«Бессердечная»

Бессердечная (fb2) - Бессердечная [Heartless] (пер. Елена Яковлевна Мигунова) 2686K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марисса Мейер

Марисса Мейер Бессердечная

Маме

Я представляю себе Червонную Королеву

воплощением безудержной страсти —

нелепой и бессмысленной ярости.

– Льюис Кэрролл

Глава 1

Три соблазнительных лимонных торта так и подмигивали Кэтрин. Обмотав руки полотенцами, она полезла в духовку и, стараясь не обращать внимания на вырвавшийся оттуда жар, вынула противень. Яркая, как солнышко глазурь подрагивала, будто радуясь освобождению из каменной темницы.

Кэт держала противень благоговейно – так подобало бы держать королевскую корону. Не отрывая глаз от тортов, она осторожно шла вперед и наконец со стуком опустила противень на кухонный стол. Торты вздрогнули в последний раз и замерли, безупречные и сияющие.

Размотав полотенца, Кэт взяла с пергаментных лимонные цукаты и выложила из них розочки, вдавливая каждый лепесток в еще не остывшую серединку тортов. Ароматы лимона и сдобы вились, щекоча ей нос.

Кэтрин отступила на шаг, любуясь своим произведением.

На торты ушло все утро. Целых пять часов она взвешивала масло, сахар и муку, вымешивала, выбивала и раскатывала тесто, взбивала и грела на медленном огне, перетирала яичные желтки с лимонным соком, пока они не стали густыми, маслянистыми и блестящими, как лютики. Полила корочку глазурью и украсила края завитушками, похожими на кружевную салфетку. Прокипятила и засахарила тонкие изогнутые полоски лимонной цедры, а потом долго толкла в ступке сахар, чтобы получилась тончайшая пудра. Сейчас у нее чесались руки скорее посыпать этой пудрой торты, но Кэт сдерживалась. Сначала их нужно как следует остудить, иначе сахар растает и покроет поверхность неаппетитными лужицами.

В этих произведениях кулинарного искусства воплотилось все, что Кэтрин узнала из потрепанных кулинарных книг с кухонной полки. Она не суетилась и не была небрежной, не упустила ни одной детали, ни одного ингредиента. Делала все тщательно и прилежно. Она вложила в эти торты свою душу.

Кэт осмотрела их, придирчиво, дюйм за дюймом – каждый завиток на корочке, каждую розочку на сияющей глазури, и позволила себе улыбнуться.

Перед ней стояли три идеальных лимонных торта, а значит, скоро все – от птицы додо до самого Короля – узнают, что она лучший кондитер в королевстве. Даже ее матери придется это признать.

Кэтрин чуть не подпрыгивала от волнения и пищала, зажимая рот руками.

– Вы – венец моего торжества! – воскликнула она и широко развела руки, словно посвящала пироги в рыцарство. – Теперь повелеваю вам идти в мир во всем вашем лимонном великолепии и вызывайте улыбки на устах у всех и каждого!

– Снова разговариваете с едой, леди Кэтрин?

– Ах, не просто с какой-то едой, Чеширчик! – Кэтрин, не оборачиваясь, подняла палец. – Позволь представить тебе самые восхитительные лимонные торты, какие только выпекались в славном Червонном королевстве!

Вокруг ее правого плеча обернулся полосатый хвост. На левом появилась пушистая усатая голова. Чеширский Кот глубокомысленно мурлыкнул, и от гулкого звука по спине Кэтрин прошла дрожь.

– Впечатлен, – сказал Кот. Когда он говорил таким тоном, Кэт вечно сомневалась, не посмеивается ли он над ней. – Но где же тут рыба?

Кэт слизала с пальцев крупинки сахара и помотала головой.

– Рыбы нет.

– Нет рыбы? Какой же тогда в этом смысл?

– Смысл в совершенстве. – У нее каждый раз что-то екало внутри, когда она об этом думала.

Кот исчез с ее плеча и появился на столе, занеся над тортом когтистую лапу. Кэт мигом подскочила и согнала его.

– Не смей! Это для королевского бала!

Чеширский Кот дернул усами.

– Для Короля? Снова?

Скрипнув по полу ножками табурета, Кэт подтащила его поближе к столу и уселась.

– Думаю, ему хватит и одного, а остальными можно украсить пиршественный стол. Ты же знаешь, его величество так радуется, когда я что-то пеку для него. А счастливый король…

– Это счастливое королевство. – Чеширский Кот зевнул, не озаботившись прикрыть пасть лапой, и Кэт, недовольно поморщившись, загородила собой пироги, чтобы дыхание с противным запахом сардин не осквернило их.

– Счастливый король – еще и превосходная рекомендация. Представь только, что будет, если он официально объявит меня поставщиком королевского двора! Да за моими тортами выстроится очередь длиной в милю!

– От них пахнет тортами.

– Ну да, ведь это и есть торты. – Кэт немного развернула их так, чтобы розочки из засахаренной цедры смотрели в одну сторону. Она всегда придирчиво относилась к внешнему виду своих изделий. Мэри-Энн говорила, что пирожные и торты у нее получаются красивее, чем у придворных кондитеров.

А после сегодняшнего вечера ее десерты станут известны не только как самые красивые, а как превосходные во всех отношениях. Именно такой оценки им с Мэри-Энн не хватало, чтобы открыть свою кондитерскую. Кэтрин чувствовала: их давняя мечта вот-вот осуществится.

– Разве сейчас сезон лимонов? – спросил Чеширский Кот, глядя, как Кэт собирает остатки лимонной цедры, чтобы отдать садовникам, которые используют ее для борьбы с вредителями.

– Вообще-то нет. – Кэт тихо улыбнулась. В мыслях она вернулась в сегодняшнее утро. Бледный свет, льющийся сквозь кружево занавесок… Аромат цитрусов, от которого она проснулась…

Ей захотелось сберечь воспоминание, спрятать его на груди, как секретик, но Чеширский Кот все равно скоро узнает. Дерево, выросшее в спальне за одну ночь – тайна, которую трудно скрыть. Учитывая чутье Кота на сплетни, Кэт удивлялась, почему до сих пор еще не пошли слухи. Видимо, все утро он был занят – дремал. Или, что более вероятно, позволял служанкам чесать себе животик.

– Они из сна, – призналась Кэт, перенося торты в особый шкаф, где им предстояло остывать дальше.

Чеширский Кот присел.

– Из сна? – его рот растянулся в широкую зубастую улыбку. – Расскажи-ка мне.

– Чтобы к вечеру об этом узнало полкоролевства? Ну, уж нет. Мне снился сон, а когда я проснулась, оказалось, что в спальне выросло лимонное деревце. А больше тебе знать ничего не нужно.

Кэт решительно захлопнула дверцу шкафа, чтобы поставить точку в разговоре и не допустить дальнейших расспросов. Сказать по правде, сновидение не оставляло ее с того мига, как она проснулась, оно назойливо звенело, дразнило. Кэтрин очень хотелось поговорить о нем – почти так же сильно, как и сохранить его втайне для себя.

Это был туманный, прекрасный сон, и в нем был туманный, прекрасный юноша. Весь в черном, он стоял в саду среди лимонных деревьев, и Кэт была уверена, что у него есть нечто, принадлежащее ей. Она не знала, что именно, но хотела получить это назад. Она пыталась подойти к юноше, но с каждым ее шагом он оказывался все дальше.

Кэт поежилась. Ее до сих пор мучило любопытство и хотелось броситься за ним вдогонку.

Но больше всего ей запомнились его глаза. Желтые и блестящие, сладкие и кислые. Глаза яркие, как спелые лимоны, которые вот-вот сорвутся с ветки дерева.

Кэт стряхнула с себя дымку воспоминаний и повернулась к Чеширскому Коту.

– Когда я проснулась, ветка дерева уже успела сломать один кроватный столбик. Конечно, мама велела садовникам убрать его из комнаты, пока оно не наделало больше беды, но несколько лимонов я все же успела сорвать.

– А я-то удивлялся, что за переполох устроили утром. – Хвост кота постукивал по столу. – Ты уверена, что эти лимоны не опасно употреблять в пищу? Если дерево проросло из сна, они могут оказаться, ну, знаешь, странной едой.

Кэт повернулась к закрытому шкафу, в глубине которого на проволочной решетке прятались торты.

– Ты боишься, что король станет меньше ростом, если съест кусочек?

Чеширский Кот возмущенно фыркнул.

– Наоборот, я боюсь, что, если я съем кусочек, то стану величиной с дом. Я, знаешь ли, слежу за фигурой.

Хихикнув, Кэт протянула руку через стол и пощекотала Коту подбородок.

– Ты прекрасен, Чеширчик, независимо от размера. А лимоны безопасны. Я попробовала один, прежде чем начала печь.

Она невольно поморщилась, вспоминая кислый вкус.

Чеширский Кот мурлыкал, почти забыв о ней. Не убирая руки от его подбородка, Кэт другой погладила его по животу, и Кот блаженно завалился на бок.

– И даже если ты станешь больше, я найду тебе применение. Всегда мечтала о карете, запряженной котом.

Чеширский Кот приоткрыл один глаз; зрачок-щелочка не смеялся.

– А чтобы заставить тебя бежать, я бы бросала перед тобой клубки шерсти и рыбьи косточки.

Кот ненадолго перестал мурлыкать, чтобы ответить:

– Это совсем не так забавно, как вам кажется, леди Пинкертон.

Кэт легонько стукнула его пальцем по носу и отдернула руку.

– Ты мог бы проделывать свой трюк с исчезновением, и все бы думали: «Ах, ах! Только взгляните, как эта величественная круглая голова тянет вдоль по улице карету!»

Теперь Чеширский Кот смотрел на нее обоими глазами.

– Я гордый кот, а не рабочий скот.

Оскорбленно зашипев, он исчез.

– Ну, не злись. Я же просто пошутила!

Кэтрин сняла передник и повесила на крючок в стене. На платье остался силуэт передника, очерченный мукой и кусочками засохшего теста.

– Между прочим, – приплыл к ней кошачий голос, – тебя ищет мать.

– Почему? Я все утро здесь.

– Да, и теперь ты опаздываешь. Поторопись, если не хочешь, чтобы тебя саму превратили в лимонный торт.

– Опаздываю? – Кэтрин недоуменно посмотрела на часы с кукушкой на стене. Был ранний полдень, еще куча времени до…

Вдруг сердце у нее екнуло: из часов доносилось еле слышное посапывание.

– Да что ж это! Кукушка, ты опять спишь?

Кэт хлопнула ладонью по боковой стенке часов. Дверца открылась, оттуда показалась заспанная бурая птичка.

– Ку-ку! – рявкнула Кэт.

Птичка вздрогнула, окончательно проснулась и ошалело захлопала крыльями.

– Боже, боже! – квохтала она, протирая глаза кончиками крыльев. – Который час?

– Это ты у меня спрашиваешь, глупая птица? – Кэтрин со стоном отчаяния бросилась из кухни и чуть не столкнулась на лестнице с Мэри-Энн.

– Кэт… леди Кэтрин! Я… там Маркиза…

– Знаю, знаю, бал! Я потеряла счет времени.

Мэри-Энн оглядела ее с головы до пят и схватила за руку.

– Вам нужно срочно умыться и почиститься, пока она не приказала отрубить нам обеим головы.

Глава 2

Проверив сначала, нет ли за углом Маркизы, Мэри-Энн торопливо провела Кэтрин в спальню и захлопнула дверь.

Вторая служанка, Абигайль, уже была там, одетая, как и Мэри-Энн, в скромное черное платье и белый передник. Она размахивала метлой, пытаясь выгнать в распахнутое окно стрекозла. Каждый раз, как она промахивалась, стрекозел начинал бодаться и трясти бородой, а потом взмывал к потолку.

– Вреднющие насекомые! Смерти моей хотят! – простонала Абигайль, вытирая со лба пот. Потом спохватилась, что Кэтрин тоже здесь, и торопливо присела в реверансе.

Кэтрин замерла.

– Абигайль!..

Поздно предупредила. Крошечные копытца процокали прямо по крахмальному чепцу Абигайль, и стрекозел стрелой взлетел вверх.

– Ах ты, гадкий стрекозлище! – взвизгнула Абигайль и снова замахала метлой.

Передернув плечами, Мэри-Энн потащила Кэтрин дальше, в туалетную комнату, и закрыла дверь. Рядом с умывальным тазиком уже стоял наготове кувшин с водой.

– Принимать ванну некогда, но мы ничего не расскажем вашей матушке, – бормотала она, вертя в руках белое муслиновое платье Кэтрин. Намочив мочалку, Кэт принялась смывать муку с лица. И как только она ухитрилась вымазать даже уши?

– Ты, кажется, сегодня собиралась в город? – спросила она, пока Мэри-Энн стягивала с нее платье и сорочку.

– Я и ходила, но было ужасно скучно. Все только и говорят, что про бал. Вот уж глупости, что в нем интересного? Ведь Король чуть не каждый день устраивает праздники.

Взяв мочалку, Мэри-Энн стала скрести руки Кэт, пока кожа не покраснела, а потом щедро обрызгала розовой водой, чтобы заглушить запахи сдобы и очага.

– Много было разговоров о новом придворном шуте, у которого сегодня дебют. Джек похвалялся, что устроит ему посвящение: украдет шутовской колпак и испортит бубенцы.

– Что за ребяческие выходки!

– Вы правы. Джек ужасно бестолковый. Впрочем, все валеты таковы.

Мэри-Энн помогла Кэт надеть чистую сорочку, усадила на табурет и стала расчесывать ее темные волосы.

– Но кое-что интересное я слышала. Башмачник уходит на покой и собирается к концу месяца продать свою лавку.

Мэри-Энн ловко закрутила волосы, подхватила подносик со шпильками, кое-где коснулась волос воском – и вот уже на затылке у Кэтрин красуется изящный пучок, а лицо обрамляют жизнерадостные локоны.

– Башмачник? С Мэйн-стрит?

– Он самый. – Мэри-Энн повернула Кэт к себе лицом и таинственно зашептала. – Я как об этом услышала, сразу подумала, какое это чудесное место. Для нас.

Кэт широко раскрыла глаза.

– Черви-козыри, а ты права! Совсем рядом с игрушечным магазином…

– И прямо по дороге к той симпатичной белой часовне. Подумать только, какие свадебные торты можно будет печь.

– Ах! А на открытие можно напечь пирогов в виде разноцветных сапог – в честь хозяина, сапожника. Начнем с классики – черничный сапожок, персиковый – но ты только представь, какие открываются возможности. Лавандово-нектариновый, а на другой день бананово-карамельный, посыпанный хрустящими крошками, и…

– Перестаньте! – рассмеялась Мэри-Энн. – Я ведь еще не ужинала.

– Мы должны отправиться туда и все разузнать, ты согласна? Пока другие не узнали!

– Я тоже об этом подумала. Может, завтра? Вот только ваша матушка…

– Скажу ей, что мы идем за новыми лентами. Она и внимания не обратит. – Кэтрин встала на цыпочки. – А когда она узнает о кондитерской, мы объясним ей, что это невероятно выгодное дело, и она не сможет нам отказать.

Широкая улыбка Мэри-Энн заметно потускнела.

– Боюсь, она вряд ли это одобрит. И на выгоду не польстится…

Кэт отмахнулась, хоть и знала, что Мэри-Энн права. Ее мать вообще не одобряла желания своей единственной дочери, наследницы Черепашьей Бухты, заниматься мужским, неприличным для дамы делом. И уж тем более, вместе с жалкой служанкой. Крутиться у плиты, повторяла матушка, подобает только слугам. А особенно ей не нравилась идея Кэтрин потратить приданое на то, чтобы открыть собственное дело.

Однако они с Мэри-Энн мечтали об этом очень давно – вот Кэт иногда и забывала, что мечты еще не сбылись, хотя ее пирожные и десерты были известны во всем королевстве. Король их просто обожал – только это и заставляло матушку скрепя сердце мириться с ее увлечением.

– Ее согласие нам и не нужно, – заявила Кэт, стараясь убедить больше себя, чем Мэри-Энн. У нее все внутри холодело при мысли о том, как разгневается матушка, узнав об их замысле. Чего доброго, еще отречется от дочери… Но все должно обойтись. Кэт очень на это надеялась.

Кэт высоко подняла голову.

– Мы своего добьемся, с одобрения моих родителей или без него. У нас будет лучшая кондитерская в целом Червонном Королевстве. Да что там, сама Белая Королева приедет, когда пойдут слухи о наших роскошных шоколадных тортах и неописуемо нежных слоеных булочках со смородиной.

Мэри-Энн недоверчиво поджала губы.

– Кстати, чуть не забыла, – продолжала Кэт. – В шкафу сейчас остывают три торта. Ты ведь подашь их сегодня вечером? Ах, только сначала нужно посыпать сахарной пудрой! Я оставила пудру на столе. Чуть-чуть, самую малость.

И она показала сколько, сложив пальцы щепоткой.

– Конечно, подам. А какие торты?

– Лимонные.

На лице Мэри-Энн заиграла лукавая усмешка.

– С вашего дерева?

– Так ты уже слышала?

– Я видела, как садовник утром сажал его у вас под окном, и спросила, откуда оно взялось. Ох, и пришлось ему повозиться, чтобы распутать ветки и отцепить их от вашей кровати! А деревце выглядит свежим, будто и не пострадало совсем.

Кэт сжала руки, не понимая, почему ее так смущают разговоры о деревце из ее сна.

– Хм, да… Лимоны оттуда, и я уверена, что эти торты мне удались как никогда. Уже завтра утром о них заговорит все королевство, и все будут спрашивать, когда же они смогут купить наши десерты.

– Да что вы, Кэт, – аккуратно, чтобы не повредить прическу, Мэри-Энн надела Кэтрин корсет через голову. – Все спрашивают об этом уже с прошлого года, когда вы испекли поджаристое печенье с кленовым сиропом.

Кэт наморщила нос.

– Не напоминай. У меня тогда чуть все не подгорело, помнишь? Края получились слишком хрустящими.

– Вы к себе чересчур строги.

– Я хочу быть лучшей.

Мэри-Энн положила руки на плечи Кэт.

– Вы и так лучшая. И я еще раз прикинула: затраты, стоимость аренды лавки господина Гусеницы, ежемесячные расходы, стоимость продуктов в пересчете на нашу суточную выработку, и цены.

Кэт зажала уши.

– От твоих цифр и математики вся радость уходит. Ты же знаешь, у меня от них голова идет кругом.

Мэри-Энн, фыркнув, подошла к платяному шкафу.

– Вам же не трудно сосчитать, сколько в стакане столовых ложек. Так это почти то же самое.

– Нет, это совсем другое. Потому-то ты мне и нужна в этом деле. Мой изумительный, рассудительный и умненький деловой партнер.

Она стояла спиной к Мэри-Энн, но прекрасно представляла, как у той глаза полезли на лоб.

– Где бы это записать, леди Кэтрин? Что ж, я правильно помню, что для бала мы выбрали белое платье?

– Да какое хочешь. – Вся в мыслях об их будущей кондитерской, Кэт вдевала в уши жемчужные сережки.

– Так что же? – спросила Мэри-Энн, выдвигая ящики и доставая из шкафа нижнюю юбку с оборками. Она повернула Кэт спиной, чтобы затянуть шнурки на корсете. – Сон был хороший?

Тут Кэт с удивлением обнаружила у себя под ногтями остатки теста. Вычищая их, она опустила голову, скрывая, что покраснела.

– Ничего особенного, – ответила она, думая о лимонно-желтых глазах.

И ахнула – корсет вдруг резко сдавил ей бока.

– Меня не провести, я всегда вижу, когда вы врете, – заметила Мэри-Энн.

– Ну, ладно, ладно. Да, сон был хороший. Хотя все сны волшебные, не так ли?

– Не знаю. Я пока ни одного не видела. А вот Абигайль как-то рассказывала, будто ей приснился большой сияющий месяц в небесах… а наутро появился Чеширский Кот, и в воздухе повисла его зубастая улыбка. Выпросил блюдечко молока – и вот уже сколько лет мы не можем его спровадить.

Кэт хихикнула.

– Чеширчика я очень люблю, но все же надеюсь, что мой сон сулит что-то поволшебнее Кота.

– А если даже и нет, парочку славных лимонов вы уже получили.

– Верно. И это должно меня радовать.

Но это ее не радовало. Ни чуточки.

– Кэтрин! – дверь отворилась, и в комнату влетела Маркиза, со свекольно-красным, несмотря на толстый слой пудры, лицом и вытаращенными, как плошки, глазами. Всю жизнь матушка Кэтрин пребывала в волнении и суматохе. – Вот ты где, дорогуша! Как, еще даже не одета?!

– Мамочка, Мэри-Энн как раз помогала мне…

– Абигайль, перестань возиться с метлой, скорее сюда! Нам нужна твоя помощь! Мэри-Энн, что она наденет?

– Миледи, мы думали о белом платье…

– Ни в коем случае! Только красное! Ты будешь в красном платье! – Распахнув дверцы шкафа, Маркиза нырнула внутрь и извлекла пышный наряд из тяжелого алого бархата, с необъятным турнюром и декольте, которое мало что оставляло прикрытым. – Да, превосходно!

– Ах, мамочка, только не это платье. Оно мне… мало!

Маркиза смахнула с кровати глянцевый темно-зеленый лист и разложила платье поверх покрывала.

– Нет, нет и нет! Это платьице не может быть мало моему золотцу, моей милочке-лапочке! Это особенный вечер, Кэтрин, и ты просто обязана выглядеть наилучшим образом.

Кэт умоляюще посмотрела на Мэри-Энн, но та лишь пожала плечами.

– Но это же просто бал, один из многих. Почему я не могу…

– Ай-ай-ай, не спорь, деточка! – Маркиза подошла к Кэтрин и взяла ее лицо в ладони. Мать Кэтрин хоть и была худой, как птичка, но в том, как она мяла и щипала щеки дочери, не было птичьей легкости и изящества. – Сегодня вечером тебя ждет райское блаженство, красавица моя!

И, странно блеснув глазами, отчего Кэтрин насторожилась, Маркиза крикнула:

– А ну, кругом марш!

Подпрыгнув от неожиданности, Кэт покорно повернулась лицом к окну.

Ее мать (Маркизой она стала, выйдя замуж) так действовала на всех. Она, конечно, умела быть и любящей, и душевной, и Маркиз, отец Кэтрин, души в ней не чаял. Но Кэт слишком хорошо знала, как внезапно меняется у нее настроение. Вот она ласково и нежно воркует, а в следующий миг орет во всю глотку. При своем хрупком сложении Маркиза обладала громовым голосом и особенным взглядом, от которого сердце даже у льва ушло бы в пятки.

Кэт считала, что привыкла к характеру матери, но даже ее эти частые перепады настроения заставали врасплох.

– Мэри-Энн, затягивай корсет!

– Но миледи, я только что…

– Туже, Мэри-Энн. Это платье требует талии в двадцать два дюйма. Но я хочу, чтобы сегодня она была утянута до двадцати. К несчастью, Кэт, широкой костью ты пошла в отца, и тебе надо неусыпно следить, чтобы не унаследовать и его комплекцию. Абигайль, будь ангелом, принеси рубиновые украшения из моей шкатулки с драгоценностями.

– Рубиновые украшения? – пискнула Кэтрин, пока Мэри-Энн возилась с завязками корсета. – Но эти серьги ужасно тяжелые…

– Не будь такой неженкой. Это только на один вечер. Туже!

Глаза у Кэтрин чуть не вылезли, когда Мэри-Энн затянула корсет. Она выдохнула весь воздух, какой оставался в легких, и, вцепившись в сумочку, моргнула, пытаясь прогнать пляшущие перед глазами искры.

– Мамочка, я так задохнусь!

– Отлично, в другой раз подумаешь, прежде чем брать добавку десерта, как вчера. Или ты объедаешься, как поросенок – или одеваешься, как леди. Было бы чудом, окажись платье впору.

– Я могла бы надеть белое…

Мать скрестила руки на груди.

– Моя дочурка будет сегодня в красном, как настоящая… впрочем, неважно. Придется тебе сегодня обойтись без ужина.

Кэт взвыла – это Мэри-Энн в очередной раз затянула корсет. Целый вечер мучиться спеленатой, как мумия, и так скверно. Но еще и без ужина? Угощение – вот чего Кэтрин всегда ждала от королевских балов, а сегодня за весь день она съела лишь одно вареное яйцо – хлопоты с тортами так ее захватили, что было не до еды.

В животе заурчало.

– Как вы, ничего? – шепотом спросила Мэри-Энн.

Кэт молча кивнула, чтобы не тратить на разговоры драгоценный воздух.

– Платье!

Не успела Кэтрин опомниться, как ее сдавили еще сильней и впихнули в красное бархатное чудовище. Наконец, служанки закончили, и Кэтрин осмелилась одним глазком взглянуть на себя в зеркало. Это ее утешило: может, она и чувствовала себя как окорок, перетянутый бечевкой, но выглядела совсем не так. На фоне сочного карминно-красного бархата ее губы стали пунцовыми, светлая кожа казалась еще белее, а темные волосы – еще темнее. А когда Абигайль надела ей на шею массивное рубиновое ожерелье и заменила жемчужинки в ушах на сверкающие серьги, Кэтрин вдруг ощутила себя настоящей светской дамой в ореоле тайны и блеска.

– Сказочно! – Маркиза двумя руками сжала ладонь Кэтрин, растроганно глядя на нее повлажневшими глазами. – Я так рада за тебя, милая.

Кэтрин нахмурилась.

– Ты за меня рада?

– Ах, перестань, не до того сейчас!..

Мать поцокала языком, потрепала Кэт по руке и тут же оттолкнула ее.

Кэтрин снова покосилась на свое отражение. Таинственность быстро улетучилась, и теперь она чувствовала себя беззащитной. Насколько уютнее в удобном, милом домашнем платье, пусть даже и выпачканном мукой.

– Мама, это чересчур. Я одна буду такая… расфуфыренная.

Маркиза фыркнула.

– Вот именно! Ты выглядишь потрясающе! – Она смахнула слезинку. – Просто с ума сойти.

Как ни тяжело было Кэт в оковах корсета, она все же почувствовала в груди горячую искорку. Обычно мать будто забивала ей в голову гвозди: как ты держишь вилку, выпрями спину, улыбайся, но не так широко! Она понимала, что мама желает ей добра, но как же приятно хоть раз в виде исключения услышать похвалу.

Мечтательно вздохнув в последний раз, Маркиза сообщила, что должна заглянуть к отцу Кэт, и тут же вылетела из комнаты, прихватив с собой Абигайль. Когда дверь за ней захлопнулась, Кэт хотела только одного – в изнеможении повалиться на кровать, так на нее действовало присутствие матушки. Но она не стала этого делать, боясь, что лопнет какой-нибудь шов на видном месте.

– Я выгляжу так же нелепо, как чувствую себя?

Мэри-Энн замотала головой.

– Вы обворожительны!

– Разве не абсурд – выглядеть обворожительно на обычном глупом балу? Все решат, что я слишком о себе возомнила.

Мэри-Энн сочувственно кивнула.

– Да, немного через край.

– А еще я ужасно хочу есть. – Кэт изогнулась внутри корсета, пытаясь оттянуть жесткую косточку, впившуюся ей в ребра, но у нее ничего не получилось. – Мне нужен шоколад.

– Простите, Кэт, но не думаю, что это платье позволит вам съесть хоть кусочек. Идемте, я помогу вам надеть туфли.

Глава 3

Наверху, гордо приосанившись, стоял церемониймейстер – Белый Кролик. Когда отец Кэтрин протянул ему свою визитную карточку и велел доложить о приезде, он радушно улыбнулся.

– Добрый вечер, добрый вечер, ваше сиятельство! Какой поразительный галстук, как он изумительно идет к вашим волосам. Снежная буря на Лысой горе, так бы я это описал.

– Вы так думаете, господин Кролик? – спросил отец Кэт и даже похлопал себя по голове, польщенный комплиментом.

Кролик перевел взгляд на Маркизу.

– Дражайшая леди Пинкертон! Никогда еще мои глаза не видели подобной красоты, подобной утонченности…

Маркиза довольно резко оборвала его.

– Покончим с этим, распорядитель!

– Э-э, разумеется! Ваш покорный слуга, миледи. – Взволнованный Кролик поднял длинные уши торчком и поднес трубу к губам.

По бальному залу эхом разнеслись фанфары, и Кролик провозгласил:

– Его сиятельство Кабриолет Т. Пинкертон, благороднейший Маркиз Черепашьей Бухты, в сопровождении супруги, леди Идонии Пинкертон, Маркизы Черепашьей Бухты, и дочери, леди Кэтрин Пинкертон!

Пока Маркиз и Маркиза спускались по лестнице в зал, Кролик покосился на Кэтрин. При виде ее огромного красного платья его розовые глазки расширились, носик презрительно задергался, но, вовремя спохватившись, Кролик лицемерно улыбнулся.

– Смею заметить, леди Пинкертон, вы выглядите… э-э… весьма и весьма примечательно.

Кэт с трудом улыбнулась в ответ и следом за родителями направилась к лестнице, но, посмотрев на собравшихся, ахнула и попятилась.

Внизу перед ней расстилалось черно-белое море.

Иссиня-черные перчатки до локтя и мундиры оттенка слоновой кости.

Вуалетки цвета испуганной морской звезды и черные, как уголь, галстуки-бабочки.

Лосины в шахматную клетку. Маски, полосатые, как зебра. Юбки цвета воронова крыла, отделанные стразами и серебряной канителью. Кое-кто из бубновых придворных даже нашил на живот черные пики, чтобы скрыть собственные значки – красные ромбы.

Примечательно, точнее не скажешь.

В толпе встречались-таки искорки красного – алая роза в петлице или бантик на корсаже платья – но только Кэтрин была в красном с головы до пят. Она почувствовала, как шею и уши заливает волна румянца – больше, больше красного, как будто платья недостаточно. Она ловила устремленные на нее взгляды, слышала сдержанные вздохи, чувствовала общее недоумение и неприязнь. Как вышло, что матушка не знала, что это один из черно-белых королевских балов?

И тут она поняла…

Матушка знала. Взглянув на ее колышущееся белое платье и белый фрак отца, Кэт догадалась, что мать все прекрасно знала и ничего не забыла.

Фанфары снова прогремели прямо над ухом. Белый Кролик, подойдя к ней, деликатно кашлянул.

– Я сгораю от стыда за то, что вынужден поторопить вас, леди Пинкертон, но следующие гости ждут своей очереди быть объявленными…

Кэт обернулась и увидела образовавшуюся очередь – гости толпились позади, одни посматривали на нее украдкой, другие откровенно таращились.

Сдерживая рвущийся наружу ужас, Кэтрин приподняла юбку и храбро двинулась навстречу пингвинно-енотовой толпе.

В незапамятные времена бальный зал Червонного замка был высечен из исполинских размеров кристалла розового кварца – и пол, и перила, и монументальные колонны, поддерживающие сводчатую крышу. Потолок был украшен живописными панно с различными видами Червонного королевства: Безвыходный лес, горы Кой-Куды и Никуды, Перекрестья, замок и холмистая местность, простирающаяся во все стороны до горизонта. Даже Черепашья Бухта удостоилась быть изображенной над дверью, ведущей в розовый сад.

По южной стене тянулись в ряд большие окна в форме сердец из граненого красного стекла. Пиршественный стол, ломившийся от фруктов, сыров и сладостей, стоял вдоль северной стены, у самой балюстрады, отделявшей танцующих от оркестра. С потолка свисали хрустальные люстры, и тысячи белых свечей изливали на собравшихся теплый свет. Еще не сойдя с лестницы, Кэтрин услышала, что некоторые свечки жалуются на сквозняк, а самые горячие головы среди них умоляют кого-нибудь прикрыть двери.

Кэтрин посмотрела на стол – островок утешения в переполненном зале, даже для той, кому из-за тесного платья не придется отведать ни кусочка. Каждый шаг давался ей с боем – сражаться приходилось с впивавшимся в ребра корсетом и волочившимся по ступеням длинным шлейфом. Ощутив, наконец, под каблуками надежный каменный пол, Кэт вздохнула с облегчением.

– Дражайшая леди Кэтрин, я так рада, что вы почтили нас своим присутствием.

Благодарность тут же испарилась. Кто бы сомневался – Маргарет спикировала на нее сразу, не дав сделать и пары шагов в сторону угощения.

Кэтрин изобразила на лице восторг.

– О, да это же леди Маргарет! Как поживаешь, дорогая?

Маргарет Дроздобород, дочь графа Перекрестий, считалась ближайшей подругой Кэтрин с самого раннего детства. Но, к сожалению, они друг друга недолюбливали.

Беда Маргарет заключалась в том, что она была на редкость непривлекательна. Не так, как невзрачная гусеница, которая вот-вот превратится в прекрасную бабочку. Ее непривлекательность была другого сорта – из тех, что вызывают у окружающих чувство безнадежности. Острый подбородок выдавался вперед, в тени нависших густых бровей скрывались близко посаженные глазки размером с булавочную головку, плечи были широкие и грубые, а нескладно сидящая одежда лишь подчеркивала это. Если бы не платья, которые носила Маргарет, ее, пожалуй, можно было бы принять за мальчишку.

Непривлекательного мальчишку.

У матушки Кэт физические недостатки Маргарет были любимой темой для разговоров («Она бы выглядела не так кошмарно, если бы потуже затягивала корсет»). Сама же Кэтрин находила куда более неприятным характер Маргарет – та с раннего детства считала себя очень, очень умной и очень, очень добродетельной. Самой умной и самой добродетельной в мире. И без устали напоминала о том, насколько она умнее и добродетельнее вас.

Маргарет, любящая подруга, видела свое предназначение в том, чтобы указывать Кэтрин на ее недостатки. В надежде ее исправить. Как поступил бы любой настоящий друг.

– У меня все отлично, – сказала Маргарет, когда они обменялись любезностями. – Но должна донести до твоего сведения, что платье на тебе неуместно красное.

– Благодарю за то, что открыла мне глаза. – С лица Кэтрин не сходила ослепительная улыбка. – Я и сама это заметила.

Маргарет обеспокоенно нахмурилась и прищурила крохотные глазки.

– Должна предупредить тебя, дражайшая Кэтрин, что дерзкие попытки привлечь к себе внимание небезопасны! Непомерные гордыня и тщеславие могут пышным цветом расцвести в твоем сердце. Куда разумнее облачиться в скромный наряд и позволить просиять внутренней красоте, чем пытаться скрыть ее внешним блеском.

– Благодарю тебя за совет. Я непременно его обдумаю. – Кэт удержалась, чтобы не бросить выразительный взгляд на платье самой Маргарет, унылое и черное, и на венчавшую ее голову унылую меховую шапочку.

– Очень надеюсь! И не забывай: золотая рыбка всегда остается золотой рыбкой.

Кэт слегка усмехнулась. Одна из очаровательных особенностей Маргарет состояла в том, что она была настоящим кладезем высказываний, в которых Кэт не могла найти ни малейшего смысла. Невозможно было разобраться, то ли все нравоучения Маргарет – полная чепуха, то ли Кэт слишком глупа, чтобы их понять. Маргарет, разумеется, сказала бы, что верно последнее.

Но Кэт не собиралась ее спрашивать.

– О. А ведь верно, – согласилась она, поглядывая на других гостей в надежде, что найдет предлог отделаться от Маргарет, пока та не разговорилась. Если ее понесет, улизнуть уже не удастся.

Неподалеку, рядом с ледяной скульптурой в форме сердца, пили наливку сэр Сорока и его супруга, но подойти к ним Кэтрин не решалась – возможно, это только выдумки, но рядом с Сороками драгоценности порой исчезали самым таинственным образом.

Отец Кэт развлекал разговорами Четверку, Семерку и Восьмерку Бубен. Когда Кэт их заметила, отец почти добрался до соли в своей шутке, но Четверка, не дожидаясь развязки, уже повалился на плоскую спину, хохоча и дрыгая в воздухе ногами. Поняв, что сам он нипочем не поднимется, Восьмерка поспешил на помощь, все еще посмеиваясь.

Кэтрин вздохнула – она не владела искусством так легко впадать в раж от анекдота, рассказанного не до конца.

Рядом с ними она увидела благороднейшего Пигмалиона Свинорыла, герцога Клыкании, которого Кэт всегда считала неуклюжим, чванливым и к тому же прескверным собеседником. Их взгляды вдруг встретились, и Кэтрин с удивлением поняла, что Герцог издали наблюдал за ними с Маргарет.

Трудно было сказать, кто из них отвел глаза более поспешно.

– Вы кого-то ищете, леди Кэтрин? – Маргарет придвинулась на дюйм ближе – чересчур близко, так что ее острый подбородок улегся Кэтрин на плечо – и проследила за ее взглядом.

– Нет, нет. Я просто… наблюдала.

– Наблюдали за кем?

– Ну, хорошо. Мундир на герцоге сидит просто превосходно, вы не находите? – спросила она светским тоном, отодвигаясь от подбородка Маргарет.

Маргарет возмущенно сморщила нос.

– Как вам только удалось заметить его мундир? Когда я смотрю на герцога, то вижу лишь, как он воротит нос от всех окружающих, как будто быть герцогом Клыкании – такое уж великое достижение.

Кэт склонила голову.

– Мне кажется, такой нос у него от природы. – Она прижала палец к собственному носу и приподняла получившийся пятачок кверху, проверяя свою мысль. Однако это не помогло ей унюхать собственную исключительность…

Маргарет побледнела.

– Кэтрин, стыдитесь. Нельзя же вот так передразнивать всех и каждого! По крайней мере, делайте это не на людях.

– Что вы! У меня и в мыслях не было никого обижать. Просто у герцога нос рыльцем, только и всего. Наверное, у него великолепное обоняние. Интересно, может ли он таким носом унюхать трюфели?

Кэт продолжала бы оправдываться, но тут кто-то постучал ее по плечу.

Повернувшись, она уткнулась в черную тунику, за которой скрывалась могучая грудь. Подняв глаза выше, Кэт увидела мрачную физиономию с повязкой на одном глазу и копной волос, торчащих из-под белого берета.

Перед ней стоял Джек, Червонный валет, произведенный в рыцари из жалости – он лишился глаза во время игры в шарады.

Настроение у нее испортилось окончательно. Бал был просто ужасным, и с самого начала не задался.

– Привет, Джек.

– Леди Пинкертон, – проревел Джек, обдав ее запахом вина с пряностями. Затем его глаз устремился на Маргарет: – Леди Дроздобород.

Маргарет скрестила руки на груди.

– Какая вопиющая бестактность – прерывать чужую беседу, Джек.

– Я подошел, чтобы сообщить леди Пинкертон, что сегодня черно-белый бал.

Кэт потупила глаза и постаралась придать лицу смиренное выражение, хотя с каждым новым напоминанием она все меньше смущалась и все больше раздражалась.

– Очевидно, произошло недоразумение.

– Вы выглядите по-дурацки, – заявил Джек.

Кэтрин ощетинилась.

– Это не повод грубить!

Джек хмыкнул и снова оглядел ее платье, а потом продолжил:

– Вы и вполовину не так хороши, как воображаете, леди Пинкертон. Не хороши даже на четвертушку. И мне не нужен второй глаз, чтобы это видеть.

– Уверяю вас, я вовсе не…

– Все думают, как я, только не решаются сказать вам в это лицо. Но я вас ни капли не боюсь.

– Я никогда не…

– Вы мне вообще не нравитесь.

Стиснув зубы, Кэтрин терпеливо вздохнула.

– Да, я помню, Джек. Вы уже говорили об этом в прошлый раз. И в позапрошлый тоже. И еще до того. Вы не устаете напоминать, до чего я вам не нравлюсь, с тех самых пор, как нам было по шесть лет, и мы плясали вокруг майского дерева, если я не ошибаюсь.

– Да. Точно. Потому что это правда. – Джек густо покраснел. – И еще вы пахнете, как ромашка. Бывают, знаете, такие противные ромашки, с вонючими цветками.

– Разумеется, какие же еще, – кивнула Кэтрин. – Боже избави, я и не подумала, что это комплимент.

Джек зарычал, потом протянул руку и дернул Кэт за локон.

– Ой!

Валет развернулся и ушел. Кэтрин не успела придумать ответ, а потом очень жалела, что не проводила его хорошим пинком.

– Вот чурбан! – заметила Маргарет после его ухода.

– Самый настоящий, – с чувством согласилась Кэтрин, потирая голову и пытаясь понять, сколько времени она уже здесь и сколько еще осталось.

– И, конечно, – продолжала Маргарет, – абсолютно недостойно с вашей стороны поощрять подобное поведение.

– Я его не поощряла! – возмутилась Кэтрин.

– Вы так думаете? Тогда вы должны согласиться с тем, что согласиться с этим нельзя, – заявила Маргарет. – А мораль…

Но она не успела сморозить очередную глупость, потому что в зале снова прозвучали фанфары. Стоя на верхней ступеньке лестницы, Белый Кролик торжественно прогнусавил:

– ЕГО СИЯТЕЛЬНОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ЧЕРВОННЫЙ КОРОЛЬ!

Белый Кролик снова затрубил, потом прижал трубу к боку и поклонился. Кэт обернулась, чтобы посмотреть на остальных гостей, когда Король появился на верхней площадке своей личной лестницы. Вся шахматная доска из черно-белых аристократов пошла рябью от поклонов и реверансов.

Король был при полном параде – в белой меховой мантии, панталонах в черную и белую полоску, сверкающих белых туфлях с алмазными пряжками, в руке он держал скипетр, увенчанный алым сердцем. Надо всем этим красовалась корона, тоже украшенная рубинами, брильянтами и красным бархатом, с навершием в виде сердца.

Наряд был бы сногсшибательным, вот только мех на воротнике слегка вытерся, панталоны пузырились на коленях, а корона, которая всегда казалась Кэтрин слишком тяжелой для маленькой головы Короля, съехала на сторону. В довершение всего, когда Кэтрин, сделав реверанс, встала, его величество ухмыльнулся, как деревенский простачок.

Король так улыбался. И улыбался он ей!

Кэтрин застыла, а Король проворно скатился вниз по ступеням. Толпа расступилась, пропуская его, и не успела Кэтрин отойти в сторонку, как Король уже стоял перед ней.

– Неплохой вечерок, леди Пинкертон! – Король приподнялся на цыпочках, от чего его малый рост только сильнее бросался в глаза. Он был по меньшей мере на два ладони ниже Кэтрин, а ведь поговаривали, что у его сшитых по особому заказу башмаков подошвы толщиной в два дюйма.

– Добрый вечер, Ваше Величество. Как поживаете? – Кэт снова склонилась в реверансе.

Белый Кролик – он следовал за Королем по пятам – прочистил горло.

– Его Королевское Величество просит леди Кэтрин Пинкертон танцевать с ним первую кадриль.

Кэт округлила глаза.

– Ах… благодарю, Ваше Величество! – и Кэтрин низко присела в третий раз. Она привыкла подкреплять реверансами все, что говорила в присутствии Короля. Не потому, что боялась его. Совсем наоборот. Король, старше ее лет на пятнадцать, был кругленьким, розовощеким и постоянно хихикал. Кэтрин совсем его не боялась, и как раз поэтому старалась вести себя при нем как можно лучше – чтобы ненароком не забыть, что он ее монарх и властитель.

Червонный Король сунул Белому Кролику скипетр, взял Кэтрин за руку и повел на площадку для танцев. Кэт могла бы сказать себе, что оказаться подальше от Маргарет – это благо, но общество Короля радовало ее немногим больше.

Нет, неправда. Король был очень мил. И прост. И, что особенно важно, счастлив, ведь счастливый король – это счастливое королевство.

Просто он был не очень умен.

Когда они заняли место первой пары среди танцующих, Кэт обомлела от неожиданной мысли. Она танцует с Королем. Все глаза устремлены на них, и каждый, наверное, думает, что она выбрала платье специально, чтобы Король обратил на нее внимание.

– Вы прелестно выглядите, леди Пинкертон, – сказал Король. Обращался он скорее к ее бюсту, чем к лицу – по причине небольшого роста, конечно, а не от недостатка воспитания, но это не помешало Кэтрин зардеться.

Почему, ну почему она хоть раз не пошла против воли матери?

– Благодарю, Ваше Величество, – пробормотала она упавшим голосом.

– Я просто в восторге от красного цвета, – сообщил ей Король.

– Ах… кто же его не любит, Ваше Величество?

Он радостно захихикал, и Кэтрин порадовалась, что заиграла музыка, и танцоры начали выписывать первую фигуру. Они с королем разошлись в разные стороны и прошагали вдоль внешней линии пар – слишком далеко друг от друга, чтобы поддерживать разговор. Кэтрин чувствовала, что корсет ползет вверх, и прижимала ладони к бокам, пытаясь удержать его на месте.

– Чудесный бал, – заметила она, вновь оказавшись рядом с Королем и взявшись с ним за руки. У Короля они были мягкими и влажными.

– Вы так думаете? – просиял он. – Мне всегда нравились черно-белые балы. Они такие… такие…

– Бесцветные? – предположила Кэтрин.

– Да! – монарх мечтательно вздохнул, глядя на нее. – Вы просто угадываете мои мысли, леди Пинкертон.

Кэт отвернулась.

Они поднырнули под поднятые руки следующей пары и разомкнули свои, чтобы покружиться вокруг мистера и миссис Барсук.

– Я должен спросить, – начал Король, когда они снова оказались рядом, – Не смею надеяться, но вдруг… совершенно случайно… вы приготовили какое-нибудь лакомство к сегодняшнему вечеру?

Он не сводил с нее глаз, закрученные усики трепетали в надежде.

Кэтрин радостно улыбнулась, и они подняли руки, чтобы следующая пара могла поднырнуть под них. Кэт знала, что Королю приходится привставать на цыпочки, но из приличия не смотрела вниз.

– Ваше Величество, утром я испекла три лимонных торта, и моя служанка уже должна была доставить их к вашему пиршественному столу. Полагаю, они уже поданы.

Король просиял и стал крутить головой, пытаясь увидеть что-нибудь на длинном столе. Увы, они были слишком далеко, чтобы разглядеть три маленьких тортика.

– Сказочно! – Король отстал, пропустив несколько па, так что Кэтрин пришлось замереть в неловкой позе и ждать, когда он ее нагонит.

– Надеюсь, они вам понравятся.

Король потряс головой, как будто очнувшись.

– Леди Пинкертон, вы сокровище.

Кэт сдержала улыбку, но мечтательность в королевском голосе ее смутила.

– Должен признаться, что питаю особую слабость к лимонным тортам… и к апельсиновым! – У Короля заколыхались щеки. – Обожаю апельсины-корольки! Недаром говорят: королек – ключ к сердцу короля.

Кэт никогда не слышала, чтобы так говорили, но кивнула, соглашаясь.

– Так оно и есть!

Король одарил ее сияющей улыбкой.

К концу кадрили Кэтрин чуть не падала от усилий казаться веселой и любезной. Наконец, к ее облегчению, Король чмокнул воздух возле ее руки и поблагодарил за доставленное удовольствие.

– Я должен разыскать ваши вкуснейшие торты, леди Пинкертон, но, надеюсь, вы не откажетесь протанцевать со мной и заключительный танец?

– С удовольствием. Почту за честь.

Король восторженно захихикал, поправил корону и, пританцовывая, направился к столу.

Кэт выдохнула – счастье, что первая кадриль позади. Может, удастся уговорить родителей уйти домой до заключительного танца. Собственное коварство заставило ее почувствовать себя виноватой – множество девушек мечтали бы обратить на себя благосклонное внимание Короля.

Он не был противным партнером по танцам – просто утомительным.

Решив, что свежий воздух поможет ее щекам вернуть прежнюю форму после того, как она столько времени улыбалась без остановки, Кэт начала пробираться сквозь толпу черных кринолинов и белых остроконечных шляп к балкону. Но не успела она сделать и дюжины шагов, как свечи в люстрах и канделябрах мигнули и погасли.

Глава 4

Музыка взвизгнула и стихла. В темноте, накрывшей зал, раздались крики гостей.

Потом воцарилась тревожная тишина, слышались только ахи и вздохи, да шуршание юбок. Вдруг что-то вспыхнуло, замерцало. Свечи стали снова загораться, постепенно, по спирали от самой центральной люстры. И вот под высоким сводом потолка засиял призрачный свет, оставляя гостей в глубокой тени.

С центральной освещенной люстры вниз свисал огромный обруч – Кэтрин могла поклясться, что раньше его там не было. В обруче, непринужденно раскинувшись, как в кресле, покачивался шут.

Черные узкие штаны заправлены в кожаные сапоги, черная куртка перетянута широким ремнем. Были и перчатки – тоже черные, а не белые, как у придворных. В мерцании свечей его кожа отливала янтарем, а глаза были подведены углем, до того густо, что лицо походило на маску. Сначала Кэт показалось, что и волосы у него черные, но она тут же разглядела на его голове шутовской колпак – с тремя рогами и маленькими серебряными бубенчиками на конце каждого рога. Шут сидел так неподвижно, что бубенцы ни разу не звякнули, да и в темноте, когда погасли свечи, Кэтрин не слышала их перезвона.

Когда – как – он туда попал?

Незнакомец повисел молча еще некоторое время, позволяя себя рассмотреть. Обруч медленно вращался. У шута был пронзительный взгляд, и Кэтрин затаила дыхание, когда этот взгляд отыскал ее и задержался на ней. Сузив глаза, шут разглядывал огненно-красное платье.

Кэт поежилась, но вдруг ей захотелось помахать ему рукой. Подтверждая: да-да, она знает, что этот наряд непозволительно красен. Она уже почти подняла руку, но шут отвернулся.

Кэт с облегчением выдохнула и опустила руку.

Обруч совершил полный круг, и уголки губ незнакомца приподнялись в едва заметной улыбке. Он склонил голову. Бубенцы зазвенели.

Толпа, не сводившая с него глаз, тихо вздохнула.

– Дамы. Господа. – Он говорил очень четко. – Ваше славнейшее Величество.

Король привстал на цыпочки, как ребенок в ожидании подарка.

Шут начал раскачиваться. Одно неуловимое движение, и он уже стоит в полный рост. Обруч лениво повернулся еще на пол-оборота. Все молчали, завороженные поскрипыванием привязанной к люстре веревки.

– Чем ворон похож на письменный стол?

Обруч перестал вращаться.

Своим вопросом шут накрыл зал, словно одеялом. Молчание можно было потрогать. Незнакомец вновь смотрел прямо на Кэтрин, и ей казалось, что она различает в его глазах отблеск огня.

Наконец, сообразив, что им загадали загадку, гости начали перешептываться. Приглушенные голоса повторяли вопрос. Чем ворон похож на письменный стол?

Никто не решался ответить.

Когда стало ясно, что никто и не попытается, шут протянул к гостям руку, сжатую в кулак. Те, кто стоял прямо под ним, расступились.

– Нотами. Один может издать несколько нот, за другим ноты пишут.

Он разжал кулак, и целая вьюга исписанных белых листков посыпалась прямо вниз. Толпа дружно ахнула, замахала руками, но листки не долетели до низу. Прямо в воздухе от них отделилась стайка крохотных черных галочек – нотных знаков. Белые листочки, кружась, слетали вниз, превращаясь в конфетти, а ноты вспорхнули к потолку и облепили его. Гости уже совершенно успокоились и шумно восхищались. Некоторые мужчины даже принялись размахивать шляпами, пытаясь наловить побольше листочков.

Кэтрин, радостно смеясь, подняла лицо к потолку. Ей показалось, что она попала в снежную метель – только теплую. Она раскинула руки и стала кружиться. Красная юбка раздувалась, и это ей тоже очень нравилось.

Описав три полных круга, Кэт остановилась и, проведя по волосам, достала конфетти – белый листочек не больше ногтя, с изображенным на ней красным сердечком.

Последние конфетти оседали на пол. Кое-где в зале их набралось по щиколотку.

Шут по-прежнему смотрел на всех сверху, из своего обруча. Во время суматохи он снял трехрогий колпак, выпустив на волю встрепанные вьющиеся волосы (он действительно оказался брюнетом).

– Впрочем, замечу, – сказал он, когда толпа утихомирилась, – ноты частенько бывают фальшивыми.

Бубенцы на колпаке весело тренькнули, и вдруг, откуда ни возьмись, из него вылетела громадная черная птица. Каркая, ворон стал подниматься к потолку. Зрители от неожиданности закричали. Ворон облетел зал, взмахами огромных крыльев поднимая с пола вороха конфетти. Сделав еще круг, птица уселась на обруч над шутом.

Публика восторженно зааплодировала. Ошеломленная Кэтрин почти не замечала, что тоже хлопает в ладоши.

Снова натянув колпак на голову, шут соскочил с обруча и повис на одной руке. У Кэт оборвалось сердце. Обруч висит так высоко, вдруг он упадет? Однако когда шут отпустил руку, оказалось, что к обручу привязан красный бархатный шарф. Шут закачался на нем и стал спускаться, выбрасывая поочередно белые и черные шарфы, связанные между собой. Казалось, они возникают у него прямо из кончиков пальцев. Наконец, он спустился настолько, что смог спрыгнуть в сугроб из бумажных листочков.

Стоило его сапогам коснуться пола, как в зале зажегся свет – свечки передавали пламя по цепочке до тех пор, пока все кругом снова не засверкало.

Зрители вновь принялись хлопать. Шут склонился в поклоне.

А когда выпрямился, в руках у него был берет цвета слоновой кости, украшенный серебряной тесьмой. Шут крутил берет на пальце.

– Прошу меня простить, не потерял ли кто шляпу? – спросил он, перекрывая овации.

После короткого общего замешательства раздался оскорбленный рев.

Посреди зала стоял Джек, запустив руки в свою всклокоченную шевелюру. Поднялся смех, а Кэтрин припомнила слова Мэри-Энн о том, что Джек собирается стянуть колпак у шута.

– Примите самые искренние извинения, – лукаво улыбаясь, продолжал шут. – Прошу, получите ваш берет. Понятия не имею, как он у меня оказался.

Джек напролом лез сквозь смеющуюся толпу, и его физиономия багровела.

Но стоило ему протянуть руку, как шут отдернул свою и перевернул берет.

– Но подождите – кажется, внутри что-то есть. Сюрприз? Подарок? – он зажмурил один глаз и заглянул внутрь шляпы. – Ух ты, да там безбилетник!

Шут запустил руку в берет. Рука скрылась там почти целиком – она ушла намного глубже, чем позволяла глубина берета, – а затем показалась снова, сжимая в кулаке два длинных мохнатых уха.

Толпа подалась вперед.

– Ах, мои усики, ах, мои ушки, – приговаривал шут. – До чего банально. Знай я, что там всего-навсего кролик, оставил бы его там. Но теперь уж ничего не попишешь, придется…

Уши, за которые потянул шут, принадлежали не кому-нибудь, а самому Белому Кролику, придворному церемониймейстеру. Отфыркиваясь, Кролик возмущенно таращил на толпу розовые глазки, словно не мог взять в толк, как это он в разгар бала оказался в чьем-то берете.

Чтобы сдержать неподобающее леди фырканье, Кэтрин зажала рот обеими руками.

– Боже… никогда еще я… – забормотал Кролик, нервно стуча задней лапой, когда Шут поставил его на пол. Вызволив уши из кулака, он расправил камзол и чихнул. – Какая дерзость! Я доложу его величеству об этом ужасном и неподобающем проявлении неуважения!

Шут отвесил ему поклон.

– Приношу искрение извинения, почтенный Кролик. Я совершенно не хотел оскорбить вас. Позвольте мне загладить вину, вручив вам подарок в знак примирения. Уверен, что здесь найдется кое-что…

Джек снова попытался вырвать у шута свой берет, но шут небрежно отдернул руку в сторону и потряс беретом у себя над ухом.

– Ага. То, что нужно. – Снова запустив руку в берет, он извлек оттуда чудесные карманные часы на цепочке. С эффектным поклоном шут преподнес часы Белому Кролику. – Умоляю принять. Обратите внимание, на них уже установлено правильное время.

Господин Кролик фыркнул, однако, заметив, как сверкнули брильянты на крышке часов, проворно выхватил их у шута.

– Хм… ладно. Будем считать… поглядим… а часы и впрямь недурны… – Кролик покусал цепочку большими передними зубами и, вероятно, удостоверившись, что это чистое золото, спрятал часы в карман. Прежде чем смешаться с толпой, он все же бросил на Шута укоризненный взгляд.

– Получите, господин валет, Проворнейший-из-Проворных, – и шут протянул Джеку берет. Тот выхватил его и тут же надел.

– Может, вам такое нравится, но… – снова заговорил шут, подняв палец.

У Джека вдруг округлились глаза, и он поспешно сдернул многострадальный головной убор. Оказалось, на макушке у него горящая свеча в серебряном подсвечнике. Пламя успело прожечь в берете большую дыру.

– Что такое, я пыталась уснуть! – возмущенно закричала свеча.

– Прошу прощения! – Шут протянул руку и, не снимая кожаной перчатки, двумя пальцами погасил огонек. Над головой валета закурился дымок, у него начал подергиваться уголок глаза. – Странно. Я-то думал, что это вы собираетесь перепрыгнуть через свечу, но сегодня все кувырком, все вверх ногами.

Гости хохотали до колик, сгибались пополам от смеха и даже не слышали, как каркнул ворон – птица слетела с люстры и спикировала вниз. Кэтрин попятилась, когда ворон, едва не задев ее крылом, подлетел к шуту. Тот даже не поморщился, когда ворон острыми когтями впился ему в плечо.

– А теперь мы хотим пожелать всем вам спокойной ночи и дать напоследок добрый совет! – С этими словами шут направил свой колпак на публику. – Всегда проверяйте шляпу, прежде чем надеть ее на голову. Никогда не знаешь, что может оказаться внутри.

Бубенцы зазвенели, когда шут, выпрямившись, обвел взглядом собравшихся.

Кэтрин вздрогнула, когда он повернулся и подмигнул ей?

Легче было подумать, что это ей показалось.

Шут едва заметно улыбнулся, а потом, прямо у Кэт на глазах, растворился в облаке чернильной тьмы. В мгновение ока он превратился в крылатую тень – второго ворона.

Огромные птицы подлетели к окну и были таковы.

Глава 5

Все только и говорили, что о новом придворном шуте. Забыли даже про танцы – ведь гости обнаружили, что на конфетти изображены не только алые сердечки – на некоторых были синие бубновые ромбы, красные пики или черные крестики, трефы. На других красовался силуэт ворона. Кроме того имелись корона, скипетр, трехрогий шутовской колпачок. Кое-кто бросился собирать полную коллекцию, разыскивая картинки, которых у них еще не было.

Смешливый Король радовался больше всех – Кэтрин и не помнила его таким веселым. Его пронзительный голос был слышен даже издали. Король снова и снова требовал от гостей подтверждения, что ничего более поразительного они в жизни не видывали.

У Кэтрин так бурчало в животе, что косточки корсета ходили ходуном. Представление так ее увлекло, что на время она забыла и о пыточном платье, и о голоде. Теперь она старалась незаметно поправить тугой корсет, одновременно подбираясь к угощению. У стола Кэт обнаружила Мэри-Энн, которая раскладывала на блюде трюфели. Долговязая, с соломенными волосами, выбившимися из-под чепца, она выделялась на фоне остальных служанок.

Увидев Кэтрин, Мэри-Энн пригнулась и притворилась, будто расправляет складки на скатерти.

– Как вам представление? – шепнула она.

Пальцы Кэт сами собой потянулись к блюдам с едой.

– Я думала, придворные шуты умеют только сквернословить, да смеяться над Королем.

– Интересно, какие еще фокусы он припас в рукаве… Точнее, в берете? – Мэри-Энн подхватила поднос и присела в реверансе. – Желаете трюфель, миледи?

– Ты же знаешь, мне нельзя.

– Тогда просто сделайте вид, что размышляете, чтобы я могла задержаться подольше. Королевские служанки то и дело гоняют нас, помощниц, на кухню за добавкой, и если я еще хоть раз там окажусь, наверняка растаю от жары. А я уверена, здесь и так всего вдоволь, и гостям этого предостаточно, и даже слишком. Ужасная расточительность!

Кэтрин сцепила пальцы.

– Они с карамелью?

– Насколько я знаю, да.

– Как ты думаешь, а что если шоколадный трюфель присыпать сверху морской солью? Самую чуточку?

Мэри-Энн неодобрительно наморщила нос.

– Если так, можно его и в перце обвалять.

– Просто в голову пришло. – Кэтрин прикусила верхнюю губу, пожирая глазами конфеты. Конечно же, морская соль, Мэри-Энн просто не понимает. Кладовая в Черепашьей Бухте всегда ломилась от таких конфет – море там совсем рядом, вот Кэт однажды и решила провести эксперимент. Подсоленное горячее какао ей неожиданно понравилось. И трюфелям это тоже не повредит. Капелька соли оттенит их сладость, а легкий хруст кристалликов поспорит с тягучей карамелью… о, непременно надо испечь подсоленный карамельно-шоколадный торт. Он станет одним из фирменных блюд в их кондитерской!

Желудок вновь напомнил о себе урчанием.

– Кэт?

– А?

– По-моему, у вас вот потекут слюнки, и мне это не нравится – на платье могут остаться пятна!

Кэт застонала.

– Что же делать? Я умираю от голода! – и она обхватила себя руками.

Мэри-Энн сочувственно сдвинула брови, но тут же заулыбалась.

– И все-таки платье выбрано очень удачно. Вы танцевали в первой паре с самим Королем!

Кэтрин удалось подавить новый приступ урчанья. Какой смысл жаловаться по поводу кадрили с Королем – ведь это сущая ерунда по сравнению необходимостью таскать тяжеленные подносы в кухонном пекле.

У другого конца стола она заметила тучную фигуру и заинтересовалась:

– Это еще кто?

Мэри-Энн взглянула украдкой и подвинулась поближе к Кэтрин.

– Его зовут Питер Питер[1], а крошка рядом с ним – это его жена. Ее имени я не расслышала.

– Крошка? Ах…

Жена, о которой говорила Мэри-Энн, оказалась совсем малышкой, почти незаметной рядом с огромным супругом. Спина у нее была сгорблена – не от возраста, подумала Кэт, скорее, от тяжких трудов – а по обе стороны бледного, как бумага, личика свешивались пряди светлых волос. Вообще, вид у нее был больной. Она прижимала руку к животу и даже не смотрела в сторону стола. Лицо у нее блестело от пота.

А вот ее муж был настоящей громадиной. Он возвышался над всеми, и даже осанистый отец Кэт рядом ним показался бы карликом. Черный костюм для верховой езды сидел на нем в обтяжку, и на особо выдающихся местах ткань чуть не лопалась. Кэтрин заподозрила, что при быстрой ходьбе многие швы не выдержат напора. Сердито набычившись, Питер посматривал вокруг из-под шапки рыжих курчавых волос, которым не помешали бы мыло и расческа.

Казалось, им с супругой было совсем не весело на королевском балу.

– Кто же они такие? – шепотом спросила Кэтрин.

– Сэр Питер – владелец тыквенного поля где-то за Лесом Никуды. Поваренок на кухне шепнул, что дворянство ему пожаловали всего полмесяца назад в награду за то, что жена победила в состязании по поеданию тыкв. Насколько я знаю, Джек занял второе место и постоянно требует реванша. – Мэри-Энн хмыкнула. – Вот бы мне кто пожаловал дворянство за то, сколько я ем.

Кэтрин тихо засмеялась. Глядя на фигуру Мэри-Энн, никто бы не догадался, что у нее такой же завидный аппетит, как у самой Кэт. Несколько лет назад, когда Мэри-Энн взяли к ним в служанки, они потому и сблизились, что обе любили хорошо поесть.

Над ними нависла тень, и смешок Кэтрин застрял у нее в горле. К подносу Мэри-Энн протянулись толстые пальцы.

– Что это тут?

Мэри-Энн пискнула, Кэтрин зарделась, но сэр Питер, не удостаивая их вниманием, принялся рассматривать конфеты. Может, он и слышал, как о нем судачили, но не подал виду.

– Это, э-э-э, карамельные трюфели, сэр, – пролепетала Мэри-Энн.

– Несоленые, – уточнила Кэт, – К сожалению.

Вблизи она разглядела каждый волосок на подбородке сэра Питера и грязь у него под ногтями – видно, новоиспеченный дворянин был так занят возней на тыквенной грядке, что не удосужился помыться перед своим первым королевским балом.

– Сэр Питер, если не ошибаюсь? – запинаясь, пробормотала Кэтрин. – Я до сих не имела удовольствия с вами познакомиться.

Прищурив крохотные глазки, Питер черным от грязи пальцем подцепил с подноса трюфель и отправил в рот. Кэтрин моргнула.

Мэри-Энн, потупив глаза, хотела отойти от стола.

– Умф, м-м-м, обожди!

Мэри-Энн замерла на месте.

Сэр Питер, перемазанный шоколадом, глядел на поднос.

– Хочу еще таких. Это ж все дармовое? Как там – комплимент от Короля?..

Мэри-Энн сделала реверанс.

– Конечно, сэр. Угощайтесь! Берите, сколько хотите. Может быть, принести вам еще чего-нибудь?

– Не надо. – Он нацелился на очередной трюфель и проглотил его, не жуя.

Леди Питер, спрятавшись в тени супруга, смотрела, как трюфели исчезают в его пасти. Побледнев так, что стала казалась зеленой, она нерешительно посмотрела на Мэри-Энн.

– Нет ли у вас пирожков с тыквой? – пробормотала она еле слышно. – Вчера мы продали королевскому повару несколько тыкв и слышали, что он собирается печь пирожки для бала, но я не вижу…

– Никакой тыквы, хватит с тебя! – грозно зарычал на нее муж, брызгая слюной на поднос с трюфелями. (Кэт и Мэри-Энн поморщились.) – Ты и так уж ею объелась.

Леди Питер стушевалась.

Набравшись храбрости, Кэт встала между Питером Питером и трюфелями:

– Мэри-Энн, ты непременно должна угостить этими конфетами Валета. Он так любит карамель.

С благодарностью посмотрев на нее, Мэри-Энн быстренько унесла поднос.

Кэтрин присела.

– Я Кэтрин Пинкертон, дочь Маркиза Черепашьей Бухты. Я слышала, вам недавно пожаловано дворянство?

Кусты рыжих бровей подозрительно нахмурились.

– Возможно.

– А это, должно быть, ваша супруга? Очень приятно познакомиться с вами, леди Питер.

Женщина испуганно втянула голову в плечи. Ни поклона, ни улыбки – она только съежилась и продолжала рассматривать яства, хотя Кэт заметила, что при виде еды странная дама сдерживала отрыжку.

Кэтрин не знала, что и подумать.

– С вами все в порядке, леди Питер? Кажется, вы побледнели? Здесь так жарко! Если позволите, я могла бы проводить вас на балкон…

– Все у ей хорошо! – отрывисто рявкнул сэр Питер. – Просто слишком уж нажимает на тыкву, будто не знает, что оно ей боком выйдет.

– Понятно, – сказала Кэтрин, хотя ничего не поняла. – Поздравляю с победой на конкурсе, леди Питер. Вы, вероятно, съели много. Я и сама обожаю тыквенные пироги.

Питер на мгновение отвлекся, ковыряя ногтем в зубах, и Кэтрин охватило странное чувство, что он прикидывает, как бы приготовить и съесть ее.

– Она ест сырую, – заявил Питер с гордостью. – Едали вы когда-нить сырую тыкву, леди… Пинкертон?

– Сомневаюсь, чтобы мне приходилось. – Кэт пекла тыквенные пироги, а как-то раз приготовила тыквенный мусс, но волокнистая мякоть и скользкие семечки не вызывали у нее аппетита. Заглянув за спину сэра Питера, она обратилась к его супруге. – Понимаю, от такого лакомства можно занемочь. Жаль, что из-за нездоровья вы не можете отведать угощений с королевского стола.

Подняв на нее глаза, леди Питер жалобно застонала и снова уронила голову. Казалось, она того и гляди лишится чувств среди праздничного великолепия.

– Может быть, вы хотите присесть? – предложила Кэтрин.

Слабым голоском леди Питер ответила:

– Вы уверены, что нигде поблизости нет ни одного пирожка с тыквой? Мне бы хоть один, и сразу стало бы куда легче…

– Видите? Не о чем с ей толковать, – вмешался сэр Питер. – Глупа, как долбленая тыква.

Его жена зябко ежась, обхватила себя руками.

Кэтрин охватил гнев. Она живо представила себе, как толстяк давится карамельным трюфелем, а они с женой стоят и хохочут над ним. Мечтать ей помешали бубновые Девятка и Десятка, которые расталкивая всех, пробирались к столу.

– Извините, простите, – бормоча извинения, Девятка тянулся к сочному медовому инжиру.

Кэт шагнула в сторону, освобождая ему место.

– Они что, всегда такие дерзкие? – сэр Питер сверлил взглядом спину придворного.

Десятка обернулся к нему, улыбаясь во весь рот, и приветственно поднял бокал вина.

– Вовсе нет, – ответил он. – Прежде мы дерзили куда больше.

Кэт чуть не сгорела от стыда. Придворные тут же сбежали, оставив красного от возмущения Питера. Кэт заставила себя улыбнуться.

– Придворные иногда бывают чван… высокомерны. С незнакомцами. Уверена, у него и в мыслях не было ничего дурного.

– А мне сдается, что было, – буркнул Питер. – И сдается, что не у его одного.

Он долго с подозрением рассматривал ее, потом, наконец, поднял ручищу и коснулся шляпы.

– Мое почтенье, миледи.

Это был первый вежливый жест с его стороны. Поверить, что он на него способен, было примерно так же просто, как поверить, что герцог Клыкании умеет летать.

Сэр Питер подхватил под руку жену и потащил прочь. Кэтрин их уход ничуть не огорчил.

Глава 6

Кэт даже позволила себе вздох облегчения. Она и так с трудом дышала в корсете, а от общения с сэром Питером и вовсе чуть не задохнулась.

– Благодарю, очень приятно.

– Он здесь, как белая ворона, не находишь?

Обернувшись, Кэт обнаружила, что в воздухе парит серебряное блюдо с аппетитными поджаристыми пирожками.

– Привет, Чеширчик! – Кэтрин обрадовалась, что хоть один собеседник за весь вечер не будет раздражать ее и выводить из себя. Впрочем, Чеширский Кот тоже умел это делать, на свой лад. – Ты тоже приглашен?

– Вряд ли.

Перед ней появился Кот. Он развалился на собственном полосатом хвосте, изогнутом в форме стула, а блюдо пристроил себе на живот. Последней стала видна голова – уши, усы, нос и, наконец, широкий зубастый рот.

– Ты выглядишь нелепо, – мурлыкнул Чеширский Кот, подцепив когтями пирожок и отправляя его в гигантскую пасть. Оттуда вырвалось облачко ароматного пара – от Кота пахло сладким тыквенным пюре.

– Платье – это матушкина затея, – объяснила Кэтрин и попыталась вдохнуть как можно глубже. У нее начинала кружиться голова. – Кстати, пирожки случайно не с тыквой? Леди Питер про них спрашивала. Пахнут чудесно.

– Да, именно они. Я бы предложил тебе один, но не хочу.

– Это очень невежливо. А раз у тебя нет приглашения, советую поставить блюдо на место и снова исчезнуть, пока никто не заметил.

Кот беззаботно заурчал.

– Я просто думал, что тебе будет интересно узнать… – он сладко зевнул, – что как раз сейчас Валет крадет твои торты.

– Как? – Кэт выпрямилась, оглядела стол, но Джека поблизости не было видно. Она нахмурилась.

А когда повернулась к Коту, он уже запихивал за щеку последние пирожки с подноса.

Закатив глаза, Кэтрин подождала, пока он все прожует и проглотит. Кот справился с этой задачей поразительно быстро и начал ковырять когтем в зубах.

– А что такого? – продолжил он. – Ты не ждала, надеюсь, что торты доживут до конца вечера?

Тут Кэт заметила, наконец, знакомый противень, у самого края стола. От ее лимонных тортов остались только крошки, три пустых круга в ореоле сахарной пудры, да несколько капель желтой глазури.

Увидеть противень пустым было горько, но приятно – как съесть дольку темного шоколада. Кэтрин всегда радовало, что ее десерты приходятся по вкусу, но в этом случае, после сна и лимонного дерева… ей хотелось и самой отведать хоть маленький кусочек.

У нее вырвался вздох огорчения.

– Ты-то хоть попробовал, Чеширчик?

Кот издал неопределенный звук.

– Я съел целый торт, дорогуша. Устоять было невозможно.

Кэт только руками всплеснула.

– Не кот, а откормленный поросенок.

– Фи, как вульгарно! – Кот изогнулся в воздухе, перевернулся, словно плавающее в океане бревно, и исчез, прихватив опустевшее блюдо.

– Что ты, собственно, имеешь против поросят? – сказала Кэт пустому пространству. – Если хочешь знать мое мнение, маленькие поросята почти такие же милые, как котята.

– Лучше уж я притворюсь, что этого не слышал.

Кэт резко повернулась на голос. Кот снова нарисовался, по другую сторону стола. Точнее, только голова и одна лапа, которую он начал вылизывать.

– Хотя лорд Свинорыл наверняка разделил бы твои чувства, – добавил он.

– Ты не знаешь, его величеству удалось попробовать торт?

– О да. Я наблюдал, как он стащил ломтик, а потом и второй, а там и третий – пока вы с Мэри-Энн развлекались, обсуждая тыквоеда. – Кот говорил, а его тело постепенно появлялось в воздухе. – Стыд и позор вам, сплетницы.

Кэтрин удивленно вздернула брови. Кот и сам был отъявленным сплетником. Отчасти по этой причине ей так нравилось с ним беседовать, хотя было и немного страшновато: не хотелось самой попасть ему на язычок.

– С чего ты набросился на нас, как злая собака?

– По-прежнему кошка, дорогуша, не злая и даже, возможно, та, что приносит удачу.

– Возможно, ты не черная кошка, – согласилась Кэтрин и наклонила голову, присматриваясь. – Но ты как-то изменился. Хоть и не целиком, но все же… отчасти ты вдруг стал рыжим, как тыква.

Скосив глаза к носу, Чеширский Кот поднес к ним внезапно порыжевший хвост.

– Действительно. И что же, ты считаешь, оранжевый – мой цвет?

– Тебе идет, хотя и не сочетается с цветами этой вечеринки. Хорошенькую пару мы с тобой сегодня составляем.

– Догадываюсь, что во всем виноваты тыквенные пирожки. Досадно, что они были не рыбными.

– А ты хотел бы стать рыбного цвета?

– Почему бы и нет – например, цвета радужной форели. В следующий раз, когда будешь что-то печь, добавь рыбы. Я бы не отказался от тортика с треской.

– Не боишься треснуть, когда будешь его трескать?

Кот проигнорировал насмешку.

– Кстати, ты слышала последние сплетни?

– Последние? – Кэтрин порылась в памяти. – О том, что господин Гусеница собирается продать мастерскую?

Голова Кота перевернулась вверх тормашками.

– Отстаешь от жизни. Я спрашивал о слухах про нового шута. Королевского шута.

Кэт навострила уши.

– Нет. Я ничего о нем не слышала.

– Вот и я тоже.

Кэт насупилась.

– Котик, тогда это не слухи, а их полная противоположность.

– Напротив. Я понятия не имею о том, кто он и откуда взялся. И это очень странно. – Кот лизнул лапу и помыл за ушами, а Кэтрин подумала, что умываться рядом с едой не очень-то вежливо. – Говорят, три дня назад он явился к дворцовым воротам и попросил аудиенции у Короля. Показал парочку фокусов – вроде бы перетасовал колоду бубновых придворных и попросил его величество вытянуть одну карту из колоды… Я в этом не очень разбираюсь и не запомнил подробности. Но его взяли на службу.

Кэтрин вспомнила шута, взирающего на всех сверху с серебряного обруча – как будто он ждал, что гости Короля будут развлекать его, а не наоборот. Он выглядел таким спокойным. Раньше у Кэт не возникало вопросов, но теперь любопытство Кота передалось и ей. Червонное королевство было совсем небольшим. Откуда же он взялся?

– А другие слухи слышала? – продолжал Чеширский Кот.

– Не знаю, что и сказать. Какие еще другие слухи?

Кот перекатился на живот и уткнулся мордой в пушистые лапы.

– Его наипрекраснейшее величество выбрал невесту.

Кэтрин широко открыла глаза.

– Да быть не может! И кто же она?

Кэт осмотрела зал. Это, конечно же, не Маргарет. Может, леди Адела из поместья Нога-за-Ногу или леди Верба с Песчаных холмов, или…

Или…

Она вдруг икнула.

По рукам и ногам побежали огромные мурашки.

Бешеная активность ее матери.

Первая кадриль.

Взволнованная улыбка Короля.

Кэтрин в ужасе повернулась к Коту. Его широчайшая улыбка показалась ей слегка издевательской.

– Ты шутишь? Этого не может быть.

– Разве? – Кот задумчиво посмотрел на люстру. – Я-то был уверен, что уж пошутить-то могу, во всяком случае.

– Чеширчик, это не смешно. Король не может… я не могу…

Прозвучали фанфары, эхом отражаясь от розовых кварцевых стен.

Голова у Кэтрин пошла кругом.

– Ой, нет.

– Ой, да.

– Котик! Почему ты мне раньше не сказал?

– Дамы и господа, – закричал Белый Кролик, писклявый голосок которого был слабо слышен после фанфар. – Его Королевское Величество желает сделать объявление.

– Следует ли мне тебя поздравить? – спросил Кот. – Или ты полагаешь, что преждевременные поздравления сулят беду? Вечно я забываю, как принято поступать в подобных случаях.

Кэтрин обдало жаром с головы до пят. Ей показалось, что кто-то еще туже затянул корсет, дышать стало совсем трудно.

– Я не хочу. Чеширчик, я не хочу!

– Ты можешь отрепетировать и другие варианты ответа, пока стоишь здесь.

Толпа зааплодировала. На верхнюю площадку лестницы вышел Король. Кэтрин завертела головой, пытаясь отыскать родителей, а когда увидела мать, сияющую и смахивающую с ресниц слезинки, происходящее перестало казаться ей сном.

Червонный Король собирается просить ее руки.

Но… Но Король не может так поступить. Он никогда даже не говорил с ней ни о чем, только хвалил ее торты и приглашал на танец. Он за ней не ухаживал… впрочем, должны ли короли ухаживать? Этого Кэт не знала. Знала только, что внутри у нее все завязалось тройным узлом и еще – что думать о замужестве ей рано. Ей и в голову не приходило, что этот глуповатый человек может хотеть от нее чего-то большего, чем булочки и пирожные. Конечно, не брака или… о, боже, детей.

Сзади ей на шею упала капля пота.

– Котик, что мне делать?

– Сказать «да», я полагаю. Или сказать «нет». Мне неважно, что это будет. Ты уверена, что оранжевый мне идет?

И он снова стал рассматривать хвост.

Отчаяние когтистой лапой схватило Кэтрин за горло.

Король. Простодушный, чудаковатый, радостный, счастливый Король.

Ей муж? Ее единственный? Ее спутник в жизненных испытаниях, в горе и радости?

Она станет королевой, а королевы… королевы не открывают кондитерские на паях с закадычными подругами. Королевы не сплетничают с наполовину невидимыми котами. Королевам не снятся желтоглазые юноши, а проснувшись они не находят у себя в спальне лимонные деревья.

Горло у Кэт пересохло, как черствый кекс.

Король откашлялся.

– Добрый вечер, мои верноподданные! Я надеюсь, всем вам понравились сегодняшние развлечения!

Снова раздались овации, и Король тоже несколько раз хлопнул в ладоши и поклонился.

– Я желаю выступить с заявлением. Хорошим заявлением, волноваться вам не о чем. – Король захихикал, как будто это была шутка. – Пришло время мне подыскать себе супругу, а для моих верноподданных… обожаемую Червонную Королеву! А если… – Тут Король снова рассыпался смешками. – А если нам улыбнется удача, то у Короля появится наследник.

Кэтрин стала бочком отходить от стола. Она не чувствовала собственных ног.

– Чеширчик!

– Да, леди Кэтрин?

– Большая честь для меня, – продолжал Король, – назвать имя той, кого я избрал в спутницы жизни.

– Умоляю, – прошептала Кэтрин, – отвлеки его. Как угодно!

Кот дернул хвостом и пропал. Остался только его голос, промурлыкавший: «С радостью, леди Кэтрин».

Король широко развел руки.

– Не согласится ли прелестнейшая, очаровательная и изумительная леди Кэ…

– А-а-а-а-а!

Толпа вздрогнула и обернулась на крик. Маргарет Дроздобород, продолжая пронзительно вопить, пыталась согнать ярко-рыжего Кота, свернувшегося уютным калачиком у нее на макушке, под меховой шапочкой.

Только одна Кэтрин повернулась в другую сторону.

Она бросилась к балкону со всех ног, насколько позволяли каблуки и сдавливающий грудь корсет. Прохладный ночной ветерок приятно освежал ее разгоряченные щеки, но дышать было очень трудно.

Кэт подобрала юбки и побежала вниз по ступенькам, ведущим в розовый сад. Сзади донесся звон разбитого стекла и крики, и она на бегу с благодарностью подумала о Коте, устроившем весь этот переполох, но не решилась оглянуться, даже когда оказалась в саду.

Мир куда-то кренился. Кэт подбежала к кованым железным воротам и без сил привалилась к какой-то завитушке. Немного отдышавшись, она побрела дальше. Вниз по поросшей клевером дорожке между увитыми розами беседками и капельными фонтанами. Еще дальше, мимо фигурно подстриженных кустов, статуй и пруда с водяными лилиями. Кэт потянулась к спинке платья, пытаясь ослабить тесемки. Дышать… Но не смогла дотянуться. Она задыхалась.

Сейчас ей станет плохо.

Она упадет в обморок.

Впереди мелькнула тень, черная на фоне залитого огнями замка, над полем для игры в крокет навис силуэт. Кэтрин закричала и остановилась. Влажные волосы прилипли к шее.

Тень человека в капюшоне поглотила ее. Кэтрин в ужасе смотрела, как тень поднимает громадный топор, заносит над головой изогнутое лезвие…

Дрожа всем телом, Кэтрин оглянулась. Темная фигура нависла над ней, закрыв небо. Она вскинула руки, защищаясь.

Каркнул ворон, пролетев так близко, что она почувствовала ветерок от его крыльев.

– Что с вами?

Ахнув, Кэтрин уронила руки. С отчаянно бьющимся сердцем она вглядывалась в ветви высокого, как дерево, розового куста, усыпанные белыми цветами.

Не сразу, но ей все же удалось рассмотреть его. Шут непринужденно сидел на низко висящей ветке, с серебряной флейтой в руках. Если он и играл на ней, Кэтрин все равно бы не заметила, ей было совсем не до музыки.

Кэт хлопала ресницами. Волосы выбилась из пучка, рассыпались по плечам. Щеки горели. Мир вращался как бешеный – вокруг нее кружились лимонные торты, невидимые коты, изогнутые топоры…

Шут наклонился к ней, нахмурив брови.

– Миледи?

Мир накренился еще сильнее и погрузился во тьму.

Глава 7

– Прекрасная дева сквозь мрак полуночный брела, совсем ослабела, бледна и печальна была, – прозвучал из темноты низкий скорбный голос.

– Недурно пропето, друг мой, – раздался другой голос, не такой мрачный. – Так что же, ты уверен, что у нас здесь нет ароматической соли?

– Знать не знаю про какую-то соль, но в плане твоем я ошибку нашел: чтоб эту девицу нам оживить, должны мы ее поскорей намочить.

Что-то тяжело шмякнулось на землю возле локтя Кэтрин, вслед за этим раздался тихий плеск льющейся воды.

– Нет, Ворон, обливать ее водой из ведра мы не будем. Думай еще. Нет ли у нас бутерброда с ветчиной? Или охапки сена? Королю это обычно помогает.

Шорохи, шуршание, лязг и стук.

Вздох.

– А впрочем, не имеет значения. Мы воспользуемся вот этим.

Зашуршала листва, потом хрустнула ветка. Кэтрин почувствовала, как что-то мягкое пощекотало ей кончик носа.

Она отвернулась и уловила слабый аромат розы.

– Ага, сработало.

Кэт сморщила нос. Глаза открылись сами собой. Она увидела мрак и какие-то тени. Голова была как свинцом налита, мысли путались.

– Привет, – заговорила одна тень, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся придворным шутом. Он отнял от ее лица розу с нежными лепестками. – Все хорошо?

– Никогда, – прокаркал Ворон, сидевший на краю жестяного ведра.

– Не груби, – строго одернул его шут.

– Я просто уточнил, за что тут упрекать – а глупые вопросы не стоит задавать. Все хорошо не может быть, это невозможно. На то, что что-то хорошо, надейся осторожно.

– Все правильно, – сказал шут. – Ты мне грубишь.

Ворон недовольно издал что-то вроде курлыканья. Расправив широкие крылья, он взлетел и уселся на верхнюю ветку большого розового куста.

Шут снова повернулся к Кэтрин. Еще раньше он снял трехрогий колпак, и его взлохмаченные черные волосы торчали во все стороны. От света фонаря у него в глазах, густо обведенных черным, прыгали золотистые искорки. Шут улыбался ей, и это была дружеская, приветливая улыбка, от которой все его лицо осветилось, а в уголках глаз появились веселые морщинки. Сердце пыталось выскочить у Кэт из груди. Во время представления ее заворожила магия, повеселили озорные шутки, но тогда она не заметила, что шут еще и очень хорош собой.

– Я рад, что роза помогла, – обратился он к ней, вертя в пальцах цветок. – Что-то мне подсказывает, что наша встреча приняла бы другой характер, прибегни мы к обливанию водой.

Глядя на тени, пробегающие по лицу шута, Кэт молча моргала, не находя в себе сил даже на ответную улыбку. Дело было не в свете фонаря. Глаза шута в самом деле оказались золотыми. Цвета подсолнухов и лютиков, цвета спелых лимонов, растущих на согнутых под их тяжестью ветках.

Она широко раскрыла глаза.

– Вы!

– Я, – согласился шут. Он наклонил голову набок и снова нахмурился. – Позволю себе спросить со всей серьезностью, леди, с вами… – Заминка. – в основном все скорее неплохо?

Она снова почувствовала какое-то стеснение в груди, как во сне – в том сне, когда она понимала, что что-то ей принадлежит и надо это поймать, если только она хочет вернуть это себе.

– Миледи? – Отложив розу, шут коснулся ее лба тыльной стороной ладони. – Вы слышите меня? О, да у вас жар.

Мир снова завертелся вокруг нее, но теперь это было очень приятное вращение, из-за которого останавливалось время.

– Похоже, вы больны, нужно вызвать Рыбу-хирурга…

– Нет, не надо. У меня все прекрасно. – Слова получались тягучие и норовили склеиться друг с другом, а пальцы дрожали, но ей все же удалось схватить шута за руку, которую тот не успел отдернуть. Он замер в нерешительности.

– Вот только я не чувствую ног, – помолчав, призналась Кэт.

Шут скривил угол рта.

– Не все хорошо, стало быть. Только не говорите Ворону, что он оказался прав, а то эта птица до утра не успокоится.

Он посмотрел вниз.

– Я почти уверен, что ноги все еще при вас, хоть они и скрыты под ужасающим количеством ткани. Если хотите, я пощупаю, там ли они.

Он говорил совершенно серьезно и искренне, с невинным выражением лица.

Кэтрин рассмеялась.

– Очень великодушное предложение, но я сейчас исследую этот вопрос сама, благодарю вас. Не поможете ли мне сесть?

Она продолжала сжимать его пальцы, и шут другой рукой помог ей сесть, придерживая за плечи. Кэт заметила колпак, лежащий рядом на траве, и еще кучу какого-то хлама, валяющегося вокруг. Стеклянные шарики, заводная обезьянка, носовые платки, пустая чернильница, пуговицы разного цвета и размера, двухколесный велосипед, серебряная флейта…

Топнув разок-другой, Кэт убедилась, что ноги и в самом деле при ней. Пальцы начало покалывать.

– У вас ледяные руки. – Шут взял ее руки в свои и стал растирать ей пальцы, двигаясь от костяшек к основанию большого пальца и к запястью. – Надо восстановить ток крови, и вам сразу станет лучше.

Кэт рассматривала шута, его спутанные волнистые волосы, нос. Он сидел на траве, скрестив ноги и склонившись над ее рукой. Его прикосновения были какими-то невероятно близкими, даже тесными по сравнению с привычными ей мимолетными и благопристойными касаниями рук во время вальса или кадрили.

– Вы доктор? – спросила она.

Подняв голову, он снова улыбнулся обезоруживающей улыбкой.

– Я шут, миледи, а это даже лучше.

– Почему же шут лучше доктора?

– Разве вы не слышали, что смех – лучшее лекарство?

Она помотала головой.

– Если так, почему бы вам не повеселить меня какой-нибудь шуткой?

– Как угодно миледи. Что есть у шута и кота, чего нет у ворона и короля?

– И что же это?

– Буква Т.

Кэтрин и сама не ожидала, что так рассмеется, да еще и хрюкнет самым неподобающим для леди образом – из-за этого над ней частенько подтрунивала Мэри-Энн. В смущении она вырвала руку у шута и прикрыла нос.

Обрадованный шут просиял.

– Быть не может! Настоящая, живая леди, которая так смеется! Я был уверен, что это выдумка, нечто вроде мифологических существ. Умоляю, сделайте так еще раз!

– Ни за что! – пискнула она, покраснев до ушей. – Перестаньте. Шутка вообще-то была совсем не смешная, просто я сейчас немного не в форме.

Шут сделал серьезное лицо, но глаза все равно смеялись.

– У меня и в мыслях не было вас обидеть. Для человека моего ремесла такой смех дороже золота. Теперь я буду из кожи лезть, лишь бы услышать этот звук еще хоть разок. А лучше каждый день. Нет – дважды в день, и еще хоть бы раз перед завтраком. Королевский шут должен ставить перед собой высокие цели.

Кэтрин ничего не понимала. Дважды в день? И один раз перед завтраком?

На щеках у нее снова выступил румянец.

Заметив это, шут со смиренным видом выпустил ее руку.

– Вы же… ведь это вы и есть, правда?

Кэт смотрела на него и в его глазах видела лимонное дерево, за одну ночь выросшее у нее в спальне, успевшее оплести ветвями балдахин и дать спелые, сочные плоды.

– Я и есть?

– Будущая Червонная Королева?

Ее щекочущее веселье улетучилось с одним болезненным вздохом.

– Простите?

– О, вам не за что просить прощения! – В его глазах мелькнуло сомнение, он нахмурился. – Возможно, извиниться следует мне? Я не хотел опережать события. Просто Король намеревался сегодня на балу просить руки своей избранницы, и… глядя на ваше платье, я предположил…

Кэтрин опустила глаза. Юбка окружала ее ярко-красным удушливым кошмаром.

– Он не говорил, у какой именно девушки собирается просить руки?

– Нет, миледи. Я знаю лишь, что она дочь лорда, хотя это едва ли намного сужает круг. – Шут откинулся назад, опираясь на ладони. – А от чего вы так стремительно убегали?

– Убегала? – Кэт удалось изобразить довольно правдоподобную улыбку. – Я просто хотела подышать свежим воздухом. В такие теплые вечера в бальном зале бывает довольно душно.

Шут с озабоченным видом уставился на траву.

– Король еще не сделал объявления, когда вы вышли?

– Ничего об этом не слышала.

Она вздрогнула, стыдясь того, что приходится лгать. Что произошло в зале? Назвал ли Король ее имя? Вдруг ее ищут?

Кэт оглянулась на замок и удивилась тому, как далеко она сумела убежать. Сейчас ей казалось, что сад растянулся на несколько миль, а окна бального зала мерцали где-то вдали. Она вспомнила, что слышала какой-то шум, и испугалась, не пострадал ли Чеширский Кот.

Шут задумчиво поскреб затылок.

– Тогда возможно, что это все-таки вы. Наверное, я должен проводить вас обратно…

– Нет! Не надо, – Кэт принужденно засмеялась. – Я совершенно уверена, что Король выбрал какую-то другую девушку. Его величество никогда не проявлял ко мне особого интереса.

– Трудно поверить.

– Но это правда. – Она покашляла. – У меня необычный вопрос, господин… шут…

– Джокер. Меня зовут Джокер… миледи.

– О! Я – Кэтрин Пинкертон.

– Бесконечно рад нашему знакомству, леди Пинкертон. Что за вопрос вы хотели задать?

Кэт взбила платье – необъятный красный купол – вокруг ног, чтобы занять руки хоть чем-то, потому что они начинали неметь и дрожать.

– Мы с вами прежде встречались?

– До сегодняшнего вечера? – Джокер взялся за подбородок. – Маловероятно.

– Вот и я так думаю.

– Я показался вам знакомым? – На его щеках снова появились ямочки.

– В некотором смысле. Очень странном. Я уверена, что видела вас во сне.

Он поднял брови.

– Меня?

– Странно, не правда ли?

– Весьма. – Какое коварное, неуловимое слово. Шут как будто был обескуражен, но быстро справился с собой, как и прежде на балу, когда впервые заметил ее красное платье посреди черно-белого моря. Маска самоуверенности соскользнула, но лишь на миг. – Быть может, мы узнаем друг друга в будущем, а ваш сон был только воспоминанием наоборот.

Кэтрин подумала над этими словами.

– Итак? – продолжал он.

Она растерянно моргнула.

– Что – итак?

– Сон был хорошим?

– Ах… – Кэтрин сжала губы, вспоминая, но тут же поняла, что Джокер ее испытывает, и нахмурилась. – Откровенно говоря, мне он показался довольно скучным.

– Хм, вы сердитесь. Что ж, вы и не должны быть Милой. Вы ведь уже сказали, что вас зовут Кэтрин.

Он мягко и необидно засмеялся.

– Я вижу, воспоминание об этом сне вернуло краску на ваши щеки. Когда вы упали в обморок, то побледнели, как белая голубка. Прошу простить Ворона за то, что напугал вас.

Кэтрин вспомнила тень, протершуюся над лужайкой в саду, фигуру в капюшоне, которая занесла у нее над головой топор, и вздрогнула.

– Нет, это был не Ворон. Мне показалось, что я видела… нет… никого.

– Никого? Я и сам постоянно его вижу.

– Я ведь уже объясняла, в зале было очень душно, вот и все. А я целый день ничего не ела.

– Да и пыточный корсет, несомненно, не облегчал положения.

Кэт ощетинилась еще сильнее.

– Дамское нижнее белье – неподобающая тема для обсуждения.

Джокер поднял руки в знак капитуляции.

– Беру свои слова назад, миледи. Уверен, что главная причина обморока – недоедание. Вот. – Он сунул руку в висящий на поясе мешочек и вынул шоколадную конфету. – Я приберегал ее на потом и, как теперь выясняется, не для себя, а для вас.

– Ах, нет, нет. Я не могу. Я еще не совсем пришла в себя. От этого мне может стать дурно.

– Говорят, лучше сначала съесть, а потом лишиться, чем не есть совсем.

Кэтрин сдвинула брови, но на его искреннем и серьезном лице не дрогнул ни один мускул.

– Это я про случай, если вам станет дурно и шоколад выйдет назад тем же путем.

– Это ужасно.

– Понимаю. Мне следует попросить прощения! – Но вместо извинений шут протянул ей конфету. – Я настаиваю, чтобы вы подкрепились, несмотря на ужасный риск. Если вы снова лишитесь чувств, боюсь, я не удержу Ворона, и он пустит в ход это ведро.

Кэтрин замотала головой и прижала к животу ладонь.

Странно, но сейчас корсет почему-то не казался таким тугим, как раньше. Теперь, на свежем ночном воздухе, у нее внутри появилось даже пространство для пары вдохов. Места, прямо скажем, немного, но капелька шоколада, наверное, поместится…

– Возьмите, я настаиваю, – повторил шут.

– Это с пиршественного стола? – спросила Кэт, отлично зная, что нельзя пробовать непроверенную пищу. Однажды в детстве она поела каких-то незнакомых ягод и стала величиной с наперсток. Пришлось ходить так целых два дня, и повторять этот опыт она не хотела.

– Со стола самого Короля.

Кэтрин нерешительно взяла конфету и надкусила, пробормотав благодарность. Трюфель взорвался у нее на языке нежной тягучей карамелью и хрустящим шоколадом.

От удовольствия Кэт даже застонала.

А если бы сюда добавить еще морской соли – совсем чуть-чуть – о, божественно!

Она быстро доела конфету и провела языком по зубам в надежде, что где-то еще остался шоколад.

– Вам лучше? – спросил Джокер.

– Гораздо лучше! – Кэт заправила за ухо выбившуюся прядь. – Настолько лучше, что я могу попытаться встать. Вы мне не поможете?

Она еще не договорила, а Джокер уже стоял рядом с ней. Двигался он грациозно, как кошка.

– Прикажете проводить вас снова в бальный зал? – спросил он, помогая ей встать.

– Нет, благодарю, – Кэт отряхнула платье. – Я очень устала и хотела бы вернуться домой. Надо вызвать карету.

– Тогда нам сюда.

Джокер поднял с травы колпак и надел на голову. Сейчас убор выглядел на нем странно, и Кэт вдруг подумала, что именно шутовской костюм помешал ей сразу заметить, как он красив. Теперь, когда она это уже обнаружила, не видеть его красоту было невозможно.

Джокер повернул голову в сторону деревьев и тихо свистнул.

– Ворон, если не возражаешь…

Ворон, шурша ветвями, слетел ниже и, наклонив голову, посмотрел на них блестящим глазом.

– Я уж думал, ты забыл в темноте своего спутника – одинокого и всеми отвергнутого.

Джокер вопросительно покосился на него.

– Это согласие?

Птица вздохнула.

– Хорошо, я полетел.

И, шумно взлетев с ветки, он скрылся в черном небе.

Джокер предложил Кэтрин руку и она осторожно положила свою на его согнутый локоть. Удивительно, насколько легче стало дышать. Может, ей все это только показалось? Нет, не то, что Король вот-вот сделает ей предложение, а то, что это платье хочет задушить ее насмерть…

Под руку они вошли в ворота сада. Розовые кусты остались позади, теперь их окружали высокие зеленые изгороди, среди ветвей стремительными молниями мелькали светлячки.

– Полагаю, вы с пониманием отнесетесь к моей просьбе сохранить все в секрете, – заговорила Кэтрин, желая только, чтобы сердце перестало так колотиться в груди. – Для меня это происшествие было чем-то из ряда вон выходящим.

– Менее всего мне хотелось бы хоть повредить незапятнанной репутации леди. Но все же хотелось бы уточнить, какую именно часть происшествия вы желали бы оставить в тайне? – Джокер искоса поглядел на нее. – Ту часть, когда вы лишились чувств, и я героически вернул вас к жизни? Или ту, когда мы без сопровождения дуэньи совершили прогулку по саду?

И он укоризненно покачал головой и даже поцокал языком.

– А может, ту часть, когда вы признались, что видели меня во сне, и я имею все основания надеяться, что этот сон был совсем не таким скучным, как вы говорите?

– Наверное, все перечисленное, – сказала Кэт, опираясь на его руку.

Джокер погладил ее пальцы.

– Я с величайшим удовольствием готов хранить нашу общую тайну, миледи.

Вместе они перешагнули через лежащий на песке длинный хвост сторожа-грифона – тот, как всегда, спал у ворот замка. Его мирное посапывание долго еще слышалось у них за спиной.

– А теперь, раз уж у нас появились общие тайны, – начала Кэтрин, – могу я спросить, как вы это проделали? Фокус с Белым Кроликом?

– Какой фокус?

– Сами знаете, какой. Когда вытащили его за уши из берета Джека.

Джокер встревоженно заглянул Кэтрин в глаза.

– Жаль, дражайшая леди Пинкертон, что не успели мы познакомиться, как вы внезапно сошли с ума.

Кэт в свою очередь уставилась на него.

– Я? Сошла с ума?

– Только представить себе – я вытянул кролика из головного убора?! – Джокер наклонился ближе и зашептал, как заговорщик: – Это невозможно.

Кэт скрыла улыбку и постаралась придать лицу такое же хитрое выражение, как у него.

– Так бывает, господин Джокер. Иногда мне удавалось еще до завтрака поверить в шесть невозможных вещей.

Внезапно шут остановился, как вкопанный, и потрясенно посмотрел на нее.

Лукавая усмешка сползла с губ Кэтрин.

– Что случилось?

Джокер, щурясь, всматривался в нее.

Кэтрин забеспокоилась.

– Да что такое?

– Вы уверены, что вы – не та, в кого влюбился наш Король?

Не сразу, но Кэт засмеялась, искренне и раскованно. Одно дело мысль, что Король мог захотеть жениться на ней, но допустить, что он в нее влюблен – полный абсурд!

– Уверяю вас, это не так, – сказала она, продолжая улыбаться, хотя Джокера это, кажется, не убедило. – Какое это имеет отношение к вере в невозможное?

– Мне показалось, что сказанное вами подобает королеве. – И он снова предложил ей руку, на которую Кэт, поколебавшись, все же решила опереться. – А что до невозможного – так это моя профессия.

Кэтрин взглянула на профиль шута, на его угловатые черты, угольно-черные линии вокруг глаз.

– Как раз в это, – заметила она, – мне совсем не трудно поверить.

– Мне приятно, что вы так думаете, леди Пинкертон, – польщенно ответил шут.

Они добрались до мощеной дороги, ведущей от главного входа в замок, у которой дожидались хозяев десятки карет. Несколько кучеров в ливреях курили трубки поодаль. Увидев Джокера и Кэтрин, один из них крикнул:

– Эй, не знаете, что там за переполох?

– Переполох? – переспросил Джокер.

– Вот уж полчаса как из замка доносятся шум, визг да крики, – пояснил кучер. – Мы уж решили, не подожгла ли случайно одна из свечек угол, где сложены петарды для фейерверка.

Джокер и Кэт переглянулись, но она только пожала плечами.

– Наверное, гости все не могут успокоиться после вашего представления.

К ним подкатила карета. Рядом с возницей на облучке сидел громадный черный ворон. Видимо, он полетел вперед, чтобы раздобыть для нее экипаж.

Один из лакеев, лягушонок в пудреном парике и красной, как у королевских слуг, ливрее с двумя рядами золоченых пуговиц проскакал через двор и открыл дверцу кареты.

Джокер помог Кэтрин подняться в карету и, к ее удивлению, поцеловал ей руку.

На предпоследней ступеньке она оглянулась.

– Ох, чуть не забыл! – Джокер отнял руку, сдернул с головы колпак, звякнув бубенцами, и сунул в него руку. Вытащив большой моток белого шнура, он протянул его Кэт. – Это ваше.

Кэт нерешительно взяла тесьму.

– Что за… – Она ахнула. Рука сама взлетела к спине, нащупала ткань платья, сквозь которую ощущались косточки корсета, но… тесемок не было. Спинка разошлась на ширину ее ладони.

У нее заполыхали щеки.

– Как?

Джокер, пританцовывая, отбежал от кареты, словно боясь, что Кэт его стукнет, и ей действительно захотелось это сделать. Неслыханная дерзость!

Шут снова поклонился, будто она аплодировала ему и вызывала на бис.

– Доброй ночи, леди Пинкертон. Надеюсь, по дороге домой вы будете дышать полной грудью.

Смущенная и озадаченная, Кэтрин поднялась на последнюю ступеньку и захлопнула дверцу кареты.

Глава 8

Кэтрин проснулась от шума – это вернулась карета родителей. На фоне отдаленного гула морских волн был ясно слышен цокот копыт по мощеной аллее. Кэт не знала, сколько времени прошло, но на улице совсем стемнело, так что она плотнее закуталась в одеяло, натянув его повыше. Ей казалось, что нос еще чувствует отдаленный аромат недавнего сна. Ей снились руки, опускавшие ее на ложе из розовых лепестков. Пальцы, нежно касавшиеся ее лица. Поцелуи, блуждавшие по ее шее.

Кэт вздохнула и подтянула колени к груди.

Медленно, постепенно, он снова появился из дымки. Встрепанные черные волосы. Янтарные глаза. Улыбка насмешливых губ и ямочки…

Кэт широко открыла глаза, кровь бросилась в лицо.

Ей снился шут.

Опять!

Внизу хлопнула дверь, резкий голос матери нарушил сонную тишину ночи. Голос звучал взволнованно и огорченно, и Кэтрин сжалась в комочек. Видно, матушка раздражена тем, что Кэт покинула бал, не предупредив родителей. Или тем, что Король не смог сделать ей предложение?

Но может быть… ну, может быть… он все-таки сделал его другой девушке?

Окрыленная надеждой, Кэтрин отбросила одеяло и… со вздохом уставилась на темный полог вокруг кровати.

На сей раз не лимонное дерево, а розы. Цветы белые, как лебяжьи перья, а шипастые стебли обвились вокруг столбиков балдахина. Протянув руку, Кэт хотела сорвать розу, укололась, отдернула руку и скорее, пока кровь не накапала на ночную сорочку, сунула большой палец в рот.

Не решаясь сорвать цветы, Кэт снова с головой накрылась одеялом, дожидаясь, пока сердце перестанет так отчаянно колотиться.

Что все это значит? Что пытаются сообщить ей сны?

Кэт перечислила про себя все, что знала о Джокере.

Он придворный шут, но никто не знает, откуда он явился.

Дружит с Вороном.

Невозможное – его профессия.

Он касался ее руки и разбудил в ней то, чего она никогда прежде не чувствовала. Что-то радостное, отчего хотелось летать, но в то же время вызывающее страх. То, что притягивало и пугало одновременно.

А еще, если верить снам, он очень, очень хорошо целуется…

У нее снова затрепетало все внутри, вдруг закружилась голова, и захотелось забраться поглубже под одеяло. Возможно, он появился в саду совершенно случайно, но Кэт была мастерицей пофантазировать. Постепенно она снова начала погружаться в сон о тягучих поцелуях и белых розах, нащупывая путь назад, к этой небольшой, безобидной выдумке…

Дверь спальни распахнулась.

– Кэтрин!

Кэт испуганно подскочила на кровати. Круг тусклого света заплясал по стенам.

– Что?

Ее мать пронзительно завизжала, но это был крик радости.

– О, какое счастье! Кабриолет, она здесь! Живая и здоровая!

Завывая, маркиза вихрем пронеслась по комнате и (задержавшись, чтобы поправить лампу на ночном столике) упала на кровать рядом с Кэтрин и чуть не задушила ее в объятиях. Кэтрин вздрогнула, сообразив, что матушка плачет.

– Мы так волновались!

– Из-за чего? – Кэт попыталась освободиться. – Я ушла с бала пораньше и поехала прямо домой. Не думала, что тебя это так огорчит. Я неважно себя почувствовала, вот и…

– Нет, нет, дорогая, дело совсем не в этом, просто… – Маркиза снова разразилась рыданиями. Между тем показался отец Кэт, прижимая руку к сердцу. На его лице было написано облегчение.

– Что происходит? – спросила Кэтрин, увидев в дверях Мэри-Энн. – Что стряслось?

– Мы не знали, где ты, – сквозь слезы проговорила ее мать, – а там… а там…

– Замок подвергся нападению, – мрачно сказал отец.

Кэтрин вгляделась в его лицо, пытаясь понять, не шутит ли он.

– Нападению?

– Не просто нападению! – маркиза снова обняла Кэтрин. – Там был Бармаглот!

Ее глаза едва не вылезали из орбит.

– Он напал на замок, – устало объяснил отец, выглядевший совершенно измотанным. – Разбил окно и унес в когтях двух придворных прямо из бального зала. Он улетел с ними…

Кэтрин прижала руки к лицу. Для нее Бармаглот всегда был существом, живущим только в легендах и кошмарных снах, о котором рассказывали сказки у очага, чтобы пугать непослушных детей. Говорили, что это чудовище живет в непроходимых дебрях Глущобы, далеко отсюда, в Королевстве Шахмат.

Насколько было известно Кэт, в Червонное королевство Бармаглоты не совали носа с незапамятных времен. О том, как много веков назад на них охотились великие рыцари, сложены легенды. Последнего Бармаглота героически сразил король легендарным Бурлатным мечом.

– Он был та-такой огромный, – заикаясь, тараторила мать, – и ужасный! А я не знала, где ты!

И она снова забилась в рыданиях.

– Все хорошо, мамочка! – Кэт крепко ее обняла, – Я всю ночь была дома.

– И, как я вижу, продолжаешь видеть сны, – заметил маркиз.

Оттолкнув Кэт, мать выпрямилась и уставилась на колючий розовый куст.

– Только не это. Снова? И о чем ты только думаешь, Кэтрин?

Кэт вздохнула.

– Простите меня. Я сама не знаю, откуда они берутся.

Откинувшись назад, мать вытерла слезы, еще блестевшие в глазах.

– Ну что это такое, Кэтрин. Если уж видишь сны, так постарайся хотя бы увидеть что-нибудь полезное.

Кэт мяла одеяло руками.

– А что? Зато у нас будет свежая розовая вода, а может, я испеку розовые пирожные.

– Нет, нет, нет. Говоря о полезном, я вовсе не имею в виду то, с чем ты печешь или готовишь. Я имею в виду полезное. Вроде короны!

– Короны?

Маркиза толстыми пальцами прикрыла лицо.

– Эта кошмарная ночь совсем выбила меня из колеи. О, мои несчастные нервы! Сперва является этот гадкий Чеширский Кот, и как раз в тот момент, когда Король собрался сделать объявление! Потом ты бесследно исчезаешь неведомо куда, потом Бармаглот… – Она вздрогнула всем телом. – А теперь изволите видеть – розовый куст растет у меня посреди дома, как будто так и надо. Ну в самом деле, Кэтрин!

– Я не спорю, мама, но корона, по-моему, мало на что годится. Просто сидит у кого-то на голове и все, совсем никчемная штука. А, ну еще она, правда, блестит.

– Соберись, дитя. Ты что, совсем не понимаешь? Сегодня вечером Король собирался просить твоей руки и сердца!

Мэри-Энн ахнула, а Кэтрин показалось, что ее собственное притворное удивление получилось невыразительным.

– Да что вы, какая-то нелепица, – сказала она, хихикнув. – Король? Быть этого не может!

Маркиз осторожно покашлял, выразительно глядя на супругу, но она замахала на него руками.

– Да, да, все в порядке, милый, – прощебетала она. – Иди в постельку. А нам нужно пооткровенничать с глазу на глаз – то-се, дочки-матери, сам понимаешь.

Отец, кажется, был благодарен за то, что его отсылают прочь. Он наклонился, чтобы поцеловать дочь в лоб, и Кэтрин заметила темные круги у него под глазами.

– Я так рад, что с тобой ничего не случилось.

– Спокойной ночи, папочка.

Мэри-Энн присела в реверансе, прощаясь с маркизом, а потом обернулась к Кэт, восторженно улыбаясь.

– Может, я… принесу вам чаю? – спросила она. – Чтобы успокоить нервы.

– Благодарю, Мэри-Энн, – ответила маркиза. Она дождалась, пока служанка выйдет, и только тогда взяла руки Кэт в свои.

– Милое мое, чудесное, глупое дитя, – начала она, и у Кэт сразу напряглись плечи. – Это вовсе не нелепица. Король всерьез хочет, чтобы ты была его невестой. Я безумно рада, что ты дома и не пострадала, но это тебя не извиняет – нельзя отсутствовать, в такой-то момент! Где ты была?

В памяти Кэтрин пронеслись воспоминания о трюфеле с карамелью и расшнурованном корсете.

Она заморгала – сама невинность.

– Говорю же, я неважно себя почувствовала и решила, что лучше уйти и не портить праздник. Мне не хотелось мешать вам с папочкой – вам было так весело. Вот я и взяла одну из королевских карет. И все-таки я уверена, что ты ошибаешься насчет Короля.

Лицо ее матушки стало бордовым, как спелая свекла.

– Я не ошибаюсь, тупоумная ты девица! Сегодня тебя ждала помолвка.

– Но его величество никогда не оказывал мне никакого предпочтения. Ну, если не считать того, как он любит мои торты. Но даже если так, он за мной совсем не ухаживал. Не уделял времени…

– Он Король! К чему ему кого-то обхаживать? Он задает вопрос, а ты отвечаешь согласием, вот и все ухаживания. – Маркиза утомленно вздохнула. – Так все и должно было произойти. А теперь, когда ты взяла да и исчезла в самый неподходящий миг, кто знает, что произойдет с его влюбленностью? Возможно, он почувствует себя брошенным, оскорбленным в лучших чувствах!

Кэтрин сжала губы, пытаясь скрыть прилив надежды, вызванный словами матери.

– Если уж Король собирался просить моей руки, я не думаю, что его влюбленность окажется такой непрочной. Хотя до сих пор не верю, что у него такие намерения.

– О, он намерен. Очень даже намерен. И лучше бы ему не менять своего намерения – а не то я запру тебя здесь, и ты будешь сидеть под замком до тех пор, пока не усвоишь, когда можно уходить с бала, а когда нет! – Маркиза сделала паузу. – О диких кровожадных зверях я не говорю. Ты должна все исправить, Кэтрин!

– Чего ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты извинилась за свой преждевременный уход с праздника. Хочу, чтобы ты оказалась на месте, когда тебе в следующий раз соберутся предложить стать королевой. Нам необходимо каким-то образом удостовериться, что еще не все потеряно. Мы должны придумать, как не потерять доброго расположения Короля. Изобрести что-то, чтобы не дать ему передумать, ведь счастье так близко!

– Но что если я не… – Кэтрин замолчала и поджала колени к груди.

– Если ты не что? Договаривай, деточка.

Кэт вздохнула. Помолчала в нерешительности. Опять вздохнула.

– Что если я не скоро увижу его величество? Мы ведь не можем приглашать Короля, и у нас от него приглашений нет, верно?

Мать игриво нажала пальцем на нос Кэт.

– Вообрази, у нас есть приглашение. Мы приглашены на послеобеденный чай в дворцовом саду. Через три дня! – Маркиза сцепила пальцы. – Придумала! Ты поднесешь Королю подарок! Превосходный предлог, чтобы с ним заговорить. Он обожает сладости твоего изготовления.

Она поднялась и стала рассаживать по комнате, так что по стенам заплясала беспокойная тень.

– Как ты считаешь, что ему понравится?

– Мне кажется, что угодно.

– Почему ты такая несговорчивая? Назло мне?

– Даже не думала, мамочка, – пожала плечами Кэтрин. – Может быть, пирожные с розовыми лепестками? Я тебе про них говорила.

– Да, да, великолепно. А что это за пирожные?

Кэт уже открыла рот, чтобы рассказать, но мать только отмахнулась.

– Неважно. Уверена, у тебя все получится. А теперь попытайся вздремнуть хоть немного. От бессонницы у тебя опухают глаза, да ты и сама это знаешь.

Всплеснув руками, маркиза вылетела из комнаты, чуть не выбив из рук у Мэри-Энн поднос с чаем.

Посмотрев ей вслед, Мэри-Энн прошмыгнула в комнату и прикрыла дверь ногой. Не сводя с Кэтрин круглых, восторженно горящих глаз, она небрежно поставила поднос на столик.

– Неужели это правда, Кэтрин?

Кэт со стоном откинулась на подушки.

– Я не хочу в это верить, даже если так. Бармаглот! В Червонном королевстве! Какое кошмарное нападение.

Мэри-Энн замерла, пытаясь вникнуть в ее слова.

– Ах, вот вы о чем. Это действительно был кошмар. Все случилось так быстро! Я почти не разглядела чудовище, когда оно улетало, держа в каждой когтистой лапе по придворному… – Она скривилась. – Все растерялись, никто не знал, что делать. Люди метались по залу, спрятаться было негде, а выходить на улицу боялись. И вдруг откуда ни возьмись появился шут – он какой-то зловещий, вам не показалось? – и настоял на том, чтобы Король приказал всем собраться в большом зале, пока не будет ясно, что выходить безопасно. Вот тут-то мы и обнаружили, что вы пропали, и шут попробовал успокоить вашу матушку. Он сказал, что видел девушку в красном платье, которая садилась в карету, и что он уверен в вашей безопасности, но мы не могли послать гонца и сидели взаперти целую вечность…

Она озабоченно нахмурилась.

– Как же я счастлива, что с вами все в порядке!

– Я бы сказала, почти в порядке. – Кэтрин приподнялась на локте. – Шут собрал всех в большом зале?

Мэри-Энн кивнула.

– Он держался очень спокойно, а Король был… ну, вы и сами знаете, каков он. – Губы у нее растянулись в лукавой улыбке. – Может, лучше называть его вашим суженым?

– Совсем не лучше! – Кэт опять упала на подушки. – Сил нет даже думать обо всем этом.

Мэри-Энн рассмеялась.

– Ах, понимаю. Это, наверное, утомительно, быть фавориткой самого Короля!..

– Мы с тобой говорим об одном и том же человеке? О коротышке, толстяке со смешной курчавой бородкой? Том самом, что без конца хихикает?

Мэри-Энн присела на краешек кровати.

– Не будьте злюкой. Подумать только, ведь если бы вы оказались в замке вместе с нами, Король защищал бы вас от чудовища. Или, по крайней мере, приказал бы Пикам защищать вас. Это гораздо более практично, в таких-то обстоятельствах. Все это почти романтично. Так давайте же скорее обсуждать вашу помолвку!

Мэри-Энн улеглась рядом с Кэтрин и с мечтательным вздохом поправила подушку под головой.

Кэтрин приоткрыла один глаз.

– Не верю, что ты это всерьез.

– Вы о чем?

Отбросив одеяло, Кэтрин спустила ноги.

– Ты короля-то нашего видела? – спросила она, поправляя ночную сорочку. – Практично? Романтично? Вздор! Я за него не пойду!

Мэри-Энн села.

– Но почему? Вы же станете Королевой.

– Не хочу становиться Королевой! Я хочу… не знаю. Если уж выходить замуж, хочу, чтобы все было романтично, чтобы была страсть. Хочу влюбиться.

Кэт налила себе чаю, и ей совсем не понравилось, что ее руки при этом сильно дрожали. Она была смущена – разговорами о Короле, известиями о Бармаглоте… но больше всего своим сном, и она прекрасно это понимала.

Чувства. Страсть. Любовь.

Никогда прежде она их не испытывала, но ей казалось, что все это было похоже как раз на ее сон. И на Джокера, с его мимолетной улыбкой и остроумными замечаниями. Ей казалось, что она могла бы разговаривать с ним часами, месяцами и годами, и ей никогда бы не надоело.

Но…

Джокер был придворным шутом. И это было невозможно.

Тяжело вздохнув, Кэт попыталась спуститься с небес на землю.

– Все это совершенно неважно, – заговорила она, больше обращаясь к самой себе. – Замуж за Короля – вот еще, вздор! Я хотела открыть кондитерскую. Вот этого мне хотелось всегда.

Мэри-Энн сползла на край кровати.

– Я, конечно, тоже этого хочу. Но, Кэт… Кондитерская, хотя мы столько о ней говорили, всегда была… ну… чем-то вроде глупой и легкомысленной мечты, вам не кажется?

Кэт обернулась к ней, пораженная изменой в самое сердце.

– Глупой?

Мэри-Энн подняла руки вверх, как бы сдаваясь на ее милость.

– Нет, нет! Это прекрасная мечта. Чудесная мысль, правда-правда. Но мы обсуждали ее годы напролет, и за это время так и не сумели раздобыть денег, так и не начали продавать ваши торты. У нас нет никакой поддержки. Никто не верит, что у нас получится.

– Я отказываюсь с этим соглашаться. Я лучший кондитер во всем королевстве, это скажет любой, кто пробовал мои торты и пирожные.

– Кажется, вы не понимаете…

Кэт отставила чашку, не сделав ни глоточка.

– Что я должна понимать?

– Вы дочь маркиза. Посмотрите вокруг. Взгляните на вещи, которые у вас есть, на жизнь, к которой вы привыкли. Вы не знаете, что значит работать каждый день, чтобы прокормить себя и сохранить крышу над головой. Вы не знаете, каково это, быть бедной. Быть служанкой.

– Мы будем не служанками, а коммерсантками.

– А еще, – сказала Мэри-Энн, – вы можете стать Королевой.

Кэт шумно выдохнула.

– Я хорошо умею считать, – продолжала Мэри-Энн, – и могу точно сказать: никогда наша маленькая, скромная кондитерская не даст вам того, что сможет предложить Король. Наряды, вкусная еда, обеспеченное будущее…

Глаза у Мэри-Энн затуманились, и, хотя ее слова казались Кэт ужасно скучными и практичными до скрипа зубов, она поняла, что Мэри-Энн уже не впервые прикидывает, каково это – не быть простой служанкой.

– Да, – ответила Кэт, – но для этого мне пришлось бы выйти за короля… Я с трудом выдерживаю и пять минут, пока танцую с ним вальс. Как же мне выносить его общество целую жизнь?

Ей показалось, что Мэри-Энн готова броситься на защиту его величества, но служанка задумалась.

– Он немного странный, правда?

– Не немного.

– И нет никакой надежды, что вы сможете его полюбить?

Кэт подумала о Короле – пухлом, ребячливом, взбалмошном и непостоянном, как ветерок. Она представила себе их свадьбу. Вот она наклоняется, чтобы поцеловать его, и его курчавые усы щекочут ей губы. Придется слушать его хихиканье и носиться рядом с ним вприпрыжку по коридорам замка. Любоваться, как он скачет на одной ножке от радости, что выиграл партию в крокет. Ее передернуло.

– Боюсь, у меня вряд ли получится.

Окончательно соскользнув с кровати на пол, Мэри-Энн налила чаю себе.

– Ну, у вас есть еще три дня на раздумья. Может, за это время ваше сердце смягчится.

Кэт прикрыла глаза, радуясь, что разговор окончен. Ей совершенно не хотелось больше думать об этом, хотя и было очевидно, что вернуться к этому еще придется. Скоро мать потребует, чтобы она напекла пирожных к послеобеденному чаю в замке. Скоро ей предстоит встретиться с его величеством лицом к лицу.

– Вечером вы вернулись домой одна? – спросила Мэри-Энн, накладывая сахар в обе чашки.

– Да.

– Как же вам удалось снять корсет?

Кэтрин отвернулась.

– Тесемки развязались еще на балу. Все эти танцы… – Она потянулась за сладким чаем, радуясь, что можно сменить тему. – Думаю, утром нужно заглянуть в лавку башмачника. Хочу осмотреть место, где мы откроем кондитерскую.

Мэри-Энн улыбнулась, хотя улыбка и вышла несколько натянутой.

– Прекрасная идея, леди Кэтрин.

Впервые Кэт поняла: все это время только она одна верила, что у них все получится. Должно получиться. Ей даже в голову не приходило, что придется убеждать в этом не кого-нибудь, а Мэри-Энн.

Но потом она представила себе Червонного Короля, стоящего рядом с ней и держащего ее за руку. При мысли о пухлой и влажной королевской ладошке она поморщилась. А потом он сделает ей предложение стать его невестой, его супругой. В этом не было чувств, не было страсти, не было любви. Но она вдруг ясно увидела, как Король совершенно беззащитно улыбается ей. И смотрит на нее с такой надеждой…

У нее защемило сердце.

Сможет ли она сказать ему да?

Кэт сделала глоток, и вздрогнула, пораженная другим, более важным вопросом.

Сможет ли она сказать ему нет?

Глава 9

Объявление в витрине лавки башмачника гласило:

«Мы закрываемся! Распродажа!

Забегайте, пока башмаки не разбежались!».

Кэтрин и Мэри-Энн стояли на другой стороне улицы под кружевным зонтиком Кэт и восторгались витриной, набираясь смелости, чтобы войти в лавку.

– Какая красота, – вздохнула Кэт, нарушив молчание, и указала на большое витринное окно. – Представь только, хрустальные блюда выстроились в ряд, а на них свадебные торты и именинные пироги, и – конечно же! – самые лучшие не именинные торты и пироги. А посредине – фарфоровая этажерка в пять ярусов, с засахаренными ягодами и цветами до самого верха.

Мэри-Энн наклонилась вперед.

– Конечно, нужно будет измерить витрину поточнее, но мне уже сейчас кажется, что в ней поместится дюжина тортов. Место здесь людное, а если расклеить повсюду объявления… Ой, Кэт. Простите, что я назвала это глупой мечтой. Это же наша кондитерская, правда же?

– Разумеется! А на стекле красиво напишем: «Пирожные и торты: лучшая кондитерская в королевстве».

Девушки дружно вздохнули. Прохожий – лакей-лягушка – неодобрительно покосился на них, быстро лизнул свой выпученный глаз и поскакал дальше.

Лавка стояла на уютной, утопающей в цветах улочке с черепичными крышами. По булыжной мостовой время от времени с грохотом проезжали кареты. Утро выдалось ясным, и улицы городка были многолюднее, чем обычно. Корзинки прохожих были полны лука и репы с ближайшего рынка. Бригада шмелей-плотников, тихо жужжа, колотила молотками: за углом строилась новая школа. Обрывки случайно услышанных разговоров почти все были о Бармаглоте. Однако говорили о нем скорее как о страшной сказке, истории давно минувших времен, а не как о недавно пережитом ужасе – такой уж народ жил в Червонном королевстве.

Кэтрин с волнением почувствовала, что ей бы очень понравилось ходить сюда хоть каждый день. Она была бы просто счастлива. Как это было бы прекрасно – жить простой жизнью здесь, на Мэйн-стрит, подальше от Черепашьей Бухты, от замка Червонного Короля.

Ее внимание привлекли уличные музыканты на углу – рыба-свистулька и гитарный скат играли для прохожих, поставив рядом коробку для сбора монеток. В другое время музыка непременно навела бы ее на мысль о Белом Кролике, но сейчас Кэт вспомнился Джокер с его серебряной флейтой.

Новый сон так и лез в ее мысли, незваный, непрошенный и неожиданный.

Она сама и Мэри-Энн. Их кондитерская. И… он. Он то развлекал покупателей, то возвращался домой после того, как целый день развлекал всех в замке.

Это было настолько невероятно, что Кэт строго отчитала себя за подобные мечты. Она едва знакома с придворным шутом, и нет причин даже думать, что они увидятся еще где-то кроме парочки странных сновидений.

И все же, будь она самой обыкновенной булочницей, а не дочкой маркиза и избранницей Короля – и вот уже мысль о придворном шуте начинает казаться не такой уж невозможной.

Может ли он стать ее будущим? Может ли ее судьба быть такой?

Кэтрин даже сама удивилась тому, как окрылило ее это предположение.

– Кэт?

Она подпрыгнула. Мэри-Энн, хмурясь, смотрела на нее из-под зонтика.

– Вы с ним знакомы? – спросила Мэри-Энн.

– С кем?

– С гитарным скатом?

– Конечно же нет, просто… мне понравилась мелодия. – Порывшись в кошельке, она достала монетку. – Что же, зайдем в лавку и осмотрим ее изнутри?

Не дожидаясь ответа Мэри-Энн, она бросила монету в коробку музыкантов и решительным шагом направилась к лавке башмачника.

Когда Кэт открыла дверь, на улицу вырвалось, окутав девушек, облако сладкого дыма. Разогнав дым рукой, Кэт первой вошла в лавку. К дверной ручке был подвешен колокольчик, однако он сладко дремал и лишь всхрапнул, когда девушки тихонько прикрыли за собой дверь.

Кэт сложила зонтик и попыталась сквозь висящую в воздухе дымку рассмотреть лавку. Пол был сплошь уставлен обувью всех размеров и сортов, от тапочек-балеток и сапог для верховой езды до конских подков и резиновых ласт, которые были свалены в груды и высыпались в проходы. На бежевых стенах кое-где были намалеваны рекламные картинки с туфлями и ботинками, вышедшими из моды лет тридцать назад. В комнате было тускло и пыльно, сильно пахло гуталином, кожей и грязными носками.

За стойкой на высоком табурете сидел башмачник господин Гусеница и курил кальян. Сонно помаргивая, он глядел, как Кэт и Мэри-Энн пробираются через обувные завалы. Перед ним на прилавке возвышалась пара сапог на кожаной подошве, которые он, по всей вероятности, чинил или собирался чинить. Правда сейчас Гусеницу определенно больше интересовал кальян, чем обувь, но все же Кэт из деликатности остановилась и, не желая отвлекать его от работы, стала осматриваться.

Она представила, как выбрасывает из лавки грязный скучный хлам. Стены она мысленно раскрасила кремово-бирюзовыми полосками, как леденцы, а на окно повесила легкие занавески цвета персикового шербета. У входа встали три маленьких кофейных столика, на каждом желтый букетик в вазочке из матового стекла. Вытертый и пыльный ковер уступил место сверкающим мраморным плиткам. Вместо старого прилавка появился стеклянный шкафчик, набитый пирожными и имбирными пряниками, пирогами, штруделями и круассанами с шоколадной начинкой. На задней стене будут висеть корзинки со свежевыпеченным хлебом. Кэт увидела себя за стойкой – на ней розовый фартук в клеточку, с утра припорошенный мукой. Она пересыпает в банку бисквитное печенье. А тем временем Мэри-Энн – в точно таком же фартуке, только желтом – укладывает дюжину песочных пирожных в светло-зеленую коробку.

Кэт сделала глубокий вдох и закашлялась – а все потому, что вместо аромата горячих булочек, шоколада и пряностей, о которых она как раз думала, легкие наполнились едким кальянным дымом. Прикрыв рот рукой и пытаясь сдержать кашель, повернулась к господину Гусенице.

Башмачник внимательно разглядывал ее и Мэри-Энн. К сапогам на стойке он и не прикоснулся. Подойдя поближе, Кэт заметила, что на каждой паре маленьких ножек красовались самые разные сапоги, ботинки и тапочки.

– Кто… – медленно и лениво заговорил господин Гусеница, вынув изо рта мундштук, – вы… такие?

Кэт изобразила самую обаятельную из своих улыбок – чарующую, ей она научилась у мамы, – и, лавируя между грудами обуви, подошла ближе.

– Меня зовут Кэтрин Пинкертон. Мы с моей служанкой проходили мимо и вдруг, совершенно случайно заметили объявление в витрине. Я хотела узнать, что станет с этим магазином после вашего отъезда. Видите ли…

– Не вижу, – перебил башмачник.

– Я имею в виду, что невозможно позволить ему пустовать слишком долго…

– Вполне возможно, – довольно сварливо буркнул господин Гусеница и выпустил несколько клубов дыма.

– О да, но я только имела в виду… Конечно, очень грустно терять такое солидное дело, но я уверена, что вы собрались, э-э-э… на покой, не так ли?

Гусеница смотрел на Кэт так долго, что она решила, что обидела его, и начала сомневаться, что он вообще удостоит ее ответом, когда он наконец подал голос.

– Я приобрел клочок земли в лесу, чтобы обрести долгожданное уединение и покой.

Кэт подождала продолжения, но его так и не последовало.

– Понятно, – сказала она в конце концов. – Очень мило.

Прочистив горло, в котором все еще першило от дыма, она заговорила снова.

– А дом принадлежит вам?

– Нет, – ответил господин Гусеница. – Испокон веку я снимаю его у Герцога.

– Герцог! Вы хотите сказать, Герцог Свинорыл?

– Он самый. – Гусеница зевнул, как будто разговор ему наскучил. – Впрочем, хоть он и свинья свиньей, но славный малый. Необщительный. И не сует пятачок в чужие дела, как вы все.

Кэтрин невольно нахмурилась, не только из-за того, что ее несправедливо обидели, но еще и по другой причине. Она надеялась, что помещением владеет кто-то, с кем они незнакомы. Кто не станет раньше времени обсуждать ее дела с другими знакомыми или с ее родителями. Она все не могла набраться храбрости, чтобы попросить у отца взаймы на кондитерскую или потребовать разрешения потратить на это приданое.

Но в одном господин Гусеница был прав. Лорд Свинорыл не совал нос в чужие дела, так что оставалась надежда, что он не станет болтать про ее планы.

Мэри-Энн подошла поближе.

– Скажите, а не интересовался ли в последнее время этой лавкой кто-нибудь еще?

Господин Гусеница медленно перевел на нее взгляд.

– А ты… кто… такая?

Мэри-Энн сложила руки на переднике.

– Я Мэри-Энн.

Гусеница снова зевнул.

– Кто займет лавку, дело Герцога, а не мое.

– Понимаю, – продолжалась Мэри-Энн. – Но… хотелось бы знать ваше мнение. Правда было бы хорошо устроить здесь кондитерскую? Самую замечательную во всем Королевстве?

Гусеница поскреб мундштуком щеку, похожую на марципан.

– Только, если в этой кондитерской будут «Гусиные лапки». Это мой любимый торт.

– О, непременно, – сказала Кэт. – Я даже готова спуститься в колодец за патокой, лишь бы получились лучшие «Гусиные лапки» по эту сторону Зазеркалья.

Она хихикнула, но Гусеница даже не улыбнулся, а только флегматично заметил:

– Никакого паточного колодца нет, это выдумки.

Кэт смутилась.

– Конечно. Разумеется. Я пошутила.

Старое поверье гласило – тот, кто отведает патоки из колодца, излечится от всех болезней и помолодеет. Но вот беда: никто не знал, где он, этот чудесный колодец и как его отыскать. Одни говорили, что он спрятан в Зеркальном лабиринте, но удаляется от того, кто пытается подойти поближе. Так что гоняться за ним опасно – можно потеряться. Другие утверждали, что колодец показывается лишь тем, кто совсем отчаялся. Но большинство, подобно башмачнику, считали все это просто сказкой.

Господин Гусеница неодобрительно хмыкнул.

– Шутка мне не понравилась.

– Я и не думала, что она вам понравится.

– О чем же ты думала?

Кэт замялась.

– Да просто о том… Ах да, о том, что у нас будут «Гусиные лапки»!

Башмачник смерил ее долгим взглядом и снова сунул в рот кальянный мундштук.

– Ну вот, – пробормотала Кэтрин. – Большое спасибо за помощь.

И, схватив Мэри-Энн за локоть, она поволокла ее на улицу под звучный храп дверного колокольчика.

С дюжину шагов Мэри-Энн ошеломленно молчала, теребя ленты на чепчике.

– Просто чудо, как это он за столько лет не распугал всех покупателей!

– И правда, – рассеянно согласилась Кэтрин, но ее мысли были уже далеко от ворчливого обувщика. – Как ты думаешь, захочет Герцог сдать нам лавку внаем?

– Трудно сказать, – ответила Мэри-Энн. – Я надеюсь, что он подойдет к этому как деловой человек, примет во внимание наши расчеты и финансовые проекты.

Кэт помотала головой.

– Никого кроме тебя, Мэри-Энн, все это не интересует. Надеюсь, Герцог испытывает ко мне некоторую симпатию. По крайней мере не меньшую, чем к кому-либо другому. Но с другой стороны, он знает, что я дочь дворянина, которой полагается искать себе мужа, а не заглядываться на магазинные витрины. Он может усмотреть в этом противоречие и не пожелает вступить со мной в деловые отношения.

Кэтрин посмотрела на небо и представила себе высокомерное хрюканье Герцога.

– Если только у нас не будет разрешения вашего батюшки.

– Вот именно. Если у нас его не будет.

Кэтрин так разволновалась, что у нее свело живот – так было всегда, стоило ей подумать о разговоре с родителями на эту тему. О том, что мечта упрямо не хочет совмещаться с реальностью – как масло с водой. Уж сколько раз она представляла себе эту беседу, придумывала самые веские доводы, чтобы убедить отца и матушку дать денег на кондитерскую… Но они не разу ни согласились. Даже в ее фантазиях.

Ведь, как ни крути, она оставалась дочерью маркиза.

Но пока еще можно было попытаться обойтись без их помощи.

– Так или иначе, скоро мы получим ответ, – Кэтрин раскрыла зонтик, и они повернули к карете. – Мы сегодня же навестим Герцога.

* * *

Благороднейший Пигмалион Свинорыл, Герцог Клыкании жил на вершине круглого холма в чудесном кирпичном доме, на крыше которого торчало с полдюжины каминных труб. Вдоль подъездной аллеи росли яблони, а в воздухе витал аромат свежескошенного сена, хотя Кэтрин и не могла понять, откуда именно он доносится. Приказав лакею ждать в карете, они с Мэри-Энн направились к дому. В руке у Кэтрин была визитная карточка, Мэри-Энн несла коробку маленьких пирожных, которые Кэт хранила на леднике для таких случаев.

Дверь открыла экономка.

– Добрый день, – поздоровалась Кэтрин, протянув ей карточку. – Дома ли его светлость?

Экономка остолбенела. Очевидно, посетители бывали в их имении не так уж часто. Возможно, из-за Герцога.

– Я… я пойду доложу, – пробормотала она и, взяв карточку, скрылась в доме, оставив девушек на пороге.

Впрочем, вскоре экономка появилась снова, склонилась в почтительном поклоне и проводила их в гостиную с уютной, хотя и старомодной, мебелью и вазой красных яблок на столике. Кэтрин села, а Мэри-Энн – в этой ситуации ее послушная служанка – осталась стоять.

– Не хотите ли чаю? – предложила экономка. У нее сияли глаза, а растерянность сменилась немного нервозным воодушевлением. Она так старалась услужить, что Кэтрин лишний раз убедилась: гости здесь большая редкость.

– Благодарю, я бы не отказалась.

Экономка поспешно удалилась. Не успела дверь за ней затвориться, как тут же открылась другая, и появился Герцог в домашней бархатной куртке.

В копытце он держал визитную карточку Кэтрин. Герцог посмотрел на Кэтрин, потом на Мэри-Энн и тихонько вздохнул, вроде бы разочарованно.

Кэтрин вскочила с кресла и сделала реверанс.

– Добрый день, Ваша светлость!

– Леди Пинкертон, какой сюрприз! – Он жестом предложил ей сесть и сам сел на напротив, закинув ногу на ногу.

– Я так давно не бывала у вас с визитом. Надеюсь, время подходящее.

– Как и любое другое. – Герцог положил карточку на серебряный поднос. Точно такой же поднос служил для визитных карточек в их имении в Черепашьей Бухте, только там карточки обычно лежали целой грудой, а эта оказалась единственной. – Когда миссис Фыркинс передала мне вашу карточку, я подумал, что вы, возможно… пришли… не одна.

– Не одна? – Кэт покопалась в памяти. – Ах да, моя матушка тоже сейчас ездит с визитами, и я не сомневаюсь, что и она скоро вас навестит.

Герцог покрутил плоским носом.

– Ваша матушка. Да-да. Как поживают Маркиз и Маркиза?

– Очень хорошо, благодарю вас. А как… – Кэт помедлила, – ваше имение?

– Недурно, – Герцог тоже замешкался, – но, сказать по совести, немного одиноко.

Свои слова он сопроводил улыбкой, больше похожей на гримасу, а у Кэтрин почему-то сжалось сердце. Ей вдруг стало жаль Герцога, который вечно в одиночестве подпирал стенку на балах Короля, не решаясь танцевать и не вступая в разговоры.

Раньше такое поведение казалось Кэт высокомерным, но, возможно, дело в том, что он просто застенчив? Удивительно, как эта мысль раньше не приходила ей в голову.

– Могу ли я предложить вашей служанке сесть? – робко спросил Герцог, пока Кэтрин подыскивала вежливый ответ.

Мэри-Энн как раз скромно присела на край дивана, когда вернулась экономка с чайником, чашками и вазочкой ячменного печенья на подносе. Дрожащими руками она стала разливать по чашкам чай, при этом стреляя глазами то на Кэт, то на Герцога, так что раза два плеснула мимо. Герцог хмуро поблагодарил и отослал ее, сказав, что с молоком и сахаром он справится сам. Он склонился над подносом, и Кэт невольно ахнула, увидев у него на шее повязку с пятном запекшейся крови.

– Вы ранены, Ваша светлость?

Герцог Свинорыл взглянул на нее и смущенно опустил голову.

– Уверяю вас, это лишь царапина. Боевое ранение, полученное на королевском балу.

– Ах! Неужели это Бармаглот?..

– О да. Не желаете ли чашечку? – обратился он к Мэри-Энн, и та с благодарностью кивнула.

– Мне искренне жаль, – сказала Кэт.

– А я, – отозвался Герцог, – рад, что ему подвернулся именно я, а не кто-то из гостей более хрупкого сложения.

Он вдруг озорно улыбнулся, и Кэт невольно ответила тем же, хотя и не была уверена, что все поняла.

Ее мучило любопытство, но было неловко приставать с расспросами. Поэтому, выждав немного, Кэт сменила тему разговора.

– Надеюсь, наш неожиданный визит не причинил беспокойства вашей домоправительнице. Она кажется очень взволнованной.

– Нет, нет, вовсе нет. – Герцог передал ей чашку с блюдцем. – Наша жизнь бедна развлечениями, и, э-э-э… думаю, она по ошибке приняла вас за кого-то другого.

Его розовые щеки покраснели еще сильнее, и он отвернулся.

– Попробуйте печенье.

– Благодарю. – Кэтрин положила угощение на блюдце. Ей стало еще любопытнее. Кого же ожидала или надеялась увидеть экономка? Однако это ее не касалось, к тому же, она пришла сюда по делу, хотя чувствовала, что признаться в этом сейчас будет неловко.

Ее чашка звякнула о блюдце.

– Сегодня утром мы с Мэри-Энн заходили в лавку господина Гусеницы, – начала она. – Я была удивлена, узнав, что он вскоре переезжает. Трудно представить себе город без башмачника.

– О да. Вы, возможно, известно, что господин Гусеница снимал лавку у меня? Жаль, что он надумал уехать.

– А какие у вас планы насчет лавки, которая останется пустой?

– Пока не думал об этом. – Герцог звучно прочистил горло. – Но это скучная тема для таких юных дам. Может, вы бы предпочли поговорить о чем-то более интересном, например…

И он уставился в свою чашку.

– О лентах для волос? – предположила Кэт.

Герцог скривился.

– Боюсь, я не очень сведущ к этой области.

– И я тоже, – Кэтрин взяла маленькое треугольное печеньице. – Я больше разбираюсь во всевозможной выпечке. Вы знали, что печь пироги и торты – мое хобби? – Она откусила кусочек печенье.

– Знаю, леди Пинкертон. Я имел удовольствие попробовать ваш клубничный…

Кэтрин поперхнулась и закашлялась. Кусок печенья с плеском упал в чай.

Печенье было твердокаменным, а вкус такой, словно она бросила в рот горсть черного перца.

– Что положили в это… печ… апчхи! – простонала она.

Она громко чихнула, потом еще и еще раз, расплескав чай на блюдечко.

– Простите! – сказал Герцог, протягивая носовой платок Мэри-Энн, которая передала его Кэтрин, но к этому времени чихание прекратилось. – Мне следовало вас предупредить.

Кэт потерла нос платком. Его кончик еще продолжал чесаться, но вкус перца во рту немного ослаб.

– Предупредить меня? – проговорила она гнусаво. – Ваша светлость… мне кажется, ваша кухарка пыталась нас убить. Но за что?

Герцог нервно потер копытца, прижал к голове маленькие уши.

– О нет, леди Пинкертон, уверяю вас, это не так. Просто такая уж у меня кухарка. Обожает перец.

Кэт взяла из рук Мэри-Энн еще одну чашку чая и жадно отпила из нее, чтобы прогнать остатки перечного вкуса. А потом снова закашлялась.

– Лорд Свинорыл, ваша кухарка, должно быть, просто не знает, что бывают и другие ингредиенты? И что печенье состоит вовсе не только из одного перца?

Герцог беспомощно развел руками.

– Я пытался ее переубедить, но, знаете, она давно привыкла так готовить, ее уже не переделаешь. Хотя это немного приглушает способность чувствовать какой-то другой вкус.

Кэт сделала еще глоток чаю.

– Какой ужас. Почему вы ее не уволите?

У Герцога округлились глаза.

– Уволить? Только за то, что она плохо готовит? Какая жестокость!

– Но… она же кухарка.

– Да. И делает все, что должна делать кухарка. – Он хрюкнул. – Просто не очень умело.

Кэтрин еще немного покашляла.

– Понятно. Ну что ж. Спасибо за гостеприимство. – Кэт поставила чашку на столик рядом с кошмарным печеньем.

Герцог странно съежился, уверенность, с которой он держался в начале их визита, совсем его оставила.

– Уже уходите? Так скоро? – спросил он несчастным голосом.

– Нет, пока не собираюсь, – ответила Кэтрин. – Собственно говоря, я хотела попросить вас об одном… одолжении.

Маленькие глазки Герцога стали еще меньше.

– О каком одолжении?

– О, ничего особенного, уверяю вас. Но, как я уже вам говорила, я обожаю печь. По-настоящему. – Она неприязненно покосилась на вазочку с печеньем. – Смею надеяться, это у меня хорошо получается, и я никогда не сыплю слишком много перца.

Кэтрин улыбнулась, пытаясь придать легкость беседе, которая вдруг стала ее смущать. Она кивнула Мэри-Энн, та встала и протянула коробку Герцогу.

– Эти пирожные я испекла сама. Надеюсь, вам они понравятся. – Кэт помедлила. – Я также надеюсь, что ваш вкус не слишком пострадал от перца, и вам удастся их распробовать.

– Я… вы очень добры, леди Пинкертон. – Герцог открыл коробку и посмотрел на пирожные, но не столько с благодарностью, сколько с подозрением. – Но чему я обязан всем этим?

– Вот мы и подошли к цели моего визита. Королевству не помешает хорошая кондитерская, и вдруг я подумала, а почему бы мне самой и не открыть ее? А это навело меня на мысль о лавке господина Гусеницы. Вот я и хотела спросить – а не сдадите ли вы эту лавку мне?

Кэт старалась говорить непринужденно и игриво, но, закончив, увидела, что Герцог помрачнел. Чтобы это как-то скрасить, она сама широко улыбалась.

– Что вы об этом думаете?

– Я понял. – Герцог закрыл коробку и поставил куда-то себе за спину. – Все-таки вы пришли не с дружеским визитом.

Он тяжко, безутешно вздохнул. Кэт почувствовала, как у нее за спиной вздрогнула Мэри-Энн.

– Вы ошибаетесь, – забубнила Кэт, – Я уже давно собиралась к вам заглянуть, просто…

– Все в порядке, леди Пинкертон. Не продолжайте. Я понимаю, что не пользуюсь популярностью, а ваши визитные карточки несомненно с нетерпением ждут в других местах.

У нее перехватило дыхание от жалости.

– Простите, если невольно обидела вас.

Он только махнул рукой в ответ на извинения и выпрямился. На его лице появилось хорошо знакомое ей по балам и приемам выражение холодного высокомерия. Голос Герцога, когда он заговорил, звучал скованно, вовсе не так, как только что.

– Известно ли Маркизу о ваших планах?

Кэт хотела соврать, но решила, что не стоит.

– Нет, пока еще нет.

Он потер дрожащий подбородок.

– Я с большим почтением отношусь к вашему папеньке и не хотел бы оскорбить его, поддержав начинание, которое он не одобряет.

– Понимаю. Я собираюсь поговорить с ним в ближайшее время, но подумала, что разговор прошел бы легче, если бы у меня было на примете помещение. Чтобы лучше донести до отца мои планы.

Мэри-Энн чуть подалась вперед.

– Успех переговоров возможен лишь при условии наличия договора аренды, который обеспечит справедливую рыночную стоимость лавки, и возможность осмотреть недвижимость…

Кэт ущипнула Мэри-Энн, чтобы та перестала молоть тарабарщину, но Герцог слушал и кивал. На его лице даже показалось что-то отдаленно напоминающее улыбку.

– Ну конечно, – ответил он, – Это очень разумно.

И он бросил в рот печенье из перца. К нижней губе прилипла крошка. Не глядя на Кэт, Герцог почти допил свой чай, прежде чем снова заговорил.

– Я учту ваши пожелания относительно лавки господина Гусеницы.

У Кэтрин будто выросли крылья.

– Я так благо…

– Но я попрошу вас об ответной услуге, леди Пинкертон.

Благодарность застряла у нее в горле, рядом с остатками перца. Кэт проглотила ее, не позволив вырваться наружу. Она очень надеялась, что герцог попросит о чем-то легко исполнимом – например, о том, всю жизнь до конца дней снабжать его свежим печеньем без следов перца.

– Разумеется, – сказала она вслух. – Чем я могу быть полезна вашей светлости?

Маска уверенности снова соскользнула, и, не будь Герцог так несомненно свинообразен, Кэтрин сказала бы, что сейчас он похож на кроткого ягненка.

– Вы ведь дружите с… – волнуясь, он сглотнул, показав клыки, – с леди Дроздобород, не так ли?

Кэт смотрела на него. Дружба было не совсем точное слово для описания ее отношений с Маргарет Дроздобород, однако…

– Да. Да, конечно, мы с ней подруги… довольно близкие.

– Могу ли я надеяться… Возможно ли, чтобы … Если, конечно, я не требую слишком многого… не замолвите ли ей словечко за меня?

Кэтрин недоверчиво наклонила голову.

– Госпоже… Дроздобород?

– Вот именно. Видите ли. Я… – Герцог покраснел, а его губы расплылись в робкой улыбке. – Мне она очень нравится.

Кэтрин мигнула.

– Леди Маргарет Дроздобород?

Герцог мог бы заметить недоверие на ее лице, если бы не был так поглощен разглядыванием стены.

– Я знаю. Глупо даже думать, что я могу быть достоин такого восхитительного создания или что она когда-нибудь сможет разделить мои чувства. И все же… она… самая лакомая ягодка в варенье, правда же? И такая умная. И добродетельная. И такая невероятно… – Он просто обмирал от восторга. – … Розовая.

Герцог осмелился поднять глаза на Кэт.

Она захлопнула рот и постаралась изобразить на лице понимание и сочувствие.

Приободрившись, Герцог опять отвернулся.

– Но я не могу решиться даже заговорить с ней. Не могу представить, какого она мнения обо мне.

Кусая губы, Кэт вспоминала язвительные комментарии, которые Маргарет годами отпускала по поводу Герцога: главным образом они касались его спеси и заносчивости. Правда, Кэт и сама считала его таким, но теперь видела, как несправедливы эти упреки.

В это было трудно поверить. Кэтрин не могла вспомнить, чтобы лорд Свинорыл, закоренелый холостяк, когда-либо оказывал знаки внимания даме. Как, впрочем, не припоминала и случая, чтобы хоть один мужчина проявил интерес к несносной, непривлекательной Маргарет Дроздобород.

Но вот, пожалуйста. Голубок и горлица – и все это происходит у нее на глазах.

Кэт постаралась улыбнуться, чтобы хоть немного поддержать огорченного Герцога.

– С радостью замолвлю за вас словечко, ваша светлость.

Глава 10

Дни перед чаепитием у Короля тянулись мучительно. Кэтрин просто тряслась от ужаса, представляя себе, как снова окажется рядом с королем и что между ними произойдет. Ее мать тоже волновалась, хотя ждали они от этой встречи совсем разных результатов.

Напечь розовых пирожных, чтобы растопить сердце короля, казалось Кэтрин отвратительной уловкой, тем более что ей совсем не нужно было его сердце. Однако она охотно воспользовалась этим предлогом и целыми днями пропадала на кухне. Там можно было не опасаться, что ей велят заняться чем-то более полезным, например, вышивкой.

Ах, если бы только Король оказался непостоянным и ветреным. Или хорошо бы ее побег с бала так его смутил, что он никогда больше не решился бы на объяснение – или, по крайней мере, догадался объясниться не публично, а с глазу на глаз.

Хотя и при этой мысли Кэт тоже бросало в дрожь.

Несмотря на растущее беспокойство, Кэт ждала этого чаепития. Она не хотела признаваться в этом даже самой себе, и все-таки это было правдой: ей прямо-таки на месте не сиделось от нетерпения. Не из-за Короля, не из-за игр на лужайке, даже не из-за крошечных пирожков и сэндвичей.

Она предвкушала очередную встречу с придворным шутом.

Джокер больше не заглядывал в ее сны, а она умирала от желания снова его увидеть и рисовала в мечтах всевозможные варианты их свидания. Ей хотелось снова увидеть вызывающую улыбку, услышать его легкий смех, почувствовать воздушное прикосновение пальцев к волосам.

Кэт на минуту отвлеклась от своих мыслей и отложила в сторону кондитерский рожок. На противне пятнадцать лужиц миндального теста дожидались отправки в духовой шкаф, чтобы превратиться в воздушные пирожные. Щеки Кэт залил румянец, но не от жара духовки, руки дрожали – а уж это никуда не годится, когда занимаешься таким тонким делом.

Кэтрин прикрыла глаза, постаралась успокоиться и отогнать мысли – так она делала каждый раз, когда они заплывали слишком далеко в область недозволенных прикосновений. Узнай матушка, что думает ее дочь о шуте Короля, лопнула бы от ярости.

Король, вот ужас-то. Вот о ком ей полагалось мечтать на самом деле.

От всего этого у нее совершенно расшатались нервы.

Снова взяв кондитерский рожок, Кэтрин поклялась, что во время королевского чаепития будет держать себя в руках. Она леди, а он – шут, просто новое развлечение. Если она и увидит его снова, что само по себе маловероятно, то будет поддерживать с ним приличный и сдержанный разговор. Ничего легкомысленного, ничего неприличного она на этот раз не допустит.

Конечно, Кэт очень хотелось проверить, будет ли ее так же тянуть к Джокеру после второй встречи, но в глубине души она надеялась, что этого не случится. В конце концов, это бессмысленно – что может ей дать это чувство, даже если она снова испытает его? Родители никогда не разрешат ему ухаживать за ней. К тому же, она так и не решила, как же быть с Королем. Вдобавок, сейчас ее больше всего заботили переговоры с родителями. Как внушить им, что кондитерская – хорошее дело и нужно помочь в этом Кэт. Это самая главная, самая важная мечта… или во всяком случае была самой важной до появления лимонного дерева.

– Силы небесные, что за удивительный аромат?

Кэт отскочила от стола. На месте циферблата часов с кукушкой нарисовался Чеширский Кот – точнее, его голова. Стрелки указывали на его левое ухо и усы, что означало два часа дня.

– Привет, Котик! – Кэт нахмурилась. – Только не проглоти кукушку, пожалуйста.

Кот, возмущенно фыркнув, исчез и появился, теперь уже целиком, на высоком подоконнике. От рыжего оттенка, возникшего после тыквенных пирожков, не осталось и следа.

– Я такими штучками не занимаюсь, – сообщил Кот, – хотя как раз занят изучением вопроса о том, сколько этих штучек я мог бы съесть, пока ты отвернулась и не видишь.

Кэт подозрительно прищурила глаза.

– Ладно, ладно. На самом деле мне, пожалуй, неважно, видишь ты или нет.

– Они для Короля.

Чеширский Кот закатил глаза, зрачки в них запрыгали, как два детских мячика.

– Вечно у тебя все для Короля.

Кэт, улыбнувшись, снова взяла рожок, обтерла краешек и принялась выдавливать тесто на противень.

– Я не успела поблагодарить тебя за то, что ты отвлек всех на балу. Все получилось просто отлично.

– Ну, у меня обычно всегда именно так и получается.

– Гости, должно быть, сильно переполошились?

– Госпожу Дроздобород не так просто выбить из колеи.

– Ясно. Но я говорила о своем бегстве. Было ли всем понятно, что Король собирался… – Кэт вздохнула: – …сделать предложение мне?

– Мне кажется, никто так ничего и не понял, но лишь потому, что люди обычно ужасно безответственны и невнимательны.

Кэтрин медленно выдохнула. Выложив на противень последнюю порцию теста, она стала подравнивать будущие пирожные.

– Вдобавок, – Кот, как обычно, широко улыбался, – все забыли о неудачном объяснении Короля из-за ужасных событий, которые за ним последовали. Надеюсь, о Бармаглоте ты уже слышала?

Кэтрин вытерла взмокший лоб рукавом.

– Конечно. Наверное, нехорошо, что я думаю о каких-то глупых объяснениях после всего, что случилось. А вообще, я никогда не верила, что Бармаглот существует.

– Опасное это дело – не верить в кого-то только потому, что он тебя пугает.

Кэт поставила противень в духовку.

– Но ведь он не появлялся здесь с незапамятных времен!

– Да, нас с тобой тогда еще не свете не было. – Усмешка не сходила с морды Кота и выглядела жутковато, учитывая тему разговора. – Возможно, правда, что он и не улетал никуда, а просто залег и выжидал. Или прилетел сквозь Зеркало, хотя это маловероятно. Правду мы вряд ли узнаем, но теперь этот зверь здесь, и думаю, что это было не последнее его нападение.

Кэт почувствовала горечь во рту.

– Что нам теперь следует предпринять?

– Нам? Я лично не собираюсь ничего предпринимать.

– Ну ладно, не ты. Но кто-то же должен что-то делать. Пусть, в конце концов, Король призовет рыцаря, как в старых легендах.

Чеширский Кот басовито мяукнул.

– Ты видела в королевстве хоть одного рыцаря?

Кэтрин обдумала его слова. Отдаленно рыцарей напоминали только солдаты Трефы в замке, но она подозревала, что их боевые качества вряд ли лучше, чем у миролюбивых Бубновых придворных.

– Надо же что-то предпринять, – повторила она, хотя ее пыл основательно охладел.

– Что-нибудь и будет предпринято – для того, чтобы скорее выкинуть из головы это ужасное происшествие и сделать вид, что ничего не было. – Кот облизал лапу и стал намывать себе усы. – Как всегда.

Кэт стало не по себе. Она знала, что Чеширчик прав – хотя сама ни разу не была свидетелем чего-то столь ужасного, но понимала, что все готовы притворяться и закрывать на это глаза, лишь бы только ничто не вторгалось в их уютную мирную жизнь.

– А как же те несчастные придворные? – шепнула она. – Что с ними сталось?

Улыбка Чеширского кота слегка полиняла – самую чуточку.

– Их уже нашли, милая Кэтрин. Вчера за Лесом Никуды обнаружили два клочка картона.

– Но… может быть, это не…

– Это они. На одном из клочков удалось различить фрагмент ромба – значка бубновой масти.

Кэт отвернулась и крепко зажмурилась. Она вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной. Наказанным ребенком – хотя если кто-то и наказал ее, так только она сама. Два дня она провела как во сне, то думая о встрече с Королем, то мечтая о Джокере, а все это время придворные были мертвы и чудище летало на свободе.

– Вчера я посетила Герцога Клыканского, – сказала она. – У него на шее рана, нанесенная Бармаглотом. Чудовище ранило еще кого-нибудь?

– Не думаю, и это большое счастье. Ведь все случилось в непосредственной близости от госпожи Маргарет Дроздобород.

– Скорей рассказывай!

– Когда огромный монстр вломился в зал, разбив окно, казалось – о, я меньше всего хотел бы показаться эгоистом, но казалось, что он нацелился прямо на меня. А я все еще сидел на голове у девушки, понимаешь ли. Поэтому я исчез… но мной руководил инстинкт, а вовсе не трусость, уверяю тебя…

– Естественно.

– … И появился я на другом конце бального зала как раз вовремя, чтобы заметить, как лорд Свинорыл бросился между леди Дроздобород и чудовищем.

Кэт изумленно открыла рот.

– Да он настоящий герой!

– Поразительно, не правда ли, как часто оказывается, что героизм и глупость – одно и то же. Своими когтями, острыми, как ножи, чудище чуть не снесло Герцогу голову. Только по счастливой случайности он отделался царапиной. – Кот почесал себя за ухом. – Осмелюсь сказать, монстр мог подложить Герцогу большую свинью.

– Но Бармаглот ведь не убил его.

– Нет. Его внимание привлек стол с угощением, а у стола стояли двое придворных. Он схватил их и был таков! Вылетел через балкон. Все это случилось так быстро.

Кэтрин прислонилась к столу.

– Такое мне и во сне не могло привидеться!

Желтые глаза Кота сузились и уставились на нее. Миг, другой – а потом кот стал распускаться, как чулок, с кончика хвоста, медленно разматывая полоски.

– Подобные вещи и не происходят во снах, дитя, – сказал он, исчезнув до шеи, – Они случаются только в кошмарах.

Голова кота завертелась, и он растаял в воздухе.

Глава 11

Войдя в сад и ступив на зеленую лужайку замка, Кэт невольно начала озираться в надежде увидеть его. Она ничего не могла с собой поделать и то и дело пробегала глазами по толпе гостей, пытаясь разглядеть среди чепцов и широкополых шляп трехрогий шутовской колпак. Она заранее обмирала, предвкушая миг, когда встретится с ним – миг, который мог и не наступить. Присутствуют ли шуты на чаепитиях в саду? Кэтрин не знала.

Чувствуя себя ужасно глупо, она приседала в реверансах перед баронами и графинями, чуть ли не бросаясь навстречу к каждому вновь пришедшему, вылавливая каждое черное пятнышко среди разноцветно-пестрой толпы. Ей было прекрасно известно, кого она должна искать – Короля. Матушка была непреклонна и требовала, чтобы Кэтрин бросилась к нему сразу же, как только монарх появится. Ей предстояло вручить Королю коробочку с нежными розовыми пирожными (которая сейчас торчала у нее из кармана юбки) и ни на миг не отходить от него до тех пор, пока либо не кончится бал, либо у нее на пальце не появится кольцо.

Кэт уже описала большой круг по лужайке, а Короля, к ее большому облегчению, по-прежнему нигде не было видно.

К большому ее разочарованию не показывался и Джокер.

Глупые мечты. Легкомысленные фантазии. Тупые белые розы и лимонное дерево, и…

Что если он вообще не придет? У Кэт возникло чувство, что она зря надела свое самое красивое платье. Странно, до сих пор ей и в голову не приходило, что платье было выбрано специально для него.

– Дорогая Кэтрин, сегодня ваш наряд выглядит чрезвычайно уместно.

Кэт оглянулась и увидела Маргарет Дроздобород – та ковыляла по траве с двумя ракетками для игры в волан.

Кэтрин вгляделась. Что-то в Маргарет показалось ей необычным. Это трудно было объяснить. Знай Кэт ее чуть хуже, она подумала бы, что сегодня, в этой шляпе, при этом освещении Маргарет выглядит почти…

Ну, нет, не хорошенькой. Но по крайней мере не так оскорбляет глаз своим безобразием.

Хотя, возможно, Кэт просто взглянула на нее глазами влюбленного Герцога?

– Добрый день, леди Маргарет, – поздоровалась она, сделав реверанс.

– Довольно хороший, предполагаю, – ответила Маргарет, – хотя для того, кто хочет избежать разочарований, не слишком-то мудро проявлять неоправданный оптимизм. Тем не менее, я очень надеюсь, что сегодняшний день будет по крайней мере добрее, чем вечер последнего бала. Вы слышали, какое потрясение я пережила?

И она взмахнула ракетками.

– О да. Я слышала о нападении Бармаглота. Могу себе представить, как ужасно это было! И я очень рада, что вы не пострадали. – Сказав это, Кэтрин поняла, что и в самом деле рада.

Но Маргарет лишь фыркнула.

– Да, да, ужасно. Но еще до того — вы слышали, что натворила эта ваша кошмарная кошка?

– Моя… кошка? Вы о Чеширском коте? Я, вообще-то, не сказала бы, что он мой.

– Это неважно, он все равно несносен! Люди из приличного общества не должны страдать от его выходок. Надеюсь, сегодня вы оставили его дома.

Кэтрин сделала вид, что ничего не понимает.

– Что он натворил?

– Неужели до вас не дошли слухи? Удивительно. Этот безродный кот появился невесть откуда – вы и сами знаете, как он это проделывает – и оказался прямо у меня на голове.

Маргарет передернуло.

– Но я уверена, что Чеширский кот не желал вам зла. Мне кажется, что на самом деле вы ему очень симпатичны.

Маргарет надула губы.

– Его симпатия мне ни к чему. Меня спасло только появление Бармаглота, которое отвлекло окружающих от моего позора – от моего унижения!

– Надеюсь, что так. – Кэтрин сжала кулаки, но удержалась от замечания о несчастных Бубновых придворных. – А вы случайно не слышали, не говорил ли Король на балу о… невесте?

– Да, он собирался сделать предложение. Но тут началось форменное столпотворение. Вы много потеряли, не оставшись до конца, леди Кэтрин.

– О, я в этом уверена. А кто избранница Короля, случайно никто не упоминал?

– Не знаю. Я не собираю сплетни. Меньше сплетен – меньше вздору.

– Разумеется. Превосходный жизненный принцип. – Кэтрин понимающе закивала, и тут заметила Герцога Свинорыла, который прогуливался по газону с престарелой графиней Раздватрикс. Графиня вцепилась в локоть Герцога, тяжело опираясь на клюку, которую держала в другой руке. Палка то и дело застревала в густой траве. Старушка что-то горячо рассказывала Герцогу, тот кивал, но его взгляд был устремлен на Кэтрин и Маргарет. На красном лице с отвисшим двойным подбородком читалось беспокойство.

Кэтрин откашлялась и наклонилась к Маргарет, как заговорщица.

– Поведайте же мне о нападении Бармаглота, – зашептала она. – Вы очень испугались?

– Ах, не вынуждайте меня говорить об этом! – Маргарет поднесла руку ко лбу. – Я готова лишиться чувств, когда вспоминаю этот ужас. Вообразите только: чудовище влетело и нацелилось прямо на меня! Не представляю, почему. Можно только удивляться, что существо с такими дурными наклонностями инстинктивно потянулось к столь нравственному и добродетельному человеку, как я.

– О да, – повторила Кэтрин. – Остается только удивляться.

– Вот именно! Эти леденящие кровь видения будут преследовать меня до гробовой доски. Стоит закрыть глаза, как я вижу его челюсти, слышу клацанье огромных клыков и скрежет когтей.

Кэтрин придержала ее за локоть.

– Да, но… вас спасли, не правда ли? Я слышала, Герцог проявил настоящий героизм. Правда ли, что он отважно бросился между вами и монстром?

Маргарет возмущенно засопела.

– Скажите лучше, что ему не хватило проворства, чтобы скорее пробраться к выходу. Герцог наделен грацией дикого кабана. – Она насмешливо хрюкнула. – Хотя дикие кабаны, по-моему, более ловки и расторопны…

– О! Вот и он! Помашите же скорее, а не то он решит, что мы болтаем о нем.

Маргарет, с кислой улыбкой, которая походила на гримасу, вяло помахала Герцогу и Графине. Герцог поспешно отвел взгляд, уткнувшись тяжелым подбородком в зеленый галстук.

– Какая надменность, – проворчала Маргарет.

– Мне начинает казаться, что он, возможно, просто застенчив…

– Мы не должны поощрять такое скверное поведение, Кэтрин. Это все равно, что расплатиться морковью за тележку, не оставив ничего лошади.

Кэтрин попыталась разгадать эту головоломку, но быстро сдалась.

– Ваши сентенции безупречны, Маргарет, при всем желании к ним не придерешься.

Маргарет презрительно усмехнулась.

– Вы только взгляните – Графиня с ним флиртует! Какие низменные нравы.

– Мне так не кажется…

– Я бы тоже могла схватить мужчину за руку и притворяться, что спина у меня скрючена.

– Честно говоря, у Графини действительно скрюченная спина.

– Да, а вдобавок неуемное желание разбогатеть. Вы только представьте, что здороваетесь с ее сиятельством герцографиней Раздватрикс! Или, наоборот, с ее светлостью графгерцогиней Клыканской! Ну, кому это нужно, такое количество слогов в титуле?

– А мне кажется, что Герцог просто помогает старой леди перейти через луужайку.

Маргарет искоса хмуро покосилась на нее.

– Вы, леди Пинкертон, не наблюдательнее мухомора.

Кэт сделала еще одну попытку удержать на плаву их идущую ко дну беседу.

– Допустим даже, что Графиня флиртует, но Герцогу, как мне кажется, нравится…

– О, ужас. Теперь они идут сюда! – Маргарет повернулась к ним спиной. – Давайте сделаем вид, что играем в волан. Тогда, возможно, они не станут к нам приставать.

Маргарет сунула Кэтрин в руки одну ракетку.

– Не будет ли это выглядеть невежливо?

Пропустив вопрос Кэт мимо ушей, Маргарет отошла от нее подальше и послала в ее сторону волан – птичку-колибри с острым, как иголка, клювом. Кэтрин взмахнула ракеткой, но промахнулась. Колибри ткнулась клювом в мягкий дерн.

– Простите, дорогая Кэтрин! – крикнула ей довольная Маргарет так громко, что услышала, наверное, половина гостей. – Вам нужно больше упражняться.

Кэтрин нагнулась и подняла птичку, у которой с тихим жужжанием трепетали крылышки. Непреклонная Маргарет упорно не смотрела в сторону Герцога, а Герцог, стоя невдалеке, не сводил с нее глаз – сейчас ему не грозила опасность быть обнаруженным.

Графиня продолжала семенить рядом с ним, не обращая внимания на невнимательность своего спутника.

– Ну же, Кэтрин, – поторопила Маргарет, – Кидайте мне волан.

Кэтрин со вздохом подбросила птичку в воздух и ракеткой направила ее в сторону Маргарет. Игра наладилась, и Маргарет с каждым ударом все больше входила в азарт. Хотя Кэтрин никогда не считала себя спортсменкой, но двигалась она легче и быстрее противницы – та сразу запыхалась и пошла красными пятнами. Однако решимость Маргарет искупала эти досадные мелочи, так что вскоре она нанесла сильный удар, от которого колибри полетела Кэтрин прямо в голову. Кэт пригнулась и проводила глазами птичку, взмывшую в небо – прямо навстречу громадному ворону, черному, как смоль.

Кэтрин невольно ахнула.

На полпути колибри резко затормозила и, развернувшись, поспешила назад. Немного помешкав, она спикировала к живой изгороди, где и укрылась.

Птичка мгновенно вылетела у Кэт из головы. Сердце выскакивало из груди, а глаза обшаривали толпу. Платья и мундиры, шляпы и чепцы.

Она заметила его у столов, где дамы обмахивались веерами, попивая чай, и благосклонно улыбались, пока шут настраивал мандолину. Ворон каркнул, и Джокер поднял голову, продолжая подкручивать колки. Ворон приземлился ему на плечо.

Сначала шут, казалось, ее и не заметил. Но Кэтрин смотрела на него не таясь, во все глаза, как ребенок на прогулке, и Джокер ответил на ее взгляд.

Он сразу нашел ее в толпе, как будто точно знал, где искать. Как будто давно уже наблюдал за ней исподтишка и только ждал, когда она его заметит.

Ждал и улыбался ей – Кэт показалось, что она видит его улыбку, даже с такого расстояния.

Кэтрин перестала замечать мир вокруг. Мягкую траву под ногами. Ракетку, которую сжимала в руке. Волосы, которые щекотали мокрую шею.

В этот миг она получила ответ по крайней мере на один из своих вопросов. Ее тянуло к нему так же, как прежде – хотя у нее не было ни опыта, ни способа определить, просто ли это симпатия или другая, более мощная сила.

Джокер отвернулся. Ниточка оборвалась, и Кэтрин перевела дыхание, чувствуя благодарность за передышку.

Взгляд был достаточно долгим, чтобы зажечь в ней пламя любопытства, но слишком коротким, чтобы получить ответы.

Вокруг шута быстро росла толпа зрителей. Даже некоторые садовники-Пики перестали работать, заслушавшись его игрой. Кэтрин вздрогнула, заметив в толпе свою матушку, которая улыбалась так же широко, как и все прочие.

Кончилась песня. Последние ноты догнали Кэтрин уже за пределами лужайки, потом послышались аплодисменты и восторженные крики слушателей.

Джокер повесил мандолину на плечо и раскланялся. Ворон поднялся в воздух и, тяжело хлопая крыльями, полетел в сторону сада пряных трав.

– Кэтрин! Вы похожи на клоуна. Что вы там разглядываете?

– Ах! – снова столкнувшись с Маргарет, Кэт крепче вцепилась в ракетку. – Меня отвлек… ворон. Вы его видели? Видимо, шут тоже… хм… где-то здесь. Силы небесные, Маргарет, что это с вашей шляпой?

Зардевшись, как маков цвет, Маргарет проворно ощупала пальцами вуалетку.

– Что с ней происходит? Говорите же!

– Она… цветет, – ответила Кэт, не сводя глаз с розового бутона величиной с голову Маргарет. Бутон начинал распускаться: желтые лепестки разворачивались в роскошный цветок с золотистой сердцевиной. Края лепестков сверкали, словно их окунули в сахарный сироп. В воздухе разлилось умопомрачительное благоухание.

– О, какая прелестная у вас шляпка, леди Маргарет.

Резко обернувшись на голос, Маргарет чуть не столкнулась с Графиней (именно она-то и говорила) и Герцогом – тот стоял на шаг дальше, застенчиво рассматривая собственные сапоги.

Интерес Маргарет моментально угас.

– Благодарю вас, – процедила она довольно неприветливо, высоко задрав нос.

– Скажите, вы купили ее в новой шляпной лавке за Перекрестьями? – продолжала Графиня. – Я слышала о ней и сама собиралась туда заглянуть, но в моем возрасте это слишком дальняя поездка – ну, разве что найдется крепкий молодой человек, который вызовется меня проводить!

Графиня захихикала, будто сказала что-то остроумное, и вцепилась узловатыми пальцами в локоть Герцога.

– Да, именно там я ее и купила, – неохотно признала Маргарет, втягивая голову в плечи. – То есть… разумеется, гордыня и… грех высокомерия… требуется сила воли, чтобы… отказаться от тщеславного желания привлекать к себе внимание… другими словами… заставлять себя… – Она сглотнула. – Аминь.

– Аминь, – хором ответили Кэт, Герцог и Графиня.

Кэт кашлянула.

– Я думаю, леди Маргарет имела в виду, что золотая рыбка всегда остается золотой рыбкой.

Герцог осмелился поднять взгляд и не отрываясь смотрел на Маргарет и полураспустившуюся шляпку у нее на голове. Теперь, когда лорд Свинорыл так и поедал маленькими черными глазками Маргарет и ее шляпу, Кэт снова смогла представить, что ее «подруга» не так уж дурна собой. Этому не помешали даже заносчивость Маргарет и ее надменно поднятый нос.

– Остается золотой рыбкой, – еле слышно повторил Герцог, – Совершенно с вами согласен.

– Чудесно, что юные леди решили размяться. – Графиня указала клюкой на ракетки. – Я как раз говорила Герцогу, что сегодняшнее чаепитие производит куда более приятное впечатление по сравнению с черно-белым балом. Я рада, что Король более ответственно подошел сегодня к выбору гостей. Не сравнить со сбродом, что собрался в прошлый раз.

– О да, – подхватила Маргарет, – Взять хотя бы этого ужасного Чеширского кота. Что вообще могла делать на королевском балу этот кот, с его постоянными исчезновениями, появлениями и привычкой садиться людям на голову. Все это противоестественно.

– Настоящее оскорбление для истинных леди и джентльменов! – Графиня пристукнула клюкой по траве. – Не говоря уже о мистере и миссис Питер! Чудовищные особы. Не хотела бы я еще раз повстречаться с ними.

И старушка скривилась, будто младенец, попробовавший вареный шпинат.

– Но все мы благодарны судьбе, – вставила Кэтрин, приложив к груди руки с ракеткой, – за то, что на балу оказались вы, ваша светлость. Маргарет как раз рассказывала мне о вашем подвиге – вы отважно бросились и заслонили ее от Бармаглота, чтобы защитить прекрасную даму! И, как я вижу, ваша рана до сих пор не зажила.

И Кэт указала на торчащую из-под галстука повязку и снова прижала ракетку к груди.

– Вот доказательство! Как это романтично! Словно в рыцарском романе. Маргарет, вы ведь согласны, что Герцог был очень храбр?

Встретив негодующий взгляд Маргарет, она обрадовалась, что Герцог снова потупился и ничего не заметил.

Вдруг рядом прозвучал новый голос – глубокий, чуть насмешливый, точнее, дрожащий от сдерживаемого смеха.

– Надеюсь всем сердцем, – произнес Джокер, – что этот случай не станет образцом романтических отношений, которому впредь придется следовать всем мужчинам Червонного королевства.

Кэтрин обернулась к нему так быстро, что чуть не свернула себе шею. Джокер, сняв трехрогий колпак, учтиво раскланивался с Герцогом.

– Вам выпало вступить в непростое состязание, лорд Герцог.

– О, я не стал бы… – забормотал Герцог, подергивая пятачком. – Н-на мо-моем месте… каждый… леди Дроздобород угрожала опасность, и я… но ничего особенного, уверяю вас…

– Наш герой еще и скромен? – удивленно поднимая брови, вскричал шут, обращаясь к Кэтрин, Маргарет и Графине. – На кого же из вас, прекрасные дамы, он так старается произвести впечатление?

Незаметно прикусив изнутри щеку, Кэтрин глазами указала на Маргарет.

– Вот оно что. – Если шута и удивил выбор Герцога, он не подал виду.

Графиня кокетливо взмахнула ресницами, польщенная, что и ее включили в этот романтический список.

– Нынешние молодые люди просто очаровательны, – проворковала она, очень довольная происходящим. – Но я не собираюсь больше замуж, уверяю вас. Одного раза мне хватило на всю жизнь.

– Какая потеря для нас всех, – отозвался Джокер и поцеловал сухую лапку Графини, от чего старушка растроганно закудахтала.

– А вы, должно быть, та самая мудрейшая леди Дроздобород, о которой я так много слышал? – И шут поцеловал руку Маргарет. – И… прелестная леди Пинкертон, если не ошибаюсь?

Он повернулся к ней. Его кожаная перчатка оказалась теплой и гладкой на ощупь, а легкое прикосновение его губ к пальцам не должно было произвести такого пожара, от которого у Кэт заполыхали шея и уши. В его угольно-черных глазах таилась усмешка. Тайна, в которую были посвящены только они двое.

– Очень приятно, господин шут, – сказала Кэт, радуясь, что ее голос не дрогнул.

Его улыбка едва заметно посветлела.

Лорд Свинорыл, собравшись с силами, выпрямился, одернул мундир и расправил плечи.

– А касательно вас, леди Дроздобород? Насколько я знаю, никто пока еще не делал вам… эгхрм… предложений?

Кэт даже отшатнулась. Она-то знала, что намерения у Герцога были самыми лучшими, но даже ей показалось, что этот вопрос, заданный с робкой надеждой, прозвучал, как насмешка.

Именно насмешку, разумеется, в нем расслышала и Маргарет.

Вспыхнув, она вырвала ракетку из рук Кэтрин.

– Не думаю, что это вас хоть как-то касается. Это не касается вообще никого. Но, да будет вам известно, я чуждаюсь таких пустых предметов, как ухаживания и кокетство. Предпочитаю проводить время, совершенствуя и оттачивая свой ум, изучая философию и вшивая притчи в подкладку своих платьев. А теперь вынуждена извиниться, я должна отыскать свою колибри!

Поправив шляпу на голове, она решительно направилась искать упавшую птичку, не оглядываясь на потрясенного Герцога и рассеянную Графиню.

– Думаю, я мог бы угадать ответ на ваш вопрос, – сказал Джокер шутливым, но беззлобным тоном и ободряюще улыбнулся Герцогу. – В другой раз повезет больше, дружище.

Герцог Свинорыл со вздохом попрощался с Кэтрин, коснувшись шляпы, и повел Графиню прочь. Как только Маргарет ушла, он потерял всякий интерес к их беседе.

– Прошу простить меня за то, что вмешался, – сказал Джокер, но так тихо, что Кэт почти не слышала его за оглушительным стуком своего сердца.

– Вам не за что извиняться, – ответила она. – Боюсь, я оказала Герцогу медвежью услугу, хотя искренне хотела помочь.

– Так часто происходит с благими намерениями. Сватовство – ваше новое увлечение, или только Герцог имел счастье удостоиться такого благодеяния?

– Боюсь, пока результат моих деяний не благой и не счастливый. Но, честно говоря, это первая моя попытка. Герцогу очень нравится леди Дроздобород, но он не умеет проявлять свои чувства. Да вы и сами видели. Мы с ним… обмениваемся услугами. – Кэт развела руками. – Это трудно.

– Стало быть, вы оказываете услуги. Буду иметь в виду.

Он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

– Кстати об услугах, – снова заговорил он после небольшой паузы. – Чуть не забыл. Вообще-то меня послали за вами, леди Пинкертон.

– За мной?

Шут сцепил руки за спиной, подражая королевскому глашатаю.

– Его Величество Король желает с вами побеседовать.

Глава 12

Кэтрин брела за Джокером, и ей было не по себе. От одной мысли о встрече с Королем у нее все внутри холодело, но она пыталась собраться с духом и подготовиться к неизбежному объяснению.

Трудно подготовиться к тому, на что у тебя до сих пор нет готового ответа. Каждый раз, представляя, как ужасно будет принять предложение Короля, Кэт думала и о том, в какой восторг придут ее родители. Они будут гордиться. Ох, как будет хвастаться мать…

А тут еще беспечное насвистывание шута, идущего впереди. Оно совсем не помогало сосредоточиться, как и вид его узкой талии и элегантных узких штанов. От всего этого Кэт начинала задыхаться, не совсем понимая, в чем причина этого явления.

Голова шла кругом. Кэт показалось даже, что она может снова лишиться чувств. Эта идея ей понравилась.

Они вошли во внутренний двор, окруженный со всех сторон кустами ежевики. На клумбах скалились львиные зевы, кошачьи лапки выпускали коготки, тихо позвякивали голубые колокольчики. В центре был фонтан, и Король ходил по бортику вокруг него, раскинув руки для равновесия, как канатоходец.

Джокер звучно прочистил горло.

– Ваше Величество, осмелюсь доложить – леди Пинкертон.

Король пискнул от удовольствия и спрыгнул с бортика.

Кэтрин присела в реверансе, кляня себя за то, что не упала в обморок по дороге.

– Хорошо, Джокер, спасибо. Можешь быть свободен! – хлопнул в ладоши Король. Джокер отвесил ему поклон, потом поклонился Кэтрин. Когда их взгляды встретились, в глазах шута мелькнула нерешительность – словно он заметил на лице Кэт мольбу. Прочел то, что без конца крутилось у нее в мыслях – пожалуйста, не уходи, умоляю!

Одна бровь Джокера поползла вверх.

Кэтрин отвернулась, обхватив себя руками.

– Если я потребуюсь, – сказал Джокер, – я буду здесь, неподалеку.

Хотя он обращался к Королю, Кэтрин подумала, что это сказано для нее. Она так и стояла отвернувшись, пока не услышала его удаляющиеся шаги.

Их с Королем оставили наедине в романтическом садике. Глядя на Кэт, он так улыбался, словно развернул подарок на день рождения и обнаружил в коробке именно то, о чем просил.

– Вы хотели меня видеть, Ваше Величество?

– Очень хотел, леди Пинкертон.

Тяжелое молчание висело тучей, пока Король не откашлялся.

– Сад сегодня восхитителен, правда? Только послушайте, как чисто звучат колокольчики!

Кэт послушала. Мелодия звучала чудесно, каждый колокольчик вступал со своей нотой точно вовремя. Но музыка не могла ее успокоить.

Король предложил ей руку, и Кэт ничего не оставалось делать, как опереться на нее и отправиться вместе гулять по дорожкам, среди гераней, вьющегося плюща и сонных георгинов. Король был необыкновенно весел, он не шел, а почти бежал вприпрыжку. Кэтрин хотелось остановиться, погрозить пальцем и строгим голосом велеть ему успокоиться. Вместо этого она изо всех сил старалась радоваться его хорошему настроению. Она слушала болтовню о том, как садовники отбирали цветы для посадки в новом сезоне, и что виноторговец собирается в этом году сделать вино из сладкой бузины, и как счастлив он будет принять участие в ежегодном Черепашьем празднике, который устраивают Маркиз и Маркиза, и как интересно, будет ли там она, Кэт – ах да, конечно, она там будет, ведь это праздник ее родителей – и станет ли она танцевать кадриль, и ему не терпится попытать счастья в ловле устриц, а ей?

Кэт слушала очень вежливо, но вряд ли поняла хоть слово. Пирожные в кармане стали тяжелыми и якорем тянули ее к земле. Они были испечены, чтобы проверить, по-прежнему ли Король к ней благосклонен. Чтобы заставить Короля повторно просить ее руки.

Утром Кэтрин попробовала оставить пирожные дома, притворившись, что забыла, но ее матушка склерозом не страдала.

Кэт не хотелось дарить пирожные Королю. Еще меньше хотелось дарить ему надежду. Впрочем, это неважно. Видимо он все равно сделает ей предложение. А иначе зачем же он приказал шуту привести ее в сад?

Кэт пыталась дышать ровнее. Уж лучше здесь, чем в бальном зале. По крайней мере вокруг не толпятся знакомые. У нее была слабая надежда, что наедине она решится и откажет Королю – как можно тактичнее, чтобы потом не умирать от раскаяния и чувства вины перед ним.

Они прошли через арку, обогнули подстриженные кусты и решетки с вьющимися растениями, а Король продолжать говорить, обо всем и ни о чем. Кэтрин зевнула. Лучше бы она осталась играть с Маргарет в волан. Лучше бы она сейчас пила чай и сплетничала с матушкой и ее подругами. Лучше бы поела перед тем, как идти сюда: пустой желудок был готов вот-вот заурчать.

Когда они извилистым путем вышли в другой сад, Кэт снова заметила шутовской наряд Джокера. Шут, как и обещал, держался неподалеку и показывал карточный фокус Двойке Пик, молодому садовнику, который смотрел на него с обожанием.

Ноги сами свернули в их сторону, Кэтрин даже не заметила, как это вышло. Она остановилась невдалеке от Джокера, который как раз веером перекинул карты из одной руки в другую. Потом перетасовал их так быстро, что невозможно было уследить. Карты послушно улеглись у него на руке, до самого локтя. Шут заставлял их танцевать и исчезать, карты живой цепью повисали у него между пальцев, принимая форму то звезды, то сердца, а потом послушно легли на место, снова став обычной колодой. Тогда шут подбросил их в воздух, карты фонтаном взмыли вверх и дождем посыпались на головы, словно красные и черные конфетти.

Внезапно раздалось громкое карканье, и юный садовник замер, не досмеявшись. С ближайшего розового куста спикировал ворон, схватил в воздухе карту и уселся на плечо Джокера. Склонив набок голову, птица показала пойманную карту.

Это была двойка пик.

Джокер передал карту юному садовнику, пришедшему в неописуемый восторг.

– Вам он нравится?

Кэт испуганно присела. Она совсем забыла про Короля.

Ее щеки залил жаркий румянец.

– Н-нет… Я не…

– Я нахожу его изумительным.

Кэт прикусила язык.

– По-моему, это лучший придворный шут в мире! С ним не сравнится даже сам Прелестный Комик, Кентер Берри.

Кэтрин не представляла, о ком речь, но обрадовалась возможности собраться с духом. Конечно, Король всего-навсего спросил, нравится ли ей шут. Его фокусы и шутки, его иллюзии и игры.

Не человек.

Не мужчина.

А он ей и не нравится.

Этот мужчина.

В конце концов, она с ним едва знакома.

Кэтрин сглотнула.

– Это было… занимательно, – кивнула она.

– Вы видели представление на балу?

Она сплела пальцы.

– Да, Ваше Величество. Это было эффектно.

– Сногсшибательно, правда? – подскочил король. – Идемте! Я поторопился его отпускать. Развлечемся немного!

– Что? Нет!..

Но Король уже ломился прямо через кусты.

– Джокер, эй, Джокер! – кричал он нараспев.

Джокер обернулся. Юный садовник, которому Ворон милостиво позволил гладить свое крыло, завидев Короля, пал ниц, а птица взлетела на дерево. Король, кажется, ничего не заметил.

Кэтрин держалась позади, стараясь прятаться за кустами.

– Добрый день, – снова поздоровался Джокер, устремив на Кэтрин вопросительный взгляд обведенных углем глаз.

Медленно, стараясь делать это незаметно, она выпрямила согнутую спину.

– Мы как раз вспоминали твои номера на балу, – сказал Король, качаясь с пятки на носок. – Леди Пинкертон в восторге, она твоя почитательница!

Кэтрин вздрогнула.

Не пытаясь скрыть усмешку, Джокер повернулся к ней.

– Я польщен, леди Пинкертон.

– Надеюсь, не слишком.

От улыбки у него на щеках появились ямочки.

– Может, повеселишь нас? – спросил Король.

– О нет, не нужно, – протестующе подняла руку Кэтрин. – Там есть и другие гости… а здесь нас всего двое, так зачем…

Она сбилась и замолчала.

Джокер посмотрел на нее с вызовом.

– С превеликим удовольствием, Ваше Величество, – заговорил он, не обращая на нее никакого внимания. – Но сперва было бы неплохо отпустить этого молодого человека.

И он показал глазами на Двойку Пик, распростертого на траве.

Король заморгал. Видно, он и правда не заметил садовника.

– О! О да, ступай, ты свободен, – сказал он, поправляя корону.

Юноша вскочил на ноги, торопливо поклонился и во всю прыть побежал из сада, сжимая в руке подаренную ему карту.

Кэтрин не сумела придумать благовидного предлога, чтобы уйти, и позволила Королю усадить себя на каменную скамейку. Она села на самый краешек, подальше от него, но ее сердце трепетало, как пчелиное крылышко. Знает ли Джокер, что Король собирается просить ее руки? А может, это его вовсе не волнует?

– Какие развлечения предпочитает Ваше Величество? – спросил Джокер.

– Даже не знаю. Что-нибудь, что понравится и леди.

Чувствуя, что Король смотрит на нее, Кэт зажала руки между колен и решила, что ни за что не повернется.

– Вы сами лучше знаете, что выбрать. То, что вам нравится, наверное, понравится и нам.

Джокер ответил на ее неуклюжие слова кривоватой усмешкой, и колода карт исчезла у него в рукаве.

– Ничто не радует больше, чем улыбка на лице прекрасной дамы. Но что-то подсказывает мне, что рассмешить вас будет не так просто, как на последнем балу.

Кэтрин вспыхнула.

– О, она считает, что на балу ты был эффектен, – вмешался Король, – Она сама мне сказала.

– Правда? – переспросил Джокер и, кажется, на самом деле удивился.

– Да, – подтвердила Кэт, – хотя теперь я думаю, что надо было тщательнее подбирать слова.

Шут усмехнулся.

– Эффекты – мое ремесло. Надеюсь не разочаровать вас и сегодня.

Пошарив в трехрогом колпаке, он вынул серебряную флейту – ту самую, на которой играл в ту ночь. Увидев, что Кэт узнала ее, он улыбнулся шире и шепнул: «Постарайтесь не лишиться чувств».

Кэт скрестила руки на груди, ни на миг не забывая, что рядом Король. Что он смотрит. И слушает.

Он не блещет умом, напомнила она себе, впервые радуясь тому, что Король глуповат. Он не блещет умом.

Поправив колпак, Джокер поднес флейту ко рту. Глядя на него Кэт невольно облизала губы. Хорошо, что никто этого не заметил.

А потом полилась волшебная музыка.

Веселый напев, переливаясь и подпрыгивая, вихрем закружился мимо Кэтрин и Короля, мимо кустов и цветочных клумб. Колокольчики так заслушались, что перестали звенеть. Ветер затих, птички смолкли. Кэтрин слушала, не дыша, и чувствовала, как мелодия заполняет все ее существо.

Мотив, веселый и в то же время печальный, был ей незнаком. Она представляла себе первые весенние подснежники, проклюнувшиеся из почек клейкие листочки, запах дождя в теплом воздухе и прохладную травку под босыми ногами. Флейта пела о пробуждении природы, о красоте и вечности…

…а когда все закончилось, щеки у Кэт были мокры от слез.

Джокер опустил флейту, а Кэт, не поднимая глаз, поспешила смахнуть слезы. Сунув руку в карман за платком, она наткнулась на забытую коробочку с пирожными.

Король шмыгнул носом и зааплодировал.

– Браво! Браво, Джокер!

Джокер поклонился.

– Ваше Величество слишком добры ко мне.

Восторженные крики Короля подхватили все, кто сбежался послушать музыку. Кэт наконец рискнула посмотреть на Джокера. Она ожидала увидеть на его лице самодовольство, а увидела надежду и вопрос в его янтарных глазах. Вопрос тут же сменился улыбкой, искренней улыбкой, подумалось ей. По-видимому, то, что он прочел на ее лице, его обрадовало.

Король все не мог уняться и восторженно хлопал.

– Это было чудесно! Совершенно чудесно! Леди Пинкертон, разве это не чудесно?

– Да, – признала Кэт, кашлянув. – Что это за песня? Я впервые ее слышала.

– Даже не знаю, что сказать, госпожа, – сказал Джокер. – Она прилетела ко мне только сейчас.

У Кэт округлились глаза. Невероятно!

– Возможно, вы – моя муза, – продолжил Джокер прежним шутливым тоном. – И я хотел бы посвятить ее вам, леди Кэтрин Пинкертон, если позволите.

Король даже пискнул.

– О да, это великолепно! Я хочу, чтобы ты сыграл это снова на нашей… – он замолчал на полуслове.

Кэт застыла, неловко комкая в кулаке платок.

Взгляд Джокера снова стал подозрительным.

Король в смятении принялся играть застежкой своей бархатной мантии, но вскоре ему удалось справиться с волнением и пробормотать:

– На… э-э-э… королевской свадьбе.

Кэтрин хотелось провалиться сквозь землю, прямо в кроличью нору.

– С удовольствием, Ваше Величество, – ответил Джокер сдержанно. – До меня долетали слухи о том, что вы скоро женитесь. Счастлив, что буду шутом при королеве и смогу слагать для нее баллады и стихи.

Продолжая крутить в руках платок, Кэтрин покосилась на Короля, старательно делая вид, что ни о чем не догадывается.

– Я и не знала, что вы выбрали невесту, Ваше Величество. Буду рада от души поздравить будущую королеву.

Круглое лицо Короля стало краснее, чем рубины в его короне.

– Э-гм… дело в том, что… ну… я пока еще… не объяснился, видите ли…но сейчас, когда вы здесь, леди Пинкертон…

– О, как же это мудро! – перебила она, мысленно ужаснувшись своей дерзости. Краем глаза она увидела, что Джокер словно окаменел. Король тоже замер неподвижно с широко раскрытыми глазами. – Как это верно, как тонко – не спешить! Я уверена, что дама будет вам благодарна.

Король, уставившись на нее, хватал воздух ртом.

– Гм. Да, собственно…

– Никто не любит спешки в таких вещах. Ухаживание, объяснение и предложение – все это требует времени, если, конечно, ваша цель… взаимность и счастье в любви. Обычно мужчины слишком поспешно бросаются просить руки и сердца, не зная и не понимая женщин. А мы предпочитаем, чтобы все происходило постепенно… это же так непросто…

Король не сводил с нее глаз.

– Конечно. Леди Пинкертон права, – подхватил Джокер, в отличие от Кэтрин, оставаясь совершенно спокойным. И Кэт, и Король разом повернулись к шуту.

– Я права? – переспросила Кэтрин.

– Она права? – эхом вторил Король.

– Совершенно, а вы, Ваше Величество так мудры и прозорливы, что и сами это знаете. – Джокер засунул флейту за ремень.

– А? Да!.. То есть, я… да, разумеется, я мудрый, это верно. Но, хм… Что ты вообще-то имел в виду?

– Как сказала леди Пинкертон, дамам нравятся красивые ухаживания, влюбленность, предвкушение неведомого счастья. – Джокер помялся, будто подбирая подходящие слова. – Период ухаживания – это фундамент, на котором строится брак, а потому любящий человек (даже король) не станет его сокращать.

Джокер склонил голову.

– Но вы, я уверен, и сами все это знаете, Ваше Величество.

– Д-да, – промямлил Король с ошарашенным видом. – Я всегда так и говорил. Ухаживание это… фундамент…

Кэтрин задыхалась от облегчения и благодарности. Джокер покосился на нее с вопросом в глазах, будто боялся, что его вмешательство вызовет недовольство Кэт.

Но она была очень довольна – больше, чем могла выразить.

– Шут все чудесно объяснил, – заговорила она. – Предложение выйти замуж, в конце концов, не должно ошеломить девушку, застав ее врасплох.

Кэт засмеялась, надеясь, что по голосу нельзя догадаться, что она еле жива.

– Вижу, – добавила она, – что в число ваших талантов входит еще и давать дельные советы.

Улыбка Джокера стала насмешливой.

– Рад служить.

Вдруг Король подпрыгнул.

– Придумал, – воскликнул он радостно, – Идемте все играть в крокет!

– Крокет? – удивилась Кэтрин.

– Да! Крокет! Это же мой любимый спорт. Танцую я не очень искусно, вы знаете. Не умею слагать стихов и баллад. Но… зато ежи меня любят! – Он говорил не очень уверенно, но глаза его сияли. – Вот увидите, леди Пинкертон.

И Король решительно направился к крокетной площадке, высоко подняв скипетр, а подбитая мехом мантия развевалась у него за спиной.

Кэт посмотрела на Джокера. Если разговор его и взволновал, шут это умело скрывал.

– Спасибо, – сказала она.

– За что же?

Не успела Кэт ответить, как он поклонился, снял с головы колпак и махнул им в сторону уходящего Короля.

– После вас, миледи.

Глава 13

Кэтрин посадила ежа – своего любимчика – на плечо с условием, что тот будет сидеть смирно и не станет колоть ей шею иголками. Ее фламинго стоял рядом, поджав одну ногу. От него ужасно пахло креветками, и Кэт приходилось отворачиваться.

Король, Маргарет Дроздобород и валет Джек потихоньку двигались по тесной крокетной площадке и били все сразу, не дожидаясь очереди. Еж Джокера укатился и скрылся из виду, свалившись в рытвину. Фламинго Маргарет был тощий, как макаронина, и то и дело повисал у нее в руках, словно ватный. Маргарет пронзительно визжала и трясла птицу, но толку было мало. Валета интересовало только, как бы выбить с поля чьего-нибудь ежа.

А вот Король начал игру неплохо, еж и в самом деле ему подыгрывал – зато фламинго вел себя непредсказуемо. На глазах у Кэтрин Король в третий раз замахнулся для удара, но в последний момент фламинго снова сунул голову под крыло, промазав по ежу. Король огорченно вздохнул и потряс щуплую голенастую птицу.

– Мы же с тобой тренировались, глупая ты курица! Почему же сейчас на тебя вдруг напал мандраж?

– Бедняжка его величество, – пробормотала Кэт себе под нос.

Фламинго, стоявший рядом, щелкнул клювом и манерно прогнусавил: «Мивенькое пватье, возовое».

Кэт ответила ему кислой улыбкой, покосившись на свое легкое, вышитое гладью платье – оно было точно такого цвета, как бледно-розовые перья фламинго.

А эти птицы, оказывается, не такие уж безмозглые.

Наконец с четвертого раза Король попал по ежу. Тот пролетел над площадкой, упал под ноги Шестерке Треф, но так и не закатился под выгнутую воротцами спину.

Сжав кулаки, Король с досады топнул ногой по траве.

– Бестолковое создание!

Кэт, все еще стоя на краю поля, подумала, что выбрала правильную стратегию. Один из солдат, изображавших воротца, заснул, и Кэт решила попытаться забить мяч, пока тот не упал.

Переглянувшись с ежом, она ему подмигнула.

– Рискнем?

– Тайный сговор с крокетным шаром, как я понимаю, – неожиданно раздался голос Джокера. Обернувшись, Кэт увидела, что он стоит, прислонившись к садовой статуе, и держал фламинго на плече. – Разве правилами это позволено, леди Пинкертон?

Кэт разгладила юбку. В кармане что-то хрустнуло – пирожное в бумажной коробочке.

– Кажется, вы не любите проигрывать, господин шут?

Джокер прищурился.

– А разве я проигрываю, леди Пинкертон?

Кэт пожала плечами, разглядывая траву под ногами.

– Я даже не уверена, что вы играете. Куда подевался ваш еж?

– Он там. – Сняв с плеча фламинго, Джокер ткнул им в угол площадки, где Маргарет пыталась попасть по его ежу своим фламинго, но у нее ничего не получалось.

По площадке разносились ее вопли:

– Мерзкая птица, неужели нельзя хоть раз не промазать?!

Она замахнулась, и фламинго клювом задел ежа, заставив того на несколько дюймов подкатиться к ежу Джокера.

– Кажется, вы выигрываете, – заметила Кэтрин.

– Вижу, не все шары пока в игре. Вы к нам не присоединитесь?

– Дожидаюсь, когда на площадке станет свободнее. Мне нужно место для замаха. – и Кэтрин пальцем почесала ежу мягкий подбородочек.

– Тогда оставлю вас наедине с вашим заговорщиком.

И, к разочарованию Кэт, Джокер побежал куда-то по площадке.

Оставив в покое ежа Джокера, Маргарет добралась до следующих ворот. Не мешкая, шут схватил фламинго, прицелился, раскрутил птицу и точным ударом отправил ежа под воротца из двух согнутых Треф.

Сразу после этого он с самодовольным видом вернулся к Кэтрин, бросив ежа там, куда тот упал.

– Славный удар, – сказала Кэт.

– Признаюсь, я не из тех галантных джентльменов, что играют с дамами в поддавки.

Кэт засмеялась – так пронзительно и резко, что еж вздрогнул, иголкой кольнув ее пониже уха. Она отдернула голову.

– Воспоминание о шнурках для корсета заставляет меня задуматься: а джентльмен ли вы вообще, господин шут.

Джокер прижал ладонь к груди, изображая, что эти слова ранили его в самое сердце.

– Если я и плут, то по крайней мере правдивый. А вот вы, леди Пинкертон, не были со мной честны.

– О чем это вы?

– Вы уверяли, будто понятия не имеете, что Король в вас влюблен.

Кэт вспыхнула, подвинулась ближе и ответила почти шепотом.

– Он в меня вовсе не влюблен.

Шут недоверчиво поднял брови.

– Может, я похож на дурака, но уверяю, я не настолько глуп.

– Возможно, он хочет на мне жениться (или ему кажется, что хочет), но ведь это не то же самое, что любить.

Он хмуро шевельнул бровями.

– Я обдумаю эти слова. Но Король хочет на вас жениться, и если это для вас не доказательство, значит, вы так же ненаблюдательны, как и госпожа Дроздобород.

– Ой, смотрите! – перебила Кэт. – Джек только что выбил шар Короля с площадки. Пойду-ка, попытаю счастья в игре.

– Вы уходите от разговора.

– Нет, я иду играть в крокет! – Она подхватила своего фламинго-вонючку и направилась к площадке.

– Леди Пинкертон?

Кэт оглянулась.

Джокер стоял в почтительной позе, но не улыбался.

– Я уверен, его величество искренне любит вас – как умеет. Не нужно скромничать. Не сомневаюсь, многие дамы были бы счастливы, обрати наш досточтимый повелитель свое внимание на них.

Кэт зло прищурилась.

– С чего это вы взялись изображать сваху?

На деревянных ногах Кэт подошла к началу маршрута. Издали было видно, что трое Треф, изображавших воротца, отошли в сторону и делают ставки на игроков. Кэт надеялась, что когда она дойдет до этого места, они успеют вернуться. Король все еще гонялся за ежом, Маргарет почти догнала Джека. Подойдя к старту, Кэт заметила, что Джокер тоже вернулся к игре, хотя весь как-то поник.

Кэтрин сердито отбросила упавшие на лицо волосы. Она была очень недовольна тем, как вела себя в последние дни. Все эти сны, фантазии, все это время, прошедшее как в тумане – и из-за кого? Из-за юнца, которого она едва знала, с кем перемолвилась всего парой слов. А он – и только что она в этом убедилась – вовсе о ней не думал. Он хотел поскорее сбыть ее замуж за Короля!

И правильно. Что бы там ни было, титул, судя по всему, достанется ей.

Кэт заметила, что к ней направляется Джек, зажав в кулачище шею своего фламинго. Валет был мрачнее тучи, и она даже испугалась.

– Вы еще даже не начали! – гаркнул Джек. – Что же это такое, почему вы столько времени болтали с шутом? Вы в игре или нет?

– Не ваше дело, с кем я разговариваю! – прошипела Кэтрин. – И я как раз собираюсь начать игру. Так что посторонитесь…

Джек, зарычав, повернулся и стал сверлить Джокера здоровым глазом. Впрочем, шут не обращал на это внимания.

– Он вам кажется занятным или что-то в этом роде?

Кэт округлила глаза.

– Ну, не знаю, Джек. Он ведь шут.

– А мне кажется, этот Джокер выглядит нелепо. Как, впрочем, и вы, леди Пинкертон! – и Джек снова уставился на нее.

Кэтрин только отмахнулась свободной рукой.

– Спасибо, что сообщили мне это. А теперь не отойдете ли в сторонку, чтобы я могла начать?

Валет побагровел, но не двинулся с места.

– У вас с собой нет ничего вкусненького?

Кэтрин вспомнила о розовом пирожном, но тут же передумала и помотала головой.

– Боюсь, что сегодня нет.

Казалось, Джек разрывается между желанием уйти и остаться. Валет явно не хотел заканчивать разговор, но так и не придумал, что бы еще сказать.

Наконец он просто показал ей язык и убежал прочь.

Кэт устало опустила плечи. Все они как сговорились мотать ей нервы, сперва Король, потом Джокер, а теперь еще и Джек. Нужно попробовать отвлечься, начав играть.

Она сняла ежа с плеча и посадила ежа перед первыми воротцами – Девяткой Треф.

– Ну что же, давай начинать!

Еж проворно свернулся в клубок. Кэтрин подняла фламинго, стараясь не дышать, и заглянула ему в глаза.

– Предлагаю сделку. Ты поможешь мне выиграть, а я в следующий раз принесу тебе кокосовых пирожков с креветками.

– Квеветки, вкуфно! – отозвался фламинго.

– Еще бы, – поморщившись нос, Кэтрин перевернула фламинго вверх ногами и прицелилась по ежу. Удар.

Еж галопом проскакал через первую пару ворот, свернул направо, вскарабкался на кочку, стрелой пронесся мимо вернувшегося на площадку Королевского ежа, резко развернулся влево, протрусил под двумя воротцами и наконец, остановился. Плюхнулся на брюшко и победно подмигнул Кэтрин.

Она одобрительно кивнула ежу. Ее самочувствие немного улучшилось.

– Браво, леди Пинкертон! – сказал Король. Зрители, догадавшись, что Король ею доволен, принялись хлопать и радостно кричать.

– Дело не в том, чтобы победить или проиграть! – выкрикнула Маргарет. – Важно оставаться самим собой!

– Прекрасно сказано, госпожа Дроздобород! – зычно проревел Герцог (он стоял в одиночестве у края площадки).

– Вас никто не спрашивает! – провизжала она в ответ.

Не обращая на них внимания, Кэтрин ударила второй раз и обогнала Джокера.

– Славный удар, – повторил он слова, которые совсем недавно говорила ему Кэт.

Она расцвела.

– Благодарю.

– Пожелайте мне удачи в моем следующем представлении, – сказал шут. – Думаю, она мне понадобится.

Кэт глянула на него через плечо.

– Не собираюсь делать ничего подобного.

Не отворачиваясь от нее, шут пошел спиной вперед к своему ежу.

– А вы крепкий орешек.

Кэт тихо ахнула, когда он чуть не наступил на ежа (кажется, тот принадлежал Джеку), но даже пятясь, Джокер как-то догадался, что нужно подпрыгнуть. Заметив ее испуг, он хмыкнул и отвернулся.

Кэтрин крикнула:

– Желаю, чтобы ваш еж впал в спячку!

– Тогда по нему будет даже легче попасть! – прокричал шут в ответ.

Взгляд Кэтрин упал на приземистую фигуру, спешащую к ней. Король раскраснелся от возбуждения, на лбу у него выступили капельки пота.

– Леди Пинкертон! – окликнул он, промокая лоб уголком плаща. Кэт хотела предложить ему платок, но передумала и решила притвориться, что он вообще не вспотел. – Вы видели?

– А?..

– Мой еж – фьюить! – прошел сразу под тремя воротцами! – Король размахивал рукой, как будто нанося удар. – Это было грандиозно! Вы согласны?

Кэтрин неудержимо захотелось погладить Короля по головке, похвалить его и дать конфетку.

– Вы были бесподобны, Ваше Величество.

Лучась радостью, Король оглянулся на Джокера, который как раз бил по ежу. Кэт впилась в его ежа глазами, от всей души желая ему сбиться с дороги.

– А о чем, интересно, вы беседовали с Джокером? – поинтересовался Король.

– Ах… о вас, Ваше Величество. И о ваших феноменальных крокетных…

Бадабум! Джокер отправил своего ежа по пустой площадке… точнее, она была пустой, пока три отлучившиеся Трефы, спохватившись, не встали на позиции, изобразив воротца – как раз вовремя, чтобы еж успел прокатиться под ними.

– …успехах, – договорила Кэт, опустив глаза.

Король, понурившись, вздохнул.

– Однако меня, кажется, превзошли.

За три удара Джокер довел своего ежа почти до конца. Еще немного, и он победил бы. Легко подбежав к своему ежу, шут принялся размахивать фламинго, как маятником.

– Молодец, Джокер, отлично! – Король помахал ему рукой.

– Премного благодарен, Ваше Величество.

Кэт, стиснув зубы, в приступе упрямства потащила фламинго к своему ежу. Она никогда она не считала себя азартной, но сейчас все был иначе.

Тут было нечто глубоко личное.

С первой же встречи шут заполнил собой ее сны и занимал наяву ее мысли. Даже в мечтах о кондитерской ему нашлось место, хотя Кэт ни за что и никому не призналась бы в этом. Особенно теперь, когда она узнала, что Джокер спит и видит, как ускорить ее свадьбу с Королем.

Жалкий, ничтожный сердцеед, вот кто он такой! А она замирала от каждой его распутной улыбочки. Как он, должно быть, потешался над ней все это время.

Да как он посмел?

Кэтрин уверенно подошла к ежу и оценила положение. Еж и фламинго во все глаза смотрели на нее, а она смотрела на воротца (кое-то из солдат улегся на траву, устав делать мостик) и конечную цель игры – последние воротца (они назывались «разбойничьими»). Ежи соперников разбежались по площадке, а игроки гонялись за ними или кричали на своих несообразительных фламинго.

Джокер не спеша шел по траве.

Кэт прищурилась, встала в стойку и опустила фламинго головой вниз. Еж свернулся клубком.

– Если из-за тебя я проиграю, – шепнула она фламинго, – я оберну твою шею вокруг ствола дерева, завяжу бантом, да так и оставлю. Будешь висеть, как бантик, пока садовники тебя не найдут!

Фламинго осторожно изогнул шею и посмотрел на нее снизу вверх.

– Мне нвавятся мивые возовые бантики!

Кэтрин занесла фламинго, прицелилась по ежу

и ударила

изо всех сил.

Это был идеальный удар, сбивший с ног ежа Джокера за секунду до того, как шут сам пробил по нему. От неожиданности он отскочил, а его еж подкатился ему под ноги, завертелся и совершенно сбился с курса.

Джокер растерянно завертел головой и наткнулся на взгляд Кэтрин.

Она ехидно улыбалась, наслаждаясь изумлением на лице шута, и помахала ему своим фламинго. Этим ударом она практически отдала победу в руки Короля.

– Ой, ну надо же! – сказала Кэт, сделав невинное лицо.

Очень довольная собой она пошла прочь с площадки. Сунув ноги фламинго в жидкую грязь, Кэтрин отправилась к накрытым столам. После такой блистательной игры она явно заслужила пирожок и чашечку чая.

Глава 14

– Почему в супе столько перца? – со слезами в голосе спросила Маркиза, отталкивая тарелку. – Есть невозможно.

– Простите, миледи! – Абигайль забрала у нее не понравившееся блюдо. – Это был новый рецепт – Герцог Клыканский поделился фирменным блюдом его кухарки.

Маркиза сморщила нос.

– Как это он до сих пор не умер с голоду.

Она разгладила на коленях салфетку, а Кэт с отцом тем временем молча и не жалуясь ели суп.

Хотя, и Кэтрин не могла этого отрицать, суп и впрямь был ужасно острым и обжигал ей горло.

– Так что же, Кэтрин? – нарушила молчание ее мать. – Как прошло чаепитие?

Кэт замерла, не донеся ложку до рта. Маркиза смотрела с тревогой и надеждой, а Кэтрин невинно улыбнулась в ответ.

– Ну, оно ничем не отличалось от прошлого чаепития, как и от позапрошлого, – солгала она и закашлялась, съев еще ложку. – Ты не передашь мне соль?

Мэри-Энн шагнула вперед. Она передала солонку Кэтрин, чтобы ее родителям не пришлось тянуться через стол над супницей, блюдами и соусниками.

– Может и так, но поговорила ли ты с его величеством?

– А. М-да. Конечно, поговорила. Мы с ним прогулялись в саду. – Кэт сделала паузу, обдумывая, что можно рассказать, не вызвав осуждения. – А еще мы встретили нового придворного шута, и он развлекал нас прекрасной игрой на флейте.

Молчание. Высокие напольные часы вдруг пошли очень быстро, отошли от стола и встали окончательно. Видно, перец допек уже и мебель, мелькнуло в голове у Кэтрин.

– Ну, и что же? – настаивала мать.

– О, он очень талантлив. – Кэт склонилась над тарелкой. – Я бы сказала, слишком талантлив. Это даже как-то неестественно. Играет на флейте и мандолине, показывает карточные и другие фокусы, загадывает загадки. Говорят, он еще и виртуозный жонглер. Рядом с ним мы, простые смертные, чувствуем себя неполноценными. Я считаю, он не должен так выпячивать свои способности – показать все на первых же двух балах! К тому же, шляпа у него какая-то странная, вам так не кажется? Какая-то не совсем… – И она помахала ложкой в воздухе, рисуя очертания невидимого трехрогого колпака. – …не совсем пространственно верная. Мне все это кажется экстравагантным.

Взглянув на недовольную мать и растерянного отца, Кэт сообразила, что несет чушь. Поэтому она поскорее сунула в рот ложку супа.

– Прекрасно, – процедила матушка. – Все это весьма… любопытно. Что же случилось после того, как шут вас развлек?

Кэт сделала глоток.

– Потом мы играли в крокет.

– Ты и шут?

– Н-ну да. Ах, Король, конечно, тоже. И еще кое-кто.

Матушка вздохнула с явным облегчением.

– Надеюсь, ты позволила ему выиграть.

Кэтрин, гордая, что не придется врать, ответила:

– Да, все так и было, и Король действительно выиграл.

Когда суп унесли, Абигайль подошла к столу, чтобы нарезать ростбиф и разложить ломтики на блюде с жареными кабачками.

Брови маркизы недоуменно поползли вверх.

– Ну, а потом?

Кэт подумала.

– Потом… Я съела пирожок. Сказать по правде, он был суховат. А, вот еще что! Когда игра закончилась, Джокер опять немного поиграл на флейте. Воображала.

Мелодия, конечно, была очень красивой и до сих пор стояла у нее в ушах.

– Джокер, – повторила матушка, и, услышав это имя из ее уст, Кэтрин вздрогнула.

– Простите, – пролепетала она, – Это шут. Так его зовут.

Маркиза положила вилку на стол, так аккуратно, будто едва удерживалась, чтобы не швырнуть ее.

– Причем здесь шут? Какое нам до него дело? Рассказывай о Короле, Кэтрин. Что он говорил? Что делал? Попробовал ли твои пирожные? Ему понравилось? Вы помолвлены?

Кэт понурилась, с ужасом вспомнив, что пирожные до сих пор оттягивают ей карман и к этому времени уже наверняка превратились в крошки.

Но тут к ее облегчению подали закуску, так что можно было опустить глаза в тарелку. Она ткнула вилкой в кусок жареного кабачка.

– Совсем из головы вон… Про пирожные-то я и забыла, – призналась она и сунула кусок в рот.

Однако ее ждал сюрприз. Никакой это был не кабачок, а ароматная, тающая во рту тыква, сдобренная тимьяном и нисколько не переперченная.

Это было очень вкусно. Кэт отправила в рот второй кусочек, размышляя, не станут ли они от тыквы все ярко-оранжевыми, как Чеширский кот. Но лучше уж это, чем стать ростом с вековой дуб – а такое случилось однажды, когда поваренку подсунули на рынке несвежую желудевую тыкву.

Маркиза чуть не рычала, содержимое тарелки ее совсем не интересовало.

– Как же это выматывает нервы! Думать, что дочь вот-вот будет помолвлена, да еще с самим Королем! – Она прижала руку к груди. – Мое несчастное сердце не выдержит и разорвется! Весь день я жду радостных вестей о том, что предложение было сделано и принято, и я увижу, как мою дочь коронуют, как она станет королевой! Но вестей нет, объяснение не состоялось, даже несмотря на то, что его величество гулял с тобой в саду! И вы играли в крокет! И тебе пели серенады! Ты не можешь сказать, что это не романтично! Неужели… неужели ты передумала? О ужас, что же теперь делать?

Кэтрин переглянулась с Мэри-Энн, которая улыбнулась ей как заговорщица, чуть заметно, но ободряюще. Кэт улыбнулась в ответ, спрятавшись за бокалом вина.

– Не знаю, матушка, – сказала она, отставив бокал. – Король не делал мне никаких предложений. Почему – не представляю. Вы пробовали тыкву? Она изумительна. Абигайль, пожалуйста, передай повару, что эта тыква изумительна.

– Непременно, миледи! – Абигайль присела, – Если я не ошибаюсь, это тыквы с плантаций сэра Питера.

Кэтрин отправила в рот новый кусок.

– Поразительно, что такой неприятный человек может вырастить что-то настолько замечательное.

– О чем ты? – визгливо воскликнула ее матушка. – Какие тыквы! Какой сэр Питер! Мы говорим о Короле!

Она стукнула рукой по столу.

– Ты можешь не догадываться, по какой причине он сегодня не сделал тебе предложения, но я-то знаю! Он больше не уверен в своем выборе, вот в чем причина. Услышал, что тебе нездоровилось на балу, и думает теперь, что ты хилая и больная, а такая жена никому не нужна. Ну зачем, зачем ты убежала так рано?

– Я ведь и не догадывалась, что Король будет просить моей руки, а ты заставила меня надеть это тесное платье…

– Это не оправдание. Теперь-то ты знаешь. И знала утром. Я невероятно разочарована, Кэтрин. Уверена, ты все могла бы исправить.

Кэт посмотрела на отца, надеясь, что он за нее вступится.

– Ты тоже так думаешь?

Маркиз испуганно поднял голову. Он уже почти расправился со своей порцией тыквы и ростбифа. Выражение его лица смягчилось, и он погладил Кэтрин по руке.

– Конечно, дорогая, – сказал он. – Ты можешь добиться всего, за что ни возьмешься.

Кэт безнадежно вздохнула.

– Спасибо, папа.

Он еще раз ласково потрепал ее по руке и снова уткнулся в тарелку. Ерзая на стуле, Кэт решила не обращать внимания на раздражение матушки и, сосредоточившись на мясе, принялась резать его на малюсенькие кусочки.

– Я так надеялась на эти розовые пирожные, – продолжала Маркиза. – Я понимаю, что леди не пристало торчать целыми днями на кухне, как рабыне, но Королю нравятся твои десерты. Вот я и подумала, что если он попробует пирожные, то вспомнит главную причину, по которой хотел на тебе жениться. Как можно было провалить такое простое дело?

Она покосилась на тарелку Кэт.

– Ты уже съела достаточно, Кэтрин.

Кэтрин подняла глаза. Она посмотрела на недовольную гримасу матери, на макушку отца, низко опустившего голову, на Мэри-Энн и Абигайль, старательно делавших вид, что не слушают. И отложила вилку с ножом.

– Да, матушка.

Мать щелкнула пальцами, и тарелки тут же убрали, даже у отца, хотя тот еще усердно работал вилкой. Он безропотно сгорбился на своем стуле.

Впрочем, неловкая пауза тянулась недолго. Маркиз внезапно оживился.

– Сегодня на приеме я слышал чудесную историю, – заговорил он, промокая усы кончиком салфетки, – о маленькой девочке, которая забралась в перевернутую кроличью нору за Перекрестьями. Она попробовала карабкаться и тут же начала падать, но падала вверх, все выше и выше…

– Расскажешь в другой раз, дорогой, – оборвала его супруга. – Неужели ты не понимаешь, что мы обсуждаем будущее нашей дочери? – Она недовольно хмыкнула. – Если, конечно, оно у нее еще есть.

Маркиз поник и положил салфетку на стол.

– Конечно, милая. Ты всегда прекрасно выбираешь тему для разговора.

Кэтрин нахмурилась. Она предпочла бы дослушать историю.

Щелкнув языком, Маркиза заговорила снова:

– Если бы я только знала, до чего утомительно иметь капризную дочь. А ведь мне предстоят хлопоты по подготовке Черепашьего праздника. Если бы дело со сватовством решилось, я смогла бы с легким сердцем заняться праздником, а теперь приходится делить внимание между двумя такими серьезными делами. И я не смогу целиком сосредоточиться на празднике.

От Кэтрин не укрылось, что Мэри-Энн, едва сдерживаясь, незаметно покачала головой. Хотя ежегодный Черепаший праздник носил имя Маркиза и Маркизы, вся подготовка лежала на плечах слуг.

– Мне жаль, мама, – сказала Кэтрин.

– Сейчас дела обстоят еще хуже! Все королевство, видите ли, напугано этим… Бармаглотом, – она передернула плечами.

– Он и правда страшен, – возразила Кэтрин, но тут ее внимание устремилось к хлебному пудингу с заварным кремом, который перед ней только что поставили. Пудинг благоухал ванилью. Глотая слюнки, Кэтрин потянулась за десертной ложечкой.

– Ах, умоляю, только не это, – простонала ее мать. – Не делай глупостей, Кэтрин, если не хочешь, чтобы на празднике тебя приняли за моржа. Абигайль, унеси это немедленно.

Кэт тоскливо проводила десерт глазами. Прижав ладонь к животу под корсетом, она задумалась – что если матушка права? Не превращается ли она в моржа? Ей и впрямь постоянно хочется сладкого, но ведь она позволяет себе что-то съесть всего один, изредка два раза в день. Разве это так ужасно? И если бы она толстела, то почувствовала бы, что корсеты становятся все теснее.

Мэри-Энн, разливая вино по бокалам, украдкой сочувственно улыбнулась ей.

– А что вы обо всем этом думаете, мистер Пинкертон?

Маркиз наблюдал за исчезновением блюда с пудингом так же печально, как и Кэтрин.

– О том, что вы лишили нас десерта? – уточнил он. – У меня есть по этому поводу мысль, и даже не одна.

– Я совсем о другом, старый вы обжора. Но в этом-то она безусловно пошла в вас.

Кэт вспыхнула.

– Между прочим, я здесь и все слышу.

Мать только отмахнулась от нее.

– Меня интересует ваше мнение относительно шансов нашей дочери выйти замуж. Мы тут сидим и куксимся, а шансы улетучиваются.

– Я бы не куксился, если бы попробовал пудинг, – пробурчал Маркиз.

Маркиза протяжно вздохнула.

– Других вариантов, как вы знаете, у нас нет. Ни ухажеров, ни предложений. Ничего!

Кэтрин в волнении облизнула губы. Ей пришло в голову, что сейчас подходящий момент заговорить с родителями о кондитерской. Самый подходящий. Лучшего шанса не будет. Когда еще у нее получится завладеть вниманием их обоих?

Сейчас же.

Спроси их прямо сейчас.

Она выпрямилась.

– Вообще-то, один вариант есть, мама. И я… хотела обсудить его с вами обоими.

Мэри-Энн оцепенела, но Кэт старалась не глядеть в ее сторону. От присутствия подруги она только сильнее волновалась.

– Я кое-что задумала. Не так давно. Или, точнее, довольно давно. Но мне не помешала бы помощь и… поддержка. А ты только что сказал, папочка, что я смогу добиться всего, за что ни возьмусь.

– Не тяни, дитя мое, – поторопила матушка. – Мы не можем сидеть здесь до ночи.

– Это… имеет отношение к моему увлечению. К тому, что я… пеку.

Ее мать воздела руки к небу.

– Ах, ты печешь! Об этом-то и речь! Вот почему никто из мужчин не хочет иметь с тобой дело. Слыхано ли, чтобы дочь маркизы крутилась на кухне и пекла, вместо того, чтобы заниматься вышивкой или музыкой!

Кэтрин в отчаянии посмотрела на Мэри-Энн, которая нервно завязывала узелки на тесемках передника.

Потом она снова повернулась к матери.

– Но… ты только что признала, что именно благодаря этому я понравилась Королю. Ему нравятся мои десерты. Разве тебя не радует, что мне что-то по-настоящему хорошо удается?

Маркиза задохнулась от негодования, но ее отец благосклонно кивнул.

– Мне тоже очень нравятся твои десерты, – вступил он в разговор. – Помнишь ромовую бабу, которую ты испекла на мой день рождения? В ней еще было так много изюма! Испеки такую еще раз.

– Спасибо, папочка. Мне она тоже понравилась.

– Не поощряй ее!

– Матушка, пожалуйста. Послушайте минутку и… попытайтесь не судить сгоряча.

Маркиз подался вперед, ему было интересно. Маркиза грозно скрестила руки на груди, но, наконец, обратила на Кэт внимание. Мэри-Энн, забившись в уголок, считала и пересчитывала завязанные ею узелки.

– Дело в том, – начала Кэтрин, – что в городе освобождается одна лавка. Башмачная, на Мэйн-стрит. И вот, я подумала, что могла бы…

– Простите, что прерываю вашу беседу, милорд.

Кэт замолчала и повернулась к Пингвину, их дворецкому, который появился на пороге в своем элегантном фраке.

– К вам гость, – сообщил он.

– В такой час? – удивилась Маркиза. – Скажи, чтобы пришел завтра утром.

– Но, миледи, – возразил Пингвин, – там Король.

Глава 15

Все в столовой затихли на миг, второй, третий, – но наконец Маркиза поднялась и нависла над столом.

– Кабриолет! Чего ты ждешь?! Иди встречай его величество!

– М-м… хорошо. Конечно, дорогая. – Маркиз бросил салфетку на стол и вышел вслед за дворецким Пингвином.

– Мы будем ждать вас здесь! Не выпускай Короля! – Маркиза бросилась на Кэтрин и, дернув ее за волосы, перекинула несколько темных прядей вперед так, чтобы они волнистыми локонами спадали ей на плечи. Потом пощипала Кэт за щеки. Смочив уголок салфетки в стакане с водой, потерла им губы Кэтрин.

Кэтрин старалась увернуться.

– Перестань! Что ты делаешь?

– Пытаюсь привести тебя в порядок! Ты должна выглядеть пристойно, ведь здесь Король!

– Да, но меня он об аудиенции не просил!

– Разумеется, он не просил тебя об аудиенции, но совершенно очевидно, из-за кого он здесь! – лучезарно улыбнулась Маркиза, обеими руками сдавив Кэтрин щеки. – Ах, малышка, милая моя девочка! Я так горжусь тобой!

Кэт нахмурилась.

– Ты же только что говорила…

– Неважно, что было только что, раз сейчас здесь Король! – И мать замахала на Кэт обеими руками. – Иди же скорее! В приемную! Погоди! Вот, пожуй-ка это.

Она отщипнула листок мяты от стоящего на буфете букетика и сунула в рот Кэтрин.

– Мама, – Кэт пожевала листок и выплюнула. – Я не буду с ним целоваться.

– О, не нужно быть такой пессимисткой.

Кэтрин побледнела от одной только мысли об этом.

Выскочив из столовой, она миновала отцовскую библиотеку и вошла в большую приемную, где уже стояли Маркиз, Король, Белый Кролик, двое стражников – Пятерка и Десятка Треф – и…

Сердце у Кэт подпрыгнуло, как мяч, но она тихонько, чтобы никто не заметил, строго велела ему немедленно вернуться на место.

Джокер в черном шутовском одеянии стоял позади королевской свиты, сложив руки за спиной. Он внимательно изучал портрет кого-то из далеких предков Кэтрин, но, как только вошли Кэт с матерью, сразу вытянулся в струнку.

Ее сердце снова принялось биться о ребра с такой силой, что это напоминало барабанный бой. Кэт едва успела отдышаться, как в комнате раздались фанфары, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности.

Желтый взгляд Джокера был теперь прикован к полу.

Белый Кролик опустил трубу.

– Его Королевское Величество, Червонный Король!

– Ваше Величество! – воскликнула Маркиза. Вслед за матерью Кэт сделала реверанс, стараясь сохранить пошатнувшееся самообладание. – Ваш визит – большая честь для нас! Не хотите ли чаю? Абигайль! Принеси чаю!

Король прочистил горло, несколько раз ударив себя кулаком в грудь.

– Благодарю, леди Пинкертон! Ваш супруг уже предлагал мне чаю, и я уже отклонил его любезное приглашение. Мне не хотелось бы отнимать у вас слишком много времени.

Он улыбался, как и всегда, но это была не та жизнерадостная улыбка, к которой привыкла Кэт, а другая – нервная и неловкая.

На Кэт Король ни разу не взглянул.

Ее слегка замутило, и она, в виде исключения, порадовалась, что матушка велела унести десерт.

– Ах, Ваше Величество! Ну, может быть, вы хотя бы не откажетесь присесть? – и Маркиза указала на лучшее кресло в приемной. Обычно в нем сидел Маркиз.

Король благодарно кивнул и сел, откинув край алой мантии.

Маркиз и Маркиза уселись на диван напротив него. А Кэтрин продолжала стоять, не догадываясь сесть, пока мать, протянув руку, не дернула ее за юбку.

Стражники-Трефы, отставив алебарды, увенчанные трилистниками, стояли, уставившись в стену. Белый Кролик, казалось, несколько пал духом, не получив приглашения сесть.

А Джокер…

Он стоял неподвижно и хранил молчание, но Кэт не могла отвести от него глаз. Повеса, дамский угодник – возможно, но ее все равно тянуло к нему. Снова и снова она пыталась украдкой взглянуть на него, будто собирая крошки, из которых потом можно будет слепить пирог.

Не дождавшись, что Король заговорит, Маркиза, сияя, наклонилась к нему:

– Нам так понравилось сегодняшнее чаепитие, Ваше Величество! Вы балуете нас, жителей королевства!

– Благодарю, леди Пинкертон. Прием и в самом деле удался.

Король поправил корону, чтобы она прочнее сидела на его круглой голове. Казалось, он к чему-то готовился.

Кэтрин, выпрямившись, сидела на краешке диванной подушки (сидеть было неудобно) и тоже готовилась.

Он попросит ее руки.

Отец даст согласие.

Матушка даст согласие.

Дальше она думать не могла.

Нет, она должна представить все целиком. Это происходит. Здесь и сейчас.

Король просит ее руки.

Отец дает согласие.

Матушка дает согласие.

А она сама…

Она скажет нет.

От этого безмолвного обещания самой себе у Кэт закружилась голова, но она вспомнила решимость, которую ощущала во время игры в крокет, и постаралась снова на ней сосредоточиться.

Конечно же, она будет образцом учтивости и отвергнет предложение Короля со всей возможной деликатностью. Она будет держаться вежливо и скромно, покажет, что польщена, а потом объяснит, что недостойна быть королевой. Укажет на то, что наверняка есть куда более достойные особы, и сообщит, что, хотя ее признательность за проявленное внимание безгранична, она, находясь в здравом уме, не может принять…

Нет, нет, нет.

Кэт понимала, что все не так, и ненавидела себя за это.

Рядом отец, и матушка, и дорогой, милый Червонный Король, и их взоры с надеждой устремлены на нее… Она понимала, что абсолютно точно скажет да.

Она отвела глаза от Джокера. Смотреть на него вдруг стало невыносимо. Само присутствие шута в этой комнате было сейчас крайне неприятно и тяготило ее.

– Сегодня мне доставила огромное удовольствие игра в крокет с леди Пинкертон, – сказал Король.

– О да, она как раз нам об этом рассказывала, – ответила Маркиза. – Ей тоже очень понравилась игра. Не так ли, Кэтрин?

Кэт сглотнула.

– Да, мама.

– Должен заметить, она превосходный игрок! – Король хихикнул. – Только взглянет, и ежи – вжух! – сразу несутся, куда она захочет.

Он снова захихикал.

Родители тоже принялись хихикать, хотя, как показалось Кэт, ее отец не вполне понял, что же тут забавного.

– Мы очень ею гордимся, – сказала Маркиза. – Такая одаренная девушка, и не только в крокете и выпечке!

И она устремила на Кэтрин взгляд, полный родительского обожания.

Кэт отвернулась и заметила светло-голубой глаз Мэри-Энн – та подглядывала в приоткрытую дверь. Служанка ободряюще ей улыбнулась.

– У леди Пинкертон… и у меня… состоялась, э-э… поучительная беседа с моим новым придворным шутом. Вы помните? – Король впервые встретился с ней взглядом.

То ли из-за его смущения, то ли от упоминания Джокера, Кэтрин вдруг почувствовала, что ужасно покраснела, что (она была уверена) могло быть неверно истолковано.

Маркиза толкнула супруга локтем.

– Да, Ваше Величество, – ответила Кэт. – Помню.

– А, да, очень хорошо. Он, э-э… Джокер, то есть, дал мне очень ценный совет, за который я ему благодарен, и я… подумал… – Король немного оттянул меховой воротник своей мантии. – У меня есть очень важный вопрос к вам, леди Пинкертон. И… и конечно же к вам тоже, лорд и леди Пинкертон.

Маркиза схватила мужа за руку.

– Мы ваши покорнейшие слуги, – затараторила она. – Чем можем служить, Ваше Величество?

Кэт вжалась в диван. Прощай, кондитерская. Прощай, запах свежеиспеченного хлеба по утрам. Прощай, испачканный мукой фартук.

Король заерзал и лягнул ногами кресло.

– Я позвал вас сегодня, чтобы предложить… э-э-э… – По королевскому виску потекла капля пота. Кэт следила за ней, пока Король не вытер пот краем плаща. Потом он заговорил, быстро, как будто делал важное заявление, отрепетированное сотню раз. – Леди Кэтрин Пинкертон, прошу оказать мне честь и позволить ухаживать за вами.

А потом он рыгнул.

Ничего особенного, просто небольшая отрыжка – наверное, от волнения. А может, его тошнило.

Но Кэтрин, которая была близка к помешательству, с трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть.

Джокер за спиной Короля вздрогнул, и это легкое движение снова приковало к нему внимание Кэт.

Шут нашел ее глазами.

Непонятно, позабавило его поведение Короля или смутило, но, как бы там ни было, в следующий миг Джокер, кажется, забыл о Короле. Он выпрямился, расправил плечи и старался перехватить ее взгляд.

Кэт не знала, что он хотел увидеть или что увидел. Она просто чувствовала, что сходит с ума, и мечтала оказаться где угодно, только не здесь.

– Ухаживать? – произнесла Маркиза.

Кэт резко отвернулась от Джокера. Она лихорадочно пыталась понять, что же сказал Король.

Ухаживать.

Король просил разрешения ухаживать за ней, именно так, как посоветовал ему Джокер.

О замужестве речи не было.

Облегчение обрушилось на Кэт, стремительное, как приливная волна в узкой бухте.

Прижав руку к колотящемуся сердцу, она покосилась на Маркизу, сидевшую с открытым ртом.

– Что ж, – проревел Маркиз, – это честь для нас, Ваше Величество. Я… – и он повернулся к жене, будто ожидая разрешения на ответ.

Захлопнув рот, она слегка пнула мужа по лодыжке.

– Я, э-э-э… от всего сердца даю свое благословение на это, но, разумеется, окончательное решение за моей дочерью. Кэтрин, что скажешь?

Все в комнате замолчали.

Король, в ужасе, но исполненный надежды.

Матушка Кэт, побледневшая от волнения.

Ее отец, глядевший невозмутимо, но с любопытством.

Мэри-Энн, приникшая к приоткрытой двери, чтобы не пропустить ни словечка.

Белый Кролик, с завистью разглядывавший дорогую вазу.

И Джокер. С непроницаемым выражением лица, как и все, ожидавший когда заговорит Кэт.

– Я… весьма польщена, Ваше Величество.

– Разумеется, ты польщена, дитя мое. – На сей раз Маркиза пнула ее. – Но не заставляй его величество ждать твоего ответа. Что ты скажешь на такое любезное и великодушное предложение?

Ухаживание. Никаких обязательств. Никаких обещаний. По крайней мере, пока.

И, возможно, выигранное время, чтобы внушить Королю, что на самом деле он совсем не хочет на ней жениться.

Не то чтобы у нее был выбор, настоящий выбор, но это хотя бы выглядело не так ужасно.

– Благодарю, Ваше Величество, – сказала она, заранее представляя, как все это будет мучительно. – Для меня большая честь, что вы изъявили желание за мной ухаживать.

Глава 16

Кэтрин, дрожа, вернулась к себе в спальню. После визита Короля голова у нее шла кругом. Мэри-Энн еще несколько часов назад разожгла камин, и комнату наполняло приятное тепло, но Кэт его не почувствовала. Со стоном она опустилась на табурет у туалетного столика.

Итак, она официально встречается с Королем.

Точнее, Король всюду ходит за ней.

И скоро об этом узнает все королевство.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть, но это оказалась Мэри-Энн. Закрыв за собой дверь, она прижалась к ней спиной.

– О, Кэт!

Кэтрин вскинула руку, прежде чем Мэри-Энн успела сказать еще хоть слово.

– Только попробуй меня поздравить, и я больше никогда в жизни не буду с тобой разговаривать.

Мэри-Энн колебалась, и Кэт прямо слышала, как у нее в голове скрипят извилины.

– Вы… не рады?

– Совершенно верно, я не рада. Вспомни, я и раньше говорила, что не хочу за него замуж, не хочу быть королевой? Я не шутила!

Мэри-Энн оробела и сникла.

– Ах, не делай такое кислое лицо.

– Может, за время ухаживания ваше отношение изменится?

– Очень надеюсь, что за это время его отношение изменится. – Кэт потерла виски. – Даже не представляю, как быть, если он сделает предложение. Когда сделает.

– О, Кэт… – Мэри-Энн подбежала и одной рукой обняла ее. – Все будет хорошо. Вы же еще не выходите замуж. Вы еще можете отказать.

– Могу ли я? Чтобы до конца жизни слушать упреки и терпеть издевательства матушки?

– Это ваша жизнь, а не ее.

Кэтрин вздохнула.

– Не понимаю, как я позволила всему этому зайти так далеко. Я хотела сказать нет, но матушка и отец стояли тут и так радовались, а у Короля был такой несчастный вид, и я просто… не знала, что еще можно сделать. А теперь все еще сильнее запуталось.

– Да, но ничего непоправимого пока не случилось. – Мэри-Энн погладила ее по голове. – Хотите, я принесу чаю? Он успокоит ваши нервы. Или сладкого пудинга?

На душе у Кэт сразу стало легче.

– В самом деле? Ой, только сперва помоги мне расчесать волосы. Такое чувство, как будто я неделю хожу с этими шпильками в голове.

Кэт повернулась, чтобы Мэри-Энн было удобней вытаскивать шпильки, и ее взгляд упал на окно, застекленное ромбами. На подоконнике с наружной стороны лежала белая роза.

Кэт громко ахнула.

Мэри-Энн что-то говорила, но Кэт ее не слышала. Волосы водопадом рассыпались у нее по плечам.

Она заставила себя оторвать глаза от цветка. Сердце стучало, как барабан.

– Ты думаешь, я веду себя глупо? – спросила она невпопад. – С Королем?

– Сердцу не прикажешь, – рассудительно сказала Мэри-Энн. Она сложила шпильки на туалетный столик и принялась осторожно разбирать постель, стараясь не оцарапаться о колючие розовые ветки, все еще обвивавшие столбики кровати. Маркиза решила пока их оставить, в надежде, что розовый куст будет отпугивать другие растения из снов. – Но раз уж вы меня спросили, по-моему, Король… очень милый. А то, что вы ему очень нравитесь, так это всякому видно.

Кэт наблюдала за тем, как хлопочет Мэри-Энн, хотя ей мучительно хотелось снова посмотреть на окно. Она уже успела подумать, что роза ей только привиделась, но было страшно оборачиваться: вдруг Мэри-Энн заметит.

Само по себе желание сохранить цветок в секрете было очень странным: Кэт никогда в жизни ничего не скрывала от Мэри-Энн. Но эта роза была… как слово, сказанное шепотом на ухо, как переглядывание украдкой в многолюдном зале. Что-то драгоценное, и только для нее. Что-то, чего практичная Мэри-Энн могла и не понять.

– Я передумала, не надо пудинга и чая. У меня нет аппетита.

Мэри-Энн с тревогой вгляделась в ее лицо.

– Вы часом не заболели?

Кэтрин рассмеялась, визгливо и ненатурально.

– С чего ты взяла? Нет, конечно. Просто мне необходимо привести мысли в порядок. Я, пожалуй, подожду ложиться, лучше немного почитаю. Я совсем не устала. Тебе не о чем беспокоиться.

– Да? Хотите, я останусь? Можно во что-нибудь поиграть или…

– Нет-нет, спасибо! Я… мне хочется побыть одной. Нужно как следует обдумать все, что случилось.

Брови Мэри-Энн разгладились.

– Конечно. Доброй ночи, Кэт. – Она вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

Пытаясь унять ураган, который подняли ее разбушевавшиеся нервы, Кэтрин прислушивалась к звуку удаляющихся шагов Мэри-Энн. К скрипу половиц под ее ногами.

И заставила себя повернуться к окну.

Ей не привиделось. Роза была там – идеальная, белоснежная, на длинном стебле. Ее положила так, чтобы отсвет цветного витражного ромба обрамлял ее, как рамка.

Задыхаясь от волнения, Кэт подошла к окну и подняла раму. Осторожно, чтобы не уколоться, взяла розу.

Ночной ветерок принес цитрусовый аромат – выглянув, она увидела, что лимонное деревце, пересаженное к ней под окно, уже дотянулось до второго этажа, а его ветви гнутся под тяжестью спелых плодов. Кэт внимательно оглядела ветки, лужайку и сад, но там не было ничего, кроме ночных теней.

Тогда она посмотрела наверх и вдруг заметила блестящие черные глазки. Отшатнувшись, она уронила розу к своим ногам.

Ворон наклонил голову набок. Точнее, ей подумалось, что наклонил. Черные, как чернила перья были почти невидимы в темноте.

– Привет, – поздоровалась она, зябко ежась от ночного холодка.

– Добрый вечер, прекрасная дама! Простите ль вы меня теперь, за то, что постучал я в вашу дверь?

– О, вообще-то, это не совсем дверь. Скорее, окно.

Ворон тряхнул головой.

– Пришлось допустить некоторые вольности ради рифмы.

– Понятно. Что ж… добрый вечер, прекрасный Ворон! Простить вас я должна за неожиданную встречу у окна.

Заливистый смех заставил Кэтрин замереть, а ее сердце – подскочить до самого горла.

Из-за черного наряда его невозможно было разглядеть в кроне деревца. Он казался таинственным и прекрасным, а в золотых глазах отражался огонь ее камина.

– Потрясающе, правда, Ворон? – сказал Джокер. – Леди слагает стихи, как заправский поэт.

– Что вы здесь делаете? – спросила Кэтрин. – Я думала, вы ушли вместе с Королем.

– Сегодня вечером я ему больше не нужен, и он меня отпустил. Я решил погулять, осмотреться. Ведь я недавно в этих краях.

– Но вы же не гуляете. Вы лазаете по деревьям.

– И это неплохая тренировка.

Кэтрин высунулась подальше в окно.

– Признайтесь, ухаживание – это ваша идея?

Широкая улыбка исчезла, и даже в темноте стало заметно, что Джокеру не по себе.

– Надеюсь, что я не злоупотребил своими полномочиями, миледи. Но на сегодняшнем приеме мне показалось, что вы предпочли бы продолжительное ухаживание немедленному предложению руки и сердца.

Кэт сжала губы.

– Хотя со стороны могло показаться также, – продолжал Джокер сочувственным голосом, – что вы не в восторге от обоих этих предложений.

– Вы, видимо, считаете, что я буду полной дурой, если осмелюсь даже подумать о том, чтобы их отклонить.

– Миледи, я сам дурак – таково уж мое ремесло. И могу сказать с уверенностью, что у вас нет к нему никаких задатков.

– Какое облегчение, – прыснула она.

– В самом деле? Вы что-то имеете против дураков?

– Вовсе нет. Просто, будь у меня от природы способности не только к стихосложению, но и к глупости, я бы попыталась занять ваше место, а это было бы досадно: уж очень хорошо оно вам подходит.

Его гибкое и мускулистое переместилось среди ветвей, и Кэт догадалась, что Джокер расслабился. Удивительно, но она не чувствовала, как он напряжен, до тех пор, пока это напряжение не ушло.

– Кажется, оно мне и впрямь подходит, – сказал он. – Но, осмелюсь заметить, вам мой колпак пошел бы больше.

И он слегка тряхнул головой, заставив бубенцы мелодично звякнуть.

Их улыбки встретились в темноте, осторожные и немного подозрительные.

Вдруг, спугнув их, в коридоре послышались чьи-то шаги. Кэт ахнула и повернулась к окну спиной – но шаги прошаркали мимо. Вероятно, это отец решил перед сном посидеть в библиотеке.

Кэт медленно выдохнула, удары сердца отдавались даже в кончиках пальцев.

Снова высунув голову в окно, она увидела, что Джокер не шелохнулся, не поменял положения, но его тело снова превратилось в тугой комок мышц.

– Итак, – заговорила Кэт, стараясь, чтобы ее голос звучал легко и весело, хотя он все еще немного дрожал, – хотела я ухаживания или не хотела, оно все равно меня настигло. Благодарю за… участие, но теперь вам лучше уйти, пока вас никто не увидел.

Она потянулась, чтобы закрыть окно.

– Подождите! – Джокер соскочил с ветки, на которой сидел, и, миновав сразу несколько других, оказался на расстоянии вытянутой руки от Кэт. Все это было проделано так же легко, как если бы он шел по гладкому полу. – Разве есть еще кто-то?

Кэт помедлила.

– Как, простите?

– Вы влюблены в кого-то другого?

Она выпрямилась, кипя от возмущения.

– Почему вы позволяете себе задавать мне такие вопросы?

– Я подумал – возможно, в этом кроется причина того, что Король вам так неугоден. Я подумал, что ваше сердце может быть уже отдано кому-то, но… но ваши родители, возможно, не одобряют этот выбор.

Кэт замотала головой.

– Нет, нет никого другого.

– Вы уверены?

Досада острой стрелой воткнулась под ребра, застигнув ее врасплох.

– Если бы я отдала кому-то свое сердце, то, будьте покойны, я бы об этом знала.

Плечи Джокера поникли, хотя он и продолжал держаться обеими руками за верхние ветки. Ее слова, казалось, принесли ему облегчение, но и озадачили.

– Разумеется, вы бы знали.

– Поймите меня правильно, – заторопилась Кэтрин, – Мне очень симпатичен Король, я только…

– Вы не должны ничего объяснять, леди Пинкертон. Признаюсь, Король и мне очень симпатичен, хотя я не так долго его знаю. И тем не менее, я, кажется, понимаю вас.

Как великодушно было сказать это именно сейчас, ведь Кэтрин уже начинала чувствовать себя государственной изменницей из-за того, что не влюблена Короля.

– Вы, кстати, мне тоже очень симпатичны.

Кэт даже засмеялась, так неожиданно прозвучал комплимент – или то, что показалось ей комплиментом. Он был не настолько романтичен, чтобы расценить его как признание.

– Я?

– Да. Вы другая, совсем не такая, как остальные дамы и господа в здешнем обществе. Я уверен, любая другая девушка стала бы визжать и швыряться камнями, покажись я в окне их спальни.

– Обычно у меня нет под рукой запаса камней. – Кэт вдруг густо покраснела, сообразив, что он совершенно прав. У нее под окном мужчина. Поздним вечером. С ними никого больше нет… не считая его друга Ворона. Она нахмурилась. – Впрочем, если вы намекаете, что мой нравственный облик может вызывать сомнения, спешу вас разочаровать: вы ошибаетесь.

Джокер ошеломленно посмотрел на нее.

– Совсем не… – Он помолчал, а потом неожиданно рассмеялся. – Уверяю вас, я имел в виду вашу доброту!

Кэтрин скрестила на груди руки.

– Как бы там ни было, вы все равно неправы. Я не другая. Я…

Он ждал.

Она поперхнулась, так что на глазах выступили слезы.

– И вообще, что это значило? Почему вы назвали меня другой?

– Это правда. Я понял это в тот самый миг, как увидел вас на балу – вы так беззаботно кружились, подняв вверх руки, будто ничто в мире не имеет для вас значения.

Кэт растерянно слушала.

– Среди всех этих дам и господ только вы одна кружились.

– Вы это видели?

– Да, а в том платье кружиться, наверное, было трудно.

Кэт поморщилась.

– Его выбрала мама. Она думала, что это будет бал моей помолвки. А я даже не догадывалась, честное слово.

– Теперь-то я это понимаю.

Джокер покосился на нее, открыл рот, словно хотел что-то сказать, но передумал.

Кэтрин сглотнула.

– Вас же там не было.

– В этом я не вполне уверен. – Он припал к ветке, как кот, готовый спрыгнуть. – Леди Пинкертон, а доводилось ли вам бывать на настоящем чаепитии?

– О, и не сосчитать, сколько раз.

– Нет, миледи, не на таком, как в замке. Я говорю о другом чаепитии, настоящем.

Кэтрин перебирала в памяти все чаепития, приемы, рауты и балы, на которых она присутствовала в последние годы, но так и не поняла, что имел в виду Джокер.

– Я… По-видимому, нет.

– А хотели бы? – озорно улыбнулся он.

Глава 17

Кэтрин нырнула в ванную комнату, сославшись на то, что ей надо причесаться. С подпрыгивающим и танцующим сердцем она собрала волосы и связала их лентой. Она ничего не понимала и ни о чем не думала. Вероятно, она просто сошла с ума.

Прочь сомнения! Менять решение уже поздно. Точнее, она не хочет его менять, даже если бы и могла.

Она пощипала щеки, смочила запястья розовой водой и бросилась к окну, чтобы волнение не успело захватить над ней власть.

Джокер все еще сидел в ветвях, играя со своей карточной колодой. Заметив ее, он выпрямился и спрятал карты в какой-то потайной карман.

– Готовы? – спросил он, и его лицо осветилось такой радостью, что на душе у Кэт сразу стало тепло и спокойно.

– Я не уверена, что это правильно.

– Потому что скорее всего это совершенно не правильно.

Одним неуловимым движением Джокер перешагнул через подоконник и легко спрыгнул на пол ее спальни.

По спине у Кэт пробежали мурашки от ужаса: в ее комнате мужчина! И она принимает его одна, без присмотра.

Тайком.

Вслух она ничего не сказала, только отошла от него на шаг, едва не наступив на белую розу – она и не заметила, как ее выронила.

Джокер снял трехрогий колпак и перевернул его вверх дном.

– Должно сработать, – пробормотал он, сунув туда руку, – Но от нас потребуется некоторое количество веры.

Наконец, он вытянул руку, в которой оказался черный шелковый зонтик с ручкой из слоновой кости. Джокер раскрыл зонт у них над головами.

– Что вы собираетесь с ним делать?

– Увидите. – Шут надел колпак на голову, вскочил на подоконник и протянул Кэт свободную руку.

Досчитав до трех (и точно поняв за это время, что потеряла рассудок), Кэт вложила подала ему руку и позволила подтянуть себя. Она встала рядом с ним на подоконник.

– Вы же не будете визжать, я надеюсь?

Встретившись с ним взглядом, Кэт даже не попыталась скрыть охвативший ее ужас.

Нахмурившись, Джокер нагнулся к ней, выпустил ее ладонь, но тут же сжал ее локоть.

– И падать в обморок вы не собираетесь?

Кэт не была в этом уверена, но помотала головой. А потом рискнула посмотреть на землю с высоты второго этажа.

– Леди Пинкертон! – предостерегающе окликнул ее Джокер.

Она подняла голову и дрожащими руками потянулась к его куртке.

– Как вы думаете, будет совсем неприлично, если я схвачусь за вас?

– Не знаю, но будет лучше, если вы так и поступите.

Снова кивнув, Кэт обеими руками схватила Джокера за плечи, уткнувшись лицом ему в грудь. Она вцепилась в его куртку, как в спасательный буек на море.

Джокер свободной рукой очень осторожно обнял ее за талию.

Вокруг все замерло. Было так тихо, что Кэт слышала, как у Джокера бьется сердце, и чувствовала его дыхание у себя на волосах. Было в нем что-то, отчего он казался Кэт идеальным. При этой мысли ее лицо запылало, как будто она подошла слишком близко к огню.

– Ну что ж, – сказал Джокер, и Кэт померещилось (или не померещилось?), что он тоже волнуется. – Только не кричать.

Она плотнее сжала губы.

Джокер шагнул с подоконника в пустоту, увлекая ее за собой.

Крик рвался из ее горла, скребся, требовал его выпустить, но был удержан сжатыми зубами и безжалостно подавлен. Кэт обмерла, желудок куда-то подбросило, и они с Джокером стали падать вниз – правда, довольно плавно. Кэт, дрожа, открыла глаза, повернула голову, выглянула из-за плеча Джокера – перед ней проплыла оконная рама, потом кирпичная кладка стены дома… полет продолжался.

Рановато она их открыла.

Падение на землю было мягким. Она не отпускала Джокера (руки не слушались), пока коленки не перестали подгибаться, но Джокер не возражал. Наоборот, он поддерживал ее, но сразу отпустил, как только она сама отстранилась.

Пока Кэтрин, замирая от ужаса, смотрела снизу на окно своей спальни, Джокер снова спрятал зонтик в колпак.

– Как я попаду обратно?

– Не беспокойтесь! – Не снимая перчатки, Джокер взял ее за руку (и этот жест показался ей едва ли не более интимным, чем недавнее объятие). Кэт не отдернула своей руки, хотя и знала, что следовало бы это сделать. – Предоставьте это мне, леди Кэтрин, у меня найдется для этого фокус.

– В вашем колпаке?

Он усмехнулся.

– Колпак – не единственное мое волшебство.

Кэт прыснула – за стенами дома она осмелела.

– Я помню, – ответила она. – Невозможное – ваша профессия.

Лицо шута осветила улыбка – на этот раз не вежливая, а настоящая. Он свистнул, и тут же над их головами захлопали птичьи крылья. Появившись из темноты, Ворон уселся на плечо Джокера, который потянул Кэтрин в сторону дороги.

– Где тут у вас ближайшие Перекрестья? – спросил он.

– У ручья под мостом.

Когда они вышли на лужайку, шут выпустил ее руку, и Кэт постаралась скрыть, что огорчилась, – даже от самой себя. Однако он тут же галантно предложил взять его под руку, и Кэтрин согласилась. К ее удивлению рука Джокера оказалась куда более мускулистой, чем можно было предположить.

До моста через Скрипучий Ручей было совсем рядом. Там от широкой дороги отходила тропинка, спускающаяся к берегу. Кэт шла уверенно, показывая дорогу, и скоро они оказались перед зеленой дверцей в основании моста.

Приподняв шляпу и слегка поклонившись, Джокер открыл дверь и предложил Кэт войти.

Перекрестьями называли места, где все уголки королевства соединялись между собой. За дверью оказался длинный с низким потолком зал полный дверей, арок, окон и лестничных площадок. Пол был выложен черно-белыми шахматными плитками, а стены раздавались сразу во все стороны. Форма зала постоянно менялась. Одни стены были земляными, и сквозь них прорастали розовые кусты. Другие были оклеены превосходными позолоченными обоями. Третьи казались сделанными из стекла, а по другую их сторону плескалась вода, как в аквариуме.

Джокер подвел Кэт к пустотелому дереву с большим дуплом. Он снова схватил ее за руку и потащил внутрь.

Кэт забралась в дупло и оказалась на грязной, заросшей мхом дороге. По обе стороны высились деревья, и в узких просветах между стволами Кэт заметила золотистые проблески. В их сторону и направился Джокер, уверенно шагая по тенистой тропе.

Лес расступился, открыв луг, обнаружился и источник золотистого света – это был торговый фургон на колесах. Крытый парусиной, с разбитыми колесами и оглоблей впереди, он давно уже забыл, когда в него впрягали лошадей или мулов. Сзади у фургона имелась круглая дверь с нарядной золотой надписью:

Прекрасная мастерская ШЛЯПНЫХ ДЕЛ МАСТЕРА

Чудесные изысканные шляпы и прочие головные уборы

для утонченных дам и господ

Кэтрин нахмурилась, склонив голову к плечу.

– Мы идем в… шляпную лавку?

– В чудеснейшую шляпную лавку, – уточнил Джокер. – И уверяю вас, Шляпник закатывает самые безумные чаепития по эту сторону Зеркала.

Он немного помолчал и добавил.

– Возможно, даже по обе стороны Зеркала, как я теперь думаю.

В мысли Кэтрин стремительно просачивалась тревога. И как только все это могло прийти ей в голову, спросила она себя в недоумении.

– Я, кажется, не совсем уверена, что хочу попасть на безумное чаепитие.

Джокер подмигнул ей.

– Поверьте, миледи, вы этого хотите!

Поднявшись к двери фургона, он распахнул ее настежь.

Глава 18

Кэт помедлила на пороге, вдыхая аромат душистых трав, и была неприятно поражена отвратительными звуками чьего-то неслаженного дуэта. Внутри шляпная лавка была раз в восемь просторнее, чем казалась снаружи. В углу потрескивал огонь в очаге, стены были сплошь завешаны полками и утыканы крючками, на которых лежали и висели самые разные образчики изысканных головных уборов. Цилиндры и котелки, чепцы, капоры и венцы, соломенные шляпки и высокие остроконечные колпаки. Были здесь шляпы, поросшие живыми полевыми цветами, и шляпы, украшенные павлиньими перьями, а еще шляпы, на которых сидели, трепеща крылышками, стрекозы-коромысла (то одно, то другое коромысло то и дело теряло равновесие и, накренившись, проливало воду из крохотных ведерок).

Пока Кэтрин озиралась, стоя на пороге, Ворон сорвался с плеча Джокера и влетел внутрь. Ветер, поднятый его крыльями, пошевелил ей волосы, а его тень – всего на миг – распростерлась по дощатому полу лавки. У Кэтрин замерло сердце: она вспомнила зловещую тень, которую увидела на лужайке в замке: фигура в капюшоне, занесенный топор.

Кэт моргнула, и холодок рассеялся. Это же просто птица – вот сейчас она уселась на глиняный бюст клоуна с лицом, размалеванным черно-белыми ромбами.

Джокер потянул Кэт за собой и подвел к длинному столу посередине лавки. Столешница была застелена разноцветными скатертями, салфетками, дорожками и уставлена чайниками, чашками, молочниками, сахарницами, ложечками – серебряными, золотыми и фарфоровыми. Вокруг стола стояли такие же разномастные стулья – роскошные кресла соседствовали со школьными скамьями, оттоманками и даже симпатичной маленькой качалкой. В дальнем конце возвышался настоящий трон, достойный самого Короля.

Компания за столом тоже была весьма разношерстной. Дикобраз своей иглой ковырялся в тарелке с ячменными лепешками, Большой Пес негромко разговаривал с миниатюрной седой старушкой, которая усердно работала вязальными спицами, успевая при этом еще и пить чай. Две Золотые рыбки в аквариуме (цвет воды в нем напоминал чай) весело гонялись друг за другом, описывая восьмерки. Садовая Соня дремала, уткнувшись в гриву Льву, а тот мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Попугай Ара спорил с Какаду, Шмель рассеянно просматривал газету, Боа Констриктор настраивал скрипку, Хамелеон сосредоточенно пытался поточнее воспроизвести узор обивки на кресле, в котором лежал, а Черепах макал в чашку бутерброд с огурцом.

Где-то посерди комнаты царила шумная суматоха – там Мартовский Заяц вскочил на стол, а на голове у него балансировала Белка. Нацепив на себя нелепые чепчики с прорезями для ушей, парочка распевала во все горло, так что у Кэт чуть не лопнули барабанные перепонки. Они пели про морские звезды и звездную пыль, но голоса у обоих певцов были хриплые и грубые, они постоянно путали слова и нещадно фальшивили. Кэтрин, съежившись, ждала, пока песня доползет до конца.

Поддерживая Кэтрин под локоть, Джокер провел ее вокруг стола, к человеку, занимавшему трон в дальнем конце. Изысканно одетый, в темно-фиолетовом фраке с длинными фалдами и пунцовым шелковым галстуком, он рассеянно водил пальцем по краю цилиндра – тоже фиолетового, в тон фраку. Его волосы – серебристо-белые, несмотря на молодость их владельца – были схвачены на затылке бархатной лентой, и только вокруг ушей вились непослушные завитки.

Со скучающим видом человек во фраке сутулился над недопитой чашкой чая.

Заметив Джокера, он оживился и поспешно убрал ноги со стола. Его лицо осветила радостная улыбка.

– Ба, кто к нам пожаловал! Знаменитый артист спустился к нам с богатых и благородных вершин!

С этими словами человек вскочил и обнялся с Джокером, а потом отстранился, придерживая шута за плечи. Улыбка уступила место внимательному взгляду.

– Вроде почти не изменился, – заключил он после того, как придирчиво, закрыв один глаз, осмотрел Джокера. – Разве что отощал слегка. Что же там, в этом шикарном замке, плохо кормят?

Он попытался ущипнуть друга за щеку, но шут отмахнулся.

– Откармливают, как теленка на убой, – ответил Джокер, – Но мне приходится отрабатывать свой хлеб в поте лица. Ты, полагаю, о таком и не слыхивал.

– Жестокое обращение с талантом, вот как я это называю. – Шляпник (Кэт решила, что это, наверное, он) внезапно скорчил гримасу и посмотрел на Зайца с Белкой, плясавших на столе. – Довольно! Это становится невыносимым.

Он схватил прислоненную к его креслу трость и ударил ею по ложке, лежавшей в вазочке с орехами кешью. Ложка зачерпнула из миски один орех и отправила его прямехонько в открытый рот Зайца.

Заяц замер. Над гостиной внезапно повисла тишина. Заяц, выпучив красные глаза, судорожно застучал себя по груди – он подавился. Кэтрин стало страшно.

На стол скользнул Боа Констриктор. Он обвил Зайца и сжал. Орех вылетел у несчастного изо рта и плюхнулся прямо в чашку Черепаху.

Ошеломленная Кэтрин ждала, что будет дальше, но прочие гости уже вернулись к разговорам и чаепитию. Кажется, это происшествие напугало только ее одну.

– Что это ты притащил с собой, Джокер?

Кэтрин вспыхнула. Внимание Шляпника обратилось на нее. Глаза у него, заметила Кэт, были нежного фиалкового цвета, а черты лица тонкие и изящные. Он был по-мужски красив, но в то же время – и эта мысль ее удивила – миловиден почти как девушка.

– Леди Кэтрин, это мой дорогой друг, Шляп Ник. Ник – леди Кэтрин Пинкертон.

– Приятно познакомиться, – Кэт сделала реверанс.

Ник приподнял шляпу, но улыбки на его лице не было.

– Пинкертон. Имеет отношение к Маркизу?

– Это мой отец.

Шляп Ник разразился хохотом.

– Стало быть, истинная леди. – И он бросил на Джокера таинственный взгляд, значение которого Кэт не взялась бы расшифровать. – Или благородство не идет дальше шелкового шлейфа ее платья?

Кэт покраснела до слез, но Джокер не поддержал шутку друга. Его ответ прозвучал холодно.

– Она леди не в меньшей степени, чем мы – джентльмены. Не вынуждай меня вызывать тебя на дуэль, чтобы отстаивать ее честь.

– Дуэль! Силы небесные, да зачем же! Я готов, сняв шляпу, выразить даме свое восхищение, но дуэль? Никогда! – Произнося эту тираду, Шляп Ник глазами впился в платье Кэт, и она ясно почувствовала: он оценивает, в какую сумму оно обошлось. – Друг Джокера – мой друг. Добро пожаловать в мою шляпную лавку.

– Благодарю вас.

– А вот и мой давний сообщник, сэр Зай Ятс, – представил Шляп Ник, взмахом трости указывая на Зайца, который как раз спрыгивал со стола.

– Сэр Заяц? – уточнила Кэтрин.

– Зай Ятс, – поправил Мартовский Заяц, – Рифмуется с «паяц», но на конце тс.

Кэт попыталась понять, как «Заяц» может писаться с тс на конце. Но задать этот вопрос она не успела – Джокер положил ей руку на плечо и шепнул: «Я вам потом объясню».

Она снова присела в реверансе.

Шляп Ник обернулся к столу и оглядел сидящих. Шмель успел сложить из газеты три кораблика оригами, и гости наблюдали за их гонками в кружке величиной с чашу для пунша. Лев и старушка бились об заклад, какой кораблик потонет первым, а Черепах сыпал на палубы сахар, чтобы они тонули быстрее.

Ник трижды ударил тростью о пол, а потом взмахнул ею в воздухе.

– Всем слезть со стульев! Освободите места для нашего шута и его дамы. И – кто там у нас следующий?

Над столом на разные голоса эхом зазвучало «слезайте, слезайте», гости принялись двигать стулья и в поднявшейся неразберихе занимать новые места. Они садились, пробовали сиденья, качались и подпрыгивали, то над столом, то под ним, скакали со стула на стул, забирались друг другу на колени и на плечи, а некоторые, самые маленькие из них, уютно устроились в пустых чайных чашках. Один лишь трон Шляп Ника не участвовал в общей суете. Мало-помалу все расселись и успокоились, оставив свободными два места по обе стороны от хозяина – для Джокера и Кэтрин.

Кэт чувствовала, что принимает участие в игре, правила которой ей неизвестны. Она подошла к столу и хотела сесть.

– О нет, миледи, я предложил бы вам перейти вот туда, – Джокер подвел ее к стулу слева от Ника и, выдвинув его, предложил ей занять место.

Ник фыркнул и, чуть приподняв тростью цилиндр, наблюдал, как Кэтрин с прямой спиной села на краешек сиденья и разгладила на коленях юбку.

– Джокер опасается, что вы не сможете постоять за себя среди шалопаев и хулиганов вроде нас.

Джокер нахмурился. Проходя мимо трона Шляп Ника, он нагнулся к его уху.

– Она наша гостья. Я пригласил ее не для того, чтобы тебя развлечь.

Кэтрин сложила руки на коленях и постаралась любезно улыбнуться.

– Ошибаешься, Джокер, – ответил Шляп Ник, не переставая ухмыляться, – все здесь для того, чтобы меня развлекать.

– Хорошо. Тогда позволь-ка…

Джокер сорвал с головы Ника цилиндр и быстро отдернул руку, не позволив Шляп Нику его выхватить. Посмеиваясь, Джокер вскочил на стул, а оттуда на стол, заставив чашки с блюдцами подпрыгнуть, звеня.

Недовольно что-то проворчав (хотя в уголках его рта таилась улыбка), Ник снова положил ноги на стол и поднял свою чашку.

Кэтрин краем глаза заметила Ворона – тот все еще сидел на бюсте клоуна, почти невидимый в тени. Вытянув шею, он наблюдал, как его хозяин торжественно шествует вдоль стола.

Гости перешептывались. От нетерпения у Кэтрин по спине бежали мурашки. Она подалась вперед, сцепив пальцы в замок.

Ловко обходя блюда и вазы, Джокер добрался до середины стола, остановился и продемонстрировал всем цилиндр. Изящным движением он раскрутил его в воздухе и убрал руки. Цилиндр остался висеть.

Кэтрин закусила губу, не решаясь моргнуть.

Джокер прочистил горло и, к удивлению Кэтрин, вдруг запел.

– Ты мигай мне… мышь ночная.

Губы Кэт зашевелились, вторя знакомой детской песенке, хотя Джокер пел ее проникновенно, как серенаду. Голос его звучал уверенно, хотя и тихо.

– Кто ты, где ты… – он стукнул пальцем по полю цилиндра, и тот перевернулся в воздухе вверх дном, – …я не знаю.

Из цилиндра вырвался пушистый вихрь – стайка летучих мышей. Кэтрин вжала голову в плечи, когда они разлетелись по комнате. Мыши пищали и несколько раз скользнули крыльями по волосам Кэт, но не коснулись ее лица.

Голос Джокера перекрыл шум.

– Высоко ты надо мной…

Мыши кружились по просторной комнате, как смерч, в центре которого оказался стол. Смерч начал сужаться вокруг Джокера. Скоро шута не стало видно за массой трепыхающихся, пищащих зверьков.

С замиранием сердца Кэт следила, как смерч вдруг вылетел в открытое окно – на столе остался цилиндр Шляп Ника, криво надетый на чайник, а Джокер пропал без следа.

Сердце выскакивало у Кэт из груди. Шепчась и пожимая плечами, гости заглядывали под стол, под цилиндр и даже в чайники, но шут исчез.

– Очень мило с его стороны, бросить вас тут одну. На мою милость, не иначе.

Кэтрин подняла глаза на Шляп Ника.

Поставив чашку на блюдечко, Ник подмигнул ей.

– Джокер всегда питал слабость к загадкам.

Пригладив растрепанные мышами волосы, Кэт изо всех сил старалась не показать Шляп Нику, до чего ей не по себе.

– Вы давно с ним знакомы?

– Много лет, моя дорогая. Я, конечно, мог бы попробовать подсчитать эти годы, но все равно ошибусь, ведь я по уши в долгах у Времени.

Она сдвинула брови.

– Это тоже загадка?

– Ах, если бы.

Не зная, что ответить, Кэт в замешательстве потянулась за чашкой, но оказалось, что та доверху наполнена перламутровыми пуговицами. Она поставила ее на стол.

– На балу Джокер загадал загадку, – сказала она. – Чем ворон похож на письменный стол?

Шляп Ник наморщил нос и покачал головой.

– Какая банальность! Мог бы хоть немного постараться.

– А я не знала, что это старая загадка. И никто на балу ее не знал, всем было весело и интересно узнать ответ.

– При всем моем почтении, миледи, дворянам не откажешь в любви к увеселениям.

Ей показалось, что это верное замечание – особенно, если говорить о Короле. Но Шляп Ник говорил об этом как о чем-то постыдном, и Кэт не была уверена, что согласна с ним.

– Скажите, какой ответ он дал? – спросил Ник.

– Что, простите?

– Чем ворон похож на письменный стол?

– А! – Нотами. Один может издать несколько нот, за другим ноты пишут. Хотя ноты часто бывают фальшивыми. – Кэт приятно удивило, что она так точно все запомнила (несмотря на то, что в это время во все глаза смотрела представление). – Он засыпал бальный зал разноцветными конфетти. С чудесными маленькими рисуночками.

Шляп Ник крутил трость.

– Мне всегда больше нравился другой ответ – на обоих чернильные перья.

Кэт удивилась, что загадка, на которую, как ей сначала казалось, ответ найти невозможно, имеет два таких разных правильных ответа. Она взглянула на Ворона, который вроде бы заснул, сунув голову под черное крыло.

– Этот ответ вызвал бы восторг в бальном зале, – заметила она.

Ник положил себе в чашку ложку сахара и помешивал, громко звякая.

– Думаю, вы правы. Я и сам недавно придумал загадку. Хотите послушать?

– Очень хочу.

Он постучал ложкой о край чашки и положил ее на блюдце.

– Когда я радуюсь, стучу, как барабан. Когда грущу, бьюсь, как стекло. Коль украдут – обратно не вернуть. Кто я?

Кэт долго думала и решила рискнуть:

– Сердце?

У Ника потеплели глаза.

– В самую точку, леди Пинкертон.

– Очень хорошая загадка, – искренне сказала она, – хотя мне показалось, что было бы точнее сказать так: Коль отдадут – обратно не вернуть.

– Это подразумевает, что мы отдаем свое сердце по доброй воле и охотно, а я в этом не уверен. Надо будет спросить у Джокера, когда он вернется. Насколько я знаю, он в этом деле эксперт. – Шляп Ник вытащил из жилетного кармана золотые часы. – Обычно наш друг не исчезает так надолго. А может быть, он уже устал от вашего общества?

Кэт насупилась. Она видела, что Шляп Ник старается вывести ее из себя, но не понимала, зачем ему это понадобилось. Сжав под столом кулаки, она еще раз осмотрела гостей. Почти все они были заняты болтовней.

– Ты мигай мне, мышь ночная, – вспомнила она. – Это же колыбельная. Не загадка.

– Как там поется в конце? Я что-то забыл.

Кэт замычала, вспоминая слова песенки.

– … Вьешься в небе, как поднос.

Шляп Ник щелкнул пальцами.

– Зай Ятс! Поднос! В небо!

Заяц, который уже успел стащить с головы чепчик, навострил огромные уши и вытаращился на Шляп Ника. Потом спрыгнул на пол, схватил со стола поднос, сбросив лежавшую на нем аккуратную горку бутербродов с обрезанными корочками, и стремглав бросился к окну. В считанные секунды все гости, кроме Кэтрин и Шляп Ника, вскочили со стульев и, забыв о чае, столпились вокруг Зайца.

Кэтрин подумала, что леди не подобает толкаться у окна с этими странными незнакомцами и поэтому вытягивала шею, пытаясь что-то увидеть.

– Ах, да наплевать! – пробормотала она в следующее мгновение, отодвинула стул и присоединилась к толпе у окна.

Зай Ятс метнул поднос – тот пролетел над лесом и скрылся в ночи.

Они ждали.

Где-то далеко раздался стук и звон: это поднос падал, цепляясь за ветки деревьев, но не застрял в них, а ударился о землю.

Все затаили дыхание.

Никто не проронил ни слова.

Садовая Соня зевнула и, перебравшись на другую сторону Львиной гривы, попыталась свернуться клубочком.

– Что вы все там разглядываете?

Кэтрин резко обернулась к столу.

Джокер сидел справа от Шляп Ника, с надкушенным печеньем в одной руке и чайной чашкой в другой.

Лавку наполнил свист и радостные возгласы.

Глядя на Кэтрин, Джокер улыбался, и ее сердце отозвалось на эту улыбку. Однако она попыталась скрыть радость, нахмурилась и уперла руки в бока.

– Ник прав, – укоризненно сказала она Джокеру. – Было ужасно невежливо с вашей стороны оставить меня.

Джокер слизнул крошку в углу рта.

– Я знал, что вы все поймете.

Шляп Ник снял свой цилиндр с головы Боа Констриктора, который доставил его с середины стола, и хмыкнул.

– Не будем преувеличивать способности милой леди, она ничего особенного не сделала, просто прочитала нам детский стишок, колыбельную. – Схватив трость, он трижды ударил ею об пол и возгласил: – Ну что, мелкота, кто хочет последовать за шутом? Слезайте!

Глава 19

Чаепитие у Шляп Ника больше напоминало цирк. Стулья отодвигали, они то и дело падали, а тот из гостей, кто оказывался по правую руку от Ника, должен был исполнить следующий номер. Каждый гость по очереди вставал, выбирал один из висящих на стенах невероятных головных уборов и начинал развлекать публику, как умел. Попугаи Ара и Какаду изобразили комическую сценку с пантомимой. Лев прекрасным альтом спел арию из известной оперы. Седая старушка, скрестив ноги, уселась на стол и лихо сыграла вязальными спицами на перевернутых тарелках, как на барабанах. Застенчивый юный Черепах дрожащим голосом, запинаясь и путая слова, продекламировал любовный сонет – один раз он решился украдкой взглянуть на Кэтрин, залился густым темно-зеленым румянцем и больше до конца вечеринки не поднимал на нее глаз.

Возможно, в чай – который показался Кэтрин самым вкусным, какой она пробовала в жизни – что-то было подмешано, потому что Кэт моментально расслабилась, без конца смеялась, аплодировала, что-то выкрикивала и даже топала ногами. Кэтрин уже поняла, что Шляп Ник обожает командовать, а его гости почти не обращают внимания на приказы. Она узнала, что Садовая Соня раньше была самой шустрой в компании, но полтора года назад впала в спячку и еще из нее не вышла. Джокер дал понять Кэт, что ему стыдно из-за фокуса с летучими мышами, одна из которых чуть не запуталась у нее в волосах. Признавшись в этом, он поправил выбившийся у нее локон, и у Кэт по коже пробежали мурашки.

Растерявшись, она смахнула его руку, как летучую мышь.

Сколько бы раз гости ни пересаживались, Джокер оставался рядом с Кэт, помогая ей ориентироваться в вихре происходящего и отводя в сторонку от кресла выступающего. Кэтрин чувствовала большое облегчение от того, что не попадала в центр внимания, но невольно рылась в памяти, обдумывая, чем могла бы удивить собравшихся. Ей вдруг захотелось произвести на всех впечатление, поразить даже больше, чем Джокер с его иллюзиями и фокусами. Но как? Ни петь, ни жонглировать, ни плясать она не умеет. Она ведь не артистка, а всего-навсего леди.

Когда все продемонстрировали свои таланты и Шляп Ник вновь скомандовал пересаживаться, Джокер двинулся в сторону кресла, чтобы освободить Кэтрин от обязанности выступать.

Но сесть он не успел, потому что Ник опустил на подлокотники кресла свою трость.

– Терпение, друг мой. Поверить не могу, но мы до сих пор не имели удовольствия увидеть какой-нибудь номер от твоей леди.

Шляп Ник смерил Кэтрин надменным взглядом.

Джокер сбросил трость.

– Леди здесь, чтобы наслаждаться нашим гостеприимством, а не затем, чтобы ты выставлял ее напоказ.

Кэтрин спокойно выдержала взгляд Шляп Ника. Джокер повернулся к ней.

– Не позволяйте ему себя обижать. Если пожелаете, буду счастлив выступить вместо вас.

– К чему так жадничать, – перебил Шляп Ник. – Только брать и брать, и ничего не давать взамен.

В его словах сквозило недовольство.

Укоризненно взглянув на Шляп Ника, Джокер прошептал, обращаясь к Кэт:

– Все не так. Нет ничего страшного в том, чтобы попросить кого-то выступить вместо себя, особенно на первом чаепитии.

Кэт понимала, что он пытается сгладить вызов, брошенный Шляп Ником, но эти слова ее немного задели. Прав он или нет, но откуда у него такая уверенность, что ей нечего показать?

Она разглядывала его руку – тонкие пальцы, не такие нежные, как ее собственные, но и не такие грубые, как у садовника или слуги. Ей понравилось, что он назвал это чаепитие первым, ведь этого означало, что будут и другие.

– Я готова, – услышала она собственный голос будто издалека.

На лице Шляп Ника заиграла усмешка, но Кэтрин не могла сказать, одобрительная или издевательская.

– Леди будет следующей! – закричал Шляп Ник, не давая ей шанса передумать, а потом обвел рукой шляпы на стене. – Выбирайте головной убор, сударыня. Вот увидите, он поможет.

– В чем поможет? – Кэт старалась держаться, медленно идя вдоль стены, увешанной дамскими шляпками, цилиндрами, прозрачными вуалями и шелковыми тюрбанами.

– Это как маскарадный костюм. Или, в вашем случае, изысканный наряд. – Шляп Ник провел пальцами по краю своей шляпы. – Удачно скроенная шляпа делает человека… храбрее.

Кэт не была уверена, что согласна с этим: даже самые лучшие платья никогда не придавали ей отваги. Однако все здесь во время выступлений надевали шляпы, с какой же стати ей спорить? Толпа замерла, ожидая, что она выберет, но Кэт понимала, что только тянет время, перебирая в пальцах то золотую застежку, то страусовое перо.

Должен же быть у нее какой-нибудь талант. Любой, лишь бы не опозориться.

Большинство шляп были куда более экстравагантны, чем те, к которым привыкла Кэт. Пока ей больше всего пришлась по душе потрясающая шляпа в розовую и зеленую полоску – в виде карусели с лошадками-пони, весело скачущими по кругу. Но ее надевал Лев во время своего номера, и Кэт к своему разочарованию, увидела, что он так ее и не снял.

– Могу ли я предложить одну из красных? – спросил Шляп Ник.

Кэт вздрогнула и обернулась к нему.

– Почему красную?

Он пожал плечами.

– Этот цвет наилучшим образом оттенит вашу кожу, дорогая. Как вам вон та, видите?

Кэт увидела широкополую шляпу с множеством оборок из вино-красного шелка, украшенную белыми и желтыми маками. Кэт сморщила нос. Шляпа, конечно, красивая, но она бы нипочем такую не выбрала.

Зато оказалось, что рядом висит белый поварской колпак, отделанный широкой черной лентой. Сняв колпак с деревянного колышка, Кэтрин не задумываясь надела его.

– А, шляпа для принятия небанальных решений. – Шляп Ник прищурился. – Интересный выбор.

Не сразу, но Кэт все-таки осмелилась поднять глаза на Джокера. Тот даже не обратил внимания на колпак и снова предложил ей руку.

Кэт повязала черную ленту под подбородком и, опираясь на его руку, забралась сперва на кресло, а потом на стол.

Пока она думала, что будет делать, в шляпной лавке наступила тишина, совсем не похожая на обычно царящий здесь хаос. Гости замерли и смотрели на нее с любопытством. Кэт и самой было интересно. От возбуждения у нее даже руки задрожали.

Она нашла место среди разбитых тарелок и разбросанных булок, глубоко вздохнула, оглядывая лица вокруг. Змеиные глаза со зрачками-щелками, глаза ящериц с набрякшими веками, выпученные рыбьи глаза – все были устремлены на Кэт. Подол ее платья был весь в крошках и брызгах разлитого чая.

– Спойте нам, прекрасная леди! – предложил Лев, а карусельные лошадки скакали вокруг его гривы. – Спойте нам древнюю балладу.

– Нет, станцуйте для нас! Вы танцуете?

– Может, она умеет подавать чай, как гейша?

– Рисовать ногами?

– Делать сальто?

– Предсказывать судьбу?

– Завязывать узлом черенки вишен при помощи языка?

– Не будь дураком, это же невозможно!

– Кэтрин.

Она обернулась и поняла, что все еще держит Джокера за руку. Он улыбался ей, но был явно озабочен.

– Вы не обязаны этого делать.

За кого ему стыдно? – подумала Кэт. За нее или за себя, за то что привел ее сюда? Леди. Дворянку. Одну из этих девиц с нежными ручками и пустым сердцем. Недостаточно безумную для того, чтобы участвовать в чаепитии Шляп Ника.

Она резко отняла руку и посмотрела на Шляп Ника. Тот снова положил ноги на стол и теребил пальцами галстук.

Отец Кэтрин был известен на все Червонное королевство как прекрасный рассказчик, этот дар передавался в ее семье от поколения к поколению, но ее саму как-то обошел стороной. Сейчас Кэт пыталась вспомнить одну из отцовских историй. Такую, которая смогла бы зачаровать стаю юрких рыбешек. Которая заставила бы тучи рыдать, а горы пасть на колени.

– В незапамятные времена… – начала Кэт, но вынуждена была остановиться: слова застряли у нее в горле.

Вытирая о юбку влажные ладони, она вдруг нащупала в кармане хрустящий кусок.

Сердце у нее груди подпрыгнуло.

– Жила-была… жила-была девочка. И была она дочерью Маркиза.

Уголки губ Шляп Ника презрительно поползли вниз.

– И вот она выросла и стала леди. – Кэт отвернулась, ища взглядом очарованных слушателей или, по крайней мере, тех, кто хотел быть очарованным. И продолжила: – Но, хотя она научилась всему, что должна уметь леди, хорошо у нее получалось лишь одно. Это не было что-то грандиозное или важное, это вообще не очень-то подобало истинной леди, но это было то, что девочка действительно любила.

Она сунула руку в карман и вытащила пакетик с розовыми пирожными. Вощеная бумага измялась, но не разорвалась, потому что была перевязана шпагатом. Гости за столом вытянули шеи.

– Я… – она заколебалась, – видите ли, я делаю сладости.

– Она делает гадости? – пробормотала седая старушка, – Какой кошмар. Впрочем, боюсь, я и сама натворила немало гадостей в этом году.

Кэт улыбнулась.

– Нет же, сладости.

Она развернула вощеную бумагу, достала розовые пирожные. Они немного раскрошились по краям, но в общем остались целыми, все пять штук.

За столом воцарилось молчание.

– Действительно, решение небанальное, – протянул Шляп Ник, подозрительно хмурясь. – Но что они делают?

Кэтрин не отдернула руку.

– Ничего особенного. Они не сделают вас больше или меньше. Но… надеюсь, они просто вас порадуют. Вообще-то, эти пирожные предназначались Королю в качестве подарка, но… я сегодня была рассеянна. И забыла их ему передать.

Кэт не решалась взглянуть на Джокера.

– Подарок Королю? – хмыкнул Шляп Ник. – Звучит многообещающе.

Он махнул тростью, Зай Ятс протянул лапу и забрал пирожные у Кэтрин. От волнения у нее перехватило дыхание, ее все еще трясло от нервного напряжения, но было радостно, что все позади.

Зай Ятс разложил пирожные на тарелке и, одно за другим, стал аккуратно резать прослоенное кремом безе на кусочки. Пирожные крошилось и сплющивались под ножом. Вся компания подалась ближе и наблюдала за тем, как сливочный крем сочится из пирожных и липнет к бумаге.

Почувствовав, что кто-то тянет за ее юбку, Кэт повернулась – это Джокер снова протягивал ей руку. Она позволила ему снять себя со стола.

– Вы сделали их своими руками? – прошептал он.

– Разумеется, – ответила она и, не удержавшись, добавила: – Как видите, Шляп Ник тут не единственный умеет творить чудеса.

Джокер усмехнулся. Глаза его загорелись, как будто он пытался решить загадку.

Кусочки пирожных раздали всем за столом и предложили даже Ворону, угрюмо сидевшему на бюсте, но птица, нахохлившись, презрительно отвернулась. Кэтрин и Джокеру достались последние два кусочка, и на тарелке остались лишь крошки безе, да следы сливочного крема.

Шляп Ник встал и поднял свой кусок.

– Предлагаю тост: за леди Пинкертон, прекраснейшую даму из тех, что когда-либо украшали наше застолье.

За столом зазвучали приветственные возгласы, но быстро стихли, поскольку все принялись есть.

Кэтрин слышала чмоканье, чавканье и звук облизываемых пальцев.

Джокер не сводил с нее глаз, в которых как будто снова плясало пламя свечи. Он облизал палец и удивленно моргал.

Сияя, Кэт, положила свой кусок в рот. Пирожное было ароматным, изысканным на вкус, слегка хрустящее, но нежное безе и едва заметное благоухание роз, все это сливалось в неповторимое ощущение – настоящее совершенство!

Она прислушивалась к вздохам и стонам удовольствия, шороху пергаментной бумаги – это кто-то пытался слизать с нее крем.

Вот поэтому-то она и любит готовить. Когда она видела, как уплетают удачно приготовленный десерт, ей казалось, будто она своими руками сотворила радость. Собравшиеся за столом вдруг перестали быть незнакомцами. Теперь они были близкими друзьями – с такими можно поделиться любой тайной, и она поделилась с ними своей магией.

– Превосходно, леди Пинкертон, – солидно прожужжал Шмель. Там и сям вокруг стола раздавались ликующие возгласы и крики «ура». Среди вновь возникшего хаоса проснулась Соня и сонно оглядела комнату. Кто-то оставил на ее тарелке крошку, и Соня тут же отправила ее в рот. Прожевала ее, проглотила, сонно усмехнулась и, облизываясь, снова погрузилась в сон.

Один Шляп Ник не выражал восторгов. Он откинулся назад в кресле и прикрыл лицо шляпой.

Это мгновенно вернуло Кэт с небес на землю. Ему не понравилось?

Но вот Шляп Ник убрал шляпу, и оказалось, что он улыбается. Улыбка была прекрасной, такой, что от нее сердце замирало, открытой и честной. В его фиалковых глазах играли искры. Он перевел взгляд с Кэт на Джокера.

– Отлично, отлично! – Он поднял руки вверх, словно сдаваясь. – Пожалуй, я позволю ей остаться.

Кэт присела в реверансе, все еще оживленная и взволнованная успехом.

– Вы очень любезны, господин Шля…

И вдруг вся лавка содрогнулась. Кэт поскользнулась и упала на Джокера, который подхватил ее.

Гости, ахая, повскакали с мест, стараясь сохранить равновесие. Что-то застучало по крыше, а потом что-то заскреблось, будто огромные когти. Лавка снова покачнулась, тарелки и блюда посыпались со стола, чай расплескался, печенье рассыпалось.

Раздался пронзительный вопль, от которого закладывало уши. У Кэт от ужаса волосы встали дыбом.

Увидев, что Джокер смотрит на Ворона, Кэт тоже посмотрела наверх. Бюст клоуна, на котором сидела птица, изменился: улыбка исчезла, лицо клоуна было искажено страхом.

Ворон наклонил голову так, словно его черные глаза видели сквозь балки потолка, и мрачно продекламировал:

«Тот, кто наводит жуть на зелюков, прожорливый и злобный живоглот, кошмар и страх пыряющих шорьков – пожаловал к нам грозный Бармаглот. Считали долго выдумкой его, но вот он здесь, крушит наш мирный кров».

Глава 20

Джокер обернулся к Шляп Нику.

– Надо убегать через Перекрестья. Чудовище слишком велико, оно не сможет протиснуться за нами.

Кэт тихо ахнула, а сердце у нее сжалось в тугой комок.

– Вы хотите сказать, что нам придется отсюда выйти? – Она посмотрела на Шляп Ника, тот сидел, стиснув зубы, лицо у него вытянулось. – Не будет ли безопаснее остаться здесь и подождать, пока зверь утомится? Ему надоест, и он наверняка оставит нас в покое.

В дальнем конце лавки раздался звон разлетающегося стекла. Дикобраз и Пес отпрянули от разбитого окна.

Сквозь пустую раму просунулись два когтистых пальца. Осколки стекол впились в чешуйчатую кожу, пальцы извивались и пытались проникнуть внутрь, а из ран на пол капала кровь черная, как уголь.

Кэт, дрожа, прижалась к Джокеру.

– Оно не может добраться до нас… или может?

– Эти стены сколочены из обычных досок, леди Пинкертон, – сказал Шляп Ник тихим голосом. – Бармаглот едва ли пролезет в дверь, но ему не составит труда пробить другой вход.

У Кэт пересохло во рту.

Когти в окне исчезли. Лавка снова накренилась и затряслась – монстр перебирался на другую сторону крыши. Он искал вход… Кэт заметила мелькнувший в просвете между шторами мерзкий хвост.

Ее охватил такой страх, что ноги приросли к полу.

Она умрет. Сейчас, глубокой ночью, среди незнакомцев. Бармаглот сожрет ее, а родители и Мэри-Энн никогда не узнают, что с ней случилось.

Внезапно что-то дохнуло в трубу, погасив огонь в очаге. Воздух наполнился запахом дыма и тлеющих углей.

Шляп Ник – он единственный из них не вскочил и продолжал сидеть – резко отодвинул кресло от стола, так что ножки «трона» процарапали половицы. Он схватил трость, нахлобучил на голову цилиндр и обвел глазами гостей. Его взгляд остановился на Джокере.

– Вспомни, как мы проделывали это дома, приятель, – сказал он. – Зай Ятс и я выйдем первыми, отвлечем внимание врага. А вы с Вороном страхуйте нас с флангов. И защищайте остальных, пока они будут бежать к Перекрестьям.

Шляп Ник взглянул на Кэт и, кажется, сумел найти что-то забавное даже в их бедственном положении.

– И, как всегда, мы должны оберегать Королеву.

Джокер вздрогнул и сжал руки Кэт.

Над столом разнесся густой низкий голос.

– Я позабочусь о прикрытии тылов. – Царственный и внушительный в тусклом мерцании свечей Лев тряхнул рыжей гривой, и вокруг него как будто вспыхнул ореол (правда, эффект немного смазала смешная круглая шляпа с колокольчиками у него на голове). Хлестнув себя хвостом по бокам, Лев пристально вглядывался в остальных гостей, ростом уступавших ему. – Я не войду в Перекрестья, пока все не окажутся в безопасности.

– Ты храбрый воин, – сказал ему Шляп Ник, приподняв цилиндр.

На крыше снова взревел Бармаглот. Следом раздался треск досок и скрежет выдираемых гвоздей. Стены сотряслись.

– Всем приготовиться! – крикнул Шляп Ник. – Мы побежим к входу в Перекрестья. Действовать нужно сообща.

Джокер обхватил Кэт за плечи. Он виновато смотрел на нее, но она не дала ему вымолвить ни слова.

– Я сама захотела прийти, – шепнула она. – А вы не могли предвидеть, что все так обернется.

Джокер решительно ответил:

– Я доставлю вас домой невредимой.

Кэт кивнула и, несмотря на переполняющий душу леденящий страх, поверила ему.

– Невозможное – ваша профессия.

– Так оно и есть.

Морщинки вокруг глаз Джокера немного разгладились, теперь он казался уже не таким встревоженным.

– Все готовы? – спросил Шляп Ник. Он подошел к двери, готовясь распахнуть ее. Рядом с ним стоял Зай Ятс, его большие чуткие уши подрагивали.

Кэт огляделась. Старушка вскарабкалась на спину Псу, выставив спицы, как боевые кинжалы. Белка сжимала аквариум, в котором под перевернутым чайным блюдечком прятались две Золотые Рыбки. Боа Констриктор бережно держал в зубах сладко спящую Соню. Попугай Ара и Какаду приготовились взлететь, Хамелеон окрасился под цвет травы и цветов на лугу. Шмель воинственно потрясал жалом, Дикобраз ощетинил зазубренные иглы, а Черепах втянул голову в панцирь.

Увидев, как преобразились существа, которые только что дурачились и беззаботно веселились, Кэт ужаснулась.

– Бегите быстрей, – зашептал Джокер ей на ухо, – Бегите прямо к Перекрестьям и старайтесь держаться в середине группы – это безопаснее всего.

– Зачем? – спросила она. – Моя жизнь нисколько не ценнее, чем любого из них.

У Джокера потемнели глаза, и Кэт подумала, что он начнет спорить, но вместо этого он только сказал:

– Просто бегите со всех ног и не оглядывайтесь. Я догоню.

Проглотив комок в горле, Кэт кивнула.

Подлетев к ним, Ворон уселся на плечо Джокера. Птица с ее чернильно-черным оперением и Джокер в чернильно-черной куртке казались ожившими тенями.

– На счет три, – произнес Шляп Ник.

По крыше зацарапали когти. Чудище снова издало вопль.

– Один…

Джокер подтолкнул Кэт вперед, к остальным. У нее тряслись поджилки, но она приказала ногам не дрожать и уверенно встала между Дикобразом и Большим Псом. Седая старушка кивнула ей, видимо, желая подбодрить, и Кэт подумала, что так, наверное, переглядываются солдаты перед боем.

– Два…

Что-то затрещало наверху – крыша начала проседать под тяжестью монстра.

Лев, стоявший позади, зарычал.

– Три!..

Ник распахнул дверь и выбежал вместе с Зайцем, перескакивая через ступени. Они затопали по траве и разбежались в разные стороны – Зай Ятс во всю прыть поскакал к Перекрестьям, подкидывая мощные задние лапы, а Шляп Ник припустил к ближайшему дереву. Укрывшись под ним, он высунул наружу цилиндр, нацепленный на трость.

В лавке началась суматоха. Все плотной группой ринулись к двери. Кэт подобрала юбку и даже не поняла, что уже бежит, пока не почувствовала под ногами мягкую почву. Впереди она увидела Шляп Ника, который махал им из кустов, показывая, чтобы бежали к Перекрестьям.

Раздался пронзительный визг, а потом оглушительно захлопали гигантские крылья. Кэт представила, как Бармаглот взмывает с крыши шляпной лавки и пикирует на них с неба, но не решалась обернуться.

Ответом на вопль чудовища было карканье ворона – нет, двух воронов – и громоподобный, раскатистый рык Льва. Шляп Ник тоже кричал что-то, но слов было не разобрать.

Кэт задыхалась и уже не чаяла добежать до кустов. Ноги дрожали, но все-таки не подвели ее. Она выскочила на тропинку в нескольких шагах от Большого Пса, и под сенью деревьев почувствовала себя в относительной безопасности.

Зай Ятс, стоя за стволом, придерживал для них дверь Перекрестий. Дверь была узкая, и вся компания, тяжело дыша, собралась у входа.

Белка с Рыбками скрылись в проеме. За ними скользнул Боа Констриктор. Пес перескочил через порог, неся своего седока.

Чье-то поскуливание заставило Кэт посмотреть назад.

Черепах застрял, немного не дотянув до поляны, и втянул лапы в панцирь. Она слышала, как изнутри доносится его плач.

Над ним пронеслась тень, и от ветра, поднятого крыльями чудовища, зашелестела трава.

Кэт съежилась, сердце колотилось. Наконец, она осмелилась посмотреть вверх, на монстра, который не раз являлся ей в кошмарах. Когти длинные, как ножи мясника. Склизкая извивающаяся шея. Глаза горящие, как уголья. Чудовище было соткано из черных теней и огня, под чешуйчатой шкурой перекатывались мускулы.

Вокруг него кружили две птицы, стараясь отвлечь его от собравшихся внизу. Они пикировали на него и стремглав отлетали прочь, ловко уворачиваясь от ударов.

Ворон… и Джокер.

На дальнем краю поляны стоял Шляп Ник, все еще держа трость с нацепленным цилиндром, и растерянно крутил головой. Кажется, он и думать забыл, что собирался отвлекать Бармаглота на себя.

– Вставай! – кричал Лев, пиная Черепаха лапой. – Ты почти добрался. Двигайся, надо идти!

– Я… слишком… медлительный, – хныкал Черепах. – Мне… никогда… не дойти!

– Ты должен постараться! – зарычал Лев.

– Госпожа!

Кэт оглянулась. Зай Ятс, с ужасом в красных глазах, махал ей лапой и показывал на дверь. Все остальные уже проскочили.

– Скорее, скорее!

Кэт вздохнула.

Над головой заверещал Бармаглот. Это был голодный крик ненасытной твари.

Он устремился вниз и снова уселся на крышу лавки, которая со скрипом закачалась на шатких колесах. Даже в темноте Кэт видела, что крыша почти разрушена.

Что-то мелькнуло перед глазами, и Кэт отшатнулась. Она совсем забыла о поварском колпаке, который выбрала на стене у Шляп Ника. Том самом, для принятия небанальных решений.

Снова глубоко вздохнув, она присела и нашарила на земле длинную палку.

– Миледи! – надрывался Зай Ятс, но Кэт, не обращая внимания на его крики, побежала назад, к Льву и Черепаху.

Бармаглот закричал, и Кэт догадалась, что он заметил ее на лугу.

– Нет! – завопил Зай Ятс, – Сюда!

Каркнул ворон.

Когда Кэт, чуть не упав, оказалась рядом с Черепахом, глаза у Льва от ужаса буквально вылезли из орбит. А она сунула палку под панцирь и ткнула что было сил.

Черепах взвыл от боли и пополз вперед, царапая землю.

– Шевелись, шевелись! – кричала на него Кэт, снова и снова тыча палкой и подгоняя вперед под крики и рыданья. Вот он выбрался на тропинку. Кривые лапы-плавники зашлепали сквозь кусты.

– Леди! – из последних сил звал Зай Ятс.

У Кэт заложило уши от воинственного клича Бармаглота. Сердце готово было выскочить из груди. Она развернулась, сжимая палку, как меч – и как раз вовремя, чтобы увидеть тень надвигающихся крыльев.

Руки и ноги у нее словно окаменели – она увидела вытянутую шею монстра, обнаженные клыки, высунутый язык…

Перед глазами полыхнуло рыжее пламя, раздался оглушительный рев и ржание крошечных лошадок. Лев бросился между Кэтрин и чудовищем, подняв переднюю лапу, будто надеялся сбить Бармаглота на лету.

Чудовище завизжало и отдернуло голову, изогнувшись так, что впереди оказались длинные изогнутые когти.

Кэт услышала удар. Плоть, кровь, земля, крик боли и удары крыльев, торжествующий вопль, – и Бармаглот снова взмыл вверх. Добыча была в его когтях, в воздухе безвольно повисла кисточка Львиного хвоста.

Глава 21

Кэтрин стояла в оцепенении, глядя вслед Бармаглоту. Палка выпала у нее из дрожащих рук, когда с неба упала тень крыльев и бубенцов. Джокер обхватил ее за плечи. Руки были в перчатках, хотя только что были покрыты шелковистыми перьями.

– С вами все в порядке? – спросил, задыхаясь Джокер.

– Н-нет… – заикаясь, пробормотала она. У нее перед глазами все еще стоял грациозный и могучий Лев, с которым так быстро расправились. Которого так быстро уничтожили.

Шляп Ник тоже был здесь, Кэт увидела его краем глаза.

– Идем, – заговорил он, подталкивая их к лесу. – Нужно убраться в безопасное место, на случай, если чудовище вернется.

– Лев… – голос у Кэт сорвался на всхлип.

– Знаю, – тихо ответил Ник. – Я видел.

Шляп Ник подвел ее к Зайцу, глаза которого блестели от слез. Кэт услышала за спиной хлопанье крыльев Ворона. В дверях Перекрестий она заметила Черепаший панцирь. Все ждали их по другую сторону двери, сбившись в плотную кучку на черно-белом плиточном полу. Увидев, что один из их товарищей не вернулся, они сокрушенно отводили глаза.

После пережитого ужаса Перекрестья казались слишком тихим, слишком обыденным, слишком безопасным местом.

– Его больше нет, – прошептала Кэтрин. – Он… он спас меня.

– Он был королем зверей, – отозвался Джокер. Это прозвучало, как прощальная речь.

– Да, он поистине был им, – сказал Шляп Ник. – Кое-кто сказал бы, что нам шах и мат.

* * *

Когда Джокер предложил доставить ее домой, Кэт не стала спорить. В Перекрестьях, с их странными дверями и доступом в любое место королевства, она чувствовала себя в большей безопасности, но стоило только ступить на берег Скрипучего Ручья, как ее вновь охватил ужас.

В Червоном королевстве нет безопасного места. Бармаглот оказался настоящим, он где-то здесь, и все они в опасности.

– Моя госпожа, – строго произнес Джокер. Они почти не разговаривали до тех пор, пока остальные гости не разбежались по домам. Даже Ворон, казалось, покинул их с радостью и полетел в какой-то неведомый уголок Королевства. – Я очень, очень сожалею. Я подверг вас опасности. Я…

– Вы не в ответе за Бармаглота. – Кэт остановилась и посмотрела ему в глаза. У нее за спиной сонно бормотал ручей. – Ведь так?

Всю дорогу они шли, взявшись за руки, но это не казалось таким романтичным, как в начале вечера. Сейчас для Кэт важно было совсем другое. Прикосновение. Безопасность. Да, с Джокером она чувствовала себя в безопасности, хотя и понимала, что он не может ее гарантировать.

– Если бы не я, – сказал Джокер, – вы мирно лежали бы в постели вместо того, чтобы видеть такие ужасы.

Кэт опустила взгляд на их переплетенные пальцы. Ее рука казалась очень бледной рядом с черной кожей его перчатки.

– Может быть, завтра я и решу, что прошлая ночь была ошибкой. Но пока мне так вовсе не кажется. – Кэтрин прерывисто вздохнула и снова подняла глаза на Джокера. – Невзирая на чудовище, я получила удовольствие от своего первого настоящего чаепития. Оно мне очень понравилось.

На лице Джокера мелькнул призрак улыбки.

– А я был счастлив, что взял вас туда. Невзирая на чудовище.

– Тогда не нужно завершать эту ночь разговорами об ужасных вещах, – сказала Кэт.

И, хотя при этих словах ее обожгла вина (разве можно было забыть об участи храброго и благородного Льва?), воспоминание о музыке, шляпах и чае, обо всем, что было раньше, приносили облегчение.

– Как вам будет угодно, миледи. – Джокеру, кажется, тоже хотелось думать о более приятных вещах. Он помог Кэт забраться на берег. – Я не успел выразить восхищение вашим выступлением. Печенье было восхитительным, как вы и обещали.

Кэт гордой улыбнулась.

– Правда? Благодарю вас, господин Шут.

– Где вы научились так печь?

Кэтрин задумалась. Где она научилась печь? Это так давно стало частью ее жизни…. Разве когда-то было иначе? Кажется, она всегда испытывала радость, погружая пальцы в миску с тестом – песочным для тортов или дрожжевым, теплым и дышащим.

– Наша кухарка что-то мне показывала, когда я была еще маленькой, но по большей части я до всего доходила сама… Совала нос во все кулинарные книги, какие могла раздобыть, и не боялась экспериментировать. Мне нравится смешивать ингредиенты, сами по себе не очень аппетитные – сухую, похожую на толченый мел муку, скользкие яичные белки и горький темный шоколад – и создавать из них что-то неописуемое. Это может показаться странным, но иногда я будто слышу, как эти ингредиенты со мной говорят. – Кэт смутилась. – Вот видишь, какая чепуха.

– Мне нравится чепуха. Что еще вы умеете готовить?

– Да что угодно, если увижу рецепт. Пироги. Торты. Бисквиты. Даже лепешки из жмыха. Как вы думаете, они понравятся господину Ворону? Я заметила, что мое печенье его не особо впечатлило… – Кэт покосилась на Джокера. – Или, может быть, вам понравятся лепешки из семечек? Я, кажется, не вполне понимаю, кто вы – человек или птица.

Джокер расхохотался.

– Ворону лучше не пробовать ваши лепешки из жмыха: боюсь, они так придутся ему по вкусу, что заодно он проглотит и свой безупречно логичный ум! – Джокер провел пальцем по тыльной стороне ладони Кэт. – Ну, а я заранее уверен, что мне понравится все, что вы сделаете.

Кэт робко подняла глаза на Джокера. Он ласково посмотрел на нее, а потом продолжил.

– Король упоминал о каких-то тортах, принесенных вами на бал. Тогда я не обратил на это внимания – решил, что какой-то повар испек их по вашему приказу, но теперь… я понимаю, почему его величество так к вам привязан. Вы не просто талантливы, но… знаете, вы становитесь настоящей красавицей, когда говорите о кулинарии. Вы мастерица в этом деле и знаете это. И это знание словно освещает вас изнутри.

Кэт немного успокоилась, ей было лестно и приятно слышать это, и еще… очень больно. Всю ночь она не вспоминала о Короле, о его вчерашнем визите и… о том, чем он закончился. А ведь теперь он уже не просто Король. Он ее жених.

Сейчас, когда вечер подошел к концу, и всяким вероятностям и невозможностям больше не было в нем места – ее решения и действия казались невыносимо, недопустимо глупыми. О чем она только думала, сбежав из дома с придворным шутом? Если родители узнают, они с ума сойдут от ужаса. Ее репутация может быть безнадежно разрушена.

– Это всего-навсего легкомысленное увлечение, – пробормотала она, сворачивая на дорогу к Черепашьей Бухте. Каблуки застучали по булыжной мостовой так звонко, что Кэт невольно привстала на цыпочки. Джокер шел рядом, бесшумный, как снегопад. – Но все же приятно, когда умеешь делать хоть что-нибудь. Конечно, мои родители предпочли бы, чтобы я освоила что-то другое, но по мне и так неплохо… – Кэт вздохнула. – А вот вам, кажется, удается все, за что ни возьметесь.

– Не все, – возразил Джокер. – Хотите верьте, хотите нет, но я за всю жизнь так и не научился взбивать яйца.

– Какой кошмар!

Он улыбнулся, а Кэт с удивлением поняла, что ей ужасно хочется рассказать ему о кондитерской, которую они собираются открыть вместе с Мэри-Энн. Желание поделиться с ним своими мечтами было внезапным и страстным. А еще Кэт захотелось рассказать ему, как она видела его во сне. Но у них с Мэри-Энн был уговор никого не посвящать в свои планы. Исключение сделали только для Герцога, и то по необходимости, так что немыслимо было открыть сейчас все Джокеру – это было бы предательством старой дружбы. Эта мысль помогла ей сдержаться.

– Не обязательно провожать меня до самого дома, – произнесла она, чувствуя, что ноги с каждым шагом слабеют.

– О том, чтобы я ушел, не может быть и речи! После выпавшей на нашу долю ночи я просто не представляю, как можно бросить вас здесь, не доставив в целости до дверей. Или до окна.

Сил возражать у Кэтрин не было. Они шли по траве, мягкой и сырой от росы. Утренней росы? Целая ночь пролетела, а казалось, будто они только что вышли из дома.

Взгляд Кэт скользнул по лимонному дереву под окном спальни. Черное оконное стекло казалось глубоким, как яма. Огонь в камине погас несколько часов назад.

– Полагаю, сейчас вы отрастите крылья, чтобы подняться наверх?

– К сожалению, в этих обстоятельствах от моих крыльев мало проку, – Он сжал губы, в желтых глазах светилась неуверенность. – Вы спрашивали, птица я или человек, леди Пинкертон, но я ни то, ни другое.

Джокер вздохнул и повернулся к Кэт.

– На самом деле я – Рух[2], и Ворон тоже.

Кэтрин озадаченно посмотрела на него.

– Но ведь Рух – это же именно Птица, если я не ошибаюсь?

– В Червонном королевстве возможно. – Он сильнее сжал ее пальцы. – Но в королевстве Шахмат мы – защитники Белой королевы.

Кэтрин не отводила от него глаз, пытаясь понять таинственные слова и пытаясь понять, не загадал ли он ей очередную загадку.

– Шахматы?

Джокер чуть заметно наклонил голову, что могло означать согласие.

– Мы с Вороном оттуда родом.

– Шахматы, – в этом едва слышном выдохе слышался благоговейный трепет. Шахматы. Страна двух Королев, Черной и Белой.

Кэтрин никогда не встречала жителей Шахмат. Поговаривали, что попасть в их страну из Червонного королевства возможно, но на пути лежал лабиринт, и никто не знал, как его отыскать. А еще говорили, будто входом туда была дверь, вход в которую охраняет сама судьба.

Однако Кэтрин всегда казалось, что все эти слухи, обыкновенные сказки.

– Если вы защитник Белой королевы, – спросила она, – что же вы делаете здесь?

– Это… трудно объяснить, – Джокер с трудом подбирал слова. – Королева послала нас сюда с некой… миссией, от которой зависит судьба Шахматного королевства. Она сможет положить конец ее войне с Черной Королевой – войне старой, как мир.

Кэт поразилась, как она могла смотреть на этого человека и видеть в нем просто шута – проказника и фокусника.

Он из Шахматного королевства.

Он здесь с миссией, которая поможет покончить с войной.

Он защитник Королевы.

У Кэт вдруг сжалось сердце, и она удивилась, как сильно оно, оказывается, может болеть.

– И сколько же вы еще пробудете в Червонном королевстве? – спросила она, даже не стараясь скрыть неожиданную грусть.

Глаза Джокера удивленно расширились, потом его взгляд смягчился. Он положил вторую руку поверх их сплетенных пальцев.

– Сам не знаю. Когда наша миссия будет выполнена… может быть, у меня появится причина вернуться и остаться здесь.

– Разве… – У Кэт перехватило горло, пришлось откашляться, чтобы продолжить. – Разве вы не нужны своей королеве?

– На время нашего отсутствия она назначила нам с Вороном заместителей. – Джокер нахмурился, глядя куда-то вдаль поверх плеча Кэт. – Странных человечков, близнецов Труляля и Траляля. Он вечно дерутся, мутузят друг дружку, но… надеюсь, достаточно хорошо соответствуют своей роли. Так что я, возможно, больше там не нужен, да и Ворон тоже.

Помедлив, Джокер добавил нерешительно:

– Конечно, если только у меня будет причина остаться здесь.

– Разумеется, – Кэт машинально облизала пересохшие губы.

Шумно вздохнув, Джокер опустил руку и, отступив на полшага, потер шею.

– Прошу простить меня, леди Пинкертон. Я слишком вас задержал.

– Нет, я… – Кэт сложила руки перед собой, удивившись тому, как быстро пальцы стали ледяными. – Я благодарна вам за то, что поделились своей историей. Обещаю сохранить вашу тайну… По крайней мере, я думаю, что это тайна. Король в курсе?

– Никто не в курсе. Только вы… Ну, еще Ворон, конечно, а также Шляп Ник и Зай Ятс.

Брови у Кэт поднимались все выше.

– И они тоже из Шахмат?

Джокер покачался на каблуках.

– В каком-то смысле. Но их секреты мне не принадлежат, я не могу их раскрыть.

Кэт понимающе кивнула, хотя сгорала от любопытства.

– В любом случае, раз уж я защитник, то не могу считать дело законченным, пока не верну вас в ваши покои. – Сняв с головы трехрогий колпак, Джокер надел его на голову Кэт. – Подержите, если вас не затруднит.

– Мне следовало бы догадаться, что без шляпы здесь не обойдется.

– Собственно говоря, она мне просто мешала. К тому же, я был прав. Вам она идет намного больше.

Джокер поднял руку, ухватился за длинную ветвь и, подтянувшись, забрался на дерево. Кэтрин слегка попятилась, вглядываясь в тени. Смотреть на него, такого подвижного и быстрого, было одно удовольствие.

Перегнувшись вниз, Джокер протянул ей руку в перчатке.

– А теперь дайте мне руку.

Она внимательно осмотрела ветки и сучья на дереве, до самого своего окна.

– У вас закончилось волшебство?

– Кое-что лучше делать без применения волшебства, например, лазать по деревьям. Вашу руку, миледи.

Кэтрин скривила рот.

– Вы не понимаете. Я не… не такая, как вы.

Его рука повисла.

– Не как я?

– Не такая ловкая. И сильная. Вы бы удивились, если бы знали, как часто меня сравнивают с моржом. А моржи не лазают по деревьям.

Джокер перестал улыбаться. Он помедлил, пытаясь подобрать слова, а потом убрал руку.

– Из всей чепухи, которой я наслушался за ночь, эта самая худшая. Но поступайте, как считаете нужным. – Он оседлал ветку и сидел, болтая ногами. – Ступайте, входите через парадную дверь, если хотите. Я подожду здесь.

Кэт потуже натянула на голову колпак и снова оглядела дерево. Она обдумала предложение и уже почти слышала, как скрипит входная дверь – этот скрип был знаком ей с раннего детства.

С тяжелым вздохом она протянула руки к Джокеру.

Его улыбка тут же вернулась, и он скользнул ниже, занимая более устойчивое положение.

Когда Джокер крепко схватил Кэт за запястья, ее охватил панический страх – вдруг она такая тяжелая, что ему не справиться? Но в следующее мгновение он поднял ее, будто перышко. Подождав, пока Кэт придет в себя и ухватится за крепкую ветку, Джокер начал подниматься.

Лезть на дерево оказалось проще, чем она думала. Джокер показывал, за какие ветки хвататься, куда лучше наступить. Это было совсем как в детстве – лазать по деревьям и представлять, что она родилась в семье шимпанзе. Кэт хотелось смеяться, но она сдерживалась, боясь разбудить кого-нибудь в доме.

Окно в ее спальню так и стояло открытым. Джокер спрыгнул на подоконник первым, потом помог перебраться ей. Решиться на это было труднее всего – сделать шаг над пропастью, поверить, что она сможет дотянуться. Кэт даже не дышала до того самого момента, пока не ступила на подоконник. Джокер схватил ее за талию и втянул в комнату, звеня бубенцами на колпаке.

Ахнув, Кэт едва не упала, но надежные руки поймали ее. На миг Кэт повисла на Джокере – одна нога еще на подоконнике, вторая почти на ковре. Биение ее сердца было слышно обоим, а хихиканье (уж не опьянела ли она от чая?) грозило нарушить утреннюю тишину.

Джокер тоже улыбался, и хотя было слишком темно, чтобы увидеть его глаза, Кэт прекрасно представляла себе, какого они сейчас цвета.

Задыхаясь, она сняла колпак и надела на голову Джокеру.

– Спасибо, – прошептала она в надежде, что он понимает: эта благодарность не только за то, что помог влезть на дерево и в окно. Она благодарит за все. За восторг и трепет, за веселье, за тайны, которыми он поделился. Эта ночь запомнится ей ужасом и паникой, и все же целую ночь от нее не требовалось быть дочерью маркиза.

Джокер не опускал ее на пол, ее выпускал из объятий.

– Когда я увижу вас снова? – спросил он шепотом.

У нее что-то екнуло внутри.

Он хочет увидеть ее снова.

Счастье наполнило ее всю, до кончиков пальцев.

Она может стать причиной, по которой он захочет остаться в Червонном королевстве. И она готова ею стать.

Однако при этой мысли ей снова стало больно.

Здесь, в Червонном королевстве, он не могущественный Рух, защитник королевы. Он придворный шут, а она… невеста Короля.

Кэт встала на ковер и высвободилась из его объятий. Джокер не попытался ее удержать, и это, кажется, стало самым горьким из всех разочарований.

Пытаясь унять дрожь в коленях, она прислонилась к увитому розами столбику балдахина.

– Мы не можем, – проговорила она и тут же поправилась, – Я не могу.

Ямочки у него на щеках исчезли.

Кэт попыталась объяснить:

– Сегодняшний вечер… был…

Великолепным. Изумительным. Потрясающим.

Но также опасным.

– Сегодняшний вечер не может повториться.

На его губах вновь появилась полуулыбка, на сей раз более ироничная.

– Я знаю. Такова природа Времени.

Кэт покачала головой.

– Простите меня. Вам лучше уйти. – Она была как на иголках, понимая, что стены недостаточно толстые и их голоса в любой момент могут услышать. Вот-вот явится Мэри-Энн разжигать огонь в камине и наливать воду в умывальник. Джокер должен уйти. Никогда больше он не придет под ее окно, а она ни одной живой душе не расскажет о том, что случилось этой ночью.

А ведь она побывала на настоящем чаепитии. Подружилась с теми, кто не входил в круг знати. Побывала на волосок от смерти и смотрела, как исчезает во тьме несчастный Лев.

Но рассказывать об этом нельзя. Теперь и у нее есть тайна, и она будет ее хранить.

– Может быть, мы увидимся на Черепашьем празднике? – спросил Джокер. – Или на очередном приеме в саду у Короля?

Это прозвучало беззаботно, но видно было, что легкость дается ему нелегко. Джокер пытался оставаться оптимистом.

Чувствуя себя все более скованно, Кэт пожала плечами.

– Я буду на празднике, разумеется. В конце концов, его устраивает наша семья.

Джокер удивленно обвел глазами комнату, искусную лепнину в виде корон, серебряные канделябры, пышные гобеленовые занавеси.

– Да, верно, – пробормотал он. – вы ведь дочь Маркиза.

Как будто он забыл.

– По традиции я открываю бал и танцую первый танец – кадриль омаров. Полагаю… полагаю, что буду танцевать с Королем. – Кэт поморщилась, словно ее тошнит.

У Джокера прояснилось лицо.

– Ну а я, полагаю, буду развлекать его.

И он тоже поморщился, повторив ее гримасу.

Кэтрин самым неподобающим образом хрюкнула и от смущения закрыла лицо ладонями.

– Что если… – начал Джокер.

Кэт убрала руки от лица. Он шагнул к ней ближе.

– Вы станцуете кадриль омаров, я отпущу несколько шуток, и мы оба сделаем вид, будто спрятались в тайной морской пещере, где не нужно думать об ухаживаниях, королевских миссиях и вообще о чем-то еще, кроме нас самих.

– Мне это нравится, – пролепетала Кэт, отчаянно пытаясь вспомнить, почему все это – скверная затея. Все, что связано с ним – скверная затея, и все же…

– Так я могу надеяться, что увижу вас на празднике?

Кэт хотела решительно помотать головой, быть твердой в решении, что это (чем бы это ни было) не должно продолжаться после той ночи, этого утра, этого самого мига.

– Джокер…

Он поднял брови, приятно удивленный таким неофициальным обращением. Не «сэр», не «господин»…

– Вам пора уходить, – закончила она, запнувшись.

И словно в подтверждение ее слов за дверью послышались шаги.

Кэт вздрогнула: ручка двери начала поворачиваться.

За спиной у нее раздался тихий стук и шелест листьев.

Когда она обернулась к окну, Джокер уже исчез.

Глава 22

Дверь отворилась, и на пороге возник силуэт Мэри-Энн в форменном платье, с ведром щепок на растопку и длинными каминными спичками.

Мэри-Энн неслышными шагами направилась к камину и вдруг увидела Кэтрин, стоящую у открытого окна.

Мэри-Энн взвизгнула.

Ведерко с грохотом упало на пол, спички рассыпались по ковру.

– Ну что ты! Это же я! – бросилась к ней Кэтрин, протягивая руки.

Мэри-Энн, зажимая ладонью рукой, пятилась к дверям.

– Кэт! Силы небесные! Что вы тут… вот ужас-то! У меня прямо душа ушла в пятки! Я вас не признала и решила, что в окно лезет Бармаглот!

Кэт содрогнулась, вспомнив, как чудовище нависало над ней, и попыталась стряхнуть с себя это видение.

– Я что же, по-твоему, похожа на монстра? – Кэт скользнула мимо подруги, выглянула в коридор и, убедившись, что в комнате родителей по-прежнему тихо, плотно закрыла дверь.

– Что вы делали у окна? – дрожащим голосом спросила Мэри-Энн. – В комнате так холодно. Вы простудитесь до смерти! И… что это на вас? Вы уже оделись?

– Тише, Мэри-Энн. Ты всех перебудишь! А может, уже перебудила…

Присев, Мэри-Энн стала собирать щепки в ведро, а Кэт зажгла масляную лампу на ночном столике.

Закончив работу, Мэри-Энн не поднялась, а так и сидела, прижимая руку к груди. Кэт было неловко из-за того, что напугала ее, но и радостно, что на ее месте не оказалась Абигайль.

– Что вы делали в такой час, не в постели? – заговорила Мэри-Энн, которой удалось наконец успокоиться.

– Я… мне показалось, что я что-то услышала. Снаружи.

Глаза у Мэри-Энн снова полезли на лоб. Она подскочила к окну.

– И вы повели себя, как неразумное дитя! Ведь это и в самом деле мог оказаться Бармаглот, понимаете? – Служанка высунулась из окна и осмотрела кроны деревьев. – Или, скажем, бродячий енот… Эти маленькие проныры повсюду суют свой нос.

– Возможно, – Кэтрин думала о том, успел ли Джокер скрыться или все еще сидит на ветке.

Мэри-Энн захлопнула створки окна, повернулась и осмотрела платье Кэтрин. Это было все то же платье, в котором Кэт накануне была на приеме у Короля. Только теперь оно было все в чайных пятнах, мокрое от росы, а колени она испачкала грязью, когда ломилась сквозь кусты на помощь юному Черепаху. Опустив глаза, Кэт заметила блестящий лист лимонного дерева, зацепившийся за кружевную манжетку. Она сняла листок. Закусила губу. Снова взглянула в глаза Мэри-Энн.

– Значит, что-то услышали? – недоверчиво протянула Мэри-Энн. – Может быть, вы снова увидели сон?

– Может быть…

Мэри-Энн скрестила на груди руки.

Кэт обняла себя руками, чтобы не дрожать.

– Здесь и в самом деле очень холодно…

Прошло еще несколько долгих мгновений, прежде чем Мэри-Энн встала и мучительно медленно подошла к камину. При этом она не спускала с Кэт подозрительного взгляда.

Кэт откашлялась.

– Благодарю, Мэри-Энн.

Держась за розовые стебли, она слушала, как Мэри-Энн выскребает золу из очага и укладывает щепки. Вскоре щепки занялись, и огонь разгорелся.

Вдруг Кэт заметила, что роза на длинном стебле, которую Джокер оставил на подоконнике, упала и лежит на полу. Лепестки уже поникли. Ей стало интересно, заметила ли Мэри-Энн цветок и не подумала ли при этом, что он тоже появился из сновидений Кэт.

Кусая губы, она посмотрела на любимую подругу. Лицо Мэри-Энн было освещено золотисто-рыжим светом огня. Она хмурилась, и Кэт стало стыдно.

Подойдя к камину, она присела рядом с Мэри-Энн.

– Я соврала, – сказала она.

Мэри-Энн промолчала и, поджав губы, принялась шуровать кочергой в очаге.

– Я ничего не услышала за окном. И не собиралась глядеть на что-то неизвестное. – Кэт медленно вдохнула запах углей и дыма, позволяя памяти вернуться к началу вечера.

Где-то под ложечкой у нее зародилось странное чувство – легкое, ликующее, оно ползло к сердцу и, добравшись до верха, расцвело улыбкой. Кэт обхватила себя руками, пытаясь справиться с неудержимым смехом, который так и рвался наружу.

Мэри-Энн внимательно смотрела на нее, уже не обиженно, а недоуменно.

– Кэт?

– Ах, Мэри-Энн, – зашептала она, боясь, что проснется от звука собственного голоса и окажется, что все это был просто сон. – Это была такая ночь… Я даже не знаю, с чего начать.

– Я бы посоветовала начать с начала.

Кэтрин мысленно вернулась назад, за занавески и стены, за Перекрестья, к шляпной лавчонке, полной веселья, дурачеств и песен… и к поросшей лесом долине, где кошмар стал явью.

Она тряхнула головой. Не следует пугать Мэри-Энн, открывать ей всю правду. Она расскажет только о радостном и приятном, чтобы не волновать ее.

– Я побывала на чаепитии. – Кэт казалось, что она пытается удержать в ладонях мыльный пузырь: если заговоришь слишком быстро или слишком много скажешь, он лопнет.

– На чаепитии? С… Королем? – переспросила Мэри-Энн.

У Кэтрин вырвался стон.

– Нет же, конечно, нет! Я вообще не хочу говорить о Короле.

– Тогда с кем же?

– С придворным шутом. – Кэт пригнулась, словно прикрывая свое сердце. – Я ходила на чаепитие с придворным шутом.

В наступившем молчании стало слышно, как потрескивают дрова в камине… горка щепок прогорела и рассыпалась, вихрем взвились огненные искры. Кэтрин продолжала сидеть, обхватив себя за плечи, и ждала, как Мэри-Энн отнесется к ее словам. Что это будет – разочарование или суровый выговор?

– С шутом?

– Его зовут Джокер.

– Вы хотите сказать… Я не… Вы пошли туда в одиночку?

Кэт тихо рассмеялась, выпрямилась и долго с сияющей улыбкой глядела на Мэри-Энн, а потом легла на спину. Раскинув руки, она сбросила туфли, чтобы замерзшие пальцы на ногах быстрее согрелись у огня. Глядя на бегающие по потолку тени, она задумалась, когда в последний раз вот так лежала на ковре. Такое поведение неприлично. Юным леди так поступать не подобает.

Но почему-то именно так ей было удобнее всего приступить к рассказу.

Она рассказала Мэри-Энн все – вернее, все, что могла. Про обморок в саду. Игру в крокет. Про розу и Ворона, говорящего стихами, и про восхитительные шляпы. Про Шляпника и его гостей. Про Джокера и сны, и его лимонно-желтые глаза.

Она не стала упоминать о Бармаглоте и храбром Льве.

Не рассказала она ей и о том, что Джокер был на службе у Белой Королевы, что он явился сюда с секретной миссией, которая поможет прекратить войну, и о том, что она надеялась стать причиной, по которой он вернется в Червонное Королевство, когда закончит дела.

Когда она закончила, ей казалось, что ее сердце стало больше тела. Сейчас оно было размером с дом. С целое королевство.

Однако Мэри-Энн не улыбнулась в ответ. Слушая, она хмурилась и выкладывала на ковре фигурки из спичек.

Когда Кэт это заметила, переполняющее ее счастье начало давать трещины. Ей был знаком этот суровый взгляд. Именно таким взглядом она сама смерила Джокера – здесь, в этой самой спальне, когда он спросил, сможет ли увидеть ее на Черепашьем празднике.

Какой бы волшебной ни была эта ночь, она никогда не повторится.

Кэтрин приподнялась, опираясь на локоть.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, и понимаю, что ты права. Король объяснился, и я дала согласие на ухаживания. Если кто-нибудь узнает о ночном происшествии, мне конец, но я… Это больше не повторится. Я ведь не дурочка. Вернее… больше не буду дурочкой. Прямо с сегодняшнего дня. С этой минуты.

– Я думала совсем не об этом, – покачала головой Мэри-Энн. – Хотя вы правы. Скандал вышел бы ужасный… Позор не только для вас, но и для Маркиза и всей семьи.

Кэт отвернулась.

– Но я-то думала о том, что вы о нем говорите, как… как о куске роскошного шоколадного торта.

Кэт, не сдержавшись, прыснула.

– Он совсем не похож на кусок торта!

– Ясное дело, но я же вижу, что вы уже предвкушаете, ждете дня, когда увидите его опять. И вы краснеете и улыбаетесь именно так – словно млеете от предстоящего удовольствия. А ваша матушка запрещает вам торт… И запретила бы и другое.

Настроение Кэт резко упало.

– Как жаль, что вы не испытываете таких же чувств к Королю, – продолжила Мэр-Энн.

– Я не могу!

– Знаю.

Кэт вздохнула.

– Это не имеет значения. Я ничего не могу поделать, пока что-то не решится с этим… ухаживанием. – Она опустила голову. – Ничего не изменилось. Это была всего одна ночь, единственная замечательная ночь. Мне просто захотелось разок побыть… кем-то другим, не собой. Почувствовать, каково это.

Она коснулась руки Мэри-Энн и потянула к себе, чтобы та тоже легла на ковер. Несмотря на многолетнее знакомство, она в который раз удивилась мозолям на ладонях подруги.

– Самое главное, что все присутствовавшие там готовы с радостью поддержать нашу кондитерскую. Им понравилось мое печенье, всем-всем. Так что теперь мне нужно сосредоточиться именно на этом. И хватит уже размышлять о королях, шутах и чаепитиях!

На этот раз молчание длилось невыносимо долго. Наконец, Мэри-Энн повернулась к Кэт и нежно пожала ей руку.

– Может быть, это и правда, и вы не можете быть сразу кондитером и леди, или кондитером и королевой… Но нет такого закона, чтобы не быть сразу кондитером и женой. Если Шут вам и впрямь пришелся по душе, может, все еще небезнадежно. – Она снова нахмурилась. – Вот только… тогда вы уж не будете наследницей Черепашьей Бухты.

– Как не стыдно, Мэри-Энн! Неужели ты подумала, что его интересует только мой титул и приданое, при том, что я такая неотразимая красавица? – Кэтрин преподнесла это, как шутку, но в глубине души у нее и впрямь заворочалась мысль о том, что она чересчур наивна. Как же ей до сих пор не пришло в голову, что его могло привлечь богатство ее семьи?

Нет, она в это не верит. Кажется, она ему на самом деле нравится. Он по-настоящему, искренне восхищается ею. Он даже намекнул, что она может стать причиной его возвращения в Червонное королевство… Но ведь ему известно, что за ней ухаживает его величество… Известно, что кое-кто считает ее будущей Червонной Королевой.

И все же он осмеливается просить ее о следующей встрече.

Выходит, она нужна ему? Или что-то нужно от нее?

Кэт помотала головой, прогоняя коварные мысли. Джокер только что поделился с ней тайной. С какой стати она должна в нем усомниться?

– Я только хочу сказать, – начала оправдываться Мэри-Энн, – что совсем его не знаю. И хоть вы так охотно отправились веселиться с ним на всю ночь, я вовсе не уверена, что и вы достаточно хорошо его знаете.

Кэт что-то промычала, вспоминая сон. Его улыбку с ямочками, уплывающую все дальше и дальше. Замирание в груди. То, как она протягивала к нему руки, пытаясь удержать и вернуть то, что он похитил – но он не давался и ускользал.

– Ты права, – сказала она. – Полагаю, я не очень хорошо его знаю.

Шут. Защитник. Тайна.

Может, она не знает его, но сейчас больше, чем когда-либо, она уверена – Джокер ей нужен.

Глава 23

Дни, которые потянулись следом, были, кажется, самыми мучительными в жизни Кэт.

С утра она бросалась к окну, надеясь найти белую розу, и вглядывалась в кроны деревьев – не сидят ли там черные вороны, но не находила никаких следов Джокера и его спутника. Шут не делал попыток снова похитить Кэт или предложить еще одно полуночное свидание. Не стучал он и в дверь имения, чтобы поговорить с ее отцом и попросить разрешения ухаживать за ней.

В каком-то смысле это, надо признать, было хорошо и правильно. И все же Кэт ничего не могла с собой поделать, она постоянно мечтала, что Джокер поступит именно так, а ее отец каким-то непостижимым, чудесным образом вдруг возьмет да и даст на это согласие.

Но ухаживания Короля в семье восприняли всерьез, так что матушка теперь пилила ее даже больше прежнего. Почему его величество до сих пор не пригласил Кэтрин на очередной прием? Почему Кэтрин не старается почаще попадаться ему на глаза? Когда он намерен сделать предложение? Какие цветы они выберут для букета невесты? И снова, и снова одно и то же.

– Новая посылка для леди Кэтрин! – сообщил Пингвин. Дворецкого почти не было видно за огромным букетом, только внизу из-под цветов торчали перепончатые лапы и черные фалды фрака.

Кэт, вздохнув, отложила книгу, которую читала. Неделю назад она встречала цветы с надеждой – вдруг они от Джокера? Вспоминает ли он ее так же часто, как она его? Ну, или хоть изредка?

Но подарки были не от Джокера, и по одному взгляду на букеты из красных роз, алых гвоздик, пунцовых георгинов можно было догадаться, что это очередное подношение от ее усердного воздыхателя.

Впрочем, пока ухаживание было необременительным, отчасти потому, что Кэт старательно избегала встреч. Она отклонила уже несколько предложений прогуляться по королевскому парку (в сопровождении матушки), а также приглашений в оперу и на чаепития. Король уже успел понять, что его избранница подвержена долгим приступам мигрени, и Кэт надеялась, что он сочтет ее чересчур болезненной и вскоре откажется от своих намерений.

Ее ухажер (так Маркиза теперь звала Короля) возмещал недостаток встреч постоянным потоком подарков. От каждого подношения сердце Кэтрин сжималось – она понимала, что щедрость Короля не должна изливаться на столь неблагодарную особу, как она. Зато ее мать встречала каждую посылку, замирая от восторга.

Король присылал торты, пироги и пирожные от придворных кондитеров, и Кэт изо всех сил сдерживалась, чтобы не слишком их критиковать… в тех редких случаях, когда матушка вообще позволяла ей попробовать кусочек. Он присылал бриллиантовые серьги, рубиновые броши и золотые подвески, все с королевским знаком – сердцем (будто намерения Короля и так не были ясны). Он присылал шелковые перчатки, музыкальные шкатулки и даже прядь колючих светлых волос, перевязанную красной бархатной ленточкой. К этому подарку (особенно отвратительному) даже прилагались стихи:

Из цветков люблю я розу, а из птичек соловья, От своей бородки локон я отрезал – для тебя!

Кэт, сама того не желая, запомнила короткий стишок, и он неотвязно звучал у нее в голове, так что ее уже мутило.

Хуже всего были подарки, в подготовке которых, казалось Кэт, участвовал Джокер. Стихотворения, согревавшие ей душу. Письма, которые глубоко ее трогали. Слова, которые – она так ясно представляла это – произносил голос Джокера. Возможно, они даже были написаны его рукой!.. Правда, в конце всегда стояла подпись Короля.

Кэт понимала, что Король то и дело советуется с Джокером по поводу своего ухаживания, и каждая такая карточка впивалась ей в сердце, как иголка. Она читала их и перечитывала, представляя, как Джокер слагал эти строки, думая о ней – и воображала, что каждое слово сказано от его имени.

Как это было больно, как горько – и сладко в то же время. Джокер пытался добиться ее расположения, но только от имени Короля.

– В доме пахнет, как в цветочной лавке, – пробормотала Кэт, вынимая письмо из только что доставленного букета.

– Прикажете поставить его с остальными, леди Кэтрин?

– Да, пожалуйста. Благодарю вас, Пингвин.

Дворецкий потащил букет вниз, в гостиную Маркизы, где им могла любоваться та единственная, кто дорожил этими цветами.

Кэт сломала восковую печать и развернула письмо. Как всегда, она надеялась, что в этом письме Король принесет ей свои извинения и признается, наконец, что ухаживание не оправдало его ожиданий, и он вынужден с ним покончить.

Нельзя было позволять себе так расслабляться.

Что ж, по крайней мере, это не было одно из тех писем, от которых она дрожала, слыша голос Джокера в каждой строке. Это письмо было целиком сочинено его величеством.

Моей драгоценной, дражайшей Дорогуше —

Ваши глазки – как спелые зеленые яблоки, посыпанные корицей. Ваша кожа блестит, как сливочная глазурь. Ваши губы – спелая малина. Ваши волосы – темный шоколад, растаявший в жаркий день на разводном мосту королевского замка. Вы пахнете лучше, чем утренняя свежеиспеченная булочка. Вы прекраснее именинного пирога. Вы слаще ванильного меда ванили и меда, смешанных вместе. С сахарной пудрой сверху.

Пламенно вас обожающий, с самыми горячими восторгами —

Подпись Короля и приписки были сделаны другим почерком. Так почти всегда было в присланных им письмах. Кэт представила Джокера с пером в руке и Короля, диктующего ему письмо. Шут склонился над столом, его коробит от изысканной прозы, но он вежливо помалкивает.

– Червонный Король

(Вообще-то, поблизости нет никаких других королей. Особенно таких, которые могли бы назвать Вас Дорогушей. По крайней мере, я надеюсь, что их нет!)

(Хи-хи-хи!)

P.S. Не пришлете ли мне еще пирожных?

Едва сдерживая тошноту, Кэт подошла к дивану и засунула письмо между страниц своей книги в надежде, что там оно и забудется, но тут из конверта выпало еще что-то – листок белого пергамента с красным сердцем на нем. Карточка напомнила ей о конфетти, которые она ловила в бальном зале… Кажется, с тех пор прошли столетия.

Дорогая леди Пинкертон,

Если его величество и можно в чем-то упрекнуть, причиной тому не его намерения, а лишь неспособность облечь свои чувства в слова. Однако Ваше очарование способно превратить даже лучших ораторов в бессвязно бормочущих глупцов. Умоляю Вас снисходительно отнестись к нашим жалким попыткам вознести хвалу той, чьи совершенства невозможно запечатлеть кроме как в поэзии океанских волн и пении отдаленного грома.

Смиренно припадаю к вашим ногам,

Ваш Шут

P.S. Не пришлете ли мне еще того печенья?

Кэт легко засмеялась, чувствуя, что согревается. Она сунула карточку в конверт и закрыла книгу, спрятав оба письма между страниц.

– Не собираешься ответить своему монарху?

Кэтрин чуть не выронила книгу, но это оказался всего лишь Чеширский Кот, устроившийся на подоконнике. Она медленно выдохнула.

– Обязательно подкрадываться исподтишка?

– Не льстите себе, леди Пинкертон. Я подкрадываюсь ко всем. – Задрав заднюю лапу, Кот бесстыдно принялся вылизываться, как обычно делают все коты.

Кэтрин со вздохом закатила глаза, снова уселась на диван и стала перелистывать страницы в поисках места, где читала.

– Нет, я не собираюсь отвечать на письмо своего монарха. Я пытаюсь охладить его пыл и не поддерживаю его намерений.

– И что же, этот метод оказался эффективным?

– Не слишком, но я полна решимости.

– Судя по всему, Король тоже. А что ты читаешь? – Над коленом Кэт всплыла широкая улыбка, следом проявился полосатый хвост и приподнял книгу так, чтобы Коту было видно название. – «Путешествия Легковера»? Никогда о таком не слышал.

Кэт захлопнула книгу, и Кот едва успел отдернуть хвост.

– Ты чего-нибудь хочешь, Чеширчик?

– Пожалуй, я не отказался бы от чашечки чая. Не забудь, мне со сливками. Сливок побольше, а чай вовсе не нужен. Спасибо.

Снова вздохнув, Кэт отложила книгу и поплелась на кухню. Там ее уже дожидался Чеширский Кот. Он громко замурлыкал, когда она достала из ящика с колотым льдом бутылку сливок.

– Как продвигается королевское ухаживание?

– Тянется и тянется. Он дарит мне подарки, а я отдаю их матушке.

– Как романтично! – Взяв двумя лапами блюдце сливок, Кот поднял его и осушил залпом.

Опираясь руками на кухонный стол, Кэтрин смотрела, как он облизывает усы.

– Мне не нужна романтика, – заявила она и добавила, понизив голос, – по крайней мере, от Короля.

– О да, я наслышан о других вариантах, хотя и не ожидал, что ты позволишь так себя очаровать.

Кэт окаменела.

– Что ты имеешь в виду?

– Вчера сэр Зай Ятс угостил меня чудесной чашечкой молока. Он, конечно, Заяц, да еще и полоумный, как все зайцы в марте… Но он помнит прелестную девушку на последнем чаепитии у Шляп Ника, которую пригласил туда не кто иной, как придворный шут. Поверишь ли, у нее при себе оказалось самое вкусное розовое печенье, какое он в жизни пробовал. А теперь внимание, вопрос: кого это, интересно, он имел в виду?

Кэт хотела все отрицать, но в следующую секунду поняла, что это бесполезно. Чеширский Кот, отъявленный сплетник, получал слухи из самых надежных источников.

– Не говори никому, умоляю!

Кот поковырял в зубах когтем.

– Кому я могу сказать?

– Да кому угодно. Но я умоляю тебя этого не делать. Пожалуйста, Чеширчик! Моих родителей…

– …это убило бы, да и Короля тоже. Шут, скорее всего, лишится места, а ты – репутации, а заодно распрощаешься с надеждой на достойный брак.

– Мне дела нет до моей репутации, но я совсем не хочу сделать больно родителям или Королю, или… или Джокеру.

– Тебе должно быть дело до своей репутации. Сама знаешь, каковы люди. Какими бы вкусными не были твои десерты, но ни один лорд и ни одна леди не станут покупать их в кондитерской у безнравственной девицы.

Кэт сжалась.

– Чеширчик, прошу тебя…

– Не смотри на меня жалостными щенячьими глазами. Ты ведь знаешь, я терпеть не могу щенков. Конечно, я никому ничего не скажу, хотя не могу поручиться за остальных гостей на той вечеринке. Я просто зашел убедиться, что ты цела и невредима.

– А про Бармаглота Зай Ятс тоже тебе рассказал?

– Да, милая. И о самопожертвовании храброго Льва, этого достойнейшего из кошачьих.

Кэт закрыла глаза – ее пронзало горе каждый раз, когда она вспоминала последние мгновения Льва. Его непреклонность, его грозный рык. Его золотистую шкуру, когда он встал между ней и чудовищем.

– Бармаглота нужно остановить, – сказала она. – Сначала придворные, а теперь это. Король, надеюсь, что-то делает?

– О да, Король очень занят в последнее время. Пишет любовные письма и остальное в том же роде.

Кэт возмущенно фыркнула.

– Эти нападения не прекратятся сами собой. Неужели мы ничего не можем предпринять?

– Пропуская мимо ушей это царственное мы, я посоветую тебе впредь избегать неурочных ночных прогулок. Конечно, гибель Льва – это большая потеря, но я не был знаком с ним лично. Тогда как потерять вас, леди Кэтрин, мне было бы невыносимо.

– Это так мило, Чеширчик. Обещаю тебе осторожнее. Никаких чаепитий, – она набрала в грудь воздуха. – И никаких шутов. По крайней мере, пока у нас с Королем все не решится.

Кот глядел на нее глазами-щелочками и улыбался чересчур зубастой улыбкой.

– Что такое?

– А ты всерьез им увлечена, так ведь?

– Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь. За мной уже ухаживает Король, сам знаешь.

– Но ведь этих ухаживаний добивался как раз Король?

– Кажется, никого не интересует, чего хочу я. – Кэт поставила на место бутылку сливок. – От кого хочу принимать ухаживания, чем мечтаю заниматься в будущем.

– У тебя есть шанс стать Королевой, Кэт. Чего же больше?

– Ох, Чеширчик, хоть ты-то не говори так. Я не хочу становиться Червонной Королевой. Видимо, я единственная, кого это совсем не прельщает.

– Но возможно, став Королевой, ты сможешь время от времени печь пироги – и даже есть их.

Кэт прищурилась.

– О чем это ты? К чему печь пироги, если не можешь их есть?

– Я только хотел сказать, что ты можешь выйти за Короля, но кто тебе запретит тайно встречаться и с Шутом?

Кэт задохнулась от возмущения и вскочила.

– Ах ты, гадкий кот! Да как ты посмел предложить мне такое! – она хотела шлепнуть Кота, но тот исчез, и ее рука ударила лишь воздух. Покраснев, как помидор, она развернулась и увидела Кота, парящего над полкой для противней.

– Успокойся, милая, это ведь только… возможность. – Кот зевнул.

– Это грязно, и я больше не потерплю оскорблений! – Кэт сжала кулаки. – Если уж суждено стать женой, то я буду верна мужу.

Немного успокоившись, она подняла глаза.

– И ты совершенно неправильно меня понял, Чеширчик. То, что я сопротивляюсь ухаживаниям Короля, связано не только с тем… что я, возможно… как ты выразился, немного увлечена Шутом…

– Ну, разумеется.

– Хватит! – сердито посмотрела она на Кота. – Я сопротивляюсь потому, что королевам не положено держать кондитерские. А это именно то, чего я хочу, и, насколько тебе известно, хотела всегда.

– Да, да, та самая кондитерская, лучшая во всем Королевстве, – У Чеширского Кота подергивались усы. – Мечта, которая, если не ошибаюсь, не стала ни на волосок реальнее с тех пор, как ты впервые заговорила об этом много лет назад?

Кэт поджала губы.

– Она стала реальнее. Становится день ото дня.

– Неужели Маркиз дал согласие?

Кэт, сердитая, с горящими щеками, схватила пустое блюдце из-под сливок и сунула в стопку грязных тарелок, оставшихся после завтрака.

– Он его даст, – сказала она упрямо, не поворачиваясь к Коту. – Просто я еще не спрашивала.

– Повторяй это каждый день. Рано или поздно сама поверишь.

Все еще хмурясь, Кэт вытерла руки посудным полотенцем.

– Между прочим, у меня есть и другие новости, которые, думаю, могут быть интересны тебе и твоей служанке.

Пришлось снова повернуться к Коту. Он начал исчезать, и постепенно над кастрюлями осталась парить лишь его большая голова. А потом перед носом у Кэт возникла лапа. На острый коготь был наколот клочок пергамента. Объявление.

Сорвав с когтя листок, Кэт положила его на стол и разгладила. Прочитав, она фыркнула.

– Хочешь верь, хочешь нет, Котик, но я и так знаю, что скоро Черепаший праздник.

– А расписание праздника видела?

Кэт еще раз заглянула в список: ненавистная кадриль омаров, турнир по игре в волан, восьминогие бега, а это что?…

Она ахнула.

– Состязание по выпечке?

– Ежегодное! Проводится впервые. – Кошачья лапа снова начала таять, чтобы, вероятно, воссоединиться с невидимым телом. – Пожалуйста, не разочаруй меня, приготовь для состязания тартинки с тунцом. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

– Ты не знаешь, какие будут призы?

– За первое место – голубая лента.

– И все?

– И все?! Ленты – это замечательно! Разумеется, клубок ниток – гораздо лучше, но это не повод воротить нос от ленты.

Кэт прикусила нижнюю губу.

– Ах да, чуть не забыл! Там что-то говорилось и о деньгах. Приз – двадцать золотых монет, если не ошибаюсь.

– Двадцать! – Сердце Кэт забилось учащенно.

Будь у нее двадцать монет, не пришлось бы продавать приданое. Ей не потребовались бы ни ссуды, ни разрешение родителей…

Но ей хватило бы и славы. Большой голубой бант висел бы в витрине кондитерской рядом с табличкой:

ПОБЕДИТЕЛЬ

ПЕРВЫХ СОСТЯЗАНИЙ ПО ВЫПЕЧКЕ

НА ЧЕРЕПАШЬЕМ ПРАЗДНИКЕ

– А вот я оскорблен до глубины души, ведь мне не предложили стать судьей на состязании.

– Может и предложили бы, если бы ты не настаивал так на тартинках с тунцом. – Кэт сложила объявление и спрятала его в кармашек платья. – Что бы мне такое испечь… Яблочный пай или ягодный торт с масляным кремом, или… нет, знаю, знаю! Испеку что-нибудь с тыквой. Это сейчас очень модно и как раз самый сезон.

Спохватившись, Кэт приложила к губам палец:

– Кстати, а кто судьи?

– Дай вспомнить. Один из них Джек, если не ошибаюсь.

– Фу, только не Валет. Он меня терпеть не может.

Кот округлил глаза.

– Ты уверена?

– Он говорит мне об этом при каждой встрече.

Кот издал горлом какой-то утробный звук, и Кэт задумалась: как это возможно, если в этот момент у него нет горла?

– Тебе виднее. В жюри также вошли Герцог Клыкании и башмачник, господин Гусеница.

– Этот старый ворчун? Не понимаю, как он сможет различить вкус, если не выпускает изо рта мундштук кальяна.

– Различит, как уж сможет. Кто же еще? А, представитель черепах, разумеется. Зай Ятс его рекомендовал, это какой-то их друг – его и Грифона. Ты, вероятно, познакомилась с ним на чаепитии?

– Да, мы знакомы. Милый юный черепах, он показался мне приятным молодым человеком, а ему очень понравилось мое печенье.

– Ну, а последний член жюри, по счастливой случайности, уже один из больших твоих поклонников.

– Что?

– Вообще-то, самый большой, я полагаю. Собственно… он, скорее один из самых маленьких поклонников, но это никак не преуменьшает его превосходных навыков логического суждения.

Воодушевление Кэт резко пошло на убыль.

– Ох, нет.

– Да.

Кэт поникла. Кто бы мог сомневаться, разумеется, это Король. Именно тот, с кем она всеми силами пытается избежать встречи.

Глава 24

– Я туда не хочу, – испуганно прошептала Мэри-Энн, когда лакей помогал им выйти из кареты.

Взгляд Кэт скользнул к верхушке черных чугунных ворот, перед которыми они оказались. Ворота, сплошь в завитушках, наверху были украшены зубастыми драконьими головами. Колья ограды были утыканы тыквами – вырезанные на них причудливые рожи смотрели на дорогу, а с решетки свисали полоски тыквенной мякоти.

За воротами простирались темные поля, сплошь засаженные тыквами. Среди вьющихся побегов и огромных листьев виднелись плоды – по большей части золотисто-оранжевые, но и мертвенно-бледные, желтовато-зеленые или в ярко-красную крапинку. Были там тыковки-крошки не больше уха Кэт, а были великаны величиной с карету. Были тыквы гладкие и бородавчатые, круглые и длинные, были и громадные, просевшие под собственной тяжестью, которые лежали в грязи, точно выброшенные на берег киты. Из леса наползал туман, покрывая землю серой дымкой. Хотя Кэт и надела самую плотную шаль, холод пронизывал ее до костей. Кутаясь, она всматривалась в унылый пейзаж.

– Я и сама начинаю уже сомневаться, – вырвалось у нее.

– Уедем отсюда, – принялась упрашивать Мэри-Энн, ободренная признанием Кэтрин. – Купим тыквы на рынке, как все делают. Там, наверное, еще и дешевле выйдет. А еще лучше – вообще не готовить десерт из тыквы. Чем хуже, например персики? Уж их-то все обожают.

– Сейчас как раз сезон тыкв, а сезонные десерты всегда популярны. А про сахарные тыквы сэра Питера говорят, что они самые сладкие во всем Королевстве.

– Ну… а почему бы не смородина? Сейчас ведь и сезон смородины! Или яблоки? Да вашей яблочной шарлотке нет равных!

Кэтрин пожевала губу.

– Да, моя шарлотка хороша, – кивнула она. Вздохнула. А потом упрямо мотнула головой. – Что за глупости! Мы здесь, и рецепт уже выбран – с какой же стати отступать? Он ведь фермер, правда? А значит, будет рад заработать.

– Вы уверены? Все это выглядит ужасно негостеприимно. – Мэри-Энн показала глазами на жутковатые тыквы, торчащие на кольях. – Ох, надо было обратиться за советом к опытному торговцу.

– Очень жаль, что ты заранее так настроена. Идем же, мы вмиг покончим с этим делом, колибри не успеет крылышком махнуть. – С этими словами Кэт сделала шажок в сторону ворот. С северной стороны был виден маленький домик: над трубой вился дымок, а в окно было видно, как пляшет огонь в очаге. – Очевидно, хозяева дома.

Она толкнула створку ворот, и та открылась с недовольным скрипом.

– Ну, хорошо, – едва слышно пробормотала Мэри-Энн. – Погодите минуточку, я только надену капор.

И она побежала к карете.

Сцепив до хруста пальцы, Кэтрин ступила на тропинку, тянувшуюся вдоль тыквенного поля. Она чувствовала запахи растений и недавно взрыхленной земли, но еще тут неприятно пахло то ли плесенью, то ли гнилью. Кэт сморщилась. Трудно было представить, что эта земля может родить что-то хорошее – но ничего не попишешь, все вокруг только и говорили, что о знаменитых тыквах сэра Питера.

Так часто бывает: лучшая выпечка начинается с не совсем обычных ингредиентов. А она просто обязана победить в этом состязании.

– У меня такое чувство, как будто мы вторглись сюда без разрешения, – дрожащим голосом сказала Мэри-Энн, закрывая за собой ворота.

Кэт повернулась к ней, чтобы ответить, но осеклась. Она никогда не видела у Мэри-Энн этого капора. Скромный, но необыкновенно милый, из крахмального синего муслина, который очень шел к ее глазам. Желтые, как подсолнух, ленты были завязаны под подбородком.

– У тебя новый капор.

– Да, я вчера его купила. В «Прекрасной мастерской Шляпника», – Мэри-Энн разгладила ленты.

Кэт не поверила ушам.

– Не может быть! – воскликнула она, пытаясь представить себе, как Мэри-Энн бродит по лавке, где она пила чай, стояла на столе и замирала от ужаса во время нападения чудовища.

– Отчего же? – озорно улыбнулась Мэри-Энн. – Я просто не могла не заглянуть туда, наслушавшись про ваше чаепитие. К тому же, никаких ваших секретов я не выдала. Сейчас в городе только и разговоров, что о новом и удивительном магазине шляпок. Вот уж правда, этот мастер знает, как завлечь покупателей. Что скажете?

– Капор… очень миленький, – сказала Кэт. – И ты в нем очень милая.

Мэри-Энн скромно потупилась.

– Это, конечно, не самая изысканная шляпка из того, что было на витрине… Но мне показалось, что этот капор сшит как будто специально для меня. Когда я его надеваю, то чувствую себя почти…

Она надолго замолчала. Слишком надолго.

– И как же ты себя чувствуешь? – спросила Кэт.

Мэри-Энн отвернулась.

– Почти взбалмошной, – выдавила она.

Кэтрин не сразу поняла, что ее подруга покраснела от смущения.

Мэри-Энн никогда не краснела.

– Взбалмошной, – повторила Кэт.

– Глупо, конечно, я знаю. Но вы все время видите эти сны о розах и лимонных деревцах, у Маркиза такая богатая фантазия, он постоянно рассказывает фантастические истории, даже Чеширский Кот и тот становится сам не свой, если речь заходит о тунце и сметане. Ну, а у меня жизнь такая размеренная, только цифры и логика, прибыль и убыток. Практично, безопасно. Вот я и подумала, хорошо бы позволить себе… помечтать. Разок. – Ее пальцы теребили желтую ленту на груди. – В этой шляпке мне кажется, что это возможно…

– Да! – с воодушевлением продолжала Мэри-Энн, – Сегодня утром меня уже посетила фантазия – я вообразила, будто самостоятельно сбалансировала сальдо и спасла королевскую казну. И все Королевство чествовало меня, как героиню.

Кэт слушала ее в полном недоумении.

– Ты балансировала – как канатоходцы в цирке? Да еще и сделала сальто? Но как это могло спасти казну?

– Неважно… Здесь важна героическая часть. За всю жизнь я ни разу не представляла, что могу быть кем-то кроме самой себя – обыкновенной простой служанки.

– О, Мэри-Энн! – Кэтрин потянула подругу за руку и обняла ее. – Я и понятия не имела, о чем ты думаешь. И с радостью разделила бы с тобой мои сны и мечты, если бы только могла…

– Знаю, Кэт. И вы это делаете. Вы ведь делитесь со мной самой важной мечтой… нашей мечтой.

Кэт улыбнулась.

– Да, сейчас мы стоим на пороге ее осуществления. Тыквы, состязание по выпечке и двадцать золотых монет! Мне не обойтись без блестящего делового партнера – ты и только ты решишь, как правильно распорядиться этими деньгами. Сама я наверняка наделала бы ужасных ошибок.

– Конечно, наделали бы, – без намека на снисходительность подтвердила Мэри-Энн. – Но не бойтесь. Капор капором, но математику он, кажется, у меня из головы не выбил.

– Хорошо. Так пойдем и выберем самые лучшие тыквы. За мной!

Девушки, подобрав юбки, осторожно направились к домику, выбирая, куда поставить ногу. Башмачки чавкали по жидкой, чуть ли не по щиколотку, грязи. Справа тянулся забор – точнее, то, что когда-то было забором, а теперь превратилось в ряд неровных полусгнивших досок со следами облупленной краски. За ним, в стороне от большого поля, находилась делянка, на которой, кажется, были видны следы недавнего пожара. Оттуда сильно тянуло дымом. Обугленные ветки были свалены в кучу вместе с почерневшими головешками, в которых с трудом угадывались тыквы. Там, где пламя лизало доски забора, краска пошла пузырями. Выглядела делянка заброшенной.

Грязная тропка свернула к дорожке пошире, заросшей сорняками. Отсюда до домика было уже рукой подать. В мертвенной тишине раздавались только их шаги по гравию.

Кэт, нацепив на лицо дружелюбную улыбку, постучала в дверь. Они подождали, прижимаясь друг к дружке, чтобы согреться, но в доме было тихо, только потрескивали дрова в очаге. Кэтрин снова постучала, погромче, но и на сей раз ответом ей была тишина.

После третьей попытки она начала сомневаться, что Питер Питер и его жена вообще дома. Отойдя от крыльца, она хотела заглянуть в окно, но не тут-то было – сквозь заросли тыквенных стеблей ничего не было видно.

– Наверное, хозяев нет дома, – с облегчением выдохнула Мэри-Энн.

Кэтрин осмотрелась. Повсюду виднелись тыквы, выплывая из тумана как гигантские пузыри. Она с трудом подавила желание схватить парочку и дать стрекача.

– Слышите? – спросила Мэри-Энн.

Кэтрин наклонила голову и прислушалась. Да, теперь и она услышала какой-то слабый звук – вроде бы где-то пилили дрова, зубья пилы со скрежетом вгрызались в дерево.

– Нужно пойти взглянуть, – и она спрыгнула с крыльца.

– Зачем? – чуть не плача взмолилась Мэри-Энн, но все же поплелась за Кэт по скользкой грязной тропке сквозь заросли высоченных тыквенных стеблей.

Обходя дом с другой стороны, Кэт заметила в лесу мерцание фонарей, сделанных из двух огромных тыкв с прорезями.

Таких колоссальных тыквищ она никогда не видывала. Стебли, на которых они росли, были толще древесных стволов, а сами тыквы были высотой с домик Питера Питера. Та, что подальше, и сама напоминала дом: в ней были вырезаны квадратные оконца, а сверху торчала труба.

Там же был и Питер Питер. Стоя на шаткой лесенке у второй тыквы-великанши, он выпиливал что-то прямо в ней. Он был в грязном комбинезоне, его лоб блестел от пота, и он усердно двигал пилой вперед и назад, вперед и назад. Из прорезей сочился рыжеватый сок, стекая вниз по покатому тыквенному боку.

Боясь испугать Питера, Кэтрин и Мэри-Энн дожидались, пока он закончит пилить. Наконец Питер повесил пилу на вбитый в стремянку гвоздь, с силой надавил на выпиленный кусок и пропихнув его внутрь тыквы. Получилось окошко, такой узкое, что Кэтрин едва сумела бы просунуть в него руку. Внутри была видна волокнистая мякоть и семечки, свисающие с тыквенного «потолка». Вокруг разлился аромат свежей тыквы.

Прикрыв рот рукой, Кэтрин деликатно кашлянула.

Питер так резко обернулся, что чуть было не свалился с лестницы, но ухватился за побег, вьющийся по тыквенному боку.

– Что вы тут забыли?! – рявкнул он.

– Добрый день, сэр Питер! – Кэтрин сделала реверанс. – Извините, что потревожили вас, но я хотела купить у вас несколько ваших знаменитых сахарных тыкв. Завтра я буду участвовать в кулинарном состязании на Черепашьем празднике и решила испечь пряный тыквенный пирог.

Питер так на них посмотрел, что Кэт на миг показалось, что он готов распилить их обеих на кусочки.

Ей стало жутковато. Но тут она встретилась взглядом с Мэри-Энн и улыбнулась ей ободряющей улыбкой, чтобы скрыть эти жуткие мысли.

Схватив пилу, Питер торопливо спустился – он очень спешил, и Кэтрин удивило, как это стремянка под ним не сложилась и не упала в грязь. Пронзительный, полубезумный взгляд злобных глазок так и сверлил девушек, вызывая у них невольную тревогу. Кэтрин и Мэри-Энн не сговариваясь попятились.

– Кто вас звал? Вы тута не ко двору, я не желаю иметь дела с надутыми высокомерными индюшками вроде вас, даром что сам Король пожаловал меня в рыцари. Фу ты ну ты – пирога им захотелось, из сладенькой сахарной тыквы! Так и вырастите ее сами, коли не побоитесь разок замарать свои белые ручки.

С бьющимся как кузнечный молот сердцем Кэтрин, не сводя глаз с ржавых зубьев пилы, отступила еще на несколько шагов и потащила Мэри-Энн за собой.

– Я бы попросила, – непослушным языком выговорила Мэри-Энн, покраснев, как рак (она сама от себя не ожидала подобного героизма), – не разговаривать с моей госпожой подобным…

Кэтрин сильнее сжала ей локоть, призывая замолчать. И Мэри-Энн явно почувствовала облегчение.

– Прошу прощения за то, что вторглись на вашу частную территорию, сэр, но, если я проявила хоть на чайную ложечку меньше почтения к вам, нежели следовало, то только из-за того, что вы сами ведете себя нелюбезно. – У Кэтрин дрожали коленки, но она твердо решила не показывать этому неотесанному чурбану, что боится. – Я искренне полагала, что этот участок открыт для любого, кто хочет купить тыквы, и, если вы будете вести себя достойно, я могла бы оказать вам поддержку.

Глядя на Кэт, Питер угрожающе оскалился.

– Я… я не собираюсь злоупотреблять вашим терпением и не отниму много времени, но готова заплатить сколько скажете, если вы просто покажете нам, где растут сахарные тыквы для пирогов. Сорвать их мы можем и сами…

Ее речь была прервана громким звуком, как от удара. Кэт обмерла, а потом заглянула за спину Питеру, туда, где лежала вторая великанская тыква с уже прорезанными окнами и дверью. Послышались и другие звуки – как будто кто-то царапал ногтями гнилую деревяшку. Это напомнило Кэт, как Чеширский Кот точил когти об изысканную обивку матушкиных кресел.

Мэри-Энн тихо пискнула, прижавшись к подруге.

– Что это было? – спросила Кэт.

– Вы о чем? – удивился Питер, хотя Кэт могла поручиться: он тоже слышал этот шум. И вдруг из тыквы послышались новые звуки, похожие на храп лошади, вставшей на дыбы.

– Что там такое? – Кэтрин шагнула было к тыкве, но Питер, огромный, как валун, преградил ей путь.

– Неужто простые слова вам непонятны, при всей-то вашей хваленой образованности? Я, кажись, ясно сказал – убирайтесь с моей земли!

– Но…

– Кэтрин, – Мэри-Энн потянула ее за рукав. – Ему не до нас. Давайте просто уйдем.

Кэт скрипнула зубами, но взгляда не отвела. С одной стороны ей хотелось оттолкнуть Мэри-Энн и отчитать мужлана за неподобающее поведение. С другой – она была благодарна Мэри-Энн за вмешательство и повод отступить.

В громадной тыкве тем временем все стихло. Покосившись на нее, Кэт едва заметно кивнула.

– Простите, что побеспокоили вас. Передавайте привет леди Питер.

– Я таких штук ей не передаю! – прорычал грубиян, но Кэтрин сделала вид, что не слышала. Под руку с Мэри-Энн она отошла к дороге, посыпанной гравием. И они поспешили прочь – только камешки и жуки разлетались из-под ног.

Когда они свернули за угол дома, у Мэри-Энн вырвался вздох облегчения. Она нервно вязала узелки на желтых лентах капора.

– В первый и последний раз я пришла сюда с вами! – заявила она. – В первый и последний раз!

– Я и сама не хочу сюда больше приходить. Гадкий, гадкий человек! А эти странные звуки – что это могло быть?

– Какое-то животное, мне кажется, – предположила Мэри-Энн, пожимая плечами. – Тыква с этими странными окнами напомнила мне клетку. Но зачем, скажите на милость, держать питомца внутри гигантской тыквы?

Когда они добрались до обгорелого забора, Кэт вдруг остановилась, как вкопанная: ее внимание привлекло рыжее пятнышко среди гари.

Мэри-Энн оглянулась.

– Что?

– Кажется, я вижу… – Она замялась. – Подожди меня здесь.

Заборчик оказался невысоким, так что Кэт, подобрав юбки, без труда через него перелезла.

– Кэт! – Мэри-Энн с опаской оглянулась на дом Питеров. – Что вы делаете?

– Одну минуту! – Она пробиралась по хлюпающей грязи, среди пепла и клубков обгорелых тыквенных стеблей. В углу делянки громоздилась куча хвороста, порубленных на куски стеблей и листьев. Когда Кэт попыталась разгрести кучу, от ее прикосновения все рассыпалось и показалась та самая рыжая тыковка, которую она заметила с дороги.

Сахарная тыква для пирога с яркой и ровной кожицей! Красотка, чудом сохранившаяся среди разрухи…

Улыбнувшись, Кэт достала спрятанный в башмачке острый кухонный ножик (взятый на случай, если Питер откажется помогать и предложит собирать урожай им самим) – и перерубила упругий зеленый стебель, соединявший тыковку с ее раздавленными сестрами.

Нежно прижимая к платью выпачканную сажей тыкву, Кэтрин пробралась назад к забору.

– Вы с ума сошли! – воскликнула Мэри-Энн. – Да он же убьет нас, если обнаружит пропажу.

– Не обнаружит. Этот участок явно собираются уничтожить. Ты только взгляни, – Кэт подняла тыкву. – Она просто идеаль… ой!

Сквозь тонкую подошву башмака что-то острое больно кольнуло ей ногу.

– Что там такое?

Мэри-Энн нагнулась и вытащила что-то из жадно чавкнувшей грязи. Оказалось, Кэт наступила на что-то совсем маленькое, такое маленькое, что легко уместилось у Мэри-Энн на ладони.

Мэри-Энн поднесла руку к глазам.

– Это… пони?

Стараясь не наступать на больную ногу, Кэт придвинулась ближе… и изумленно раскрыла глаза. Это был маленький скачущий пони на металлическом штырьке, под слоем грязи виднелась позолота.

– Карусельная лошадка, – прошептала она, отводя глаза. Она узнала лошадку со шляпы-карусели, которую на чаепитии у Шляп Ника надел Лев, да так и не успел снять. Той самой шляпы, которая была на нем, когда Бармаглот уносил его в ночь.

Глава 25

В день праздника Кэтрин проснулась рано. Под ногтями у нее засохло тесто, а за ухом осталась капелька глазури. Накануне, когда ее пряный тыквенный пирог остыл и можно было прослаивать его кремом, было уже далеко за полночь.

Разумеется, Кэт волновалась перед состязанием, но страшно ей не было. Они с Мэри-Энн даже устроили репетицию. Пирог с тыквой, купленной на базаре, вышел именно таким, как ей хотелось – сочный, с насыщенным вкусом, он таял во рту. В нем слегка чувствовался мускатный орех и жженый сахар, сладкая запеченная тыква перемежалась слоями крема из нежнейшего сливочного сыра. А еще в последний момент Кэт по вдохновению посыпала глазурь кокосовой стружкой, и это сделало пирог слегка хрустящим и придало ему дополнительную сладость.

Испытание прошло удачно, и Кэт, внеся кое-какие незначительные поправки в рецепт, была уверена, что окончательный вариант окажется еще более изысканным.

Ей не терпелось увидеть лица судей, когда они попробуют ее творение. И даже лицо Короля.

Праздник проходил на песчаном, усыпанном камнями берегу, так что роскошный наряд для торжественных приемов был бы тут неуместен – в открытом платье слишком холодно, а к концу дня оно просто-напросто промокнет. Однако Кэт все же пришлось надеть выбранное матушкой нарядное шерстяное платье с длинной юбкой и корсетом. Маркиза настояла на этом, ведь их семья выступала на празднике в роли хозяев. Изумрудно-зеленое платье с чересчур большим декольте Кэт совсем не нравилось. Она прикрыла грудь и плечи ажурной вязаной пелериной, схваченной у горла янтарной брошью. Поглядев в зеркало, Кэтрин невольно подумала о Джокере и о том, что ее янтарное украшение почти того же цвета, что его глаза.

Когда Кэтрин с родителями прибыли, праздник был уже в разгаре. Карета поднялась на белые утесы, откуда происходящее на берегу было как на ладони. Повсюду стояли огромные полотняные шатры, расписанные пестрыми ромбами, полосками и клетками, а флаги и вымпелы хлопали на ветру. Чего только не было в этих шатрах – картины и глиняные горшки, жемчужные бусы и заводные игрушки, ажурные чулки и сшитые вручную книги, страницы которых слегка коробились от соленого влажного воздуха.

У самого берега Кэт увидела квартет китов-белух, распевавших а капелла. В стороне собралась толпа – там дожидались старта первой в сезоне гонки морских коньков. Осьминог-гример ловко орудовал щупальцами, расписывая сразу восемь лиц. Еще дальше начиналась ее любимая часть ярмарки – палатки с ярмарочной едой. Кэтрин издали уже чувствовала запахи масла, чеснока и дыма от яблоневых дров. У нее заурчало в животе. Завтрак она пропустила намеренно, предвкушая любимые угощения – сочный мясной пирог, жаренные с корицей орехи-пекан и мягкие липкие булочки из тех, что тают во рту, оставляя на губах привкус меда и грецких орехов.

Спускаясь по ненадежной лесенке, Кэтрин рисковала сломать шею, потому что смотрела не под ноги, а собравшуюся на берегу топу. Она как будто не замечала лангустов и крабов, морских звезд и моржей, додо и фламинго, лягушек, саламандр и голубей. Кэтрин обращала внимание только на людей. В толпе она искала черную куртку и трехрогий шутовской колпак. Прислушивалась, не звякают ли где-то крошечные бубенцы. Ей казалось, что она вот-вот увидит зевак, завороженных потрясающим представлением.

Но, благополучно спустившись по лестнице, Кэт так и не обнаружила никаких признаков присутствия Джокера. Впрочем, она не видела и Короля. Возможно, они еще приедут, вместе.

Маркиз и Маркиза отправились приветствовать гостей, и Кэтрин могла спокойно обойти ярмарочные шатры. Оставшись одна, первым делом она купила себе мясной пирог в надежде, что вкусная еда поможет успокоить нервы. И верно – стоило надкусить хрустящую слоистую корочку, вдохнуть аромат, от которого текли слюнки, и на душе сразу стало спокойнее. И спокойствие это было радостное, аппетитное.

День выдался пасмурный, прохладный, ветер так и норовил сорвать с Кэт накидку. Но жители Червонного королевства веселились, не обращая внимания на непогоду. Накануне Маркиза сходила с ума от беспокойства. Кэтрин рассказала Коту, что нашла лошадку со шляпы Льва, и слухи об этом немедленно распространились. Снарядили даже экспедицию к тыквенной ферме, но никаких следов Льва или Бармаглота обнаружить не удалось. Было высказано предположение, что Бармаглот может укрываться в Лесу Никуды, а лошадка упала со шляпы, когда монстр пролетал со Львом в когтях над тыквенной делянкой.

Пересуды о Бармаглоте возобновились, и Маркиза волновалась, что люди будут сидеть по домам и на праздник не придут. Ее тревоги, судя по всему, не оправдались. На берегу яблоку негде было упасть, толпа шумела и веселилась. Кэтрин пробиралась вперед, улыбаясь знакомым, но думала о своем. Она искала того единственного, кого хотела видеть.

Прилавки с украшениями и нарядами, обычно столь притягательные, сегодня не вызывали у Кэт интереса, хотя ее кошелек был туго набит монетами, полученными утром от отца. Даже пряности с их удивительными ароматами и необычными вкусами не привлекли, как бывало раньше, ее внимания.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Кэт подошла к самому большому шатру, где и должно было проходить состязание. Пирог туда отнесла Мэри-Энн, когда бегала туда вместе с другими служанками, чтобы навести последний глянец, так что Кэтрин не видела свое произведение со вчерашнего вечера.

В просторном шатре пока было пусто, только между рядами стульев бродили, расправляя крылья, несколько гусей – им пришлось совершить длительный перелет, чтобы успеть на праздник. Кэтрин прошла к шкафу, в котором разместили работы участников. На второй полке, четвертым слева стоял он – ее пряный тыквенный пирог. Сверкающая сахарная глазурь покрывала его сверху и красивыми фестонами стекала по высоким бокам. В середине, в окружении снежной россыпи кокосовой стружки, виднелся крохотный силуэт тыквы – идея Мэри-Энн.

Кэт осмотрела творения конкурентов. Множество фруктовых пирожных, шоколадный торт, два сладких пудинга и маленький кекс с надписью «СЪЕШЬ МЕНЯ», выложенной ягодами черной смородины. Среди них не оказалось ни одного такого же красивого, как у нее, но еще неизвестно, каковы они на вкус.

– Я верю в тебя, дорогой пирог, – шепнула Кэт, – Верю, что ты лучший.

Она подумала и исправилась.

– Верю, что мы лучшие.

Кэт поспешила прочь из шатра. Успокоиться не удалось, наоборот, стало тревожнее. Свернув на главную аллею, она почувствовала, что хочет сладкого – например, орешков с корицей, – но тут кто-то сильно дернул ее за капор, так что тот слетел с головы за спину и упал бы совсем, если бы не лента под подбородком.

Кэт резко обернулась, и в это время ей на голову опустилась другая шляпа, потяжелее.

Шляп Ник отступил на шаг и скрестил руки на груди, любуясь – не Кэт, а ее новым головным убором. На этом сыром, грязноватом берегу Ник казался слишком утонченным в строгом темно-синем костюме с жилетом в оранжевую и фиолетовую полоску. Из-под цилиндра, тоже оранжево-фиолетового, выбивались белые кудри. Губы изогнулись в задумчивой усмешке, в уголке рта торчал полосатый леденец.

– Здравствуйте, – поздоровалась Кэт.

Ник приподнял цилиндр и передвинул леденец в другой угол рта.

– Миледи.

Кэтрин хотела коснуться полей новой шляпы, но он ее остановил.

– Нет-нет! – Он взял ее за руку и повел вверх по лестнице. – Там есть зеркало.

Кэт вздрогнула, когда поняла, что они оказались в лавке Шляп Ника, в том самом шатком фургоне, который она видела в лесу, с написанной от руки вывеской на двери: «Прекрасная мастерская ШЛЯПНЫХ ДЕЛ МАСТЕРА». Непонятно, как она не заметила его раньше в ряду других лавок.

Одно из окон – его разбил Бармаглот, вспомнила Кэт – было кое-как заколочено досками, из которых торчали гнутые ржавые гвозди.

Как и в прошлый раз, лавка внутри оказалась просторней, чем снаружи, но длинный стол и разномастные стулья исчезли. На их месте теперь стояли витрины, шляпные стойки и головы-манекены. Две такие головы как раз оживленно спорили о модных ожерельях с камеями. Коллекция шляп стала куда больше. Были здесь цилиндры с отверстиями для заячьих ушей. Были водонепроницаемые шапочки для дельфинов, шляпы для солнечных ванн (эти предназначались ящерицам) и шляпки, в которые можно прятать желуди – для белок. Кэт видела вуалетки из страусовых перьев, скромные чепчики со стразами и даже одну вязаную шляпу, подобно огромной птичьей клетке накрывавшую все тело владельца.

Однако помимо странных и неожиданных головных уборов были здесь и простые, прелестные и очень изящные модели. Зубчатые диадемы из золота и жемчуга. Широкополая шляпа садовника, поросшая мхом и мелодично звенящими колокольчиками. Шелковые тюрбаны, украшенные замысловато скрученной паутиной.

Пока Кэтрин бродила и любовалась шляпами (ей нравились все!), Шляп Ник развязал бант на ее капоре и стянул его с нее. В углу она заметила зеркало в полный рост, освещенное теплым светом настенного фонаря.

Кэт подошла к зеркалу, взглянула на себя… и покатилась со смеху.

Шляп Ник сделал шляпу в форме ее розового пирожного. Две воздушные лепешки безе из бежевого муслина были украшены розовыми блестками, а роль сладкого сливочного крема выполняли пышные кружевные оборки.

Шляпка была смешная и – как бы это сказать – нельстивая. Кэт она сразу понравилась.

– Ник, у меня нет слов! А мне-то казалось, что вы меня недолюбливаете.

– Не стоит считать мои подарки знаком расположения, госпожа. – Кэт увидела в зеркале его хмурый взгляд. – Скажем лучше, что ваше выступление произвело на меня впечатление.

Кэтрин повернулась к Шляп Нику.

– Так я вам не нравлюсь?

– Вы нравитесь мне, – блеснули его фиолетовые глаза, – и нравитесь еще больше, когда на вас одна из моих шляпок. Что вы о ней думаете?

Еще раз посмотрев на себя в зеркало, Кэт опять не смогла удержаться от смеха.

– Никогда не носила ничего подобного. – Она ощупала нижнюю половину безе, которая оказалась мягкой. – Вообще-то, я почти в восторге.

– Превосходно. Она ваша.

– О нет, что вы, я не могу… – Кэт сняла шляпку, удивившись тому, какая она легкая, несмотря на размеры.

Шляп Ник ощетинился.

– Если я сказал, что она ваша, значит, она ваша. Вы не можете вернуть то, что вам подарено. Сейчас же наденьте ее снова, пока не подхватили простуду. Видеть не могу непокрытые головы.

– Раз вы настаиваете… – С трудом сдерживая улыбку, Кэт снова водрузила розовое пирожное себе на голову. Вспомнив о монетах в кошельке, она спросила: – Можно, я хотя бы заплачу за нее?

– Не оскорбляйте меня. Примите мои извинения, леди Пинкертон, за то, что мой жалкий прием закончился таким кошмаром. Как правило, я отправляю гостей по домам, не подвергая их жизнь смертельной опасности.

– Но ведь это нападение – не ваша вина.

Шляп Ник смерил ее долгим взглядом и ответил:

– Леди Пинкертон, я был рад узнать, что вы вернулись домой в целости и сохранности.

– Да, все в порядке. Спасибо за подарок. Я буду его беречь. – Кэт еще раз мельком бросила взгляд в зеркало и тут же расплылась в улыбке. – В последнее время только и разговоров, что о ваших шедеврах. Кажется, вы на пороге славы, заработали отличную репутацию.

– Репутация – тлен. Доход – вот что ценится.

Кэт прыснула и повернулась к Шляп Нику.

– Вы говорите точь-в-точь, как моя служанка… А я просто имела в виду, что это впечатляет – такая популярность за такое короткое время. Шляпы у вас и в самом деле чудесные.

– Благодарю за комплимент. Осмелюсь заметить, давненько в Червонном королевстве не было достойного шляпника.

– Может, вы и правы.

Кэт снова окинула взглядом шляпы и головные уборы на манекенах, длинными рядами расставленных вдоль стен. Многоцветье красок, калейдоскоп стилей, настоящий бал тканей. Эти творения казались почти волшебными.

– Я смутно помню, что у нас здесь был очень хороший шляпник. Я тогда была совсем ребенком. Матушка регулярно покупала у него шляпки. Интересно, что с ним стало?

Шляп Ник ответил почти мгновенно:

– Он сошел с ума, а потом покончил с себой. Утюжком для разглаживания шляпных полей, если мне не изменяет память.

Кэт в изумлении повернулась к нему. Шляп Ник смотрел на нее, но лицо его оставалось непроницаемым.

– Разве вы ни разу не слышали выражения «безумен, как шляпник»? – спросил он. – Печально, но это наследственное. Передается в нашей семье из поколения в поколение.

Пораженная Кэт открыла рот, но не смогла ни задать вопрос, ни произнести слова сочувствия, хотя и то и другое вертелось у нее на языке.

Наконец Шляп Ник снова заговорил:

– Не стойте с таким трагическим лицом, дорогуша. Мой отец и его отец, и отец его отца, и так далее – всех не сосчитать. Все они были честными и благородными шляпниками, мастерами своего дела, и все спятили. Но я знаю секрет, которого не знали они, – на его губах заиграла хитрая усмешка, – так что моя участь может оказаться не такой уж безнадежной.

Кэт заставила себя закрыть рот. Теперь она вспомнила историю о шляпнике, который покончил с собой много лет назад. Но позвольте – Шляп Ник в те времена был, наверное, еще совсем ребенком. Впрочем, эту историю, как и все трагедии в Червонном королевстве, усиленно замалчивали, стараясь не вспоминать и не говорить о ней.

Вспомнив рассказ Джокера, Кэт еще сильнее запуталась. Она решила тогда, что Шляп Ник тоже из Шахматного королевства, но не мог же он оказаться разом из обоих королевств – и Червонного, и Шахматного!

– Вы откроете мне ваш секрет? – спросила она.

Шляп Ника ее вопрос поверг в смятение.

– Разве вы не знаете, что если секрет открывают, он перестает быть секретом?

– Да, пожалуй, вы правы.

Кэт немного сомневалась, действительно ли у Шляп Ника есть какой-то секрет или он просто так себя успокаивает. Возможно, в этом и проявляется его наследственное безумие.

Сошел ли он уже с ума? Кэтрин хотелось рассмотреть его – теперь он смотрела на него другими глазами. Но он все равно не казался ей безумцем. Не больше, чем любой из ее знакомых. Не больше, чем она сама.

Положа руку на сердце, они все слегка безумны.

– Что ж, – она попыталась взять себя в руки и возобновить светскую беседу. – Я рада, что ваша шляпная лавка процветает. Желаю вам всяческих успехов.

– Пожелания дорого стоят, леди Пинкертон. Примите мою благодарность. – Шляп Ник приподнял шляпу. – Не будет ли слишком самонадеянно с моей стороны просить вас надеть шляпку-пирожное во время состязания кулинаров? Я слышал, вы участвуете.

– Я… собственно говоря, да.

– Хорошо! – Он наклонился ближе. – Не знаю, замечали вы или нет, но внешняя привлекательность – штука субъективная. Не так-то просто ее поймать, когда делаешь головной убор. А вот обаяние – нечто более универсальное. По-моему, мне удалось создать что-то восхитительное. Кое-кто мог бы сказать даже, что вы сейчас неотразимы, и не в последнюю очередь благодаря шляпке.

Он подмигнул, но Кэтрин не поняла, что это должно было означать.

– Что-то я не заметила в себе подобной перемены, – призналась она.

Шляп Ник развел руками.

– Другие заметят, уверяю вас.

Не успел он договорить, как на берегу раздался оглушительный звук трубы, напомнив Кэт, что она по-прежнему на семейном празднике и, хочешь не хочешь, должна играть роль дочери Маркиза.

Ей стало в десять раз страшнее.

– Простите, сейчас я должна танцевать кадриль омаров.

– О да, – и Шляп Ник взмахнул рукой. – Ответственность тяжким грузом лежит на плечах знатных людей.

Кэт не поняла, издевается он над ней или говорит серьезно.

– Более тяжким, чем может показаться. Еще раз благодарю за подарок.

– Может быть, бы останетесь ли в нем и во время кадрили? Уверен, вы окажетесь в центре внимания, а деловой человек не станет жаловаться на избыток внимания.

Кэт поправила шляпку.

– Ник, я кажется, вообще никогда больше ее не сниму.

Он отвесил ей церемонный поклон.

– Тогда в добрый час. И пожалуйста, если вдруг вам случится увидеть его величество, передайте ему от меня привет.

Кэтрин так и застыла на полпути к двери.

– Его величество?

Сиреневые глаза Шляп Ника блеснули.

– Червонного Короля, дорогая. Я полагал, вы с ним знакомы, но у вас такой удивленный вид… Нет, я, должно быть, ошибся. – Он сложил руки в умоляющем жесте. – И все же, ваши с ним пути пересекутся скорее, чем мои, а я бы не отказался, чтобы обо мне замолвили словечко.

Он усмехнулся:

– Что ни говори, леди Пинкертон, я ведь человек амбициозный.

Глава 26

Стало совсем тепло, и гостей так и тянуло на берег, поближе к пенистым волнам и мокрым камням. Понимая, что безнадежно опоздала на церемонию открытия, Кэт торопливо пробиралась по сырому песку между огромными, в два ее роста, витыми раковинами, сквозь гудящую, как пчелиный рой, толпу. Все направлялись на пляж, забыв о шатрах с развевающимися цветными флажками.

У многих – очень многих, с удивлением отметила Кэт, – на головах красовались творения Шляп Ника. Их нетрудно было узнать по элегантности и необычным, оригинальным украшениям. Да, Мэри-Энн вчера говорила, что его шляпы теперь популярны, но Кэтрин и поверить не могла, что эта популярность достигла такого размаха. Она-то воображала, что «Прекрасная мастерская ШЛЯПНЫХ ДЕЛ МАСТЕРА» – только ее открытие, дорогое ее сердцу воспоминание… Но, очевидно, слава о мастерской Шляп Ника широко разошлась среди знати Червонного королевства.

На возвышении посреди пляжа Маркиз уже дошел до середины своего рассказа о первом Черепашьем празднике и о том, как возникла эта традиция. Кэтрин любила эту историю, а слушать, как рассказывает эту историю отец, ей нравилось еще больше. Она искренне огорчилась, что опоздала к началу.

Легенда гласила, что в незапамятные времена, когда их пра-пра-пра… прабабушка была еще молоденькой девушкой, очень красивой, но бедной, она привела процессию танцующих морских черепах и омаров прямо в тронный зал тогдашних Червонных Короля и Королевы. Слушаясь указаний девушки, черепахи и омары исполнили танец. Конечно, они двигались скованно и довольно неуклюже, но благодаря рассказу, который лился из уст девушки, танец показался всем сказочно прекрасным. Балет, пояснила девушка, рассказывал о любви омара и черепахи, таких разных и потому несчастных. Влюбленные прошли через множество испытаний и преодолевали разные преграды ради того, чтобы быть вместе – так что в конце концов их судьба стала гимном вечной любви.

Прародительница Кэт рассказывала эту историю до того искренне и трогательно, что покорила сердца королевской четы, и Король с Королевой разрыдались. Они так плакали, что затопили тронный зал, а потом слезы выплеснулись вниз, на скалы – так и возникла Черепашья Бухта.

Растроганная Королева пожаловала девушке имение и титул Маркизы.

С тех пор удивительный дар рассказчика передавался из поколения в поколение детям, подраставшим в имении Черепашьей Бухты, и они развлекали бесчисленных королей и королев, сменявших друг друга на троне. Отец Кэт не был исключением. Когда Кэт была еще совсем маленькой, отец каждый вечер рассказывал ей перед сном разные истории. То были рассказы о далеких землях и невероятных существах, в них встречались отважные герои, приключения и счастливый конец. Подрастая, Кэт пыталась подражать отцу. Сначала она рассказывала сказки куклам, садовнику мистеру Улитке и его жене, потом Чеширскому коту. Кэт была уверена, что пойдет по следам отца и тоже станет прекрасной рассказчицей, как все в ее роду.

Когда она впервые рассказала сказку отцу, он заплакал. Не потому, что история была грустной, а потому что рассказчик из Кэт вышел просто отвратительный.

Два долгих года она страдала от мысли о своей бездарности, пока однажды утром не зашла на кухню, где кухарка пекла сладкий пирог с бататом. Тогда-то Кэт и захватила новая страсть.

– …слух о Маркизе Пинкертон, да будет земля ей воздушным кексом, – вещал со сцены отец, и его голос то взлетал, то опадал, как морская волна, ведя за собой восхищенных слушателей, – прошел по всей земле Червонной. Люди и прочие существа приходили отовсюду послушать рассказ Маркизы о черепахе и омаре. Об их запретной любви. О паре, у которой не было будущего. О любви, которая навеки помирила всех живущих на суше и на море.

Кэтрин огляделась. Ничего удивительного, что у всех вокруг на глазах блестели слезы. В детстве она так часто плакала над этой историей, что иногда, даже просто услышав слово «омар», чувствовала, что глаза у нее на мокром месте.

Но только не сегодня. Сегодня, услышав слово «омар», она вспоминала, что вот-вот начнется танец, открывающий праздник. И от этого ее беспокойство только усиливалось.

– Жители королевства прибывали отовсюду, – рассказывал отец, – и те, кто слышал изумительный рассказ Маркизы, чувствовали, что эта история роднит их, и они больше не чужие друг другу. А ближе к ночи на берегу Черепашьей Бухты начиналось веселье. Каждую ночь все пели и плясали, пировали и устраивали фейерверки! Все делились друг с другом угощением и историями – так зарождалась великая дружба.

За спиной у Кэт кто-то шумно высморкался, и она оглянулась. Вот так сюрприз – там, стоял тот самый Черепах, которого она видела на чаепитии у Шляп Ника. На голове у него был все тот же котелок с зеленой шелковой лентой. Слезы ручьями текли у него из глаз.

Кэт достала из сумочки носовой платок и протянула юноше. Тот, поблагодарив, поспешно втянул голову в панцирь, так что снаружи остался только котелок. Вскоре откуда-то изнутри раздался трубный звук прочищаемого носа.

Кэтрин хотелось наклониться к нему, шепнуть, как она рада, что в ту ночь он благополучно добрался до Перекрестий и остался живым и невредимым, но передумала. Он и так уже взволнован, решила она, ни к чему напоминать ему о подобных кошмарах.

– Шли годы, – продолжал отец, – и Маркиза решила сделать собрания на пляжах Черепашьей Бухты официальным праздником. В этот день всех обитателей Червонного королевства приглашали вспомнить двух таких разных существ, и о радости, которую их любовь принесла королевству.

Когда Маркиз закончил, слушатели разразились овациями. Черепах вновь вынырнул и хотел вернуть Кэтрин ее платок, но она предложила ему оставить его себе – на случай, если снова понадобится.

При мысли о том, что сейчас последует, в горле у Кэт пересохло, как в пустыне. Она попробовала глубоко дышать, чтобы хоть немного успокоиться.

– А теперь – первый танец дня, кадриль омаров! И я счастлив представить вам мою радость, мой свет – возлюбленную дочь мою, Кэтрин.

Кэт выступила вперед. Вокруг волновалась толпа, но она решительно шла вперед, опустив глаза и не глядя по сторонам. Когда она взошла на сцену, Маркиз поднял руки, призывая к молчанию.

– Прошу освободить пространство для танца! Участники первой кадрили, займите свои места!

Зрители расступились, а морские жители поспешили занять свои места, не дожидаясь приглашения. Оркестр уже разместился на скалах в полной готовности. Оставалось только разогнать медуз – и команда моржей, лихо принявшись за дело, справилась с этим в считанные секунды.

Кэтрин любила праздник и связанную с ним историю, но вот эту традицию ненавидела всей душой. Матушка навязала почетную обязанность дочери, когда той было всего одиннадцать, и сейчас, как и каждый год, Кэт и ее партнер были единственными людьми среди тюленей, крабов и дельфинов.

Не то чтобы Кэтрин не любила танцы – просто ей было неприятно быть первой. Ей не нравилось, что все на нее смотрят и оценивают ее. Каждый раз она боялась, что то у нее что-нибудь не получится, что вот еще одна фигура – и позор неминуем. Она до сих пор помнила, как в первый год у нее от волнения крутило желудок. Как взмокли ладони, хотя погода стояла холодная. И с каждым годом становилось только хуже – особенно, когда она подросла. Раньше ее партнеры – любезные пожилые придворные – относились к ней, как к маленькой девочке, и с добрым смехом вертели ее и подбрасывали в воздух. Теперь же танцевать приходилось с заикающимися от смущения кандидатами в ухажеры.

На песке уже оставалось не больше горстки медуз, когда кто-то легонько пощекотал Кэт запястье.

Она вздрогнула и обернулась, но Джокер уже отошел и сосредоточенно натягивал черные перчатки.

– Добрый день, леди Пинкертон, – будничным голосом поздоровался он. На нем была его обычная черная куртка, а грим немного изменился: теперь из уголков его обведенных углем глаз капали, как слезы, черные сердца. Если бы не еле заметный румянец на его щеках, Кэт подумала бы, что никакого прикосновения не было, а ей только показалось… Но ведь руку до сих пор покалывало.

– Добрый день, господин Шут, – и она вдруг задохнулась.

Уголки губ Джокера чуть приподнялись, он посмотрел ей в глаза и тут же перевел взгляд на шляпку в виде пирожного.

– Вижу, вы побывали у Шляп Ника.

– Он очень талантлив. – Кэт дотронулась до шляпки, которая все больше нравилась ей, такая она была легкая и так удобно сидела на голове.

– Безусловно. Он и сам так думает. – Джокер вздохнул, и Кэт заметила, что он с тревогой поглядывает на ее головной убор. – Он рассказал о ее свойствах? Что она делает?

– Шляпка? Не думаю, что она может что-то делать. – Кэт нагнула голову, но шляпка сидела крепко и не думала соскакивать. – Разве что вы научите меня фокусу с Белым Кроликом.

Шут едва заметно покачал головой.

– Творения Ника не назовешь обычными. А вы выглядите… – Он замялся. – Сегодня вы выглядите довольно…

Кэт, благонравно сложив руки, терпеливо ждала завершения фразы. Она видела, что Джокер с удовольствием вернул бы назад вырвавшиеся у него слова. После долгих колебаний, он все же закончил:

– Смотреть на вас одно удовольствие, вот и все, леди Пинкертон. – Джокер указал подбородком куда-то за плечо Кэтрин, лицо у него вытянулось. – Наверняка ваш суженый не раз говорил вам об этом.

– Мой су… Ох!

Стоило Кэтрин услышать голос Короля – его хихиканье разносилось над толпой, – как все ее страхи вернулись. Обернувшись, она увидела главу Червонного королевства, который, спотыкаясь, торопливо семенил по песку.

Сердце бешено застучало. С тех пор, как Король попросил разрешения за ней ухаживать, она еще ни разу его не видела. Она хотела улизнуть, но было поздно: ее заметили. Король направлялся именно к ней и, наконец, забрался на сцену.

– Доброго дня, самая неподражаемая, несравненная и не… не…

– Непостоянной? – подсказал Джокер.

– Непостоянная леди в целом королевстве! – выпалив это, Король замолчал, не уверенный, подходит ли Кэт последнее определение.

Кэт бросила на шута ледяной взгляд. Тот усмехнулся.

Король отбросил нерешительность.

– Осмелюсь заметить, леди Пинкертон, на вас прелестнейшая шляпка. Выглядит так аппетитно, что прямо хочется ее съесть, моя сладкая! – Король раскраснелся от смущения и собственной смелости. В голове Кэтрин вихрем пронеслись все кошмарные записки, которые он ей присылал.

Сделав реверанс, она попыталась притвориться, будто польщена.

– Вы слишком добры, Ваше Величество. Нравится ли вам праздник?

– О да, очень! – Король запрыгал на месте, предвкушая удовольствия. – Все это очень весело. Именно то, что сейчас нужно королевству.

Кэт церемонно кивнула.

– Приятно немного развлечься в столь мрачное время. Вы, я уверена, слышали, что Бармаглот продолжает атаковать. – По коже у нее пробежал холодок при мысли о маленькой карусельной лошадке, найденной среди тыквенных грядок. – А его последняя жертва, храбрый Лев…

Король в ужасе поднял руки и замахал так, словно это она была чудовищем.

– Умоляю, умоляю вас, дорогая, не будем об этом! Как только при мне упоминают это жуткое создание, я сразу покрываюсь прыщиками. – И, оттянув воротник мантии, монарх показал свежую сыпь на шее.

Кэт нахмурилась.

– Но вы ведь что-то предприняли, чтобы положить этому конец? Я думала, вы позовете на помощь рыцаря, победителя драконов. Если верить легендам и балладам, раньше всегда находились храбрые рыцари, и все заканчивалось хорошо. Хотя, думаю, с Бармаглотом справиться не так просто. Но что касается…

– Ах, ах! – Король хлопнул в ладоши. – Пора начинать кадриль омаров! Я все утро ее ждал!

Кэт помолчала.

– Да, она вот-вот начнется.

Король не смотрел ей в глаза и обливался потом. Кэт видела, что ему стыдно, но это только рассердило ее. Глупый или умный – все равно он Король Червонного королевства! Это он должен что-то сделать, чтобы избавиться от Бармаглота. А кто же еще?

Она вздохнула.

– Насколько я понимаю, вы хотите посмотреть кадриль, Ваше Величество?

– Уж я ее не пропущу! – сказал Король и радостно поднял глаза, в восторге оттого, что больше не нужно говорить о страшных вещах. Его глаза заблестели.

Кэт позавидовала страусам, мечтая о том, что хорошо бы и ей сунуть голову в песок.

Догадавшись, что Кэт больше ничего не скажет, Король сам обратился к ней почти умоляющим голосом:

– А вы еще… не выбрали… партнера для танца? Для кадрили?

Чувство вины скребло сердце Кэт. На нее навалилась такая тяжесть, будто ее платье насквозь пропиталось соленой морской водой. Краем глаза она видела Джокера, он притягивал ее, как сливочное мороженое, но она изо всех сил старалась делать вид, что его здесь нет.

– Еще нет, Ваше Величество.

Глаза Короля снова засияли.

А Кэтрин на миг – только на краткий миг – представила, что поворачивается к Джокеру, берет его за руку и спрашивает, не окажет ли он ей честь протанцевать с ней кадриль омаров.

В ее воображении возникли лица остолбеневших родителей, удивленный шепот толпы, уверенные руки Джокера на ее талии, и она прикусила язык, чтобы не рассмеяться от захлестнувшей ее радости.

– Ваше Величество, добрый день! Что за несказанное удовольствие! Какая радость!

Ее мечта мигом рассыпалась – это Маркиза вклинилась между ней и Королем.

Кэт отпрянула.

– Добрый день, леди Пинкертон! – воскликнул Король.

Они обменивались приветствиями и комплиментами, а матушкин реверанс оказался куда более глубоким, чем у Кэтрин. Кэт упорно разглядывала свои туфли, зная, что если поднимет голову, то встретится глазами с Джокером. С каждой минутой он притягивал ее все сильнее.

– Милая Кэтрин, пора начинать танец.

Лицо Маркизы горело нетерпением.

– Ты уже выбрала пару, моя нежно любимая дочь?

– Нет, матушка, – покачала головой Кэт. – Еще не выбрала.

– Вот что, – Маркиза сверлила ее взглядом, – Давай-ка выбирать, да поскорее. Мы же не можем заставлять всех ждать.

Маркиза заломила руки, а Кэт сжала кулаки, пряча их в складки шерстяной юбки. В глазах матери, устремленных на нее, не было и намека на нежность. Кэт вздохнула – и поймала на себе взгляд Короля. В нем было столько оптимизма и надежды, что смотреть было больно, и она отвернулась к Джокеру.

Джокер. Придворный шут. Который, кажется, смеется над ней.

О, конечно, не буквально, но губы его были так плотно сжаты, так кривились, что не было никаких сомнений – он определенно пытался сдержать смешок.

Кэт вскипела от возмущения. Джокер прекрасно знает, что Король безумно хочет, чтобы она его пригласила. Знает, что Маркиза безумно хочет, чтобы она пригласила короля. И лучше всех знает, что Кэт безумно не хочет этого делать.

Но ее мука для него – всего лишь повод развлечься!

Высоко подняв голову, Кэт повернулась к Королю и тут же слегка нагнулась, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Ваше Величество, не окажете ли вы мне честь, не согласитесь ли танцевать со мной кадриль омаров?

Король пискнул.

– Ах, да, да! Я буду счастлив, леди Кэтрин. Признаюсь, я обожаю кадриль!

Теперь, когда решение было принято, стало даже легче. Кэтрин положила руку на согнутый локоть Короля.

Когда они спускались с помоста, Джокер нагнулся к Кэт и шепнул ей на ухо:

– Он желает вам добра, леди Пинкертон.

Взгляд Кэтрин был долгим, достаточно долгим, чтобы веселость шута испарилась, а с ней и его уверенность. Теперь он выглядел растерянным и даже беззащитным, хоть и пытался улыбаться. Пытался подбодрить ее.

– Желаю хорошо потанцевать. – и он приподнял свой колпак.

Сердце у нее упало.

Она опять, опять выбрала Короля. Это был ее выбор. И пусть она чувствует, что все не так, но дело сделано.

Пути назад нет, хотя…

– Я не буду танцевать кадриль омаров, – шепотом ответила она. – Я спрячусь в тайной морской пещере. Помните?

Лицо Джокера прояснилось, но она отвернулась и убежала, так и не успев понять, помнит он о своем обещании или нет. Торопливые слова, которые он произносил, стоя у нее в комнате на исходе той невероятной ночи.

Конечно, она будет танцевать кадриль омаров. А он будет жонглировать ракушками. И все это время они будут притворяться, что находятся в тайной морской пещере, только они вдвоем и никого больше.

Кэт была уверена, что не может скрыть правду и по ее лицу все узнают, о чем она думает, опираясь на руку Короля.

Они подошли к двойному ряду морских созданий, уже стоявших в парах с омарами. Радость Короля била через край, так что он не замечал, как рассеянна Кэт.

Что бы случилось, решись она пригласить на танец Джокера?

Что бы произошло, если бы она выбрала его?

Было ли это заоблачной, несбыточной фантазией или только казалось ею – просто потому, что раньше такой выбор ни перед кем не вставал?

Начался танец. Кэт чувствовала себя пустой, как кукла, ее ноги механически двигались в такт музыке. Шаг вперед, шаг назад. Юбка вилась и летала вокруг щиколоток. Каблуки увязали в песке. Руки Короля были влажными и мягкими, ветер холодил щеки. Вот омары, танцевавшие рядом с ней, шустро побежали к воде – их партнеры ныряли следом. Все вокруг, смеясь, тоже принялись брызгаться водой и кувыркаться под музыку. Даже Король, захваченный общим настроением, побежал навстречу прибою и зашел в воду по щиколотку. И, хохоча, повернул обратно.

Кэтрин осталась одна, она стояла выше пенных бурунов, с застывшей на лице улыбкой. В мыслях она была не здесь, а где-то в морской пещере. В ее воображении ей навстречу шел, улыбаясь, Джокер и на щеках у него были ямочки. Он протягивал к ней руки, а она бежала к нему.

Сейчас, в это самое мгновение, она знала, что побежит к нему, если только он позовет. Она будет принадлежать ему, если он захочет.

– Ой, нет! – простонала она вдруг. Улыбка на лице растаяла – ее, как лавина, погребла под собой неоспоримая, неизбежная, невозможная правда.

Кэт поняла, что влюблена в Джокера.

Глава 27

Публика восторженно захлопала, когда Кэт и Король вышли на берег. Король промок до нитки, за ним тянулась прицепившаяся к каблуку ленточка водорослей, а выглядел он до того счастливым, как будто в его честь устроили вечеринку-сюрприз.

Кэтрин, пытаясь скрыть свое смятение, пристально вглядывалась в нависающие над берегом белые утесы – чтобы не возникло искушения поискать глазами Джокера в толпе. Она боялась, что он, только взглянув на нее, прочитает ее мысли и обо всем догадается.

Оркестр заиграл вальс, и Кэтрин догадалась, что Король собирается с духом, чтобы пригласить ее и на второй танец. Она рассыпалась перед ним в благодарностях за кадриль и поспешила улизнуть, пока он не нашел подходящих слов.

Гости уже разбивались на пары и выстраивались для следующего танца. Кэт не поднимала глаз, она не хотела, чтобы ее втянули в разговор или пригласили на танец. Ей совсем не хотелось выполнять бесконечные фигуры и повороты, участвовать в пустой болтовне до самого конца праздника, пока не стемнеет и все не разбегутся, боясь, что в темноте подкрадется чудовище. Но толпа обступала ее. Женщины хотели обсудить с ней придворные сплетни, мужчины наперебой интересовались записями в ее бальной книжечке, но тут же полушутя отступали, притворяясь, будто не хотят обидеть Короля. Ее тянули за рукава, со всех сторон сияли улыбки, широкие, как у Чеширского кота. «Леди Кэтрин, вы прелестно танцевали!», «Король несомненно благоволит к вам в последнее время, не так ли, леди Пинкертон?», «Вы выглядели великолепно – поистине царственно!», «Кэтрин…», «Ах, Кэтрин…», «Кэтрин…».

Опустив голову, она пыталась выбраться, умоляла дать ей пройти. Голова кружилась, мысли путались, А толпа становилась все гуще, наседала – комплименты, поздравления, похвалы и улыбки. Смеющиеся рты незнакомых людей, ничего не замечающих, неспособных разглядеть отчаяние за ее красивым личиком, красивым платьем и красивой жизнью…

Вдруг у ее ног что-то взорвалось, клубами повалил белый дым. Воздух наполнили сдавленные крики. Кэтрин помертвела. Миг – и дым стал таким густым, что она уже не видела собственных вытянутых рук.

Но тут в ее руках оказались другие руки – в перчатках, их пальцы переплелись, и кто-то потащил ее вперед. Джокер.

Она последовала за ним, не задавая вопросов, расталкивая ничего не понимающих гостей.

Когда Джокер вывел Кэт на берег, к россыпям белых камней, дым немного рассеялся. Узкая тропка вела в укрытие – в нишу в скале. Оглянувшись и убедившись, что с ней все в порядке, Джокер потянул ее дальше, за невысокую стену, образованную упавшими с утеса камнями. Их поверхность искрилась от вкраплений кварца.

Конечно, такого уединения, как в морской пещере, здесь не было, зато была тишина, а главное, они остались наедине, по крайней мере, на время. Кэтрин запыхалась, ей было очень жарко, но в тени утеса сразу стало легче дышать.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Джокер, взяв ее за руку и заглядывая в лицо с такой же тревогой, как тогда в саду, когда она упала в обморок.

– Уже лучше, спасибо, – кивнула Кэт.

– Я испугался, что вы снова лишитесь чувств. Вы сегодня успели съесть хоть что-нибудь?

Кэт сглотнула.

– Д-да. Пирожок с мясом, когда утром приехала сюда.

Шут поморщился.

– Отменный выбор.

И вдруг, словно не было последних нескольких минут, Кэт снова стояла на берегу, глядя на море, и осознавая с внезапно нахлынувшей ясностью, что теряет сердце – из-за этого шута.

Она вырвала руку и, отвернувшись, стала рассматривать берег сквозь трещину в камне. Тем временем дым на пляже рассеялся, только легкий туман окружал оторопевших зевак. Но оркестр продолжал играть, так что смятение улеглось, и гости начали готовиться к следующему танцу.

– Вы не любите танцевать? – Джокер поправил упавший ей на плечо локон.

Кэт прикрыла глаза. Кончиками пальцев он коснулся ее шеи, и она невольно потянулась навстречу.

– Не всем же быть талантливыми артистами.

– Но вы чудесно танцуете! – Джокер был так близко, закрывая ее от холодного ветра, что Кэт чувствовала исходящее от него тепло. – Мало того, даже Король выглядел почти сносно. Нетрудно понять, почему он мечтает сделать вас королевой.

У нее упало сердце. В его голосе не было горечи. Как же так? Она ничего не понимала. Ведь поменяйся они ролями и начни Джокер встречаться с другой девушкой, Кэт разорвало бы в клочки. Ее чувства тогда можно было бы сравнить с лимонной цедрой, натертой на терке.

Она отступила назад и открыла глаза, держась рукой за белый камень.

– Вы не должны прикасаться ко мне, – сказала она голосом, дрожавшим, как и ее сердце.

Джокер прислонился к камню.

– Вы правы. Простите меня.

Кэт не могла понять, насколько искренне он это произнес. Ее сердце так и рвалось из груди к нему. Она уже жалела, что отодвинулась. Ей хотелось, чтобы Джокер крепко прижал ее к себе.

– Скажите мне, сэр Рух, с дамами в Шахматном королевстве у вас было принято такое же обхождение?

– О каком именно обхождении вы толкуете? Вы имеете в виду мои хорошие манеры, очаровательное остроумие, загадочную харизму или…

– Я имела в виду ваше упорное желание вогнать меня в краску без всяких причин – только затем, чтобы потом надо мной посмеяться.

Он побледнел, а потом шагнул к ней. Кэт слышала, как скрипнули его кожаные сапоги.

– Уверяю вас, миледи, вспоминая этот наш разговор, я не буду смеяться.

Кэт опустила ресницы. Внутри у нее все дрожало.

– Мне нужно вернуться. Родители будут волноваться. – И она повернулась к выходу.

– Подождите?..

Это был скорее вопрос, чем требование, поэтому Кэт задержалась. Глупая надежда волной пронеслась по ее венам.

– Конечно, я здесь не у себя дома…

Она обернулась к нему. Джокер снял перчатки и теперь мял и крутил их в руках, будто хотел задушить. Лицо его оставалось спокойным, но руки говорили о другом.

– Король… – начал он, и Кэт вздрогнула. Хорошо, что Джокер не заметил, занятый своими перчатками. – Он действительно к вам неравнодушен. Я думаю, он искренне хочет сделать вас счастливой.

Кэтрин ждала продолжения, но молчание затянулось, и казалось, что уже сказано все.

– Вы предлагаете мне принять его предложение?

– Нет, – заторопился он. – Но если бы вы его приняли, я бы все понял. И был бы счастлив за вас.

– Какое утешение, – Кэт сжала кулаки, – что хоть один из нас будет счастлив.

Джокер снова посмотрел на нее, сдвинув брови.

– Что-то случилось там, на берегу, – сказал он, роняя на камень перчатки. – После кадрили вид у вас был такой, словно вы увидели привидение.

– Не понимаю, о чем вы. – Она скрестила руки на груди. – Я собираюсь участвовать в состязании кондитеров со своим пирогом. Наверное, из-за этого и нервничаю.

На губах у шута мелькнула слабая улыбка.

– Что-то не верится.

– Откуда вам знать? Я могу нервничать, сколько захочу.

Он пожал плечами.

– Мы с вами оба отлично знаем, что вы победите в состязании.

– Ничего такого я не знаю. – Она выпрямила спину. – Я предполагаю, что могу победить, но это ведь не то же самое. И хочу, чтобы вы знали: если это был комплимент, то не слишком удачный.

– Это не было комплиментом, но если вам хотелось его услышать… – взгляд Джокера стал мягче, – в этой невероятной шляпке вы невероятны. Абсолютнои бесспорно невероятны. Я уверен, что Шляп Ник этого и добивался, однако он и представить не мог, насколько удачным окажется его затея. Иначе не выпустил бы вас из своей лавки в этом уборе.

Он замялся, покашлял и несколько смущенно добавил:

– Вот что я хотел сказать.

– Вы невыносимы! – усмехнулась она, но ее сердце снова учащенно забилось.

– Вы не первая, от кого я это слышу, – его минутная застенчивость снова сменилась возмутительной усмешкой.

Кэт крепче стиснула кулаки, словно защищаясь – а может, удерживая себя, чтобы снова не пуститься в объяснения.

– Вы ведете себя так, будто знаете меня, но, представьте себе, это не так, Вы не знаете, что я люблю, чего хочу, что вижу во сне…

– Если не ошибаюсь, во сне вы видите меня.

– Зачем я только рассказала вам об этом.

У Джокера блеснули глаза. Кэт продолжила:

– А мне известно только, что вы пробираетесь среди ночи в спальни к девушкам, распускаете шнуровку у них на корсетах, когда они лежат без чувств. И вы, кажется, хотите, чтобы я привечала Короля, но тут же называете меня невероятной и прикасаетесь ко мне, хотя не должны. И еще вы вечно смеетесь надо мной, и у вас есть какое-то тайное поручение от Белой Королевы, но я не имею ни малейшего представления, что это значит, и не могу понять, где реальность, а где иллюзия, и я… я должна вернуться. – Кэт шагнула прочь. – Благодарю, что защитили меня от толпы, но мне пора возвращаться.

– Я тоже не могу перестать думать о вас, леди Пинкертон.

Кэт не сделала ни шажка, но почувствовала, что ее ноги уходят в песок. На этот раз она не посмела оглянуться. Но это и не понадобилось. Еще миг – и Джокер оказался перед ней. Сейчас он не дотрагивался до нее, но стоял так близко, что мог бы дотронуться.

Ее решимость рушилась, таяла под ее взглядом. Как он смеет смотреть так, словно смущен или испуган, ведь это у нее – не у него! – в груди стучит кузнечный молот?

– Я не говорила ничего подобного, – пролепетала она.

– Знаю, но надеюсь, что вы имели в виду именно это. – Джокер облизал губы (едва заметно, но из-за него у нее самой стало покалывать губы). – Я постоянно думаю о вас, леди Кэтрин Пинкертон, дочь Маркиза Черепашьей Бухты. Я пытаюсь перестать, но ничего не получается. Вы околдовали меня сразу, как только я впервые вас увидел в том алом платье, и я не знаю, как с этим быть и что делать – только использовать все свои умения и попытаться околдовать вас.

В камнях завыл ветер, на берегу зашептали волны, а у Кэтрин так и не знала, что ответить.

Джокер позволил своему взгляду оторваться от Кэт, и только после этого она кое-как сумела снова начать дышать. Он поскреб висок и, с удивлением обнаружив на голове трехрогий колпак, сдвинул его набекрень, бубенцы зазвенели. Волосы под колпаком были спутаны. Теперь, когда шут не смотрел на Кэт, он опять мог показаться робким, но ей трудно было в это поверить.

Робкий, дерзкий, обаятельный, возмутительный – и Кэтрин падала, падала, падала…

– Его Величество постоянно со мной советуется. – Джокер опять поднял глаза, в них было страдание. – Кажется, он считает меня экспертом в ухаживании за вами. Что сказать, какой подарок прислать… И я помогаю ему, потому что… ну, это моя обязанность. Но кроме того, я иногда представляю себя на его месте – как если бы я был… достоин вас.

Сердце Кэт отбивало барабанную дробь.

– Вы хотите сказать, если бы вы были благородного происхождения.

– Да, именно так. – Он хотел улыбнуться, но его глаза оставались грустными. – Я обдумываю то, что вы тогда сказали: что у нас больше не может быть таких ночей… как то чаепитие. И вы правы. Я поступал, как болван, когда вился вокруг вас, и теперь понимаю, какой опасности вас подвергал. Не только из-за Бармаглота, но… под угрозой была ваша репутация и помолвка, и… с моей стороны это было чистой воды эгоизмом.

– Не приписывайте себе всех заслуг. – Кэт хотела, чтобы это прозвучало более язвительно, но голос ее подвел, – Я ведь и сама принимала решение.

– Я заслужил упрек.

Кэт отчаянно хотелось прикоснуться к нему. И она повторила:

– Уверяю вас, я не отличаюсь легкомыслием. Мне не хочется этого ухаживания, этой помолвки. Это просто… – Она рассмеялась, но смех ее был мрачным. – Я не думала, что это будет так тяжело. Разве кто-то может отказать королю? А еще ведь есть мои родители. Матушка… Она обо всем этом просто мечтает. – Кэт застонала. – Она так счастлива, когда говорит о Короле и его ухаживании, и я понимаю, что просто не смогу ее разочаровать.

Разочарование было слишком слабым словом, чтобы описать то, что случится с родителями, если Кэт откажет Королю. Особенно если за этим последует признание, что она влюблена в королевского шута.

– Я хочу, чтобы они могли мной гордиться. Но у нас с ними такие разные взгляды на мое будущее… Получается… если я по-настоящему сильно люблю их, то должна научиться любить и Короля. Так это видится матушке. Ей кажется, что ничего проще и быть не может. Это моя обязанность – быть хорошей дочерью и выйти замуж за Короля. Тогда они смогут гордиться мной.

– Вы говорите так, будто любовь распределяют, как призы на состязании. Уверен, они просто хотят видеть вас счастливой.

– Конечно, они хотят видеть меня счастливой. Только они думают, что я буду счастлива рядом с Королем, а я знаю, что они ошибаются. Никогда не буду, да и не могла бы. Поэтому… – Кэт расправила плечи. – Если он сделает мне предложение, я не приму… не смогу принять его. Поверьте.

Джокер долго-долго смотрел на нее, прежде чем заговорить.

– Я готов поверить, что верю вам.

Кэтрин нахмурилась. Не этого она ждала, но и осуждать его не могла. До сих пор она и правда почти ничего не сделала, чтобы убедить Короля прекратить свои попытки.

– Я точно знаю, какие подарки и стихи были от вас, а не от него.

Его лицо осветила смущенная улыбка.

– Я надеялся на это.

Кэт отвернулась.

– Джокер…

– Леди Пинкертон.

Кэтрин кусала губы, но на ум не шли слова, которые хотелось бы сказать ему. Возможно, ей вообще не хватило бы храбрости сказать ему хоть что-нибудь.

Джокер подошел ближе.

– Я понимаю, сколь многое может предложить вам Король, и как ничтожно мало есть у меня. Я пойму, если вы предпочтете его.

– Джокер…

– Все верно. Он выигрывает по всем статьям.

– Уж точно не по всем.

– Умоляю, не давайте мне ложной надежды. – Его голос оборвался, и она подняла голову. Ее сердце грохотало в груди, как гром. – Я не могу соревноваться с королем, тем более с человеком, который принял меня на службу, предложил место при дворе, хоть я и не был ему нужен. Я не хочу усложнять вам выбор. Он славный человек. Уверен, он сделает все, чтобы быть вам славным мужем.

У Кэтрин пересохло во рту. В груди разверзлась пропасть – того и гляди ее тело расколется пополам.

– Но, – продолжал Джокер негромко и нежно, – если вы вдруг решите отказать ему…

Кэт заморгала, прогоняя туман, застилающий глаза.

– Тогда, я надеюсь, вы не сочтете оскорбительным, если я… – Джокер замялся. Плечи его напряглись, на лбу залегла морщина. – …нанесу вам визит. Вам, или… вашему отцу.

– Моему отцу, – повторила она шепотом.

– Как вы думаете… есть хоть малейшая надежда, что он позволит ухаживать за вами? С самыми благими намерениями, какие только может иметь бедный шут вроде меня.

Сердце Кэт екнуло. В голосе Джокера слышалась робкая надежда. В глазах была мольба. Но матушка, вспомнила Кэт, обеими руками толкает ее в объятия Короля.

– Не знаю, – сказала она. – В Шахматном королевстве ваше положение при дворе достаточно высоко?

Джокер сжал губы, будто обдумывал вопрос.

– Собственно говоря, – ответил он, – оно не ниже, чем у маркиза.

Кэт подняла голову, ответ поразил ее.

Подумать только, глядя на него, родители увидят только презренного шута – и не больше.

– Но, – добавил Джокер, увидев вспыхнувшую в ее глазах надежду, – мы не в Шахматном королевстве.

– Да, я понимаю. Если бы вы попросили моей руки, мои родители, полагаю… были бы… э-э-э… они, видимо…

– Сгорели бы от стыда? – предположил он. – Оскорбились? Были бы возмущены, что кто-то вроде меня осмелился даже подумать, что они согласятся?

Дрожащим голосом она произнесла:

– Да. Все это вместе.

Снова наступила тишина. Кэт не могла посмотреть в глаза Джокеру, потому что тогда она не выдержала бы и солгала ему. Она сказала бы ему, что шанс есть, что родители могут согласиться. Что надежда есть и что ее родители, быть может, его примут.

Или хуже того: она могла бы сказать, что мнение родителей для нее неважно (хотя оно было важно).

Джокер вздохнул.

– Так я и думал. Что ж, надеюсь, я найду другой способ сделать невозможное возможным. – Он засмеялся, но смех его был фальшивым. – Может, даже приму участие в следующем состязании по поеданию тыкв, и Король посвятит меня в рыцари.

У Кэт дрогнули губы.

– Желаю удачи в благородном турнире, сэр Джокер.

– Искренне надеюсь, что вы сказали это всерьез, моя госпожа.

Глава 28

Кэтрин возвращалась назад вдоль стоявших рядами шатров, ткань которых хлопала на ветру. Нервы ее были натянуты. Ей казалось, что они стали тонкими, как нити сахарной ваты. Сейчас ее не привлекали ни лакомства, ни красивые безделушки. Все ее мысли были о Джокере и о трусости, которую она проявила. Неужели она так боится огорчить родителей и Короля, что готова отказаться от собственного счастья?

– Кэт! Вот вы где! – подобрав двумя руками черную юбку, к ней спешила Мэри-Энн. Ее волосы выбились из-под синего с желтым капора. – Я повсюду вас ищу.

– Что случилось? – Кэт огляделась и только теперь заметила, что пляж опустел.

– Пока ничего. Но состязание уже десять минут как началось. В любую минуту очередь дойдет до вашего пирога! Вы должны присутствовать, если хотите победить.

– Ах да! Состязание!..

Мэри-Энн неодобрительно посмотрела на нее.

– Вы что, забыли?

– Нет, конечно, нет. Я просто… э-э-э…

Мэри-Энн схватила Кэт за руку.

– Лучше бы вы не забывали. Я все утро мечтаю о двадцати золотых монетах и представляю, как мы наконец осуществим наш план с кондитерской. – Немного успокоившись, она улыбнулась Кэт и указала на свою шляпку, – Я и впрямь думаю, что этот капор особенный. Ваша шляпка ведь тоже из той мастерской? Она прелестна!

– М-м, да, она… – Кэт помолчала, дотронувшись до мягкого края своей нелепой шляпки в виде пирожного. Она вдруг подумала, что матушка непременно должна была закатить истерику из-за того, что дочь надела что-то вызывающее и неуместное, но она не сказала ни слова. Кажется, она вообще ничего не заметила.

Что там говорил Шляп Ник? Что-то насчет обаяния, заключенного в шляпке. Но что это значит?..

Кэт вспомнила Маргарет Дроздобород на королевском чаепитии (в шляпке, украшенной бутоном розы, она казалась почти миловидной). Потом подумала о новых мечтах Мэри-Энн. О поварском колпаке, который сама Кэт сняла со стены в шляпном фургоне, и Шляп Ник что-сказал о нестандартных решениях, а в следующее мгновение она вдруг решила угостить всех пирожными, чтобы доказать, что и у нее есть талант.

Кэт усмехнулась, с удовольствием осознав, какое изумительное открытие сделала.

Шляп Ник продавал волшебные шляпы!

Мэри-Энн потащила Кэтрин к огромному шатру. Все места были заняты, народ толпился позади трибун. На сцене за покрытым тканью столом сидели пятеро судей – Червонный Король, Червонный Валет, Герцог Клыканский, господин Гусеница и тот самый Черепах, которому Кэт одолжила платок. Перед каждым из них стояло по кексу с синей глазурью, посыпанной малиново-розовыми сахарными крупинками. Только у Черепаха на тарелке вместо кекса остались лишь синие крошки глазури. Бо́льшая часть сахарных крупинок прилипли к его верхней губе.

На помосте сбоку от сцены стоял Белый Кролик. Когда все судьи попробовали кексы, он объявил: «Сейчас судьи огласят оценки ягоднейшим кексам, приготовленным Обществом Лиан и Цветов!»

На помост, куда выходили участники состязания, вынесли три горшка. Сидящие в них растения крепко держали друг друга за листья.

– Ягоднее ягодного! – прокричал Король.

– Ягодно – го́дно! – прокричал Черепах.

– Их можно было бы еще посыпать молотым перцем, – заметил Герцог.

Кэт переглянулась с Мэри-Энн, и та недоуменно прошептала:

– Перцем?

Мистер Гусеница вынул изо рта мундштук кальяна и выпустил облачко дыма. Другие судьи деликатно покашляли и откинулись на спинки кресел.

Валет Джек попробовал кусочек и отбросил вилку.

– Дрянь, – пробурчал он.

Растения в горшках польщенно закачали головками, довольные оценками жюри. На сцену вышли три лакея, чтобы унести их, а другие придворные уже выносили блюда с квадратными, украшенными ломтиками ананаса, кусочками торта от леди Маргарет Дроздобород.

Маргарет заняла место на помосте для участников и горделиво расправила свои квадратные плечи. Когда сидевший за судейским столом Герцог увидел ее, его просячье-розовое лицо стал огненно-красным. Он смущенно улыбался Маргарет сквозь торчащие клыки.

Маргарет презрительно усмехнулась и надменно вздернула подбородок.

Герцог поник.

Стараясь справиться с волнением, Кэтрин посмотрела на публику и вдруг в первом ряду увидела отца и матушку. Родители и не догадывались о том, что их дочь решила участвовать в конкурсе. Что-то они скажут, когда узнают?

За ними сидел Питер Питер с женой, почти такой же бледной, как в тот раз, когда Кэт ее видела на балу. В ее глазах был все тот же нездоровый блеск. Она не отрывала пристального, голодного взгляда от шкафа, на полках которого были расставлены десерты, представленные на конкурс.

Кэтрин отвела глаза, пока сэр Питер не заметил ее. Оставалось только надеяться, увидев ее пряный тыквенный пирог, он ничего не заподозрит. Да и с чего бы ему что-то подозревать? Не он один в Королевстве выращивает тыквы. Так что у него нет причин думать, что она украла тыкву у него.

Кэт очень на это надеялась.

Ее взгляд скользнул дальше и остановился на Шляп Нике. Он слонялся позади палаток, и ветер с побережья играл лентой на его цилиндре. Ник тоже заметил Кэт и кивнул ей: он заметил, что она так и не сняла шляпку-пирожное. Однако не успела Кэтрин кивнуть в ответ, как он уже отвернулся. Надменности как не бывало, теперь он улыбался совсем иначе, ласково и дружелюбно. Рядом с ним появился Джокер и, приветствуя, сжал его плечо.

Бедное сердце Кэт заколотилось.

Белый Кролик откашлялся, и Кэт снова повернулась к сцене.

– Что скажет жюри о произведении леди Дроздобород?

– Ананаснее ананасного! – воскликнул Король.

– Приятно – и принято! – подхватил Черепах, соскребая с блюдца остатки торта.

– Лучше было бы перевернуть торт вверх ногами! – сказал Джек, откидываясь в своем кресле и рассматривая потолок шатра.

– Вверх ногами – это недурно, – согласился господин Гусеница. Он снял пару домашних тапочек и схватил лапками кусок торта. – Я сам провожу немало времени вверх ногами.

Нервно прочистив горло и почесав за ухом, Герцог промолвил:

– Э-э-э… на мой взгляд, это великолепно. Ананаса здесь в самую меру, и… все расположено именно так, как нужно, если можно так выразиться. Прекрасно, леди Дроздобород. Я и мечтать не мог о лучшем десерте!

Кэтрин закатила глаза, но на лице Маргарет, когда ей помогали спуститься с помоста, блуждала легкая улыбка.

– Следующий участник! – объявил Белый Кролик.

В воздухе возникла голова Чеширского кота, и судьям были представлены рыбные тартинки. Кэт побледнела и отвернулась. И снова увидела Джокера.

Он смотрел на нее поверх голов.

Оба поспешно опустили глаза, но Кэт надеялась, что покраснела не она одна.

– Рыбнее рыбного! – заикаясь пробормотал Король, а его лицо приобрело легкий зеленый оттенок.

– Уплыла рыбка! – воскликнул Черепах, опустошив тарелку.

Еще трое судей отказались пробовать, но, едва тартинки были убраны со стола, Чеширский кот с удовольствием слопал собственное творение.

– Следующим, – провозгласил Кролик, – будет представлен пряный тыквенный пирог от леди Кэтрин Пинкертон, наследницы Черепашьей Бухты.

Мэри-Энн крепко сжала руку Кэтрин.

– Пойдем со мной, – сказала Кэт, подталкивая ее вперед. – Победим вместе.

Они прошли между рядами зрителей и встали перед судьями. На столе стояли пять тарелок с кусками пирога. Кэт осмелилась посмотреть на родителей: кустистые брови отца поднялись от удивления и любопытства, а возмущенное лицо матушки покраснело. Для нее это было почти изменой! Кэт слабо улыбнулась судьям. Король с восторгом смотрел на нее. Лицо Черепаха тоже озарилось, когда он ее узнал.

– Девушка с пирожными! – взволнованно прошептал он.

Кэтрин слегка кивнула ему своей шляпкой-пирожным.

Черепах повернулся, задев Валета своим твердым панцирем.

– Я уже пробовал ее выпечку, – сказал он. – Это необыкновенная девушка. А еще храбрая… очень храбрая.

Щеки Кэт порозовели. Хотя самые яркие ее воспоминания о нападении Бармаглота были связаны с трагической гибелью Льва, сейчас она ощутила гордость – ведь Черепах был спасен. И это она помогла ему.

Не замечая, что слова Черепаха приятны Кэт, или не желая этого замечать, Джек фыркнул. Его лицо покраснело.

– Необыкновенная – это уж чересчур. Она приемлема. Возможно. В лучшем случае. – Все больше мрачнея, он смотрел на Кэтрин и ее шляпку. – Не пойму, что все в ней находят. Что такого в ее пирогах, в больших коровьих глазах и неестественно блестящих волосах? – Он скрестил руки на груди и задрал нос. – Лично я считаю, что леди Пинкертон очень переоценивают.

Белый Кролик прочистил горло.

– Мы призываем жюри отбросить предубеждения и предвзятость по отношению к участникам состязания.

Наклонив голову, Черепах торопливо откусил первый кусок тыквенного пирога, а вот Король отвлекся от еды, мечтательно глядя на Кэтрин. Та переминалась с ноги на ногу.

Сидевший рядом с ним Черепах застонал от восторга, котелок едва не упал с его головы. Остальные судьи едва успели взять вилки, когда Король отодвинул стул и встал.

– Я не могу назвать себя непредвзятым судьей, почтенный Мистер Кролик, наш мудрый и рассудительный церемониймейстер! – Глаза монарха блестели от едва сдерживаемой радости.

Желудок Кэт сжался. Она уже хотела помотать головой, но Король продолжал:

– Я полон предвзятости. Я, можно сказать, сплошная предвзятость! Ибо этот тыквенный пирог, что лежит перед нами, приготовлен прелестнейшей леди Кэтрин Пинкертон, которая скоро станет моей невестой!

Внутри Кэтрин как будто взорвалась ледяная бомба и заморозила ее. Ноги примерзли к полу, на лице застыла испуганная улыбка.

Король взглянул на нее с гордостью, которая не была ему свойственна.

– Поэтому, видите ли, в каком бы конкурсе она ни участвовала, я скажу – да! Она должна быть победительницей! Она побеждает всюду, сердце мое, моя радость!

Кэтрин чувствовала сотни взглядов, впившихся в нее, а она словно окаменела, не в силах отвести глаз от Короля.

Это было похоже на кошмарный сон.

– Ах, какой чудесной королевой вы станете, леди Пинкертон, торты выпекающая и счастьем награждающая! Кто-нибудь, запишите это! Джокер, вот ты где! Запиши! Я включу это в свою следующую поэму! – и Король схватился за живот, трясясь от смеха.

Толпа забурлила. Зрители начали перешептываться. Кэтрин чувствовала на себе горящий взор матушки. Легко представить, как быстро вести облетят маленький пляж, всех участников праздника… Слухи будут расходиться, как круги от брошенного в пруд камня.

Кэт помертвела.

– Я не сказала да, – хотелось ей крикнуть, чтобы все услышали. – Я еще не приняла его предложение. Я не его невеста, что бы он тут ни говорил.

Полная негодования и решимости все отрицать, она открыла рот, но вдруг шатер содрогнулся от вопля.

Глава 29

Кэтрин обернулась, пытаясь понять, кто кричал, а вокруг воцарился хаос: зрители, ломая, отбрасывали стулья, махали лапами и крыльями, удирая от кого-то или чего-то.

Только тогда она обратила внимание на Черепаха, милейшего и самого восторженного из судей. Упав со своего стула, он завалился за стол, и Кэт не заметила бы его, не зацепись Джек, спешивший унести ноги, случайно за скатерть, и не сдерни ее со стола вместе со всеми тортами. В результате Черепах оказался на виду у пораженных зрителей. Перевернутый на спину, он лежал нижней стороной панциря кверху. Размахивая в воздухе ластами и прижимая их к животу, он стонал, вытаращив глаза от боли и ужаса.

Со своего места Кэтрин прекрасно видела, что Черепах начал меняться. Его кожа пузырилась, съеживаясь в одних местах и растягиваясь в других. Часть чешуек отвалилась, а конечности покрылись новой кожей. Его крики стихли и перешли в бульканье, а голова тоже начала изменяться, превращаясь во что-то странное. В нечто ужасное.

Кэт зажала рот ладонью, сдерживая тошноту. Кто-то предложил отнести Черепаха к морю, чтобы показать Рыбам-хирургам, но никто не осмеливался даже прикоснуться к несчастному.

Никто не мог отвести от Черепаха взгляда до тех пор, пока его ласты не перестали, наконец, подергиваться и «бурлить», а рыдания не сменились всхлипами. Под его подрагивающей от плача головой натекла целая лужа слез.

Но эта голова уже не была черепашьей.

Заостренный клюв и глубоко посаженные глаза исчезли, а на их месте появилась помятая мордочка теленка с розовыми ноздрями и мягкой рыжеватой шерсткой.

И, хотя панцирь, живот и передние ласты остались прежними, на задних ногах Черепаха теперь появились копытца. Существо болезненно вздрогнуло в последний раз, и в это мгновение его хвост – хвост рептилии – начал выпрямляться и закручиваться, а на кончике у него выросла шерстяная кисточка. Хвост Черепаха превратился в телячий хвост.

– Это невозможно! – произнес кто-то, и от этого слова Кэтрин словно обдали холодной водой.

Зеваки продолжали глазеть, некоторых детей унесли подальше от ужасного зрелища, прикрывая им глаза. Черепах все плакал, заливался огромными слезами. Он пытался и никак не мог перевернуться, и у Кэтрин сжалось сердце при мысли о том, как он беззащитен. Растерянный, охваченный болью, на глазах у толпы, он пытался и не мог понять, что с ним происходит. Сквозь рыдания слышались слова:

– Что случилось? Что со мной произошло? Что происходит? Помогите мне, помогите, помогите…

Кэтрин бросилась вперед.

– Кто-нибудь, помогите же ему! – закричала она и, упав на колени, полезла под стол.

Не вставая с колен, Кэт склонилась над Черепахом и коснулась его ноги, чуть повыше вновь появившегося копытца. Нога поросла негустой, намокшей от пота шерстью.

– Все будет в порядке, – прошептала она. Черепах продолжал что-то бормотать и заикаться. – В общем и целом. Я очень надеюсь. Давай-ка тебя перевернем. Не брыкайся, лежи смирно.

Кэтрин увидела изумленные лица. Король побледнел, он был потрясен. Валет смотрел на нее с отвращением, Герцогу, казалось, вот-вот станет дурно, а господин Гусеница таращился на Черепаха с любопытством, как на неожиданный результат научного эксперимента. Белый Кролик удрал со сцены, и его ярко-розовые глаза выглядывали откуда-то из-за ее края. Мэри-Энн сняла капор, видимо, совсем растерявшись, когда ее мечты обернулись кошмаром.

– Помогите же мне! – взывала Кэт.

Никто не шевельнулся. И тут что-то привлекло внимание Кэтрин в толпе: пронзительный взгляд устремленных на нее яростных глаз. Лицо Питера Питера было искажено гневом, верхняя губа злобно приподнялась, обнажая стиснутые зубы. Он смотрел прямо на нее.

Кэт отпрянула, физически ощущая его ненависть. Когда же она взглянула на судейский стол и стоящие на нем пять тарелок, ее охватил ужас.

Четыре куска пряного тыквенного пирога остались нетронутыми – и лишь на одной тарелке не было ничего кроме крошек.

Неуместно весело зазвенели бубенцы, и толпа расступилась, пропуская Джокера и Шляп Ника. Оба они казались такими же потрясенными, как и все остальные, но не растерянными. С озабоченным видом они поднялись на сцену и склонились над бившимся в истерике Черепахом.

– Все в порядке, приятель. – С этими словами Шляп Ник поднял котелок, свалившийся с головы Черепаха во время превращения, и сунул подмышку. Затем положил руки на панцирь непонятного существа. – Успокойся. Может быть, все не так плохо.

Однако его наморщенный лоб и сжатые губы Джокера говорили об обратном. Черепах продолжал рыдать.

Они перевернули Черепаха на живот, но эта поза теперь была для него неестественной, слишком уж сильно копыта торчали из-под раковины. Черепах со вздохами и всхлипами поднялся на шишковатые ноги. Его передние ласты уныло свисали по бокам.

– Я же черепаха, – хныкал он, осматривая свое новое нелепое тело. – Настоящая черепаха. В-вы мне верите, правда?

Кэтрин вздрогнула.

– Разумеется.

Но это была ложь.

Несчастное существо изменилось. Оно было обезображено. Кэт не могла понять, как и почему это вышло, но только что у всех на глазах Черепах превратился в Фальшивую Черепаху.

* * *

Праздник, так весело начинавшийся, завершился мрачно: все запомнили рыдания Фальшивой Черепахи и ужас при мысли о том, что Бармаглот по-прежнему опасен и преследует всех и каждого. Торжества, продолжавшиеся обычно до поздней ночи, на сей раз закончились засветло. Состязания кондитеров так и не были завершены, многие блюда никто не попробовал и не оценил: у судей пропал аппетит и всякое желание веселиться. Кэт не смогла заставить себя спросить о награде, понимая, что выставит себя бесчувственной эгоисткой.

Она забралась в карету, где сидели ее родители. Поездка была отвратительной. Кэтрин смотрела в окно, вспоминая ярость на лице сэра Питера. Она чувствовала себя виноватой, но не из-за того, что украла тыкву. Почему-то ей казалось, что именно на ней лежит ответственность за случившееся, но разве это возможно?

Это был всего лишь пирог с тыквой! И хотя Кэтрин слышала о сладостях, заставляющих людей уменьшиться, и о грибах, от которых люди росли, она никогда не слыхала, чтобы несчастья происходили из-за тыквы.

Дрожащими пальцами Кэт коснулась своей шляпы-пирожного, стянула ее с головы и положила на колени. Шляпка больше не радовала ее так, как несколько часов назад.

Отец вздохнул. С тех пор, как они покинули пляж, он вздыхал не переставая.

– Они уже называют его Фальшивым Черепашьим праздником, – сказал он, когда карета свернула к усадьбе. – Какая насмешка. Скоро они и меня начнут звать Фальшивым Черепашьим Маркизом.

– Не драматизируй, – отрезала матушка Кэт. – Вот увидишь, через несколько дней все забудут об этом несчастном случае.

Но Маркиза и сама, казалось, не была в этом уверена. К тому же, за всю поездку она ни разу не упомянула Короля – явный признак того, что она была обеспокоена куда больше, чем хотела показать.

Ежегодный праздник был очень важен для их семьи – в каком-то смысле, их высокое положение среди дворян Червонного Королевства обеспечивалось именно этим праздником, своеобразным знаком отличия, передававшимся из поколения в поколение.

Но репутация семьи беспокоила Кэтрин меньше всего. Черепах, это несчастное создание – вот тот, кто по-настоящему пострадал.

Не успев приехать домой, Кэтрин убежала на кухню. Огонь в печи давно погас, и она зябко куталась в шаль.

Поставив зажженную лампу на стол, Кэт положила перед собой стопку кулинарных книг и начала просматривать названия блюд, которые готовил их повар в течение многих лет. На полях было множество пометок: «Чтобы жаркое удалось, мясо следует как следует отбить, чтобы оно не отбилось от рук», «Добавить гвоздики, но не заколачивать» или «Не томите помидоры слишком долго, чтобы они не затосковали».

Наконец она нашла нужный рецепт: «Суп из Фальшивой Черепахи».

Склонившись над ломкими, покрытыми пятнами от бульона страницами, она начала читать.

«Возьмите Фальшивую Черепаху среднего размера. Острым тесаком отсеките телячью голову. Фальшивые Черепахи умирают медленно, поэтому учтите, что голова еще некоторое время будет скулить, а тело может попытаться уползти через несколько минут после того, как будет обезглавлено. После того, как тело перестанет двигаться, опустите его в большую кастрюлю с кипящей водой и варите, пока мясо не отделится от панциря. Выньте Фальшивую Черепаху из воды, снимите кожу и панцирь, а затем…»

Кэтрин захлопнула книгу, ее мутило.

Никогда в жизни она больше не станет есть суп из Фальшивой Черепахи.

На лестнице послышались легкие шаги. Кэтрин обернулась и увидела Мэри-Энн, спускавшуюся по лестнице со стопкой грязных скатертей в руках. Она была растрепана, под глазами залегли круги от усталости.

Отодвинув табурет, Кэт встала, чтобы открыть корзину с грязным бельем, приготовленным в стирку.

– Как ты? – спросила она.

Мэри-Энн застонала.

– День был долгий и очень утомительный, даже для меня.

Кэт пододвинула ей табуретку.

– Люди говорили о несчастном Черепахе после нашего отъезда?

Рухнув на табурет, Мэри-Энн развязала ленты своего прелестного капора и бросила его на стол.

– Все только об этом и говорят. Никто не может понять, в чем причина. Только твердят, что это было ужасно. – Она вздохнула. – Фальшивая Черепаха. Как это вообще могло случиться?

Кэтрин снова вспомнила сэра Питера. И один-единственный кусок тыквенного пирога, который был съеден.

– Не знаю. – Она отвернулась и, кусая губы, начала собирать кулинарные книги. Оглянувшись, Кэт обнаружила, что Мэри-Энн сидит, бессильно уронив голову на руки. Обычно энергия в ней так и кипела. Странно было видеть ее настолько измотанной.

– Это будет ужасно, если я спрошу, кто победил на конкурсе выпечки?

Откуда-то из-под локтя Мэри-Энн раздался ее охрипший голос.

– Тогда мы обе ужасные. Мне это тоже безумно интересно, но я не смогла спросить, хотя видела Мистера Кролика, когда мы разбирали подмостки.

Мэри-Энн приподняла голову и встретилась глазами с Кэтрин.

– Состязание не было завершено, так что не представляю, как будут награждать победителя. Возможно, приз вернут в сокровищницу или вручат на другом празднике.

– Так я и думала. – Кэт села рядом на другую табуретку. Хорошо бы сейчас заняться делом и поставить, например, тесто на хлеб, вместо того, чтобы читать жуткие рецепты. Замешивая и взбивая тесто, она всегда успокаивалась.

Мэри-Энн утомленно закрыла глаза.

– Говорят, господин Гусеница уже почти съехал из своей лавки. Пройдет совсем немного времени, и…

Она не закончила, да и зачем. Все и так было понятно. Пройдет совсем немного времени, и это место займет кто-то другой, если они не успеют.

– Ну, хорошо, – прошептала Кэтрин, собираясь с духом. – Хватит тянуть. Придется попросить у родителей денег или разрешения продать мое приданое. Другого пути нет.

– Ах, Кэт… – застонав, Мэри-Энн снова подняла голову. – Я восхищаюсь вашим оптимизмом и всегда восхищалась, но они тебе откажут. Вы знаете это не хуже меня.

Уголки ее губ поползли вниз. Витая мыслями где-то далеко, она добавила:

– У нас не будет кондитерской, пока нет денег. Значит нужно, чтобы кто-то вложил капитал, но кто станет помогать бедной служанке и дочери маркиза? Может, пора признать, что наша мечта никогда не сбудется, и смириться с судьбой? – Она вымученно улыбнулась Кэтрин. – В конце концов, я и мечтать не смела, что стану служанкой королевы, так что не так уж все плохо.

Скрипнув зубами, Кэт схватила синий капор, напялила на голову Мэри-Энн и затянула желтую ленту под подбородком.

– Я не потерплю подобной чепухи! У нас было время предаваться мечтам, Мэри-Энн, но теперь оно кончилось. Я пойду к родителям. Но мне нужна твоя полная поддержка. Итак, ты хочешь вместе со мной открыть кондитерскую или нет?

Мэри-Энн открыла рот, чтобы ответить, но заколебалась и, казалось, ушла в свои мысли. Она втянула голову в плечи, а ее синие глаза наполнились слезами.

– Конечно, Кэт. Разум говорит мне, что этого никогда не будет, но мое сердце…

– Иногда только сердце и стоит слушать. – Кэт расправила плечи, готовясь к разговору. – Кто знает? Может быть, праздник так утомил их, что сил на пререкания не осталось.

– Чтобы вашей матушке, да не хватило сил на пререкания? Кэтрин, от всей души желаю удачи, но боюсь, что на сегодня лимит невозможного уже исчерпан.

Глава 30

Маркиз и Маркиза в библиотеке пили сердечные капли, когда Кэт постучала в дверь. Родители выглядели такими же измотанными, как и Мэри-Энн. Конечно, Кэт знала, что весь день они провели в развлечениях и болтовне с гостями, а не в трудах, как слуги, и все же ей стало их жаль.

Ежегодный Черепаший праздник оказался утомительным для всех.

Несмотря на дурные предчувствия Мэри-Энн, Кэт надеялась, что родители слишком устали и не станут с ней спорить. Возможно, они проявят больше чуткости к ее пугающе новым идеям именно сейчас, увидев, как шатаются и рушатся давние устои и традиции.

Кэт стало стыдно, что она на это надеется.

– Решила лечь пораньше? – спросил отец, увидев застывшую в дверях дочь. – Понимаю тебя, дитя. Подойди же, поцелуй меня на сон грядущий.

Заставив себя улыбнуться, она подошла и коснулась губами его морщинистого лба.

– Вообще-то, – сказала она, отходя, – я надеялась, что у вас найдется минутка поговорить со мной.

Она покосилась на матушку, сидевшую на диванчике. На ней все еще было нарядное платье, подол был выпачкан мокрым песком.

– Я хочу поговорить с вами обоими, – уточнила Кэт.

Маркиза подняла голову, отгоняя усталость, и с улыбкой выпрямилась.

– Ах, Кэтрин. Разумеется, мы уделим тебе внимание! И не напускай на себя такой несчастный вид. Лучше садись и все нам расскажи. После такого ужасного дня хорошие новости нам не помешают.

От неожиданности брови у Кэтрин взлетели на лоб, она чуть не взорвалась от переполнявшей ее кипучей радости, но в следующее мгновение поняла, что матушка говорит о Короле.

– Благодарю, матушка, но я не…

Маркиза небрежно махнула, указав на пустое кресло.

– Не скромничай, дорогая. Семнадцать лет мы с твоим отцом ждали этой прекрасной новости, и лучшего времени для нее не найти. Смею надеяться, что всех так окрылит весть о предстоящей свадьбе, что о сегодняшнем несчастье просто позабудут. – Она прижала ладонь ко лбу, но ее глаза тут же загорелись. – Он сделал тебе предложение во время кадрили? У тебя был такой счастливый вид. Скорее даже безумно влюбленный, я бы сказала. Ах, озорница, я просто не верю, что ты не прибежала к нам сразу с радостным известием.

Кэтрин умоляюще сжала руки.

– Ты все не так поняла, мама. Король не делал мне предложения. Он поторопился, когда заговорил об этом во время состязания. – Глаз у нее задергался. – Признаться, меня рассердило, что он не сдержал слова и объявил о своем ухаживании во всеуслышание.

Матушка нахмурилась.

– Так ты не помолвлена?

– Представь себе, нет. – Кэт села на краешек кресла, и оно тут же начало обмахивать ее своими подлокотниками-крыльями, но девушка досадливо отмахнулась. – Я хотела поговорить с вами о другом.

С лица Маркизы не сходило недоумение.

– О другом? Не о Короле?

– Боюсь, мама, Король интересует меня гораздо меньше, чем тебя.

Матушка окаменела, и Кэт уже раскаялась в своих словах, но тут отец фыркнул о смеха, и ей стало легче. Маркиз подался вперед, сжимая в огромной руке хрупкий стаканчик для капель.

– Ну что же ты? Продолжай. Расскажи нам, что тебя волнует.

– Хорошо. – Чтобы было не так заметно, как у нее дрожат руки, Кэт вцепилась в юбку. – Вам известно, что мы с Мэри-Энн сегодня участвовали в состязании. Мы принесли пирог. Пряный тыквенный пирог, и судьи как раз начали пробовать его, когда…

– Да, мы заметили, – недовольно перебила ее мать. – Я понимаю, что Король без ума от твоих лакомств, но когда же ты наконец поймешь, что знатной девице не подобает проводить все время на кухне? Да еще и участвовать в состязаниях! Дочь Маркиза участвует в ярмарочном состязании на празднике, устроенном Маркизом. Неужели тебя не остановила мысль о том, как это будет выглядеть?

– Я хотела выиграть, – сказала Кэт. – Хотела получить вознаграждение.

Отец вопросительно поднял бровь.

– Зачем? Если тебе нужны деньги…

– Об этом я и хочу поговорить. Да, мне нужны деньги, потому что я… Я хочу открыть кондитерскую. – Она судорожно сглотнула и заговорила спокойнее, почувствовав, что начинает слишком волноваться. – Мы с Мэри-Энн хотим открыть кондитерскую.

Родители изумленно смотрели на нее, на время лишившись дара речи.

Кэт продолжала:

– Мы мечтаем об этом уже несколько лет. Я понимаю, вам кажется, что это недостойно леди. Знаю, вы считаете это просто глупым капризом, увлечением, которое вы не можете одобрить. Но это то, чего мне в самом деле хочется, и я знаю – наша кондитерская станет самой лучшей в королевстве. Из Мэри-Энн выйдет превосходный компаньон – она дружит с цифрами и полна творческих идей насчет того, как привлечь клиентов. Она называет это маркетингом. А тут еще на Мэйн-стрит освободилась чудесная лавка. Та, которую занимал башмачник, ну, вы знаете. Она принадлежит Герцогу, но я уверена, что сумею его уговорить…

– Кондитерская?! – взревела Маркиза, и Кэтрин вздрогнула, с ужасом осознавая, что вся ее пламенная речь была пустой тратой слов. – Зачем тебе кондитерская, Кэтрин? Ты же вот-вот станешь Королевой!

Кэт выпрямилась.

– Король пока не просил моей руки, да и я еще не ответила ему согласием.

Матушка, всплеснув руками, покатилась со смеху. Такая уж у нее была отходчивая натура – от раздражения до веселья один шаг.

– Ничего, еще попросит. Кроме того, как ты это себе представляешь? Ты – в кондитерской? Да ты же превратишься в слона! Ты ведь не знаешь меры в сладком и не умеешь держать себя в руках! – Маркиза замахала руками, будто отгоняя от себя эти нелепые мысли. – Ну, хватит. Марш в постель, уже поздно. Надеюсь, с утра ты забудешь об этих глупостях.

В горле у Кэтрин стоял ком. Из-за нападок матери. Из-за отказа. Из-за тонкого, как комариный писк, внутреннего голоса, который, заставил ее засомневаться – а вдруг матушка во всем права.

Но еще и от гнева.

Повернувшись к отцу, она заглянула ему в лицо, как будто не слышала тирады матери.

– Отец, я прошу вас о помощи! Я никогда ни о чем не прошу, но это мне очень нужно. Это моя мечта. Вам даже не обязательно давать мне деньги. Если позволите, я могла бы использовать свое приданое.

– Что?! – снова закричала мать. – Твое приданое! И речи быть не может! Я никогда не…

Маркиз поднял руку и спокойно сказал:

– Довольно, Идония.

Как ни странно, матушка тут же закрыла рот.

В груди Кэт шевельнулась робкая надежда, но отец посмотрел на нее особым жалостливым взглядом.

– Рад, что ты пришла поговорить с нами, Кэтрин. Но я вынужден согласиться с твоей матерью.

Маркиза хмыкнула и с независимым видом скрестила руки на груди.

– Но, папа…

– Знатным дамам не пристало держать свое дело, а наследнице Черепашьей Бухты предстоят дела поважнее, чем всю жизнь месить тесто.

– Дела поважнее? И кто же так решил? Я не хочу замуж. И уж точно не хочу становиться королевой. Все это матушкины мечты, не мои.

– Это и мои мечты тоже, – перебил отец, и Кэт поразила резкость, с которой он заговорил. – Это наши мечты. О тебе. Ты совсем молода, милая, и что бы ты ни говорила сейчас, мы печемся только о твоем счастье. Мы знаем, что для тебя лучше.

У Кэт защипало в носу, но она проглотила подступающие слезы.

– Нет, вам только кажется, что знаете, но вы ошибаетесь. Кондитерская – вот о чем я мечтаю. Только это может сделать меня счастливой.

Ее мать со сдавленным стоном заламывала руки, но взгляд Маркиза оставался твердым. Кэтрин даже вспомнить не могла, чтобы отец когда-нибудь выглядел таким непреклонным. Этот взгляд пугал, у нее задрожали губы.

– Ты сама не понимаешь, о чем просишь. Непрерывная утомительная работа, бесконечная борьба с трудностями – все это начнется, как только ты станешь владельцем собственного…

– Откуда ты знаешь? – крикнула она, обводя руками оклеенные дорогими обоями стены библиотеки, старинные книги на полках. – Ты родился среди всего этого. Вы ничего не знаете о том, как вести дело, а мы с Мэри-Энн уже несколько лет изучаем этот вопрос и планируем. Я точно знаю, о чем прошу. И мне не нужен титул! И замуж не нужно – ни за Короля, ни за кого другого. Я хочу только одного, и очень обидно, что вы думаете, будто лучше знаете меня, чем я сама.

– Повторяю, Кэтрин, наш ответ – нет. – Отец отставил стаканчик с сердечными каплями. Костяшки пальцев у него побелели. – Денег я тебе не дам, а приданое после того, как ты выйдешь замуж, будет передано твоему супругу, которого одобрим мы с матушкой. Разговор окончен.

Слезы застилали глаза. Кэт с трудом держалась на ногах.

– Вы даже не хотите подумать об этом?

– Я, кажется, только что ответил тебе. Если ты снова вернешься к этому разговору, придется уволить Мэри-Энн.

Кэтрин отшатнулась. Подлокотники кресла снова попытались ее утешить, но она опять отмахнулась от них.

– Что?

– Мэри-Энн – простая служанка, Кэтрин. Не подруга. Не компаньон. И очевидно, она не слишком хорошо на тебя влияет. Мне это не нравится. Я достаточно ясно выражаюсь?

Кэт смотрела на отца, ее губы шевелились, но слова не складывались вместе.

– Можешь идти, Кэтрин.

Кэт с негодованием сжала кулаки.

– Мэри-Энн может быть и служанка, но я нет. Я сама решу, когда мне уходить, благодарю.

Развернувшись, Кэт вышла из библиотеки, громко хлопнув дверью. Сквозь плотно закрытые веки просачивались горячие слезы. Мысленно она кричала от боли и злости – многословные доводы, оскорбления, истерические всхлипы переполняли голову, грозя расколоть череп изнутри.

В мыслях она высказала родителям все! Сказала, что они старомодны, ничего не понимают и поступают с ней нечестно. Сказала, что она не ребенок и вольна сама принимать решение. Что найдет другой путь и обойдется без их благословения.

Она была смелой, негодовала, сердилась… главным образом – на себя. Разве все это время она не знала, что скажут родители? Разве не догадывалась об этом с самого начала? Не потому ли она так долго избегала этого разговора?

К чему себя обманывать? Все произошло именно так, как она ожидала. И неважно, что надеялась она на совсем другой результат.

Она обрадовалась, что в спальне никого нет. Сейчас она не нашла бы в себе сил рассказать Мэри-Энн о поражении. Невыносима была сама мысль о том, что придется разрушить мечту подруги. Ведь мечта была совсем новенькой, и мечтать было так легко и приятно.

Ей просто нужно немного времени, чтобы собраться и взять себя в руки. Может быть, она даже придумает новый план. Нельзя допустить, что это конец всего, к чему они так стремились.

Взгляд Кэт упал на розовую шляпку в форме пирожного, висевшую на углу шкафа. В душе поднялся вихрь переживаний, туго скрученных и переплетенных.

Она – лучший кондитер в Червонном королевстве, это признают все, кто пробовал ее выпечку. Даже Шляп Ник вдохновился и сшил эту странную шляпку, отведав лишь крошечный кусочек ее пирожного.

Шляп Ник… который делает волшебные шляпы.

Шляп Ник, чье дело процветает. Который только сегодня на празднике выручил, вероятно, больше денег, чем бедный господин Гусеница в своей лавочке на Мэйн-стрит за целый год.

Сев к столу, Кэтрин взяла листок пергамента, отвернула крышку чернильницы и стала обдумывать письмо.

Глава 31

Лавка Шляп Ника вновь вернулась на лесную опушку – маленький, шаткий фургон в тени раскидистых деревьев. Но когда Джокер впервые привел сюда Кэтрин, дорога от Перекрестий к шляпной лавке была безлюдной, затерянная в ночи в дальнем уголке королевства.

Теперь все изменилось.

По дороге Кэтрин встретила с дюжину покупателей, возвращающихся из лавки к Перекрестьям. Птицы, звери, пресмыкающиеся – все улыбались и все были в удивительных шляпах. За некоторыми из них плелись слуги, таща шляпные коробки, обернутые в яркую бумагу с узорами.

Популярность Шляп Ника росла на глазах, как аэростат, который надувают горячим воздухом.

На двери висела новенькая табличка: «ОТКРЫТО». Сломанную Бармаглотом оконную раму успели заменить.

Кэт вошла без стука. У зеркала крутилась парочка сов, они примеряли шляпки и тихонько ухали, обмениваясь впечатлениями. Кроме них в лавке никого не было. Внутри фургон выглядел так же, как тогда, на берегу, посреди снова стоял длинный стол – теперь он был завален инструментами, материалами для шляп и всевозможными украшениями. Здесь были не только ножницы, тесьма, ленты и кружева, но еще и множество странных вещиц. Именно они делали такими необычными и узнаваемыми изделия Шляп Ника: синие и зеленые обкатанные морем стеклышки, рыбья чешуя, длинные острые зубы неизвестных существ, морские ракушки, пчелиные соты, еще клейкие от меда, парашютики одуванчиков, веточки черники и кора березы.

В дальнем конце Кэтрин увидела занавешенную дверцу – она могла бы поклясться, что раньше ее там не было. Она подошла и тихо постучала.

– Заплатить за покупки можете денежному дереву у входа, – раздался усталый голос Шляп Ника.

Собравшись с духом, Кэтрин отдернула занавес. За ним обнаружилась тесная комнатушка и Шляп Ник, положивший ноги на стол.

– Я пришла не за покупками, – сказала она.

Шляп Ник поднял глаза, и лицо у него мгновенно вытянулось, а уголки рта поползли вниз.

– Леди Пинкертон, – процедил он, и Кэт обдало холодом. – Хотел бы я назвать этот сюрприз приятным.

Кэтрин вошла.

– И вам доброго дня, Шляп Ник. Я и не думала, что ваше нерасположение ко мне так велико.

– Что вам угодно? Я занят.

– Хотите, я зайду попозже?

– Хочу, чтобы не заходили вообще.

У Кэт начала подергиваться бровь.

– Не понимаю, чем рассердила вас, Шляп Ник, но я пришла к вам с предложением.

Шляп Ник грубо захохотал.

– С предложением? Ах, ах, непостоянная вы особа! Сколько еще мужчин вы задумали покорить?

Кэт выпрямилась.

– Так это заявление Короля так повлияло на ваше ко мне отношение?

– Простите, Ваша светлость, – прошипел он, – но пока вы еще не Королева, а у меня нет времени потакать вашим капризам. Я, как видите, работаю.

Было совсем не похоже, что Шляп Ник погружен в работу, но Кэт сдержалась.

– Я не помолвлена с Королем, что бы вы там ни думали…

Он презрительно фыркнул.

– А если бы помолвка и состоялась, это касалось бы только меня и Его Величества. Не вам меня осуждать.

– О, это дело исключительно ваше и Его Величества, да еще одного злополучного бедолаги, что вился угрем, пытаясь завоевать ваше расположение. Впрочем, Джокер сам захотел стать забавной игрушки для придворных. Так что ему не стоит пенять, что и вы относитесь к нему так же.

У Кэт защемило сердце.

– Джокер присутствовал, когда Король просил разрешения ухаживать за мной. Я ничего от него не скрывала, и уж совсем не понимаю, почему вы чувствуете себя оскорбленным. А вообще, если вы в состоянии ненадолго взять себя в руки и быть повежливее, я хотела бы изложить дело, за которым пришла. Я не отниму у вас много времени, мне нужна буквально минута.

– Вы не представляете, как мало у меня осталось минут. – Шляп Ник снял со стола ноги. – Кроме того, меня интересует только мое собственное дело, леди Пинкертон. Желаю вам всего наилучшего.

Кэтрин стиснула зубы, стараясь подавить охватившее ее негодование.

– Как я уже сказала, я пришла к вам с предло… предложением, и надеюсь, что такой здравомыслящий деловой человек, как вы, позволит мне о нем рассказать.

Сиреневые глаза Шляп Ника горели таким презрением, с каким на Кэт никто никогда не смотрел. Она поежилась.

– Предложи вы мне хоть корону, я и слышать об этом не хочу.

Перед глазами у нее поплыли красные круги.

– Я ничем не заслужила подобного неуважения!

– Вы играете нечестно! – воскликнул Шляп Ник и так ударил кулаком по столу, что Кэтрин подпрыгнула.

Шляп Ник шумно выдохнул и отвернулся, не то приходя в себя после вспышки ярости, не то ужасаясь тому, что начало проявляться безумие – проклятая наследственная черта.

После паузы Кэтрин заговорила, осторожно подбирая слова.

– Я не знала, сэр, что мы играем в какую-то игру.

Шляп Ник сделал несколько глубоких вдохов и лишь тогда ответил:

– Нет, это не игра. Я не вполне представлял, как обстоят дела. – Он откашлялся и снова поднял на нее глаза. Сейчас в них уже не было гнева. – Вы выйдете замуж за Короля, леди Пинкертон. Желаю вам счастья. Мне лишь нестерпимо больно было видеть, как вы притворяетесь, что проявляете интерес к моему другу. Все эти улыбки, кокетство – и это при том, что вы нацелились получить корону? Разумеется, колпак с бубенцами не идет с ней ни в какое сравнение.

– Я не… – Кэт замолчала, впилась ногтями в ладони и продолжила, уже спокойнее: – Я ни в чем не обманывала Джокера, но, повторяю, все это касается только Джокера, Короля и меня, и это совершенно не ваше дело.

– Он мой давний и самый близкий друг, – под взглядом Шляп Ника Кэт почувствовала себя сорняком, который вот-вот вырвут из земли. – Я не хочу видеть, как он страдает.

С пылающими щеками, почти оглохнув от шума в ушах, Кэт вдруг заметила на столе знакомую шляпу – котелок, украшенный зеленой лентой.

– Как это сюда попало?

Ник опустил глаза и изогнул бровь, прежде чем ответить.

– Если вы не заметили, я шляпных дел мастер.

Кэт потянулась за котелком, но Шляп Ник отвел ее руку. Девушка нахмурилась.

– Это шляпа Черепаха, она была на нем, когда он… когда… на празднике.

– Вы очень наблюдательны.

Кэт пристально смотрела на него. Она ждала.

Он не отводил взгляда.

Кэтрин вздернула подбородок.

– Эта шляпа как-то связана с трагической участью, которая его постигла?

– Извольте выразиться точнее.

– Вы точно знаете, о чем я говорю! Эта шляпа… Скажите, ваши шляпы опасны?

– Опасны! Ну и ну! – Его голос звучал хлестко, издевательски. Но спустя мгновение он вскочил и выбежал в большой зал, испугав сов. Заглянув ему в лицо, птицы поспешно порхнули к выходу и убрались восвояси, а Шляп Ник перевернул табличку стороной «ЗАКРЫТО». Захлопнув дверь, он бегом вернулся в комнатушку.

– Я права? – снова спросила Кэт. – Ваши шляпы… меняют людей, это так?

– Вы понятия не имеете, о чем говорите! – Шляп Ник небрежно взмахнул рукой, чем еще сильнее рассердил Кэтрин.

– Так объясните, чтобы я поняла.

Он хрюкнул.

– Ах, ах, ах. Не могу вспомнить, когда мне в последний раз отдавали приказы. Из вас получится отличная королева.

– Я не собираюсь становиться Королевой! – крикнула Кэт и топнула ногой. Шляп Ник вздрогнул, и она ощутила что-то вроде гордости.

– Король не делал мне предложения, – продолжала она ледяным тоном. – Ну, а если он попросит моей руки, я твердо намерена ему отказать.

На лице Шляп Ника было крупными буквами написано недоверие.

– В это невозможно поверить.

– Верьте во что хотите, но не уходите от разговора. Эти шляпы… Капор Мэри-Энн вдохновил ее на смелые мечты, а Маргарет и вовсе преобразилась, надев на себя эту розу, а теперь Черепах… милый Черепах…

– Фальшивая Черепаха, хотите вы сказать. Называйте его тем именем, которое его соответствует его истинному состоянию.

– Он был настоящей черепахой, пока не надел это! – Кэит махнула рукой в сторону котелка. – Как вы можете быть таким бессердечным? Если это ваших рук дело…

– Эта шляпа не имеет ничего общего с превращением. Здесь она оказалась лишь потому, что бедняга приходил ко мне в то утро и молил о помощи. Я сделал все, что в моих силах, чтобы помочь, но безуспешно. Как ни жалок он, как ни несчастен, мера его отчаяния недостаточно велика.

– Вы хотели дать ему другую шляпу, которая вернула бы его прежний облик?

Шляп Ник замахал обеими руками.

– Вы ничего не понимаете! Впрочем, это и не ваше дело.

– Но ваши шляпы действительно меняют людей. Я видела это своими глазами. Я ощущала это. Они опасны, Шляп Ник. Вы должны остановиться!

Их взгляды снова встретились, тяжелое молчание нарушалось только оглушительным биением сердца Кэт.

Шляп Ник отвел глаза первым. Он рухнул на свой стул и скрестил на груди руки.

– Шляпы мои не опасны, и я не хочу, чтобы вы распространяли такие жуткие слухи. – Его губы стали тонкими, как ниточки. – Но они и в самом деле необычны. Подобных не отыскать во всем великом Червонном Королевстве, ведь, как я уже говорил, я веду свой род от очень искусных шляпников.

– Все это мне неинтересно.

– Вы задали вопрос. Я на него отвечаю.

– Так постарайтесь отвечать покороче.

Шляп Ник криво усмехнулся.

– Что ж… Да. Они меняют людей. Исправляют их, делают лучше. Но этот котелок не имеет никакого отношения к превращению Фальшивой Черепахи. Вы удовлетворены?

– Нисколько. Как вы это делаете?

– Я ничего не делаю. Просто создаю шляпы из… необыкновенных материалов.

– В каком смысле – необыкновенных?

Ник долго смотрел на Кэт, и она уже подумала, что не дождется ответа, когда он, наконец, произнес:

– Материалы, из которых сделаны мои шляпы, привезены из земель Черной и Белой Королев.

По спине у Кэт побежали мурашки.

– Ну, конечно. Вы же из Шахматного Королевства, как Джокер и Ворон.

Он сузил глаза.

– Это Джокер вам сказал?

– Да. Он мне доверяет. – Голос у нее опасно зазвенел, а по лицу Шляп Ника промелькнула тень недовольства.

Он надменно поднял голову, но, кажется, передумал и принял разумное решение не выходить из себя.

– Думаю, у него были причины открыться вам. Но сам я родом из Червонного королевства. Рос здесь, в лавке отца… А потом его безвременная кончина побудила меня отправиться на поиски счастья в других местах. Я надеялся, что тогда меня не постигнет его незавидная участь. И я нашел свою судьбу в Королевстве Шахмат.

– Но… как? Как вы нашли это королевство?

Он пожал плечами.

– Лабиринт, зеркало, колодец… бездна отчаяния. Не так уж важно… Важно лишь, что путешествие научило меня, как избежать безумия – настоящего бедствия для всех моих предков, – а также тому, как стать величайшим шляпником, какой появлялся по обе стороны Зеркала.

Шляп Ник рассматривал свои ногти.

– Там я познакомился с Джокером, и он представил меня Белому Королю. Там же мне встретился и Зай Ятс. Я был беден и одинок, но Король отнесся ко мне с доверием и произвел в пешки. Он решил, что мы с Зай Ятсом должны стать королевскими гонцами, объезжать поля сражений и доставлять вести из Черного Королевства в Белое и обратно. Во время наших странствий я собирал разные диковины, а возвращаясь, делал из них шляпы для Королевы. Я собирал камни, цветы и кости. Так началась моя слава. Слава не шахматной пешки или гонца, а шляпника. Искуснейшего шляпника.

– Не понимаю, – заговорила Кэт. – Вы отправились туда, чтобы избежать участи отца и не стать безумным. Но зачем же было снова становиться шляпником?

Ник поднял палец.

– В этом вся хитрость. Видите ли, в Шахматном королевстве Время течет совсем по-другому. – Он вынул из жилетного кармана часы и, держа за цепочку, стал раскачивать над столом как маятник. – Иногда оно идет вперед, а иногда назад, движется то медленно, то быстро, а иногда и вовсе останавливается. Но я постоянно в движении и двигаюсь в другую сторону, поэтому Время не может меня найти. И значит, я никогда не встречу свою судьбу.

Его голос зазвучал странно – размеренно, почти в такт тихо тикающим часам, и Кэт снова пришло в голову, что безумие, возможно, давно настигло его. Она прогнала эти мысли, потому что очень хотела услышать рассказ до конца.

– Но теперь-то вы вернулись обратно, в Червонное Королевство.

– Именно так. – Ник сунул часы в карман. – Джокеру и Ворону нужен был проводник, чтобы помочь им пройти через Зеркало, а Королю и Королеве нужен гонец, который докладывал бы им о… – он замялся.

– Миссии, – подсказала Кэт. – Джокер рассказал мне, что он здесь с миссией, которая поможет прекратить войну.

На лицо Шляп Ника снова скривилось, словно в рот ему попало что-то кислое.

– А рассказал ли он, в чем состоит эта миссия?

Кэт многое отдала бы за то, чтобы ответить утвердительно, но этого Джокер ей не сказал. И она помотала головой.

– Хорошо хоть так, – вздохнул Шляп Ник. – Словом, я был единственный, кто знал дорогу, поэтому мы с Зай Ятсом и отправились с ними. Я не рассчитывал, что в краю моего детства меня ожидает столь приятное открытие. По эту сторону Зеркала мои безделки уже не были простыми камушками и косточками. А шляпы стали получаться необыкновенными.

– Опасными.

– Чудесными. Эти шляпы теперь не просто дополнение к наряду – они дополняют вас. Я оказываю жителям Червонного Королевства удивительные услуги и войду в историю как величайший шляпник, какого здесь знали. А так как я могу вернуться в Шахматное королевство, стоит только захотеть, то и терять рассудок мне не придется.

– Но что делают ваши шляпы?

– Что угодно. Все. Они могут придать вам смелости, сделать сильнее, обаятельнее симпатичнее, умнее…

– Или превратить вас в продукт для супа! – с болью крикнула Кэт. – Вы знаете, что эти шляпы меняют, так почему вы так уверены, что котелок не изменил Черепаха?

Ник потер виски.

– Все мое дело основано на хороших отзывах. Я дорожу своим добрым именем и ни за что не сделал бы ничего, что могло бы ему повредить. – Он обвел рукой ленты, пуговицы и перья, разбросанные по столу. – Не всем же быть счастливчиками, не всем на долю выпадает предложение от Короля.

Кэт не обратила внимания на этот выпад, рассматривая вещицы и украшения на столе. Его шляпы были эксцентричными, странными и прекрасными одновременно. Кэт понимала, что это удивительные шляпы, даже более чудесные, чем обещала вывеска над входом. Шляп Ник получил признание, как великий мастер и художник, но эта слава жила только до тех пор, пока его репутация оставалась незапятнанной.

Этого же хотела достичь и она сама, открыв кондитерскую. Цели разбогатеть у Кэт не было, но ей хотелось зарабатывать на жизнь своим трудом. Хотелось, чтобы люди ценили ее не за красивое личико или титул, а за то, что она может делать своими руками.

– Шляп Ник, прошу простить меня, если я вас обидела, – сказала она, торопясь, пока не передумала. – Я пришла сюда не затем, чтобы с вами ссориться. Я пришла предложить вам сделку.

– Ах да. Ваше предложение.

Переведя дух, Кэтрин открыла сумочку и вынула лист, на котором они с Мэри-Энн всю ночь писали и перепроверяли свое деловое предложение.

– Даю слово, что никому не проговорюсь ни о Шахматном королевстве, ни о спорных достоинствах ваших шляп. При двух условиях.

Шляп Ник тер переносицу, но не прерывал ее.

– Первое: вы должны убедиться, что носить ваши шляпы безопасно. В противном случае, вы немедленно прекратите их продавать.

– Торговля недоброкачественным товаром обречена. Это и без вас ясно.

– Прекрасно. Но мое второе условие может показаться вам немного необычным. – Кэт подошла ближе. – Я хочу, чтобы вы дали мне взаймы.

Шляп Ник удивлено уставился на нее.

– Взаймы? Вы хотите… денег?

– Да. Я открываю собственное дело, но мне нужен инвестор.

Шляп Ник громко расхохотался.

– Мне не терпится узнать подробности.

Кэт положила перед ним исписанный лист и прижала пальцем.

– Здесь вы найдете мое предложение. «Пирожные и торты. Лучшая кондитерская в Королевстве».

– Какое оригинальное название, – хмыкнул Шляп Ник.

– Вы знаете, как я могу печь – вы пробовали. Каким бы ни было ваше отношение лично ко мне, я прошу отнестись к предложению по-деловому. Люди будут стекаться из всех уголков ради моих воздушных тортов, нежнейших пирожных – даже хлеба, мягчайшего хлеба, какого они никогда еще не пробовали.

Шляп Ник долго смотрел на Кэт с непроницаемым выражением. Наконец он заговорил.

– Вы хотите открыть кондитерскую.

– Совершенно верно.

– И хотите, чтобы я вам помог.

– Я прошу о деловом соглашении, о ссуде. Здесь все расписано – платежи, прибыль, все-все. – Кэт чувствовала себя очень умной, произнося все эти слова, и радовалась, что вчера не выдержала и попросила Мэри-Энн помочь ей.

Повисла новая, очень длинная пауза, а потом Шляп Ник сказал:

– Скажите-ка, леди Пинкертон, разве у королевы есть время на работу в кондитерской?

Ощетинившись, Кэт отчеканила:

– Я не королева.

– Разумеется, – кивнул он. – Пока.

Бровь Кэтрин задергалась сильнее.

Шляп Ник придвинул к себе листок, но не развернул его.

– Ваша сметливость восхищает меня, как ни трудно в этом признаваться. Вы чем-то напоминаете меня самого. И все же я сомневаюсь, что это предложение тщательно обдумано, и не верю, что ваше предприятие окажется успешным.

Кэт вспыхнула. Ей показалось, что ее отшлепали – так резко и непримиримо прозвучали эти слова.

– Как вы можете так говорить?

– Розовые пирожные бесспорно произвели на меня впечатление. Но, спеша обвинить меня в печальном происшествии на празднике, вы кое-что упустили. Улику, которую не так просто будет уничтожить. Возникает вопрос: не оттого ли вы так настойчиво пытаетесь обвинить меня, что вам самой есть что скрывать?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Черепах, это милое, несчастное существо, за несколько минут до превращения съел целый кусок вашего пирога.

Кэт похолодела.

Ведь ей и самой приходила в голову такая мысль. Это было очень страшно, хотя Кэт надеялась, что никто больше не догадается связать превращение Черепаха с пирогом. Невыносимо было думать, что Шляп Ник может оказаться прав и в другом: обвиняя его шляпы, она пыталась отвлечься от мысли о собственной вине.

Но ведь это был всего лишь пирог! Самый обычный пряный пирог с тыквой.

– Из пяти судей, – продолжал Шляп Ник, – только Черепах отведал вашего десерта. Разумеется, люди начинают задумываться, не ваш ли пирог стал причиной этой ужасной перемены.

Сердце Кэтрин тяжело отбивало удары.

– Я пеку торты и пирожные десятками – нет, сотнями, и никогда ничего подобного не случалось.

– Достаточно одного раза. – С этими словами он принялся рвать бумагу на тонкие полоски, даже не потрудившись сломать восковую печать. Глядя, как превращается в клочки вся их любовно проделанная работа, Кэт с такой силой стиснула зубы, что заныла челюсть.

– Кроме того, – продолжил Шляп Ник, смахивая со стола изорванное письмо. Обрывки бумаги разлетелись и запорхали в воздухе, оседая ей на платье. – Кроме того, у меня есть правило не иметь дела с бесхребетными существами. Со змеями. Со скользкими угрями. И с непостоянными ветреными девицами. Вы можете сколько угодно увиливать от ответа, леди Пинкертон. Воображайте себя и дальше невинным созданием. Но вы не хуже меня знаете, что разобьете еще одно сердце, пока все не закончится. И я не желаю иметь с вами ничего общего.

Глава 32

Кэтрин вбежала в дом с заднего входа, кипя от возмущения и обиды. На кухне она чуть не сбила с ног Абигайль, которая несла поднос с огуречными сэндвичами.

Абигайль ахнула.

– Леди Кэтрин, наконец-то! Мэри-Энн только что позвали наверх, лучше бы и вам поскорее подняться, пока Маркиза окончательно не вышла из себя.

– Чай? Так рано?

Абигайль только махнула головой, показывая, что Кэтрин следует поспешить.

Вспомнив, что родители угрожали уволить Мэри-Энн, Кэтрин сбросила шаль и понеслась по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Обычно отец пил чай, уединившись в библиотеке, но, поднявшись, она услышала голоса из парадной гостиной, где обычно принимали гостей.

При мысли о гостях Кэт совсем сникла.

Она собиралась незаметно юркнуть к себе комнату и сделать вид, что никуда не отлучалась, но не успела: дверь гостиной открылась и оттуда выглянула матушка. На ее лице была совершенно безумная улыбка.

– Кэтрин! Вот ты где! Я услышала, как ты вошла, моя лапусечка!

Лапусечка?!

Новая ужасная догадка придавила Кэтрин к полу.

– Я не знала, что мы ждем гостей. Я не одета должным образом для…

Подскочив к Кэт, мать торопливо пригладила ей волосы, поправила воротничок и потянула за руку в гостиную.

– Не глупи, дорогуша. Мы не должны заставлять гостей томиться в ожидании…

– Но…

– А вот и она, Ваше Величество! – проворковала Маркиза, таща за собой Кэтрин. – Стояла в холле, не решаясь войти. Она так застенчива!

Король и Маркиз разом вскочили. Конечно, Король был не один, а со свитой: подергивающий носом Белый Кролик, стражники и Джокер. Джокер, как всегда в черной куртке и колпаке, стоял у дальнего окна, на фоне яркого полуденного света виден был только силуэт. Он застыл в почтительном молчании, сложив руки за спиной, и стена комнаты явно интересовала его куда больше, чем Кэт.

На другом конце комнаты Мэри-Энн разливала чай. Улучив миг, она вопросительно посмотрела на Кэтрин. Это было ужасно. Кэт начинала быть дрожь при мысли об унижении, которому она подверглась у Шляп Ника.

Король захлопал в ладоши, приветствуя появление Кэт, но его никто не поддержал.

– Вот и она, вот и она! – заговорил он, – А это я, сюрприз!

Кэт с трудом улыбнулась.

– Добрый день, Ваше Величество. Чему мы обязаны такой чести?

– Ах, моя возлюбленная! – заговорил сияющий Король, смакуя это слово и не обращая внимания на кислую гримасу Кэт. – Сегодня вечером в театре «На Поганке» просто необыкновенный спектакль! «Король Дыр», новая постановка! Сегодняшнее представление дают в честь меня самого!

Он поперхнулся и прочистил горло.

– И я очень надеюсь, что… с позволения Маркиза… вы, может быть согласитесь составить мне компанию, моя… моя дорогая.

Под конец Король заговорил сбивчиво, чуть не завязывая пальцы узлом. Его робость могла бы даже показаться симпатичной, не будь Кэт так взвинчена.

– О, это чудесно, Ваше Величество, – подхватила Маркиза, – Ведь правда же это чудесно, Кэтрин?

Кэтрин невольно взглянула на Джокера, но его лицо оставалось бесстрастным и спокойным, как гладь пруда в безветренный день.

– Я польщена, Ваше Величество, но для такого выхода мне необходима компаньонка, а я не уверена, что …

– Возьмешь Мэри-Энн, – отрезала мать. Мэри-Энн, замерла с ложечкой сахара в руках. – Мэри-Энн, хватит уже возиться, ступай переоденься. Живо, живо!

Маркиза щелкала пальцами в такт словам. Мэри-Энн, едва успев бросить на Кэт удивленный взгляд, выпорхнула из комнаты, а Маркиза занялась чаем.

– И ты, Кэтрин. Ступай, приведи себя в порядок. Театр «На Поганке», насколько я помню, очень хорош. Правда, я была там много лет назад. Как-то мы с Маркизом были на спектакле. Помните, господин Пинкертон?

Маркиз расплылся в улыбке, глядя на супругу влюбленными глазами.

– О да, любимая, прекрасно помню. Вы в тот вечер были ослепительны, так что я мало смотрел на сцену, все больше на вас. Что это было, «Клаксон в летнюю ночь», кажется?

Маркиза кивнула.

– Но, матушка, – начала было Кэтрин, – а как же Бармаглот? Это же не безопасно…

Восторг на лице Маркизы моментально испарился, и она грозно нахмурилась.

– Не говори глупостей, дитя мое. Ты ведь будешь с Королем! С ним тебе не ничего не грозит.

– Но я только что вошла и не…

– Кэтрин. Его величество пригласил тебя на этот во всех отношениях выдающийся спектакль. Мы не можем его разочаровать, верно?

Имелось в виду, – и Кэт прекрасно это поняла, – что Кэтрин не осмелится разочаровать ее, Маркизу.

В ответ она только склонила голову.

– Так я и думала. Тогда беги скорее и надень что-нибудь подходящее к случаю. – Широко улыбаясь, ее мать снова повернулась к Королю. Вы, кажется, сказали, что предпочитаете чай с молоком, Ваше Величество?

По привычке кусая себя изнутри за щеку, Кэтрин направилась к двери. Выходя, она покосилась на Джокера, но он стоял не шелохнувшись, только между бровями появилась крохотная морщинка. Почувствовав на себе ее взгляд, он тихо вздохнул, продолжая глядеть на стену.

Поднимаясь наверх, Кэтрин спрашивала себя, кому из них двоих сейчас хуже.

* * *

По дороге в театр все чувствовали себя еще более натянуто. Когда Кэтрин и Мэри-Энн сели в карету Короля. Белому Кролику пришлось пересесть на запятки с лакеем, и вид у него при этом был до того несчастный, что Кэт едва не предложила ему поменяться местами.

Под конец она жалела, что не сделала этого: пришлось трястись в тесной карете нос к носу с Королем и Джокером, сидящими напротив.

К счастью, Король не замечал неловкости и заливался соловьем, рассказывая о дворцовом саде и о том, что мечтает устроить шалаш на дереве – как только какое-то из деревьев вырастет настолько, чтобы выдержать его вес.

Джокер не отрываясь смотрел в окно, не замечая, что занавеска задернута.

Кэт невольно придвигалась ближе к Мэри-Энн каждый раз, как Король заводил особенно нудный рассказ, и Мэри-Энн отвечала тем же, безмолвно выражая поддержку. Их плечи все плотнее прижимались одно к другому, так что под конец у Кэтрин даже рука онемела.

Она вздохнула с облегчением, когда экипаж подъехал к театру – чуду архитектуры, в котором ряды кресел окружали сцену со всех сторон, сходясь к ней, как пластинки на шляпке гриба сходятся к его ножке.

Приветствуя Короля, колода Бубновых придворных пала ниц, образовав ковер, тянувшийся к входу, который имел вид двух стоящих торчком заячьих ушей. Пучеглазый лакей подал Кэт и Мэри-Энн лапку, помогая выйти из кареты.

Схватив лежавший на кучерском месте шутовской жезл Джокер, пошел впереди, неся жезл высоко перед собой. Не он успел подойти к входу, как с неба кругами спустился черный ворон и сел на шутовской жезл, как на насест. Джокер не сбавил шаг, но Ворон повернул голову, чтобы посмотреть на Кэт черными пустыми глазами. Наклонившись к уху Джокера, он что-то ему сказал, но Кэт не расслышала. В ответ Джокер резко помотал головой.

Кэтрин поймала себя на том, что не сводит с него глаз. Ей было очень трудно не смотреть на него взгляд после того, как они покинули Черепашью Бухту.

Если Джокер и взглянул на нее хоть разок, она этого не заметила.

Король, как всегда ничего не замечая, подставил ей согнутую в локте руку, и Кэт оперлась на нее, стараясь скрыть разочарование. Мэри-Энн семенила следом, ойкая и извиняясь перед придворными, на которых наступала.

В фойе было тесно, гости прогуливались, ожидая, когда их пригласят занять места. Джокер с Вороном смешались с толпой, а Кэтрин, идущую под руку с Королем, все встречали поклонами, реверансами и такими бурными поздравлениям, как будто они уже обручились. Кэтрин старательно показывала недоумение, слыша пожелания счастья, и получала недоуменные взгляды в ответ, но скоро стало ясно, что она проигрывает эту битву. После заявления Короля на Черепашьем празднике все Червонное Королевство поверило, что все уже решено. Разве могла она разубедить кого-то сейчас, прогуливаясь по театру под ручку с Королем.

За одну ночь жизнь Кэтрин превратилась в водоворот, утягивающий ее все глубже.

Они раскланялись с Маргарет Дроздобород (та держалась надменно и не выказывала восторга от того, что Кэтрин теперь любимица Короля) и с Герцогом, который пытался скрыть, что завидует романтическим успехам монарха. Кэт с огорчением поняла, что, уйдя с головой в свои сердечные переживания, совсем забыла о Герцоге. А ведь он так просил помочь ему завоевать симпатию Маргарет. Впрочем, сейчас Кэт ничего не приходило в голову кроме одного: надо бы встряхнуть как следует обоих и строго-настрого приказать покончить с гордыней и скованностью, пока не поздно.

Вдруг чья-то рука, вцепившись в запястье Кэт, оторвала ее от Короля. Повернувшись, она с удивлением увидела перед собой изможденное лицо леди Питер. Хватка у этой тщедушной особы оказалась удивительно крепкой. Гепонятно было, откуда в ней столько силы.

– У вас есть еще? – быстро спросила леди Питер прежде, чем Кэтрин успела поздороваться. Говорила она шепотом, но это был такой громкий шепот, что он больше походил на крик.

Кэт подалась вперед, решив, что неправильно расслышала.

– Еще?.. О чем вы?

Леди Питер закивала, тараща на Кэт красные воспаленные глаза. Торопливо оглядевшись, она подтянула Кэт еще ближе к себе. Кэт видела прямо перед собой покрытые желтым налетом зубы, заострившиеся скулы. На верхней губе у леди Питер выступили капельки пота.

– Ответьте мне! – умоляла леди Питер. – Скажите, что у вас есть еще хоть немножко! Я заплачу любую цену, мне бы только кусочек… – Голос у нее задрожал. – То есть, денег-то у меня маловато, но я могу отплатить по-другому, оказать услугу или…

– Леди Питер, прошу вас. Я не понимаю, о чем вы говорите.

– О пироге.

Кэтрин невольно ахнула.

– Простите?

Раздраженно кривя губы, леди Питер начала рыться в карманах платья. Кэт вспомнила, что в этом же муслиновое платье она была и на черно-белом балу у Короля. По сравнению с туалетами других дам оно казалось сущим убожеством, но Кэт пришло в голову, что это, возможно, лучший наряд леди Питер.

От этой мысли Кэт ощутила острую жалость к бедняжке и задумалась, не оскорбит ли она ее, если предложит кое-что из своего гардероба. У нее-то нарядов полным-полно, правда, их придется сильно ушивать. К тому же, обидчивый сэр Питер может превратно истолковать ее намерения…

Тут Кэтрин сбилась с мысли, потому что леди Питер вытащила из кармана руку, в которой сжимала измятую полотняную салфетку. Она отвернула уголки, и в середине салфетки обнаружились остатки пирога – пряного тыквенного пирога. Кусок раскрошился и перемешался с глазурью, и слипся комок.

Несколько крошек чуть не упали с края салфетки, но леди Питер, изогнувшись, успела подставить рот.

Трясясь всем телом и бросая на Кэт умоляющие взгляды, она снова бережно завернула салфетку и сунула в карман.

– Я забрала все, что не успели доесть на празднике, но остался только этот кусочек. У вас же должно было что-нибудь остаться. Не томите меня, скажите, что у вас еще есть хоть немного.

Кэт покачала головой.

– Нет… Нет, извините. Я испекла только один пирог.

Она не стала упоминать о репетиции, тот первый пирог они с Мэри-Энн прикончили очень быстро.

Лицо у леди Питер исказилось. Но на нем появилось не огорчение, а жуткая злобная гримаса. Она снова схватила Кэт, теперь уже за обе руки.

– Но тыква! Где вы взяли тыкву?!

Кэт приоткрыла рот. Она колебалась.

Признаваться, что она совершила кражу, нельзя. Тем более, когда говоришь с женой хозяина украденной тыквы.

– Умоляю! – завизжала леди Питер и так стиснула запястья Кэт, что та подумала, что у нее останутся синяки. – Иначе я умру! Пожалуйста…

Она умирает? Вид у нее и в самом деле нездоровый.

Кэт промямлила.

– Она с вашего… вернее, с тыквенного участка вашего супруга. Мне жаль, что так вышло. Не нужно было ее брать, но участок казался заброшенным, вот я и…

– Врешь!

– Ой! – Кэт вырвала руки, с ужасом заметив, что леди Питер до крови расцарапала их ногтями. Она тут же перестала жалеть ее и в испуге попятилась.

– Он все их уничтожил! – продолжала леди Питер. Вспышка прошла, она побледнела больше прежнего и снова казалась совсем больной. – Сжег, все до единой. Он не понимает, что они мне нужны, необходимы…

Над ними нависла тень, и Кэт с облегчением увидела сэра Питера. Схватив за руку жену, он, жутко скалясь, обратился к Кэт.

– Что тут такое?

– Ничего, – поспешно ответила леди Питер, мигом превратившись в робкую, трепещущую девушку, какой Кэт запомнила ее на балу. – Просто пытаемся познакомиться поближе…

– Не надоедай леди Пинкертон. Она считает, что мы ей не ровня, – прогрохотал сэр Питер. Кэт подумала, что это несправедливо, хотя восхищения эта парочка у нее и правда не вызывала. – Представление начинается.

Леди Питер даже не пискнула, когда муж потащил ее за собой, но взглядом искала Кэт. Этот взгляд просил. Умолял.

Когда они скрылись, у Кэт вырвался вздох облегчения. Потирая запястья, она порадовалась, что царапины неглубокие, хотя они все равно почему-то невыносимо болели.

Некоторое время Кэт растерянно глядела перед собой, не понимая, где она и как здесь очутилась. Она заметила Короля, оживленно болтавшего с вдовствующей Графиней Раздватрикс – Король поднялся на ступеньку, чтобы сравняться ростом со старой дамой (и это при ее-то согбенной спине).

Кэт не сразу вспомнила, что она здесь с Королем. Он ее суженый. Многие уверены, что она уже помолвлена.

Только после этого она осознала, что все время ищет в толпе Джокера.

С тяжелым сердцем она шла по быстро пустеющему фойе. Увидев ее, Король оживился и, торопливо простившись с Графиней, повел вверх по лестнице. Она следовала за ним, волнуясь все сильнее. Вниз по роскошному коридору, украшенному искусными гипсовыми фигурками грибов – от тонконогих опят до ярко-красных широкополых мухоморов. Светильники в виде факелов лили теплый свет.

У Короля была отдельная ложа на первом ярусе балкона – из таких лож обычно хорошо видна сцена, зато и сидящие в них отлично видны остальным зрителям. Белый Кролик отдернул бархатные шторы.

Кэт увидела внутри Джокера – поджидающую их безмолвную тень, – и сердце у нее радостно забилось. Ворон чистил перышки, по-прежнему сидя на жезле.

Впрочем, Джокер даже не повернул в их сторону головы, и Кэт снова сникла.

– А вот и мы, вот и мы! – затараторил Король, подводя Кэт к первому ряду кресел. Протискиваясь мимо Джокера, она услышала тихий вздох, почувствовала, как он вжался в стенку, чтобы не коснуться ее – и сама сжала кулаки, чтобы случайно или нарочно не дотронуться до его руки.

Они с Королем сели в первом ряду, Мэри-Энн заняла место позади. Джокер и Кролик остались стоять у дверей. Кэт не сводила глаз со сцены, нетерпеливо дожидаясь, когда начнется спектакль. Она надеялась, что тогда можно будет зажмуриться и вообразить себя в другом месте.

– Вам хорошо видно, леди Пинкертон? – заботливо осведомился Король.

– Прекрасно, – она преодолела искушение спросить, не хочет ли он подложить подушку, чтобы сесть повыше.

– Может, хотите чего-нибудь? Бокал кларета? Или сыру?

– Благодарю, Ваше Величество, ничего не нужно.

– Вам жарко? Кролик, скорее – заберите у леди Пинкертон пелерину…

– Нет, не нужно, Ваше Величество.

Король помялся, не зная, как ей услужить, потом все же сел. И тут же так сильно перегнулся через перила, что Кэт вдруг почему-то захотелось его толкнуть. Эта мысль ее ужаснула. Король, напомнила она себе, совсем не виноват в том, что происходит.

Лучше бы он не делал преждевременных выводов и не выступал с необдуманными заявлениями, как это было на празднике – но, с другой стороны, ведь это она не отвергла его и согласилась, что он будет ухаживать. Не следовало тянуть так долго, если уж решилась отказать Королю.

Она должна отказать ему. Должна.

От этой мысли у нее заболела голова.

Король снова обернулся к Кролику.

– Скоро ли начнется представление?

За спиной у Кэтрин что-то зашуршало, потом звякнули карманные часы – интересно, подумала она, те ли это часы, что Джокер подарил Кролику на балу, но не стала поворачиваться, чтобы посмотреть.

– Через пять минут, Ваше Величество, – послышался ответ Кролика.

Король сел прямо и принялся болтать ногами.

– Джокер, мы с леди Пинкертон скучаем. Развлеки нас.

Кэт вздернула голову.

– Не нужно. Мне совсем не скучно, честное слово.

Джокер взглянул на нее – наконец-то. Кэт неуверенно улыбнулась, надеясь, что они одинаково видят сложившуюся ситуацию, но шут отвернулся.

Кэтрин словно холодной водой облили. Она стала разглядывать бельэтаж.

– Я обожаю рассматривать людей. Как – неужели это миссис Перепелка? Я слышал, пару месяцев назад у нее было полное гнездо яиц, но, видимо, птенцы уже вылупились. Ах, какая прелестная семейка!

Король махнул, показывая.

– Вон там! – И он умиленно сложил руки под подбородком. – Как же я люблю малюсеньких птенчиков! Настоящие херувимчики, вы не находите? Такие пухленькие, пушистенькие… а эти вздернутые клювики!

Король вздохнул, и Кэтрин пришлось согласиться, что птенцы Перепелки в самом деле прелестны. Она насчитала больше дюжины крошек, занявших целый ряд в партере.

– А сколько вы хотели бы? – спросил Король, опираясь локтями о перила и положив подбородок на ладони.

Кэт покосилась на него с недоумением.

– Яиц? Или перепелок?

– Деток. – Залившись густым алым румянцем, монарх мечтательно смотрел на Кэтрин сквозь полуопущенные ресницы. – Мне бы хотелось со временем полную колоду, не меньше десяти.

Кэт словно кипятком обдало, краска залила ей лицо, шею, уши. А сдавленное, но отчетливое хмыканье Джокера причинило острую боль, будто в грудь вонзили кинжал.

– Я… никогда об этом не задумывалась, – пролепетала она, проглотив горький комок. Это было не совсем точно. Ей хотелось иметь семью и детей – когда-нибудь.

Но не с Королем. Силы небесные, только не с Королем.

Джокер с такой силой ударил жезлом о пол, что Кэт почувствовала этот удар. Ворон каркнул и замахал крыльями, ища равновесия.

Кэтрин и Король обернулись.

– Я не отказался бы от кларета, – сказал Джокер, глядя на Короля с вызовом, словно желая, чтобы государь отказал ему в просьбе. – Могу ли я предложить принести что-нибудь счастливой чете?

У Кэт затрепетало сердце.

– Вы уходите?

Окончание вопроса застряло у нее в глотке. Он уходит, оставляя ее одну? С ним?

Это было так больно, что Кэт даже сама удивилась. В конце концов, Джокер говорил, что не будет соперничать с Королем, добиваясь ее любви. Он отойдет в сторону, ожидая ее решения.

В его присутствии она чувствовала себя отвратительно – жалкой и презренной трусихой, но ей все равно не хотелось, чтобы Джокер уходил.

Трусиха, трусиха, трусиха.

Король начал подпрыгивать в кресле.

– Ага! Видишь, Джокер, она хочет, хочет развлечься!

– Нет же, нет, я совсем не о том – да что ж такое… Здесь ужасно жарко, вы не находите?

Суровые черты Джокера немного смягчились.

– Позвольте мне, – с этими словами он нагнулся и проворно снял пелерину. Пальцы в перчатках нежно коснулись ее плеч. Кэт вздрогнула.

– Разумеется, я рад предложить развлечение, если это угодно леди, – начал Джокер, вешая ее пелерину на вешалку в ложе. – Если пожелаете, я осыплю поэтической пудрой сливочно-сахарную кожу госпожи? Изолью на ее волосы бесчисленные комплименты, подобные жидкому шоколаду?

Король радостно затопал ногами, ничуть не смутившись от того, что Джокер только что процитировал пассажи из его «личной» переписки.

– Это из одного письма, которое я вам послал, помните? Джокер мне с ним помогал, совсем чуть-чуть. – Он поправил сползающую корону. – Я страшно проголодался, пока его писал.

– Изящная словесность всегда возбуждает аппетит. – Джокер и не пытался скрыть иронию в голосе, но Король не замечал его насмешек.

Кэт – она так и сидела, обернувшись к Джокеру – стиснула подлокотник своего кресла. Мэри-Энн забилась в уголок, стараясь стать невидимкой.

– Признаться, из всех писем, присланных вами, это далеко не самое мое любимое. Я все-таки леди, а не десерт.

Джокер скривил рот. Кэт и не подумала взглянуть на Короля.

– На самом деле, – продолжала она, – поэзия и подарки – это, конечно, приятно, но я предпочитаю такое ухаживание, в котором сохраняется элемент шутовства и намек на невозможные вещи.

В ложе воцарилась гробовая тишина. Джокер плотно сжал губы. Отвернувшись, он вцепился в свой жезл. Его глаза были полны тихого отчаяния.

Кэт сказала слишком много, но даже если бы она молчала, все и без слов можно было прочесть по ее лицу.

– Моя душечка, – прошептал Король. Кэт вздохнула и мысленно приготовилась к завершению этого вечера и их несостоявшегося романа. Собравшись с духом, она посмотрела Королю в лицо, готовая выслушать его решение о прекращении ухаживания. Но на лице монарха не было ни тени огорчения или хотя бы недоумения. В его глазах светилась радость.

Король взял Кэт за руку. Она отшатнулась.

– Я чувствую то же самое, – голос Короля дрогнул, как будто он был готов расплакаться. Ее рука обвисла, как дохлая рыба, но он держал ее бережно, точно драгоценность.

– Ваше Величество…

Джокер сдернул с головы шутовской колпак, бубенцы зазвенели.

– Я понял, что еще не успел поздравить вас с победой. – Он низко поклонился. – Вы прекрасная пара, и я желаю вам обоим счастья и сердечной радости.

Кэтрин, не в силах совладать со своими чувствами, только молча покачала головой.

Свет в зале стал гаснуть, и Джокер надел колпак обратно.

– Желаю хорошо провести время. Ваше Величество. Леди Пинкертон. – Он повернулся к заднему ряду: – Мисс Мэри-Энн.

Кэтрин, не выпуская подлокотников, пыталась без слов дать понять Джокеру, как сильно она хочет, чтобы он остался. Все отдала бы, чтобы рядом с ней сидел сейчас он, а не Король.

Джокер отвел глаза и поспешно вышел из ложи. Ворон остался сидеть на жезле.

Несчастная, Кэтрин уставилась на сцену. Руки у нее окоченели, зато ладонь Короля была горячей и влажной. Он не отнимал руки. Краешком глаза она видела его счастливую улыбку.

Занавес стал подниматься. Грянул оркестр, и началось первое действие. Публика зааплодировала, и громче всех хлопал Король.

Глава 33

Из Кэтрин как будто выпустили весь воздух. У нее ныло все: голова, руки, ноги до кончиков пальцев в изящных башмачках. Хотелось сбежать домой, спрятаться с головой под одеяло, и больше не выходить из комнаты до тех пор, пока она не погрузится в самый длинный в жизни сон. Это желание охватило ее с такой силой, что хотелось плакать.

Судя по тому, как восхищенно ахал и восторженно аплодировал зал, спектакль был достоин всяческих похвал, но Кэт не могла наслаждаться представлением: глаза у нее почти не открывались, а в голове все путалось.

Только появление шута привлекло ее внимание к сцене. Однако это оказался не Джокер, а просто актер в шутовской одежде. Он кувыркался и отпускал глупые шутки, а зрители покатывались со смеху. Он потешался над Королем, заглядывал под юбки пробегающих мимо актрис, а бубенцы на его колпаке звенели так громко, что у Кэт в ушах стоял невыносимый звон.

Когда публика в очередной раз разразилась хохотом, Кэт решительно встала.

– Мне нужно попудрить нос.

Король, слишком увлеченный очередной дурацкой остротой лже-шута, не обратил внимание на ее уход, но Мэри-Энн начала было подниматься со своего места. Кэт махнула ей рукой.

– Все в порядке. Я сейчас вернусь.

Кэт стала спускаться по лестнице, держась за перила и удерживаясь от искушения прыгать через ступеньку, подняв подол. По пустому фойе гулко раскатился звук ее шагов. Оказавшись внизу, она тут же услышала рокочущий голос Джокера. Ему ответил другой, пронзительный и высокомерный – Маргарет Дроздобород.

Кэтрин спряталась за колонну.

– …на редкость упрямое свиное рыло, – говорила Маргарет.

– Очень выразительное описание, – согласился Джокер, голос его звучал устало. – Но упорство – не всегда недостаток, особенно в делах любви.

– Любви? – задохнулась Маргарет.

– Разумеется, любви. Во всяком случае, мне это видится так. Только взгляните, как он следит за вами глазами. Пусть они невелики, тем не менее, они полны восхищения. – Джокер прочистил горло. – Можно сказать, что мораль здесь такова: «Красота – в глазах смотрящего».

– Никогда не слышала ничего подобного, а я – вы не можете не знать! – известна как большой знаток морали и нравственности.

– Кажется, я читал это в какой-то книге.

– М-да? – последовала долгая пауза. – Полагаю, это очень достойная мораль.

– Есть и другая. Что-то о толстокожести… но она, боюсь, здесь не к месту.

– Он и толстокож, и твердолоб.

– Два превосходных качества, присущих Герцогу. Я добавил бы еще безупречный вкус в одежде.

Маргарет что-то неуверенно промычала.

– А какой храбрец, – добавил Джокер. – Он доказал это, бросившись вперед и заслонив вас от Бармаглота на балу. А его преданность, а сострадание, даже к слугам? Я слышал, он отказывается увольнять кухарку, хотя та стряпает просто ужасно.

– Ничего не понимаю… Со мной он всегда так груб. Никогда в жизни на меня не смотрели так оценивающе. Я просто теряюсь, видя этот его заносчивый взгляд, этот самодовольно задранный нос.

– Но может быть, леди Маргарет, вы к нему несправедливы? То, что вы принимали за грубость, на самом деле – робость, не позволяющая ему заговорить в присутствии девицы, которой он восхищен.

– Вы и правда думаете, что его чувства таковы?

– Он сам мне в этом признавался, госпожа Дроздобород. К чему вводить вас в заблуждение?

– Все это так… неожиданно…

– Уверяю вас, он уже давно питает к вам самые нежные чувства. Вот, он просил передать вам это.

Кэтрин услышала шуршание пергамента.

– Что это?

– Приглашение посетить его ложу, если вам будет угодно. Разумеется, в присутствии вашей спутницы. Он сказал, что оставит для вас места, в надежде, что вы примете приглашение.

Маргарет не сдержала радостного вздоха. Снова зашуршала бумага.

– Я… хорошо. Думаю, ничего страшного, если я… только сегодня… В конце концов, я не из тех нерешительных леди, которые будут мешкать, встречая восторг и обожание благонамеренного джентльмена.

– Я не осмелился бы даже предположить такое, леди Дроздобород. Надеюсь, продолжение спектакля доставит вам удовольствие.

Когда раздались шаги Маргарет Кэтрин, затаив дыхание, отодвинулась к дальнему краю колонны и успела нырнуть под лестницу. Как раз вовремя – Маргарет прошла мимо. Кэт хотела перевести дух, когда внезапно на нее налетел шквал из перьев и над ухом раздалось карканье.

Ворон развернулся, взмыл вверх и уселся на бюст какого-то надутого драматурга.

– Ворон! – в голосе Джокера звучал упрек. – Это было очень невежливо.

– Нет, нет, я знаю, что заслужила это, – отозвалась Кэт, пытаясь пригладить волосы. – Мне не следовало подслушивать.

Ворон отвернулся, гордо подняв клюв, и стало ясно, что он разделяет мнение Шляп Ника о ней. Для них Кэт была самой настоящей шарлатанкой, которая водит Джокера за нос, а сама флиртует с Королем.

– Тем не менее, не следовало пугать ее, Ворон. Проси прощения.

– Никогда! – прокаркал Ворон.

– Ворон!

– Не стоит. Это я должна извиниться за то, что подкралась к вам.

Кэт вышла из-под лестницы и увидела стоящего у стены Джокера. В одной руке он держал колпак, в другой – жезл из черного дерева. Волосы растрепались, и он был похож на бродягу, вообразившего себя владельцем театра. Если бы не барабанный бой из-за закрытых дверей, можно было бы подумать, что они одни в целом здании.

– Я благодарна вам за то, что вы сейчас сказали Маргарет, – сказала Кэт. – Но вы не обязаны были помогать мне.

Джокер надел колпак.

– Давайте вообразим, что я сделал это не ради вас, а ради истинной любви, – Он развел руками. Жест получился не таким беспечным, как ему хотелось. – Я имел честь побеседовать с Его Светлостью во время чаепития – королевского чаепития, – и убедился, что леди Дроздобород ему более чем небезразлична.

Прищурившись, Джокер посмотрел на лестницу, по которой поднялась Маргарет.

– Не совсем понимаю, почему.

– Меня это тоже удивляет. Но… как по-вашему, что случится, если она обнаружит, что все не так, как вы ей расписали? Я верю, что ваши намерения очень похвальны, но все это может принести больше вреда, чем пользы.

Джокер склонил голову.

– Что заставляет вас предполагать, что мои слова могут оказаться неправдой?

– О, только то, что Герцог… – Кэт замолчала. Храбрый. Верный. Всегда безукоризненно одет, хотя подчас его размеры и неуклюжесть мешают это заметить. Она нахмурилась. – Поверите ли, я знаю его почти всю жизнь! Как же получилось, что вы узнали его лучше, и так быстро?

Джокер сосредоточенно разглядывал жезл и натирал пальцами его отполированный до блеска круглый набалдашник.

– Вам пора вернуться в ложу, леди Пинкертон. К вашему суженому.

– Прошу, не называйте его так.

– Как же мне его называть?

– Просто Королем, если не трудно.

Джокер не смотрел на нее. Он стоял всего в десяти шагах от Кэт, но казалось, что их разделяют многие мили.

– Все пошло не так, как я рассчитывал, – заговорил он, и Кэт не поняла, о ком он говорит: о себе или о ней – а может, даже о Вороне. – Я считал, это будет намного, намного проще.

– Это о вашей миссии? – спросила Кэт, перейдя на шепот. – От Белой Королевы?

Ворон удивленно заклекотал, но Джокер не обратил на него внимания. Как и на ее вопрос.

– Его величество будет просить вашей руки. Теперь уже скоро, вы знаете. Я почти уверен, что он может решиться даже сегодня вечером.

Кэт поморщилась и оглянулась на дверь ложи, радуясь, что она сейчас не сидит там, в темноте и духоте, делая вид, что ей все нравится. Ожидая, пока Король попросит ее руки.

– Если вы хотите знать, изменились ли мои чувства, – сказала она, – они не изменились.

– Нет, это и так ясно, – Джокер почесал голову под колпаком. – Простите, что был холоден с вами сегодня. Хотя я и знаю, что вы от него не в большом восторге, видеть вас вместе невыносимо – это вызывает у меня страшную ревность.

Сердце Кэтрин радостно забилось.

– Правда?

Лукаво улыбаясь, Джокер, наконец, посмотрел ей в глаза.

– Вряд ли это вас может удивить.

Кэт изо всех сил старалась не показать радости.

Ворон, презрительно каркнув, перелетел на канделябр и начал яростно чистить перья.

– Вы должны вернуться, – заговорил Джокер. – Вдруг кто-нибудь выйдет и застанет нас здесь. Мы ведь не хотим… Может показаться…

Кэт скривила губы. Было так непривычно видеть, что Джокеру не хватает слов.

– Вы правы, – кивнула она, отодвигаясь. Подойдя к лестнице, положила руку на перила и посмотрела наверх. Сердце упало, как брошенный в воду якорь.

Снова к Королю. К ее суженому.

Из зала донесся взрыв аплодисментов.

– Леди Пинкертон? – окликнул Джокер.

Кэт обернулась.

– Вы уже решили, что ответите, когда он сделает предложение?

Зал снова разразился радостными криками и овациями, громче прежних. Ворон пронзительно каркнул.

– Вы полагаете, я смогу принять предложение? – спросила Кэт, и в тот миг ей это казалось невозможным.

Лицо Джокера недолго оставалось бесстрастным, на нем снова проступило страдание, а вокруг глаз залегли угольные тени.

– Думаю, вам следует его принять, – прошептал он. Его слова прозвучали, как мольба, но они стрелой пронзили сердце Кэтрин.

Она шагнула к нему, но тут же остановилась.

– Почему, Джокер? Почему вы снова это делаете? Говорите, что ревнуете, что очарованы, что я – причина, по которой вы остаетесь в Червонном королевстве… И тут же, не переводя дыхания, просите быть благосклонной к Королю. Я вас не понимаю.

На его лице замерла страдальческая маска, он открыл рот, чтобы ответить, но вдруг здание театра содрогнулось. Кэт едва не упала, вдали послышался звон бьющегося стекла.

На втором этаже дверь слетела с петель. В фойе хлынула волна горячего воздуха, сильно запахло гарью.

Кэтрин оступилась, но Джокер оказался рядом и подхватил ее. Только сейчас Кэт сообразила, что люди в зале кричали не от восторга, а от ужаса, а звук, который она приняла за овации, на самом деле был топотом ног.

Через покосившуюся дверь на второй этаж выбралось громадное чудовище, покрытой черной кожей и чешуей, безумно вращающее блестящими глазами.

Кэт остолбенела.

Это был Бармаглот.

Глава 34

Дрожа всем телом, Кэтрин не могла отвести глаз от исполинского монстра. Тогда, в кустарнике возле фургона Шляп Ника, было слишком темно, и она его не разглядела. А сейчас он навис над ней – острые когти и чешуя, под которой перекатывались мощные мышцы. Кэт видела, как с ощеренных клыков капает слюна. Чувствовала зловонное дыхание.

– Кэт, отходите назад, только медленно, – прошептал Джокер.

Посмотрев на него горящими глазами, чудовище зашипело. Кэтрин попятилась, а Джокер выдвинулся вперед, встал между ними.

– Теперь бегите.

Она вцепилась в перила, но ноги не слушались. Бармаглот двинулся к ней, тяжело ступая массивными лапами. Из его ноздрей вырывался пар. Разинув пасть и утробно рыча, монстр прыгнул вперед. Кэтрин закричала. Джокер подобрался, готовясь к броску.

Раздался резкий птичий крик, вихрь черных перьев взметнулся в воздухе. С неба как будто упала капля черных чернил – Ворон, стремительный, как дротик, вонзил клюв в выпуклый янтарный глаз чудища. Оглушительно взвыв, Бармаглот стал оседать на задние лапы. Когда он рухнул на пол, театр снова содрогнулся, и Кэт увидела, что янтарное пламя в его глазах гаснет. Справа по морде зверя потекла угольно-черная кровь.

Испустив новый вопль, Бармаглот взметнул вверх лапу с выпущенными когтями, но Ворона было уже не достать – хлопая крыльями, он снова взмыл под потолок.

– Ну что же! Начали! – воскликнул Джокер, занося свой жезл над головой, как боевое оружие. Он вскочил на перила и, как по канату, побежал вверх к чудовищу. Жезл закрутился в воздухе. Один кожаный сапог свалился с ноги и упал на мраморную статую. Перекувыркнувшись в воздухе, Джокер приземлился на длинную шею чудовища, оседлал его и ухватился за торчащие в стороны усы, как за вожжи, потянул на себя. Истошно вереща, Бармаглот встал на дыбы, но Джокер держал его крепко.

Кэт не могла сделать ни шагу, ноги стали ватными. Дрожа, она так и стояла на лестнице.

Ворон вновь устремился вниз, целясь во второй глаз. Однако на этот раз Бармаглот увернулся, загнутым когтем отбиваясь от птицы.

– Кэт! Бегите!

Кэт, наконец, справилась с собой, сумела отвести взгляд от Джокера и развернулась, но тут же наступила на подол своего пышного платья. Она с криком пошатнулась и полетела вниз по ступенькам, путаясь в шелке и нижних юбках.

Щиколотка громко хрустнула.

Крик боли растворился в общем шуме и гвалте, воплях, топоте ног. Зрители наполнили фойе, кубарем катились вниз по лестнице, перелезали через перила, торопясь к выходу. Кэтрин, окончательно запутавшись в платье, как в коконе, забилась в уголок в надежде, что ее не затопчут. От острой боли в ноге у нее все плыло перед глазами.

– Пинкертон?

Кэт выглянула сквозь спутанные рассыпавшиеся волосы и в нескольких футах от себя увидела Джека – он стоял у той самой колонны, за которой она недавно пряталась.

– Джек, Помогите! Моя нога – кажется, я ее… – Кэт еле сдерживалась, чтобы не всхлипнуть.

Раздувая ноздри, валет шагнул к ней, но его остановил вопль Бармаглота. Джек поднял глаза и побледнел. Постояв с минуту в нерешительности, он затряс головой.

– На такое я не пойду даже ради вас, леди Пинкертон! – крикнул он и, смешавшись с толпой, во всю прыть понесся к выходу.

– Джек! Вернитесь, валет!

Но его уже и след простыл.

Сжав зубы, Кэтрин перекатилась на спину, стараясь не задевать ногу. Боль стала невыносимой, но крови видно не было.

Из глаз сыпались искры, но Кэт решилась посмотреть, что происходит наверху. Джокер с помощью жезла душил Бармаглота, а когти и клюв Ворона оставили на кожистых крыльях чудища немало шрамов.

Кэт вспомнила истории, которые слышала в детстве. Сказки, в которых чудовище побеждали, а его огромная голова – жуткий трофей – катилась с плеч долой.

– Отрубить ему голову! – шептала она, обводя взглядом фойе. Должно же здесь найтись оружие – что-нибудь поострее шутовского жезла из полированного дерева. – Мы должны отрубить ему голову.

Голос ее звучал так тихо, что она даже сама себя почти не слышала, но в тот же миг Ворон перелетел на перила и, наклонив голову набок, заглядывая ей в глаза своими черными глазами-бусинами.

Джокер зарычал, его лицо исказилось от мучительных усилий совладать с Бармаглотом. Вдруг зверь подскочил. Джокер выпустил шею и соскользнул вниз по спине чудовища, прямо к его шипастому хвосту.

Он оттолкнулся и, сделав сальто в воздухе, встал на ноги, слегка пошатнувшись.

Бармаглот забил громадными крыльями. По всему фойе замигали и погасли свечи.

Но одно из крыльев монстра бессильно повисло.

Он был ранен.

Ворон оторвал взгляд от Кэтрин и взмыл вверх, целясь зверю в оставшийся глаз. Щелкнув челюстями, Бармаглот схватил его за зубами перья хвоста. Ворон с криком вырвался и полетел прочь.

Бармаглот, кренясь на бок, кое-как поднялся в воздух. Он нацелился на люстру, но промахнулся и тяжело опустился на пол фойе. Не успевшие разбежаться зрители бросились врассыпную. Изразцовые плитки пола потрескались от удара. Стены дрогнули.

Тяжело дыша, чудовище вращало горящим глазом. Из ноздрей спиралью поднимались тонкие струйки пара.

Монстр вновь уставился на Кэтрин, словно хищник, наметанным взглядом выбирающий самого слабого в стаде. Вывалив язык, он тяжело поднялся на лапы.

Кэт отступила, но мокрые ладони скользили по шелку платья, она запуталась в нем, а при одной мысли о том, чтобы наступить на больную ногу, хотелось плакать.

Бармаглот заковылял к ней, из приоткрытой пасти большими каплями капала слюна.

– Нет! – крикнул Джокер. – Оставь ее вонючая тварь! Сначала тебе придется сразиться со мной!

С силой оттолкнувшись, он перелетел с балкона на люстру. Свечи закачались, роняя на пол капли воска, а Джокер уже стоял на спине чудовища, между крыльями. Его лоб блестел от пота, по щекам текли черные от угля струйки, но каждое движение было легко и изящно, как будто танец.

Кэт, едва не теряющей сознание, на миг даже показалось, что она на цирковом представлении. А сейчас приглашаем на арену Джокера и Развеселого Бармаглота, лучшую акробатическую группу во всем королевстве!

Она засмеялась и никак не могла остановиться.

Ворон, поглядывая на нее, взмахнул крыльями.

Разъяренный Бармаглот, извивался, пытаясь стряхнуть Джокера, но тот вцепился в мягкую шкуру там, где из спины росли крылья, и занес жезл для удара. Кэтрин понимала, что деревянной палочкой чудище не убить. Разве что удастся выбить второй глаз, ранить, нанести увечье… Но даже искалеченный Бармаглот рано или поздно дотянется до Джокера своими клыками и когтями.

Покрытые перьями крылья задели ее волосы. Кэт с криком отшатнулась, но оказалось, что это Ворон. Он сел на пол рядом с Кэтрин, часто дыша. В когтях у птицы был трехрогий колпак Джокера.

Уставившись на Кэт черным глазом, он подпихнул колпак к ней.

Кэт протянула руку. Ткань оказалась потертой и мягкой. Колпак не был похож на часть новенького шутовского костюма – он выглядел старинным. Под звяканье бубенцов она сунул руку внутрь.

Никакой подшивки, никаких швов. Внутри была пустота, глубокая, бездонная, и рука ушла вглубь по самое плечо. Кэт шарила, растопырив пальцы, и вдруг наткнулась на что-то холодное и твердое.

Кэт сжала пальцы и ахнула от неожиданности.

Она сжимала рукоять меча.

Но не простого – Бурлатного Меча. Она чувствовала, она знала это наверняка. В теплом свете свечей его лезвие отливало серебром, эфес был украшен зубами и костями чудовищ, сраженных им прежде.

Кэт вспомнила легенды об отважном короле, настигшем Бармаглота в лесу и пронзившем его Бурлатным Мечом.

Она подняла голову. Джокер все еще держался на спине у монстра. Вот он оглянулся на нее, и глаза у него округлились.

– Кэтрин!..

Бармаглот взбрыкнул задними ногами. На этот раз Джокер не удержался и со стоном упал на пол. Его жезл откатился к зрителям, которые толпились у дверей зала, слишком напуганные, чтобы добежать до выхода. Кто-то убежал обратно в зал, другие жались к стене или прятались под лестницей.

Бармаглот вновь вспомнил о Кэт, как будто Джокер был просто назойливой мошкой, и только она казалась лакомой добычей. Будущим обедом.

Увидев меч в ее руке, чудище замерло.

Меч задрожал и стал горячим – он тоже почуял добычу.

На миг Кэтрин позволила себе испугаться и даже заплакать. Всего миг панического ужаса, в который она решительно, совершенно точно отказывалась встать, опереться на сломанную ногу и встретить чудище с древним, легендарным оружием в руках.

Потом она стиснула зубы и резким движением выдернула из-под себя юбку, не обращая внимания на звук рвущегося шелка. Сначала она встала на здоровую ногу, при каждом движении ощущая нестерпимую жгучую боль в сломанной лодыжке. Одной рукой удерживая меч, второй она ухватилась за лестничные перила. Было трудно дышать, кожа покрылась липким потом. От усилия, требовавшегося, чтобы устоять на ногах, кружилась голова.

И все же она стояла.

Выдохнув, она отпустила перила и перенесла вес на сломанную ногу. Подавив рвущийся наружу крик, она все же устояла и не упала. Обхватив рукоять меча обеими руками, она подняла его вверх, стараясь унять дрожь.

Бармаглот подвинулся ближе, но насторожился. Он шумно втянул воздух, как будто учуял запах металла – или, может быть, крови, когда-то его обагрявшей.

Еще один шаг, медленный, всеми четырьмя ногами.

Кэтрин хотела сглотнуть, но пересохшее горло отказалось слушаться.

Еще шаг.

Кэт представила, как делает это своими руками. Замахивается мечом изо всех сил. Наносит удар, рассекая хребет. Голова чудовища катится, подпрыгивая, по полу.

Она представила это снова и снова, и снова.

Отрубить ему голову.

Эти слова как будто были выжжены в ее мыслях.

Страшный зверь сделал еще шаг. Потом второй.

Соленая бусинка пота попала Кэт в глаз, защипало. Она моргнула.

– Кэтрин… – голос Джокера звучал напряженно.

Бармаглот прожигал ее горящим углем единственного глаза. По другой стороне морды у него все еще текла кровь. Пасть была распахнута, челюсти усеяны острыми зубами. Клыки, ряд за рядом, и все такие большие, что Кэт засомневалась, сможет ли чудовище закрыть пасть, даже если захочет.

И она тоже оскалилась, обнажив зубы.

Отрубить ему голову. Голову с плеч. Отрубить…

Внезапно по туше Бармаглота прошла судорога. Он повернул в другую сторону, бросился куда-то, скребя когтями по паркету. Крылья он сложил и прижал к спине, чтобы пролезть в открытые двери. Над пустыми улицами в свежем ночном небе мерцали и переливались звезды.

Выбравшись на крыльцо, Бармаглот распахнул крылья. Левое крыло поначалу дрожало, но, хотя и с трудом, монстр все же поднялся в воздух. Мгновение – и он улетел, только тень мелькнула по крышам. Его вой постепенно удалялся и замирал в ночи.

Глава 35

Меч выпал из рук Кэтрин и со звоном упал на пол.

Боль пронзила все ее тело, в ноге пульсировала боль, лодыжку жгло раскаленным железом. Застонав, она осела на пол, и пышная юбка снова окутала ее, Сердце отчаянно колотилось, горячая кровь стучала в пальцах.

Толпа снова ахнула, все испуганно замерли. Никто не понимал, что делать. Все ждали, когда кто-то другой примет за них решение. Кто первым совершит какой-то поступок.

Ждали героя, вождя, короля.

Но вот беда – Червонный Король стоял среди них, такой же бледный и дрожащий, как любой из его подданных.

Кэтрин поняла, что плачет. Из носа капало, но она не вытирала его. Ну и пусть кожа в красных пятнах, платье разодрано, а нос хлюпает, и все это видят – разве может быть иначе после пережитого ужаса. Пусть смотрят.

К ней, прихрамывая, подошел Джокер, не обращая внимания на зевак. То, что он хромает, казалось даже более странным, чем размазанные по лицу разводы угля.

– Кэтрин. Кэтрин, – склонился он над ней, – Где болит? Нога?

Собрав волю в кулак, Кэт кивнула, и даже от такого простого движения накатил приступ тошноты. Она бессильно откинулась на спину, и Джокер исчез у нее из поля зрения, но она чувствовала, как он приподнял подол ее платья – совсем ненамного. Достаточно, чтобы увидеть.

На Кэт вдруг накатил смех, она истерически захохотала и не могла остановиться.

– Ну, это уж… это просто… неприлично, – выговорила она кое-как, задыхаясь от смеха. Слезы крупными каплями скатывались на спутанные волосы. – Ой, черви-козыри, как же больно!

Джокер дотронулся до ее щиколотки, и она вскрикнула. Мир вдруг закружился и засиял вспышками огней. Кэт потеряла сознание.

– Л-л-леди Пинкертон?

Она застонала. Голова склонилась набок, и Кэт увидела Короля, Белого кролика и Мэри-Энн – они спускались по лестнице. Мэри-Энн, бледная от ужаса, обеими руками комкала передник, ее нарядный новый капор сбился на сторону.

– В-Ваше Величество, – сказала она. Ей хотелось, чтобы все ушли и оставили ее в покое. Хорошо бы лишиться чувств, забыться. – Бармаглот…

Вот и все, что она успела выговорить, и тут ее накрыл новый приступ невыносимой боли. Король сбежал по лестнице и, опустившись рядом с Кэтрин на колени, взял ее за руку.

– Вы великолепны! – Он выудил откуда-то носовой платок, но не предложил его Кэт, а вытер свой потный лоб. Он поднял голову и обвел глазами онемевшую, застывшую толпу. – Узрите сокровище моего сердца! Хранительница Бурлатного Меча! Храбрейшая и б-б-блистательная леди Кэтрин Пинкертон! Приветствуйте будущую королеву!

– Нет, – прошептала она, но за грянувшей овацией никто ее не услышал. Кэт снова начала оседать и почувствовала, как нежные руки поддерживают ее. Кто-то пальцем провел по мочке ее уха. – Я не… меч. Это не…

– Ваше величество, – звучно сказал Джокер, перекрывая приветственные крики. – Леди ранена. Она нуждается в помощи.

Король спохватился. Перепугался.

– Ой. Э-э-э. Д-да-да. Конечно…

Он взглянул на ее лодыжку и позеленел.

Из последних сил Кэт пыталась сосредоточиться, голова у нее пылала.

– Если я великолепная – и блистательная – и храбрейшая… – она проглотила крик, – То вы, в таком случае, никчемный!

Джокер замер. Король сжался.

– Бармаглот неделями наводит на нас ужас! И что вы сделали? Что делаете, чтобы его остановить?

Пискнув, Король втянул голову в бархатные складки мантии.

– Вы же Король! Вы должны были хоть что-то предпринять!

– Кэтрин! – Джокер коснулся ее лба, бережно отвел назад растрепанные волосы. – Поберегите силы, Кэт… леди Пинкертон.

Из-за плеча Короля выглянула встревоженная Мэри-Энн. Увидев лодыжку Кэт, она зажала рот ладонью, но снова овладела собой и обратилась к королю.

– Ваше величество, она не в себе от боли. Ее надо срочно отвезти к Рыбам-хирургам. Сейчас я вызову карету…

– К-к-кареты, да-да, – проблеял Король, быстро кивая. При каждом выдохе усики у него топорщились. Монарх согнулся (казалось, ему сейчас станет дурно), но овладел собой.

Кэт снова расплакалась, одурманенная болью.

– Чудовище нужно остановить, пока не пострадал кто-нибудь еще…

– Я отнесу ее, – перебил Джокер. – Так будет быстрее.

– Быстрее кареты? – засомневалась Мэри-Энн.

– Да, – он встретился с Кэт взглядом (глаза у него были встревоженные и такие желтые!). Прерывисто вздохнув, он добавил. – Ждать больше нельзя.

Не мешкая, он схватил Бурлатный меч и, сунув его обратно в трехрогий колпак, нахлобучил колпак на голову. Бубенцы были слишком блестящими, а их звон, слишком веселый, болью отдавался у Кэт в ушах.

Джокер, стоя на коленях, взял ее на руки.

– Это невозможно! Не можете же вы нести ее всю дорогу! – закричала Мэри-Энн.

– Я смогу, уверяю вас, – отозвался он. Хор голосов, криков и возражений утонул в гуле земли, задрожавшей под ногами, в грохоте, с которым пол театрального фойе неожиданно стал рушиться. Вокруг них, под ними камни взрывались и взлетали вверх. Казалось, что они с Джокером оказались внутри круглой башни. С замиранием сердца Кэт смотрела, как окружавшие их стены фойе, лестница и люстра улетали куда-то вверх, все дальше и дальше. Они с Джокером стремительно опускались куда-то.

– Что это? – выдохнула она, уверенная, что все это ей мерещится в бреду. – Как…?

Джокер, сосредоточенно нахмурившись, посмотрел ей в глаза.

– Я – Рух Белой Королевы, – проронил он, словно это все объясняло. А потом шепотом добавил. – И прошу вас простить меня за это.

Джокер выпрямился и встал на ноги.

Здание театра, сотрясаясь, рушилось, а Кэт будто пронзили ногу раскаленной докрасна кочергой. Она закричала…

И проснулась, вся в слезах, не понимая, что с ней и где она. Голова кружилась, руки и ноги сводило. Вместо твердого пола фойе вокруг была мягкая прохладная трава. Облизнув губы, Кэт почувствовала на языке крупинки соли – это были высохшие слезы.

Кругом высились роскошные деревья, росли кусты. Пахло землей и травой, а еще чем-то сладким, вроде подогретой патоки или имбирных пряников.

Откуда-то доносилось поскрипывание веревки и скрежет ворота, как будто тянули ведро из колодца, но других звуков не было слышно. Ни птичьего пения, ни стрекотания кузнечиков и цикад, ни разговоров.

Кэт с трудом повернула голову и стала оглядываться, щуря спросонья глаза.

Она лежала на полянке – на щеке отпечатались остроконечные травинки. Кругом по-прежнему было тихо – в кронах деревьев не звенели птичьи голоса, даже легкий ветерок не шевелил полевых цветов. Там, в театре, уже наступил поздний вечер, а здесь свет был красно-золотым, будто время замерло между днем и ночью.

Сквозь ресницы Кэт заметила посреди поляны старый колодец, сложенный из покрытых мхом камней. У его подножия росла семейка тонконогих грибов. Рядом стоял Джокер. Его колпак лежал на краю колодца, рукава были засучены выше локтя, открывая темную полоску загара над перчатками. Кряхтя, он одной рукой понемногу выбирал веревку, другой медленно поднимал деревянную бадью. По тому, с какой натугой он тянул, было понятно, что или бадья очень тяжелая, или ворот старый и тугой, или Джокер очень устал.

Он принес ее сюда.

Далеко ли пришлось идти?

Кэтрин не представляла, где оказалась и сколько времени прошло.

Из-за стреляющей боли, снова пронзившей ногу, у нее перекосило лицо. Она заскулила.

– Почти готово, Кэтрин, – с натугой проговорил Джокер. Он привязал веревку, и Кэт слышала, как плеснула жидкость, когда он снимал ведро с крюка. – Вот и все.

Он медленно направился к ней. Что-то выплеснулось через край бадьи, и Кэт заметила на дереве странные наплывы – густые, клейкие, медового цвета. Это была не вода.

– Это не берег, – заговорила она, пытаясь отвлечься от боли, – Вы должны были отнести меня к Рыбам-…

– Так лучше, – Джокер поставил бадью на траву рядом с ней. – И поможет гораздо быстрее, чем Рыбы-хирурги, уверяю вас. Вы можете сесть?

Она боролась с тошнотой, но все же села с помощью Джокера и впервые взглянула на свою лодыжку.

Он разрезал на ней башмачок. Чулок был спущен, открывая щиколотку. Которая была похожа на что угодно, только не на щиколотку. Нога распухла и побагровела, к тому же была вывернута под неестественным углом, а сбоку сквозь кожу что-то торчало – это (догадалась она) сломанная кость, которая едва не пропорола кожу. Кэт снова застонала. От этого зрелища ей стало еще больней.

– Вот, – повторил Джокер, опуская в бадейку деревянный ковш. Темная жидкость захлюпала и чавкнула, с черпака свисали тягучие медовые капли. – Выпейте это.

– Что это? – спросила Кэт.

– Патока.

– Патока? Не может быть…

– Просто выпейте, Кэтрин. – Сев рядом с ней, он смотрел, как она берет дрожащими руками ковш (пальцы прилипали к краям). Джокер сидел так близко, что коленом касался ее бедра, и протягивал руки, чтобы подхватить черпак, если она его выронит.

Паточный колодец – еще одна волшебная сказка. Место, где из недр земли, булькая, бил ключом сладкий сироп, обладающий сказочными целебными свойствами.

Джокер его нашел? Он знал, где искать. Как…?

Мысли путались, рассуждать было трудно. Она поднесла ковшик к губам, потому что не смогла придумать причины для отказа, хотя пить патоку оказалось трудно. Но Кэт упорно, глоток за глотком, втягивала в себя этот густой, сладкий и сытный сироп.

Патока оказалась очень вкусной.

Ах, она бы многое отдала, чтобы испечь с ней паточно-коньячно-ореховый торт.

Или «гусиные лапки», только для того, чтобы доказать господину Гусенице, что он неправ, и колодец все-таки существует.

Патока постепенно наполняла желудок, по телу распространялось приятное тепло, согревая руки и ноги. Оно грело все сильнее, так что мышцы начали гореть. Отчасти это ощущение тоже было похоже на боль.

– Уже действует, – заметил Джокер.

Кэт ничего не видела. Она не чувствовала, как медленно встает на место вывернутый сустав, исчезает опухоль, спадает безобразный отек.

Она продолжала пить – и боль становилась терпимой, потом сменилась ощущением легкого неудобства, а там и вовсе прошла.

Джокер заботливо убрал прядь волос с ее лба.

– Как вы себя чувствуете?

Кэт потрогала ногу, сначала с опаской, но, почувствовав, что боли нет, потерла ее смелее. Представить только, как ужаснула бы эта картина ее матушку – ее дочь растирает лодыжку, в каком-то странном месте, на глазах у чужого мужчины…

– Благодарю, уже лучше.

– Хорошо. – Одно простое слово, но в нем было столько облегчения, что хватило бы, чтобы наполнить море.

Джокер отнес бадью к колодцу и снова повесил на крюк.

– Спасибо, – сказал он. – Что вы хотите взамен?

Со дна колодца отозвалось эхо, от которого руки у Кэт покрылись гусиной кожей.

А потом раздался сонный голосок, как будто принадлежавший маленькой девочке. Она пела:

Элси хочет башмачок, разрезанный пополам. Тилли рваный отдайте чулок, он уж не нужен вам. А я возьму тот поцелуй, который не был, увы, дан.

Джокер выслушал, сохраняя спокойствие, хотя на скулах у него ходили желваки, кивнул и подошел к Кэт. Не глядя на нее, он подобрал с травы испорченный башмачок и рваный чулок с ее ноги.

– Кто там внизу? – шепотом спросила Кэт.

– Это Сестры, – ответил Джокер, и это прозвучало весомо, как титул. – Мы должны заплатить им за патоку, но не волнуйтесь. Они всегда просят только то, что нам больше не нужно.

Подойдя к колодцу, он бросил туда башмачок и чулок, но всплеска не последовало. Зато снизу поднялась ладонью вверх тоненькая ручонка, костлявая и бледная. Джокер нагнулся и поцеловал протянутую ладошку.

Не успел он выпрямиться, щуплые пальчики сжались в кулак, и рука исчезла, унося с собой награду. Кэт показалось, что она услышала тихий смех, а потом все стихло.

Джокер забрал свой колпак и вернулся туда, где Кэт сидела среди полевых цветов. Со вздохом он опустился на корточки, так близко, что она разглядела и усталость в его глазах, и то, как бессильно поникли его плечи. После сражения с Бармаглотом, после того, как он принес ее сюда, Кэт не понимала, как он вообще держится на ногах и не падает.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она.

Слабый намек на улыбку появился на губах Джокера, на щеках показались ямочки.

– В общем и целом недурно, моя госпожа.

Кэт улыбнулась, вспомнив их первую встречу. Боль перестала терзать ее, и она начала сыпать вопросами:

– Как мы сюда попали? Я помню… там были какие-то… камни, они рушились вокруг нас…

В голове у нее по-прежнему был туман. Казалось, что все это – сон, а не явь.

– Я Рух, – сказал Джокер. – Я могу путешествовать быстрее любой кареты, но только по прямому пути[3].

Кэт открыла рот… и снова закрыла. Она ничего не поняла, но чувствовала, что он пытается что-то ей объяснить. И снова заговорила:

– Паточный колодец существует!

Джокер кивнул.

– Как вы… он мог бы помочь Черепаху?

Джокер удивился, но ответил:

– Шляп Ник уже пытался, но злополучное создание не последовало сюда за ним. Мера его отчаяния недостаточно велика.

– Отчаяния? – Ей смутно припомнилось, что Шляп Ник тоже что-то говорил об отчаянии.

– Да. Он был в смятении и удручен случившимся, но этого недостаточно. Боюсь, ему суждено навсегда остаться Фальшивой Черепахой. – Джокер покачался на каблуках и, будто опасаясь новых вопросов, сказал: – Если вы можете идти, я провожу вас домой. Мисс Мэри-Энн, наверное, волнуется. Да и все остальные тоже.

Кэт осмотрелась.

– Сколько времени прошло с тех пор, как мы покинули театр?

– Час или два, но здесь часы не работают.

– Не может быть!.. Судя по свету, уже позднее утро, почти день.

В его глазах заиграли веселые искорки.

– Или почти ночь. Но ни то ни другое никогда не наступает. Так мне говорил Шляп Ник. Я был здесь только один раз, и тогда все выглядело совершенно так же.

– Ни день, ни ночь, – повторила она шепотом, глядя на залитую золотым светом траву. – Как это возможно?

– Подозреваю, что Время никогда сюда не заглядывает. Может быть, потому, что не хочет платить цену, которую запросят Сестры. – Джокер понизил голос. – А может, его отчаяние недостаточно глубоко, вот Время и не может отыскать сюда дорогу.

Кэт пошевелила босыми пальцами в мягкой траве.

– А как вы нашли сюда дорогу? Вы и Шляп Ник.

Джокер опустил голову и сел рядом с Кэтрин, как будто понял, что она не собирается никуда идти, сколько бы времени ни прошло – или НЕ прошло. Сняв перчатки, он положил их и трехрогий колпак рядом с собой.

– Дорогу сюда находит только тот, кто совсем отчаялся и потерял надежду. Ник обнаружил его, когда узнал, что ему грозит участь отца. Я попал сюда потому, что вы страдали от боли, и я готов был на все, лишь бы помочь.

От радости сердце у нее запело, но она заставила его пока помолчать.

– А как вы попали сюда в первый раз?

Джокер отвернулся и долго, очень долго смотрел на колодец, а потом снова повернулся к Кэт. Ей показалось, что он борется с какими-то сомнениями.

Наконец, он заговорил:

– Я был готов на все, лишь бы выполнить поручение моей королевы, а паточный колодец находится меж времен и земель. – Тяжело вздохнув, он закончил. – Мы стоим у входа в Шахматное королевство.

Глава 36

Кэт с недоумением на него посмотрела.

– Не может быть, Джокер, это ошибка. – Она обвела рукой луг. – Мы не можем стоять у входа в Шахматное королевство. Мы же с вами оба сидим.

На щеках у Джокера отчетливо проступили веселые ямочки.

– И тем не менее!

Он указал на стену густого кустарника на другом краю полянки. Кэт только сейчас заметила, что они со всех сторон окружены зеленой изгородью, в которой нет ни одного просвета.

– Отсюда не видно, но это вход в великий лабиринт. Когда Сестры позволяют, лабиринт открывается, и можно пройти к Зеркалу. За ним…

Кэт вгляделась в стену зеленых листьев, веток и бледных цветочков. Постаралась представить себе лабиринт. Узкие коридоры, повороты и тупики, живые стены, которые играют шутки с усталыми путниками. А в самом центре зеркало – путь в…

– Шахматное королевство, – сказала Кэт вслух. – Зеркало ведет в шахматные земли.

Джокер кивнул.

– Два королевства, Черное и Белое.

Кэт снова повернулась и внимательно посмотрела на его профиль – острый нос, размазанную по лицу сажу, непокорные темные волосы.

– Зачем вы здесь, Джокер? За чем вас послала Белая Королева?

Он снова отвернулся, страдальчески скривив губы.

– Прошу, не спрашивайте.

Кэт подалась вперед:

– Но почему?

– Потому что сейчас все изменилось. Вы изменили все.

Прикусив губу, она подумала немного и снова спросила.

– Вы имеете в виду, что я изменила вашу миссию? Или ваше к ней отношение?

– И то и другое.

Джокер встал с травы, рассеянно сорвал синий цветок и стал крутить в пальцах.

– Вы живете в мирном королевстве. Возможно даже, в Червонном королевстве всегда царил мир. Но с Шахматами все иначе. Это одна страна, разорванная пополам двумя правящими семьями, и мы воюем с тех пор… да в общем-то, всегда. Иногда кажется, что одна сторона вот-вот одержит верх и война окончится… Но каждый раз Время как будто возвращается к началу, и все начинается снова. Снова и снова. Мы в плену у вечной войны между черными и белыми. Я видел множество смертей на поле брани. И сам отнял немало жизней – главным образом, это были пешки Черной Королевы, но их тут же заменяли другими солдатами, которых вновь бросали в бой. И конца этому не видно.

– Какой ужас, – еле слышно выдохнула Кэтрин.

Джокер поднял голову, но не ответил на ее слова.

– Я служу Белой Королеве. И всегда служил. Но она похожа на вашего Короля – неловкая, немного неуклюжая, временами слишком мягкая и боится конфликтом. Ни силы, ни храбрости… – Он вздохнул, нервно перебирая листья цветка. – Не представляю, как она вообще может выиграть войну. У нее нет стойкости и твердости, чтобы победить Черную Королеву, и наш Король это тоже видит. Наша миссия – это его идея.

Он начал обрывать листочки со стебля цветка.

– Нам сказали, что в Червонном Королевстве есть королева. Что это замечательная правительница – энергичная, неистовая и пылкая.

Джокер снова замолчал. Цветок упал к его ногам.

– Нас с вороном отправили сюда, чтобы отыскать ее и… и похитить ее сердце. – Говорил он так тихо, что Кэтрин не была уверена, что расслышала правильно. Затем он поднял голову и встретился с ней глазами, полными муки. – Я прибыл сюда, чтобы похитить ваше сердце.

Сердце Кэт подпрыгнуло от испуга, но она тут же затрясла головой.

– В Червонном Королевстве нет королевы.

– Я знаю. Время сыграло с нами шутку, а может, Сестры ошиблись и доставили нас сюда слишком рано. Но вы скоро станете Королевой, и… Кэтрин, я совершенно уверен, что речь шла именно о вас. Вы – та, кого мы надеялись найти. Неистовая, пылкая, храбрая…

– Я? Да боюсь даже собственной матушки!

– Но вы не оробели перед Бармаглотом.

Кэтрин не нашлась что ответить. Она ничего не понимала. Никакая она не неистовая и не пылкая, и она отлично помнила, какое ее охватило облегчение, когда чудище бежало от нее без боя.

– А тут еще Бурлатный Меч, – продолжил Джокер раньше, чем она успела собраться с мыслями. – Он передавался в Шахматной королевской семье из поколения в поколение. Не знаю, откуда он взялся в моем колпаке, как вам удалось его оттуда извлечь. Предполагаю…

Он помолчал, его плечи поникли, но вскоре он заговорил снова.

– Предполагаю, что он попадает в руки только особ королевской крови.

Кэтрин, прижав пальцы к вискам, помотала головой. Нет. Нет. Это не может быть ее будущим. Она не согласна.

– Я не королева, – простонала она, всей душой желая, чтобы это слова оказались правдой. – И никогда не стану ею. Это невозможно.

Взгляд Джокера смягчился.

– Белая Королева однажды сказала, что бывали дни, когда еще до завтрака ей удавалось поверить в шесть невозможных вещей.

Кэтрин сдвинула брови.

– Но… это говорила я.

– Знаю. – Он облизал губы. – Я знал это с той минуты, когда познакомился с вами, Кэтрин. С того мгновения, как впервые увидел вас. Мы явились сюда, чтобы найти именно вас, как бы вы ни старались это отрицать.

Кэтрин открыла рот, чтобы возразить ему, втолковать, что она не желает носить корону и непременно найдет способ отказать Королю – но осеклась, потому что сквозь возмущение пробилась новая мысль.

В груди вдруг что-то сдавило так сильно, что стало нечем дышать.

Джокер отвернулся, сжимая зубы.

Кэтрин приложила пальцы к горлу и услышала, как под кожей отдается ровный стук. Рот у нее пересох.

– Так значит, все… было ради этого? Чаепития, письма, то, что вы говорили мне на празднике… все это – просто попытки похитить мое сердце, чтобы отдать его королеве?

– Самый легкий способ что-то украсть, – пробормотал Джокер, – добиться, чтобы отдали добровольно.

Кэтрин было ясно, что он говорит правду. Джокер мог прямо сейчас получить ее сердце. Стоило только попросить, и она бы с радостью отдала.

Но вместо этого он сказал ей правду.

Кэт хрипло вздохнула.

– Почему же тогда вы не забрали мое сердце? Вы ведь знаете, конечно… Я уверена, что вы поняли… – Слова застревали в горле, признание душило ее. Она его любит. Или любила. Она все еще хочет его любить, но больше не уверена, что все это не было обманом и трюками.

Джокер отвел глаза, а когда заговорил, голос его звучал тоскливо и виновато.

– Вы еще не королева, а я был послан за сердцем королевы.

Слезы затуманили ей глаза.

– Так вот почему вы подталкивали меня к браку с Королем, и все это время… – она вскочила на ноги, радуясь, что боль в ноге прошла. Впрочем, ей все равно было трудно удерживать равновесие, стоя босиком на земле. Повернувшись, Кэт хотела взглянуть в глаза Джокеру, но увидела только верхушку колпака, свисающие на лоб черные волосы и поникшие плечи.

– Как вы посмели? Заставили меня поверить, что я вам нравлюсь. Делали вид, что хотите остаться в Червонном королевстве, из-за меня. А мое сердце – не игральная карта, им нельзя поиграть и выбросить!

Эти слова заставили его поднять голову. Его золотистые глаза были полны боли.

– Вы правы. Нельзя. Но я прожил жизнь, зная, что когда-нибудь умру на службе у моей королевы и все, кто был мне дорог, тоже умрут – и все это ничего не значит. Наши жертвы ничего не значат, потому что война никогда не закончится. Я верил… – Он запустил пятерню в волосы и тряхнул головой. – Я верил, что это единственный способ положить войне конец. И до сих пор еще верю.

Кэтрин скрестила на груди руки.

– В таком случае, мне очень жаль, сэр Шут или сэр Рух, или как там вас зовут. Вы провалили миссию. Я никогда не стану Червонной Королевой.

Выражение его лица изменилось. До сих пор на нем была печать страдания. А теперь появилась надежда.

– Не могу выразить, как я хочу на это надеяться.

Кэт непонимающе нахмурилась.

– Как это? Вы хотите потерпеть поражение?

– Я не хочу причинять вам зло, – он умоляюще протянул к ней руки, – Неужели вы не понимаете? С моей миссией все пошло кувырком с той первой встречи в саду. Я не хочу, чтобы вы выходили за Короля. Но, даже если бы я мог еще притязать на ваше сердце (после того, как открыл вам, как жестоко и несправедливо обошелся с вами) – я не смог бы отдать его Белой королеве. Кэтрин, я не желаю, чтобы ваше сердце принадлежало кому-то, кроме меня.

Он со стоном упал на траву, закрывая руками лицо.

– Этого не должно было случиться. Шляп Ник и Ворон заметили, что происходит, даже раньше, чем я. Они пытались предостеречь меня, призывали защитить мое сердце, но уже слишком поздно. Я все испортил и разрушил… Но не думаю, что это меня огорчает. Ведь это означает, что вы спасены.

Кэт сжимала кулаки, пытаясь овладеть собой, не дать воли негодованию и обиде. Сделав шаг к Джокеру, она хмуро посмотрела на него сверху вниз.

– Разве я могу вам верить? Откуда мне знать, что это правда, а не часть игры, не новая попытка завоевать мое доверие?

Джокер тихо засмеялся, но его смехе был грустным. Его руки упали. Лежа у ее ног, он казался беззащитным. Кэт мучило абсурдное желание лечь на траву рядом с ним, свернуться калачиком и остаться тут навсегда.

– Не верьте, – заговорил он, приподнявшись на локте, – не отдавайте мне вашего сердца, Кэтрин. Я его не достоин. Но… – его голос окреп, – не отдавайте его и Королю. Он, судя по всему, достоин его еще меньше.

– Вот как? – огрызнулась Кэт. – По крайней мере, он со мной честен.

– Это так. Но я убежден, что его чувства к вам не так сильны, как мои.

Кэт перехватила его взгляд и медленно выдохнула, держа руки скрещенными, как щит между ними. Наконец, она снова села, натянув подол платья на ноги.

– Тогда вам нечего бояться. Я не собираюсь выходить замуж за Короля. Я хочу открыть кондитерскую.

Джокер сел, вытянув длинные ноги, и уставился на нее.

– Кондитерскую?

– Да. Мы с Мэри-Энн мечтаем об этом уже не один год, и скоро наша мечта может осуществиться. – Эти слова были ложью только наполовину. До сих пор все попытки провалились – она не получила ни награды в состязании, ни приданого, ни ссуды от Шляп Ника, но ей казалось, что решение непременно найдется. Она не позволит судьбе перехитрить себя. – Так что сами видите, ваши усилия были напрасны. Полагаю, вам лучше набраться терпения, дождаться, пока Король выберет другую девушку, и очаровать ее.

Кэт не старалась заглушить горечь в своих словах. Джокер вздрогнул, и она даже удивилась тому, насколько приятно ей было это еле заметное движение.

– Кондитерская, – повторил он. – Ваши родители одобряют этот план?

– Разумеется, нет. Но это меня не остановит. Это моя жизнь, в конце-то концов.

– Но… вы лишитесь титула. Вы потеряете все.

Кэт мрачно покосилась на него.

– Не воображайте, что можете сказать мне что-то такое, чего я уже не знаю. У меня было куда больше времени, чем у вас, чтобы все обдумать.

Джокер вглядывался в Кэтрин, сверлил ее глазами, как будто пытаясь разглядеть недостатки в ее плане. Казалось, он лишился дара речи, услышав ее признание.

Молчание так затянулось, что Кэт почувствовала искушение заговорить первой и рассказать обо всем – о ссоре с родителями, договоренности с Герцогом, даже о том, как обратилась за помощью к Шляп Нику (теперь, когда она узнала о его скрытых целях, это казалось до боли наивным).

Но вместо этого Кэтрин выпрямилась и сказала:

– А теперь прошу вернуть меня домой. Как вы и сказали, все волнуются, а вам, я уверена, есть чем заняться. Поискать новое сердце, которое можно украсть, остановить войну, и все такое.

Сказав это, она не тронулась с места.

Не шевельнулся и Джокер. Вместо этого он заговорил:

– Когда вы откроете кондитерскую, и вам не будет больше грозить опасность от… от меня, возможно ли тогда хоть как-то…

Сердце в груди у Кэт запорхало, но она постаралась сохранить непроницаемое выражение лица. Она ждала, не смея надеяться. Не понимая даже, на что может надеяться.

Джокер облизал губы.

– Я понимаю, что вы будете ненавидеть меня вечно, но, возможно, есть хоть какой-то способ добиться, чтобы вы снова мне поверили. Клянусь, больше не будет лжи, не будет хитростей. – Он с такой силой сжал свои колени, что костяшки пальцев побелели. Кэт не могла отвести взгляда от его рук. Эти длинные изящные пальцы, сведенные от напряжения, говорили гораздо больше, чем может сказать лицо, и даже чем слова.

Кэт надеялась, все еще надеялась. Неважно, на что или на кого.

Она склонила голову к плечу и хотела, чтобы ее ответ прозвучал безразлично или легкомысленно, но не смогла.

– Вы имеете в виду, что хотели бы посвататься ко мне, сэр Шут? К простой кондитерше, у которой нет надежды выбиться в королевы?

– Ничего на свете я не хотел бы больше, леди Пинкертон.

Предательское сердце дало сбой.

– А как же ваша миссия?

– Если нет королевы, нет и миссии.

– А если Король решит жениться на ком-то еще?

– Другая девушка с таким сердцем, как у вас? Другой такой в Червонном королевстве нет, я уверен.

Кэт не улыбнулась.

– А как же Белая Королева? Как же война?

Джокер сокрушенно развел руками.

– Мы ничего не могли поделать с этим раньше, не можем и сейчас. – Он втянул голову в плечи. – Кэт, там меня не ждет ничего хорошего. Нескончаемая война. Верная гибель. Может, раньше я говорил это не всерьез, но сейчас другое дело. Будь у меня причина остаться в Червонном Королевстве, я бы остался. Возможно, Шляп Ник и Ворон меня за это возненавидят… А может, тоже останутся здесь, не знаю. Но я остался бы. Ради вас. Если я вам нужен. Если…

– Вы нужны мне.

Джокер застыл с полуоткрытым ртом, не закончив предложения.

Кэт задыхалась. Она дрожала от нервного напряжения, от заново охвативших сомнений, но взять сказанные слова назад было невозможно. Да она и не была уверена, что хотела бы этого.

– Мое сердце принадлежит вам, Джокер. Я не знаю, заслуживаете вы его или нет. Не понимаю, герой вы или негодяй, но это, кажется, неважно. Так или иначе, мое сердце принадлежит вам.

Джокер смотрел на нее, не отрывая глаз – широко открытых, потрясенных, горящих. Сердце Кэт отбивало чечетку. Джокер первым нарушил молчание.

– Раз вы сказали это, – прошептал он, – тогда пообещайте, что бросите Короля.

– Обещаю, – ответила она без колебания.

У Джокера словно гора свалилась с плеч. Встав на колени, он протянул руки к Кэт. Когда она протянула ему свои, он прижал к губам ее пальцы и перецеловал их по одному.

– Кэтрин, – выдохнул он. – Дорогая Кэтрин. Я мечтал поцеловать вас с той самой секунды, когда вы проснулись в розовом саду.

Кэт верила и не верила себе – все было как в ее мечтах. Она мечтала об этом сотни раз.

Вокруг было тихо, если не считать ее сердца, которое било, как в барабан. Кэт представила себе это. Все-все. Его губы, его руки. Его тело, прижимающее ее к траве, льющийся на них золотой свет бесконечного дня.

Она нежно сжала его пальцы.

– Так поцелуйте меня.

Она не сопротивлялась, когда он потянул ее вниз, и опустилась перед ним на колени, пальцы их рук были перплетены. Он нежно потерся своим носом о ее нос.

– Мое сердце принадлежит тебе, – прошептал он, и у нее по спине побежали мурашки.

Уголки ее губ приподнялись в ожидании, в предвкушении радости.

– Будьте осторожны, сэр Шут, – сказала она, вспомнив загадку Шляп Ника. – Сердце, похищенное однажды, невозможно вернуть обратно.

– Я знаю, – он нежно поцеловал ее. – Но я отдаю его вам по своей воле.

Еще один поцелуй, более смелый.

– Кэтрин, – пробормотал он, – на вкус ты похожа на патоку.

Кэт улыбнулась, чувствуя, что голова идет кругом, и потянула его вниз, на траву.

Глава 37

Таинственная каменная башня Джокера доставила их в Перекрестья. Кэтрин была сама не своя от счастья – щеки пылали, смех рвался из груди, она крепко держала Джокера за руку. Волосы у нее спутались, пальцы на босой ноге совсем замерзли – раньше Кэт и не догадывалась, на что похоже счастье. Все ее тело улыбалось. Она чувствовала, что, если оттолкнется от пола в черно-белую клетку, то обязательно взлетит, поэтому ступать приходилось осторожно.

Они отыскали дверь в Черепашью Бухту, и Джокер, учтиво поклонившись, распахнул ее перед Кэт:

– После вас, моя госпожа.

Она присела в реверансе.

– Ах, благодарю вас, сударь, – и танцующим шагом первой впорхнула в дверь, оказавшись у берега реки. Мост безмолвно нависал над ними. Воздух был тих и неподвижен, только стрекотали кузнечики, да кое-где поблескивали светлячки.

Джокер закрыл дверь под мостом и выел вслед за ней на тропинку. Он нежно коснулся ее спины, и от этой ласки Кэтрин стало тепло и хорошо.

Она улыбнулась и увидела на его лице отражение своей радости. Кэт и не заметила, как снова оказалась в его объятиях.

Но не успели их губы соприкоснуться, как сверху раздался предупреждающий сигнал – хриплое карканье вонзилось в Кэт, как дротик. Она ахнула и, подняв голову, увидела на дереве Ворона.

Джокер придержал ее за локоть.

– Кэт…

Ночная тишина взорвалась бряцанием оружия и громкими командами.

Не слушая криков Кэт, кто-то схватил Джокера. Его руку вырвали из ее руки так резко, что ладонь вспыхнула, как обожженная. Кэт обернулась и увидела, как Двойка и Семерка Треф силой заставляют Джокера опуститься на колени. Вокруг них размахивала булавами и копьями целая колода дворцовых стражников.

– Что вы делаете? – закричала она, вцепившись в Джокера. – Отпустите его немедленно!

– Кэтрин! О, слава небесам!

Из-за зеленой изгороди показались ее матушка с отцом. Король семенил за ними, и увидев его, Кэтрин покрылась холодным потом, но тут Маркиза стала душить ее в объятиях.

– Ах, милая моя девочка! Мое дорогое дитя! Ты дома! Ты невредима!

– Конечно, я невредима. Что все это значит?

– Не бойся, родная, все уже позади. – Маркиза погладила ее по волосам. – Мы все знаем, мы слышали о нападении Бармаглота. Ах, я обожаю, боготворю его величество, но с его стороны непростительно было подвергать тебя такой опасности!

Это говорилось с расчетом, что Король, стоявший неподалеку, услышит и поймет, что он, конечно же, уже прощен.

– Говорили, что ты ранена… и что этот ужасный, злобный шут потащил тебя в Рыбам-хирургам! Мы отправились туда с твоим отцом и Мэри-Энн, но тебя нигде не было! Никто ничего не знал! Рыбы-хирурги сказали, что вы к ним даже не заходили. Что я должна была думать? Ты была беспомощна, испугана, а этот кошмарный человек утащил тебя невесть куда и делает с тобой что-нибудь ужасное, и…

Она зарыдала, захлебываясь слезами, так что у Кэтрин сжалось сердце от жалости и чувства вины.

Неожиданно за спиной у Кэт раздался трубный звук – это ее отец, с красными от бессонницы глазами, высморкался в носовой платок.

В стороне под деревьями Кэт увидела побледневших Мэри-Энн и Абигайль. Обе молча смотрели на нее. Мэри-Энн, прижимая руки к животу, с облегчением заулыбалась.

– Этот шут… – голос матушки задрожал. – Он сделал тебе больно?

– Что? Да нет же! – Кэт затрясла головой, только сейчас начиная понимать, о чем говорит Маркиза. – Совсем нет… Ничего подобного. Это просто недоразумение, вы не поняли.

– Отпустите его, он не сделал ничего плохого! – повернулась Кэтрин к стражникам.

– Все уже хорошо! – Отец выступил вперед и заботливо поправил прядь на лбу у Кэт. – Его схватили. Тебе нечего опасаться. Его величество уверил нас, что это больше никогда не повторится.

Кэтрин ошеломленно посмотрела на Джокера. Он плотно сжимал губы, и это было единственным признаком волнения на его бесстрастном лице. Все признаки радости, которая еще недавно переполняла их с Кэт, бесследно исчезли. Джокер переводил взгляд, лукавый и даже хитрый, с Короля на стражников, а потом на ворона, затаившегося где-то в кронах деревьев. На Кэтрин он не смотрел.

Вид у него был не слишком невинный.

Кэт нахмурилась и уперла руки в бока.

– От страха вы ничего не понимаете. Джокер мне помогал. Отнес меня… – Она заколебалась, но только на миг. – Он отнес меня к паточному колодцу. Он знал, как его найти и – смотрите сами! Моя нога исцелена!

И она приподняла подол платья.

– Кэтрин! – Маркиза стукнула дочь по руке, и подол упал. Но Мэри-Энн, вскрикнув, прижала руку ко рту. Она видела, как была ранена Кэт в театре. И поняла, что это чудо.

Кэт решилась переключить внимание на Короля, ее ухажера. Она набрала в грудь воздуха. При виде его взлохмаченных волос и распухших губ, в душе у нее шевельнулась вина – слабая, еле заметная, как укус комара.

– Ваше Величество, прошу вас, прикажите отпустить Джокера. Он не сделал ничего дурного.

Король уткнулся подбородком в складки мантии. Корона у него сползла на ухо.

– Ничего дурного?! – всплеснула руками ее мать. – Да он похитил тебя! Дважды!

У Кэт перехватило дыхание.

– Не могу понять, чем околдовал тебя этот человек, – продолжала Маркиза, – но похитить тебя, а один раз прямо из-под носа твоего жениха…

Он мне не жених.

– И даже из нашего собственного дома, прямо из твоей спальни! – Она снова зарыдала. Отец Кэтрин обнял супругу, но она отмахнулась и в гневе напустилась на Джокера, которого стражники все еще удерживали на коленях. – Злодей! Негодяй! Как ты посмел!

Джокер выдержал ее взгляд, лицо его оставалось непроницаемым, только на скуле подрагивал мускул.

– Мамочка, перестань! – Кэтрин повисла у матери на руке. – Все было совсем не так. Он… Он же…

Она осеклась на полуслове.

Родители все знают. Они узнали, что Джокер пробирался к ней в комнату. Им известно, что она убегала из дому под покровом ночи.

Кэт, потрясенная предательством, посмотрела на Мэри-Энн.

Та, с глазами полными слез, умоляюще сложила руки. Простите меня, – произнесла она одними губами.

– Мы ждали, что он потребует выкуп, – хмуро сказал отец. – И даже не знали, увидим ли тебя снова.

– Но я же здесь, – снова заговорила Кэтрин. – Меня никто не похищал. Никто не требовал выкупа. Я все могу объяснить.

– Он похитил тебя прямо из дома! – взревел отец. – Без компаньонки! С тобой могло случиться что угодно!

– Но ничего же не случилось…

– Ты хочешь сказать… – В голосе Маркиза послышалась угроза, будто тучи собирались на горизонте, – Что моя дочь, мой ангел, пошла с ним по своей воле?

Кэт залилась краской.

– Я…

– Что моя дочь, – продолжал он, отчетливо выговаривая каждое слово, – посреди ночи сбежала из дому с придворным шутом, чтобы встречаться с незнакомыми мерзавцами и кто знает, какими еще безобразными существами?

Кэт не могла дышать. Сколько же ее тайн выболтала Мэри-Энн?

Остается последний шанс, поняла она. Все отрицать. Обвинить во всем Джокера, свалить все на него. И навсегда остаться такой, какой ее хотят видеть родители.

Кэтрин стало страшно от того, как легко было это сделать.

И при этом совершенно невозможно.

Разве она может предать его?

Она сжала кулаки и открыла рот, но тут раздался другой голос, более низкий.

– Нет.

Все обернулись к Джокеру. Он гордо поднял голову, но глаза оставались опущенными. Он не смотрел ни на Кэт, ни на ее родителей, ни на Короля.

– Она пошла со мной не по своей воле, хотя ей и могло так показаться.

– Джокер! – сердце ее сбилось с ритма.

Стрекот насекомых смолк, и слышалось только журчание ручья. Джокер ответил ей мрачным решительным взглядом. – Я воспользовался чарами, чтобы уговорить ее пойти со мной. Это был фокус.

– Он лжет! Это не…

– Леди Пинкертон невинна. Во всем, что случилось, ее вины нет.

Маркиза так и осела от облегчения и благодарности, ее пошатнувшаяся вера в мир была восстановлена.

– Но почему, зачем? – закудахтал Король, в темноте его голос звучал жалобно. Кэт ни разу еще не видела его таким растерянным, несчастным, а от мысли, что она ему изменила, ей стало стыдно. – Зачем тебе все это, Джокер?

Джокер невозмутимо посмотрел на Короля.

– Я предан Белому Королю и Белой Королеве Шахматного Королевства. Я был послан сюда, чтобы похитить сердце вашей королевы и доставить его им. Я пытался очаровать ее, чтобы ее сердце, когда она выйдет за вас, стало моим.

Король попятился, прижимая руку к груди, словно Джокер ударил его кинжалом.

– Как ты мог сделать такое с леди Пинкертон?

Кэт была, как натянутая струна.

– Джокер. Не надо…

– Придержи язык, дорогая моя! – Отец опустил тяжелую руку ей на плечо. – Очевидно, что ты до сих пор находишься под действием чар.

Джокер взглянул на нее.

– Это правда. Я не жалел сил и умения, чтобы околдовать ее.

У нее побежали мурашки по спине.

Он получил ее сердце, а взамен отдал свое. Ничто не сможет этого изменить.

Ничто…

Но он изображал злодея. Перед ее родителями. Перед Королем. Перед всем Червонным королевством.

Но зачем? Чтобы спасти ее репутацию, до которой ей сейчас совсем не было дела?

Маркиза закивала.

– Вы слышите? Он признался в коварных злодеяниях, и мы все тому свидетели. Какое счастье, что все открылось сейчас, не успев зайти слишком далеко. Счастье, что Мэри-Энн одумалась и догадалась просить о помощи.

Внутри у Кэтрин все кипело и бушевало. Глаза быстро наполнялись слезами, но она сморгнула их и снова повернулась, чтобы посмотреть на Мэри-Энн. Самая задушевная ее подруга жалась к стволу дерева с потрясенным и очень, очень виноватым видом.

Где-то в груди у Кэтрин узел гнева завязался еще туже.

Проследив за ее взглядом, Маркиза махнула служанкам рукой.

– Абигайль, Мэри-Энн, ступайте домой и приготовьте для Кэтрин горячую ванну. Ей сегодня досталось, бедняжке.

Девушки поспешно присели в реверансе.

– Я так рада, что все обошлось, Кэ… леди Кэтрин, – пролепетала Мэри-Энн прежде, чем следом за Абигайль удалиться в дом.

Гнев разбухал, рос в груди у Кэтрин. Она вовсе не считала, что все обошлось.

– Надеюсь, преступника ждет тюремная камера? – спросила Маркиза.

– И самая надежная! – запальчиво воскликнул Маркиз, брызгая слюной. Брызги попали Джокеру на щеку, но он и бровью не повел. – Ради безопасности нашей дочери! Надеюсь, что с этого дня ему не удастся околдовать еще хоть кого-то, кроме тюремных крыс!

– К-конечно! – залепетал Король и, явно пересиливая себя, подошел к ним. Он нервно потирал руки, и Кэт видела: ему ужасно хочется, чтобы вся эта неприятная ситуация поскорее осталась позади. – Я не могу найти слов, чтобы выразить возмущение тем… что случилось.

Брови Короля взлетели кверху, и он махнул рукой в сторону Джокера:

– А ведь он внушал мне доверие.

– Какие же вы все глупцы, – прошипела Кэт.

– Кэтрин! – прикрикнула на нее матушка.

Маркиз обнял супругу за плечи.

– Ну, ну, милая. Наша дочь сама не своя, разве ты не видишь?

Кэтрин выпрямилась, скрестив на груди руки.

– Какая же я тогда по-твоему?

– Гхм… ну, хорошо, – Король, прочистив горло, попытался сменить тему. – С Джокером мы, э-э-э, разберемся. – Он оттянул тугой воротничок. – А потом как можно скорее забудем неприятности, которые на нас обрушились!

Кэт в отчаянии повернулась к Джокеру. Он не отвел глаз и смотрел пристально, как будто пытался что-то ей сказать. Может, он говорил, что все это к лучшему, но Кэтрин отказывалась верить.

Неожиданно для всех Король захлопал в ладоши – нервно и ненатурально.

– Я, придумал! Вот что мы сделаем! Давайте устроим бал!

Кэтрин уставилась на него в недоумении.

– Бал?!

– Вы совершенно правильно сказали тогда, в театре, дорогая, – продолжал Король, и Кэтрин вдруг стало не по себе. – Я Король, и должен что-то предпринять, чтобы жители Червонного королевства чувствовали себя в безопасности. Никаких Бармаглотов, никаких похищений. Устроим веселый маскарад, а потом будем танцевать и пировать. Надо забыть все плохое, что когда-либо с нами случалось.

– Это безобразие! – завизжала Кэт. – Как же вы не помните? На последнем устроенном вами балу Бармаглот напал на гостей и…

Ее возмущение было подавлено Маркизой, которая зажала ей рот.

– Великолепно, Ваше Величество! Просто великолепно!

Король привстал на цыпочки и покачался, довольный похвалой.

– Тогда назначаю бал на завтрашний вечер! И… и… – Он вдруг смутился, щеки над закрученными усиками покраснели. – И может быть, завтра я смогу сделать важное объявление?

Монарх пошевелил бровями, глядя на Кэтрин, и она вскрикнула бы от ужаса, если бы мать твердой рукой не продолжала зажимать ей рот.

– Ну, а теперь, – щебетал Король, – вернемся же в замок. Уведите пленника. Вот теперь все в порядке, славно, славно!

Все, кто был на поляне, смолкли. Все взгляды были устремлены на Джокера. Настороженные, опасливые – кроме Кэт, которая смотрела на него с испугом и надеждой.

Что касается Джокера, то на его лице не осталось и следа враждебности или недовольства. Он улыбнулся Королю почти радостно и заговорил.

– Вы были очень добры ко мне, Ваше Величество.

Король раздулся от похвалы и начал теребить отороченный мехом край мантии.

– Ах, Джокер, ну что ты, право… не стоит благодарности.

– Поэтому мне особенно грустно, что я предавал вас. И снова предам сейчас…

Его золотисто-желтые глаза отыскали Кэтрин, лучась невысказанными словами. Тело Джокера начало расплываться – тень, трепет, взмах чернильно-черных перьев. Каркая, с деревьев слетел Ворон, и две неразличимые черные птицы скрылись в ночи.

Глава 38

Кэтрин даже не пыталась скрыть улыбку, когда ее отправили домой – как было сказано, ради ее безопасности, – а Король поспешно укатил прочь в своей карете. Стражники остались осматривать окрестности и думать, как же снова поймать Джокера.

– Его разыщут, – снова и снова повторял Маркиз, учтиво пропуская Кэт вперед у дверей дома. – Тебе не о чем беспокоиться. Уверен, его скоро схватят.

– Нет, не схватят, – беспечно ответила Кэт, взлетая вверх по ступеням. – И я очень этому рада. Все вы заблуждаетесь на его счет.

– Остановитесь, барышня! – строго рявкнула матушка, и Кэтрин покорно остановилась, пройдя один пролет. Она оглянулась на родителей. Облегчение на их лицах сменилось усталостью и недовольством. Отец был мрачен, у матушки подергивался уголок рта.

– Не знаю, чем околдовал тебя этот юноша, – произнесла она, упираясь кулаками в бока, – но теперь все позади, и мы больше не будем о нем вспоминать. Станем жить так, будто ничего этого не было. А тебе следует быть благодарной за все, что мы для тебя делаем, и выразить благодарность Его Величеству!

– Благодарность! Скажите на милость! Что же он такого сделал?

– Он спас твою честь, вот что! Любой другой на его месте отказался бы от своих намерений, услышав, что девицу – дважды! – уносил на руках какой-то мужчина. Его величество выказал величайшую доброту, Кэтрин! Изволь отнестись к этому с уважением, и надеюсь, что завтра ты воздашь ему сполна за такое великодушие.

– Мне не нужны его великодушие, его доброта, и вообще я не нуждаюсь в его милостях!

Матушка только фыркнула.

– Тогда ты просто дура, милочка.

– Вот и славно. В последнее время мне очень нравятся дураки.

– Довольно! – гневно воскликнул Маркиз.

Кэтрин замолчала, ошеломленная вспышкой, которые так редко случались у ее отца. Его лицо побагровело, и, хотя он смотрел на Кэт снизу вверх, она показалась себе ничтожной, как раздавленная мошка.

Маркиз заговорил медленно, отчетливо, взвешивая каждое слово.

– Ты не можешь еще больше опорочить честное имя нашей семьи.

От стыда и чувства вины по щекам у Кэтрин полились слезы. Никогда еще отец так на нее не смотрел и не говорил с ней так. Никогда она не видела подобного презрения к себе.

– Ты будешь делать все, что велит мать, – продолжал Маркиз. – Выполнишь свой долг единственной дочери и наследницы. И, если его величество попросит твоей руки, примешь предложение.

Кэт яростно замотала головой.

– Вы не заставите меня это сделать.

– Не заставите? – выкрикнула мать. – Да что с тобой такое, дитя? Это же дар! Хотя ты не сделала ровно ничего, чтобы его заслужить.

– Вы не понимаете! – прорыдала в ответ Кэтрин. – Если бы только вы узнали Джокера при других обстоятельствах… если бы поговорили с ним, то сразу поняли бы, что он не…

Ее отец замахал руками.

– Даже слушать не желаю! Этот молодой человек уже натворил довольно зла. И пока ты не придешь в себя и к тебе не вернется здравомыслие, пока ты не сможешь вести себя, как подобает леди, какой мы тебя воспитали, разговаривать не о чем. – Маркиз раздраженно сорвал пальто и швырнул его на вешалку у дверей. – Делай, что тебе говорят, Кэтрин, иначе можешь больше не считать себя членом этого славного рода.

Кэтрин, вся в слезах, упрямо выдвинула вперед подбородок. Мысли у нее в голове метались, царапались, рвались наружу, но Кэт держала рот плотно закрытым.

После признания Джокера ей не поверят, что бы они ни говорила. Сейчас она ничего не может объяснить родителям, никакие доводы не убедят их, что ее никто не зачаровывал, что Джокер не злодей.

Что она любит его. Что он – ее избранник.

Не позволяя себе упасть на пол и забиться, как ребенок, в истерике, она побеждала в свою комнату. Ворвавшись в спальню, она захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. В коридоре с крюка сорвалась картина и с глухим стуком упала на пол. Кэт подняла подол, уткнулась лицом в юбку и по-детски, во весь голос, расплакалась.

– Кэтрин?

Кэт, полуослепшая от слез, оправила юбку и подняла голову. Перед ней стояла Мэри-Энн – в форменном платье с передником она казалась Кэт расплывшимся черно-белым пятном.

– Простите меня, – пробормотала она раньше, чем Кэт успела собраться с мыслями.

Кэт ладонями вытерла глаза.

– Ты все им выболтала! Как ты могла?

– Я не могла иначе. Вы его совсем не знаете, Кэт. Никто его не знает, а я так испугалась…

– Я его знаю! Я ему верю! А ты все разрушила. Теперь он преступник, его ищут. Все кончено, и это из-за тебя!

– Я думала, что вы попали в беду. Это волшебство, когда он унес вас из театра… Я в жизни такого не видела. Мы все так перепугались, но я старалась убедить себя, что он хочет доставить вас на берег к врачам, а когда оказалось, что вас там не было… Вы отсутствовали несколько часов, а Бармаглот по-прежнему где-то рядом, и я не знала…

Кэтрин отошла от двери и распахнула ее.

– Я не хочу этого слышать. Ты не имела права им рассказывать.

– Кэт!..

– Уходи прочь!

– Подождите, умоляю, Выслушайте меня! Мне кажется, я видела… когда мы были в театре, я… могу поклясться…

– Мне нет до этого дела! – пронзительно вскрикнула Кэтрин. – Мне наплевать, что ты там видела и что тебе кажется. У нас был план, Мэри-Энн. У нас было будущее, а теперь ты все разрушила! – По щекам у нее снова заструились слезы. – Я не хочу тебя видеть, Никогда! Можешь отправляться на кухню или помогать прачке, мне до тебя нет дела!

Не дожидаясь, пока Мэри-Энн выйдет, Кэт выбежала в туалетную комнату и заперлась изнутри. Со сдавленным рыданием она сползла на пол, обхватила колени руками и снова спрятала лицо в складках юбки. Она пыталась представить себе луг, покрытый цветами, руки Джокера, его губы – тогда все было так хорошо, все было правильно.

Непостижимо, как быстро все в ее жизни изменилось и стало ужасающе неправильным.

* * *

Проснувшись утром, Кэтрин обнаружила, что по столбикам ее кровати снова вьются ветви кустарника. В комнате пахло землей, металлом и печалью, а сквозь опухшие веки она различила красные цветы.

Побеги, усеянные необычными цветами, свисали с полога.

Сотни маленьких, нежных сердечек окружали ее, и каждое было разбито.

Протянув руку, она коснулась нежного бутона, который рос ближе всего – на пальце осталась капля теплой крови. Кровью истекало каждое разбитое сердце – каждый нежный, прелестный цветок.

Кэт смяла бутон в руке, на ладони осталось только влажное пятнышко.

Мэри-Энн не пришла, чтобы разжечь камин. Абигайль не принесла ей завтрак. Кэтрин никто не беспокоил, и она оставалась в постели далеко за полдень. Она чувствовала себя пустой, как фонарь из тыквы. Ее мучили вопросы: пойман ли Джокер, в темнице ли он? Но в глубине души она была уверена, что это не так. Слишком уж он умен для них, слишком быстр и невероятен.

Кэт то и дело поглядывала на окно, надеясь увидеть белую розу на подоконнике. Но там ничего не было. Джокер не пришел за ней.

Никогда в жизни она не чувствовала себя такой покинутой.

Она представляла, что было бы, если бы Мэри-Энн не предала ее и родители с Королем ничего не узнали. Она воображала, как Джокер появился бы на маскараде, в своей черной куртке и колпаке с бубенчиками, а она подошла бы к нему и поцеловала на глазах у всех. А потом объявила бы о том, что открывает новую кондитерскую, покинула бы замок с гордо поднятой головой, рука об руку с Джокером и начала новую жизнь.

Мечта, впрочем, была зыбкой, как огонек свечи на ветру. Если это и могло сбыться, то определенно не сейчас. Джокера объявили преступником, к тому же, – как и предостерегал Чеширский Кот – никто не станет покровительствовать женщине с подмоченной репутацией, как бы вкусно она ни готовила. Даже если бы удалось обелить имя Джокера, они все равно навсегда остались бы опозоренными и влачили бы жалкое существование. Ничего у них не выйдет.

Уже прошло время вечернего чая, когда среди цветущих побегов разбитого сердца появился Чеширский Кот и свернулся пушистым калачиком в углу кровати под пологом.

Кэтрин его появление не удивило. Она ожидала его с самого утра: не мог же главный сплетник Королевства остаться в стороне.

– Подумал, что тебе это может быть интересно, – заговорил Кот, не утруждая себя приветствиями. – Все только и говорят о тебе и вашем побеге с этим подлым шутом. Жалеют тебя, несчастную и такую храбрую бедняжку.

– А тебе, думаю, тебе интересно будет узнать, – в тон ему ответила Кэт, – что все это чушь. Джокер меня не похищал.

Она говорила спокойно, понимая – неважно, что она скажет Чеширчику или кому-то еще. Все равно поверят в то, что удобно, а сейчас всем было удобно думать, что она – невеста Короля, будущая королева, которую утащили невесть куда против ее воли.

Чеширский Кот поковырял когтем в ухе.

– Я боялся, что ты именно так и скажешь. Эта история не так интересна и хороша, да ты и сама это понимаешь. Ну, а я развлекаюсь в ожидании, пока вся королевская конница и вся королевская рать пытаются парня поймать.

– Никогда им его не поймать, – сказала Кэт. С каждым повтором она чуть меньше верила в это.

Червонное королевство, что не говори, не так уже велико. Где ему скрыться, куда пойти? Назад, в Шахматное?

Может, и так, но это не утешало. Ибо означало, что она никогда больше его не увидит.

– Его Величество с ума сходит от беспокойства, – продолжал Чеширский Кот. – По-моему, он совсем растерян и не знает, что делать со всем этим бредом – Бармаглотом, Шутом и заговором с целью похищения сердца будущей королевы… Он не привык к настоящим изменам, ты понимаешь?

– Тогда тем более он не должен тратить столько сил на преследование невиновного! Или дело в том, что задета его гордость?

– Какая там гордость? – Кот сложил лапы. – Наш Король – жалкий идиот.

На губах у Кэт появилась слабая улыбка.

– Вот именно.

– Правда, в последнее время в здешних краях бушует настоящая эпидемия жалкого идиотизма. – Чеширский Кот начал медленно таять в воздухе. – Так что наш монарх не одинок.

Кот окончательно исчез, и в то же мгновение в дверь спальни постучали. Абигайль заглянула в комнату.

– Извините, леди Кэтрин, но вам пора одеваться к маскараду! – И она, как испуганная мышь, юркнула внутрь.

Кэтрин не стала спорить и со вздохом спустила ноги с кровати.

Маскарад был неизбежен.

Она не сопротивлялась, когда ей щипали щеки, пытаясь вернуть им хоть немного краски. Абигайль, в свою очередь, не проронила ни словечка по поводу лица Кэт, опухшего от слез.

– Ах, леди Кэтрин, – ворковала служанка, – все будет хорошо. Король очень милый, вот увидите!

Кэт хмурилась и ничего не говорила.

Ее упаковали в платье из белого крепа с широкими винно-красными лентами и вручили маску тонкой работы из слоновой кости, усыпанную стразами. Пока Абигайль затягивала корсет, Кэтрин взглянула на свое отражение в зеркале. Ни дать ни взять кукла, которой место на полочке.

Наконец, Абигайль добавила заключительный штрих – тиару, всю в бриллиантах и рубинах. В ней Кэтрин уже не походила на куклу. Она выглядела, как королева.

В изумлении она приоткрыла рот и затаила дыхание.

Она пообещала Джокеру, что откажет Королю. Она дала слово.

Но это слово было дано девочкой, которая вместе с лучшей подружкой собиралась открывать кондитерскую. Это слово давала девочка, готовая забыть о том, что принадлежит к дворянскому сословию, при условии, что сможет разделить жизнь с любимым человеком.

Это слово было дано девочкой с совершенно иной судьбой.

Прищурившись, она подняла руки и поправила на голове тиару.

Мэри-Энн выдала ее тайну. Джокер сам вынес себе приговор.

Но, может быть, все было не напрасно.

Кэт подняла голову и в первый раз осмелилась представить себя королевой.

Глава 39

– Его сиятельство Кабриолет Т. Пинкертон, благороднейший Маркиз Черепашьей Бухты! – провозгласил Белый Колик. – В сопровождении супруги, леди Идонии Пинкертон, Маркизы Черепашьей Бухты, и дочери, леди Кэт…

Носовым платком с вышивкой в виде розовых бутонов Кэт заткнула Кролику рот. Он замолчал и смотрел на нее, безумно вращая глазами.

Родители, уже вошедшие в бальный зал, остановились и с тревогой оглянулись на нее. Кэт изобразила для них улыбку.

– Проходите, – сказала она им. – А меня, полагаю, уместнее объявить отдельно.

Она смерила церемониймейстера ледяным взглядом.

– Это более приличествует будущей Червонной Королеве, вы не находите?

Маркиз и Маркиза, обменявшись удивленными, но радостными взглядами, стали спускаться по лестнице.

Белый Кролик вытащил платок изо рта и откашлялся. На мордочке у него было написано нечто среднее между раздражением и благодушием.

– Конечно, леди Пинкертон, вы совершенно правы! – Выпятив грудь в попытке сохранить достоинство, он протрубил в фанфары еще раз. – Леди Черепашьей Бухты Кэтрин Пинкертон!

– Так-то лучше, – сказала Кэт и, выпрямившись, направилась к дверям. Ей хотелось выглядеть уверенной и собранной, но во рту оставался горький привкус затхлого кекса с сухофруктами.

Кэт не смотрела ни на кого из гостей и порадовалась, что все в масках – можно притвориться, будто никого не узнаешь. Два-три гостя, раболепно кланяясь, попытались к ней подойти – видимо, в надежде заслужить милость будущей королевы, но Кэт ускользнула от льстецов, пока они не успели начать разговор. Она даже притворяться не стала, что кто-то из этих лицемеров ей интересен или нужен.

– Кэтрин! – Чья-то полная рука ухватила ее за локоть и с силой развернула.

Маргарет Дроздобород присела в реверансе. Ее рот кривился в улыбке, а носа не было видно за пронзительно-розовым пятачком.

– Слышали последние новости?

Кэтрин не сумела выжать из себя ответную улыбку, несмотря на явно приподнятое настроение Маргарет.

– Нет, думаю, не слышала, – ответила она скучающим голосом.

Маргарет мечтательно вздохнула.

– Герцог был у моего батюшки и посватался. Ко мне!

– Поверить не могу.

– Но это так! И завтра у нас первая встреча в присутствии родителей. О, леди Кэтрин, меня так и распирает от радости. – Подхватив Кэт под ручку, она принялась обмахивать веером разгоряченное лицо. – Мораль, разумеется такова: канарейка в клетке не ест из рук гадюки.

– Что за чепуха!

Маргарет недоумевающе заморгала.

– Простите?

– Какой в этом смысл? «Канарейка в клетке не ест из рук гадюки»? У гадюк нет рук. А канарейка – станет ли она прятаться в клетку от кого-то, кто кажется опасным? Может, и станет. Но ведь этот кто-то может оказаться вовсе не опасным. Что если гадюка просто хотела поделиться зернышками! Вы подумали об этом, когда сочиняли эту свою смехотворную мораль?

Маргарет попятилась.

– Но… Но вы, кажется, не совсем поняли…

– Все я прекрасно поняла. Эти ваши с позволения сказать морали – просто уловка, чтобы казаться лучше других. Чтобы обращаться с нами так, будто мы не столь умны и добродетельны, как вы. А на самом деле вы лишь пытаетесь скрыть свою неуверенность! Это неумно, недостойно, и я больше не намерена этого терпеть.

Щеки Маргарет стали такого же ярко-розового цвета, как ее маска-пятачок.

– Что вы… это несправедливо! Я никогда… – запыхтела она. – Как вы можете, леди Пинкертон! Я надеялась, что вы больше, чем кто-либо другой, порадуетесь за меня, но теперь вижу, что для этого в вас слишком много недостойной зависти. Полагаю, вы не станете спорить с тем, что я всегда была выше вас во всех отношениях и придерживалась куда более высоких моральных устоев, но тем не менее делала все возможное, чтобы сохранять к вам расположение и пыталась поднять до своего уровня, чтобы вы увидели, наконец, свои заблуждения.

– Умоляю, оставьте меня.

Глазки Маргарет обратились на кого за спиной у Кэт.

– Ах! Добрый вечер, милорд!

– Добрый вечер, миледи.

Обернувшись, Кэтрин увидела, что к ним подошел Герцог Свинорыл. Его маленькие ушки радостно трепетали. На нем был точно такой же пятачок, как на Маргарет – правда, облик герцога от этого почти не изменился.

Она брезгливо поморщилась.

– Как поживаете, леди Пинкертон? – спросил Герцог.

– Очевидно, не так хорошо, как некоторые.

– Леди Пинкертон сегодня не в настроении, – процедила Маргарет.

– Очень жаль это слышать. Я хотел бы перемолвиться с вами словечком, – Герцог откашлялся, и его голос зазвучал мягче, – но лишь после того, как леди Дроздобород ответит, не сталось ли у нее еще незанятых танцев в бальной книжечке?

– Что-то мне подсказывает, что вы можете выбрать любой, – буркнула Кэтрин, но ее мелкий выпад остался незамеченным, так как Герцог и Маргарет конфузились и любезничали, и наконец Маргарет пробормотала что-то насчет того, что ей нужно попудрить носик, и унеслась прочь.

Пышные складки ее платья заколыхались, когда она с разбегу ворвалась в водоворот платьев, фраков и мундиров. Герцог глядел ей вслед осовелыми, как у фламинго, глазами.

– Наконец-то мы от нее избавились, – прошипела Кэтрин ей вслед.

– Простите, леди Пинкертон? – склонился к ней Герцог.

Она презрительно усмехнулась.

– Стыдитесь, Ваша Светлость! Нехорошо подслушивать, когда девушка говорит сама с собой.

– О, простите великодушно, – Герцог потер обвислую щеку. – Прошу вас, додумывайте свои мысли.

Кэтрин скрестила руки на груди. Маргарет эгоистична и надоедлива, и Герцог, при всех своих недостатках, не заслужил такой кары. Но какое ей до этого дело?

Видимо, никакого, но все это вызывало у нее негодование. Маргарет, подумать только! Противная, несносная Маргарет обзавелась поклонником, который ее обожает. Им не придется прятаться, стыдиться, все будут радостно их поздравлять и желать много-много деток с поросячьими пятачками.

– Мне уже можно говорить?

Кэт словно поперхнулась своими мыслями.

– Конечно, говорите.

– Мне жаль видеть вас такой печальной, леди Пинкертон, – сказал Герцог. – Я хотел поблагодарить вас. Не знаю, как вам удалось изменить отношение ко мне леди Дроздобород в лучшую сторону, но… словом, услуга за услугу. Насколько я помню, уговор был таким. – Он усмехнулся в клыки. – Лавка освободилась, если вы еще этого не знаете. Хотя, полагаю, вас она больше не интересует, учитывая… ситуацию с Королем…

Его глазки блеснули, и Кэт на миг показалось, что Герцог вот-вот ей подмигнет, но ее опасения оказались напрасными.

– Однако если вы все же захотите снять этот дом, буду рад вам услужить.

Кэт так заскрипела зубами так, что у нее свело челюсти.

Лавка может принадлежать ей.

Теперь, когда, если она решит отказать Королю, ей не видать ни благословения родителей, ни шиллинга из приданого и ни капли уважения тех, кто сейчас равен ей по положению.

Теперь, когда их дружба с Мэри-Энн разбилась вдребезги.

– Это все?

Герцог нахмурился.

– Э-э-э… да, наверное. Вы не рады?

Кэт шумно выдохнула.

– Боюсь, что совсем не рада, хотя вы здесь совершенно ни при чем. – Кэтрин заставила себя опустить напрягшиеся плечи и разгладила ладонями юбку. – Я благодарна вам, ваша светлость, но вы можете больше не придерживать для меня лавку. Там никогда не было кондитерской и, скорее всего, никогда не будет. Прошу, забудьте о нашем разговоре и… пригласите свою даму танцевать. Она и так уже пропустила слишком много вальсов.

Кэт поспешила прочь, не желая и дальше страдать при виде его счастья, но чья-то рука так больно сдавила ей запястье, что Кэтрин чуть не вскрикнула. Она хотела вырваться, но уперлась в чью-то гранитную грудь. В ушах заскрежетал грубый голос: «Что вы с ней сделали?»

Ее обдало жарким дыханием и запахом тыквы.

Питер Питер (это был он) не отпускал ее руку, стиснув пальцы так сильно, что на коже у Кэт появились пятна. Под глазами у Питера залегли лиловато-серые круги, на щеке виднелся порез, как будто кто-то напал на него с ножом. Рана уже заживала, но Кэт все равно слегка замутило.

В засаленном комбинезоне и без маски, он как будто не понимал, где оказался и как полагается выглядеть на королевском маскараде.

– Что вы с ней сделали? – снова прохрипел он.

– Что вы… да отпустите же меня!

Но он только усилил хватку.

– Отвечайте.

– Не знаю, о чем вы… ай! Знаете, вам и вашей супруге неплохо было бы поучиться манерам, если уж вы…

Питер навис над ней, и Кэтрин испуганно пискнула, чувствуя себя карлицей. Но затем он неожиданно разжал пальцы. Кэт потерла посиневшее запястье.

– Не знаю, что там показалось вашей служанке… Или она подумала, что ей показалось, – заговорил Питер, и его угрожающий бас перекрывал шум, смех и музыку, – да только я вам не позволю ее обидеть. Только через ваш труп я это позволю. А теперь говорите, что вы с ней сделали.

– Я не понимаю… – начала было Кэт, но остановилась. Что если он спрашивает о тыкве, которую она украла? О пироге, который она испекла, и за которым так гонялась его жена? – И-извините, – заикаясь, забормотала она. – Я просто испекла из нее пирог, один маленький пирог. Я подумала, что никакой беды не будет, если я ее возьму, ведь это всего-навсего маленькая тыковка, а вы были так… так заняты, а я просто хотела…

Его лапища снова вцепилась ей в руку, и Кэт ойкнула.

– Это я и так знаю! – прогрохотал он. – Был я на празднике. И видел, что случилось с тем Черепахом, а теперь моя жена… – Он тяжело дышал, широко раздувая ноздри. – Не знаю, что вы задумали, но я не дурак. Вас целое королевство видело с этой штукой в руке. Говорите сейчас же, что вы с ней сделали!

У Кэт в горле встал ком.

– Штука? Вы имеете в виду – Бурлатный Меч? – Мысли у нее путались. – Но при чем тут тыквенный пирог?

Питер с горящими от ненависти глазами опять дернул Кэт за руку. От боли она втянула воздух сквозь зубы, подумав, что уж теперь точно жди синяков.

– Я вас уничтожу, леди Пинкертон. Помяните мое слово, если с ней что-то случится до того, как я успею уладить это…

– Довольно, сэр Питер! – выпалила Кэт, собравшись с духом и вспомнив, какую роль она решила примерить на себя в этот вечер. Все здесь уверены, что она – будущая королева. Нельзя допускать, чтобы какой-то чумазый тыквенный фермер вел себя с ней таким образом. – Я требую, чтобы вы отпустили меня сей…

– Простите, что вмешиваюсь. – Теплый, как растопленный шоколад, голос вклинился – нет, просочился между ними.

По спине у Кэтрин пробежал ледяной холод. Она так и замерла с открытым ртом.

– Если бальная книжечка леди еще не заполнена до конца, – продолжал голос, – могу ли я иметь честь пригласить вас на следующий танец?

Мягкая кожа скользнула по ее плечу. Опустив взгляд, она увидела, как рука в перчатке разжимает мясистые пальцы Питера, один за другим. Ей было страшно поднять глаза. Страшно увидеть обладателя голоса и понять, что ошиблась.

Потому что он никак не мог здесь находиться. Даже при его бесшабашной храбрости ему нельзя было тут появляться.

Это было… невозможно.

Глава 40

Кэт медленно подняла голову и все же решилась поглядеть на – нет, не на шута. На благородного господина.

Изящный черный костюм сидел на нем великолепно – фрак с длинными фалдами, шелковый галстук, черный цилиндр. Лицо скрывала маска, украшенная шелковистыми перьями ворона. С полностью черным одеянием спорили только глаза в прорезях маски – яркие, как солнечные лучи, желтые, как лимонный торт.

Вызволив Кэтрин из хватки Питера, он провел рукой в перчатке по синякам на ее руке, словно хотел стереть с ее кожи следы пальцев фермера. От этого прикосновения у нее побежали мурашки.

Питер не отступал, он вклинился между ними, отбросил руку Джокера. Тот был меньше гиганта-фермера почти на голову, но в его глазах не было и намека на страх.

– Мы тут вообще-то разговариваем! – проревел Питер. – Так что ступайте своей…

– Разговор окончен, сэр Питер, – прервала его Кэтрин, пытаясь подражать властному тону своей матери. Она заметила, что на них начинают оглядываться, а кто-то, возможно, глазел с самого начала, когда Питер набросился на нее. Ничего удивительного, в их тесном мирке этот человек слишком выделялся.

Но никто не сделал и шагу, не вмешался, чтобы помешать ему и вступиться за Кэт. Каждый надеялся, что неприятности уладятся как-нибудь сами собой.

– Моя бальная книжечка пока совсем пуста, – сказала Кэт еще громче и взяла Джокера под руку.

Джокер кивнул Питеру, коснувшись пальцами полей цилиндра, и прежде чем тот успел возразить, увел Кэт туда, где уже начинались танцы. Сердце у нее билось в такт музыке. Она еще не пришла в себя от грубости Питера и боялась, что Джокер в любой момент может быть узнан. Но в остальном все было просто прекрасно.

Он здесь. Он пришел за ней.

Шут пришел.

Кэт встала к нему лицом. Их руки соединились, начался вальс. Ее ноги помнили фигуры танца, хотя музыки она почти не слышала.

Они танцевали у всех на виду. Но никто не встревожился. Никто не послал за стражниками. Никто не перешептывался.

В зале, наполненном фигурами в масках, никто не догадывался, что это он. Слишком уж легко было принять его за дворянина, такого же, как они сами. Не шут, не дурак, не преступник. Такой же утонченный джентльмен, как любой из гостей.

Они переплели пальцы и, ладонь к ладони, описали полукруг по залу. Джокер склонил к ней голову.

– Миледи, мне кажется, вы удивлены.

Сдержав смешок, Кэт повернулась к девушке рядом, сделала оборот, взялась за руки с партнером соседки и вернулась к Джокеру.

– Что вы здесь делаете? – зашептала она. – Вы же…

Он усмехнулся.

– Преступник?

Она нырнула под поднятые руки следующей пары. Поворот назад. Реверанс.

– Вот именно, – сказала она, когда ее ладонь снова встретилась с рукой Джокера.

– Хорошо, – сказал он, а на его щеках появились ямочки. – Я надеялся, что вы все еще испытываете ко мне чувства.

Они завершили танец в молчании, Кэтрин понимала, что на губах у нее застыла глупая блаженная улыбка, но не могла прогнать ее. Джокер склонился над ее рукой, учтиво поцеловал кончики пальцев, и Кэт почувствовала у себя на ладони клочок бумаги.

Отойдя в сторону, он наблюдал, как Кэтрин рассматривает мятый кружок конфетти, вроде тех, что летали по залу на первом балу.

Был на нем и рисунок – крошечное красное сердечко.

Зажав бумажку в руке, Кэт подняла голову и снова подошла к Джокеру. Она обхватила себя руками и с трудом дышала.

– Я собираюсь принять предложение Короля.

Лицо Джокера застыло. Они замерли в неловком молчании, глядя друг на друга, долго, слишком долго – но потом в его глазах вспыхнула буря. Он стоял так близко к Кэт, что носками сапог задевал подол ее платья. Ей пришлось опустить голову, чтобы не смотреть ему в глаза.

– Вы обещали, – тихо пророкотал Джокер. – Вы же обещали не делать этого.

– Это было до того, как вы похоронили любой шанс, что вас примут мои родители, двор, все королевство. Все считают вас лжецом и мошенником. Уверены, что вы злодей.

– Я пытался спасти вашу репутацию, – зашептал он в ответ. – Кроме того, на празднике вы ясно дали мне понять, что наша помолвка невозможна, как бы я ни старался и что бы ни делал.

Кэт облизала пересохшие губы. Джокер не сводил с нее глаз, а сердце у нее в груди, сжималось так, что становилось больно.

– Вы правы, она невозможна. Поэтому я и приму предложение Короля.

Боль исказила его лицо, лоб прорезала глубокая морщина.

– Кэтрин…

– А после этого отдам вам свое сердце – и это будет самое настоящее сердце королевы.

Джокер порывисто вздохнул и хотел возразить, но Кэт не дала.

– Вы сможете забрать его в Шахматное королевство и покончить с войной. Вы ведь здесь ради этого, не так ли?

– Но…

Кэт придвинулась чуть ближе, чтобы оказаться в его тени.

– Возможно, нужно совсем не волшебство, чтобы сделать это возможным, – шепнула она. Джокер дрожал, но видела это только Кэт. – Если мне не суждено стать счастливой, пусть у меня хотя бы будет цель. Позволь отдать тебе сердце королевы.

Она чувствовала чуть заметное тепло его дыхания у себя на щеке. Его пальцы снова переплелись с ее пальцами, но Кэт выдернула руку и исчезла среди масок и танцующих пар.

Сердце в груди отчаянно колотилось. Кэт ждала, что Джокер окликнет ее, остановит. Ей хотелось этого почти так же сильно, как и прямо противоположного – чтобы он поскорее ушел, пока мужество ее не покинуло.

В бальном зале раздались фанфары. Привстав на цыпочки, Кэт разглядела у трона Белого Кролика.

– Дамы и господа! Его Сиятельное Величество Король Червонного королевства!

Толпа разразилась овациями и окружила стоящий на возвышении трон. Кэтрин крепче зажала в кулаке бумажный лепесток и невольно оглянулась на Джокера… но его и след простыл.

Она оглядела зал, маски из перьев и драгоценных камней, она искала черный цилиндр и желтые глаза.

– Кэтрин.

Голос матери бесцеремонно ворвался в ее мысли. На плечи опустилась тяжелая рука и повлекла ее к возвышению.

– Пора, – радостно пропела Маркиза, – Милая моя деточка, наконец-то это происходит!

Недрогнувшей рукой она прокладывала им путь в толпе. Тело Кэтрин плохо ее слушалось, каждый шаг к трону давался все труднее. Король начал произносить речь, но Кэт его почти не слышала. Она не чувствовала, как мать щиплет ее. Не замечала любопытство на лицах тех, кто расступался, пропуская их вперед.

Пора.

Сейчас она примет предложение Короля.

Станет Червонной Королевой.

Кэт несколько раз оглянулась, но толпа сомкнулась за ними, и Джокера было не разглядеть. Как будто его появление ей просто приснилось.

Набрав полную грудь воздуха, Кэт постаралась не обижаться. Может, будь у них чуть больше времени, Джокер попытался бы отговорить ее? Но позволила бы она ему?

Нет. Она твердо решила. Она хочет этого, хочет дать ему то, за чем он пришел.

Ее сердце и так уже отдано ему, и неважно, чье оно – простой булочницы или королевы. По крайней мере, ее пустая и мелкая жизнь обретет смысл.

Кэт стало казаться, что она поднялась над толпой и смотрит на себя сверху. Все звуки смолкли. Она видела, как в полной тишине поднимается на возвышение. Видела, как Король беззвучно берет ее за руку и выводит на середину. Но там словно стояла другая девушка, бледная и растерянная. Та девушка приносила в жертву свое счастье ради чего-то большего, чем она сама.

Смиренно соглашалась с тем, чего не должно быть.

Ее сердце сморщилось, усохло, как чернослив.

– Как вы все знаете, – говорил Король, пританцовывая и привставая на носки, – в последние недели наше королевство подверглось ужасным испытаниям. Однако в моей власти отвлечь вас от этих п-пугающих обстоятельств и дать всем повод для ликования.

Он помолчал, сияя.

– Эта юная леди, стоящая перед вами, доказала свою храбрость и проявила доблесть. И я… – Король смотрел на Кэтрин блестящими глазами. Он взял ее за руку. – … я восхищаюсь ею, обожаю ее.

Кэтрин, сильно вздрогнув, вернулась в свое тело, и все, что казалось далеким, снова приблизилось. Было очень душно. От паники и невозможности поверить в происходящее Кэт задыхалась. Она приказала себе быть сильной, но как выполнить приказ, если сама не веришь, что это реальность?

Неужели только вчера Джокер принес ее к паточному колодцу? Только вчера он целовал ее нежно, почти не дыша?

– Леди Черепашьей Бухты Кэтрин Пинкертон, – оживленно и торжественно продолжал Король. Его голос казался ей оглушительным. Он преклонил перед ней колени. Пальцы у него были коротенькими и толстыми. – Окажете ли вы мне величайшую честь, согласитесь ли стать моей супругой и моей королевой?

В толпе восхищенно заахали.

Кэтрин отвернулась от Короля и посмотрела на людей, которых знала всю жизнь. Все они казались сейчас такими радостными, такими искренними.

Ее поразила мысль о том, что Король, кажется, прав. Он хотел сделать вид, будто никаких нападений не было, как не было и жуткого, совершенно настоящего и реального Бармаглота. Король хотел, чтобы его подданные были счастливы и по ночам спокойно спали в своих постелях. А для этого необходимо чем-то занять их мысли. Свадьбой, например. Новой королевой – королевой, которая сразилась с Бармаглотом и осталась жива.

Трусливое решение, но оно помогло.

Кэт задумалась о том, что случится с Червонным Королевством после того, как Джокер получит обещанную награду. Когда ее сердце будет отдано ему и вместе с ним отправится в Шахматное королевство, а это в Червонном королевстве останется пустая оболочка вместо королевы.

Она представила, как все вернутся к обычной жизни, притворяясь, будто ровным счетом ничего не произошло. Притворяясь, что все прекрасно.

Она нужна Шахматному королевству. А Червонному – не нужна.

Распрямив спину, Кэтрин повернулась лицом к Королю, который все еще стоял на коленях, держа ее руку в своих влажных ладонях. У него было веселое открытое лицо. Он не заслуживает такой ловушки – оказаться женатым на неблагодарной женщине.

Кэт поймала его взгляд и растянула губы в улыбке.

– Да, Ваше Величество.

Не успели эти слова слететь с ее губ, как толпа взорвалась приветственными криками. Все дамы вокруг прикладывали кружевные платочки к уголкам глаз, будто умилялись чему-то прекрасному. Мужчины махали шляпами. Оркестр грянул бравурную мелодию, оглушая собравшихся.

Кэтрин поискала глазами родителей. Маркиз стоял рядом с матушкой и обнимал ее за плечи. Вид у них был счастливый и гордый.

Кэт показалось, что она впервые видит этих людей.

Она вглядывалась в толпу, но не видела Джокера. А ей хотелось знать, так ли он несчастен сейчас, как она. Хотелось знать, понимает ли он, почему она так поступает. Благодарен ли за эту жертву или сердится на нее за нарушенное обещание.

Гости окружили возвышение плотным кольцом. Дамы, с которыми Кэт никогда не была близко знакома, хватали ее за плечи, сжимали в объятиях, целовали в щеки, с обожанием пожимали руки. Она слышала, как Вдовствующая графиня Раздватрикс отпускает скабрезную шутку по поводу первой брачной ночи, а кто-то из придворных заключает пари насчет того, когда у королевской четы появится первенец.

Поздравления Кэт пропускала мимо ушей.

Какая же вы счастливица…

Маркиз и Маркиза просто места себе не находят от радости…

Вы будете прелестной королевой…

Кэт то и дело вытирала руки о пышную юбку, пытаясь стереть с них следы всей этой непрошенной и неуместной доброты. Это ее решение, напоминала она себе. Она сама сделала выбор.

Объявили танец, и в зале снова загремели приветственные крики. Кэт и Король спустились с возвышения и проследовали к танцевальной площадке. Вскоре она уже стояла лицом к лицу с Королем и смотрела на его закрученные усики, сияющие газа и улыбку, счастливее которой не могло и быть.

– О, леди Пинкертон, мой утонченный трюфель! – сказал Король, и в его глазах блеснули слезы. – Вы сделали меня счастливейшим из смертных!

Кэтрин ощутила, как в груди шевельнулось чувство вины.

Как же ей скверно, вот-вот стошнит.

Долго ли она продержится, изображая фальшивую радость? Вряд ли ее хватит на целую ночь, не говоря уж о целой жизни.

Оркестр заиграл вступление, и Король протянул ей руки. Запихав свою язвительность как можно дальше, Кэт протянула ему свои руки.

Но танец не успел начаться, когда по бальному залу прокатилось эхо сильного удара – массивные двери распахнулись и с грохотом ударились о кварцевые стены. Порыв ветра погасил свечи над головами, зал погрузился во мрак.

Из открытых дверей падала полоска света, а вместе с ней на пол легли две длинные тени, протянувшиеся почти до того самого места, где стояли Кэт и Король. Один силуэт ей запомнился с той первой ночи в саду – человек в капюшоне, сжимающий в руке огромный кривой топор. На голове у второй был трехрогий колпак.

В дверном проеме стоял Джокер в черном шутовском костюме. Маску из перьев сменил грим – угольно-черный контур вокруг глаз и разбитое сердце, истекающее кровью. На плече у него сидел Ворон.

– Джокер? – пискнул Король.

– Джокер, – выдохнула Кэтрин.

В темноте она почти не различала его лица, но знала, что он смотрит на нее. На нее одну.

– Я знаю выход, – его голос был спокоен и как нож врезался в наступившую тишину. – Я нашел выход, Кэтрин. Мы можем быть вместе и спасти Шахматное королевство, и вы сможете открыт кондитерскую, всё вместе.

Кэт слушала, приоткрыв рот, забыв обо всем, не смея надеяться.

– Вам придется бросить это, – продолжал Джокер, обводя рукой зал и гостей в масках, – но я подозреваю, что вы и сами этого хотите.

Он сделал паузу и прерывисто вздохнул.

– Я нашел выход, моя госпожа.

– Это… это тот человек! – врезался в тишину визгливый крик Маркизы. – Это он одурманил мою любимую дочь так, что вместо королевы она чуть не стала беспутной девкой! Он негодяй и коварный злодей, его надо остановить!

Маркиза выскочила вперед из толпы и замахала рукой Королю.

– Ваше Величество, сделайте же что-нибудь!

– Д-да-да! Стража! Стража! – взвыл Король, обращаясь к Трефам, стоящим навытяжку. – Схватить его!

Оторопевшим стражникам потребовалось время, чтобы стряхнуть оцепенение, но наконец они задвигались, затопали сапогами по плитам пола.

Джокер, не обращая ни на что внимания, говорил только с Кэт.

– Что ты выбираешь? – шепотом спросил он, и, хотя их разделяло немалое расстояние, она слышала его очень ясно. В его голосе была надежда и мольба, горячая мольба.

Стражники с оружием наперевес прокладывали дорогу к нему сквозь ошеломленную толпу.

– Тебя, – прошептала Кэт в ответ, и, хотя этот шепот был почти не слышен даже ей самой, увидела, как засветились его глаза. – Мне ничего больше не нужно, я выбираю тебя.

Улыбнувшись, Джокер стал спускаться по лестнице.

Подхватив юбки, Кэт устремилась ему навстречу, не обращая внимания на крики толпы, матушкин визг и тяжелый топот стражников. Они подбежали к нему раньше, но Джокер стремительно слетел по лестнице вниз. Стражники перестроились, изменили направление. Подняли копья.

Кэт неслась со всех ног. Она видела, что столкновение вот-вот произойдет, и не знала, успеет ли добежать раньше стражи. Король выкрикивал ее имя, отец приказывал остановиться, Ворон слетел с плеча Джокера и взмыл вверх.

У ее ног что-то вспыхнуло. В воздухе заклубился дым.

Охранники опешили.

Кэт споткнулась, но руки Джокера крепко обхватили ее, перьями щекоча кожу, унося прочь.

Глава 41

– Прости меня, прости, пожалуйста, – невнятно бормотала она, лицом уткнувшись Джокеру в плечо, руками обвив его шею. Она не знала, куда он несет ее. Только ощущала прохладный ночной воздух на разгоряченной коже. Она слышала его тяжелое дыхание – нелегко бежать, держа на руках девушку в тяжелом пышном кринолине. – Я думала, что справлюсь. Я думала, что смогу выйти за него замуж и отдать тебе то, чего ты хотел, но я этого не хотела, Джокер, ты должен знать, что …

– Все хорошо, Кэтрин. Все будет хорошо.

Он остановился, чтобы перевести дыхание, и упал на колени, бережно держа Кэт и не выпуская ее из рук.

Подняв голову, Кэтрин всмотрелась – в своего Джокера в своего Руха. Кэт погладила его по щеке и увидела нежность в его глазах.

– Я выбираю тебя, – повторила она. Слова были сладкими, как сахар.

Улыбнувшись, он свободной рукой прижал ее пальцы к своим губам.

– Кэт, ты должна быть твердо уверена. – Он говорил тихим сдавленным голосом, будто задыхаясь. – Ворон подсказал мне выход. Самому мне это и в голову бы не пришло, и я… боюсь, что тебе не очень понравится то, что я сейчас скажу. Еще не поздно. Все уже поверили, что я держу тебя под какими-то чарами, и можно без труда убедить их…

– Подожди, – ладонь Кэт скользнула вниз, к воротнику его куртки. – Ты сказал, мы можем быть вместе. Мы можем спасти Шахматное королевство, и у меня будет кондитерская, и…

Джокер кивнул.

– Это правда. Я думаю, у нас все получится.

– Ты думаешь?

Вместо ответа Джокер ткнулся лицом в ее шею. Его била дрожь, такая же сильная, как и саму Кэт.

– Это будет непросто. И ты все еще можешь изменить решение. Король все еще любит тебя и примет обратно, я знаю, что примет – а я оставлю тебя в покое, тебя и твое сердце, клянусь. Я все равно не смог бы этого сделать, Кэт. Я не смог бы отобрать его у тебя.

Его слова пронзили ей грудь. Она вдруг заметила высокий куст белых роз, тот самый, у которого они встретились в первую ночь. Джокер принес ее в сад.

За ними отправят погоню. Солдаты, должно быть, уже повсюду их ищут. Вряд ли потребуется много времени, чтобы найти их здесь.

Кэт оттолкнула Джокера, высвободилась из его объятий. Внутри у нее все сжалось. Попытавшись встать на ноги, она пошатнулась и упала на траву.

– Вы предложили мне выбор, и я его сделала. Как вы могли даже подумать, что я могу его изменить?

Джокер хотел пригладить свои волосы, но рука наткнулась на шутовской колпак. Он раздраженно сдернул его с головы и швырнул на землю. Бубенцы печально звякнули и смолкли.

– Вы должны быть совершенно уверены в своем выборе. Потому что меня убьет, если окажется, что вы о нем сожалеете, если я пойму, что лишил вас всех благ, предлагаемых королем, что по моей вине вы несчастны.

Холодный воздух кусал Кэт горло, но она хватала и хватала его ртом, задыхаясь. Отдышавшись, она размахнулась и изо всех сил толкнула Джокера. Он упал на траву рядом с ней.

– Вы болван. Я не люблю Короля и ничего не хочу от него – и никогда не хотела. Я не хочу быть дурацкой Королевой!

– Знаю. Я знаю, Кэт. Но потому-то вы и можете пожалеть об этом позже.

Кэтрин яростно затрясла головой:

– Нас могут вот-вот найти. Не теряйте времени. Просто скажите, что за выход придумал Ворон?

Джокер поднял глаза, и Кэт посмотрев вверх, увидела на ветке Ворона, который слушал их разговор.

– В Шахматном королевстве есть закон, – заговорил Джокер, – согласно которому пешка, если она пройдет всю территорию противника до самой границы, становится королевой.

Кэт внимательно слушала.

– Пойдем со мной, – Джокер встал на колени и забрал руки Кэт в свои. – Мы сможем провести тебя до границы – Шляп Ник, Ворон и я – и ты сможешь стать королевой и принести нам победу, Кэт, я уверен.

– Но… – у нее пересохло горло, и говорить было трудно, – но ты сказал… что я смогу открыть кондитерскую и…

Джокер тихо засмеялся. Этот добродушный смех прозвучал очень неожиданно для Кэт.

– Все так и есть. Когда война окончится, Белая королева снова займет престол – нам ведь не нужны две королевы, – а ты будешь делать все, что захочешь. Ты и я…

Его прервал топот сапог. Кэт, мгновенно собравшись, выглянула из-за куста и заметила две шеренги стражников Треф, спускавшихся по лестнице из замка. Возглавлял шествие Трефовый Туз. Он громко выкрикнул приказ: – рассыпаться и осмотреть все вокруг.

Она повернулась к Джокеру и увидела, что он не сводит с нее глаз.

– Я знаю, что ты никогда не хотела быть королевой, – сказал он извиняющимся голосом.

Горький невеселый смешок вырвался у Кэт.

– Кажется, я стану ейю, как ни крути. – Она отняла у Джокера руку и пальцем обвела нарисованное у него на щеке сердце. – Я люблю тебя, Джокер. Я хочу быть с тобой, что бы для этого не потребовалось.

От его дыхания в холодном воздухе образовались кристаллики. Сапоги грохотали по дорожкам. Ворон над их головами предупреждающе каркнул.

Внезапно Джокер схватил ее, прижался губами к ее губам. Кэт, забыв обо всем, обняла его, с радостью чувствуя, что ее сердце стало таким огромным, что может вместить их обоих.

– Я тоже люблю тебя, – прошептал он в промежутке между двумя поцелуями. – Я тоже люблю тебя.

Это было совершенно невозможно – и Кэт безоговорочно в это поверила.

Джокер осыпал ее поцелуями, но тут Ворон громко кашлянул.

– Они близко. Больше медлить нельзя.

Кэт и Джокер всмотрелись в ветви куста.

– Его слова не рифмуются, – удивилась Кэт.

– Кто в спешке рифмами балуется? – отрезал Ворон.

– Ворон прав, разумеется, – заметил сияющий Джокер. – И все же… эта пауза была просто прекрасна.

Он подобрал с земли колпак и рывком поставил Кэт на ноги.

По знаку Джокера Ворон слетел к ним как раз в тот миг, когда Кэт услышала топот стражников, вбегающих в розовый сад. Ворон тяжело опустился Джокеру на плечо, земля задрожала, и из нее выросла круглая каменная башня и поглотила их троих.

* * *

Кэт не знала, как называть это чудо – башней, туннелем, мостом или каким-то невероятным переходом, но испытала облегчение, когда оно перенесло их на луг рядом с фургоном Шляп Ника. Она никак не могла перестать дрожать, хотя для Джокера и Ворона перемещение под землей, видимо, казалось самой естественной вещью.

– Подумать только! – вздохнула она, пытаясь устоять на подгибающихся ногах. – Я всю жизнь разъезжала в каретах, хотя есть, оказывается, куда более удобный способ передвижения.

Джокер, улыбаясь, погладил ее пальцы.

– У нас, Рухов, это любимый фокус, – отозвался он, – Мы к этому привыкли.

Рассмеявшись, Кэт оправила платье.

– Это заметно.

Не разнимая рук, они направились к Мастерской Шляп Ника. Окна фургона светились теплым золотом, но в лесу было тихо.

Джокер взялся за ручку двери, но оказалось, что он дергает за полосатый пушистый хвост. Раздалось возмущенное мяуканье.

Джокер отпрыгнул, закрывая Кэт своим телом.

Голова появилась следом за хвостом. Чеширский Кот по обыкновению широко улыбался, хотя глаза его недобро блестели. Он облизал пострадавший хвост.

– Это было весьма неучтиво, – проворчал Кот.

– Чеширчик, что ты здесь делаешь? – спросила Кэт.

– Залечиваю раны. Боюсь, теперь у меня будет синяк.

Кэтрин уперлась кулаком в бедро.

– Я не шучу, Чеширчик. Ты за нами следишь?

Кот перестал вылизываться, хвост исчез, осталась только круглая голова на том месте, где раньше была ручка двери.

– Слежу за вами? Но я оказался здесь первым, милая девочка.

Кэтрин приподняла бровь.

Плутовская улыбка Кота стала еще шире.

– Я слыхал, ты сбежала с маскарада вместе с нашим самым ужасным преступником. Точнее, с нашим единственным преступником. Вот и захотел убедиться, увидеть это своими глазами.

– Ну, ты увидел. А теперь будь добр, посторонись.

Чеширский кот прищурился.

– Это пернатый друг или добыча?

Кэт с Джокером обернулись. На низко склоненной ветке дерева сидел Ворон. Он распушил перья так, что стал размером с Котом. Вернее, они были бы одного размера, покажи Чеширский Кот всего себя целиком.

– Это друг, – с нажимом сказала Кэтрин. – Чего ты хочешь?

Голова кота перевернулась вверх подбородком.

– Ты, кажется, не представляешь, что случилось сегодня вечером. Была очень занята предложением Короля и всем прочим. Хочешь послушать?

– Не особенно. Я все еще занята своими делами, как ты мог заметить.

– Это касается любителя тыкв.

В груди у Кэт шевельнулось недоброе предчувствие. Она совсем забыла о том, как сэр Питер нападал на нее на маскараде.

– С какой стати он должен меня интересовать?

– А также Мэри-Энн. И даже Бармаглота. Новая горячая сплетня, такая скандальная, что перебила даже весть о побеге королевской невесты с Шутом. Просто умираю от желания с кем-нибудь поделиться! – Глаза Кота стали похожи на две серебряные монеты, какими закрывают глаза мертвецам. – А ты – первая, кому это может быть интересно.

По спине Кэт прошел холодок. Джокер смотрел на нее, она чувствовала его озабоченность, тревогу и любопытство. Но собственное любопытство она загнала поглубже, в ямку, рядом с другой ямкой, где лежало предательство Мэри-Энн.

– Ты ошибаешься, я ничего не хочу знать. Ступай развлекать сплетнями кого-нибудь другого и оставь нас в покое, не то я наставлю тебе синяков не только на хвосте.

Монеты превратились в сверкающие глаза.

– Понимаю, – сказал Кот, растягивая слова. – Видимо, я ошибался на ваш счет, леди Кэтрин. Все эти годы.

Его взгляд мазнул по Джокеру.

– Что ж, он довольно хорош собой… – Глаза и уши кота исчезли, осталась только перевернутая вверх тормашками улыбка. В таком положении и без остального тела она была похожа на нахмуренные брови. – Если, конечно, это имеет хоть какое-то значение.

И Кот исчез окончательно.

Джокер пристально смотрел на нее.

– Все в порядке, – успокоила его Кэтрин. – Кот никому не скажет, где мы.

Она и сама не знала, так ли это, но надеялась, что к тому времени, как это выяснится, они будут уже далеко.

Убедившись, что Кота нет рядом, Ворон оставил свой наблюдательный пункт на дереве и подлетел к ним, а Джокер открыл дверь.

Ни чайного салона, ни шляпной лавки больше не было – только тесная загроможденная комната, мастерская шляпника. Длинный стол был завален лентами, перьями, фетром, пуговицами, иглами и нитками. С десяток шляпных манекенов в недошитых шляпах разных фасонов таращили глаза на вошедших.

На столе, свернувшись клубочком, сладко спала Соня, обвязанная, как подарок, бархатной ленточкой.

Мартовский Заяц собирал на нитку разноцветные пуговицы и вешал себе на шею, как бусы. Он так обмотал шею, что Кэтрин невольно пришла на ум петля виселицы.

Шляп Ник восседал на своем троне, в шляпе с пером, закинув ногу на подлокотник и подперев подбородок кулаком. Перед ним на манекене красовалась недошитая дамская шляпка, отделанная желтыми стразами и морскими ракушками. Однако мастер смотрел не на шляпу, а на Джокера, Кэтрин и Ворона.

Окинув взглядом черный наряд Джокера, он фыркнул.

– Вижу, никак не выйдешь из роли королевского дурака. А может, так на тебя действует девица, которая так ловко обвела тебя вокруг своего тонкого пальчика.

Джокер качнул колпаком, бубенцы мелодично зазвенели.

– Дураков всегда недооценивают.

Шляп Ник замахал руками.

– Входите, входите! Зай Ятс, хватит возиться с пуговицами, приготовь-ка чаю.

– Не нужно. Мы ненадолго. – Джокер тянул Кэтрин за собой, как будто боялся отпустить ее руку.

Кэт показалось, что Шляп Ник задержал взгляд на их сплетенных руках чуть дольше, чем следовало.

– К чему такая спешка? Если слухи верны, единственное место, куда ты можешь отсюда отправиться – это темница Его Величества, – криво усмехнулся Шляп Ник. – Кстати, о Его Величестве – ты делился с ним своими планами насчет его прекрасной дамы?

Джокер предложил Кэтрин стул. Она слишком нервничала и не хотела садиться, но все же опустилась на сиденье.

– Король сегодня сделал Кэтрин предложение, – сказал Джокер и сел между ней и Шляп Ником – на то место, которое раньше занимали выступающие.

Шляп Ник уставился на Кэт и поднял чайную чашку, как бы поздравляя. На ободке виднелись давно засохшие пятна, и Кэт стало интересно, сколько же времен Шляп Ник просидел вот так, не прикасаясь к чаю.

– Примите поздравления, ваше Королевское Величество.

Кэт рассердилась.

– Вы поздравляете меня – или себя? Я знаю, вы хотели, чтобы я стала Королевой, но мне известно и то, что при этом мои интересы вас вовсе не волновали.

На миг стало тихо, поднятая чашка застыла в воздухе. Потом Шляп Ник захохотал и поставил чашку на стол. Она была пуста.

– Если вы это знаете, стало быть, вам известно и то, что я не единственный участник заговора. – Он снял с подлокотника ногу и наклонился к ним. – Она настоящая роза, Джокер. Приятна для глаз, но не стоит забывать о шипах. И растет в саду Короля, а не в твоем.

Словно сообразив, что сказал что-то не то, он поклонился Кэтрин.

– Не в обиду вам будь сказано, миледи.

– В самом деле? – переспросила она с каменным выражением лица.

Шляп Ник пожал плечами – даже одним плечом. От этого пренебрежительного жеста кровь бросилась Кэт в лицо.

– Я люблю ее, Ник, – заговорил Джокер. – Я не хотел этого, но так случилось.

Кэт под столом сильно сжала его руку.

Шляп Ник снова уставился на Кэтрин. Она не отвела глаз, хотя и чувствовала себя под его взглядом такой же ничтожной, как и в первую их встречу. Впрочем, выражение его лица не казалось ей злым. Скорее, в нем было желание понять. Как будто он пытался представить, что такого нашел в ней Джокер.

– В том-то и загвоздка, не так ли?

– Я тоже его люблю, если вы об этом.

Шляп Ник помотал головой.

– Да нет, это как раз совершенно очевидно. – Он провел пальцем по своей нижней губе. – Я подозреваю, что вы не для того сюда явились, чтобы осчастливить меня созерцанием вашей взаимной симпатии.

Джокер стянул с головы колпак и положил на стол.

– Кэт не собирается замуж за Короля, и мы не будем похищать ее сердце.

– Подозреваю, к этому все и шло, – Шляп Ник бросил быстрый взгляд на Мартовского Зайца, который следил за их разговором, как за захватывающим матчем в лаун-теннис. – Мужайся, Зай Ятс. Будет совсем не забавно докладывать Белому Королю о том, что наш дорогой Джокер провалил миссию.

– Я не провалил ее. – Джокер кивнул в сторону Ворона. – Ворон напомнил мне о законе продвижения в дамки.

У Шляп Ника почти незаметно расширились глаза.

– Превращение в королеву, – прошептал он и уставился на Кэт, словно видел ее впервые. – Зачем похищать сердце королевы, если можно похитить саму королеву?

– Она пока не королева, Ник, – напомнил Джокер. – Но может стать ею. И это решит все проблемы.

Шляп Ник выпрямился в кресле, закрыл глаза и сосредоточенно сдвинул брови.

– Не все, – сказал он так тихо, что Кэт подумала, он говорит сам с собой. Он покачал головой, – Мы скопище глупцов. И умрем, как дураки.

– Нет, – мягко возразил Джокер. – Это было бы жестоко.

– Так и есть, – хмыкнул Шляп Ник и снова хитро покосился на Мартовского Зайца. – Что скажешь, Зай Ятс?

Зай Ятс, подергивая носом, глазел на Кэтрин.

– Вы уверены, что мы сможем это сделать?

– Законный вопрос, – Шляп Ник вцепился в подлокотники. – Как только мы пройдем сквозь Зеркало, вы будете уже не дочерью маркиза, а обычной пешкой, как Зай Ятс или я. Если вы не сможете победить Черную королеву, то обречены на вечное рабство. Готовы ли вы все поставить на карту, леди Пинкертон?

– Она не… – начал Джокер, но Кэт его прервала.

– Я готова на этот риск. Здесь меня ничто не держит.

Шляп Ник повернулся к Джокеру:

– И все же было бы куда проще и надежнее следовать первоначальному плану.

– Ничего не попишешь, этого не будет, – сказал Джокер.

– Да, полагаю, так оно и есть. – Потирая висок, Шляп Ник снова кинул взгляд на Мартовского Зайца. – Итак, кто же из нас идет туда, а кто идет обратно?

Зай Ятс прижал уши и совсем утонул в кресле.

– Я ходил в последний раз, – дрожащим голосом пропищал он. – И, кстати говоря, не ты ли говорил, что тебе нужны новые украшения для шляп? Не подумайте, что я боюсь, дело совсем не в этом… – Он почесал шею, и, честно говоря, вид у него был очень испуганный. – Просто забочусь о процветании твоего дела, и не более того.

Шляп Ник насмешливо хмыкнул и концом трости подвинул к Мартовскому Зайцу чайную чашку.

– Не стоит изводиться по этому поводу. Я пойду. – Он тяжело вздохнул. – Все равно время по эту сторону Зеркала подходит к концу.

Зай Ятс с облегчением всплеснул лапами, хотя так и остался сидеть, дрожа и наполовину скрывшись под столом.

– Чего вы боитесь, Зай Ятс? – хмурясь, спросила Кэт у торчащих над столом заячьих ушей.

Его налитые кровью глаза появились над скатертью. Он посмотрел сначала на Джокера, потом на Кэтрин.

– Ничего, – отрывисто бросил он.

Шляп Ник привстал и начал оправлять на себе пальто и перчатки.

– Сестры, – сказал Джокер. – Когда мы проходили раньше, тебе было… мне показалось, что тебе рядом с ними неуютно.

– Неуютно? – рявкнул Шляп Ник и швырнул трость на стол. Зай Ятс к этому времени уже совсем скрылся внизу. – А тебе рядом с ними уютно, Зай Ятс?

– Не то чтобы очень, – дрожащим голосом отозвался тот из-под стола, – Все время кажется, что они хотят, чтобы я утопился в их патоке.

– Почему? – удивилась Кэт, – Что в них такого ужасного?

Джокер покачал головой.

– Они немного странные, вот и все.

Зай Ятс так дрожал, что чашки на столе запрыгали.

– Немного странные? – повторил Шляп Ник. – Должно быть, тебе повезло застать их в хорошие деньки, милый Джокер. Уверяю тебя, Зай Ятс думает, что говорит, и говорит, что думает.

Поправив рукава, Шляп Ник улыбнулся Кэтрин.

– Но без них не обойтись, так что ничего не поделаешь. – С этими словами он схватил со стола трость и покрутил ею в воздухе. – Только не говорите потом, что вас не предупреждали.

Глава 42

Шляп Ник отодвинул кресло от стола и встал, поправив цилиндр.

– Вы уверены, что отчаянно желаете пойти с нами, леди Пинкертон? – спросил он, сверля Кэт глазами. – Уверены, что не предпочли бы остаться здесь и прожить свои дни в роскоши и довольстве?

Кэтрин тоже встала, глядя на него поверх груды бумажных цветов и обрезков фетра.

– Откуда роскошь и довольство, если вся жизнь – вранье? Я никогда туда не вернусь. Теперь я принадлежу Джокеру.

Шляп Ник блеснул глазами, но отвернулся и подошел к большому зеркалу, у которого Кэт однажды крутилась, любуясь шляпкой-пирожным. Он отодвинул зеркало от стены, развернул его на скрипучих шарнирах. С обратной стороны зеркало выглядело точно так же. Самое обычное зеркало в полированной деревянной раме, вот только…

Кэт обошла вокруг стола, касаясь пальцами спинок разнокалиберных стульев.

В зеркале больше не отражалась шляпная лавка. Там была поляна, травы и цветы, а в предутреннем свете виднелся паточный колодец.

– Тогда вперед, – позвал Шляп Ник, и в его голосе послышалась угроза. – От Сестер не укроется, насколько в самом деле истинно ваше отчаяние.

Кэт оглянулась на Джокера, но он кивнул, успокаивая и подбадривая ее. Выражение его лица не вызывало никаких сомнений (не то что лицо Шляп Ника), и это вселяло в Кэт мужество. Она знала, что приняв решение, уже не сможет передумать и изменить его. Но разве ей оставили выбор?

Она была уверена в том, что сказала.

В Червонном королевстве ей больше не место.

Она никогда больше не увидит родителей. Чеширского Кота. Мэри-Энн. У Кэт мелькнула мысль написать, объяснить, куда она исчезла. Может, Ворон мог бы потом доставить записку. Но попытавшись мысленно составить письмо, она ощутила горечь и злость. Как ни зла она была на родителей, ей не хотелось, чтобы это было последним, что они от нее услышат. Но ведь Шляп Ник гонец и регулярно путешествует сквозь Зеркало! Когда она успокоится и обретет счастье в новой жизни, спасет Шахматное королевство и они с Джокером заведут кондитерскую – вот тогда она пошлет родителям весточку и сообщит, что у нее все хорошо.

А пока пусть поволнуются. В конце концов, это же они угрожали, что откажутся от нее.

Пути назад нет.

Да, она в отчаянии, но в то же время полна надежд.

Подобрав пышную юбку, Кэт подошла ближе, глубоко вздохнула и шагнула в зеркало.

И вот она снова на лугу, окруженная со всех сторон зеленой изгородью. Трава покрыта алыми и золотистыми пятнышками цветов. Легкие Кэт наполнились приторно-сладким запахом патоки.

Не успев отойти от зеркала, она услышала за спиной шаги – это были Джокер с Вороном на плече и Шляп Ник.

Шляп Ник поднял бровь и выглядел несколько удивленным – может, тем, что отчаяние Кэт было достаточно велико, чтобы попасть сюда. Однако вслух он сказал только:

– Вы не прихватили ничего теплого, леди Пинкертон?

Кэт взглянула на свое бальное платье без рукавов и с открытыми плечами.

– Я не ожидала, что отправлюсь сегодня в путь, а мою накидку унесли дворцовые слуги.

Он что-то проворчал, как будто остался недоволен объяснением, и, протиснувшись мимо, зашагал к колодцу.

Джокер взял ее за руку. В тишине бубенцы на его колпаке звенели особенно громко.

Шляп Ник трижды ударил тростью по каменной стенке колодца, потом наклонился и улыбнулся в черную пустоту.

– Привет, Тилли.

Из колодца высунулись две тонкие ручки, следом появилось бледное детское личико. Девочка, на вид не старше шести лет, с личиком цвета снятого молока и струившимися по плечам длинными серебристо-белыми волосами, была прозрачной, как привидение. Глаза у нее, наоборот, были угольно-черными и слишком большими для ее лица.

– Где ты так долго пропадал, Шляп Ник? – спросила Тилли, подтянувшись и встав на колени на край колодца. Ее белое муслиновое платьице было покрыто грязью, как будто она… ну, как будто она только что вылезла из колодца. – Мы по тебе скучали.

– Прости, дорогая. Я был очень занят. Твои сестрицы где-то поблизости?

– Они на дне, устраивают гонки корабликов, сделанных из двух половинок дамского башмачка, – Тилли улыбнулась. Двух передних зубов у нее не хватало. – А это Джокер? Ах, да и Ворон тоже здесь. Как поживаете?

– Здравствуй, Тилли, – поздоровался Джокер.

– Никогда, – прокаркал Ворон.

Тилли обратила внимание и на Кэтрин.

– А вы – та девушка, которую он приводил раньше. Та, которую он наконец поцеловал и целовал много, много.

Кэт зарделась, но никто, казалось, не заметил ее смущения.

Шляп Ник закатил глаза.

– Мне было бы спокойнее жить, не зная этого, дорогуша.

Тилли наклонила голову к плечу и уставилась на юбку Кэтрин.

– Нога-то ваша поправилась.

– Да. И все благодаря вашей патоке, – робко пробормотала Кэтрин.

– Она не моя, – Тилли не сводила с нее глаз, – Но, вообще-то, и не ваша тоже, хотя вы за нее и заплатили.

Она приподняла уголки губ, но улыбка даже не попыталась проникнуть в глубину ее непроницаемых глаз. Кэт сомневалась, что это юное создание вообще знает, как выглядит настоящая улыбка.

Это хоть кого могло вывеси из душевного равновесия. Дитя, в глазах которого отражалась скорбь древней старухи.

– Тилли, – заговорил Шляп Ник, – нам снова нужно пройти сквозь Зеркало. Вы откроете для нас лабиринт?

– Снова, снова Зеркало, – нараспев произнесла Тилли. – Сколько раз ты уже ходил туда и обратно, Шляп Ник?

– Слишком много раз, так много, что и не сосчитать, дорогая. Но это очень важно.

– Ты сказал слишком много раз, – девочка обиженно надула губы, – Всегда один приходит, один уходит, и ни один никогда не остается. Хоть бы разок кто-то из вас спустился на дно и поиграл с нами в кораблики! Я приготовила бы тебе чашечку горячей патоки.

– Радушное приглашение, но я воспользуюсь им как-нибудь в другой раз. А сейчас нам необходимо пройти лабиринт.

– Вам? Всем четверым? – спросила Тилли.

Шляп Ник кивнул.

– Да, всем четверым.

Дитя испустило долгий, протяжный вздох.

– Мои сестры и я больны, Шляп Ник. Мы давно и долго умираем и вынуждены брать плату, чтобы поддержать свое существование.

– Я понимаю. Какова цена за проход?

Тилли склонила головку, глядя на них черными глазами так, будто собиралась упасть в обморок.

– Лэйси нужно птичье перо, черное, как смола. Элси возьмет себе три бубенца, поющие тра-ла-ла. А я хочу твое время, Ник: я бы всего пять минуток взяла.

Шляп Ник оглянулся на свою компанию, а потом спросил:

– А от дамы ничего?

Пустой взгляд Тилли упал на Кэт, и она едва сдержалась, чтобы не спрятаться за спины. Затем дитя медленно покачало головой.

– У нее нет ничего, что мы хотели бы. Пока нет.

И она снова улыбнулась жутковатой, беззубой улыбкой.

Кэт молча стояла в сторонке, пока они расплачивались. Перо из хвоста Ворона и три бубенчика с колпака Джокера упали в колодец. Последним подошел Шляп Ник, он извлек из кармана часы и перевел стрелку вперед на пять мнут. Он явно был этим огорчен, но вслух не жаловался.

Когда расчет был произведен, Тилли кивнула и скрылась в колодце. Кэт вздрогнула, но из глубины не раздалось ни всплеска, ни крика.

– Ты теряешь минуты, Шляп Ник.

Они повернулись. На поваленном, поросшем мхом дереве сидела другая девочка. Она была точно такой же, как Тилли, с восковой кожей и зловещими черными глазами, только серебристые волосы были коротко острижены и топорщились, как листья.

– Знаю, Элси, – отозвался Шляп Ник, – Вы их у меня забираете.

Она надолго – пожалуй, слишком надолго – задержала на нем пристальный взгляд, а потом улыбнулась.

– Долго еще ты собираешься бегать от Времени?

– Сколько смогу.

Третий голосок пропел:

– Здесь Время тебя никогда не найдет.

Кэт обернулась на звук. У зеленой изгороди стояла третья девочка, зеркальное отражение своих сестриц, но ее блестящие локоны ниспадали до самых лодыжек. Огромные бездонные глаза смотрели на них с другого края поляны.

В изгороди за спиной у третьей Сестры появилась дверь – массивная, деревянная, на черных железных петлях. Тилли стояла рядом с ней, утопив в грязи пальчики босых ног, и держалась за громадную дверную ручку.

– Мог бы остаться с нами, ты ведь знаешь, – сказала третья девочка.

Шляп Ник потряс головой.

– Прости, Лэйси, но не могу.

– А они? – спросила Тилли, указывая подбородком на Кэт и Джокера с Вороном.

Кэт была рада, когда заговорил Джокер, ведь она сама не нашлась, что ответить.

– Прости, но мы должны вернуться в Шахматное королевство. Нам предстоит сыграть свои партии.

– Ах да, – откликнулась Элси, – Два Руха, Пешка и Королева. Так начинается шахматный этюд, но чем-то он закончится…

Она закатилась смехом.

Кэт пробрала дрожь.

– Увидим, какую партию тебе придется сыграть, – сказала Тилли.

– Когда ты доберешься до другой стороны, – добавила Лэйси.

Тилли потянула дверь. Железные петли скрипели, и дерево со стоном терлось о замшелые камни. В проеме Кэтрин не видела ничего, кроме зеленых изгородей.

Сестры прошептали хором:

– Поприветствуем судьбу по ту сторону!

Кэт нерешительно шагнула вперед, Джокер крепко держал ее за руку, а Шляп Ник шел на шаг позади. Когда они подошли к двери, Кэтрин увидела по другую сторону лестницу – несколько раскрошившихся каменных ступеней, ведущих вниз, на другую лесную поляну. С обеих сторон нависали разросшиеся кусты изгороди, и на лестнице оставалось слишком мало места для них с Джокером, если идти рядом.

Она пропустила Шляп Ника вперед и вошла следом, подобрав юбку, чтобы не оступиться на шатких камнях. Листья цеплялись за подол. С обеих сторон наступали тени.

Не успели они войти, как тяжелая дверь захлопнулась, и Кэт вздрогнула от неожиданности. Джокер сжал ей плечо, и от одного ее присутствия по телу разошлось тепло, прогнав неприятную дрожь.

Они добрались до нижней ступеньки, и Кэтрин замерла. Ничего не понимая, нахмурилась.

Потом оглянулась, но лестница исчезла. Она увидела перед собой только высокую стену невероятно длинной изгороди, без дверей и проходов.

С бьющимся сердцем Кэт снова посмотрела вперед. Они стояли на той же самой лесной поляне, с тем же самым паточным колодцем.

Только на этот раз Три Сестрички уже поджидали их.

Глава 43

Элси, Лэйси и Тилли сидели на краю колодца, попивая что-то из фарфоровых чашечек. На них были все те же скромные белые платьица, хотя на лугу стало заметно прохладнее, и Кэтрин подумала, что в такой легкой одежде они, должно быть, зябнут.

Самым удивительным, однако, было то, что все три девочки были в масках. Сова. Енот. Лисица. Сзади маски держались на завязках, в круглых прорезях виднелись огромные глаза – такие черные и бездонные, что казалось, будто за этими прорезями пустота.

Кэтрин обрадовалась, когда Джокер снова нащупал ее руку и нежно сжал.

Было так странно, стоять на мирной полянке рядом с тремя маленькими девочками и чувствовать себя, как на поле битвы.

– Приветствую, – сказал Шляп Ник (спина напряженная, но голос спокойный), – Тилли. Элси. Лэйси.

Девочки не шелохнулись. Каждая держала чашку в одной руке, блюдце в другой, одинаково оттопырив тоненькие пальчики.

– Мы занимаемся, – сказала Сова.

– Мы рисуем, – сказал Енот.

– Мы многое видим, – сказала Лисица.

Они одновременно сделали по глоту чая.

– Я отдал пять минут своего времен, – ответил Шляп Ник. – Покажите нам, и мы встанем на свой путь.

Это звучало, как реплики в пьесе, как хорошо отрепетированный диалог, который повторялся уже много раз.

Сестры помолчали, уставившись в пространство пустыми глазами, а затем Лэйси-Лисица поставила чашечку, встала и отошла от колодца. Длинные волосы доставали ей до икр, серебристые пряди слиплись от патоки.

Джокер и Кэт расцепили руки, и Лэйси прошла между ними, разбив их пару, как топор раскалывает ствол дерева. Дойдя до изгороди, она руками уперлась в куст. Схватила, потянула.

Листья и стебли упали, открыв каменную стену, покрытую рисунками. Одни рисунки поблекли и размазались, другие блестели еще непросохшими чернилами. Лисица отошла в сторону и подала знак, чтобы они подошли.

Кэт шагнула ближе, вглядываясь в рисунки. Улитка. Удочка. Веточка укропа. Уздечка. Утка. Умывальники, удоды и уховертки.

– Видите нашу новую работу? – сказала Элси-Лисичка, показывая на рисунки, и Кэт заметила, что девочка засунула себе за ухо черное Вороново перо, с которого ей на шею капали чернила. Пальцы у нее тоже были перепачканы чернилами – впрочем, подумала Кэт, вряд ли они и до этого были чистыми.

Кэтрин приблизилась к стене, куда звала ее Элси – и кровь отхлынула у нее от лица.

Рисунок изображал двоих. Один человек стоял на земле в черной луже, которая, видимо, изображала кровь. Голова у него была отделена от тела. Рядом на земле валялся трехрогий колпак.

Второй человек стоял поодаль – огромного роста, в облачении палача, скрывающем лицо. В руке он держал окровавленный топор.

В голове Кэт молнией вспыхнуло воспоминание. Это был та же зловещая тень, что явилась перед ней в королевском саду, в ночь первой встречи с Джокером. Тень, которую отбрасывал Ворон.

Кэт отшатнулась, зажимая рот рукой. «Почему?» – только и сумела выговорить она, понимая в то же время, что Джокер цел и стоит рядом с ней, а Ворон – его друг и ни за что не причинит ему вреда. Или она и раньше об этом знала? Рисунок был таким подробным, что заронил зерно сомнения в ее душу.

– Почему вы нарисовали такой ужас?

– Кэт… – голос Джокера звучал непривычно сдавленно. Он смотрел не на этот рисунок, Кэт проследила за его взглядом и увидела…

Себя. Сидящую на троне в короне Червонной Королевы на голове и со скипетром в правой руке. Выражение лица у нее на рисунке было холодным, как лед.

У Кэт пересохло во рту.

– Что это?

– Это… это ты, – сказал он.

Она замотала головой.

– Это же просто картинки. Ужасные рисунки.

Под этим рисунком был еще один – со Шляп Ником. Он сидел за длинным столом, уставленным битыми чашками и треснутыми тарелками. Но стулья вокруг него были пусты – ни друзей, ни музыки, ни смеха. Волосы Шляп Ника были взлохмачены, шляпа сбилась набок, под глазами были нарисованы черные круги. Он улыбался безумной улыбкой.

– Зачем вы нам это показываете? – зарокотал Джокер, сжимая кулаки.

Лисичка сложила ручки и продекламировала.

УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.

– Последнее – это обо мне, – сказал Шляп Ник. Он снял цилиндр и теребил в руках ленту. Кэт могла поклясться, что он и не взглянул на стену. – Всегда одна и та же судьба, одно и то же предостережение. Но, как видите, я пока еще не сошел с ума.

Он как будто хотел убедить себя и всех, что эти рисунки – просто безобидная шутка. Кэт хотелось поверить, но Шляп Ник явно был взволнован сильнее, чем хотел показать.

Мы покидаем Червонное Королевство, напомнила себе Кэт.

А раз они уходят, она никак не сможет стать Червонной Королевой.

Возможно, ей и суждено стать правительницей – ведь Джокер прочит ее в новые Белые Королевы. Вероятно, Сестры имели в виду именно это.

Однако корона на рисунке была увенчана сердцем, и не было никаких сомнений в том, какой королеве она принадлежит.

– Ваше будущее написано на камне, но не высечено в нем.

Кэтрин, вздрогнув, обернулась. Элси-Енот стояла на расстоянии вытянутой руки, в бесстрастной маске, и пустыми глазами глядела на нее. Кэт не слышала, как она подошла.

– Эти рисунки – это ведь просто каракули, правда? – с надеждой спросила Кэт.

– Они говорят правду, – ответил Енот, – Но только одну из многих.

– Много, много, множество, – печально пропела Тилли-Сова тоненьким голоском. – Эники-беники ели вареники.

– Выбери дверь, любую дверь, – продолжала Элси, – Все они ведут к этой правде. Это судьба, а судьбы не избежать.

Кэтрин покачала головой.

– Если все они ведут к одному, тогда как мы можем этого избежать?

Тилли захихикала.

– Время не может пойти за тобой туда, значит, не сможет и пойти за тобой обратно. Говоря еще проще, не входи в дверь.

Все Три Сестрички принялись хохотать пронзительно и визгливо. Кэт их смех показался отвратительным.

– Отлично, мы не станем входить ни в какие двери, – заговорил Шляп Ник. – Нам можно идти?

– Терпение, терпение, – сказала Элси.

– Не теряйте головы, – сказала Тилли.

Они переглянулись и захихикали.

– Мы рисовали и твою прабабушку, давно-давно, – сказала Элси-Енот, двигаясь ближе к пышной юбке Кэтрин. – Первую Фальшивую Черепашью Маркизу. Хочешь ее увидеть?

– Ты хотела сказать, Маркизу Черепашьей Бухты, – поправила Кэт, и помотала головой. Но все равно пошла за Лэйси и увидела на рисунке красивую девушку в окружении черепах и омаров. Ее пра-пра-пра… прабабушка, очень похожая на свой портрет, который висел в библиотеке ее отца.

Сколько же лет этим девочкам? Сколько времени они уже здесь, рисуют будущее на букву «У»?

– У нас еще есть минутка, – сказала Тилли. Сестры подошли к ней ближе, втроем окружили Кэт и смотрели на нее. – Пожалуйста, расскажи нам историю.

Кэт растерялась.

– Из меня плохая рассказчица. Я не умею так хорошо рассказывать как мой папа или бабушка, или… простите меня. Вам не понравится.

– Тогда мы тебе расскажем, – ответила Тилли.

Элси сделала реверанс.

– Подарок, который ты возьмешь с собой в Зазеркалье.

– Другая правда, которую мы видели, – прибавила Лэйси.

И она начали читать считалочку, подвывая, как три куклы-марионетки.

Питер Питер жениться решил, Женой обзавелся, а дом не купил. В тыкву жену поселил он тогда: Очень удобно – и дом, и еда. Питер Питер зверька приютил, Но прокормить его не было сил. Милашку-служанку позвал он в свой дом — Не знает никто, что с ней сталось потом.

Когда девочки закончили, Кэт и Джокер вежливо похлопали им, но Кэт стихи встревожили. Она никогда раньше не слышала этой считалки, и от одного воспоминания о сэре Питере ее замутило.

Кэт посмотрела на Шляп Ника, который продолжал то крутить в руках цилиндр, то прижимать его к груди. Он постукивал по полям шляпы пальцами, не в силах скрыть нетерпение. Интересно, подумала Кэт, всегда ли так бывает, когда он хочет перейти на другую сторону Зеркала. Мог бы потратить еще пять минут, чтобы посмотреть их рисунки, послушать истории и похвалить – немного подыграть девочкам и подладиться под них, как он умеет.

Сейчас он и не пытался подлаживаться, но Кэт начинала его понимать. Довольно трудно проявлять любезность, когда больше всего хочется убежать подальше.

– Вы уверены, что хотите идти? – спросила Тилли-Сова, склоняя голову набок. Кэт все еще ждала, что на масках появится хоть какое-то выражение – веселье или грусть, но они не выражали ничего, кроме безразличия.

– Или, может, вы хотели бы поиграть? – спросила Лисичка.

– Мы можем угостить вас теплой патокой, – добавил Енот.

Джокер покачал головой.

– Мы должны идти. Но благодарим за… за стихи и за то, что показали нам рисунки.

– Прекрасно. – Судя по голосу. Енот был огорчен тем, что от его гостеприимства отказались. – Тогда мы откроем лабиринт. Вам лучше идти направо. Право всегда право. Кроме тех случаев, конечно, когда право лево.

– Ты помнишь дорогу, Ник? – спросила Сова.

Шляп Ник любезно поклонился ей.

– Как дорогу в собственную шляпную лавку, Тилли.

Тилли покрутила головой – точь-в-точь, настоящая сова с огромными круглыми глазами.

– Твоя лавка, – сказала она без выражения, – на колесах.

– Не потеряйся, Шляп Ник, – предостерегла Лэйси-Лисичка.

– Не потеряй себя, Ник, – добавила Элси из-за своей маски Енота.

– Или кого-то еще, – прибавила Тилли с загадочным смешком. – Хочешь, нарисуем тебе карту лабиринта, пока ты не ушел?

Шляп Ник покачал головой.

– Я знаю дорогу.

Девочки кивнули и снова заговорили в один голос.

– Тогда прощай. До скорого. Добрый вечер. УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.

Кэт в ужасе зажмурилась, кровь в жилах заледенела. Хотелось поскорей убежать от них. Ей внезапно так же отчаянно захотелось унести отсюда ноги, как еще недавно хотелось сюда попасть. Нащупав руку Джокера, она пожала ее и с облегчением ощутила ответное пожатие.

Потом Кэт услышала звяканье трех шутовских бубенцов. Удивленная, она открыла глаза, но девочек уже не было. На поляне стояла тишина. Ни ветерка, ни дуновения.

Стена с рисунками тоже исчезла, открыв вход в зеленый лабиринт со стенами из живых изгородей, в три раза выше Кэт.

Шляп Ник устало вздохнул.

– Спасибо, дорогуши. – В его голосе слышалась неподдельная благодарность и облегчение, как если бы он каждый раз не был уверен, откроют ему путь или будут терзать вечно. К входу в лабиринт он подходил совсем не таким упругим и бодрым шагом, как раньше. А когда поравнялся с Кэтрин, она услышала, что он бормочет себе под нос: «Если я все-таки спячу, мы все знаем, кого в этом винить».

Кэт рада была бы улыбнуться, но нервы у нее все еще были на пределе. Она пошла следом за Шляп Ником и, решив, что нехорошо быть невежливой, прошептала, обернувшись к пустой поляне: «Большое спасибо».

Она уже миновала первую стену, когда еле слышный шепот трех детских жутковатых голосов коснулся ее ушей.

– Не стоит благодарности, – расслышала Кэт, – Ваше Величество.

Глава 44

Стены лабиринта были образованы переплетенными сухими ветвями и буйно разросшимися листьями лавра, лишь кое-где проглядывала древняя каменная кладка. В первый момент Кэтрин почувствовала себя беспомощной и растерянно смотрела на уходящие в бесконечность аллеи. Лабиринт расходился во все стороны, насколько хватало глаз. Дорожки были выстланы мягко пружинящей под ногами, влажной от росы травой с мелкими белыми цветочками.

– Однако, – сказал Джокер, откашлявшись, и это был первый звук, нарушивший неловкое молчание, наступившее после расставания с Сестрами, – все было не совсем так, как в первый раз, когда ты привел нас к Сестрам.

– Разве нет? А я проходил тут уже столько раз, что они стали казаться мне одинаковыми, – усмехнулся Шляп Ник и начал расстегивать пальто. – Какую цену они запросили тогда?

– Ворон подарил им цитату из классической шахматианской поэмы, – ответил Джокер, – а я расплатился зернышком лимона.

Кэтрин замерла, вспомнив лимонное дерево, выросшее в изголовье ее кровати.

Джокер, неверно истолковав ее удивление, беспечно улыбнулся.

– Я в тот день пил чай с лимоном – зернышко застряло у меня в зубах. Я выковыривал его все утро, но стоило Сестрам о нем спросить, как оно мгновенно выскочило. Я был рад от него избавиться.

Кэт все еще раздумывала над лимонным семечком и сном, не понимая, могло ли это быть совпадением, как вдруг почувствовала у себя на плечах что-то тяжелое и теплое. Она провела рукой по шее, опустила глаза. Пальто было безупречно, нигде ни пылинки, ни ниточки.

Она повернулась к Шляп Нику.

– Что вы, зачем?

– Нам предстоит долгий и довольно сырой путь, леди Пинкертон. Мне не хотелось бы, чтобы вы подхватили простуду. – Шляп Ник отвернулся и зашагал по дорожке лабиринта, усеянной цветами.

– Спасибо, – неуверенно поблагодарила Кэт, и они с Джокером поспешили следом за ним. Она просунула руки в рукава. Подкладка была шелковистой и теплой, пахло от нее травяным чаем.

– Да, это очень любезно с твоей стороны, Шляп Ник, – добавил Джокер, у которого не оказалось своего пальто, чтобы предложить Кэт.

Не оборачиваясь, Шляп Ник махнул рукой.

– Лучше бы она прихватила шляпку, пока мы были в лавке. Непостижимо, как я могу находиться рядом с неприкрытой головой, щебечущей о лабиринтах и колодцах! Просто непостижимо.

По голосу было слышно, что он слегка улыбается.

Джокер предложил Кэт руку, и она с радостью оперлась на нее; теплое пальто Шляп Ника и общество Джокера прогнали холод, пробиравший ее до костей после общения с Сестрами.

Они шли недолго, вскоре вокруг заклубились тени, напомнив Кэт, что, несмотря на золотистый свет на поляне, время все же ночное. Джокер снял колпак – непривычно было, что он больше не звенит – и вытащил из него уже зажженный фонарь. Уютный круг теплого света окружил их маленькую компанию, мягко ложился на стены лабиринта и мерцал в черных глазах Ворона.

– Когда вы были у них в первый раз, они тоже рисовали такие ужасные картинки? – спросила Кэт, тащась следом за Шляп Ником.

– Рисовали, да, но я тогда не обратил особого внимания на эти рисуночки. – Джокер улыбнулся, перебирая пальцы Кэт. – А ты не помнишь, что на них было, Ворон?

Ворон, сидя на плече у Джокера, нагнул голову и искоса посмотрел на Кэтрин.

– Сестры карусель пером нарисовали, монстра страшного на камне начертали, был там и гонец, что разума лишился – так он за свои ошибки расплатился.

– Верно, – задумчиво и тихо сказал Джокер, и без улыбки поглядел вперед, на Шляп Ника, удалявшегося быстрым шагом. – Гонцом был Шляп Ник. Теперь я вспомнил.

У Кэт обмякли ноги.

– И она нарисовали монстра, похожего на Бармаглота? Карусель? Уж не ту ли, которая была на шляпе Льва, когда…

Они с Джокером в тревоге переглянулись: их переполняли те же мысли, те же ужасные догадки.

А что, если эти рисунки – пророчества? Два из них уже сбылись.

Слова Сестер не выходили у Кэтрин из головы. УБИТЬ одному, УБИТЫЙ головы лишится. УПРАВЛЯТЬ страной, с УМОМ простится…

– Не входите в дверь! – издалека крикнул им Шляп Ник. Он не замедлял шага и быстро исчезал в тенях лабиринта. – Они предупредили нас, остается лишь последовать совету.

Вздрогнув, Кэт посмотрела на Джокера. Но было уже слишком поздно поворачивать назад, к тому же, ничего не изменилось. Они по-прежнему идут в Шахматное королевство, и с каждым шагом становятся все ближе к цели.

Они поспешили за Шляп Ником, пока он не скрылся из виду. Свет фонаря качался и метался между стенами. В этом лабиринте не было решительно ничего веселого, но Шляп Ник принялся насвистывать и крутить в руках трость, как будто дирижировал марширующим уличным оркестром. Найти первый поворот оказалось нетрудно. Это была брешь в зеленой изгороди слева. Перед тем, как нырнуть туда, Шляп Ник подпрыгнул и щелкнул в воздухе каблуками.

Кэтрин – ей было совсем не до веселья – подошла к проему с опаской. Высоко над головой изгородь срослась, образовав арку. Казалось, что она появилась здесь тысячу лет назад.

– Сколько времени нужно, чтобы пройти лабиринт? – спросила она.

– А что? – вскинулся Шляп Ник. – Опаздываете на свидание?

Джокер развел руками, словно извиняясь.

– Не обращайте внимания, иногда он просто невыносим. Когда мы проходили лабиринт в прошлый раз, это заняло почти целую ночь. – Он посмотрел под ноги. – Если вы устанете или сотрете ноги, я понесу вас на руках.

Кэтрин запротестовала, не желая становиться обузой.

– Я полна сил. Просто хочу поскорее выбраться отсюда.

Джокер поднес ее руку к губам. Это был нежный поцелуй, поцелуй-утешение – но, когда Джокер поднял голову, глаза его были печальны, и Кэт понимала, что он думает о рисунках. О себе, изображенном без головы. О фигуре в капюшоне, стоящей над ним с топором. И о ней, Червонной Королеве, найти которую ему когда-то приказали.

Кэт, при всем желании, тоже не могла избавиться от этого воспоминания. Как же она будет рада, когда их странствие окончится и все будет позади.

– Скажите мне, если передумаете, – сказал Джокер. – После этой сцены у колодца я настроен быть вашим рыцарем.

– Вот как? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. – Тогда, может быть, следует подыскать вам латы.

Протянув руку, Кэтрин подергала за один из трех рогов его колпака и поежилась, не услышав привычного звона.

– Как по-вашему, не могут ли они оказаться здесь?

Джокер рассмеялся.

– Нужно спросить Шляп Ника. Колпак-то он сшил.

Кэт посмотрела вперед. Шляп Ник шел на границе светлого круга от их фонаря и продолжал негромко свистеть, но ей показалось, что он слышит каждое их слово. Впрочем, возможно, он старался не обращать на них внимания.

– А какие у него свойства? Все его шляпы наделены какими-то свойствами, насколько я помню…

Пальцы Джокера крепче сжали ее руку.

– Надеюсь, вы не будете разочарованы, если я скажу, что именно эта шляпа делает меня таким невозможным.

Кэт, глядя на него, приподняла бровь, вспоминая их поцелуи и то, как он смешил ее, и как сражался с Бармаглотом, защищая ее.

– Может, он так задуман, но я не верю, что это правда.

Джокер криво усмехнулся и кивнул.

– Вы правы. Подозреваю, что на самом деле это просто превосходный склад забытых вещей.

После мрачного, драматичного вечера эта нехитрая шутка показалась такой неожиданной, что Кэт прыснула, а потом залилась смехом и долго не могла успокоиться. Шляп Ник перестал свистеть и удивленно посмотрел на нее.

Кэтрин смущенно зажала рот и сильно ткнула Джокера локтем в бок. Он крякнул, но только крепче сжал ее пальцы.

– Я не шучу, – сказал он. – Вы ведь вытащили оттуда самый настоящий Бурлатный меч. Так что я не удивлюсь, если там найдутся и рыцарские латы.

Кэт бросила на него лукавый взгляд.

– А я совсем не об этом. Уверяю вас, что вовсе не колпак делает вас невозможным, сэр Шут.

Его глаза блеснули, и Кэт порадовалась, снова увидев в них плутовские искорки вместо загнанного выражения, которое появилось у него на лице, на поляне у Сестер. Шляп Ник снова засвистел, на этот раз громче.

Джокер быстро наклонил голову к Кэт и зашептал ей на ухо, так что слышала только она.

– Не могу выразить, как мечтаю о жизни рядом с вами. И обо всех невозможностях, которыми наделит меня ваша вера в меня.

Сердце Кэт начало отбивать дробь, но тут с другого плеча Джокера раздался недовольный голос – это был Ворон, о котором она совсем забыла.

– Вполне уверен, обретете счастье вы – но дифирамбы неприятны мне, увы. Желаю вам всех удовольствий и отрад, какими только наш несчастный мир богат – но этим нежностям, простите, я не рад!

Каркнув, Ворон поднялся в воздух и полетел догонять Шляп Ника.

Кэт покраснела до ушей, но Джокер только посмеялся.

– Иногда бывает трудно понять Ворона, но сейчас я уверен, он хотел этим сказать, что вы ему нравитесь.

Они продолжали идти, свет фонаря прыгал по веткам изгороди. Предзакатный свет поляны давным-давно перестал быть виден, так что им приходилось двигаться вперед в полуночной темноте. Гибкие и сильные пальцы Джокера по-прежнему сжимали ее руку. Ворон уютно расположился на цилиндре Шляп Ника, хотя Кэт было непонятно, почему бы ему не слетать вперед и не разведать дорогу. Из него вышел был прекрасный проводник, думала она.

Хотя, может быть, и нет. Может быть, существует не так уж много слов, которые рифмуются с направо и налево, а без этого он не смог бы объяснить, куда идти.

Да и Шляп Ник был уверен, что знает, дорогу. Он шел так уверенно, что Кэт ему верила.

Прошел час, другой, третий, четвертый. Кэт не могла представить, чтобы кто-то был в состоянии пройти этот лабиринт и запомнить дорогу, но Шляп Ник, казалось, не испытывал сомнений. Налево, налево, направо и снова налево. Дорожки было не отличить одну от другой, и хотя Кэт пыталась искать и запоминать хоть какие-то приметы – яркую куртину цветов или сломанный сук – это было бесполезно. Вскоре ей стало казаться, что он ходят кругами.

Ночь надвигалась, стало еще холоднее. Кэт прижалась к Джокеру, чувствуя его тепло сквозь ткань пальто Шляп Ника. Почувствовав, что Кэт дрожит, он обнял ее за плечи, стараясь согреть.

К тому же, Кэт то и дела оступалась. Ноги в тонких башмачках совсем заледенели и болели. Большой палец на левой ноге был стерт, наверное, на нем вырос пузырь.

Шляп Ник не сбавлял скорость.

У Кэт слипались глаза, веки были тяжелыми, как свинец. Интересно, можно ли спать на ходу, думала она. А может, она уже спит и видит сон, а когда проснется, окажется, что их дом в Черепашьей Бухте зарос лианами до самой крыши.

На пути, который уже казался бесконечным, Джокер пытался развлечь Кэт добродушным поддразниванием и шутками, комплиментами и загадками. Он старался, как мог, и эти усилия согревали Кэт, ведь она понимала, что он и сам устал не меньше.

В какой-то момент даже Шляп Ник перестал насвистывать. Ворон, судя по всему, клевал носом, сидя у него на шляпе.

Воодушевление Кэт давно улетучилось. Согнувшись в три погибели, она едва переставляла ноги. Хотелось пить, в животе урчало от голода. Ночь должна бы уже кончиться, думала она, но за пределами круга света от фонаря все так же черным-черно.

Но вдруг что-то изменилось.

Джокер остановился первым, и Кэт чуть не упала, налетев на него.

Перед ними были заросшие мхом ступени лестницы, которая спускалась на маленькую поляну, поросшую полевыми цветами и освещенную золотистым светом зари.

Посреди поляны был колодец, от которого пахло сладкой липкой патокой.

Шляп Ник с облегчением вздохнул.

– Добро пожаловать! Вот и начало лабиринта.

Повисло тяжелое молчание, нарушенное лишь пронзительным вскриком Кэтрин:

– Начало? Но мы же шли всю ночь!

– Или, быть может, ночь только началась? – рассеянно пробормотал Шляп Ник и устало улыбнулся, глядя на Кэт. – Без паники, дорогуша. Я вас не обманул и не сбился с пути. Пока что.

Его пошатывало от усталости, когда он, приволакивая ноги, поплелся к колодцу. Кэт и Джокер пошли за ним, не разнимая сплетенных рук.

Только подойдя к колодцу вплотную, Кэт разглядела, что теперь это и не колодец совсем, а спиральная лестница, уходящая вниз, вниз, вниз.

В глубь земли.

Глава 45

Каменные стены сочились патокой, подошвы прилипали к ступенькам. В воздухе висел все тот же тошнотворный сладкий запах. Вообще-то Кэтрин обожала бисквиты с патокой и паточно-ореховые торты, но этот аромат был таким сильным, что даже ее сладостелюбивый желудок не выдерживал. Кэт казалось, что патока заполняет легкие, что она тонет в ней.

После всех приключений и утомительного ночного похода, она даже представить не могла, что ждет их на дне колодца. Паточный фонтан? Корабль, построенный из ее башмака? Лисица, сова и енот, которые пригласят их выпить чайку?

Меньше всего она ожидала, что на дне окажется круглая комната с полом в черно-белую клетку и маленьким стеклянным столиком посередине. Комната была просторной, чисто убранной и… знакомой.

Кэтрин огляделась.

Они были в Перекрестьях, в главном проходном дворе Червонного Королевства – и их со всех сторон окружали двери. Ничего кроме дверей, куда ни гляньи.

У Кэт от страха стали мокрыми ладони, в ушах стучала кровь.

Она пробежала вдоль стены комнаты, но ошибки быть не могло. Должно быть, она чего-то не понимает. Сквозь одну громадную замочную скважину был виден морской берег возле Черепашьей Бухты. В оконце с расписными фестонами Кэт различила Мэйн-стрит – и над лавкой башмачника больше не было вывески. Дверь в форме сердца – Кэт это знала – вела к подъемному мосту в Червонный замок.

У нее упало сердце.

– Это не Шахматное королевство.

– Вот незадача, а? А может, задача? – сказал Шляп Ник. Он развалившись уселся на ступени и закинул ногу на ногу. – Выбирайте дверь, все равно какую – все они приведут к ужасной участи. А потом вас низвергнут в комнату, полную дверей.

Голос Шляп Ника звучал безрадостно.

Кэт подскочила к нему.

– Они вернули нас в Червонное Королевство. Я думала, что вы ведете нас в Шахматное!

Он улыбнулся в ответ, но как-то недобро.

– Я сказал, что приведу вас к Зеркалу, и привел.

У Кэтрин внутри все переворачивалось от ярости, от разочарования, от изнеможения. Они шли целую ночь. Потакали этим кошмарным девчонкам, рассматривали их ужасные ноги в волдырях, а будущее оставалось таким же неопределенным, как и тогда, когда они с Джокером бежали из замка.

Она надеялась, что здесь их ждет новое начало. Что они с Джокером вместе сбегут в новую жизнь. А Шляп Ник еще смеет глумиться над ними.

– Кэт, – тихим, успокаивающим голосом окликнул Джокер. Он положил руки ей на плечи и повел прочь от Шляп Ника. Наверное, видно было, что она готова убить, и Джокера это встревожило, хотя Шляп Ник и бровью не повел. – Все правильно. Как он и сказал, это задача. Когда мы найдем ответ, то сами убедимся, что он наверняка лежал на поверхности.

Кэт скрипнула зубами и злобно ткнула пальцем в Шляп Ника.

– Ему уже известен ответ! Он над нами издевается!

– Я проверяю, достойны ли вы, – сказал Шляп Ник.

– Достойна чего?

– Всего, – сердито проворчал Шляп Ник. – Жизнь полна жертв, леди Пинкертон. Вступая в Шахматные земли, я должен был пройти проверку, а вы хотите не просто войти, но и стать Шахматной королевой – и без всяких испытаний? Почему это у вас все должно быть легко и просто?

– Жертвы! – завопила Кэтрин и бросилась к Шляп Нику, хотя Джокер пытался удержать ее. – Я оставляю все! Свой дом! Семью! Всю свою прошлую жизнь!

– Потому что у вас не другого выбора.

– Нет. Потому что я люблю Джокера. Я выбрала его. Кто вы такой, чтобы судить меня, сомневаться во мне? С чего вы решили, будто имеете какую-то власть над нашими судьбами?

Улыбка Шляп Ника теперь была лукавой.

– Милая девушка, я тот, кто знает ответ на загадку.

Испустив воинственный клич, Кэт снова кинулась на него, но Джокер обхватил ее обеими руками и прижал к себе. Оказавшись в крепких объятиях, она услышала, как тяжело бьется сердце в его груди.

– Хорошо, – отрывисто выдохнула она, придя в себе и немного отдышавшись. – Мы решим эту дурацкую загадку. Мы с Джокером.

– Не забывайте, ведь это я вывел вас из лабиринта. И заслуживаю некоторой благодарности.

Кэт забилась в руках Джокера.

– Да вы же ничего не делали, только водили нас кругами!

Сорвав с себя великолепное пальто, она швырнула его к ногам Шляп Ника.

Шляп Ник ухмыльнулся.

– Ах, не стоит благодарности.

Пыхтя, Кэтрин бросилась к спиральной лестнице. Сверху люк закрывала массивная деревянная дверь, скрывая от глаз золотистый мир наверху.

Снова дверь. Кругом одни двери.

– Тебе не приходилось решать эту задачу, когда ты впервые пришел сюда? – спросила она Джокера.

Он развел руками.

– Мы встретились с Сестрами и прошли лабиринт, а в конце – или в начале, это с какой стороны посмотреть – просто было Зеркало, такое, как в лавке у Ника. Мы прошли сквозь него и оказались в Перекрестьях, в Червонном королевстве. Не было ни загадки, ни предостережения насчет дверей.

– Иногда все просто, если они хотят, чтобы у тебя все получилось, – вздохнул Шляп Ник. – А иной раз им не хочется тебя отпускать. Сестры не так уж бескорыстны.

Кэт, сжав губы, вновь осмотрела комнату.

Ворон уселся на круглый столик в центре комнаты, напоминая символ королевской власти. Столик был целиком из стекла – даже ножки, и казалось, что птица висит в воздухе.

Рядом с ним стояла хрустальная бутылочка и лежало серебряное ручное зеркальце – Кэт сначала их не заметила.

Она взяла бутылочку. К горлышку был привязан бумажный ярлычок с надписью большими печатными буквами:

ВЫПЕЙ МЕНЯ!

– А это что такое? – спросил Джокер. Стоя на коленях, он заглядывал в черный лаз, похожий на вырытый в земле тоннель. – Похоже на кротовий ход. Вряд ли можно считать его дверью?

– Я не уверена, – отозвалась Кэт, показывая ему бутылочку, – но предполагаю, что ответ как-то связан вот с этим.

Шляп Ник молчал.

Кэт понимала, что, как бы не относился к ней Шляп Ник, судьба Джокера ему далеко не безразлична. Потому она надеялась, что он остановит их, не дав принять неверное решение.

Но пока она изо всех сил старалась делать вид, что никакого Шляп Ника здесь нет.

Открыв бутылочку, она понюхала.

– Это не патока, – сказала она и принюхалась снова. Пахло вишней и заварным кремом, ананасом и индейкой, ирисками и горячими тостами с маслом. – Уменьшающий эликсир. Я уверена.

Джокер подошел и прочитал этикетку.

– Я о нем слышал, – сказал он, – хотя в Шахматном королевстве такого не делают.

Кэт закусила губу. Предположим, они выпьют эликсир и станут маленькими – но что потом? Чем это поможет?

Взгляд Кэт упал на ручное зеркальце, и она ахнула.

– Вот оно!

Схватив со столика зеркальце, Кэтрин поднесла его к лицу, посмотрела в него, вгляделась пристальнее. На ее губах появилась торжествующая усмешка. Потому что в зеркале, позади своего отражения она увидела круглые желтые холмы и изумрудные леса и лиловые заснеженные горы. Шахматное королевство.

– Зеркало! Только с нашей стороны оно маленькое.

Сияющий Джокер обнял ее за талию.

– Но эликсир уменьшит нас, и мы сможем пройти сквозь него.

Ворон слушал, склонив голову. Шляп Ник хранил молчание, даже когда Кэт и Джокер повернулись к нему, ожидая одобрения. Он лишь приподнял бровь, бросая безмолвный вызов.

– Ник, ну будет тебе, довольно, – с мягким упреком сказал Джокер. – Почему ты так себя ведешь? Мы выполняем задание, ради которого были посланы сюда – пусть даже не совсем так, как собирались. И ни у кого из нас нет причин оставаться здесь.

Шляп Ник еще больше помрачнел. Кэт показалось, что он недоволен тем, что услышал. Но затем его лицо прояснилось, на нем даже появилось нечто, напоминающее улыбку, хоть и печальную.

– Желаю вам всех удовольствий и отрад, какими только наш несчастный мир богат, – сказал он, цитируя Ворона, и перевел взгляд на Кэтрин. – Кроме того, я надеюсь, каждый раз приходя в гости, получать за свою помощь вознаграждение в виде плюшек и пирожных.

Кэтрин кивнула, удивленная тем, что он так быстро забыл о ее вспышке и словно пропустил все обидные слова мимо ушей.

– А я надеюсь, что вы будете у нас частым гостем.

Шляп Ник хмыкнул. Как ни в чем не бывало.

– Я вечно то прихожу, то ухожу, дорогуша. Только так мне и удается опережать Время. – Он махнул головой, указывая на столик. – Ну что ж, идите. Где-то впереди маленькая белая корона ждет свою королеву.

Кэт и Джокер встали друг к другу лицом, держа бутылочку. Глаза у них светились от радости. Нервы были, как натянутые струны.

У них все получилось.

Зеркало. Шахматное Королевство. Будущее, вместе.

– Все не выпивайте, – напомнил Шляп Ник, когда Кэт подняла бутылочку. – Мы с Вороном вскоре отправимся следом за вами. Наши судьбы, если помните, были немногим лучше ваших.

УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится.

Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.

Кэт кивнула и поднесла бутылочку с эликсиром к губам, как вдруг услышала крик.

Она оцепенела и опустила руку.

Шляп Ник досадливо поморщился, как будто ожидал этого. Крик – Кэт могла бы поклясться, – слышался за той дверью, что была у него за спиной. За зловещего вида коваными воротами. Сквозь решетку пробивался тяжелый туман и стелился, окутывая Шляп Нику ноги.

– Что это было? – спросила Кэт, делая нерешительный шаг в сторону ворот.

Шляп Ник помотал головой. Он не обернулся на крик. Не поглядел.

– Это, – сказал он неожиданно скрипучим, полным гнева голосом, – это ваша причина остаться.

Кэт передала бутылочку Джокеру и направилась к двери, но Шляп Ник вскочил и преградил ей путь.

– Не делайте этого, леди Пинкертон. Джокер уверял, что у вас нет причин остаться, но он ошибался. Причины остаться есть всегда. Всегда есть причины повернуть назад. Лучше не оглядываться и даже не гадать. Не сморите туда. Выпейте эликсир. Пройдите сквозь Зеркало и ни в коем случае не оглядывайтесь.

Кэтрин попыталась его обойти, но Шляп Ник вцепился ей в локоть и не пускал.

– Но… этот крик. Он показался мне знакомым. Я…

– Вспомните рисунки. Они станут вашей участью, стоит войти в эту дверь. УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится. Помните? – Шляп Ник, казалось, уже был на грани безумия, его фиалковые глаза неистово сверкали.

Кэтрин сжала губы. Крик эхом отдавался и бился у нее в голове.

– Я не собираюсь входить, – объяснила она. – Только загляну.

Сбросив руку Шляп Ника, Кэт проскочила мимо него к черным воротам. Схватившись руками за прутья решетки, она вгляделась внутрь. От клубящегося тумана руки у нее покрылись гусиной кожей – а может, виноват был не туман, а знакомый вид по ту сторону ворот.

Грядка с тыквами.

Вдали виднелся домик сэра Питера, а слева возвышались две огромные тыквы, те самые, над которыми он трудился, когда она явилась к нему с Мэри-Энн. Только сейчас одна из тыкв была разрушена, а вокруг валялись разбросанные куски оранжевой кожуры и сочной мякоти.

Во второй тыкве было два крошечных окошка. В них тепло мерцала свеча, маячок в тумане.

Из одного окошка высовывалась рука, она шарила вокруг, пытаясь нащупать что-то или кого-то. Кэт услышала женский голос, плачущий. Умоляющий. Пожалуйста, выпустите меня. Пожалуйста!

Ужас охватил ее, пронизал до костей леденящим холодом.

В следующий миг рука скрылась, и в оконце появилось лицо. Заплаканные щеки. Испуганные глаза. Подтверждение того, чего так боялась Кэт.

Это была Мэри-Энн.

Внимание Кэт привлек скрежет металла по другую сторону тыквенной делянки, и она заметила фигуру, трудно различимую на фоне леса. Несмотря на темноту и туман, она сразу узнала Питера, поглощенного работой. По всей видимости, он точил какой-то инструмент. Или оружие.

Кэт, дрожа, обернулась в сторону Перекрестьев.

– Это правда? Может быть, это просто иллюзия, фокус?

Шляп Ник прикрыл глаза.

– Это правда, – прошептал он.

Кровь оглушительно стучала у нее в висках.

– Я должна идти. Я должна ей помочь!

– Нет, – Шляп Ник схватил ее за запястье. – Вы должны пройти сквозь Зеркало. Вспомните, что станет с вами – и с каждым из нас!

Кэт в отчаянии поглядела на Джокера, потрясенного не меньше, чем она сама.

Она вспомнила рисунок. Его распростертое тело. Лужу крови. Трехрогий колпак, валяющийся рядом с отделенной от тела головой.

Она перевела глаза на Ворона. Тот, как всегда, смотрел на нее. Безмолвно. Выжидая.

Может ли он и в самом деле убить, стать палачом? Причинить вред Джокеру?

Это слишком опасно.

– Вы не должны идти за мной, – сказала Кэтрин. – Ни один из вас.

Джокер покачал головой.

– И речи быть не может. Ты не пойдешь одна.

– Но я должна! – вырвавшись из рук Шляп Ника, Кэтрин подбежала к Джокеру и сжала его руку. – Все будет хорошо. Эти рисунки – всего лишь картинки. Странные картинки, нарисованные странными девочками.

– Кэт…

– Я знаю. Для тебя это слишком опасно, но я должна пойти. Я спасу ее, а потом снова отыщу колодец. Я найду Сестер. Доберусь до Шахматного королевства и встречу там тебя. Но… я просто не могу бросить ее.

– Отлично, но если идешь ты, я иду тоже.

– Нет, Джокер. Если тебя там не будет, я сумею думать о чем-то кроме той страшной картинки. Я должна знать, что ты в безопасности. – Сердце в груди бухало, как молот. – Или… Вот что. Оставайся здесь и жди меня. Не входи пока в Шахматное королевство, просто жди и оставайся в безопасности, и я вернусь. Я непременно вернусь.

– Я не могу…

Кэт обеими руками обхватила голову Джокера и закрыла ему рот поцелуем, нежно перебирая волосы пальцами. Шутовской колпак с глухим стуком упал на плитки пола. Джокер обнял Кэт, и их тела слились в одно целое.

– Вы не вернетесь, – простонал Шляп Ник, его слова врезались в мозг. Ей так хотелось, чтобы это объятие было не последним, не прощальным.

Оторвавшись от Джокера, она посмотрела на Шляп Ника.

– А вы хоть раз оставались после того, как услышали пророчество Сестер?

Его губы превратились в тонкую ниточку.

– Никогда.

– Откуда же вам знать, что это реальность? Откуда вы знаете, что сбудется, а что нет? – Кэт отвернулась, не желая слушать, какие еще объяснения придумает Шляп Ник. Она подняла руку Джокера к губам и нежно поцеловала в ладонь.

– Останься здесь, – попросила она. – Дождись меня.

Оторвавшись от него, она подбежала к воротам, схватилась за прутья и толкнула вперед створку.

Глава 46

Ее ноги увязли в размокшей земле тыквенной делянки. Вокруг все так же вился и прилипал к коже туман. Это место, казалось, не знало света и тепла. Кэт пожалела, что сбросила пальто Шляп Ника, жалела, что не сдержалась и поддалась чувствам – хотя в тот момент он и правда был несносен.

Слева громоздилась тыква-великан с узкими, как бойницы, оконцами. Крики Мэри-Энн затихли, но до Кэт доносились ее сдавленные рыдания.

Справа был домик, на сей раз от него не пахло дымом, не было и гостеприимных огоньков в окнах. Жилище Питера казалось пустым.

Самого его тоже не было видно.

Подобрав юбку, Кэтрин карабкалась через разросшиеся тыквенные плети, пробираясь к тыкве, где была заточена Мэри-Энн. Она вздрагивала и оглядывалась при каждом шорохе. Завыванье пронизывающего ветра. Шелест листьев. Хлюпанье и чавканье ее лучших башмачков по грязи.

Из головы не выходила песенка зловещих Сестричек.

Питер Питер зверька приютил, Но прокормить его не было сил. Милашку-служанку позвал он в свой дом — Не знает никто, что с ней сталось потом.

Неожиданно она споткнулась и упала, растянувшись в грязной луже. Руки погрузились в воду до запястий, платье намокло. Тяжело дыша, Кэт минутку посидела, слушая, как лихорадочно стучит в висках кровь. Ее била дрожь, зуб на зуб не попадал. Встав на колени, она еще раз оглянулась через плечо и попыталась отдышаться.

Питер по-прежнему не появлялся.

Взгляд Кэтрин случайно упал на неровность, из-за которой она споткнулась и упала.

Она попятилась, надеясь, что глаза ее подводят – но нет, ошибки быть не могло. В грязи отпечатался след, края которого подсохли и растрескались. Он мог быть оставлен много дней, а может и недель назад, и оставался нетронутым, пока Кэт не оступилась и не упала в него.

Это была чудовищная трехпалая лапа. От длинных когтей в земле остались глубокие ямы. Под весом какого-то громадного существа стебли и тыквы были раздавлены и вмяты в грязь.

С бешено бьющимся, выскакивающим из груди сердцем Кэт неуклюже поднялась и как могла обтерла руки о свое загубленное платье.

Плач Мэри-Энн сменился всхлипыванием и прерывистыми вздохами.

Подняв юбку, Кэт пустилась бежать к тыкве-темнице.

– Мэри-Энн, – зашептала она, остановившись под окошком. – Мэри-Энн! Это я!

Всхлипы прекратились, и в окне показалась Мэри-Энн с красными от слез глазами.

– Кэт?

– Что случилось?

Мэри-Энн просунула руку сквозь решетку и дотянулась до нее.

– Это Питер. Он посадил меня сюда, и у… у него, – ее голос задрожал и сорвался. – …Бармаглот.

Бармаглот.

Сама не понимая, как, Кэтрин уже знала это. Чудовищный след. Попытки Питера забрать у нее Бурлатный меч. Деревянная лошадка с карусели на шляпе у Льва.

Питер, Питер зверька приютил…

Кэт заткнула уши, спасаясь от навязчивой мелодии.

– Как мне вызволить тебя отсюда?

– На крыше есть дверца, она открывается, – указала наверх Мэри-Энн.

Кэтрин побрела вокруг тыквы, пока не увидела прорезанный пилой квадратик возле колючего тыквенного стебля.

– Кэт! – встревоженно окликнула Мэри-Энн, пока та озиралась, ища, как бы ей забраться на тыкву. Лестница. Ей нужна лестница… или пила, чтобы выпилить из оконца решетку – тогда Мэри-Энн сможет выбраться наружу.

– Что такое? – отозвалась она, ощупывая тыкву. Стена, должно быть, толщиной в добрый фут, но будь у нее клинок поострей…

– Это его жена.

Кэт через решетку уставилась на Мэри-Энн.

– Кто?

– Бармаглот. Это леди Питер. Я видела, как она зашла в туалетную комнату в театре, вид у нее был совсем больной, а потом… появился зверь.

Кэт наморщила лоб, вспоминая худенькую бледную женщину, которой так сильно, так отчаянно хотелось отведать тыквенного пирога.

– Ты уверена?

Мэри-Энн закивала, готовая вновь зарыдать.

– Больше в той комнате никого не было, я уверена. И к тому же… тыквы…

Кэт содрогнулась.

– Тыквы, – выдохнула она. Леди Питер победила в состязании по поеданию тыкв. А там, в театре, она умоляла отдать ей пирог, который Кэт испекла, пирог, который…

Она с трудом сглотнула.

– Черепах тоже превратился из-за тыквы.

Мэри-Энн тоненько заскулила, от страха, смешанного с чувством вины.

– Не надо было нам брать без спроса ту тыкву. Мы совершили ошибку. Я пришла сюда, думала найти какие-то улики, чтобы принести их Королю. Женщина она или Бармаглот, ее необходимо остановить.

– Ты отправилась сюда одна? – спросила Кэт. – О чем ты думала?

Голубые глаза Мэри-Энн наполнились слезами.

– Я не знаю. Конечно, это нелогично и все такое, но я подумала… я подумала, что, может быть, стану героиней. Я вбила себе в голову, что сумею победить Бармаглота. Сама. А потом попрошу Короля о милости, и… я подумала… подумала, что смогу вымолить у него помилование для шута. И тогда, может быть, вы меня простите. – Ее снова начали душить рыдания. – Но Питер поймал меня, а теперь… собирается скормить меня ей, Кэт. Хочет меня убить.

– Ох, Мэри-Энн, – тут Кэт заметила на голове у подруги перепачканный капор.

Капор Шляп Ника. Тот самый, что превращает логику в мечты.

Ее охватило негодование, смешанное со страхом и страстным желанием как можно скорее выбраться отсюда вместе с Мэри-Энн.

– Я прощаю тебя. Но сейчас ты должна успокоиться. Сними скорее шляпку и постарайся быть рассудительной, если сможешь. Мы должны найти способ вытащить тебя оттуда.

Мэри-Энн развязала бант и сорвала с головы капор.

Кэт что было сил трясла решетку, но если уж Мэри-Энн не смогла открыть окно изнутри, то она не могла и подавно.

– Нужна лестница. Или что-то острое, чтобы перерезать решетку.

Шмыгнув носом, Мэри-Энн ткнула пальцем в дальний угол тыквенной делянки.

– С той стороны от дома есть сарай. В нем могут быть инструменты.

– Верно. Я скоро вернусь.

– Осторожнее, – крикнула Мэри-Энн вслед Кэт, когда она заспешила к темному домику. По спине у нее бежали мурашки, платье отяжелело от подсохшей грязи. Она то и дело в страхе озиралась, боясь наткнуться на Питера или Бармаглота.

Внезапно ее ушей достиг шепот, от которого она словно окаменела. Сердце грохотало. Она закружилась на месте, пытаясь найти, откуда звук.

Шепоток раздался вновь, но на этот раз она ждала его. Знакомый стишок, от которого руки и ноги у нее заледенели.

Питер Питер жениться решил,

Кэт с трудом сглотнула.

Женой обзавелся, а дом не купил.

Кэтрин снова огляделась, дрожа всем телом. Жаль, что она не прихватила с собой жезл Джокера или трость Шляп Ника – хоть какое-нибудь оружие.

В тыкву жену поселил он тогда: очень удобно – и дом, и еда.

Кружась, Кэт обратила внимание на разбитую кожуру тыквы величиной с дом – они с Мэри-Энн видели ее и в первый раз, изнутри еще слышался странный звук, будто кто-то скребся. Теперь куски громадины-тыквы были разбросаны по всему участку, будто какое-то чудовище разрушило ее изнутри.

Какое-то чудовище. Вроде Бармаглота.

Кэт бросилась вперед. Чем скорее она вытащит Мэри-Энн, тем скорее вернется к Джокеру и начнет новую жизнь подальше от Червонного Королевства.

– Он и тебя схватит.

Кэт ахнула. Голоса прозвучал совсем близко – прямо у ее ног. Она подпрыгнула на месте и посмотрела вниз, где у тропинки лежала большая тыква, ей по колено. Присмотревшись, Кэт заметила, что тыква выдолблена изнутри, а в кожуре прорезаны два треугольных глаза и щербатый рот.

– Беги, – прошептала тыква, и вырезанные зрачки в ее глазах забегали. – Уноси ноги.

– Убегай, пока он тебя не нашел, – подхватила вторая тыква-фонарь, растущая неподалеку.

– Вы… живые… – клацая зубами, потрясенно пробормотала Кэт.

– Он убьет тебя, – сказала первая тыква, – чтобы скормить ненасытному Бармаглоту.

– Он убил наших сестер, обвинив их в том, что с ней стало.

– А мы ни при чем.

– Мы ни при чем.

– То были другие тыквы. Злые тыквы.

– Они появились из Зазеркалья.

– Они во всем виноваты, а мы все расплачиваемся за них.

– Беги, уноси ноги, беги.

Кэт бросилась бежать, то ли, чтобы не слышать больше тыквенные голоса, то ли вняв их предостережениям. Она вспомнила о других тыквах-фонарях, насаженных на колья чугунной изгороди, и во рту стало горько. Проглотив желчь, она свернула за угол домика.

Ни лестницы. Ни пилы. Ни топора.

Зато был деревянный сарайчик, совсем невдалеке, с приоткрытой дверью, из которой наружу выплескивались черные тени. Приподняв юбку, Кэт осторожно направилась туда. От мерзкого, удушливого страха у нее на глазах выступила влага.

Что-то подхватило ее и так сильно ударило ей о стенку коттеджа, что Кэт перестала дышать. Крик застрял у нее в горле.

Над ней склонился Питер, его глаза горели, в руке он сжимал поблескивающий топор.

Глава 47

– Явились, стало быть, чтоб закончить дело? – прорычал Питер и недобро ощерился, показав желтые зубы. Кэт отпрянула, почувствовав в его дыхании зловоние гниющей тыквы, но он крепко держал ее, прижав к стене домика.

– Я… я пришла за Мэри-Энн, – пробормотала Кэт. Ей хотелось бы, чтобы ее голос звучал храбро, но получился только сдавленный писк. – П-пожалуйста, отпустите нас. Мы не желаем вам зла. Мы просто…

– Где он? – спросил Питер, не обращая внимания на ее слова. Огромными ручищами он стал обыскивать Кэтрин, ощупывать ее пышную юбку. – Где меч?

Кэт вжалась в стену.

– У меня его нет, клянусь. Я только хочу забрать Мэри-Энн и уйти, и больше вы ни одну из нас не увидите, обещаю!

– Отдай его мне! – заорал Питер, брызжа слюной.

Краем глаза она увидела темную фигуру, раздался крик, и Джокер, бросившись к ним, ткнул жезлом в подбородок Питера.

– Отпусти ее!

Приказ ли подействовал, жезл или просто от неожиданности, но Питер подчинился. Кэт сползла по стене, сжимая ушибленное плечо.

Нет. Джокер не должен быть здесь.

В ее памяти вспыхнули рисунки на каменной стене.

Питер был на голову выше Джокера и вдвое шире. Заревев, он свободной рукой ухватился за жезл и перебросил Джокера через плечо.

Но Джокер – жизнерадостный, волшебный Джокер – сделал в воздухе сальто и изящно приземлился на ноги.

В груди Кэтрин затрепетала надежда, но тут внезапно она заметила еще одну темную фигуру. К ним направлялся человек, худой и высокий, и в каждом его шаге ощущалась угроза. Лицо незнакомца было скрыто под черным, низко опущенным капюшоном. Черное одеяние было стянуто кожаным ремнем, за который был заткнут большой топор с закругленным лезвием.

Чернильные рисунки. Фигура в капюшоне. Топор, занесенный над обезглавленным Джокером.

Кэт закричала:

– Джокер, берегись!

Питер прыгнул вперед, занося топор.

Джокер увернулся. Он посмотрел на крадущуюся к ним фигуру в капюшоне.

– Все в порядке, Кэт, – выдохнул он, снова уворачиваясь от атаки Питера. – Это Ворон.

Сердце Кэт затрепетало, как птица, что нисколько не помогало ей успокоиться. УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится…

Джокер подхватил с земли отброшенный Питером жезл и легко скользнул в сторону. Кэт поняла, что он уводит Питера от нее. Защищает ее.

– Он не причинит вам вреда, – крикнул ей Джокер, не отводя глаз от Питера. – Вид у него грозный, но это потому, что… – он пригнулся. Сделал разворот. – Ворон служил у Белой Королевы палачом.

Кэтрин оглянулась на фигуру в капюшоне. Она увидела, как тот кладет свою огромную руку в кожаной перчатке на рукоять топора.

Но ее тревожила не собственная судьба.

Кэтрин заставила себя отлепиться от стены домика и спотыкаясь пошла к Ворону, желая перехватить его, не дать приблизиться к Джокеру и вмешаться в схватку. Джокер быстр, проворен и умен. Питер – неповоротлив и взбешен.

Ей нужно верить, что с Джокером все будет в порядке. Но что если пророчество Сестер окажется правдой?..

– Ворон! – закричала она, хватая его за руку, и поймала на себе взгляд чернильно-черных глаз, блестевших в тени капюшона. Кроме глаз Кэт ничего не могла разглядеть – ни лица, ни фигуры. Только капюшон и темные глаза, глядящие из темной пустоты.

– Ворон, – повторила она. – Умоляю, помогите Мэри-Энн!

Капюшон повернулся, и Кэт скорее почувствовала, чем увидела, что внимание Ворона сосредоточилось на ней.

– Питер заточил ее в тыкве, и я не понимаю, как ее выпустить. Но своим топором… вы могли бы… Пожалуйста, Ворон. Он хочет скормить ее Бармаглоту!

Кэт бросила взгляд на Джокера. Тот взвешивал. Рассчитывал.

– Ворон, – в отчаянии зашептала она. – Вспомните рисунок Сестер. Мы не можем допустить, чтобы это стало правдой. Ах, зачем только вы вернулись! Вы оба не должны были этого делать.

От тяжкого вздоха его грудь и плечи приподнялись, а потом капюшон дрогнул: Ворон кивнул.

От облегчения Кэт чуть не расплакалась.

– Она за домиком.

Ворон еще глубже надвинул капюшон и, сделав шаг назад, растворился в тумане.

Кэтрин снова повернулась к месту схватки. Джокер лежал на земле, его лицо искажала гримаса, волосы прилипли ко лбу. В пылу драки его шутовской колпак свалился и был теперь нахлобучен на один из тыквенных фонарей. Джокер все еще сжимал в руке жезл, но тот сломался пополам, превратившись в жалкую короткую палку, а Питер обеими руками сжимал топор.

Казалось, Джокер испытывает боль (хотя Кэт не могла понять, ранен он или нет), но он был собран и готов к атаке. А Питер, который был гораздо крупнее Джокера и лучше вооружен, запыхался и тяжело дышал.

Взгляд Кэт снова метнулся к колпаку. Внезапная мысль промелькнула у нее в голове.

Меч.

– Мы можем обойтись без стычки, – обезоруживающе учтиво произнес Джокер. – Позвольте нам уйти, и вы больше никогда нас не увидите. Мы только хотим забрать Мэри-Энн.

– Вы пришли ее убить! – проревел Питер.

– Кого? – непонимающе нахмурился Джокер.

Издав боевой клич, Питер бросился на него, но Джокер увернулся и отпрыгнул на безопасное расстояние, выставив сломанный жезл перед собой.

– Не позволю я вам ее тронуть! – завопил Питер.

– Мы никому не причиним вреда…

Питер повернулся к Кэт спиной. Ее взгляд был прикован к трехрогому колпаку. Она стиснула зубы, подобрала обеими руками испачканную юбку и бросилась бежать.

Грязь хлюпала под ногами, каблуки Кэт увязали и проваливались, но она не останавливалась. Она была сосредоточена на колпаке и оружии, которое могло быть внутри.

Меч. Джокеру будет легче защитить себя с мечом в руке…

Пронзительный вопль раздался, казалось, прямо у нее в мозгу, и Кэт застыла, зажимая уши руками. От взмаха пары огромных крыльев поднялся ветер, взметнув с земли опавшие листья и сухие ветви.

На землю обрушился Бармаглот, преградив путь Кэтрин.

Та отшатнулась.

Тварь подняла голову к небу и фыркнула, змееподобная шея извивалась, а из ноздрей валил пар. Ее ноздрей, подумала Кэт. Ей представилась хрупкая женщина. Наевшаяся ядовитых тыкв.

Рана поджила, но правый глаз Бармаглота остался навсегда закрытым, а левый по-прежнему светился красным, как тлеющий уголь. Тварь склонила голову набок, глядя на Кэт, длинные когти скребли землю.

– Кэт! – вскричал Джокер. И еще громче, с надеждой: – Шляп Ник!

Его крик оборвался, раздался звук удара и стон. Кэт обернулась и увидела, как Джокер рухнул на бок. Рядом упала тыква, брошенная Питером. Кэт в ужасе вскрикнула. На одном из разбросанных кусков тыквы был виден треугольный глаз.

С Джокером все в порядке. С ним должно быть все в порядке. Он стонал, прижав руку к голове. Кэтрин шагнула к нему, но Бармаглот клацнул зубами, заставив ее отступить.

В это мгновение Кэт заметила Шляп Ника, бежавшего к ним со всех ног, его яркая рубашка казалась неуместной на этом мрачном огороде. Его взгляд метался от Бармаглота к Джокеру и Питеру, наполняясь ужасом.

Заметив его, Питер зарычал. Его пальцы еще сильнее стиснули рукоять топора.

– Ты!

Бармаглот подбирался все ближе к Кэт, между острых, как бритва, зубов высовывался его язык. На грязи оставалась дорожка слюны. Кэт, спотыкаясь, отступала.

– Шляп Ник, – сказала она дрожащим голосом, – Колпак Джокера. В нем может оказаться Бурлатный меч.

Шляп Ник мотал головой, как будто отказывался верить в происходящее и не мог понять, зачем вообще покинул свою уютную лавку.

– Не нужно нам было возвращаться, – пробормотал он, но в следующий момент ринулся к колпаку и подхватил его с земли.

Бармаглот бросился на Кэтрин. Завизжав от ужаса, она отскочила. Один из когтей зацепил ее испачканный в грязи подол, пропоров его и нижнюю юбку и едва не задев колени. Кэт не знала: то ли ей повезло, то ли чудовище хотело поиграть с едой перед тем, как сожрать ее.

Шляп Ник ругался, копаясь в недрах колпака. Перед ним росла кучка предметов. Разноцветные шарики для жонглирования. Колода карт. Охапка связанных вместе шарфов. Серебряные обручи. Фейерверки и бенгальские огни. Дымовые шашки. Чучело кролика. Белая роза с привядшими лепестками.

– Его здесь нет! – он вытащил руку, сжимая колпак в кулаке. – Это должна сделать ты!

Он уставился на Кэтрин из-под расправленного крыла Бармаглота.

– Его может достать только особа королевских кровей, дорогуша.

– Но я не…

Он швырнул колпак. Тот приземлился в нескольких ярдах от Кэт. Ей было никак не достать шляпу, не приблизившись к Бармаглоту.

– ТЫ!

Внезапный возглас Питера был так оглушителен, что даже Бармаглот повернул голову к нему.

Кэт стрелой метнулась к колпаку. На бегу она подхватила его с земли и сунула руку внутрь. Как и раньше, ее пальцы сразу же обхватили костяную рукоять, и из колпака появился сияющий меч.

Кэт остановилась и обернулась к монстру.

Бармаглот зарычал и опустил голову, так что она оказалась на одном уровне с мускулистыми чешуйчатыми плечами. Тварь сделала шаг назад, ее единственный сверкающий глаз глядел на меч, как на заклятого врага.

Кэт подняла оружие. Меч был очень тяжелым, но решимость придавала ей сил, бурлила в ее венах.

Тварь еще немного попятилась.

Кэт осмелилась взглянуть на Джокера, боясь, что уже слишком поздно и вот-вот перед ее глазами предстанет то, что было изображено на рисунке…

Но нет, Джокер был жив, ему удалось подняться на ноги. Одной рукой он держался за голову. Казалось, он не в себе. Ноги у него то и дело подкашивались, словно ему трудно было удерживать равновесие. Если он и заметил Кэт с Бурлатным мечом в руке, то никак этого не показал.

– Как ты посмел сюда сунуться? – вопил Питер. Он побагровел, его ноздри раздувались от ярости.

– Я тоже очень рад снова вас видеть, – ответил Шляп Ник. Он явно не был удивлен тем, что тыквенный фермер готов разорвать его на части. – Как ваши дела?

Питер поднял топор и срубил с ветки еще один тыквенный фонарь. С утробным воплем он поднял тыкву и метнул в Шляп Ника. Тот увернулся. Тыква разбилась о землю.

– Это все твоих рук дело, – сказал Питер. – Всему виной ты и твои чертовы семена. На них была порча!

У Шляп Ника заходили желваки на скулах, и Кэт, хотя понятия не имела, о чем речь, поняла, что обвинения Питера не были для Шляп Ника неожиданностью.

– Вы знакомы, – сказала Кэт. У нее дрожали руки, и она позволила себе немного опустить меч, всего на несколько дюймов. Бармаглот выпустил в ее сторону облако пара. – Откуда вы друг друга знаете?

– Этот дьявол принес мне порченые семена, – ответил Питер. – Я от них отказался, хоть и не знал, каковы они на деле, но он все равно подбросил их мне на грядку, и гляньте, что вышло. Посмотри, что ты сделал с моей женой!

Он поднял из грязи топор и указал на Бармаглота.

Шляп Ник от души расхохотался.

– Ты же не веришь, что эта… эта тварь… – Но его смех внезапно стих, улыбка исчезла, а глаза расширились, когда Бармаглот взглянул на него, и в единственном глазу вспыхнуло узнавание – так же, как при виде Бурлатного меча. – Не может быть!

– Вы принесли ему семена? – с трудом выговорила Кэт. – Из Шахматного королевства?

Тыквы.

Фальшивая Черепаха.

Бармаглот, Джокер и Бурлатный меч.

Все это началось по ту сторону Зеркала.

Какая связь между ними?

Шляп Ник.

Все это дело рук Шляп Ника.

Но ведь это Питер похитил Мэри-Энн. Это он попытался приручить монстра и скармливал ему невинные души.

– Я убью тебя за то, что ты с ней сделал! – заорал Питер. – И прибью твою голову к воротам!

Кэт крепче сжала рукоятку меча.

– Остановитесь, – задыхаясь, произнес Джокер. – Что бы ни сделал Шляп Ник, это было не нарочно. Это ошибка. Откуда ему было знать, что так выйдет? И это… это существо больше не ваша жена, сэр Питер. Простите, но вы должны это понять.

– Да неужели?

С ним заспорил Шляп Ник.

– Шляп Ник! – одернула его Кэт.

Но он только пожал плечами, скользя взглядом по темной чешуйчатой коже чудовища, по его кожистым крыльям.

– Разве Фальшивая Черепаха перестала быть все тем же Черепахом? Откуда нам знать, что в теле этого монстра больше нет леди Питер?

– Она пожирала людей! – закричала Кэт. – Даже если она все еще там, она – убийца!

– Это вы виноваты, – сказал Питер, обращаясь к Кэтрин. – Я уничтожил эти порченые тыквы. Ей уж становилось лучше. Но увидела тот пирог и как стала есть, остановиться не могла. А теперь никак не превращается в себя. Это моя жена, вы с ней это сделали!

– Она чудовище!

Бармаглот поднялся на задние лапы и издал пронзительный вопль. Когти твари вонзились в землю с таким скрежетом, что у Кэт заныли зубы.

Все произошло мгновенно.

Злобный взгляд Бармаглота.

Вот тварь подняла голову, подобно ядовитой змее.

Вот разинула огромную пасть, и Кэтрин увидела свет, мерцавший за многими рядами острых зубов.

Вот она двинулась на Шляп Ника.

Голоса Сестер зазвучали в голове Кэтрин. УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится…

Шляп Ник отступил…

Вышел Питер из тумана, вынул ножик из кармана, будет резать, будет бить – видно, Шляп Нику не жить.

Крик вырвался из горла Кэтрин, когда она бросилась вперед, размахивая Бурлатным мечом.

Один быстрый удар. Лезвие меча прошло словно сквозь кусок масла.

Голова Бармаглота отделилась от извивающейся шеи. Тело твари рухнуло на заброшенные тыквенные грядки. Голова упала, ударилась о землю и покатилась к ногам Шляп Ника, который с криком отскочил. Темная кровь расплескалась по земле, как чернила из сломанного пера.

Мир застыл.

Туман клубился вокруг них.

Питера безвольно опустил руки.

Кэтрин глядела на меч, залитый кровью, ее сердце колотилось в груди. Ошеломленно. Испуганно. С облегчением.

Она убила Бармаглота.

Подняв глаза, Кэт взглядом отыскала Джокера. К ней постепенно возвращалась способность дышать.

Она убила Бармаглота. Она это сделала. Монстр мертв. Червонное королевство спасено.

Теперь все позади.

Они отведут Мэри-Энн в безопасное место, а Питера оставят оплакивать свою жену. А утром Кэт и Джокер, Шляп Ник и Ворон будут далеко, очень далеко отсюда, и ни одно, ни единое пророчество Сестер не сбудется.

Джокер смотрел на нее, потрясенно и восторженно. Сейчас его взгляд стал более осмысленным, и все же он еще не совсем оправился после удара.

В наступившей тишине Кэт осмелилась взглянуть на Питера. С искаженным от боли лицом он смотрел на поверженного монстра.

Сердце Кэтрин неожиданно наполнилось жалостью и сочувствием. В глазах Питера плескались тоска и страдание. Казалось, еще мгновение, и он, рухнув на землю, зарыдает над телом Бармаглота, оплакивая чудовище, которое так любил.

Но мгновение прошло, а он остался стоять. Потом злобно оскалился, обнажив зубы, глаза сверкнули.

Он уставился на Кэтрин.

В его взгляде было отвращение. В нем было убийство.

Ахнув, она крепче сжала меч.

Питер крепче сжал топор.

Он шел к ней. Шаг. Второй. На руках вздулись мышцы, все тело напряглось.

– Пожалуйста, – прошептала Кэт. – С этим еще можно покончить. Просто отпустите нас.

К ее удивлению, Питер и впрямь замешкался. Что-то привлекло к себе его внимание, и Кэт решилась оглянуться.

Это был Ворон, и он неторопливо двигался к ним. За ним семенила Мэри-Энн, но она была лишь тенью зловещего, неотвратимо надвигавшегося Ворона. Топор поблескивал в его руках, будто зеркальное отражение топора Питера. Темный плащ развевался за плечами, капюшон низко свисал, закрывая лицо. Палач Белой королевы, так сказал Джокер.

Он нес угрозу – или надежду.

Он олицетворял собой правосудие.

Кэт снова повернулась к Питеру. Выражение его лица снова изменилось. Теперь в нем читались страх и нерешительность.

Питер снова взглянул на Кэтрин – с ненавистью, такой чистой и неподдельной, что это ужаснуло ее. Она почувствовала его отчаяние. Ощутила его готовность.

Издав утробный рев, Питер повернулся и взмахнул топором.

Кэт не успела ничего понять, как все было кончено. Кровь с тихим звуком расплескалась по земле, словно чернила из сломанного пера.

Словно рисунок на камне.

Прежде, чем Кэт поняла, что случилось, Питер бросился бежать. Он бросил топор и скрылся в лесу. Раздалось хлопанье крыльев: Ворон, снова превратившись в птицу, полетел за Питером. Вихрь черных перьев, вопль отчаяния, боли и ярости, и тишина…

Кэт затаила дыхание.

Она ждала, что зрелище перед ней рассеется, как мираж. Что это очередной волшебный фокус. Что прямо сейчас свершится невозможное.

Потому что это не было правдой. Не могло быть. Это сон, кошмар, и она скоро проснется. Это был чернильный рисунок, исполненный во всех ужасающих деталях. Это был…

Джокер.

Изувеченный. Изломанный. Мертвый.

Шагнув к нему, Кэт осела на землю. Меч выскользнул из ее пальцев.

– Патока, – выдохнула она. Целебная патока. Оживляющая патока. – Принесите ему патоки! Ну же! Быстрее! Патока… Паточный колодец…

– Нет, дорогая, – послышался дрожащий голос Шляп Ника. – Ничто его не спасет.

– Не говорите так! – она погрузила руки в жидкую грязь, стиснула пальцы. – Мы должны спасти его! Мы должны… Джокер!

Чья-то рука откинула волосы у нее со лба, до Кэт донесся мучительно ласковый голос Мэри-Энн:

– Кэт…

– Не прикасайся ко мне! – в ярости крикнула Кэт, резко отстраняясь. – Я вернулась из-за тебя! Если бы ты сюда не потащилась, тебя бы не поймали, и нас бы здесь не было. Все из-за тебя!

Мэри-Энн отпрянула.

Не обращая внимания на ее умоляющий взгляд, Кэт поползла вперед на коленях, волоча по грязи юбку.

– Должен же быть выход! Мы должны что-то сделать. Что-нибудь в колпаке, что спасет его… или… или… Сестры. Судьба. Время. Есть же хоть кто-то, кто может…

Ее руки наткнулись на что-то, и это не было холодной грязью, оно было влажным и мокрым. Что-то настоящее на ощупь. Слишком настоящее.

– Это невозможно, – сказала она. – Он ничего не сделал, он ни в чем не был виноват. Он…

Ее горло сдавили рыдания.

– Ты права. Он был невиновен, – произнес Шляп Ник, так тихо, что Кэтрин едва услышала. – Жертвы рока обычно страдают безвинно.

Сжав Кэт в объятиях, Мэри-Энн потащила ее от тела из разливающейся все шире лужи крови. Кэтрин ничего этого не замечала. Она прерывисто дышала. Ее губы кривились. Не отрываясь, она смотрела через плечо Мэри-Энн туда, где рос темный лес. Туда, где скрылся Питер.

Плач умер в горле Кэтрин и был похоронен там, задавленный яростью, которая билась в ней, вопила и требовала выхода.

Она убьет Питера.

Она разыщет его и убьет.

Она получит его голову.

Глава 48

Кэт не помнила, как они возвращались домой, в Черепашью Бухту. Часть пути ее нес на руках Шляп Ник, хотя она вырывалась и царапалась, требуя отпустить ее и оставить с Джокером. Ник удерживал ее, пока она не выбилась из сил и не сорвала голос. В голове стучала одна мысль: разыскать Питера и уничтожить.

У Кэт подергивался глаз. Она сжимала кулаки, представляя, как сдавливает шею Питера. Как душит его. Душит.

Когда они, наконец, оказались в усадьбе, родители, увидев кровь, грязь и ее помертвевшие глаза, поспешно повели всех в дом.

Переполнявшая Кэтрин ярость бурлила и рвалась наружу. Она ни на кого не смотрела. Ничего не говорила. Отсылала всех прочь. Оставшись, наконец, в одиночестве у себя в спальне, она бросилась на колени у окна и, обращаясь к Времени, неистово молила его, пока не потрескались пересохшие губы и не стал заплетаться язык. Оно же может повернуть стрелки часов вспять. Оно властно изменить ее участь.

Она не тронет Бармаглота – пусть только Джокер останется жив.

Она бросит Мэри-Энн на съедение чудовищу – пусть только Джокер останется жив.

Она послушается Шляп Ника. Отвернется, не слушая мольбы Мэри-Энн, и убежит сквозь Зеркало. Не станет оглядываться, пусть только Джокер останется жив.

Она готова на все. Выйти замуж за любого Короля. Носить любую корону. Отдать сердце любому, кто ни попросит. Она готова пойти в услужение к самому Времени, если оно вернет ей Джокера.

Ее страдания сменились вспышкой неистового гнева, когда Время отказалось отвечать. Не будет следующего раза, нет никакого другого времени, да и времени вообще.

Сколько ни обещай, сколько ни торгуйся, это ничего не изменит.

Джокера больше нет.

Далеко за полночь к ней на подоконник опустился Ворон. Бросившись к окну, Кэт распахнула его, но Ворон лишь сообщил, что Питер не найден.

Кэт упала на ковер, и боль набросилась на нее с новой силой.

Она рвала ей душу, приводя в неистовство.

Прошла ночь, а Кэт все металась, бросаясь на всех, как дикий зверь. Когда Абигайль принесла чай, она запустила подносом в стену. Когда Мэри-Энн осмелилась предложить ей ванну, она завизжала и стала отбиваться кулаками. Когда матушка, слишком напуганная, чтобы войти, попыталась заговорить с ней через приоткрытую дверь, Кэт зарычала и заткнула уши, чтобы не слушать. Она обдумывала, как уничтожить Питера. Она поклялась каждой песчинкой в бухте, что отомстит за гибель Джокера.

Прошло целых два дня, прежде чем она смогла заплакать, а когда начала, то будто плотину прорвало – она уже не могла остановиться.

УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.

Пока сбылось только одно из пророчеств.

Джокер лишился головы. Джокер был мертв. Ее Джокер.

Глава 49

Тоненький смех и шуршание веток разбудили Кэтрин. Она широко раскрыла глаза. Раздувая ноздри, ясно почувствовала бодрящий цитрусовый аромат.

Одеяло она сбросила ночью во сне, видно, из-за очередного кошмара с чудовищами, убийцами и каруселями, и теперь лежала на сбившихся простынях в липком холодном поту. Над головой покачивались плоды – не желтые, а красные, не лимоны, а апельсины-корольки, каждый апельсин в маленькой короне.

Ослабевшей рукой она дотянулась до низко висевшего плода и сорвала с ветки. Деревце зашелестело.

Королек оказался увесистым и с трудом поместился в ладонь.

Наверху в кроне деревца кто-то шушукался и хихикал. Подняв голову, Кэт увидела, что сквозь листву на нее глядит пара больших черных глаз.

Сев на постели, Кэт сердито уставилась наверх.

– Что вам нужно?

Тилли отодвинула ветку, и Кэтрин увидела ее узкое личико и мягкие волосы, в которых запутались листья.

– Мы говорили тебе, что это случится, – заговорила она зловещим детским голоском. – Помнишь: УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.

Ненависть застлала ей глаза, кроваво-красная, пылающая. Издав утробный крик, Кэт метнула апельсин в девочку.

Тилли увернулась, королек пролетел сквозь ветви, и шлепнулся на ковер, корона отлетела в сторону.

– Это было невежливо.

Кэт обернулась, ища обладательницу второго голоска. Элси с неряшливо остриженными волосами уцепилась за кроватный столбик.

Из-за балдахина выглянула третья девочка, она висела вниз головой. Длинные волосы Лэйси касались подушек.

– Вообще, – заметила она, – это было не очень-то по-королевски.

– Вон! – закричала Кэт. – Он погиб из-за вас! Вы нас прокляли! Убирайтесь вон!

Три Сестры смотрели на нее совершенно невозмутимо, словно она предложила им чашечку чая.

– Не мы занесли топор, – сказала Тилли.

– Не мы убили Бармаглота, – сказала Элси.

– Не мы вошли в ту дверь, – сказала Лэйси.

Из глаз Кэт хлынули слезы, закипающие от злости.

– Это все ваше пророчество! Вы его убили. Вы… – прорыдала она. – Убирайтесь вон. Оставьте меня в покое.

Лэйси начала раскачиваться, ее длинные волосы щекотали Кэт, задевая ее плечо.

– Мы многое видим, – произнесла она. – Мы знаем многие судьбы. Мы пришли предложить тебе сделку.

Кэт вытерла глаза. На мгновение ее охватила надежда. Жестокая, хрупкая надежда. Она едва осмелилась выдохнуть слова, которые родились на языке.

– Вы можете… вы можете вернуть его?

Девочки зацокали языками, словно Кэт удачно пошутила. Тилли покачала головой и раздвинула ветки, так что теперь она была видна до пояса. Одна из веток оцарапала ей щеку, но, хотя царапина кровоточила, девочка не обращала на это внимания. Алая кровь казалась странно живой на фоне ее мертвенно-белой кожи и пустых черных глаз.

– Мы не можем вернуть убитого, но можем дать тебе кое-что, чего ты тоже хочешь.

– Что? – затрепетала Кэт.

– Отмщение, – сказали Сестры хором.

– Питер Питер бежал, теперь его не найти, – продолжала Элси. – Твой Ворон – убийца, но не ищейка, а больше Питера никто не разыскивает. Король хочет как можно скорее обо всем забыть.

– Но Питер Питер в отчаянии, – подхватила Лэйси. – Его жена мертва, все его хозяйство загублено. Он придет к нам, в поисках новой жизни в Шахматном королевстве.

Тилли улыбнулась, показав щербинку между зубами.

– Мы можем отдать его тебе, чтобы правосудие свершилось.

У Кэт так пересохло горло, она не могла вздохнуть.

Они правы. Ворон потерял след, а Король слишком жалок, чтобы заниматься охотой на убийцу и похитителя.

Мэри-Энн – Кэт это знала – выдумала историю о прошедшей ночи, изо всех сил пытаясь спасти репутацию Кэтрин (которая больше не имела для Кэтрин никакого значения). Служанка рассказывала всем, что, узнав всю правду о преступлениях Питера, отправилась туда, чтобы остановить его и Бармаглота, а Кэт и Джокер пришли ей на помощь.

Джокер после смерти стал героем, все обвинения с него были сняты.

Впрочем, Кэт это никак не оправдывало. Она, как ни крути, бежала из замка спустя несколько минут после того, как приняла предложение Короля. Ее на глазах у всех увел за собой другой мужчина. Король был унижен и предпочел сделать вид, будто ничего и не было.

У Кэт такой возможности не было. Она все помнила, и нельзя было ни уклониться от прошлого, ни забыть о нем.

Питер заслужил наказание. Он заслужил смерть.

Впервые с тех пор, как, лишившись чувств, она упала в грязь на тыквенной грядке, Кэт почувствовала, как у нее в груди, волнуясь, бьется сердце.

– Что вы хотите в уплату?

Лэйси, раскачавшись, плюхнулась на постель и села, скрестив ноги, тонкие, как спички.

– Мы больны. Мы давно и долго умираем и вынуждены брать плату, чтобы поддержать свое существование.

Элси крутанулась вокруг столбика.

– Сердце поддержало бы нас на долгое время. Горячее сердце, полное страсти и отваги.

Тилли, вытянула руку и ткнула грязным пальчиком куда-то под ключицу Кэт.

– Мы хотим сердце королевы.

Похолодев, Кэт отшатнулась и прижала руки к груди.

– Я не королева.

Тилли в ответ хитро улыбнулась.

– Пока нет.

И Сестры снова хором процитировали стишок, который и постоянно звучал у Кэт в ушах: УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.

Она потрясла головой.

– Все считают меня взбалмошной и сумасбродной. Король теперь нипочем не захочет взять меня в жены.

– Так уж и нипочем? – Лэйси сорвала с ветки королек в короне набекрень и протянула Кэт.

Кэт неуверенно смотрела на плод. Так ли невинны эти девочки? И все же они правы. Не они взмахнули топором.

Она подняла голову и по очереди заглянула каждой Сестре в бездонные глаза.

– Вы доставите мне сэра Питера? И я смогу сама решить его участь?

– Конечно, – ответила Элси. – Кому и судить, как не Королеве.

И все три тихо засмеялись.

Поджав губы, Кэт отбросила апельсин.

Тоненький смех и шуршание веток разбудили ее. Она широко раскрыла глаза. Трех Сестер не было, но дерево осталось, его тяжелые красные плоды низко висели у нее над головой.

Глава 50

Королевские лакеи опасливо косились на Кэт, когда она ворвалась в тронный зал. Даже свечи в люстрах и подсвечниках испуганно гасли, когда она проходила мимо, высоко подняв голову. Черное траурное платье свободного покроя развевалось за ней в такт шагам. В руках она несла коробку, завернутую в красную бумагу и перевязанную красным бархатным бантом.

Все убранство тронного зала составляли инкрустированные рубинами люстры и подсвечники, розовые зеркала в позолоте и колонны из розового кварца. Здесь не было ковровой дорожки, и звук шагов эхом отдавался от стен, поднимаясь к высокому, как в соборе, сводчатому потолку.

Кэтрин не отрывала глаз от Червонного Короля, который ерзал на троне, барабаня пальцами в такт стуку ее каблучков.

Кэт хорошо представляла, как выглядит, с головы до ног одетая в черное и с черной вуалью, закрывающей лицо. Перед уходом она взглянула на себя в зеркало – бледная, как привидение, с воспаленными, красными глазами. Ей было все равно.

Она хорошо знала Короля. И понимала, как добиться того, что ей нужно.

У Белого Кролика дрожал голос, когда он объявил: «Л-леди Черепашьей Бухты Кэтрин Пинкертон испрашивает аудиенции у Его Сиятельного Величества, Червонного Короля».

Выждав не дольше одного удара сердца, она повернулась к ближайшей придворной – Бубновой Даме – и бросила ей красную коробку. Та ахнула и едва успела ее подхватить.

Снова повернувшись к Королю, Кэтрин, как могла, улыбнулась и присела в изящном реверансе.

– Благодарю, что согласились встретиться со мной, Ваше Величество.

– Л-Леди Кэтрин. Добрый д-день, – промямлил Король и почесал ухо. – До нас дошли слухи о вашем печальном не-не-д-домогании. Так приятно видеть вас… снова.

– Ваша забота мне льстит, Ваше Величество.

Король вцепился в подлокотники.

– Ч-чем я могу быть полезен вам, леди Пинкертон?

Она выпрямилась в струнку, высокая и тонкая, как пика, в непроницаемо-черном одеянии.

– Я пришла, чтобы принести извинения. Моя реакция на предложение стать вашей супругой была недопустима. Надеюсь, вы понимаете, что это было результатом кратковременного помешательства и ни в коей мере не проявлением неуважения к вашему предложению. Вы оказали мне великую честь, прося моей руки, а я ответила не так, как подобает леди.

Отбарабанив эту выученную назубок речь, она снова улыбнулась.

Король откашлялся.

– Э-э-э… Право, не стоило беспокоиться, леди Пинкертон. Разумеется, ваши извинения приняты, от чистого сердца.

У него кривился рот. Он все еще нервничал. Он явно надеется, что разговор с Кэт окончен. И теперь она удалится.

Но она осталась.

– Прекрасно, – улыбка исчезла с ее лица. – Теперь, когда все недоразумения остались позади, я хотела бы официально принять ваше предложение – снова.

Кровь отхлынула от румяных щечек Короля.

– О-ох, – проблеял он. – Вот… вот как?

Его взгляд заметался, ища Белого Кролика, как будто церемониймейстер мог ответить вместо него.

Кэтрин ожидала этого. Ни один мужчина – даже совсем глупый и легкомысленный – не захочет взять в жены девицу после того, как она его отвергла. И даже унизила. Девицу, о которой все вокруг говорят, что она выжила из ума.

Но Король был размазней и мямлей.

Поэтому она терпеливо ждала, пока Король всматривался в лица придворных и стражников, судорожно ища выход из положения. Выход, который не подразумевал отказ, потому что Король не умел отказывать.

На его лице отразилась полная беспомощность.

– Хм. Это, безусловно… э-э-э… – Он снова откашлялся. – Видите ли, леди Пинкертон, дело в том, что… я… хм…

– Понимаю, Ваше Величество. Я и не надеялась вновь завоевать ваше расположение после того, как обошлась с вами подобным образом. Но я знаю также, что вы человек мудрый и добросердечный.

Лицо Короля зарумянилось, покраснела даже кожа под курчавой бородкой и завитыми усиками.

– Хм, даже не знаю, как…

– Вот почему я принесла вам подарок. Примите его в знак моей преданности. – Голос Кэт дрогнул, но она загнала боль глубже, глубже, глубже. Обернувшись к Бубновой Даме, она приподняла бровь.

После краткой неловкой паузы дама шагнула к ней, протягивая коробку.

Кэтрин мизинцем указала на короля.

Дама, зардевшись, на негнущихся ногах подошла к трону и передала подарок Королю, после чего, пятясь, вернулась на свое место.

Король с окаменевшим лицом боязливо развязал бант и отогнул бумагу. Он проделывал это так осторожно, как будто боялся, что коробка взорвется у него на коленях.

Наконец он поднял крышку. Все, кто был в тронном зале, вытянули шеи – все, кроме Кэтрин, которая смотрела на Короля пустыми глазами, с безучастным лицом.

– К-королек? – пискнул Король.

– Апельсиновый торт из корольков, Ваше Величество. Недаром вы сказали как-то раз, что корольки – путь к сердцу короля.

Король облизнулся, в глазах у него появился голодный блеск. Червонный Валет у него за спиной подался вперед, пытаясь заглянуть в коробку – он был охвачен тем же вожделением, что и монарх.

Кэт потупилась.

– Надеюсь, мы прекрасно поладим, и я буду счастлива постоянно баловать вас всевозможными утонченными лакомствами. Я ведь обожаю печь, и вам это известно.

Она задрожала, но стиснула зубы. Держаться. Быть сильной. Она знала, что Король колеблется. И знала, что победит.

Глубже, глубже, глубже.

– О, да. Верно, – сказал Король, – Вы были… хм.

Он покосился на Кэтрин, потом на торт. Облизнулся.

– Вы говорите… всевозможными утонченными лакомствами?

– Какими только захотите, – она подняла голову. – И, поскольку я не вижу причин для задержек, предлагаю отпраздновать свадьбу через две недели.

Глаза у Короля полезли на лоб.

– Через две недели?

Кэтрин невозмутимо кивнула.

– Совершенно справедливое замечание, Ваше Величество. Через неделю – это еще лучше.

Король не находил, что сказать. Придворные и стражники в смятении перешептывались и переглядывались.

– О, ну, раз вы так настаиваете, – продолжала Кэтрин. – Трехдневный срок ничуть не хуже любого другого.

Она царственно взглянула на юного пажа, Тройку Бубен, который прятался за колонной.

– Запишите, что бракосочетание между Червонным Королем и дочерью Маркиза Черепашьей Бухты состоится через три дня. Приглашаются все жители королевства. Вы не возражаете, Ваше величество?

– Я… Я полагаю…

– Превосходно. Я так рада! – И Кэт снова присела в реверансе.

Король схватил коробку, в которой хранился ключ к его сердцу, и прижал к животу.

– Значит, три дня. Это… я… для меня это большая честь, леди Пинкертон.

Губы Кэтрин дрогнули в улыбке, скорее издевательской, чем льстивой.

– Полагаю, что эта честь для меня.

Она развернулась и не оглядываясь вышла из тронного зала. Она была счастлива, когда кисло-приторный аромат апельсина остался, наконец, позади.

Всю дорогу домой, в карете, она размышляла над рисунком Сестер. Кэтрин на троне, королевская корона у нее на голове. Она попыталась вспомнить ощущение ужаса, который испытала тогда. Она была твердо уверена в том, что этому никогда не бывать.

Те чувства остались далеко в прошлом.

– Я Червонная Королева, – сообщила Кэтрин пустой карете. И снова, чтобы привыкнуть: – Я Червонная Королева.

Глава 51

Белый куст роз был весь в цвету. Кэтрин видела его из своих покоев в замке, куда ее привезли для последних приготовлений к свадьбе. Цветы среди зеленой листвы в саду светились, как белые фонарики.

Кэт не могла оторвать от них глаз.

В груди у нее жгло, будто там тлел уголь. Ярость не отпускала ее, она нарастала с тех пор, как она повидала Сестер, с тех пор, как приняла предложение Короля. Три дня превратились для нее в сплошную муку. Она хотела, чтобы все скорее закончилось. Хотела стать Королевой, чтобы Сестры смогли, наконец, выполнить свое обещание.

На плече у нее сидел Ворон, его острые когти впивались ей в кожу сквозь ткань свадебного платья. Он стал ее постоянным спутником, хотя разговаривали они редко. Ему одному Кэт рассказала о сделке, которую заключила с Сестрами. Она думала, что он попытается ее отговорить. И хотя он этого не сделал, ей понадобился целый день, чтобы понять: Ворон жаждет мести не меньше, чем она сама.

Джокер был его другом, его приятелем, его соратником Рухом.

– Скоро, – шепнула она Ворону и самой себе. – Теперь уже скоро.

Ворон не ответил, только глубже вонзил когти. Кэт не вздрогнула, хотя и подумала, что на белой парче останутся капли крови.

Дверь за ее спиной тихо отворилась.

– Кэт? – прокрался в комнату робкий голос Мэри-Энн. – Я пришла сделать вам прическу.

Повернувшись к ней, Кэт кивнула, потом отошла от окна и села перед туалетным столиком.

Мэри-Энн постояла в дверях, будто ожидая приветствия или чего-то еще, но не дождалась и со вздохом ступила на ковер. Ворон перелетел на верхушку зеркала.

Мэри-Энн трудилась в тишине, умело прядь за прядью укладывая волосы Кэт и украшая их жемчугом и бутонами алых роз.

– Вам не обязательно это делать.

Кэт вопросительно посмотрела на отражение Мэри-Энн в зеркале.

– Король готов разорвать помолвку, если вы попросите, – продолжала служанка. – Скажите ему, что передумали.

– И что тогда? – спросила Кэт. – Стать Фальшивой Черепашьей Маркизой? Умереть в одиночестве, старой девой с наполовину невидимым котом?

Мэри-Энн обошла ее спереди и оперлась на туалетный столик.

– А как же мы? Наша мечта, кондитерская?

– Моя мечта! – рявкнула Кэт. – Это была моя мечта, и только моя. Твоей она стала только тогда, когда мошенник обманом наделил тебя воображением.

– Это не так, – запротестовала Мэри-Энн, – Я всегда…

– Я не передумала, – Кэтрин встала и поправила юбку. – Я делаю именно то, что хочу.

– Обманный союз, брак без любви?

Кэт посмотрела на свое отражение. Лицо в зеркале будто принадлежало трупу, бескровное и безразличное. Но платье было до того красиво, что дух захватывало – у тех, кто мог дышать. Широкая юбка до пола, кружева и ленты. Лиф был расшит красными розами.

Кэтрин ничего не чувствовала, глядя на себя в свадебном платье и представляя себя на троне. Ее совершенно не трогали мысли о том, что предстоит делить с Королем брачное ложе и что когда-нибудь она увидит, как целая колода из их десяти ребятишек носится по крокетной площадке.

Ее будущее представлялось ей бесплодной пустыней с единственным светлым пятном на горизонте. Там ждало единственное, чего она хотела по-настоящему. Последнее в этом мире, о чем она мечтала.

Голова Питера.

– Да, – сказала она без малейшего волнения, – Это именно то, чего я хочу.

У Мэри-Энн поникли плечи, и Кэт поняла, что она проглотила несказанные слова. Наконец, она отошла от столика.

– Маркиз и Маркиза хотели бы повидать вас перед церемонией. И… Кэт? Вы не предложили мне стать одной из ваших служанок здесь, в замке…

Кэт прикрыла глаза, дожидаясь, пока слова Мэри-Энн проникнут в ее сознание.

Лучше бы ты умерла вместо него, – хотелось ей крикнуть. – Если бы ты не потащилась на огород, ничего этого не случилось бы. Нужно было бросить тебя там. Оставить тебя умирать.

– Нет, – ответила она наконец. – Не предложила.

– Кэт, пожалуйста, – зашептала Мэри-Энн. – Я знаю, что вы страдаете – наверное, даже опустошены. Но вы моя лучшая подруга. Вы пошли туда ради меня. Вы спасли меня.

Лучше бы ты умерла вместо него.

– Белый Кролик ищет горничную, – сказала Кэт вслух. – Возможно, тебе стоит поискать новую работу там.

Настала удушливая тишина.

Кэт взяла лежащее на столике рубиновое ожерелье, одно из тех, которые присылал ей Король во время своего жалкого сватовства. Она приложила его к вырезу. Камни тяжело повисли у нее на шее.

– Как вам будет угодно, – пробормотала Мэри-Энн.

Кэт не смотрела на нее. Не повернулась даже, когда за ней хлопнула дверь.

Где-то в замке собирались жители Червонного королевства. Играла музыка. Король размышлял, не совершает ли ошибку и не поздно ли все это остановить.

Кэт смотрела на девушку в зеркале – та выглядела так, будто ее губы никогда не знали улыбки. Стоило ей об этом подумать, как уголки рта отражения приподнялись, сложившись в полубезумную улыбку под угрюмым взглядом красных глаз.

Она хмыкнула.

– Не тебе учить меня, как стать счастливой.

Глаза отражения пожелтели, зрачки в них стали вертикальными.

– Ты не забыла, что это день твоей свадьбы? – поинтересовался Чеширский Кот. Следом за глазами появилась и вся морда, пушистые щеки и длинные усы. – Не годится выглядеть такой печальной.

– Я не в настроении. Уходи.

– При всем уважении, Ваше будущее Величество, вы, кажется, и в самом виде не в настроении. Никогда не видел такого безучастного выражения. – Его голос затух, остались только очертания щек и усов, да острые уши над ними.

Кэтрин резко поднялась и отошла от столика.

Морда Кота появилась вновь.

– Не будь такой холодной с Мэри-Энн. Она так переживает, волнуется за тебя. Мы все беспокоимся.

– Нет никакого повода для беспокойства. Я стану королевой. Я счастливейшая девушка в Королевстве.

Кот пошевелил усами.

– Вопрос, будем ли счастливы мы с такой тоскливой бедняжкой, в которую ты превратилась.

– Помяни мое слово, Чешир, я выгоню тебя из Королевства, если будешь надоедать.

– Пустые слова пустой девицы.

Кэт оглянулась на него, сверкнув белыми зубами.

– Я не пуста. Я до краев полна мыслями об убийстве и мести. Они переполняют меня, и я не думаю, что тебе понравится, если они выплеснутся на тебя.

– Было времечко, – Чеширский Кот зевнул, – когда ты выплескивала на меня шутки, жирные сливки и посыпала их сахарной пудрой. Та Кэтрин мне больше нравилась.

– Та Кэтрин была глупа, как пробка. – Она замахнулась на кота. Тот исчез прежде, чем она успела его ударить. – Ты же знал, что кондитерской не бывать. Ты знал, что меня ждет либо нищета, либо брак с этим тупым Королем, и глупо мечтать о другом.

– Да. Это правда.

Повернув голову, она увидела Чеширского Кота, парящего перед дверью.

– Но надежда, – продолжал он, – это именно то, что превращает невозможное в возможное.

Испустив вопль, Кэтрин схватила вазу с букетом белых роз и запустила в Кота.

Дверь открылась. Кот исчез. Ваза пролетела между ушей Белого Кролика и вдребезги разлетелась в коридоре.

Кролик застыл на пороге, его розовые глазки стали величиной с блюдца.

– Л-леди Пинкертон? У вас все хорошо?

Кэт выпрямила спину.

– Ненавижу белые розы!

Кролик шарахнулся от нее.

– Я… прошу прощения. Я… э-э-э, пришлю вам другие цветы, если вы предпочитаете…

– Не стоит утруждать себя, – отрезала Кэт и, широким шагом подойдя к окну, ткнула пальцем в проем. – И я хочу, чтобы садовники убрали этот куст.

Белый Кролик робко приблизился.

– Куст?

– Куст белых роз у ворот. Желаю, чтобы его убрали, незамедлительно.

У Кролика задергался нос.

– Но, миледи, этот куст был посажен пра-пра-прадедушкой короля. Это чрезвычайно редкий сорт. Полагаю, лучше оставить все как есть. – Он прочистил горло и вытянул из кармашка часы. Те самые, которые Джокер подарил ему на черно-белом балу. При виде их кровь хлынула Кэт в лицо. – Итак, вскоре прибудут ваши родители, чтобы сопровождать вас на церемонию, но я хотел убедиться, что у вас есть все необходимое, прежде чем…

– Господин Кролик.

Он поднял голову и смолк под ее взглядом.

– Этот куст должен быть убран до того, как стемнеет. Если к тому времени он еще будет здесь, я найду топор и сама его срублю, а заодно и вашу голову. Вы хорошо меня поняли?

Лапка в перчатке задрожала, часы закачались на цепочке.

– Э-э… да. Конечно. Куст. Совсем не к месту, прямо бельмо в глазу, я часто и сам это говорил.

– Вообще, – продолжила она, вглядываясь в сад, – я требую, чтобы все белые розы были убраны до наступления весны. С этого часа садовники должны сажать только красные розы, если уж им вообще так это нужно.

– Разумеется, моя короле… миледи. Красные розы. Превосходный выбор. Ваш вкус безупречен, осмелюсь заметить.

– Несказанно рада, что вы разделяете мое мнение, – процедила Кэт сквозь зубы и, шурша юбкой, пронеслась мимо Кролика. У туалетного столика она задержалась, и Ворон, соскочив с зеркала, снова уселся ей на плечо. Она стремительно выскочила в коридор.

Там она остановилась.

Перед ней, рассматривая осколки вазы и рассыпанные розы, стояли ее родители, ожидающие, когда придет время сопровождать дочь на свадебную церемонию. На лицах у обоих застыли неуверенные улыбки.

– Ах, моя милая девочка, – начала Маркиза, делая шаг вперед. Помедлила, скосила глаза на Ворона. Затем решительно подошла и заключила Кэтрин в объятия. – Ты прелестная невеста.

– Ты уверена? – спросила Кэт, все еще взбудораженная из-за роз, карманных часов и дерзости несносного Чеширского Кота. – Приглядись получше. Тебе не кажется, что на самом деле я похожа на моржа?

Озадаченная, ее матушка отступила.

– Что ты имеешь в виду?

Кэт пришлось прикусить язык, чтобы не закатить глаза.

– Ничего, не обращай внимания.

– Кэтрин, – заговорил Маркиз, опуская одну руку на плечо Кэт, а другую – на плечо жены. – Мы понимаем, что тебе совсем недавно пришлось пережить некоторые… непростые события.

Гнев, жаркий и пульсирующий, застилал ей глаза.

– Но мы хотели бы знать наверняка… знать совершенно точно, что это – именно то, чего ты действительно хочешь. – Его глаза с тревогой смотрели из-под кустистых бровей. – Мы хотим, чтобы ты была счастлива. Это единственное, чего мы всегда хотели. Этот выбор сделает тебя счастливой?

Кэт выдержала взгляд отца, чувствуя когти Ворона у себя на плече, груз тяжелых рубинов на шее, зуд от колючей нижней юбки.

– Все могло бы сложиться совершенно иначе, – задумчиво сказала она, – если бы вы спросили меня раньше.

Сбросив с плеча руку Маркиза, она прошла между родителями. И не обернулась.

Глава 52

Когда Кэт не без труда протиснула свое утыканное сердечками платье в дверь шляпной лавки на колесах. Там никого не было – совсем никого, если не считать «прекрасного Шляпных дел мастера» собственной персоной. Она переступила порог, и от деревянных стен эхом отразился смешок, весьма похожий на кудахтанье. Кэтрин выпрямилась в полный рост, позволяя платью расправиться. Шляп Ник радостно смеялся, но ее губы были плотно сжаты.

Он восседал на своем троне, закрыв лицо фиолетовым цилиндром. На всех стульях были расставлены шляпные манекены в затейливых головных уборах. Но на этот раз головы не перешептывались. Они безучастно таращились на вороха лент и бантиков, на полупустые чайные чашки.

– Добрый день, Шляп Ник.

Он снял с лица цилиндр и нахлобучил поверх растрепанных белых волос. Галстук его был развязан, пальто измято. На носовом платке, торчавшем из нагрудного кармана, красовалось странное пятно.

– Что, уже шесть часов? – спросил Шляп Ник, хватая со стола карманные часы. – Ах, нет… Только полдень. Это неправильно. Возможно, я должен все устроить так, чтобы всегда было шесть часов, время пить чай. Чай утром, чай среди ночи. Так я смогу всегда быть гостеприимным хозяином. Подойдет ли это вам и вашему раннему визиту, леди Пинкертон? Или… я, видимо, должен сказать – Ваше величество?

Кэт захлопнула за собой дверь фургона.

– Я пришла слишком рано? Не знала, что меня здесь ждут.

– Я всегда кого-нибудь жду. Вечно приходят и уходят, приходят и уходят… – Шляп Ник со звоном бросил часы на стол. Крышка открылась, и Кэт услышала, что часы странно тикают, слишком громко и слишком быстро, словно ведут какой-то сумасшедший обратный отсчет. Если Шляп Ник и заметил это, то не подал виду. – Надеюсь, вы пришли не затем, чтобы получить мое благословение на брак.

– Мне не нужно ничье благословение, и меньше всего – ваше.

– Разумеется, дорогуша. Вы – идеальная королевская невеста. Ну, расскажите, легче ли вам от того, что вы знаете – ваш брак был предначертан? И все о вас было нарисовано чернилами на камне? Вам даже не пришлось принимать решения, лишь следовать судьбе, которую для вас выбрали другие.

Кэтрин подошла к столу и прищурилась.

– С вашей стороны жестоко говорить так, ведь право выбора у меня было отнято.

– Жестоко с вашей стороны говорить так, ведь у вас это право было. Что вам нужно, леди Пинкертон?

Она нахмурилась.

– Пришла узнать, как у вас дела.

– Лгунья. – Шляп Ник горько усмехнулся, сверкнув белоснежными зубами. – Вы пришли убедиться, что я сошел с ума. Вам нужно знать, что не только вы пали жертвой пророчества Сестер.

– Мне больше нет дела до пророчества.

– Как удобно! – зарычал он. – Ведь это именно вы снова затащили нас сюда!

Кэт сжала кулаки. Потом медленно разжала и стала поглаживать ладонями жесткую ткань своей юбки.

– Где Зай Ятс?

– Отправился за чаем. – Шляп Ник поднял трость и продел ее в ручку заварочного чайника. Ему удалось аккуратно поднять его над столом, только крышечка, соскочила на блюдце. С носика упало несколько капель. – Как видите, наши запасы закончились.

Она медленно выдохнула.

– Я была почти уверена, что вы вернулись в Шахматное королевство.

Чайник упал на стол и раскололся, ударившись о битую фарфоровую чашку.

– Как же мы могли вернуться, потеряв обоих Рухов и не добыв сердца? – Его губы искривились в злой усмешке. – Вам следует бояться, леди Пинкертон. Вы теперь королева. – Он ткнул ее пальцем в грудь. – Это кое-чего стоит.

– Я вас не боюсь. Повторите свою загадку, Шляп Ник, и я отвечу, что мое сердце нельзя украсть. Но его можно купить, и оно уже продано.

У Шляп Ника начала подергиваться щека.

– Хотите загадку? Я знаю одну, очень хорошую, начинается так: чем ворон схож с письменным столом?

Кэт вскинула голову.

– Вы сошли с ума, Шляп Ник? Я не стану отвечать.

– Оба они полны поэзии, видите ли. Тьма и прихотливая фантазия, ужасы и пение.

– Шляп Ник…

Он зашептал как заговорщик:

– Я обо всем догадался, леди Пинкертон.

Кэт сжала губы.

– Догадались? О чем?

– Обо всем. Питер. Бармаглот. Фальшивая Черепаха. Мы оба виноваты.

Ухватившись за край стола, Кэтрин уставилась на него поверх беспорядка. Манекены ничего не сказали.

– Видите ли, много лет тому назад, – заговорил Шляп Ник, словно отвечая на незаданный вопрос, – я принес из Шахматных земель тыкву. Я собирался сделать из нее тыквенную шляпу. Беззубый, смеющийся тыквенный фонарь, освещенный изнутри. О, это была бы восхитительная шляпка.

Он пропел слово восхитительная, откинув голову на спинку кресла.

– Но тыква росла и росла. Я не мог ее остановить. Она выросла размером с козу и уже не годилась в шляпки, так что я разрезал ее и вынул семечки. Эти тыквенные семечки я отнес на ближайший тыквенный огород и предложил хозяевам. Они оказались неблагодарными невежами, этот мужчина и его хилая жена. Заявили, что не нуждаются в подачках и захлопнули дверь у меня перед носом. Ну, а я просто бросил семена в уголок на их делянке. – Шляп Ник злорадно улыбнулся. – И думать о них забыл.

– А они проросли, – поняла Кэт.

– Да, проросли. Леди Питер выиграла состязание по поеданию тыквы, вы знали об этом? Говорят, она съела двадцать две штуки. Двадцать две проклятые тыковки. И превратилась в чудовище. – Губы Шляп Ника задрожали, он попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. Сейчас Кэт ясно видела ужас и близкие слезы в его аметистовых глазах.

Она вспомнила разрушенный угол тыквенной делянки. Питер попытался уничтожить тыквы, но одно семя выжило и проросло.

– А я испекла тыквенный пирог, – продолжила она, – так что Фальшивая Черепаха – это дело моих рук и ваших, и, наверное, Питера.

– Питер Питер жениться решил, – нараспев продекламировал Шляп Ник, – Женой обзавелся, а дом не купил.

Кэт поежилась. Ее взгляд блуждал по беспорядку на столе.

– Что еще? Вы принесли из Шахматного королевства другие опасные вещи, о которых мне следует знать?

– Только Джокера, дорогая. Он достаточно опасен для нас обоих.

Услышав его имя, Кэтрин снова почувствовала такую острую боль в разбитом сердце, какую не ощущала уже много дней. Закусив губу, она ждала.

Когда боль снова немного утихла и притупилась, она пошла вокруг стола.

– Вы мне лгали. Ваши шляпы опасны. Нельзя доверять ничему, что было принесено вами из Шахматного королевства, – схватившись за спинку кресла справа от Шляп Ника, Кэт хотела отодвинуть его от стола и сесть, но Шляп Ник со стуком опустил на подлокотники трость. С силой ударив по стоявшей в кресле голове манекена, трость разорвала воздушный шифоновый чепец и разбила глину. Кэтрин отскочила.

– Соблюдайте приличия, леди Пинкертон! – сквозь зубы сказал Шляп Ник. – Для вас нет места за этим столом.

Неприязнь, словно ледяная волна, обрушилась на нее и отбросила прочь. Кэт с хрипом втянула воздух.

– Вы его не заслуживаете, – заявил Шляп Ник с изуверским блеском в глазах. Он глядел на Кэтрин изучающе, будто желая понять, какое из обвинений ранит сильнее. – Я рад, что он не видит вас сейчас. Я счастлив, что он никогда не узнает, как стремительно вы упали в объятия Короля. Вы не смогли дождаться даже, пока могильные черви начнут глодать его.

Она сжала кулаки.

– Я заключила сделку, чтобы отомстить за него. Я сделала это ради него, что бы кто ни думал. Я любила его. И все еще люблю.

– Если вы думаете, что у вас исключительное право любить его, вам нужно стать новым шутом Короля, а не женой.

Она непонимающе смотрела на него. Мысли разбегались, голова шла кругом – сначала полная неразбериха. Потом понимание.

Кэтрин выпрямилась.

– Он знал?

– Разве это имеет значение? – с резким смешком Шляп Ник сбросил со стола ноги и встал. – Он явился сюда с намерением завоевать ваше сердце, но было очевидно, что с той самой ночи, когда он привел вас сюда на чаепитие, он теряет свое.

Голос Шляп Ника сорвался на крик. Подбежав к стене, он схватил с полки одну из шляп.

Нет, не шляпу – корону.

Он бросил ее на стол. Зубья короны, сделанные из клыков Бармаглота, острых и зазубренных, были закреплены на основе из фиолетового бархата, усеянного драгоценными камнями – гнусная насмешка над настоящей короной, которую она оставила в замке.

– Это для вас. Считайте ее свадебным подарком от вашего покорнейшего слуги. От безумного шляпника – своей королеве.

– Но пока вы не безумны. – Она пожирала его глазами. – И не обязательно сойдете с ума.

Опустив на пол трость, Шляп Ник оперся на нее.

– Это мое наследство, леди Пинкертон. Такой была участь моего отца и его отца, и отца его отца. Неужели вы не понимаете? Я всегда прихожу и всегда убегаю, но Время ищет меня и подбирается все ближе. Войдя в те ворота, вы прокляли меня. Прокляли всех нас.

– Вы не должны были следовать туда за мной.

Шляп Ник зарычал.

– Я должен был последовать за ним. – Он стал расхаживать вдоль стола. – Вы пришли сюда за покупкой, Ваше Величество? За чудеснейшим головным убором, за который не жалко отдать что угодно? – Двигаясь вдоль стола, он постукивал тростью по головам манекенов. Некоторые головы падали на пол, другие разбивали лбы о край стола. – За шляпкой, которая даст вам мудрость или, может быть, сострадание, так необходимое королеве? А может, вам нужны чары забвения? Хотели бы вы забыть, что эта трагедия вообще случилась? Или вы настолько тщеславны, леди Пинкертон, что мечтаете о вечной юности? Неувядающей красоте? Я могу и это устроить. Все возможно, когда знаешь путь в Зазеркалье! – Шляп Ник размахивал тростью, как саблей, с такой силой ударяя по глиняным головам, что они разлетались на куски.

– Прекратите!

Шляп Ник замер, занеся трость для очередного удара.

– Не все возможно, – прошипела Кэтрин. – Иначе вы бы уже давно вернули его назад.

Он отпрянул, как от удара. В глазах его промелькнуло безумие. Карманные часы на столе тикали все громче, быстрее, пока их тиканье не превратилось в монотонное жужжанье.

Кэтрин опустила его занесенную руку с тростью. Шляп Ник повиновался.

– Что бы вы ни говорили, эти ваши творения противоестественны. Я запрещаю их. Довольно!

– Простите?

– С этого момента приезжать сюда из Шахматных земель строжайше запрещено. Указом Королевы.

Глаза Шляп Ника превратились в две узкие щели.

– Вы начали все это, играя с вещами, которых сами не понимали. Вы создали монстра, из-за вас погиб Джокер. Это вы привели его сюда, вы принесли тыквы, и вы дали Мэри-Энн тот капор. Все это ваша вина!

Он тяжело вздохнул.

– Да. Это так.

Кэт недоверчиво взглянула на него, удивившись, как легко он в этом признается.

– Я это знаю и заплачу за это своим рассудком, как и сказали Сестры. Я ведь тоже видел рисунки, леди Пинкертон. Я видел их все.

Кровь пульсировала у нее под кожей.

– Если вы когда-нибудь вернетесь в Шахматное королевство, то лучше оставайтесь там навсегда, потому что я не потерплю, чтобы хоть одна песчинка когда-либо пересекла этот лабиринт.

Злоба исказила его когда-то приятное лицо.

– Вы не помешаете мне ходить туда и обратно. Это моя работа. Моя жизнь. И если только Время меня найдет…

– Я королева, Шляп Ник, и могу поступать, как мне вдумается. Я заточу Сестер в темницу. Разрушу паточный колодец. Дотла сожгу лабиринт, если потребуется. Мы достигли понимания?

Она выдержала его взгляд, не отвела глаза, и некоторое время их поединок шел без единого слова.

У Шляп Ника начала подергиваться щека. Сначала слегка, едва заметно, потом все сильнее, пока один угол рта не вздернулся в болезненной гримасе.

– Чем, – прошептал он, глядя на Кэтрин блестящими глазами, – чем ворон похож на письменный стол?

Тряхнув головой, Кэтрин забрала трость и бросила на стол, с удовольствием услышав звона фарфора и серебра.

– Стыдитесь, Шляп Ник. Вам и в самом деле должно быть стыдно. Безумие вам вовсе не к лицу.

– Разумеется, к лицу, – трескуче рассмеялся он. – А тот с УМОМ навек простится. Таков удел моей семьи, это передается по наследству. У меня это в крови. Вам ли не помнить? Я знаю, что вы помните.

Часы тикали уже с неимоверной быстротой, и Кэт боялась, что они взорвутся, лопнут – и шестеренки разлетятся по столу.

– Прощайте, Шляп Ник, – Кэт пошла к выходу, но его отчаянный смех заставил ее оглянуться. Пронзительное хихиканье. Смех-рыдание.

– И все же – чем? Чем ворон похож на письменный стол?

Кэтрин взялась за дверную ручку.

– Ничем. Они не похожи, – отчеканила она, открывая дверь. – Это просто глупая загадка. Не ищите в ней смысла. Все это полный вздор и бессмыслица!

Шляп Ник сник. На лбу у него выступили капли пота.

– Вздор и бессмыслица, – забормотал он надтреснутым голосом, – Вздор и бессмыслица, и снова, и снова. Ничего другого кругом, один вздор. Мы все безумны, а вы не знали? В моей семье это передается, у меня это в крови – а оно здесь. Время, наконец, отыскало меня, и я… – Его голос сорвался, глаза пылали. – Я понятия не имел, ваше королевское величество. Мне кажется, я просто не могу вспомнить, чем же все-таки ворон похож на письменный стол.

Глава 53

Нетерпение росло. Ненависть сжигала ее изнутри, и с каждым днем становилась все жарче. Ярость клокотала прямо под кожей, часто вырываясь в виде неожиданных гневных припадков. Слуги начали ее сторониться. Король в ее присутствии превращался в лепечущего дурачка. Придворные, которые обожали ее и чуть не носили на руках после свадьбы, перестали являться с визитами.

Особенно тяготили Кэт дни судебных заседаний. Она была Королевой и представляла себе, как железным словом обрушивается на подданных и наводит порядок в Червонном королевстве. Законы надлежит исполнять, нарушителей следует наказывать.

Вместо этого она, как в ловушке, отсиживала на судебных заседаниях, полных абсурда и неразберихи. Присяжные, которые ни на что не годились, квакали о чем-то друг с другом и мешали процессу. Среди них были цапли и барсуки, птицы киви, выдры и ежи, и ни одного хоть сколь-нибудь здравомыслящего существа.

Впрочем, это было и ни к чему, учитывая, какие дела приходилось рассматривать. Мышь считала несправедливым, что у ее брата хвост длиннее, аист – единственный в королевстве курьер по доставке младенцев – заявлял, что это дискриминация вида, и так далее. Судебные заседания были настоящей пыткой.

Кэтрин обменялась полным сочувствия взглядом с Вороном, который сидел на перекладине, отделяющей королевские троны от остального зала. Он недовольно нахохлился, плотно сжал клюв.

Кролик протрубил в фанфары.

– В суд обращаются Благороднейший Пигмалион Свинорыл, Герцог Клыкании и леди Маргарет Дроздобород, дочь Графа и Графини Перекрестий.

Подняв бровь, Кэтрин смотрела, как к ней приближается Маргарет рука об руку с Герцогом. Оба казались взволнованными. На Маргарет был знакомая дурацкая шляпа с розовым бутоном.

Они поклонились. Маргарет стрельнула глазами в Кэтрин, но тут же снова потупилась.

– Добрый день, – прочирикал Король. У него был невероятно дурацкий вид в огромном пудреном парике под перекошенной короной. – Что у вас за ходатайство?

– Ваше Величество, – сказал Герцог, – мы просим вас сочетать нас браком.

По толпе прошел удивленный шелест.

Король радостно всплеснул ручками.

– О, это мне нравится! – он сделал почти серьезное лицо и, покашливая, слегка наклонился вперед, – Насколько я понимаю, эта леди пока находится на попечении у своего отца?

– Совершенно верно, Ваше Величество, – ответила Маргарет.

– А что он ответил на ваше предложение?

– Он благословил союз.

– И по какой же причине вы желаете сочетаться браком? – спросил Король.

Герцог улыбнулся в клыки.

– Потому что мы любим друг друга.

Король просиял. Толпа умиленно закудахтала. Кэтрин закатила глаза.

– Что скажет леди?

Маргарет вцепилась в локоть Герцога и подняла голову. Глаза у нее сияли, взволнованно, конечно, но и радостно. В этот миг она казалась не просто хорошенькой, а почти красавицей.

– Он говорит правду. Я поняла, что лорд Свинорыл – единственный мужчина, которому я когда-либо смогу доверить свою сберегаемую до сих пор чистоту, мужчина, который придерживается столь же строгих правил, что и я, что представляется мне крайне ценным, и за это я полюбила его. Мы очень любим друг друга.

Кэтрин фыркнула, но присутствующие притворились, что не заметили.

Король жестом подозвал Маргарет подойти поближе. Когда она приблизилась, король шепотом спросил: «Вы в курсе, что он кабан, а?»

Возмущенная Маргарет открыла рот.

– Ваше Величество! Как вы могли предположить такое!

Наступила долгая неловкая пауза, затем Король смущенно захихикал.

– Э-э-э, ошибся, виноват! Не обращайте внимания! – и он взмахнул руками, отсылая невесту назад к жениху. – Я не вижу никаких причин, чтобы не удовлетворить это ходатайство, и полагаю, что…

Кэтрин вскочила на ноги.

– Подождите.

У зрителей вырвался нервный вздох, многие мелкие существа в зале повскакали с мест и спрятались под стулья. Маргарет побледнела.

– Маргарет Дроздобород, я знаю вас всю свою жизнь, и не раз слышала, как вы называли Герцога надменным, грубым и невыносимо глупым. Теперь вы пытаетесь убедить нас, что хотите за него замуж. Не ради его богатства или титула, а потому что, как вы уверяете, вы любите его.

Маргарет хватала воздух ртом, щеки у нее пошли пятнами.

Кэт подалась вперед.

– Вы знаете, какая мораль из этого вытекает, госпожа Дроздобород?

Сжав губы, Маргарет едва смогла покачать головой.

– Мораль, – отрезала Кэт, – такова: нельзя судить о книге по обложке.

Маргарет долго молчала, словно ожидая, что Кэт скажет еще что-нибудь. Не дождавшись, она нерешительно сдвинула брови.

– При всем уважении, Ваше Величество, это звучит как-то нелепо.

– О да, – отвечала Кэтрин. – Полагаю, я хотела сказать, что вы недурно подходите друг другу.

Маргарет все еще хмурилась, ожидая, видимо, что Кэтрин не позволит им сочетаться браком. Но, когда публика разразилась приветственными криками, а Кэт снова села на трон, на лице у Маргарет расцвела улыбка. Она повернула голову к Герцогу, и влюбленные обменялись взглядом – почти волшебным.

Почти невозможным.

Кэтрин отвернулась, когда их объявили мужем и женой.

Новобрачные вышли из зала суда под шквал аплодисментов, ликуя и неловко путаясь в собственных ногах. Кэтрин, сгорбившись, смотрела им вслед.

Ликование постепенно сошло на нет, и существа возвратились на свои места, расплываясь в улыбках и поздравляя друг друга неизвестно с чем.

Кэт заметила, что Ворон смотрит на нее.

– Что? – огрызнулась она.

Ворон помотал головой, потом взъерошил перья. Он заговорил, и в голосе его звучало тоска – больше, чем обычно.

– Когда одиноким я воином был, на дальних служил берегах, на все был готов, чтоб окончить войну, не знал я, что значит страх. И вот это сердце теперь предо мной – то, за чем мы явились сюда, но нельзя излечить это сердце, боюсь, нельзя излечить. Никогда.

У Кэт раздувались ноздри.

– Ты правильно боишься. Сердце невозможно излечить. Надеюсь, мне недолго придется носить в груди этот бесполезный предмет.

Белый Кролик снова протрубил, спасая от заполнившей ее непереносимой горечи.

– Следующий – мистер Милтон Малро…

Двери в дальнем конце зала судебных заседаний распахнулись, впустив струю холодного воздуха.

В дверной проем влетела сова и, широко раскинув крылья, спланировала в проход между рядами. В дверном проеме возникли три силуэта. Изящная лисичка и хитрый енот держали в лапах цепи, которыми был скован стоящий между ними встрепанный и грязный человек.

Сердце в груди Кэт бешено заколотилось. Она не заметила, как встала, но была на ногах, когда пришедшие приблизились к ней. В груди у нее все сжалось. Она прерывисто дышала.

Пройдя через зал, стражники швырнули пленника на пол. Он казался намного меньше ростом, чем помнила Кэт, был избит и вывалян в грязи.

Ярость с новой силой заклокотала в ней, заполняя пустоту, к которой она начинала привыкать.

Наконец Питер Питер найден.

Три доставивших его существа как по команде сорвали маски и шкурки – так Кэт могла бы скинуть с плеч шубу. Перед ней стояли Три Сестры, щуплыми ручонками сжимая цепи сэра Питера, уставившись бездонными глазами на Королеву.

– Мы заключили сделку, – сказала Тилли.

– Мы выполнили свою часть, – сказала Элси.

Тонкие губы Лэйси растянулись в улыбке.

– Мы пришли получить свое.

– Что-что-что такое? – забормотал Король, с таким ужасом глядя на Сестер, как будто ожил его ночной кошмар.

– Это сэр Питер, – пояснила Кэтрин. Это имя имело привкус железа и грязи.

Питер Питер мрачно косился на нее.

Господин Гусеница, один из присяжных, выпустил кольцо дыма, которое стало завиваться вокруг голов Трех Сестер.

– А кто вы такие? – спросил он.

Элси сложила перед собой ладошки, точно собиралась читать стихи.

– Давным-давно жили-были Три маленькие Сестрички. Они жили в колодце и были очень больны.

– Они умирали, – уточнила Лэйси.

Тилли кивнула.

– Они умирали очень долго.

– Но знали, – продолжала Элси, – что однажды встретят королеву с сердцем, которое не будет ей нужно. Это сердце могло им помочь.

– Это королева здесь, – сказала Тилли, – Время настало.

И девочки хором договорили:

– Мы помогли тебе отомстить, а взамен заберем твое сердце.

Кэт не отрывала глаз от Питера Питера.

– Забирайте. Как я уже говорила, я в нем больше не нуждаюсь.

Сестры заулыбались еще шире, и Лэйси шагнула вперед, ее длинные белые волосы колыхались вокруг щиколоток. Она вынула зазубренный нож – Кэт не заметила, откуда.

Задыхаясь, Король попятился, вместе с троном отодвигаясь от девочки. Но Кэт не шелохнулась. Она смотрела прямо в глаза Лэйси и слушала, как шумит кровь в ушах.

С грацией настоящей лисички Лэйси вскочила на помост у трона Королевы. Она села на корточки и пошевелила пальцами грязных босых ног. Кэт почувствовала, что от девочки пахнет патокой.

Поднявшись, Лэйси занесла кинжал и вонзила в грудь Кэт.

Кэтрин ахнула. В зале судебных заседаний поднялся переполох, но она слышала только смех Трех Сестричек.

От лезвия в груди стало холодно, так холодно, как еще никогда не было. Холод заструился по венам, потрескивая, как зимний лед на замерзшем озере. Было так холодно, что она вся горела.

Лэйси выдернула нож. На конце лезвия билось сердце. Оно было разбито, рассечено почти пополам, и черная трещина посередине заполнена пылью и пеплом.

– Куплено и оплачено, – сказала Сестра. Потом торжествующе взвизгнула и спрыгнула в зал. Две сестры подбежали к ней, и они втроем окружили сердце Королевы. Спустя мгновение к дверям заспешили Лисичка, Енот и Сова, оставив после себя только торжествующее, победное эхо.

Глава 54

Кэтрин глядела на двери, все еще распахнутые настежь. Тело у нее одновременно было сковано холодом и горело, как в огне, а в груди образовалось что-то вроде дупла, пустого и омертвелого.

Ей больше не было больно. Разбитое сердце ее убивало, а теперь оно исчезло.

Ее тоска. Ее потеря. Ее боль – все ушло.

Остались только гнев и ярость, да отчаянная жажда мщения, которую ей скоро, совсем скоро предстояло утолить.

– Ч-что произошло? – заикаясь, спросил Король. – Что они натворили?

– Они освободили меня, – прошептала Кэт. Ее взгляд был теперь устремлен на пленника, стоящего на коленях с цепями на руках – хотя сейчас никто его не держал. Питера Питера единственного ничуть не тронуло то, что сделали Сестры. Он был обозлен тем, что его поймали. Притащили сюда. Заставили преклонить колени перед Червонной Королевой. Кэт улыбнулась одними губами. – Они сдержали свое слово.

– Но… ваше сердце… – начал Король.

– Я в нем больше не нуждаюсь и весьма довольна тем, что они предложили мне взамен. – Она прищурилась. – Приветствую вас, сэр Питер.

Кэт выплюнула его имя, ярость кипела, бурлила, клокотала в ней, заполняя собой пустоту. Она так стиснула подлокотники, что костяшки пальцев побелели.

– Этот человек преступник, он убил придворного шута Червонного короля. Он отрубил ему голову, а потом сбежал в леса. Он убийца.

Рисуя в своем воображении этот момент, Кэт боялась, что может расплакаться, встретившись лицом к лицу с убийцей Джокера. Но глаза ее были сухи, как просеянная мука.

Онемение мало-помалу проходило. Теперь все ее тело горело.

Король поднялся, посмотрел с сомнением.

– Это… да. Да, в самом деле. Хорошо, что вы опять с нами, сэр Питер. Я полагаю, что все это следует… хм… – Король почесал голову под короной. – Что полагается дальше?

– Суд, ваше величество? – предположил Белый Кролик.

– Да! Суд. Это весело. Чудесное развлечение. Да, да. Присяжные, соберитесь. Запишите обвинения, выдвинутые Королевой.

Присяжные засуетились и вытащив грифельные дощечки, начали писать белыми мелками какие-то каракули. Питер Питер продолжал стоять на коленях, но поднял голову и сверлил Кэтрин взглядом. Она не отводила глаз, наконец-то нисколько не боясь его, и предвкушала, что скоро увидит его кровь, которая брызнет во все стороны прямо в зале суда.

– Присяжные хотели бы вызвать свидетеля, ваше величество.

Король хлопнул в ладоши.

– Ах да, просто отлично. Кого же мы вызовем?

– Мы бы хотели вызвать королевского шута.

У Кэтрин вырвалось рычание. По залу пронеслись шепотки и взгляды. Все, казалось, были уверены, что вот-вот в серебряной петле под потолком появится Джокер.

– Он мертв, – напомнила она сквозь стиснутые зубы. Ей пришлось сделать усилие, чтобы отогнать видение, в котором она приказывает обезглавить всех недоумков, собранных здесь.

– Ах, да, в самом деле! А нам-то и невдомек, – пробурчал Барсук и смущенно засмеялся.

– Я ваш свидетель. Я была при этом и уже рассказала вам, что произошло. Он убийца и заслуживает смертной казни.

Собравшиеся поежились, чувствуя неловкость оттого, что их новая королева нарушает традиции суда.

– Вероятно, – внес предложение Кролик, – если нет других свидетелей, присяжные могли бы огласить вердикт?

Присяжные начали шушукаться, до Кэтрин доносились слова виновен, невиновен и подлежит мытью, когда вдруг Питер Питер зычно прочистил горло.

– Я хочу кое-что сказать.

Хотя его голос звучал хрипло, он окатил Кэтрин, как волна прибоя. Перед глазами у нее заплясали белые пятна. Она хотела, чтобы он умолк навеки.

Король – ему было невдомек, что у Кэтрин кипит кровь – стукнул молотком.

– Убийца… кхе-кхе… обвиняемый хочет говорить!

Два стражника, подойдя к Питеру Питеру, схватили его за локти и поставили на ноги. Цепи зазвенели.

Ворон вприскочку перебрался по перекладине ближе к Кэтрин. Теперь у нее был сторонник – тот, кто был там в ту ночь, кто знал. Он единственный в зале суда не вздрогнул, когда Сестры забрали у Кэт ее сердце. Было время, когда он собирался сделать то же самое. Когда Джокер собирался сделать то же самое.

Но все это не имело больше значения. Такое сердце ни на что не годилось, что бы ни говорили люди. Оно совсем ничего не стоило.

Сэр Питер широко расставил ноги, чтобы стоять без помощи стражников. Даже оказавшись в положении пленника, он был таким же устрашающим, как прежде. Он метал взгляды на Короля, присяжных, стражей – и, наконец, на Кэтрин.

– Я его убил, – прогрохотал он. – Но я защищал свою жену.

Присяжные принялись царапать на табличках.

Питер шагнул вперед.

– Эти люди – служанка, Шут и вот она, – рыкнул он, глядя на Кэтрин. – Они, это, вломились в мои владения. Я никого из них не приглашал. А они шныряли да разнюхивали, подавай им «монстра», «чудовище».

Он сплюнул.

– Но она-то была моей женой. А вы ее убили. Прямо у меня перед носом убили ее. Это вы чудовища и есть. А не я. И не она!

– Она была Бармаглотом! – выкрикнула Кэт.

Толпа ахнула.

– Он не говорит вам главного. Жена, которую он защищал, была Бармаглотом. А Мэри-Энн должна была стать обедом для этой твари.

– Нечего было ей делать у меня на огороде! Преступники! Убийцы!

– Это ты убийца!

– И ты тоже – да еще и воровка к тому же! Украла мою тыкву, я знаю, что украла. А жене-то уже становилось лучше. Порча сходила мало-помалу, но тут она увидала пирог, да как давай его глотать, и снова обернулась этим… а могла бы… она не должна была снова оборачиваться, это ты виновата!

Король застучал своим молотком – каждый удар кузнечным молотом отдавался в висках Кэт.

– Довольно, довольно! – заговорил Король, обливаясь потом. – Полагаю, присяжным важно получить небольшое разъяснение.

Он прочистил горло и поправил пудреный парик на голове.

– Сэр Питер, вы признаете, что Бармаглот был вашей женой?

Публика заволновалась, и Кэт услышала, как присяжные обсуждают, что видели жену Питера Питера на черно-белом балу. Болезненную худышку. Вовсе не чудовищную.

– На нее порчу навели, – заговорил Питер. – Отравили дурной тыквой. Я видел, как она их ела, прямо остановиться не могла. А потом захворала. Я думал, это оттого, что переела, но потом… потом она стала меняться.

Между бровей у него залегла глубокая морщина.

– В первый раз это случилось, когда мы ушли с бала, потому как все эти придворные так с нами разговаривали, будто мы им не ровня и нечего нам там делать. Потому как вы, – он ткнул в Кэт пальцем, – глядели на нас так, будто мы ошметки какие-то. Я сам видел, как она обернулась Бармаглотом. Своими глазами.

Питер сжал кулачищи.

– А когда она снова в себя пришла, страдала по тыкве так, что и сказать нельзя. Сжевала все тыквы и хватала все рыжее да желтое, но ничего не помогало. Не могла набить утробу.

Кэт так заскрипела зубами, что у нее свело челюсти. Говорили, что Бармаглот в тот первый вечер бросился сначала на Чеширского кота и Маргарет – а ведь тогда шерсть у кота была с оранжевым отливом, да и запах съеденных им тыквенных пирожков, видимо, еще не выветрился.

В другой раз она схватила Льва с его золотисто-рыжей гривой. Однако, скорее всего, чудовище явилось туда из-за Шляп Ника, гонца, того, кто принес первую тыкву из Шахматного королевства.

А в театре зверь гонялся за ней. Желая получит еще ее тыквенного пирога.

– Когда она обернулась во второй раз, – громыхал Питер (глаза у него запали и были окружены глубокими тенями), – я расправился с тыквами. Они у меня за все ответили.

– Насколько я помню, – процедил господин Гусеница, – Бармаглот нарушал порядок. Хорошо, что от него удалось избавиться. Скатертью дорожка.

– Я ж пробовал ее унять, – сказал Питер Питер. – Клянусь, что так. Даже клетку построил, но удержать ее мне было не под силу.

Он свирепел на глазах.

– И все же она была невиновата! Все дело в тех порченых тыквах!

Кэтрин сжала обеими руками перекладину так, что у нее заболели пальцы.

– Это не защита. Вы убили Джокера. Обезглавили его, прямо у меня на глазах.

– А вы убили мою женушку!

– Вы собирались скормить ей Мэри-Энн!

– А нечего было ей являться на мою землю!

БУМ.

БУМ.

БУМ.

Стук королевского молотка прервал их спор, и Кэтрин повесила голову.

– Бла-благодарю вас, сэр Питер за ваш… э-э-э… комментарий, – голос Короля дрожал. – Итак, мы выслушали показания обвиняемого. Присяжные, каков ваш вердикт?

Присяжные сгорбились над своими табличками и заскрипели мелками, перешептываясь. О чем они говорили, Кэтрин не слышала. У нее шумело в ушах, пред глазами, затмевая мысли, вставали картины: лежащий в грязи Джокер, вонзающийся ему в горло топор, ее сердце, рассеченное надвое.

– Мы пришли к заключению, ваше величество, – заговорила жаба, сжимая в перепончатых лапах грифельную доску. Там был нарисован усмехающийся Питер Питер, стоящий на огромной тыкве. – Мы, присяжные, признаем Питера Питера… невиновным!

В зале поднялся оглушительный шум. Все жители Червонного королевства, находившиеся в зале, обнимались и что-то ликующе выкрикивали. Даже Король с облегчением захихикал.

Червонное королевство еще никогда не сталкивалось с такими жуткими делами, и все были счастливы, когда процесс окончился. Человек оказался невиновным. Теперь все могут разойтись по домам и продолжать свою глупую, бесполезную жизнь. Все кроме Кэтрин. Краем глаза она заметила нахохлившегося Ворона.

И вырвала молоток из рук мужа.

– МОЛЧАТЬ! – закричала она и стукнула молотком по перекладине с такой силой, что по полированному дереву побежала трещина.

Шум в зале суда мгновенно стих.

Все лица теперь были обращены к Королеве. Все словно только что заметили ее покрасневшее лицо и сверкающие глаза. Черепашка поспешно спряталась в свой панцирь. Броненосец свернулся в шар. Страус попытался сунуть голову в полированный кварцевый пол, но безуспешно.

– Я отменяю вердикт присяжных, – прошипела Кэтрин. – Я, Червонная Королева, объявляю, что этот человек виновен. Виновен в убийстве. Виновен в похищении и воровстве, и во всем остальном, а посему требую отрубить ему голову. Приговор окончательный и должен быть приведен в исполнение немедленно!

Ее слова разнеслись по залу суда, ошеломленные лица исказились от страха. Никто не осмеливался даже дышать.

Кэтрин впилась глазами в сэра Питера, в его свирепое лицо, покрытое грязью, в его редкие желтые зубы.

Все ее тело снова стало неметь, словно от холода.

– Вы не заслуживаете милости, – сказала она.

Питер снова плюнул на пол.

– Ничего мне от вас не надобно.

– Н-н-но дорогая… – заговорил Король. Тихий, покладистый, испуганный. Он погладил ее по руке, но Кэт отшатнулась. – Мы… мы раньше никогда… В Червонном королевстве мы не… Как же это, милая, ведь у нас и палача-то нет.

У Кэт дернулся уголок рта. Она перевела взгляд на Ворона.

– Палач есть.

Ворон поднял голову.

– Ты был Палачом у Белой Королевы, – обратилась она к нему, – так послужи теперь мне. Служи мне преданно, и вместе мы сможем отомстить.

Ворон долго сидел неподвижно, как статуя. Потом расправил крылья и соскочил с перекладины. Черная, словно чернильная клякса на камне, птица приняла очертания человеческой фигуры в капюшоне. Лицо было скрыто в тени, руки в перчатках сжимали рукоять остро наточенного топора. Сейчас, в ярко освещенном зале суда, Кэт разглядела, что плащ с капюшоном был из перьев.

Стражники расступились, и Питер остался один посреди зала. Негодяй пытался держаться стойко и даже вызывающе, но Кэт заметила, что он дрожит.

Тень палача выросла, протянулась через весь зал, убийца казался карликом рядом с ней. Ворон положил топор на плечо.

– За убийство Джокера, придворного шута Червонного Короля, я приговариваю этого человека к смерти. – Кэтрин говорила, ничего при этом не ощущая, освобождаясь от бремени любви, сновидений и боли в разбитом сердце.

В Червонном королевстве начинался новый день, и она была Королевой.

– Отрубить ему голову!

Послесловие или Чем ворон похож на письменный стол?

Принято считать, что, когда Шляпник в «Приключениях Алисы в Стране Чудес» загадал Алисе загадку: Чем ворон похож на письменный стол? – Льюис Кэрролл и сам не знал ответа. Однако впоследствии писатель, которого много лет донимали этим вопросом, все же дал ответ, опубликованный в предисловии к изданию «Алисы» 1896 года: «Тем, что он может служить источником звуков/заметок[4], хоть и довольно фальшивых[5]. А еще их никогда не ставят ребром». Хочу обратить ваше внимание на то, что вторая часть фразы содержит[6] непереводимую игру слов: если слово nevar (англ. «никогда», написанное с ошибкой) прочитать задом наперед, получается raven (англ. «ворон»). К сожалению, ошибка в написании вскоре была замечена и «исправлена» каким-то ретивым редактором, так что в последующих изданиях тонкая игра слов была утеряна.

Все это я рассказываю потому, что именно «официальный» ответ Кэрролла на загадку вдохновил меня на описание дебюта Джокера на черно-белом балу в четвертой главе.

Многие любители и читатели сочиняли свои ответы на загадку. Ответ, который дает Шляп Ник в восемнадцатой главе («Тем, что на обоих чернильные перья»), я придумала сама и очень им гордилась, пока не узнала, что он пришел в голову не мне одной. В «Аннотированной Алисе»[7] этот ответ, приписываемый Дэвиду Джодри (младшему), приведен наряду с десятком других блестящих и забавных ответов. (Среди вариантов есть такие: «Тем, что мистер По приложил перо к обоим». Лично мне особенно нравится вариант: «Тем, что в “обоих” есть “б” и в “каждом” есть “ж”». Кэрролл, любивший игру слов и каламбуры, наверняка бы его оценил).

Что касается Ворона, то я не могла в этой книге надругаться над произведениями только одного великого писателя. Не удержавшись, я впутала сюда двоих. Тем, что Ворон по большей части говорит стихами, он обязан стихотворению Эдгара Аллана По «Ворон». Читатели, разумеется, вольны представлять себе персонажей как угодно, но мне самой нравится думать, что Ворон – та самая птица, что терзала разбитое сердце лирического героя классических стихов По. Учитывая, что «Ворон» был впервые опубликован в 1845 году, за двадцать лет до «Алисы в Стране Чудес», совпадение было слишком явным, чтобы им пренебречь.

И вот еще что. Думаю, никого из читателей, почитателей и исследователей не удивит, что в этой книге они найдут массу вольностей и отклонений – не только в том, что касается мира Кэрролла и его персонажей, но и в описании законов и обычаев викторианской Англии. Надеюсь, вы простите мне многочисленные неточности, великодушно оставив за автором право на творческую свободу. Я искренне надеюсь, что и дух Льюиса Кэрролла на том свете развлечется, а не будет оскорблен моей попыткой расширить его удивительный, сумасшедший, эксцентричный мир.

В конце концов, это же как-никак Страна Чудес.

Благодарности

В первую очередь я бы хотела выразить благодарность Грегори Магуайру, чьи фантастические романы «Ведьма» и «Признания уродливой сводной сестры» вдохновили меня написать эту книгу. Однажды несколько лет назад я обедала со своими агентами, обсуждая сказки и злодеев. Я тогда сказала: «Вот бы Грегори Макгуайр написал историю о том, откуда взялась Червонная Королева». А Черил Пьентка, мой агент по иностранным правам, посмотрела на меня и вдруг заметила: «Марисса, а почему бы тебе самой ее не написать?» Так что я должна поблагодарить Черил за то, что она помогла мне увидеть очевидное, а также замечательную Джил Гринберг и весь коллектив ее литературного агентства за неизменную поддержку, тактичность и воодушевление.

Я невероятно благодарна Джин Фейвел, Лиз Шабла и еще многим, многим, многим преданным и талантливым людям из детского издательства Macmillan за то, что они продолжали верить в меня и издавали книги, которыми можно гордиться. Работать со всеми вами для меня огромная радость.

Огромное спасибо Льюису Кэрроллу, который сто пятьдесят лет назад подарил нам таких удивительных и запоминающихся литературных персонажей. Не уверена, что я верно воспроизвела выдуманный вами мир, но я очень старалась.

Спасибо моему мужу Джессу, нашим прекрасным девочкам, Слоун и Делейни, а также всем моим друзьям и членам семьи – вы наполнили мой мир любовью, чудесами и улыбками, широкими, как у Чеширского Кота.

И наконец, я должна поблагодарить маму, которая с ранних лет пробудила во мне интерес к «Алисе» – своим костюмом Червонной Королевы на Хэллоуин, рождественскими елочными украшениями на тему «Алисы в Стране Чудес», коллекциями статуэток, изображающих персонажей «Алисы», музыкальных шкатулок и многого другого. Эта книга для тебя.

1

Питер, любитель тыквы – герой одного из стихотворений сборника «Сказки Матушки Гусыни»:

Питер Питер жениться решил, Женой обзавелся, а дом не купил. В тыкву жену поселил он тогда: Очень удобно – и дом, и еда.

Здесь и далее прим. переводчика.

(обратно)

2

Среди шахматных фигур позиция Джокера соответствует ладье. В древних индийских шахматах ладья имела вид боевой колесницы (ратхи) с упряжкой коней и возницей. Вероятно, от этого «ратхи» произошло персидское название колесницы – «рух». В виде птицы (мифической Птицы Рух, известной нам по сказкам “Тысячи и одной ночи”) стали изображать и шахматную фигуру. А на Руси эту птицу приняли за стилизованное носовое украшение древнерусского судна – ладьи. Отсюда фигура получила свое имя. В английском языке ладья называется Rook, причем у этого слова есть еще два значения: 1) грач, 2) плут, шулер.

(обратно)

3

Вспомним, что Рух – звание Джокера в Шахматном королевстве – соответствует шахматной фигуре, ладье. А шахматная ладья ходит по прямой вперед и назад, вправо и влево на любое количество клеток. Другое название ладьи – «тура́», так когда-то называли осадную башню, которую использовали при штурме крепостей.

(обратно)

4

Игра слов: английское «notes» означает и «звуки», и «заметки».

(обратно)

5

Плоские ноты – отсылка к выражению to sing flat – петь фальшиво.

(обратно)

6

В оригинале ответ звучит так: Because it can produce a few notes, though they are very flat; and it is NEVAR put with the wrong end in front!

(обратно)

7

Martin Gardner, ed., introduction and notes to The Annotated Alice: The Definitive Edition, by Lewis Carroll (New York: W. W. Norton & Company, Inc., 1999).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Послесловие или Чем ворон похож на письменный стол?

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg