«Злой король (ЛП)»

Злой король (ЛП) (fb2) - Злой король (ЛП) 1662K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Холли Блэк

Холли Блэк Злой король

Переводчики: Степная Волчица, Алианна Диккерсон

Редакторы: Степная Волчица, Алианна Диккерсон, Саша Тарасова

Переведено специально для группы

Злой король. Глава 1

— Вересковый король, — говорит ведьма, — Матушка Мэрроу принесла вам дары.

— Ваша верность это все, чего я требую, — голос Кардана лёгкий. — пока.

— О, я поклялась короне на верность, это вне всяких сомнений, — говорит ведьма, запуская руку в складки одежды. Оттуда она достает ткань цвета настолько черного, что даже темнота ночного неба кажется сияющей звездой в сравнении с ней. Как будто она поглощает весь свет вокруг себя.

Ткань змеей скользит по ее руке.

— Но я проделала долгий путь, чтобы преподнести вам редкий трофей.

Народец не любит долгов, поэтому не вернет их с какой-либо благодарностью. Дайте им овсяного пирога, и они наполнят одну из комнат вашего дома зерном, умышленно переплачивая, чтобы настал ваш черед оказывать им услугу.

И все же наградой является пожизненная служба Верховному королю — служба золотом, мечами с именами. Но, как правило, мы не называем это даром. Так же как и трофеем.

Я не знаю, как ответить на ее небольшую речь.

У нее мурлыкающий голос.

— Мы с дочерью соткали эту ткань из паучьего шелка и кошмаров. Одежда, в которую будет вшита ткань, будет прочна как сталь, но легка, как шелк.

Кардан хмурится, но его взгляд снова и снова возвращается к чудесной ткани.

— Признаюсь, я никогда не встречал ничего подобного.

— Значит, ты принимаешь мой дар? — спрашивает ведьма, ее глаза лукаво блестят. — Я старше твоего отца и твоей матери. Старше, чем камни этого дворца. Столь же древняя, что и кости в земле. Хоть ты Верховный король, Мать Мэрроу даст тебе слово.

Глаза Кардана сузились. Я чувствую, как она его раздражает.

На этот раз я знаю, что это фокус. Прежде, чем Кардан собирается что-либо ответить, я указываю на ткань.

— Ты говорила о дарах, но показала нам только свою чудесную ткань. Я уверена, корона с удовольствием примет его с условием, что это будет отдано добровольно.

Ее взгляд останавливается на мне, глаза холодны и жестоки как сам мрак.

— И кто ты такая, чтобы говорить от Верховного Короля?

— Я его сенешаль, Мать Мэрроу.

— И ты позволяешь смертной девчонке говорить за тебя? — спрашивает она Кардана.

Он смотрит на меня с таким неприкрытым снисхождением, что мои щеки вспыхивают. Его взгляд задерживается, рот изгибается в кривой ухмылке.

— Полагаю, да, — наконец отвечает он. — ей нравится держать меня подальше от неприятностей.

Я прикусываю язык, когда он безмятежно смотрит на Мать.

— Она достаточно умна, — говорит ведьма, выплевывая слова как проклятье. — Хорошо, ткань ваша, Ваше Величество. Я отдаю ее добровольно. Я отдаю только ее и ничего больше.

Кардан наклоняется вперед, словно они вдвоем обмениваются шутками.

— О, расскажи мне, что ты утаила. Я люблю фокусы и ловушки. Даже те, в которые меня чуть не поймали.

Мать Мэрроу переступает с одной когтистой ноги на другую, она заметно нервничает. Верховный Король опасен даже для такой древней ведьмы, какой она себя величала.

— Очень хорошо. Если бы ты принял все, чем я хотела наградить тебя, то обнаружил бы себя под заклятьем, позволяющим тебе жениться только в одежде, сшитой моими руками. Моими или моей дочери.

Меня прошибает холодный пот от того, что могло бы произойти, вручи Мать Мэрроу этот дар. Мог ли Верховный Король быть принужден к браку в таком случае? Конечно, нашелся бы способ, позволяющий обойти чары. Я тут же вспоминаю последнего Верховного Короля, который так и не женился.

Брак необычен среди фэйских правителей, потому что правитель остается правителем до своей смерти или отречения. Среди простолюдинов и знати фэйские браки устраиваются с определенными лазейками — в отличие от смертных и их клятв «пока смерть не разлучит нас», они содержат такие условия как «пока вы оба не захотите отречься друг от друга», или «пока один из вас не ударит друг друга в гневе», или хитро сформулированные «на всю жизнь» без уточнения, до конца чьей именно. Но союз короля и\или королев не может распасться.

Если Кардан женится, мне придется не просто сместить его с трона, чтобы короновать Оука. Мне придется убрать его невесту.

Брови Кардана удивленно взлетают, но он выказывает блаженное равнодушие.

— Миледи, вы мне льстите. Я не имел понятия о вашем интересе.

Ее взгляд непоколебим, когда она передает свой подарок одному из личных охранников Кардана.

— Да превзойдешь ты в мудрости своих советников.

— Пылкая молитва большинства моих подданных. Скажи мне, твоя дочь прибыла ко двору вместе с тобой?

— Она здесь, — говорит ведьма. Девушка выходит из толпы и низко кланяется Кардану. Она молода, с массой распущенных волос. Как и у матери ее конечности до странности длинные и ветвистые, но там, где Мэрроу удивительно костлява, она обладает неким изяществом. Может быть, такой эффект производят ее ноги, похожие на человеческие.

Хотя, справедливости ради, они повернуты вспять.

— Из меня получился бы плохой муж, — говорит Кардан, обращая свое внимание к девушке, которая, кажется, сжимается под гнетом его власти. — Но подари мне танец, и я покажу тебе другие свои таланты.

— Идем, — говорит Мать Мэрроу девушке и, не особенно нежно схватив ее за руку, тащит в толпу. Ее взгляд на мгновение возвращается к Кардану. — Мы трое встретимся вновь.

— Они все захотят выйти замуж за тебя, понимаешь ли, — говорит Локк. Я узнаю его голос еще до того, как обнаруживаю, что теперь он стоит перед троном вместо Матери Мэрроу.

Он улыбается Кардану, будто восхищённый самим собой и миром.

— Лучше выбери для себя жену сам, — говорит Локк. — Много и много жён.

— Говорит мужчина, который собирается сыграть свадьбу, — напоминает ему Кардан.

— О, перестань. Как и Мать Мэрроу, я принёс для тебя подарок. — Локк делает шаг к возвышению. — С меньшим количеством колючек.

Он не смотрит в мою сторону. Как будто не видит меня или я не достойна внимания, как предмет мебели.

Хотелось бы, чтобы меня это не беспокоило. Хотелось бы, чтобы я не помнила, как мы стояли на самом верху самой высокой башни в его поместье, а его тёплое тело было близко к моему.

Хотелось бы, чтобы он не использовал меня, чтобы проверить любовь моей сестры к нему. Хотелось бы, чтобы она его не отпустила.

«Если бы желания были лошадьми, — говорил мой смертный отец, — нищие ездили бы на них».

Еще одна из тех фраз, что до сих пор не имеет смысла.

— О? — Кардан выглядит скорее озадаченным, нежели заинтригованным.

— Я хочу предложить тебе себя как твоего Мастера Пирушек, — объявляет Локк. — Даруй мне эту должность, и я сделаю своим долгом и удовольствием разгонять скуку от Верховного Короля Эльфхейма.

В замке так много должностей: слуги и министры, послы и генералы, советники и портные, шуты и создатели загадок, конюхи и хранители пауков, а также дюжина других званий, которые я уже забыла. Я даже не знала, что существует Мастер Пирушек.

Мне кажется, он придумал эту должность.

— Я поделюсь вкусностями, о которых ты никогда даже не мечтал, — улыбка Локка заразительна. Он устроит неприятности. На беды у меня времени нет.

— Будь осторожен, — говорю я, впервые привлекая внимание Локка. — Уверена, что ты не хотел оскорблять воображение Верховного Короля.

— Действительно, уверен, это не так, — говорит Кардан таким тоном, разгадать который сложно.

Улыбка Локка не дрогнула. Вместо этого он прыгает на помост, заставляя стражей с обеих сторон немедленно подойти ближе, чтобы остановить его. Кардан отмахивается от них.

— Если ты сделаешь его Мастером Пирушек… — начинаю я, быстро и отчаянно, но он перебивает меня:

— Ты командуешь мной? — Кардан поднимает одну бровь.

Он знает, что я не могу сказать да, не тогда, когда Локк слушает.

— Конечно, нет, — говорю я.

— Хорошо, — говорит Кардан, отворачиваясь от меня. — Я собираюсь принять твою просьбу, Локк. В последнее время всё было очень скучно.

Я вижу ухмылку Локка и кусаю себя за щёку, чтобы удержаться от приказа. Было бы очень приятно увидеть выражение его лица, когда я покажу ему свою силу перед ним.

Удовлетворительно, но глупо.

— Раньше Круг Граклов, Жаворонков и Соколов боролись за сердце Двора, — говорит Локк, имея в виду дворы, которые предпочитали разгул, спектакли или войну. Дворы, которые не правили во время правления Элдреда. — Но теперь сердце Двора принадлежит тебе и только тебе. Давай сломаем это.

Кардан странно смотрит на Локка, как будто обдумывая, казалось бы, впервые, что быть Верховным Королём может быть весело. Как будто представляет, каково это — править без поводка.

Затем, на другой стороне помоста, я наконец-то заметила Бомбу, шпионку из Двора Теней, её серебристые волосы одуванчиком обрамляют её загорелое лицо. Она тайно сигнализирует мне подойти.

Мне не нравится, что Локк и Кардан рядом — и сама идея их развлечений — но я стараюсь отвлечься от этого, когда покидаю помост и иду к ней. В конце концов, я не смогу помешать планам Локка, пока он здесь и тянет к тому, что его больше всего забавляет в данный момент…

На полпути к Бомбе, я слышу, как голос Локка звучит над толпой:

— Мы будем праздновать Охотничью Луну в Молочном лесу, и сам Верховный Король покажет вам пример такого разврата, чтобы о нём пели барды, я вам обещаю.

Узелки закручиваются в моём животе.

Локк зовёт несколько пикси из толпы на помост, их переливающиеся крылья сияют в свете свечей. Девушка громко смеётся и забирает кубок у Кардана, выпивая до дна. Я жду, что он набросится на неё с унижениями или разорвёт крылья, но он только улыбается и приказывает принести еще вина.

Что бы Локк не имел в виду, Кардан, похоже, слишком готов подыграть ему. За всеми коронациями Фейри следует целый месяц кутежа — пиры, полные выпивки, загадки, дуэли и многое другое. Ожидается, что народ будет танцевать, стоптывая подошвы туфель от заката до заката. Но через пять месяцев спустя после того, как Кардан стал Верховным Королём, большой зал всё еще был всегда заполненным, рога были переполнены мёдом и клеверным вином. Гулянки едва замедлялись.

Прошло много времени с тех пор, как у Эльфхейма был такой молодой Верховный Король, и этот дикий, безрассудный пыл осел в воздухе и заразил придворных. Охотничья Луна будет очень скоро, даже раньше, чем свадьба Тарин. Если Локк намеревается разжечь пламя разгулов еще выше, как скоро это станет опасным?

С некоторым трудом я отворачиваюсь от Кардана. В конце концов, с какой целью мне привлекать его внимание? Его ненависть такая сильная, что он будет делать то, что может, в границах моих приказов, только бы бросить мне вызов. И он очень хорош в неповиновении.

Я хотела бы сказать, что он всегда ненавидел меня, но какое-то время казалось, что мы понимаем друг друга, может, даже нравимся друг другу. В целом очень сомнительный союз, начатый с того, что я приставила кинжал к его горлу, который привёл к тому, что он доверился мне достаточно, чтобы подарить власть над ним.

Было доверие, которое я предала.

Недавно он мучил меня, потому что был молодым, скучающим, жестоким и злым. Теперь же у него есть более веские причины издеваться надо мной, и я уверена, что он мечтает сделать это, как только один год и один день пройдут. Будет очень трудно удерживать его на моих ниточках.

Я подхожу к Бомбе, и она кладёт в мою руку лист бумаги.

— Еще одна записка для Кардана от Балекина, — говорит она. — Эта прошла весь путь к замку, прежде чем мы перехватили её.

— Такая же, как первые две?

Она кивает.

— Такая же. Балекин пытается льстить нашему Верховному Королю, чтобы он пришёл в его тюремную камеру. Хочет предложить какую-то сделку.

— Я уверена, что он так и сделает, — говорю я, радуясь в лишний раз, что у меня всё еще есть Двор Теней, которые всё еще прикрывают мою спину.

— Что ты будешь делать? — спрашивает она меня.

— Я пойду к принцу Балекину. Если он хочет заключить сделку с Верховным Королём, он сначала должен убедить в этом сенешаля Верховного Короля.

Уголок её губ тянется вверх.

— Я пойду с тобой.

Я снова смотрю на трон, смутно указывая на него.

— Нет. Оставайся здесь. Постарайся не дать Кардану попасть в беду.

— Он — ходячая проблема, — напоминает она мне, но, похоже, её не очень беспокоит собственное заявление.

Когда я направляюсь к выходу из замка, то вижу Мадока через комнату, стоящего наполовину в тени. Он наблюдал за мной своими кошачьими глазами. Он не достаточно близко ко мне, чтобы что-либо сказать, но если бы и был, я не сомневаюсь в том, что он сказал бы.

Власть гораздо легче получить, нежели удержать.

Злой король. Глава 2

Балекин заключён в Башне Забвения, в самой северной части Инсвила, Острова Горя. Инсвил — один из трёх островов Эльфхейма, соединённый с Инсмиром и Инсмуром крупными скалами и клочками земли. Из растительности тут всего-то пару елей, изредка водятся серебристые олени и можно встретить лесного фейри. Пересечь Инсмир и Инсвил можно пешком, если вы рискнёте прыгать с камня на камень и в одиночку пересечете Молочный лес, при этом оставаясь немного сухим.

Я, не желая проходить весь этот путь, решила прокатиться.

Как сенешаль Верховного Короля, я могу распоряжаться его конюшнями. Будучи не очень хорошим всадником, я выбрала ту лошадь, которая кажется достаточно послушной, — с мягкой шерстью чёрного цвета и красиво заплетённой гривой, несомненно, волшебными узелками.

Я веду её на воздух, пока конюх гоблин приносит мне уздечку.

Затем я поворачиваюсь спиной к конюшням и направляю лошадь к Башне Забвения. Волны моря разбиваются о скалы передо мной. Запах соли щекочет нос. Инсвил — запретный остров, огромная территория которого была пустой, без зелени, — только чёрные скалы, приливы моря, а также башня, полная холодного железа.

Я привязываю лошадь к одному из чёрных металлических колец, вбитых в каменную стену башни. Лошадь нервно вздрагивает, прижимая хвост к телу. Я глажу её по морде, надеясь, что это успокоит её.

— Я не буду надолго задерживаться там, мы скоро уйдём, — говорю я, жалея, что не спросила у конюха её имя.

Я чувствую себя почти такой же напуганной, как лошадь, когда стучу в тяжёлую деревянную дверь. Большое волосатое существо открывает её. Оно одето в красивые кованые доспехи, где из щелей проглядывается белокурый мех. Очевидно, он солдат. Раньше это означало бы, что он будет относиться ко мне хорошо, боясь гнева Мадока, но теперь — абсолютную противоположность.

— Я — Джуд Дуарте, сенешаль Верховного Короля. — говорю я ему. — Я здесь по делам короны. Впустите меня.

Он отходит в сторону, открывая дверь, и я вхожу в тусклый коридор Башни Забвения. Мои смертные глаза очень медленно и плохо приспосабливаются к недостатку света. У меня ведь нет волшебной способности видеть в темноте. По крайней мере, я замечаю трех других охранников внутри, но вижу только нечёткие силуэты.

— Вы здесь, чтобы увидеть принца Балекина, я полагаю, — раздается голос позади.

Жутко не видеть того, с кем говоришь, а лишь очертания, но я притворяюсь, что никакого дискомфорта нет, и киваю.

— Отведи меня к нему.

— Вульсибер, — говорит голос, — отведи её.

Башня Забвения названа так потому, что она — место для заточения народца, которого монарх хочет навсегда вычеркнуть из памяти Двора. Большинство преступников были наказаны проклятиями разума, навязчивой идеей какого-то поиска или другой формой издевательств. Чтобы оказаться здесь, нужно разозлить кого-то поистине важного.

Стражи — это, в основном, солдаты, темпераменту которых такое унылое и одинокое место соответствует. Когда я смотрю на тёмные фигуры, сложно понять, к какому виду они относятся.

Ко мне подходит Вульсибер, и я узнаю в нём волосатое существо, открывшее мне дверь. Он похож на тролля — с большими выделяющимися бровями и длинными конечностями.

— Веди меня, — говорю я.

Он внимательно смотрит на меня. Не уверена, что ему больше не нравится во мне — смертная природа, положение или то, что я помешала его отдыху. Я и не спрашиваю. Просто следую за ним по каменной лестнице в темноту, где воздух был влажным, с запахом каких-то минералов. Цветение почвы висело в воздухе тяжёлой вуалью, чувствовался также запах грибов, которых я не замечала.

Я останавливаюсь, когда темнота становится слишком густой, — боюсь, что споткнусь.

— Зажги лампы, — мой голос не терпит неповиновения.

Вульсибер подходит ближе, и я чувствую его дыхание на своём лице с запахом мокрых листьев.

— А если я не сделаю этого?

Тонкий нож идеально лежит в руке, когда я достаю его из ножен. Я нажимаю на точку под его рёбрами.

— Лучше тебе не знать ответа.

— Но ты всё еще ничего не видишь, — настаивает он, будто я шутила над ним. Он совсем не напуган, как я надеялась.

— Может быть, я просто предпочитаю увидеть больше света, — говорю я, пытаясь удерживать уверенный и безразличный тон, хотя моё сердце колотится в диком ритме, а ладони начинают потеть. Если нам придётся сражаться на лестнице, лучше ударить один раз быстро и верно, потому что, вероятно, у меня будет только один шанс.

Вульсибер отходит от меня и ножа. Я слышу его тяжёлые шаги по ступенькам и начинаю считать на случай, если мне придётся следовать за ним вслепую. Но затем факел зажигается, излучая зелёный свет.

— Достаточно? — требует он. — Ты идёшь?

Лестница проходит через несколько темниц, — некоторые пусты, а в других обитатели спрятались подальше от света факела. Я не узнаю его до последнего.

Чёрные волосы принца Балекина всё еще сплетены в подобие диадемы вокруг головы, что напоминает о его принадлежности к королевской семье. Несмотря на то, что он заключённый в темнице, он не выглядит смущённым или униженным. Три коврика покрывают влажный каменный пол. Он сидит в резном кресле и смотрит на меня из-под капюшона. Золотой самовар лежит на маленьком элегантном столе. Балекин поворачивает ручку, и дымящийся ароматный чай льётся в хрупкую фарфоровую чашку. Этот запах напоминает мне водоросли.

Но каким бы элегантным он ни казался, он всё еще в Башне Забвения, и несколько мотыльков сидят на стене над ним. Когда он пролил кровь старого Верховного Короля, рубиновые капли превратились в бабочек, которые взлетели в воздух всего на несколько мгновений, прежде чем пасть замертво. Я думала, они все погибли, но, кажется, некоторые всё еще преследуют его, как напоминание о совершенных грехах.

— Наша дорогая Джуд из Двора Теней, — протягивает он, словно полагая, что это меня очарует. — Могу я предложить тебе чашку чая?

В одной из соседних темниц что-то зашевелилось. Я думаю о том, на что похожи его чаепития, когда меня нет здесь.

Мне неприятно, что он знает о Дворе Теней или о том, что я связана с ними, но я и не должна удивляться — Принц Даин, руководитель шпионов, был братом Балекина. И если Балекин знал о Дворе Теней, то, вероятно, узнал одного из них, когда они украли Кровавую Корону и передали её в руки моего брата, чтобы он мог возложить её на голову Кардана.

У Балекина есть веские причины не радоваться моему прибытию.

— Я с сожалением, пожалуй, откажусь от чая, — говорю я. — Я здесь ненадолго. Ты отправил королю записку с просьбой о встрече. Кажется, еще что-то о сделке? Какая сделка? Я здесь от его имени для того, чтобы услышать твои слова и передать ему.

Его улыбка сама по себе не красива. Сейчас она еще хуже.

— Ты думаешь, что я не столь важен, — говорит Балекин. — Но я всё еще принц фейри, даже здесь. Вульсибер, не хочешь ли ты схватить сенешаля моего брата и дать пощёчину этому красивому, милому личику?

Удар произошёл так быстро, быстрее, чем я могла только представить. Звук удара был пронзительно громким, когда его ладонь прикоснулась к моей коже. Когда он убирает руку, щека покалывает от боли, а я в ярости.

Нож возвращается в правую руку, его близнец и в моей левой руке.

Вульсибер выглядел так, будто не мог больше терпеть.

Моя гордость побуждала меня драться, но он больше меня в разы, и в привычном ему пространстве. Это была бы не просто игра. Тем не менее, стремление превзойти его, желание стереть с его лица самодовольное выражение просто подавляет.

Почти подавляет. Гордость для рыцарей, напоминаю я себе. Не для шпионов.

— Красивое, милое лицо, — шепчу я Балекину, медленно убирая ножи. Протягиваю пальцы, чтобы коснуться щеки. Вульсибер ударил достаточно сильно, чтобы мои собственные зубы поранили щёку внутри. Я сплёвываю кровь на каменный пол. — Такая лесть. Я забрала у тебя из-под носа корону, так что, думаю, я могу понять, что ты испытываешь ко мне неприятные чувства. Особенно, когда они скрываются в комплименте. Не пытайся обмануть.

Вульсибер внезапно становится не таким уж уверенным, как секунду назад.

Балекин глотает немного чая.

— Ты говоришь так свободно, смертная девчонка.

— А почему бы и нет? — говорю я. — Я говорю голосом Верховного Короля. Как думаешь, он заинтересован в том, чтобы приехать сюда, так далеко от дворца и удовольствий, только ради того, чтобы увидеть старшего брата, от которого он пострадал?

Принц Балекин наклоняется вперёд:

— Интересно, что ты имеешь в виду.

— А мне интересно, что ты хотел бы, чтобы я передала Верховному Королю.

Балекин смотрит на меня — без сомнения, моя щека покраснела. Он делает еще один осторожный глоток чая.

— Я слышал, что для смертных чувство влюблённости очень похоже на чувство страха. Твоё сердце бьётся быстро. Эмоции сильны. Ты становишься легкомысленной, может, у тебя даже кружится голова. — Он смотрит на меня. — Я угадал? Это многое бы разъяснило о вашем виде, если я не ошибаюсь.

— Я никогда не была влюблённой, — говорю я ему, стараясь держать себя в руках и не удивиться такому вопросу.

— И, конечно, вы можете лгать. — говорит он. — Я понимаю, почему Кардан счёл это полезным. И Даин тоже. С его стороны было умно привести тебя в свою маленькую компанию неудачников. Умно, ведь он знал, что Мадок пощадит тебя. Что бы ты ни говорила о моём брате, он был на удивление несентиментальным.

— Я почти не думал о тебе, и когда я не замечал, ты только восхищала Кардана своими достижениями. Но у тебя есть то, чего никогда не видел Кардан: амбиции. Если бы я только заметил это, корона сейчас бы была моей. Но я думаю, что ты тоже ошиблась.

— О? — я уверена, что мне ответ не понравится.

— Я не передам тебе сообщение для Кардана. Оно попадёт к нему другим путём — в конце концов.

— Тогда ты тратишь впустую наше время, — раздражённо говорю я. Я прошла весь путь сюда, меня ударили, и я была напугана зря.

— Ах, время, — говорит он. — Ты единственная, кому его не хватает, смертная. — Он кивает Вульсиберу. — Проведи её обратно.

— Пойдём, — говорит страж, мягко толкая меня к ступенькам. Поднимаясь, я оглядываюсь на лицо Балекина, хмурое и суровое в зелёном свете факелов. Он слишком похож на Кардана.

Я уже на полпути к выходу, когда рука с длинными пальцами появляется между прутьев и хватает меня за лодыжку. Вздрогнув от страха, я падаю, раздирая ладони и колени, и растягиваюсь на лестнице. Старая рана в центре левой руки внезапно начала пульсировать. Я едва удерживаюсь от того, чтобы упасть вниз по ступенькам.

Я вижу рядом худое лицо женщины фэйри. Её хвост обвился вокруг одного из прутьев решётки. Короткие рога виднелись на лбу.

— Я знала Еву, — говорит она мне, сверкая глазами во мраке. — Я знала твою мать. И множество её маленьких секретов.

Я вскакиваю на ноги и поднимаюсь по ступеням так быстро, как только могу, а сердце бьётся быстрее, чем в момент, когда я думала, что мне придётся сражаться с Вульсибером в темноте. Моё дыхание сбивается, становясь резкими быстрыми вздохами, а лёгкие начинают болеть.

На вершине лестницы я останавливаюсь, чтобы вытереть ладони о дублет и пытаюсь взять себя в руки.

— Ах, — говорю я Вульсиберу, когда моё дыхание немного успокоилось. — Я чуть не забыла. Верховный Король дал мне свиток со своими указаниями. Есть изменения в том, как он хочет, чтобы с его братом обращались. Он снаружи в моей сумке. Ты не мог бы последовать за мной?

Вульсибер смотрит на стража, который послал его вести меня к Балекину.

— Иди, только быстро, — говорит фигура в тени.

И вот Вульсибер провожает меня через огромную дверь Башни Забвения. Освещённые луной, чёрные скалы сияют от солёных волн, в некоторых местах соль высохла, как на засахаренных фруктах. Я стараюсь сосредоточиться на страже, а не на имени моей матери, которое я не слышала столько лет, что даже не могла догадаться, как это важно для меня.

Ева.

— У этой лошади есть только уздечка, — говорит Вульсибер, хмурясь на чёрного коня, привязанного к стене. — Но ты сказала…

Я раню его руку маленькой булавкой, которую спрятала в прокладке дублета.

— Я солгала.

Требуется некоторое усилие, чтобы поднять его и перекинуть через спину лошади. Она обучена военным командам, в том числе может становиться на колени, что очень помогает. Я двигаюсь так быстро, как только могу, опасаясь, что один из стражей придёт, чтобы проверить нас, но мне везёт. Никто не приходит, пока мы не встаём и не начинаем ехать.

Еще одна причина, в том, чтобы ехать в Инсвил на лошади, а не идти пешком — никогда не знаешь, что можешь захватить с собой.

Злой король. Глава 3

— Когда ты изображаешь из себя шпиона, — говорит Таракан, оглядывая меня, а затем моего пленника. — Это должно включать в себя проницательность. Полагаться только на себя — хороший способ проявить ее. В следующий раз возьми члена королевской гвардии. Возьми одного из нас. Возьми облако спрайтов или пьяного сприггана. Просто возьми кого-нибудь.

— Прикрывать мне спину — прекрасная возможность воткнуть в нее нож, — напоминаю я ему.

— Ты говоришь, как сам Мадок, — отвечает Таракан, раздраженно принюхиваясь своим длинным искривленным носом. Он сидит за деревянным столом во Дворе Теней, логове шпионов глубоко в туннелях под дворцом фейри. Он сжигает наконечники арбалетных болтов в пламени, затем обильно покрывая их липкой смолой. — Если ты нам не доверяешь, просто скажи. Мы пришли к одной договоренности, мы можем прийти и к другой.

— Я не это имею в виду, — говорю я, уткнувшись лицом в ладони. Я доверяю им. Я бы не говорила так свободно, если бы не была уверена, но приходится демонстрировать свое раздражение.

Я сижу напротив Таракана, с удовольствием поедая сыр и хлеб с яблоками, намазанный маслом. Это первая еда, которую я ела за сегодняшний день, и мой живот издает голодные неприятные звуки. Еще одно напоминание о том, как мое тело не похоже на их. Желудки фейри не булькают.

Возможно, голод и есть причина, по которой я нервничаю. Моя щека жжет и горит от удара, и хотя я расставила все по своим местами, этого оказалось недостаточно. Плюс, я еще не знаю, что Балекин хотел сказать Кардану.

Чем больше я буду уставать, тем больше буду ошибаться. Человеческие тела предают нас. Они голодают, болеют и истощаются. Я знаю это, но всегда есть чем заняться, даже если это грозит переутомлением.

Рядом с нами сидит Вульсибер, привязанный к стулу и с завязанными глазами.

— Хочешь сыра? — спрашиваю я его.

Охранник уклончиво хрюкает, но повязка на глазах мешает видеть. Он не спит уже несколько минут, и чем дольше мы с ним не разговариваем, тем больше он беспокоится.

— Что я здесь делаю? — наконец кричит он, раскачиваясь на стуле взад-вперед. — Отпустите меня!

Стул падает, Вульсибер вместе с ним, и теперь он лежит на боку. Охранник начинает всерьез бороться с веревками.

Таракан пожимает плечами, встает и снимает с Вульсибера повязку.

— Приветствую, — говорит он.

На другой стороне комнаты Бомба чистит ногти длинным ножом в форме полумесяца. Призрак сидит в углу так тихо, что иногда кажется, что его там вообще нет. Еще несколько новобранцев с интересом наблюдают за происходящим — мальчик с крыльями Воробья, три сприггана, девушка из слуа. Я не привыкла к аудитории.

Вульсибер смотрит на Таракана, на его зеленую гоблинскую кожу и глаза, которые отражают оранжевый цвет, его длинный нос и единственный пучок волос на голове. Он осматривает комнату.

— Верховный Король этого не допустит, — говорит Вульсибер.

Я улыбаюсь ему грустной улыбкой.

— Верховный Король не знает, что ты здесь, а ты вряд ли скажешь ему, если я отрежу тебе язык.

Наблюдая, как страх отражается в его глазах, я испытываю почти сладострастное удовлетворение. Я, у которой было мало власти в моей жизни, должна быть настороже касаемо этих ощущений. Слишком быстро, как волшебное вино, ко мне приходит сила.

— Дай угадаю, — говорю я, поворачиваясь на стуле к нему лицом с расчетливым холодным взглядом. — Ты думал, что можешь ударить меня, и не будет никаких последствий?

Он немного сжимается от моих слов.

— Чего ты хочешь?

— Кто сказал, что мне нужно что-то конкретное? — Я возражаю. — Может быть, просто небольшая расплата…

Как будто мы репетировали, Таракан вытаскивает из-за пояса особенно противный клинок и держит его над Вульсибером. Он скользко улыбается охраннику.

Бомба отрывается от своего занятия с улыбкой на губах, когда она смотрит на Таракана.

— Думаю, шоу вот-вот начнется.

Вульсибер борется с путами, которые по прежнему прочны. Я слышу треск дерева на стуле, но охранник не освобождается. После нескольких тяжелых вдохов он сдается.

— Пожалуйста, — шепчет он.

Я дотрагиваюсь до подбородка, как будто мне только что пришла в голову мысль.

— Может, ты захочешь нам помочь. Балекин хочет заключить какую-то сделку с Карданом. Ты можешь рассказать мне об этом.

— Я ничего об этом не знаю, — отчаянно говорит он.

— Очень плохо.

Я пожимаю плечами и беру другой кусок сыра, запихивая его в рот.

Он смотрит на Таракана и уродливый нож.

— Но я знаю один секрет. Он стоит больше, чем моя жизнь, больше чем то, что Балекин мог бы попросить у Кардана. Если я расскажу, ты дашь мне клятву, что я уйду отсюда невредимым?

Таракан смотрит на меня, и я пожимаю плечами.

— Что ж, — говорит Таракан. — Если секрет — это все, что ты предлагаешь, и если ты поклянешься никогда не раскрывать, что посещал двор теней, тогда скажи нам, и мы отпустим тебя.

— Королева подводного мира, — Вульсибер не раздумывает, понимая, что это его единственный шанс. — Ее люди ночью ползают по скалам и шепчутся с Балекином. Они проскальзывают в башню, хотя мы не знаем как, и оставляют ему раковины и акульи зубы. Обмениваются сообщениями, но мы не можем их расшифровать. Ходят слухи, что Орлаг намерена разорвать ее договор с сушей и использовать информацию, предоставляемую Балекином, которая позволит ей уничтожить Кардана.

Из всех угроз правлению Кардана подводное море было не тем, что я ожидала. Королева подводного мира имеет одну дочь — Никасию, воспитанную на земле и которая, ко всему прочему, одна из ужасных друзей Кардана. Как и с Локком, у нас с Никасией есть история. Также как и Локк, она не очень хорошая. Но я думала, что дружба Кардана с Никасией принесла Орлаг удовлетворение — ведь принц стал королем.

— В следующий раз, когда произойдет один из таких обменов, — говорю я, — приходи прямо ко мне. И если услышишь что-нибудь еще, что, по-твоему, меня заинтересует, приходи и скажи мне об этом.

— Это не то, о чем мы договорились, — протестует Вульсибер.

— Это правда, — я соглашаюсь. — Ты рассказал нам сказку, и она нам понравилась. Мы отпустим тебя сегодня вечером. Но я могу вознаградить тебя лучше, чем какой-нибудь смертоносный принц, у которого нет и никогда не будет благосклонности Верховного Короля. Есть места и получше, чем охранять башню забвения — ты можешь получить все, что захочешь. Золото. Любые награды, которые Балекин мог обещать, но вряд ли осуществит.

Он бросает на меня странный взгляд, вероятно, пытаясь понять, возможно ли, учитывая, что он ударил меня, и я отравила его, быть союзниками.

— Ты можешь лгать, — наконец говорит он.

— Я гарантирую вознаграждение, — говорит Таракан. Он протягивает руку и разрезает веревки Вульсибера своим страшным ножом.

— Обещай мне пост не в башне, — говорит Вульсибер, потирая запястья и поднимаясь на ноги, — и я буду повиноваться тебе, как если бы ты была сама Верховным Королем.

Бомба смеется, подмигивая мне. Они явно не знают, что я имею право командовать Карданом, но они знают, что у нас с ним сделка, которая включает в себя большую часть моей работы и Двор Теней, действующий непосредственно для короны и получающий оплату напрямую.

«Я играю роль Верховного короля как на маскараде, устроенном Джуд», — сказал Кардан однажды. Таракан и Бомба засмеялись, Призрак — нет.

Как только Вульсибер обменивается с нами обещаниями, и Таракан с завязанными глазами выводит его из логова тайными путями, Призрак садится рядом со мной.

— Давай, спарринг, — говорит он, забирая с моей тарелки кусочек яблока. — Выплесни кипящую ярость.

Я усмехаюсь.

— Не принижай. Нелегко поддерживать такую постоянную температуру, — говорю я ему.

— Не так высоко, — отвечает он, внимательно глядя на меня карими глазами. Я знаю, что в его родословной есть человек — вижу это в форме его ушей и его песочных волос, необычных для фейри. Но он не рассказал мне свою историю, и здесь, в этом месте секретов, мне неудобно спрашивать.

Хотя Двор Теней не следует за мной, мы вчетвером дали клятву быть вместе. Мы обещали защитить личность и должность Верховного Короля, обеспечить безопасность и процветание фейри в надежде на меньшее кровопролитие и увеличение золота. Так мы поклялись. Они позволили мне поклясться, хотя мои слова не связывают меня так, как их, с помощью магии. Я связана честью и их верой в то, что она у меня есть.

— Сам король за последние две недели трижды получил аудиенцию у Таракана. Он учится обчищать карманы. Если ты не будешь осторожна, он будет лучшим шпионом, чем ты.

Призрак был добавлен в личную охрану Верховного короля, что позволяет ему не только охранять Кардана, но и знать его привычки.

Я вздыхаю. Уже совсем стемнело, а мне еще многое надо сделать до рассвета. И все же трудно игнорировать это приглашение, которое задевает мою гордость.

Особенно сейчас, когда новые шпионы услышали мой ответ. Мы набрали больше членов Двора, которым удалось спастись после королевских убийств. Каждый принц и принцесса наняли нескольких, и теперь мы нанимаем их всех. Спригганы хитры, как кошки, но отлично разбираются в скандалах. Мальчик-воробей такой же зеленый, как я когда-то. Я хотела бы, чтобы расширяющийся Двор Теней поверил, что я не отступаю от вызова.

— Реальная проблема наступит тогда, когда кто-то попытается научить нашего короля владению мечом, — говорю я, думая о провале Балекина на этом фронте и о заявлении Кардана, что его добродетель в том, что он не убийца. Добродетель, которую я не разделяю.

— Оу, — говорит Призрак. — Может быть, тебе придется научить его этому.

— Пойдем, — говорю я, поднимаясь. — Посмотрим, смогу ли я научить тебя.

При этом призрак откровенно смеется. Мадок учил меня обращению с мечом, но пока я не присоединилась ко Двору Теней, так что я знаю только один способ борьбы. Призрак учился дольше и знает гораздо больше.

Я иду за ним в Молочный лес, где в ульях, высоко на деревьях с белой колючкой, жужжат черные пчелы. Древесные жители спят. Море плещется по скалистым краям острова. Мир замолкает, когда мы смотрим друг на друга. Как бы я ни устала, мои мышцы помнят больше, чем я.

Я вынимаю из ножен Закат. Призрак быстро приближается ко мне, направляя меч в мое сердце, и я отбиваю выпад, направляя острие клинка в его сторону.

— Не настолько плохо, как я боялся, — говорит он, когда мы обмениваемся ударами, испытывая друг друга.

Я не рассказываю ему о тех упражнениях, которые делаю перед зеркалом, так же, как я не рассказываю ему обо всех других способах, которыми я пытаюсь исправить свои дефекты.

Как Сенешаль Верховного Короля и фактический правитель, я должна многому научиться. Военные обязательства, послания от вассалов, требования со всех уголков Фейриленда, написанные на стольких языках. Всего несколько месяцев назад я все еще ходила на уроки, все еще делала домашнюю работу. Мысль о том, что я могу распутать все, кажется такой же невозможной, как прясть соломой золото, но каждую ночь я бодрствую, пока солнце не взойдет высоко в небе, изо всех сил стараясь сделать именно это.

Вот в чем проблема марионеточного правительства: оно не собирается управлять само по себе.

Адреналин не может быть заменой опыту.

После тестирования основ Призрак начинает настоящую борьбу. Он легко танцует над травой, так что его шаги едва слышны. Он наносит удары снова и снова, создавая головокружительное наступление. Я парирую отчаянно, каждая моя мысль отдается этой борьбе. Мои тревоги уходят на второй план, когда мое внимание обостряется. Даже усталость улетает, как пушинка с одуванчика.

Это великолепно.

Мы обмениваемся ударами, вперед и назад, наступаем и отступаем.

— Ты скучаешь по миру смертных? — Спрашивает он между ударами. Я испытываю облегчение, обнаружив, что его дыхание тоже сбито.

— Нет, — говорю я. — Я не думаю, что помню что-то.

Он атакует снова, его меч — серебристая рыба, несущаяся через море ночи.

«Следи за клинком, а не за мечником, — много раз говорил мне Мадок. — Сталь никогда не обманывает».

Наше оружие ударяется друг о друга снова и снова, когда мы кружимся.

— Ты должна что-то помнить.

Я думаю о том, как имя моей матери прошептали сквозь решетку в башне.

Он делает вид, что стоит в стороне, и, отвлекаясь, я слишком поздно понимаю, что он делает. Его лезвие коснулось моего плеча. Он мог бы порезать мне кожу, если бы не нанес удар в последний момент, а сейчас у меня синяк.

— Ничего важного, — говорю я, стараясь не обращать внимания на боль. Двое могут сыграть в игру отвлечения внимания. — Возможно, твои воспоминания лучше моих. Что ты помнишь?

Он пожимает плечами.

— Как и ты, я там родился.

Он наносит удар, и я поворачиваю лезвие.

— Но сто лет назад все было по-другому, я полагаю.

Я поднимаю брови и парирую еще один удар, танцуя вне его диапазона.

— Ты был счастливым ребенком?

— Я обладаю магией. Как может быть иначе?

— Магия, — говорю я, и одним движением клинка — движением Мадока — выбиваю меч из руки Призрака.

Он таращится на меня. Кривая пасть открылась от удивления.

— Ты…

— Стала лучше?

Я пожимаю плечами, достаточно довольная, чтобы не обращать внимания на новый синяк. Это похоже на победу, но если бы мы действительно сражались, рана в плечо, вероятно, сделала бы мой последний шаг невозможным. Тем не менее, его удивление волнует меня почти так же, как моя победа.

— Хорошо, что Оук не вырастет таким, каким мы бы его вырастили, — говорю я через мгновение. — Подальше от двора. Подальше от всего этого.

В последний раз, когда я видела своего младшего брата, он сидел за столом в квартире Виви, изучая умножение, как будто это была игра в загадки. Он ел сыр. Он смеялся.

— Когда вернется Король, — говорит Призрак, цитируя балладу. — Лепестки роз рассыплются по его пути и его шаги положат конец гневу. Но как будет править твой Оук, если у него так мало воспоминаний о фейри, как у нас о мире смертных?

Восторг от победы угасает. Призрак слегка улыбается мне, как бы желая побольнее ужалить.

Я иду к ближайшему ручью и погружаю руки в воду, радуясь холодной воде. Я подношу воду к губам и с благодарностью глотаю, пробуя сосновые иглы и ил.

Я думаю об Оуке, моем младшем брате. Совершенно нормальный ребенок фейри, не особо склонный к жестокости и свободный от нее. Привыкший, что его балуют, привыкший, что суетящаяся Ориана уводит его от беды. Сейчас привыкает к сладким хлопьям и мультфильмам и жизни без предательства. Я вспоминаю прилив удовольствия, который я испытывала от своего временного триумфа над Призраком, трепет власти за троном, тревожное удовлетворение, которое я испытывала, заставляя Вульсибера извиваться от страха. Разве лучше, что Оук обходится без этих порывов и возможно ли, чтобы он когда-либо правил, если у него их нет?

И теперь, когда я обнаружила у себя вкус к власти, неужели мне не хочется от нее отказаться?

Я вытираю мокрые руки о лицо, отодвигая эти мысли.

Есть только сейчас. Есть только завтра и сегодня, и сейчас, и скоро, и никогда.

Мы возвращаемся, идем вместе, а рассвет превращает небо в золото. Вдалеке я слышу рев оленя и что-то похожее на барабаны.

На полпути Призрак наклоняет голову.

— Ты победила меня сегодня. Я не позволю этому случиться снова.

— Ну раз ты так говоришь, — говорю я ему с усмешкой.

К тому времени, как я вернусь во дворец, солнце уже взошло, и я хочу только спать. Но когда добираюсь до своих апартаментов, вижу, что кто-то стоит перед дверью.

Моя сестра-близнец, Тарин.

— У тебя синяк на щеке, — говорит она.

Это первые слова, которые она сказала мне за последние пять месяцев.

Злой король. Глава 4

Волосы Тарин были украшены ореолом из лавровых листьев, а платье нежно-коричневого цвета переплеталось с зелёными и золотыми цветами. Она оделась так, чтобы подчеркнуть изгибы бёдер и груди, что необычно для фейри, тела которых необычайно худы. Одежда ей идёт, и всё-таки в её расправленных плечах есть что-то новое, что ей, непременно, подходит.

Она — зеркало, отражающее кого-то, кем я могла бы быть, но не являюсь.

— Уже поздно, — неуклюже говорю я, открывая дверь своей комнаты. — Я не ожидала, что кто-то еще не спит.

Уже давненько наступил рассвет. Весь дворец спокоен и, вероятно, будет таким до полудня, когда по залам помчатся пажи и повара зажгут огонь. Придворные встанут с постели гораздо позже, когда темнота полностью опустится на землю.

При всём желании увидеть Тарин, теперь, когда она прямо передо мной, я нервничаю. Она, должно быть, хотела увидеть меня, — может, что-то произошло или ей что-то нужно внезапно.

— Я приходила дважды раньше, — говорит она, заходя за мной в комнату. — Тебя здесь не было. В этот раз я решила подождать, даже если пришлось бы ждать весь день.

Я зажигаю лампы; и хотя на улице светло, в замке комната находится слишком глубоко, чтобы в ней были окна.

— Ты хорошо выглядишь.

Она отмахивается от моей холодной вежливости.

— Мы будем враждовать вечно? Я хочу, чтобы ты одела цветочную корону и танцевала на моей свадьбе. Вивьен приходит из мира смертных для этого. Приведёт Оука. Мадок обещает, что не будет спорить с тобой. Пожалуйста, скажи, что ты придёшь.

Виви приведёт Оука? Я едва сдерживаю стон и задаюсь вопросом, есть ли шанс отговорить её от этого. Может, это так сложно потому, что она моя старшая сестра, и ей трудно воспринимать меня достаточно серьёзно.

Я сажусь на диван, и Тарин делает то же самое.

Я снова думаю о загадке её присутствия здесь. Должна ли я потребовать от неё извинений, или позволить забыть всё так просто, как она явно хочет?

— Хорошо, — сдаюсь я. Я слишком скучала по ней, чтобы рискнуть вновь потерять. Ради того, чтобы мы вновь были как сёстры, я постараюсь забыть, какого это — целовать Локка. Ради себя я постараюсь забыть, что она знала об игре, которую он вёл со мной во время их ухаживаний.

Я буду танцевать на её свадьбе, хотя, боюсь, это будет больше похоже на танцы на ножах.

Она протягивает руку к сумке и вытаскивает мою плюшевую игрушку кота и змеи.

— Вот, — говорит она. — Я не думаю, что ты хотела оставить их в прошлом.

Это — остатки нашей старой смертной жизни, талисманы. Я беру их и прижимаю к груди, как подушку. Прямо сейчас они напоминают мне обо всех слабостях. Заставляют меня чувствовать себя ребёнком, играющим во взрослые игры.

Я немного ненавижу её за то, что она принесла их.

Это напоминание о нашем совместном прошлом — специальное напоминание, как будто она не могла доверить мне вспомнить это самой. Игрушки заставляют меня чувствовать всю свою нервозность и страх, когда я так сильно пытаюсь не чувствовать ничего.

Когда я долго молчу, она продолжает:

— Мадок тоже скучает по тебе. Ты всегда была его любимицей.

Я фыркаю.

— Виви — его наследница. Его первенец. Та, за кем он пришёл в мир смертных. Она его любимица. А если и нет — у него есть ты. Та, кто его не предавала.

— Я не говорю, что ты всё еще его любимица, — смеётся Тарин. — Хотя он и гордился тобой, когда ты переиграла его и посадила Кардана на трон. Даже если это было глупо и неожиданно. Я думала, ты ненавидела Кардана. Думала, мы обе его ненавидели.

— Так и было. — Говорю я, хотя это и не имеет смысла. — И сейчас тоже.

Она странно на меня смотрит:

— Я думала, что ты хотела наказать Кардана за всё ужасное, что он сделал.

Я думаю о его ужасе от собственных желаний, когда я прикоснулась своими губами к его, а кинжал упирался в его горло. Волнующее и ядовитое удовольствие от этого поцелуя. Мне казалось, что я наказываю его, — наказываю и его, и саму себя, одновременно.

Я так сильно его ненавидела.

Тарин замечает все чувства, которые я хочу игнорировать, всё, что мешает мне притворяться.

— Мы заключили соглашение, — говорю я ей, что достаточно близко к истине. — Кардан позволяет мне быть его сенешалем. Чтобы у меня было высокое положение и власть, а Оук был в безопасности. — Я хочу сказать ей всё остальное, но не рискую. Она может сказать Мадоку, или даже Локку. Я не могу поделиться своими секретами, даже чтобы похвастаться.

И я признаю, что отчаянно хочу похвастаться.

— И взамен ты дала ему корону фейри, — Тарин смотрит на меня так, словно поражена моей сделкой. В конце концов, кто я такая, чтобы решать, кто должен сидеть на троне Эльфхейма? Всего лишь смертная девушка.

Мы можем получить власть, только забрав ее.

Вряд ли она знает, насколько я была самонадеянной, совершая всё это. Я украла корону фейри, я хочу сказать ей. Верховный Король, наш старый враг, Кардан, под моей властью. Но, конечно, я не могу рассказать это. Иногда кажется опасным даже думать об этом.

— Нечто подобное, — говорю я вместо этого.

— Должно быть, это тяжёлая работа — быть его сенешалем. — Она оглядывает комнату, и я задумываюсь о том, как видит это она. Я живу в этих комнатах, но у меня нет слуг, если не считать слуг из самого замка, которых я редко пускаю внутрь. Чашка чая стоит на книжной полке, на полу лежат тарелки и блюдца с кожурой фруктов и корками хлеба. Одежда разбросана там, куда я её бросила сразу после того, как сняла. Книги и бумаги лежали на каждой поверхности. — Ты раскручиваешь себя, словно катушку. Что будет, когда нитки закончатся?

— Тогда я буду крутиться больше, — говорю я, продолжая метафору.

— Позволь мне помочь тебе. — Говорит она, сияя.

Мои брови поднимаются:

— Хочешь сплести нить?

Она закатывает глаза.

— О, давай уже. Я могу делать то, на что у тебя нет времени. Я вижу тебя во Дворе. У тебя есть, может, два хороших дублета. Но я могла бы принести тебе некоторые твои старые платья и драгоценности — Мадок не заметит, а даже если и заметит, то не будет возражать.

Фейри всегда отдают друг другу долги за нарушение обещаний и обязательств. Повзрослев, я понимаю теперь, что она предлагает мне — отдачу долга, а не извинения.

— У меня три дублета, — говорю я.

Она поднимает брови.

— Ну, тогда, думаю, тебе больше ничего не нужно.

Я не могу не удивиться тому, что она пришла сейчас, сразу после того, как Локк стал Мастером Пирушек. И раз уж она всё еще живёт в доме Мадока, мне интересно, к каким политическим убеждениями она расположена.

Мне стыдно за эти мысли. Не хочу думать о ней так, как я должна думать обо всех остальных. Она — моя близнец, и я скучала по ней, надеялась, что она придёт, — и вот она пришла.

— Хорошо, — говорю я. — Если хочешь, можешь принести мои старые вещи. Это было бы здорово.

— Хорошо! — Тарин встаёт. — И должна признать, было очень трудно не спросить, откуда ты пришла или как тебя обидели.

Я улыбаюсь — широко и по-настоящему.

Она протягивает руку, чтобы погладить тело плюшевой змеи.

— Я люблю тебя, ты знаешь. Как и мистер Хисс. И никто из нас не хочет остаться позади в твоём прошлом.

— Спокойной ночи, — говорю я ей, и когда она целует мою ушибленную щёку, я крепко её обнимаю.

Как только она ушла, я беру свои мягкие игрушки и сажаю рядом со мной на ковёр.

Раньше они были напоминанием о том, что было до Фейриленда, — время, когда всё было нормально. Когда-то они были утешением для меня. Я долго смотрю на них, а затем одну за другой бросаю в огонь.

Я больше не ребёнок, и мне не нужен комфорт.

…

Как только это сделано, я ставлю перед собой маленькие мерцающие стеклянные флаконы.

Митридатизм — так называется процесс, с помощью которого нужно принимать яд в маленьких дозах, чтобы организм постепенно привыкал к полной дозе. Я начала еще год назад, — как еще один способ исправить мои недостатки.

Но были и побочные эффекты. Глаза сияли слишком ярко. Полумесяцы на ногтях становились голубоватыми, будто бы моя кровь не получала достаточно кислорода. Мой сон странный, полный слишком ярких снов.

Капля кроваво-красной жидкости румяного гриба, который в полной дозе вызывает смертельный паралич. Лепесток «сладкой смерти», сон от которого может длиться сто лет. Дух-ягода, которая заставляет кровь гнаться с сумасдшедшей скоростью и вызывает дикость, прежде чем остановить сердце. И кусочек вспоглощающего волшебного плода — фрукта фейри, который затуманивает разумы смертных.

Я чувствую головокружение и тошноту, когда яд попадает в кровь, но мне было бы только хуже, если бы я пропустила дозу. Моё тело привыкло, и теперь оно жаждет того, что должно убивать.

Удачная метафора для некоторых других явлений.

Я едва могу идти, когда добираюсь до постели. При этом слова Балекина всплывают в моей голове: «Я слышал, что для смертных чувство влюблённости очень похоже на чувство страха. Твоё сердце бьётся быстро. Эмоции сильны. Ты становишься легкомысленной, может, у тебя даже кружится голова. Это правда?».

Я не уверена, что сплю, но точно падаю в дремоту.

Злой король. Глава 5

Я ворочаюсь в гнезде из одеял, бумаг и свитков на ковре перед огнём, когда Призрак будит меня. Пальцы все в чернилах и воске. Я смотрю вокруг, пытаясь понять, сколько времени, что я писала до этого и кому.

Таракан стоит у секретного входа в мои комнаты, наблюдая за мной своими нечеловеческими глазами.

Моя кожа потная и холодная одновременно. Сердце быстро бьётся.

Я всё еще чувствую горький вкус яда на языке.

— Опять, — говорит Призрак. Мне не нужно даже спрашивать, что он имеет в виду.

Может, я и обманула Кардана, чтобы он надел корону, но я еще не научилась заставлять его вести себя по-королевски.

Пока я получала информацию, он был с Локком. Я знала, что будут проблемы.

Я провожу мозолистой рукой по лицу.

— Я встаю, — говорю я.

Всё еще одетая в то же самое, что и прошлой ночью, я снимаю пиджак и надеюсь на лучшее. Войдя в спальню, зачёсываю волосы назад, закрепляя их кожаным ремешком и прикрывая беспорядок бархатной шляпой.

Таракан хмурится, глядя на меня.

— Твоя одежда вся измята. Его величество не должен ходить с сенешалем, который выглядит так, словно только что встал с кровати.

— Вал Морен ходил с растрёпанными волосами на протяжении последнего десятилетия, — напоминаю я, вынимая из ящика стола моего кабинета пару листьев мяты и жуя их, чтобы сбить запах. Сенешаль последнего короля был смертным, как и я, любил говорить непонятные пророчества и многие считали его безумным. — Вероятно, очень похожими на мои.

Таракан проворчал:

— Вал Морен поэт. Для них действуют другие правила.

Не обращая на него внимания, следую за Призраком в секретный проход, который ведёт к самому сердцу дворца, останавливаясь только для того, чтобы убедиться, что мои ножи всё еще со мной. Шаги Призрака были настолько тихими, что когда мы вошли в темноту, которая не позволяла видеть моим человеческим глазам, казалось, я иду одна.

Таракан не идёт за нами. Он направляется в противоположном направлении, всё еще ворча.

— Куда мы идём? — спрашиваю я у тьмы.

— В его апартаменты, — отвечает Призрак, когда мы входим в зал, а потом туда, где спит Кардан. — Там были какие-то беспокойства.

Мне трудно представить, с какими проблемами мог столкнуться Верховный Король в своих апартаментах, но это не займёт слишком много времени. Когда мы приходим, я вижу Кардана, отдыхающего среди обломков мебели. Занавески сорваны с окон, рамы картин треснули, а само полотно разорвано, мебель сломана. Небольшой огонёк тлеет в углу, и всё воняет дымом и пролитым вином.

И он не один. На соседнем диванчике сидит Локк с двумя прекрасными фейри — парнем и девушкой — один с рогами барана, а вторая с длинными ушами, как у совы. Они почти без одежды и явно пьяны. Они смотрят на горящую комнату так, будто заворожены.

Слуги прячутся в зале, не зная, должны они терпеть гнев короля и убраться, или же не стоит. Даже его стражи кажутся немного запуганными. Они неловко стоят в коридоре за массивными дверьми — которые едва держатся на петлях — готовые защитить Верховного Короля от всех угроз, кроме тех, которые принести может он сам.

— Карда… — я вспоминаю о своём положении и кланяюсь. — Ваше Адское Величество.

Он поворачивается ко мне и на мгновение кажется, что он смотрит сквозь меня, не в силах даже вспомнить, кто я такая. Его губы в золоте, а зрачки расширились от опьянения. Затем его губы поднимаются в знакомой мне ухмылке.

— Ты.

— Да. — Говорю я. — Я.

Он бокалом подзывает меня к себе.

— Выпей, — его льняная охотничья рубашка с широкими рукавами расстёгнута. Ноги босые. Я думаю, я должна сказать спасибо, что он всё еще в штанах.

— Я не могу выпить сейчас ликёр, мой лорд, — говорю я совершенно честно, сужая глаза в знак предупреждения.

— Разве я не твой король? — спрашивает он, чтобы заставить меня противоречить ему. Я не могу посметь отказать ему — вокруг много людей. Поэтому я принимаю бокал и наклоняю к плотно сжатым губам, делая вид, что делаю длинный глоток.

Я могу сказать, что он заметил обман, но больше не настаивает.

— Оставьте нас, — я указываю на фейри на диване, включая Локка. — Вы тоже. Сейчас же.

Двое незнакомцев молча поворачиваются к Кардану, но он едва замечает их и не спорит со мной. После затяжного момента они угрюмо направились прочь через сломанную дверь.

Локку нужно больше времени, чтобы встать. Он улыбается мне, когда проходит мимо, и в этой улыбке кроется намёк. Не могу поверить, что раньше она очаровывала меня. Он смотрит на меня так, будто мы разделяем какой-то секрет, но это не так. Мы ничего не разделяем.

Я думаю о Тарин, которая ждала в моих комнатах, когда это веселье началось. Интересно, слышала ли она о том, что они тут делают? Интересно, привыкла ли она допоздна вместе с Локком наблюдать за тем, как всё горит?

Призрак качает головой с песчаными волосами, глаза сверкают от удовольствия. Он — один из дворцовых стражей. Для рыцарей в зале и всех остальных, кто мог бы его увидеть, — он просто еще один страж личной охраны Верховного Короля.

— Я позабочусь о том, чтобы всё вернулось на свои места в целости, — говорит Призрак, выходя через дверь и отдавая приказы остальным стражам.

— Ну? — говорю я, поворачиваясь обратно.

Кардан пожимает плечами, сидя на диване. Он тянет нить конского волоса из дивана там, где разорвана ткань. Каждое его движение очень медленное. Мне опасно слишком долго смотреть на него — как будто он испорчен настолько, что это заразно.

— Было больше гостей, — говорит он, будто это всё объясняло. — Они ушли.

— Не могу даже себе представить, почему, — говорю я таким сухим голосом, каким только могу.

— Они рассказали мне историю, — говорит Кардан. — Хочешь послушать её? Однажды фейри украли человеческую девушку, и поэтому она поклялась уничтожить их.

— Ничего себе, — говорю я. — Это является доказательством того, как много всего ты делаешь, как король, полагая, что твоё правление способно уничтожить фейри.

И все же слова нервируют. Я не хочу, чтобы мои мотивы рассматривались. Я не должна казаться влиятельной. Обо мне вообще не следует думать.

Призрак возвращается из зала, прислонив дверь к раме, закрывая ее настолько, насколько это возможно. Его карие глаза кажутся еще чернее.

Я снова поворачиваюсь к Кардану.

— Эта маленькая история — не то, за чем меня послали. Что случилось?

— Это, — говорит он и, шатаясь, входит в комнату с кроватью. Там, глубоко в расщепленном дереве изголовья кровати находятся два черных болта.

— Ты злишься, что один из твоих гостей стрелял в твою кровать?

— Думаю, да. — Он смеется. — Они целились не в кровать.

Он стягивает рубашку, и я вижу дыру в ткани и полоску бледно-розовой кожи вдоль его бока.

У меня перехватывает дыхание.

— Кто это сделал? — требует Призрак. И затем, более внимательно посмотрев на Кардана, добавляет:

— И почему охранники снаружи еще не обыскивают замок? Они не ведут себя так, будто им не удалось предотвратить попытку убийства.

Кардан пожимает плечами.

— Мне кажется, охранники думают, что я целился в своих гостей.

Я делаю шаг ближе и замечаю несколько капель крови на одной из беспорядочных подушек. Несколько разбросанных белых цветов, тоже, кажется, растут из ткани.

— В кого-то еще попали?

Он кивает.

— Болт ударил девчонку по ноге, и она кричала. Складывается картина, что я стрелял в нее, когда никого не было рядом. Настоящий стрелок вернулся в стены.

Он прищуривает глаза на меня и Призрака, наклоняет голову, в его взгляде горит обвинение. — Кажется, здесь есть какой-то секретный проход.

Дворец эльфов построен на холме, в самом центре которого находятся старые апартаменты Верховного короля Элдреда, стены которых унизаны корнями и цветущими лозами. Весь двор предполагал, что Кардан предпочтет их, но он отдалился от них как можно дальше и выбрал покои на самом пике холма с хрустальными окнами, вмонтированными в землю. До коронации они принадлежали наименее привилегированному королевскому двору. Теперь жители дворца пытаются перестроиться, чтобы быть ближе к новому Верховному королю. А комнаты Элдреда — заброшенные и слишком величественные, чтобы кто-то другой мог на них претендовать — остаются пустыми.

Я знаю только несколько путей в комнаты Кардана — одно большое окно с толстым стеклом, заколдованное, чтобы никогда не разбилось, пара двойных дверей и, очевидно, потайной ход.

— Этого нет на карте туннелей, — говорю я ему.

— А-а, — протягивает он. Я не уверена, что он мне верит.

— Ты видел, кто в тебя стрелял? И почему ты не рассказал своим охранникам, что произошло на самом деле?

Он раздраженно на меня смотрит.

— Я увидел черное пятно. А что касается того, почему я не позвал охрану — я защищал тебя и двор теней. Я не думал, что ты захочешь, чтобы вся королевская гвардия знала о твоих секретных проходах!

На это у меня нет ответа. Тревожно каждый раз слышать глуповатую манеру изворотливости Кардана и знать, что на самом деле он скрывает свою хитрость.

Напротив кровати стоит встроенный в стену шкаф, занимающий всю ее длину. На лицевой стороне нарисован циферблат с созвездиями вместо цифр. Стрелки часов направлены в сторону звезд, предсказывающих возможного влюбленного.

Внутри он выглядит просто шкафом, переполненным одеждой Кардана. Я бросаю их на пол, позволяя им превратиться в кучу бархатных манжет, атласа и кожи. Кардан издает звук притворного отчаяния.

Я прижимаю ухо к деревянной стене, прислушиваясь к свисту ветра и ощущая сквозняка. Призрак делает то же самое с другой стороны. Его пальцы находят защелку, и тонкая дверь распахивается.

Хотя я знала, что дворец был усеян проходами, я никогда бы не подумала, что один из них был в самой спальне Кардана. И все же… Я должна была прочесать каждый дюйм стены. Я могла бы, по крайней мере, попросить одного из шпионов сделать это. Но я избегала этого, потому что избегала оставаться наедине с Карданом.

— Оставайся с королем, — говорю я Призраку и, взяв свечу, направляюсь в темноту за стеной.

Туннель тусклый, из его стен вырастают золотые руки, держащие факелы, которые горят бездымным зеленым пламенем. Каменный пол покрыт изношенным ковром, странной декоративной деталью для секретного прохода.

Через несколько футов я нахожу арбалет. Это не та компактная вещь, которую я носила. Он массивный, больше половины моего размера, очевидно, притащен сюда — я вижу, как ковер поднят в том направлении, откуда пришел стрелок.

Тот, кто стрелял, стрелял отсюда.

Я перепрыгиваю и продолжаю идти. Я ожидаю увидеть проход с ответвлениями, но ничего нет. Ровный коридор изредка ныряет в сторону и вращается вокруг самого себя, но бежит только в одном направлении — прямо вперед. Я тороплюсь, все быстрее и быстрее, моя рука обхватила пламя свечи, чтобы оно не погасло. Затем я подхожу к тяжелой деревянной плите, на которой выгравирован королевский герб — тот же самый, что и на перстне Кардана.

Я толкаю его, и он сдвигается. На другой стороне обнаруживаются полки для книг.

До сих пор я слышала только рассказы о величии покоев Верховного короля Элдреда в самом сердце дворца, о том, как огромные ветви трона пробирались сквозь его стены. Хотя я никогда не видела их раньше, невозможно подумать, что я ошиблась.

Я прохожу по огромным, пещеристым комнатам апартаментов Элдреда со свечой в одной руке и ножом в другой.

И там на высокой кровати короля сидит Никасия, ее лицо в красных пятнах от слез.

Дочь Орлаг, принцесса подводного мира, выросшая при дворе Верховного короля в составе договора о мире между Орлаг и Элдредом, заключенного десятилетие назад. Никасия был когда-то частью четверки близких друзей Кардана. Она была его возлюбленной, пока не предала его ради Локка. Я не видела ее рядом с Карданом с тех пор, как он взошел на трон, но пренебрежение королем ею вряд ли выглядит убийственным преступлением.

Это то, о чём Балекин шептался с подводным? Вот так Кардан должен был погибнуть?

— Ты? — Я кричу. — Ты застрелила Кардана?

— Не говори ему ничего! — Она яростно смотрит на меня, вытирая мокрые глаза. — И убери нож.

На Никасии расшитое фениксами платье, которое выглядит как ткань, обернутая вокруг силуэта несколько раз. Три серьги светятся вдоль ее мочки, обвивая ухо вплоть до их голубоватых перепончатых точек. Ее волосы потемнели с тех пор, как я видела ее в последний раз. Раньше в них переливались все оттенки моря, но теперь это море в шторм — темно-зеленовато-черное.

— Ты что, с ума сошла? Ты пыталась убить Верховного Короля Фейри!

— Я этого не делала, — говорит она. — Клянусь тебе. Я только хотела убить девушку, с которой он был.

На миг я слишком ошеломлена ее жестокостью и равнодушием.

Я еще раз смотрю на нее, на платье, который она так крепко сжимает. Ее слова эхом отдаются в моей голове, и я вдруг понимаю, что произошло.

— Ты хотела прокрасться к нему в спальню, когда он будет один.

— Да, — говорит она.

— Но он был не один….

Я продолжаю, надеясь, что она расскажет остальное.

— Когда я увидела арбалет на стене, мне показалось, что не будет так сложно прицелиться, — говорит она, забывая о том, что нужно тащить его через проход, хотя он тяжелый и неудобный, и это уж точно не могло быть легко. Интересно, что она настолько была зла, как бездумна в своей ярости.

Конечно, возможно, она думала совершенно ясно.

— Ты знаешь, это измена, — говорю я вслух. Меня трясет и это последствия осознания, что кто-то пытался убить Кардана, осознания того, что он мог умереть. — Они казнят тебя. Они заставят тебя танцевать до смерти в железных башмаках, раскаленных, как кочерги. Тебе повезет, если тебя посадят в башню забвения.

— Я принцесса подводного мира, — говорит она высокомерно, но я вижу шок на ее лице, когда мои слова доходят до нее. — Я освобождена от законов земли. Кроме того, я же говорила, что целилась не в него.

Теперь мне вполне понятно ее отвратительное поведение в школе: она думала, что никогда не будет наказана.

— Ты когда-нибудь раньше пользовалась арбалетом? — Спрашиваю я. — Ты подвергла его жизнь риску. Он мог умереть. Ты, идиотка, хоть понимаешь, что он мог умереть?

— Я же сказала, — снова начинает Никасия, но я яростно перебиваю ее.

— Да, да, договор между морем и сушей. Но так уж случилось, что я знаю, что твоя мать намерена нарушить договор. Договор был заключен между королевой Орлаг и Верховным королем Элдредом, не королевой Орлаг и Верховным королем Карданом. Он больше не применяется. Что означает, что он не защитит тебя.

Никасия первые смотрит на меня с реальном ужасом.

— Откуда ты это знаешь?

Я не была уверена, что стоит говорить об этом, но, видимо, теперь стоит.

— Давай предположим, что я все знаю, — говорю я ей вместо этого. — Все. Всегда. И все же я готова заключить с тобой сделку. Я скажу Кардану, охраннику и остальным, что стрелок сбежал, если ты сделаешь что-нибудь для меня.

— Да, — говорит она, прежде чем я успеваю изложить условия. Глубина ее отчаяния настолько велика, что становится не по себе. На мгновение во мне поднимается желание отомстить. Однажды она рассмеялась над моим унижением. Теперь у меня появился реальный шанс позлорадствовать и унизить ее еще сильнее.

Это то, что дает власть. Реальная, неограниченная власть. Это приятно.

— Скажи мне, что планирует Орлаг, — говорю я, отталкивая эти мысли.

— Я думала, ты уже все знаешь, — хмуро отвечает она, отодвигаясь, чтобы встать с кровати, все еще сжимая платье одной рукой.

Ты должна была просто войти, хочу я ей сказать неожиданно для себя. Ты должна была просто сказать ему забыть другую девушку. Возможно, он бы так и сделал.

— Ты хочешь купить мое молчание или нет? — Спрашиваю я, присаживаясь на край подушки. — У нас есть только определенное количество времени, прежде чем кто-нибудь придет за мной. Если они увидят тебя, будет слишком поздно для опровержений.

Никасия многострадально вздыхает.

— Моя мать говорит, что Кардан слишком молодой и слабый король, потому что позволяет другим слишком сильно влиять на него.

С этими словами она бросает на меня тяжелый взгляд.

— Она верит, что он уступит ее требованиям. Если он это сделает, то ничего не изменится.

— А если он этого не сделает?

Ее подбородок поднимается вверх.

— Тогда перемирие между сушей и морем закончится, и пострадает земля. Острова фейри утонут под волнами.

— А что потом? Кардан вряд ли будет целоваться с тобой, если твоя мама затопит это место.

— Ты ничего не понимаешь. Она хочет, чтобы мы поженились. Она хочет, чтобы я была королевой.

Я так удивлена, что на мгновение просто смотрю на нее, борясь с диким, паническим смехом.

— Ты только что стреляла в него.

Она дарит мне еще один взгляд, на этот раз полный ненависти.

— Ну, ты ведь убила Валериана, не так ли? Я видела его в ночь, когда он исчез, и он говорил о тебе, говорил о том, чтобы отплатить тебе за то, что ты ударила его ножом. Люди говорят, что он умер на коронации, но я не думаю, что это правда.

Тело Валериана похоронено в имении Мадока, рядом с конюшнями, и если бы его нашли, я бы уже слышала об этом раньше. Она только догадывается.

И что с того, если я это сделала? Я по правую руку от Верховного короля Фейри. Он может простить каждое мое преступление.

Тем не менее, память об этом заставляет пережить снова весь ужас борьбы за мою жизнь. И это напомнило мне, как она обрадовалась бы моей смерти, как она обрадовалась бы всему, что Валериан сделал или пытался сделать со мной. То, как она наслаждалась ненавистью Кардана.

— В следующий раз, когда ты поймаешь меня за изменой, ты можешь заставить меня рассказать тебе мои секреты, — говорю я. — Но сейчас я бы предпочла услышать, что твоя мать собирается делать с Балекином.

— Ничего, — отвечает Никасия.

— А я-то думала, что фейри не умеют врать, — говорю я ей.

Никасия нервно шагает по комнате. Ноги у нее обуты в тапочки, кончики которых вьются, как папоротники.

— Вовсе нет! Мама верит, что Кардан согласится на ее условия. Она просто льстит Балекину. Она позволяет ему думать, что он важен, но это не так. Он не важен и это не изменится.

Я пытаюсь собрать сюжет воедино.

— Он ее запасной вариант, если Кардан откажется жениться на тебе.

Разум мой помутился уверенностью, что больше всего я не могу позволить Кардану жениться на Никасии. Если бы он это сделал, было бы невозможно сместить их обоих с трона. В этом случае Оук никогда не будет править.

Я бы потеряла все.

Ее взгляд сужается.

— Я сказала тебе достаточно.

— Ты думаешь, мы все еще играем в какую-то игру, — говорю я.

— Все это игра, Джуд, — говорит она. — Ты знаешь это. И теперь это твой ход.

С этими словами она направляется к огромным дверям и распахивает одну из них.

Я слышу шуршание ее туфель о камень, а потом тяжелый стук дерева о раму.

Мои мысли — буйство беспорядка, когда я возвращаюсь через проход. Кардан ждет меня в главной комнате своих покоев, полулежа на диване с проницательным взглядом. Его рубашка все еще расстегнута, но свежая повязка закрывает рану. На его пальцах танцует монетка — я узнаю в этом трюке Таракана.

Тот, кому ты доверяешь, уже предал тебя.

Из разрушенных остатков двери Призрак заглядывает туда, где он стоит с личной охраной Верховного короля. Он бросается мне в глаза.

— Ну? — Спрашивает Кардан. — Ты узнала что-нибудь о моем несостоявшемся убийце?

Я качаю головой, не совсем в состоянии произнести эту ложь. Я смотрю на обломки этих комнат. Они больше не безопасны и от них несет дымом.

— Пойдем, — говорю я, беря Кардана за руку и неуверенно поднимая его на ноги. — Ты не можешь здесь больше спать.

— Что случилось с твоей щекой? — спрашивает он лениво, взгляд устремлен на меня. Он настолько близко, что я могу видеть его длинные ресницы и золотое кольцо вокруг черной радужной оболочки.

— Ничего, — я мотаю головой.

Он позволяет мне проводить его в холл. Когда мы выходим, Призрак и остальные охранники немедленно встают по стойке смирно.

— Вольно, — говорит Кардан, махнув рукой. — Мой Сенешаль куда-то меня ведет. Не волнуйтесь. Я уверен, что у нее есть какой-то план.

Его охранники выстраиваются в шеренгу позади нас, некоторые из них хмурятся, когда я наполовину веду его, наполовину несу его в свои покои. Я не хочу отводить его туда, но я не уверена, что сейчас найдется более безопасное место.

Он изумленно оглядывается по сторонам, вглядываясь в беспорядок.

— Так вот где ты на самом деле спишь? Возможно, тебе следует поджечь и свои комнаты.

— Может быть, — говорю я, подводя его к кровати. Странно деражть руку у него на спине. Я чувствую тепло его кожи сквозь тонкое полотно рубашки, чувствую изгиб мышц.

Мне кажется неправильным прикасаться к нему, как к обычному человеку, как будто он не был одновременно и Верховным Королем, и моим врагом.

Он не нуждается в одобрении, чтобы растянуться на моем матрасе — голова на подушке, черные волосы рассыпались, как вороньи перья. Он смотрит на меня своими глазами цвета ночи, прекрасными и ужасными одновременно.

— На мгновение, — говорит он, — я подумал, не ты ли стреляешь в меня болтами.

Я корчу ему рожу.

— И почему ты решил, что это не так?

Он улыбается мне.

— Стрелок промахнулся.

Я уже говорила, что он способен сделать комплимент и причинить боль одновременно. Он может сказать что-то, что должно прозвучать оскорбительно, но сделать это так изящно, что вы не почувствуете пощечину. По крайней мере, сразу.

Наши глаза встречаются, и что-то опасное и желанное искрится между нами.

Он ненавидит тебя, напоминаю я себе.

— Поцелуй меня еще раз, — говорит он, пьяный и глупый. — Целуй меня, пока я не почувствую отвращение.

Я чувствую эти слова, чувствую их как удар в живот. Он видит мое выражение лица и смеется. Звук, полный насмешки. Не могу сказать, над кем из нас он смеется.

Он ненавидит тебя. Даже если он хочет тебя, он ненавидит тебя.

Может, он ненавидит тебя за это еще больше.

Через мгновение его глаза закрылись. Его голос падает до шепота, как будто он разговаривает сам с собой.

— Если ты болезнь, то, полагаю, ты не можешь быть и лекарством.

Он засыпает, но я не сплю.

Злой король. Глава 6

Все утро я сижу на стуле, прислоненном к стене моей собственной спальни. Меч моего отца лежит у меня на коленях. Мой разум продолжает перебирать ее слова.

«Ты ничего не понимаешь. Она хочет, чтобы мы поженились. Она хочет, чтобы я была королевой».

Хотя я нахожусь напротив него, мой взгляд часто устремляется на кровать и спящего там парня.

Его черные глаза закрыты, темные волосы рассыпались по моей подушке. Сначала он не мог устроиться поудобнее, запутавшись ногами в простынях, но, в конце концов, его дыхание выровнялось, как и движения. Он так же нелепо красив, как всегда, — рот мягкий, губы слегка приоткрыты, ресницы такие длинные, что, когда его глаза закрыты, они касаются щек.

Я привыкла к красоте Кардана, но не к такой очевидной уязвимости в его чертах. Неловко видеть его без причудливой одежды, без едкого языка и злобного взгляда.

За пять месяцев нашей договоренности я пыталась предвидеть худшее. Я отдала приказ, чтобы он не избегал, не игнорировал и не избавлялся от меня. Я придумала правила, чтобы не дать смертным попасть в многолетнее рабство, и заставила его объявить их.

Но этого никогда не будет достаточно.

Я помню, как мы гуляли с ним по дворцовым садам в сумерках. Руки Кардана были сжаты за спиной, и он остановился, чтобы понюхать огромный бутон Белой розы с алыми концами, прежде чем он щелкнул в воздухе лепестками. Он ухмыльнулся и приподнял бровь, но я слишком нервничала, чтобы улыбнуться в ответ.

Позади него, на краю сада, стояли полдюжины рыцарей, его личная охрана, к которой Призрак уже был приставлен.

Хотя я снова и снова повторяла то, что собиралась ему сказать, я все еще чувствовала себя дурой, которая верит, что может исполнить дюжину желаний благодаря одному приказу, если просто правильно сформулирует его.

— Я отдам тебе пару приказов.

— О, действительно, — сказал он. Золотая корона, венчающая его голову, поймала глубокий свет заката.

Я вздохнула и начала.

— Ты никогда не должен отказывать мне в аудиенции или отдавать приказ не подпускать меня к себе.

— Почему я должен когда-либо захотеть, чтобы ты ушла от меня? — спросил он сухим голосом.

— И ты никогда не прикажешь меня арестовать, посадить в тюрьму или убить, — сказала я, игнорируя его. — И не причинять боль. И чтобы меня даже не задерживали.

— А как насчет того, чтобы попросить слугу положить тебе в ботинок очень острый камешек? — спросил он с раздражающе серьезным выражением лица.

В ответ я бросила на него, как я надеялась, язвительный взгляд.

— И ты не можешь поднять на меня руку.

Он сделал жест в воздухе, как будто все это было до смешного очевидно, словно давать ему команды вслух было актом недобросовестности.

Я упрямо продолжала:

— Каждый вечер ты будешь встречать меня в своих комнатах перед ужином, и мы будем обсуждать политику. И если ты знаешь, что мне может что-то или кто-то навредить, ты должен предупредить меня. Ты должен постараться, чтобы никто не догадался, как я тебя контролирую. И не важно, как сильно ты ненавидишь быть Верховным Королем, ты должен притворяться.

— Это не так, — сказал он, глядя на небо.

Я удивленно повернулась к нему.

— Что не так?

— Я не ненавижу быть Верховным Королем, — сказал он. — Не всегда. Я думал, что смогу, но все же не могу. Делать, что хочешь.

Я была расстроена, потому что было намного легче, когда я знала, что он не только непригоден, но и не заинтересован в правлении. Всякий раз, когда я смотрела на кровавую корону на его голове, мне приходилось притворяться.

Это не помогло, так как он сразу убедил знать в своем праве властвовать над ними. Его репутация жестокости заставляла их опасаться его. Его коронация заставила их поверить, что все удовольствия возможны.

— Итак, — сказала я. — Тебе нравится быть моей пешкой?

Он лениво усмехнулся, как будто не возражал против наживки.

— Пока.

Мой взгляд заострился.

— «Пока» будет длиться довольно долго.

— Ты выиграла для себя год и один день, — сказал он мне. — Но многое может произойти за год и один день. Дай мне все указания, какие захочешь, но ты никогда не сможешь предусмотреть абсолютно все.

Когда-то я была тем, кто сбил его с толку, тем, кто разжег его гнев и уничтожил его самоконтроль, но каким-то образом все изменилось. С тех пор я каждый день ощущаю этот промах.

Сейчас, когда я смотрю на него, лежащего на кровати, я чувствую себя выведенной из равновесия. Сильнее, чем когда-либо.

…

Таракан влетает в комнату, когда поздний дневной свет струится с холма над нами. На его плече сова с хоботом, когда-то посланница Даина, теперь посланница Двора теней. Это называется Львиный зев, хотя я не знаю, кодовое ли это имя.

— Живой совет хочет тебя видеть, — говорит Таракан. Львиный зев моргает на меня сонными черными глазами.

Я стону.

— По правде говоря, — говорит он, кивая в сторону кровати, — они хотят его видеть, но приказывать ему можешь только ты.

Я стою и потягиваюсь. Затем, пристегнув ножны, я направляюсь в гостиную своих апартаментов, чтобы не разбудить Кардана.

— Как поживает Призрак?

— Отдыхает, — говорит Таракан. — О прошлой ночи ходило много слухов, даже среди дворцовой стражи. Сплетники начинают сплетничать.

Я направляюсь в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Я полоскаю горло соленой водой и протираю лицо и подмышки тканью, намазанной лимонным вербеновым мылом. Я расчесываю свои спутанные волосы, слишком измученная, чтобы справиться с чем-то более сложным.

— Полагаю, ты уже проверил проход, — кричу я.

— Да, — говорит Таракан. — И я понимаю, почему этого не было ни на одной из наших карт — нет никакой связи с другими проходами в любой точке по его длине. Я даже не уверен, что он был построен, когда они были нарисованы.

Я рассматриваю картину с часами и созвездиями. Звезды пророчат влюбленного.

— Кто спал там до Кардана?

Таракан пожимает плечами.

— Несколько человек. Никого особо примечательного. Гости короны.

— Любовницы, — говорю я, наконец-то собравшись. — Любовницы Верховного Короля, которые не были супругами.

— Да. — Таракан кивает на спящего Кардана. — И это место выбрал для сна наш Верховный Король?

Таракан бросает на меня многозначительный взгляд, как будто я должна знать ответ на эту головоломку, когда я вообще не понимаю, что это головоломка.

— Не знаю, — отвечаю я.

Он отрицательно качает головой.

— Тебе лучше пойти на заседание Совета.

Не могу сказать, что это не облегчение — знать, что когда Кардан проснется, меня не будет рядом с ним.

Удалённые сцены

Мадок

Мадок родился на поле боя. Его мать перерезала пуповину своим клинком, привязала его к плащу и продолжала сражаться, даже когда ее бедра были в красных пятнах, а новорожденный выл, как умирающие фэйри вокруг них. Она выиграла в тот день и продолжала одерживать победы дальше, но всегда напоминала Мэдоку, что он выиграет, только если вспомнит, что одна победа не определяет все последующие. Рожденный в крови, как говорят красные колпаки, рожденный для кровопролития.

Он прошел через битвы множество раз за последние несколько месяцев. И думал о том, что Джуд сказала в тот момент, когда он понял, что она отравила его. Когда он не был уверен, хочет ли она, чтобы доза оказалась смертельной.

Отец, я та, кем ты меня сделал.

Мадок оглядывает свой кабинет, бумаги на полу и сломанные стулья. Он был так зол на нее на свадьбе Тарин, так разъярен после того, как подслушал ее разговор с Верховным Королем. Теперь он понял, что она не только обошла его и украла корону у него из-под носа, но и сделала это гораздо лучше, чем он когда-либо мог предположить. Он чувствовал себя старым дураком, сидя на заседаниях Живого совета и жалея ее. Одурманенная девушка, голову которой вскружила лесть прекрасного принца, променявшая свое будущее на служение ему. Он даже забеспокоился. Думал о том, как убедить ее снова стать на его сторону, думал о стратегиях, позволяющих ей сохранить свое достоинство, даже когда бы она признала, что выбрала неправильный для себя путь. Вообразил ее плачущей и с разбитым сердцем, готовой снова стать его послушной дочерью.

Но она была у власти все это время, скрывая даже самые тайные улыбки, когда отдавала приказы, якобы от глупого мальчишки короля. Она позволяла им смотреть на себя сверху вниз и, вероятно, выла от смеха за их спинами.

Теперь Джуд у Подводного мира и, несомненно, они пытают ее, и он каким-то образом сумел отбросить весь свой гнев и сосредоточился на том, чтобы вернуть ее.

И поэтому он обещает себе, что покажет ей — несмотря на то, что она обманула его дважды, он все еще главный. Есть причина, по которой он был Верховным Генералом задолго до ее рождения. Он заберет ее из рук Орлаг, а потом накажет, потому что без наказания ребенок ничему не может научиться.

Но когда Мадок вошел в тронный зал, он понял, что его главная трудность — Кардан. Младший и худший из детей Элдреда по-прежнему остается Верховным королем. Без Джуд, отдающей ему приказы, он может делать все, что захочет. В конце концов, она не может командовать им, если находится на дне моря.

Как Мадоку заставить Кардана пойти на компромисс с Орлаг при нынешнем положении дел? Как он может заставить этого смешного мальчишку вообще что-то сделать?

Кардан

Кардан идет по садам, наполненным ночными цветами. Он прикасается к их лепесткам, смотрит, как они раскрываются в его руках, и чувствует бессилие власти. Он не должен был ускользать от своей королевской стражи, но все же ускользнул, направившись в лес поблизости. Это оказалось просто. Таракан научил его бесшумно ускользать, и Кардан послушно практиковался. Усерднее и чаще, чем он вообще практиковался в чем-либо.

Теперь он подкрадывается к скалистому берегу и всматривается в волны, шумящие внизу. Он смотрит и смотрит так, словно видит, как глубоко держат Джуд. Как будто он может заглянуть в сердца тех, кто посмел пленить ее, и найти способ причинить им такую боль, что они тотчас вернули ее Кардану.

— Королю небезопасно бродить одному, — говорит Бомба, выходя из темноты настолько тихо, что он начинает сомневаться в собственном мастерстве. Капюшон закрывает ее голову, но он видит, как торчит одна из ее белых кос.

— А я-то думал, меня никто не услышал, — жалуется Кардан.

— Вы очень хорошо справились, Ваше Величество, — комплимент от Бомбы выглядит так, словно он ребенок, который остро нуждается в поощрении.

Все относятся к нему с таким ощутимым снисхождением. Как будто он тот, кого необходимо щедро хвалить за любой успех, который у других считается обыденностью, ничем не примечательным поступком. Раньше он не возражал. Ему это льстило.

Теперь же он ненавидит это.

Но все же есть ощутимая польза — если никто не будет подталкивать его к тому, чтобы быть лучше, ему самому придется подталкивать себя. И эти мысли вновь заставляют его думать о Джуд. Ее жизнь перешла от преданности мечу к изучению искусства Двора теней, к попыткам понять, как верно править. И это не так, как в королевской школе, где он совершенно не видел, что она умна, серьезна и абсурдно хороша во всем, за что бралась. Это не умаляет его пылкой ненависти к ней в те моменты, потому что она была живым доказательством того, что его королевское превосходство так же эфемерно, как утренний туман. Но он не знал, как будет страшно, если весь этот ум, серьезность и мастерство обернутся против него

И каково это, наконец, понять, что значит быть такой, как она. Не обладать природным талантом, как он наивно предполагал. Или же обладать им, но в сочетании с жестоким графиком тренировок, самодисциплиной и сдержанностью. Он не уверен, что у него хватит на это смелости. Как и воли.

Кардан смотрит на море, на грохот волн.

Он твердо стоит на земле, но все равно чувствует, что тонет.

— Во дворце есть кое-кто, владеющий информацией, — говорит Бомба. — Ты должен прийти.

— Это Никасия? — Он не должен был быть с ней высокомерен после первого удара Подводного мира. Но еще не поздно изменить свою тактику.

Иди к Никасии и соблазни ее.

Он отказывается поощрять преследующий его поток мыслей, отказывается вспоминать, как Джуд задыхалась, когда он прикасался к ней. Словно она изнемогала от желания. Словно хотела его. Или то, как она зажмурилась, словно не могла видеть, кто именно вызывает это желание в ней.

— Нет, — Бомба отрицательно качает головой, — это леди Аша.

Его мать. На мгновение Кардан задается вопросом, знает ли Бомба, кто для него леди Аша. Но, конечно, она знает; она просто слишком сдержанна, чтобы рассказать об этом.

— Она была в Башне Забвения и последняя, кто разговаривал с Джуд перед ее исчезновением. — Бомба бросает на него сочувственный взгляд. — И она желает говорить только с тобой.

— Ну, что ж, — вздыхает он, — я слышал, что не следует заставлять даму ждать.

Когда он входит в холл, первая дикая мысль Кардана о его звездной карте, послушно сделанной Королевским астрологом после его рождения. Он почти ожидает, что Леди Аша скажет ему, насколько он непригоден для титула, который носит, как Лорд Бафен сказал, что он будет разрушительным для трона и монстром, ко всему прочему.

Он ждал, что кто-то скажет, что он непригоден, с того момента, как корона была возложена на его голову. Но, разумеется, о таком не говорят в лицо Верховному королю. Они шепчут об этом лишь за спинами.

Леди Аша тоже этого не говорит. Она улыбается ему выученной улыбкой придворной дамы.

Прежде чем Элдред запер ее, Кардан отчаянно жаждал получить ее внимание. Редкие похвалы с ее губ только обостряли его жажду. И хотя прошло уже много лет, он обнаружил, что не так неуязвим, как хотелось бы.

Она одета в темно-пурпурное платье, ее лицо раскрашено, а в заостренных ушах даже виднеются золотые обручи. Ее рога блестят от недавнего применения сладкого масла. Очевидно, она ходила к друзьям до того, как попала во дворец. Очевидно, все это переодевание для аудиенции с ним. Очередной театр.

— Мама, — говорит он, подходя к ней. Его хвост нервозно вьется, подрывая попытку притвориться безразличным.

Она встает с дивана и низко кланяется.

— Интересно, окажусь ли я в немилости?

Ему стыдно за то, что он дал ей повод задуматься о подобном. В конце концов, он не выпустил ее из Башни после коронации.

Кардан не думал, что сможет в принципе полноценно считать себя Верховным королем. Но объяснить это невозможно, и даже если бы он нашел способ, она была из тех матерей, которые склонны отвечать на подчинение дикостью.

Лучше бы ей оставаться неуверенной.

— И все же ты просила встречу исключительно со мной, — говорит он, прячась в знакомой надменности.

Леди Аша улыбается ему другой улыбкой, как хищник, собирающийся нанести удар.

— Ваш Сенешаль предложила мне побег из Эльфхейма. Но ее больше нет. И вот я пришла посмотреть, есть ли у тебя хоть капля милосердия, чтобы получить мою верность.

Ее слова жалят. По ее задумке, они предназначались именно для этого. Но Кардан мастер поглощать удары, ничего не давая взамен.

— Надеюсь, ты не собираешься просить у меня твои старые комнаты во дворце. Боюсь, я их поджег.

Он вспоминает, как лежал на кровати в старой комнате: острая, жгучая боль от арбалетной стрелы, задевавшей его бок, запах разлитого вина, кричащая девушка.

А потом Джуд.

Он прерывает мать на середине какого-то язвительного комментария о ее пребывании во дворце.

— Просто скажи мне, чего ты хочешь от меня. Драгоценности? Платья? Уютное поместье? Это скучно. Есть ли смысл в соревновании за самое черствое сердце? Все, что я хочу, это знать, когда ты в последний раз видела мою сенешаль. За это я бы дал тебе довольно много, и я бы угрожал тебе, если бы потребовалось. Давай ограничимся первым.

На мгновение Леди Аша кажется подавленной, но потом она становится раздражительной.

— У тебя всегда был капризный характер.

И вновь это паническое чувство, что он в ее власти. Он не хочет угрожать ей, и инстинкт подсказывает ему, что если он это сделает, ему, возможно, придется заплатить высокую цену за эти угрозы.

Вместо этого он молчит. И ждет. Через мгновение леди Аша вздыхает и начинает говорить.

— Мои знания довольно малы. Подводные пришли, чтобы освободить твоего брата Балекина из его темницы. Я слышала морских жителей, как они шлепали по лестнице босыми влажными ногами, слышала странные голоса. Слышала как грохот вон оборачивается зловещей какофонией, слышала крики охранников. А потом пришла девушка. Она отперла дверь моей камеры и велела мне идти.

— Куда идти? — Кардан вторит эхом.

Его мать качает головой, отбрасывая вопрос его вопрос как смешной и нелепый.

— Подниматься по лестнице. Я прошла мимо охранника с волосами цвета осенней пшеницы, но он не остановил меня. Я не смотрела на его лицо. Там не было ничего важного. Я не стала ждать, пока она последует за мной. Я была просто рада почувствовать сладкий вкус свободы.

— Джуд что-нибудь сказал? — В голосе Кардана сквозит волнение. — Что-нибудь. Что угодно.

— Только то, что она освободила меня ради тебя. — Говорит Леди Аша, губы ее скривились в насмешке. — Что является лишним доказательством того, как мало она тебя знает.

Призрак

— Кто хотел убить Кардана? — размышляла Бомба, как будто это была какая-то тайна.

Я фыркаю.

— Ты имеешь в виду, кто из тех многих, многих фейри, которые хотели бы увидеть его труп на пике и не связаны обетами верности короне?

— Или смертный, — говорит она.

Я думаю о слугах в доме Балекина. О том, что они подчинялись ему и о том, как Балекин заставлял их бить Кардана, позволяя потом принцу навредить им. Конечно, это не могло способствовать дружеским отношениям, — только вражде.

Стрелок был неопытен, будто он очень плохо разбирался в оружии. Не было никакой причины убегать, когда Кардан был всё еще жив, а стражи ждали снаружи. Но вместо того, чтобы перезарядить арбалет и выстрелить еще раз, несложившийся убийца отказался от задачи вообще.

Если только они не хотели просто запугать его. Но я не знаю, кому это было бы выгодно.

— Может быть, — говорю я.

Она подходит к креслу с расцветкой в виде хвоста павлина, искусно вырезанному, и садится на него, будто её не пугает находиться в этих комнатах.

— Подумай о других смертных.

Об отравителе, перехваченном на кухнях дворца. Человек, и даже не зачарованный. Ему заплатили золотом, и ему казалось, что это большая честь — убить короля фейри. Есть много причин полагать, что покушение на жизнь Кардана запланировал Балекин, но было мало доказательств.

Таракан зачаровал потенциального убийцу и послал его прочь с проклятой рукой и запутанными, туманными воспоминаниями. Проявление доброты, которое я не скоро забуду.

Злой король. Глава 7

Живой Совет был создан еще во времена правления Элдреда, якобы для того, чтобы помогать Верховному королю принимать решения, и теперь они превратились в группу опасных людей, которым сложно противостоять. Дело не столько в том, что министры обладают необузданной личной властью, хотя многие из них и сами по себе грозные, но как совет они имеют полномочия принимать много более мелких решений и могут поставить в тупик даже самого короля.

После того, как коронация превратилась в кровавую расправу с королевской семьёй, совет скептически относится к молодости Кардана и смущён тем, что смертная пришла к власти.

Львиный зев ведёт меня к собранию по под плетёным куполом ивовых деревьев, сидящему за столом из окаменелого дерева. Министры наблюдают, как я иду по траве, как по очереди рассматриваю каждого из них: Неблагой министр — тролль с густыми лохматыми волосами с металлическими оплётками; Благой Министр — зеленокожая женщина, похожая на богомола; Верховный генерал Мадок; Королевский Астролог — высокий, темнокожий мужчина со скульптурной бородой и украшениями, будто бы с самых небес, с длинными тёмно-синими волосами; Министр Ключей, сморщенный старый хоб с бараньими рогами и козьими глазами; Верховный Дурак с венком бледных лавандовых роз на голове, что подходили к его костюму шута.

По всему столу расставлены графины с водой и вином, блюда, полные сухофруктов.

Я наклоняюсь к одному из слуг и прошу принести чашку самого крепкого чая, которого они только могут найти. Мне это понадобится.

Рандалин, Министр Ключей, сидит в кресле Верховного Короля, деревянная спинка которого, подобно трону, украшена королевским гербом. Я отмечаю расположение и предполагаю, что произошло. В течении пяти месяцев, прошедших с тех пор, как Кардан стал Верховным Королём, он не пришёл в Совет. Только один стул пустовал — между Мадоком и Фалой, Верховным Дураком. Я остаюсь стоять.

— Джуд Дуарте, — говорит Рандалин, уставившись на меня своими козлиными глазами, — где Верховный король?

Стоять перед ними — всегда страшно, а присутствие Мадока всё усугубляло. Он заставляет меня чувствовать себя ребёнком, который ждёт, чтобы высказать своё мнение или сделать что-нибудь. Часть меня не хочет ничего другого, кроме как доказать, что я больше, чем они думают обо мне — что я не слабый и глупый советник слабого и глупого короля.

Чтобы доказать им, что у Кардана есть одна веская причина, по которой он выбрал смертного сенешалем — я могу лгать для него.

— Я здесь вместо него. — Говорю я. — Я буду говорить за него.

Рандалин пристально смотрит на меня:

— Ходят слухи, что он застрелил одну из своих любовниц прошлой ночью. Это правда?

Слуга кладёт запрошенный чай рядом с локтем, и я благодарна как за сам чай, так и за предлог, чтобы не отвечать сразу.

— Сегодня придворные рассказали мне, что девушка, раскачиваясь, шла с браслетом из рубинов, присланным ей в качестве извинения, но не могла даже стоять сама по себе, — говорит Нихуар, Благой Министр. Она сжимает свои маленькие зелёные губы. — Я думаю, что это плохой вкус.

Верховный Дурак смеётся, явно находя, что это в его вкусе.

— Рубины за пролитую ею рубиново-красную кровь.

Это не могло быть правдой. Кардану надо было организовать это за время, пока я добиралась отсюда к Совету. Но это не значит, что никто другой не мог организовать это от его имени. Все хотят помочь королю.

— Вы бы предпочли, чтобы он её убил? — спрашиваю я. Мои навыки в дипломатии не так остры, как мои навыки в острых перепалках. Кроме того, я слишком устала.

— Я бы не стал возражать, — со смешком говорит Неблагой Министр. — Наш новый Верховный Король кажется Неблагим насквозь, и я думаю, что он нас поддержит. Мы могли бы испортить его лучше, чем тот хвастунишка Мастер Пирушек, теперь, когда мы знаем, что ему нравится.

— Есть и другие версии истории, — продолжает Рандалин. — Что страж стрелял в Верховного Короля Кардана, чтобы спасти жизнь этой придворной. Что она носит королевского наследника. Вы должны сказать Верховному Королю, что его Совет готов помочь ему, чтобы его правление не пострадало от подобных историй.

— Обязательно это сделаю, — говорю я.

Королевский Астролог Бафен бросает на меня пристальный взгляд, как будто понимает, что я не буду говорить с Карданом ни о чём из этого.

— Верховный Король связан со своими землями и подданными. Король — живой символ, бьющееся сердце, звезда, на которой написано будущее Эльфхейма. — он говорит тихо, но его слышно всем. — Конечно, вы заметили, что с тех пор, как началось его правление, острова стали другими. Штормы приходят к нам быстрее. Цвета стали ярче, а запахи резче.

— Чудеса были замечены в лесах, — продолжает он. — Древние существа, давно ушедшие из мира мыслей, наблюдают за ним.

— Когда он становится пьяным, его подданные тоже навеселе, даже сами не знают почему. Когда его кровь проливаются, растёт жизнь. Да ведь Верховная Королева Маб подняла Инсмир, Инсмур и Инсвил из моря. Все острова Эльфхейма были созданы за всего один час.

Моё сердцебиение учащается с каждым словом Бафена. Моим лёгким вдруг не хватает воздуха. Потому что ничто из этого не может описывать Кардана. Он не может быть так сильно связан с землями, не может делать всё это и находиться под моим контролем.

Я думаю о крови на его покрывале — и разбросанных белых цветах рядом.

«Когда его кровь проливаются, растёт жизнь».

— И вы видите, — продолжает Рандалин, не подозревая, что я в полном шоке, — каждое решение Верховного Короля меняет Эльфхейм и влияет на его жителей. Во время правительства Элдреда, когда рождались дети, они представали перед ним и поклялись отдать себя королевству. Но в Низших Дворах некоторые наследники воспитывались в мире смертных, росли вне досягаемости Элдреда. Эти изменщики-дети вернулись к власти, не дав клятв Кровавой Короне. По крайней мере, один Двор сделал подменыша своей королевой. И кто знает, скольким диким людям удалось избежать клятв.

— Нам нужно присматривать и за Королевой Подводного мира, — говорю я. — У неё есть план, по которому она собирается действовать против нас.

— Какой план? — спрашивает Мадок, только сейчас заинтересовавшись беседой.

— Невозможно, — говорит Рандалин. — Как вы узнали это?

— Балекин встречался с её представителями, — говорю я.

Рандалин фыркает.

— И я полагаю, вы услышали это из уст самого принца?

Если бы я прикусила язык чуть сильнее, то откусила бы его.

— Я слышала это от нескольких источников. Если их союз был заключён исключительно с Элдредом, то всё кончено.

— У морского народа холодные сердца, — говорит Миккель. Поначалу это звучит так, будто он даже согласен со мной, но одобрительный тон голоса мешает мне понять это.

— Почему Бафен не обращается к своим звёздным картам? — успокаивающе говорит Рандалин. — Если он найдёт угрозу, предсказанную ими, мы обсудим, что делать дальше.

— Я говорю вам… — настаиваю я разочарованно.

В этот момент Фала вскакивает на стол и начинает танцевать. Я думаю, что поняла. Мадок хмыкает. Птица садится на плечо Ниухар, и они начинают сплетничать шёпотом.

Понятно, что никто из них не хочет мне верить. Как я могла знать, что они не знают, в конце концов? Я слишком молодая, слишком зелёная, слишком смертная.

— Никасия… — начинаю я снова.

Мадок улыбается.

— Твоя маленькая подруга из школы.

Хотела бы я сказать Мадоку, что единственная причина, по которой он всё еще в Совете — это я. Несмотря на то, что он покушался на Даина своей собственной рукой, он всё еще остаётся Верховным Генералом. Я могла бы сказать, что я хочу, чтобы он был чем-то занят, что пусть он лучше использует наше оружие, чем выступает против нас, что моим шпионам легче наблюдать за ним, когда я знаю, где он. Но часть меня знает, что он остаётся Верховным Генералом потому, что я не могла заставить себя лишить своего отца титула.

— Теперь давайте поговорим о Гримсене, — говорит Миккель, продолжая разговор, будто я не говорила вообще

— Верховный Король приветствовал кузнеца Ольхового короля, создателя Кровавой короны. Теперь он живёт среди нас, но всё еще не работает для нас.

— Мы должны поприветствовать его, — говорит Нихуар в редкий момент перемирия между Неблагим и Благим дворами. — Мастер Пирушек хочет устроить что-то на Охотничью луну. Возможно, он может добавить что-то для развлечения Гримсена.

— Зависит от того, во что Гримсен может быть вовлечён, я полагаю, — говорю я, отказываясь от убеждения, что Орлаг пойдёт против нас. Я сама по себе.

— Рыться в грязи, — говорит Фала. — В поисках каких-то мелочей.

— Трюфелей, — поправляет Рандалин.

— О нет, — говорит Фала, морща нос. — Не их.

— Я постараюсь узнать о его любимых развлечениях, — Рандалин делает небольшую заметку на листе бумаги. — Мне также сказали, что представитель Двора Термитов будет присутствовать на пиру в Охотничью луну.

Я стараюсь не выказывать удивления. Двор Термитов, возглавляемый лордом Ройбеном, помог мне посадить Кардана на трон. И за их помощь я пообещала, что когда лорд Ройбен попросит меня об одолжении, я это выполню. Но я понятия не имею, чего он может захотеть, и сейчас не время для таких сложностей.

Рандалин прочищает горло и поворачивается, бросая на меня острый взгляд.

— Передайте наши сожаления Верховному Королю по поводу то, что мы не смогли дать ему совет напрямую. И дайте ему знать, что мы готовы прийти к нему на помощь. Если вам не удастся достаточно на него повлиять, мы найдём другие способы сделать это.

Я коротко кланяюсь и не отвечаю на явную угрозу.

Когда я ухожу, Мадок оказывается рядом со мной.

— Я так понимаю, что ты уже говорила с сестрой, — говорит он, нахмурив густые брови, по крайней мере, изображая беспокойство.

Я пожимаю плечами, напоминая себе, что он не сказал ни слова для меня сегодня.

Он смотрит на меня с раздражением.

— Не говори мне, как ты сильно занята этим мальчишкой-королём, хотя, полагаю, о нём нужно заботиться.

Каким-то чудом всего за несколько слов он превратил меня в угрюмую дочь, а себя — в её многострадального отца.

Я вздыхаю, сдаваясь.

— Я говорила с Тарин.

— Хорошо. — Говорит он. — Ты слишком одинока.

— Не притворяйся заботливым, — говорю я. — Это оскорбляет нас обоих.

— Ты не веришь, что я могу заботиться о тебе, даже после того, как ты меня предала? — он смотрит на меня своими кошачьими глазами. — Я всё еще твой отец.

— Ты убийца моего отца, — выпалила я.

— Я могу быть и тем, и другим, — говорит Мадок, улыбаясь с оскалом.

Я пыталась острить с ним, но мне не удавалось. Несмотря на прошедшие месяцы, память о его последнем рваном выпаде, когда он понял, что его отравили, свежа в моей памяти. Я помню, что он выглядел так, словно хотел разорвать меня напополам.

— Вот почему ни один из нас не должен притворяться, что ты не злишься на меня.

— О, я зол, дочь, но мне еще любопытно, — он делает пренебрежительный жест в сторону замка Эльфхейма. — Это действительно то, чего ты хотела? Для него?

Как и в случае с Тарин, я едва могу дышать из-за желания объяснить ему всё, но не могу сказать.

Когда я не отвечаю, он приходит к своим собственным выводам.

— Как я и думал. Я не оценил тебя должным образом. Я отклонил твоё желание быть рыцарем. Отклонил твои способности в стратегии, силе и жестокости. Это была моя ошибка, и подобную я больше не совершу.

Я не уверена, является это угрозой или извинениями.

— Кардан сейчас Верховный Король, и пока он носит Кровавую корону, я клянусь служить ему, — говорит он. — Но никакая клятва не связывает тебя. Если ты сожалеешь о своём ходе, сделай другой. Впереди есть игры, в которые тебе предстоит сыграть.

— Я уже победила, — напоминаю я ему.

Он улыбается.

— Скоро мы поговорим снова.

Когда он уходит, я не могу перестать думать о том, что, возможно, мне было куда лучше, когда он меня игнорировал.

Злой король. Глава 8

Я встречаю Бомбу в старых комнатах Верховного короля Элдреда. На этот раз я решила осмотреть каждый дюйм покоев до того, как Кардан войдет в них — и я решила, что он должен остаться здесь, в самой безопасной части дворца, каковы бы ни были его предпочтения.

Когда я прихожу, Бомба зажигает последнюю из толстых свечей над камином. Ручейки из воска изображают своего рода скульптуру. Странно быть здесь сейчас, без Никасии или чего-то еще, что отвлекало бы мое внимание. Стены переливаются слюдой, а потолок — ветками и зелеными лианами. В прихожей светится панцирь огромной улитки — лампа размером с маленький столик.

Бомба быстро улыбается мне. Ее белые волосы заплетены в косы, завязанные несколькими мерцающими серебряными бусинами.

Тот, кому ты доверяешь, уже предал тебя.

Я пытаюсь выбросить слова Никасии из моей головы. Ведь это может означать что угодно. Это типичная фейская чушь, зловещая, но применимая настолько широко, что это может быть ключом к ловушке, в которую я буду поймана, или ссылкой на что-то, что произошло, когда мы все вместе брали уроки. Может быть, она предупреждает меня, что шпион пользуется моим доверием, или, может быть, она намекает на то, что Тарин имеет дело с Локком.

И все же я не могу перестать думать об этом.

— Значит, убийца сбежал отсюда? — спрашивает Бомба. — Призрак говорит, что ты преследовала его.

Я отрицательно качаю головой.

— Не было никакого убийцы. Это было романтическое недоразумение.

Ее брови поднимаются вверх.

— Верховный Король очень плох в романтике, — объясняю я.

— Думаю, да, — говорит она. — Значит, ты хочешь осмотреть гостиную, а я займусь спальней?

— Пожалуй, так будет удобнее, — соглашаюсь я, направляясь туда.

Секретный проход находится рядом с камином, вырезанным как ухмыляющаяся пасть гоблина. Книжные полки все еще сдвинуты в одну сторону, открывая спиральные ступени в стены. Я закрываю его.

— Ты действительно думаешь, что сможешь заставить Кардана переехать сюда? — Бомба кричит из другой комнаты. — Будет огромной потерей, если это роскошное пространство так и останется пустовать.

Я наклоняюсь, чтобы начать вытаскивать книги с полок, открывать их и слегка встряхивать, чтобы посмотреть, есть ли что-нибудь внутри.

Несколько пожелтевших и распадающихся кусочков бумаги выпадают вместе с пером и резным ножом для вскрытия писем. Кто-то выдолбил одну из книг, но внутри ничего нет. Еще один том был съеден насекомыми. Его я выбрасываю.

— Последняя спальня, которую занимал Кардан, загорелась, — отвечаю я Бомбе спустя время. — Позволь перефразировать. Она загорелась, потому что он поджег ее.

Она смеется.

— Ему понадобятся дни, чтобы сжечь все это.

Я оглядываюсь на книги и не совсем уверена. Они достаточно сухие, чтобы вспыхнуть пламенем, просто глядя на них слишком долго. Вздохнув, я укладываю их и иду к подушкам, чтобы отодвинуть ковры. Под ними я нахожу только пыль.

Я вываливаю все ящики на массивный огромный стол: металлические наконечники перьевых ручек, камни с вырезанными на них лицами, три перстня, длинный зуб существа, которого я не могу идентифицировать, и три флакона с жидкостью с чем-то высушенным, черным и твердым внутри.

В другом ящике я нахожу драгоценности. Воротник из черного гагата, браслет из бисера с застежкой, тяжелые золотые кольца.

В последнем я нахожу кристаллы кварца, разрезанные на гладкие, отполированные глобусы и копья. Когда я поднимаю одну на свет, что-то движется внутри нее.

— Бомба? — зову я, мой голос звонкий от напряжения.

Она входит в комнату, неся украшенное драгоценностями пальто, так сильно инкрустированное, что я удивляюсь, как кто-то был готов стоять в нем.

— Что случилось?

— Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное?

Я держу в руках хрустальный шар.

Она всматривается в него.

— Смотри, там Даин.

Беру его обратно и заглядываю внутрь. Молодой принц Даин сидит на спине лошади, держа лук в одной руке и яблоком в другой. Эловин сидит на пони по одну сторону от него, и Рия по другую. Он подбрасывает в воздух три яблока, и все они натягивают луки и стреляют.

— Это происходило? — удивленно спрашиваю Бомбу.

— Возможно, — говорит она. — Кто-то, должно быть, заколдовал эти шары для Элдреда.

Я думаю о легендарных мечах Гримсена, о золотом желуде, извергавшем последние слова Лириопы, о ткани матушки Мэрроу, которая могла отвратить даже самый острый клинок, и обо всей безумной магии, которую дают Верховным Королям. Они были достаточно обычными, чтобы их можно было засунуть в ящик.

Я вытаскиваю каждый, чтобы посмотреть, что внутри. Я вижу Балекина новорожденным ребенком, шипы уже выросли из его кожи. Он визжит в объятиях смертной акушерки, ее взгляд блестит от очарования.

— Посмотри на это, — говорит Бомба со странным выражением.

В шаре Кардан совсем маленький. Он одет в рубашку, которая слишком велика для него. Она свисает, как платье. Он босиком, ноги и рубашка в грязи, но в ушах висят обручи, как будто взрослый человек подарил ему серьги. Рогатая фея стоит рядом, и когда он бежит к ней, она хватает его за запястья, прежде чем он может положить свои грязные руки на ее юбки.

Она говорит что-то строгое и отталкивает его. Когда он падает, она едва замечает, потому что слишком занята разговором с другими придворными. Я ожидаю, что Кардан заплачет, но он не плачет. Вместо этого он топает туда, где мальчик немного старше его взбирается на дерево. Мальчик что-то говорит, и Кардан бежит к нему. Маленькая грязная рука Кардана сжимается в кулак, и через мгновение старший мальчик оказывается на земле. При звуке драки фея оборачивается и смеется, явно восхищенная его выходкой.

Когда Кардан оглядывается на нее, он тоже улыбается.

Я засунула кристалл обратно в ящик. Кому бы это понравилось? Ужасное зрелище.

И все же это не опасно. Нет причин что-либо делать с шаром, нет причин не оставить его там, где он был. Бомба и я продолжаем исследовать комнату вместе. Как только мы убедимся, что это безопасно, мы направимся через дверь с гравировкой сов, обратно в спальню короля.

Массивная кровать, до середины укрытая роскошным балдахином, находится в центре, выполненная в зелено-золотом цвете с символом семьи Гринбрайр. Толстые одеяла из паучьего шелка расправлены на матрасе, который пахнет так, будто его напичкали цветами.

— Давай, — говорит Бомба, плюхаясь на кровать и переворачиваясь на спину. — Давай на всякий случай убедимся, что это безопасно для нашего нового Верховного короля.

Я делаю удивленный вдох, но принимаю ее предложение. Матрас прогибается под моим весом, и пьянящий аромат роз заполняет ноздри.

Растянувшись на покрывале старого короля Эльфхейма, вдыхая пьянящий воздух ночи — все это гипнотически влияет на меня. Бомба подложила руки под голову, как будто все это мелочь, а не кощунство. Но я отчетливо помню руку высокого короля Элдреда на моей голове и легкий толчок нервов и гордости, которые я чувствовала каждый раз, когда он видел во мне кого-то большего, чем просто смертную. Лежа на кровати, я чувствую, как вытираю свои грязные крестьянские ноги о трон.

И все же, как я могу этого не сделать?

— Наш король — счастливый утенок, — говорит Бомба. — Я бы хотела такую кровать, достаточно большую, чтобы принять одного или двух гостей.

— Да? — Спрашиваю я, дразня ее, как когда-то дразнила бы своих сестер. — Кого-нибудь конкретного?

Она смущенно отводит взгляд, что заставляет меня обратить внимание. Я приподнимаюсь на локте.

— Подожди! Я его знаю?

На мгновение она не отвечает, и этого достаточно.

— Это Призрак?

— Джуд! — она возмущается. — Нет.

Я хмурюсь.

— Таракан?

Бомба садится, длинные пальцы сжимают покрывало. Поскольку она не может лгать, она только вздыхает.

— Ты ничего не понимаешь.

Бомба красива, тонкие черты лица и теплая коричневая кожа, дикие белые волосы и светящиеся глаза. Я думаю, что она обладает некоторым сочетанием обаяния и мастерства, что означает, что она может выбрать кого угодно.

Черный язык Таракана, его искривленный нос и пучок меховых волос на макушке добавляют ему внушительности и ужаса, но даже в соответствии с эстетикой Фейриленда, даже в месте, где бесчеловечная красота предпочитается вместе с почти роскошным уродством, я не уверена, что даже он догадается, что Бомба тоскует по нему.

Я бы никогда не догадалась.

Однако я не знаю, как сказать ей это, не звуча так, как будто я оскорбляю его.

— Согласна, не понимаю, — я уступаю.

Она кладет подушку себе на колени.

— Мой народ погиб в жестокой междоусобной войне столетие назад, оставив меня одну. Я пришла в мир людей и стала мелким мошенником. У меня это не очень хорошо получалось. В основном я использовала чары, чтобы скрыть свои ошибки. Именно тогда Таракан заметил меня. Он отметил, что, хотя я не могу быть хорошим вором, я была мастером в изготовлении зелий и бомб. Мы ходили вместе десятилетиями. Он был таким приветливым, таким щегольским и обаятельным, что обманывал людей прямо в лицо, никакой магии не требовалось.

Я улыбаюсь при мысли о нем в шляпе-дерби и жилете с карманными часами, забавляясь миром и всем, что в нем есть.

— Потом ему пришла в голову мысль, что мы можем обокрасть Костяной двор на Западе. Все пошло не так и нас поймали. Двор разделил нас и проклял. Изменил нас. Заставил нас служить им.

Она щелкает пальцами, и летят искры.

— Весело, правда?

— Держу пари, что нет, — говорю я.

Она отшатывается и продолжает говорить.

— Таракан — Ван, я не могу называть его Тараканом, пока говорю в таком тоне. Ван заставил меня быть там. Он рассказывал мне истории, истории о том, как королева Мэб заточила ледяного гиганта, связала всех великих монстров прошлого и завоевала Кровавую корону. Истории о невозможном. Без Вана я не знаю, смогла бы я выжить.

— Потом мы облажались с работой, и Даин связался с нами. У него был план, чтобы мы предали Костяной двор и присоединились к нему. Так мы и сделали. Призрак уже был рядом с ним, и мы втроем составили грозную команду. Я со взрывчаткой. Таракан крал что-то или кого-то. И Призрак, снайпер с легким шагом. И вот мы, так или иначе, в безопасности при дворе фейри, работаем на самого Верховного короля. Посмотри на меня, даже на его королевскую кровать легла. Но здесь нет причин для Вана брать меня за руку или петь мне, когда мне больно. У него нет причин беспокоиться обо мне.

Она впадает в молчание. Мы оба уставились в потолок.

— Ты должна сказать ему, — говорю я. Думаю, это неплохой совет. Не совет, который я бы приняла для себя, но это вовсе не делает его плохим.

— Возможно. — Бомба слезает с кровати. — Никаких уловок и ловушек. Думаешь, безопасно впускать сюда нашего короля?

Я думаю о мальчике в кристалле, о его гордой улыбке и сжатом кулаке. Я думаю о рогатой фее, которая, должно быть, была его матерью, отталкивающей его от себя. Я думаю о его отце, Верховном короле, который не потрудился вмешаться, даже не позаботился убедиться, что он одет или вытер лицо. Я думаю о том, как Кардан избегал этих комнат.

Я вздыхаю.

— Хотела бы я придумать место, где ему было бы безопаснее.

…

В полночь я должна присутствовать на банкете. Я сажусь подальше от трона и ковыряюсь в хрустящих угрях. Трио из пикси поют для нас капеллу, пока придворные пытаются поразить друг друга своим остроумием. Над головой люстры тают длинными прядями воска.

Верховный Король Кардан снисходительно улыбается и зевает, как кошка. Его волосы растрепаны, как будто он расчесывал их пальцами с тех пор, как встал с моей кровати. Наши глаза встречаются, и я отвожу взгляд, мое лицо горит.

Целуй меня, пока я не почувствую отвращение.

Вино приносят в цветных графинах. Они светятся аквамарином и сапфиром, цитрином и рубином, аметистом и топазом. Еще одно блюдо с засахаренными фиалками и замороженной росой.

Затем идут стеклянные купола, под которыми в облаке бледно-голубого дыма сидят маленькие серебристые рыбки.

— Из Подводного мира, — говорит один из поваров, одетый по такому случаю. Она кланяется.

Я смотрю через стол на Рандалина, Министра ключей, но он демонстративно игнорирует меня.

Вокруг меня поднимаются купола, и дым, благоухающий перцем и травами, заполняет комнату.

Я вижу, что Локк уселся рядом с Карданом, у него на коленях сидит молоденькая фейри. Она поднимает копыта и откидывает рогатую голову в смехе.

— Ах, — говорит Кардан, поднимая с тарелки золотое кольцо. — Я вижу, у моей рыбы что-то в брюхе.

— И у моей, — говорит придворная с другой стороны, выбирая одну блестящую жемчужину огромного размера. Она смеется от удовольствия.

— Это подарок моря.

Каждая серебристая рыбка содержит сокровище. Повара предстали перед королем, но они дают заикающиеся опровержения, клянясь, что рыба была свежевыловленной и не питалась ничем, кроме трав с кухни. Я хмуро смотрю на свою тарелку, на бусинки из морского стекла, которые нахожу под рыбьими жабрами.

Когда я поднимаю глаза, Локк держит одну золотую монету, возможно, часть сокровищ потерянного корабля смертных.

— Я вижу, ты смотришь на него, — произносит Никасия, сидя рядом со мной. Сегодня она одета в платье из золотых кружев. Ее темные турмалиновые волосы стянуты двумя золотыми гребнями в форме акульей челюсти с золотыми зубами.

— Возможно, я смотрю только на безделушки и золото, которыми, по мнению твоей матери, она может купить благосклонность двора, — говорю я.

Она берет одну из фиалок с моей тарелки и деликатно кладет на язык.

— Я потеряла любовь Кардана из-за легких слов Локка и легких поцелуев, засахаренных, как эти цветы, — говорит она. — Твоя сестра потеряла твою любовь, чтобы получить любовь Локка, не так ли? Но мы все знаем, что потеряла ты.

— Локка? — Я смеюсь. — Избавление.

Она нахмурилась.

— Конечно, ты смотрела не на самого Верховного короля.

— Конечно, нет, — повторяю я, но не встречаюсь с ней взглядом.

— Знаешь, почему ты никому не рассказала мой секрет? — спрашивает она. — Возможно, ты говоришь себе, что тебе нравится иметь власть надо мной. Но по правде говоря, я думаю, ты знаешь, что никто тебе не поверит. Я принадлежу этому миру. А ты нет. И ты это знаешь.

— Тебе даже не место на суше, морская принцесса, — напоминаю я ей. И все же я не могу не вспомнить, как Живой Совет сомневался во мне. Я ничего не могу поделать с тем, как ее слова лезут мне под кожу.

Тот, кому ты доверяешь, уже предал тебя.

— Это место никогда не будет твоим миром, смертная, — говорит она.

— Это мое место, — говорю я, гнев делает меня безрассудной. — Моя земля и мой король. И я буду защищать их обоих. Уходи.

— Он не может любить тебя, — говорит она мне, ее голос внезапно ломается.

Ей, очевидно, не нравится мысль о том, что я претендую на Кардана. Очевидно, она все еще влюблена в него, и так же очевидно, не имеет понятия, что с этим делать.

— Чего ты хочешь? — Я спрашиваю ее. — Я просто сидела здесь, занималась своими делами, ужинала. Ты единственная, кто подошел ко мне. Это ты обвиняешь меня… и я даже не знаю в чем.

— Скажи мне, что у тебя с ним, — Никасия нервничает. — Как ты обманом заставила его сделать тебя правой рукой, ты, которую он презирал и унижал? Как ты стала его ушами и глазами?

— Я скажу тебе, если ты скажешь мне что-нибудь взамен.

Я поворачиваюсь к ней, уделяя ей все свое внимание. Я ломала голову над тайным проходом во дворце, над женщиной в кристалле.

— Я сказала тебе все, что я хочу, — отвечает Никасия.

— Не все. Мать кардана, — говорю я, прерывая ее. — Кем она была? Где она сейчас?

Она пытается превратить свое удивление в насмешку.

— Если вы такие хорошие друзья, почему бы тебе не спросить у него?

— Я никогда не говорила, что мы друзья.

Слуга с полным ртом острых зубов и крыльями бабочки на спине приносит следующее блюдо. Сердце оленя, приготовленное из редких и фаршированных поджаренных лесных орехов. Никасия собирает мясо и слезы в нем, кровь стекает по ее пальцам.

Она проводит языком по красным зубам.

— Она не была кем-то значимым, просто какой-то девушкой из низших дворов. Элдред не сделал ее супругой, даже после того, как она родила ему ребенка.

Я моргаю в явном удивлении.

Она выглядит невыносимо довольной, как будто мое незнание раз и навсегда доказало, насколько я непригодна.

— Теперь твоя очередь.

— Ты хочешь знать, что я сделала, чтобы заставить его вознести меня так высоко? — спрашиваю я, наклоняясь к ней так близко, что тепло моего дыхания касается ее кожи. — Я жадно целовала его в губы, а потом угрожала поцеловать еще раз, если он не сделает именно то, что я хочу.

— Лгунья, — шипит она.

— Если вы такие хорошие друзья, — говорю я, с злобным удовлетворением возвращая ей ее же слова, — почему бы тебе не спросить его?

Ее взгляд устремлен на Кардана, его рот запятнан кровью сердца, корона украшает лоб. Они двух разных видов, но оба монстры. Кардан не оглядывается, занятый тем, что слушает флейтиста, который тут же сочинил бесшабашную оду его правлению.

Мой король, думаю я про себя. Но только на год и день, а пять месяцев уже прошли.

Злой король. Глава 9

Таттерфелл ждёт меня, когда я возвращаюсь в комнаты, её глаза как у жука неодобрительно смотрят на меня, когда она поднимает брюки Верховного короля с моего дивана.

— Так вот как ты жила, — ворчит маленький имп. — Как червь в коконе бабочки.

Что-то в том, как меня ругают, утешительно знакомо, но это не значит, что мне нравится подобное.

Я отворачиваюсь, чтобы она не заметила моего смущения от того, какой беспорядок тут устроила. Не говоря уже о том, что, как и с кем я делала.

Поклявшись служить Мадоку до тех пор, пока она не расплатится со старым долгом чести, Таттерфелл не могла прийти сюда без его ведома. Хотя она и заботилась обо мне с самого детства — расчёсывала мои волосы, зашивала дырки на платьях, нанизывала ягоды рябины на нитку, чтобы меня не зачаровали — но именно Мадоку она клялась. Не то чтобы я не думала, что она не любит меня как-то по-своему, но я никогда не позволю себе больше ошибиться из-за любви.

Я вздыхаю. Слуги замка убрали бы мои комнаты, если бы я позволила им, но тогда они бы заметили мои странности, могли бы пролистать мои записи, не говоря уже о моих ядах. Нет, лучше запереть дверь и спать в полном беспорядке.

Голос моей сестры слышится из моей спальни.

— Ты рано вернулась. — Она высунула голову, показывая несколько предметов одежды.

Тот, кому ты доверяешь, уже предал тебя.

— Как ты сюда попала? — спрашиваю я. Я провернула ключ и встретила сопротивление. Пружины переместились. Меня учили скромному искусству взлома замков, и хотя я в этом не мастер, точно могу сказать, что я запирала дверь.

— О, — говорит Тарин и смеётся. — Я выдала себя за тебя и получила копию твоих ключей.

Я хочу ударить стену. Конечно, все знают, что у меня есть сестра-близнец. Конечно, все знают, что смертные могут лгать. Должен ли кто-то задать хоть один вопрос, на который, может, будет трудно ей ответить, прежде чем передать доступ к моим комнатам во дворце?

Честно говоря, я и сама врала снова и снова, и это мне сходило с рук. Я не могу запретить Тарин делать то же самое.

Мне не повезло, что сегодня вечером, когда она вдруг решает ворваться сюда, одежда Кардана разбросана по комнате, а куча его кровавых повязок всё еще лежит на низком столике.

— Я уговорила Мадока подарить тебе остаток долга Таттерфелл, — объявляет Тарин. — И я принесла все твои пиджаки, платья и драгоценности.

Я смотрю в чернильные глаза импа.

— Ты имеешь в виду, что Мадок позволил ей шпионить для него?

Губы Таттерфелл сжимаются, и мне вспоминается то, как сильно она может злиться.

— Разве ты не хитрая и подозрительная девушка? Тебе должно быть стыдно говорить такие вещи.

— Я благодарна за то время, когда вы были добры, — говорю я. — Но если Мадок отдал мне ваш долг, считайте, что он выплачен.

Таттерфелл недовольно хмурится.

— Мадок пощадил жизнь моего возлюбленного, когда мог бы забрать её по праву. Я обещала ему сто лет службы, и это время почти истекло. Не позорь мою клятву, думая, что можешь отклонить её махом руки.

Меня ужалили её слова.

— Ты сожалеешь, что он послал тебя сюда?

— Пока нет, — говорит она и возвращается к работе.

Я направляюсь в свою спальню, собираю пропитанные кровью Кардана тряпки, прежде чем Таттерфелл сделает это. Проходя мимо камина, бросаю их в огонь. Тот разгорается ярче.

— Итак, — спрашиваю я сестру, — что ты мне принесла?

Она указывает на мою кровать, где разложила мои старые вещи на чистых простынях. Странно видеть одежду и драгоценности, которых у меня не было на протяжении месяцев, вещи, которые Мадок купил для меня. Вещи, которые одобрила Ориана. Туники, блузы, боевое снаряжение, дублеты. Тарин даже принесла старый домотканый комплект одежды, в которой я обычно пробиралась по Холлоу-Холлу, и одежду, которую мы носили тогда, когда были в мире смертных.

Когда я смотрю на всё это, я вижу человека — себя, но в то же время и незнакомца. Ребёнка, который ходил на занятия и не думал, что то, что он учит, будет таким важным. Девушка, которая хотела произвести впечатление на единственного отца, которого знала, которая хотела место во Дворе и верила в честь.

Я не уверена, что мне теперь подходит подобная одежда.

Тем не менее, я вешаю её в шкаф рядом с двумя чёрными дублетами и одной парой сапог.

Я открываю коробку с драгоценностями. Серьги, подаренные мне на дни рождения, золотые браслеты, три кольца — одно с рубином, которое Мадок подарил мне на пиру Кровавой луны, второе с его гербом, которое я даже не помню, как получила, и тонкое золотое, подарок от Орианы. Ожерелье с резного лунного камня, камни кварца, из резной кости.

Я надеваю рубиновое кольцо на левую руку.

— И я принесла пару набросков, — говорит она, доставая блокнот и садясь, скрестив ноги, на мою кровать. Мы обе, конечно, не художницы, но её рисунки с одеждой понять можно. — Я хочу отнести их к своему портному.

Она нарисовала меня в чёрных пиджаках с высокими воротниками, с юбкой, разрезанной по бокам для лёгких движений. Плечи выглядят так, будто они в доспехах, а на некоторых рисунках было что-то похожее на блестящий металлический рукав.

— Они могут измерить меня, — говорит она. — Тебе даже не нужно идти на примерку.

Я долго смотрю на неё. Тарин не любит ссоры. Её манера справляться со всем происходящим хаосом в нашей жизни, должно быть, чрезвычайно помогает ей адаптироваться, — как будто она одна из тех хамелеонов, которые меняют цвет, соответствуя окружению. Она тот самый человек, который знает, что надеть и как себя вести, потому что она внимательно изучает людей и подражает им.

Она хороша в подборе одежды, которая может послать определённое сообщение — даже если сообщением на её рисунках было «держись от меня подальше» или «я отрублю тебе голову», и я не думаю, что она просто хочет помочь мне. И усилия, которые она в это вложила, тем более перед её собственной свадьбой, кажутся необычными.

— Хорошо, — говорю я. — Чего ты хочешь?

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она со всей своей невинностью.

— Ты хочешь, чтобы мы снова стали друзьями, — говорю я, переходя к другому тону для общения с ней. — Я ценю это. Ты хочешь, чтобы я пришла на твою свадьбу, и это здорово, потому что я хочу быть там. Но это… слишком много.

— Я могу быть щедрой, — говорит она, но не встречается с моими глазами.

Я жду. Долгое время никто из нас не говорит. Я знаю, что она видела одежду Кардана, брошенную на пол. То, что она не спросила об этом сразу, стало первой подсказкой к тому, что она чего-то хотела.

— Хорошо, — она вздыхает. — Это не имеет большого значения, но есть кое-что, о чём я хочу с тобой поговорить.

— Только давай без шуток, — говорю я, но не могу удержать улыбку.

Она стреляет меня взглядом с раздражением.

— Я не хочу, чтобы Локк был Мастером Пирушек.

— Не ты одна.

— Но ты могла бы что-то с этим сделать! — Тарин взмахивает руками, зацепляя юбки платья. — Локк жаждет драматических переживаний. И как Мастер Пирушек, он может создавать эти… я даже не знаю, как назвать это, — истории. Он не столько думает о вечеринках, еде, напитках и музыке, а скорее о динамике, которая может привести к конфликту.

— Хорошо… — говорю я, раздумывая, что это значит для политики. Ничего хорошего.

— Он хочет увидеть, как я буду реагировать на то, что он творит, — говорит она.

Это действительно правда. Например, он хотел знать, достаточно любит ли его Тарин, чтобы позволить ему ухаживать за мной, пока она смотрит на нас молча и страдает. Я думаю, он был бы заинтересован сделать со мной то же самое, но я оказалась слишком колючей.

Она продолжает:

— И Кардан, и Двор могут пострадать. Он уже разговаривал с Жаворонками и Граклами, выяснял их слабости, какими можно подтолкнуть их к ссоре и разжечь конфликт.

— Локк может принести пользу Жаворонкам. — говорю я. — Дать им повод написать балладу.

Что касается Граклов, если он захочет посоревноваться с их оргиями, думаю, ему следует постараться, хотя я достаточно умна, чтобы не сказать это вслух.

— То, как он говорит, на мгновение может показаться забавным, даже если это ужасная идея, — говорит Тарин. — Быть Мастером Пирушек для него ужасно. У него будет много любовников вдали от меня. И я буду ненавидеть это. Джуд, пожалуйста. Сделай что-нибудь. Я знаю, что ты хочешь сказать мне «я же говорила», но мне всё равно.

У меня есть большие проблемы, хочу сказать я.

— Мадок почти наверняка скажет, что тебе не нужно выходить за него замуж. Бьюсь об заклад, Виви сказала бы тоже самое. На самом деле, готова поспорить, они так и думают.

— Но ты слишком хорошо знаешь меня, чтобы начинать беспокоиться. — Она качает головой. — Когда я с ним, я чувствую себя героем истории. Моей истории. Когда его нет, всё не так.

Я не знаю, что на это сказать. Я могла бы сказать, что Тарин, похоже, создаёт историю, выдвигая Локка в роли главного героя, а себя в качестве его романтического интереса, который исчезает, когда её на странице нет.

Но я помню, как была с Локком, как чувствовала себя особенной, избранной и красивой. Теперь, думая об этом, я просто чувствую себя идиоткой.

Думаю, я могла бы приказать Кардану лишить Локка звания, но Кардан обиделся бы на меня за то, что я использовала свою власть над ним для чего-то мелкого и личного. Это сделало бы меня слабой. И Локк понял бы, что то, что его лишили титула, было моим решением, поскольку я не скрывала свою неприязнь. Он бы знал, что у меня больше власти над Карданом, чем можно предположить логически.

И всё то, на что жалуется Тарин, всё равно произойдёт. Локку не нужно быть Мастером Пирушек Верховного Короля, чтобы попасть в какую-то историю; титул только позволяет ему управлять этим в больших масштабах.

— Я поговорю об этом с Карданом, — лгу я.

Её взгляд скользит туда, где его одежда разбросана по моему полу, и она улыбается.

Злой король. Глава 10

По мере приближения праздника Охотничьей Луны уровень разврата во дворце ощутимо увеличивается. Меняется тенор партий — они становятся более неистовыми, более дикими. Присутствие Кардана больше не является необходимым для получения права на увеселения. Теперь, когда слухи изображают его как короля, который застрелил бы любовницу ради развлечения, легенда о его жестокости становится культом.

Воспоминания о днях его молодости — как он скакал на лошади на наших занятиях, в каких боях и драках участвовал, насколько жестокие вещи он совершил — тщательно перебираются. Чем страшнее история, тем больше она ценится. Фейри, может, и не умеют лгать, но истории растут здесь, как и везде, питаясь честолюбием, завистью и желанием.

Днем я переступаю через спящие тела в коридорах. Не все они придворные. Слуги и охранники, похоже, пали жертвой той же дикой энергии и могут быть найдены отказывающимися от своих обязанностей в пользу удовольствий. Голые люди бегают по садам эльфов, и корыта, когда-то поливавшие лошадей, теперь наполняются вином.

Я встречаюсь с Вульсибером, желая получить больше информации о Подводном мире, но он ничего не знает. Несмотря на знание, что Никасия пыталась использовать меня как наживку, я перебираю целый список людей, которые, возможно, предали меня. Я волнуюсь о том, кто и с какой целью мог это сделать, о прибытии посла лорда Ройбена, о том, как продлить мой годовой договор аренды трона. Я изучаю свои заплесневелые бумаги, пью яды и планирую тысячу парирований ударам, которые, возможно, никогда не произойдут.

Кардан переехал в старые покои Элдреда, а комнаты с обгоревшим полом закрыты изнутри. Если ему неудобно спать там, где спал его отец, он не подает никаких признаков. Когда я прихожу, он беззаботно отдыхает, а слуги убирают гобелены и диваны, чтобы освободить место для новой кровати, вырезанной по его указанию.

Он не одинок. С ним небольшой круг придворных — некоторых я не знаю, плюс Локк, Никасия и моя сестра, в настоящее время розовая от вина и смеющаяся на ковре перед огнем.

— Идите, — говорит он им, когда видит меня на пороге.

— Но, Ваше Величество, — начинает девушка. Она вся кремовая с золотом, в светло-голубом платье. Длинные бледные усики поднимаются от внешних краев бровей.

— Конечно, такие скучные новости, какие принес ваш Сенешаль, потребуют противоядия от нашего веселья.

Я тщательно обдумываю распоряжения для Кардана. Слишком много приказов, и он будет раздражаться из-за этого, слишком мало, и он легко ускользнет от них. Но я рада, что он никогда не откажет мне в допуске. Я особенно рада, что он никогда не сможет мне отказать.

— Я уверен, что позову вас достаточно скоро, — говорит Кардан, и придворные весело выходят. Один из них несет кружку, очевидно украденную из мира смертных и до краев наполненную вином. Локк бросает на меня любопытный взгляд. Моя сестра хватает меня за руку и с надеждой сжимает ее.

Я подхожу к стулу и сажусь, не дожидаясь приглашения. Я хочу напомнить Кардану, что у него нет власти надо мной.

— Охотничья Луна завтра вечером, — говорю я.

Он лежит в кресле напротив меня и смотрит на меня своими черными глазами, как будто это я должна быть настороже.

— Если ты хочешь узнать подробности, тебе следовало оставить Локка. Я мало знаю. Это будет еще одно мое выступление. Я буду дурачиться, пока ты планируешь.

— Орлаг смотрит на тебя.

— Все смотрят на меня, — говорит Кардан, беспокойно теребя перстень с печаткой, снова и снова поворачивая его.

— Кажется, ты не возражаешь, — говорю я. — Ты сам сказал, что не ненавидишь быть королем. Может, тебе даже нравится.

Он бросает на меня подозрительный взгляд.

Я стараюсь улыбнуться ему в ответ. Надеюсь, я смогу быть убедительной. Мне нужно быть убедительной.

— Мы оба можем получить то, что хотим. Ты можешь править намного дольше, чем год. Все, что тебе нужно сделать, это продлить свою клятву. Позволь мне командовать тобой в течение десятилетия, в течение десятков лет, и вместе…

— Думаю, нет, — говорит он, прерывая меня. — В конце концов, ты же знаешь, как опасно было бы, если бы Оук сидел на моем месте. Он всего на год старше, чем был. Он еще не готов. И все же всего через несколько месяцев тебе придется приказать мне отречься от престола в его пользу или заключить соглашение, которое потребует от нас доверия друг к другу — а не моего доверия к тебе без надежды на взаимность.

Я злюсь на себя за то, что думаю, что он может согласиться оставить все как есть.

Он дарит мне свою самую сладкую улыбку.

— Может быть, тогда ты станешь моим сенешалем?

Я стискиваю зубы. Когда-то положение сенешаля было выше моих самых смелых мечтаний. Теперь это кажется унижением. Власть заразна. Власть жадная.

— Будь осторожен, — говорю я ему. — Я могу сделать так, чтобы оставшиеся месяцы шли очень медленно.

Его улыбка не дрогнула.

— Еще какие-нибудь команды? — интересуется он. Я должна рассказать ему больше об Орлаг, но мысль о том, что он будет кричать на нее, мне невыносима. Я не могу позволить этому браку случиться, и сейчас я не хочу, чтобы меня дразнили из-за этого.

— Не напивайся до смерти завтра, — говорю я. — И следи за моей сестрой.

— Тарин сегодня казалась вполне здоровой, — говорит он. — Розы на щеках и веселье на губах.

— Давай убедимся, что это так и останется, — говорю я.

Его брови поднимаются.

— Ты хочешь, чтобы я соблазнил ее вдали от Локка? Конечно, я могу попытаться. Я ничего не обещаю в плане результатов, но ты можешь найти развлечение в попытке.

— Нет, нет, абсолютно нет, не делай этого, — говорю я, не обращая внимания на горячий всплеск паники, который вызывают его слова. — Я просто пытаюсь удержать Локка от худшей версии его самого, когда она рядом, вот и все.

Он прищуривает глаза.

— Разве ты не должна поощрять прямо противоположное?

Возможно, для Тарин было бы лучше узнать о несчастье с Локком как можно скорее. Но она моя сестра, и я никогда не хочу быть причиной ее боли. Я отрицательно качаю головой.

Он делает неопределенный жест в воздухе.

— Как пожелаешь. Твоя сестра будет завернута в атлас и мешковину, защищенная от самой себя.

Я медлю.

— Совет хочет, чтобы Локк организовал какое-то развлечение, чтобы удовлетворить Гримсена. Если это пройдет хорошо, возможно, кузнец сделает тебе чашу, в которой никогда не закончится вино.

Кардан бросает на меня взгляд сквозь ресницы, который мне трудно понять, и тоже встает. Он берет меня за руку.

— Нет ничего слаще, — говорит он, целуя мои пальцы, — но этого не достаточно.

Моя кожа вспыхнула, ощущаясь горячей и неудобной.

Когда я выхожу, его маленький кружок стоит в холле, ожидая, когда их пустят обратно в комнату. Моя сестра выглядит немного тошнотворной, но когда она видит меня, она расплывается в широкой фальшивой улыбке. Один из мальчиков поставил лимерик, играя ее снова и снова, все быстрее и быстрее. Их смех наполняет коридор, напоминая карканье ворон.

…

Направляясь через дворец, я прохожу мимо зала, где собралось несколько придворных. Там, поджаривая угря в пламени огромного камина, на ковре сидит старый придворный поэт и Сенешаль Верховного короля Элдреда Вал Морен.

Вокруг него сидят волшебные артисты и музыканты. После смерти большей части королевской семьи он оказался в центре одной из придворных фракций, круга Жаворонков. Ежевика вьется у него в волосах, и он тихо поет про себя. Он смертен, как и я. Он также, вероятно, сумасшедший.

— Пойдем выпьем с нами, — говорит один из жаворонков, но я возражаю.

— Хорошенькая, мелкая Джуд.

Пламя танцует в глазах Вал Морена, когда он смотрит в мою сторону. Он начинает снимать обожженную кожу и есть мягкую белую плоть угря. Между укусами он говорит.

— Почему ты еще не пришла ко мне за советом?

Говорят, когда-то он был любовником Верховного короля Элдреда. Он был при дворе задолго до того, как мы с сестрами приехали сюда. Несмотря на это, он никогда не был общей причиной нашей смертности. Он никогда не пытался помочь нам, никогда не пытался связаться с нами, чтобы мы чувствовали себя менее одинокими.

— У тебя найдется какой-нибудь для меня?

Он смотрит на меня и сует один из глаз угря в рот. Он блестит у него на языке. Потом он шумно глотает.

— Возможно. Но это не имеет значения.

Я так устала от загадок.

— Дай угадаю. Потому что, когда я попрошу у тебя совета, ты не дашь его мне?

Он смеется сухим, глухим звуком. Интересно, сколько ему лет. В венке из ежевики он выглядит как молодой человек, но смертные не состарятся, пока не покинут Эльфхейм. Хотя я не угадываю возраст в чертах его лица, я вижу это в его глазах.

— О, я дам тебе самый лучший совет, который тебе когда-либо давали. Но ты не прислушаешься к нему.

— Тогда какая от тебя польза?

Я пытаюсь отвернуться. У меня нет времени на несколько строк бесполезной вирши для меня, чтобы ломать голову над ее смыслом.

— Я отличный жонглер, — говорит он, вытирая руки о штаны и оставляя пятна. Он достает из кармана камень, три желудя, кусок хрусталя и то, что кажется косточкой желаний.

— Жонглирование, видишь ли, это просто бросание двух вещей в воздух одновременно.

Он начинает подбрасывать желуди, затем добавляет косточку. Несколько Жаворонков подталкивают друг друга, восторженно шепча.

— Не важно, сколько вещей ты добавляешь, у тебя только две руки, поэтому ты можешь бросить только две вещи. Ты просто должна бросать все быстрее и быстрее, все выше и выше.

Он добавляет камень и кристалл, вещи летают между его рук достаточно быстро, чтобы было трудно увидеть, что именно он бросает. Я делаю глубокий вдох.

Затем все падает, рушится на каменный пол. Кристалл разбивается. Один из желудей катится к огню.

— Мой совет, — говорит Вал Морен, — ты должна научиться жонглировать лучше меня, Сенешаль.

Долгое время я так злюсь, что не могу пошевелиться. Я чувствую себя раскаленной, преданной единственным человеком, который должен понять, как трудно быть тем, кто мы есть.

Прежде чем сделать что-то, о чем пожалею, я поворачиваюсь на каблуках и ухожу.

— Я предсказал, что ты не последуешь моему совету, — кричит он мне вслед.

Злой король. Глава 11

Вечером на Охотничью Луну весь Двор направляется в Молочный лес, где деревья окутаны какими-то шёлковыми покрытиями, которые, как на мой смертный взгляд, выглядят как ничто иное, как сетка с яйцами моли или, может, завёрнутый ужин пауков.

Локк приказал построить из плоских камней, из материала, которым обычно строят стены, грубую форму трона. Массивная каменная плита служила спинкой, широкий камень — сидением. Он возвышался над рощей. Кардан сидел на нём, а корона ярко сверкала на его лбу. Рядом в костре горит шалфей и тысячелистник. В какой-то момент он кажется больше, чем есть на самом деле, словно сошедший со страниц мифов, истинный Верховный Король Фейри и ничья марионетка.

Трепет замедляет мой шаг, и паника следует за мной по пятам.

«Король — живой символ, бьющееся сердце, звезда, на которой написано будущее Эльфхейма. Конечно, вы заметили, что с тех пор, как началось его правление, острова стали другими. Штормы приходят к нам быстрее. Цвета стали ярче, а запахи резче. Чудеса были замечены в лесах, древние существа, давно ушедшие из мира мыслей, наблюдают за ним. Когда он становится пьяным, его подданные тоже навеселе, даже сами не знают почему. Когда его кровь проливаются, растёт жизнь».

Я только надеюсь, что он не замечает ничего подобного на моём лице. Когда я останавливаюсь перед ним, то склоняю голову, благодарная за оправдание не встречаться с ним взглядом.

— Мой король, — говорю я.

Кардан поднимается с трона, позади развевается плащ из сверкающих чёрных перьев. Новое кольцо мелькает на его мизинце — красный камень ловит огни костра. Очень знакомое кольцо. Моё кольцо.

Я помню, как он взял мою руку в своих комнатах.

Я сжимаю зубы, украдкой бросая взгляд на свою голую руку. Он украл моё кольцо. Он украл его, а я не заметила. Таракан научил его, как это сделать.

Интересно, посчитала ли Никасия это предательством? Это похоже на то.

— Пойдём со мной, — говорит он, беря мою руку и проводя меня сквозь толпу. Хобы и григи, с зелёной кожей и коричневыми, разорванными крыльями с одеждами из коры деревьев — весь Народец Эльфхейма появился сегодня вечером в своих разных нарядах. Мы проходим фейри в пальто, сшитом из золотых листьев, другого в зелёном кожаном жилете с кепкой, свернувшейся, как папоротник. Одеяла были расстелены повсюду и завалены подносами с виноградом с размером в кулак и ярко-рубиновыми вишенками.

— Куда мы идём? — спрашиваю я, когда Кардан ведёт меня к краю леса.

— Мне нужно говорить одно и то же много раз, — говорит он. — Я хочу, чтобы ты знала, что твоей сестры тут сегодня нет. Я в этом убедился.

— А что же запланировал Локк? — спрашиваю я, не желая говорить благодарности или хвалить за ловкость рук. — Он определённо хотел создать себе репутацию в этот вечер.

Кардан корчит гримасу.

— Я не забиваю свою симпатичную голову такой чушью. Ты заботишься о таких вещах. Как муравей из басни, который работает в грязи, пока кузнечик поёт всё лето.

— И на зиму ничего не осталось, — говорю я.

— Мне ничего и не нужно, — говорит он, насмешливо качая головой. — В конце концов, я ведь Кукурузный Король, которого принесут в жертву, чтобы маленький Оук мог занять моё место весной.

Сверху светились шары тёплым, волшебным светом, летая в ночном воздухе, но его слова вызвали у меня дрожь страха.

Я смотрю ему в глаза. Его рука скользит по моему бедру, как будто он может притянуть меня к себе ближе. На какое-то маленькое мгновение что-то мерцает в воздухе между нами.

«Целуй меня, пока я не почувствую отвращение».

Конечно, он не пытается меня поцеловать. В него теперь не стреляют, он не в бешенстве, не опьянён, и не испытывает достаточного отвращения к себе.

— Ты не должна быть здесь сегодня вечером, маленький муравей, — говорит он, отпуская меня. — Возвращайся в замок. — Затем он пересекает толпу обратно. Придворные кланяются, когда он проходит мимо. Немногие, самые смелые и наглые, хватают его за пальто, заигрывают и пытаются втянуть его в танец.

И тот, кто однажды оторвал крыло мальчика прямо от спины, потому что тот не поклонился, теперь решает это всё со смехом.

Что изменилось? Он стал другим, потому что я заставила его измениться? Это потому, что он далеко от Балекина? Или он никак не изменился, а я вижу только то, что хочу видеть?

Я до сих пор чувствую тёплое давление его пальцев на мою кожу. Что-то действительно со мной не так: я хочу того, кого я ненавижу, хочу того, кто презирает меня, даже если он тоже хочет меня. Моё единственное утешение в том, что он не знает, что я чувствую.

Какой бы разврат ни запланировал Локк, я должна остаться, чтобы найти представителя Двора Термитов. Чем раньше мой долг перед их лордом Ройбеном будет оплачен, тем скорее количество их в моем списке сократится. Кроме того, они вряд ли смогут принести мне больше проблем, чем уже есть.

Кардан возвращается на трон, когда появляется Никасия с Гримсеном, заколка на плаще которого была в форме бабочки.

Гримсен начинает говорить речь, которая, несомненно, польстит, и вытаскивает что-то из кармана. Это похоже на серёжку — с одной капелькой, которую Кардан поднимает на свет и восхищается. Я предполагаю, что он сделал свой первый магический предмет на службе Эльфхейма.

На дереве слева от них я вижу сову с лицом хоба, Львиный зев, летящую вниз. Хотя я не могу их видеть, Призрак и еще несколько шпионов прячутся поблизости, наблюдая за происходящим с достаточного расстояния, чтобы, если что-то произойдёт, они были там.

Выходит музыкант, похожий на кентавра, но с телом оленя — он несёт лиру, вырезанную в форме пикси, с крыльями, образующими верхние грани инструмента. Нити, кажется издалека, разноцветные. Музыкант начинает играть, и резьба поёт.

Никасия подходит к кузнецу. Она одета в пурпурное платье, которое переливается как синие перья павлина на свету. Её волосы заплетены в косу вокруг головы, а на лбу — цепочка, с которой свисают десятки бусин в сверкающих пурпурно-синих и янтарных тонах.

Когда Гримсен поворачивается к ней, черты его лица будто становятся светлее. Я хмурюсь.

Жонглёры начинают подбрасывать в воздух различные предметы — от живых крыс до сверкающих мечей. Повсюду раздают вино и медовые пирожные.

Наконец, я вижу Дулкамару из Двора Термитов. Её красные, словно маки, волосы заплетены в кольца, а двуручный меч привязан к спине. Серебряное платье развивалось вокруг неё. Я иду к ней, стараясь не показаться запуганной.

— Добро пожаловать, — говорю я. — Чем мы обязаны честью вашего визита? Ваш король нашёл то, чего он хочет попросить взамен…

Она перебивает меня, смотря на Кардана:

— Лорд Ройбен хочет, чтобы ты знала, что даже в низших дворах мы слышим кое-что.

На мгновение в моём разуме появляется тревожный список всего того, что могла услышать Дулкамара, затем я вспоминаю о слухах народца по поводу того, что Кардан застрелил одну из своих любовниц для собственного удовольствия. Двор Термитов — это один из немногих дворов, в котором есть и благие, и неблагие фейри. Я не уверена, что они возражают против причинения вреда придворным или просто по поводу нестабильности Верховного короля.

— Даже без лжецов это может быть просто ложью, — осторожно говорю я. — Какие бы слухи вы не услышали, я могу объяснить, что на самом деле произошло.

— У меня есть причины тебе верить? Я думаю, нет. — Она улыбается. — Мы можем потребовать долг в любое время, смертная девушка. Лорд Ройбен может послать меня к вам, например, для личной охраны. — Я вздрагиваю. Под «охраной» она явно подразумевает шпионаж. — Или, может, мы попросим твоего кузнеца, Гримсена. Он мог бы сделать для лорда Ройбена клинок, который разрушает клятвы.

— Я не забыла о своём долге. На самом деле, я надеялась, что вы позволите отплатить мне сейчас, — говорю я, взяв себя в руки. — Но лорд Ройбен не должен забывать…

Она обрывает меня рычанием:

— Смотри, чтобы ты не забыла.

С этими словами она уходит, заставляя меня раздумывать о том, что мне было лучше сказать. Я всё еще в долгу перед Двором Термитов, и у меня всё еще нет возможности продолжить нашу сделку с Карданом. Я до сих пор не знаю, кто мог предать меня или что делать с Никасией.

По крайней мере, эти мысли не кажутся хуже того, что придумал Локк, чтобы похвастаться сегодня. Интересно, получится ли мне сделать то, чего хочет Тарин, и, в конце концов, убрать его с должности Мастера Пирушек просто за то, что он скучный.

Как будто Локк мог читать мои мысли, он хлопает в ладоши, заставляя толпу замолчать.

Музыка замирает, а вместе с ней танцоры, жонглёры и смех.

— У меня есть еще одно развлечение для вас, — говорит он. — Настало время короновать монарха сегодня. Королеву Веселья.

Один из лютистов играет весёлую импровизацию. Зрители смеются.

Холодок пробегает сквозь меня. Я слышала об игре, хотя и никогда не видела, как в неё играют.

Это достаточно просто: похитить смертную девушку, напоить её волшебным вином, рассказать волшебную лесть и подарить пару волшебных поцелуев, чтобы убедить её, что её коронуют короной — в то время как они издеваются над её запутанным разумом.

Если Локк привёл сюда смертную девушку, чтобы повеселиться за счёт её разума, то я не выдержу. Я сброшу его за чёрные скалы Инсвила, чтобы русалки проглотили его живьём.

Когда я всё еще об этом размышляю, Локк говорит:

— Но, наверное, только король может короновать королеву.

Кардан встаёт с трона и спускается по камням к Локку. Его длинный пернатый плащ скользит по полу за ним.

— Тогда где же она? — спрашивает Верховный король, подняв брови. Кажется, он не удивлён, и я надеюсь, что это закончится так же быстро, как и начнётся. Какое удовлетворение можно найти в подобной игре?

— Разве ты не догадался? В нашей компании есть только одна смертная, — говорит Локк. — Поэтому, наша Королева Веселья — никто иная, как Джуд Дуарте.

На мгновение мой разум становится абсолютно пустым. Я не могу даже думать. Затем я вижу улыбку Локка и улыбающиеся лица народца Двора, и все мои чувства обращаются в ужас.

— Давайте подбодрим её, — говорит Локк.

Они кричат бесчеловечными голосами, и я должна подавить панику. Я смотрю на Кардана и вижу в его глазах что-то опасное — и никакого сочувствия.

Никасия ликующе улыбается, а рядом с ней Гримсен на что-то отвлекается. Дулкамара на опушке леса наблюдает за мной, ожидая, что я сделаю.

Я думаю, что Локк, наконец, сделал всё правильно. Он пообещал наслаждения Верховному Королю, и я полностью уверена, что Кардан будет в абсолютном восторге.

Я могла бы приказать ему остановить то, что будет дальше. Он тоже это знает, а значит, он знает, что я буду ненавидеть происходящее и то, что он будет делать, но недостаточно, чтобы я приказала ему остановиться и раскрыла всё.

Конечно, я перетерплю многое, прежде чем это сделать.

«Ты пожалеешь об этом».

Я не говорю этих слов, но смотрю на Кардана и думаю о них, передавая молчаливое послание, и оно кажется настолько сильным, будто я кричу.

Локк подаёт сигнал, и группа бесов выходит вперёд, неся уродливое изодранное платье и круг из ветвей. К импровизированной короне прикреплены маленькие грязные грибы, из-за которых появляется гнилостная пыль.

Я ругаюсь себе под нос.

— Новая одежда для нашей новой королевы, — говорит Локк.

Раздался смех и удивлённые вздохи. Это жестокая игра, предназначенная для смертных девушек, которые зачарованы, и не знают даже, что над ними смеются. Это забавно для них — то, что они так глупы. Они восхищаются платьями, которые кажутся им нарядными. Они жадно смотрят на короны, кажущиеся им сияющими драгоценностями. Они падают в обморок от обещаний настоящей любви.

Благодаря заклинанию принца Даина волшебное очарование не работает на мне, но даже если они это сделают, то каждый член Двора ожидает, что человеческий сенешаль Верховного Короля будет носить защитные чары — нить с рябиновыми ягодами, крошечный листик дуба, ясеня или шиповника. Они знают, что я вижу правду в том, что Локк даёт мне.

Двор наблюдает за мной с нетерпеливым вздохом. Я уверена, что они никогда не наблюдали за Королевой Веселья, которая знала, что над ней издеваются. Это новый взгляд на игру.

— Расскажите нам, что вы думаете о нашей леди, — громко спрашивает Локк у Кардана со странной улыбкой.

Выражение лица Верховного короля напрягается, но черты расслабляются мгновение спустя, когда он поворачивается ко Двору.

— Меня слишком часто беспокоят сны о Джуд, — говорит он, голос становится громче. — Её лицо всегда есть в моём самом частом кошмаре.

Придворные смеются. Жар вспыхивает на моём лице, потому он рассказывает им свой секрет, специально для того, чтобы поиздеваться надо мной.

Когда Элдред был Верховным Королём, его упрямства оставались неизменными, но новый Верховный король — это не просто что-то новое для земель, но и для самого Двора. Я понимаю, что он радует их своими капризами и жестокостью. Я была дурой, когда мне казалось, что он не такой, как обычно.

— Некоторые из нас не думают, что смертные прекрасны. На самом деле, многие могут сказать, что Джуд не в их вкусе.

На мгновение мне становится интересно — хочет ли он, чтобы я была в полной ярости и показала всему Двору власть над ним? Но потом мысль исчезает — сердце так громко стучало в голове, что я едва могу думать.

— Но я думаю, что её красота… уникальна. — Кардан делает паузу, когда толпа смеётся еще больше. — Мучительная. Тревожная. Терзающая.

— Может, ей нужна новая одежда, чтобы показать её истинное очарование, — говорит Локк. — Пышный наряд ей подойдёт.

Бесы подходят ближе, чтобы натянуть потрепанное, изношенное тряпичное платье на моё тело, к радости народца.

Еще больше смеха. Всё моё тело горит. Часть хочет убежать, но вторая часть замерла и желает показать им, что меня запугать нельзя.

— Подожди, — говорю я, так громко, как только могу, чтобы меня все услышали. Бесы сомневаются. Выражение лица Кардана нечитаемо.

Я наклоняюсь и беру край своего платья, а затем тяну вверх, снимая через голову. На мне остаётся простое нижнее бельё — без корсета, без особенностей — самое обычное. Я стою посреди пиршества в нижнем белье, и всё еще могу что-то говорить. Могу говорить что-то Кардану.

— Теперь я готова надеть новое платье, — говорю я. Слышится несколько радостных «ура», будто они не осознают, что игра — унижение. Локк, как ни странно, выглядит восторженным.

Кардан приближается ко мне, а взгляд пожирает каждый миллиметр кожи. Я не уверена, что смогу перенести то, что он скажет. К счастью, он, кажется, в недоумении.

— Я ненавижу тебя, — прошептала я прежде, чем он что-либо сказал.

Он берёт мой подбородок в свои пальцы и наклоняет моё лицо к своему.

— Скажи это еще раз, — говорит он, когда бесы приглаживают мои волосы и надевают на мою голову мерзкую ужасную корону. Его голос становится низким — слова предназначены только для меня.

Я вырываюсь из его рук, но не раньше, чем замечаю выражение его лица. Он выглядит так, как тогда, когда я заставляла его отвечать на вопросы, когда он признался, что желает меня. Он выглядит так, будто ему жаль.

Молния проходит через меня, сбивая с толку, потому что я в ярости и горю от стыда. Я поворачиваю голову.

— Королева Веселья, время для твоего первого танца, — говорит Локк, толкая меня к толпе.

Когтистые пальцы смыкаются на моих руках. Нечеловеческий смех звенит в ушах, когда начинает звучать музыка. Когда танец начинается, я танцую с ними. Мои ноги хлопают по грязи под ногами в ритм барабанов, а сердце бьётся в ритм трели флейты. Я разворачиваюсь, проходя сквозь толпу. Толкаю их и отвожу от себя.

Пытаюсь противостоять навязчивости музыки, оторваться от танца, но не могу. Когда я пытаюсь идти ногами, руки тянут меня назад, а потом музыка вновь настигает меня.

Всё превращается в дикое пятно звука, летящей ткани, блестящих чёрных глаз и слишком острых зубов.

Я потеряла свой контроль, как будто вновь стала маленьким ребёнком, как будто даже и не заключала сделку с Даином, не травила себя и не украла трон. Это не зачарование. Я не могу прекратить танцевать, не могу остановиться, даже когда страх всё больше растёт. Я не остановлюсь. Буду танцевать, пока не протру кожу своих ботинок, танцевать, пока ноги не разобьются в кровь, пока не рухну без сил.

— Перестаньте играть! — кричу я так громко, как только могу, в полной панике. — Как ваша Королева Веселья и сенешаль Верховного короля, я требую выбрать танец самостоятельно!

Музыканты делают паузу. Шаги танцоров медленно замирают. Это всего лишь минутная отсрочка, но я не была уверена, что мне удастся даже это. Я вся дрожу от ярости, страха и напряжения борьбы со своим телом.

Я распрямляю спину, притворяясь, что я в таких же нарядах, как и остальные, а не в тряпках.

— Играйте, — говорю я, пытаясь представить, что бы сделала Ориана на моём месте. На этот раз мой голос звучит именно так, как я хочу, полный властности. — Но я буду танцевать под эту песню со своим королём, который сегодня вечером осыпал меня такими комплиментами и подарками.

Двор смотрит на меня своими большими сверкающими глазами. Это слова, которые они могли ожидать от самой обычной Королевы Веселья, — их, уверена, смертные говорили бесчисленное количество раз при других обстоятельствах.

Надеюсь, их расстроит то, как я вру.

В конце концов, если они хотят оскорбить меня как смертную, то вот мой ответ: я живу здесь и знаю правила. Может, я даже знаю их лучше, чем они, так как они родились в них, а мне пришлось их учить. Может, я знаю их лучше потому, что у них больше возможностей их нарушать.

— Будешь ли ты танцевать со мной? — спрашиваю я Кардана, чуть поклонившись, кислота слышится в моём голосе. — Потому что я думаю, что ты такой же прекрасен, как ты думаешь обо мне.

Шипение проходит сквозь толпу. Я ответила на оскорбление Кардана, и Двор не уверен, как на это реагировать. Им нравятся новые вещи, сюрпризы, но, может, им интересно, понравится ли им этот.

Тем не менее, кажется, они с удовольствием наблюдает за моей маленькой игрой.

Улыбка Кардана нечитаема.

— Я был бы рад, — говорит он, когда музыканты вновь начинают играть. Он подхватывает меня в свои руки.

Мы танцевали однажды раньше, на коронации принца Даина. До того, как началась резня. До того, как я взяла в плен Кардана, угрожая ему ножом. Интересно, думает ли он об этом, когда кружит меня в Молочном лесу.

Возможно, он не очень успевает в тренировках с клинком, но, как он и обещал дочери старухи, он опытный танцор. Я позволила ему направлять меня в шагах, которые я несомненно затруднялась бы сделать самостоятельно. Моё сердце быстро колотится, а кожа покрылась потом.

Тонкие мотыльки летают над нашими головами, кружась, как будто тянутся к свету звёзд.

— Что бы ты ни делал со мной, — говорю я, слишком злая, чтобы молчать, — я могу сделать тебе хуже.

— О, — говорит он, крепко сжимая мои пальцы. — Не думай, что я забываю это хоть на миг.

— Тогда зачем? — требую я.

— Ты веришь, что я планировал твоё унижение? — он смеётся. — Я? Это звучит как сложная работа.

— Мне всё равно, сделал ты это или нет, — говорю я, слишком сердитая, чтобы задуматься о своих чувствах. — Достаточно того, что тебе понравилось.

— И почему бы мне не радоваться, смотря на то, как тебя унижают? Ты обманула меня, — говорит Кардан. — Ты заставляла меня играть дурака, а теперь я — король дураков.

— Верховный Король дураков, — говорю я с усмешкой в голосе. Наши взгляды встречаются, и мы оба понимаем, что наши тела прижаты друг к другу слишком близко. Я чувствую свою кожу рядом с ним, пот на своих губах, скольжение наших бёдер рядом друг с другом. Я чувствую тепло его шеи под моими переплетёнными пальцами, его колючие волосы и то, как я хочу провести по ним пальцами. Я вдыхаю его запах — мох, дуб, древесина и кожа. Я смотрю на его коварные губы и представляю их прижатыми к своим.

Всё здесь не так. Вокруг нас возобновляется пирушка. Некоторые из Двора бросают взгляд в нашу сторону, потому что многие просто всегда смотрят на Верховного короля, но игра Локка закончена.

«Возвращайся в замок», сказал Кардан, и я проигнорировала предупреждение.

Я думаю о выражении лица Локка, когда Кардан говорил, рвение на его лице. Это была не я, он видел. Я впервые задумываюсь, было бы моё унижение случайным или приманкой для него, чтобы посадить на крючок?

«Расскажите нам, что вы думаете о нашей леди».

К моему огромному облегчению, в конце танца музыканты вновь делают паузу, ожидая приказов от Верховного короля.

Я отстраняюсь от него.

— Я побеждена, Ваше Величество. Мне бы хотелось, чтобы вы разрешили мне уйти.

На мгновение, я задумываюсь о том, что буду делать, если Кардан откажет мне в разрешении. Я дала много приказов, но не говорила ничего о том, чтобы он щадил мои чувства.

— Ты можешь свободно уйти или остаться, если хочешь, — великодушно говорит Кардан. — Королева Веселья приветствуется, куда бы она ни пошла.

Я отворачиваюсь от него и, спотыкаясь, опираюсь о дерево, вдыхая прохладный морской воздух. Мои щёки горят, как и лицо.

На краю Молочного леса я наблюдая за волнами, бьющимися о чёрные камни. Через мгновение я замечаю на песке какие-то формы, будто тени движутся сами по себе. Я снова моргнула. Не тени. Шелки, поднимающиеся с моря. Похожие, по крайней мере. Они изменяют свои тюленьи ноги и поднимают серебряные лезвия.

Подводный мир прибыл на Охотничью луну.

Злой король. Глава 12

Я бросаюсь назад, в спешке срывая длинное платье, увитое шипами и вереском. Я немедленно иду к ближайшему охраннику. Он выглядит испуганным, когда я подбегаю, запыхавшаяся, все еще одетая в лохмотья королевы веселья.

— Подводные, — я отдаю распоряжение. — Шелки [мифические существа из шотландского и ирландского фольклора, морской народ, прекрасные люди-тюлени]. Они приближаются. Защитите короля.

Он не колеблется, не сомневается во мне. Он созывает своих рыцарей и они образуют защитный ряд перед троном. Кардан смотрит на их движение в замешательстве, а затем с короткой, яркой искрой паники. Без сомнения, он вспоминает, как Мадок приказал окружить стражу вокруг помоста на церемонии коронации принца Даина, как раз перед тем, как Балекин начал убивать людей.

Прежде чем я смогу объяснить, из Молочного леса выходят шелки, их гладкие тела обнажены, за исключением длинных веревок из морских водорослей и жемчуга вокруг горла. Игра на инструментах прекращается. Смех пропадает.

Дотянувшись до бедра, я вынимаю длинный нож из кобуры.

— Что это такое? — стоя на помосте, требовательно спрашивает Кардан.

Женщина-шелки кланяется и шагает в сторону. За ними идут дворяне подводного мира. Идут ногами, и я не уверена, что они обладали ими час назад. Они проносятся через рощу в мокрых платьях, дублетах и ретузах, казалось, совсем не смущаясь. Они выглядят свирепыми даже в своих нарядах.

Мои глаза ищут в толпе Никасию, но ни ее, ни кузнеца не видно. Локк сидит на одном из подлокотников трона, глядя на весь мир, как будто он считает происходящее само собой разумеющимся, что если Кардан — Верховный король, то быть Верховным королем не значит быть особенным.

— Ваше Величество, — говорит серокожий мужчина в пальто, которое, кажется, сделано из кожи акулы. У него странный голос, хриплый от неупотребления. — Орлаг, Королева подводного мира, посылает вам послание для Верховного короля. Разрешите нам говорить.

Полукруг рыцарей вокруг Кардана стягивается.

Кардан отвечает не сразу. Вместо этого он садится.

— Приветствуем Подводный мир на пире в честь Охотничьей Луны. Танцуйте. Пейте. Чтоб не было молвы, что мы не щедрые хозяева, даже для незваных гостей.

Человек преклоняет колени, но выражение его лица отнюдь не смиренно.

— Ваша щедрость велика. И все же мы не можем принять его до тех пор, пока послание нашей леди не будет доставлено. Вы должны нас услышать.

— Я должен? Очень хорошо, — говорит Верховный Король через мгновение. Он делает жест рукой в воздухе. — Что она хочет сказать?

Серокожий мужчина зовет девушку в мокром синем платье с косами в ее волосах. Когда она открывает рот, я вижу, что ее зубы тонкие, злобно заостренные и странно прозрачные. Она произносит слова нараспев:

Море нуждается в женихе,

Земля нуждается в невесте.

Держитесь вместе, чтобы

Не столкнуться с приливом.

Однажды отвергнешь море,

Мы возьмем твою кровь.

Отвергни море дважды,

Мы заберем твою землю.

Отвергни море трижды,

Твоя корона исчезнет.

Собравшиеся люди, придворные и просители, слуги и дворяне, широко раскрывают глаза при этих словах.

— Это предложение? — спрашивает Локк. Я думаю, что он обращается только к Кардану, но в тишине его слышно всем.

— Боюсь, это угроза, — отвечает Кардан. Он смотрит на девушку, на серокожего человека, на каждого из Подводного народца. — Вы доставили свое сообщение. У меня нет и крохи рифмы, чтобы сообщить ответ — моя собственная вина в том, что сенешаль не может быть моим Придворным поэтом — но я обязательно скомкаю бумагу и брошу ее в воду, когда придумаю стишок.

На мгновение все остаются на своих местах.

Кардан хлопает в ладоши, поражая морской народ.

— Ну? — он кричит. — Танцуйте! Веселитесь! Разве не за этим вы пришли?

Его голос звучит властно. Он не просто выглядит как Верховный Король Эльфхейма, он звучит как Король.

Дрожь странного предчувствия проходит через меня.

Подводные придворные в промокших одеждах и сверкающих жемчугах смотрят на него бледными, холодными глазами. Их лица настолько невыразительны, что я не могу сказать, расстроили ли их его крики. Но когда музыка начинается снова, они берут друг друга за перепончатые руки и уносятся в пирушку, чтобы прыгать и скакать, как будто это было то, что они делали для удовольствия под волнами.

Мои шпионы оставались скрытыми во время этой встречи. Локк отходит от трона и кружится с двумя в основном голыми Шелки. Никасию нигде не видно, и когда я ищу Дулкамару, я тоже не могу ее найти. В таком виде я не могу разговаривать ни с кем в официальном качестве. Я срываю с головы вонючую корону и бросаю ее в траву.

Я думаю о том, чтобы выскользнуть из изодранного платья, но прежде чем я решусь сделать это, Кардан машет мне подойти.

Я не кланяюсь. Сегодня, в конце концов, я сама по себе правитель. Королева Веселья, которая не смеется.

— Я думал, ты ушла, — огрызается он.

— А думала, что Королеве веселья рады, куда бы она ни пошла, — шиплю я в ответ.

— Собери Живой совет в моих комнатах во дворце, — говорит он мне холодным, далеким и королевским голосом. — Я присоединюсь к вам, как только смогу уйти.

Я киваю и нахожусь на полпути сквозь толпу, когда понимаю две вещи: во-первых, он дал мне приказ; и во-вторых, я повиновалась ему.

…

Оказавшись во дворце, я посылаю пажей, чтобы созвать Совет. Я посылаю Львиного зева с сообщением для моих шпионов, чтобы обнаружить, куда исчезла Никасия. Я бы подумала, что она сделает все возможное, чтобы услышать ответ Кардана, но, учитывая, что она была достаточно не уверена в чувствах Кардана, чтобы застрелить соперницу, возможно, она не хочет его слышать.

Даже если она верит, что он выберет ее вместо войны, это ничего не значит.

В своих комнатах я быстро раздеваюсь и умываюсь. Я хочу избавиться от запаха грибов, запаха огня и унижения. Я чувствую благословение, находя свою старую одежду. Я натягиваю тусклое коричневое платье, слишком простое для моего нынешнего положения, но все равно успокаивающее. Я откидываю волосы с безжалостной строгостью.

Таттерфелл больше нет, но очевидно, что она была здесь. Мои комнаты опрятны, мои вещи выглажены и повешены.

И на моем туалетном столике лежит записка, адресованная мне: от Верховного генерала армии Верховного короля Королевскому Сенешалю.

Я вскрываю его. Записка короче того, что написано на конверте:

Немедленно приходи в военную комнату. Не жди Совета.

Мое сердце глухо стучит. Я подумываю притвориться, что не получила сообщение и просто не пойду, но это было бы трусостью.

Если Мадок все еще надеется посадить Оука на трон, он не может позволить, чтобы брак с Подводным миром состоялся. У него нет причин знать, что, по крайней мере, в этом я полностью на его стороне. Это хорошая возможность заставить его показать сторону.

Поэтому я неохотно направляюсь в его военную комнату. Все так знакомо; я играла здесь в детстве, под большим деревянным столом, покрытым картой Фейри, с маленькими резными фигурами, представляющими его дворы и армии. Его «куклы», как называла их Виви.

Когда я вошла, то обнаружила, что она тускло освещена. Только несколько свечей горят на столе рядом с несколькими жесткими стульями.

Я помню, как читала книгу, свернувшись калачиком в одном из этих кресел, а рядом со мной рождались жестокие интриги.

Подняв глаза с того же кресла, Мадок встает и жестом указывает мне сесть напротив него, как будто мы равны. Он очень осторожен со мной.

На доске стратегии есть только несколько цифр. Орлаг и Кардан, Мадок и фигура, которую я не узнаю, пока не изучу ее более внимательно. Я смотрю на саму себя, сделанную из резного дерева. Сенешаль. Главный шпион. Влиятельное лицо.

Я резко боюсь того, что я сделала, чтобы попасть на эту доску.

— Я получила твою записку, — говорю я ему, усаживаясь на стул.

— После сегодняшнего вечера я подумал, что ты, возможно, наконец-то пересмотришь свой выбор, — говорит он.

Я начинаю говорить, но он поднимает когтистую руку, чтобы остановить меня.

— Будь я на твоем месте, — продолжает он, — моя гордость заставила бы меня притвориться. Фейри не может лгать, как ты знаешь, не собственными словами. Но мы можем обмануть. И мы способны на самообман, как любой смертный.

Я уязвлена его знанием, что я была Королевой веселья и высмеяна Двором.

— Ты думаешь, я не знаю, что делаю?

— Ну, — осторожно говорит он, — не совсем. Я вижу, как ты унижаешься перед самым молодым и самым глупым принцем. Он тебе что-то пообещал?

Я кусаю себя за щеку, чтобы не наброситься на него. Как бы низко я себя ни чувствовала, если он считает меня дурой, я должна позволить себе быть дурой.

— Я Сенешаль Верховного короля, не так ли?

Просто трудно притворяться, когда смех двора все еще звучит в моих ушах. С грязной пылью грибов в волосах и памятью о неприятных словах Кардана.

Мучительная. Тревожная. Огорчительная.

Мадок вздыхает и разводит руками.

— Нравится мне это или нет, но пока Кардан носит кровавую корону, он мой король. Я поклялся ему, так же как его отцу, так же как, несомненно, поклялся бы Даину или даже Балекину. Возможность, представившаяся на коронации — возможность изменить ход судьбы — для меня потеряна.

Он делает паузу. Как бы он ни выражался, смысл один. Возможность была упущена, потому что я украла ее у него. Я — причина, по которой Оук не Верховный Король, и Мадок не использует свое влияние, чтобы переделать Эльфхейм по своему образу.

— Но ты, — говорит Мадок, — не связана клятвами. Ты та, чьи обещания можно опровергнуть…

Я думаю о том, что он сказал мне после последнего заседания Живого совета, когда мы шли: никакая клятва не связывает тебя. Если ты сожалеешь о своем шаге, сделай еще один. Есть игры, которые еще предстоит сыграть.

Я вижу, он выбрал этот момент, чтобы расширить тему.

— Ты хочешь, чтобы я предала Кардана, — говорю я, просто чтобы прояснить ситуацию.

Он встает и манит меня к столу стратегии.

— Я не знаю, что ты знаешь о Королеве подводного мира от ее дочери, но когда-то Подводное море было очень похоже на сушу. В нем было много вотчин, много правителей среди шелков и мерфолков.

— Когда Орлаг пришла к власти, она выследила каждого из меньших правителей и убила их, так что весь Подводный мир склонился перед ней. Есть еще несколько правителей в море, которых она не склонила — слишком они мощные и слишком далеко. Но если она выдаст свою дочь замуж за Кардана, ты можешь быть уверена, что она подтолкнет Никасию сделать то же самое на суше.

— Убить лордов малых дворов? — спрашиваю я.

Он улыбается.

— Всех дворов. Возможно, сначала это покажется серией несчастных случае или несколькими глупыми приказами. Или, может быть, это будет еще одна кровавая бойня.

Я внимательно изучаю его. В конце концов, последняя кровавая бойня была, по крайней мере, частично его делом.

— И ты не согласен с этой философией Орлаг? Ты бы сделал то же самое, если бы у тебя была власть в тени трона?

— Я бы не сделал этого от имени моря, — говорит он. — Она хочет, чтобы земля стала ее вассалом.

Он протягивает руку к столу и берет маленькую фигурку, вырезанную в честь королевы Орлаг.

— Она верит в принудительный мир абсолютного правления.

Я смотрю на доску.

— Ты хотела произвести на меня впечатление, — говорит он. — Ты правильно догадалась, что я не увижу твоего истинного потенциала, пока ты не одолеешь меня. Считай, что я впечатлен, Джуд. Но было бы лучше для нас обоих прекратить борьбу друг с другом и сосредоточиться на наших общих интересах — власти.

Это звучит зловеще. Комплимент в виде угрозы. Он говорит дальше.

— Но теперь возвращайся ко мне. Вернись, пока я не выступил против тебя всерьез.

— Как должно выглядеть возвращение? — спрашиваю я.

Он бросает на меня оценивающий взгляд, как будто интересуясь, сколько можно сказать вслух.

— У меня есть план. Когда придет время, ты поможешь мне его реализовать.

— Как я могу помочь твоему плану, если ты не рассказываешь мне о нем? — я развожу руками. — Что, если меня больше интересует сила, которая у меня уже есть?

Он улыбается, показывая зубы.

— Тогда, наверное, я не очень хорошо знаю свою дочь. Потому что Джуд, которую я знал, вырезала бы сердце тому мальчику за то, что он сделал с тобой сегодня.

От стыда за то, что мне в лицо бросили унижение на пире, я огрызаюсь.

— Ты позволил мне унижаться в мире фейри с самого детства. Ты позволял людям причинять мне боль, смеяться и калечить меня.

Я поднимаю руку с отсутствующим кончиком пальца, где один из его охранников откусил его. Еще один шрам в центре, откуда Даин заставил меня воткнуть кинжал в мою руку.

— Меня зачаровывали и увлекали в пирушку, я плакала и была одна. Насколько я могу судить, единственная разница между сегодняшним вечером и всеми остальными ночами, когда я терпела унижения без жалоб, это то, что они приносили пользу тебе, и когда я терплю это, это приносит пользу мне.

Мадок выглядит потрясенным.

— Я этого не знал.

— Ты не хотел этого знать, — просто отвечаю я.

Он переводит взгляд на доску, на фигуры на ней, на маленькую фигурку, которая представляет меня.

— Этот аргумент — прекрасный удар, прямо под дых, но я не уверен, что он так же хорош, как парирование. Мальчик недостоин…

Он бы продолжал говорить, но дверь открывается, и Рандалин, вглядываясь, торопливо натягивает на себя мантию.

— О, вы оба здесь. Хорошо. Собрание вот-вот начнется. Поспешим.

Когда я иду за ним, Мадок хватает меня за руку. Его голос был низким.

— Ты пыталась сказать нам, что это произойдет. Все, о чем я прошу тебя сегодня, это чтобы ты использовала свою силу Сенешаля, чтобы блокировать любые союзы с Подводными.

— Да, — говорю я, думая о Никасии, об Оуке и обо всех моих планах. — Это я могу гарантировать.

Злой Король. Глава 13

Живой Совет собирается в огромных покоях Верховного Короля вокруг стола, на котором вырезан символ семьи Гринбрайр, — цветы и шипы с витыми корнями.

Нихуар, Рандалин, Бафен и Миккель сидят, а Фала стоит посреди комнаты и поёт маленькую песенку:

Рыбы. Рыбы. На ноги встали.

Женись на рыбе и жизнь будет сладка.

Обжарь её на вертеле и кости отбери.

Кровь рыб на вершине трона будет холодна.

Кардан с драматическим вздохом опускается на ближайшую кушетку, игнорируя стол.

— Это нелепо. Где Никасия?

— Мы должны обсудить это предложение, — говорит Рандалин.

— Вы предлагаете согласиться? — усмехнулся Мадок, садясь за стол. — Как это будет выглядеть? Не уверен, что это не будет так, будто он женится на девушке из-за угроз, потому что земля боялась моря и капитулировала перед его требованиями.

— Может, это было немного жестко, — говорит Нихуар.

— Время готовиться, — говорит Мадок. — Если она жаждет войны, мы можем дать ей это. Я лучше вытащу каждую крупицу соли из моря, чем позволю Эльфхейму дрожать от гнева Орлаг.

Война — именно то, чего я и боялась, что Мадок может принести её нам, и всё-таки теперь она пришла сама, без его вмешательства.

— Ну, — говорит Кардан, закрывая глаза, будто собирается просто вздремнуть. — Тогда мне не нужно ничего делать.

Губы Мадока изогнулись. Рандалин выглядел немного расстроенным. Так долго он хотел, чтобы Кардан появился на заседаниях Живого Совета, но теперь он и не уверен, что делать с его присутствием.

— Вы могли бы взять Никасию в качестве консорта, не жены, — говорит Рандалин. — Чтобы она родила вам наследника, который будет править и сушей, и морем.

— Теперь я не должен вступать в брак по приказу Орлаг, только плодить наследников? — требует Кардан.

— Я хочу услышать, что думает Джуд, — говорит Мадок к моему огромному удивлению.

Остальная часть Совета поворачивается ко мне. Они, кажется, совершенно сбиты с толку из-за слов Мадока. На встречах моя единственная ценность — связь между ними и Верховным королём. Теперь, когда он был прямо здесь и говорил за себя, я могла бы быть всего лишь одной из маленьких деревянных фигурок на доске для стратегии из-за всего, что они ожидают от меня.

— Зачем? — хочет знать Рандалин.

— Потому что мы не обращали внимание на её слова раньше. Она сказала нам, что Королева Подводного мира собиралась действовать против земли. Если бы мы прислушались к ней, то сейчас бы не начинали быстро разрабатывать стратегию и спорить.

Рандалин морщится.

— Это достаточно справедливо, — говорит Нихуар, как будто пытается придумать как объяснить этот знак компетентности.

— Возможно, она расскажет нам еще что-то полезное, — говорит Мадок.

Брови Миккеля поднимаются.

— Есть еще что-то? — спрашивает Бафен.

— Джуд? — зовёт Мадок.

Я взвешиваю свои следующие слова.

— Как я уже сказала, Орлаг общается с Балекином. Я не знаю, какую информацию он ей передаёт, но море отправляет народец на землю с дарами и сообщениями для него.

Кардан выглядит удивлённым и подавленным. Я понимаю, что забыла рассказать ему о Балекине и Подводном мире, хотя рассказала Совету.

— А ты знала о Никасии? — спрашивает он.

— Я… — начинаю я, хотя, кажется, провалилась.

— Ей нравится рассказывать секреты только Совету, — говорит Бафен с хитрым взглядом.

Как будто это моя вина, что никто из них меня не слушал.

Рандалин начинает злиться:

— Ты никогда не объясняла, как узнала об этом.

— Если вы спрашиваете, есть ли у меня секреты, я могу спросить вас о том же, — напоминаю я ему. — Раньше вас не интересовали мои.

— Принц земли, принц волн, — говорит Фала. — Принц заточения, принц мошенников.

— Балекин не стратег, — говорит Мадок, и это очень близко к признанию того, что он стоял за казнью Элдреда и его семьи, как никогда. — Хотя он амбициозен и горд.

— Однажды отвергнешь море, мы возьмем твою кровь, — говорит Кардан. — Это об Оуке, как я понял.

Мы с Мадоком быстро переглядываемся. Мы согласны в одном: Оук должен быть в безопасности. Я рада, что он отсюда далеко, внутри страны, и шпионы, и рыцари присматривают за ним. Но если Кардан прав на счёт того, что означает эта строка, мне интересно, понадобится ли ему больше защиты, чем уже есть.

— Если Подводный мир планирует украсть Оука, то, может, они обещали Балекину корону, — говорит Миккель. — Безопаснее, чтобы кровных наследников оставалось только двое, когда один нужен для коронации второго. Третий уже лишний. Третий опасный.

Что является очень хорошей причиной, чтобы убить Балекина, прежде чем он попытается убить Кардана.

Я была бы только «за» увидеть Балекина мёртвым, но Кардан упорно выступал против смерти своего брата. Я думаю о словах, которые он сказал мне во Дворе теней: «Я, может быть, и гадкий, но у меня есть одно достоинство — я не убийца».

— Я приму это к сведению, советники, — говорит Кардан. — А теперь я хочу поговорить с Никасией.

— Но мы всё еще не решили… — говорит Рандалин, но умолкает, когда видит горящий взгляд Кардана, устремлённый на него.

— Джуд, приведи её, — говорит Верховный Король Эльфхейма. Еще один приказ.

Я встаю, скрипя зубами, и направляюсь к двери. Призрак уже ждёт меня.

— Где Никасия? — спрашиваю я.

Оказывается, её отвели в мои комнаты, где оставили с Тараканом. Она в своём серо-голубом платье устроилась на моём диване, будто позирует для картины. Интересно, причина, по которой она так быстро умчалась, — новое платье?

— Посмотри, куда ударил ветер. — Говорит она, когда видит меня.

— Верховный король хочет тебя видеть, — говорю я ей.

Она странно улыбается мне и встаёт:

— Если бы только это было правдой.

Мы идём по коридору, и рыцари наблюдает за нами. Она выглядит величественной и несчастной одновременно, и когда огромные двери в покои Кардана открываются, она входит внутрь с высоко поднятой головой.

Пока меня не было, слуга принёс чай. Чайник стоял в центре низкого стола. Чашка источала пар в сцепленных тонких пальцах Кардана.

— Никасия, — протягивает он. — Твоя мама прислала сообщения для нас обоих.

Она хмурится, замечая других советников, отсутствие приглашения сесть и выпить чаю.

— Это был её план, не мой.

Он наклоняется вперёд, уже не выглядя сонным и скучающим, а как ужасающий фейри, с пустыми глазами и безмерно могущественный.

— Возможно, но ты знала, что она сделает это, я уверен. Не играй со мной. Мы слишком хорошо знаем друг друга для подобных хитростей

Никасия опускает взгляд, ресницы касаются щёк.

— Она хочет другого рода альянс.

Может, Совет видит её кроткой и униженной, но меня не выйдет обмануть.

Кардан встаёт, швыряя чашку об стену, и она разлетается на кусочки.

— Скажи королеве Подводного мира, что если она вновь будет угрожать мне, то её дочь станет моей пленницей, а не невестой.

Никасия выглядит поражённой.

Рандалин наконец обретает голос:

— Эта встреча не для того, чтобы бросать вещи в дочь Подводного мира.

— Маленькая рыбка, — говорит Фала, — возвращай свой плавник и уплывай.

Миккель смеётся.

— Мы не должны спешить, — беспомощно говорит Рандалин. — Принцесса, Верховный Король уделит больше времени на размышления.

Я переживала, что Кардан будет удивлён, польщён или искушён. Вместо этого он в жгучей ярости.

— Позволь мне поговорить с моей матерью, — Никасия осматривает комнату, глядя на советников, на меня, прежде чем решает, что не собирается уговаривать Кардана нас отсылать. Она решает сделать лучше: смотрит только на него, говоря так, будто нас там нет.

— Море сурово, как и методы королевы Орлаг. Она требует, когда должна предложить, но это не значит, что в том, чего она желает, нет мудрости.

— Тогда ты выйдешь за меня? Привяжешь море к земле и свяжешь нас вместе в страданиях? — Кардан смотрит на неё со всем презрением, которое он когда-либо показывал мне. Такое ощущение, что мир вдруг перевернулся с ног на голову.

Но Никасия не уступает. Вместо этого ступает на шаг ближе:

— Мы были бы легендами, — говорит она ему. — Легенды не должны заботиться о чём-то таком мелочном, как счастье.

И затем, не дожидаясь разрешения, она разворачивается и уходит. Не получив приказа, стражи расступились, пропуская её.

— Ах, — говорит Мадок. — Она уже ведёт себя так, будто королева.

— Нет, — говорит Кардан, а затем, когда никто не реагирует, делает дикий жест в воздухе. — Прочь. Прочь! Я уверен, что вы хотите продолжить обсуждать так, будто меня нет в комнате, так что идите туда, где меня действительно нет. Идите и не беспокойте меня больше.

— Прошу прощения, — говорит Рандалин. — Мы только имели в виду…

— Вон! — говорит он, и в этот момент даже Фала идёт к двери. — Кроме Джуд. — зовёт он. — Ты останься ненадолго.

«Ты». Я поворачиваюсь к нему, унижение ночи всё еще горит на моей коже. Я думаю обо всех своих секретах и планах, а также о том, что будет значить война с Подводным миром — о том, чем я буду рисковать и что уже потеряно.

Я позволила остальным уйти, ожидая, пока последний из Живого Совета не выйдет из комнаты.

— Прикажешь мне снова, — говорю я, — и я покажу тебе настоящий позор. Игры Локка и близко не будут стоять с тем, что я заставлю тебя сделать.

С этими словами я ухожу прочь вместе с остальными.

…

Во Дворе Теней я раздумываю о том, какие ходы теперь возможны.

Убийство Балекина. Миккель не ошиблась, что Подводному морю так будет труднее вырвать корону из рук Кардана.

Свадьба Кардана еще с кем-то. Я думаю о матери Мэрроу и почти жалею, что вмешалась. Если бы у Кардана была невеста — дочь старухи, возможно, Орлаг и не начинала бы такие действия.

Конечно, тогда у меня были бы другие проблемы.

Голова начинает кружиться. Я потираю пальцами переносицу.

Так как скоро свадьба Тарин, Оук будет здесь через пару дней. Мне не нравится мысль об этом, когда Орлаг так открыто угрожала ему, так нависла над всем Эльфхеймом. Он слишком ценен на доске стратегии, слишком необходимый Балекину и слишком опасный для Кардана.

Я вспоминаю момент, когда в последний раз видела Балекина, и влияние, которое он оказывал на стражей. То, как он вёл себя — будто он был королём в изгнании. И все мои сообщения от Вульсибера говорят, что ничего не изменилось. Он требует роскоши, развлекает гостей с моря, которые оставляют за собой лужи воды и жемчуг. Интересно, что они ему говорили, какие обещания он дал им? Несмотря на убеждение Никасии в том, что он им не нужен, он должен был надеяться на обратное.

А потом я вспоминаю кое-что еще — женщину, которая хотела рассказать мне о моей матери. Она была там всё время, и если она хочет рассказать это ради своей свободы, она может рассказать и еще что-то.

Размышляя над тем, что я хотела бы узнать, мне приходит в голову насколько более полезным было бы сказать ложную информацию Балекину, а не получить правдивую от него.

Если бы я позволила заключённой поверить, что временно освободила её, чтобы она рассказала о моей матери, то могла бы сказать какую-то информацию ей. Что-то об Оуке, о его местонахождении и уязвимости. Она не будет лгать, когда расскажет об этом принцу; она бы поверила в мои слова и думала, что это правда.

Я ломаю голову над этим планом, но понимаю, что еще слишком рано для этого. Сейчас мне нужно предоставить заключённой более простую информацию, которую она может продать, информацию, которую я смогу контролировать и проверить её, чтобы я могла быть уверенной, что заключённая является хорошим источником.

Балекин хотел отправить Кардану сообщение. Я найду способ позволить ему сделать это.

Двор Теней уже начал оформлять документы на обитателей Эльфхейма, но ни один из свитков не имеет никакой информации о заключённых в Башне, кроме Балекина.

Идя по коридору, я направляюсь в недавно появившийся офис Бомбы.

Она там — бросает кинжалы в картину заката.

— Тебе не понравилось искусство? — спрашиваю я, указывая на холст.

— Мне очень понравилось, — говорит она. — Но теперь нравится даже больше.

— Мне нужно узнать о заключённой из Башни Забвения. У нас есть форма для наших новичков? Рыцари видели моё лицо. Вульсибер мог бы помочь сгладить ситуацию, но я бы не стала рисковать. Лучше подделать пару приказов и преподнести кого-то с меньшим количеством вопросов.

Она хмурится, задумавшись.

— О ком ты хочешь узнать?

— Есть одна женщина, — я беру лист бумаги и рисую схему расположения темниц на нижнем этаже, вспоминая, что могу. — Она была рядом с лестницей. Вот тут. Как мне показалось.

Бомба хмурится.

— Можешь ли ты описать её?

Я пожимаю плечами.

— Вытянутое лицо, рога. Достаточно красивая, наверное. Вы все красивы.

— Какие рога? — спрашивает Бомба, наклонив голову в сторону, как будто она что-то обдумывает. — Прямые? Изогнутые?

Я показываю на место где, по-моему, они были.

— Маленькие. Козлиные, наверное. И еще у неё был хвост.

— Таких фейри в Башне не так много, — говорит Бомба. — Женщина, которую ты описываешь…

— Ты её знаешь? — спрашиваю я.

— Я никогда не говорила с ней, — говорит Бомба. — Но я знаю, кто она такая или кем была: одна из любовниц Элдреда, которая родила ему сына. Это мать Кардана.

Злой Король. Глава 14

Я стучу ногтями по старому столу Даина, когда Таракан ведет заключенную внутрь.

— Ее зовут Аша, — говорит он. — Леди Аша.

Аша худая и такая бледная, что ее кожа кажется немного серой. Она не очень похожа на смеющуюся женщину, которую я видела в хрустальном шаре.

Она в экстазе растерянности оглядывает комнату. Понятно, что она рада быть подальше от Башни Забвения. Ее глаза голодны, впитывают каждую деталь даже этой довольно скучной комнаты.

— В чем было ее преступление? — Спрашиваю я, преуменьшая свои знания. Я надеюсь, что она установит игру и покажет больше себя таким образом.

Таракан хрюкает, подыгрывая.

— Она была супругой Элдреда, и когда он устал от нее, ее бросили в башню.

Несомненно, в этом было нечто большее, но все, что я обнаружила — это то, что это касалось смерти другого любовника Верховного Короля и, каким-то образом, участия Кардана.

— Не повезло, — говорю я, указывая на стул перед моим столом. Тот, к которому пять долгих месяцев назад был привязан Кардан.

— Иди сядь.

Я вижу его в чертах ее лица. Те же нелепые скулы, тот же мягкий рот.

Она сидит, пристально глядя на меня.

— У меня сильная жажда.

— Правда? — спрашивает Таракан, облизывая уголок губы черным языком. — Может быть, чашка вина восстановит тебя.

— Я также замерзла, — говорит она ему. — Холодно до костей. Холодно, как в море.

Таракан смотрит на меня.

— Ты останешься здесь с нашей Королевой Теней, а я позабочусь об остальном.

Я не знаю, что я сделала, чтобы заслужить такой экстравагантный титул и боюсь, что он был дарован мне, как можно было бы даровать огромному троллю прозвище «крошечный», но это, кажется, впечатляет ее.

Таракан выходит, оставляя нас в покое. Мой взгляд следует за ним; вторгается мысль о Бомбе и ее секрете. Затем я поворачиваюсь к Леди Аше.

— Ты сказала, что знаешь мою мать, — напоминаю я ей, надеясь привлечь ее этим, пока я не смогу понять, как перейти к тому, что я действительно должна знать.

Выражение ее лица слегка удивленное, как будто она настолько отвлечена окружением, что забыла причину своего пребывания здесь.

— Ты очень на нее похожа.

— Ее секреты, — подсказываю я. — Ты сказала, что знаешь ее секреты.

Наконец, она улыбается.

— Еве было скучно обходиться без всего, что осталось от ее прежней жизни. Сначала ей было весело находиться в Фейриленде — так всегда бывает — но в конце концов они тоскуют по дому. Мы пробирались через море, чтобы быть среди смертных и забирать вещи, которые она упустила. Батончики воскового шоколада. Аромат. Колготки. Это было до Джастина, конечно.

Джастин и Ева. Ева и Джастин. Моя мать и мой отец. Мой желудок сжимается при мысли о том, что они два человека, которых Аша знала лучше, чем я когда-либо.

— Конечно, — все равно повторяю я.

Она наклоняется вперед, через стол.

— Ты похожа на нее. Ты похожа на них обоих.

«И ты похожа на него», думаю я, но не говорю.

— Ты слышала эту историю, держу пари, — говорит Аша. — Как один из них или оба убили женщину и сожгли тело, чтобы скрыть исчезновение твоей матери от Мадока. Я могу рассказать тебе об этом. Я могу рассказать, как это случилось.

— Я привела тебя сюда, чтобы ты могла это сделать, — говорю я ей. — Чтобы ты могла рассказать мне все, что знаешь.

— Значит, меня бросят обратно в башню? Нет. Моя информация стоит много.

Прежде, чем я успеваю ответить, дверь открывается, и Таракан входит, неся поднос с сыром и черным хлебом и дымящуюся чашку пряного вина. На плечах у него накидка, и, положив еду, он накидывает ее на нее, как одеяло.

— Еще какие-нибудь пожелания? — спрашивает он вежливо.

— Она как раз собиралась их высказать, — говорю я ему.

— Свобода, — говорит она. — Я хочу бы быть подальше от Башни Забвения, и желаю безопасного прохода от Инсмура, Инсвила, и Инсмира. Более того, я хочу, чтобы ты пообещала, что Верховный король фейри никогда не узнает о моем освобождении.

— Элдред мертв, — говорю я ей. — Тебе не о чем беспокоиться.

— Я знаю, кто Верховный Король, — резко поправляет она. — И я не хочу, чтобы он обнаружил меня, когда я освобожусь.

Брови Таракана поднимаются.

В тишине она делает большой глоток вина. Она откусывает большой кусок сыра.

Мне пришло в голову, что Кардан, скорее всего, знает, куда отправили его мать. Если он ничего не сделал, чтобы вытащить ее, ничего, чтобы увидеть ее с тех пор, как стал Верховным Королем, это намеренно. Я думаю о мальчике в хрустальном шаре и о том, как он с обожанием смотрел ей вслед, и мне интересно, что изменилось. Я почти не помню свою мать, но я бы многое сделала, чтобы увидеть ее снова, даже на мгновение.

— Скажи мне что-нибудь ценное, — говорю я. — И я подумаю над этим.

— Значит, сегодня у меня ничего не будет? — она хочет это знать.

— Разве мы не покормили тебя и не дали одежду? Кроме того, перед возвращением в Башню ты можешь прогуляться по саду. Пей аромат цветов и чувствуй траву под ногами, — говорю я ей. — Позволь мне прояснить: я не прошу утешительных воспоминаний или любовных историй. Если у тебя есть что-то получше, чем ты дала мне, тогда, возможно, я найду что-нибудь для тебя. Но не думай, что ты мне нужна.

Она дуется.

— Очень хорошо. Была ведьма, которая наткнулась на землю Мадока, когда твоя мать была беременна Вивьен. Ведьма обладала даром пророчества и предсказывала будущее в яичной скорлупе. И знаешь, что сказала ведьма? Что ребенку Евы суждено стать большим оружием, чем Джастин когда-либо смог бы выковать.

— Виви? — требовательно спрашиваю я.

— Ее ребенок, — говорит Аша. — Хотя она, должно быть, сразу подумала о том, что рос у нее в животе. Возможно, поэтому она и ушла. Чтобы защитить ребенка от судьбы. Но никто не может избежать судьбы.

Я молчу, мой рот мрачно сжат. Мать Кардана делает еще один глоток вина.

Я не позволю тому, что чувствую, отразиться на моем лице.

— Все еще недостаточно, — говорю я, делая вдох, который, надеюсь, не слишком шумный от дрожи. И сосредотачиваясь на передаче информации, я надеюсь, она найдет свой путь к Балекину.

— Если ты думаешь о чем-то лучшем, ты можешь отправить мне сообщение. Наши шпионы следят за письмами, входящими и выходящими из Башни Забвения — обычно в тот момент, когда они передаются во дворец. Что бы ты ни послала, кому бы оно ни было адресовано, если оно покинет руку охранника, мы это увидим. Будет легко дать мне знать, если твоя память найдет что-нибудь более ценное.

С этими словами я встаю и выхожу из комнаты. Таракан следует за мной в коридор и кладет руку мне на руку.

Долгое время я стою безмолвно, пытаясь собраться с мыслями.

Он отрицательно качает головой.

— По дороге сюда я задал ей несколько вопросов. Звучит так, будто она была очарована Дворцовой жизнью, одурманена вниманием Верховного короля, прославлялась танцами, пением и вином. Кардана кормила маленькая черная кошка, чьи котята родились мертвыми.

— Он выжил на кошачьем молоке? — восклицаю я. Таракан бросает на меня взгляд, как будто я полностью пропустила суть его истории.

— После того, как ее отправили в Башню, Кардана отправили к Балекину, — говорит он.

Я снова вспоминаю шар, который я держала в кабинете Элдреда, Кардана, одетого в лохмотья, смотрящего на женщину в моей комнате в поиске одобрения, которое приходило только тогда, когда он был ужасен. Брошенный принц, выросший на кошачьем молоке и жестокости, бродит по дворцу, как маленький призрак. Я думаю о себе, когда пряталась под столом, наблюдая как Балекин зачаровал смертного для избиения младшего брата за поражение на мечах.

— Отведи ее обратно в башню, — говорю я Таракану.

Он поднимает брови.

— Ты не хочешь больше слышать о своих родителях?

— Она получает слишком много удовольствия от рассказа. Я получу от нее информацию без стольких сделок.

Кроме того, я посадила более важное семя. Теперь мне остается только посмотреть, вырастет ли оно.

Он слегка улыбается мне.

— Тебе ведь нравится, правда? Играть с нами в игры? Дергать за ниточки и смотреть, как мы танцуем?

— Ты имеешь в виду народ фейри?

— Думаю, тебе бы тоже понравилось играть со смертными, но мы — те, на ком ты практикуешься.

Он не звучит неодобрительно, но все равно кажется, что слова протыкают булавкой.

— И, возможно, некоторые из нас на вкус особенные.

Он смотрит на меня своим изогнутым гоблинским носом, пока я не отвечаю.

— Это должно быть комплиментом?

При этом его улыбка расцветает.

— Это не оскорбление.

Злой Король. Глава 15

На следующий день приходят платья в коробках, пальто, маленькие хитрые жакеты, бархатные штаны и высокие сапоги. Все они выглядят так, будто принадлежат кому-то свирепому, кому-то и лучше, и хуже меня.

Я одеваюсь, и прежде чем я заканчиваю, входит Таттерфелл. Она настаивает на том, чтобы зачесать назад мои волосы и поймать их в новую расческу, вырезанную в форме жабы с единственным драгоценным камнем для глаза.

Я смотрю на себя в пальто из черного бархата с серебряным наконечником и думаю о том, с какой осторожностью Тарин выбрала этот материал. Я хочу думать об этом и больше ни о чем.

Однажды она сказала, что немного ненавидит меня за то, что я была свидетелем ее унижения с Джентри. Интересно, поэтому мне так трудно забыть о том, что случилось с Локком, потому что она видела это, и всякий раз, когда я вижу ее, я снова вспоминаю, каково это — быть дураком.

Однако, когда я смотрю на свою новую одежду, я думаю обо всех хороших вещах, которые приходят от кого-то, кто знает вас достаточно хорошо, чтобы понять ваши надежды и страхи. Может, я и не рассказала Тарин все ужасные вещи, которые я сделала, и ужасные навыки, которые я приобрела, но она одела меня так, как будто я это сделала.

В новой одежде я пробираюсь на спешно созванное заседание Совета и слушаю, как они спорят о том, передала ли Никасия сердитое послание Кардана обратно Орлаг и может ли рыба летать (это Фала).

— Неважно, сделала она это или нет, — говорит Мадок. — Верховный Король ясно дал понять свою позицию. Если он не женится, то мы должны предположить, что Орлаг выполнит свои угрозы. А это значит, что она пойдет за его кровью.

— Вы торопите события, — говорит Рандалин. — Не следует ли нам еще подумать о том, что договор может еще сохраниться?

— Что толку считать? — спрашивает Миккель, косясь на Нихуар. — Невидимые дворы не выживают по желанию.

Представитель Неблагого Двора морщит ее мелкий рот насекомого.

— Звезды говорят, что это время великих потрясений, — говорит Бафен. — Я вижу приход нового монарха, но является ли это признаком смешения Кардана, или Орлаг отойдет от правления или Никасия станет королевой, я не могу сказать.

— У меня есть план, — говорит Мадок. — Оук будет очень скоро в Эльфхейме. Когда Орлаг пошлет людей за ним, мы подловим ее на этом.

— Нет, — говорю я, удивляя всех, кто смотрит в мою сторону. — Ты не будешь использовать Оука в качестве приманки.

Мадок не особенно обиделся на мою выходку.

— Может показаться, что это именно то, что я хочу сделать…

— Потому что это так. — Я пристально смотрю на него, вспоминая все причины, по которым я не хотела, чтобы Оук был Верховным королем, а Мадок — его регентом.

— Если Орлаг собирается охотиться на Оука, то лучше знать, когда она нанесет удар, чем ждать, пока она двинется. И лучший способ узнать это — создать возможность.

— Как насчет того, чтобы попросту ликвидировать возможность вместо ее осуществления? — спрашиваю я.

Мадок качает головой.

— Это не что иное, как желания, против которых предостерегал Миккель. Я уже написал Вивьен. Они планируют прибыть в течение недели.

— Оук не может прийти сюда, — говорю я. — Раньше было достаточно плохо, но не сейчас.

— Ты думаешь, мир смертных безопасен? — Мадок усмехается. — Ты думаешь, подводные лодки не могут добраться до него? Оук — мой сын, я Верховный генерал фейри, и я знаю свое дело. Сделай все возможное, чтобы защитить его, но остальное предоставь мне. Сейчас не время для нервного припадка.

Я скрежещу зубами.

— Нервы?

Он смотрит на меня пристально.

— Легко рисковать собственной жизнью, не так ли? Чтобы примириться с опасностью. Но стратег должен иногда рисковать другими, даже теми, кого мы любим.

Он бросает на меня многозначительный взгляд, возможно, чтобы напомнить, что я однажды отравила его.

— На благо Эльфхейма.

Но я снова прикусываю язык. Это не разговор для чужих ушей — особенно ушей Совета. Тем более, что я не уверена, что права.

Мне нужно узнать больше о планах Подводных, и сделать это быстро. Если есть альтернатива Оуку, я хочу ее найти.

Рандалин задает больше вопросов о личной гвардии Верховного короля. Мадок хочет, чтобы нижестоящие дворы прислали больше войск, чем обычно. У Нихуар и Миккеля есть возражения. Я позволила словам омыть себя, пытаясь загнать мысли в угол.

Когда собрание заканчивается, мне приходит паж с двумя сообщениями. Одно из них от Виви, доставлено во дворец, и она просит меня приехать и привезти ее с Оуком и Хизер в Эльфхейм на свадьбу Тарин через день — раньше, чем предложил Мадок. Второе — от Кардана, зовущего меня в тронный зал.

Ругаясь, я начинаю уходить, но Рандалин хватает меня за рукав.

— Джуд, — говорит он. — Позвольте мне дать вам один совет.

Интересно, меня сейчас отругают?

— Сенешаль это не просто голос короля, — говорит он. — Вы также его руки. Если вам не нравится работать с генералом Мадоком, найдите нового Верховного генерала, который ранее не совершал измены.

Я знала, что Рандалин часто конфликтовал с Мадоком на заседаниях Совета, но я понятия не имела, что он хотел его устранить. И еще, я не доверяю Рандалину больше, чем Мадоку.

— Интересная мысль, — говорю я нейтральным тоном, прежде чем ухожу.

…

Кардан развалился сбоку на троне, когда я вхожу, — одна длинная нога висит над подлокотником.

Сонные гуляки веселятся еще в Большом зале, вокруг столов все еще заваленных прелестями. В воздухе витает запах свежевырытой земли и свежевыпитого вина. Когда я добираюсь до помоста, вижу, что Тарин спит на ковре. Мальчик-пикси, которого я не знаю, спит рядом с ней, его высокие крылья стрекозы иногда дергаются, как будто во сне он думает о полете.

Локк не спит, сидит на краю помоста и орет на музыкантов.

Разочарованный, Кардан сдвигается, ноги падают на пол.

— В чем конкретно проблема?

Мальчик с нижней половиной туловища оленя делает шаг вперед. Я узнала его по Охотничьей Луне, где он играл. Его голос дрожит, когда он говорит.

— Прошу прощения, Ваше Величество. Только в том, что моя лира была украдена.

— Так что же мы обсуждаем? — Кардан говорит. — Лира либо здесь, либо ушла, не так ли? Если она пропала, пусть играет скрипач.

— Он украл ее.

Мальчик указывает на одного из музыкантов, у которого волосы как трава.

Кардан нетерпеливо хмурится и поворачивается к вору.

— Струны моей лиры были из волос прекрасных смертных, трагически погибших молодыми, — бормочет травянистый фэйри. — Мне потребовались десятилетия, чтобы собрать их, и было нелегко их поддерживать. Смертные голоса печально пели, когда я играл. Это могло заставить даже тебя плакать, умоляя о прощении.

Кардан делает нетерпеливый жест.

— Если вы закончили хвастаться, то в чем суть дела? Я спрашивал вас не о вашем инструменте, а о его.

Травянистый фейри, кажется, краснеет, его кожа становится темно-зеленой — что, я полагаю, на самом деле не цвет его плоти, а его крови.

— Он одолжил его у Евы, — говорит он, указывая на олененка. — После этого он стал одержим и не хотел успокаиваться, пока не уничтожит его. Я взял его лиру в награду, потому что, хотя она и хуже, я должен что-то сыграть.

— Вы должны наказать их обоих, — говорит Локк. — За то, что довели до сведения Верховного короля столь ничтожное дело.

— Ну? — Кардан поворачивается к мальчику, который первым заявил, что у него украли лиру. — Должен ли я вынести свое решение?

— Пока нет, умоляю вас, — говорит олененок, нервно дергая ушами. — Когда я играл на его лире, голоса тех, кто умер и чьи волосы создали струны, говорили со мной. Они были истинными владельцами лиры. И когда я уничтожил его, я спасал их. Видите ли, они оказались в ловушке.

Кардан плюхается на трон, в отчаянии запрокидывает голову и сбивает корону набок.

— Довольно, — говорит он. — Вы оба воры, и ни один из вас не особенно опытный.

— Но ты не понимаешь мучений, криков, — затем олененок прижимает руку ко рту, вспоминая себя в присутствии верховного короля.

— Ты никогда не слышал, что добродетель сама по себе награда? — Кардан говорит приятно. — Это потому, что в ней нет другой награды.

Мальчик стучит копытом по полу.

— Ты украл лиру, и твоя лира была украдена в свою очередь, — мягко продолжает Кардан. — В этом есть доля справедливости.

Он поворачивается к травянистому музыканту.

— И ты взял дело в свои руки, так что я могу только предположить, что они были организованы к вашему удовлетворению. Но вы оба меня раздражаете. Дай мне этот инструмент.

Оба выглядят недовольными, но музыкант с травянистыми волосами выходит вперед и отдает лиру охраннику.

— У каждого из вас будет шанс сыграть на ней, и кто будет играть более сладко, тот и получит ее. Ибо искусство — это больше, чем добродетель или порок.

Я осторожно поднимаюсь по ступенькам, когда олененок начинает играть. Я не ожидала, что Кардана волнует выслушать музыкантов, и я не могу решить, блестяще ли его суждение или он просто придурок. Я волнуюсь, что снова читаю то, что хочу увидеть правду в его действиях.

Музыка преследует меня, пробирается по коже и до костей.

— Ваше Величество, — говорю я. — Вы послали за мной?

— Ах, да.

Волосы воронова крыла падают на один глаз.

— Значит, мы на войне?

На мгновение мне кажется, что он говорит о нас.

— Нет, — говорю я. — По крайней мере, до следующего полнолуния.

— Ты не можешь бороться с морем, — философски говорит Локк.

Кардан немного смеется.

— Ты можешь сражаться с чем угодно. Победа, однако, это что-то еще. Правда, Джуд?

— Джуд — настоящий победитель, — говорит Локк с усмешкой. Затем он смотрит на игроков и хлопает в ладоши.

— Достаточно. Меняйтесь.

Когда Кардан не противоречит своему Мастеру Пирушек, олененок неохотно передает лиру травянистому фейри. Свежий поток музыки мчится через холм, дикая мелодия, чтобы ускорить мое сердце.

— Ты как раз собирался уходить, — говорю я Локку.

Он улыбается.

— Мне здесь очень удобно, — говорит Локк. — Конечно, ты не должна говорить королю ничего личного или очень личного.

— Жаль, что ты никогда не узнаешь. Теперь иди. — Я думаю о совете Рандалина, его напоминании, что у меня есть сила. Может быть, и так, но я все еще не могу избавиться от Мастера пирушек в течение получаса, так же как и от Верховного генерала, который также, более или менее, мой отец.

— Уходи, — говорит Кардан Локку. — Я позвал ее сюда не для твоего удовольствия.

— Вы совершенно не добродетельны. Если бы ты действительно заботился обо мне, ты бы это сделал, — говорит Локк, спрыгивая с помоста.

— Отвези Тарин домой, — кричу я ему вслед. Если бы не она, я бы ударила его прямо по лицу.

— Мне кажется, ты ему нравишься, — говорит Кардан. — Вспыхнувший и разъяренный.

— Мне все равно, что ему нравится, — выплюнула я.

— Кажется, тебя это не очень волнует.

У него сухой голос, и когда я смотрю на него, я не могу прочитать его лицо.

— Почему я здесь? — спрашиваю я.

Он сбрасывает ноги с трона и встает.

— Ты, — указывает он на олененка. — Сегодня тебе повезло. Возьми лиру. Проследи, чтобы никто из вас больше не привлекал моего внимания.

Когда олененок кланяется, а лохматый фейри начинает дуться, Кардан поворачивается ко мне.

— Пойдем.

Не обращая внимания на его высокомерие, я с трудом следую за ним за трон и с помоста, где небольшая дверь, наполовину скрытая плющом, упирается в каменную стену. Я никогда не была здесь раньше.

Кардан сметает плющ, и мы заходим внутрь.

Это небольшая комната, явно предназначенная для интимных встреч и свиданий. Ее стены покрыты мхом, по ним карабкаются маленькие светящиеся грибы, бросая на нас бледно-белый свет. Там есть низкий диван, на котором люди могут сидеть или лежать, как того требует ситуация.

Мы молчим в течение длительного времени, и когда он делает шаг ко мне, мое сердце замирает.

Брови Кардана поднимаются.

— Мой брат прислал мне сообщение.

Он достает его из кармана:

— Если хочешь спасти свою шею, навести меня. И посади Сенешаля на поводок.

— Итак, — говорит он, протягивая его мне. — Что ты знаешь об этом?

Я вздохнула с облегчением. Леди Аше не потребовалось много времени, чтобы передать информацию, которую я дала Балекину через нее, и Балекину не потребовалось много времени, чтобы действовать. Одно очко в мою пользу.

— Я не дала тебе получить несколько сообщений, — признаюсь я.

— И ты решила не упоминать о них.

Кардан смотрит на меня без особой злобы, но не очень-то доволен.

— Так же, как ты отказалась рассказать мне о встречах Балекина с Орлаг или о планах Никасии для меня.

— Слушай, конечно, Балекин хочет тебя видеть, — говорю я, пытаясь перенаправить разговор от его печально неполного списка вещей, которые я ему не сказала. — Ты его брат, которого он держал в собственном доме. Ты единственный человек, способный освободить его, единственный, кто может это сделать. Я подумала, что если ты в настроении прощать, ты можешь поговорить с ним, когда захочешь. Тебе не нужны были его увещевания.

— Так что же изменилось? — спрашивает он, размахивая бумажкой. Теперь он злится. — Почему мне было позволено получить это?

— Я дала ему источник информации, — говорю я. — С одной стороны, я могу пойти на компромисс.

— И я должен отвечать на эту маленькую записку? — спрашивает он.

— Пусть его приведут к тебе в цепях.

Я беру у него бумагу и засовываю в карман.

— Мне было бы интересно узнать, что, по его мнению, он может получить от тебя после небольшого разговора, тем более что он не знает, что ты знаешь о его связях с Подводным миром.

Глаза Кардана сужаются. Хуже всего то, что я обманываю его снова прямо сейчас, обманываю упущением. Скрывая, что мой источник информации, который я могу скомпрометировать, — его собственная мать.

«Я думала, ты хочешь, чтобы я сделала это сама», я хочу сказать. «Я думала, что должна править, а ты должен быть веселым, и на этом все».

— Я подозреваю, что он попытается кричать на меня, пока я не дам ему то, что он хочет, — говорит Кардан. — Возможно, удастся заставить его проговориться. Возможно, но маловероятно.

Я киваю, и часть моего мозга, отточенная на стратегических играх и интригах, дает мне ход.

— Никасия знает больше, чем говорит. Заставь ее сказать остальное, а потом используем это против Балекина.

— Да, ну, я не думаю, что политически целесообразно пытать принцессу моря.

Я снова смотрю на него, на его мягкий рот и высокие скулы, на жестокую красоту его лица.

— Только если не закрывать ее в тиски. Ты. Ты идешь к Никасии и очаровываешь ее.

Его брови поднимаются вверх.

— О, да ладно, — говорю я. План, который приходит мне в голову, когда я говорю, план, который я ненавижу так же, как знаю, что он будет эффективным. — Каждый раз, когда я вижу тебя, ты буквально очаровываешь придворных.

— Я — король, — говорит он.

— Они очарованы тобой дольше. — Я расстроена, что мне приходится объяснять это. Конечно, он знает о реакции народа на него.

Он нетерпеливо жестикулирует.

— Ты имеешь в виду то время, когда я был всего лишь принцем?

— Используй свои хитрости, — говорю я, раздраженная и слишком смущенная, — я уверена, это окажется просто для тебя. Она хочет тебя. Это не должно быть трудно.

Его брови взлетают от удивления.

— Ты действительно предлагаешь мне сделать это…

Я делаю глубокий вдох понимания, что мне придется убедить его, чтобы план сработал. И я знаю кое-что, что помогло бы облегчить мне задачу.

— Никасия — та, кто прошел через тайный проход и выстрелил в ту фэйри, которую ты целовал.

— Ты имеешь в виду, что она пыталась убить меня? — спрашивает он. — Серьезно, Джуд, сколько секретов ты хранишь?

Я вновь думаю о его матери и прикусываю язык в молчании. Очень много.

— Она стреляла в девушку, не в тебя. Она нашла тебя в постели с ней, приревновала и выстрелила дважды. К счастью для тебя, но к сожалению для других, она ужасный стрелок. Теперь ты веришь, что она хочет тебя?

— Я не знаю, во что верить, — говорит он, явно злой. Возможно, на нее, возможно, на нас обеих.

— Она думала удивить тебя в постели. Дай ей то, что она хочет, и получи информацию, которая нам нужна, чтобы избежать войны.

Он подходит ко мне достаточно близко, чтобы я чувствовала, как его дыхание теряется в моих волосах.

— Ты командуешь мной?

— Нет, — говорю я, пораженная и не в силах встреться с ним взглядом. — Конечно, нет.

Его длинные пальцы обхватывают мой подбородок, наклоняя голову, и я смотрю в его черные глаза. Ярость в них такая же пылкая, как угли.

— Ты думаешь, я должен. Что я могу. Что я хорош в этом. Отлично, Джуд. Скажи мне, как это сделать. Как ты думаешь, ей бы понравилось, если бы я пришел к ней, если бы я заглянул так глубоко в ее глаза?

Все мое тело в напряжении, преисполненное болезненным желанием, пристыженное его энергичностью.

Он знает. Я знаю, что он знает.

— Наверное, — говорю я и понимаю, что голос дрожит, — это должно быть то, что ты обычно делаешь, когда хочешь кого-то соблазнить.

— Ох, брось, — Кардан полон едва контролируемой ярости. — Если хочешь, чтобы я играл грязно, то дай мне ощутимую пользу от твоего совета.

Его пальцы ласкают мою щеку, обводят линию губ и спускаются к шее. Я ощущаю головокружение и поражение.

— Должен ли я прикасаться к ней так? — шепчет он, опуская ресницы. Тени мерцают на его лице, очерчивая скулы четким рельефом.

— Не знаю, — отвечаю я, но голос выдает мое волнение. Все это чересчур неправильно. Настолько неправильно, что перехватывает дыхание.

Кардан наклоняется к моему уху в ласковом поцелуе. Его руки скользят по моим плечам, заставляя дрожать.

— А потом так, — его шепот ласкает кожу, — так я должен соблазнить ее?

Я чувствую, как слова обжигают мою кожу.

— Как ты думаешь, это сработает?

Я до боли впиваюсь ногтями в свои же ладони, чтобы не выдать возбуждение, чтобы не шелохнуться под его ласками. Все тело дрожит от напряжения.

— Да.

И тогда его рот впивается в мой, и я раскрываюсь навстречу его требовательному поцелую, непослушные пальцы путаются в его черных волосах.

В его поцелуе не ощущается злости, напротив, лишь мягкость и тоска.

Все вокруг замедляется, становится жидким и пылающим. Я едва могу думать.

Мы спотыкаемся о низкий диван, и Кардан опускает меня на подушки, удобно устраиваясь сверху. Я не возражаю. Его лицо — отражение моего собственного. Удивление со смесью ужаса.

— Скажи мне то, что сказала однажды на пиру, — говорит он, нависая надо мной. Его тело полностью прижато к моему.

— Что?

Я едва могу думать.

— Что ты меня ненавидишь, — говорит он хриплым голосом. — Скажи, что ты ненавидишь меня.

— Я ненавижу тебя, — говорю я, но в словах звучит ласка. Я говорю это снова, вновь и вновь. Уныло и очаровательно. Это плата и я понимаю это.

— Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу.

Он углубляет поцелуй.

— Я ненавижу тебя, — шепчу ему в губы, когда он на мгновение отстраняется, чтобы отдышаться. — Я ненавижу тебя так сильно, что иногда не могу больше думать ни о чем другом.

Слыша это, Кардан издает низкий, резкий звук. Его теплая ладонь скользит по моему животу, повторяя форму кожи. Он снова и снова сладко целует меня и это похоже на падение с высокого обрыва. Его поцелуй словно ледяная горка, создающая яркий импульс каждым прикосновением к ней, пока спустя некоторое время не раздастся грохот разрушения.

Он начинает расстегивать мой дублет и я стараюсь не замерзнуть. Стараюсь дрожью не выдать мою неопытность, потому что не хочу, чтобы он останавливался.

Это похоже на долгожданное нарушение табу. Это похоже на возбуждение, которое получают, когда прокрадываются в дом и получают удовлетворение от кражи. Это напоминает мне о моменте, за мгновение до которого я вонзила лезвие ножа в собственную ладонь, пораженная способностью предать саму себя.

Он наклоняется, чтобы снять свою куртку и я выскальзываю из своей. Кардан смотрит на меня и моргает, как сквозь туман.

— Это просто ужасная идея, — говорит он с изумлением в голосе.

Я соглашаюсь, снимая обувь.

Я отдаю предпочтение чулкам, и не думаю, что есть какой-либо элегантный способ снять их. Разумеется, я и не нахожу его. Запутавшись в ткани и чувствуя себя очень глупо, я осознаю, что могу остановить это прямо сейчас. Я могла бы забрать свои вещи и уйти. Но не делаю этого.

Он снимает белую рубашку с манжетами через голову одним изящным движением, обнажая кожу и шрамы. Мои руки начинают дрожать. Он берёт их в свои и целует мои пальцы с неким почтением.

— Я бы хотел солгать тебе о многом, — говорит он.

Я вздрагиваю, и моё сердце начинает биться в разы быстрее, когда его руки скользят вниз по моей коже, а одна прямо между моих бёдер. Я стараюсь подражать его движениям и начинаю возиться с пуговицами на его брюках. Он помогает мне снять их, а его хвост появляется из-за его ноги и затем обвивает мое бедро, мягко, словно шёпот дыхания. Я провожу рукой по его плоскому животу. Не позволяю себе сомневаться, хотя моя неопытность и очевидна. Его кожа такая горячая под моей ладонью, нежная в сравнении с моими мозолями. Я ожидала большего от его пальцев, которые неуверенно скользили по моей чувствительной коже.

Я чувствую, что тону в ощущениях.

Его глаза открыты, смотрят на мои покрасневшие щёки, отмечают моё неровное дыхание. Я пытаюсь удержать себя от звуков, которые смутят меня позже. Это еще более сокровенно, чем то, как он касается меня.

Ненавижу то, что он знает, что делать, а я — нет. Я ненавижу быть уязвимой. Ненавижу то, как я хватаюсь за него, — ногти моей руки вонзаются в его спину, а мысли разбиваются на маленькие кусочки. Последняя мысль, которая остаётся в моей голове: он нравится мне больше всех, кого я только знаю. И эта вещь, которую он сотворил со мной, — заставил меня думать о нём подобным образом, — самое худшее из всего.

Злой Король. Глава 16

Одна из самых трудных вещей как для шпиона, стратега или просто личности — ожидание. Я вспоминаю уроки Призрака, который заставлял меня часами сидеть с арбалетом в руке, не отвлекаясь, ожидая возможности для идеального выстрела.

Ради многих побед нужно уметь ждать.

Вторая вещь, не менее сложная, наступает тогда, когда время приходит. Когда весь импульс освобождается.

В своих покоях я вновь напоминаю себе об этом. Я не могу позволить себе отвлекаться. Завтра мне нужно встретить Виви и Оука в мире смертных, придумать план лучше, чем у Мадока или способ сделать его план безопаснее для Оука.

Я концентрируюсь на том, что скажу Виви вместо того, чтобы думать о Кардане. Я не хочу размышлять о том, что произошло между нами. Я не хочу думать о том, как двигались его мышцы, когда он был во мне, или о том, как ощущалась его кожа под моими пальцами. Или о мягких задыхающихся звуках, которые он издавал, или о том, как его рот касался моего в обжигающих поцелуях.

Я определенно не хочу думать о том, как сильно мне пришлось кусать губы, чтобы не кричать и не стонать от наслаждения. Или насколько очевидно то, что я никогда не делала ничего, из того что мы делали, как и из того, что мы не делали.

Каждый раз, когда мысли направляются в это русло, я встряхиваю память как можно сильнее. Отталкиваю это вместе с огромной уязвимостью, которую я чувствую, с ощущением того, что меня обнажают до глубины души. Я не знаю, как я вновь встречусь с Карданом, не ведя себя словно идиотка.

Если я не могу справиться с проблемой Подводного мира и с проблемой Кардана, то, может, могу помочь в чём-нибудь другом.

С облегчением надеваю костюм из тёмной ткани и высокие кожаные сапоги. Облегчение — потому что, наконец, сделаю что-то физическое, что отвлечёт от мыслей. Я направляюсь через лес, а затем хитроумно пробираюсь в плохо охраняемый дом. Когда выходит владелец, мой нож оказывается у его горла быстрее, чем он успевает сказать хоть слово.

— Локк, — мягко говорю я. — Ты удивлён?

Он поворачивается ко мне, губы складываются в ослепительную улыбку.

— Мой цветочек. Что ты делаешь?

После секунды в удивлении, я понимаю, что он думает, что я — Тарин. Может ли он действительно не заметить разницу между нами?

Пустая чёрная яма, на месте которой было моё сердце, довольна этой мыслью.

— Если ты думаешь, что моя сестра приставит нож к твоему горлу, может, следует повременить со свадьбой, — говорю я ему, отступая на шаг и указывая на стул лезвием.

— Вперёд, садись.

Он садится, когда я пинаю стул, откидывая назад, и Локк растягивается на полу. Он переворачивается, смотря на меня с негодованием.

— Невероятно, — это всё, что он говорит, но в его лице есть еще что-то, чего не было раньше.

Страх.

В течение пяти месяцев я пыталась сдерживать себя, умение, которому я училась всю жизнь — держать голову опущенной. Я пыталась вести себя так, будто я — слабая, без какой-либо силы, всего лишь слуга, и я до сих пор помню каждый свой ответ. Это — равновесие, которое заставляет меня думать об уроке Вал Морена, когда он жонглировал.

Я позволила ситуации с Локком выйти из-под контроля.

Я ставлю ногу на его грудь, слегка нажимая, чтобы напомнить ему, что если я сильно нажму, то могу сломать кость.

— Я закончила с вежливостью. Мы не будем играть в игры или придумывать загадки. Унизить Верховного короля — плохая идея. Унизить меня — еще хуже. Бегать вокруг моей сестры просто глупо. Может, ты думал, что я слишком занята, чтобы отомстить? Хорошо, Локк, я хочу, чтобы ты понял, что для тебя я найду время.

Его лицо бледнеет. Он явно не уверен, что делать со мной прямо сейчас. Он знает, что я однажды ударила Валериана ножом, но не знает, убила ли я его и убивала ли я с тех пор. Он понятия не имеет, что я стала шпионом, а затем главарём шпионов. Даже не видел битву на мечах с Тарин, только слухи.

— Сделать тебя Королевой Веселья было всего лишь шуткой, — говорит Локк, глядя на меня снизу вверх с какой-то нежностью в лисьих глазах, уголок губ чуть приподнят, словно он хочет, чтобы я улыбнулась вместе с ним. Для него. — Давай, Джуд, отпусти меня. Думаешь, я действительно верю, что ты можешь причинить мне вред?

Мой голос приятный и спокойный.

— Однажды ты обвинил меня в том, что я играю в интересную игру. Как ты это назвал… большая игра, где короли и принцы, короны и королевы? Но чтобы играть хорошо, я должна быть безжалостной.

Он начинает вставать, но я сильнее надавливаю ногой и немного перемещаю лезвие. Он перестаёт двигаться.

— Тебе всегда нравились истории, — напоминаю я ему. — Ты сказал, что хочешь создать историю. Ну, история о близняшке, которая убила жениха своей сестры, достаточно хороша, не правда ли?

Он закрывает глаза и протягивает пустые руки ко мне.

— Мир, Джуд. Возможно, я переиграл. Но я не могу поверить, что ты хочешь убить меня за это. Твоя сестра будет сломлена.

— Будет лучше, если она не станет твоей невестой, а потом и вдовой. — Говорю я, но убираю ногу с его груди. Он медленно встаёт и отряхивается. Поднявшись, осматривает комнату так, будто не узнаёт свою собственную усадьбу теперь, когда видел её с высоты пола.

— Ты прав, — продолжаю я. — Я не хочу причинять тебе вред. Мы должны быть семьёй. Ты будешь моим братом, а я твоей сестрой. Давай подружимся. Но для этого мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал. Во-первых, перестань пытаться заставить меня почувствовать себя неловко. Хватит пытаться превратить меня в персонажа одной из твоих драм. Выбери другую цель, вокруг которой будешь плести истории. Во-вторых, независимо от того, какие у тебя проблемы с Карданом, что подтолкнули тебя к тому, чтобы поиграть с ним в игры, что заставило тебя думать, что было бы забавно украсть его возлюбленную, а потом бросить ради смертной девушки — как будто ты хотел дать ему знать, что ему не стоило отпускать такую драгоценную вещь — оставь его в покое. Он Верховный Король, и это слишком опасно.

— Опасно, — говорит он, — но весело.

Я не улыбаюсь.

— Унизишь короля перед двором, и придворные будут распространять нелепые слухи, а подданные забудут страх. Вскоре меньшие дворы подумают, что могут пойти против него.

Локк наклоняется вправо к сломанному стулу и прислоняет его к столу, когда понимает, что он не будет стоять просто сам.

— О, хорошо, ты на меня злишься. Но подумай. Хотя ты и сенешаль Кардана и, очевидно, очаровала его своими бёдрами, губами и тёплой смертной кожей, но я знаю, что в глубоко сердце, что бы он тебе ни обещал, ты всё еще его ненавидишь. Ты хотела бы видеть его униженным перед всем двором. Если бы не ты была одета в лохмотья и если бы смеялись не над тобой, ты, вероятно, простила бы мне каждый поступок, который я когда-либо совершал против тебя, просто за то, что я это придумал.

— Ты не прав, — говорю я.

Он улыбается.

— Лгунья.

— Даже если бы мне это и понравилось, — говорю я, — это должно закончиться.

Кажется, он раздумывает о том, насколько я серьёзна и на что способна. Уверена, что он видит всего лишь девушку, которую привёл домой, которую поцеловал и обманул. Он задаётся вопросом, наверняка уже не в первый раз, почему я стала сенешалем, как мне удалось достать корону Эльфхейма, чтобы организовать коронацию, чтобы мой младший брат одел её на голову Кардана.

— Последнее из этого, — говорю я, — Ты будешь предан Тарин. Если она не опозорится с тобой или ты не опозоришь её, как только женишься на ней, больше не будет никаких претензий.

Он смотрит на меня безучастно.

— Ты обвиняешь меня в том, что я не забочусь о твоей сестре? — спрашивает он.

— Если бы я действительно думала, что ты не заботишься о Тарин, этого разговора не было бы.

Он глубоко вздыхает.

— Потому что ты бы убила меня?

— Если ты будешь играть с Тарин, Мадок убьёт тебя; я даже не получу такой шанс.

Я кладу нож в ножны и направляюсь к двери.

— Ваша забавная семья может быть удивлена, обнаружив, что не всё в мире решается убийством, — окликает меня Локк.

— Мы действительно были бы удивлены, если бы так было, — ответила я.

Злой Король. Глава 17

За те пять месяцев, что ушли Виви и Оук, я посетила мир смертных только дважды. Один раз, чтобы помочь им обустроить квартиру, а второй раз для винной вечеринки, которую Хизер устроила на день рождения Виви. В это время мы с Тарин неловко сидели на краю дивана, ели сыр с маслянистыми оливками, получая маленькие глотки Шираза от студенток, потому что мы были «слишком молоды, чтобы законно пить». Всю ночь я нервничала, не понимая, что происходит в мое отсутствие.

Мадок послал Виви подарок, и Тарин добросовестно перенесла его через море — золотое блюдо с солью, которое никогда не опустошалось. Переверните его, и оно снова наполняется. Я подумала, что этот подарок заставит девушку нервничать, но Хизер только рассмеялась, как будто это была какая-то новинка с трюковым дном.

Она не верила в магию.

Кто знает, как Хизер отреагирует на свадьбу Тарин. Я надеялась, что Вивьен предупредила ее хотя бы о том, что должно произойти. В противном случае, новости о том, что русалки реальны, должны были прийти вместе с новостями о том, что русалки хотят нас поймать. Я не думала, что «все сразу» было идеальным способом услышать любую из этих новостей.

После полуночи мы с Тараканом отправляемся через море на лодке, сделанной из речного камыша и дыхания. Мы перевозим груз — смертных, которые прокладывали туннели в новых комнатах во Дворе Теней. Взятые из своих постелей сразу после заката, они будут возвращены незадолго до рассвета. Когда они проснутся, они найдут золотые монеты, разбросанные в их простынях и заполняющие их карманы. Не волшебное золото, которое исчезает, как одуванчики на ветру, и оставляет после себя листья и камни, а настоящее золото — месячное жалованье за одну украденную ночь.

Вы могли бы подумать, что я бессердечна, чтобы позволить сделать это. Может и так. Но они заключили сделку, даже если не понимали, с кем заключают ее. И я могу обещать, что, кроме золота, все, что у них остается утром — это усталость. Они не вспомнят своего путешествия в Эльфхейм, и мы не приведем их обратно во второй раз.

Всю дорогу они тихо сидят на лодке, погруженные в мечты, когда на волнах на море, вялый ветер едва помогает нам плыть. Наверху Львиный зев идет в ногу, ища возможные препятствия. Я смотрю на волны и думаю о Никасии, представляю перепончатые руки на борту судна, представляю, как морские жители карабкаются на борт.

Ты не можешь бороться с морем, сказал Локк. Надеюсь, он ошибается.

Возле берега я вылезаю, ступая в ледяную воду, бьющуюся о мои икры и черные камни под ногами, затем карабкаюсь по ним, оставляя лодку разваливаться, когда магия Таракана исчезает. Львиный зев направляется на восток, чтобы отыскать будущих рабочих.

Таракан и я укладываем каждого смертного спать, и заботимся о том, чтобы они не просыпались, когда мы прячем в их карманы золото. Я чувствую себя феей в сказке, пробирающейся по домам, способной выпить сливки с молока или завязать узлы в волосах ребенка.

— Обычно это одиночное дело, — говорит Таракан, когда мы заканчиваем. — Твое общество доставило мне удовольствие. Между рассветом и пробуждением еще несколько часов, пойдем ужинать.

Правда, еще слишком рано забирать Виви, Хизер и Оука. Также правда, что я голодна. У меня есть тенденция в эти дни откладывать еду до тех пор, пока я не проголодаюсь. Я чувствую себя змеей — или не голодной, или проглатывающей мышь целиком.

— Окей.

Таракан предлагает сходить в закусочную. Я не говорю ему, что никогда не была ни в одной. Вместо этого я иду за ним через лес. Мы выходим на шоссе. Через дорогу стоит здание, ярко освещенное и блестящее хромом. Рядом с ним вывеска, объявляющая его открытым двадцать четыре часа, и парковка достаточно большая даже для нескольких грузовиков, уже припаркованных там. В это раннее утро почти нет движения, и мы можем легко перейти дорогу.

Внутри я послушно проскальзываю в кабинку, которую он выбирает. Он щелкает пальцами, и маленькая коробочка рядом с нашим столом оживает, гремит музыка. Я вздрагиваю от удивления, а он смеется.

Официантка подходит к столу, за ухом у нее ручка с тщательно пережеванной шапочкой, как в кино.

— Хотите что-нибудь выпить? — говорит она, слова бегут так быстро, так что требуется мгновение, чтобы понять, что она задала вопрос.

— Кофе, — говорит Таракан. — Черное, как глаза Верховного короля Эльфхейма.

Официантка долго смотрит на него, потом царапает что-то на своем блокноте и поворачивается ко мне.

— То же самое, — говорю я, не зная, что еще у них есть.

Когда она уходит, я открываю меню и смотрю на фотографии. Оказывается, у них есть все. Груды еды. Куриные крылышки, яркие и блестящие глазурью рядом с маленькими горшочками белого соуса. Куча мелко нарезанного картофеля, поджаренного со всех сторон, увенчанного хрустящими сосисками и пузырящимися яйцами. Пшеничные лепешки больше, чем моя раскинутая рука, смазанные маслом и блестящие сиропом.

— А ты знала? — спрашивает Таракан. — Твой народ когда-то верил, что Народец пришел и забрал здоровую пищу у смертных.

— Неужели? — говорю я с усмешкой.

Он пожимает плечами.

— Некоторые трюки могут истончиться с течением времени. Но я допускаю, что смертная пища действительно обладает большим содержанием полезных веществ.

Официантка возвращается с горячим кофе, и я грею руки на чашке, пока Таракан заказывает жареные соленые огурцы и крылышки буйвола, бургер и молочный коктейль. Я заказываю омлет с грибами и что-то под названием перец Джек сыр.

— Итак, — начинает Таракан. — Когда ты расскажешь королю о его матери?

— Она этого не хочет, — говорю я.

Таракан хмурится.

— Ты улучшила Двор Теней. Ты молода, но амбициозна в той степени, в которой, возможно, только могут быть молодые. Я сужу о тебе по трем вещам и только по трем — насколько ты честна с нами, насколько способна и чего хочешь для мира.

— И как же Леди Аша относится ко всему этому? — спрашиваю я, когда официантка возвращается с едой. — Потому что я уже чувствую, что она делает и как влияет. Ты не зря задал этот вопрос.

Мой омлет огромен, целый курятник яиц. Мои грибы имеют одинаковую форму, как будто кто-то измельчил настоящие грибы, а затем сделал версии печенья. У них тоже такой вкус. Вместе с едой Таракана стол забит целиком и полностью.

Он кусает крыло и облизывает губы своим черным языком.

— Кардан — часть Двора Теней. Мы можем играть миром, но мы не играем друг с другом. Скрытие сообщений от Балекина — это одно. Но его мать — он вообще знает, что она не мертва?

— Ты пишешь для него трагедию без причины, — говорю я. — У нас нет оснований полагать, что он не знает. И он не один из нас. Он не шпион.

Таракан откусывает последний кусочек хряща от куриных костей, раскалывая его зубами. Он доел всю тарелку и, отодвинув ее в сторону, принялся за соленья.

— Ты заключила сделку, чтобы я его обучил, и я взял его под свое крыло. Ловкость рук. Карманные кражи. Немного магии. У него это хорошо получается.

Я думаю о монете, играющей на его длинных пальцах, пока он сутулился в обгоревших остатках своих комнат. Я пристально смотрю на Таракана.

Он только смеется.

— Не смотри на меня так. Это ты заключила сделку.

Я едва помню эту часть, потому что я намеревалась заставить Кардана согласиться на год и день службы. Пока он давал мне клятву, я могла посадить его на трон. Я бы пообещала ему гораздо больше, чем уроки в классе.

Но когда я думаю о ночи, когда в него стреляли, о ночи, когда он делал трюки с монетами, я не могу не вспомнить, как он смотрел с моей кровати, опьяненный и тревожно опьяняющий.

Целуй меня, пока я не почувствую отвращение.

— А теперь он играет, не так ли? — Таракан идет дальше. — Потому что, если он истинный Верховный король фейри, за которым мы должны следовать до конца дней, то мы были немного неуважительны, управляя королевством для него. Но если он играет, то он без сомнений шпион и лучший, чем большинство из нас. Что делает его частью Двора Теней.

Я пью кофе обжигающими глотками.

— Мы не можем об этом говорить.

— Дома нет, не можем, — подмигивает Таракан. — Именно поэтому мы здесь.

Я попросила его соблазнить Никасию. Да, я думаю, я была «полна неуважения» к Верховному королю Эльфхейма. И Таракан прав, Кардан не вел себя так, как будто он был слишком королевским для моей просьбы. Это не было причиной для обид.

— Хорошо, — говорю я с поражением. — Я придумаю, как ему это сказать.

Таракан усмехается.

— Здесь хорошая еда, правда? Иногда я скучаю по миру смертных. Но хорошо это или плохо, но моя работа в Эльфхейме еще не закончена.

— Надеюсь, так и будет, — говорю я и откусываю кусочек картофельного пирога, который я принесла с омлетом.

Таракан фыркает. Он перешел к своему молочному коктейлю, другие тарелки были опустошены и сложены в одну сторону от него. Он поднимает свою кружку в салюте.

— За торжество добра, но не раньше, чем мы получим свое.

— Я хочу тебя кое о чем спросить, — говорю я, чокаясь с его кружкой. — О Бомбе.

— Оставь ее в покое, — говорит он, изучая меня. — И если сможешь, оставь ее в стороне от своих замыслов против Подводного мира. Я знаю, что ты всегда высовываешь шею, как будто влюблена в топор, но если рядом с тобой должна быть шея на плахе, выбери менее красивую.

— Включая твою собственную? — Спрашиваю я.

— Гораздо лучше, — соглашается он.

— Потому что ты ее любишь?

Таракан хмурится на меня.

— А если бы да? Ты бы солгала мне о моих шансах?

— Нет, — начинаю я, но он меня перебивает.

— Я люблю хорошую ложь, — говорит он, вставая и ставя на стол стопки серебряных монет. — Я люблю хороших лжецов еще больше, и это в твою пользу. Но некоторую ложь не стоит обнажать.

Я прикусила губу, не в силах больше ничего сказать, не выдав секретов Бомбы.

После ужина мы расходимся, оба с тряпкой в карманах. Я смотрю, как он уходит, думая о своих правах на Кардана. Я так старалась не думать о нем как о законном Верховном короле фейри, что совершенно не задавалась вопросом, считает ли он себя Верховным Королем. А если нет, значит ли это, что он считал себя одним из моих шпионов?

…

Я направляюсь в квартиру сестры. Хотя я надела смертную одежду, чтобы ходить по торговому центру, и пыталась вести себя так, чтобы не вызывать подозрений, оказывается, что прибытие в Мэн в дублете и сапогах для верховой езды привлекает несколько взглядов, но не складывается впечатление, что я пришла из другого мира.

Возможно, я участвую в средневековом фестивале, подсказывает девушка, когда я прохожу мимо нее. Она ходила на один из них несколько лет назад и очень наслаждалась поединком. У нее была большая индюшачья нога, и она впервые попробовала медовуху.

— Это касается твоей головы, — говорю я ей. Она согласна.

Пожилой мужчина с газетой замечает, что я, должно быть, играю Шекспира в парке. Несколько хамов на ступеньках кричат мне, что Хэллоуин в октябре.

Народ, несомненно, давно усвоил этот урок. Им не нужно обманывать людей. Люди обманывают себя.

Именно с этой свежестью в голове я пересекаю лужайку, полную одуванчиков, поднимаюсь по ступенькам к двери моей сестры и стучу.

Хизер открывает дверь. Ее розовые волосы недавно окрашены для свадьбы. На мгновение она выглядит озадаченной — вероятно, моим нарядом — и улыбается, широко открывая дверь.

— Привет! Спасибо, что согласилась вести машину. Все в основном упаковано. Ваша машина достаточно большая?

— Определенно, — вру я, оглядывая кухню в поисках Виви с каким-то отчаянием. Как моя старшая сестра думает, что все это закончится, если она ничего не сказала Хизер? Если она поверит, что у меня есть машина, а не стебли амбразуры.

— Джуд! — кричит Оук, спрыгивая со своего места за столом. Он обнимает меня. — Мы можем идти? Мы уходим? Я сделал всем подарки в школе.

— Посмотрим, что скажет Виви, — говорю я ему и сжимаю его. Он более солидный, чем я помнила. Даже его рога кажутся немного длиннее, хотя он не мог вырасти так сильно всего за несколько месяцев, не так ли?

Хизер бросает выключатель, и кофейник начинает пыхтеть. Оук взбирается на стул, насыпает в миску карамельные хлопья и начинает есть их сухими.

Я проскальзываю мимо и направляюсь в соседнюю комнату. Там стол Хизер, заваленный эскизами, маркерами и красками. Отпечатки ее работ приклеены к стене наверху.

Помимо создания комиксов, Хизер работает неполный рабочий день в копировальном магазине, чтобы помочь покрыть счета. Она считает, что у Виви тоже есть работа, которая может быть выдумкой, а может и нет. В мире смертных есть работа для людей, но это не та работа, о которой рассказывают человеческие подруги.

Особенно, если вы никогда не упоминали, что вы не человек.

Их мебель — это коллекция вещей из гаражных продаж, мест утилизации и обочины дороги. Стены покрыты старыми тарелками с забавными, большеглазыми животными; крестики со зловещими фразами; и коллекция диско-сувениров Хизер, больше ее искусства и рисунков мелками Оука.

На одном из них Виви, Хизер и Оук вместе, представлены так, как он их видит — коричневая кожа и розовые волосы Хизер, бледная кожа Виви и кошачьи глаза, рога Оука. Бьюсь об заклад, Хизер думает, что это восхитительно, как Оук превратил себя и Виви в монстров. Бьюсь об заклад, она думает, что это признак его творчества.

Это будет отстойно. Я готова к тому, что Хизер накричит на мою сестру — Виви больше, чем заслуживает этого. Но я не хочу, чтобы Хизер обидела Оука.

Я нахожу Виви в ее спальне, все еще собирающей вещи. Она маленький по сравнению с номерами, в которых мы выросли, и гораздо менее опрятная, чем остальные апартаменты. Ее одежда повсюду. Шарфы натянуты над изголовьем кровати, браслеты закручены на столбики, ботинки выглядывают из-под кровати.

Я сажусь на матрас.

— Куда, по-твоему, Хизер сегодня собралась?

Виви широко улыбается мне.

— Ты получила мое сообщение — похоже, что можно очаровать птиц, чтобы делать полезные вещи в конце концов.

— Я тебе не нужна, — напоминаю я ей. — Ты вполне способна сделать всех тряпичных лошадей, которые тебе когда-нибудь понадобятся.

— Хизер считает, что мы будем присутствовать на свадьбе моей сестры Тарин, которая мне действительно сестра и у которой будет свадьба, на острове у побережья штата Мэн, где мы тоже находимся. Видишь? Не было сказано ни одной лжи.

Я начинаю понимать, почему меня втянули в это.

— А когда она захотела сесть за руль, ты сказала, что за тобой приедет сестра.

— Ну, она предположила, что будет паром, и я вряд ли могу согласиться или не согласиться с этим, — говорит Виви с легкой честностью, которую я всегда любила, а также была довольна.

— А теперь ты должна рассказать настоящую правду, — говорю я. — Или у меня есть предложение. Не надо. Продолжай откладывать это. Не приходи на свадьбу.

— Мадок предупреждал, что ты так скажешь, — говорит она, нахмурившись.

— Это слишком опасно — по сложным причинам, и я знаю, что тебе все равно, — говорю я. — Королева Подводного мира хочет, чтобы ее дочь вышла замуж за Кардана, и она работает с Балекином, у которого есть свои планы. Она, вероятно, играет с ним, но так как она лучше, чем он, это не хорошо.

— Ты права, — говорит Виви. — Мне все равно. Политика скучна.

— Оук в опасности, — говорю я. — Мадок хочет использовать его как приманку.

— Всегда есть опасность, — говорит Виви, бросая пару сапог поверх смятых платьев. — Фейри — это одна большая мышеловка с опасностью внутри. Но если я позволю этому держать нас в стороне, как я смогу смотреть в лицо моему мужественному отцу? Не говоря уже о моей верной сестре, которая будет охранять нас, пока отец строит свои планы, — продолжает Виви. — По крайней мере, по его словам.

Я стону. Так же, как он бросил меня в роли, которую я не могу отрицать, но которая служит его цели. И так же, как она игнорирует меня и верит, что она знает лучше.

Тот, кому ты доверяешь, уже предал тебя.

Я доверяла Виви больше, чем кому-либо другому. Я доверила ей Оука, правду, свой план. Я доверяла ей, потому что она моя старшая сестра, потому что ей наплевать на фейри. Но мне пришло в голову, что если она предаст меня, я погибну.

Лучше бы она не напоминала мне, что разговаривает с Мадоком.

— И ты доверяешь папе? Вот это перемена.

— Он не очень хорош во многих вещах, но он знает об интригах, — говорит Виви, что не очень обнадеживает. — Расскажи мне о Тарин. Она действительно взволнована?

Как я вообще могу ответить?

— Локк стал Мастером Пирушек. Она не очень довольна его новым титулом или поведением. Я думаю, что половина причины, по которой он любит трахаться на стороне, это желание залезть ей под кожу.

— Это не скучно, — говорит Виви. — Продолжай.

Хизер заходит в комнату с двумя чашками кофе. Мы перестаем разговаривать, когда она передает одну мне, а другую Виви.

— Я не знала, какой тебе нравится, — говорит она. — Так что я сварила два одинаковых.

Я делаю глоток. Это очень мило. Сегодня утром я уже выпила много кофе, но все равно выпила еще.

Черный, как глаза Короля Эльфхейма.

Хизер прислонилась к двери.

— Ты закончила собирать вещи?

— Почти.

Виви осматривает свой чемодан и бросает в него пару дождевых сапог. Затем она оглядывает комнату, как будто ей интересно, что еще она может втиснуть.

Хизер хмурится.

— Ты берешь все это на неделю?

— Это просто верхний слой одежды, — говорит Виви. — Под ним в основном вещи для Тарин, которые трудно получить на… острове.

— Думаешь, то, что я собираюсь надеть, подойдет?

Я могу понять, почему Хизер беспокоится, так как она никогда не встречалась с моей семьей. Она верит, что наш папа строгий. Она понятия не имеет как все обстоит на самом деле.

— Конечно, — говорит Виви и смотрит на меня. — Это сексуальное серебряное платье.

— Носи все, что захочешь. Правда, — говорю я Хизер, думая о том, что платья, тряпки и нагота вполне приемлемы для фейри. У нее будут проблемы посерьезнее.

— Торопитесь. Мы же не хотим застрять в пробке, — говорит Хизер и снова выходит. В другой комнате я слышу, как она разговаривает с Оуком, спрашивает, не хочет ли он молока.

— Итак, — говорит Виви, — ты говорила…

Я глубоко вздохнула и поднесла чашку к двери, вытаращив глаза.

Виви качает головой.

— Давай. Ты не сможешь рассказать мне ничего из этого, когда мы будем там.

— Ты уже знаешь, — говорю я. — Локк сделает Тарин несчастной. Но она не хочет это слышать, и особенно от меня.

— Однажды ты сражалась за него на мечах, — указывает Виви.

— Именно так, — говорю я. — Я не объективна. Или я не кажусь объективной.

— Ты знаешь, что меня удивляет, — говорит она, закрывая чемодан и садясь на него, чтобы приплюснуть. Она смотрит на меня кошачьими глазами, как у Мадока. — Ты заставила Верховного короля фейри повиноваться тебе, но не можешь найти способ заставить одного придурка сделать нашу сестру счастливой?

Нечестно, я хочу сказать. Практически последнее, что я сделала до того, как пришла сюда, это угрожала Локку, приказывая ему не изменять Тарин после того, как они поженятся — или еще до этого. И все же ее слова раздражают.

— Все не так просто.

Она вздыхает.

— Я думаю, что ничего никогда не бывает просто.

Злой Король. Глава 18

Оук держит меня за руку, и я несу его маленький чемоданчик вниз по ступенькам к пустой парковке.

Я снова смотрю на Хизер. Она тащит за собой сумку и несколько шнуров банджи, которые, по её словам, мы можем использовать для того, чтобы прикрепить один из чемоданов на крышу автомобиля. Я не решилась сказать ей, что у нас нет машины.

— Итак, — говорю я, смотря на Виви.

Она улыбается и протягивает мне руку. Я достаю из кармана пару стеблей амбразуры и отдаю. Я не могу смотреть на лицо Хизер, поэтому оборачиваюсь к Оуку. Он собирает в траве клевер, легко находит четырехлистный и делает букетик.

— Что ты делаешь? — недоуменно спрашивает Хизер.

— Мы не собираемся брать машину. Мы полетим, — говорит Виви.

— Поедем в аэропорт?

Виви смеётся.

— Тебе это понравится. Скакун, появись и унеси нас туда, куда я прикажу.

Слышится резкий удушающий вздох позади меня. Хизер кричит. Я поворачиваюсь.

Перед зданием комплекса появляются будто бы изморенные голодом худощавые жёлтые пони с гривой, напоминающей кружева, и изумрудными глазами, как морские коньки, только на суше. Они принюхиваются и фыркают на сорняки, вдыхают жизнь. Хизер поднимает руки ко рту.

— Сюрприз! — говорит Виви, продолжая вести себя так, будто это сущая мелочь. Оук, явно предвкушая этот момент, убирает чары, показывая свои рожки.

— Видишь, Хизер, — говорит он. — Мы волшебные. Ты удивлена?

Она смотрит на Оука, на чудовищных пони цвета якобеи (жёлтые цветы), а затем на свой чемодан.

— Хорошо, — говорит она. — Это какая-то глупая шутка или что-то похожее, но один из вас расскажет мне, что происходит, или я вернусь в дом и запрусь там от вас.

Оук выглядит удрученным. Он правда ожидал, что она будет в восторге. Я обняла его, поглаживая по плечу.

— Давай, сладкий, — говорю я. — Сложим вещи, а они придут попозже. Мама и папа будут рады тебя увидеть.

— Я скучаю по ним, — говорит он мне. — И по тебе тоже скучаю.

Я целую его в мягкую щёку и поднимаю на спину лошади. Он смотрит через плечо на Хизер.

Позади я слышу, как Виви начинает объяснять.

— Фейри реальны. Магия тоже. Видишь? Я не человек, и мой брат тоже. Мы собираемся отвезти тебя на волшебный остров на целую неделю. Не бойся. Мы не страшные.

Мне удаётся взять шнуры банджи из оцепенелых рук Хизер, пока Виви показывала ей свои заострённые уши и кошачьи глаза, пытаясь объяснить, хотя и не рассказывала ей никогда об этом раннее.

Мы определённо страшные.

…

Несколько часов спустя мы стоим в гостиной Орианы. Хизер, всё еще выглядя изумлённой и расстроенной, ходит по комнате, уставившись на дивное искусство на стенах — зловещий узор шипов и жуков, переплетающийся с драпировкой.

Оук сидит на коленях у Орианы, позволяя ей обнимать его так, будто он очень маленький. Её бледные пальцы гладят его волосы, которые ей кажутся слишком короткими, пока он рассказывает длинную, бессвязную историю о школе, о том, как звёзды отличаются в мире смертных, какое на вкус арахисовое масло.

Было немного больно смотреть на это, потому что Ориана не была матерью для Оука больше, чем для меня или Тарин, не рожала нас всех, но она очень заботится об Оуке, упорно отказываясь заботиться о нас.

Виви достаёт подарки из своего чемодана. Пачка кофейных зерён, стеклянные серьги в форме маленьких листочков, баночки из dulce de leche.

Хизер подходит ко мне.

— Это всё реально.

— Да, это действительно реально, — подтверждаю я.

— И правда, что эти люди вокруг фейри, Виви — фейри, как из сказок? — Хизер вновь осторожно осматривает комнату, словно ожидая, что единорог цвета радуги прорвётся сквозь стены и токарный станок.

— Да, — говорю я. Кажется, она переживает, но на самом деле не злится на Виви. Может быть, её слишком шокировали новости, чтобы гневаться, по крайней мере, пока что.

Или, возможно, Хизер искренне рада. Может, Виви была права в том, что рассказала ей, и что ей потребуется всего пару минут, чтобы понять и прийти в восторг. Что я знаю о любви?

— А это место… — она замирает. — Оук какой-то принц? У него рога. И у Виви эти глаза.

— Кошачьи глаза, как у её отца, — говорю я. — Это трудно принять, я уверена.

— Он кажется страшным, судя по рассказам, — говорит Хизер. — Твой отец. Ой, прости, я имею в виду отец Виви. Она говорила, что он на самом деле не твой отец.

Я вздрогнула, хотя и уверена, что Виви не имела в виду именно это. Может, она даже не так сказала это.

— Потому что ты человек, — пытается объяснить Хизер. — Ты человек, верно?

Я киваю, и на её лице появляется заметное облегчение. Она немного смеётся.

— Нелегко быть человеком среди фейри, — говорю я ей. — Пойдём со мной. Я хочу рассказать тебе кое-что.

Она пытается поймать взгляд Виви, но она всё еще сидит на ковре, копаясь в чемодане. Она уже достала оттуда еще больше безделушек, пакетиков с лакрицей, резинок для волос и большой пакет, завёрнутый в белую бумагу и с золотистым бантом, на котором по всей длине написано «Поздравляю!».

Не зная, что еще делать, Хизер следует за мной. Виви даже не замечает этого.

Странно вернуться в дом, где я выросла. Соблазн подняться по лестнице и распахнуть двери в свою старую комнату велик, чтобы посмотреть, остался ли там какой-либо след после меня. Соблазн прокрасться в кабинет Мадока и прочесть документы, как шпион, которым я являюсь, тоже.

Вместо этого я выхожу на лужайку и направляюсь к конюшням. Хизер глубоко вдыхает воздух. Её глаза обращены к башням, которые видно над деревьями.

— Ви говорила с тобой о правилах? — спрашиваю я, мы продолжаем идти.

Хизер качает головой, озадаченная.

— О правилах?

Виви приходила ко мне на помощь много раз, когда никто другой этого не делал, поэтому я знаю, что она беспокоится. Тем не менее, кажется, что её преднамеренная слепота упускала из виду то, как тяжело нам с Тарин было быть смертными, насколько мы должны были быть осторожны, и насколько должна быть осторожной Хизер, пока она тут.

— Она сказала, что я должна быть рядом с ней, — говорит Хизер, замечая разочарование на моём лице и желая защитить Виви. — И что я не должна отходить от неё без одного из членов её семьи.

Я качаю головой.

— Недостаточно хорошо. Послушай, Народец может зачаровать вещи, чтобы они выглядели не такими, какие они есть. Они могут запутать твой разум — очаровать тебя, убедить тебя делать то, чего бы ты не хотела. И еще есть фрукт фейри. Если ты попробуешь его, всё, о чём ты будешь думать дальше — как получить больше.

Я говорю прямо как Ориана.

Хизер смотрит на меня в ужасе и, похоже, в неверии. Интересно, зашла ли я слишком далеко? Я пытаюсь еще раз более спокойным тоном:

— Мы здесь в невыгодном положении. Народец бессмертный, не стареющий и волшебный. И они не все любят людей. Так что не ходи без кого-нибудь, кто будет тебя охранять, не заключай сделок и всегда носи с собой особенные вещи: ягоды рябины и соль.

— Хорошо, — говорит она.

Вдалеке я вижу двух жаб Мадока для верховой езды на лужайке, за которыми ухаживают конюхи.

— Ты очень хорошо всё воспринимаешь, — говорю я.

— У меня два вопроса, — что-то в её голосе или тоне заставляет меня осознать, что, может, ей труднее, чем мне кажется. — Во-первых, что такое ягоды рябины? И во-вторых, если ты так говоришь о Фейриленде, почему ты тут живёшь?

Я открываю рот, а затем закрываю.

— Это мой дом, — говорю я наконец.

— Не обязательно, — говорит она. — Если Ви может уйти, ты тоже можешь. Как ты и сказала, ты не одна из них.

— Пойдём на кухню, — говорю я ей, поворачиваясь к дому.

Оказавшись там, Хизер замирает, увидев огромный котёл, достаточно большой для того, чтобы сварить там нас обеих. Она смотрит на мёртвые тела куропаток, лежащих на столе рядом с тестом, раскатанным для пирога.

Я подхожу к стеклянным банкам с травами и достаю несколько ягод рябины. Потом беру толстую нить для шитья из фарша кур и использую его и немного марли, чтобы сделать маленький узелок.

— Положи в карман или лифчик, — говорю я ей. — Всегда носи с собой, пока ты здесь.

— И это защитит меня? — спрашивает Хизер.

— Будет безопаснее, — говорю я, насыпая в маленький мешочек соли. — Посыпь то, что будешь есть. Не забудь.

— Спасибо, — она берёт меня за руку и быстро сжимает. — Я имею в виду, это не кажется реальным. Я знаю, что это звучит смешно. Я стою перед тобой. Чувствую запах трав и крови этих странных маленьких птиц. Если ты тыкнешь меня этой иглой, будет больно. Но это всё еще не кажется реальным. Хотя в этом и есть смысл всех глупых уклонений Ви от нормальных вещей, например, когда она уходила от вопроса, в какую она ходила старшую школу. Но это значит, что весь мир перевернулся.

Когда я была там, в торговом центре, в квартире Хизер, — разница между ними и нами казалась настолько огромной, что я даже не представляю, как Хизер удаётся всё это преодолеть.

— Ничто из того, что ты сказала, не показалось мне смешным, — говорю я.

Её взгляд, когда она входит в крепость, когда ловит глоток воздуха после полудня, полон надежд. У меня остались неприятные воспоминания о девушке с камнями в карманах, и я отчаянно рада, что Хизер готова принять своё перевернувшийся мир.

Вернувшись в гостиную, мы встречаем Виви, улыбающуюся нам.

— Джуд провела для тебя небольшой тур?

— Я дала ей защиту от чар, — говорю я таким тоном, чтобы она поняла, что должна была сделать это сама, еще сначала.

— Хорошо, — радостно говорит Виви, потому что понадобится что-то намного большее, чем чуть обиженный тон, чтобы проникнуть под её кожу. — Ориана говорит, что ты не жила здесь последнее время. Твоя вражда с нашим дорогим старым папой, похоже, серьёзна.

— Ты знаешь, что это стоило ему, — говорю я.

— Останься на ужин. — Ориана встаёт, бледная, словно призрак, смотрит на меня своими рубиновыми глазами. — Мадок хотел бы этого. И я тоже.

— Я не могу, — говорю я, на самом деле чувствуя сожаление. — Я провела здесь больше времени, чем должна была, но я увижу всех вас на свадьбе.

— Здесь всегда супер драматично, — рассказывает Виви Хизер. — Эпично. Все ведут себя так, будто только что сошли со страниц баллады об убийстве.

Хизер смотрит на Виви так, будто она тоже только что сошла со страниц баллады.

— О, — говорит Виви, снова ища что-то в чемодане и доставая еще один подарок, завёрнутый в чёрную бумагу. — Можешь отнести это Кардану? Это подарок с надписью «Поздравляю с коронацией».

— Он Верховный король Эльфхейма, — говорит Ориана. — Независимо от того, играли ли вы вместе в детстве, ты не можешь обращаться к нему, как к другу.

Я просто стою там долго, не притрагиваясь к подарку. Я знала, что Виви и Кардан дружат. В конце концов, именно Виви рассказала Тарин о его хвосте — что увидела его, когда они плавали вместе с его сестрой.

Я просто забыла это.

— Джуд? — зовёт Виви.

— Я думаю, тебе лучше отдать его ему лично, — говорю я, и с этими словами выхожу из своего дома до того, как Мадок вернётся домой, и меня одолевает ностальгия.

…

Я прохожу мимо тронного зала, где Кардан сидит за одним из низких столиков, склонив голову к голове Никасии. Я не вижу его лица, но вижу её, когда она со смехом откидывает голову назад со смехом, показывая шею. Она выглядит так, будто светится от радости, его внимание — свет, в котором её красота сверкает особенно ярко.

Она его любит, понимаю я неловко. Она любит его, и она предала его ради Локка, а теперь боится, что он никогда не полюбит её снова.

Его пальцы скользят по её руке к запястью, и я хорошо помню, как эти руки прикасались ко мне. Моя кожа горит от воспоминания, жар вспыхивает в горле и распространяется по всему телу.

«Целуй меня, пока я не почувствую отвращение», — говорил он, и теперь наверняка получил все поцелуи, которые хотел. Теперь он наверняка чувствует отвращение.

Я ненавижу смотреть на него рядом с Никасией. Ненавижу мысль, что он прикасается к ней. Ненавижу, что это мой план, и мне не на кого сердиться, кроме как на себя.

Я идиотка.

Мадок однажды сказал мне, что боль делает человека только сильнее, заставляя меня вновь и вновь поднимать меч. Привыкать к его весу.

Я заставляю себя перестать смотреть на них, вместо этого иду на встречу с Вульсибером, чтобы узнать о реакции Балекина на то, что он прибудет во дворец для аудиенции с Карданом.

Затем спускаюсь во двор Теней и слушаю информацию о придворных, слухи о том, что Мадок собирает свои силы, готовясь к войне, которой я всё еще надеюсь избежать. Я посылаю двух шпионов в низшие дворы с наибольшим количеством подменышей, не присягнувших Верховному королю, чтобы посмотреть, что они могут узнать. Я говорю с Бомбой о Гримсене, который создал Никасии инкрустированную драгоценными камнями брошь, которая позволяет ей создавать тонкие крылья за спиной и летать.

— Как ты думаешь, чего он хочет? — спрашиваю я.

— Хвалы, лести, — говорит Бомба. — Может, найти нового покровителя. Может, он не будет против поцелуя.

— Как думаешь, он интересуется Никасией ради Орлаг или ради самого себя? — я хочу знать.

Бомба пожимает плечами.

— Он интересуется красотой Никасии и силой Орлаг. Гримсен отправился в изгнание с первым Ольховым королём; я верю, что в следующий раз, когда он поклянётся в верности, он будет абсолютно уверен в монархе, которому клянётся.

— Или, может, он попросту не хочет больше клясться в верности, — говорю я, решая нанести ему визит.

…

Гримсен предпочёл жить и работать в старой кузнице, которую ему предоставил Кардан, хотя она и заросла кустами роз и была далеко не в лучшем виде.

Когда я подхожу, из трубы клубится тонкий дым. Я трижды стучу в дверь и жду.

Спустя пару мгновений он открывает дверь, выпуская облако дыма, достаточно горячего, чтобы я отступила шаг назад.

— Я знаю тебя, — говорит он.

— Королева Веселья, — признаю я, не желая это слушать.

Он смеётся, качая головой.

— Я знал твоего смертного отца. Однажды он сделал нож и поехал в Фейрфолд, чтобы спросить, что я думаю о работе.

— И что ты думаешь? — интересно, было это до того, как Джастин прибыл в Эльфхейм или перед знакомством с моей матерью.

— У него был настоящий талант. Я сказал, что если он будет практиковаться в течение пятидесяти лет, он сможет выковать величайший клинок, когда-либо сделанным смертным человеком. Я сказал ему, что если он будет практиковаться в течение ста лет, то сможет изготовить одно из лучших лезвий, сделанных кем-либо. Ничто из этих слов его не удовлетворило. Тогда я сказал, что расскажу ему один из своих секретов: он мог изучить всё вместо сотни лет за один день, если заключил бы со мной сделку. Если бы расстался с чем-то, чего он не хотел терять.

— И он заключил сделку? — спросила я.

Он в восторге.

— О, разве ты не хотела бы узнать? Входи.

Со вздохом я захожу внутрь. Жар почти невыносим, и запах металла наполняет нос. В тёмной комнате сразу бросаются в глаза искры пламени. Моя рука тянется к ножу в рукаве.

К счастью, мы идём дальше по кузнице и заходим в жилую часть дома. Тут неопрятно, все поверхности заполнены красивыми вещами — драгоценными камнями, сокровищами, клинками и другими украшениями. Он достаёт для меня маленький деревянный стул и садится на низкую скамью.

У него морщинистое, жесткое лицо, серебряные волосы торчат во все стороны, будто он взъерошил их, когда работал. Сегодня он не одет в сверкающий жакет; всего лишь поношенный кожаный рабочий халат поверх серой рубашки, испачканной пеплом. Семь тяжёлых золотых колец свисают с его больших заострённых ушей.

— Что привело тебя в мою кузницу? — спрашивает он.

— Я надеялась найти какой-то особенный подарок для своей сестры. Она выходит замуж через несколько дней.

— Что-то особенное, — говорит он.

— Я знаю, что вы легендарный кузнец, — говорю я ему. — Поэтому и подумала, что вы, может, продали не все товары.

— Независимо от славы, я всё еще торгую. — Говорит он, положив руку на своё сердце. Он выглядит польщённым. — Но это правда, я больше не продаю товары за монеты, только меняюсь.

Я должна была понять, что здесь какой-то трюк. Но, тем не менее, я смотрю на него невинными глазами.

— Что я могу дать тебе из того, чего у тебя еще нет?

— Давай узнаем, — говорит он. — Расскажи мне о своей сестре. Это свадьба по любви?

— Должно быть, — говорю я, обдумывая это. — Поскольку в этом нет никакой ценности.

Его брови поднимаются.

— Да, я понимаю. А твоя сестра похожа на тебя?

— Мы близнецы, — говорю я.

— Синие камни подошли бы к твоей внешности, — говорит он. — Может, ожерелье из слёз, чтобы ей не пришлось плакать? Зубастая шпилька, которая может укусить надоедливого мужа? Нет. — Он начинает ходить по маленькому пространству. Поднимает кольцо. — Чтобы завести ребёнка? — затем, увидев моё лицо, поднимает серьги: одну в форме полумесяца, а другую в форме звезды. — О, да. Вот. Это то, чего ты хочешь.

— Что они делают? — спрашиваю я.

Он смеётся.

— Они прекрасны, разве этого не достаточно?

Я скептически смотрю на него:

— Этого было бы достаточно, учитывая, насколько они прекрасны, но держу пари, что это не всё.

Ему это нравится.

— Умная девочка. Они не только красивы, но и дарят красоту. Делают кого-то прекраснее, чем он был до этого, до боли красивым. Её муж не покинет её в течение достаточно долгого времени.

Выражение его лица — вызов. Он думает, что я слишком тщеславна, чтобы подарить такое сестре.

Как хорошо он знает эгоистичное человеческое сердце. Тарин будет прекрасной невестой. Хочу ли я, её близнец, оказаться в тени? Как могу подарить ей красоту?

И всё же, какой лучший подарок можно придумать для человеческой девушки, преданной красоте народца?

— Что бы вы взяли за них? — спрашиваю я.

— О, любую мелочь. Год твоей жизни. Блеск твоих волос. Звук твоего смеха.

— Мой смех не настолько прекрасен, как всё это.

— Да, может быть, но уверен, он звучит редко, — говорит он, и мне интересно, что же он знает.

— А мои слёзы? — спрашиваю я. — Ты мог бы сделать другое ожерелье.

Он смотрит на меня, будто раздумывая, как часто я плачу.

— Я возьму одну слезу, — наконец говорит он. — А ты передашь Верховному королю моё предложение.

— Какое предложение?

— Известно, что Подводный мир угрожал земле. Скажи своему королю, что если он объявит войну, я сделаю ему ледяные доспехи, которые разобьют каждый клинок, что ударит их, и сделают его сердце таким холодным, что он не будет чувствовать жалости. Скажи ему, что я сделаю для него три меча, которые при использовании будут сражаться с мощью тридцати солдат.

Я в шоке.

— Я скажу ему. Но зачем тебе это?

Он гримасничает, вытаскивая ткань, чтобы отполировать серёжки.

— Мне нужно восстановить свою репутацию, моя леди, чтобы перестать быть просто создателем пары безделушек. Раньше короли и королевы приходили ко мне и умоляли помочь. Однажды я выковал корону и лезвия, способные изменить мир. Это в силе Верховного короля — восстановить мою славу, а в моих добавить могущественности его власти.

— Что будет, если ему нравится мир таким, какой он есть сейчас? — спрашиваю я. — Без изменений.

Он смеётся.

— Тогда я сделаю для тебя маленький бокал, способный удержать время.

Слеза скатывается по моей щеке в длинный сифон. Затем я ухожу, держа в руках серьги для Тарин и с кучей вопросов в голове.

Вернувшись в свои комнаты, прикладываю драгоценности к своим ушам. Даже в зеркале они заставляют мои глаза выглядеть живыми и сияющими. Губы кажутся более алыми, а кожа сверкает так, будто я только что вышла из ванной.

Я заворачиваю их прежде, чем могу задуматься об этом.

Злой Король. Глава 19

Остаток ночи я провожу во дворе Теней, готовя планы, как уберечь Оука. Крылатые охранники, которые могут поднять его в воздух, если его заманят прелести волн, в которых он когда-то играл. Шпион, замаскированный под няню, чтобы следовать за ним и любить его и пробовать что-нибудь из еды, прежде чем он сможет это съесть. Лучники на деревьях, наконечники их стрел нацелены на любого, кто подойдет слишком близко к моему брату.

Поскольку я пытаюсь предугадать, что может сделать Орлаг и как узнать, как только это произойдет, в мою дверь постучали.

— Да? — зову я, и входит Кардан.

Я удивленно вскакиваю на ноги. Я не ожидаю, что он будет здесь, но он здесь, одетый в беспорядочные наряды. Губы слегка припухли, волосы растрепались. Он выглядит так, будто встал с кровати, но не со своей.

Он бросает свиток мне на стол.

— Ну? — спрашиваю я, мой голос звучит так холодно, как я только могу пожелать.

— Ты была права, — говорит он, и это звучит как обвинение.

— Что? — недоуменно спрашиваю я.

Он прислоняется к дверному косяку.

— Никасия сдала свои секреты. Все, что требовалось — немного доброты и несколько поцелуев.

Наши глаза встречаются. Если я отвернусь, он поймет, что я смущена, но, боюсь, он все равно догадается. Мои щеки становятся горячими. Интересно, смогу ли я когда-нибудь снова смотреть на него, не вспоминая, каково это — прикасаться к нему.

— Орлаг будет действовать на свадьбе Локка и твоей сестры.

Я сажусь на стул и смотрю на все записи перед собой.

— Ты уверен?

Он кивает.

— Никасия сказала, что как сила смертных растет, земля и море должны быть едины. И так оно и будет, либо так мирно по ее прихоти, либо войной против моего желания.

— Зловеще, — говорю я.

— Кажется, у меня особый вкус на женщин, которые мне угрожают.

Я не могу придумать, что сказать на это, поэтому вместо этого я рассказываю ему о предложении Гримсена выковать ему доспехи и мечи, чтобы довести его до победы.

— До тех пор, пока ты готов сражаться под водой.

— Он хочет, чтобы я вел войну, чтобы вернуть ему былую славу? — спрашивает Кардан.

— Довольно много, — говорю я.

— Вот это честолюбие, — усмехается Кардан. — Может статься, после всего останется лишь только пойма реки и несколько горящих сосен, но четверо фейри, столпившихся в сырой пещере, услышат имя Гримсена. И один непременно восхитится фокусом. Не думаю, что ты сказала ему, что объявлять войну или нет — это твое дело, не мое.

Если он истинный Верховный король фейри, за которым мы должны следовать до конца дней, то мы были немного неуважительны, управляя королевством для него. Но если он играет, то он без сомнений шпион и лучший, чем большинство из нас.

— Конечно, нет, — говорю я.

На мгновение между нами воцарилась тишина.

Он делает шаг ко мне.

— Другая ночь…

Я прервала его.

— Я сделала это по той же причине, что и ты. Чтобы выбросить все из головы.

— И это так? — он спрашивает. — Очистила свою голову?

Я смотрю ему в лицо и лгу.

— Да.

Если он прикоснется ко мне, если сделает еще хоть шаг навстречу, мой обман будет раскрыт. Не думаю, что смогу сдержать тоску на лице. Вместо этого, к моему облегчению, он недовольно поджал губы и ушел.

Из соседней комнаты я слышу, как таракан зовет Кардана, предлагая научить его левитации игральной карты. Я слышу смех Кардана.

Мне приходит в голову, что желание не помогает. Может быть, это похоже на митридатизм; может быть, я приняла смертельную дозу, когда должна была отравлять себя медленно, по одному поцелую за раз.

…

Я не удивлена, обнаружив Мадока в его военном кабинете во дворце, но он удивлен мне, не привыкший к моим маневрам.

— Отец, — говорю я.

— Раньше я думал, что хочу, чтобы ты меня так называла, — говорит он. — Но, оказывается, когда ты это делаешь, после этого редко происходят хорошие вещи.

— Вовсе нет, — говорю я. — Я пришла сказать тебе, что ты был прав. Я ненавижу мысль о том, что Оук в опасности, но если мы сможем таким образом спланировать Подводное нападение, это будет безопаснее для Оука.

— Ты планировала охранять его, пока он здесь. — Он улыбается, показывая свои острые зубы. — Трудно предусмотреть все возможные варианты.

— Невозможно.

Я вздыхаю, прохаживаясь по комнате.

— Итак, я на борту. Позволь мне помочь сбить с толку Подводный мир. У меня есть ресурсы.

Он долгое время был генералом. Он спланировал убийство Даина и скрылся. Он в этом лучше меня.

— А что, если ты хочешь помешать мне? — он спрашивает. — Вы вряд ли можно рассчитывать, что я поверю в то, что теперь ты говоришь серьезно.

Хотя у него есть все основания, недоверие Мадока жалит. Интересно, на что бы это было похоже, если бы он поделился своими планами по возведению Оука на трон до того, как я стала свидетелем кровавой расправы на коронации. Если бы он верил, что я стану частью его плана, я бы не стала отмахиваться от своих сомнений. Мне не нравится думать, что это возможно, но я боюсь, что это возможно.

— Я бы не стала рисковать своим братом, — говорю я, наполовину в ответ на его вопрос, наполовину в ответ на собственные страхи.

— О? — он спрашивает. — Даже чтобы спасти его из моих когтей?

Думаю, я заслуживаю этого.

— Ты сказал, что хочешь, чтобы я вернулась на твою сторону. Вот твой шанс показать мне, каково это — работать с тобой. Убеди меня.

Пока я контролирую трон, мы никогда не сможем быть на одной стороне, но, возможно, мы могли бы работать вместе. Может быть, он сможет направить свои амбиции на победу над Подводным миром и забыть о троне, по крайней мере, до тех пор, пока Оук не достигнет совершеннолетия. Тогда, по крайней мере, все будет по-другому.

Он указывает на стол с картой островов и своими резными фигурками.

— У Орлаг есть неделя, чтобы нанести удар, если только она не собирается устроить ловушку в мире смертных в отсутствие Оука. У тебя есть охранники в квартире Вивьен — те, кого ты наняла вне армии и которые не похожи на рыцарей. Умно. Но ничто и никто не является непогрешимым. Я думаю, что место, наиболее выгодное для нас, чтобы соблазнить их на удар…

— Подводные сделают свой ход во время свадьбы Тарин.

— Что? — Он сощуривает глаза. — Откуда ты это знаешь?

— Никасия, — отвечаю я. — И я думаю, что смогу сузить круг поиска, если мы будем работать быстро. У меня есть способ дать информацию Балекину, информацию, которой он будет верить.

Брови Мадока поднимаются.

Я киваю.

— Заключенная. Я уже успешно отправила через нее информацию.

Он отворачивается от меня, наливает себе перст темного ликера и плюхается обратно в кожаное кресло.

— Это те ресурсы, о которых ты говорила?

— Я пришла к тебе не с пустыми руками, — говорю я. — Разве ты не рад, что решил довериться мне?

— Я могу утверждать, что это ты наконец-то решила довериться мне. Сейчас еще предстоит увидеть, насколько хорошо мы будем работать вместе. Есть много проектов, над которыми мы могли бы сотрудничать.

Например, занять трон.

— Одно несчастье за раз, — предупреждаю я его.

— А он знает? — Спрашивает Мадок, слегка устрашающе улыбаясь, но по-отечески. — Наш Верховный Король хоть представляет, как хорошо ты управляешь его королевством?

— Продолжай надеяться, что нет, — говорю я, пытаясь обрести легкую уверенность, которую не чувствую, когда дело касается Кардана или нашей договоренности.

Мадок смеется.

— О, конечно, дочь моя, как бы я ни надеялся, что ты поймешь, насколько было бы лучше, если бы ты управляла им для своей семьи.

…

Аудиенция Кардана с Балекином состоится на следующий день. Мои шпионы говорят, что он провел ночь в одиночестве — никаких шумных вечеринок, пьяных гуляний, никаких состязаний по игре на лире. Я не знаю, как это интерпретировать.

Балекина ведут в тронный зал в цепях, но он идет с поднятой головой, в одежде, слишком тонкой для башни. Он выставляет напоказ свою способность получать роскошь, выставляет напоказ свое высокомерие, как будто Кардана это должно пугать, а не раздражать.

Со своей стороны, Кардан выглядит особенно грозно. Он надел пальто из замшелого бархата, расшитое ярким золотом. Сережка, что дал ему Гримсен, свисает с его мочки, ловя свет, когда он поворачивает голову. Сегодня здесь нет гуляк, но комната не пуста. Рандалин и Нихуар стоят возле помоста с одной стороны, рядом с тремя охранниками. Я с другой, рядом с островком тени. Слуги задерживаются поблизости, готовые налить вина или поиграть на арфах, как того пожелает Верховный Король.

Я договорилась с Вульсибером, чтобы Леди Аша получила записку, как раз когда Балекина поднимали по лестнице и выводили из башни для этой аудитории.

Записка гласила:

Я обдумала ваши просьбы и хочу договориться. Есть способ вытащить тебя с острова, сразу после свадьбы моей сестры. Для безопасности моего младшего брата его везут обратно на лодке, потому что он заболел из-за полетов. Ты тоже можешь уйти, и Верховный Король не будет мудрее, так как путешествие, по необходимости, секретное. Если ты согласишься, что этого будет достаточно, дай мне знать, и мы снова встретимся, чтобы обсудить мое прошлое и твое будущее. — Д

Есть некоторый шанс, что она ничего не скажет Балекину, когда он возвратится в свою камеру, но поскольку она уже сдала ему информацию ранее и без сомнения он видел, что она получила записку, я верю, что он будет настаивать, что ничего не слышала, тем более что, будучи фейри, она должна заниматься увертками, а не рассказывать откровенную ложь.

— Младший брат, — произносит Балекин, не ожидая признания. Он носит наручники на запястьях, как будто это браслеты, как будто они добавляют ему статуса вместо того, чтобы пометить его как заключенного.

— Ты просил аудиенции у Короны, — говорит Кардан.

— Нет, брат, я хотел поговорить с тобой, а не с украшением на твоей голове. — Хитрое неуважение Балекина заставляет меня задаться вопросом, почему он хотел эту аудиторию в первую очередь.

Я думаю о Мадоке и о том, что рядом с ним я навсегда ребенок. Это не мелочь — судить человека, который тебя вырастил, независимо от того, что еще он сделал. Эта конфронтация меньше об этом моменте и больше об обширном размахе их прошлого, деформации и ворохе старых обид и союзов между ними.

— Чего ты хочешь? — спрашивает Кардан. Его голос остается мягким, но лишенным скучающей власти, которой он обычно обладает.

— Чего хочет любой заключенный? — говорит Балекин. — Выпусти меня из башни. Если ты хочешь добиться успеха, тебе нужна моя помощь.

— Если ты хотел меня видеть только для того, чтобы сказать это, то твои усилия были напрасны. Нет, я не отпущу тебя. Нет, ты мне не нужен.

Кардан, кажется, уверен.

Балекин улыбается.

— Ты запер меня, потому что боишься меня. В конце концов, ты ненавидел Элдреда больше, чем я. Ты презирал Даина. Как ты можешь наказывать меня за смерть, о которой не жалеешь?

Кардан смотрит на Балекина в недоумении, привставая с трона. Его кулаки сжаты. Его лицо — лицо человека, который забыл, где он находится.

— Что на счёт Эловин? Что на счёт Кайлы и Рии? Если бы я заботился только о своих чувствах, их смерти было бы достаточно, чтобы отомстить тебе. Они были нашими сестрами, и они были бы лучшими правителями, чем ты или я.

Я думала, что Балекин отступит, но он не отступает. Вместо этого на его губах появляется коварная улыбка.

— Они ходатайствовали за вас? Кто-нибудь из твоих дорогих сестер принял тебя? Как ты можешь думать, что они заботились о тебе, когда они не пошли бы против отца ради тебя?

На мгновение, я думаю, что Кардан собирается ударить его. Моя рука тянется к рукояти моего меча. Я встану перед ним. Я буду сражаться с Балекином. Это будет мне в удовольствие.

Вместо этого Кардан падает на трон. Ярость покидает его лицо, и он говорит, как будто последние слова Балекина остались неуслышанными.

— Но ты заперт не потому, что я боюсь тебя, и не из мести. Я не потворствовал твоему наказанию. Ты находишься в Башне, потому что это просто.

— Ты не можешь сделать это в одиночку, — произносит Балекин, оглядывая комнату. — Ты никогда не заботился о работе, никогда не льстил дипломатам и не выполнял долг вместо удовольствия. Давай мне трудные задания, вместо того, чтобы давать их какой-нибудь смертной девушке, которой ты чувствуешь себя обязанным и которая только подведет тебя.

Глаза Нихуар и Рандалина и несколькких охранников обращаются ко мне, но Кардан смотрит на своего брата. После долгого молчания он заговорил.

— Ты будешь моим регентом, хотя я уже совершеннолетний? Ты предстаешь передо мной не как кающийся, а как бездомный пес, которого загнали под ботинок.

Наконец, Балекин в замешательстве.

— Хотя я иногда был резок с тобой, но лишь потому, что я стремился сделать тебя лучше. Ты думаешь, что можешь быть ленивым и потакать своим желаниям, и все же преуспеть здесь, как правитель? Без меня ты был бы никем. Без меня ты будешь ничем.

Идея о том, что Балекин мог сказать эти слова, веря в них, шокирует.

Кардан, со своей стороны, слегка улыбается, и когда он говорит, его голос звучит легко.

— Ты угрожаешь мне, хвалишь себя. Ты отдаешь свои желания. Даже если бы я обдумывал твое предложение, после той небольшой речи, я был бы уверен, что ты не дипломат.

Балкин делает яростный шаг к трону, и стража закрывает пространство между ними. Я вижу физическое желание Балекина наказать Кардана.

— Ты играешь в Короля, — говорит Балекин. — И если ты не знаешь этого, тогда ты одинок. Отправь меня обратно в тюрьму, потеряй мою помощь, и потеряй королевство.

— Это, — говорит Кардан. — Вновь тебя не касается. Это то, что я выбираю.

Он обращается к Вульсиберу.

— Эта аудиенция закончилась.

Когда Вульсибер и другие охранники двигаются, чтобы сопроводить Балекина обратно в Башню Забвения, он смотрит на меня. И в его глазах я вижу такой глубокий колодец ненависти, что боюсь, если мы не будем осторожны, весь Эльфхейм может утонуть в нем.

…

За две ночи до свадьбы сестры я стою перед длинным зеркалом в своей комнате и медленно провожу ночь. Я двигаюсь через позиции, которым научил меня Мадок, которые я выучила при дворе Теней.

Затем я поднимаю свой клинок, представляя перед ним противника. Я приветствую ее в зеркале.

Взад и вперед, я танцую по полу, борясь с ней. Я бью и парирую, парирую и бью. Я притворяюсь. Я пригнулась. Я смотрю, как пот струится у нее на лбу. Я бьюсь до пятен пота рубашке, пока она дрожит от усталости.

Этого все еще недостаточно.

Я никогда не смогу победить ее.

Злой Король. Глава 20

Ловушка для Орлаг готова. Я провожу весь день с Мадоком, обсуждая подробности. Мы выбрали три конкретных времени и места, где Подводный мир мог нанести удар с некоторой уверенностью:

Первое — сама лодка с приманкой, что очевидно. Требуется хоб, который притворится Оуком в плаще, и сама лодка должна быть зачарована на полёт.

Второе — во время приёма Тарин, когда Оук сам уйдёт в лабиринт. Часть растений будет заменена на лесных жителей, которые будут оставаться невидимыми, пока не нужно будет атаковать.

И третье — прибытие в поместье Локка на свадьбу. Оук выйдет из кареты на открытый участок земли, видимый с океана. Мы также будем использовать приманку. Я подожду с настоящим Оуком в карете, пока остальная часть семьи выйдет и, надеюсь, что море ударит. Затем повозка развернётся, и мы полезем прямо в окно. В этом случае деревья у берегов будут полны спрайтов, готовых разыскать обитателей Подводного мира, а под песком будет закопана сеть, способная поймать их в ловушку.

Три шанса поймать Подводный мир в попытке навредить Оуку. Три шанса заставить их пожалеть о попытке.

Мы также не будем пренебрегать защитой Кардана. Его личные стражи в полной готовности. У него есть собственная группа лучников, которые будут следить за каждым его шагом. И, разумеется, наши шпионы.

Тарин хочет провести последнюю ночь перед свадьбой со своими сёстрами, поэтому я упаковываю платье и серьги в сумку и привязываю к спине лошади, которую я однажды взяла с собой в Инсвил. Я привязываю Закат к задней части следа. А затем еду в поместье Мадока.

Ночь прекрасна. Ветер воет между деревьями, благоухая ароматом хвои и сосен. Я слышу стук копыт издалека. Лисы откликаются друг другу. Отголосок музыки флейты доносится откуда-то издалека вместе с песней русалок, поющих свои высокие бессловесные песни на скалах.

И, внезапно, слышится топот копыт. Через лес проезжают наездники. Семеро сидят на спинах истощенных лошадей с жемчужными глазами. Их лица и броня покрыты белой краской. Я слышу их смех, когда они разделяются. На мгновение мне кажется, что это какая-то ошибка.

Один из них достаёт топор, сияющий под светом луны первой четверти, вызывая холод в моей крови. Нет, здесь никаких ошибок. Они пришли, чтобы убить меня.

Мой опыт борьбы на лошадях маленький. Я думала, что стану рыцарем Эльфхейма, защищающим тело и часть какого-то королевства, но не буду участвовать в битвах, подобно Мадоку.

Теперь, когда они приближаются ко мне, я думаю о том, кто знал об этой уязвимости. Конечно же, Мадок. Может, это его метод отплатить мне за предательство. Может, довериться мне было уловкой. В конце концов, он знал, что я направляюсь в его поместье сегодня вечером. И мы потратили время на планирование ловушек, подобных этой.

К сожалению, я думаю о предупреждении Таракана: В следующий раз возьми члена королевской гвардии. Возьми одного из нас. Возьми облако спрайтов или пьяного сприггана. Просто возьми кого-нибудь.

Но сейчас только я одна. В полном одиночестве.

Я призываю лошадь бежать быстрее. Если я смогу пройти через лес и подойти достаточно близко к дому, буду в безопасности. Там есть стражи и, независимо от того, нанял Мадок этих всадников или нет, он никогда не позволил бы гостю, не говоря уже о его приёмной дочери, быть убитым на его собственных землях.

Эти же не будут играть по правилам вежливости.

Всё, что мне нужно сделать, добраться туда.

Копыта громче стучат позади меня, когда мы проносимся по лесу. Я оглядываюсь назад, ветер попадает в лицо, растрепывая волосы, которые лезут мне в рот. Всадники разъезжаются подальше, пытаясь окружить меня и загнать от поместья Мадока к побережью, где негде спрятаться.

Они подходят всё ближе и ближе. Слышу, как они зовут друг друга, но слова теряются на ветру. Моя лошадь быстрее, но они следуют за мной, как вода за течением. Оглядываясь назад, я вижу, что один из них достал лук с чёрными стрелами.

Я поворачиваю лошадь в сторону, только чтобы увидеть, что мне перекрывает путь другой наездник.

Они в броне, с оружием в руках. У меня всего пару ножей и Закат сзади на седельных сумках вместе с небольшим арбалетом в самой сумке. Я ходила по этим лесам в детстве сотни раз; я никогда не думала, что мне нужно будет одевать броню для битвы здесь.

Мимо проносится стрела, а другой всадник останавливается, размахивая клинком.

Я не смогу их обогнать.

Я встаю в стременах, уловка, которая я не уверена, что сработает, а затем хватаюсь за ближайшую крепкую ветку. Один из белоглазых скакунов обнажает зубы и кусает моего скакуна за бок. Бедное животное ржёт и встаёт на дыбы. Кажется, в лунном свете я разглядываю янтарные глаза, длинный меч всадника поднимается в воздух.

Я прыгаю вверх, хватаясь за ветку. На мгновение я просто держусь за неё, тяжело дыша, пока всадники проходят подо мной. Они окружают меня. Один делает глоток из фляги, оставляя золотое пятно на губах.

— Маленькая кошка на дереве, — зовёт другой. — Спускайся к лисам!

Я поднимаюсь на ноги, помня об уроках Призрака, и бегу по ветке. Три всадника кружат подо мной. В воздухе что-то сверкает, и топор летит в мою сторону. Я ускользаю, стараясь не упасть. Оружие кружится мимо меня, попадая в ствол дерева.

— Хорошая попытка, — говорю я, пытаясь сказать что-либо, чтобы не выказать ужас. Я должна уйти от них. Должна подняться выше. Но что дальше? Я не смогу бороться с семерыми. Даже если я захотела бы попробовать, меч всё еще привязан к лошади. Всё, что у меня есть — несколько ножей.

— Спускайся, человеческая девушка, — говорит один из них с серебристыми глазами.

— Мы слышали о твоей злобе. Мы слышали о твоей жестокости, — говорит второй глубоким, мелодичным голосом, который похож на женский. — Не разочаровывай нас.

Третий натягивает следующую стрелу с чёрным наконечником.

— Если я кошка, то буду царапаться, — говорю я, вытаскивая два ножа в форме листа и направляя их к всадникам. И бросаю: один промахивается, а второй попадает по доспехам, но я надеюсь, что мне хватит отвлечения, чтобы забрать топор из дерева. Затем я начинаю двигаться. Я прыгаю с ветки на ветку, вокруг пролетают стрелы, и я благодарна за всё, чему меня научил Призрак.

Но стрела попадает в моё бедро.

Я не могу сдержать вскрик боли. Я вновь начинаю двигаться, не обращая внимания на рану, но скорость исчезла. Следующая стрела пролетает так близко от меня, что спасает всего лишь удача.

Они могут достаточно хорошо видеть, даже в темноте. Могут видеть намного лучше, чем я.

У всадников есть все преимущества. Пока я на деревьях, но не могу спрятаться, всё, что я из себя представляю, так это немного сложную цель, но забавную и хитрую. Чем больше я устаю, тем больше истекаю кровью, и чем больше я злюсь, тем медленнее становлюсь. Если я не поменяю правила игры, то проиграю.

У меня даже есть шансы. Я должна сделать что-то, чего они не ожидают. Если я не могу видеть, то должна довериться своим другим чувствам.

Глубоко вздохнув и не обращая внимания на боль в ноге и всё еще торчащую из неё стрелу, еще и с топором в руках, я с прыжком спрыгнула с ветки.

Всадники пытаются развернуть лошадей, чтобы убежать от меня или преследовать.

Я ударяю наездника в грудь топором. Сила прогибает его броню внутрь. Это довольно эффективно — или было бы, если бы я не потеряла равновесие мгновение спустя. Оружие выпадает из моей руки, когда я падаю. Я сильно ударяюсь о землю, выбивая из лёгких дыхание. Сразу откатываюсь, чтобы избежать ударов копытами. В голове звенит, а нога будто поглощена пламенем, когда я поднимаюсь на ноги. Я сломала основание стрелы, торчащей из меня, но она проникла глубже.

Всадник, которого я ударила, висит в седле, тело обмякло, а губы в крови. Другой всадник отходит в сторону, третий идёт прямо на меня. Я достаю нож, когда лучник, приближаясь ко мне, пытается взять свой меч.

Шесть на одного — шансы намного лучше, особенно когда четверо всадников отступают назад, будто не думали, что могут пострадать.

— Достаточно жестоко для вас? — кричу я им.

Всадник с серебряными глазами подходит ко мне, и я метаю нож. Он попадает в цель, но лишь задевает бок лошади. Животное поднимается. Но когда он пытается восстановить контроль над лошадью, на меня наваливается еще одна кобыла. Я хватаюсь за топор, глубоко вздыхаю и сосредотачиваюсь.

Скелетная лошадь смотрит на меня своими белыми глазами без зрачков. Она выглядит голодной.

Если я умру здесь, в лесу, потому что не подготовилась достаточно, потому что я была слишком отвлечена, чтобы потрудиться надеть свой собственный проклятый меч в ножнах, я буду совершенна зла на себя.

Я готовлюсь к тому, что второй всадник обрушится на меня, но я не уверена, что смогу выдержать это. Я отчаянно пытаюсь придумать другой вариант.

Когда лошадь приближается, я падаю на землю, борясь с каждым инстинктом выживания, пробуждающим меня убежать от огромного животного. Она устремляется ко мне, и я поднимаю топор и рублю вверх. Кровь брызгает мне в лицо.

Существо бежит, а затем падает со зловещим пронзительным звуком, наваливаясь своей массой на ногу всадника.

Я поднимаюсь на ноги, вытирая лицо, как раз вовремя, чтобы увидеть рыцаря с серебристыми глазами, готовящегося атаковать. Я усмехаюсь ему, поднимая кровавый топор.

Всадник с янтарными глазами направляется к своему павшему товарищу, призывая остальных. Рыцарь с серебристыми глазами поворачивается к своим спутникам.

Пойманный в ловушку наездник борется, когда я наблюдаю за тем, как два других всадника освобождают его и поднимают на свою лошадь. Затем шесть всадников уходят в ночь, уже без смеха.

Я жду, боясь, что они могут вернуться, боясь, что что-то худшее выскочит из тени. Минуты летели незаметно. Самый громкий звук — моё рваное дыхание и рёв крови в ушах.

Шатаясь, мучительно иду по лесу, только чтобы найти своего коня, лежащего в траве, пожираемого лошадью мёртвого всадника. Я машу топором, и он убегает. Однако это никак не поможет моей бедной лошади стать менее мёртвой.

Моя сумка исчезла с её спины. Должно быть, упала во время езды, вместе с моей одеждой и арбалетом. Ножи тоже исчезли, лежали в лесу, когда я их бросила, и, вероятно, потеряла в кустах. По крайней мере, Закат все еще здесь, привязанный к седлу. Я освобождаю меч отца судорожными пальцами.

Используя его как трость, мне удаётся протащить себя до самой крепости Мадока и смыть кровь на улице снаружи.

Внутри я встречаю Ориану, сидящую возле окна. Она вышивала. Она смотрит на меня своими розовыми глазами и не пытается улыбаться, чтобы успокоить меня.

— Тарин наверху, Виви с девушкой тоже. Оук спит, а Мадок планирует. — Она осматривает мой вид. — Ты упала в озеро?

Я киваю.

— Глупо, правда?

Она делает другой стежок. Я иду к лестнице, и она вновь говорит, прежде чем моя нога ступает на первую ступень

— Будет слишком плохо, если Оук останется со мной в Фейриленде? — спрашивает она. После долгой паузы она шепчет:

— Я не хочу терять его любовь.

Ненавижу то, что должна сказать то, что она и так знает.

— Здесь не было бы конца речам, полным яда, слухов о короле, каким он бы был, если бы Кардан был в стороне — и это, в свою очередь, могло бы заставить тех, кто верен Кардану, желать вывести Оука из игры. И это даже если не думать о больших угрозах. Пока Балекин жив, Оуку будет куда безопаснее вдали от фейри. Плюс к этому есть Орлаг.

Она кивает с мрачным выражением лица и поворачивается к окну.

Может, ей просто нужен кто-то, кого можно считать злодеем, кто-то, кто будет виноват в том, что их разлучили. Ей повезло, что я та, кого она уже не любит. Тем не менее, я помню, каково это было — скучать по тому месту, где я выросла, по людям, которые меня воспитывали.

— Ты никогда не потеряешь его любовь, — говорю я, мой голос звучит так же тихо, как и её. Я знаю, что она меня слышит, но не поворачивается.

Я поднимаюсь по лестнице, нога болит. Я уже стою на лестничной площадке, когда Мадок выходит из своего кабинета и смотрит на меня. Вдыхает запах. Интересно, чувствует ли он запах крови, всё еще струящейся по моей ноге, или запаха грязи, вместе с этим холодной воды из колодца?

Холод пробирает до костей.

Я иду в свою старую комнату и закрываю дверь. Протягиваю руку под спинку кровати и радуюсь, что один из моих ножей всё еще там, в ножнах и немного пыльный. Я оставляю его на том же месте, чувствуя себя немного более в безопасности.

Я хромаю к своей старой ванне, кусаю внутреннюю сторону щеки от боли и сажусь на край. Затем откатываю штаны и осматриваю, что осталось от стрелы. Треснувший наконечник — ива, испачканная пеплом. Сам же наконечник сделан из зубчатого рога.

Мои руки начинают дрожать, и я понимаю, как быстро бьётся моё сердце, как всё расплывается в глазах.

Ранения от стрел плохи, потому что каждый раз, когда двигаешься, рана ухудшается. Тело не может зажить из-за инородного тела и чем дольше оно там, тем труднее излечиться.

Глубоко вздохнув, я подвожу палец к наконечнику стрелы и слегка надавливаю на него. Мне так больно, что я задыхаюсь, и на мгновение в голове не остаётся ни одной мысли, но, вроде, стрела не застряла в кости.

Я готовлюсь, беру нож и разрезаю около дюйма кожи моей ноги. Это мучительно, и я вдыхаю неглубокие вдохи, когда вжимаю пальцы в кожу и вытаскиваю наконечник стрелы. Так много крови, слишком много. Я прижимаю руку к ране, пытаясь остановить кровь.

Некоторые время у меня кружится голова, и я не могу ничего сделать, кроме как просто сидеть вот так.

— Джуд? — Виви появилась в дверях. Она смотрит на меня, а затем и на ванну. Её кошачьи глаза расширяются.

Я качаю головой.

— Не говори никому.

— У тебя кровь, — говорит она.

— Перенеси меня… — начинаю говорить я, а потом замираю, понимая, что мне нужно зашить рану, а я об этом не подумала. Может, я не так уж сохранила здравый смысл, как казалось. Шок не всегда бьёт сразу. — Мне нужна игла и нитка, вышивальная. Ткань, чтобы зажать рану.

Она хмурится на нож в моей руке, на свежесть раны:

— Ты сама себя ранила?

Это на мгновение выводит меня из оцепенения.

— Да, я сама в себя выстрелила.

— Хорошо, хорошо, — она передаёт мне рубашку с кровати и затем выходит из комнаты. Я прижимаю ткань к ране, надеясь замедлить кровотечение.

Когда она возвращается, держит в руках белую нить и иглу. Эта нить недолго будет белой.

— Хорошо, — говорю я, пытаясь сосредоточиться. — Хочешь держать или шить?

— Подожди, — говорит она, смотря на меня так, словно ей хотелось бы выбрать третий вариант. — Разве ты не думаешь, что нужно позвать Тарин?

— В ночь перед её свадьбой? Абсолютно нет. — Я пытаюсь заправить иглу, но мои руки слишком сильно дрожат, так что это очень трудно. — Хорошо, теперь сдвинь стороны раны вместе.

Виви опускается на колени и делает это, скривившись. Я задыхаюсь и пытаюсь не потерять сознание. Еще несколько минут, и я смогу сесть и расслабиться, обещаю я себе. Еще несколько минут, и всё, больше подобного не будет.

Я сделала стежок. Больно. Очень больно, больно и еще раз больно. После того, как заканчиваю, я вымываю ногу и отрываю чистую часть, чтобы перевязать рану.

Она подходит ближе.

— Ты можешь стоять?

— Через минуту, — я качаю головой.

— А как же Мадок? — спрашивает она. — Мы могли бы сказать…

— Никому, — говорю я и, схватившись за край ванны, толкаюсь ногами, сдерживая крик.

Виви включает воду, и вода смывает кровь.

— Твоя одежда промокла, — говорит она, хмурясь.

— Подай мне платье оттуда, — говорю я. — Ищи что-то, похожее на мешок.

Я заставляю себя дохромать до стула и сесть. Затем стаскиваю свой пиджак и рубашку под ним. Обнаженная до пояса, я не могу зайти дальше, не могу переносить боль.

Виви приносит платье — такое старое, что Тарин даже не удосужилась принести его мне — и одевает его на мою голову, а затем направляет мои руки через рукава, будто я ребёнок. Осторожно, она снимает мои ботинки и остатки брюк.

— Приляг, — говорит она. — Отдохни. Хизер и я можем отвлечь Тарин.

— У меня всё будет хорошо, — говорю я.

— Тебе больше ничего не нужно делать, это всё, что я говорю, — похоже, Виви обдумывает о том, кто знал о моём приезде сюда. — Кто это сделал?

— Семь всадников — может, рыцари. Но кто на самом деле стоял за атакой? Я не знаю.

Виви глубоко вздыхает.

— Джуд, вернись со мной в мир людей. Это не обязательно должно быть нормальным. Это не нормально.

Я встаю со стула. Я предпочту ходить на раненой ноге, чем выслушивать это.

— Что бы произошло, если бы я не зашла к тебе? — требует она.

Теперь, когда я встала, нужно двигаться или вообще больше не идти. Я направляюсь к двери.

— Я не знаю, — говорю я. — Но я знаю вот что: опасность может найти меня и в мире смертных. Моё присутствие здесь позволяет мне быть уверенной, что тебя и Оука охраняют там. Слушай, я понимаю, что ты думаешь, что это глупо. Но не веди себя так, будто это бесполезно.

— Я не это имела в виду, — говорит она, но к тому времени я уже в коридоре. Я резко открываю дверь в комнату Тарин, чтобы увидеть, как она и Хизер смеются над чем-то. Они останавливаются только тогда, когда мы заходим.

— Джуд? — спрашивает Тарин.

— Я упала с лошади, — говорю я её, и Виви не возражает. — О чём болтаете?

Тарин нервничает и проходит по комнате, чтобы дотронуться до полупрозрачного платья, которое она наденет завтра, и венок, сотканный из свежесобранной зелени, выращенной в садах гоблинов.

Я понимаю, что серьги, которые я купила для Тарин, пропали, потерянные вместе с остальной частью сумки. Разбросаны среди листьев и подлеска.

Слуги приносят вино и пирожные, а я слизываю сладкую глазурь и позволяю разговору закружить мня. Боль в ноге отвлекает, но еще больше отвлекает воспоминание о смеющихся всадниках, воспоминание о том, как они кружили под деревом. Воспоминание о том, что я ранена, напугана и совсем одна.

…

Когда я просыпаюсь в день свадьбы Тарин, то просыпаюсь в постели своего детства. Такое чувство, что я вышла из глубокого сна, и на мгновение я не та, кого я знаю — я даже не помню, кто я. Пару мгновений в сверкающих лучах позднего дня я верная дочь Мадока, мечтающая стать рыцарем при дворе. Затем последнее полугодие возвращается ко мне, как теперь знакомый вкус яда во рту.

Нога вспыхивает от небрежно выполненных стежков.

Я поднимаюсь и разворачиваю ткань, чтобы осмотреть рану. Она ужасная и опухла, а стежки заставляют желать лучшего. Моя нога болит.

Гнарбон, огромный слуга с длинными ушами и хвостом, входит в мою комнату с запоздалым стуком. Он несёт поднос с завтраком. Я быстро закрываю ногу одеялом.

Он ставит поднос на кровать без комментариев и идёт в ванну. Я слышу, как набирается вода, чувствую запах измельчённых трав. Я так и сижу, ожидая, пока он не уйдёт.

Я могла бы ему сказать, что мне больно. Это было бы просто. Если бы я попросила Гнарбона отправиться за военным лекарем, он бы это сделал. Конечно, рассказал бы Ориане и Мадоку. Но моя нога будет хорошо зашита, и точно не будет никакой инфекции.

Даже если Мадок послал всадников, думаю, он всё равно позаботится обо мне. В конце концов, из вежливости. Хотя он воспримет это как уступку. Я признаю, что он мне нужен, что он победил. Что я вернусь домой навсегда.

И всё же, в утреннем свете, я вполне уверена, что не Мадок послал всадников, даже если это была ловушка, которую он мог бы спланировать. Он бы никогда не послал убийц, которые отстали бы и уехали, когда численность была на их стороне.

Как только Гнарбон выходит, я жадно выпиваю кофе и иду в ванную.

Такая молочная и ароматная, и только под водой я могу позволить себе заплакать. Только под водой я могу признать, что чуть не умерла, и что я была в полном ужасе, и хочу, чтобы был кто-то, кому я могу всё это рассказать. Я задерживаю дыхание до тех пор, пока не перестаю дышать.

После ванной я укутываюсь в старую одежду и возвращаюсь в кровать. Пока я пытаюсь решить, стоит ли отправлять слугу обратно в замок, чтобы принести мне другое платье, или же я должна просто одолжить что-то у Тарин, Ориана заходит в комнату с серебристой тканью в руках.

— Слуги сказали, что ты не принесла багаж, — говорит она. — Полагаю, ты забыла, что свадьба твоей сестры потребует нового платья. Или вообще платья.

— По крайней мере, один гость будет голым, — говорю я. — Ты знаешь, что это правда. Я никогда не была ни на одном празднике фейри, где все одеты.

— Ну, раз уж это твой план, — говорит она, разворачиваясь на каблуках. — Тогда, полагаю, всё, что тебе нужно, так это красивое ожерелье.

— Подожди, — говорю я. — Ты права. У меня нет платья, и оно мне нужно. Пожалуйста, не уходи.

Когда Ориана поворачивается, на её лице появляется намёк на улыбку.

— Как необычно, что ты на самом деле говоришь что-то не враждебное.

Интересно, каково ей жить в дома Мадока, быть послушной женой и приложить руку к тому, чтобы все его замыслы были разрушены. Ориана способна на более сложные вещи, чем я могла себе представить.

И она принесла мне платье.

Это похоже на доброту, пока она не раскладывает его на моей кровати.

— Это одно из моих, — говорит она. — Я верю, что подойдёт.

Платье серебряное и напоминает немного кольчугу. Оно красивое, с рукавами-трубами, разрезанными по всей длине руки, показывая кожу, и есть глубокий вырез, который выглядел бы красиво на Ориане, но для меня — совсем по-другому.

— Это немного, ох, смело для свадьбы, ты не думаешь? Не получится надеть его с бюстгальтером.

Она на мгновение смотрит на меня озадаченным, почти уничтожающим взглядом.

— Думаю, я могу это примерить, — говорю я, вспоминая, что только что пошутила о том, что я пойду голой.

Будучи фейри, она не собирается уходить. Я отворачиваюсь, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы отвлечь внимание от ноги, когда раздеваюсь. Затем натягиваю платье через голову и позволяю ему скользнуть по бёдрам. Оно блестяще сверкает, но, как я и подозревала, показывает большую часть моей груди. Слишком много.

Ориана кивает, довольная.

— Я пришлю кого-нибудь, чтобы заплели твои волосы.

Некоторые время спустя гибкая девушка-пикси заплетает мои волосы в бараньи рога и украшает кончики серебряной лентой. Она красит веки и губы серебром.

Затем, одетая, я спускаюсь вниз, чтобы присоединиться к остальным в гостиной Орианы, как будто в последние несколько месяцев ничего не произошло.

Ориана одета в платье бледно-фиолетового цвета с воротником из лепестков, которые поднимаются к её челюсти. Виви и Хизер в смертных одеждах, Виви в развевающемся платье с рисунком глаза, а Хизер в коротком розовом платье с маленькими серебристыми блёстками по всей длине. Волосы Хизер стягивают сверкающие розовые заколки. Мадок одет в длинную сливовую тунику, Оук одет в цвета отца.

— Привет, — говорит Хизер. — Мы обе в серебре.

Тарин еще не пришла. Мы сидим в гостиной, пьём чай и едим лепёшки.

— Ты действительно думаешь, что она справится с этим? — спрашивает Виви.

Хизер бросает на неё шокированный взгляд, ударяя ногой.

Мадок вздыхает.

— Говорят, что мы извлекаем уроки из наших неудач лучше, чем из успехов, — говорит он, смотря на меня.

Затем Тарин, наконец, спускается к нам. Она одета в сиреневое платье с невероятно тонкой тканью, наслоённой друг на друга, между которой прячутся цветы и травы, чтобы подчеркнуть её фигуру и чтобы она выглядела как живой букет одновременно.

Её волосы заплетены в корону с зелёными цветами.

Она выглядит красивой и мучительно человеческой. Во всей этой ткани она похожа на жертву, а не на невесту. Она улыбается нам, застенчивая и блестяще счастливая.

Мы все встаём и говорим ей, как она красива. Мадок берёт её за руки и целует в щёку, глядя на неё, как любой гордый отец. Даже если он думает, что она делает ошибку.

Мы садимся в карету вместе с маленьким хобом, который будет двойником Оука, а затем они меняются пиджаками, как только мы оказываемся внутри, и с тревогой сидит в углу.

По дороге в поместье Локка Тарин наклоняется вперёд и сжимает мою руку.

— Как только я выйду замуж, всё будет иначе.

— Некоторые вещи, — говорю я, не совсем уверенная, что она имеет в виду.

— Папа обещал держать его в узде, — шепчет она.

Я вспоминаю призыв Тарин ко мне отстранить Локка от должности Мастера Пирушек. Сдержанность Локка, вероятно, заставит Мадока отвлекаться на него, что, похоже, не так уж и плохо.

— Ты рада за меня? — спрашивает она. — Действительно?

Тарин была ближе ко мне, чем кто-либо другой во всём мире. Она знала обо всех моих чувствах, о моей боли, маленькой и большой, большую часть моей жизни. Было бы глупо позволять чему-либо мешать этому.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — говорю я. — Сегодня и всегда.

Она нервно улыбается мне, и её пальцы сжимают мои.

Я всё еще держу её за руку, когда появляется лабиринт. Я вижу трёх девушек-пикси в прозрачных платьях, летящих над зеленью и хихикающих вместе, а затем и другой народец, ожидающий начала церемонии. Как Мастер Пирушек, Локк организовал свадьбу, достойную этого звания.

Злой Король. Глава 21

Первая ловушка не работает. Приманка вылезает вместе с моей семьей, а мы с Оуком ныряем в карету. Сначала он улыбается мне, когда мы прижимаемся друг к другу в промежутке между мягкими скамейками, но через мгновение улыбка сползает с его лица, сменившись беспокойством.

Я беру его руку и сжимаю.

— Готов вылезти в окно?

Это снова его радует.

— Из экипажа?

— Да, — отвечаю я и жду, пока он не остановится. Когда это происходит, раздается стук. Я выглянула и увидела Бомбу внутри поместья. Она подмигивает мне, и тогда я поднимаю Оука и подаю его через окно кареты и в ее объятия.

Я лезу следом, неэлегантно. Мое платье до смешного откровенно, и моя нога все еще жесткая, все еще болит, когда я падаю на каменный пол поместья Локка.

— Что-нибудь? — Спрашиваю я, глядя на Бомбу.

Она качает головой, протягивая мне руку.

— Это всегда было рискованно. Моя ставка на лабиринт.

Оук хмурится, и я потираю его плечи.

— Ты не должен этого делать, — говорю я ему, хотя я не уверена, что мы сделаем, если он скажет, что не будет.

— Я в порядке, — говорит он, не глядя мне в глаза. — Где моя мама?

— Я найду ее для тебя, малыш, — говорит Бомба, и кладет свою руку на его худое плечо. В дверях она оглядывается на меня и что-то достает из кармана. — Кажется, ты поранилась. Хорошо, что я не просто готовлю взрывчатку.

С этими словами она бросает мне что-то. Я ловлю его, не зная, что это, а потом переворачиваю в руке. Горшочек с мазью. Я оглядываюсь, чтобы поблагодарить ее, но она уже ушла.

Откупориваю маленький горшок и вдыхаю аромат сильных трав. Тем не менее, как только я втираю его в кожу, моя боль уменьшается. Мазь охлаждает жар, вероятно, неизбежной инфекции. Нога все еще болит, но ничего такого не было.

— Моя Сенешаль, — произносит Кардан, и я чуть не роняю мазь. Я стягиваю платье, поворачиваюсь. — Ты готова принять Локка в свою семью?

В последний раз, когда мы были в этом доме, в лабиринте садов, его рот был испещрен золотыми прожилками и он смотрел, как я целую Локка с кипящей силой, которую я принимала за ненависть.

Теперь он изучает меня непохожим взглядом, и все, что я хочу сделать, это его обнять. Я хочу утопить свои тревоги в его объятиях. Я хочу, чтобы он сказал что-то совершенно не похожее на себя, о том, что все в порядке.

— Красивое платье, — говорит он.

Я знаю, что двор, должно быть, уже думает, что я одержима Верховным Королем, чтобы вынести коронование Королевы Веселья и все еще служить его Сенешалем. Все должны думать, как это делает Мадок, что я его создание. Даже после того, как он унизил меня, я приползла обратно.

Но что, если я действительно запала на него?

Кардан более осведомлен в любви, чем я. Он мог использовать это против меня, так как я попросила его воспользоваться чувствами Никасии в корыстных целях. Возможно, он все-таки нашел способ поменяться ролями.

«Убей его, — говорит часть меня, часть, которую я помню с той ночи, когда я взяла его в плен. — Убей его, пока он не заставил тебя полюбить его».

— Ты не должен быть один, — говорю я, потому что, если Подводные собираются нанести удар, мы не должны давать им легких целей. — Не сегодня.

Кардан усмехается.

— Я не планировал этого делать.

Небрежный намек на то, что он не один по ночам, беспокоит меня, и я ненавижу это.

— Хорошо, — говорю я, проглатывая это чувство, хотя оно похоже на глотание желчи. — Но если ты планируешь затащить кого-то в постель — а еще лучше нескольких — выбирай охранников. А потом тебя будут охранять другие охранники.

— Настоящая оргия. — Кажется, он в восторге от этой идеи.

Я продолжаю думать о том, как он смотрел на меня, когда мы оба были голыми, прежде чем он натянул рубашку и застегнул эти элегантные манжеты. «Надо было объявить перемирие» — сказал он, нетерпеливо зачесывая назад свои чернильно-черные волосы. «Мы должны были объявить перемирие задолго до этого».

Но никто из нас не воспользовался этим, ни тогда, ни после.

«Джуд», сказал он, проводя рукой по моей ноге, «ты боишься меня?»

Я прочищаю горло, прогоняя воспоминания.

— Я приказываю тебе не оставаться одному с сегодняшнего заката до завтрашнего.

Он отступает, словно укушенный. Он больше не ждал, что я буду отдавать приказы так высокомерно, как будто я ему не доверяю.

Верховный король Эльфхейма делает неглубокий поклон.

— Твое желание — нет, вычеркни это. Твой приказ — мой приказ, — говорит он.

Я не могу смотреть на него, когда он выходит. Я трусиха. Может быть, это боль в ноге, может быть, беспокойство из-за брата, но часть меня хочет позвать его, хочет извиниться. Наконец, когда я убедилась, что он ушел, я иду на вечеринку. Несколько шагов и я в коридоре.

Мадок смотрит на меня, прислонившись к стене. Его руки скрещены на груди, и он качает головой.

— Для меня это никогда не имело смысла. До сих пор.

Я останавливаюсь.

— Что?

— Я шёл за Оуком, когда услышал, что ты разговариваешь с Верховным Королем. Прости, что подслушиваю.

Я едва могу думать сквозь грохот в ушах.

— Дело не в том, что ты услы…

— Если бы это было не так, ты бы не знала, что я думаю, — отвечает Мадок. — Очень умно, доченька. Неудивительно, что тебя не соблазнило ничего из того, что я тебе предложил. Я сказал, что не буду недооценивать тебя, и все же я это сделал. Я недооценил тебя, и я недооценил твои амбиции и твое высокомерие.

— Нет, — говорю я. — Ты не понимаешь…

— О, я думаю, что знаю, — говорит он, не дожидаясь, пока я объясню, что Оук не готов к трону, что я хочу избежать кровопролития, что я даже не знаю, смогу ли я продержаться того, что у меня есть больше года и дня. Он слишком зол для этого. — Наконец-то я все понял. Орлаг и подводных мы победим вместе. Но когда они уйдут, мы будем смотреть друг на друга через шахматную доску. И когда я одолею тебя, я сделаю это так же тщательно, как сделал бы это любой соперник, который показал себя равным мне.

Прежде чем я успеваю подумать, что на это ответить, он хватает меня за руку, и мы вместе идем на лужайку.

— Пошли, — говорит он. — Нам еще предстоит сыграть свои роли.

Снаружи, моргая на закатном солнце, Мадок оставляет меня, чтобы поговорить с несколькими рыцарями, стоящими в узком узле возле декоративного бассейна. Он кивает мне, когда уходит, кивает, как будто признает противника.

Меня пробирает дрожь. Когда я столкнулась с ним в Холлоу-Холле после отравления его бокала, я думала, что сделала нас врагами. Но это гораздо хуже. Он знает, что я стою между ним и короной, и неважно, любит он меня или ненавидит — он сделает все возможное, чтобы вырвать эту силу из моих рук.

Не имея других вариантов, я направляюсь в лабиринт, к празднованию в его центре.

Три поворота и кажется, что гуляющие дальше. Звуки становятся приглушенными, и мне кажется, что смех идет отовсюду. Самшит достаточно высок, чтобы дезориентировать.

Семь оборотов, и я действительно потеряна. Я начинаю поворачивать назад, только чтобы обнаружить, что лабиринт изменил себя вокруг. Тропинки не там, где были раньше.

Конечно. Это не может быть обычным лабиринтом. Нет, это должно быть чем-то, чтобы добраться до меня.

Я помню, что среди этой листвы есть трифолк, ожидающий, чтобы Оук был в безопасности. Не знаю, шутят ли они со мной сейчас, но, по крайней мере, я могу быть уверена, что кто-то слушает, когда я говорю.

— Я прорежу себе путь насквозь, — говорю я зеленым стенам. — Давайте начнем играть честно.

За моей спиной шуршат ветви. Когда я поворачиваю, появляется новый путь.

— Лучше бы это был путь на вечеринку, — ворчу я, начиная с него. Я надеюсь, что это не приведет к тайной темнице, зарезервированной для людей, которые угрожают лабиринту.

Еще один поворот, и я прихожу к полосе маленьких белых цветов и каменной башне, построенной в миниатюре. Изнутри я слышу странный звук, наполовину рычание, наполовину плач.

Я достаю из ножен Закат. Не так много плачущих в Фейриленде. И плачущие вещи, которые здесь более распространены — как Банши — очень опасны.

— Кто там? — говорю я громко. — Выходи, или я войду.

Я удивлена, что Хизер оказалась в поле зрения. Ее уши стали пушистыми и длинными, как у кошки. Нос у нее другой формы, а над бровями и над яблоками щек растут обрубки усов.

Хуже того, так как я не могу видеть сквозь него, это не чары. Это какое-то настоящее заклинание, и я не думаю, что с ними покончено. На моих глазах вдоль ее рук растет легкая пушистая шерсть, похожая на черепаховую кошку.

— Что… что случилось? — Я заикаюсь.

Она открывает рот, но вместо ответа выходит жалобное рычание.

Несмотря на себя, я смеюсь. Не потому что это смешно, а потому что я напугана. Тогда я чувствую себя ужасно, особенно, когда она шипит.

Я присела на корточки, морщась от того, что стягивала швы.

— Не паникуй. Извини. Ты просто застала меня врасплох. Вот почему я предупреждала тебя, чтобы ты хранила защиту от зачарования при себе.

Она снова шипит.

— Да, — говорю я, вздыхая. — Никто не любит слушать, что я говорю. Не беспокойся. Какой бы придурок ни думал, что это будет забавная шутка, у него будет много сожалений. Пойдем.

Она идет за мной, дрожа. Когда я пытаюсь обнять ее, она отшатывается с новым шипением. По крайней мере, она держится прямо. По крайней мере, она достаточно человек, чтобы остаться со мной и не сбежать.

Мы ныряем в живые изгороди, и на этот раз лабиринт с нами не связывается. В три оборота мы стоим среди гостей. Фонтан плещется мягко, звук его смешивается с разговором.

Я оглядываюсь, ищу кого-то, кого знаю.

Тарин и Локка там нет. Скорее всего, они отправились в беседку, где дадут друг другу личные обеты — свой истинный фейский брак, неведомый и таинственный. В стране, где нет лжи, обещания не обязательно должны быть публичными, чтобы быть обязательными.

Виви бросается ко мне, берет Хизер за руки. Ее пальцы сжались, словно лапа.

— Что случилось? — требует Ориана.

— Хизер? — Оук тоже хочет знать. Она смотрит на него глазами, похожими на глаза моей сестры. Интересно, было ли это сердцем шутки? Кошка для девушки с кошачьими глазами.

— Сделай что-нибудь, — говорит Виви Ориане.

— Я не мастер колдовства, — говорит она. — Снятие проклятий никогда не было моей специальностью.

— Кто это сделал? Они могут это исправить. — Мой голос рычит так, что я звучу как Мадок. Виви смотрит на меня со странным выражением лица.

— Джуд, — предупреждает Ориана, но Хизер указывает костяшками пальцев.

Рядом, с трио играющих на флейте фавнов, стоит мальчик с кошачьими ушами. Я шагаю по лабиринту навстречу ему. Одна рука тянется к рукояти моего меча, все разочарование, которое я испытываю из-за всего, что не могу контролировать, склоняется к исправлению этого.

Другой рукой я выбиваю кубок с зеленым вином из его рук. Жидкость скапливается на клевере перед тем, как погрузиться в землю у нас под ногами.

— Что это такое? — он требует.

— Ты наложил проклятие на ту девушку, — говорю я ему. — Немедленно исправь это.

— Она восхищалась моими ушами, — говорит мальчик. — Я просто дал ей то, что она хотела. Одолжение для вечеринки.

— Вот что я скажу, когда выпотрошу тебя и использую твои внутренности в качестве растяжек, — говорю я ему. — Я просто дала ему то, что он хотел. В конце концов, если бы он не хотел быть выпотрошенным, он бы выполнил мою очень разумную просьбу.

С яростными взглядами на всех он топает по траве и говорит несколько слов. Чары начинают рассеиваться. Однако Хизер снова начинает плакать, когда ее человечность возвращается. Огромные рыдания сотрясают ее.

— Я хочу уйти, — говорит она дрожащим, влажным голосом. — Я хочу вернуться домой прямо сейчас и никогда не возвращаться.

Виви должна была лучше подготовить ее, убедиться, что она всегда носит амулет — а ещё лучше два. Ей не следовало позволять Хизер бродить одной.

Боюсь, что в какой-то мере это моя вина. Мы с Тарин скрывали от Виви худшее из того, что было в Фейриленде — каково быть человеком. Думаю, Виви верила, что Хизер тоже будет в порядке, потому что ее сестры в порядке. Но мы никогда не были в порядке.

— Все будет хорошо, — говорит Виви, потирая спину Хизер успокаивающими кругами. — Ты в порядке. Просто небольшая странность. Позже ты подумаешь, что это было смешно.

— Она не подумает, что это смешно, — говорю я, и Виви бросает на меня сердитый взгляд.

Рыдания продолжаются. Наконец, Виви кладёт палец под подбородок Хизер, поднимая лицо, чтобы полностью в него заглянуть.

— Ты в порядке, — снова говорит Виви, и я слышу очарование в ее голосе. Магия заставляет все тело Хизер расслабиться. — Ты не помнишь последние полчаса. Ты прекрасно проводишь время на свадьбе, но потом расстроилась. Ты плакала, потому что ушибла колено. Разве это не глупо?

Хизер смущённо оглядывается и вытирает глаза.

— Я чувствую себя немного нелепо, — смеётся она. — Наверное, я просто удивилась.

— Виви, — шиплю я.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, — говорит Виви мне под нос. — Но это всего лишь один раз. И прежде чем ты спросишь, я никогда не делала этого раньше. Но ей не нужно помнить всего этого.

— Конечно, — говорю я. — Или в следующий раз она не будет осторожна.

Я так зла, что едва могу говорить, но мне нужно, чтобы Виви поняла. Мне нужно заставить ее понять, что даже ужасные воспоминания лучше, чем странные промежутки или пустое чувство, что твои чувства не имеют смысла.

Но прежде чем я начну, Призрак появляется рядом. Вульсибер рядом с ним. Они оба в военной форме.

— Пойдем с нами, — говорит Призрак нехарактерно резко.

— Что такое? — Я спрашиваю их, мой голос тоже резкий. Я все ещё думаю о Виви и Хизер.

Призрак настолько мрачен, насколько я его когда-либо видела.

— Подводное море сделало свой ход.

Я оглядываюсь в поисках Оука, но он там, где я его оставила несколько минут назад, с Орианой, наблюдающей, как Хизер настаивает, что она в порядке. Небольшая хмурость складывает пространство между бровями, но в остальном он кажется совершенно безопасным от всего, кроме плохого влияния.

Кардан стоит по другую сторону зелени, рядом с тем местом, где Тарин и Локк только что вернулись с клятвами. Тарин выглядит застенчивой, с розами на щеках. Люди спешат поцеловать ее — гоблины и григи, придворные дамы и ведьмы. Небо над головой ярко, ветер сладкий и полный цветов.

— Башня забвения. Вульсибер настаивает, что ты должна это увидеть, — говорит Бомба. Я даже не заметила, как она идет. Она вся в чёрном, волосы стянуты в тугой пучок. — Джуд?

Я возвращаюсь к своим шпионам.

— Я ничего не понимаю.

— Мы объясним по дороге, — говорит Вульсибер. Ты готова?

— Одну секунду. — Я должна поздравить Тарин перед отъездом. Поцелую ее в щеку и скажу что-нибудь приятное, и она узнает, что я была здесь, даже если мне придется уйти. Но когда я смотрю на нее, оценивая, как быстро я могу это сделать, мой взгляд ловит ее серьги.

У нее в мочках болтаются Луна и звезды. Работа Гримсена. Те, что я потеряла в лесу. Она не носила их, когда мы садились в экипаж, так что, должно быть, она их взяла.…

Рядом с ней Локк улыбается своей лисьей улыбкой, и когда он идет, он слегка хромает.

На мгновение я просто смотрю, мой разум отказывается признать то, что я вижу. Локк. Это был Локк с всадниками, Локк и его друзья в ночь перед свадьбой. Мальчишник своего рода. Думаю, он решил отплатить мне за угрозы. Это, или, возможно, он знал, что никогда не сможет оставаться верным и решил пойти за мной, прежде чем я вернусь за ним.

Я в последний раз смотрю на них и понимаю, что ничего не могу сделать.

— Передайте новости о подводном мире Верховному генералу, — говорю я Бомбе. — И убедитесь, что…

— Я присмотрю за твоим братом, — успокаивает она меня. — И Верховным королем.

Повернувшись спиной к свадьбе, я иду за Вульсибером и Призраком. Жёлтые лошади с длинными гривами уже оседланы и обузданы. Мы вскакиваем на них и едем в тюрьму.

…

Снаружи единственным доказательством того, что что-то может быть не так, являются волны, бьющиеся выше, чем я когда-либо видела. Вода скопилась на неровных плитах.

Внутри я вижу тела. Рыцари лежат бледные и неподвижные. У немногих вода заполняет рот, как если бы губы были краями чашек. Другие лежат на боку. Все их глаза были заменены жемчугом.

Утонули на суше.

Я бросаюсь вниз по лестнице в ужасе за мать Кардана. Она все еще там, живая, моргает мне из темноты. На мгновение я просто стою перед ее камерой, с облегчением положив руку на грудь.

Затем я достаю Закат и режу прямо между баром и замком. Летят искры, и дверь открывается. Аша смотрит на меня с подозрением.

— Иди, — говорю я. — Забудь о наших сделках. Забудь все. Убирайся отсюда.

— Зачем ты это делаешь? — она спрашивает меня.

— Для Кардана, — говорю я. Я оставляю недосказанным вторую часть: потому что его мать все еще жива, а моя нет, потому что, даже если он ненавидит ее, по крайней мере, он должен получить шанс рассказать ей об этом.

С одним озадаченным взглядом на меня она начинает подниматься.

Мне нужно знать, где Балекин, если он ещё жив. Я опускаю голову ниже, пробираясь сквозь мрак одной рукой к стене, а другой держа клинок.

Призрак зовет меня по имени, вероятно, из-за внезапного прибытия Аши перед ним, но я намерена достичь своей цели. Мои ноги становятся быстрее и увереннее на спиральных ступенях.

Я нахожу камеру Балекина пустой, решётки погнутые и поломанные, его пышные ковры мокрые и в песке.

Орлаг забрала Балекина. Украла принца фейри прямо у меня из-под носа.

Я проклинаю свою близорукость. Я знала, что они встречаются, знала, что они замышляли вместе, но я была уверена из-за слов Никасии, что Орлаг действительно хотела видеть Кардана женихом моря. Мне и в голову не приходило, что Орлаг начнёт действовать, прежде чем услышит ответ. И я не думала, что когда она угрожала взять кровь, она имела в виду Балекина.

Балекин. Было бы трудно получить корону фейри на голову без Оука. Но если Кардан когда-нибудь отречется, это будет означать период нестабильности, еще одну коронацию, еще один шанс для Балекина править.

Я думаю об Оуке, который не готов ни к чему из этого. Я думаю о Кардане, которого нужно убедить дать мне еще одну клятву, особенно сейчас.

Я все еще ругаюсь, когда слышу, как волна ударяется о скалы, достаточно сильно, чтобы отразиться от башни. Призрак снова кричит мое имя, ближе, чем я ожидала.

Я поворачиваюсь, когда он входит в поле зрения с другой стороны комнаты. Рядом с ним трое морских обитателей, наблюдающих за мной бледными глазами. Мне требуется мгновение, чтобы собрать образ воедино, чтобы понять, что Призрак не сдержан и даже не угрожает. Осознать, что это предательство.

Мое лицо становится горячим. Я хочу чувствовать гнев, но вместо этого я чувствую рев в моей голове, который подавляет все остальное.

Море снова разбивается о берег, врезаясь в стену башни. Я рада, что Закат уже в моей руке.

— Почему? — Я прошу, слова Никасии стучат в ушах, как прибой: тот, кому ты доверяешь, уже предал тебя.

— Я служил принцу Даину, — говорит Призрак. — Не тебе.

Я начинаю говорить, когда позади меня раздается шорох. Потом боль в затылке и ничего больше.

Злой король. Глава 22

Я просыпаюсь на дне моря.

Сначала меня поглощает паника. В лёгких вода, и ощущается ужасное давление на грудь. Я открываю рот, чтобы закричать, но появляется какой-то странный звук, которого я не ожидала. Меня это достаточно ошеломляет, чтобы замереть и понять, что я не тону.

Я жива. Я дышу под водой, тяжело, но дышу.

Подо мной кровать, сделанная из кораллового рифа и наполненная водорослями, длинные усики трепещут. Я нахожусь внутри здания, что, кажется, также построено из кораллов. Рыбы мелькают в окне.

Никасия стоит у края кровати, её ноги теперь заменяет длинный хвост. Незабываемое ощущение — впервые видеть её в воде, видеть, как её сине-зелёные волосы плавают вокруг неё, а бледные глаза сверкают, словно драгоценный металл, под волнами. Она была прекрасна на суше, здесь она выглядит естественно, до ужаса невероятно в своей красоте.

— Это за Кардана, — говорит она перед тем, как сжать кулак и ударить меня в живот. Я не думала бы, что возможно получить достаточную силу, чтобы ударить кого-то под водой, но это её мир, и она просто отлично справляется с этим.

— Ауч, — говорю я. Пытаюсь дотронуться до места, где она меня ударила, но мои запястья скованны тяжёлыми кандалами и не позволяют дотянуться так далеко. Я поворачиваю голову и вижу железные шары, приковывающие меня к полу. Новая паника вновь охватывает меня, принося с собой чувство какой-то нереальности.

— Я не знаю, какой фокус с ним ты провернула, но я его обнаружу, — говорит она, расстраивая меня тем, насколько близка её догадка к цели. Тем не менее, это значит, что она ничего не знает.

Я заставляю себя сосредоточиться на этом, здесь и сейчас, на обдумывании того, что могу сделать, и составлении плана. Но мне тяжело сделать это, когда я так зла — зла на Призрака за то, что предал меня, зла на Никасию и на себя, на себя саму ещё больше, чем на кого-либо другого. Зла на себя за то, что попалась в ловушку.

— Что случилось с Призраком? — выплюнула я. — Где он?

Никасия смотрит на меня, сощурив глаза.

— С кем?

— Он помог тебе похитить меня. Ты заплатила ему? — спрашиваю я, пытаясь говорить спокойно. Больше всего я хочу знать то, чего не могу спросить — знает ли она планы Призрака на Двор Теней? Но чтобы узнать и остановить его, я должна сбежать.

Никасия кладёт руку мне на щёку, поглаживает волосы.

— Беспокойся о себе.

Может, она хочет держать меня здесь только для себя из-за личной ревности. Может, я всё ещё могу выбраться из этого.

— Ты думаешь, что я провернула какой-то фокус, потому что Кардан любит меня больше, чем тебя, — говорю я. — Но ты стреляла в него из арбалета. Конечно, он любит меня больше.

Её лицо бледнеет, рот открывается от удивления, а потом и в гневе, когда понимает, на что я намекаю — что я рассказала ему. Может, это не очень хорошая идея — привести её в ярость, когда я бессильна, но я надеюсь, что это заставит её рассказать, почему я здесь.

И как долго я должна тут оставаться. Уже прошло много времени, пока я была без сознания. Время, за которое Мадок свободен планировать войну с его новым знанием о моём влиянии на корону, когда Кардан полностью может делать всё, что захочет его хаотичное сердце, и когда Локк может высмеивать всех, кого хочет, и втягивать их в свою драму, когда Совет может настаивать на капитуляции перед морем, и я ничего не могу поделать со всем этим.

Сколько ещё времени я проведу здесь? Как долго, прежде чем все пять месяцев работы канут в бездну? Я думаю о Вал Морене, подбрасывающим вещи в воздух и позволяющим им упасть вокруг него. Его человеческое лицо и его несимпатичные человеческие глаза.

Кажется, Никасия восстановила самообладание, но машет длинным хвостом взад-вперёд.

— Ну, теперь ты наша, смертная. Кардан будет сожалеть о том дне, когда доверился тебе.

Она хочет, чтобы я боялась, но я чувствую небольшое облегчение. Они не думают, что у меня есть какая-либо особая сила. Они думают, что у меня есть особая уязвимость. Думают, что могут контролировать меня, как и любого смертного.

Тем не менее, облегчение — это последнее, что я должна показать.

— Да, Кардан должен определённо доверять тебе больше. Ты, кажется, действительно заслуживаешь доверия. Не похоже, что ты на самом деле предаёшь его.

Никасия достаёт из ножен на груди лезвие — зуб акулы. Держа его, она смотрит на меня.

— Я могу сделать тебе больно, а ты даже не вспомнишь.

— Но ты будешь помнить, — говорю я.

Она улыбается.

— Возможно, это будет тем воспоминанием, которое я буду лелеять.

Моё сердце колотится в груди, но я отказываюсь показать страх.

— Хочешь, чтобы я показала тебе, куда ранить? — спрашиваю я. — Это деликатная работа — причинять боль, не нанося непоправимого вреда.

— Ты слишком глупа, чтобы бояться?

— О, я боюсь, — говорю я ей. — Только не тебя. Кто бы ни привёл меня сюда — я полагаю, твоя мать и Балекин — они будут использовать меня. Я боюсь того этого, но не тебя, неумелого мучителя, который не имеет отношения к их планам.

Никасия произносит какое-то слово, и удушающая боль проникает в мои лёгкие. Я не могу дышать. Я открываю рот, но агония только усиливается.

Лучше пусть всё закончится быстро, говорю я себе. Но это не достаточно быстро.

…

В следующий раз, когда я просыпаюсь, я одна.

Я лежу там же, вода протекает вокруг меня, а лёгкие дышат. Хотя кровать всё ещё подо мной, я осознаю, что плаваю над ней.

У меня болит голова, и я чувствую боль в животе — смесь голода и боли после удара. Вода холодная, глубокий холод проникает в мои вены, делая кровь вялой. Я не уверена, как долго я была без сознания, не уверена, сколько времени прошло с момента, как меня забрали из Башни. По мере того, как время бежит, и рыба начинает дёргать мои волосы и ноги, швы моей раны, гнев уходит, и отчаяние наполняет меня. Отчаяние и сожаление.

Хотела бы я поцеловать Тарин в щёку перед тем, как уйти. Хотела бы убедиться, что Виви поняла, что если она любит смертную, ей нужно быть более осторожной. Хотела бы я, чтобы Мадок сказал, что всегда хотел, чтобы Оук получит трон.

Я хотела бы спланировать всё лучше. Хотела бы оставить больше приказов. Хотела бы не доверять больше никогда Призраку.

Я надеюсь, что Кардан скучает по мне.

Я не уверена, как долго я так плаваю, сколько раз я паникую и натягиваю свои цепи, сnолько раз вес воды надо мной заставляет чувствовать меня подавляющим, и я задыхаюсь от этого. Тритон заплывает в комнату. Он движется с огромной грацией. Его волосы — своего рода зелень, которая спускается вниз по телу. Его большие глаза вспыхивают в безразличном свете.

Он двигает руками и издаёт несколько звуков, которые я не понимаю. Затем, очевидно, осознавая, что я не понимаю, он вновь говорит:

— Я здесь, чтобы подготовить тебя к обеду с королевой Орлаг. Если ты доставишь мне какие-либо проблемы, будешь без сознания. Вот так мы и справимся.

Я киваю.

— Нет проблем. Я поняла.

В комнату входит больше мерфолков с зелёными, жёлтыми и чёрными хвостами. Они плавают вокруг меня, глядя своими большими блестящими глазами.

Один оттягивает меня с кровати, второй направляет моё тело в вертикальное положение. Я почти невесома в воде. Моё тело плывёт туда, куда его толкают.

Когда меня начинают раздевать, я вновь начинаю паниковать, что-то вроде животного инстинкта. Я скручиваю их руки, но они держат меня крепче и натягивают прозрачное платье на мою голову. Оно короткое и тонкое, совсем не одежда. Оно облегающее, и я уверена, что большая часть моего тела видна сквозь него. Я стараюсь не смотреть вниз, опасаясь, что покраснею.

Затем меня связывают жемчужными верёвками, волосы откидывают назад и украшают короной из ракушек и сеткой бурых водорослей. Рана на ноге обвязана морской травой. Наконец, я направляюсь через огромный коралловый замок, его тусклый свет мелькает, когда рядом проплывают светящиеся медузы.

Мерфолки ведут меня в банкетный зал без потолка, поэтому, когда я поднимаю взгляд, вижу стаи рыб и даже акулу над собой — и мерцающий свет поверхности.

Я думаю, сейчас день.

Королева Орлаг сидит на огромном троноподобном стуле на противоположном конце стола, основа которого окружена ракушками, крабами и живыми морскими звёздами, что ползают по нему, веерообразные кораллы и яркий анемон развиваются за потоком.

Она сама выглядит невероятно по-королевски. Её чёрные глаза обжигают меня, и я вздрагиваю, зная, что смотрю на того, кот правил дольше, чем обычно жили смертные. Рядом с ней сидит Никасия, на чуть менее впечатляющем стуле. А на другом конце стола сидит Балекин на обычном стуле, значительно уступающем их.

— Джуд Дуарте, — говорит он. — Теперь ты знаешь, каково это — быть заключённым. Каково это ощущать — гнить в клетке? Раздумывать о том, не умрёшь ли ты там?

— Я не знаю, — говорю я ему. — Я всегда знала, что уйду.

При этом королева Орлаг откидывает голову и смеётся.

— Я полагаю, так и есть, в некотором смысле. Подойди ко мне. — Я слышу чары в её голосе и помню, как Никасия сказала о том, что я не вспомню, что она со мной сделала. Действительно, я должна быть рада, что она не сделала хуже.

Моё прозрачное платье даёт понять, что на мне нет защиты. Они не знают, что Даин помог мне. Они считают, что я полностью восприимчива к чарам.

Я могу притворяться. Я смогу сделать это.

Я плаваю, сохраняя своё лицо как можно более пустым. Орлаг пристально смотрит в мои глаза, и мучительно трудно не отводить взгляд, удерживать лицо открытым и искренним.

— Мы твои друзья, — говорит Орлаг, гладя меня по щеке длинными ногтями. — Ты очень сильно нас любишь, но никогда не должна говорить о том, насколько, за переделами этой комнаты. Ты верна нам и сделаешь для нас абсолютно всё. Разве я не права, Джуд Дуарте?

— Да, — с готовностью говорю я.

— Что бы ты сделала для меня, маленькая рыбёшка? — спрашивает она.

— Что угодно, моя королева, — говорю я ей.

Она смотрит через стол на Балекина.

— Ты видишь? Вот как это делается.

Он кажется угрюмым. У него высокая самооценка и он не любит, когда его ставят на место.

Старший из детей Элдреда, он обижался на отца за то, что он не рассматривал его как короля всерьёз. Я уверена, что он ненавидит то, как Орлаг говорит с ним. Если бы ему не нужен был этот союз, и он не был бы в её владениях, я сомневаюсь, что он бы это допустил.

Возможно, здесь есть разница для меня.

Вскоре на тарелках, наполненных воздухом, появляются невероятные блюда, и остаются сухими до тех пор, пока их не начнут есть.

Сырая рыба, нарезанная в различных формах. Устрицы с ароматными жареными водорослями. Икра, сверкающая красным и чёрным.

Я не знаю, разрешено ли мне есть без разрешения, но я голодна, поэтому готова рискнуть выговором.

Сырая рыба мягкая и смешана с небольшим количеством зелени. Мне это не нравится, но я ем. Я быстро глотаю три розовых полоски тунца.

Моя голова всё ещё болит, но живот чувствует себя лучше.

Когда я ем, думаю о том, что должна делать дальше: внимательно слушать и вести себя так, будто я им доверяю, как будто я им верна. Чтобы сделать это, я должна представить себе хотя бы тень этого чувства.

Я смотрю на Орлаг и представляю, что именно она, а не Мадок, воспитывала меня, что я была сводной сестрой Никасии, которая иногда была злой, но всё равно заботилась обо мне. На Балекине моё воображение искажается, но я не стараюсь думать о нём как о новом члене семьи, как о том, кому я доверяю, потому что все остальные так и делали.

Я поворачиваюсь обратно к ним и улыбаюсь, щедро и ярко, и эта улыбка почти не похожа на ложь.

Орлаг смотрит на меня:

— Расскажи мне о себе, маленькая рыбёшка.

Улыбка почти дрожит, но я концентрируюсь на своём заполненном желудке, на удивлении и красоте пейзажа.

— Мало чего интересного, — говорю я. — Я смертная девушка, которая выросла в Фейриленде. Это самое интересное во мне.

Никасия хмурится.

— Ты целовала Кардана?

— Это важно? — требует Балекин. Он ест устриц, накалывая их одну за другой на крошечную вилку.

Орлаг не отвечает, просто кивнув в сторону Никасии. Мне не нравится, что она так делает, что считает свою дочь выше Балекина. Хорошо иметь что-то, что ей нравится, что-то, на чём можно сосредоточиться, чтобы сохранять тепло в голосе.

— Важно, если по этой причине он не согласился на союз с Подводным миром, — говорит Никасия.

— Я не знаю, должна ли я ответить, — говорю я, оглядываясь по сторонам с чем-то, как я надеюсь, похожим на замешательство. — Но да.

Никасия морщится. Теперь, когда я «зачарована», она, кажется, не думает, что при мне она должна притворяться стойкой.

— Больше, чем один раз? Он тебя любит?

Я не понимала, как сильно она надеялась, что я лгу, когда я сказала ей, что поцеловала его.

— Не раз, но нет. Он не любит меня. Ничего подобного.

Никасия смотрит на свою мать, склонив голову, показывая, что получила все ответы, которые хотела услышать.

— Твой отец, наверное, очень зол на тебя за то, что ты разрушила его планы, — говорит Орлаг, переводя разговор в другое русло.

— Так и есть, — говорю я. Коротко и сладко. Я не должна лгать.

— Почему генерал не рассказал Балекину о происхождении Оука? — продолжает она. — Разве это не было бы проще, чем прочесать каждый дюйм Эльфхейма в поисках принца Кардана после пропажи короны?

— Я не совсем в нём уверена, — говорю я. — Не тогда и определённо не сейчас. Я знаю только, что у него была причина.

— Несомненно, — говорит Балекин. — Он хотел меня предать.

— Если бы Оук стал Верховным королём, то Эльфхеймом правил бы Мадок, — говорю я, потому что они ничего не знают.

— И ты не хотела этого, — слуга подходит с маленьким платком, наполненным рыбой. Орлаг царапает одну длинным ногтем, в результате чего тонкая полоска крови змеится ко мне по воде. — Интересно.

Поскольку это не вопрос, мне не нужно отвечать.

Несколько других слов начинают убирать тарелки.

— И ты бы отвела нас к Оуку? — спрашивает Балекин. — Отведёшь нас в мир смертных и заберёшь его у своей старшей сестры, чтобы привести к нам?

— Конечно, — лгу я.

Балекин бросает взгляд на Орлаг. Если бы они поймали Оука, могли бы воспитывать его в Подводном мире, могли бы женить его на Никасии, могли бы создать собственную линию Гринбрайр, верную морю. Помимо Балекина, у них будут варианты доступа к трону, что не может его порадовать.

Длинная игра, но для фейри это разумный способ играть.

— Это существо — Гримсен, — спрашивает Орлаг у своей дочери. — Ты действительно думаешь, что он может сделать новую корону?

Моё сердце на мгновение замерло. Я рада, что никто на меня не смотрел, потому что вряд ли я могла скрыть свой ужас сейчас.

— Он создал Кровавую корону, — говорит Балекин. — Если он сделал её, то наверняка сможет сделать и другую.

Если им не нужна Кровавая корона, то им не нужен и Оук. Им не нужно воспитывать его, не нужно, чтобы он одел корону на голову Балекина, он вообще не нужен.

Орлаг смотрит на него с упрёком. Ждёт ответа Никасии.

— Он кузнец, — говорит Никасия. — Но не сможет работать в море, поэтому всегда будет отдавать предпочтение земле. Но со смертью Ольхового короля он жаждет славы. Он хочет получить Верховного короля, который подарит ему её.

Это их план, говорю себе я, чтобы успокоить панику, которая подкатывает к горлу. Я знаю их план. Если смогу сбежать, смогу их и остановить.

Вонзить нож в спину Гримсена, прежде чем он закончит корону. Я иногда сомневаюсь в своей эффективности в качестве Сенешаля, но никогда в роли убийцы.

— Маленькая рыбёшка, — говорит Орлаг, её внимание возвращается ко мне. — Скажи мне, что Кардан обещал тебе за помощь ему.

— Но она… — начинает Никасия, но взгляд Орлаг заставляет её замолчать.

— Дочь, — говорит Королева Подводного мира, — ты не видишь, что у тебя прямо под носом. Кардан получил трон благодаря этой девушке. Прекрати искать, что даёт ей власть над ним, и начни искать, что у него есть против неё.

Никасия бросает на меня раздражительный взгляд.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сказала, что Кардан не очень заботился о ней. И всё же она сделала его Верховным королём. Подумай, возможно, он понял, что она будет полезна для него, и использовал эту полезность благодаря поцелуям и лести, так же, как ты управляла маленьким кузнецом.

Никасия выглядит озадаченной, как будто все её представления о мире перевернулись.

Возможно, она не думала о Кардане как о человеке, способном к интригам. Тем не менее, я вижу, что это радует её. Если Кардан использует меня, ей больше не нужно беспокоиться о том, что он заботится обо мне. Вместо этого ей нужно всего лишь беспокоиться о том, как я могу быть полезной.

— Что он пообещал тебе за то, что ты принесла ему корону Эльфхейма? — спрашивает Орлаг у меня с изысканной нежностью.

— Я всегда хотела место для себя в Фейриленде. Он сказал мне, что сделает меня своим Сенешалем и Правой рукой, как когда Вал Морен служил Элдреду. Он сказал, что позаботится о том, чтобы меня уважали и даже боялись. — Это ложь, разумеется. Он никогда мне ничего не обещал, а Даин обещал гораздо меньше. Но, ох, если бы кто-то пообещал — даже Мадок — было бы очень трудно отказаться.

— Ты говоришь мне, что предала своего отца и посадила этого дурака на трон в обмен на работу? — недоверчиво требует Балекин.

— Быть Верховным Королём Эльфхейма — это тоже работа, — возвращаю я. — И взгляни, сколько всего было принесено в жертву, чтобы её получить. — На мгновение я замолкаю, задаваясь вопросом, не говорила ли я слишком резко, чтобы они поверили, что я по-прежнему зачарована, но Орлаг только улыбается.

— Верно, моя дорогая, — говорит она после паузы. — И разве мы не верим Гримсену, предлагая не особо большую награду?

Балекин выглядит недовольным, но не оспаривает это. Гораздо проще поверить, что Кардан манипулировал мной, чем смертная девушка им.

Мне удаётся съесть ещё три ломтика рыбы, немного жареного риса и выпить чая из морских водорослей через соломинку, которая не смешивает его с морской водой до того, как меня ведут в морскую пещеру. Никасия сопровождает охранников мерфолков, которые меня туда ведут.

Это не спальня, а клетка. Однако, когда меня толкают туда, я понимаю, что, хотя я всё ещё мокрая, всё вокруг сухое и заполнено воздухом, которым теперь я не могу дышать.

Я задыхаюсь, моё тело судорожно вздрагивает. Из лёгких выходит вся эта вода вместе с несколькими кусочками частично переваренной рыбы.

Никасия смеётся.

Затем тяжёлым голосом, полным чар, говорит:

— Разве это не прекрасная комната?

Всё, что я вижу — грубый каменный пол. Никакой мебели, вообще ничего.

Её голос мечтательный.

— Тебе понравится кровать с балдахином и шёлковыми покрывалами. А ещё маленькие тумбочки и твой собственный чайник с чаем. Он будет идеально тёплым и вкусным, когда ты его попробуешь.

Она ставит стакан морской воды на пол. Я должна думать, что это чай. Если я это выпью, как она предполагает, моё тело быстро обезвожится. Смертные могут прожить несколько дней без пресной воды, но, поскольку я дышала морской водой, у меня уже могут быть проблемы.

— Ты знаешь, — говорит она, когда я притворяюсь, что восхищаюсь комнатой, с трепетом оборачиваюсь по кругу, чувствуя себя глупо, — что бы я с тобой ни сделала, это не будет так ужасно, как то, что ты сама сделаешь.

Я поворачиваюсь к ней, нахмурившись от недоумения.

— Неважно, — говорит она и оставляет меня тратить остаток ночи, ворочаясь на твёрдом полу, пытаясь притвориться, будто я думаю, что это верх комфорта.

Злой король. Глава 23

Я просыпаюсь от ужасных судорог и головокружения. Холодный пот выступает на моем лбу, и мои конечности неудержимо дрожат.

Большую часть года я отравляла свое тело каждый день. Моя кровь привыкла к дозам гораздо большим, чем они были, когда я начинала. Тело пристрастилось к ядам и требует того, что раньше отвергало. Теперь я не могу обойтись без яда.

Я лежу на каменном полу и пытаюсь собраться с мыслями. Пытаюсь вспомнить, сколько раз Мадок был в походе, и говорю себе, что ему было неудобно в каждом из них. Иногда он спал, вытянувшись на земле, голова его лежала на пучке сорняков или на собственных руках. Иногда он был ранен и все равно сражался. Он не умер.

Я тоже не собираюсь умирать.

Я продолжаю говорить себе это, но не уверена, что верю в это.

Несколько дней никто не приходил.

Я сдаюсь и пью морскую воду.

Иногда, лежа там, я думаю о Кардане. Я думаю о том, каково это, должно быть, вырасти почетным членом королевской семьи, могущественным и нелюбимым. Вырасти на кошачьем молоке и пренебрежении. Быть произвольно избитым братом, на которого ты больше всего походил и который, казалось, больше всего заботился о тебе.

Представьте, что все эти придворные кланяются вам, позволяя шипеть и шлепать по ним. Но независимо от того, сколько из них ты унизил или обидел, ты всегда знаешь, что они нашли достойных их любви, когда никто никогда не нашел тебя достойным.

Несмотря на то, что я выросла среди народца, я не всегда понимаю, как они думают или чувствуют. Они больше похожи на смертных, чем им нравится верить, но как только я позволю себе забыть, что они не люди, они сделают что-нибудь, чтобы напомнить мне. Только по этой причине было бы глупо думать, что я знаю сердце Кардана благодаря его истории. Но меня это удивляет.

Интересно, что бы случилось, если бы я сказала ему, что не выбросила его из головы.

….

Они приходят за мной, в конце концов. Они дают мне немного воды, немного еды. К тому времени я слишком слаба, чтобы притворяться зачарованной.

Я рассказываю им все, что помню о стратегическом кабинете Мадока, и что он думает о намерениях Орлаг. Я подробно описываю убийство моих родителей. Я описываю день рождения, клянусь в верности, объясняю, как потеряла палец и как солгала об этом.

Я даже лгу им, по их же приказу.

А потом я должна притвориться, что забыла, когда они говорят мне забыть. Мне приходится притворяться, что я сыта, когда мне говорят, что я пирую, и напиваться воображаемым вином, когда все, что у меня есть — это стакан воды.

Я должна позволить им дать мне пощечину.

Я не могу плакать.

Иногда, лежа на холодном каменном полу, я задаюсь вопросом, есть ли предел тому, что я позволю им сделать, есть ли что-то, что заставит меня сопротивляться, даже если это обрекает меня.

Если так, то это делает меня дурой.

Но если нет, может быть, я монстр.

— Смертная девушка, — говорит Балекин мне однажды днём, когда мы одни в покоях дворца. Ему не нравится использовать мое имя, возможно, потому, что ему не нравится вспоминать его, и он находит меня такой же одноразовой, как всех человеческих девушек, которые прошли через Холлоу-Холл.

Я слаба от обезвоживания. Они регулярно забывают давать мне свежую воду и пищу, очаровывая меня иллюзорной пищей, когда я прошу об этом. Мне трудно сосредоточиться на чем-либо.

Несмотря на то, что мы с Балекином одни в коралловой камере, с охранниками, плавающими патрулями с интервалами, которые я считаю машинально, я даже не пытаюсь бороться и бежать. У меня нет оружия и сил мало. Даже если бы я смогла убить Балекина, я не достаточно сильный пловец, чтобы выбраться на поверхность до того, как они поймают меня.

Мой план сузился до выносливости, до выживания час за часом, без солнца день за днем.

Возможно, я не могу быть очарована, но это не значит, что меня нельзя сломить.

Никасия сказала, что её мать имеет много дворцов под водой и что этот, построенный в скале Инсвила и вдоль дна под ним, только один из них. Но для меня это постоянное мучение — быть так близко к дому и в то же время в нескольких лигах под ним.

Клетки висят в воде по всему дворцу, некоторые из них пусты, но многие из них содержат смертных с седеющей кожей, смертных, которые кажутся мертвыми, но иногда двигаются. Утопленники, охранники иногда называют их, и больше всего на свете это то, чем я боюсь стать. Помню, мне показалось, что я заметила девушку, которую вытащила из дома Балекина на коронации Даина, девушку, бросившуюся в море, девушку, которая наверняка утонула. Теперь я почти уверена, что не ошиблась тогда.

— Скажи мне, — произносит Балекин сегодня. — Почему мой брат украл мою корону? Орлаг думает, что понимает, потому что понимает жажду власти, но она не понимает Кардана. Он никогда особо не заботился о тяжелой работе. Конечно, ему нравились очаровательные люди. Ему нравилось создавать проблемы, но он отчаялся приложить реальные усилия. Никасия не хочет признавать, но она тоже его не понимает. Кардан, которого она знает, мог манипулировать тобой, но не этим.

«Это тест, — думаю я, — испытание, в котором я должна лгать, но боюсь, что моя способность улавливать смысл покинула меня».

— Я не оракул, — говорю я, думая о Вал Морене и убежище, которое он нашел в загадках.

— Тогда угадай, — говорит он. — Когда ты шествовала перед моей камерой в Башне забвения, ты предположила, что это потому, что я был с ним строг. Но из всех людей ты должна понимать, что ему не хватало дисциплины, и что я стремился его перевоспитать.

Он, должно быть, помнит турнир, на котором мы с Карданом сражались, и то, как он мучил меня. Я запуталась в воспоминаниях, во лжи. Я слишком устала, чтобы сочинять истории.

— В то время, когда я познакомилась с ним, он пьяный катался на лошади на уроке от уважаемого лектора, пытался скормить меня никси и напал на кого-то на пирушке, — говорю я. — Он не казался дисциплинированным. Казалось, он всегда добивался своего.

Балекин, кажется, удивлён.

— Он искал внимания Элдреда, — говорит он, наконец. — Хорошо это или плохо, но в основном плохо.

— Тогда, возможно, он хочет стать Верховным Королём ради Элдреда, — говорю я. — Или назло его памяти.

Это, кажется, привлекает внимание Балекина. Хотя я сказала это только для того, чтобы предложить что-то, что заставило бы его не думать слишком много о мотивах Кардана, как только я произношу эти слова, я размышляю, нет ли в этом какой-то правды.

— Или потому, что он злился на тебя за то, что ты отрубил Элдреду голову. Или за смерть всех своих братьев и сестер. Или потому, что он боялся, что ты можешь убить его.

Балекин вздрагивает.

— Замолчи, — говорит он, и я с благодарностью замолкаю. Через мгновение он смотрит на меня.

— Скажи мне, кто из нас достоин быть Верховным Королем, я или принц Кардан?

— Ты, — легко лгу я, глядя на него с отработанным обожанием. Я не говорю, что Кардан больше не принц.

— И ты сама ему это скажешь? — спрашивает он.

— Я скажу ему всё, что ты пожелаешь, — говорю я со всей искренностью, которую устало могу собрать.

— Могла бы ты пойти к нему в комнату и колоть его снова и снова, пока вся его красная кровь не вытечет? — спрашивает Балекин, наклоняясь ближе. Он произносит эти слова тихо, словно возлюбленной. Я не могу сдержать дрожь, которая проходит через меня, и я надеюсь, что он поверит, что это нечто иное, чем отвращение.

— Для тебя? — спрашиваю я, закрывая глаза от его близости. — Для Орлаг? С удовольствием.

Он смеется.

— Какая дикость.

Я киваю, пытаясь обуздать излишнее рвение при мысли о том, что меня отправят на задание подальше от моря, что у меня будет возможность сбежать.

— Орлаг дала мне так много, обращалась со мной, как с дочерью. Я хочу отплатить ей тем же. Несмотря на красоту моих покоев и деликатесы, которые я получаю, я не был создана для праздности.

— Красивая речь. Посмотри на меня, Джуд.

Я открываю глаза и смотрю на него. Черные волосы плавают вокруг лица, и здесь, под водой, видны шипы на костяшках пальцев и бегущие вверх по рукам, как острые плавники рыбы.

— Поцелуй меня, — говорит он.

— Что? — мое удивление искреннее.

— Разве ты этого не хочешь? — он спрашивает.

«Это пустяк, — говорю я себе, — определенно лучше, чем получить пощечину».

— Я думала, что ты был любовником Орлаг, — отвечаю ему. — Или Никасии. Не будут ли они против?

— Ни в малейшей степени, — говорит он мне, внимательно наблюдая.

Любые колебания с моей стороны покажутся подозрительными, поэтому я подхожу к нему в воде, прижимаясь губами к его губам. Вода холодная, но его поцелуй холоднее.

Выдержав достаточное, по моему мнению, время, я отступаю. Он вытирает рот тыльной стороной ладони, явно испытывая отвращение, но когда он смотрит на меня, в его глазах появляется жадность.

— А теперь поцелуй меня, будто я Кардан.

Чтобы выиграть время для размышлений, я смотрю в его совиные глаза, провожу руками по его шипастым рукам. Это явно испытание. Он хочет знать, как сильно он контролирует меня. Но я думаю, что он хочет знать что-то еще, что-то о своем брате.

Я заставляю себя снова наклониться вперед. У них одинаковые черные волосы, одинаковые скулы. Все, что мне нужно сделать, это притвориться.

….

На следующий день мне приносят кувшин чистой речной воды, которую я с благодарностью выпиваю. На следующий день они начинают готовить меня к возвращению на поверхность.

…

Верховный король заключил сделку, чтобы вернуть меня.

Я вспоминаю многие команды, которые я дала ему, но ни одна не была достаточно конкретной, чтобы приказать ему заплатить выкуп за мое безопасное возвращение. Он был свободен от меня, и теперь он охотно возвращает меня.

Я не знаю, что это значит. Возможно, этого требовала политика, возможно, он действительно не любил ходить на собрания.

Все, что я знаю, это то, что я испытываю головокружительное облегчение наряду с диким ужасом, будто это какая-то игра. Если мы не выйдем на поверхность, я боюсь, я не смогу скрыть боль разочарования.

Балекин вновь «зачаровывает» меня, заставляя поклясться в любви и верности к ним, в моей жажде убийства по отношению к Кардану.

Балекин приходит в пещеру, где я расхаживаю взад и вперед, каждый шорох моих босых ног по камню громкий в ушах. Я никогда не был так одинока, и мне никогда не приходилось играть роль так долго. Я чувствую себя опустошенной, униженной.

— Когда мы вернёмся в Эльфхейм, мы не сможем часто видеться, — говорит он, как будто мне будет этого очень не хватать.

Я так нервничаю, что не доверяю себе, чтобы произнести хоть слово.

— Ты придёшь в Холлоу-Холл, когда сможешь.

Меня удивляет мысль, что он предвидит жизнь в Холлоу-Холле, что его не посадят в Башню. Полагаю, его свобода — часть цены за мое освобождение, и я снова удивляюсь, что Кардан согласился заплатить.

Я киваю.

— Если ты мне понадобишься, я дам тебе сигнал, — красная ткань упадёт на твоём пути. Когда ты её увидишь, ты должна прийти немедленно. Я ожидаю, что ты сможешь придумать какое-нибудь оправдание.

— Я приду, — говорю я, мой голос звучит слишком громко в моих ушах.

— Ты должна вернуть доверие Верховного короля, оставить его в покое, а затем найти способ убить его. Не пытайся сделать это, если люди вокруг. Ты должна быть умна, даже если это займет больше одной встречи. И, возможно, ты сможешь узнать больше о планах твоего отца. Как только Кардан умрет, нам нужно будет действовать быстро, чтобы обезопасить военных.

— Да, — говорю я. Я делаю вдох, а затем осмеливаюсь спросить, что я действительно хочу знать.

— У тебя есть корона?

Он хмурится.

— Очень скоро будет.

Долгое время я ничего не говорю. Я позволила тишине затянуться.

Наконец Балекин не выдерживает.

— Гримсену нужно, чтобы ты закончила свою работу, прежде чем он начнет свою. Ему нужна смерть моего брата.

— Ах, — говорю я, мой разум мчится. Когда-то Балекин рисковал собой, чтобы спасти Кардана, но теперь, когда Кардан стоит между ним и короной, он, кажется, готов пожертвовать своим братом. Я пытаюсь разобраться в этом, но не могу сосредоточиться. Мои мысли улетучиваются.

Балекин улыбается акульей улыбкой.

— Что-то случилось?

Я почти сломлена.

— Я чувствую слабость, — говорю я. — Я не знаю, что может быть не так. Я помню, как ела. По крайней мере, я помню, что ела.

Он озабоченно смотрит на меня и зовет слугу. Через несколько минут мне приносят блюдо с сырой рыбой, устрицами и чернильной икрой. Он с отвращением смотрит, как я его пожираю.

— Ты избавишься от любой защиты, поняла? Ни рябины, ни связок дуба, ясеня и терновника. Ты не будешь их носить. Ты даже не прикоснешься к ним. Если тебе их дадут, ты бросишь их в огонь, как только сможешь скрыть это.

— Я понимаю, — говорю я. Слуга принес мне больше не пресной воды, а вина. Я пью его жадно, не заботясь о странном послевкусии или о том, как оно отдает в голову.

Балекин даёт мне больше команд, и я стараюсь слушать, но к тому времени, как он уходит, у меня кружится голова от вина, я измучена и больна.

Я сворачиваюсь калачиком на холодном полу своей камеры и на мгновение, прямо перед тем, как закрыть глаза, я могу почти поверить, что нахожусь в большой комнате, которую они вызвали для меня своим очарованием. Сегодня камень похож на перину.

Злой король. Глава 24

На следующий день в моей голове будто стучат барабаны, когда меня вновь одевают, и волосы вновь заплетают. Мерфолк одел меня в мою собственную одежду — серебряное платье, которое я надевала на свадьбу Тарин, теперь выцветшее от воздействия соли и измученное от того, как с ним обращались подводные существа. Они даже одевают ножны Заката на меня, хотя металл заржавел, а кожа выглядит так, будто кто-то откусил пару кусочков.

Затем меня ведут к Балекину, одетому в цвета и символы Подводного мира. Он смотрит на меня и одевает в уши серьги с жемчугом.

Королева Орлаг собрала огромную процессию морского народа. Мерфолки, наездники на огромных черепахах и акулах, селки в форме тюленей, всё они рассекают воду. Люди на черепахах несут длинные красные знамёна, что развеваются из-за течения позади них.

Я сижу на черепахе, рядом с русалкой с двумя тонкими ножами. Она крепко сжимает меня, и я не боюсь, хотя это и даётся трудно. Страх ужасен, но сочетание страха и надежды ещё хуже. Я слоняюсь между ними, моё сердце колотится так быстро, дыхание учащается, что кажется, что мои внутренности вот-вот распадутся на куски.

Когда мы начинаем подниматься вверх и вверх, меня охватывает чувство нереальности.

Мы находимся на узком участке между Инсвилом и Инсмиром.

На берегу острова Кардан сидит на сером коне в плаще на меховой подкладке. Он выглядит очень царственно. Окружён рыцарями в золотых и зелёных доспехах. С одной стороны — Мадок на чалой лошади. С другой стороны Нихуар. На деревьях множество лучников. Казалось, кованое золото дубовых листьев на короне Кардана светится в тусклом свете заката.

Я дрожу. Я чувствую, что могу распасться на кусочки.

Орлаг говорит со своего места в центре нашей процессии:

— Король Эльфхейма, как мы и договаривались, теперь, когда ты заплатил мою цену, я обеспечила безопасное возвращение твоего Сенешаля. И я привожу её к вам в сопровождении нового посла Подводного мира — Балекина из линии Гринбрайр, сына Элдреда, вашего брата. Мы надеемся, что этот выбор вас порадует, так как он знает так много земных обычаев.

Лицо Кардана невозможно прочитать. Он не смотрит на своего брата. Взгляд его неотрывно устремлен на меня. Всё в его поведении — лёд.

Я маленькая, уменьшенная, бессильная.

Я смотрю вниз, потому что если не сделаю этого, то буду вести себя глупо. «Ты заплатил мою цену», — сказала ему Орлаг. Что он мог сделать для моего возвращения? Я пытаюсь вспомнить все свои приказы, чтобы понять, заставляла ли я его делать что-то подобное.

— Ты обещала привести её целой и здоровой, — говорит Кардан.

— И ты видишь, что так и есть, — говорит Орлаг. — Моя дочь Никасия, Принцесса Подводного мира, поможет ей на земле своими чарами.

— Поможет? — говорит Кардан. — Ей не нужна помощь. Ты слишком долго держала её в сырости и холоде.

— Возможно, ты больше не хочешь её, — говорит Орлаг. — Может, ты бы заключил сделку, чтобы получить что-то другое вместо неё, Король Эльфхейма.

— Я заберу её, — говорит он, одновременно собственнически и презрительно. — И мой брат будет твоим послом. Всё будет так, как мы договорились. — Он кивает двум стражам, которые идут туда, где я сижу, и помогают мне спуститься и идти. Мне стыдно за свою неустойчивость, за свою слабость, нелепость того, что я до сих пор одета в совершенно неподходящее платье Орианы для праздника.

— Мы ещё не объявили войну, — говорит Орлаг. — Но мы ещё не заключили перемирие. Хорошо обдумай свой следующий ход, король, теперь, когда ты знаешь цену неповиновения.

Рыцари ведут меня на землю мимо других людей. Ни Кардан, ни Мадок не оборачиваются, когда я прохожу мимо. Повозка ждёт немного дальше среди деревьев, и меня садят внутрь.

Один рыцарь снимает свой шлем. Я видела её раньше, но не знаю, кто это.

— Генерал поручил мне отвезти вас домой, — говорит она.

— Нет, — говорю я. — Я должна ехать во дворец.

Она не противоречит мне, но и не уступает.

— Я должна сделать то, что он говорит.

И хотя я знаю, что должна сражаться, сегодня я бы не стала этого делать. Я позволяю ей закрыть дверь кареты. Откидываюсь назад на сиденье и закрываю глаза.

Когда я просыпаюсь, лошади поднимают пыль перед поместьем Мадока. Рыцарь открывает дверь, и Гнарбон забирает меня из кареты так же легко, как я могла бы поднять Оука, как будто я сделана из веток и листьев, а не из плоти. Он несёт меня в мою старую спальню. Таттерфелл ждёт нас. Она расчёсывает волосы и снимает с меня платье, унося с собой Закат, затем переодевает меня. Другой слуга ставит поднос с чашкой горячего чая и тарелкой с олениной, истекающей кровью на тост. Я сижу на ковре и ем, змакая кусок хлеба с маслом в мясной сок.

Я там же засыпаю. А когда просыпаюсь, Тарин трясёт меня за плечи.

Я моргаю несколько раз и встаю на ноги.

— Я встаю, — говорю я. — Как долго я там лежала?

Она качает головой.

— Таттерфелл говорит, что ты была здесь весь день и ночь. Она побеспокоилась о том, что у тебя человеческая болезнь, и поэтому прислала за мной. Давай, по крайней мере, ты ляжешь в кровать.

— Ты сейчас замужем, — говорю я, вспоминая об этом внезапно. С этим приходит воспоминание о Локке и всадниках, серёжках, которые я должна была ей подарить. Всё это так, так далеко.

Она кивает, прикладывая ладонь к моему лбу.

— Ты выглядишь как призрак. Но я не думаю, что у тебя жар.

— Я в порядке, — говорю я, ложь сама по себе слетает с губ. Я должна добраться к Кардану и предупредить его о Призраке. Я должна увидеть Двор Теней.

— Не веди себя так гордо, — говорит она, и в её глазах появляются слёзы. — Ты исчезла в мою брачную ночь, и я даже не знала, что ты исчезла, до утра. Я была так напугана. Когда Подводный мир послал известие об этом, ну, Верховный Король и Мадок обвинили друг друга. Я не была уверена, что должно было случиться. Каждое утро я подходила к берегу и смотрела вниз, надеясь увидеть тебя. Я спрашивала всех русалок, могут ли они сказать мне, что с тобой всё в порядке, но никто бы не сказал.

Я пытаюсь представить панику, которую она, наверное, почувствовала, но не могу

— Кажется, они преодолели свои разногласия, — говорю я, думая о том, как они стояли вместе на пляже.

— Вроде того, — она кривится, а я пытаюсь улыбнуться.

Тарин помогает мне лечь в постель и раскладывает подушки позади меня. Я чувствую себя разбитой, больной, старой и смертной, как никогда прежде.

— Виви и Оук? — спрашиваю я. — Они в порядке?

— Всё хорошо, — говорит она. — Вернулись домой с Хизер, которая, похоже, пережила свой визит в Фейриленд без особой драмы.

— Её зачаровали, — говорю я.

На мгновение я вижу гнев на её лице, грубый и редкий:

— Виви не должна этого делать, — говорит Тарин.

Я рада, что не единственная, кто так думает.

— Как долго меня не было?

— Чуть больше месяца, — говорит она, что кажется невероятно коротким сроком. Я чувствую, что постарела под морем.

Не только это — теперь и до конца нашей сделки с Карданом на год и один день осталось меньше времени. Я опускаюсь на подушки и закрываю глаза.

— Помоги мне встать, — говорю я.

Она качает головой.

— Пусть повара принесут тебе больше супа.

Меня не сложно убедить. В качестве уступки Тарин помогает мне одеться в одежду, которая когда-то была слишком тесной для меня, а теперь висит. Она остаётся со мной и кормит бульоном.

Когда она готова уходить, то достаёт из-под юбки длинный охотничий нож из ножен, привязанных к ноге. В этот момент ясно, что мы выросли в одном доме.

Она кладёт нож на покрывала рядом с защитами от чар, которые она достаёт из своего кармана.

— Вот, — говорит она. — Возьми их. Я знаю, что они позволят тебе чувствовать себя в большей безопасности. Но ты должна отдохнуть. Скажи мне, что не сделаешь ничего опрометчивого.

— Я едва могу стоять самостоятельно.

Она строго смотрит на меня.

— Ничего поспешного, — обещаю я ей.

Она обнимает меня перед тем, как уйти, и я слишком долго сжимаю её плечи, чувствуя человеческий запах пота и кожи. Ни океана, ни сосновых иголок, ни крови, ни цветущих ночью цветов.

…

Я задремала, положив руку на её нож. Я не уверена, что именно меня будит, но это похоже на спор.

— Каковы бы ни были приказы Верховного генерала, я здесь, чтобы увидеть Сенешаля Верховного короля, и я не буду больше откладывать это из-за оправданий! — этот женский голос я наполовину узнаю. Я скатываюсь с кровати, головокружительно направляясь в коридор, где я могу смотреть с балкона на улицу. Я замечаю Дулкамару из Двора термитов. Она смотрит на меня. На её лице свежая рана.

— Прошу прощения, — говорит она так, что ясно даёт понять, что ничего подобного не имеет в виду. — Но я должна встретиться с вами лично. На самом деле, я здесь, чтобы напомнить вам о ваших обязательствах.

Я вспоминаю лорда Ройбена с его серебристыми волосами и долг, который я пообещала отдать ему за поддержку Кардана полгода назад. Он пообещал принести клятву верности короне и новому Верховному Королю, но при определённых условиях.

«Когда-нибудь я попрошу вашего короля об одолжении», — сказал он.

Я спросила, чего он хочет взамен. Я пыталась торговаться: что-то равное этой услуге. И в наших силах.

Я полагаю, он послал Дулкамару, чтобы она сказала, чего он хочет. Хотя я не знаю, что мне делать, когда я в таком состоянии.

— Ориана в своей гостиной? Если нет, проведите туда Дулкамару, и я поговорю с ней там, — говорю я, схватившись за перила, чтобы не упасть. Стражи Мадока выглядят несчастными, но они не противоречат мне.

— Сюда, — говорит один из слуг, и, с последним враждебным взглядом на меня, Дулкамара следует за ним.

Это оставляет мне время, чтобы я могла неустойчиво спуститься вниз по лестнице.

— Приказ твоего отца состоял в том, чтобы ты не выходила на улицу, — говорит один из стражей, привыкший обращаться со мной как с ребёнком, а не как с Сенешалем Верховного короля, с которым нужно вести себя более формально. — Он хотел, чтобы ты отдохнула.

— Под этим вы подразумеваете, что он не приказал мне не встречаться здесь с кем-либо только потому, что он не думал об этом. — Страж не противоречит мне, только хмурится. — Его проблемы — и ваши — услышаны.

Мне удаётся добраться до гостиной Орианы, не упав. И если я слишком долго держусь за деревянную обшивку вокруг окон или за края столов, это не так ужасно.

— Принесите нам чаю, пожалуйста, как можно горячее, — говорю я слуге, который пристально смотрит на меня.

Собравшись с духом, я отпускаю стену и иду в гостиную. Киваю Дулкамаре и опускаюсь на стул, хотя она осталась стоять, сложив руки за спиной.

— Теперь мы видим, как выглядит лояльность вашего Верховного Короля, — говорит она, делая шаг ко мне, её лицо достаточно враждебно, чтобы я задалась вопросом, не является ли её целью нечто большее, чем просто разговор.

Инстинкт зовёт меня подняться на ноги.

— Что случилось?

На это она смеётся.

— Ты знаешь, что случилось. Твой король дал Подводному миру разрешение напасть на нас. Это произошло две ночи назад, они появились будто из ниоткуда. Многие из наших людей были убиты до того, как мы поняли, что происходит, и теперь нам запрещено принимать ответные меры.

— Запрещено отомстить? — я думаю о том, что сказала Орлаг о том, что война не начата, но как земля может не воевать, если море уже напало? Как Верховный Король, Кардан обязан своим подданным за могущество своих военных — армии Мадока — и когда они находятся под угрозой, нужно помочь им. Но отрицать разрешение наносить ответный удар было ужасно.

Она обнажает зубы.

— Супруга лорда Ройбена была ранена, — говорит она. — Сильно.

Зеленокожая, черноглазая пикси, которая говорила так, словно она смертная. Та, ради которой ужасающий лидер Двора Термитов откладывал свои дела, чтобы просто посмеяться.

— Она будет жить? — спрашиваю я, мой голос стал мягким.

— Тебе лучше на это надеяться, смертная, — говорит Дулкамара. — Или лорд Ройбен направит все свои силы на уничтожение твоего мальчика-короля, несмотря на клятвы, которые он дал.

— Мы пришлём вам рыцарей, — говорю я. — Пусть Эльфхейм исправит нашу ошибку.

Она плюёт на землю.

— Ты не понимаешь. Твой Верховный Король сделал это ради тебя. Это были условия, на которых королева Орлаг согласилась вернуть тебя. Балекин выбрал Двор термитов в качестве цели, Подводные напали на нас, и твой Кардан позволил ей. Там не было никакой ошибки.

Я закрываю глаза и зажимаю переносицу.

— Нет, — говорю я. — Это невозможно.

— Балекин уже давно обижен на нас, дочь грязи.

Я вздрагиваю от оскорбления, но не исправляю её. Она может говорить обо мне всё, что ей нравится. Верховный Двор продал Двор термитов Подводным из-за меня.

— Мы никогда не должны были вступать в Верховный Двор. Мы никогда не должны были давать обещания твоему королю-дураку. Я пришла, чтобы доставить это сообщение и ещё одно. Ты должна отдать долг Ройбену, и это лучше всего сможет успокоить его.

Я беспокоюсь о том, что он может попросить меня. Безымянное одолжение — опасная вещь, даже для смертного, которого нельзя заставить его соблюдать.

— У нас есть свои шпионы, Сенешаль. Они говорят нам, что ты хорошая маленькая убийца. Вот что мы хотим: убей принца Балекина.

— Я не могу этого сделать, — говорю я, слишком удивлённая, чтобы взвесить свои слова. Я не оскорблена её похвалой за моё умение убивать, но постановка невыполнимой задачи — это тоже не лесть. — Он посол Подводного мира. Если бы я убила его, мы оказались бы в состоянии войны.

— Тогда начинай войну. — С этими словами она выходит из комнаты, оставляя меня сидеть в гостиной Орианы, когда входит слуга с парящим чайником на подносе.

…

Когда она ушла, и чай остыл, я поднимаюсь по ступенькам в свою комнату. Там я беру нож Тарин, а затем и другой, спрятанный под моей кроватью. Я подвожу край одного к карману моего платья, прорезая его, чтобы я могла привязать нож к бедру и быстро достать его. В доме Мадока есть много оружия, в том числе и мой собственный Закат, но если я начну искать его и пристёгивать его правильно, охранники обязательно это заметят. Мне нужно, чтобы они поверили, что я покорно вернулась в постель.

Подойдя к зеркалу, я смотрю, скрыт ли нож под моим платьем. На мгновение я не узнаю человека, смотрящего на меня. Я в ужасе от того, что вижу: моя кожа болезненно бледна, я настолько похудела, что мои конечности стали хрупкими и выглядят, как тонкие веточки, а лицо исхудало.

Я отворачиваюсь, не желая больше смотреть.

Тогда я выхожу на балкон. Как правило, было бы несложно перелезть через перила и слезть вниз по стене к газону. Но когда я перекинула одну ногу, я поняла, насколько слабыми стали мои ноги и руки. Я не думаю, что смогу справиться с этой задачей.

Поэтому я делаю лучшую вещь, что приходит мне в голову: я прыгаю.

Злой король. Глава 25

Я встаю, колени в пятнах травы, ладони жалят и запачканы. Моя голова шатается, как будто я все еще ожидаю, что буду двигаться по течению моря, даже если я на суше.

Сделав несколько глубоких вдохов, упиваюсь ощущением ветра на моем лице и звуков шелеста листьев деревьев. Меня окружают запахи земли, волшебства, дома.

Я продолжаю думать о том, что сказала Дулкамара: что Кардан отказался отомстить ради моего безопасного возвращения. Это не могло сделать его подданных довольными. Я не уверена, что даже Мадок подумал бы, что это хорошая стратегия. Вот почему трудно представить, почему он согласился на это, тем более что, если бы я застряла в Подводном мире, он был бы вне моего контроля. Я никогда не думала, что нравлюсь ему настолько, чтобы спасти меня. И я не уверена, что все еще поверю в это, если не услышу его доводов из его уст.

Но по какой бы причине он меня не вернул, я должна предупредить его о Призраке, о Гримсене и короне, о плане Балекина сделать меня его убийцей.

Я иду к дворцу пешком, уверенная, что стражникам понадобится гораздо больше времени, чтобы понять, что я ушла, чем конюхам, чтобы обнаружить пропавшую лошадь. Тем не менее, я тяжело дышу вскоре после преодоления короткого отрезка пути. Мне нужно остановиться и отдохнуть на пне.

«Ты в порядке, — говорю я себе. — Вставай».

Мне нужно много времени, чтобы добраться до Дворца. Когда я иду к дверям, я расправляю плечи и стараюсь не показывать, насколько я устала.

— Сенешаль, — говорит один из стражников у ворот. — Прошу прощения, но вам запрещено входить во дворец.

«Ты никогда не откажешь мне в аудиенции и не прикажешь держать меня в стороне». В какой-то бредовый момент я задаюсь вопросом, была ли я в Подводном мире дольше, чем рассказывала Тарин. Может, год и день уже прошли? Но это невозможно. Я сужаю свой взгляд.

— По чьей команде?

— Прошу прощения, миледи, — говорит другой рыцарь. Его зовут Диармад. Я узнаю в нем рыцаря, на которого положил глаз Мадок, воина, которому он доверяет.

— Приказ отдал генерал, твой отец.

— Я должна увидеть Верховного короля, — говорю я, стараясь говорить командным тоном, но вместо этого в моем голосе звучит паника.

— Верховный генерал велел нам вызвать вам карету, если вы приедете, и, если потребуется, ехать в ней вместе с вами. Вы ожидаете, что вам потребуется наше присутствие?

Я стою там, взбешенная и обманутая.

— Нет, — говорю я.

Кардан не мог отказать мне в аудиенции, но он мог позволить кому-то еще отдать приказ. Пока Мадок не спрашивал разрешения Кардана, это не противоречило моим приказам. И было бы не так уж трудно понять, какие приказы я могла отдавать Кардану — в конце концов, большинство из них Мадок, вероятно, отдал бы сам.

Я знала, что Мадок хочет править Фейрилендом из-за трона. Мне не приходило в голову, что он может найти дорогу к Кардану и отрезать мне путь.

Они разыграли меня. Либо вместе, либо по отдельности, они играли со мной.

Мой желудок переполняется тревогой.

Ощущение того, что меня обманули, не дает мне покоя. Это запутывает мои мысли.

Я помню, как Кардан сидел на пятнистой серой лошади на берегу, его бесстрастное лицо, меховой плащ и корона подчеркивали его сходство с Элдредом. Может, я и обманом втянула его в эту роль, но я не обманом заставила землю принять его. У него есть реальная власть, и чем дольше он на троне, тем больше будет его сила.

Он стал Верховным королем, и он сделал это без меня.

Это все, чего я боялась, когда придумала этот дурацкий план. Возможно, сначала Кардан не хотел этой власти, но теперь, когда она у него есть, она принадлежит ему.

Но хуже всего то, что Кардан вне моей досягаемости, он для меня недоступен. Диармад и другой рыцарь, остановивший меня у двери дворца, являются воплощением страха с тех пор, как я начала этот маскарад. И как бы ужасно это ни было, это также кажется более разумным, чем то, что я пыталась убедить себя в течение нескольких месяцев — что я Сенешаль Верховного короля фейри, что у меня есть реальная власть, что я могу продолжать эту игру.

Единственное, что меня интересует: почему бы не позволить мне томиться под водой?

Отвернувшись от дворца, я направляюсь через деревья туда, где есть вход во Двор Теней. Я просто надеюсь, что не столкнусь с Призраком. Если я это сделаю, я не уверена, что произойдет. Но если я доберусь до Таракана и Бомбы, то, возможно, смогу немного отдохнуть. И получить необходимую информацию. И послать кого-нибудь перерезать горло Гримсену до того, как он закончит делать новую корону.

Когда я добираюсь туда, я понимаю, что вход разрушен. Нет, я смотрю на это более внимательно, это не совсем верно — есть доказательства взрыва. Что бы ни разрушило этот вход, оно нанесло больший ущерб.

Я не могу дышать.

Стоя на коленях в сосновых иголках, я пытаюсь понять, на что смотрю, потому что кажется, будто Двор Теней погребен. Это, должно быть, работа Призрака — хотя взрывчатка могла нанести такой точный урон. Когда Призрак сказал, что не позволит мне иметь Двор Теней, я не поняла, что он собирается уничтожить его. Я просто надеюсь, что Ван и Бомба живы.

Пожалуйста, пусть они будут живы.

И все же, без возможности найти их, я в еще большей ловушке, чем когда-либо. Ошеломленная, я возвращаюсь в сад.

Группа детей фей собралась вокруг лектора. Мальчик-Жаворонок срывает синие розы с королевских кустов, а Вал Морен бродит рядом с ним, куря длинную трубку, и его ворона-ошпарник сидит на одном плече.

Его волосы не расчесаны вокруг головы, местами спутаны, в других заплетены яркой тканью и колокольчиками. Мимические морщины видны в уголках рта.

— Вы можете провести меня во дворец? — спрашиваю я его. Это рискованно, но меня больше не волнует смущение. Если я смогу попасть внутрь, я смогу узнать, что случилось с двором теней. Я могу добраться до Кардана.

Брови Вал Морена поднимаются.

— Ты знаешь, что это такое? — он спрашивает меня, неопределенно взмахивая рукой в сторону мальчика, который поворачивается, чтобы одарить нас обоим острым взглядом.

Может, Вал Морен не сможет мне помочь. Может быть, Фейриленд — это место, где сумасшедший может валять дурака и казаться пророком — но, может быть, он просто сумасшедший.

Жаворонок продолжает собирать букет, напевая мелодию.

— Феи…? — спрашиваю я.

— Да, да. — Кажется, он нетерпелив. — Народ воздуха. Несущественный, неспособный удержать одну форму. Как семена цветов, запущенные в небо.

Кричит ошпаренная ворона.

Вал Морен делает большой глоток.

— Когда я встретил Элдреда, он подъехал на молочно-белом коне, и все мои фантазии были как пыль и пепел.

— Ты любил его? — спрашиваю я.

— Конечно, любил, — говорит он мне, но это звучит так, как будто он говорит о давнем прошлом, старой сказке, которую ему нужно только рассказать так, как было сказано раньше. — Как только я с ним познакомился, все обязанности, которые я чувствовал по отношению к своей семье, были изношены как старое пальто. И как только его руки оказались на моей коже, я бы сжег мельницу отца дотла, чтобы он снова прикоснулся ко мне.

— Это любовь? — снова спрашиваю я.

— Если не любовь, — говорит он, — то что-то, очень похожее на нее.

Думаю об Элдреде, о том, каким помню его — старым и сгорбленным. Но я также помню, как он выглядел моложе, когда корону сняли с его головы. Интересно, насколько бы он помолодел, если бы его не убили.

— Пожалуйста, — говорю я. — Просто помоги мне попасть во дворец.

— Когда Элдред подъехал на своем молочно-белом коне, — повторяет он, — он сделал мне предложение. Пойдем со мной, сказал он, в землю под холмом, и я буду кормить тебя яблоками, медовым вином и любовью. Ты никогда не состаришься и сможешь узнать все, что захочешь.

— Звучит неплохо, — признаюсь я.

— Никогда не заключай с ними сделки, — говорит он, резко беря меня за руку. — Ни мудрых, ни бедных, ни глупых, ни странных, но особенно тех, которые звучит не очень хорошо.

Я вздыхаю.

— Я прожила здесь почти всю жизнь. Я это знаю!

Мой голос пугает его ворону, которая прыгает с его плеча, чтобы взлететь в небо.

— Тогда знай, — говорит Вал Морен, глядя на меня. — Возможно, я тебе не помогу. Это была одна из вещей, от которых я отказался. Я пообещал Элдреду, что как только стану его, откажусь от всего человечества. Я бы никогда не выбрал смертного вместо феи.

— Но Элдред мертв, — настаиваю я.

— И все же мое обещание остается.

Он держит руки перед собой в знак признания своей беспомощности.

— Мы люди, — говорю я. — Мы можем солгать. Мы можем нарушить наше слово.

Но он смотрит на меня с жалостью, как будто это я ошибаюсь.

Наблюдая, как он уходит, я принимаю решение. Только у одного человека есть причина помочь мне, только в одном человеке я могу быть уверена.

«Ты придешь в Холлоу-Холл, когда сможешь», — сказал мне Балекин. Сейчас самое подходящее время.

Я заставляю себя идти, хотя путь через Молочный лес не прямой, и он проходит слишком близко к морю для моего комфорта. Когда я смотрю на воду, меня охватывает дрожь. Нелегко будет жить на острове, если меня будут пугать волны.

Я прохожу мимо озера масок. Когда я смотрю вниз, то вижу трех пикси, смотрящих на меня с явным беспокойством. Я погружаю руки в воду и тру лицо свежей водой. Я даже пью немного, хотя это волшебная вода, и я не уверена, что это безопасно. Тем не менее, пресная вода была мне слишком дорога, чтобы упустить такую возможность.

Как только Холлоу-Холл оказывается в поле зрения, я останавливаюсь на мгновение, чтобы перевести дух и набраться храбрости.

Я подхожу к двери так смело, как только могу. Стук в дверь — это пронзительный удар в нос зловещего резного лица. Я поднимаю руку, чтобы коснуться кольца, и глаза резчика открываются.

— Я помню тебя, — говорит дверь. — Госпожа моего принца.

— Ты ошибаешься, — говорю я.

— Редко. — Дверь распахивается с легким скрипом, указывающим на неиспользование. — Приветствую вас и добро пожаловать.

Холлоу-Холл пустует от слуг и охранников. Без сомнения, принцу Балекину трудно уговорить кого-либо из народа служить ему, когда он явно является подводным существом. И я фактически лишила его способности обманывать смертных в том ужасном рабстве, в котором он больше всего заинтересован. Я прохожу по залам в гостиную, где Балекин пьет вино, окруженный дюжиной толстых столбовых свечей. Над его головой танцуют красные мотыльки. Он оставил их под водой, но теперь, когда он вернулся, они кружат вокруг него, как пламя свечи.

— Тебя кто-нибудь видел? — спрашивает он.

— Не думаю, — говорю я с реверансом.

Он встает, идет к столу и поднимает пузатую бутылочку.

— Полагаю, тебе не удалось убить моего брата?

— Мадок запретил мне появляться во дворце, — говорю я. — Я думаю, он боится моего влияния на Верховного короля, но я ничего не могу сделать Кардану, если мне не позволят его увидеть.

Балекин делает еще один глоток своего вина и идет ко мне.

— Будет бал, маскарад в честь одного из лордов Нижнего двора. Это будет завтра, и до тех пор, пока ты сможешь улизнуть от Мадока, я найду способ, как тебя туда затащить. Можешь приобрести костюм и маску самостоятельно, или тебе и это понадобится от меня?

— Я могу одеться сама, — говорю я.

— Хорошо. — Он поднимает пузырек. — Колоть было бы очень драматично на таком общественном мероприятии, но яд намного легче. Я хочу, чтобы ты носила это с собой, пока не побудешь с ним наедине, а потом втайне добавишь это в его вино.

— Я так и сделаю, — слова звучат подобно клятве.

Затем он берет мой подбородок, в его голове слышатся чары.

— Скажи мне, что ты моя, Джуд.

Когда он кладет флакон мне в руку, мои пальцы сжимают его.

— Я ваше создание, принц Балекин, — говорю я, глядя ему в глаза, и лгу с разбитым сердцем. — Делайте со мной всё, что хотите. Я — ваша.

Злой король. Глава 26

Когда я собираюсь покинуть Холлоу-Холл, меня внезапно охватывает волна истощения. Я сижу на ступеньках, легкомысленная, и жду, пока чувство не пройдёт. План растёт у меня в голове, план, который требует покрова тьмы. И сейчас как раз я хорошо отдохнула и достаточно хорошо экипирована.

Я могла бы пойти к дому Тарин, но Локк будет там, и он однажды уже попытался убить меня.

Я могла бы вернуться к Мадоку, но если я это сделаю, вполне вероятно, что слугам было приказано завернуть меня в одеяла и держать в мягком плену, пока Кардан избавится от моего командования и поклянётся подчиняться своему Верховного Генералу.

Ужасно, но я думаю, что лучше всего остаться здесь. Нет слуг, никто не беспокоит меня, кроме Балекина, и он занят. Я сомневаюсь, что он даже заметит моё присутствие в этом огромном и пустом доме.

Я хочу быть практичной, но это очень трудно, когда это означает борьбу с инстинктами, которые говорят мне бежать от Балекина как можно дальше и быстрее. Но я уже исчерпала себя.

Пробираясь в Холлоу-Холл достаточно раз, я знаю, как пройти на кухню. Я пью много воды, чувствуя, как отчаянно хочется пить. Затем я иду вверх по ступенькам туда, где когда-то спал Кардан. Стены голые, насколько я помню, посреди комнаты стоит кровать с полу-балдахином, на ней есть резьба в виде танцующих с кошачьей грацией девушек с обнажённой грудью.

У него были книги и бумаги — теперь уже их нет. Но в шкафу все ещё полно экстравагантной и заброшенной одежды. Я полагаю, она больше не достаточно хороша для Верховного Короля. Но многие из них черны, как ночь, и есть одежды, в которых будет легко двигаться. Я забираюсь в кровать Кардана, и, хотя я боюсь, что буду вертеться и нервно поворачиваться, я удивляюсь, что сразу же проскальзываю в глубокий и безмолвный сон.

…

Проснувшись в лунном свете, я иду к его шкафу и одеваюсь в самую простую одежду: бархатный дублет, с которого я вырываю жемчуг из воротника и манжетов, а также пару простых мягких брюк.

Я снова отправилась в путь, чувствуя себя менее шаткой. Когда я прохожу через кухню, я почти ничего не нахожу из еды, только горбушку твёрдого хлеба, которую я грызу, когда иду по темноте.

Дворец Эльфхейма — массивный холм. Большинство важных залов — включая огромный тронный зал — под землёй. На вершине находится дерево, корни которого уходят глубоко-глубоко, намного дальше, чем корни обычного дерева, и это, несомненно, было благодаря магии. Однако под деревом есть несколько комнат, в которых тонкие кристаллы пропускают свет. Это не очень роскошные комнаты, как та, где однажды Кардан поджёг пол, и Никасия вышла из тайной двери, чтобы выстрелить.

Эта комната теперь опечатана, двойные двери заперты и закрыты, так что проход в королевские комнаты недоступен. Было бы невозможно попасть внутрь комнаты из дворца.

Но я собираюсь подняться на холм.

Тихо и незаметно я отправилась в путь, погружая два моих ножа в грязь, подтягиваясь, втискивая ноги в камни и корни, и затем снова и снова делая это. Я поднимаюсь все выше и выше. Я вижу летучих мышей, кружащих над головой и замирающих, и надеюсь, что они не чьи-то шпионы. Сова ухает с ближайшего дерева, и я понимаю, сколько существ может наблюдать за мной. Все, что я могу сделать, так это идти быстрее. Я почти добралась до первых окон, когда слабость поражает меня.

Я стискиваю зубы и стараюсь не обращать внимания на дрожание рук, неустойчивость моего шага. Я дышу слишком быстро, и все, что я хочу сделать, это дать себе отдохнуть. Я уверена, однако, что если я это сделаю, мои мышцы расслабятся, и я не смогу начать снова. Я продолжаю идти, хотя все моё тело болит.

Затем я вонзаю один из ножей в грязь и пытаюсь подняться, но моя рука слишком слаба. Я не могу этого сделать. Я смотрю вниз по крутому скалистому холму на мерцающие огни у входа в холм. На мгновение моё зрение расплывается, и мне становится интересно, что произойдёт, если я просто расслаблюсь.

Это глупая мысль. Случилось бы вот что: я скатилась бы с холма, ударилась бы головой и действительно сильно поранилась бы.

Я держусь, карабкаясь к стеклу. Я достаточно много раз просматривала карты дворца, и мне нужно заглянуть в три, прежде чем я нахожу правильное. Оно показывает только тьму, но я приступаю к работе, разбивая кристалл ножом, пока тот не треснул.

Я натягиваю рукав дублета и отбиваю оставшиеся кусочки. Затем я проваливаюсь во тьму комнат, покинутых Карданом. Стены и предметы обстановки все ещё пахнут дымом и кислым вином. Я пробираюсь на ощупь к шкафу.

Оттуда легко открыть проход и пройти по коридору вниз по спиральной дорожке к королевской комнате.

Я проскальзываю в комнату Кардана. Хотя ещё не рассвет, мне повезло. Комната пуста, никакого веселья. Придворные не дремлют ни на подушках, ни в своей постели. Я иду туда, где он спит, и прижимаю руку к его рту.

Он просыпается, борясь с моей хваткой. Я прижимаюсь достаточно сильно, чтобы почувствовать его зубы на моей коже.

Он хватает меня за горло, и на мгновение я боюсь, что я недостаточно сильна, что мои тренировки недостаточно хороши. Затем его тело полностью расслабляется, как будто узнавая, кто я.

Он не должен так расслабляться.

— Он послал меня убить тебя, — шепчу я ему на ухо.

По его телу пробежала дрожь, а его рука скользнула к моей талии, но вместо того, чтобы оттолкнуть меня, он тянет меня с собой в кровать, притягивая моё тело к своему на вышитых покрывалах.

Я убираю руку с его рта, и я нервничаю, оказавшись здесь, в той самой кровати, в которой я чувствовала себя слишком человечной, чтобы лежать рядом с тем, кто ужасает меня тем, что заставляет испытывать чувства к нему.

— Балекин и Орлаг планируют твоё убийство, — говорю я взволнованно.

— Да, — говорит он лениво. — Так почему я вообще проснулся?

Я краснею от физической близости с ним — мгновения, когда он, едва проснувшись, затащил меня на себя.

— Потому что меня трудно очаровать, — говорю я.

Это заставляет его тихо рассмеяться. Он протягивает руку и касается моих волос, прослеживает впадину моей скулы.

— Нужно было сказать об этом брату, — говорит он с мягкостью в голосе, к которой я совершенно не готова.

— Если бы ты не позволил Мадоку запретить мне видеться с тобой, я могла бы рассказать тебе всё это раньше. У меня есть информация, которая не может ждать.

Кардан качает головой.

— Я не знаю, о чем ты говоришь. Мадок сказал мне, что ты отдыхаешь, и что мы должны дать тебе поправиться.

Я нахмурилась.

— Я вижу. А тем временем Мадок, несомненно, займёт моё место в качестве твоего Сенешаля, — говорю я Кардану. — Он приказал твоей охране не пускать меня во дворец.

— Я дам ему другие распоряжения, — говорит Кардан. Он садится на кровать. Он голый по пояс, его кожа серебристая в мягком сиянии волшебных огней. Он продолжает смотреть на меня таким странным образом, как будто никогда не видел меня раньше или как будто думал, что никогда не увидит меня снова.

— Кардан? — говорю я, его имя звучит странно на моем языке. — Представитель Двора Термитов пришла ко мне. Она мне что-то сказала…

— То, что они попросили в обмен на тебя, — говорит он. — Я знаю всё, что ты скажешь. Это было глупо — соглашаться заплатить их цену. Это противоречит моим правилам. Что это была проверка моих уязвимостей, и что я провалил её. Даже Мадок полагал, что это было предательством моих обязательств, хотя его альтернативы тоже были не совсем дипломатическими. Но ты не знаешь Балекина и Никасию так же, как я — лучше пусть они думают, что ты важна для меня, чем верят в то, что они могут делать всё, что пожелают без каких-либо последствий.

Я боюсь представить, что было бы, если бы они относились ко мне не как к чему-то ценному и хрупкому.

— Я много размышлял с тех пор, как ты ушла, и есть кое-что, что я хотел бы сказать. — Лицо Кардана серьёзное, насколько он может себе позволить — такое редкое выражение. — Когда мой отец отослал меня, сначала я попытался доказать, что я совсем не такой, как он думал. Но когда это не сработало, я старался быть тем, кем он считал меня. Если он думал, что я плохой, я был только хуже. Если он думал, что я жесток, я был ужасен. Я бы оправдал все его ожидания. Если я не мог получить его милость, я получал его гнев.

— Балекин не знал, что со мной делать. Он заставил меня присутствовать на его развратах, заставил меня подавать вино и еду, чтобы показать его приручённого маленького принца. Когда я стал старше и более вспыльчивым, ему нравилось привлекать кого-то к дисциплине. Его разочарования были моими ударами, его неуверенность — моими недостатками. И все же он был первым человеком, который увидел во мне что-то, что ему понравилось, — себя самого. Он поощрял всю мою жестокость, разжигал всю мою ярость. И мне стало хуже.

— Я не был добрым, Джуд. Не ко многим людям. Не к тебе. Я не был уверен, хочу ли я тебя или хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни, чтобы я перестал чувствовать, и это сделало меня ещё более ужасным. Но когда ты ушла — по-настоящему исчезла под волнами — я возненавидел себя, как никогда раньше.

Я так удивлена его словами, что продолжаю пытаться найти в них хитрость. Он не может действительно осознавать, что говорит.

— Возможно, я глуп, но я не дурак. Тебе что-то нравится во мне, — говорит он, озорное выражение освещает его лицо, делая черты более знакомыми. — Вздорный нрав? Мои красивые глаза? Неважно, потому что еще большее тебе не нравится, я знаю это. Я не могу тебе доверять. Тем не менее, когда ты ушла, мне пришлось принять очень много решений, и многое из того, что я сделал правильно, только благодаря тому, что представлял тебя рядом со мной, Джуд, отдающую кучу нелепых приказов, которым я, тем не менее, подчинялся.

Я лишена речи.

Он смеётся, его тёплая рука скользит по моему плечу.

— Либо я тебя удивил, либо ты так сильно больна, как утверждал Мадок.

Но прежде чем я могу что-то сказать, прежде чем я могу понять, что я могусказать, арбалет внезапно прицеливается на меня. За ним стоит Таракан, рядом Бомба, с двумя кинжалами в руках.

— Ваше Величество, мы следили за ней. Она пришла из дома вашего брата, и она здесь, чтобы убить вас. Пожалуйста, встаньте и отойдите, — говорит Бомба.

— Это смешно, — говорю я.

— Если это правда, покажи мне, что у тебя есть из защиты от чар, — говорит Таракан. — Рябина? В твоих карманах есть соль? Потому что та Джуд, которую я знаю, не будет ходить ни с чем.

Мои карманы, конечно, пусты, потому что Балекин будет проверять что-нибудь, и мне это все равно не нужно. Но это не оставляет мне много вариантов с точки зрения доказательств. Я могла бы рассказать им о даре от Даина, но у них нет причин верить мне.

— Пожалуйста, встаньте с кровати, Ваше Величество, — повторяет Бомба.

— Мне следует выбраться — это не моя кровать, — говорю я, собираясь встать.

— Стой, где стоишь, Джуд, — говорит Таракан.

Кардан выскальзывает из простыней. Он голый, что немного шокирует, но он идёт и натягивает красиво вышитый халат без видимого стыда. Его слегка покрытый мехом хвост дёргается взад и вперёд в раздражении.

— Она меня разбудила, — говорит он. — Если она намеревалась совершить убийство, то уже совершила бы.

— Опустоши карманы, — говорит мне Таракан. — Давай посмотрим на твоё оружие. Положи все на кровать.

Кардан садится на стул, его халат оседает вокруг него, как государственная мантия.

У меня мало что есть в карманах: горбушка твёрдого хлеба, немного съеденная, но не совсем. Два ножа, покрытые коркой грязи и травы. И закупоренный флакон.

Бомба поднимает его и смотрит на меня, качая головой.

— Вот так. Где ты это взяла?

— У Балекина, — говорю я с раздражением. — Он пытался очаровать меня, чтобы я убила Кардана, потому что ему нужно, чтобы он умер, чтобы убедить Гримсена сделать его собственную корону Эльфхейма. И чтобы рассказать это, я и пришла к Верховному королю. Я бы сказала вам сначала, но я не смогла добраться до Двора Теней.

Бомба и Таракан недоверчиво переглядываются.

— Если бы я была действительно зачарована, я бы сказала вам что-нибудь из этого?

— Наверное, нет, — говорит Бомба. — Но это был бы очень хитрый план.

— Я не могу быть зачарована, — признаю я. — Это часть сделки, которую я заключила с принцем Даином в обмен на мою службу в качестве шпиона.

Брови Таракана поднимаются. Кардан бросает на меня острый взгляд, как будто уверен, что что-либо делать с Даином — не очень хорошая идея. Или, может быть, он просто удивлён, что у меня есть ещё один секрет.

— Мне было интересно, что он дал тебе, чтобы ты рисковала своей жизнью вместе с нами, — говорит Бомба.

— В основном цель, — говорю я, — но также способность противостоять чарам.

— Ты все ещё можешь лгать, — говорит Таракан. Он поворачивается к Кардану. — Попробуй зачаровать её.

— Прошу прощения? — говорит Кардан, поднимаясь, и Таракан, кажется, внезапно вспоминает, с кем он разговаривает таким бесцеремонным образом.

— Не будьте такой колючей розой, Ваше Величество, — говорит Таракан, пожав плечами и улыбнувшись. — Я не приказываю вам. Я полагаю, что если вы попытаетесь очаровать Джуд, мы могли бы узнать правду.

Кардан вздыхает и идёт ко мне. Я знаю, что это необходимо. Я знаю, что он не собирается делать мне больно. Я знаю, что он не может зачаровать меня. И все же я отступаю на инстинктах.

— Джуд? — спрашивает он.

— Давай, — говорю я.

Я слышу, как чары появляются в его голосе, опрометчивые, соблазнительные и более сильные, чем я ожидала.

— Ползи ко мне, — говорит он с усмешкой. Смущение вспыхивает на моих щеках.

Я остаюсь на месте, глядя на все их лица.

— Довольны?

Бомба кивает.

— Ты не зачарована.

— Теперь скажите мне, почему я должна доверять вам, — говорю я ей и Таракану. — Призрак пришёл вместе с Вульсибером, чтобы отвезти меня в Башню Забвения. Призывал меня идти одной, привёл меня прямо туда, где я должна была быть схвачена, и все потому, что он не хотел, чтобы я забирала Двор Теней Даина. Кто-нибудь из вас был с ним?

— Мы не знали, что происходит с Призраком, пока не стало слишком поздно, — говорит Таракан.

Я киваю.

— Я видела старый лесной вход во Двор Теней.

— Призрак активировал некоторые из наших собственных взрывчатых веществ. — Он наклоняет голову к Бомбе, которая кивает.

— Разрушена часть замка вместе с логовом Двора Теней, не говоря уже о старых катакомбах, где лежат кости Маб, — говорит Кардан.

— Он планировал это некоторое время. Я смогла не допустить ухудшения ситуации, — говорит она. — Некоторые из нас остались невредимыми — Львиный зев здоров и заметил, что ты взбираешься на холм дворца. Но многие пострадали от взрыва. Слуаг, Ниниэль сильно обгорели.

— А как же Призрак? — спрашиваю я.

— Он исчез, как будто превратился в ветер, — говорит Бомба. — Ушёл. Мы не знаем, куда.

Я напоминаю себе, что пока Бомба и Таракан в порядке, все могло быть намного хуже.

— Теперь, когда мы все на одной мрачной странице, — говорит Кардан. — Мы должны обсудить, что делать дальше.

— Если Балекин думает, что он может привести меня на маскарад, то пусть он склонит свою волю к этой цели. Я буду подыгрывать. — Я останавливаюсь и поворачиваюсь к Кардану. — Или я могу просто убить его.

Таракан со смехом хлопает себя по лбу.

— Ты в полном порядке, малыш, ты знаешь это? Ты вышла из моря ещё сильнее, чем когда попала туда.

Я должна смотреть вниз, потому что я удивлена тем, как сильно я хотела услышать, как кто-то говорит что-то подобное. Когда я поднимаю взгляд, Кардан внимательно смотрит на меня. Он выглядит поражённым.

Я качаю головой, чтобы он не сказал, что думает.

— Балекин — посол в Подводном море, — говорит он вместо этого, отражая мои собственные слова к Дулкамаре. Я благодарна за возвращение к теме. — Он защищён Орлаг. У неё есть Гримсен и сильное желание испытать меня. Если бы её посла убили, она бы очень рассердилась.

— Орлаг уже напала на землю, — напоминаю я ему. — Единственная причина, по которой она не объявила прямую войну, заключается в том, что она ищет все преимущества. Но она начнёт войну. Так пусть первый удар будет нашим.

Кардан качает головой.

— Он хочет, чтобы тебя убили, — настаиваю я. — Гримсен сделал это условием получения короны.

— Единственное преимущество кузнеца в руках, — говорит Бомба. — Отрежь их по запястья, чтобы он больше не беспокоился.

Таракан кивает.

— Я найду его сегодня вечером.

— У вас троих есть одно решение для каждой проблемы. Убийство. Ни один ключ не подходит к каждому замку. — Кардан сурово смотрит на нас, вертя длинными пальцами украденное рубиновое кольцо. — Кто-то пытается предать Верховного Короля — убийство. Кто-то бросает на тебя суровый взгляд — убийство. Кто-то не уважает тебя — убийство. Кто-то разбрасывает твоё белье для стирки — убийство. Я думаю, что чем больше я слушаю всё это, тем больше мне напоминают, что меня разбудили и не дали поспать. Поэтому я отправлю слугу, чтобы он принёс мне чай и немного еды для Джуд, которая выглядит бледной.

Кардан встаёт и посылает слугу за овсяными лепёшками, сыром и двумя огромными чашками чая, но не пускает никого в комнату. Он несёт большой резной поднос из дерева и серебра от дверей, ставит его на низкий стол.

Я слишком голодна, чтобы сопротивляться бутербродам из лепёшек и сыра. После того, как я ем второй и запиваю его тремя глотками чая, я чувствую себя более уверенно.

— Завтра маскарад, — говорит Кардан. — Это в честь лорда Ройбена из Двора термитов. Он прошёл весь этот путь, чтобы накричать на меня, поэтому мы должны позволить ему. Если попытка убийства Балекина будет держать его занятым до тех пор, тем лучше.

— Таракан, если ты сможешь увезти Гримсена куда-нибудь, где он не доставит никаких хлопот, это будет очень полезно. Пришло время выбрать стороны и согнуть колено одному из игроков в этой маленькой игре. Но я не хочу, чтобы Балекин умер.

Таракан делает глоток чая и поднимает одну густую бровь. Бомба громко вздыхает.

Кардан поворачивается ко мне.

— С тех пор, как тебя забрали, я просмотрел всю историю, которую я смог найти о взаимоотношениях земли и моря. С тех пор, как первая Верховная Королева Маб вызвала острова Эльфхейм из глубин, наши народы иногда враждовали, но, похоже, ясно, что если мы начнём войну всерьёз, то не будет победителя. Ты сказала, что думала, что королева Орлаг ждёт преимущества, чтобы объявить войну. Вместо этого я думаю, что она проверяет нового правителя — того, которого, как она надеется, сможет обмануть или заменить другим, тем, что в долгу перед ней. Она считает меня молодым и беспомощным, поэтому хочет принять какие-то меры.

— И что? — спрашиваю я. — Наш выбор — терпеть её игры, какими бы смертоносными они ни были, или участвовать в войне, в которой мы не можем победить?

Кардан качает головой и пьёт ещё одну чашку чая.

— Мы покажем ей, что я не беспомощный Верховный Король.

— А как нам это сделать? — спрашиваю я.

— Это будет очень трудно, — говорит он. — Поскольку я боюсь, что она права.

Злой король. Глава 27

Было бы мелочью вынести одно из моих собственных платьев из моей комнаты, но я не хочу, чтобы Балекин догадался, что я была во дворце. Вместо этого я направляюсь на Мандрагоровый рынок на окраине Инсмура, чтобы найти что-нибудь подходящее для маскарада.

Я уже дважды была на Мандрагоровом рынке, оба раза давно и сопровождала Мадока. Это именно то место, о котором Ориана предупреждала Тарин и меня — слишком много людей, желающих заключить сделки. Он открыт только туманным утром, когда большая часть фейри спит, но если я не смогу достать там платье и маску, мне придется украсть одну из гардероба придворного.

Я прохожу через прилавки, меня немного тошнит от запаха устриц, дымящихся на ложе из водорослей, запах сильно напоминает мне о Подводном мире. Я прохожу мимо лотков с прядильными сахарными животными, маленьких желудевых чашек, наполненных вином, огромных скульптур из рога и стойла, где женщина с согнутой спиной берет кисть и рисует амулеты на подошвах обуви. Это требует некоторого блуждания, но я, наконец, нахожу коллекцию скульптурных кожаных масок. Они приколоты к стене и хитро сформированы, как лица странных животных или смеющихся гоблинов или хамских смертных, окрашены в золотой, зеленый и любой другой цвет, который только можно себе представить.

Я нахожу одно из них с человеческим лицом, неулыбчивым.

— Вот эта, — говорю я лавочнику, высокой женщине с впалой спиной. Она одаривает меня ослепительной улыбкой.

— Сенешаль, — говорит она, ее глаза светятся узнаванием. — Пусть это будет моим подарком тебе.

— Очень любезно с вашей стороны, — говорю я немного отчаянно. Все подарки имеют свою цену, и я уже изо всех сил пытаюсь расплатиться с долгами.

— Но я бы предпочла…

Она подмигивает.

— И когда Верховный Король похвалит твою маску, ты позволишь мне сделать ее ему.

Я киваю с облегчением, что она хочет прямолинейного ответа. Женщина берет у меня маску, кладет ее на стол и достает из-под стола горшок с краской.

— Позвольте мне внести небольшое изменение.

— Что вы имеете в виду?

Она достает щетку.

— Значит, она больше похожа на тебя.

И несколькими взмахами кисти маска действительно становится похожа на меня. Я смотрю на неё и вижу Тарин.

— Я буду помнить твою доброту, — говорю я, когда она собирает вещи.

Затем я ухожу и ищу развевающуюся ткань, которая отмечает магазин одежды. Нахожу мастерскую кружевницы и попадаю в ряд составителей снадобий и предсказателей судьбы. Пытаясь найти дорогу назад, я прохожу мимо торгового места, занятого небольшим костром. Перед ним на табуретке сидит ведьма.

Она помешивает в кастрюле, и от нее исходит запах тушеных овощей. Когда она смотрит в мою сторону, я узнаю в ней Матушку Мэрроу.

— Садись у моего огня, — предлагает она.

Я сомневаюсь. Не стоит грубить в Фейриленде, где высшие законы — это законы вежливости, но я тороплюсь.

— Я боюсь, что я…

— Ешь суп, — говорит она, поднимая миску и толкая ее в мою сторону. — Там только то, что наиболее полезно.

— Тогда зачем предлагать его мне? — спрашиваю я.

Она радостно смеется.

— Если бы ты не стоила моей дочери ее мечты, ты могла бы мне понравиться. Сиди. Ешь. Скажи, зачем пришла на Мандрагоровый рынок?

— Платье, — говорю я, садясь на насест у костра. Беру миску, которая наполнена неаппетитной, тонкой коричневой жидкостью. — Возможно, вы могли бы подумать, что вашей дочери не понравилась бы Принцесса моря в качестве соперницы. Я избавила ее от этого, по крайней мере.

Она бросает на меня оценивающий взгляд.

— Тебя она избавила от еще больших хлопот.

— Можно сказать, это была ответная услуга.

Матушка Мэрроу показывает на суп, и я, которая больше не может позволить себе врагов, подношу его к губам. На вкус — воспоминание, которое я не могу вспомнить: теплые дни, брызги в бассейнах и пинки пластиковых игрушек по коричневой траве летних лужаек. Слезы текут из моих глаз.

Я хочу пролить его в грязь.

Я хочу выпить его до дна.

— Это исправит тебя, — говорит она, когда я справляюсь с нахлынувшими чувствами и смотрю на нее. — Теперь об этом платье. Что бы ты мне за него дала?

Я снимаю пару жемчужных сережек с Подводного мира.

— А как насчет этого? За платье и суп.

Они стоят дороже, чем десять платьев, но я не хочу больше торговаться, особенно с Матушкой Мэрроу.

Она берет их, скользит зубами по перламутру, затем прячет в карман.

— Достаточно хорошо.

Из другого кармана она достает орех и протягивает мне.

Я поднимаю брови.

— Ты мне не доверяешь, девочка? — спрашивает она.

— Не до такой степени, чтобы отказаться, — отвечаю я, и она снова хихикает.

Тем не менее, что-то есть в орехе, и это, вероятно, какое-то платье, потому что иначе она не соблюдала бы условия соглашения. И я не буду играть наивную смертную, требуя знать, как все устроено. С этой мыслью я встаю.

— Ты мне не очень нравишься, — говорит она, что не удивительно, хотя и больно. — Но морской народ мне нравится гораздо меньше.

Таким образом, я беру грецкий орех и маску и возвращаюсь в Инсмир, в Холлоу-Холл. Я смотрю на волны вокруг нас, на просторы океана во всех направлениях с его постоянными, беспокойными, белыми волнами. Когда я дышу, соленые брызги попадают мне в горло, и когда я иду, я должна избегать бассейнов с маленькими крабами.

Кажется безнадежным бороться с чем-то таким огромным. Смешно верить, что мы можем победить.

…

Балекин сидит в кресле возле лестницы, когда я пришла в полый зал.

— А где ты провела ночь? — с подозрением в голосе интересуется он.

Я подхожу к нему и поднимаю свою новую маску.

— Искала костюм.

Он кивает, снова скучая.

— Можешь идти собираться. — Говорит он, неопределенно махнув рукой на лестницу.

Я поднимаюсь. Я не знаю, какую комнату он собирается мне предоставить, но я снова иду к Кардану. Там я сижу на ковре перед неосвещенной решеткой и раскалываю орех. Оттуда выливается пенящейся массой бледно-абрикосовый муслин. Я трясу платье. Оно в стиле ампир и с широкими, собранными рукавами, которые начинаются чуть выше локтя так, что мои плечи будут голыми. Платье свисает до пола в более собранных складках.

Когда я надеваю его, я понимаю, что ткань идеально дополняет мой цвет лица, хотя ничто не может заставить меня выглядеть менее истощенной. Независимо от того, как платье льстит мне, я не могу уйти от чувства, что моя кожа выглядит не очень хорошо. Тем не менее, сойдет для ночи.

Однако, когда я надеваю его, я понимаю, что у платья есть несколько хитро скрытых карманов. В один прячу яд. В другие маленькие ножи.

Затем я пытаюсь привести себя в порядок. Я нахожу расческу среди вещей Кардана и пытаюсь привести в порядок волосы. Заколоть нечем, поэтому я оставляю их свободными. Полощу рот. Затем, завязав маску, я направляюсь туда, где ждет Балекин.

Вблизи меня, вероятно, узнают те, кто хорошо меня знает, но в противном случае я думаю, что смогу пройти незамеченной через большую толпу.

Когда он видит меня, у него нет никакой видимой реакции, кроме нетерпения. Он встает.

— Ты знаешь, что делать?

Иногда ложь доставляет истинное удовольствие.

Я достаю закупоренный флакон из кармана.

— Я была шпионом принца Даина. Я была частью двора Теней. Ты можешь доверить мне убийство твоего брата.

Это вызывает улыбку на его лице.

— Кардан был неблагодарным ребенком, когда посадил меня в тюрьму. Он должен был поставить меня рядом с ним. Он должен был сделать меня Сенешалем. На самом деле, он должен был отдать мне корону.

Я молчу, думая о мальчике, которого видела в кристалле. Мальчик, который все еще надеялся, что его полюбят. Признание Кардана в том, кем он стал с тех пор, преследует меня: если бы он думал, что я плохой, я был бы хуже.

Как хорошо я знаю это чувство.

— Я буду оплакивать моего младшего брата, — говорит Балекин, будто пытаясь подбодрить себя немного. — Пусть я не оплакиваю остальных, но я буду сочинять песни в его честь. Только его будут помнить.

Я думаю про поручение Дулкамары убить принца Балекина, потому что он был единственным, кто заказал нападение на Двор Термитов. Возможно, он даже был ответственен за то, что Призрак установил взрывчатку во Дворе Теней. Я вспоминаю его под водой, ликующего от своей силы. Я думаю обо всем, что он сделал и что собирается сделать, и рада, что я в маске.

— Пойдем, — говорит он, и я выхожу за ним.

…

Только Локк мог сделать нелепый выбор — устроить маскарад для такого серьезного государственного дела, как прием Лорда Ройбена после нападения на его земли. И все же, когда я вхожу в зал под руку с Балекином, веселье уже в разгаре. Гоблины и григи, пикси и эльфы, все скачут в бесконечных переплетенных круговых танцах. Медовое вино свободно льется из рогов, а столы завалены спелыми вишнями, крыжовником, гранатом и сливами.

Я отхожу от Балекина к пустому помосту, высматривая толпу в поисках Кардана, но его нигде не видно. Вместо этого я вижу белоснежные волосы. Я нахожусь на полпути к созыву Двора Термитов, когда прохожу Локка.

Сворачиваю в его сторону.

— Ты пытался убить меня.

Он вздрагивает, нелепая усмешка появляется на его лице, как только он узнает меня. Может, он и не помнит, как хромал в день свадьбы, но наверняка знал, что я увижу серьги в ушах Тарин. Может, потому что последствия так долго не наступали, он думал, что они вообще не наступят.

— Это не должно было быть так серьезно, — говорит он, протягивая мне руку. — Я только хотел, чтобы ты боялась так же, как боялся я.

Я выдергиваю пальцы из его хватки.

— Сейчас у меня мало времени для тебя, но я скоро найду его для тебя.

Тарин, одетая в великолепное бальное платье, все голубое, вышитое нежными розами, и надев кружевную маску на глаза, подбегает к нам.

— Найдешь время для Локка? Зачем это?

Он поднимает брови, затем берет руку жены.

— Твоя близняшка расстроена из-за меня. Она приготовила подарок для тебя, но подарок вместо нее преподнес я.

Это достаточно точно, что трудно ему возразить, особенно учитывая подозрительный взгляд Тарин на меня.

— Какой подарок? — она хочет это знать. Возможно, она предполагает, что мы пошли куда-то вместе, чтобы выбрать что-то. Я должна просто рассказать ей о всадниках, о том, как я скрыла от нее бой в лесу, потому что не хотела, чтобы она расстроилась в день свадьбы, о том, как я потеряла серьги, которые, должно быть, нашел Локк, о том, как я разрезала одного из всадников и бросила кинжал в ее мужа. О том, как он хотел моей смерти.

Но если я все это скажу, поверит ли она мне?

Пока я пытаюсь решить, как ответить, Лорд Ройбен движется перед нами, глядя на меня своими сияющими серебряными глазами.

Локк кланяется. Моя сестра опускается в красивый реверанс, и я копирую ее так хорошо, как могу.

— Большая честь, — говорит она. — Я слышала много ваших баллад.

— Вряд ли моих, — возражает он. — И они сильно преувеличены. Хотя кровь отскакивает ото льда. Эта строка очень верна.

Моя сестра в замешательстве.

— Вы привели свою супругу?

— Ах, Кайя! Да, она тоже упоминается во многих балладах, не так ли? Нет, боюсь, на этот раз она не пришла. Наша последняя поездка в Верховный двор была не совсем такой, как я ей обещал.

Дулкамара сказала, что Кайя сильно пострадала, но он старается не говорить об этом; интересная забота. Не единого слова лжи, но целая сеть недомолвок.

— Коронация, — говорит Тарин.

— Да, — продолжает он. — Не совсем маленькая заминка, которой никто из нас не воображал.

Тарин слегка улыбается на это, и Лорд Ройбен поворачивается ко мне.

— Вы простите нас с Джуд? — он спрашивает Тарин. — Нам нужно кое-что обсудить.

— Конечно, — говорит она, и Ройбен провожает меня в один из темных углов зала.

— Она здорова? — спрашиваю я. — Кайя?

— Она будет жить, — говорит он немногословно. — Где твой король?

Я снова оглядываю зал, мой взгляд устремлен на помост и пустой трон.

— Я не знаю, но он будет здесь. Он говорил со мной только вчера вечером о своем сожалении о ваших потерях и желании поговорить с вами.

— Мы оба знаем, кто стоит за этой атакой, — говорит Ройбен. — Принц Балекин винит меня в том, что я бросил свое влияние на чашу весов в пользу тебя и твоего жалкого принца, когда ты добыла для него корону.

Я киваю, радуясь его спокойствию.

— Ты дала мне обещание, — говорит он. — Теперь пришло время определить, действительно ли смертная так хороша, как ее слово.

— Я все исправлю, — клянусь я. — Я найду способ все исправить.

Лицо лорда Ройбена спокойно, но его серебряные глаза — нет, и я вынуждена вспомнить, что он проложил дорогу к своему трону убийством.

— Я поговорю с вашим Верховным Королем, но если он не сможет меня удовлетворить, потребую возврата долга.

И с этими словами он уходит, взмахнув своим длинным плащом.

Придворные, занимающие весь зал, исполняют затейливые шажки — круговой танец вроде хоровода, разделяющегося на три потока и сливающегося вновь. Я вижу Локка и Тарин, танцующих вместе. Тарин знает все шаги.

В конце концов, мне придется что-то сделать с Локком, но не сегодня, говорю я себе.

В зале появляется Мадок, Ориана держит его за руку. Он одет в черное, а она в белое. Они похожи на шахматные фигуры по разные стороны доски. За ними идут Миккел и Рандалин. Быстро окинув собрание взглядом, замечаю Бафена с рогатой женщиной. Через мгновение узнаю ее и вздрагиваю.

Леди Аша. Мать Кардана.

Я знала, что она была придворной раньше, видела это в хрустальном глобусе на столе Элдреда, но теперь я вижу ее впервые. Она носит платье с высокой юбкой, так что ее лодыжки видны вместе с маленькими туфельками, хитро сделанными, чтобы напоминать листья. Все ее платье в оттенках осени, листья и цветы разбросаны по ткани. Кончики ее рогов выкрашены медью, и она носит медный венец, который не является короной, но напоминает ее.

Кардан ничего не сказал мне о ней, и все же каким-то образом они, должно быть, добились примирения. Должно быть, он простил ее. Когда другой придворный ведет ее на танцы, я с неловкостью осознаю, что она, скорее всего, быстро приобретет силу и влияние — и что она не сделает ничего хорошего ни с тем, ни с другим.

— Где король? — спрашивает Нихуар. Я не заметила представителя Благих, пока она не оказалась рядом со мной, и я вздрагиваю.

— Откуда мне знать? Мне даже не разрешали войти во дворец до сегодняшнего дня.

Именно в этот момент Кардан, наконец, входит в зал. Перед ним два рыцаря его личной гвардии, которые отходят от него, как только они благополучно сопровождают его.

Мгновение спустя Кардан падает. Он растягивается на полу во всех своих фантастических одеяниях, затем начинает смеяться. Он смеется и смеется, как будто это самый удивительный трюк, который он когда-либо исполнял.

Очевидно, он пьян. Очень, очень пьян.

Мое сердце падает. Когда я смотрю на Нихуар, то вижу непроницаемое лицо. Даже Локк, глядя с танцпола, выглядит смущенным.

Тем временем Кардан выхватывает лютню из рук изумленного музыканта-Гоблина и вскакивает на длинный банкетный стол.

Бренча на струнах, он начинает песню настолько вульгарную, что весь двор прекращает свои танцы, чтобы слушать и хихикать. Затем, как один, они присоединяются к безумию. Придворные феи не стесняются. Они снова начинают танцевать, теперь под песню Верховного короля.

Я даже не знала, что он умеет играть.

Когда песня заканчивается, он падает со стола. Неловко приземлившись на бок, его корона наклоняется вперед, так что она нависает над одним из его глаз. Его охранники спешат помочь ему подняться с пола, но он отмахивается.

— Как вам это в качестве знакомства? — спрашивает он у лорда Ройбена, хотя они на самом деле встречались раньше. — Я не скучный монарх.

Я смотрю на Балекина, у которого на лице довольная ухмылка. Лицо лорда Ройбена как камень, нечитабельно. Мой взгляд устремлен на Мадока, который с отвращением наблюдает, как Кардан поправляет корону.

Ройбен, хоть и мрачно, решает перейти к делу, с которым прибыл сюда:

— Ваше Величество, я пришел просить вас разрешить мне отомстить за мой народ. На нас напали, и теперь мы хотим ответить.

Я видела много людей, неспособных смириться, но Лорд Ройбен делает это с великой благодатью.

И все же, взглянув на Кардана, я знаю, что это не имеет значения.

— Говорят, вы специалист по кровопролитию. Полагаю, вы хотите показать свои навыки. — Кардан грозит Ройбену пальцем.

При этом король неблагих гримасничает. Часть его, должно быть, хочет немедленно продемонстрировать их, но он не комментирует.

— Но ты должен отказаться, — говорит Кардан. — Боюсь, ты проделал долгий путь зря. Но, по крайней мере, есть вино.

Лорд Ройбен переводит взгляд своих серебристых глаз на меня и я вижу в нем угрозу.

Все идет совсем не так, как я надеялась.

Кардан машет рукой в сторону стола с закусками. Кожура плода откидывается от плоти, и несколько шаров лопаются, выплескивая семена и пугая ближайших придворных.

— Я практиковал свой собственный навык, — говорит он со смехом.

Я иду к Кардану, чтобы попытаться заступиться, когда Мадок ловит мою руку. Его губы скривились.

— Все идет по твоему плану? — он требует себе под нос. — Твоя марионетка пьяна. Уведи его отсюда.

— Я постараюсь, — говорю я.

— Я достаточно долго стоял в стороне, — говорит Мадок, глядя мне в глаза. — Заставь свою марионетку отречься от престола в пользу брата или столкнись с последствиями. Я не буду просить тебя снова. Сейчас или никогда.

Я понижаю голос, чтобы соответствовать его.

— И это после того, как ты не пустил меня во дворец?

— Ты была больна, — отвечает он.

— Работа с тобой всегда будет работать на тебя, — говорю я. — Значит, никогда.

— Ты действительно предпочла бы это своей семье? — он усмехается, переводя взгляд на Кардана, а потом снова на меня.

Я вздрагиваю, но как бы он ни был прав, он тоже неправ.

— Веришь ты мне или нет, но это для моей семьи, — говорю я ему и кладу руку Кардану на плечо, надеясь, что смогу вывести его из комнаты, чтобы больше ничего не случилось.

— О, хо-хо, — говорит он. — Моя дорогая Сенешаль. Давайте пройдемся по залу. Он хватает меня и тянет к танцу.

Он едва может стоять. Три раза он спотыкается, и три раза мне приходится держать большую часть его веса, чтобы удержать его в вертикальном положении.

— Кардан, — шиплю я. — Это не поведение Верховного короля.

Он смеется над этим. Я думаю о том, насколько серьезен он был вчера вечером в своих комнатах и как далек он от этого человека.

— Кардан, — снова пытаюсь я. — Ты не должен этого делать. Я приказываю тебе взять себя в руки. Я приказываю тебе больше не пить спиртного и протрезветь.

— Да, моя милая злодейка, моя дорогая богиня. Я буду трезв как стеклышко, как только смогу.

И с этими словами он целует меня в губы.

Я чувствую какофонию вещей сразу. Я зла на него, зла и смирилась с тем, что он такой же неудачник, как Верховный Король, испорченный, причудливый и слабый, как могла надеяться Орлаг. И еще этот публичный поцелуй, который шокирует весь Двор. Он никогда не показывал своих чувств ко мне на публике. Возможно, он сможет забрать его обратно, но не сейчас.

Но есть во мне и слабость, потому что я мечтала, что он будет целовать меня все время, что я нахожусь под водой, и теперь, когда он сделал это, я хочу впиться ногтями ему в спину.

Его язык касается моей нижней губы, вкус пьянящий и знакомый.

Призрачная ягода.

Он не пьян, его отравили.

Я отступаю и смотрю ему в глаза. Знакомые глаза, черные, в золотой оправе. Зрачки расширены.

— Милая Джуд. Ты мое самое любимое наказание.

Он отскакивает от меня и тут же снова падает на землю, смеясь, широко раскинув руки, как будто хотел обнять всю комнату.

Я смотрю в изумлении и ужасе.

Кто-то отравил его, и он будет смеяться и танцевать до смерти перед двором, который будет колебаться между восторгом и отвращением. Они сочтут его смешным, когда его сердце остановится.

Я пытаюсь сосредоточиться. Противоядие. Должно же быть хоть одно. Вода, конечно, для промывания желудка. Глина. Бомба должна знать больше. Я оглядываюсь вокруг, но вижу только головокружительную толпу придворных.

Вместо этого я поворачиваюсь к одному из охранников.

— Принеси мне ведро, много одеял, два кувшина воды и отнеси в мою комнату. Хорошо?

— Как пожелаете, — говорит он, поворачиваясь, чтобы отдать приказ другим рыцарям. Я поворачиваюсь к Кардану, который, как и следовало ожидать, направился в худшем направлении. Он идет прямо к советникам Бафену и Рандалину, где они стоят с лордом Ройбеном и его рыцарем Дулкамарой. Несомненно, они попытаются сгладить ситуацию.

Я вижу лица придворных, блеск их глаз, когда они смотрят на него с жадным презрением.

Они наблюдают, как он поднимает графин воды и льет себе в рот, хохоча и захлебываясь.

— Извините, — говорю я, обнимая его за руку.

Дулкамара пренебрежительно кивает.

— Мы проделали весь этот путь, чтобы встретиться с Верховным Королем. Конечно, он хочет остаться подольше.

Его отравили. Слова на моем языке, когда я слышу голос Балекина:

— Боюсь, Верховный король сам не свой. Думаю, его отравили.

А потом, слишком поздно, я понимаю схему.

— Ты, — говорит он мне. — Выверни карманы. Ты здесь единственная, кто не связан клятвой.

Если бы я была действительно очарована, мне пришлось бы вытащить закупоренный флакон. И как только двор увидит это и найдет Призрачную ягоду внутри, любой протест ни к чему не приведет. В конце концов, смертные лгут.

— Он пьян, — говорю я, и внутри вспыхивает радость от шокированного лица Балекина. — Однако и вы свободны, посол. Или, скажем так, не привязаны к Земле.

— Я слишком много выпил? Просто чашка яда на завтрак и еще одна на ужин, — говорит Кардан.

Я бросаю на него взгляд, но больше ничего не говорю, ведя спотыкающегося короля.

— Куда вы его везете? — спрашивает один из охранников. — Ваше Величество, вы хотите уйти?

— Мы все танцуем по команде Джуд, — говорит он и смеется.

— Конечно, он не хочет идти, — говорит Балекин. — Займись другими своими обязанностями, Сенешаль, и позволь мне присмотреть за братом. У него есть обязанности на сегодня.

— Если понадобишься, за тобой пошлют, — говорю я ему, пытаясь блефовать. Мое сердце учащенно бьется. Я не уверена, будет ли кто-нибудь здесь на моей стороне, если до этого дойдет.

— Джуд Дуарте, ты оставишь в покое Верховного короля, — угрожающе произносит Балекин.

При этом тоне взгляд Кардана фокусируется. Я вижу, как он пытается сосредоточиться.

— Не оставит, — говорит он.

Поскольку никто не может ему возразить, даже в таком состоянии, я могу, наконец, вывести его. Я несу на себе тяжесть Верховного Короля, когда мы идем по коридорам дворца.

Злой король. Глава 28

Личная охрана Верховного Короля преследует нас на расстоянии. У меня в голове возникают вопросы — как он был отравлен? Кто на самом деле положил все, что он пил, в его руку? Когда это произошло?

Захватив слугу в зале, я посылаю пажа за Бомбой и, если они не смогут её найти, за алхимиком.

— С тобой все будет хорошо, — говорю я.

— Ты знаешь, — говорит он, цепляясь за меня, — это должно быть обнадёживающим. Но когда смертные говорят это, это не значит то же самое, что и слова народца, не так ли? Для тебя это как мольба. Этакая магия надежды. Ты говоришь, что я поправлюсь, потому что боишься, что этого не произойдёт.

На мгновение я ничего не говорю.

— Ты отравлен, — наконец говорю я. — Ты знаешь это, правильно?

Он не пугается.

— Ах, — говорит он. — Балекин.

Я ничего не говорю, просто оставляя его перед огнём в моих комнатах, спиной к дивану. Там он выглядит странно, его прекрасная одежда контрастирует с простым ковром, а лицо бледно с лихорадочным румянцем на щеках.

Он протягивает руку и прижимает мою руку к своему лицу.

— Забавно, не правда ли, как я высмеивал тебя за твою смертность, когда теперь я уверен, что ты переживёшь меня.

— Ты не умрёшь, — настаиваю я.

— О, сколько раз я хотел, чтобы ты не могла лгать? Никогда так сильно, как сейчас.

Он откидывается в сторону, и я беру один из кувшинов с водой и наливаю полный стакан. Я подношу к его губам.

— Кардан? Выпей как можно больше.

Он не отвечает и, кажется, собирается уснуть.

— Нет. — Я шлепаю его по шеке с нарастающей силой, пока это не становится похожим на щипание. — Ты должен не спать.

Его глаза открыты. Его язык заплетается.

— Я просто посплю немного.

— Если ты не хочешь оказаться в той ситуации, в какой был Северин из Фэйрфолда: веками быть заключённым в стекле, в то время как смертные выстраиваются в очередь, чтобы сфотографироваться с тобой, ты не заснёшь.

Он чуть подтягивается, наполовину садясь.

— Хорошо, — говорит он. — Поговори со мной.

— Я видела твою мать сегодня вечером, — говорю я. — В полной красе. Последний раз, когда я видела её до этого, так это в Башне Забвения.

— И ты задаёшься вопросом, не забыл ли я о ней? — говорит он легкомысленно, и я рада, что он в порядке достаточно, чтобы произнести одну из своих типичных шуток.

— Рада, что ты насмехаешься.

— Я надеюсь, что это последняя вещь, которую ты будешь вспоминать обо мне. Так расскажи мне о моей матери.

Я пытаюсь придумать, что сказать не совсем негативного. Я решаю говорить о ней нейтрально.

— Когда я впервые встретила её, я не знала, кто она такая. Она хотела обменять некоторую информацию взамен на её освобождение из Башни. И она боялась тебя.

— Хорошо, — говорит он.

Мои брови поднимаются.

— Так как же она оказалась частью твоего двора?

— Полагаю, я еще сохранил привязанность к ней, — признаётся он. Я наливаю ему ещё воды, а он пьёт медленнее, чем хотелось бы. Я снова наполняю стакан, как только могу.

— Есть так много вопросов, которые я бы хотела задать своей маме, — признаюсь я.

— Что бы ты спросила? — слова сливаются воедино, но он выводит их.

— Зачем она вышла замуж за Мадока? — говорю я, указывая на стакан, который он послушно подносит ко рту. — Любила ли она его и почему оставила его, и была ли она счастлива в человеческом мире. Убила ли она на самом деле кого-то и спрятала ли тело в сгоревших останках старого замка Мадока.

Он выглядит удивлённым.

— Я всегда забываю эту часть истории.

Я решила, что смена темы вполне подойдёт.

— У тебя есть такие вопросы для твоего отца?

— Почему я такой, какой я есть? — его тон ясно даёт понять, что он ожидает подобного вопроса от меня, а сам не сильно интересуется. — Нет реальных ответов, Джуд. Почему я был жесток к Народцу? Почему я был ужасен с тобой? Потому что я мог. Потому что мне понравилось. Потому что на мгновение, когда я был в этом адском состоянии, я чувствовал себя всесильным, когда большую часть времени я чувствовал себя бессильным, несмотря на то, что был принцем и сыном Верховного Короля Фейри.

— Это ответ, — говорю я.

— Так ли это? — и затем, через мгновение. — Ты должна уйти.

— Почему? — спрашиваю я раздражённо. Во-первых, это моя комната. С другой стороны, я пытаюсь сохранить ему жизнь.

Он смотрит на меня торжественно.

— Потому что я собираюсь блевать.

Я хватаю ведро, и он забирает его у меня, все его тело содрогается от рвоты. Содержимое его желудка выглядит как спутанные листья, и я вздрагиваю. Я не знала, что это может делать Призрачная ягода.

Стук в дверь, и я иду к ней. Бомба стоит там, задыхаясь. Я впустила её, и она прошла мимо меня, прямо к Кардану.

— Вот, — говорит она, вытаскивая маленький флакон. — Это глина. Она поможет вывести яд из организма.

Кардан кивает и берет её, глотая содержимое с гримасой.

— На вкус как грязь.

— Это и есть грязь, — сообщает она ему. — И есть ещё кое-что. На самом деле две вещи. Гримсен уже ушёл из кузницы, когда мы пытались поймать его. Мы должны предположить самое худшее — что он с Орлаг.

— Кроме того, мне дали это, — она берёт записку из своего кармана. — Это от Балекина. Умело сформулировано, но сводится вот к чему: он предлагает отдать тебе противоядие, Джуд, если ты принесёшь ему корону.

— Корону? — Кардан открывает глаза, и я понимаю, что он, должно быть, закрыл их, а я не заметила.

— Он хочет, чтобы ты принесла её в сад, в место возле роз, — говорит Бомба.

— Что произойдёт, если он не получит противоядие? — спрашиваю я.

Бомба прижимает тыльную сторону ладони к щеке Кардана.

— Он — Верховный Король Эльфхейма, у него есть сила земли, которая может помочь. Но он уже очень слаб. И я не думаю, что он знает, как это сделать. Так, Ваше Величество?

Он смотрит на неё с доброжелательным непониманием.

— Что ты имеешь в виду? Я только что выпил грязь по твоему желанию.

Я думаю о том, что она говорит, о том, что я знаю о силах Верховного Короля.

«Конечно, вы заметили, что с тех пор, как началось его правление, острова стали другими. Штормы приходят к нам быстрее. Цвета стали ярче, а запахи резче».

Но всё это было сделано без попыток. Я уверена, что он не заметил, как земля изменилась, чтобы лучше подходить ему.

«Посмотри на них всех, на своих поданных. Какая досада, что они не знают, кто правит ими на самом деле».

Если Кардан не верит в то, что является истинным Верховным Королем Эльфхейма, если он не позволяет себе получить доступ к собственной силе, то это будет моя вина. Если Призрачная ягода убьёт его, это будет из-за меня.

— Я получу это противоядие, — говорю я.

Кардан снимает корону с головы и секунду смотрит на неё, словно почему-то не может понять, как она попала ему в руку.

— Ты не сможешь отдать её Оуку, если потеряешь сейчас. Хотя я признаю, что получить власть для Оука будет ещё сложнее, если я умру.

— Я уже говорила тебе, — говорю я. — Ты не умрёшь. И я не собираюсь брать эту корону.

Я отхожу и выворачиваю содержимое моих карманов. Я надеваю плащ с глубоким капюшоном и новую маску. Я в такой ярости, что мои руки дрожат. От Призрачной ягоды, перед которой я когда-то была неуязвима, благодаря осторожному митридатизму. Если бы мне удалось сохранить дозы, я бы, возможно, обманула Балекина, как когда-то обманула Мадока. Но после моего заключения в Подводном мире у меня есть одно преимущество и гораздо более высокие ставки. Я потеряла свой иммунитет. Я так же уязвима для яда, как и Кардан.

— Ты останешься с ним? — спрашиваю я Бомбу, и она кивает.

— Нет, — говорит Кардан. — Она пойдёт с тобой.

Я качаю головой.

— Бомба знает многое о зельях. О магии. Она может помочь, чтобы тебе не стало хуже.

Он игнорирует меня и берет её за руку.

— Лиливер, как твой король, я приказываю тебе, — с большим достоинством говорит он кому-то, сидящему на полу рядом с ведром. — Иди с Джуд.

Я поворачиваюсь к Бомбе, но вижу по её лицу, что она не ослушается его — она дала клятву и даже сказала ему своё имя. Он её король.

— Черт возьми, — шепчу я ему или, может быть, им обоим.

Я клянусь, что быстро получу противоядие, но это не облегчает мне уход, когда я знаю, что Призрачная ягода всё ещё может остановить его сердце. Его жгучий взгляд следует за нами за дверью, расширенные зрачки и корона в его руке.

…

Балекин в саду, как он и обещал, возле цветущего дерева серебристо-голубых роз. Когда я туда попадаю, я замечаю фигуры не слишком далеко от того места, где мы находимся, другие придворные отправляются на полночные прогулки. Это значит, что он не может напасть на меня, но и я не могу напасть на него.

По крайней мере, без того, чтобы другие не узнали об этом.

— Ты очень разочаровалась, — говорит он.

Это такой шок, что я на самом деле смеюсь.

— Ты имеешь в виду, потому что я не была очарована? Да, я вижу, как это будет очень печально для тебя.

Он сердито смотрит на меня, но у него нет даже Вульсибера, чтобы угрожать мне. Возможно, должность посла Подводного мира заставляет его поверить, что он неприкосновенен.

Всё, о чем я могу думать, это то, что он отравил Кардана, он мучил меня, он подтолкнул Орлаг, чтобы та напала на землю. Я дрожу от гнева, но пытаюсь сдержать эту ярость, чтобы я могла пережить то, что должно быть сделано.

— Ты принесла мне корону? — спрашивает он.

— Она рядом, — лгу я. — Но прежде чем передать её, я хочу увидеть противоядие.

Он достаёт из своего кармана флакон, похожий на тот, который он мне дал, который я достаю из кармана сейчас тоже.

— Они бы казнили меня, если бы нашли с этим ядом, — говорю я, встряхивая его. — Это то, чего ты хотел, не так ли?

— Кто-то всё ещё может тебя казнить, — говорит он.

— Вот что мы собираемся сделать, — говорю я, вынимая пробку из бутылки. — Я собираюсь принять яд, а потом ты дашь мне противоядие. Если это сработает на мне, тогда я достану корону и обменяю её на бутылку. Если нет, то, я думаю, я умру, но корона будет потеряна навсегда. Жив ли Кардан или умрёт, эта корона спрятана достаточно хорошо, чтобы её можно было потерять на десятилетия.

— Гримсен может сделать мне другую, — говорит Балекин.

— Если это правда, то для чего мы здесь?

По гримасе Балекина, я понимаю, что маленький кузнец не с Орлаг в конце концов. Возможно, он исчез после того, как приложил все усилия, чтобы заставить нас сожрать друг друга. Может быть, нет короны, кроме этой.

— Ты украла у меня эту корону, — говорит он.

— Достаточно верно, — признаюсь я. — И я отдам её тебе, но не даром.

— Я не могу лгать, смертная. Если я скажу, что дам тебе противоядие, я сделаю это. Моего слова достаточно.

Я даю ему своё лучшее угрюмое выражение лица.

— Всем известно, что нужно остерегаться сделок с народцем. Вы обманываете с каждым своим вздохом. Если у тебя действительно есть противоядие, что тебе с того, что я отравлю себя? Я думаю, тебе даже будет приятно.

Он бросает на меня пристальный взгляд. Я полагаю, он злится, что я не очарована. Должно быть, ему пришлось уходить, когда я вывела Кардана из тронного зала. Было ли у него противоядие с самого начала? Он думал, что сможет убедить Кардана короновать его таким образом? Был ли он достаточно высокомерен, чтобы поверить, что Совет не встал бы на его пути?

— Очень хорошо, — говорит он. — Одна доза для тебя, а остальное для Кардана.

Я открываю бутылку, которую он дал мне, и отбрасываю крышку, выпивая все содержимое с явным вздрагиванием. Я снова злюсь, думая о том, как мне плохо, когда я принимаю крошечные дозы яда. Всё за ничего.

— Чувствуешь ли ты, как Призрачная ягода действует на твою кровь? Это будет работать намного быстрее для тебя, чем для одного из нас. И ты приняла такую ​​большую дозу. — Он смотрит на меня с таким жестоким выражением лица, что я могу сказать, что он хотел бы оставить меня умирать. Если бы он мог оправдать уход прямо сейчас, он бы сделал это. На мгновение, я думаю, что он мог бы.

Затем он подходит ко мне и открывает бутылку в своих руках.

— Пожалуйста, не думай, что я вложу это в твою руку, — говорит он. — Открой свой рот, как маленькая птичка, и я дам нужную дозу. Тогда ты дашь мне корону.

Я послушно открываю рот и позволяю ему капнуть мне на язык густые, горькие, похожие на мёд, капли. Я уклоняюсь от него, возвращая расстояние между нами, удостоверяясь, что я ближе к входу во дворец.

— Доволен? — спрашивает он.

Я выплюнула противоядие в стеклянную бутылку, ту, которую он дал мне, ту, что когда-то содержала Призрачную ягоду, но несколько мгновений назад она была наполнена только водой.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

Я снова её закрываю и бросаю по воздуху Бомбе, которая ловко ловит её. Затем она уходит, оставив его, и он смотрит на меня.

— Что ты сделала? — требует он.

— Я обманула тебя, — говорю я ему. — Немного неверно. Я вылила твой яд и промыла флакон. Ты всё время забываешь, что я выросла здесь, и поэтому со мной опасно торговаться — и, как ты видишь, я могу лгать. И, как ты напомнил мне так давно, у меня мало времени.

Он достаёт из ножен меч. Это тонкий длинный клинок. Я не думаю, что он использовал его для сражения с Карданом в своей комнате в башне, но это может быть так.

— Мы на публике, — напомню я. — И я все ещё Сенешаль Верховного Короля.

Он оглядывается, видя других придворных поблизости.

— Оставьте нас, — кричит он. Мне не приходило в голову, что каждый может это сделать, но он привык быть принцем. Он привык к подчинению.

И действительно, придворные, похоже, тают в тени, расчищая пространство для такого рода дуэлей, которых у нас точно не должно быть. Я сунула руку в карман, касаясь рукояти ножа. Бой с ним не совсем похож на бой с мечом. Как неоднократно объяснял Мадок: меч — это оружие войны, кинжал — оружие убийства. Я предпочла бы иметь нож, чем быть безоружной, но больше всего мне хотелось бы иметь Закат.

— Ты предлагаешь дуэль? — спрашиваю я. — Я уверена, что ты не хотел бы оскорблять своё имя дуэлью со мной, столь превосходный в вооружении.

— Ты ожидаешь, что я поверю в твою честь? — спрашивает он, что, к сожалению, справедливо. — Ты трусиха. Как и человек, который тебя воспитал.

Он делает шаг ко мне, готовый порезать меня, есть ли у меня оружие или нет.

— Мадок? — я достаю свой нож. Он не маленький, но он все равно меньше половины длины лезвия, которое он направляет на меня.

— По плану Мадока мы должны были нанести удар во время коронации. Это был его план, что когда Даин уйдёт с дороги, Элдред будет ясно видеть, что лучше надеть корону на мою голову. Это был весь его план, но он остался Верховным Генералом, а меня отправили в Башню Забвения. И он поднял хоть один палец, чтобы помочь мне? Нет. Он склонил голову к моему брату, которого он презирает. И ты так же, как он, готова просить, унижаться и унижаться ради любого, если это даёт тебе силу.

Я сомневаюсь, что посадить Балекина на трон всегда было частью истинного плана Мадока, во что бы он ни позволил Балекину поверить, но это не делает его слова более жгучими. Я провела всю жизнь, чувствуя себя слабой, в надежде найти приемлемое место в Эльфхейме, а затем, когда я совершила самый большой и грандиозный переворот, который только можно себе представить, мне пришлось скрывать свои способности больше, чем когда-либо.

— Нет, — говорю я. — Это не правда.

Он выглядит удивлённым. Даже в Башне Забвения, когда он был заключённым, я все же позволила Вульсиберу ударить меня. В Подводном мире я делала вид, что не имею никакого достоинства вообще. Почему он должен думать, что я вижу себя иначе, чем он видит меня?

— Ты — тот, кто склонил голову перед Орлаг, а не перед своим собственным братом, — говорю я. — Ты трус и предатель. Убийца своего рода. Но хуже всего этого то, что ты дурак.

Он обнажает зубы, когда наступает вперёд, и я отхожу назад, помня свой самый неприятный талант: умение злить народец.

— Давай, — говорит он. — Беги как трусиха, каковой ты и являешься.

Я делаю шаг назад.

«Убей принца Балекина». Я думаю о словах Дулкамары, но не слышу её голоса. Я слышу свой, грубый от морской воды, испуганный, холодный и одинокий.

Слова Мадока, которые он говорил давным-давно, возвращаются ко мне. «А что такое дуэль, как не игра-стратегия в быстром темпе?».

Смысл борьбы не в том, чтобы хорошо сражаться, а в том, чтобы победить.

Я в невыгодном положении против меча, плохой недостаток. И я все ещё слаба из-за проведённого времени в Подводном мире. Балекин может откинуться назад и не торопиться, пока я не могу пройти мимо клинка. Он будет медленно разрезать меня на куски. Моя лучшая ставка — быстрое сокращение дистанции. Мне нужно проникнуть в его личное пространство, и я не могу позволить себе роскошь принять его меры, прежде чем я это сделаю. Я собираюсь поторопить его.

У меня есть один шанс сделать это правильно.

Моё сердце гремит в ушах.

Он бросается ко мне, и я правой рукой бью своим ножом по основанию его меча, затем хватаю его предплечье левой, изгибаясь, чтобы обезоружить его. Он тянет меня за руку. Я провожу ножом по его шее.

— Подожди, — кричит Балекин. — Я сда…

Артериальная кровь забрызгивает мою руку, траву. Блестит на моем ноже. Балекин резко падает, растянувшись на земле.

Все происходит так быстро.

Это происходит слишком быстро.

Я хочу, чтобы у меня была какая-то реакция. Я хочу дрожать или чувствовать тошноту. Я хочу быть человеком, который начинает плакать. Я хочу быть кем угодно, кроме того, кем я являюсь, когда смотрю вокруг, чтобы убедиться, что никто не видел, вытираю мой нож в грязи, вытираю руку о его одежду и ухожу оттуда до того, как придут охранники.

«Ты хорошая маленькая убийца», сказал Дулкамара.

Когда я оглядываюсь назад, глаза Балекина по-прежнему открыты, но он ни на что не смотрит.

…

Когда я вернулась, Кардан сидит на диване. Ведра больше нет, как и Бомбы.

Он смотрит на меня с ленивой улыбкой.

— Твоё платье. Ты надела его обратно.

Я смотрю на него в замешательстве, из-за последствия того, что я только что сделала — и что мне предстоит сделать, включая необходимость рассказать Кардану, — трудно подумать о прошлом. Но платье, которое я ношу, — это то, которое я одевала на маскарад, то, которое я получила из грецкого ореха матери Мэрроу. Сейчас на одном рукаве кровь, но в остальном оно такое же.

— Что-то случилось? — спрашиваю я снова.

— Я не знаю? — недоуменно спрашивает он. — Сделали это? Я предоставил тебе то, что ты просила. Твой отец в безопасности?

То, что я просила?

Мой отец?

Мадок. Конечно. Мадок угрожал мне, Мадок был противен Кардану. Но что он сделал, и какое отношение это имеет к платью?

— Кардан, — говорю я, стараясь быть как можно спокойнее. Я иду к дивану и сажусь рядом с ним. Это не маленький диван, но его длинные ноги лежат на нем, укрыты одеялом и упираются в подушки. Независимо от того, как далеко от него я сижу, кажется, что он слишком близко. — Ты должен сказать мне, что случилось. Я не была здесь в течение последнего часа.

Выражение его лица становится обеспокоенным.

— Бомба вернулась с противоядием, — говорит он. — Она сказала, что ты придёшь прямо за ней. У меня все ещё кружилась голова, а затем пришёл охранник, сказавший, что произошла чрезвычайная ситуация. Она пошла посмотреть. А потом ты вошла, как она и сказала. Ты сказала, что у тебя есть план…

Он смотрит на меня, как будто ждёт, когда я воскликну и расскажу остальную часть истории, ту часть, которую я помню. Но, конечно, я не знаю.

Через мгновение он закрывает глаза и качает головой.

— Тарин.

— Я не понимаю, — говорю я, потому что не хочу понимать.

— Твой план состоял в том, чтобы твой отец взял половину армии, но для того, чтобы он мог действовать независимо, ему нужно было освободиться от своих обетов перед короной. На тебе был один из твоих дублетов — те, которые ты всегда носишь. И эти странные серьги. Луна и звезды, — он качает головой.

Ледяной холод пронизывает меня.

Будучи детьми в мире смертных, мы с Тарин менялись местами, чтобы подшутить над матерью. Даже в Фейриленде мы иногда притворялись друг с другом, чтобы посмотреть, что нам сойдёт с рук. Сможет ли лектор заметить разницу? Сможет ли Ориана? Мадок? Оук? А как на счёт великого и могучего принца Кардана?

— Но как она заставила тебя согласиться? — требую я. — У неё нет силы. Она могла притвориться мной, но не могла заставить тебя…

Он опускает голову в руки с длинными пальцами.

— Она не должна была командовать мной, Джуд. Ей не нужно было использовать магию. Я доверяю тебе. И я тебе доверился.

А я доверяла Тарин.

Пока я убивала Балекина, когда Кардан был отравлен и дезориентирован, Мадок сделал свой шаг против короны. Против меня. И он сделал это со своей дочерью Тарин на его стороне.

Злой король. Глава 29

Верховный король возвращается в свои покои, чтобы отдохнуть. Я скармливаю окровавленное платье огню, надеваю халат и строю планы. Если бы никто из придворных не увидел моего лица до того, как Балекин отослал их, а затем пока я заворачивала его в плащ, меня бы не опознали. И, конечно, я могу солгать. Но вопрос о том, как избежать вины за убийство Подводного посла, бледнеет рядом с вопросом, что делать с Мадоком.

Когда половина армии ушла вместе с генералом, если Орлаг решит нанести удар, я понятия не имею, как его отразить. Кардану придется выбрать другого Верховного генерала и побыстрее.

И ему придется сообщить нижестоящим дворам о дезертирстве Мадока, чтобы убедиться, что известно, что он не говорит голосом Верховного короля. Должен быть способ отвезти его обратно в Верховный двор. Он горд, но практичен. Возможно, ответ кроется в чем-то, связанном с Оуком. Возможно, это значит, что я должна высказаться более определенно о надеждах на правление младшего брата. Но все зависит от того, что его не считают предателем, хотя он и предатель. Я думаю обо всем этом, когда в мою дверь стучат.

Снаружи посыльный, девушка с сиреневой кожей в королевской ливрее.

— Верховный Король требует вашего присутствия. Я провожу вас в его покои.

Я делаю прерывистый вдох. Никто не видел меня, но Кардан не может не догадаться. Он знает, с кем я встречалась и как поздно вернулась с той встречи. Он увидел кровь на моем рукаве. «Ты командуешь Верховным Королем, а не наоборот», напоминаю я себе, но напоминание кажется пустым.

— Дай мне переодеться, — говорю я.

Посланница качает головой.

— Король ясно дал понять, что я должна просить вас немедленно явиться.

Когда я попадаю в королевские покои, я нахожу Кардана одного, одетого просто, сидя на стуле как на троне. Он выглядит бледным, и его глаза все еще блестят, как будто яд задержался в его крови.

— Пожалуйста, — говорит он. — Присядь.

Опасливо присаживаюсь.

— Однажды ты сделала мне предложение, — говорит он. — Теперь у меня есть для тебя. Верни мне мою волю. Верни мне мою свободу.

Я делаю глубокий вдох. Я удивлена, хотя, наверное, не должна. Никто не хочет быть под контролем другого человека, хотя баланс сил между нами, на мой взгляд, шатается туда-сюда, несмотря на его обет. Мое командование им было похоже на балансирование ножа на его острие, почти невозможное и, вероятно, опасное. Отказаться от него означало бы отказаться от любого подобия власти. Это означало бы отказаться от всего.

— Ты же знаешь, что я этого не сделаю.

Кажется, он не особенно смущен моим отказом.

— Выслушай меня. Чего ты хочешь от меня, так это послушание больше года и дня. Больше половины твоего времени прошло. Ты готова посадить Оука на трон?

Я молчу, надеясь, что он сочтет вопрос риторическим. Когда становится ясно, что это не так, я качаю головой.

— И поэтому ты рассчитываешь продлить мою клятву. Как ты себе это представляешь?

Опять же, у меня нет ответа. По крайней мере, разумного.

Его очередь улыбаться.

— Ты думала, я не смогу с тобой поторговаться?

Неумение верно оценивать Кардана всегда было моей проблемой. И боюсь, я столкнулась с нею снова.

— О каком торге идет речь? — спрашиваю я. — Когда я хочу, чтобы ты снова дал обет, по крайней мере еще на год, если не на десятилетие, а ты хочешь, чтобы я полностью отменила сделку?

— Твои отец и сестра обманули меня, — говорит Кардан. — Если бы Тарин приказывала мне, я бы знал, что это не ты. Но я был болен и устал и не хотел отказывать тебе. Я даже не спросил почему, Джуд. Я хотел показать тебе, что ты можешь доверять мне, что тебе не нужно отдавать мне приказы. Я хотел показать тебе, что верю, что ты все продумала. Но так править нельзя. И это даже не доверие, когда один может приказывать другому.

— Фейриленд страдает от того, что мы держим за горло друг друга. Ты пытаешься заставить меня сделать то, что, по твоему мнению, должно было быть сделано, и если между нами несогласие, нам остается только манипулировать друг другом. Все это не работает, даже взаимные уступки — не выход. Мы не можем так продолжать. Сегодняшний вечер тому доказательство. Мне нужно принимать собственные решения.

— Ты сказал, что не возражаешь, слушая мои приказы. — Это жалкая попытка пошутить, но он не улыбается.

Вместо этого он отворачивается, как будто не может встретиться со мной взглядом.

— Тем больше у меня причин не позволять себе такую роскошь. Ты сделала меня Верховным Королем, Джуд. Позволь мне быть Верховным Королем.

Я складываю руки на груди, защищаясь.

— А кем я буду? Твоей служанкой? — Я ненавижу, что его слова имеют смысл, потому что я не могу дать ему то, что он просит. Я не могу отойти в сторону, не с Мадоком, не со столькими угрозами. И все же я не могу не вспомнить, что Бомба сказала о том, что Кардан не знает, как вызвать его связь с землей. Или то, что сказал Таракан — о том, что Кардан думает о себе как о шпионе, притворяющемся монархом.

— Выходи за меня, — говорит он. — Стань Королевой Эльфхейма.

Я чувствую, как меня охватывает холодное потрясение, как будто кто-то рассказал мне особенно жестокую шутку. Как будто кто-то заглянул в мое сердце и увидел там самое смешное, самое детское желание и использовал его против меня.

— Но ты не можешь.

— Я могу, — говорит он. — Короли и королевы не часто женятся по причине, отличной от политического союза, так что можешь принять такую версию. И будь ты королевой, тебе бы не понадобилось мое послушание. Ты могла бы издавать все свои собственные приказы. И я был бы свободен.

Я не могу не думать о том, как всего несколько месяцев назад я боролась за место во дворе, отчаянно надеясь на рыцарство и даже не получила этого.

Ирония в том, что Кардан настаивал на том, что я вообще не принадлежу к фейри, и это предложение ещё более шокирующим.

Он идет дальше.

— Кроме того, раз уж ты собираешься заставить меня отказаться от престола ради твоего брата, то мы не будем женаты вечно. Браки между королями и королевами должны длиться столько, сколько они правят, но в нашем случае это не так долго. Ты можешь получить все, что хочешь, просто освободив меня от моего обета послушания.

Мое сердце колотится так сильно, что я боюсь, что оно остановится.

— Ты это серьезно? — тихо спрашиваю я.

— Ну конечно, конечно. И не шучу.

Я ищу подвох, потому что это, должно быть, одна из тех волшебных сделок, которые звучат как одно, но оказываются чем-то совсем другим.

— Так. Дай угадаю, ты хочешь, чтобы я освободила тебя от клятвы за твое обещание выйти за тебя замуж? Но тогда брак состоится в месяц Никогда, когда Луна взойдет на Западе и приливы потекут вспять.

Он качает головой и смеется.

— Если ты согласишься, я женюсь на тебе сегодня, — говорит он. — Даже сейчас. Прямо здесь. Мы обменяемся клятвами, и все будет сделано. Это не смертный брак, требующий, чтобы им руководили и свидетельствовали. Я не могу лгать. Я не могу отказать тебе.

— Скоро клятва закончится, — говорю я, потому что мысль о том, чтобы взять то, что он предлагает — мысль о том, что я могу быть не только частью двора, но и его главой — так заманчива, что трудно поверить, что это не ловушка. — Конечно, мысль о том, что еще несколько месяцев ты будешь связан со мной, не может быть такой трудной в отличие от той, что ты захочешь связать себя со мной на долгие годы.

— Как я уже говорил, многое может произойти за год и день. Многое произошло за это время.

Мы сидим молча, пока я пытаюсь думать. Последние семь месяцев меня преследовал вопрос о том, что произойдет через год и день. Это решение, но оно не кажется практичным. Это абсурдные грезы, воображаемые во сне в замшелой лощине, слишком неловкие, чтобы признаться сестрам.

Смертные девушки не становятся королевами Фейриленда.

Я представляю, каково это — иметь свою корону, свою власть. Может быть, мне не придется бояться любить его. Может быть все будет хорошо. Может быть, мне не придется бояться всего того, чего я боялась всю свою жизнь, быть униженной, слабой и ничтожной. Может быть, я поверю в волшебство?

— Да, — говорю я, но мой голос подводит меня. Оно выходит изо всех сил. — Утвердительный ответ.

Он наклоняется вперед в кресле, брови подняты, но он не носит свою обычное высокомерное выражение. Я не могу прочесть выражение его лица.

— На что ты согласна?

— Хорошо, — говорю я. — Я сделаю это. Я выйду за тебя замуж.

Он злорадно улыбается мне.

— Я понятия не имел, что это будет такая жертва.

Расстроенная, я плюхаюсь на диван.

— Я не это имела в виду.

— Брак с Верховным Королем в значительной степени считается наградой, честью, которой достойны немногие.

Я полагаю, что его серьезность не может длиться так долго. Я закатываю глаза, благодарная ему за то, что он снова ведет себя привычным образом, так что лучше притвориться, что меня не пугает то, что сейчас произойдет.

— Так что же нам делать?

Я думаю о свадьбе Тарин и той части церемонии, которую мы не видели. Я думаю о свадьбе моей матери, о клятвах, которые она, должно быть, дала Мадоку, и внезапно меня охватывает дрожь, которая, я надеюсь, не имеет ничего общего с предчувствием.

— Все просто, — говорит он, сдвигаясь на край кресла. — Мы обещаем хранить верность друг другу. Я начну первым — если ты не хочешь подождать. Возможно, ты представляла что-то более романтичное.

— Нет, — быстро говорю я, не желая признавать в себе ничего общего с браком вообще.

Он снимает с пальца мое рубиновое кольцо.

— Я, Кардан, сын Элдреда, Верховного короля фейри, беру тебя, Джуд Дуарте, смертную подопечную Мадока, в жены и королевы. Давай поженимся, пока мы не пожелаем, чтобы все было иначе, и корона не уйдет из наших рук.

Когда он говорит, я начинаю дрожать от чего-то среднего между надеждой и страхом. Слова, которые он говорит, настолько важны, что они сюрреалистичны, особенно здесь, в собственных комнатах Элдреда. Время, кажется, растягивается. Над нами начинают распускаться ветви, как будто сама земля слышит его слова.

Поймав мою руку, он надевает кольцо. Обмен кольцами это не ритуал фейри, и я удивлена этим.

— Твоя очередь, — говорит он в тишине. Он одаривает меня улыбкой. — Я верю, что ты сдержишь свое слово и освободишь меня от уз повиновения после этого.

Я улыбаюсь в ответ, что, возможно, компенсирует то, как я застыла после того, как он закончил говорить. Я до сих пор не могу поверить, что это происходит. Пока я говорю, моя рука сжимает его.

— Я, Джуд Дуарте, беру Кардана, Верховного Короля Эльфхейма, в мужья. Давай поженимся, пока не захотим иного, и корона не уйдет из наших рук.

Он целует шрам на моей ладони.

У меня до сих пор кровь его брата под ногтями.

У меня нет кольца для него.

Над нами распускаются почки. Вся комната пахнет цветами.

Отступая назад, я снова говорю, отталкивая все мысли о Балекине, о будущем, в котором мне придется рассказать ему, что я сделала.

— Кардан, сын Элдреда, Верховный Король Эльфхейма, я отрекаюсь от права приказывать тебе. Ты свободен от своего обета послушания мне, сейчас и навсегда.

Он делает вдох и стоит немного неуверенно. Я не могу полностью осознать, что я… я даже не могу думать словами. Слишком много всего произошло сегодня.

— Ты выглядишь так, будто почти не отдохнул. — Я поднимаюсь, чтобы убедиться, что если он упадет, я смогу схватить его, прежде чем он упадет на пол, хотя я и не так уверена в себе.

— Я лягу, — говорит он, позволяя мне вести его к огромной кровати. Оказавшись там, он не отпускает мою руку. — Если ты ляжешь со мной.

У меня нет причин возражать, но чувство нереальности усиливается. Когда я растягиваюсь на искусно вышитом одеяле, я понимаю, что нашла что-то гораздо более богохульное, чем валяться на кровати Верховного короля, гораздо более богохульное, чем красть печатку Кардана или даже сидеть на самом троне.

Я стала королевой Фейри.

….

Устав до изнеможения, мы целуемся в темноте. Я не собираюсь спать, но я засыпаю, сплетаясь с Карданом руками и ногами. Это первый спокойный сон с тех пор, как я вернулась из Подводного мира. Когда я просыпаюсь, то слышу стук в дверь.

Кардан уже встал, играет с глиняным пузырем, который принесла Бомба, перебрасывая его из рук в руки. Он оделся, помятость придает ему рассеянный вид. Я туго затягиваю халат вокруг себя. Мне неловко делить с ним постель.

— Ваше Величество, — говорит посыльный — рыцарь, судя по его резкому официальному звуку. — Ваш брат мертв. Была дуэль, из того, что мы смогли определить.

— Ах, — говорит Кардан.

— И королева Подводного мира. — Голос рыцаря дрожит. — Она здесь, требует справедливости для своего посла.

— Держу пари, что это так. — Голос Кардана сухой, резкий. — Ну, мы вряд ли заставим ее ждать. Ты. Как тебя зовут?

Рыцарь колеблется.

— Раннох, Ваше Величество.

— Что ж, сэр Раннох, я ожидаю, что ты соберешь группу рыцарей, чтобы проводить меня к воде. Вы будете ждать во дворе. Ты сделаешь это для меня?

— Но генерал… — начинает он.

— Не здесь, — Кардан заканчивает за него.

— Я сделаю это, — говорит рыцарь. Я слышу, как закрывается дверь, и Кардан с надменным видом показывается из-за угла.

— Ну, жена, — говорит он мне с холодком в голосе. — Похоже, ты сохранила хотя бы один секрет от своего приданого. Идем, нам надо найти тебе платье на наш первый совместный прием.

Так что мне остается только бежать по коридорам в халате. Вернувшись в свои комнаты, я приказываю принести свой меч и облачаюсь в бархат, все время задаваясь вопросом, что означает новоприобретенный статус и как теперь Кардан будет вести себя, избавившись от моей опеки.

Злой король. Глава 30

Орлаг ждёт нас в неспокойном океане в сопровождении своей дочери и стада рыцарей, сидящих на тюленях, акулах и всевозможных морских существах с острыми зубами. Она сама сидит на касатке и одета так, словно готова к битве. Её кожа покрыта блестящими серебристыми чешуйками, которые кажутся одновременно металлическими и частью её кожи. Шлем из костей и клыков скрывает её волосы.

Никасия рядом с ней, на акуле. У неё сегодня нет хвоста, её длинные ноги покрыты бронёй из ракушек и костей.

По всему краю пляжа лежат водоросли, выброшенные словно от шторма. Я думаю, что вижу и другие вещи в воде. Спина большого существа плывёт чуть ниже волн. Волосы утонувших смертных, развевающиеся, как морская трава. Подводных сил больше, чем кажется на первый взгляд.

— Где мой посол? — требует Орлаг. — Где твой брат?

Кардан сидит на своём сером коне в чёрной одежде и алом плаще. Рядом с ним два десятка конных рыцарей, а также Миккель и Нихуар. По дороге они пытались определить, что планировал Кардан, но он скрыл свой план от них и, что ещё более тревожно, от меня. Узнав о смерти Балекина, он мало что сказал и старался не смотреть в мою сторону. Мой желудок сжимается от беспокойства.

Он смотрит на Орлаг с холодом, который, как я знаю по опыту, рождается от ярости или страха. В этом случае возможно и то, и другое.

— Как вы уже знаете, он мёртв.

— Это была ваша обязанность — обеспечить его безопасность, — говорит она.

— Разве так было? — с преувеличенным удивлением спрашивает Кардан, прикасаясь рукой к груди. — Я думал, что моё обязательство состояло в том, чтобы не идти против него, но точно не держать его от последствий своего собственного риска. Он устроил небольшую дуэль, насколько я слышал. Поединок, как я уверен, вы знаете, опасен. Но я его не убивал и не поощрял. На самом деле, я совсем озадачен этим.

Я пытаюсь не показать ни одно чувство на своём лице.

Орлаг наклоняется вперёд, как будто она чувствует кровь в воде.

— Вы не должны допускать такого непослушания.

Кардан небрежно пожимает плечами.

— Может быть.

Миккель ёрзает на коне. Ему явно неловко от того, как Кардан небрежно говорит, как будто они просто ведут дружескую беседу, и Орлаг не пришла, чтобы забрать у него власть, чтобы ослабить его власть. И если бы она знала, что Мадок ушёл, она могла бы напасть прямо сейчас.

Глядя на неё, глядя на насмешку Никасии, странные, мокрые глаза селки и мерфолка, я чувствую себя бессильной. Я отказалась от командования Карданом, и вместо этого у меня есть его брачная клятва. Но без ведома других это кажется все менее и менее незначительным, как будто это никогда и не происходило.

— Я здесь, чтобы требовать справедливости. Балекин был моим послом, и если вы не считаете, что он находился под вашей защитой, я считаю, что он под моей защитой. Вы должны отдать его убийцу в море, где она не найдёт прощения. Отдайте нам своего сенешаля, Джуд Дуарте.

На мгновение я чувствую, что не могу дышать. Как будто я снова тону.

Брови Кардана поднимаются. Его голос остаётся лёгким.

— Но она только что вернулась с Подводного мира.

— Значит, вы не оспариваете, что она — убийца? — спрашивает Орлаг.

— А почему я должен делать это? — спрашивает Кардан. — Если она та, с кем он проводил дуэль, я уверен, что она победила; мой брат считал себя мастером меча — что является большим преувеличением способностей. Но она принадлежит мне, и наказывать её или нет, решать только мне, как мне кажется.

Ненавижу, когда обо мне говорят так, как будто я не права, когда у меня есть обещание. Но королева, убивающая посла, кажется потенциальной политической проблемой.

Орлаг не смотрит на меня. Я очень сомневаюсь, что она заботится обо всём этом, кроме того, что Кардан отказался от моего возвращения, и, угрожая мне, она верит, что сможет получить больше.

— Король земли, я здесь не для того, чтобы сражаться с твоим острым языком. Моя кровь холодная, и я предпочитаю лезвия. Когда-то я считала тебя подходящим мужем для моей дочери, самой дорогой вещицы в море. Она бы заключила настоящий мир между нами.

Кардан смотрит на Никасию, и, хотя Орлаг ждёт его ответа, он долго не говорит. А потом он попросту отвечает:

— Как и ты, я не так хорош в прощении.

Что-то в манере королевы Орлаг меняется.

— Если ты хочешь войны, тебе было бы неразумно объявить это на острове, — вокруг неё волны становятся все более жестокими, а их белые шапочки пены больше. Водовороты формируются на краю земли, маленькие, углубляясь, только чтобы раскрутиться, как новые смерчи.

— Война? — он смотрит на неё, как будто она сказала что-то особенно странное, и это его раздражает. — Ты хочешь, чтобы я действительно поверил, что ты хочешь драться? Ты бросаешь мне вызов на дуэль?

Он, очевидно, специально злит её, но я не могу себе представить, в чём тут польза.

— А если бы так было? — спрашивает она. — Что тогда, мальчик?

На его губах растягивается чувственная улыбка.

— Под каждым кусочком твоего моря есть земля. Кипящая вулканическая земля. Если ты пойдёшь против меня, я покажу тебе, что сделает этот мальчик, моя леди.

Он протягивает руку, и, кажется, что что-то поднимается к вершине воды вокруг нас, как бледный призрак. Песок. Плавающий песок.

Затем, по всему дну Подводного мира, вода начинает вспениваться.

Я смотрю на него, надеясь поймать его взгляд, но он концентрируется. Какую бы магию он ни создавал именно, это имел в виду Бафен, когда говорил, что Верховный Король привязан к земле, что он его бьющееся сердце и звезда, на которой было написано будущее Эльфхейма. Это сила. И увидеть, как Кардан владеет ею, значит понять, насколько он бесчеловечен, насколько преображён, как далеко он находится вне моего контроля.

— Что это? — спрашивает Орлаг, когда вода прекращает пениться и начинает кипеть. Длинный океан пузырится и бурлит, когда Народ Подводного Мира кричит и убегает, выплывая из диапазона того, что происходит. Несколько тюленей появляются на черных скалах возле земли, призывая друг друга на своём языке.

Акула Никасии крутится в стороны, и она погружается в воду.

Пар поднимается от волн, воздух становится горячим. Огромное белое облако появляется в поле моего зрения. Когда оно расходится, я вижу, что новая земля появилась из глубин, горячие камни охлаждаются, пока мы наблюдаем.

Никасия стоит там, выражение её лица наполовину показывает изумление и наполовину ужас.

— Кардан, — зовёт она.

Он стоит перед ней, и уголок его губ приподнят в лёгкой улыбке, но его взгляд не сфокусирован. Он считал, что ему нужно убедить Орлаг, что он не беспомощен.

Теперь я вижу, что он придумал план, как сделать это. Так же, как он придумал план сбросить с себя мой контроль.

Во время того месяца, что я провела в Подводном мире, он изменился. Он начал придумывать планы. И он стал беспокоиться о них.

Я думаю об этом, когда смотрю, как растёт трава между пальцами Никасии, а полевые цветы всходят вдоль мягко поднимающихся холмов, когда я замечаю, как деревья и ежевика прорастают, и как ствол дерева начинает формироваться вокруг тела Никасии.

— Кардан! — кричит она, когда вокруг неё обвивается кора, закрывая её талию.

— Что ты делаешь? — кричит Орлаг, когда кора поднимается выше, разворачиваются ветви, распускаются листьями и ароматными цветами. Лепестки падают на волны.

— Будешь ли ты затоплять землю теперь? — спрашивает Кардан у Орлаг с абсолютным спокойствием, как будто он не заставил четвёртый остров подняться из моря. — Пошлёшь солёную воду, чтобы испортить корни наших деревьев и сделать наши ручьи и озера солоноватыми? Утопишь наши ягоды и отправишь своих мерфолков перерезать нам горла и красть наши розы? Сделаешь ли ты это, если это означает, что твоя дочь будет страдать так же? Давай, попытайся.

— Освободи Никасию, — говорит Орлаг с тяжёлым поражением в голосе.

— Я Верховный Король Эльфхейма, — напоминает ей Кардан. — И мне не нравится, когда мне приказывают. Ты напала на землю. Ты украла мою сенешаль и освободила моего брата, который был заключён в тюрьму за убийство нашего отца Элдреда, с которым ты заключила союз. Когда-то мы уважали территорию друг друга.

— Я допустила к тебе слишком большое неуважение, и ты переиграл это на свою руку.

— Теперь, Королева Подводного мира, мы заключим перемирие, как было у тебя с Элдредом, как было у тебя с Маб. Мы заключим перемирие или начнётся война, и если мы будем сражаться, я буду жестоким. Ничто и никто из тех, кого ты любишь, не будет в безопасности.

— Очень хорошо, Верховный Король, — говорит Орлаг, и у меня перехватывает дыхание, я не совсем уверена, что будет дальше. — Давай заключим альянс, и больше не будем вгрызаться друг другу в глотки. Отдай мне мою дочь, и мы уйдём.

Я выдохнула. Он был достаточно мудр, чтобы подтолкнуть её к решению, хотя это было ужасно. В конце концов, когда она узнает о Мадоке, она может использовать своё преимущество. Лучше довести этот момент до самого конца.

И это сработало. Я смотрю вниз, чтобы скрыть свою улыбку.

— Пусть Никасия останется здесь и будет вашим послом вместо Балекина, — говорит Кардан. — Она выросла на этих островах, и многие любят её здесь.

Это стирает улыбку с моего лица. На новом острове кора отделяется от кожи Никасии. Интересно, во что он играет, возвращая её в Эльфхейм? Вместе с ней неизбежно придут неприятности.

И все же, может быть, это та проблема, которую он хочет.

— Если она хочет остаться, она может сделать это. Ты доволен? — спрашивает Орлаг.

Кардан наклоняет голову.

— Да. Я не буду во главе моря, независимо от того, как велика его королева. Как Верховный Король, я должен вести свой народ. И я также должен быть справедливым.

Здесь он делает паузу. И тогда поворачивается ко мне.

— И сегодня я совершу правосудие. Джуд Дуарте, ты отрицаешь, что убила принца Балекина, посла Подводного мира и брата Верховного короля?

Я не уверена, что он хочет, чтобы я сказала. Поможет ли отрицание? Если так, то, конечно, он не стал бы так говорить со мной — таким образом, чтобы было ясно, что он верит, что я убила Балекина. У Кардана был план с самого начала. Всё, что я могу сделать, это поверить, что у него есть план сейчас.

— Я не отрицаю, что у нас был поединок, и что я выиграла его, — говорю я, мой голос звучит более неуверенно, чем хотелось бы.

Все люди смотрят на меня, и на мгновение, когда я смотрю на их безжалостные лица, я остро ощущаю отсутствие Мадока. Улыбка Орлаг полна острых зубов.

— Услышь мой приговор, — говорит Кардан, в его голосе звучит властность. — Я изгоняю Джуд Дуарте в мир смертных, пока корона не простит её. До тех пор пусть она не ступает ни одной ногой в Фейриленд, а если ослушается, то потеряет свою жизнь.

Я задыхаюсь.

— Но ты не можешь этого сделать!

Он долго смотрит на меня, но его взгляд мягкий, как будто он ожидает, что я буду в порядке в изгнании. Как будто я не более чем одна из его подданных. Как будто я вообще ничто.

— Конечно, я могу, — отвечает он.

— Но я Королева Фейри, — кричу я, и на мгновение наступает тишина. Тогда все вокруг меня начинают смеяться.

Я чувствую жар на моих щеках. Слёзы разочарования и ярости появляются в моих глазах, когда как, слишком поздно, Кардан смеётся с ними.

В этот момент рыцари хватают меня за запястья. Сэр Раннох тянет меня с лошади. На какое-то безумное мгновение я думаю сражаться с ним, как будто двух дюжин рыцарей нет вокруг нас.

— Тогда отрицай это, — кричу я. — Откажись от меня!

Он не может, конечно, поэтому он не делает этого. Наши глаза встречаются, и странная улыбка на его лице явно предназначена только для меня. Я помню, каково это было — ненавидеть его всем сердцем, но я вспомнила слишком поздно.

— Пойдёмте со мной, моя леди, — говорит сэр Раннох, и я ничего не могу сделать, кроме как пойти.

Тем не менее, я не могу удержаться, и оглядываюсь назад. Когда я это делаю, Кардан ступает первый шаг на новый остров. Каждая его часть излучает власть его отца и вместе с тем отражает монстра, которым хотел стать его брат. Волосы цвета воронового крыла развиваются на ветру, как и алый плащ, кружившийся вокруг него. Глаза отражали плоскую серую пустоту неба.

— Если Инсвил — это Остров Скорби, Инсмир — Остров Могущества, а Инсмур — Остров Камней, — говорит он, его голос проносится по новой земле, — тогда пусть это будет Инсир, Остров Пепла.

Злой король. Эпилог.

Я лежу на диване перед телевизором. Передо мной блюдо с рыбными палочками, разогретое в микроволновке, и оно уже остывает. На экране передо мной двигается мультипликационная фигуристка. Я думаю, она не очень хорошая фигуристка. Или, может быть, она отличная фигуристка. Я постоянно забываю читать субтитры.

В наши дни трудно сосредоточиться на чем-либо.

Виви входит в комнату и плюхается на диван.

— Хизер не ответит мне, — говорит она.

Я появилась на пороге Виви неделю назад, измученная, мои глаза покраснели от слез. Раннох и его друзья перенесли меня через небо на одной из своих лошадей и бросили на случайной улице в случайном городе. Я ходила и ходила по нему до тех пор, пока у меня не образовались волдыри на ногах, и я начала сомневаться в своей способности ориентироваться по звёздам. Наконец, я наткнулась на заправку с такси и была поражена, вспомнив, что такси существует. К тому времени мне было всё равно, что у меня не было денег, и что Виви, вероятно, собиралась заплатить ему горсткой зачарованных листьев.

Но я не ожидала, что приеду и найду Хизер.

Когда она и Виви вернулись из Фейриленда, я думаю, у неё было много вопросов. А потом у неё появилось ещё больше вопросов, и, наконец, Виви призналась, что очаровывает её. Вот когда все полностью развалилось.

Виви сняла очарование, вернула ей воспоминания. Хизер переехала.

Она спит в доме своих родителей, поэтому Виви продолжает надеяться, что она все ещё может вернуться. Некоторые из её вещей все ещё здесь. Одежда. Её чертёжный стол. Набор неиспользованных масляных красок.

— Она напишет тебе, когда будет готова, — говорю я, хотя не уверена, что верю в это. — Она просто пытается привести свою голову в порядок. — Только то, что я горько отношусь к романтике, не означает, что все остальные должны быть такими.

Какое-то время мы просто сидим вместе на диване, наблюдая, как мультяшная фигуристка не может прыгнуть с земли и впадает в беспомощную и, вероятно, неразделённую любовь со своим тренером.

Вскоре Оук приедет домой из школы, и мы сделаем вид, что все нормально. Я поведу его в лесистую часть жилого комплекса и буду тренировать его борьбе на мечах. Он не возражает, но для него это только бездельничество, и у меня не хватает духу, чтобы напугать его истинным смыслом борьбы на мечах.

Виви берёт рыбную палочку с моей тарелки и макает её в кетчуп.

— Как долго ты будешь дуться? Ты была измотана тем, что была заперта в Подводном мире. Ты была вне игры. Он одолел тебя. Такое случается.

— Когда угодно, — говорю я, когда она ест мою еду.

— Если бы тебя не поймали, ты бы вытерла им пол.

Я даже не уверена, что это значит, но приятно слышать.

— Я рада, что ты здесь, — она смотрит на меня своими кошачьими глазами, такими же, как у её отца. — Я хотела, чтобы ты пришла в мир смертных и осталась. Может быть, так и будет. Может быть, тебе понравится. Я хочу, чтобы ты дала ему шанс.

Я киваю безоговорочно.

— А если тебе это не понравится, — говорит она, поднимая бровь. — Ты всегда можешь присоединиться к Мадоку.

— Я не могу, — говорю я. — Он пытался переманить меня на свою сторону, но я продолжала отказывать ему. Этот корабль уплыл.

Она пожимает плечами.

— Он не будет… хорошо, ему будет не всё равно. Он заставит тебя много унижаться, и он будет неловко поднимать это на военных советах в течение следующих нескольких десятилетий. Но он заберёт тебя.

Я смотрю на неё строго.

— И что? Работать над тем, чтобы посадить Оука на трон?

— Кто заботится об этом? Работай, чтобы отомстить Кардану, — говорит Виви с ярким светом в глазах. Она никогда не была особенно прощающей.

Прямо сейчас я рада этому.

— Как? — говорю я, но стратегическая часть моего мозга медленно возвращается в действие. Гримсен все ещё в игре. Если он мог сделать корону для Балекина, что он мог бы сделать для меня?

— Я не знаю, но пока не волнуюсь об этом, — говорит Виви, вставая. — Месть сладкая, но мороженое слаще, — она идёт к морозилке и достаёт пачку с кусочками мятного шоколада. Она приносит это и две ложки обратно на диван.

— А пока прими это наслаждение, хотя оно недостойно Королевы Фейри в изгнании.

Я знаю, что она не хочет насмехаться надо мной, но звание все равно обжигает. Я поднимаю свою ложку.

«Ты должна быть достаточно сильной, чтобы бить, бить и бить без устали. Первый урок заключается в том, чтобы обрести такую силу».

Мы кушаем, купаясь в мерцающем свете экрана. Телефон Виви молчит на кофейном столике. Мой разум кружится.

Оглавление

Злой король. Глава 1

Злой король. Глава 2

Злой король. Глава 3

Злой король. Глава 4

Злой король. Глава 5

Злой король. Глава 6

Злой король. Глава 7

Злой король. Глава 8

Злой король. Глава 9

Злой король. Глава 10

Злой король. Глава 11

Злой король. Глава 12

Злой Король. Глава 13

Злой Король. Глава 14

Злой Король. Глава 15

Злой Король. Глава 16

Злой Король. Глава 17

Злой Король. Глава 18

Злой Король. Глава 19

Злой Король. Глава 20

Злой Король. Глава 21

Злой король. Глава 22

Злой король. Глава 23

Злой король. Глава 24

Злой король. Глава 25

Злой король. Глава 26

Злой король. Глава 27

Злой король. Глава 28

Злой король. Глава 29

Злой король. Глава 30 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg