«Последняя иллюзия»

Последняя иллюзия (fb2) - Последняя иллюзия (Публичный дом тетушки Марджери - 4) 2194K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ирина Дмитриевна Субач (Диана Соул)

Диана Соул Иллюзия греха. Последняя иллюзия

Пролог

Сумерки медленно опускались на город, но темнее не становилось. Скорее наоборот. Солнечный свет неохотно сдавал права неоновому освещению рекламных вывесок, экранов билбордов, огромным проекциям на стеклах небоскребов.

Город пылал яркими огнями, оживал все больше с каждой минутой, напоминал огромный, вечно гудящий и никогда не засыпающий улей. Но здесь, на двухсотом этаже Saks-Technologies, благодаря полной звукоизоляции не было слышно шума. Все ради того, чтобы даже случайный шорох не мешал хозяину кабинета наслаждаться мелодией, размеренно льющейся из сотен динамиков вокруг.

Их продуманная система создавала удивительное стереофоническое звучание, как если бы здесь, в кабинете, находился оркестр и живой хор.

Впрочем, Герберт Сакс не любил живых людей. Слово «любовь» было к нему вообще неприменимо. Верхом его эмоциональной симпатии являлось уважение.

Он уважал мертвых гениев прошлого, их идеальные музыкальные творения, где каждый звук, будь то симфония, соната или сюита, нес идеальную, выверенную до математической точности гармонию.

Сейчас в кабинете играл последний «Реквием» Моцарта. Лакримоза – заупокойная траурная месса, гимн всему уходящему на покой и возрождающемуся вновь.

– Думаю, вас это заинтересует, – прозвучал механический голос посетителя, нарушив хрупкое ощущение уединения хозяина кабинета. Иллюзию его одиночества.

Герберт Сакс отвернулся от окна, за которым разглядывал бесконечный город, прошел к глубокому креслу и сел за абсолютно пустой стол из красного дерева, чей возраст был едва ли не втрое больше чем у самого Сакса. Одну из немногих вещей с историей в этом царстве современного хай-тека. Чувствительные сенсоры в стенах уловили движения хозяина, приглушив звуки музыки до едва слышных, дабы ничто не мешало разговору.

– И что же? – коротко бросил он роботу-андроиду, облаченному в сшитый на заказ костюм, что уже само по себе было необычно. Впрочем, тот, кто выбрал себе аватаром именно этого робота, мог позволить подобные излишества.

– Недавно обнаружили в анализах одной девушки в муниципальной больнице, взгляните. – Андроид протянул тонкую папку, внутри которой лежал всего один лист – без имен и фамилий, только медицинский анализ и диагноз.

Герберт прошелся беглым взглядом по нескольким строчкам и равнодушно вернул папку обратно.

– Занятно, но полностью бесполезно. Она инвалид, – сухо ответил он. Его лицо оставалось абсолютно безэмоциональным, хотя кое-что все же проступило наружу – раздражение тем, что он был вынужден приглушить музыку, единственное, что вызывало у него отклик.

А вот маска-лицо робота отличалась повышенной эмоциональностью мимики. Андроид предвкушающе улыбнулся, копируя выражение своего хозяина, сидящего где-то далеко, за много миль отсюда:

– Зато у нее есть сестра, вполне здоровая и физиологически зрелая. Вы же понимаете открывающиеся для вас перспективы?

– Допустим. Продолжайте, – и снова никаких эмоций.

Будь в кабинете кто-то третий, он бы усомнился, кто из этих двоих робот.

– Десять миллионов кредитов, – робот изобразил пусть механический, но вполне человекоподобный смешок, – и вы будете знать о ней все. Впрочем, вам будет достаточно только имени. Дальше справитесь сами…

Глава 1

Жизнь летит под откос тогда, когда мы сами ее туда отпускаем.

Именно эту фразу я повторяла день за днем, убеждая себя, что до дна этой самой пропасти мне еще далеко, и даже если сейчас я где-то на середине, то однажды обязательно выкарабкаюсь.

– Виола, – прилетело в спину, – через две минуты твой выход.

Я оглянулась и встретилась с недовольным взглядом администратора клуба, стоящего в дверях гримерки. Он всегда подгонял меня на сцену, а я, пересиливая себя, шла за ним.

Последний взгляд в зеркало. Оттуда на меня смотрела раскрашенная, расфуфыренная девица в нижнем белье. Она натянула на лицо улыбку, а мне стало противно видеть ее такой радостной. Потому что в душе я по-прежнему воспринимала каждый свой танец как унижение.

Вот только я в этом клубе работала добровольно, никто силком к шесту не тащил. Не хочешь работать – вали на все четыре стороны! Но тогда мне не на что будет жить и оплачивать счета ни за себя, ни за сестру. А я должна.

– Господа, а сейчас специально для вас, – нагнетал обстановку ведущий, – уникальный танец! Девушка-скрипка, чьи изгибы не оставят ни один смычок равнодушным! Виола-а-а!!!

Он хохмил, а мне было гадостливо, только я все равно вышла к шесту и начала танцевать. Извивалась, кружилась, покачивая бедрами, демонстрируя свое тело со всех ракурсов. Особенно спину, где длинные шрамы были зататуированы под струны и эфы смычкового инструмента.

Я была единственной танцовщицей в клубе, кто никогда не снимал низ, и единственной, кто танцевал под классическую музыку.

Когда я пришла в этот клуб, PR-директор долго осматривал мои шрамы, кривил губы, говоря, что подобное уродство нельзя выпускать на сцену, но идея со струнами скрипки ему все же понравилась, и он придумал, как превратить изъян в денежное предприятие.

Но сегодня был один из тех дней, когда публика смотрела на любые выступления хмуро, заводилась вяло, а мой танец под «Escala Palladio» особой бури эмоций не вызывал, разве что еще большее недовольство у двух пьяных в хлам мужчин. Один из них скользил по мне масленым взглядом, второй противно улыбался, а под конец еще и выкрикнул:

– Детка, плачу сотню кредитов, если снимешь трусики и дашь поиграться со своими струнами!

Меня передернуло от омерзения, но номер дотанцевала, а после долго сидела в гримерке, боролась с желанием смыть с себя макияж, потому что вечер еще не закончен, и наверняка один из этих сволочей потребует приватный танец.

С клиентами я, разумеется, не спала. Никогда. Хотя некоторые девчонки иногда подрабатывали, но это не отменяло того факта, что по первому зову посетителя я должна была выйти и танцевать вновь и вновь, пока тому не наскучит.

И даже двойная оплата меня не прельщала, она, скорее, добивала осознанием, что каждый раз, принимая от них кредиты, я приближалась еще на несколько сантиметров к самому дну.

Время шло, и, в отличие от остальных девчонок в гримерке, меня на танцы больше не приглашали. Они то и дело сновали туда-сюда, пока я сидела на стуле.

Можно было бы пойти поработать в зал, повертеть задницей перед носом у клиентов, дать себя полапать, но я не смогла заставить себя это сделать.

Так и досидела до закрытия клуба. Стоило электронным часам высветить пять утра, как я рванула в сторону душевых – смывать блестки и переодеваться. В спину донесся издевательский шепот девчонок:

– Опять гимнасточка в пролете. Скоро пнут эту первую скрипку.

Наверное, они были правы. Если я не приношу заведению денег, то заведение не станет меня держать. А моей дневной работы, кассирши в ресторане быстрого питания, едва хватает на поддержание только одной жизни. Либо моей, либо сестры…

Стащив с себя блестящее белье, я шагнула под струи душа, где долго стояла, намыливая себя и оттирая косметику мочалкой. В какой-то момент с особой ненавистью коснулась еще одного шрама на теле. Под грудью, над самым сердцем.

На лице возникла злая ухмылка. Я ненавидела ту штуку, которая таилась под моими ребрами, качала кровь и не давала мне сдохнуть. У меня не было сердца, зато был имплант. Не знающий сбоев, перерывов и работающий с точностью атомных часов.

Он сохранил мне жизнь, он же ее и сломал.

Перед глазами промелькнули воспоминания годичной давности о последних событиях перед той аварией.

Мои родители вместе с Тиффани забирали меня с очередных соревнований по легкой атлетике. Второе место!

Серебряная медаль болталась на моей груди, а я гордилась ей и одновременно обижалась на себя, ведь могла бы выступить чуть-чуть лучше и получить золото. Я и младшая сестра ехали на задних сидениях. Она без умолку болтала о том, как я прекрасно выступила с лентами, примерила мою медаль, потом вернула. А мать согласно кивала ей и улыбалась в зеркало заднего вида. Отец же смотрел на дорогу, ведя кар по автобану. Когда навстречу вылетел атомовоз, он ничего не успел сделать… Уже потом, разглядывая снимки после аварии, я не понимала, как мы с сестрой вообще сумели выжить.

Ее вышвырнуло из машины на проезжую часть, она ударилась головой и сломала позвоночник в нескольких местах, мое же тело прошило металлом.

Те ужасные шрамы на спине были следом именно того столкновения. Дурацкая серебряная медаль вошла в грудную клетку, проломив ребра, чьи осколки вошли в сердце. Оно остановилось как раз в тот момент, когда к месту приехала скорая.

Об этом мне рассказали доктора. Они сильно удивлялись, как я вообще продержалась так долго. А вот родителей спасти не удалось, точнее, и спасать-то было некого к тому моменту. Месиво из металла и крови.

От картин в голове к горлу подкатил ком тошноты. Наверное, мне не стоило тогда смотреть на снимки.

В тот день решение о спасении моей жизни принимали доктора. Страховки родителей и моей хватило на сердечный имплантат – дорогое удовольствие, сохранившее мне жизнь. С таким я смогла бы прожить долгую и насыщенную жизнь. Врачи гордились проведенной операцией, вот только когда я пришла в себя – поводов для радости у меня не нашлось.

Тиффани лежала в коме, полностью под аппаратами искусственного обеспечения жизни. Ее бы отключили, но требовалось мое разрешение как единственного оставшегося в живых родственника, которое я, разумеется, не дала.

Тогда мне предъявили счет, который нужно оплачивать каждый месяц, чтобы она жила.

Специалисты говорили разное: кто-то, что Тиф на всю жизнь останется «овощем», а кто-то более оптимистичный уверял, что чудеса иногда происходят, и в истории медицины были прецеденты.

Я предпочла верить вторым и сразу после выписки отправилась к тренеру по гимнастике. Мне были положены выплаты за награды, – я ведь была очень перспективной спортсменкой.

Ключевое слово – была.

Тренер Роджерс посмотрел на меня сочувствующим взглядом и отвел в кабинет. Усадил там на стул, а после начал непростой разговор:

– Деньги за твои награды уже переведены на соответствующие счета, но что касается твоей дальнейшей карьеры… то мне очень жаль.

– О чем вы говорите? – не сразу поняла я. – Если речь о том, что я пропустила месяц тренировок, то я наверстаю.

– Нет, дело не в этом. Речь о твоем новом сердце. Это ведь имплант – не знающий усталости и износа. У других спортсменов нет такого бонуса к выносливости, а значит, все твои успехи не будут твоими. В то время, когда пульс других девочек будет зашкаливать от нагрузки, а сердце выпрыгивать из груди от усталости, ты будешь спокойно продолжать тренировку дальше… Поэтому мне действительно очень жаль, Виола, но в спорте тебе больше нет места.

В тот день я вернулась в пустую квартиру, долго сидела на диване, глядя на противоположную стену, увешанную моими наградами, и не понимала, как мне жить дальше.

На тот момент мне было девятнадцать, никакого образования, кроме спортивного. Я всю свою жизнь только и делала, что тренировалась ради будущих успехов в атлетике, и что теперь?

Я одна. У меня нет работы, родительской поддержки, зато есть куча проблем и больная сестра…

В тот момент мне хотелось удавиться, но я понимала: это не выход. К тому же, оборвав свою жизнь, я отключила бы от аппаратов и сестру.

Каким-то образом я умудрялась выкручиваться первое время. Устроилась кассиром в ресторан быстрого питания, едва сводила концы с концами, продавала какие-то вещи из дома, чтобы оплатить аренду квартиры и счета из больницы, на оставшиеся деньги питалась сама.

Единственная необоснованная трата, которую я себе позволила, – это забить шрамы на спине черным рисунком струн и эф, превратив себя в подобие скрипки.

Примерно через полгода я переехала в жилье поскромнее, а еще через месяц увидела объявление о наборе танцовщиц. Когда пришла на собеседование, надеялась, что речь пойдет о приличной подтанцовке, но реальность оказалась куда более неприглядной. Искали стриптизерш.

Крутиться вокруг шеста, вилять бедрами, обнажать тело и получать за это вполне неплохие деньги – если будет успех у клиентов. Я долго не могла заставить себя взойти на помост, после нерешительно топталась у пилона в непривычно огромных туфлях на каблуке.

PR-директору клуба понравилась моя гибкость, тонкое тело и абсолютно не понравились шрамы и зажатость. Но мне дали шанс, и уже следующим вечером я вышла на сцену.

Не скажу, что мое первое выступление вышло грациозным или произвело массовый фурор. У меня не было танцевальной подготовки, зато была гибкость и немыслимое упорство. И тем не менее директор меня похвалил за старания и даже вручил деньги за танец. Следующие несколько недель я тренировалась работать на пилоне. Мышцы болели, как и тело. Нагрузка распределялась по телу совершенно иначе, нежели в спортивной гимнастике, и все же я заставляла себя трудиться дальше. Головой понимала – как бы мне не было противно, нужно переступить через гордость и работать-работать-работать. По крайней мере, сейчас, пока у меня нет других возможностей найти деньги.

Первое время мои выступления вполне нравились публике, но чем дальше, тем больше испарялся ее интерес. Сегодня за вечер я заработала сущие пустяки и, покидая клуб, не могла не думать о том, что мне делать дальше.

Какой следующий принцип придется переступить, чтобы подстроиться под обстоятельства?

Позади раздался стук каблуков, я обернулась и увидела Кэтрин. Мы часто ездили с ней на одном монорельсе после работы, и сейчас она как раз догоняла меня, чтобы успеть на первый утренний рейс.

– Сегодня даже не поговорили толком, – выдохнула она. – Работы вал, ни разу не присела за вечер.

Я покосилась на нее. Такая же жгучая, как и я, брюнетка, разве что у меня кожа бледная, а у нее смуглая, почти бронзовая, и глаза у нее необычные – фиолетовые. Хотя это следствие косметического колорирования, что для меня слишком дорогое удовольствие.

– Зато я отсиделась в гримерной, – то ли похвасталась, то ли пожаловалась ей. Кэтрин была единственной танцовщицей в клубе, с кем я общалась хоть как-то. Возможно, сказалось наше общее прошлое. Она в эту сферу попала тоже из спорта, только, в отличие от меня, сильными моральными терзаниями не отягощалась. А может, дело в возрасте – Кэт была старше на пять лет и гораздо опытнее.

– Уволят тебя, – девушка покачала головой. – Как пить дать, уволят! Ты всего полсезона в клубе, а я три года, насмотрелась уже на таких правильных.

– Намекаешь, что пора начинать спать с клиентами? – зло поинтересовалась я, хотя прекрасно знала, что сама Кэт за этим замечена не была, просто ее реплика про правильность прозвучала слишком обидно.

– Намекаю, что пора перестать цепляться за детство и наивные мечты, Виола. Я прекрасно знаю твою историю, по-человечески сочувствую, но бесконечно себя жалеть невозможно, а идти вперед нужно. Пора взрослеть, выбирать, что тебе важно, и искать пути достижения целей. Ты же, несмотря на всю якобы упертость, похожа на медузу, которую выбросило на берег – расплылась бесформенной жижей. Признаки жизни подаешь, только если палкой ткнуть!

У меня не нашлось слов, чтобы ей ответить. Я просто шла рядом с ней и переваривала.

Кэтрин же продолжала:

– С таким телом, как у тебя, и возможностями, – она покосилась куда-то в область моей груди, отчего мои скулы аж свело, – ты могла бы стать звездой этого заведения, заколачивать по сотне кредитов в день и не знать проблем. Тебя потому другие девчонки и не любят, чувствуют конкуренцию на интуитивном уровне.

– А ты тогда почему не чувствуешь? – не выдержав, спросила я. – Если все это рассказываешь?

Она махнула на меня рукой, словно поставила крест безнадежности.

– Потому что о чем бы я тебе сейчас ни сказала, к сведению ты это не примешь. Будешь и дальше сидеть в гримерке, как улитка в раковине. Так о какой конкуренции с твоей стороны может быть речь?

Вот так и открываются глаза на жизнь. Я никогда не считала Кэтрин подругой, скажем, самое близкое определение – знакомая, с которой можно поговорить по пути до монорельса. Для нее же я оказалась всего лишь девчонкой-неудачницей, которую решила поучить взрослая тетя.

– Я видела твой сегодняшний танец, – вдруг сменила она тему. – Знаешь на что похоже?

– На что?

– На образцово-показательное выступление на соревнованиях. Четко, выверенно и под линейку. А души нет. Все с таким натянутым выражением лица и отрисованной улыбкой, что любому станет понятно – ты не кайфуешь от танца, ты исполняешь повинность.

Ну да, так оно и было. Кэт очень четко охарактеризовала мое внутренне состояние на сцене.

Мы добрались до платформы и весь обратный путь в поезде провели молча. Я смотрела в окно, а она читала книгу на новеньком голографе. В отличие от меня, у Кэт всегда были деньги на собственные хотелки.

Я вышла раньше и всю дорогу до съемной конуры пребывала в размышлениях.

Кэтрин танцевала, как она выразилась, «с душой». Даже я, когда впервые увидела ее у пилона, замерла с раскрытым ртом. У нее никогда не было недостатка в заказах: она выходила в зал, общалась с мужчинами, некоторые после приглашали ее в отдельную кабинку для привата. Но самым интересным клиентом у нее был Папуся, так его называли остальные девчонки, пока Кэт не слышала. Он всегда платил ей больше всех, но танцев не требовал. Папуся обычно приходил по пятницам, выглядел устало и одиноко. Снимал дорогой пиджак, развязывал галстук и смотрел на Кэт с дальнего столика в углу, а потом платил ей, чтобы она просто сидела рядом с ним и беседовала. О чем они говорили, никто не знал, а если пытались подслушать, Кэт гнала взашей.

Я всегда видела в этом какую-то романтическую подоплеку. Хотелось верить, что Папуся влюблен в танцовщицу, и когда-нибудь обязательно признается ей в этом, а потом позовет замуж. Реальность настигла меня в момент, когда я разглядела обручальное кольцо на его пальце.

Он был всего лишь очередным мужчиной, который убегал в стрип-бар от жены и, возможно, детей, чтобы попялиться на голых девок.

Возможно, мне стоило взять пример с Кэтрин и хотя бы попробовать выйти в зал, чтобы поработать там.

* * *

Этим же вечером я позвонила администратору Томасу в клуб и попросила дать мне сегодня внеочередную смену.

– Не выйдет, и так полный комплект, – возразил он. – Тебя ставить некуда, да и…

– Я пойду в зал, – перебила его, чем явно ошарашила. – Короткий номер на сцене не собьет основную сетку выступлений, а потом я никому не буду мешать! Обещаю!

– Это как посмотреть. – И все же Томас на другой стороне задумался. – Ладно, приходи.

По всей видимости, он от меня ничего подобного услышать не ожидал, наверное, потому и пошел навстречу. Не каждый день увидишь Виолу в зале.

Уже сидя в гримерке, накрашенной и готовой к выходу, я настраивала себя на подвиги.

– Просто кайфуй! – уговаривала свое отражение в зеркале. – Представь, что на кону олимпийское золото, и танцуй.

Сегодня звучала обработка токкаты ре-минор, я позволила музыке унести себя, отрешиться от происходящего вокруг. Многие бы назвали мелодию не подходящей для такого танца, слишком энергичная в разработке, быстрая, словно порывы штормового ветра, но я и была штормом. Распустила волосы и кружилась вокруг пилона, подчиняясь несущему меня ритму.

Когда прозвучал последний аккорд, я будто очнулась от забытья. Клиенты у сцены пребывали в восторге, один даже аплодировал, хотя обычно этого не случалось. Наваждение сменилось реальностью, когда какой-то из мужчин просунул мне под трусики купюру в пять кредитов.

Что ж, спасибо! Я даже улыбнулась ему в ответ и, влекомая привычным страхом, поспешила в сторону гримерки, но, сделав три шага, остановилась и сменила направление.

Несколько ступеней со сцены, и я оказалась в зале. Вопреки всем опасениям, никто не кинулся меня тут же лапать. Клиенты следили издалека, я чувствовала их взгляды на себе. Один у барной стойки отсалютовал бокалом, явно давая понять, что не прочь, если я подойду ближе, но к нему заспешила Сара, заняв место рядом.

Я вновь обвела зал рассеянным взглядом. Бросаться сразу в омут с головой мне не хотелось, нужно было начать общение с кем-нибудь попроще, что ли.

Взгляд невольно уперся в дальний угол, туда, где обычно сидел Папусик Кэтрин. Сегодня вместо него там находился другой мужчина. Явно моложе, с неопределенным цветом волос из-за освещения. Может, шатен, может, брюнет, он неторопливо водил пальцем по кромке бокала и неотрывно смотрел на меня. Не изучающе, не лапающе, а просто смотрел. Как смотрят обычно на мебель.

Наверное, я не понравилась ему. А с другой стороны, вот он, мой вариант попроще. Если вообще безнадежно, я просто сбегу!

– Скучаете? – старательно промурлыкала я, возникая рядом с незнакомцем.

И все же шатен, стрижен довольно коротко, в дорогой рубашке, и на пальцах никаких украшений. А вот в глазах однозначно линзы со встроенным компьютером. Их выдавал едва различимый голубой отсвет микроэкранчика по краям радужки. Никогда не любила общаться с людьми, которые их носили, потому что они могли смотреть на тебя в упор, а на деле листать статью в интернете.

Собственно, вот и нашлась разгадка странного взгляда мужчины. Наверняка он глядел не на меня… Вот же дура!

Предположение подтвердилось, когда, чтобы не казаться идиоткой, я повторила вопрос, и мужчина едва заметно вздрогнул, отвлекаясь от чего-то мне неведомого:

– Что, простите? – Наконец он поднял на меня взгляд и посмотрел более осмысленно.

– Скучаете? – уже в третий раз повторила я.

– Не поверите, но нет.

Я потерялась, ведь рассчитывала на иной ответ. А теперь-то что? Развернуться и уйти? Зачем он вообще пришел тогда в стрип-клуб?

– Извините, – пробормотала я. – Не буду отвлекать.

Развернулась и как можно быстрее собралась ретироваться отсюда, чтобы попытать счастья с другим клиентом. Как раз тот у барной стойки освободился.

– Хгм, подождите! – неожиданно прилетело в спину. – Пожалуй, все же скучаю.

Остановилась и замерла от столь неожиданной перемены в клиенте, и все же за соломинку ухватилась. Внешне этот мужчина казался мне вполне нормальным и даже безобидным.

Я вновь подошла к столику и замерла в некоторой нерешительности, не представляя, как поступать дальше. Самой предложить ему станцевать?

Нужно было быть умнее и, прежде чем лезть на амбразуры, взять мастер-класс у той же Кэтрин. Кажется, она обычно начинает с ничего не значащего разговора о погоде.

Но первым разрушил неловкую паузу сам клиент:

– Я видел ваш танец, у вас очень интересная тату на спине. Очень красиво. Разрешите взглянуть?

Кивнула. Глупо отказывать, когда стоишь полуголая перед мужчиной и подошла именно затем, чтобы в конечном счете повертеть перед ним задницей.

– Струны, – он с некоторой бесцеремонностью, хотя я и не позволяла, дотронулся до позвоночника между лопаток и провел кончиками пальцев вниз, так что по спине пробежались мурашки. – …И эфы.

Он убрал руки так же неожиданно, как и поднес, и только сейчас я поняла, что не дышала все это время.

– Если хотите, могу станцевать для вас, – все же сумела выдавить я, повернувшись к нему лицом.

Он покачал головой:

– Не стоит. Я не любитель подобного. – Мужчина указал на соседний стул, приглашая присаживаться.

– Зачем тогда пришли? – опешила от такого признания.

Губы незнакомца неожиданно поджались, будто он вспомнил о чем-то неприятном, или на краткий миг его зубы пронзила боль.

– Родственник назначил встречу именно здесь. – Он взглянул на часы под механику, я же мимолетно подметила марку. Пожалуй, чересчур дорогой аксессуар для типичного посетителя нашего клуба. Здесь обычно собиралась более скромная аудитория. – И он опаздывает…

В голосе незнакомца явно сквозило недовольство.

Сбоку к нам подошла официантка Марта, прервав неловкий диалог:

– Не желаете угостить даму коктейлем? – вклинилась она, намекая явно на меня.

Я недовольно покосилась на девушку, понимая, что она всего лишь делает свою работу, разводя клиента на заказ лишней выпивки и тем самым увеличивая выручку.

– Только если сама дама пожелает, – благодушно отозвался мой визави и взглянул на меня.

По идее, мне было положено выбрать самый дорогой напиток из меню, но я будто онемела. Как-то излишне не вовремя проснулась совесть. Пить я все равно не буду, а мужчина вроде бы хороший, и хотя у него явно полно денег, просто так выпросить напиток я не сумела.

– Ничего не нужно.

– А десерт? – едва заметно нахмурившись, предложила Марта, на что я опять хотела отказаться, но меня перебили.

– А вот десерт, пожалуй, принесите. Мороженое. Две порции.

– Сливочное или сублимацию? – оживилась официантка.

– Сливочное, – коротко ответил мужчина.

Когда заказ принесли, я несколько мгновений недоверчиво смотрела на три шарика в вазочке, политые сиропом. Незнакомец придвинул мне десерт, сам с маниакальным удовольствием вонзил ложечку в свою порцию и наконец произнес:

– Раз уж вы скрашиваете мне одиночество, угощайтесь.

Я осторожно ковырнула кончиком ложечки мороженое и не менее осторожно поднесла ко рту. Потрясающий, давно забытый вкус настоящих сливок. И здесь дело даже не в моей бедности, сколько в редкости цельного молока. И хотя сублимированное по вкусу почти ничем не отличается, все равно в голове было интуитивное понимание, где настоящее, а где подделка.

Но насладиться мороженым до конца у меня так и не получилось. Сбоку нависла высокая тень, я повернулась в ее сторону и нервно сглотнула.

Рядом стоял еще один мужчина, с пугающе пронзительным взглядом, недовольно поджатыми губами и с видом божества, сошедшего на грешную землю.

Волосы ниже плеч, острые, напряженные скулы и ресницы… умопомрачительно длинные. Если бы не взгляд-рентген за ними, в такие можно было бы влюбиться.

Даже просто находясь вблизи этого мужчины, я почувствовала себя ничтожеством. Незнакомец угнетал одним видом. Да что там видом, неуловимым движением пальца, которым показал мне убираться отсюда.

Я, как загипнотизированная марионетка, подчинилась, вскакивая с места, ведомая одним желанием – убраться отсюда как можно дальше.

– Послал же бог братца, – пробормотал мой первый визави, неожиданно хватая меня за руку и не отпуская далеко.

– То же самое могу сказать о тебе. – Голос второго пробрал холодом до самого костного мозга. – Отпусти девчонку, нужно поговорить.

– У тебя забыл спросить, что мне делать и когда, – огрызнулся более приятный мужчина и обратился уже ко мне, произнося странную фразу: – Завтра, если будет сильно болеть голова, позвоните по этому номеру.

Он протянул мне визитку, которую я автоматически схватила и, оказавшись на условной свободе, поспешила сбежать прочь от этих двоих как можно дальше.

– Я мог бы приехать к тебе в офис, – недовольно произнес первый. – Последствия твоего выхода в люди потом слишком дорого исправлять!

Это было последнее, что я услышала, а дальше ноги сами собой унесли меня в гримерку. Только там паника, накрывшая с головой, немного утихла, и я наконец смогла разглядеть карточку, которую мне вручили.

Ричард Стоун. Старший научный консультант Saks-Technologies.

Я невольно присвистнула. При такой должности да в такой компании Ричард наверняка имел личный бассейн, заполненный кредитами. Одно только непонятно, с чего вдруг у меня завтра станет болеть голова?

Глава 2

– Ну и зачем ты позвал меня? – Ричард отставил мороженое в сторону. При появлении брата-близнеца настроение всегда портилось стремительно быстро.

Герберт сидел ровно напротив, на месте, где еще несколько минут назад была танцовщица. Симпатичная девчонка с грустными глазами и необычной татуировкой.

Ричард был уверен, что завтра она обязательно позвонит ему. Не может не позвонить, особенно после того, как братец прокатился по ее мозгам, подобно асфальтоукладчику.

– Хотел попросить о помощи, – Герберт обвел взглядом скромный клуб, выискивая кого-то или что-то.

Глаза Ричарда даже округлились.

– Помощи? Серьезно? Моей?

Отношения между братьями были натянуты едва ли не с рождения. Пожалуй, кроме одной матери, отца и доли в компании, этих двоих ничего не объединяло. Даже фамилию Ричард сменил, едва позволил возраст, чтобы не зваться одинаково с Гербертом. Да и сама фамилия – Сакс – у Ричарда ничего, кроме раздражения, не вызывала. Слишком дорого звучащая и в современном обществе равносильная словосочетанию – владелец мира.

– Но я уже передумал, – вместо ответа на предыдущие вопросы произнес Герберт.

Он поймал за руку пробегавшую мимо официантку, одним взглядом заставил ее остановиться и замереть в ожидании указаний. – Здесь сидела девушка. Куда она делась?

Официантка вдруг хлопнула ресницами, кокетливо улыбнулась, поправила прическу и промурлыкала: – А хотите я с вами посижу?

Судя по выражению лица Герберта, – не хотел. Он честно пытался не воздействовать на эту девицу, но видимо, не судьба. Тем более не хотелось лезть ей в голову и копаться в мыслях, но пришлось. Попутно считывая все, что она думает о девушке-танцовщице, которая заинтересовала обоих мужчин. Ведь не каждый день стриптизерш угощали настоящим мороженым.

– Приведи ее из гримерки, – с нажимом приказал Сакс, закрепляя приказ легким внушением.

Официантка кивнула и, позабыв о своих основных обязанностях по разносу блюд, испарилась выполнять.

– У меня не хватит визиток лечить им всем головы завтра, инкуб ты чертов. Ты же не будешь с ними со всеми спать! – хмуро отозвался брат, наблюдая за всем этим произволом. – И зачем тебе та танцовщица? Других женщин мало?

Ричард был слишком умным парнем, чтобы понять – Герберт ведет себя крайне не характерно. Точнее – наоборот, слишком характерно для инкуба и абсолютно непривычно для брата, которого знал как облупленного.

Повышенным инстинктом размножения Герберт никогда не страдал, давя в себе паскудную природу, заменяя болезненную тягу работой или музыкой. А если все же вставала надобность – обходился профессионалками, которым щедро оплачивал все, начиная от пожизненного содержания, заканчивая пособиями на родившихся дочерей. Интересно, сколько их уже у него?

– Так зачем тебе танцовщица? – повторил Ричард. – И моя помощь?

Герберт с неохотой придвинул брату папку, которую принес с собой. Тот медленно раскрыл ее и погрузился в чтение. В миллионный раз за жизнь Сакс пожалел, что единоутробный брат – единственный человек, чьи мысли он не может прочесть, не считая остальных инкубов, которых в мире по пальцам пересчитать. Хотя инкубы не совсем люди – скорее, венцы эволюции, вобравшие самое лучшее от нескольких видов.

Ричард читал хмурясь, перелистнул страницу и нахмурился еще больше.

– Я не генетик, – наконец произнес он. – Но то, что здесь представлено, нужно проверять. Слишком волшебно выглядит.

– Ты физик. – Герберт опять озирался по сторонам. Девушку так и не привели, хотя времени прошло достаточно. – И биолог. Тебе должно хватить знаний для проверки. Я не хочу, чтобы данные утекли куда-то еще.

Брат прищурился.

– Но откуда-то же они к тебе притекли… – Уж очень необычно выглядел генетический анализ, представленный в документах. Пожалуй, нечто подобное можно найти теперь только в образцах ткани умерших лет эдак двести назад. И то не у всех. Ричард все же придвинул обратно к себе вазочку с мороженым и не без удовольствия принялся черпать полурастаявшее лакомство, попутно делясь выводами:

– Даже если анализ не подделка, то в медкарте ясно написано, что девушка в коме. А значит, развить дар нет никакой возможности.

– Та танцовщица – ее сестра. Вполне здоровая и, надеюсь, сговорчивая, – сухо произнес Герберт, вновь начиная искать взглядом. – Куда же она делась? Не нужно было прогонять, когда только увидел.

В памяти Ричарда всплыли испуганные глаза девушки-скрипки, когда над ней навис брат и припечатал внушением, с абсолютно не свойственной ему сдержанностью.

– Действительно, зачем прогонял?

– Мне с детства не нравилось, когда ты брал мои вещи! – ровно ответил Герберт.

Брови брата полезли наверх.

– Вещи? – Ричард даже переспросил. – Ты в своей башне совсем связь с реальностью потерял? Я еще раз повторю. Девушка-то тебе зачем?

– А ты догадайся, – с некоторым вызовом и одновременно едва заметно проступившей горечью произнес Герберт. Особенно сильные чувства иногда пробивались даже у инкубов. – Ты же у нас гений!

Несколько мгновений Ричард помолчал.

– Не-е-ет, – наконец протянул он, когда его осенило догадкой. – Она не согласится. Да и шансов практически нет.

– Если не согласится – заставлю, – упрямо стоял на своем братец. – Но уверен, проблем не будет. Ей нужны деньги на лечение сестры, а я смогу осыпать ее кредитами. Ты проведешь искусственное оплодотворение, и девушка выносит ребенка.

Пальцы Ричарда неосознанно сжались в кулаки. Вот именно за эту циничность он ненавидел брата с самого детства. Инкуб – чтоб его!

Их могли сколько угодно считать венцом творения, но Ричард видел в брате и ему подобных ошибку природы, которую она же старательно пыталась стереть из бытия.

Читающие мысли, умеющие внушать свою волю и подавлять чужую. Их было немного, но даже этого хватило, чтобы после Второй Великой Войны, сто пятьдесят лет назад, первые инкубы буквально подчинили себе мир. Никаких идей глобальных завоеваний, скорее наоборот – удалось объединить Панем и Арсамаз, отстроить все разрушенное, и мир вполне счастливо продолжил существовать и по сей день. Становились выше здания, первые корабли полетели в космос, наука шагнула вперед. Вот только одну проблему инкубы так и не сумели решить.

Чертов гибридный вид! Слишком многое в них было намешано! Ричарду они напоминали генномодицированные помидоры. Идеальной формы, цвета, вкуса – но не способные к нормальному размножению семенами.

Жизнь инкубов была ярка и насыщенна. Подобно вспыхнувшим спичкам, они горели и так же быстро угасали, чаще всего не оставляя после себя наследников. Точнее, сыновей. А вот дочерей сколько угодно. Обычные человеческие девочки рождались от них с завидной регулярностью, но их папаши не имели к ним никакого интереса.

Отец Ричарда и Герберта – Роберт – нашел крошечную лазейку. Уговорил мать на искусственное оплодотворение. Габриель как ученый-биолог согласилась, лично проведя отбор материала для будущих эмбрионов. Это было неслыханным успехом, когда они поняли, что будет двойня разнояйцевых мальчиков, вот только по факту рождения всех постигло разочарование. Один сын унаследовал дар отца, а второй оказался обычным человеком. Как рассказывала мать: Роберт подержал его на руках минут пять, а после передал акушеркам и приказал назвать мальчика Ричардом. В честь какого-то там дворецкого из далекого прошлого, сыгравшего важную роль в истории семьи Саксов. Тогда это прозвучало издевкой, будто второму сыну с колыбели указали на его судьбу обслуживающего персонала.

Роберт Сакс после этого прожил недолго, до тридцати семи, что было редким долголетием у этого вида. Инкубы вообще редко доживали до тридцати пяти. Правда, стоит отдать должное, «неудавшемуся сыну» оставил в наследство аж пять процентов акций Saks-Technologies.

– Я не буду в этом участвовать, – категорично заявил Ричард. – Во-первых, для меня люди не вещи, а, во-вторых, кроме как у нашей матери, больше ни у кого эксперимент с ЭКО не удался. Ни один эмбрион мужского пола не прижился, сколько ни подсаживали.

Он поднялся со стола и приготовился уйти, но Герберт ухватил за рукав и остановил.

– Мне тридцать три. Ты должен понимать, что это означает. Нужно хотя бы попытаться!

– Пытайся, – равнодушно пожал плечами брат. – У тебя миллионы кредитов и тысячи дур, желающих стать матерями потенциального наследника огромной корпорации.

– Но только потенциальных артефакторов среди них нет ни одной. Ричард, вспомни, сколько лет жили эти люди. Век – полтора. Один из последних, Ян Коуч, дотянул до ста двадцати.

– Возможно, ему помог свежий горный воздух, – не удержался от колкости брат, вспомнив курс истории и место, где доживал последние годы великий артефактор.

– Или эти люди были просто на редкость живучими. Я видел отчет об автокатастрофе, в которую попали эти девушки, – он кивнул на папку. – Выжить было нереально, но они еще на этом свете.

– Одна в коме, вторая изуродована шрамами. Сомнительное проявление выживаемости.

– И все же они дышат, – Герберт упрямо стоял на своем. – Я просто хочу, чтобы мои дети не умирали, едва начав жить. Так почему не попытаться?

С губ Ричарда слетел горький смешок.

– Ты хотел сказать, чтобы твой потенциальный сын не умер… Потому что на остальных детей тебе в принципе плевать!

Он выдернул рукав из пальцев брата и приготовился уйти из клуба, но на горизонте возникла официантка, про которую Ричард Стоун уже успел забыть.

Вид у девушки был проштрафившийся.

– Виола ушла из клуба, – виновато проблеяла она Герберту. – Но если хотите, я могу найти еще кого-нибудь из девочек. Вам ведь для танца?

Глядя на это, Ричард не сумел сдержать смеха.

– Кажется, кто-то перестарался с внушением, желая поскорее освободить стул для своей инкубской задницы! Она от тебя сбежала.

Герберт поднялся из-за стола и, отмахнувшись от официантки, прогнал ее прочь. Поравнявшись с Ричардом, он нарочно задел брата плечом, но через пару шагов все же остановился и бросил, не оглядываясь:

– Завтра она тебе позвонит. Они всегда звонят.

После чего Герберт Сакс покинул клуб, а Ричард остался стоять.

Он сам подошел к барной стойке, расплатился по счету, а после выловил ту самую официантку и вручил ей визитку с просьбой позвонить завтра. Стоуну оставалось лишь проклинать про себя все инкубское племя с их внушением!

Мужчины, как правило, переносили его безболезненно, а вот у женщин мозги кипели. Лечилось подобное либо сексом с инкубом, либо несколькими часами под капельницами с препаратами. А так как спать с официанткой Герберт явно не собирался, подчищать, как всегда, приходилось Ричарду.

Обслуживающий персонал – как и посмеялся отец.

А вот девушку-танцовщицу Ричард жалел заранее. Таким, как Сакс не отказывают. Не согласится сама, заставит… Из-под земли достанет, но своего добьется.

Глава 3

Не успела я успокоиться, спрятавшись от жуткого взора второго типа в гримерке, как раздался звонок на личный визофон. Определившийся номер доктора Моргана из больницы меня абсолютно не порадовал, особенно учитывая позднее время. Ночь была в самом разгаре, и без повода в такой час никто беспокоить не станет.

Если бы у меня было сердце, оно наверняка забилось бы чаще от волнений и кучи противных мыслей, которые тотчас полезли в голову.

– Доброй ночи, – приняв звонок, выпалила я. – Что-то случилось?

– Извините за беспокойство, мисс Райт. – Тон доктора меня немного успокоил. – Случилось, но с вашей сестрой все в порядке. Если так можно говорить в ее случае.

– Тогда почему вы звоните? – я покосилась на электронное табло гримерной. Почти час ночи, значит, все же что-то срочное.

– У аппаратов сегодня опять был сбой, – начал Морган. – Некоторые приборы перегорели и, как вы понимаете, других в больнице уже не было, нам пришлось перевести вашу сестру в другую клинику. В экстренном порядке.

– В какую? – Я уже понимала, куда он клонит.

Больница Гроустон была самой лучшей из дешевых мест, которое я могла себе позволить. И если речь зашла о другой клинике и экстренной перевозке, то мне нужно было настроить себя на дополнительные расходы.

– В центр, – незамедлительно отозвался Морган. – Руководство нашей клиники понимает, что вашей и тем более вины вашей сестры не может быть в том, что уже в третий раз приборы, поддерживающие ее жизнедеятельность, выходят из строя, и никто не возлагает на вас лишнюю финансовую ответственность. Скорее всего, дело в изношенности техники, поэтому ради спасения жизни Тиффани мы перевели ее в ближайшее место… – доктор запнулся, – где ей смогли помочь.

– Сколько? – почти убито выдохнула я, вспоминая самую современную больницу Фелс-сити. Смогу ли потянуть новую ношу?

– Вам лучше приехать на место и уже там, после разговора с новым доктором, обсудить все условия, – закончил Морган, но напоследок все же добавил: – Я по-человечески понимаю ваше тяжелое материальное положение, мисс Райт, но у нас был выбор либо перевести Тиффани в более дорогую клинику, либо дать ей умереть…

Звучало так, будто он оправдывался.

– Вы все правильно сделали, – твердо выдохнула я. – Скоро приеду.

Стоит ли говорить, что, едва сбросив звонок, я, не смывая с себя макияжа, набросила сверху на «сценический костюм» свою повседневную одежду и буквально вылетела из гримерки. По пути поймала администратора и, объяснив ему все буквально в двух словах, покинула клуб через заднюю дверь.

Мне посчастливилось успеть на последний ночной монорельс в центр, и всю дорогу в полупустом вагоне я пялилась на свое отражение в противоположном стекле и размышляла, откуда взялась эта черная полоса в нашей с сестрой жизни.

Смерть родителей, мое сердце, кома Тиффани, а дальше все хуже и хуже.

Я скатывалась по социальной лестнице, а Тиффани будто само провидение стремилось отправить на тот свет.

За то время, что она была в коме, приборы ломались трижды. Каждый раз новый. То пищалка-тонометр, то аппарат поддержки дыхания. Интересно, что вышло из строя сегодня?

Чертовщина и только. Невольно во мне начинала просыпаться паранойя – вдруг кто-то нарочно ломал технику, чтобы мне пришлось перевести сестру в более высокооплачиваемое место. Вот только смысла в этом не было никакого… Кому мы нужны?

У центральной больницы я оказалась около трех ночи. Смотрела на огромное многоэтажное здание в окружении ему подобных и чувствовала себя немощной букашкой. Пожалуй, в этом районе роскоши и денег только одно здание выбивалось из общего ландшафта – исторический музей имени Аластара Фокса. Он стоял по правую сторону от больницы, был малоэтажным, всего три пролета, и построен из темного кирпича. Я бы с удовольствием полюбовалась красотой архитектуры, но, увы, приходилось спешить.

Подойдя в огромном холле к стойке администрации, быстро выяснила, куда мне идти. Новый лечащий врач Тиффани оказалась женщиной. «Доктор Элликанта Роук», – прочла я на дверях кабинета, куда мне сказали явиться, и чуть ниже куча регалий и степеней.

– Вы сестра Тиффани Райт? – сразу догадалась она, едва я постучалась и заглянула внутрь. – Проходите.

Сев в кресло напротив, я с готовностью уставилась на доктора: уже порядком в возрасте, с умными уставшими глазами в сетке морщин. Она как-то сразу располагала к себе на интуитивном уровне.

– Мой коллега доктор Морган передал мне историю болезни вашей сестры, – начала она, выводя на голографический стол перед собой медицинскую карту с данными. – Весьма интересный случай. Физически ваша сестра полностью здорова.

– Что-то с мозгом, – выдохнула я. – Активности нет.

Подобие улыбки появилось на лице доктора Роук.

– Ну, кое-что, возможно, все же есть. – Она вывела на экран кривые энцефалограммы и ткнула в резкий скачок графика, где амплитуда зашкалила до предела. – Вот непосредственно перед сбоем приборов в старой клинике. Возможно, это аппаратная ошибка, но мне стало любопытно, и я решила лично заняться случаем вашей сестры.

– Намекаете, что это она сломала, что ли?

– Не говорите ерунды, – отмахнулась женщина. – Просто лежащие в коме крайне редко показывают столь сильную мозговую активность. Это любопытно, и возможно, если мы проведем полную диагностику на нашем оборудовании, составим новую терапию, то сможем помочь Тиффани. Что скажете, мисс Райт?

– Боюсь, ваши услуги мне не по карману, – выдохнула я с несвойственным мне чувством стыда за собственную несостоятельность.

Мне было неуютно и стыдно признаваться в бедности и невозможности дать сестре лучшее лечение, потому что у меня нет кредитов, и от всех этих мыслей начинала раскалываться голова.

А ведь по Элликанте Роук сразу было видно, что она высококлассный специалист.

– Мне лично не нужно ничего оплачивать, – доктор произнесла это с особо понимающим выражением лица. – Этот случай интересен мне с научной точки зрения, но вот на работу оборудования, лекарства потратиться придется. Тут никуда не деться.

Она вывела на экран стола текст типового договора с клиникой, где была подчеркнута сумма предварительного лечения на месяц. Ровно вдвое больше, чем в больнице Гроустон.

– Я должна подумать, – сдавленно выдохнула я. – Прежде чем поставить подпись, нужно понимать, смогу ли я потянуть такие финансовые обязательства.

– Прекрасно понимаю. В любом случае у вас есть несколько дней на размышления, пока не закончатся деньги, которые пришли нам на счет от старой клиники.

Я судорожно кивнула, в голове при этом будто атомная бомба взорвалась.

Это все от нервов и переживаний. Очень хотелось попросить таблетку от головной боли, но даже здесь я испугалась, что предъявят счет.

В довершение всего доктор Роук отвела меня к палате сестры.

– В нашей клинике все самое лучшее, – заверила она, указывая на современную медицинскую кровать, на которой лежала Тиффани.

Если бы не бесконечный писк и сотни трубок, сестра казалась просто спящей. Позови – и проснется.

Как принцесса из сказки, она лежала между жизнью и смертью, вот только проблема была не в отравленной груше и даже не в уколе ткацкой иглы[1].

– Я постараюсь найти деньги, – пробормотала и заверила доктора, что определюсь с ответом в ближайшие дни.

Выходя из больницы, я потирала виски, чтобы хоть чуть-чуть снять боль. Она то проходила, то вновь накатывалась волной, отчего я постоянно вспоминала странного посетителя клуба, давшего мне визитку. В свете всего происходившего его уверенность, что у меня начнет раскалываться голова, выглядела странно. Едва добравшись до дома, я выпила две таблетки обезболивающего и попыталась лечь спать. Удалось с переменным успехом, через несколько часов я проснулась от скулежа. Собственного.

То, что накануне показалось адской болью, выглядело цветочками по сравнению с тем, что было сейчас. Рука сама потянулась к визофону набрать номер скорой, но замерла на полпути. Вызов медицинской бригады тоже стоил немалых денег, потому кое-как я добрела от кровати к коридору, где вчера оставила сумочку. Достала оттуда визитку и еще несколько мгновений сомневалась, набирать ли номер.

Мотивацией послужил очередной спазм в голове, после которого я едва не потеряла сознание.

На той стороне ответили сразу. Голос мужчины прозвучал устало:

– Слушаю…

Наверное, я разбудила его.

– Ричард Стоун, – это имя в трубку я буквально простонала, когда попытка сдержать боль не удалась.

С обратной стороны повисло тягостное молчание, а в следующее мгновение тон мужчины прозвучал серьезно и собранно:

– Диктуй адрес!

Дальнейшие события словно стерлись из памяти, а может, я просто лишилась сознания.

Глаза открывала мучительно медленно. Яркий свет ламп сверху резал глаза и заставлял жмуриться. Я попыталась прикрыться рукой, но кто-то мягко удержал за запястья.

– Капельницы выдернешь. – Я узнала голос Ричарда, звучал он немного сварливо. Повернувшись на звук, все же сумела сфокусироваться на лице мужчины.

Он сидел на высоком стуле рядом с медицинским ложем, на котором в окружении кучи проводов и датчиков лежала я.

Меня накрыло несвойственной паникой. Если я в больнице, то дело дрянь, и счет за собственное лечение может загнать меня в могилу быстрее, чем самая жуткая головная боль.

– Где я? – озираясь по сторонам, спросила, при этом отмечая, что больше мигрени нет.

– В моей лаборатории, – только сейчас я заметила, что вчерашний клиент одет в белый халат наподобие врачебного, разве что на этом вышита большая эмблема «Сакс-технолоджис». Как раз сейчас Ричард просматривал показания приборов, а потом с укоризной произнес: – Я ведь просил позвонить, когда заболит голова, а не когда придется вытаскивать тебя с того света.

Не знаю почему, но первой реакцией появилось желание оправдываться, но я задавила в себе этот синдром отличницы, заставляя себя задавать другие вопросы:

– Когда вы сказали мне про головную боль, это показалось дурацкой шуткой. Откуда мне было знать, что все зайдет настолько далеко? Да и вообще, с чего вы взяли, что мне станет плохо?

В голову тут же пришла мысль о том, что в мороженом был какой-нибудь хитроумный наркотик, и теперь я сама сдала себя в лапы маньяка.

– Инкуб. – Ричард обронил всего одно слово и встал со стула, отходя подальше от кровати. – Ты попала под его внушение. Если девочка не глупая, сама догадаешься, где и когда.

Внутри все похолодело, а в следующий миг я даже рассмеялась и расслабилась. Это Ричард так шутит. Не могла я ну никак вчера пересечься с инкубом, а тем более, чтобы тот мне по мозгам проехался. Это ведь прописная истина: попадешь под влияние инкуба – на ночь останешься с ним. Устоять невозможно, сколько ни сопротивляйся. Все равно окажешься с ним в постели, а утром еще и брюхатой…

– Хорошая шутка! – Я даже аккуратно похлопала в ладоши, чтобы не сбить капельницу из вены. – Но я вчера в начале вечера была в клубе, а потом в больнице у сестры. И никак не могла бы переспать с…

– Если бы переспала, то и не заболела бы, – перебил Ричард, вновь подходя ко мне на этот раз с двумя таблетками и стаканом воды. – Поверь, я знаю про этих чертей все.

Он не выглядел приколистом, но в пользу моей теории говорил еще тот факт, что в нашем обществе инкубов по пальцам пересчитать можно. Слишком богатые, слишком могущественные, слишком желанные, даже несмотря на последствия. Их фотографии и интервью регулярно транслировались по визорам, так что увидь я настоящего инкуба, тотчас узнала бы в лицо и сбежала как можно дальше.

Это только глупые девочки, мечтающие о принце из сказки с большими деньгами, тайно лелеют надежду оказаться в постели с инкубом. Мне же еще мать вбила в голову держаться от подобного как можно дальше.

Словно наяву я вспомнила диалог с ней.

– Ты красивая, Виола, и скоро станешь знаменитой спортсменкой. На тебя уже обращают внимание очень неприятные типы, и вместе с успехом их будет становиться все больше. Появятся «спонсоры», «тренеры» и прочие желающие… они только все испортят.

– А девочки из сборной мечтают об инкубе, что однажды один из них увидит и влюбится…

– Дурочки твои девочки. – Мать в тот момент поправила мои растрепанные волосы, пригладив их рукой. – Эти мужчины не умеют любить, утверждаю как психолог. Робота проще заставить сопереживать, чем инкуба…

– Выпей таблетки, – вырвал из собственных мыслей Ричард, протягивая стакан. – И можешь идти домой.

Я вскинула на него взгляд, а в следующий миг покачала головой. Теория про то, что этот тип меня вчера опоил, вновь показалась правдоподобной.

– Не буду я ничего пить. Не было вчера в клубе инкубов, я скорее поверю, что это вы мне что-то подсыпали и теперь хотите снова накачать наркотой.

Мужчина закатил глаза к потолку и отставил стакан в сторону.

– Хорошо, не пей, – с легкостью согласился он. – Но когда к вечеру опять возьмешь билет на тот свет, мне не звони.

Ричард мимолетным движением по сенсорам отключил медицинские приборы, даже ловко выдернул катетер из вены и, пока я пребывала в состоянии легкого шока, залепил ранку пластырем.

– Свободна. – Он кивнул в сторону двери. – Лифт чуть правее по коридору.

Стоит ли говорить, что с кровати я вскочила и тут же рванула к двери. В спину донеслось насмешливое:

– Сумочку забыла с ключами.

Замерев, я медленно обернулась и недоуменно уставилась на Ричарда, протягивающего мой рюкзак. И как только сумочкой язык назвать повернулся?

– Или ты думала, что когда я тебя забрал, то оставил все нараспашку? У тебя там, конечно, не дворец, но закрывать за собой двери я умею.

Я вспыхнула краской, в два шага миновала расстояние между нами, вырвала рюкзак и все же выдавила из себя слова благодарности:

– Спасибо за помощь.

– Таблетки все же возьми. Выпьешь вечером.

Так и хотелось воспротивиться, но блистер с пилюлями все же бросила в рюкзак.

Внезапно двери за спиной хлопнули, впуская холодный сквозняк из коридора. Лицо Ричарда в одно мгновение окаменело. В отличие от меня, стоящей спиной к вошедшему, он посетителя видел.

– Я ведь говорил, что она позвонит. – Я узнала голос вчерашнего, второго гостя из клуба, и у меня мурашки по спине пробежали от его звучания. Абсолютно не сочетаемые ощущения: будто одновременно десятки мурчащих котиков потерлись о тебя своей бархатной шкуркой и тут же располосовали когтями, как у дикого тигра, всю душу. – Твое желание вставить мне палки в колеса весьма забавно, Ричард, но ты же знаешь, что это бесполезно!

Будто в замедленной съемке я обернулась и пересеклась взглядом с вошедшим мужчиной. Инстинктивно захотелось вжать голову в плечи и сбежать куда подальше.

Опять вернулось чувство, будто меня, простую смертную, поставили рядом с божеством, и теперь его величественный свет опаляет мою кожу до смертельных ожогов.

– Я, пожалуй, пойду, – пискнула и попыталась сбежать, обогнув по широкой дуге жуткого типа, чтобы прошмыгнуть ему за спину к двери. – Кажется, я здесь лишняя.

– Не торопись, милая. – Словно гепард, он перетек из одной позы в другую, неожиданно перехватывая меня под талию одной рукой и не выпуская из кабинета. – Ты как раз самое главное звено.

Я хотела начать сопротивляться, пищать, брыкаться, но меня, похоже, чем-то тяжелым по голове стукнуло. Точнее мое тело, потому что разумом я понимала, что нужно бежать, а оно застыло послушной марионеткой в руках этого типа.

– Прекрати, Герберт, – прошипел Ричард. – Девчонка чуть не умерла от твоего внушения в прошлый раз, я едва вытащил ее.

– Весьма похвально, – ровно и в то же время одобрительно ответил все еще удерживающий меня мужчина. – А еще крайне умно отвезти ее не в центральную лабораторию, а в эту, на окраине города. Надеялся, что сюда я не явлюсь?

– Я не собираюсь тебе ничего объяснять. Сними воздействие, для нее это вредно.

Я слушала их разговор, словно со стороны. Понимая все, но при этом не в силах никак среагировать. Мне хотелось бежать, а я словно приросла к этому месту.

– Перестану на нее воздействовать, когда она согласится на мои условия. – Герберт подтолкнул меня обратно к медицинской кровати, и тело, как дрессированная собачка, выполнило его прихоть. Село на ложе и протянуло руку, где на сгибе локтя красовался пластырь.

И тут до меня окончательно дошло. Ричард не врал, говоря, что на меня воздействовал инкуб. Вот же он стоит передо мной, самый настоящий и абсолютно неизвестный ни по каким новостям или светской хронике. Повелевает моими действиями, как ему угодно, а я ничего, абсолютно ничего не могу сделать.

Мужчина сам поставил мне капельницу заново, удивительно ловко попав иглой в вену.

– Мать моего ребенка должна быть здоровой, – подытожил он, отходя на шаг от кровати.

У меня же в голове царила полная неразбериха и паника. Что от меня хочет этот тип? Зачем я ему, и какой, к чертям, ребенок?

Мне показалось даже, что мое механическое сердце забилось в груди так часто от страха, будто настоящее, и приготовилось выпрыгнуть наружу.

Особый приступ возмущения вызвало то, с какой брезгливостью Герберт поднял мой упавший на пол рюкзак и без зазрения совести полез внутрь, чтобы достать оттуда таблетки. Те самые, что заставлял выпить ранее Ричард.

– Противозачаточные? – усмехнулся Герберт. – Сроком на полгода. Весьма умно с твоей стороны, братец, но не поможет!

Братец? А ведь точно, они еще вчера говорили об этом, просто у меня из головы вылетело.

– Отстань от девчонки. – Ричард тоже подошел к моей кровати и снова запустил медицинскую диагностику по приборам. – Все равно ничего не выйдет. Знаешь, как говорят обычные люди, – «не судьба».

– Я не верю в судьбу, когда есть наука. Если ЭКО не проведешь ты, я найду другого специалиста.

Не знаю, что меня бесило в этот момент больше: то, что они говорили так, будто меня рядом не существовало, или то, что меня вознамерились использовать и попользовать. От злости в душе я даже упустила момент, когда способность двигаться вернулась окончательно. Это произошло так резко, что я вскочила с места, едва не выдрав катетеры с мясом и потянув за собой капельницу.

– А ну-ка сядь. – Новый приказ ножом полоснул по сознанию, пока я пыталась вытащить иглу из вены.

– Сам сядь! – автоматически рявкнула в ответ, шипя от боли и зажимая руку в локте. Похоже, я по неосторожности не хило себе там навредила, но синяки на вене меня сейчас волновали меньше всего. Судорожно понимая, что у меня появилась возможность бежать, я буквально выдрала рюкзак из рук Герберта и бросилась к дверям.

Ручка не поддалась, оказавшись заблокированной. Словно мышка в клетке с котами, я заметалась взглядом по лаборатории в поисках спасения.

Вот только коты ловить меня не спешили, что один, что второй смотрели на меня странно. У Ричарда по лицу расползалась непонятная улыбка, а у Герберта судорожно дергался уголок губ.

– Вернись обратно, – повторил он, неотрывно глядя в глаза. – И сядь на кровать немедленно!

Будто физически меня накрывало волнами, давящими волю, вот только ощущались они теперь липкой и очень противной паутиной, которую пусть и не без труда, но можно с себя стряхнуть.

– Отпустите меня! – наконец нашла в себе силы произнести я. – И я никому не скажу, что вы меня похитили и собирались изнасиловать!

В этот момент Ричард расхохотался.

– Кто бы мог подумать, – наконец произнес он, пока я пялилась и пыталась понять, что же здесь смешного. – Она может сопротивляться! Великолепно, это даже лучше, чем все противозачаточные мира.

Он издевательски похлопал брата по плечу, после чего Герберт отмер. Хотя нет, отмер – неправильное слово, он и не застывал.

Все это время он стоял с видом робота-компьютера, который анализирует ситуацию.

– Никто тебя не собирался насиловать, я хотел предложить сделку, и ты бы согласилась, – произнес он.

– Вот уж вряд ли, – огрызнулась я и вновь дернула ручку. – Выпустите меня немедленно!

Хотелось как можно скорее оказаться подальше отсюда и забыть все, как кошмарный сон.

– Да пожалуйста, иди. – Ричард с явственной прытью бросился отпирать двери.

– Нет! – Голос Герберта по-прежнему действовал на меня странно, было желание слушать его вечно. Наваждение какое-то. – Она никуда не пойдет, пока не выслушает!

– Свяжешь, что ли, или к стулу прикуешь? – Ричард вскинул бровь. – Тогда без меня. Я в этом не участвую.

Инкуб его вопрос проигнорировал, в несколько шагов миновал разделяющее нас расстояние, заставляя меня вжаться спиной в поверхность двери.

– Я знаю о тебе все, – начал он. – У тебя провалилась карьера гимнастки, ты живешь впроголодь и танцуешь стриптиз, чтобы оплатить медицинское обслуживание сестры. И я могу помочь тебе в обмен на ответную услугу. Тебе ведь нужны деньги? Очень много денег?

– Нет! – замотала головой, и без его «заманчивого предложения» я уже догадалась, куда он начнет клонить. Слышала что-то про ребенка, могла сложить два плюс два, чтобы сделать выводы – его предложение меня не устроит. – Деньги всем нужны, и для себя я их заработаю!

Пожалуй, происходящее сейчас было для меня лучшей мотивацией начать работать еще больше, лишь бы под колпак вот к таким «инкубам» не попадать. И плевать, что центральная клиника в два раза дороже – справлюсь.

Словно читая мои мысли, хотя почему словно – он их явно продолжал читать, – Герберт настаивал:

– А когда очередные приборы сломаются и переводить твою сестру станет некуда, что будешь делать?

Мое тело сковало оцепенением. Я с ненавистью просверлила этого урода, хотя внешне красавца, взглядом и прошипела:

– Так это вы? Вы все сломали?!

В душе кипели злость и отчаяние, потому что еще недавно я задавалась вопросом, кому мы с сестрой нужны? И вот, оказывается, очень нужны. Проклятому инкубу, непонятно только зачем.

– О нет, детка. – Герберт даже руки поднял, словно показывая, что безоружен предо мной. – Ни я, ни мои люди здесь совершенно ни при чем, но я знаю причины и ДЕЙСТВИТЕЛЬНО могу помочь!

Слово «детка» меня резануло по ушам, и все же этот подонок сумел надавить на главную болевую точку, я заинтересовалась.

– Хорошо, я вас выслушаю! А взамен вы расскажете все, что знаете!

– Прекрасно, – тут же отозвался Герберт, хотя голос источал всю ту же холодность, что и ранее. – Пошли за мной!

Я опять почувствовала волну внушения, исходящую от него, которую тут же инстинктивно отбросила в сторону. Вопросом, как у меня это выходит, я пока не задавалась, самой страшно было.

– Одна я с вами никуда не пойду. – Я покосилась на Ричарда. В этой партии он явно играл на моей стороне, а значит, надо цепляться за любых союзников. – Ваш брат пойдет с нами.

– Эта девушка с каждой минутой нравится мне все больше и больше. – Ричард расслабленно сел на один из стульев. – Еще немного, и я рассмотрю вариант на ней жениться и обломать тебя окончательно, Герберт!

Краска залила мои щеки. Эти двое были странными, и хотя симпатии неуловимо располагались на стороне Ричарда, я все равно ощущала, что все, сделанное им, сделано назло брату, а не во благо мне.

– И вообще, зачем куда-то идти? – вдруг дошло до меня самое главное. – Говорите здесь!

Я боком сумела выскользнуть от Герберта и облюбовала второй свободный стул в помещении. Инкубу теперь садиться было некуда.

Но, кажется, его это абсолютно не смущало, он и стоя чувствовал себя преотлично.

– Ну, и кто ломает приборы моей сестры? – Свалить отсюда хотелось как можно раньше, поэтому и вопросы я задавала в лоб.

– Ваша сестра, – не моргнув глазом, ответил Герберт.

– Не смешно.

– А похоже, что мне весело? – Инкуб все же нашел, куда умостить свой величественный зад, присев на край медицинской кровати. – Расскажи лучше, что ты знаешь об артефакторах?

Я напрягла память, воскрешая школьный курс истории, вспомнилось немного:

– Вымерли.

– Весьма красноречиво, – встрял Ричард. – И что, больше сказать нечего? Не заставляй меня разочаровываться в твоих интеллектуальных способностях.

Я гневно зыркнула на этого защитника.

– Можно подумать, я на экзамене. – Но все же свой предыдущий ответ дополнила: – Считались магами, потому что в те времена их способности объяснить не могли. На деле же просто их мозг работал несколько иначе, чем у остальных людей. Способности управлять электромагнитными волнами и полями позволяли им взаимодействовать с неживыми предметами на квантовом уровне, меняя свойства материи. А потом они, как и целители, исчезли, лет эдак сто пятьдесят – двести назад без причин.

– Ну, – протянул уже Герберт. – Причины были, и немалые. Они просто выродились генетически. Если долго сводить породистых котят с дворовыми кошками, они очень быстро перестанут быть породистыми. То же самое произошло и с целителями. А вот суккубов и менталистов подобное не коснулось.

Я скрестила руки на груди, зачем мне сейчас решили прочитать вводный курс истории и генетики, упорно не понимала.

– Ну и какая связь между выродившимися артефакторами и моей сестрой?

– Самая что ни на есть прямая. У вас в роду были люди с такими способностями?

Пожала плечами, ибо не имела ни малейшего понятия.

– По всей видимости, были. – Герберт принялся чертить в воздухе какую-то схему, похожую на генеалогическое дерево. – Иногда утраченные наследственные признаки все же возрождаются через несколько поколений. Шансы, конечно, призрачны, но так случается. Когда у обоих родителей присутствуют нужные гены. Именно это произошло с вашей сестрой и вами. Ричард, у тебя ведь есть данные анализов мисс Райт?

Пусть и с неохотой, но Стоуну пришлось встать со стула, включить голограф и вывести туда кучу данных, в которых я ни слова не понимала.

– Если в двух словах, – Ричард ткнул в одну из строк. – Ваши генотипы весьма похожи на те, что были у артефакторов двести лет назад. И вполне возможно, что ты талантлива не только в спорте и танцах, но и могла бы создавать удивительные вещи, если бы умела.

– Полный бред!

– Возможно. – Герберт тоже подошел в голографу и вывел туда данные энцефалограммы, которую я вчера видела на столе у врача Элликаны Роук. Чего только не достанешь, если есть деньги. – Но вот эти скачки активности мозга только доказывают, что твоя сестра не настолько в коме, насколько может показаться. Каждый раз перед поломкой был всплеск, и то… – на экране вывелись еще три похожих графика, – …что техника ломается именно после них, только доказывает мою правоту.

Я покрутила пальцем у виска, встала и приготовилась убраться из лаборатории.

– Довольно. Больше не собираюсь слушать ваши сказки. Признайтесь, что это вы ломали технику, и не вешайте мне лапшу на уши! Когда моя сестра была здорова, никаких чудес она не совершала, воду в вино не превращала и была вполне обычным подростком!

– Обычные подростки не выживают в авариях, в которых невозможно выжить, – очень неохотно подтвердил Ричард. – Я ознакомился с твоей и ее историями. Вы должны были бы стать трупами. Особенно ты.

– Вот уж спасибо, – процедила я. – Только это ничего не доказывает, просто случаются чудеса и иногда люди выживают там, где это невозможно!

– Либо они живучие артефакторы. И здесь мы возвращаемся к основной теме. – Герберт поправил манжеты и без того идеально сидящей рубашки, и выдал: – Мне нужно, чтобы ты родила мне сына!

Я подавилась воздухом, которым дышала.

– А больше ничего от меня не нужно?

– Это крайне выгодное предложение, – напрочь игнорируя мой вопрос, продолжал инкуб. – Мне необходимо потомство с потенциальной способностью к долголетию, а тебе – деньги и ведущие специалисты для сестры.

– Я не собираюсь с вами спать! – взвизгнула от возмущения, окончательно понимая, что мне удивительно везет, что этот тип не может приковать меня взглядом к полу и заставить кивать, словно болванчика.

– Я тоже не собираюсь с тобой спать. Искусственное оплодотворение решит ряд проблем и увеличит шансы получения эмбриона мужского пола.

– Да пошел ты! – Я напрочь потеряла все способности к вежливости и направилась к двери.

– Сто тысяч кредитов, – донеслось в спину… Астрономическая сумма, но я даже не замедлила шаг. – Миллион.

Дернула ручку, открывая дверь, и выскользнула в коридор.

– Пожизненное содержание для тебя и твоей сестры. – Сказать кому, что за мной идет инкуб, и я ему отказываю, не поверят.

Я перешла на бег, добралась до лифта и теперь колотила по кнопке вызова, спиной ощущая, что этот тип уже стоит позади.

– Тебе нужно только родить и выносить. Только и всего. Если же ничего не получится, я отпущу тебя восвояси с неустойками.

Я развернулась резко, задрала голову, пытаясь ровно смотреть в глаза этому мужчине. И все же он давил, аурой, очень хотелось сжаться в комок и согласиться со всем, что он хочет, лишь бы не смотрел ТАК.

– Если согласишься, то я найду способ привести твою сестру в сознание, – это был явно его последний аргумент. – Клянусь!

Я замерла, раскрыв рот. Потому что, пожалуй, это была самая весомая часть его предложения, заставившая меня задуматься. И клятва. Инкубы разве умеют клясться?

Со стороны раздались аплодисменты, они вырвали меня из состояния оцепенения и заставили обернуться. В паре метров стоял Ричард, привалившись к стене, он с наигранным восторгом хлопал в ладоши.

– Весьма изобретательно, братец! – произнес он. – Я почти проникся трогательностью момента. Вот только знаешь, тебе в этой жизни слишком многое легко достается. Решил купить себе девушку?

– Не лезь! – В голосе Герберта, который до этого звучал абсолютно ровно, послышались нотки злости.

– Поздно, ты сам меня в это втянул. – Ричард отлип от стены и подошел ко мне. Где-то за спиной раскрылись двери лифта, и мужчина втолкнул меня в кабину, говоря по пути: – Не только у инкубов полно кредитов, чтобы покупать людей. Я оплачу лечение твоей сестры сам. Абсолютно бескорыстно! И возможностей на исследование вашего феномена у меня не меньше. Разве что клясться я не стану, потому что не уверен в успехе. Так что иди, Виола, и не вздумай продавать так дешево то, что подарила тебе природа.

Двери лифта сомкнулись, отрезая меня от этой парочки. Дрожащей рукой я нажала на кнопку первого этажа и только сейчас осознала, насколько сильно меня колотит. Так, как никогда в жизни, даже перед самыми важными соревнованиями.

Ноги подломились, и я осела на пол кабины, руки автоматически потянулись к сердцу, почувствовать, как оно бьется.

В голове царил полный сумбур, и только механический имплант бился ровно и четко, не зная сбоев.

* * *

– Ну и зачем ты это сделал? – если бы Герберт умел выходить из себя, сейчас он напоминал бы кипящий чайник. – Тебе доставляет удовольствие делать мне гадости?

– Мне доставляет удовольствие мешать тебе делать гадости другим людям.

– Она почти согласилась. Какое тебе вообще дело до девчонки?

Ричард пожал плечами:

– Абсолютно никакого. И она не соглашалась. Есть большая разница между добровольным согласием и тем, что ты ее вынудил согласиться.

– Ты же знаешь, что я всегда добиваюсь своего. Всегда!

– Вот и прекрасно. Добивайся! – Ричард развернулся и направился к лаборатории. – Хоть один раз чего-то по-настоящему! Считай, я подарил тебе этот уникальный шанс.

Глава 4

Кажется, это было мое самое скорое возвращение домой. Не припомню, чтобы когда-то еще я бежала сюда так быстро.

Двери действительно оказались заперты, как и говорил Ричард, поэтому, едва открыв их, я тут же закрылась изнутри и в припадке безумной паранойи зачем-то подставила под ручку стул. Лишь позже я поняла, что если такой, как Герберт, все же решит меня достать, то деревяшка на шатающихся ножках вряд ли станет ему преградой.

Даже жаль, что я не артефактор! Так бы постаралась превратить стул в крокодила!

Ну, бред же. Вымерли эти люди очень давно, и совершенно невозможно, чтобы я и моя сестра вдруг ни с того ни с сего оказались одними из них.

В памяти всплыл вопрос о том, были ли у нас в роду люди с такими талантами. Да черт его знает. Ни мать, ни отец никогда не говорили о подобном, они, скорее всего, и сами не знали. Даже если кто-то и был, то разве можно спустя так много лет это выяснить?

Ведь столько всего случилось за полтора века – Вторая Великая Война, несколько крупных землетрясений, пара наводнений.

Мои предки могли быть кем угодно. Пожалуй, все, что я могла с уверенностью сказать о своем роде, так это то, что фамилию Райт никто не менял. Даже женщины после замужества. Какая-то там прабабка завещала, чтобы фамилия была жива и передавалась дальше. Мой отец не единожды говорил, что правило уже изжило себя, и если я и Тиффани когда-нибудь решим выйти замуж и принять имя мужа, то он не будет против.

А вот по материнской линии с родством было еще сложнее. Бабушка маму, можно сказать, нагуляла. Во времена ее молодости это было совершенно неудивительно – общество переживало кризис, нравы молодежи стали весьма разнузданными, вот и натворила бабуля глупостей по неразумению. Потом она, правда, ни о чем не жалела. Остепенилась сама и дочь сумела поставить на ноги, и я гордилась своей матерью, при жизни она была одним из лучших психологов в Фелс-сити.

Так что теоретически Герберт и Ричард могли быть правы, но вот практически – шансы ведь один на миллион, что обе сестры унаследовали нужные гены.

Эх, это у инкубов все просто – они свое генеалогическое древо знают до десятого колена, у них никогда не возникает вопросов, кто был их отцом или матерью.

С этими мыслями я добралась до своей крохотной спаленки и полезла разбирать коробки из старой квартиры. При переезде многие вещи отца и матери у меня не поднялась рука выбросить, и, как черепашка со своим панцирем, я перетащила их в съемную конуру.

И сейчас я искала лекции матери, которые она вела у студентов в местном университете. Там наверняка было что-то об инкубах, уж слишком они оказались интересны и заметны, чтобы психологи не пытались анализировать этих людей.

Конечно, можно было бы поискать информацию в сети, но что-то мне подсказывало, там будет не очень много правдивой информации. Мать же интересовалась этой темой не один год и тщательно изучала. Главное, найти ее записи!

Папки с материалами обнаружились на дне одной из коробок, я аккуратно вытащила их наружу, провела по мягкому переплету, так же когда-то делала мать, а после принялась листать многочисленные лекции в поисках нужной. До этого я никогда не интересовалась психологией. Эта наука казалась мне простой и интуитивно понятной. Вот только распечатки пестрили кучей текста, незнакомыми мне словами, и, еще не найдя искомое, я задумчиво отметила, что придется попотеть, чтобы разобраться в том, что мать писала об инкубах.

Но ни одной отдельной статьи, посвященной таким, как Герберт, не нашлось. Зато нашлась иная: «Феномен слияния дара». В ней рассказывалось о детях, рожденных от менталистов и суккубов. Сочетание очень редкое, буквально несколько случаев в истории, но от этого лишь более интересное.

Рожденные девочки не были иллюзорницами в том понимании, как все привыкли видеть обычно. Талант менталиста, полученный от отца, у таких детей давал просто непредсказуемые результаты – например, не просто считывание чужих эмоций, а возможность чтения мыслей на расстоянии, а также создание иллюзии без поцелуев или внушение собственных мыслей без тактильного контакта.

Было у столь сильного таланта и побочное действие – эмоциональный фон этих девочек был абсолютно нулевым. Как писала моя мать, скорее всего, природа выработала подобный механизм защиты от постоянного считывания чужих эмоций и мыслей, поэтому обрезала способность чувствовать у самих обладательниц дара, чтобы защитить психику.

Всего в истории было задокументировано три случая рождения подобных менталисток-суккубов, двое из которых умерли бездетными, так и не сумев никого полюбить. Третья же (я прочла имя, которое знал буквально каждый школьник нашего общества) – Мила Лизабет Франц каким-то образом все же умудрилась забеременеть от Роберта Деймона Сакса и родила вопреки всяким логикам мальчика.

– Бенжамин Сакс, – я зачитала имя первого инкуба. Того самого, кому общество теперь было благодарно за остановленную войну, и сглотнула. – Что ж, я могла бы и раньше догадаться об этих причинах и следствиях, если бы интересовалась. Так что нечего теперь делать удивленное лицо, Виола. Тобой заинтересовался инкуб – умеющий читать мысли, подавлять волю и при этом практически полностью лишенный собственных эмоций, и тебе очень повезло, что ровно половина его таланта на тебя не действует, а значит, есть большой шанс отвязаться.

В этот момент рядом зазвонил визофон, и я вздрогнула от неожиданности. Судя по определившемуся номеру, звонила врач Тиффани.

– Алло, – очень осторожно произнесла я в трубку, сама не зная, что ожидаю услышать. Хорошее или плохое.

– Доброго дня, мисс Райт! – Голос с той стороны был бодр и источал напускной оптимизм. – Огромное спасибо, что так быстро сумели перевести деньги. Они уже поступили на расчетный счет больницы.

В моем горле пересохло. Похоже, Ричард не бросал слов на ветер и в порыве насолить брату действительно оплатил содержание Тиффани.

– Спасибо, что сказали, – кое-как выдавила я и понадеялась, что Элликанта сейчас повесит трубку, но она почему-то тянула. – Что-то еще, доктор Роук?

– Да… – Вся радость и бодрость из голоса исчезла, сменяясь легкой растерянностью. – Случилось кое-что еще…

– Что именно? – наверно, я уже ничему не удивлюсь этим днем.

– Сегодня в клинику приезжал один из меценатов. Это очень могущественный человек, и…

– Говорите уже.

– Он очень долгое время провел у палаты вашей сестры, а потом… опять был скачок мозговой активности, после которого перегорели приборы. Но господин Сакс сказал, что сам все оплатит, поэтому не стоит ни о чем беспокоиться.

Я закашлялась. Этот тип теперь и к моей сестре пошел… И аппараты опять сломались. После этого только дурак может поверить на слово, что в регулярных сбоях нет его вины.

– Спасибо, что сообщили, – наконец нашлась я, после чего все же положила трубку.

Мне стоило очень хорошо подумать, что делать дальше и как избавиться от внимания этого человека. Смущало только то, что слишком многое для этого требовалось от Ричарда. А вот могла ли я ему доверять? Ведь в полицию идти явно бесполезно.

Итак, что я имела в итоге. Инкуба, чье лицо не показывали по каналам, и тем не менее… память тут же резануло нестыковкой.

Элликанта Роук назвала Герберта по фамилии, которой я и сама в тот момент не знала. Ведь ни Ричард, ни сам Герберт мне ее не называли. Скорее, мое сознание само ее связало после прочтения статей матери с этим инкубом, а вот Элликанта назвала Герберта мистером Саксом, что уже было странно. Почему знает она и упустила я?

Все инкубы были так или иначе братьями, но фамилии со временем некоторые изменили, чтобы не походить безлико друг на друга. Словно ища подтверждение своим словам, я все же полезла в сеть.

Поисковик выдал больше десятка вполне знакомых лиц: Освальд, Квентин, Гарри…

Дальше я даже не вникала, потому что Герберта среди них точно не было.

Попытка найти хотя бы одну его фотографию, вбив имя и фамилию, тоже провалилась, даже про Ричарда Стоуна я нашла больше.

Приемный сын Роберта II Сакса, физик, биолог, дальше шли данные о финансовом состоянии и активах в компании, частично доставшейся от отца. Фраза про приемного сразу цепанула взгляд, может, потому Ричард и не в ладах с братом? Это, наверное, закономерно, что дети из приюта не любят родных детей, и наоборот?

Я попыталась найти хоть какие-нибудь ответы, кто же такой Герберт на страничке с информацией о его отце, но и здесь меня постигло разочарование. По официальным данным родных детей у Роберта не было, а после смерти основная доля Saks-Technology перешла под управление совета директоров.

Из чего я сделала вывод, что Герберт от общественности скрывается гораздо тщательнее, чем его кузены, а вот Элликанта, когда мне звонила, либо прокололась, назвав настоящую фамилию Сакса, либо находилась под воздействием этого подлеца, и он просто решил зайти с другого бока, продолжая давить на меня не только через сестру, но и ее врачей.

Порыв бросить все и лететь сейчас же в клинику, чтобы забрать оттуда Тиффани и перевести еще куда-нибудь, я тут же подавила. Импульсивные поступки – это очень плохо. Во-первых, если инкуб решил, что моя сестра прекрасный рычаг, то он точно ничего ей не сделает. Потому что без хорошего крючка я точно сорвусь. А, значит, он попал в замкнутый круг: пока я ему нужна – он ничего не сделает Тиффани. А во-вторых, счета ведь уже были оплачены, а значит, мне глупо отказываться от хорошей клиники, разве что теперь очень захотелось сменить доктора на другого… Так, на всякий случай.

За всеми этими мыслями я совершенно не заметила, как пролетело время, и прозвенел будильник, напоминающий, что пора на вторую работу.

Ресторан бургеров ждал выхода на смену кассирши, посудомойки и уборщицы в моем лице. Позволить себе не пойти я не могла. Потерять даже такую должность было непозволительной роскошью в моем и без того шатком положении.

Превозмогая усталость от бессонной ночи, я переоделась и поплелась пешком в один из районов, смежных с тем, где я снимала жилье.

Аммивиль. В основном здесь обитал средний класс горожан, которым хватало на размеренную жизнь без излишеств, но и не впроголодь. У многих имелись личные кары, хоть и взятые в кредит, хорошие визофоны последних моделей, модная одежда. На местных улицах часто играли дети, хотя в целом это считалось небезопасным даже в таком районе. Преступность все же давала о себе знать. В остальном же здесь было вполне комфортно.

В ресторане «Горячие булочки» сегодня было тихо. Клиенты не спешили закупаться вредным синтетическим фастфудом, а редкие прохожие из-за сильной жары на улице чаще всего брали мороженое и холодную газировку.

К середине смены я невольно начала ловить себя на мысли, что мне постоянно чудится, будто вот-вот в кафе войдет Герберт.

Словно издеваясь, моя нервная система стала искать его присутствие в каждом, кто подходил к моей кассе, и это изводило особенно сильно. За несколько часов до конца смены я попросила у директора доработать смену вне зала, и тот, пожав плечами, отправил меня мыть полы на кухне и в подсобных помещениях.

Еще никогда я так не радовалась ведру и швабре. Заканчивая с уборкой, я уже предвкушала, как вернусь домой, закроюсь на все замки и наконец немного посплю. Но, видимо, моим планам не суждено было сбыться.

Едва я вышла на улицу после смены и вдохнула полной грудью воздух, раздался звонок.

Номер администратора клуба Томаса заставил напрячься. Он никогда не звонил мне сам.

– Слушаю, – осторожно отозвалась я.

– Виола? – Голос мужчины был устал и измучен. – Ты сегодня сможешь выйти?

Если честно, совершенно неожиданный вопрос. Томас никогда не звал меня выступать вне графика. А единственный раз, когда я вышла в неположенное время, так и то сама его уговорила.

– Что-то случилось?

– Да. – Было слышно, как с той стороны Томас что-то чиркает стилусом на планшете. – Марго, Зоуи и Хлоя – эти три дурехи разбились сегодня на каком-то каре. Уехали вчера из клуба с богатым полупьяным клиентом, а сейчас мне позвонили из больницы и сказали, что все четверо попали в аварию.

Дыхание перехватило в груди. Катастрофы такого рода были для меня болезненной темой, и пусть с девчонками я не ладила, но даже им такого не желала.

– Они живы?

– Парню переломало ноги, а этим, – Томас опять застучал по планшету, – дурам, видимо, везет: одна расквасила нос, когда сработали подушки, вторая руку вывихнула, а у Зоуи большая ссадина на пол-лица. В общем, жить будут, но вид не товарный, а сегодня пятничный вечер. Мне нужно кого-то выпустить на сцену! Ты придешь?

Несколько секунд ушло на раздумья.

– Нет. Извини, я очень устала. Позвони Кэтрин.

– Звонил уже, но одна Кэтрин не сможет танцевать всю ночь. Виола, выручай. Двойная оплата!

Я тяжело вздохнула… уже решив согласиться.

– Тройная, – тут же добавил Том, видимо, решив, что мой вдох – это подготовка к отказу.

– Хорошо, договорились, – выпалила я и тут же добавила: – Но в зал работать я не пойду.

– От тебя и не требую. – Голос Томаса выдал львиное облегчение. – Я тебя прикую к шесту на сцене, лишь бы оттанцевала весь вечер и не сбежала, как ты любишь!

Шутка вышла так себе, но уголок моих губ невольно дернулся.

Попав в квартиру, я приняла душ и все же заставила себя лечь и немного поспать. До смены в клубе оставалось еще четыре часа, поэтому немного отдохнуть я успевала.

Глава 5

В пятницу в клубе всегда полно народа. Битком, можно сказать.

И обычно за смены перед выходными девчонки буквально дрались, на кону без малого стояла огромная выручка и чаевые, но сегодняшний вечер стал исключением. Три танцовщицы на огромный клуб – это очень мало.

Томас хмуро осмотрел меня, Кэтрин и Сандру и невесело щелкнул языком.

– Клиенты вас разорвут, – отметил он. – На сувениры, потому что не поделят.

Я неуютно поежилась от представившихся перспектив, но тройная оплата заставляла меня взять себя в кулак и настроиться на бесконечно длинный вечер у шеста. Сегодня, можно сказать, мой бенефис. На сцене только я, а Кэт и Сандра в зале.

В гримерку без стука вошел заместитель директора Лайн Хендриксон, хмуро осмотрел наш неровный ряд, а потом махнул кому-то в коридоре:

– Заходите!

В помещение, неловко переступая с ноги на ногу, вошли две девушки – рыжая и блондинка. Одеты прилично, взгляд скромно потупленный, растерянный. Цепким взором я оценила тонкие фигурки каждой, а еще одежду – скромница-стайл. Даже я, с моей тягой быть незаметной, одевалась более броско.

– Знакомьтесь, – представил босс. – Алисия и Джейн, студентки балетного. Сегодня танцуют с вами.

Сбоку очень иронично фыркнула Кэт, сдерживая смешок, и я, пожалуй, была с ней полностью солидарна. Обе девчонки выглядели, мягко скажем, чужеродно этому месту. Еще более чужеродно, чем я.

– Их сожрут, – не побоялась констатировать Сандра.

– Не сожрут, охрана в клубе для этого и существует, – босс был неумолим. – Они будут в клетках, так что трогать их разрешается только глазами. А сейчас займитесь ими, оденьте, накрасьте, чтобы не стыдно выпустить было, – сказал Хендриксон и вышел из комнаты.

Томас с тоской оглядел пополнение, черканул что-то в планшете, пробубнив под нос, что лучше две балетницы, чем вообще ничего, и ушел следом за замдиром, прикрывая за собой дверь.

– Ну, и каким ветром вас сюда занесло? – первой нарушила неловкое молчание Кэтрин.

Девчонки переглянулись, не спеша отвечать, а я вдруг вспомнила себя на их месте. Когда меня точно так же привели в гримерную, поставили перед остальными, словно на растерзание, и бросили, оставив без поддержки. Было хреново, вот и балетницам сейчас не лучше.

– Кэт, выключи мегеру, – тихо произнесла я. – Давай лучше действительно им поможем. Сегодня все равно в одной связке работать.

Меня на удивление поддержала Сандра, чего я от нее совершенно не ожидала. Ее мотивы я поняла минут через пятнадцать, когда, закончив красить Джейн, она тихонько шепнула Кэтрин:

– Эти точно не конкурентки. Классическая школа, будут как деревянные.

Вот вам и крепкий и дружный женский коллектив во всей красе.

Как выяснилось из разговора, что Алисии, что Джейн срочно понадобились деньги (ну, а кому оно не надо?), вот и решили подзаработать. Но если, не дай бог, о подобном узнают в балетной школе, им точно несдобровать. Отчислят тут же.

По моим меркам, у студенточек гулял ветер в голове. Ведь будь я на их месте и имей до сих пор возможность быть в спорте, никогда бы не пошла танцевать в ночной клуб ради быстрых кредитов. Хуже только проституция. Но не мне их судить.

Уже через час я вышла на сцену, и думать о двух балетницах, крутящихся сейчас в импровизированных клетках, мне было некогда. Сегодня Томас сразу сказал, что никакой классической музыки мне в аккомпанемент не включат, танцевать буду под то, что обычно звучало у остальных.

Увы, я не профессионал, чтобы показывать класс под любую музыку, но сегодня действительно постаралась отключить мозг и чувство стыда, чтобы раствориться в мелодии и не чувствовать на себе десятки липких мужских взглядов.

Где-то за гранью остался страх того, что в клуб может нагрянуть инкуб и начать трепать нервы еще и здесь, но, бросая изредка взгляд на людей в зале, я не находила знакомых лиц и успокаивалась.

Я продолжала танцевать, тело покрывалось потом, и уже сейчас понимала, что завтра у меня будет болеть все от перенапряжения. И наверное, если бы не мое износостойкое сердце, давно бы распласталась по сцене задыхающейся амебой. Хотя дыхание все равно сбивалось, просто происходило это не так сильно. Пару раз за вечер меня ненадолго сменяли Кэтрин и Сандра, этих передышек хватало, чтобы быстро обтереть себя влажным полотенцем, сменить белье на другое и снова идти на сцену.

Зато когда к пяти утра все закончилось, и я тупо сидела в гримерке напротив зеркала, отрешенно разглядывая свое отражение, Кэтрин по-матерински похлопала меня по плечу и похвалила:

– Ну ты монстр! Мало бы кто выдержал подобный марафон.

У меня не было сил даже поднять на нее взгляд, я вяло мотнула головой, кое-как встала и поплелась в душ. Между ног все саднило от пилона, пальцы дрожали от усталости, и казалось, что теперь я даже ключи в руках удержать не смогу. Похоже, я умудрилась выжать из себя все силы без остатка.

Под водой стояла непозволительно долго, душ меня успокаивал и заставлял хоть немного прийти в себя. Хотелось задержаться под теплыми струями еще чуть-чуть, но слипающиеся глаза явственно давали понять, что еще немного, и я окончательно разомлею и усну прямо здесь, свернувшись на резиновом коврике. Когда вернулась в гримерку, там никого не было. Кэт оставила записку на столике, что ждать меня смерти подобно, и она ушла одна, рядом же лежала приятной толщины пачка кредитов уже от Томаса. Все, как он и обещал, в тройном размере.

Переодевшись в городское, я вышла из раздевалки и двинулась к выходу из клуба через основной зал. Сейчас тут оставался только бармен, протирающий стаканы, да уборщица, моющая полы. Бросив им на прощание несколько слов, я вышла на улицу и тут же зажмурилась от непривычно яркого солнца, которое уже давно взошло и теперь светило прямо в глаза.

Закрывшись от света рукой, я невольно подумала, как же удивительно, что в этот час здесь так немноголюдно – несколько припаркованных каров, одинокие прохожие. Я даже позавидовала основной массе людей, которые сейчас наверняка спали в свой выходной день, а я вот была вынуждена плестись на монорельс, даже не поднимая голову, потому что сил не осталось. Уж лучше смотреть под ноги, чтобы не оступиться. Завернув за первый же угол, я нырнула в переулок, через который всегда сокращала путь, прошла несколько метров и вляпалась во что-то липкое.

Чертыхнувшись, я приподняла ногу в кроссовке, по подошве которой растеклось что-то противно-бордовое и густое. Инстинктивно принявшись обтирать ногу об одиноко растущий клок травы, я ругала себя за непредусмотрительность и то, что в рюкзаке не было даже влажных салфеток.

– Поразливают красок, – бурчала я, остервенело пытаясь очиститься, и наконец вскинула голову вверх, а в следующий миг из моих легкий вырывался крик, который я не сумела бы сдержать, даже если захотела.

Меня сковал ледяной ужас.

В паре метров от меня огромными строительными скобами была прибита за руки рыжая девочка-балетница. Она неподвижно висела на стене, как тряпичная кукла, и волосы испачканной паклей колыхались под легкими дуновениями ветерка. Под разодранным свитером виднелась обнаженная грудь, брюк и вовсе не было, а истерзанное тело испачкано кровью из перерезанного горла…

Я бы никогда не подумала, что в человеке столько крови, если бы не видела сейчас ту лужу, что натекла под Алисией на асфальт, и в которую наступила я.

Этой же кровью убийца вывел на стене единственное слово «грешница».

Мой крик превратился в хрип, потому что от ужаса свело горло, и, кажется, я умудрилась сорвать связки. Кто-то примчался на мой вопль, и я слышала их шаги, но была не в силах отвести взгляда от зверски растерзанной девчонки.

Чьи-то руки силком заставили меня отвернуть голову, они же оттащили меня прочь на несколько метров.

– Нужно вызвать полицию, – говорил кто-то за кадром моего сознания, пока вокруг развивалась настоящая суета, а меня трясло и колотило. – Кто обнаружил убитую первым? Девушка, это были вы?

Меня тронули за плечо, явно пытаясь обратить на себя внимание, но я лишь больше вжалась в того, кто все это время удерживал меня и не давал смотреть на труп дальше.

– Отойдите от нее, – раздался сверху голос, от которого сковавший тело ужас треснул, будто вековой лед, и превратился в миллионы осколков с острой кромкой. – Она не будет ни с кем разговаривать!

Наверное, ничто не могло бы отрезвить меня в этот момент больше, чем ЕГО голос. Я уперлась руками в мужскую грудь, отстранилась и уставилась в лицо проклятого инкуба. Абсолютно равнодушное ко всему происходящему, словно маска робота. Хотя не ко всему, меня он изучал внимательно, скользя цепким взглядом.

Герберт Сакс смотрел придирчиво, чуть сощурившись, и продолжал отгонять от меня каких-то людей.

Вот только что он тут делал? Совершенно случайно проходил мимо?

С еще большим визгом я вырвалась из его объятий и отскочила в сторону, готовясь бежать как можно дальше.

Он зыркнул на полного мужчину, который продолжал стоять над душой, и одним взглядом заставил его убраться подальше, а после произнес:

– Напомню, что я все еще могу читать твои мысли, Виола. И нет, я не убивал эту девчонку, не нужно вешать на меня все ужасы этого мира. Я ждал, когда ты выйдешь из клуба, чтобы поговорить.

Остатки здравого смысла, перечеркнутые паникой, все же воспряли и подсказали, что Герберт вряд ли мне врет. Не станет инкуб убивать с подобной жестокостью, он слишком безэмоционален, чтобы терзать жертву вот так… Как бы сказала моя мать, подобный психотип скорее изящно свернет шею, лишь бы рук не марать.

– Нам не о чем говорить, – сиплым голосом произнесла я, когда где-то позади раздались звуки сирены и подъехала полиция.

– А я считаю, что есть. – Он скрестил руки на груди. – Мое предложение слишком важно, чтобы ты могла так просто от него отказаться.

Если бы мое душевное состояние сейчас было иным, я бы, наверное, закатила глаза к небу, но сейчас могла только поразиться бездушности этого существа. Даже человеком язык не поворачивался назвать.

– Вы что, не понимаете? – Я попыталась обернуться в сторону, где все еще находилась Алисия, но Герберт в два шага миновал расстояние между нами и удержал за руку, пока я договаривала: – Там же мертвая девушка! Как можно быть таким черствым?

– Предпочитаю формулировку – деловым. – Он даже глазом не моргнул.

Ко мне тем временем спешили полицейские, и я начинала смотреть на них, как на спасителей. Сейчас меня наверняка уведут давать показания, впрочем, как и Герберта. Ведь сидя у клуба, он мог что-нибудь видеть и помочь следствию.

Но едва рядом возник офицер, инкуб посмотрел на него так хмуро, что я даже не удивилась, когда почувствовала волну внушения, исходящую от него:

– Ни я, ни девушка ничем не можем вам помочь, – твердо произнес полицейскому. – Я ничего не видел, а она ничего не знает.

Человек в форме глупо кивнул, как деревянный солдатик, развернулся на месте и ушел в сторону своих коллег.

– Вы что, с ума сошли? – Я, конечно, подозревала, что у Герберта комплекс бога и он может с ноги пинать все законы и правила общественности, но чтобы так. – Мы ведь могли помочь!

Я была искренне возмущена. И пусть Алисию я знала всего несколько часов, но ведь… При мысли, что я могла вполне оказаться на ее месте, к горлу подкатывал липкий комок страха и тошноты.

– Именно это мы сейчас и делаем – помогаем. Если офицеры не станут тратить время на наш бесполезный допрос, займутся чем-нибудь более нужным. – Герберт говорил сухо и уже тянул меня за руку в сторону центральной улицы, я упиралась, но как-то вяло. Все же мне очень хотелось убраться отсюда поскорее. Он же продолжал:

– Напомню, что я читаю мысли, и могу утверждать, что ты ничего не знаешь, а мне у клуба было видно почти всех уходящих посетителей. Если бы кто-то из них задумал убийство, я бы не продолжал сидеть в каре дальше. Из этого я делаю вывод, что убийцы в клубе либо не было, либо он поджидал жертву в подворотне. Следовательно, пусть расследованием занимается полиция, потому что мы им помочь ничем не можем.

Вот так, все просто и по полочкам. Герберт решил все и за всех.

– И вы ничего не слышали? – не поверила я. – Она ведь наверняка кричала.

– Слышал, но не крики, а адажио из первого скрипичного концерта Брамса.

Мы добрались до черного кара с полностью тонированными стеклами. А ведь я видела эту машину, когда выходила с работы, но даже внимания не обратила.

Герберт распахнул передо мной заднюю дверцу и вполне услужливо указал садиться.

– Нет, – замотала я головой.

– Да, – отрезал он. – Я не собираюсь продолжать разговор на улице.

– Мне еще раз повторить, что нам не о чем разговаривать?

– А как насчет твоей сестры? О ней и ее коме.

Я нахмурилась, вспоминая слова Ричарда не соглашаться на предложения его братца, что бы тот ни обещал.

– Насколько помню, эта тема закрыта. Мне звонили из больницы, счета оплачены, и я ничего вам не должна.

– Ничего, – согласился мужчина. – Но что, если я скажу, что твоя сестра не в коме, и никаких повреждений мозга у нее нет? Ты передумаешь?

Звучало бредом. Полнейшим, вот только это моя болевая точка, после которой я, как кошка, которую подвело любопытство, сую свой нос куда не следует.

– Вы знаете другой диагноз?

– Для того чтобы ответить на твой вопрос, нам нужно поехать в одно место.

Я приготовилась отступить еще на шаг, потому что с этим типом в одной машине никуда не собиралась, но он закончил фразу:

– В музей Аластара Фокса. Там хранится одна вещь, которая может пролить свет на произошедшее с твоей сестрой в аварии.

Мне вспомнилось здание недалеко от центральной больницы, вот только ума не приложу, что могло найтись среди пыльных экспонатов такого, что решило бы проблемы Тиффани.

– Ты, конечно, можешь отправиться своим ходом и дойти до монорельса, но хочу напомнить, что по пути тебе придется преодолеть оцепление полиции, так что на моем каре будет быстрее.

Он продолжал сыпать аргументами, а я вдруг поразилась собственной трусости. Боюсь, как маленькая девочка, словно мне пять лет, а я потерялась одна в большом городе. Инкуб ведь мне ничего не может сделать, разве что мысли прочесть.

Герберт устало потер переносицу, пробормотав себе под нос:

– Как же с тобой сложно. Было бы проще, будь ты как все.

– Хорошо, что я не как все, – буркнула я и все же села в салон.

Кожаная обивка, мягкая подсветка, люксовая комплектация и шторка, отделяющая задние сидения от водителя. Герберт захлопнул дверь с моей стороны, обошел кар и сел рядом. Тут же опустил шторку, назвав андроиду-шоферу адрес, и задернул ее обратно, можно подумать, тот мог подслушать.

– Вы сказали, что у моей сестры не кома, тогда что?

– Есть догадки, но они требуют подтверждения. Потому что я слышал ее мысли, когда был в клинике, и нечто подобное уже было описано…

– Стоп! – перебила его я, в одно мгновение осознавая перспективы его дара. – Вы слышали ее мысли?!

– Да! Очень тихие отрывочные слова, не связанные между собой фразы, а потом я попытался вмешаться в них, и твоей сестре, похоже, это не понравилось. Так что поломку приборов в этот раз, скорее всего, спровоцировал я. Произошел очередной скачок ее мозговой активности, и все оборудование в палате мгновенно вышло из строя.

Меня затрясло. Со стороны звучало так, будто он ставил эксперимент над Тиффани, и какое счастье, что она после этого выжила.

– Вы в своем уме? – прошипела я. – Хоть немного отдаете себе отчет, что могли натворить? Она ведь могла погибнуть, если бы приборы не запустили заново. Это ведь требует времени…

Я мысленно поблагодарила докторов центральной клиники за быструю реакцию. Ведь если учесть, сколько приборов было подключено для поддержания жизни сестры, каждая секунда была на счету.

– Времени, и немало. – Его голос даже не дрогнул, ни капли раскаяния в поступке. – Десять минут сорок четыре секунды, я засек. И твоя сестра по-прежнему жива, что уже удивительно, если она не аквалангистка-ныряльщица, умеющая задерживать дыхание.

– Я вас убью…

– Это вряд ли, потому что, скорее всего, только я догадываюсь, что с твоей сестрой, и даже если от нее отключить все эти электронные побрякушки, она вполне сможет протянуть без них пару месяцев.

После этой фразы я поняла одну очень важную вещь. Герберт Сакс – псих! Самый натуральный!

– И чтобы подтвердить мою догадку, мы едем в музей, – закончил этот ненормальный.

* * *

– Хорошо, в музей так в музей, – сказала, понимая, что спорить бесполезно, да и в машину я уже села, поэтому, отвернувшись к окну, уставилась на городские улицы.

Мы ехали по Фелс-сити, по городу, названному в честь изобретательницы самолета, в музей имени ее мужа, а по совместительству еще и какого-то там пра-пра-прадеда всех инкубов.

Я никогда особо не задумывалась, кому подчинена вся жизнь вокруг. По умолчанию весь уклад воспринимался чем-то самим собой разумеющимся, теперь же, когда нервы были натянуты до предела, а рядом сидел Герберт Сакс, я невольно начала подмечать ранее незаметные детали. Сквозь все вокруг, через предметы и названия проступал силуэт семьи Сакс. Ничего, в принципе, удивительного. По сути, это их мир, который они сами выстраивали поколение за поколением. Наверное, даже неплохой, но уж точно не идеальный.

– У тебя занятные мысли, – нарушил молчание Герберт. – Считаешь нас теневыми владельцами планеты?

– А разве это не так? Хотя вам уже и планеты мало. – Я неопределенно махнула рукой в сторону космодрома в сотне миль отсюда.

– Кому нам? Инкубам? – мужчина зачем-то переспросил, хотя и так прекрасно знал ответ.

Я смерила его тяжелым взглядом. Конечно же им.

В день в небо взлетали десятки шаттлов, засоряя выбросами воздух, зато принося владельцам космической программы миллиарды кредитов.

– Какие же вы иногда, люди, глупые. – Если бы Герберт умел оскорбляться, наверное, сейчас именно это чувство было бы самым близким к его состоянию. – Не видите дальше собственного носа. Инкубам не нужны деньги, нам вообще в этом мире мало что нужно. Большинство из того, что мы делаем, делается ради вас. Обычных людей.

Из моей груди вырвался ироничный смешок.

– И какая же выгода обычным людям от того, что натуральное молоко практически невозможно купить, а воздух с каждым годом все гаже?

– А какая выгода обычным людям, когда из-за перенаселения планеты начнется голод и вспыхнут новые войны? – ответил вопросом Сакс. – Ты винишь инкубов, мы же слишком хорошо помним свою историю, чтобы не допустить ее повторение. Мир уже знал две войны из-за ресурсов, наша задача не допустить третьей.

– Звучит очень благородно, что неправдоподобно! – Верить этому типу было бы крайне глупо. Возможно, он просто старался казаться мне лучше, чем есть на самом деле.

– Мне нет смысла тебя в чем-то убеждать или разубеждать, но ты казалась мне неглупой девушкой, чтобы понять: через пару десятков лет человечество выйдет в космос окончательно, освоит Марсус, полетит к новым звездным системам. А воздух очистят специальные станции. Уже существуют разработки…

Это он меня сейчас дурой так назвал? Да?

– Очень рада, что вы усомнились в моих умственных способностях, – не удержалась я, напрочь игнорируя сказки про великий космос. – Надеюсь, это поможет вам передумать заводить от меня глупых детей…

Но, судя по его лицу, нет. Не передумает.

Глава 6

Машина остановилась у музея, водительская шторка опустилась, и механический голос шофера сообщил:

– Пункт назначения – музей Аластара Фокса. Приятной экскурсии, мистер Сакс.

Моего имени робот не знал, поэтому я обошлась без вежливых пожеланий.

– Здесь хранится история моей семьи, – зачем-то сообщил Герберт, и в его голосе впервые послышалось нечто, похожее на гордость.

– Могли бы хранить в личной кладовке.

– Это было бы неправильным. Те люди многое пережили, и нынешнее поколение обязано знать о них, чтобы не совершать ошибки сегодня.

Примерно те же слова говорила нам учительница еще в школе, когда приводила сюда на экскурсии. С этим было сложно не согласиться. Все же история знавала ужасные вещи. И гонения суккубов, до которых сейчас никому даже дела нет, только у меня в классе учились две иллюзорницы. И мирные изобретения, использованные в качестве оружия, и кровопролитные войны, государственные перевороты.

Герберт решительно направился вперед, а я осталась рассеянно стоять и смотреть ему вслед. Пришлось даже догонять. Из-за этого я почувствовала себя неправильно и глупо, это он меня сюда привез, а не я его.

– Так зачем мы сюда приехали? – произнесла ему в спину, когда наконец оказалась на площадке перед большими двустворчатыми дверями под старину.

Герберт потянул одну из тяжелых створок, пропуская внутрь, в большой холл, где каждый шаг отдавался эхом.

– Для начала за дневниками Лорейн Сакс, и, если я прав, то и еще за одной вещью.

– Она вела дневники? – удивилась я, потому что впервые слышала.

– В горах, где они скрывались после побега из Панема, было весьма скучно, – поведал инкуб. – Чем еще ей было заняться длинными вечерами?

Он уверенно двигался куда-то вперед, делая один большой шаг там, где я едва успевала сделать два. Сейчас в музее было еще слишком рано для экскурсий, и мне казалось – я иду по пустынному кладбищу, только вместо надгробий витрины с экспонатами и портреты давно умерших людей.

Женщины в основном блондинки: Торани Фокс, ее родная дочь Лизабет и приемная Лорейн, а вот мужчины разные. Аластар Фокс – темноволосый брюнет, Деймон Сакс – шатен в очках и с тростью в руках. Предметы, кстати, лежали тут же, под стеклом. Блестели стеклышками и сверкали серебром набалдашника, и, кажется, время совершенно не трогало их.

После шла целая плеяда портретов, а затем и снимков детей и внуков этих людей. Я видела их десятки раз в учебниках, потому взгляд скользил мимолетно, нигде не задерживаясь.

Герберт дошел до дверей с кодовым замком в конце залы. Набрал какую-то комбинацию, дождался одобрительного писка и потянул за ручку.

– У вас в любое помещение страны такой беспрепятственный доступ? – все же не сдержала удивления я.

– Нет. Но конкретно в музей я запросил допуск сразу после посещения твоей сестры. И мне его оперативно предоставили.

Действительно, о чем я спрашиваю. Кто же ему откажет? Даже охрана сгинула в неизвестности.

Мы оказались в коридоре, длинном и пустынном, и я уже вновь приготовилась бежать за спешащим вперед инкубом, но он открыл ближайшую к нам дверь и поманил внутрь.

Здесь было заметно холоднее, чем в основных помещениях, и я зябко поежилась в своей кофточке, которая вдруг оказалась не по температуре легкой.

– Тут специально поддерживают особую температуру и влажность, чтобы экспонаты чувствовали себя хорошо. – В голосе Герберта послышались отголоски эмоции. С непривычки я даже удивилась этому, ведь он говорил о неживых вещах так, словно те умели чувствовать.

Одна за другой в помещении загорались лампы, подсвечивая предметы в витринах. С удивлением я уставилась на ближайшую ко мне коробочку-артефакт, создавшую защитную завесу вокруг объектов, чтобы посторонние не могли проникнуть за периметр.

– Но ведь она же там, – я указала себе за спину. – В основном зале.

– Там подделки. Все настоящие хранятся здесь. Стареют, доживают свой век.

Герберт двинулся вперед, но теперь я за ним не спешила. Наоборот, шла медленно, разглядывая каждую диковинку под стеклом. Обветшалые книги, поцарапанный мундштук, какие-то кольца, а вот и очки Сакса. И выглядели они намного более плачевно, чем те, в основной экспозиции.

До Герберта я добралась спустя пару минут, он уже расположился за большим столом и теперь очень осторожно тонким пинцетом и руками в перчатках перелистывал листы тетради.

– Вот, – наконец произнес он, останавливаясь на одной из страниц. – Лорейн описывает, как ее муж выжил при покушении во время переворота. «…Стазис – странное состояние, при котором человек не дышит, а его сердце не бьется, но при этом он продолжает жить. Деймону очень повезло с дворецким, который не просто сумел выкрасть его тело из морга, но и привести в действие медицинский артефакт.

И как же теперь жаль, что следы Ричарда потерялись где-то в Панеме. Нам с Деем очень бы хотелось знать, что со стариком все в порядке, и он выжил».

– О каком артефакте речь? – спросила я, когда Герберт закончил чтение.

– Трость с серебристым набалдашником. – Инкуб встал из-за стола и подошел к одной из витрин, там на специальных подставках действительно лежала трость, вот только набалдашник почернел от времени. – Я читал дневники Лорейн еще в детстве. Через несколько страниц она расскажет, что металл потускнел после активации стазиса. Вещица была полезной, но одноразовой.

– И к чему вы это ведете? – склонившись над витриной и разглядывая артефакт так близко, что по стеклу расплывался туман от моего дыхания, спросила я.

– Состояние Тиффани похоже на этот самый стазис. И если она артефактор, а все говорит именно об этом, то в момент аварии какая-то вещь рядом с ней стала аналогом этой трости. Таким же активатором. Вопрос только, какая именно? И как ее теперь найти, чтобы этот самый стазис снять.

Я резко выпрямилась и посмотрела в глаза Герберту. Мне постоянно казалось, что он надо мной шутит и издевается, вот только лицо абсолютно серьезное. Он не просто верил в то, что говорил, – он утверждал.

– Допустим! Но это может быть ЧТО угодно, хоть обломок кара, который давно сгнил в утиле. Что в таком случае?!

– И здесь мы возвращаемся к моему предложению, где ты помогаешь мне, а я помогаю тебе.

Кажется, скрип моих зубов раздался эхом по всему помещению.

– Даже боюсь предположить, чем вы можете помочь? Вызвать шаманов и станцевать с бубном вокруг моей сестры?

– О нет, глупая девочка. Я могу достать книги по артефактологии. Те самые, с помощью которых артефакторы учились создавать настоящие чудеса, и ты сотворишь такое же чудо для своей сестры. Спасешь ее своими руками. А взамен сделаешь то, о чем я тебя просил.

– Вы точно ненормальный, если решили, что я – артефактор и сумею сделать что-то подобное.

Герберт неожиданно сделал шаг ко мне, и я тут же отошла подальше, но он без зазрения совести загнал меня в ловушку между собой и ближайшей стеной.

– Ты уже это сделала, только не поняла как. – Он коснулся рукой пространства под моей грудью, там, где под кофтой прятался шрам и билось искусственное сердце. – Вначале я решил, что артефактом стала одежда или украшение, но сегодня на тебе нет ничего из того, что было вчера. Зато есть сердце, которое я не сумею вынуть из тебя при всем желании заставить тебя подчиняться…

Внутри меня все похолодело… то бишь он рассматривал подобные варианты. Язык онемел, и я даже не могла пискнуть, пока Герберт продолжал: – Пойми же ты, я не злодей, не чудовище, я – инкуб, которому нужен наследник. Мне чуждо многое из того, что ты называешь человеческим, но так же, как и ты, я цепляюсь за любые возможности. У тебя цель – спасти сестру, у меня – получить сына. Я дам тебе все! Положение в обществе, деньги, слуг. Если надо, женюсь на тебе, куплю машину, дом, привезу кусок настоящей Луны…

Что-то щелкнуло в сознании от последних слов, и я отмерла:

– Купите себе душу, – процедила я и, упершись руками ему в грудь, оттолкнула, просто чтобы высвободиться.

Сакс отступил на шаг и произнес:

– Она не продается.

Глава 7

И все же я сбежала. Или стратегически отступила, потому что думать о себе как о стратеге было приятнее, чем как о трусихе.

Герберт слишком ошарашивал меня, чтобы я успевала здраво и рационально реагировать на все, что он делал или говорил. В душе поселился страх наломать дров, а еще я почувствовала внезапную потребность в совете более знающего и опытного человека.

К чести инкуба, догонять он меня не стал, иначе я бы точно восприняла это как прямую угрозу.

Уже через час, сидя в сквере, я пила купленный в ближайшей забегаловке тройной кофе и медитировала на экран визофона.

Номер Ричарда светился пятнадцатью цифрами, а я стояла перед главным вопросом сегодняшнего дня: набирать или не набирать.

В итоге, допив последний глоток панемиано[2] с молоком, нажала на кнопку вызова и вслушалась в длинные гудки.

Стоун не поднимал долго, спал, наверное. Я даже ему позавидовала, он, в отличие от меня, по ночам не работал, убитых девушек в подворотне не находил и по музеям с сумасшедшим инкубом не гулял… Мне же можно было зубочистки в глаза вставлять, и, если бы не общая нервозность ситуации, я бы постаралась отрешиться от всего и поехать домой спать, вот только не выходило. Все происходящее меня слишком беспокоило, чтобы спустить на тормозах.

– Слушаю, – наконец подняли трубку с той стороны.

Как и предсказывалось, голос был сонным.

– Доброго утра, мистер Стоун, извините за беспокойство, – залепетала я. – Но тут кое-что произошло…

– Опять мой брат? – догадались с той стороны.

– Да, и кое-что еще… Он по-прежнему настаивает, что я артефактор и…

– Расскажешь при встрече, – с каким-то особым пониманием ответил он. – Через час в моей лаборатории. Ты же помнишь, откуда сбежала в прошлый раз?

– Угу.

– Вот и славно. Жду тебя там. Позвонишь, как будешь на месте, я спущусь.

Из центрального парка до лаборатории Стоуна ехать пришлось минут сорок, а потом еще и плестись пешком до здания, на котором светилась эмблема «Сакс-технолоджис». В отличие от их центрального офиса, небоскреба, которой был виден из многих точек города, это строение имело всего этажей тридцать. Оказавшись в просторном холле, я села на диванчик для посетителей и набрала номер Ричарда повторно. Речи о том, чтобы подняться к нему самой, даже не было. Здесь стояли пропускные рамки для работников, к которым я не относилась.

Звонок Стоун сбросил. Решив, что я не вовремя, стала просто ждать, и спустя минут десять он вышел из лифта. Его я заприметила сразу.

Все же в отличие от своего инкубского братца Ричард взгляд притягивал своей положительной аурой. Не знаю, почему так, но верилось ему гораздо лучше, чем Герберту, у которого непонятно что на уме.

– Выглядишь отвратительно, – вместо приветствия произнес он, будто мы давние друзья. – Дай угадаю, ты сегодня не спала? Опять всю ночь танцевала?

Я кивнула.

– А почему? – удивился он. – Я же оплатил лечение твоей сестре, какой смысл теперь работать в стрип-клубе?

Прикусила язык, потому что, если бы ответила правду, вышло, что противоречу сама себе. Ведь кто знает, как обернутся обстоятельства завтра? Сегодня он мне помогает с сестрой, а завтра передумает. Сильным мира сего слишком просто получать желаемое, если они хотят осложнить кому-то жизнь, поэтому потерять работу, пусть даже такую отвратительную, мне не улыбалось. Я должна была иметь свои тылы и пути отступления.

Что, впрочем, не мешало мне сейчас прибежать за помощью именно к Ричарду.

– Где-то же мне нужно работать, пока не найду что-нибудь стоящее, – ушла от честного ответа. – Я пришла поговорить о вашем брате, он сегодня приезжал и опять уговаривал…

Мужчина остановил меня жестом, после потер виски, немного поморщившись, словно от боли, и, посмотрев еще раз на меня в упор, произнес:

– Давай за завтраком. С утра ничего не ел, и что-то подсказывает мне, ты тоже. Здесь есть столовая для работников.

Отказываться не стала, тем более что желудок действительно сводило от голода, а от выпитого ранее кофе становилось только хуже.

Столовая оказалась довольно простой, хотя мне казалось, что даже такое место в пафосной фирме столь высокого уровня должно блистать космическими технологиями, но все выглядело весьма скромно.

Раздача, похожая на те, что бывают в школьных столовых. Подносы и приборы в начале длинного пути, а после десятки блюд на выбор. Пожалуй, единственное отличие от школы, так это разнообразие, особенно десертов в самом конце.

– Питание работникам оплачивает фирма, так что бери все, что захочешь, – подбодрил меня Ричард, когда я немного растерялась.

Взяв обычный салат и яичницу с беконом, я шла следом за мужчиной и поражалась тому набору блюд, который он ставил на свой поднос. Все сладкое. Все очень-очень сладкое. Он миновал салаты, горячее, зато завис на всевозможных десертах.

Уже на выходе его догнала одна из работниц с бейджем фирмы и передала пакетик с чем-то шуршащим внутри.

– Как всегда, – улыбнулась она, Ричард тоже расплылся в самой очаровательной из улыбок.

– Это Магда, – пояснил мне он, стоило нам отойти к дальнему уединенному столику. – Она печет потрясающие пончики.

Я же была в полной растерянности, оглядывая его поднос. Нет, мужчины-сладкоежки – это случается, но в таком варианте, пожалуй, я видела впервые.

– Гипогликемия, – поймав мой взгляд, пояснил Ричард. – Даже не нужно быть инкубом, чтобы прочесть, о чем ты думаешь, по твоему озадаченному лицу. Если я не буду есть много углеводов и сладкого, то ничем хорошим для меня это не закончится. Особенно это касается завтрака, когда после сна уровень сахара в крови сильно падает.

Где-то когда-то я слышала про эту болезнь, кажется, она очень часто наследственная, хотела похвастаться знаниями, но вовремя прикусила язык, вспомнив, что Роберт приемный. И тема для него наверняка неприятна.

– Ты хотела поговорить о моем брате, – напомнил Стоун. – Можешь начинать.

Я уже открыла рот, чтобы выложить все о последних четырех часах моей жизни, но тут же решила повременить, задав вначале другой интересующий вопрос.

– Почему, в отличие от остальных инкубов, никто не знает Герберта в лицо и его фотографий нет в газетах и новостях?

Мужчина вскинул на меня взгляд, неторопливо отпилил вилкой кусочек от вишневого пирога, положил в рот, медленно прожевал и только потом ответил. Все в той же манере, что и брат – вопросом на вопрос.

– А с чего ты взяла, что знаешь в лицо остальных инкубов?

– Ну как же? По визору показывают.

– Там показывают достаточно ерунды, чтобы перестать верить визору. Все, кого ты знаешь как инкубов, не более чем подстава.

– Но ведь…

– Как бы ни странно мне это говорить, – Ричард прожевал очередной кусок пирога, запивая водой, в котором болтались не растворившиеся сахаринки, – но дар инкубов – их же проклятье. Настоящие предпочитают уединенный образ жизни, им довольно некомфортно на людях, особенно если этих людей вокруг много. Самый доступный пример для понимания: если обычного человека поставить в камеру, заполненную миллионом динамиков, каждый из которых звучит по-разному. Где-то музыка, где-то крик, где-то лязг металла. Поэтому для связи с общественностью такие, как Герберт, предпочитают иметь специальных людей. Обычно это человеческие мальчишки, выросшие с ними же и специально обученные играть роль инкуба. Так себе работа, я тебе скажу.

– А вам-то откуда знать, какая это работа?

– А как ты думаешь, кого готовили на место Герберта? – Ричард как-то особенно жестко усмехнулся. – Собственно, именно поэтому его официально как бы не существует. В отличие от других человеческих мальчишек я умею говорить инкубам «нет».

– А найти кого-то другого не сумели?

– Даже для «кого-то другого» нужна подготовка. Научиться вести себя как инкуб, говорить как они, разучиться проявлять эмоции на публике. Это занимает не один год, ведь даже мимолетная улыбка выдаст правду. Так что можно сказать, я подставил своего братишку, отказавшись быть его ширмой.

Я смерила Ричарда долгим взглядом. Все же он не белый и пушистый, каким бы безобидным не казался. Вроде бы улыбается, очень умилительно кушает сливочный тортик и, кажется, не представляет угрозы. Вот только чувствуется в нем титановый стержень, о который обламывают зубы даже подобные Саксу.

– Значит, Роберт Сакс усыновил вас специально, чтобы вы играли Герберта?

– Усыновил? Оставь эту сказочку для интерведии[3]. Мы с ним единоутробные близнецы, зачатые в пробирке путем подбора материалов с Y-хромосомой. Просто один родился со способностями, а второй, как выразился отец, – всего лишь человек. Он меня слишком стыдился, чтобы признать полноценным сыном.

Ричард придвинул к себе тарелку со штруделем и с особым гневом вонзил в него нож. В отличие от брата, своих эмоций он не стеснялся. Зато для меня его мотивы стали более понятны – поступками Ричарда руководило не столько желание насолить Герберту, сколько обида на давно умершего отца.

– А мать? – Вопрос вырвался у меня сам.

– А что мать? – переспросил Ричард и тут же ответил: – У нас с Гербертом хорошая мать.

Последняя фраза прозвучала как жирная точка в теме. Я дожевала салат, Ричард доел свое сладкое, а после, отправив тарелки на столик для отходов, произнес:

– Поднимемся наверх, там и расскажешь, зачем пришла.

На этот раз лаборатория располагалась в другом кабинете. Если прошлая была схожа с медицинской палатой, то эта с декорацией из фантастического фильма, потому что вся сплошь уставлена жужжащими приборами, названий которым я не знала, везде бесконечные трубки, лазеры и всюду знаки радиационной опасности.

Интересно и притягательно до жути.

– Ничего здесь не трогай, – попросил Ричард, указывая на свободный стул. – Если бы не эксперимент, над которым я сейчас работаю, сюда бы ты вряд ли попала.

– Что за эксперимент? – не сдержалась я. Все же пусть и невольно, но я вертела головой по сторонам. Было ощущение, что попала в святая святых на великое таинство.

– Если у тебя нет докторской степени по квантовой физике, вряд ли ты поймешь хоть слово. Итак, я слушаю. Зачем приезжал Герберт?

Максимально четко, стараясь не упускать деталей, я рассказала Ричарду все от убийства у стен клуба, которое он, впрочем, проигнорировал, до похода в музей и про якобы мое сердце-артефакт.

– Занятно. – Он провел пальцами по своему гладко выбритому подбородку, задумчиво глядя в область моей груди. – Вытащить его ты, разумеется, не позволишь…

– С ума сошли?

– Нет, но вполне мог бы купить тебе новый имплант взамен на исследование этого, – все так же задумчиво произнес он.

– Вы даже не представляете, насколько сильно похожи сейчас на брата, – не удержалась я. – У того тоже появлялись мысли меня препарировать.

Мои слова заставили Ричарда напрячься, сравнение ему явно не понравилось. Осанка стала прямее, а голос тверже:

– Тогда тебя еще больше расстроит, что я согласен с Гербертом и действительно думаю, что ты и твоя сестра – артефакторы. Ваши анализы сходны с результатами исследований тканей, что удалось получить из останков умерших двести лет назад артефакторов.

И этот туда же. Впрочем…

– Докажите! – с вызовом произнесла я. – Вы же ученый, докажите, что правы.

– Не вижу смысла. – Ричард довольно равнодушно пожал плечами. – Но на твоем месте я бы все же допустил возможность того, что мы правы. И если так, ты бы действительно могла попробовать создать нечто подобное той трости из музея.

Мои пальцы сжались. Наверное, вся проблема была в том, что после смерти родителей в чудеса я не верила и стала суровым прагматиком.

Можно назвать меня упрямой ослицей, но я ума не приложу, с чего вдруг на меня перестала действовать сила внушения Герберта. Сердце стало артефактом? Смешно же. Особенно если учесть, что даже приборами такое не измерить – не вытаскивая из меня.

И в то же время в голову пришла другая идея:

– Выходит, если я докажу обратное, что никакой я не артефактор, Герберт от меня отстанет?

– Скорее всего. – Ричард пристально оглядел меня с ног до головы. – Ты, конечно, весьма красива, хорошо сложена, но это явно не те признаки, по которым он решил, что ты должна стать матерью его сына.

– Вот и отлично! – Я поднялась со стула. – Тогда теперь уже у меня к нему деловое предложение.

– Решила его переиграть? – На лице Ричарда возникла усмешка. – Весьма самонадеянно.

– Я не собираюсь его переигрывать. Он хочет дать мне книги по артефактологии, прекрасно. Я изучу их от корки до корки и постараюсь сделать все, чтобы помочь сестре. И если у меня ничего не выйдет, то он убедится, что я для него абсолютно бесполезна.

– Ты и сама не заметила, как заглотила брошенный тебе крючок. Уже готова к первой уступке для него.

– Глупости. Плевала я на Герберта, мне нужны книги.

– С тем же успехом их могу достать я и ничего не потребую взамен.

– Наградой вам будет досада брата? – сама догадалась я.

– Какие-никакие, а чувства. И то у меня есть сомнения, что он способен испытывать нечто подобное.

– Зато вы фонтанируете эмоциями! Прямо через край.

– Меня до шести лет учили их скрывать, так что имею право! – Ричард тоже встал со стула, подошел к голографу, активировал экран, несколько минут искал что-то в бесконечных строках, запрашивал какие-то данные. – Я смогу тебе помочь с книгами, но при одном условии.

– Вы же сказали, что не потребуете ничего взамен.

И все же он точно не белый и пушистый. Разве что на первый мимолетный взгляд. Под светлым мехом спрятаны колючки, возможно, даже ядовитые. Впервые я поймала себя на мысли, что не знаю, кто меня пугает больше своей неоднозначностью: Герберт или все же Ричард.

Даже от инкуба можно было знать, что ожидать. Пока все поведение Герберта сводилось к упорному достижению цели, пусть даже напролом. Ричард же, хоть и казался игроком на моей стороне, но я не могла отделаться от мысли, что все его поступки продиктованы желанием насолить брату.

Чисто по-человечески это шло вразрез с моей моралью.

– Выходит, обманул, – отозвался мужчина. – Все же потребую, но моя просьба, скорее, тебе на руку. Всего лишь не связываться с Гербертом, избегать его, если не хочешь в один прекрасный момент оказаться брюхатой либо человеческой девочкой, либо инкубским мальчиком.

Он произнес это настолько ровно, четко, сухо и безэмоционально, что на мгновение его образ полностью слился с образом брата, но уже через секунду лицо Ричарда смягчилось, вновь становясь почти милым.

– Вы так ненавидите собственного брата, – не удержалась и произнесла вслух я. – За что?

Все-таки были еще какие-то причины, кроме обиды на отца. Мне вспомнились слова инкуба, сказанные в музее, и дополнила свой вопрос:

– Он ведь не злодей, не подонок, не убийца. Он просто странный, и цели у него странные. Желание иметь сына не чуждо большинству мужчин, в нем нет ничего плохого, кроме того, что Герберт слишком привык получать желаемое по первому требованию, а я против той роли, в которой он хочет меня видеть. Но вы, Ричард, ненавидите его так, словно желаете стереть с лица земли.

– Не тебе меня судить и не тебе разбираться в моих поступках, Виола! Ты пришла ко мне сюда за помощью, я готов тебе ее предоставить, с условиями, которые тебя саму же устроят. Так зачем ищешь каких-то объяснений? Что тебя не устраивает?

– Ощущение, что меня хотят использовать. Если не он, так вы.

Ричард пожал плечами, отошел от голографа. Спорить с моими выводами он явно не собирался. Выходит, я все же оказалась права.

– Мне кажется, тебе стоит подумать над происходящим, – наконец произнес он. – Все хорошенько взвесить, что тебе нужнее и важнее. Если хочешь что-то кому-то доказывать, спасать сестру, у тебя два выхода: обратиться ко мне или к Герберту. У нас у каждого свои условия, и тебе выбирать, какие устроят тебя больше.

Частично он прав, подумать мне стоило. Вот только уже сейчас я знала, что окончательного решения принять не смогу, не зная всех переменных в этом уравнении.

– Тогда я пойду, – направилась к двери, но, уже взявшись за ручку, была остановлена репликой Ричарда.

– Прежде чем ты уйдешь, я хочу, чтобы ты знала еще одну вещь. Природа всегда стремится уничтожить противоестественные ей вещи, для этого она придумывает разные механизмы. Инкубы чужеродны для нее. Они не вершина эволюции, хотя заставили весь мир считать именно так. Они ее ошибка. Случайность, которая уже пять поколений пытается закрепить свой вид, а он все равно стремится к вымиранию.

– Вы так уверенно говорите об этом, а где доказательства, кроме ваших слов?

– Я этому главное доказательство. Человек, рожденный от инкуба обычной девушкой. Чей брат-близнец получил дар, а я при тех же вводных – полную стерильность. Как человек, я мог бы иметь множество сыновей, кто знает, возможно, даже инкубов, ведь генетически во мне это заложено. Но природа не хочет размножения нам подобных, всяческим способом заводя в тупик любые попытки ее обмануть. На любое действие она находит противодействие, будь то укороченная жизнь или неспособность ощущать эмоции. Герберт может стремиться обмануть ее сколько угодно, но она все равно умнее.

– На что вы намекаете? – Я все же попыталась постичь эту смутную логику, ухватить ее за хвост и осознать.

– Если даже допустить вероятность того, что ты согласишься выносить Герберту ребенка, родишь сына, и он проживет гораздо больше тридцати пяти лет, никто не гарантирует, что природа не отплатит ему за долголетие какой-нибудь другой каверзой. Врожденной инвалидностью, слабоумием, слепотой… могу продолжать вечно. Если что-то дается, то что-то должно и забираться.

– А вам-то до этого какое дело? Почему вы так этому противитесь?

– Потому что в отличие от Герберта ощущаю, каково это – всю жизнь прожить ущербным. И не желаю оказаться на моем месте никому. Спроси у моего брата, где его дочери, кто они… и узнаешь, как он будет относиться к своему гипотетическому сыну, если тот выйдет не таким, как Герберт ожидает.

В ответ только фыркнула.

– Я не собираюсь ему никого рожать, чтобы меня это волновало. В данный момент меня интересуют только книги, и как их достать.

– Тогда иди. – Ричард махнул в сторону двери. – Подумай над моими словами. Но учти, если выберешь его, исход предрешен заранее. Даже без внушения он найдет способы тебя уговорить.

Вот уж сомневаюсь, но вслух ничего не сказала. Просто вышла из кабинета и отправилась к уже знакомому лифту.

Выходов всегда больше, чем два. Должен найтись третий, четвертый и даже двадцать пятый вариант, как отвадить от себя Герберта и достать книги.

Начиная ограблением музейной библиотеки и заканчивая принятием ударной дозы противозачаточных. Чтобы уж точно, наверняка!

Погруженная в эти мысли, я добралась до монорельса, села там на свободное место и умудрилась уснуть под мерное покачивание вагона. Разбудили меня даже не на конечной станции, а в депо.

Один из уборщиков потряс за плечо и предложил выметаться, пока он не вызвал полицию, будто я бездомная какая-то.

Оскорбившись, я подхватила рюкзак и выбежала прочь на улицу, попутно оглядываясь по сторонам в попытке понять, куда вообще попала.

Район был незнакомым: всюду ангары, промышленные здания, гаражи и прохожие настолько редкие, что даже не у кого спросить, где ближайшая станция монорельса, или как иначе уехать обратно в город.

Сунув руку в рюкзак, я попыталась нашарить визофон, чтобы подгрузить карту местности и выйти по навигатору, но тут меня постигло первое разочарование. Вместо аппарата рука нашарила огромную дыру в боковине сумки. Второе разочарование оказалось еще горше первого. Вместе с визофоном у меня украли кошелек с проездной картой и деньги, заработанные в клубе.

Тройной гонорар уплыл, будто его и не было.

От этого осознания мне захотелось выть, а сегодняшний день назвать самым неудачным в своей жизни.

Понимая, что выхода у меня все равно нет, я принялась искать ближайший участок полиции. Надежды, что мои вещи и деньги найдутся, я не питала, но, по крайней мере, офицеры могли бы помочь мне добраться до дома. А еще я столкнулась со скверным осознанием того, что мне некому позвонить. Я не помнила ни одного номера наизусть, а те, чьи номера могла воспроизвести на память, разбились в аварии больше года назад.

Как издевка судьбы, в рюкзаке нашлась визитка Ричарда. Я уже слышала его насмешливую интонацию, если позвоню спустя час после отъезда из его лаборатории и попрошу помочь мне выбраться из очередной передряги.

Вот уж нет, гордость не позволит.

Завернув за угол, я вышла на более-менее оживленную улицу. Здесь явно ходил общественный транспорт, светились вывесками две кафешки, к которым я и направилась. Работники там должны были знать, где находится ближайший участок.

Через полчаса я сидела перед старым хмурым полицейским, который со скучающим видом записывал мои показания, и весь его вид говорил, что только дура возит с собой в рюкзаке такие крупные суммы денег, да и еще спит при этом в монорельсе.

– Вам крупно повезло, – в заключение выдал он, тяжело выдыхая. – Могли и убить. Район здесь не самый благополучный, еще и маньяк объявился…

Последнюю фразу он говорил гораздо тише, скорее самому себе, нежели мне.

– Что за маньяк? – напряглась я.

– Тайна следствия, – тут же отрезал офицер. – Если любопытно, в газетах прочтете, а пока посидите в холле, я закончу регистрацию заявления и поговорю с патрульными, кто мог бы подбросить вас до дома.

В итоге я осталась сидеть в длинном коридоре на жестких стульях. Мимо меня то и дело сновали другие полицейские, время от времени проводили задержанных в наручниках, местных хулиганов-наркоманов. Время шло, и про меня, казалось, вовсе позабыли. Спустя час я все же не выдержала и попыталась найти «своего» полицейского, но он, как выяснилось, застрял в кабинете начальства и обратно не торопился. Другие же работники участка от меня отмахивались, заявляя, что если моим делом уже кто-то занимается, то нужно только ждать.

День решительно не задавался.

Мало того, что хотелось спать, так еще близилось время обеда, отчего желудок начинал урчать.

– Мисс Райт, – раздался сбоку механический голос.

Я вскинула голову и с удивлением уставилась на знакомого робота в водительской форме.

– А вы здесь что делаете? – спросила у него, будто у человека.

Искусственный разум мой вопрос обработал и спустя мгновение выдал ответ:

– Приказ мистера Сакса забрать вас из участка.

– Даже боюсь спросить, откуда он все знает, – пробормотала я, взвешивая все за и против открывшихся перспектив.

Источников, откуда инкуб мог узнать, где я нахожусь, была масса, а вот пользоваться его помощью или нет, решать только мне. И судя по тому, что «мой» офицер особо не торопился договариваться с патрульной машиной, выбор у меня был невелик: либо сидеть еще несколько часов на стульях, либо пойти с роботом.

Второй вариант нравился мне явно больше.

– Хорошо, – поднялась я. – Пошли!

Андроид шел впереди, я плелась за ним. Задумчивыми взглядами нас провожали местные обитатели. Все же столь правдоподобный человекообразный механоид был редкостью, слишком дорогой игрушкой в этом районе.

Дойдя до знакомого кара, водитель распахнул передо мной заднюю дверцу и, убедившись, что я села в салон, тут же захлопнул.

Внутри было пусто. Похоже, у Герберта нашлись другие, куда более важные дела, чем забирать меня из участка, ну, может, оно и к лучшему. Я даже вздохнула с облегчением, когда поняла, что буду ехать домой одна.

– Район Корнуэлл, пятый квартал, Дубовая улица, шесть, – назвала я роботу адрес, откидывая голову на мягкую спинку. Все же как ни крути, но премиум-класс автомобилей – это было удобно.

– Ни о чем не беспокойтесь, мисс Райт, – проскрежетал андроид, заводя кар и неспешно выезжая на дорогу.

Если я правильно представляла, где мы сейчас находились, то ехать было никак не менее часа. Все же кар – это не монорельс, который едет, не обращая внимания на пробки большого города.

С мечтами о том, как я наконец высплюсь, едва окажусь дома, опять задремала. Видимо, это карма сегодняшнего дня – попадать в неприятности из-за того, что хочу спать, потому что, когда открыла глаза, поняла – кар едет не по городу, а где-то за ним. По широкому автобану, развивая при этом немыслимую скорость.

– Эй, – я забарабанила в перегородку, отделяющую меня от шофера. – Куда вы меня везете?!

Ширма медленно опустилась вниз, и я с гневом уставилась на жестяную банку, которая меня обманула.

– Куда мы едем, консерва чокнутая?

На оскорбления андроид не реагировал, отвечал вполне спокойно:

– К мистеру Саксу.

– Ты же сказал, что отвезешь меня домой! Ты соврал! – Я боролась с желанием перевеситься через сидения, попытаться выдернуть руль у робота и развернуть машину. Останавливало только осознание, что ничем хорошим это не закончится. Мне ли не знать об авариях.

– Роботы никогда не врут. Я сказал, что заберу вас из участка!

– Скотина! – выругалась я, понимая, что стала заложником программной хитрости. Нужно было внимательнее слушать, сама виновата! – Так куда ты меня везешь? Разве этот чертов инкуб не живет в том огромном небоскребе?

– Мистер Сакс там работает, – монотонно объяснил робот. – Остальное время он предпочитает находиться вне города.

Сознание мигом представило заглубленный бункер, в котором отсиживается в свободное время нелюдимый инкуб, и теперь он пожелал туда затянуть меня. Вот уже нет, для себя решила, что точно буду сопротивляться.

Кар съехал с основной автострады на куда более узкую дорогу, долго ехал по ней, пока не свернул еще раз. В лес!

Было странно ехать по идеально ровной дороге среди вековых деревьев и еще более странно вырулить к трехметровому каменному забору, а потом и на огромное поле размером с площадку для гольфа, посередине которого стоял огромный домина. Вполне себе современный, без каменных башен, плесени на стенах и бойниц по бокам.

– Мисс Райт, добро пожаловать в гости к мистеру Саксу, – тожественно объявил механоид, подъезжая к крыльцу, вымощенному черным мрамором.

Мне захотелось поскорее выбраться из машины, найти инкуба и высказать вначале «спасибо» за столь оригинальное оказание помощи в беде, а потом все «хорошее», что я о нем думаю.

Выскочив из кара сразу на ступени, я едва не споткнулась о робота-уборщика, который с тихим жужжанием ездил по лестнице и убирал невидимые глазу пылинки. Еще один такой же робот ползал по лужайке и стриг газон.

– Царство железяк, – пробормотала я, взбегая по лестнице и останавливаясь у огромных дверей.

Сработали сенсоры, и автоматика начала медленно распахивать передо мной створки. Не дожидаясь полного открытия, я скользнула внутрь просторного холла и огляделась по сторонам. Никто меня не встречал.

– Мяу, – раздалось из-под ног, и я опустила голову, чтобы уставиться на огромного черного кота.

Лощеный, с черной блестящей шерстью, он не мигая смотрел на меня одним зеленым, вторым голубым глазом и еще раз повторил:

– Мяу!

– Дай догадаюсь, – настороженно присмотрелась я. – Ты тоже робот? Оригинальная вариация дворецкого в этом инкубском замке.

Вместо ответа кот с мурчанием принялся тереться о мои ноги, оставляя на штанинах черные шерстинки.

– Кот настоящий, – донесся ответ из глубины дома. Из другого конца холла ко мне шел Герберт. – Он один из немногих местных живых обитателей.

Я осторожно подхватила кота под брюшко, взвесила на руках весьма упитанную тушку, которая вполне дружелюбно урчала дальше, словно уговаривая погладить за ухом. Впрочем, неудивительно, вряд ли Герберт радовал кота лаской. Дождешься от этого чурбана.

– Как его зовут? – спросила я.

– Никак, он глухой. – Герберт подошел ближе и сделал то, чего я совершенно не ожидала. Забрал кота у меня из рук. Выдрал, проще сказать. – Он обычно сам приходит.

Немного оторопев от подобной реакции, я все же переспросила:

– Ну, имя же у него должно быть? Кличка? Он породистый?

Господи, о чем я вообще спрашиваю? Наверняка это самый породистый селекционный кот из всех возможных, иначе как еще ему оказаться в этом доме у Герберта. Он потому, вероятно, и глухой, от излишнего совершенства.

– Пятый. Он просто Пятый.

Кажется, я полностью ошиблась с выводами, Герберт кота гладит самозабвенно, абсолютно не обращая внимания, как тот впивается от удовольствия когтями в его прикрытую только тонкой рубашкой руку.

Глава 8

– Так зачем меня сюда привезли? – озвучила вопрос я, едва села в кресло на террасе этого огромного особняка.

Рядом тут же возник робот-горничная и поставил передо мной стакан с лимонадом, хотя я и не просила.

Инкуб сидел напротив, точно в таком же кресле из ротанга, а кот Пятый развалился у него на коленях, то и дело лениво приоткрывая глаза и косясь одним из них на меня.

– Все за тем же. Уговаривать согласиться.

– Кажется, я уже высказала свое мнение.

– И я его услышал, но…

Я просверлила Герберта взглядом, что же там за «но» такое. Чего я еще не слышала в этой безумной идее сделать меня суррогатной матерью инкуба?

– Мне кажется, ты не до конца понимаешь, о чем я тебя прошу и от чего отказываешься.

Устало взглянула на него. Мне бы сейчас домой, пойти спать, а не выслушивать все это. Словно в мою поддержку, кот спрыгнул с колен Герберта и, покачивая пушистым хвостом, перешел ко мне на руки.

– Только царапни, – пригрозила я, когда Пятый вздумал выпустить когти мне в ноги. Это ему хорошо, а мне уже завтра вновь танцевать в клубе, а кошачьи отметины, как известно, не украшают.

Герберт смотрел на это кошачье «предательство», нахмурив брови и поджав губы. Даже забавно, что какие-то эмоции на его лице все же проступали, но не по отношению к людям, а к коту. Хотела бы я знать, что сейчас творилось в его голове.

– Могу рассказать, – обронил он.

– Что рассказать? – не поняла я.

– Что творится в моей голове. Ты же хочешь услышать.

– Я все равно не пойму, правда это или красиво поданная ложь. Сложно верить тому, кто читает мысли, как открытую книгу.

– Ты сделала артефакт, из-за которого я не могу на тебя воздействовать, так сделай еще один, чтобы я не мог читать мысли.

– Дайте книги, сделаю, – с вызовом произнесла, при этом будучи абсолютно не уверенной в успехе подобной затеи. Зато, может, тогда Герберт точно отстанет от меня.

– Не отстану. Пока что ты – моя зыбкая возможность на сына.

– Вы правильно сказали, что «зыбкая». Ричард мне кое-что рассказал, шансов ведь практически нет. С чего вы решили, что ЭКО принесет плоды?

– Инкубы фактически лишены эмоций, но даже мы умеем верить и просчитывать варианты. То, что получилось однажды, можно повторить. Я говорил с матерью, она согласилась помочь и лично провести процесс.

– Меня, значит, спрашивать не обязательно?

Судя по молчанию, Герберт был все так же уверен, что рано или поздно я соглашусь, ну или он меня продавит, а значит, не обязательно.

Захотелось встать и уйти, но появившийся в дверях террасы робот поставил передо мной на стол огромный поднос с едой и даже блюда любимые: фруктовый салат, пасту с кусочками лосося и эклеры на десерт.

Подобный акт показательной заботы вызывал злость на то, что Герберт знает обо мне все и умело этим манипулирует, а вот желудок благодарно заурчал. Все же есть я захотела еще в полицейском участке.

Перед инкубом еду тоже поставили. Хорошо прожаренный стейк и стакан томатного сока.

Спустив кота с рук, я потянулась к ножу и вилке, решив начать с пасты. Глупо отказываться и строить из себя гордую и непоколебимую.

– Зачем вам вообще сын? – накручивая длинные макароны на вилку, спросила я. – Дело ведь явно не в стакане воды в старости. Что за навязчивая идея?

– Любому мужчине нужен наследник, который продолжит его дело.

– Усыновите человеческого мальчика. Ваш отец ведь сделал Ричарда официальным приемышем, несмотря на кровное родство. Что мешает вам сделать примерно так же?

– Человек не справится с возложенными обязанностями, – инкуб ответил с полной уверенностью.

– Действительно, куда уж нам. Мы же отсталые по сравнению с вами. – Почему-то стало обидно за обычных мужчин и человечество в целом.

– Нет, вы не отсталые. Вы нерациональные. Слишком много эмоций, жадности и пороков. Правление людей уже привело к двум войнам, третьей допускать нельзя.

– Хорошо, допустим, – сделала вид, что согласилась с выводами. – Как поступают другие инкубы, если сына не удается зачать?

Герберт медленно прожевал кусочек мяса, запил соком, при этом немного перепачкав верхнюю губу. Почему-то это меня позабавило. Красные томатные усы на мгновение сделали его не таким уж совершенным.

– Переписывают имущество на того, у кого есть наследник. Мы все, так или иначе, потомки одних и тех же людей, пусть дальние, но братья. Нам не интересна конкуренция между собой, мы привыкли действовать слаженно и двигаться к одной цели.

«Почти как роботы», – мысленно дополнила. За исключением одной малости: роботам отдают приказы хозяева, а инкубы – сами себе хозяева. Им никто не указ.

– Что ж, тогда не вижу большой проблемы, если вы останетесь без сына, – пожала плечами я. – Перепишите кому-нибудь компанию. Ничего страшного не случится.

Герберт даже бровь вскинул. Кажется, мне удалось его удивить, причем неприятно.

– Довольно бессердечные слова от девушки.

– Если не заметили, то так и есть. Сердца у меня нет.

Я отправила новую порцию пасты в рот, медленно прожевала и продолжила:

– Возможно, вам, инкубу, сложно это понять, но я тоже попытаюсь объяснить. Мне не так много лет, чтобы становиться матерью, пусть даже для будущего мультимиллионера. Мне не интересны ваши деньги. До аварии, как и все девочки, я мечтала о большой и светлой любви и уж точно не о том, чтобы потерять девственность не от секса, а при родах.

– Ну, уж извини. Я бы помог тебе с качественной потерей девственности, но боюсь, тогда рожать все равно придется. Только девочку.

Я едва не поперхнулась от подобного предложения.

Вот уж идеальные подниматели демографии! Хотя после второй войны это, конечно, пришлось как нельзя кстати. Быки-осеменители, мать их. В учебнике истории и биологии была даже отдельная глава, посвященная этому. И если в первом восхищались увеличением численности населения, то во втором пытались понять причины столь непонятного феномена. Почти стопроцентная гарантия беременности девочкой от инкуба. Почему почти? Потому что бесплодные женщины от них зачать все же не могли, а мальчики… Кто-то пытался подсчитать вероятность появления, что-то один к нескольким тысячам.

– А предохраняться не пробовали? Есть такой замечательное изобретение, презер….

– Всегда есть шанс, что получится мальчик, – отрезал Герберт, не давая договорить. – Как-то же они все же рождаются.

– Позвольте уточнить, и сколько же у вас дочерей, если вы такой приверженец вероятностей?

На несколько мгновений инкуб задумался. Похоже, подсчитывал.

– Сто двадцать девять, – спустя пару секунд ответил он. – Еще трое родятся в этом месяце.

Не знаю, как не упала со стула! СТО ТРИДЦАТЬ ДВЕ ДЕВОЧКИ! Что там говорил Ричард? Просил узнать, где они? Как живут?

– И как назовете новеньких?

– Никак. Это не мои проблемы.

– То бишь? Вам что, совсем плевать?!

– Нет, я же не бросаю их на произвол судьбы. Они и их матери будут обеспечены до конца жизни всем необходимым и ни в чем не будут нуждаться.

В памяти всплыла наша первая встреча с Гербертом, а затем и вторая. Когда мне проехало по мозгам его внушением так, что едва на тот свет не отправилась.

В душе поднялась такая волна ненависти к этому мужчине, что я мигом представила себя на месте женщины, которая даже отказать этому подонку не смогла. А потом рожай, дорогая. Ты будешь во всем обеспечена до конца жизни!

– Ошибаешься с выводами, – вырвал меня из собственных мыслей голос подонка. – Каждая из этих женщин оказывалась в моей постели добровольно, зная о последствиях, и все весьма довольны своим нынешним положением. Поверь, есть определенный класс дам, которым только намекни, и они выстроятся в очередь, лишь бы оказаться беременной от инкуба.

– Это что же за класс такой?

– Продажных и элитных, – пожав плечами, ответил инкуб. – Сейчас не времена Квартала, когда проституция была равносильна сексуальному рабству. Конец двадцать первого века на дворе, сейчас торговля телом ничем не отличается от обычной работы.

– Даже если так, это не дает вам права бросать дочерей. Сколько бы ни было денег, и даже если мать всего лишь проститутка, то ребенок почему должен расти без отца? Отчего такая избирательность? Чем девочки хуже мальчиков?

Внутри меня все кипело. Я отодвинула от себя тарелку с едой, теперь даже кусок в горло не лез. Бесила меня подобная избирательность, и я поняла, о чем говорил Ричард – новорожденному инкубенку под ноги, как принцу, склонят целый мир, а девочки… Да и черт бы с ними. Они отцам не интересны.

– Они не лучше и не хуже. Просто девочки сумеют прожить без отца.

– А мальчик? Нет, что ли?

– Инкуб – нет, – поправил меня Герберт. – Ребенок-инкуб не сможет. Наши способности работают буквально с первых дней, как мы начинаем себя хоть немного осознавать. Совершенно не так, как у суккубов, когда дар иллюзии просыпается в тринадцать лет, и психика уже готова его принять, а спустя год после рождения. Когда в один момент начинаешь слышать мысли всех вокруг от матери до горничной, их эмоции и не всегда понимать значение. И единственное спасение – это либо роботы-няньки, либо общество такого же, как и ты, – отца. Хотя мне еще везло, у меня был брат. Прочесть Ричарда я не могу до сих пор.

Бр-р-р. Живое воображение мигом представило двух маленьких братьев. Одного веселого, смеющегося, улыбающегося всем – Ричарда. И второго – хмурого Герберта, которому бы тоже радоваться, смеяться, играть с другими детьми, но… его детский разум, словно рой пчел, жалят мысли окружающих, и большинство из них он даже осознать не в силах.

На мгновение я попыталась поставить себя на его место. Не получилось. Потому что, наверное, сошла бы с ума, свихнулась от подобного напора.

– Сила внушения тоже работает с самого детства? – почему-то уточнила я.

Герберт кивнул:

– Поэтому с какого-то периода инкубов воспитывает отец или роботизированные няньки. Потому что желания годовалого ребенка не всегда адекватны, а простые люди не могут им воспротивиться. Еще сто лет назад это было серьезной проблемой, но сейчас техника шагнула далеко вперед, и скоро андроида будет не отличить от настоящего человека.

– Выходит, ваша мать… – начала догадываться я. – Оставила вас?

– В основном она была с Ричардом, и с года до семи лет, пока не умер отец, мы фактически не виделись. К этому моменту я уже мог себя контролировать.

Он говорил обо всем спокойно, для меня же звучало дико. Настолько, что в голове не укладывалось. Выходило, что матери в воспитании инкубов участия фактически не принимают, и с какого-то периода ребенка у них фактически забирали. Мрак!

И ведь если учесть, что к Герберту действительно могли выстраиваться очереди желающих стать мамашей для будущего «наследника империи», меня поразило число потенциальных кукушек, которым все равно на будущих детей.

– Все рассказанное сейчас вами только лишний раз меня убедило, что я не самая лучшая кандидатка на роль будущей матери для вашего ребенка. Во-первых, я слишком правильно воспитана, чтобы вот так запросто отдать своего ребенка, а во-вторых, я понимаю, какая это ответственность, и никакие деньги не заставят меня передумать.

Мои слова могли бы показаться пустым звуком, попыткой казаться взрослее, чем я есть. Ведь подобные рассуждения о материнстве слишком пафосны для двадцатилетней девственницы, вот только… у меня могла бы быть еще и третья младшая сестра, а, может, брат.

Когда мне было пятнадцать, мать снова забеременела, но выносить не смогла. На небольшом сроке доктора обнаружили аномалию в развитии плода, из-за которой он умер внутриутробно.

Я до сих пор помнила ее слезы и бесконечные переживания, когда мать убивалась, виня во всем себя. И этого мне вполне хватило, чтобы переосмыслить некоторые вещи, до которых многие не доходят даже к старости.

Зачать, выносить, родить – это не пустые слова из трех глаголов, это нечто действительно ценное, что ни в коем случае нельзя продавать за деньги.

Моя мама любила комочек внутри себя, даже не зная его пола, и если бы не я с Тиффани, кто знает, куда бы завели ее эти бесконечные слезы. Она не раз и не два говорила, что мы вытащили ее едва ли не с того света, и тут же улыбалась, говоря, что иногда психологу, как сапожнику без сапог, нужен личный психолог.

Вот и мне тоже хотелось любить ребенка, которого когда-нибудь решим завести с любимым человеком, а не так – побыв биологическим материалом и инкубатором.

– У тебя занятные мысли. – Герберт смотрел на меня задумчиво. – Обычно тебе подобные рассуждают иначе.

– Даже знать не хочу, как они рассуждают. Не сравнивайте. – Не то чтобы я оскорбилась, скорее, Герберт даже не осознал, что может зацепить подобным. Слишком сложно для его эмоционального фона. Я ж на примере девочек из клуба, которые иногда оставались с клиентами на ночь, понимала, что руководило теми, кто лег с инкубом в постель.

Я была уверена, предложи он Розе или Марии родить ему сына, они бы, не задумываясь, раздвинули ноги, даже не вникая, ЭКО или естественный процесс. А то, что дочь может родиться или какой-то уродец… Да ерунда. Денег на обеспечение потом хватит, папаша же оплатит.

В общем, не для меня это все. Я тяжело вздохнула, и вдох неосознанно превратился в зевок, который я прикрыла рукой.

– Ты не спала ночь, – констатировал Герберт. – Я прикажу постелить тебе в одной из комнат.

– Вот еще! – Ко мне тут же вернулось немного бодрости. – Лучше прикажите отвезти меня домой.

– Не глупи. – Герберт встал с кресла. – Зачем тебе терять время на обратную дорогу? Поверь, если ты продолжаешь бояться меня как мужчины, то абсолютно зря. Я уже сказал, что спать и домогаться тебя не собираюсь. Не в моих интересах.

– Вот уж успокоили.

И все же головой я понимала – не врет. Для его целей нужно было добровольное согласие. А значит, в цепи меня тоже не закуют.

– Это ты зря так думаешь, – все так же предельно ровно произнес он. – Мысли о похищении у меня все же были, так же, как о насильственном изъятии необходимого количества яйцеклеток и найме другой суррогатной матери.

Я закашлялась от подобной пугающей откровенности.

– И что же заставило передумать? – очень осторожно спросила я.

– Непонимание механизма рождения именно мальчиков. Я все же придерживаюсь гипотезы, что вынашивать должна биологическая мать и делать это добровольно, потому что беременным нельзя волноваться.

– Непостижимая нормальному уму логика, – пробормотала я, видя, как идущий впереди Герберт останавливается у дверей и открывает одну из створок, чтобы пропустить меня вперед. – После ваших слов я должна бежать отсюда, сверкая пятками, но точно не ночевать в этом доме.

– Ты слишком устала, чтобы куда-то бежать. – Инкуб на мои слова пожал плечами и хотя мое решение уже наверняка прочел в мыслях, но ради вежливости спросил:

– Так стелить кровать или нет?

– Стелите, – отмахнулась я. Все же для злодейского маньяка он был слишком разговорчив, и, что удивительно, конкретно сейчас в этом доме вдалеке от города казалось действительно безопаснее. – Но завтра утром точно в Фелс-сити. Пообещайте.

– Разумеется, – эхом отозвался мужчина. – Свободные комнаты на втором этаже.

Он поднял руку, чтобы указать в сторону лестницы, но зацепился рукавом за дверную ручку. Так иногда бывает при резких движениях. Ткань не порвалась, но запонка выскочила из петлички, со звоном ударилась о пол и даже умудрилась доехать мне под ноги.

Подняв кусочек серебристого металла, несколько мгновений любовалась радужным переливом крупного камушка внутри. Надо же, подумать только. У Герберта, похоже, даже запонка была дороже, чем квартира, в которой я снимала комнатушку. И чего я тогда, спрашивается, удивляюсь, что он привык все решать деньгами?

Для него это так же естественно, как дышать! Заплатил любовнице, оплатил самые дорогие игрушки дочерям, а ведь наверняка даже не видел ни одной ни разу, если даже имен не знает.

Почему-то душу от такой бессердечности защемило мне.

– Все же жаль, что вы не умеете любить, – с сожалением произнесла я, возвращая запонку владельцу. – Так бы понимали, на что обрекаете своих детей, выбирая им матерей не самого образцового поведения и откупаясь безлимитным счетом. Даже удивительно, что потомки таких выдающихся иллюзорниц, как Торани Фелс и Лорейн Фокс, напрочь лишены семейных ценностей и прекрасных чувств.

Но мои слова его ни капли не тронули.

– Чтобы чувствовать себя лишенным чего-либо, нужно хотя бы раз это почувствовать. С моей же точки зрения в жизни сейчас есть все для комфортного в ней существования. Все, кроме сына.

– Ну хоть что-то не продается в этой жизни.

Глава 9

Никогда бы не подумала, что в незнакомом доме смогу уснуть так быстро. Даже пережитые за день впечатления не бередили мысли излишне долго, я просто отрубилась, стоило моей голове коснуться подушки.

Но уже утром проснулась ни свет ни заря, аж в пять утра. Долго изучала потолок, скользила взглядом по интерьеру выделенной мне комнаты и осмысливала все происходящее. Пыталась связать все в единую канву, чтобы увидеть картину в целом.

Вчера у меня просто не было на это времени, а сегодня за ночь все устаканилось, было готово к тому, чтобы я разложила информацию по полочкам.

Герберт – инкуб. Богат, красив, и при этом… мне захотелось вновь обозвать его роботом, но на ум пришло другое слово – бездушен.

Не потому что жесток, а потому что не умеет жить по-другому. Во все времена люди хотели понять, где же находится в человеке душа, многие думали, что в сердце, но сейчас, сравнивая себя, у которой в груди был синтетический имплант, и Герберта, от природы обделенного талантом чувствовать, я понимала, что во мне души гораздо больше, чем в нем.

Инкуб даже не понимал в чем проблема. Почему нельзя оставлять своих дочерей с матерями, пусть и очень элитными проститутками, откупаясь только деньгами. Мне не хотелось делать преждевременных выводов насчет этих женщин, но отчего-то хорошо представлялось, что каждая из них воспринимала потенциального ребенка сугубо как способ улучшить свое материальное положение.

К чести Герберта, я сделала еще один вывод – узнавая, что родится девочка, он не отправлял неудачливых мамаш на аборт, хотя мог бы заставить их сделать это одним желанием.

От мыслей отвлек шорох из угла комнаты, оттуда из ниши выбрался робот-пылесос и принялся с тихим скрежетом убирать и так идеально чистую комнату. Впрочем, через пару секунд из этой же ниши показалась усатая морда Пятого. Деловито осмотревшись по сторонам и заприметив меня, кошак с явным намерением забраться на ручки направился к кровати.

– Скучно тебе здесь живется, – произнесла я, когда животное запрыгнуло на постель и улеглось мне на грудь. – Наверное, так целый день и бегаешь по этому огромному пустому дому, гоняешь пылесосы по ходам и скучаешь по отсутствию мышей.

В том, что грызунов здесь не водилось, я была просто уверена, отчего жизнь глухого кота рисовалась не в самых радужных красках.

– Кошек тут тоже, наверное, нет, – тоскливо вздохнула я, но судя по жмурившейся довольной морде, плевал Пятый на кошек, а может, был просто кастрирован.

Хгм. Вот интересно, а почему у черного шкодника такая странная кличка? Невольно хотелось узнать, где предыдущие четыре кота. Но не у робота же спрашивать, который сейчас ползал под кроватью.

Впрочем, судя по тому странному трепету, с которым Герберт обращался с котом, предыдущих он любил не меньше. Хотя любил – это громко сказано, скорее они были для него дороги по непонятным мне причинам.

И мне вдруг стало очень жаль инкуба. По-настоящему, по-человечески.

Эмоциональный инвалид, который даже не осознает, чего лишен. Вся материнская любовь и забота досталась Ричарду, а Герберту наставления такого же бездушного отца и идеальное воспитание от роботов.

И непонятно, кому из братьев в этой ситуации повезло больше, а может, и не повезло. По крайней мере, Герберт не умел тяготиться своей «нетаковостью», а вот Ричард – все в нем буквально бушевало в порыве доказать, что он лучше братца-инкуба.

Отец ведь не отрекался от Ричарда, признал его, пусть и приемным, но все же признал. И руководствовался, скорее всего, той же логикой, что и Герберт относительно дочерей: человек, значит, сможет выжить самостоятельно.

Пятый в приступе кошачьей эйфории впился мне в грудь особенно больно, отчего пришлось зашипеть и отодрать его от себя, сделав страшные глаза. В этот момент на тумбочке зазвонил визофон, врученный вчера Гербертом и с восстановленным номером, хотя я отказывалась. Хорошо иногда быть, черт возьми, богатым, многие проблемы сразу решаются.

Так рано Кэтрин меня еще ни разу не беспокоила. Наверняка что-то случилось.

– Слушаю, – произнесла я, спешно приняв звонок.

– Виола? – Голос девушки показался мне напуганным. – Извини, что беспокою, но…

Фоном я слышала торопливый стук ее каблуков о твердую поверхность асфальта. Сейчас она, наверняка, возвращалась после смены домой и спешила к монорельсу.

– Мне кажется, за мной кто-то следит, – шепотом произнесла она, и у меня беспокойно екнуло сердце. – Я понимаю, может, это бред, но после вчерашнего убийства душа не на месте.

– Кто-то идет за тобой? – уточнила я, снимая с себя Пятого и вставая с кровати, чтобы начать одеваться, помогая себе одной рукой. – Ты его видишь?

– Нет, никого. Но ощущение… – Кэтрин запнулась. – Сама же знаешь, какая дорога до монорельса: людей нет, гаражи, и мне страшно. Поговори со мной, пожалуйста, пока я не дойду.

– Хорошо, – легко согласилась я, понимая, что такой разговор всего лишь иллюзия безопасности. И если за Кэтрин и вправду кто-то следит, помочь по телефону я вряд ли сумею. Оставалось надеяться, что ей просто все кажется. – Зачем ты вообще пошла пешком? Нужно было заставить Томаса вызвать такси до станции.

– Непредусмотренная статья в расходах клуба, – передразнила девушка манеру администратора говорить. – Ты же знаешь этого скупердяя!

– Все равно, нужно было настоять. – Я сглотнула набежавший ком в горле, потому что перед глазами, как наяву, встала картина мертвой Алисии. Жуткое зрелище. И увидеть в таком виде подругу я бы не хотела…

– Я знаю, но… – Видимо, эмоции у Кэтрин были сходны с моими. – Я ведь могла быть на месте девчонок. Ушла незадолго до них, наверное, они покинули клуб следом за мной.

– Девчонок? – переспросила я. – Но ведь в переулке нашли только тело Алисии.

– Ты, наверное, не в курсе. Вторая – Джейн – тоже пропала. Ее ищут, но до сих пор не нашли. Сегодня в клубе была полиция, распугали половину клиентов, искали улики, опрашивали всех. Но, судя по настроению офицеров, вряд ли девушка жива. Как я поняла – это не первый подобный случай. Просто стараются не афишировать, чтобы не вызвать паники.

Слова Кэтрин отбились в висках барабанной дробью, все же после подобного инстинкт самосохранения требовал покинуть опасное место работы и не ходить по ночам одной в переулках.

– Наверное, надо увольняться из клуба, – вслух пробормотала я.

– Смеешься? А идти куда? У меня, кроме танца, никаких возможностей заработать больше нет. Разве что на панель идти. Все, вроде добралась, – отчиталась подруга в трубку. – Я на станции. Спасибо, что поговорила со мной.

– Не за что, – рассеянно пробормотала я, понимая, что у меня с работой точно такая же безнадега, как и у Кэт.

Образования нет, опыта нет, а в резюме гордое – кассир в ресторане быстрого питания и танцовщица в ночном клубе.

Спустилась вниз я без приглашения к завтраку. Да и от кого его тут ждать, от пылесоса?

Время было хоть и раннее, но Герберт обещал отвезти меня в город утром, ему ведь и самому наверняка надо на работу.

Усевшись в гостиной в ожидании инкуба, в итоге я дождалась лишь андроида-горничную.

– Мистер Сакс приказал накрыть вам завтрак, а после распорядился отвезти вас в Фелс-сити, – проскрежетала она. – Что предпочитаете: сок, чай, кофе?

– А сам мистер Сакс? – проигнорировала я вопрос о напитках.

– Он разве не поедет?

– Ему нездоровится. Чай, сок или кофе?

– Что-то серьезное? – не успокаивалась я, вспоминая, что вчера он не выглядел заболевшим.

– Он попросил не беспокоиться, – программа робота была беспощадна, ответив на вопрос, она продолжала пытать меня насчет завтрака:

– Яичница, бекон, блинчики или что-нибудь иное?

Пришлось сдаться.

– Блинчики и кофе.

Завтрак прошел быстро. Я даже немного пожалела, что Герберт не спустился, хотелось поблагодарить его за насильно врученный вчера визофон вместо украденного. Подарок я принимать отказывалась, но, как выяснилось, уже утром он пригодился, что же касалось стоимости, то проницательный инкуб додумался не дарить дорогой аппарат, который я никогда не приму, даже с условием возврата в будущем.

На обратном пути в город я еще раз набрала Кэтрин, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Девушка подняла трубку, заспанно буркнула, что она спит и видит десятый сон, и только после этого я немного успокоилась.

А вернувшись в свою квартирку, окончательно приняла решение, что в жизни нужно что-то менять.

Судьба подкинула мне возможность временной передышки в погоне за деньгами на лечение сестры – вот он, шанс выбраться из клуба и найти что-то более достойное в плане работы. Ричард прав – нужно увольняться и как можно скорее.

Не откладывая в долгий ящик, я тут же полезла на сайт вакансий. Подгрузив туда данные из своей электронной трудовой книжки, которую обмануть или потерять было невозможно, с сожалением поняла, что с наличием в опыте работы ночного клуба – шансов найти приличное место мало.

Герберт мог сколько угодно говорить, что проституция ныне не порицается обществом и узаконена, но по факту стриптизерш большинство людей автоматически приравнивали к шлюхам.

От этого и вакансии, которые мне предлагала система, были, мягко говоря, не лучше места, откуда я собиралась выбраться.

Такие же клубы, только в других районах города, или еще хуже – агентства эскорт-услуг с пафосными названиями «Богиня ночи», «Искушение», «Рай».

Каким-то неведомым чудом в список затесалась вакансия тренера по гимнастике, я даже пролистала ее вначале, лишь запоздало зацепившись за строки взглядом, вернулась назад и раскрыла подробности.

Детской спортивной школе требовался тренер в группу «начинашек» от трех до пяти лет. Застыв напротив монитора, я вчитывалась в требования, под половину которых не подходила ни по возрасту, ни по опыту работы, но зато у меня было самое главное: желание и упорство.

Даже если мне откажут, я решила рискнуть и, кликнув на нужные кнопки, записалась на собеседование.

В груди то и дело пыталась зародиться надежда, но я сама ее тщательно в себе убивала, чтобы потом не сильно разочаровываться. Шансов было мало.

То, что я бывшая гимнастка – это плюс. В отличной форме, что еще больший плюс, и даже мой имплант не помеха тому, чтобы стать тренером, но у меня нет опыта, педагогического образования, зато есть черная метка в трудовой книжке, как работницы ночного клуба у шеста.

Ровно в назначенный час я стояла у дверей спортивной школы, одной из многих в таком огромном городе, как Фелс-сити. В свое время родители отвели меня в другую, которая к дому была ближе, но и эта располагалась в хорошем спальном районе, недалеко от центра. Я горела перспективой устроиться сюда, но уже на собеседовании директриса Гвендолин Поул, очень худая женщина в роговых очках, делающих ее похожей на высушенную камбалу, скептически оглядела мое резюме, подняла глаза и снисходительно обронила:

– Нет. При всем уважении, мисс Райт, ваших наградах, заслугах в спорте и перспективах, но это место не для вас. Тренер должен быть ориентиром для детей, их путеводной звездой, вы же… – Она коснулась строчек, и, даже не видя, каких именно, я знала, что там про откровенные танцы. – Я ничего не имею против такого вида заработка, но многие родители будут категорически против вашей кандидатуры, когда узнают об этом факте биографии.

– Я не занималась там ничем предосудительным, – упрямо стояла на своем, пусть шансов убедить эту женщину не было. – Вы даже не взглянули на мои физические возможности, сразу приняли решение отказать только из-за бумаг.

– Не думаю, что вы можете меня чем-то удивить, особенно после столь длительного перерыва. Тем более тренер – это не обязательно идеальная физическая подготовка, это возможность найти общий язык с детьми, что дано не каждому.

– Давайте хотя бы попробуем, – отчаявшись, попросила я, но Поул была непреклонна.

– Увы, мисс Райт. Если я буду давать «пробовать» каждому соискателю, мне не хватит рабочего времени, да и устраивать перед детьми проходной двор из кандидатов не лучшее решение.

Прозвучало жирной точкой в разговоре.

Уходя, я утешала себя тем, что ничего страшного не произошло. Никто и не говорил, что мне повезет с первой же вакансией, иначе это было бы настоящим чудом. Обязательно повезет в следующий раз.

Но, увы, и на следующий день, и через мне по-прежнему не везло.

Дни шли один за другим, я обивала пороги всех приличных вакансий и стабильно получала отказы. Из утешающего – из моей жизни, кажется, исчез инкуб и его братец Ричард тоже.

Ни один, ни второй больше не появлялись. Я сократила свои смены в клубе до минимума и теперь выходила танцевать раз в неделю, чтобы сохранить за собой место, но и денег соответственно стало меньше. Впрочем, содержание Тиффани было оплачено на много месяцев вперед, и того, что я получала, с лихвой хватало для меня одной.

Каждый день, листая сайты, я невольно цепляла взглядом ту самую вакансию тренера, все ждала, когда она исчезнет, но та упорно продолжала висеть и мозолить мне глаза. По всей видимости, вакансии не везло найти для себя кандидата, так же как и мне не везло найти работу.

С охотой меня соглашались взять только в местах, которые с первого взгляда вызывали сомнения, а интуиция кричала убираться оттуда подальше.

К концу месяца бесконечных поисков я начала отчаиваться, вдобавок еще и звонок из клуба подлил масла в огонь.

– Босс сказал, что если ты и дальше продолжишь в подобном темпе, – Томас, не жалея, высыпал на меня правду, – то держать тебя в штате не будет. Он уже подал объявление о наборе новых танцовщиц. Так что имей в виду, Виола.

– Угу, – грустно откликнулась я и, закончив разговор, отбросила трубку в сторону.

Выбраться из ямы оказалось не так-то просто, как хотелось. Всегда, конечно, оставался легкий способ – прийти к Герберту и согласиться на его условия, но этот вариант я с негодованием отметала в сторону.

Тем же вечером мне звонила Кэтрин, уговаривала не дурить и начать работать как положено, я пообещала собраться и с понедельника выйти на полную загрузку. Вот только не хотелось. Совершенно.

Даже субботу и воскресенье я провела в попытках ухватиться хоть за какую-то приличную работу. Моя тщетная суета напоминала желание утопающего выплыть без спасательного круга. Барахтаюсь, но пучина все равно затягивает.

Последней каплей стало то, что вакансия тренера исчезла с сайта. Значит, нашли кого-то более достойного, а для меня это – словно последний гвоздь в крышку гроба.

Впервые в жизни я решила напиться и, купив бутылку более-менее приличного вина, села в одиночестве его распивать. Алкоголь вряд ли бы решил мои проблемы, но я надеялась, что он принесет мне немного облегчения.

Примерно на середине бутылки, когда мир с непривычки уже начинал плыть, визофон разорвала трель звонка. Потянувшись и увидев незнакомый номер, я сбросила звонок. Желание разговаривать с кем-либо отсутствовало.

Но звонивший был настойчив, и с пятого раза я все же подняла трубку:

– Слушаю.

– Мисс Райт? – с огромным удивлением я узнала голос той самой директрисы-камбалы.

– Да, слушаю. – Ее звонок был настолько неожиданным, что я даже немного протрезвела и усилием заставила язык не заплетаться.

– Вам еще интересна вакансия тренера в нашей школе?

Вопрос прозвучал шуткой, а может быть, издевкой, вот только не будет такая женщина, как Гвендолин Поул, звонить вечером в воскресенье, чтобы посмеяться над молоденькой гимнасткой-неудачницей.

– Да, очень интересна.

– Тогда жду вас завтра в восемь утра на предварительный смотр.

Я не верила. Ей богу, не верила. Так не бывает.

– Х-хорошо, – даже заикаться стала от волнения, но все же спросила: – Могу я узнать, почему вы изменили решение?

– За месяц никто, кроме вас, на вакансию не откликнулся. – В ее голосе послышалось недовольство сложившейся ситуацией. – А группа детей уже набрана, и занятия через неделю. Так что жду вас, и не опаздывайте.

– Я буду, – выпалила, чувствуя в себе безумный подъем сил. Если бы не алкоголь, бежала бы прямо сейчас к спортивной школе и караулила всю ночь ее открытие.

– Тогда всего доброго. – Поул сбросила звонок, а я еще минут двадцать после этого прыгала по скрипучей кровати, не жалея матраса, и пищала от радости.

Мне повезло. Наконец-то! Действительно повезло!

Мою радость спугнул звонок в дверь. С опаской замерев, подобно испуганному суслику, я уставилась в сторону коридора, и только когда прозвучала вторая трель, отмерла.

– Кто там?

– Курьер.

В смотровой щели, действительно, виднелся парень в форме и с огромной коробкой в руках, вот только район у меня не тот, чтобы открывать вечером незнакомцу.

– Я ничего не заказывала, – твердо произнесла я, желая развернуть парня обратно.

– Здесь помечено, что вы можете отказываться принять груз. – С тихим вздохом курьер поставил коробку на пол. – Расписываться не нужно, но учтите, если груз украдут, наша компания не несет ответственности за утрату содержимого.

Будучи уверенной, что это какая-то уловка, я даже не поверила, когда курьер ушел, и где-то внизу за ним хлопнула входная дверь.

Следующие минуты я терзалась вопросом: забирать коробку или не забирать. Вероятность, что внутри окажется бомба, была слишком мала, и я все же выглянула наружу, чтобы втащить в дом коробку, полностью обклеенную эмблемами «Сакс-технолоджис».

Заранее понимая, от кого это может быть, я разрезала скотч и, проклиная собственное любопытство, засунула нос внутрь. Там оказался кейс, чуть меньше своей упаковки, со сканером отпечатков и короткая записка без подписи: «Удивлен твоим упорством».

Я даже развернула листок, чтобы убедиться, что с обратной стороны тоже ничего нет.

Поднеся палец к сканеру, дождалась, когда внутри сработают механизмы замков и с тихим щелчком крышка кейса отъедет в сторону. Там на бархатной подложке лежала старая книга, с тонко выделанной обложкой из кожи.

«Артефакторика», – прочла я название, боясь в первое мгновение даже дотронуться до фолианта.

– Ну, Ричард, – пораженно выдохнула я, не веря в счастливую звезду сегодняшнего дня.

Потому что даже сомневаться не приходилось, кто отправитель подобного дара. Даже несмотря на отсутствие подписи, по трем словам все становилось понятным, ведь инкубы, как известно, удивляться не умеют.

Глава 10

Неизведанное рождает страх. Именно он был моей первой эмоцией, когда, проснувшись тем утром, я ощутил перемены. Что-то было не так, и это что-то казалось всем вокруг.

Будто у окружающего мира кто-то выкрутил контрастность и звук на максимум.

Краски смешивались с птичьими трелями за окном. Обычно я их никогда не замечал, а сегодня вдруг они стали невыносимо громкими. Внутри зародилось странное желание накрыться одеялом или спрятаться в самую тесную щель, чтобы не выходить оттуда, пока все это не закончится.

Я почти никогда не болел, но происходящее сейчас походило на приступ тяжелой болезни, названия которой я не знал, лишь сердце колотилось так, будто готово выскочить из груди. Вдобавок я даже не мог подняться с кровати, меня словно вдавило тонной кирпича обратно в кровать.

«Наверное, так умирают инкубы», – пронеслась первая мысль…

Пришедшей в комнату горничной-роботу приказал накормить завтраком Виолу и отправить девушку в город. Почему-то живо представилась ее реакция, если я стану трупом, а она окажется одна в огромном доме с кучей андроидов и котом.

Ей и так в жизни не повезло, а принимать мою помощь, чтобы хоть немного скрасить существование, мисс Райт не собиралась.

Впрочем, уже было неважно. Обзавестись сыном я, похоже, и так не успею.

Голова раскалывалась настолько сильно, что я позвонил единственному человеку в мире, которого был готов видеть перед смертью. Матери.

Ричарду бы тоже позвонил, но бесполезно. Не приедет. Похоже, он так и не простил меня за тот поступок…

Мать приехала спустя два часа после отъезда Виолы, наверное, не особо спешила.

Как всегда с неизменным чемоданчиком, похожим скорее на переносную лабораторию, чем на стандартную женскую сумочку. Ученая до мозга костей, почти как Ричард. Разве что брат выглядел на свой возраст, а вот мать благодаря нескольким пластическим операциям и постоянным визитам к косметологам казалась едва ли не нашей ровесницей.

Она стояла в дверях в идеально сидящем костюме, с прической без единого выбившегося волоска, цепко смотрела на меня взглядом лаборанта, изучающего мышь, а я впервые в жизни не слышал, о чем она думает.

Похоже, действительно все. Инкуб сломался.

– Как ты себя чувствуешь, Герберт? – спросила она, садясь на краешек кровати и ставя чемоданчик у ног.

Взгляд скользнул по моему лицу, почему-то захотелось, чтобы сейчас мама меня обняла и прижала к себе, но вместо этого она пощупала мне лоб и констатировала:

– Жара нет, но нужно измерить точнее.

Сколько себя помню, она всегда чувствовала ко мне исключительно научный интерес, это Ричард был для нее любимчиком, наверное, потому, что мог проявлять к ней ту самую ответную сыновнюю любовь. А я нет.

И все же нельзя было сказать, что меня она не любила. Любила, но не как сына. Скорее так любят удачное изобретение. Гордятся.

Меня этот факт никогда особо не волновал, всегда воспринимался чем-то самим собой разумеющимся, а вот сейчас кольнуло – неприятное давящее чувство.

– Все показатели в норме, – сообщила мать спустя час. – Я думаю, ты зря… – Она вдруг запнулась, на мгновение нахмурив брови и явно подбирая слово: – Запаниковал.

– Что-то явно не так. – Я был категорически не согласен. – Я больше не слышу твоих мыслей.

На лице матери отобразилось недоумение, и все же оно очень быстро сменилось спокойствием. Для меня она всегда была скорее доктором, и сейчас как специалист ничего ужасающего в здоровье не видела, а значит, и бить тревогу не стоит. Интересно, будь на моем месте Ричард, она бы так же поступила?

– Возможно, тебе стоит связаться с другими инкубами. Спросить у них, нормально ли подобное? – предложила она. – Но тебе ли не знать. Человеческий мозг так сложен, возможно, ты просто переутомился. Немного отдыха – и все само пройдет.

– На работе пациентам ты такие же рекомендации даешь? Само пройдет?

– Нет. Не сравнивай себя и их, – отрезала она. – Мои пациенты крайне редко говорят.

Вот. Опять кольнуло. В самое сердце.

Странное ощущение, которое я даже идентифицировать не могу, но очень неприятно.

Настолько, что мать захотелось прогнать.

Впрочем, она и сама засобиралась.

– Кстати, – уже в дверях задержалась она. – Что там с той девушкой? Уже назначили дату процедуры? У меня очень плотный график, скоро уезжать на конференцию, поэтому нужно заранее выкроить время.

– Еще не назначили, но я работаю над этим, – отозвался, и смутная догадка забрезжила в голове, а взгляд нашарил вчерашнюю запонку, которую неосознанно вертел в руках весь вечер, а после положил на прикроватный столик.

Едва мать ушла, я схватил камешек в серебряной оправе, долго вглядывался в грани алмаза и вспоминал дословно, что пожелала мне Виола, отдавая запонку:

«Все же жаль, что вы не умеете любить».

Судя по тем чувствам, которые меня начинали накрывать одно за другим, пожелание начинало сбываться, правда, не совсем так. Любить я вряд ли научился, зато весь спектр отрицательных эмоций накрыл меня с головой.

Ох же и талантливая девочка! Спасибо, черт тебя побери!

Обычная застежка из манжеты стала хитрым артефактом фактически по одному слову Виолы, а то, что это именно она виновата, я даже не сомневался.

Иначе как еще можно было отключить все мои способности? А вернуть эмоции? Это ведь они сейчас кипели и разрывали мне голову похлеще чужих мыслей, будь я в толпе из тысячи человек.

Я отбросил запонку в дальний угол комнаты так, словно она была ядовитой змеей. Нашел в себе силы встать с кровати и уйти из комнаты туда, где должен закончиться радиус действия этой штуки.

Чем дальше от спальни, тем легче.

Уже на улице с первым вдохом полной грудью вернулось и привычное спокойствие. Мысли стали четкими, выверенными, больше никаких уколов в сердце, стука в ушах и прочих вносящих в жизнь смятение вещей.

Нужно приказать горничной выбросить запонку куда подальше, а лучше отправить под пресс. Вещица казалась мне опасной, а от подобного необходимо либо избавляться, либо изолироваться.

В свете открывшегося пришлось переосмысливать и саму Виолу. Не просто артефактор, а очень сильный артефактор. Так сходу было сложно определить уровень, но та хаотичная легкость, с которой она творила то, что раньше называли магией, – поражала.

Без осознания и умения пользоваться такими способностями девчонка могла натворить немало бед, сама не разумея последствий. Это еще хорошо, что мисс Райт была правильно воспитана, не вращалась в криминальных кругах, не скатилась по наклонной, иначе кто знал, куда могли быть пущены подобные возможности.

У артефактов прошлого был один негласный принцип – не делать оружия массового поражения. Современное общество же благородством особо не страдало.

Инкубы могут сколько угодно строить идеальную утопию, но всегда будут низы и верхи. Первые будут мечтать прорваться вверх, а вторые – не допустить подобного прорыва. Это определенный столп стабильности, убрав который, можно сломать отлаженную систему. Человеческая натура так устроена, что ей требуется борьба, хоть какая-то, хоть за что-то. Инкубы просто пытались не допустить кровопролития в этой борьбе, сделать жизнь низов более комфортной, чтобы их стремление наверх не несло разрушительного характера.

А вот Виола, сама того не осознавая, если о ней узнают не те люди, может стать сама по себе оружием. Мне она пожелала чувствовать, а если в сердцах пожелает город снести, что тогда? Или космодром, который ей так не нравился?

Моя компания занималась освоением ближайших космических просторов, готовились первые колониальные экспедиции на Марс. Я ведь не шутил, говоря, что очень скоро нашей планеты человечеству станет мало, а Виола обвиняла в загрязнении окружающей среды, но это лишь сопутствующий ущерб ради великой цели. Первые очистные заводы уже были запущены одним из кузенов – Марком, и его дело обязательно продолжит сын, которого ему не так давно родила одна из девушек. Везунчик.

Мысли прервал визофонный звонок. С удивлением прочитал на экране имя брата. Сам он мне не звонил уже очень давно. Обычно первый шаг всегда делал я.

– К тебе приезжала мать, – не здороваясь, констатировал он, стоило только поднять трубку. Произнес обвинительно, будто забывал, что она и моя мать тоже, и права на нее у меня точно такие же.

– Да, – коротко ответил я. Вряд ли Ричард звонил поинтересоваться моим здоровьем. – А есть какие-то проблемы?

– Да, ты выдернул ее от Вероники. Она наконец-то смогла выкроить время пообщаться с внучкой, но ты снова все испортил.

Поморщившись, я потер висок, пытаясь вспомнить, кто такая Вероника и почему мать ездила к какой-то одной из сотен внучек вообще. Как правило, за ней подобного не водилось.

Впрочем, разгадка лежала на поверхности.

– Это которая дочь Клары?

С той стороны раздался скрежет зубов брата. Значит, угадал. Клары.

Вот только брат мог злиться сколько угодно, а я все тогда сделал, чтобы открыть ему истинное лицо той девушки. Ему, может быть, не было видно, а я слышал каждую мысль маминой лаборантки, с которой проходил научную практику Ричард. А ведь он ее даже замуж позвал…

– Это которая и твоя дочь тоже, – выплюнул брат. – Мог бы иметь совесть и не лишать девочку хотя бы бабушки, раз отцом стать нормальным не смог. Хотя о какой совести вообще речь…

– Ты не понимаешь, – начал я в попытке оправдаться, но прозвучало по-идиотски. – Со мной было что-то непонятное…

Договорить Ричард не дал.

– Да-да, мать рассказала о твоем якобы предсмертном одре. Не знал, что ты еще и ипохондрик. Впрочем, неважно. Судя по голосу, умирать ты не собираешься.

– А ты, похоже, расстроился. – Ехидство само сорвалось с губ, и краем глаз я увидел, как тупая жестянка-горничная вместо того, чтобы держать запонку от меня подальше, притащила ее на террасу и положила рядом со мной на столик. Нужно проверить процессор, я приказывал ее унести из спальни, а не приволочь на террасу. – Ты был бы, наверное, рад, если б я сдох.

На мгновение с обратной стороны повисло молчание.

– Нет. Я был бы рад, если бы ты не был таким бессердечным ублюдком, – все же ответил Ричард. – Веронике почти десять лет, и она постоянно спрашивает, где ее отец. Ты мог бы хоть ради приличия навестить дочь.

В его голосе звучала странная боль. Обычно я ее не замечал, а сейчас слышал, даже не видя лица брата, словно было что-то еще, о чем я не знал.

– Почему именно ее, а не сотню других? Только потому, что она дочь Клары?

– Клара умерла три года назад от рака, – выдавил брат. – Веронику воспитывают ее родители. Хотя кому я это рассказываю. Тебе все равно плевать.

Ричард бросил трубку так же неожиданно, как и позвонил.

Короткие гудки еще долго отдавались в ушах эхом, сливаясь с моим учащающимся сердцебиением.

Проклятая запонка – это все она.

Я поднялся с кресла, на котором сидел, хотел снова сбежать, но что-то остановило. Мысль о Кларе, которую в последний раз видел незадолго до рождения дочери, и о ее смерти. А еще о Ричарде, который мне никогда не простит того, что эта девушка не выбрала его.

В этой сложной истории все было просто как дважды два.

Клара была карьеристкой до мозга костей, желала построить карьеру в научных кругах и своим ориентиром выбрала мою мать. Брак с Ричардом открывал ей феноменальные перспективы, начиная от денег моего брата, заканчивая связями. Но было еще кое-что. Пока этот идиот умирал от любви к ней, она мечтала изучить феномен его рождения без инкубского таланта.

До сих пор помню выдержку из ее докторской:

«Ричард Роберт Стоун – пол мужской, 22 года, человек обыкновенный, без способностей…»

Ему, разумеется, она ничего не говорила, а меня он и слушать не хотел.

Все сломалось, когда Клара в очередном исследовании обнаружила полное бесплодие Ричарда. Это несколько шло вразрез с ее честолюбивыми планами. Родить наследника ему она не могла, а тут еще я вмешался в идиотском желании раскрыть брату глаза.

Предложил ей родить ребенка мне. Я ведь мог дать ей все то же самое, что и Ричард, и даже больше, если бы получился мальчик. Взвесив все за и против, она согласилась. Мы даже не спали с ней, она сама провела оплодотворение под микроскопом, вот только где-то ошиблась в подборе материала – и в итоге родила девочку.

Расставание Клары и Ричарда вышло гадким, а мне он так и не смог простить – того, какой ценой я избавил его от этой женщины.

Вот только теперь выяснилось, что связь с Кларой и он, и моя мать продолжали поддерживать втайне от меня, и даже дочь навещали. Веронику.

При этом имени сердце скрутило в тугой узел, и тут же вспомнилась вторая часть фразы Виолы – про моих детей, лишенных отца. Вот же пожелала на мою голову.

Нужно точно избавиться от этой запонки!

Я посмотрел на ее серебрящийся в свете солнца металл и испытал сильнейшее желание – размахнуться и выбросить артефакт куда-нибудь подальше, чтобы потерялся в идеальном газоне из травы, так, чтобы даже робот-садовник не нашел. Но вместо этого я осторожно поднял его со стола и отправился в кабинет.

Там некоторое время изучал финансовые документы по содержанию Клары и ее дочери за последние годы. Деньги поступали к ним регулярно, суммы большие, даже очень большие. Таких наверняка хватало бы на великолепную жизнь на широкую ногу. По моим меркам ничего особенного. Ровно такие же суммы перечислялись и остальным. Мне не жалко же.

Вот только съездить и посмотреть на Веронику отчего-то захотелось.

Интуитивное любопытство, все же она была одной из первых детей.

Глава 11

Адрес я выяснил буквально за несколько секунд. Тоже за городом, но в противоположном от меня направлении. Ехать туда было долго, часа три-четыре. Похоже, я ошибся с выводами, решив, что мать ко мне не спешила.

Если она действительно приехала ко мне от внучки, то ей пришлось гнать машину во весь опор.

И новое странное ощущение в груди, на этот раз приятное, и в то же время с примесью растерянности. Если мать ко мне спешила, то почему вела себя так, будто я ей не особо дорог?

Переодевшись, я приказал подать машину к центральному входу. Запонку решил взять с собой, стало любопытно оценить свою реакцию на дочь, будучи просто человеком. Вероятно, это будет интересным опытом, да и невозможность прочесть чужие мысли виделась мне сейчас скорее плюсом, нежели минусом.

От долгого нахождения в местах скопления людей всегда начинала болеть голова, мне же предстояло проехать через весь город днем, а значит, зацепить мысли сотен или даже тысяч людей. Не хочу.

В итоге дорога еще никогда не приносила мне столько удовольствия. За три часа езды по пробкам, пока водитель неспешно вел кар по длинным улицам, стоял на светофорах и обгонял медленный общественный транспорт, я почти передумал избавляться от запонки. Ее стоило оставить только затем, чтобы наслаждаться мигом полной тишины в голове и звуками музыки из динамиков.

Симфония Бетховена еще никогда не была столь совершенна.

Машина остановилась у небольшого загородного дома. Пожалуй, такие любили рисовать художники в книгах с детскими сказками. Их иногда читала мне на ночь робот-нянька, но уже тогда я не верил в происходящее на страницах – слишком идеализированно заканчивалось.

Вот и этот дом казался таким же идеализированным. Два этажа, светлая отделка стен, двускатная крыша, большие окна, широкая терраса и огромная зеленая лужайка за забором. К центральному входу шла широкая дорожка из плитки, по бокам которой кто-то заботливый расставил садовых гномов.

Пожалуй, я верил, что в подобном тихом месте могли жить родители Клары, а вот сама Клара не очень вязалась с обстановкой. В моих воспоминаниях она была энергичной девушкой, помешанной на науке и технике, вечно читающая что-то о новейших исследованиях, а в голове вычисляющая, как повыгоднее обставить свою судьбу, чтобы когда-нибудь увековечить свое имя каким-нибудь нашумевшим открытием.

Клара всей душой была городской.

Даже немного странно, что она тогда согласилась рожать ребенка. Все же это ответственность, которая могла бы помешать ее планам…

Но додумать эту мысль я не успел, двустворчатые двери на террасу распахнулись, и туда въехала девочка на инвалидной коляске. Лет десяти. В огромных очках, лицом напоминающая Клару и в то же время чем-то неуловимым – меня.

Одетая в простые, недорогие вещи, под мышкой она зажимала книгу с цветной обложкой и при этом умудрялась вращать колеса каталки.

В горле пересохло.

Вероника? Нет, это не могло быть правдой.

Хотя почему не могло? Вот она за окном моего автомобиля, обжигает при одном взгляде на нее.

Слепо нашарив дверную ручку, я выбрался из кара, подошел к забору и уткнулся в него, как бездомный пес, стремящийся попасть в тепло дома, но боящийся гнева хозяев.

Девчонка подняла голову и заметила меня.

– Вы, наверное, к бабушке? – крикнула она прямо с террасы.

А я не знал, что сказать. Оставалось только соврать.

– Да. Миссис Варинг дома? – Даже голоса своего не узнал, он казался мне звучащим словно сквозь вату.

Девочка прищурилась. На мгновение ее взгляд за очками словно повзрослел лет на десять, и она убрала книгу обратно под мышку, пристально осмотрела меня и осторожно ответила:

– Нет, ее нет. Приходите позже. – Она откатила коляску назад к порогу и явно собиралась спрятаться в доме, но, будто оправдываясь, добавила: – Я не могу вам открыть.

Можно подумать, я не видел. Рассеянно отступил на шаг, вмиг осознавая, как должно быть жутко и пугающе выгляжу со стороны.

Вероника скрылась в доме, а я вернулся в машину, спрятался в ней, словно черепаха в панцире. Долгое время просто дышал, а после схватил визофон и набрал номер брата.

Он не торопился поднимать. Пришлось звонить несколько раз, прежде чем я услышал его раздраженный голос.

– У меня важный эксперимент.

Но мне было плевать на его занятость, я требовал ответов и немедленно:

– Почему ты не сказал, что девочка не ходит? Почему моя дочь еще не в лучшей клинике города?

С той стороны повисло молчание. Будь я на месте Ричарда, тоже удивился бы, откуда во мне появилось столько гнева. Но он кипел внутри, причем не на брата, а абстрактно на все вокруг и меня самого.

– Неужели ты соизволил ее навестить…

– Ответь мне! Что за ерунда творится, и почему я не в курсе?

Ричард усмехнулся.

– Почему? – переспросил он. – Да потому что тебе было плевать. Если бы ты хоть немного интересовался дочерьми, а не слепо отчислял деньги, знал бы, что каждая десятая родилась с врожденными пороками. Внутриутробная диагностика не могла дать результатов, потому что все недуги вскрылись уже после рождения. У Вероники паралич нижних конечностей, это неизлечимо. У кого-то прогрессирующая слепота, многие немы и глухи от рождения. Здоровых большинство, но и больных хватает.

– А деньги…

– Не решают все, – закончил вместо меня Ричард. – Большинство тех проституток, которых ты трахал, плевать хотели на тех, кого родили. Твои дочери преимущественно воспитываются бабушками, дедушками или другими родственниками. Да, безбедно, но и не особо счастливо. Некоторые, более ответственные, конечно, пытались пробиться к тебе, получить дополнительное финансирование на лечение, но твои юристы успешно отбиваются от этих женщин, оперируя пунктами договора, которые они подписали, прежде чем вступить с тобой в такие своеобразные отношения.

Я вспомнил одежду, которая была на девочке – обычный свитер и джинсы.

– Вероника не выглядела безбедным ребенком. В ее положении у нее должны быть гувернантки, хорошее кресло, все, что нужно для облегчения ее жизни. Почему этого нет? Куда пропадают деньги?

– Никуда, – ответил и на этот вопрос Ричард. – Лежат на счету до совершеннолетия Вероники. Почти сразу после ее рождения Клара оставила дочь на попечение родителей, а сама продолжила заниматься наукой и исследованиями. Цель, конечно, благородная, она пыталась изучить недуг дочери и вылечить его, но не преуспела. Все финансы в то время шли на спонсорство этих исследований, но только после смерти Клары могли бы попасть на содержание Вероники. Однако миссис Варинг решила, что ее внучке ни к чему твои подачки. Девочка должна вырасти без роскоши и баловства.

– Бред! – не удержался я. – Я как отец могу решать, как жить моей дочери.

– Тебя не было с ней десять лет. Отец ты хренов! Мы с матерью и сами хороши. Не интересовались судьбой Клары после той истории, а зря. Только после ее смерти узнали правду, и когда копнули поглубже, выяснили подробности. Мы с тобой бракованные, Герберт. У меня не может быть детей, а твои не факт, что будут здоровы.

– Вы должны были сказать мне об этом раньше.

– А толку? Ты бы остановился? Даже сейчас ты разве передумал оставить свои попытки завести сына?

Я задумался. Нет, конечно, не передумал. Скорее, теперь я стану искать способы избежать врожденных заболеваний у новых детей и облегчить участь старым.

– Молчишь. – Брат верно истолковал мою паузу. – Значит, глобально ничего не изменится. Ты слишком бесчувственен, чтобы это понять.

– Не решай за меня. – Я положил трубку, а после откинулся на спинку сидения и некоторое время провел с закрытыми глазами, сжимая в руках запонку.

Чувства принесли в мою жизнь растерянность.

Я вдруг впервые осознал, как был слеп в отношении некоторых вещей, а прозревать оказалось больно, и что делать с новыми знаниями и фактами, я пока тоже не представлял.

– В «Сакс-технолоджис», – приказал я водителю, решая, что к Веронике вернусь позже, когда выясню, чем ей можно помочь, а ее бабушка будет дома. Что-то уже сейчас подсказывало, разговор выйдет сложным.

А пока мне нужно было переосмыслить, что же я делал не так: где отлаженная схема в выборе здоровых женщин дала сбой, я ведь не один инкуб, практиковавший отношения с куртизанками. И пройти дополнительные обследования самому.

Возможно, Ричард прав, и проблема во мне, однако здоровые дети ведь тоже рождались. Значит, все не настолько ужасно, насколько рисовал брат.

Нужно только разобраться.

Последующие две недели я провел за поисками ответов. Собирал информацию и анализировал ее. Для этого пришлось спрятать запонку в сейфе загородного особняка, чтобы, возвращаясь вечером домой из города, сесть в кресло, взять ее в руки и прокрутить все события за день уже без фильтра инкубских способностей.

Ужаснуться тому, каких матерей я выбрал своим дочерям и на какую судьбу обрек.

Теперь я жил, чувствуя себя душевнобольным психом с серьезным расстройством личности.

Утром собранный, пропускающий все через призму логики, математики, скупых расчетов инкуб, а вечером – человек, не понимающий, как можно совмещать в себе столько несовместимого.

Каждый раз, беря в руки запонку, я чувствовал себя мазохистом, потому что знал – мне не понравятся новые эмоции, и все же я ловил от них мучительный кайф, будто прозревший слепец, впервые глядящий на солнце, которое вновь выжигает ему глаза.

Виола была права в своих рассуждениях о женщинах, с которыми я спал. Их вела жажда денег, и все же я не рассчитывал, что почти все они бросят дочерей на попечение других людей. Неважно, здоровых или болеющих.

Двоих слепоглухих девочек я нашел в реабилитационных приютах. Матери переводили мои деньги на счета клиник, а сами в это время прохлаждались на курортах, причем с другими мужчинами.

Конечно, были и те, кто воспитывали девочек сами, но эти женщины даже видеть меня не захотели. Когда я позвонил и попытался проявить желание увидеть дочерей, получил отказ. У бывших куртизанок теперь были семьи, мужья, иногда вторые дети. И они не хотели, чтобы их домочадцы хоть что-то знали об их постыдном прошлом и желании лечь под инкуба.

Именно так. Постыдном желании.

Я был поражен этому слову, когда вечером еще раз прокрутил разговор с одной из таких исправившихся эскортниц. Ради интереса даже запросил информацию по счетам, ни одна из этих женщин не брала моих денег, они так и продолжали лежать на счетах.

В один из вечеров я совершил не очень обдуманный и импульсивный поступок: написал письма остальным инкубам с просьбой каждому навести справки о своих дочерях, узнать об их судьбах.

После долго ждал хоть какого-то ответа, хоть от одного из них, но узрел только игнорирование.

Мне перезвонил лишь Марк, и то через три дня. Тот самый, что работал над воздухоочистительными заводами. По видеосвязи он не выглядел растерянным или расстроенным, скорее, лишь немного заинтересованным:

– Твое письмо озадачило меня, – начал он. – Я могу узнать, с чем оно связано?

– Разумеется. – Хоть запонка и была вправлена в мой манжет, но я старался вести себя как обычно. Почему-то боялся выдать свои способности чувствовать. – До меня дошли слухи, что деньги, которые я регулярно отчислял на содержание дочерей, используются их матерями не по целевому назначению. Вскрылись многие нелицеприятные факты.

– О, если ты об этом. – Марк даже бровью не повел. – То я давно знал. Это закономерно. Все же эти женщины из определенного социального слоя и не способны к материнству. Поэтому я решил эту проблему давно. Мои дочери воспитываются в специальном приюте для девочек, среди остальных таких же. Они окружены лучшими специалистами, учителями…

В горле пересохло, я потянулся за стаканом и залпом осушил его. Мне стоило навести справки о методах остальных инкубов, прежде чем писать письмо. Марк вот взял полностью воспитание детей под свой контроль.

– И как здоровье твоих дочерей? – очень осторожно задал вопрос я.

На мгновение Марк задумался, мне даже показалось, что пауза затянется, что кузен растеряется и не сможет мне ответить, однако:

– Недавно была эпидемия гриппа. На данный момент тридцать пять процентов чувствуют себя прекрасно; еще сорок страдают остаточными симптомами, остальные еще борются с болезнью, но ничего серьезного. Даже странно, что ты спросил.

Я же думал о том, что еще недавно сам бы посчитал своих дочерей в процентах.

– Просто любопытство. Надеюсь, с сыном все в порядке? Его болезнь миновала?

– Разумеется. Ему еще нет и полугода, поэтому он и его мать изолированы от любых угроз. – Кажется, мои вопросы все же начинали вызывать у Марка сомнения, я слишком неправильно реагировал, даже в мелочах, и его это заставило напрячься. – Ты выглядишь болезненно, Герберт? Что-то случилось?

– Нет, ничего, – заверил я и решил уточнить. – Ты упомянул мать. Кто она? Не надо имен, просто расскажи, где и как нашел?

– Хочешь поискать там же? – Марк вбил что-то в компьютер. – Весьма любопытное место. Все стороны довольны сотрудничеством. Я пришлю тебе информацию.

– Спасибо, – еще не зная за что, но поблагодарил я.

Когда же Марк отключился, через пару минут я получил от него письмо, а после долго изучал место, адрес которого он сбросил.

Центр планирования семьи и суррогатного материнства в Армшере. Кузен даже подписал, что именно искать, точнее – кого.

«Там множество женщин, желающих родить ребенка, но у них не сложились отношения с мужчинами. Обычно им далеко за тридцать пять, многие некрасивы, но они приходят в клинику за донорским семенем. Однако даже после всех процедур у них нет гарантии беременности. Я предложил одной попытку естественным путем. Ты ведь знаешь о фактически стопроцентных шансах, и она охотно согласилась, рассчитывая на девочку, но с первого раза вышел мальчик».

Дальше я читать не стал. Оригинальное решение, а главное, очень даже экономное. Пожалуй, это намного лучше, чем элитные куртизанки, в том месте женщины хотели детей и уж точно не бросили бы без своей любви и заботы.

В этот момент я впервые понял, о чем говорила Виола, рассуждая о материнстве, и мне стало заранее жаль ту женщину, которая так мечтала о ребенке, но которой уже скоро придется расстаться с сыном.

Виола. За всеми событиями последних недель я совсем упустил ее из виду, хотя мои люди и продолжали следить за ней. Просто она выпала из центра моего внимания.

Запросив сведения о ней, убедился, что и девушка времени даром не теряла – она пыталась найти работу.

Похвальное желание, и теперь, вспоминая ее мысли и чувства по отношению к стриптиз-клубу, я понимал стремление оттуда вырваться. Девочке из интеллигентной семьи, выросшей в стремлении к спорту, было тяжело приспосабливаться к таким реалиям, приходилось ломать себя, чтобы заработать денег на лечение сестры. Но как только угроза остаться без работы стала не столь пугающей, она принялась искать новую.

Я просмотрел список вакансий, по которым она сходила на собеседование, где удача ей ни разу не улыбнулась. Девчонку стало жаль.

С ее талантами артефактора при должном развитии способностей она могла бы быть миллионершей, но собственное упрямство и отрицание очевидного не давали воспользоваться возможностями, которые мог бы ей ДАТЬ Я. Но это ее выбор, когда-нибудь она его наверняка изменит, когда станет взрослее, циничнее, пропадет юношеский максимализм…

Впрочем, все это не помешало мне начать ее уважать. Я знал многих женщин, и каждая, не задумываясь, согласилась бы на мои условия, и даже не пришлось бы применять дар внушения, а вот мисс Райт держалась.

Барахталась в своем болоте и если собиралась выплывать, то исключительно самостоятельно. Глупо.

Несколько раз за последний месяц она посещала сестру в больнице, крупных сбоев в технике больше не происходило, и Виола уходила от Тиффани ни с чем.

Ей вообще в этот месяц часто приходилось уходить ни с чем.

Спецы взломали ее домашний компьютер, я видел историю запросов, поиски вакансий и нулевой результат. Особенно часто Виола смотрела на должность тренера в детской спортивной школе, я сверился со списком уже пройденных ею мест, понял, что и там она получила отказ, а после сделал всего один звонок. Проверенному человеку, чья семья уже не одно поколение была предана роду Сакс, начальнику службы безопасности – Адаму Картеру.

Ему не нужно было долго объяснять причины, хватило короткого приказа выяснить, почему Виоле не удалось устроиться в ту школу и решить проблему.

Через два часа я изучал пришедшие на почту бумаги и понимал, что в детскую школу Виолу не хотят брать исключительно из-за черного пятна в биографии и трудовой книжке. В остальном же у местной директрисы миссис Поул не было даже других кандидатов на должность.

Упрямая стерва.

– Картер. – Еще один звонок помог поставить точку в этом вопросе. – Убеди миссис Поул в том, что с Виолой не возникнет проблем. В случае крупных скандалов некий могущественный покровитель уладит все дела, неважно где и с кем.

– Вы уверены, что должность рядового тренера того стоит? – Картер усомнился в приказе. – Быть может, проще устроить девушку в Saks-Technologies, на любую должность?

– Не проще, и да, я уверен. – Я смотрел на свое отражение в идеально отполированной поверхности стола, за которым сидел, и впервые видел, как уголок рта движется вверх в подобии улыбки. – Самое главное условие, чтобы сама Виола не догадалась о помощи.

Я положил трубку и еще долго, как идиот, разглядывал свое лицо. Оказывается, я могу улыбаться, а делать странные поступки – это неожиданно приятно. Проверяя свои догадки, я сделал еще один звонок в музей.

Сегодня был день невиданной щедрости. Я собирался выкупить один из старинных экспонатов и подарить его девушке, которая своим упрямством ломала мне десятки планов. И все же я решил рискнуть, наверное, потому, что мне впервые захотелось не просто улыбнуться самому, а вызвать у кого-то улыбку.

С покупкой проблем не возникло, так же как и с доставкой. Курьерская служба отчиталась в том, что груз доставлен вовремя, а дальше я сидел и пялился в визофон, ожидая хотя бы короткого сообщения от Виолы.

Она ведь должна была догадаться, от кого пришла книга по артефактологии, но ни звонка, ни даже парочки слов не поступило.

Полная тишина весь вечер и следующее утро, а я продолжал надеяться, что она позвонит и скажет хоть слово, потому что во мне поселилась обида.

Глупая, наверное, детская, потому что по-другому я еще не научился ощущать этот мир, но все же обида.

Головой я понимал, что, несмотря на прожитые годы и опыт, эмоционально все еще младенец, и справиться со многими проявлениями чувств мне было непросто. Наверное, Ричард на моем месте не ждал бы какого-то ответа и сумел бы забыть такое молчание, а я вместо этого потащил с собой запонку в офис, чтобы в случае звонка Виолы почувствовать новые эмоции, которые он мне принесет.

Теперь это напоминало уже не мазохизм, а изощренную ломку наркомана. Такими темпами вскоре я могу и вовсе не захотеть расставаться с запонкой никогда.

Между тем время шло, работа не задавалась. Сидя в огромном кабинете, буквально на вершине этого города, я не мог сосредоточиться ни на чем.

Тишина давила, а стоило включить музыку – и мысли вовсе расплывались, так что работать, считать, рассуждать становилось невозможным. Хотелось закрыть глаза и раствориться в звуках. Но даже это состояние нарушило пищание интеркома.

Робот-секретарь в приемной докладывал о посетителях:

– Мистер Сакс, к вам из агентства. Мистер Ройфол и кандидатка.

Черт! Захотелось крепко выругаться, но, сдержав порыв, я был вынужден их пригласить. Сам ведь вызывал чуть больше месяца назад, но за всеми событиями успел позабыть.

Мистер Ройфол и кандидатка, точнее сутенер и проститутка.

Он в костюме, выглядит идеально и представительно, как и положено деловому человеку. Она в модном платье, с неброским макияжем и глазами трепетной лани. Вот только мне в тот же миг вспомнились все мысли подобных ей, которые читал в прошлые аналогичные встречи. Тогда я не обращал на это внимания, у меня была иная цель и все средства были хороши, сейчас же, глядя на эту девушку и на ее босса, стало противно.

До брезгливости и желания вымыть руки.

– Доброго дня, мистер Сакс, – начал Ройфол, присаживаясь напротив. С ним мы сотрудничали уже несколько лет, поэтому он знал мое настоящее имя. – Все, как вы и просили. Идеальная кандидатка. Знакомьтесь – Виолетта.

Меня аж передернуло от сходства имен, девушка же в очередной раз мило улыбнулась и протянула мне папку, полную бумаг.

– Очень приятно познакомиться с вами, мистер Сакс. Для меня огромная честь родить вам сына.

Я просверлил ее глазами, поражаясь самоуверенности. Пожалуй, сегодня был неподходящий день брать с собой в город запонку. Так бы приказал девчонке замолчать и сесть, отвернувшись от меня в другую сторону, но вместо этого взял папку. Бегло пролистал информацию – идеальные показатели здоровья, анализы, родословная, высокий интеллект. Что же ты тогда в этой профессии забыла? Деньги?

– Не подходит, – я перебросил папку прямо в руки Ройфолу.

Тот смертельно побледнел, так же как и девчонка.

– Но она идеальна, – попытался возразить сутенер.

– Не волнует. Не подходит, – отрезал я, не желая объяснять мотивы своего поведения.

– Виолетта, выйди, – бросил Ройфол своей работнице, и та, спрятав голову в плечи, вылетела за двери кабинета. – Мистер Сакс, если дело в девушке, то мое агентство заменит ее на любую другую. Вы ведь знаете, у нас тщательный кастинг для инкубов…

– Не продолжайте. Я в курсе про «очередь». Но в данный момент мне не нужны ваши услуги. Финансисты выплатят вам положенные неустойки, а сейчас, будьте добры, покиньте кабинет.

Без лишних промедлений Ройфол удалился, оставив меня наедине со своими мыслями и новым осознанием – что, похоже, с элитными, но продажными женщинами заняться сексом я теперь не смогу. Причем не смогу, даже если запонку спрячу куда подальше. Теперь я четко понимал, какая же это огромная ошибка.

Но, возможно, стоило серьезно рассмотреть вариант Марка, съездить в центр планирования семьи, пообщаться с теми женщинами.

Однако прежде чем приказать подготовить кар, я отправил запрос Картеру – хотелось узнать, где сейчас Виола, все ли с ней в порядке, рада ли она новой работе.

Адам перезвонил спустя несколько минут, отчитался как всегда четко и лаконично:

– Девушка официально принята на работу. Жалование стандартное, но она довольна. Насколько я могу судить – даже очень довольна. Уже успела съездить на старое место работы и уволиться и теперь направляется в лабораторию к вашему брату.

– Куда направляется? – Мне показалось, я ослышался.

– К вашему брату. После телефонного звонка они договорились о встрече. Она купила в ближайшем магазине торт и теперь едет в лабораторию.

Это знание, как удар под дых, обожгло неприятной догадкой.

Виола поехала благодарить, но не того брата…

Я отложил трубку в сторону и несколько мгновений сражался с глупым желанием ехать вслед за ней и доказывать именно свою причастность к доставке книги.

Но это попахивало ребячеством и было абсолютно не по-мужски.

Мне стало стыдно за то, что я вообще позволил себе эту мелочную мысль.

Черт!

Во всем были виноваты проклятые эмоции, которые заставляли переосмысливать картину мира и действовать не так, как обычно.

Пора с ними завязывать.

С огромным усилием я запер запонку в сейфе, отошел от него на несколько шагов, а после и вовсе покинул кабинет.

Мне нужно успокоиться и уехать! В центр планирования семьи, сейчас он будет самым удачным вариантом побега от самого себя.

Глава 12

Мне казалось, за спиной выросли крылья, самые настоящие – огромные и невесомые, будто у бабочки, и поэтому хотелось взлететь и обнимать весь мир.

Меня взяли на работу.

Гвендолин Поул устроила мне на смотре настоящую полосу препятствий, но я справилась, однако даже после этого, поджав губы, она заявила:

– Профессиональная подготовка вне сомнений на должном уровне, однако педагогическая… Посмотрим, как вы справитесь, мисс Райт. У вас месяц испытательного срока. Надеюсь, вы не доставите проблем школе.

И все это строгим менторским тоном, но даже он не испортил мне настроения от этой победы. Самое главное испытание пройдено, а дальше я совершу невозможное и обязательно справлюсь с должностью тренера.

В полной эйфории я поехала в клуб и со всей торжественностью сообщила, что увольняюсь. Пожалуй, это было второе приятное событие за день. А главное, в самом клубе никто даже не расстроился, скорее даже наоборот – все будут только рады, что одной конкуренткой стало меньше.

Разве что Томас тяжело вздохнул, забирая мое заявление и обещая отдать его директору на подпись.

Все, теперь я официально была свободна!

Однако что-то меня продолжало смущать, наверное, та вчерашняя записка от Ричарда. Не покидало ощущение, что на должность тренера меня приняли не просто так, а под влиянием кого-то очень могущественного.

Мне, наверное, стоило поблагодарить Стоуна хотя бы за книгу, ведь изначально он не собирался мне помогать без выполнения встречных условий, и я позвонила ему. Первая.

Мама была бы мною недовольна, она всегда считала, что неприлично названивать первой мальчикам, которые мне нравились. Вот только я уже давно выросла, а сказать, что Ричард привлекал меня в каком-то особенном плане, я не могла.

– Виола? – отозвался он буквально через несколько гудков. Голос звучал удивленно. – Довольно неожиданно тебя слышать. Опять что-то случилось?

Признаться, его реакция меня озадачила.

– Не совсем, я просто хотела тебя поблагодарить за…

На заднем фоне что-то грохнуло или взорвалось, Ричард выругался.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – торопливо забормотал он в трубку, было слышно, как рядом с ним с шипением срабатывают огнетушители. – Знаешь, ты не очень вовремя… Черт! Отойдите от машины! Олухи!

– Но я…

– Виола, – на мгновение мужчина вновь отвлекся на меня. – Давай ты приедешь через час, и мы поговорим в спокойной обстановке… Придурки, отойдите от баллона с кислородом! – Что-то опять громыхнуло, и Ричард выругался еще громче: – Все, отключаюсь.

Несколько секунд я медитировала на визофон и сомневалась, стоит ли ехать в лабораторию, где все взрывалось, как на полигоне. Но уже через минуту все для себя решила и направилась к супермаркету в кондитерский отдел.

Наверное, и вправду благодарить за помощь и подарок лучше живьем, да и сладкоежке Ричарду наверняка придется по вкусу сливочный торт, особенно после таких взрывов. Что-то подсказывало, он будет явно расстроен подобной неудачей.

Не ахти какая компенсация по сравнению со стоимостью древнего фолианта, но ведь не деньги главное, а внимание.

Лишь бы он не решил, что я к нему так клеюсь.

К зданию, где работал Ричард, я прибыла спустя полтора часа, оттуда как раз отъезжала пожарная машина. С сомнением посмотрев ей вслед, а затем задрав голову вверх на этажи, где была лаборатория, дыма не увидела, зато вынесенные стекла на трех верхних этажах говорили о масштабах случившегося весьма красноречиво. Повторно набрав номер Стоуна, еще больше убедилась, что, похоже, не вовремя. Было очень велико желание развернуться и уехать, так бы поступила, если бы не остановил оклик в спину:

– Виола!

Обернувшись, увидела звавшего. Ричард сидел на крыльце соседнего здания, широко расставив ноги, в измазанном гарью когда-то белом халате, вид имел подкопченный и при этом курил.

Было видно, что занятие для него это нечастое, скорее, нервное, потому что уж слишком сильно подрагивали пальцы, стряхивая пепел.

Если бы не оклик, я бы никогда не заметила мужчину, так бы и ушла.

– Надеюсь, никто не пострадал? – без приветствия спросила я, подходя ближе и понимая, что взрыв был явно не легким пшиком.

– Нет, – бесцветно ответил Ричард. – Эксперимент проходил в защищенном боксе. Одна ошибка, и все к чертям.

Я села рядом и поставила между нами коробку с тортом. Мужчина покосился на угощение, бросил окурок на землю, потушив его носком туфли, и едва заметно улыбнулся.

– А ты знаешь, как улучшить мне настроение.

Пока я развязывала тесемки на упаковке, Ричард внимательно следил за моими движениями.

– Руки мыть не заставляю, – открыв коробку, торжественно заявила я, потому что Стоун, будто оголодавший ребенок, схватил кусок порционно разрезанного торта и тут же откусил от уголка.

Спустя пять минут тишины, в которой мы оба сидели на крыльце, ели торт, и каждый думал о своем, Ричард спросил:

– Так зачем ты звонила?

– Хотела поблагодарить за книгу. – Взгляд почему-то опустила в землю. Благодарить, глядя в глаза, оказалось удивительно сложно. – И за работу…

– Какую еще книгу? – удивился мужчина, и мне все же пришлось поднять голову, чтобы увидеть его искреннее удивление на лице, а еще уголок губ, обмазанный кремом. – О чем ты вообще говоришь?

Потянувшись, стерла сливки подушечкой пальца и сама смутилась от собственной смелости. Жест выглядел бы почти интимно, если бы я чувствовала хоть что-то к Ричарду, а так… все та же благодарность.

– Говорю об «Артефакторике», которую мне прислали вчера вечером домой. Учебник. И о работе тренером в спортивной школе. Это ведь ты?

Ричард задумчиво дожевал угощение, взял следующий кусок с подложки, а после произнес:

– Боюсь, что узнав правду, ты отберешь у меня торт. Однако вынужден тебя разочаровать, я не имею отношения ни к чему из перечисленного.

– Это как? – Я полезла в сумочку, вытащила записку и протянула Стоуну.

Тот взглянул мимолетно, и этого короткого времени хватило ему для выводов:

– Герберт. Не кнутом, так пряником. – Мужчина даже чуть усмехнулся. – Нужно будет узнать, кто его надоумил казаться более человечным. Явно не сам додумался.

Стало грустно и обидно. Записку я спрятала в сумочку, чувствуя себя отчего-то круглой идиоткой. Ричард наверняка был прав. Сакс вряд ли отступился от своих планов, он просто дал мне месяц немного успокоиться, остыть, и теперь решил зайти с другой стороны.

А еще я почувствовала себя глупо за то, что приперлась к Ричарду с тортом. Быть может, это и пришлось кстати после взрыва в лаборатории, но все равно не отменяло факта нелепости ситуации.

Спеша хоть как-то избавиться от собственной неловкости, я попыталась сменить тему, хоть это и выглядело слишком заметно, но я спросила:

– А что взорвалось в лаборатории?

– Можно подумать, тебе действительно интересно, – разгадал мою уловку Ричард. – Всего лишь работа всей моей жизни.

– И что, восстановить никак?

– Почему же? – Ученый сел ровнее, вскинул голову и посмотрел на верхние этажи здания, в его глазах зажегся фанатичный огонек. – Просто уйдет много времени и нервов, но, возможно, я найду ошибки и исправлю их. Что-то усовершенствую или переосмыслю.

– И что это будет за изобретение? – не могла удержаться от вопроса я.

– Большой секрет. – Мужчина посмотрел мне в глаза, а заодно улыбнулся во все тридцать два. – Если получится, то это будет самое грандиозное наследие, которое только может создать человек. В конце концов, это мой единственный шанс вообще оставить хоть что-то после себя.

– Надеюсь, это не машина мирового зла? – пошутила я.

На что он рассмеялся и, совершенно по-дружески растрепав мне волосы рукой, сделал неожиданное «Бу!» в попытке меня напугать.

– О нет, девушка-скрипка. Я хоть и тяну на сумасшедшего ученого, но не желаю, чтобы в историю меня вписали как человека, уничтожившего мир. У меня более человечные планы.

Глава 13

Этим же вечером, оказавшись дома, я едва доползла до кровати, а после, устало откинувшись на подушки, все же притянула к себе книгу «Артефакторика». День вышел насыщенным, но я сама дала себе обещание начать изучать фолиант, так что нечего отлынивать. Но прежде чем открыть первую страницу, осталось еще кое-что…

Благодарность, которая так и не достигла настоящего адресата.

Только звонить, а уж тем более ехать к Герберту не собиралась. Вряд ли он был способен оценить такой порыв души. Много ли ему, бесчувственному инкубу, понятно?

Взяв в руки визофон, я нашла нужный контакт и отправила туда единственное слово: «Спасибо».

Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы не прослыть неблагодарной сволочью.

Телефон тренькнул отчетом о доставке, и я даже не обратила бы на него внимания, если бы через мгновение не упало еще одно сообщение.

Неужели ответ?

Так быстро, что даже удивительно.

Кликнув на значок конверта, развернула текст на весь экран и с недоумением уставилась на всего два слова:

«Давай встретимся?»

Это точно от Герберта? Я несколько раз перечитала имя отправителя, прежде чем ответить:

«Зачем?»

«Поговорить о чем-то очень важном».

Оценив эту секретность, я даже скептически выгнула бровь. Сакс решил поиграть в шпиона? Зря. Убедить меня родить ему ребенка это по-прежнему не поможет.

«Я все сказала вам в прошлый раз. С тех пор мое решение не изменилось».

«Знаю и не собираюсь настаивать. Разговор о другом. Можно ли прислать за тобой кар?»

Ничего себе, оказывается, когда инкуб хочет, он может казаться обходительным. Вон даже мое мнение спрашивает, будто оно имеет для него значение. Отчего-то я была уверена, что Герберт, как и в прошлые разы, уже все и за всех решил, а машина наверняка припаркована и ждет у моего подъезда. Вот только выглянув в окно, ничего не обнаружила.

Хм… тогда, может, за углом?

Крутя в руках визофон, я долго раздумывала над ответом. С одной стороны, мне было любопытно, с чего вдруг Герберт передумал настаивать, с другой… Он по-прежнему был инкубом, вряд ли он звал просто выпить чаю.

Но любопытство, такое любопытство.

«Хорошо», – написала я, нажала кнопку отправки и принялась ждать у окна, через сколько минут или даже секунд появится кар.

Через полчаса пялиться на скучную, пустынную улицу мне надоело. Стало действительно похоже, что Герберт выслал машину именно после моего согласия.

Похоже, Ричард оказался прав в своих выводах, и его брату кто-то помогал выглядеть более человечным, иначе откуда все эти проблески адекватности и уважения?

В итоге кар приехал только спустя час. К этому времени я уже успела заново собрать сумку, переодеться и устать ждать.

Стоило только выйти наружу, как двери уже знакомого авто приветливо распахнулись, приглашая внутрь. Скользнув на заднее сидение и усевшись, только после этого я осмотрела салон.

Герберт сидел напротив и внимательно разглядывал меня хмурым взглядом.

Именно хмурым, это не было игрой света. Обычно каменное лицо инкуба явственно выражало определенную эмоцию. Либо оставался еще один вариант – у Герберта судорога мимических мышц.

– С вами все в порядке? – на всякий случай поинтересовалась я.

– Да. – Он едва заметно кивнул и нервно дернул плечом. Мой взгляд упал на его ладони, где блеснуло что-то металлическое.

– Вы уверены?

Я надеялась, что Герберт не сошел с ума, потому что даже невооруженным взглядом было видно, что ведет он себя непривычно и странно.

– Абсолютно, – заверил он. – Виола, прежде чем мы приедем и начнем разговор, я бы хотел попросить тебя еще кое о чем.

Похоже, в этом каре плохо было не только Герберту, но и мне. Потому что меня преследовала явная слуховая галлюцинация – эмоции инкуба даже в голосе. Мягкость, вкрадчивость и просьба.

– Смотря о чем.

– Называть меня на «ты». Потому что я только что понял, как меня невообразимо бесит твое «выканье».

Пора вызывать доктора. Я даже отодвинулась немного от Сакса подальше, потому что не каждый день встретишь инкуба, которого что-то бесит.

– И давно это с вами? – опасливо спросила и тут же исправилась, решив не спорить с потенциальным психом. – С тобой.

– Месяц. – Теперь Герберт еще и улыбнулся, правда, несколько вымученно, было похоже, что это кривое подобие усмешки его сознательное действие. – Ровно с момента твоего ухода.

Он подался вперед, взял меня за руку, чем невообразимо испугал, и вложил в пальцы нечто твердое.

Уставившись на знакомую запонку, я подняла взгляд на Сакса.

– И зачем мне это? – недоуменно спросила я.

– Ты не поняла. Тебе оно незачем абсолютно, а вот мне… – Мужчина взял многозначительную паузу, прежде чем продолжить. – Вспомни, что ты мне пожелала, поднимая с пола эту запонку тем вечером.

Ума не приложу, зачем ему это, но я честно напрягла память и ничего не смогла вспомнить. Слишком насыщенный месяц, чтобы помнить такие мелочи.

– Не помню, – призналась я.

– Ты пожелала мне чувствовать, Виола. Так вот, поздравляю – ты создала артефакт. Я чувствую, и это факт, который тебе будет сложно проигнорировать.

– Вы – и чувствовать? – скептический смешок слетел с моих губ. – Скорее я поверю, что вы под тяжелыми наркотиками.

И все же я неверяще пялилась на Сакса, потому что… Я не могла это объяснить, но, переведя взгляд на запонку, была готова поклясться, что мне от нее руки жжет. Стоило ему рассказать, как я вспомнила, что тем вечером действительно пожелала Герберту от души научиться любить. Но запонка артефакт, если Герберт мне не врал, и я заранее почувствовала себя проигравшей в том странном споре.

Одно дело быть уверенной, что меня обманывают в том, что я потенциальный артефактор, и совершенно другое – держать в руке предмет, творящий чудеса.

Очень хотелось крикнуть Саксу, что все это искусный розыгрыш, чтобы я поверила. Вот только я была уверена в неспособности инкуба так достоверно притворяться и изображать эмоции.

Дрожащими пальцами вернула запонку обратно, Герберт схватил ее с такой удивительной прытью, будто я подала золотую монету голодающему бедняку.

– Так вы меня за этим позвали. – Мой голос был подавленно тих. – Чтобы сказать, что я уже проиграла спор? И как только мне удастся создать что-то для сестры, мне придется выполнить условия сделки?

Сакс покачал головой.

– Нет, не за этим. Тем более что сделки по сути не было. Я сам прислал тебе книгу, добровольно.

– Тогда зачем?

Кар ехал по городским улицам по направлению к центру города, хотя я предполагала, что мы направимся в загородную резиденцию инкуба, но вместо этого подъехали к центральному зданию Saks-Technologies – огромному небоскребу, чья вершина, казалась, подпирает вечернее небо.

– От идеи обзавестись сыном я по-прежнему не отказываюсь, – выдернул меня из любования зданием голос инкуба. – Просто я кое-что переосмыслил за этот месяц. Но об этом я не хотел бы говорить в машине. Лучше подняться ко мне в кабинет.

– Высоко подняться? – почему-то спросила я совершенно не в строчку, завороженная перспективой оказаться где-то там и взглянуть на город с лучшей обзорной площадки.

– На двухсотый этаж.

Я только кивнула, потому что очень хотелось побывать там, но вначале дело.

Лифт быстро вознес нас на нужный этаж, его двери раскрылись со специфическим «дзынь», отчего меня посетило ощущение нереальности происходящего. Я будто оказалась в фильме про гангстерские послевоенные годы, да и интерьер холла, где мы находились, никак не походил на современный. Скорее, на классический из середины двадцатого века. Много деревянных поверхностей, кадки с цветами, минимум пластика, разве что роботы-уборщики выбивались из общей концепции.

– В этом здании вообще не бывает людей? Почему везде жестянки? – спросила я, вспоминая, что внизу на ресепшен тоже встречал андроид-администратор.

– Сейчас вечер, все уже дома. Днем на нижних этажах полно сотрудников, но здесь… – Герберт обвел рукой вокруг. – Я предпочитаю только тех, кто не умеет думать слишком громко.

Ах да. Я запоздало вспомнила, какой дискомфорт доставляло Саксу множество людских мыслей одновременно.

– Я тоже сильно громко думаю? – не удержалась от вопроса.

– Пока запонка рядом со мной, я вообще не слышу ничьих мыслей. Весьма полезное свойство, так что можешь быть спокойна. Я тебя не слышу.

Невольно усмехнулась. Вот уж точно неожиданно. Если все происходящее не было обманом, то, пожалуй, мне принадлежала уникальная заслуга по очеловечиванию инкуба.

– А как же деловые переговоры? Теперь вам будет сложно залезть в голову к партнерам и конкурентам?

Настало время Сакса усмехаться, я даже залюбовалась этим странным, неприкрытым выражением чувств.

– Ты весьма наивна, Виола, если думаешь, что они разрешают залезать себе в голову. Все переговоры со мной ведутся дистанционно, либо через таких же роботов-аватаров. Многие опасаются встречаться лично и правильно делают.

– Почему? – задала вопрос я и тут же прикусила язык, заранее понимая ответ. Надо же, я успела позабыть, при каких обстоятельствах познакомилась с Гербертом.

– Мы – инкубы – слишком любим подчинять, и чтобы все было так, как мы сказали, – ответил Сакс. – Потому что мы уверены, что так будет правильно. Но…

Я вмиг вспомнила состояние оцепенения, когда не хочешь делать, и все твое существо рвется к сопротивлению, но ничего не можешь предпринять.

– Но… – Я намекнула Герберту продолжать, потому что он затих, пропуская меня вперед, в свой кабинет.

Он прикрыл за нами дверь, а я озиралась по сторонам, впитывая старинную атмосферу помещения. Точнее его внешнюю старинность – деревянная отделка, широкий стол из дорогой породы, глубокое кожаное кресло, красный с отливом паркет. Из атмосферы выбивалось только сенсорное освещение, которое включилось, стоило нам войти, но моя интуиция подсказывала, что это не единственная техника в помещении.

– Я кое-что переосмыслил сегодняшним днем. Причем даже без запонки. – Он прошел за свой стол и положил артефакт на поверхность. – Из-за своего дара и всемогущества инкубы ослепли. Не видели того, что лежало почти под носом.

Я все еще не понимала – о чем он, но уже была заинтригована, поэтому села в кресло напротив. Зачем-то же Сакс привел меня в этот кабинет, захотел поговорить и не просто рассказать о том, что почти очеловечился.

– А можно узнать всю историю с предисловием? – попросила я, надеясь, что теперь обойдемся без загадок.

Герберт расположился напротив и заговорил:

– За этот месяц я узнал о своей жизни куда больше, чем за тридцать последних лет. Например, что мои дети, до которых мне и дела не было, в большинстве своем брошены матерями. Многие тяжело болеют, и помочь им медицина в данный момент не в силах.

– А как же деньги? – абсолютно без ехидства спросила я. – Вы же платили их матерям за содержание.

– И до сих пор плачу, но только сейчас понял свою ошибку. Как сказал один из моих братьев – Марк, женщины из эскорта, которых мы привыкли подбирать по миллиону параметров, не предназначены для материнства. Он решил эту проблему по-своему, а я не додумался до этого раньше.

– И как решил?

– Тебе вряд ли понравится этот способ, но все его дочери находятся в специальном приюте.

Мои губы скривились.

– Так себе замена материнству, – заметила я.

– Я же говорил, тебе не понравится. – И все же он отчего-то улыбнулся. – Кажется, я прогрессирую в эмоциональном плане и уже научился предсказывать некоторые реакции.

– Очень рада твоим успехам, – вспоминая, что мы теперь на «ты», со скепсисом заметила я, чем тут же подпортила Саксу настроение.

– Но Марк добился главного, у него родился сын. И он подсказал, где нашел мать – в центре планирования семьи. Одна из тех, кому не повезло с мужчиной, и она согласилась на ребенка от донора.

Подперев рукой подбородок, я уставилась на Герберта. Мне было пока непонятно, зачем он все это мне говорит.

– И почему ты еще не едешь туда? – спросила, ведь с его тягой к получению потомства самым логичным было бы уже играть в быка-осеменителя и делать несчастным женщинам детей.

– Я ехал туда сегодня и развернулся на полпути, – ответил он. – Уезжая из офиса, я оставил здесь запонку. Мне не хотелось чувствовать, когда приеду туда, но даже без артефакта всю дорогу меня преследовала догадка, что я делаю что-то не так. Меня, можно сказать, осенило, но чтобы проверить гипотезу, пришлось вернуться сюда.

– Что за гипотеза? – приосанилась я.

– Та, которую проверяли уже миллион раз. – Герберт провел рукой над деревянной столешницей, и в воздухе возникла объемная голограмма, похожая на генеалогическое древо. – Этих данных нет в открытом доступе, поэтому пришлось ехать в офис. Мое семейное древо.

Он провел по голограмме еще раз, смахивая лишние изображения, оставляя фотографии только женщин.

– Меня интересовали матери, которые смогли родить сыновей. Поверь, этих женщин исследовали вдоль и поперек, пытались найти что-то общее. Иногда приходилось даже эксгумировать тела для взятия образцов. Но ничего такого, что могло бы стать ключевой особенностью. Одно время ходила гипотеза, что как произошедшие от суккубов, инкубы тоже рождаются от союзов по любви. Но о какой любви могла быть речь, если подобные мне практически не умеют чувствовать, а все эти женщины чаще всего ненавидели наших отцов за бездушие.

– И где же нашлось решение? – я скользнула взглядом по строчкам с фотографиями и поняла странную вещь: у самого первого инкуба было много сыновей, а потом даже внуков. А после что-то произошло и с каждым поколением инкубов становилось все меньше и меньше. Похоже, не всем удавалось найти женщину, которая родит им сына.

Я указала рукой на эти строки и спросила:

– Что произошло в этот период времени? Отчего такой спад?

– Неправильный вопрос, – покачал головой Сакс. – Нужно спросить, что было здесь – когда сыновей рожали часто.

Я и сама могла ответить на этот вопрос, припомнив историю.

– Война. Многие, наоборот, умирали.

– Именно! – почти воскликнул Герберт. – Женщины теряли детей, мужей, родственников. В послевоенные годы женщины цеплялись не за любовь, не за материальные блага, а за возможность восстановить семью. Другое поколение, другое воспитание, другие ценности. И я решил проверить вот какую гипотезу: не обязательно же любить отца, чтобы любить гипотетического, еще не рожденного ребенка.

– Это как? – не поняла я. – Как можно любить то, что еще не существует?

– А как суккубы любят своих не рожденных и даже не зачатых дочерей? – ответил он вопросом на вопрос. – Заранее, потому что знают свою ценность и предназначение. Так же и обычная женщина.

Герберт увеличил ряд фотографий, когда численность инкубов пошла на спад, и принялся перечислять:

– Примерно с этого периода инкубы решили, что надо платить тем, от кого мы хотим получить детей. Мы стали покупать женщин – и это наша главная ошибка. Потому что вот она – Тереза Пайк – потеряла мать незадолго до того, как встретила моего пра-прадеда. В своих мемуарах она описывала странную вещь, что когда согласилась на «встречу» с инкубом, считала, что родит прелестную девочку, которую назовет в честь матери, но родился сын. – Герберт перевел взгляд на следующую. – Эта – Гведолир Стракер – религиозная фанатичка, адептка теории реинкарнации, была уверена, что в ее ребенке переродится душа умершего брата, а Зоуи Томпсон считала себя бесплодной и цеплялась за призрачный шанс.

Он все продолжал и продолжал, и я примерно понимала, куда он клонит.

– И что, никто не додумался до этого раньше? – не поверила я. – Ответ ведь почти на поверхности. Деньги не гарантируют любви к ребенку.

Сакс пожал плечами.

– Возможно, догадывались. Но есть те женщины, которые не вписываются в теорию. – Мужчина вывел одну из фотографий крупнее – немного полноватая, грузная и с неприятным взглядом. – Вот она – Иоланта Кьянти. Никого не теряла, никого не любила, официально родила моего ныне покойного дядюшку Кэролла.

– Почему официально? – зацепилась я за слово.

– А все просто, потому что она не рожала. – Герберт схлопнул ее изображение с проступившей брезгливостью на лице. – Рожала ее сестра и умерла в процессе родов. Мисс Кьянти быстро подсуетилась и усыновила младенца, зная, что его отец к тому моменту умерший инкуб, и мальчику полагается огромное наследство. Ей удалось провернуть немалую аферу, а мне пришлось потратить полдня, чтобы найти записи уже выросшего Кэролла, в котором он раскрывает обман тетки, прочитав ее мысли.

М-да. Действительно неприятная история. Когда ради денег идут на такие шаги.

– Тогда это только подтверждает твою теорию рождения мальчиков, – озвучила я.

– Отнюдь. – Мужчина покачал головой. – Есть еще один случай.

Герберт увеличил следующую фотографию, и я охнула, узнавая лицо – Элликанта Роук, лечащий врач Тиффани.

– Но в-ведь это… – едва ли не прозаикалась я.

– Правильно. Моя мать! – ответил Герберт. – Родившая двойню через ЭКО, и я ума не приложу, как это у нее получилось.

– Мать? Твоя и Ричарда?

Сакс кивнул.

– Вот только она никогда не проявляла ко мне каких-то особенных чувств. Относилась, скорее, как к научному достижению. Поэтому я растерян и не понимаю, как же так вышло.

Он продолжал говорить о том, что если его теория верна, то я никогда не сумею родить ему сына, а значит, все изначально бессмысленно, но вместо положенной радости я испытывала полную растерянность, а мои мысли текли в другом направлении.

В памяти всплыл давний разговор, когда Элликанта проговорилась о фамилии посетителя моей сестры. Тогда я долго ломала голову, откуда и почему она знала Герберта, вот только ответ меня не порадовал.

В одно мгновение я почувствовала себя обманутой и обведенной вокруг пальца. Что, если все с самого начала было, как я и подозревала, грандиозной подставой? Загнать меня в рамки, настоять на дорогостоящем лечении, а потом…

Я до крови укусила себя за кончик языка, чтобы боль хоть немного отрезвила и заставила взглянуть на ситуацию здраво. Эмоции оказались плохим советчиком, стоило еще раз промотать всю ситуацию заново, как стало понятно, что оплативший лечение Ричард в эту схему никак не вписывался.

Если бы Элликанта с самого начала подыгрывала Герберту, то оплата счетов из больницы вряд ли помогла бы мне выбраться из ямы, в которую меня пытались запихнуть. С другой же стороны, Герберт сам говорил, что его мать проводила с Ричардом всегда больше времени, а значит, и любила наверняка тоже больше.

Просверлив взглядом инкуба, я поступила не совсем честно, воспользовалась его приобретенной эмоциональностью, и спросила в лоб в надежде, что лицо выдаст ложь.

– То, что моя сестра попала в больницу именно к твоей матери, случайно? Или все было продумано с самого начала?

Брови Сакса поползли наверх, он несколько мгновений смотрел на меня с удивлением, а после выдал:

– Ты молчала всего пару секунд, но уже успела в голове перепрыгнуть с одной темы на другую, сделать какие-то выводы и даже обвинить меня. Боюсь даже спрашивать, что ты нафантазировала.

– Элликанта Роук – твоя мать и врач Тиффани. И она же, ты сам говорил, должна была проводить процедуру ЭКО в случае моего согласия. Совпадение?

– Да. – Он вполне искренне развел руками. – Мир иногда удивительно тесен. Но я могу заверить, что специально никто ничего не подстраивал. А то, что твоя сестра попала в пациенты именно к ней – огромное везение. Моя мать – один из лучших специалистов в области медицины.

Пару мгновений я переваривала его слова, пока Герберт продолжал рассуждать вслух об особенностях женского мышления, которым раньше никогда не придавал значения. А вот сейчас поражен нашим талантом перевернуть все с ног на голову.

– Мне кажется, я начинаю догадываться, почему обычные мужчины часто жалуются, что не понимают женщин. Вас невозможно понять. Пока у меня не было запонки, читая вас, мне все было предельно просто и понятно, но теперь – твои реакции как ребус! – подперев рукой голову, задумчиво говорил он. – Когда я тебя звал сюда, мне казалось, ты будешь счастлива, узнав, что не можешь стать матерью моему сыну. Ты ведь хотела, чтобы я отстал. Но вместо этого я слышу обвинения.

Я прислушалась к себе, попыталась понять, рада ли. Пожалуй, мне действительно повезло, ведь как сказала бы Кэтрин: «Ты поимела от этих мужчин все, в чем нуждалась – деньги, работу, и ничего не отдала взамен. Идеальная сделка».

– Выходит, ты позвал меня сюда, только чтобы сказать, что я окончательно свободна? – не поверила я. – Для этого хватило бы просто звонка, без пояснения причин, или хочешь, чтобы я вернула книгу, если теперь бесполезна?

Лицо Герберта в одно мгновение стало серьезным, он сел ровнее и смахнул с экрана все фотографии, оставляя пустоту.

– И вот теперь мы переходим к самой тяжелой части нашего разговора, – произнес он. – Книгу обратно не требую, скорее наоборот, хочу, чтобы ты как можно скорее ее изучила и научилась работать с артефактами.

Я усмехнулась.

– Собираешься открыть завод по производству запонок для инкубов?

Моя шутка осталась неоцененной, ни один мускул на лице Сакса не дрогнул. Мне даже показалось, что он опять превратился в бесчувственную статую.

– Завод вряд ли, но я хочу обезопасить тебя и окружающих от твоего бесконтрольного дара. Слишком легко тебе даются эти чудеса, и нет никакой гарантии, что завтра ты случайно не сделаешь бомбу.

У меня даже рот открылся. Сакс сейчас бредит?

– Какую бомбу? Я живу уже много лет и еще не сделала ничего подобного. С чего вдруг?

– С чего угодно. Проснешься не с той ноги, на улице кар окатит водой из лужи, порвется любимая кофта. Но это все мелочи по сравнению с ошибкой, которую допустил я. Пожалуй, больше я опасаюсь не того, что ты случайно взорвешь Фелс-сити.

– А чего тогда?

– Того, что попадешь в дурные руки. Человек, который продал информацию о потенциальном артефакторе, наверняка сделал это не один раз и не только мне. Я видел в тебе мать для потенциального сына, а кто-то, может, оружие массового поражения.

Час от часу не легче.

– Боишься, что меня похитят?!

– Я бы даже приставил к тебе охрану, но это только привлечет внимание.

– Тогда о какой ошибке речь? – спросила я, складывая руки на груди. Опасения в правоте Герберта, конечно, были, но перспектива оказаться под колпаком меня пугала больше, чем гипотетические злодеи.

– Показал слишком явный интерес к тебе и лишь недавно понял, что не нужно было делать это так открыто.

Я пожала плечами:

– Звучит здраво, но, возможно, опасения преувеличены. Пока еще никто не собирался меня похищать, и уж тем более использовать в злодейских целях.

– Быть может. Но все равно я хотел попросить тебя быть осторожной.

– Без проблем, – пообещала и, подняв руку в соответствующем жесте, заверила: – Обещаю бомб не создавать, людей не убивать, злодеям не попадаться.

– Можно подумать, у тебя спросят, – устало ответил Герберт. – И все же есть другие способы обеспечения твоей безопасности. На всякий случай.

– Какие?

Он вновь активировал сенсорный стол, ввел какие-то команды и сказал, что необходимо подождать. Сейчас должны что-то принести.

Пришлось пожать плечами повторно.

Если он параноик, то я согласна хотя бы посмотреть на то, что он предложит. Хуже ведь не будет, а если опасения справедливы – то тем более лучше поинтересоваться. А ведь еще месяца полтора назад я бы даже слушать Сакса не стала, но вот после того случая, когда, выйдя из клуба, наткнулась на труп, почему-то страх все равно продолжал сидеть в груди. Тем более что вторую девушку, пропавшую в тот день, полиция так и не нашла.

Я встала со своего места и подошла к окну. Надеюсь, такое вольное перемещение по кабинету Герберт не сочтет самоуправством, но уж слишком меня тянуло посмотреть на город с высоты.

Наверное, если бы здесь установили подзорную трубу, я сумела бы разглядеть даже свой дом или здание спортивной школы, куда устроилась. Но и без специальной оптики Фелс-сити вечером был прекрасен.

Все эти переливающиеся огни, свет билбордов, движущиеся машины внизу – зрелище завораживало.

– Это ведь ты помог мне устроиться на работу? – внезапно осознав эту истину, спросила я.

– С чего ты взяла?

– Директриса не желала категорически видеть меня на том месте, и пусть других кандидатов не было, но даже когда она принимала меня на должность, я видела в ее глазах неприятие. Словно на нее надавили…

– Никто не давил. – Позади раздались шаги Герберта, который остановился в десятке сантиметров сбоку. – Гвендолин Поул просто объяснили и пообещали, что никаких проблем, связанных с твоей прошлой работой, не будет. Вот и все. Что же касается твоей профпригодности, здесь помочь не сумею даже я. Если не справишься с обязанностями, никакие протекции не помогут.

– Спасибо, – произнесла я, борясь внутри со странным чувством уязвленной гордости. С одной стороны, было обидно, что на работу я попала только с помощью инкуба, а с другой – если бы не его вмешательство, в это время суток я бы опять танцевала в клубе у шеста.

Выводы были очевидны. Я уже много раз наступала на горло собственному самолюбию, так почему не сделать это еще раз, тем более что поступок Герберта, пусть и самую малость, отдавал заботой.

Не знаю, чем он руководствовался, но мне так давно не хватало в жизни хотя бы крошечной помощи откуда-то извне, что согласиться было даже приятно.

В этот момент в дверь постучали, а в следующий в кабинет вошел андроид-секретарь и положил на стол продолговатый черный кейс.

– Я все же не закончил предыдущий разговор, когда ты перевела тему, – спустил на землю Сакс, вернувшись к столу, и отщелкнул крышку. – Я не могу приставить к тебе открытую охрану, и даже скрытую профи заметят издалека. Поэтому привез тебя в это здание, чтобы ты согласилась на что.

Я подошла ближе и увидела в руке мужчины медицинский пистолет-шприц.

– Зачем это?

– Крошечный маячок, имплантируемый под кожу. Процедура почти безболезненна, но в случае чего я всегда сумею тебя найти.

– Нет, – категорично ответила я. – Не собираюсь быть, как рыбка, всегда на крючке.

Или как корова на привязи, но вслух я этого не произнесла. Маячок может быть прекрасной альтернативой для обеспечения моей безопасности, но одновременно и способом достать меня из-под земли, если вдруг решу сбежать от всех этих Саксов куда подальше.

– Я знал, что ты так скажешь. И все же повторю свое предложение. – Он вложил шприц мне в руку. – Если решишь, что тебе это не нужно, маячок всегда можно извлечь. Даже не профессионал справится. Но с ним все же надежнее.

Я сжала пальцы на рукоятке и пообещала, что подумаю, и если приму положительное решение, то все сделаю сама. Как делать уколы в мышцу, знает любой спортсмен.

Через час робо-водитель Герберта отвез меня обратно к дому, а сам инкуб остался в своей рабочей цитадели. Едва оказавшись в квартире, я устало упала на кровать и пусть обещала себе немного почитать «Артефакторику», но незаметно для себя самой уснула.

Глава 14

– Мисс Райт, – звонкий голос ученицы, четырехлетней Хлои, отвлек от упражнений с другой девочкой. – Смотрите.

Малышка с несвойственной обычным детям кошачьей грацией изящно села на поперечный шпагат, при этом идеально вытянув носочки.

– Умница, – похвалила я. – Держи спинку прямо.

Хлоя с гордостью вытянулась вверх и улыбнулась. А вот на лицах других детей улыбки сникли.

И дело не в том, что я похвалила одну ученицу, при этом обделив других. Просто уже сейчас, на инстинктивном уровне они ощущали в Хлое сильную соперницу.

Я обвела взглядом младшую группу, с которой занималась уже две недели, и отчетливо поняла, насколько сильно разнятся дети с их способностями уже на таком раннем этапе.

Например, мне не хотелось ставить крест на милой толстушке Марии, но уже было ясно, что гимнастика не для нее. И дело даже не в весе, единственный раз общения с ее матерью расставил все по местам.

– Она такая пухленькая, ей просто жизненно необходим спорт. Гимнастика – идеальный вариант. В свое время я подавала отличные надежды в танцах, и у Марии однозначно есть врожденный талант, просто нужно откопать его под слоем жира.

Я же смотрела на потухшие детские глаза, сравнивала их с горящими глазами матери, которая желала за счет дочери реализовать свои несбывшиеся амбиции, и ломала голову, как не превратить занятия с ребенком в пытку.

А вот такие, как Хлоя, если в жизни у них не случится ничего ужасного, и они сами захотят посвятить себя спорту, добьются многого. Подобные таланты издалека видно.

Закончив занятия, я попрощалась с детьми и сама отправилась в раздевалку. Пока принимала душ и меняла одежду, думала о том, какой тихой и скучной вдруг в один момент стала моя жизнь. Словно по мановению волшебной палочки все вокруг устаканилось.

Спокойная работа, удобный график, никаких унизительных выкриков из толпы и тем более приватных танцев. Из моей жизни исчез Герберт, на этот раз пообещав, что навсегда, чтобы не привлекать ко мне лишнего внимания.

Ричард тоже не звонил, хотя тут стоит признать, он никогда особого интереса ко мне и не проявлял. Скорее, это я всегда ему досаждала, а он шел мне навстречу, чтобы зацепить брата.

О старой, немного нервной обстановке теперь напоминало только три вещи: телефон, подаренный инкубом, книга «Артефакторика» и пистолет-шприц, который я до сих пор таскала с собой в рюкзаке.

Наверное, стоило бы вытащить и оставить дома, но отчего-то я продолжала его носить с собой.

Зачем только – непонятно. Будто в один миг могла передумать и решиться на введение маячка. И все же меня успокаивал сам факт наличия следилки рядом. Какая разница, имплантировано устройство или нет, если оно и так работает.

Как и всегда, после работы я спешила домой. Теперь все свое свободное время я изучала старинный учебник, а точнее продиралась через дебри незнакомых слов и понятий.

Конечно, я подозревала, что легко не будет, но сложности начались уже на этапе прочтения первой страницы. За сотни лет язык претерпел массу изменений, из обихода ушло множество слов, и еще больше пришло.

Чтобы хоть что-то понимать, я была вынуждена постоянно проверять значения тех или иных слов, обложившись несколькими толковыми словарями, и даже переписывать расшифрованный текст.

Параллельно я ругала себя, что никогда не интересовалась историей, быть может, развивай я в себе не только спортивные данные, но и немного глубже другие области – сейчас было бы легче.

Сегодня я добралась до первой главы с практическими упражнениями. Вроде как самыми простыми, на определение в предмете артефакта: перед испытуемым клали с десяток различных вещей, и необходимо было найти среди них один-единственный артефакт. Вроде как при нужном сосредоточении в руках артефактора он будет намного теплее, нежели остальные.

Я хорошо помнила, как жглась запонка Герберта, и чисто ради интереса решилась на эксперимент. Ясное дело, что все, чего коснусь, будет холодным, но я посчитала, что даже просто потренироваться будет неплохо.

Начала я с книги, постаравшись выполнить все в точности по инструкции: сосредоточилась, настроилась, прикрыла глаза и лишний раз убедилась, что учебник – всего лишь учебник комнатной температуры.

После потянулась и взяла ручку с блокнотом. Ничего не поменялось.

Эх, мне бы хоть один артефактик, пусть и самый захудалый, чтобы проверить, правильно ли я все делаю или ерундой страдаю.

С этими мыслями я отложила блокнот, встала с кровати и пошла умываться перед отходом ко сну. Но почистить зубы нормально не удалось, стоило взять в руки щетку, как пальцы аж зазудели от жара, исходящего от нее. От неожиданности я отбросила ее в сторону и уставилась, как на гадюку.

Это что сейчас было?

Никогда прежде ничего подобного не происходило. Еще раз взяв щетку в руки, я совершенно точно убедилась – теплая. Безумие какое-то.

Ну не могла быть обычная зубная щетка артефактом. Просто я переутомилась, вот и чудится всякое.

Ополоснув лицо холодной водой, посмотрела на себя в зеркало. Отражение порадовало уставшим лицом и немного всклокоченными волосами. Решив, что лучше причесаться перед сном и заплести пряди в косу, тем более это занятие всегда меня успокаивало, потянулась за расческой. Моя рука замерла в двух сантиметрах от деревянной ручки: в отличие от щетки от нее шел совсем ощутимый жар.

Быть не может!

Я бросилась обратно в комнату к книге и принялась перечитывать статью. Может, я что-то сделала не так, ведь настройку на упражнение давно потеряла, и теперь меня преследуют галлюцинации.

Лишь приписка, что у очень сильных артефактов случаются спонтанные всплески такой вот способности, убедила меня: возможно, происходящее не шутка сознания. И самое дурацкое, что обнаружить артефакт можно, а вот угадать, как именно он работает, фактически невозможно.

Теперь я носилась по квартире, хватала различные предметы, одни холодные ставила на место, теплые сваливала на середину кровати – косясь на каждый из них, словно на гранату.

Слова Герберта про бомбу в одно мгновение вдруг показались серьезными опасениями. Судя по увеличивающейся с каждой минутой куче, все эти годы я едва ли не жила в лавке Чудес, при этом абсолютно не зная, как и что работает.

Так, в суете я добралась до коробок, перевезенных еще со старой квартиры, где жила с родителями и сестрой. Причем тянуло меня исключительно к одной, и я знала, что в ней лежат вещи Тиффани.

Она всегда любила мягкие игрушки, могла часами лежать с ними на кровати, обнимая и гладя по плюшевой шерсти. Если грустно после школы или если весело после общения с подругами – они почти всегда были с ней, даже несмотря на возраст. Мама и папа снисходительно смотрели на эту блажь, хотя, казалось бы, сущее детство лелеять искусственных животных с поддельным блеском в глазах. Но Тиффи нравилось, и к двенадцати годам она сознательно называла свои игрушки коллекцией, а порой откладывала карманные деньги месяцами, чтобы купить особо дорогую игрушку. Или, наоборот, приобретала сущую дешевку за пару кредитов в ближайшем супермаркете.

В своей комнате она расставляла их с любовью, и казалось, самая дорогая игрушка становилась в ее руках какой-то волшебной, а дешевая – совершенно бесценной.

В памяти воскресли воспоминания годичной давности, когда я собирала в коробки ее вещи. У меня рука не поднялась их выбросить – ведь когда Тиффани очнется, то не простит мне потери игрушек.

Я точно вспомнила, как горели мои пальцы, пока старалась сложить в одну коробку все максимально компактно. Просто тогда это казалось проявлением стресса, и ничего кроме. Сейчас же виделось в ином свете – уже тогда я чувствовала в игрушках артефакты, но только не поняла этого.

– Ну, и что мне с этим теперь делать? – раскрыв коробку, спросила себя я.

По логике вещей я могла бы предположить, как работали те предметы, что сделала сама. Все казалось максимально простым – пожелала Герберту в сердцах научиться чувствовать, и запонка заработала примерно в этом направлении.

О чем я думала чаще всего, чистя зубы? Да о чем угодно, начиная о том, что моя жизнь скатывалась в пропасть, заканчивая тем, что ее пора выбросить, но все из головы вылетало купить новую. То же самое с расческой…

А вот о чем думала Тиффи, ухаживая за своей коллекцией, я даже представить не могла. Вполне могло статься, что, переживая подростковые трудности и обиды, сестра наколдовала опасных артефактов в милой оболочке.

Рука сама потянулась к визофону, чтобы набрать номер Герберта, потому что больше мне было не к кому обратиться по такому вопросу.

Видимо, не судьба ему никогда меня больше не видеть.

Глава 15

Пятый терся о ногу и мурчал, а я смотрел на кота и пытался расшифровать свои чувства к питомцу…

Привязанность? Привычность? Нежность? Любовь?

Сколько я себя помнил, коты всегда жили с моим отцом, а позже и со мной. Будучи полностью лишенным чувств инкубом, я воспринимал животное как очередную привычную необходимость.

Пятый был приятным на ощупь, вечно ластящимся, а главное – не думающим. Он давал ту странную иллюзию замены людского тепла, которого инкубам порой так не хватало.

Я только сейчас это понял, когда спектр чувств стал шире и ярче.

Подобным мне действительно не хватало тепла, обычного человеческого, а может, и материнского, которого мы лишались едва ли не с рождения.

Мне было десять, когда умер старикан Четвертый, и всю неделю, пока не принесли маленького Пятого, мне было физически плохо. Я хорошо помнил те ощущения, и это было странно.

Зато с появлением нового питомца, пусть глухого, сразу полегчало. Его дефектность – плата за долгие годы, которые должен был прожить кот. Чуть позже в спецификации от генетиков я прочел, что расчетное время жизни Пятого около тридцати лет, но если где-то прибыло, значит, где-то должно убыть…

Ни дать ни взять! Правило, работавшее с инкубами лучше всех остальных. Мы были одарены и обделены с самого рождения, но даже не замечали этого, пребывая в святом неведении.

С каждым днем, сравнивая свою жизнь до запонки и после, я убеждался в правоте Ричарда. Инкубы – это странная насмешка судьбы, инвалиды, возомнившие себя совершенством, а на деле лишенные чего-то важного.

Я еще не понимал – чего именно, но мне этого отчаянно не хватало. Оно было словно растворено в воздухе, витало вокруг, но поймать это состояние я не мог.

Отголосок его я чувствовал, когда Пятый вскакивал на руки и терся мордой о мой подбородок – словно крошечная капелька счастья, растворенная в сотне литров воды. Мне нравился вкус этой отдачи, этой странной эйфории, но хотелось попробовать концентрат. Только я не знал, где его взять.

Все чаще хотелось позвонить матери, поговорить с ней начистоту, и быть может, разобраться в загадке своего рождения. Но она уехала на очередную конференцию и не отвечала на звонки. В глубине собственной души я понял, что мне очень хочется, чтобы она признала, что беременность была не экспериментом, а чем-то большим, и все эти годы она искусно притворялась, чтобы даже инкуб не сумел разгадать.

Несколько раз я порывался набрать Виолу, просто поговорить, но одергивал себя – ведь обещал никогда больше ее не трогать.

Оставался Ричард. Брат-близнец.

Самый близкий и одновременно самый далекий человек на Земле.

Впервые желание оформилось в четкую форму, мне хотелось мира и принятия собственным братом.

Я не стал ему звонить, просто навел справки о том, что он сейчас находился в своей лаборатории, и поехал туда. Мне хотелось говорить по душам, рассказать ему о запонке, взглянуть на его работу, над которой Ричард корпел почти десяток лет, и попросить о помощи, в конце концов.

Я так и не смог заставить себя поехать и поговорить с дочерью Вероникой. Понял, что мне будет стыдно смотреть ей в глаза, и не представлял, что могу ей сказать. Черт возьми, я боялся сделать этот шаг в одиночку, признавал себя трусом и хотел услышать хотя бы совет, прежде чем решиться на, казалось, шаг в пропасть.

Я почему-то отчетливо представлял, что бы сказала Виола, задай я ей эти вопросы: «Дети не кусаются», – и совершенно не знал, что скажет Ричард.

Хотя наоборот. Пошлет на хрен – с двухсотпроцентной вероятностью.

Стоило кару затормозить у здания, где проводил все свое время брат, еще несколько мгновений, не выходя из машины, я разглядывал верхушку небоскреба. Новости о взрыве распространились в научных кругах очень быстро, но сейчас, спустя время, стекла уже успели вставить, а внутри шли ремонтные работы, которые Ричард лично контролировал.

Поднявшись на нужный этаж, обнаружил брата в одной из уже восстановленных лабораторий. Он нависал над огромным бумажным чертежом, хотя намного практичнее было использовать электронный, и что-то правил в нем карандашом. Рядом стояла мисочка с орешками в сахаре, которые Ричард отправлял в рот, не особо задумываясь о количестве калорий.

Погруженный в работу, он даже не заметил моего появления.

– Как дела? – спросил я, привлекая к себе внимание.

Он даже не вздрогнул, скорее, его спина в мгновение окаменела. Ричард выпрямился и медленно обернулся.

– Неожиданно, – произнес брат, разглядывая меня с ног до головы. – Чем обязан?

– Приехал поговорить.

Ричард скрестил руки на груди и уставился прямо мне в лицо:

– Ну так говори. Хотя мог бы и просто позвонить. Личное присутствие не обязательно.

Я покачал головой, подошел к ближайшему стулу и придвинул его к столу. Никто ведь и не обещал мне, что будет легко. Особенно если учесть, сколько обид было у Ричарда на меня: за детство, за отца, за девушку…

– Виола говорила, что инкубы бесчувственные, – медленно проговорил я. – Но глядя сейчас на тебя, понимаю, что даже люди могут быть черствыми. Только уже по своей воле.

– Тебе-то откуда знать? – резко спросил брат, кривя губы.

Я выложил на стол запонку и даже немного придвинул ее к Ричу.

– С недавних пор я знаю и чувствую чересчур много. Я приехал не ругаться, Рич.

Он взял предмет двумя пальцами, внимательно поднес к лицу, повертел его и положил обратно.

– Красивая, и зачем ты это сюда притащил? Похвастаться камушком?

– Это артефакт, и его сделала Виола…

В глазах брата зажегся интерес, он придвинул к столу еще один стул и сел напротив.

– И как давно эта вещь у тебя? – спросил он, когда я закончил свой краткий рассказ о свойствах.

– Больше месяца. С того дня, как ты позвонил и накричал на меня за Веронику.

Брат нахмурил брови так сильно, что между ними залегла глубокая складка.

– Выходит, уже тогда ты что-то чувствовал.

Молча кивнул.

– И потом, когда съездил к девочке, тоже. – Ричард еще раз повертел запонку, а после поднял глаза на меня. – Ну и каково это, быть человеком, Герберт?

– Больно, – честно признался ему, но тут же добавил: – И прекрасно одновременно.

Близнец лишь хмыкнул.

– Я бы хотел изучить этот предмет на досуге – исследовать физические свойства, мне как ученому любопытно, на каком квантовом уровне там спрятана «магия».

На моем лице невольно возникла улыбка. Не знаю почему, но, возможно, оттого что голос брата потеплел на сотую долю градуса.

Но я рано обрадовался, потому что в следующий момент лицо Рича вновь стало каменным:

– Выходит, Виола все же проиграла пари, и теперь ты заставишь ее пойти на ЭКО. Поэтому звонил матери все эти дни?

Не знаю, что больше меня разозлило в его фразе: обвинения или то, что мать специально не принимала мои звонки, но при этом прекрасно общалась с братом.

– Никакого ЭКО не будет, – стараясь остаться спокойным, сдержанно процедил в ответ. – Я отпустил Виолу, пусть живет своей жизнью.

Огонь в глазах Ричарда немного утих, а вот в моей груди он, казалось, все больше разгорался.

– Неужели ей настолько не интересно, что со мной, если даже визофон поднять сложно? – спросил так, будто Ричард мог знать ответ.

Он развел руками.

– У нее и спроси, когда вернется. Пока же она просто просила меня при возможности взять у тебя плановые анализы крови и выслать ей.

Я поморщился. Как и говорил, я – ее любимый эксперимент длиною в жизнь. У Ричарда она никаких анализов никогда не брала…

– И что ты ответил?

– Что у меня нет возможности. У меня слишком много дел, чтобы отвлекаться и ехать к тебе за пробиркой с кровью.

– Тогда это просто невероятное везение, что я сам к тебе приехал. Бери анализы, порадуй мамочку.

Брат вопросительно вскинул брови:

– Обалдеть, ты, оказывается, даже умеешь злиться, это так забавно, – усмехнулся он. – Но ты прав. Теперь даже мне интересно посмотреть на твою кровь. Вдруг она позеленела из-за артефакта?

Для процедуры пришлось перейти в другую лабораторию с медицинскими инструментами. Ричард уже заканчивал набирать кровь в несколько пробирок, когда у меня в кармане ожил визофон.

Потянувшись свободной рукой, вытащил его наружу и с недоумением уставился на имя Виолы.

– Отпустил, говоришь, в свободную жизнь? – От Ричарда личность звонившего тоже не скрылась. – Весьма похоже. Особенно если учесть, который сейчас час.

– Что-то случилось, – одернул его я. – Иначе она бы не позвонила.

Торопливо нажав кнопку, я принял вызов и почти не удивился, когда услышал взволнованный голос девушки. Скорее, это было ожидаемо, поразило меня другое. Собственное сердце, которое отчего-то ускорило свой бег.

– Извини, что беспокою так поздно, – начала девушка.

– Ничего страшного. Надеюсь, с тобой все в порядке?

– Да, со мной точно, но вот… – Она вдруг замялась. – Помнишь, ты говорил, что я могу создать бомбу и не знать об этом?

В горле пересохло от «радужных» перспектив.

– Только не говори, что ты это сделала?

– Нет, то бишь… я не знаю. В общем, если можешь, то приезжай. – Виола назвала адрес. – Кажется, моя квартира битком набита неизвестными артефактами, и я ума не приложу, что с ними делать и как они работают.

Никогда бы не подумал, что меня обрадует приглашение в дешевую каморку не в самом благополучном районе города. Но, черт возьми, отчего-то мне это понравилось.

– Скоро буду, – пообещал и отложил визофон.

– У тебя морда светится, – опустил с небес на землю Ричард. – Ощущение, будто тебя на свидание позвали.

– Нет, – мгновенно собрался с мыслями я и поспешно встал из-за стола. Одновременно с этим меня посетила одна заманчивая идея: – Ричард, ты ведь хочешь получить еще артефакты для исследования?

– Допустим.

– Тогда собирайся, поедешь со мной.

На одно мгновение мне показалось, что у Ричарда сейчас челюсть отвалится от удивления.

– Ты серьезно? – он даже переспросил. – Виола еще что-то создала?

Кивнул.

– Большое? – брата интересовал размер.

– Приедешь – выберешь. Понятия не имею.

Его лицо вытянулось еще сильнее.

– То бишь их там много?

Опять кивнул и покосился на часы, намекая, что если Ричард не поторопится, я уеду без него. В итоге на сборы брат потратил меньше двух минут, сбросил халат и подхватил чемодан с какими-то приборами.

Уже спустившись на улицу, я решил, что ехать на моем слишком приметном каре будет глупо. Ведь обещал не привлекать слишком много внимания к Виоле, поэтому Ричарду пришлось заводить свою машину и вести самому.

Всю дорогу брат нескончаемым потоком слов выражал свое мнение насчет произошедшего. Похоже, он, как и мать, ученый до мозга костей, был готов сходу закрыть глаза на некоторые обиды, если впереди маячило что-то поистине уникальное.

– Вот ни черта не понимаю, как ей это вообще удается. Я изучал некоторые труды Яна Коуча, одного из ведущих артефакторов старого времени. Он был фактически физиком своей эпохи, рассуждал о частицах, преобразовании материи. К каждому творению подходил очень тщательно и вдумчиво, прорабатывая свойства предмета до мелочей. Он описывал все это как сложную кропотливую работу, иногда длиною во много месяцев. А здесь, – он остановился на светофоре и вздохнул. – Девчонка – научных знаний ноль, но, похоже, силищи не занимать. Стихийно созданные артефакты… А если там бомба?

Впервые в жизни у меня нервно дернулся глаз, потому что высказанное когда-то мною предположение, что Виола может создать взрывчатку, посещало окружающих людей подозрительно часто.

– Если там бомба, тогда нам вдвойне повезло, что девушка позвала нас, а не решила продать ее на черном рынке. Впрочем, она сама не знает, что именно сотворила.

Ричард ухмыльнулся и возвел глаза вверх, на мгновение отвлекаясь от дороги.

– Черт! Идеальная женщина. Подумать только, сколько чудесных приборов она могла бы сотворить одной силой мысли! Даже жаль, что я ее как девушку не воспринимаю. Хотя и красивая, зараза. Так бы точно женился!

Короткий укол в самое сердце. Я нахмурился из-за неуютных ощущений. Это что сейчас было?

– Если ты попросишь ее о сотрудничестве, она, скорее всего, не откажет, безо всякой женитьбы. Только, пожалуйста, не со своей чертовой машиной.

– Это еще почему? – Ричард напрягся, он всегда не любил, когда я лез в эту тему, считая ее научно невозможной и необоснованной.

– Потому что если что-то опять пойдет не так, и Виола пострадает, ты сам себе не простишь.

Выражение лица брата стало каменным.

– В этот раз все будет иначе, я просчитал все. Никаких ошибок нет, да и в прошлый раз виновато не оборудование, а человеческий фактор.

Ответить я не успел, потому что кар остановился у дома Виолы. Старого, обшарпанного, построенного наверняка еще в конце прошлого века. Да и сам район оставлял желать лучшего.

– Нужно ее отсюда переселить, – озвучил мои мысли Ричард. – Только она же гордая. Не согласится.

Мы поднялись на нужный этаж. Девушка открыла после первого стука, будто все это время только и делала, что караулила наш приход под дверью.

Но когда она не удивилась присутствию Ричарда, понял, что всего лишь видела в окно, как мы выходили из кара.

– Ну-с, волшебница девяностого уровня, показывай, что натворила, – с порога попросил брат, бесцеремонно и уверенно входя в комнату, заранее зная планировку квартиры.

Второй укол в самое сердце, еще более неприятный, чем первый.

– Ты здесь был раньше? – зачем-то спросил вслух.

– Ну да. – Ричард пожал плечами. – Когда ты своими фокусами чуть не прибил Виолу внушением. Пришлось эвакуировать, знаешь ли.

Те дни вспоминались мне не очень четко. Кажется, я вообще не очень хорошо воспринимал последствия своего внушения на женщин. Точнее, воспринимал как раз хорошо, просто не принимал во внимание. Знал, что Ричард исправит.

Виола, судя по немного скривившемуся лицу, тоже вспомнила не самые приятные дни нашего знакомства, но тему решила не продолжать.

– Вот, – она указала на кровать, где в кучу были свалены всевозможные вещи: заколки, расчески, куча мягких игрушек, какие-то книги, пудреница… – Но как они работают, не имею понятия. Они просто жгутся, когда беру.

– Может, у тебя дерматит? – Ричард двумя пальцами подхватил плюшевого зайца за ухо и поднес ближе. – Не вижу ничего необычного, но я слышал, в искусственном мехе иногда живет пылевой клещ.

– Очень смешно, – не оценила шутку девушка. – Я могу только предположить, как, например, расческа работает. Пользуясь ею, я часто думала, что на ней остается много волос. А потом вдруг перестали…

Теперь Ричард подхватил во вторую руку еще и расческу, бурча под нос что-то о женщинах, которые думают только о внешности.

– Виола, – вмешался в их диалог я. – У меня следующее предложение. Ты оставляешь в этой квартире все как есть, через час сюда приезжают мои люди и вывозят все вещи подчистую. Вполне возможно, ты нашла не все потенциальные артефакты.

– И… – не поняла она. – Дальше-то что?

– Возможно, они опасны, а значит, подлежат уничтожению.

– Только после того, как я проведу исследования, – встрял Ричард. Он уже разложил свой чемоданчик на кровати рядом со свалкой вещей и тут же начал проводить какие-то замеры.

– Я против, – замотала головой девушка. – Здесь игрушки Тиффани, я не могу просто так от них избавиться. Она не простит, когда очнется. Да и остальные вещи. Здесь полно дорогих мне предметов.

– Она права, – встрял Ричард. – Нет смысла гробить без разбора все. Нужно провести анализы, сравнить сигнатуры этих предметов с уже известными безопасными артефактами. Если здесь только безобидные безделушки, зачем разводить варварство?

Виола сделала незаметный шаг к моему брату, четко показывая, на чьей она стороне в этом вопросе.

Третий укол в сердце.

Нет! Что-то определенно не так. Наверное, пока мать в отъезде, стоит вызвать другого специалиста, желательно кардиолога. Пусть проверит.

– Хорошо. Уговорил, исследуй, – кивнул брату, ловя себя на мысли, что распоряжаюсь в чужом доме, словно хозяин. Наверное, это невежливо. – Виола, если ты согласна, тогда мы переходим к другому вопросу. А именно – новому месту твоего проживания.

Она замотала головой.

– Я никуда не уеду. Вот еще.

– А спать на полу будешь? – вкрадчиво поинтересовался я. – Говоря, что увезти нужно все, я имел в виду действительно ВСЕ. Даже кровать и одежду.

Виола обиженно вспыхнула. Умная ведь девочка, понимает, что я прав, и будет безопаснее очистить эту каморку, вот только все равно обернулась и смотрит на Ричарда, словно ищет от него поддержки.

– На меня не гляди, – развел руками он. – Я фактически живу в лаборатории, максимум могу выделить кладовку этажом ниже рядом со швабрами.

– Я согласна, – почти выпалила она, но брат остановил ее жестом.

– Хотя нет, кладовку тоже не смогу. После взрыва все свободные помещения заняты оборудованием, пока идет ремонт. Так, что… либо снимай гостиницу, либо…

Договорить он не успел, его перебил я.

– Знаю, что обещал не привлекать к тебе внимание, но у меня огромный дом за городом. Охраняемый и безлюдный. Там вполне безопасно для временного пребывания.

Хотелось бы мне знать, о чем сейчас она думает, потому что ее лицо, казалось, не выражало ничего. Наверное, действительно прикидывала, где ей лучше снять гостиницу, ведь зарплата теперь позволяла.

– Хорошо, – неожиданно согласилась она. – Но это временно, и Ричард должен пообещать, что не станет затягивать с исследованиями.

– Я уже приступил, – кивая на разложенный чемодан, ответил он.

Глава 16

Виола

Почему я так легко согласилась? Все просто.

У меня бы не хватило кредитов на гостиницу, потому что аванс после двух недель работы мне еще не светил, а те небольшие деньги, что были скоплены, пришлось потратить еще в начале трудоустройства – на приличную спортивную форму, в которой ходила на работу.

Без этого, увы, никак не обойтись.

Поэтому я была вполне согласна потесниться в каморке со швабрами, но даже ее не выделили. Герберт же еще две недели назад пообещал, что не станет лезть в мою жизнь без необходимости, и выполнял это обещание, пока я сама его не позвала.

Так что глупо было играть в гордость, осознавая, что люди в данный момент действовали в моих интересах.

Как и обещал Сакс, спустя час и даже раньше, в квартиру приехали его люди. Из дома они позволили мне забрать только небольшую сумку с вещами и книгу по артефактологии.

Уезжала фактически босой – в одних тапочках. Потому что в последний момент выяснилось, что мои кроссовки, которые я всегда нахваливала за износостойкость, тоже оказались артефактными.

Машину Герберта заранее подогнал его робот-водитель ко входу, и теперь я ехала к инкубу домой даже без зубной щетки и расчески.

Предварительный срок, на который я останусь гостить в чужом доме, был озвучен в неделю, и теперь я пыталась сообразить – каково это, жить с мужчиной под одной крышей, пусть даже очень большой? Помня размеры особняка Сакса, я здраво прикидывала, что мы можем с ним даже не встретиться ни разу, если каждый решит не мозолить друг другу глава. Вот только к чему эти ухищрения?

Первым тишину в салоне нарушил Герберт.

– Тебе ведь утром на работу? – спросил он и, дождавшись моего кивка, продолжил: – Я выделю тебе водителя и другую машину, чтобы отвозил и привозил.

– А как же не привлекать внимания?

В голове мигом представились лица других тренеров школы или директрисы, если они увидят меня, выходящей из дорогого кара.

– Думаю, если ты будешь высаживаться в соседнем квартале, а не у порога здания, то все будет в порядке.

Пришлось согласиться, хотя такие «меры безопасности» выглядели смешно в свете опасений Герберта, что мною могут заинтересоваться криминальные личности. Правда, чем больше проходило времени, тем больше я убеждалась, что все наши домыслы лишь паранойя. И тем не менее, шприц с маячком все равно даже сейчас был в моей сумке.

В особняк инкуба мы приехали далеко за полночь, никаких долгих диалогов и провожаний спать. Роботы-горничные уже успели приготовить комнату, в которой я ночевала в прошлый раз, поэтому, отделавшись парой дежурных фраз, я отправилась спать.

Усталость сказалась быстро, я вырубилась, едва голова коснулась подушки, а утром проснулась от звука будильника на визофоне и мурчания Пятого, который уже вальяжно возлежал на соседней подушке.

– Извиняй, пушистый, – виновато развела руками я, когда кот попытался залезть ко мне на руки. – Времени в обрез. Пора работать.

За завтраком Герберт казался задумчивым, под глазами залегли глубокие круги, словно он не спал всю ночь, а когда он вызвался ехать в город на одном каре со мной, я поняла, что угадала.

– Я думал всю ночь по поводу артефакта-запонки, – начал он. – Ты сотворила его затем, чтобы я начал чувствовать хоть что-то к своим детям, но…

Было видно, что слова даются мужчине с трудом, словно он признавался мне в чем-то постыдном. И эта пауза была тому подтверждением.

– Что «но»?

– Я их боюсь, – вздохнул он. – Ты хотела, чтобы я испытал любовь, а я испытываю… наверное, страх. Многие из моих дочерей больны, брошены матерями, но я не знаю, как могу после всего просто явиться перед ними и сказать – я ваш отец, знал про вас все эти годы, но мне было плевать только потому, что вы родились девочками. А сейчас вот – передумал.

– В глаза смотреть им боишься? – догадалась я.

– И не только, – подтвердил он. – Не представляю, о чем говорить, как оправдываться…

– С чего ты решил, что придется оправдываться? Возможно, они будут рады твоему появлению. Их ведь бросили матери, такие дети цепляются за любое проявление любви.

– Я не умею любить…

– Научишься когда-нибудь. Еще два месяца назад ты не умел улыбаться, а сейчас вполне успешно это делаешь.

Говорила и сама не очень верила в свои слова. Точнее верила, но частично. Потому что не представляла, как можно поместить в свое сердце и любить сотню детей. И уж тем более не была уверена в том, что Герберта простят некоторые из них, особенно когда повзрослеют и поймут, кем был их отец.

Слово больно резануло сознание. К тому моменту, как дочери Сакса вырастут, его самого, скорее всего, уже не останется в живых, но, наверное, это не то продолжение разговора, которое от меня ждал Герберт.

– Думаю, тебе стоит хотя бы попытаться повидаться с дочерьми. Если ты не сделаешь этого, будет только хуже. Груз не свалится с души, если ничего не предпринимать.

Судя по выражению лица Герберта, он и так все прекрасно понимал, вот только отчего-то медлил.

– Я могу попросить тебя поехать со мной? – неожиданно спросил он. – Хотя бы просто побыть рядом. Может, подсказать, если что-то сделаю или скажу не так…

– О-оу, – рассеянно протянула я.

– Я всегда был уверен, что прекрасно знаю людей. Это легко, когда читаешь мысли, но сейчас… Как на минном поле. Помоги мне, Виола, пожалуйста.

Разве могла я отказать ему, особенно когда просят так искренне и смотрят прямо в душу. На мгновение я даже потерялась, утонув в этом взгляде, впервые поймав себя на мысли, что глаза у Герберта удивительно необычные. Серые и одновременно голубые, что вкупе со светлыми волосами и угольно-черными ресницами смотрелось колдовски-притягательно.

– Хорошо, – пробормотала я, с усилием вырывая себя из этого наваждения.

– Тогда отправимся сегодня. Я заеду за тобой после работы.

Машина высадила меня за два квартала до спортивной школы. Дальше день шел своим чередом, я занималась со своими крохами, в обеденное время сбегала в ближайший супермаркет и купила расческу с зубной щеткой. В идеале нужно было бы забежать и прикупить что-нибудь из одежды, но до первой зарплаты лишних средств у меня не было.

После обеда звонил Ричард, долго восторгался в трубку моими талантами, а после попросил прибыть к нему в лабораторию для дополнительных замеров. Но я была вынуждена отказать, попросив перенести встречу на другой раз.

Как и обещал, Герберт позвонил ровно по окончании рабочего дня, сообщил, где припаркован его кар и что готов меня забрать.

Когда я села в салон, выглядел инкуб неважно: нервно вертел в руках запонку, кожа на лице болезненно побледнела, да и сам он словно ссутулился. Слишком открытая реакция расстройства для такого как он – совершенно не контролируемая и одновременно обнаженная.

Тут же вспомнились слова матери, относящиеся скорее к житейской мудрости, нежели к психологии. Когда на папу накатывала хандра, на работе не ладилось, или еще какие-то неприятности, она всегда старалась его утешить, зная, что он ответит тем же. В один из таких дней, когда папа не слышал, она устало поведала, что мужчины только внешне сильные и что любой человек только снаружи старается быть железным, но каким бы ни был запас прочности, рано или поздно он иссякает. И если женщина может позволить себе быть слабой, то для мужчин – это убийственно для самооценки.

Поэтому иногда, если они падают, женщина обязана быть мудрой и должна помочь им подняться.

Наверное, поэтому сейчас я ощущала себя странно и отчего-то даже неловко. Во мне проснулось это дурацкое желание помочь Герберту, которого так непривычно было видеть таким.

Нет, не расклеившимся, не сломанным, а скорее потерянным и готовым треснуть, потому что, похоже, он действительно не знал, что будет говорить дочери, и переживал это гораздо сильнее, чем я могла даже подумать.

И опять вспомнились слова матери, на этот раз из лекций по психологии. Бесчувственность инкубов – защита их психики от схождения с ума, я же своим артефактом распахнула перед Гербертом дверь в огромный мир, прочувствовать который он был не готов.

Мы – обычные люди – учимся осознавать себя и чувствовать других не один год. Тренируем в себе способность воспринимать мир и окружающих адекватно, словно спортсмен мышцы, а на Сакса все упало разом.

– Все будет хорошо, – зачем-то произнесла я. – Ну не съест же тебя собственная дочь.

– Дочь – нет, но ее бабушка категорически против встречи. Когда я звонил сегодня, договориться о приезде, она ответила категорическим отказом.

Я удивленно подняла брови.

– И мы все равно туда едем?!

– Да. Вероника уже довольно взрослая. Она услышала разговор и в отличие от миссис Варинг очень даже хочет познакомиться с отцом.

– Тогда тем более не стоит переживать. Можно сказать, половина успеха операции уже обеспечена. – Я ободряюще коснулась руки Герберта. Большой и неожиданно обжигающе теплой.

– Боюсь, ее ожидания от меня не совпадут с реальностью.

Он не стал отдергивать руку, удивленно замер и уставился на мою ладонь.

– Приедем – узнаем, – улыбнулась я.

* * *

Натянутое молчание. Вот как я могла охарактеризовать эту встречу.

Мы сидели в просторной гостиной. Я и Герберт – на диване в дурацкий цветочек. Бабушка Вероники в соседнем кресле. Она сверлила нас злым взглядом и нервно поигрывала пальцами по подлокотнику, ее губы при этом были сжаты в настолько тонкую полоску, что я физически ощущала ту ненависть, которая от нее исходит по отношению к Герберту, а заодно и меня цепляет.

Ровно напротив расположилась Вероника. Между нами был только низкий стеклянный столик, который ради иллюзии гостеприимства сервировали чашками чая и печеньем, но к которым никто так и не притронулся.

Мой взгляд постоянно норовил упасть на ноги девочке, а точнее на инвалидное кресло, и я ничего не могла с собой поделать, отводя глаза в сторону, пыталась хоть как-то избавиться от этой странной неловкости, чтобы не пялиться.

И опять молчание, такое тягостное, что слышно жужжание мухи, которую тут же с грохотом прихлопнула мухобойкой миссис Варинг. Звук вышел таким громким, что от неожиданности вздрогнул даже Сакс.

Не шелохнулась только Вероника. Она смотрела на отца огромными глазищами из-под не менее огромных очков, прикусывала губы, а затем переводила взгляд на меня и почему-то морщилась.

– Значит, вы мой отец? – наконец нарушила тишину она.

– Да. – Герберт растерянно кивнул.

– И где же вы были все это время? – с обидой в голосе спросила Вероника. – Почему не пришли раньше?

Инкуб открыл рот и тут же его закрыл, переводя взгляд на меня в поисках правильного ответа. Вот только я и сама не знала, как можно объяснить правду ребенку.

– Просто у твоего папаши, – пришла на «помощь» бабуля, чем подлила масла в огонь, – кроме тебя, еще проблем и других детей полно. Не было ему до тебя никакого дела.

– Зачем вы так? – укоризненно заметила я, хотя не признать ее правоту было сложно. Еще десяток недель назад Герберту действительно было плевать. – Он ведь делает первый шаг для сближения.

Вероника вновь перевела взгляд на меня, и я тут же пожалела, что вообще подала голос.

– А вы его жена? – прозвучало обвинением, и я торопливо замотала головой.

– Нет. Я… – и тут же замялась, кто я Саксу. – Друг, наверное… Просто друг.

– Сильно красивая для друга, – не могла угомониться бабуля, отчего меня посетила мысль – вылить ей чай на голову. Все равно уже остыл.

– Вероника, – наконец нашелся со словами Сакс. – Раньше были причины, по которым я не мог к тебе приезжать. Когда ты вырастешь, возможно, сумеешь понять, но сейчас…

Вероника всхлипнула, а разговор явно пошел не по тому руслу, в которое я надеялась и верила.

Похоже, Герберт правильно опасался проблем, потому что девочку начинало нести.

– А к остальным детям ты ездил? Или ты меня бросил из-за инвалидности? Как и мать, считаешь меня дефектной?

– Нет! – Он вскинул руки и попытался ее убедить: – Дело не в тебе, скорее, во мне. Ты ведь уже слышала, наверное, о том, кто такие инкубы?

Если девочка и слышала, то виду не подала. Точнее, она отвернулась и теперь украдкой вытирала слезы под очками, чтобы мы не видели.

– А они-то здесь при чем? – сквозь всхлип спросила она.

– Я один из них, поэтому…

– Врешь! – резко вскинулась она, и я ее понимала.

Если откинуть эмоции, то на месте Вероники я бы тоже не поверила. Из газет, новостей, с экранов билбордов на нас, обычных людей, всегда смотрели инкубы, которые излучали уверенность, подавляли, заставляя восторгаться ими со стороны. Но что самое главное, Вероника, как и я когда-то, ни разу ничего не слышала про какого-то Герберта Сакса. Вот они, минусы пряток в тени.

– Не врет, – вступилась я. – Твой отец действительно инкуб, просто… мм-м… он болеет.

Еще раз смерив взглядом мужчину, поняла, что определила самую точную характеристику внешнего вида Сакса. Болезненная бледность, да и странности поведения – этим можно было оправдать.

Слова о болезни заставили Веронику замереть и утихнуть. Она напомнила мне крошечного котенка, испуганного и одновременно удивленного, который, настороженно прижав уши, смотрит и ждет, что же будет дальше. Кажется, для ребенка-инвалида любые слова о болезнях значили гораздо больше, чем любые оправдания.

– Чем болеет? – обратилась она ко мне, хотя логичнее было бы спросить напрямую у отца.

Вот с диагнозом у меня вышли проблемы.

– Я болею эмоциями, – все же ответил сам Герберт. – Обычными человеческими эмоциями. И только из-за них я сейчас сижу перед тобой, Вероника. Еще два месяца назад я был таким же, как и остальные инкубы. Меня не интересовала ни твоя судьба, ни судьба остальных детей. Но потом кое-что произошло, и я стал более восприимчив к тому, что вы называете чувствами. Это заставило меня многое переосмыслить и задуматься.

Вероника слушала сощурившись, внимательно, вдумчиво, явно боясь перебить, а вот миссис Варинг наоборот.

Она вскочила с места и перегородила Герберту обзор на дочь.

– Прекратите забивать ей голову! – Она ткнула пальцем ему в грудь и зло прошипела: – Я знаю, что вы делаете. Внушаете ей, так же как когда-то внушали и моей Кларе. Притворяетесь здесь добрым папочкой, но я знаю, какое вы чудовище на самом деле. Вы отняли у меня дочь, но я не позволю отнять у меня внучку!

– Ба! – где-то за ее спиной возмутилась девочка.

– Помолчи!!! – Она даже не посмотрела на нее, но продолжала сверлить взглядом Герберта. Вряд ли бы он стерпел подобное обращение, будь его прежние силы с ним, но сейчас Сакс был вынужден просто смотреть на женщину и слушать. – Не знаю, зачем тебе Вероника, но я никогда не поверю в проснувшиеся отцовские чувства. Убирайся сейчас же и шлюху свою забери!

Я вспыхнула гневом.

– Да как вы смеете?!

– Смею что? – Женщина развернулась ко мне и, сверкая глазами, выдала: – Я знаю про «спутниц» этого подонка все. Ни одна из них не отличалась целомудренностью.

– Хорошо же вы о своей дочери, – не сдержала язык за зубами я.

– Пошла вон!!! – рявкнула разъяренная миссис, и я поняла, что действительно лучше убраться.

Потянула Герберта за руку, хотя он отчего-то медлил. Смотрел на дочь, на ее бабушку, говорил, что очень сожалеет, что не собирался ничего портить.

Но что именно портить, я так и не узнала, буквально вытолкнула его вначале из гостиной, а потом из дома.

Где-то за спиной раздавались всхлипы миссис Варинг и ее тихие подвывания скорби о дочери. Похоже, своим появлением Герберт расковырял старую рану матери, потерявшей ребенка. Ничего удивительного, что пожилая леди стала «обороняться», она не хотела терять еще и Веронику.

– Мы никуда не поедем. – Стоило оказаться на улице, в Герберте тоже проснулось упорство тарана и упрямство. – Я должен поговорить и все им объяснить.

– Потом поговоришь, – покачала головой. – Пусть успокоится, смирится.

– Но я не могу уехать просто так.

– Они правильно сказали: тебя с ними не было много лет, еще какое-то время можно потерпеть.

Мы уже подошли к кару, когда позади раздался шум колес. Обернувшись, увидела девочку, которая ехала на коляске по плиточным дорожкам, энергично крутя колеса.

– Подождите, – тихонечко позвала она, спеша за нами.

Наверное, она воспользовалась тем, что бабушка все еще была в истерике, и сбежала.

Герберт замер как вкопанный, глядя на это зрелище. Я и сама ощущала неловкий трепет…

– Хотела спросить, – останавливаясь в метре от нас, произнесла Вероника, заглядывая в глаза Герберту. – Если теперь тебе не все равно, значит, ты еще вернешься за мной?

– В каком смысле? – переспросил Герберт.

– Бабушка ведь права? Ты скоро заберешь меня к себе, папа?

Герберт еще не произнес ответ, но в моем горле уже все пересохло, будто это я должна была сказать ребенку правду, которая ее не устроит.

– А ты хочешь уехать отсюда? – ответил мужчина очередным вопросом.

Вероника уже раскрыла рот, а я прекрасно понимала, на что будет давить маленькая, но все же хитрая девочка. Гербертом сейчас было слишком легко манипулировать, вот только последствия потом будут ужасными, и пусть меня считают стервой, но я была опять вынуждена вмешаться.

– Конечно хочу! – выпалила дочь инкуба.

– А бабушку на кладбище хочешь? – тут же грубо осадила ее я.

И Герберт, и Вероника воззрились на меня с непониманием и даже осуждением. Будто только что я пригрозила собственноручно убить старую леди, вот только сейчас я была голосом логики, призванным вернуть всем здравый смысл.

– Твой папа, конечно, может тебя забрать. Прямо сейчас посадить в кар, сложить кресло в багажник и увезти. Вот только подумай о своей бабуле, которая тебя растит и любит. Сейчас она бьется в истерике в гостиной, и ей даже некому принести стакан воды. Что с ней станет, если ты сбежишь?

Румянец вспыхнул на щечках девочки, и она прикусила губы, явно устыдившись своих непродуманных желаний. Я подошла ближе к креслу, села на корточки и взяла Веронику за руку, чтобы заглянуть в глаза.

– Твой папа обязательно будет приезжать к тебе чаще, но сейчас необходимо, чтобы твоя бабушка приняла его и простила, смирилась с мыслью, что теперь он будет появляться в вашей жизни. К тебе ведь часто приезжает дядя Ричард?

Я была отдаленно в курсе истории, что девочку навещали Стоун и вторая бабушка.

– Иногда. Он привозит много книг и хороших фильмов, – тихо ответила девочка.

– А миссис Варинг против его приходов?

– Нет. Она рада и всегда жалеет, что не он мой папа.

Я покосилась на Сакса, по лицу которого в этот момент пошли белые пятна. Да уж. Кто бы мог подумать, что тема станет столь болезненной для обоих братьев. Один бесплодный, второй чересчур плодовитый…. И бабушка, желающая невозможного.

– Вот и твой папа будет теперь приезжать и чем-то помогать. Бабушка однажды смирится с этим, и начнет тебя даже отпускать к нему в гости. Просто должно пройти время. Понимаешь, о чем я говорю?

Она кивнула.

И я облегченно выдохнула. Мне казалось, донести до нее эту мысль будет сложнее.

Наверное, правду говорят, что обделенные с детства здоровьем дети во многом вдумчивее и рассудительнее своих сверстников, и в то же время – более ранимые и обидчивые.

Словно в подтверждение моих слов из дома раздалось громкое:

– Вероника!!!

Девочка обернулась и несколько мгновений смотрела на дом, а после – снова в глаза Герберту.

– Виола права, – наконец сумел найтись он. – Я не хочу войны с твоей бабушкой, если можно сделать все иначе.

Губы девочки дрогнули, а ладони вновь легли на ободы колес, чтобы откатить коляску назад. Развернулась она молча, и было видно, что все же затаила обиду, но кое-что поняла. Наверное.

Через полчаса поездки в каре, которая прошла в полном молчании, я наконец нарушила тишину первой. На Герберта было смотреть больно, и я косвенно чувствовала за это свою вину. Нажелала, понимаете ли, детей своих полюбить.

– Как ты? – тихо спросила у мужчины.

– Думал, будет хуже.

Я вскинула бровь, потому что по мне, хуже было некуда, хотя впереди и мелькало нечто похожее на просвет.

– И теперь мне впервые в жизни хочется напиться, – дополнил Герберт. – Это обычно так происходит?

– Что именно?

– Так люди спиваются?

Невольно усмехнулась, представив инкуба-алкоголика. Взаимоисключающее зрелище.

– От одного раза редко. И что-то подсказывает, тебе это не грозит, даже если решишь выпить весь мировой запас виски.

– Ты переоцениваешь мое желание попробовать алкоголь. Оно не до такой степени велико.

Через час мы сидели на уже знакомой террасе в доме Сакса. Железяка-горничная сервировала столик к ужину и, кажется, получила сбой в программе, когда Герберт запросил что-нибудь покрепче. Было очень похоже на то, что ничего алкогольнее десертного ликера в доме никогда не водилось.

Но я ошиблась, когда железяка все же поставила на стол бутылку коньяка.

– Входит в рецепт некоторых блюд, – будто оправдываясь, пояснил робот.

Впрочем, меня это не особенно волновало, гораздо интереснее сейчас было посмотреть на пьяного инкуба.

– Хм… – осмотрев бутылку, озадаченно пробурчал мужчина и вскинул взгляд на меня. – Я, конечно, понимаю, что девушкам традиционно предлагают вино, но, может быть, составишь компанию?

Серьезно? Да я в жизни ничего крепче белого или красного не пила, даже страшно подумать, что со мной будет. Впрочем, Герберт с алкоголем тоже не сильно дружил.

– Ты сама сказала, что от одного раза ничего не будет, – словно подначивал он, хотя на коньяк и сам смотрел с огромным сомнением.

Наверное, я слишком податливая, потому что кивнула, решив, если не понравится, то от второго бокала откажусь.

– За знакомство с детьми, – прозвучал грустный тост, и я пригубила янтарную жидкость, точнее – влила ее в себя, потому что видела, как это делали посетители в баре.

Глотку опалило огнем, и я глухо закашлялась, испытывая единственное желание – запить еще чем-то.

В отличие от меня, инкуб оказался умнее и теперь, морщась, зажевывал лимоном.

– А говорят, еще благородный напиток, – произнесла я, едва сумела продышаться. – Да я сейчас огнем плеваться начну.

– А по мне вполне неплохо, – не согласился инкуб. – Если не спешить, то похоже на карамель.

Не поверила ни на йоту, зато в очередной раз убедилась, что у инкуба не только в голове иногда не все дома, но и со вкусовыми рецепторами беда.

Теперь за пьянством Сакса я наблюдала со стороны, сама же тщательно пережевывала хорошо прожаренный стейк.

Где-то на третьем бокале на террасу опять въехала горничная, спешащая что-то доложить.

– В подвале нашлось несколько бутылок вина. Возможно, даме будет предпочтительнее более легкий напиток.

Сакс взглянул на меня, я же пожала плечами.

– Неси, – согласился он. – И пробей по базе, с чем обычно пьют вино, и это тоже неси.

Спустя десять минут стол был заставлен сырными нарезками с медом и морепродуктами, а еще большой фондюшницей, которая занимала львиную долю стола. Искусственный интеллект отличился дотошностью, выяснив, что растопленный шоколад идеален под некоторые виды белого вина.

Пригубив чуть кисловатый напиток, я невольно зажмурилась, но все же это было намного лучше, чем коньяк.

– Виола, – отвлек меня Герберт, его лицо было расслаблено и в то же время серьезно. – Почему ты вмешалась, когда Вероника просила ее забрать?

Мне казалось, ответ очевиден, но все же пояснила:

– Дети – они иногда очень хитрые. Помимо собственной воли они часто хотят вещи, которые запрещены. То, что делала Вероника, – это манипулирование на чувстве твоей вины. Ты ведь его испытываешь?

Сакс пожал плечами:

– Наверное.

– Испытываешь, – утвердила за него я, – мне со стороны хорошо видно, и ей тоже. Но винить Веронику тоже нельзя. Ей многого не хватает в жизни, ничего удивительного, что она хочет немного сказки и чуда. Я так понимаю, ее болезнь неизлечима?

Сакс опустил голову.

– Именно так. Полная атрофия двигательных нервов нижних конечностей.

– И что, никаких методик?

– Никаких. Может быть, в будущем появятся.

Я отпила еще глоток и отставила бокал в сторону.

– А теперь представь, как для нее выглядит твое появление. Она никогда не видела отца, и вот он приходит. Говорит, что инкуб – а в нашем мире это сравнимо со всемогуществом, – поэтому ничего удивительного, что она хочет за тобой.

– Я бы мог многое дать ей…

– Дашь, не сомневаюсь. Образование, связи, но вот только забрать не сможешь.

– Почему? Это ведь не сложно.

– Остальных девочек ты тоже заберешь? Сколько их еще таких – больных и жаждущих твоего тепла и любви? Или заберешь одних, но оставишь других?

– Предлагаешь не создавать прецедента?

– Именно так, – кивнула и запила свой ответ вином. Потому что он был горьким и я сама себе противоречила.

Да, мне хотелось, чтобы Герберт любил своих детей, вот только теперь могло стать еще хуже. Взглянув на Веронику, я поняла одну странную вещь: инкуб был безоружен перед одной девочкой, а что будет, если таких жалостливо смотрящих станет десять?

Его действительно не хватит на всех. Ни одного человека не хватит, и правильнее всего будет найти какой-то иной выход. Сакс не сможет привезти всех в свой дом и тем более воспитывать, хотя каждая из дочерей, несомненно, этого захочет.

Мне почему-то вспомнился рассказ давно умершей бабушки, которая рассказывала, как мама, никогда не видевшая отца, иногда звала его во сне и обнимала плюшевого медведя. Она сама выдумала образ папы, любила его, и если бы был шанс, стремилась его найти. Но бабушка на вопросы о дедушке всегда отвечала «пространно»: «Не помню». Хотя уже с высоты своего возраста я думаю, ей было просто стыдно признавать ошибки своей бурной молодости. Все же целомудренностью в то время поколение не отличалось.

Грустную мысль запила очередным бокалом вина и заела сыром.

– И что ты предлагаешь делать? – спросил мужчина. – Твое мнение с точки зрения обыкновенного человека?

– Понятия не имею. Найми детских психологов, пусть они ломают над этим голову. Думаю, в каждом отдельном случае нужен свой подход. Хотя один совет точно дать могу.

– Какой?

– Не плодись больше. Хотя бы пока не разберешься в механике процесса.

Гербер вскинул правую бровь вверх и, кажется, впервые за вечер улыбнулся:

– В механике я натренирован. В ней нет ничего сложно.

– О-о-о, – не стесняясь сарказма в голосе, протянула я. – Не сомневаюсь. С таким-то опытом. Кстати, с высоты обрушившихся эмоций теперь самому-то за количество не стыдно? Или по-мужски гордишься?

– А это повод для гордости? – искренне удивился он и, повертев в руках бокал коньяка, отпил еще глоток.

– Еще какой. – Я закатила глаза, вспоминая мужчин из стриптиз-бара, а еще рассказы девчонок. Сама я была в этом вопросе не шибко подкована, но вот судя по подслушанным разговорам – каждая уложенная в постель девушка приравнивалась к взятию Вастилии. – Считается, что чем больше, тем лучше. Но по мне – это противно.

– Что именно «противно»? – опять не понял меня инкуб. – Всего лишь набор скучных монотонных движений, ничего особенного, вроде бы девушкам в процессе даже приятно.

Я поперхнулась очередным глотком вина. Как-то слишком неожиданно наш разговор с инкубом съехал на секс, а вот подробности выяснились неожиданно интересные.

– Хгм. А поцелуи? А ласки? Ну и по поводу приятно, мужчинам обычно тоже неплохо…

Сакс пожал плечами, как-то совершенно равнодушно ответил:

– Ну, предположим, никого я не целовал. Какой в этом смысл, только лишняя трата времени. Инкубская природа позволяла мне вполне обходиться без каких-либо ласк, что же касалось моего удовольствия… – Он явно пытался что-то вспомнить, морща лоб. – Ну так… ниже среднего. Похоже на занятия спортом, когда слезаешь с тренажера, отдыхаешь, и немного гудят мышцы, расслабляясь.

Слушала, раскрыв рот, а потом едва ли не с хлопком закрыла. Как девушка своего века кое-что о мужской физиологии я все же знала, но рассказанное инкубом в картину мира не вязалось.

В моем понимании мужчина испытывал удовольствие ВСЕГДА! И не такое, как в «тренажерном зале». Кроме того, некоторые возникшие вопросы требовали немедленного разрешения:

– У тебя было больше сотни женщин, и ты ни одну из них не целовал?!

Мужчина утвердительно кивнул, ни капли не стесняясь этого факта своей биографии:

– Ну да, а зачем?

Ответа на этот вопрос я не знала. Наверное, инкубу действительно было незачем целовать продажных женщин, вот только:

– Так ты вообще, выходит, никогда не целовался?

Вот сейчас, кажется, своим вопросом я заставила его смутиться, потому что «поцелуйный девственник» замялся с ответом, но все же кивнул.

– Обалдеть!

Такой неопытности не было даже у меня.

Мне похвастаться, конечно, тоже было особо нечем, но еще в старшей школе минимальную практику я себе заработала. И даже не на помидорах, а с настоящим мальчиком. Правда, это было реально больше похоже на тренировку, потому что романтической ерунды в голове по отношению к Фебу я не испытывала, скорее, спортивный интерес, тот самый, что гонит вперед, хотя бы просто попробовать. И все, что я могла вспомнить после поцелуя: приятно, хоть и не фантастично. Правда, одноклассницы, рассказывая о своих опытах, хихикая, употребляли другие характеристики: невероятно, феерично и сердце замирает. А я отмалчивалась, так же как и одноклассницы-суккубы. Вот у них-то опыт был точно впечатляющий, но они предпочитали не хвастать…

– Какая-то грустная жизнь выходит у инкубов, – немного успокоившись, резюмировала я. – Существование, подчиненное только разуму и логике. Никаких удовольствий, радости, даже секс у вас не как у людей. Как-то это неправильно…

– Или наоборот, слишком правильно. – В голосе Герберта я услышала горечь. – Природа избавила нас от человеческих пороков, но наградила другими. Вероятно, так проявляется равновесие. Будь мы иными, слишком легко кому-то из нас, и без того могущественному, захотеть бы получить абсолютно все. Посмотри на меня, как легко я попался на удочку эмоций и чувств. Это слишком огромный соблазн, и я не знаю, как бы вел себя и кем вырос, не будь лишен всего этого с детства.

– Значит, ни о чем не жалеешь?

– Возможно, жалею, но если об этом думать, слишком легко запутаться. Возникает много обид. На мать, даже на отца. Я стал лучше понимать Ричарда и одновременно не понимать остальных людей. От этого голова идет кругом, но происходящее становится все более интересным. Словно меня забросили первопроходцем в джунгли, и я иду сквозь яркие заросли, любуюсь экзотическими бабочками, цветами, а в следующую секунду меня может ужалить какая-нибудь дрянь и все испортит.

Я расхохоталась от столь непосредственной ассоциации, вот только Герберт подобрал удивительно точное определение жизни – джунгли, где каждый сам за себя, а жалящая дрянь может оказаться ядовитой. И кто знает, куда приведет Сакса его любопытство первооткрывателя.

– Когда-нибудь эта запонка тебя погубит, – честно и с прискорбием призналась я. – Когда я желала тебе научиться любить, не думала о возможных последствиях. Слишком иначе это выглядело в моей голове, но сейчас я понимаю, что эмоции делают слабыми таких, как ты, и во всем происходящем вижу свою вину.

– А я нет. – Он наполнил свой бокал новой порцией коньяка и отставил бутылку в сторону, явно решив заканчивать с алкоголем на сегодня. – Возможно, это самое удивительное, что происходило когда-либо с инкубом. Я не боюсь смерти, объективно понимаю, что мне осталось еще несколько лет максимум, но теперь мне хочется успеть еще больше: колонизировать Марсус, увидеть первые корабли с людьми, летящие к другой планете. Раньше это было просто галочкой в списке, теперь кажется гораздо большим. Хочется познать эмоции победы. Может, меня даже похоронят там.

Он возвел глаза к небу, а я закатила свои.

– Кто бы мог подумать, инкуб-романтик, который никогда не целовался, – съехидничала я, и в голове мелькнула шальная мысль.

О нет, Виола! Она не твое желание, это все вино.

– С поцелуями исправить не сложно, – задумчиво продолжал Сакс. – На инкубов никогда не действовали способности иллюзорниц. Теперь же мне любопытно, смогут ли они показать мне идеальную фантазию. Какая у меня вообще идеальная фантазия?

При мысли, что сидящего напротив мужчину будет первый раз целовать опытная суккуба, меня неуютно кольнуло. Не ревность и даже не чувство собственности. Откуда бы им взяться?

А чувство несправедливости. Это ведь я сделала Герберта почти человеком, а его губы попробует другая.

Отчего-то мой пьяный мозг был уверен, что право первой ночи, то бишь поцелуя, должно принадлежать именно мне.

Господи, о чем я вообще думаю?

Тряхнув головой, выбросила все эти мысли, но Сакс, словно издеваясь, продолжал рассуждать вслух, чем подливал бензина в мой и без того горящий ум.

Если бы я точно не знала, что он не мог сейчас читать мои мысли, то решила бы, что все подстроено.

– Хотя для чистоты эксперимента необходимо набрать фокусную группу, чтобы сравнить. Если первый поцелуй с иллюзорницей действительно станет идеальным, то он испортит все впечатление от более естественного процесса. Определенно нужно начать не с суккубов. Как ты считаешь, Виола?

– Советую вообще опустить планку и начать с помидоров. – Реплика вышла удивительно злой, я и сама не ожидала, что так прозвучит. Но, видимо, мне досталась роль той, кто объяснит Герберту вместо отца и матери, что есть вещи, в которых эксперименты недопустимы. – Ты одного не понимаешь: и поцелуй, и секс – это не движение мышц. Это нечто большее!

Я вдохнула побольше воздуха, чтобы попытаться описать тонкие материи, в которых сама толком не смыслила.

– Я вот никогда не влюблялась. Моей жизнью всегда был спорт. Но подруги рассказывали, что это прекрасное чувство, и когда я встречу нужного человека, за спиной словно крылья вырастут. Появится ощущение эйфории, такое сильное, что все счастье мира покажется ненастоящим.

– По описанию походит на действие тяжелых наркотиков.

– Помолчи! – зыркнула я, и Герберт с улыбкой на губах действительно заткнулся, похоже, моя воинственность его забавляла. – И здесь все зависит от второго человека, которого любишь, или который хотя бы нравится. Ни с кем другим поцелуи и секс не будут приятными. Они, как ты сам выразился, будут тренажерами. Вот смотри, я сейчас докажу!

Встав из-за своего кресла, я едва успела ухватиться за краешек стола, чтобы не рухнуть, потому что мир вокруг пришел в движение. Кажется, я все же перебрала вина, но это только добавило упрямства доказать свою правоту.

Неровной походкой я добралась до мужчины и зависла над ним, сидящим и смотрящим на меня в немом изумлении.

– Сейчас я тебя поцелую! – гордо заявила ему. – И вот увидишь, ничего не будет! Ни крыльев, ни эйфории!

Набрала в легкие побольше воздуха, задумчиво пожевала свои губы, фокусируясь на его. Красивые… Потопталась на месте и принялась медленно приближаться к лицу Сакса.

– О нет, дорогая! – Его руки уперлись мне в плечи, тормозя порыв. – Я не позволю тебе испортить мой первый поцелуй. Точно не так!

Он встал с кресла, все еще удерживая меня на расстоянии вытянутых рук и при этом уже нависая с высоты своего роста. Я тут же потерялась, понимая, что теперь смотрю на него снизу и чувствую себя удивительно крошечной, а в следующий миг уже прижатой к нему.

Дыхание Герберта пахло карамелью, самой настоящей. Не коньяком, а именно карамелью. Я скользнула взглядом по его губам и задалась неуместным вопросом: интересно, а какой у них вкус? Подняла глаза выше и встретилась с цепким взором. Мужчина внимательно изучал мое лицо, и в этот миг весь мой боевой запал дрогнул и исчез. Сердечный имплант словно пропустил удар, а я стушевалась, ощущая желание сбежать.

Но он не опустил.

Одна рука с плеча скользнула на мою талию, а вторая на затылок. Герберт притянул меня рывком, не разрывая зрительного контакта, опалил жарким дыханием и коснулся губами.

В тот же миг по позвоночнику, в месте, где касалась его рука, ударил разряд в тысячу вольт. Мне показалось, меня сожжет и оставит пеплом в его руках, потому что остатки разума испарились из головы, оставляя огненную пустыню, заполненную лавой.

Герберт солгал. Потому что невозможно целоваться в первый раз так, будто он последний…

Мне казалось, я даже протрезвела и чувствовала не крылья за спиной, а струны виолончели, вытатуированные на моей спине. Герберт бежал по ним пальцами вдоль позвоночника, словно желая извлечь звук неведомой мелодии.

Я едва сдержала стон. Разум вернулся на мгновение раньше, и я сомкнула зубы на нижней губе инкуба, заставляя остановить и прекратить. Вывернулась из его объятий и отскочила на метр.

Дыхание все еще было сбито, а на губах остался легкий привкус его крови.

На меня Сакс смотрел удивленно, и кажется, не ожидал такой реакции.

– Вот видишь! – гневно процедила я. – Никаких крыльев!

– Никаких, – подтвердил он.

– Вот и славно. – Я гордо задрала голову, хотя все мое естество желало скрутиться калачиком.

Это же надо – полезть целоваться к инкубу. Только сейчас до меня дошел весь смысл произошедшего.

– Уже поздно, я, пожалуй, пойду, – выпалила я и позорно сбежала, на этот раз даже не переживая о том, что обо мне подумают.

Как-то уже все равно.

Оказавшись в спальне, заперла за собой двери, будто за мной гнались, и попыталась отдышаться.

Черта с два у меня вышло.

Даже проклятый имплант в моей груди колотился, будто настоящее сердце. Лишь бы не сломался, зараза такая.

До сих пор я чувствовала на губах карамельный вкус поцелуя Герберта, а на спине натянутые струны. Но главное, никакой эйфории! Или как там описывали одноклассницы. С нужным человеком должно быть хорошо, мне же было – остро! На пике! Словно все приборы зашкалили и задымились от перегруза…

Дурацкий инкуб!

Глава 17

Герберт

Вот оно… то самое. Я не знал ему названия, но был уверен, что сейчас произошло то, о чем я мог рассуждать и строить гипотезы, но никогда не испытывал.

Вот что витало в воздухе и чем хотелось дышать, чтобы появилось ощущение полностью раскрытых легких.

Поцелуй.

Никаких крыльев, как и сказала Виола. Но было ощущение все сжигающего огня, который воспламеняет каждую клеточку тела, превращая ее в горстку праха. А потом была отрезвляющая боль.

Виола меня укусила, заставив протрезветь и очнуться.

А после, в довершение всего, еще и сбежала.

И что бы это значило?

Мой первый поцелуй оказался настолько ужасен, что девушка поспешила исчезнуть с глаз долой как можно скорее? Странно, я ведь старался.

Хотелось спросить совета у кого-нибудь более опытного, кто мог бы подсказать хоть что-нибудь, и я позвонил Ричарду.

Не уверен, что брат был тем самым человеком, но больше набирать было попросту некого.

Ричард поднял на удивление быстро, словно до этого крутил телефон в руках.

– О, ты-то мне и нужен, – не здороваясь, выпалил он. – Я тут кое-что нашел в вещах нашей гимнастки.

Тон Ричарда при этом был восторженно-радостным, словно он отрыл бриллиант в толще горы, ну или наконец сумел запустить свою чудо-машину. Вот только мне отчего-то сразу не понравилось…

– И что там? – настороженно переспросил я.

– Дневник ее матери. Похоже, Виола, как хорошо воспитанная дочь, туда даже не заглядывала. И зря.

– А ты, значит, моральными ценностями не отягощен и засунул свой нос в личное?

– Прежде всего я ученый, а во вторую очередь человек. И да, теперь я совершенно точно убежден, что твое решение не заводить от нее детей правильно.

Я промолчал, ждал, что брат скажет дальше.

– Ее мать считала, что является одной из дочерей инкуба, какого именно, понятия не имею, но если все описанное в дневнике правда, то гипотеза вполне имеет право на жизнь.

Сердце пропустило удар.

– Что там написано?! – Мой голос словно заледенел на сотню градусов.

– Ты же знаешь, конец двадцатого и начало двадцать первого века особо не отличались правильными нравами. Случайные связи практиковались весьма часто. Так вот, бабушка нашей потенциальной сестры, а может, тетушки, я еще не разобрался, вела весьма специфичный образ жизни, пока в итоге не доигралась и не забеременела матерью Виолы.

– Чушь! – выпалил я. – Это мог быть кто угодно.

– Мог, – согласился Ричард. – Но в дневнике все описано так, что складывается четкое ощущение воздействия на бабушку мисс Райт. Она не помнила даже лица партнера, всегда переводила все вопросы о нем на нейтральные темы. Да и факт рождения девочки косвенно подтверждает историю.

В моем горле застрял ком, такой, что сразу и проглотить не удалось, лишь спустя мгновение я справился с чувством оцепенения и переспросил:

– Мы же смотрели генотип Виолы вдоль и поперек. Там не было ничего настораживающего.

– Куда смотрели?! – Ричард на той стороне явно веселился. Ситуация с вновь обретенной родственницей явно забавляла брата. – На гены и совпадение их с похожими материалами двухсотлетней давности? Нам даже в голову не пришло проверить вас на потенциальное родство. Шансы, конечно, малы, но если она наша троюродная сестричка и пошалил наш дедуля, то я не буду удивлен.

А вот я сейчас был очень удивлен, точнее… погружен в странные ощущения, названия которым точно не знал. Мое сознание будто разбили, и теперь я пытался собрать мысли по осколкам.

– А ты, кстати, зачем звонил? – Брат все же вспомнил, что сделал звонок не он. – Что-то случилось?

– Да, – сдавленно процедил в ответ. – Я поцеловал Виолу…

С той стороны раздалась отборная брань.

– Твою ж… Надеюсь, она тебя убила за эту выходку?

– Нет, но она первая полезла, а потом укусила и сбежала, – честно доложил я.

С той стороны повисло молчание. Похоже, Ричард переваривал услышанное, а потом все же уточнил:

– Мы сейчас о Виоле говорим? Уверен, что она сама полезла?

– Конечно уверен. Она выпила вина, а потом…

– О, тогда это многое объясняет, алкоголь никогда не был лучшим советчиком в подобных делах. – Хорошее настроение у Ричарда улетучилось, сменившись привычно хмурым. – В общем, завтра жду ее у себя в лаборатории. Попробую разобраться в хитросплетениях родословной. А, ну и еще одно, достань мне из музея трость Деймона Сакса, ту самую, которая стазисный артефакт. У меня есть несколько идей по ее поводу.

Я насторожился. Идеи Ричарда в большинстве своем прекрасны, вот только эта почему-то интуитивно тревожила меня уже сейчас. Необъяснимое чувство, еще одно, которое я не мог объяснить логикой.

– Что за идеи?

– Виоле не обязательно делать новый медицинский артефакт, пусть попробует починить уже существующий. Но для начала надо все изучить.

Его слова меня несколько успокоили. Звучало, по крайней мере, вполне безобидно.

– Хорошо, завтра вечером Виола будет у тебя, трость тоже. Я пришлю предмет с курьером.

– А ты? – вдруг неожиданно поинтересовался брат.

– Много работы. Мне ведь не обязательно присутствовать.

– Не обязательно, – согласился близнец. – Но ты все равно загляни, пересдашь кровь. Лаборантка, которая проводила анализ, нечаянно разбила колбы. Не с пола же собирать.

Пришлось возвести глаза к потолку. В этот момент я четко понял, что мне не очень нравится подход Ричарда к подбору персонала. То из-за их ошибки половина лаборатории взлетает на воздух, то колбы разбиваются, но я ничего не сказал ему по этому поводу, не желая развивать еще и эту тему. У нас и так впервые за долгие годы намечалось некое подобие перемирия, не хотелось все портить глупым поводом.

– Хорошо, я приеду, – пообещал ему.

Отложив спустя время визофон в сторону, я еще некоторое время смотрел на солнце, клонящееся к горизонту, а после придвинул початую бутылку и вылил остатки коньяка в бокал.

В моей голове теснилось слишком много мыслей, чтобы я мог уснуть спокойно. Надежда была только на алкоголь.

Глава 18

Виола

Утром, когда я встала и вышла к завтраку, Герберта в доме уже не было. Горничная-жестянка доложила, что мистер Сакс уехал в город ранним утром, а меня ожидает другая машина.

Впрочем, это даже к лучшему, решила я, потому что после вчерашнего я не знала, как смотреть в глаза мужчине.

Ближе к полудню на визофон пришло сообщение от Ричарда, он ждал меня после работы в лаборатории, и отказы не принимались. Помня свое обещание приехать, едва закончились занятия в спортивной школе, я села в машину, ждущую меня в соседнем квартале, и попросила водителя ехать на окраину города.

Робот несколько мгновений анализировал мое указание, явно решая, есть ли у меня полномочия менять заранее выстроенный маршрут, а после согласился и поехал.

Пробок на удивление не было, и уже через двадцать минут я поднималась в лифте на последний этаж здания.

– О, ты рано, – поприветствовал Ричард, немного отрываясь от микроскопа, едва я вошла в лабораторию. – Посиди, пока я закончу.

Следующие полчаса я скучала, сидя на высоком вертящемся табурете. От нечего делать крутилась в разные стороны, рассматривала приборы, Ричарда, который морщил лоб, хмурился, записывал что-то в толстый блокнот и опять погружал взгляд в окуляры микроскопа.

Я вообще заметила, что он предпочитает чаще всего записывать все вручную, редко пользуется компьютером, хотя это наверняка удобнее, но и свои электронные линзы с глаз не снимает.

– У тебя плохое зрение? – нарушила долгое молчание я, неожиданно пораженная догадкой.

Тот вздрогнул, было похоже, что мужчина и вовсе забыл о моем существовании, а после выпрямился, окончательно отвлекаясь от работы.

– Как ты догадалась? – спросил он.

– Линзы, – пояснила я. – Ты их никогда не снимаешь. Вначале я думала, что ты из этих фанатиков электроники и имплантов, но ты по старинке пользуешься бумагой и ручкой. Значит, дело в чем-то другом.

Ричард кивнул.

– Без них я почти слепой. Что поделать, если проблемы со зрением у нас в роду наследственные, – отвечал он, ни капли не расстраиваясь этим фактом. – Ты же была в музее Аластара Фокса? Видела фотографии Деймона Сакса?

Кивнула.

– Ну вот, очень сильный генетический изъян. Хотя ни у одного инкуба не проявился, это только мне так повезло.

– А исправить? Коррекция? Операция?

– Разве что магия, – усмехнулся Стоун. – Раньше помогала, а сейчас по старинке линзами. Я уже привык. Кстати, про магию…

Он поднялся со стула и поманил меня вглубь помещения, попутно рассказывая:

– Я тут кое-что обнаружил. Весьма любопытное. – Мы добрались до стенда, на котором под неведомым прибором лежала уже знакомая трость из музея. – Сегодня утром ее привез Герберт. Знаешь, что это?

– Разумеется. Эта штука спасла твоему пра-пра-прадеду жизнь.

– Угу, – согласился Ричард и тут же потащил меня дальше к точно такому же стенду, только здесь лежала одна из моих медалей.

Я даже не сразу опознала ее в необычном освещении, а когда поняла, невольно похолодела. Серебряная, та самая, что у меня из сердца после аварии вытащили. И почему только я ее не выбросила после всего?

– Узнала ведь, – без слов понял Ричард мою реакцию. – А теперь представь мое удивление, когда я понял, что сигнатуры тросточки и этой серебряной штуковины фактически идентичны.

– Тоже артефакт?

– Однозначно. И скорее всего, только благодаря тому, что он в тебе застрял, ты и выжила до приезда врачей. Сколько раз тебя откачивали?

– Много, – хмуро буркнула я, смутно пытаясь вспомнить хоть что-то из мгновений на краю смерти.

– Вот и я о том же. А теперь самое интересное, – Ричард потащил меня обратно к столу, где, изменив бумаге, все же включил голографический стол. – Я тут покорпел над игрушками твоей сестры и твоими вещами и понял одну забавную вещь – амплитуды волн, которые они испускают, отличаются по частоте. У твоей сестры похожи на плавные перегибы. – Он указал на десяток графиков, везде аккуратные и монотонные линии. – А вот твои.

Ощущение, что в кардиограмму ткнули. Скачут, как сумасшедшие.

– И что это значит? – поинтересовалась я, видя очевидную разницу. Впрочем, можно было бы и раньше догадаться, мы с Тиффани даже по характеру всегда были разными.

– А то, что твою медаль артефактом делала она, а не ты. Вообще, очень похоже на то, что Тиффани по жизни была более вдумчивой и последовательной, а ты… стихийная, что ли.

Я скрестила руки на груди и просверлила Стоуна взглядом, не понимая, похвалили меня только что или изысканно укололи. Хотя Стоун верно подметил, я всегда была более энергична, чем сестра.

– Так, быть может, если принести эту медаль в больницу к Тиф – это поможет привести ее в себя?

– Возможно, но что-то подсказывает мне, что медаль, так же как и трость – одноразовая. Второй раз не сработает, – со вздохом ответил мужчина. – Но есть лазейка: раньше умеющие люди артефакты перезаряжали и даже чинили, если они ломались. Может, и ты сумеешь, если постараешься. Вдобавок еще остается вопрос активации. По всему выходит, что вывести из стазиса твою сестру сможет даже обычный человек, если знает, как действовать. Ведь врачи же тебя как-то откачали.

– А если поднять исторические хроники? – предложила я. – Насколько помню, Деймона Сакса из его стазиса выводил дворецкий Ричард.

Ученый хмыкнул, криво улыбнувшись.

– Да нет ничего в хрониках. Разве что куча лишних вопросов, да и, кстати, не факт, что Ричард не был магом. Слишком много загадок рождала эта личность. Так что тебе, Виола, представляется уникальная возможность – попробовать починить то, что уже гарантированно когда-то работало. Это, наверное, легче, чем создавать заново.

– И придумать, как это активировать, – дополнила я.

– Только давай договоримся: все эксперименты ты проводишь здесь, – мягко улыбнулся мужчина. – Даже если что-то вдруг неожиданно взорвется, ты не разнесешь при этом город, а я сделаю замеры. Это весьма полезно для науки.

Я только фыркнула. Опять все о том же. Сдалась им эта бомба, которую я якобы могу сделать.

Следующие полчаса Ричард облепливал меня датчиками, взял анализ крови для интереса, а после поставил передо мной обычный кубик и попросил что-нибудь из него сотворить. Через целую бесконечность времени я поняла, что по заказу мои чудо-способности не работают. Датчики пищали мерно, а кубик так и остался кубиком.

А едва электронные часы на стене показали десять, Ричард устало протер глаза и принялся снимать с меня липучки:

– Все, на сегодня хватит. Езжай домой, продолжим в следующий раз.

С тяжелым вздохом я поднялась с насиженного стула, чувствуя, что у меня успели онеметь мышцы и немного побаливает голова. Размявшись, я закинула сумку на плечо и двинулась к выходу. Ожидала, что и Ричард пойдет следом, однако стоило на него взглянуть, ученый покачал головой:

– Еще поработаю. Ждать меня точно нет смысла. Так что до следующей встречи.

Пожав плечами, я только кивнула, попрощалась и вышла.

Глава 19

Ричард

Еще никогда Стоун не думал, что умение контролировать свои эмоции полностью от и до так сильно пригодится ему в жизни. То, что хотел видеть в нем отец – идеальная замена и прикрытие для Герберта, совершенное притворство, неразгаданная игра.

Больше всего на свете Ричард не любил эту ложь, отсюда назло всем и фонтанировал эмоциями, не стеснялся показывать их на людях всегда, кроме сегодняшнего дня. Потому что появилась причина.

Он не должен был позволить ни Герберту, ни Виоле его разгадать, чтобы ни один, ни вторая ни о чем не догадались. Не заподозрили…

Ведь проколоться было так легко, а последствия так непредсказуемы.

Разумеется, никакая лаборантка не била пробирки с анализами брата. Сейчас кровь, разделенная на фракции, стояла перед ним в холодильнике, так же как и вторая, та, что Герберт сдал сегодня утром.

Просто то, что Ричард увидел под микроскопом, изучая анализы брата, впервые в жизни заставило Стоуна испугаться за близнеца. Герберт умирал, вот уже сейчас. Медленно, но так неизбежно.

Первые свидетельства разрушения и поражения клеток были прекрасно видны под микроскопом. Если бы Ричард был доктором, он обязательно бы сообщил больному об ужасном диагнозе, но Стоун был ученым, с вечным желанием исправить то, что порой исправить невозможно.

И сейчас его интересовала скорость, с которой прогрессировала болезнь, поэтому нужен был второй анализ, исследования которого оптимизма, впрочем, не прибавили.

Слишком быстро все происходило. Подсчеты, что на бумаге, что на компьютере давали Герберту три месяца жизни от силы.

И сказать бы прямо сейчас брату о том, что скоро случится неизбежное, вот только язык у Ричарда не повернулся еще вчера по визофону даже обмолвиться.

Возможно, без зазрения совести он бы сообщил об этом бесчувственному Герберту-инкубу, но вот как сказать о грядущей смерти Герберту-человеку? Как отреагирует на новость тот, кто только жить начал? Ричарду нравился тот, кем становился Герберт, более правильным, менее циничным…

А Виола… Ей он тоже не спешил говорить правду ни о потенциальном родстве, ни о здоровье брата. Даже крошечной мимикой лица Стоун боялся выдать правду, потому что девушка была на удивление проницательна, кто знает, до чего она могла бы додуматься.

Кроме того, у Ричарда появилась смутная надежда на то, что более спокойная и сосредоточенная мисс Райт сумеет починить оба артефакта – и трость, и медаль. Один для своей сестры, вторую для Герберта. Ведь погружение инкуба в стазис дало бы нужное время, чтобы найти лекарство от смерти.

– Ну или хотя бы открыть рецепт чудодейственного зелья из сказок, продлевающего жизнь, а заодно клонировать какого-нибудь целителя с даром, чтобы его изготовить, – выдохнул Ричард вслух и, устало потерев пальцами уголки глаз, придвинул к себе следующий набор колб. На этот раз с кровью Виолы.

Теперь нужно было понять, родственница она им, или так, случайное совпадение.

Через полчаса закончив с образцами, Ричард устало откинулся на спинку кресла. Пришлось проверить все трижды, чтобы стопроцентно убедиться, что результат отрицательный. Стоун и сам не мог понять, почему это так важно, хотя внутри все же появилось легкое разочарование. Ему бы хотелось иметь такую сестру, как Виола, а лучше даже двух.

В половине второго ночи Ричард написал Герберту сообщение о результатах и, не дожидаясь ответа, выключил все оборудование в лаборатории и принялся собираться.

Погасил свет, вышел в коридор, закрывая за собой двери. Сегодня ученый решил ночевать дома, в своей небольшой и довольно скромной квартирке, хоть и расположенной в очень элитном районе.

Он мог бы себе позволить огромный особняк, и даже штат прислуги, вот только не видел смысла. Ричард почему-то действительно привык многое делать по старинке – руками. Писал от руки так же быстро, как и печатал, доверял вычислениям на листе бумаги и проверял их компьютером. Он не был ненавистником техники, отнюдь, просто не любил ее в областях, где можно обойтись человеческими силами.

Путь до дома вышел без приключений, поднявшись на двадцатый этаж, Ричард поднес чип-карту к замку двери, и тот послушно щелкнул, впуская хозяина внутрь.

Тотчас же внутри заработали системы «умного дома», включая свет, подогрев пола до комфортной температуры и приветственную голограмму девушки – Многофункционального Андроидоподобного Роботизированного Домашнего Жизнеоблегчающего Инструмента.

Ричард уже несколько раз порывался удалить эту программу с серверов домашнего компьютера, но постоянно что-то мешало. То не вовремя отвлекали звонком, то сам отвлекался на другие дела, а в последний просто плюнул. В конце концов, МАРДЖИ была абсолютно ненавязчивой утилитой, даже без признаков искусственного интеллекта, хотя и способная на нетривиальный диалог. Подобные ей программы монтировали в особо элитных квартирах как признак того, что хозяин следит за инновациями и шагает в ногу со временем, или у одиноких стариков – там она приносила хоть какую-то пользу, создавая иллюзию компании. Вот только сам Ричард себе ее не устанавливал, девушка досталась ему в комплекте с квартирой сразу.

– Вы сегодня поздно, мистер Стоун, – заговорила она. – Желаете ли что-нибудь после работы? Приготовить ванну, чай, кофе?

– Действительно, самое время для кофе, – с сарказмом ответил мужчина, но МАРДЖИ явно не разбиралась в интонациях.

– Сейчас будет сделано, – ослепительно улыбнулась она. – Всегда рада выполнить ваши указания.

Тяжело вздохнув, Ричард в очередной раз удивился бестолковости голограммы. Дорогая ведь игрушка, неужели нельзя было поработать хоть немного над ее логикой, а не только над внешностью?

Картинка с девушкой немного зависла и застыла, так и отражая улыбающуюся миловидную блондинку с ярко-алыми губами, прямым носом и бездонными голубыми, словно озера, глазами. Дизайнер постарался на славу, продумывая образ: четко очерченные скулы, идеальная линия подбородка, тонкая шея, высокая грудь. В голограмме все было идеально, Стоун даже залюбовался, а в голову на миг закралась мысль найти создателя программы и выведать имя модели, с которой рисовали образ.

Вряд ли это будет стопроцентное совпадение внешности, но познакомиться неожиданно захотелось. Просто так, без далеко идущих планов.

– Ваш кофе готов, – ожила МАРДЖИ, чем мгновенно вытряхнула из головы Ричарда все лишние мысли.

– Я передумал, – хмуро и одновременно устало сообщил он, понимая, что ругаться, а тем более спорить с глупой болванкой бесполезно. – Не нужно ничего. Я собираюсь спать.

– Тогда спокойной ночи, мистер Стоун, – с готовностью отозвалась МАРДЖИ. – Хотите, я спою вам колыбельную?

– М-да-а-а, – протянул мужчина. – Надеюсь, модель, с которой тебя рисовали, не такая идиотка.

– Спасибо за комплимент, мистер Стоун… – все так же улыбаясь, ответила программа….

Глава 20

Герберт

Давным-давно я прочел, что когда тонущий получает глоток воздуха, это самое приятное чувство в мире. Облегчение и счастье с зашкаливающей эйфорией.

Сегодня я понял, что это ложь.

Глоток воздуха принес боль, разрывающую легкие.

Нет, я не тонул. Я все так же просто существовал в новом для себя мире эмоций и весь день до вечера ждал результат исследования крови Виолы.

Я специально приложил массу усилий, чтобы не встречаться с ней вновь, пока не узнаю ответы. Уехал в город раньше, чем она проснулась, и вернулся в свой огромный небоскреб, после того как завез трость Ричарду.

В груди поселилась странная тяжесть при одной мысли о девушке, объяснить которую я не мог, но был уверен, стоит на нее взглянуть, особенно после вчерашнего поцелуя, и станет еще больнее. И эта же боль меня разорвет, если Ричард скажет, что Виола нам пусть и очень дальняя, но все же сестра.

Одновременно с этим я ждал его сообщения и зачем-то надеялся на отрицательные результаты. Верил в них, как в спасительный глоток для утопающего, и когда далеко за полночь я получил благую весть, вдруг резко понял: а ничего, собственно, не поменялось.

Зачем я их ждал? Для чего? Что они изменят? Почему мне было важно о них знать?

Ведь между мной и мисс Райт по-прежнему была пропасть, вопрос о потенциальных детях мы с ней окончательно закрыли, а тот поцелуй… Ведь совершенно неважно, что почувствовал я – счастье или разряд прошибающего нутро тока, главное, что ощутила она.

«Вот видишь! Никаких крыльев!» – отдались в воспоминаниях ее слова. Значит, ей точно не понравилось.

Подойдя к окну, я окинул взглядом распластавшийся под ногами город. Поздняя ночь, почти три часа, а он только начал засыпать. Уже не так много каров на улицах, и даже свет вывесок немного приглушен. Мне бы тоже пойти спать, хотя ночевать на работе не в моих правилах, вот только что-то смутно беспокоило. Зыбкое ощущение чего-то неправильного, неотвратимо надвигающегося и неприятного.

Мысли прервал звонок. Визофон, лежащий на столешнице, разрывался, нарушая ночную тишину. Подойдя, увидел имя Виолы и принял вызов, не задумываясь.

– Что-то случилось?

Она всхлипывала с той стороны, и было слышно, как девушка шмыгает и вытирает нос:

– Пя-тый… он… умер…

Звук невидимого гонга лишил меня слуха, потому что эти слова неожиданны, неправильны и выбивают почву из-под ног.

– Невозможно, он ведь… – В голове прозвучали старые слова о специально выведенной долгоживущей особи, вот только сколько ему уже лет… далеко за двадцать. Обычные коты столько и не живут. А он должен был прожить тридцать. – Я скоро буду, Виола.

Всю дорогу из Фелс-сити домой я не находил себе места. Внутри черепной коробки зудели мысли, сердце будто скручивалось в узел, а я сжимал в руках артефактную запонку так сильно, что она врезалась в кожу гранями, разрезая ее алмазной кромкой. Боль немного отрезвила, но не подарила покоя.

Я знал, почему в моей жизни вышло так, что единственным близким существом оказался кот. Потому что иначе и быть не могло. Просто Пятый всегда был рядом, и я, разумеется, отдавал себе отчет, что рано или поздно он умрет, вот только вышло слишком рано. В голове билась мысль, что я следующий, а интуиция – именно так я назвал то странное чувство, которое беспокоило весь день, – лишь подтверждала догадку.

Словно пытаясь себя успокоить, я задавал вопросы, на которые пока не было ответа. Может, причины смерти Пятого не естественны, может, произошел несчастный случай, может, он просто отравился? Я ведь не уточнил у Виолы, как и где она нашла кота.

Но все сомнения отпали, когда я приехал домой.

Горничная доложила, что мисс Райт не где-нибудь, а в моей спальне. Что она там забыла, я уточнять не стал, особенно когда застал все еще всхлипывающую девушку сидящей на краешке моей кровати.

Пятый лежал рядом, на одной из моих подушек, там же, где всегда любил спать. Его тельце уже свело окоченением, и даже сомнений не оставалось, кот – мертв.

– Я случайно нашла, – словно оправдываясь, пояснила Виола. – Приехала, думала, ты здесь, зайду скажу, что была у Ричарда и все в порядке, а тут он… лежит.

Она еще раз горько всхлипнула, и у меня вот тоже начало щипать глаза. Подошел к краю кровати, аккуратно поднял Пятого вместе с подушкой, и горло свело спазмом. Кот словно в одно мгновение потерял свой вес, став легким, как пушинка, и я не мог отделаться от ощущения, что сейчас он перевернется, спрыгнет на пол, а потом с мурчанием вновь станет гладиться о ноги. Но нет, он продолжал просто лежать.

На меня накатила апатичная растерянность, я попросту не знал, что делать дальше. Стоял, подобно идиоту, и смотрел, как успокаивалась Виола, как выполз из ниши робот-пылесос и принялся раздражающе жужжать усиками-метелками.

Я вспоминал, как кремировали Четвертого, наверное, Пятого теперь тоже придется.

– Нужно его похоронить, – наконец выдавила Виола, вставая с моей кровати.

Взглянув на заплаканные глаза мисс Райт, понял, что она права. Погрести кота в земле – это будет правильно, по-человечески, что ли…

– Но утром завтра ведь выходной, – добавила она, и я растерянно кивнул, выходя из комнаты.

Почему-то теперь мне было неуютно там находиться, словно стены в одно мгновение стали холодить и давить, а потолок грозил обвалиться на голову. А еще в груди поднималась стена злости на ученых-генетиков, которые обманули больше двадцати лет назад ребенка, пообещав, что питомец проживет с ним всю жизнь. Это чувство было настолько неконтролируемым, что я передал Виоле подушку с Пятым, а сам полез за визофоном, чтобы, несмотря на время суток, найти контакты той лаборатории.

Чем думал, понятия не имею. Но в этот час дождался лишь ответа автоответчика, а после был готов разбить проклятую трубку просто потому, что эта самая лаборатория со всеми учеными принадлежала Saks-technologies, то бишь мне, и легче от этого не становилось. Как раз наоборот.

Виола когда-то называла инкубов хозяевами мира, но сейчас я ощущал себя безнадежно одиноким нищим, у которого отняли последнее, что было в жизни. И дело не в кредитах, миллиарды которых на счетах не смогли бы принести мне никакого облегчения, не в сотнях единиц недвижимости, не в десятках дочерних корпораций. Я потерял нечто большее.

Черт!

Наверное, меня бы подняли на смех нормальные люди, но я был готов сейчас выть из-за смерти кота…

* * *

Всю ночь до самого рассвета и я, и Виола промолчали. Сидели на террасе, прямо на холодном деревянном полу, свесив ноги в покрытую росой траву, мерзли, но никуда не уходили. Перед нами на подушке, положенной в изумрудную зелень газона, все так же лежал Пятый, а я ломал голову, почему Виола не уходит.

Это ведь был мой кот, поэтому я переживал его смерть, а она почему? Видела Пятого только пару раз в жизни, а все равно сидит рядом и не уходит.

А еще непонятно, зачем она пошла в мою спальню. Насколько я знал, от Ричарда Виола уехала не так поздно, чтобы попасть домой к трем ночи и пойти меня об этом уведомлять. Значит, она явилась раньше, чем-то занималась несколько часов, а потом зачем-то решила зайти.

Я хотел задать ей эти вопросы вслух, но отвлек так некстати зазвонивший визофон.

– Доброго дня. Лаборатория генетического планирования домашних животных, – поприветствовал меня незнакомый женский голос с механической ноткой. – Ваши звонки остались в системе нашего автоответчика. Можно ли уточнить, как ваше имя и что случилось?

Пальцы второй руки невольно сжались в кулак, а свое имя я буквально прошипел в трубку, хотя роботизированная система вряд ли бы оценила мои эмоции:

– Герберт Сакс, и сегодня у меня умер кот.

– Одну минутку, включаю поиск по базе клиентов, – несколько тактов я слушал легкую сюиту, а после меня явно переключили. Голос с той стороны стал мужским и явно живым. – Мистер Сакс, приносим извинения за неудобства, но можно ли уточнить, что произошло?

Огромных усилий стоило вспомнить, что я не должен выдавать себя, вернуть спокойствие голосу и идеально монотонно проговорить:

– Сегодня ночью умер Пятый, не прожив прогнозируемого срока жизни. Как вы это объясните?

С той стороны повисло напряженное молчание. Мой вопрос явно застал кого-то врасплох.

– Подобное невозможно, – спустя пару мгновений начал говорить так и не представившийся мужчина. – Еще никогда у наших изделий не было зафиксировано брака.

Все же хорошо, что мой собеседник не назвал своего имени, иначе был бы уволен за слова «изделие» и «брак» через пару минут после звонка. ПОТОМУ ЧТО я любил этого кота.

Стоило мне произнести это обжигающее слово мысленно, и я понял странную мысль. Действительно любил, но как-то не так, как описывала Виола. Тоже без крыльев. Да и какие могут быть «крылья» к коту, если он был мне скорее другом.

– Необходимо провести расследование, – продолжал распинаться сотрудник лаборатории, – взять анализы. Уверен, вины фирмы в смерти вашего питомца нет. Наш специалист может осмотреть тело животного?

Велик был соблазн послать этого парламентера куда подальше, но только мне захотелось правды, чтобы заткнуть глотку этому типу.

– У вас час, чтобы приехать и дать мне ответы. Координаты дома найдете у себя в базе, – сухо отпустил я, будучи уверенным, что мой адрес они найдут быстро.

Я не ошибся, специалист приехал даже раньше. Через сорок пять минут. Можно было бы поразиться подобной скорости, учитывая расстояние от города до моего дома, но я был не в том расположении духа. Точнее, я должен был казаться все тем же невозмутимым инкубом, которым был всегда, но сегодня притворство давалось особенно тяжело. Хорошо хоть, Виола шепнула украдкой, что будет рядом и подскажет, если что-то пойдет не так.

Но все шло слишком «так». Пожилой мужчина с чемоданчиком представился профессором Фарингтоном, разложил многочисленные приборы прямо на столе террасы и взял несколько образцов ткани Пятого: шерсть и соскоб слизистой, а я наблюдал за действиями специалиста со стороны, привалившись к стене дома и скрестив руки на груди.

– Причина смерти – старость, – спустя некоторое время изрек работник лаборатории, чем вызвал во мне очередной приступ гнева. Впрочем, сдержать себя удалось.

– Представьте, я догадался, – ровно произнес я. – Но он должен был прожить дольше. Минимум тридцать лет.

Мужчина удивленно вскинул брови, посмотрев на меня:

– Извиняюсь, мистер Сакс, но с чего вы это решили? Обыкновенные коты столько не живут.

– Пятый не был обыкновенным! – Мой голос все же повысился на несколько тонов. Черт, как же это сложно – сдерживать и контролировать себя каждую секунду, когда внутри все кипит.

– Хгм, – откашлялся профессор из лаборатории. – Вынужден возразить, но этот кот, – он жестом указал на Пятого, – обычный дворовый и даже не породистый. Вот взгляните…

Мужчина нажал какую-то кнопку, и прибор, в который загрузили образец шерсти, зажужжал и выдал распечатанную ленту.

– Это генетический анализ животного, и он совершенно не совпадает с тем, который был заказан в нашей лаборатории двадцать лет назад. Более того, ваш кот Пятый страдал глухотой, неужели вы не догадывались раньше, что наша фирма не могла бы поставить вам подобный бракованный товар?

– Он не бракованный! – встряла в разговор до этого молчавшая Виола. – Пятый был очень ласковым и добрым животным.

Мужчина развел руками:

– Да я же и не спорю, – вполне миролюбиво продолжил он. – Но это и не тот кот, которого выполняла по заказу наша фирма. В спецификации даже указан другой цвет шерсти.

Мне подали папку с бумагами. Сразу видно, что старыми, долго лежавшими где-то в архивах, и от этого немного пожелтевшими.

– Мы всегда дублируем все важные заказы на бумажных носителях, – пояснил специалист. – Ваш питомец был запрограммирован генетически быть ярко-рыжего окраса, с голубыми глазами. И заметьте, никакой глухоты. Заказ был выполнен в срок и отправлен с курьером на доставку.

Пробежавшись по строчкам в документах, я несколько озадачился тем, что в них не было подписей принимающей стороны. А задав соответствующий вопрос, получил:

– С вашей стороны груз принимала роботизированная нянька. Вот распечатка штрихкода.

Пришлось напрячь память, чтобы воспроизвести тот день. Мне было десять, людей в окружении фактически не осталось. Почти всю работу в доме тогда, как и сейчас, делали роботы.

– Мы можем представить все документы для вашего дальнейшего изучения, но наша лаборатория ответственно заявляет, что не имеет никакого отношения к произошедшему инциденту. Однако стоит заметить, этот кот, – он кивнул в сторону Пятого, – прожил удивительно долгую жизнь для обычного кота. Можно сказать, ему крайне повезло.

Теперь и дураку становилось ясно, что моего настоящего кота подменили в процессе перевозки, а роботу-няньке было все равно, какой груз принимать.

В итоге я забрал все бумаги и документы, которые смог предоставить мне профессор, с твердым намерением провести собственное расследование, найти того самого курьера и спросить, куда он дел настоящего Пятого. Вот только выслушав все планы по этому поводу, Виола остудила весь мой пыл одной фразой.

– А зачем? Какой теперь смысл этого поиска? Ну найдешь ты того самого рыжего долгожителя. Он разве заменит тебе Пятого?

– Разумеется, нет. Это будет другой кот.

– Именно. Абсолютно другой, который не факт, что любил бы тебя так же преданно, как этот. Так что, наверное, стоит поблагодарить того афериста, который подложил тебе беспородного котенка вместо дорогого и генетически идеального.

Она была, безусловно, права, поиск виноватых уже ничего не исправит, сейчас важно было, как и сказала Виола, похоронить Пятого.

Глава 21

Виола

Бывают дни, которые по определению не могут стать счастливыми. Такими их делают события из прошлого, за которое цепляешься и которое накрывает тебя с головой, утягивая на самое дно.

Так произошло со мной прошлой ночью. Когда я приехала в дом Герберта в совершенно нормальном настроении, немного усталая, желающая поскорее упасть в кровать и выспаться перед выходным.

Реальность настигла меня в момент, когда отключала будильники на визофоне. Взгляд упал на календарь, и душа распалась на части. Потому что я умудрилась забыть о самом жутком событии в своей жизни и годовщине, которую никогда бы не хотела помнить.

Именно в этот день умерли мои родители, сестра впала в кому, а меня доктора вытащили с того света.

Меня мучили совесть и непонимание, как я могла заработаться столь сильно, что все вылетело из головы. Мучили слезы скорби и сожаления, поэтому я сама не поняла, когда в приступе поиска, кому бы выговориться, пошла к инкубу – единственному живому человеку в этом огромном доме.

А там… Пятый. Еще одна смерть в эту мрачную дату.

Выглядело последней каплей в и без того переполненную лужу моих переживаний. И я сорвалась, рыдала над бездыханным тельцем, пока наконец не сумела немного с собой совладать, чтобы позвонить Саксу и рассказать о случившемся.

И вот теперь мы оба сидели в подавленном состоянии. Он после первой пережитой потери в своей жизни, и я, пришибленная всем произошедшим.

Час назад мы похоронили Пятого в месте, которое показалось мне самым красивым на огромной приусадебной территории возле дома.

И вот теперь наше молчание с Гербертом вновь затянулось на непозволительно долгое время.

– Если ты хочешь что-то сказать, – начала я, – то говори. Я знаю, что когда очень плохо, нельзя молчать.

– Мне нечего сказать, – безэмоционально произнес Герберт. – А словам я всегда предпочитал дело, но что делать сейчас – не представляю.

На миг мне даже подумалось, что он успел где-то потерять запонку, и сейчас передо мной опять бесчувственный инкуб. Но взглянув на мужчину, убедилась, что артефакт по-прежнему с ним – запонка вдета в петличку.

– Хотя нет, мне есть что сказать, – тут же передумал он. – Я просто не знаю, что делать, не знаю, как быть дальше. Ты рано или поздно покинешь этот дом, и я останусь здесь один. Среди роботов и тишины. Это осознание давит.

– Тогда, может быть, не стоит оставаться одному? – предложила я и принялась перечислять варианты. – Роботов всегда можно заменить на людей, а когда ты будешь морально готов завести нового питомца…

– Нет, – покачал головой Сакс. – Тогда уже он когда-нибудь останется один. Мой век недолог, и Шестому будет скучно в этом огромном доме.

Мужчина тяжело вздохнул и опять придвинул к себе список бумаг с метриками двух разных котов.

– И все же мне не дает это покоя. Ощущение, будто обманули. – Герберт внимательно вчитывался в каждую строку. – Слишком странная история. И я поверю в нее, только когда сам буду убежден.

В следующий час роботы-горничные перетряхивали все пылесборники в доме, чтобы найти образцы шерсти Пятого, а после Герберт приказал подать кар для поездки в город.

– Куда поедешь? – поинтересовалась я, глядя на то, как инкуб бережно упаковывает шерсть в небольшой пакетик.

– Ты тоже поедешь. К Ричарду. Хочу, чтобы он провел еще раз все анализы. И если, не дай бог, обнаружится, что специалист из лаборатории нас обманул, даже не знаю, что с ним сделаю. Увольнение без выходного пособия – минимальное наказание.

Я удивленно вскинула бровь, потому что, кажется, Герберт начал окончательно очеловечиваться, забывая некоторые детали своей натуры.

– Тебя бы никто не стал обманывать, – убежденно заметила я. – Ты ведь инкуб, и все уверены, что ты умеешь читать мысли. Профессор наверняка был искренен до последнего слова. Ни одному здравомыслящему человеку не взбредет в голову обманывать человека по фамилии Сакс.

– И все равно, я желаю проверки от своих источников.

– Хорошо. – С ним проще было сейчас согласиться, тем более что я бы тоже нашла, чем заняться в лаборатории Стоуна.

Но как выяснилось уже на подъезде к городу, Ричард не особо нас ждал. И хоть Герберт разговаривал с братом не по громкой связи, я все равно слышала отголоски недовольства близнеца:

– У меня сегодня тестовый запуск машины. Ты серьезно думаешь, что я брошу все и займусь твоим котом?

– Это не займет много времени, Ричард. Прошу.

– Нет. Давай завтра, в любое время.

– Пожалуйста, – выдавил инкуб, и кажется, именно этим словом пробил железную стену упрямства брата.

После недолгой паузы ученый что-то ответил, и Герберт отложил визофон в сторону.

– Нам выделят полчаса в безумно плотном графике Ричарда, – пояснил Сакс, тут же добавляя: – Подумать только, напрашиваюсь к нему, едва ли не умоляя. Еще пару лет назад это казалось безумием.

– Зато ваши отношения, несомненно, потеплели, – не без гордости ответила я, чувствуя, что хоть и косвенно, но приложила к этому руку. – А что за машину он собирается запускать?

В последнее время я столько слышала о таинственном эксперименте Ричарда, что любопытство взяло верх.

– А он сам разве не говорил? – удивился Герберт, хотя некая ирония в голосе все же проскользнула. – Тогда не уверен, что имею право разглашать.

– Ну пожалуйста, – я воспользовалась все тем же вежливым оружием. – Мне просто интересно.

Сакс вздохнул и сдался. Хотя надо отметить, не слишком-то и сопротивлялся.

– Если бы наш отец узнал, куда уходят огромные средства, он бы не одобрил. Но я просто не лезу в дела Ричарда, хоть и считаю, что этот эксперимент полностью антинаучен. Впрочем, в научных кругах брата тоже не поддерживают – назвали его машину профанацией. Особенно после первого взрыва.

– Так что там? – не удержавшись, поторопила я.

– Монитор времени, – довольно равнодушно ответил Герберт. – Хотя Ричард называет прибор, если так можно назвать целый этаж оборудования и небольшой водородный реактор, более длинным термином. Но по его задумке, если все получится, он сможет вводить координаты, дату и видеть, что происходило в тот момент времени. Звучит фантастично.

Вот только я так не считала. Для меня сама возможность подобного изобретения выглядела слишком вселяющей надежду. Ведь тогда можно будет еще раз посмотреть на живых родителей. Не на видео, а на те моменты, которые так и остались не запечатленными, и забывающиеся с каждым годом все больше.

– А я надеюсь, у него все выйдет, – честно призналась я. – Пусть у него все получится, и он утрет всем скептикам нос.

Герберт только развел руками:

– Лишь бы опять ничего не взорвалось. Мнение скептиков не смертельно, а вот баллоны с водородом – очень даже.

Через полчаса мы уже стояли перед хмурым Ричардом.

– Давайте сюда ваши образцы, посмотрю, – поторопил он.

Герберт протянул ему пакетик с шерстью, а я все же влезла со своим вопросом:

– Почему вчера ты ничего не рассказал про эксперимент?

Стоун вскинул на меня взгляд покрасневших от недосыпания глаз и нервно дернул плечом.

– Потому что вчера и не собирался. Официально запуск планировался через месяц.

Такой ответ не понравился Герберту. Инкуб нахмурился и сурово спросил:

– Тогда с чего такая спешка?

– Нет никакой спешки. Решил просто не затягивать и воспользоваться тем, что сегодня в здании у всех выходной. Никто не станет мельтешить перед глазами и мешать.

– Ты в курсе, что это небезопасно? – вкрадчиво, но настойчиво поинтересовался Сакс.

– А ты в курсе, что это моя лаборатория, на мои двадцать процентов акций, и что хочу, то и делаю? – в тон ему ответил Стоун. – Не нужно принимать меня за идиота. Все проверено триста раз. Ошибок быть не может.

Повисло молчание, где оба брата сверлили друг друга глазами. Герберт явно не одобрял затею Ричарда, но ученому было не до мнения близнеца, хотя спустя пару мгновений схватки взглядами Стоун частично сдался.

– Если не веришь мне, можешь взять техническую документацию и сам пройтись посмотреть по этажу. Ты вполне технически подкован, чтобы разобраться, соблюдены ли правила техники безопасности.

Кажется, такое решение устроило всех.

Герберт заполучил папку с документами и ушел на обход, а я осталась наедине с ученым, который немедля полез изучать образцы шерсти Пятого.

– Не знаю, что хотел услышать от меня Герберт, – спустя время ответил мужчина. – Но его кот действительно был обычным. Никакого обмана. По крайней мере, то, что я вижу, полностью совпадает с анализами лаборатории.

В это время я стояла над стендом с тростью Деймона Сакса, внимательно ее разглядывая, и даже вздрогнула от неожиданности, когда Ричард заговорил. Все это время я обдумывала странную мысль, могла ли я спасти кота, будь немного более опытным артефактором и сумей погрузить Пятого в стазис.

– Если он был трупом, – ответил Стоун, когда я озвучила вопрос, – то сколько не погружай, вряд ли оживет. Да и не помогло бы. Похоже, Пятый действительно умер от старости. Он отжил свое и даже немного дольше. Хочется верить, что неплохо пожил. Все же с его недугами он не сумел бы просуществовать долго где-либо на улице, а так настоящий везунчик.

Я даже не успела согласиться, когда дверь в помещение открылась и вернулся Герберт.

– Все в порядке, – пусть и с неохотой, но признал он. – И все же на твоем месте…

– Ты не на моем месте, – отрезал его брат. – В общем, с анализами твоего кота все в порядке. А теперь будьте добры, можно оставить меня спокойно поработать дальше?

Прозвучало грубо и несколько обидно. Хотя, наверное, Стоуна тоже можно было понять.

Это внешне он весь из себя уверенный, но я была убеждена, что внутри он сильно волновался и боялся провала. Потому и вел себя, как полная задница.

Уже уходя, я украдкой шепнула Ричарду, дернув перед этим за рукав, чтобы обернулся:

– Я верю, что у тебя все получится. Никого не слушай.

Он удивленно вскинул на меня взгляд. Странно блеснули линзы, а я постаралась улыбнуться как можно шире:

– Я знаю, что ты изобретаешь. И буду первой в очереди, когда ты утрешь всем ученым задирам нос.

– Спасибо, – прошептал он.

Уже сидя в каре с Гербертом на обратном пути, я смотрела в окно, и душа сжималась в неприятном предчувствии, а сам инкуб неожиданно признался:

– Я вызвал несколько отрядов спасателей, чтобы дежурили неподалеку. Так, на всякий случай.

– Ты же сам сказал, что все проверил, – повернулась к нему и уставилась в задумчивое лицо. – Или тебя что-то смутило?

– Его поспешность. Ричард предпочитает, как и я, действовать наверняка. И такие решения, взятые из ниоткуда, не в его духе.

– Почему ты решил, что из ниоткуда? Он же сказал, что все давно готово.

– Потому что ни в одной из комнат лаборатории я не нашел запасов сладкого. А значит, он спешил сегодня туда настолько, что забыл заехать в магазин и купить даже шоколадку.

– Думаю, у него все же есть запас, – тут же успокоилась я, вспоминая огромные карманы в халатах ученого, где лежали горсти шоколадных конфет. – Так что твой аргумент слабый.

– Пытаюсь убедить себя в том же, – мрачно ответил Герберт и отвернулся к окну.

Наше молчание продлилось до конца поездки. И даже приехав домой, мы разошлись по комнатам, особо не разговаривая друг с другом.

Наконец начали сказываться усталость и ночь без отдыха.

Стоило мне коснуться головой подушки, как я провалилась в беспокойный, но очень глубокий сон.

В нем я с кем-то говорила, спорила, потом куда-то бежала, видела взрыв, боялась огня, в котором горела трость с серебряным набалдашником, но тянула руку, чтобы вытащить ее из огня. Но жар кусал так сильно, что тут же отдергивала назад.

– Круг должен замкнуться, – прозвучало словно из ниоткуда, и я рывком проснулась, вскакивая с кровати.

С меня лил холодный пот, а я была мокрой, будто водой окатили, и даже дышала часто. Только сердце-имплант колотилось ровно, как и всегда.

– Круг должен замкнуться, – эхом прозвучало в ушах, будто наяву.

– Кошмар. Это просто кошмар, – убеждая саму себя, затараторила я и выскочила в коридор.

Воздух здесь был намного прохладнее, дышать становилось легче, но ноги сами несли меня на террасу.

Выбравшись к ее краю, я задрала голову вверх в звездное небо и замерла.

Над Фелс-сити цветным полотном светило северное сияние, переливалось красками. Оно заставило меня похолодеть от ужаса, потому что не нужно быть гением, чтобы догадаться о причинах.

Но в одну секунду светопреставление закончилось, а спустя десяток секунд раздался звук, подобный раскату грома… после которого звенящая тишина вокруг грозила раздавить меня насмерть.

Глава 22

Герберт

Когда-то я услышал, что близнецы связаны между собой, чувствуют друг друга на расстоянии и могут с точностью сказать, в порядке ли второй брат или сестра.

Этот факт тогда не вызвал во мне никакого отклика, и я логично предположил, что в случае, когда один близнец инкуб, правило не работает. И вот сейчас, стоя перед несуществующим зданием лаборатории Ричарда, я пытался прислушаться к себе и почувствовать хоть какой-то отклик от этой призрачной связи.

Все дело в том, что когда в ночи я крепко спал в одной из гостевых, потому что так и не сумел вернуться в свою комнату после смерти Пятого, то не ощутил ничего, и только громкий звук грома вытряхнул меня из сна.

Я даже перевернулся на другой бок, и лишь звонок визофона пробудил окончательно.

Здания, где брат проводил эксперимент, больше не существовало. Его стерло с лица города, и даже не взрывом.

Пожалуй, так чисто и аккуратно не сносят здания даже опытные строители.

Многоэтажное здание попросту исчезло, будто выдранное чьей-то гигантской рукой из земли. Там, где оно когда-то находилось, остался лишь котлован подземной парковки с неровно обгрызенными краями стен.

Вокруг суетились какие-то люди, полицейские выставляли оцепление, журналисты уже совали свой нос и пытались узнать подробности, а толпы зевак и свидетелей радостно подкидывали им поводы для новостей. Кто-то рассказывал о необычном свечении, кто-то о взрыве, большинство местных жаловалось на выбитые стекла в окнах.

Впрочем, этот ущерб покроет моя фирма. Сейчас меня волновали не деньги, а то, что случилось с Ричардом.

– Это же не значит, что он умер? – озвучила мою мысль стоящая рядом Виола. – Тела ведь нет!

– А еще нет здания и трех человек охраны, которые находились внутри.

– Ну не могли же они раствориться. – В голосе девушки послышался всхлип.

Я обернулся и увидел дорожку слез, пробежавшую по щеке. Поддавшись мимолетному порыву, потянулся и стер их подушечками пальцев.

– Судя по тому, что я вижу, они как раз именно что испарились. Знать бы еще куда…

Глава 23

Ричард

Зачем я все это затеял? Перенес эксперимент на месяц? Спешил сломя голову?

Все просто.

Ради Герберта, чтобы дать ему шанс, отсрочить смерть и спасти брата.

На мысль меня натолкнула девушка-голограмма. Проснувшись через пару часов после того, как явился домой, я вдруг понял, с кого рисовали этот образ. Никакая это не модель, и шансы встретить ее вживую у меня равны нулю.

Леди Марджи Аббигайл Крайс – владелица Квартала удовольствий, удивительного упорства и воли женщина, чей портрет висел в музее Аластара Фокса в самой дальней экспозиции. Она была безусловно красивой, одна беда – умерла почти два века назад, прожив около ста тридцати пяти лет.

И секрет ее долгой жизни я знал только частично – зелье, которое она пила долгими годами. Мне было необходимо узнать его рецептуру, и пусть под рукой не найдется ни одного целителя, но я питал надежду на способности Виолы. В конце концов, зелье – это не живой объект, и если настроить и мотивировать девушку соответствующим образом, уверен, она могла бы его активировать/зарядить/замагичить, или как это по-правильному называется.

Именно стремление узнать рецепт заставило меня запустить машину, ввести дату почти в триста лет тому назад, чтобы вначале просто заглянуть в прошлое, а затем начать искать.

Что-то пошло не так с самого начала, я понял это буквально в первые секунды, когда расчетная потребляемая мощность установки выросла в десятки раз. На такое я совершенно не рассчитывал, да и предсказать подобное было попросту невозможно. Количество затрачиваемой энергии было колоссальным, и когда я надеялся, что сработают предохранители, – ничего не произошло. Отключить машину вручную тоже не получилось.

Словно цепная реакция, которую невозможно остановить, она наращивала мощь, пока все не завершилось ярчайшей вспышкой и звуком, будто разорвавшим меня на молекулы.

И вот сейчас, лежа на какой-то твердой поверхности, чувствуя спиной холод, я пытался открыть глаза, но не мог. В ушах была полнейшая тишина, будто кто-то в одно единое мгновение отключил органы слуха.

«Наверное, контузия. Или разорвало перепонки от перегруза», – подумалось мне за миг до того, как какие-то звуки все же начали возвращаться.

Кто-то похлопал меня по щекам и словно издалека сказал:

– А он везунчик. Еще никогда не видела, чтобы после такого выживали.

– После такого и не выживают, – заметил хмуро кто-то другой рядом. – Сумасшедший артефактор разнес на старости лет всю деревню. Камня на камне не осталось. Все к чертям выжжено. Даже вон… глаза этому… оплавило.

– К целителю нужно. – Первый голос тяжело вздохнул, а я дернулся, медленно приходя в себя.

Попытался потянуть руку к глазам, но ее остановили. Чья-то ладонь мягко перехватила мою и не позволила этого сделать.

– Вам нужно лежать, – посетовала женщина, теперь я точно знал, что этот голос со старческими заботливыми нотками принадлежит особе женского пола. – Вам повезло, что мы вас нашли.

– И потратили на вас запас заживляющих повязок, – пробурчал второй голос, мужской. – А еще два дня пути в столицу, потому что пришлось сворачивать с основной дороги.

– Тише, Бран, – укорила его женщина и обратилась уже ко мне. – Вы меня слышите? Говорить можете?

– Угу, – невнятно и хрипло издал я, понимая, что вокруг происходит нечто странное.

Язык людей вроде был понятен, но неуловимо отличался незнакомым диалектом. Не слышно шума коров, зато моя спина ощущала каждую кочку, которую с характерным скрипом ловили на дороге деревянные колеса телеги. А судя по всему, меня везли именно на ней, потому что ржание лошади я тоже слышал.

– Как вы себя чувствуете? Помните, что произошло?

– Отвратительно, – признался честно я, а следом соврал. – И нет, не помню.

– Ему, наверное, и память отшибло, – опять пробурчал мужчина. – Говорил же, не надо было подбирать. А теперь еще и к целителю везти. Кто оплатит его лечение? Я со своего кармана не собира…

– Бран! – одернула женщина. – Прекрати. Всевышний завещал помогать людям в беде. Мы не могли проехать мимо. Не обращайте внимания на моего мужа, он добрый человек, только иногда говорит много. Хотите воды?

К моим губам прислонили металлическую флягу, в которую я впился губами и сам не заметил, как осушил.

– Тише, тише, – успокоила мой пыл женщина, погладив по плечу. – Воды достаточно, не убежит. Зовут-то тебя как, везунчик?

– Р-ричард, – выдохнул, на ощупь хватая руку женщины, чтобы спросить. – Но я больше ничего не помню, кроме имени. Вы можете сказать, где я?

– О-о-о, – протянул Бран. – Может, его лучше не к целителю, а в лечебницу для душевнобольных? Вдруг он опасен и деревню спалил, а теперь нам лапшу на уши вешает про потерю памяти?

Женщина шикнула на него. Зато сразу стало понятно, кто в этой семье главный. Муж бурчит, но ничего против супруге сказать не может.

– Да ты посмотри на него. Кожа да кости. Какой опасен-то? Еще и слепой теперь. – В ее голосе сквозила жалость. – В Панеме ты, милый. Не помнишь разве?

Я нервно сглотнул, а горло, казалось, заново пересохло так сильно, что я был готов осушить еще одну флягу. Потому что Панема как такового не существовало уже много десятков лет после Второй Великой Войны.

– А когда? – я еще сильнее сжал руку женщины. – Какой год?

– Эко парня контузило! – Мой вопрос вызвал у Брана ироничный смешок. – Тысяча восьмисотый, конечно.

– Невозможно, – выдохнул я, тут же кусая себя за язык, чтобы заткнуться и замолчать.

Потому что у происходящего было два объяснения. Первое, совершенно логичное: после эксперимента мне повредило мозг, и теперь я лежу в коме, где меня неслабо глючит. И второе: меня действительно забросило в прошлое. Настолько далекое, что той самой Марджери, с которой рисовали голограмму, сейчас всего двадцать шесть, и она всего пару лет как правительница огромного Квартала удовольствий.

От этих мыслей в кровь резко выбросило порцию адреналина, и уже через несколько мгновений я понял, что если сейчас не съем что-нибудь сладкое, лишусь сознания вновь. Ладонь привычно принялась искать конфеты в карманах халата, вот только на мне даже одежда была чужеродная. Более грубая, из другого материала, непривычная, а значит, не моя.

– Что-то ищешь? – поинтересовалась женщина.

– Да, – мой голос звучал хрипло. – В моей одежде были конфеты…

– Гыг, – гоготнул Бран. – А говорил, не помнит ничего. Ишь ты. Конфеты у него были, значит, из богатых. Дорогое это удовольствие – сладости.

– Но мне нужно… иначе…

– Так сгорела твоя одежда, – пояснила сердобольная леди. – Мы нашли тебя почти голым, в каком-то рваном тряпье, а вокруг обломки, догорающие вещи. Стекла много было, никогда столько не видела.

– Мне нужно что-нибудь сладкое, – настойчиво попытался объяснить ей в надежде, что поймет. – Я болен, и мне иногда необходимо есть хотя бы конфеты.

– Сахарная болезнь, что ли? У брата моего была, – проявил проницательность мужик и тут же чудеса доброты. – Варга, так дай ему пастилы. Этого добра не жалко.

Так я узнал имя женщины, которая настояла на моем спасении, и спустя полминуты получил под язык приторно сладкий квадратик чего-то отдаленно напоминающего пастилу в моем понимании. Но сейчас я был рад даже этому.

Иначе вышло бы совсем глупо – выжить после разрушительного эксперимента и умереть, провалившись в гипогликемическую кому.

– Вы сказали, что была разрушена вся деревня, – спросил я спустя полчаса молчаливой поездки. – Много людей пострадало?

Совершенно удивительное дело, меня абсолютно не волновало то, что теперь вдобавок ко всему я еще и слепец с выжженными глазами. Учитывая все мои болячки, одной больше, одной меньше. А вот то, что из-за эксперимента, похоже, погиб небольшой населенный пункт, изводило. Вероятно, я убил десятки людей.

– Сложно сказать, – отозвалась Варга. – Та деревня старая была и на отшибе. Артефактор там жил сумасшедший. Талантливый в свое время был, пока головой не тронулся. Его потому подальше ото всех и отправили, чтобы на старости лет бед не натворил.

– А в лечебницу? – Из истории я хорошо помнил, что в это время психиатрические больницы уже существовали, правда, при монастырях.

– Да кто ж его туда посадит? Сил у старого хрыча было хоть отбавляй. Вон как рвануло знатно. Если бы его куда посадили, он бы там даже стены волшебными сделал. Себе дороже, в общем. А так доживал себе тихо свой век, пока не прогрохотало на всю округу. Одно непонятно, как ты там оказался?

– Самому бы знать, – абстрактно ответил я, при этом даже не соврав.

Судя по описанию, меня выбросило буквально на голову престарелому сумасшедшему. Вот только что-то подсказывало, во взрыве был виноват совершенно не он.

Эх, мне бы вернуться сейчас назад и посмотреть…

Вот только глаза мои по-прежнему были словно вне зоны доступа. Я просто их не ощущал и, судя по обрывкам разговоров супружеской пары, благодарен за это должен быть каким-то чудодейственным повязкам, потому что иначе я испытывал бы невыносимую боль.

– На месте взрыва что-нибудь осталось? – продолжал задавать вопросы, питая надежду непонятно на что. Может, на то, что вместе со мной в прошлое выбросило какие-нибудь полезные приборы, и мне удастся восстановить машину…

– Сдается мне, ты хочешь услышать от нас что-то особенное. – Даже не видя лица женщины, я знал, что она прищурилась.

Будь у меня возможность, я бы постарался пожать плечами, но вместо этого просто промолчал. Хотя мог бы и соврать, все же этому виртуозному мастерству меня обучали с детства.

– Да ничего там не было, – спустя мгновения тишины все же ответила Варга. – Вещи какие-то. Остатки мебели, разве что вот ботинки Бран нашел хорошие, да трость чью-то. Как старость окончательно нагрянет, – пригодится.

Разум зацепился за хорошо знакомое слово.

– С металлическим набалдашником? – уточнил я.

– Ну да, – без задней мысли подтвердила Варга. – Красивая такая, модная….

Но тут ее перебил муж.

– Врет он, что ничего не помнит. И вообще, странный какой-то. То конфеты, то трость. Эй, Ричард, или как там тебя. Учти, ее мы не отдадим, даже если твоя. Там в одном набалдашнике серебра с избытком. Хоть какой-то толк от твоего спасения будет.

– Это не серебро, – тут же поправил я, понимая, что в идиота в данном случае играть бесполезно, а вот трость, скорее всего, попала сюда из моего времени. И ей, как и мне, быть здесь не положено. – Обычный металл, ничего не стоит.

– Так я тебе и поверил. Что я, серебро от подделки не отличу? Лучше лежи молча, иначе никакие уговоры Варги тебя не спасут. Сниму с повозки, и дело с концом.

В интонациях Брана кипели злость и негодование, похоже, мое присутствие в телеге его порядком раздражало. И если бы не Варга, вряд ли меня кто-нибудь вообще куда-то вез.

Впрочем, она и сама уже поняла, что муж на грани бешенства.

– Полежи тихо, – шепнула она. – До столицы полдня осталось, а там виднее будет. Если Господь к тебе благоволит, то целитель обязательно поможет.

– Но у меня нет денег, – так же тихо отозвался я.

– У нас их тоже не много. В этом Бран прав, но я верую, что Бог снизойдет до помощи, и городской целитель при церкви сможет явить нам чудо исцеления.

Стоило ей договорить, как я сразу осознал: никакого чуда исцеления мне точно не светит. Надежда, что я просто лежу в коме и вижу бредовые сны, испарялась с каждой минутой, с которой я поднимал из памяти знания об истории того времени и все больше убеждался, что Варга и ее слова – не плод моего воображения.

Тысяча восьмисотый, расцвет церковной власти, засилье фанатичного преклонения, когда церковные подати для простого населения выросли непомерно высоко, а любые протесты подавлялись в зародыше.

Народ шел в церковь за надеждой, относил туда последнее, а взамен получал простые обещания и иногда демонстрацию бесплатных чудес, если так можно выразиться.

Прием у настоящего дипломированного целителя стоил баснословных денег, зато возле церкви всегда был так называемый бесплатный лекарь. Излечить всех он не мог по понятным причинам, да и не стремился. Зато периодически выбирал из толпы калек и страждущих одного везунчика и показательно излечивал его на публику. Главное условие – весь процесс должен был происходить с молитвой на устах и во славу Господа.

И при всем уважении к вере в целом, когда в моем веке это было абсолютно добровольным делом каждого человека, к тому, что происходило триста лет назад, я спокойно относиться не мог.

Зато Варга вот верила, что мне обязательно там помогут. Причем не взяв ни монеты.

Город встретил шумом и непривычными запахами. Слишком резкими, грязными, неприятными. В отсутствие зрения мир, казалось, превратился в сплошной слух. Цокот копыт, крики торговцев и уличных зазывал, звон колоколов в отдалении.

Память услужливо подбрасывала дату, когда появился первый автомобиль, до него еще оставалось двадцать лет, значит, транспорт вокруг был исключительно конным и очень медленным.

Зато я точно помнил, что уже изобретен полумагический микроскоп. Только какой мне был толк от этого факта, я так и не понял. Если не сумею восстановить зрение, попытки вернуться в свое время обречены на провал.

В целом я был поражен тем, насколько спокойно отреагировал на произошедшее. Практически минимум паники и максимум сосредоточенности. Мне удавалось сохранить трезвый ум и начать просчитывать варианты, которые помогут сообразить, как поступать дальше и вообще выжить в новом мире.

Но приоритетной задачей я поставил себе минимизировать следы моего присутствия в прошлом так, чтобы не изменить будущее. Когда-то в подростковом возрасте читал у одного фантаста книгу, где путешественник во времени раздавил в прошлом гусеницу, и из-за этого мир полностью изменился.

Мне бы не хотелось повторить его ошибок…

– А вот и главный городской храм, – объявила Варга. – Сейчас займем очередь и будем веровать в чудо.

Я невнятно хмыкнул, сделав вид, что согласен веровать, а сам продолжал прикидывать варианты и возможности. Мои знания – самая огромная ценность в этом мире, и некоторые из них я бы мог выгодно обменять на помощь себе. Главное – понять, что именно я могу сообщить местному населению, а затем убедить их, что я не лжец и не шарлатан.

– Мы тысяча пятьсот тридцать вторые, – гордо объявил номер очереди Бран. – Сегодня здесь немноголюдно. Похоже, Ричард, ты действительно редкий везунчик.

Самое время было издать скептический смешок, но я благоразумно сдержался. С теорией вероятности был знаком, а значит, шансы если и были, то стремящиеся к нулю.

– А если обратиться не к церковному целителю, а к ведущему частную практику? – поинтересовался я. – В какую сумму может встать мое лечение?

– Да где ж такие деньги найти-то? – воскликнула Варга. – Дорого наверняка. Столько и за всю жизнь не заработать. Золотых триста…

Сумму она озвучивала неуверенно, скорее, предполагая наугад. Но мне для примерного понимания ситуации хватило. Если старики, подобравшие меня, бедные, то им действительно сложно заработать такую сумму, но молодому и здоровому человеку вполне можно. Проблема в том, что я не совсем здоров.

Из мыслей вырвал незнакомый мужской голос.

– Давно стоите? – обратился он то ли к Брану, то ли к Варге.

– Не очень, – отозвался мужчина. – А что такое?

– Да вот, – обтекаемо ответил он. – Сынок у вас лежит болезный. Любопытно стало.

Рядом послышалась возня, по всей видимости, женщина, опекавшая меня всю дорогу, поднялась со своего места и пересела так, чтобы отгородить меня от чужого взгляда.

– Ишь ты, любопытно ему. А ну-ка иди отсюда! Знаем мы вас, любопытствующих. У-че-ны-е. Ходите, окаянные, взглядом дурным делам божьим мешаете.

Судя по тому, как ее тут же поддержал Бран, подошедшего гнали в четыре руки, я же зацепился за родное слово.

– Подождите, – позвал я. – Я хочу поговорить с вами.

Возникла тишина, причем абсолютная. Кажется, умолкли даже те, кто просто стоял поблизости или мимо проходил.

Шаги незнакомца раздались ближе. Похоже, он шаркал, а значит, тоже был не молод.

– Ты что-то хотел сказать? – спросил он.

– Вы ученый? – поинтересовался я.

– Ну, можно и так сказать, – неопределенно ответил он. – Я профессор из медицинского университета.

Его слова заставили надежду затеплиться в груди. Медицинский университет был открыт относительно недавно, всего полвека назад. Для людей набожных, привыкших, что целители только в церквях, это было равносильно богохульству. Впрочем, уже через пару десятков лет мракобесие потихонечку начнет выходить из головы простого люда.

Сейчас же я пытался понять, почему из сотен страждущих профессор направился именно к нам.

– Зачем вы подошли? – спросил прямым текстом. – Только не надо говорить о любопытстве. Вы ведь чем-то заинтересовались?

– Ты проницателен для сына крестьян, – похвалил меня мужчина. – И прав. Я видел много слепцов, но твои глаза повреждены не только огнем. В них что-то чужеродное. Я не вижу что именно, но чувствую это там.

Линзы – мелькнула у меня догадка. Электронные и синтетические, похоже, они запеклись прямо на сетчатке.

– Вы можете мне помочь? – ухватился я за любопытство профессора. В конце концов, похоже, он тоже целитель.

Но человек лишь расхохотался.

– А вот наивность у тебя крестьянская, – наконец отсмеявшись, ответил он. – Мои услуги могут оплатить единицы. Впрочем… – Он ненадолго задумался. – У меня целый курс студентов-неучей. Если ты согласен, то я могу подарить тебе шанс, а им отличную практику.

Доли секунды ушли на размышления. В конце концов, в предложенном варианте шансов излечиться становилось намного больше. Пятьдесят на пятьдесят. Либо вылечат, либо нет.

– Я согласен!

– Нет, – тут же выпалили старики. – Побойся Бога, Ричард. Без его благословения нельзя принимать такие решения…

Пришлось одернуть их и настоять на своем выборе:

– Я один выжил при взрыве в деревне. Это ли не благословение Божье? Поэтому уверен, можно обойтись без формальностей и сразу поехать туда, куда скажет этот уважаемый профессор.

– Удивительное здравомыслие для крестьянского сына, – в очередной раз повторил профессор. – Впрочем, зная своих студентов, я бы все же порекомендовал вам помолиться. Так, на всякий случай.

Глава 24

Виола

Когда мой отец был жив, он обожал смотреть детективные фильмы по воскресным вечерам. Он с удовольствием следил за тем, как следователи распутывают сложные дела, а вот злодеи с их пафосными речами всегда вызывали у него приступ иронии.

– Я тебя из-под земли достану, – грозил очередной персонаж с экрана, и папа скупо улыбался, утверждая, что из-под земли можно достать только труп, и то если знать, где искать.

А вот Герберт, где искать брата, не знал абсолютно, но в попытке его найти проверял даже самые безумные гипотезы. Вплоть до того, что на место исчезновения здания привезли огромную рентгенографическую установку и пытались просвечивать землю – на случай, если здание действительно ушло в грунт.

– Люди, которые были знакомы с опытами брата, – как-то вечером рассказал Сакс, – утверждают, что мог быть факт телепортации, причем куда угодно. Зато теперь, если мой брат все же жив, то должен быть безмерно счастлив. О нем наконец заговорит весь ученый свет. Исчезнуть так эффектно дано не каждому.

Вот только по мне такое «счастье» выглядело весьма сомнительным. Надежда на то, что ученый выжил, таяла с каждой минутой. Ведь если бы с ним все было в порядке, он наверняка нашел бы способ связаться хоть с кем-нибудь.

Пусть даже не с Гербертом, но хотя бы с матерью.

Сама же Элликанта была убита горем.

Я видела ее вчера, полностью поседевшую с того момента, что мы встречались в последний раз в больнице.

К этому привели многие факторы: ее атаковывали журналисты, терроризировал ученый свет, к которому она была гораздо ближе, чем Герберт, но, самое главное, она потеряла сына. Я до этого ни разу не видела, как женщина обращалась с Ричардом, и тем более не видела, как она общалась с Гербертом, но, судя по заплаканным глазам и огромным кругам опухших век, Элликанта скорбела уже сейчас.

Доктор моей сестры приехала ранним утром в дом Сакса и буквально с порога вцепилась в своего второго сына. Она не обнимала его, не пыталась лить слезы в плечо, она именно вцепилась и, рыдая, требовала найти Ричарда.

– Ты же можешь… – твердила она. – Я знаю! Ты, как и твой отец, можешь все.

Я видела, как нервно дергается кадык Герберта при попытке ответить матери хоть что-то, что могло ее немного успокоить, но сказать ему было нечего.

Правда могла добить ее окончательно, а ложь была всего лишь ложью. Вестей от Ричарда не было.

Сегодня Герберт хотел рассказать матери о том, что научился чувствовать, но, видя такой, явно сломленной, передумал. В тот миг Элликанте нужен был Герберт-инкуб.

– Сделаю все, что в моих силах, – с каменным лицом выговорил он, а она впилась пальцами ему в плечи так, что я увидела побелевшие до состояния снега костяшки ее пальцев.

– Твой отец что-то знал, – прошипела она. – Он всегда говорил, что я потеряю не того сына и должна быть к этому готова заранее. Найди Ричарда, Герберт!

Вряд ли она отдавала себе отчет, говоря Саксу такие обидные слова, а я была уверена, что «не тот сын» – фраза, которую он бы ни за что не желал услышать от матери. Но инкуб стерпел и спустил все на тормозах.

В итоге Элликанте вызвали врачебную бригаду, которая, вколов успокоительное, увезла ее в город.

После этого Герберт долго стоял у окна, смотрел вслед врачебной карете, пока не произнес:

– Что ж, пожалуй, моя гипотеза о желанных детях все же имеет под собой какую-то основу. По крайней мере, одного из нас она точно любила.

После он ушел в свою новую спальню.

В старую он так и не вернулся после смерти Пятого, я же осталась одна в огромной и пустой гостиной.

* * *

Этим утром в город на работу я поехала одна, без Сакса. Какие бы события ни происходили вокруг, но я не могла позволить себе оторваться полностью от должности, которую получила с таким трудом. Поэтому я исправно продолжала выходить на занятия и вести тренировки у малышей.

Дети стали моей отрадой. С ними я немного забывала о происходящих вокруг неурядицах и даже успокаивалась. Временами появлялось стойкое ощущение, что все будет хорошо. Пусть не сейчас, но обязательно позже. Правда, это ощущение развеивалось всякий раз, стоило моему рабочему дню закончиться.

Сегодня я бы могла вновь вернуться в свою квартиру. Еще два дня назад Герберт сказал, что его люди все проверили, заменили мебель на новую и даже сделали легкий ремонт. В тот момент он смотрел на меня так пристально, что в сознании невольно эхом отдалась его старая фраза про одиночество. А после Сакс попросил меня остаться. Просто так, хотя бы на время, пока не найдется Ричард.

И я согласилась.

Наверное, даже если бы он не попросил, я все равно нашла бы способ еще немного пожить у него. Не ради корысти, удобного дома или личного водителя. Просто видела, что ему нельзя оставаться одному.

Именно это понимание заставляло меня спешить обратно в чужой дом.

Но сегодня в мои планы вмешались. Стоило только подойти к припаркованному в соседнем квартале кару, как в сумочке ожил визофон. Прочитав имя Кэтрин, я одновременно удивилась и устыдилась.

За прошедшее время, что мы не виделись, я не написала ей ни единого сообщения и даже не узнала, как у нее дела.

– Алло, – отозвалась в трубку.

– Привет, Виола, – привычно звонкий голос Кэт прозвучал глухо. – Как твои дела? Хорошо живется?

Вроде бы невинные вопросы, но что-то невольно заставило меня напрячься.

– Обыкновенно, – очень осторожно ответила ей. – А ты как?

– Нам нужно встретиться. Кафетерий, где ты раньше работала. Через час. Сможешь?

Несколько мгновений я сомневалась и, наверное, правильно делала.

– Кэтрин, ответь начистоту. Что-то случилось?

Просто такие звонки были совершенно не в духе девушки. Вот абсолютно.

– Не особо, – еще более глухо произнесла она, и я поняла, что она зажимает трубку, чтобы ее не подслушали. – Но мне нужна твоя помощь. Ты приедешь? Пожалуйста, Виола.

В интонациях послышалась мольба. Скорее всего, я могла бы отказаться, но потом мучилась бы угрызениями совести.

– Хорошо, – пусть с неохотой, но сдалась я. – Через час.

А после, положив трубку, села в кар. Назвала роботу адрес и весь путь накручивала себя разными ужасами. Почему-то в голову лезла полная ерунда. Настолько идиотская и страшная, что моя проснувшаяся в последние дни паранойя заставила написать сообщение Герберту о том, к кому и куда я еду. Просто так, чтобы он знал и не волновался.

Когда же машина остановилась у ресторана за двадцать минут до назначенного времени, моя рука сама нашарила в сумочке шприц-пистолет с маячком.

– Может, я паникующая дура, – произнесла сама себе под нос. – Но лучше перестраховаться. Хуже точно не будет.

Без стеснения я приспустила до колен джинсы, чтобы тут же сделать единственный выстрел-укол в бедренную мышцу. Немного пошипев от боли, оделась обратно.

– Определенно нужно пропить курс какого-нибудь успокоительного. Если меня настолько пугают звонки подруг, то это, несомненно, дурной знак, – произнесла и потянулась к ручке, чтобы выбраться наружу.

Внутри ресторана быстрого питания все было как и прежде. За прошедшие недели ничего не изменилось, все тот же запах фритюрного масла, витающий в воздухе, гомон студентов из ближайшего университета, снующие туда-сюда работники. Один из них даже приветливо махнул мне рукой, но подойти и поздороваться не удалось. Сейчас был час пик и все были заняты заказами.

Мне с трудом удалось найти свободный столик, в самом дальнем углу у контейнеров для грязной посуды. Здесь редко кто-то сидел, вот и я, чувствуя неуверенность, присела на краешек стула в ожидании Кэтрин.

Она опаздывала, и моя рука постоянно тянулась позвонить ей, узнать, все ли в порядке. Но через десять минут я все же увидела девушку у дверей.

Кэт вошла в кафетерий торопливо, опустив голову и спрятав лицо под мешковатым капюшоном. Из-за надвинутых на глаза черных очков я не видела, как она искала меня взглядом, но спустя пару мгновений Кэт определилась и уверенно двинулась в моем направлении.

Она села на стул напротив и, как мне показалось, вздохнула с облегчением.

– Я боялась, что ты не придешь, – произнесла бывшая коллега.

– Что случилось, Кэт? – без лишних предисловий произнесла я.

Просто мне хватило одного взгляда на девушку, чтобы окончательно убедиться: произошло нечто ужасное. Она сильно похудела, лицо осунулось, линии подбородка заострились, губы потрескались, а из-под кромки очков просматривалась зелень синяка.

Кэт немного дернулась от моего вопроса, а после, положив на стол свой визофон, на экране которого зияли трещины после явно сильного удара, начала:

– Я попала в историю. В неприятную, и теперь не знаю, как выбраться.

– Подробнее.

– Это все он, – выдохнула она. – Тот мой постоянный клиент, с которым мы разговаривали. Я никогда не афишировала, но около четырех месяцев назад мы стали любовниками.

– Но он же был женат! – воскликнула я, вспоминая кольцо на руке милого клерка.

– Они развелись. И это не ложь, я сама видела свидетельство о расторжении брака. Мы с Кевином хотели немного подождать, а потом официально объявить об отношениях. Он даже звал замуж, дарил подарки…

– Та-а-ак, – протянула я, понимая, что сейчас мне поведают самую грустную часть истории.

– Он оказался игроманом. Я узнала об этом слишком поздно. Когда в нашу съемную квартиру вломились люди, которым он задолжал. Миллион, представляешь? Целый миллион! Я ума не приложу, как он мог проиграть столько… – Голос Кэт сорвался, а подбородок мелко задрожал. Она обхватила себя руками и сильно сгорбилась. Так, словно хотела свернуться здесь и сейчас в позу эмбриона.

В этот момент Кэт показалась мне сломанной куклой.

– Что они с тобой сделали? – мертвенно-бледным голосом спросила я, подозревая самое страшное.

– Не спрашивай, не хочу и не могу вспоминать. – По щеке скатилась слеза, которую Кэтрин, будто стыдясь, тотчас же стерла. – Сейчас Кевин в больнице. Врачи дают очень мало шансов, что он выкарабкается. Но хуже всего другое… эти люди требуют его долг с меня. И если я не найду деньги до конца следующей недели, они повторят… повторят то, что уже сделали.

Видя, что она срывается, я жестом остановила подругу.

– Не продолжай. Почему ты не пошла в полицию? Не уехала? Не сбежала?

– Найдут. Это не те люди, от которых можно скрыться. – Она горько усмехнулась. – Самой мудрой в этой истории оказалась бывшая жена Кевина. Порвала с ним все связи и даже не пришла ни разу навестить в больницу.

– Если все, что ты сказала, правда, то ее можно понять, – честно высказала я, что думаю. – Но теперь у меня другой вопрос, почему ты обратилась ко мне? Ты ведь знаешь, что у меня нет таких денег.

А сумма было действительно огромной. Настолько, что даже думать страшно.

– Знаю, – выдохнула Кэт и, словно перебарывая себя, продолжила: – Но я знаю, у кого в твоем окружении есть. Я видела тебя мельком в новостях, в выпуске, связанном с тем взрывом в лаборатории «Сакс-технолоджис». Ты стояла рядом с высоким блондином.

Огромных усилий стоило сохранить лицо. Спокойно, Виола. Про то, что Герберт – инкуб и владелец корпорации, широкая общественность не знает, значит, дело в чем-то еще. Другая проблема в том, что произошло то, чего боялся Сакс. Я и он засветились вместе, а для более узких кругов знающих людей это будет показательно.

– Ну и что, что с блондином? – как можно спокойнее ответила я.

– Его узнала официантка из клуба – Марта. Он был у нас когда-то вместе с тем самым Ричардом Стоуном, которого все ищут. Тем самым, который приемный сын основателя «Сакс-технолоджис».

– Не улавливаю логики, – солгала я.

– Все просто. Ты ведь каким-то образом стала вхожа в круг этих богачей. Я ведь права? Кто-то же тебе помог с лечением сестры и новой работой.

Кэтрин била четко и метко, и я уже понимала, на что она намекает.

– Куда ты клонишь?

– У них есть деньги. И миллион в долг не станет для них обременением. Я ведь не ошибусь, если скажу, что ты спишь с этим красавчиком-блондином? Это на его личной машине ты ездишь каждый день на работу и с работы?

В груди поднялась волна возмущения.

– Ты что, следила за мной?

– Вот еще. Просто у людей есть глаза и длинные языки. Да и очень дорогая машина стоит припаркованной у этой забегаловки. Я умею делать выводы. Поэтому прошу, помоги – одолжи для меня деньги. Я все верну, обещаю.

От ее просьбы я оцепенела. Миллион – это не та сумма, которую можно просто попросить.

– Кэт, мы не спим с тем красавчиком, – поспешила я разубедить ее. – Ты ошиблась с выводами. Да, он богат, но я не в том положении, когда могу обращаться к нему с подобной просьбой.

– Глупости, девушкам не в тех положениях не выделяют личные автомобили, – парировала Кэтрин, а я поняла, что дала маху, озвучив материальную обеспеченность Герберта. – Виола, пожалуйста, тебе ведь ничего не стоит у него одолжить. Прошу пока по-хорошему.

Последняя фраза резанула слух скальпелем.

– Что значит по-хорошему? Ты мне угрожаешь?

– Нет, – тут же заверила она и добавила тише: – Пока нет. Просто не загоняй меня в угол для отчаянных мер.

– И что же ты сделаешь? – Фраза неожиданно даже для меня прозвучала вызовом.

Кэт поджала губы, а ее пальцы впились в столешницу, того и гляди сломают.

– Подкину родительскому комитету на твоей новой работе данные, чем ты промышляла раньше. И даже если скандала удастся избежать, должность ты потеряешь.

Угроза ударом под дых ввинтилась в сознание. Кэт пыталась запугать меня самым страшным кошмаром, допустить исполнения которого я не могла.

– Хорошо, я подумаю насчет денег. Но обещать ничего не могу, – выдохнула и тут же забыла сделать следующий вдох, потому что Кэт сняла очки.

На месте правого глаза была огромная кровавая гематома, с лиловыми и зелеными прожилками, и корки, где запеклась кровь.

– Виола! – Кэт сильно схватила мою руку и сжала. – Я знаю, что ты обо мне думаешь. Наверняка ненавидишь, но у меня нет выбора, и помощи ждать неоткуда. Ты мой единственный шанс. Они ведь убьют меня… но вначале пропустят через все круги ада. Это страшные люди. Я даже не могу выйти на работу в таком виде, чтобы заработать хоть что-то самой. Просто помоги мне и… прости за то, что я так свалилась на тебя в новой жизни.

Она смотрела в глаза, а я едва смогла сдержать себя, чтобы не испугаться и не отвернуться. Кэт была обезображена, скорее всего, у нее останутся шрамы на всю жизнь, и она пришла ко мне, потому что больше, похоже, действительно некуда.

– Я придумаю, как тебе помочь, – уже совершенно искренне пообещала ей. – Только не натвори глупостей. Особенно с моей новой работой.

Девушка кивнула и отпустила мои ладони, а после быстро надвинула очки обратно на переносицу.

– Спасибо, – несколько успокоенно ответила она, а спустя мгновение продолжила: – Как же забавно поменялись наши роли. Еще пару месяцев назад я наставляла тебя на путь истинный, а теперь ты просишь меня не дурить.

Я неопределенно пожала плечами, потому что ответить было нечего. Разве что согласиться.

* * *

Кэт ушла из кафе буквально через пять минут, я же ненадолго осталась, выпила стакан кофе, а после отправилась к машине, где приказала роботу как можно скорее ехать к дому Герберта.

Всю дорогу я пыталась дозвониться до инкуба, но его аппарат оказался вне зоны доступа. Даже странно, в нынешнем-то веке.

Сакс перезвонил сам, когда я уже подъезжала к особняку.

– Что-то случилось? – спросил он. – Ты звонила очень много раз.

– Да, но я бы хотела об этом поговорить лично.

– Это терпит до завтра? – через минуту раздумий поинтересовался он. – Вряд ли я сумею сегодня вернуться. У меня неотложные дела в другом месте.

Мне очень хотелось сказать, что нет, не терпит. Но… наверное, все же терпело. Кэт сказала, что у нее две недели, а дергать Герберта не пойми откуда, чтобы он волновался и мчался ко мне, не хотелось.

– Значит, не стоит спешить, – произнесла я. – Мое дело может подождать.

– Это как-то связано с той девушкой, с которой ты встречалась? – все же уточнил он, и у меня немного потеплело в душе просто от того, что он прочел мои сообщения.

– Да, но за меня переживать не стоит. Все в порядке.

– Очень на это надеюсь, – отозвался мужчина. – Тогда до завтра, Виола.

– До завтра, Гер. – Его имя как-то само сократилось у меня на языке, а инкуб ничего не сказал против.

Положив трубку, еще некоторое время размышляла над тем, что сокращение звучит гораздо лучше и приятнее, чем полное имя Сакса. И если он не будет против, то, пожалуй, я продолжу его так называть.

Глава 25

Герберт

Гер…

Слово бархатным эхом отразилось в моей голове. Сокращение мне нравилось, рождая в душе чувство тепла, как и тот факт, что Виола сегодня написала мне СМС о своих опасениях перед встречей с подругой. Этот поступок выражал доверие.

Если бы я прочел послание немного раньше, то немедля сорвался бы с места и приехал бы к ней. Просто так, на всякий случай.

Но сообщения пришли ко мне вместе с уведомлениями о ее звонках – когда я выбрался из тайного хранилища в горах, в котором с давних пор хранились особо ценные бумаги, документы и вещи семьи Сакс.

Уж слишком запали мне в душу слова матери о том, что говорил ей отец.

«Ты потеряешь не того сына» – словно бы он знал обо всем заранее, вот только подобное было невозможно. Никому не даровано видеть будущее, даже инкубам.

И я бы принял брошенную матерью фразу за проявление истерики, вот только слишком по-отцовски правдиво все прозвучало. Для него именно Ричард был «не тем», а для матери я.

Поэтому сегодня я искал, пытался найти в документах Роберта Сакса хоть какие-то свидетельства, только непонятно чего. Я рылся в архивах, но все без толку. В огромных помещениях, сотнях ящиков, в тысячах писем, миллионе предметов – но это было равносильно поискам иголки в стоге сена.

По-хорошему многие вещи из хранилища должны были бы доживать свой век в музее, но отчего-то мои прадеды распорядились, чтобы они находились именно здесь – в хранилище, которое изначально и вовсе не было хранилищем, а всего лишь домом в горах, где прятались Лорейн и Деймон Саксы вместе с Лизабет и Артуром Францами.

Уже гораздо позже их внук, первый из инкубов, распорядился сделать это место именно хранилищем.

Целый день я блуждал по залам, выдолбленным в толще горы, временами ощущая себя женой сказочной Красной Бороды[4]. Странное, знаете ли, чувство, потому что многие помещения были заперты даже для меня. Очень старые – огромные сейфовые двери с механическим запором, кода к которым я не знал, и те, что помладше – уже с цифровым.

Велик был соблазн вызвать бригаду подрывников и управляемым точечным взрывом вынести каждую из них. Вот только мощные своды горы лишь на вид крепкие. Кто знает, к какому обвалу могло бы привести даже крошечное нарушение местной архитектуры.

– А ведь когда-нибудь сюда свезут и мои пожитки, – думал я, возвращаясь после разговора с Виолой обратно в хранилище. – На этом все и прервется. Последний из фамилии Сакс оставит свои следы в этом каменном мешке.

Хотя нет, все же не последний. После смерти Пятого я принял одно важное решение: по желанию матерей моих дочерей я согласен дать каждой свою фамилию. В денежном плане это вряд ли бы что-то изменило для них, хотя я позаботился о том, чтобы все были обеспечены, даже когда я умру. Но вот фамилия…

Мне было бы просто приятно, если бы она жила дальше.

Основное состояние я уже переписал по завещанию на сына Марка. Я посчитал, что так будет правильно, ведь в ближайшем обозримом будущем получить наследника-инкуба шансов не было, и с этим я смирился.

О своем решении я решил молчать, да и вообще, не видел смысла говорить о нем вслух. Когда настанет время – все и так узнают.

С этими мыслями я вновь погрузился в поиски. Несколько раз я поднимался наверх, чтобы позвонить матери, ненавязчиво поговорить, вытянуть из нее хоть какую-то новую зацепку. Но она не брала визофон…

Время давно уже перевалило за полночь, когда я добрался до бумаг, с которыми отец работал незадолго до смерти. Несколько ничего не значащих договоров о поставках бочек для топлива на один из строящихся в то время космодромов, еще один с подрядной фирмой, которая проводила работы в этом самом бункере.

Заинтересовавшись, я нашел помещение, которое отец приказал здесь обустроить. Уткнувшись в одну из стальных дверей с кодовым замком, в сердцах ударил кулаком каменную стену.

– Ну вот зачем? – спросил у пустоты. – Зачем в закрытой пещере делать еще одну пещеру, чтобы замуровать ее многотонной плитой? Где рациональность, отец? Где логика?

Разумеется, пустота мне не ответила.

Логики в том, чтобы прятать что-то от своих же потомков настолько упорно, я не видел. А ведь судя по количеству запертых дверей, все инкубы что-то прятали.

– Я тоже что-нибудь спрячу. Чисто из вредности, – произнес вслух и добавил уже из абсолютного любопытства: – А еще поищу специалиста, который может все это вскрыть.

Почему-то только сейчас меня посетила мысль, что никому из правильных и ничего не чувствующих инкубов даже не приходила идея вскрыть хранилище собственного деда или отца. Скорее всего, каждый до меня просто проходил мимо такой двери и шел дальше.

А вот мне захотелось нарушить этот порядок вещей.

Вернувшись к изучению документов, я несколько раз перечитал завещание Роберта Сакса. Ничего нового не нашел. Большую часть состояния он оставил мне, часть Ричарду, малую толику матери, а также позаботился о дотациях моим сестрам, которых я никогда не видел.

В итоге, выйдя утром из бункера, я сделал три дела: приказал водителю как можно быстрее ехать в Фелс-сити к матери, набрал Виолу, чтобы уточнить, не изменилось ли у нее что-нибудь за ночь, а третьим позвонил Картеру с просьбой найти самого лучшего взломщика сейфов.

Глава 26

Ричард

Видеть своими глазами – совершенно не то, что с помощью электронных линз. Это я понял сразу после пяти часов экзекуций у молодых целителей. Краски ярче, цвет насыщеннее, да и вообще мир – словно под другим углом…

В тот день я спросил профессора еще об одном своем заболевании. Могут ли его студенты вылечить бесплодие?

Помню, как он сильно удивился, что крестьянский сын вообще знает такое слово, а после светило медицинской науки лишь развел руками:

– Починить можно только то, что работало. А наполнить то, что было заполнено. Ты странный малый, Ричард, но здесь тебе ни один целитель не поможет… Лучше расскажи, как эти камни оказались в твоих глазах?

Камнями мужчина упорно называл запекшийся полимер линз, но в этот раз я развел руками. Обманывал, конечно, но не рассказывать же правду.

Когда я вышел на своих ногах из медицинской академии, то долго стоял на выложенной камнем дороге, озирался по сторонам, впитывал информацию о мире, где оказался. И не понимал, куда мне дальше. Мимо проносились повозки, куда-то торопились люди в странных нарядах, а я был здесь совершенно чужим, потому что одно дело знать хорошо историю по книгам, и совершенно другое – оказаться ее участником. Даже моя речь отличалась от говора местного населения.

– Ишь ты, живой. А я думал, вперед ногами вынесут! – воскликнул со стороны знакомый голос.

Бран стоял у стены, привалившись плечом к холодному камню, и курил самокрученную сигарету. Наконец-то мне удалось его разглядеть. Старик в бедной одежде, хоть и аккуратно выглядящей. Ему было лет восемьдесят, множество морщин на лице, слабые глаза, немного подрагивающие от возраста руки.

– Как видите, жив.

– Значит, Варга не расстроится, а то похоронила тебя уже моя старуха. Пошли уж.

И я пошел, потому что не знал, куда, кроме как за ним, идти. В итоге и остался со стариками на целый год.

Бран и Варга оказались простыми людьми без собственных детей и большого имущества. Она более добрая, он тоже не злой, хоть и циничный. Много раз я думал, что заставило их впустить в свой дом незнакомого человека, но так и не понял причин. Наверное, все то же правило, по которому они жили – Бог завещал помогать ближнему.

Впрочем, я тоже им помогал. У меня были сильные руки, а у стариков – знания о мире, где я оказался. Все внутри меня продолжало отрицать мое попадание сюда, но реальность давала о себе знать каждый прожитый день.

Спустя примерно полгода жизни здесь мне все же удалось попасть в место, где меня нашли. Именно там я понял, что, кажется, застрял в этом времени надолго.

То, что Варга и Бран назвали кучей стекла, оказалось не чем иным, как зданием лаборатории. Оно сложилось, подобно карточному домику, на месте крошечного поселения, где когда-то жил сумасшедший артефактор.

Бетонные перекрытия грудой камней валялись вокруг, стальные оси оплавились и представляли собой огромные сгустки металла. Там же я нашел три тела. По форме одежды узнал охранников, работавших в ту ночь в здании.

Их смерть навсегда легла камнем мне на совесть.

Я еще долгое время бродил по пепелищу, пытался найти остатки приборов, собственных записей. Хоть что-то, что положит начало моему возвращению. Но уничтожено было все. Словно всю электронику стерло в порошок, потому что ей не место в этом времени.

Во время блужданий там у меня сложилось странное ощущение, что в той катастрофе уцелели только двое: я и трость Сакса, которую, как великое сокровище, теперь хранил Бран.

Впрочем, три месяца назад старик умер. Годы взяли свое, а буквально следом за ним, скорбя по мужу, ушла и Варга.

Так я вновь остался один.

Правда, теперь выжить здесь стало немного легче. Я уже знал кое-что об обществе, в котором оказался. У меня появились документы с фамилией стариков, а еще небольшой уютный домик в селе. Перед смертью Варга завещала мне все в надежде, что я останусь жить здесь.

Но мне было не суждено оправдать ее ожидания. Понимая, что тут мне не место, я собирался в столицу.

План по возвращению в свое время у меня созрел, но для этого необходимы были деньги и связи. Очень много денег и связей, а еще артефакторы, которые своим талантом создавать чудеса при должных усилиях и моем руководстве могли бы сделать машину, которая перебросит меня обратно.

Все необходимое найти можно было только в столице Панема. Но для начала я поставил себе цель обзавестись хотя бы работой.

Без официального образования мне не светило ничего приличного, по крайней мере, в начале. Но морально я был готов к самой тяжелой работе, главное – устроиться в дом уважаемых людей. Дальше я бы сумел проложить себе путь наверх. Умные люди всегда смогут найти общий язык.

В реальности осуществить план оказалось сложнее, чем придумать. Никто не желал брать в дом человека без рекомендаций, с крестьянской и не очень благозвучной фамилией Зап.

Ричард Зап – именно так меня теперь звали.

В каждом новом доме меня выставляли за двери, заявляя, что ни конюх, ни чернорабочий им не нужен, и вообще штат укомплектован.

В одном из домов хозяин осмотрел меня особенно странным взглядом. Мужчина не понравился мне сразу, но еще больше он не понравился мне после озвученного предложения:

– У вас красивое лицо, молодой человек. Неплохая фигура и срочная необходимость найти работу.

– Разве это важно для конюха?

– Нет. Абсолютно нет. Но я мог бы устроить вас в Запретный город. Там, уверен, вы будете пользоваться успехом у других мужчин.

Больших усилий стоило сдержаться и не набить ему морду. Из этого дома я тоже по итогу ушел.

Хотя нечто положительное из собеседования все же вынес. Мужчина натолкнул меня на мысль отправиться в Квартал удовольствий. Нет, не снимать женщину, но поискать работу. Кто-то же убирал там улицы, помогал с мелким ремонтом, охранял девушек-работниц от неадекватных клиентов.

В том месте могла быть работа для такого, как я, но, самое главное, там точно можно было найти связи.

* * *

Днем здесь было немноголюдно. Случайные прохожие воровато озирались, словно бы их могли уличить в том, что они просто проходили мимо этого постыдного места. Некоторые плевали прямо на землю, крестились и, бормоча молитвы, спешили дальше по своим делам.

В эти годы Квартал еще не был местом, куда спешили богачи, но горожане ненавидели его уже сейчас. Правда, я прекрасно помнил, что не пройдет и десятка лет, как Марджери сумеет здесь организовать все на высшем уровне: появятся торговцы, лоточники, зазывалы. Здесь станут работать самые красивые девушки Панема и спускаться невероятные суммы за ночь с ними.

Сейчас же, пока власть церкви была еще сильна в головах обычного люда, обитательницам Квартала приходилось несладко.

– Где я могу найти управляющую этим местом? – подойдя к одной из ярко накрашенных девиц фривольного вида, спросил я.

Она смерила меня тусклым взглядом серых глаз, выдавила улыбку, которая могла бы, наверное, обмануть клиента, но не меня.

– Зачем она тебе? Может, лучше зайдешь ко мне, красавчик? Всего десяток золотых, и я сделаю все, что захочешь.

– Мне нужна хозяйка борделя, – настойчиво повторил я, чтобы у девицы не возникло желания продолжать.

На этот раз меня поняли и махнули вглубь улицы.

– В самом большом доме. Ни с чем не перепутаешь.

Поблагодарив, я решительно двинулся в указанном направлении. Еще не представляя, что скажу этой женщине, я отчего-то знал, что в этот раз с работой здесь мне точно повезет. Идиотское ощущение, словно оказался в нужное время в нужном месте.

Этот странный каламбур заставил меня скривиться и ускорить шаг.

Не мое это все: ни время, ни место.

Особняк, к которому подошел, действительно выделялся среди прочих. Он выглядел почти дворцом рядом с более мелкими домишками. Причем довольно плохо чувствующим себя дворцом. Давно не обновляемые стены, покрытые кое-где грибком, местами трещины по фасаду, и окна… Даже издалека было видно, насколько хлипки рамы.

Этим местом явно никто не занимался, пустив многое на самотек. Пожалуй, даже халупка Варги и Брана, где мы жили, выглядела более ухоженно, потому что чувствовалась мужская рука хозяина, тщательно следящего за домом.

А здесь… Я интуитивно чувствовал, что не было здесь такого человека.

Уже стоя на крыльце и приготовившись постучать, я услышал изнутри отборную брань женского, хорошо поставленного голоса. Не противного, не брезгливого, скорее уставшего.

– Да сколько ж можно! – Грохот жести и плеск разливающейся воды. – Невозможно! Просто невозможно!

Судя по всему, ругалась одна из служанок, которая разлила ведро.

Я постучал.

Некоторое время никто не шел открывать, а после дверь распахнулась рывком, и передо мной предстала девушка в простом платье, с закатанными до локтя рукавами и запыхавшимся видом.

– Что надо? – осмотрев меня с ног до головы, спросила она. – Милостыню не подаем.

Я тоже ее осмотрел. Волосы всклоченные, взгляд бешеный, а еще язык за зубами держать не умеет. Удивительно хамоватая натура для служанки.

– Мне нужна владелица квартала, – заявил я, ни капли не смущаясь под ее напором. Вот же наглая девица! Аж сверлит взглядом. Ей бы причесаться.

– А ты ей – нет! – вновь огрызнулась горничная и принялась закрывать у меня перед носом двери.

Пришлось просунуть руку и носок ботинка, чтобы не дать свершиться такому самоуправству.

– Отведи к хозяйке, – протискиваясь внутрь и бесцеремонно отстраняя от двери девчонку, процедил я. – У меня к ней важное дело. И не тебе решать, прогонять меня или нет.

– Да ладно! – Девушка сощурилась, на миг приобретя сходство с ядовитой гюрзой. – Ладно. Пошли.

Она резко обернулась, махнув подолом серого платья, и быстро двинулась к лестнице, по пути переступив огромнейшую лужу разлитой воды. Чуть в стороне, как я и предполагал, валялось ведро.

Что ж это за служанка такая, если так неумело моет полы? Впрочем, я скользнул взглядом по ее рукам, скорее всего, полы мыть она все же умела и разлила воду нечаянно, оттого и была злой, как осиный улей.

Ее руки были натруженными, местами с потертостями и царапинами от частой работы по дому, а кожа немного сморщилась там, где часто соприкасалась с водой. Уж за год в семье крестьян я научился замечать подобные мелочи. Собственно, мои руки теперь были тоже далеки от ухоженных аристократических. Пусть в голове я все еще был ученым, внешне выглядел обычным неотесанным работягой.

Мы поднялись на второй этаж. Горничная уверенно дошла до конца коридора и толкнула дверь в одну из комнат, оказавшуюся кабинетом. Внутри было пусто, лишь огромный стол, занимавший половину пространства, стоял посередине.

Девушка обошла его легко и непринужденно, а после без всякого достоинства и напускного изящества опустилась на хозяйский стул, откинулась на спинку и, с вызовом глядя мне в глаза, произнесла:

– Итак, ты хотел владелицу квартала. Так вот. Я тебя внимательно слушаю. У тебя две минуты. Зачем пришел?

– Марджери? – недоверчиво выдохнул я, все еще глядя на всклокоченную, взбалмошную девицу.

– Для тебя леди Марджери Аббигайл Крайс, – со всей гордостью заявила она.

Я же смотрел на девушку и пытался сопоставить два образа: первый, который видел на портретах и голограмме в квартире, и второй – вот этот. Они никак не желали наслаиваться друг на друга.

Если приглядеться, конечно, похожа: глаза, губы, прямой нос. Но я слишком привык видеть ее идеализированной, в роскошном, всегда прилизанном виде, чтобы сейчас адекватно воспринять настоящую.

Слишком живую.

Я натурально опешил. Мне было бы проще говорить с ней, сиди она передо мной в вечернем платье и мехах, в длинных жемчужных бусах и куря сигарету. Но она вместо этого стучала пальцами с не очень ровно подстриженными ногтями по столешнице, чем нервировала еще больше.

– Минута прошла, – выдернула она меня из мыслей. – Если будем дальше играть в немого посетителя, могу проводить на выход прямо сейчас.

Понимая, что могу упустить ставший уже и так призрачным шанс, я пошел в наступление. Лебезить поздно.

– Давно моете полы в доме сами? – спросил я.

Марджери едва заметно поджала губы, а глаза сузились еще больше.

– Это не имеет отношения к делу, – отрезала она.

– Отнюдь. Имеет, и самое прямое. Я ведь не ошибусь, если скажу, что в доме нет слуг.

Молчит. Видно, что может соврать, но не хочет.

– И вы считаете это достойным леди Марджери Аббигайл Крайс?

Она хмыкнула и перестала стучать пальцами.

– Я считаю любой труд достойным.

– И правильно делаете, но ваша должность обязывает заниматься другим делом. И выглядеть иначе.

Похоже, я оступился и подобрал не те слова, потому что лицо Марджери стало багроветь.

– Тридцать секунд… – прошипела она.

Я же поразился тому, как точно она отмеряет время без единых часов в помещении.

– Вы не так меня поняли, – поспешил исправить ситуацию. – Я всего лишь хотел сказать, что ваше место управляющего, а значит, вы должны управлять и выглядеть соответствующе. Дорого, ухоженно, чтобы люди, приходящие сюда, видели уровень заведения, в которое попали. Вы ведь его лицо.

Еще никогда в жизни я не говорил так быстро, словно от скорости моих фраз зависела чья-то жизнь. Возможно, я нес полную околесицу, но, судя по тому, что шла уже третья минута, – все делал правильно.

– Вы, леди Марджери, всего лишь не должны заниматься уборкой дома сами. Вот к чему я веду, – наконец закончил свою тираду.

В кабинете воцарилась недолгая тишина.

– Можно подумать, я без тебя всего этого не знала, – наконец усмехнулась девушка. – Только все гораздо проще… Как ты там сказал тебя зовут?

– Ричард.

– Так вот. Все просто, Ричард. Я убираю свой дом сама, потому что ни одна горничная столицы не пойдет делать это в Квартале. И ни одна куртизанка не согласится мыть полы за жалованье горничной. Они несопоставимы по размерам. Торговать телом, знаешь ли, выгоднее, чем гнуть спину с тряпкой и ведром. Но теперь мы опять вернулись к вопросу, с которого начали. – Марджери надоело сидеть в кресле, и она отошла к окну, выглянув за занавеску. – Зачем сюда пришел ты, Ричард?

– Искал работу и, как вижу, могу ее здесь найти, – уверенно произнес я, заставив хозяйку Квартала отвлечься, и поймав на себе очередной, пронизывающий насквозь взгляд. – У меня сильные руки, ум и желание работать, а еще возможности привести этот дом в порядок.

– Серьезно? – Ее брови взлетели наверх. – Мужчина-горничная?

– Можете обозвать как угодно. – Мне нравилось разглядывать удивление на ее лице. – Но благозвучнее и гораздо солиднее – дворецкий.

– И тебя устроит зарплата в несколько золотых в неделю? – продолжала напирать она. – Ты мог бы устроиться в доки за более солидные деньги.

– Деньги не главное. – Я улыбнулся ей, пожалуй, самой обаятельной улыбкой из всех, на которые был способен.

В конце концов, она ведь женщина. Должно же хоть что-то ее растопить.

– Деньги – всегда главное, – покачала она головой и вернулась за стол. – А кто утверждает обратное, либо лжец, либо глупец. На последнего ты не похож.

На мгновение наши взгляды пересеклись. Мне показалось, мы скрестили их, как шпаги, и вели молчаливую схватку. Причем проигрывал явно я.

Марджери раскусила во мне лжеца слишком быстро для пяти минут знакомства, я же не мог противопоставить ей фактически ничего, даже зная буквально все об этой девушке, включая дату смерти.

– Мне просто нужна работа, – произнес я, все еще не отрывая взгляда от ее ярко-синих глаз. – Честная и достойная. Разве не вы, мисс Крайс, сказали, что любой труд достоин? Так вот, нет ничего постыдного в работе дворецкого для мужчины.

Кончики ее губ все же дрогнули в подобии улыбки.

– Хитер, стервец, – усмехнулась хозяйка Квартала и все же моргнула первой. – И нагл. Пожалуй, столь нагл, что мне даже любопытно, как ты справишься один с целым домом.

Мне тоже это было интересно, но я решил подумать об этом позже. Тем более что стены упрямства леди Крайс, похоже, рухнули.

– Так вы меня нанимаете? – поспешил уточнить я.

– На испытательный срок. Начнем с трех дней, а потом посмотрим.

Глава 27

Виола

Я рассказала Герберту все о Кэтрин.

Инкуб слушал внимательно, поигрывая сложенными пальцами у лица, а после ответил:

– Я бы мог дать ей деньги, но, сдается мне, после этого от нее точно не отстанут. Если она докажет свою платежеспособность, то с нее будут требовать еще.

– Но ведь тогда ее убьют… – произнесла я, не веря, что Герберт, научившийся чувствовать, вот так легко может бросить человека на произвол судьбы.

– Я дам задание Картеру, пусть узнает подробнее о тех, кто ее шантажирует. У него богатый опыт по устранению проблем подобного рода, думаю, он что-нибудь придумает.

– Спасибо, – искренне поблагодарила, радуясь, что не ошиблась с выводами.

Все же обновленный, человечный Герберт вызывал во мне искреннюю симпатию, и мне бы не хотелось разочаровываться.

– Есть ли новости о Ричарде? – перевела тему.

Лицо инкуба поникло, и он отрицательно покачал головой.

Стало все ясно и без слов. Время шло, а надежды таяли с каждой минутой.

– Когда ты в последний раз занималась артефакторикой? – неожиданно спросил Сакс…

Вопрос застал врасплох, потому что стыдно признаться, но за всеми событиями мои мысли оказалось просто невозможно собрать в кучу. Множество раз я пыталась делать упражнения из книги, но после исчезновения Стоуна внутри что-то словно отключилось или ослабло.

Я не могла это объяснить, но меня постоянно преследовало ощущение опустошенного сосуда, в котором теперь по каплям собиралась новая сила, и до момента, пока она не достигнет нужного количества – бесполезно что-то делать.

– Не так давно, – неопределенно ответила я. – Но результатов нет. Я честно стараюсь, но пока не выходит.

– Думаю, тебе стоит навестить сестру. Ты давно не была у нее, да и кто знает, может, визит добавит тебе мотивации.

Подняв на мужчину взгляд, я оскорбленно фыркнула. Моей мотивацией можно было укреплять стены средневековых замков, просто не все давалось так же легко, как создание какого-нибудь стихийного артефакта.

Стоило об этом подумать, как от жуткой догадки в жилах заледенела кровь. Кулаки сжались так сильно, что мышцы отозвались болью.

– Это я… – пробормотала, задыхаясь. – Я убила Ричарда… это все из-за меня.

Странное оцепенение сковало тело, а в памяти эхом отзывались собственные слова, которые я говорила ученому буквально за несколько часов до эксперимента. Я слишком рьяно желала ему удачи, слишком сильно расстроилась из-за смерти Пятого. Настолько, что даже пялясь на древнюю трость под стеклом, кляла себя за то, что не умела создавать подобные штуки, чтобы спасать жизни.

Меня нельзя было брать в лабораторию в тот день, слишком бушевали во мне эмоции. Вот он, тот чертов взрыв, которого все боялись в моем исполнении…

Я просто повлияла на прибор, о котором не знала фактически ничего…

Вот откуда это опустошение, потому что оставила всю себя в той лаборатории.

– О чем ты? – Герберт резко выпрямился и подхватил мои руки, чтобы хоть немного разжать пальцы. – Что происходит, Виола?

– Я как-то повлияла на машину Ричарда, испортила ее или сделала артефактом, не знаю. Я просто слишком хотела, чтобы у него все получилось, и пожелала, – всхлип замер в горле. – Я не хотела его убивать…

Меня накрыло осознанием непоправимого, ведь кроме Стоуна, в том здании были еще люди, и теперь я повинна в их смерти.

Сакс больно тряхнул меня за плечи, но я была не в силах так просто выкарабкаться из болота под названием «чувство вины». Пусть у меня не было доказательств, но я четко понимала, что права, и возможности исправить свой поступок у меня не будет никогда.

Сквозь пелену слез я видела размытые черты лица инкуба и не понимала одной вещи: почему этот рациональный человек позволяет мне до сих пор гулять на свободе.

– Запри меня, – взмолилась, вырывая свои руки из его ладоней и хватая за ворот рубашки. – Я опасна, мне нельзя находиться среди людей. Ты боялся бомбы, так это я – ходячая и замедленного действия.

Меня несло, а Герберт озадаченно вглядывался в мое лицо, а после резким движением приблизился и накрыл мой рот поцелуем.

Он словно вырвал весь воздух из груди, которого хватило бы еще на целую тираду. Забрал его, чтобы я начала задыхаться, попыталась вырваться, но меня не отпустили.

Сильные руки притянули ближе, гася любые попытки встрепенуться.

Он целовал, не давал мне вздохнуть, пока в глазах не начало темнеть, а в голове – затихать вспышки истерики.

Поцелуй закончился так же резко, как и начался. Герберт просто выпустил меня и отпрянул на шаг назад, я же судорожно хватала кислород, чтобы вместе с каждым вдохом наполнить разум свежими мыслями.

– Успокоилась? – спросил он, когда мое дыхание начало медленно выравниваться. – А теперь еще раз и с самого начала. Что произошло в лаборатории?

Нет, я не успокоилась. Просто меня выбило из колеи настолько, что я выложила Саксу все, что вспомнила из того дня. Выложила внешне абсолютно спокойно, хотя в душе бушевал торнадо.

Кажется, вокруг меня превышена концентрация смертей и несчастных случаев. И дело даже не в случайностях… Будь Ричард рядом, он бы наверняка вывел какую-нибудь закономерность, вот только он исчез. И виновата в этом я.

Что, если даже в аварии родителей найдется моя вина? Пожалуй, теперь я бы не удивилась этому. Я ведь была подавлена в тот день из-за серебряной медали, и кто знает, как могла повлиять на кар или встречный грузовик.

Кажется, мне лучше было умереть именно тогда.

– Твои выводы любопытны, но… – Герб взял многозначительную паузу, – … я в очередной раз поражен женскому таланту «сама подумала – сама решила», даже если нет ни единого доказательства.

– Я чувствую, что права, – всхлипнула в ответ.

– А я чувствую, что нет, – в тон мне парировал инкуб. – И в отличие от твоих, мои выводы хотя бы имеют под собой немного доказательной базы.

– Какой?

– Мать сказала, что отец заранее знал о потере «не того сына». А это уже несколько не вяжется с твоей причастностью.

Наверное, он пытался меня утешить этими словами, вот только сосуд внутри меня был пуст, лишь на дне колыхались капли сил. И лишь это меня одновременно успокаивало и нервировало. Я бомба без взрывчатки. Разминирована и жду накопления нового заряда, чтобы потом вновь рвануть и сотворить очередные жертвы.

– Так что истерика была абсолютно лишней, – закончил свою мысль Сакс. – И будь на твоем месте кто-то другой, я бы предпочел оплеуху поцелую. Говорят, действует одинаково хорошо.

Я подняла на мужчину взгляд. По всей вероятности, он был прав. Боль от пощечины шокировала бы меня не меньше, чем получившийся поцелуй. Вот только почему он предпочел одному другое?

– Не смотри на меня так, словно хочешь испепелить, – произнес Герберт. – Я просто хотел тебя успокоить, ничего кроме.

– У тебя это прекрасно вышло, – ответила ему. – А теперь я бы хотела побыть одна.

Мне было необходимо подумать, и желательно наедине с собой. Хотя теперь даже собственные мысли казались мне опасными. Кто знает, как проявится мой дар в следующий раз. Я была обязана взять себя в руки. И ничего лучше, чем с остервенением притянуть к себе «Артефакторику» и погрузиться в ее изучение, я не придумала.

Для себя я рассудила так: если в исчезновении Ричарда виновата я, то, познав свой дар, сумею найти Стоуна. А если прав Герберт, и я ни при чем, то создам артефакт для поиска ученого. Главное, обуздать капризную магию.

Глава 28

Ричард

Пять лет. Я провел здесь именно столько.

Видел, как меняется Квартал, как Марджери становится той, кем я всегда ее считал – сильной женщиной, которая держала в ежовых рукавицах огромную империю, пусть даже состоящую из куртизанок.

Она была скрытна, и, даже существуя с ней под одной крышей, я не сразу сумел ее разгадать. Да мне и не особо хотелось, по крайней мере, вначале. Я помнил, зачем устроился в это место – для связей и денег. И если с первым были проблемы, то вторые я медленно копил.

Иногда меня накрывала апатия, страх, что у меня ничего не выйдет, и я умру в этом, чуждом мне мире. Но я отбрасывал эти мысли в сторону. Как ни странно, но я мог даже не спешить. А размеренно все изучать и двигаться в нужном мне направлении.

Мой план по возвращению был безумно прост – сколько бы я ни провел времени здесь, вернуться собирался в то же время, откуда исчез. Плюс пару дней.

Меня вело откровенное тщеславие и желание утереть ученому свету нос. Еще бы – первый путешественник во времени, и я сумею всем это доказать. Эта мысль давала мне силы не жалеть о пролетающих годах. Кроме того, была еще одна причина задержаться в этом времени подольше – Марджери и рецептура ее омолаживающего снадобья.

Я помнил, ради чего затеял весь эксперимент, мне хотелось помочь Герберту, и раз я уже оказался здесь, то у меня появился уникальный шанс не только узнать способ приготовления, но и прихватить пару колб для последующего синтезирования в лабораторных условиях.

Но все это были планы на будущее, пока же я исправно исполнял роль дворецкого-горничной. Собирал из подручных средств вещи, способные облегчить мне бытовые обязанности. Так в огромном доме появился арсенал всевозможных швабр и подобие механического пылесоса, сметающего в себя мусор.

Мардж ни о чем подобном в доме не догадывалась, она присматривала за моей работой только первые месяцы, а после и вовсе перестала обращать внимание. Я стал для нее подобием мебели, чем-то самим собой разумеющимся. Все наше общение сводилось к приказам подать чай гостям и нескольким разговорам ни о чем, когда погода на улице становилась абсолютно безобразной.

Хотя однажды я попросил у нее увеличить жалование, и она не отказала. Я же покупал энергетические артефакты.

Небольшие, недорогие, но максимально стабильные. Тестировал их нагрузки и максимальные возможности, которые смогу выжать из каждого, когда настанет час.

Таким образом, к концу пятого года в особняке Мардж появились самонагревающийся чайник и простейшая стиральная машина по принципу вращающегося мотора, медленно перемешивающего вещи в воде.

Хозяйке дома все эти новшества я не показывал. Сейчас у меня в планах было собрать утюг и облегчить себе жизнь еще немного, чтобы больше времени уделять проекту.

Я как раз перебирал артефактные камни в поисках подходящего, когда раздался звон дверного колокольчика. Метнувшись к двери, как всегда натянув вежливую улыбку, я встретил хозяйку дома, вернувшуюся особенно поздно – за полночь и не одну, а с незнакомым мужчиной.

– Приветствую, госпожа, – поклонившись, произнес я. – Сэр.

Незнакомец шагнул в дом, скользнул по мне колючим взглядом и обвел окружающую обстановку. От него веяло опасностью и неприятностями.

И судя по бледному лицу Мардж, которой я помог снять меховое манто, она считала так же.

– Мистер Молтон, может быть, чаю? – предложила она, когда тот, не снимая припорошенного снегом сюртука, прошел в дом.

– Не нужно. Я здесь не за этим.

Она кивнула, а после жестом показала мне исчезнуть и не мелькать перед глазами. Происходящее мне не нравилось, но я был вынужден подчиниться, чувствуя себя при этом полным ничтожеством.

До самого утра я не спал, прислушиваясь к малейшим шорохам. Но было тихо, разве что вьюга завывала за окном.

Молтон ушел около восьми утра, мне пришлось закрыть за ним двери.

Я был уже не мальчиком, чтобы не понять, чем именно занимались взрослые мужчина и женщина наедине в комнате наверху. Но моя роль слуги была крошечной – молчать.

В привычное время я подал завтрак в северную гостиную, туда, где каждое утро Марджи пила чай. Но она так и не спустилась. Ни через полчаса, ни через час.

И я пошел к ее спальне в нарушение всех правил – не ходить к хозяйке дома без приглашения, постучался в двери и, не услышав «войдите», рванул за ручку на себя.

В моей груди, несмотря на мои знания о дате ее смерти, все равно жил иррациональный страх за жизнь девушки. Кто знает, почему всю ночь в доме была тишина, и что мог сотворить с ней Молтон?

Марджи нашлась на кровати, в позе эмбриона, зарывшаяся под мятые простыни и едва слышно всхлипывающая.

Глядя на это, не было смысла спрашивать, что именно сделал с ней вчерашний гость, понятно лишь, что никакой добровольности у Марджи не было. А если и была, то лишь та, которую она сама из себя выжала.

– Почему ты молчала? – Я не видел смысла тратить время на расшаркивания и пиететы. – Ты должна была кричать! Звать на помощь!

– Никто бы не пришел. – Ее голос сквозь ткань звучал глухо и придавлено.

– Я бы пришел. – Я говорил честно, хотя понимал: мне нужно было прийти к ней в любом случае, а не сидеть, как крысе в своей норе, и чего-то ждать. Я ведь чувствовал неправильность происходящего.

На этот раз Марджи не ответила, лишь еще глубже вжалась в простыни.

Мне пришлось ненадолго оставить ее одну, чтобы набрать ванную, но после вернуться и перенести ее из спальни в горячую воду. Она не сопротивлялась, скорее, наоборот, была обмякшей и податливой.

Я опустил ее в ванную прямо в одежде. Тонкая ночная рубашка мокрыми фалдами вначале всплыла, а после потонула, очерчивая тонкое тело.

Мне пришлось отвернуться, чтобы не смотреть. Еще до попадания сюда я знал, что Мардж идеальна, но сейчас только лишний раз в этом убедился.

– Кем он был? – спросил я, сверля взглядом противоположную стену. – Почему ты позволила это ему?

– Ревизор, – спустя минуту полного молчания все же произнесла она.

– Ревизор? От кого? Ты ведь Хозяйка Квартала.

Послышался плеск воды и хриплый смешок.

– Я – ширма, которая слишком зарвалась. И таким образом настоящие владельцы Квартала напомнили мне, что нужно не забывать свое место. Иначе стану еще и шлюхой.

* * *

Мне так и не удалось узнать, за какие именно проступки так жестоко наказали Марджери. Она не сочла нужным мне об этом рассказывать.

Но что-то в тот день между нами все же изменилось. Мы стали чаще разговаривать друг с другом.

Теперь Мардж не сыпала бездушными приказами просто так, она начала задавать вопросы.

– Чай сегодня особенно вкусен, Ричард. И как тебе это удается? – спросила она однажды утром.

– Не знаю, мисс. – Как по мне, я просто заливал листья не крутым кипятком, а немного его остудив. Потому что когда-то так делала Варга, и я просто запомнил.

– В приюте нас всегда поили подкрашенной водой вместо чая, – неожиданно рассказала она. – И я всегда мечтала попробовать настоящий чай. Но, даже попав сюда, когда у меня появилась возможность купить самый дорогой сорт в городе, я испытала разочарование. Он оказался горьким.

– Возможно, дело в самих листьях, – предположил я. – Насколько помню, вкус зависит от места сбора, части куста, ферментации…

На этом слове я прикусил язык и проклял себя за то, что забыл, с кем нахожусь.

– Ферме… что? – вскинув брови, переспросила хозяйка.

– Не обращайте внимания, – собирая ненужную посуду со стола, ответил я. – Просто одно крестьянское слово.

Мардж оставила свою чашку в сторону и пристально посмотрела на меня с прищуром.

– И почему я тебе не верю, Ричард?

– Почему? – в тон ей переспросил я, замерев с посудой.

– Крестьяне себя так не ведут. Не знают так много, имеют более неотесанный вид, да и черты их лиц более грубые… – Она поднялась со своего кресла и подошла ко мне очень близко. Так, что нас разделил только поднос, но он не помешал ей протянуть руку и коснуться моей щеки, проведя по ней кончиками пальцев. – И кожа слишком нежная, без единой морщины. Сколько тебе лет, Ричард?

– Почти сорок, – не задумываясь, ответил, примерно подсчитывая в уме свой возраст с учетом проведенных здесь шести лет.

Мардж опустила руку и отступила на шаг, а я ощутил в себе дурацкое желание потянуться следом за ее рукой, словно цепной пес, не знающий ласки.

– Сорок… – задумчиво пробормотала она. – Так много…

Больше она в тот день ничего не сказала. Молча ушла из гостиной, а я еще долго ломал голову, что это вообще было.

В следующие месяцы она несколько раз спрашивала о моих родителях, задавала разные вопросы о детстве, от которых я либо уходил, либо лгал.

Я надеялся, что врал убедительно и впервые в жизни поймал себя на мысли, что начинаю испытывать благодарность к собственному отцу за все те попытки превратить меня в ширму для Герберта. Мардж же иногда была слишком проницательной и улавливала любые мелочи, разгадывая ложь, вот мне наконец и пригодилась способность сохранять абсолютно непроницаемое лицо.

Только все равно это не всегда помогало.

– Иногда смотрю на тебя, – произнесла Марджи примерно месяцев через шесть, одним из тех вечеров, когда погода за окном напоминала морской шторм. – И не понимаю, почему до сих пор не уволила?

Это не звучало угрозой, скорее, размышлением вслух.

Я поставил перед хозяйкой дома вино, о котором она просила, и бокал, а сам отступил на шаг. За моей спиной трещал камин, пригревая спину, а вот руки холодил металл подноса.

– Разве я плохо справляюсь со своими обязанностями?

– Отнюдь, – покачала головой Марджи, сама без стеснения наливая себе алкоголь. – Но ты мне врешь или недоговариваешь. Недавно я заходила на кухню и видела много удивительных вещей. Ты мог бы продать их богатым людям и выручить внушительные суммы золота. Но отчего-то продолжаешь работать здесь прислугой.

– Может быть, мне здесь нравится.

– Может. – Она отпила глоток и задумчиво посмотрела на меня сквозь хрусталь бокала. Словно надеялась разглядеть истину через вино. – Но ты точно не крестьянин. Хоть это не отрицай. Крестьяне не изобретают вещи, которые я обнаружила.

Я промолчал, ни говоря ни да ни нет. Ждал, что она скажет дальше.

– Думаю, ты от кого-то сбежал и решил укрыться здесь. – Она сама придумала подходящую причину моего поведения, за которую я мог бы ухватиться, как за спасательный круг. – Может, из-за долгов, а может, еще по каким-то причинам. Я права?

Пришлось снова промолчать. Самое легкое было кивнуть, но я не сумел себя заставить.

– Значит, права, – обманулась она. – Не волнуйся, я не выдам и никому не скажу, что у меня такой необычный дворецкий.

Что я мог ей на это сказать? Наверное, только одно:

– Спасибо.

Пусть лучше думает так, чем продолжает искать правду.

– И все же мне интересно, – опять задумалась она вслух. – Ты ведь наверняка из благородных? В тебе чувствуется порода, прекрасная наследственность. Даже твое лицо: ощущение, что с момента, как ты пришел на порог этого дома, оно не постарело. Будь ты женщиной, я бы позавидовала такой молодости.

Ее слова заставили меня задуматься, потому что меньше всего времени в последние годы я уделял собственной внешности. Бритье раз в несколько дней не в счет.

Просто женский взгляд иной. То, что порой не замечают мужчины, просто бросается в глаза особам слабого пола. А между тем до этого момента я толком и не задумывался, как перемещение во времени могло повлиять на мой организм.

– Глупости, мисс Крайс. Все люди стареют, просто кто-то медленнее, кто-то быстрее. Вот моя бабушка… – Я мигом придумал историю про несуществующую долгожительницу в своем роду.

Сам не знаю, зачем это сделал, потому что, судя по тонкой улыбке на лице Марджи, она прекрасно знала, что слушает полную ахинею.

Когда я закончил, она даже похлопала в ладони.

– Браво. В тебе пропадает актер. Я почти поверила. На сегодня можешь быть свободен, Ричард.

Я поклонился, но уже на пороге комнаты она окликнула меня в спину.

– Я никогда не знала своей бабушки. И матери тоже. Разве что от подонка отца получила этот «прекраснейший» бизнес, – тихо произнесла она. – Ты ведь умеешь управлять лошадью и повозкой, Ричард?

– Да, мисс Крайс.

– Тогда я хочу, чтобы завтра ты отвез меня в одно место. Хоть о нем знают почти все, но приют, где я выросла, слишком личное для того, чтобы брать туда лишних людей. Я хочу съездить и навестить детей, но каждый раз боюсь того одиночества, о котором мне напоминает тот дом.

Я обернулся и замер. Подобные откровения были абсолютно не в духе хозяйки Квартала, но сегодня, видимо, что-то накатило, заставляя Мардж выговориться.

– Хорошо, я отвезу, куда прикажете.

– И давай на «ты», Ричард. Мы слишком долго живем под одной крышей, чтобы продолжать общаться официально.

Глава 29

Виола

– Привет, сестренка. – Я присела на стул рядом с кроватью Тиффани. – Как твои дела?

Разумеется, она мне не ответила, лишь мерный писк приборов сигнализировал об их правильной работе…

– Я пришла к тебе с новостями, – начала свой рассказ. – Возможно, скоро мне удастся тебя разбудить. Шансы, конечно, зыбкие, но я очень стараюсь. Хотя многое против меня.

Никуда не спеша, я говорила, вываливая наружу все свои эмоции и переживания за последние недели и месяцы.

Делала это я по двум причинам, первая – мне просто необходимо было выговориться, а вторая – наконец-то дочитала до главы о стихийных артефактниках, к которым, судя по классификациям, и отнесла себя.

Редкие экземпляры даже среди магов старых времен. Сильные, но фактически не поддающиеся обучению. Все методики с ними давали сбой, потому что работали эти люди на сплошном вдохновении. Их признавали опасными, потому что из-за сильных эмоций они, как и я, могли натворить бед. Но все же при должном контроле стихийники могли подчинить свой дар.

В книге я вычитала отличный совет – держать чувства в узде, потому что именно от моих мыслей и эмоционального фона зависело, какой артефакт может появиться следующим.

И я сделала из главы свои выводы.

Мои слова и желания становятся материальными, если произнести их в соответствующем настроении. Поэтому сейчас я сознательно погружала себя в не самое уравновешенное состояние.

– …Так что на меня свалилось много всего. Меня почти шантажирует лучшая подруга, похоже, я причастна к исчезновению Ричарда Стоуна, а еще… – я понизила голос, будто боясь быть подслушанной, – я начинаю что-то чувствовать к инкубу. Ты будешь смеяться, когда проснешься, но, когда он целовал меня в последний раз, я что-то ощутила. Не крылья за спиной, но что-то приятное и теплое. Представляю, что сказала бы мама, узнай о подобном. Наверное, была бы в ужасе, но мне кажется, что Герберт не такой, как другие инкубы. По крайней мере, мне хочется верить, что именно я сделала его таким.

Слова лились нескончаемым потоком, и я бы, наверное, могла продолжать вечно, если бы не время, неумолимо идущее вперед. Взгляд упал на часы, где стрелки сошлись на половине восьмого вечера, а значит, за мной вот-вот должен был приехать Сакс. Сегодня он обещал забрать меня из больницы, чтобы вместе отправиться домой.

И опять на душе стало неожиданно приятно.

– Я тут кое-что тебе принесла. – Притянув к себе рюкзак, я вытащила оттуда плюшевого черного кота. – Увидела его сегодня в супермаркете и поняла, что должна тебе его подарить.

Пристроив игрушку рядом с головой сестры, поправила сбившиеся волосы Тиффани и невольно залюбовалась ее лицом. Красивое, словно у фарфоровой куклы.

– Его зовут Пятый, – тихо продолжила я. – Почему именно такое имя, я расскажу, как только очнешься. Уверена, он тебе понравится и послужит началом твоей новой коллекции…

На мгновение показалось, будто приборы пискнули как-то особенно возмущенно, мне даже пришлось оправдываться.

– Да, знаю, ты очень любила свои старые игрушки. Но так произошло, что вся коллекция исчезла вместе с Ричардом в той лаборатории. Извини.

Мне очень хотелось услышать ее ответ. Хотя бы обиженное: «Не извиню!» – но Тиффани продолжала молчать. Я же как заклинание произнесла фразу, на которую надеялась и верила, как в молитву:

– Хочу снова услышать твой смех. Мне очень не хватает тебя, Тиффи. Надеюсь, скоро стазис исчезнет, и мы снова будем вместе.

На этом я еще раз поправила Пятого, придвигая его ближе к сестре.

Ну же, стань артефактом! Именно тем, который так нужен! Пятый, пожалуйста, верни мне мою сестру…

* * *

Герберт ждал меня в холле. Он о чем-то переговаривался с Элликантой, которая предпочла разговаривать с сыном у всех на виду, а не позвать в кабинет.

Сакс же опять играл бесчувственного инкуба, но я уже научилась по крошечной мимике уголков глаз и губ различать его эмоции. Не знаю, о чем они беседовали, но, когда я подошла ближе, доктор Роук посмотрела на меня с огромным раздражением.

– И как ты его выносишь так долго? – пробормотала она. – Особенно если не собираешься рожать и деньги тебя не интересуют.

Я понимала, что в ней говорит горе из-за потери Ричарда, и только этот факт остановил меня от вопроса ей в тон, что ее саму заставляло терпеть отца Сакса? Согласилась же она когда-то на эксперимент, так почему теперь ведет себя столь надменно?

– У нас совместные дела, – абстрактно ответила я, но все же не удержалась, добавив:

– Не всем нужны от инкубов только деньги.

– Зато инкубам нужно по сути только одно, – отозвалась доктор, и неожиданно в ее лице что-то изменилось. Словно какая-то мысль пришла в голову и озарила все вокруг.

Интуитивно мне это сразу не понравилось, а Элликанта обвела меня взглядом еще раз, после чего торопливо произнесла:

– Мне пора. Нужно кое-что проверить.

После таких слов мне с Гербертом осталось только посмотреть молча ей вслед.

– Ну, и что это было? – спросила я.

Но даже Гер не сумел ответить.

– Понятия не имею, но мне бы хотелось прочесть ее мысли.

Впрочем, делать этого не пришлось. Стоило нам только спуститься на парковку и сесть в кар, как визофон в кармане Герберта ожил.

Я не видела сообщения, которое пришло, но, судя по вытянувшемуся лицу, Сакс оказался под большим впечатлением.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила я, уже надеясь, что, быть может, произошло чудо и Тиффани очнулась.

Но ответ оказался куда более шокирующим:

– Мама хочет внука. Просит уговорить тебя любой ценой, иначе она откажется от ведения твоей сестры, или, того хуже, не гарантирует ее здоровья.

– Что значит «не гарантирует ее здоровья»? – переспросила я.

– Хотел бы я это знать и узнаю. – Мне в руки перекочевала запонка-артефакт. – Побудь в машине, я вернусь к матери и выясню, что взбрело ей в голову.

– Но ведь ты опять перестанешь чувствовать, – сказала, подсчитав расстояние, на которое придется удалиться инкубу. Больше десяти этажей, плюс стены, значит, артефакт точно потеряет силу.

– Зато вернутся остальные способности. Не беспокойся, я буду помнить, ради чего все это затеял, и приду обратно. Поверь, даже будучи инкубом, я не настолько принципиален, чтобы идти домой пешком, а не ехать на каре.

Не сказать, чтобы прозвучало убедительно, но мне все равно пришлось его отпустить и весь следующий час провести в машине, сидя как на иголках. Мне постоянно казалось, что инкуб, к которому вернется вся его бесчувственность и непрошибаемость, решит, что близость к артефакту опасна для него, и сбежит куда подальше.

Опять же, кто знал, до чего могут теперь договориться мать и сын, если их желания обзавестись внуком-сыном совпадут. И хоть Сакс знал мою принципиальную позицию отказа от ЭКО, в моей душе продолжал жить иррациональный страх.

Именно в этот момент Герберт-инкуб и Герберт-человек разделились для меня окончательно. С первым я не желала иметь ничего общего, а второй нравился куда больше, чем просто друг.

Когда я увидела мужчину, шагающего по стоянке, дыхание замерло в груди и возобновилось только тогда, когда Сакс сел в кар.

– На тебе лица нет, – произнес он, хотя и сам был бледен как смерть. – Что-то произошло?

– Боялась, что ты не вернешься, – выдохнула я и как можно скорее сунула ему в руку запонку. Так мне было спокойнее…

– Я здесь, хотя соблазн все же был, – констатировал Герберт. – Пожалуй, второй раз этот номер я рискну совершить только с большой осторожностью. Слишком велико желание вызвать такси и уехать в небоскреб, приказав водителю увезти тебя вместе с запонкой куда подальше.

Судя по его словам, боялась я не зря. Все же моя интуиция редко ошибалась.

– Тебе удалось выяснить, что задумала твоя мать? – спросила я, когда машина наконец отъехала от больницы.

– Удалось, а еще предотвратить ее план по твоему шантажу. Пришлось применять внушение, не самый хороший поступок по отношению к матери, но выбора она не оставила. А также я поговорил с руководством клиники, ее временно отстранят от работы.

– Так что она придумала?

– Всего лишь идею, что ты в состоянии родить ей внука. Мальчика, которого она назовет Ричардом. Причем не инкуба, а именно человека. Собиралась влезть в геном и что-то там изменить. Но…

У меня невольно мурашки по спине пробежали.

– Что «но»?

– Когда нужно, я умею убеждать людей не делать глупостей… – твердо закончил свою мысль Сакс. – Твоей сестре ничего не угрожает. Ею будет заниматься другой доктор.

Вздох облегчения вырвался из моих легких.

И все же, кто бы мог подумать, что исчезновение Ричарда так сильно повлияет на Элликанту! Раньше она казалась весьма уравновешенной женщиной.

Однако чем больше я думала над этим вопросом, тем больше понимала: будь я на ее месте, меня бы и саму разрывало горе на части. Потому что для нее Стоун был единственным сыном, а Герберт – экспериментом всей жизни.

Внезапно на визофон Сакса пришло сообщение, он мимолетно взглянул на экран и нахмурился:

– Виола, я вынужден оставить тебя дома. Мне срочно нужно уехать.

– Надолго? – удивилась такой резкой перемене я.

– К утру вернусь, – пообещал он. – Не волнуйся, на этот раз ничего пугающего. Считай это обычной деловой поездкой.

И я ему поверила. Наверное, потому, что интуиция молчала, а внутри жила полная уверенность, что завтра Сакс точно приедет к завтраку.

Глава 30

Герберт

К хранилищу я приехал за полночь. Скорее не получилось, кар и так гнал слишком быстро.

У входа меня встретил человек, которого я нанял для вскрытия сейфов – один из братьев Фингерз, – они славились самыми продвинутыми системами охраны и считались лучшими в вопросах безопасности.

Поэтому когда встал вопрос, кому именно поручить вскрытие помещений с неизвестным содержимым и крепкими замками, я почти не задумывался. Выбрал лучших из лучших.

– Мистер Сакс, приветствую. – Он пожал мне руку в тонкой перчатке и жестом указал, что можно войти внутрь.

Мне нравилось, как он себя ведет: спокойно, уравновешенно, хоть и знал, с кем имеет дело. Картер объяснил обоим братьям, что я инкуб, умеющий внушать и читать мысли. Но Фингерзы, что один, что второй, восприняли это спокойно, работая без паники и раболепия.

– Пока нам удалось вскрыть только три двери. Нужно сказать, ваши предки были теми еще затейниками. Пришлось повозиться, даже с самой старой.

– И что там? – Мне не терпелось узнать ответ.

Впервые я чувствовал себя мальчишкой перед сочельником, который предвкушает долгожданное открытие рождественского подарка.

– О, вы удивитесь. – Даже не видя лица мужчины, я слышал в его голосе улыбку. – Вот взгляните. Держите фонарь!

Он подвел меня к хранилищу первого инкуба. Моего пра-пра-пра…

Я вошел внутрь темного каменного мешка. Стены давили, а эхо размножалось от высоких сводов. Даже щелчок выключателя фонаря отдался сотней таких же щелчков.

Свет разогнал тьму, и я не увидел ровным счетом ничего интересного.

– Что за ерунда? Здесь же пусто! – Эмоции возмущения все же проскользнули в интонациях.

– Именно. Как и в двух остальных. Ни-че-го! Я же потому и говорю, ваши предки были шутниками.

– Вот уж вряд ли, – хмуро заметил я. – У инкубов плохо с чувством юмора. А остальные запертые двери? Что с ними?

– Об этом лучше спросить у моего брата, он как раз сейчас работает с хранилищем вашего деда.

Второй Фингерз действительно нашелся у внушительной железной двери. Он стоял от нее в нескольких метрах и с унылым видом изучал внешний вид.

Обменявшись приветствиями, я спросил у него:

– Сколько займет вскрытие замка?

– Понятия не имею, – отозвался он. – Но судя по тому, что на каждый следующий замок мы тратим вдвое больше времени, чем на предыдущий – около недели. Жаль, нельзя взорвать!

– Жаль, – согласился я. – Потому что будь можно, я бы не позвал вас.

– Мистер Сакс, а вы уверены, что вообще стоит вскрывать эти двери? Вполне возможно, там тоже пусто, и мы просто тратим время.

Звучало вполне логично, но я не забывал, кем являлись мои умершие родственники – хмурыми и безэмоциональными приверженцами логики и расчета. Если в хранилищах пусто, значит, так нужно.

Вполне возможно, некое тайное содержимое попросту кочевало из одного хранилища в другое, обзаводясь каждый раз более совершенным замком. Вот в это я поверил бы куда с большей долей вероятности.

– Хранилище деда можете не вскрывать, – отдал я распоряжение. – Займитесь следующим, которое принадлежало моему отцу.

– Две-три недели, – напомнил о сроках старший Фингерз. – Там очень сложная система цифровой защиты. Несколько уровней безопасности…

– Ничего страшного, – прервал я. – Времени предостаточно. Две-три недели я спокойно подожду.

Глава 31

Виола

Как и обещал, Герберт вернулся к завтраку. Он не выглядел уставшим, хотя я догадывалась, что, скорее всего, он не спал всю ночь, но вопреки всему сразу вызвался ехать со мной в город.

– Ты опаздываешь на работу, – взглянув на часы, констатировал он. – Даже не похоже на тебя. Обычно ты весьма пунктуальна.

Пришлось виновато развести руками и поспешить, дожевывая тост буквально на бегу. Ну не говорить же Саксу, что я специально не торопилась, дожидаясь его возвращения.

– Уже лечу, – оправдалась я.

– Мы можем снова поехать вместе, – предложил мужчина.

Я покачала головой. Сегодня был один из тех дней, когда у меня занятия с группой выпали на субботу, Герберту же не обязательно было ехать в Фелс-сити в свой выходной.

– Я сумею добраться одна. Лучше отдохни, ты явно не спал целую ночь.

Вначале он попытался убедить меня, что совершенно в порядке, но я тоже была настойчива.

Через час я буквально влетела в тренерскую раздевалку спортивной школы и принялась торопливо готовиться к занятиям, настраиваясь на рабочий лад. Впереди были первые отчетные выступления, которые я в шутку называла «игрушечными соревнованиями».

Это для взрослых все выглядит очередным смотром группы, а для детей – настоящее соперничество, где каждый мечтает встать на пьедестал.

Я помнила свое первое отчетное выступление и то, как волновалась, поэтому отлично знала, какая поддержка нужна сейчас моим подопечным.

– Мисс Райт? – вырвал из мыслей чужой голос.

Я задрала голову и с удивлением уставилась на полицейского, стоящего в дверях раздевалки. За ним маячила Гвендолин Поул. По недовольному выражению лица директрисы я сразу поняла – у меня крупные неприятности.

– Да, это я, – рассеянно ответила офицеру. – Что-то случилось?

– Я бы хотел побеседовать с вами в участке, – тут же ответил он, показывая значок и представляясь детективом Кэмпбеллом.

– Но у меня сейчас рабочее время, – поспешила возразить, ничего не понимая. – Миссис Поул, я не могу сейчас бросить все и куда-то ехать.

– Это вряд ли обсуждается, – холодно ответила она. – Собирайся, а я скажу родителям, что занятия на сегодня отменены.

Директриса переглянулась с детективом, и от этого их мимолетного взгляда мне стало не по себе. Я даже отступила на шаг назад к шкафчикам так, будто хотела сбежать…

– Мисс Райт, не заставляйте меня вызывать второго офицера с улицы, скручивать вас и выводить в наручниках. Мы с миссис Поул договорились сделать все максимально тихо, чтобы не пугать детей.

Его слова, словно лезвия, прошлись по моему сознанию. Наручники? За что?

– Вы в чем-то меня обвиняете? – не поверила я.

Происходящее показалось дурной шуткой.

– Пока еще нет. Но сегодня утром ваша бывшая коллега Кэтрин Блэквуд была обнаружена в своей квартире мертвой со следами насильственной смерти.

Если бы мое искусственное сердце могло остановиться, оно бы сделало это.

Последние слова полицейского эхом отразились внутри сознания, а тело, потеряв ориентацию в пространстве, повело в сторону. Я едва успела выставить руку, чтобы схватиться за стену и не упасть.

Еще одна смерть рядом со мной, будто их и так мало.

– Но при чем здесь я? – все же сумела выдавить, поднимая взгляд на детектива.

Перед глазами все расплывалось от слез, но, смахнув их, я поняла, что взгляд офицера не знает жалости. Он по-прежнему смотрел на меня ровно и отстраненно:

– Узнаете в участке. После того как я задам вам несколько вопросов.

– Мне нужно позвонить. – Я вцепилась руками в свой рюкзак, где на дне валялся визофон. – Я ведь имею право на звонок!

Хоть меня и не выводили в наручниках, но я уже понимала – дело принимает дурной оборот. Слишком уверенно действовал офицер, а просто свидетелям не грозят надеть браслеты на запястья…

Против звонка никто ничего не имел. Дрожащими пальцами я набрала Герберта, который, к моей радости, ответил почти сразу.

– Сейчас же выезжаю к тебе, – едва выслушав, ответил он. – На вопросы не отвечай. Ты должна хранить молчание и ждать адвоката.

– Хорошо, – едва слышно пробормотала я, понимая, что абсолютно растеряна.

– Я привезу лучшего юриста в городе, и мы разберемся, в чем дело. Скорее всего, произошла какая-то ошибка, либо… – Он на мгновение замолчал, что-то обдумывая. – Маячок еще при тебе?

Ужаснувшись тому, что Сакс решил, будто меня таким образом похищают, я еще раз обвела взглядом офицера. И тут же откинула эту мысль в сторону.

Если бы меня хотели похитить, сделали бы это тише.

– При мне, – заверила Герберта.

– Тогда не переживай. Я найду тебя, даже если они решат упрятать тебя за решетку просто так, – прозвучало не очень оптимистично, но романтично, что ли. У меня даже щеки вспыхнули от этих его слов. – Виола, и еще одно…

Я задержала дыхание, ожидая услышать его следующие слова.

– Не волнуйся. Помни, кто ты есть и какой силой обладаешь. Не навреди – ни людям, ни себе.

– Хорошо, – пообещала я, принимая и эти слова на веру.

– А теперь передай визофон следователю.

В следующие несколько минут детектив объяснял Герберту, в какой именно участок меня планируют отвезти, и где он находится. Когда их разговор закончился, полицейский вернул мне аппарат со словами:

– А теперь на выход, мисс Райт. Мы и так достаточно потеряли времени.

* * *

Допрос проводил уже другой мужчина.

Про себя я прозвала его злым копом, потому что первый, по сравнению с этим, был просто милашкой.

– Когда вы в последний раз видели Кэтрин Блэквуд?

Молчу, помню о том, что Герберт обещал привести адвоката.

– Где вы были сегодня ночью?

Стараюсь даже дышать более размеренно, чтобы не волноваться. Не дай бог, дар сработает сейчас, когда это совершенно не нужно.

– Если вы откажетесь помогать следствию, я буду вынужден арестовать вас. Так где вы были сегодня ночью?

В этот раз я все же фыркнула. Сдавать адрес Герберта я не собиралась.

– Все ответы я дам только после того, как придет мой адвокат, – очень ровно произнесла я. – Но я вас уверяю, Кэтрин я не убивала.

– У меня есть сведения, которые позволяют думать об обратном, – с оскалом ответил детектив, и у меня внутри все похолодело.

Слишком уверенно он говорил, так, словно меня за руку кто-то поймал над телом подруги.

– Тогда я имею право знать, чем конкретно вы руководствуетесь, заявляя мне о подобном.

Мужчина посмотрел на огромное зеркало на стене, которое нервировало меня просто фактом своего наличия, и крикнул кому-то:

– Принесите визофон убитой.

Меньше чем через минуту в допросную вошел молодой человек в форме и передал детективу знакомый аппарат. В нем я узнала визофон Кэтрин, кажется, в нашу последнюю встречу держала его в руках.

– Думаю, вам будет любопытно кое-что услышать, – детектив нажал пару кнопок, и из динамиков полилась запись.

– Кэт, мы не спим с тем красавчиком. – Я узнала собственный голос. – Ты ошиблась с выводами. Да, он богат, но я не в том положении, когда могу обращаться к нему с подобной просьбой.

– Глупости, девушкам не в тех положениях не выделяют личные автомобили. Виола, пожалуйста, тебе ведь ничего не стоит у него одолжить. Прошу пока по-хорошему.

– Что значит, по-хорошему? Ты мне угрожаешь?

– Нет. Пока нет. Просто не загоняй меня в угол для отчаянных мер.

– И что же ты сделаешь?

– Подкину родительскому комитету на твоей новой работе данные, чем ты промышляла раньше. И даже если скандала удастся избежать, должность ты потеряешь.

– Хорошо, я подумаю насчет денег. Но обещать ничего не могу.

По мере записи я все больше впивалась пальцами в столешницу. Я понятия не имела, что Кэт тогда записывала наш разговор, но даже если так, вся запись была вырвана из контекста.

– Где остальное? Это ведь не все?

– То есть вы подтверждаете, что звучит именно ваш голос? – с прищуром уточнил следователь, а я прикусила язык, понимая, что мне нужно было продолжать молчать, вот только уже поздно – полицейский свои выводы сделал.

– Я больше не буду отвечать на ваши вопросы. Жду адвоката.

– Хорошо, ваша воля, – раздосадованно выплюнул собеседник. – Как хотите, а пока посидите в камере. Сутки я имею полное право удерживать вас в участке. Заодно и подумаете над своим положением.

Понимая, что сопротивляться бессмысленно, я позволила отвести себя в «обезьянник».

Еще никогда я не испытывала такого унижения. Меня засунули в клетку с какими-то не самыми приличными членами общества.

Пришлось забиться в самый дальний угол и стараться не смотреть на своих «соседок». Одна из них выглядела как закадычная «пропойца» без места жительства, а вторая будто только вернулась с дешевой «панели».

Возможно, мне не стоило судить их по внешнему виду, но я ничего не могла поделать с внутренней брезгливостью. Я-то почему оказалась в этом месте?

Одно знала точно: когда приедет Герберт, он найдет способ меня вытащить.

Прошло несколько часов, но Сакс так и не объявился. Отчаяние накрывало волной, а я ломала голову, что случилось. Он уже давно должен был приехать. Лишь бы ничего не произошло.

– Виола? – кто-то окликнул меня, и я подняла голову, встречаясь взглядом со смутно знакомым мужчиной.

Кажется, видела его буквально несколько раз… Картер.

– Да.

– Я от мистера Сакса. Адам Картер – его поверенный во многих делах, – начал он, и мое сердце-имплант все же пропустило чертов удар. – Адвокат уже занимается вашим делом…

В мгновение ока я подлетела к решетке, как можно ближе к пришедшему.

– Что случилось? Где Герберт?

– Не переживайте. – Адам попытался улыбнуться, но я видела, что эта улыбка натянута, словно тетива от лука, и неестественна, как искусственный краситель. – Просто мистеру Саксу стало немного плохо, сейчас он в центральной больнице, и им уже занимаются лучшие доктора. Он лично поручил мне заняться вашим делом и вытащить отсюда.

Картер говорил еще о чем-то, но слова пролетали мимо меня. Герберту стало немного плохо… Я чувствовала ложь, ведь уже слишком хорошо знала Сакса. Он бы приехал ко мне в любом состоянии, которое позволяло ему передвигаться. Значит, дело гораздо хуже, чем «немного».

– И ах да, – последней фразой Картер все же вытащил меня из своих раздумий. – У меня есть и прекрасная новость. Ваша сестра очнулась.

Глава 32

Ричард

Когда мужчина и женщина долго живут под одной крышей, рано или поздно они оказываются в одной постели. Это неизбежный финал, которого мы с Мардж избегали долгие годы.

И вот сейчас, лежа рядом с ней, я разглядывал потолок, пока она задумчиво рисовала на моем плече неведомые узоры пальцем.

Это был не первый наш раз и, скорее всего, не последний. Но каждый раз я испытывал странные ощущения – будто все наконец стало логичным и понятным. Все, кроме моих чувств к ней. Кажется, я все же любил эту женщину. Потому что никак иначе не мог объяснить, как со всей моей рациональностью и продуманными решениями оказался с ней в обнимку и при этом чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

– О чем ты думаешь? – тихо спросила она, продолжая выписывать кончиком ногтя круги по моей коже.

– О том, как мы докатились до тайной связи, – честно признался я. – Когда двери этого особняка открыты для работниц Квартала и ВИП-посетителей – ты хозяйка, а я дворецкий. Но стоит сумеркам спуститься на город, и мы становимся отрезанными от всего мира. Только я и ты. И знаешь что, я ничего бы не хотел менять.

– И я ничего не хочу менять. – Она зевнула и, сев на кровати, притянула к себе покрывало, в которое тут же завернулась. Подошла к огромному напольному зеркалу и придирчиво взглянула на свое отражение. – Но действительность меняется сама по себе, не спрашивая нас. Все больше лет проходит, все больше морщин, первая седина… А ты такой же, как и был, Ричард.

Я прикусил губу изнутри. Болезненная тема последних лет, которая поднималась все чаще.

– Ерунда, ты женщина в самом расцвете сил. Тридцать шесть – разве это большой возраст?

– Нет, – согласилась она и тут же опровергла: – И да одновременно. Просто смотрю на тебя, и ощущение, что вокруг тебя словно время замерло. А я уже успела догнать тебя и перегнать. Как же так вышло?

Она отошла от зеркала и села на край кровати рядом со мной, провела рукой по щеке, и я невольно прикрыл глаза, ловя тепло ее кожи и согреваясь в нем. Рядом с Марджи чувствовал себя цепным псом. Ее цепным псом. Который просто обязан быть у ног любимой хозяйки, ловить каждую ее ласку и охранять ее покой от посягательств извне.

Наверное, она ждала от меня ответа на свой вопрос, но я не мог рассказать ей правды. Она опечалила бы ее куда больше.

Марджи верно подметила, она догнала меня и перегнала, и чем больше пройдет лет, тем заметнее будет разница между нами. В одном только она ошиблась. Время вокруг меня не замерло, оно просто замедлилось. Я тоже старел, но гораздо медленнее, чем должен.

– Ричард, я хочу детей, – прошептала она, заставляя меня тем самым распахнуть глаза. – От тебя.

Я резко сел, из-за чего рука Марджи спала с моего лица.

– Детей?! – переспросил я севшим голосом.

– Да, – кивнула она. – Я все продумала. Кто бы ни родился, девочка или мальчик, он будет свободен. Квартал ничего не сможет предъявить нашему ребенку, при этом никто даже не станет спрашивать, кто отец. Слишком много вокруг моей личности ходит разных слухов, чтобы поверить в мою женскую честность.

– Это невозможно, Мардж, – выдохнул я, беря ее за руку и пытаясь считать реакцию по лицу.

– Ты не хочешь детей?! – удивилась она.

– Хочу, очень. – В горле стоял ком, потому что никогда доселе я не представлял, что такой разговор вообще состоится в моей жизни. – Но у меня физически не может быть потомства. Никогда. Я бесплоден, пуст, стерилен.

Несколько мгновений Марджи смотрела на меня так, словно не поняла ни слова из того, что сказал.

– Глупости, – наконец произнесла она. – Такого не бывает. Точнее бывает, но все лечится, были бы деньги.

Она говорила это так убежденно и с такой решительностью, словно прямо сейчас была готова вести меня за руку по всем докторам столицы, лишь бы…

– Нет, – покачал я головой. – Марджи, пойми, я не вру. И у самых лучших докторов я тоже бывал.

Мне пришлось пересказать ей тот разговор со светилом местной магической медицины, что состоялся, казалось, целую вечность назад.

– Прости, милая, – говорить все это, глядя ей в глаза, было сложно. – Но от меня у тебя не может быть детей.

Сердце в груди сжалось настолько болезненно, что готово было взорваться от давления. Мне казалось, в этот момент я нагло вру ей в глаза, потому что видел желание Марджери иметь сына или дочь, но знал, что она так никогда и не родит.

Этого не было в истории, изменить которую я был не в силах… И пусть хроники не сохранили подробности жизни этой женщины, но основные вехи я знал – всю свою жизнь она посвятила Кварталу. Здесь и умерла, в одиночестве. Никаких детей или внуков рядом.

Она и тишина вокруг.

И все же моим словам она не поверила, лишь сильнее сжала кулаки, а после рывком встала с кровати и бросилась к столу, там долго листала какие-то бумаги, пока не наткнулась на одну, вытащив которую, победно посмотрела на меня:

– Завтра мы сходим к одному моему должнику. Я хочу услышать, что он скажет после твоего осмотра.

* * *

Весь следующий день она молчала. Встреча с действительностью иногда может разочаровывать. Тот самый доктор, на которого так надеялась Мардж, сказал ей все то, что до этого говорил я. Без шансов.

И, кажется, только теперь до нее дошло окончательно.

Хозяйка Квартала отменила на сегодня все визиты девочек с выручкой, заявив, что ей нездоровится, и теперь молча сидела у окна, пялясь в пустоту.

Мне нужно было что-то ей сказать, утешить, потому что чувствовал свою вину, но головой понимал, никакие слова не вернут ей надежду на то, что она сама успела себе придумать и представить.

– Ты можешь встретить другого мужчину, – произнес я, возможно, самое идиотское, что только можно было придумать в подобной ситуации. – Проблема ведь не в тебе, а во мне. Ты же здорова.

– А если я не хочу другого? – бесцветным голосом ответила она. – Никого другого… Если я хочу, чтобы у детей были твои глаза и волосы, и вечерами ты читал им сказки…

Лучше бы она взяла револьвер и выстрелила в меня в упор, чем произнесла подобное. Потому что сейчас я чувствовал себя разрушителем ее жизни. Что, если это из-за меня у нее никогда не было детей, потому что она на мне зациклилась, а ведь могла бы повстречать кого-то другого…

В этот момент до меня вдруг дошла одна страшная истина. Если раньше я считал, что мое появление здесь ошибка, которая никак не отразится на ходе истории, то сейчас понял, что я уже в ней отразился. В этой самой истории, которую знал с самого детства.

Я – не наблюдатель, который просто смотрит, стараясь не вмешиваться. Я – участник, и это испугало до глубины души.

* * *

Следующие несколько недель мы не разговаривали с Марджи. Любую мою попытку заговорить она превращала в ничто. Останавливала меня жестом и уходила в другую комнату.

А в один из дней Марджи утром объявила, что нам надо расстаться. Не как хозяйке и работнику, а как мужчине и женщине.

Это была горечь, смешанная со смутным ощущением правильности. Я попытался убедить себя, что Мардж поступает как должно, и теперь, когда выбросила меня из головы, ее жизнь может измениться.

Вот только самообман не перестает быть самообманом. Вечерами, когда она не возвращалась домой после очередного светского раута, я был готов рвать на себе кожу, лишь бы знать, что с ней все в порядке.

В памяти все еще был свеж тот день, когда она вернулась не одна.

Любые попытки заглушить эту боль работой проваливались. Я мог часами перекладывать энергетические артефакты, перелистывать тетради со схемами – но сосредоточиться не удавалось. Пока в один из дней я не сорвался. Сам не понял как, но в ту ночь, когда Марджи уже давно спала, а я корпел над расчетами, просто встал со стула и помчался в ее спальню, чтобы вывалить на ничего не понимающую женщину правду.

Точнее, часть правды, чтобы окончательно не свести ее с ума. Хотя я был уверен, что она примет меня за безумца и точно выгонит из дома, но все равно вываливал на хозяйку Квартала тонну информации:

– Это был несчастный случай с артефактом. – Я попытался подобрать наиболее привычное понятие, чтобы не грузить ее научными терминами. – Я из будущего, Мардж, очень далекого. Меня выбросило сюда, и именно из-за этого я не старею. Ты можешь мне не верить, но я могу с точностью до минуты сказать, когда Генри Фокс изобретет свою первую машину, хотя сейчас ему еще нет десяти лет. Могу назвать дату рождения его сына и то, как его назовут…

– Стоп! Стоп! – попыталась остановить меня Мардж, зажигая свечу, чтобы лучше видеть мое лицо, и садясь на край кровати. – Ричард, я не понимаю.

– Это сложно объяснить, но это не моя жизнь. Не мое время. Помнишь, ты спрашивала, почему я не похож на крестьянина? Потому что никогда им не был. У себя в мире я мудрец, а здесь никто.

Впервые в жизни мне было сложно остановиться, потому что хотелось говорить обо всем наболевшем, и Мардж была благодарным слушателем. Но, самое главное, я по глазам видел – верила или хотела верить.

– У тебя там кто-нибудь остался? – неожиданно спросила она. – В твоем времени? Жена? Девушка?

Я покачал головой и невольно опустился на пол. Перед ней, перед своей Мардж. Опустился и положил голову на ее колени. Опять чувствовал себя псом или даже хуже. Ее рабом, зависимым от хозяйки настолько, что даже воздух рядом с ней становится слаще.

– Нет. У меня вообще никого там не было. Словно вся моя жизнь свелась к тому, чтобы когда-нибудь оказаться здесь, рядом с тобой. Я люблю тебя, Мардж…

Фраза, вырвавшаяся из глубины души, зависла в воздухе и растворилась в тишине. Я ждал, что ответит эта женщина.

Боялся, что прогонит, ведь это было бы логично. Но еще больше боялся того, что оставит… моя личная неизвестная известность.

Но хозяйка лишь задумчиво перебирала мне волосы, пока не произнесла:

– Первая седина. – Она подцепила одну из прядей у виска. – Ты тоже стареешь, Ричард. Мы вместе стареем.

Это «вместе» отдалось эхом в моих ушах, а сердце ускорило ритм. Похоже, я еще надолго останусь здесь…

* * *

Прошел год.

Время полного осознания, что я не просто так нахожусь за двести с чем-то лет до своего рождения. Моя идиотская мечта оставить след в истории сбывалась совершенно не так, как я представлял, но, черт возьми, именно это она и делала.

У меня в голове почти сошелся пазл, над разгадкой которого бились многие ученые моего времени. Потому что у них не было главной детали, которой оказался я сам.

Тайна зелья молодости… насмешка судьбы!

Мне и Марджери пришлось потратить уйму золотых для того, чтобы целители создали эту волшебную рецептуру.

Благо в деньгах теперь ни я, ни она не нуждались. Мардж сумела выгодно продать вещи, которые я изобретал, не афишируя ни моего, ни своего имени. С десяток патентов позволил бы нам безбедно жить где-нибудь на краю света, но я знал, что наше место здесь – в Квартале.

Каждый из нас должен был исполнить свою роль до конца. И я был благодарен Мардж за то, что никогда не задавала мне вопросов о своем будущем, она попросту не хотела его знать. И я немного завидовал этому незнанию, потому что этот груз тяготил меня каждый день.

Особенно в такой, как этот.

Доктор Фаун стоял в гостиной перед Мардж, пока она величаво восседала на дорогом, обитом черным бархатом диване. Женщина была похожа на настоящую королеву, хоть и без капли благородной крови внутри.

Я же стоял в стороне, в тени комнаты, там, где и положено слуге.

– Вот то, что вы просили. – Фаун протянул Хозяйке Квартала деревянную шкатулку.

Мардж приняла ее уверенно, но я видел, как едва заметно дрогнули пальцы, когда она открывала крышку ларца.

Там на мягкой подложке покоился крошечный пузырек, словно из-под духов. Никаких искр или свечения.

– И на сколько этого хватит? – бережно поднимая флакон кончиками пальцев, спросила моя женщина.

– Это одна доза. Если принимать каждый день, то снадобье может существенно продлить жизнь любого человека. Лет на десять-пятнадцать.

– Мало, – хмуро отозвалась Мардж, крепче сжимая в руках зелье. – Но вы продолжайте работать, доктор Фаун. Уверена, вы можете добиться большего.

Целитель кивнул, но я видел, как дрогнули его губы в кривой усмешке.

– Зачем вам это? – спросил он. – Неужели хотите жить вечно? Но это невозможно.

Мардж посмотрела на него так, что улыбка в мгновение исчезла с лица мужчины.

– Я плачу вам за работу, доктор Фаун. А еще за молчание. Так что не стоит задавать вопросы, ответы на которые вас не касаются.

Губы доктора поджались, и коротким кивком он дал понять, что словам Мардж внял.

– Не боишься, что однажды вместо снадобья он принесет тебе отраву? – спросил я, когда Фаун ушел, хотя сам знал, что жить любимой женщине больше сотни лет.

– Нет, – откручивая пробку у флакона, ответила Марджери, приготавливаясь выпить зелье. – Он подписал магический договор. Никаких шансов нарушить условия, причинить вред моему здоровью или даже просто перепродать рецептуру кому-то еще. Так что – твое здоровье, Ричард. За нашу долгую жизнь!

Глава 33

Виола

Больше двух часов ушло у Картера, чтобы вытащить меня из участка. В итоге меня повторно вызывали к детективу, где в присутствии адвоката выдали бумагу, подписав которую, я обязалась не покидать пределы города.

– У них ничего на вас нет, – спустя десять минут, как меня отпустили, пояснил адвокат. – Лишь та запись и показания соседки, которая якобы видела убегающую девушку. Но вам не о чем беспокоиться, мистер Картер уже вытащил из системы безопасности дома мистера Сакса записи видеонаблюдения. Весь вчерашний вечер вы были дома, и мы сможем это подтвердить.

– Да, – согласилось доверенное лицо Герберта. – А также нашли записи с уличных камер в районе убийства. Бегущая девушка действительно была, но она абсолютно не похожа на вас. Так что со временем проблема с полицией обязательно решится.

– Спасибо огромное, – поблагодарила я. – А сейчас я бы хотела отправиться в больницу к сестре и Герберту.

– Конечно, – кивнул Адам. – Я подвезу вас.

Водил Картер сам, да и машина, в отличие от дорогих каров Сакса, была менее броской, и даже наоборот – будто сливалась с остальными, становясь незаметной. Серая, как асфальт в дождливый день.

Я расположилась на соседнем с водителем сидении и уже приготовила список вопросов, которые хочу задать мужчине, но, едва заведя мотор, Картер начал сам:

– Из-за подписки, к сожалению, вам не удастся вернуться в дом мистера Сакса. Мы с адвокатом надеялись, что подписка о невыезде ограничится пределами страны, но уговорить удалось только на Фелс-сити. Я уже отдал распоряжение подготовить вашу квартиру к приезду.

– А мои вещи? – спросила, будто сейчас это было столь важно.

– Уже перевезли, – не отрывая взгляда от дороги, ответил Картер. – Также вынужден предупредить, что в целях вашей безопасности в квартире и на ближайших домах установлены камеры. Мистер Сакс ясно дал понять, что вопрос вашей безопасности для него приоритетен.

Вот, казалось бы, мое положение далеко от прекрасного, а все равно от слов Картера на душе стало теплее. Точнее от заботы Герберта.

– А теперь о неприятном. – Картер остановился на светофоре и нетерпеливо забарабанил пальцами по оплетке руля. – Гвендолин Поул все же уволила вас, воспользовавшись ситуацией. Потом, когда все уладится, мы можем подать на нее в суд и восстановить в должности, так как ее действия не совсем законны. Однако пока придется побыть без работы.

На моем лице возникла грустная усмешка. Этому повороту я была совершенно не удивлена. Гвендолин изначально только и ждала момента, чтобы от меня избавиться. Даже странно, учитывая отсутствие других претендентов на должность. Я просто ей не нравилась.

Картер остановился у центрального входа клиники:

– Не провожаю, надеюсь, внутри вы справитесь без меня. Однако когда соберетесь домой, наберите этот номер. – Он протянул визитку. – Заеду и довезу вас до дома.

Поблагодарив мужчину, я вышла на улицу и, бегом преодолев лестницу, оказалась в здании. Выяснила на ресепшен, в какой палате находится Герберт, и даже не удивилась, узнав, что на одном этаже с Тиффани. Разве что в разных отделениях.

Поднимаясь на лифте, я ломала голову, к кому идти первому, меня в равной степени тянуло и туда и туда, но решив, что сестру я не видела гораздо дольше – поспешила именно к ней.

Наверное, нужно было попросить Картера остановиться по дороге у цветочного, купить Тиффани какой-нибудь яркий букет, но хорошая мысль посетила меня слишком поздно.

Я с замиранием сердца подошла к огромным смотровым окнам в палату Тиффани и застыла, глядя на зрелище, которое, боялась, уже не увижу никогда.

Сестра разговаривала с доктором. Моргала, шевелила губами, пыталась улыбаться и поворачивать голову, но была еще слишком слаба, чтобы даже поднять руку.

Горячая слеза, скатившись, обожгла мою щеку. Кажется, впервые за последние годы я плакала от счастья.

Несколько шагов до двери, и я буквально ворвалась в палату.

– Виола?! – Тихий голос сестры залил все пространство вокруг.

– Мисс Райт! – Молодой доктор, чьего имени я не знала, поднялся с места и очень укоризненно на меня взглянул. – Понимаю вашу радость, но посещение в первые дни к больным, только что вышедшим из длительной комы, строго противопоказано. Вашей сестре предстоит долгая физическая и психологическая реабилитация…

Дальше я пропустила все мимо ушей, потому что подлетела к Тиффани, чтобы наконец коснуться ее и увидеть ответные эмоции, а не иллюстрацию из старой сказки.

– Да, это я – Виола, – шепнула, боясь амнезии или еще какой-нибудь пакости. – Узнаешь, я твоя сестра?!

– Конечно узнаю, – с легкой обидой в голосе произнесла сестра. – Просто ты… постарела.

С моих губ сорвался смешок. Черт с ним, пусть постарела. А чего еще я ожидала услышать от только что очнувшейся сестры? Для нее ведь не прошло десятков месяцев, а последний раз меня она видела буквально вчера… С ее точки зрения у меня за одну ночь отросли волосы и повзрослело лицо.

– Доктор Гарси рассказал, что я больше года пробыла в коме после аварии. Теперь мне придется снова учиться ходить, держать ложку и вообще все на свете делать заново.

– Главное, что ты очнулась, – перебив сестру, порадовалась я и, не в силах сдержаться, обхватила ее лицо ладонями. Живая, настоящая, моя Тиффани. – А с остальным мы справимся. Я обязательно тебе помогу.

– Ты? – удивилась она. – А мама и папа? Они разве не собираются поучаствовать? Кстати, где они?

В горле пересохло.

Ну почему все так? Почему этот почти хороший момент должен был омрачиться, едва начавшись?

Ведь несмотря на все мои старания вернуть сестру, язык просто не поворачивался сообщить ей, что родителей больше нет.

– Мне кажется, сейчас не очень подходящее время для этого разговора, – пришел мне на помощь док. – Тиффани сегодня и так слишком устала, ей нужно больше отдыхать.

Его рука легла мне на плечо, и он буквально силком вытащил меня в коридор, тут же подзывая постовую медсестру:

– Сделай пациентке из этой палаты укол успокоительного, пусть поспит. – Он назвал препарат, а после обратился ко мне. – Я ведь намекал вам, что нужно было сразу уходить, а лучше и вовсе не врываться так беспардонно. Девочка ведь не глупая, после вашей реакции и сама обо всем догадается. В клинике специально работает команда психологов, чтобы деликатно сообщать о подобных вещах в деликатной форме.

Поджав губы, я вспомнила, как сама очнулась когда-то, ничего не понимающая, перевязанная бинтами, со шрамами на теле и искусственным сердцем внутри. Но сразу об этом мне тоже не сообщили. Информацию давали дозированно в течение нескольких следующих дней. И, кажется, этим занимался действительно больничный психолог…

– Простите, – пробормотала я, понимая, как глупо поступила. – Я не хотела навредить.

– Прекрасно понимаю, – наконец смягчился док. – Все же случаи пробуждения, как у вашей сестры, очень редки. И надо отдать должное, она уже ведет себя весьма и весьма сдержанно. Обычно у таких пациентов наблюдается долгая потеря ориентации во времени и пространстве, им сложно смириться с собственной неподвижностью. Тиффани же воспринимает пока все крайне благоприятно. Я вам больше скажу, мы ожидали сильной атрофии мышц, но ваша сестра даже умудрилась придвинуть к себе мягкую игрушку и не желает с нею расставаться.

Он покосился на смотровое окно, а я только сейчас обратила внимание, что Пятый словно выглядывал из-под мышки Тиф, только длинные уши торчали наружу.

Артефакт. И я без всяких анализов понимала, что это именно он пробудил сестру. Значит, у меня все же получилось.

– Когда можно навестить ее и пообщаться нормально? – спросила я.

– Если все будет благоприятно, то завтра вечером. Если нет, сроки сдвинутся.

Поблагодарив дока, я еще немного постояла у палаты сестры, любуясь спящей. Теперь как никогда была видна разница между стазисной Тиффани и той, которая сейчас. Она даже умудрилась перевернуться на бок, прижимая игрушечного кота к себе ближе.

Глядя на это, я уже сейчас знала, что восстановление физической формы у Тиффани пройдет рекордно быстро. Все же стазис – это не настоящая кома, а значит, врачи еще не раз удивятся моей сестренке.

С этими мыслями я отошла от палаты и медленно побрела по коридору. Теперь мне предстояло навестить второго за сегодняшний день пациента.

При мысли о болезни Герберта сердце сжалось.

Что же такого случилось, если еще утром пышущий здоровьем мужчина оказался на больничной койке? Самое страшное, что в глубине души я уже знала ответ, только верить в него не хотела, предпочитая думать, что заблуждаюсь.

– Виола? – мне показалось, кто-то окликнул.

Обернувшись, попыталась найти взглядом, пока не встретила Томаса – администратора в клубе. Он стоял у одной из палат, наблюдая за кем-то внутри. Махнув ему рукой, сразу извинилась:

– Прости, спешу, не могу говорить, – пробормотала я, виновато пожимая плечами и следуя дальше.

Мне пришлось еще вдоволь попетлять по коридорам и переходам, прежде чем найти Герберта. Он обнаружился лежащим на огромной кровати, в окружении десятков приборов и сотен проводов. Несколько капельниц вливали в него лекарства, а у меня душа сжималась от понимания того, что я, увы, не ошиблась.

Век инкубов короток, при всех своих талантах они живут до преступного мало. Сгорают, как метеоры, входящие в атмосферу – ярко и очень быстро!

Одно радовало, Сакс был в сознании.

Меня никто не останавливал, когда я вошла в палату. Просто открыла двери, прошла несколько метров до кровати и села на свободный стул. И все это молча.

– Я приказал врачам поставить меня на ноги любыми путями, – произнес мужчина, глядя на меня. – Не хочу проводить свои последние дни здесь в больнице. Нужно достойно распорядиться оставшимся временем.

– Неужели ничем нельзя помочь?

Казалось, медицина шагнула бесконечно вперед, а Герберт говорил так, будто все уже закончено.

– А разве можно остановить старость? Дело не в какой-то одной болезни, которую можно вылечить. – Он поднял руку и постучал себе по виску. – Все дело в нашем мозге. Ином строении синапсов и нейронных связей. Не тело, а именно он стареет и изнашивается раньше других органов. Можно заменить сердце на имплант, но не голову.

Я поджала губы и сжала кулаки.

– Это сейчас нельзя, а через сто лет что-нибудь придумают, – уверенно заявила я.

– Поверю тебе на слово, жаль только, не увижу, – усмехнулся Гер так, словно смерть для него было легкой прогулкой по парку.

– А если я сделаю артефакт стазиса? – В моей голове уже зрел план. – Ты ведь знаешь, что Тиффани проснулась? Мне удалось ее разбудить, а значит, если я постараюсь…

Он остановил меня жестом, слегка приподняв сжатую ладонь.

– Не нужно. Ты и так сделала достаточно. – Он разжал пальцы, показывая мне запонку. – Как я понял, этот артефакт и без того достаточно долгое время тормозил процесс, замедляя процессы в мозге, и делая его, как у обычных людей. Так что мне уже стоит сказать тебе спасибо за продленную жизнь. А лежать, как замороженная консерва, я не хочу и тем более не хочу просыпаться через сто-двести лет в мире, о котором ничего не знаю и в котором никого не знаю.

На душе стало еще более горько. Теперь, когда я понимала, что смогу помочь Саксу, он добровольно отказывался от помощи.

– Это неправильно, – воспротивилась я и тут же сама себя осадила.

Я ведь была для Герберта никем, чтобы эгоистично принять решение за него, а значит, мне оставалось только смириться.

– Две недели – это тоже неплохо, именно столько дают мне врачи, – оптимистично заметил Герб. – По крайней мере, если не снимать запонку. За это время можно съездить в кругосветное и вернуться обратно, испытать еще столько эмоций, что и умирать не жалко. Да и вдруг случится чудо – изобретут лекарство от старости?! Так что не грусти, Виола! Поводов пока нет.

Ох, если бы.

Я сидела с каменным лицом перед умирающим мужчиной и понимала, что внутри себя вою, подобно волчице, просто эти эмоции не вырывались наружу, а надежно спрятались внутри. И похоже, я выплакала весь запас слез, чтобы рыдать здесь и сейчас.

Наш разговор сам зашел в тупик, и даже перевод темы не помог. Отвечая на вопросы Герберта о смерти Кэтрин, я постоянно ловила себя на мысли, что уговариваю предметы вокруг стать артефактами, которые продлят ему жизнь еще немного.

Доигралась до того, что один из аппаратов заискрился и задымил.

Пока перепуганный медперсонал устранял последствия, я стояла в стороне, кусая губы, а после, когда все ушли, вновь подошла к Герберту.

– Я знаю, что это твоих рук дело, Виола, – произнес он. – Не нужно. Возможно, артефакты – это вообще не твое. Слишком тяжело они тебе даются. Я рад, что твоя сестра очнулась, но для себя я уже все решил. Судьбу не обманешь, Виола, а моя была решена сразу после рождения. Спасибо за заботу…

Уходя из палаты, я набрала Картера и попросила отвезти домой. Весь обратный путь молчала, размышляя над тем, что, даже получив прямую просьбу не вмешиваться, все равно не могла этого не сделать.

Была обязана попытаться еще раз.

Глава 34

/Ричард/

В детстве, глядя на большинство взрослых, я считал их старыми. Двадцать лет казались предвестником пенсии, а уж тридцать и вовсе ритуального агентства. Вот только стоило достигнуть каждого из этих возрастов, и понимание, что это только начало пути, не могло не радовать.

Уже тогда мне было сложно понять Герберта, который смотрел на смерть, как на нечто логичное и неизбежное. Меня же на столь раннем этапе она пугала. Ведь для себя я поставил цель – сделать в жизни что-то действительно важное – и попросту боялся не успеть.

Но стоило попасть в Квартал к Мардж, пусть не сразу, но я понял, что спешить мне теперь некуда. Казалось бы, я мог наслаждаться всем происходящим вокруг, записывать мемуары с подробностями каждого дня – составить самую подробную летопись этого периода, но предпочел этого не делать.

Потому что бесполезно. Время оказалось куда сложнее, чем я думал раньше, наивно полагая, что могу изменить его ход, сделав неосторожный шаг.

Оно шло своим ходом, и даже если я пытался сделать что-то выходящее из ряда вон – создать ради эксперимента двигатель внутреннего сгорания раньше срока или сгенерировать электрический ток для машины времени, – то что-то обязательно шло не так.

Время оказалось не водой, после броска камнем в которую пойдут круги. Время было подобно желе. Настолько плотному, что камень лежал на поверхности натянутой пленки, которая даже не дрожала под его весом, а лишь медленно продавливалась вниз, позволяя ему погрузиться на дно.

Я был тем самым камнем, который вырвало из одной реальности и переместило в другую. И как бы я ни хотел создать круги на воде, они гасли, даже не начавшись.

Однажды я рассказал Марджи о ночи эксперимента и даже не думал, что получу разгадку, над которой ломал голову долгие годы: что же пошло не так?

– Это из-за Виолы… – задумчиво произнесла она. – То, как ты ее описываешь. Похоже, она стихийный артефактор. Если девушка пожелала тебе успеха в эксперименте, то вполне могла повлиять на технику даже через стены.

В это не верилось, но когда Мардж рассказала о людях, сходных с Виолой, остаться скептиком было сложно. Даже среди артефакторов они были редкими птицами. Слишком велика и неподконтрольна была сила, доставшаяся им. От них старались держаться подальше, и чаще всего эти люди заканчивали свой век в изоляции, так и не совладав с даром.

– Не стоит ее винить, – произнесла тогда Мардж, положив руку мне на плечо. – Она не хотела такого исхода.

– Я и не виню. Глядя сейчас с высоты прожитых лет, я ей даже благодарен.

Хотя немного я все же лукавил.

Иногда я проклинал тот вечер эксперимента, и это «иногда» происходило с каждым годом, что приближал смерть Мардж, все чаще.

Было безумно сложно смотреть на ее старость.

Она была похожа на закат солнца или на осень перед лютой зимой.

Хозяйка Квартала не сдавала позиции, цеплялась за каждый отведенный год, а мне оставалось вечерами лишь поправлять ей одеяло, чтобы не мерзла.

Ее когда-то прекрасное тело становилось дряхлым и немощным, но даже сейчас Мардж вела себя достойно Королевы. Прозвала себя тетушкой и всех работниц Квартала обязала называть себя именно так.

Я понимал, что подобным образом в ней говорит нереализованный материнский инстинкт, и хоть она была вынуждена быть жестокой снаружи, но я знал, что по утрам она всенепременно подливает каждой работнице Квартала в чай чудо-зелье.

Когда же я спрашивал, зачем она это делает, Мардж отмалчивалась. Лишь однажды призналась:

– При всей своей ужасности Квартал – лучшее, что могло случиться с этими девушками. Они не принадлежат себе. Их бы ждал дешевый бордель с солдатами или моряками, и, скорее всего, он и ждет, когда красота покинет их. Поэтому мне не жалко нескольких капель зелья, чтобы продлить им пребывание здесь хотя бы на пару лет.

Но шло время, и, несмотря даже на ухищрения Мардж, старые девушки уходили, а новые приходили. Постоянными в Квартале оставались только она и я. Старая тетушка и ее верный дворецкий. В этой текучке никто не замечал, что я старел гораздо медленнее, чем следовало, и когда Мардж уже давно разменяла сотню лет, я не выглядел таким же стариком, на вид – хорошо, если где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью.

Наверное, в этом был главный плюс моей должности – чаще всего меня и вовсе не замечали, воспринимая чем-то вроде мебели или пыли, что вот сейчас витала в подсвеченном солнцем воздухе.

Я наблюдал за пляской мелких частиц и пространно размышлял над тем, что будет, если собрать нанотехнологичный фильтр для очистки воздуха. Будет ли он работать или сразу сломается, как вещь, которой не место и не время.

– Ричард, – отвлекла меня Мардж. Она сидела за письменным столом, разбирая корреспонденцию, и как раз только что отложила одно из писем в сторону. – Сегодня нужно ехать с «посещением», сам знаешь куда.

Я невольно скривился. Каждый раз это мероприятие вызывало у меня странные чувства, хотя, наверное, и не несло в себе ничего ужасающего.

Просто раз в год я вез Марджери в дешевые публичные дома Столицы, там она придирчивым взглядом осматривала подросших мальчиков и девочек и, так сказать, отбирала для обучения будущей работе.

С одной стороны, мы были теми, кто разлучал детей с их семьей. Ведь в дешевых борделях оставались матери, а с другой – у этих подростков появлялся пусть и небольшой, но шанс выбраться из клоаки.

– Хорошо, – без каких-то промедлений согласился я. – Сейчас приготовлю экипаж.

Через полчаса мы выехали из Квартала и двигались к одной из окраин Столицы. Чем дальше от центра, тем больше грязи на улицах, хотя я уже не удивлялся этому слишком сильно. В конечном итоге ко многому привыкаешь. Даже к дешевым борделям, в которые заходишь, а перед тобой сразу выстраивают с десяток детей на «смотр». Мальчики, девочки. Чаще всего худые, грязные, с затравленными взглядами.

Марджери ходила перед ними, цепко вглядываясь в каждое из лиц, и только я знал, что она там искала – уверенных, сильных, умных, способных к чему-то большему, чем раболепное выполнение контракта.

Но сегодня мы уехали из двух публичных домов ни с чем.

– Они смотрят на меня так, будто я отвезу их в сказку, а у самих руки трясутся от страха передо мной же. Такие точно не выживут, сломаются, – говорила Марджи, скупо поджимая губы. – Ладно, в еще одно место, последнее на сегодня. И потом поедем домой, Ричард.

Устало вздохнув, ударил поводьями. Лошадь всхрапнула и покатила колесницу вперед по узким улочкам к очередному борделю.

Надо сказать, этот выглядел не так печально, как два предыдущих, но все это объяснялось лишь более проходным районом. Здесь чаще бывали мужчины среднего класса, соответственно, и выручка выходила большей.

У дороги Мардж уже ждали: местная смотрительница – сухопарая, костлявая, со взглядом хищной выдры. Она подобострастно кружила вокруг хозяйки Квартала, нашептывая какие-то вещи все то время, что занял путь до порога.

Но этого разговора я не слышал, лошадь, как назло, решила, что сейчас самое время пощипать скудную траву на грязном клочке земли рядом с дорогой.

В итоге в старенькое здание я проследовал только спустя несколько минут, когда перед Мардж уже выстроили с десяток девчонок, а чуть поодаль столько же мальчишек.

Я мазнул равнодушным взглядом по нестройному ряду и остановился как вкопанный.

Ее белые волосы выделялись на фоне остальных темных ярким пятном. Словно волчонка-альбиноса кто-то подложил к обычным щенкам. Даже смотрела эта девчонка иначе, пожалуй, действительно как волчонок.

И Марджери не могла этого не заметить.

Из всей толпы она сразу выделила именно ее, подошла, провела пальцем по девичьей щеке, взяла за подбородок, придирчиво повертев, разглядывая личико со всех сторон.

– Покажи зубы! – Когда нужно, Мардж умела показывать себя жесткой и циничной старухой, одной фразой вызывая к себе ненависть и отвращение.

И девочка показала: оскалилась, являя всем белоснежный прикус.

Мардж даже расхохоталась, убирая руки подальше от ее лица.

– Прекрасно, – заявила она, поворачиваясь к управляющей. – Зубы здоровы, лечить не придется, и мордашка смазливая. Я заберу вот эту.

– О, прекрасный выбор! – тут же закивала Выдра. – Только иногда строптивая…

Но Хозяйка уже не особо слушала. Мардж вновь наклонилась к светловолосой девчушке и вкрадчиво спросила:

– Как тебя зовут, волчонок? – похоже, ассоциация именно с этим зверем пришла не только мне на ум.

Светловолосая гордо вскинула голову, задирая подбородок и нос высоко, насколько могла, и так же уверенно произнесла:

– Торани. Торани Магдалина Фелз.

И я отступил назад, еще больше в тень местных стен, боясь случайно взглянуть в глаза своей пра-пра-прабабушке…

* * *

– На тебе лица нет, – произнесла Мардж, едва я закрыл за нами входную дверь ее особняка. – Что случилось?

Мы только что вернулись из пансиона, куда отвезли Торани на обучение. И теперь я не мог отделаться от ощущения, что кто-то сверху включил невидимый таймер, отсчитывающий секунды до нашей следующей встречи.

Через несколько лет она приедет в Квартал молодой и красивой девушкой, а три года спустя после этого умрет Мардж.

От последней мысли мое лицо и вовсе сковывало подобно камню. Это неизбежно, и я ничего не смогу с этим сделать.

Ни-че-го!

Собственно, этим словом я и ответил Мардж на ее вопрос.

– Врешь, – покачала она головой. – Я знаю тебя дольше, чем кого бы то ни было. Дело в той девочке – Торани. Ты странно смотрел на нее.

Вот все-то она замечала, разве что не только на свою пра-пра-прабабку я смотрел этим днем. Деймона Стоуна тоже видел. Буквально мельком. Хотя его и не вывели на общий смотр среди остальных мальчишек, но он наблюдал за всем со стороны, прячась в тени за старым шкафом. Лишь очки блестели на тощем лице.

– Мардж, я не все рассказал тебе о своей семье, – сглотнув, произнес, понимая, что скрывать нет смысла.

Но прежде чем огласить правду, я проводил женщину в ее любимую столовую, заварил чай, а после рассказал о суккубах, которые долгие годы скрывались в дешевых публичных домах. Я не боялся, что Хозяйка Квартала побежит сдавать их в церковь, потому что знал, как сама Мардж относится к святым отцам – далеко не позитивно. После поведал о Деймоне Стоуне – мальчике с даром целителя.

– Хочешь сказать, эти дети твои предки? – переспросила женщина.

– Знаю, звучит бредово, но это правда.

– Тогда почему молчал раньше? Я ведь могла бы просто выкупить их, как дешевую рабочую силу, а после отпустить на свободу. Никому не будет дела до двух освобожденных подростков. Другое дело теперь… – она задумчиво потерла рукой переносицу. – За пансионат Торани уже заплачено, и спонсоры Квартала будут недовольны, если я вмешаюсь.

– Не надо, Мардж, – остановил я ее рассуждения. – Ни тебе, ни мне нельзя лезть в эту историю. Она написана еще до моего рождения. Торани и Деймон должны пройти свой путь самостоятельно, без нашего непосредственного вмешательства.

– Но суккуба… – не понимала Мардж. – Она потеряет дар в Квартале, да и тебе… Каково будет смотреть на нее и понимать, что каждую ночь твоя прабабка принимает у себя мужчин?

Вначале я промолчал, потому что мне гораздо больнее будет смотреть на смерть Мардж, ведь за Торани я был относительно спокоен, но потом все же ответил, понимая, каким слабаком себя при этом признаю:

– Если мне повезет, то смотреть не придется. Я почти закончил свою машину, теперь нужно найти сильных артефакторов, желательно стихийных. Я хочу домой, Мардж.

* * *

Она не обижалась на мое решение. А может, я лишь хотел так думать, потому что Мардж слишком хорошо меня знала и наверняка догадалась, что мое стремление вернуться в свое время – это побег от чего-то более страшного и неприятного.

Владелица Квартала была готова меня отпустить хоть сейчас, хоть завтра. А если и была против, то не показывала вида.

В отличие от нее, мне так и не удалось научиться читать ее с той же легкостью, что и она меня.

Но быстрого «побега» не получилось.

Почти год ушел на сборку прибора в одном из выкупленных старых домов в промышленной зоне возле доков. Как и раньше, машина занимала почти целый этаж. Только теперь вместо современной электроники, компьютеров она полностью состояла из разномастных артефактов, тщательно подобранных и связанных друг с другом в нерушимую цепь. Даже водородный реактор мне заменили почти полтонны аналогов «батареек».

Но куда сложнее оказалось найти «стихийника». Как и говорила Мардж – они скрывались, стараясь держаться подальше от людей и городов. Жили в изоляции, да и не факт, что согласились бы помогать, услышав мою необычную просьбу – просто от всей души пожелать мне удачи!

Ушло еще около трех лет, чтобы в Глубине Северных гор отыскать сразу двоих.

Мужчину и женщину – Розали и Фреда Скай. Мужа и жену.

Я не верил своему счастью, когда жители местной деревушки с уверенностью сказали, что живут тут два стихийника, но к ним никто не ходит, да и сами они к людям не лезут, боясь случайно навредить.

К их небольшому дому я буквально летел, но стоило просто подойти, как услышал изнутри плач. Женский, надрывный.

Это сразу показалось мне дурным знаком, но я все равно вошел в незапертые двери.

В заплаканной женщине, склонившейся над плетеной люлькой, я сразу опознал Розал. Ее муж Фред сидел чуть поодаль, молча опустив голову в раскрытые ладони.

Я спиной ощущал, как плотно натянут воздух в помещении. Находиться рядом с двумя стихийными артефакторами в таком расположении духа была равносильно самоубийству, но я все равно подошел ближе к детской кроватке.

Там лежал сверток из тугих одеял и хрипел… хрипел так страшно, что даже не доктору все становилось ясно.

– Кто вы? Зачем явились? – Похоже, мое присутствие заметили только сейчас.

Повернув голову, я встретился взглядом с Фредом. Он смотрел на меня ровно, а его глаза казались почти прозрачными, и все же я углядел в них надежду.

– Что с вашим ребенком? – спросил я.

– Пневмония. Местный врач не может ничем помочь, он не целитель.

– Почему не отправились в город? – все так же вопросами говорил я.

– А смысл? Кто будет ее там спасать? Она – дочь двух стихийников. Никто не поверит, что девочка не унаследовала дара. Хотя мы как родители это чувствуем. Меня и Рози упрячут куда подальше, а Кати дадут умереть…

– И вы готовы просто так сидеть и ничего не делать?

– А какой у нас выбор? – наконец вмешалась женщина. – Мы не целители, но даже наш дар может ей помочь. Вдруг удастся вылечить самим.

Я покачал головой. Вой белугой вряд ли поможет дочери.

– У меня к вам деловое предложение, – наконец озвучил я. – Если мы немедленно отправимся в Столицу, то, возможно, успеем показать вашу дочь целителю, который станет молчать и сможет ее спасти. Но взамен вы поможете мне в одном очень непростом деле.

Розали и Фред переглянулись.

У них действительно не было выбора, а я предлагал крошечный шанс, который казался лучше слепого бездействия.

К дому Марджери мы приехали по истечению следующих суток. Пришлось гнать лошадей во весь опор, чтобы успеть. Лишь несколько раз за весь путь я останавливался в небольших городках, давая лошадям передышку и один раз сбегав в аптекарскую лавку за противокашлевыми микстурами.

У четы Скай не было своих денег даже на простейшие лекарства. Поэтому я не исключал, что именно простые снадобья позволили малышке продержаться до Столицы.

Мардж открыла двери сама, несмотря на поздний час.

Похоже, она и не ложилась, а у меня в сердце кольнуло от вида сухопарой старушки, которая изредка жаловалась на больную спину, но все равно вышла меня встречать.

И в очередной раз она поняла все слишком быстро, только по одному нашему виду и моему короткому:

– Нужен доктор.

Она кивнула.

– Езжай за Френсисом, а я пока помогу, чем смогу, здесь.

Когда я вернулся через полчаса вместе с целителем, окна горели только в коридоре и на третьем этаже, в спальне самой Мардж.

Похоже, она не стала долго думать, где располагать «гостей», и отвела их в свою комнату.

Я спешил наверх, подталкивая вперед заспанного Френсиса, который как человек мне никогда не нравился, но, стоило признать, специалистом он был отличным.

– Быстрее, – подгонял его в спину, ровно до дверей комнаты. Там он, словно пес, взявший след даже сквозь стены, почувствовал болезнь.

– Вы не говорили, что вызываете меня к младенцу. Если я осматриваю оптом ваших шлюх, то дети по отдельному тарифу.

– Мы заплатим, – прорычал, толкая доктора в спальню.

Там у огромной кровати стояли родители крошки, а чуть поодаль в кресле сидела Мардж. Все их взгляды были устремлены в одну точку.

Я испугался, что не успел, но в этот момент малышка закашляла. Со свистом, словно старая собака залаяла.

– Это не пневмония, – с ходу постановил Френсис. – Коклюш! Меньше чем за тысячу золотых не возьмусь.

Сволочь! Я бессильно сжал кулаки, жалея, что юный Стоун еще только постигает медицинскую науку. Свой врач в Квартале сейчас бы очень пригодился.

– Лечите, – бросила ему Мардж, щуря глаза. – Я выпишу чек.

Прогнав от кровати беспокойных родителей, Френсис погрузился в работу. Для этого ему пришлось раскутать малышку из одеял, оставив лишь тонкую пеленку. Только сейчас я увидел, насколько худой была кроха, если тонкие косточки и ребрышки торчали через ткань.

– Ребенка нужно кормить. – Даже в голосе циничного Френсиса прорезалась укоризна.

– У Рози не было молока, – словно оправдываясь, произнес Фред, но его слова тут же забылись как ненужные. Сейчас все смотрели только на действия целителя.

Он закончил только под утро. Устало поднялся с края кровати, и все увидели, как его шатает из стороны в сторону.

Пусть и паскуда по жизни, но выложился по полной.

– Две тысячи золотых, – произнес доктор, глядя на Мардж. – Оказалось сложнее, чем я думал. А вам, родители, нужно лучше заботиться о ребенке. Не знаю, где вы были раньше, но так запустить болезнь – нужно особенно постараться.

Когда Френсис ушел, мы с Мардж, которая тоже вызвалась его провожать, долго стояли на пороге.

– Я была уверена, что ты больше не вернешься, – тихо произнесла она. – Найдешь стихийников и сразу отведешь их к своей машине.

– Я бы не ушел, не попрощавшись.

Она неуклюже развернулась и побрела к лестнице наверх.

– В любом случае я уже отпустила тебя. Сегодня на твое место выйдет новый дворецкий. Представляешь, его тоже зовут Ричард.

– Забавное совпадение, – соврал я, потому что не видел в этом ничего забавного. Скорее, оказался неприятно удивлен, что она нашла замену так быстро.

Хотя, с другой стороны, может быть, оно к лучшему.

Мы медленно поднимались по лестнице, когда Мардж опять заговорила:

– Будет идеально, если ты отправишься в свое время сегодня. Стихийники в отличном настроении после спасения дочери, лучшего момента не найти.

– Думаешь? – Почему-то мне хотелось цепляться за последние минуты рядом с ней.

Видел же, что теперь она точно на меня обиделась, но специально выдирает из жизни, чтобы уже ее сердце не болело.

– Уверена. Я посижу с ребенком, а потом, когда Скаи вернутся, дам им денег, чтобы забыли все, что видели. Ты ведь уже объяснил этим людям, что от них требуется?

Я кивнул.

– Да, в общих чертах. По дороге сюда для этого было предостаточно времени.

– Тогда не нужно задерживаться. Возвращайся домой. Надеюсь, мы больше не увидимся. – Она сделала паузу, но я не слышал в голосе слез. Если Мардж и плакала, то где-то глубоко в душе. – Прощай, Ричард.

* * *

Они не хотели уезжать от дочери, стояли возле спящей девочки как приклеенные и прислушивались к дыханию. Ровному, чистому, здоровому.

– Это всего на несколько часов, – заверил я. – Потом вас никто держать не будет.

– Нам обязательно ехать двоим? – спросила Розали. – Один Фред не справится?

– Я бы хотел перестраховаться.

– А если малышка проснется и захочет есть? – запротестовала женщина, но вмешалась Мардж.

– У вас все равно нет молока, а я вызову кормилицу. Не переживайте, со мной малышка будет в большей безопасности, чем где-либо еще. Поверьте, это не первый ребенок, которого я вижу на своем веку.

Она говорила так уверенно, что без проблем сумела убедить беспокойную мать. Впрочем, Мардж не врала. Роды в Квартале не были редким явлением. В год обязательно появлялось несколько младенцев, и Хозяйке очень часто приходилось быть повитухой. Что поделать, если телефоны еще не изобретены, а доктор Френсис не всегда приезжал вовремя.

Через десять минут мы уже отъезжали от особняка Мардж, а я не мог поверить, что вижу это место последний раз.

Внутри, конечно, жил страх, что ничего не выйдет. Ведь ломались же у меня до этого сложные приборы, но я продолжал рассчитывать, что машина, полностью собранная из артефактов этого времени, не даст осечек. Ведь я не создавал парадоксов, я пытался исправить один из них – свое присутствие здесь.

Когда мы приехали к месту, Фред долго и придирчиво осматривал со стороны дом, Розали же была не так внимательна, спешила поскорее отделаться от задания и вернуться к дочери.

– Фред, ну чего ты там? – окликнула она мужа, уже стоя на пороге. – Давай быстрее.

– Иду, – поспешил он. – Просто дом похож на тот, где я вырос. Неприятное чувство.

– Но он же сгорел, – едва слышно произнесла Розали. – Ты сам рассказывал.

– Да. В том пожаре никто, кроме меня, не выжил.

* * *

Дежавю.

Когда-то я уже испытывал нечто подобное, только в прошлый раз не было боли, а сейчас она жгла все тело – буквально каждый клочок моей кожи.

Хотелось открыть глаза, но что-то тугое мешало это сделать. Я даже руку поднять не сумел, ее пронзило адской болью.

– Тише-тише, – раздалось над ухом. Когда-то точно так же говорила Варга, но сейчас я узнал голос Марджери. – Тебе нельзя шевелиться. Целители пока запретили, нужно ждать, пока кости срастутся.

– Что произошло? – Я не помнил ничего, разве что последнюю фразу Фреда о каком-то давнем пожаре, где выжил только он.

– Взрыв, – тихо ответила хозяйка. – Очень сильный. Разнесло несколько зданий в округе. Из относительно хороших новостей – в них никого не было. Из плохих – ни Розали, ни Фред не выжили.

Если бы я мог сейчас сжать собственную голову руками и раздавить ее, я бы это сделал. Потому что мысли болью отдавались в сознании.

Откуда взрыв?

Я ведь не включал машину, и в доме нечему было взрываться. Прекрасно помня, чем закончился прошлый раз, я не просто так выбрал безлюдный район и перестраховался как мог.

Даже энергетические артефакты, заменившие реактор, не были горючими. Я специально ставил эксперименты, поджигая их, и у меня ни разу не вышло.

– Ты не виноват, – словно услышала мои мысли Мардж. – Никто не виноват. Эпицентр был в соседнем здании-складе. Полиция обнаружила там следы склада с динамитом. Кто-то контрабандой ввозил его в столицу. Думаю, дальше объяснять не нужно…

Но я был с ней не согласен. Сейчас мне необходимо слышать ее объяснения, хотя бы просто голос, который заглушил бы внутреннее разочарование и осознание, что из-за меня опять погибли люди.

Ведь это я притащил их в то место.

Судя по звукам, в палату вошел еще кто-то и остановился у кровати.

– Это целитель, – подсказала Мардж.

– Мисс Крайс, – поздоровался с ней незнакомый голос. – Разговариваете с больным? Думаете, он слышит? Прогнозы неблагоприятны, я ведь уже говорил вам.

– Значит, вы ошиблись с прогнозами, – по-старчески вредно заявила она. – Ричард уже пришел в себя. Так что займитесь его лечением!

Кажется, ее слова поразили доктора, потому что спустя несколько минут вокруг меня была развита нездоровая суета. Прибежали еще целители, с удивлением узнавшие, что я в сознании.

– Признаться, мы уже расписались в собственном бессилии, – произнесла тихо одна из них кому-то. – После таких повреждений, как у него, не выживают. На теле живого места не было. Сплошной ожог и переломы. Неделя в коме…

– А вы не хотели его спасать, – бурчала Мардж. – Как же славно, что вас убеждают деньги и авторитет владельцев клиники! И все равно приходилось постоянно контролировать самой!

– Неделя?! – прошептал я, все еще переваривая этот срок. Значит, я уже целых семь дней здесь, и Мардж все это время не отходила ни на шаг.

Я на ощупь нашарил пальцы Хозяйки Квартала, вцепился в них, пусть слабо, но это все, на что сейчас хватало моих сил.

– Где девочка? Где их дочь?

Повисла гнетущая пауза. Все вокруг буквально замерло, даже доктора притихли.

– Все вон! – хмуро приказала Мардж, и когда последние шаги стихли, произнесла: – Я поступила единственно правильным способом. Не вини меня, Ричард.

– Что ты сделала?

– Дала девочке шанс.

– Что ты сделала? – повторил я.

– Написала записку с именем и подкинула Кати в приют, где выросла сама. Пойми, больше вариантов не было. Девочка-сирота в Квартале. Никто не поверил бы, что ее родители не принадлежали этому месту, а сама она не собственность борделя. Мы даже не можем рассказать правду о Розали и Фреде, что девочка была дочерью двух стихийных артефакторов. Для нее это приговор на еще большие страдания. Заточение и жизнь под колпаком до тех пор, пока люди не убедятся, что ей не достался проклятый дар.

– Но ведь это приют…

– Мы присмотрим за ней, – не дослушала Мардж. – И кто знает, может, девочке повезет, и ее усыновит хорошая пара. А пока лучше так. Просто не вини меня, Ричард.

Глава 35

Виола

Я металась по квартире уже второй день.

Незнакомой, словно не моей, с модным ремонтом. Здесь каждая вещь была новой, дорогой и недавно привезенной из магазинов, кое-где даже сохранились ценники.

И если раньше я просто не любила эту каморку, то теперь ее стены давили на меня еще больше.

Она олицетворяла символ моей беспомощности – я здесь, под подпиской о невыезде, не могу ничем помочь Герберту, потому что он так попросил, и даже к моей родной сестре врачи пока не пускали.

Единственной вещью, которая грела мои руки, была «Артефакторика». Чтобы успокоиться, я продолжала ее читать, и чем дальше читала, тем больше понимала – просьбу Гера не выполню.

Пусть он беспардонно вломился в мою жизнь, пусть вначале я его ненавидела, – но где бы сейчас была, если бы не его помощь. Незаметно для себя я привязалась к нему слишком сильно.

Да и сколько еще я буду терять людей, которые мне хоть как-то близки?

Родители, Ричард, и пусть я выдернула сестру в мир живых, но теперь мне этого было мало. Я хотела дать шанс и Герберту.

Как одержимая, я пыталась создать из попавшихся под руку предметов артефакты, но каждый раз понимала – не то. Я была слишком в раздрае, чтобы совладать и с без того капризным даром.

И я совершенно не понимала, как когда-то моя сестра умудрилась с ходу создать артефакты для себя и меня. О чем она думала в момент аварии, и как мне повторить все то же самое теперь?

Чем больше меня занимали эти мысли, тем больше я понимала, что просто зря теряю время.

Совершенно отчаявшись около двенадцати ночи, я позвонила в больницу. Спросила у постовой медсестры, как Тиффани, и можно ли прийти к ней утром. Я хотела тактично спросить у сестры, что она помнит об аварии, быть может, мне бы это хоть как-то помогло.

Каково же было удивление, когда дежурная зевнула в трубку и заявила, что я могу приехать – хоть сейчас. Из-за длительной комы у Тиффани полностью сбился график сна, и теперь она бодрствует ночами.

– А это не нарушит режим больницы? – удивилась я, глядя на часы.

– Вы же в платном отделении, здесь доступен любой каприз пациента и их родственников, – пояснила девушка. – Если его, разумеется, не запретил врач. А в карте вашей сестры нет никаких замечаний. Наоборот, она прекрасно восстанавливается.

Звучало настолько сказочно, что мое настроение даже повысилось на сотую долю процента. Быстро переодевшись, я выскочила за порог, закрыла за собой двери и буквально вылетела из подъезда, неожиданно столкнувшись с кем-то носом в грудь.

Задрав голову, с удивлением уставилась на Томаса – администратора из клуба.

– Ты? – удивилась я. – А ты к кому?

– Привет, – приветливо улыбнулся он. – Не поверишь, но к тебе. Нашел адрес в базе работников и приехал.

– В такое время? – вскинув брови, спросила я. – Да и зачем? Это разве не терпит до утра?

Он покачал головой.

– Просто я подумал… – Он словно бы замялся, подбирая слова, при этом смущенно опустив глаза вниз. – Тут краем уха услышал, что у тебя неприятности из-за смерти Кэтрин. И я бы мог помочь, потому что кое-что видел, пока она работала в клубе.

Мгновение, и я насторожилась. Как же сразу не подумала, ведь когда к Кэт приходил ее любовник, Томас мог что-то подслушать или увидеть. Хотя полиция наверняка уже опросила всех работников клуба, и все же в груди закопошилось что-то тревожное.

– Ты что-то знаешь?

Он торопливо кивнул и воровато огляделся по сторонам, словно боялся, что подслушают.

– Иногда я переписывал себе видео с камер видеонаблюдения, где девочки танцевали у шеста. Для личных… хгм… целей.

Я вспыхнула от такого признания.

– И? – сложив руки на груди и не скрывая омерзения, спросила я.

– Примерно два месяца назад на камеру кое-что попало. С серверов в клубе видео уже давно удалили, а у меня осталось. Я бы мог показать тебе его, и ты сама уже решишь – поможет ли оно в твоем деле.

Задумчиво пожевав губы, я протянула руку.

– Ладно, давай сюда свою флешку, поднимемся ко мне, посмотрим.

– О нет, дорогуша. – Томас даже усмехнулся. – Я же не дурак снимать дополнительные копии. Все записи у меня дома, и тебе я их отдам только после того, как ты сама взглянешь, а потом хорошо заплатишь. Тут слух прошел, что у тебя нынче все в порядке с финансами!

Кажется, скрежет моих зубов был слышен на несколько метров вперед. Потому что все эти шантажисты из прошлой жизни принесли мне уже достаточно неприятностей.

– Хорошо, – согласилась я, огибая фигуру Томаса. – Скинь свой адрес мне на визофон, утром я приеду вместе с моим адвокатом по делу Кэт, и мы вместе взглянем на видео. Если там что-то действительно ценное, тебе заплатят. А сейчас я спешу!

Я сделала несколько шагов вперед, когда меня догнал напряженный голос:

– Стой! Утром я могу передумать.

Я медленно обернулась, готовясь произнести речь о том, что если Томасу очень нужны деньги, то он вряд ли изменит свое решение, да и не стал бы ехать ко мне среди ночи не в самый благополучный район города.

– Знаешь что… – начала я, но продолжить не успела. Резкий тычок в грудь выбил дыхание из легких.

Я полетела спиной на асфальт, пытаясь ухватиться хоть за какую-то опору, но лишь больно треснулась задницей.

Томас смотрел на меня с откровенной ненавистью. Еще пару минут назад его взгляд, бывший адекватным, теперь превратился в полный ненависти и сжигающий дотла.

– Если я сказал сегодня, значит, сегодня! Инкубская шлюха! – Он торопливо вытащил из кармана какую-то тряпку и буквально с силой прижал к моему лицу.

Едкий запах дурмана ввинтился в ноздри. Я пыталась сопротивляться, брыкаться. Впервые в жизни молилась, чтобы рядом появилась та самая бомба, которой все так боялись, и взорвалась, отвлекая от меня Томаса.

Последнее, что услышала:

– Сдохнешь, грешница!

* * *

Приходить в себя оказалось мучительно неприятно, словно пробираешься через лес, полный удушающей паутины, которая застилает ноздри и рот, мешая сделать вдох. И даже просто открыть глаза оказалось сложно…

Некоторое время ушло, чтобы понять, почему не выходит нормально дышать и ничего не видно.

Мой рот был заткнут кляпом, а глаза завязаны плотной повязкой. Да и я сама была словно распята, лежа на чем-то твердом и чувствуя спиной только холод поверхности.

Попыталась дернуть руками, но не преуспела. Судя по ощущениям, меня сковывали плотные ремни, напрочь лишая подвижности.

Не радовало даже то, что я до сих пор в одежде. Хотя в моей ситуации было сложно радоваться хоть чему-то, оставалось только мычать в надежде, что кто-то услышит.

– Очнулась? – Голос Томаса раздался некомфортно близко. До этого момента мне казалось, что я нахожусь одна, куда бы меня не отволок этот маньяк. – Даже странно, обычно вы лежите тушами до самого конца.

Его последняя фраза лезвием царапнула по нервам, рождая страх.

– Хотя с тобой все довольно логично, – продолжал Томас, и я почувствовала на щеке его дыхание, от которого хотелось укрыться. – Искусственное сердце. Сильнее, чем у обычного человека, вот и очнулась ты раньше. Неприятно для меня… Но в данном случае это твои проблемы. Обычно я гуманен, не хочу, чтобы жертвы чувствовали лишнюю боль…

Что-то металлическое и острое коснулось скулы и медленно, без нажима провело вниз, царапая кожу.

Я боялась дышать. В горле полностью пересохло, и даже малейшее шевеление могло спровоцировать, что этот маньяк прирежет меня одним движением. В памяти всплыла картина с убитой девушкой, которую я нашла возле клуба.

Это ведь Томас, наверняка он. Почему-то тогда на него никто даже не подумал.

Скальпель, а я догадалась, что именно им водил по мне администратор клуба, добрался до шеи, провел вниз вдоль бьющихся артерий до ключицы, до ворота рубашки, а затем срезал верхнюю пуговицу, потом следующую…

– Всегда было любопытно, как выглядят импланты, но до твоего сердца я доберусь позже. Вначале мне интересно, ты уже успела залететь от инкуба, подстилка? Я думал, ты не такая, а ведь как и все, купилась на его бабло.

Еще одна пуговица со звоном упала на пол.

Память услужливо подбрасывала образы жестоко изрезанной девушки-балетницы, и я понимала – все то же самое со мной повторят.

Желание жить во мне было слишком сильно. И вопреки логике я все же забилась в сковывающих ремнях, словно бабочка, понимая, что лучше порву себе жилы, но просто так не сдамся. Пусть мой мозг сойдет с ума, превратит уже хоть что-нибудь вокруг в артефакт, который способен меня спасти.

– Да-да, дергайся. Так даже веселее, – насмехался Томас. – Ты хоть сопротивляешься, а остальные нет. Кстати, это были сучки-иллюзорницы… сразу лезли целоваться, хотели утопить меня в своем грехе. Думали, их это спасет, вот только срать мне на их магию. Такие, как они, не должны населять землю. Суккубы, инкубы – они подчинили общество, забрали власть у церкви и Бога.

Если бы у меня была возможность, я бы кричала о том, что он сам грешник-убийца, если делал все это с девушками, но, похоже, в голове Томаса все было беспросветно глухо.

– Раньше таких, как они, насиловали, лишали сил, а после отдавали на потеху толпе или сжигали, – фанатично воспевал он, а я уже ощущала, как скальпель распорол верх джинс, и теперь Томас стаскивает их. – Но ты уже и так легла под выродка одного из них. Тебя даже брать после этого противно. Я сделаю мир чище, если избавлюсь от тебя. Тот инкуб явно был к тебе привязан, насколько я успел понять. Представляешь, я даже не знал о нем раньше, слишком тщательно скрывался, а тут выполз на свет божий, и я догадался, кто он. Подумать только, настоящий сын самого Роберта Сакса!

Томас продолжал дальше рассуждать об инкубах, но меня это уже мало волновало. Моим единственным желанием было избавиться от его рук на своем теле.

Религиозный фанатик, убивающий суккубов, увидевший меня в клинике с Гербертом и сделавший из этого какие-то свои выводы.

Настоящий монстр, живущий у всех под носом…

– Отойди от нее! – Чужеродный голос разрезал пространство вокруг эхом, заставив Томаса надо мной застыть, а скальпель в его руках дернуться, оставляя на моем животе длинную царапину. – Десять шагов назад!

Холод металла исчез с кожи, а в следующий миг действительно прозвучали шаги. Удаляющиеся. Ровно десять…

– А теперь стой где стоишь до приезда полиции. Если дернешься, заставлю всадить скальпель себе в печень.

Из-за гулко стучащей в ушах крови я только сейчас поняла, чей голос приказывал Томасу. Герберт был здесь.

Мне хотелось рвануть к нему, но я все еще не могла даже пошевелиться.

Когда же чьи-то руки начали освобождать меня, я буквально рвалась им навстречу. Хотелось шептать слова благодарности, прижаться к мужчине, почувствовать наконец себя в безопасности рядом с ним.

Но стоило повязке с моих глаз исчезнуть, как свет резанул по зрачкам, и я увидела Картера, который хлопотал надо мной, избавляя от последних из ремней.

– Адам? – Челюсти сводило после вытащенного кляпа, поэтому имя помощника было произнесено через боль. – А где?..

Имя Сакса я так и не произнесла. Картер все понял и без слов, кивнув куда-то в сторону, где, заложив руки за спину, стоял Герберт.

Он без особого интереса оглядывал помещение, которое оказалось полупустым ангаром, и взгляд мужчины был пустым, не выражающим ровно ничего, кроме равнодушия.

Я сразу поняла, в чем дело.

Только так можно было объяснить, почему Томас стоял в стороне, подобно истукану, и не мог пошевелиться.

Меня спас не Герберт-человек, за мной явился Герберт-инкуб.

– Он сделал это ради тебя, – произнес Картер, помогая мне встать.

По затекшим рукам и ногам тут же белым шумом побежал миллион мурашек. Если бы не плечо Картера, я не смогла бы самостоятельно идти к Герберту, но, упорно превозмогая боль, делала шаг за шагом.

– Тебе нельзя снимать запонку, – сквозь слезы вздохнула я. – Ты убиваешь себя своим даром. Он выжигает твой мозг. Нужно ее вернуть.

Инкуб лениво повернул голову в мою сторону и, даже не трудясь моргнуть, ответил:

– Какая разница? Днем раньше или днем позже. Смерть неотвратима.

– Ты ведь не хотел умирать таким. – В моей памяти были живы слова, которые Гер произносил в больнице. Он хотел еще так много успеть… – Где ты оставил запонку? Ты должен одеть ее обратно.

– Не должен, – отсек Герберт. – Это мое здравое и выверенное решение, продиктованное не глупыми чувствами, а сугубо логикой. Все, что должен, я уже сделал – спас тебя, потому что полиция слишком неповоротлива.

В этот миг, словно подтверждая его слова, в ангар ворвались люди в форме. Да, пожалуй, они действительно не успели бы, и к этому моменту я бы уже лежала со вспоротым брюхом.

– Картер, – приказал Сакс. – Отвези Виолу в особняк. Я сам улажу все формальности по поводу ее невыезда за пределы города. Думаю, следствию понадобится моя помощь по вытаскиванию признаний из этого человека, и они охотно пойдут на бартер.

Глава 36

Он не вернулся тем вечером, так же как и не вернулся следующим утром.

Мне оставалось лишь сидеть в огромном особняке, словно на привязи, потому что охранным системам дома запретили выпускать меня за периметр, чтобы не влипла куда-нибудь еще.

Из рассказа Картера я выяснила, что о моем исчезновении узнали фактически сразу. Все же не зря в моей квартире и на улице устанавливали камеры, да и имплантированный когда-то в бедро маячок оказался очень кстати.

Мое местоположение определили за считанные минуты. И Сакс ни секунды не сомневался, оставляя в палате запонку, что ради моего спасения он должен пожертвовать несколькими днями и без того короткой жизни.

Я же все ногти сгрызла, понимая, что возвращать обратно Герберта-человека Герберт-инкуб не собирается.

Последнее, о чем я сейчас думала, была гордость, потому обрывала Саксу визофон, но он не поднимал – просто игнорируя мое существование. Мне же хотелось убедить его не тратить глупо последние дни жизни.

Хотя это для меня «глупо», а инкуб видел во всем рациональность.

Сакс явился только следующим вечером, ближе к полуночи. Я уже ложилась спать, когда услышала шорох притормаживающих шин у дома.

Сон как рукой сняло. Набросив халатик, я вылетела из спальни навстречу мужчине, который теперь уже стопроцентно не испытывал ко мне ни капли чувств.

В итоге столкнулась с ним в холле. Едва мазнув по мне ничего не значащим взглядом, Герберт скупо кивнул, даже не утруждая себя словами, чтобы поздороваться. А после, нигде не останавливаясь, прошел по направлению к своему кабинету. В руках он держал явно тяжелый кейс. Я видала, как вес оттягивает ему руку…

– Ты должен со мной поговорить, – начала я, спеша за ним и не отставая ни на шаг.

Он резко обернулся и остановил меня жестом.

– При всем моем уважении, мисс Райт. Но я вам ничего не должен. Нас не связывают никакие договорные обязательства, имущественные тоже. Поэтому нам в принципе не о чем разговаривать.

– Но… – Я не собиралась сдаваться. – С тобой может быть нет, а вот с «ним»…

В душе жила уверенность: инкуб поймет, что я имею в виду. Ведь что-то же заставило этого чурбана ехать меня спасать, пусть даже это совсем нелогично. Значит, в его правильных бездушных мозгах он просто выполнял намерения того, кого я называла Гер.

Но мои слова мужчина проигнорировал – как шагал, так и продолжал шагать дальше.

– Он не хотел становиться тобой! – выкрикнула я вслед. – Ему нравилось жить нормально! Ты должен уважать его желание и вернуть все, как было.

На миг в холле повисла пауза. Инкуб на мгновение замер и на этот раз, не оборачиваясь, произнес:

– А еще он боялся умирать, что бы тебе ни говорил. Не хотел смерти и собирался цепляться за каждую секунду жизни. Выходит, ты хочешь, чтобы я обратно стал этим «слабаком»? Хочешь доставить ему страдания и страх?

– Нет, – смутилась я, не понимая, как можно объяснить инкубу то, что он понять в принципе не в силах. – Я хочу, чтобы ты был ЧЕЛОВЕКОМ!

– Или ты просто эгоистка, которая решила, что вправе решать за него. Поэтому великое благо, что сейчас во мне говорит здравый смысл, а не чувства, чтобы поддаться тебе.

– Неправда! – выпалила я, хоть и понимала, он прав.

Я действительно хочу видеть своего Герберта, а не этого…

– Вы, люди, слишком эгоистичны, – наконец обернулся он ко мне, чтобы говорить, смотря прямо в глаза. – Сколько раз я просил тебя попробовать родить мне сына, но ты не слышала. Была слишком замкнута на собственных эмоциях, и я до сих пор не могу постичь, почему «тот второй» перестал предпринимать попытки тебя уговорить, хотя мог бы дожать. Глядя на тебя сейчас, я вижу, ты выносила бы и родила мне сына, потому что хотела бы жизни для него.

Мои пальцы невольно сжались в кулаки, а челюсти свело от бессильной злобы.

– Ты подонок, – выдохнула, сдерживая в себе желание расцарапать ему лицо.

Но весь вид Сакса говорил, что ему плевать на мои чувства.

– А знаешь что, – немного подумав, продолжил он, поднимая перед моими глазами кейс. – У меня для тебя предложение. Последнее, по-настоящему деловое. Здесь в свинцовом саркофаге лежит запонка-артефакт. И я готов ее надеть уже завтра утром. Но лишь с одним условием…

По моей спине пробежала волна холода, потому что я уже знала, что сейчас мне предложат.

– …Ты останешься со мной этой ночью. Просто помни, что если у нас все получится, то даже после моей смерти ты будешь носить в себе частичку своего Герберта. Так что выбор за тобой, Виола.

* * *

Когда-то очень давно я слышала одну мудрость, что даже после смерти мы продолжаем жить в наших детях.

Было ли это правдой? Скорее всего, да, потому что в себе я всегда ощущала частичку матери и отца. Они вкладывали ее год за годом через разговоры, поступки, воспитание. Ведь дело даже не в чистой генетике, важно то, что у человека в голове.

Именно об этом я размышляла, поднимаясь по лестнице в свою спальню и обдумывая предложение инкуба.

Если я соглашусь, то даже не сомневалась, что желание Сакса исполнится, и получится сын. Слишком я привязалась к этому мужчине. Настолько, что буду действительно по-настоящему желать этого ребенка, чтобы увидеть знакомые черты лица, чтобы любоваться им…

Вот только разве это не принесет страдания этому маленькому человечку?

Еще один инкуб, еще одна несчастная душа и бесконечные роботы-воспитатели, потому что людские мысли будут заставлять его голову взрываться болью?

Хотя выход я уже придумала – создать еще одну запонку уже для ребенка. Чтобы он с самого детства жил и не знал, что такое быть бездушным существом. Чтобы мой сын был ребенком не инкуба, а того самого Гера, которого мне хотелось спасти.

Еще около часа я просидела напротив зеркала в своей спальне, готовилась морально и, прижав руку к искусственному сердцу, благодарила артефакт за то, что инкуб в очередной раз не сумеет прочесть моих мыслей, потому что наверняка будет не рад, если узнает, что своему сыну я не позволю стать эмоциональным «инвалидом».

А после встала и пошла.

Мне было не страшно, я просто отпустила ситуацию, зная, что все пройдет максимально аккуратно и безболезненно. В конце концов, я просто прикрою глаза, представляя, что нахожусь в постели именно с тем Гербертом, которого, черт возьми, похоже, действительно… Полюбила?

Это слово даже в мыслях я произнесла осторожно, потому что никакой уверенности не было.

А вот крылья за своей спиной я все же ощутила. Опавшие, будто сломанные и волочащиеся по полу.

Им не от чего было воспрянуть вверх…

Уж точно не от голоса за дверью, который меня ждал:

– Входи, Виола. Я знал, что ты придешь.

Глава 37

Герберт

Я снова чувствовал.

Горечь и непонимание.

Зачем она это сделала?

Я стоял в своем кабинете перед раскрытым кейсом, держал в руках запонку, и меня словно цунами накрывало бурным потоком эмоций. Будто все то время, что я был их лишен, они накапливались где-то рядом, чтобы накатить и убить меня своим весом.

Рухнул на колени, сжал голову руками и мучительно застонал от воспоминания того, что происходило еще десять минут назад.

Виола все же пришла, скинула свой тонкий халат у порога моей комнаты и сделала шаг вперед. Тот, второй я, даже не восхитился ее смелостью, он не сказал ни слова – воспринял все как должное.

После был просто процесс, механика, никакой страсти и притворства. Но прикрытые веки и слегка прикушенные губы Виолы до сих пор стояли перед глазами.

Ей не нужно было приходить. Она должна была отказать мне, как делала десятки раз до этого, потому что все это было четким и хорошо спланированным шантажом моего второго «я». И чем бы оно ни руководствовалось, но именно железная логика позволила рассчитать реакции Виолы заранее. Инкуб во мне знал, что девушка согласится, и сделал для этого все.

Его вело осознание того, что он должен заполучить сына, и плевать, какими средствами цель будет достигнута.

А я ощущал на себе сейчас откат от этого мерзкого поступка.

Словно запрыгнул в последний вагон монорельса, но при этом столкнул кого-то на рельсы…

Когда все закончилось, я просто вышел из спальни, оставив девушку одну, и направился в кабинет выполнять обещание – вернуть себе чувства.

Это было похоже на компьютерную программу, заложенную во мне с детства, которая наконец исполнила свою главную миссию и теперь больше не видела смысла в своем существовании, поэтому милостиво позволила мне-человеку выбраться наружу.

Поэтому я шел обратно в свою спальню, абсолютно не представляя, что скажу Виоле.

Что до сих пор чувствую ее нежную кожу под своими пальцами?

Что жалею, что не мог целовать ее, хотя был должен?

Что я урод, потому что сделал это, и никакие слова не могут быть достойными оправданиями?

Когда я зашел в комнату, здесь было тихо.

Так тихо, что на мгновение я решил, Виола ушла.

Но лишь легкое шевеление под одеялом выдало ее. Тихо подойдя, я присел на край кровати рядом, думал, она вздрогнет от этого движения, но ничего не произошло.

Заглянув девушке в лицо, с удивлением обнаружил – Виола спала, тихо посапывая и свернувшись в калачик.

Для меня это было сродни невозможному, потому как слишком хорошо узнал ее за дни, что мы провели бок о бок. Скорее я ожидал слез, истерики и обвинений.

Но нет… Девушка умиротворенно спала, будто ничего и не произошло.

Даже больше, на ее лице расплывалась легкая усмешка. Такая, словно это она вышла победителем в игре, которую, как я считал, выиграл инкуб.

Моя рука невольно потянулась к ее волосам, поправить некстати выбившуюся прядь, но я замер на полпути, потому что девушка все же распахнула глаза. Несколько мгновений, не моргая, она смотрела на меня, а после произнесла:

– Это ведь настоящий ты?

– Да.

Пауза. Лишь мое и ее дыхание.

И неловкость, натянутая струной между нами.

– Тогда ты должен знать, что теперь у тебя будет еще один ребенок, – все же произнесла она. – Пол гарантировать, сам понимаешь, не могу.

– Я все равно буду любить его, даже если это девочка. – Ком застрял в горле от понимания, что мои оставшиеся дни можно пересчитать по пальцам. – Сколько смогу.

– Знаю, – ответила она и, приподнявшись на локтях, села.

– Я бы хотел поговорить о том, что произошло, – начал я, глядя ей в глаза, но Виола лишь нервно дернула плечом и попросила:

– Не нужно. Все правда в порядке.

– Ты мечтала о другом, – не поверил ни единому слову, продолжая чувствовать себя подонком и мечтая отмотать время обратно.

Вот только ничего бы не изменилось.

– Я мечтала все сделать правильно, – задумчиво произнесла Виола, опуская взгляд на свой живот и кладя на него руку. – И знаешь, кажется, мне это удалось. По крайней мере, я хочу в это верить.

Это прозвучало так сокровенно, что, перебарывая невесть откуда взявшуюся неловкость, я потянулся к Виоле. В груди жил страх, что она не позволит даже коснуться себя, но я ошибся и даже услышал вздох облегчения, когда Вио сама расположилась удобнее в моих объятиях.

– А ведь у меня есть крылья, – тихо прошептала девушка. – Вот прямо сейчас, за спиной.

– У меня тоже, – признался я, понимая, что это то самое чувство в груди, которое расплывалось теплом по всему телу и простиралось намного дальше за его пределы, сродни бесконечно легким крыльям.

Прикрыв глаза, я старался запомнить каждый миг происходящего, понимая, что, скорее всего, ничего подобного в моей жизни не повторится больше никогда. И молился, чтобы ничто его не прервало….

Звон визофона, словно воем сирены, разрезал тишину.

Проклятая техника не желала заткнуться, даже когда я сбросил вызов. Оставалось только проклинать аппарат, потому что Виола все же выпуталась из моих рук.

– Подними трубку, – попросила она, когда прозвучал второй звонок. – Наверное, что-то срочное.

Но внутри меня жила потребность только разбить визофон. Прямо сейчас.

Остановило лишь имя звонившего – один из братьев Фингерз.

Никто из них не стал бы беспокоить меня просто так среди ночи. Виновато взглянув на Виолу, я все же принял вызов:

– Слушаю.

– Мистер Сакс, извините за столь грубое вторжение в ваш сон, – манеры обоих взломщиков были удивительно витиеваты даже в три часа ночи, – но мы бы не стали отвлекать вас, просто здесь кое-что произошло.

– Что именно?

– Последний сейф открылся. Сам. Вы можете приехать?

– Вообще-то нет, – мой отказ вышел довольно грубым, но я действительно не собирался никуда ехать и бросать Виолу.

Хватит! Свои последние дни и часы я собирался провести с ней.

– Но вам нужно это сделать. – В голосе Фингерза звучала невероятная убежденность, что я должен сорваться с места сию же секунду. – Просто здесь письмо для вас и некой Виолы Райт от хм-м-м… Ричарда Запа. И я не представляю, сколько оно тут пролежало, потому что на вид ему лет сто.

Глава 38

Ричард

Мардж уходила тихо.

Со всем присущим ей достоинством, заранее зная, что ее час все же настал.

Она поняла это по моей реакции, когда несколько дней я ходил подобно натянутой струне и хоть старался никак не выдавать грядущие события, но Хозяйка Квартала все равно догадалась.

– Скоро? – спросила она. В ее голосе не было ни капли страха или истерики. Настоящее смирение и принятие, пожалуй, в этот момент она напомнила мне Герберта. Он точно так же равнодушно отзывался о смерти.

– Скоро, – не стал врать я.

– Это хорошо, – улыбнулась она. – Признаться, я уже устала. Пора и честь знать.

– Мне бы хотелось «уйти» вместе с тобой, – дал очередную слабину я, глядя в глаза постаревшей, но все еще такой любимой женщины.

Мардж покачала головой.

– Нет, я против. Да и твой час еще не настал.

Я опустил голову, чтобы не смотреть ей в глаза, ведь в голове невольно крутились малодушные мысли, к которым раз за разом я возвращался вновь и вновь. Дать Марджери шанс…

У меня ведь была та серебряная трость, единственный предмет, перенесший вместе со мной путешествие в прошлое. Причем работающая. За годы, проведенные здесь, я успел показать ее нескольким артефакторам, которые единогласно сошлись на том, что предмет не что иное, как медицинский артефакт.

Я даже знал, почему так вышло. Во всем опять была виновата Виола. Это ведь она жалела в ночь моего эксперимента, что не сумела спасти жизнь Пятому, и ее сила сработала – вот только не совсем так, как хотелось.

– Знаю, о чем ты думаешь, – тихо прошуршала Мардж. – И мой ответ – нет. Отпусти меня и продолжай делать то, ради чего вообще затеял когда-то свою машину. Спаси брата.

– Но я не могу вернуться.

– Ты умный, придумаешь что-нибудь, – уверенно ответила она и отсалютовала своим любимым чаем с намешанным в него зельем.

Мардж умерла через три дня.

Спокойно и без мучений. А сразу после ее похорон я забрал из дома вещи и покинул Квартал.

Больше мне было нечего здесь делать.

Возможно, стоило остаться и присмотреть за Торани, но не видел смысла.

Вообще все мое существование потеряло смысл. Я чувствовал себя щепкой, плывущей по течению, которая ничего не может изменить.

Моя юная прабабка вскоре выйдет замуж за Аластара Фокса, и все у нее будет прекрасно до поры до времени.

Мне не хотелось никого видеть, и на целых две недели я ушел в запой.

А что еще мог делать человек, у которого было полно денег, и который не знал, как ему жить дальше?

Для меня мир потерял краски. Хотелось лечь где-нибудь в тихом омуте, сложить руки на груди и сдохнуть.

В один из дней алкогольного угара мне приснилась Мардж. Как призрак моего воспаленного сознания, она пришла ко мне молодой, такой, как я встретил ее впервые много лет назад.

В моем сне она сидела на перевернутом ведре, в луже из разлитого по полу магического зелья и укоризненно смотрела в глаза.

– А ведь через пару дней умрет и он – твой последний шанс спасти брата.

Проснулся в холодном поту и долго всматривался в темноту комнаты, где спал. Вполне себе приличная гостиница в одном из благополучных районов Столицы.

Торопливо одевшись, я вышел из номера и спустился в холл к ночному портье.

Тот бессовестно спал за стойкой, поэтому когда я заговорил, он вздрогнул от неожиданности.

– Какое сегодня число?

Несколько мгновений парень соображал, пока не выдал:

– Д-двадцатое, то бишь уже двадцать первое.

Сжав голову руками, потому что она раскалывалась с перепоя, я пытался вспомнить, кто же умрет в ближайшие дни. О ком могло говорить мое подсознание, явившееся в образе Мардж.

Выходило, что только о Деймоне Стоуне – о докторе из Квартала и по совместительству моем пра-пра-пра…

Только мне-то он чем мог помочь?

– Карандаш и бумагу, – потребовал я у портье, потому что мне нужно было записывать, иначе мысли убегали слишком быстро.

Через час я сидел над исписанными листами за столиком в гостиничном фойе и наконец понимал, о чем говорила Мардж. Стоун действительно был последним шансом Герберта.

Едва рассвело, я расплатился за номер и покинул гостиницу, спеша на местный рынок. Мне нужны были бочки. Хорошие дубовые бочки, способные сохранить в себе содержимое на несколько десятков лет. Минимум сорок штук, а лучше пятьдесят.

Все купленное я попросил доставить в один из арендованных сегодня же утром складов. Далее еще несколько часов я ездил по городским аптекам, выкупая килограммами необходимые ингредиенты.

Все это время в моей голове крутилась мысль, что в очередной раз я собираюсь приложить руку к событиям, которые в любом случае произойдут, и что я буду не виноват в исходе…

Наверное, я так оправдывал себя…

В Квартал приехал ближе к полуночи, и никто даже не обратил внимания на мой экипаж, остановившийся у дома доктора. Из других домиков раздавались стоны, местные обитательницы уже приступили к работе, а в доме Деймона горело лишь одно окно.

Когда он открыл мне дверь, несколько секунд молча разглядывал меня на пороге, а после отступил, пропуская внутрь.

– Неожиданно видеть тебя, Ричард, – без приветствий произнес доктор, закрывая замки. – Что привело?

– Одна просьба, – не видя смысла долго расписывать и ходить вокруг да около, сказал я. – Зелье продления молодости. Мне нужно, чтобы ты изготовил его. Много – несколько тонн.

Стоун удивленно вскинул брови.

– Спятил? – изумился он. – Это невозможно. Ни у одного целителя не хватит на это сил. Да и одна склянка стоит с десяток золотых только по ингредиентам, откуда у дворецкого такие деньги?

– Разве это важно? – ответил я вопросом на вопрос. – Главное, что ты последний, кто знает его рецептуру и единственный, кто может мне помочь. Сам понимаешь, сильных целителей твоего уровня в городе можно пересчитать по пальцам. И да, я уверен, что ты справишься.

– Нет, – категорически отрезал Стоун. – Я делал это для Мардж, потому что был обязан по контракту, но тебе я ничего не должен.

– Я заплачу.

– Мне не нужны деньги, – Стоун горько усмехнулся. – Еще месяц назад, может быть, я бы заинтересовался, но не сейчас. Золото лишь пыль для меня.

В его глазах я прочел боль. Причем боль, сходную со своей, как если бы он потерял что-то самое дорогое в своей жизни. И я знал, что именно, поэтому поступил бессовестно, надавив на слабое место Стоуна.

– А если я скажу, что ты обязан сделать это ради ваших с Торани внуков?

Стоун замер и нахмурился. Было похоже, что моим словам он ни капли не поверил, но как минимум заинтересовался.

– Или ты думаешь, что я слепой и не знаю о твоих чувствах к ней? – продолжал я. – Знаю, и всегда знал. Так же как и обо всех тех поступках, которые ты совершил ради этой девушки. Мы с Мардж всегда знали, кто убил доктора Френсиса…

– Ты решил меня шантажировать? – наконец, отмер доктор.

Я покачал головой.

– Нет. Просто ты должен вспомнить, что ни от меня, ни от Марж ты никогда не видел зла, – говоря сейчас это, я давил в себе остатки человечности, потому что «определенное зло» совершал прямо сейчас. – И мы никогда не лгали тебе.

– Вы?

– Мы, – согласился я. – Просто помоги мне еще раз. Сделай зелье.

– Зачем?! – я впервые видел Стоуна растерянным. – Несколько тонн. Этого хватит на десяток жизней. Или ты собрался в нем искупаться?

– Это ради твоих внуков, – еще раз повторил я, убежденно глядя ему в глаза. – И ты должен в это поверить.

– Торани выбрала другого, – вновь отрезал мужчина. – У нас не будет никаких внуков.

– Будут, – не согласился, жалея, что не могу сказать доктору о том, что я прямое тому доказательство. Не поверит!

– Ты чертов псих! – бросил Стоун.

– Как и ты, – парировал я. – И ты даже не представляешь, насколько мы с тобой похожи.

Повисла тишина. Давящая.

Все это время Деймон смотрел на меня, а я на него. Не знаю, о чем он думал, пока наконец Стоун не произнес:

– Однажды я подслушал твой разговор с Марджери. Случайно. Ты рассказывал ей, какие акции и какой компании поднимутся в ближайшее время и что нужно покупать. Мне показалось это бредом, откуда дворецкому что-то понимать в экономике? Но уже через полгода в газетах я узнал, что ты оказался прав. Ты предсказатель?

– Такой большой мальчик, – усмехнулся я. – А до сих пор веришь в сказки. Предсказателей не существует.

– Тогда с чего такая уверенность о внуках?

– Просто знаю, – лукаво улыбнулся я, чувствуя себя дьяволом во плоти. – Поверь старику, который никогда тебе не врал.

Через полчаса я привез Стоуна на склад, где уже приготовил все необходимое. Доктор смотрел на ингредиенты, общая стоимость который равнялась нескольким миллионам, и не понимал.

– Откуда такие деньги? Не боишься, что я обо всем расскажу?

– Нет, – констатировал я. – Потому что не расскажешь.

Мертвые, увы, не умеют говорить, а уже завтра к вечеру Стоун будет мертв.

– Хорошо, – улыбнулся доктор, еще не зная, на что именно себя подписал. – Приступим.

* * *

Деймон закончил только к утру. Он выглядел бледным как смерть, его шатало из стороны в сторону, но он все еще вполне неплохо держался на ногах.

Когда я вез его обратно в Квартал, мужчина тихо сидел, откинувшись на спинку сидения, закрыв глаза.

– И все же я не понимаю, как тебе удалось меня уговорить. Это чистейшее безумие, – не размыкая век, произнес он. – Кажется, еще немного – и я умру, прямо здесь и сейчас.

– Не умрешь, – ответил я, не договаривая, что прямо сейчас точно нет. – Просто помни, что в ближайшую неделю тебе не нужно пользоваться магией.

– Я разве похож на самоубийцу?

– Нет, – солгал в очередной раз я, потому что точно знал: уже через несколько часов Деймон Стоун самоотверженно отдаст свою жизнь, исцеляя Торани Фелз от раны, оставленной шальной пулей.

Уже у своего дома доктор выглядел гораздо лучше. Он даже сам спрыгнул с порожка брички, а после вполне бодро зашагал в сторону двери.

Я же смотрел ему вслед, понимая, что кончина этого человека частично на моей совести, и что этот груз я буду нести до конца своих дней, сколько бы еще мне не осталось.

А пока у меня стояла новая задача – сохранить зелье, которое досталось такой ценой, и донести через сотни лет его до Герберта…

Сжав в руках трость с серебряным набалдашником, я взвесил ее в руках, одновременно понимая, что она еще тоже сыграет свою роль – лет через двадцать.

И мне в очередной раз суждено увидеть, как сомкнется следующий круг истории.

Глава 39

Герберт

Еще никогда кар не преодолевал расстояние так быстро, как сейчас.

Виола не понимала, куда мы так спешим, я же впервые кричал на робота-водителя, чтобы тот ехал быстрее.

Когда мы оказались в хранилище, братья Фингерз уже вовсю развернули деятельность в новом открытом помещении.

Всюду развесили фонари, широко освещая огромную пещеру.

Здесь стояли железные бочки с эмблемами «Старк-индастриз», в подобных обычно перевозили топливо для космических кораблей. В этот момент мне вспомнилась найденная накладная в документах отца, где эти самые бочки фигурировали.

– Мистер Сакс, вы удивительно быстро, – изумился старший из братьев. – Мы ожидали вас к утру.

– Где письмо? – нетерпеливо выпалил я.

Всю дорогу досюда мне не давала покоя личность, его написавшая – Ричард. Потому что я и Виола знали только одного человека с таким именем.

Мне тут же протянули конверт из плотной, пожелтевшей бумаги, на которой сверху действительно были имена – мое, Виолы и его – мистера Ричарда Запа.

– Помещение было загерметизировано под вакуумом, – спешил прояснить младший Фингерз. – И судя по механизмам замка, просто открылось, когда наступил нужный час.

Эти слова лишь транзитом задержались в моем сознании, потому что я дрожащими руками вскрывал конверт, а стоящая рядом Виола заглядывала через плечо.

– Что там? – едва слышно прошептала она.

– Здравствуй, брат, – прочитал я первую строку, и мое горло свело судорогой… – Извини, но увидеться нам больше так и не удастся…

Я прервал чтение и попросил Фингерзов выйти. Что-то подсказывало, новости в письме будут не для их ушей.

И только когда мы с Виолой остались наедине, продолжил читать вслух.

Временами приходилось прерываться, потому что ощущение ледяного айсберга, застрявшего прямо в горле, душило с каждой новой строкой.

«…Как ты уже мог догадаться, мой эксперимент пошел не по плану. И вместо того чтобы заглянуть в прошлое, я в нем оказался. Сразу скажу, было нелегко, но я сумел справиться и приспособиться к новым условиям. Мне даже вылечили зрение.

Я предпринимал попытки вернуться, но все они оказались безуспешными. Слишком поздно я понял, что мое появление за триста лет до своего рождения было предрешено заранее.

Поэтому, если у тебя когда-нибудь спросят, есть ли судьба, ты можешь уверенно ответить, что есть. И эта леди на редкость капризная дама!

Сбой в работе машины произошел из-за Виолы, но я очень прошу не винить ее, потому что сейчас, спустя столько прожитых лет, я только благодарен ей за такой подарок.

Благодаря ей я повстречал женщину, которую любил всю жизнь и люблю до сих пор. Был свидетелем истории, о которой никто даже не догадывается. Пережил две войны, и знаешь что, моя мечта оставить в истории след – исполнилась на все двести процентов.

Я не просто его оставил, я потоптался по ней двумя ногами.

Именно я был тем дворецким, что служил Марджери Крайс многие годы, я же после помог Деймону Саксу и Лорейн Фокс полюбить друг друга. Поверьте, было сложно. Эти двое оказались редкостными упрямцами, мне даже пришлось пойти на хитрость. Но в итоге все сложилось благополучно.

Я видел рождение первого инкуба. Бенджамин оказался славным парнем, который раскусил меня, прочитав мысли, в первую же минуту нашего знакомства.

Именно он предложил план, как передать тебе груз, сохранив его в целости столько лет, а именно: систему сейфов в этих пещерах.

Мне пришлось написать с десяток писем с инструкциями, каждому из наших прадедушек-инкубов, где я подробно объяснял каждому, почему именно он должен хранить эти бочки в самом защищенном месте и перед смертью обязательно перевозить в следующий бункер, ставя там наикрепчайший замок, который изобретен к его времени.

Это моя перестраховка на случай, если кто-то любопытный захочет влезть туда раньше времени.

Да-да, я сейчас о тебе, Герберт.

Думаю, после того как у тебя появилась запонка, любопытства в тебе хоть отбавляй, и эти лишние двери хоть немного тебя задержат.

В бочках ты найдешь зелье, которое долгие годы пила леди Марджери Крайс, то самое снадобье молодости, из-за которого я затеял эксперимент с машиной времени. Мне хотелось узнать рецептуру, чтобы продлить тебе жизнь. По моим расчетам этого количества должно хватить тебе и твоим сыновьям (я все же надеюсь, теперь ты успеешь ими обзавестись) на несколько поколений вперед, а дальше новые ученые придумают, как побороть проблему скоротечности жизни инкубов.

Виола, теперь я обращаюсь к тебе. Так случилось, что мне повстречались твои предки – стихийные артефакторы. Поэтому мой долг сообщить их имена – Розали и Фред Скай. Их жизни унес несчастный случай, который, скорее всего, произошел по моей вине, и я до сих пор сожалею, что все сложилось именно так…

Однако то, что твой дар все же проявился, величайшее чудо, поэтому очень прошу, отнесись к нему со всей ответственностью и постарайся обуздать, как бы сложно при этом ни было.

И да, самое главное, я верю, что тебе удастся пробудить сестру, ведь одно чудо ты уже сделала, значит, способна на большее.

Мой маленький постскриптум: нашей матери наверняка будет сложно смириться с произошедшим, но я все же попрошу вас обнять ее. К сожалению, у меня такой возможности больше не будет.

А еще передать, что наш отец никогда не был тем чудовищем, которым я его считал. Все, что он делал по отношению ко мне, начиная с имени, заканчивая манерой воспитания, он делал потому, что получил письмо с инструкцией, которое я же ему и оставил.

Все же Роберт Сакс никогда не был настолько сентиментален, чтобы назвать сына в честь какого-то там дворецкого. Просто наш отец заранее знал исход событий.

Так что даже хорошо, что наши предки были логичны и абсолютно безэмоциональны, иначе кому-нибудь из них точно пришло бы в голову нарушить инструкции и воспользоваться зельем, чтобы продлить свою жизнь.

Каждый из них знал, что это для тебя.

Надеюсь, ты с умом распорядишься доставшимся временем.

С пожеланиями долгой жизни, ваш Ричард Зап».

Тяжелая капля сорвалась и упала в место, где стояла последняя точка. Я не сразу понял, что плачу. Впервые в своей жизни.

Повернул голову к Виоле, у которой глаза тоже были на мокром месте, и не смог вымолвить ни слова. Все наши догадки и мысли витали в воздухе, заставляя задыхаться от тяжелого осознания произошедшего.

– Это письмо, – всхлипнула Вио… – Это ведь не значит, что он умер?

– Боюсь, именно это оно и значит. – Я не узнал собственный голос. – Не могу поверить, что он сделал это ради меня…

– Тут еще что-то на обороте, – девушка забрала листок из моих пальцев и принялась сама читать: «Простите за Пятого. Мне пришлось оставить подробные инструкции, чтобы его подменили еще по дороге из лаборатории. Именно смерть кота была катализатором всех событий, а настоящий Пятый, возможно, еще жив и вполне здоров».

Виола удивленно моргнула и замерла.

– А дальше? – спросил я.

– Ничего, – ответила она растерянно. – Только дата. Ровно сто лет назад, даже день этот же самый.

Я повернул голову в сторону тяжелой многотонной двери, которую не сумели взломать два лучших специалиста по замкам, и которая открылась сама, потому что Ричард рассчитал все вплоть до секунды, а после сел прямо на пол и произнес, обращаясь куда-то в потолок:

– Спасибо.

Эпилог

Спустя три года

Маленький Кайл сидел на разложенном на траве пледе и играл с Шестым.

Обычный беспородный котенок, которого я нашла не так давно, гуляя с сыном по Фелс-сити. Я ни минуты не сомневалась, брать ли животное с улицы, просто подхватила на руки и позвонила Герберту, сообщая, что у нас в семье будет пополнение.

До сих пор помню его лицо, транслируемое экраном моего нового визофона. Муж был растерян и не сразу осознал, что я всего лишь шучу.

Но когда я продемонстрировала ему мохнатую усатую морду, Гер без размышлений выдал:

– Шестой. Мы назовем его так.

На том и порешили.

– Мам, он салапаес-ся! – Кайл обиженно всхлипнул, потирая красную полоску на руке.

– Это все потому, что ты слишком сильно потянул его за хвост. – Я подошла к сыну и игриво взлохматила его макушку, отчего ребенок рассмеялся.

Мой любимый улыбуха. Самый радостный малыш на свете, цена эмоций которого равнялась небольшому импланту из чистого золота, вшитому в предплечье еще в день его рождения.

И я, и Герберт четко решили, что наш ребенок будет иметь нормальное детство, без роботов-нянек, зато с полным спектром эмоций.

Именно поэтому артефакт для сына я делала очень долго и тщательно, выверяя каждую частичку доставшейся мне силы.

Когда настанет час, Герберт расскажет Кайлу, что значит быть инкубом, и наш сын сам решит, кем ему быть. В любом случае мы уверены, что его выбор будет правильным.

За свою сестру Тиффани я теперь тоже была спокойна. После длительной реабилитации она вернулась на учебу вначале в школу, а затем поступила в университет. Свой дар артефактора она приняла легче моего, и вечерами, как и я когда-то, постигала тонкости мастерства. Надо сказать, ей эта наука давалась легче, и в отличие от меня самоконтроля у сестры оказалось намного больше…

Трель визофона заставила меня отвлечься от мыслей.

Махнув пальцем по экрану, я вывела перед собой изображение Герберта. Он выглядел обеспокоенно, так что я невольно напряглась, понимая: что-то произошло.

– Картер его нашел, – без долгого вступления начал муж, тут же добавляя, словно без уточнений было непонятно, о ком речь. – Ричарда!

В горле мгновенно пересохло, а визофон задрожал в руках.

– Я сейчас вылетаю к тебе на вертолете, – продолжил Герберт. – Буду через десять минут, оставь пока Кайла с бабушкой.

– Хорошо, – коротко пробормотала я, понимая, что если Гер решил лететь, то путь до его брата будет неблизким.

За выделенное время я успела отнести Кайла в дом и оставить с Элликантой, которая теперь жила вместе с нами. Боль от потери сына так и осталась в ее сердце, но она нашла утешение во внуке и даже со временем начала не так обижаться на Герберта, когда поняла, что теперь он обычный человек.

Возможно, стоило ей рассказать, куда именно мы сейчас отправимся с Гером, но я решила не волновать женщину раньше времени.

Мы и так потратили на поиски Ричарда почти три года, не хотелось бы ошибиться…

Вертолет приземлился на площадке за домом ровно через десять минут и, едва я вскочила в кабину, тут же взлетел.

– Куда мы? – перекрикивая шум винтов, спросила у сидящего напротив мужа.

– Один небольшой островок посреди океана. У него даже названия нет, только координаты, – так же громко ответил он, протягивая мне планшет. – Вот взгляни.

Развернув изображение, я уставилась на отсканированную бумагу, на вид отлежавшую где-то в музейном архиве не один десяток лет. Потому что буквы с нее были частично стерты, а сама она, казалось, вот-вот рассыплется, если коснуться.

– Свидетельство о перезахоронении Марджери Аббигейл Крайс? – прочла я.

– Да, – подтвердил Гер. – Взгляни на дату. За несколько месяцев до начала Первой Великой Войны.

– И что это значит?

– То, что ее не было на кладбище, которое разбомбили буквально в первые дни сражений. А значит, сделавший это что-то знал.

– Думаешь, это он? Твой брат?

– Через пару часов узнаем. Путь не близкий.

И действительно.

Океанская гладь еще долго мелькала под корпусом вертолета, и я успела устать смотреть в окно, когда пилот-робот объявил, что через пару минут посадка.

Крошечный островок я увидела издалека. Он был чужероден в этом многокилометровом царстве воды, словно кто-то очень аккуратно вырезал идеально зеленый кусок суши, чтобы прилепить здесь.

Просто плато, без деревьев и строений, метров пятьдесят в поперечнике. Когда вертолет приземлился, мне даже показалось, что он занял собой львиную долю пространства.

– Глуши винты! – крикнул Герберт пилоту, спускаясь первым и помогая выбраться мне.

Едва мои ноги коснулись земли, я по пояс утонула в густой зелени, а запах местных цветов кружил голову, дурманя сознание.

– Это точно здесь? – не поверила я. – Ты уверен?

– Да. – Герберт кивнул и сделал шаг вперед, увлекая меня за собой.

– Но здесь нет домов. Тут вообще нет строений. Он не может здесь жить.

Пусть я наивная дурочка, но мне все еще хотелось верить, что Ричард сохранил себе один или два бочонка с зельем, и если уж сумел прожить столько лет, то, может, до сих пор где-то таился и ждал нас. Но в глубине души я всегда знала, что это самообман.

Гер шел вперед, а я спешила за ним, вращая головой по сторонам, и искала следы той правды, с которой не хотела смириться.

Но раньше меня ее нашел муж.

В один из следующих шагов он замер, так резко и неожиданно, что я налетела ему на спину, и только после того, как чувство тревоги в голове перещелкнуло тумблер, опустила взгляд вниз.

Две могилы.

Два памятника.

Один постарше, с осыпавшейся гранитной крошкой и именем: «Марджери Аббигайл Крайс». Чуть ниже подпись, явно выцарапанная вручную чем-то острым:

«… а я твой верный пес».

Ком в моем горле стал невыносимо огромным, настолько, что перевести взгляд на соседний памятник стоило огромных усилий.

Этот был гораздо новее и официальнее, с годами жизни, которые охватывали больше двухсот лет. Из белого мрамора и с золотыми буквами: «Ричард Зап».

«От людей, которые обязаны тебе всем».

– Очень по-инкубски, – сдавленно произнес Гер. – Сухая и выверенная подпись, вполне в духе нашей семьи.

Еще раз взглянув на даты, я могла лишь примерно подсчитать, кто именно из прадедов Герберта похоронил здесь собственного правнука.

– Это ее он любил всю жизнь, – догадалась я, вспоминая письмо из прошлого. – Свою Марджери.

– Рядом с ней предпочел быть и после смерти, – закончил Герберт, возводя глаза к небу и еле слышно шепча: – Надеюсь, ты счастлив с ней, брат. Хотя бы там…

Конец

Уважаемые читатели. Дописывала эту книгу со слезами на глазах, даже сейчас пишу, а они застилают экран.

Вот и закончилась эта история.

Огромная сага длиною в триста лет.

Все круги замкнулись, все судьбы как на ладони.

Надеюсь, вы не пожалеете о том, что провели это время с Торани и Аластаром, Деймоном Стоуном, Лорейн и Деймоном Саксом, Лизабет и Артуром, Виолой и Гербертом.

А главное, Ричардом и Мардж…

С любовью, Диана Соул.

Сноски

1

Так как мир Панема альтернативен нашему, то и сказки были схожи. Вот только вместо яблока у Белоснежки была груша, а Спящая Красавица укололась об иглы станка.

(обратно)

2

Американо.

(обратно)

3

Аналог Википедии.

(обратно)

4

Аналог сказки о Синей Бороде.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg