«Наследники»

Наследники (fb2) - Наследники 1315K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мария Игоревна Чинихина

Наследники Мария Чинихина

Рок — та музыка, которая поможет разобраться в себе.

Отыскать во внутреннем мире частичку себя, не убив при этом никого.

Джаред Лето

© Мария Чинихина, 2017

ISBN 978-5-4483-3442-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анри. Отец

— Ничего так обстановка. Панели красного дерева. — Мон постучал по выпуклым дощечкам и оценил качество доносившегося звука. — Вытянутая вдоль перегородки барная стойка, кожаные диваны, фотографии в золоченых рамках, возле панорамного окна круглые, сервированные к обеду столы. Подиум — не сказать, что большой, но места для двоих довольно-таки. Пианино, гитара и веселый бармен-перфекционист, смотри, так весь и пыжится над приготовлением коктейля, и хвост на затылке дрожит. Уверен, что мы здесь играем вечером? И люди горят желанием видеть и слышать Мона и Анри, а не мисс Рози — восходящую поп-королеву танца?

— Именно. Акустическая программа. Все билеты проданы. Кто бы мог подумать? Нам, пожалуйста… — Анри обратился к официанту в рубашке пестрой расцветки.

Мон стянул клетчатую шапку с козырьком, спрятал очки-хамелеоны в футляр, который прежде вынул из нагрудного кармана кожаной куртки, потер густую бровь и вдруг заметил русоволосую девушку, скромно ютившуюся в самом уголке дивана. Высокий воротник свитера толстой вязки полностью закрывал шею. Голова ее была наклонена на бок — она водила острым стеблем красной гвоздики по строчкам меню.

— Это кто? — спросил он. — Представь-ка меня, друг.

— Полли, знакомься. Мон. Лучший в мире гитарист. Мон, это Полли. Специалист по финансам и переводчик. Разговорились в супермаркете. Случайно.

— Очередь медленно двигалась, — протянула Полли тоскливым, до ужаса ноющим голосом. И не понял Мон, как вообще можно так говорить. — Анри сделал так, что за минуту я оказалась в самом ее начале.

— Полли торопилась на встречу. Мы приятельствуем.

Тут Полли отбросила цветок и без прежнего смущения поцеловала Анри. Он поспешил отстраниться, а она, погрустневшая, отвернулась — в окне краем глаза ей удалось зацепить кусочек оранжевого неба.

— Приятельские отношения значит, ну-ну, — пробормотал Мон.

— Ваш заказ, — торжественно объявил официант.

Мон поднял стакан:

— Кеннет Пен — «урод». Только подумай, друг, я, великий и могущественный, сочиняю поп-певицам халявные мотивчики о неразделенной любви, а Дон заправляет их однотипными драм-партиями «тынц-тынц»! Слушай, друг, не надумал вернуться из изгнания? Нет, постой… Полли, вы знакомы с женой Анри?

Анри замахнулся диванной подушкой. Мон не успел увернуться, и коричневая жидкость, выплеснувшаяся ему на брюки, стремительно пропитала джинсовое колено.

— И кто она? — жалобно всхлипнула Полли.

Анри оставил вопрос без внимания.

— Мон, у Полли привычка не менять цвет шпилек и пробор…

— Я жду…

— В Золотом Дворце и при венце его жена, — недовольно проворчал Мон. — Если бы Анри был примерным мужем и не блуждал как лабух в отсталой стране, были бы мы владельцами музыкальных студий. Друг, не подскажешь, как найти управляющего? Утрясу кое-какие формальности.

— Его кабинет за углом.

— Поверьте, милая девушка, мы не желаем, но вынуждены прогибаться… — Мон встал и потянул затекшую спину. Анри глянул на него недобро.

— Все сказал? Кажется, ты…

— Иду, иду, друг, — Мон, тяжело наступая, поковылял к коридору за сценой. У стойки он задержался, подмигнул светловолосому бармену с выбритыми висками и заказал любимый напиток. Двойную порцию.

— Можно вас, — кликнула Полли официанта. Юноша тут же отозвался. — У вас имеется журнал?

— Какое издание интересует конкретно?

— Любое с разделом светской хроники.

— Минуту…

— Что ты задумала?

— Пожалуйста, — парень веером разложил на дубовом столе журналы и газеты в пестрых обложках. — Самые читаемые.

Полли сунула под нос Анри глянцевый разворот, в котором с легкостью отыскала снимок его жены.

— Это она?

Элизабетта блистала — ухоженное лицо и смеющиеся бирюзовые глаза. И правое колено выставила! Ее фотографировали в просторном зале, где яркий свет отражает на золоченой отделке стен блики от хрустальных подвесок винтажных люстр. В комнате с более скоромным интерьером они вдвоем, счастливые муж и жена стоят у белого рояля в окружении плетеных корзин с живыми цветами.

Шлепок… Журнал полетел за спинку дивана.

— Я ухожу, — промолвила Полли, рукой ощупывая сиденье.

— Полли, не могу всего объяснить, не моя тайна, но пойми, семью я давно потерял, хотя… с детьми общаюсь. Сын звонил на днях узнать, окончена ли работа над свадебной песней. Церемония скоро, а я не придумал ни строчки, но искренне убедил Эдди в обратном…

— Пусти! Мама предупреждала же! — выпалила Полли и неожиданно затихла — вспомнила о таинственной двери в его доме. Дверь, скрытая от посторонних глаз настенным панно, вела в кладовку. Бывало, он запрется внутри и откажется выходить, даже днем. Но однажды ей удалось застать его врасплох. Он, сгорбившись, топтался на пахнущем автомобильной резиной коврике. Правой рукой, которая почему-то дрожала, пытался вставить в замочную скважину ключ, левой — без конца теребил шнурок капюшона в пятнах желтой и зеленой краски.

— Да, моя речь похожа на мальчишеский лепет. Я, такой порядочный, отправил собственного брата в логово очень влиятельных людей. Они не знают слово «нет». Берешь в толк? Роджер поначалу удивился заманчивому предложению, тер упрямый лоб белоснежным платком и не хотел верить в опасность. Позднее опубликовали разгромную статью на творчество Группы — унылые песни, оказывается, развращают умы, подталкивают подростков к душевным поискам, в куплетах и припевах — ни единого прямого намека на счастье и семейное тепло.

— О!

— … Бетт голову потеряла, «ночные» командировки участились. Группы больше нет. Как и студии. Прах и тлен!

— Друг, нам заплатят в два раза больше! Здесь работает просто замечательный бармен, — Мон зажал ровными зубами пластмассовую трубочку и повалился на мягкие подушки дивана. — Не помешал?

— Нет, — отрезал Анри.

— Пожалуй, эмигрирую в Южную Страну. Нет, сначала отыграю пару канциков у Рози, заработаю приличный гонорар, а после перееду, освоюсь и журналистам подброшу горячую тему — фанера звучала, ха-ха, а вы уши развесили. Ты же сбежал и неплохо, гляжу, устроился. Не подскажешь, в каком районе дом приобрести?

— Вам вблизи набережной лучше смотреть, — подсказала Полли. — Вечеринки в клубах и барах устраивают каждые выходные. Анри неплохо платят.

— Да что вы говорите! — Мон натянул оставленную им ранее шапку. — Чем мой лучший друг занимается на чужой земле еще?

— Продает музыку в рекламу. Автоконцерны, пивные заводы, информационные магнаты — все мечтают работать с ним.

— Именно поэтому я и вызвал тебя. Сегодня на выступление придут серьезные люди. Сначала ты, потом остальные. ОК?

Мон надел очки.

— Но Дона и Фелла я обрадую прямо сейчас?

— Да… — Вибрирующий в кармане брюк телефон не дал договорить. Анри глянул — на черном экране высветился номер подруги жены.

— Кто это? — осторожно спросила Полли.

— Помощник одного магната. Шумно. Выйду на улицу. Я быстро.

— Можно с тобой?

— Мон, закажи сок. Полли в восторге от свежевыжатого апельсинового.

— Не беспокойся. Парень с хвостом подаст в лучшем виде.

Полли вытянулась, но Мон придавил плечи девушки к спинке дивана и подмигнул:

— Кое-что поведаю о друге?

Только в душном коридоре Анри рискнул нажать на кнопку «ответ». В панике задел ногой металлическое ведро, выругался и зацепил локтем синий наконечник швабры так, что половая щетка грохнулась. На шум прибежал помощник бармена, но Анри жестом успокоил его.

— Жасмин.

— Узнал. Звонишь огласить расписание. Позволь, догадаюсь. Самолет будет ждать на аэродроме в три. — Анри почесал ухо и оглянулся. В коридоре по-прежнему гулял сквозняк. Мон преданно сторожил Полли. — Увы, не получится. Сольники на полгода вперед расписаны.

— В Городе даже не думай появляться! Человек Клауса найдет тебя…

— Что случилось? — испугался Анри.

— Из архива пропало дело о поджоге студии Группы. Это все, что могу сказать!

— Давняя история. Бетт успокоила страховкой. А мне и ребятам с этих денег что? Головешки!

— Все не так просто, Анри! Жди человека от Клауса.

Жасмин повесила трубку. Длинные гудки посыпались из динамика. Анри задумался. Тот день он запечатлел в памяти, как страшный сон. Приехал ранним утром и наткнулся на обугленные доски, которые еще вчера служили его убежищу надежными стенами. И шумные соседи высыпали на улицу сплетничать, делиться новостями.

— Идет такая, статная, симпатичная. Оглядывается. Проверяет, следят или нет. Лёлё неладное почуял, — мужчина почесал оплывший живот.

— Тебе бы только на баб смотреть, — воскликнула женщина в цветастом платье. — В обтягивающие брюки и мужик мог вырядиться. Идем скорее. Квартиранты поднимутся, а в кухне не прибрано.

— Дамочку я видел! — не унимался дядька. — Лёлё не мог ошибиться!

— Да напился хозяин, ясно. Не работает, как все. Раз в месяц промелькнет на улице небритым, нечесаным. Потом, правда, похорошел. Брюнеточка с сынком стала бывать.

— Бабуль, «Анри-легенда» ведет уединенный образ жизни, — кареглазый подросток просунул голову к людям. Мужчина с животом втянул его в круг, и парень встал смирно.

— То и дело, музыкант! Постоянно шум и гам. Квартиранты плату за комнату просят снизить, видите ли, мешает.

— Да ладно, ба. Ничего ты не понимаешь. Нормальный музон звучал. Как всегда — телек смотреть невозможно, а в затерянном квартале такое.

— Какой еще музон! — возмутилась старуха. — Раскаты грома и бум-бум. Поделом, спокойно жить теперь будем…

Элизабетта. Мать

Он перебрался в мою спальню неожиданно. Мой новый муж. Да… я и не вспомню, когда сменила одного на другого. Пен стал отговоркой, спасательным кругом. Мне казалось, если закрутить роман с ним всерьез, то Анри взбесился бы, перестал гастролировать, организовал слежку, устроил скандал, мы бы поругались, он бы сыграл на гитаре, спел, а потом мы бы наплакались и многое поняли. Одно слово, и «новый муж» окажется за дверью, милый. Но пока в сочиненную сказку должны верить, иначе стойкий с виду карточный домик рухнет.

Пен спрятал голову в подушку, но сипение и громкие вздохи слышны, а меня жутко раздражает монотонный гул. Я отвлеклась от чтения и потормошила Пена. Он и не думал просыпаться. Тогда я стянула съехавшее на пол одеяло и укрыла его. Вот так. Можно и к последней странице вернуться — привычка начинать с конца. Слух мой напряжен… Нет, тишина.

Так, культура. Вечером — незабываемое шоу скандальной поп-звезды Рози. Кажется, нас с Анри приглашали, а Пен слезно умоляет поддержать его главную «звезду».

Светская жизнь. Эдди, нет наследник Эдвин, нанес визит в корпорацию информационного магната — отца невесты.

— Эти люди извлекут выгоду из всего.

Политика. Кеннет Пен победит на выборах в Большой Совет. Ожидаемо. Страна Короля заключит соглашение с Южной Страной. Я глянула на завернутого в одеяло Пена и злобно пробормотала:

— Что ж, отомщу его руками.

В спальне забили старинные часы. Никто за пределами парковой ограды не подозревает о переменах в моей личной жизни, но слухи ходят, верно. С настоящим Анри, не загримированным двойником, в последний раз я встречалась на ужине в честь открытия благотворительного общества любителей рыбалки. Муж гладил руку, демонстрировал в глазок камеры белоснежные зубы, обаятельную улыбку и вел себя так, будто ничего не происходит. Надеялась — вечер проведем вместе, поговорим. Нет. После мероприятия Анри сел в автомобиль авиакомпании, я — в служебную машину Клауса. Репортера, успевшего запечатлеть на пленку трогательный момент прощания супругов, принудили опубликовать опровержение, а главному редактору Клаус настоятельно рекомендовал:

— Думайте!

В дни злобы, когда вспыльчивость Пена, подозрения зашкаливают, бывает, проскользнёт сомнение — не он ли подослал журналиста, чтобы возникло основание для официального развода? Не случайно же требует как можно быстрее узаконить отношения, но мне удается найти причину не поддаваться назойливому нытью. И Анри засыпал сообщениями о чрезмерной занятости. А Жасмин выдала недавно:

— Прикован к креслу.

Где правда? Позднее подруга прояснила смысл сказанного:

— В затяжной депрессии он, отгородился от мира, не издает ни звука, смотрит в одну точку и никому не улыбнется. Даже Полли — девушке, которая за ним ухаживает.

Нет, все иначе. Мой бывший муж распевает на вечных гастролях сольные песенки. Но мне достаточно сознавать, что я помню. Бывает, Пен задержится, а я обязательно воспользуюсь возможностью и пролистну фото-альбом в потрепанной обложке. Сохранились многие снимки, в основном из гастрольного автобуса Группы. Открою и увижу, как скучающий Анри выдавливает красной горкой кетчуп на студийный пульт, пока я болтаю со слушателем «в эфире» — потом пришлось отчитываться перед руководством за посторонних и порчу имущества. Или как он срывается на репетиции, потому что не может сыграть придуманный Феллом рифф, или как в пестром концертном костюме бежит в подсобку тосковать, или как неудержимо ревет обезумевшая толпа, готовая при удобной возможности стянуть моего музыканта со сцены и разорвать на части, крупицы.

Единственный человек, который давал дельные советы — погиб. Клаус уверяет — в письменном столе лесного магната нашли записку с признанием вины: «Совершил много плохих поступков и один хороший — предмет спора уничтожен». Но я намеренно ухожу от этого разговора, предпочитаю думать о цветущих растениях, радуге после дождя, закате на галечном пляже и лунной ряби на воде. Меня заботит затянувшаяся реконструкция оранжереи. И не могу решить, строить арку на потолке в рабочем флигеле или нет, приказать клеить виниловые обои или шелкографию, играть свадьбу сына в Городе или на Острове, пригласить репетитора по математике из Университета или позвать знакомого Фрэнсиса Бойла, стоит улаживать скандал с прессой, в который ввязалась Альберта или не вмешиваться? Старшая дочь совсем отбилась от рук. То пирсинг в бровь вставит, то на благотворительном концерте споет и «опустит» магнатов, то пьяной окунется в ледяную воду паркового пруда на глазах у друзей. Хорошо, что мой милый Эдвин вырос послушным, но и он частенько на страницах газет вступает в жесткую полемику с Жаком Силано. Сын только и ждет осени — в Большом Совете огласят имя того, кто получит место стажера.

На первой полосе — сенсация — новые факты в деле о поджоге студии «Анри-легенды». И скандальные заголовки, затрагивающие мою честь и доброе имя. Жаль я не Пен. Он умеет потешаться над газетчиками, бывает, и планом поделится, как будет давить всех, кто посмеет встать на пути.

Какое число? Двадцать пятое! Публичное заседание! Пен проснулся! Сначала из-под одеяла выползла его рука, затем он сам. Пухлые губы потянулись к моей ладони. Я бросила газету на коврик.

— Ну же, — шептал Пен.

— Не стоит, — вяло ответила я. — Отец собирается перебежать мне дорогу — я знаю о соглашении с Южной Страной. Пусти. Мне нужно увидеться с магнатом Лоисом.

— К черту мерзкого засланца-торгаша, — протянул Пен, сдавливая мое запястье. Я подняла свободную руку, чтобы нанести удар — лишь бы Пен ослабил пыл, но он догадался о намерениях, отпустил меня и лег на спину. — Откуда известно о сговоре?

Я показала статью. Пен закатил вмиг обезумевшие глаза и сжал край одеяла — синие жилы проступили в налитом гневом кулаке.

— Твой муж в деле. Всех стоящих музыкантов переманил. Здесь качественно прорекламировали серию летних фестивалей с легендами, как мои проморгали, не понимаю, и угадай, кто скупил все билеты?

О чем он? Мон прикрывается именем моего Анри?

— Поклонники Группы! Выступление ветеранов рок-сцены не подтверждено, но имя «Анри-легенда» манит всех. Противники хороши! Угадай, куда туристы поедут летом — на вконец надоевший Остров с его пляжными вечеринками и пьяным угаром или в страну, где качественно разрекламировали историю, культуру, живописную природу, прогулки у диких скал под аккомпанемент акустической гитары? Но не переживай. Кеннет Пен знает, как привести предателей в чувство. Получила результаты обследования?

— Я не беременна. Увы.

Лицо Пена скисло.

— Два года и никакого результата.

— Если сына от первого брака недостаточно, то Анабель за ужином назвала тебя папой. Припоминаешь?

— Пойми — нормально, что я желаю иметь общих детей с той, которую люблю.

Я откинула одеяло, опустила ноги и ощутила холод пола, словно время перенесло меня в средневековый замок. И под ногами тяжелые каменные плиты, а не натертый до блеска паркет. Где же тапочки?

Пен вцепился в мой локоть.

— Что еще? Я же объяснила — опаздываю. В полдень заседание, более для нас значимое, чем месть предателю-музыканту. Вечером — концерт Рози. Иду с Анри… С его двойником.

— Боже, когда этот фарс закончится, и мы заживем нормальной жизнью? А? — Пен натянул халат, и его лицо склонилось над моим. Горячий пар дыхания, смешанный с перегаром, защекотал шею. В моей власти оттолкнуть… указать место…

— Встречи с Анри — не мой каприз, — еле слышно произнесла я. — Хочешь перемен — заставь народ любить тебя. Или продолжишь искренне верить, что получишь мандат благодаря «овальным руководителям»?

Пен засмеялся и опустил меня, пугливую жертву, из сотканной им паутины на землю:

— Помнится, у нас уговор. По доброте душевной и воле общественной терплю жалкого музыканта в нашей совместной жизни. Мог бы прямое условие поставить — будешь думать о бывшем — сделка отменяется. Все, пошла.

От резких движений Пена я оступилась, но равновесие удержала.

— Займись речью, — гневно бросила я. — Сначала советники. После … — Нет, не выходит произнести вслух имя «Анри». Я собрала волосы в хвост и прислушалась к хрустящему шороху за перегородкой. Нет, показалось. В ванной опустилась на чугунный бортик. Вода вытекала из крана прозрачной струей, а я рыдала, как девчонка.

***

К овальному заседанию подготовили основательно. Внешне. Новый костюм сел идеально, в пышных локонах, вздернутых кверху, не было ни единого изъяна и туфли не давили на пятку.

— Проще лицо! — командовала Жасмин, успевая одновременно раздавать поручения стилистам и секретарю. — Ну, же! Притворяйся, играй. Иначе… Здесь подписи не хватает, а в пятом абзаце лексическая несочетаемость… времени мало. — Жасмин сверилась с наручными часами.

Волнение пронизывает с головы до пят, и не получается естественно изображать состояние полного отчуждения. Я распрямила затекшие плечи, подтянула воротник, застегнула на талии круглую пуговицу и попалась на глаза подруге.

— Взгляд! — напомнила Жасмин.

Я сосредоточилась. Два зрачка в бирюзовой радужке под длинными ресницами хаотично заметались — и не подумаешь, что вменяема.

— Распущу заседания, — вяло прошептала я собственному отражению и позволила себе, пока не видит Жасмин, натянуть на губы грустную, но улыбку. Но Жасмин покачала исхудалым пальцем:

— Ты возглавишь эту структуру, как хотел твой дед!

Резная дверь отворилась.

— Выходим, — отчеканил Клаус в динамик рации и уступил мне дорогу. Я увидела полуосвещенный коридор с мигающей лампой дневного света на потолке. Подумала немного, затем решительно переступила черту. У правой стороны крыльца под зеленым тентом ждал лакированный автомобиль. Охранник в приглаженном костюме скучал. Другой притоптывал каблуком и переписывался в чате по телефону. Заметив требовательный взгляд напарника, тут же спрятал игрушку в карман пиджака и толкнул плечо заснувшего водителя. Козырек кепки дёрнулся, и мускулистая рука потянулась к вертушке радиоприемника приглушить громкость. Я не успела опомниться, а Клаус успел втолкнуть меня в пахнущий кожей салон.

Центральные улицы Города встретили привычной суетой будничного дня. Заторможенное движение. Гул выхлопных труб. Запыленный воздух, замершие куски грязи, дорожные знаки, когда-то давно облитые реагентами, спецтехника, выпрыскивающая струи воды на выбеленный асфальт, писклявый голос певицы Рози вперемешку с душевными песнями Туртанчика, прогнозом погоды и бранными словами от владельцев запыленных малолитражек в адрес угрюмого сотрудника в форме, регулирующего движение на перекрестке. «Супермен» на торце кирпичной пятиэтажки готов замахнуться в противника огненным шаром, на рекламном щите актер в конусообразной шляпе волшебника катит по краю скрюченной подушечки пальца серебряник, золотой купол Собора тянется острым шпилем к синему небу. Туристы ожидают гида возле живой изгороди. Административное здание с затемненными окнами виднеется в лобовом стекле. Главный фасад украшают три флага — Страны Королевы, Семьи и Большого Совета. На кованую ограду напирают журналисты с камерами и микрофонами. Активисты трясут плакатами на фанерных досках — одни поддерживают Большой Совет, другие принуждают оправдать «Элизабетту», а третьи, самая немногочисленная группа, голосит лозунгами-цитатами:

«Предоставьте слово наследнику Эдвину!»

Мой легкий шарф скользнул вдоль ключицы. Водитель резко свернул в переулок и припарковался у боковой двери. По команде мне разрешили покинуть машину. Внутри просторного холла пахло сыростью. Ввиду отсутствия лифта на последний этаж пришлось подниматься по недавно отреставрированной лестнице.

— Осторожно, мраморные ступени скользкие, — предупредил Клаус.

Я положила ладонь на безмолвные перила и оглянулась. На площадке первого этажа никого — но ощущение, что кто-то смотрит в затылок, не покидало.

В зал заседаний вошла последней. На восходящих амфитеатром деревянных скамьях расположились советники, за овальным столом, в самом центре, руководители, а на балконах, выступающих из стен — журналисты. Операторы без конца перемещаются в поисках отличного ракурса — отснятые кадры потом демонстрируют в прямом эфире на плазменных экранах в Парке. Первый справа обошел круглый стол, пожал руки друзьям-магнатам, затем моему отцу — он сговорился с ними, советниками, и его появление означает, что он поддерживает их. Глазок камеры внимательно следит за перемещениями первого справа. Журналисты с нетерпением ждут фактического подтверждения утренней сенсации. Довольный советник потягивает галстук и занимает место на трибуне. Я с ухмылкой поглядываю на шишковатый лоб.

— Речь моя похожа на судебную, — произнес первый справа и запнулся. По рядам промчался недоверчивый шепот. Магнат Лоис на гостевом балконе безнадежно шевельнул приподнятой кверху ладонью. — В зал приглашаются люди, которые согласились объяснить суть взволновавших многих утренних заголовков. — Взгляд на меня. Я сижу неподвижно. — Ряд серьезных скандалов сформировали у прессы негативное мнение об институте власти. Факты покажутся нелепыми, но преданная Большому Совету команда готова обнародовать результаты расследования, в общем-то, подтверждающие эту нелепость. Предлагаю послушать свидетелей. Прошу.

Вошли двое — пятившийся как рак седоватый мужчина в очках с толстыми линзами и женщина. Заношенный плащ висел на ней мешком, и она спешно расстегивала крупные пуговицы, чтобы было не так заметно. «Седоватый» почесал затылок, зевнул, а затем ответил на вопрос советника:

— Громкая музыка днем и ночью! Невыносимо! Подавали жалобу, но наши заявления странным образом терялись. Впрочем, как и других жителей улицы.

Жена перебила мужа:

— Я сразу его признала, хотя он именем другим назывался, сейчас не вспомню каким.

— Можете подробно рассказать, свидетелями каких событий вы стали в ночь с субботы на воскресенье семь лет назад?

— Да, — подтвердил «седоватый». — Наши играли с Альбертовскими. Затянулся матч. Вдруг чувствую, гарью и дымом тянет. О футболе забыл мгновенно. Вскочил. Выглянул во двор… Окна дома-студии в огне. Я незамедлительно вызвал пожарников, потом разбудил жену. Мы вылетели на улицу. Смотрим, к почтовому ящику на калитке прислонилась дама. Богато разодетая. Стоит, такая, и наблюдает, как языки пламени яростно танцуют в ночной мгле.

— Вы узнали ее?

— Леди и не пыталась прятать лицо.

— То есть вы готовы огласить имя?

— Конечно, — перебила первого справа жена «седоватого». — Это была она. — Сучковатый палец уставился на меня.

— Что она делала? Как вела себя?

— Сказали же, торчала у нашей калитки. Вдруг углядела нас и прыть к машине.

— При этом вопила: Анри!

— И причитала: Что же я наделала?!

— На выпяченные ладони «зырила»!

— На человека она в тот момент мало походила.

Хоровое «О» пронеслось по душному залу со спертым воздухом. Особо чувствительные дамы-чиновницы принялись трясти бумажными веерами, а та, что сидела в четвертом ряду с пунцовыми щеками, без конца крутила начесанной головой в поиске вентиляционной щели. Глазок камеры переместили на меня. Первый справа отпустил «седоватого». В зал пригласили следователя, который вел дело о поджоге. Мужчина в форме прищурил левый глаз и доложил:

— У меня был приказ — как можно быстрее закрыть дело. Именно так я и поступил.

Следующей была горничная, заменившая Энни. Точеная девушка не постеснялась обвинить меня во вспыльчивости и частых переменах настроения. Удалось найти и косметолога, уволенную Клаусом за слив газетчикам частной информации. Располневшая в талии мисс Смайли явилась на заседание в меховом манто и шляпе. Широкими полями она тщательно прикрывала опухшее лицо.

— Два года назад мне поручили найти ученого, который бы изобрел быстрый способ омоложения. — Мисс Смайли сняла кружевные перчатки и крепко сжала изящными пальцами металлическую застежку миниатюрной сумки. — Я не смогла отыскать такого специалиста. — В милой ручке появился вышитый по краю платок и тут же исчез. — Меня уволили. Без выходного пособия, — мисс Смайли заплакала, нервными движениями запихнула платок в сумку и выбежала прочь. Трибуну занял последний свидетель, мистер Клуни, семейный врач. Мужчина невнятно пробубнил, что ему было поручено разыскать контакты порядочного специалиста по душевным расстройствам, который бы не болтал.

— Как исполняющий обязанности председателя Большого Совета, — уверенно произнес первый справа, — предлагаю вынести на голосование возможность ликвидации соответствующего параграфа и оставить Элизабетте Смит-Андре номинальные функции представления института власти на благотворительных и других важных мероприятиях. По состоянию здоровья, которое свидетельствуют письменно и устно несколько человек, отныне решения ее не могут быть восприняты всерьез. Прошу вас, голосуем! Кто…

— Стойте, — я перебила первого справа и поднялась с жесткого стула. Камеры перенаправили в мою сторону. — Пункт 1.7. Я имею право на ответное слово, — я подошла к трибуне. — Не так ли?

Первый справа замешкался и неохотно уступил мне место.

— Полная клевета! — обратилась я к сидящим в зале. — Прошу, мой первый свидетель. — Взмах рукой. От стойки охраны отделился Клаус и спешно вынул из пакета прямоугольный предмет. Положил на кафедру. — Исповедь в единственном экземпляре. Авторство принадлежит мне. Если уж так интересны подробности моей частной жизни, то вот, пожалуйста, из первых уст. — Я потрясла книжкой. — Хотите послушать? Да без проблем. Пожалуй, зачитаю пару интересных глав. Да… Удивлена, насколько мы далеки от тех, кем должны управлять…

Советники-мужчины громко вздохнули. Чувствительные женщины соотнесли положение стрелок на круглых часах с толщиной переплета и усиленно замахали веерами. Операторы по команде режиссера передали на экраны крупный план обложки и мое лицо, сумевшее сохранить самообладание. «Руководители» за овальным столом выпрямили согнутые спины, а первый справа с морщинками и бездушными глазами походил на высохшего сверчка.

— Начнем? — еще раз поинтересовалась я. В ответ гробовое молчание.

После Клаус впустил в зал Анри. Мой бывший муж сообщил:

— В ночь, когда случился пожар, мы с женой были дома.

Советники набросились на него:

— Мы не можем верить без фактов.

— Докажите!

— Кто может подтвердить, во сколько вы сами покинули студию?

— Водитель заехал за мной в девятом часу, — ответил Анри.

— Супруги Крост утверждают иное. К тому же вы получили немалую сумму страховки… Вы нуждались в тот год в средствах? Отчетные документы показывают, что вы немало вкладывали в начинающие проекты и терпели убытки. Подозревается сокрытие доходов…

— Я не обязан комментировать факты, не имеющие отношения к делу, — Анри поджал губы.

Первый справа оскалился.

— Я привык докапываться до правды, знаете ли. И ваш случай не исключение. — Он одернул рукав пиджака и оглянулся, едва уловил смешок магната Лоиса на гостевом балконе. Грозный взгляд, и Лоис замолк.

— По-вашему, моя правда звучит неоднозначно? Не переживайте, я подготовился. Предлагаю послушать, что скажут жители улицы, где я арендовал дом под студию. Некоторых почему-то забыли пригласить.

Вошел молодой человек с наушниками, сутулый пенсионер в вязаной безрукавке и женщина с внешностью учительницы истории. Втроем они опровергли доводы свидетелей первого справа. Затем и мистер Клуни «взял слова обратно». Врач заявил о давлении неизвестных лиц, которые шантажировали его безопасностью жены и дочери…

Чиновники, магнаты, журналисты, публика на балконах, сидевшие на скамьях дамы зашептались. Некоторые прямо заявляли — мы не допустим, чтобы нашим мнением манипулировали, устраивая публичный цирк. Другие голосили в мою поддержку, а были и такие, кто настойчиво требовал назначить первого справа председателем Большого Совета.

— Голосование!

Первый справа ударил деревянным молотком по крышке стола.

— Кто голосует за ликвидацию параграфа, опускает в сосуд розовый билет, кто против — голубой. Воздержавшиеся молчат.

Ответственные секретари в порядке очереди принимали у советников бюллетени. Глазок камеры старался фиксировать выражение лица каждого чиновника и цвет его билета. Затем уполномоченный сотрудник опрокинул ящик и вывалил содержимое на дубовый стол.

Открытый подсчет голосов…

— Большинство «за» ликвидацию параграфа! — проголосил первый справа.

— Открытое голосование на должность Председателя Большого Совета! — объявил второй слева. — Кеннет Пен против Чарльза Брауна… Внимание! Большинством голосов побеждает мистер Кеннет Пен!

Чиновники и магнаты торопились покинуть зал. Операторы гасили камеры, особо впечатлительные причитали, охали и жалели сверженную правительницу. Кеннет Пен торопливо поднялся на трибуну и неожиданно заявил:

— Требую перерыв и повторное голосование!

— Вы не можете, — возразил ему первый справа.

— Пункт 2.4 Свода Законов. Действующих. Я могу отказаться от должности в течение трех часов, если возникнут сомнения. Требую беседу и перерыв!

Первый справа ударил молотком.

— Перерыв.

Чиновники тяжело выдохнули. Веера дам застыли в воздухе. Клаус проводил меня в комнату со спущенными шторами. Первый справа, восседая во главе овального стола, отчитывал Кеннета Пена:

— Сядьте, мистер Пен! Ваше заявление не планировалось! Что бы вы ни сказали в защиту этой особы, более не имеющей прав на номер «тринадцатый по центру», отныне единогласным решением она исключена из числа «руководителей»!

Кеннет Пен поджал губы и посмотрел на меня — я уверенно отодвигала свой стул.

— Прошу не спешить с громкими заявлениями, а прежде внимательно ознакомиться с содержанием моих документов. — Я показала черную папку. — Мистер Пен, вручите.

Кеннет Пен сорвался с места, услужливо отвесил поклон и раздал «руководителям» копии бумаг. Советники погрузились в чтение.

— Что это? — первый справа нахмурился. Его лицо стало матово-бледным.

— Отныне ваши семейные предприятия принадлежат мне, мистеру Кеннету Пену и Лесной Корпорации. Интересы моего мужа представляет мистер Роджер Смит.

— Как так? — возмутился пятый слева.

— Ничего не понимаю, — шестой справа отбросил бумаги. — Розыгрыш!

— Заговор!

— Быть такого не может! Я никому не продавал корпорацию.

— Верно, — заметил Кеннет Пен. — Никто из вас ничего не продавал. Пока. Но сделка состоится. Иначе…

— В три тридцать мистер Клаус отдает команду о публикации фотокопий архива Леона Андре, моего деда… В приемной дежурит вооруженный отряд.

— Объясните, что за бред несет эта дамочка? — возмутился четвертый слева. — Можно было и не собирать свидетелей. И так ясно, что она безумна!

— Тетрадки дед передал на хранение мне, а не лесному магнату — человеку, которого ликвидировали по вашему приказу за своеволие. Но запугивать старыми грехами многих из вас бессмысленно, поэтому я отменяю ежемесячную дань, но взамен требую подпись на документах о продаже. Будьте уверены, компенсацию получите на личные счета к утру следующего понедельника. Мистер Пен, прошу.

Советники зашумели. Дорогие костюмы заерзали на потертом пластике.

— Возмутительно!

— Она покупает пустышку!

— Кто желает избежать ареста, может подать заявку и сохранить за собой место в управлении. Соглашением предусмотрено…

— Я!

— Я!

— Я!

— Успокойтесь, коллеги, дамочка блефует! — Высушенный сверчок боролся до последнего.

— Спасаемся, господа!..

Я бросила на колени главного советника копию тетрадки с наклейкой «первый справа». Показала зубы. Восемь поднятых рук потянулись к потолку. Яркий луч света от люстры над столом бил в лицо каждому. Кеннет Пен раздавал советникам пластиковые папки.

— Оригиналы, не запачкайте, будьте аккуратными, — причитал он. — И думайте, прошу вас, как изменить результаты голосования.

— Подавитесь, — процедил первый справа. Он без колебаний расписался на документе и встал. Бывшие руководители были заняты распределением должностей, а «советник» выпрямил горбатую спину и уверенно зашагал к двери. Человек в военной форме появился из темноты приемной, перегородил ему дорогу. Глянул на меня. Я молчала. Первый справа вытянул руки. Я едва заметно наклонила голову…

Криста. Студентка

Дружбой наследников я дорожу, но как ни стараюсь переступить через себя, не выходит. Не получается признаться, что использую рассказанные ими истории для книги. Альберта, моя подруга, все чаще жалуется на непростые отношения в семье или, между делом, не постесняется отпустить грубое словечко в адрес магната N. Странное ощущение зарождается внутри — гудит голова и покалывающая боль пронизывает тело… Я подхожу к окну, отворяю форточку, и свежий воздух наполняет комнату. С наслаждением вдыхаю его аромат. В тусклом свете фонаря отражаются чёрные тени студентов, опаздывающих к закрытию общежития. Мелкие фигуры движутся по начерченной траектории… А я вдруг замираю… Кажется, что монолог Альберты отголосками звучит совсем рядом. Отчетливо слышу низкие полутона, дерзкий смех, вижу ухмылку на темно-вишневых губах и вдруг начинаю представлять то, что видит она. Четкие картинки в памяти выстраиваются без ведомого контроля — воображаемые персонажи управляют мной, вступают в диалог. Буквы группируются в слова, только и успеваю стучать по выпуклым клавишам…

Ох, если Альберта узнает. Иногда текст выходит удачным, и я довольна, но бывает, что не знаю, как продолжить — Альберта не в настроении разговаривать откровенно и мне нужно хитростью выведывать информацию о брате-наследнике, отце-музыканте и матери, довольно противоречивой в поступках. Случается, что Альберта сама ведет себя безрассудно. Я начинаю судить ее, возмущаться. Мы ссоримся. В порыве злости не сдерживаюсь и пишу:

«Ты виновата, раз осмелилась очередной выходкой позлить маму».

«Не смей упрекать меня! Ты, мисс образцовая ученица и волонтерша, понятия не имеешь о жизни за оградой общежития!» — парирует Альберта и меняет в чате статус «online» на «offline».

Но я не сдаюсь — во мне кипит желание проучить ее. Бью в больное место:

«Патрику нужны связи твоего отца. Признай!».

«Сколько раз просила отзываться о Патрике уважительно!».

Уважительно хочешь? Будет тебе! Копирую ссылку на журнал светской хроники и отправляю ей на почту статью с такой припиской:

«Уверена, что мистер Патрик читал! Фотографии пикантные. А заголовок! „Мисс Элис, невеста наследника Эдвина, бросила в сестру жениха торт на церемонии открытия осеннего светского сезона“. Думай, как решить проблему! Только представь, во что нам выльется раскрытие обмана?».

«Криста — ты невменяемая или притворяешься? Мое лицо в сливочном креме. Не тормози и дай выспаться».

Забегаю вперед. Что ж, по порядку…

В выпускном классе я вдруг осознала, чем хочу заниматься. Помню, как останавливалась у зеркального шкафа, трогала сухую кожу на щеках, любовалась комками на склеенных от туши ресницах, сожалела, если замечала кривую линию или прозрачную слезу в самом уголке, мысленно считала до десяти и краем цветастого сарафана терла быстро краснеющее веко. После падала на кровать, сжимала плюшевого зверька и представляла, как получаю из рук градоначальника позолоченную статуэтку… Как в мае вскрываю желтый конверт, а внутри… Внутри бумаги на стипендию! После я обязательно находила свою фамилию в списках зачисленных, а лет через пять видела свою книгу на полке в магазине. Только вот какую? В те дни я понятия не имела, о чем хочу писать.

— Да о тебе хотя бы! Десять лет мы дружим. Так много знаю о тебе, а ты обо мне, — бывало приговаривала я, тиская плюшевого зверя и любуясь его угольными глазами-пуговками… После в неудержимом смехе я усаживала игрушку рядом с другими и не забывала проследить об удобстве остальных на полке — куклы с дыркой вместо рта, медвежонка, белой кошки и ушастой собаки с треугольным носом — нажмешь на спрятанную в груди кнопку, и веселый голос запоет: «Я твой верный друг». О победе на конкурсе, стипендии, рабочем беспорядке, ручках с секретом, «умных книгах» я только мечтала, прекрасно понимая — не светит.

Мой отец-электрик, частенько любящий провести вечер за чтением политической газеты или просмотром спортивной передачи, все смеется и называет желание получить образование наивным:

— Кому нужны твои мыслители, дочь? Если уж надумала тратиться, ступай туда, где купюры стригут подобно листьям с капусты. Куда? Правильно — в банк. О…

Мама, скрестив спицы в розовых нитках, судачит:

— Завтра мисс Иделия на чай придет. Обещала устроить на работу к мистеру Солмеру. У него кафе-ресторан на углу. Лучше позаботиться об этом сейчас. Как думаешь?..

Суббота. День первой встречи с Альбертой. Я и Фома обслуживаем посетителей кофейни. Как-то много их нахлынуло в последние часы акции. Всем резко захотелось использовать скидочные купоны, распространенные через интернет-сайт. Только они не знают что, согласно утреннему распоряжению, мы смешиваем кофе и молотый порошок.

— Вы ошиблись, мистер. Нету сливок, — убеждает Фома клиента. — В пятницу на выступление придешь?

— Что играть будете?

— Пятый альбом Группы.

Сверток бумажных салфеток летит из моих рук на дощатый пол.

— Культовый. Содержательный. Переломный.

— Кто вам даст-то?

— А кого спрашивать? Солмеру все равно — лишь бы публика была. Почитатели ретро не перевелись. Пусть лохматые, в рваных джинсах и потных майках. Пошумим час и разойдемся… Ладно, не парься. Солмер знает, кому заткнуть рот пачкой банкнот.

— Неужели никто из вас не задумывается о большем? И не хочет исполнять свою музыку?

— Ох, как заговорила! Знаешь, сколько требуется вложить денег в красивую обертку? Мы и здешней публике рады.

— Патрик так не считает.

— Все надеется на поддержку Рози. Только кинула она его. Кеннет Пен любит «формы» и «силиконовые губы». Все его артистки одного типажа.

— Туртанчик выделяется.

— Цветом концертного костюма и блеском стразов.

— У него есть неплохие песни. Дуу… шевные…

Спешу прикусить язык — иначе махровое полотенце, которое висит у Фомы на костлявом плече, полетит в мое «туповатое» лицо.

— Найдет Патрик деньги, и мы попадем в еженедельный топ-сорок. Ясно?

Часы на смене летят как пули из автомата — намолоть зёрна, разровнять ступой, впихнуть ситечко, привести в движение ручку гудящего паром аппарата, взбить молоко в стальном ковшике и обязательно произнести с улыбкой:

— Сахар и трубочки на раздаточном столике.

В половину шестого — короткий технический перерыв. Обычно запираюсь в подсобке, открываю заранее припрятанную на полке за дверью книжку и погружаюсь в загадочный мир психологического романа. Уголки многих страниц смяты, на полях карандашные пометки — кто-то забыл стереть перед тем, как сдать в библиотеку. Но я не отвлекаюсь от действия — спокойно продолжаю читать, мой палец скользит по строчкам, абзацам… Вдруг простое, но такое важное слово… Стена напротив мозолит глаза… Навязчиво гудит лампа… Истекают последние секунды… Я возвращаюсь в шумный зал.

С Альбертой мы заранее условились, что она займет угловой стол. Но там уже сидит кто-то. Неужели она? Пропустила? Вручаю последнему клиенту в очереди коробку с эклерами, прошу Фому подменить и, вытирая руки о черный передник, подбегаю к белокурой девушке.

— Альберта! Я Криста.

— Ой, — опомнилась гостья.

Я переминаюсь с ноги на ногу, Альберта молчит — не может оторваться от белого пятна на завязках пояса — краем стола прикрываю недостаток в униформе. Медленно опускаюсь на свободный стул. Упрямо закинув ногу на ногу, изображаю «умный вид», затем сую в нагрудный карман передника стянутый у Фомы блокнот с измятыми страницами. Альберта с интересом разглядывает растрепанные волосы — приглаживаю их, обветренной губой придавливаю резинку простого карандаша — и этот жест не ускользает от смеющихся глаз подруги. Вытягиваю правую руку и вдруг сознаю, что не следовало этого делать. Пальцы у меня неухоженные, ногти разной длины, заусеницы, и лаком не пользуюсь. Если только прозрачным.

— Ты не говорила, что работаешь в кафе, — шепчет Альберта.

— Приходится. До полудня уроки, днем смена, с девяти до одиннадцати занимаюсь — готовлюсь к майским конкурсам по литературе. Если обыграю ботаника Стивена, то меня на район заявят. Стану лучшей среди местных умников — на общегородской отправят.

— Соревнования? — с удивлением переспросила Альберта. — Мне казалось, что кроме игры «Люди» тебя ничего не интересует.

— Не переживай, выходные как посвящала игре, так и буду, — я вдруг представила в фантазийных облачках залитый голубым светом подиум.

Альберта засмеялась, а я притворилась, что пишу на разлинованных строчках в блокноте.

— Закажи что-нибудь. Мистер Солмер ходит. Усатый мужчина у боковой двери. Видишь?

Альберта повернулась.

— Шеф. Любит выйти в разгар трудового дня и все проверить. — Я пригнулась. — Кажется, «шишку» ищет. Фома болтал, что у входа крутая машина стоит.

Альберта вдруг вся побледнела. Спрятала глаза под стеклами солнцезащитных очков, машинально затянула тряпичной резинкой хвост, пригнулась и зашептала невнятно:

— Твой начальник хочет выдать «шишку» репортерам?

— Сначала пусть найдет. Так, что порекомендовать? Сок неплохой. И ванильное мороженое с шоколадной крошкой стоит попробовать.

Альберта попросила принести ей мороженое.

У стойки я натолкнулась на мистера Солмера. Чуть с ног не сбила. Нужно дальше идти, а не могу. Хозяин кафе смотрит на меня в упор. Фамилию вспоминает?

Я потрясла перед мясистым носом бэйдж. Мистер Солмер отмахнулся и ленивой походкой двинулся к столику у окна. Его заинтересовал мальчик, играющий в тетрис. А его мать, сортирующую покупки в бумажных пакетах, он принудил сделать заказ.

— Пять минут. И мы уйдем, — сказала женщина. — Джимми, малыш, давай мама уберет…

Ребенок капризно замотал лохматой головой и прижал планшет к груди, к самому сердцу.

— Твой начальник смешон, — весело сказала Альберта. — А тот молодой человек в баре? Кто он? — спросила она и опустила ложку в сдвинутые горкой ванильные шарики.

— Фома. Днем бутерброды и кофе готовит, а по пятницам и субботам на гитаре играет. В десять вечера бар открывается в соседнем здании. Неоновую вывеску-рекламу видела?

— Нет.

— Хорошо, а ты чем занимаешься?

— Бездельничаю. Маман каждый день напоминает — учись, читай, расширяй кругозор. Книжки не для меня. Пусть брат читает. Он умный, студент, специальность получает. Я, как бы, не дотягиваю. Окончу школу и уеду.

Альберта сунула в мой передник тысячную купюру, хотя мороженое стоит на… намного дешевле. Я оробела, но стоило отыскать в мятом кармане хрустящую банкноту, поняла, насколько приятна наощупь денежная бумажка.

— Те, кто перебиваются, платят точно по счету. Еще и права клиента покачают. Все им не то. Пакет бумажный, стакан не той вместимости, огурец тонко порезан, музыка от еды отвлекает…

Альберта перебила меня:

— Деньги есть у маман, а я устала зависеть от «золотого» кошелька.

Где-то внутри затаилась опаска. Я спросила осторожно:

— А кто твоя мама?

— Начальница на одном крупном предприятии. Мужчинами руководит. Им не нравится. Вот один и влюбил ее в себя. Она растаяла. Папа сбежал, а ей дела нет. Слушай! — Альберта распустила хвост, бросила очки на потертый стул. Я снова вижу ее глаза, такие живые, улыбчивые, с морщинками в уголках, а потом радость сползла по лицу, от ресниц к подбородку, и искренний смех захватил сознание моей новой подруги. — На всех официальных мероприятиях я выгляжу именно так. Ну, может быть, немного ярче обвожу карандашом контур губ и румяню скулы.

Не знаю, что и сказать…

— Ну?

Я молчу. Не могу припомнить ни одной фотографии с ее лицом в глянцевых журналах. Мисс Иделия все мамины ящики ими заваливает. Придумывает! Ладно я, на бумаге и в виртуальной игре многое сочиняю. Но Альберта!

— Недавно ты говорила о «шишке»…

— Хочешь сказать, что ты она и есть?

— Ну да, — Альберта отдала мне пустую креманку. — «Свора» не решилась войти. Караулят у машины. От одного слышала: «Никуда не денется». А вот и денусь. — Она схватила мой локоть и умоляюще попросила. — Уговори хозяина взять меня на работу. Только я ничего не умею…

— Правда, нужно?

Альберта опустила ресницы.

— Таскать с кухни тарелки и размахивать полотенцем — много ума не надо. Идем…

— Нет, не сегодня, — с опаской проговорила Альберта. — «Чистые документы» не взяла. Я телефон оставлю. Ты позвони, скажу точно, когда смогу в другой раз приехать.

Я насторожилась:

— У тебя точно все в порядке с законом?

— А что?

— Ну, так для Солмера важно.

— Пусть не волнуется — ворую исключительно по сценарию нашей игры.

Альберта спрятала кошелек в объемной сумке и щелкнула металлическим замком.

— Может, сама признаешься? Кто ты?

— Представится удобный случай, обязательно расскажу, — пообещала она. — Только никому. Проведешь к черному выходу?

На улице мы попрощались и пообещали созвониться до выходных.

Погода для ранней весны по-летнему теплая и солнечная. Горожане выбрались из душных клеток и теперь дефилируют по живописному бульвару. Кособокая старушка, закутанная в платок, катит клетчатую сумку-тележку с продуктами, девчонка с дредами вихрем несется на роликах, парень в бандане нагоняет ее и преграждает дорогу, мужчина в каске везет груженный пакетами велосипед, женщина в деловом костюме перелистывает документы, девушка в баклажанном пальто несет в руке мороженое, а навстречу — сморщенный старик. Вдруг он остановился, прищурился, внимательно посмотрел на яркие картинки и потянул в старческих пятнах ладонь. Девушка не прошла мимо — отдала мороженое и вернулась к киоску, но прежде пересчитала в потертом кошельке мелочь. Старик присел на лавочку. Обертку не разорвал, просто приблизил столь желанный подарок к уху и стал слушать, как хрустит шершавая бумага.

Альберта. Наследница

Званый вечер в загородном поместье. Приглашения на ежегодный маскарад секретарь прабабушки отсылает с пометкой: прибыть в платье на кринолине, в камзоле, желательно также иметь маску, шляпу с пером, веер или тряпичный радикюль. Мне тоже сшили наряд по старинному лекалу. Только чувствую я себя в нем неловко и никак не могу привыкнуть к необычному образу, когда в один миг оживает центральная иллюстрация к любимой сказке «О петушке». Клаус привозит нас в поместье на большой черной машинке, но папы с нами никогда не бывает, хотя он и обещает маме «присутствовать»…

В спальне родителей полумрак. Горит печальная шапка ночника. Мама в задумчивости грустит. Я обняла ее. Мама вздрогнула, спряталась в тени, но я прекрасно знаю — перед тем как вынуть из тумбочки сборник сказок и положить на колени, маман успела вытереть платком опухшие глаза.

— Как праздник? — спросила она, едва я забралась в разобранную постель и закуталась в теплое одеяло.

— Эдди ходил букой, а я веселилась. Прабабушке моя прическа понравилась. Она похвалила няню, только меня не Кларисса заплетала, а ты. Кларисса половину волос растеряет, у нее слабые косички получаются.

Мама молча направила свет от лампы на красочную обложку…

— А когда папа приедет? — спросила я.

Мама открыла страницу, на которой остановилась прошлым вечером…

— Ма… ам!!!

Мама закрыла книжку и повернулась ко мне, дочке. Я увидела ее лицо. Как же ярко блестели эти глаза в темноте. Никогда не видела ее такой… Она снова открыла книжку и тихим голосом прочла первое предложение:

«Ранним утром петушок вышел на птичий двор…».

Сейчас я заканчиваю выпускной класс и много проблем у мамы с дочкой, которая упирается, вредничает, прогуливает школу, прячется в музыкальном классе и придумывает, как ей кажется, захватывающие и невероятные ритмы. Внезапно приезжает папа. Мон. Вдвоем они опускают несчастное дитя с небес на землю:

— Было уже, — говорят серьезно. И даже год и название пластинки называют. — Потрудись еще.

Помню, что и преподаватель музыки в конце урока имел привычку приглаживать сухой рукой волосы, тяжело вздыхать, любоваться отражением в зеркале и говорить, причмокивая:

— Неплохая пьеска, мисс. Только слышал где-то.

Однажды я заставила маму хорошенько понервничать. Проснулась раньше, идея пришла, как нужно сыграть. Наспех натянула толстый свитер, спортивные штаны, прокатилась по перилам винтовой лестницы, сорвала белые чехлы с отцовских гитар, барабанов и синтезаторов. Папа строго запрещает прикасаться к его инструментам. Даже пыль вытирать с корпуса не дозволено. Не то, чтобы подключать к усилителям. Но я не слушаюсь — детские барабаны давно кажутся игрушечными.

Отцовский табурет с сиденьем в форме подушки для булавок так и манит. Такая есть у Клариссы, только у няни в виде разбитого на две половинки сердца. В открытом ящике комода барабанные палочки, деревянные, лаком пахнут. Я медленно провожу круглыми наконечниками по запястью и вдруг ощущаю холод, возбуждение — совсем не хочется думать о завтраке и школе — я настроена на придумывание ритмических рисунков и уверена, что смогу сочинить что-то невероятное. И в этот раз папа точно похвалит.

Я сдернула с ударной установки белую накидку и забралась на табурет. Начала стучать, но внимание привлек согнувшийся чехол от гитары Стимми Виртуоза — папа с особой бережливостью хранит раритетный инструмент в коллекции. А вот на изогнутой гитаре с оторванной стрункой он играл в начале карьеры, правда, потом сменил на новую, разукрашенную во все цвета радуги. Это случилось после знакомства с мамой.

Необъяснимое подозрение комком затаилось в груди. Нужно стучать дальше, а не выходит. Я быстро сорвалась с места. Палочки с шумом упали на плиточный пол. Трясущимися руками я дернула собачку молнии… Даже ощупала углы для достоверности.

— Где?

Пустой чехол медленно опустился. Я зажала ладонями уши и напрочь отказалась признавать очевидное. Помню, как папа поднялся в детскую, но мы с Кристой играли по сети в «Люди». Даже не потрудилась снять наушники. И услышала только вторую часть произнесенной им фразы.

— …детка, я уеду, а недельки через две вернусь. Обещай, что не бросишь репетиции.

«Криста, пауза, вернусь через пару минут», — набрала я сообщение подруге.

— Опять уезжаешь? Но ты только вернулся!

— Мон предложил побренчать на гитарах сольно. Всего шесть концертов. Подумаешь.

— В каких городах будете выступать? По телевизору покажут?

Отец сказал в ответ:

— Мон организовал тур в Южной Стране, солнышко. Это далеко. Только там мы можем играть, что хотим и как думаем.

— Ты уверял, что «живая музыка» существует вне времени. Помнишь? Купил дочке барабаны, пианино, скрипку, гитару. По приказу мамы моего учителя уволили, но ты обещал заниматься со мной! Каждый день! Думала, не нарушишь слово, как она… и не плакала.

— Ты не разговаривала с мамой недели три…

Я загорелась желанием уехать с ним.

— Можно мне с тобой? Школа — ненавижу. Кларисса только и успевает платить учителям, чтобы мне двойки не ставили. А Сара, Джес и Элис — достали! Зовут на вечеринки класса по пятницам. Вечно придумываю причину, чтобы отказаться. Джунгли, солнце, шум бушующих волн и прибрежный запах. Мне нужно это, папа.

— Нет, — вдруг заволновался отец. — У тебя экзамены. Хотя… — он увидел на экране выстроенные на зеленой лужайке дома. — Что это?

Я загородила экран, но папа сдвинул меня и усмехнулся, когда заметил размером с полмизинца движущегося героя-человека. Кнопкой мышки он нажал на серебристый холодильник.

— Ты послал Марти, будущего мужа Лизи, готовить еду. Планирую отбить красотку у семьи Кристы. Мы с подругой выстроили виртуальный город. Криста возводит дворцы, а я небольшие, но уютные дома. В крайнем живет семья. Мама — не работает, папа — строитель и садовник. Брат — талантливый математик. И девушку его зовут Стелла. Вот семья Кристы. Мама — владелица салона красоты, папа — городской чиновник, а дети — ученики элитной школы. Мой участок обнесен забором, Криста ограничилась калиткой и часовней с остроконечной башней.

Папа выпрямился. Экранный Марти по его желанию бросил поливку цветов, спустился с террасы на кухню. Вдруг огонь, пожар!

— Вот черт, — выругалась я и побила ладонью губы. Мне запрещено ругаться даже дома. Главный цензор следит. — У Марти отсутствуют навыки в кулинарии. Он только появился в моей семье…

Папа опустил глаза. И на спине любимый рюкзак повис мешком, и пальцами он волнительно теребил толстый ремень гитары. Только сейчас понимаю, что в тот день он приходил со своим «Стимми».

Я выскочила из музыкально класса и побежала к маме с нетерпимым желанием потребовать признание. У приоткрытой двери остановилась. Прислушалась. Мама, похоже, проснулась. Я наспех собрала волосы в два хвоста с помощью тугих резинок, сдернутых с запястья — мама не выносит, если я захожу в спальню растрепанной, неумытой и одетой неопрятно.

Шепот, тихий смех…

— Папа вернулся, — промелькнуло в голове. Но мама, сидя на диване, пультом переключала каналы. На экране — повтор вчерашнего выпуска шоу талантов. Судьи выбирали лучшего вокалиста. В прошлом году я отправила заявку, и даже приглашение получила. Но Клаус быстро осадил мой порыв и предупредил маму:

— Небезопасно. Неэффективно.

И как голову при этом задрал, выгнулся. И она сидит такая, в кресле, с подведенными глазами, идеальной прической и в огненно-рыжем костюме. На изящной ступне покачивается туфля с острым каблуком. Пальцы барабанят по подлокотнику. А растерянная дочка стоит перед ней. Просит лишь об одном — разреши! И не понимает, почему брату позволено каждую неделю заниматься философией с настоящим профессором, а она вынуждена создавать виртуальные семьи, потому что играть без папы и его друзей скучно. Мама шевелит рукой. Я подхожу ближе, она проводит ладонью по щеке, задумчиво приговаривает:

— В другой раз, милая.

Клаус предлагает запереть непослушную дочь дня на три в комнате:

— Безопаснее и эффективнее.

Мама позволяет.

Сейчас она шепчется с кем-то. И не с мужем. Ее голос ласков, а тембр собеседника услужлив.

— Кеннет Пен! — догадалась я. Узнаю его из тысячи! Владелец музыкальной корпорации многих потеснил в должностях, возглавил «Администрацию» и «Большой Совет». Встречи, указы. Все важные документы проходят через него. Но что он делает утром в спальне мамы?

— Лиззи, мы победили! А с Южной Страной и музыкантом разберусь до нового года. Останусь на завтрак?

— Дети… Я не говорила им.

Ласковые речи на Кеннета Пена не действуют. Он поднимается с дивана. Одергивает плотную занавеску и солнечные лучи слепят его.

— Может Эдвину и Альберте скажем? Общество и советники, так и быть, поживут в неведении. Хотя людям, по большому счету, наплевать, кто твой муж…

— Пойми, сейчас не совсем подходящее время!..

Мама бледнеет. Замечает мой суровый взгляд. Привстает. Я прижимаюсь к холодной стене, через силу контролирую себя — довольно тяжело не реветь у сладкой пары на глазах, а могу истерику закатить, устроить скандал и заставить поволноваться. Но сознание не отпускает одна навязчивая мысль:

«Семья» распалась.

— Альберта, стой! — истошно крикнула мама и вырвалась из объятий человека, которого я отныне считаю врагом.

— Не волнуйся, мама! Я сбегу. Анабель мала, а Эдди занят внедрением в жизнь идей профессора Бойла…

— Куда? — грубо спросила мама.

— Позвоню Мону. Уж он-то знает адрес отца.

«Враг» ухмыльнулся и затянул пояс халата. Демонстративно распахнул дверцу шкафа над полкой, где папа хранит блокноты, нотную бумагу и коробку с цветными карандашами. Только сейчас я заметила внутри кожаный дипломат, папку с железными кольцами, тетрадку с рыжим следом от кофе на обложке и толстый бумажник. Пен показал графин и как бы случайно пролил воду на упавший со стеллажа ежедневник отца.

— Кеннет… мистер Пен многое делает для нашей безопасности… Ты просто не представляешь…

Я ловко выдернула ладонь из руки мамы. Губы «врага» растянулись в улыбке. Пен перестал мучить графин, прильнул к мочке женщины, которую вроде как любил, и потребовал закончить нелепый разговор. Мама на минуту пожелала оттолкнуть «врага». Опомнилась. «Враг» и не думал выпускать жертву из ловушки. Обхватил когтистыми лапами талию и не отпускал ко мне, дочке.

— Вы не только студию у папы забрали… Вы… Вы портите всё, к чему прикасаетесь!

Я выбежала на лестничную площадку и вдруг вспомнила о встрече с Кристой.

Какую машину выбрать? Спортивную? Нет, подобная годится только для поездок на пятничные вечеринки к Саре и Джес. Черную с позолоченными ручками? К бомонду маман на светское мероприятие не собираюсь. А вот эта, поскромнее, и пользуюсь ей чаще других. У меня вошло в привычку разъезжать по ночному Городу без сопровождения, когда небо ясное, дует ветер с реки и волосы хлещут по щекам. Сегодня журналисты снова вычислили мой маршрут. Не успела припарковаться и ступить на тротуар, как любопытные репортеры, окружили меня:

— Прокомментируйте развод!

— Когда Золотой Дворец разместит на сайте официальное заявление?

— Кеннет Пен обещает перемены. Что он хочет сказать, заявляя о публичном обращении к нации в пятницу?

— Почему он, а не «Анри-легенда» сопровождал Элизабетту на открытии торгового центра?

Вспышка. Еще одна. Когда же они отвяжутся! Прикрываю лицо сумкой и прячусь от глупых вопросов в уютном зале. Звучит тихая музыка. Начинаю понимать, почему мама столько лет прятала нас. Но Эдди умиляется титулом «сын-наследник». Даже Элис собачкой на поводке ходит, лишь бы не оказаться «не в невестах». Однажды с лекций на час раньше приехали. Эдди в профессорском колпаке, обмотавшись шарфом и нацепив очки, как у Фрэнсиса Бойла, с раскрытой книгой шагал по коридору, цитировал вслух мыслителя, и вовсе не слышал, как Элис причитала:

— Джес приглашает покататься на лыжах, поехали, будет весело.

Эдди не реагировал. Элис кривила губы:

— Урод.

Затем говорила внятнее:

— Клятвенно обещаю, что друзья с интересом выслушают твои идеи.

Распознав в речи невесты столь важное «готовы выслушать», Эдди отвлекся от чтения и переносицей поправил съехавшие очки. Книжка тут же оказалась в руке охранника.

— Правда? — поинтересовался он. — Тогда нужно доклад готовить. Времени мало. Если что, я у себя, — сказал мой брат и Элис неожиданно впечаталась в закрытую дверь его комнаты.

Криста. Студентка

— Какая она? Твоя мама?

Альберта замялась.

— Маман? Тебе интересно?

— Да…

Подходит Фома и в окружении друзей. Сам он в кожаных штанах, длинные волосы распустил и куртку снял — татуировки рассыпаны по всему телу.

— Знакомьтесь, Альберта, — представила я подругу. — Патрик, Морган.

— Морган на звуке и примочках, — пояснил Фома. — Патрик — на вокале и ритм-гитаре.

Альберта рукой задела бокал с пивом. Пенистый напиток медленно расползся по деревянной столешнице.

— Вы, правда, играете не радийные хиты? — спросила она излишне кокетливо.

Морган почесал подбородок и отступил в тень. Патрик пригладил пепельные волосы — примялись, и двинулся моей подруге навстречу. Альберта едва приметила его, тут же дар речи потеряла. И бирюзовые глаза от радости заслезились. Она запрыгнула на табурет и влезла локтем в пенную лужу.

— Ваш напиток пролился, — сказал Патрик и рукав футболки сполз с его плеча.

— Интересная картинка, — скромно заметила Альберта, взглядом показывая на татуировку — ангела в длинных одеяниях, который замахивается мечом в злобного противника.

Патрик быстро натянул рукав. Жестом приказал бармену подать напитки.

— Альби, нам пора, — вмешалась я в разговор. Мои планы рушатся. Не могу закончить главу. Она что, вот так и собирается болтать с ним?

Морган потер вспотевшее лицо бумажной салфеткой. Фома повел его к погруженному в темноту подиуму:

— Комбик барахлит. Глянешь?

— Давно менять нужно.

— Где бабосы взять?

— Пату скажи. Решит проблему.

— Альби! — кричу я.

Альберта не реагирует. Подносит стакан к губам. Мутный напиток струей выливается на бордовую кофту. Блестящую. Теперь, когда я знаю, кто она, мне нет дела до пятен — у нее, наверное, от одежды шкафы ломятся. И Патрику все равно. Только вертится на табурете и демонстрирует подтянутую фигуру. Майка совсем задралась. И в кожаные брюки всунут ремень с металлическими заклёпками. Альберта совсем тает, если осторожно поглядывает на плоский живот.

— Времени мало. Поболтаешь со мной после отвязки на сцене?

— О! — воскликнула Альберта. — Новичок так сразу обещает завод и драйв?

Патрик улыбнулся и послал ей в ответ воздушный поцелуй, затем ловко запрыгнул на подиум. Пьяные люди за столиками загудели. Они требовали музыку. И повеселее.

Альберта вздохнула и мечтательно посмотрела на стеклянные полки, где в ряд были выставлены бутылки с цветными этикетками. Ребята начали играть вступление. Совсем как на пластинке Группы. Альберта оживилась. За стойкой она сидеть уже точно не планировала.

— Ты обещала рассказать о маме, — напомнила я.

— Как раз песня о ней, маман. Веселое хочешь? На пятом этаже галерея. В ряд вывешены портреты: прабабушкин, мамин, брата, сестры, мой и папин. Представь, он в парике и титульных лентах! Полгода моя мамочка за ним бегала — уговаривала дать согласие позировать художнику в приличном виде. Приедешь в гости — посмеешься от души… Забыла, исповедь — интересно, почитай. Только верни побыстрее. Заметит, что стащила…

Я прижала к груди столь ценную книгу. Пробежала глазами первую страницу, но взволнованный голос Альби отвлек:

— Вот это песня! — воскликнула Альберта и, вытянув руки, побежала к подиуму. На куплете ей удалось протиснуться в самое пекло, а на припеве она «растворилась» в безликой толпе. Над сценой вспыхнули красно-желтые лучи света. Лампочки на потолке криво вращались и иногда застывали, освещая чью-то волосатую голову. Я присела на табурет и погрузилась в чтение.

«- Любимый сынок и старшая дочь! Забыли, к какой семье принадлежат? Или как? Чему их няньки учили? Хамить, грубить?

Я отложила приборы — Пен не в духе, раз надумал поскандалить за ужином.

— Почему ты завелся?

— Отвечай, какой план вынашивают твои дети?

— Бред!

— Ты помогаешь им! — Пен не унимался.

Анабель с тревогой в ясных глазах вцепилась холодными пальцами в мою руку.

— Прошу, не ругайся при ребенке!

— Я после поговорю с тобой, — сказал Пен и до утра мы не виделись.

Идеальный план дал трещину. Было так замечательно чувствовать себя пусть и не гласным, но правителем. Навстречу идут люди. Приветствуют, улыбаются, интересуются настроением, желают хорошего вечера, уступают дорогу. Многие догадываются о наших с ним отношениях, но никто не решается спросить прямо: а где он провел ночь, завтракал, обедал, ужинал? И Пена задевает безразличие. Он бы сказал правду, все как есть.

Пен входит в кабинет и хлопает дверью. За окном — безмолвная тишина и унылая пустота. На верхней полке стеллажа среди книг и сувенирных статуэток затерялась пузатая бутыль. Не раздумывая, он хватает спиртное и погружается в глубину объемного кресла. Откручивает стеклянную пробку в форме цветка-лотоса, истерично смеется, кружится. Сейчас, когда крепкий напиток обжигает горло и думать хорошо, и радостно на душе и проблемы как будто испаряются сами собой. Бесследно, как свет от сторожевых фонарей на посту охраны, который, точечно мелькая, рассеивается в ночной мгле.

Единственный сын Льюиса Пена. Отец передал в управление «глыбу», которую не под силу сдвинуть с пьедестала никому, даже выскочке Туртану. Выпущенные под торговой маркой «Кеннет Пен» пластинки формируют вкус большинства. С ним считаются влиятельные чиновники, и даже Я, та, которая вздрагивает по ночам, если он вздумает приблизиться.

Первый рабочий день. Металлические двери скоростного лифта открываются на последнем этаже остекленного и утопающего в солнечных лучах здания. «Наследника» окружают любопытные сотрудники. Сходу закидывают идеями, требуют увеличить финансирование особо крупных проектов. Симпатичная на лицо секретарша ведет в просторный кабинет, а он любуется высотой изящного каблука и ямочками, оставленными на мягком ковре.

— Докажите свою полезность, и я сохраню за вами место, — резко говорит он на первом своем совещании.

Улыбочка… И в корпорации началась «кровавая бойня». А Пену доставляет невероятное удовольствие видеть, как замы бьются в ожесточенных схватках в попытке привлечь ЕГО внимание. Он выбрал «Билли» и не прогадал. С первых нот этот беспринципный человек чувствует, кто будет продаваться, а кого следует слить в утиль. А стратегия «дарить» Туртану якобы успешных новичков! В этом Билли преуспел. Рози! И где малыш Бил откопал драгоценный бриллиант, могущий петь о проблемах любой женщины и при этом зажигательно танцевать?

Иногда Пен грешит, облачается в джинсы, футболку, толстовку и едет на концерт к Солмеру. Нет, он не отсиживается на балконе с бокалом шампанского. В подобных заведениях площадью шесть на восемь отдельные ложи не предусмотрены. Он проникает в самую глубь возбужденной толпы и внимательно слушает.

Отблески фонарей на мутном стекле рисуют мой силуэт. Опьяневшему Пену всерьез кажется, что ореол свечения принадлежит мне. Он тянет руку и воображает, что гладит мое лицо, откидывает челку со лба. Утром я оттолкнула его, и он вдруг засомневался, что поступил правильно, как нужно. Пен сомкнул веки, открыл. Я исчезла. Он вздохнул и решил, что не может позволить себе ностальгировать, сомневаться. На его банковском счету лежат миллионы. И он не знает, куда их тратить. Присвоил всё, что пожелал. Но если Страна Королевы падет к ногам Пена, мне придется…».

Я спрятала книгу в холщевой сумке — Альберта вернулась.

— Поговори с Фомой. Хочу играть с этими парнями! — проорала она мне в ухо.

— Почему я?

— Вы дружите…

— Смотри, мистер Солмер. Подойдем?

Альберта отмахнулась… Улыбка на пол-лица:

— Я передумала. Пат же неплохо зарабатывает, исполняя чужие песни?

— Думаю, да.

— Хотя постой…

— О чем ты? — испугалась я. В милой голове поселилась очередная безумная идея.

— Увидишь, — сказала Альберта. — В следующую пятницу я буду «тусоваться» уже на сцене…

Но Альберту в команду не взяли. Не удалось ей смягчить сердца четверых друзей — и упрашивала она, и кокетничала, и флиртовала, и удивила виртуозной игрой на барабанах. Нет, и все. У них мужской коллектив.

— А на репетицию возьмете? — молила сжалиться подруга.

— Диктуй адрес. Заберем утром.

Альберта написала на салфетке мой. Пришлось организовать «наследнице» ночевку в моем доме. Я заранее притащила в комнату раскладушку, на чердаке откопала в сундуке старое ватное одеяло, в шкафу нашелся затерявшийся подарок бабушки — комплект ситцевого белья. И мама засуетилась — что испечь, приготовить.

— Мы должны быть гостеприимными, хозяйственными, дочка, — причитала она. — Как бы все устроить? Бутерброды запечь в духовке? Тарелку с ветчиной и сыром зеленью и листьями салата украсить? Торт испечь? С каким кремом? Отец, в подпол лезь…

— Сейчас, иду, — откликнулся папа из глубины комнаты и прибавил громкость на телевизоре.

Не припоминаю, чтобы мама так переживала и волновалась, если ждала на ужин соседок. Или подруг на чай в субботу. К приходу гостей она всегда накрывает стол в большой комнате, вынимает «фамильный сервиз», делает розочки из кружевных салфеток, начищает до блеска десертные вилки, ложки, печет яблочный пирог, медовые корзинки… Фоном играет радио, едва слышное. Подруги беседуют на непринужденные темы, хвалят кулинарные способности мамы, а мисс Иделия, стремясь во всем походить на даму из великосветского общества, демонстрирует безупречно сидящий на точеной фигуре брючный костюм или просит поддержать в трудную минуту — всегда у этой важной женщины случаются неприятности. Поправится на сантиметр в талии, у новых туфель каблук отвалится в ливень, сапоги в первый день ноги натрут, фитнес-зал неожиданно закроют на ремонт, из косметического салона уволится болтливый мастер маникюра.

Обстановка моей комнаты восхитила Альберту. Ее заинтересовал поющий пес. Она нажала на кнопку, спрятанную под коричневой жилеткой, и мой плюшевый друг запел детскую песню о дружбе. Альберта мило улыбнулась, провела рукой по цветным корешкам книг на полке, в тумбочке нашла начатый роман о душевных поисках собирателя приключений, мельком пролистала пару страниц и бросила на коврик. Затем сказала задумчиво:

— Личная библиотека, зверьки, столик, компьютер… Мило!

— Патрик знает о титуле?

Альберта молчит.

— Хочешь сказать, что признаваться не собираешься?

— Не переживай, повеселимся потом. Вместе.

— Боишься, мама не одобрит друзей из подвала?

Альберта скривила лицо. Темно-вишневые губы зашептали:

— Маман примет всех с распростертыми объятиями — две недели я пай-девочка!

Эдвин. Наследник

Они встретились в малой гостиной накануне. Пен вальяжно развалился в любимом кресле его матери.

— Садись, — с полуслова бросил избранный председатель. Эдвин был вынужден повиноваться.

Минута… Вторая… Разговор не клеился. И беседовать особого желания не возникало. Если только притворятся и наблюдать за человеком, который самодовольно моргнул, закатил манжеты рубашки, расстегнул тесный жилет, потому что поправился и не успел купить новый, подкрутил стрелки часов… Взял со стола газету…

— Мы с Лиззи надумали зарегистрировать отношения, — произнес он. — Что скажешь?

Эдвин поперхнулся.

— Не понимаю, зачем вам моё мнение, если вы решили?

— Лиззи сомневается, а если попросишь ты… Любимый сын. Мы же неплохо ладим?

— Не..а! — отрезал Эдвин.

— Я не прошу о поддержке, а требую! — воскликнул Пен.

Эдвин скривился на своем стуле. Он молчал и смотрел, как Пен шелестит страницами, такими тонко-серыми, с кричащими заголовками и множеством картинок на первой полосе.

— Уяснил, мальчик? — Пен отбросил газету и глотнул воды. Эдвин не спешил отвечать.

— Похоже, должность стажера получит Жак. Старшая сестра при первой возможности ищет безумца-папашу. Жаль, что и ты туда же, наследник. Поверь, никто не сможет гарантировать титул матери, если она разведется. Но у меня вот были планы отстоять интересы сына любимой женщины, оказать поддержку. Сомневаюсь, что поступлю благородно. Все, свободен.

Лицо Пена вновь скрылось за утренней газетой.

— Раздача титулов не ваша обязанность, ясно? — возразил Эдвин.

— Хамишь, мальчик?

— Вы …, — Эдвин затруднился подобрать слово. — Всё… Позволите идти готовиться к «туру»? Мы с Элис вылетаем утром.

— Я разрешаю, — безразлично произнес Пен. — Толку от тебя никакого. И почему ты любимчик, а не Анабель?

Эдвин не стал задерживаться. Выбежал из малой гостиной и не заметил, как очутился в парке. Настолько он был зол. Блестящий автомобиль ждал у крыльца. Он дернул дверцу и, оказавшись внутри, со всей силой хлопнул ей. Из темноты вырулила охрана. Фары вспыхнули. У центральных ворот привратник попросил предъявить пропуск. Эдвин сунул в запотевшее стекло карточку и увидел мигающие цифры на приемнике. Пятнадцать минут седьмого. Понял, что опоздал и заранее приготовился услышать истеричные крики невесты. Ничего, привык.

Элис в черном пальто, наброшенном на платье изумрудного цвета, поджидала на стоянке в двух кварталах от главного входа в кинотеатр и тряслась от холода.

— Приехал, наследник в свойственном ему репертуаре, не смог организовать визит на столь важное мероприятие, как премьера фильма лучшего друга, в курсе, что я продрогла?

— Кеннет Пен задержал. Если бы встретились у твоего дома, точно бы опоздали, — оправдался Эдвин.

Элис притворилась, что не слышит извинений и злобно глянула на машину охраны — они и не думали следовать за ними. По желанию Эдвина. А путь к служебному входу лежит через сквер. Безлюдный. Утопающий в темноте. И лишь тусклый фонарь освещает выкрашенную в коричневый цвет скамейку. Она вытащила круглое зеркальце и в полном молчании повесила тяжелую сумку на предплечье жениха. Эдвин не реагировал. Шел молча.

— Шевелись, опаздываем! — вдруг крикнула Элис, оступилась на пригорке между раскидистыми деревьями и подвернула ногу. — Ай!

— Всё в порядке?

— Снимки появятся во всех изданиях, — причитала она. — Мы не можем подвести Фелиппе, мой друг талантлив и трудолюбив.

— Не видел его фильмов, — отрезал Эдвин.

Они прошли мимо красной дорожки. Актеры и видные деятели киноиндустрии подъезжали на машинах. Встречал гостей высокий человек в смокинге и шляпе. «Звезды экрана» под всхлипы и рев обезумевшей толпы осыпали поклонников воздушными поцелуями и медленно брели к лестнице в просторный холл кинотеатра. Эдвин вздохнул. Им предстояло сделать то же самое. Предпоследними.

Он очнулся от толчка Элис в правый бок. Поднял голову. Сердитый мужчина настойчиво требовал предъявить документ на вход. Элис передала ему карточку, подписанную ее другом. Прочитав имена, «страж» всхлипнул от неожиданности, посторонился и позволил войти.

Внутри суетились бегущие навстречу друг другу сотрудники. Взрывались, спорили, хлопали дверьми и вешали таблички: «Не беспокоить».

— Наследник и невеста! — окликнула их молоденькая администраторша с наушником. — Припозднились. Выход без четверти девять. Так, девочка — нормально, наследника взъерошить, — бросила кому-то вдаль. — И как можно больше естественности, — приказала она возникшему в дальней комнате гримеру. Сама исчезла куда-то. Ей позвонили.

По жесту паренька Эдвина окружили стилисты рангом помладше и затолкали в тесную клетку, усадили перед зеркалом. Черноволосый юноша с ямочкой на подбородке брызнул лаком, грациозным движением выхватил из коробки расческу-гребень, и зачесал так, что «наследник» стал похож на типичную кинозвезду или топ-модель.

Криста. Студентка

Случайно попала на премьеру нашумевшего фильма. Ладно, Альберта помогла с приглашением. Мы должны были идти вместе, но она укатила с ребятами в Пригород.

Я удивлена. Кругом море обезумевших лиц — школьницы, студентки, молодые женщины. Толпа орет. Зажимаю уши — сейчас лопнут барабанные перепонки. Громче всех визжат и хохочут фанатки актера, исполнившего главную роль. Кинобоевик, если судить по хвалебным отзывам, обещает собрать внушительную кассу и награды в престижных номинациях.

— Девушка, шаг назад! — совсем рядом прозвучал суровый голос. Я подчинилась. Вблизи ходят репортеры с фотокамерами. Яркие вспышки ослепляют. Зрители в первом ряду просят подписать фотографии. Сотни рук с карточками тянутся к кумирам, но опытные телохранители не дают прикоснуться к люксовым нарядам… Я ощущаю себя маленькой точкой, над которой сияет небосвод… Лимузин наследника. Эдвина и его невесту заключают в кольцо гламурные ведущие. Девушка хвалит густые локоны мисс Элис. Парень неудачно шутит. Элис забавно отвечает. Эдвин прячется в тени фонаря и мыслит он явно не о фильме.

— Прокомментируйте предсвадебную поездку, — ведущий протянул микрофон к губам наследника. Эдвин произнес односложно:

— Начнем в Южном Городе.

— Запланировано множество мероприятий, — перебила жениха мисс Элис. — Не буду раскрывать секреты, но молодых невест ждут сюрпризы.

— Здорово, — воскликнул ведущий и повернулся к публике, прищурился. — Где бы найти невесту, чтобы узнать суть сюрприза пораньше? — он громко засмеялся. Люди за ограждением не поддержали его — большинство с нетерпением ожидало главную звезду — того самого актера.

— Репортеры утверждают, что вы претендуете на должность стажера в ведомстве председателя Большого Совета. Мистер Пен поддерживает вашу кандидатуру. Светский лев Жак Силано останется за бортом?

— Не думаю, что на премьере кинофильма уместно говорить о делах чиновников. Скажу одно — назначение будет закрытым, но популярность кандидата на итоговое голосование повлияет. Это все.

— Андре Каттон! Встречаем! — голоса ведущих слились в один, и они мгновенно забыли о наследнике, лимузине и свадьбе года.

Девчонки визжат еще громче и поднимают плакаты. Кинозвезда, укутанная в шарф и норковую шубу, движется к красной дорожке. Ассистент украшает голову кумира миллионов короной-венцом. Рубиновые камни в острых зубчиках ярко сияют под софитами.

Наследник Эдвин и мисс Элис еще на дорожке. «Невеста» наградила ослепительной улыбкой поклонниц и подписала плакат с её фотографиями. Молодая студентка в приплюснутой шапке с наклейкой «Любовь и Правила» от волнения уронила толстый фломастер. Маркер замер у начищенных ботинок наследника. Элис приближалась, а в карманах куртки с высоким воротником — пусто. От досады девушка повертела ступней и как бы нечаянно согнулась… Эдвин, заметив беспокойство, поднял столь «важный атрибут» и передал поклоннице. Девушка вцепилась в пластмассовый наконечник… На приближение «невесты» не реагировала… Фанатки умоляли мисс Элис сфотографироваться, а студентка в шапке как будто не слышала радостных возгласов, плакала, хлопала пышными ресницами и вдруг выпрыгнула в темноту.

— Замечательный вечер, — похвалила девчонок мисс Элис.

Наследник Эдвин стал искать глазами приплюснутую шапку, но ее обладательница словно испарилась. Мисс Элис жестко схватила жениха за локоть и потащила к лестнице:

— Милый, идем, нам еще нужно успеть поздравить Фелиппе, через полчаса начнут показ, к тому же я устала, натерла лямкой пятку, а тебе словно нет дела!

Эдвин не реагировал.

— Милый, что с тобой, если ты о ссоре на стоянке, забудь…

Но Эдвин не держал обиды. Внимание захватил плакат на стеклянной двери — упитанное лицо сожителя его матери. Известный режиссер, заручившись поддержкой государственной кинопремии, снял о Кеннете Пене документальный фильм.

Альберта. Наследница

Все. Можно расслабиться. Меня приняли в группу, и я безумно рада, что Криста познакомила меня с Фомой. И собираемся мы теперь не в далеком Пригороде у Патрика на даче, а в приспособленном для репетиций подвале центра детского творчества. Но пятничных гонораров хватает на оплату аренды одного дня. Нет, ребята думают, что на месяц — остаток суммы я тайно перевожу хозяину, но каких усилий стоит мне этот обман — два договора — действительный и нужная копия, две встречи. И Клаус может проверить перечисления по карте в любой момент. Он расскажет маман, и она потребует вредное для наследницы дело пресечь. А если правду узнает Патрик! Он придет в ярость и решит, что «золотая девочка» просто насмехалась. И Криста, как всегда, влезла со своей логикой.

«Неужели он ни разу не спросил, откуда у бедненькой провинциальной сироты платиновая карта?»

«Придумала несуществующего знакомого, который сделал нам скидку».

«Темнишь, подруга. Не дурак твой Патрик и давно просек, что ты не перебиваешься с хлеба на воду».

«А вот и нет!».

Как же ненавижу Кристу за ее морализаторство и нравоучения! Всегда лезет, куда не просят. Сама влюбилась в Патрика и не знает, как привлечь его внимание. Я вот хвастаюсь — он мой, а наивная Криста верит и не подозревает, что Патрик без ума от подруги Рози — певицы, сумевшей покорить мировые хит-парады. Я как узнала, чуть не прибила. Сразу у него на глазах к Моргану прилипла — ревность вздумала разыграть в нем. Уже и обнимала его, и целовала краснеющую от лестных комментариев щеку, шевелила горбатый подбородок и ласково шептала в оттопыренное ухо:

— Инженер от бога и самый недооцененный звукорежиссёр.

А Патрик любовался фотографиями в журнале и не видел ничего, и не слышал — только причитал, как же красива Рози.

— Это Пат виноват! — Морган любитель сожалеть в период творческих неудач. — Рози предлагала постоянный чес по городам! И я бы стал танцевать, лишь бы из подвала вылезти. Только представь, Альби, я отказался от ванны с шоколадом и шампанским!

— Все изменится, обещаю, — уверяла я. А он, Патрик, даже головы не поднял. Уставился мертвенно-бледным взглядом в глянцевые фотографии… Я выхватила журнал, и снимки Рози полетели в корзину для бумаг. Патрик тут же завелся и велел оставить его в покое.

— Партию для гитары разучила?

— У меня есть свои идеи. Послушаешь?

— Отвали.

Он ушел, а я забралась на давно некрашеный подоконник и прислонилась лбом к запотевшему стеклу окна-обманки. Криста убеждена — Патрик использует меня. Да ничего он не знает, это я вешаюсь ему на шею. Хорошо, ребята не возражают, иначе выгнал бы давно.

— Ты там говорила что-то про изменения? — напомнил Фома.

— Я знакома с одним человеком. Он молчал много лет, и месть копилась в нём!

Морган покрутил пальцем у зачесанного виска:

— Утопичные догадки безнадёжны…

— Так, оставим спор. Альби, что ты там придумала? — перебил друга Фома.

— Ничего особенного, один фрагмент.

— Сыграй?

— Патрику не понравится.

— Ты его видишь здесь?

— Нет.

Я спрыгнула с подоконника.

— На чем играть? На киборде? Гитаре? Барабанах?

— На чем требует авторский замысел.

Впервые могу петь в полную силу. Противно думать, что Патрик примет предложение Рози, Клаусу доложат о новых друзьях наследницы, родители официально разойдутся. Снова застала «врага» и маман в недвусмысленном положении. Они прижались к кованой ограде. На сумеречном небе всходила полная луна, призрачный свет падал на густые кроны деревьев. Спящие цветы в клумбах пригнули головки и опустили листики на тоненьких стебельках. В беседке, за живой изгородью, играл скрипач, но они не слышали, как льется музыка в серебряную ночь. Держались за руки и обсуждали предстоящий развод. Мама ласково говорила с ним и вдруг побледнела. Совсем как в прошлый раз. Но как же лоснилось его, «врага», багровое лицо!

Криста. Студентка

Звонок в дверь. Стук. Тяжелые шаги. Альберта пришла.

— В комнате, иди к ней дочка, закрылась и никого не желает впускать. Что случилось — не знаем, не понимаем. Отец, сделаешь ты тише или нет? Чайку выпьешь? С бубликом. Свежие испекла.

— В другой раз.

Я натянула одеяло на голову — правда, никого не хочу видеть, даже Альберту.

— Криста Симонс, немедленно открой! — крикнула подруга и принялась стучать кулаком в белую дверь. Стук, я вздрагиваю, стук, я пугаюсь и заползаю в самый дальний угол, стук и слезы быстрее текут из глаз, стук и…

— Криста Симонс!

Встаю. Альберта вошла с важным видом, а мама не решается — прижалась к косяку. Подруга внимательно смотрит на мое опухшее лицо, синяки, вымокшую от пота пижаму, спутанные волосы. Смеется.

— На конкурсе я стала пятой, а ответила на все вопросы. Мне ли не знать, как построен сюжет классической прозы и имена персонажей! Я даже реплики помню! Стипендия? Рухнула мечта! Ситечко, ступа и гудящая кофе-машина — мой предел. Не могу больше. Осточертело все!

Я снова упала в кровать и накрылась одеялом. Альберта сдернула его. Я всхлипнула. Подруга закрыла дверь.

— Собирайся, — тихо прошептала она. — Едем в Городской Университет.

— Ты глухая? Нет стипендии — нет учебы.

— Что ж ты такая непонятливая! Вставай, говорю. Вчера маман вызвала. Сидит такая, хорохорится, скалит зубы. Клаус сиреневый конверт на блюдце с кружевной салфеткой подает. Вот, дочка, письмо. Осенью приглашают учиться. И ухмылка. Умница, молодец, порадовала. А я как услышала, растаяла на месте — значит, завалила экзамены, понимаешь, специально, чтобы нудных лекций избежать и к папе уехать. Мон слил его адрес. Поучишься вместо меня? Маман узнает — не отпустит.

— Что?

— Ну не будь дурой, тебя завалили на конкурсе, чтобы такие как я, неумехи без цели, учились. Будущая элита! Пустышки-неженки мы, вот кто.

— Что ты несешь? — я спрятала голову в подушку.

— Я все продумала, — Альберта согнала кошку из кресла и забралась в него. — Нажаловалась маман, что устала от репортеров, потребовала легенду. Она клятвенно обещает, что о поступлении наследницы объявлено не будет. Ты с легкостью сможешь заменить… Меня.

— Я не участвую в подобных играх. Пусти.

— Ну же, Криста, она еще думает, — Альберта подбежала к кровати и села на коврик. Убрала подушку с моего лица и теперь смотрит умоляюще, удерживая две сложенные вместе ладони на уровне груди. — Я незаконно заняла это место, — жалобно молвила она. — Восстановим справедливость. Едем! Я буду с тобой, сходим к директору, скажем, что ты — я. Маман будет счастлива, а ты сможешь спокойно сдавать экзамены. Говори всем правду — тебя зовут Криста Симонс. Мы с братом учились по легенде в школе. Никто не додумается уличить нас в обмане. И маме я скажу — называй меня Кристой. Она в курсе, что ты моя подруга… Только будет думать, что Криста — это я. Ну же.

По-моему она логично мыслит.

— Согласна?

Я нерешительно опустила голову.

— Здорово. — Альберта поднялась и полезла в мой шкаф. Цветные кофты, обтягивающие юбки полетели на кровать. — Переоденемся. Чтобы директора ввести в заблуждение. — Она стянула с плечиков сиреневый джемпер, приложила к груди. Глаза ее засверкали, щеки разгладились и порозовели. Альберта крутилась возле зеркала и приговаривала:

— Вот эта кофточка ничего. Где купила?

— В сетевом магазине. Во время скидок полно таких.

— Скидок?

Альберта начинает переодеваться. От зеркала не отходит, любуется отражением, проверяет, как сидит на ней моя кофта. Мне все равно. Вытираю опухшее лицо.

— Мне нужно в ванную. Сколько у нас времени?

— Два часа. Я на машине — доедем с ветерком, — пропела Альберта. — Патрик такой классный — я добила его — он позволяет играть не только на барабанах, но и на киборде, и на гитаре!

— Самовлюбленный твой Патрик. Весь из себя. А еще даже не «звезда». Он сам музыку пишет или только чужую исполняет?

— Да ну тебя! — Альберта погрустнела. — Пат — самый лучший. Фома его уважает, Морган говорит — у группы завидное будущее. Драммер надумал уйти окончательно — его место займу я.

— Да кому вы не в костюмах розовых пантер нужны!

— Я сведу ребят с отцом, и они будут ликовать от счастья.

— Ну, ну.

В коридоре я столкнулась с мамой, она несла в мою комнату старый жестяной поднос. На нем — две кружки, фарфоровый чайник и свежие бублики в плетеной корзине.

— Криста, твои любимые. Альберта… Она молодец. Привела в чувство.

— Миссис Симонс, я хочу бублик.

— Конечно, деточка.

Я хлопнула дверью, когда заходила в ванную. Милейший голосок Альберты-наследницы слышен и здесь.

— Миссис Симонс, а вы знаете, что Криста поступила на отделение журналистики?

Представляю, как опешила моя мама. Поднос наверняка задрожал у нее в руках — чуть не уронила. Нет, удержала, поставила на подоконник, добавила чай в кружку Альберты и запричитала:

— Криста… она же завалила…

— Но стипендию получила.

Альберта жует бублик, а я раскручиваю кран. Все, или ничего… Не могу думать о возвращении на работу к мистеру Солмеру, гудящая кофе-машина навязчиво снится и запах жареных зерен доводит до тошноты. И Фомы не будет. Патрик, заполучив подвал для репетиций, заставил моего напарника уменьшить количество смен и предложил выступать чаще. И неважно, что постоянный заработок Фоме жизненно необходим. Мама его серьезно больна и ей требуются недешевые лекарства. Морган и Альберта счастливы и прыгают до потолка. И никто не спрашивает — как Патрику удалось заиметь нужные «связи». Рози вмешалась? Что-то здесь не так, и я выведу крутого хама с кубиками пресса на чистую воду.

— Альби, ты будешь присылать сообщения? — кричу я, щеткой растирая зубную пасту. Раз-два-три.

— Конечно, Криста.

— Вот и славно, — прошептала я и подмигнула отражению в зеркале.

Эдвин. Наследник

Осень пришла. Несмотря на угрозы Пена, Эдвин получил должность стажера большинством голосов. Но к серьезным делам его не подпускали, у него даже постоянного пропуска не было, и на заседаниях Эдвин появлялся в качестве едва заметного гостя. Культурные мероприятия и поход по магазинам с Элис — его удел. Шопинг превратился в еженедельную обязанность. Эдвин послушно ходил за невестой, разглядывал подсвеченные круглыми лампочками витрины и не понимал, что же привлекает молодых девушек в безмолвных манекенах. Один раз заметил на двери слово: «распродажа» и перечеркнутые цифры, но Элис объявление проигнорировала. Увидела в соседнем отделе соломенную шляпку и кожаный жакет и побежала туда, но прежде вручила ему пакеты с ленточками вместо ручек. Эдвин в магазины не заходил. Принципиально.

Прошел час, как она оставила его. Стало скучно. Он вздохнул. В задумчивости прошелся взад-вперед, заглянул в магазин, не идет ли? Нет, не шла. А обещала не задерживаться. Ему было обидно. Он — наследник, а болтливые женщины в дешевых пальто, мужчины, заталкивающие на гудящий эскалатор переполненные тележки со строительными материалами, пожилые люди, присматривающие за внуками в детском уголке — все эти люди пролетали мимо и не замечали никого вокруг.

Стеклянная витрина манила желтым блеском. Завороженный Эдвин подошел ближе и глянул куда-то вглубь. Миловидная блондинка любовалась отражением в зеркале, а заметив на себе чужой взгляд, вернула на полку бордовый свитер, показала оранжевый и как бы поинтересовалась — какой лучше. Эдвин в смущении отвернулся и сел на деревянную скамейку. Элис выбежала из магазина напротив:

— Прости, милый, — извинилась она и вручила очередной бумажный пакет с бантиком. — Тебя ждет сюрприз, — пропела она так нежно, что ухо раскраснелось от обилия ласковых слов. — Не жалеешь, что пошел со мной?

— Нет, конечно.

— Котик, я еще туда загляну?

Эдвин поднял голову. Элис с воодушевлением смотрела на вывеску.

— Милый, ну очень нужно…

— Иди, — терпеливо выдохнул Эдвин.

Мать удивлялась, что он позволял невесте «магазинные капризы». К их услугам лучшие специалисты, готовые сделать все, лишь бы кто-нибудь из семьи отметился на рекламном показе или продемонстрировал наряд на светском мероприятии. В этом отношении Элис не спорила, ее выходом занимались специально нанятые люди. Но в повседневной жизни его девушка получала незабываемое удовольствие от примерки стильных босоножек с узкими ремешками и еще больше приходила в восторг, когда в день покупки цвет педикюра совпадал с оттенком кожи понравившихся туфель. Скучающий Эдвин отложил телефон, заглянул в витрину и увидел, как Элис советуется с вежливым консультантом. Продавщица улыбнулась, забрала отобранные модели и предложила подождать на мягком пуфе. Элис присела, повертела ногой на грязноватом коврике, заулыбалась, когда вокруг нее разложили коробки. Она быстро надела модель, которую ей подали, оценила «вид» в зеркале, затем переобулась, на одной ноге оставила первую, сравнила и что-то сказала продавцу. Девушка сдвинула коробку влево. После туфель перешли к ботинкам и сапогам. У Эдвина кружилась голова. В обувном магазине Элис могла часами любоваться застежками и элегантным каблуком.

Вдруг его пронзила странная боль, и он вытянул затекшую спину. Мир торгового центра и суетящиеся люди с тележками и пакетами застыли на одно мгновение. Он что-то почувствовал и обернулся. В просторный холл вошла девушка, одетая как типичный ботаник-пугало. Объемный рюкзак горбом болтался у нее на спине, нелепая вязаная шапка в полоску перекосилась, большие пуговицы шерстяной кофты были застегнуты до ворота, а на ногах толстые колготки. Эдвин обратил внимание на румяное лицо и кругловатую оправу, и уже хотел было отвернуться, но «школьница» вдруг сняла очки, чтобы протереть линзы, и оказалось, что у нее вполне симпатичное лицо. Свободной рукой она стянула шапку и темно-густые локоны рассыпались по плечам. «Школьница» вошла в книжный отдел, чудом затесавшийся среди магазинов женского белья и аксессуаров. Эдвин быстро собрал припрятанные под скамейкой пакеты и поспешил за незнакомкой, но прежде остановился и заглянул в обувной. Элис сидела на пуфике, а продавец-консультант пыталась застегнуть молнию высоченного сапога.

Эдвин предал пакеты Элис на временное хранение кассиру и побрел вглубь магазина. Пахло бумагой и канцелярской краской. «Школьница» нашлась в темном углу среди стеллажей со специальной литературой. Она стояла на вытянутых носочках и стягивала с полки две толстенные книги. Раскрыла, прочла аннотацию, пролистала. Одну вернула на место, вторую отложила в корзину из металлических прутьев.

— Привет, — поздоровался Эдвин.

«Школьница» надела очки, внимательно посмотрела на него, прищурилась, вздохнула и вернулась к полкам.

— Привет, — повторил Эдвин и протянул книгу, которую читал прошлым летом по рекомендации Фрэнсиса Бойла. Раньше он уделял самообразованию больше времени, сейчас занимался не так много. Днем — жесткий распорядок, а вечером его время принадлежало Элис.

«Школьница» положила в корзинку другую книгу и поставила на полку предложенную им.

— Неплохой выбор, — пояснила она. — Но эту книгу я уже читала. Вообще я ищу учебники по этому списку. — Она достала из кармана рюкзака лист бумаги.

— «Стилистика языка и культура речи». «Теория литературы». «Социальная работа и политика общества». «Введение в искусство», — прочитал Эдвин названия. — Вы?

— В библиотеке очередь на месяц, а мне срочно нужно. Редактор доверил написание важной статьи. — Она открыла кошелек, пересчитала купюры и поменяла несколько дорогих изданий на более дешевые. — А вы что ищите?

— Я? — удивился Эдвин, любуясь густыми ресницами за линзами очков. — Увидел вас и пошел следом.

Но «школьница» улыбнулась и оттолкнула его — рослый Эдвин загородил проход.

— Куда вы? — воскликнул он.

— На кассу. Вы задерживаете глупыми разговорами.

— С чего вы взяли, что я не соответствую вашему интеллектуальному уровню? — возмутился Эдвин.

— Я этого не говорила, — голос «школьницы» стал мягче, доброжелательнее. Она достала из рюкзака визитку и сунула в карман его пальто. — Если невеста не станет возражать, позвоните. Обсудим любую, какую захотите, книгу. — Затем она обошла его и исчезла за стеллажом.

На кассе «школьница» выгрузила на блюдце всю имеющуюся наличность и, не дождавшись чека, пошла к выходу. Кассир вернул пакеты Эдвину и он, как ошпаренный, выбежал из магазина — боялся упустить незнакомку. «Школьница» стояла у эскалатора, натягивала вязаную шапку и глазами искала указатель к лифту.

— Знаете, вы лучше выглядите без очков и шапки, — вмешался Эдвин. — Правда.

— Слушайте, — воскликнула незнакомка. — Если не отстанете, вызову охрану. Сказала же, спешу.

— Вот ты где, котик, — Эдвин услышал ласковый голос и обернулся. — Смотри, что я купила, туфли, босоножки и сапоги, не удержалась и забежала в бижутерию, твоя мама оценит браслет, а кожаный ремень подойдет к ее новому платью, она у тебя стройная!

Элис притащила его к стеклянному лифту и нажала на кнопку вызова.

— Я растратила все деньги, милый, — она с умилением заглянула в его растерянные глаза. Эдвин решил не уступать. Тяжелые пакеты ему ужасно надоели. Элис первой вошла в кабину. Он следом. Пакеты застряли в проеме. Она с упреком потребовала быть аккуратнее — уголки ни в коем случае не должны помяться. Двери сомкнулись. Эдвин встал в стороне. Пакеты мешали Элис подойти ближе, он радовался, а она свела брови и надула губы.

— Эй, ты где? — спросила невеста.

— Все нормально, — ответил Эдвин. — Устал, едем домой.

— Как хочешь, — пожала плечами Элис и речь ее полилась сплошным потоком. Она болтала без остановки — жаловалась, что в обувном магазине грязный пол и продавцы не умеют обслуживать покупателей. Элис придиралась к каждому жесту худеньких девушек. Эдвин не слушал. Он смотрел на людей, которые суетятся там, в холле торгового центра. Элис коснулась его руки. Пошевелила. Эдвин молчал. Он был «в себе».

Криста. Студентка

Только подумать! Я могу бесчисленное количество раз подниматься по главной лестнице… Виснуть на деревянной балюстраде в уходящей в бесконечность галерее… Прятаться за мраморными колонами… Любоваться портретами великих людей. Все они когда-то учились здесь.

Когда солнце уже село, и призрачная темнота заполняет плиточный коридор, статные фигуры смотрят поучительно на всех, кто вздумает пройтись здесь в одиночестве. Мертвые глаза оживают, бесцветные губы шевелятся и тихим шепотом своим пытаются донести истину. А потом скрипнет дверь в библиотеку. Резко запахнет затхлостью. И наступит тишина.

Звонок. Умиротворенную атмосферу, в которой я спокойно наслаждаюсь чтением, сменяют топот, крики и громкие разговоры студентов.

— Ты?

Не ожидала увидеть Альберту так скоро. Казалось, она получила свое и имеет право позабыть о «подруге».

— Маман едет. Лучше мне быть поблизости. Вдруг пожелает поговорить с дочкой?

Я резко спрыгнула с подоконника.

— Надеюсь, у преподавателей нет вопросов?

Я отрицательно замотала головой.

— Да расслабься ты! — успокоила Альберта. — Она только побеседует с директором в уютном кабинете.

В коридоре резко стихло. Захлопнулась последняя дверь. И горбатый студент скрылся за углом.

— Мне нужно идти, — не веселым голосом сказала я. — Факультатив по журналистике.

— Можно с тобой? — неожиданный вопрос Альберты повис в воздухе. Я запихнула книгу в рюкзак.

— Идем, только скорее. Преподаватель — мистер Грин, запомни. Многие считают его предмет необязательным. Я же нахожу его лекции довольно познавательными.

— А на какую тему?

— История поп-музыки.

— Интересно, — Альберта без разрешения взяла мой рюкзак. Не совсем беру в толк, к чему излишняя забота, нет, наверняка переживает, что мама докопается до правды и запрет в золотой клетке.

Весь долгий подъем на третий этаж Альберта расхваливает успехи ненаглядного Патрика, какой он замечательный, но вот беда — друзей не поддержал, отказался от поездки в Южную Страну.

— Там мой отец, Мон, Группа, студия и перспективы! А он в контракт с Пеном уперся. Говорит, не откажется, если предложат. Глупый. Морган уверен — вернется. Подуется, построит обиженного и прилетит первым рейсом.

— Быстрее, — торопила я Альберту.

— Познакомилась с кем-нибудь? — она подтолкнула меня.

— Да… Нет…

Не могу признаться, что парня нет, а «предмет обожания» в новой жизни студентки Кристы имеется. Сердце подрыгивает и в нервную дрожь бросает, если он притоптывает каблуками в коридоре. Темные вьющиеся, зачесанные к вискам волосы, делают его одновременно модным и смешным. Студенты прозвали его «Гринчиком» и обожают смеяться вслед, я смотрю на мистера Грина иначе. Помню, как пряталась на преподавательской стоянке, выслеживала его. Уже приготовилась выбраться из укрытия, как во дворе остановилась машина. Мистер Грин вышел на парковку, а жена его передала ему портфель. И тонкие детские руки потянулись обнять отца. В тот самый день я прозвала его «предметом обожания».

— Здесь, — сказала я и приоткрыла дверь.

Аудитория, на удивление, заполнена. Мест свободных практически нет. Жаль, к началу опоздали — мистер Грин не задержался. Обычно он приходит после звонка. Вот он, стоит у зеленой доски с гладкой поверхностью. Тему объявляет:

— Творчество «Группы».

Ноги Альберты приросли к порогу.

— Идем, — подтолкнула я подругу.

Неохотно, но в аудиторию Альберта зашла. Мы сели на дальнюю парту.

— В золотой период расцвета музыканты Группы обладали и драйвом, и задором, и харизмой, а нескончаемая энергия вокалиста «поднимала на ноги» стадионы…

«Предмет обожания» неторопливо повествует о влиянии стиля Группы на современную музыку. Альберта грустит, а я внимательно слушаю этот голос… Такой музыкальный… Предложения с четким отрывистым ритмом перетекают в плавно-благозвучные… Подобные интонации сводят с ума… Я не в аудитории, и «предмет обожания» давно уже не лектор. Я вижу его на сцене… Под лучами яркого света… Фанаты тащат его в толпу… Он поет известную всем песню… Студенты не пишут конспект… Мы подпеваем ему… И он мой! Мне позволено прикоснуться к его лицу, опустить на лоб челку… Когда все только могут тянуть руку… В пустоту…

Прозвучала шутливая оговорка. Кто-то смело и уверенно заявил, что «Анри-легенда» продал Группу сначала корпорации, потом властям.

Луис гаркнул, Катарина чудом забыла о фирменном словечке «чушь» и промолчала, а мисс Лили тихо всхлипнула.

— Что? — с удивлением спросил автор реплики. — Все так говорят.

Лицо Альберты запылало от гнева. Она внимательно следила то за серыми глазами мистера Грина, то за возбужденным лицом модно стриженого парня на первой парте. Пит в очках с желтыми дужками — обидчик для нее, но для курса подобные колкие замечания — дело привычное.

— Позволите продолжить? — Мой «предмет обожания» сложил губы вытянутой трубочкой. Всегда делает так, если сердится.

— Да пожалуйста, — разрешил ему Пит и усмехнулся.

Мистер Грин вернулся к доске… Мелом написал одно единственное слово и тихо сказал:

— Случилось «это» … Группа просуществовала некоторое время, но хитов с поэтичной лирикой и сильной мелодикой не выпускала. Анри Смит открыл студию и, казалось, забыл о собственном творчестве. Во время Фестиваля на Острове со сцены прозвучало обещание выпустить пластинку под влиянием не безызвестного вам Мона. Но громкие заявления остались на уровне недомолвок и слухов. По неподтвержденным сведениям, музыканты отыграли концерт, а после разошлись.

— И где «Анри-легенда» сейчас? — Пит вновь перебил мистера Грина. Катарина на этот раз все же произнесла «чушь». Мисс Лили предложила Питу спеть, раз он такой бойкий, а Альберта почти сорвалась с места. Еле удержала подругу.

— Заговорился я с вами…, — «предмет обожания» сел на стул. — Занятие о творчестве Группы в учебный план не входит…

— В Южной Стране он, — ответил за него Пит. — На фанатском форуме пишут… Видели его… И дом у него там…

— … если было интересно, попробуйте найти дополнительный материал самостоятельно. Готов поспорить с любым, — мистер Грин глянул на Пита. — Кого творчество Группы не привлекает, на семинар получите другое задание. Прошу поднять руки, кто хочет…

Молчание. Теперь Альберта внимательно следит за всей аудиторией. Притих и Пит.

— Хорошо, если нет желающих, разобью вас на группы. Старшего докладчика назначите сами. Правый ряд собирает рецензии на пластинки Группы, всё, что сможете найти. Средний… Попробуйте оценить влияние стиля «Анри-легенды» на современную музыку. Левый… Представьте подборку фактов из официальной биографии.

Я попала в последнюю группу и время взять другое задание ушло. Альберта склонилась над моим покрасневшим ухом и гневно зашептала:

— Только представь, жизнь папы — материал для открытого семинара! Но что вы, студенты первого курса, сможете отыскать интересного и пикантного в запылившихся папках? А потом еще будете претендовать на правоту личного мнения? Согласна, папа — человек с непростой судьбой и твой мистер Грин отчасти прав — никто не способен понять его, кроме мамы!

Кольнуло в самое сердце. Я вдруг испугалась за судьбу своих небрежных записок. Почти год занимаюсь тем же — изучаю под микроскопом жизнь ее семьи.

В аудитории шумно. Студенты покидают аудиторию. Мы с Альбертой задерживаемся. Я неторопливо прячу учебник в рюкзак на шнуровке. Хочу уйти незаметно, но мистер Грин закончил отсоединять провода от ноутбука и вдруг окликнул меня:

— Мисс Симонс, вы с подругой? Вольнослушатель?

— Я …, — крайне смущена. — Альби… Мистер Грин, вы не станете возражать, если Альберта придет и на семинар?

— Да, мне очень понравилось, — Альберта придавила мою ногу. — Принесу нужный вам материал. Воспоминания родителей.

Мистер Грин оступился:

— Я предельно точно сказал, что готов к спору. Левому ряду досталась не простая тема, но рассмотреть её нужно. Вы же хотите понять, кем был «Анри-легенда»?

— Вы интересуетесь па… им?

Альберта сжала мою кисть так сильно, что боюсь лишний раз вмешаться. Мистер Грин расстегнул пиджак, стало душно, затем открыл форточку и впустил свежий воздух. На осенней улице щебетали птицы. Я вдруг осознала, насколько все придумано и фальшиво.

— В моих планах издание книги о Группе. Доступ в частные архивы «семьи» ограничен. Споры и мнения на «личную» тему заменят факты. Как думаете?

— Да, — уверенно ответила Альберта. — У… меня сохранились некоторые записи родителей об этом человеке. Я поищу… в коробках…

— Вот как! — удивился мистер Грин. — Я заслушивался музыкой Группы в десятилетнем возрасте. Грезил обещанным «большим» туром и не дождался. Рад, мисс Симонс, что вы рассказали о моих лекциях подруге. Скотт Грин. — Он протянул Альберте руку.

— Называйте меня Альби.

Как же так! Два месяца я бегала вблизи него… Альберте хватило двух минут, чтобы вызвать улыбку на бледных учительских губах!

— Смотрите, в эту папку я поместил концертные выступления. Пересмотрел их все, перечитал лирику, вдумался в смысл метафор и сделал вывод — «Анри-легенда» — человек, который живет музыкой. Кто знает, может сам Анри прочтет книгу? Как думаете, он сочтет выводы о себе глупыми и банальными?

Альберта. Наследница

Мою маман, когда она приезжала «на чай», мы с Кристой с легкостью обвели вокруг пальца. В кабинет директора пригласили Кристу Симмонс, то есть Альберту. Я и пришла. «Главного» на время «удалили» и он не увидел лицо настоящей «наследницы».

Маман светилась от счастья, когда запивала лестные благодарности свежезаваренным чаем. В воздухе кружил прозрачный дым. А потом мне показали грамоту в золоченой рамке. Меня, Кристу Симмонс, хвалили за активную работу волонтера и перепечатанную городской газетой студенческую статью о протекшем холодильнике в центре социальной помощи.

— Как же чудесно! Эдвин получил место стажера. Твои статьи печатают! Анабель завела страницу в социальных сетях и превратилась в «модную девочку», ей хотят подражать сверстницы! У меня замечательные дети!

Она восхищалась, а мне хотелось смеяться. Но я взяла себя в руки и скромно опустила голову, молчала. Нет, щеки покраснели, и лоб покрылся испариной, и носок туфли чертил круг. Но маман не замечала волнения дочери. Говорила и сыпала любезности.

В кабинет зашел Клаус и передал маме запечатанный конверт. Она вручила его мне.

— Не могу пройти мимо. Уверена, ты сможешь распорядиться такой суммой благоразумно.

— Конечно.

Потом мне разрешили уйти. В общежитии Криста распечатала «подарок». Но прежде угостила шоколадным кексом. Она испекла его сама.

— Тут!?.. — Криста схватилась за грудь.

Так… Нужно приводить подругу в чувство.

— Пусть у тебя полежит. Он как бы тебе предназначен… Я только возьму немного на билет? С карты платить никак нельзя. Клаусу сразу доложат, что к папе полетела.

— Это обман! — воскликнула Криста.

Я вдруг засомневалась, что получу деньги маман обратно. А потом глянула на подругу так жалобно и тоскливо, что Криста сдалась и позволила взять из конверта нужную сумму.

Криста. Студентка

Альберта забралась с ногами на подоконник. Из учебника по музыкальной литературе выпала кожаная закладка. Подруга пребывает в известном лишь ей фантастическом мире, где мелодия извлекается из инструментов, а гармонии и ноты звездным потоком несутся в космической пыли и сгущаются. И не замечает она, что студенты в ожидании лекции оживленно спорят, почему ее отец оставил Группу.

— Достали вы со своим «Анри-легендой»! — возмутился парень в среднем ряду. Вижу его впервые. Он подергал густую бороду и стянул через голову серую толстовку. — Вот. — На его футболке красовался логотип в виде крутящегося колеса. — Стадионы не собирали, но музон классный делали. От многих вещей крышу в прокуренных залах реально сносило и сносит.

— Жуть, — проворчала мисс Лили и кокетливо похлопала тонкими ресницами. — Череп напоминает.

— «Анри-легенда» умер, вот доказательства, — сделал громкое заявление Луис Котт и побежал по деревянным ступеням вниз. К нам. Мы стояли у первых парт. — Не захотел быть причастным к мировому заговору.

— Не пори чушь, умник! — черноволосая Катарина с упреком взглянула на Луиса. В наступившем сезоне «староста курса» придерживается моднейших трендов и носит штаны-галифе длиной чуть ниже колена, носки в разноцветную полоску и туфли на высоченной платформе. На тряпичной сумке красуется задумчивый портрет «Стимми Виртуоза».

— Вот же, читай сама! — не сдавался Луис.

— Чушь!

Побледневший Луис быстро собрал бумаги, вырезки из газет, комиксы, попятился и подсел к Питу. Наглец не спешил вмешиваться. Был занят переписыванием из моей тетрадки домашнего задания.

— Хочешь, интересное расскажу? — спросил Луис.

Пит прикрыл упражнения ладонью и сказал:

— Отстань, Луис. Миссис Грот на семинаре без сделанной домашки четвертной зачет не поставит. Вот придет «Гринчик», его слушать надо. Все видит и замечает.

— Дома нужно заниматься.

Пит вздохнул:

— Когда родители обеспеченные, можно и дома, а если после учебы подрабатываешь кассиром в закусочной, только по ночам и то…

— Вечно ты со своим недовольством, — хмыкнул Луис. — Вот Криста в газете работает, но и учиться успевает, и с … — Луис шепотом назвал имя, — что-то замутила. — А вот ту кудрявую девчонку Альби зовут. Вольнослушатель. Говорят … — Луис шепотом назвал имя, — увидел и голову потерял. Альби! — крикнул он и, спотыкаясь, побежал к ней. — Можно с вами познакомиться?

— Иного сорта твоя Альби, — Пит покачал круглой головой в желтом капюшоне и вернулся к тетрадке.

В аудиторию вошел мистер Грин, увидел, как солнечные лучи золотят кудрявые волосы Альберты и замер. Он вспомнил утреннюю ссору… Просто сбежать из квартиры не получилось, как и собраться с мыслями. Жена ходила следом, причитала, что нашла месячные курсы для мам и ребенка, а он забыл оплатить их…

Луис подал Альберте упавшую закладку. Глаза мистера Грина увлажнились, челка упала на вспотевший лоб. Альберта очнулась, спрыгнула с подоконника и оттолкнула навязчивого студента, не ответив и не поблагодарив его. Громкий смех Катарины и Пита разнесся по аудитории. Поникший Луис спрятался на дальнем ряду и прикрыл лицо учебником. Мистер Грин хлопнул в ладоши. Студенты заметили преподавателя и замолчали. Он сказал спокойно:

— Начнем.

Лекция проходит вяло. Время остановилось для «предмета обожания». Мистер Грин пребывал в ожидании спасительного звонка, путал понятия, терял мысль, отворачивался и не смотрел в наш угол, садился, вставал, открывал портфель, чертил мелом на доске схему, отвечал на каверзные вопросы Катарины.

Альберта рисовала карандашом в тетради. Улыбнулась. И скорее воображаемому другу в космическом мире, чем реальному мистеру Грину.

— Мистер Грин, а когда вы расскажите об «Анри-легенде»? — поинтересовался Луис.

— На факультативном семинаре. Проведем через две недели. Только я планирую слушать ваши доклады.

— Не привлекайте Луиса, мистер Грин, — воскликнула Катарина. — Несет полную чушь.

— Мы дадим высказаться всем. А потом поймем, где вымысел, а где правда.

Альберта. Наследница

Звонок. Студенты в один миг покинули аудиторию. Мистер Грин мыл доску мокрой тряпкой. Сам. Оставались белые разводы.

— Финансирования нет… Я заставлю их поменять мебель. Будет у меня белая доска, и цветные маркеры. Как у всех, — тихо приговаривал он.

— Идешь? — Криста спрятала учебник в сумку.

Я молчу. Закрашиваю грифелем занавески на окнах, пририсовываю витиеватый стебелек к наконечнику ограды и начинаю чертить на полях силуэт молодой девушки, смотрящей на двухэтажный дом. Две капли летят из дождевой тучи. Жирный вопрос. А Криста смотрит. Гневно. Поучительно. Да, я пришла в студенческую аудиторию с масляными пятнами на стенах, гудящими лампами под ветхими плафонами и ржавыми подтеками на потолке не слушать занимательный рассказ, а прятаться. И только что нарисованный дом — мой угол.

В углу — сцена и бархатные кулисы. Музыка… Кулиса приоткрывается и вылетают они, на синей «тарелке», и уносят в мир невероятных звуков, когда кажется, что ты несешься в звездной вселенной и лиц музыкантов не различить, настолько глубоко спрятаны они в красной или синей космической пыли. Они сопровождают в полете и открывают ранее невиданные грани. Закрываешь глаза и видишь обилие комет, метеоритов, мерцающее полотно. Таинственный шепот, и сердце замирает… Всплеск. Растет духом обитательница дома, птица, развитие и новый всплеск — за ней идут ребята. Движимая сила.

— Жду в столовой. Долго не сиди, — сказала Криста.

Я очнулась:

— А…

Она ушла. Только дверь закрылась, учитель за секунду оказался возле меня.

— Вы решили посещать мои лекции? — спросил он и так нежно откинул челку с бледного лба, что мне стало смешно.

— Больше не стану вам мешать. Возникли неотложные дела.

— А…, — протянул он.

Думаю как сбежать, но не могу шевелиться. Учитель вспомнил, что аудитория проходное место. Он привел меня в подсобку, где обычно готовился к занятиям, а иногда и ночевал, если его жена «дулась», и строгая вахтерша отказывалась пускать на этаж в общежитие.

Я стояла, прижавшись к стенке, и тяжело дышала. Было темно. Он гладил мои волосы и вдыхал запах цветочного бальзама.

— Думал, что смогу забыть.

— Неделя прошла.

Рюкзак упал. Локтем я задела потухшую лампу на столе. Учитель не реагировал на шум, а мне интересно, как далеко он сможет зайти. Я забыла о нарисованном доме, убежище и поездке к папе. Мне страшно ехать. Я расстегнула пуговицы официального пиджака и развязала галстук, на который его жена убила половину утра.

Прозвенел сигнал к началу третьей пары.

— Лекцию у первого курса никак не отменить. Заедешь в четверг? К шести?

— Да, — ответила я. — Роль случайной девушки в вашей жизни вполне бы меня устроила.

Альберта. Наследница

Вежливая бортпроводница просит отметить на разлинованном листке всё, что мне понадобится во время полета. Бегло изучаю перечень и выделяю свежевыжатый сок и фруктовый салат, заправленный нежирным йогуртом. Опоздавшие занимают места в хвосте самолета: полная женщина в цветастом сарафане укладывает шляпу на багажной полке, бабушка с плетеной сумкой просит внучку лет семи не бояться облаков, шатен смешно жестикулирует, упрекая жену за цвет ядовито-жёлтого платья и медлительность. Пассажир в спортивном костюме повесил на шею круглые наушники и теперь возмущается на просьбу экипажа отключить плеер до набора высоты.

Вторая бортпроводница выкатила из служебного отсека тележку с прессой. Я спрятала мобильник в рукаве вязаного жакета и притворилась, что с интересом наблюдаю за работой сотрудников аэропорта, а когда девушка прошла, то лёгким движением освободила телефон из временного тайника, включила почту и накатала слезное письмо Мону… Друг папы не ответил… И ладно…

Наш небольшой самолет разгоняется… Я мысленно прощаюсь с удаляющейся землей и плотная завеса облаков захватывает мое внимание… Соседки обсуждают свадьбу Эдвина… Полноватая девушка визжит, доказывает правоту, а та, что постройнее упрекает в необдуманности подобных заявлений… Кажется, я плачу и глаза мои непроизвольно закрываются… А потом я вижу лесную просеку и неровные крыши южных домов… При заходе на посадку самолет едва не коснулся брюхом оранжевой черепицы… Мои соседки всхлипнули и тут же замолкли…

Водитель такси притормозил у особняка на окраине. У лесного магната недвижимость по всему миру. Отцу есть, где прятаться.

В просторной гостиной бежевые шторы опущены. Я раздвинула плотные занавески, толкнула давно некрашеные створки окон, и предзакатные лучи солнца впустили согревающий свет в эту унылую пещеру. А потом я увидела папу, сгорбленного, с безжизненным выражением на лице сидел он в плетеном кресле-качалке, смотрел в одну точку и щелкал кнопки на пульте от телевизора. Я обняла его — острая щетина обожгла шею, но я рядом и хочу, чтобы он знал это.

Местный музыкальный канал крутил видеоклип суперзвезды Рози. Раскрашенная певица в мехах и бриллиантах воет так, что хоть уши затыкай. И в нее влюблен мой Патрик? На заднем плане мелькнули знакомые лица — встречалась с ними в баре Солмера. Так и вижу, как при любых подозрительных людях в черный угол подвала летят гитары, из комбиков выдергивают провода, драммер теряет палочки и в спешке набрасывает на барабаны и звенящие тарелки полотенца, грязные тряпки. Хлопают, скрипят дверцы шкафов и ящиков, на затертой спинке дивана вокалист с ехидной ухмылкой расправляет голубое или розовое одеяние с блестками и стразами. В считанные минуты музыканты превращаются в артистов балета. Силиконовая Рози вытягивает кульминационный припев. Папа не шевелится и лоб его не морщится. Как смотрел в потолок, так и смотрит.

В углублении, где расположена кухня, суетилась блондинка лет тридцати. Позднее она вошла в комнату с подносом и испуганно отскочила к стене, едва заметила меня.

— Дочь, — я спешно объяснила свое присутствие. — Дверь была открыта…

— Полли, — представилась девушка. — Подруга мистера Анри. — Она поставила поднос на стеклянный стол и упала к ногам отца — он что-то обронил.

— Заколка, — Полли показала кусок коричневой пластмассы. — Не расстается с ней. И не признается, чья. Я была с ним, когда это случилось.

Я ищу, куда бы сесть. В просторной комнате нет кресел. Только продавленный диван в запыленном углу. Спинка прикрыта пледом с пестрыми кисточками. Я взяла три крайние и начала плести косичку. Кларисса научила.

— То есть вы давно знакомы?

— Да, — ответил тонкий голос. — Это случается с ним, периодически. Несколько дней погрустит и в себя приходит. Нынешняя депрессия затянулась. Но вы не думайте, он нормальный, просто не разговаривает, а так понимает все и, кажется, спускается по ночам в кладовку. — Полли спрятала заколку в кармане фланелевой рубашки и укутала неподвижные ноги папы клетчатым одеялом. — Часто слышу, как скрипят ступеньки. По-мышиному. И каналы он переключает, если цвет картинки раздражает.

— А своя семья у вас есть?

— Родители далеко. До знакомства с мистером Анри была ведущим специалистом в бюро при городском департаменте. А когда приступы стали затяжными — уволилась и всю себя отдаю ему одному. — Полли вздохнула.

Значит, реагировать может. Я схватила с журнального столика запасной пульт и прибавила громкость. Рози извивалась как кошка под веселую и зажигательную мелодию. Папа, не меняя положения, переключил канал.

Полли ушла на кухню, а я подбежала к нему и заглянула в глаза. После окончательного разрыва с мамой он купил инструменты для записи новой пластинки. Не вышло. Ни Мон, ни Фелл, ни Макс не смогли уговорить его приступить к работе, а после поехать в гастрольный тур. Он нашел банальную причину послать друзей — а в чём смысл?

Кажется? Шторы колышет сквозняк, и воздух их надувает. Шумит вечерний проспект, жена во дворе ругает мужа — обронил пакет с молоком. Папа шевельнул пальцем, а потом сморщенные губы его слабо, неуверенно, но приоткрылись:

— Напоминаешь мою помощницу Весту. Она выводила меня из депрессии, а твоя мать искусно туда загоняла.

— Папочка! Как же я рада!

— Зачем приехала? — прошептал он и закашлял.

— Я застала их, дважды. Кеннет Пен гладил мамину руку и уговаривал развестись…

— Давно знаешь об их отношениях, что ж тут удивительного? — Папа осторожно почесал затылок. — Мон говорил, ты нашла группу… Дочь… Сделай одолжение, не говори о матери больше. И не стоит Мону доверять секреты. Он сдал тебя. Как и ты, Мон считает, что я способен перевернуть музыкальный мир во второй раз. — Папа сделал попытку улыбнуться. В итоге снова закашлял. — Только время «Анри-легенды» ушло.

— Неправда. Мои друзья играют песни Группы, а люди поют их в баре, как и много лет назад!

— Если кто-то и сохранил старые пластинки на память, то благодарен им.

— Конечно, проще всего отгородиться и ныть, — возмутилась я.

Папа нахмурился — я умела давить на больной мозоль.

— Скажи, ты задумывалась о последствиях? Мама не такая всемогущая.

— Смотри!

Я показала отцу носок, найденный под ковром.

— Я буду молчать при Полли. Не рассказывай ей, — папа принял прежнее положение.

Я отнесла носок в ванную комнату и бросила в плетеную корзину.

— Я постираю, не стоит беспокоиться, — Полли тенью возникла за спиной. Странно как-то посмотрела и дернула кривой бровью. Черные волосы выступили на бледной коже. Эта девица в обтягивающих легинсах и свободной майке с пальмами мне уже не нравится. Все лезет и лезет с расспросами и замечаниями, как будто папа ее собственность.

— Вы… вы…

— Я — связь Анри с внешним миром: продукты, обеды, компакт-диски, фильмы — все на мне.

Полли усадила меня на диван в гостиной и опустила покрывало. Сама — опять на кухню. Отец — спиной. Вижу его заросший затылок. Что-то не так, не пойму.

— Вот, выпейте.

Полли протянула мне кружку с дымящимся напитком.

— Чай с чабрецом… Ой, смотрите, а там гитара над полкой висит. Акустическая. Его любимая. Вечерами он играет. Если в настроении.

— «Стимми». Мы подарили ему. Помню, что залезла под стол в кабинете мамы и слушала, как она торопит по телефону менеджера с доставкой.

— А еще мистер Роджер был здесь недавно. С бумагами приехал. Кинул их на пол и ну сыпать бранными словами. Анри никак не реагировал на грубость. Словно не с ним разговаривали.

Ужасно хочется, чтобы Полли замолчала или сменила тему. На столе лежат бутерброды. Я смотрю на аппетитный хлеб с белым сыром. Слюнки текут, но взять не решаюсь… Полли целует губы отца.

— Вернулся…

— Хочу популярности! — громко заявила я. Рука папы шевельнулась на подлокотнике. Он попросил Полли развернуть его кресло. А потом я увидела налитые светом глаза, но свет этот рассеивался в пространстве гостиной, и не было в нем теплоты. — И для начала разреши мне выступить на фестивале. Дядя Мон и твои секреты выболтал.

Папа откашлялся и попросил Полли принести ему воды. Она тут же ретировалась на кухню.

— Сначала докажи, что достойна быть в ряду участников. И не только мне.

Криста. Студентка

Соседка уехала на дачу к парню, а я погасила свет и теперь наслаждаюсь темнотой, тем, как она поглощает, опускается на руки, плечи, щекочет кожу и шевелит волосы. Воображение рисует странные картины. Всегда повторяющиеся. Пасмурный день. Машина мистера Грина на стоянке. В забрызганном дождем стекле детские руки. Окно приоткрыто. Крохотные пальчики, сгибаясь, тянутся к отцу. Мистер Грин улыбается, почти касается коленями влажной земли, чтобы дочка смогла как следует напутешествоваться в его шевелюре. Оклик жены… Поцелуй… Короткое прощание. Мистер Грин уходит.

«Он» как бы рядом, но его и нет. Вчера мы случайно встретились, и я сказала себе — не судьба быть вместе. И жена у него — красавица. Умеет ходить на каблуках-шпильках, и все в карман учительского пальто фотографию дочки сует, а потом откинет густые кудри, соберет в хвост, загадочно посмотрит, схватит его галстук, притянет к себе и отпустит. «Он» любит свою семью, ценит, уважает. Как и я в нем — каждую черточку на лице, поседевшую от ссор бровь, полузакрытое веко и вечно падающую на лоб челку. А сегодня… Сегодня мистер Грин прошел в паре миллиметров. Наши локти почти соприкоснулись. Он держал портфель перед собой — молния сломалась, и боялся обронить бумаги… Нет, нет… Спокойно. Он лишь наваждение, мечта, «предмет обожания»…

Настойчивый стук. Первая мысль, кто? Все разъехались на выходные. Неохотно поднимаюсь с колен. Вытираю рукавом соленые от слез губы и, хлюпая тапками, бегу открывать. На пороге Морган и Фома. Друзья просят впустить их, но я не позволяю войти.

— Идем на кухню.

— Альби передала?

— Передала, — я спрятала в нагрудном кармане джинсового сарафана конверт и взяла чайник из навесного шкафа.

В полуосвещенном коридоре выкрашенные в темно-зеленый цвет стены эхом отражают голос Моргана. Он с воодушевлением расхваливает трехнедельные каникулы в стране, где много солнца, песка и моря. Фома «приземляет» друга — живописными картинами они будут наслаждаться в студии, которую арендует Альберта.

— Тихо у вас, — заметил Фома.

— Выходные. А у меня работа.

Хочу сказать — книгу пишу, да Альберте же сдадут.

Фома включил свет, Морган занял единственный стул с кривой спинкой и увидел исчерканное студентами объявление, приклеенное прозрачным скотчем к мусоропроводу. Я поставила на плиту чайник, и синее пламя вспыхнуло под ним.

— Вахтерша подсказала, в какой комнате ты живешь, — Морган покачнулся на своем стуле и чуть не упал. — Местная знаменитость, оказывается. Статьи печатают. За порядком следишь — всех на этаже построила. Бездомных животных подкармливаешь. Ежемесячно унижаешься и просишь богатеев отщипнуть от родительских кошельков крохи, чтобы в праздничное воскресенье порадовать детей в приюте сладкими пряниками…

Время вдруг остановилась… В нашу тесную кухню зашел мистер Грин. У него рабочая комната на этом этаже. Не знаю, что думал мистер Грин в тот момент о друзьях Альберты, кем посчитал, я не смогла определить, что творилось в учительской голове, но Морган осекся, закашлял. Фома заторопился выскользнуть в коридор, а мой «предмет обожания» геройской хваткой из раскрашенного комикса схватил бедного гитариста за горло и, прижимая к грязной стене, велел выкладывать правду — кто они такие и что забыли поздним вечером в студенческом городке.

— Мы никто, — пробормотал Фома, сдвинув брови.

— Прекратите, они билеты на самолет ждут, — вступилась я за друзей. — Альберта попросила им купить. Помните, она приходила к вам на лекции? Только Альби улетела в Южную Страну. Морган и Фома поедут туда же.

Мистер Грин отпустил Фому, и бедный бармен отскочил от него на безопасное расстояние.

— Я с вами, — вдруг промолвил мой «предмет обожания». — Ваша подруга, Криста, обещала интересный материал. Хотелось бы его получить.

Свисток закипевшего чайника завыл в кухне с прокуренным потолком. Не могу шевелиться, но все же я протянула руку к выключателю, и синие огоньки погасли. Лицо Моргана вытянулось, Фома как-то обмяк, а я пылала от ярости, прекрасно понимая, зачем «предмету обожания» туда ехать.

— С директором о командировке по телефону договорюсь — в понедельник ждите замену. А вы! — обратился он к Моргану и Фоме. — Быстро скинули номер рейса и время вылета.

Нетерпимая боль засела внутри. Она жгла, разлагая все вокруг. Помню первые занятия с обручем. Пластмассовые шипы впивались в кожу и живот синел на глазах. Но я отказывалась останавливаться. Закрывала глаза и крутила, крутила до последнего, хотя по щекам рекой бежали слезы. Но секунда… минута… Я выполняла упражнение до победного конца.

Альберта. Наследница

Писклявые гудки разбудили в половине девятого. Одеяло сползло с моего лица. В полудрёме я нажала на клавишу «ответ». Помню, что ждала рассвет, а сейчас — вдруг ощутила холод. Страх сковывал изнутри. Что нас ждет?..

Совсем расслабилась в компании папы! Особенно, когда поняла, что он не утратил способности удивлять публику. На вчерашнем ужине в ресторане отец спокойно «поглощал» горячее и вдруг бросил вилку, нож, встал и, приметив рояль, спрятанный от глаз посетителей пальмой, направился туда. Он выгнал изумленного пианиста и заиграл свою мелодию. Сентиментальные дамы отвлеклись от душевных бесед, одновременно раскрыли ридикюли, вынули оттуда белоснежные платки и принялись вытирать влажные от слез щеки. Папа захлопнул крышку рояля внезапно. В зале воцарилась мертвая тишина. Охранник привел управляющего. Отца хотели вывести, но он лишь ухмыльнулся и напомнил, что его ждет остывшее горячее…

В детской комнате раздражающие звуки — черно-белая коша ходит по клавишам отцовского пианино. Сгоняю ее. В углу пустая двухэтажная кровать с синим матрасом, у желтых шкафов скрипят распахнутые дверки, у стеллажа лестница. Поднимаюсь на последнюю ступеньку, снимаю с верхней полки коробку. Внутри письмо на мое имя. Рассматриваю подозрительный конверт, хочу прочитать адрес отправителя, но распечатать послание не удается — дверь в комнату резко открывается. На пороге мама. В фартуке? Странно…

Концертный зал с отличной акустикой. Зрительских мест меньше и амфитеатра с балконом нет. Струнный оркестр исполняет старинную сонату. Вдруг Туртан выводит из-за кулис певицу Жюли, свою жену. Опустившись на согнутое колено, он громко ей аплодирует.

Над оркестром гаснет свет, скрипки молкнут. В черных колонках звучит запись популярного радио-хита. Жюли улыбается и как бы «поет». В темноте зала крик недовольства:

— Хотим музыку. Музыку хотим!

Жюли не меняется в лице, только головой дёрнет, глазами сверкнёт, вот-вот засмеется. Подходит к пианисту и выгоняет его, та же участь постигает скрипачей, трубача, дирижера…

Зрители в растерянности покидают зал, а Жюли бегает и вопит:

— Куда же вы? Только начало!

Падает занавес, будильник…

— Альби, ты встала? — кричит папа.

Такой сон и не досмотрела! Я переоделась и вышла в гостиную. Отец завтракал — уплетал пиццу, которую испекла Полли. С виду кажутся более счастливыми, чем властная маман и ее паук-сожитель. Полли взяла кусок и подала отцу, а заметив меня, оторвалась от его губ и выпрямила закутанную в плед спину.

— Завтрак? — спросил отец и двинул поднос на край стола.

— Нет, пусть она сварит мне кофе и приготовит творог со сливками. И положит туда свежих ягод.

Полли приподнялась, но папа не позволил ей уйти.

— Морган и Фома прилетели. Друзья. Ты помнишь, что играл вчера? Сможешь повторить? Я им доверяю.

Папа бросил недоеденный кусок пиццы и, кажется, собрался меня игнорировать.

— Хорошо. Я не способна к красноречию, как дядя Мон. Подождем. Мне повезло, что твой лучший друг страстно желает возродить Группу в золотом составе.

— Ты и Мона позвала?

— Он думает, ты позвал. Отправила письмо от твоего имени.

Папа схватил руку Полли. Я заметила ухоженную ладонь. Одета она была в тёмные джинсы и серый свитер. Русые волосы распущены и слегка касаются плеч. Она распустила пучок.

— Объясняю для непонятливых — время Группы ушло, — упрямо заявил мой папулечка. — Я выбрал свой путь — и не жалею. Если вздумала записать пластинку — студия и инструменты в полном распоряжении. Возражать не стану. Но без меня. Отныне я живу по новому расписанию — обед, футбол, хоккей, выступление в баре или казино. Оказывается, я азартен. Грешу, делаю ставки и выигрываю. Хоть бы раз проиграть! Нет. Мне везёт!

— Почему ты отказываешься принять удачу как данность?

— Пока Пен там… ничего не изменится. С ним легче же коварные планы по захвату власти вершить… Знаешь, я с радостью подпишу бумаги. Устал играть на публике счастливого безмолвного муженька в лентах!

Папа втолкнул Полли в спальню и хлопнул дверью так, что у меня волосы поднялись. Я бросилась к телефону. Наследник поднимет страну, голосят журналисты. Хорошо, что Эдди мой брат и я могу просить о большем, чем просто голословно требовать опустить ценник на продукты.

— Слушаю, — сонным голосом ответил мой брат.

— Мне нужна помощь! Совсем запуталась! — воскликнула я. — Пока маман носит титул, папа не вернется.

— Не понимаю, — голос брата оживился.

— Что непонятного! — удивилась я. — Группа поможет с записью диска. Отошлю его. Ты проследишь, чтобы маман послушала, прослезилась, вспомнила о былых чувствах и забыла о «муже номер два».

Мне показалось, что Эдди усмехнулся.

— Альби, пусть родители сами разбираются.

— Они ведут себя, как дети, — я решила попробовать пиццу. Взяла кусок, теплый и аппетитный. Пиццу не люблю, но домашняя показалась мне довольно вкусной.

— Ты в Городе?

— У папы…

— А как же лекции? Мать не перестает восхищаться тобой. Всем подругам грамоту показала. И газету со статьей.

Кусок пиццы едва не застрял в горле. Я откашлялась, быстро попрощалась и бросила трубку.

Эдвин. Наследник

Элис требует оценить наряды, которые ей подобрали на закрытую вечеринку магната Джона из Южной Страны. А у него, наследника, совершенно другие мысли в голове. Навязчивые, доводящие до внутреннего протеста, истерики.

— Как тебе? — прощебетала Элис и показала пояс очередного платья. Эдвин поднял уставшие глаза, пышная юбка на невесте вздулась куполом, так сильно растянула ее Элис. Он похвалил длину, фасон, расцветку, качество ткани…

— Модные репортеры оценят, — мило сказала Элис и закружилась по комнате.

Знала бы, что ему дела нет до мнения журналистов.

— Путеводители и программа мероприятий, — вдруг произнес он. — Элис, я хочу побывать у скал. Здесь пишут о легенде — поющие скалы с острыми вершинами открываются людям честным и добродетельным…

— О, — Элис отпустила юбку и теперь тянет руку. — Дай гляну…

Легкий смех, шелестят глянцевые страницы, приятное касание… Элис задела мягкой тканью запястье… Кеннет Пен подал матери бумаги. Она за столом. Щелкнула колпачком ручки и взглянула на него, «врага». Пен прищурился. Мать поставила подписи — враг ликует, прячет документы в тяжелом портфеле.

Утром Эдвин решил говорить с матерью. Нашел ее в парке. Было тихо. Он шагал по каменистой дорожке к оранжерее. Прозрачную крышу недавно отремонтировали. Солнце нагревало стекло. Под присмотром садовника в голубой панаме мать перекладывала в плетеную корзину цветы, отобранные для посадки в клумбы. Заметив его, она обронила разноцветную охапку на деревянный стол.

— Здравствуй, сынок, — поздоровалась мать, подошла ближе и стянула резиновые перчатки. — У вас званый обед, не забыл?

— Успею, — ответил Эдвин. — Нужно поговорить прежде.

— Завтракал?

— Перекусил.

Они расположились на скамейке в тени раскидистого дерева. Эдвин мучился. Напряженно думал, как подступиться к деликатной теме. Сомнения не позволяли задать один единственный вопрос прямо.

— Как самочувствие, сынок? — спросила мать и ласково погладила покрытый испариной лоб. Эдвин грубо оттолкнул ее. Она сбила его с мысли. Он разозлился.

— Почему не прогонишь его?

Легкий ветерок шевельнул кудрявый волос у нее за ухом. А она как сидела, выпрямившись и теребя точеными пальцами ткань юбки, так и сидит.

— Много лет назад я вытягивала из бабушки правду. Пришло время, я получила ответы. Кеннет Пен ЕЩЕ нужен нам. Почему? Узнаешь вскоре сам. Фрэнсис Бойл учил тебя, наставлял, оказывал влияние. Ты познавал теорию, а реальное… что ж смотри, наблюдай. Давить не стану.

«Что она несет!»

— Как скажешь, мама. Альберта собрала группу. Смотри, как бы она не перешла дорогу НУЖНОМУ человеку.

— Я ездила в Университет осенью — директор на чай приглашал. Мы беседовали, сестра твоя ведет колонку в студенческой газете. Редактор хвалит. Надо же, а о группе не сказала! Хороша, и на учебе умудрилась найти друзей-музыкантов. Или вы, дети, что-то недоговариваете?

Мать смотрела на него как-то настороженно, с подозрением. Убрала руки с колен, повернулась… Еще немного, и он выдаст сестру, скажет, где Альберта пребывает на самом деле.

— Да, мама. Представь, остались молодые люди, которых интересует гитарная музыка и на субботних дискотеках специально для них крутят отцовские пластинки. Прежде ремиксуют, конечно. И слухи о фестивале в Южной Стране с участием Группы ходят, как и о якобы распроданных билетах. На Остров не поедут даже жители Страны Королевы. Премьер подумывает о серии… Столько желающих… В легенду уже никто не верит, мама.

— Позвоню директору, — жестко сообщила она. — Пусть разберется, пресечет подобные «объединения». Альберте придётся соблюдать правила. Совсем от рук отбилась. О, — глаза ее вновь заблестели. — Нет, сынок, у меня другой план. Познакомь Альберту с кем-нибудь, пусть отвлечётся от гитар, барабанов, статей и переключит внимание на романтику. Подумай пока, а после скажешь мне.

— Магнат Джон.

Губы матери расплылись в улыбке. Но Эдвин не поверил в искренность. Он увидел опавшие мышцы на властном лице и успел уловить едва пробежавшую по щекам матери тень недоверия. Да, он, любимый сын, проводил свободное время в мастерской профессора Бойла и библиотеках. Элис обижалась — жених «забросил» жизнь студента и уделял мало внимания.

— Превратился в ботаника! На лыжах катаемся, а он философа цитирует. Или вы ему говорите или…

— Успокойся! — возмущалась мать. — Или ты терпишь или… Ты знаешь…

— Поможешь?

— Мы будем жить у Джона во время визита в Южную Страну. Приглашу туда и Альберту.

Эдвин встал.

— И еще… Тебе тоже непременно нужно побывать в Южной Стране.

— Зачем? — удивилась мать. — Премьер ждет наследника.

— Отец?

Мать теребила юбку. Колени под плотной тканью дрожали.

— Не говори ерунды… Осенью он был здесь… В зале кружились незнакомые люди. Им только и нужно ласковое слово. И он научился льстить… Дама в алом платье у окна. Отец твой не прячется, подходит ближе, шепчет любезности. Гостья расправляет плечи и на губах ее, покрытых блеском, уже улыбка, а не сморщенная грусть… Нет, ты не прав…

— Прав, и ты это знаешь, — сказал Эдвин и зашагал к калитке.

***

Где искать тайник, Эдвин знал — когда ему было двенадцать, он прятался в комнате с белым роялем и видел, как мать открывает сейф, вынимает тетрадки в старых переплетах, листает желтые, пропахшие пылью страницы, кладёт на место, закрывает сейф, возвращает на место картину, гасит свет, выходит и забывает запереть дверь. А он выжидает пару минут и бежит прочь.

Разговор в парке оставил осадок. Эдвин вспомнил о тайнике и решил проверить догадку. Как открыть сейф — ему известно. Цифры кода — день его рождения, месяц — Альберты и дата крестин Анабель. Ничего сложного. Он вошел в просторную комнату. Утреннюю уборку не закончили, и юная горничная отскочила к стене, едва заметила его.

— Доброго дня вам, мисс, — приветливо сказал Эдвин.

Девушка опустила голову, подобрала пылесос. Споткнулась на пороге, тяжелый агрегат для уборки мешал идти быстрее, но она шла к лестнице в конце коридора и не оглядывалась.

Эдвин закрыл дверь и потер влажные ладони — у него появился шанс не только «поглядеть» на документы, но и ознакомиться с их содержанием. Он обошел спальню, гардероб, ванную и после проверки сдвинул портрет Маргариты. Улыбнулся, его бабушкой была «старая королева», умершая не так давно. Эдвард единственный, кто по-настоящему тосковал по ней. И утешала старика Кларисса. Бывшая няня заботилась об отце Клауса, готовила, гуляла с ним в липовом парке. Недавно она поделилась наблюдениями — если Эдвард пребывал в реальном мире, то много шутил.

— Я смотрю новости по телевидению два раза в сутки. Мне нужен информационный баланс для подпитки, иначе совсем отупею среди грушевых деревьев под присмотром миленькой охраны.

Но если в уголке памяти всплывало морщинистое лицо королевы, то он просил Клариссу запереть двери, окна, требовал гасить свет и оставлять его одного в безмолвном одиночестве.

Эдвин набрал на электронном табло код доступа и вложил в круглое отверстие ключ — подарок матери. Тетради в кожаных обложках с вышитым позолоченной нитью гербом семьи Андре были сложены в две стопки, по порядковым номерам. От одного до тринадцати. Эдвин взял верхнюю, с заголовком «первый справа», и пролистал до середины. Он нашел вырезки из газет, журналов, черно-белые фотографии и оригиналы финансовых документов. Синие печати почти померкли на пожелтевших листах. На последней странице было имя человека, который скрывался под кличкой «первый справа». Эдвин встречался с ним. Его семья когда-то имела огромное влияние. Мать и Кеннет Пен относились к этим людям уважительно и доброжелательно. Потом они исчезли. Бесследно. Поговаривали — уехали, но друзья семьи не смогли указать точное место.

Тут Эдвин насторожился. Заметил свежий документ. На белой бумаге. Это был договор. Похоже, его вклеили недавно. Эдвин быстро пролистал оставшиеся страницы, и глаза его радостно заблестели. Он закрыл первую тетрадку и вынул из сейфа стопку других. Разложил их все на крышке рояля, внимательно просмотрел каждую и поразился «черной» информации, которую собрал его прадед об этих важных людях. Он увидел их истинную натуру — на что они готовы пойти, чем рискнуть — и даже смертью близкого, родного человека — лишь бы получить желаемое или урвать кусок капитала. И с их правнуками он учился в Университете! Элис приглашает их на вечеринки, смеется, катается на лыжах, обсуждает моду! Жак Силано. Идеологический противник. Теперь магнат-строитель зависит от желаний Кеннета Пена и матери! Вот договор и растянутая подпись-подтверждение.

«Свежие бумаги» отсутствовали только в тетрадях — «шестой справа», «третий справа» и «тринадцатый по центру». Эдди прочитал фамилии — Конли, Пен, Андре.

Часы на стене отбили двенадцать раз! Он закрыл тетради и вернул их на место, в сейф, затем затворил дверь, выбежал в коридор и спустился на лифте в парк. Хотел снова навестить мать в оранжерее и как следует расспросить, но раздумал, свернул с гравиевой дорожки и поспешил коротким путем к машине. Он опаздывал!

У центральных ворот, рядом с будкой охраны, прохаживался Кеннет Пен и все поглядывал на ручные часы. Эдвин не спешил заводить мотор. Внимательно смотрел в лобовое стекло. Калитка открылась. Кеннет Пен отвлек охранника, что-то сказал ему. Привратник отвернулся и не видел вошедшего гостя в облегающих штанах, кепке и сумкой через плечо. Пен быстро сунул ему под мышку пакет и парень выбежал на улицу. Калитка бесшумно закрылась. Эдвин жалел, что опаздывает, иначе не удержался и поехал бы за визитером «врага». Сожитель матери был в одной с ней упряжке, и кажется, подумывал о главных поводьях. Но он, наследник, не позволит. И готов заплатить любую цену.

Криста. Студентка

Мистер Грин больше не снится. Сознание мое беспокоит не «предмет обожания», а иные сны и видения. Мне кажется, что я живу в далекой зачарованной стране у подножия голубых холмов. Вершины в пасмурную погоду прячутся в облачной дымке. А если углубиться в лес и преодолеть труднопроходимые тропы, скрытые от глаз путника густыми ветками, то можно выйти к залитой солнцем поляне. В стороне озеро с прозрачной водой и пятнистые олени наслаждаются дикой свободой, вдыхая чистейший воздух. Но в этом сне нет солнца, нет голубого озера, нет тоскующих оленей. Серая дымка тянется по кронам дремучих деревьев. И тихие, четкие голоса, слитые в один, призывают:

— Криста, торопись, иди!

Я поднимаюсь в гору по узкой тропинке, увитой засохшими кустарниками. Цепляюсь дрожащими пальцами за густые ветки и отдергиваю руку — острые колючки царапают кожу. Холодный голос ведет меня. Неплохо бы закутаться в мамину шаль, а еще лучше вновь оказаться в теплой постели. Подумала, и вязаная крупным узором ткань покрыла худые плечи. А распущенные волосы украсил сплетённый из первоцветов венок.

— Криста, иди, не останавливайся! Ты не можешь вернуться!

— Да иду я! — кричу в ответ. — Кто вы?

Голос не ответил. Под ногами — замершая земля. Страшно, и я вздрагиваю от треска веток позади.

— Криста, я жду тебя! — голос прозвучал у самого уха. Я обернулась…

Посреди поляны — деревянный дом с затемнёнными стеклами. Одинокая черная птица, взмахнув большими крыльями, пролетела над головой и белое перо необычной формы, большое и украшенное драгоценными камнями, упало к ногам. Я наклонилась, подняла перо, стала рассматривать…

— Криста, входи в дом! — настойчиво просил голос.

Я спрятала перо под камнем и решительно направилась к крыльцу. Первая ступенька скрипнула… Затем вторая, третья. Ладонь легла на деревянные перила. Я зачарованно смотрела на оставшийся позади лес, на его золотистое одеяние. Вдруг поднялся ветер и закружил сухие листья в воздухе. Стволы диких деревьев раскачались и с треском опустили тяжелые ветки. В темноте зашуршали по земле первые капли дождя.

Я толкнула плечом незапертую дверь и вошла в дом. Снаружи ударила молния. Яркие вспышки осветили единственную комнату, а из темноты, прямо на меня, наступала тень высокой женщины в кружевном платье. Она словно соткана из снежного пуха. Голову ее украшал венок. Женщина улыбнулась, взмахнула рукой и на столе в углу комнаты появилась свеча с ярким, согревающим в столь сырую погоду огоньком, а потом и большая книга. Желтые страницы перелистывались без чьей-либо помощи.

Женщина протянула руку. Я заглянула в ее глаза. Она смеялась. Неведомая сила подтолкнула меня и заставила опуститься на жесткий стул.

— Криста, верь мне, — попросила обитательница дома.

— Вы кто? Я сплю?

— Почти. Тело твое в кровати, а сознание здесь, со мной, — женщина коснулась моих ладоней и дом осветила яркая вспышка. Холодное дуновение сквозняка окутало ноги. Скрипнула дверь, ставни черных окон захлопнулись, минуту спустя открылись и впустили отблески света круглой луны, сменившей грозовые тучи и плотную стену ливня.

— Кто вы? — вновь спросила я.

— Называй меня Тильдой, женщиной из сна, — попросила незнакомка.

— Я хочу домой, опустите меня, — я затряслась, пыталась высвободиться, но женщина крепко сжимала мои пальцы.

— Успокойся Криста!

— Я хочу домой!

— Еще десять минут, дорогая, и я отпущу тебя, дай мне сказать, а потом ты вернешься. Слушай Бетт, и не бойся. Иди к нему, если он позовет. Покажи свой мир. Прими его!

У меня получилось освободиться. В одно мгновение снежная женщина растаяла, исчез лес, исчезла избушка. А я летела в глубокую бездну и глазами, полными ужаса, искала отца и мать, а родители тянули руки, чтобы успеть поймать.

Гудит сигнализация припаркованного в ночи автомобиля. Сердце учащенно стучит. Голова разрывается от боли, и нервное напряжение льется по рукам к кончикам пальцев. Понимаю, что нахожусь дома, в собственной кровати, и лунные блики пляшут по стенам. И обнимаю я плюшевого зверька с пуговками вместо глаз.

Эдвин. Наследник

Утром, после завтрака, горничная принесла перевязанную черным шнурком папку для бумаг.

— Ваше пожелание исполнено, — услужливо проскулила девушка.

Эдвин тут же отбросил скучную газету с «горячими» новостями. Маятник часов на стене отбил одиннадцать равномерных ударов, а пальцы его судорожно развязали черный узел. Титульный лист… Имя объекта наблюдения. Оказалось, что «школьница» родом из Города, и зовут ее Криста. Эдвин тихо выговорил буквы странноватого имени. На первой странице, в углу, портретная фотография кареглазой девушки. Снимок показался ему вполне удачным. И глаза у нее глубокие, выразительные, смотрят уверенно, прямо. А бледноватые губы застыли в полуулыбке. Криста — студентка первого курса. Но взгляд Эдвина зацепила пометка в скобках (Альберта Смит Андре). Кто-то приписал на полях имя его сестры и короткий отзыв.

«Способная. Активистка, борец за справедливость».

На последней странице список контактов: адрес дома родителей, где временно проживал объект наблюдения в связи с ремонтом на этаже.

Эдвин закрыл папку и вздохнул. «Школьница» знала, кто он. Догадалась, когда увидела в магазине? Эдвин решил поговорить с ней и позвонил. Криста ответила после второго гудка, словно поджидала звонок. Голос ее не был сонным или не решительным. И звучал, как будто капля росы падает на лист, едва уловимо и бархатно.

— Да.

Слова потерялись. Эдвин минуту молчал, и после второго «да» уверенно произнес:

— Вы искусны в том, чтобы оставлять опознавательные знаки.

— А, это вы, — пробормотала она. — Не думала, что ваши люди так быстро справятся. С заданием.

— Хочу вас повидать…

— И удивить?

Теперь «школьница» говорила с ним насмешливо, играючи. Забыла, кто он?

— Знаете, быть подружкой наследника не входит в мои планы. Когда встретила вас в магазине, удивилась. А на фотовыставку и званый обед командировала важная дама. Не волнуйтесь, начальница не узнает, чем занимается элита после фуршета. Доложила, что было скучно. В любом случае мне было приятно поболтать. Так что пока…

— О чем вы? — насторожился Эдвин.

— О, наследник даже не заметил меня. А я была в красивом кружевном платье.

— Оставим. Пустое, — заволновался Эдвин и подошел к окну. — Я хочу быть вашим другом. И как лучшему другу мне есть, что сказать. Где я могу повидать вас?

— Другом? — Криста засмеялась. — Хорошо, давайте дружить. У меня сейчас пара. А ровно в четыре жду у главного входа. И желательно с цветами.

— Какие вы любите?

Она задумалась.

— Белые хризантемы, сто штук.

Эдвин снова услышал смех в трубке. Криста играла с ним, и эта игра подбодрила и раззадорила его. Он вернулся за стол и нашел в папке подшивку газет.

— Так, так. И о чем же вы пишете? О, день музыки в доме культуры, спасем лес… Хорошо… На Острове ждут рекордно малое количество туристов… Фестиваль в Южной Стране… Книжная фотовыставка… Пожары в Южном Городе… Жена магната Лоиса открыла приют для беспризорных… «Деток насильно отбирают у матерей, неспособных обеспечить их. Каждый день проверка холодильника», — жалуется жительница горного поселка.

— Кэт разливает вино в тару на заводе. Получает минимальное жалование. Все свободное от работы время она борется со службой опеки. Они хотят забрать близняшек. Муж «ошивается» по притонам, живет у матери.

— Откуда столь познавательные сведения?

— Темы подкидывает отец. Он любитель посмотреть социальные передачи после работы.

Эдвин хмыкнул.

— А я, по-твоему, золотой мальчик, раз не знаю.

Но так тихо, что Криста не услышала его.

— О, странноватая новость. Поможет ли визит наследника Эдвина Премьеру Южной Страны привлечь посетителей в Дом культуры. В минувшем году там побывало рекордно малое количество зрителей.

— Издеваетесь?

Эдвин спрятал подшивку.

— Да нет. Ждите меня с сотней хризантем в руках. Обещаю, что не опоздаю.

— А ваша невеста? — вдруг заволновалась Криста. — Мисс Элис не станет возражать?

— Не станет, — отрезал Эдвин. Мнение Элис его волновало меньше всего. — Мы же с вами друзья и ничего больше?

— Да, конечно, так что до встречи?

— Ждите меня, подруга, — высокопарно произнес Эдвин и отсоединился.

В столовую вошла горничная убрать посуду.

— Мисс Элис встала? — спросил он.

— Мисс Элис уехала. Около десяти утра. Велела передать вам записку. Совсем запамятовала. — Девушка вынула из кармана передника сложенный вчетверо лист бумаги и протянула Эдвину. Эдвин смял листок и выбросил в корзину.

— Передайте мисс Элис, когда она вернется, что не знаете, куда уехал я и когда вернусь.

— Да, конечно, — ответила горничная.

А Эдвин, юный мечтатель, уставился в потолок. Белый, с лепниной. Такой же был в доме на Острове. Фамильный особняк в Южном Городе строился во времена его прапрадеда, и Эдвин иногда удивлялся, как же крепки и прочны стены Резиденции.

— Как и моей семьи, — тихо прошептал он.

Альберта. Наследница

Таксист, мужчина с усами, вздернутыми по-южному, недавно устроился на работу, и ему было трудно найти затерявшийся в сумеречном переулке двухэтажный дом. Морган и Фома опоздали. Друзья, удерживая спортивные сумки, не двигались. Кто-то третий прятался за их спинами.

Патрик? Я уловила недобрый взгляд на лице Моргана.

— Альби! Он поймал нас на лжи, грозил Кристе пересдачей и не отставал, пока мы не рассказали, где ты, — верещал он. — Фома сдвинулся первым. Я пригляделась и узнала третьего. Мистер Грин. Глаза учителя смотрели на меня, изучали. Как реагировать на его внезапный приезд после случившегося в подсобке? Не совсем понимаю.

Учитель поставил дорожную сумку на ступеньку. Его рука, большая, крупная, с длинными пальцами, легла на спинку стула. Он пытался сформулировать объективные причины, побудившие купить билет на самолет. При этом он расхаживал по комнате с важным видом, как хозяин, и не переставал теребить эмблему с логотипом известного бренда на объемном преподавательском портфеле.

Я вдруг вспомнила, что не предложила друзьям горячий завтрак. Поздно. Фома распустил волосы и тайком перебежал в студию папы. Морган последовал его примеру.

В комнате за стеклянной перегородкой, болталась на потолке одинокая лампочка, выключенная, а в углу были инструменты: ударная установка, гитарная стойка и раритетный киборд. Морган пришел в восторг, едва сдернул запыленные чехлы и освободил устаревшие модели от спячки.

— Не ругайте Моргана и Фому, — вдруг сказал учитель.

— Прошу, сядьте уже!

Учитель прижал к груди портфель и неуверенно опустился на стул. Загремела музыка. Учитель зажал уши. Фома раскопал в шкафу кожаную куртку с железными шипами, кудрявый парик и теперь изображал гитариста-виртуоза. Морган захныкал от восторга. Он руководил паузами и просил Фому прибавить «живости», энергии или, наоборот, расслабиться в умиротворении. Учитель замолк, потому что говорить стало невозможно, он прижал портфель к коленям.

Электрические звуки грохочут. Наши взгляды пересекаются. Он надевает затемнённые очки. Опускает портфель на пол, чертит в воздухе указательным пальцем кружки, корчится в ритме на своем стуле. Я вспомнила лица толпы на отцовских концертах и увидела явного поклонника в лице учителя. Он желал прыгать, словно ему шестнадцать. Но полусогнутая фигура «учителя-фаната» замерла в моем воображении, а мистер Грин, задумавшись, вернулся на место. И ногу на ногу закинул.

— Пожалуй, лучшим решением будет снять номер в гостинице или уехать совсем.

— Вы… Вы можете остаться, если соседство Моргана и Фомы не пугает.

— Не пугает, — четко произнес он. — Затеяли новый проект?

— Студия принадлежит близкому другу, он живет на втором этаже, — представлять «Анри-легенду» папой, я не решилась. — Он временно пребывает в творческом кризисе. Он музыкант.

— Догадался, — учитель коснулся языком пересохших губ.

— Воды? — по-хозяйски предложила я.

— Да, пожалуй, — согласился он. — В самолете достался острый кусок мяса.

— Попробую найти на кухне, — встаю. — Вы осмотритесь пока.

Первая ступенька… Затылком чувствую тяжелый взгляд, и что учитель хотел бы подняться следом. Только он сомневается, как к «визиту на второй этаж» отнесется мой «друг-музыкант», в его понимании — состоятельный человек. Отцовское оборудование в студии кажется ему дорогим, раритетные инструменты также стоят недешево — Криста хвасталась, что учитель разбирается в моделях и он фанат Группы. Вот эта гитара, струны которой так тщательно перебирает Морган… По глазам вижу… Учитель узнал ее. Папа, а для него «Анри-легенда», играл на ней в туре, посвященному пятой пластинке Группы.

На кухне дверь холодильника приоткрыта. Судя по содержимому, он забит продуктами, отец не голодает. Полли предлагает помощь. Я отказываюсь. Излишняя забота и желание «угодить» тяготит до тошноты. Вчера не удержалась и вызвала миссис Конни, приходящую домработницу.

— Не понимаю, — причитала Полли. — Она перемещалась по дому подобно тени, а вечером забирала с тумбочки конверт. Бывало, что Анри забывал платить ей!

Я проигнорировала замечание и вернулась к друзьям. Сгорбленный учитель смотрел, как Фома перебирает на струнах любимую композицию Мона. Я оступилась. Мистер Грин сорвался с места и помог удержать равновесие.

— Благодарю. Морган, Фома. Принесла перекусить.

— Бутербродики! — Фома взял один и плюхнулся на диван. Запил апельсиновым соком. Напиток показался сладковатым на вкус. Он сморщил густые брови и вернул почти полный стакан на поднос.

— Альби, твой друг подошел к делу с умом, — заметил Морган и тоже взял бутерброд. — Можем начинать. Оборудование в рабочем состоянии, я всё подключил, не хватает исполнителей. Только не говори, что записывать будем тебя и Фому.

— Нет, — перебила я Моргана. — Гости задерживаются. Они удивят вас.

— Чем же? — Фома уронил лист салата, после подобрал и сунул в рот. Морган влепил другу подзатыльник.

— Увидите! — воскликнула я.

Учитель напрягся.

— Хорошо, признаюсь. Я пригласила Мона и музыкантов из Группы. Они — друзья «Анри-легенды» и обещают нам место на летнем фестивале. Мы должны заинтересовать их.

— Да, ладно! Гонишь, — крикнул Фома, теперь он пропустил мимо рта кусок мяса.

— Они будут в этом доме через один час пятьдесят минут.

Учитель поперхнулся и жадно отпил воды из горлышка.

— Неужели Пит сказал правду? «Анри-легенда» прячется от Кеннета Пена в Южной Стране?

— Альби, он точно приедет? — завопили в один голос мои друзья.

Всё вдруг замерло, застыло. Морган и Фома наугад определяли, как выглядит постаревший Мон… Панно в затемненном углу у лестницы… Женский силуэт в цветастом сарафане… Спутанные волосы… Бирюзовые глаза… Правую руку она держит на округлившемся животе, левой воображает ангелочков. Один спит, другой радуется жизни. И всюду, прыгая по синейшей глади неба, кружатся в воздухе ноты и скрипичные ключи… Мама!

Учитель следит за моим взглядом. Нет, мне не кажется, он давно понял, что от встречи с кумиром его отделяют пять ступенек. Спасительная дверь на террасу. Бегу туда. Учитель следом. Неведомая сила влечет его, он забывает о внутреннем голосе, твердящем помнить о жене и дочери.

— Как давно интересуетесь творчеством «Анри-легенды?» — спрашивает он.

— Группу о., — я запнулась на полуслове. Учитель не Фома, Морган или Патрик — врать ему бессмысленно. — Группу, Мона… слушали… родители… Одноклассник…

— Ясно, — сказал мистер Грин. Он радовался возможности наслаждаться прохладой. Жена постоянно уговаривала бросить работу и требовала переехать за город.

— ТВОИ СТРАННЫЕ КНИЖКИ НИКТО НЕ ПОКУПАЕТ!!! ЗАЧЕМ ПУБЛИКОВАТЬ ИХ… О ЛЮБВИ БЫ НАПИСАЛ… ИЛИ ДЕТЕКТИВ… НЕТ ПОЛГОДА БЕГАЕШЬ КАК ОДЕРЖИМЫЙ ПО АРХИВАМ И ВПУСТУЮ!!! КУДА ВЕЗЕМ БЕТТИ НА КАНИКУЛЫ???

— В Южную Страну.

Он соврал, что купил путевки. Лето приближалось, а материальное положение не позволяло даже мечтать об отдыхе. И на лекциях он рассказывает о музыке, а думает о сумме, необходимой на оплату услуг тур-агента.

— Хочу всё изменить! — воскликнула я.

Как же недобро учитель глянул на меня! Да, у него семья! Работа! И тут я с благородными идеями, та, которая не представляет, как жить от пятого до пятого числа, когда на банковский счет падает скромное месячное жалование.

— Не понял? — переспросил он.

— Отношение людей к музыке. Лучше же, когда задорно, весело и не нужно вспоминать об унылом и дурном, а потом отворачиваться, как от проказы.

— Не боитесь?

— Чего?

— Вы сами догадываетесь, что можно обсуждать с «другом», а о чём следует промолчать.

— Ой, как страшно! — воскликнула я. — Думала, друзей не найду — вот это правда! К счастью нашла! И будущей записью я докажу, что под музыку можно отдыхать, думать о настоящем, прошлом и будущем, мечтать, фантазировать. Да, многие посчитают нас ностальгирующими нытиками. Но лучше же совершать смелые поступки, чем просто смириться и наблюдать.

В дверь позвонили. Пришла миссис Конни. Я вернулась в гостиную и впустила домработницу.

— Приветствую. У мистера Анри гости? Неожиданно.

Миссис Конни поставила тяжелые пакеты на выступ, скрипнула дверцей шкафа и повесила на плечики коричневатое пальто. С плеч стянула цветастый платок. Учитель рухнул на уже полюбившийся ему стул с кривой спинкой. Там стоял его портфель, он обхватил его руками, словно было кому красть. Нет, это он раздумывал, как спросить. Тайна манила и завораживала.

Криста. Студентка

Осознание, что я знакома с наследницей и мне доверено заменять ее, повысило самооценку до крайнего предела. Я задираю нос, несу нелепицы и совсем не читаю книжки по углам, как осенью. Мне кажется, что похвальная грамота спрятана не в тумбочке, а я, как вымпел, ношу награду на груди, чтобы все видели. А недавно выдала полную чушь! Редактор послал на фотовыставку, и я увидела наследника. Он показывал себя не таким возбужденным и нелепым, как в торговом центре. Говорил грамотно, правильно, руки его, сильные и ухоженные, лежали на резной кафедре. Мы встретились взглядами, но он не узнал меня — для Эдвина лицо мое слилось с другими лицами в безликой толпе посетителей выставки.

Позднее я похвасталась не Луису или Питу, а самой Катарине, что Эдвин мой парень. Катарина спросила с насмешкой:

— Мисс волонтерша шутит?

— Нет.

— Разыгрывает?

— Я говорю правду! — злобно воскликнула я.

Катарина предложила спор на двадцатку. Я согласилась, рассчитывая, что о договоренности представить доказательства вскоре забудут. Но Катарина не отступает. Только разноцветные колготки засветятся в коридоре, я тут же заворачиваю в библиотеку и прячусь от насмешливых глаз среди стеллажей. Катарина находит меня и там. Я тяжело дышу, а она все показывает в глянцевом журнале фотографии мисс Элис:

— Дата свадьбы приближается! Сдаешься? Гони проспоренные деньги, врушка!

Я не признаю поражение, терпеливо полагаюсь на случай. Конечно, я могла бы позвонить Альберте, и подруга устроила бы встречу с братом. Дружескую. О большем и думать не стоит, не то чтобы воображать. Рана «первый предмет обожания» затянулась, но не зажила. Как вспомню, что впустую потратила грязные деньги Элизабетты на билет в Южную Страну, а в аэропорту неведомая сила, как будто наяву посланная женщиной, сотканной из пуха, забралась в самый далекий уголок души и не позволила подняться по трапу на борт самолета. Кто так поступит? Да, лишь я. Потому что деньги не мои, и жизнь не моя. Говорю десятком голосов, а где настоящий? Мне бы самой разобраться.

Помню, что утром, в ожидании встречи с наследником, я перемерила множество нарядов. И все равно выгляжу нелепо в плотных черных колготках, высоких сапогах на платформе, синем вязаном платье и берете с белым цветком. Эдвин ждет у машины с сотней белых хризантем, как было условлено. Катарина беседует с мисс Лили. Обе стоят на каменных ступеньках широченного крыльца. Заметив меня, бегущую навстречу наследнику, Катарина вытянула правую руку. Тряпичная сумка с портретом «Стимми Виртуоза» повисла на запястье. Мисс Лили захлопала ресницами. А я демонстративно упала в объятия Эдвина. Ну и чья взяла? Теперь смело могу просить выигранную двадцатку. И я буду требовать выигрыш из принципа.

— Я прочел ваши статьи. Вас и правда заботит судьба покалеченных студенток и беспомощных мам?

— Редактор обещал поговорить с другом, и в начале третьего семестра я получу должность внештатного корреспондента в «Политобозрении». И вообще, учиться жутко надоело! Оценки, знания и… Я мечтаю вести авторскую колонку или передачу на радио. А лучше то и другое. Политика, культура, социология, музыка. Я перетасую сферы, как карты в колоде, и приготовленное мной блюдо окажется интересным.

Пока я сижу в теплой машине наследника, нужно выжимать из знакомства полезное. Только реакция Эдвина оказалась непредсказуемой.

— Не волнуйтесь вы так. У вас есть способности. Талант всегда найдет свой путь.

Я прикусила губу и прижалась щекой к холодному стеклу. Город существовал в привычном для него суетливом ритме. Люди в наушниках потоком плывут по тротуарам — и не слышат они ритмичный стук каблуков, уличный гул машин, журчание струй фонтана, щебет птиц. Чистые и ухоженные главные магистрали перетекают в грязновато-унылые переулки. Черный асфальт загажен голубиным пометом, в круглой яме застыла дождевая вода. В сыром воздухе кружатся цветные обертки, окурки, сухие листочки. Темные фигуры с румяными лицами бегут, тормозят на светофорах, выжидают красные секунды, прячутся в подземных переходах, выплывают на другой стороне дороги и движутся дальше, каждый по своим делам. О чем я думаю! Рядом со мной тот самый Эдвин! Восседая в кресле водителя, он раскручивает руль, пропускает пешеходов, ругается, сбрасывает телефонные звонки, переключает радиостанции, делает звук тише, громче. Я ущипнула себя. Нет, наследник был все еще рядом.

— Давайте перейдем на «ты», помнится, мы договорились дружить … — он протянул худощавую руку. — Эдди.

— Криста, — представилась я и подчинилась его жесту.

— У тебя руки музыкальные.

— Что?

— Пальцы длинные. Такими не только октавы возьмешь.

Наследник остановился у центральных ворот Парка. Помог выйти из машины. На минутку, но я позавидовала мисс Элис — он подает невесте руку каждый день. И не только. Игра в двадцатку зашла далеко, пара часов и все закончится, мы разбежимся, забудем о встрече. И где-то, в потаенных уголках, я думала не о наследнике, а о «предмете обожания». И был он не со мной. Я видела его с Альбертой. И ему не было скучно. Он расцвел в ее компании. Ослабил галстук и почти избавился от тяжелого учительского портфеля.

— У меня новая мечта. Хочу объездить мир, увидеть, как живут другие люди, — воскликнула я. — Хочу делать что-то полезное, рассказывать, что слушают в Южной Стране или Стране Короля. Что едят на обед. Где работают, отдыхают…

— Ты напомнила мне мою сестру, — наследник задумался. — Она вздумала прославиться, как отец. И гастролировать по миру.

— Мы дружим.

— Правда? — он удивился.

— Сестру твою зовут Альберта. Фотографии часто мелькают в скандальной хронике. Репортеры знают, где она учится (как бы), репетирует и в нужном для них свете издают свои статейки. Играть в группе, оказывается, плохо и смешно, место барабанщицы куплено, репетиции в подвале для вида — в следующем году она заскачет по сцене, благодаря связям Кеннета Пена.

— Альби еще та авантюристка, надо же, как ловко мать обманула!

Мы нашли свободную скамейку и решили передохнуть. Усатый мужчина в колпаке и переднике, пожелтевшем после частой стирки, с усилием катит тележку-холодильник. На тряпочном зонте красуется логотип фирмы-производителя и рекламный слоган: «Ура, мороженое! Только из натурального молока!». Маленькие колесики скрипят и без конца застревают в мелких камешках дорожек.

— Успейте купить по выгодной цене!

Продавца мигом окружили выбежавшие из кустов люди. Дети хныкали, уговаривали родителей не проходить мимо, купить.

— У тебя же вата.

— Нет, дядя уедет! — капризничала маленькая девочка в панаме. По пухлым щекам текли слезы, губы тряслись. Девочка бросила вату на землю:

— Хочу банановое мороженое! Хочу!

— Тебе купить? — предложил Эдвин.

Я очнулась. Продавец прятал коробку с деньгами в верхний ящик и собирался уходить. Но Эдвин остановил его.

— Стойте! Два пломбира, пожалуйста.

Он сунул тысячную купюру в нагрудный карман передника и вернулся на скамейку.

— Тебе обязательно быть таким обходительным? — спросила я.

— Привычка.

— Смотри!

Я показала пальцем на смуглого мальчишку с сажей на впавших щеках, с глазами хорька и замусоленными черными пятками. Выцветшая майка с оторванным рукавом лохмотьями болталась на худом теле. Мальчишка прислонился к фонарному столбу и, опустив голову, тянул грязноватую ладонь. На проходивших мимо людей не смотрел. Я ахнула, с трудом засунула в переполненную урну обертку и только сейчас заметила под ногами окурки, разбитое стекло, сплюснутые жестяные банки и тонкую струю, тянущуюся от выцветшей ножки скамейки к столбу.

— Держи, — сказала я мальчишке и присела на колени. Эдвин близко подходить не решался.

Мальчишка вытянул утиную шею, мороженое брать не спешил. Закрутил головой, угольные зрачки рассматривали меня. Пломбир начинал таять, сливочные капельки потекли по вафельному стаканчику, коснулись пальца…

— Держи, — повторила я. — Тебя как зовут?

Мальчик не ответил. Неуверенным движением он выхватил мороженое, резко подскочил и юркнул в ближайшие кусты. Я и опомниться не успела.

— Возьми мое, — предложил Эдвин и протянул свой пломбир.

— Не хочу, — отмахнулась я.

— Тогда и я не буду.

Он выбросил мороженое в урну и довольный вытянул длинные ноги.

В театре наследнику предоставили отдельную ложу, и головы в передних рядах не мешали наслаждаться великолепно поставленным спектаклем и слушать оркестр. Но танец главных героев не волновал меня. В темноте я любовалась своим спутником, который казался настоящим спасителем. Мистер Грин был «предметом обожания», он… «волшебник моей души». Я коснулась его ладони, и тут же спрятала руку, словно меня ошпарили кипятком. Игра подходит к логическому завершению. Как бы не хотелось продолжения.

Очнулась от шумных аплодисментов, громких оваций, шороха серебристой бумаги, в которую зрители заботливо упаковали роскошные букеты, восторженных криков браво. Радостные чувства переполняют и меня, слеза обжигает стремительно краснеющую щеку, и на губах появляется подобие улыбки. И Эдвин нежно шепчет в ухо.

— Далее в программе красивые виды на огни Города!

Он не обманул… За минуту скоростной лифт доставил на террасу современного бизнес-центра. Я почувствовала себя неловко в кругу шикарно разодетой публики и среди столов, сервированных хрустальными бокалами и дорогой посудой. Страшно было прикасаться к сверкающим тарелкам и выглаженным салфеткам.

Вдалеке еле слышно льется музыка — в полумраке сцены мини-оркестр играет лирическую композицию. Эдвин говорит, а я мечтаю, чтобы время растянулось, и сказка не кончалась. Я вскрикнула. Он услышал, взмахнул рукой. Музыканты затихли, удерживая смычки в воздухе. Десять пар внимательных глаз следили за его жестами. Боялись упустить момент, когда волшебник прикажет играть снова.

— Мне нужно идти, — с трудом выговорила я. Коленки у меня трясутся. По щекам течет тональный крем, раздражает бледную кожу. Только бы не заметил прыщик! Нет, не смотри!

И он позволил уйти. Отвез домой и сказал, что позвонит утром. Мой этаж в общежитии закрыли на ремонт, и временному уплотнению я предпочла совместное проживание с родителями. Сердце было готово подпрыгнуть от восторга. Я на секунду задержалась на ступеньке и представила лица родителей, если я предложу войти. Ему. Наследнику. Они могут не знать Альберту, но кто он, поймут сразу.

Он появился в моей жизни на мгновение. Нахлынул и пропал. Я мечтала о нем, я ждала его, я подчинилась приказу, лишь бы увидеть его, я пережила унижения Катарины, я собиралась отпустить «предмет обожания». А теперь его машина растворяется в темноте и оставляет в плотном ночном воздухе выхлопные газы. И я вхожу в тесную прихожую. Отец моет посуду под свистки обозленных работников рыбного завода в телевизоре. Мама, склонив голову над доской, гладит салфетки.

— Опять они несут эту пургу — мы раскрыли новую схему надувательства. Спустя год, когда все, кому было нужно, заработали на этом по полной!

Отец выключил телевизор и раскритиковал необдуманное решение правительства.

— Скоро закончишь? — спросил он у мамы.

Мама положила руку на высоченную стопку белья и печально ответила:

— Час как минимум.

Я поднялась на второй этаж и захлопнула дверь.

Эдвин, напротив, загрузился и не представлял, как познакомить меня с семьей. Он вернулся домой за полночь. Элис в гостиной листала свадебные журналы и с трудом доедала последний кусок шоколадного пирога. Проглотила, положив руку на грудь. Эдвин удивился. Сладкое было злейшим врагом его невесты.

— Ты вернулся?

— Да, я спать.

Больше Элис не задала ни одного вопроса, как и он ей.

Утром я получила короткое сообщение — «нужно уехать».

Альберта. Наследница

Папа отвлекся от экрана ноутбука, стянул с головы наушники и сердито заявил, что не выйдет из комнаты, пока его дом не покинут гости, которых он не звал.

— Морган и Фома останутся ночевать, — возразила я.

— Тогда появлюсь в гостиной ночью, — папа нажал клавишу «ввод». Картинка на экране сменилась — стала цветной, красочной. В углу замелькали рекламные объявления. Я услышала мотив мелодии из ресторана. Только с искаженным и противным звуком. Я была зла на него, но стояла у стенки и не шевелилась. А он водил мышкой по бархатистому коврику. Открывал программы, добавлял куски, вырезал, мелодия менялась, звучала еще хуже, противнее, но ему нравилось — он удалял первоначальные варианты. — Когда «друзья» уснут, — неожиданно добавил папа.

— Заскучаешь в одиночестве.

— Включу телевизор.

— Сомневаюсь. Не сможешь усидеть в четырех стенах, когда в этот дом войдет Мон! Не устал притворяться?

Папа вздрогнул. Его скрюченные пальцы зависли над клавиатурой.

— Ты как с отцом разговариваешь?

— На языке правды.

Он опустил руки и сказал устало, безнадёжно:

— Всё, иди. Не мешай. Справишься сама.

— Запомни. Для всех ты мой друг, приятель…

— А ну повтори? — переспросил он.

Я сжимаю, сдавливаю металлическую ручку и не могу повернуться… Произнести важное…

— Ты не ослышался, папа. Если признаюсь, что «Анри-легенда» мой отец, то придётся говорить и о маман. Доходит теперь?

— Мне казалось, вы с Эдди устали от сказок. Напомнить, что было в школе?

— Не стоит. Я сделаю, что предназначено и найду выход. С тобой или без!

Я закрыла глаза руками и притворилась, что собираюсь плакать. Папа как будто не замечал моих театральных жестов.

— Иди уже, — без эмоций произнес он и включил свою мелодию. Искаженную. Откинулся на спинку стула и застучал ногой в ритм, который раздирал своей ненормальностью и нелогичностью мою душу. Я боялась отойти от двери. А мысленно, все же дотянулась до кнопки «выключить» и, кажется, нажала…

— Мне нужны деньги, — вдруг сказала я, опустив руки с глаз. Даже уголки не покраснели.

— Напоминаю, мама не выгоняла тебя. Ты ураганом влетела в мою жизнь, сознательно заявилась менять мой мир, пригласила друзей, обманула их. Удачи с работой…

— Ты хочешь, чтобы я натирала до блеска деревянные столы, мыла кружки из тонкого фарфора с узорчатыми ручками, била овальные блюдца, принимала заказы у подвыпивших болельщиков, если смена совпадет со временем проведения футбольного матча? Вообще, мой друг играет песни Группы в баре. — Я задумалась. Жаль, папа не видит серьезности на моем лице. — И неплохо зарабатывает. Роль белоручки досталась несравненной мисс Элис.

— Не язви.

— Сам вынудил.

— Деньги оставлю у рамки с фотографией Эдди. Утром возьмешь, — стальным голосом доложил папа и закрыл уши черными бобинами. Я перестала слышать его музыку. Выбежала из спальни, хорошенько хлопнув дверью, затем вытерла рукавом вязаной кофты теперь по-настоящему текущие слезы.

К полудню явились остальные гости. Друзья папы изменились внешне — их лица осунулись, в волосах проступила седина, а губы покрыла едва заметная корочка. Но глаза! Они оставались живыми! Мон появился на ступеньках крылечка в заношенной куртке, узких штанах и ботинках на платформе. На голове Дона красовалась ужасная кепка с вдавленным козырьком, а джинсовое колено семьянина Фелла украшала круглая заплатка, обмётанная бордовыми нитками.

— Где о …? — поинтересовался Мон, заметив меня. Я перебила его. Приложила палец к губам. Мон подошел ближе, и я шепнула:

— Не уверена, что папочка сегодня спустится. Друзья не знают, что мы родственники. Может, вы поговорите с ним?

— Хорошо, солнышко. Проведу поучительную беседу с «милым засранцем», моим другом. Вызвал нас всех, на носу фестиваль, между прочим, и в кусты. Нет, помнится, я добился своего, ведь так, старина Дон? — Дон вздрогнул от тяжелого хлопка по плечу. — Голос старика Анри можно послушать два раза в месяц в баре.

— Да… Я только начал строить гениальные планы, сбежал из корпорации, где стучал на пластиковых барабанах у всяких Пышечек и Юшек… Тарелки! — простодушно воскликнул Дон и потёр хлипкие ладони от удовольствия.

— Дядя Мон, можно вас на пару слов?

— Конечно, золотко, — друг папы последовал за мной. — Не верится как-то, что папашу твоего не тянет в родные пенаты, — приговаривал он. — А это что за хмырь? — Мон кивнул в сторону «учителя», стоявшего в одиночестве возле стула с кривой спинкой.

— Преподаватель на моем курсе. Журналист.

— Ты учишься? — насторожился Мон.

— Обманываю родителей. Меня заменяет подруга. Криста. Криста — это я для всех. Учитель увязался за Морганом и Фомой. Догадался, куда попал. Вот и выслеживает. — Я опустила глаза.

— Альби может обманывать папочку, но не дядю Мона. Ты росла на моих глазах. Выкладывай правду. Знаешь же — не отвяжусь.

— Да нет никакой правды. Я «продинамила» его со свиданием. Криста сохнет по нему. А у меня есть Патрик, но он влюблен в Рози. Лидер нашей группы из принципа «нет» сказал и не поддержал поездку в Южную Страну. Все сложно и запутано.

— Я бы сказал, запущенно.

— Плакать не стану, если учитель улетит ночным рейсом. Избавит от необходимости сочинять биографию выдуманным родственникам.

Мон упал в плетеное кресло и освободил голову от черной шапки, глаза от очков — ему нравилось выслушивать проблемы друзей и знакомых, жалеть их, учить и компенсировать недостаток в общении. Он не обзавелся семьей, не имел детей, близких, поговорить по душам было не с кем. Длинноногие девицы, сопровождающие по жизни, годились для развлечения и увеселения.

Студия ожила. Рев визжащей электрогитары прорывался сквозь стеклянную перегородку, а потом в одну секунду затих, словно кто-то намеренно вырубил электричество. Мы услышали голоса. Крикливые, неуступчивые. Морган и Фома не могли договориться о громкости звучания. В спор вмешался Фелл. Он занял позицию Моргана. Фома капризно выкрикнул, что его «гений» зажимают. А потом он высунул кучерявую голову:

— Альби!

Но я не услышала призыва о помощи — учитель вышел на террасу.

— В твоём возрасте я не знал, что такое слава и популярность, но хорошенькие девушки сходили от меня с ума и вешались на шею. Патрик твой хорош? — Мон обернулся. — Как тот препод? Симпатичный, образованный? Идеал?

Я пожала плечами, затем резко выпрямилась:

— Познакомлю его с отцом! Он расспросит папу… и… Помните, я говорила, что мистер Грин собирается писать книгу. Он хочет показать словами, каким папа был человеком. Я тут подумала, а вдруг получится? Отец начнет вспоминать …. И…

— Снова полюбит стадионы, популярность, твою мать, — перебил Мон и вздохнул. — Группу Анри возродит, но вряд ли станет при постороннем вспоминать о романтических чувствах к «наследнице», если упрятал их поглубже и… надолго. Видишь панно?

— Да.

— Если папаше твоему плохо, он уединяется там. В комнате памяти жены. Я разок бывал там. Отец твой рисует картины, к каждой прикладывает диск с записью, делает пометку — что думает, в каком он настроении, а после отмечает в календаре дату.

Мистер Грин вернулся с террасы, сел на стул и обнял свой драгоценный портфель. Видно же, что ему скучно и он мается от безделья.

— Каким папа был до встречи с мамой? — спросила я.

Спинка плетеного кресла заскрипела. Учитель чихнул и тихо извинился. Мон задумался, почесал бровь.

— В студии — замкнутым и одиноким. На вечеринках после концертов — веселился. Он обожал внимание, славу, концерты, а журналисты с тупыми вопросами и камерами раздражали… Встретил «наследницу», и Группа «потеряла» беднягу Анри… Шестичасовой перерыв между выступлениями — по телефону узнаю, что мой друг в Городе! Обедает с девушкой, и обратного билета у него нет. А время то какое было! Самобытная музыка на протяжении десяти лет была в топе! Магнаты на радостях предлагали Анри выкупить рекламные места на его плече, запястье, ноге, шее, груди! Он посылал всех. Меломаны неудержимо скупали сувениры с именем и фотографией кумира, ходили на концерты, рассказывали об увиденном и пережитом. Помню дерзкие рукопожатия, взаимопомощь, живое общение и громкие споры — седьмая пластинка — плохо, первая и вторая — шедевр. Но папочка твой обожал музыку, сыгранную на импровизации. Если пребывал в настроении удивлять публику, мог на ходу замутить шикарное соло. Только знаешь, чем Группа отличалась от моей? Дона? На папашу твоего давили, его обязали быть новатором и создавать доступное, на наши же плечи подобную задачу не возлагали.

Мон засмеялся. Учитель прислушивался к каждому слову и не подвал виду, что заинтересован рассказом. Он постукивал каблуком в ритм и притворялся, что увлечён работой Фелла и Дона — ему с детства удавалось одновременно читать психологически сложный роман и смотреть любимое телешоу матери, «полоскавшее нижнее бельё гостей». Иногда он оборачивался и отмечал, что у нас с Моном доверительные отношения. Друг отца брал мою руку и по-отечески, с заботой в глубоко печальных глазах, сжимал замершие пальцы. Восхищение не сходило с моего лица. Певучий голос Мона убаюкивал, успокаивал.

Аплодисменты Фомы в адрес Дона… Барабанщик бросил на пульт жёлтую кепку, нацепил парик с длинными волосами, взял гитару отца и мысленно отправил себя на концерт Группы. Он наклонялся, как папа, перебирал струны его стилем, намеренно позволял длинной чёлке падать на глаза и призывал Фелла и Макса не отставать от заданного темпа.

— Почему папа сбежал сейчас? — спросила я.

Мон моргнул и неуверенно замотал головой.

— Не знаю, — он расслабил застывшую поясницу. Плетеная спинка его кресла навязчиво скрипнула. — С матерью твоей знаком поверхностно. С отцом вижусь реже, чем следовало бы. И только по делу. Если он не делится с тобой, откуда же мне знать?

— Поссорились из-за нелепости! Уверена. Может, подниметесь и поговорите с ним? — я жалобно посмотрела на Мона, но друг папы сдал позиции. Долгий разговор его утомил. Он тяжело вздохнул, поохал и пожаловался на боль в пояснице.

— Так вы поговорите?

— После, вечером, — пообещал Мон, лишь бы я отстала от него. — Дай-ка поглядеть на тебя! — Он выпрямился. Я встала с недовольной гримасой и поджала губы.

— Выросла-то как! — воскликнул Мон. — Не забыла мои уроки?

— Нет, что вы, — недовольно проговорила я.

— Я верю в твою решимость и успех, солнышко. Побольше бы смелости твоему папочке — песни Группы в еженедельный хит-парад не вернуть, но «Альберта» — имя свежее и не избитое.

— Как Полли терпит отца? Он невыносим и не слушает никого.

— Оставь беднягу в покое, разберется, — Мон махнул рукой. — Дона я предупрежу о тайне. Сам. Его язык более распущен, чем мой.

Элис. Невеста

Прошлое я помнила смутно — предпочла забыть похищение, оскал «волосатого» и «долговязого» и не думать, куда они «исчезли», почему газеты не упомянули ни строчки о трагедии, а рейтинговые телеканалы не отвели место в эфире для столь важного репортажа о наследнике, я живу полноценной жизнью, словно ужасное событие никогда не случалось, а ухмылки бандитов, требующих выкуп — сон, не имевший отношения к реальности.

Эдди вернулся под крыло заботливой мамочки, обо мне, конечно, никто не вспомнил, но молодой человек, возглавлявший операцию, напугал, когда появился в комнате наследника без предупреждения, он говорил строго, интересовался самочувствием, велел мне выключить приёмник и компьютер, затем приказал ни с кем не обсуждать события злосчастной ночи, даже с отцом, я послушалась, папа все это время оставался в неведении, а когда воспоминания «приходят», что случается нечасто, но от них не уйти, мгновенно забываю о мрачно-страшном — ночь в холодной комнате с обшарпанными стенами подарила мне наследника, кто знает, общался бы Эдди со мной после, если бы не общие страх и переживания.

Жак покинул мой мир, я искренне так думала, когда принимала официальное предложение наследника в Большом Зале Приёмов, а днем позже, в пустынном коридоре Университета, я встретила его, друга детства, печального и обманутого.

— Поздравляю, — вяло протянул Жак и зашагал дальше, вытянув спину, он шел один, без друзей, на нем была его любимая жилетка с желтым кармашком — он всегда приходил в ней на лекции по понедельникам.

— Жди приглашения на свадьбу, — сказала я ему.

Жак не ответил, показал мне кулак и двинулся дальше, а я запрыгнула на подоконник, Сара, Джесс побросали рюкзаки и расцеловали меня в обе щеки.

— Эл, милая, мы так рады. Ты выбрала, кто будет создавать платье?

Но я бормотала:

— С точностью могу предположить цвет куртки, в которой он поедет в пятницу на рыбалку, что после занятий Жак зайдет в кофейню и выпьет чашку кофе-глясе, а потом купит один билет на слезливую драму, пока не видят его крутые друзья, и станет оплакивать любовные неудачи героя, после найдет подарок и отложит коробочку до особого случая…

— Эл? Ты чего? Подумай о пире на весь мир. Кто бы подумал, неудачник-осьминог превратился в наследника. И руки у него не склизкие щупальца, и голова нормальная, а не приплюснутый к горбатенькой шее блин.

Джес улыбнулась, дружески обняла меня, Сара вздохнула, нет, не могу говорить с ними, Жак, Эдди, спальня в главном флигеле кажется мне более завидным местом, чем в доме строительного магната, ныне утратившего прежнее влияние, отец, узнав правду о наследнике, возгордился, забыл о математике и не переживал, что я не смогу работать с ним, но дату постоянно переносят, теперь отложили на конец августа, хорошо платье и фату доставили, а в июле мне обещали первую репетицию, да, от регистрации и клятв меня отделяет жалкое путешествие по Южной Стране — внезапный приказ Элизабетты наладить дипломатические связи, предстоящую неделю я проведу в резиденции друга Эдвина, нам предстоит посетить важные общественные мероприятия, закрытую вечеринку, Эдвин, массируя мои плечи прошлой ночью, самоуверенно убеждал, что он легко может устранить сожителя матери, я знаю, он врет, хотела съязвить и едва не предложила сначала получить титул, но вовремя опомнилась.

— Встретимся с отцом, — сказал он.

Я знаю о разводе, и немного смешно видеть улыбающиеся и счастливые лица Элизабетты и Анри на официальных мероприятиях, и сложно молчать, придет время, журналист спросит, и я сорвусь, скажу правду, развею главную тайну, буду сплетничать по углам и осуждать поступки новых родственников, но это после свадьбы, Эдвина и так напрягают бесконечные упреки за опоздания, невнимание, фанатичное увлечение идеями Фрэнсиса Бойла, он терпит — потому что я знаю, как выставить его виноватым, жаль, управлять моим наследником стало труднее, он меняется и откровенно дерзит матери, выказывает негативное отношение к Кеннету Пену и защищает Альберту, когда в прессу попадают скандальные снимки, последнее, что вспомню — наследница в объятиях волосатого моряка и с сигаретой в зубах, а белокурый матрос помогает раздавать приглашения на благотворительный концерт струнной музыки люду, сходящему с круизных судов, скандал Клаус быстро замял, репортёры не успели подхватить острую тему, Элизабетта неделю пребывала в бешенстве.

— Я устрою этому папочке и его музыкантам, — возмущалась она, Альберты не было, но мать Эдвина не стеснялась ругать дочь в присутствии ждущих указаний официантов.

Швейцар открыл дверцу, и я вышла из теплой машины, оглянулась, другой мир, в этой стране главный Премьер и все магнаты его слушают, и Джон по-хозяйски вышел встречать.

— Ни одна гостинца не достойна принимать вас. Премьер ждет после обеда. Поступайте, как велит. Обязательно улыбайтесь, похвалите блюда из сырой рыбы (терпеть не могу), смотрите, не откажитесь от прогулки на катере (как вспомню, что укачивает, передергивает от злости).

Диск солнца светит большим и необъятным огнем, в листве прячутся райские птицы и поют свои печальные песенки, в воздухе запах свободы, я уловила его веяние за одно мгновение, пока Эдвин благодарил Джона за оказанное радушие.

Слуга в униформе открыл дверь, я вошла, следом Эдвин, Джон распорядился приготовить две спальни, но я знала — Эдвин не оставит меня одну, ночи будут тёплыми, страстными и долгими, до рассвета, я улыбнулась отражению в зеркале и представила следящий за мной глазок камеры, просто обожаю свет, яркие вспышки, возможность каждую субботу выходить на красную дорожку, и рослые охранники Клауса уступят дорогу, если я захочу подойти к моему наследнику немного ближе, Эдвин осчастливил меня, исполнил мечту, нет, он не может ругать слугу, человек в униформе пытался запихнуть мой чемодан в шкаф.

— Стойте! Я вызову вас.

Странные жесты.

— Не понимаете?

Новая попытка поставить чемодан, Эдвин выбежал из комнаты за Джоном, я села на мягкую кровать под пологом — обстановка этого дома напоминает резиденцию на Острове — дорого и со вкусом, изысканная мебель, хрусталь, картины, торшеры в гостиной — увидела конусообразные головки мельком, роскошная винтовая лестница с коваными перилами и тротуарная плитка из гранита во дворе, лицо Жака…, я закрыла глаза, и печальный силуэт тут же смыла из памяти грозная, бесчувственная, пожирающая все на пути к берегу черная морская волна.

Эдвин не возвращался, слуга удачно пристроил чемодан в шкаф и, теперь, довольный запирал дверцы, вошла девушка, в переднике и чепчике, забрала у меня сумочку и аккуратно поставила на круглый столик в форме тубуса, напомнивший формой барабан Альберты, две тарелки пронизывал стержень, а к нему крепилась педаль — она давила на неё со всей силой, чтобы брат восхищался ее талантом, но Эдвин не обращал внимания на оглушительный звон.

— Дорогая, я все устроил. Это Лора. Не переживай, она понимает наш язык и разберется с вещами.

Эдвин открыл дверцу и велел слуге вынуть чемодан, Лора перевела, мужчина принялся исполнять указание.

— А это Катрина. Помощник шеф-повара.

— Я готова записывать. — Катрина вынула из кармана пиджака записную книжку с закладкой в виде тонкой нити, щелкнула колпачком ручки. — Что желаете на обед?

Эдвин, зажимая пальцы, чтобы не забыть, перечислял наименования блюд — хорошо поесть он любил.

Слуги оставили нас, Эдвин вынул из этажерки газету.

— Джон надумал вечеринку устроить. Скучновато. Пригласил кое-каких друзей, так что будь готова, — предупредил он. — Альберта тоже будет. Она живет у отца.

— Почему не посоветовался? — почти срываюсь на крик, так, спокойно, свадьбы не было, берем себя в руки, так бы и прибила его, говорю о серьезном, а он листает страницы газетенки. — Твоя сестра… впрочем, тебе ли не знать о наших натянутых отношениях.

— Я в курсе, что ты замахнулась в нее тортом. Попросил Джона поухаживать за сестрой. Альби и он составят отличную пару.

Эдвин перевернул последнюю страницу:

— Надеюсь на твоё понимание, милая. Полотенце и передник официантки! Гитара и барабанные палочки! Представь, что будет, если в бар Солмера заглянет кто-нибудь из наших, а не жулик-репортер. Сердце матери не выдержит позора.

Он подсел ко мне, сжал ладонь, посмотрел понимающе, покорно и коснулся губами влажного лба, я молчала, желая как можно громче выкрикнуть, что пора бы и о себе подумать — у нас торжество-событие десятилетия, если Альберта объявит о женихе — в обществе заговорят о наследнице, от наших лиц публика давно устала, а Альберта не избитый для глянцевых таблоидов «персонаж», а если его сестра вдруг пожелает вернуться к привычному образу жизни, что будет тогда?

— Конечно, милый, я помогу тебе подстроить знакомство, — пообещала я, выгоняя из груди речь, комом осевшую внутри меня. — Не дело нам ругаться из-за мелких обид.

— Вот и отлично, — сказал Эдвин и сжал костяшки моих пальцев, в этот раз напряжение сходит медленнее, появляется и исчезает, снова появляется, выдыхаю, считаю до десяти согласно рекомендации автора книги по семейной психологии, не помогает, Эдвин покрывает поцелуями шею, ключицу и мочку уха, шепчет ласковые слова и разводит тут нежности, я увидела на тумбе вазу с треснутым горлышком, вот что нужно, но дотянуться не могу — Эдвин сковал движения, вдруг он подскочил, как ужаленный, едва за дверью послышались шаги, я с облегчением выдохнула, напряжение спало, в комнате появилась Катрина, она пригласила в столовую, я встала, Эдвин поравнялся со мной, сердце мое билось в отчаянии, и внутренний голос пел:

Мечта… мечта… любовь… любовь…

Я отстала, прижалась к холодной стене и закрыла уши, не могу слышать мерзкий голос, назойливый крик.

Мечта… мечта… любовь… любовь…

— Что-то не так? — Эдвин спросил с тревогой. — Милая, тебе нехорошо?

— Просто оступилась, не волнуйся, — ответила я, натянув самую ослепительную свою улыбку. — Все в порядке, идем.

— Ну как хочешь. Держи руку. Пол мокрый, недавно вымыли. Осторожнее. Скользко.

Элизабетта. Мать

Клаус помог разместиться в такси — поставил на колени плетеную корзинку и сунул в руку шляпу с цветной лентой. Водитель с подозрением глядел в зеркальце. Я привлекала внимание — откуда было знать, что в Южной Стране не носят весной пальто. Подобные мелочи — обязанность Энни. Хотя я неплохо замаскировалась — признать во мне «Элизабетту» практически невозможно — тёмные очки на пол-лица, шелковый платок и пуговицы застёгнуты до ворота. И прилетели мы обычным рейсом. Даже Клаус не подозревает — зачем мне вдруг понадобился не согласованный с премьером визит.

— Проблема «в духе Элизабетты», — весело заявил он, когда помогал пониматься по трапу. Пассажиры толкаются — спешат обогнать соседа и успеть раньше других втолкнуть на багажную полку чемодан с потрескавшимися колесиками. А мы с Клаусом идем размеренно, как привыкли, и только раздражаем излишней медлительностью.

— Куда прешь, овца?

— Это мне? — спросила я.

Клаус не ответил — лишь натянул очки и проверил карман. Знали бы они, что внутри оружие, которое никогда не найдет ни одна рамка металлоискателя и лучше моего главного охранника не нервировать. Бабушка знала, кому поручить безопасность семьи.

— У меня приказ стрелять на поражение, — шепнул он.

— Грубость — опасность?

Мы вошли в гудящий самолет и сели в первом ряду. Хоть здесь привилегия — смотреть нужно на стены с потертыми наклейками.

— Первый класс вызвал бы подозрение, сама понимаешь.

— Да, конечно, мой супруг по фальшивым документам. — Для достоверности я его обняла и поцеловала.

— Неплохо, — признался он. — Только Энни незачем знать об этом.

— Твоя жена бросила меня, — я тихонько засмеялась… — Но обещала вернуться…

В гостинице Клаус зарегистрировался в скромно обставленном номере на пятом этаже. Кровать вблизи окна заправлена лоскутным покрывалом. В душе плитка на стене отбита. Нет, в комнате есть и стол, и диван. Клаус переносит подушки, плед, а я занята откручиванием крышки на пузырьке с отельным шампунем. Некачественный, но пахнет цветочным ароматом.

В половину шестого я попросила вызвать такси.

— Вернусь поздно, — предупредила я и пудрой замаскировала синяки под глазами. Затем бросила в раскрытую сумку папку, перевязанную красной лентой. Клаус заинтересовался содержанием бумаг.

— Может вместе пойдем? — насторожился он.

— Никто не знает, что Элизабетта в Южной Стране, — нахмурилась я. — И не вздумай следить за мной.

Клаус недоверчиво опустил руки и я оставила его сторожить вещи.

На улице — полноценный запах свободы. Шумные перекрёстки уходят в высоту пологих холмов. Когда-то склоны их зеленели. Волшебные ангелочки в одеяниях с крылышками рассаживались по кругу и смотрели вдаль, на вершины скал. Острые зубцы окружало золоченое свечение. Немного ниже преклоняли колени молчаливые фигуры путников в запыленных сандалиях. Мягкие складки одежды спускались по склону подобно расправленному покрывалу и цвет одеяний сливался с цветом одеяния сидящего рядом. В безмолвном единстве небо синело над горизонтом. Иногда кто-то вполголоса шептал соседу — скала запела. Громкий возглас… Поднятые руки… Свечение казалось им ярче, и льющийся свет согревал, одаривая душевной теплотой.

— Окраина, 42, — продиктовала я адрес таксисту на местном языке. Надо же, вышло почти без акцента.

Горожане в этом городе выглядят несколько иначе — кожа у них темнее, более смуглая. Многие улыбаются и летят по залитым солнцем улицам. Окна домов желтеют в предвечернем закате. Кафешки окружены цветочными верандами. Внутри играет приятная музыка. Южная Страна — уже не страна с зелеными холмами. Премьер сделал ставку на развитие туризма, чем затронул мои интересы. Остров стал менее привлекательным. Скучным. И отец, после развала овальных заседаний, действует более решительно. Мой сводный брат уже был здесь и обсуждал возможность соглашения. Разведка Кеннета доложила. Пусть Эдвин отвлекает этих счастливых людишек приемами и рукопожатиями, а я нанесу удар. Мой Анри…

Лесной магнат, а следом и бывший муж выбрали не самый лучший район для проживания. Он кардинально отличался от тех, где я проезжала ранее. Словно всех несчастливых согнали в одно место за черту, чтобы глаза не мозолили. Отделяет квартал изгородь с острыми колючками и зубцами. Даже если «несчастливые» захотят перелезть, преодолеть высоту, колючки безжалостно оцарапают пальцы, зубцы проткнут животы, а они не стерпят гнетущей сердце боли и засядут еще глубже в своих ветхих домишках с опущенными шторами.

Сильный порыв прибрежного ветра едва не сбил с ног. Я запахнула пальто. Если бы не пожилой мужчина в спортивной куртке, беретке, с белым пакетом и мордастой собачкой на поводке, и женщина, выбивающая ковер, я бы никогда не подумала, что в этом квартале может жить кто-то нормальный, кроме моего Анри, конечно. Страх ожидания сковывает. Привыкшая к круглосуточной охране тихонько вздрагиваю, если поблизости слышится подозрительный шорох. Но волноваться не стоит. Это порывы ветра поднимают цветные клочки разодранной афиши и кружат их по асфальту или задыхается в кашле мужчина, шуршит пакетом и дёргает поводок.

Поздним вечером я получила электронное письмо. От него… Помню стук моего сердца, когда вчитывалась в смысл двух строчек. Из ванной вышел Кеннет, и я судорожно спрятала распечатанное на принтере послание в карман своей пижамы. Ночью спала плохо, без конца ворочалась — было и душно, и холодно одновременно, и из головы не выходило: «я жду тебя».

Крыльцо… три ступеньки и железные перила. Один из прутьев выпал, и кто-то прислонил его к стенке. Я потопталась на грязном коврике и приложила ухо к двери. Было тихо. Словно обитавшие внутри сознательно окружили себя атмосферой полудрёмы и сомнений. Я позвонила ему. Один гудок, второй, третий, на четвертый мой Анри взял трубку.

— Я у твоей двери, — сказала я, прикусив губу.

— Сейчас открою.

Он появился минут через пять. Небритый, с взъерошенными волосами, безумным взглядом, в свитере с чёрно-белым орнаментом. Схватил за руку и затащил внутрь. Он помог мне снять пальто. Мы были в просторной гостиной. Кругом провода, удлинители, инструменты, исчерканные листы нотной бумаги и смятые стаканы с логотипом сетевого кафетерия, мерцающий ярко настольный компьютер и огромные наушники.

— Ты не один? — осторожно спросила я, услышав шорох на верхней площадке, и подняла голову. Анри стянул с моей головы платок и бросил в плетеное кресло. Сумку я не отдала — было важно приберечь папку до определённого момента.

— В доме никого, — замешкался он, неловко оглянулся в пустоту, затем мы зашли в комнату за перегородкой. Анри притворил дверь. — Не волнуйся. Думал, посчитаешь чудаком, идиотом.

— Я ждала звонок, — я запустила руку в спутанные, лоснящиеся жиром волосы.

Он растаял от нежности, которой я мгновенно окружила его, хотя написал в том письме, что хочет поставить точку, избавиться от оков.

— Пора заканчивать игру на публику, прикажи Роджеру готовить бумаги. На имущество и титул не претендую, громких споров и тяжб пресса не дождется.

Развод? Не дождешься, милый. Я целую его и не думаю отпускать. А он прислушивается. Шаги… Полли… Его девушка чистила овощи, когда позвонила я.

— Я буду там, — сказал он ей.

— Там?

— Есть одно дело.

После он выхватил яблоко из корзинки и выбросил, когда спустился на первый этаж. Он рассчитывал, что, сообщив мне о расставании лично, я уйду. Но нет, я тоже не без причины приехала.

— Если я что-то делала не так, то ради семьи, — оправдалась я. — Ты не хотел слушать, верил сплетням.

В гостиной кто-то ходил. Анри отстранился:

— Племянники Мона. Звукач, гитарист и учитель.

— Ты же сказал, что в доме никого? — удивилась я.

— Да, я сейчас один, — соврал он и поглядел за перегородку. Было тихо. Показалось. — Они снимают гостевую комнату, а после обеда на рынок поехали. Там есть музыкальный киоск. Звукачу потребовалось кое-что докупить. Днем они интенсивно работали — грохот и шум стоял невыносимый!

— Они могут вернуться в любой момент, — я заволновалась. — Посторонние в доме! Меня не должны видеть.

— Анри, ты где? — раздался жалобный голос Полли. — Я в магазин. Закончился лук и оливковое масло…

Мое лицо побелело от ужаса. Я замахнулась и влепила бывшему мужу со всей силы пощёчину. Одёрнув ладонь, дунула на покрасневшую кисть — настолько острой оказалась его щетина.

— Это кто?

Полли прижималась к стенке и только губами слегка могла шевелить. В руке у нее мой платок. Она расслабила тонкие пальцы, и шарфик выскользнул, упал ей в ноги. Симпатичная на лицо, но старушечий пучок — вот как им можно соблазнять моего Анри? А неподвижные зрачки и застывший страх в них? Деточка, мой бедный музыкант любит властных, уверенных и целеустремленных. Металлическая эмблема джинсовой фирмы на колене. Милая, коллекция пятилетней давности. Нет, девчонка не виновата. Это он. Вызвал. Приезжай. Развод захотел. Не дождется!

Я выбежала в гостиную. Пытаюсь надеть пальто. Локти застревают в рукавах. Анри догнал меня и теперь запихивает в сумку платок, перчатки, очки. И Полли уже здесь. Анри заметил папку — хотел достать, но я успела забрать свои вещи.

— Я ему душу, а он…

— Не думал, что ты сорвешься и приедешь…

— Идиот! Выставил полной дурой. Хотя… Пусть она проваливает.

Сумка моя опустилась на пол. Я упала в плетеное кресло, нога плавно взлетела. Полли с отвращением смотрела на элегантную лодочку. Мой тонкий каблук напомнил ей осиное жало, готовое проткнуть жертву при малейшей опасности.

— Имею право находиться здесь, а девица без имени и сомнительной профессии… Развод не получишь. Уяснил? — Я бросила в их лица платок. Цветной шифон не достиг цели. Анри ловко увернулся.

— Девушку зовут Полли, — пояснил мой муж. — Нам неплохо жилось, пока не появилась ты, с претензиями. Устала крутить шашни с Пеном?

Полли в страхе закрыла лицо руками — она плачет? Вопит? Или привлекает внимание? Да, милая, мне всё сходило с рук и сойдет…

— Напомню, — самоуверенно заявила я. Они вдвоем смотрят на мою шпильку. И не подумаю опускать ногу. — Во-первых, ты сам отправил мне письмо. Во-вторых, Пен надоел мне. Он с дружками пустил тебе пыль в глаза, а ты повелся, как наивный дурак!

— Если всё сказала, то возвращайся домой.

— Как театрально и нелепо играешь озлобленного мужа, милый! — воскликнула я и подобно ошеломленному зрителю первого ряда захлопала в ладоши. Затем встала и, приблизившись к Полли, приподняла ее подбородок. Притворилась, что изучаю округлое очертание и едва заметную ямочку-впадину. Анри дернул мою руку и потащил к входной двери.

— Подожди. Есть разговор, — не унималась я. — Серьезный. Приходи по этому адресу, если интересно, — я сунула в карман его брюк визитку с адресом отеля.

Полли согнулась и теперь дрожит. Анри просит ее не волноваться — он объяснится, как только выгонит меня, постороннюю, а милая девушка смотрит на него и думает, что слишком много в его жизни неувязок и сомнений, и вряд ли получится принять его оправдания. Она набросила на плечи зеленую ветровку и побежала прочь, на улицу, за изгородь. Едва меня не сбила, так торопилась. Анри танцевал на одной ноге в поисках ключей. Только он не знает — я припрятала его ключницу в карман пальто, когда одевалась.

— Не переживай, милый. Девушка освежится и вернется, — я погладила его щетину. — Оставь её.

— Прошу, помолчи, — крикнул он. — Будешь уходить, хлопни дверью. — Надел куртку и убежал за Полли.

А я пообещала в ответ:

— Обязательно, милый!

Нет, не могу больше сердиться, как и дразнить его. Я поднялась на второй этаж. Большую часть пространства занимает плохо обставленная гостиная. Кругом беспорядок — шерстяной плед скомкан на продавленном диване, пульт от телевизора застрял между книгами на полке, букет хризантем засох, цветные карандаши рассыпались и фарфоровая чашка с отбитым краем лежит опрокинутой у кособокой ножки комода. На кухне тоже не идеальная чистота. В мойке нечищеные овощи, а на тумбочке — пластмассовая миска. Белый холодильник гудит навязчиво, и внезапно глохнет, стоит мне подумать об этом. Я брезгливо вынула из мутной воды красный помидор и приглянулась к зеленоватому кончику. Положение… Оно даёт всё. Начну с чистого листа. Как бы в этом убедить моего излишне правильного муженька? Прости Полли, но ты не вписываешься в долгосрочные планы. Я решительно бросила овощ в мойку, позвонила Клаусу и приказала избавить моего Анри от присутствия навязчивой девушки.

Он вернулся. Я листала в его спальне политический вестник. Кеннет как-то оговорился и заявил, что нужно издавать такой же — все разжёвано и разложено по полочкам. И цифры показаны нужные, и кривая показателей растет, и новости приятны на слух.

— Думал, ты ушла, — Анри повесил куртку на спинку стула.

Я отложила журнал:

— Догнал?

— Просит не давить. Предложил проводить — а она как завертит головой, замашет руками. И слёзы бегут и бегут по опухшим щекам, говорит, что позвонит или придёт сама, когда будет готова.

— Не стоит грустить, милый, — язвительно заметила я. — Мы связаны навеки.

Тяжело вздохнув, Анри сел на кровать и уставился в потолок. Я придвинулась к нему. Он тут же отскочил — отвернулся, на меня смотреть не смеет или боится?

— Принесу твои вещи, — еле слышно пробормотал он.

Он вновь оставил меня в одиночестве. Верхний ящик стола приоткрыт. Я обнаружила внутри тетрадь в яркой обложке. Прислушалась — никого. Только сквозняк колышет кружевную занавеску. Осторожно вынимаю записи моего мужа. Первая страница… Стихи… Заголовок… Дата… Первая строфа… (радует, что обо мне). Скрип. Дверь впечатывается в стену. Быстро закрываю тетрадку, кладу на место, оборачиваюсь и вижу его. Лицо на свету кажется похудевшим и заросшие щеки впали. На запястье покачивается пальто. Он спрятал мои вещи в шкаф. В замке повернулся ключ. Погас экран телевизора. Комната погрузилась в темноту. Он просто стоит и смотрит куда-то вдаль. Возможно сквозь меня, в мутное стекло чернеющего окна. Жаль не могу уловить его взгляд. Безмолвный.

— Обещал съемщикам выходить ночью, — доложил он голосом настолько вялым и глухим, как будто специалист отчитывается перед руководством. — Уговор.

— Я думала о… о… гастрольном туре… Мы были проще и не анализировали. Едва Группа приступит к завершающей коде, я срываюсь из ложи в гримерку, а после, немного пьяные и, сгорая от страсти, мы возвращаемся в твой номер или в автобус на стоянке…

— Молчи, — перебил он. — Я не в силах принять прошлое. Пока. Может быть позднее… Получится…

На первом этаже ужасный грохот — барабан, гитара, пианино слились в едином космическом звуке. Музыка гремит, а мы стоим посреди этого шума и прячем в темноте наши оплывшие взаимной ненавистью и обидой лица.

— Квартиранты вернулись, — сказал Анри.

— У меня кое-что есть, только обещай не горячиться и обдумать…

Свет электрической лампочки ослепил. С наидобрейшей и самой обворожительной своей улыбкой я протянула моему мужу папку. Анри сел на стул. В недоумении он листал страницы, вчитывался в смысл заголовков, параграфов, пунктов.

— Что это?

— Договор. Хочу, чтобы мероприятие Группа провела в Городе, — я поглаживаю его волосы на затылке и говорю очень ласково. — Для моей страны важно, чтобы ты вернулся. Подумай. У Группы будет все — студия, гастроли, былая популярность. Я выгоню Пена — только попроси. И в работу вмешиваться не стану, как и требовать регулярное присутствие.

Анри, не дочитав, запихнул папку обратно в мою сумку.

— Пройденный этап, Бетт. Мне и в Южной Стране неплохо живется. Нет, уточню — спокойнее.

— Подумай, как следует, дорогой! — я положила руки на его плечи и, сдавливая их, начала массировать. Он замер на своем стуле и не спешил отвечать.

— Продолжай, только твои слова, Бетт, для меня пустой звук. Хочешь объяснение? Идем.

Он вывел меня из спальни и потащил к винтовой лестнице. Через кухню мы попали в кладовку, он ведет меня дальше — из темноты на свет. Главная лестница, музыка грохочет, стук палочек въедается под корку. Панно — я узнала свой портрет. Он стянул с шеи веревку и вставил ключ в замочную скважину. Оглянулся — проверил, что мы одни. Я прислушалась. Знакомые нотки в голосе. Женские, немного визгливые и капризные… Альберта… Обвела вокруг пальца! Что ж, я ей устрою. Вернусь в Город, и Клаус разберется.

Анри показал мне душную комнату с круглым оконцем в дальней стене. Половицы скрипнули под тяжестью шагов. Здесь идеальный порядок. Кисти, банки с краской — все сложено аккуратно в углу и можно пройти, не заметив. На стенах рисунки в массивных рамах — она (я) в джинсах и легкой ветровке кормит белочку, она (я) в Большом Зале Приемов. Яркий свет заливает позолоченную комнату. Гости изображены штрихами, мазками, черными точками — но я отчетливо представляю умиротворенные лица и пышные наряды, кособокие позы и властные походки. Она (я) за перегородкой в ложе на концерте Группы. Невинно-бледное лицо прилипло к запотевшему стеклу. Дыханием она (я) нарисовала сердце. В воздухе повисла рука с указующим вторым пальцем. Как он узнал? Ледяной дождь заливает сумеречную аллею Парка. Она (я) пытается спрятаться под ветками. Она (я) с детьми. Пикник у подножия холма с зеленой вершиной. Вблизи озеро с чистейшей водой. Он (мой муж) с гитарой через плечо спускается по ленточной дороге и…

Анри включил проигрыватель — щебет птиц сменил торжественный струнный гимн, потом я услышала тягучее соло на электрогитаре и нежную фортепианную мелодию. Под картинами надписи… Его беспорядочные мысли, что ее (меня) нужно помнить такой… Наивно-бледной… Даты в календаре…

— Бетт Андре я бы сказал «да».

Я смотрела на моего бывшего мужа с сожалением. Чего он вообще добивается?

— Можно остаться на ночь? — зачем-то спросила я.

Он погасил свет и тем же путем отвел меня обратно в спальню.

— Принесу раскладушку, — Анри потянулся к ручке двери. — Жди тут.

— Мы созданы друг для друга, помни об этом, милый! — крикнула я, но он не услышал.

Слишком быстро я все решила за нас, но так нужно. Не сомневаюсь, что его новая девушка — полная противоположность мне, ангелу с бирюзовыми глазами. Более приземленная, умеет веселиться и ему комфортно с ней. Она заставила его полюбить шуточные программы и не пристает с нравоучениями, если он хандрит. Она подарила ему сертификат в парк аттракционов, и он не смог отказаться от новых впечатлений, она балует его желудок мороженым с шоколадно-вишневым сиропом и каждое воскресенье печёт пиццу с острыми колбасками, ей нравится напевать в микрофон в душе, и она смогла «оценить» электронные эффекты в его новой музыке. И тут я. С предложением выступить летом в Городе. Еле Пена уговорила. Впервые он увидел выгоду в имени «Анри-легенда». Сначала люди массово скупили билеты на концерт, потом досрочно разобрали номера в гостиницах Южной Страны. Ведомства Премьера подсчитывают, сколько туристы потратят. Отели на Острове «пустуют». Рози и Туртанчик с трудом собрали половину кассы.

Элис. Невеста

Тёмное помещение с едва заметными проблесками света, «спёртый», прокуренный воздух, громкая музыка, суетливые команды звукорежиссёра:

— Раз, раз, два!

Клуб кажется слишком обычным — не впечатляет, виной — странноватая публика в демократичной одежде, которая за отполированными столиками пьет разливное пиво.

Управляющий ведет в специальную ложу на балконе, музыкальные дельцы тоже здесь, раскуривая дорогие сигары, они пускают клубы дыма и наслаждаются вкусом элитного алкоголя, я бросила изящную сумочку на стул и с облегчением вздохнула — Джон постарался — вид на сцену великолепный, нет необходимости толкаться в толпе потных людских тел, в половину девятого, перед выступлением Рози, главной звезды вечера, организаторы обещали выпустить лакомство-аперитив — новичка, успевшего записать радио-хит.

— Где же она? — причитает Эдди.

Я не разделяю волнение жениха, судьба Альберты никак меня не заботит, Джон появился на балконе с двумя роскошными букетами, приятный внешний вид, галантный взгляд, шутливая полуулыбка, завитая чёлка, ворот его рубашки застегнут, а как блестят часы, Эдвин отказывается носить такие, один букет Джон передал мне, второй — подбежавшему по его щелчку суховатым пальцем смуглому пареньку в жилетке.

— Вынесешь, когда придет четвертая гостья, — строго приказал он.

— Альберта задерживается, сейчас позвоню…, — обеспокоенный Эдди крутил на столе телефон, нажимал на кнопки и проверял входящие звонки, Джон отмахнулся.

— Не стоит. Надо же, у меня появился шанс убедиться, что твоя сестра не миф. И почему она скрывается?

— Она не…, — хотела сказать я, но Эдвин успел перебить.

— Альберта стеснительная, — соврал он. — Впечатлительная, замкнутая и живет идеей превзойти успехи Группы на сцене. Так что перед тобой трудная задача — обаять ту, которая этого не желает.

— Я профессионал, — похвастался Джон и жестом попросил официанта подойти, сосредоточенный парень с блестящими от геля волосами возник из темноты и раскрыл крохотную записную книжку с эмблемой клуба, Джон заказал четыре фирменных коктейля, толчок, Эдвин, вытянув голову, обратил мое внимание на входящую в клуб сестру, незнакомец в бежевом свитере удерживал её руку и вертел кучерявой головой, двое других смешили рослых студентов, тот, что с длинными волосами и в коричневых ботинках с бляхами, нес пакет и угощал компанию рифлёными чипсами, оголенные плечи юноши были покрыты татуировками, но Альберту не смутил вид кожи, она достала чипсы из пакета, интеллигент в свитере отказался, а мужчина в клетчатой шапке не постеснялся взять целую горсть, да это же Мон!

— Элис, развлеки Джона, — вдруг попросил Эдди и жестом велел пересесть, чтобы у его друга и мысли не возникло рассматривать безликую публику. — Вернусь через минуту, — пообещал он.

Альберта. Наследница

Эдди пробирался сквозь толпу опешивших девушек с зачесанными волосами. Девчонки бодро скандировали имя певицы Рози, а брат мой сбил с ног парня в кожаной куртке. Другой «мальчик», в шарфе с металлическими заклепками, с воодушевлением критиковал национальную команду за проигрыш в полуфинале.

— Урод! — крикнула молодая девчонка лет восемнадцати. Виски у нее выбриты, а иссушенную губу украшает медная сережка в форме подковы. Ее подруга зловеще вздернула подбородок, едва заметила «пижона» в блеклой рубашке, затем потянула рукав куртки стоящего рядом парня. Парень отвлёкся от поцелуя с «бритоголовой» и толкнул Эдди в спину. Н для брата его прикосновение — укус комара. Не оборачиваясь, Эдди уверенно двигался навстречу мне.

Я предупредила учителя, что отойду. Он пытался пойти следом. Мон вызвался помочь и повел «Гринчика» к барной стойке.

— Не переживу, если литератор не оценит сорт любимого пива. Донни, мы там. Присоединяйтесь.

— Идем скорее, — Эдди плюшевым пятном с оборками выпорхнул из бритоголовой толпы. — Гость ждет. — Не могу сопротивляться — брат за руку тащит меня к лестнице.

— Постой, — запротестовала я. — Нужно поговорить. Наедине. — Эдди согласился. Мы зашли в небольшую кладовку, заставленную музыкальной аппаратурой. Здесь тише и не раздражают: басовый бум, частое мелькание переливающихся лучей света, жалкие крики и людской гул. В углу, уткнувшись носом в бумажный платок, рыдала блондинка в малиновом платье. Грудь ее приподнималась, она всхлипывала и, с трудом выговаривая слова, ругала по телефону собеседника.

— Отправил на край света, Билли! Знал бы, как я устала от вечного «оказывания услуг» важным людям. Понимаю, карьера… Конечно… Жертва… Добровольно пошла… Ах, ты здесь? На балконе? О звонке Премьера знаешь? Требует прибыть после полуночи… Расплата за страстное желание Пена показать мое новое шоу бритоголовым людишкам в коже. Обещал шампанское — а меня тошнит от него, без конца рвет, скоро захлебнусь. Да что вы понимаете! Патрик…

Блондинка бросила телефон на пол, уткнулась в колени и теперь билась в истерике. Эдди бесшумно прикрыл дверь. А в коридоре сказал:

— Выкладывай, что хотела и поднимаемся. Джон скучает.

— Сводник, — возмущенно фыркнула я. — Я пришла, потому что ты попросил. Обещай отпустить через полчаса. Мои друзья…

— Видел уже, — Эдди стал говорить тише. — Длинноволосый парень с татуировками меня не интересует, а вот ухажёр в свитере даже очень. Что подумал бы Джон, если бы увидел вас вместе?

— Понимаю, — я подтянула брату галстук. — Мистер Грин — преподаватель. Он согласился помочь нам с текстами. К тому же учитель женат, эта информация обрадует тебя более, не правда ли?

Я отпустила узел его галстука. Эдди выдохнул — краснеть не придётся.

— Идем уже, — он вытолкнул меня в зал и повёл к балкону. Я мельком глянула в бар — Мон развлекал учителя шутками, и они неплохо проводили время. Вокруг суетились другие музыканты. Учитель не стеснялся и протягивал «кумирам» специальную дощечку для подписи. В такси он хвастался, что коллекционирует автографы и иногда подрабатывает по ночам в пиццерии, чтобы купить самый лучший билет в зону у сцены.

Джон сидел спиной. В приглушенном свете выделялся выпуклой формы затылок, широкие плечи и искривленная на бок шея.

— Хорошенькая, — шепнул он. — Роскошные кудри и бледные щиколотки… — Магнат отодвинул свободный стул, терпеливо подождал, пока я сяду и, согнувшись, поинтересовался, что я желаю. — Повар-искусник для вас приготовит все.

Признаюсь, что не голодна.

— Джон! — позвали его.

Я воспользовалась тем, что друг Эдди отвлекся и глянула на сцену. Техники завершили настройку. Свет резко погас и воодушевленная публика загудела в ожидании выхода разогревающего артиста. Мон хвалил новичка:

— Что-то в этом духе творил твой папаша, солнышко, — добавил он. — В прошлом веке.

— Вам добавить? — услышала я голос Джона и притворилась, что заинтересована вяло текущей беседой.

Тем временем обитатели соседних лож стайкой выбирались на специальный балкон. Официант принес бокал с трубочкой. Джон придвинул его ближе и теперь расхваливал качество напитка, словно яблоки выжимал он. Лично. Его речь излишне льстива. Он то и дело «гундосит», рассуждая об устройстве мира, неизбежной власти сильных над слабыми, о желании человека занимать определенное место, о загнивании культуры. Все как обычно.

— Премьер внедряет некоторые отличия в плане управления — демократично и под «колпаком»…

Элис незаметно зевнула. Я отвлеклась. Эдди толкнул мою ногу носком ботинка.

— Хвастаетесь? — спросила я. — У нас плохо, у вас хорошо?

— Да нет, Эдвин говорил, что вы с детства мечтаете о популярности всеобщего масштаба, — он взял мою ладонь и потянулся к ней губами. Как противно! Я выдернула руку. — Уверяю, в Южной Стране вашу музыку «зажимать» никто не станет.

— Должна расценивать предложение как намёк?

— Подозревал, что вы симпатичная, но и в мыслях не было, что настолько! Эдвин постоянно говорит о вас, сестре.

— Так, стоп, — не выдержала я. Элис в панике спрятала телефон в сумку. — Брат говорил вам, что я безответственная, обманываю маман и светский мир развлечений меня не интересует?

— Джон, что ты! Альберта бредит! — воскликнул Эдди. Лицо Элис вспотело под слоем тонального крема. Она забыла о приличиях и держала рот открытым. Если бы ножки моего стула и стула Джона случайно не сцепились, я бы уже сбежала. Гость Эдди в один момент стал противен своими ухаживаниями и разговорами о свободе. Я расценила их как очередное давление на больную мозоль, прекрасно понимая, что группу ограничат рамками «иные боссы», которые просто прикинутся, сказав — мы не они, мы другие. В один миг я вспомнила о важности титула — преимуществе, дающем много возможностей — в первую очередь, заниматься, чем хочу, и если Кеннет Пен собирается узаконить с моей мамочкой отношения, то я, как официальная падчерица, буду требовать оставить все притязания на наш гаражный проект.

— Во всём виновата моя навязчивость! — Джон льстиво извинялся. Челка его прилипла ко лбу, он выгнул спину. Костлявые пальцы отбивали ритм звучащей со сцены музыки.

— Альберта, немедленно извинись, — приказал Эдди с вялой гримасой.

— Простите, — я подчинилась воле брата. Элис демонстративно приблизилась к Эдди. Мне завидно. Жизнь наследников наполнена счастьем, они преданы друг другу. А я! Патрик заполнял мои мысли, «учитель» почти добрался до них, Джон готов упрятать в роскошный особняк, чтобы приказать — роди мне сына.

— Эдвин, совсем запугал сестру! — воскликнул Джон. — Вам не за что извиняться, мисс, скорее мне, но я объяснил… — он перестал стучать. Черный вокалист приветствовал зал. Голос его показался мне знакомым.

— Отвечайте! — настояла я.

— Эдвин много говорил о вас…

— Он рассказывал о репетициях в подвале?

— Так подробно — не успел…

— Разочарую во второй раз. Я намерена посвятить гастролям большую часть жизни. Пока не обрету чувство самореализации. На данный момент оно не пришло, — я вытерла пересохшие губы салфеткой. — Вы — замечательный, добрый и искренний, поверьте, счастливым я вас не сделаю.

Мне удалось освободить стул. Изумленный Эдди не успел возразить. Элис впервые за вечер зашептала ему что-то обо мне в ухо. Джон загрустил. Печальные глаза внимательно следили за мной. Я растворялась в толпе поклонников Рози… Но новичку удалось овладеть их вниманием… Над головами повисли прыгающие руки, стены эхом отражали хоровой гул, барные стойки опустели — нет, четыре счастливца никак не могут отвлечься от наполненных кружек.

— Первая попытка провалилась, — вздохнул неудачливый друг моего брата.

Эдди молчал. Обдумывал, как спасти положение. Элис отодвинула стул и бросила салфетку. Джон внезапно распрямил плечи, взъерошил челку и заулыбался так, словно я уже согласилась переехать в его резиденцию. Вдруг он закашлял.

— Вы подавились? — спросила Элис.

— Нет, от радости, мисс! — сказал магнат, и невеста моего брата ушла вглубь ложи, где тише и можно говорить по телефону.

Раскаты грязновато звучащей гитары оглушили. Эдди от гулкого рева зажмурил глаза. Никак не мог понять, что музыканты пытаются сыграть и спеть, и почему десятки зрительских рук вытянуты, а поклонник с татуированным затылком кричит во весь голос и обдает пивом соседа. Слишком просто, навязчиво, комично, театрально.

— Готовишься принять главный титул? — вдруг спросил Джон. — Давно ходят слухи, что «госпожа», — он вытянул шею, — устала и готовится к телеобращению. Ясно, что преемником назовут тебя.

Эдвин заежился на стуле:

— Что за слухи?

— Понятно… Никто не предупредит… Его зовут Жак Силано.

Храбрость Эдвина тут же исчезла. Он заметил Элис. Она разговаривала по телефону. Лицо ее светилось, губы улыбались, глаза ярко горели, а темные локоны завитых волос касались плеч. Она вцепилась рукой в железные перила, щебетала и, казалось, беседовала не с подругой.

— Что-то не так?

— Да нет. Скорее титул получит мой враг и хозяин вон того, — Эдди кивнул в сторону соседних лож.

«Боссы» смешно жестикулировали, вытирали вспотевшие лбы и приказывали официантам добавлять выпивку. Но толстяк Билли успевал не только слушать и пить. Не желая упускать молодое дарование, он ругался и спорил с противниками, театрально обзывал резкими словцами и испытывал терпение — его цель догадаться, о чем думают конкуренты и найти способ обойти их.

— Главное — ОНА не против и соглашается с разумностью идей, которые, как оказалось, работают. Многие искренне верят глаголам — сделает, осветит, поручит, исполнит, закажет, а также в видимость благополучия и сплоченный курс двигаться вперед и сметать с пути несогласных. И взгляды обращены куда указывают, а не в подворотни, где кипит явное, настоящее, в волдырях, обильно кровоточащее и похожее на дикий шёпот призрака.

— Эдвин! — Джон запил рвавшийся наружу смех. — Книжек начитался? Все тебя чудаком считают.

— Пусть так, но я говорю правду, — Эдвин пожал плечами. — Если я получу титул, то молчать не стану.

Элизабетта. Мать

— Ты где? — первый вопрос, стоило мне придавить ногтем клавишу «ответ». — Я оборвал телефоны, наехал на Клауса! Он посмел высказать, что ему запрещено раскрывать твоё местонахождение!

Кеннет Пен пересек по кругу длинный кабинет. Половина восьмого утра. Или чуть позже. Ему было лень смотреть на часы.

«Соврет», — думал он и боялся предполагать место, где я могла провести ночь.

— Какая разница! — я отошла к забитой мусором урне и спряталась за выступом, чтобы уличный гул и машины не отвлекали.

— Как? Раннее утро, дорогая. Судя по акустике, ты только собираешься возвращаться!

— Откуда тебе знать? — громко заявила я, повысив голос. — Милый, я обожаю утренние пробежки! Если я не сказала, куда иду, значит, тебе знать не полагается.

— О…

— Молчи, — перебила я его. — Не забывай, Я СТОЮ над тобой, и ты просто обязан слушать меня и делать, как Я скажу. Уяснил?

«Что с ней произошло?», — недоумевал Кеннет Пен и от досады вжался в спинку кресла. — «Кто-то вернул ее к реальности, и она получила долгожданную надежду. И кандидат на место вредителя — один», — Пен не стал произносить отвратительное на слух имя.

— Вышли мне копию договора, — услышал он в трубке настойчивый и властный голос. — С поправками, которые обсуждались прошлым утром…

Короткие гудки, разъедающие желчью изнутри. От досады и злости Пен не удержался и метнул ненавистно гудящую трубку в стену — попал в стеклянную полку. Ему казалось, что полка взлетела и флакончики, аккуратно выстроенные в ряд, посыпались на пол. Пен и не думал собирать «мусор». Его призвание быть управленцем, и он верил в предначертанную миссию. Авторитетные деловые журналы много писали о его успехе, ставили в пример, требовали объяснить, как правильно выбрать свой путь и не сбиться с цели. Все, чего он достиг — его заслуга. Выход корпорации отца на мировой уровень — его идеи и управление, политика — он заслужил все должности. И на заседаниях, не стесняясь, озвучивал любые пришедшие на ум мысли, даже нелепые и не поддающиеся логике, или с легкостью мог зарубить верно изложенное предложение противника. Естественно, у него появились враги, которые, как только узнают о пошатнувшихся отношениях «с ней», сразу же обнажат клыки. Пен выдвинул ящик, положил на стол договор и вслух прочел текст доверенности на имя музыканта.

«Бумаги ей понадобились не для того, чтобы уличить меня во лжи. И она не просто решила „вернуть к делам мужа“. Милая, ты плохо изучила меня, если думаешь, что я настолько туп», — подумал Пен и потер руки. Затем встал, прошелся, у шкафа постоял, подумал, вернулся обратно, к столу. Отец всегда говорил — мозги у него работают не как у обычных людей и ему под силу найти выход из любой ситуации.

Пен включил кнопку селектора и вызвал Клайва. Сотрудника кадровое агентство подбирало в услужение в течение полугода. Он нуждался в помощнике, способном думать неординарно, креативно и качественно исполнять приказы. Кареглазый шатен явился через секунду. Одет он был в отбеленную рубашку со стоячим воротником. В одной руке Клайв держал блокнот, в другой — ручку. Колпачок щёлкнул, перо коснулось линованной бумаги. Секретарь двинул слегка скулами, карие глаза моргнули, боковым зрением юноша заметил сваленные флакончики в углу и писклявую трубку.

Кеннет Пен перевернул тикающие часы и стал говорить. Клайв конспектировал и не перебивал. Он привык разбираться в желаниях сам, после.

— Эти бумаги нужно отсканировать. Лично, — на последнем слове Пен сделал акцент, — и отправить на электронную почту Элизабетты.

Клайв дословно записал второй приказ.

— Третье — разберитесь с мусором, — Пен глянул в угол. — Четвертое — разыщите адрес музыканта. Кто он такой, объяснять не нужно.

Клайв поклонился, одернул воротник и вернулся в свой кабинет, более тесный, чем у шефа. Но у него был личный угол, что не могло не радовать. Телефон в кармане загудел. Одна красавица сообщала, что располагает нужными сведениями.

Энни. Первая дама

— Энни, как хорошо, что ты приехала! — муж мой впервые за час заметил меня. — Тише! Идет!

Клаус редко позволяет себе возражать Бетт, но едва Элизабетта вошла в наш номер, он сорвался на нее, упрекнул, что она явилась под утро, да еще напевая детскую песенку. Бетт не ответила ему, просто передала мне очки, платок, другие вещи и убежала в ванную комнату.

— Надо же. — Я осмотрела бежевое пальто на предмет наличия всех пуговиц и повесила в шкаф. Задвинула створку. — Что с ней?

— Кажется, Анри снова в игре. Только он мог унести ее с земли в облака.

— Помнишь, как мы ели пиццу, обсуждали героев фильма, ты пел под гитару, а затем мы все вместе играли в «твистор»? В те годы Бетт не подозревала, что станет той, кем стала…

— Пен оборвал телефоны, разыскивая ее. До сегодняшнего утра я следовал инструкции. Будет лучше, если я позабочусь о безопасности до «официального» приказа. К тому же надо решить дело с мисс Полли.

Клаус стянул со стула куртку. Потряс. Надел.

— Созвонюсь с ребятами, — напористо произнес он. — А ты не спускай с нее глаз. Скажи, что выходить небезопасно. О визите «знают». Придумай что-нибудь! Страх взбодрит ее, и она «очнется». Так… Безопасно и эффективно.

— Как думаешь, мы вернемся в Город? До пятницы? У сына каникулы…

Клаус пожал плечами.

— Выпускной год, Энни. С осени будете видеться чаще.

Клаус поцеловал меня и вышел, а я занялась вазами. К полудню служащий отеля обещал заменить цветы, потерявшие свежесть. Я прикоснулась к вялому листочку на зеленом стебельке и вдруг вспомнила свекровь. Ее судьба преследует меня. Только Клаус не грезит мечтами о неразделенной любви. До последнего надеялась, что мы будем растить дочь, которой не придется «служить» наследнику, но я родила мальчика и едва наступит осень, мой малыш приступит к службе. Я понимаю Розу, как никто другой. Каждую субботу я навещаю ее, привожу продукты, убираю в доме и поливаю цветы на участке. Слежу, чтобы мать Клауса правильно питалась. Роза обычно дожидается встречи на низенькой скамеечке у забора, а заметив меня, бредущую по усеянному окурками тротуару, распахивает калитку, торопит и умоляет как можно быстрее управиться с делами и выпить с ней чаю. Расположившись на диване у книжной полки и прислушиваясь к жалобам сериальной героини, свекровь глотает из фарфоровой чашки свежезаваренный чай и плачется о нелегкой жизни, горечь которой спокойно заедает вкусной карамельной конфеткой.

Я вздохнула и вдруг заметила на подоконнике бумажник мужа, набитый купюрами и кредитными карточками. Перчатки, распылитель упали на журнальный стол. Я выбежала в коридор. Клаус стоял у лифта, прижимая к уху трубку. Глазами он следил за красными цифрами на табло, а пальцем прижимал мигающую кнопку.

— Нет, нужно подумать… небезопасно, неэффективно, — глухо сказал Клаус и голос его пробудил во мне ужас, который подобрался к вороту белой блузки. — Согласен. Кеннет Пен — видный человек… Эту проблему устранить с легкостью не получится. Берите лучших. Перезвоню.

Клаус заметил меня. В шахте гудел лифт. Ладони мои вспотели, а руки тряслись. Я протянула ему бумажник. Клаус запихнул кошелек в карман и велел возвращаться в номер. Я послушалась. Интерес к цветам был утрачен, и я просто спрятала распылитель на полке. У зеркала остановилась. Отражение чертило поникшую, слега растерянную и обозленную женщину с мешками под глазами и искаженным лицом. Синяя косметичка на деревянном столике не закрыта. Шум воды перемешался с высоким голосом Элизабетты, не умеющей петь. Я открыла тюбик с кремом и втерла вязкую смесь в кожу лба и щек. Так… Спокойно. Клаус и его отец предпочитают загадки и тайны. Мое дело — организация досуга и выбор шляп… Я избегаю серьезных бесед с мужем… Нежелание признавать правду съедает во мне желание слышать ее… Нет, не могу забыть… На адрес канцелярии поступило одно письмо… Подозрительный конверт успели перехватить… Я видела их! Мужа и свекра! Ночью… В гостиной, залитой тусклым светом настольной лампы. Они шептались…

— «Сэм, — читал Клаус. — Ты сообщала ранее, что папа уехал к нам, в Страну Короля. Так вот, я не видела отца несколько лет и собираюсь искать его. И мама настаивает. Он не должен быть один. Я поняла это сейчас. Люк отказался помогать. Вся надежда на тебя, Сэм. Надеюсь на приглашение в Город. Передавай привет кузине Бетт… Хотя… Ты знаешь, мы не дружны. Твоя Софья. Мамуля пусть забегает на чай J».

— Звони Люку, — приказал Эдвард, отмахнувшись. — Тайна, которую ты похоронил на Острове, не должна всплыть. Это понятно?

— Да, отец, — согласился Клаус. — Я допустил ошибку… Думал о безопасности и эффективности…

— Смотри, не спугни парня. Амбициозный внук всегда хотел большего, чем документы на отцовский бизнес.

— Обижаешь, отец, — Клаус вздохнул. — Я обрел хватку. Ощущаю себя псом, которого нацелили на защиту. За Люком круглосуточно наблюдают. Один неверный шаг и информация будет лежать у меня на столе. Как думаешь, я достойно исполняю свой долг?

— Сумеешь разобраться, я пойму, что мне пора на покой. Давние мальчишеские глупости не в счет…

Элизабетта выключила воду. Я встала и пригладила выпавшие из прически локоны. Моя вторая главная обязанность — выглядеть опрятно и не раздражать унылым внешним видом.

— Как здесь тесно! — пожаловалась привыкшая к роскоши Элизабетта. Она шла босая по холодному полу. — И обуви нет.

Я тут же бросилась к шкафу и подала домашние туфли. Элизабетта сунула в них ноги и пошла более уверенно. Воздух комнаты наполнялся запахом бальзама и лосьона для тела. Лицо Элизабетты сияло, бирюзовые глаза блестели, но я не решалась спросить, где она провела ночь.

Элизабетта сбросила с головы белое полотенце и роскошные кудри рассыпались по плечам. Затем она присела за столик и осмотрела бледную шею. Густые волосы заплела в косу, чтобы не мешались. Я подала ей косметичку.

— До завтрака созвонись с Жасмин, — приказала она и протерла ватным диском кожу лица. — Пусть летит первым рейсом в Южную Страну.

— Да, конечно, — дежурно ответила я и подала косметический карандаш. Элизабетта подвела правое веко. Вышло неплохо.

— К шести вызови такси по этому адресу, — второе веко обрело четкий контур. — Вечером у меня будут гости. — Улыбка появилась на блеклых губах. Она занялась ресницами.

Мне не терпится узнать имя, то, что гостем будет ее муж, не сомневаюсь, но вот как бы спросить ненавязчиво…

«Безопасно и эффективно… Я достойно исполняю свой долг?», — крутилось в голове.

— Анри приедет!

— Только один человек может вас осчастливить.

— Так заметно?

— Очень. Глаза, походка.

— Мне важно, чтобы …, — нет, ей не хватило мужества произнести фамилию Пен.

— Клаус позаботится, — я отвернулась. По впавшей щеке потекла горячая слеза сожаления.

— Не сомневаюсь, — Элизабетта раздвинула створки платяного шкафа. Хорошо, что она стоит спиной и не видит, как я в спешке вынула из тумбочки бумажный платок и вытерла почерневшие от растекшейся туши глаза. С опаской глянула в зеркало. Там — растерянный взгляд и поджатые губы. Элизабетта натянула бежевый костюм.

— Где Люк и Софья? — не сдержалась я.

Элизабетта медленно повернулась. Лицо ее позеленело, бирюза в глазах озлобилась, но спросила она вполне уверенно.

— К чему подобный интерес?

— Клаус лет пять назад читал странное письмо мисс Софьи…

— Да? — Элизабетта надела на безымянный палец перстень. — Прочел письмо и забыл упомянуть, что Софья живет счастливо в особняке мужа? А Люк успешный ресторатор?

— А Ромен? Ваш дядя?

— Понятия не имею, где он прячется.

Я покорно склонила голову, но украдкой поглядывала на Элизабетту. Она набирала в телефоне сообщение.

Альберта. Наследница

После неудачного знакомства с Джоном я спустилась в зал. На сцене певица Рози кружится в сделавшем ее популярной танце, и публики прибавилось. С трудом расталкиваю потные тела и расчищаю проход. Темно. Люди не реагируют, но я ловко просовываю голову, наступаю им на ноги, задеваю локтем. Мон и учитель сидят на деревянных табуретках и беседуют как закадычные друзья.

— Ни за что! — возмущался Мон. — Был бы на их месте старина Анри, я бы не возражал, а Билли… впрочем, история повторится, вот увидите…

Из-за скучных вопросов магната Джона толком не удалось рассмотреть внешность выступавшего человека в кожаных одеждах. А так хотелось увидеть его поближе. Я загорелась желанием насолить Пену… Полный бред, прекрасно понимаю, но я не привыкла отступать. К тому же вокалист энергией, задором, манерой исполнения и прыжками напомнил папу. Я предупредила Мона, что снова отойду.

— Иди, солнышко, — отмахнулся от меня Мон. Учитель хотел дернутся, но Мон преградил ему путь и сунул под нос очередную кружку с пивом.

Снова пробираюсь сквозь зачарованную и пребывавшую в трансе толпу. Лестницу на балкон тщательно сторожит полный мужчина в костюме в светлую полоску.

— Желаете подняться к брату? — спросил он на местном языке.

— Нет, — ответила я на международном и потянулась к кругловатому лицу. — Хочу за кулисы, — протянула я и захлопала ресницами.

— Велено никого не пускать. Тем типом, — охранник указал на стоящего на балконе «босса».

Я узнала Билли. Мы не были знакомы лично, но… странный интерес к происходящему блеснул в его глазах. Билли не позволял себе отвлекаться ни на минуту. Стоял у самого края… Пел… И тяжелая ладонь его лежала на стальной перекладине. Средний палец то поднимался, то опускался, а глаза внимательно следили как кружится Рози. Позади маячил еще один субъект — в розовых обтягивающих штанах и голубой куртке с воротником из перьев. «Мальчик-мужчина» жевал резинку. Билли сторонился его, но парень всегда бежал за ним.

— Дельцы между собой передрались… Такое было, когда этот, в розовом, явился.

— Ну, пожалуйста, — не унималась я. — Глупая блондинка, сестра наследника Эдвина, желает познакомиться с симпатичным дружочком певицы Рози…

— Ладно, — согласился страж. — Есть у меня кое-что. Сам не могу отвести — пост, видите ли, но вот это, — мужчина надел на мое запястье зеленый браслет, — откроет любые двери. Только быстро. После концерта я сам хочу взять автограф у Рози. Для сына. О, да! Помните, если бы не ваше положение, — добряк посмотрел на моего брата, — я бы не одолжил вам проходку.

— Конечно, — согласилась я.

— Идите уже, — произнес мужчина и втолкнул меня в душный коридор. Немного жалею о затее. Пену отомщу, но зачем брать на себя «ношу», когда Морган и Фома страстно желают занять пустующую нишу. Конкуренция нам точно не нужна. А задорный парень в коже показал себя настолько свежим, полным идей, что ему достаточно взмахнуть рукой, и он приберет причитающийся моей группе кусок пирога.

Громкие аплодисменты и рев толпы вернули с небес на землю. Совсем рядом, в темноте, шаркали подошвы и хрипловатый голос распевался, показывая не силу, а диапазон. «Новичок» бежал в гримерку перевести дух перед жарким концом — Рози пригласила подпеть куплет.

— Пусть катятся, откуда пришли, — я быстро заскочила в первую попавшуюся комнату. Дверь не закрыла до конца. Что говорят — слышу прекрасно. — Уговор с мистером Пеном.

— Не глупи. Одна подпись и звездное небо упадет к твоим ногам. Только подумай, что я скажу Джону!

— Ты сам затеял игру — «поссорим музыкальных дельцов из враждующих стран». Рози советует идти к Пену, и я пойду к нему. Он раскрутил «Анри-легенду», а южные мелочники присвоили именитое имя и украсили брендом рекламные щиты!

— Даю пятнадцать минут. Джон заглянет, едва споешь с Рози.

— Нет…

Я ищу место, куда бы спрятаться. В тесной комнатушке четыре стены, стол и кособокий стул… Я застыла в своем углу и грудь моя нервно приподнималась, опускалась, волосы взмокли и капли пота текли по лбу, щекотали кожу.

— Ты? — удивился парень, едва ощутил мое присутствие.

— Я… — я вышла из тени на свет. — Надо же! Ребята видели тебя, и никто не признал в черном вокалисте мистера Патрика. Добро пожаловать в маскарад Кеннета Пена!

Патрик стянул с полки полотенце и вытер мокрую голову. Затем сменил потную майку на свежую, опустил на лоб челку и стал похож на моего папу.

— У меня уговор с Рози. Пока вы планировали поездку в Южную Страну, искали студию, я поехал к ней — просил одолжить деньги. Захожу в гримерку, а она ласково принимает, угощает бутербродами с икрой, шепчет на ухо нежные слова и убеждает, что Пену нужны гитаристы. Она бы сама позвонила, но я опередил неожиданным визитом. Я сразу о нас, но Рози покачивает бедрами и приглашает в новый проект только меня. В итоге — сама видишь, как все вышло. Сольники в Южной Стране, Городе и на Острове. Когда у ВАС даже написанного куплета нет. Только перепевки песен Группы…

— Будут, — грубо ответила я. Хочу убежать, но Патрик не дает. И почему не послушала брата? Поддалась бы ухаживаниям Джона — жила бы счастливо. — Забыл главное, Патрик, нашу группу собрал ты!

— У Пена лучшие звукачи и драммеры! Уж прости.

— Паук-сожитель сумел подобраться с бокового фронта. Жаль не знаешь, кто стоит за мной! — от досады и злости я прокусила губу. Она вспухла.

— И кто же?

Я лишь загадочно глянула на него и выбежала за дверь. В коридоре стук моих каблуков вступил в диалог с голосовым пыхтением Рози. Мышиный писк раздражал, а еще больше — как люди хором повторяли простые и понятные им лозунги. Рози излучала счастье и надежду, никогда бы не поверила, что видела ее часа два назад рыдающей в тесной подсобке.

— Лучший свет, звук, танцы! — кричала Рози. — Мой балет! А это клетка. Кто хочет сыграть роль медведя в моем шоу? Вы? Подождите минут пять. Все смотрим на балкон! Наследник Эдвин и магнат Джон посетили мой концерт… Вы хотите быть медведем? Охрана, поднимите зрителя на сцену… Ха!.. Как весело!..

Я с опаской обернулась — Патрика не было. Он не побежал следом. Но из глубины безмолвного коридора на меня надвигалась черная скала темноты. Что ж… Вы не знаете, чьи чувства задели. В этот момент я готова выпустить самое гадкое, злое, что есть внутри. И мать, если я ей дорога, обязана помочь. И брат, и Джон, и учитель, и Криста, и папа.

Мон оставил мистера Грина. Учитель сидел на табурете в одиночестве. Происходящее на сцене его не интересовало. Он заливал в горло пенистый напиток и даже не хмурился. Бармен жестом спросил — кто будет платить. Я протянула ему купюру, а сама думала о маман. Впервые хочу побыстрее увидеться с ней, пожаловаться на обидчиков и уговорить помочь в осуществлении «гадостного плана».

— Альби? Вернулась? Прогуляемся?

— Встречаем, мой друг! — представила Патрика Рози.

На сцену под громкие аплодисменты вышел он. Рози назвала его лучшим, затем поцеловала, и они запели в унисон песенку о сахарном тростнике.

— Скачивайте наш трек уже завтра во всех онлайн-магазинах!

Я следовала за учителем… В гардеробе забрала плащ. Впервые чувствую себя кому-то нужной, сбрасываю входящие вызовы брата и прислушиваюсь к терпеливому лекторскому голосу. Учитель, жестикулируя, рассказывает о забавной привычке дочки прятаться за спинкой стула и показывать счастливый глаз.

— Молли настолько увлечена глянцевой жизнью, что назвала Бетти в честь Элизабетты. Теперь ты расскажи о себе.

Нервными движениями я теребила пуговицы — не думала, что сочинять биографию будет настолько трудно.

— Только правду, — попросил мистер Грин. — Девушка ты не простая. Профессиональная студия, знакомые вроде Мона и вечеринка в клубе со звездой первой величины…

— Отец работает в продажах. Мама скрипачка — играет в классическом оркестре. Брат — летчик, он служит в секретном подразделении, сестра школьница… Мон — мой учитель. Отец водил на репетиции, когда работал с Группой. Мон услышал, как я играю и предложил заниматься. Отец согласился. Студия… Дом… принадлежат другу-музыканту, я говорила. Он не беден. Сам в отпуске… И на вечеринку мы попали благодаря Мону…

— В Южной Стране люди вольны делать, что хотят? — спросил учитель и странно взглянул на меня. Затем предложил вернуться в бар. Я не знаю, как поступить. Следовало бы пойти туда, где мой брат. Эдди как раз выходил на парковку. Он придерживал тяжелую дверь, а Элис, покачиваясь на шпильках, заталкивала в багажник глянцевые букеты и воздушные шарики.

Танцпол опустел. Покрытие пола усеяно смятыми пластиковыми стаканчиками, бутылками, крышками, погасшими окурками и коробками с остатками готовой еды. Самые стойкие фанаты просили Рози выйти, и неважно им, что сцена давно погрузилась в темноту и техническая команда разбирает декорации.

В баре шумно. За стойкой веселится в угаре пьяная компания. Официант в зеленой майке просит подойти. Учитель, как зачарованный, движется на странный жест. Я за ним. В неясном свете металлическая серьга в ухе парня по ту сторону блестит, затем он вытянул мускулистые руки и показал избитые татуировками пальцы. У стены гудит холодильник с баночным пивом, справа громкий смех заглушает машина для нарезки льда. Мистер Грин заказал кружку темного разливного, а я прошу воду без газа. Плащ вешаю на спинку стула. Парень уходит и теперь нам видна его сутулая спина и гусиная шея.

Учитель… Он смотрит на меня и все ждет, когда же я произнесу важные слова. А я увиливаю — простодушно шучу.

— Я…

— Не смей! — воскликнул пьяным голосом мистер Грин. Потянулся обнять. Я успела отстраниться. — Ясно, Альби романтик исчезла, на сцену выходит ОНА — дайте угадаю, кто! — Он сморщился и подставил бармену пустую кружку. Парень с сережкой добавил и потребовал оплату. Учитель сунул в татуированную руку смятую купюру и попросил сдачу. — О, я не помню, и вспоминать не хочу это имя!

— Я всегда такой была! — упрямо ответила я. — Впрочем, я голодна. — Бармен подал меню.

— Ты наполнена загадками, — учитель усмехнулся, а я, спокойно листая пластиковые страницы, подмечала, что некоторые пункты заклеены желтыми бумажками. — Кое-что тебе не удастся от меня утаить.

— И что же?

— Говорят, ты классно целуешься, и я буду дураком, если не украду один…

Его лицо приблизилось к моему.

— Две недели — небольшой срок, — предупредил он.

Бармен просил сделать заказ. Я притворилась, что его нет. И сережка не звенит.

— Я не стану вешаться на шею и угрожать признанием жене…

Позвонили… Учитель нерешительно взял трубку. Минуту молчал. Жена его возмущалась, истерично кричала. Бедный лектор прикрывал динамик ладонью и оправдывался — он ночует у друга, немного выпили, обещал через неделю приехать, и он готов обсудить отпуск… Он отвернулся. Я надела плащ, схватила сумку и побежала прочь.

На улице заметно похолодало. Парковка опустела. Ветер поднимал сухой мусор и уносил в пустоту. Ноги от усталости заплетаются, пальцы болят. Я сдернула ненавистную туфлю и, с трудом удерживая равновесие, оглянулась — кругом темнота, а впереди огни и манящие неоновым светом вывески главного проспекта. Стеклянная крыша автобусной остановки подсвечена одиноким фонарем. Натянув лодочку и прихрамывая, иду туда. Спиной ко мне — молодой человек. Патрик! Струны его гитары выпирают. Помню, лично заклеивала скотчем дырку на корпусе. Сторонюсь, не хочу, чтобы он заметил меня, подходил ближе, а главное утешал и жалел. Один уже успел напиться и теперь объясняется с женой…

Мне повезло. Патрик завис на краю обочины и вытянул палец. Я дрожала от ночного холода. Прибрежный ветер трепал распущенные волосы. И ноги подкашивались — то ли от внутренней нетерпимости, то ли от воспоминаний о лести учителя. Вот он, бегает взад-вперед. Ищет меня. Потерянный и потрепанный.

Вдруг из глубины темной улицы возникли две коренастые, плотно сбитые мужские фигуры. Один в трениках, зауженных к щиколоткам, и кепке. Другой бритоголовый. «Треничный» подмигивает крупными глазами, бритоголовый сует ладонь в карман куртки, вынимает из пакета семечку, очищает шкурку, сплевывает, и его движения повторяются.

— Милашка, — сказал он на местном. Но я понимаю. Этикет требует знать много языков, так говорит маман. И Премьер страстно желает продавать языковые учебники по миру. Не только в Стране Королевы.

Парни подошли ближе. Я чувствую запах затаившегося, терпкого страха.

— Прогуляемся?

— Сумочка! А что в ней?

Прижимаю сумку к груди и боюсь шевелиться, разнимать руки. И спина Патрика с гитарой удаляется. И Мон где-то целует в вип-зоне блондинку. И папа ужинает домашней пиццей. И Эдди чарует Джона. И Криста пишет курсовую. И учитель надумал вернуться в Город. Кажется, что Клаус где-то рядом, и я вольна говорить все, что думаю. Защитник маман еще покажет этим крутым выскочкам.

— Вы здесь что потеряли? — я осторожно, коверкая язык, подбираю слова.

— Автобус ждем, дорогуша. Только ночь, общественный транспорт не ходит. Идем туда, погреемся?

И сует пропахшую табаком руку с растопыренными пальцами мне под нос. Второй кладет на плечо. Патрик сообразил обернуться на мой истошный крик. И побежал… Мне смешно. Я сбросила с ноги туфлю, и две пары выпученных глаз теперь следят за лакированной лодочкой. «Треничный» уронил кепку. Бритоголовый опустил ладонь в карман и ну свои семечки грызть. Патрик уже рядом. Не может отдышаться.

— Хотите, чтобы я пожаловался магнату Джону — «вашу почетную гостью обидели…»

Услышав имя друга Эдди, «треничный» и бритоголовый попятились назад и, спотыкаясь, растворились во мраке, словно со мной говорили призраки. Я надела туфлю. Патрик подставил плечо, чтобы мне было легче удерживать равновесие.

— Нехорошо прикрываться чужим именем.

— Всем известно, что магнат Джон — авторитет для этих. Или думаешь, чего они у его клуба ошиваются? Сигарету?

— Не курю.

— Я тоже… Я обдумал предложение, — сказал он, глядя на выцветшую разметку дороги и криво повисшее на столбе расписание. Ощущение, что ветер дунет сильнее, качнет щит и железка расшибет голову. — Я согласен.

Скрипнула колесами машина. Патрик открыл дверцу, наклонился и что-то сказал в приоткрытое окно водителю.

— Я в гостиницу. По статусу не положено жить с Рози. Говори, куда отвезти. Подбросим.

— Куда-нибудь, — ответила я и залезла на заднее сиденье. Патрик забросил гитару в багажник и сел рядом с водителем. Еще один почти женатый вежляк!

Столица Южной Страны переливалась огнями ночной иллюминации. Люди с раскрашенными лицами и в ярких одеждах бредут по тротуарам, смеются, а мигающие вывески завлекают их интересными названиями, приглашают зайти, отведать вкусное блюдо или выпить стакан. Ухоженные аллеи впечатляют — подстриженные деревья утопают в коричневатой мгле, скамейки пустуют, но ранним утром люди выберутся из клеток и начнут жизнь во всей ее суете.

Я закрыла глаза и проснулась от резкого торможения. В запотевшем окне прочерчивались в предрассветном тумане очертания морского вокзала в два этажа и грузовое судно, пришвартованное к боковому причалу. Порт. Только этого не хватало. Патрик заплатил за проезд. Я не шевелюсь. Но Патрику до капризов наследницы дела нет. Он подошел к задней дверце, со всей силой распахнул и впустил в мое убежище холодный воздух. Я выбралась на улицу. Стоять невозможно. Порывы ветра настолько сильные, что сбивают с ног. Застегиваю пуговицы плаща, но тепла не чувствую. И запах странный… Протухшей рыбы… Солярки… Дыма… Свисток отходящего от палубы парохода заглушает невнятную речь Патрика. Я вижу, как шевелятся его губы и как он смешно жестикулирует. Могу только догадываться, что он сказал следующее:

— Водоросли не убрали с берега. Идем. Нам туда… Быстрее, — торопит он. — Сама увязалась.

Я еле переставляю непослушные ноги, хочу перепрыгнуть лужу, узкое платье трещит по шву. Лакированная туфля опускается в мутную воду, и я чувствую, что носок мокнет. Патрик толкнул плечом черную дверь трехэтажного дома в тесном переулке, перебросился парой слов с седым портье в вязаной жилетке. Старик, заметив меня, сдвинул очки на горбатую переносицу.

— Знакомая, Джонни, — быстро объяснил Патрик. — Свободных номеров нет? Можно и койку в трехместном.

Портье, пожимая плечами, листает толстую книжку регистрации. Сморщенные губы гундосят в свете ночника. Затем старик вынул из шкафа треснутый бочонок и бросил Патрику. Усмехнулся, только его усмешка мало заботит меня — слишком устала.

— Строителей с севера привезли, Пат, но твоя комната всегда ждет!

В номере Патрик уступил мне кровать, а сам, разувшись и стянув майку, завалился на диван.

— Вообще-то я был здесь и не раз. Джонни — мой приятель. Билли до подписания контракта отказывается оплачивать расходы, — вяло произнес он, подкладывая под голову подушку. — Я сбежал через заднюю дверь… — Патрик не договорил, а через минуту он уже сопел.

Вижу сон… Мы в номере роскошного отеля. Патрик отказывается уходить. Нам весело, мы двигаем по клеткам шашки, потом Патрик целует меня, игривость исчезает, появляется серьезность…

Я открываю глаза и смущенно натягиваю до подбородка толстый плед в не очень чистом пододеяльнике. Патрик на диване тихо посапывал. Я видела его лицо — густые брови под цвет волос, прямой нос и блеклые поджатые губы. На правой щеке — коричневая родинка. Он был все это время здесь. Криста написала мне. Я ответила:

«Патрик в Южной Стране. Он вернулся».

«Буду у вас к вечеру…».

«Что?..» — Я резко подскочила.

«Вздумала учителя своего искать? Сдался он тебе, безвольный и пьяница. Утром укатит к женушке, вот увидишь».

Криста не ответила. Ночь же. Я отключила телефон…

Раннее утро наполнило тишиной одноместный номер. Здесь довольно уютно, светло, стены украшают яркие аппликации, а тонкие занавески в мелкий цветочек обрамляют единственное окно. Сквозь ткань слабо, но просматривается пасмурное небо. Довольно прохладно. Выбираться из теплой постели не хочется.

Желудок нестерпимо урчит. Ночной портье обещал поздний завтрак. Но Патрик не просыпается — не идти же туда самой.

Я откинула одеяло, встала. Платье мое висит на спинке кровати. Я быстро стянула его и теперь пытаюсь надеть. Юбка примялась, но внешний вид меня мало заботит. Подбираюсь на цыпочках к дивану и расталкиваю Патрика. Патрик просыпается, открывает глаза и ласково целует меня… Я ударила его.

— Больно же! — возмутился он.

— Я спешу и хочу есть, — капризно заявила я. Нужны туфли. Я кружусь в поисках обуви. Помню, что разувалась на мятом коврике у двери. Да, одна лодочка завалилась на бок, и я взвыла. Каблуки не предназначены для прогулок по булыжникам. — Черт, — выругалась я, открывая сумку. На дне блестит лишь золотая карта, а наличных не оказалось даже в дырявой подкладке. — Мелочь есть?

— А что? — интересуется Патрик.

— Кошелек потеряла. Брат сообщение пишет, что у него…

— Брат?

— Ну да. Развлекались с друзьями в клубе. Это запрещено?

— Да нет. — Патрик ощупал карманы куртки, нашел смятую купюру и протянул мне. — На рейсовый до вокзала хватит.

— Что? — изумилась я.

— Можешь частника поймать. Дороже выйдет. Но сама думай, как расплачиваться…

— Едем вместе, — быстро говорю я. — «Анри-легенда» ждет.

— Кто? — суровые брови Патрика вздернуты вверх. На сухих губах улыбка или недоумение? Не пойму.

— «Анри-легенда», — повторила я. — Только пусть твой Джонни завтраком для начала угостит.

Элизабетта. Мать

В холле гостиницы с кружкой ароматного чая поджидаю своего сына. Без конца подергиваю ногой, рассматриваю кожаную обивку мебели, протертые углы, увядший лист цветка в горшке. Подзываю Энни и спрашиваю, не входил ли Эдвин. Энни вежливо отвечает:

— Нет.

Затем она предложила подняться в наш номер.

— Не безопасно на виду. После речи Премьера, лучше этим людям не знать, что вы — Элизабетта.

— Какой речи?

— Он прилюдно заявил, что будет игнорировать наследника Эдвина. Вас и Кеннета Пена местные СМИ выставили угнетателями Анри Смита. Не выдержал, видите ли, сбежал и занимается в Столице, чем желает.

К нам подошел официант и забрал мою пустую кружку.

— Что? Это ваш Премьер угнетатель, молодой человек! — возмутилась я, но Энни толкнула мое плечо и призвала молчать.

— Принесите еще чаю, — вежливо попросила я юношу на местном языке. Парень неестественно улыбнулся и, согнув спину, побрел к стойке. Глаза Энни следили за ним. Как только бледная рука легла на трубку телефона, она наклонилась и пугливо зашептала.

— Официант звонит куда-то. Поднимаемся в номер и не впускаем никого до возвращения Клауса.

Я прячу кошелек в сумку и под настойчивые взгляды сотрудников отеля мы с Энни бежим к лестнице. В коридоре худая женщина в старомодном платье, положив на юбку в складку морщинистую руку с рубиновым перстнем на безымянном пальце, упрекает молоденькую горничную в чепце:

— Перечитайте Протокол, мисс. Если желаете сохранить работу.

— Завидуете, что вызвали меня? — гневно спросила девушка.

Угольные глаза женщины моргнули и замерли.

— Не сметь хамить! Предупреждаю в последний раз…

— Смешно, — не сдавалась горничная. — Скажите хоть слово, и я кое-что всем поведаю.

Энни вставила в замок карточку. Дверь бесшумно отворилась. Мы заскочили в тесный номер и обе упали на диван. Было тихо. Только автомобильная сирена прорывалась сквозь уличный шум.

— Предупредите Эдвина, пусть поднимается в номер. А я попробую дозвониться до Клауса.

— Хорошо.

Мой сын явился первым.

— Не ожидал увидеть тебя в Южной Стране, мама, — сказал Эдди.

— Появились неотложные дела. Не переживай ты так! Я приехала не с целью контроля. Мой визит… Я поселилась под другим именем…

— Но ты попросила встречу, значит, что-то случилось!

— Да, — я подошла ближе, но Эдвин не впустил меня за черту. По-настоящему близок он был с Клариссой. Няня разговаривала с ним, укладывала в постель, кормила завтраком, отводила в школу, учила читать. Кларисса решала проблемы моего сына, забирала его с занятий Фрэнсиса Бойла, мирила с Альбертой и пережила с ним похищение. Я заглядывала в жизнь моего Эдвина на минуту — проведать, навестить, пожелать удачи, проследить, достойно ли за ним ухаживают, пожелать доброй ночи.

— Кеннет…, — медленно проговорила я. — Мистер Пен предложил передать часть моих обязанностей наследнику. Вернетесь из поездки, и начнем подготовку к соответствующей церемонии. Но ты должен пожать руку Премьеру.

— О дружбе не переживай. Вовремя обзавелся связями. А красота Элис сводит с ума местное общество.

— Новости смотрел?

— Джон устроит знакомство с Премьером. Альберта тоже приедет. Я выполнил твою просьбу.

— Я рада, сынок. — Впервые за день можно и улыбнуться. И Эдвин говорит уверенно, по-деловому. Тактично. Начинаю верить в благоприятный успех. Только бы Анри подписал документы… — Меня тоже в свое время «свели». Бабушка тщательным образом отбирала внучке мужа из списка Эдварда…

Энни принесла чай и сказала:

— Клаус пропал. Не к добру.

Я нечаянно коснулась руки Энни. Надо же. Она удивилась излишней заботе.

— Садись, выпей с нами чаю, успокойся.

— Нет, буду звонить.

Энни ушла, а я неуверенно потянулась губами к горячему напитку. Глотнуть не решилась:

— Только задумайся, сынок! В наш союз с твоим отцом верят, восхищаются, смотрят фотографии, читают придуманные истории взаимоотношений и плачут — жалеют его или меня. А потом нас же критикуют за ошибки.

— Я хочу быть и буду собой, — упрямо заявил мой Эдвин. Я поставила кружку на стол. Эдвин к чаю даже не прикоснулся. Просто опустил глаза и стал смотреть, как дрожат деревянные ножки от вибрации в здании.

— Не смей … — промолвила я. Мне нужно ослабить юношеский порыв. В стекло били солнечные лучи и создавали желтое свечение. Я постукивала ложкой о блюдце. Эдвин наблюдал за мной, ждал ответ. Я смяла салфетку и бросила. Бумажный комок упал на протертый коврик, застыл и не двигался. Хотела вызвать Энни и отчитать за беспорядок. Но вдруг представила, что я в моей ванной комнате. Над горячей водой поднимается пар, двадцать горящих свечей расставлены на стеклянных полках. В черных колонках звучит приятная музыка, а на бархатной подушке — записная книжка и плеер Бетт Андре.

— Если так, то мои решения откладываются. Звоню Пену.

Эдвин неуверенно зашевелил сухими губами. На лице его проскользнуло сомнение. Для достоверности я взяла мой мобильный. Эдвин внимательно следил, какие кнопки я нажимаю. И вот мой палец готов нажать клавишу «вызов».

— Звони, — быстро заговорил мой сын и выпрямил спину. — Я не отступлю и любой ценой добьюсь, что Пен и его сторонники станут слушать меня, капризного и избалованного сынка. Кстати, ты согласовала отставку или только церемонию?

— Не смей дерзить! Конечно, для тебя, умного мальчишки, прочитавшего философские труды Фрэнсиса Бойла, слова матери — пустой звук. Подумай, что будет, если Пен объединит капиталы магнатов против нас! А он перебежит на их сторону, если я позволю усомниться в преданности.

Самоуверенность моего Эдвина немного обмякла. В тесной прихожей Энни гремела посудой, мы слышали как звенит чайное стекло и льется в раковине вода. И все же продолжали вести нашу беседу в поисках истины, которой нет.

— Сделаешь так, как хочу я. Это приказ. Ясно?

Мой сын не стал слушать. Сорвался из кресла и выбежал в коридор. Я настигла его у лифта.

— Ты привела в нашу семью Кеннета Пена, — возмутился Эдвин и грубо вдавил палец в красную кнопку. — Мне кажется, что наследник он, а не я.

— Врага удобнее держать на виду, сынок, — я потрепала его по щеке. Эдвин одернул мою руку. Теплоты он не ощутил. Только команду.

— Даже ценой расставания с отцом? И коротких встреч?

Я вздрогнула и попятилась к стене.

— Анри ушел сам. Но он вернется. Пен готов к сотрудничеству. Мы не можем позволить себе делиться туристами с «Премьером». Так и вижу, как газеты печатают статьи на тему «Властная Элизабетта не удержала мужа».

— Люди правду говорят, мама, — сказал мой сын и вошел в лифт.

Я вернулась в номер.

— Нашелся! — облегченным голосом воскликнула Энни и обняла меня. Потом вдруг посторонилась и сказала. — Клаус звонил из телефонной будки. Велел не выходить на улицу…

Альберта. Наследница

Автобус застрял в пробке на приморском бульваре. В одном звуке смешались ругань опаздывающих на работу людей, автомобильные гудки, плач детей и визгливые ноты нового хита Рози. Я вдруг ощутила на губах горячий поцелуй учителя, вспомнила его взгляд, улыбку, как он сжимал мою руку и выводил из хлебных крошечек название песни отца, как позвонила его жена и как я сбежала. Затем увидела банкноты в глазах Парика и твердо решила признаться — мой визит в гримерку навеян местью к Пену.

Патрик оплатил проезд, а я быстро выбралась на улицу и побежала к дому папы. Патрик за мной. Входная дверь не заперта. Толкаю ее и замираю на пороге — папа сидит в плетеном кресле, запивает хрустящую картошку вредным газированным напитком и слушает возню Моргана и Фомы на гитарах. Что произошло? Фома и Морган штурмом взяли его комнату?

— О, дочь, — папа передал банку с чипсами Фоме.

— Что ты здесь делаешь? — закричала я. — Не собирался же выходить!

— Поговорил по душам с твоими друзьями. Сама же уговаривала вмешаться.

— Ну и дела, подруга, — Морган положил гитару на пол. — Выхожу, значит, попить воды. На кухне, у стола, он. Режет булку и готовится запихнуть вовнутрь сыр и помидоры. Я подумал — нечисть и отскочил. Спотыкаясь, вернулся в комнату. Растолкал с горем пополам Фому, «учитель» домой после вечеринки не явился, как и ты. Фома согласился пойти и посмотреть. Выходим. На кухне опять он. Уплетает бутерброд и глаза вытаращил.

— Неужели так сложно рассказать друзьям о жильце на втором этаже? Любимая дочь стесняется престарелого отца?

— Нет!

Патрик зашел в гостиную. Фома уступил ему место. Морган почесал затылок и быстро заговорил:

— Мистер Анри, мы познакомились с Альбертой в баре Солмера. Мы и подумать не могли о вашем родстве, даже когда она притащила нас в Южную Страну, затем познакомила с Моном, Доном и Феллом…

И Фома глянул на меня с укором, но простодушно.

— Если бы не радость от встречи с «Анри-легендой», не было бы тебе прощения, подруга, — сказал он.

— Ваше родство заметно, когда знаешь о нем, — промолвил Морган. — В технике игры.

— Вам показалось, молодой человек. Альберту учил Мон. Да, дочь? Напугал я твоих друзей. Еще один? — папа заметил Патрика.

— Да, — подхватил Фома. — Уходила с «учителем», пришла с ним. — Пат, где ты вообще пропадал?

Хочу вставить слово: предал группу ради сладкой карьеры на подпевках у Рози. Но Патрик опередил.

— Дела были. Я нашел деньги, — именно так он объяснил долгое отсутствие.

Папа очнулся от непонятных дум и глянул недобро и на Патрика, и на меня. Раскаявшиеся глаза Патрика умоляли об одном — молчи.

— Мистер Грин в библиотеке. Я встретила Патрика на остановке… Мы…

— Я отвез Альберту ночью в гостиницу в районе порта, — перебил меня Патрик. — Она отказалась назвать адрес таксисту, и мой друг нашел свободный номер.

— Мрачное место, — заметил папа.

— Мистер Анри, вы не ответили… Группа точно выступит на фестивале? — неожиданно спросил Фома. — Мы обсуждали, а тут вы явились…

Папа пожал плечами, что не давало явного ответа. Понимай его жесты как хочешь.

— Время Группы ушло. Я могу до бесконечности рекламировать воссоединение, подогревать интерес. Возможно, мы выступим летом, но в годовой тур-возвращение точно не поедем. И диски переиздавать в блестящей упаковке не собираемся, а фанаты отдали бы все, лишь бы заполучить «новинку». Я показал Феллу пару песен, записанных по-модному. Фелл послушал и ужаснулся — да, звучит современно, но электроника и шумы…

— Браво! — Патрик от радости зааплодировал. — Трогательная речь. — Фома дернул его локоть. Морган спрятался за стеклянной перегородкой, а я подошла к папе и встала рядом. — Найти альбомы Группы можно на специальных форумах за немалые деньги. Может, сольете пару цифровых записей в Инет, официально? А? И порадуете фанатов не одним выступлением, а полноценным туром? На фестиваль билеты не достать. Перекупщики скупили. Многие хотят увидеть Группу.

Папа и глазом не моргнул. На Патрика ноль внимания, а меня обнял и зашептал успокаивающим голосом. Как в детстве:

— В полдень придет Мон, Фелл. С этого дня для меня главный проект — твой.

Патрик занял стул Моргана. Я уткнулась в отцовское плечо и не позволяла ему отходить — Патрик не должен видеть мой лукавый, насмешливый взгляд, как и рвущийся изнутри меня смех. Помню, что всегда боялась скользящих по стенам теней, безмолвного шепота и свечения на стекле платяного шкафа, которое отбрасывал уличный фонарь, если Кларисса забывала закрыть штору. Было холодно и одиноко. Ближе к десяти заходила мама и читала главу из сказки о петушке, за полночь — папа. Он думал — я сплю, а я всегда ждала, когда он приедет, заглянет в мою комнату и пожелает музыкально, привычно для него, доброй ночи. Или колыбельную споет. Надо же, людям на стадионе пел, а мне или Эдди — никогда. А маме?

— Папа, Патрик наш лидер. Моя роль — быть на подхвате.

— Не думайте, если она ваша дочь, положение изменится, — капризно заявил Патрик.

Фома влепил ему подзатыльник. Патрик согнул спину и затеребил ремень старой гитары. Папа посмотрел на него недовольно. Увидел приклеенный к дереву скотч.

— Вы дружите? — спросил он. — Признавайся, что натворила?

— Сглупила. Обещала познакомить с тобой…

— И?

— Не знаю. Захотела отомстить Пену, прости.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Просто работайте вместе. Я всегда так делал. Идите, Морган ждет.

Патрик с облегчением выдохнул.

— Только зубы почищу, — воскликнула я и с радостью в душе взбежала по лестнице на второй этаж.

— Можно? — Патрик подошел к папе поближе. Хотел прикоснутся к звездному телу и одернул руку… Тело кумира выглядело излишне осунувшимся, не таким лакированным, мускулистым… Натереть до блеска не помешало бы… И отполировать, как раньше… И этот хлюпенький человек бросался в толпу, а такие как Патрик с небывалым настроем ловили его, подбрасывали, а потом следили, как он бежит обратно на сцену. Курносые и румяные гонятся за ним, и злые охранники не могут поймать… А он бежит, куда хочет, и забывает, что нужно петь. Попадать в ноты…

— Альберта часами нахваливала мою музыку? — спросил мой отец. — Бывает…

— Да не, я ваш, так сказать, преданный фанат. А с Альби познакомился в баре у Солмера. Знаете, пластинки Группы ведут меня по жизни. И концерт, да, это был фестиваль на Острове… Я поехал туда с друзьями после летних экзаменов. Мы жарились на солнце десять долгих часов, лишь бы не потерять место в очереди перед запуском. У меня была цель пробраться в первый ряд и мне удалось. Хотя многие ныли — неудобно, душно, долго. Повезло, волонтеры воду раздавали — так я выждал еще пять часов. Я ощущал себя самым счастливым человеком и принял решение — хочу играть сам.

— Удачи!

— Что вы думаете о певице Рози и Кеннете Пене? — Патрик резко изменил тон. С мечтательного на серьезный. Папа сердито сдвинул брови.

— Журналистом подрабатываете, молодой человек, или интересно мое мнение?

— Интересно, что думаете.

— Так вот, я не думаю. Просто живу. И вам советую. Если вы решили быть с моей дочерью, то ступайте к Моргану в студию. Если у вас другие цели — дверь там — за выступом.

Папа вытянул руку. Патрик смотрел на него с негодованием и по-прежнему теребил ремень гитары.

— Но главной вокалисткой вы свою дочь не назначите! — пробормотал он.

— Ха! Правда, думаешь, что стану вмешиваться в работу начинающей группы? Своих забот хватает, молодой человек. Так и быть послушаю, как будете готовы, и выскажу мнение. А дальше — сами.

— Знаете, в моем понимании «Анри-легенда» похож на странного героя, который с опаской, но идет по своей дороге — темной или светлой. Или как вы там вы пели — «откройте глаза, откройте глаза». Словно, если в вашем воображении некто не проснется, вы утратите веру… Или как гитара, изливая душу, вселяет надежду на красоту…

— Я не «Анри-легенда», молодой человек. И не стоит воспринимать музыку Группы всерьез. Это поп-песни. Развлечение. И ничего больше. — Отец ухмыльнулся и оставил Патрика.

После массажного душа я улеглась на диване в гостиной. Внизу гремит музыка, но у меня нет желания спускаться. Виной личные планы — прическа и маникюр — обожаю, если алые ногти выделяются на блестящем корпусе гитары или на белых клавишах папочкиного киборда. Патрик увидит мои ухоженные руки и вмиг забудет о почерневших от табака пальцах Рози. Слышала недавно, как милая девушка говорит. У нее такой низкий голос, что не понимаю, как у нее вообще получается тянуть высокие ноты. И нос как будто всегда заложен… Но людям нравится. И Патрику. В полдень от «дел» меня отвлек Эдди. Я потрясла рукой и осторожно взяла трубку мобильника. Забыв поздороваться, брат упрямо заявил:

— Жду тебя на официальном приеме в резиденции магната Джона и прошу, сестренка, ради укрепления дружественных связей, прояви большую заинтересованность в вашем общении, и поменьше глупи.

— Я приеду. — Лак на большом пальце слез. Что ж, придется перекрашивать. — Только обещай, если я встречу другого, ты перестанешь навязывать мне благородного друга.

— Хочешь сказать, что это уже случилось?

Я мечтательно посмотрела на плазменный экран. Ведущий новостей хвалил продуманную стратегию Кеннета Пена в отношениях с Премьером.

— Чувство безответно, поэтому не беспокойся, — я переключила канал. Рекламный блок закончился и теперь по живописному парку бредет герой романтического фильма и шепчет нежности блондинистой героине, а она теряется и ищет кого-то. Оглядывается. Вдруг из зеленых кустов выскочит неприятный тип и укусит.

— Скажи, кто он? Музыкант? Имей в виду, если попробует навредить сестре наследника, будет иметь дело со мной.

— Обидеть меня сложно.

— Учти, это правило касается и Джона.

— О, какое благородство! Кларисса воспитала тебя излишне ответственным. И почему наследник — мой брат. Даже помечтать о подобном парне не могу.

— Я матери слово дал. Машину прислать?

Снова новости. Репортаж из Делового Дворца. Кеннет Пен комментирует журналистам причины недовольства работников бумажного завода в Северном Городе.

«Цифры преувеличены. К вечеру ведомство получит более достоверную информацию. Местный Градоначальник вызван в столицу. У меня все».

— Мистер Пен, — репортеры несутся следом, но охрана грубо отгораживает «тучное тело» от микрофонов и камер. — Премьер Южной Страны отказался от встречи с наследником Эдвином. Поясните…

Мистер Грин. Учитель

Мистер Грин мысленно хлестал себя по щекам и приказывал думать о благополучии семьи. Он смотрел на выбеленную стену и воображение проецировало слайды, как в диаскопе — черный кейс, наполненный банкнотами, счастливые глаза Бетти, улыбку и поцелуй Молли, похвалу тестя, упрекавшего ранее в неспособности заработать, правильной формы лицо Альберты, ее чарующий взгляд, волосы, мелкими кудрями спадавшие на плечи и тайна… Манящая… Он обернулся и увидел её. Настоящую. Их разъединяла стеклянная перегородка. Мон вручил воспитаннице палочки. Альберта слегка зашевелила губами, засмеялась и… Его возмутило, что она забыла о нём. Он решительно двинулся туда, к ней… Оттолкнул Фому, Фелла. Предстал во всей красе… Она не увидела его, хотя смотрела прямо в лоб. Потом вложила между «большим» и «указательным» пальцем деревянную палочку, прокрутила, замахнулась в воздух, ударила по цилиндру барабана и… Мистер Грин глаз не мог оторвать от нее. «Дроби» Альберты казались ему ритмическими гармониями, приятными для уха.

После Альберта и ее друзья сошлись у круглого окна и стали обсуждать получившуюся запись.

— Морган, добавь объема и плотности!

— А здесь можно разбавить сухой звук струнными.

— Струнные в гитарной музыке? Смешно!

— Группа сыграла бы соло на электрогитаре, а мы добавим скрипки. И клавиш побольше. Вокальная мелодия будет плавно перетекать в инструментальную. Дополнять ее, обволакивать… Ребята, отходим от стандартов.

— Патрик, твои идеи за гранью возможного. Денег на оркестр у нас нет.

— Папа!

— Нет, мы сами!

— Стоп! Кончили, — крик Моргана заставил возбужденные голоса замолчать. — Кто-то стер запись второго дубля. Альберта, Патрик за инструменты. Фома помогать мне за пульт.

— Кто ты такой, чтобы командовать? — возмутился Патрик.

— Это ты иди к Рози и воображай лидера, — Альберта толкнула Патрика и он замолчал.

Мистер Грин спрятался за дверью. Сердце его учащенно колотилось, а в ушах били деревянные молоточки. Нет, это навязчивый стук барабанных палочек соединял ломаную мелодику гитарной партии и чуждый его восприятию хриплый голос незнакомца в кожаной куртке. Иногда Альберта подпевала ему и получалось намного лучше. Вот бы слушать только ее и наслаждаться лишь ее голосом.

Музыка стихла. Недовольная Альберта уронила палочки. Морган предложил ей спеть главную партию.

— Отстань, — сурово крикнула она и взяла гитару. Стала перебирать струны. Патрик сел рядом, на диван в клетчатой обивке.

— Ну что еще? Нормально же работаем.

Альберта оттолкнула его.

— Скучно и уныло, — пожаловалась она. — Нет бодрости, энергии, ритма… И взаимодействия. Каждый играет свою партию, а толку нет.

Мистер Грин ощутил дуновение легкого ветра из круглого окна и снова спрятался за дверью. Навязчивое чувство ревности на скрюченных ножках выбежало из комнаты со стеклянной перегородкой, где репетировали они — Альберта и ее друзья, и через ворот рубашки проникло, используя черные присоски, сначала в тело, а потом и вовсе поглотило сердце. В библиотеке он пытался успокоиться, прийти в себя, поработать над книгой, но тишина и осторожные хождения других посетителей отвлекали. Он чувствовал себя чужим в холодном зале с тусклым светом, где пахло пылью. Мистер Грин сидел в последнем ряду. Листал раритетные книги, пытался вникнуть в смысл нужных для книги абзацев. Но слова не складывались в предложения, предложения в текст. И строчки абсолютно ничего не значили. Он не мог выбросить из головы встречу с Альбертой в баре и ее странный побег. Он хотел ощутить влияние мимолетного романа. Вернуть должок за несостоявшееся свидание. Нет… Он опустил голову с взмокшими волосами и еле слышно застонал. Если поддаться страсти сейчас, со временем она привяжется к нему и потребует большего. Что же делать? Альберта зацепила его, и проснулся он с тем чувством, что жене и дочке нет места в двухнедельном отрезке его жизни. Есть она. Улыбающаяся девушка, которую сейчас обнимает пепельный вокалист. А ранее «Анри-легенда»! Это точно был кумир его молодости. Время не изменило очертаний его лица, но корни волос тронула седина.

Обстановка наладилась. Альберта и ее друзья вернулись к работе. Сама она села за барабанную установку, а Патрик пристроился рядом и глаз с нее не спускал. Фома играл на пианино. «Анри-легенда» выплыл из темноты аппаратной и спрятался за могучей спиной Моргана. Вдвоем они подавали знаки. Поднимали головы, и музыка звучала в быстром темпе, опускали — из колонок лилась лирическая мелодия.

— Поет Альберта, — приказным тоном крикнул «Анри-легенда». Патрик сосредоточился на звучании гитары. Альберта взяла первые ноты… Мистер Грин прислушался. Вокальная мелодия очаровывала, завораживала, голос «заигрывал» с ним. Основной мотив цеплял, но вот разграничить песенную структуру — куплет, припев он не смог. Разные по настроению и форме каскадные отрывки чередовались, сменяли друг друга…

Мистер Грин осторожными шагами пробирался к лестнице. Обернулся. Вспомнил, что не поговорил с «Анри-легендой». Нужно бы вернуться, но правая нога повисла в воздухе, он довольно быстро приставил ее к левой и стремительно побежал по скрипящим ступенькам. Вошел в тесную комнату и хлопнул дверью. Папка с материалами из библиотеки вмиг оказалась на разобранной кровати.

— Альби, что же ты со мной делаешь! — шептал мистер Грин, тер платком мокрые волосы, говорил про себя странные слова. Голос разума отказывал ему. И сердце громко стучало, подобно тому, как стучали барабаны Альберты. Он слышал ее звонкий смех, но ее нигде не было. Он видел ручки дочери, улыбку жены и тут же понимал, что видения пропадали.

— Работа, работа спасет.

Мистер Грин вытащил первый документ из папки. Строчки расплылись. Перед глазами помутнело. Он отбросил документы и свернулся калачиком. Снизу доносилась музыка, смех и гулкие голоса. Он заткнул уши…

Приступ кончился. Мистер Грин встал. На электронную почту пришло письмо от жены, волнительное и с прикрепленной фотографией Бетти. Дочка подросла. Улыбалась и строила рожицы. К груди приложила сумочку, украшенную голубыми ракушками. Снимки Молли сделала во дворе дома ее родителей. В письме она интересовалась, когда он приедет. Мистер Грин задумался, нажал на кнопку «ответить» и набрал правдоподобный текст, что в субботу у него две незапланированных лекции, за которые посулили хорошую прибавку к жалованию. Написал и тут же отправил. Затем снял ботинки и завалился в постель. Увидел белый потолок, запылённую люстру с грязноватыми лампочками и вспомнил Альберту. На вечеринке она выглядела веселой и энергичной, за барной стойкой — романтичной и женственной, за барабанами — вдохновленной и нежной. В эти недолгие минуты лицо у нее светилось. Загадка, тайна… Манила его. Мистер Грин сорвался с постели, сел на потертый коврик и долго смотрел на раскаленную ручку запертой двери. Прислушивался к навязчивым звукам.

— Нет, сначала интернет…

Он открыл страницу поисковика и набрал имя «Альберта». Ничего. Пустота. Система настойчиво предлагала исправить ошибку и задала вопрос: «Возможно, вы имеете в виду Альберта-наследница. Продолжить?».

Как же ей объяснить? Сказать — выпил и не соображал, что говорю? Или признаться в пылких чувствах к дочке? Показать привязанность к семье?

На нижней панели появился значок «Почта». Молли ответила. Мистер Грин открыл письмо и увидел несколько строк, набранных большими буквами. И обилие восклицательных знаков.

«ОТЕЦ ГОТОВ ПОМОЧЬ С РАБОТОЙ!!!! ПРЕДЛАГАЕТ ХОРОШЕЕ МЕСТО В ТОРГОВОЙ ФИРМЕ!!!!! НЕ ПОНИМАЮ ТЕБЯ!!!! ЧТО ДЕРЖИТ В ГОРОДЕ!!!! ДАВНО ГОВОРИЛА — ПРОДАЙ КВАРТИРУ!!! Я УСТАЛА ОТ ГОРОДСКОЙ ЖИЗНИ И СУЕТЫ, ГДЕ КРАСОТКИ В УНИВЕРСИТЕТЕ ЦЕПЛЯЮТСЯ ЗА ТЕБЯ!!!! ИЛИ В АВТОБУСЕ!!!! ПОДУМАЙ О БЕТТИ, ДОРОГОЙ МУЖ!!!! ЕЙ НУЖЕН СВЕЖИЙ ВОЗДУХ, ЗАБОТА И ПРОСТРАНСТВО!!!!! ЛУЖАЙКА НА УЧАСТКЕ РОДИТЕЛЕЙ — МЕЧТА, СКАЗКА ДЛЯ ДЕВОЧКИ!!!! БЕТТИ РЕЖЕ БОЛЕЕТ!!! А МАМА, ПАПА!!!!! ОНИ ВСЕГДА ПОДСТРАХУЮТ, ПОМОГУТ!!!! ЗНАЕШЬ, НА МАШИНЕ РОВНО ЧАС, И ТЫ В ГОРОДЕ!!!! МЫ ЖДЕМ ТЕБЯ».

Мистер Грин протяжно выдохнул и напечатал жене короткий ответ:

«Моя жизнь — преподавать и заниматься научной работой. И девицы на меня не вешаются. Пойми, им нужны „мэны“ и „прынцы“. Я обычный… Молли, а как же связи? Без знакомых — книгу не издать, а я хочу, чтобы у Бетти было все — СВОЙ дом, СВОЯ лужайка, достойное образование и красивая жизнь… У меня появилась Альби…»

— Нет… Нет… Нет, — вдруг опомнился учитель и стер последние слова. Поставил точку, добавил:

«Я не запрещаю тебе и Бетти проводить летние месяцы у родителей, но знай, наш дом — уютная и СОБСТВЕННАЯ квартира в Городе».

С чувством облегчения он нажал кнопку «отправить», свернул окно почтовой программы — пререкаться с женой не было желания и сил — и захлопнул крышку ноутбука. Лег и закрыл глаза. Сияние в темноте чертило образ Альберты. Гордо выставив стройную ногу в алой туфельке, она указала тонким пальчиком на сказочный замок в красно-оранжевых небесах, засмеялась и пропала. Мистер Грин проснулся в поту. За окном на асфальт опустились сумерки. На нижней панели ноутбука мигали два огонька — желтый и синий. Мистер Грин встал, причесался и в строке поисковика набрал — «Анри — легенда». Лишних подробностей сайты не выдавали. В свободном доступе значилась информация, известная абсолютно каждому жителю Страны Королевы. Мистер Грин открывал и сворачивал одинаковые по содержанию вэб-страницы и порой не читал их — официальную биографию «кумира» он знал назубок. Но посетив непопулярный у пользователей сети портал, вдруг напрягся, прищурился и увеличил несколько фотографий с ежегодного благотворительного мероприятия, где «Анри-легенда» и его жена, держась за руки, приветствовали гостей праздника в холле концертного зала. На лицах главной пары вечера светились улыбки. Мистер Грин переместил треугольник курсора в нижнюю часть экрана. Его внимание привлекли не взгляды на камеру, а свежая дата публикации.

«Что он делает в Южной Стране? В доме живут… и долго? Они? Черт…»

Мистер Грин выключил ноутбук и снова лег. Закусив губу, он искал ответ на пыльном потолке. Громкая музыка уже не отвлекала от раздумий. Подумал было спуститься и понаблюдать за ходом репетиции, но быстро отказался. В голове откладывались новые вопросы к загадочной Альберте. Он боялся задавать их вслух, как и продвигаться к правде.

«Что связывает вольнослушательницу с „Анри-легендой“? Я могу поднапрячься и разговорить Мона, но он болтает об успехах и неудачах музыкантов-друзей… О, нет…».

Мистер Грин подскочил с кровати, как ошпаренный, а через секунду вернулся на место и услышал звонок.

— Привет, — произнес он.

— ПОЧЕМУ НЕ ОТВЕЧАЕШЬ? — резко спросила Молли. — Я ЗВОНИЛА В УНИВЕРСИТЕТ!!! В СЕКРЕТАРИАТЕ СКАЗАЛИ, ЧТО ТЫ ПОЕХАЛ НАВЕСТИТЬ ЗАБОЛЕВШУЮ ДОЧЬ!!!

— Я тебе уже ответил и, прошу, не заводись! Позвони утром, я был библиотеке.

— А СЕЙЧАС ГДЕ? ИЛИ ПРАВИЛЬНЕЕ СРАЗУ СПРОСИТЬ, С КЕМ?

Пол завибрировал под ногами, и его скоро засосет в самую широкую щель, из которой нет выхода.

— Собеседование с издателем, — быстро нашел ответ мистер Грин. — Прости, приглашают в кабинет, — нагло соврал он. Молли тяжело выдохнула — жена не поверила ни единому слову.

— ДАЮ ДЕНЬ СРОКУ, — сказала она. — ИЛИ ТЫ ПРИЕЗЖАЕШЬ К НАМ ИЛИ… ИЛИ ВСЕ КОНЧЕНО.

— Постой, — закричал мистер Грин. — Я не твоя игрушка. Захотела — приехал, передумала — остался в Городе. Ты ни дня не работала, но привыкла много тратить. Думаешь, что на кредит за машину, украшения, одежду, отпуск и оплату коммунальных платежей я печатаю деньги на самодельном станке? Задумайся хоть раз, чего я хочу! Или твой отец согласен вечно давать нам подачки? Я не могу принимать их, не так воспитан.

Мистер Грин повесил трубку. Через минуту от Молли пришло сообщение с извинениями, но перезванивать он не стал. Так было всегда. Она только притворилась, что услышала, поняла. Завтра упреки посыплются с новой силой.

Что случилось? До свадьбы все было по-другому, полное взаимопонимание и общие мечты. Он встретил ее во время вечеринки в студенческом городке. Веселье текло рекой, прикасаясь к скамейкам, мебели, напиткам, еде, заполняло головы людей. Никто не слышал стук собственного сердца, но все говорили, что слышат, если выпадал шанс уединиться в укромном уголке. Молли любила танцевать, велась на красивые слова на ушко и требовала по любому поводу букет роскошных цветов! Значительному и нет. После рождения дочери жена бросила учебу. Семью содержал он один. Иногда приходилось принимать в долг у тестя. Мистер Грин ненавидел, когда у него красным горела рука, а отец жены, владеющий сетью магазинов по продаже стройматериалов, показывал, что материальное счастье дочери для него пустяк… А бедного учителя воспитала бабушка. Известный профессор истории…

Анри. Отец

— Привет, — Клаус быстро втащил Анри в комнату. — За тобой не следили?

— Да нет. Что произошло?

— Долго объяснять, иди к ней.

Клаус занял позицию у порога. Энни принесла мужу телефон, и он стал с кем-то активно переписываться. Четыре морщины на хмуром лбу дрожали. Он распахнул дверь, высунул голову в коридор и занял прежнюю позицию.

— Странно, — подумал Анри.

Темный линолеум перетек в поцарапанный паркет. Элизабетта сидела за столом и подписывала конверты. Стоило ему войти, она тут же отвлеклась от работы. С левой ноги упала домашняя туфля. Она не заметила оплошности, и вяло произнесла:

— Подумал?

Анри не стал отвечать. По-хозяйски бросил куртку на спинку кресла. Он мог видеть ее глаза, хотя она не поднимала голову — умело притворялась, что выводить каллиграфическим почерком имена друзей доставляет ей удовольствие. Пару часов назад позвонила Полли. Рассказала о неожиданном предложении — бывшее руководство предложило должность в ведомстве Премьера. Анри наблюдал за колебаниями перьевой ручки и мог только догадываться, имеет ли отношение жена к внезапному повышению девушки, которая спасла его от затяжной депрессии. Но откуда у нее связи в чужой стране?

— Роджер прислал новую редакцию договора. Группа обязана выступить в Городе, — продолжила говорить Элизабетта. — А что сделал ты? — колпачок ручки повис над белой бумагой. Она задумалась.

— Я? — спросил Анри. — Начнем с того, что я не собираюсь завязывать с депрессией и гастролировать тоже не планирую… Премьер рекламирует выступление Группы на фестивале, заманивает народ яркой картинкой… Мы не…

— Ладно, — Элизабетта отбросила ручку, смятый конверт выбросила в плетеную корзину и повернулась. Теперь он мог видеть ее пытливые глаза. — Я раздумала привлекать к делам моего сына. Представляешь, вывалил на меня юношескую чушь! По указке Фрэнсиса Бойла он собирается искать справедливость… Во всем. — Она выпрямилась и дернула правой ногой. Вторая туфля свалилась с ее ступни. — Но я быстро приструнила его.

— Что он задумал?

— А ты как думаешь? Полного контроля!

— И это наш Эдди? — изумился Анри. — Не узнаю его. Как и бойкую, энергичную Альби. Наша дочь превратилась в меланхоличку. Помнишь, как она любила покапризничать?

— Да, — Элизабетта улыбнулась. — Она подговаривала Эдвина на шалости, а он прибегал к нам и рассказывал ее секреты. — Вот, — сказала Элизабетта и включила телевизор, чтобы заполнить возникшую паузу.

Ведущая в нежно-синем костюме читала на камеру новости на местном языке. Речь поражала исключительной четкостью, взгляд внимательностью, а приятный на слух голос затягивал, погружал в атмосферу. Едва заметное движение и в кадре мелькнули счастливые лица Эдди и Элис, прибывших на прием в резиденцию магната Джона. Сын выглядел на экране таким смелым, элегантным, недоступным и не уступал внешним видом ухоженной девушке, стоявшей рядом! Анри присмотрелся к Эдди внимательнее — нет, лоб излишне напряжен. Казалось, что сын с трудом улыбается. Затем показали черный автомобиль Премьера и его самого в рабочем кабинете. С экрана глядели круглые глаза, треугольник высветленных волос прилип к шишковатому лбу. Длинный пиджак ложился на выступающий живот, но Премьер слегка повернулся и стало не так заметно. А потом он протянул руку влиятельному политику.

— Высушенный сверчок! — Элизабетта с тревогой вцепилась в локоть мужа. — Премьер не торопится на прием к Джону. Играет. Хотя бы в личной жизни мой сын последовал разуму, — медленно проговорила Элизабетта, закусив губу.

— Уверена?

Элизабетта повернулась. Черный пульт повис у нее в руке.

— Чего я не знаю, дорогой? Признавайся!

— Я только предположил.

— Ну, знаешь! — возмутилась она, и глянцевый экран телевизора погас.

Анри смотрел на жену. Она готовилась сверлить дырки в его груди до упора. По сути ничего не изменится, если он подпишет нужные ей бумаги — фестиваль в Городе проведут, но без него, он уговорит ее. Фирму звукозаписи откроют, но он передаст управление Мону и брату. А затворнический образ жизни можно вести и вне стен дома лесного магната. Он будет смотреть на безлюдную улицу, залитую светом одинокого фонаря и, возможно, вспомнит, какое незабываемое удовольствие получали он и его друзья при складывании частей слагаемого в одно целое. Анри дернул головой. Он опомнился и тут же прогнал честолюбивые мысли о возрождении звездной карьеры. В запасе есть неравнодушная Полли. Одно слово, и заботливая девушка откажется от престижной работы. Глаза жены сверкнули. Моторчик навязчиво загудел жж жж жж. Нет. Потерять доверие Бетт Андре во второй раз — невыносимо. Патрик с пламенной речью о скрытом смысле… Альберта… Ее идеи вполне могут раздвинуть рамки реальности…

— Анабель ждет тебя.

— Сомневаюсь, — ответил Анри. Он помнил последнюю встречу с младшей дочерью. Первое, на что обратил внимание — Анабель держит на расстоянии няню и зовет девушку, если нужно передвинуть кубики с буквами алфавита. С их помощью девочка с тугими косичками выкладывала слова на специальных клетках. Няня покорно переставляла кубики, куда указывал детский ноготок. Анри попросил оставить их.

— Ты прогнал мою няню! Кто будет кубики переставлять? — капризно воскликнула Анабель и упала на колени. Анри заметил бежевые шорты и красную кофту. — Я расскажу маме, и ей не выпишут премию!

— Кубики и я передвинуть смогу, только покажи куда. Тебе же все равно?

— Нет, не все равно. Тебя я не знаю, мне запрещено играть с незнакомцами. — Анабель высунула язык и отвернулась. Анри передвинул кубик, нужный по смыслу.

— Знаешь, кто я? — спросил он.

— Муж моей мамы. С вами она на приемы ходит. Поставь сюда. Нет. Это слово не так пишется. Ставь вот эту букву.

— Да муж, и твой…

— Мой папа дядя Кеннет. Он кубики шустрее переставляет.

— Нет, твой отец я… Мы редко видимся…

Анабель не ответила. Пересела на кубик с буквой «О» и застучала каблуками туфель с полосатыми батиками на носках.

— Дядя Пен причиняет боль маме.

— Детям об этом знать не полагается.

— Ты давно не ребенок, но я рад, что хотя бы за дверь не выставила.

— Не обольщайся, если бы няня не ушла…

— Значит, кубики некому двигать? И все? Не скучно заниматься каждый день одним делом?

— Я блог веду. Скоро фотограф и редактор придут.

— Управятся за тридцать минут и уйдут. Но не переживай, я знаю, как развеселить надолго. — Глаза девочки загорелись от желания узнать, какую игру он придумал.

— И как же?

— Сыграю на гитаре…

— Скучно… — Анабель снова застучала каблуками по кубику. — Ты забытая «звезда». Не популярен. Тебя давно никто не слушает.

— Ты слушала мои записи?

— Я нашла старые пластинки в комнате Альби. Но дядя Кеннет сказал, что твоя музыка плохая и подарил мне коробку с модными дисками.

Анабель потянулась к полке, нашла под пестрыми обложками молодежных журналов пульт от музыкального центра и включила на полную громкость запись подростковой группы, нежно поющей о любви к дерзкой, но симпатичной однокласснице. Анабель подхватила мелодию припева.

— Вот как надо петь.

— Ты не слышала мою песню.

Анри уселся на соседний кубик и настроил гитару. Он привез любимого «Стимми» с собой. Анабель закрыла уши маленькими ладонями, но потом опустила руки. Заинтересовалась. Анри на ходу сочинял стих о страннике, который искал свое счастье на другом берегу и не переставал любить детей и жену, хотя был не с ними. Он закончил.

— Как ты относишься к футболу? Раньше я играл с Эдди, теперь он вырос и мне не с кем мяч погонять…

— Я испачкаюсь! Не гигиенично брать грязный мяч… — Анабель спрыгнула с кубика.

— Тебе нужно бывать на воздухе, а то закрыли в четырех стенах. И не опаздывай…

Анри очнулся и облегченно вздохнул. Жена выключила моторчик.

— Анабель грубит и мне, — Элизабетта вернулась к конвертам.

— Твой Пен совсем избаловал ее!

— Она дитя другой эпохи. Ей с пеленок позволено многое. А в школе … — Элизабетта вывела в адресной строке фамилию знатного господина. — Нос так задирает, что…

Крики и топот в прихожей… Голос Клауса, требующий предъявить документы. Всхлипы Энни в ванной у зеркала и вот она, сама. С красным лицом. Машет руками и показывает на сумку. Элизабетта сунула в ее руку документы, вытолкнула обратно, велела сидеть тихо, а сама прижалась к холодной стенке.

— Тише! Энни! Адрес Анри… Завтра поедешь к нему и подпишешь бумаги!..

Клаус пустил в ход кулаки. Недоумевающий Анри поднялся с дивана и не особо почувствовал опасность, исходящую от визитеров. Незваные гости довольно быстро расправились с Клаусом, которого застали врасплох, и вошли в комнату. Трое, в черных пиджаках. Один, самый высокий и плотно сложенный, плюнул на коврик у кровати, второй, усатый и немного прихрамывающий на левую ногу, допил из стакана остатки воды. Третий, атлет, поставил начищенный ботинок на стул. Покачнулся, приподнял оправу дорогих очков и уверенно воскликнул:

— Мадам, нехорошо! Въезжать в чужую страну по подложным документам, плести интриги, когда предложена честная дружба. Не сомневайтесь, все ваши махинации осветят опытные журналисты, да так, что впредь переходить нам дорогу не взбредет в вашу белокурую головку.

— Что вы хотите? — Элизабетта сохраняла спокойствие.

— Вам предписано покинуть Южную Страну в течение трех часов. Премьер готов предоставить частный самолет, чтобы не пришлось ждать утренний рейс в жутких условиях. Уверяем, вы оцените гостеприимство. — Говоривший опустил ногу. Прихрамывающий занял позицию у окна. Элизабетта прислушалась. Энни сидела в ванной как мышка. Высокий приблизился к Анри.

— Фестиваль состоится в Южном Городе, — глухо, шепелявя и с трудом выговаривая звуки, сказал он. — Понимаете, друзей не предают…

— Он мой муж, — Элизабетта попыталась протиснуться к Анри, но атлет в ботинках опередил ее. — И вернется… — она увидела направленное дуло и замолкла. Визитеры не привыкли шутить.

— Документы о разводе получите почтой. И мой совет. Подписывайте бумаги, не задумывайтесь. А мисс Полли отличная спутница для мистера Анри. Было большой ошибкой устранять симпатичную девушку, — начищенный носок ботинка попался на глаза Анри. Он не понимал, кого ненавидит больше — незваных воротил Премьера или бывшую жену. — Дамочку и охранника в машину, — приказал мужчина. — Смита отвезти домой и организовать наблюдение.

— Соседи доложили о странных жильцах.

— Я сдаю студию музыкантам, — быстро нашел ответ Анри.

— Ты так и будешь терпеть? — капризно заявила Элизабетта. Налитый кровью кулак атлета только раззадорил ее гордость. Она попыталась вырваться, визжала, сыпала проклятиями, но визитер вновь показал круглое дуло, пахнувшее порохом, и она успокоилась.

— Только посмейте пискнуть и Премьер не поедет на встречу к магнату Джону… Посадить в самолет и проследить, чтобы они улетели. Охранника в чувство приведите… — начищенный ботинок коснулся безжизненной руки Клауса. Его подняли. Клаус открыл заплывший глаз и отказывался чувствовать боль в пояснице, локте, колене, шишке на затылке, хотел было броситься в атаку, но едва не рухнул от бессилия. Воротилы Премьера были в отличной форме. Даже хромой старался ступать уверенно.

— Небезопасно, неэффективно, — слабым голосом вытянул коронную фразу Клаус и повалился на руки атлета. Элизабетта оглянулась. Лишь бы Энни хватило мужества не выбежать из ванной.

— Я…

— Молчать, мадам!

Стало тихо. Скользя каблучками по кафельной плитке, Энни выбралась из холодного убежища, и, прижимая к груди папку, опустилась на диван. На столе лежала визитка с адресом Анри, спешно оставленная Элизабеттой. Энни увидела синюю косметичку и… Горячие слезы побежали по отекшим щекам, а в туго соображающей голове крутился настойчивый приказ — утром найти и подписать…

Элизабетта. Мать

Яркий свет озарил пространство рабочего кабинета. Здесь всегда царит идеальный порядок. Энни следит за чистотой. Тщательно отполированный стол, небольшая лампа в углу, наследство бабушки, и ее вечный портрет на стене. И мне предначертано, пока я живу в этих комнатах, лицезреть упрямые, поучительные глаза. Наклоню голову и вечно натыкаюсь на взгляд-напоминание. Бабушка всегда будет присутствовать в моей жизни, по крайней мере ее дух.

Пен злобно посмотрел на меня. Яростные глаза его пылали недоверием и превратились в безумные точки. Хищник выжидал свою жертву. Я бросила вещи в дальний угол. Объясняться с ним не было желания. И сказала просто:

— Уходи.

Пен не стремился плести новую паутину. В старой образовалась брешь. Паук-хозяин почти упал, но пока держался. В три шага он преодолел то далекое пространство, что нас разделяло, и силой схватил меня. Я попыталась увернуться и выскользнуть из его ловушки, но Пен опустил решетку и готовился повесить замок.

— Я не позволю выставлять меня идиотом и дураком, — прорычал он. — Будь ты самой великой королевой. Ясно?

— Рада за тебя, — бросила я в ответ, — что понял сам и избавил от подбора красивых и лестных слов для моего расставания с тобой!

— Ты пожалеешь, что посмела перейти мне дорогу.

— Это. Я. Вас. Всех. Уничтожу.

— О чем ты? — Пен отпустил мое покрасневшее запястье.

— Новости не читаешь, дорогой?

Ярость медленно сползла с его губ, лица. Щеки выпрямлялись, лоб разгладился.

— Премьер…

— Меня и Клауса с позором депортировали из Южной Страны. А он… Покорно шел за ними и смотрел.

— Клаус?

— Нет…

Не раздеваясь, я повалилась на диван и закуталась в любимый плед. Чуть позже вызову помощницу Энни, и она принесет успокаивающий чай, а я буду вдыхать аромат и смотреть в окно. Возможно увижу, как мой садовник в грязной робе будет толкать тележку с землей. Или как мой охранник в шерстяной шапке с нежеланием выйдет из кособокой будки проверить у посетителя документы, потому что визит случится в день, когда по телевизору будут транслировать в прямом эфире финальный матч за звание чемпиона. Или как у крыльца остановится моя лакированная машина. На ступеньках будет стоять мой Анри… Возможно я увижу новый план спасения, возможно отступлю и сбегу. На Остров. И никто не найдет. Он спрятался, почему я должна думать, как спасать семью. Оберегать нас от позора и разорения?

— Твой муж? — голос Пена прогремел как раскат грома в грозу. Но у меня хватило сил лишь прошептать.

— Оставь меня.

Пен вышел, а я закрыла глаза. Плед запутался в ногах, и я без конца дергала его. Лишь бы Энни не струсила…

— Но он не дал ответ!

Я вскочила. Бабушка не простит, если я отступлю. Трубка городского телефона лежит на столе. Я смотрю на выпуклые кнопки и вспоминаю сочетание цифр в номере моей Энни.

— Клаус, зайди!

— Есть, — голосом военного доложил мой охранник.

— Пришел в себя?

— Энни не объявлялась, — подобно роботу отчеканил он.

— Привет, — Жасмин зашла в комнату без стука. — Узнала, что ты прилетела и сразу с новостями. А твой где? — с иронией поинтересовалась она. — В спальне ожидает?

— Пен «не мой» и никогда им не был. Нет времени рассказывать, я встречалась с моим Анри. Бумаги он не подписал. Вся надежда на мою Энни.

От удивления Жасмин уронила папку. Бумаги посыпались на пол. Я помогла поднять их.

— А меня, значит, не пустили пограничники. Вот, читай…

— На стол положи.

— А чем муж твой занимается у соседей?

— Играет как лабух в баре. Говорит, у меня в стране первый же цензор отправит диск в мусорную корзину. Великий и ужасный Пен спит с новыми законами под подушкой, раздумывая, кому бы еще отомстить. Глупец!.. — Я постучала костяшкой пальца по деревянному подлокотнику и сказала более задумчиво. — Ну да.

Жасмин, прислушиваясь к нелепым глупостям, которые я несла, хотела озвучить что-то важное, засевшее у нее в голове, но промолчала. Я коснулась кружевной шторы, спадавшей с карниза. Меня заинтересовала вышивка ручной работы.

— Гроза надвигается, — тихо пробормотала я. — Гром и молнии на темно-фиолетовом небе. С юга летит ураганный ветер. Железные конструкции почти рухнули… Мой музыкант перестал петь… Техника придавило чем-то… Крики… Люди с головой кутаются в промокшие дождевики и бегут по сырому полю…

— Замолчи! — воскликнула Жасмин, и тут же руки на колени положила.

Но я не думаю ругать единственную мою подругу. Просто смотрю на нее и вспоминаю как на картинах моего Анри я с небывалой легкостью ухватываю с неба черные нотки в воздушных облаках.

— Чувства подсказывают, что моему сыну будет нечего передавать. Премьер расправится со мной много раньше…

Жасмин перебралась в любимое кресло бабушки, а после истошно закричала, словно это она теряет семью, а не я.

— Не посмеет, слышишь? Надутый высушенный индюк! Силенок не хватит…

В кабинет без спроса влетел мой бедный Клаус — в новом костюме и с царапинами, синяками, пластырем на лбу.

— Что случилось? — охнула Жасмин и сунула в карман пиджака фотокарточку пятилетней дочки. Ее дочки… Хоть бы раз показала, как выглядит ее ребенок…

— Рабочие издержки, — отчеканил Клаус и занял любимую позицию у камина.

— Оставь нас, — громко приказала я. Жасмин поспешно вышла, а я засыпала покалеченного Клауса новыми поручениями.

— Операция пройдет безопасно и эффективно, — доложил он. В этот раз мой охранник готов пойти до конца, чтобы поведать утром новости, которые я желаю услышать. Только вот придется вновь пожертвовать встречей с сыном и отцом. Энни вернется и придет в ярость — в его подчинении сотни людей, десятки руководителей. Но преданный бабушке Эдвард учил единственного сына контролировать исполнение важных поручений самому, и по-другому Клаус не мог, как бы ни жаловалась на отсутствие личной жизни его жена.

Криста. Студентка

В Университет явилась она. Помню, что вызвали к Директору. Мисс Лили не объявила, по какой причине. Открываю дверь, зеленая спинка кресла повернулась, и я увидела смеющиеся глаза, распущенные волосы и черты лица… Совсем как у Альберты. Только выглядела она постарше. Сквозняк надул плотную занавеску. А она покачивала ногой в капроновом чулке. И изящный каблук ее туфли блестел под гудящими лампами дневного света, переливался.

— Ну здравствуй, дочь, — она улыбнулась. И лукавые глаза еще больше засмеялись.

Признаться? Альберта… Ее план. Нет, не смогу выдать подругу. Возьму вину на себя… Пусть в тюрьму сажает за мошенничество… Я вынесу… Год счастья слишком много для неудачницы вроде меня. А она привыкла играть, запугивать, портить… Вдруг выдала насмешливо, как будто издеваясь:

— Не стоит бояться, милочка.

И надвигается на меня грозовой тучей, бесшумной походкой, а я отскакиваю, ищу скалу, чтобы спрятаться, но на пути задеваю офисные предметы: пачку бумаги для принтера, органайзер или кувшин с кипяченой водой. И вот она рядом. Смотрит сверлящими зрачками, решает: казнить или миловать. А я посвятила жизни этой женщины столько строк! Интересно, она догадывается?

— Моя Альберта ответит за свои шалости. Не переживай, — вдруг говорит она и застрявший в груди комок отступает. — Учись дальше. В дипломе напишут твою фамилию. Обещаю, что не выдам директору. Но услуга за услугу, мисс. Клаус! — позвала она, и в комнату влетел мужчина в темном пиджаке и подал мне папку.

— Приглашение на закрытый прием в Резиденцию магната Джона. Бумаги на машину. Права. Билет на самолет туда и обратно. Вылет через четыре часа. Бронь гостиницы. Удостоверение и международная аккредитация журналиста. Адрес, где купить приличный парик и платье. Задача — осветить мероприятие и доложить.

— И все?

Элизабетта покачала головой. Засмеялась.

— Пока все, а дальше посмотрим. На сына моего взгляни, пусть думают, что к нему ревнивая любовница прилетела. Задача ясна?

Я лишь моргнула и спряталась в тени книжного шкафа. С папкой, забытой мечтой получить «предмет обожания», мыслями, что скажет Альберта — она подумает, я к «учителю» собралась. Но мне нужен тот, кого я выслеживала и кто покинул меня.

Элизабетта говорит, Клаус диктует инструкции, а я вижу, как темная волна накрыла сознание. Живописный луг, звон голубых колокольчиков, юные девушки репетируют танец для постановки в городском театре. Закат на реке. На оранжево-желтом небе медленно плывущие облака почти закрыли стремительно гаснущий диск солнца. А потом танцующие подруги резко упали на зеленую траву. Песчаный берег на другой стороне обвалился. С узкой тропинки, из кустарника, на луг вышла закутанная в шерстяной платок сгорбленная старушка.

— Есть стаканчик воды, милая? — спросила она и подняла угольного цвета глаза.

— Да, — машинально ответила я.

— Подашь?

— Сейчас.

— Зачерпни…

Я закружилась в поисках кружки. Нашла жестяную в сумке, затем побежала к реке и вымыла ее. Почему я думаю о том, как напоить старушку, а не о помощи потерявшим сознание девушкам?

— Спасибо, милая, — вежливо поблагодарила женщина и глотнула воды. Вернула кружку. — Услуга за услугу. — Глаза! Я помню их и мне не страшно. Покорно сажусь подле ног и, не подумав, спрашиваю:

— Это вы?

Женщина засмеялась. Три раза ударила деревянной клюкой о землю. Воздух стал сухим, подул сильный ветер и растрепал мои волосы.

— Кровь земная, кровь небесная. Слушай, что говорит Бетт и не сомневайся. Покажи ему своей мир и прими его.

Женщина коснулась наконечником палки моих глаз, и я закрыла их. А как открыла, то увидела, что ветер успокоился, облака освободили небо. И красные блики прыгают по стенам и шкафам. Элизабетта ждет ответ. Палец нетерпеливо стучит по крышке стола. Верный Клаус постоянно сбрасывает навязчивые звонки. А я вспоминаю лица Кэт и других девушек, которые нуждаются в покровителе. И я смогу защитить их, если заполучу наследника.

— Еду, — тихо бормочу я и выбегаю из кабинета.

Альберта. Наследница

Лучи заходящего солнца пробивались в комнату сквозь наспех задернутые шторы. Я проснулась и набросила на плечи вязаную шаль. В комнате сидел он, учитель, согнувшись над столом. На коленях лежала раскрытая на середине книга. Черные буквы группировались в слова и строчки на белом экране. Интересно, напевая вполголоса хит Группы, он осмысливает глупое девичье признание? Или решил вернуться к семье? Или…

Не думала, что застану его в доме папы снова. Казалось, он уехал, исчез, растворился в тусклой ночной мгле на стоянке клуба. Но он шевельнулся, свет от лампочки очертил смуглое лицо, и я увидела, что он растерян, а вьющиеся волосы на его голове взмокли.

— Я выжидал время окончания репетиции, — медленно, глотая слова, проговорил он, а потом как ребенок упал на колени и поклялся, что откровенная беседа не страсть — я дорога ему, как и его жена Молли, и дочь Бетти. Я не понимала, как реагировать… Хотя говорил он серьезно, и от него не пахло перегаром, и в руке он не держал бутылку с горячительным напитком.

Он уговорил меня показать ему спальню, а когда вошел, удивился обилию розового цвета. За день я обустроила временное жилище по-своему. Шторы, покрывало, крылья бабочек на дверцах шкафа, сорочка с кружевным воротником, небрежно брошенная на плетеную спинку стула, лента для волос, записная книжка и грифельный карандаш с меховым наконечником, который я в спешке оставила на подоконнике — все пылало розовым.

— Это! Не поддается описанию! — учитель присел на единственный в комнате стул.

Я припомнила ему жуткий беспорядок у них в гостевой… А потом… Не поленилась и сбегала в его комнату. Отыскала в корзине для белья заляпанную томатным соусом футболку и испачканные брюки Моргана. Предъявила ему.

— Ладно, квиты, — с волнением произнес учитель, забрал грязные вещи и положил рядом с упавшей сорочкой. Я забралась в постель, а он пожаловался на полубредовое письмо жены и поделился тайнами «идеальной семьи».

— Нескончаемые ссоры по одной причине — где жить и как воспитывать дочь.

Под монотонную речь я уснула, думая, что имею полное право на кусочек счастья. Пусть и недолгий…

В шесть позвонил Эдди.

— Прием! — опомнилась я.

Учитель зашевелился, отложил работу и тихо спросил, что случилось.

— Вопрос жизни и смерти, — крикнула я и спряталась в душе. Телефон вибрировал, я зачарованно смотрела на экран и ждала, когда вызов сорвется. Но Эдди настойчив. Он позвонил снова.

— Ты где? — спросил брат, едва я ответила. — Джон желает пообщаться до официальных встреч. Водитель уже полчаса ожидает у крыльца. Имей в виду, Альби, забота о моем друге — твоя обязанность.

— Ладно, только не кипятись, братик, — я успокоила его, лишь бы он не приставал с причитаниями. — Скажи милому дяде в козырьке, что через двадцать минут пассажир явится на посадку.

Я вернулась в розовую спальню. Учитель сидел на подоконнике и крутил в руке карандаш. Мохнатый наконечник щекотал ему пальцы. Я отворила створки шкафа и повисла на них. Вещей на «выход» почти не было. Брат не простит, если Джон разочаруется. Что же надеть? Синее платье? Длинноватое, но другие точно не подойдут. Я же музыку записывать приехала, а не развлекаться с богатеями. Меткий взгляд в зеркало, и я уловила изучающий взгляд «учителя». Розовый наконечник опускался и поднимался. Я бросила платье на кровать и начала перебирать разбросанную на полках одежду. Свитер, майка… Не имею привычки раскладывать вещи по местам. Следить за порядком — обязанность девушки-горничной.

— Подожду в коридоре. — Мистер Грин оставил меня в одиночестве. Карандаш забрал с собой. Я, чувствуя облегчение, выпустила воздух из легких и быстро натянула платье. Осталось найти подходящие туфли. Те, что надевала в клуб, испорчены. Придется просить у Полли. Но у нее «обычные». Я присела на кровать и задумалась. Вернулся учитель. Без карандаша. Я встала, и юбка платья прикрыла голые лодыжки.

— Позволишь? — спросил мистер Грин и, не дожидаясь ответа, застегнул молнию. В груди сильно кольнуло, стоило ему прикоснуться к лопаткам.

— Опаздываю, — я оттолкнула его и снова полезла в шкаф. Я нашла туфли! Удача! — Важная встреча, от которой зависит многое.

— Если надумала искать спонсора — плохая идея. Никто за спасибо денег не даст.

— Дядя Мон мой спонсор, — я улыбнулась и закрепила волосы заколкой с синими камешками. Подарок брата. — Уверяю, сверхприбыль другу о… ему не нужна.

— Так куда же ты идешь?

— Скажем так — Патрик пригласил на ужин.

— И? — учитель неуверенно закачался. Я видела в зеркале, что руки у него дрожат. Зрачки прыгают и следят за колебаниями расчески в моей руке.

— Вдвоем бороться с системой легче.

— А личная жизнь? — воскликнул «учитель». — Проекты отнимут не только дни, но и ночи.

— Поддамся воле случая, — я вдруг представила лицо матери, когда расскажу ей о решении с головой уйти в музыку. — Я мечтаю о сцене и фанатской любви, понимаете?

— Да, — с тревогой ответил мистер Грин. Глаза его погрустнели. — У меня нет права вмешиваться.

Под окнами выл автомобиль.

— Все, мне пора.

Учитель выпустил в коридор. В голосе его сквозило сплошное разочарование, печаль.

— Пока, — попрощался он.

— Пока.

Внизу играла наша музыка — результат долгой и кропотливой работы Моргана.

— Буду поздно, — предупредила я друзей. Фома, сидевший за столом, поднял круглую голову. Он перекусывал куриными ножками, которые миссис Конни зажарила к ужину. Татуировки блестели под яркой лампой. У Патрика была одна, на плече, но такая содержательная…

— Ясно, Мо, гуляем! — крикнул он. — Хозяев нет, может, девочек из клуба позовем?

Музыка стихла. Мон опустил рычаг.

— О, что ты там сказал?

— Как насчет вечеринки? — повторил Фома. — Звони Пату, пусть возвращается. «Леди» уходит и, надо полагать, вернется не раньше утра. Постой, ты случаем не с Патом намылилась?

— Идиот! — возмутилась я, надевая плащ. — Повторяю для глухих — никаких вечеринок, ухожу я, но есть отец…

— Мистер Анри уехал пару часов назад и сказал, что вернется нескоро.

— Куда уехал? С Моном? — удивилась я. Водитель сигналил. Я распахнула входную дверь, но задержалась на пороге. Фома вытер губы и ответил:

— Мы поняли, что Мон только обещал его подвезти. Куда-то.

— Так узнайте куда, — сказала я и хлопнула дверью.

Водитель брата выпустил меня у входа «для своих», поэтому опоздание нисколько не волнует меня. Основные гости мероприятия только начинают собираться у беседки на центральной аллее. Их обслуживают официанты в черной униформе.

Эдди, Элис и Джон в малой гостиной приподняли штору и внимательно рассматривали вечерние туалеты светских дам и их элегантно одетых спутников. Иногда смеялись, если Джон вспоминал забавный случай из жизни великосветской леди в надетой на бок шляпе, украшенной изящной тюлью и пером. Элис глумилась над странным юмором, но мой брат и Джон не придавали значения неуместным замечаниям. Я подошла ближе и хлопнула в ладошки. Троица мгновенно обернулась. Я бросила сумку на дальний диван и, чувствуя себя полноправной хозяйкой, без приглашения заняла почетное место. Элис недовольно взглянула, но упрекнуть в наглости не решилась. Она не «жена брата» и вряд ли посмеет в гостях попросить меня ожидать приглашения дворецкого в беседке.

— Вот и сюрприз, — сказал Эдди. — Успела, — он сверился с наручными часами. — До начала мероприятия — пятнадцать минут и три секунды.

— Я же обещала, — кокетливо ответила я. — Могу украсть любимого брата? Ненадолго?

— Вы можете поговорить в кабинете, — гостеприимно предложил Джон.

В кабинете Эдди плотно закрыл дверь:

— Что надумала просить на этот раз?

— Почти ничего. Разведка доложила, что наш папочка уехал, и даже мне не сказал куда. Подозреваю, без мисс Полли не обошлось. Хотя… Я не видела ее сегодня. Может девушка организовала романтический сюрприз?

— Поэтому ты так спешишь сообщить радостную новость мне?

— Не совсем, — ответила я и включила настольную лампу. Абажур вспыхнул зеленым, и свет заиграл желтыми кисточками на проволочном ободке.

— Не вижу причин для беспокойства, — уверенно произнес Эдди. — Родители разберутся, или уже… Помирились?

— Что ты знаешь? — я с кулаками набросилась на брата.

— Почти ничего, — Эдди понял руки. — Маму видел утром. Она намекнула, что вечером встречается с отцом.

— Два агента тайной разведки! И мне не сказал! — я поджала губы и отвернулась.

— Только не вмешивайся и не звони им. Они заслужили примирение, правда?

— Да. Но я пришла просить о другом.

— О чем же?

— Убери Кеннета Пена с дороги. Я обещала Патрику и ребятам…

— Кто такой Патрик?

— Музыкант. Звезда вроде как. Пару раз в клубе сыграли. Я увела его из-под носа музыкальных дельцов. Они никогда не простят мне хитрости, поэтому даже самый примитивный хит, сочиненный на компьютере, я вряд ли спою в восьмичасовом субботнем концерте.

— Чтобы помочь тебе, мне необходимо заручиться связями Джона…

— Что нужно делать? — я выгнулась.

— Для начала у моего друга должно быть хорошее настроение. Банкет заказали лучшей фирме, подадут элитный алкоголь и самые изысканные закуски, деликатесы. Но это ничто по сравнению с тем, что можешь сделать ты. Ты понравилась ему… Только не обижайся… Твоя задача… Ну ты понимаешь…

Я опустила ресницы. Думаю, сейчас заплачу. Учитель — поиграет и бросит, а Патрик уже узрел во мне конкурента, разлюбил песни Группы — «Анри-легенда» прямотой и осунувшимся внешним видом разочаровал, и в личной жизни его всегда интересовали лишь силиконовые губки-бантики Рози.

Эдди обошел круглый стол и усадил на диван.

— Не требование. Всего лишь просьба…

— Дело не в тебе. Понимаешь… мне нравится один человек, и это не Джон… А может и два…

— Кто же он? Они?

— У первого растет маленькая дочка. Второй — тот самый музыкант… Первый прилип и не отходит. Другой — упрямый, самолюбивый и ведет себя как рок-звезда и даже нашего папу упрекнул в эгоизме.

— Не знаю, — Эдди пожал плечами. — Если однажды застрянет, вот здесь… — Он постучал по груди. — Вряд ли кто-то сможет удалить занозу, кроме тебя самой. — Затем он погрустнел, вспомнив о роковой встрече с девушкой в вязаной шапке. Для него стало удивлением, что его заноза — студентка-журналистка, а не почитаемая со школы Элис.

Элис. Невеста

Жак набросал короткое сообщение, что будет ждать на портовой стоянке в полдень, и добавил пару смайликов, я вздохнула и стерла компрометирующий текст, сообщение было двадцатым, девятнадцать других, полных признаний в вечной любви, я читала в слезах, затем удаляла, через силу, не знаю как, но с каждой новой просьбой Жака всегда получалось убеждать саму себя, что только Эдди подарит не будни, а яркую и незабываемую мечту, я столько вытерпела: и ненавистные игры в любовь за полчаса до сна, и вежливые разговоры с Элизабеттой, Кеннетом Пеном, когда требовалось быть услужливой и идти на компромисс, проявление самообладания и выдержки в присутствии Альберты, все чаще позволявшей себе откровенно хамить, она родилась наследницей и ей не нужно бороться за титул, он прописан курсивом в свидетельстве и фиолетовые чернила уже не сотрешь.

Приглашения Джон разослал только «избранным», внимательно изучаю поведение влиятельных гостей, «не своих» я быстро вычислю по походке, жестам, еле заметному пятнышку на юбке, складке у ворота, речи и умению поддерживать разговор, если бы я работала в газете, то обязательно намекнула бы читателю на талантливо срежиссированную театральную постановку, где ключевые роли исполняют: я, Эдди, Джон и… Альберта, да, сестра моего жениха обхаживает важного союзника, как же мило они беседуют, глаза ее пылают от удовольствия и восторга, головка то наклоняется, то резко взлетает, брови то поднимаются, то выравниваются прямой чертой, то она смеется, то шепчет ласковые слова, Джон ведется и подбрасывает шутливо-игривые темы.

Эдди и репортеры стоят спиной и не могут видеть, что я не с гостями, а наслаждаюсь уединением, новое сообщение от Жака, неуверенными движениями я коснулась пальцем «желтого конверта» и на экране вспыхнул лишь один вопрос:

«Ты придешь? Почему не отвечаешь?»

Тихая, непринужденная музыка струнного оркестра и еле слышный шепот гостей музыкально описывают спокойную атмосферу мероприятия и я — часть этого общества и мое место здесь, а сообщения Жака вырывают из реальности, и я неохотно вспоминаю, как «приемы» проходят у него дома, стоит мистеру Силано уехать в длительную командировку, и Жак предоставлен сам себе, в общем, он прославился известными на весь Город шумными вечеринками — на них всегда весело и много выпивки, для сына обласканного властью строителя-чиновника не существует запретов, в его гостиной звучит лучшая музыка из подвалов, в надежде заработать молодые музыканты соглашаются выступить перед мажорами «вживую», а Жак не только слушает их «песни», он приходит в восторг, унижая бедных парней стоп-кадрами из субботнего хит-парада, на белом экране мелькают слайды с артистами одного типажа: певец в обтягивающем костюме, расшитом позолоченной нитью, певица в розовом парике, а может быть и в голубом, оголенная девица показывает выступающие «прелести», загорелый лидер «чарта» демонстрирует бриллианты в ушах и золотой крест на волосатой груди, затем Жак выдвигает обеденный стол в самый центр гостиной, ловко, подобно коту, запрыгивает на крышку и начинает выливать из заранее припрятанных бутылок пиво, он наблюдает, как музыканты подключают инструменты к усилителям, и пьяным голосом умоляет их «дать ему рок».

Да, экзотика и безрассудность отсутствует в жизни Эдди и вряд ли украсит жесткий, расписанный по всем правилам протокол, главное, не попасть в объектив, и тогда все получится, я ответила Жаку.

«Видела в тебе не только друга, ты знаешь об этом, и так будет всегда, я приду, только дождись, но дай прежде слово — не станешь вмешиваться, замуж за Эдди я выйду…».

Жак прислал в ответ довольный смайлик.

«Конкретнее», — попросила я. — «Если не напишешь: „да, меня все устраивает“, я не приду!!!».

Жак выждал пару секунд.

«Обещаю не горячиться».

— Все в порядке? — я и не заметила, как подошел Эдди.

— Голова закружилась. Душно…

— Потерпи, недолго осталось. Гости скоро разойдутся. О, Фрэнсис, рад вас видеть!

Эдди пожал руку седоватому мужчине с острой бородкой.

— Магнат Джон? Или я ошибся? Это он?

— Вас удивляет, что я присутствую на вечеринке друга?

— Скажем так. Ты не посоветовался…

Я не стала прислушиваться — Джон мило беседует с Альбертой на балконе, друг Эдди жеманится и обхаживает его сестру: и пиджак на плечи набросит, и ладонь погладит, и слегка приобнимет, Альберта притворяется, что интересуется облаками и чернотой неба, внезапно Джон оставил в покое ее плечо и поцеловал, Альберта высказала ему пару грубых слов, а позднее выбежала в гостиную с гримасой недоумения и полного безразличия, я вышла на балкон, Джон в надежде увидеть ту, что оттолкнула его, обернулся, поднял голову и с блестящими в темноте глазами глядел на меня, он захотел уйти, но я не позволила.

— Я наблюдала за вами.

— И что мне от вашего интереса?

Я вздохнула.

— Я знаю Альберту с детства, поверьте, она играет, привлекает внимание.

Друг моего наследника жестко вцепился в металлическую перекладину.

— Эдвин нуждается в моей поддержке, а я собираюсь заполучить его красавицу-сестру, — сказал он и вернулся в гостиную.

Балконную дверь не закрыл, Эдди в комнате не было, Фрэнсис Бойл, поглаживая острую бородку, остановил Джона и теперь беседовал с ним, Альберта устранилась в известный только ей мир, исчезновение Эдди беспокоит, если бы не жуткие заголовки в прессе «Терпеливая невеста потеряла наследника» или «Эдвин сбежал от Элис», которые опорочат меня на весь мир, я бы точно подняла тревогу, обошлось, Эдди вошел в гостиную, выглядел он подавленным, обеспокоенным, и в глазах его не было прежнего лоска, а в походке уверенности, с полным безразличием он тенью проскользнул мимо Фрэнсиса Бойла, казалось, что за время своего отсутствия он многое понял и уже ненавидит здешнее общество, я быстро подбежала к нему, схватила рукав пиджака и презрительно шепнула:

— Где ты был, что случилось, кругом журналисты, они уже обнажили камеры и сочиняют свои версии, идем, успокоим их.

— Прости, — только и выговорил он. — Пусть пишут, что хотят.

— Ты идиот или прикидываешься им?

Эдди остановился и выговорил по слогам:

— Ни_че_го не сл_уч_ило_сь, яс_но? Про_сто вы_шел воз_дух_ом по_ды_ша_ть.

Эдвин. Наследник

Фрэнсис Бойл упрекнул в излишней самостоятельности:

— Мальчик мой, всем известно, что Премьеру верить нельзя. И у верного пса, магната Джона, цель обольстить наследника.

Эдвин не слушал жалобные причитания профессора и его просьбу доверять только ему, потому что в малой гостиной появилась она, «школьница», нет «студентка» из книжного магазина. Только сменила вязаную кофту на элегантное вечернее платье, украшенное ремнем с круглой пряжкой. Она выглядела иначе, но Эдвин сразу узнал ее. Криста, заметив, что он пристально смотрит на нее, приподняла бокал шампанского и вдруг пропала. Эдвин забыл о профессоре и, как безумный, побежал к выходу, отказываясь верить, что она не призрачный мираж… На крыльце пусто. Видение пропало.

«Студентка, сбежавшая в темноту ночи. Как ей удалось попасть на закрытый прием в чужой стране?»

Ее не было. Была и исчезла. Эдвин потоптался на нижней ступеньке и вернулся к гостям. Альберта и Джон помирились. Друг извинялся за необдуманные поступки, а сестра умоляла поменьше льстить.

— Избегаешь меня?

Строгий голос Фрэнсиса Бойла заставил вздрогнуть.

— Нет, с чего вы взяли?

— Так быстро исчез…

— Вы заметили?

— Это видели все. Как и ссору с мисс Элис, и выяснение отношений мисс Альберты с магнатом Джоном. Кстати, я поговорил с ним.

— И?

— Нам выгодно иметь богатых друзей. Компания против Пена — дело затратное. Но он требует…

— Альберта?

Профессор потеребил бородку и свел седые брови.

— Южной Стране необходимы гарантии в подписании определенных взаимовыгодных соглашений.

— Знаете, я тут на досуге о цене своего поступка вспомнил…

— И? — Фрэнсис Бойл потряс его за плечи. — Эдди, мальчик мой, да что с тобой происходит? Ну свергнут твою мать заодно с Пеном, ну переживет очередной скандал, ну заживет счастливо с любимым мужем. Запомни, спасти семью можешь только ты.

— Отчего? Объясните. Не возьму в толк? — Эдвин поднял брови и нахмурился.

— Если хочешь, могу процитировать, — профессор задумался.

— Как люди жили в позапрошлом веке. Грязь вокруг была и есть. И мутная тина затягивает меня в болото, сдавливает дыхание, и я не слышу собственный голос. Понимаете?

— Понимаю, только у нас план построить идеальное государство, где будет царить всеобщее счастье. Только подумай! Улыбки на румяных лицах горожан, достаток, возможность получить любую услугу и вещь — только руку протяни, круглосуточное веселье и милые ангелочки с нотками в небе… — Фрэнсис Бойл дернул идеально сидевший галстук и властно сказал. — Если вздумаешь отказаться, сообщи. У меня на примете два запасных кандидата. Жак Силано и сын твоего деда. Пора расширять границы влияния.

— Об этом вы не говорили!

— Наступает иное время, сынок. Других технологий и ресурсов, — усмехнулся Фрэнсис Бойл и оставил его. Он столкнулся с Элис, которая вела к нему репортера светской хроники.

— Прости, не сдержалась и намекнула на некоторые подробности предстоящей церемонии, — мило прочирикала невеста.

— Я только задал пару вопросов мисс Элис о приеме. Она сама подняла тему свадьбы, — замешкался журналист, щелкнул камерой и испарился.

Элис вмиг приняла серьезный вид.

— Так было нужно, — промолвила она. — Фантазировать всегда умела, прежде чем осуждать, лучше взгляни на балкон.

Эдвин повернулся. На террасе Джон целовал его сестру и не замечал вспышек и пересудов светских гостей.

— Уяснил, в чем дело, милый? — съязвила Элис. — Как думаешь, чьи снимки поместят на первую полосу, скучных Эдвина и Элис или раскованных Джона и Альберты?

— Не бери в голову.

— Всегда ты так! — крикнула она в ответ. Эдвин хотел возразить, но гостиную резко накрыла волна безмолвия. На пороге появился Премьер под руку с женой. Элис тут же забыла о публикациях, поправила прическу и расплылась в улыбке. Репортеры оставили светскую парочку на террасе и зафиксировали, как наследник Эдвин приветствует знатную чету. Они отметили, что и Элис сумела предстать перед супругами приветливой и дружелюбной. Умение расположить к себе нравилось в Элис его матери, но однажды она оговорилась — на титул жены наследника могла бы претендовать более простая девушка. Затем одумалась и назвала сказанное бредом.

— Люди привыкли к мисс Элис. Смена «невесты» — необдуманный поступок.

— А если в моей жизни поменяются идеалы?

— Запомни, женой моего наследника станет только мисс Элис.

— Предлагаешь готовиться к ситуации с отцом и Пеном?

Мать вдруг нахмурилась:

— Думаю, что ты встретил свою девушку.

Эдвин не стал признаваться, что держал все это время Элис при себе, лишь бы она не досталась заклятому противнику. А потом он вспомнил Клариссу и как, будучи ребенком, жаловался перед сном:

— Смотрю по телевизору на родителей и не узнаю их.

— Имидж — главное, — уверяла няня, укрывая его пуховым одеялом.

— Они как не живые. Чужие.

— Родители любят тебя, а на публике им нужно выглядеть такими. Чтобы им верили, уважали, побаивались, иногда критиковали, а главное помнили, кто они.

— Объясни, как можно ощущать себя не собой? Я совсем запутался.

Кларисса посмотрела на него и дернула курносый нос:

— Подрастешь и узнаешь сам. Опытные педагоги научат…

— Поговорим без свидетелей? — предложил Премьер.

— Конечно, — Эдвин очнулся и предложил пройти кабинет. Элис не пошла с ними — ее задача развлекать жену Премьера.

Кеннет Пен. Второй муж

Он курил сигару. Ради важного случая можно и забыть, что он как бы расстается с вредными привычками по совету бригады врачей. Рассвет встретил моросящим дождем. Ему казалось, что он видит на промокшем стекле танец сизого дыма над обломками жизни музыканта. Несколько минут назад Клайв доложил, что «важное дело» завершено, а часа через два он ожидает пакет с документами.

— Позже, — отмахнулся Пен и протянул Клайву толстую пачку. — Я знал, что могу положиться на вас.

— Спасибо за доверие, мистер Пен. — «Вознаграждение» обожгло Клайву ладонь.

— Поручаю еще одно дело. Дочка врага. Я хочу ее. Папаша — устаревший материал. Отыграет летом и в утиль. Понимаете, Клайв, силен тот, кто вовремя почувствует течение времени. Рози — наслаждение. Представляю вам мой новый проект — сомнения, ошибки, любовь, подъем, изучение потаенных уголков внутреннего мира, мистика. Премьер пустил щупальца в ретро. А я пущу свои в свежее, но подобное.

Лицо Клайва напряглось. Жгло теперь не только в кармане. Хотелось выбросить пакет и освободиться, но он старался сохранять самообладание.

— Когда прикажете начать? Утром?

— Выждите. Знаете, я припугнул Лиззи. Я уверен, сидит в темном углу и размышляет о жалкой жизни и муженьке-неудачнике.

— Точно?

— Я знаю Лиззи как пять пальцев.

— Но ей удалось обмануть вас в отношении одного дела?

Клайв не решился произнести «любовь». Пухлые губы Пена сошлись в одну суровую линию. Он стукнул кулаком по деревянному подлокотнику и завопил:

— Вон! Я подыгрывал ей, ясно?

Клайв поспешил удалиться. Через утопающую в темноте галерею попытался проскользнуть к любимому лифту в королевский флигель. Пропуск у него был. Его тянуло туда, в коридор на пятом этаже. Он любил ходить там в одиночестве. Поднимать как можно выше стоячий воротник и смотреть на темную отделку стен, спящую мебель и круглое окно в самом конце. В него в ясную погоду всегда били лучи солнца. И Клайв любовался этим светом…

Охранник остановил Клайва и вежливо попросил связаться с мистером Клаусом. Именно с сегодняшнего дня действует новый образец пропуска! Секретарь сунул вредному стражу под нос карточку Пена. Охранник пожал плечами и настойчиво просил созвониться с Клаусом. Клайв вернулся в свой кабинет. На столе лежал запечатанный конверт из Южной Страны. Документы и фотографии — доказательство встречи с молодым человеком по имени Патрик. Он распечатал его.

Альберта. Наследница

Валюсь с ног. Почетные гости надумали расходиться в шестом часу утра — сначала они увлеклись азартными играми, после окружили Премьера, который смешил всех заимствованными у популярного комика шутками. Благо, неформальная обстановка способствовала. Никто не выглядел уставшим. Все привыкли к подобному распорядку — поздние выезды, сон до обеда, будничные дела и новый выезд.

В четыре утра учитель прислал сообщение:

«Жду посадку».

Я не ответила. Выключила телефон и попросила водителя остановиться на набережной. Увидела Патрика. Гитара повисла у него на плече, рукой он трепал короткие волосы и смотрел на волны и то, как ветер поднимает и выбрасывает их на набережную. Вода в море кипит. Плывут мелкие барашки.

— Не спится? — быстро спросила я.

— Не ожидал встретить тебя на рассвете. Где была? — он обернулся.

— У брата, — я показала кошелек. — Нужно было забрать.

Патрик бросил в пенку ракушку неправильной формы, гнутую по краям и с трещиной.

— Проводишь? А то боюсь наткнуться на «треничного» и «бритоголового».

Он повел меня по безлюдным, тонущим в предрассветном тумане улицам. До дома папы — несколько кварталов. Ноги отказываются слушаться, и я без конца спотыкаюсь, а Патрик спасает мои каблуки. Он говорит, а я смотрю на затемненные окна и уснувшие до лета кондиционеры. Когда сезон будет в разгаре, их не станут отключать на ночь и вода, ударяясь о железные подоконники, будет стекать на асфальт, образуя мокрую дорожку.

Затылок Патрика черным пятном мелькнул перед глазами. Я отвернулась. Он даже не друг мне. А кто? Вот если бы Патрик был пьян, как учитель, и мы бы стали разговаривать. Как он бы поступил? Вытянул поцелуй? Признался в симпатии? Или написал бы честное сообщение: «сердце мое принадлежит силиконовым губам Рози».

— Ты встречаешься с Рози? — спросила я. Патрик резко затормозил. Его лоб сморщился. И глаза пытливо высверливали дырку в асфальте. И ремень гитары он сжимал так, что прожилки выступили на руке. Запястье его выглядит худым, бледным, покрыто светлыми, едва заметными волосами. Совсем как у папы.

— Я не стану отвечать, — он запинался на каждом слоге. Затем выдохнул и, завернув в безлюдный переулок, ускорил шаг. Силуэт его растворялся в самой глубине темноты. Я послушно следовала за ним, хотя переполненные мусорные баки и заплесневелые двери домов, соединенных подобно гармошке в один, пугали и устрашали. На последних этажах были балконы. Выстиранное белье повисло на тугих веревках. К почтовому ящику прилип масляный обрывок газетной бумажки. Я видела черно-белое лицо мамы и начало заголовка — «Крадущийся враг…». На пороге следующего дома валялся учебник истории. Ветер перелистывал запыленные страницы с памятными датами и событиями. Я нагнала Патрика у неработающего фонаря и тронула сутуловатое плечо с татуировкой ангела. Он сказал гневно:

— Все, что тебе нужно знать на данный момент: я помешан на музыке и хочу играть на стадионах, даже если меня принудят прыгать и изображать клоуна, как в театральной постановке. Я хочу быть им. Ясно?

— У меня аналогичные цели. Просто стало интересно…

— Не ищи оправданий.

— Может, поспорим? Кто кого?

— Имея в отцах «музыканта-легенду», заключать сделки с уличными группами бессмысленно.

— Отец давно не в «теме», как ты успел понять. Соглашение будет честным. Ты или я?

Патрик минуту думал. Затем махнул рукой, поправил ремень гитары и произнес:

— Согласен.

Мы вышли на проспект. Сила холодного продувающего ветра чувствуется на открытом пространстве. Небо просветлело. Первые машины выруливали из темных дворов и прямой лентой скользили навстречу рекламным щитам и стремительно гаснущим неоновым вывескам на крышах стеклянных высоток в самом сердце Столицы. Мы движемся дальше, вот улица, где живет папа. Дом его погружен в сон и стоит такой одинокий и поникший в собственном унынии. По асфальту тянется туманная дымка. Стены из серого бетона кажутся издалека кривыми, искаженными. Прибрежный ветер дунет сильнее, и крепкая конструкция рухнет.

Папочка рано встал или только вернулся? Вот он, сидит на предпоследней ступеньке и наблюдает, как клочки бумаги с обугленными краями подпрыгивают на ветру, касаются выбеленного асфальта и летят. Морган и Фома подле него кутаются в шерстяные пледы. Они утешают моего отца, а папочка и не думает слушать.

— У мамы проблемы, — нечетко сказал папа, едва заметил нас с Патриком. Встал. Стряхнул крошки с колен.

— Клаусу звонил? Насколько помню, проблемы мамы решает он.

— «Они» со скандалом депортировали их…

Глаза мои заблестели.

— Мама в Южной Стране?

— Была.

— Патрик, принеси ему воды. Он на себя не похож.

— Сейчас.

Но папа не пустил Патрика на крыльцо.

— Я в порядке, дочь. А вы, молодой человек, были с ней?

— Встретились на набережной.

— Надежный фанат. Второй наткнулся на меня в темноте и побежал прочь, словно приведение увидел.

— Второй? — Патрик напряг слух.

— Преподаватель. Он был здесь… Теперь его нет …. Альберта!

— Что? — я подошла ближе. Папа пьян и не соображает, что несет?

— Где твой учитель? Только не говори, что у него привычка рано ложиться спать. Морган и Фома всю ночь репетировали. Точно не знаю. Они так говорят. Меня не было. Шатался до утра. Улицы здесь другие, понимаешь. Пустые, затянуты плесенью. С острыми зубцами. Безжизненные. Вселяющие страх.

— Патрик, звони в больницу. Ты говоришь на местном? Папа, — Морган и Фома мгновенно сбросили пледы, подхватили моего папу под руки и потащили в его унылый дом. — «Учитель» уехал, — неохотно выговорила я.

— Анри! — крикнул женский голос. Я обернулась. Полли, спотыкаясь и прикрывая опухшие щеки шарфом, бежала от автобусной остановки. — Ты в порядке? — спросила она. Морган и Фома отступили. Я хотела остаться, послушать, но друзья затолкнули в гостиную. Полли обняла папу, и он с облегчением выдохнул. Предложил поговорить на ступеньках.

— Альби, ты должна послушать игру Моргана. Он классный пианист! Мы такое записали…

— Но…

— Идем, — Патрик перебил меня. — Думаю, помощь уже не требуется.

— Он ездил к маме… Он хочет быть с ней…

— Альби, предку твоему показалось, — Фома подал мне стакан с ледяной водой. — Твоя мама не соседка с рынка. Мы бы знали. Правда, Морган?

— Чистая. Идем, Пат. Ты с нами?

Патрик не стал сопротивляться и вошел в аппаратную, хотя в действительности он думал о странном разговоре, состоявшемся накануне. Ему обещали немало заплатить за правду, которую он донесет до сотен тысяч подданных Премьера и Элизабетты. Или… Патрик не хотел думать об «или».

Тот человек пришел, когда ему казалось, что признание «Анри-легенды» о поп-песнях Группы разрушило его жизнь, и что из него цепкими когтями выдернули самое ценное и отпустили на свободу. Хотел было вернуть, да не вышло. Человек присел на круглый табурет, представился, просил не унывать, не отчаиваться.

— Я знаю, как вам помочь.

— Моя группа на гране развала. Если не запишемся за две недели, то разбежимся. Для них? — Патрик посмотрел на мужчин в дорогих пиджаках за бильярдным столом. Они сбивали по очереди шары в лунки, а для поддержания игривого настроения напевали супер-хит Рози. Забавная песня удерживала верхнюю строчку мирового хит-парада два месяца. — Им подобие Туртанчика подавай и тогда все будет. Я думал, что хочу быть им. Так нужно. И я стану им. Так что идите, мистер, куда шли. И дайте мне закончить это дело.

Патрик допил содержимое стакана и велел усатому бармену налить добавки.

— Пропить оставшиеся деньги и прыгнуть с причала в идущее рябью море? Глупо. Неразумно. Дико. Несуразно.

— В любом случае, не ваше дело.

Человек отставил стакан и строго на него глянул.

— Сначала клубная популярность, затем дело. У вас есть менеджер?

— Как сказать. Дня два назад был. Его имя — Тони. Он сейчас в гостинице. Пакует чемоданы. Сказал, что я достал его нытьем. Мистер Пен предлагал, Туртан и магнат Джон почти добились контракта со мной, а я соблазнился и сбежал с белокурой девицей к ее отцу. Я верил в него… Клоун… Ненавижу…

— Вам повезло, что я отыскал вас в этом гадюшнике. Знаете, было нелегко.

— Вы уверены, что у меня получится? Я буду другим?

— Верьте в себя. Думаю, вы захотите петь не только в клубах?

— Да.

— И говорить людям, что им врут и сознанием манипулируют?

— Да.

— Тогда внимательно слушайте, что скажет мистер Билли, и делайте, как я говорю.

— Да.

— Подпишите мой документ и будем работать. Сначала вы. Потом ваша группа. Идет?

— Да.

— Альби!

Голос Моргана вернул Патрика из небытия. Он вдруг осознал, что не помнит, как выглядел тот человек, но пребывал в уверенности, что встреча в баре не приснилась. И он говорил с тем брюнетом в рубашке со стоячим воротником. Или отвечал? Или он был шатен? Блондин? Молодой? Старик?

— Ты здесь? — накинулся на него Фома. — Мы не можем с Морганом работать за всех, пока половина группы думает о смысле жизни на набережной!

— Мой вклад в скромный музон новичков?

— Вокал и гитара. Альби, тебе слово. Направление? Куда двигаемся?

— Как всегда, решать мне.

Я надула щеки.

— Мы сделаем…

В дом вошла Полли, удерживая под руку папу. Лицо девушки светилось от счастья, и отец об унынии забыл. Вытянулся и уверенно спустился в гостиную. От неожиданности я растеряла умные мысли. Что же произошло? Мама знает?

— Альби!

Криста. Студентка

Наследник попросил показать ему мой мир. Предсказание снежной женщины сбывалось. Она часто навещает меня во сне в разных образах, но я узнаю ее по морщинистым щекам, голосу, жестам худощавых рук.

— Приступим? — спросил Эдди и втолкнул меня в пахнущий освежителем воздуха салон машины.

— Моя фантазия не столь богата, поэтому перекусим гамбургерами и газированной водой.

Наследник не дал договорить. Достал букет луговых цветов, и я вдохнула полевой аромат. Стянула с головы черный берет и волосы мои рассыпались по плечам. Как в торговом центре. Эдди засмеялся и положил руки на черный руль. Машина выехала на оживленный Проспект.

— Адрес?

Я попросила отвезти в закусочную Солмера — второе заведение усатого начальника. Но бывший шеф не узнал меня. Точнее, я не видела его мясистый нос и выглаженную рубашку. Мистер Солмер не появился в зале, но по шепоту кассира и охранника я поняла, что он занят с новым бухгалтером учетом. Эдди выбрал стол у окна. Вечерело, и он поставил в центр горящую искусственным огнем свечу на красной подставке. Я повесила сумку на спинку. Эдди брезгливо зажал кончиками пальцев шершавый уголок ламинированного меню. Официант принес салат и два бургера с картошкой. Эдди с сомнением смотрел на запечённые булки, промасленные картофельные дольки, растекшийся сыр и выпавший кусок помидора. Сморщенный и неживой.

— Это руками едят? — спросил он. Оглянулся. Люди вокруг спокойно поглощали пищу. Звенела посуда, гудела кофе-машина, официанты перекрикивали друг друга, женщина прилюдно пилила мужа за оторванную пуговицу, пугливая девица украдкой прятала в потертую сумку пакет с выпечкой и чек от покупки. А мой бедный наследник заглядывал в глаза каждому и ждал, что люди осудят его, если он сделает что-то не так.

— Именно, — я наслаждалась вкусом еды.

Он облегченно вздохнул, когда мы вышли на тротуар и вклинились в толпу туристов в разноцветных шапках. Вытянутые пальцы указывали на памятник Маргариты, спрятанный в тенистом сквере. Я отвлеклась на рассказ гида, и моя рука выскользнула из ладони Эдди. Мы едва не потерялись в текучем потоке, но голос его вел меня к зданию кинотеатра. Голубоватое здание с треугольной крышей пряталось на противоположной стороне улицы, за бетонным забором, недавно выкрашенные стены в холле украшали яркие плакаты-афиши, изображающие космический поток, высунутый язык, супергероев, обнаживших оружие, влюбленную пару, с умилением глядевшую в глаза друг другу. Мы купили билеты на последний ряд. Эдди признался, что раньше не видел, чтобы в кинотеатре ели поп-корн и запивали его газировкой. Или хрустели чипсами и освежали горло холодным пивом. Я тихонько посмеивалась. Его сестра не удивлялась превратностям обычного мира и у нее неплохо получалось быть среди нас просто девушкой, а не титулованной наследницей. Эдди запахнул плащ и задумался. Ему было скучно. Сюжет и спецэффекты наводили тоску, а комментирующий голос подвыпившего парня на ряд ниже угнетал и заставлял смеяться во время сцен, которые должны вызвать сопереживание.

— А что ты хотел! — жалобно воскликнула я, когда Эдди открыл дверцу машины. — Многие устают от ежедневного учета цифр, ругани с глупыми скандалистами-клиентами…

— Я не спорю, — Эдди поднял руки. — Просто горожане жалуются на мусор и требуют убирать улицы, мыть асфальт ежедневно, а что я увидел? Нет бы донести стакан до мешка — стоит же на выходе. Он кинет на пол и еще ногой растопчет, засунет смятый под сиденье, и уборщик пройдет мимо.

— Даже это заметил?

Эдди кивнул.

— Куда дальше?

— Сборный концерт звезд. Редактор подкинул два билета. Требует статью.

Наследник нахмурился.

— Шутишь?

— Нет.

Он неохотно завел мотор и теперь машина катит по сумеречным улицам к концертному залу. Недавно отреставрированному. В темноте блещет стеклянная крыша. Стены подсвечены круглыми лампочками. Мы еле нашли свободное место для парковки. И привилегированный талон не помог — разноцветные иномарки заполонили тротуар.

Час мерзнем у подъезда. Женщины с прическами и в дорогих пальто подталкивают точно таких же, впереди стоящих, лишь бы войти раньше. Ругаются:

— Куда прешь?

— Конец очереди там!

Оскорбляют:

— Баба базарная!

— Чего рот раззявила?

Спорят:

— Мы с половины четвертого стоим тут! Не было вас!

— Как не было? Мы до вас пришли!

И вот мы оказываемся в лабиринте узких коридоров, перетекающих один в другой. Всюду, куда ни глянешь, куда ни свернешь, стены обложены дешевой кафельной плиткой, тесно, нечем дышать и раздражает навязчивый гул вентиляции. Промоутеры обязательно сунут рекламные листовки. Приветливый стюард раздаст всем желающим бумажные флажки с символикой — «Туртан-радио». Женщина-гид пропускает вперед себя группу туристов, впервые лицезревших подобное действо. Лицо Эдди выглядит аналогично. Он хочет сбежать из фальшиво-стеклянного здания побыстрее, но покорно бредет следом.

— Быстрее можешь? — жена в платье с люрексом подталкивает зевающего мужа.

— Я так волнуюсь! — восклицает блондинка с накладными ногтями. — Только подумай, впервые послушаю Туртана вживую. До сих пор не верю!

— Ни слов, ни толковой мелодии, — равнодушно замечает ее спутник.

— Зато как душевно поет. Не то, что твои нытики, Группа. Да отвлекись от своей игрушки в телефоне, послушай, что скажу…

Где-то справа женщины-коллеги громко и с воодушевлением сплетничают о работе.

— Минуту подождете? — стильно одетая девушка прикрывает динамик телефона. — Сынка не забудь покормить. Все, буду поздно. Так, на чем мы остановились?

Ее соседка отрывает в глянцевом журнале купон на скидку в косметический салон:

— «Звезда отдела» как всегда, оторвалась от коллектива. Предлагают билеты, а она выпендривается. Не пойду, говорит, не могу это слушать, кровь из ушей! Только подумайте! Двадцать семь! Ни мужа, ни детей, по заграницам и театрам мотается.

В разговор вмешивается пожилая дама:

— Включила тут радио, где тяжелое играют. Полдня потом голова раскалывалась.

— Прихожу один раз на работу с праздничным настроением, — замечает девушка с телефоном, — а в кабинете играет погружающий в сон релакс fm. Не выдержала я. Прошу, такая, повеселее давайте что-нибудь…

Свет гаснет. Под торжественную музыку выходит ведущий.

— Громче аплодируем! Шире улыбаемся. Камеры расставлены по всему залу. Вы же хотите, чтобы вас по телевизору показали? — игриво спрашивает мужчина в костюме с бабочкой. — Громче, громче, активнее, — ведущий машет руками и выбегает на подиум. — Представьте, что на сцену выходит певица Рози.

Шум в зале.

— Хорошо. Туртанчик?

Крики.

— Отлично. Туртан?

Визг.

Столпившихся на круглом подиуме звезд осыпают золотым дождем. Начинает вечно-молодая певица Жюли, на четвертой строчке Рози перекрикивает всех, Донна в шляпе и белых ботинках с пряжкой привлекает внимание к себе, певица Арни звенит цепями концертного костюма, Роберт Проворный обнажает белоснежные зубы в улыбке, а Великий Певец Туртан стоит, как неживой, в парике, и напоминает мумию.

Густой туман обволакивает яркие декорации. С потолка летят металлического цвета конфетти. Под трогательную мелодию на сцену выплывает в сверкающем блестками пиджаке Роберт Проворный. Секунды две, не больше, исподлобья наблюдает, как музицирует пианистка, затем тихими полутонами нашептывает первый куплет лирической песни. Девочка в снежно-белом платье ангелочка полностью копирует движения певца: артистично вытягивает руку и, замедлив движение, кладет маленькую ладошку на грудь.

— Любимец публики! Туртанчик!

Туртанчик галантно выходит на сцену. Тонкая полоска длинных усов очерчивает подбородок упитанно-лоснящегося лица. Из нагрудного кармана приталенного пиджака выглядывают треугольники двух красных платков, кожаный ремень украшает блестящая пряжка, на запястье сверкают часы. Партер оживает мгновенно.

— Туртанчик! Туртанчик!.. — кричат в зале.

— Такой брутальный! Не могу, я просто балдею от него!

Поклонница в вязаной беретке тянет певцу хризантемы. Ее примеру следуют другие — сцену буквально заваливают разноцветными букетами, но Туртанчик не замечает подобного внимания. Он расхаживает по рядам и поет трогательную песню-обращение к «прекрасной половине человечества». На припеве приглашает на танец даму из первого ряда, другой предлагает спеть несколько строчек, третью целует в щеку, а девочке с пышным белым бантом на голове разрешает сфотографироваться с собой. Щелк, и снимок готов.

— Великая Певица Жюли!

Вытягивая сильным голосом припев радийного хита о том, как важно сохранить любовь даже за семью морями, Жюли размеренно движется к круглому подиуму. Мужчина в первом ряду настраивает объектив камеры на приближение, другой выхватывает у жены бинокль, пока она пытается застегнуть заевшую молнию сумки…

Декорации сцены вытягиваются в длинную синусоиду. Слова песни, заезженные, как на старой пластинке, отголосками звучат где-то справа. После — не слышу, как и не вижу. Только красный туман, наступая, перемешивается с зелеными и темно-фиолетовыми пятнами.

Открытая арена… Над головой чернеет затуманенное от ярких фейерверков небо. Белая луна прячется в грязно-дымчатых облаках. На трибунах шум и всеобщее ликование. Все стоят с поднятыми руками, а я не решаюсь. Сижу одна, в уголке, и наблюдаю, как горбатый человек с высветленными волосами и в куртке из розового меха с ехидной ухмылкой спускается с деревянного помоста, как он же в окровавленном костюме мясника пускает из огнемета столбы огня, он же поливает первый ряд водой из шланга, и он же, не меняя облика, поет в багровом тумане об увядшем сердце…

Кто-то с шумом разворачивает обертку шоколадки. Запах жареных котлет и коньяка витает в воздухе. Великая Певица Жюли слушает молчаливый зал, улыбается и прижимает к груди плотную охапку цветов…

У светящихся экранов в ровную линию выстраиваются голосистые мальчики, синхронно тянут к потолку руки и поют в унисон лирическую балладу о безответной любви к дерзкой однокласснице.

— Музыка и слова Арни. На сцене Арни!

Молодая певица поражает скоростью и гибкостью — дергает головой, прячет лицо за длинными волосами, отточенными движениями убирает челку с глаз, падает на колени, встает, статично двигает головой влево, вправо, прямо как робот. Сгибает колено, выпрямляет его, а в конце подвывает немного:

— «Ууу… Ууу…»

Танцоры в черных одеждах ложатся возле ног девушки, обвивают руками сияющие в софитах лодыжки.

В полумраке рассеивается струящийся дым. Рози поменяла имидж. Если бы не силиконовые губы — не признала бы. Задрав атласную юбку платья, звезда бредет по дорожке. В ушах сверкают цыганские серьги, на запястьях звенят круглые браслеты. На последнем припеве Рози выгоняет пианиста и не дает ему сыграть заключительную коду. Импровизируя, открытие мистера Кеннета Пена представляет собственную версию инструментального проигрыша.

— Молодец! Браво! Гениально!

— Ну как? — шепчет Эдди и насмешливо улыбается.

— Ты бывал на концертах отца?

— Маленьким. Но я не слушал Группу. Альберта знает больше. Она помнит все выступления.

— Но что ты чувствовал?

Эдди задумался. Я с трудом разглядела его в темноте. Черты лица сливались с чернотой, но секундный блеск в глазах уловить получилось.

— Восхищение?

Он не ответил.

— Бегущий по спине холодок?

Молчит.

— Приятную дрожь и желание вытянуть на инстинкте руку, подпеть?

— Ты ждешь невозможного. Бросай грустить…

— Я ничего не жду… Но у родителей есть коллекция пластинок Группы. Особенной для меня стала первая. Знаешь, та, где много акустических инструментов. Печальный стон спасал от собственной боли и страхов, слезы переставали течь, и я начинала верить в красоту. Пат с ребятами пытаются воспроизвести оригинальное звучание — гиблое дело. Секрет известен твоему отцу.

— Он тоже не знает.

Оживление. Зрители в первом ряду просыпаются и бегут к подиуму снимать на телефон, как долговязый артист в красном костюме обнимается с кудрявой партнершей в короткой юбке. Проходы заполняют танцующие семьи. На лицах искренне радующихся детей улыбки. Они приходят в полный восторг, подбрасывая в воздух сиреневую мишуру. Огненные вспышки, красочные видеопроекции, брошенные в зал зеленые лучи лазера наполняют душу зрителей небывалым счастьем. Веселый ударник четко отбивает ритм, а три полуголые певицы выкрикивают обработанным на компьютере голосом:

— О..а! О..а!

Эдди тронул мое плечо. Обнял. Заботливое тепло растеклось по рукам. Я боюсь оглянуться.

— Певица Марго!

Серебряная звезда блестит на шапке у разряженной в меха артистки. Танцоры хаотично бегают следом, пуская мыльные пузыри. Завязалась драка. Дети, подростки, мужчины, женщины не могут поделить надувные шары, которые разбрасывает закутанная в платок старуха из балета певицы. Остальные пустились во всеобщий пляс, а у меня голова от потока сменяющих друг друга звезд просто взорвется сейчас. Смотрю на улыбчивые и смеющиеся лица и кажется, что это кто-то один. Просто спел на камеру, публику, на секунду убежал за кулисы, поменял личину, наряд и, по новой…

— Великий Певец Туртан с песней «Стена»!

В затянутой пологом колыбели плач ребенка… Выпавшее из рук мальчика письмо с гербовой печатью… Сваленные пачками в мясорубку ученики… Огонь в школе… Свирепство парня в комнате отеля… Летящий в окно торшер, диван, телевизор… Кровь в бассейне и плывущее в багровой воде тело… Содранная маска катится по тротуару… Полуживой музыкант в руках помощников менеджера… Зрители без лиц танцуют в угаре «лунную походку» … Марш молотков с красными ручками… Женские крики и битое стекло на разгромленных городских улицах… Плач мужчины в серой кабинке… Кривляние у зеркала адвоката с птичьим носом… Распахнутая челюсть судьи-червя… Трещина в стене… Ужасный крик… В черную пустоту летят кирпичи…

Элис. Невеста

Жак был у речного вокзала, он заметно похорошел, выглядел взрослее и не казался избалованным юнцом, каким был в Университете, и с каким достоинством он держал себя, помню, что я прощалась с ним на медленном танце, а он не отпускал меня, не мог, поэтому и грезил о встрече, я подошла ближе, Жак уловил легкий аромат духов и повернулся, не сказал ни слова, просто поцеловал, привычка детства, пока неудачник-наследник не разрушил наши отношения.

Дул морской ветер, гудел свисток отходящего парома, а над каменистым берегом парили прикормленные чайки, Эдди редко приглашает меня на прогулку.

— Примерное поведение наследников образец для всех, — спародировала я тон мерзкого старикашки, главного цензора. Жак не услышал.

Мы сели на пустую скамейку, мимо прошли две болтливые женщины, лениво тянул за собой лопату рабочий в пахнущей расплавленным асфальтом робе, огромный волдырь краснел у молодого мужчины на загорелом плече, но он продолжал работать и с небывалым восторгом смотреть на солнце, мальчишка на велосипеде выкрикнул свежие газетные заголовки — «Премьер украл Группу» — музыкальное достояние, но летом, в День Города, жителям будет подарено несравненное выступление легенд.

— Живешь согласно мечте? — подал голос Жак. — Приемы и обеды с важными гостями?

— Отец доволен, у него появился приемник…

— Это я. Его приемник.

— Папа не называл имени…

— К четвертому курсу полюбил информатику и новейшие технологии. Записался на стажировку. Благодаря влиянию отца-чиновника, сразу же попал в кабинет твоего. За год сорванца Силано обучили многому.

— Но в счастливой жизни золотого мальчика не хватает радости, раз написал подруге детства?

— Как и в твоей, и не спорь. Неудачник думает, что победил, но это не так.

Он поцеловал меня, всерьез, я не стала отбиваться, а только крепче прижалась к его мускулистому плечу, и позволила обнять себя, Эдди никогда не целовал меня так, когда кажется, что земля уходит из-под ног.

— Нет! — вдруг всхлипнула я и отстранилась, закрыла глаза руками, он смотрел на мои перчатки и только мог догадываться, что ладони у меня вспотели.

— Угадал, — произнес Жак и начертил носком черного ботинка круг на мокром песке. — Быть первой дамой так почетно…

— Замолчи! — сорвалась я. — Если ты позвал, чтобы издеваться, то я уйду, немедленно!

— Ладно, понял я все. — Жак поднял обе руки в знак примирения. — Но на непродолжительные встречи могу рассчитывать? Желательно с ночевкой.

Я не сказала ни слова в ответ, открыла сумку, достала блокнот, ручку и нацарапала секретный номер телефона.

— Я знал…

Сумка упала с колен, рядом гудел дорожный каток, медленно перебирал колеса и разглаживал асфальтную крошку, а мне не было дела до происходящего вокруг, я поцеловала его, сама.

— Вот это поворот! — воскликнул Жак, отныне жизнь неудачника изменится, в его понимании я буду смотреть на Эдди, а вспоминать наши встречи, целовать наследника, а видеть его, Жака, лицо.

— Мне пора, — я встала, наклонилась, чтобы поднять сумку.

— Стой… — Жак не хотел отпускать меня. — С неудачником ты не придешь к мечте.

— Что?

— Ну, подслушал я, как наши отцы некоторые волнения обсуждали. Премьер медленно, но поглощает соседей. Говорят, Элизабетту с позором выдворили из Столицы.

— Что ты несешь? — я покрутила пальцем у виска. — Все, в среду жду первый звонок.

— «Не становись холопом мажора!» Подобные лозунги развешаны на каждом углу. Смотри иногда на витрины внимательнее.

— Так, если будешь нести подобный бред, то забудь о моем согласии!

— Ладно, молчу.

В машине я заплакала, не получалось забыть, как Жак поглаживал мои руки, целовал, внутренний голос твердил — сейчас, пройдет, нет, не отпускало, слезы текли ручьем, и подумать не могла, что хочу быть с кем-то другим, мой милый мальчик-наследник-неудачник умел дарить подарки, умел быть ласковым, если хотел, умел ходить со мной по магазинам, а я знаю, что пакеты его жутко раздражают, умел выслушивать упреки и искренне хвастаться, что скоро получит заветную титульную ленту.

Анри. Отец

Анри переступил порог спальни, и вспомнил, что ему нравилось без предупреждения возвращаться с концерта под утро и будить жену. Бетт могла избить подушкой, но не делала этого. Всегда просыпалась, и единственным ее желанием было перевести стрелки часов, чтобы он опоздал на самолет. Казалось, что время повернулось вспять, настолько хорошо она выглядела. Ему стало неловко за себя. Пока он играл в Группе, то старался держать форму. За годы одиночества он запустил себя. И Полли никогда не упрекала — худей, качайся, побрейся, сходи в парикмахерскую, сделай пирсинг, татуировку, надень галстук, забудь о повисшей мешком майке и кроссовках.

Полли вошла следом.

— Сейчас вернусь, — ласково произнесла она и оставила его. Было темно. На тумбочке тикали часы. Позвонила Элизабетта. Говорила она торопливо, теряла мысли и упускала слова. Но Анри смог уловить суть ее жалобы — Эдди вздумал отменить свадьбу.

— Наш сын встретил какую-то Кристу и заявил, что хочет жениться на ней, а Элис назвал «запасным аэродромом», потому что чиновники усмотрели выгоду. Если она девушка, о которой я думаю, то нет. Не нужно было «миловать» ее! Клаус! Звони ей быстро! Разберись… Нет подожди… Как хорошо, что Анабель мала, а Альберта помешалась на музыке и о свадебных платьях думать не желает!

— Не могу говорить. Я перезвоню.

Он отключился. Элизабетта выразила недовольство — прислала сообщение, что он обманщик, урод и судьба детей безответственного отца не волнует. Анри в ответном письме просил не горячиться и скинул цифровой файл свадебной песни. Экран телефона погас. Полли бесшумно подобралась к нему. Обняла.

— Кто звонил?

— Мон. В Городе беспорядки.

— У жены появилось занятие? Важное. Ответственное. Времени не остается на глупости, и она не успеет найти новый способ разлучить нас.

— Митинги и недовольства — не головная боль Бетт. Кеннет Пен…

— Смотри. Мон опять звонит!

Анри глянул на экран телефона. И правда. Звонил лучший друг. Анри ответил. Полли села на кровать. Она прислушивалась к каждому слову.

— Привет, друг.

— Я хочу возродить Группу.

— Попытка номер… — Мон задумался. — Тебя вечно качает то в одну сторону, то в другую. Не уверен, что у мистера Анри получится, но ты хочешь и это классно. Пусть и не через ту степь. Твоя жена мне никогда не нравилась, но послушал ты ее, так что на время сменю о величественной дамочке мнение.

— К Бетт я не вернулся. Как и в Город.

— Красотка Полли?

Анри не ответил.

— Хочешь совет — сделай больно, но скажи девушке правду. По мне, ты давно решил вернуться к милой и несравненной Бетт. Она же так приятно сияет на звездном небосводе! А друг мой вдохновился…

— Мон, ты неисправим.

— Ладно. Не хочешь говорить по телефону, и не надо. Соберу ребят. Пока главный вокалист не забыл, что такое настоящая отвязка.

— Я помню, как удивлять публику. Не переживай.

Криста. Студентка

Наследник встретил меня у главного входа.

— Я рассказал матери, — похвастался он. — Что свадьбы с Элис не будет.

— Но у нас третье свидание…

Нужно верить ему, но мысль, что теперь он, наследник, играет со мной, не отпускает. Подобных мне заводят для развлечения, а на благородных девушках, вроде Элис, женятся. Он скатился по наклонной с вершины пирамиды, но я раздумала отвечать ему взаимностью. Моя мечта — покорить сердце очередного «предмета обожания». Это так. Как напоминание о цели стремиться к недостижимому. А в реальности я хочу снять уютный домик, выпустить первые части трилогии и раскрутить блог в интернете. Жена наследника по определению ведет чуждый мне образ жизни. И я отчетливо осознала условную границу между нами, когда он отказался есть бургер и раскритиковал выступление Туртана.

— Ты не рада? — вдруг спросил Эдвин.

— Мне сложно понять, зачем?

— Поясни…

— События, которые случились… с нами… В ресторане, ложе театра, на концерте звезд… пролетела искра… О, как же все запутанно и не обычно ….

— Не продолжай, теперь понял, и уверяю вас, мисс Криста, в серьезности намерений. Поэтому и приглашаю домой. Сама убедишься. Я познакомлю тебя с матерью и Элис.

— Как? — возмутилась я.

— Успокойся. В моем мире время движется или слишком быстро, чтобы скрыть промах, или медленно от нерешительности.

Я не смогла возразить, просто не знала, что ответить. Обычно слова слетают с языка, я люблю «поболтать». Но не сейчас. На всякий случай прикусила губу. Нет, не сон. И Эдвин — не сотканная из пуха женщина с морщинистым лицом.

Въезд на центральный проспект перекрыли. Мужчина в форме и каске размахивал жезлом, направляя медленно текущий поток в переулок. Эдвин выругался и остановился у обочины.

— Что случилось?

— Новости не смотрите? — сотрудник органов правопорядка странно улыбнулся.

— Едем? — я одернула руку наследника, но Эдвин высунул голову в окно и требовал подробности.

— Бунтуют. Ночью начали. Щиты держат оборону. Что будет дальше — неизвестно. Молодежь понесло. Бьют и не смотрят, кто враг, кто союзник. Одержимые какие-то. Платят им, мистер. Но я не говорил вам. Не мое дело.

— Благодарю.

— Что там? — тревожно спросила я.

— Твои родители в спальном районе живут?

— Да.

— Предупреди, что вернешься утром. Переночуешь у нас. — Он достал телефон. — Мам, нет, я не о свадьбе хотел поговорить. Ты слышала, что Город бунтует? И? По-моему, «мистер» плохо справляется. Нет, ты не остановишь меня… Нужно позвонить еще одному человеку…

Мы в тесном проулке. Здесь скопились автомобили. Водители сигналят, ругаются, выходят на улицу, звонят. Мы едем мимо кафешек. Выпуклые экраны демонстрируют слайды ужасающих мое воображение картин. Битое стекло. Рассыпанные по земле осколки. Багровые пятна на асфальте. Искаженные ужасом лица. В задымленном воздухе летают пластмассовые щиты и черные дубинки. Офисные клерки новости не смотрят. Спокойно читают газету, попивая терпкий кофе, а компания модно стриженых парней играет в бильярд и смеется. Старушка в небесно-голубой шляпке держит пухлую детскую ручку и велит внучке торопиться. Человек в полосатой форме пробегает мимо. Орущий водитель сбивает с ног девочку. Шарик, который несла малышка, лопнул. Печальные слезы потекли по щечке. Поваленное дерево преграждает дорогу. Ветер несет в лобовое стекло газетные обрывки. С рекламных щитов сорваны афиши. Кучерявый парень сидит на асфальте и обнимает окровавленную коленку. Гул чужих, разных по интонации голосов, слился в один и умоляет о помощи. Не могу им верить, я вынуждена поступать не по своей воле, а как они хотят. Они управляют мной, диктуют слова… Навязчиво воет яркая сирена машины скорой помощи… Старушка с ребенком растворяется в дымчатой темноте…

— Да, Фрэнсис…

— Эдди, смотри, водители «из пробки» нервно орут на тех, кто хочет проехать по тротуару. Точно все помешались!

Эдвин не слушал меня.

— И вы прямо заявляете об этом? Хорошо, жду вас…

— Что случилось?

— Ничего, — отрезал Эдвин и выругался. Жестко. — О, черт! — он откинулся на спинку водительского кресла и отказывался смотреть в лобовое стекло. Поток машин застрял в тесном проулке. Людские волны кричали, людские волны бежали сплошным потоком, людские волны прятались в темных углах улиц…

— А кто такой Фрэнсис? — осторожно спросила я.

— Мой друг, — с закрытыми глазами ответил Эдвин и дьявольская усмешка скользнула на губах моего наследника. Таких нежных и приветливых. Но я чувствовала тепло… Или мне хотелось ощущать его, как на том концерте? Эдвин обнял меня.

— Все образуется, — сказал он, затем включил мотор и мы поехали…

В переулке застряли на два часа, зато потом быстро пронеслись по набережной и свернули на живописную улицу. За кованым забором, стоило нам выйти на тротуарную плитку, нас затянуло в кольцо охранников. Человек с наушником доложил кому-то, что наследник приехал.

— Понял приказ. Не выпускать.

Впервые оказалась по другую сторону ограды. Вся необычность, таинственность знаменитого дома-музея улетучились. В детстве мы с подругой часто пробирались на «королевскую улицу», так в народе прозвали дворцовый парк. Наивно верили, что нам позволят узнать тайны, которые скрывает «семья». Но стоило подойти ближе к кованой решетке, как из кирпичной будки возникали суровые тени охранников и гнали куда подальше. Сейчас мне не грубят. Я могу спокойно осматривать ровно остриженный газон, ухоженные дорожки, причудливые балконы, башни, скульптуру, колонны, оформляющие парадный подъезд, слышать журчание воды в фонтанах и чувствовать аромат цветов в клумбах.

— Мне редко позволяют выезжать одному. Но я уже привык и редко замечаю черные пиджаки. После похищения маман переживает, что несчастье повторится…

— Похищения?

— Ну да. В прессе не освещали… Мне одиннадцать было. Разборки в кругах магнатов. Толком не помню. Мы живем здесь, — Эдвин указал на крыльцо с запертой дверью, — а там официальные помещения и музей. В них можно попасть изнутри. Идем.

— Мне уже страшно, — пробормотала я.

Он втолкнул меня в закрытую галерею. Проход к лифту сторожили пять суровых охранников.

— Редко кого пропускают, — пояснил Эдвин и нажал на цифру четыре. — Мать принимает гостей на той половине. Церемониальной.

Лифт домчал до четвертого этажа за пару секунд. Мы идем по длинному полуосвещенному коридору. Я вижу резные двери. Запертые. Что там?

— В этой комнате живет Альберта, — поясняет Эдвин. — А здесь Анабель, младшая сестра. На пятом этаже спальня родителей, комната моей бабушки, она сейчас пустует, я называю ее семейным музеем, общая гостиная, столовая и библиотека. Раньше мы занимали и третий этаж. Семья была больше. У матери был дядя. Он исчез, а его дети живут в Стране Короля.

В тесной приемной нас встретила стройная девушка в опрятном платье, забрала мои вещи, рюкзак и унесла. Другая, рыжеватая, с кокетливо моргающими глазками, по распоряжению Эдвина предложила чай и десерт.

Я отказалась, и горничная ушла.

— А ты?

— Подожди тут. Позвонить нужно. — Эдвин проскользнул в боковую дверь в стене и исчез.

Я ощутила неловкость среди уютно расставленной мебели с изогнутыми спинками и деревянными подлокотниками. Десятки светильников, имитирующих старинные подсвечники, украшали отделанные под золото панели. Я села на диван и чуть не провалилась от мягкости подушек. Рыжая девушка вошла незаметно и снова поинтересовалась, не желаю я кофе, чай, смородиновый пирог из песочного теста.

— Нет, спасибо.

— Эдди, милый, ты не представляешь, что творится в центре, я обедала у Сары, Джесс говорила с мужем, нам советуют уехать на Остров, муж Джесс напуган, а благоверный Сары смеется над детскими лозунгами, люди воспринимают юнцов мартышками из цирка, выпущенных за деньги внимание привлечь, чтобы спящие отвлеклись от бытовых забот и проснулись, ты не знаешь, мой костюм из химчистки привезли, мама волнуется, ой…

Я встала. В гостиной была мисс Элис. Невеста наследника, как всегда, выглядела изумительно и была одета с иголочки. Платье с белыми вставками освежало миловидное личико. В кольце на безымянном пальце переливался крупный камень стариной огранки…

— Эдди, у нас гости, ты думаешь, вовремя?

— Гости у меня, — Эдвин вышел из кабинета. — Но тебе следует познакомиться.

— Кто это?

Элис улыбнулась. Фамильярность жениха раздражала ее. Она тут же забеспокоилась о тайной переписке с Жаком:

«Доложили и дразнит в отместку?»

— Прости, я не привык обижать людей, Элис, но сейчас я сделаю тебе больно. Знакомься, мисс Криста. — Эдвин перешел на мою сторону.

— О чем ты? — Элис почувствовала, как у нее холодеет в груди, еще секунда, и она свалится в пропасть, а падать не совсем приятно после того, что она пережила и чего, через серию унижений, добилась.

— О том, что встретил Кристу в торговом центре. Я поговорил с мамой. Она не возражает.

Элис рухнула на диван. Подушка взлетела. И почему она предоставила тупому неудачнику возможность опередить ее и после обеда у Сары поехала домой, а не согласилась на встречу с Жаком, который принуждал бросить мечты о титуле и уговаривал сбежать в Южный Город. Так бы он, великий наследник, чувствовал себя униженным.

— Свадьбу не отменят. — В гостиной появилась Жасмин. — По приказу твоей матери, Эдвин.

Элис мгновенно выпрямила спину и показала мне кольцо.

Вот и подвох, вот и реальность. Венценосная мамочка не допустит скандала. В кабинете директора помиловала — на своей территории не станет.

— Кажется, мама не поняла, сейчас объясню ей… — сорвался Эдди.

— Общаться с девушками никто не запрещает, дорогой, но женишься ты на мисс Элис. Общество не поймет наделенного властью человека, который не способен ответственно подойти к решению столь важного вопроса. Что говорить о других, более острых и насущных проблемах? Особенно сейчас, когда митингующие требуют досрочную отставку Пена.

— Не вам судить о моей ответственности, — Эдвин покачал головой. — Через час беспорядки прекратятся. Уверяю вас, проблема растворится, как таковая. Идем Криста, вижу, нам тут не рады.

Но я вдруг сказала:

— Все, что со мной случилось за последние недели — игра. Я поспорила с подружками, а они восприняли шутку всерьез. Поэтому я согласилась на поездку в Южную Страну по приказу твоей матери. Поэтому я заставила встречать меня у Университета. Чтобы доказать Катарине — я не врушка, достойна быть старостой курса и из меня выйдет толковый журналист! И, прошу, не удерживай. Завтра я хочу проснуться в привычной жизни.

Жасмин с облегчением выдохнула. Элис продумывала план мести наследнику. За унижение.

— Жасмин опытна в умении придумывать красивые легенды. Никто разницы не заметит.

— Разницы? — я хотела ударить его. Сдержалась и побежала к двери. Элис истерически захохотала. Жасмин вызвала рыжую горничную, попросила Элис молчать и не говорить глупостей, о которых она потом пожалеет. Но сердце отвергнутой невесты переполняло чувство ненависти. Она давно хотела признаться, выплеснуть боль, которая черным комком притаилась в толстых жилах. И вот он момент, шанс:

— Слишком поздно, милый, — выкрикнула Элис. — Мы связаны канатом и никуда ты не денешься, но знай — ты устраивал меня… как муж. Если бы не главный титул, я бы не стала добиваться внимания ботаника-неудачника, выпрашивать гитару кумира, дружить…

Эдвин не ответил. Залепил ей громкую пощечину. Я вздрогнула от боли, словно ударили меня. Элис упала на диван, и Жасмин кинулась вытирать ей слезы. А он тащил меня к дверям и с наслаждением слушал рыдания бедной невесты. На нежных губах снова скользнула дьявольская ухмылочка и тут же пропала. Он упал к моим ногам:

— Прости, что заставил пережить скандал.

Эдвин включил лампу на круглом столике. Он гладил мою руку, а я смотрела гневно. Как будто пелена упала с глаз. Рассказы Альберты — пустое. Она всегда находила оправдание родственникам. А еще стало жалко Элис. Как бы Эдвин не относился к невесте, любил или ненавидел, пощечина была однозначно лишней. Страх охватил меня. И зачем я позволила сторожу в будке распахнуть скрипящие ворота и откинуть шлагбаум? Впустить в Парк?

— Элис умеет подать себя, у нее есть манеры, грация, вкус, — быстро заговорила я и убрала руки. Не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Сейчас. — Как бы ни пошла к журналистам… Ты унизил ее.

— Без ведома Клауса никто не напечатает неугодные статьи. Не переживай, мать прикажет Жасмин грамотно вывести мисс Элис из жизни наследника, и она сделает это.

Мне стало намного страшнее. Хочу сбежать из потерянного флигеля и чтобы суровый охранник выставил на улицу и повернул задвижку на воротах… Что бы сказать гадкое, обидное… Он выгонит… Ничего… Даже в споре с подругами призналась, а он пропустил как будто и не было двадцатки Катарины… Любимый футбольный мяч наследника пролетел мимо ворот в игре…

Альберта. Наследница

Я сбежала. Неудачная репетиция. Запись не получалась и не клеилась. И Патрика нет. Конечно, Рози поманила пальцем, кокетливо прищурила хитрые глаза, и он, окрыленный, сорвался на свидание целовать силиконовые губы. Папа послушал нас, покачал ногой в ритм и отказался принять заявку на участие моей группы на Фестивале.

И выбросил все наработки в корзину! Я дулась, дня два не разговаривала, уходила из дома, если в студию заглядывал он. Морган и Фома искренне поддерживали моего папу.

— Мистер Анри прав. Интересных композиций у нас не было, и нет.

— И что! — возмутилась я. — Разве мы виноваты, что самая крутая «поп-музыка» писалась в годы его молодости. Придумать цепляющее и веселое, чтобы составило конкуренцию «упс» и «унц» не так просто.

— Выход имеется, — Морган отодвинул ноутбук.

Фома улыбнулся и положил голову на мое плечо. Мечтательно вздохнул, забрал стакан с остывшим кофе и стал смотреть, как молочная пеночка медленно оседает на дне и коричневеет.

— Нужно взять пиарщика и делать имидж, — запричитал он. — Непослушная дочка, любящая поскандалить. А если наследница поспорит с «великосветской» маман в прямом эфире ток-шоу, будет просто замечательно!

Как же я разозлилась! Взяла глянцевый журнал… Морган спас друга — помог ему увернуться.

— Скажи, что пошутил, или…

— Фома говорит вполне серьезно. Почему милая Альби отказывается признавать в себе ту, кем является?

Второй журнал полетел в Моргана. Настроение работать отпало. Я затянула ремни разношенных туфель и выбежала на улицу, прихватив любимый рюкзак. Друзья не остановили меня, а я, если признаваться и быть откровенной, надеялась на быстрое прощение. Но дверь не открылась.

Из такси я позвонила Мону. Трубочку схватила его новая подружка:

— В загуле он, красотка. Ищи после выходных…

Водитель притормозил у памятника. Я расплатилась и вышла на бульвар. Если идти прямо, не сворачивая, то дорожка выведет к галечному пляжу. Вечерами, до наступления первого дня зимы, здесь устраивают водное музыкальное шоу. Пускают всех, кто купил билеты.

Звонок. Магнат Джон объявился.

— Привет, — поздоровался он. Хрипловатый голос показался мне простуженным и радостным. И звонил он явно не из дома. Из динамика доносились посторонние выкрики и смех.

— Привет, — холодно ответила я.

— Альби, у меня намечен визит в Страну Короля в будущую пятницу. Тема переговоров ни о чем не скажет, но я бы хотел, если ты не возражаешь, просить твоей руки, разумеется, когда мы с твоей мамой останемся наедине. Она обещала быть там.

Что за бред он несет! Поцеловались один раз, поругались, помирились, о коротком «романе» написали. Я вздохнула и хотела напомнить, что мы даже не встречаемся, как с учителем или Патриком. Я гуляю то с одним, в Городе, то с другим, в Южной Стране. «Четверг» — «Суббота» и никаких обязательств. Учитель сгорает от страсти и готов исполнить любое желание. И мне лестно, что он тратит сбережения на осуществление моих капризов. Патрику я изливаю душу, а он говорит о собраниях, митингах, беспорядках, критикует правительство Премьера и хвалит моего «врага» Пена, называет его креативным продюсером и предлагает сочинить песню с неоднозначным текстом. Он машет руками, перемещается по комнате, воодушевленный и энергичный, а я слушаю и наблюдаю, как у бедного уличного музыканта краснеют мочки, или как он отводит взгляд и глаза его смотрят не на меня, жующую черную трубочку, потому что коктейль давно выпит, а вдаль — на мишень в стене или на девушек с модельными фигурами на экране телевизора. Патрик удачно меняет тему, а я в шутку предлагаю пожениться тайно и потребовать у маман за развод справедливых законов. Он обижается, мы ссоримся, он убегает к Рози, а я звоню учителю.

— Не отвечай, — Джон не дает перебить. — Понимаю, что нужно подумать, посоветоваться, — голос его стал более взволнованным, искренним. И смех не слышен, видимо он ушел в тихое местечко. — Я буду ждать до утра понедельника, идет?

— Идет, — ответила я.

Эдди обозвал меня дурой, как только я рассказала брату, что хочу отказаться:

— Я бы выбрал Джона, однозначно, и не потому что мы дружим… Думаю, ты понимаешь.

Я не удержалась:

— Вот осудил меня, а сам… Сначала играл в любовь с Элис, теперь Кристу по воле маман учат правильно стелить на колени салфетку! С ней и не поговорить, как раньше…

— Твой учитель… Музыкант… Вот бы познакомиться и понять, что им нужно от наследницы.

— Только Криста отписалась, что Патрик меркантилен. И ты туда же. Учитель видит во мне наивную вольнослушательницу, а Патрик вечно обижается. Криста и рада, что выбралась из дыры. Ловко же она подобралась к тебе. Неужели после моих эмоциональных рассказов о маман и ее друзьях, она жаждет поселиться у нас?

— Слушай ты, моя любимая сестра, я стерплю капризы и многое другое, но иногда ты перегибаешь палку и очень сильно!

— Прости, — вдруг извинилась я и развалилась на пустующей под одиноким фонарем скамейке. Густые кроны высоких деревьев скрывали вечернее небо. И почему Кристе так хочется узнать, что там, наверху?

Я бросила трубку и двадцать минут лежала, распрямив руки. Листья на ветках шуршали, а я прислушивалась к тихому шепоту. Гудящий под ухом телефон разбудил меня. Я ответила. Неуверенный голос принадлежал… учителю.

— Жду тебя до девяти, сегодня, — быстро проговорил он. — Молли звонила, нужно успеть купить в аптеке лекарства для Бетти… Дочка простыла…

Какой день? Четверг!

Я опомнилась и приподнялась на локоть.

— Прости… не предупредила. Ты прождал столько, а… Самолет в Город улетел без меня! Может, завтра встретимся? Приходи в наш бар. Адрес напомнить?

— Не нужно, — ответил он. — Уточню, получится ли. Первый курс настаивает на дополнительном занятии. — Учитель отключился, а я снова разлеглась на скамейке.

Так не хотелось признавать, что Эдди прав. От досады я чуть не зарыдала, прямо здесь, под мерцающим фонарем. Сдержалась. На аллее появилась молодая пара. Влюбленные спешили к началу водного шоу. Девчонка в цветастой юбке… Зачесанный парень в чистых джинсах сжимал тонкие пальцы спутницы и тянул, тянул ее вперед, а ноги у нее подворачивались, она просила идти помедленнее, а парень пугал очередью.

— Столько денег за билеты отдал!

Я подумала, что тоже хочу праздник. Поднялась со скамейки и поплелась следом. Пара бежала, я старалась не отставать и замерла, когда натолкнулась на суровых билетёрш в окнах кассы и лицо женщины-контролера, высматривающей у входящих на галечный пляж браслеты и приглашения. Я спряталась за толстый ствол и искала способ пробраться к сценам и площадкам бесплатно. Участок окружили высоким забором, поставили охрану, чтобы никто не мог посмотреть шоу издалека. И звук приглушили — за моим стволом слышны только раздражающие басы. Мне ничего не стоит купить билет в кассе, любой категории. Маман, конечно, поругала за обман с поступлением, пригрозила прислать Клауса, но я театрально прослезилась, Эдди раскрутила на помощь, папу… Теперь на мою карту переводят большую сумму — лишь бы пластинка вышла быстрее, и я одумалась после несбывшихся надежд. Но мне страсть как хочется приключений, адреналина. Ощущение страха заводит, питает энергией. И кроны покачивающихся на ветру деревьев шепчут — иди, Альби, иди. И я бросила плоский камень. Охранник повернулся, но не покинул пост. Я терпеливо жду. Второй камень и охранник уже бежит на шум, а я благополучно нахожу дырку в заборе, пробираюсь на территорию и бегу по мелкой гальке к морю. Немного спустила рукав куртки, иначе контролеры заметят, что у меня нет браслета, как у всех.

Зрители сгруппировались у шести площадок с фонтанами. Раскрашенные во все цвета радуги струи поднимаются и опускаются. Музыканты на сцене исполняют на акустических гитарах и скрипках популярные мелодии. От удовольствия я чуть не захлопала в ладоши, впервые придумали что-то необычное и оригинальное. Жаль, что не Пен.

— А почему мы не можем встать там, — моя соседка показывает на отгороженный круг перед центральным фонтаном. Я хотела пробраться туда, но вдруг услышала, как парень объяснил девушке:

— Хочешь лучший вид, плати.

На террасе под тентом, чтобы капризы погодки не мешали отдыхать и наслаждаться водным праздником, неспешно ходили зачесанные «блондинки-брюнетки» в вечерних платьях и их спутники. Люди из моего мира иногда отвлекались, поглядывали презрительно и насмешливо на простых зрителей. Ах, получить бы приглашение в закрытую зону и сказать им, как же глупо и смешно они выглядят.

— Шесть месяцев я копил на билеты, чтобы ты смогла увидеть цветные фонтаны. И как? Я исполнил мечту?

Девушка поцеловала жениха.

— Если бы ты сказал сразу о сюрпризе, я бы выбрала новые сапоги, — шепнула она. — Удобные и красивые.

— Привет, — я обернулась на знакомый голос. В пяти метрах стоял Патрик в форме охранника. — Мистеру Лойсу не понравится.

— Что ты здесь делаешь?

— Работаю. Начальство послало найти нарушителя и вывести с территории. Камера сняла, как ты обманула охранника.

— Ты работаешь на здешнего воротилу?

— Снимать комнату, есть на что-то нужно. А еще я соседскую собаку по утрам выгуливаю. Мне, в отличие от Моргана и Формы, место в гостевой спальне не предложили.

— Ты сам отказался. Почему не пришел на репетицию? Папа выбросил наши черновики. На Фестиваль несыгранных новичков не берут.

— Ну, у нас с Рози как бы концерт намечается. Пригласили дуэтом выступить на дне Города. Обещают неплохо заплатить, но нужно деньжат подсобрать на аренду инструментов.

— Ты…?

— Я не привязан к «Анри-легенде» и могу выступать, где захочу, — Патрик задрал нос. — Поедешь со мной?

— Я?

— Да. В общем, я разогнал назначенных Билли музыкантов и… Морган и Фома могут поехать с нами, если захотят.

— А как же папа?

— Не глупи. С ним мы точно проиграем. Он работает на Премьера. Сменил хозяина.

— Я бы так не говорила…

— Так ты вернешься в Страну Королевы или нет?

Патрик надел на мое запястье браслет.

— Чтобы вопросов не возникло, — пояснил он.

— Я вернусь в Город, но при одном условии…

— Каком?

— Ты позволишь мне спеть отвергнутые песни.

— Идет. Только помни, что обещала дуэт…

— Песню с неоднозначным текстом? Ты сочинил?

Патрик кивнул.

— Постой рядом, — вдруг попросила я. Он обнял меня.

— Папочка отпустит?

— Я не разговариваю с ним.

Анри. Отец

Полли подала газету.

— Что пишут? — Анри добавил варенье на поджаренный кусок хлеба.

— Бунтовщики схвачены. Тюрьмы переполнены. Порядок восстановлен.

— Я же говорил — Бетт справится, — сказал он. — Пен снова герой?

— Людей, которые поддержали председателя Большого Совета, оказалось намного больше. Провели социологический опрос. Вот результаты.

Полли показала статью и предложила добавку. Анри отказался. Он вспомнил, что подписал бумаги, которые поздним вечером принесла Энни. Лицо ее было искажено страхом, она быстро покинула такси, он втолкнул ее в дом, пока Полли отлучилась в магазин и, не перечитывая договор, поставил подпись. Энни обрадовалась, всхлипнула, закрыла лицо руками, плакалась, что ее выслеживают черные фигуры на улице, что она боялась выйти из гостиницы, пока не пришел портье с новыми жильцами. Затем, не ответив, она выбежала из комнаты, а мужчина следом. Грозил тюрьмой. Ей повезло, служанка в желтоватом переднике вспомнила ее и во время побега успела спрятать в бельевой, а потом помогла выйти.

Вспомнил, что поил Энни успокаивающим чаем и поглядывал на часы — Полли в магазине не задерживалась. Купит продукты и домой. А потом к его телефону — проверять звонки, почту, сообщения. Хорошо, номер Элизабетты не определяется. И не впечатывается в электронную память, а в его память бывшая жена «впечаталась». Под самую корку. И вряд ли освободит. Бывает, захлопнет глаза и увидит призрачную тень, откроет, а он в секретной комнате — рисует новый портрет, пишет стихи и сажает на нотную бумагу черные кружки…

Он помнил, как силой затолкал Энни в такси. Она не хотела уезжать, жалобно молила проводить в аэропорт. Морган выручил. Звукач не казался болтливым.

Он помнил, что резная дверь в кабинет жены по его воле распахнулась. Бетт с удивлением смотрела на него. Встала, взволнованно коснулась выпавших из прически волос, сдвинула лоток с бумагами. Некоторые посыпались на пол. Он захотел поднять их, но она не позволила. Подставила щеку для поцелуя. Он прикоснулся к холодной коже и сел рядом, на коврик. Посмотришь на нее, посидишь рядом, на полу, отполированный до блеска ноготь властно укажет на стул. Он подчинится, а самому хочется творить, сочинять, лишь бы она чаще улыбалась, радовалась и меньше думала о мести.

Бетт позвонила сумеречной ночью. И он согласился выслушать ее, не ругался, не перебивал. А потом пожаловался:

— Курьер принес пакет с приглашением на вечеринку. На дорогой бумаге. Я же говорил, мою почту проверяют.

— И что? — спросила она обиженно. — Жасмин выпустила книгу, как организовать свадьбу мечты. Ты же вырвешься? Ради моей подруги? Приглашен весь местный бомонд. Мои друзья мечтают познакомиться с «Анри-легендой».

— До Фестиваля твоего мужа не выпустят из Южной Страны. Премьер делиться Группой и туристами не станет.

— Ты подписал бумаги. — Она засмеялась. И он испытывал удовольствие, если слышал ее смех. — Будет весело, милый.

— Руки чешутся, лишь бы взять гитару. А где играть — в Столице, в Городе…

Он хотел выступать для верных фанатов, а не лицезреть сытые лица и забитые едой рты. Жена и Премьер лезли в душу с нравоучениями, делили влияние, а сами по-тихому поручили возведение лож для специальных гостей. В этом можно не сомневаться. А он не дал окончательный ответ. Да кого волнует его желание-нежелание! Украдут из Южной Страны — Группа сыграет в Городе, не выпустят пограничники без разрешения Премьера — в Столице.

— Но ты же пригласишь меня! — требовала Элизабетта. — Если я включу в программу посещение концерта Группы, на любой площадке — маленькой, большой, открытой, закрытой, разукрашенной шариками или оформленной скромнее, то и бомонд захочет быть там же, не сомневайся. Или муж откажется внести мое имя в список гостей? Эй, милый. Твои коцертные костюмы пылятся в моем шкафу…

Он помнил завтрак с младшей дочерью. Анабель впустила его в комнату, вела себя прилежно. И даже разрешила сделать бутерброд. Сейчас он смотрел на остывший кусок хлеба, как багровое варенье пропитывает желтую сердцевину, и вдруг услышал всхлип Полли.

«„Анри-легенда“ выступит в Городе».

— Как понимать, дорогой?

Полли искала ответ в его глазах. А он видел кусок хлеба, видел куски засахаренных фруктов, видел дочь и с наслаждением слушал заводной голос:

— Я хочу на концерт. Альберта хвасталась, что ее ты водил!

— С друзьями твоей мамы выложиться на максимум не получится. А в Южной Стране волки живут. Выйдут из леса и съедят всех маленьких девочек.

Он передал бутерброд дочери. Анабель не испугалась. Откусила побольше, и с невероятным задором произнесла:

— Сказки, папа. Организуй два концерта. О втором Премьеру говорить необязательно.

А потом сложила пухлые ладони треугольником на груди и засмеялась.

— Глупышка, волка невозможно обмануть. Доедай бутерброд, а я обдумаю вполне разумное предложение.

— Кто такая Полли?

— Полли?

— Я видела снимок.

— Копаешься в обувных коробках отца?

— Мне интересно, — Анабель в недоумении пожала плечами.

— Полли — моя знакомая.

— Анри, ты здесь? Ау…

— А? — Анри очнулся и увидел, что кусок хлеба упал и варенье пропитывает клетчатую скатерть.

— Милая Бетт запустила активную рекламу выступления Группы на Дне Города!

Анри глянул заголовок.

— Ерунда! — он с отвращением отбросил газету и встал. Полли преследовала его. Все думала, повернется. А он завис на пороге и не шевелился. Закрыл глаза и стал думать о вечном.

— Вы общаетесь? Когда, если не выходишь из дома? Друзья дочери помогают?

Анри не смог обвинить ее в расстройстве ума, паранойе, он подбирал слова, как сказать деликатнее, чтобы она правильно поняла. На выручку явился Мон. Друг пошатывался, и пахло от него потом, табаком, перегаром… И говорил он невнятно, сбивался, просил извинить за «не форму»:

— Я в загуулее, друуг! Представляешь, на веечеериинке Роози познакоомиился с такой аппеетиттной брююнеетоочкой. Впервые встреетил куукоолку, спосообнуую говоориить о худоожниикаах…

Полли в слезах сбежала в ванную. Анри воспользовался истерикой и поведал Мону план. Друг поддержал задумку.

— Пооднимеется ажииоотааж, сплеетни, гоноораары — магнааты Преемьеера, маагнааты Элизаабеетты. Подуумаай тоолькоо.

— Бетт требует ложу для бомонда. Не понимаю, когда ее друзья успели заинтересоваться мной. Рози и Туртанчик неплохо справляются с ролью придворных.

— Оотстаал от жизнии, друуг, — Мон попытался наклонить голову. Боль сильнее ударила в висок. — Боогаатеи ждуут от «Анрии-легеенды» песеенку а-ля… а-ля.. Туртаан плююс Роози. Но… но… не… не… переежиивай. Друузья жеены будуут аплоодироовать… друужить с глаавной выгоодно… И подраажаать моодно.

— Спасибо, что просветил, — сказал Анри.

— Не… блаагодаари…

— Слушай, а что делать с Полли? Она как бы не знает, что я в Город метнуться собираюсь.

— Я соовеетоовал не теешиить девуушку надеждами… Ты жеесток, е… если не приизнаался. Теперь, поожаалуй, отклюючуусь, или мооя гоолоова взоорвеется от бооли. Воодиичкоой угоостиишь?

— На кухне.

Мон ушел.

На кружевной салфетке стоял графин с апельсиновым соком. Анри услышал три коротких стука… На пороге была его дочь. Капля сока упала на белоснежную салфетку. Анри кинулся вытирать пятно, но бросил бесполезное дело.

— Мне нужно поговорить… — вяло сказала Альберта. — Веду себя, как избалованная дура.

— Мама недовольна?

— Патрик предложил перебраться в Город…

— И?

— Возвращаюсь домой…

Она вдруг заплакала.

— Есть кое-что еще…

Голос дрогнул. Взгляд потух. Дочь медленно сползла по стене.

— Знает только Эдди… Маме не могу признаться, я и так у нее давно не в лидерах благочестия… Джон сделал предложение. Но я встречаюсь с Патриком и учителем…

Слова потерялись в воздухе. Он был отцом, но не умел давать советы, особенно когда сам жил в любовном треугольнике. Сына видел обиженным мальчиком, который прятался в углу сетки ворот с дорогущим мячом под мышкой и гадал, когда же он, отец, приедет и поиграет с ним. Альберту он часто представлял бойкой девчонкой в розовых меховых наушниках, задорно отбивающей ритм именными палочками Дона. Дочь вытерла слезы и быстро сказала:

— Обещай, что не выдашь маме…

— Если мама спросит, то я скажу ей.

— Вы ничего не понимаете! Эдди ….

Она резко встала и, убегая, споткнулась на ступеньках и едва не упала… Анри позвонил сыну и спросил, что же он насоветовал сестре. Эдди принялся ворчать:

— Да ничего особенного не говорил! И не принуждал выходить замуж! Пококетничать, пофлиртовать. Было. Вот найду учителя, музыканта… Получат по заслугам.

Криста. Студентка

Эдди предложил отвезти меня домой. По дороге не произнес ни слова. Я не могу отойти после скандала, но в определенные моменты все же поглядываю на его руки, лежащие на руле, на профиль лица, острый подбородок и забываю, что нужно говорить, а не молчать. Слова Элис ранили его, но он старался всеми силами прятать свою боль, даже от меня. Он притормозил возле крыльца. В окно первого этажа я видела родителей. Мама и папа сидели в обнимку перед телевизором.

— Боишься, что не брошу Элис?

— Нет, — как можно увереннее ответила я. — Непривычно и… быстро. Вчера ты был наследником, а сегодня Эдди. Ты перевернул мою жизнь с ног на голову.

— Не оправдал ожиданий насчет идеальной семьи? Знай, если бы не появление «школьницы» в торговом центре, моя судьба была бы самой обыденной, скучной…

— Ты говоришь высокопарно! Цитатами. Не такая я хорошая и замечательная. Родители и Альберта говорят — у меня жутко упрямый и вредный характер.

— Приеду завтра. Не скучай.

Эдди передал мой рюкзак, и я вышла на улицу. Дождалась, пока он повернет на проспект, и только потом сунула ключ в замок. По-тихому зайти не получилось. Мама отвлеклась от просмотра любимой программы и вышла из гостиной.

— Ты поздно, — пожаловалась она и затянула пояс халата. Волосы ее были растрепаны. Руками она обхватила располневшие бока. Я судорожно тараторила:

— Задержалась в редакции, готовим статью о вреде пищевых добавок, и Луис попросил помочь с докладом…

Я поднялась на две ступеньки и остановилась. Мама не уходила. Было глупо делиться с ней знакомством с наследником. Все равно не поверит, пока не увидит Эдвина воочию.

— В следующий раз не забудь позвонить. Отец волновался.

— Хорошо, — дежурно ответила я.

В комнате я сняла куртку, свитер. Меня раздирают противоречивые чувства. Закрываю глаза и вижу в темноте подбирающийся страх, взметнувшуюся руку Эдди, дьявольскую усмешку у него на губах, битое стекло, взмах дубинки, кровь, искаженное лицо мисс Элис… Открываю и не могу поверить, что он сделал все это.

— Кто же он такой?

По привычке перебираюсь на подоконник. Окно выходит на тихую улицу. Головку фонаря раскачивает ветер, и она ритмично скрипит. В темных окнах соседних домов нет света, а если и есть, то опущена штора и виднеется лишь желтое пятно. Люди расходятся по спальням. Я вздохнула. Если наследник сдержит слово, то я смогу бросить учебу, выпущу книги… Глава… Альберта гневно обозвала хитрой особой, хотя о нашем обмане ее матери я не говорила. Нет, мы общаемся по телефону, переписываемся, но прежней откровенности и искренности в голосе уже бывшей подруги не чувствую. Более не слышу ее голос, но в моей жизни появился любимый сын нации. И знает он намного больше.

Я задернула шторы, разделась и легла в постель. Рядом, на диванной подушке, лежит мой мишка. Выпучил черные глаза-точки, совсем как тот бродяга в парке, и пожелал игрушечного счастья… И все же, я с нетерпением буду ждать утро.

Альберта. Наследница

В группе растет напряжение. В успех пластинки уже никто не верит. Морган, Фома, Патрик, я… Все окончательно расслабились и не могут отойти от заманчивого предложения выступить на Дне Города.

— О, — извинилась я и захлопнула дверь в подсобку учителя. Сегодня не «четверг», но мне захотелось признаться ему в неудачах.

Там была она, Молли, его жена. А рядом сидела девочка лет пяти. Светлая голова с густыми косичками склонилась над альбомным листом. Бетти обводила голубым карандашом шкуру воздушных овечек.

Я прислонилась к стене. Дверь распахнулась и в аудиторию вошла она. В бежевом костюме и с шифоновым шарфом, повязанным вокруг шеи. Молли выглядела ухоженно, немного вызывающе-яркий макияж на лице, длинноватые ноги и стройная фигура. Не понимаю, почему мой учитель охладел к ней. Следом выбежала та самая девочка в розовом комбинезоне и с простодушно-наивным взглядом потянула мне рисунок. Я освободила руку, чтобы взять подарок, но Молли сурово одернула запястье дочери и велела уйти. Бетти скрылась в подсобке. Рисунок опустился на преподавательский стол.

— ВЫ КОГО-ТО ИСКАЛИ, МИСС? — спросила Молли. Раньше она не выслеживала его столь активно. Что же случилось?

— Я староста группы. Мистер Грин просил забрать распечатки с измененным расписанием.

Я выдала первое, что пришло в голову.

— РАСПИСАНИЕ НЕ УТВЕРЖДАЕТСЯ В НАЧАЛЕ СЕМЕСТРА??? ТАК ПОСТУПАЮТ ВО ВСЕХ НОРМАЛЬНЫХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ. БОЮСЬ ОГОРЧИТЬ ВАС, НО МИСТЕР ГРИН НА СОВЕЩАНИИ А КАК ВЕРНЁТСЯ ТО МЫ ПОЕДЕМ С ДОЧКОЙ В ЦИРК А ПОТОМ НА УЖИН К РОДИТЕЛЯМ ПРИХОДИТЕ ЗАВТРА, СЕГОДНЯ ВЫ ТОЧНО НЕ ДОЖДЕТЕСЬ МОЕГО МУЖА!!!

Молли повесила зловещую улыбку на тонковатые, густо накрашенные губы, и мгновенно развернулась на каблуках. Такие туфли носила маман прошлой весной… Я сгорела от стыда, но быстро взяла себя в руки и заставила непослушные ноги покинуть лекторий.

В коридоре шумели студенты. Криста забилась в угол и читала классический роман. Парень в шляпе, задрав голову, цитировал в оригинале античного автора, девчонка в блузке академично пела по нотам, приложив ладонь к животу, а Пит надел кудрявый парик и забрался на подоконник. Виляя бедрами, танцуя коленями, качая головой, он распевал хиты Группы и воображал, что виртуозно зажимает струны на гитаре или отбивает ритм, как самый настоящий драммер! Рядом толпилась молодежь. Кто-то хлопал, а кто-то пробегал мимо и не забывал покрутить пальцем у виска.

Я вышла на лестницу. В проеме появился он. Учитель.

— На тебе лица нет! Идешь, как неприкаянная!

— Я видела ее! — воскликнула я и тут же обрела землю под ногами.

— Кого? — Тяжелая папка, которую он нес, упала, но мы этого не заметили.

— Твою жену, она дожидается в подсобке. Знаю, сегодня не наш день, но мне нужно поговорить. Нет, пожалуй, пойду, прослушивание… и друзья ждут результат!

Я наклонилась, чтобы собрать выпавшие бумаги. Он присел рядом и все сделал сам. Затем жадно поцеловал. Я отстранилась. Толкнула его.

— Не здесь, — еле слышно пробормотала я. — Ее появление выбило из колеи. Раньше не задумывалась, что я не основная, а стоило познакомиться с ней, как жена твоя тут же поставила на место. Ну и чушь я несу! Что стоишь как вкопанный? Иди к ней, цирк и семейный ужин ждет вас, мистер Грин.

Я готовилась уйти, а он удержал меня и шепнул:

— В десять, на набережной, в Парке. Я докажу, что ты основная.

Я не ответила, проскользнула мимо него и быстро побежала по ступеням. На этот раз меня поймал Морган и затащил в кабинет для семинаров.

— Что? — воскликнула я.

— Ну мы не раз это шутя обсуждали, но теперь полный серьез. Пат назвал меня и Фому узколобыми и призвал давить. Мы задумали использовать твой титул для раскрутки. Альби, пойми, как нормальные музыканты, мы хотим отвязок на больших сценах, хотим накупить крутых примочек, хотим на волне всего этого замутить такие риффы! Только представь, какой шум поднимут в прессе, когда критики увидят на ковре нашего сингла фотографию наследницы! О нас будут говорить! — Морган мечтательно развел руки.

— И сравнивать с отцом! Нет! — отрезала я и, отвернувшись, упрямо задрала нос.

— Это единственный выход! Согласись, мы можем позволить себе оплатить полчаса эфирного времени на радио и десять минут на ток-шоу для домохозяек. Но нам нужно событие-взрыв. Вот увидишь, болванку допишем, замиксуем, но пластинку никто не купит, и ковер без твоего фото внимания не привлечет, потому что альбом принадлежит группе без имени, без голоса, без лидера. Так что подумай об этом. Завтра репетиция. Все ждут ответ…

Я сверкнула глазами и выбежала в затихший коридор, в котором остановилось время. Невыносимо! Я раздумала идти на прослушивание по велению учителя и пробежала мимо обтянутой плотной кожей двери. Исполнять с душой сонаты под наблюдением худощавого мистера Кнопки с горбатым носом и вычищенными до блеска ботинками, когда мысли не о музыке, я не могу. Так что завернула в студенческую столовую. Стремительно пустеющую. Студенты сдавали подносы с грязной посудой в специальное окно и разбегались на последнюю пару. Я купила кофе с пенистым молоком и шоколадный маффин. Села на потертый диван в углу. Лицо мое то и дело непроизвольно хмурилось. Я не знала, какую проблему решать первой. Молли, запись болванки, папа и Полли, учитель, маленькая Бетти с трясущимися косичками и рисунком! От сомнений гудела голова. Я быстро встала и побежала к выходу. Поднос оставила на столе. Тетка в белом чепце заругалась вслед, но я не услышала… Минута и я впечаталась в столь знакомую дверь… Забежала в лекторий… Пусто! И подсобка заперта. От досады я плюхнулась в его кресло и открыла оставленный в спешке блокнот с металлическим замком. Рассчитывала вскрыть личные тайны, но в записной книжке не было ничего интересного, только расписание и пометки, где купить молодую картошку к ужину и как приготовить любимый банановый йогурт дочки.

Вдруг черное кресло, скрипнув, остановилось. Я вспомнила о предстоящей встрече в Парке. В моей голове зрел план. Быть не основной — ну уж нет. С самого детства я с легкостью получала только лучшее и дорогое. Стоило заплакать, и маман находила время почитать сказку о петушке, папа, если был дома, бросал гитару и бежал в музыкальный класс слушать мою игру, Эдди с легкостью делился, как пройти самые трудные уровни в компьютерных играх. Сара и Джес потом выли от зависти. Вот и учитель почти сдался. В подсобке он не стеснялся говорить ласковые слова. Карандаш хрустнул в моей руке. А потом пришел мистер Кнопка, спросил, не я ли мисс Альберта. Я сглупила и призналась ему.

— Это я.

Худощавый мистер подхватил меня и силой повел на прослушивание.

— Мистер Грин хвалил вас, девушка. Я должен послушать!

И правда, мое эмоциональное исполнение знаменитой сонаты для рояля настолько очаровало мистера Кнопку, что он предложил поступать без конкурса на факультет классической музыки в следующем году. Маман будет рада.

Криста. Студентка

День официального знакомства с семьей Эдди близится. Я обвожу кружком в календаре дни, а в ежедневнике часы и минуты. Работу в студенческой газете на время забросила, свободного времени не остается. Элизабетта на этот раз должна увидеть во мне леди. Так говорила молодая девушка в бежевом костюме, проводившая занятия по этикету. Меня учили удерживать равновесие, правильно садиться, прощаться, прятать руки, есть, пить, подбирать удачные слова. В голове все перемешалось. Я старательно притворялась, что запоминаю, но на итоговом занятии забыла расправить салфетку, перепутала ножи, покачнулась, обронила сумочку, не заметила чернильное пятно на пуговице, не отутюженную складку на платье. Эдди похвалил за усердие и прилежность, а Жасмин настоятельно требовала не волноваться и быть естественной.

Я была в спальне. Стояла у большого зеркала, примеряла наряд из бархатистой материи и не верила, что могу выглядеть женственной и ухоженной. Внешне меня изменили до неузнаваемости, но внутренне я ощущала себя странно.

Вечером следующего дня предстояло важное мероприятие. В кругу друзей Эдди. Официально его сопровождала мисс Элис, а мне «приказали» сделать все, чтобы обратить на себя внимание журналистов и состоятельных гостей. Мне даже позволили подойти к наследнику и разыграть случайное знакомство, а затем ненавязчиво попросить войти в положение несчастной Джилл, героини моей будущей статьи. В прошлом сезоне туристы до наступления ночи засиживались в кафе «У мисс Джил». Конкурентам не понравилось, и проблему решили радикально — организовали поджог.

Час назад Жасмин озвучила самые важные пункты новой биографии, которая станет официальной. Я ужаснулась. Меня, как человека, настолько идеализировали и облагородили, что я не смогла поверить «в новую себя». Жасмин запретила говорить о должности стажера.

— Запомни, младший редактор «политобозрения». Люди должны верить, что трудолюбивая и талантливая студентка может претендовать и на штатную должность.

— Но так не бывает! — возмутилась я.

Жасмин нахмурилась.

— Люди должны верить, что бывает. Не согласна играть по нашим правилам — дверь там.

— Но Эдди…

— Он, как и ты, ничего не решает.

Пришлось сдаться. На время. Сказка, да конец не тот.

Биографию родителей также подвергли правке. Отца повысили в должности, а матери мисс Иделия предложила открыть кондитерскую. Бедные, и не догадываются они о моей новой жизни, а я не решаюсь представлять им наследника. Вернее, не совсем понимаю, как это сделать безопасно. Из-за отца, попавшего под влияние соседей-противников монархии и власти Кеннета Пена.

Эдди тихонько подкрался и обнял меня. Я вздрогнула и тут же обрела спокойствие.

— Готова к ответственному мероприятию? — спросил он.

— Жасмин поставила отлично.

Я повернулась к нему.

— Мне нужно домой, — вдруг сказала я, взглянув на часы.

— Порядок восстановлен. Клаус снял запрет на массовые мероприятия. А то сидели, как в тюрьме. Поедем, развлечемся?

— Отец не поймет…

— Думаешь?.. Жених не простой парень с курса…

— Ты его не знаешь совсем. Папа и не посмотрит, что ты наследник. Выставит на улицу или сломает шею.

— Но ему придётся смириться?

Эдвин задел рукавом мой стакан с недопитым компотом. Красное пятно впитывалось в мохнатый ковер, а он и бровью не повел. Я упала на колени, глазами искала щетку, ведро с мыльной водой и мокрую тряпку. Эдди подумал, что я оступилась. Помог встать, а я сердито смотрела на него и думала, что когда слуги по всему дому, подобными мелочами просто не интересуешься. Я же так не хочу.

Элизабетта. Мать

— Беспорядки. Это что означает? Общество вами не довольно, не верит чиновникам. Что мы должны сделать? Правильно. Найти того, кто заслуживает его уважение, — спокойно говорил лощеный мистер Лоис и постукивал наконечником трости.

Стул горел под Пеном. Не мог он сидеть спокойно. Лицо у него багровело, внутри все закипало и поджидало только одного — взрыва, чтобы все исчезло, распалось на осколки, убежало и вернулось на прежние места недельной давности. Нутром он чуял, что я отдала приказ свалить вину на него и на заседании, открытом и публичном, его исключат из совета навсегда. За позором будут наблюдать сотни, тысячи глаз. Домохозяйки и пенсионеры, помешивая ложкой куриный бульон, офисные клерки забудут на время о документах, скрепках, калькуляторах и соберутся у компьютера с Интернетом, работяги побросают тряпки, полотенца, лопаты, строительную технику, кто-то выпросит у начальника смены отдых, кто-то схитрит. Зеваки и туристы оккупируют центральные площади, где установили плазменные экраны. Дети уже сейчас просят родителей сфотографировать их у белых полотен на металлических стойках.

Я чертила на листе бумаги квадраты и смотрела на моего бывшего сожителя с горькой усмешкой. Да. На заседание Большого Совета ты поедешь, как миленький. И скажешь все, что задумал. А я отвечу тебе. И выиграю. Вижу, что ты следишь за траекторией моего карандаша и не прислушиваешься. Как и я. Лоис, Силано, мой отец предложили тебе уйти по собственному желанию. Но ты облегченно вздохнул и показал кулак. Я подняла глаза, отложила мой карандаш и строгим взглядом просила чиновников давить на виновного сильнее. Я хочу, чтобы твое имя произнесли вслух. Нет, ты не намерен уходить в отставку. «Глыба Льюис Пен» прирастет ко дну, как только Большой Совет отменит утвержденные тобой законы. А я добьюсь этого.

— Фрэнсис Бойл, говорю вам. Его рук дело.

— Он манипулирует наследником.

— Наследник Эдвин остановил митинги и вызвал недовольство профессора. Так кто из них главный?

Я вновь подняла глаза. Имя Эдвина вызвало у меня интерес.

— Повторите, что вы сказали, — попросила я Лоиса.

Морщинистая ладонь отца, усыпанная старческими пятнами, накрыла мою дрожащую руку. Лицо мое выглядит уставшим, осунувшимся и неестественно грустным. Тоска и печаль изъедает изнутри. Сомкнутые в улыбку бледные губы, розоватый румянец на щеках, дневной макияж — не могут скрыть от него душевных переживаний. Отец начал гадать, кто же довел меня до такого с состояния — музыкант, дети, кто-то еще?

Он сказал:

— Твой сын спелся с Премьером. Или мистер Бойл внушил ему — мать и мистер Кеннет Пен зло. Клаус разбирается.

Я вздрогнула. Кеннет Пен вытянулся. Дело принимало неожиданный поворот.

— Планируются новые акции. Градоначальники предупреждены. Органы правопорядка работают в усиленном режиме. У профессора немало средств. Пока деньги не иссякнут, бунтовщики не остановятся.

— Заседание Большого Совета проводим?

— Да. Назначим главной Элизабетту.

— Что будет с моим сыном? Ну же, отвечайте!

— Мальчишка сам подписал себе приговор.

— Я поговорю с Эдвином!

— Лучше сразу с Фрэнсисом Бойлом. Предупреждали же, влияние профессора слишком велико.

Заскрипели кресла, заерзали колеса. Магнаты, согласно очереди, покидали кабинет. Отец вытянул руку, словно засекал время на часах. Самолет отправлялся в полночь, и он планировал задержаться на обед, повидать внуков. Я не спешила с приглашением, но другого выхода не оставалось — он желал быть частью моей семьи и моя вина, что я постоянно отталкиваю его.

Отец ушел, но в кабинет влетел Эдвин. Сын мой развалился на диване вблизи двери и вытянул ноги. Я повернулась к нему. Эдвин был зол, его волосы, обычно аккуратно зачесанные, ежиком торчали в разные стороны.

— Чем ты недоволен? — прямо спросила я.

— Так похоже? — усомнился Эдвин и пригладил волосы, заметив, что я смотрю на его голову.

— Вполне, — сказала я. — Если решился зайти, так будь смелее, говори же!

— Альберта отказала моему другу, и он расстроен. — Эдвин вздохнул. — Ладно, я только хотел прикрыться проблемами Джона, на самом деле меня беспокоит другое. — Он опустил ноги, согнулся, острые локти поставил на колени. И на меня отказался смотреть. — Я хочу должность в Большом Совете, — медленно произнес мой сын. — Реальную. Ты обещала, конечно, большее, но мне нужно чем-то занять себя. Твой сожитель платит жалование, но к делам не подпускает. И лозунги…

— Вот в чем дело! — я расслабилась и тихо вздохнула. Мне казалось, что он скажет, что не готов жениться на мисс Симмонс или что-то в духе Альберты.

— Ну как? — спросил мой сын.

— Лозунги… — внутри я ощутила легкость. Премьеру не победить. Он не смог запугать в своей столице, просто выдворил по-тихому, чтобы не мешала. — Бунтовщики успокоятся. А магнаты подозревают тебя. Но я знаю, беспорядки — дело рук Премьера… Скажи, ты не в сговоре случайно?..

Эдвин выпрямился. В глазах его протест.

— У меня связи и финансирование, — гневно бросил он мне. — Магнат Джон. Если я что-то и делал, то с целью убрать Пена. И у меня получилось.

— Значит ты!..

— С Премьером я не сходился… Обвинения в мой адрес — его личная месть. Фрэнсис так сказал. Я не виноват в появлении лозунгов. Громкие слова, как следствие.

Он отвернулся, а я не спешила подходить, извиняться. Он казался мне родным и чужим одновременно. Мой избалованный мальчик самоотверженно боролся, хотя однажды наступит и его срок, и корону возложат на его голову, как и страну переименуют ради него.

Мистер Грин. Учитель

Мистер Грин выехал на центральную улицу и миновал первый перекресток. Изредка поглядывал на заднее сидение. Молли с кислым лицом прислонилась к холодному стеклу и опускала веки, лишь бы не смотреть на него. Бетти пыталась освободить из картонного домика новую куклу. Светловолосую, в сиреневом платье, в туфлях на танкетке и с волшебной палочкой.

Приезд Молли взволновал его. От страха, что жена догадывается о затянувшихся встречах с вольнослушательницей, у него выступили капельки пота на лбу, а влажные от волнения руки тряслись. Так было всегда и Молли знала об этом. Остановиться и протереть вспотевшую кожу, выдать себя он не мог. А невидимые капли уже щекотали краснеющие ноздри и затекли под ворот рубашки.

— ВСЕ В ПОРЯДКЕ? — вдруг услышал он голос жены и радостный смех Бетти, которой удалось достать куклу. Дочка полгода мечтала о такой. Анабель разместила в блоге фотографию в обнимку с новой игрушкой и девочки всей страны требовали у родителей купить такую же. Бетти прижала подарок к себе и громко воскликнула:

— Спасибо, папа.

Мистер Грин улыбнулся.

— ТЫ СЛОВНО НЕ В СВОЕЙ ТАРЕЛКЕ, — настойчиво продолжала давить Молли.

— Устал, — как можно спокойнее ответил он.

Машина застряла на светофоре. Зеленый свет сменил желтый, затем красный. Молли вытащила из объемной сумки белый конверт формата А4 и распечатала его. Ей хотелось бросить снимки ему в лицо, но закатывать истерику при дочке неуместно. Она сунула конверт в дверцу. Мистер Грин заволновался сильнее. Он поехал, когда красный сигнал еще не успел погаснуть и едва не сбил пешехода. Молли обозвала его конченым уродом. Забрала у Бетти коробку. Повертела в руках и бросила на переднее сиденье. Близилось время провокационного вопроса, но Молли терпела. Они почти доехали до дома родителей, где ждали гости. Она знала о сюрпризе, мистер Грин не подозревал. Новость, которую она хотела сообщить ему, многое могла изменить. Несколько метров. Следующий перекресток, и с обеих сторон улицы потянулись фасады уютных домов посреди ухоженных газонов. Участки окружали невысокие заборы, чтобы менее обеспеченные жители не забывали завидовать достатку соседей более успешных и удачливых. Мистер Грин припарковался у тротуара. Бетти без помощи родителей открыла дверь и успела, незаметно от папы, шепнуть маме на ухо, что она — важная часть сюрприза и ей требуется подготовка. Молли обняла дочь, а Бетти с умилением зашептала:

— Мамочка, я люблю тебя.

— И Я ТЕБЯ ВСЕ БЕГИ. ПАПУ Я ЗАДЕРЖУ!!!

Бетти, не оборачиваясь и счастливо подпрыгивая на одной ножке, забежала на крыльцо. Короткое платьице в полоску вздувалось на ветру. Молли вздохнула и выдала.

— НЕ ДУМАЛА, ЧТО У ТЕБЯ СТУДЕНТКИ ТАКОГО ВЫСОКОГО КАЧЕСТВА!!!

Мистер Грин резко вынул ключ зажигания. Все его мысли заполняла Альби, так он называл ее, если они задерживались на прогулке. Просто шли, держались за руки и не думали куда идут — навстречу опасности или удаче. Запутанные отношения зашли в тупик, пора было что-то решать. Выпуск книги об «Анри-легенде» не годился в качестве предлога для жены. Ей звонил редактор и упрекал в сорванных сроках.

— Я СНАЧАЛА НЕ ПОВЕРИЛА СВОИМ ГЛАЗАМ, КОГДА ОНА ВОШЛА В ПОДСОБКУ УЗНАТЬ РАСПИСАНИЕ. СХОДСТВО ОЧЕВИДНО. ПОСМОТРИ. — Молли протянула ему журнал, который почтальон бросал в ящик каждую субботу.

Мистер Грин увидел ее, Альби, в темно-синем платье, под руку с видным мужчиной. Журналист окрестил молодого человека будущим зятем Элизабетты. В тексте статьи было подмечено, что наследница выбрала спутника жизни из своего круга, нежели ее брат. На второй странице красовалась нечеткая фотография Эдвина в компании странной девушки. Девушку тот же журналист окрестил «школьница». Сфотографировали их на террасе ресторана. Ниже шел вопрос: общественным мнением играют или наследник Эдвин в самом деле не может определиться? Журналиста также волновало, почему молчит и отказывается от комментариев мисс Элис.

Журнал выпал из рук. Молли наклонилась и потянула руку, чтобы достать. Густые волосы застряли между сидениями. Она выпрямилась и разгладила страницы. Реакция мужа выдала его — он не знал. И замысел, тщательно спланированный отцом, начинал работать так, как хотели они. Впервые отец похвалил за наблюдательность. Личность молоденькой девицы, в объятиях которой неверного мужа застукал детектив, удалось установить мгновенно.

— Что за бред, — выкрикнул мистер Грин и ногой толкнул дверь машины. — Читаешь всякую чушь. И Бетти подхватывает.

— НЕ БРЕД!!! — оправдывалась Молли. — ПОЧЕМУ НЕ ИСПОЛЬЗОВАЛ СВЯЗИ ДЕВЧОНКИ И НЕ ПОЛУЧИЛ КОНТРАКТ НА ИЗДАНИЕ КНИЖЕК В «ТРИ КИТА»??? ВСЕ НОРМАЛЬНЫЕ ДАВНО ТАМ!!!

Мистер Грин вышел из машины. Молли плелась следом.

— Альберта — вольнослушательница, важный докладчик на семинаре, и я толком не понимаю, к чему ты показала мне статью. Если книга об «Анри-легенде» станет бестселлером, то обучать студентов я буду ради собственного удовольствия. Знала бы ты, как меня достали вечные придирки!

На крыльце мистер Грин дежурно взял Молли под локоть и старался скрыть эмоции, разбушевавшиеся внутри. Перед глазами была Альберта. Настоящая. Девушка, которую он знал до разговора с женой.

— КОНЕЧНО, — Молли нажала на кнопку звонка. — Я ВЕРЮ ТЕБЕ, МИЛЫЙ.

Железная дверь открылась. В просторной прихожей было темно. Как только они вошли, свет вспыхнул, и друзья в нарядных шапках с буквами громко крикнули:

— ПОЗДРАВЛЯЕМ.

Мистер Грин прищурился и составил короткую фразу: «С ШЕСТИЛЕТИЕМ СОВМЕСТНОЙ ЖИЗНИ». Впереди стоял отец Молли, позади его жена — полноватая женщина в цветастом сарафане. Крупные серьги украшали мочки ушей, высветленные волосы удерживала на затылке яркая заколка, длинные ногти царапали жилистую ладонь мужа. Между супругами стояла маленькая Бетти:

«МАМА ПАПА Я ВАС ЛЮБЛЮ», — красовалось у нее на плакате.

Мистер Грин на мгновение забыл об Альберте в нагрянувшей эйфории праздника. Гости громко голосили и желали побольше дней, наполненных радостью и семейным теплом. Не думал он о встрече с Альбертой и в совмещенной с кухней гостиной, когда теща пригласила к накрытому столу. Зазвучали тосты… И малышка Бетти забралась к отцу на плечи и громче всех выкрикивала поздравления. От громкого смеха, хороших слов кружилась голова. На столе лежал журнал Молли, раскрытый на странице, которую лично мистер Грин хотел вырвать из памяти.

— Да пиар это все. Бунт против Пена не просто так подняли.

— Салфетку мне передай.

— Очередной мутью забивают мозги.

— А где соль?

— Завтра новости о не состоявшихся свадьбах напечатают в политических еженедельниках.

— Штопор принес?

— Раз, два, три! Поздравляем!

Мистер Грин отпустил Бетти. Дочка побежала к матери. Он выглянул в окно. Смял бархатную занавеску. Сумерки опускались на Пригород. В десять встреча с Альби. Он решил идти, чтобы развеять сомнения и понять. В голове правда из журнала никак не укладывалась, потому что он знал другую Альберту. Не с картинки. Или наследница искусно играла свою роль? Головоломка вдруг сошлась. Разрозненные кусочки событий, которые невыносимо мучали его, склеились в познанную истину. Он глотнул вина и вернулся к гостям. Бетти играла с тещей. А Молли и ее отец куда-то подевались. Их отсутствие мало волновало его, он затосковал и захотел увидеть Альби побыстрее.

— Папа! — Бетти сбила его с ног и обхватила маленькими ручонками.

— Да, милая.

Мистер Грин опустился на колени. Друг в полосатой шапке столкнулся с девочкой, опрокинул бокал, испачкался, громко выругался и ушел в ванную отстирывать пятна.

— Спасибо, — шепнула Бетти на ухо, — и прости, что нашла куклу в твоем кабинете. Ты же знаешь, мне не терпелось. Ты точно хотел мне подарить ее сегодня?

— Конечно, — ответил он и поцеловал дочку. — Я не сержусь. Все беги. Мне нужно маму найти.

— Папа! — воскликнула Бетти и в одно мгновение упала в объятия бабушки.

— Бетти, идем. Ты не доела салат.

— Хорошо, бабушка.

Молли была в тесном коридоре. Ее отец вынул из кармана пуловера плотный конверт с деньгами, распечатал и половину купюр передал молодому человеку. Таинственный гость внимательно пересчитал гонорар, переложил купюры из одной руки в другую, потряс, спрятал в потайном кармане куртки и вышел на крыльцо дома.

— Что дальше?

— СКАНДАЛ В ПРЕССЕ.

— Я бы на твоем месте подал на развод, юридически оформил опеку над дочерью и бросил бы его к чертям. По-моему, достойная месть.

— ТЫ САМ ВИДЕЛ, КТО МОЯ КОНКУРЕНТКА. БУДУ НАДЕЯТСЯ ЧТО ПОСЛЕ ПРАВДЫ МОЙ МУЖ ВЫБЕРЕТ УЮТ И СЕМЬЮ А НЕ ХОЛОДНУЮ ПОСТЕЛЬ.

— И все же подумай, что я говорю, дочка.

— Я ВСЕ РЕШИЛА. МУЖЕНЕК ВСЕГДА ПЕЧЕТСЯ О РЕПУТАЦИИ ТЕХ, КТО ЕМУ ДОРОГ.

Но Молли не выдержала. Слезы ручьем полились по исхудалым щекам. Отец вытер затекшие глаза. Молли уткнулась в его плечо. В коридор вышла мать.

— Он в гостиной. Ищет тебя.

Женщина обняла Молли, заметив, что дочь плакала.

— Видеть не могу. Смотреть противно. Не понимаю, зачем восстанавливать семью, которую он разрушил специально?

— ЕСЛИ БЫ НЕ ФИНАНСОВАЯ СТОРОНА, ВЫ БЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЛИ ТАК ЧТО НЕ МЕШАЙТЕ МНЕ ЯСНО!!!

— Постой, — сказала мать. — Об одном прошу, будь благоразумна…

— ОТСТАНЬТЕ ОТ МЕНЯ!!!

Молли уперлась головой в грудь мужа, который внезапно появился в темной прихожей. Она оттолкнула его, стоило ему поинтересоваться тем, что происходит у него за спиной. Не признались и родители жены. Тесть в недоумении пожал плечами, теща вспомнила о Бетти.

Мистер Грин минуты две думал. Молли поддерживала с родителями хорошие отношения, доверяла им. И советовалась, если они ругались. Отец ее владел пятью магазинами и всегда хотел, чтобы дочь и зять жили в его доме. Предлагал работу в семейном бизнесе, открыто называл преподавание и написание скучных книг подходящим занятием для глупой интеллигенции.

— Кичатся умными книжками и разводят пустословие! Руки, вот что главное. Ими можно сделать все, если захотеть.

Альберта. Наследница

Он ждал меня у входа в Парк возле нового спортивного автомобиля, взятого на сутки в прокат. Хотел удивить и потратил оставшиеся сбережения, но едва прислонился к приоткрытой двери, позвенел ключами на брелке с черным петухом, как сразу понял, что наследницу невозможно удивить. У меня с детства было самое «лучшее».

Он покачнулся и вдруг заметил меня. В его представлении я не бежала и не спешила на встречу, шаркая каблуками по загаженному голубиным пометом асфальту. Я летела по воздуху, и глаза мои сияли, и вязаная сумка с бумажной розой на замке приподнималась от движения на правом бедре.

— Неплохо, — протянула я и представила, что веду эту машину по горному серпантину, легкий шарф развевается в воздухе. Кругом море, оранжевое небо и долгая дорога в неизвестность. Затем я выгнулась, как кошка, вытянула руки и повисла на его шее. Он резко оттолкнул меня, не зная, как сказать, что вряд ли поверит в новую ложь. Он еле сдерживался. Фальшь и пошлость сводила с ума. Он хотел выложить правду прямо в лицо. Резко, без объяснений. Чтобы мне стало больно, как и ему. Да что я знаю о боли и сожалении? Только режиссирую спектакль, и сама же исполняю главную роль и без разбора втягиваю в действие на сцене всех зацепивших внимание людей. Один поцелуй и прежние чувства вспыхнули в нем. Он забыл о ненависти. Я свела плечи, опустила голову и невинно взглянула на него. Свет от трех фонарей отражался в зеркалах автомобиля. Черные тени ложились кругами на асфальт. Могучие кроны лиственниц раскачивал ветер. По реке, в ночной мгле, плыл прогулочный теплоход. На верхней палубе мерцали цветные флажки и воздушные шары. В колонках звучал суперхит Туртана. Подвыпившие пассажиры громко кричали в один голос:

— Ой. Ой. Ой.

— Ты выйдешь за меня, если я скажу, что подал на развод? — вдруг выпалил мистер Грин.

Вопрос сбил с толку, две минуты я приходила в себя. Он было подумал, что я придумаю отговорку и скажу «нет», так как в известные ему правила игры замужество с учителем не выходит. Но я быстро ответила:

— Скажу «да», если сделаешь предложение, как полагается, — и снова повисла на затянутой галстуком шее. — Ты на самом деле решился на столь важный шаг?

— Почему не рассказала мне?

— О чем?

— Брось, Молли, моя жена, узнала тебя и поспешила поделиться новостями. Она пачками складирует желтые таблоиды.

Он с укором смотрел на меня. Мое лицо менялось, нет, не краснело, а серело от возмущения, злости, стыда и той лжи, в которую я его втянула. Я выпрыгнула из машины и побежала в ближние кусты. Не удержалась на застрявших в сырой земле каблуках, выругалась и задела рукой грубый ствол дерева. Поднесла руку на свет. Ладонь почернела. Под ногтями застряла грязь, а в сумке даже салфеток нет…

Он нашел меня возле балюстрады. На противоположном берегу мигали желтые и красные огни Города. Всходила полная луна. Яркая. Желтая. Легла на темное облако, словно решила отдохнуть. Раз в пятнадцать минут ходили теплоходы с музыкой и криками Туртанчика или Рози:

— Ой! Ух! — из здесь подпевали танцующие.

Я не спешу поворачиваться. Было важно сохранить тайну именно от него, потому что только рядом с ним у меня с легкостью получается забываться и не думать об интересах брата, матери, группы… Я, как ребенок, радуюсь, что можно быть кем-то другим, не наследницей, драммером или невестой магната!

— Жених… Скажи, это правда?

Он нащупал во внутреннем кармане страницу из журнала. Разгладил по сгибам, показал мне. Минуты две я разглядывала себя, Джона… Эдди целовал похудевшую Кристу в ложе театра…

— Ты слышал о фотошопе?

Я смяла страницу и выкинула глянцевый комок в закопченную урну.

— Человек на фотографии — друг моего брата. Я была на приеме, а репортеры вывернули встречу в нужном им свете, лишь бы увеличить тираж. Разве титул маман имеет значение?

Бирюзовые глаза просили об одном — верить. И притягивали, как магнит. Ему открыли далеко не все карты-загадки. Он отвернулся. В черной мгле увидел хмурое лицо плачущей Молли и довольную Бетти возле детской кровати. Дочка натягивала на белокурые волосы куклы старую шляпу и даже подумать не могла, что отец готов бросить семью. Внутренний голос кричал сопротивляться и бежать, пока чары не действуют, и он может контролировать себя. Но он гнал прочь сомнения и потянулся ко мне. Я поглаживала его голову.

— Ты не создан для рутинно-обыденной жизни. Оставайся со мной и многое узнаешь…

Вибрация в кармане заставила очнуться. Звонила его жена. Мистер Грин сначала слушал, не перебивал, затем сорвался:

— Мне все равно, что ты узнала о ней еще вчера и дала второй шанс! Подавай!!!! — Пауза. Он опустился на лавку с погнувшейся спинкой. Злой и несчастный. — Решит судья. — Пауза. — Нет, ты не посмеешь! — Он резко подскочил и заметался вокруг меня. В смятении наткнулся на корень дерева, выступивший на поверхность, и запрыгал на одной ноге, так как распухший палец заныл от боли. Экран телефона погас. — Беду я на нас навлек, — опечаленно доложил он.

— Что ты несешь! — воскликнула я. — На меня беду навлечь невозможно.

— Только не в этом случае, — сказал он. — Молли подает на развод и у нее имеется фотоотчет. Утром она напишет письмо директору Университета с требованием дать мне характеристику: «подлец и провокатор», а ее отец запечатывает в почтовые конверты копии снимков и пишет маркером адреса редакций, — учитель взял паузу. — Они вздумали опозорить твою семью.

Я смеялась. Маман музыкой позволила заниматься через непокорность. А скандал за связь с женатым перед свадьбой Эдди Клаус пресечет мгновенно.

— Ревнивая жена не сможет перейти дорогу наследнице, — ворковала я. Вдруг заметила испуг в его глазах.

— Да не бойся ты так! Ничего криминального, устрашающего и беспредельного. Не средневековье. Я, конечно, постою на ковре, поплачусь, выслушаю нравоучения, но скандал мама не допустит. И чтобы задобрить ее окончательно, ты готов показать, что мы встречаемся по большой и светлой любви?

— В этом мы не будем обманывать твою семью, — сказал он в ответ. — Я не могу не думать о тебе. Вчера видел сон. Ты идешь по коридору в цветастом платье и сапогах на острых каблуках-шпильках. Морган несет твой рюкзак, а Фома бредет за вами и жалуется на отсутствие денег…

— Садись за руль. И отвези меня домой. Только обещай, что придешь завтра на репетицию.

— Приду.

Криста. Студентка

Волнуюсь. Он завязал на талии черный пояс, легкий плащ прикрыл обнаженные плечи.

— Первый выход в свет перед тем, как мы встретимся с моей матерью. Все запомнила? Во сколько подойти? Что спрашивать? Об Элис не волнуйся. Постараюсь устроить так, чтобы ее не было поблизости.

Я закрыла глаза.

— Тебе понравится, — шепнул он.

— Все будут смотреть на меня, сравнивать с ней. Я просто не вынесу, — грустно заметила я и выглянула через окошко в темную ночь. Все свободное время я тратила на подготовку к предстоящему приему. И мысли были о том, лишь бы Эдди не разочаровался во мне.

Козырек кепки водителя блеснул в зеркале. Было странно и необычно вот так резко вычеркнуть прошлое и говорить «нет» Питу, Альберте, родителям, редактору… Отец верил любым отговоркам: дополнительные пары, факультатив у мистера Грина, а я и думать забыла о «предмете обожания», подготовка к сессии с ночевкой у Катарины — но мы не дружим. Перед мамой оправдываться не приходилось. Она поздно возвращалась из кафе, быстро готовила отцу обед, ужин, мыла пластмассовые контейнеры — папа брал их с собой на работу, под шум телевизора включала в гостиной ночник и раскладывала на журнальном столе бухгалтерские документы мисс Иделии.

Однажды мама все же спросила, где я пропадаю.

— Кристи, ты не сдала зачет. Что происходит?

— Все в порядке, мам. Катарина уговорила дядю взять меня на стажировку. На радио…

Эдди крепче сжал мою ладонь.

— Так делают мои родители. Они никогда не говорили об этом, но маленьким я замечал, что мать всегда держит руку отца.

Впервые за вечер я выдала искренние эмоции. Эдди порадовался внезапной полуулыбке на бледных губах и блеску в карих глазах.

— У родителей, как у любой семьи, бывают проблемы, и они нормально к этому относятся. Отец впал в депрессию и сбежал в Южную Страну. Некая Полли появилась в его жизни. У матери был Кеннет Пен. Сейчас вроде снова хотят сойтись.

— Что?

— Мне тоже легенду придумали.

— Объясни, как научиться отличать реальность от вымысла? Когда не контролируешь себя, можно и проболтаться.

Эдвин не ответил. Машина остановилась на парковке рядом со стеклянным зданием, которое выделялось среди других футуристической конструкцией.

— Мистер Лоис рад, что в глухой район рекой потекут туристы после открытия магазинов. Идем…

Я не спешила выходить. Упрямо отвернулась. Эдвин силой вытащил меня на холодную улицу.

— Влиятельному магнату нужна реклама? — гневно спросила я.

— Наверное, да, — ответил Эдвин. — «Семья» получает немалые гонорары за подобные визиты. Идем…

Я, как могла, сдерживалась. Но слова посыпались с языка, едва водитель наследника спрятался в тени фонаря.

— Ты знал, что местным жителям затянувшаяся стройка кажется занозой в одном месте? С этого дня я не всегда могу выражаться, как хочу. Иначе сказала бы грубее. Даже у нас в Университете обсуждают, как вычурный фасад разрушил внешний облик исторического района! Жалобы подавались, но деревья вырубили. Сломали скамейки, засыпали землей аллеи. Я в курсе, потому что редакция готовит материал! А еще дружки магната Лоиса с одобрения Градоначальника Дункана организовали поджог кафе «У Джил».

— Глупости, идем, — Эдвин не переставал улыбаться и удерживал на весу руку. Наивно ждал, что я приму ее. Я не торопилась. Меня понесло окончательно. Даже водитель оступился — громкие вопли разъяренной девицы испугали его. Он вытаращил глаза, достал телефон и решил сдать меня Клаусу.

— Как! — истерично восклицала я. — Ты слышал, что я сказала? Не понимаю, почему наследник должен поддерживать тех, кто нарушает права обычных жителей! Дружить с ними…

— Торговый центр важен для привлечения туристов, подумай, сколько рабочих мест получит Город. И магнат Лоис не планирует останавливаться. Намечается крупная сделка. Вблизи Парка построят современный комплекс. От Главной Площади и реки рукой подать. Любой отдыхающий, нагулявшись у воды или посетив Собор, Фонтан, захочет купить сувенир прежде, чем поедет в гостиницу!

— И набьет и так лопающиеся от денег карманы твоего магната! — я повернулась к машине и упрямо выпятила подбородок.

— Мы опаздываем, — грубо сказал Эдди, жестом остановил выбежавшую из «гробов на колесах» охрану и потащил меня прочь с парковки. — Мы с Элис перережем ленточку. Внимательно смотри и запоминай, как это делается. Со следующей недели ты будешь резать все ленточки, на которые укажут! А твоя Джил откроет кафе в другом месте!

Опять эта дьявольская усмешка на нежных губах наследника! Ну почему, он такой! Что же происходит? Вчера он хвастался программой на долгие десятилетия, как станет развивать, благоустраивать, изменять порядки, принимать гибкие, лояльные решения. Но я ощутила лишь недовольство капризного юнца, самолюбие которого задели. Стало больно вдвойне. Потекли слезы. Я не уверена, что решусь выйти на люди. Но помощницам Жасмин нет дела до моих желаний и обид. Статичные куклы помогли переодеться, смыли растекшиеся по щекам черные круги от туши и еще раз объяснили, в каком углу сосредоточены операторы и фотографы. Я ощутила прежнее волнение. Но через полчаса, сжимая маленькую сумку, мерзла на красном ковре у входа в здание. Кругом воздушные шары, веселье. Градоначальник вырядился с лоском. В костюм, блестевший под софитами. Мистер Дункан поочередно представил гостей мероприятия — наследника Эдвина с невестой и магната Лоиса.

Я еле держалась на ногах. Было прохладно, ветер пронизывал до костей, хлестал плечи, слегка прикрытые тонким шарфом. Впервые глянцево-игрушечный мир нового «предмета обожания» напугал. Я не могла смотреть на самодовольного виновника торжества. Он жестикулировал и расхваливал значимость торгового центра для района. По лицу тек пот, но мне казалось, что я вижу белеющие на свету… Нет… нет… Как же грубо!..

— Мы закончим строительство комплекса у Парка в течение трех лет!

Громкие аплодисменты. Эдди пожал магнату Лоису руку, а Элис без тени волнения разрезала ленточку и старалась, чтобы улыбка на камеру выглядела искренней и естественной.

В холле, как и планировалось, я разыграла знакомство с наследником. Элис была где-то в стороне. Малиновое платье мелькало в кружке друзей Градоначальника. Затем был банкет в ресторане на последнем этаже. Я увидела своего начальника в компании спутницы — строгой мадам Эткинс с властными глазами. Она издавала журнал для женщин. Но в беседе с мисс Элис и миссис Дункан мадам Эткинс позволила себе улыбнуться, и я заметила морщину у правого века, искру в черном зрачке и изгиб между верхней и нижней губой.

Редактор, одернув бабочку, пошел ко мне. В будние дни он носил мятые джинсы и клетчатую рубашку навыпуск. Он был молод, и я бы посчитала его скорее сыном мадам Эткинс, а не мужем.

— Какая встреча, — негромко воскликнул мой начальник. — Неделю ждем вас, а вы здесь. У мадам Эткинс накопился материал для младшего редактора — отныне вы пишете о культуре и музыке в ее журнале. Ну и об этом, — лоснящаяся от геля голова склонилась над моим ухом, — вы в курсе, что рабочие винзавода голодали три дня? Знаете, что сотни людей погибли после столкновений, что тысячи зачинщиков арестованы, а ночью волонтеры отмывали с тротуарной плитки кровь и собирали палки, камни, битое стекло, чтобы утром Проспект засиял? Теперь нужно об этом написать, и чтобы правда слегка проскальзывала. Истинные читатели вас услышат. Вы же понимаете, Криста?

Редактор подмигнул и отвел в сторонку.

— Скоро наша жизнь поменяется, — шепнул он. — Город — репетиция. Основной бой случится там, наверху. Разные слухи ходят. Профессора Бойла знаете?

Я покачала головой.

— Он теперь главный. Ищет поддержки у магнатов.

Но мне нет дела до бойни на высших ступенях пирамиды.

— Помните, я готовила материл. Жители жаловались на шум от стройки. Скажите, прошу вас, что жалобы рассмотрены.

Редактор неуверенно пожал плечами.

— Вашу статью я не утвердил. Вы пропадали где-то и не интересовались работой. Насчет жалоб — все без исключения отозваны. Я бы советовал вам говорить вслух о глянце и культуре, — печально сказал редактор. — Профессор Бойл…

— Да кто он такой! — перебила я начальника. — Вы второй раз упоминаете его фамилию.

— Если вы понадобитесь ему, он сам вас найдет.

Редактор вежливо попрощался и вернулся к мадам Эткинс. Я хотела догнать его, чтобы подробнее расспросить, но Эдди, внезапно появившейся из-за угла, обнял меня и усадил на подушки небольшого диванчика. В колонках над подиумом зазвучала торжественная музыка. Ведущий объявил о выступлении мистера Диего. Лицо талантливого новичка не сходит с экрана телевизора и обложек журналов. Я хочу заткнуть уши, а гости глаз не могут оторвать от холеного паренька в голубых лосинах и розовом тулупчике. Певец и крутился, и прыгал на одной ноге, на двух, падал, лежал на светящейся сцене, делал кораблик, неохотно поднимался и просто дышал в микрофон. Эдди воспользовался моментом, поцеловал меня и извинился за грубость на стоянке.

— Ты ранимая и болезненно ко всему относишься. Не знаю, что делать, если честно.

— Переживу.

Нас «щелкнули». Эдди приставил палец к опухшим губам.

— Пришла пора всем напомнить, кто хозяин на этих землях, — шепнул он.

— Кто такой профессор Бойл?

— Я.

— Но все говорят о профессоре-старике.

Взгляд Эдди стал хитрым, нет, зловещим, и таким, словно сейчас из него вырвется тот, кто перебьет все стекло в ненавистном ему торговом центре, кто столкнет со сцены лощеного певца со сладким голоском, кто откажется пожимать руку магнату Лоису. И опять эта усмешка на нежных губах! Я отвернулась.

— Профессор Бойл мои глаза, ноги и уши, — сказал Эдди, вытянув ноги. Черные шнурки блеснули у меня перед глазами. Нет, я не боюсь его, как прежде. Даже грубости и стремления заставить подчиняться. Меня цепляет эта зловещая усмешка!

Кеннет Пен. Второй муж

Вчера он напился. Спрятался от празднующих недоброжелателей в кабинете. Погасил верхний свет и обдумывал в темноте итоги заседания. Ее избрали Председателем Большого Совета, а «подлую игрушку» вытолкнули сидящие на восходящих амфитеатром скамьях чиновники. И он молчал и не думал подниматься на трибуну, как она в споре с советниками. У него не было плана оправдать себя, он не подготовил ценный архив, и черный дипломат с важными документами потерялся где-то по дороге. Но он точно знал, что пепельный вокалист в кожаной куртке и наследная девчонка готовы стать рабами его корпорации. Он смотрел на осуждающие лица чиновников, ее властный взгляд и слова не мог выдавить. Мысли терялись, что-то в его отлично налаженной системе не сходилось. Крошечный винтик сбился с пути и мешал борьбе. А потом в кабинет влетел Клайв. Яркий свет озарил тесное пространство. Черное стекло отразило в окне искаженные очертания стола, спинки кресла, пыльной полки на стене. Клайв выхватил стакан и осмелился повысить на него, Кеннета Пена, голос, обвинить в трусости!

— Ликвидируй ненужных, — рявкнул он в ответ. — Без тебя знаю, что она подкупила Лоиса, Силано, Солли, Дункана, своего отца и пару влиятельных магнатов в Южной Стране! Подсуетился верный ищейка Клаус. Премьера ждет достойный бой-ответ.

— Да, только парень и девчонка…

— Приведи обоих и достань новый контракт! Как же я устал, все сам должен делать и уже не знаю, кому верить. Все, проваливай с глаз моих.

Клайв выскочил в коридор, как ошпаренный. Пен растянулся в кресле, выпрямил ноги. Нужно было звонить, уговаривать несогласных магнатов не отворачиваться. Да кто пойдет за ним, когда его судьба решена и воли почти не осталось. Еле насобирал крупицы, чтобы хватило сил отстоять дело семьи. И пасмурный вечер закончился отвратительно. Звонил Билли. Жаловался, что они срочно нуждаются в неизбитом имени. Да, затраты возрастут, но какая ждет прибыль. Пен старший с ненавистным Анри Смитом мог только мечтать о подобных сливках.

— Не знаешь, что делать, Билли? Я знаю, и требую утром притащить в мой кабинет дружка Рози и девчонку.

Пен бросил трубку. А потом много думал. Даже о ней, малышке Лиззи. Первый год она сходила по нему с ума. Ему так казалось. Они вместе засыпали, завтракали, ездили на совещания, летали в Южный Город под предлогом «мистер Лоис просит поддержать открытие нового центра». Она умело пользовалась благами, которые дарила ей жизнь и учила его быть терпимее. И где-то далеко, за безудержной страстью, его Лиззи всегда думала о ненаглядном Анри.

— Я люблю моего мужа, — с ухмылкой призналась она до начала заседания. — Ты многому научил меня, но прежде всего искусно изображать страсть. Чтобы скуку развеять.

Значит, он всего лишь игрушка для развлечения? Способная. Не зря бабка выбрала ее. От злости Пен разбил бутылку. Бутылка тут же превратилась в мелкие кусочки. Как и его жизнь.

— Игрушка… Я еще покажу, милая Лиззи, на что способна обманутая игрушка, — сквозь зубы процедил он.

Утром Пен, бодрый и в свежей рубашке, стоял у окна с зеленоватым отливом. Опаздывающие сотрудники торопились приложить карточку к зеленой стрелке на проходной. Суетились у него под ногами, а он искал причину разогнать их всех. Испорченные винтики. Лениво вздохнул, подтянул ремень и вернулся к подписанию бумаг. Клайв подал ручку, а через пять минут кропотливой работы в кабинет влетел взъерошенный Билли. Без разрешения сунул в узкую щель дисковода на музыкальном центре кусок пластика и включил проигрывание. Пен не спешил отрывать чернильное перо от документов. Просторный кабинет наполнили звуки прекраснейшей музыки и вдруг захватили внимание озлобленного на весь мир Кеннета Пена. Он отбросил ручку и поднял уставшие глаза.

— Наше спасение, — выпалил Билли. — Пока демо. Только не спрашивайте, как я достал это чудо, но мы станем первыми. — Билли приглушил звук. — Представляю вам болванку группы, которую собрала дочь Смита. Кожаный друг Рози тоже в деле. Уловили агрессивную гитару? Неплохое сочетание. Сила и красота, грация и агрессия.

Пен с удивлением смотрел на главного менеджера.

— Девчонка собачонкой бегает за любимым папочкой. Не удивлюсь, если автор этих мелодий Смит, а хитрая наследница присвоила лучшее из того, что отец показал ей.

— Зря вы так, мистер Пен. Из надежного источника, смело уверяю вас, что авторство принадлежит друзьям девчонки. Знаменитого папулю не подпустили к работе.

— И кто же твой источник?

— Ну как вам сказать, — Билли заерзал на стуле. Клайв забрал у Кеннета Пена ручку и сложил в стопку завизированные документы. Поровнял, чтобы края не выглядывали. — Помните Тони? Мы привлекали его, когда Патрик кинул нас?

— Ну?

— Тони снова в его команде. Они готовятся к джему на Дне Города, как и было запланировано. Смекаете?

Пен закивал головой. Глаза Клайва заблестели. Он дернул стоячий воротник и с нетерпением ждал похвалу. Билли должен отметить, что контракт с Патриком — его заслуга. Он нашел его в Южной Стране и уговорил сотрудничать. Он велел жадному до гонораров Тони связаться с Билли. Но главный менеджер молчал о его работе. Кеннет Пен тоже молчал, словно командировки и не было.

— У девчонки проблемы с семьей, проживает она в квартире отца и лишь по субботам бывает у матери — церемониальный обед на публику. В чем суть разборок, Тони не может сказать, но не все гладко. Мы должны воспользоваться ситуацией, пока Анри Смит не начал кричать направо и налево, что мы манипулируем мнением меломанов. Мы первыми начнем революцию. Но руками Смита, понимаете?

— Да, — буркнул Пен. — Пусть королевский муж трет свой зад, сколько хочет. Все устали от обещаний светлого будущего. Пустые слова. Рози, Туртанчик и Диего приближены к реальности.

Билли достал из черного дипломата бумагу с примерной схемой раскрутки, подробным расчетом затрат, доходов, кривой спроса. Клайв опустил воротник и затерялся в своем углу. Пен забыл о нем, настолько увлекся идеями главного менеджера. Бедному секретарю так и хотелось сказать — Билли много говорит и ничего путного не выйдет. А я вас не предам.

— Смотрите, в Южной Стране отгремит Фестиваль, Смита выдворят, люди его жены постараются. Он приступит к работе по договору… Кожаный приведет девчонку… За ними потянутся другие. Туртану нас не догнать. Никогда. Дело организуем в лучшем виде, не подкопаешься.

Билли встал.

— Нужно успеть, пока Туртан не проснулся. Кожаный едва к нему не метнулся. Рози вовремя подоспела…

Кеннет Пен вспомнил о Клайве и приказал ему принести выпить. Пен ехидно добавил:

— Игрушка готова действовать.

— Вы о чем?

— Да так, после объясню.

Он знал — Билли не подведет. Главный менеджер поседел, растолстел, но нюх не растерял. И мог дать фору даже худощавому Клайву со стоячим воротником, который способен только выпивку на подносе разносить.

— Стол закажи в ресторане на Проспекте. И мисс Донни позвони. Скажи, что в шесть ее будут ждать там.

— Мисс Донни? — удивился Билли.

— Модель. Семнадцать лет. Мечтает сбежать от Туртана. Обещал помочь девушке… Новые песни пишутся на студии лучшими вокалистами.

Криста. Студентка

Пакую необходимое — любимую, но заношенную водолазку, джинсы, толстый свитер, плюшевого медведя с угольными глазками, дневник в кожаной обложке, фотоальбом и бархатную коробочку с золотыми сережками и кольцом. Подарок бабушки… Я помню ее морщинистое лицо, милую улыбку, добрые глаза, густой пучок седых волос и вредный характер. Бабушка умерла. Внезапно. А годом ранее вручила мне вот эту коробочку. С некоторым волнением я сунула подарок в потайной карман рюкзака. Последней вещью, туда отправившейся, была фотография родителей в рамке под красное дерево.

В половину восьмого встают родители. Я хотела сбежать до этого времени, чтобы не приставали с объяснениями. Я по-прежнему стыдилась знакомства с Эдди. Отец критиковал чиновников, возмущался, что его сознанием манипулируют и в красивые сказки он никогда не поверит, крутил пальцем у виска, если митингующие несли плакаты с фотографией Эдвина и называли его спасителем от гнета тиранов-магнатов. Вдруг узнали все, что мать его зависела от решений Пена и его друзей капиталистов. А юный сын желает подарить людям свободу.

— Такой же нечестный урод! К тому же избалованный, и с детскими проектами в голове. Лучше уже его мамаша. Хотя бы вреда от нее никакого.

Из-за непатриотичных взглядов отец поссорился с друзьями. Он не ходит в бар по субботам, не играет в футбол по воскресеньям и собирается отказываться от новой должности. Впервые они с мамой серьезно поругались. Маме нужны эти деньги.

— Они грязные, — вещал отец и бросился к любимому телевизору. Что он там хотел отыскасть, какую программу, когда все его раздражало? Старые фильмы…

— Я уволилась, — кричала мама. — Мисс Иделия контролирует каждую копейку на закупку муки…

Я еще раз оглянула комнату с серыми обоями в мелкий цветочек и вышла в темный коридор. Шагнула, как можно тише, и нога ступила на коврик. Дверь родительской спальни приоткрыта. Я иду, а она покачивается и скрипит от сквозняка. Мне все равно — лишь бы успеть.

Еще два шага. Я приближалась к цели. Дорога назад отрезана. Раз, два, три и вот я в гостиной. Цветной плед сполз со спинки дивана, на коричневом столике счета на оплату — мама забыла убрать их в коробку. Телевизор включен. Родители сидят в креслах, сложив руки на груди. Я спокойно иду к выходу, но отец вдруг увидел меня, резко вскочил и перегородил дверной проем.

— И когда ты собиралась признаться? — спросил он.

— В чем?

— О том, что мы с твоей мамой видели в новостях шоу-бизнеса!

— Обычно мы их не смотрим, — мама возникла за спиной папы, — но прибежала мисс Иделия и велела включить телевизор, так как увидела там тебя. Мы с отцом от души посмеялись. Мисс Иделия включила этот жуткий канал. От изумления у нас рты открылись. Тебе, конечно, изменили внешность, но мы же родители, и мисс Иделия знает тебя с детства…

— И что из этого? — воскликнула я.

— Как что!

Голос отца стал гневным. Неприветливым.

— Говори быстро, сколько тебе заплатили за превосходную игру и как связаться с твоими нанимателями. Я сам объясню, что ты милая и доверчивая. Тебя ввели в заблуждение, мы вернем деньги.

Я покачала головой.

— Ваше право не верить.

— Замолчи, — крикнул отец. — Немедленно возвращайся в комнату. — Он вытянул руку. Скрюченный палец дрожал.

— Согласитесь, что вашей дочери не просто повезло?..

Автомобильный гудок на улице не дал договорить. Приехал водитель Эдди.

— Это за мной. Пустите, прошу.

— Нет, — отрезал отец. — Быстро говори, как связаться с ним. Вот проучу избалованного мальчишку!

Он злобно сжал пальцы и показал кулак.

— Кристи, слушай папу, — плакала мама. — Ты так юна …. И романтична… а они …. Любят играть и смеяться…

Я призвала на помощь волю, напряглась и двинулась напролом. Неведомая сила подталкивала к крыльцу. Пара шагов, и я уже на ступеньках. Растерянные отец и мать смотрят в затылок, мама свободной рукой нащупывает клетчатый платок. Отец отворачивается и шипит грубо, я не узнаю его. Мама охнула, стала причитать, поглаживать побледневший лоб отца, успокаивать его… Велела ему извиниться. Я хлопнула дверью, но прежде сказала:

— Приглашение на свадьбу доставят через две недели, ваше право решать, присутствовать на моем празднике или продолжать видеть в Эдвине только плохое.

— Ну что ты, Кристи, папа пошутил!

Мама выбежала к машине. Я не ответила. Водитель в черном котелке распахнул дверцу. Я опустилась на сиденье. Со старой жизнью покончено. Мама обмякла, сжалась и превратилась в старушку. Не выдержала, разнервничалась и слезы потекли из глубоко посаженных глаз. Машина покатилась по дорожке, а мама вернулась в дом и задернула штору.

Эдвин встретил у лифта. Дворецкий кончиками пальцев взял мой рюкзак, куртку и понес куда-то. Мне стало обидно, я выхватила свои вещи, а затем демонстративно позволила Эдвину поцеловать меня.

— В комнату отнесите, — приказал он мерзкому старику, и тот поспешил подчиниться.

Эдди принимал меня в прежней гостиной. В камине горел огонь, но в комнате с высоченными потолками прохладно. С утра льет дождь. Я попросила принести плед. Рыжая горничная беспрекословно исполнила желание и предложила горячий шоколад. Я не стала отказываться. Подняла голову и увидела, что белая отделка блестит от яркого света, а в углу, вблизи окна, ржавые пятна спускаются по стене и напоминают следы на дорожке в саду.

— Мать ждет нас, — весело объявил Эдвин. — Но прежде важное дело — фотосессия. Своим призналась? — он взял яблоко из стеклянной вазы и начал перекидывать из одной руки в другую.

— Соседка узнала меня и к нам домой скорее. Мои сроду звездными новостями не интересовались, а тут …. Обиделись, читали мораль… Все утро выслушивала… Не знаю, простит ли отец.

— Предупреждал же, расскажи. Некрасиво вышло — узнали правду из телевизора.

— Помню, — я подложила под уставшую спину подушку и ловко поймала яблоко, которое он бросил мне. На его лице читался азарт, задор. На минуту показалось, а не поторопилась ли я? Вдруг отец прав и «школьница» очень быстро надоест ему, как и мисс Элис?

Эдвин взял второе яблоко. Собирался бросить, затем передумал и положил обратно.

— До окончания школы я жил жизнью обычного парнишки, и студентом был обычным. Никто не знал, кроме Элис и Жака Силано, кто мои родители.

Я отказывалась верить. Бросила в него яблоко. Эдвин ловко поймал.

— Странный ты наследник, — живо проговорила я.

— Самый обычный.

Постучали. В комнату вошел «старик» и спешно доложил:

— Мистер Фрэнсис Бойл. Ожидает встречи.

Эдвин, как ужаленный, подскочил с дивана. О яблоках и вазе забыл. Он закрутился, отправил чернобрового дворецкого в кабинет и велел мне дожидаться его. Затем он ушел, а я оглядела комнату. Сухой треск в камине нарушал царившую здесь тишину. Я сбросила плед и подошла ближе в надежде согреть хотя бы руки. Опустилась на колени. Пламя поднималось и захватывало пока еще не обуглившиеся поленья. Серая тень накрыла меня. Я ощутила холод, мороз. Тень дышала в затылок. Я осторожно выпрямилась и неохотно повернулась. Это была она. Женщина, сотканная из пуха. Из моих снов. Сердце застучало в груди. В панике я зажмурила глаза. Открыла. Гостья, приложив костлявый палец к бледным губам, привела в странную комнату, в которой кроме овального стола и пяти шкафов вдоль дальней стены, ничего из мебели не было. Мы шли через узкие коридоры. Стены обиты досками, винтовые лестницы без перил. Женщина уверенно спускалась вниз, а я плелась позади. Вдалеке капала вода, и ноги отказывались наступать на скользкие каменные ступени. И вот мы на месте. Я притворила дверь и села на стул во главе овального стола. Шевелиться не могла. Каблуки приросли к полу. И глаза зачарованно рассматривали не стены, обстановку, а белое лицо и укутанную в кружевной платок голову.

— Прими его, — властно говорила женщина. В руке ее появился странный предмет. Старомодная фотокарточка. Черно-белая. Я увидела лицо. Живое, но выглядело оно излишне усталым, и в испуганных глазах читалась тревога. Я узнала себя в будущем.

— Мисс Элис приезжала. Искала поддержки у Бетт. Но ты не бойся, выпрямляй плечи и иди! Джил ждет помощи, малые детки. Внучка, правнуки — я хорошо знаю их. Они привыкли так жить, иной мир отвергают и вряд ли захотят его познать, прочувствовать. Бедный музыкант угас… Но ты сильнее… Иди… Смелее…

Последние слова прозвучали как раскат грома. Голова моя упала на стол, я пролежала некоторое время без движения, а когда очнулась — женщины, сотканной из пуха, рядом не оказалось. И сидела я не на стуле, а на коленках у камина и пыталась согреть озябшие руки. Не выходило. Ледяной холод сковывал изнутри. Я закуталась в плед и подошла к окну. Отодвинула плотную занавеску. Пожилой садовник лопаткой ровнял землю в клумбе. Я не видела его лица. Он прикрыл глаза шляпой. Водитель, напротив, бросил котелок на скошенную траву и казался радостным. Воодушевленным. Он мыл машину, чтобы после завтрака отвезти младшую сестру Эдвина на занятия по танцам. Молодой человек в синих штанах и наушниках чистил пруд. Я видела загорелую спину и костлявые лопатки. Он резко повернулся и глянул в затемненные окна, но я успела опустить штору.

— Скучаешь?

Голос Эдвина напугал меня.

— Нам нужно идти. Я покажу корпоративную столовую на первом этаже. Мать не разрешает ходить туда, но я люблю пирожки с вишней. Их пекут по пятницам и воскресеньям. Идем…

Он протянул руку, я приняла его ладонь и ощутила в его пальцах тепло. А потом сбросила плед.

Элизабетта. Мать

Анри читает музыкальный еженедельник, а я, помешивая пенку, наслаждаюсь утренним кофе. Вдыхаю терпкий аромат, и моя голова кружится от этого запаха. Он вернулся в Город. Выпросил у Премьера разрешение присутствовать на празднике сына. Помню, зашла в спальню, а там он. Разложил на двуспальной кровати приборы и портативные компьютеры и, напевая мелодию, периодически перемещался от одного аппарата к другому, нажимал на кнопки и царапал ручкой на шершавой бумаге.

— Новые примочки купил и нужные феньки отыскались!..

Я лишь улыбнулась. Таким одержимым моего бывшего мужа не видела давно. Он выглядел так же, как на том памятном для меня концерте Группы, когда бабушка впервые объявилась после долгого молчания. Только управлял Анри Смит не ревущей толпой в зеленой чаше и лучами света у него над головой, а проводами, клавишами и электронными нотами, которые смешивались в безумную какофонию звуков. И этот звук скользил по моим ушам, резал… Сколько же лет прошло?…

Короткий стук. Не дожидаясь разрешения, в комнату влетела возмущенная Жасмин. Щеки ее распухли. Туфли-лодочки свободно болтались на маленьких ступнях. Еще шаг и она просто потеряет их. Жасмин села и стала говорить быстро, невпопад. Мысли ее несвязанные, она спотыкалась на труднопроизносимых слогах и речь ее больше походила на трещание сороки.

— Надеюсь, ты не успела подписать письма для редакций, дай их мне, быстро, Энни говорит, что не успела!

Я поставила кружку на стеклянный столик. Приподняла сваленные в оранжевом лотке бумаги, нашла нужные конверты и показала Жасмин.

— Эти?

Жасмин с облегчением выдохнула.

— Может, обойдемся без прессы?

— Не выйдет. — Жасмин показала последний номер «ЖЕЛТИ». — Съемку и репортаж мы поручим вот этим ребятам, и это не обсуждается! Соглашаемся на любые условия.

Я брезгливо взяла журнал. Жасмин молчала, а на меня игриво смотрели глаза популярной кинодивы в рыжем парике. Актриса заметно подурнела после скандала, в который втянул ее муж, не работающий, но любящий праздный образ жизни. Репортеры застали его избивающим девушку по вызову в элитном ресторане. Я бесшумно перевернула страницу. Центральный разворот украшала главная новость — дорожную аварию, в которую якобы попала победительница конкурса талантов. Девушку сняли у покалеченной машины, перевернутой на обочине. Позади маячил кудрявый оператор, журналист и сотрудник органов правопорядка. На самой «певице» ни синяка, ни царапины, только вздернутые лаком волосы, подведенные глаза, накладные ресницы, пухлые губы и поникший взгляд, выражающий печаль и сожаление.

— «Как вы себя чувствуете? — прочитала я. — Мисс Поззи ограбили на прошлой неделе. Вынесли ценности из недавно приобретённого особняка. Вы же едва не лишились жизни?

— О…».

Не стала читать дальше. Отбросила подозрительную газетенку на подоконник и вопросительно взглянула на Жасмин.

— Твоя старшая дочь настолько вляпалась, что тебе просто необходимо взять трубку и позвонить главному. Поблагодарить от первого лица. Он ждет… Давай, скорее — воскликнула моя подруга. — Жасмин вынула из вазы конфету и развернула яркую обертку. — Нет, для начала взгляни-ка и сюда…

Жасмин передала мне пачку глянцевых фотографий… Моя маленькая Альберта! Кудрявая девочка, которой я читала вечную сказку о петушке поздними вечерами и находила утешение… Но здесь… Сказка Альби больше не требуется… Она… Моя Альби… страстно желает репетировать с бродягой-музыкантом… Целовать охранника с пепельными волосами во время праздника Фонтанов или… Обжиматься в темных углах с женатым…

— Запру в комнате! — воскликнула я. Жасмин подпрыгнула на месте от непроизвольного стука по крышке стола. Я выпила залпом воду из стакана, потрясла перед собой бумаги. Мне срочно нужно на свежий воздух — остудиться, выпустить пар. — Звони Клаусу. Я закрутила такие интриги, чтобы страсти не лезли в прессу, в итоге одного потянуло к студентке, другую к троим сразу!

— А третью в прошлом к обозленному на мир музыканту, — без упрека в голосе произнесла Жасмин. — Поймаем с любым, только прикажи…

Я косо глянула на моего Анри.

— Вспомни себя в ее возрасте, — тихо произнес мой муж и вернулся к чтению журнала.

— Мы не допускали публичного осуждения!

— О романе в картинках напомнить? И странной помолвке?

— Наши фотографии — детские по сравнению с этими. Полюбуйся, папочка.

Пачка фотографий обожгла ему колени, но муж мой не шевельнулся. Спрятался за журналом, чтобы я не смогла заметить его недоумение.

— Женой учителя займется Клаус.

— Делайте все, что посчитаете нужным… — тихо согласилась я.

Анри не выдержал.

— По-моему, поздно читать мораль.

— Как мать, я опоздала с нотациями. А ты хороший отец! Потакал ей, Мон обучил ее фенькам с примочками, ты помог с творческим джемом на детском конкурсе — сочинили песенку о петушке из сказки, которую Альби обожала в детстве. Но сказку читала я. Ты же пропадал на своих гастролях, а потом сбежал в Южную Страну. Думала в депрессии, оказалось, завел собачонку Полли, подпольный рекламный бизнес и кабацкую карьеру на деньги Эрона! О, если бы ты не поддержал Альби, она бы выросла настоящей леди и не посчитала бы за честь предложение друга Эдди! Компания, в которой она обитает сейчас, уж точно не для нее! Клаус на месте? Пусть забирает из квартиры, увольняет из группы. Все, устала от подобной самостоятельности. И я запрещаю выступать ей на Дне Города, так и передай!

Я ткнула наманикюренным пальцем ему в живот, открыла дверь и вышла, хлопнув так, что зашевелились шторы.

— Что? — изумленный Анри обратился к Жасмин. — Бетт готова винить всех, кроме себя.

— Думаю, эта выходка стала последней каплей. Заточат капризную наследницу в Золотом Дворце, и будет ждать она спасения, как в сказке, от мистера Патрика или мистера Грина. Кто первый разрубит толстые заросли и одолеет разбушевавшуюся мать?

Она засмеялась, а Анри махнул рукой.

— К обеду успокоится, и так всю ночь вертелась. Не может понять, почему любимчик Эдди взбунтовался и поступил не по указке.

— Суровое наказание Альберте точно грозит.

— Не думаю.

— Поспорим?

— Если победишь, споешь с Группой. Больше предложить нечего.

— Голоса у меня нет. Поэтому расскажу о книге. Можно?

— Идет.

— А ты… Притворишься петушком из сказки Альберты!

— Сложно в образ войти, но я постараюсь. Но точно знаю, где костюм раздобыть.

Альберта. Наследница

Нога моего папы притоптывала в ритм. Мон жевал бутерброд. В глубине сцены, под синим сиянием софитов, виднелся налаченый начес Патрика. Минут десять назад было решено, что композиция звучит без вокала лучше, а для усиления эффекта меланхоличности лучше исполнять ее в полумраке.

— Неплохо, — заметил Мон. — Ты только не обижайся, но дочка — чудо. Так чувствовать музыку! Даже в самый пик массовой популярности Группы вы не добивались подобного единения.

— Альберта грезит стадионами, а ты прекрасно понимаешь, что даже во времена нашей молодости искренняя музыка считалась уделом ценителей.

— Сочинять глубокие по духу мотивы в красивой обертке хорошо умел ты. Как думаешь, полумрак скроет от любопытных журналистов ваше родство?

— Да ну тебя.

Папа толкнул друга, и Мон уронил огурец.

— Новые же. Брюки моя голубка выбирала!

Мы закончили. Папа, как будто припоминая ошибки прошлого, громко зааплодировал. Мон поддержал его. Я одарила Моргана сияющей улыбочкой. И вдруг запела, сначала без музыки, а затем Патрик подхватил мелодию.

— Вокал играет с основной темой, — заметил Мон. — И ритм четче. Смена настроения. Может же, когда хочет. Дочь своего отца.

— Доедай давай, а я на сцену.

Папа с легкостью перепрыгнул две ступени и оказался рядом со мной. Я позволила ему обнять себя, но не решилась спросить, понравились ли ему новые наработки или нет. И он промолчал. Мон окликнул меня. Опираясь на плечо Патрика, напевавшего весенний супер-хит Туртанчика, я спустилась в зал:

— Верхние строчки! — хвастался Патрик. — Альби, давай запишем что-нибудь подобное и развлечемся. Иначе помру от скуки!

Но я грубо оттолкнула его:

— Совсем с дуба рухнул?

Села в кресло отца и застучала по деревянному подлокотнику палочкой.

— Кофе принести? — услужливо поинтересовался Патрик.

— Да.

— Один момент.

— И мне пару капель плесни…

Мон подал нашему гитаристу опустевший стакан с пожелтевшим донышком. Рука моя зависла в воздухе. Губы шевелились, но звуков не издавали…

— Перезапишу драм-партию, — вдруг сказала я. — Морган…

На сцену вышел круглолицый Фелл в зеленой панаме. Отец пожал ему руку. Техник принес гитару. Круглые лампочки провернулись по часовой стрелке и свет погас. Затем вспыхнул новыми красками. Папа ощутил под рукой тягучие струны, закрыл глаза. Воображение его рисовало головы залитых летним дождем зрителей. Безликая толпа громко кричала. Яркие афиши с лицом кумира украшали фонарные столбы. Он увидел выпяченную нижнюю губу, пририсованные хулиганами обвисшие усы, щетинистые ресницы… Папа пропустил вступление, но Фелл заметил оплошность и выручил… В темноте пустого зала мелькали и исчезали сверкающие глаза радостной молодежи в кожаных куртках. Стены эхом отражали хоровое многоголосие. Нужно улыбаться, радоваться, когда голос перекликается с гитарой Фелла. Не могу. Я думаю об учителе, предложении Джона… Мон задорно хлопал в ладоши, как ребенок, забыл о выпивке, забрался на сиденье и вытянул правую руку:

— Я знал. Так, где моя голуба. Алле…

Патрик оставил кофе на столе и поцеловал меня. Противно. Морган двигал рычаги на пульте и заедал волнение жареной картошкой. На телефоне Фомы мигал красный огонек — он не отвлекался, записывал выступление кумира, которое для него уже вошло в историю.

Я помню бледноватую луну. Тучи разошлись и утекли куда-то в дальний лес. И дождь кончился. Сцена была синей, переливалась от электрического света. Зрители в розовых кепках пели у меня за спиной и мурашки пронизывали тело. Мне было лет восемь, не больше. Я слушала папу и не воспринимала смысл его текстов, я видела, как он тянет самую высокую свою ноту, а потом прыгает в толпу. Быстро. Решительно. Руки фанатов удерживают его, и он плывет на весу, в самый конец. К мигающим вывескам. У меня текут слезы… Я радуюсь, а в это время, где-то в ночи, похищают моего брата, няню, Элис… Их прячут в темном подвале, и маман от беспокойства разыскивает нас, детей…

Мистер Грин. Учитель

— Мистер Грин, вас в кабинет директора вызывают, — шепнула на ухо мисс Лили и тут же исчезла. Словно и не было ее.

Мистер Грин сверился с часами. Альберта выжидала время за углом, но должна была уже появиться. Охранник за стойкой не спускал с него глаз. Ему пришлось пройти вперед и остановится перед развилкой. Свернешь направо и дорога приведет к лекториям на первом этаже, повернешь налево — упрешься в кабинет Директора. Поток суетливо, хаотичными движением, перемещался из одного коридора в другой. И никто не задерживался на площадке, кроме него. А нет. Спорщик Пит подпирал плечом холодную стену с жирным пятном. Выглядел он расстроенным, глаза опустил в толстую книгу. Искал чем бы удивить Катарину. Другие студенты сплетничали, что влюбился парень в отличницу с сумкой «Стимми Виртуоза».

Мистер Грин повернул налево. У нужного кабинета остановился, подумал и толкнул коричневую дверь, которая с легкостью открылась, правда, скрипнула. В приемной, за полукруглым столом, сидела мисс Лили. Заметив его, мило улыбнулась и кивнула в сторону еще одной двери. Мистер Грин подтянул галстук и вошел в кабинет. Директор был его лучшим другом, всегда поддерживал. Их связывали совместные пятничные выходы в бары. Только там можно было послушать настоящую рок-музыку — на старом проигрывателе или в исполнении фанатичных поклонников. Только там молодежь не стеснялась облачаться в косуху с металлическими наконечниками, красить в черный цвет ногти, вешать на шею цепь и украшать запястья браслетами, а руки кольцами с печатками-эмблемами. Только там можно было купить раритетную пластинку, гитару, медиатор, киборд, ценную фотографию с квартирника, барабанную палочку с логотипом группы, датой и местом выступления, книгу-альманах с вырезками из музыкальных газет и журналов. В новом веке существовал только один — журнал Петера. И то печатал заказные обзоры об артистах корпорации Пена.

— Во что ты впутался? — с порога накинулся на него директор.

Черные зрачки метались. Волосы взъерошены. Утро явно оказалось для него нервным и не совсем удачным.

— Я не понимаю! — воскликнул мистер Грин и не прекращал улыбаться. Он твердо решил не сдаваться и отрицать громкие заявления жены.

— Не понимаешь! Хорошо, я расскажу. Представь, не успел прийти на работу, выпить чашку кофе, как заявилась твоя жена и потребовала тебя уволить. Я спросил ее: «в чем дело», на что она ответила — «ты изменил ей, у нее есть доказательства, ей все надоело, и она подает на развод». Тогда я задал ей второй вопрос: «почему я должен увольнять тебя». Она зловеще улыбнулась, сложила вот так руки и сказала, что ты связался с вольнослушательницей. И не с простой…

Директор вернулся за стол. Мистер Грин не отвечал. Но маска безразличия не спасет.

— Правда, не знаю, как поступить. Молли обещала пойти туда, — он поднял голову, — если я позволю тебе выйти сухим из воды. А подвижки, разборки, проверки мне ни к чему. Дополнительное финансирование «на развитие», сам знаешь откуда, упускать не желаю.

— Гранды дороже друга, — вяло заметил мистер Грин.

— Не смешивай личное и работу, прошу. — Директор стукнул кулаком. — Даю сутки на примирение. Успокоишь жену — жду с докладом, не сможешь, — он зашевелил губами, — прости, мне сложно будет подписывать твое заявление… Но я вряд ли смогу помочь. Все, иди. На сегодняшних лекциях тебя заменит Конрад.

— Понимаю, — нервно выговорил мистер Грин.

Директор моргнул, попытался оправдаться. Мистер Грин не стал слушать, быстро покинул кабинет и даже не удостоил взглядом мисс Лили, искренне пожелавшую ему удачи. Он был подавлен и не знал, куда идти и что делать. Молли не отступится, он слишком хорошо знал свою жену, если она вздумала причинить страдания и боль, то пойдет до конца. Самой большой потерей станет потеря Бетти. Жена знает, куда «бить». Он не заметил, как снова очутился у «перекрестка». Коридор к лекториям тянулся вперед, но его манил зеленый глазок валидатора и входная дверь, которая то открывалась, то, хорошенько хлопнув, закрывалась. В одну минуту легко стать никем! Потерять престижную работу! Невыносимо! А если подумать?

— Вот ты где! — услышал он голос Альби и обернулся. Она быстро втолкнула его в каморку под лестницей. Бросила рюкзак, придавила коленкой к подоконнику, схватила за ворот рубашки и страстно поцеловала.

— Ты что! — воскликнул он. Оторвался. Лицо его распухло. Волосы встали дыбом. Альби сняла очки…

— Ничего, — пожала она плечами, явно недовольно…

Страсть разгоралась, кудрявая прелестница сводила с ума. Никто и не думал заглядывать в каморку с закопченными стенами.

— У тебя опасно, жена дожидается. Еле сбежала, едва заметила в коридоре.

— Молли здесь? — спросил он. Попытка вырваться из объятий Альби вновь оказалась неудачной.

— На самом деле …. Я …. Хочу …, — пыталась выговорить она, — чтобы нас застали… Мне крайне необходимо позлить папулю, маман, … всех.

Он вздохнул, чувствуя, что пора заканчивать то, чего никогда не было. Молли не простит его, но заполучив мужа обратно, о мести забудет.

— Что ты задумала?

— Я? — удивилась Альби и надела рюкзак. — Предлагаю у жены спросить. Давай, вали к ней, и скажи, что мне наплевать. Пусть продает фотографии кому пожелает. Только скандал маман замяла, а жаль… вы же заработать рассчитывали? Но у тебя остался шанс — вот, держи, — она сняла с крючка мобильный телефон, остановила запись и сунула в неподвижную ладонь. — Не так эротично, но я старалась.

Он застыл на месте. Рассматривал затухший экран. И отпечатки пальцев на нем.

— Молли! — осенило его. Она говорила с ней! Он машинально удалил запись из памяти и сунул телефон в портфель. Впечатление от новостей, которыми его наградило утро, оказалось немалым.

Молли сидела в его кресле, закинув ноги на стол. Рукой шевелила мышку. Вид у жены был более чем довольный.

— Что ты ей сказала? — с порога бросил он.

— БЕДНАЯ ДЕВОЧКА!!! ТАК ЖАЛКО ЕЕ ВДРУГ СТАЛО, ЧТО ПРИШЛОСЬ РАССКАЗАТЬ О ПЛАНЕ НЕМНОГО ЗАРАБОТАТЬ НА ГРОМКОМ ИМЕНИ ВЕДЬ ГРОШОВОГО ЖАЛОВАНИЯ ЕДВА ХВАТАЕТ НА ЕДУ!!!

Впервые за долгие годы совместной жизни он не смог совладать с собой. Быстро схватил ее запястье. Она терпела, хотя ей было больно, и он знал об этом.

— Что за план?

— ВОТ ЭТО УЗНАЕШЬ ЗАВТРА УТРОМ МИЛЫЙ ЕСЛИ КУПИШЬ ОДНУ ДОВОЛЬНО ПОПУЛЯРНУЮ ГАЗЕТУ!!! ТЫ ДАЖЕ ПРЕДСТАВИТЬ НЕ СМОЖЕШЬ СКОЛЬКО МНЕ ОТВАЛИЛИ ЗА ПИКАНТНЫЕ СНИМКИ!!!

Она ухмыльнулась, облизнув пересохшие губы. Он отпустил ее. Молли шевельнула затекшей рукой.

— ВПЕРВЫЕ УНИЧТОЖУ ДОРОГУЮ ТЕБЕ ВЕЩЬ!!!

Она ласково коснулась его щеки. Он отстранился.

— Больная… Скажи, чего добиваешься? — приглушенно спросил мистер Грин

Молли пожала плечами. Он потряс ее, чтобы привести в чувство. Молли не думала отступать. Сверкнула глазами и хладнокровно отчеканила:

— ЭТО ТЫ БОЛЬНОЙ!!! ПИШИ ЗАЯВЛЕНИЕ НА УВОЛЬНЕНИЕ ОТЕЦ ПОМОЖЕТ С РАБОТОЙ МЫ СНОВА ЗАЖИВЕМ СЧАСТЛИВО. ТЫ, Я И БЕТТИ. ВОТ, ПОЛЮБУЙСЯ. НЕ ХОЧУ ТОМИТЬ, А ТО СОВСЕМ РАСКИС…

Молли открыла сумочку и показала набросок статьи и снимки, которые завтра запятнают репутацию наследницы. Или драмерши, уставшей от сытой жизни и добровольно пожелавшей жить простой жизнью. Или дочери известного музыканта, страдающей от невозможности реализовать свой талант. Или разлучницы, запустившей когти в лоно благополучной семьи и посмевшей подать безнравственный пример миллионам подданным ее матери.

Мистер Грин не выдержал и бросил фотографии на стол. Молли не шевельнулась. Так и сидела с застывшим взглядом, только черные зрачки метались по сторонам.

— Еще неизвестно, кто победит.

— ПОСМОТРИМ, — сказала она — ТАК УЖ И БЫТЬ… ДАЮ ЕЩЕ ДЕНЬ СРОКУ ЧТОБЫ КАК СЛЕДУЕТ СМОГ ПРЕСЫТИТЬСЯ УДОВЛЕТВОРЕНИЕМ ОТ ЛЮБИМОЙ ПРОФЕССИИ!!!

Молли усмехнулась, взяла со стула плащ, сумку, поцеловала и покинула подсобку, успев сказать на пороге:

— ДО ВЕЧЕРА ЛЮБИМЫЙ МАМА ГОТОВИТ КРЫЛЫШКИ, КАК ТЫ ЛЮБИШЬ!!!

Фотографии оставила. Мистер Грин вдруг улыбнулся. Он вспомнил, что Альберта четко произнесла — скандал «замяли».

Криста. Студентка

— Маму твою я видела. Но я не могу сосредоточиться! Без конца думаю, какое произведу впечатление! Важно показать, что я изменилась…

Я не успела договорить. Эдди обогнал меня и пригласил войти в гостиную на пятом этаже. Я поспешила замолкнуть, и правая нога переступила порог, а потом я очутилась в еще одной комнате, обставленной антикварной мебелью, как в музеях. В затемненном углу тикали маятниковые часы. Широкое окно на всю стену пропускало косые лучи вечернего солнца. Или окон несколько? Плотная штора, подвязанная кружевной лентой, точно одна. Но общая.

Я наступала неуверенно, осторожно. Эдди преодолел расстояние за две секунды. Поцеловал румяную щеку матери. Она сидела на стуле. Обернулась и мельком глянула на меня. Я ощутила насмешливый взгляд.

— Мама. Криста.

— Встречались, — сказала его мать и жестом велела сесть рядом.

Эдди подчинился. А меня раздирали смешанные чувства, как, что, почему? Пришло время вспомнить уроки Жасмин. Но я не понимаю, как правильно здороваться, сколько минут нужно выждать гостю, чтобы отозваться на приглашение. Нет, протокол и церемонии не для меня. Помню, что учили садиться бесшумно, легко, пятки следует приставить одну к другой. Я старалась выполнить задание по правилам и получила награду в виде улыбки. Отец Эдди снял наушники и сел на свободный стул так, как хотелось ему. Я запаниковала, венценосные родители смотрят на меня и молчат…

— Очень приятно, Криста, — мать Эдди сделала глубокий вдох, снова улыбнулась и переглянулась с мужем, который невнятно вытянул:

— Добро пожаловать…

Жена перебила его.

— В наш дом.

Муж сгорбился, сжался в комок и, если признаться, мало походил на «кумира миллионов». Я представляла его другим, более открытым и не таким зависимым. Без конца они переглядываются, словно умеют читать мысли друг друга. Заглядываю в его глаза, а в них печаль, хотя он улыбается и старается быть жизнерадостным. Смотрю на руки, а он неуверенно держит нож и вилку, смотрю на воротник рубашки, а он прилип к шее, смотрю на галстук, а он небрежно завязан и мешает дышать полной грудью. Родители хранят в тумбочке под телевизором пластинки его группы. Как ценную реликвию. Мама, бывает, даже подпевает ему. А мне нравится рассматривать цветные обложки и расшифровывать символы. Как-нибудь напишу и об этом.

Неоднозначные вопросы потекли из уст матери Эдди. Она спрашивала о семье, об интересах, друзьях, учебе… Я отвечала. Пару раз Эдди вмешивался и расхваливал мои заслуги, что, будучи студенткой первого курса, я подняла важные социальные проблемы и успела поработать волонтером во время зимних каникул.

— Знаю, знаю, — отмахнулась его мать. — Видела грамоту. — Похвала Эдди не очень порадовала ее. Улыбка на секунду сошла с губ. — Мы восхищены, правда дорогой? — спросила она. Муж в знак согласия одобрительно кивнул и растворился в своем мире. Уж он точно не с нами последние несколько минут. — Все, на сегодня закончим, — объявила мать Эдди и поднялась первой. Эдди поцеловал мать, затем попрощался с отцом, а потом за руку вывел меня из игры, которая, как только закрылась дверь в гостиную, окончилась.

— Зачем ты насочинял столько обо мне! И мои родители …. Отец… Тебе известна его реакция на ….

— Знаю, — отрезал Эдди, — но маме лучше пока не думать о «проблемах».

Перед сном я позвонила родителям. Мама была дома. Она плакала и казалось, что слезы ее текут через отверстия в динамике. Отец отошел. Мама говорила с ним и мне дозволено войти в дом. С женихом.

— Он хочет познакомится с ним, прежде чем делать однозначные выводы. Но мнения о системе и митингах не изменил. Ходит к нему один старик озабоченный. Вместе обсуждают мировой заговор. Лучше бы работали… Мисс Иделия убедила вернутся к ней…

— Я поговорю с Эдвином, мама, — сказала я и положила трубку.

Элизабетта. Мать

После чая я слушала доклад горничной. Энни вызвала девушку на беседу. Хочу лично убедиться, что к обману с учебой мисс Кристу привлекла Альберта, и невеста сына не преследует материальных целей, а думает о счастливом вступлении в брак с наследником.

— Я не заметила ничего странного в поведении мисс Кристы. Девушка выглядит самостоятельной и не глупой.

— Она ни с кем не связывалась?

— Только с подругой. Ее зовут Кэт. Думаю, я правильно расслышала имя. Мисс Криста описывала обстановку комнат и говорила, что боится встречи с вами.

Горничная замолчала.

— Это все?

— Да.

— Продолжайте наблюдать.

— Боюсь, что это стало невозможным. Наследник Эдвин освободил меня от обязанностей, сказал, что за его невестой будет смотреть кто-то другой. Вероятно, подруга Кэт, они обсуждали мое увольнение, но мне показалось, что я неправильно понимаю…

— Ваше место будет сохранено за вами. Мне нужен в этой комнате свой человек. Я хочу знать подобности, это понятно?

— Да, мэм, — покорно ответила девушка. — Я сделаю все, что прикажете.

— Можете идти, и пригласите наследника, — громко сказала я и села рядом с Анри. Он даже не шевельнулся. Как читал свой журнал, так и читает.

Горничная вышла. Я забрала у него журнал. Муж мой поднял глаза и строго произнес:

— Зачем тебе шпионка? Эдди не пять лет, чтобы вот так опекать.

— Странная девица, возможно, использовала Альберту, чтобы получить стипендию. Я докажу, что мисс Криста интриганка.

Анри усмехнулся.

— Скорее наоборот. Оставь их. Сами разберутся.

— Магнаты подозревают нашего сына в сговоре с Премьером. — Я сбросила неудобные туфли и подняла ноги. Юбка задралась, но я не стала поправлять, что совсем на меня не похоже. Я помешана на протоколе и позволяю подобные вольности все реже. Даже наедине с ним. Анри стал растирать затекшие пальцы и прикосновениями своими дарил тепло.

— Утром ты запретила ехать на репетицию, сказала, что я увлекусь и забуду о встрече с невестой сына.

— Подумаешь, впервые послушался и забыл о группе.

— Не совсем, — он улыбнулся. — Мне пришла в голову одна мысль, как осовременить звучание для предстоящих концертов и как сделать, чтобы твой бомонд что-то понял, а зрители на Фестивале вспомнили.

— Ты выступишь в Южной Стране? — я опустила ноги.

— Расписка, милая…

— А у меня долгосрочный договор!

— Буду работать на две страны. Это нормально. — Он встал. Налил в кружку остывший чай. Отпил.

— Премьер согласен?

— Я встречался с ним. Убедил, что Группе не выгодно быть не в изгнании. Мы споем о его стране и о твоей. А потом гастроли.

— Ты… — я не могу подобрать слова. — Неисправим.

— Ваши разборки меня не волнуют, — спокойно ответил он. — Если интересно, мое мнение — шпионские игры ни к чему не приведут. Сядьте за стол и поговорите. Пойдите на уступки. Вы же запугали всех… Голову боятся из-под одеяла высунуть… Хотя… У вас растущие показатели, на ярких картинках кривые роста, пустые обещания и гордость за искусственные цифры.

Я задумалась.

— Это его план? Он велел сказать так? Да ни за что! — я отвернулась. Вспомнила о бабушке, как боялась смотреть ей в глаза. Сейчас не могу говорить с ним. И уступать я не привыкла.

— Решать тебе и Премьеру.

Он ушел, а я вызвала Клауса и обрадовалась, что мой помешанный на гуманизме муж не услышит этот разговор. Бабушка перед смертью успела задать только один вопрос, что меня связывает с моим музыкантом, для которого я давно не на первом месте. И я не знала, как ответить. Долго думала, избегала, увиливала от темы, а однажды призналась:

— Иногда он невыносим, иногда прямолинеен и говорит, что думает, не признает традиции и протокол. Но он единственный, кто хочет понять меня и понимает.

— Скандал с газетчиками улажен, — доложил Клаус. — Безопасно и эффективно. Основная операция назначена на 8.30.

— Только не слишком пугайте, — сказала я и раскрыла журнал Анри. Клаус приподнял левую бровь.

— Мы просто объясним вежливо, что кое-кто позволил себе лишнее.

— Да нет… Тетя непростая, — я показала Клаусу снимок полуобнажённой Рози. Он засмеялся. — Прекрасно сознает, чего хочет добиться.

— Мы пригрозим судом. Более того, тетя напишет письмо с просьбой не выплачивать остаток гонорара. По нашим сведениям, она собирается уехать в Пригород. У отца несколько магазинов…

Я выронила журнал.

— Тетя раз и навсегда должна уяснить, что ты не просто так к ней зашел. Уверена — нарушений достаточно.

Клаус почесал затылок.

— Имеет смысл давить радикально? Тетя побежит сочинять новые статьи…

— Мне все равно, но моя дочь более не должна испытывать неудобств. И уничтожь мусор, который найдете.

— Хорошо, — Клаус выпрямился. Он забыл, кто сидит перед ним и уже во второй раз показал слабину. — Мое дело исполнять приказы.

— Вот и выполняй.

Альберта. Наследница

Я не могу сосредоточиться и беру фальшивые аккорды. Не могу думать о работе, если жизнь отвратительна и тебя предали. И любимое занятие не радует, и скучно, пусто внутри, что хочется освободиться и взлететь. Яркий свет слепит глаза, и я намеренно прячусь от любопытных взглядов в синей мгле. Бумажный лист подвешен к подлокотнику. Такой ранимый, легкий по весу, хрупкий… Сквозняк шевелит его.

Патрик предложил замедлить темп за частые сбои, откровенную халтуру и лажу. Я не выдержала и сбежала. Туда, где никто не найдет. К маме. За кованый забор. Нет, скорее я бежала от учителя, чем от друзей. Но и ему открыли шлагбаум, и он смог пробраться на мою территорию. Мон приложил руку. Числился в строгой охране Клауса его должник. К тому же мистер Грин одарил парня щедрыми чаевыми, такими, что приятель Мона сразу признал бедного учителя в толпе загулявшихся посетителей. Страж схватил за рукав, велел молчать и отвел в закрытую галерею. Арочный вход стерегли несколько подтянутых друзей в черных лакированных костюмах. И смотрели они одинаково важно, словно там, за узорчатой дверью с электронным замком, ворота в личный мир каждого из них. У всех пятерых и ботинки одинаково начищены до идеального блеска, и шнурки завязаны ровным бантом.

— Если Клаус на задании, это не значит, что у нас не будет неприятностей, — возразил самый рослый страж и выбросил стакан с недопитым кофе в урну.

— Визитер по-быстрому, правда? — должник Мона потрепал сутулые плечи учителя.

— Да, — тихо пробормотал мистер Грин. — Скажу два слова и вернусь.

Смешок. Охранники отвернулись, а друг Мона вложил электронный ключ в круглое отверстие в глухой стене. Учитель вошел в опустившийся лифт. Кабина загудела и мгновенно доставила на четвертый этаж. В тускло освещенном коридоре стало неловко. Работали три из десяти ламп. Гулял пронизывающий до судороги сквозняк, но окон мистер Грин не заметил. Высоченные двери, окрашенные в коричневый цвет, сливались с растворявшимися в темноте стенами. Казалось, меня в этом унылом и безысходном мире не найти. Но учитель все же решился приоткрыть дверь комнаты, которую посчитал моей. И не ошибся. Я была в гостиной. Ела мороженое и без конца теребила кружевную оборку розовой пижамы, а он изучал прямую спину и любовался распущенными волосами. Четыре креманки уже пусты, я расправляюсь с пятой — ломаю ложкой твердые шарики. И пусть голос пропадет. Не стану петь, и на гитаре играть больше не желаю.

— Я просила оставить меня одну, — крикнула я.

Но учителя не пугает мой голос. Он идет уверенно. Шаркает подошвами. Я оглянулась… Ложка упала на пижамное колено.

— Мне нужно объясниться, — еле слышно произнес он. — И вернуть это. — Он положил на низкий столик мой телефон.

— Только приготовилась забыть и…

— Тише, — перебил он. — Молли солгала.

— Не такая уж я и дура, чтобы верить, но жена твоя права в более важном — мы разные и живем в разных мирах. В моем мире птицы щебечут, в полумраке горит синий фонарь, и я с наслаждением слушаю, как грохочет электрогитара. В твоем — жена упрекает за опоздания, дочка выбирает куклу в детском магазине и всегда тянется к той, которую увидит в блоге Анабель. В моем мире свист закипевшего чайника можно услышать, если раздвинуть толстые непроницаемые стены, ты в своем доме слышишь навязчивый звук каждое утро и бежишь выключать, пока свист не разбудил дочь.

— Но…

— Прощай, — резко сказала я.

Но он приближается ко мне, уже совсем близко. Испачкал подошвой мой ковер. Не хочу отталкивать, но вдруг задумалась — мне удобно считать его виноватым в коварном плане. Я увлеклась им и забыла о главной мечте. И Криста вздумала учить.

«Смотри, одиночество не самое приятное чувство в жизни».

«На этот случай меня спасет Джон!»

«Не факт».

«Замолкни», — написала я и удалила подругу из чата.

Позднее велела горничной принести пять порций мороженого. Учитель внезапным появлением еще больше запутал. Но я нашла в себе силы думать о славе, поклонниках, концертах, вечеринках и… оттолкнула его.

— Если постороннего заметят в моей комнате, то у охранника, которого ты подкупил, будут неприятности.

Более разумной фразы я не смогла придумать. Учитель должен поверить. Но он стоял, как вкопанный. Играл кисточками на абажуре ночника. Царапал каблуком мой паркет. Прятал сморщенную руку в кармане пиджачка. Более того, осмелился погасить свет.

На рассвете я разбудила его. Он спал на диване, укрывшись пледом. Рядом — ботинки, а внутри скомканные носки. Я схватила учителя за руку, с усилием, но мне удалось поднять его. Кучерявые волосы растрепались и рожками встали на затылке. Я повела его в ванную. На ходу он тер слипшиеся веки и застегивал коричневый ремешок наручных часов. Я торопила его — нужно успеть уехать, пока маман не явилась. Она обещала зайти утром и серьезно поговорить.

— Завтрак будет в кафе на Проспекте, — сказала я.

Мистер Грин не стал возражать, взял со стола бумажник, засунул в портфель и вышел в коридор — бесшумно, осторожно. У лестницы мы забежали в лифт и понеслись вниз. Узорчатые двери распахнулись. От страха учитель вздрогнул, но оправдываться за ложь не пришлось. Клаус сменил людей. И на выходящих из лифта внимания никто не обратил. Охранники обсуждали крепкие нервы ранних посетителей, ожидающих встречи с людьми, которые обещали скорую аудиенцию у маман. Были среди них и журналисты, желавшие побеседовать с невестой наследника.

— Бедняги, зря пороги обивают в надежде заработка! — усмехнулся охранник. — Права на съемку отдали «ЖЕЛТИ».

— А новости уже вещали? — спросил другой.

Первый улыбнулся.

— Только не говори, что не в курсе, как все здесь устроено и лучше помалкивай, и мне следует…

Мужчина заметил меня и вспомнил о долге. Он загородил собой узорчатые дверцы, чтобы нацеленные на хороший снимок репортеры не смогли сфотографировать наследницу.

Криста. Студентка

Ранее утро субботы, но я не могу себе позволить спать до обеда, день заранее расписали, с минуты на минуту в гостевую комнату войдет Эдди, и мы отправимся на утреннее мероприятие. Затем будет репетиция, а поздним вечером, при свидетельстве высоких гостей, я услышу предложение, и сказка станет явью. Я буду просыпаться рано, быстро завтракать, печатать главу в книге, вести дневник наблюдений, знакомиться с важными людьми, исполнять поручения, мечты тех, кого сама выберу, мой голос зазвучит в авторской передаче, я буду освещать интересные события и подписывать статьи псевдонимом, я выпущу трехтомник в яркой обложке и отдам славу посторонней девушке. Например, мисс Лили. Она любит скандалы, сплетни и сможет стать своей в кругу звездной тусовки. Сможет отстоять мои мысли, мое мнение, мое тонкое восприятие и попытку судить голоса, на что в реальности я права не имею.

— С родителями помирилась? — Эдди задал этот вопрос для формы, так как не знал, о чем еще спросить. Утром я была расстроена, и он беспокоился, что за придирки его матери, молчание отца… или мисс Элис …. Бывшая невеста присутствовала на завтраке Элизабетты. Элис правдиво отвечала на вопросы о Жаке, затем белокурая голова упала, и она, проливая горячие слезы и истерично рыдая, просила помочь вернуть расположение наследника. Клялась, что разорвет отношения с человеком, которому она не безразлична. От отца Эдди узнал, что Элизабетта разрешила бывать мисс Элис во флигеле и даже вручила приглашение на прием.

— Мать твоя любит «петушиные бои».

Городская площадь расположена в паре километров от Золотого Дворца. Мы же ехали окружным путем. По приказу Клауса. Журналисты спрятались в переулках. Все хотели заполучить снимки новой невесты наследника. Разум Эдди не выдержал столь активного вмешательства, он поддался эмоциям и позволил себе целовать меня так, как обычно происходит наедине, чтобы репортеры получили то, чего хотели и отстали.

К полудню водитель выпустил на свободу. В людской толпе в большую разноцветную точку слиплись яркие спортивные куртки, круглые, налитые румянцем лица, флажки на пластмассовых палочках, детские ручки, открытки, хлопушки, кто-то дернул ниточку и бумажные фигурки медленно опустились на кучерявые головы стоящих за ограждением. Затерялся в толпе и тот, кто не побоялся крикнуть:

— В Южном Городе бунт. Наше внимание сладкой свадьбой отвлекают!

Пауза. Десятки молчаливых голов обернулись на шум. Я не видела говорившего, но услышала второй голос:

— Когда моя жена сможет подать к столу суп на мясном бульоне, а не овощное варево?

— А моя креветки из Южной Страны!

— По центру, — услышала я в рации охранника. Внешностью мужчина напомнил мне пчелу. Столь большими были стекла черных очков.

— Иди-ка отсюдова со своей правдой, умник, — возмутились в первом ряду.

— Клоуны!

— Больше всех знают… А мы что-ль тупые?

Я хотела вмешаться, но Эдди потащил к главному входу, а зачинщика и его друзей вычислили и ликвидировали из общности почитателей наследника, как опасную, колючую и вредную единому организму колючку.

Я очутилась там, внутри. Как в первый раз. Собор был залит солнечным светом. Его пропускали огромные мозаичные витражи. Высоченные порталы, украшенные молчаливой скульптурой, уходили в самую глубь и, казалось, утопали в бесконечности. Из полукруглой капеллы вышел сморщенный служка и двинулся, не поднимая головы, по плиточному полу. Холодные каменные стены отражали гулкое эхо наших шаркающих шагов. Скрипнула деревянная дверка. Ангельским голосом запела женщина. Мраморно-деревянная кафедра истинно очаровала. Я хотела подойти ближе к главному алтарю, украшенному колоннами, чтобы найти в живописных ликах безмолвных статуй сокрытую истину, но охранники Эдди не позволили. Горели свечи. Мгновение перенесло меня из реального мира в иное измерение, ранее недоступное. Эдди втолкнул в боковую дверь неожиданно. И произнес грубо:

— Приют во внутреннем дворике. Быстрее, — шептал он. — Дети приготовили подарки.

Мне плохо. Непослушные ноги заплетаются, каблуки застревают между стыками тротуарной плитки. Эдди тащит к белому зданию в три этажа. И опять эта дьявольская улыбка на нежных губах! То привлекает, то вызывает отвращение! Придет время, и я не выдержу!..

На крыльце, в тени узорчатого навеса, стоит мужчина в костюме. На ступеньках — смуглая женщина в ярко-красном сарафане, оператор и фотограф. Эдди улыбается и пожимает руку мужчине, потом женщине. Они кивают в ответ и лица их наполняет радость.

— Милая, — обратился Эдди ко мне. — Позволь познакомить тебя с мистером и миссис Легран.

— О, невеста наследника — очаровательная особа, — восхитилась женщина. Я отметила стоимость ее туфель и сарафана. Сейчас, когда шкаф мой наполнен нарядами на любой вкус, не достает другого. Ангельского пения женщины на балконе? Я оглянулась, шпиль Собора тянулся к голубому небу. Я хотела увидеть луну. Но был день и охранник сторожил боковую дверку. Я бы вернулась, но Эдди… Он обаятельно улыбался миссис Легран, а она говорила:

— За несколько лет наш приют стал одним из лучших. Прошу вас убедиться. Стены принимают всех, кому нужна помощь. Жаль, что не все готовы принять этот дар.

Она посторонилась. Оператор и фотограф следовали за нами, но я более не ощущаю их присутствия. Внутри уютно и чисто, видимо в основных помещениях к визиту наследника наводили лоск. Миссис Легран все говорит и говорит, хвастается успехами воспитанников:

— Обратите внимание на фотографии у дальней стены с обоями в мелкий цветочек. Среди них есть снимки старые и новые. Лучшие воспитанники.

В уютных комнатах царит благополучие, или видимость. Очень хочу верить в успехи сирот, которые показывают нам свои умения. Мне запомнилась девочка с длинной косой и алым бантом. Она подарила рисунок — пейзаж в небесно-голубых цветах. Мальчик в костюмчике моряка подготовил набор фотографий. Брат с сестрой сыграли ансамблем. Я вполголоса задавала детям вопросы. Воспитанники говорили лишь то, что им было велено, ни больше, ни меньше. А потом ощутила недобрый взгляд миссис Легран и выпрямилась.

— Вопросы можете задать мне, — тихо пробормотала она.

— У меня путаются мысли.

— Я готова не только рассказать, но и показать. Предлагаю вам лично убедиться — у ребятишек нет причин жаловаться, — проворчала миссис Легран и встала. Эдди спустился к нам, детей увели. Миссис Легран открыла дверь на лестницу и повела на «обход». Именно так она назвала экскурсию по зданию.

— У нас строгие правила, — приговаривала она. — И в этом плюс — воспитанники растут целеустремленными, упорными и, покидая наши стены, находят место в жизни… Певица Рози. Мистер Пен юной вытащил ее с ученической сцены и позволил петь на большой. Не могу сказать, что девочка лучше всех пела, но требовательной была, правда. Приставала к мистеру Леграну, все на завтрак — Рози в кабинет. И плачет, и рыдает, и просит собственный угол и пианино. Муж мой сдался. У Рози появилась комната. А там диван, стол и… Пианино купил мистер Пен. Рози ценила его как продюсера. А музыку мистера Анри… — миссис Легран замолкла.

— Продолжайте, — попросил Эдди.

— Музыку мистера Смита Рози считала унылой и вызывающей раздражение. Кумиром для нее был мистер Пен.

Эдди и бровью не повел. Словно не его отца вспоминают. Хотя Рози имеет право так считать. Отец мой обожает музыку Группы. А он веселый, любит спортивные передачи, хорошие шутки. Жаль растерял всех друзей и теперь заедает депрессию яблочным пирогом перед телевизором. И не отвечает маме, когда она зовет его. Раньше хотя бы голос подавал, если она просила помочь на кухне.

Миссис Легран говорит. Я прислушиваюсь к ее замечаниям и мельком оцениваю состояние мебели, чистоту посуды, качество еды, новизну игрушек в репетиционных комнатах… И ничего подозрительного не замечаю. Но тревожное чувство беспокоит меня и ощущение опасности не покинуло даже в машине, когда я осталась наедине с Эдди. Мне показали счастливые глаза, а я увидела умело замаскированную грусть, супруги Легран искренне улыбались, а я видела фальшь в изгибе растянутых губ, мне показали чистоту и заботу, а я увидела грязь и беспорядок. Что со мной? Эдди обнял меня. Легче не стало.

Анри. Отец

Анри нашел друга на сцене. Мон на коленках настраивал гитару. Мечтал, чтобы его взяли в группу хотя бы ритм-гитаристом. Бывшие коллеги давно разбежались и собрать их нет возможности, а бедный Мон не может жить без музыки, и ему хочется быть там, на сцене, а не просиживать штаны в кресле или восхищаться смелостью новичков.

— Привет, — Анри показал Мону коричневый провод с острым наконечником. Мон сразу же сообразил, в какую розетку его следует воткнуть.

— Жена выпустила из клетки? — спросил он.

— В пять обязался быть дома. А где моя дочь? С утра не видел.

Анри оглянулся. В глубине зала прохаживались Патрик, Морган и Фома.

За спиной прозвучал знакомый голос:

— Дочь твоя играла минут десять назад на сцене. А сейчас ее внимание занимает странный тип с набитым бумагами портфелем.

Анри обернулся и увидел Весту. Она спускалась по ступенькам в зал. Все такая же стройная и красивая.

— Я привлек к делам Весту, — пояснил Мон. — Менеджер Альберте не помешает. Звонков пока нет, но после выступления на Дне Города вполне могут посыпаться.

— Мое агентство, частное безусловно, с радостью поддержит группу Альберты, — заверила Веста. — Неплохо выглядишь. Зарос щетиной, но… не столь важно…

— Спасибо, ты тоже мало изменилась.

Где же Альберта? Дочь просто обязана подойти и избавить от последующих неловких вопросов о жене. Веста привыкла обсуждать отношения с Бетт. В былые времена он охотно делился с ней проблемами. Сейчас, когда видимый мир перед глазами затянут табачно-серой пеленой, и он отказывается видеть яркие краски, счастливые улыбки и воздушные шарики, которые с радостью прокалывают фанаты в танцевальном партере, он, ох как не хотел, чтобы кто-то лез к нему в душу с нравоучениями и искал причины затяжной депрессии.

— Как жизнь? — спросил Анри.

Веста улыбнулась.

— Билли работает у Пена. Ведет «крупных» артистов. А мелких, с достойным материалом, подбрасывает мне. Организую им концерты в клубах Южного Города. Поговаривают, Пен младший сбежал от журналистов с некоей мисс Донни на Остров. Счастлив с новой возлюбленной до безумия, делами не интересуется… Назначил приемника… Только Билли не говорит, кто он… Тайна…

— Я, — Анри присел на ступеньку. Мон выронил гитару. Поднялся с колен. — Подписал недавно бумаги. Бетт уверяет, фирма новая, свободная. Но я же не глупец? Разберусь с Премьером и стану работать.

— Хочешь сказать, что на смену Рози придет Альберта?

— Я дам возможность выступать обеим. И многим другим. Слушатели сами расставят приоритеты.

Запахло жареными зернами.

— Вблизи сцены кофемашину установили, — Мон стянул шапку и усиленно замахал, словно держал в руке веер. — Идем.

Анри последовал за другом. Веста остановила его. И быстро заговорила.

— Я изучила статистику продаж билетов. Распространители просят выкинуть остаточную квоту, но тогда не будет шанса купить входной в день концерта. Как поступим? Выбираем давку в очереди за право приобрести лишний билет в кассе или даем добро обрушить сайт в интернете и, соответственно, дадим нажиться перекупщикам?

— Неужели еще кто-то помнит Группу? — воскликнул Анри. Мон включил кофемашину.

— Пиарщики твоей жены разрекламировали выступление как главное событие лета, и многие забывают о купленных ранее билетах на фестиваль Премьера. А вечеринку после… Знаменитости хотят отметиться там, потому что явится она. Плюс преданные, возможно одинокие поклонники «Анри-легенды», с явным нетерпением ждут возвращения кумира и захотят интимного контакта. Уверяю, таких немало.

— Есть только один выход, дорогой Анри, — сказал Мон. — Группа обязана подтвердить бесплатное выступление в Парке.

— Но …, — запротестовал Анри. — Я обещал Премьеру…

— Твоя жена и ее враг пусть сами разбираются с интригами — чьи шпионы выведут с лозунгами большее число недовольных не у себя дома, замечу. И несравненная Бетт не сломается, если лимузин доставит ее в ложу на публичный концерт мужа. А тесное окружение дворца можно развлекать в большом зале приёмов, но ты же этого никогда не делал! И по глазам вижу, что я избавил друга от ноши, которую нести «Анри-легенда» не так уж и хочет.

— Я что-то пропустила? — воскликнула Веста. — Может разыграем билеты! Как на юбилей. Помните? С вопросами и викториной. На «интимное выступление Группы» попадут достойные. А еще повесим экраны над сценой и пустим красочные видеопроекции. Будет небо, как зеркало… Светлое или темное… Усыпанное звездами… Лепестками цветов… Закажем съемку фильма… Давайте… Интересно же…

Анри метался, решение нужно принимать сейчас. Мон прав. Он и представить не мог, как играть для людей, которым он и Группа абсолютно безразличны и которые явятся на вечеринку, потому что Бетт приказала.

— Я согласен, — уверенно сказал он и переменился в лице. По коридору, отбрасывая пустые коробки с пути, шла Альберта, и не одна. Руку его дочери сжимал учитель. Альберта увидела его и тут же натянула поверх цветастого платья с черным пояском джинсовую ветровку, потом наклонилась и затянула бантиком шнурки на бежевых кедах.

— Я пришла, — весело доложила она.

— Планы поменялись, девочка, — сказал Мон. — Ребята ждут драммершу…

— Позвоню распространителям, — Веста отошла к окну. Анри думал воспользоваться случаем, чтобы уйти следом, но Альберта смело заявила:

— Папочка, мистер Грин разводится. И он готов оставить работу. Он займется менеджментом. Правда, милый?

— Для этого мы пригласили Весту…

— Папа! — Альберта топнула ногой…

— Тем не менее ты подписываешь контракт со студией, которая принадлежит мне. — Анри умолчал о Пене. И Патрику запретил говорить лишнее. — Будет по-моему!

Альберта скрючилась от недовольства. Анри не стал спрашивать о позорных снимках, то ли научился у жены выдержке, то ли отказывался признавать, что видел на фотографиях свою милую дочурку, которую когда-то учил держать барабанную палочку, потому что Альби проскользнула в студию, села на коврик и подняла с пола первую вещь, какую углядел детский глаз. Это была палочка. С круглым наконечником. Любимая палочка.

— Альби, — крикнул Анри.

Но дочь не ответила. Показала кулак и сбежала к заскучавшему у кофейного автомата учителю. Учитель переминался с ноги на ногу, тянул мятый воротник плаща и прятался от глаз кумира.

— Отпустил ненаглядное чадо в свободное плавание? Жена не простит, — заметил Мон.

— Подслушивал?

— Угадал мысли. Интуитивно. Веста присмотрит за детками. Учитель сбежит, а молодой Патрик желает оглушительной славы и ждет, кто первым положит лопату с хрустящими зелеными бумажками к его ногам — дочка «Анри-легенды» или протеже Пена.

— Обсуждаете меня? — Веста тенью возникла за их спинами.

Анри не слушал. Он наблюдал за учителем, который оставил портфель, вынул стакан из кофемашины и поцеловал его Альберту. Анри вспомнил себя и Бетт во время мимолетных встреч. Они прятались в гримерке, кладовках, искали уединения, он пел ей, бирюзовые глаза смеялись, он кормил ее жареной картошкой, а она не думала о лишнем весе. А потом в их жизнь вмешалась всемогущая бабушка и перепутала жизненные нити, да так, что пряжу в клубок смотать не получается. Ни у него, ни у нее.

— Куда пропал наш мистер Анри? — вопрос Весты заставил очнуться. Она положила ладонь ему на плечо. Бетт тоже обнимала ночью. И он не хотел опускать жену. И позвонить Полли забыл. Полли напомнила о себе сама и спросила — купил ли он билет на самолет. Он не ответил ей, но вспомнил расписку и встречу с Премьером в отделанном красным деревом кабинете, и как его лицо с заплывшими щечками тянулось к воспаленному уху и пахнущий ментолом рот шептал, что Группа отныне принадлежит Южной Стране. И как морщился шишковатый лоб…

— Не вернешься — я уничтожу жену и сына. И дочку для коллекции, — сказал он и стал задыхается в тяжелом кашле…

— Ау! — кричала Весты. Анри не реагровал. Мон сладко моргнул и ответил за друга.

— Он хочет, чтобы ты приглядела за Альби. Дочка прямо сообщила, что в ее планах покинуть отчий дом. Обязанности менеджера возложены на мистера жениха.

— Что ж… В таком случае я могу ненавязчиво предложить учителю официальную работу и тогда ему, как сотруднику, придется отчитываться перед начальством. Подобная форма контроля устроит?

Анри задумался:

— Вполне, а теперь пойду и сыграю. Друг, готов ли ты к показу супер-джема молодым?

Мон от радости потер ладоши. Но прежде натянул шапочку и подумал, что его опасения насчет «лишности» напрасные. Анри сам предложил место ритм-гитариста.

Молли. Жена

Я ОТКАЗЫВАЛАСЬ ЗВОНИТЬ МУЖУ. ОТПРАВИЛА БЕТТИ НА ПРОГУЛКУ!!!! САМА ЗАКРЫЛАСЬ В ВАННОЙ КОМНАТЕ И КОСНУЛАСЬ ГОРЯЧИХ ЩЕК ВЛАЖНЫМИ РУКАМИ!!! ПРИЛОЖИЛА ЛОБ К ЗЕРКАЛУ И ОЩУТИЛА ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ ЗАРЯД. А ПОТОМ СЕЛА НА БОРТИК И ВНИМАТЕЛЬНО ПРИСМОТРЕЛАСЬ К ОТРАЖЕНИЮ — ОВАЛЬНОЕ ЛИЦО НЕ ВЫРАЖАЕТ НИЧЕГО. ЗЛОБА? ОБИДА? ЖАЖДА МЕСТИ?

МУЖ НАПИСАЛ, ЧТО НЕ ВЕРНЕТСЯ. А ЧАС НАЗАД В МОЙ ДОМ ПРИХОДИЛ ПРЕДСТАВИТЕЛЬНЫЙ МУЖЧИНА!!! С ОБВИНЕНИЯМИ В КЛЕВЕТЕ!!! УГРОЖАЛ РАЗОРИТЬ ОТЦА, И ВСЕ ИЗ-ЗА СТАТЬИ, СОДЕРЖАНИЕ КОТОРОЙ Я ХОТЕЛА ДОНЕСТИ ДО КАЖДОГО ЖИТЕЛЯ СТРАНЫ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ МАТЕРИАЛЬНУЮ КОМПЕНСАЦИЮ ЗА МОРАЛЬНЫЙ УЩЕРБ!!!!. ХОТЯ СЕЙЧАС, ВСПОМИНАЯ РАЗГОВОР С ТЕМ ЧЕЛОВЕКОМ, Я ОТКАЗЫВАЮСЬ ПРИЗНАВАТЬ, ЧТО ГЛАВНОЙ ЦЕЛЬЮ БЫЛА ЛИЧНАЯ МЕСТЬ ТОЙ, КОМУ МСТИТЬ ЗАПРЕЩЕНО!!!

Я ЗАКРУТИЛА ВЫПАЧКАННЫЙ ЗУБНОЙ ПАСТОЙ КРАН, ПРИОТКРЫЛА ДВЕРЬ И ВЫШЛА В КОРИДОР!!!! ЯСНОЕ УТРО, А СОЛНЕЧНЫЕ ЛУЧИ ПОЧТИ НЕ ПРОНИКАЮТ ИЗ ДАЛЬНЕГО ОКНА, РАССЕИВАЮТСЯ НА ПУТИ И ОБРАЗУЮТ НЕВЕСОМУЮ СВЕТОВУЮ ДОРОЖКУ. Я УВЕРЕННО ШАГАЮ ВПЕРЕД, И МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЗА СПИНОЙ РАСТУТ КРЫЛЬЯ И УДЕРЖИВАЮТ НА ВЕСУ!!! В ПЫЛЬНОМ ВОЗДУХЕ КРУЖАТСЯ СВЕТОВЫЕ ТОЧКИ, И ВЕДУТ К ПРАВДЕ, ИСТИНЕ, СПРАВЕДЛИВОСТИ!!! Я ЗНАЛА, ЧТО ПРЕБЫВАНИЕ В ТРАНСЕ МОЖЕТ ПЛОХО ЗАКОНЧИТЬСЯ, НО САМОСТОЯТЕЛЬНО ВЫЙТИ ИЗ НЕГО НЕ МОГУ!!! НУЖНА ПОМОЩЬ, НО СПАСИТЕЛЬНАЯ РУКА НЕ ПОЯВИЛАСЬ В ТЕМНОТЕ!!! Я ПРОЛЕТЕЛА МИМО ДВЕРИ СПАЛЬНИ РОДИТЕЛЕЙ!!! ЛЕГКИЙ СКВОЗНЯК КОСНУЛСЯ ЩИКОЛОТОК, И Я ИСТЕРИЧНО ЗАСМЕЯЛАСЬ!!! ОСТАНОВИЛАСЬ… ОГЛЯНУЛАСЬ В ТЕМНЕЮЩУЮ ПУСТОТУ И ПОЛЕТЕЛА ДАЛЬШЕ… ВПЕРЕДИ МЕНЯ ЖДАЛИ ПОВИСШИЕ НАД ПЕНИСТЫМ МОРЕМ ОБЛАКА!!! И КРЫЛЬЯ ЗА СПИНОЙ НЕСЛИ В САМУЮ ГЛУБИНУ НЕПОГОДЫ!!! ЛЕСТНИЦА…. ОКНО… СМЕХ БЕТТИ… ИСКАЖЕННОЕ УЖАСОМ ЛИЦО… ГЛАЗА МУЖЧИНЫ, КОТОРЫЙ ОКЛИКНУЛ МЕНЯ НА ПОДХОДЕ К ГАЗЕТНОМУ КИОСКУ!!! Я СТРАСТНО ЖЕЛАЛА ПОСЛЕ ПОКУПКИ «ЖЕЛТИ» КАК СЛЕДУЕТ ПОЗЛОРАДСТВОВАТЬ. НО ЧЕРНЫЙ МУЖЧИНА МЯГКО УЛЫБНУЛСЯ!!! ЗАТЕМ ОТВЕЛ В СТОРОНКУ И СКАЗАЛ:

— У продавца нет того, что вы ищете, — И ЩЕЛКНУЛ ДВУМЯ ПАЛЬЦАМИ!!! К КРОМКЕ ТРОТУАРА ПОДЪЕХАЛА БОЛЬШАЯ МАШИНА!!! МУЖЧИНА ОТКРЫЛ ДВЕРЬ И ЖЕСТОМ ПРИЗЫВАЛ ВОЙТИ:

— Прошу.

Я НЕ СТАЛА ВОЗРАЖАТЬ, БЕЖАТЬ НЕКУДА!!! ВХОДЫ В ПЕРЕУЛКИ КАРАУЛИЛИ ДРУГИЕ ЧЕРНЫЕ МУЖЧИНЫ!!!ТОЛЬКО СО ЗЛОВЕЩИМИ ГЛАЗАМИ, БЕССТРАСТНО ЖУЮЩИЕ РЕЗИНКИ!!! КВАДРАТНЫЕ ЧЕЛЮСТИ ШЕВЕЛИЛИСЬ, А РУКИ ЖДАЛИ ПРИКАЗ!!! Я ОПУСТИЛАСЬ НА КОЖАНОЕ СИДЕНЬЕ И ОЩУТИЛА НЕБЫВАЛУЮ МЯГКОСТЬ!!! В ПРОСТОРНОМ САЛОНЕ ИГРАЛА ТИХАЯ МУЗЫКА!!! МУЖЧИНА СЕЛ РЯДОМ. ЗАТЕМ ДОСТАЛ ИЗ КАРМАНА КОНВЕРТ И ПОКАЗАЛ МНЕ!!! Я ЖАДНЫМ ВЗГЛЯДОМ ОЦЕНИВАЛА ТОЛЩИНУ!!!

— Вторая часть гонорара, миссис Грин, — ПРОИЗНЕС ОН. — Вы поступили небезопасно и неэффективно!

— ВЫ НЕ СМЕЕТЕ!!! — Я ПЕРЕБИЛА ЕГО И ПОКАЗАЛА ЗУБЫ. ОН НЕ ЗАКРЫВАЛ ДВЕРЦУ… МАШИНА СТОЯЛА У ТРОТУАРА!!!

— ИЛИ ВЫ ОБЪЯСНЯЕТЕ, КТО ТАКИЕ И ЧЕМ Я ОБЯЗАНА ИЛИ Я ЗВОНЮ В ОРГАНЫ!!!

МУЖЧИНА УЛЫБНУЛСЯ!!!

— Во-первых, есть четкий приказ остановить любые попытки утечки информации, вы наверняка сами догадываетесь, о чем я толкую. Во-вторых, вы посмели переступить черту, к которой у вас нет права даже подходить. В-третьих… никто не станет принуждать борца к пыткам, но использовать методы шантажа считаю вполне разумным.

— ЯСНО, — Я СКЛОНИЛА ГОЛОВУ, ШЕЯ ЗАТЕКЛА, НО Я НЕ ПОБОЯЛАСЬ ЗАГЛЯНУТЬ В ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА, ПОЛНЫЕ НАСМЕШКИ И ПРЕВОСХОДСТВА!!! — Я ЗНАЛА, ДОГАДЫВАЛАСЬ, ЧУВСТВОВАЛА, ЧТО ПЛАН СОРВЕТСЯ, НО ВИДЕЛА ИСХОД, КАК СЛЕДСТВИЕ ГРОМКОГО СКАНДАЛА!!!

— Умная женщина поймет… Вторую попытку пресекут, но последствия будут более серьезными…

Я СДВИНУЛА ТРЯСУЩИЕСЯ КОЛЕНИ!!! ПАКЕТ С ДЕНЬГАМИ ВСЕ ЕЩЕ ЛЕЖАЛ ПОБЛИЗОСТИ!!!

— ПОЧЕМУ ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ЕСЛИ ОНА РОДИЛАСЬ ТАМ, НАВЕРХУ, ТО ЕЙ ВСЕ ПОЗВОЛЕНО??? А ВЫ СИДИТЕ ТУТ И ПОКРЫВАЕТЕ МЕРЗКИЕ ДЕЛИШКИ!!! И ПРАВДУ О ТОМ, НАСКОЛЬКО МОГУТ БЫТЬ ГАДКИМИ ТЕ, КОМУ Я ПРИВЫКЛА ДОВЕРЯТЬ ЖИЗНЬ, БЛАГОСОСТОЯНИЕ, ВЕРУ!!!

НИ ОДИН МУСКУЛ НЕ ДРОГНУЛ НА ЛИЦЕ ЧЕРНОГО МУЖЧИНЫ!!! ОН ТАКЖЕ НАСМЕШЛИВО СМОТРЕЛ И ПАЛЬЦЫ ЕГО СТУЧАЛИ ПО СПИНКЕ КОЖАНОГО СИДЕНЬЯ!!!

— Берите деньги и возвращайтесь домой, миссис Грин. И прихватите свою философию. Бизнес вашего отца потерпит крах. И это не просто угроза. Для меня подобное дельце — дважды моргнуть. Безопасно и эффективно.

— ИДИТЕ К ЧЕРТУ!!!

Я ВЗЯЛА КОНВЕРТ И, НЕ ЗАГЛЯДЫВАЯ ВОВНУТРЬ, БРОСИЛА ПАЧКУ ДЕНЕГ ЕМУ В ЛИЦО!!! ЗАТЕМ ВЫСКОЧИЛА ИЗ МАШИНЫ ЧЕРЕЗ ВТОРУЮ ДВЕРЬ И ПОБЕЖАЛА ПО ДОРОЖКЕ К ДОМУ!!! МИНУТ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ОСТАНОВИЛАСЬ, ОТДЫШАЛАСЬ. УТРЕННИЙ ПРИГОРОД ПРОСЫПАЛСЯ!!! НА ШОССЕ ВЫЕХАЛИ ПЕРВЫЕ МАШИНЫ И ПОТОКОМ ПОНЕСЛИСЬ В ЦЕНТР!!! И ВО МНЕ ЧТО-ТО ПОМЕНЯЛОСЬ, СТОИЛО ЧЕРНОМУ АВТОМОБИЛЮ ОПОЛЗТИ ОТ ТРОТУАРА И ГАЗАНУТЬ. А ПОТОМ Я СМОТРЕЛА В ОКНО НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ!!!

К ПОЛУДНЮ УЛИЦА ОЖИЛА И ЗАСУЩЕСТВОВАЛА В ПРИВЫЧНОМ РИТМЕ!!! УПИТАННЫЕ ДОМОХОЗЯЙКИ ВЫБРАЛИСЬ НА ПРОГУЛКУ С СОБАКАМИ. СОСЕДКИ СТОЛПИЛИСЬ У ЗАБОРА И, ГРОМКО ПОКРИКИВАЯ, ОБСУЖДАЛИ РАБОТУ ОРГАНОВ ПРАВОПОРЯДКА!!! МИТИНГИ В ЧЕТЫРЕХ КРУПНЫХ ГОРОДАХ УДАЛОСЬ ПРЕДОТВРАТИТЬ, А БУНТОВЩИКОВ ЗАСАДИТЬ В ТЮРЬМЫ. КОРОТКО СТРИЖЕННЫЕ ПАРНИШКИ В ШОРТАХ И МАЙКАХ НАВЫПУСК НЕ ОБРАЩАЛИ ВНИМАНИЯ НА МИЛЫХ ДЕВОЧЕК!!! ОДНА НЕСЛА КОРОБКУ С ПИЦЦЕЙ И КУРИЛА. ДРУГАЯ ЗАПЛЕТАЛА ДЛИННЫЕ ВОЛОСЫ В КОСУ. ТРЕТЬЯ ПЕРЕКРУЧИВАЛА НА ТАЛИИ КЛЕТЧАТУЮ ЮБКУ!!! ВЗГЛЯДЫ ИХ ВСТРЕТИЛИСЬ. МОЛЧАНИЕ!!! ДЕВОЧКИ ПОШЛИ ПО ДОРОЖКЕ, А ПАРНИ ВЕРНУЛИСЬ К РАЗГОВОРУ О НАСЛЕДНИКЕ И ЕГО ГЕНИАЛЬНОМ ПЛАНЕ СМЕСТИТЬ КЕННЕТА ПЕНА И ОСЛАБИТЬ ВЛАСТЬ ЕГО МАТЕРИ!!!

— Уверяю, на очереди премьер и магнаты. Почитайте Бойла. Стоящие вещи пишет.

— Гонишь…

— Я принесу?

И НИКТО ИЗ СОСЕДЕЙ НЕ ЗАМЕЧАЛ ЖЕНЩИНУ ПО ИМЕНИ МОЛЛИ В ОКНЕ ВТОРОГО ЭТАЖА!!! МЕСТЬ ВО МНЕ ПРЕВРАТИЛАСЬ В НАВЯЗЧИВУЮ ИДЕЮ И НЕ ОТПУСКАЛА!!! ОТ БЕЗЫСХОДНОСТИ ХОТЕЛОСЬ ВЫТЬ. Я ЯСНО ПОНИМАЛА, ЧТО ЛЮБОВНИЦУ МУЖА ОТГОРОДИЛА ОТ ИНТРИГ И ПУБЛИЧНЫХ ЗАЛОВ КРЕПКАЯ СТЕНА!!!

— НО ДОЛЖЕН ЖЕ БЫТЬ ПРОХОД!!! ЧЕРТ ВОЗЬМИ!!!

Я И НЕ ЗАМЕТИЛА, КАК ВЫКРИКНУЛА РУГАТЕЛЬСТВО В ПУСТОТУ. И ТУТ ПРИШЛО РЕШЕНИЕ!!! ОТ ТАКОГО СКАНДАЛА МАМАША НЕ СПАСЕТ!!! ТРУДОЛЮБИВЫЙ «ТОРГАШ» НЕ ПОЗВОЛИТ!!! И МУЖ!!! И КРИК ОБОЗЛЕННОГО ОБЩЕСТВА!!! Я ОТКРЫЛА ПИСЬМЕННЫЙ СТОЛ!!! ДОСТАЛА БЛОКНОТ, РУЧКУ И ОПИСАЛА ТОРОПЛИВО, НЕ ЗАДУМЫВАЯСЬ ОБ ОРФОГРАФИИ И ПУНКТУАЦИИ СИТУАЦИЮ!!! В КОТОРУЮ ПОПАЛА!!!

Я ИСПИСАЛА ТРИ ЛИСТА!!! ПРИКРЕПИЛА КАЖДЫЙ К СТЕНЕ!!! ПОЦЕЛОВАЛА ФОТОГРАФИЮ БЕТТИ И ТОЛКНУЛА СТВОРКУ ОКНА!!!

Альберта. Наследница

Он наслаждался запахом моих волос. Я сидела у него на коленях и пыталась успокоить — он никак не мог расслабиться. Утомительное ожидание на репетиции выбило его из колеи, я же чувствовала себя замечательно и чудно, словно вчерашних сомнений — мечта — отношения и не было.

— О чем думаешь?

Он с опаской отодвинул коробку и выскользнул в реальный мир.

— Все в порядке, — ответил он.

Я надела куртку.

— Идем. Пока ты будешь настраиваться, время перерыва закончится.

Он молчал.

— Ну же! — я повысила голос. Он очнулся, неохотно поднялся. Мы вышли в коридор. Коробки и здесь…

— Ты не в своей тарелке. Если беспокоит реакция папы, то расслабься, намного тяжелее будет охмурить маман…

— Я же сказал — все нормально, — пробормотал он.

Мы вышли на сцену. С Группой играл отец. Учитель прислушивался к льющимся звукам музыки, которую, казалось, сочиняли на ходу. Это была старая, многими забытая мелодия, но сейчас как будто расцвела. Я прижалась к стене:

— Я верю, что мой инструмент будет звучать не хуже. Музыка из ничего! Только попробуй уловить гармонии. Он перебирает струны и…

Я замолчала. Учитель жадно смотрел на кумира, а папа не замечал любопытных взглядов. Внизу стояли Веста, Патрик, Фома… Ребята учились тому, чему научиться в теории невозможно. Я заметила неподдельный восторг и скривила губы. Стало обидно, что мной никто из них так не восхищался. Я капризно топнула каблуком и испугала учителя, а затем бросилась ему в объятия. Гитара замолкла. Свет погас. Минута восторженных аплодисментов, поклоны, а потом потекла вторая мелодия. Здесь на гитаре играл Мон, глаза папы яростно горели и голос дрожал от разрывающей его душу боли.

Учитель зашептал в ухо:

— Тебе еще расти и трудиться!

Но я не понимаю очевидного в его словах, потому что привыкла получать все и сразу. Ему позвонили. Он отошел к коробкам. Я — следом. Он слушал, что говорят в трубке и лицо его постепенно серело, а потом стало белым, как мел. А сам он превратился в мраморную статую. Стоял в полной растерянности и боялся шевельнуть рукой, глазом, мочкой уха, ногой в пыльном ботинке. Затем дрожащим голосом, глотая слова, все же произнес:

— Молли… Написала странное послание… Она хотела выброситься из окна… Моя страсть… Не оправдал надежд… Мать поблагодари… Люди сработали на отлично. Молли…

— О чем ты! — воскликнула я.

Колени его подогнулись, лоб покрыла прозрачная пленка пота, губы сжались в тонкую полоску и тоже судорожно задрожали.

— Нужно идти!.. Не ищи… Я должен решить…

— С..! — крикнула я, но мой учитель побежал в темноту. Мон усиленно рвал струны, вокал папы страдал. Патрик и Веста снимали выступление на телефон.

Я выбежала на улицу. Учитель стоял на тротуаре и ловил машинку. Улица пуста. Вечерело. Ясные сумерки обещали красивый закат. Я отчетливо представила морковно-красное зарево. А мистер Грин делал вид, что меня не существует.

— Я отвезу тебя, говори адрес. Ты будешь ждать такси целую вечность в этой глухомани.

Но он не опускал руку, продолжал голосовать. В голове его звучали обвинения тестя… Он вовремя остановил ее… Она почти выпрыгнула… И письмо… Она винила в своем поступке мою «семью», написала правду о запугивании и попытке замять скандал… Тесть попросил приехать в больницу… Он не знал, что надо чувствовать и что будет правильным сказать… Он думал о дочке… Я трясла его за плечи, пыталась вернуть к реальности. Кричала… Он прятался и не слушал мой голос… Загадка… Теперь он видел лишь подтянутую фигуру, симпатичное лицо и тайну, которую разгадал до мелочей… Так, что с легкостью поверил — я и маман способны зайти так далеко…

Остановилась легковая машина. Учитель забрался на дышащее бензином сиденье. Я осталась там, за мутным стеклом. Кричала, но он не способен читать по губам. Водитель удивленно смотрел на бледное лицо и заранее попросил предоплату, вытянул руку. Учитель продиктовал адрес больницы, сунул в грязную ладонь пять сотен, и машина тронулась, унесла его от меня в запыленный район Города. Где нет красного зарева, нет морковного неба. А есть черная туча, и она впитывает в себя темноту, плывет, подгоняемая ветром, пускает сиреневый заряд и издает раскаты грома. Он ожидал подлости от Молли, но не от меня. И жалеть он мог ту, которая казалась ему слабее. Он дурак, если не понимает, что Молли всегда была в менее выгодном положении и только защищала, спасала от коварных когтей свою семью.

Криста. Студентка

Фрэнсис Бойл решил познакомиться со мной. Он ждал нас в кабинете Эдди и появился в гостиной, едва мы вошли в комнаты на четвертом этаже. Профессору выдали пропуск? Эдди улыбался. Нормально. Без зловещей ухмылки. И он радовался содержимому моих пакетов. Я вытащила его в магазины. И он терпеливо ходил рядом, советовал, что купить и целовал на глазах у изумленных продавщиц. Эдди испытывал невероятное счастье и раздавал мелочь всем, кого встречал. Уже вечером я стану невестой официально, но он хотел каждому в Городе показать, насколько я мила и симпатична. В закусочной он съел гамбургер и запил газировкой. Он бросал в меня кусочки жареной картошки и веселил простодушным поведением четверых охранников, которые заняли соседние столы и никого к нам не подпускали. Хотели выгнать вообще всех, чтобы сотрудники заведения в красных майках и кепках уделяли внимание только нам. Но Эдди строго глянул на них, и они смирились.

А потом Эдди увидел профессора, и привычная для меня улыбка сошла с губ наследника. Опять эта дьявольская ухмылка!

Мы отдали пакеты «рыжей» горничной.

— Мальчик мой, — воскликнул профессор, почесал бородку и опустился на мягкие подушки дивана. — Пришел поздравить. Мать твоя после Дня Города откажется от власти. Пошел слух. Лоис… Признаюсь, магнаты хотели пойти против тебя за мнимую связь с Премьером, но отставка Пена изменила намерения. Они готовы помочь… Последний рывок…

Эдди странно посмотрел на меня. Но профессор пошевелил скрюченным пальцем. И я осталась в комнате. Он попросил подойти ближе, и я подчинилась. Эдди шел следом и был готов защитить в любой момент. Но Фрэнсис Бойл не пугал. Женщины, сотканной из пуха, я боялась больше. Она и сегодня ночью приходила. Велела не отступать с пути, когда столько усилий положено. И многие люди ждут поддержки. Я села рядом. Профессор Бойл наклонился, его борода блестела на свету и казалось, каждый волосок склеен. Глаза его были невероятно глубоки, щеки морщинисты, но что таит радостный взгляд, что прячет? Эдди не боялся наставника. Он просто не хотел допустить нашего знакомства. Профессор мог рассказать нежелательную правду. Но я догадалась, что задумал мой милый Эдди и какие гадкие мысли поселились у него в голове. Я скажу ему, но позже… Да, я узрела правоту отца и мне стыдно мириться с этим. И я не желаю судить Эдди. Время покажет. И призрачная помощница из снов велит не отступать. Я должна пробиться. Только на вершине мое слово обретет значение, смысл и папа посмотрит другими глазами. Пусть я и не обниму его больше… Настолько привыкла слышать голос мамы по телефону… Бедная она… Плачет, но все же зовет меня и Альберту на бублики…

— Хорошая девочка, — воскликнул профессор Бойл. — Мисс Джил… Поговорите с бедняжкой. Позже.

— Мама! — Эдди перебил наставника.

Фрэнсис Бойл в недоумении пожал плечами и глаза его засверкали от удачи, нахлынувшей возможности воплотить идеи по перекройке мира и вечно живущей системы. Но я сижу в гостиной наследника. В камине трещит огонь. И искренне верю, что у мисс Джил будет счастливое будущее, а воспитанники супругов Легран не перестанут дарить миру улыбки и талантливые произведения. И Группа выступит для своих, а не чужаков Премьера.

— Никто не принуждал ее. Если только любимый муж. Как я и говорил. Отец твой собирается учить детей вопреки завещанию мистера Пена командовать в корпорации. Только вот отчитываться за финансовые показатели придется ему. Так документ гласит. На кого ставим? Билли? Роджер Смит?

Я замотала головой. Эдди сложил руки за спиной и мирно прохаживался по комнате. Ботинок задел край ковра, он споткнулся, но сохранил равновесие. Остановился у окна. Профессор внимательно наблюдал за ним и чесал свою бородку. Я исчезла для них двоих. Мое дело смотреть на танцующее в камине пламя.

— Оба, — уверенно сказал Эдди. — Один займется творчеством, другой финансами. Сомневаюсь, что отец откажется. Если мать… Понимаете, Премьер должен знать, что в Южной Стране моего отца ждать бесполезно.

— Устроим, мальчик, не переживай. Утром Группа подтвердит выступление в Городе.

Эдди повернулся. Профессор встал. Они пожали друг другу руки. Фрэнсис Бойл ушел. А мой наследник сел рядом и захотел, чтобы я примерила наряды. Я снова увидела простодушного мальчика, который радовался вкусу гамбургера.

Альберта. Наследница

Папа доставил домой к пяти, как было условлено. Машину я бросила на стоянке у подвала. В подавленном состоянии вряд ли бы доехала, а появиться на приеме брата нужно. Сестра наследника не может не осчастливить улыбками журналистов, которые уже завтра разнесут в крупицы ее жизнь. За рулем папа напевал песни Стимми Виртуоза и, кажется, не замечал, что дочь едет без учителя.

Едва машина остановилась, я выскочила в парк, затем быстро преодолела высоту на лифте и пробежала по коридору до комнаты. В гостиной ждала горничная.

— Приказ, — сказала она и впустила слугу в зеленом костюме. Парень катил открытую стойку. На черных плечиках покачивалось платье с длинной юбкой в складку, на тумбочке для обуви — любимые туфли, сумка и коллекция фамильных драгоценностей.

— Дальше я сама.

Девушка не задала вопросов. Легкий поклон, и она ушла.

Только все наладилось с ним… Звонок и наполненные страстью отношения развалились, словно их и не было в реальности. Подумав, я достала из глубины полок потрепанный чемодан. Раскрыла на кровати и, не разбираясь в количестве и качестве вещей, побросала туда одежду на первое время. Моя пробежка от гардеробной к спальне заняла несколько минутных кругов. А потом я упала на ковер. На потолке я видела свой первый концерт и похвалу публики. Были и такие, кто не удержался и крикнул — папа. Не вопрос, привыкну. Но не понимаю, что я сделала ужасного на этот раз? Я позвонила мистеру Грину. Он не брал трубку, о чем свидетельствовал волновой поток длинных гудков, которые расшатывали без того ослабевшие нервы. Затем я услышала шаги. Мама, похожая на гору с острой вершиной, вышла из гостиной. Минуту смотрела на меня с высоты каблуков, потом села рядом, поцеловала в лоб, как в детстве, в те редкие ночи, когда она была дома, а не в поездке с очередной акцией защиты чего-нибудь или кого-нибудь.

— Я не могу больше так, сил нет, — промолвила я и сунула в чемодан последнюю вещь. Мама тоже встала. Лицо ее было обычным, свежим, подтянутым, счастливым и вела она себя так, словно скандала и не было. Как и фотографий, попытки самоубийства, писем, грязных и лживых обвинений. Или она намеренно оградила себя от всего неприятного и гадкого? Целый штат по объявлению набрали. Ей достаточно знать, что ее любимчик Эдди счастлив, женится и поступает так, как она говорит, ну или почти, невесту навязать не получилось.

— Та женщина, жена учителя, которую запугал Клаус, подбросила репортерам новый материал для скандала. Утром советую не читать газеты…

— О чем ты? — спросила мама. Подошла обнять, но я ловко увернулась и закрыла крышку чемодана, дивясь тому, что она не понимает или не хочет?

— Она почти выбросилась из окна, мама, — я опустила чемодан на пол. — И написала длинное послание, почему так поступила. Если записка попадет в органы правопорядка, и они увидят мое имя, журналисты узнают за час и прибудут один за другим. И на этот раз их не удастся подкупить свадьбой.

— Я должна была защитить семью от женщины, посягнувшей на недоступное.

— Уж прости, но я не могу иначе, кто-то должен говорить тебе в этом огромном флигеле «нет» и уметь возражать.

— Куда собралась?

Маман впервые взглянула на чемодан и лицо ее сделалось более серьезным, суровым. Она свела скулы.

— Не знаю. Страна Королевы большая. Цель я себе поставила, так что может и загляну в будущем году повидаться.

Уйти не удалось. Мама встала поперек дверного проема… Два щелчка и совсем рядом выросли тени в лице двух охранников, горничной и стилиста. Пораженная изумительной игрой, я вынужденно отпустила чемодан. Бежать сегодня — бессмысленно. Маман шла ко мне с определенной целью, и добилась своего.

— Через пятьдесят минут доставить в зал для приемов, далее круглосуточное наблюдение с докладом каждый час, — приказала она. Дверца ловушки захлопнулась и мне отныне не выбраться. — А тебе, дорогая Альберта, думаю, моя дочь не забыла кем является, и что должна делать, с этого момента приказано исполнять прямые обязанности на благо семьи. Свидетели — четыре человека. Освоишься быстро и в упорном труде забудешь о глупостях, — намек на музыку. — И посредственных связях, — намек на учителя и Патрика. Она повернулась. Охранники уступили ей дорогу, а горничная силой повела меня в гардеробную. Стилист расчищал на столе место для щипцов, косметички и щеток. Ее слуги вели себя так, словно ничего особенного не произошло, и приказы маман казались им обычными, а исполнение в порядке вещей. Но я не выдержала, воспользовалась моментом, обманула горничную, выбежала в гостиную и крикнула:

— Я сбегу, сегодня или завтра. Найду способ. Папа добровольно позволил запихнуть его в золотую клетку, я же …. Меня не заточить!

Но маман поправила в прическе выпавший локон и пошла, как будто не с ней разговаривали.

Элизабетта. Мать

Он сидел в углу спальни и перебирал струны акустической гитары. Перестал, когда я вошла, растерянная и с покрасневшим лицом. Вечернее платье висело на плечиках, как и его костюм. Он придумал новую гармонию и только попытался сыграть, как над ним склонилась я и сурово заглянула в непонимающие глаза.

— Да прекратишь ты пиликать свои трели! — закричала я и он в страхе отложил свою гитару. — И не делай такого простодушного лица! — продолжала я. — Я закрыла ее в комнате, а твоя задача сказать, что карьера барабанщицы… драммерши… окончена. Пусть критики разнесут творчество, и она…

Он не ответил. Встал и просто обнял. Я выронила ватный тампон, пахнущий косметическим средством. Обернулась.

— Ты ничего не скажешь ей. Верно понимаю?

Я приняла наклон его головы за согласие. И сделала вторую попытку высвободиться. На стол упал второй ватный тампон. Часы отбили шесть раз. Времени на сборы почти не осталось, а еще проблемы с дочерью и мужем решать.

— С чем ты не согласен? — спросила я. — Говори.

— Она должна пойти своей дорогой.

— Она молода, глупа и неопытна. И наша обязанность, как родителей, проследить, чтобы жизнь у нее сложилась.

— Ты вспомни, как сама сбежала к Петеру? И только не говори, что жалеешь, что мы успели прожить четыре счастливых года.

Он почувствовал дрожь в моей руке. Отпустил, но вглубь спальни не уходил. Я распустила волосы, и длинные локоны защекотали его шею. Несмотря на телесную близость, расстояние отделяло нас. И дело не в тканях, украшениях, бумагах, важных встречах. Он спрятал в секретной комнате впечатления до знакомства с бабушкой — в нынешнем облике не осталось ничего общего с той Элизабеттой.

— Нет, как ты мог подумать об этом! — я сделала паузу. — Было другое время, все другое, и я не …. Не вижу смысла сравнивать…

— Ты или она? — настаивал он, заметив, что я начинаю сомневаться. — Всегда казалось, что дни «фактической», условно говоря, свободы были лучшими для нас…

Я закрыла глаза. Он знал, как уколоть едким словом в больное место.

— Я же сказала, что не жалею! А по вине Альберты едва не погибла женщина. Кто знал, что она конченая истеричка? Альберта моя дочь в равной степени, как и твоя, и лучший путь, который я для нее вижу — замужество с магнатом, другом Эдвина. А что ее ждет там? На условной свободе? Разочарование? Обида? Боль? Предательство? Зубастая критика? Сравнения с Группой?

— Я всегда был с ней честен и это моя принципиальная позиция.

Он ждал ответ. Я не отвечала.

— Я не требую отпускать ее навсегда, пусть идет, ума вернуться хватит. Один раз уже вернулась.

Я сбежала от его нотаций в ванную. А он растянулся на двуспальной кровати и подложил под спину мягкий валик-подушку. Задел ногами мое платье и свой костюм. Вещи стали вдруг такими безликими и безразличными. В углу лежала его гитара, любимая, та, что не сгорела при пожаре на студии. Он успел забрать подарок Стимми Виртуоза с собой. Стоило только прикоснуться к струнам, как пальцы заиграли ту самую гармонию, нужно было придумать текст, но слова не шли к нему. А потом он увидел меня в полотенце. И я сказала твердо:

— Пусть делает, что хочет. Но об этом ей скажешь ты. И это моя принципиальная позиция.

Он не сказал, как поступит, но зачем-то напомнил мне о важном для нашего сына вечере. Я легла подле него и спросила:

— Скажи, как думаешь Эдвин «сходил налево» в последний раз? И никакая другая «школьница», более симпатичная и фигуристая, не вскружит ему голову?

Мой муж вдруг запел… Он нашел нужные слова… Мало кто слышал его голос без усилителей и микрофона… Живой голос… Я же всегда узнаю эти интонации…

Криста. Студентка

Небосвод ожил на одно мгновение и засиял еще ярче в этом пафосно обставленном зале. Скрипачи веселили уставших гостей. Сомневаюсь, что мать Эдди знает их всех в лицо и кого-то особенного пригласили на праздник специально. Раздутый счет не заботил ни родственников Эдди, ни гостей, словно бомонд незначительно потратился в экономичном супермаркете.

Я устала каждую секунду улыбаться незнакомым людям, нестерпимо болела не привыкшая к долгому стоянию спина, лямки открытых туфель впивались в натоптыши на безымянных пальцах — моя вечная проблема, но в этом зале мозоли никого не заботят. От меня ждут обаятельную улыбку. И я дарю счастье фотографам, которые наводят объективы в каждую складку струящегося по длине платья. Где-то в зале голосила вечно радующаяся жизни Жасмин. Понятия не имею кому она делала подобные заявления.

— Мы намекнули газетчикам на новый роман. Только представь заголовки: «Женится Эдвин на мисс Элис или нет?». Одни будут жалеть отвергнутую невесту, другие «школьницу», решать, кто более достоин наследника…

А потом пришел Эдди и провел через весь зал к одинокой девушке. Теперь я вижу явное сходство в лицах брата и сестры. Альберта скрывалась от гостей в тени высоченной колонны, хотя по статусу ей положено быть в центре. Как же ярко сверкают и переливаются камни в кудрявых волосах! Она совсем не та девушка, которая стягивала с меня одеяло, пряталась в подсобке от мистера Солмера, кокетничала с Фомой, флиртовала с Патриком и ела мамины бублики. Эдди вел к родной сестре, наследнице. Альберта маленькими руками в перчатках сжимала изящную сумку и мило улыбалась.

— Альберта! — крикнул Эдди. — Пропадаешь в темном углу?

Он вывел ее из темноты на свет, который слепил глаза. Она прикрыла их рукой.

— Моя невеста, — представил он меня сестре.

— Знакомы, — улыбнулась Альберта.

Она принялась сравнивать меня и Элис. Она недолюбливала сварливую одноклассницу брата, но мисс Элис казалась ей более грациозной и утонченной. Она думала так, но не спешила озвучивать мысли, что Эдди был бы прекрасным мужем, а Элис женой, природа слепила их из одного теста. А что ожидать от амбициозной студентки? Несостоявшейся писательницы? Альберта не могла предположить.

— Веселитесь, а я пойду, — сказала она чужим голосом и вновь спряталась в тени колоны. Я не подала виду, что обиделась. Раньше я знала об Альби все, как и она обо мне. Мы строили виртуальные города, мы болтали о проблемах, мы играли, мы смеялись, шутили. А потом невесту наследника окружили светские девицы и потащили куда-то.

Эдди заскучал. Кто-то схватил за локоть и потащил к колонне. Это была Элис. И она смотрела на него с презрительной насмешкой в уголках губ!

— Я намерена вернуть титул, чего бы мне ни стоило, даже рискну отношениями с Жаком, твоя мать позволила бывать здесь…

Эдди жестко схватил бывшую невесту за руку. Элис всхлипнула, никогда не думала, что он способен дважды применить силу, всегда был маменькиным сыночком в ее понимании.

— Свое фальшивое разрешение можешь сунуть в первую попавшуюся печку и спалить…

Элис открыла сумочку и протянула карточку.

— Адрес, по которому я буду ждать тебя, милый, вижу, сегодня ты не настроен на разговор…

— Оставь меня!

Элис презрительно глянула на него. Эдди прятался в тени колонны. Он дрожал, как в тот памятный для Элис вечер, но ее наследник всеми силами старался сохранять спокойствие и девушке стало не по себе.

— Ты такой же, как мы, обычный человек, и я найду способ разрушить твое мнимое счастье!

После Элис убежала в слезах, а Эдди прислонился к колонне и попросил официанта принести выпить.

— Не понимаю, на что она надеялась, — услышал он голос сестры.

— Подслушивала?

Альберта неуверенно склонила голову.

— Дежурила, чтобы увести Кристу на безопасное расстояние. Но вы слишком громко разговаривали. Второй скандал маман не переживет.

— Значит ты выбрала Кристу? Мне показалось, что ты против.

— Я не делала выбор и вряд ли сделаю. Завтра уеду, ты даже не представляешь, как я жду рассвет.

Эдди оглянул Большой Зал. Он не понимал, как его сестра может отказаться от всего, что ей подарено правом рождения.

— Судьба ждет меня ЗА этими стенами. В субботу играю с отцом, и ты приходи.

— Моя сестренка уже не ветреная наследница Альберта, которую я знал. Ты…

— Как ты думаешь, может перемены к лучшему? Кем бы я стала, если бы не выпросила у мамы немного свободы? Задумайся на досуге…

Альберта прикрыла лицо сумочкой и поспешила к выходу. Ее мама шла навстречу и вела за руку магната Джона. Муж Элизабетты также был поблизости. Но ему однозначно к лицу гитара на плече, а не дорогие запонки и прилизанные волосы. Элизабетта улыбнулась и подтолкнула друга сына к… дочери, за что получила укоризненный взгляд мужа.

Джон предложил уйти в тихое место. Альберта послушно пошла за ним в парк. Там не звучала громкая музыка, но в желтых окнах дворца было видно, как мелькают в танце черные тени гостей. Еда, алкоголь, смех, сплетни, все осталось там, внутри. А Альберта чувствовала себя какой-то отдаленной от мира, к которому с детства принадлежала, и тихонько удивлялась, что у друга брата нет существенных недостатков, плюсов и минусов, только руку протяни и бери.

— Запись, тур, слава и первые поклонники… Как перспектива? — спросила она, чтобы убить в нем надежду. — Я считаю, что ты достоин простой девушки. Смотри на Эдди, и бери с него пример.

— Превосходно! — воскликнул Джон. — Только помни, услуга за услугу. Я пошел против Премьера… но шеф пока не знает… Поэтому требую положительный ответ. Брат твой обещал мне сестру…

— Жестко…

— Обычная, как раз для Эдди… Но я не тороплюсь жениться, и соглашусь подождать, пока девочке надоест карьера музыкантши! Уверен, истерика случится совсем скоро. Ты настолько избалованна заботой и вниманием, что не удивлюсь, если следующим капризом будет желание стать влиятельной дамой, а это я могу тебе дать.

Он подошел ближе и поцеловал ее. Она не думала отрываться. То ли ей хотелось, чтобы он запомнил их единственный взаимный поцелуй и сохранил это чувство, то ли просто заглаживала вину.

— Альберта!

Альберта услышала голос матери. Элизабетта пришла одна, без мужа. На плечах меховая накидка. Магнат Джон слегка наклонил голову в знак почтения, и она приняла дежурный жест вежливости. Гордая, величественная. Одно слово, и дочка поступит так, как она захочет. Здесь она хозяйка и может выгнать, как когда-то Премьер. Но пограничники пустили, приглашение не было аннулировано. Он отыщет способы приспособиться к здешнему рынку и тогда можно открыто сказать Премьеру «нет». А старик с шишковатым лбом верит в него. И ради кого он намерен предать давнюю дружбу? Ради девчонки с бирюзовыми глазами? Нет, нужно подумать… Магнат Джон оставил мать и дочь наедине и лучшим решением нашел отправиться в аэропорт. Если Альберта захочет найти его, то приедет в Столицу.

— Пришла отговаривать? — проворчала Альберта.

— Полагаю, учитель уже не на первом месте?

— Вот здесь ты ошиблась, мама.

Элизабетта сверкала в темноте подобно драгоценному камню. Именно такой Альберта знала маму. Ухоженной, подтянутой, с чувством собственного стиля. Хотя были моменты, когда ее отец открыто смеялся и напоминал, что эпоха джинсов, мешковатых футболок, кроссовок и растрепанных волос занимала в жизни несравненной Бетт не меньшее место.

— Когда собираешься выехать?

— Утром. Но я хотела попросить прежде. Просьба в твоей власти, не сомневаюсь.

Элизабетта усмехнулась. Над ней стояла бабушка, а манипулировать бабушкой, к тому же обидевшей, намного проще. И как время пролетело. У нее взрослая дочь, взрослый сын, и маленькая Анабель, которую она и не знает совсем.

— Как я могу помочь?

— Учитель… мистер Грин… оставил меня… ему жаль жену… А я коршун с острыми когтями, стерва. — Альберта повернулась к матери. — Хочу, чтобы Молли осталась там навсегда. В больнице. А он получил бы опеку над дочкой.

— Ты уверена, что новое вмешательство будет одобрено?

— Пусть думает, что хочет. Разлуку с ним я не вынесу.

Элизабетта обняла дочку. Альберта не стала вырываться. Оказывается, с мамой можно говорить нормально.

— Просто сделай то, о чем я прошу или не делай.

— Клаус займется твоей проблемой.

Они вернулись в зал. Мать и дочь. Все здесь фальшиво блестело. Скрипки оглушали. Из каждого угла доносился смех, шутки, сплетни, звон бокалов и плеск шампанского. Вино стекало по губам гостей и проливалось на сверкающий под десятком люстр паркет. Альберта заметила меня. «Жены» и «дочери» заигрывали со мной, а я бедная, не понимала, что меня высмеивают и ждут любой реакции, жалостливой и слезливой, но уж точно не смеющейся над собой.

Альберта. Наследница

Два человека с одинаковыми портфелями сидят напротив и зорко наблюдают. Нас разделяет стеклянный стол. На нем стоит изогнутый кувшин с ледяной водой и пять перевернутых стаканов.

Патрик, Морган, Фома — все рядом. Украдкой пишу жалостливое сообщение учителю. Он ответил.

«Молли признали невменяемой и оставили в больнице».

Она помогла мне! Я едва не подпрыгнула от радости.

«Ухаживаю за женой. Сократил часы в Университете. Ты бы видела, как слезятся глаза Молли, когда она видит Бетти…»

«Что же нужно? Ответь? После случившегося любой суд оставит Бетти тебе?»

«Не пиши больше. Я бы не стал».

— Ух! — кричу я не в полный голос, но громко.

— Учитель кинул, бывает, а меня — Рози. — Патрик подал перьевую ручку. — Обидели ненаглядного Пена. Свалил на Острова с мисс Донни. Вроде как клуб открыл и собирает небывалую прибыль с диджейских вечеринок. Но мы же знаем, как заглушить боль друг другу?

Я молчу. Патрик с пониманием смотрит на меня. Веста вчитывается в смысл каждой строчки и делает пометки на полях. Возникают вопросы, и она хочет быстрее их решить. Два человечка с портфелями хмурятся, переглядываются.

— Не чисто, — предупреждает Веста. — Но я разберусь.

— Не понимаю, к чему проверка, — возмутился наш гость. — Группа выступила на Фестивале в Южной Стране, слышали? Премьер получил свое. Поклонники довольны. Качество звука и веселья устроило. Ждут годовой тур. Гостиницы все еще переполнены.

— В наших тоже свободных мест нет, — заметила Веста. — Негативное отношение Премьера сделало рекламу. Его поданные потянулись в Южный Город. Потоком. А наши к нему. Позволите продолжить проверку?

— Оставьте, — смело заявила я. — Мы хотим имидж, крутой звук. Правда?

Фома, Морган и Патрик одновременно кивнули. Карандаш Весты завис над документом. Холодный и расчетливый взгляд сразил ее. Да, я знаю, с какой целью папа подослал эту женщину. Вынудил следить за мной. А не нужно.

Патрик освежился водой из кувшина и сказал смело:

— Мы хотим громкого появления.

Люди с портфелями заулыбались. Веста перевернула последнюю страницу и сделала заключение:

— Фирма покупает группу от и до — название, записанный материал. В обмен назначена сумма… Не встречала, чтобы такие деньги предлагали…

— Не стоит подробно разъяснять, — перебил ее первый гость. — Мисс Альберта понимает, на что идет? — Он подмигнул мне.

— Мистер Анри не допустит … — второй тоже усиленно заработал веками.

Патрик в себя приходил от озвученного гонорара. Стаканами заливал в горло ледяную воду.

— Да, — еле выговорила я. — Согласна на все, кроме … — Я переглянулась с Вестой.

— Желаете увеличить финансирование? Не вопрос, но нужна жертва, допустим…

— Вы не так поняли, — перебила я мужчину. — Деньги у нас есть, мы просто искали тех, кому можно поручить организацию, планирование…

— У тебя, — хотел добавить Патрик, но костюм не дал. Съязвил насмешливо:

— Так не бывает милочка. Хотите на большую сцену, пожалуйста, только без грамотного маркетинга и оправданных затрат вас туда не пустят. Фирма должна окупить то, что потратит. Плюс процент. По-другому не бывает. Отца пожалейте, ему же отвечать.

Второй притворился, что проглотил слюну и показал ровные зубы, которые сверкали белизной.

Папа… Я выхватила у Весты бумаги и поставила подписи на каждой странице. Затем Патрик, Фома, Морган. Веста воскликнула, что я сглупила, но уже поздно, гости с портфелями получили свое. И довольно потирали руки. Как сломить юную девицу, им подсказал шеф. А Билли умел ломать людей.

Я откинулась на спинку дивана. Дело окончено. Гости синхронно открыли портфели и спрятали бумаги. Встали. Пожали нам руки. Покинули кабинет. Ровно одну минуту длилось молчание, затем Веста набросилась на меня:

— Вижу, в няньках девочка не нуждается.

— Я не обязана отчитываться. Ребята, идемте.

Мы ушли. А Веста подошла к окну. Стекло было чистым, без пыли и грязных капель. Солнечные блики пускали зайчиков по стенам. Она любила свет, любила смотреть, как люди бегут в суете, а если повезет и не будет низких облаков, дымки, то можно увидеть башни Золотого Дворца. Возможно там, в одной из них, заточен Анри и ждет ее. Нет, он намного дальше. И временами недоступен даже своей жене.

Минута мечты и ты как свежий. Полет разыгравшейся фантазии возвратил Весту к реальности. Она позвонила ему. У нее был повод. Он ответил после второго гудка, она кратко объяснила суть.

— На неделе загляну, как только решу дело с Премьером. Я написал ему. Группу ждут с гастролями по миру и нам есть что показать. Полли выгнала… Бетт дала отсрочку… На время строительства школы и дома на Острове.

Он положил трубку. Веста ликовала. Он приедет! Она уже видела его входящим в кабинет, как он садится в кресло. И она смотрит ему в глаза, затем заботливо накрывает его руку ладонью и вместе они решают, как вызволить меня, бедную девочку, из паутины корпорации. Да и себя тоже. Но есть одно но. Ни я, ни Патрик, ни Морган, ни Фома… Мы не хотим выпутываться. Мы празднуем в нашем подвале. Обнимаемся. Пьем шампанское, взрываем хлопушки, и цветные ленточки покрывают головы, щекочут глаза, уши. Мы прыгаем на диване под хит Рози. Затем Патрик предлагает выйти. Я бросаю пакет с чипсами и бегу прочь. Морган надевает на макушку острый колпак с цветными овалами и громко кричит:

— Да!

Мы вышли на улицу и зависли на тротуаре, как обычные прохожие. Патрика вдруг стали разбирать противоречивые чувства.

— Придумал, куда потратим первый аванс? — тихо прошептала я.

— Решим после выступления на Дне Города. Неизвестно, как публика примет…

— Отступать смысла нет. Да, мы хотели получить признание у «своей изысканной аудитории»… Да, мы стремились к этому. Но?..

Шумит утренний переулок. Люди бегут к автобусной остановке, каждый в себе и в своих мыслях. Патрик предложил поужинать.

— Давай, — соглашаюсь я.

Навстречу идет пожилая женщина с мохнатым щенком на поводке. И не подумаю уступить дорогу. Женщина посторонилась и пошла правее, вплотную к бордюру. Пес, опустив уши, задел меня, но я не сдвинулась с места. Как шла прямо, так и пойду.

Криста. Студентка

День Города… Я помню веселье и громкие возгласы, помню рев толпы. Мы с Эдди в специальной ложе. Люди видят наследника, но им его не достать.

Огромная сцена окутана дымкой. Мелькают голубые, оранжевые, красные огоньки. И руки зачарованно двигаются в такт. Толчок, и гармония нарушается. Кудрявая девушка с певучим голосом слегка покачивается. Она босая, в блестящей кофте с пояском. В правой руке микрофон. Сжимает кулак, удерживая там всю мощь, всю энергию, и вдруг резко разжимает пальцы. В углу, на высоком табурете, лохматый парень перебирает левой рукой струны электрогитары. Его тень падает на экран, где в черно-белых красках мелькают часовые механизмы, светятся окна в высотках и виднеются озабоченные люди в повседневной суете. Луч света плавно перемещается. Саксофонист со светлой бородкой добавляет в звучащий поток таинственности, загадочности. Мне хочется выпрыгнуть из ложи в зеленую чашу и пробираться к первому ряду, как когда-то в баре у Солмера расталкивала подвыпивших гостей Альберта.

Потом стемнело. Пауза. Пространство сцены озарил яркий свет. Альберта исполняет вторую песню, иную по настроению. На круглом экране светится упитанное лицо, алые губы шевелятся. Возможно, текстовое послание обращено к учителю, возможно к матери, к отцу, к Патрику… Патрик же ухмыляется, прячет глаза козырьком кепки, зажимает струны, и музыка его говорит протестными лозунгами. Мелодия «растягивается», звучит мощнее, громче, растет напряжение, отрывистый ритм сменяет мрачное фортепиано, вроде сейчас все по-тихому и закончится. И вдруг под частое мелькание света раздается агрессивный барабанный бой. Хочется услышать тот ритм, что был в самом начале. Здесь же другое. И не вариация.

Последним на сцену вышел «Анри-легенда». Толпа заревела. То жалобный, то ритмичный, то магический и вдохновляющий голос с легкостью вступает в интимный диалог. Бесцветные тени пляшут в тумане. В синем — песня пронизана трагизмом и болью. В красном — я верю в борьбу и просветление. В белом — я наслаждаюсь запахом тишины.

В секундных паузах слышен пьяный хохот, жаркие споры о рыбалке, кулинарии, отношениях с парнями, девчонками. Неужели всех этих людей в соломенных шляпах, белых панамках, льняных сарафанах, шортах, футболках, майках и рубашках заманило в Парк напечатанное крупными буквами название на афише — Группа? И им дела нет до музыки и неоновых экранов, которые с каждой песней меняют цвет?

А потом крик… Мерзкий, закладывающий уши, хохот. Искаженные ужасом лица и людские тела плывут по гравиевым дорожкам в потоке. Скрипит пластик выброшенных в панике стаканов. Эдди подскакивает и смотрит из ложи на царящий у нас под ногами ужас. Он прикрывает меня широченной спиной, но я хочу быть там и видеть, и вдыхать въевшийся в воздух запах разлитого пива. Охранники, напуганные властным приказом Клауса, врываются в ложу и в живом коридоре тащат меня и Эдди к машине. Наследника прикрывает телом мускулистый мужчина, меня оберегает от падающих тел, царапин, синяков его накаченный напарник. Нашу одежду не рвут в клочья, нас не бьют сильные острые кулаки, на Эдвина и его невесту не орут брызгающие слюной голоса. Нас ведут прятаться в уютную лакированную машину.

— Что? — пытаюсь спросить.

Но Эдди молчит. И вдруг запах клубничной резинки изо рта вызывает тошноту. Я вижу Альберту. Ее тоже заключили в плотное кольцо охраны. Она вырывается.

— Я хочу остаться, и выйти со всеми через главные ворота! Отпустите! Я получила право на свободу! Официальное разрешение!

Потом появился ее отец. Измученными глазами недобро глянул на нее. Дрожащая рука шевельнулась и охранники, подчиняясь его жесту, отпустили Альберту. Она перестала визжать и с поникшим лицом побрела к парковке за Патриком, Моном и музыкантами Группы. Мон в ужасе просил прощения у всех брошенных им блондинок. А потом нас увезли на черных машинах и заточили в семейном флигеле. Всех.

Энни угощает чаем и выпечкой. На кухне готовят вкусный ужин. Но мы сидим в комнате с опущенными шторами и боимся уловить кроме тишины любые другие звуки — звуки вопля и отчаяния. Изредка кто-то рискнет, приоткроет занавеску, и остальные увидят, как мелькающие под покровом ночи лучи прожектора бьют в лицо. В Городе, погруженном в массовую панику, страдают их жены, дети. И мои родители. Хочу позвонить, но мне не дают. Эдди забрал телефон.

— Утром навестишь их. Кто-то крикнул — «убивают» и все побежали. Пострадали больше от давки. А кто-то желал бежать с ними? — колкий взгляд на Альберту. Она фыркнула и закинула ноги на подлокотник. Рука ее опустилась, и ладонь повисла над паркетным полом. Патрик лег рядом, и она стала поглаживать его покрытый испариной лоб.

Вошла мать Эдди. В костюме. Затем Клаус доложил:

— Исполняющей обязанности Председателя Большого Совета не простят.

— Простят, — бойко ответила она и хлопнула в ладоши. — Выставим виновником Премьера. Люди испугаются, будут жить в страхе, бояться стянуть с головы одеяло, а мы веселить и будоражить их воображение, фантазию. Сначала представим веселый и запоминающийся тур по случаю свадьбы, после покажем зрелищную церемонию.

Колкий взгляд в мою сторону, но я вижу одинокую улицу в дожде, лужи на мокром асфальте, серая со стоптанной пяткой туфля тонет в грязи. Темные фигуры не спеша идут впереди. Свет брезжит вдалеке и пучеглазые машины заснули в черных дворах. Пахнет пылью. Тусклый свет уличного фонаря подсвечивает мокрую листву пригнувшихся к самой земле веток. Гаснут окна в пятиэтажках вдоль дороги.

Подозрительно хрустит ветка. Оборачиваюсь — никого. И бегу, бегу. Спасительные огни вывески супермаркета — женщина пакует в багажник тяжелый пакет. Ускоряю шаг. В наушниках знакомые нотки… Не выходит сказать — песня. Это не песня, это музыка, где голос-инструмент играет свою вокальную партию. И странное ощущение таится где-то в самой глубине. Невыносимое, жгущее. Часто отвлекаюсь, верчу головой и порой забываю о плачущем вопле и фортепианных нотах. Надо же, пропустила любимый мелодический кусок и вместо второго припева тишину разрывают мощные звуки электрогитары. Бегу дальше. Справа еще один супермаркет. Пустое крыльцо. Дождь барабанит по железной площадке, и вода узкой рекой течет по земле в решетку канализационного стока. Ветер усиливается, порыв такой, что цветной зонтик выворачивает наизнанку и гнется спица. Бросаю плеер в карман ветровки, волосы у меня завились, челка, превратившись в тонкую скрюченную полоску, липнет ко лбу. Если в зеркало глянуть — напомнит сучок. Но осталось немного, совершить последний рывок, усилие и покажется поворот. Вот и моя улица. Капли отскакивают от парящего асфальта, но я не могу слышать их стук — голос заглушают уличные звуки, как и не обращаю внимания на промокшую обувь и скользкие доски — надо же, Дункан приказал закончить благоустройство нашей улицы! Ну кому из туристов, скажите, захочется осматривать одинокий, погруженный в вечный сон квартал? Море-лужа на повороте проулок. Желто-зеленые струйки облезшей с бортика краски смешиваются с грязной водой. Знакомое крыльцо. Стремительно взбегаю по трем ступенькам и вставляю ключ в замочную щель. Облегченный выдох. Скрипит дверь. В темной прихожей открывается мрачный, с редкими просветами мир.

Родители встречают меня, мама открывает рюкзак и выкладывает из него грязные вещи. А потом мы усаживаемся перед телевизором. Мама кормит рыбным супом с черной корочкой хлеба. Отца возмущают затраты на свадьбу наследника, когда потерявший работу сосед украл в магазине булку, и папе пришлось заплатить за друга. Женщина из пуха показала мне Эдвина. Как он бредет к алтарю с колонами грустный и печальный, без дьявольской усмешки и лицо его счастливо, губы смеются. И клятвы он дает мисс Элис. Ей предназначено родить ему наследников и вскоре детки «семьи» мило и изящно запрыгают по розовым клумбам в дворцовом парке. А по ночам он оплакивает мои фотографии в альбоме, тайком.

— Такой судьбы ты хочешь? И где мечты, путь? Помни о мисс Джил, Кэт…

Она зловеще засмеялась и пропала.

В гостиной слышно, как по листьям бьет дождь. Окно открыли. Мне холодно. Энни снова заваривает чай. Клаус и Элизабетта обсуждают стратегию. Я хочу позвонить родителям и требую вернуть телефон. Эдди приказывает доставить их во флигель. Представляю лицо папы… Он пришел на мою свадьбу, но не стал пожимать протянутую руку наследника… Нет, уже титулованного по-настоящему… Общественное мнение вынудило Элизабетту оставить пост и Эдди получил из рук матери корону, но не может надеть — ободок жжет ему голову. И теперь каждое утро он обязан выходить на балкон и доказывать своему народу, мировой элите, Премьеру, что его страна не ослабла и выстоит в борьбе.

Альберта. Наследница

Моя мечта исполнена. Я побывала с концертами на всех континентах. Коммерческий успех Группы мы пока не превзошли, и играю я с ребятами не на больших стадионах, как папа, а в средней вместимости клубах, но мы уверенно чувствуем себя в топ-40, о чем так мечтал Фома. Корпорация благодаря успехам нашей группы и мировом помешательстве на хитах и зажигательных танцах Рози процветает. Кеннет Пен рассчитывал, что отцу, как и ему, придется жертвовать ради прибыли. Но папа просто работает. И призывает рисковать. Творчески. Друзья, включая Билли, поддерживают его, и мистер Пен доволен ежегодным процентом. Правда, после внезапного отъезда на Остров его никто не видел, но алчные глаза смотрят в затылок постоянно. Когда Морган настраивает пульт в студии, Патрик и Фома долго и усердно репетируют перед двухчасовым концертом-презентацией, когда я читаю в музыкальном магазине лекцию — «Успех». Когда я, отец, Патрик и Мон облачаемся в холщовые куртки, спускаемся с гитарами в подуличный переход и поднимаем настроение идущим мимо нас людям. Когда Криста приглашает выступить на благотворительном концерте. Когда развлекаем гостей магната Лоиса и профессора Бойла. Оба ходят в солидных должностях при Эдди. Один курит толстую сигару, другой без конца чешет светлую бороду. Бедный мой брат. Разрывается между желанием вышеназванных людей обогатиться и страстным желанием Кристы отстаивать интересы поданных — их дома, участки, личную собственность. Эдди предлагает разумный компромисс и все чаще финансирует капризы жены из резервного фонда семьи Андре, но богатеи и маман скоро узнают о растратах и тогда наследнику придется делать серьезный выбор — жена или друзья.

— Альби, на сцену! — Фома просунул голову в гримерную и тут же пропал.

— Иду.

Зеркало отражает задумчивое лицо. Уставшее. Синяки замазаны тональным кремом, брови выщипаны, губы пропитаны бальзамом. Нужно идти. С девяти до одиннадцати кассовое выступление.

Перед выходом на сцену слышу, как ревет толпа. Патрик уже там, раз среди голосов преобладают женские. Мне нравится глядеть на публику, изучать их, хотя спина Патрика не всегда дает рассмотреть залитые светом головы. Но стоящие в первом ряду слышат мой голос и знают, что я обращаюсь к ним, лично к каждому.

После — вечеринка у Лоиса. Его дочь поступила в Университет. Когда маман узнала, что я, наследница, развлекаю магнатов в прокуренных ресторанах, сразу отца упрекать в бездействии. Но от системы не убежать, меня, как мяч, из одного угла перебросили в противоположный.

В приемном зале всюду живые цветы, на стенах, на потолке, мраморных колонах. Их столько, что от терпкого аромата кружится голова. Мы жмемся к стене — я, Фома, Морган и Патрик. Таких людей, как Лоис, злить и разочаровывать нельзя. Один звонок и корпорация Пена исчезнет, как и многочисленные музыкальные проекты. И Лоису безразлично, что нас командирует на все его праздники мой папа, муж той самой Элизабетты. И дела ему нет, что мама моя недавно плакала, жаловалась отцу, что она вытянула страну из болота тринадцати, а милый Эдвин с легкостью затащил в болото трех.

— Ну и прически, — насмешливо шепнул Фома и показал пальцем на девушек с волосами, зафиксированными высоченным треугольником. Глаза ярко-ярко накрашены, губы пылают краснотой. Полноватые мужчины показывают им улыбки, смеются. Гостей приглашают в банкетный зал. На потолке крутится шар. Темно, но глаза зловеще блещут в суровой дымке. Круглые столы затянуты белоснежными скатертями и ломятся от изысканной еды. Гул женских и мужских голосов перекликается со стуком хрустальных бокалов. Ведущий в бабочке представляет нас. Бархатная кулиса отъезжает, и мы выходим. Желтый луч ослепляет. Я прикрываюсь рукой. А потом отчетливо вижу улыбку папы. Мы играем в переходе и счастливы. В черную шапку, звеня, падают монетки, а после мы сдаем заработок в ночлежку на углу.

— Живее, — кричит пьяный голос.

Патрик ухмыляется, смотрит на меня — гости не знают, кто мы?

Да им дела нет, кто будет петь, пока они насыщают деликатесами желудки. Главное, что из Топ-40.

Фома настраивает гитару. Но резкий голос из темноты заставляет прекратить:

— Хит Туртана, пожалуйста. А мы споем?

Гость смеется. Деревянный пол дрожит под ногами. Сцены как будто нет. Просто техники расставили инструменты по углам и колонки подвесили. Морган дает знак в ухо, и мы начинаем. Играем, что планировали. Патрик отвернулся и ходит грустный взад-вперед. Я отбиваю ритм и стараюсь петь как можно чище и лучше. Не выходит. Ребята выручают. Наши голоса сливаются в единый, а головы зрителей обволакивает серая дымка.

— Вам что сказано играть?

Лицо Лоиса вплотную прислонилось к моему. И мне кажется, что пахнет не ментолом или табаком… а чем-то более едким.

— Ну?

Патрик берет аккорд из песни Туртана, а мы подстраиваемся. Он же и поет. Я не знаю текст, а если бы и знала, спеть не смогла бы.

— Вот так, — говорит Лоис и, потирая наконечник трости, спускается с подиума. Криста тащит его в глубину зала. Глаза ее гневно сверкают. Да, она не побоялась напомнить ему, кто я, а магнат зловеще улыбнулся и призвал на помощь профессора Бойла. Вот он, идет, подергивая светлую бороду. Оба назвали меня милой девушкой, а Кристу настойчиво попросили быть вежливее, ласковее, сговорчивее и… Лоис подхватил жену моего брата под локоть и повел в темноту. Криста неохотно, но подчинилась. А немного позже постучалась ко мне. В гримерной, кроме стола и макета кукольного театра, ничего нет. Криста прижалась к стене, а я тихо, презрительно зашептала:

— Не такие мы беспомощные, знаем, на что шли…

— Но…

— Думай о своем муже и ребенке.

— Кукольный театр? — Криста открыла бархатную кулису и заглянула. Внутри — пусто. Фигуры музыкантов и инструменты растерялись в дороге. Нет, барабан в косметичке лежит. Нужно вернуть.

— Мой талисман, — объяснила я и бросила ватный тампон в мусорную корзину. Надо же, когда маска смыта, и лицо кажется совершенно другим.

— А где Патрик?

— Неотложные дела с фанатками.

— И ты так просто говоришь об этом? Я скажу Эдди…

Криста оставила миниатюрную сцену. Приметила заколку в форме стрекозы с зелеными камешками. Подарок Патрика. Он купил ее, когда мы радовались каждому прожитому дню. Но все слишком быстро и неожиданно поменялось. И преграда — не Рози. Просто он не папа, хотя старается походить на кумира.

— У нас с Патриком деловой союз. Знаешь… Я беременна… Уеду к родителям… Хочу заботиться о ребенке, как мой учитель о больной жене и умной не по годам школьнице Бетти…

— А музыка? — вдруг испугалась Криста и тут же потеряла интерес к кулисам театра и заколке с камешками.

— Записывать песни можно и дома. Ребята не знают, но скоро я скажу им. Придумаем, как быть.

Криста. Студентка

Ежедневные мероприятия замедляют подготовку к экзаменам. Я тороплюсь. Правила в учебниках не понятны, как и почерк в тетради Пита. Эдди предлагает купить «сессию». Я намерено доказываю, что способна совмещать учебу и работу. И я не просто пишу и отправляю статьи в газету под псевдонимом. Я собрала попечительский совет. И каждый месяц мы устраиваем благотворительные вечера. Патрик, Альберта, Группа выступают. И отец мой лично контролирует расход собранных средств… Нет… Понятия… Правила… Полтретьего ночи… Успеешь, шепчет женщина в пухе… Я допиваю остывший кофе и стремлюсь вникнуть в смысл заумных фраз. Наш фонд популярен. Поговаривают, Премьер заставил жену заниматься делами обездоленных. Только люди не верят ей. Они верят мне и ждут… Телефонный звонок… Ночью? Оглядываюсь… Эдди беззаботно спит, и рука его не шевелится. За нашей малышкой в детской присматривает моя мама.

— Мисс Криста? — спросил глуховатый голос. — Издательство беспокоит.

Я подскакиваю, как ужаленная. Как они вышли на меня? Клаус засекретил личные номера…

— Мы располагаем сведениями, что у вас хранится рукопись… Прототипы — семья Андре.

Голос в трубке закашлял. Я почесала бровь.

— Мы готовы напечатать ваши книги. После редакции, конечно. Договор и гонорар обсудим в Столице. Скажите «да», и за вами пришлют самолет. Разместят в лучшей гостинице. О новой работе не беспокойтесь — Премьер любит, когда о его добрых делах много пишут. А как он управляет толпой! Приезжайте и убедитесь.

— Что? — мой стул с грохотом повалился на пол. Эдди проснулся. Теперь идет ко мне и показывает на часы. Включил свет. Жестом отсылаю его в кровать.

— Мне нужна милая и ласковая жена, а не отличница, — возмутился он, зевнул, закрыл тетрадку, учебник и сел на другой стул…

— Думайте, — ответил гнусавый голос в трубке. — Вам позвонят. Но я бы советовал вам ответить согласием…

Пауза. Голос продолжил:

— Ах, совсем забыл! Мы ждем не только рукопись, но и архив Элизабетты. Доброй ночи, мисс!

— Кристи, все в порядке? Побледнела как! — Эдди приложил руку, пахнущую шампунем, ко лбу. Откуда посторонние узнали о записках? Думала, хорошо спрятала мысли от Альберты, Эдди и его матери. Звонившие читали, раз хотят заполучить рукопись, или просто догадываются о содержании? Но как я могу отдать им мою душу, мое сердце, мои темные уголки?

— Все хорошо, — ответила я.

— Кто звонил? Ночью?

— Важные люди.

Рыдая, я висну на шее моего мужа. Эдди тихо причитает и просит успокоиться, а сам обдумывает новый компромисс. Только я должна найти смелость просить его принять мою сторону и не слушать гнусных сплетен. Надежные источники докладывают, что Лоис и профессор не теряют времени. Я все чаще лезу в их дела и, кажется, стала мешать. Но я не позволю. Музыкант сдался, но его наследница пойдет до конца. Темнота. Я узнала голос звонившего!.. Лоис и профессор сговорились с Премьером?.. Милый Эдди… Сильный ветер… Ночной лес шумит. Женщина, сотканная из пуха, поджидает в деревянном домике. Зовет меня, и я бреду на зов призрачного голоса по заросшим тропинкам. В этот раз она молчит, но дарит книгу, где написано, что я должна не бояться показать Эдди мои записки. Но хочу ли я открываться? Близкому человеку? Выбора нет. Эдди должен прочесть и узнать, что я готова вместе с ним выходить каждое утро на балкон и доказывать, что наша страна сильнее и крепко держится на ногах, и жалкие подлые интриги не сломят нас. Мы отыщем в сердце дорогу. Встанем на путь сопротивления и не позволим щупальцам человека с обвисшей от жадности губой пустить по нашим дорогам свои яды. Пусть пропитывает ими панели красного дерева в своем кабинете.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg