. Это значит также, что я пойду по пешеходной дороге вдоль реки, а это куда приятнее, чем продираться назад через пыльный жаркий город. Я допила остатки растаявших льдинок и встала, морщась от своей одеревенелости. Рука автоматически потянулась к пустому запястью.
– Я буду продолжать пытаться, Кэллум, обещаю, – еле слышно прошептала я.
Как я и надеялась, идти по дороге вдоль реки было куда приятнее, чем по городским улицам, хотя мне и предстояло сделать изрядный крюк. Эта излучина Темзы была достаточно тихой; на противоположной стороне находились Петерсхемские поля. Я словно попала в сельскую местность. Мне встретились еще несколько прогуливающихся людей, но сейчас здесь было значительно меньше народу, чем по выходным. Я лениво смотрела на женщину с коляской, которая, выйдя из-за угла, шла навстречу мне, и тут она вдруг подняла голову, посмотрела на небо и ускорила шаги; коляска затряслась по гравийной дорожке. Я тоже посмотрела вверх, желая выяснить, что привлекло ее внимание, и увидела надвигающуюся сзади огромную тучу. Пока я смотрела на нее, небо прорезала извилистая молния, а затем почти немедленно раздался оглушительный раскат грома. И хотя я видела молнию, от его грохота я подпрыгнула на месте, а где-то уже вдалеке слышался плач испуганного ребенка в коляске.
Туча двигалась быстро, и изнуряющая жара, казалось, усилилась. В течение всего нескольких минут туча оказалась у меня над головой, и сразу же стало темнее и намного, намного прохладнее. Опять вспыхнула молния, да так близко от меня, что я машинально огляделась вокруг – а нет ли здесь больших деревьев, но внизу у реки я пребывала в относительной безопасности. Однако этого нельзя было сказать про здания на вершине Ричмонд-хилл. Наконец по гравию зашлепали крупные капли дождя. Я быстро прикинула, где нахожусь, куда мне идти: вперед или назад? Но когда дождь припустил по-настоящему, я поняла, что это не имеет никакого значения; в любом случае я вымокну до нитки. Так что вместо того чтобы нервничать, лучше уж получить удовольствие от несущего прохладу ливня.
Я, теперь уже в полном одиночестве, ступила на дорогу вдоль реки и наслаждалась тем, как вода бежит по моему лицу, как она охлаждает мою больную руку. Было что-то очень притягательное в этой ситуации, и какое-то время я позволяла дождю смывать с себя все свои горести.
Ливень все еще продолжался, когда я добралась до входа в парк Марбл-хилл. Я увидела старые ступени, ведущие к реке – предположительно остатки давно разрушившегося причала. Когда я была маленькая, то кормила здешних уток. Сегодня никаких птиц тут не оказалось, словно погода была слишком влажной даже для них. Я слегка улыбнулась, подумав об этом, но внезапно в мои мысли врезался до дрожи знакомый голос:
– Ищешь меня, верно?
Я развернулась; посреди дороги, идущей вдоль реки, позади меня стояла Кэтрин. Из-за дождя ее волосы потемнели, и она казалась брюнеткой, с их концов капала вода. Она была одета для более прохладной погоды, в простую рубашку и джинсы, которые облепили ее тело. В руке она держала большой камень.
У меня упало сердце. Я понимала, что не смогу сразиться с ней, потому что чувствовала себя плохо. Все мои травмы словно закричали, протестуя, когда я машинально напрягла тело, готовясь к тому, что последует дальше. Я убрала мокрые волосы с лица и направилась к ней, зная, что хуже всего, когда имеешь дело с агрессором – это показать ему свою слабость. Но она не отступила, а просто стояла неподвижно со злой улыбкой на лице.
– У тебя, насколько я знаю, есть одна моя вещь. – Я решила сразу перейти к делу.
Ее улыбка была жестокой:
– И с какой стати ты решила, что я не выкинула эту рухлядь?
– Не играй со мной, Кэтрин. Я знаю, что она у тебя, и знаю, зачем она тебе.
– Хмм. На поле для гольфа произошла осечка. Если бы ты не двинулась с места, то сегодня не прохаживалась бы здесь, это уж точно.
– Я крепче, чем ты думаешь. – Я дерзко выставила вперед подбородок, чувствуя, как дождевая вода стекает по моей шее, и стараясь не смотреть на камень.
– Жаль, – язвительно сказала она.
Я не могла решить, что лучше сделать. Взывать к ее дружелюбию было смешно: она излучала презрение и ненависть. Я осторожно и незаметно размяла кисти рук, стараясь оценить, насколько они готовы к драке. Руку прострелила боль. Ничего хорошего из этого не получится, решила я. Но это был мой единственный шанс вернуть Кэллума, а я готова была держать пари, что он здесь и наблюдает за нами. Если бы только я могла снять с нее амулет, то он вывел бы ее из строя, я не сомневалась в этом. Мысль о том, что он совсем рядом, словно пришпорила меня.
– Я не хочу причинить тебе боль, Кэтрин. Но, возможно, мне придется сделать это. Пожалуйста, отдай мне амулет.
– Да ты смеешься надо мной! Твоя подружка снова обкрадет меня, а я на это не согласна.
– Пожалуйста, не надо винить во всем Оливию. Она просто очень беспокоилась за меня; хотела, чтобы я была в безопасности. Я понятия не имела, что она была там и тем более о том, что она сделала.
– Мне все это безразлично. Она сделала то, что сделала, и я не собираюсь прощать ее. Если я не могу причинить ей боль, значит, придется довольствоваться тобой. – Ее взгляд был противным и хитрым. – Вы с Оливией – люди, которых я люблю меньше всех других; и я могу убить вас одним камнем, как двух зайцев. – Она переложила камень из руки в руку.
– Но почему? Я не понимаю. Почему ты так ненавидишь меня?
– Не морочь мне голову! – рявкнула она. – Ты прекрасно знаешь, что такого сделала и почему я тебя ненавижу. Я думала, что быть дерджем – это плохо, но это… – она обвела рукой то, что окружало нас, – это прямо-таки ад. Голова, полная твоих воспоминаний, невыносимый ребенок, да еще знание того, что все это – все – твоя вина. Маленькая Оливия сделала так, что я не помню, за что ненавижу тебя, но это не отменяет самой ненависти, и ты заслуживаешь то, что получаешь.
И словно в доказательство этого над нашими головами вспыхнула молния, и от одновременного удара грома у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Дождь продолжал лить, смывая с нее тонкий покров цивилизованного существа. Она выглядела хищницей, готовой нанести удар.
Мне пришлось сделать другой заход:
– Ты прекрасно знаешь, что, если ты не вернешь мне амулет, я все равно не сдамся. Я буду преследовать тебя и рано или поздно получу его. Если ты посмотришь мне в глаза, то поймешь, что каждое мое слово – правда. – Я глядела на нее не мигая, пока ливень не сделал это невозможным. Она по-прежнему стояла с камнем в руке и мерзким выражением на лице. Я встала в более удобную стойку, раздумывая о том, как отбить камень, когда она его в меня бросит.
– Да не смеши ты меня, – презрительно сказала она, уловив мое движение. – Я не собираюсь драться с тобой. У меня есть, что мне нужно, и ты не заслуживаешь того, чтобы я тратила на тебя свои силы. Я пришла сюда по одной-единственной причине – хочу тебе кое-что дать.
Это удивило меня.
– Ты о чем? – с подозрением спросила я. – Если это не амулет, то что же?
Ее губ коснулась самодовольная улыбка:
– Я подумала, ты захочешь обменяться последними словами со своим бойфрендом.
– То есть?
– Как ты, должно быть, поняла, Кэллум здесь. Он не отстает от меня с тех пор, как я заполучила амулет. Теперь он еще больше раздражает меня, чем в то время, когда мы находились в соборе Святого Павла.
И хотя я вроде бы была готова к такому повороту событий, но все же ее слова ошеломили меня, и я заговорила не думая:
– Кэллум здесь? Сейчас? Можно мне поговорить с ним?
– Считаешь меня идиоткой? Я не собираюсь отдавать тебе амулет! Просто я готова передать несколько прощальных посланий, вот и все. – Ее глаза на какуюто долю секунды будто покрылись пленкой. – Он ужасно сердит. Он так орет, что я не могу ничего разобрать. – Она опять самодовольно улыбнулась. – Возможно, будет проще сделать по-другому. Что бы ты хотела сказать ему?
Я не смогла устоять:
– Кэллум, я люблю тебя. И найду выход из положения, верь мне.
– Ах, как трогательно. Ты все понял? – Произнося эти слова, она смотрела на реку. – Что? Ты ничего не скажешь в ответ? – Она снова повернулась ко мне. – Он просто в ярости. Все это действительно очень забавно.
Меня начал охватывать ужас. Что она хочет сделать?
– Кэтрин, остановись! Послушай, отдай мне амулет. Кэллум исчезнет из твоей головы, и ты сможешь пойти куда хочешь и сделать что хочешь. Я не буду подавать на тебя заявление в полицию, а мои деньги уже у тебя. Ты вольна отправиться на все четыре стороны, и я даю тебе слово, что никто из дерджей больше не побеспокоит тебя. – Я посмотрела в ее сверкающие зеленые глаза. – Начни новую жизнь где-нибудь еще, – умоляла я.
– Ты так ничего и не поняла, верно? Я здесь только из-за тебя, маленькая негодница. Я ненавижу эту жизнь, ненавижу твои воспоминания, и я очень, очень ненавижу тебя. – Ее голос стал холодным и спокойным. Она медленно пошла по ступенькам к воде и дошла почти до самого их края.
– Но…
– Хватит! – прокричала она мне сквозь шум хлещущего дождя. – Единственное, что облегчает мне существование, так это то, что тебе приходится еще хуже.
– Я ничего не понимаю. – Вспышка молнии осветила нас обеих, а от раската грома я вздрогнула. Кэтрин стояла у самой реки, с нее стекала вода, на ее лице блуждала отвратительная улыбка.
– Попрощайся с Кэллумом, лузерша! – ухмыльнулась она и с этими словами оттянула рукав своей рубашки и сняла амулет с кисти. На секунду я приросла к месту, на котором стояла, а потом бросилась к ней в надежде получить его обратно. Но не успела я сбежать по нескольким ступеням, как Кэтрин сильным ударом камня размозжила амулет о каменную ступеньку. Осколки синего камня разлетелись во все стороны, смешиваясь с каплями дождя.
– НЕЕЕЕТ! – в ужасе закричала я. Но прежде чем я добежала до нее, она успела еще раз ударить камнем по остаткам браслета и при этом дико смеялась. Потом одним движением она сгребла осколки камня и погнутую серебряную оправу и забросила их далеко в Темзу.
– Нет… – снова простонала я, практически обезумев, поскольку мое единственное связующее звено с Кэллумом, расколотое на мелкие части, скрылось в серой воде.
Конец учебного года
После этого Кэтрин немедленно ушла, смеясь над сидящей под дождем на каменных ступеньках мной.
– Начни новую жизнь. Ты сама мне это посоветовала. Теперь мы обе свободны от него. Сама знаешь, так оно тебе лучше, без этого урода, – прокудахтала она. – И не приходи больше искать меня, о’кей?
Я не могла говорить. Я просто сидела, стараясь припомнить, в каком именно месте осколки амулета упали в воду, но из-за сильнейшего дождя понять это было невозможно. Я считала, что мои дела были плохи прежде, но теперь, и она права в этом, все обстояло куда хуже.
Я доползла до того места, где она разбила амулет. У нее получилось собрать почти все его осколки одним движением руки, но все же несколько маленьких серебряных частиц поблескивали в лужицах воды вокруг. Не желая верить ей, я взяла в руку самый крупный осколок, какой только могла найти. От прекрасного синего камня ничего не осталось. У этого осколка не было мерцающей глубины, а только темно-синий цвет. Огонь, который дал мне Кэллум, потух. Сжимая этот крошечный камешек в руке, я села на корточки и завыла.
Не знаю, сколько времени я просидела на ступеньках, с меня стекала вода, а из глаз лились слезы. Когда я потеряла Кэллума в прошлый раз, считая, что он играет со мной в какие-то игры, я была в отчаянии. Но это был мой выбор – расстаться с ним. На этот раз все сложилось по-другому; передо мной лежал новый мир боли, и я совсем не знала, смогу ли пережить это.
Наконец дождь перестал. Я лежала на ступеньках, глядя на реку, и пыталась нашарить глазами то место, куда упал амулет. В руке я по-прежнему сжимала маленький кусочек камня – бесполезный осколок, который не сможет сделать так, чтобы Кэллум оказался с этой стороны. Я подняла руку, опять взглянула на него и стала медленно выпрямлять пальцы. Между ними я вдруг увидела что-то темное и липкое и в удивлении потрясла головой. Из руки ударила струйка крови. Постаравшись сесть как можно быстрее, я рассмотрела у себя на ладони глубокую колотую ранку – я сжимала осколок так крепко, что поначалу не осознала, что он пронзил мою кожу. Но голубой осколок куда-то исчез – наверное, когда я потрясла рукой. Повсюду была кровь, ее капли падали в лужу и пугающе увеличивались в размерах. Выглядело все это как сцена убийства.
Я, онемев от страха, попыталась найти салфетку, чтобы остановить кровь, но в моих карманах не обнаружилось ничего подходящего. Я сидела и позволяла струйке крови стекать в реку, ожидая, когда же она все-таки остановится. Облака и тягостная жара ушли, остались только словно вымытое небо, яркая зелень и деревья. На листьях в каплях воды отражался солнечный свет. Я смотрела на окружающее отстраненно. Будет ли мне когда-нибудь небезразлично все это? В конце концов кровотечение замедлилось, и я рискнула встать. Все мои болячки были мне теперь не важны, раз мое сердце оказалось разбито пополам.
Вся промокшая и в крови, я пустилась в обратный путь к станции в Туикенеме, не желая проходить мимо полицейского участка. Я шла на автопилоте, не глядя по сторонам, и стремилась лишь к одному – поскорее добраться до дома. Больше мне ни о чем не хотелось думать. Ко мне подошла было пара добросердечных людей, но, увидев, какие мертвые у меня глаза, они поспешно отошли в сторону. Было похоже, что у реки я провела немало часов и потому пропустила дневной час пик. Добравшись наконец до Шеппертона, я пустилась в долгий путь домой, стараясь ни о чем не думать. Я не успела далеко уйти, как около меня, взвизгнув тормозами, остановилась какая-то машина.
– Алекс, ради всего святого, где ты была? Все буквально сходят с ума. – В голосе Грейс звучала тревога, а когда я повернулась к ней, она сменилась ужасом. – Что ты делала? С тобой все в порядке?
Это было слишком. Все те эмоции, что я сдерживала с тех пор, как покинула Туикенем, захлестнули меня, и я рухнула ей на руки.
Она осторожно усадила меня на переднее сиденье, и я услышала, как она говорит в трубку, направляясь к месту водителя:
– Джош, она со мной. У нее нет новых повреждений, но она в кошмарном состоянии. Наверное, у нее шок. Я поговорю с ней и скоро привезу к тебе, о’кей? Сообщи об этом всем, ладно?
Я безвольно сидела в машине и смотрела на свою ладонь. Из нее снова пошла кровь.
– У тебя есть салфетка? – хрипло спросила я, показывая ранку Грейс. У Грейс всегда были при себе салфетки, пластырь и все, что необходимо в таких ситуациях. Она осторожно взяла мою руку, вытерла ее, а затем приложила к ранке чистый комочек ваты.
– Подержи его так минутку. Давай посмотрим, что у меня есть с собой. – Я почувствовала, что она промокает мне ладонь вяжущим антисептиком. Я все еще не могла разговаривать и потому предоставила ей полную свободу действий. Она, обрабатывая мою руку, что-то бормотала про себя: – Хмм, ранка, похоже, чистая, так что надо будет прикрыть ее; глубокая, но узкая – значит, зашивать нет необходимости. У меня есть хороший пластырь. А теперь давай осмотрим тебя всю. Какая же ты грязная. Как тебе удалось так испачкаться в крови? Думаю, у меня есть… да вот же они. – Грейс разорвала пакетик с влажными салфетками и начала протирать мое лицо, руки. Я почувствовала, что она немного поколебалась, когда стала стирать оставшуюся на моем лице косметику, но ничего не сказала. Я позволяла ей продолжать ее дело, поднимала руки, когда она велела, и поворачивалась в разные стороны. Наконец она закончила.
– Я ничего не могу поделать с одеждой, которая на тебе, но, слава тебе, господи, твоих родителей нет дома.
Я еле заметно кивнула.
– Бедный Джош чуть с ума не сошел от беспокойства. Он подумал, что, может, ты пошла в школу, и, когда автобус приехал без тебя, позвонил мне, чтобы проверить это, я сказала, что сегодня тебя не видела. Твой телефон долго был недоступен.
Здоровой рукой я достала из кармана мобильник и протянула его Грейс.
– Ну, нет ничего удивительного в том, что он не работает – в нем полно воды. Ты упала в реку или что?
– Попала под ливень, – просто сказала я, не желая вдаваться в подробности.
– Я знаю, что шел дождь, но, для того, чтобы так промокнуть, ты должна была находиться под ним несколько часов. – Она посмотрела на мои волосы и джинсы. – Я права?
Я опять кивнула.
– О’кей, малышка, ты, что совершенно очевидно, не в себе, но теперь я рядом с тобой, и все будет хорошо. – Она завела руку мне за шею и осторожно положила мою голову себе на плечо. – Это опять Кэтрин? – спросила она. Я кивнула. – Не бойся, я с тобой, – повторила она, нежно гладя мою руку. – Расскажи мне обо всем, когда будешь готова. – Мои горячие слезы падали на ее майку.
Мы сидели так, наверное, час, и в какой-то момент я увидела, что она посылает сообщение, но не могла заставить себя пошевельнуться. Когда я перестала всхлипывать, она протянула мне еще одну салфетку.
– Протри ею лицо, и сразу почувствуешь себя немного лучше. – Я выпрямилась и сделала все, как она сказала, и мне действительно немного полегчало.
– Спасибо, – наконец смогла выговорить я.
– Не за что. Не хочешь рассказать мне, что она удумала на этот раз?.. – И она замолчала, не желая торопить меня.
– Амулет. Она разбила амулет. И теперь я больше никогда не увижу Кэллума, – прошептала я.
– О, Алекс! Как это произошло? Почему? Бедная моя девочка, ничего удивительного, что ты так огорчена.
– Она нашла меня на набережной, немного поиздевалась надо мной, а потом стукнула по нему большим камнем.
– А мы не можем как-то починить его?
– Камень в амулете разлетелся на множество осколков, она подобрала их и бросила в реку.
– Но почему она так поступила?
– Она продолжала талдычить о том, как страшно она меня ненавидит и что я виновата во всем. Я не понимаю, что это значит. В чем моя вина? Я ничего ей не сделала, ничего! – Мой голос становился все выше, и я понимала, что начинаю впадать в истерику.
– Тсс, – успокаивающе сказала Грейс. – Не расстраивайся ты так, ведь именно это ей от тебя и нужно. Мы должны придумать, как выбраться из создавшегося положения.
Она была права. Мне нужно было взять себя в руки.
– Прости, просто когда я думаю, что никогда… – Меня снова переполнили эмоции, и я замолчала.
Грейс покачала головой.
– Я понимаю. – Она продолжала гладить мою руку, а я мучительно пыталась связать все воедино. Наконец она снова заговорила: – Послушай, все действительно очень переполошились из-за твоего отсутствия; мне нужно отвезти тебя домой. И переодеться тебе не помешает. Ты можешь двигаться?
Я выпрямилась. Никуда не денешься, надо было ехать. Но мне совсем не хотелось снова прокручивать в голове последние события.
– Я не хочу больше ни с кем разговаривать! – взмолилась я.
– Я тебя понимаю. Но все же мы должны что-то объяснить Джошу; он буквально места себе не находит.
– Мне так жаль, я вовсе не собиралась вовлекать кого-то в свои дела. Это несправедливо.
– Но для этого-то и существуют друзья, Алекс. – Она легонько сжала мою руку. – Я думаю, Джош тоже все поймет, выслушав твой рассказ.
Я отрицательно помотала головой:
– Не говори глупостей, он никогда во все это не поверит.
– Хорошо, вот что мы сделаем: скажем ему, что ты снова столкнулась с Эшли из-за Роба. Джош купится на это, к тому же Роба он не любит. И никому больше не нужно ничего знать.
Мои мысли были слишком пропитаны болью, и я не могла понять, хорошее это решение или нет; мне было проще взвалить всю ответственность на Грейс.
– Думаю, так оно будет правильно. – И неожиданно меня так поразил контраст между ней и Кэтрин, что это показалось невозможно вынести. Я снова заплакала.
– Тише, тише. Не расстраивай ты себя так. – Грейс дала мне еще салфеток. – Ты готова поехать домой?
Я наконец повернулась к ней и посмотрела в глаза.
– Пожалуйста, пожалуйста, ничего не говори о К… К… Кэллуме, – с усилием произнесла я.
Она опять сжала мою руку.
– Ни слова не скажу, обещаю. – Она откинулась на сиденье и пристегнула ремень безопасности. – Ты тоже пристегнись. Давай доставим тебя домой.
Я словно пребывала в каком-то угаре. Большинство людей, казалось, поверили в то, что мы им сообщили. Джош был настроен куда более скептично, особенно с тех пор, как я рассказала ему о Кэтрин, но он видел, что я страдаю, и вел себя тихо. На следующий день я пошла в школу, чтобы забрать все из своего шкафчика, поскольку это был последний день учебы, но всяческая активность и поздравления не затрагивали меня. У меня было такое ощущение, словно весь мой мир обернут толстым слоем ваты, линии казались нечеткими, а звуки приглушенными. Грейс уговорила Джоша ничего не рассказывать родителям: я не хотела, чтобы они переволновались из-за меня и вернулись бы домой раньше, чем намечали. Тем более что они ничем не могли помочь мне. Я должна была справиться со всем сама.
В школе ученицы раскололись на два лагеря: одни из них были на моей стороне, а другие на стороне Эшли с ее байками о воображаемом бойфренде. Все видели, что я болею, и мои друзья пытались поддержать меня, но это было трудно сделать, потому что я им ничего не рассказывала. Эшли восприняла это как подтверждение своей истории и еще больше возликовала. Мне обязательно нужно познакомить ее с Кэтрин, как-то подумала я – у них столько общего.
После окончания уроков мы с Грейс забили ее машину нашими вещами и поехали ко мне. Я чувствовала себя очень виноватой – ведь из-за меня она пропускала традиционное празднование по случаю окончания учебного года. Каждый год множество наших подруг и одноклассниц ехали к открытому бассейну в Хэмптоне, и десятки мальчишек из соседней школы делали то же самое. И это было очень весело.
– Я очень благодарна тебе, Грейс, – снова сказала я, когда мы добрались до моего дома. – Но ты действительно уверена в том, что не хочешь оставить свои вещи здесь и двинуть к бассейну?
– Я не хочу оставлять тебя одну. Только не сейчас.
– Спасибо, но если честно, то я должна учиться справляться с этим. Он не вернется. – Я изо всех сил постаралась, чтобы мой голос прозвучал ровно, и у меня это почти получилось. – Почему бы тебе не поехать туда, а когда ты приедешь за своими вещами, то проведаешь меня. И тогда я не буду казнить себя за то, что мешаю твоим развлечениям. – Я немного помолчала. – А Джек поедет?
– Да, собирается. Но он не станет возражать против моего отсутствия; он все поймет.
– Не сомневаюсь, что многие девочки также не будут возражать против этого. Ты действительно готова позволить им увидеть Джека в плавках и оставить его среди них беззащитного?
Она поджала губы и задумалась:
– Это действительно убедительный довод. Меня немного беспокоит Саша – она, есть вероятность, захочет подбить к нему клинья.
– Тогда ты просто обязана ехать и не спускать с него глаз. В бассейне она особенно опасна.
Грейс точно припарковала машину на посыпанной гравием дорожке перед моим домом.
– Ты действительно готова остаться одна? – спросила она после того, как мы выгрузили мои альбомы и учебники в холле. – Я хочу сказать, что Джек не нуждается в моей опеке. Я полностью ему доверяю.
– Знаю, но доверяешь ли ты Саше?
– Хмм, твоя взяла. Ладно, я поеду. Буду у тебя около пяти. И мы сможем подумать о том, что делать дальше.
– Грейс, амулет уничтожен! Кэтрин сделала то, что хотела сделать. Здесь не о чем думать. – Слушая свои собственные слова, я ощущала пустоту в сердце.
Грейс, как ей это было свойственно, стояла на своем:
– Ты этого не знаешь. Сама же сказала, что амулет очень странная вещь. Мы еще не побеждены. – Она улыбнулась мне. – Смотри, не попади еще в какую-нибудь историю, пока меня не будет.
– Обещаю не попадать. Поцелуй от меня Джека.
– Ну уж об этом я точно не забуду. Пока! – Она быстро обняла меня. – Обязательно позвони, если я тебе понадоблюсь, хорошо?
Я, с облегчением вздохнув, тщательно закрыла за ней дверь. Я любила Грейс до потери пульса и знала, что она все для меня сделает, но сейчас мне нужно было побыть в одиночестве. Уставшая от общения с людьми, я в изнеможении опустилась на диван. После полуденной жары в доме было прохладно и абсолютно тихо. Наконец-то я оказалась там, где никто не станет задавать вопросов, или вопрошающе смотреть на меня, или предлагать обратиться к доктору или в полицию. Я надеялась, что Джош немного припозднится с приездом домой, и у меня будет больше времени на себя.
Я сидела в гостиной и смотрела через окно в сад. Солнечный свет неровно окрасил заросшую лужайку, и птицы шустрили как могли – клевали смородину на посаженных мамой кустах. Это была идеальная летняя сценка – тишина, тепло, – и в то же время она совершенно не совпадала с моим настроением.
Я постаралась ни о чем не думать, разгрузить свой мозг, но Кэллум был повсюду. Закрыв глаза, я видела его лицо, линию его челюсти, беспокойство в его глазах. Я потерла пластырь, которым Грейс заклеила мне ладонь, и боль от пореза напомнила мне об амулете. Это был мой последний контакт с прекрасным, таинственным камнем, изменившим мою жизнь; я в последний раз видела его сияющую голубую глубину. Мне хотелось бы, чтобы этот порез никогда не заживал; чтобы боль была постоянным, ясным напоминанием о том, что я потеряла.
– Алекс? Алекс? Ты дома? – Долетевший до меня голос вернул меня к действительности. Я открыла глаза и увидела, что сад почти потонул во мраке.
– Я здесь! – крикнула я, прежде чем Джош успел запаниковать.
– Ах, вот она ты, не заметил тебя сидящую в темноте. – В его голосе явно чувствовалось облегчение.
– Я просто задремала, вот и все. Грейс тебе не сказала, где я?
Его изменившееся выражение лица рассказало обо всем, что мне требовалось знать. Грейс поздно днем заезжала за своими школьными принадлежностями вместе с Джеком, и у меня хватило сил на то, чтобы приготовить им кофе и выслушать, о чем сплетничали днем. Я отговорилась от вечеринки, которая должна была продолжаться весь вечер, и в конце концов они оставили меня в покое. Я была уверена, однако, что она расскажет Джошу о моем состоянии, и оказалась права.
– Возможно, она звонила, – продолжил он в своей беззаботной манере, но быстро отбросил ее. – Просто она очень беспокоится о тебе, сама понимаешь.
– Я знаю, что вы оба крайне добры ко мне. Мне просто нужно было побыть одной.
– Ага, ну… Если я могу чем-то помочь…
– Джош, я знаю, что тебе проще ткнуть себе в глаз булавкой, чем иметь дело с ревущей девицей, но спасибо тебе огромное.
– Ну да, наверно… – Он неожиданно вскочил на ноги. – Но я могу приготовить еду. Держу пари, ты ничего не ела, верно? Нужно поесть.
– Мама была бы очень довольна тобой. – У меня получилось слегка улыбнуться. – Все хорошо. Я съела сандвич. – Это была ложь, но Джош в жизни не заметит, что в холодильнике все осталось по-прежнему.
Он снова сел с самым серьезным видом.
– Дело в том, Алекс, что завтра я собирался поехать на тот фестиваль, а мама с папой вернутся только в воскресенье. Может, мне лучше остаться здесь? Я буду счастлив сделать это, если так оно будет лучше. У нас по-прежнему нет ни малейшей идеи по поводу того, куда подевалась эта странная женщина, и я умру от беспокойства, если ты останешься без присмотра.
– Не смеши меня. Все у меня будет о’кей. Я уверена, что Грейс явится по первому моему зову, да и Джек тоже. Я буду в полной безопасности.
– Но после нападения на тебя я не могу не думать, что тебе что-то угрожает…
– Ей нужен был мой браслет, и она получила его. Так зачем ей возвращаться?
– Ты уверена, что на этом все закончится? – Он взял мои руки в свои и смотрел на меня до тех пор, пока я не подняла на него глаза.
– Абсолютно. Она получила то, что ей было нужно. И теперь ушла. – Я старалась что было сил, но не смогла удержать единственную слезу, которая просочилась сквозь мои ресницы и тяжело упала на руку. Джош крепко обнял меня.
– Ну а теперь пойдем спать. Я разбужу тебя рано утром, и мы решим, еду я куда или нет.
– Только посмей! – громко фыркнула я. – Не хочу подниматься ни свет ни заря. Если я останусь одна и мне немного повезет, я просплю почти весь день. – И я улыбнулась ему так непринужденно, как только смогла.
Утром Джош пришел проверить, как я там, и я посомневалась, а не притвориться ли мне спящей, но это только обеспокоило бы его. После того как я снова заверила брата, что вполне могу справиться без него, он уехал, отягощенный рюкзаком и палаткой, хотя я готова была поспорить, что спать он будет в машине. Услышав, как по гравийной дорожке зашуршали шины, я осторожно легла на спину и стала изучать потолок. Я провела еще одну плохую ночь, не справившись с тем, чтобы превратить ноющую слабость в крепкий сон. Лежать в кровати было делом привлекательным – была надежда, что я рано или поздно засну, но этой надежды оказалось мало. Я попыталась подумать о чем-нибудь другом – не о том, как мне плохо без Кэллума, – но моя комната хранила слишком много воспоминаний. Потерпев поражение, я выбралась из кровати и потопала в душ.
Когда я спускалась по лестнице, к боли в сердце присоединилось чувство пустоты, и я поняла, что голодна. Я не могла вспомнить, когда ела в последний раз, и потому решила не перебарщивать. Бросив ломтик хлеба в тостер, я на какую-то минуту заскучала по родителям: обычно по субботам утром по дому разносился волшебный аромат свежеиспеченного хлеба. Без родителей и хлебопечки дело обстояло иначе.
Джош оставил мне внушительных размеров старый телефон и записку.
Привет, вчера вечером я попробовал починить твой телефон, но все зря. Даже СИМ-карта, похоже, сдохла – надеюсь, у тебя есть дубликаты твоих контактов! А это старье тем не менее работает и заряжен. Он немного примитивный и далеко не модный, но все же лучше, чем ничего. Дай подругам свой номер. Я оставил тебе свой. Постарайся больше не попадать в неприятности.
Дж.
Для старшего брата он совсем не плох, подумала я, кладя записку на стол и прогоняя с глаз непрошеные слезы, но они сами быстро испарились, стоило мне взять в руки телефон. Это был практически антиквариат, и выглядела трубка так, словно осталась бы целой и невредимой, даже если бы ее переехал автобус.
Тост выскочил из тостера – я вздрогнула. Вкус у хлеба был как у картона, но я упорно грызла его в надежде, что это компенсирует мою боль. Так я и сидела: смотрела в сад, стараясь ни о чем не думать, и жевала картон, но воспоминания набрасывались на меня со всех сторон. Я добралась до самого первого раза, когда встретила Кэллума – я стояла тогда под куполом собора Святого Павла. Он был страшно удивлен тем, что я могу его видеть; и когда я об этом подумала, уголки моих губ поползли вверх. Они были странными, законы физики мира дерджей, средоточием которого была верхушка купола.
Купол. Мой невыспавшийся мозг какое-то мгновение пытался что-то сообразить; и это наверняка было важно.
Странные вещи происходили на верхушке купола; прежде, когда у меня был амулет, я могла дотрагиваться до Кэллума, видеть, слышать его, если мы оба были на Золотой галерее. Так было потому, что Кэллум, возвращая мои воспоминания, передал мне еще и парочку дополнительных способностей. А что, если я их не утратила? Что, если Кэллум ждет от меня, чтобы я воспользовалась ими и встретилась с ним на верхушке собора?
Я вдруг поняла, что сижу с раскрытым ртом, забыв о тосте. Я выбросила его и встала, чтобы идти, а затем снова поспешно села, потому что комната начала вращаться. Я зажала голову между колен и досчитала до десяти, мысленно ругая себя: я должна есть для того, чтобы сахар у меня в крови был в норме, иначе я никогда не преодолею пятьсот или около того ступенек к куполу собора Святого Павла. Но усталость как рукой сняло, она улетучилась, словно рассеялся туман на ветру, и боль отпустила меня. Я придумала план.
Одна
Я едва сдерживала волнение по пути в Лондон. Путешествие, казалось, будет длиться вечно, поезд был набит людьми, направлявшимися за покупками, и туристами. На Ватерлоо я быстро поспорила сама с собой: прямая линия подземки от вокзала к собору бывает закрыта по выходным, но туда вполне можно доехать на автобусе. Я пробилась сквозь вокзальную толчею к крайней правой остановке, маневрируя среди стоящих группами людей, изучающих информационные стенды. Направляясь к лестнице, я прошла мимо лотка с пончиками и девушки в полосатом переднике, предлагавшей продегустировать их. Я, не думая, съела маленький кусочек, и мой желудок быстро напомнил мне о том, как я была голодна. Пришлось вернуться и купить целый большой пончик, оправдывая это тем, что впереди у меня долгий подъем, а на него потребуется уйма энергии.
В ожидании автобуса я вдруг обнаружила, что мурлычу одну из любимых песен Кэллума и чувствую себя почти счастливой, что оказалось для меня шоком. Казалось, прошло так много времени с тех пор, как я потеряла амулет, но теперь я почему-то знала, что все будет о’кей; я поговорю с Кэллумом, и они с Мэтью придумают, что мне нужно будет сделать. У них есть несколько дней на то, чтобы разработать план, и я не сомневалась, что какая-нибудь идея им в голову да придет. Я не слишком хорошо представляла себе, что тут можно сделать, но решила не зацикливаться на этом; я шла к нему, чтобы снова увидеть его, и была счастлива.
Я надеялась, что смогу устроиться на втором этаже автобуса, чтобы видеть, как мы постепенно приближаемся к собору Святого Павла, но автобус был переполнен и мне пришлось стоять на первом этаже, зажатой между семьей японских туристов и подростками в худи. Один из них глянул на меня, а затем слегка подтолкнул своего приятеля. Они оба глупо ухмыльнулись и отвернулись в сторону, а я вспомнила, что не озаботилась тем, чтобы замазать ссадину на щеке, уходя из дома. Я попыталась поймать свое отражение на хромированных поверхностях, имевшихся в автобусе, но не могла толком разглядеть, насколько безобразно выгляжу. Моя рука повертела маленькое походное зеркальце, которое по-прежнему лежало у меня в кармане, но я не хотела доставать его в такой толпе. Я подумала, а не сойти ли мне с автобуса и не нанести ли на лицо косметику перед тем, как я увижу Кэллума, но потом сообразила, что он в любом случае смотрит на меня все это время, так что ему, по большому счету, все равно.
Наконец автобус взобрался на Лудгейт-хилл, и я с трудом протиснулась к выходу. Площадь перед собором была наводнена людьми, равно как и лестница ко входу. Я улыбнулась сама себе, вспомнив тот сравнительно недавний день, когда Кэллум привел меня сюда познакомить с Мэтью, и я увидела других дерджей, стоящих группами в своих длинных темных плащах. Я подумала, что некоторые из них сейчас здесь – отбирают счастливые воспоминания у ничего не подозревающих туристов или же наблюдают за мной. Мне хотелось как-то их поприветствовать, но я избежала этого искушения и встала в общую очередь в собор.
Как и всегда, собор показался мне прохладным тихим оазисом, расположенным на расстоянии в миллион миль от жизненной активности снаружи. Но я не стала задерживаться, чтобы пропитаться этой благостной атмосферой, а прямиком направилась к лестнице. Взбираться наверх было тяжело, и я была почти благодарна великому множеству туристов, из-за которых быстрый подъем оказался совершенно невозможным. Я начала чувствовать упадок сил – ведь последние несколько дней я питалась кое-как. Но я продолжала решительно идти вверх и, лишь добравшись до Шепчущей галереи, ненадолго присела, чтобы отдохнуть. Я гадала, с кем из дерджей сижу рядом, и надеялась, что с Оливией. Прошла, казалось, целая вечность с тех пор, как я сидела на этом же самом месте и разговаривала с ней, а потом Лукас воспользовался предоставившимся ему шансом. Но это было всего лишь неделю назад. Я огляделась и в пределах слышимости никого не увидела.
– Привет, Оливия. Я не уверена, что ты здесь, потому что больше не могу видеть тебя, но на всякий случай хочу сказать, что ты ни в чем не виновата. Тебе ведь известно это, правда?
Я не услышала ответного покалывания, но, прекрасно понимая, что моя попытка почти безнадежна, расстраиваться не стала. Ноги перестали болеть, и я пошла в дальний конец галереи, а потом по трудной для подъема винтовой лестнице в Каменную галерею. Я опять остановилась передохнуть, но свободное место здесь было найти намного труднее, и потому я просто опустилась на каменный пол, прислонившись спиной к стене. Как всегда, чем выше я взбиралась, тем стремительней и волнообразней росло мое волнение. Я не смогла удержаться и вынула из кармана зеркальце, чтобы посмотреть, как я выгляжу, а также для того, чтобы исподтишка проверить, нет ли поблизости дерджей. Я не увидела ничего необычного, но, сказала я себе, это еще не самая верхотура. Мое лицо повергло меня в небольшой шок, когда я наконец взглянула на него. Синяк от скулы спустился вниз и теперь переливался всеми цветами радуги. Все это определенно смотрелось так, будто я с кем-то подралась, и не было ничего удивительного в том, что мальчишки в автобусе смеялись надо мной.
Но Кэллум не обратит на это внимания, подумала я, захлопывая зеркальце, и встала, мое сердце сильно колотилось. Я направилась к знакомой двери и проскользнула через нее, оказавшись после солнцепека в полумраке. Я шагала уверенно и ровно, и мне опять помогал ритм шагов других туристов. На этот раз галерея, в отличие от прошлых моих ее посещений, оказалась открытой для посетителей, и меня это расстроило, но, возможно, Кэллум не смог так быстро провернуть то, что он обычно проворачивал, чтобы организовать ее закрытие. Проходя мимо площадки, на которой дрались Лукас и Кэллум, я вздрогнула, гадая, а не следит ли он за мной по-прежнему. Когда я добралась до маленькой комнатки с окошком, через которое был виден пол далеко внизу, очередь туристов совсем остановилась, и, переводя дыхание, я достала наушники от телефона, чтобы быть готовой незаметно поговорить с Кэллумом, как только выйду наружу.
Один из гидов собора, дежуривший в этой комнате, был твердо намерен выстроить нас всех в очередь и заставить пройти вперед.
– Не задерживайтесь сегодня наверху, пожалуйста, – повторял он, направляя туристов на последний лестничный пролет. – Продолжайте идти, и тогда все смогут полюбоваться прекрасными видами. – Но было невозможно сделать хоть шаг вперед; поток людей совершенно остановился. Я видела старую дубовую дверь, но мне надо было дождаться своей очереди, чтобы пройти через нее. Старая железная лестница была невероятно узкой, так что пройти без очереди не представлялось возможным. Хорошо хоть, что у них отдельные лестницы «вверх» и «вниз», подумала я, в ином случае мы бы застряли тут на веки вечные.
И все-таки в конце концов, шажок за шажком, я добралась до двери. Мне в лицо ударил свежий воздух, и пришлось как следует осадить себя, чтобы не рвануть вперед, обогнав как можно больше людей, чтобы наконец добраться до Кэллума.
– Привет, Кэллум, я сделала это, я на самом верху собора! – радостно сказала я в микрофон. Но ответом мне было странное молчание. – Привет, Кэллум, ты здесь? – Я нашла зеркало и стала смотреть вокруг, больше не беспокоясь о том, что подумают другие туристы. Тут не было ничего необычного – ни призрачных теней, ни странных покалывающих ощущений. На набитом до отказа балконе я была совершенно одна.
Я не могла поверить в это, пока еще не могла. Наверное, он на дальнем конце балкона. Продвигаясь по кругу вместе с наслаждавшимися видом туристами, я пыталась уцепиться за эту мысль, но, пройдя еще раз по всему балкону, я поняла, что она бесперспективна.
– Кэллум? – сделала я еще одну попытку, стоя на том самом месте, где мы впервые коснулись друг друга, где я поняла, что способна видеть его, обнимать и целовать. Но его тут сейчас не было. Мой зов становился все более отчаянным, по щекам текли слезы. Я попыталась задержаться там, чтобы посмотреть, может, на какой-то другой части балкона дело обстоит иначе, но люди давили на меня сзади, и я не смогла этого сделать. Людское течение уносило меня туда, куда я не хотела идти.
Когда мы начали спускаться к двери, за которой была лестница, ведущая вниз, я вся извертелась, пытаясь найти возможность остаться наверху или же взобраться на самый верх еще раз. Но здесь стоял еще один гид, который останавливал людей, сделавших круговой осмотр.
– Кэллум! – надрывно крикнула я, прежде чем снова нырнуть в полумрак. – Пожалуйста, пожалуйста, дай мне знать, что ты здесь! – Я громко всхлипывала, и гид с тревогой посмотрел на меня.
– С вами все в порядке, мисс? – спросил он добрым, обеспокоенным голосом.
Я кивнула, но сказать ничего не смогла.
– Ну тогда будьте осторожны на ступеньках, – предупредил он, с явным облегчением, оттого что я уходила от опасного парапета. Оказавшись в темноте, я почувствовала, что пришел конец моего мира. Едва различая сквозь слезы ступеньки, я наконец отыскала местечко, где смогла присесть на холодную металлическую лестницу. Несчастье поглотило меня с головой.
Я открыла глаза, когда человек, трясший мою руку, стал очень уж настойчивым и его было трудно игнорировать. Я хотела убежать, но, добравшись до маленького пространства на одной из лестничных площадок, увидела, что идти дальше некуда.
– Послушайте, мисс, – произнес низкий голос. Был ли это тот самый парень, что разговаривал со мной наверху? Там, где не было ни единого следа Кэллума? Эта мысль пронзила мне сердце как нож. Откуда-то донесся еще один голос.
– Охрана? Да, похоже, она в сознании. – Послышалcя щелчок и неясный, будто ломающийся голос. – Нет, подождите пока со «Скорой». Мы постараемся уговорить ее спуститься. Сообщу через пять минут. Конец связи.
Затем раздался какой-то шум, а затем тот же голос, но громче, произнес:
– Проходите, пожалуйста, здесь не на что смотреть. Прошу вас, проходите. – За моей спиной шепотом переговаривались спускающиеся вниз люди. Один из голосов был более властным, чем остальные.
– Мамуля, почему эта тетя сидит здесь? Ей плохо?
– Тссс, Юлия, говори тише.
– Но почему она здесь сидит? Ведь это запрещено, и почему тот мужчина разговаривает по какому-то смешному телефону?
– Это портативная рация, моя дорогая. Думаю, она упала в обморок, но это совершенно не наше дело. Посмотри, отсюда виден внутренний купол. – Голоса стихли, но я еще долго слышала стук башмаков по железной лестнице.
Первый мужчина опять стал трясти меня за руку.
– Пошли, лапочка, ты можешь подняться на ноги? Ты боишься высоты? Я знаю, что некоторым здесь бывает немного страшно. Спускаться гораздо тяжелее, чем подниматься. В этом твоя проблема?
Было проще позволить ему думать, что так оно и есть, и потому я коротко кивнула. В его голосе почувствовалось облегчение; с такими случаями он, по всей вероятности, сталкивался и прежде.
– О’кей. Давай тогда поднимемся на ноги. Реджи, – позвал он мужчину постарше. – Мы собираемся спуститься вниз. Я пойду впереди, а ты сразу за ней.
Я позволила помочь мне встать, а затем оба мужчины за руки повели меня по лестнице. Я старалась ни о чем не думать: вот еще одна ступенька, вот ограждение, за которое можно взяться, вот еще один поворот. Когда мы дошли до уровня Каменной галереи, я попыталась объяснить мужчинам, что со мной все в порядке, но они были твердо намерены довести меня до выхода из собора. Может, они боялись, что я прыгну вниз. Впервые в жизни такой исход показался мне привлекательным – нет будущего, но нет и боли. И все же я продолжала идти вслед за первым мужчиной.
Но когда мы наконец дошли до огромного, похожего на шахматную доску пола на первом этаже, они и не подумали отпустить меня. Один из них подвел меня к ряду стульев и настоял на том, чтобы я села, другой же, с портативной рацией, исчез в толпе. Мой сопровождающий попытался заговорить со мной то на одну тему, то на другую, но я не могла заставить себя мило болтать. Какое-то время мы сидели в молчании, и я очень старалась не думать о том, что может происходить вокруг меня, что могут видеть и слышать дерджи. Однако сегодня им нечего было украсть у меня.
Наконец вернулся второй мужчина, рядом с ним шла пожилая женщина в рясе. Первый мужчина встал:
– Теперь все будет хорошо, мисс. Достопочтенная Уотерс удостоверится, что у тебя все о’кей.
– У меня и так все о’кей, – запротестовала я, не желая ни с кем разговаривать, но, когда я захотела встать, достопочтенная Уотерс положила мне на плечо свою удивительно твердую руку. Она показалась мне смутно знакомой, и я вдруг поняла, что это та самая старуха, что наблюдала за мной в Шепчущей галерее, когда я приходила туда в прошлый раз и познакомилась с Оливией.
– Можешь уделить мне несколько минут? – ласково спросила она, усаживаясь рядом со мной. Я пожала плечами и откинулась на спинку стула. – Спасибо. Я, как ты уже знаешь, достопочтенная Уотерс. А ты?..
– Алекс, – пробормотала я, не желая сообщать о себе никаких сведений, кроме самых основных.
– Рада познакомиться с тобой, Алекс. Видишь ли, мои коллеги очень разволновались по твоему поводу и подумали, что, может, ты захочешь поговорить со мной.
– Это очень мило с их стороны, но я ни о чем не хочу разговаривать.
Но ее было не так просто сбить с толку.
– Дело в том, что… ну, им показалось, что тебя расстроило вовсе не вертиго.
Я снова пожала плечами в надежде, что она поймет мой намек.
– Они испугались, что ты хочешь нанести себе какой-то вред, хочешь, например, спрыгнуть с высоты вниз. – Она немного помолчала. – Тебя что-то беспокоит?
Я посмотрела ей в лицо, полное заботы о совершенно незнакомой ей девушке, и чуть было не рассказала обо всем, просто чтобы облегчить душу. Я даже набрала в грудь побольше воздуха, но потом поняла, что она сочтет меня сумасшедшей. И я крепко сжала губы и отрицательно покачала головой, а одинокая слеза тем временем проделала свой путь по моим соленым щекам.
Она будто поняла, что возможность узнать у меня правду упущена, и, тихо вздохнув, взяла мою руку и стала легонько поглаживать ее.
– Ты не должна копить все в себе, Алекс, что бы это ни было. Иногда нужно поделиться с кем-нибудь.
– С… спасибо за предложение, достопочтенная, но я ничего не хочу вам сказать.
– Мне не хочется отпускать тебя вот так. Готова поклясться, что мысли у тебя сегодня не самые светлые.
Не надо быть ясновидящей, чтобы догадаться об этом; достаточно было просто посмотреть на меня, чтобы понять: день мне выдался не из легких.
– Все будет хорошо, – запротестовала я. – Я просто немного расстроена, вот и все. – Я вытерла пальцы о щеки, надеясь смахнуть ту последнюю слезу, чтобы выглядеть не такой уж измученной.
– Ну, как скажешь, дорогая. – Она снова погладила меня по руке, а затем полезла в свою объемистую рясу. И достала оттуда маленькую белую карточку. – Возьми мой номер телефона, если захочешь поговорить, не стесняйся звонить в любое время.
Я взяла карточку и сделала вид, что внимательно читаю ее, хотя сквозь слезы ничего не могла разобрать. Было бы грубо отказаться от нее, но я всегда могу сунуть эту визитку в первую попавшуюся урну.
– Спасибо, – сказала я как можно искреннее, – обещаю вам подумать над этим. – Я улыбнулась, как могла, то есть чуть растянула губы, а затем встала. Она сделала то же самое.
– Я провожу тебя до двери, – заявила она, шагая вслед за мной, когда я направилась по длинному нефу к выходу. Собор до сих пор был переполнен людьми, и вместо обычной тишины здесь стоял все возрастающий гул голосов. Пока мы шли к выходу, мне в нос ударил вдруг запах сосисок. У меня под ногами была латунная решетка, а под ней, как оказалось, находилось кафе. От этого запаха мне стало почти что плохо, и я ускорила шаг насколько это было возможно, учитывая окружающую толпу. Достопочтенная Уотерс, несмотря на свой возраст, не отставала от меня. И наконец я добралась до турникета на выходе.
– Еще раз спасибо за ваше предложение, – сказала я, наконец посмотрев ей в глаза. И меня поразило то, что они были полны понимания.
– В любое время, Алекс, я говорю это буквально. И, пожалуйста, сохрани карточку – может статься, она тебе пригодится.
Я коротко кивнула, не в силах оторваться от ее взгляда.
– Запомни, девочка: в мире очень много несчастных душ. Но надо верить. – И она ушла, в последний раз сжав мне на прощание руку, и быстро затерялась в толпе.
Что она хотела этим сказать? Я прокручивала в голове ее фразу, возвращаясь в безумную активность и жару вне собора. Карточку я держала в руке и, проходя мимо первой на моем пути урны, собралась было выбросить ее. Но что-то словно остановило меня. У меня было неясное чувство того, что достопочтенная Уотерс знает что-то такое, чего не знаю я. И, засунув карточку в задний карман джинсов, я пустилась в обратную дальнюю дорогу к Ватерлоо.
Бисли
Пустившись в долгий путь домой, я позволила себе впасть в состояние оцепенения. Я не хотела думать о том, что мой план провалился, что я так и не смогла увидеть Кэллума. Побаловав себя надеждой, я теперь чувствовала себя еще хуже. Спустившись с Лудгейт-хилл, я хотела было перейти дорогу, чтобы пойти по Флит-стрит по другую ее сторону, когда поняла вдруг, где нахожусь. Прямо под моими ногами, где-то под мостовой, текла река Флит.
Все-таки был способ оказаться рядом с Кэллумом; только нужно было быть достаточно смелой, чтобы прибегнуть к нему.
Я бессознательно пошла к реке, к мосту Блэкфрайерс. Это была шумная дорога, забитая машинами и такси, трудная для перехода. Подойдя к мосту ближе, я увидела вход в подземный переход, по которому можно было также дойти до станции подземки. Почти на автопилоте я спустилась со склона и стала искать указатель, надеясь попасть куда хотела. Кэллум говорил мне, что вода из Флит втекает в Темзу под мостом, и потому я пошла к набережной.
Мир вокруг меня казался каким-то отстраненным, я была как бы не включена в него. Голоса у людей были хриплыми, и я не понимала ни слова из того, что они говорят. Я продолжала идти, преодолевая фут за футом, не имея никакого плана, кроме как добраться до своей цели. Подземный переход оказался лабиринтом туннелей, из которого было, по крайней мере, восемь выходов, и, выбрав нужный мне, я вдруг услышала впереди странный пульсирующий шум. Завернув за последний из углов, я была почти сбита с ног звуком: дальше вдоль коридора с большим энтузиазмом играла группа уличных музыкантов. Шум был оглушительным, а музыка – ужасающа. Среди музыкантов я увидела аккордеониста, который, похоже, наяривал какую-то польку, вклад в общее дело парня с трубой был совсем иного рода, а еще двое с упоением колотили по старым жестянкам из-под консервов. Они начали с надеждой улыбаться мне, но я засунула руки в карманы и, опустив голову, прошла мимо. Шум долго еще преследовал меня, как волна, и до тех пор, пока я не выбралась на берег реки, я даже мыслей своих не слышала.
Тропинка вдоль реки под мостом оказалась неожиданно широкой, и там было очень темно после яркого солнечного света. Вокруг никого не наблюдалось, и я какое-то время ждала, пока мои глаза не свыкнутся с таким освещением. Затем, наклонившись над металлическими перилами, я постаралась понять, где именно начинается Флит, но сверху видно было плохо. Я осмотрелась и увидела, что с лестницы, ведущей на мост, открывается вид получше, поскольку она нависает над водой. Но она находилась где-то на тридцать шагов дальше от нужного места, и к тому же ее заливали солнечные лучи.
Я поднялась по ступенькам, постаравшись отойти как можно дальше от берега, и вытянула шею, чтобы разглядеть устье Флит. Разобрать детали в темноте отсюда было еще сложнее, и я заслонила глаза от солнца в надежде различить их. Наконец я смогла вычленить темное пятно на кирпичной стене набережной. Кладка под ним вся заросла зелеными водорослями, а рядом находилась ржавая лестница. Вода оттуда почти не вытекала. Я ожидала увидеть бурлящий бурный поток, а увидела только ручеек.
Я прошла под мостом еще раз, снова перегнулась через ограждение и усмотрела наконец лестницу. Какое-то мгновение я думала перелезть через парапет и спуститься вниз, но было ясно, что такого количества воды просто не хватит, чтобы утонуть. Если я спрыгну в воду здесь, то утону только в грязных водах Темзы.
Потерпев таким образом очередное поражение, я облокотилась о перила; у меня даже не было возможности стать дерджем. Кэллум был потерян для меня навсегда. Но на этот раз я не заплакала; слез у меня больше не осталось. Я чувствовала себя пустой оболочкой. Передо мной простирался остаток моей жизни, в которой его не будет.
Это было медленное путешествие – от станции домой я шла обессиленная и безучастная. С облегчением закрыла за собой дверь, зная, что мама с папой вернутся только завтра днем, а Джоша тоже нет дома, и мне не придется ни с кем говорить и придумывать причин, по которым я не хочу есть. Я могла только сидеть. Потом я пошла в ванную умыться и вздрогнула от неожиданности, когда во входную дверь громко постучали.
Я мысленно застонала. Это, должно быть, Грейс, но, как бы я ее ни любила, мне хотелось побыть одной. Я не хотела разговаривать о Кэтрин или – со слезами на глазах – о Кэллуме. И потому отчаянно пыталась изобрести предлог для пребывания в одиночестве дома. Открыв все-таки дверь, я очень удивилась, увидев за ней Линду.
– Привет, Алекс, ты опять готова отпустить меня? Это так мило с твоей стороны. Уверена, что не против? – Она говорила очень быстро, а Бисли тем временем пулей пролетел мимо и попытался избавиться от поводка. Она притянула его обратно к себе.
– Прости? Я не совсем…
– Джош заверил меня, что ты с радостью прогуляешься вечером с Бисли. Он упомянул об этом сегодня утром. – Но, посмотрев на мое лицо, она что-то заподозрила. – Он ничего не сказал тебе, верно?
Я коротко кивнула, машинально взяв поводок, потому что щенок взволнованно вертелся вокруг моих ног как заведенный.
– Послушай, не надо напрягаться по этому поводу. Если тебе это неудобно, я сама с ним погуляю.
Я посмотрела на Бисли; его шоколадно-карие глаза были широко распахнуты, и он прыгал вверх-вниз, пытаясь лизнуть меня в лицо. Его поводок обмотался вокруг моих ног, и я изо всех сил старалась сохранить равновесие. Для этого щенка в мире существовала одна только радость; ему все казалось идеальным. Мне не повредит, если я проведу с ним какое-то время.
– Нет, все в порядке. Джош действительно ничего мне не сказал, но я с удовольствием погуляю с Бисли.
– Погуляй сколько сможешь. Только не давай ему тянуть тебя в разные стороны. Тебе не нужна еще одна, симметричная, отметина на лице. – Она показала на мою щеку.
Я не сразу поняла, что она имеет в виду, а потом вспомнила: я же сказала, что Бисли потащил меня куда-то со страшной силой, когда на меня напали.
– Больше этот номер у него не пройдет, можешь не сомневаться, Линда. Подержи его минутку – я возьму ключи. – Я размотала поводок и отдала ей, а затем быстро вынула из сумки ключи и телефон. И спустя несколько минут он уже чуть не волочил меня вперед по дороге, а я смотрела, как он виляет хвостом – гораздо быстрее, чем это можно вообразить.
Мы дошли до поляны по соседству с детской площадкой – мне не хотелось идти на поле для гольфа. После пары кругов Бисли был по-прежнему полон сил, я же почти в изнеможении присела на скамейку и позволила ему бегать на длинном поводке. Он постоянно натягивал его до предела и был вынужден резко останавливаться. Он, похоже, ничему не хотел учиться, но это совершенно не беспокоило его. Он забежал на мелководье и после одного быстрого гребка вернулся с мокрым мячом в зубах, положил его к моим ногам и выжидающе посмотрел на меня, высунув розовый язык.
– Ну что, глупая собака, – пробормотала я и бросила мяч не слишком далеко, а так, чтобы щенок мог достать его, и тот рванул за ним. Он совершенно не знал усталости, и я, бросая мяч, давала ему возможность хорошенько побегать, не вставая при этом с места. Это было довольно терапевтично, но недостаточно для того, чтобы привести меня в хорошее настроение. Я все время вспоминала, как мы гуляли по лугу с Кэллумом и Оливией, и слезы снова не заставили себя ждать. Я обхватила колени руками, чтобы почувствовать себя очень маленькой и не завыть во весь голос. Что касается Бисли, то он не обращал на меня никакого внимания, а радостно бегал за мячом.
И тут поводок потерял свою упругость, и я услышала, как Бисли взволнованно лает. Какое-то время я игнорировала это, слишком поглощенная своими несчастьями, но он не замолкал – лаял охотно и взволнованно. Я подняла лицо над коленями, дабы выяснить, в чем тут дело.
Щенок стоял на берегу ручья, вечернее солнце подсвечивало тучки мельчайших насекомых, кружащихся над водой. Бисли прыгал на месте, его взгляд был прикован к чему-то, чего я видеть не могла.
– Бисли, оставь мушек в покое, ты ни за что не сможешь поймать их! – громко крикнула я ему, шмыгая носом, а затем полезла в карман за салфеткой, но нашла одну-единственную, да и та была совершенно мокрой. И как я умудрилась уйти из дома без, по крайней мере, полдесятка чистых салфеток. Я вытерла глаза тыльной стороной ладони и постаралась успокоиться, глядя на странные выходки Бисли. Джош оказался прав: прогулка со щенком – это была хорошая идея.
Забытый мячик лежал теперь у лап Бисли, а сам он смотрел куда-то вверх, яростно виляя хвостом. Я в свою очередь смотрела на него, и тут он направился ко мне, глядя вверх и немного в сторону. Я подалась вперед, сгорая от любопытства: ну что могло так привлечь его внимание? Бисли продолжал прыгать, и все время в одном и том же направлении. Он был где-то в десяти шагах от скамейки, на которой я сидела, когда меня вдруг осенило; щенок шел рядом с кем-то, но видеть этого кого-то мог только он, и это был человек, которого он знал и любил.
Я медленно поднялась на ноги, с трудом веря в то, что это правда. Еще одного разочарования я сегодня не вынесла бы.
– Кэллум? – прошептала я. – Это ты?
Щенок остановился совсем рядом со мной, на его мордочке было такое выражение, словно он сел, подчинившись чьей-то команде – команде человека, которого я не могла ни видеть, ни слышать. Я протянула руку, но передо мной был только воздух.
– Ты действительно здесь на этот раз? Я тебя совсем не ощущаю. – Чувства потери и беспомощности готовы были вновь охватить меня, и я снова села. – Пожалуйста, пожалуйста, дай мне знать, что ты здесь.
Бисли неожиданно залаял с бо́льшим воодушевлением.
– Это действительно ты? О, Кэллум, я думала, что потеряла тебя навсегда.
Бисли медленно перевел взгляд на меня, его взгляд словно уперся в мое ухо. А потом он положил голову мне на колено, рядом с запястьем, на котором все еще оставались следы того, что с моей руки стаскивали амулет.
– Я знаю, что ты здесь. Я почти чувствую тебя, почти верю в то, что ты гладишь мои волосы, целуешь в щеку… – Я подняла руку, чтобы погладить в ответ его лицо. Это был такой знакомый, такой правильный жест, но я опять коснулась пустоты. Ни намека на сопротивление воздуха, ни легчайшего прикосновения, ничего. – Кэллум… – прошептала я, стараясь сдержать слезы. Мое волнение быстро перешло в чувство глубокого разочарования. Думать, что он может быть рядом, и не иметь возможности как-то общаться с ним – это было поистине ужасно. Бисли по-прежнему сидел рядом со скамейкой, переводя взгляд с меня на тень, которую мог видеть только он.
– Есть… есть ли какой-нибудь способ исправить это, как ты считаешь? – наконец спросила я, надеясь, что Бисли что-нибудь подскажет мне. Но он продолжал сидеть все с тем же умильным выражением на мордочке, а его хвост быстро елозил по пыльной земле. Я пристально смотрела на него, но ничего не происходило. – Что я могу сделать, Кэллум? Помоги мне!
Бисли встал и, прежде чем сесть, сделал небольшой кружок.
– Это какой-то знак? – воскликнула я. – Подсказка? Она означает, что все снова может стать по-прежнему?
Бисли неожиданно склонил голову набок и энергично почесал ухо задней лапой. А потом слегка покачал головой, словно сам удивился тому, что сделал, широко зевнул и улегся на землю, положив голову на передние лапы.
– Нет, Бисли. Сейчас не время прекращать игру. – Я пыталась уговорить его встать, почесывая его голову и впадину под подбородком, но ему не было до этого никакого дела. Он закрыл глаза и через несколько секунд начал похрапывать.
– Блин! – воскликнула я, в отчаянии стукнув ладонью по скамейке. Но это отчаяние мгновенно сменилось сильным волнением. Впервые за несколько дней я знала, действительно знала, что Кэллум сидит со мной рядом. А значит, был повод драться и упрямо идти вперед. Я не собиралась уступать победу Кэтрин. – Кэллум, это просто потрясающе – знать, что ты все еще здесь, даже если мы не можем разговаривать с тобой. Но я не собираюсь сдаваться. Я… Я завтра опять возьму его с собой на прогулку и придумаю, как он может помочь нам. Может, это и сработает. Так здорово знать, что ты со мной, что ты не исчез окончательно и бесповоротно. – Щенок даже не пошевельнулся в ответ; он крепко спал. Я взяла его на руки и пошла домой, чувствуя, как разгорается во мне крошечный огонек надежды. Кэллум был здесь, я не сомневалась в этом.
Линда довольно-таки удивилась, когда я вручила ей спящего щенка.
– Боже, Алекс, что ты с ним сделала? Я никогда прежде не видела его таким утомленным.
– Мы просто гуляли с ним около детской площадки. Нашли там мячик, и я стала бросать его ему. Похоже, ему понравилось это занятие.
– О-о да, он любит такие игры. Глупая собака! – Она погладила спящего щенка по ушам, и он выразительно заворчал во сне.
– Ну, учебный год у нас кончился, и у меня теперь полно свободного времени, – сказала я как можно спокойнее. – Хотите, я погуляю с ним завтра утром?
– Спасибо тебе, моя хорошая, за предложение, но утром мы вдвоем уезжаем на несколько дней к моим родителям, хотя я не знаю, как он перенесет долгое путешествие на машине.
– Я уверена, все будет хорошо. – Я улыбнулась ей, стараясь не показывать своего разочарования. – Подождем, пока вы вернетесь. Сегодня мы славно провели время, правда, Бисли? – Его хвост немного подергался из стороны в сторону, когда я произнесла его имя, но глаза оставались закрытыми. Мой четвероногий детектор дерджей слишком много трудился в этот вечер.
Я вернулась к себе домой, и он не показался мне уже таким мрачным, и более того, я поняла, что голодна. Я улыбнулась сама себе; Кэллум еще был здесь. И все, что мне надо было сделать, так это найти способ общаться с ним с помощью собаки. Возможно, получится заставить Бисли лаять по команде Кэллума. Один раз – «да», два раза – «нет» или вроде того. Теперь надо было только придумать побольше вопросов на «да» и «нет» для него. Я взяла листок бумаги и ручку и, одновременно готовя простую пасту, приступила к работе. Я попыталась записать то, о чем могу спросить, чтобы узнать, что предпринять дальше, но это было чертовски непросто. И тогда я решила, что лучшее, что можно сделать, так это снова посетить те места, где я была с Кэллумом, и посмотреть, придут ли мне в голову какие-нибудь вопросы. И если я буду на улице, он может попытаться связаться со мной при помощи другой собаки. Это не обязательно должен быть Бисли.
Довольная своим планом, я долго сидела в горячей ванне, а затем настроилась посмотреть фильм. Только он начал становиться интересным, как зазвонил домашний телефон.
– Привет, Алекс, это я. Твой мобильник все еще не работает? Ты должна купить новый.
– Привет, Грейс, как дела?
– Голос у тебя более жизнерадостный, чем я ожидала. Это хорошо.
– Я действительно немного ожила. У меня было совершенно кошмарное утро, но, думаю, днем я видела Кэллума – или, по крайней мере, почти видела.
– О, вау, Алекс! Как все это было? – У нее не получалось справиться со звучащим в ее голосе замешательством, и я поняла, что никогда ничего не смогу объяснить ей по телефону.
– Это немного сложно, но я с соседской собакой была у ручья и уверена, Кэллум тоже был там, а собаки могут видеть их, дерджей… – Но тут я почувствовала, как нелепо все это звучит, и замолчала. Повисла небольшая пауза – Грейс явно подыскивала подходящие слова. – Послушай, я понимаю, тебе кажется, что я спятила. Пусть так. Но я уверена, что видела то, что видела, и это подняло мне настроение.
– Вот и хорошо, – поспешно сказала Грейс. – Когда ты хочешь, чтобы я приехала?
– Ммм, я о чем-то забыла? Я тебя сегодня не ждала.
– Сейчас вечер субботы, и мне не нравится, что ты сидишь дома одна. Я обещала Джошу, что буду присматривать за тобой, пока он в отъезде, так что жди меня, я еду.
– Спасибо большое за заботу, но я только что приняла ванну и поставила фильм и собираюсь рано лечь спать. Прошлой ночью я плохо спала.
– Ты уверена? Я отпустила Джека и могу быть у тебя через пять минут. – Казалось, она не до конца верит мне.
– Честно, Грейс, мне хорошо одной. Опасности больше не существует, так что устрой Джеку приятный сюрприз – появись на его крикетной вечеринке в самый ее разгар.
– Не расстраивай меня, Алекс; ты была моим железным алиби. Я могла не ходить на эту смертельно скучную презентацию и на дискотеку, – выговаривала она мне псевдострогим тоном. – Пожалуйста, можно я приеду? Я привезу попкорн и буду тихонечко сидеть на краешке твоей кровати, и мы будем смотреть этот твой замечательный фильм. Как тебе такая идея?
Мое сопротивление дало трещину. Будет так мило сидеть и смотреть фильм с кем-то еще.
– О’кей, – согласилась я, зная, что она мастерски переиграла меня и добилась того, чего хотела. – Но никаких сложных вопросов. Я на это не настроена. Обещаешь?
– Обещаю. Увидимся через несколько минут. Я привезу пижаму на случай, если захочу у тебя переночевать. – И она отключила телефон, прежде чем я попыталась высказать ей свой протест.
Зевая, я поставила фильм на начало и стала ждать ее приезда и поняла, что на самом-то деле рада, что она приедет, чтобы убедиться, что я в безопасности. Ведь что бы Кэтрин там ни говорила, на самом-то деле мне было неизвестно, прекратила ли она преследовать меня, а если нет, то что ее извращенный ум выдаст в следующий раз.
Сомнение
Грейс позволила мне на следующий день подольше поваляться в постели. Было воскресенье, и до приезда родителей дом был в нашем полном распоряжении. Я спала хорошо и впервые за долгие дни, проснувшись, почувствовала себя свежей. Снизу доносились успокаивающий запах тостов и звуки тихо играющего радио. Грейс чувствовала себя как дома. Разрабатывая свой план, я немного потаращилась в потолок; я решила побывать в некоторых местах, где мы были с Кэллумом, и посмотреть, чувствуется ли там его присутствие сильнее, хотя мне это и казалось весьма сомнительным, раз уж я ничего такого не ощутила даже на верхушке купола. Но альтернатива этого – ничегонеделание – тоже была далеко не привлекательной. Я выбралась из постели, сморщившись от боли в протестующем теле, и спустилась вниз.
– Доброе утро, Грейс, – сказала я как можно радостнее. – У тебя такой вид, будто ты хлопочешь здесь уже несколько часов.
– Ну, я проснулась не слишком уж и рано, но ты так крепко спала, что я решила тебя не будить. Есть на сегодня какие-нибудь планы?
– Нет. Я хочу только прибрать в доме и нанести маскировочную косметику прежде, чем появятся мои родители.
– Хорошо придумала, – сказала она, обозревая кухню, до сих пор хранившую следы кулинарных экспериментов Джоша. – По крайней мере, я вполне могу помочь тебе с этим.
– Это вовсе не обязательно, я в силах справиться одна.
– Как скажешь. – Грейс подняла бровь, потому что я сморщилась, потянувшись за тостом. – Послушай, я могу побыть у тебя немного, пока мне не надо будет поехать домой и переделать там кое-какие дела. – Она повнимательнее изучила мое лицо. – Ничто не сможет скрыть твоих увечий; на это потребуется еще несколько дней.
– Я знаю, что ты сейчас уедешь, но не можешь ли ты вернуться к тому времени, как приедут мама с папой? У тебя получится как-то остановить их, а не то они забросают меня вопросами до полусмерти. – Я осторожно дотронулась до заживающих корочек на щеке, и у меня появилось такое ощущение, будто мою бедную кожу терли на терке.
– Конечно, только дай мне знать, когда они, как ты считаешь, будут здесь, и я неожиданно нагряну. Но твоя история с Бисли вполне безупречна. Только не давай им возможность увидеть твою руку.
За несколькими чашками кофе и бесчисленными тостами мы отполировали мою версию событий, а затем разговор перескочил на Кэтрин. Было так хорошо говорить с кем-то, кто все об этом знает и все понимает.
– Значит, ты считаешь, она уехала? – спросила меня Грейс, начиная загружать посудомоечную машину.
– Я не знаю. Она добилась, чего хотела: сначала заполучила амулет, а потом превратила мою жизнь в кошмар. Ну она действительно, действительно ненавидит меня.
– Это так странно, ведь практически это ты обеспечила ей возможность вернуться к нормальной жизни. Она могла бы быть чуть более благодарной тебе за это!
– Еще бы! Но, похоже, эта логика на нее не действует. – Я помолчала, вспомнив вечер на задах паба. – Она все твердила, что ей известно, что это моя вина, но, к сожалению, детали стерлись из ее памяти, поскольку Оливия украла у нее это воспоминание. – По вздернутой идеальной брови Грейс я поняла, что так и не рассказала ей ни об Оливии, ни о том, что можно стереть чьи-то воспоминания. – Это очень долгое и запутанное добавление к истории, в которую и так невозможно поверить, клянусь тебе. Просто прими сказанное мной как данность, – взмолилась я.
– Хорошо, о’кей, давай дальше.
– Ну вот, она безумно разозлилась из-за моего предполагаемого поступка, и то обстоятельство, что она ничего об этом не помнит, только усугубляет дело. Она была абсолютно рассвирепевшей. – Я задвинула полку с посудой в посудомойку, так что чашки зазвенели. – В чем я могу быть виновата? За что я в ответе? Это какая-то бессмыслица.
– Может, твой поступок имеет какое-то отношение к амулету? Он, несомненно, мощный источник чего-то там. Может, когда ты надела его себе на руку, с ней что-то произошло?
– Думаю, такое вполне вероятно, – согласилась я, разглядывая свое запястье. Амулет был очень мощным, это правда. У меня в голове замелькала какая-то идея, и я задумалась над тем, насколько он действительно мощен.
– Эй, соня, ты собираешься включать машину? – Вопрос Грейс прервал мои мысли.
– Да, прости, пожалуйста. Я просто не могу не думать об этом и не вспоминать, понимаешь?
– Только не раскисни опять. – Она взяла меня за руки и развернула лицом к себе. – Я думала, что прекрасно справилась со своей миссией, и мне не хочется оставлять тебя, раз ты снова в мрачном настроении.
Я хотела было возразить, но тут зазвонил телефон. Это была мама, и говорила она так взволнованно, как никогда прежде.
– О, Алекс, слава тебе, господи, ты дома. Я не смогла дозвониться тебе на мобильник. У нас было ужасное утро, и мне нужна твоя помощь.
– Что случилось? С вами все хорошо? – Мама не имела обыкновения паниковать, и я почувствовала, что кулаки у меня сжимаются, а ладони вспотели.
– С нами все в порядке, солнышко – я не хотела, чтобы ты так расстраивалась. Но нас ограбили. В аэропорту. Кто-то украл сумку с паспортами.
– Что? Как им такое удалось? – Папа был известным параноиком по этой части – он очень беспокоился о сохранности паспортов.
– О, это длинная история, но виновата здесь исключительно я. Я не слишком внимательно следила за сумкой, когда стояла в очереди и болтала с кем-то.
– Плохо-то как. – Думаю, папа в ярости. – Что я должна сделать?
– Может кто-то из вас побыть сегодня дома? Мне очень жаль, если это нарушит ваши планы, но я не знаю точно, какие документы посольство затребует у нас, чтобы выдать временные паспорта. Эти документы надо будет послать по факсу. – Голос у нее был усталый и тревожный.
– Конечно, побуду; Джош уехал на музыкальный фестиваль. А у меня на сегодня нет никаких планов.
– Прости, моя хорошая, я совсем забыла, что на выходные ты осталась совсем одна. Когда он вернется?
– Э, думаю, завтра. Я точно не помню, но могу написать ему и выяснить.
– Я не знаю толком, когда мы наконец улетим отсюда. Сегодня, похоже, все закрыто, и никто никуда не торопится. Так что на все про все может уйти пара дней. Мне действительно не нравится, что ты дома одна.
– Мама, честно, все у меня будет хорошо. Учебный год закончился, так что мне особенно некуда идти, да и Грейс со мной. Вот только, если я буду тебе нужна, звони на домашний, а не на мобильник. Я, э… уронила его в воду, и он не работает.
– О, Алекс, тебе нужно быть поосторожнее! Это был дорогой телефон.
– Знаю, мамочка, и мне очень жаль, что так произошло. А пока его не починят, я пользуюсь запасным телефоном. У тебя есть номер?
– Не уверена. Напишешь его мне?
– Прости, надо было сообщить тебе об этом раньше. Мне не хотелось, чтобы вы лишний раз тревожились обо мне.
– Мне надо идти; папа пытается поговорить с полицией, а с его знанием итальянского и с их знанием английского у них это плохо получается.
– О, бедный папа! – Я очень сочувствовала ему, зная, как он ненавидит общаться с официальными лицами. – Давай ты напомнишь мне, где лежат документы, я приготовлю их и, когда ты позвонишь, сразу буду выполнять твои указания.
Мама подробно проинструктировала меня, где что лежит, что было нелишним, поскольку кабинет был до потолка завален книгами, папками и старыми письмами. Поиски чего-либо превращались в целое приключение.
Она отключила телефон, а Грейс сразу же собралась уходить.
– Послушай, мне очень жаль, но я должна идти, мы поговорим позже, хорошо? Сегодня днем мне нужно выкроить время на то, чтобы просмотреть разговоры на фейсбуке и проверить, не дала ли Кэтрин какой-нибудь подсказки о том, где она может быть, хотя у нас сейчас нет особой причины искать ее.
– Это замечательно. Спасибо тебе огромное за помощь.
Я закрыла за ней дверь с самыми разными чувствами. Было здорово поговорить с кем-то о Кэллуме, но поскольку я осталась одна, мне не надо было притворяться, что все идет хорошо. К тому же у меня образовалось время, чтобы подумать над тем, что пришло мне в голову чуть раньше. Грейс упомянула о том, что амулет очень мощный, и я начала размышлять над тем, насколько он мощен. Каждый раз, когда кто-нибудь находил его, кто-то из дерджей выбирался из чистилища, а амулет умудрялся вернуться в реку, но никто не объяснил мне, как это все работает. Иногда мне казалось, что он приводит людей в такое состояние ума, что они в отчаянии бросают его обратно в Темзу; я сама почти сделала это у Хэмптон-корта, стоило Кэтрин убедить меня в том, что Кэллум ко мне безразличен. А когда я его нашла, то он был привязан к большому камню, который кто-то должен был бросить в воду.
Но за много лет кто-нибудь, несомненно, попытался бы уничтожить его. Что, если одна из его способностей заключается в том, что он может регенерировать себя в реке с тем, чтобы его нашла очередная жертва? Чем больше я об этом думала, тем все более вероятным мне это казалось. Однако не настолько вероятным, чтобы поделиться догадкой с Грейс; эту идею я хотела испытать на себе.
Я начала обдумывать, что из этого может следовать, когда разыскивала документы в кабинете, но скоро поняла, что должна сосредоточиться на чем-то одном. Наконец я нашла то, что было нужно маме, – старые конверты с пожелтевшими бумагами на какое-то время отвлекли меня.
К тому времени, как мама перезвонила мне, я уже оставила мысли сделать сегодня что-то полезное или нужное. Зато у меня было время подумать: об амулете и о Кэллуме.
Главная трудность заключалась в приведении моих мыслей к общему знаменателю: с одной стороны, я была в полном раздрае, потому что из-за сломанного амулета Кэллум был для меня все равно что мертвецом; но с другой – я была уверена, что чувствовала его присутствие, когда была в парке с Бисли, я знала, что он рядом. Так нужно мне горевать или нет?
Голова у меня начала кружиться, поочередно обдумывая одни и те же проблемы. Хорошо, что мама с папой будут отсутствовать еще какое-то время, иначе мне пришлось бы объясняться с ними. Я закатала рукав майки, посмотреть, как там мой синяк, но быстро опустила его. Отпечаток клюшки для гольфа по-прежнему был очень четким. Мне нужно было еще по крайней мере двое суток прятать его. А потом он должен исчезнуть.
Я вздохнула и пошла приготовить себе чашку кофе. В кухне было тепло; я открыла французские окна и вышла с чашкой на террасу. Птицы, как обычно, атаковали кормушку, слетая к ней с ближайших деревьев; едва оперившиеся птенцы изо всех сил старались удержаться на ней, но постоянно срывались. Было бы куда проще, если бы Кэллум умел контактировать с птицами, а не с собакой, которая к тому же мне не принадлежит. Я внимательно наблюдала за тем, как они ели, но в их движениях не было системы, ничего, что указывало бы на присутствие Кэллума. И чем больше я на них смотрела, тем больше сомневалась в том, что я ничего не нафантазировала с Бисли; возможно, мне так хотелось получить весточку, что я неправильно интерпретировала совершенно обычное поведение собаки.
Нет, он был рядом, я уверена в этом. Я должна загнать куда подальше глупые мысли и продолжать надеяться на то, что мы снова будем вместе. Амулет должен быть способен регенерироваться. Тут я обнаружила, что мои кулаки крепко сжаты, и я заставила руки расслабиться. Все будет хорошо. Я не собираюсь сдаваться: потому что альтернативный вариант просто невыносим.
Папа позвонил вечером и сообщил, что они вынуждены еще на два дня задержаться в Италии, но в среду надеются прилететь. Его очень беспокоило то, что я сижу дома одна.
– Почему бы тебе снова не пригласить Грейс, с тем чтобы она у тебя переночевала? Вы сможете посмотреть какой-нибудь девчачий фильм.
– Папа, я в порядке, и нянька мне не нужна.
– Я ничего такого и не предлагаю, – удивился папа. – С чего ты это взяла? Я подумал, что вам весело вместе, вот и все. Кажется, ты любишь эти кошмарные фильмы.
– Ну, наверное, ты прав, – неохотно признала я. – Но Грейс сегодня вечером занята. Я попробую позвонить кому-нибудь еще, если ты действительно так этого хочешь.
– Хорошая девочка. Нам будет приятно знать, что ты хоть как-то развлекаешься, а не просто маешься от скуки.
«Для разнообразия можно побыть и одной, это имеет свои преимущества», – пробормотала я про себя, попрощавшись с ним. Но буквально через несколько минут после того, как я положила трубку, телефон опять зазвонил.
– Привет, Грейс, какое совпадение! Тебе только что звонил мой папа?
Грейс рассмеялась:
– Я не имею обыкновения беседовать с твоим папой. Так с какой такой стати ему мне звонить?
– О, они с мамой пробудут в Италии еще несколько дней, и он решил, что мне надо сегодня позвать тебя переночевать у меня.
– Ну, учитывая твою способность раздражать совершенно незнакомых людей, я с ним согласна. Я могу приехать, если оно тебе надо. Но не очень рано. И завтра мне придется чуть свет ехать домой.
– Не беспокойся, все замечательно. Твоя мама придет в ярость, если ты опоздаешь к бабушке. Кэтрин получила то, что хотела, амулет пропал. Так с какой стати она будет преследовать меня и дальше?
– Ну, мне тоже так кажется, – осторожно сказала Грейс. – В Сети о ней ничего нет. Она ни слова ни о ком не написала, так что у меня нет никаких зацепок. Однако я продолжу это дело. Возможно, она убралась отсюда.
– Может, и так. Послушай, я буду дома всю ночь. Запрусь на несколько замков прямо сейчас, если тебе от этого станет лучше. А завтра приедет Джош. Так откуда мне ждать неприятностей?
– Наверное, ты права. Но если тебе что-то понадобится, то сразу звони мне или Джеку, о’кей? И мы поспешим тебе на помощь.
– Знаю, Грейс, и очень благодарна вам за это. Наговоримся завтра.
На следующее утро я проснулась словно от толчка – казалось, в доме раздался какой-то шум и разбудил меня. Я прислушивалась изо всех сил, но улавливала только обычные скрипы и стоны старого дома. У меня было странное чувство, будто мне снилось что-то знакомое, но я, как всегда, не могла припомнить ни одной детали. Некоторые люди способны помнить свои сны до мельчайших фантастических подробностей, но я к ним не отношусь. Я знала только, что здесь был Кэллум, он говорил, что я должна делать, каким должен стать мой следующий шаг, но ничего из этого я не помнила. Перевернувшись с бока на бок, я в отчаянии несколько раз ударила подушку.
– Прости меня, Кэллум. Как бы сильно я ни старалась, сны ни о чем не говорят мне. Мы должны изобрести какой-то другой способ общения.
Я села в кровати, вспомнила прошедший день и поняла, что была не совсем права. Я же вспомнила сон о Ричмонде. Может, если я отпущу свои мысли на свободу, тогда в конечном счете мое подсознание опять набредет на что-нибудь полезное и важное.
День был ярким, солнечным, и потому я решила повторить некоторые из наших с Кэллумом прогулок в надежде, что мое внимание привлечет что-нибудь необычное. Я кинула в сумку бутылку воды и пустилась в путь, не забыв перед уходом включить сигнализацию – мне не хотелось устраивать Кэтрин легкую жизнь, на случай если она вернется.
Длинная прогулка до Уэлтон-бридж оказалась совершенно бессобытийной. Лебеди, к большому моему разочарованию, не обратили на меня никакого внимания. Кэллум, и это было совершенно очевидно, не сопровождал меня во время этой прогулки, но я не хотела сдаваться в надежде, что в какой-нибудь момент что-нибудь возьмет да прояснится. Темза была очень спокойной, и птицы вели себя тихо; создавалось впечатление, что это место пребывает в ожидании чего-то. Быстро, как только могла, я дошла до маленькой лужайки на острове Санбери-лок, которую всегда считала нашим особенным местом, но, добравшись до нее, обнаружила там только траву. Здесь не было ни Кэллума, ни каких-либо подсказок, что делать дальше. Упавшая духом, я опустилась на землю.
Я сидела там целую вечность, смотрела на реку и не теряла надежды на то, что что-то укажет мне на его присутствие, но время шло, и ничего не менялось. Река продолжала нести свои воды сначала к Туикенему, потом к Ричмонду и, наконец, к центральному Лондону и тени собора Святого Павла. Я вернулась мыслями к первому дню. Дню, когда все переменилось, когда я нашла в грязи амулет. Вспомнила шипение лебедя и то, как проволока врезалась мне в пальцы, когда я пыталась высвободить его, и проблеск сверкающего камня, попавшего на солнечный свет впервые за… кто знает, за сколько лет. Я могла представить себе Веронику, измучившую бедолагу до такой степени, что тот снял амулет и бросил его в реку, привязав сначала к большому камню, а потом позволил ей забрать его воспоминания. Еще я помнила момент, когда сама чуть было не выбросила его. Кэллум был тогда здесь, и его голос остановил меня, но, готова поспорить, Кэтрин тоже находилась рядом и без раздумий прыгнула бы за амулетом. Я содрогнулась при мысли о том, как близко я тогда подошла к тому, чтобы потерять все.
Я посмотрела на свое бледное запястье, и мне страстно захотелось, чтобы амулет был при мне, чтобы я снова выкопала его из песка. Представив тот небольшой пляж, я поняла, что мне нужно идти, что нужно вернуться туда, где я его нашла. Может, именно там я отыщу столь необходимые мне ответы на мои вопросы.
Я опоздала на поезд и потому отперла гараж и протерла от пыли велосипед Джоша. Он перестал пользоваться им сразу, как получил права, но велосипед по-прежнему был на ходу. Взяв необходимые для поездки вещи, я отправилась в Туикенем.
Хотя я находилась в весьма неважном состоянии, все же где-то через час я оказалась у «Белого лебедя». Я привязала велосипед тросом к ограждению, тщательно пропустив его через все детали, которые кто-нибудь мог утащить. Был отлив, и вода не могла затопить террасу. Примерно за половиной столиков сидели посетители и негромко разговаривали. Я быстро огляделась, но никого из знакомых не увидела.
Наверху в баре было темно и как-то мрачно после солнца снаружи, и бармен выглядел так, будто ему очень хотелось оказаться где-то еще. Он подал мне стакан лимонада, не попытавшись вступить со мной в разговор, и я быстро вернулась на террасу, где могла оставаться в темных очках, скрывавших мои синяки и ссадины. Я какое-то время шла между столиками, пока не нашла единственный свободный, с видом на пляж. Уровень воды не был еще достаточно низким для того, чтобы я могла увидеть то место, где я откопала амулет, и потому я потягивала лимонад и позволяла своим мыслям блуждать где придется. Я считала это место очень значимым: все события моей жизни, связанные с амулетом, брали начало отсюда.
Здесь я впервые заметила странное движение в камне, здесь Кэллум впервые увидел мой образ. Несмотря на все, что случилось потом, на всю боль, на все страдания, я бы не хотела ничего менять. Если бы мне предоставили возможность все забыть, не доставать из грязи амулет, я отказалась бы. Я предпочитала любить Кэллума и потерять, чем никогда не знать его любви ко мне.
Потирая запястье, на котором я носила утраченный амулет, проводя пальцем по линии загара, я не смогла удержаться от глубокого вздоха. Даже этот след должен постепенно исчезнуть; через неделю от него ничего не останется. Как бы я хотела знать, что мне делать! Но тут меня снова охватил страх. Я действительно видела Кэллума или же только то, что так безумно хотела видеть? Может, это все было охотой за призраками? Действительно ли я верю в то, что амулет способен к самовозрождению? Его разбили на тысячу крохотных частиц, металлическая оправа покорежена и сломана, изящное переплетение серебряных нитей нарушено. Сказочный, вдребезги разбитый камень… Я посмотрела на свою ладонь, на которой маленькая ранка была все еще заклеена грязным пластырем, и медленно отодрала его. След от ранки по-прежнему был красным и воспаленным, но постепенно начинал заживать. Заживет ли со временем и моя сердечная рана? Я медленно погладила ранку – частицу меня, которая последней соприкасалась с сердцем амулета, а потом перевела взгляд на хранившую свои секреты воду. Я отчаянно надеялась, что мы снова сможем начать общаться, но если этого не произошло, то что ж, я любила его. Знала я также, что мне нужно жить дальше, оставить свое прошлое позади и найти кого-то еще, кого-то нового, кого-то, кто будет лучше, чем Роб, кого-то нормального.
Нет, решила я, не хочу выздоравливать, не хочу довольствоваться кем-то нормальным. Я собираюсь драться. Я слишком сильно желала быть с Кэллумом для того, чтобы забыть его. Мне необходимо думать, постараться понять, что он пытался сказать мне, вспомнить, что еще было в моих снах. Я должна найти ключ, решить, нужно ли мне копать дальше, или прочесывать Темзу, или что там еще можно сделать.
Копать. Это слово подстегнуло мою память. Может, именно это хотел сказать мне Кэллум? Может, мне нужно опять начать копать? Может, амулет снова в песке и ждет, что его найдут?
Я была так погружена в свои мысли, что не заметила, как кто-то сел на стул напротив меня, и потому внезапно прозвучавший голос заставил меня вздрогнуть.
– И что такого интересного ты нашла в старых грязных водах, Алекс? – Роб говорил как всегда саркастично.
– Не помню, чтобы я приглашала тебя присоединиться ко мне. – Я выпрямилась и посмотрела на него, стараясь казаться спокойной.
– Я не смог устоять, когда увидел тебя. Вернулась на место преступления, а?
– Как всегда, Роб, я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Думаю, понимаешь. Можно даже сказать, знаю, что понимаешь. – На его губах играла раздражающая самодовольная улыбка. Я никак не могла вспомнить, что такого привлекательного я находила в нем прежде. Чем больше я смотрела на него теперь, тем больше он напоминал мне крысу.
– Тогда мне придется тебя разочаровать. – Я пожала плечами, отвернулась и снова стала смотреть на воду. Мне отчаянно хотелось, чтобы со мной был Кэллум. Я не могла представить, что нужно Робу, но готова была поспорить: это нечто такое, что принесет пользу исключительно ему, а не кому-то еще.
Было совершенно ясно, что он хочет втянуть меня в разговор.
– Я имел беседу с твоей подругой Кэтрин. Вот уж понятия не имел, что вы с ней так близки.
– Что ты имеешь в виду?
– Так ты же забрала браслет у Грейс и отдала его Кэтрин. Это не очень-то хорошо по отношению к бедной, любящей тебя старине Грейс, верно?
– Какой браслет? – глухо спросила я. Мне не хотелось говорить об амулете, особенно с Робом.
– О, не надо играть со мной в эти игры. Тот самый, которым ты так дорожила. Который для тебя по-прежнему бесценен, потому что ты поглаживаешь запястье, на котором носила его. – «А он наблюдательный», подумала я и подавила искушение спрятать руки под стол. – Она, должно быть, твоя хорошая подруга, – язвительно продолжил он.
Я проигнорировала его реплику и постаралась сменить тему:
– Так когда ты видел Кэтрин? Я думала, она уехала из города.
– Еще нет. Мы с ней вчера немного выпили.
Все замерло.
Если он вчера видел амулет – значит, Кэтрин не могла уничтожить его.
Я поняла, что смотрю на него с открытым ртом, и поспешила закрыть его.
– Вчера? – Я очень старалась, чтобы мой голос не дрожал. – На ней был браслет?
– Ага, – буркнул он, делая большой глоток пива. Я не могла понять, как такое возможно. Я собственными глазами видела, как она уничтожила его, видела его осколки. Мои пальцы машинально погладили шрам на ладони, а я тем временем мысленно проигрывала эту сцену. Она действительно сняла с руки браслет, это правда, но, учитывая расстояние между нами и хлещущий дождь, я видела его не слишком ясно. Я видела то, о чем она говорила мне. Все встало на свои места: голубой осколок, порезавший мне руку, больше походил на стекло, чем на причудливый многослойный камень, украшавший амулет. Я считала – это потому, что из него ушла жизнь, но, оказывается, на самом-то деле камень и был стеклом.
Кэтрин перехитрила меня – она хотела, чтобы я перестала искать ее и амулет. Она должна была знать, что я никогда не сдамся, никогда не остановлюсь, пока благополучно не верну его себе. Она раздробила фальшивый браслет. И таким образом обрела даруемую амулетом защиту и в то же время избавилась от меня. Это был гениальный план.
Все это промелькнуло у меня в голове за долю секунды. Я натянуто улыбнулась Робу.
– Значит, ты наконец получил возможность хорошенько разглядеть его?
– Я видел то, что мне нужно было видеть, – загадочно улыбнулся он.
Амулет по-прежнему у Кэтрин – вот что пытался сказать мне Кэллум. Я так разволновалась, что едва могла усидеть на стуле. Кэллум не потерян для меня навсегда. Я с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться от радости. Это был тот ответ, который был так нужен мне. Я снова увижу Кэллума! Я одарила Роба сияющей улыбкой, и он в недоумении откинулся на спинку стула.
– И ты не сомневаешься, что это был тот самый браслет? Мой браслет? – Мне нужно было совершенно удостовериться в этом.
– Ага, – заладил он. – Он выглядит очень ценным. Я удивился тому, что ты отдала его.
– Ну, можно сказать, что Кэтрин была очень убедительной. – Я подняла волосы и на минуту сняла солнечные очки, чтобы он увидел ссадину целиком, ожидая, что он будет шокирован, но он лишь приподнял брови.
– Ах, она, озорница.
– Знаешь, Роб, ты очень поможешь мне, если скажешь, где она сейчас. Я кое-что припасла для нее.
Он улыбнулся мне понимающей улыбкой и сделал еще один большой глоток.
– Да ладно тебе, почему ты так заботишься о Кэтрин? – продолжила я. Я почти слышала, как работает его мозг, и пыталась понять, что он замышляет. Очень уж умным он не был.
– Я не знаю, где она сейчас, зато мне известно, где она будет завтра.
Я села еще прямее.
– Где? Что она собирается делать?
– Как ты сама сказала, она уезжает. Ей, похоже, все здесь порядком надоели.
– И куда она направляется? – повторила я вопрос, стараясь не раздражаться. – Она сказала тебе об этом?
– В Уэст-Кантри, наверное. А может, в Ньюквей? Точно не помню. У нее билет на утренний поезд.
Сердце у меня упало. Мне было нужно найти ее до ее отъезда. Если она покинет наши места, будет практически невозможно снова найти ее, а мне необходимо вернуть амулет.
Я отпила лимонада, изучая при этом Роба и стараясь сохранять спокойствие.
– Вы двое, похоже, хорошо ладите. Жаль, что она уезжает.
– Ну, между нами есть определенное… взаимопонимание, это правда.
– Так что же ты тогда теряешься, Роб? Она великолепна. И умеет побеждать, а это твой тип.
– О, у меня все на мази. Только я не уверен, что хочу иметь дело с ее тараканами, – несколько высокомерно ответил он.
– Правда? И что это за тараканы?
Он стрельнул в меня понимающим взглядом.
– Не морочь мне голову, Алекс. Ты все знаешь о Кэтрин и о ее странностях.
– О каких именно странностях ты говоришь?
– К ней в голову приходят довольно необычные идеи, а свои проблемы она решает порой нетрадиционными способами, ты согласна со мной? – Он жестом показал на мою щеку.
С этим было не поспорить.
– Я не стану включать ее в список людей, которым отправлю открытки на Рождество, это точно. Так что, мм… – Я задумалась, изо всех сил стараясь изобрести что-нибудь такое, что заставит его полностью расколоться. – Почему бы тебе не закрыть глаза на ее странности, раз уж между вами есть «взаимопонимание»?
– Ну, я об этом как-то не думал, но должен признать, мы с ней хорошо провели время. – На его лицо вернулась самодовольная улыбка.
– Значит, вы должны сегодня с ней встретиться, учитывая, что это будет ее последний вечер здесь? Почему бы вам немного не выпить, пока ты будешь помогать ей паковать вещи?
Он рассмеялся фальшивым смехом:
– У меня другие представления о веселом вечере, это уж точно.
– Правда? А почему бы и нет? Она дала тебе от ворот поворот?
– Нет! С какой стати?!
– Понятно. Даже тебе трудно иметь с ней дело, правда? – И я удостоила его сладчайшей улыбкой.
– Просто мне не хочется тащиться отсюда в Норт- Шин. – Он внезапно замолчал и сконфузился. Я чуть вздернула бровь.
– А где это, Роб? Норт-Шин. Она там живет? И завтра утром отправится туда на поезде?
Он выглядел загнанным в ловушку.
– Ты о чем? Я ничего подобного не говорил!
Я улыбнулась про себя. Роб как на духу выдал мне то, что я хотела знать.
Он какое-то время молчал, болтая остатками пива в стакане. И наконец посмотрел на меня.
– Ты считаешь себя ужасно умной, Алекс, но ведь это у тебя такое разноцветное лицо.
Он допил свой напиток и поставил стакан точно посередине стола.
– Рад был повидаться с тобой. Мы славно выпили и поболтали. Без обид, а?
– На что? На что мне обижаться.
– Ты сама все знаешь. – Он встал, и мне неожиданно стало холодно в его тени. – Увидимся.
Я смотрела, как он идет прочь, со смешанными чувствами: некоторым раздражением и разочарованием, но более всего – с торжеством. Кэтрин обманула меня. Где-то, не так уж далеко отсюда, мой амулет ждет меня. А вместе с ним Кэллум.
Тактическая ошибка
Я знала, что сделаю следующим утром. Позволить себе упустить Кэтрин я не могла. Если она сядет на поезд, идущий в Лондон, амулет будет потерян для меня окончательно и бесповоротно, словно его и в самом деле раздробят камнем. Ночью я не спала, пытаясь вспомнить детали того, что видела в тот день сквозь дождь. Было так пасмурно, что для нее не составило труда выдать фальшивый амулет за настоящий. А если я считала, что он уничтожен, то уже не было никакого смысла гоняться за ней и дальше. Оливия была права: Кэтрин – это воплощение зла.
Я изучила расписание и вышла из дома задолго до отхода поезда. Предыдущим вечером Джош вернулся домой поздно, но мне удалось избежать длинного разговора с ним и залечь спать. Было ясно, что фестиваль оказался хорошим; Джош выглядел усталым, и когда я просунула голову в дверь его комнаты на следующее утро, крепко спал. Я оставила ему записку и поспешила на станцию.
Даже в шесть утра вагон был полон людей, направлявшихся на работу. Все они выглядели одинаково несчастными, и все молчали. Выбираясь против течения из поезда на платформу в Норт-Шин, я раздумывала над вариантами дальнейших действий. Мне повезло в том, что здесь был только один вход – узкий мост, ведущий на платформу посередине. Я расположилась так, чтобы видеть всех, кто идет по мосту, прежде, чем они заметят меня. Для некоторой маскировки я натянула на голову капюшон худи.
Спустя несколько часов и бесчисленного количества поездов, подъезжавших и отъезжавших, мое внимание привлек отблеск солнечного света на чьих-то волосах. Знакомое темное золото заставило мое сердце екнуть при виде головы на мосту. Я поплотнее натянула капюшон, когда она повернулась, чтобы спуститься на платформу.
Это была Кэтрин в огромных темных очках и с небольшой сумкой на колесиках. Сумка, по всей вероятности, не была тяжелой, поскольку она с легкостью преодолевала с ней большие пролеты ступенек и выглядела уверенно и элегантно, когда катила ее к билетной кассе.
В ту секунду, что она исчезла у меня из вида за маленьким зданием, я побежала к скамейке на платформе и достала газету. Низко склонившись, я подняла ее так высоко, как только это было прилично – я не хотела, чтобы меня приняли за плохого сыщика. Краешком глаза я наблюдала за тем, как она прошла мимо кассового окошка и вышла на платформу. Она посмотрела на информационное табло, а потом на часы. Амулет мне был не виден, я с трудом преодолевала искушение прыгнуть на нее и повалить на землю. Я собиралась следовать за ней до тех пор, пока мы не окажемся в каком-нибудь более уединенном месте, и потребовать его обратно. Физически я была довольно слаба, но знала, что ее желание обладать амулетом не шло ни в какое сравнение с моим. Я могла одержать победу, и когда я посмотрела бы ей в глаза, она поняла бы, что шансов у нее нет. Просто мне были не нужны многочисленные свидетели, и потому я засунула сжатые кулаки в карманы и стала ждать.
Она застала меня врасплох, когда села на поезд, идущий из Лондона, а затем я чуть было не упустила ее, сошедшую с поезда в Ричмонде. Я не успела осознать, что это она, но увидела огромные очки и поспешно покинула поезд. Она стояла на платформе и изучала карманное расписание. Я увернулась от людей, идущих по платформе, и, нырнув за старую будку контролера, следила за ней через грязное стекло, не слишком беспокоясь о том, что меня тут обнаружат.
Она пропустила два поезда, и я начала было думать, что она меня узнала и теперь играет со мной в какие-то игры. Но тут у платформы остановился скорый поезд. С минимальным числом остановок он шел до Ридинга, а там можно было сделать пересадку на линию в Уэст-Кантри – это был быстрый способ добраться до Корнуолла, минуя Лондон. Кэтрин села на поезд, и я тоже – через пару вагонов от нее. Я была начеку, потому что боялась, как бы она опять не вышла из поезда, но она благополучно прошла в вагон.
Наступило время решать, что делать. Какой-то путь поезд проделает без остановок, так что деться ей некуда, но и мне, когда я отберу у нее амулет, будет некуда бежать. Хотя было уже поздно беспокоиться об этом. До первой остановки оставалось двадцать минут. Я прошла через два следующих вагона, удивившись тому, как мало людей в действительности путешествуют. Перед дверью того вагона, где, как я считала, ехала она, я остановилась и натянула капюшон как можно глубже. Мне не было видно ее через маленькое окошко. Готовая к драке, желающая получить свой амулет обратно, я распахнула дверь вагона.
В нем стояла утренняя тишина. Казалось, здесь вообще никого не было. Никаких телефонных разговоров, никаких мамаш с маленькими детьми, никаких бизнесменов, с шумом разворачивающих газеты. Я села на место в ближайшем к двери ряду и повернула голову к окну. В нем отражался весь вагон, все кресла, но торчащего из-за них локтя или плеча я не увидела. Я молча встала, перешла на другую сторону вагона и посмотрела на сиденья оттуда. Примерно посредине вагона я вдруг увидела руку, чья обладательница была одета во что-то черное, ее локоть покоился на подоконнике. И вдруг она пошевелилась, наклонила голову и посмотрела в мою сторону.
Я быстро подалась назад в надежде, что она меня не заметит. Это был мой шанс. Это была моя последняя возможность вернуть Кэллума. И я не собиралась терять ее.
Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, обдумывая свой нехитрый план, построенный исключительно на беспредельной решимости. И решила не красться дальше по вагону, но встала во весь рост, в капюшоне на голове, очках на носу. Вытерев о джинсы потные ладони, я сжала их в кулаки и приготовилась к драке. Потом быстро пошла вперед и через несколько секунд уже была перед Кэтрин, перекрыв ей путь к отступлению.
– Игра закончена, Кэтрин. Отдай его мне.
Она не обратила на меня ни малейшего внимания и продолжала смотреть в окно, за которым проплывал скучный индустриальный пейзаж.
– Хватит играть со мной. Я знаю, что амулет по-прежнему у тебя, что на прошлой неделе ты меня обманула. Сейчас я прошу тебя по-хорошему. Но если ты не отдашь его мне, я скажу охраннику, чтобы он вызвал полицию. Ты пыталась убить меня, и тому есть свидетели. Кроме того, ты украла мои деньги. Я просто скажу им, что я – жертва хищения персональных данных, и ты проведешь долгие годы в тюрьме столь ужасной, что жизнь дерджа покажется тебе райской.
Я сделала паузу в моей тираде, надеясь, что она взглянет на меня, но она продолжала смотреть в окно.
– Отдай мне мой амулет! – Я стояла перед ней, раскачиваясь на пятках, со сжатыми кулаками.
По-прежнему никакой реакции. Это была превосходная тактика с ее стороны, и она приводила меня в неописуемую ярость. Я постаралась немного успокоиться, обрести контроль над собой; если я утрачу его, лучше мне от этого не станет. Но я почти чувствовала покалывание в руке – Кэллум был так близко! Все, что я должна сделать, так это забрать у нее амулет, и мы с ним снова будем вместе. Я протянула к ней руку.
– Сейчас же, – сказала я тихо, желая казаться спокойной и опасной. Наконец она посмотрела на меня сквозь свои огромные очки.
– Я не сделаю этого. – Голос у нее был как у мертвой, совершенно лишенный эмоций.
– Почему ты присвоила себе право владеть им, Кэтрин? Он мой, что прекрасно тебе известно, – прошипела я, не оставляя попыток успокоиться. Она пожала плечами и вернулась к прежнему своему занятию – стала смотреть в окно, положив руки на колени.
Я не смогла сдержаться и схватила ее за руку. Но она даже не попыталась оказать мне сопротивление, когда я закатала ее рукава до локтей. Амулета на ней не было. Крепко держа ее за обе руки, я придвинулась к ней ближе.
– Где? Мой? Амулет? – снова зашипела я.
Она повернулась посмотреть на меня, и то, что наши лица оказались так близко друг от друга, заставило меня отступить. Из-за огромных очков было трудно определить ее состояние. Я выпустила ее руку и сняла с нее очки, чтобы посмотреть в глаза.
Она высокомерно ответила:
– Его у меня больше нет, о’кей?
Я в шоке опустилась на сиденье напротив нее.
– Но… но кто?..
– Да возьми ты себя в руки, жалкое создание. Разве это имеет какое-нибудь значение?
– Что? Конечно, имеет! – Мой гнев начал постепенно одерживать победу над шоком. – Я собираюсь получить его обратно – он мой.
– Ну, удачи тебе, – холодно улыбнулась она, наклонившись и взяв очки из моих онемевших пальцев. Ее лицо снова стало похоже на непроницаемую маску.
– Кто это был? Кто забрал мой амулет?
Она проигнорировала меня, по-прежнему глядя в окно. Мне захотелось взять ее за плечи и потрясти. Я снова потеряла Кэллума, как раз когда думала, что он совсем рядом, и это разочарование было почти непереносимым.
– Какая тебе теперь разница? Почему бы тебе не рассказать мне обо всем?
– Просто ты мне не нравишься. Разве этого недостаточно?
Я снова лишилась дара речи, на этот раз из-за несправедливости происходящего. Без меня она бы по-прежнему вела плачевное существование дерджа. Она повернулась ко мне – линзы ее очков были похожи на глаза огромной мухи, – и на ее губах появилась слабая улыбка.
– Я не могу решить, что доставит мне большее удовольствие – сказать тебе сейчас и посмотреть, как ты страдаешь, или заставить тебя ждать до завтра – тогда ты все узнаешь сама.
– Не понимаю. Почему ты говоришь «завтра»?
Кэтрин взглянула на часы, а затем – невозмутимо – на меня.
– Пожалуй, полюбуюсь сама. Мне нравится смотреть на твою агонию. Твои эмоции так очевидны. – Ее голос сочился сарказмом.
На меня начало накатывать чувство страха. И что теперь? Я сделала глубокий вдох:
– Ну давай, выкладывай.
– В любом случае это твоя ошибка. Если бы ты все ему не разболтала, он никогда бы не додумался до такого.
– Скажи, кто это. Ну давай же!
– А сама не можешь догадаться? Кто не любит тебя почти так же сильно, как я? Есть идеи?
Я нахмурилась, пытаясь сообразить, к чему она клонит.
– Нет, не понимаю, о чем ты.
– Ты такая тупая, – пробормотала она себе под нос. – Роб. Вот кто тебя ненавидит. Я очень рада, что ты заглотила наживку. Я не верила, что он способен так ненавязчиво намекнуть тебе о чем-то, но он заверил меня, что ты у него на крючке. Этот мальчик сильно вырос в моих глазах.
– О чем ты толкуешь? – У меня перехватило дыхание.
Она презрительно покачала головой:
– Ты села на этот поезд. Осуществить наш план оказалось проще, чем мы думали.
Я смотрела на нее с отвалившейся челюстью, осознав наконец, что меня оставили в дураках.
– Ты и Роб? – У меня словно стало пусто в желудке. – Какое он имеет ко всему этому отношение?
– Послушай, идиотка. Он знает, что представляет собой амулет, на что он способен.
– А откуда ему это знать? Я ему ничего не говорила.
– Сказала, только не прямо.
Я еле удержалась, чтобы не ударить ее:
– Сколько раз можно повторять одно и то же? Я никому ничего не говорила, особенно этому эгоистичному придурку!
– Давай перенесемся в прошлое, в тот день, когда мы были в садах Кью. Когда ты с такой охотой поведала обо всем мне. Насколько я помню, ты что-то потеряла.
Все наконец встало на свои места.
– Ты говоришь о флешке? Роб нашел ее?
Она самодовольно кивнула.
– Я же говорила, что это ты во всем виновата.
Мой мозг лихорадочно работал, и многое начало проясняться. Вот почему на компьютере Роба были запароленные файлы обо мне, которые так расстроили Эшли, вот почему ему снова захотелось поговорить со мной, вот почему он захотел увидеть амулет вблизи.
– Ты это имела в виду, когда сказала, что это моя вина, во время того разговора в пабе? – В ответ одна идеальная бровь ненадолго показалась над очками. – Но я думала, что ты потеряла память, что Оливия забрала ее у тебя.
– О, нет. Я знаю это совершенно точно. Это определенно твоя вина, и ничья больше.
– Так что тогда взяла Оливия? Память о том, как могут спастись дерджи? Что это было?
Кэтрин не ответила, а просто продолжала молча изучать мое лицо. Я знала, что она хочет довести меня до ручки, а также то, что я не могу позволить ей этого. Главное для меня – найти амулет.
– Да на что ему сдался этот амулет? Ему вряд ли понравится общаться с дерджами.
– А он не собирается хранить его. Он умнее, чем кажется, этот мальчуган.
– А что он тогда будет с ним делать? – озадаченно спросила я.
На этот раз Кэтрин громко рассмеялась, совершенно ошарашив меня этим:
– Помимо жадности, он обладает определенным талантом ко злу. Он собирается продать эту историю газетам, фактически он организовал что-то вроде аукциона.
– Но почему это интересно газетам?
– Знаешь, – задумчиво сказала она. – Мне так будет не хватать этих твоих качеств; ты такая доверчивая, такая… наивная. – Она произнесла эти слова, будто они были названиями болезней.
– Не отвлекайся, – коротко сказала я.
– Пожалуй, я позволю себе развлечься. Остановка будет еще не скоро, так что тебе никуда отсюда не деться. – Она одарила меня одной из своих тонких, злых улыбок. – Давай вернемся к самому началу; что ты могла делать с помощью амулета?
Она намеренно накручивала меня, говорила со мной очень покровительственно. Я глубоко вдохнула и принудила себя оставаться спокойной.
– Он позволяет мне говорить с Кэллумом.
– Точно. А с кем еще?
– С другими дерджами, разумеется.
– Превосходно! – продолжала язвить она. – И в качестве бонуса ты можешь сказать мне, что нужно сделать, чтобы стать дерджем?
– Нужно утонуть в реке Флит, – процедила я сквозь стиснутые зубы.
– Приз в студию! Это правда, нужно утонуть; утонуть здесь – ключевое слово. Амулет позволяет нам разговаривать с людьми, которые утонули. Которые. Уже. Мертвые! – Она подчеркнула каждое слово отдельно, но я все еще не понимала, к чему она ведет.
– Ну и что ты хочешь сказать?
– Давай задумаемся над этим на минутку, хорошо? – продолжала она все тем же учительским тоном. – У кого еще есть нечто, позволяющее делать это? Нечто, доступное научной проверке? – Она замолчала и сняла очки. – Это бесспорное доказательство жизни после смерти. Это бомба, и Робу это известно.
Я застыла с открытым от ужаса ртом: она была права. Если Роб расскажет обо всем газетам, то мир дерджей перевернется вверх тормашками. Люди будут платить огромные деньги за то, чтобы потаращиться на них, а ученые придут в полный восторг. Амулет станет такой важной вещью, такой ценной, что мои шансы заполучить его, чтобы иметь возможность поговорить с Кэллумом, станут нулевыми, а как только дерджи начнут выкачивать воспоминания из людей, снимающих амулет, убивая тех, чтобы спастись, то начнется ужас. Будет совершенно невозможно вернуть амулет, и я потеряю Кэллума окончательно.
– Я должна остановить его, – пробормотала я, вскакивая на ноги. – Его надо заставить осознать все это.
– О. Слишком поздно. Вот почему так восхитительно иронично то, что ты преследовала меня все это время на скоростном поезде. Нам надо было убрать тебя с дороги. А он уже сейчас направляется к пиарщику. – Она снова засмеялась. – Тебе его не догнать. К тому времени, что ты прибудешь в Лондон, амулет окажется вне пределов твоей досягаемости.
– Ты шутишь. – Слезы снова подступили к моим глазам, и я старалась прогнать их, но все, что она говорила, было похоже на правду. Я не могла поверить, что Роб взял и так просто одурачил меня.
– Нет, сладенькая. Думаю, пришло время попрощаться. Такая жалость, что Кэллум навсегда останется столь далеко от тебя. Думаю пиарщик будет в восторге от его смазливой мордашки. Он станет призрачной звездой.
Это была такая ужасная перспектива и такая неизбежная.
– Кэтрин, помоги мне. Пожалуйста. Ты же не хочешь, чтобы со всеми ними случилось такое. Они были твоими друзьями, твоей семьей. Просто скажи мне, куда направляется Роб, и я остановлю его.
– А с чего ты взяла, что я это знаю?
– Раз вы с Робом придумали такой умный план, желая обмануть меня, то должна знать.
Она пожала плечами и посмотрела в сторону, и я догадалась: она понимает, что совершила тактическую ошибку. Я продолжала настаивать:
– Да ладно, он наверняка хвастался, какой он умный и как ловко обо всем догадался. Я удивлена, что ты не хочешь извлечь из этого больше выгоды. Почему ты сейчас убегаешь? – Она снова надела очки, спрятав за ними лицо, и стала смотреть в окно. И вдруг мне все стало ясно.
– Ты заключила с ним сделку? – недоверчиво спросила я. Кэтрин продолжала игнорировать меня. – Точно. На каких условиях? Ты получишь часть денег в обмен на то, что тебя не упомянут? Анонимность для единственного в мире ходячего мертвеца? Честно говоря, я удивлена, что тебе не наплевать.
– Ну, это только доказывает твою тупость, – выдала она в ответ, не в силах больше хранить молчание. – Я же сделала это не за просто так, и в любом случае я не являюсь единственным «ходячим мертвецом», как ты это сформулировала.
– Что ты хочешь сказать? – Кэтрин внезапно как-то изменилась. – Ну, – давила на нее я, – о ком ты говоришь? О Веронике? Она тоже здесь?
Кэтрин, насколько только могла, повернулась к окну, но по-прежнему молчала. И я поняла, что впервые одержала небольшую победу, и решила воспользоваться ею:
– Значит, при этих обстоятельствах, полагаю, ты хочешь, чтобы я тоже держала рот на замке?
Я немного помолчала, радуясь ее дискомфорту. Кэтрин отодвинулась еще дальше и вообще постаралась сесть ко мне спиной.
– О’кей, давай тоже заключим сделку. Я никому ничего не скажу при условии, что ты скажешь мне, где Роб.
Она повернулась и пронзила меня взглядом, полным ненависти.
– Ты никогда не сможешь оказаться там, так что это не имеет никакого значения. Сегодня утром он встречается с парнем, который занимается пиаром для всех знаменитостей, – со Стивом Скейлсом. Или, в любом случае, с его людьми. Он так по-детски волновался из-за этого.
– Ты имеешь в виду того самого парня, который работает с людьми из всяких реалити-шоу?
– Да, его. Он обеспечит Робу доступ ко многим СМИ. – Она была права. Этот парень хорошо знал свое дело.
– Ты знаешь, где его офис?
– Если ты считаешь, что я расскажу тебе что-нибудь еще, то очень ошибаешься. Я и так сделала для тебя больше, чем ты того заслужила. А теперь проваливай. Я не хочу иметь с тобой никаких дел.
– Меня это устраивает, и если я обнаружу, что ты опять как-то вмешиваешься в мою жизнь, неприятности тебе гарантированы.
– О, как я тебя боюсь, – саркастически отбила она подачу, когда я уже собралась уходить. Я не обратила на ее слова никакого внимания и пошла по вагону искать охранника. И услышала ее голос, обращенный ко мне:
– Я так жду, что про вас напишут в газетах. Именно ваша пара заслуживает этого больше других.
Покидая вагон, я с шумом захлопнула за собой дверь.
Станция
Я шла по поезду, выглядывая охранника, а мой мозг тем временем лихорадочно работал. Я должна попасть туда прежде, чем Роб поговорит с пиарщиками об амулете. Если еще кто-нибудь сможет увидеть дерджей, все будет кончено – я никогда не получу амулет обратно. Он станет слишком дорогим, никто не захочет расстаться с ним. Но другой большей проблемой была опасность. Если Роб установит с дерджами хорошую связь, то возьмет и призовет кого-нибудь не того, когда станет демонстрировать амулет. Это может стоить ему жизни. Я вздрогнула, вспомнив, как Кэтрин напала на Грейс – я никому не пожелала бы такой участи. Но для того чтобы остановить Роба, надо сначала выяснить, где он, и оказаться там как можно скорее. Я достала из кармана огромный телефон и начала думать над тем, как буду убеждать его. Я не сомневалась, что он не обратит ни малейшего внимания на мои слова, но его надо предупредить об опасности; я должна сделать это. Разблокировав клавиатуру, я застонала от досады: в памяти телефона был только номер Джоша. Ну и как мне дозвониться до Роба? Придется догонять его.
Наконец я отыскала охранника, сидящего в небольшом кюбикле посередине поезда. Сняв очки, я постаралась принять самый что ни на есть несчастный вид и робко постучала в окошко.
Он открыл раздвижную дверь.
– Да? – спросил он равнодушно.
– Я страшно извиняюсь, – сказала я, и в моем голосе вдруг послышалось куда больше слез, чем я того хотела. – Думаю, я села не на тот поезд. Мне нужно в Лондон. – Я показала ему билет. Его привела в легкий ужас необходимость объясняться с потенциально истеричным подростком.
– Ладно, милая, успокойся. Думаю, мы можем это исправить. Так… – Он поджал губы и снял с полки изрядно потрепанное расписание. – Давай посмотрим, где ты можешь сделать пересадку.
Он быстро выяснил, что наилучшим вариантом для меня будет доехать до Ридинга и там пересесть на следующий без остановок экспресс до Паддингтона. А потом уж на подземке я смогу доехать куда захочу. Он продал мне дополнительный билет и с видимым чувством облегчения закрыл дверь.
Следующей задачей было – определиться, куда идти. В моем телефоне не было браузера, а поиски интернет-кафе в Лондоне займут слишком много времени. Мне нужна была чья-то помощь. К счастью, один номер я все-таки помнила.
– Грейс, привет, послушай, я прошу тебя об одолжении, и мне надо, чтобы ты сделала все быстро.
– Алекс, успокойся. В чем дело? Ты о’кей?
– Не совсем. Кэтрин обманула меня. Она не разбивала амулет, но его у нее все равно нет.
– Что! Где же он тогда? Что она с ним сотворила?
– У меня нет времени объяснять, прости. Я в поезде, и мне нужен один лондонский адрес. Можешь посмотреть?
– Конечно, подожди секундочку, пока я не подсоединюсь. – Повисло молчание, и я слышала, как ее длинные ногти стучат по клавиатуре. – Все в порядке, – наконец сказала она. – Гугл готов к действию и ждет. Что тебе нужно узнать?
– Офис пиарщика Стива Скейлса. Того, который работает со звездами из реалити-шоу.
– Правда? Ну как скажешь.
– Мне нужен адрес и ближайший способ добраться туда от Паддингтона.
– Паддингтон, – спокойно сказала она. – Знаешь, тебе придется многое объяснить.
– Я знаю и прошу прощения, но сейчас у меня совершенно нет времени на это. Ну так что там с адресом?
– Минутку… – пробормотала Грейс и опять стала стучать по клавиатуре, а мы тем временем наконец-то въезжали на вокзал Рединга. Я поспешила сойти с поезда, чтобы найти нужную мне платформу. Впереди я увидела Кэтрин, как ни в чем не бывало вышагивающую с почти пустой сумкой в руке. Я старалась держаться от нее подальше, радуясь, что мне никогда больше не доведется говорить с ней.
Взбежав по ступенькам, я посмотрела на информационные табло. Мой поезд прибудет всего через несколько минут, так что я не могла медлить. Я поспешила на правую платформу и встала там, где должен был остановиться головной вагон. Через пути мне была видна Кэтрин, стоящая на платформе, с которой поезда шли на запад, и старательно игнорирующая меня.
Я слышала по телефону, как Грейс по-прежнему что-то бормотала себе под нос:
– Видишь ли, они не хотят, чтобы нам жизнь раем показалась, когда мы будем искать их. А номера телефона тебе не достаточно?
– Нет, Роб привезет туда амулет – показать, что он собой представляет. Я должна остановить его.
– Что? Роб? Он-то здесь при чем? – Голос Грейс взлетел на три октавы. – Маленький…
– Грейс, – перебила ее я. – Пожалуйста, успокойся. Просто найди адрес.
– О’кей, о’кей. Я как раз пытаюсь сделать это на сайте. – И тут как раз прозвучало оглушающее объявление о том, что приближается мой поезд. – Я не собираюсь спрашивать еще и об этом, – безропотно сказала она. – По крайней мере, не сейчас. Надеюсь, ты ценишь меня?
– Ты, как всегда, самая преданная и лучшая подруга, о которой только может мечтать девушка, и я тебе благодарна за это.
– Алекс! – Голос, пронесшийся над путями, удивил меня. Я посмотрела на другую платформу. Кэтрин махала мне.
– Я забыла спросить, – кричала она. – Про то воспоминание, которое украла Оливия! Вам удалось что-нибудь извлечь из него?
– Пытаешься шутить? – крикнула я в ответ. – Оливия чуть с ума не сошла, имея дело с твоим извращенным разумом.
– Правда? Дело в том, что, похоже, я записала все это – так, на всякий случай. – Она залезла в карман и достала сложенный лист бумаги. – Я все записала. Я точно знаю, как можно спасти моего дорогого брата и его друзей, но ты никогда не получишь этой информации!
– Что? – крикнула я. – О чем ты? – Наши последние слова заглушило грохотание экспресса, и Кэтрин исчезла за неясными очертаниями металла и окон. Как только поезд, пронзительно визжа, остановился, я распахнула ближайшую дверь и побежала по вагону, чтобы посмотреть на противоположную платформу. Разглядеть что-либо было невозможно, поэтому я рванула вниз неподатливое окно и просунула в него голову. Кэтрин беззаботно удалялась прочь от меня. Я не могла пробежать по вагонам, чтобы приблизиться к ней – в поезд садилось слишком много народа. – Кэтрин! – завопила я на пределе голосовых связок, так что буквально каждый человек на платформе, остановившись, стал таращиться на меня. – Если ты знаешь это, то должна сказать мне! Не будь такой жестокой!
Она, повернувшись, остановилась, и на ее лицо вернулась самодовольная улыбка. Она медленно помахала мне:
– Прощай, Алекс.
– Чт… – Мой вопль заглушил разрывающий барабанные перепонки гудок. Я успела сунуть голову обратно в окно, прежде чем поезд на Уэст-Каунтри прогрохотал снаружи. Потрясенная, я потеряла Кэтрин из виду, поскольку он остановился между нами. Я отскочила от двери, чтобы понять, могу ли я все-таки догнать ее, но тут все на платформе пришло в медленное движение. Когда поезд стал набирать скорость, я оперлась о стену, опять потерпевшая поражение. Какой бы информацией она меня ни дразнила, узнать, правда это или нет, возможности не было.
– Черт побери! – пробормотала я про себя.
Затем вдруг услышала далекий голос:
– Алекс? Ты здесь? Что у вас происходит?
Я дико огляделась, понадеявшись на долю секунды, что это каким-то образом вернулся Кэллум, но потом поняла, что до сих пор сжимаю в руке телефонную трубку. Я поднесла ее к уху:
– Прости, Грейс, это была Кэтрин, но сейчас она уехала.
У нее был очень взволнованный голос:
– Алекс Уолкер, это совсем не смешно. Ты должна рассказать мне все.
– Я знаю, и мне очень жаль, что все получается так нелепо, действительно жаль. Я расскажу тебе о том, что произошло, как только вернусь, обещаю.
– У тебя все нормально? Ты не в опасности?
– У меня все хорошо, честно. Просто мне нужно достать тот адрес прежде, чем это сделает Роб.
– Подожди-ка, я перестала искать его, когда начался весь этот шум. Так… вот он! Не думаю, что у тебя есть ручка? – ехидно спросила она.
– Мммм, нет, ты права. Вообще при мне нет ничего полезного.
– Тогда я пошлю тебе сообщение, о’кей? На этот номер?
– Превосходно, да, на этот номер. Мой старый телефон совершенно вышел из строя. Спасибо тебе огромное, Грейс. Я позвоню тебе позже и расскажу все в мельчайших подробностях.
– Да уж придется. А пока береги себя, хорошо?
– Ага, пытаюсь. Еще раз спасибо. Пока. – Я отключила телефон, и через несколько минут раздалось биканье, извещающее о входящем сообщении. Я быстро проглядела его. Она написала мне полный адрес и ближайшую станцию подземки. Одна проблема решена, но на горизонте маячила куда более внушительная.
Я была настолько взвинчена, что не могла бы усидеть в тесном кресле, вот и стояла у дверей и смотрела с непривычного ракурса, как приближаются очертания Лондона. Я гадала, где Роб, как далеко он забрался в своей поездке к пиарщику. Мне было плохо при мысли, что, может, в этот конкретный момент он передает мой бесценный амулет какому-то незнакомцу, который будет использовать его только для того, чтобы делать деньги. Я не могла поверить, что кто-то, кого я знаю и кому я когда-то доверяла, способен оказаться столь корыстным. У меня по-прежнему не было никаких идей о том, как я уговорю его вернуть амулет, и я лишь надеялась, что все обернется по-хорошему.
Я не позволяла себе думать о последних словах Кэтрин. Решать проблемы по мере поступления – только так я могла действовать. Я верну амулет и лишь потом начну беспокоиться по ее поводу и по поводу ее странных комментариев.
Поезд подъехал к Паддингтону удивительно быстро, и я уже стояла на платформе и дико озиралась в поисках входа в подземку. Здесь было несметное число людей, слонявшихся без какой-либо цели, и мне приходилось сдерживать порыв расталкивать их локтями, стараясь поскорее добежать до эскалатора. В билетной кассе было столь же многолюдно: полчища туристов сверялись с картами и изучали автоматы по продаже билетов.
Я порылась в сумке и достала свой проездной, гадая, в каком направлении нужно двигаться. Мне нужна была линия Бейкерлоу, чтобы доехать до Пикадилли-серкус. Наконец поверх голов я усмотрела нужный указатель и побежала к эскалатору. К счастью, все остальные тоже торопились, так что я смогла добраться до платформы.
В подземке было тепло и душно, и стало большим облегчением, когда поезд наконец прогрохотал по направлению к нам, донося до платформы долгожданную струю воздуха из тоннеля. Вагон был битком набит, но я все равно слишком нервничала, чтобы сидеть, и повисла на поручне у двери, считая, сколько остановок мне предстоит проехать. Оказалось, что пять. Пять, а потом уже моя. Пять нескончаемых периодов времени, за которые одни люди выйдут из поезда, а другие втиснутся в него. Я крепко держалась за поручень, боясь, что меня оттеснят от двери. Последняя остановка на Оксфорд-стрит, казалось, длилась целую вечность, поскольку все новые пассажиры были обвешаны огромными пакетами с покупками.
Я в сотый раз посмотрела на часы, жалея, что мне не известно, на какое время у Роба назначена встреча. Потом сжала руки и почувствовала, что они у меня мокрые от пота. Я снова вытерла их о штаны и сделала два глубоких вздоха. Наконец поезд замедлил ход. Когда мы оказались на Пикадилли-серкус, я опять увидела полную платформу людей. Дверь, казалось, открывалась целую вечность, но наконец-то я оказалась на свободе и побежала сломя голову, огибая людей с чемоданчиками и сумками на колесиках и покупками, бросая через плечо извинения, когда все-таки натыкалась на кого-нибудь. Переходы внизу показались мне сначала лабиринтами, но в конце концов я оказалась на последнем эскалаторе и пробежала через последний билетный турникет.
Не думая, взбежала по ступенькам к ближайшему выходу на улицу и заморгала на ярком солнечном свете, затем резко остановилась, поняв, что не знаю, куда мне надо направиться. Оглядываясь по сторонам, я видела огромные сверкающие билборды, статую Эроса, окруженную фотографирующими ее людьми, а пройдя дальше, обнаружила, что от площади отходят шесть дорог, и я не имела ни малейшего понятия, какую нужно выбрать.
Я уже собиралась бежать обратно на станцию, где должна была быть карта, но тут вдруг заметила человека, выходящего из метро из другого выхода. В его самонадеянной походке было что-то знакомое, и я невольно задержала на нем взгляд. Солнце высветило золотую копну его волос – Роб. Я не могла поверить своему счастью – он явно еще не успел отдать амулет. Все, что я должна была сделать, так это проследить за ним и остановить его.
Но Роб был на дальнем конце перекрестка; мне нужно было пересечь три улицы, чтобы добраться до него прежде, чем он исчезнет в лондонской толпе. Я чуть посомневалась. Самый быстрый способ очутиться рядом с ним – это снова спуститься в подземный переход и выйти из того выхода, из которого он только что появился. Но это значило, что я потеряю его из виду, а мне совершенно не хотелось этого. Оценив количество машин, я решила рвануть напрямик. Уворачиваясь от такси и белых фургонов, перебежала в начало Риджент-стрит, затем преодолела следующую небольшую улицу, вытянув руку, чтобы остановить приближающуюся машину. Водитель, тормозя, сердито загудел, но, к счастью, вокруг было так шумно, что Роб даже ухом не повел. Он целенаправленно шагал по широкой улице, и я посмотрела на здании на углу, как она называется: Шефтсбери-авеню. Именно туда мне и было нужно; Роб определенно шел на встречу в агентство.
Он был на расстоянии примерно пятидесяти метров впереди меня, шел по другой стороне улицы с маленьким чемоданчиком в руке. Я быстро натянула капюшон на свои светлые волосы и засунула руки поглубже в карманы. Через пару минут он замедлил шаг и достал из бокового кармана чемоданчика листок бумаги. Изучив его, он посмотрел на мою сторону дороги. К этому моменту я уже существенно сократила расстояние между нами и потому поспешила отвернуться к витрине магазина, рядом с которым стояла. В окне, как в зеркале, я увидела, что он перешел через улицу и свернул в узкий переулок, а затем мне пришлось бежать, потому что я потеряла его из виду. А терять его было никак нельзя, хотя я знала адрес, по которому он идет.
В переулке было темнее и гораздо тише, но он был намного впереди меня, так что возможности перехватить его у меня не было. И я по-прежнему толком не знала, что скажу ему. Драка тут никак не годилась. А совесть, чтобы взывать к ней, у него отсутствовала. Единственное, что я придумала, – так это обвинить его в воровстве, а для этого вокруг должны быть люди, которые могут заступиться за меня. Я немного отстала от него, стараясь, чтобы он не увидел меня раньше времени, но внимательно следила за названиями улиц, чтобы понять, когда мы будем приближаться к цели. Мы прошли мимо дюжины ресторанов, и доносившиеся оттуда волшебные запахи заставили меня вспомнить о том, что я не ела уже много часов, но я все еще слишком нервничала для того, чтобы проголодаться. На еду у меня будет время позже, когда я воссоединюсь с Кэллумом. Я просто надеялась, что он здесь и может каким-то способом следовать за мной.
Наконец-то улочки Сохо вывели нас на зеленую площадь, окруженную высокими современными строениями. Я быстро взглянула на присланное мне Грейс сообщение: нужное мне здание располагалось в дальнем углу.
Роб снова просмотрел свою бумажку, а затем пустился в путь по левой стороне площади. У меня был шанс, и я во весь опор рванула на другую сторону, опять прячась за фургонами и такси. Когда он подойдет к двери, я уже должна быть там. Роб был слишком погружен в свои планы, чтобы замечать кого-либо вокруг, и когда он оказался у входной двери, я стояла перед ней, небрежно облокотившись на почтовый ящик – единственную примету этой широкой улицы.
Я смотрела, как он в последний раз сверяется с листком, а потом складывает его и убирает в карман джинсов. Он бросил взгляд на сверкающее современное здание, состоявшее целиком из зеркального стекла. Но Роб не любовался архитектурой, Роб любовался собой. Он смотрел на свое отражение, проводя рукой по идеально уложенным волосам и смахивая что-то с плеча дорогой рубашки. Лучшего шанса мне уже не представится.
Зеркала
– Привет, Роб, какая неожиданная встреча, – сказала я, отлепляясь от почтового ящика и неторопливо направляясь к нему. На секунду он совершенно потерял самообладание, челюсть у него отвалилась.
– Э… хммм… Алекс. Что ты делаешь в Сохо? – наконец спросил он…
– О, думаю, ты знаешь.
– Думаю, что нет, – ответил он, явно стараясь выиграть время.
– У тебя есть с собой что-то принадлежащее мне, и я хочу получить эту вещь обратно. – Я стояла и смотрела на него, скрестив руки на груди, изо всех сил стараясь не нервничать. Я не могла позволить ему думать, что он может напугать меня и я сдамся. Его глаза стреляли поверх моего плеча в дверь здания; там он будет в безопасности. Для начала он решил уйти в несознанку.
– Понятия не имею, о чем ты.
– Вот только этого не надо. Думаешь, я идиотка? Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.
Его глаза начали сужаться, удивление пошло на спад, и он быстро переходил в наступление:
– Ты преследуешь меня, Алекс? Я знаю, что ты девушка с тараканами, но неужели тебе приспичило тащиться за мной в Лондон?
Я уничижительно посмотрела на него:
– У меня есть более интересные занятия, чем мотаться целыми днями за тобой. Просто отдай мне браслет!
Он проигнорировал мои слова и продолжил гнуть свое:
– Потому что, знаешь ли, сталкеры, они опасны. Думаю, полиции захочется немного поболтать с тобой. Ты ведь хорошо познакомилась с ними за последние несколько недель, правильно я говорю?
– Буду рада, если ты вызовешь полицию и сможешь объяснить им, что ты здесь делаешь, имея на руках чужое имущество.
Он рассмеялся:
– Но дело в том, Алекс, что эта вещь больше не твоя. Ты отдала ее Кэтрин.
– Ты знаешь, что Кэтрин украла ее у меня!
– Ничего такого я не знаю. Она сказала, что ты отдала его ей. Потому что вы хорошие подруги. И это просто и убедительно. Что может быть лучше того, что вы с ней так близки? – На его лице появилась язвительная улыбка, и я, сжав кулаки, сделала шаг вперед.
– Да, мы действительно близки до такой степени, что Кэтрин поведала мне все о твоих планах обогащения.
Его улыбка на секунду скукожилась, но он быстро обрел утраченное было спокойствие.
– Насколько я помню, я вчера сказал тебе, что между нами установилось определенное взаимопонимание.
– Если ты войдешь туда и откроешь свой поганый рот, – я показала пальцем на сверкающее здание, – то не кажется ли тебе, что им станет любопытно, а откуда же ты взял амулет?
– Им будет наплевать на это, когда они увидят, на что он способен. Они будут локтями друг друга отталкивать, чтобы купить у меня эту историю, и я разбогатею.
– Так все дело в том, чтобы разбогатеть? Ты готов разрушить мою жизнь и бесчисленное количество других жизней исключительно потому, что хочешь обналичить свои пятнадцать минут славы? Какое же ты ничтожество. И не забудь. У меня до сих пор имеются доказательства методов убеждения Кэтрин. – Я подняла рукав и показала синяки.
Увидев мою разноцветную руку, он приподнял брови:
– А я-то думал, у тебя только лицо такое. Значит, она действительно без тормозов? Но ты нас не заложишь, я уверен в этом. – Он лукаво улыбнулся мне: – Я хочу сказать, мы можем заключить сделку, прийти к какому-нибудь взаимовыгодному решению.
– Вряд ли, – фыркнула я и опять сложила руки на груди.
– Ты уверена в этом на все сто? Не хочешь опять поговорить с Кэллумом? Не хочешь снова быть с ним вместе? – На слове «вместе» он пальцами изобразил в воздухе кавычки, чем взбесил меня еще больше.
– Значит, ты вернешь мне его?
– Не смеши меня! Я просто хочу, чтобы все получили желаемое, и предлагаю способ, как это сделать. Если ты будешь держать рот на замке, я устрою так, что вы с Кэллумом сможете время от времени пользоваться амулетом. Под тщательным наблюдением, разумеется. Я не могу доверять тебе безоговорочно. А затем мы с Кэтрин поделим деньги. И все счастливы!
– Это не то, что мне надо. Верни мне сейчас же мой амулет, или тебя арестуют за кражу.
– Так не пойдет. Сейчас я объясню тебе подробнее, какие у тебя есть варианты. Если ты станешь причиной неприятностей – любых неприятностей, – я сделаю так, что ты никогда больше не увидишься с Кэллумом. А у всех остальных такая возможность будет. Мы разузнаем все: из какой он семьи, кто его настоящая девушка, сколько бы лет ей сейчас ни было. Потом я отдам газетам твои видеодневники – таблоиды будут в восторге от запечатленных там тревог и рыданий. Люди будут доставать тебя этим долгие годы, а он окажется недоступен. – Он помолчал, искоса глядя на меня. – Они могут даже устроить драку между тобой и его прежней девушкой.
Я почувствовала, что на меня накатывает волна ужаса. Роб случайно наткнулся на единственное обстоятельство, которое могло заставить меня усомниться в своей правоте. Кэллум очень ясно дал понять: если станет известно о его прошлом, кто он, что случилось с его родителями, то его каждодневное существование окажется невыносимым. Я не могла допустить, чтобы это произошло, но я не могла также поставить об этом в известность Роба. Я пристально смотрела на него из-под своего капюшона.
– Если я соглашусь – если, – подчеркнула я, глядя на внезапную улыбку на его лице, – то ты-то что с этого получишь? Не только же мое молчание?
– Ну, – начал изворачиваться он, – видеодневники – это хорошо, но если ты расскажешь, как все это работает… Кэтрин даже слышать не хочет о том, чтобы говорить с кем-то, но если ты ответишь на вопросы журналистов, мы получим еще больше денег.
Деньги. Вот вокруг чего все вертелось: вокруг примитивной жадности. По крайней мере, я знала, с чем имею дело.
– О’кей, если – если – я приму твои условия, то как ты планируешь работать? Что тебе уже известно?
Он едва сдерживал свое возбуждение:
– Я уже говорил с ними, но пока еще ничего не показывал; этому будет посвящен сегодняшний день. – Он бросил взгляд на свой чемоданчик.
– И что ты хочешь показать им?
– Видео, а затем я сделаю так, что они увидят одного из дерджей. Мне сказали, что если у меня будут доказательства, то я смело могу назвать свою цену.
Я старалась, чтобы мой голос звучал ровно:
– И ты общался с ними?
– Я попытался сделать это вчера вечером после того, как Кэтрин дала мне амулет. Мне даже ничего не пришлось говорить – этот чувак просто подкрался ко мне в зеркале сзади. Должен сказать, я буквально подпрыгнул на месте.
– Он был один?
– Ага. Знаешь, – Роб понизил голос и тайком огляделся, – это было стремно. Меня удивляет, что ты не забросила амулет обратно в реку, как только увидела их. Ты должна была испугаться до полусмерти при виде странных людей в плащах, маячащих за тобой!
– Да, я испытала некоторый шок, – признала я.
– Он не казался слишком уж дружелюбным. И ничего не сказал, просто потаращился на меня. Похоже, я ему не понравился, так что я рад, что он существует только в зеркале. – Роб опять посмотрел на сверкающее здание. – Но вообще-то, неуютно осознавать, что он может оказаться рядом со мной в любой момент. Охренеть, как неуютно, по правде говоря.
Я засунула руки в карманы худи, чтобы они не дрожали.
– А сейчас тут кто-нибудь есть? Кто-то наблюдает за нами? – Мое сердце запрыгало в груди, стоило мне подумать, что в данный конкретный момент Кэллум может находиться совсем близко.
Роб огляделся:
– Сейчас никого. Знаешь, я бы с радостью доказал свою правоту и избавился бы от этой штуковины.
– Значит, амулет на тебе?
– Да, – с легким смущением признался он. – Он немного девчачий, вот мне и пришлось надеть рубашку с длинными рукавами. Не хотелось, чтобы меня с ним кто-то увидел.
– И ты ни о чем не говорил с Кэллумом? – спросила я как ни в чем не бывало.
– Нет, я просто убедился, что он был там, что все это не какая-то безумная фальшивка. К счастью, он исчез довольно быстро и больше не возвращался. Кэтрин говорит, он придет, если я его позову, не надо только злить их, снимая амулет.
– Кэтрин сказала тебе это? – Я постаралась скрыть свое удивление, а потом поняла, что если Кэллум как-то нейтрализует Роба, то она не получит свою долю. Она беспокоилась за себя, а не за процветание Роба.
Роб тем временем перестал слушать меня и продолжил разрабатывать свой умнейший план:
– Здешние ребята смогут установить, кто он, когда умер и все остальное. Моя идея такова: мертвые парни разговаривают с нами в обмен на информацию о том, кто они есть. Они ведь не знают этого, верно? Мы можем выдавать им информацию по капле в обмен на сотрудничество.
Я углядела здесь свой шанс:
– Почему бы тебе сначала не дать перемолвиться словом с ними мне? Они меня любят, уверена, я заручусь их поддержкой.
Роб грубо рассмеялся:
– Считаешь меня идиотом? Я не дам тебе амулет. Ты его ни за что не вернешь. – Левая рука машинально обхватила правую кисть. Теперь я знала, где амулет, и у меня оставалась одна последняя попытка.
– Я ни на что такое и не надеялась. – Я пожала плечами, будто мне все было без разницы. – Но дело в том, Роб, что хорошо бы, чтобы, когда ты будешь разговаривать с пиарщиком, рядом оказался кто-то из них. Будет не совсем удобно, если ты призовешь взбудораженную команду рекламщиков, а никто из дерджей не появится. Если же ты позволишь мне увидеть амулет – конечно же, не надеть, – добавила я, когда он протестующе поднял руку. – Если ты позволишь мне увидеть его, я смогу сказать, есть ли кто из дерджей поблизости. Если же нет, то ты сможешь позвать кого-нибудь из них. Как тебе такой вариант?
Я почти слышала, как скрежещут его мозги.
– А как ты это делаешь? Как узнаешь, что они рядом?
– Дело опыта, – сказала я равнодушно. – Иногда в нем что-то вроде как мелькает, если освещение правильное. Ты не замечал? – Я не могла поверить, что он покупается на это. Или принял за чистую монету мою внезапную готовность сотрудничать. Жадность застила ему глаза.
– Нет, ничего подобного я не замечал.
– Ты, должно быть, еще недостаточно настроен на них. Я размышляла над этим несколько дней. Хочешь проверим? Если кто-то из них рядом, он не заставит себя долго ждать. – Я пожала плечами. И как только Роб не услышал моего бьющегося сердца? Его нужно было отвлечь. – В любом случае я уверена, что Стив и его коллеги подождут. Так о каких конкретно деньгах они говорили?
Слово «деньги» вернуло Роба к реальности:
– Думаю, ты можешь быстренько взглянуть на него, но давать его тебе в руки я не намерен. Это ясно?
– Абсолютно ясно, – сказала я как можно спокойнее. – Покажи мне твое запястье. – Я наклонилась к нему, предусмотрительно держа руки в карманах. Роб бросил вокруг быстрый вороватый взгляд, словно проверяя, а нет ли поблизости какого грабителя-наркомана, а затем начал расстегивать манжет. Я задержала дыхание.
Медленно-медленно он задрал рукав, и я увидела на его запястье свой амулет, целый и невредимый; глубокий сине-зеленый камень поблескивал на солнце, изысканные серебряные нити светились на фоне бледной кожи Роба. Я успела забыть, как он прекрасен, и, не успев осознать, что делаю, всхлипнула, поспешно замаскировав этот всхлип кашлем. И снова Кэллум был так близко, что я почти чувствовала его.
– Ну давай же, – торопил меня Роб. – Видишь ты что-нибудь или нет?
Я нахмурилась, поскольку амулет был довольно далеко от меня; мои руки по-прежнему были в карманах, сжатые в кулаки.
– Не могу сказать. Поверни его немного. – Он сделал, как я велела, и повернул камень к свету. – Ах, немного влево, нет, хватит. Ладно, не важно. Думаю, все пройдет как надо.
– Что? Ты ничего не видишь? Попытайся еще раз!
– Было бы куда как проще, если бы я была ближе к нему. – Я с трудом удерживалась от малейшего движения, пока он не кивнул.
– Я слежу за тобой в оба глаза, так что никаких выкрутасов, поняла? – зло сказал он и левой рукой совершенно закрыл от меня амулет.
Я сделала шаг назад, высоко подняв руки.
– Как скажешь, Роб. Ты главный.
Теперь в свою очередь нахмурился он:
– О’кей. О’кей. Остынь. Иди сюда. – И он снова жестом подозвал меня ближе к себе.
– Послушай, почему бы тебе не держать руку на браслете, пока я буду проверять его? Тогда я не смогу сделать ничего, что тебе не понравится. – Я видела, что Роб пытается найти погрешность в этом аргументе. Но в конце концов он сдался и, крепко вцепившись в браслет, протянул мне свою руку.
Мой мозг работал стремительно, но я должна была сохранять видимость спокойствия. Я была так близко, так близко ко всему, что мне было нужно. Слезы пощипывали мои глаза, и я быстро моргнула, чтобы прогнать их. Я рассматривала камень с расстояния вытянутой руки, издавая неопределенное мычание.
– Все еще непонятно. Можно немного развернуть твою руку? – Я подняла руку, но ничего не предприняла, не дождавшись его кивка.
Моя рука сжала его кисть сразу над амулетом, и только тут я поняла, какие влажные у меня ладони. Тут ничего уже нельзя было поделать – я надеялась лишь, что он не обратит на это внимания. Я продолжала вертеть его кисть в разных странных направлениях, словно искала спрятанные глубины камня, издавая при этом какие-то маловразумительные звуки. Затем, когда он наконец тоже сконцентрировался на камне, я закричала:
– Смотри!
Он сильно вздрогнул, инстинктивно дернул руку на себя и тем самым притянул мою руку ближе к амулету. Я была готова к этому, и мне удалось моментально подсунуть палец под серебряный браслет.
– Кэллум! Помоги! Это я! Скорее сюда! – кричала я, повиснув на руке Роба. – Кэл… – Роб жестко разжал мои пальцы на своем запястье, прежде чем я успела позвать Кэллума еще раз. Мой контакт с амулетом прервался. Я споткнулась и оказалась распростертой на асфальте.
– Что ты вытворяешь? – зашипел он. – Не могу поверить, что ты решила, будто я клюну на твои гнусные предложения. Сделка отменяется! – Его глаза сузились, и он безобразно улыбнулся мне. – Все деньги остаются нам. И не говори, что я тебе ничего не предлагал. Распрощайся с последним шансом поговорить со своим бойфрендом! – Он зловеще улыбнулся мне, а затем посмотрел через мою голову на дверь здания – машинально, с выражением глубокого самодовольства на лице, прихорашиваясь и поправляя рубашку перед зеркальной стеной.
А затем его поведение вдруг совершенно изменилось. Рот в ужасе открылся, взгляд прильнул к чему-то мне невидимому. Его надменная развязность почти мгновенно сменилась страхом, он неуверенно отступил на два шага, вытянув руки перед собой, словно пытался защитить себя. Мой план сработал: появился Кэллум и до ужаса перепугал Роба, что он и заслужил.
– Убирайся! Оставь меня в покое! Я знаю, что ты не можешь причинить мне вреда, – УБИРАЙСЯ! – Его голос взлетел до визга, а его руки начали молотить пустое пространство перед ним. – Не смей, я не… я не… я… – Его голова сильно тряслась, он зажал себе руками уши. Крепко зажмурил глаза. – Перестань, перестань, ПЕРЕСТАНЬ! – кричал он, мечась по мостовой. Вокруг собралась небольшая толпа людей, и я видела, что двое из них решают вопрос, надо ли вмешаться в происходящее. Я очень хорошо помнила невыносимый шум, который Лукас некогда производил в моей голове, и догадывалась, что Кэллум примерно так же поступает с Робом.
Роб теперь, спотыкаясь, бегал кругами, голова опущена, руки по-прежнему зажимают уши.
– Ха! Я могу заставить тебя остановиться, ты, урод! – вопил он, принуждая толпу расступаться. – Не такой уж ты и умный! Убирайся из моей головы! – С этими воплями он сорвал амулет с запястья и швырнул его на землю, с облегчением упав на колени.
Я бросилась к амулету и схватила его, моя эйфория стала еще больше при мысли о том, что я сейчас увижу в нем. Я быстро надела его себе на руку и почувствовала себя собой впервые с того времени, как он был украден. Сила амулета проникала в меня; было такое ощущение, что вокруг запястья сомкнулось что-то живое, пульсирующее. Чувствуя себя невыразимо более сильной, я быстро посмотрела на окна, отчаянно надеясь снова увидеть Кэллума. Прямо перед Робом стоял высокий дердж, и я начала было улыбаться. Но улыбка быстро исчезла с моих губ, когда он откинул капюшон и я разглядела его издевательское лицо. Все пошло ужасно неправильно. На этот раз план Лукаса сработал замечательно. Он был готов к драке. Роб, казалось, вот-вот лишится рассудка.
– Кэллум! – что было сил крикнула я, не обращая внимания на людей вокруг. Роб стоял на коленях в паре метров от меня и тяжело дышал, совершенно равнодушный к опасности. Рядом с ним возвышался Лукас, и его рука тянулась к голове Роба. Я снова закричала: – Роб! Берегись! – Но он ничего не мог сделать, ему неоткуда было ждать защиты. Я вдруг совершенно четко вспомнила слова Кэллума об амулете: «Пока ты носишь его, он будет защищать тебя от нас, но если ты рядом с ним, но не прикасаешься к нему… ну, мы знаем, где тебя найти, и ничто тебе не поможет. Именно так похищают умы».
Я знала также, что Роб будет сопротивляться, будет драться, и это было худшим из того, что он мог сделать. Меня внезапно охватила ярость. Каким бы подлым и никчемным ни был Роб, он не заслужил смерти. Я должна была как-то остановить происходящее.
Гнев, отчаяние и чувство несправедливости росли во мне, и у меня было какое-то странное ощущение, будто вокруг моего запястья оборачивается змея. Амулет знал, что вернулся домой, поняла я, и на меня накатила волна спокойствия: у меня был амулет, я была ответственна за то, что происходит, и я собиралась прекратить все это.
– Лукас! – крикнула я, надеясь отвлечь его. Он обернулся и посмотрел на меня в зеркальные стекла, на его губах была невеселая улыбка, длинные сальные черные волосы подчеркивали бледность лица. – Предупреждаю тебя, не надо этого делать!
Я посмотрела на Роба. Он сидел на коленях, глаза закрыты, голова отклонена назад под каким-то неудобным углом, руки вытянуты вперед, пальцы царапают землю. Он дергался как животное во время макабрического эксперимента. Нельзя было терять время. Я, не думая, встала между ними, отчего Лукас в удивлении отступил на пару шагов. Но ничего хорошего из этого не получилось. Он снова начал наступать – прямо на меня, чтобы добраться до Роба. Я пыталась сообразить, чем можно испугать его. Но от этого было мало толку, я чувствовала себя такой сердитой и такой беспомощной – ведь он вот-вот убьет Роба. И тут на меня накатила мощная волна гнева, и я посмотрела прямо в жестокое лицо Лукаса:
– Оставь его в покое!
Не размышляя ни о чем, я ткнула своим амулетом в его амулет и надавила всей силой своей воли, желая, чтобы часть энергии моего амулета проникла в его амулет. Я не знала, что произойдет, просто мне показалось, так будет правильно. Мой амулет ненадолго вспыхнул, будто в камне зажегся огонь, и Лукас взвыл. Этот вой был похож на вой раненого животного, а потом он воззрился на меня, издавая злобные лающие звуки. Роб тем временем медленно повалился на асфальт. Я повторила свое действие, на этот раз с большей силой, и эффект был потрясающим. Огонь из моего амулета, казалось, охватил кисть Лукаса, и неожиданно его рука покрылась золотым сиянием, будто сотней крошечных блесток. Эти огоньки, ускоряясь, поползли вверх, и через несколько секунд он уже светился весь. Он в ужасе поднес руку к лицу и сделал несколько шагов назад. То место, где должен был быть его рот, открывалось и закрывалось. Он издал последний ужасающий рык, и блестки попадали на мостовую, очертив на мгновение его контур.
Я в удивлении отпрянула назад, поскольку эти блестки образовали какую-то странную лужу, и мне не хотелось, чтобы мои ноги коснулись ее. В окне мне было видно, как сверкающая масса стекала к ближайшей решетке водостока. И через несколько секунд она исчезла под мостовой.
Неожиданно стало очень тихо.
Я посмотрела на свой амулет и увидела, что он продолжает светиться странным светом, но тот быстро идет на убыль. В зеркальном стекле отражалась только толпа, Кэллума среди нее не было. Но я увидела кое-что еще – отражение груды тяжелой материи у моих ног. От Лукаса остался только его плащ. Что бы я ни сделала, как бы я это ни сделала, этого было недостаточно: я проиграла. Лукас вытянул из Роба все и исчез.
Роб неподвижно лежал на земле, и вокруг снова начала собираться толпа любопытных. Я быстро проверила его состояние; он дышал, но был без сознания. Достав телефон, я вызвала «Скорую», крикнув кому-то из толпы, чтобы принес воды из ближайшего офиса. Роб выглядел совершенно беспомощным и моложе самого себя на несколько лет. Все, что я могла сделать, – это положить его поудобнее и ждать прибытия медиков. Но я была не в силах спасти его; Лукас одержал победу. Никто не скопировал сознание Роба, как это сделал для меня Кэллум. Роб умирал.
Решение
«Скорая» приехала в течение нескольких минут, и медики начали работать с Робом, вежливо оттеснив меня в сторонку. Я находилась в ужасном состоянии; Роб был, считай, при смерти, а Кэллума по-прежнему нигде не было видно. Я пыталась слушать, что говорят медики, но все равно продолжала искать в отражающих поверхностях хоть малейший отблеск его лица.
– Что здесь произошло, мисс? Что привело его в состояние коллапса?
– Я… Я действительно не знаю. Мы с ним спорили, и вдруг он обхватил голову руками и начал вскрикивать. А затем опрокинулся на землю. – Не имело никакого значения, что я лгу; если бы они знали, что случилось, это никак не сказалось бы на лечении, поскольку все равно было невозможно что-нибудь сделать. Мозг Роба перегорел. Лукас забрал у него все, несмотря на мои попытки остановить его. У меня по лицу ручьем текли слезы – события этого дня переполняли меня.
– Как его зовут? Вам известны какие-нибудь медицинские сведения о нем, которые нам надо знать? – Я смотрела, как один из них надевает на лицо Роба кислородную маску, измеряет пульс, пытается обнаружить какие-нибудь признаки жизни. Второй медик ждал ответов на свои вопросы.
– Ээээ, Роб. Роберт Андервуд. Я ничего не знаю о состоянии его здоровья, но выглядел он здоровым, – бормотала я.
– А какие у вас отношения?
– Мы просто друзья, и всё. Друзья. – Мои слова трудно, наверное, было разобрать сквозь бесконечные всхлипывания.
– Адрес? – мягко спросил он.
– Где-то в Хэмптоне. Я знаю, как добраться туда, но почтовый адрес мне неизвестен. Простите. – Я испуганно посмотрела на него.
– Все о’кей. Мы отвезем его в больницу, там сделают все, что нужно.
– Можно поехать с вами? Мне не хочется оставлять его.
– Конечно. Всегда хорошо иметь под рукой кого-то, кто знаком с пациентом.
– О’кей, Клив, я стабилизировал его состояние. Давай занесем его в машину, – сказал другой медик. – Если нам повезет, при нем должно быть удостоверение личности. – Он протянул Кливу бумажник, который забрал из заднего кармана Роба.
– Послушайте, – сказал Клив, когда мы направлялись к машине. – Почему бы вам не просмотреть, что у него тут лежит, пока мы будем ехать, вдруг найдете его адрес? – Он отдал мне бумажник и чемоданчик, и я неохотно взяла их. Я была совершенно уверена, что Роб не хотел бы, чтобы я рылась в его вещах.
Они занесли его в машину, и Клив залез на водительское сиденье. Я сидела сзади с Робом и другим парнем. Тут включили сирену, и я чуть не подпрыгнула на месте. Роб лежал совершенно неподвижно и казался мертвым, а я вертела в руках его бумажник. Что я скажу его матери? Из глаз снова хлынули слезы, и врач молча протянул мне упаковку бумажных салфеток.
– Ну что, не нашли еще адрес? – спросил он, кивая на бумажник после того, как поставил Робу капельницу.
– Эээ, еще нет, – шмыгнула я носом. – Сейчас посмотрю.
В бумажнике были обычные бумажки и использованные билеты на концерты, клочки бумаги с нацарапанными на них телефонами, а на самом дне я обнаружила флешку. Мою флешку. Мои брови от удивления взлетели вверх, но я постаралась быстро скрыть свое изумление. Когда врач отвернулся, я вынула ее из бумажника и спрятала в ладони. А еще через пару секунд она благополучно перекочевала в задний карман моих джинсов. Надо будет уничтожить ее прежде, чем она станет причиной новых проблем.
Наконец я нашла что-то такое, на чем значился адрес Роба, и отдала врачу, который записал его в заполняемую им форму. Роб продолжал лежать как лежал, а мы неслись по улицам Лондона. Когда мы подъезжали к перекресткам, то включали сирену, но все равно путь в больницу, казалось, занял целую вечность, и меня кидало из стороны в сторону, потому что карете «Скорой помощи» приходилось яростно лавировать между машинами.
Я молча смотрела на амулет, который теперь вновь украшал мое запястье. Как долго я мечтала об этом. Мечтала вернуть его в целости и сохранности. И вот он снова у меня, но Роб при смерти, а Кэллум непонятно где. Я не могла разобраться, почему все пошло так ужасно неправильно. Амулет, как и всегда, выглядел совершенно безобидно, его сине-зеленый камень вспыхивал, когда свет отражался в красных и золотистых прожилках, скрытых глубоко внутри. Я обнаружила, что машинально поглаживаю камень, чувствуя под пальцами изящное серебряное переплетение, походившее на птичью клетку. Но у меня в руке не ощущалось никакого покалывания, и я снова залилась слезами.
В больнице Роба увезли в глубины приемного покоя, а меня провели в маленькую комнату для родственников. К счастью, в ней никого не было, и мне больше не было нужды притворяться. Удостоверившись, что дверь плотно закрыта, я сделала еще одну попытку.
– Кэллум, пожалуйста, дай мне знать, что у тебя все в порядке. Я здесь, и ты мне нужен. Приходи, пожалуйста.
Я подождала. Но ничего не произошло, и навязчивое отчаяние, которое стало мне таким знакомым за последние несколько недель, снова принялось за меня. Его здесь не было, и я не могла понять, почему. Ничто не могло задержать его против его воли, казалось, он слышал меня, где бы ни был, и бегать он умел гораздо, гораздо быстрее обычных людей. Так почему он не со мной? Чем больше я думала об этом, тем страшнее мне становилось: а что, если то, что я проделала с моим амулетом, чтобы остановить Лукаса, сказалось не только на нем? Что, если та энергия, которую я выработала с помощью амулета, забрала их всех, и они превратились в потоки сверкающих блесток и утекли в ближайший водосток. Я посмотрела на кажущийся безобидным браслет. Что-то в нем слегка изменилось; я чувствовала в нем силу. Чем больше я думала об этом, тем слабее становилась. Что я наделала?
Я доставала из упаковки очередную салфетку, как вдруг отворилась дверь и вошла медсестра.
– Это вы приехали с Робертом Андервудом? – по-доброму спросила она. Я сухо кивнула. – Вы член семьи или подруга? Мы хотим поговорить с его ближайшими родственниками.
– Я просто друг. Я потеряла мобильник и теперь даже не знаю его номера, – выпалила я не слишком любезно, не успев взять себя в руки. Было необходимо оповестить его родителей.
– Вы могли бы поискать телефоны его родителей у него в контактах? Уверена, они там есть.
Сестра с сочувствием посмотрела на меня и похлопала по руке.
– Мы это обязательно сделаем. Я просто хотела сначала убедиться в том, что вы не член семьи. Это его бумажник? – Она показала на вещи Роба, которые я принесла из машины. Я коротко кивнула, и она взяла телефон. – А вы оставайтесь здесь, я дам вам знать, как только он придет в сознание. – Ее туфли громко скрипнули по полу, когда она выходила из комнаты и тщательно закрывала за собой дверь.
Я откинулась на спинку стула, изможденная, гадающая, что же я скажу его родителям, когда они появятся. Они видели файлы в его компьютере? Он рассказал им о том, чем занимается? Это вряд ли, но полной уверенности у меня не было. Мои беды еще не закончились, но по сравнению с тем, с чем столкнулся Роб, они меркли. Вздохнув, я посмотрела на чемоданчик, лежащий на столике передо мной. Он был не больше чехла от компьютера. Чехла от ноутбука.
Я села прямо, ужаснувшись своим мыслям, но я знала, что должна сделать это. Глубоко вдохнув, я пододвинула чехол ближе к себе и расстегнула его. Внутри был ноутбук Роба, а в нем наверняка имелись копии файлов с флешки, которые видела Эшли. Я чувствовала, как колотилось мое сердце, когда я открывала компьютер и нажимала на кнопку. Просмотрев содержимое жесткого диска, я обнаружила свои видео и со вздохом облегчения удалила всю папку. Доказательства существования дерджей исчезли.
Неожиданно вымотавшаяся, я встала и, как деревянная, пошла к кулеру в углу комнаты, стараясь не напрягать больную руку. Вода была ледяной, и прежде чем выпить ее одним глотком, я прижала пластиковый стаканчик ко лбу. А потом вода буквально ударилась о мой пустой желудок, и потому я немного дрожала, когда наполняла стаканчик по новой.
– Алекс? – Голос был неуверенный, но радостный. – Алекс, ты в порядке?
Я не заметила, как стаканчик выпал из моих пальцев на ноги.
– Кэллум? Это действительно ты? Ты здесь?
– Я здесь. Совсем рядом. Не могу поверить, что с тобой все хорошо.
Я едва могла говорить, у меня из глаз опять хлынули потоки слез, но на этот раз это были слезы облегчения, радости, освобождения.
– Все хорошо, просто замечательно. – Я выхватила из ящика стола салфетку и шумно высморкалась. – Прости. Я не могу поверить, что ты вернулся. Что все это было?
– Это был самый плохой – наихудший – день в моих жизнях, – сказал он с большим чувством.
– Мне необходимо увидеть тебя; давай я сяду. – Я не могла поверить, что это действительно он. Я хотела видеть его глаза, чувствовать его прикосновения – чтобы удостовериться, что одна из частей кошмара подошла к концу. Я достала зеркальце и быстро вставила в уши наушники. – Где ты был? Я звала тебя целую вечность. Все было совершенно ужасно? – И слезы снова заглушили мой голос.
– Не плачь, Алекс, пожалуйста. – Кэллуму тоже было трудно говорить, и я наконец-то поймала в зеркале его отражение. Его прекрасное, знакомое лицо перекосила боль, глаза потемнели, непослушные волосы торчали во все стороны. Он встал у меня за спиной, и в зеркале я увидела, как одной рукой он крепко обнимает меня. После долгих усилий я могла почти ощущать на себе его руки – и это было слишком большим счастьем для меня. У меня из глаз по-прежнему текли слезы, и плечи мои дрожали. Он позволял мне плакать, что-то ласково шепча и гладя мои волосы.
Когда наши эмоции наконец несколько поутихли, я выпрямилась и пробормотала, извиняясь:
– Прости, Кэллум, я не хотела; это было так страшно. – Я потянулась к нему, чтобы погладить его лицо, и уловила намек на его кожу, когда мои пальцы скользили по воздуху вокруг него. – Что случилось?
– Я собирался спросить тебя о том же. У меня не было времени поговорить с кем-то еще.
– Что тебе уже известно? Я имею в виду, был ли ты вообще поблизости? – Я достала из коробки еще одну салфетку и промокнула глаза, заметив по ходу дела, что потоки слез в который раз смыли косметику, с помощью которой я пыталась замаскировать свои синяки.
Кэллум быстро сжал пальцами переносицу.
– Я был с тобой почти каждую минуту, Алекс. Каждую свободную минуту каждого дня вплоть до сегодняшнего. Это было безумно тяжело.
– Значит, ты был вчера в пабе и слышал, что Роб рассказал о Кэтрин?
– Да, и мне пришлось выбирать. – В его голосе была отчетливо слышна боль. – Решение, которое я принял, было неправильным.
– Роб сказал тебе, что она поедет в Корнуолл, – продолжал Кэллум. – Утром я увидел тебя на станции и понял, что ты собираешься сделать. Я не хотел, чтобы ты дралась с Кэтрин в мое отсутствие, но знал также, что мне необходимо некоторое время, чтобы добраться до этого места, и рванул туда без промедления. – Он посмотрел на меня знакомым скорбным взглядом. – Я быстро передвигаюсь, но все же не Супермен. Я знал, что не успею добраться туда, так что решил подождать в Суиндоне, где поезд делает остановку, чтобы убедиться, что все в порядке. Я понадеялся, что, может, найду способ поговорить с тобой, когда увижу, как-то поддержу тебя, ну, сама понимаешь. – Его рука обнимала меня так, будто он никогда меня не отпустит. – Но увидел я только Кэтрин, и ее аура выглядела так, что было понятно, как ей плохо. У нее определенно не было с собой амулета; я смог почувствовать это. И решил, что ты победишь ее – ведь ты уже дралась с ней и получила амулет обратно.
– Если бы так, – тихо сказала я. – Она заключила соглашение с Робом и вчера вечером отдала ему амулет. Она, должно быть, понимала, что Корнуолл достаточно далеко, чтобы там не достали ее ни ты, ни он.
– Ничего странного, что она хотела избавиться от амулета, и трудность заключалась в том, чтобы при этом не навредить самой себе. Я пытался, чтобы она была как можно несчастнее, когда носила его, но у нее и так серьезная депрессия, так что это было непросто.
– И как же ты нашел меня? Что ты для этого сделал?
На его лице снова отразилась боль.
– Я уже возвращался – бежал что было сил и вдруг услышал зов. Я не сразу разобрался, что к чему, потому что, казалось, я услышал два голоса, один из них явно был твой. Я так обрадовался; подумал, это значит, ты вернула амулет. – Он немного помолчал, его свободная рука скользнула вниз к моему запястью. – Но, оказалось, зов услышал не только я.
– Да. – Меня всю передернуло при этом воспоминании.
– Кто это был?
– Лукас. Он…
– Лукас! – взорвался Кэллум. – Я мог бы и догадаться, кто во всем виноват. – Его брови сошлись, и вид у него стал донельзя хмурым. – Подожди, я доберусь до него…
– Ты не можешь этого сделать; он исчез.
Его лицо исказил ужас.
– Значит, Роб… – Он не закончил фразы, да в этом и не было необходимости. Я молча кивнула.
– Мне сказали, что сообщат, когда он придет в сознание. Но я не жду этого известия.
– Он наверняка сопротивлялся. – Губы Кэллума сжались в одну линию, когда он подумал о случившемся.
– Да, он это и делал. Это было кошмарно. А я ничем не могла помочь. – Мой голос сорвался, но я сделала глубокий вдох и продолжила: – Я пыталась, но Лукас получил, что хотел и теперь вот исчез.
– Так что, в конце концов, с ним произошло? – наконец спросил Кэллум.
– Не знаю. Он стоял склонившись над Робом, и я не могла выносить этого. – Мой голос снова подвел меня, но мне было необходимо продолжать: – Я попыталась встать между ними, чтобы он не добрался до Роба, но у меня ничего не получилось. Внезапно Лукас оказался покрыт то ли блестками, то ли искрами. После чего исчез, и от него осталась только лужица, которая потом ушла в землю. – Я молчала, снова представляя себе это.
– Странно, – нахмурился Кэллум. – С Кэтрин было не так. Она взорвалась – искры были повсюду.
– Так что я с ним сделала?
– Не знаю – может, он исчез.
– Возможно, я еще больше рассердила его, – сказала я вслух. Но что-то не сходилось. Судя по тому, что я видела, Лукас не сможет вернуться.
– Ну, об этом мы узнаем сегодня вечером по тому, придет он в собор Святого Павла или нет. Я буду ждать его. – Вид у Кэллума был зверским.
Я вздохнула.
– Это такой кошмар. Роб был жадным, бездушным и злым, но он не заслужил своей участи. Никто такого не заслуживает.
Кэллум выглядел сконфуженным, не понявшим произошедшего:
– Я знаю, он своего не упустит, но это довольно грубое его описание. Что еще он сделал тебе?
– О, ты даже представить себе не можешь. Он забрал мой амулет и мою флешку, чтобы донести все это до газет.
На лице Кэллума читалось непонимание:
– Флешку? Я что-то упускаю из виду?
– Ах, да – я ведь не говорила об этом, верно? Нет. – Я потерла рукой виски, стараясь прогнать вновь подступающую головную боль. – Дело в том, что когда я сняла амулет прежде – когда Кэтрин убедила меня в том, что ты меня больше не любишь, – я не могла вынести, что все воспоминания о тебе сотрутся из моей памяти. Поэтому я сделала видео, своего рода архив, где изложила твою историю. – Он приподнял бровь, но промолчал. – Я поведала обо всем: как нашла амулет, как мы познакомились, что ты рассказывал мне о своем мире. Я запаролила файлы и положила флешку в конверт с амулетом, который отдала Грейс. – Я замолчала, вспоминая с ужасающей ясностью флешку, лежавшую на земле, в тот момент, как Кэтрин принялась за дело, и меня снова передернуло. – Она выпала, и Роб, должно быть, подобрал ее, пока поджидал прибытия «Скорой». У него ушло не так уж много времени на то, чтобы разгадать пароль. И раз он владел всей этой информацией, для того чтобы стать богатой знаменитостью, ему недоставало теперь лишь амулета. – Я не смогла удержаться от едкой нотки в голосе, несмотря на то, что случилось с Робом потом.
– И что он собирался сделать со всем этим? Как он мог стать богатым?
– Он сказал одному пиарщику, что у него есть доказательства жизни после смерти – хотел подкупить вас всех информацией о ваших жизнях, чтобы вы согласились общаться с людьми.
Кэллум крепко сжал руку в кулак.
– Мне бы очень хотелось оказаться здесь вовремя. Я бы смог заставить его понять, что он вмешивается в дела, которые никак его не касаются, поверь мне. – Он пылал яростью.
– Я знаю, иначе просто не могло быть. – Немного посомневавшись, я продолжила: – Хотя он этого и не заслужил.
– Согласен, – сказал Кэллум, и я вовсе не была уверена, что он действительно имел это в виду.
Мы сидели и молчали, окутанные такой близостью, какая только нам была доступна, но, как я и ожидала, ничего не происходило. Ко мне то и дело заглядывали сестры, но у них не было новых сведений о состоянии Роба. Мне отчаянно хотелось уйти куда-нибудь, остаться наедине с Кэллумом, но я знала: нужно ждать, а потом говорить с его родителями.
Они приехали достаточно скоро, и после короткого визита в палату их провели в комнатку, где сидела я. Я совершенно не знала, что им сказать, не будучи уверенной, что Роб не посвятил их в свои планы, и более того, не имея ни малейшего понятия, что они смогут обнаружить потом, когда будут разбирать его вещи. При этой мысли мне стало очень не по себе. Потом – это значило, когда Роб умрет, когда его окончательно поглотит ползучий туман. Я до сих пор помнила, как он зловреден, и ради Роба же надеялась, что его конец будет быстрым. Никто из нас был не в силах помочь ему.
Мама Роба была удивительно оптимистична; ведь врачи еще не объявили, что мозг ее сына мертв. Она очень волновалась, но благодаря своей жизнерадостной натуре надеялась, что единственный исход для него – это полное выздоровление. Я очень старалась не расстраивать ее, когда она расспрашивала меня о том, что случилось. Было похоже, Роб не сказал им о своих планах, но множество было трудно объяснить. Непонятнее всего ей было, что мы оба с ним делали в Сохо, и она все время возвращалась к этому вопросу. Я рассказывала историю о совпадении, о том, что я просто случайно встретила его там и несколько мгновений спустя он неожиданно рухнул на землю в надежде, что если буду талдычить одно и то же, это поможет убедить их. С его мамой это вроде как начинало медленно работать, но обдурить отца было гораздо труднее.
– Чего я не понимаю, – неожиданно вступил он в разговор после того, как в молчании просидел двадцать минут, – зачем он туда вообще шел. И твоя история, – он посмотрел на меня проницательным взглядом, – чушь собачья.
Я не знала, что ответить, и сидела с открытым ртом, охваченная паникой, а мама Роба в недоумении смотрела на нас двоих.
– Что ты хочешь этим сказать? – выдавила наконец она, поняв, что от меня не дождешься ни слова.
– Я хочу сказать, – напористо ответил ее муж, – что Роб никогда не имел дела с публичными людьми, или, по крайней мере, мне об этом ничего не известно. Значит, он явился к ним с тобой. – Он сердито ткнул в меня пальцем. – Я не верю этой поганой выдумке. Что ты замышляешь и почему хочешь вовлечь в свои грязные делишки нашего Роберта?
Я почувствовала, что у меня в жилах стынет кровь. Я не могла найти что ответить, понимая, что если начну врать, то запутаюсь во лжи и попаду в еще большие неприятности. Роб наверняка умрет, так что придется иметь дело с полицией, расследованием, бесконечными вопросами. И я не смогу строго придерживаться своей лжи. Я уже собиралась сказать им правду или, по крайней мере, что-то близкое к ней, и почувствовала, как на глазах вновь выступают слезы.
– Скажи им, что Роб не хотел никому, в том числе и тебе, говорить, в чем тут дело, что это был его секрет. – Голос Кэллума успокаивал. – Так мы, по крайней мере, выгадаем какое-то время.
Это была разумная идея. Я незаметно кивнула, но слезы продолжали оставлять свежие следы на моем многострадальном лице.
– Честно, это была идея Роба. Он не посвящал меня в ее детали, но при ее помощи надеялся стать знаменитым. – Я оторвала глаза от пола и пристально посмотрела на его папу. – Он велел не рассказывать никому, вообще никому, что он мечтает об этом. Спросите его сами, когда он придет в сознание.
Мистер Андервуд выглядел разъяренным. Он сидел на краешке стула, словно был готов наброситься на меня.
– Оставь бедную девочку в покое; она расстроена не меньше нашего, – вмешалась мама Роба, наклоняясь вперед и трепля меня по коленке. – Она же сказала, что мы сами спросим все у Роберта, когда будет можно. – Она задорно улыбнулась, словно верила тому, что говорила.
Я не могла ответить ей такой же улыбкой.
В полном молчании мы трое просидели там еще час. Кэллум ушел, чтобы по-быстрому подкрепиться чужими эмоциями, пообещав, что вернется в тот самый момент, что я попрошу его об этом. Мое ожидание, я знала это, дело безнадежное, но мне казалось жестоким оставить маму Роба. Его отец продолжал буравить меня взглядом, сидя на пластиковом стуле и сложив руки на своем огромном животе. Я то и дело бросала на него взгляды исподтишка: вот каким станет Роб, когда достигнет его возраста, с ужасом поняла я. Высокомерным, злым, никчемным. Но потом вспомнила, что он не доживет до средних лет, и почувствовала себя виноватой за подобные мысли.
Наконец я больше не смогла выдерживать подобного напряжения и вышла из комнаты, сказав, что мне нужно в туалет. Я стояла в длинном коридоре в свете флуоресцентных ламп и пыталась решить, что же делать. Было странно тихо, но я пошла по коридору в том направлении, откуда явилась последняя заходившая к нам медсестра. Завернув за угол, я увидела длинный ряд палат – у некоторых из них были задернуты изнутри занавески, зато двери у других были распахнуты. Я пошла вдоль них, быстро заглядывая в каждую открытую палату. Проходя мимо одной из них, я увидела мужчину, покидающего ее. Он был в белом халате, со стетоскопом и шел очень быстро, читая сообщение на пейджере. Я кивнула ему в знак приветствия, и он кивнул в ответ, по видимости убежденный в том, что я имею право находиться там. Я посмотрела в открытую дверь, но Роба опять не увидела.
Приблизившись к последним в ряду дверям, я услышала монотонное биканье кардиомонитора, и мне неожиданно стало очень страшно. Просунув голову в дверь, я заглянула внутрь. Роб лежал на высокой больничной кровати с невысокими стенками, которые не должны были дать ему скатиться с нее. Он был подключен к нескольким аппаратам, но дышал, похоже, самостоятельно. Я вошла в палату и увидела там сестру, писавшую что-то в папке, лежавшей на тумбочке у кровати. Узнав меня, она улыбнулась.
– Простите, – выпалила я. – Я пыталась найти туалет, а увидела Роба. Как у него дела?
Она ободряюще улыбнулась:
– Думаю, осталось подождать совсем немного. Похоже, с ним все в порядке. Я как раз собиралась позвать вас; он может проснуться быстрее, если с ним говорить.
– О. Это же хорошо, да? – Я стояла, не зная толком, что делать дальше. Медсестра, несомненно, привыкла иметь дело с родственниками, она подошла ко мне, взяла за руку и тихо подвела к кровати Роба.
– Начинайте, а я пойду и приведу его родителей, о’кей? – Она кивнула мне, и я сосредоточенно кивнула в ответ. – Я быстро. Вам нет нужды паниковать.
– О’кей, я и не паникую. – Я встала прямее и улыбнулась ей, положив руку на хромированный бортик кровати. Как только она вышла из двери, я склонилась над Робом. Если я была не способна спасти его, то, по крайней мере, могла успокоить, подсказать, что делать – даже притом, что он мне сильно не нравился. Но нужно было действовать быстро.
– Роб, это Алекс. Я знаю, что ты можешь слышать меня и что ты не имеешь ни малейшего понятия, кто есть ты и кто есть я. Мне ужасно, ужасно жаль, что все так обернулось и я не могла предотвратить это. Но что случилось, то случилось, и я хочу попытаться облегчить твою участь. Пути назад нет.
У меня перехватило дыхание. Как я могла сказать ему, что он умирает? Не гуманнее ли оставить его в неведении, позволить просто идти в такой манящий туман? Но я не могла дать ему уйти до того, как его увидит его мама; это было бы слишком жестоко.
– Роб, время еще не пришло, но когда ты почувствуешь себя готовым, иди в туман; это будет лучше всего, поверь мне. Но сюда должна прийти твоя мама. Дождись ее, пожалуйста.
Я протянула руку через бортик и взяла его безжизненную руку, хорошо помня, каково это – находиться на той стороне. Все сложилось ужасно. Я поднесла его руку к губам и легонько поцеловала.
– Прощай, Роб, мне надо идти. Помни, иди в туман. Так будет лучше.
Я прижала его руку к своей щеке и осторожно опустила обратно. Сделав все, что могла, я отвернулась, слишком вымотанная, чтобы снова заплакать.
– Алекс? – неожиданно услышала я. – О чем ты бормочешь? Какой туман? И где я, черт побери, нахожусь?
Я обернулась. Роб сидел в кровати, потирая запястье и озадаченно глядя на меня.
Вопросы
Я смотрела на него, совершенно ошарашенная. Роб тряс головой и тер глаза, будто только что проснулся после глубокого сна.
– Что происходит, Алекс? Где я? – Тут он внимательно посмотрел на меня: – Что у тебя с лицом?
Я начала задыхаться от изумления. Это было невозможно; он должен быть мертв или при смерти, а не сидеть в кровати и задавать вопросы.
– Роб? – Я наконец обрела голос. – Роб – ты в порядке! – Я не удержалась и схватила его за руки. – Ты не умер!
– Ха, по всей вероятности, нет, – сказал он слегка озадаченным голосом. – Где я? – повторил он, оглядывая палату. – Что ты тут делаешь? И что ты болтала насчет тумана?
Мой мозг лихорадочно работал. Что бы там ни сделал Лукас, это не убило его.
– Послушай, Роб, ты в больнице. Доктора все тебе расскажут, но какое-то время ты был без сознания. Что ты помнишь?
– Думаю, все, – нахмурился он. – Хотя не понимаю, почему ты здесь, как бы приятно мне это ни было. – Он скупо улыбнулся мне.
– И что ты помнишь последним?
Он ненадолго откинулся на подушки и стал изучать потолок.
– Ну это просто. Я шел в… О, куда же я шел? – Он помолчал, и мое сердце почти остановилось. Затем его лицо прояснилось. – Ах, да! Я шел в паб в Ричмонде. Мы с ребятами собираемся сегодня вечером посмотреть новый фильм о Джеймсе Бонде. – Он быстро взглянул на свое запястье, где должны были бы быть часы, но сестры сняли их с его руки. – Мы опоздали? Сколько сейчас времени?
Я почувствовала, что мои ногти впились мне в ладони и что я не дышу. Я сделала медленный выдох.
– Боюсь, это было довольно давно. Мы ходили в кино несколько недель тому назад.
– Правда? Ты уверена?
– Совершенно уверена. Сейчас июль, учебный год закончился.
Он неожиданно резко выпрямился:
– Нет! Как такое могло случиться? Почему я этого не помню?
– Не знаю. Может, доктора знают, но ты вдруг упал и пробыл без сознания четыре или пять часов. Это все, что я могу сказать тебе.
– И сейчас июль, верно?
Я кивнула, крепко вцепившись в стенку его кровати. Я не могла во все это поверить. Я же видела, как Лукас забрал его память и исчез, так почему он не умер?
– Бред какой-то. – Роб снова лег. – Действительно, бред… – Немного подумав, он повернулся ко мне, в его глазах читался вопрос. – Значит, если мы ходили в кино несколько недель тому назад, а ты сейчас здесь, со мной, значит ли это, что мы?.. – Он не закончил вопрос, но его улыбка постепенно стала превращаться в похотливую ухмылку.
– Нет, Роб, – твердо сказала я.
– Ты уверена? Я смутно помню, что собирался попытать счастья. – Ухмылка стала явной.
– На самом же деле у нас было одно свидание, и мы решили, что дальше дело не пойдет.
– Правда? Какая жалость. – Его рука нашла мою. – А ты не хочешь повторить попытку? Хотя бы для того, чтобы помочь моему выздоровлению?
– Это заманчивая мысль, Роб, но нет. Мы с тобой решили, что стремимся к разным вещам.
– О, ну, может быть, позже. – Он выглядел таким самодовольным и самоуверенным, и я опять удивилась, что же я могла некогда найти в нем. – Значит, я был без сознания четыре часа, но забыл все события четырех недель?
– Скорее пяти-шести, – пришлось быстро уточнить мне, так так в коридоре послышались голоса. – А пока ты был без сознания, тебе снилось хоть что-то?
– Не-а. Я шел в паб, а затем внезапно проснулся здесь, слушая твою околесицу. Так что ты там говорила?
Я засмеялась как можно убедительнее:
– Это действительно была просто околесица. Сестра велела поговорить с тобой, сказав, что так ты скорее придешь в себя. Думаю, я рассказывала о какой-то школьной поездке или еще о чем-то подобном. Я уже успела забыть, о чем именно. – Когда я говорила это, в дверь вошли родители Роба, на лице его мамы сияла улыбка, а папа по-прежнему смотрел на меня с подозрением.
– Ты все еще здесь? – нахмурился он. И я поспешила отойти от кровати, чтобы иметь возможность удалиться, прежде чем начнется обсуждение того, а что, собственно, происходит.
– Я уже ухожу, мистер Андервуд. Пока, Роб, рада снова видеть тебя среди живых.
– О, о’кей, Алекс. До скорой встречи. Да хватит тебе, мама, что, как ты считаешь, ты делаешь? – Последние слова прозвучали приглушенно, поскольку миссис Андервуд заключила сына в крепкие медвежьи объятия. Я торопливо направилась к двери.
За пределами больницы на улицах было полно людей. Снова наступил час пик. Я понятия не имела, где нахожусь, поскольку приехала сюда на «Скорой помощи», но знала, кто мне может помочь. C чувством удовлетворения я посмотрела на браслет на моем запястье. Золотые прожилки сверкали в лучах заходящего солнца. Я достала наушники:
– Кэллум, все о’кей. Приходи за мной, когда сможешь. Я иду по… – Я сделала паузу, потому что дошла до перекрестка и прочитала табличку с названием улицы. – Тоттенхэм-Корт-роуд. Я тебя жду.
Кэллум объявился в течение нескольких минут и быстро провел меня на тихую площадь, где можно было без помех посидеть и поговорить. Несмотря на усталость, я была очень взволнована и едва могла усидеть на скамейке в углу, на которой разместилась, пристроив зеркало на подлокотнике, блаженствуя, оттого что Кэллум рядом. Он был прямо за мной, и его определенно удивляло мое поведение.
– Алекс, ты в порядке? – мягко спросил он. – Все кончилось… плохо?
– Вовсе нет – Роб прекрасно себя чувствует!
– Что? Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что он очнулся и мы с ним разговаривали! Он в норме.
– Мне казалось, ты сказала, что Лукас опустошил его, насытился и исчез, как Кэтрин.
– Ну, он, конечно же, исчез, но, определенно, ему достались только некоторые воспоминания Роба. Тот забыл только последний месяц или около того. Возможно, для Лукаса этого было достаточно, – добавила я с удивлением. Увидев, как он превратился в лужицу поблескивающих искр, я не сомневалась, что он не сможет вернуться. Но самый волнующий вопрос – это куда он подевался и что такого сделала я, что все пошло иначе, чем должно было пойти? Кэллум был явно готов забросать меня вопросами, так что мне пришлось остановить его. Я не хотела вдаваться в теорию, пока у меня не было достаточно ответов, и не хотела раньше времени радовать его, пока не узнаю, вернулся ли Лукас в собор Святого Павла и пока мне все не станет понятно. – Ладно, хватит о Робе; сейчас мне нет до него дела, я просто хочу радоваться тому, что мы вместе. – Он посмотрел на меня с такой нежностью, что мне показалось, мое сердце разорвется от любви. Он снова был в моих объятиях, и все было хорошо.
– Чего я не понимаю, – наконец спросил Кэллум, – так это почему я не могу пробиться к тебе, когда ты спишь. У меня получается это со многими другими людьми, но только не с тобой.
– Я редко помню свои сны, но у меня не было причин говорить тебе об этом. Я запомнила сон о Ричмонде, но потом – ничего. Тем не менее я просыпалась с чувством, что упустила что-то важное, какую-то существенную зацепку. Это имело отношение к тебе?
– Наверное. Я не оставлял попыток, потому что так ты казалась мне ближе. – Он обнял меня крепче, и я почувствовала легчайшее прикосновение его руки к моему плечу.
– Когда ты понял, что Кэтрин украла амулет?
– Это было действительно очень странно. Я шел к твоему дому с Оливией. Она по-прежнему грустила из-за того, что все испортила, но радовалась предстоящей прогулке со щенком, и тут неожиданно все вокруг меня начало меняться.
– Что ты имеешь в виду?
– Как будто кто-то наложил новый светофильтр на весь мир, но что именно изменилось – непонятно. Просто все стало другим. Оливия ничего такого не заметила, но я разволновался и заставил ее бежать быстрее. Я чувствовал, что амулет рядом с твоим домом, и поначалу не слишком беспокоился, но затем он неожиданно начал быстро передвигаться, и я решил, что ты села в поезд или в машину, и я потерял твой след. Мы с Оливией остановились и стали думать, что делать дальше. Я знал, что ты собиралась гулять с собакой, но твои планы явно изменились, и я не мог понять как и почему.
Мы с Оливией вернулись к Святому Павлу, и я слонялся там, не зная, что делать. Меня одолевало ужасное чувство, что случилось что-то нехорошее. Ты меня не звала, и я не знал, куда податься. В конце концов, не в силах больше этого выносить, я направился к твоему дому, надеясь, что ты окажешься там раньше, чем мне придется возвращаться на ночь в Лондон. Я не хотел шпионить за тобой, но я прошел в твою комнату, чтобы попытаться понять, где ты можешь быть. И нашел там тебя, избитую, без амулета, с ужасающей аурой. Я… Я…
– Я знаю, – быстро вставила я, когда его глаза на мгновение крепко закрылись. – Той ночью я сидела у себя в комнате в надежде, что ты видишь меня, не имея никаких доказательств этого. Я рада, что ты действительно был там. – Я потянулась назад погладить его лицо, игнорируя озадаченный взгляд проходившей мимо женщины в костюме. – Когда ты понял, что браслет забрала Кэтрин?
– У меня было не так уж много подозреваемых. Было бы невероятным совпадением, если бы на тебя напал кто-то еще. Мне было невыносимо покидать тебя, особенно в таком ужасном состоянии, но я знал, что должен найти ее. Я побежал обратно в Туикенем, пытаясь настроиться на амулет. Теперь, когда я знал, что он изменился, что его носит кто-то другой, мне стало немного проще. Я нашел Кэтрин в Ричмонде и устроил ей очень малоприятную встряску. – Его лицо было угрюмым.
– И что же ты сделал?
– Я тоже могу громко кричать, особенно если подкрадусь к кому-то незаметно. – На его застывших чертах лица появилось что-то вроде ухмылки. – Ее поведение наверняка показалось посетителям того паба очень странным, ты уж поверь мне.
– Правильно. Так ей и надо.
– Она заслужила гораздо большего, но, к несчастью, оказалась способна очень хорошо мне противостоять. – Он помолчал, вспоминая тот вечер. – Мне нужно было возвращаться в собор, но первым делом утром я вернулся к тебе, надеясь, что ты все еще спишь. Я хотел достучаться до тебя во сне, но не был уверен, получилось у меня это или нет. И было так ужасно видеть тебя там и не иметь возможности общаться. Поскольку я понял, что в школу ты не пойдешь, то занялся выкачиванием мыслей, а затем вернулся, чтобы провести остаток дня с тобой. У тебя были ужасные синяки. Я готов был убить ее!
Я помнила, как рассматривала свои синяки и ссадины в большом зеркале, и тут Джош тоже увидел их.
– Мне повезло, что она не попала мне прямо по голове, – сказала я, – иначе я снова оказалась бы в больнице.
– Не смей так говорить! – Кэллума передернуло от этой мысли. – По крайней мере о тебе заботились Джош и Грейс, охраняли тебя. – Он немного помолчал, а потом улыбнулся: – Значит, ты рассказала обо мне Грейс?
Я кивнула:
– Мне нужно было поделиться с кем-то – я сходила с ума, пытаясь справиться со всем этим в одиночку. Надеюсь, ты не против.
– С какой стати? Меня потрясло то, что ты заставила ее поверить в свой рассказ, не имея ни единого доказательства.
– Это было таким облегчением. – Пришла моя очередь улыбаться. – Знаешь, ей очень хочется познакомиться с тобой. Она бы была сейчас здесь, если бы не давно запланированный визит к бабушке с дедушкой. Вместо этого она снабжала меня информацией, когда та была мне необходима. К счастью, она действительно терпеть не может Кэтрин.
– Я рад, что у тебя были помощники. Я знал, что Кэтрин не слишком приятная особа, но не мог предположить, что она – воплощенное зло, готовая к тому же убивать.
– Они с Робом два сапога пара. Злобная такая парочка. – Я потрясла головой, стараясь отогнать от себя неприятные мысли. – Значит, после этого ты постоянно следовал за мной?
– Да, я был рядом, когда ты бродила по Ричмонду. Я знал, что она не выпускает тебя из виду, я чувствовал амулет, но не мог придумать, как привлечь твое внимание, и потом, когда она говорила с тобой на набережной, ну… – Он глубоко вдохнул. – Когда она сказала тебе, что я пылаю яростью, то сильно приуменьшила мое состояние.
– Это был ужасный момент, совершенно ужасный, – согласилась я, думая о том дождливом дне, когда решила, что надежды ни на что хорошее у меня не осталось. И не смогла удержаться от того, чтобы дотронуться до амулета – проверить, по-прежнему ли он в безопасности на моем запястье.
– После всего этого я превратил ее жизнь в ад, поверь мне.
– Я не понимаю одного – почему она так взъелась на меня. Ведь у нее все мои воспоминания, и благодаря мне она снова стала человеком. Так что же ее так достает-то?
– Хотел бы я знать. Когда она носила амулет, я не спускал с нее глаз, но, оказалось, она не способна радоваться хоть чему-то. Конечно, желательно было бы видеть ее ауру для полной уверенности в этом. Она производит впечатление человека в глубокой депрессии.
– В поезде она сказала мне кое-что очень странное; это все, мол, моя вина, это я рассказала обо всем Робу, и потому все и завертелось. Но все равно непонятно, почему она меня так ненавидит. Ерунда какая-то.
Кэллум нахмурился:
– Возможно, она хотела сказать, что ты не должна была найти амулет?
– Нет, это должно иметь какое-то отношение к воспоминанию, которое забрала Оливия. Она так и не подсказала тебе, что же это такое?
Кэллум молча помотал головой.
– Не дала ни малейшего намека?
– Нет, она очень напугана.
– Бедный ребенок! Я все время забываю, что это не то же самое, что произошло, когда Кэтрин забрала все мои воспоминания, а ты сделал копию, чтобы спасти мне жизнь.
– Это не обычное впитывание, это полное стирание, и это совсем другое. Когда кто-то забирает память полностью, воспоминания выходят цельными. Это, должен сказать, немного удивило меня. – Он на секунду замолчал и прижал меня к себе еще крепче. – Именно поэтому мне удалось сохранить твое воспоминание о нашем острове. – Он поцеловал меня в ухо и улыбнулся.
Я улыбнулась ему в ответ; ему тогда нужно было хоть одно хорошее воспоминание, чтобы сохранить рассудок, и он поменял наши воспоминания местами. Так что теперь мы оба точно знали, как относимся друг к другу, и никто никогда не сможет убедить нас в обратном.
Неожиданно я ощутила чувство вины, оттого что мои мысли уходят в сторону; у нас имелись проблемы, которые необходимо было решить.
– Оливия не говорит хотя бы, какие чувства у нее вызывает украденная у Кэтрин мысль? Может быть, это нам поможет?
– Я не могу попросить ее даже попытаться сделать это; ей сейчас действительно очень нелегко. Каким бы ни было это воспоминание, что бы там Кэтрин ни затаила в своем извращенном сознании, это настоящий яд. И Оливия, разумеется, чувствует себя в ответе за происходящее.
– Но с какой стати? Это вовсе не ее вина. Позволь мне поговорить с ней.
– В данный момент она не настроена на то, чтобы говорить с кем-либо. Но теперь, когда я знаю, что ты в безопасности, я могу попытаться помочь ей разобраться с собой, так что со временем мы всё должны узнать.
Мое сердце болело за нее, и мне хотелось сделать что-то такое, что облегчит ее юную жизнь.
– Скажи, что я ее очень люблю, когда увидишь ее, хорошо? Скажи, что Бисли скоро вернется и мы снова будем гулять с ним.
Кэллум слабо улыбнулся:
– Я передам ей все это, и, надеюсь, ей станет лучше.
Какое-то время мы молчали, погруженные в свои мысли. Я не могла вообразить, чем же я так разозлила Кэтрин и как это теперь связано с Оливией. Я разрывалась на части: бо́льшая часть меня испытывала облегчение, оттого что Кэллум снова со мной и что трудности, что стояли перед нами, в основном решены. Но другая моя часть страдала из-за того, что случилось с Оливией. Она всего лишь ребенок и не заслужила того, что получила. Мои мысли все время возвращались к тому, чем похвалялась Кэтрин на станции. Она сказала, что Оливия украла воспоминания о том, как могут спастись дерджи, тесно переплетенные с причиной, по которой она так ненавидела меня. Что-то в этом, какая-то деталь, которую Оливия не могла увидеть или понять, почти лишала ее рассудка. Может, это ненависть так пугала Оливию?
Мне нужны были факты, и тогда у меня появится возможность помочь ей. Если же она мне ничего не скажет, единственный путь к этому – снова найти Кэтрин. При этой мысли мне стало сильно не по себе.
Внезапно подувший ветерок вернул меня в настоящее, на лондонскую площадь, где мы сидели с Кэллумом. У меня было чувство, будто я живу в коробке, отдельно от всего; но, разумеется, это было не так. Вокруг суетился Лондон, люди спешили домой, и я неожиданно для себя вновь вписалась в эту картину. Оглядев парк, я увидела облако маленьких огоньков – то были счастливые ауры возвращавшихся домой служащих офисов. Желтые огоньки плясали и мельтешили над их головами, и меня переполняло облегчение, оттого что я снова видела их.
Изможденная, я откинулась на спинку скамейки.
– Я люблю тебя, Кэллум, и мне очень хочется побыть здесь с тобой, но я очень устала и мне нужно мое обезболивающее. Ты можешь пойти со мной домой? Мне нужно попытаться понять еще кучу всего: почему Роб не умер? Что пошло по-другому по сравнению с предыдущим разом?
Лицо Кэллума стало озабоченным:
– Конечно. Я дойду с тобой до станции, а затем отыщу Мэтью – у него могут быть какие-то ответы на твои вопросы, а потом приду к тебе.
– Если я буду хорошо спать ночью, то, может, попробую приехать завтра и встретиться с тобой под куполом.
В зеркале его рука опять крепко обняла меня.
– Невозможно придумать ничего лучше. Пошли, отведем тебя домой.
Сев в поезд, я поняла: дела у меня обстоят еще хуже, чем я сказала Кэллуму – я была донельзя вымотана. Несколько дней меня подпитывали лишь эмоции и адреналин, а теперь и они иссякли. Мне хотелось свернуться в маленький клубочек и заснуть на месяц. К счастью, моя остановка была конечной, и мне не пришлось беспокоиться по поводу того, что я задремлю по дороге. В какой-то момент я проснулась от тычка под ребра и обнаружила, что сплю на плече сидящего рядом пассажира, выглядящего весьма сердитым. Извинившись, я поерзала на своем месте и уселась, прислонившись головой к окну. Я не могла не улыбаться про себя, когда смотрела на ауры людей на проплывающих мимо платформах. Он очень успокаивал, этот странный талант различать ауры, который был также и у Кэллума. Мысли мои затуманились, и я позволила своим векам вновь сомкнуться.
Разбудил меня внезапный пронзительный звонок мобильника, и я не сразу поняла, что моего. У громоздкого старого телефона был поистине дурной звук, и я извиняясь смотрела на попутчиков, пока наконец не достала его из заднего кармана. На этот раз имя на дисплее высветилось.
– Привет, Джош, что случилось?
– Подумал, ты захочешь пораньше узнать о том, что родители уже дома, – очень тихо сказал он.
– О, да, спасибо. В каком они настроении?
Его голос стал еще тише:
– Сложном, я бы сказал. Я поведал им о твоем лице. Но они придут в бешенство, если увидят руку. Ты где?
– В поезде. Думаю, буду дома через полчаса.
– Как твои синяки?
– Я давно на них не смотрела.
– Ну тогда не забудь замазать их.
– Хорошая идея. – Я помолчала: – Спасибо, что предупредил, Джош.
– Всегда пожалуйста. В остальном у тебя все в порядке? Тебя не было целый день.
– Да, все уладилось, хотя на это и потребовались некоторые усилия.
– Ладно. Увидимся. Пока.
Я поизучала незнакомый телефон, отключила звонок и убрала его обратно в карман. Зеркальце было там же, и я быстро огляделась, но, казалось, никто не обращал на меня никакого внимания. Я провела целую вечность, вглядываясь в него прежде, но меня интересовал только Кэллум и не беспокоило то, как выгляжу я сама. Прошло чуть больше недели с тех пор, как Кэтрин отдубасила меня, но мое лицо еще оставляло желать лучшего. Синяки большей частью были зелеными, так что цвет моего лица был довольно неприятным, но большинство болячек уже исчезло. Однако на руке оставался отчетливый след от удара клюшкой для гольфа. Я тихо вздохнула. Джош был прав: мама на стенку полезет, увидев его и поняв, что я утаила данное обстоятельство. К счастью, мои рукава были достаточно длинными и скрывали его целиком.
Когда поезд прибыл на станцию, я порылась у себя в сумке в поисках маскировочного карандаша, но такового в ней не оказалось. Впрочем, состояние моего лица все еще можно было списать на историю с Бисли, и я решила придерживаться ее. Забросив сумку за плечо, я пустилась в долгую дорогу домой.
Надежда
Когда я проснулась утром, Кэллум был со мной – я весь день проспала, а он в это время крепко прижимал меня к себе.
– Не могу поверить, что она сотворила с тобой такое, – выдохнул он, целуя багровые отметины на моей руке.
Я уютно устроилась в его объятиях, ощущая легкие прикосновения его пальцев, пробегающих по моему плечу.
– Не хочу больше думать о ней. Она уехала, и скатертью ей дорожка. Теперь настало время побеспокоиться о нас с тобой.
Он немного отстранился:
– И о чем же мы будем беспокоиться на этот раз?
– Да ни о чем, глупенький. Просто так говорится. Нам не о чем беспокоиться, кроме как о том, что мы находимся в разных измерениях, и это нас немного раздражает, вот и все.
– Ну, похоже, тебе сегодня лучше, – рассмеялся он и снова стал гладить меня.
– Все не так болит, и у меня была хорошая ночь, ведь никто не вторгался в мои сны, – сказала я, потянувшись так, чтобы не сдвинуть с места амулет.
– Логично. Интересно, это на всех так влияет?
– Скольких людей ты посещаешь, когда они спят? Много таких?
– Нет. У меня есть только одна жертва. Очень впечатлительная. В гораздо большей степени, чем ты, – хвастливо сказал он.
– Ну, продолжай. Кто же это?
– Джон Рейлли.
– Какой такой Джон Рейлли?
– Он, моя любовь, – не слишком разборчиво сказал Кэллум, потому что целовал мою шею, – начальник службы технического обслуживания в Святом Павле. Сегодня он проснулся очень обеспокоенный по поводу Золотой галереи и будет настаивать на том, чтобы ее закрыли.
– Ах ты чудо чудное! – просияла я. – А я-то гадала, как ты это устраиваешь!
– Так что тебе, наверно, пора выбираться из постели и отправляться в Лондон, чтобы не терять времени.
– Святая правда. Я не хочу упустить такую возможность. Дай мне десять минут, и я буду готова к завтраку. – Тут я вспомнила вчерашний вечерний разговор. – Мммм, мои родители дома?
– Нет, они уехали на работу, а Джош все еще спит. Они оставили тебе на доске записку.
– Еще бы не оставили, – пробормотала я себе под нос. Мама с папой были не слишком счастливы, когда, вернувшись вчера вечером, я не могла толком объяснить им, почему со мной было так трудно общаться в последние несколько дней. – Думаю, там написано, что меня посадили под домашний арест или что-то в этом роде?
– Почти. При помощи несколько иных слов и выражений они выразили надежду, что ты не будешь никуда отлучаться. Они это видели? – Он показал на мое плечо.
– Нет! А если бы видели, то пришли бы в ярость и я провела бы ночь, объясняясь с полицией. По крайней мере, еще неделю я собираюсь носить одежду с длинными рукавами. – Тут чарующие голубые глаза Кэллума встретились с моими, и я потеряла способность мыслить разумно. – А теперь мне нужно принять душ и одеться. Я буду готова через десять минут. – Но потом взглянула в зеркало на оставшиеся синяки и поправилась: – Ладно, через двадцать. Нужно кое-что подкрасить.
Во время часовой поездки на поезде от Шеппертона до Ватерлоо я могла откинуться на спинку сиденья и расслабиться и наконец-то все обдумать. У меня в голове переплелись три проблемы, которые я должна была решить. Я знала, что они связаны между собой. Вот только не понимала как. Что такое знала Кэтрин, что так огорчало Оливию, почему Роб до сих пор жив и куда подевался Лукас? Как обычно, мой взгляд обратился на амулет. В нем были все ответы, мне надо было только докопаться до них.
Неожиданно раздался ужасающий звонок моего древнего телефона. Поскольку меня стало порядком доставать то обстоятельство, что я не могла определить звонившего, не нажав зеленую кнопку, я поклялась уделить какое-то время внесению в него номеров своих друзей.
– Алло? – осторожно спросила я на случай, если звонит мама.
– А, моя спасительница! Как ты сегодня себя чувствуешь?
– Прошу прощения? Кто это? – смущенно спросила я.
– Это Роб, счастье мое. Чью жизнь ты умудрилась спасти вчера. Я так рад, что столько для тебя значу! – Он слегка поддразнивал меня. Я была так удивлена, что не подумала, как он может воспринять мой ответ.
– О, привет, Роб, я как раз о тебе думала. – Я хотела бы взять свои слова обратно, но слово не воробей.
– Прекрасно, прекрасно. Ты знаешь, о чем надо думать, у тебя хороший вкус. Мне нужно тебя должным образом отблагодарить. Где ты?
– Хмм, знаешь, Роб, я сейчас еду в поезде и в некотором смысле занята.
– Ну ты только скажи, куда направляешься, и я тебя встречу. Меня выписали из больницы, и у меня большие планы. – В его голосе не было намека на вопрос. В его мире мне полагалось делать все, что он скажет.
– Послушай, Роб, – сказала я так вежливо, как только могла, – ты не помнишь, что я сказала тебе вчера? Мы с тобой не встречаемся, это не нужно ни мне, ни тебе. Мы попытались было, но быстро отказались от этой идеи.
– Это просто слова, Алекс. – Его самоуверенность была поистине потрясающей.
– Нет! Мы совершенно не хотим быть вместе, ты просто забыл.
– Думаю, ты меня дразнишь!
Мое терпение готово было вот-вот лопнуть.
– Я скажу это один раз и повешу трубку, понятно? Мы с тобой не встречаемся, мы не будем встречаться, и я не собираюсь иметь с тобой дело в этом отношении. Я ясно выразилась?
– Значит, мы сегодня с тобой не увидимся?
– До свидания, Роб. – Я отключила телефон и посмотрела на женщину через проход, прислушивавшуюся к нашему разговору.
Потом я выглянула в окно, и мое вызванное Робом раздражение улетучилось; мы подъезжали к центру Лондона, и не пройдет и часа, как я буду с Кэллумом.
Я легко добралась до Святого Павла, и Кэллум встретил меня у станции метро. Мы оба были в более задумчивом настроении, чем обычно, и не обращали внимания на людей вокруг, стремясь поскорее добраться до Золотой галереи.
– Сработало? – спросила я, когда мы обогнули угол и виден стал собор целиком.
– Прости? – озадачился Кэллум моим внезапным вопросом.
– Галерея. Она сегодня закрыта? Кошмарный сон того бедняги возымел эффект?
– Ах, это. Да, да, она снова закрыта. У тебя не должно быть проблем. Хочешь, я взойду по ступенькам вместе с тобой?
– Нет, лучше не надо. Одышка и сопение малоприятны. Иди и жди меня наверху.
Я прошла мимо очередей, билетного контроля и оказалась в обширном прохладном помещении. Как обычно, повсюду сверкали желтые огоньки – людей потрясали размеры и величие здания. Когда я добралась до основания длинной винтовой лестницы, Кэллум поцеловал меня.
– Не спеши. Если мы захотим, в нашем распоряжении будет целый день.
– О’кей. Скоро увидимся. – Я начала подниматься дальше, и через несколько минут не могла ни о чем думать, кроме как о боли в ногах и о том, как кружится голова, когда приходится ходить кругами. В Шепчущей галерее я остановилась, уверенная в присутствии здесь туманных, закутанных в плащи фигур. Находясь столь близко к куполу, я уже могла видеть дерджей без помощи зеркала, но они все еще оставались для меня полупрозрачными. Глядя, как они расступаются передо мной, я поняла, что должна кое-что сделать. – Оливия? – тихо позвала я. – Ты здесь?
Я окинула взглядом круг почти бестелесных фигур, сидевших в галерее, и одна из них медленно поднялась на ноги. Я подождала, пока она не проскользнула сквозь толпу туристов и не встала передо мной.
– Оливия?
Невысокая фигурка кивнула в ответ и медленно сняла капюшон. Я задохнулась от ужаса: ее лицо было маской страдания.
– О, Оливия, пожалуйста, пожалуйста, не расстраивайся ты так. Во всем этом не было твоей вины, честно!
Ее полуприкрытые карие глаза не могли встретиться с моими, и мне ужасно захотелось как-то достучаться до нее и успокоить.
– Посиди со мной немного, пожалуйста, и давай поговорим.
Я пристроилась на длинной каменной скамье, окружавшей галерею, не обращая внимания на открывающийся отсюда вид на собор. Оливия медленно села рядом, ее сложенные руки по-прежнему скрывал грубый плащ. Я протянула к ней руку, и амулет заблестел на ярком свету. Я подавила искушение попытаться поторопить ее – я будто выманивала из-под тахты испуганного котенка. Наконец ее тонкая, нежная рука показалась из-под плаща, и она прижала свой амулет к моему. Легкое покалывание указало мне на то, что между нами наконец установилась связь.
– Привет, я так рада тебя видеть, так рада. – Я немного помолчала, но она ничего не сказала мне в ответ. – Знаешь, Бисли умолял меня уговорить тебя погулять с нами. Каждый раз, как он видит меня, то начинает обнюхивать все вокруг, надеясь обнаружить рядом тебя. Я могу взять его на прогулку завтра; ты хочешь пойти с нами?
Ответа опять-таки не последовало, но в полупрозрачном тумане я заметила слабое движение. Я хотела было достать зеркало, чтобы разглядеть ее как следует, но мне показалось, что лучше будет, если мы посидим бок о бок и поговорим как подруги. Я повернулась к ней и поняла, что подмеченное мной движение – это были слезы, незаметно стекающие с ее щек на колени и не оставляющие следа на плаще.
– Пожалуйста, не надо плакать, – сказала я шепотом, потому что кто-то прошел мимо нас. – Она уехала, а Роб ничего не помнит, так что ты никому не причинила зла. – Я мысленно скрестила пальцы в надежде, что не лгу. Я понятия не имела, что замышляет Кэтрин, но не собиралась говорить об этом Оливии.
Наконец ее бледное лицо обратилось ко мне, и я поняла, как тяжело ей пришлось.
– Она была подлинным, подлинным злом, – наконец сказала она. – Я получила то, что заслужила, забрав что-то из ее головы.
– Я попытаюсь помочь тебе понять, что именно это было и почему так на тебя повлияло, обещаю. А до тех пор ты не можешь просто забыть об этом?
– Я не могу от этого избавиться. – Ее голос неожиданно стал похож на голос ребенка, и мое сердце разорвалось, когда я вспомнила, что она и есть ребенок. Она продолжала плакать.
– Ну, вдруг мы сможем вытеснить эти твои мысли более радостными. Как ты считаешь, это сработает?
Наступило молчание, а потом она медленно покачала головой:
– Это слишком ужасно.
– Кэллум сказал мне, что ты не можешь разобрать деталей того, о чем она думала.
– Да, это было ужасно, невыносимо, но никаких подробностей я не знаю. – Я мысленно обругала Кэтрин: что в спасении дерджей может быть таким ужасным? Хорошо бы просто выудить эти знания из головы Оливии.
– Ну, если ты не можешь иметь дело с мыслью, то с чувством мы с Кэллумом что-нибудь сделаем. Чувство – это настроение, и ничего более. Мы поможем тебе чувствовать что-то приятное. – Я замолчала, но мои слова, как оказалось, не пошли впрок. Тогда я сделала другой ход. – Я подумываю о том, чтобы получить работу – гулять с Бисли днем на протяжении всех каникул. Надо посмотреть, многому ли его можно научить. Конечно, в одиночку мне это будет трудно, но если нас будет двое – дело будет обстоять куда проще.
Я снова замолчала, чтобы мои слова дошли до ее сознания.
– Каждый день? – спросил тоненький голосок.
– Каждый день, когда я смогу забирать собаку. Что ты на это скажешь?
– Можем… можем мы начать завтра?
– Я уверена, что устрою это, как только он вернется. – Я тайком посмотрела на нее – она как всегда складывала большие и указательные пальцы в колечки. Мне показалось, будто я уловила в ее глазах проблеск надежды. – Мы поговорим с тобой позже, Оливия, и сделаем так, что все станет лучше, обязательно. А теперь мне надо идти, Кэллум ждет меня на вершине купола.
Она коротко кивнула и вновь спрятала лицо под капюшоном плаща. Я в последний раз попыталась сжать ее руку и встала, готовая к встрече с Кэллумом. Осмотрев галерею до двери, ведущей к следующему пролету ступеней, я увидела знакомую фигуру. Даже здесь он был более реален для меня, чем другие дерджи, и я снова возблагодарила судьбу за глубокую связь между двумя нашими амулетами, благодаря которой так оно было. Когда я дошла до него, он быстро придвинул свой амулет к моему.
– Я гадал, куда ты запропастилась, и потому немного спустился вниз и расслышал конец вашего разговора; ты очень хорошо говорила с Оливией.
Я издала ничего не значащий кряхтящий звук, потому что мимо меня протиснулся толстый турист.
– Я знаю, ты сейчас не можешь говорить. Увидимся наверху. – Я улыбнулась ему, пока еще похожему на призрака. Затем покалывание стало другим, и он исчез.
Встреча с Оливией укрепила мою решимость. Кэтрин сказала, что знает, как можно помочь всем дерджам спастись, и если это было правдой, тогда я обязана найти ее, найти способ помочь Оливии избавиться от страданий. Оставить ее в таком вот состоянии было бы слишком жестоко. Отыскать Кэтрин непросто, но с помощью Грейс я справлюсь с этим. Я улыбнулась себе, начиная взбираться по лестнице. Не было смысла говорить им о моих планах, пока я не буду окончательно уверена в успехе, но я считала, у нас есть шанс. Надо только поддерживать Оливию до тех пор, пока я со всем не разберусь.
Я не бежала вприпрыжку всю дорогу до самого верха. Ни к чему было выматывать себя до предела, поэтому я шла ровно и настойчиво и перепрыгнула заграждение в Каменной галерее, чтобы попасть на последний лестничный пролет. Как всегда, этого никто не заметил.
По пути наверх я старалась не думать о моем последнем визите сюда, когда мне пришлось спускаться вниз с помощью сотрудников. Мне больше не хотелось быть несчастной до предела, и хотя я знала, что Кэллум наверху, впереди меня, я поняла, что никогда не смогу преодолеть эти ступени, не беспокоясь о том, что он исчезнет. Когда я добралась до маленькой круглой комнатки с окошком, откуда открывался вид на пол, я тихо позвала его по имени. И в первый раз увидела, как он появился через дверь на самом верху ступенек с выражением озабоченности на лице. Новизна этого зрелища заставила меня улыбнуться. Столь близко к вершине собора он казался почти человеком, во плоти и крови, только легкая прозрачность по краям выдавала то обстоятельство, что он не совсем как я.
– Алекс, ты в порядке?
– У меня все прекрасно, я просто хочу пройти оставшийся путь с тобой. Ты не против?
Он улыбнулся и протянул мне руку:
– С удовольствием. Ну что, пошли?
По мере того как мы преодолевали последние ступени – он шел впереди, – его рука становилась все плотнее и плотнее, а когда мы добрались до двери, она уже ничем не отличалась от моей.
На этот раз наши объятия были объятиями не страсти, но облегчения, оттого что мы оба в безопасности и снова можем приникнуть друг к другу. Он был сильным и надежным, и когда его руки наконец сомкнулись вокруг меня, я почувствовала ошеломляющую завершенность. Я спрятала лицо у него на груди и крепко держала его. Кэллум тоже прижимал меня к себе, понимая, что слова здесь не нужны. Он просто поставил свой подбородок мне на макушку и гладил мои волосы по всей их длине. Я чувствовала, как билось его сердце под моей многострадальной щекой.
Наконец я обрела способность говорить.
– Прости, Кэллум, – шмыгнула носом я. – Как же это было давно, и так хорошо, так замечательно снова обнимать тебя.
– Я знаю, – согласился он, все еще прижимая меня к груди. – Твое последнее появление здесь было невозможно тяжелым.
Я в удивлении немного отпрянула назад и посмотрела на него:
– Ты был здесь?
– Все то время. Я знал, что ты будешь страдать, но видеть это собственными глазами, видеть такую боль… – Его голос споткнулся на последнем слове, и я заметила, что на глазах у него появляются слезы. Он прижал меня к себе еще сильнее.
– Я надеялась, что ты здесь. Пыталась заговорить с тобой, но без амулета это была пустая трата времени. И все эти люди… Я даже думать не хочу об этом.
– Все это не имеет теперь никакого значения. Кэтрин уехала, а Роб… Кстати, как он?
– Он забыл обо всем почти с того времени, как я нашла амулет. Он даже считает, что нравится мне, и это довольно неприятно. Мне пришлось послать его подальше.
– Дай мне знать, если тебе понадобится моя помощь. Я с превеликим удовольствием укажу ему на его место. – Я посмотрела Кэллуму в лицо и увидела, что чувство нежности в его глазах сменилось гневом, а губы сжались в тонкую линию.
– Спасибо за предложение, но я сама в силах справиться с Робом. А есть ли какие новости о Лукасе? – Я намеренно не спрашивала его об этом раньше, потому что услышать ответ мне хотелось в его объятиях.
– Никаких. Мы не можем преодолеть стремление возвращаться сюда каждую ночь, а вчера его здесь не было, так что он, должно быть, исчез.
– Думаю, вопрос заключается в том, куда он… – Я пыталась говорить как можно равнодушнее.
– Да мне все равно. Он исчез, я получил тебя, Кэтрин сбежала, а впереди у нас целые летние каникулы. – Мысль о Кэтрин все еще заставляла меня дрожать, но я отбросила ее в сторону, потому что Кэллум целовал меня в макушку и осторожно гладил руки, избегая те места, где еще оставались синяки. – Я думаю, пришло время сконцентрироваться исключительно на нас, верно? – Он медленно передвинул свои руки вперед и взял в них мое лицо. Его губы нашли мои, у меня от желания закружилась голова, и я запустила пальцы ему в волосы, чтобы еще крепче притянуть к себе.
Когда мы сидели, игнорируя открывающийся перед нами вид и занятые только друг другом, я поняла вдруг, что клубок вопросов в моей голове начинает распутываться. Но я придержала это открытие при себе. Было бы неправильно давать Кэллуму надежду, не проверив все окончательно. Мне надо было точно узнать, что случилось с Лукасом, удостовериться, что он добрался до Темзы живым. Потому что если это так, если мое вмешательство послужило тому причиной, тогда у меня нет необходимости искать Кэтрин. Мне не нужен секрет того, как спасти дерджей или того, что она сделала с Оливией. Я была в состоянии спасти их сама. Я посмотрела на амулет, мирный и спокойный, без следов странного огня, который появился в нем по моей команде день тому назад. Мне надо научиться управлять им. Я притулилась в крепких объятиях Кэллума и удовлетворенно вздохнула.
Услышав мой вздох, он взял меня за подбородок и одарил взглядом, полным такой любви и нежности, что я подумала, что мое сердце не выдержит и разлетится вдребезги. Глядя в его гипнотизирующие глаза, я знала, что должна попытаться разгадать оставшиеся тайны, и не смогла не улыбнуться. Скоро я переправлю его на эту сторону, и мы будем вместе навеки.
Эпилог
Трое мужчин и одна женщина сосредоточенно склонились над столом. Шум движения по Ватерлоо-бридж им не мешал, хотя вода поднималась и дебаркадер вместе с ней. Все они смотрели, как самый старший из них, парень с наибольшим числом нашивок на плече, медленно взял стаканчик и выбросил его содержимое на стол.
– Шесть! – воскликнул он с радостью, когда маленькие кубики, немного попрыгав по доске, остановились.
– Ты такой везучий, Пит, – вздохнул Джон, когда Пит взял маленькую серебристую собачку и, прошагав ею мимо отелей Джона на Мейфер и Парк-лейн, поставил на большой клетке со словом «Старт».
– Мне причитается двести фунтов, так я понимаю, банкир? – Ивонна стрельнула в него сердитым взглядом, передавая ему довольно потрепанную банкноту. Он засунул ее под доску «Монополии» перед собой, где уже лежала парочка фунтов и пятерка.
– Ты самый удачливый из всех игроков, кого я знаю, Пит. Ты уже давно должен был бы вылететь. – Она повернулась к остальным: – Вы, ребята, хотите продолжить? Посмотреть, можем ли мы в конце концов разорить его?
Дейв отодвинул свой стул и встал, сильно потянувшись, так что его руки коснулись потолка маленькой комнаты для отдыха.
– Мне надо глотнуть воздуха. Пойду проверю лодки.
Он направился к открытой двери, и тут комнату наполнил громкий вой сирены. Трое остальных как по команде вскочили на ноги, совершенно забыв об игре. Джон побежал к компьютеру, остальные – к ближайшей лодке, хватая по дороге с вешалки ярко-оранжевые спасательные жилеты.
Лодка была полностью оснащена и готова отчалить. Пит прыгнул в нее и запустил мощные двигатели. Это была маленькая, маневренная надувная лодка, приводившаяся в движение водяными турбинами, а не винтами, и была прекрасно приспособлена к тому, чтобы плавать по Темзе. Ивонна и Дейв крепко держались за канат, в ожидании пока Джон изложит им детали происшествия.
– Это рядом! – крикнул он, выходя из радиорубки. – Мужчина в воде прямо под мостом Блэкфрайрс, с северной стороны от него. Все еще двигается. Я вызову «Скорую».
– О’кей. Мы отчаливаем. – Пит повернулся к команде. – Вперед, ребята. – Дейв и Ивонна отпустили толстые веревки, и лодка рванула вперед от причала, описала дугу и вышла в основное русло Темзы. Мост Блэкфрайрс был всего в нескольких минутах ходу, так что они были уверены, что доберутся до пострадавшего вовремя. Было ясно видно, куда им следует плыть: на набережной столпились люди, перегибавшиеся через нее и с криками указывавшие на потенциального утопленника. На воде рядом с мужчиной уже покачивался спасательный пояс.
Команда быстро осмотрела водяное пространство.
– Здесь он! – крикнула Ивонна, показывая на что-то похожее на кучу лохмотьев, смытых водой с берега в реку. Пит проворно подвел к ним лодку. Ивонна наклонилась над водой, готовая схватить мужчину, а если это будет необходимо, то и сама прыгнуть в воду. Его голова была над водой, но он не издавал ни звука.
– Еще один метр! – крикнула она Питеру, преодолевавшему течение. К счастью, им не приходилось вести борьбу с сильным подводным течением, но он не хотел слишком уж приближаться к большим опорам, возвышающимся над водой, которые поддерживали железнодорожные пути над их головами. Дейв и Ивонна подтащили мужчину к корме и втащили в лодку. Когда они делали это, у него изо рта хлынула пенистая вода.
– О’кей! – крикнул Дейв. – Он уже в лодке. Давайте доставим его на станцию как можно быстрее. Ему понадобится «Скорая».
Пит провел лодку через широкую арку, синие огни были призваны оповестить другие лодки и суда, что он делает это. Он быстро прошел мимо прогулочного теплохода, который причаливал к пристани Блэкфрайрс-Миллениум, и через несколько минут снова был на станции. На передней палубе Дейв и Ивонна работали с парнем, пытаясь спасти еще одну жизнь. Они были очень опытными спасателями: с их маленького дебаркадера у моста они руководили самой загруженной спасательной станцией во всей стране, получавшей больше вызовов, чем любая другая – Темза была опасным местом. Когда Пит подводил лодку к причалу, Джон уже был наготове, чтобы привязать ее.
– «Скорая» в пути, но на дорогах пробки. Их расчетное время прибытия – около семи минут. Вы можете помочь ему продержаться так долго?
Ивонна даже не подняла глаз; как опытный врач, она привыкла к таким ситуациям. Их лодка была столь быстрой, что их часто вызывали на происшествия рядом с рекой, а не только на воде; в прошлом году им даже пришлось принимать роды. Они с Дейвом не сомневались, что этот случай тоже будет иметь удачный конец, поскольку парень, прежде чем его обнаружили, пробыл в воде не больше нескольких минут и выглядел молодым и в хорошей форме. Она нажимала ему на грудь, надеясь как можно быстрее выкачать смертельную воду из легких. Дейв освобождал ему трахею, готовый начать делать искусственное дыхание рот в рот. Они были хорошей командой и гордились количеством спасенных ими людей.
Но с этой жертвой все было не как обычно. Несмотря на их усилия, дышать он не начинал, не кашлял в попытке избавиться от мутной воды в легких. Все делали свою работу молча; они продолжали действовать, зная, что человек может очухаться, даже если выглядит совершенным мертвецом. Спустя минуту Ивонна посмотрела на коллег.
– Пульс пропал – придется дать разряд. Готовы?
Дейв поднял электроды, соединенные с портативным дефибриллятором. Ивонна взялась за рубашку мужчины и сильно рванула ее. Она была сильной, и пуговицы сопротивлялись недолго.
– Ух ты! – воскликнула она, глядя на его грудь. – Вы когда-нибудь видели такое? – По всему его телу шли глубокие черные линии, расходившиеся от левого плеча и образующие странную, неправильной формы паутину на груди.
– Странно. Разряд! – сказал Дейв, приложив электроды по обеим сторонам от сердца мужчины. Большим пальцем он нажал на кнопку, и спина мужчины слегка выгнулась, а потом снова опустилась на мокрую палубу с глухим стуком. Ивонна взяла его за руку, чтобы нащупать пульс, и его рукав приподнялся, обнажив черный круг на запястье. Ей пришлось оставить идею измерить пульс в этой зоне, и она снова прижала пальцы к углу его челюсти и с радостью заметила, что глаза у него открыты.
– Эй, рада тебя видеть. Оставайся с нами, о’кей? «Скорая» приедет с минуты на минуту.
Темные глаза мужчины повернулись на звук ее голоса. Он моргнул, но потом его взгляд снова стал остекленевшим. – Дейв, мы его теряем! – крикнула она. – Еще раз шок!
Они продолжали работать с мужчиной, пока не приехала «Скорая», но было ясно, что пользы от этого не будет: он ушел. Ивонна села на колени и стала гадать, что она могла бы сделать иначе, что могло бы помочь. «Скорая» тоже оказалась на высоте, они сняли с него рубашку, чтобы сделать капельницу, но было уже слишком поздно. Она посмотрела на тату на его странно изукрашенной руке. Бедную Эмили ждали плохие новости.
Сотрудники «Скорой» зафиксировали время смерти, и Ивонна начала убирать мусор. Наконец водитель выкатил из недр «Скорой» каталку, и Дейв с Джоном перенесли тело на нее.
– Прости, Томмо, – сказала она водителю. – Не смогли его спасти. И не знаю, почему. Не думаю, что он долго пробыл в воде.
Томмо начал было разворачивать толстое красное одеяло, но замешкался, глядя на тело, лежащее на каталке. Темные линии казались еще более очевидными на фоне сереющей кожи.
– Вы не смогли бы спасти этого парня. Я вам точно говорю.
– А почему ты так говоришь?
– Вы вытащили его из воды, но я не думаю, что он утонул. – Он показал на странные отметины по всему телу утопшего. – У него множественные электрические ожоги, какие можно получить от удара молнии. У вас тут недавно были грозы? – Ивонна отрицательно покачала головой. – Есть еще только один способ получить такие ожоги, но он довольно необычный. Его кто-то пытал. Кто-то хотел убить парня и преуспел в этом.
Ивонну передернуло.
– Бедняга. Какая ужасная смерть. – Она осторожно подняла почерневшую руку, свисающую с каталки, и положила ее на его грудь, прежде чем Томмо закрыл его лицо одеялом. И осознала, отступив в сторону, что рука была необычно теплой.
В темноте под одеялом странный ожог на запястье мужчины внезапно вспыхнул, и огонь охватил черные отметины на всем его теле. И в течение нескольких мгновений на глазах спасательной команды и команды «Скорой помощи», смотревших на это в ужасе, тело Лукаса превратилось в дымящуюся горстку пепла.
О С.К. Рэнсом
Сью Рэнсом, автор Small Blue Thing, работает рекрутером, но по дороге на работу, а также по вечерам превращается в писателя. Свой дебютный роман Small Blue Thing она написала в основном на своем смартфоне в качестве подарка на день рождения дочери. Провидение привело ее в издательство Nosy Crow, и сейчас она вовсю работает над заключительной частью трилогии. Она живет с мужем и двумя детьми-подростками в Суррее.
От автора
Во время написания второй книги я была гораздо менее одинока, чем когда работала над первой. Меня окружали люди, которые постоянно воодушевляли и поддерживали меня. Особенно это касается сотрудников Nosy Crow. Кристи проделала потрясающую работу, помогая привести рукопись в надлежащий вид, Камилла дала неоценимые советы относительно любовной линии, Имоджен магическим образом вечно добивается невозможного, а Кейт служит неиссякаемым источником вдохновения. Спасибо вам всем.
Я также должна поблагодарить всех друзей, которые позволили использовать их имена, особенно людей из L4L, – надеюсь, вы себя узнаете. И наконец, я хочу сказать «спасибо» своей семье за постоянную поддержку, даже когда я пропадаю на несколько дней. Я знаю, что папа очень гордился бы мной.
Примечания
1
Перевод Е. С. Татищевой.
(обратно)
Комментарии к книге «Отражение. Опасность близко», С. К. Ренсом
Всего 0 комментариев