«Сожженная земля»

Сожженная земля (fb2) - Сожженная земля [publisher: SelfPub.ru] 946K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана (Лана) Волкова

Светлана Волкова Сожженная земля

Пролог. Стихия и люди

— Калема! Калема-а-а! Дара!

Гвардеец с нашивками лейтенанта мчался по залитой водой лестнице. Он поскользнулся, вскочил, снова побежал наверх. Он не знал о богине, что танцевала на берегу новорожденной реки. Ее пробуждение несло столице новые смерти и разрушения. Вчера дворец чудом выстоял в огне магической битвы, сегодня его накрыло ледяными волнами. Люди, выжившие в пожаре, гибли в потопе. А богиня танцевала в лучах солнца, забирая их жизни.

Гвардеец ничего не знал о ее смертоносном танце. Ему не было дела до того, что творилось снаружи королевского дворца. Во дворце, в водяном аду, оставались два самых дорогих ему человека. Он не колеблясь отдал бы за них жизнь. Он не знал, где они. Не знал, живы ли они. В нем пылало единственное стремление — успеть. Спасти. Легион богов не повернул бы его вспять.

Навстречу спускался другой гвардеец, с нашивками сержанта на мундире. Лейтенант схватил его за грудки.

— Калема, Форах! Ты видел Калему?!

— В башне Павир, — ответил тот. — Вся прислуга королевских фрейлин там. С ними три мага.

— Старых?

— Молодых, но сильных. Ильна тоже там. Пусти, Шем.

Шем выпустил сержанта. Ильна была любовницей Фораха. Раз он оставил ее в башне Павир и не тревожился за нее, женщины должны быть в безопасности.

— Дара с ней?

— Шем, я не видел. Детей собирали отдельно — не знаю где. Гвардейцев созывают в Тронную Залу. Идем скорее!

Форах побежал вниз. Шем не последовал за ним, а продолжил подъем. Надо увидеть Калему и Дару живыми и невредимыми. Убедиться, что они под надежной защитой. И лишь потом исполнять приказ.

Не оглядываясь, лейтенант мчался вверх по лестнице. За переходом в башню Павир ступени оставались сухими — вода еще не добралась сюда. Но стремительно прибывала. Гвардеец слышал ее ненавистный шелест и плеск. Он не стихал, пока Шем бежал по лестнице башни Павир.

В палатах его оглушил плач, истеричные всхлипы и крики отчаяния.

— Калема! Дара! — позвал он.

— Шемас!

Из толпы рыдающих женщин навстречу ему бросилась одна, широкобедрая, светловолосая, но при том смуглая и кареглазая.

— Калема, ласточка моя, ты в порядке?! Где Дара?

— В Совещательной Зале, Шемас! Там все дети.

— Идем, голубка! Скорее туда!

Они не успели покинуть палаты — оконное стекло с грохотом обрушилось на пол. В башню хлынул поток воды, расшвыряв несчастных женщин. Сквозь раскрытые двери вода понеслась вниз, увлекая за собой беспомощные тела. Потоком Шемаса и Калему разметало в разные стороны.

— Калема-а-а! Маги, возьми вас бес! Где вы?! Сделайте что-нибудь!!!

Словно в ответ на отчаянный призыв, в Шемаса врезалось тело мужчины в синем плаще. Он был без сознания, рваный шрам пересекал висок. Этот маг не успел заслониться от стихии. Она пришибла его осколком стекла, как беззащитного кутенка. Магия не спасла его.

Шемас вцепился в ручку двери, но поток сорвал дверь с петель и вынес в коридор. Шемас сумел кое-как вскарабкаться на нее и лежал на двери, как ребенок на плавательной доске. Калему унесло вперед. Гвардеец попытался подгрести к ней ближе, но вода вдруг замерла. Силой инерции дверь отбросило назад, Шемас ударился спиной о стену.

Казалось, течение наткнулось на невидимую преграду. Раскинув руки, по лестнице поднимался человек. Повинуясь ему, вода отступала. Маг все-таки пришел им на помощь.

Шемас соскользнул с двери, нырнул и поплыл к Калеме. Тяжелые намокшие юбки утягивали женщину на дно. Она захлебнулась и потеряла сознание. Шемас втащил ее на дверь-плот и начал откачивать.

Маг-спаситель поднимался выше и выше. Водяной барьер двигался вместе с ним и схлынул обратно в окно. Те, кто еще оставался в сознании, цеплялись за что могли. Остальных выносило вместе с водой и обрушивало вниз, с высоты башни. Из трехсот человек, собравшихся в Башне, выжило сорок.

Одной рукой Шемас держал Калему, второй цеплялся за дверь. Мужа и жену с силой сплющило между стеной и дверью. Их тела покрылись синяками, но они остались в башне. Их не вышвырнуло в окно вместе с потоком.

Калема пришла в себя и хрипела, отхаркивая воду. Помогая ей, Шемас невольно следил за магом боковым зрением. Тот шел через палату раскинув руки, выталкивая остатки воды наружу. Седой, голова перебинтована, вены на руках и шее уродливо вздуты, потрескавшуюся кожу избороздили многочисленные рубцы. Маркиз Долан, изувеченный в последнем сражении с Придворным Магом Кэрданом — своим бывшим учителем и главой Магической Академии. Изможденный, не окрепший после ранений, Долан нашел силы покинуть лазарет и остановить вторжение смертоносных вод через башню Павир.

В противоположном крыле дворца три десятка детей и подростков сбились в кучу в ожидании неотвратимой смерти. Они были здесь чужаками. Пленниками, заложниками. Несколько месяцев назад их привезли из жаркой южной страны в холодный город у болот. Дети стали залогом верности родителей — высшей знати Кситлану, государства, завоеванного королевством Неидов.

Они понимали, что захватчикам сейчас не до них. Страшная кара постигла жителей этой страны за кровожадность их предводителя. Безжалостные стихии прошлись по земле завоевателей сначала огнем, затем водой. Справедливость восторжествовала.

Вот только стихии в своем возмездии не пощадят и пленников. Спасти их некому. Враги заняты спасением собственных жалких шкур. Бежать детям некуда — стихия быстрее. Она слепа. Побежденные или победители, пленники или тюремщики — ей все равно. Все, что дети могли сделать — не терять гордости и достоинства перед лицом смерти.

Они собрались в круг и взялись за руки. Самая старшая девочка запела древний гимн Кситлану. Голос за голосом подхватывал песнь далекой родины — завоеванной, но не сломленной.

Когда стены дворца содрогнулись и вода хлынула во все щели комнаты, голоса распелись во всю мощь. Вода разорвала сплетенье смуглых рук и разметала детей в разные стороны. Старшие попытались подхватить самых маленьких, но тщетно.

Сквозь дверной проем в комнату влетел на волне Итах, слуга. Он развел руки, издал странный звук, и вода начала опускаться. Вскоре комнату осушило, а все дети стояли на полу. Кроме двух малышей — мальчика и девочки, лежащих без сознания. Итах бросился к ним и начал сдавливать грудную клетку по очереди то одной, то другому. Старшие дети кинулись помогать ему. Через несколько секунд у мальчика из глотки хлынула вода, он судорожно закашлялся и открыл глаза.

— Помоги ему! — крикнул слуга старшей девочке и бросился ко второй малышке, которая оставалась без сознания.

Он тряс ее, давил на грудь — безрезультатно. Вода вытекла изо рта, но малютка не открывала глаз. Итах остановился на мгновение и прислушался к пульсу. Выругался, продолжил массировать детское тельце. Ничего не произошло. Сердце девочки остановилось навеки.

А потом хлынула вторая волна. Итах выпрямился и встал, разведя руки. Дети изумленно смотрели, как вода застыла стеной, не в силах пробиться в комнату. Их слуга оказался магом.

Когда вода сошла, Итах плашмя рухнул на пол. Он не был слабым магом, но противостояние стихии отняло все его силы. Дети столпились вокруг, не зная, что делать.

— Давайте накроем его одеялом, — предложил один из мальчиков.

— Еще чего! — воскликнула другая девочка. — Он враг!

— Он спас нас!

— Потому что ему приказали хозяева! Ему плевать на нас.

— Хозяевам плевать на нас, — возразила самая старшая. — Они спасают себя. Итах пришел сам. Он знал, что мы здесь и никому нет до нас дела. Принеси одеяло, Кору.

— Как скажешь, Энуан, — ответил мальчишка. Он достал с верхней полки гардероба сухое одеяло и накрыл Итаха.

— Энуан, ты заметила, он говорил с нами на кситлану! — воскликнула одна из девочек. — А раньше разговаривал только на общем языке! Мы и не знали, что он понимает нашу речь!

— А еще мы не знали, что он маг, — фыркнула Энуан. — Его приставили шпионить за нами.

Меж собой дети всегда разговаривали на родном языке Кситлану, а не на общеремидейском наречии. Язык врагов они ненавидели всей душой.

— Оно и к лучшему, — сказал сердобольный Кору. — Если бы его не приставили шпионить, мы бы все утонули.

— Лучше бы мы утонули! — прошипела девочка, которая не хотела накрывать Итаха одеялом. — Тогда наши родители подняли бы народ Кситлану против проклятых Неидов!

— Еще не поздно, Лоран! — сказала другая девочка. — Прыгай в окно. А я лучше поживу.

— Трусиха, — презрительно бросила Лоран. Вторая подскочила к ней — ударить за оскорбление. Но старшая Энуан шикнула на обеих и указала на дверь.

На пороге стоял мужчина, невысокий, жилистый, с короткими светлыми волосами. Раньше дети не видели его во дворце. Он молча обвел взглядом комнату, задержался на лежащем Итахе, безошибочно отыскал среди детей старшую.

— Вы принцесса Энуан? — спросил он на кситланском наречии с заметным акцентом.

— Я Энуан. Я понимаю общий язык, — ответила девушка на общеремидейском.

Незнакомец мотнул головой.

— Я не говорю на том наречии, — продолжил он на кситлану. — Пойдемте со мной. Я отвезу вас домой.

— Наш дом далеко, — сказала Энуан.

— Дорога будет долгой, — поддакнул незнакомец.

Дети ахнули, не веря услышанному.

— Вы отвезете нас на родину?! В Кситлану?!

— У вас есть другой дом? Или вы хотите остаться здесь?

— Кто вы?

— Можете называть меня Че. Пойдемте. Иначе придут друзья этого мага, — он кивнул на Итаха.

— Что с ним будет? — спросил Кору.

Че подошел к лежащему на полу магу и присел на корточки.

— С ним? С ним все будет хорошо, — проговорил он, опуская руку на спину Итаха, туда, где между лопаток билось сердце. — Вода ушла. Ему больше ничто не угрожает. Он восстановит силу и придет в себя. А вот нам надо спешить, чтобы уйти незамеченными. Следуйте за мной.

Светловолосый незнакомец поднялся, взял за руку принцессу Энуан и повел прочь из комнаты. Остальные дети последовали за ними. Мальчик Кору держал на руках мертвую малышку. Никто не узнал, что сердце Итаха остановилось в тот же миг, когда Че коснулся его спины.

Наводнение длилось несколько часов, сопровождаясь подземными толчками. Редкие строения, которым посчастливилось уцелеть в Сожжении, рушились; обломки затягивало в открывшиеся разломы и трещины. Людей и животных сносило водой в разверзтую пасть земли.

Разломы пролегали не хаотично, не беспорядочно. Они складывались в единую линию — петляющую, извилистую, но непрерывную. Туда стекала вода и принимала форму упорядоченного потока, текущего с юга на север, в направлении Ледовитого Океана. Разлом обратился речным руслом — таким широким и глубоким, какого не имела ни одна река Ремидеи и других материков.

Водная стихия захватывала все живое на пути. Единицы, наделенные везением и сохранившие присутствие духа, ухитрялись спастись от неумолимой воды. Волны новорожденной реки, серые от пепла, колыхали несколько наспех сооруженных плотов. Люди использовали все что могло держаться на воде — деревянные телеги, доски, столешницы. Кто-то успевал скрепить между собой бревна, оставшиеся от порушенного дома. Все это стремительно неслось на север вперемешку с трупами, обломками и бытовой утварью.

Некоторые мародерствовали, подгребая баграми тела и обыскивая их. Были и такие, кто не гнушался нападать на выживших. Люди старались прибиться друг к другу и держаться вместе, группками. Одиночки становились добычей мародеров. Сурова и беспощадна стихия, но люди упорно состязались с ней в безжалостности.

Огромная столешница служила плотом сухонькому и седому старику в намокшей коричневой мантии Гильдии Архивариусов. Он складывал груду книг в центре столешницы. Книг было слишком много, они сползали к краям, и вода заливала бесценные фолианты. Старик пытался удержать охапку книг на руках, но книги падали и соскальзывали в воду. Слезы немощи и бессилия катились по лицу бывшего смотрителя королевской библиотеки.

Навстречу — не на север, а на юг — плыл крепкий и широкий плот из бревен, плотно сколоченных между собой. Никто из трех пассажиров не греб, однако плот двигался против течения. Никто не удивлялся этой странности — у немногих встречных были свои насущные проблемы.

Парень на плоту бесшабашно крикнул библиотекарю, подзадоривая его:

— В воду их, почтенный мэтр, в воду! Лучше хватайте молоденьких девушек! В них больше проку, чем в старых летописях!

У молодца слова не расходились с делами — он обнимал за плечи двух стройных длинноволосых красоток, шатенку и блондинку. Седой архивариус выкрикнул в ответ надрывным старческим фальцетом:

— А вы, милорд, нежели куражиться да зубоскалить, лучше заберите с собой дюжину книг! Ваш плот большой и крепкий, и вы неплохо управляете им. Книги будут сохраннее у вас, чем у меня!

— Зря так думаете, мэтр! Нас ждет долгий путь, когда мы доберемся до суши. Нам будет не до ваших бесценных фолиантов. Придется вам самому заботиться о них, раз не хотите отправить их на дно, где им самое место!

Старик пробормотал проклятье в адрес болтуна. Одна из девушек, пышноволосая и пышногрудая шатенка с серьезным взглядом, порылась в куче тряпья на плоту и бросила архивариусу мешок из плотной непромокаемой ткани. Старик проворно подхватил его. Парень расхохотался.

— Бенни, добрая душа! Готова обречь себя и нас на размокшую еду, но помочь старому книгохранителю, помешанному на своих фолиантах!

— Да хранит тебя Создатель, доброе дитя! А ты, юноша, учись у своей подруги! Она не в пример благочестивее тебя, и ей за то воздастся.

— Мэтр, оглянитесь вокруг. Создатель уже воздал всем за благочестие в полной мере. С нас хватит.

Старик не слушал парня, а совал книги в мешок. Троица на плоту поплыла дальше, вверх по руслу новорожденной реки. Через несколько метров они поравнялись с барахтающимся торговым возком. Легкие, герметичные кибитки оказались отличным плавучим средством. Только их почти не осталось. Весь торговый транспорт в окрестностях столицы испепелило вместе с хозяевами.

Каким чудом уцелела эта повозка, никто не знал. Ее пассажиры походили не на торговцев, а на фермеров. Двое мужчин, зрелый и молодой, схожие лицом, как отец и сын, крепко держали под локти женщину. Та рыдала и рвалась за борт телеги.

— Петри! Сынушка мой! Ангелы Создателевы, за что он, за что не я, старая да глупая?!

— Мать, охолони! — увещевал парень и оттаскивал бабу от края повозки. — Прекрати, мать, ну право же. Радуйся за него, а не голоси! Он нынче в кущах Создателевых, а нам мыкаться. Ни земли, ни скотины, ни денег. Куда податься, чем заниматься, каких горестей еще ждать — кто ответит? Священники погорели, а магики государыню предали. А Создатель по нам прошелся сперва огнем, потом водой. Никого над нами не осталось. Возблагодари Создателя, что забрал к себе Петри. Его пожалел, а нас оставил мыкаться неприкаянными.

Жестокие слова сына достигли чувств и сознания женщины. Она отпрянула от края и рухнула задом в центр повозки. Безжизненный взгляд уставился в невидимую точку на плоском пустом горизонте.

Зубоскал с крепкого плота, плывущего против течения, окликнул фермерского сына:

— Эй, парень! Лови!

Тугой кошелек полетел в возок и гулко звякнул, ударившись о борт. Отец и сын ошалело уставились на кошелек, а затем дружно повалились на колени.

— Благослови вас Создатель, славный милорд!

— Погодите благодарить! Уберегите сперва дареное от мародеров.

Парень белозубо оскалился и поднял со дна телеги лезвие от косы и два серпа. Аристократ на плоту зажмурился — солнце ослепило его бликом от остро заточенных лезвий.

— Нам есть чем встретить лихунов, милорд! — зловеще заверил молодой крестьянин.

— Так ведь и они к вам не с голыми руками подойдут, — усмехнулся лорд.

Течение унесло повозку крестьян дальше на север. Щедрый весельчак снова приобнял спутниц. Девушка под его правой рукой, тоненькая блондинка с изящными чертами лица, расхохоталась.

— И кто из нас добрая душа? Леди Беделин обрекла нас на размокшую еду, а ты, Керф, выбросил все наше золото этим крестьянам? Не знаю, кто из вас глупее в своей щедрости!

Парень ласково растрепал блондинке волосы. Они явно были близки: с Беделин-Бенни он не позволял подобных интимных жестов, и обеих девушек это устраивало.

— Не жадничай, Эйт! Пусть бедные да голодные получат пищу и знания. А мы нынче вольные пташки. Для нас пришло время искать новую пищу и новые знания.

Изящная блондинка Эйт фыркнула.

— С кистенем на большой дороге? Уверена, у тебя это отлично получалось Пока ты не попался солдатам и тебя не приговорили стать «Королевским Медведем». Я знаю, что ты тоскуешь по той жизни, Керф, но не хочу разделять ее с тобой!

Керф с размаху хлопнул блондинку по ягодицам.

— Ах, не хочешь? Негодница Эйт! А как же любовь?

— Вот еще, разбежался! Любовь ему подавай! Мы с тобой просто развлекаемся, Керф. Не говори мне о любви!

По лицу Керфа пробежала тень. Шатенка Беделин, которой становилось все больше не по себе, попыталась перевести разговор, принимавший слишком интимный оборот:

— Милорд, леди Эйтана, взгляните! Два короба плывут прямо к нам! Может, в них что-то полезное?

— Бенни, детка, у тебя глаз алмаз! Давай проверим, может и впрямь пригодится! Вот только брось-ка эту привычку — милорд, миледи! Мы не в Академии и не при дворе. Мы изгои. Наши имена в списке тех, кого надлежит поймать и обезглавить. Ты, я, Эйти — на равных. Так что давай без милордов и миледи. Друзья зовут меня Брог. Можешь звать меня по имени, Керф, — но эта привилегия у другой красавицы, — он подмигнул светловолосой леди Эйтане. — Как бы мне не запутаться, если еще одна красавица начнет обращаться ко мне по имени! Но чего точно не стоит делать, это кликать меня милордом. Договорились, Бенни?

— Договорились… Брог!

— Вот это другое дело! Эйти, ты же не ревнуешь, правда?

Эйтана выразительно подняла бровь.

— Ты слишком высокого о себе мнения. С чего бы мне тебя ревновать? Ты свободен и можешь делать что хочешь с кем хочешь.

— Ага, все-таки ревнуешь! — нелогично заключил Керф.

Эйтана воздела глаза, словно жалуясь небу, с каким идиотом свела ее судьба. Тем временем Беделин притянула к плоту короба, которые барахтались возле одинокой колонны. Еще пару дней назад колонна была частью городского особняка, а сегодня особняку не повезло оказаться посреди русла новорожденной реки. Из всего строения каким-то чудом уцелела лишь эта колонна.

— Проклятое течение… Эйт, вы с Бенни придерживайте этот ящик, он полегче. А я пока затащу на плот второй… Эйт… Ты меня слышишь?

Леди Эйтана стояла неподвижно, как окаменевшая, с открытым ртом. Зоркие глаза, расширенные от изумления и ужаса, были обращены к северу. Керф и леди Беделин обернулись на север, чтобы увидеть, что поразило их спутницу. Там, вниз по течению нарождавшейся реки, на холмах возвышалась прозрачная женская фигура колоссальных размеров. В золотых лучах солнца она танцевала и росла все выше в небо. Кроваво-алое сияние губ резало взгляд даже с такого далекого расстояния. Ослепительный белый свет лился из глазниц, белые змеистые волосы струились по плечам.

— Ч..что… ч-что это?… — запинаясь, вымолвил Керф. Беделин в безмолвном оцепенении взирала на немыслимое зрелище.

— Богиня, — выдохнула Эйтана. — Богиня Иртел пробудилась. Река… эта река — Она. Она вернулась из тысячелетнего заточения. Этот потоп был ее пробуждением.

* * *

Посреди пустыни пепла стояла нетронутая деревня. Почти нетронутая. Точно кто-то очертил в середине правильный овал и уничтожил все, что осталось за его очертаниями. Несколько домов оказались на середине спасительной границы. У таких строений неведомый художник будто стер ластиком стены, часть крыши, подпола, что попали за грань. Оставшаяся часть рушилась, но пара домов выстояли. Их выжившие обитатели завесили образовавшиеся проемы тряпками, заставили досками из разрушенных домов.

Одним из таких зданий был дом сельского головы. Хозяева загородили провал на месте задней стены дюжиной досок и перемотали их ветошью. Перед крыльцом, обращенным к центру спасительного круга, собрались все селяне, кто уцелел в чудовищном пожаре. Сам голова держал речь.

— Стал-быть, братцы, дорожки у нас нонче всего-то — али на юг, в Аревайю, али на север, в столицу. Милорд магик толкует, мол, в столице рабочие руки крепко надобны. Наградят токмо не сразу, а жильем и харчами обеспечат. По прошествии, как казна оправится, стал-быть, щедрое пожалование всем, кто государыню в темные времена выручил. Надо решать. Кто пойдет на север, тех милорд магик сам проводит, под своей защитой. Кто на юг — стал-быть, сами по себе. Ну, туда и дорога ближе, и живот сохраннее.

— А зачем нам уходить? — подал голос тощий жилистый крестьянин с жиденькой рыжей бородкой. — Колодезь цела, припасы в амбарах целы. Пахоту не начинали. Остаться бы как есть, да начать посевную. Дома-то кто строил? Чай не духи лесные, не демоны заморские? Своими тож ручками, в поте лица по бревнышкам складывали. И теперь — на север, в чужекрайнюю даль, да в очаг пепелища? Что мы там забыли? Здесь — дома, плуги, лошади живые. Ежели надо, так и сами впряжемся. А там — токмо посулы государыни, которая свою землю от Болотного Мага уберечь не сумела.

Никто не отшатнулся от крамольных речей. Некому было карать за крамолу — былые крамольники и каратели равно обратились в пепел при Сожжении, и пепел их перемешался над всей Ремидеей. Нынче крамола звучала отовсюду, и если б отыскались желающие карать, то скоро не осталось бы никого из переживших огонь да воду.

— Ты, Тинка, работать готов, не щадя себя, мы тебя знаем! Да только оглянись вокруг — сколько нас осталось!

Староста обвел рукой собравшихся у крыльца.

— Осьм-десят дворов была деревня! А теперь? Семь и два-надесят вас тут стоит, со мною вместе, осиротевших да обездеченных. — При этих словах старосты в толпе раздалось женское всхлипывание. — Одиннадцать мужиков, осемь баб — вот вся наша трудяжная сила! Да два старика, да шесть детишков, коим прокорм нужен. Амбары-то у нас целы. И посевную мы подымем. Вот токмо кто будет стеречь амбары да посевы от лихого люда?! Как мы вдесятером охороним стариков, баб и детишков, имущество и пропитание наше? Чай не духи заморские нам помогут, — передразнил голова Тинку.

— А милорд магик? От полымя нас уберег, так неужто лиходейцев не отвадит?!

— Сдался ты милорду, — фыркнул один из сельчан. — Он ужо давно в столицу навострился, еще до пламенного лиха. Его свои тут же позвали. Он даже следствие с дурехой Марной хотел бросить, на нас ейное правосудие оставить. Кому то следствие надобно, коли его начальственные магики, кто его сюда направил, бунт супротив государыни учинили? Ежели бы лошади не потравились на Весенской конюшне, уехамчи бы, и сгорели бы мы тут все. А опосля пламенного лиха не пошел сразу, чтобы нас не бросать. Но завтра он уйдет. А нам надо успеть раздумать и собраться, ежели с ним надумаем идти.

Тинка фыркнул.

— Ты милорду-то передай, пусть спасибо Создателю скажет за потравленных лошадей. Он тут отсиделся, а там Болотник сколько своих же магиков пожег-покрошил. И скольких еще покрошит. Если бы растяпа Весен не накормил сопрелым сеном своих лошадок, помчался бы милорд своим на подмогу да сгорел там супротив Болотника. А тут и сам цел остался, и нас от полымя прикрыл, воздай ему Создатель. Вблизи лиходея смог бы он так прикрыться, чтобы живым остаться? Лучче бы оно милорду пересидеть смуту здесь, с нами. А када оно утихомирится, да кады государыня взаправду смогет награждать служение, а не токмо посулы сулить, тады и в столицу можно навостриться.

— Многие рассуждают именно так, мэтр Тинка. Именно поэтому Ее Величество щедро наградит тех, кто встанет рядом с ней в тяжелые времена, когда она нуждается в поддержке. Не тех, кто придет лишь за наградой, когда смута и разруха останутся позади.

Голос, ответивший крестьянину, разительно отличался от прочих голосов и акцентом, и интонациями. Через калитку во двор старосты вошел стройный юноша среднего роста, в черном плаще поверх аккуратной темной одежды. Маленькая толпа дружно развернулась и низко склонилась перед юношей.

— Думайте лучше. Кто ждет вас на юге? Там вы станете обузой, как сотни других беженцев. На севере вы будете желанными работниками. Там есть труд и будет награда. Не сразу. Но будет тем щедрее, чем раньше вы окажете поддержку Ее Величеству. Сейчас земля покрыта пеплом. Но ветер и магия устранят эту помеху. Землю нужно будет вспахивать и засеивать. Подумайте, какие наделы вы сможете получить. Они не будут уступать дворянским наделам.

— Мы и сами можем взять любые наделы, милорд, — хохотнул Тинка. — Спорить-то некому. Уж не осерчайте за дерзость, милорд благодетель.

Юноша пожал плечами. Дерзость крестьянина беспокоила его не больше, чем несушка, которая путалась у него под ногами, ковыряя клювом землю.

— Взять сможете, а удержать? Как бы то ни было, решение за вами. Я сказал мэтру Луми, — он кивнул в сторону старосты, — я жду еще сутки и выезжаю в столицу. Желающих приглашаю присоединиться ко мне. Прочие останутся здесь или двинутся на юг — кому как заблагорассудится. Однако вас так мало, что вряд ли вам стоит разделяться. Советую принимать решение сообща — либо вся деревня выдвигается со мной, либо в переполненную беженцами Аревайю, либо остается на месте.

Воцарилась тишина. Ни староста, ни языкастый Тинка, никто из сельчан не подали голоса. Молодой маг тоже молчал. Взгляд его скользил по земле, вслед за рыжей несушкой. Курица деловито разрывала клювом и лапками землю, выковыривая жирного дождевого червя.

Одиннадцатилетний Кози тоже наблюдал за охотой курицы. Сожжение оставило его круглым сиротой. Дом его семьи стоял на окраине деревне — далеко за чертой спасительного овала. Накануне Сожжения Кози заигрался с тринадцатилетней дочерью старосты. Монна Ита накормила его сытным ужином и оставила ночевать. Отец Кози был крепким хозяйственным мужиком, и семья старосты была не прочь породниться с ним браком. Дружба детей всячески поощрялась родителями. Теперь родниться было не с кем. Всем выжившим придется стать друг другу одной большой семьей.

У Кози было живое воображение. Мальчик подумал, что их спаситель смотрит на курицу с ожиданием. Будто испрашивает совета или одобрения. Он привык не рассказывать свои фантазии никому из взрослых, и даже товарищам. Но про себя он начал придумывать историю о том, что курица на самом деле — магичка, возлюбленная их спасителя милорда. Злодей Болотник обратил ее в курицу в наказание за то, что пошла супротив него в мятеже против государыни. И теперь она прилетела к возлюбленному из столицы, чтобы тот снял с нее чары лиходея. Как только милорд с курицей окажутся в столице, он снимет с нее чары и они поженятся…

Голова распустил сход, чтобы люди разошлись поразмыслить. Вечером они должны были собраться вновь и принять решение. Тинка уходил со двора головы последним. Перед калиткой он задержался, глянул на курицу, которая деловито оттопырила крылья и присела опорожнить кишечник.

— Вот таковски, глупая птица. Жрешь тут и серишь. Серишь и жрешь. И не знаешь даже, как тебе свезло. Все твои сестренки давно разлетелись пеплом и перьями над землей. Только тебе, глупой, свезло, что милорд магик у нас застрял. Из-за тебя застрял, к слову. Да из-за дурехи Марны. Теперь и Марна сгорела, не дождавшись милордова правосудия. Только и хватило дури курей всему селу попортить. А закрыть от огня не смогла ни себя, ни семью. А все туда же — магичка я, магичка! Милорд магик ее одним взглядом обездвижил, и курей излечил, и нас спас. Вот это я понимаю, магик. Только Болотник еще сильнее. Но ты, глупая птица, ничего не ведаешь, токмо серишь и жрешь. Да радуешься, что можешь, а то ведь еще давича ни срать ни жрать не могла из-за Марны. Так-то, глупая птица.

Перед сходом мэтр Тинка дернул рюмашку бабкиной наливки, успокоить нервишки, расшалившиеся после Сожжения. Да язык развязать. Перед пахотой, жатвой или сенокосом он не брал в рот ни капли. Но вот разговоры разговаривать на трезвую голову — последнее дело. Вот и прибегнул мэтр к бабкиным запасам.

И сейчас Тинка крепко пожалел, что не успокоил нервишки благочестивой молитвой. Он зарекся принимать на грудь с утра. Потому что ему помстилось, что курица насмешливо фыркнула, совсем по-человечьи. А затем высунула короткий птичий язык и тоже по-человечьи, поводила им вправо и влево, как будто дразнила крестьянина.

* * *

В ста милях к югу от столицы возвышался среди серой пустоши укрепленный замок. Крепостная стена была цела, ни один уголок не отсечен. Стену окружал цветущий луг, покрытый пестрыми головками полевых цветов. Личный маг местного лорда оказался очень силен. На краю луга стояло несколько домов — там начинались фермы арендаторов. Все уцелевшие фермы были заброшены — спасшиеся крестьяне перебрались за стену замка.

Теплой безлунной ночью одна из ферм почти незаметно для постороннего взгляда начала оживать. Легкие шорохи маленьких лапок, всхлопывания птичьих крыльев, стрекот насекомых — такие звуки были редкостью в этой части материка. Казалось, крестьянский дом заполнился всеми животными, какие только смогли здесь выжить. А затем внезапно все звуки смолкли, воцарилась полная тишина. Но тишина окутала домик лишь снаружи. А внутри зазвучали человеческие шаги и человеческие голоса. Глаза собравшихся людей слегка фосфоресцировали от применяемой магии, что позволяла им видеть в темноте. Примерно полсотни человек расселись на полу в несколько рядов. Лишь в центре просторной фермерской комнаты оставался клочок пространства. Туда ступил мужчина лет тридцати, с черными как смоль волосами, густыми бровями. Темные глаза обвели собравшихся. Многим стало неуютно под острым, пронзительным взглядом, будто непрестанно оценивающим всех и каждого.

— Что ж, лорды, леди, монны и мэтры! Все, кого я надеялся здесь увидеть, собрались. И я поздравляю и вас, и себя самого с тем, что вы живы, и сейчас находитесь здесь, а не в королевском дворце. Здесь те, кто никогда не получит прощения узурпаторши Гретаны, и не унизится до того, чтобы просить его. Те, кто остались верны милорду и Академии. Некоторые из вас могут жалеть о своем выборе. Ни милорда, ни Академии больше нет. Но я хочу вам сказать, что Академия — это не стены классных аудиторий, а люди. Это мы с вами. Мы живы и полны сил. Ничто не мешает нам возобновить нашу работу, наши практики и исследования. Мы — маги. Но мы остаемся магами, пока практикуем и прикасаемся к Источнику Маны. Без упражнений наши способности захиреют.

Один из сидящих перебил оратора.

— Вы говорите, нам ничто не мешает, милорд Артан? А как же Старые Маги? Как мы будем упражняться, если мы не могли применять магию, даже чтобы добраться сюда? Мы боялись, что нас выследят по мельчайшим магическим действиям. Стоит нам использовать ману, как Старые тут же будут знать, где мы.

— Есть одно место на Ремидее, где мы можем практиковать и оставаться незамеченными. Не все из вас знают о нем. Эту тайну милорд Кэрдан доверял лишь избранным. Но сегодня каждый, кто находится здесь, — избранный. Лишь потому, что выжил и сохранил преданность. Место, о котором я говорю, находится в восточных лесах. Оно поглощает эманации любых изъявлений, которые происходят внутри.

— Вряд ли Бродяга обрадуется, когда к нему нагрянут сливки Магической Академии… — медленно проговорил другой сидящий.

— Мы выразим ему наше предельное сочувствие. Сейчас всем нелегко. Но мы должны оставаться Академией. Любой ценой. Мы не можем позволить себе такую роскошь, как внимание к прихотям Айлена. Мы не можем быть теми, кто мы есть, не практикуя.

— Значит, место следующей встречи — Бродячий Айлен?

— Да, лорд Фелас. Мы выдвигаемся немедленно. Я предлагаю вам и всем, кто знаком с особенностями Бродячего Айлена, сейчас подойти ко мне. Каждый из нас возглавит группу, которая выдвинется в направлении Айлена. Его невозможно найти самостоятельно, без проводника, который умеет выходить с ним на связь.

Несколько человек встали рядом с Артаном. Остальные маги начали группироваться вокруг них. Каждый из старших магов дал пояснения членам своей группы, куда и как продвигаться, как поддерживать связь между собой. Маги слушали внимательно, лишних вопросов не задавали.

Через несколько минут люди один за другим начали покидать ночное пристанище. На короткие мгновения крестьянский дом снова заполнился шелестом крыльев и шорохом лап. Артан уходил последним. Он окинул взглядом опустевшую комнату и приготовился перекинуться летучей мышью. Но тут из угла выступила человеческая тень.

— Милорд… Прошу прощения, что задерживаю вас. Я хотел переговорить с вами наедине.

Артан шагнул навстречу говорившему. Взгляд молодого Адела Лутана напомнил ему взгляд Эберета, когда тот отказался от практики в Распете.

— Я полностью к вашим услугам, лорд Адел.

— Милорд, вы сказали, что нам нужно сохранить Академию любой ценой. Так ли это? Сожжение, Потоп — не хватит ли с нас? Не хватит ли с Ремидеи? Стоит ли Академия того, чтобы платить за нее подобную цену? Милорд Кэрдан был сильнейшим. Но откуда, в самом деле, взялась его сила? Поклянетесь ли вы, что речи, будто он тянул силу из нас, — лишь пропаганда Старых?

— Адел, то, что делал милорд, осталось с ним навеки. У нас осталась Академия. Вы скажете мне, что она осталась в руках Старых и ренегатов. Но верите ли вы, что Старые позволят снова учиться и учить, как было при милорде Кэрдане? Только представьте, Адел: больше никаких занятий, никаких студентов и преподавателей, никакой иерархии! Учение без семинаров и лабораторных, без выездных полевых практик, без зачетов, экзаменов, творческих вечеров! Все канет в забвение. Только учитель и ученик в благородном уединении. Сугубо индивидуальная ответственность. Никаких коллективных форм обучения. Вас прельщает такая разновидность обучения? Вы хотите этого?

Лутан внимательно смотрел на учителя.

— Адел, я могу поклясться лишь в одном, что касается милорда Кэрдана. Какие бы цели он ни преследовал, он создал самое прекрасное на земле — нашу Академию. В моих глазах это прощает все. Я хочу вернуть Академии ее статус. Снова легализовать ее. Если для этого мне придется столкнуться с полчищами Старых и легионами ренегатов, я готов. Старые против самого принципа Академии. Они считают индивидуальное обучение единственно верным путем обучения. А я убежден в правильности нашего пути. Я хочу, чтобы Академия, наша Академия, Адел, жила. Ваша, моя, леди Эйтаны, Вэвила, Брогара. Академия достойна того, чтобы существовать.

Артан замолчал, продолжая пристально смотреть на Лутана. Юноша промолвил:

— Вы сказали, что Айлен может воспротивиться нашему переселению в стены его замка. Он действительно может оказаться серьезным препятствием? Чего нам следует ожидать от него? И что же он такое — человек или место?

— Айлен — Очень Старый Маг. Он обрел вечную молодость задолго до того, как маги открыли, что соприкосновение с источником маны приносит долголетие. Айлена можно назвать бессмертным. Судите сами, насколько серьезным противником он способен стать. Он располагал временем изведать такие глубины, которые никому из нас и не снились. И еще, Адел. Вы сейчас упомянули Айлена и "стены его замка". Зарубите себе на носу — нет Айлена и его замка. Айлен и есть замок. Они неразделимы, как плоть и кровеносные сосуды. Замок Айлена — это его тело.

— Если это так… хотя я изо всех сил пытаюсь, и никак не могу вообразить подобное… если это так, то мы окажемся в полной его власти, когда прибудем туда. Не сожмет ли он нас в своих стенах всмятку, словно в гигантском кулаке?

Артан с усмешкой покачал головой.

— У такого всевластия есть обратная сторона. Все, что попадает внутрь Айлена, становится его частью. Причиняя нам вред, он повредит сам себя. А он, несмотря на его немыслимое бытие, не безумен. Он четко видит выгоду и опасность для себя.

От фермерского домика убегала пара собак. Они промчались уже полсотни миль, и сбавили шаг, чтобы перевести дыхание. Через полчаса, отдышавшись, одна смогла направить мысленное послание другой:

«Артан ничего не сказал о богине… Он не мог не видеть Ее. Все должны были видеть Ее. Почему они молчали? Почему мы молчали, Керф?»

«Потому что говорили о другом. Ты же слышала, Эйт, мы покидаем столицу, покидаем Арвиг. Этот Айлен прячется в дебрях Морехи. За пределами досягаемости Иртел. Там мы не побеспокоим Ее, а Она не побеспокоит нас. Зачем было говорить о Ней?»

«Ты в это веришь? Что Она не побеспокоит нас? Что Ее возрождение нас не коснется? И Артан в это верит? Он настолько глуп?!»

«Тише, Эйт. Твой вопль разрывает мой маленький песий мозг. Давай для начала доберемся до Айлена живыми и невредимыми. А там спроси милорда, как возрождение Иртел может коснуться нас. Может, он ответит тебе. Вот только я сомневаюсь. Сомневаюсь, что сам милорд Кэрдан смог бы тебе ответить! Или кто-то из Старых. Впрочем, можешь их спросить, пока мы не пробежали столицу!»

Собачка больно укусила его за ухо.

«Ай! Эйти! Не время и не место для любовных игр! Обещаю, мы займемся этим, как только выберемся с проклятого пепелища… Ай! Прекрати!»

Собака вцепилась в его ухо еще крепче.

«Ну ладно, ладно, прости меня! Про Старых была плохая шутка. Но я думаю, что никто не сможет ответить тебе, как нас затронет возрождение Иртел. Сейчас главное — добраться в Мореху, связаться со стариной Феласом, отыскать Бродягу и проникнуть в него. Лишь после этого мы займемся философскими вопросами. Ну и тем, что я тебе обещал, само собой!»

Часть первая

Глава 1. У Восточных Столбов. Преисподняя и Рай

Ладья поднималась на восток, вверх по течению реки. Плоское дно скользило по поверхности воды, не погружаясь вглубь. Ветер дул навстречу, но бледно-голубой парус, подобный цветом прозрачному льду, надувался против ветра и законов природы. Плоскодонка стремительно двигалась по сужающемуся руслу.

По бортам лодки сидели несколько гребцов причудливого вида. Трое цвергов — плотные, коренастые человекообразные существа ростом чуть больше метра; с длинной курчавой бородой, бугристой кожей землистого оттенка. Двое сатиров с обнаженным человеческим торсом и козлиными ногами. Огромные половые органы выпирали из шерстяной поросли, что густо покрывала тело ниже пояса. На макушке росли длинные изогнутые рога.

Были и люди среди гребцов. По сравнению с прочими диковинными созданиями в них не было ничего необычного, не считая устрашающей льдистой пленки между веками. Но такая пленка застилала глаза всем существам на лодке. Позади остальных гребцов располагались гигантские гусеницы. В древних книгах они назывались сороконожками, хоть имели три, а не четыре десятка конечностей. Гусеницы управлялись каждая с двумя веслами. Их выпуклые фасеточные глаза тоже обволакивал налет инея.

Весла гребцов порхали в воздухе и едва задевали воду. Как ветер дул против движения, не мешая парусу раздуваться в обратную сторону, так и гребцы махали веслами будто игрушками. Ни ветер, ни декоративная гребля не двигали ладью. Она плыла сама по себе, повинуясь незримой мощи.

На корме стоял мужчина. Худой и темноволосый, с серебристыми проблесками на висках — то ли седина, то ли изморозь. Его профиль напоминал хищную птицу, а между век пролегал льдистый налет, как на глазах гребцов. Его прикосновения морозили кожу, и каждый из гребцов вздрагивал, если он дотрагивался ненароком или чтобы отдать распоряжение.

Он чувствовал жгучую, тянущую нить, устремленную на восток. Его путь лежал в недра могучих гор — Восточных Столбов. Но нить тянулась еще дальше. Сквозь горы, в сердце дремучего леса. К той, с кем он связал себя непреодолимыми чарами иного мира — тонкого, прекрасного, блаженного — и беспощадного.

Теперь он понимал свою ошибку. Свое безумие. Тридцать лет назад он пережил непосильную утрату. Женщина, которую он смог полюбить — он, не знавший любви даже к родной матери, — умерла от изнурительной болезни. Честнее сказать — он сам убил ее. Их близость разрушала женщину. Но расстаться не сумели ни он, ни она.

После той утраты он принял решение больше не пускать женщин в сердце. Жить как прежде: использовать для удовольствия и выбрасывать, когда надоедали. Но познав однажды близость, тяжко изгнать из души потребность в ней. И он нашел выход. Поверил, что нашел…

Феи — бессмертная раса прекрасных, вечно юных женщин, могли дать то, в чем он нуждался. Без горя утраты. Фея разделила бы с ним весь его земной путь — каким бы долгим он ни вышел. А мужчина собирался жить долго, очень долго. Он был магом, а маги на Ремидеи обретали долголетие вместе с чародейскими навыками.

Он не учел одного. Если фея решала связать жизнь с человеком, она выбирала сама, повинуясь неподвластному влечению. Та, кого маг захотел сделать спутницей жизни, не выбрала его. И он отомстил — жестоко и уродливо. В результате получил, чего добивался: привязал к себе фею, до конца своих дней. Теперь приходилось расплачиваться за опрометчивый поступок.

Впрочем, он не жалел. Он собирался найти выход, найти решение. Маг никогда не сдавался обстоятельствам — не сдастся и на этот раз. Настигнет беглянку, куда бы она ни ушла. Даже в другой мир, свое тонкое пространство, недоступное для него. Должен быть способ.

А может, проникать в тонкий мир не придется. Нить между ним и жертвой его мести была слишком плотной. Слишком горячей. Так не должно быть, если фея ускользнула в Элезеум. Она сейчас в этом мире. В лесу за Восточными Столбами, а не в своем зачарованном пространстве. Здесь — а значит, доступна для него.

И могла быть только одна причина, почему она сейчас на Ремидее. Тонкий мир отверг ее. Лишь в одном случае Элезеум отвергал своих дочерей — если они вынашивали в чреве смертного. Младенца-мальчика.

Осознав это, мужчина подчинил мощь притяжения стальной воле. Решение принято — найти и вернуть. Теперь это дело времени. Сейчас его путь лежит в горы, а не через горы. Его жизнь принадлежит не ему… Пока. Он намерен это изменить. Не сразу. Понадобится долгое усердное служение, чтобы заслужить право распоряжаться своей жизнью. И он собирался служить. У него не было выбора. Та, в чей чертог он направлялся, могла отнять его жизнь так же легко и молниеносно, как даровала.

Навстречу ладье приближалась отвесная скалистая стена. Восточные Столбы — могучая цепь горных хребтов — прорезали Ремидею с севера на юг и напрочь отсекали треть материка от западной ойкумены. Река вытекала из-под каменного подножия скалы, словно струилась из-под серого занавеса. Ладья не остановилась и не замедлила ход. Она прошла прямо сквозь каменную стену, ее очертания медленно входили в очертания скалы, а затем и вовсе растворились.

Обитатели лодки очутились внутри гигантского грота. На его стенах и сводах мерцали прозрачные камни. То были чистые алмазы невероятных размеров, каких не видел ни один смертный в подлунном мире. Холодное свечение падало бликами на поверхность реки, и казалось, что под водой сияют такие же алмазы.

Ладья скользила по мерцающей воде. Ее нос врезался отражение алмазного света; блики вздрагивали и рассыпались. Чем глубже вплывала она в недра грота, тем холоднее становился воздух. Своды грота покрывала изморозь, искрились и блестели снежинки вокруг алмазов.

Гребцы на ладье поежились. Вход в царство Владычицы был неуютным и неприятным для теплокровных созданий. Мужчина не шелохнулся. Он больше не чувствовал холода. Его тело утратило тепло с тех пор, как он получил жизнь из рук Ледяной Владычицы.

Из одного грота ладья выплыла в другой, еще более громадный. Его стены пещрели уже не отдельными алмазами, а целыми россыпями. По берегам реки высились кристальные колонны. Ладья прибилась к берегу. Мужчина шагнул с кормы на гладкую, будто отполированную поверхность.

Своды грота уходили так высоко, что терялись в темноте. Навстречу прибывшему торопливо приблизилась фигура козлоногого сатира. Он был выше и крупнее сородичей-гребцов, широкоплечий и широкозадый. Его мужское, а точнее — козлиное достоинство вовсю выпирало из шерсти и вызывающе топорщилось. Рога у козлоногого тоже были длиннее и толще, чем у других особей. Он смотрел на человека с презрением и отвращением.

— Я знаю тебя, маг. Ты тот, кто жаждет власти над целым миром. Жаждет доказать, что нет в мире силы, превосходящей его собственную. Так вот, эта сила есть. Она здесь, у Владычицы и Ее слуг. Ничтожнейший из Ее рабов превосходит тебя силой. Я, Вион-Меш, ничтожный перед Нею, велик перед тобой. Я велик, ты ничтожен.

Мужчина поклонился. Долгие десятилетия он не кланялся никому — даже монархам. Зато ему кланялись все. Все изменилось, когда пробудилась богиня. Он склонился перед Ней, даровавшей ему жизнь. Если придется пресмыкаться и перед Ее слугами, он готов.

— Я понял тебя, Вион-Меш. Ты велик, я ничтожен.

Козлоногий скривился.

— Я читаю в твоей душе, маг, а во рту. Ты хочешь присмотреться. Испробовать нас в деле. И потом завоевать свое место подле Владычицы, оттеснив нас. Даже не пытайся. Ты очень скоро поймешь то, что сказал. Поймешь по-настоящему.

* * *

Сотнями миль восточнее подземной пещеры, в сердце дремучего леса, на густой траве и древесных корнях лежала ничком девушка. Тело содрогалась в беззвучных рыданиях. На несколько мгновений дивный мир, которому она принадлежала, впустил ее. Раскрыл непостижимое богатство форм, смыслов, ощущений, бесконечную вариативность и переменчивость, но в то же время — постоянство сути, которое так тяжело обрести в материальной Вселенной.

А затем исторг ее обратно в эту самую Вселенную. Просто исчез. Будто был лишь видением, плодом ее воображения. Девушка обнаружила себя лежащей на густой траве, под сенью раскидистого бука. Незнакомое место привычного материального мира. Сердце охватила тоска. Душа рвалась обратно в дивное тонкое пространство, которое открылось ей и тут же отторгло, не позволило остаться, отказало в сопричастности. Этот удар и потеря стали самыми горькими для девушки, горше всего, что ей довелось пережить.

Она зарыдала, оплакивая утрату. А потом на нее снизошло умиротворение, словно невидимая материнская рука коснулась ее. Она открыла глаза и увидела двух женщин. Одна из них действительно протягивала к ней руки. Ее прекрасные глаза светились нежностью и любовью. Ее лицо было таким родным.

Она видела его на портрете в своем родовом поместье. Видела минуты назад, когда Элезеум явил ей все свои формы разом. Она узнала лицо матери.

Вскочив, девушка бросилась в материнские объятья. Ее охватили спокойствие и блаженство, которых она никогда не знала в человеческой жизни. Вот как оно было у тех фей, кого не разлучали с матерями… Кого не лишили материнской близости, не отсекли от целительной силы Элезеума.

Она потеряла счет времени. Лораин не отстраняла ее, не выпускала из объятий. Обнимала дочь столько, сколько ей было нужно, чтобы утешить боль пережитых потерь и душевных ран. Когда наконец измученная душа Эдеры насытилась, и девушка смогла разомкнуть объятья, они посмотрели друг другу в глаза. Лораин улыбалась дочери, и улыбка насыщала Эдеру теплом и единением — чего ей так не хватало в жизни. Перворожденная фея взяла дочь за руку, и они опустились на траву.

Третья женщина, которая все это время стояла поодаль, приблизилась и села рядом. Ее лицо было спокойным и слегка отстраненным. Было сложно определить, что она чувствовала рядом с Эдерой и Лораин. Сострадала ли горю разлуки, разделяла ли радость встречи… Что таилось в глубине ее бездонных глаз, не могли прочитать даже феи.

— Светлая Иринел, — промолвила Эдера. Женщина склонила голову. Ее речь зазвучала внутри Эдеры, облекаясь не то в слова, не то в мыслеобразы — ясные, доступные, прозрачные импульсы в сознании.

— Приветствую тебя, Адеир, дитя, лишенное детства. Мы пришли вслед за тобой — твоя мать и я. Лораин даст тебе тепло и ласку, в которых ты нуждаешься. Я дам ясность там, где ты пожелаешь обрести ее. Задавай мне любые вопросы. Если я ведаю ответ, то поделюсь им с тобой.

— Почему… почему я здесь? Почему не в вашем дивном мире? Я хочу вернуться туда!

— Ты непременно вернешься, Адеир. Когда будешь одна. Сейчас в твоем чреве зарождается тело и душа смертного человека. Элезеум не может принять его.

Глаза Эдеры вспыхнули ненавистью к Кэрдану, отцу ее неродившегося младенца. Мать взяла ее руку в свои ладони и начала мягко гладить. Ненависть угасла. В материнских прикосновениях боль, обида, ярость, ненависть, отчаяние казались далекими смешными мурашами. Как будто они ползали по ней, тужились залезть внутрь, в ее душу, но не находили щёлочку и копошились на поверхности.

Эдера обратилась к Лораин:

— Мамочка… Как ты переносила Вязь? Ведь отец был жив, а ты — в Элезеуме… Как это?

— Родная… — речь матери проливалась таким же целительным потоком в сознание Эдеры, каким были ее прикосновения для тела. — Это больно. Но Элезеум приглушает боль разлуки. В миру боль сильнее.

— Ты будешь чувствовать эту боль, — прибавила Иринел, — если останешься вдали от своего избранника…

— У меня нет избранника! — сердито перебила Эдера, и ее речь, полная ненависти и гнева, отозвалась в мозгу болезненной пульсацией.

Иринел покачала головой.

— Ты связана со смертным мужчиной. Ваши жизни сцеплены. Тебя и его сковала Вязь. Он — твой Избранный, даже если ты избрала его против воли. Законы Элезеума незыблемы. У тебя два пути. Ты сможешь вернуться к нам, родив его сына. Элезеум не избавит тебя от боли, что причиняет Вязь в разлуке феи с Избранным. Но он приглушит боль. Ты сможешь ее выносить. Второй путь — остаться с ним в мире, разделить его смертную жизнь.

— Его смертная жизнь завершилась! Он погиб, утонул в водах Иртел!

Иринел не ответила, а Лораин крепче сжала руку дочери.

— Мама, справедливость наконец восторжествовала! Он заплатил за все, что сделал с тобой, отцом, сестрой и мной!

Лораин никак не отреагировала. Ее глаза по-прежнему светились материнской любовью, а улыбка выражала радость быть рядом с дочерью. Иринел сказала:

— Твоя мать не станет радоваться его смерти, Адеир. Феи не рады гибели любого смертного, какое бы зло он ни причинил. Если твой Избранный мертв, тогда единственное, что тебя удерживает в мире — сын. Ты сможешь решить, как долго ты пробудешь с ним, прежде чем вернуться к нам.

— Где я сейчас?

— На Рубеже. Это место, где истончается грань между смертным миром и тонким пространством. Отсюда Элезеум может принять тебя. И сюда он отправляет тех, кто принимает решение выйти в мир.

— То есть здесь находится портал?!

— Здесь находится Рубеж, Адеир. Портала не существует. Есть грань, которую можно пересечь.

— Кэрдан хотел пересечь ее, чтобы уничтожить Заповедный Лес, сжечь его деревья. Это возможно?

— Уничтожить можно то, что воплощено. Тонкий мир существует не в материи. Он способен сгущаться и вновь утончаться. Каждое мгновение Элезеум уничтожает себя и воссоздает вновь. Твой избранный мог бы уничтожить воплощенное… Но не в его силах помешать пересозданию.

— Почему Фелион родилась человеком? Она дочь феи. Вы называли ее Фаэлон.

— Ее душа выбрала смертную жизнь. Элезеум не препятствовал ее выбору. У меня осталось не так много времени здесь, Адеир. Что наиболее важно из того, что ты желаешь прояснить?

Эдера смолкла на мгновение. И выпалила:

— Существует ли Создатель?

Иринел улыбнулась, впервые за то время, что Эдера видела ее. Повела рукой вокруг себя.

— Посмотри. Это Вселенная. Создатель есть Вселенная.

Внезапно Эдера увидела мысленным взором картину точки-шара, состоящей из несчетных копий себя самой.

— Что это?! Я не понимаю!

— Вселенная-Создатель. Твой вопрос слишком сложен, чтобы прояснить его одним ответом. Сохрани сей образ. Пусть он пребудет с тобой. Исследуй его. А когда ты вернешься в Элезеум, у нас будет время, чтобы прояснить все, что останется для тебя неясным к тому моменту.

Светлая Элезеума поднялась, протянула руку Лораин.

— Подожди! Какой ты стихии?

— Я зародилась в стихии воздуха. Как ты, Адеир. Но сейчас объемлю все стихии. Я — воплощенный Голос и Дух Элезеума. А Голос владеет языками всех стихий.

Мать Эдеры подала своей королеве руку, а второй продолжала сжимать ладонь дочери.

— Мамочка… Я хочу остаться с тобой!

— Ты вернешься, родная… Мы будем вместе. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя, мамочка!

Эдера хотела броситься к ней и обнять на прощанье, но фигуры двух фей истаяли в воздухе. Девушка осталась одна. Ей снова захотелось плакать, но потом она вдруг ощутила непривычное тепло в груди. Внезапно в сознании снова прозвучал голос Иринел, отдаленно и приглушенно, словно из-за невидимой стены:

— Лораин передала тебе Сердечный Очаг. Каждая фея делает это с ребенком, когда он начинает ходить. Она не успела тогда, но сделала это сейчас. Отныне холод не властен над тобой, Адеир.

Голос Иринел смолк. Эдера погрузилась в переживание тепла материнских рук, тепла Сердечного Очага и загадочного образа Вселенной-Создателя, подаренного королевой фей. Через несколько минут ей предстоит начать долгий путь обратно в мир людей. Мир, что причинил ей столько вреда, столько боли. Она надеялась покинуть его. Но судьба в очередной раз распорядилась по-своему. Повелела и дальше терпеть этот мир и эту боль.

Через несколько минут боль утраты вновь нахлынет на нее. Но пока тепло матери и загадка Иринел еще окутывали ее, облекали покровом, непроницаемым для ран и утрат мира. У нее еще есть эти минуты блаженства и покоя.

Глава 2. Бродячий Айлен. Хозяин Земли

С северо-запада к подножию Восточных Столбов подступал Морехский лес — такой же дремучий и непролазный, как Элезеум к востоку от гор. И в этом лесу стоял старинный замок. Откуда он взялся в непроходимых дебрях?

Деревья обступали замок вплотную. Очертания стволов и ветвей при соприкосновении со стенами таяли в воздухе, словно невидимый художник разрывал рисунок пополам. Вторая половина "рисунка" начиналась у противоположной стены замка. Казалось, ветви деревьев вонзаются в западную стену и выходят из восточной, и наоборот. Замок словно рассекал и раздвигал лес, освобождая пространство для своих объемов и форм.

В огромной спальне проснулась шестнадцатилетняя девушка. Некоторое время лежала без сна, прислушиваясь к подземным толчкам. Затем вскочила, подбежала к окну, распахнула шторы.

Кроны деревьев едва покачивались от легкого ветра и отбрасывали густые тени в тусклом свете убывающей луны. Никаких следов землетрясения. Но девочка чувствовала дрожь земли. Слышала гул и рокот. Она задернула шторы и вернулась в кровать. Под одеялом захныкал ребенок.

— Спи, Доди, — прошептала она. — Все хорошо.

Она забралась под одеяло и крепко прижала к себе трехлетнего мальчика.

— Не бойся, малыш. Айлен позаботится о нас, с нами все будет в порядке.

Ей хотелось верить в то, что она говорила мальчику. Но нечеловеческое чутье настойчиво твердило, что в порядке далеко не все. Что-то происходило на западе. Что-то настолько мощное, что коснется их здесь, за тысячу миль… Девушка вздохнула и прошептала:

— Мамочка, если бы ты была рядом… Ты бы поняла… А я не понимаю ничего…

* * *

Наутро в замке зазвучали звонкие голоса. Стайка детей пробежала по темным коридорам и собралась в холле. Обитателей было ровно полторы дюжины — одиннадцать девочек и семь мальчиков. Самой старшей девочке было около семнадцати. Самому младшему мальчику — три годика. Им был тот самый Доди, что плакал ночью.

— Ночью все спали? — громко спросила черноволосая девочка лет пятнадцати. — Или кто-то опять решил подглядеть перемещения Айлена, и старый злыдень оставил нас на прежнем месте?

«Я спал!" "Мы с Олли дрыхли беспробудно!" "И я спала," — отвечали дети.

— Тогда посмотрим, куда старикан привел нас сегодня!

Девочка подбежала к окну, такому высокому, что она могла достать до подоконника лишь вытянутыми кверху ладошками. Но ее это ничуть не смутило. Она подняла руки, крепко ухватилась ладошками за прутья оконной решетки и легко подтянулась, словно на тренировочной площадке. Уперлась подошвами сандалей в стену, оттолкнулась, и запрыгнула на подоконник, примостив узкие ступни между прутьев решетки. Остальные дети нетерпеливо, но без удивления следили за ее акробатикой.

— Что там, Рини? Где мы?

— Изумрудик! — воскликнула акробатка. — Мы же были здесь на прошлой неделе! Облазили все места! Айлен совсем обленился — не хочет передвигаться на большие расстояния! Слышишь, Айлен?! Ты старый лентяй!!

Девочка спрыгнула с подоконника, с силой притопнула, несколько раз подпрыгнула на месте. Грива черных волос до пояса подпрыгивала вместе с нею, подобно мантии. Глаза, золотистые с темными крапинками, полыхали задорным огнем.

— Не серди его, Рини, — попросил ее тринадцатилетний мальчик. — А то вообще нас не выпустит…

— Ха! Я ему не выпущу. Не трусь перед Айленом, Кай! Нечего его задабривать. Он только смеется над теми, кто его боится и задабривает. Надо у него требовать! Эй, Айлен, ты собираешься нас кормить? Хочу морковки!

Ничего не произошло. Черноволосая нахалка уперла руки в бока и гневно топнула.

— Ты совсем оглох, старый пень? Мы голодны! Немедленно подавай завтрак!

Прозвучал странный звук, похожий на скрипучий старческий смех. А затем с потолка прямо на голову Рини обрушилось несколько десятков морковин. Дети захохотали.

— Требовать, говоришь? Ха-ха-ха!

— Старый безмозглый олух! — выкрикнула огненноглазая любительница моркови. — Я тебе еще отомщу! А вы, ну-ка хватит ржать!

Она подхватила с пола морковину и засунула в улыбающийся рот мальчика по имени Кай. Тот замычал и выплюнул "кляп". Рини подняла еще две морковки, по одной в каждую руку, и принялась откусывать по кусочку от каждой.

— Вкусная! И на том спасибо остолопу Айлену, хоть гнильем не завалил! Слышал, балбес! Спасибо за морковку! Вкусно!

В ответ вновь прозвучало отдаленное старческое хихиканье. Дети наперебой загалдели, делая "заказы": "Айлен, и мне! Хочу яблочек, красных!" "Ватрушки с вишней, Айлен!" "Хочу перловку, как бабуля готовила, на маслице!" "Печеного козленка с ревенем!"

Мясо просили мальчики, девочки заказывали только овощные и молочные блюда. Еда возникала из ниоткуда прямо на полу перед тем, кто ее просил. Дети садились на пол или подхватывали пищу в руки и принимались есть. Никто не беспокоился о столах и приборах. Те, кто заказывали каши, борщи, жаркое или другую еду в посуде, спохватывались о приборах: "Айлен, ложку забыл!" "А вилка, Айлен?" Пара мальчишек озаботились заранее: "Тефтели из крученой телятины с печеными баклажанами! И ложку положи, Айлен!"

Насытившись, дети оставили посуду на полу, и она исчезла так же, как появлялась. Остатки морковной россыпи тоже пропали.

— А теперь гулять! — скомандовала неугомонная Рини. — Жалко, что этот оболтус опять притащил нас к Изумрудику. Мы все вокруг облазили и рассмотрели, теперь скучно будет. Пусть только попробует завтра остаться здесь.

— А мне Изумрудик нравится, — сказала русоволосая девушка шестнадцати лет. Ее карие глаза смотрели мягко, а голос был нежным и плавным, в отличие от резковатого, с хрипотцой, голоска Рини. — Я так люблю купаться в нем и лежать на травке!

Рини фыркнула.

— Ну конечно, Вери, тебе ведь больше ничего не надо, только лежать на травке! А мы с Каем хотим исследовать новые места! Вокруг Изумрудика одна травка!

— Исследуй Айлен! — рассмеялся еще один подросток. — Вот где новых мест что в твоем муравейнике!

Паренек, коренастый и широкоплечий, на вид лет шестнадцати, был старшим из мальчишек. Черты лица выдавали простолюдина. Рини возразила:

— Много чести старому зануде! Его новые места все похожи одно на другое.

— Так ведь и в лесу все похоже. Это вам, девчонкам, кажется что все разное.

— Не кажется! — запротестовала кареглазая Вери. — В лесу все разное! Даже травинки вокруг Изумрудика разные! Вы, мальчишки, просто не умеете смотреть!

— А ты научи, — посоветовал ей тринадцатилетний Кай. — Вот Рини меня учит, как смотреть на деревья. На кроны, на листву, на корни, на птиц и насекомых в листве и коре. Я уже умею узнавать деревья в Сиреневой Роще!

— Рини тебя учит, потому что ты хочешь учиться! — возразила Вери. — А вот Дерх ничему не научится, потому что не хочет. Он считает, что это девчачье дело, а не его.

— Конечно, девчачье, — подтвердил Дерх. — Вы родились феями, вам и с деревьями знаться. А мы — люди, нам человечьими делами надо заниматься. Я вот вернусь в Тергас и буду сапоги тачать, как папка.

Самая старшая, семнадцатилетняя девочка, до сих пор молчавшая, с горечью возразила:

— Забудь о сапогах. И о папке забудь. Его давно в «Королевские Медведи» забрили. И сапоги он теперь надевает, не помня, что когда то сам их тачал. А мы все здесь навечно. Вы — пока не умрете. А мы — пока нас не убьют, как наших матерей.

— Их не убьют, Ираис! — воскликнула Рини. — И нас тоже. Нас нельзя убить. Чары Элезеума защищают нас.

— Защищали. Чар больше нет. Я слышала, как умерла моя мать. Я слышала ее остановившееся дыхание.

— Я тоже слышала, — сказала Рини. — А потом слышала ее голос. Из Элезеума. Никто не смог ее убить. Она ушла домой.

— Ей повезло, Риниэль. Она ушла прежде, чем они нашли способ не отпускать их. А мою мать убили. И еще одну… сестру. Мама слышала ее. У нее не было дочери, больше некому было слышать… Только мама… потому что была рядом, за стенкой. Когда она умерла, я слышала и ее, и ее память о той сестре. Они научились убивать нас. Скоро они придут за нами. Потому что там они уже убили всех. Остались только мы.

Слова Ираис повергли детей в безмолвие. В глазах мальчишек проскользнул страх. Они потупились, чтобы не выдать себя перед бесстрашными феями. Девочки растерянно переглядывались. Первой стряхнула отчаяние русоволосая Вери.

— Можете стоять здесь и слушать страшилки Иры. Я пойду купаться. Доди, пойдем!

Она схватила трехгодовалого малыша за ручонку и потащила за собой в темный коридор.

— Айлен, мы идем купаться в Изумрудике! Выведи нас!

Ее голос звучал издалека, будто она была не за дверью, в нескольких метрах от остальных детей, а через пару комнат от холла. Каменные своды холла отразили приглушенное эхо.

Риниэль тряхнула смоляной гривой.

— Я тоже пойду купаться. Изумрудик так Изумрудик. Пойдем со мной, Кайсал!

Тринадцатилетний Кай подошел к ней, они вышли в тот же темный коридор.

— Айлен, дурак криворукий! Давай и нас выпускай!

По коридору прошелестел отголосок знакомого скрипучего смеха. Затем в кромешной тьме вдруг распахнулись широкие ворота, в коридор хлынул поток солнечного света. Мальчик зажмурился от резкого перепада, а девочка будто и не заметила. Она схватила его за руку, и дети выбежали наружу.

— Я так выбешиваю Айлена, что он никогда не играет со мной в свои игры, — хихикнула Риниэль. — Он счастлив избавиться от меня на подольше, вот и выпускает сразу же! А эти глупышки своей покорностью нравятся ему, вот он и дразнит их! Вери, наверно, до сих пор бродит по коридору.

— А по-моему, это ты ему нравишься.

— Этому маразматику? Брось, Кай. Даже наших мам, наверно, еще не было на свете, когда Айлену перестало нравиться все!

Кай засмеялся.

— Он не может быть таким старым!

— Еще как может! Так растерять мозги можно за оооочень долгое время! Наши мамы не растеряли. А он растерял, значит, он старше!

— Он просто человек, Рини. Как мы, мальчики. А мы теряем мозги быстрее, чем вы.

— Слава духам, тебе это пока не грозит! Ну, пойдем к озеру!

Они вприпрыжку помчались от стен громадного замка, пересекли полянку с густым травяным покровом. Буйная поросль уходила прямо в маленькое озерцо, которое искрилось и отливало зеленоватыми бликами. Оно было мелким и прозрачным, а все дно сплошь покрыто такой же травой, что стелилась по лугу. Из-за этой травы на дне озеро сияло изумрудным блеском.

Риниэль и Кайсал разделись и нырнули в воду. Подростки ничуть не стеснялись наготы. Феям не знакомо чувство похоти, а мальчикам их матери передали чары, которые позволяли им контролировать телесные потребности. Фея, родившая сына-человека, старалась всячески помочь ему совладать с неудобствами человеческой бытийности. А еще дети фей не страдали от холода — как девочки, так и мальчики. Когда ребенок начинал ходить, мать-фея инициировала в нем Сердечный Очаг — так назвали это свойство ремидейские маги.

Мальчик и девочка шумно плескались в изумрудном озере, их смех разлетался над лугом. Со стороны замка подошли Вери и Доди.

— Долго же вы! — рассмеялась Риниэль. — Что, не пускал вас Айлен?

— Ага, пришлось поблуждать, — кивнула Вери. — Зато погуляли по новой зале — Айлен постарался, поставил там несколько шкафов и коробов, Доди поиграл со мной в прятки. Тебе понравился сюрприз Айлена, Доди?

Мальчик радостно заулыбался.

— А мы исё поиглаем, Вели?

— Поиглаем-поиглаем, раздевайся, я тебя искупаю! Кай, сможешь подменить меня, когда я искупаю Доди? Мне хочется поплавать.

— Да я хоть сейчас могу! Рини, поиграем с Доди?

— Давай пока ты один, а мы с Вери посекретничаем. А потом я к тебе присоединюсь.

Кай недовольно сморщился, но вылез на берег и повел в воду малыша. Риниэль и Вери поплыли на другой берег озера.

— Ты веришь Ираис? — тихо спросила Риниэль, когда они отплыли достаточно далеко.

— Сестры не лгут друг другу.

— Она могла неправильно истолковать ощущения. То, что она почувствовала… Это могло быть чем-то другим, не смертью ее матери. Она могла ошибиться.

— Чем еще, Рини? Разве смерть можно с чем-то перепутать? Тем более нам…

— А если она не ошиблась… Что нам делать? Чего ожидать?

— А что мы можем сделать? Бежать из Айлена? Куда бы мы ни пошли, мы всегда вернемся к его стенам. Ты нашла способ освободиться от его чар?

— Мы должны найти способ. Должны бежать, прежде чем они придут за нами.

Вери вздохнула.

— Легко сказать, Рини. Как мы найдем способ, когда мы почти ничего не умеем?! Даже наши мамы не смогли сбежать от них. Что говорить о нас?!

— Верейн, теперь все будет по-другому. Что-то меняется в земле, в воде, в воздухе. Вспомни прошлую ночь. Все мы слышали рокот стихий. Ты — шум воды. Я — клекот огня. Ираис — перемещения воздушных массивов, Оэлад — движения земной коры. Что-то происходит, Верейн. Стихии колышутся. И это затронет нас. Может, мы сумеем освободиться… С помощью стихий.

— Если только ты научишь нас. Ты единственная из нас была в Элезеуме. Ты умеешь слышать стихии. Умеешь понимать. Я не умею. И никто из нас не умеет.

— Вери, мы не становимся феями, попав в Элезеум! Мы все — феи своих стихий! Нам нужно вслушиваться в стихию, искать у нее помощи, говорить с ней! Сейчас стихии ожили, с ними что-то происходит. Мы должны это использовать. А не хныкать, как Ираис. Мы не должны готовиться к безропотной смерти! Мы будем сопротивляться.

— Ты — огненная, Рини. Если кто и сможет сопротивляться, так это ты. Мы пойдем за тобой… Или безропотно умрем, как Маэлад…

Риниэль почувствовала, как по коже пробежали мурашки при звуках имени матери Ираис. Дрожь и тревога, неведомые феям переживания, охватили ее. И эти чувства, которые фея не могла понять и не могла назвать, но которые были дико неприятны ей, уничтожили последние сомнения в чудовищной участи Маэлад. Ее постигла участь, которая не могла постичь фею. Черта не сумела защитить ее. Что ждет их дальше?..

Девочка встряхнулась, сбрасывая цепкую хватку отчаяния. Она забежала в озеро, вытянула сложенные руки и нырнула в зеленую воду. Вери тоже вошла в озеро. Феи поплыли в разные стороны. Весенняя ледяная вода охлаждала их разгоряченное и взбудораженное сознание, успокаивало тело.

Прошло несколько часов. Риниэль, Верейн и Кайсал вдоволь наплавались, каждый поиграл с Доди. Мальчик прыгал и плясал от счастья. Риниэль заявила:

— Я пойду бродить! Кай, собирайся, продолжим наши уроки!

Кайсал послушно оделся и вернулся к Риниэль. Девочка была лидером среди детей. Ее верховенство признавали все, и во всем следовали за ней.

Поначалу такое положение вещей было непривычно мальчикам и вызывало протест. Их матери были феями женских стихий — земли и воды — мягкими, податливыми, умевшими создавать вокруг себя гармонию и уют. Они никогда не стремились к лидерству в семье. Почти все феи, выходившие из Элезеума и создававшие семьи, принадлежали к женским стихиям.

Огненные и воздушные феи, рождаясь в мире, с малолетства прогибали мир под себя. Воздушные феи всегда уходили в Элезеум и не возвращались, не интересовались жизнью смертных и не создавали с ними семью. Огненные феи возвращались всегда. В тонком и безмятежном пространстве мира фей им не хватало бурных страстей, глубоких чувств и напряженных эмоций, которые в избытке давал смертный мир.

Воздушным феям была присуща безудержная тяга к новым знаниям и некоторая отстраненность от человеческих склок и раздраев. Но при этом они не обладали бесчувственностью и к бедам, и к удовольствиям. Огненные феи пылко и охотно вовлекались в эмоциональные бури, бушевавшие вокруг них. Наконец, и воздушным, и огненным были свойственны дерзость, напористость, желание предводительствовать, нарушать правила и ограничения. А еще они горой стояли за близких и за то, что полагали справедливым.

Резкая, инициативная девочка, командующая всеми вокруг себя — даром что простолюдинка — была мальчикам в новинку. Поколотив пару раз Дерха, который порывался верховодить детьми, Риниэль завоевала неоспоримое главенство. Дерх лишь иногда пытался спорить, но никогда не шел открыто против огненной феи.

Кайсал с первого дня признал Риниэль лидером. Он видел, как много девочка знает и умеет. Он разговаривал с ней, задавал вопросы и просил объяснить то, чего не понимал сам. Риниэль объясняла, что могла. Кай стал ее неразлучным спутником. Она водила его по лесу и учила смотреть так, как смотрят феи. Так, как ее саму учили в Элезеуме. Кайсал многого не понимал, но никогда не спорил, а продолжал слушать и смотреть. Ему было интересно и легко с Рини, как ни с одной девочкой в мире, за пределами Айлена.

Вот и сейчас он безропотно пошел за ней по сочной поросли весенней травы. Доди захныкал и попытался побежать за ними, но Верейн отвлекла его новой игрой. Два подростка вошли в лес, простиравшийся в полумиле от зеленого озера.

— Что ты покажешь мне сегодня? — с улыбкой спросил Кайсал.

— Как деревья слушают пение земли. Но это тебе покажется, что поет земля. На самом деле поет огонь, магматическая лава, которая разливается глубоко под землей. Деревья слышат эту песню. Она передается сквозь все земные слои в их корни. И мы тоже можем ее услышать. Садись радом со мной.

Риниэль плюхнулась на землю, рядом с толстым стволом раскидистого вяза. Кайсал присел подле нее. Она взяла его за руку и заставила приложиться ухом к дереву. Свободной рукой она начала мягко водить по стволу, будто массируя жесткую кору. Кайсал прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться на слуховых и осязательных ощущениях. Он сам не заметил, как в его сознание начал вплывать приглушенный мелодичный клекот. Казалось, он звучал совсем рядом, за тоненькой перегородкой, и очень тихо. Кайсал сказал об этом Рини, и она рассмеялась.

— Если бы ты действительно стоял рядом, твои перепонки лопнули бы от этого звука. Хотя, ты сам все равно расплавился бы раньше. Бурление магмы громче, чем удесятеренный раскат грома.

— Откуда ты все это знаешь? Твоя мать успела рассказать тебе об этих вещах?

— И она, и другие. Я была в Элезеуме.

Кайсал вздохнул со смиренной завистью. Матери старались отвести девочек в Элезеум в раннем детстве, чтобы они привыкли к нему. Но не у всех получалось. Некоторые не могли разлучиться с мужем даже ради блага дочери. Нередко юные феи уходили в Элезеум уже сами, без материнского сопровождения. А иногда они успевали обзавестись собственной семьей, и покидали мир только после смерти мужа.

— Рини… К нам кто-то идет.

— Если бы к нам кто-то шел, я бы давно услышала, — возразила девочка. Слух фей был феноменально тонким.

— Значит, ты оглохла от бурления магмы, — съехидничал Кайсал. — Потому что я вижу, как к нам идут.

Риниэль обернулась. За деревьями мелькнула и пропала человеческая фигура. Риниэль свистнула.

— Мы тебя уже засекли! Выходи и не подслушивай! Признавайся, где ты бросила Доди?

Риниэль была уверена, что за ними шпионила Вери. Шаги мальчишек она бы услышала. Лишь феи ходили бесшумно. Но из-за деревьев вышел парень. Худенький, немного выше Кайсала, в зеленом полупрозрачном хитоне. Руки его были так тонки, что даже маленькие ладошки Риниэль могли сомкнуться вокруг его локтя. И он был незнакомцем.

Риниэль и Кайсал ошеломленно смотрели на юношу, не в состоянии вымолвить ни слова. В своем заточении они не видели никого, кроме друг друга. Чары их узилища не подпускали к ним людей и не выпускали их из поля действия магии Айлена. Появление постороннего человека было невозможно. Незнакомый юноша заговорил первым.

— Вы не можете заговорить со мной без слов… Но только что делали это с деревом. И я видел, как вы разговариваете между собой словами. Почему же сейчас вы молчите? Вы не обращаетесь ко мне ни внутренней речью, ни словами… Вы не знаете, какую речь я понимаю?

— Н..нет… Не знаем. Кто ты?

— Тал. Так меня называли, прежде чем я уснул. Вы можете называть меня так, или как захотите сами.

— Ого! Ты меняешь имена каждый раз, когда просыпаешься? — несмотря на удивление, Кайсал не сдержал смешок. — Тогда странно, что ты еще помнишь, как тебя звали вчера! Если бы я так часто менял имена, я бы перестал запоминать их!

— Нечасто… Я помню только один раз. Может быть, я уже просыпался, но забыл об этом. С моими братьями так бывало.

Кайсал засмеялся еще громче.

— Твои братья, видать, крепко веселились перед сном в хорошей компании! Наш сосед частенько жаловался, что после веселой ночки не может вспомнить даже свое имя!

— Веселились? — Тал хихикнул в тон Кайсалу. — Да, мы отлично повеселились перед тем как заснуть! Немногие остались целы в том веселье! Помню, как я и Мела разрывали на части Герха и скармливали зверям, птицам и людям! Спорю на разворот ветра, ему пришлось долго собирать себя в одно целое!

Дети недоуменно переглянулись.

— Вы разрывали на части своего брата и скармливали его зверям?

— Да. Почему вы так смотрите? Вы, люди, и сами поступали друг с другом так в то время. Сейчас вы ничего не помните о тех временах. Я видел ночное небо… Я видел, как сместились звезды. Прошло очень много времени — даже для нас. Братишка Герх наверно уже где-то ходит, мечтая отплатить нам с Мелой. А может, он простил нас. Или просто забыл.

Кайсал растерянно слушал незнакомца в зеленом. Чем дальше, тем меньше он понимал. А вот Риниэль ловила каждое слово юноши, которого Кайсал уже считал блаженным дурачком.

Тал смолк и пристально вгляделся в них.

— А ведь вы не совсем люди. Особенно ты, сестренка. Ты разговаривала с деревом, как людям не дано.

— Я фея пламени.

Кайсал хотел было шикнуть на девушку. Но Тал лишь понимающе кивнул.

— Я так и думал. Расскажи, сестренка, что происходило с этим миром за время нашего сна? И что разбудило нас?

— Мы не знаем… Вери… Верейн, фея воды, слышала огромные речные потоки на северо-западе прошлой ночью. Земляные слышали стоны земли, я слышала рокот огня. Что-то сдвинулось глубоко в недрах. Может, от этого ты и проснулся. Но что произошло, мы не знаем… Мы заперты в Айлене. Никто не может подойти к нам, а мы не можем уйти из него.

Тал задумчиво кивнул.

— Я чувствую чужую силу… Я думал, кто-то из моих братишек проснулся раньше и успел захватить мою землю. Но эта сила больше похожа на человеческую…

— Айлен — человек. Был когда-то. Теперь он слился воедино со своим замком. Он управляет пространством внутри себя и поблизости.

— Что ж, ему лучше делать это подальше от моей земли! — глаза Тала сверкнули. — Я чувствую стон травы, деревьев, насекомых, птиц! Он изгибает мое пространство! Передайте своему Айлену, чтобы он уходил отсюда.

— Хорошо, Тал, мы передадим ему! — в голосе Риниэль прозвучала непривычная покорность. — А мы еще увидим тебя? Ты сможешь навещать нас там, где мы окажемся в следующий раз?

Тал пристально устремил на Рини огромные глаза, такого же изумрудного цвета, как трава вокруг озера. В полумраке густого леса они показались детям темными тоннелями, уходящими в бездну времен.

— Я запомнил тебя, сестренка. Я приду, когда ты позовешь. Твой друг человек тоже может звать меня, но с ним мне не так интересно, как с тобой. Я приду, только если мне будет скучно. Или если ему будет очень плохо. Так что пусть он не злоупотребляет моим вниманием, если хочет моей помощи в тяжелый час.

— Он не будет, — пообещала Риниэль за онемевшего от такого хамства Кайсала. — Спасибо, Тал. Я хочу послушать деревья вместе с тобой.

Тал улыбнулся, изумрудные глаза неожиданно просветлели, просияли перламутровым блеском.

— Послушаем, сестренка. Когда будем только вдвоем. А сейчас я прогуляюсь… поищу своих братишек и сестренок. Может, кто-то еще проснулся… Одному слишком скучно.

Он повернулся и двинулся в чащу. Зеленая роба скрывала его походку — казалось, будто Тал плывет по воздуху, не касаясь ногами земли, и только его длинный подол шелестит по траве. Дети зачарованно провожали его взглядом, пока тонкий силуэт не скрылся за деревьями. Только тогда они повернулись и пошли в обратную сторону. Кайсал помотал головой, будто стряхивая мираж.

— Кто это, Рини?! Деревенский дурачок? Как он смог пройти сквозь путы Айлена и почему ты разговаривала с ним так почтительно?!

— Этот «дурачок», Кайсал, хозяин здешней земли. Хозяин Изумрудика, прибрежного луга, этого леса.

— То есть он местный лорд?! Но Айлен завораживает всех местных жителей, и лордов тоже!

— Это ты дурачок, Кайсал. С чего ты взял, что он лорд?

— Ты сказала — он хозяин земли.

— Разве лорды — истинные хозяева? Лорды рождаются и умирают, а земля остается. Они сами уходят в землю. Кто и чему хозяин? Лорды строят на земле замки, приказывают крестьянам вспахивать ее, сажать зерно, разводить скот… Но они не властны над самой землей. Они не могут приказать ей родить или не родить посевы. Не могут изменить ее, не могут проникнуть внутрь. Хозяин — тот, кто владеет и распоряжается в неограниченной власти. Тот, по чьему слову земля может разверзнуться или встать на дыбы. Кто повелевает деревьям и травам расти или умирать.

— На это способен лишь Создатель. Ты хочешь сказать, мы с тобой встретили Его, воплощенного в человечьем облике?

Риниэль засмеялась.

— Ну уж нет. Впрочем, до того, как люди придумали себе Создателя, они называли таких, как Тал и его братишки, богами.

— Придумали Создателя?! Но это Он придумал всех нас! Нет других богов, кроме него, мы — Его творения.

— Ох, Кайсал. Ты повторяешь то, что тебе вдалбливали в школе священники. Ложь, которую выдумали после войны богов, которая едва не уничтожила этот мир. Когда боги, поубивав друг друга, впали в спячку, группа выживших и не потерявших рассудка жрецов стала думать, как им теперь сохранить свою власть, когда хозяева покинули их и не подпитывают могуществом. Тогда они придумали верховное божество, покаравшее распоясавшихся богов. Его назвали Создателем. И рассказали, будто он назначил их своими слугами, которым должно поддерживать порядок на земле. Удерживать мир от хаоса, в который его ввергли боги. Но никакого Создателя над богами не было.

Кайсал слушал, раскрыв рот. Никогда девочки не заводили таких разговоров при мальчиках.

— Откуда ты знаешь это?! Кто тебе рассказал?!

Риниэль пожала плечами.

— Сестры в Элезеуме. И мать. Дочерям матери всегда рассказывают об истинном устройстве мира. Сыновьям — не говорят. Потому что вы принадлежите смертному миру и его лжи. Истина может причинить вам боль или сделать изгоями. Поэтому матери берегут вас и не раскрывают своих знаний. Но мы принадлежим Элезеуму. Там нет места для загадок и лжи. Элезеум пропитан Истиной. Он сам — сплошная Истина. Нельзя находиться в его пределах и не ведать истины. Она накрывает тебя, как неумолимая волна, ты окунаешься в нее целиком, она смывает с тебя любую ложь и неведение.

Кайсал смотрел на нее зачарованным, помутневшим взором.

— Никто из вас никогда не говорил при нас об Элезеуме…

— Потому что мы не имели права навредить вам, смертным, лишним знанием. Наши матери знали, что делали. Церковная Инквизиция и маги безжалостно истребляли любые следы знаний о прошлом. Если бы вы проговорились, инквизиторы уничтожили бы вас за ересь.

— А почему ты заговорила об этом сейчас?

— Потому что теперь нечего скрывать. Ты своими глазами увидел Тала. И наверно, не ты один. Он начнет показываться и другим людям. И не только он. Он говорил о братишках и сестренках. Они тоже начали пробуждаться. Что-то произошло под землей, что разбудило их.

— Какие они, Рини? Что они будут делать с нами?

— Не знаю, Кай… Я пробыла в Элезеуме всего три человеческих года… Мне открывались его истины и истины смертного мира… Элезеум бесконечен. Мир конечен, но велик. Огромное количество времени в человеческом исчислении уходит на соприкосновение со всем знанием, со всеми истинами… Я успела постичь сущность элементалей, но не их проявления в смертном мире… Я не знаю, как они ведут себя с людьми…

— Как ты их назвала?!

— Элементали. Духи мест — лесов, гор, рек, озер. Люди называли их богами, а в Элезеуме — элементалями.

— А что еще ты узнала о них?

— Они разделяются на стихии, так же как феи. Лесные и горные духи принадлежат земной стихии. Духи водоемов — водные элементали. Духи ветра — воздушные элементали. Ну а огненные элементали обитают в вулканах и в подземной магме… Возможно, сегодня мы с тобой слышали как раз их песню.

— Рини…

— Что?

— Тебе не кажется, что мы давно должны выйти к Изумрудику?

Девочка развела руками.

— Это же Айлен. Мы можем бродить вокруг часами, прежде чем выйдем к нему. Но все равно выйдем, рано или поздно.

— Лучше бы рано. Есть хочется.

Риниэль рассмеялась.

— Мы же недавно завтракали! И мы в лесу, здесь полно еды!

Она сорвала с дерева лист и принялась жевать его. Кай недовольно посмотрел на нее.

— Я не фея. Я уже проголодался. Я хочу хлеб и сыр.

— Бедненький! Хлеб не растет на деревьях! Этому учат даже в ваших школах!

* * *

Солнце клонилось к закату, а они все еще шли по лесу. Кайсал едва плелся. Даже выносливая фея заныла.

— Проклятый Айлен! Наверно, он разозлился на нас из-за Тала! Не может простить, что разговаривали с кем-то, кроме него. Слышишь, старый хрыч?! Ты тупой зануда и маразматик! Верни нас домой! Иначе уйдем и поминай как звали!

Кайсал замер как вкопанный.

— Рини… А если… если мы ушли от Айлена?

— О чем ты?

— Если Тал… ты ведь говоришь, он бог… если он разорвал путы Айлена?.. Если все дороги перестали вести к нему… Если мы просто шли обычной, не зачарованной дорогой… и ушли от него?

— О духи… ведь так и вправду может быть. И что нам тогда делать?!

— Тогда… мы свободны, Рини! Мы можем пойти куда захотим! Мы сами себе хоязева!

Глаза Кая лихорадочно заблестели.

— А остальные? — охладила его пыл девочка. — Что будет с ними, если маги узнают, что чары Айлена больше не действуют?

Кайсал сник.

— О Создатель… то есть… я хотел сказать, о духи! Но что нам тогда делать?! Если мы вернемся, мы ведь никак не поможем им. Мы только окажемся в том же плену, что и они.

— Не окажемся. У нас теперь есть Тал. Он обещал прийти, когда я его позову… и когда тебе станет плохо. Если мы не вернемся, нам всем очень скоро станет плохо…

— А как мы вернемся? Куда нам идти? Мы не знаем, где он, в какой стороне. Нас всегда вели его чары. Если теперь Айлен потерял нас, мы тоже не сможем прийти к нему.

— Бесы… Ты прав…

Риниэль остановилась и уселась на землю возле ближайшего дерева.

— Надо отдохнуть и подумать.

— Я голоден.

— Кай, я не смогу тебе помочь! Здесь нет зерен, чтобы испечь хлеб, и коров, чтобы надоить молока и сбить тебе сыр! И феи не убивают живое. Сделай как я, съешь травинку.

Глава 3. Ларгус. Дары Блаженной Милаты

Западную часть Ремидеи не затронули ни Сожжение, ни Потоп. На первый взгляд, жизнь в Атрее, Гвирате, Ларгии, Кромле, непотревоженная, должна течь своим чередом. Но это было не так. Множество наделов остались без хозяев, погибших в столице, и зависели полностью от доброй или недоброй воли управляющих. У банков и торговых компаний были конторы и хранилища в столице. От их благополучия и сохранности зависело процветание региональных представительств.

Известия о северной катастрофе распространялись, предприниматели на местах нанимали магов, чтобы оперативно связаться со своими столичными отделениями — и отделениями конкурентов. Новости бурно циркулировали в предпринимательской среде. Многим компаниям пришлось объявить себя банкротами. И конечно же, горе, стенания и траур постигли тысячи семейств аристократов и простолюдин.

Одним из наиболее пострадавших предприятий оказалась Обитель Святой Устины. Обитель существовала не за счет средств ларгийского епископата, а за счет самообеспечения — то есть щедрых оплат столичных лордов, чьи дочери воспитывались в Обители. Нынче большинство гордых надменных аристократок сравнялись по статусу с безродными сиротами, которых они раньше презирали. Некому стало оплачивать их обучение. И уж точно этого не собиралась делать Обитель под руководством нынешней настоятельницы. О чем преподобная Габриэла известила воспитанниц на вечерней трапезе.

— Дочери мои, мне грустно говорить то, что я вынуждена сказать. Все вы стали мне родными, и я молюсь Создателю за каждую из вас. Сегодня монсеньор епископ подтвердил слухи о чудовищных событиях на севере. Государыня, да хранит ее Создатель, жива и здорова. Злодей, чьим именем я не стану оскорблять наши святые своды, сгинул. Но он успел сгубить нашу благословенную землю. От его колдовского огня погибли сотни тысяч людей. Сейчас мне придется зачитать списки семейств, погубленных его пламенем. Прошу всех вас сесть. Это списки ваших семейств, ваших родных. Его Высокопреосвященство Танар передал эту информацию Его Преосвященству епископу Ларгусскому через верных государыне магов.

Настоятельница с преувеличенным трагизмом вздохнула и развернула свиток. По мере чтения в трапезной раздавались вскрики и всхлипывания. Некоторые девочки падали в обморок. К ним подбегали монахини и приводили в чувство. Кто-то из девочек пытался вскочить и убежать, предаться горю в одиночестве. Монахини удерживали их на месте, объясняя, что мать Габриэла сделает важное объявление по завершении чтения.

Сироты смотрели на высокородных соучениц, внезапно свергнутых с пьедестала гордыни и превосходства. В глазах многих пробегали искорки злорадства и торжества. Слишком много пренебрежения они терпели от аристократок, слишком часто слышали от них оскорбительные слова, слишком долго завидовали их статусу, их семьям. Лишь самые добрые и мягкосердечные из сироток искренне и по-человечески сочувствовали аристократкам.

Когда список закончился, настоятельница выдержала паузу. Затем продолжила:

— Как я уже говорила, все вы мне родные дочери, за всех я молю Создателя. Однако действительность такова, что Обитель, увы, отныне не в состоянии прокормить столь большое число воспитанниц. Прежде за счет богатых донаций лордов из столицы и окрестностей мы принимали равное число сирот и леди. Нынче нам необходимо пристроить тех, кто остался без содержания. На наше счастье, милостью господней и Святой Устины, нам воспоследовало много предложений от лордов юга и запада, а также зажиточных купцов. Девушкам-сиротам и тем аристократкам, которых задело горе Сожжения, предстоит устроить свою судьбу на смотринах, которые состоятся в день Блаженной Милаты. Сюда прибудут молодые лорды и купцы, чтобы выбрать невесту либо домоправительницу. Молите Святую Устину и Милату Благодатную, дабы они ниспослали вам милость. Множество сердец обретет счастье в день нашей четвертой покровительницы — да не увянут ее сады в небесных кущах у Трона Создателева! Мы с сестрами желаем каждой из вас счастья и благополучия. Те из послушниц, кто хочет продолжить обучение, ларгусский епископат приглашает принять постриг, посвятить себя служению Создателю и вступить в Обитель равноправными сестрами.

День Блаженной Милаты наступил неделю спустя. Перед смотринами девочек усиленно натаскивали в столовом этикете, искусстве общения, скрытой манипуляции и уходе за собой. Регулярно устраивали так называемые "ролевые тренинги" — нововведение сестры Валенсии. Монахини разыгрывали знатных женихов, а девочкам надо было изображать скромниц, стараться угодить "женихам", а когда надо — завлечь невинными уловками… Трудно сказать, какую практическую пользу приносили эти тренинги, но смеху и веселья было не оберись! Веселились девочки вовсю — ибо сознавали, что это их последние дни в обители. Последние дни вместе. И они вбирали по максимуму все, что им оставалось. Днем они хохотали, а ночами плакали, каждая в свою подушку, прятали горе от товарок. Каждая знала — горе в одиночку слабее общего горя, как и веселье сообща всегда мощнее уединенной радости.

За день до смотрин освободили три спальные кельи. Туда перенесли все кровати. Монахини разбирали их, откручивали спинки и сдвигали, чтобы соорудить удобные ложа для взрослых мужчин. Девочек со всеми вещами потеснили в две оставшиеся кельи. Спать им предстояло на полу, внавалку.

И вот наконец настал день, которого все ждали, кто с надеждой, кто с ужасом и с отвращением. Большинство гостей были аристократами и купцами из Ларгии и соседних Кромлы и Атреи. Несколько человек приехали из Патриды, что на юго-западной оконечности Ремидеи, и из Тарвы за Гевазийским хребтом. Прибыли лишь трое из Олбара и двое из Арвига. Гвират, как искони повелось, игнорировал культурные события южного соседа. Четыре пятых приезжих — мужчины. Некоторые явились с женами — те, кто искал экономку, а не жену. Попадались и одинокие мужчины в поисках домоправительницы, и всем было ясно, что одной из основных обязанностей будущей экономки будет согревать хозяину постель собственным телом. Некоторые из женихов прибыли с матерями, и пристальные взгляды матрон были еще взыскательнее вожделеющих мужских.

Но одна женщина была сама по себе — не в качестве сторожевого цербера муженька или сыночка. Она привлекала внимание уже тем, что ходила без довеска мужеска пола, за которым ревностно следила бы — не дай Создатель, отхватит слишком хорошенькую экономку, либо своенравную девицу! А экзотическая внешность усиливала любопытство втройне. Она была очень высокой, а кожа ее — почти шоколадной. Темные волнистые локоны спускались ниже пояса. Похотливые мужские взоры и ревнивые женские задерживались на ней чаще, чем на робких воспитанницах. Представилась она как Жа'нол из Ка'дара. Ка'дар был одним из крупных городов Мерканы — загадочного, малоизведанного материка, лежавшего далеко к западу от Ремидеи и Весталеи.

Леди Жа'нол искала компаньонку, чтобы увезти с собой на Меркану. Вездесущая Катина поведала по секрету всему свету, что мерканка заплатила впридачу к вступительному взносу немалый довесок, чтобы получить дозволение епископата попасть на смотрины. Не было ни одного правила, запрещавшего женщине участвовать в монастырских смотринах невест — но не было и ни одного прецедента. Ей разрешили нанять сироту неблагородного происхождения, которая согласится на ее предложение.

Предложение было рискованным — о жителях Мерканы, их нравах и обычаях знали очень мало. Чужака там могло ожидать все что угодно — вплоть до поедания заживо. Тем не менее девочки-сироты роем вились вокруг Жа'нол — да и аристократки от них не отставали. В пятнадцать лет не думаешь об опасностях чужой земли. Новое, неизведанное, будоражило воображение девочек. А сама леди Жа'нол — красивая, независимая, роскошно одетая — привлекала их больше, чем многие из женихов. Настоятельница Габриэла говорила "молодые лорды и купцы" — но это было преувеличение.

Молодых парней едва набиралось с дюжину. Все, как один, почти не раскрывали рта. За них говорили мамаши. "Лорду Эдвигу нравятся прилежные и почтительные девушки!" "Ганар-холл славится как лучшее конезаводческое поместье Южного Прикромья. Все соседи выигрывают скачки на жеребцах, купленных у нас!" Или же "Мой Лисом предпочитает тертое яблочко с утреца, дорогуша! Очень полезно для пищеварения! А у вас нет такого обычая? Очень жаль, очень! Сыночек непременно пристрастит вас к тертому яблочку! Будете вместе кушать, оздоровляться!"

— Как насчет их целомудрия? — спросила одна из мамаш настоятельницу. — Ходили слухи, что предыдущая настоятельница распустила общину. Девицы свободно посещали окрестные села по ночам. Нам нужно удостовериться, что невеста, прошу прощения у благородных, не "потраченная".

Мать Габриэла поджала губы.

— Слухи преувеличены, миледи. Да, бывшая настоятельница Иотана допустила много ошибок. Но целомудрие хранилось со всем тщанием. Не беспокойтесь за честь ваших наследников. Что касается отлучек девочек в ночное время, то их совершала только одна особа. Дьяволица, позорное пятно в истории нашей школы. Вы поняли, о ком я говорю, не так ли? Это бесовское отродье опутало проклятыми чарами и настоятельницу, и еще некоторых сестер… Не без ее участия мать Иотана допустила те ошибки, из-за которых епископат лишил ее поста настоятельницы. Хвала Создателю, ныне монастырь избавлен от этой змеи. А все королевство — от ужасного яда, что разлил по его сосудам черный злодей.

Один из лордов, присутствовавший при разговоре, пробормотал:

— Вряд ли при Придворном Маге было хуже, чем сейчас…

В мгновение ока его окружила пустота. Все дружно нашли нечто интересное в других концах помещения, подальше от потенциального изменника короны. Люди не забыли, как при короле Отоне и Придворном Маге за недовольство правлением могли скрутить, бросить в темницу и отправить на фронт в составе "Королевских Медведей".

Настоятельница тоже поспешила удалиться. И чуть не врезалась в мужчину средних лет, с багровым лицом, отечными веками и огромным пивным животом. Единственный, кого не отпугнули кощунственные речи недовольного лорда, он решительно шагал прямо к разбегающейся компании.

— Мать Габриэла, вы обещали показать мне Лаэтану Риган.

— Доброе утро, милорд Боркан. Стройная блондинка в голубом, разговаривает у окна со своей смуглой подругой. Видите ее?

— Хм, она кажется надменной и холодноватой. Та, на которой нет украшений?

— Именно, милорд. Она сегодня единственная, кто не надел ни одного украшения. Даже сироты вплели цветы в волосы. Она и впрямь исполнена чувства собственного достоинства. Как и положено девице столь высокого происхождения, а также будущей супруге столь знатного лорда. Вы ведь хотите, чтобы ваша избранница затмевала всех красотой и знатностью?

— Хм, хм… Она хороша, конечно… Не мешало бы побеседовать с нею.

— Одну минуту. Сестра Марика!

Монахиня, разносившая прохладительные напитки, проворно подбежала к настоятельнице.

— Пригласите к нам Лаэтану, дорогая, будьте добры! Я подержу ваш поднос.

Габриэла забрала поднос и предложила бокал собеседнику.

— Не откажитесь, милорд, сделайте одолжение. Сейчас вы познакомитесь с нашей Лаэтаной. Не по годам серьезная девушка. Уверена, она не разочарует вас.

Лаэтана и впрямь подошла чинно и степенно. Если бы не возраст и не белый фартук послушницы, можно было бы усомниться, кто здесь настоятельница…

— Милорд, разрешите представить вам Лаэтану Риган, княжну-наместницу провинции Арвиг. Лаэтана, дитя мое, это лорд Боркан. Он выразил желание взять тебя в жены. Предлагаю вам побеседовать, чтобы составить мнение друг о друге и принять дальнейшее решение.

Лаэтана покачала головой.

— Мне жаль разочаровывать лорда Боркана. Я польщена и признательна, что он находит скромную сироту достойной его высокого имени. Увы, я вынуждена отказаться от его предложения.

— Ты решила связать свою жизнь с Обителью и постричься? — мягко спросила настоятельница, не обращая внимания на раскрытый рот «жениха».

— С той Обителью, что существует в настоящее время? Нет. Не чувствую в себе ни малейшей склонности к монашескому образу жизни.

— Ты считаешь, что родственники твоего семейства в Олбаре будут рады принять тебя?

— Я не думала о них.

— О чем же ты думала, дитя мое? — медовый голос настоятельницы сочился иронией.

— Я вернусь на север. Ко двору.

— К его останкам, ты хотела сказать?

— Может быть. Это не имеет значения.

— Дитя мое, ты всегда отличалась смелостью. Смелость присуща столь древним родам, как твой. Это великое достоинство… до тех пор, пока она не переходит в безрассудство. Ты считаешь, что твое нынешнее старшинство в роду князей-наместников Арвига дает тебе определенные права. Но не забудь, что оно накладывает еще и обязанности. Ты несовершеннолетняя сирота. Милостью, дарованной мне Создателем, Ее Величеством и Святой Церковью, я несу ответственность за твою судьбу. Призываю тебя к благоразумию и осмотрительности. Если лорд Боркан еще не утратил к тебе интерес после твоего поспешного и неосмотрительного ответа, мы дадим тебе время на размышления до завтрашнего вечера.

— Не стоит, мать Габриэла. Мое решение принято давно. Оно взвешено и обдумано. Я готова покинуть обитель в любое время по вашему слову. Приношу милорду свои извинения.

Взгляд девушки был холоден и тверд, как булатный клинок. Настоятельница отвела глаза в сторону.

— Ты можешь оставаться в обители до окончания смотрин. Ради твоего блага, я все же даю тебе время на то, чтобы ты пересмотрела свое решение.

— Благодарю, но в этом нет необходимости. Могу ли я покинуть вас, мать Габриэла, и благородного лорда?

Настоятельница поджала губы.

— Можешь идти.

Как только Лаэтана удалилась, она удрученно поклонилась Боркану.

— Мне остается только нижайше просить прощения у милорда. Похоже, девица слишком зазналась. Ее статус высок… Но она забывает, что всего лишь дитя. Среди воспитанниц масса более почтительных, скромных девиц, достойных вас по происхождению. Любая из них с восторгом примет ваше предложение.

— Ну нет, мать Габриэла! Борканы так легко не сдаются. Чтобы я позволил юной прелестной нахалке высокомерно сказать нет? Это не про меня. Что вы говорили о ее родне в Олбаре? Кто-то из них может претендовать на опекунство над ней?

— Маловероятно, милорд. Олбарская ветвь Риганов носит это имя, но они слишком далеко отстоят от столичной ветви князей-наместников. Вероятнее всего, опекуном в данной ситуации станет государыня — именно она ближайший старший родич нашей строптивицы.

— Так-так… А обладает ли князь-наместник Ларгии, как представитель государыни в сем краю, полномочиями заключать брачные соглашения от ее лица?

Настоятельница прищурилась.

— Не исключено. Однако юная леди Риган находится под юрисдикцией Обители и Ларгусской Епархии. Всеми полномочиями в нашей ситуации обладает монсеньор епископ. Если он даст разрешение, я могу заключить брачное соглашение от его имени и имени государыни… Если вы, конечно, остались при своем решении… Как я уже сказала, у нас немало симпатичных и покладистых воспитанниц благородного происхождения.

— Эта строптивица хороша… Чертовски хороша. Я хочу именно ее. И я ее получу, не будь я Садур Боркан!

* * *

Вечером первого дня смотрин спальные кельи гудели. Девочки делились впечатлениями и новостями. Самой сногсшибательной новостью стал выбор мерканки Жа'нол: Розали, первая отличница Обители. Сирота с восторгом согласилась и взахлеб рассказывала подругам, как ей повезло. Девочки поздравляли ее — кто завистливо, кто с сомнением. Лаэтана, ее лучшая подруга, оказалась среди вторых.

— На твоем месте я бы не рискнула. Компаньонкой на Меркану… Но это хотя бы не скучно.

— Она замечательная, Лаэ! Она такая… прямо как фея из сказки! Лаэ, не могу поверить, что мне так повезло! Это куда лучше, чем замуж за купеческого сыночка! Или экономкой к престарелому вдовцу, греть ему постель!

— Рада за тебя. Ты умница, Рози! Ты заслужила чего-нибудь… сказочного!

— Айна решила постричься, слышала?

Лаэтана пожала плечами.

— Надеюсь, ее определят в другое место. Не сюда. Иначе ей придется вдыхать вонь разложения. Та Обитель, что мы знали, — труп. Что Катина?

— Замуж, как и ты.

— Я не замуж.

— Да, я слышала кое-что… Слухи бродили… Но это еще хуже, чем оставаться здесь! Лаэ, что ты будешь делать в столице, на выжженной земле и оплавленных камнях? Как ты туда доберешься? Кто тебя там ждет?

— Замуж за этого оглоеда я не собираюсь. Постригаться — и подавно.

— Послушай, Лаэ. Леди Жа'нол очень заинтересована тобой. Она спрашивала: "Эта стройная блондинка еще не определилась со своей судьбой? Она — осиротевшая аристократка?" Можно поговорить с ней. Мне кажется, она согласилась бы взять сразу двух компаньонок! Она сказочно богата, Лаэ! У нее гребни из чистого золота! Заколки из платины, с инкрустацией алмазами и рубинами! А зеркало — не обычное посеребренное стекло, а невиданная амальгама! Когда смотришь на него издали, оно сияет и переливается всеми оттенками радуги. А когда приближаешься, проясняется и делается прозрачным.

— Как она не боится разъезжать с такими богатствами по Ремидее? Или она принцесса и у нее свита в четыреста воинов? Поэтому разбойники держатся подальше от нее?

Розали замотала головой.

— Она путешествует совершенно одна, Лаэ! Наемные камеристки не в счет. Но ее ни разу не трогали разбойники. Она совсем их не боится! Понимаешь, что это значит? Она умеет защищать себя и свои сокровища.

— И откуда у нее подобные умения? Какую цену она платит за них? Может, приносит бесам в жертву восторженных дурочек вроде тебя, в обмен на защиту своих сокровищ?

Рози передернула плечами.

— Вот уж не думала, что ты такая трусишка! Эдера высмеяла бы тебя, будь она здесь!..

Розали осеклась. Будь здесь Эдера… Непроизвольно она коснулась запретной темы. Табу. Когда грянула весть о Сожжении, имя их прежней подруги было запрещено произносить в стенах монастыря. Но для двух девушек оно стало запретным сразу после смещения Иотаны и бегства Орделии. У монастырских властей были свои табу, у них — свои.

— Эдера бы не упрекнула меня в трусости.

Лаэтана произнесла имя подруги нарочито медленно, будто развевая завесу печали и молчания, которой они окутали память о ней, навсегда потерянной.

— Дело не в твоей мерканской хозяюшке, Рози. И не в моем женишке, этом уродливом ящере. Просто мне нужно на север. Я — княжна-наместница Арвига. Последняя в роду. Я должна занять положенное место. Иначе налетят стервятники из младших ветвей Риганов, предъявят права на титул… Честь рода отныне на мне. Я не могу допустить ее поругания.

У Розали округлились глаза. Такой подругу она не видела. Она привыкла к Лаэ, с которой можно хихикать и сплетничать, которую можно щипать, дергать за волосы или притопить в Ларге. Она никогда не видела леди Лаэтану Риган, княжну-наместницу провинции Арвиг. Старшую в роду.

Громко хлопнула дверь. В келью вошла Досточтимая Келарша, взыскательно оглядела воспитанниц, остановилась на Лаэтане и Розалии, с неприязнью поджала губы. Худенькая, невысокая брюнетка-сирота и статная, светловолосая красавица-аристократка с правильными чертами лица и прямым взглядом голубых глаз. Досточтимая Келарша и некоторые другие монахини не могли забыть, что эти две были лучшими подругами Эдеры Кедар, ныне проклятой еретички. Сейчас эта парочка оставалась неразлей-вода, как некогда — кедарская троица.

— Риган, тебя желает видеть Преподобная Мать.

Лаэтана открыто скривилась.

— Ну все, — шепнула она Рози, — либо прямо сейчас выставит, либо будет прочищать мозги. Надеюсь на первое.

С презрительной гримасой она подошла к ненавистной Осточтимой Церберше.

— К вашим услугам, Досточтимая Келарша.

* * *

В Приемном Покое собрались пятеро. Сама настоятельница Габриэла, три приближенных монахини и лорд Боркан.

— Присаживайся, дитя мое.

— Благодарю, Преподобная Мать. Если вы желаете переубедить меня в принятом решении, то зря потратите время.

— Нет, дитя мое, никто не собирается переубеждать тебя. Тебя пригласили для того, чтобы поставить в известность. Его Преосвященство епископ от имени государыни дал согласие на твой брак с лордом Борканом. Завтра состоится заключение брачного договора. После чего вы с милордом отбудете в его поместье, и там пройдет брачная церемония.

— А мое согласие имеет значение? Я не давала его и не дам.

Настоятельница усмехнулась свысока.

— Дитя мое, ты несовершеннолетняя. Как ближайший родственник, опекунскими правами обладает государыня. Ее представителем на территории Обители являюсь я, с дозволения монсеньора епископа. На правах твоего опекуна я заключаю брачный контракт между тобой и милордом Борканом. Ты слишком молода и неосмотрительна, чтобы принимать верные решения касательно своей судьбы. Твое сегодняшнее поведение лишь подтверждает это.

Лаэтана прищурено оглядела монахинь. Затем остановила взгляд на лорде Боркане.

— Сколько вы заплатили этому сборищу продажных сук, лорд Боркан? Зачем оно вам надо? Хотите жену, которая считает вас уродливым жирным боровом? Которую будет тошнить, когда она ложится с вами в постель? Найдите другую послушницу, в ком жадность до ваших денег пересилит отвращение

Настоятельница разгневанно вскочила.

— Ты получишь двадцать розог за оскорбление высокородного гостя Обители, Лаэтана Риган. А затем тебя выставят за ворота обители. Сегодня же вечером. Лорд Боркан, еще раз примите извинения за несносное поведение этой мерзавки. Она будет наказана должным образом.

Толстый лорд Боркан буравил Лаэтану поросячьими глазками.

— Нет. Завтра мы подпишем брачный контракт, и я заберу ее в свое поместье. И там уже сам накажу ее… должным образом.

Лаэтана фыркнула.

— Если прежде я не удавлю вас ремешком с вашего необъятного пуза!

— Болтай, болтай, красавица! — ласково разрешил ей «жених». — Доберемся в мое поместье — запоешь по-другому.

— Еще бабушка надвое сказала, — зловеще пообещала Лаэтана.

— Досточтимая Келарша, уведите бесчинствующую нахалку. Запереть в карцере, не давать ужин и завтрак.

Когда за Келаршей закрылась дверь, Габриэла сказала Боркану:

— Милорд, я неплохо знаю эту особу. Этим дело не кончится. Она способна на всякое. Не стоит недооценивать ее угрозы.

— Я с ней разберусь, — многообещающе заверил настоятельницу Боркан.

* * *

Когда наутро сестра Диния отворила карцер, Лаэтана недвижно лежала на ворохе соломы.

— Вставай, Риган! Шагом марш в душ — и в Приемный Покой. Твой жених тебя уж заждался.

Лаэтана медленно, с трудом поднялась и нетвердой походкой поплелась вслед за монахиней.

— Хватит выкобениваться. Знаю я эти ваши кедарские штучки. Все от нее пошло, она вас глупостям научила. Подмыться-то хватит силенок? Или тебя придержать?

Лаэтана с непритворным отвращением отшатнулась.

— Я сама…

Сестра Диния премерзко ухмыльнулась и затолкнула девушку в душевую. К Лаэтане подскочили остальные воспитанницы.

— Что случилось, Лаэ? Где ты была? Зачем тебя звали к Преподобной? Тебя сажали в карцер? Ты выходишь замуж?

— Рози… Позовите Рози.

— Она пошла к завтраку, Лаэ, — откликнулась Айна. — Я сейчас сбегаю за ней.

Лаэтана замахала руками, отгоняя девочек от себя, и залезла в душ. Через десять минут со всех ног примчались Айна и Розали. Лаэтана, как была мокрая, бросилась на шею Розали. Тело ее содрогалось, словно в рыданиях. Она зашептала на ухо подруге:

— Быстро принеси мне четыре корня травы шабод из потаенных запасов сестры Орделии. Потом собери мои вещи в узел, так, чтобы никто не видел. Узел засунь вечером в дупло клена под окнами лазарета. Сверху кинь веревку из тайника Эдеры. Там же деньги. Положи в узелок… тридцать золотых. Остальное тебе. Отыщешь тайник?

— Отыщу. Лаэ, может, не нужно?..

— Скорее неси корень. Засунь его Арите под платье и притащи мне ее. У меня осталось несколько минут, потом они придут за мной. Бегом!

Розали метнулась прочь из душевой. Вернулась она с большой куклой Лаэтаны, которую та забросила уже года четыре как. Лаэтана схватила куклу, всхлипывая, уткнулась ей в платье. Отвернувшись в угол, она проворно вытащила травяные корни из подштанников куклы, разжевала и проглотила их, не прекращая всхлипывать. Когда сестра Диния пришла за ней, она сидела в обнимку с куклой на лавочке.

— Это что еще за ясли? Тебя замуж выдают, а ты все с куклой тютюшкаешься?

— Пожалуйста, не отбирайте Ариту! Я люблю ее! Можно, она останется со мной, милая сестра Диния?!

— Милая? Вот как ты запела? Раньше надо было сопли разводить. Теперь твои сопли нужны только твоему супружнику. А ну одевайся, живо!

Не попадая в рукава трясущимися руками, Лаэтана натянула платье. Затем снова вцепилась в куклу мертвой хваткой.

— Да бери, бери свою Ариту! Муженек твой не будет возражать! Будет у него две куклы вместо одной!

Мысленно Лаэтана нарисовала монахине громадный кукиш.

* * *

В Приемном Покое собрался тот же состав, что вчера: Габриэла, три ее приспешницы и лорд Боркан. Плюс нотариус, мужчина с коричневой перевязью через плечо — знак отличия Гильдии Адвокатов и Нотариусов. Сестра Диния втолкнула в Покой Лаэтану. Все шестеро сидели, и свободных стульев в комнате не было. Лаэтана так и осталась стоять посреди комнаты, в обнимку с куклой.

— Итак, леди Риган здесь. Милорд, сестры, мэтр Кайнак — начнем!

Все собравшиеся встали, и Лаэтана заметила в Приемном еще одного человека. В углу, позади всей шестерки, притулилась скромная фигура. Женщина в синем плаще, с невыразительными чертами лица. Она сидела поодаль, опустив голову. Чутье подсказывало Лаэтане, что эта невзрачная особа для нее опаснее настоятельницы и лорда Боркана, вместе взятых…

— Мэтр Кайнак составил текст брачного договора. Лорд Боркан, прошу ознакомиться с ним. Есть ли замечания, уточнения и дополнения, которые вы хотели бы внести?

Боркан мотнул головой.

— Меня все устраивает.

— Что ж, со своей стороны, как представитель невесты, я утверждаю, что данный документ не ущемляет прав леди Риган. Свидетельницы, вам есть что добавить?

Три монахини дружно замотали головами. Неприметная персона в синем плаще не шелохнулась.

— В таком случае, ваша подпись, милорд!

Габриэла протянула Боркану позолоченное перо. Он поставил размашистый росчерк и вернул перо настоятельнице. Она небрежно подмахнула контракт.

— Мэтр Кайнак, ваше заверение и печать…

Нотариус извлек из кошеля на поясе штемпель, капнул сургуч внизу листа, шлепнул печать, расписался.

— И зачем только здесь нужны мы с Аритой? Весь этот фарс вы могли проделать без нас. Мое мнение и мои желания интересуют вас не больше, чем ее желания! — она швырнула куклу им под ноги. Взгляд ее был помутневшим и злым. Голос — глухим и хриплым. На щеках горел лихорадочный румянец. Руки тряслись мелкой дрожью.

— Понимаю, что ты волнуешься, неразумное дитя. Но возьми себя в руки. Ты уже взрослая, чтобы так вести себя. Что у тебя с лицом?

— Создатель накажет вас за это бесчинство…

Ноги у Лаэтаны подкосились, и она рухнула на пол. Настоятельница всплеснула руками.

— Сестра Ивна, сестра Глория, помогите! В лазарет ее!

Две монахини вскочили, подхватили девушку под руки и поволокли из Приемного Покоя.

— Кажется, милорд, сегодня отбыть не получится… Но к утру сестра Эвтерия непременно поставит ее на ноги. Боюсь, в ее состоянии есть доля моей вины. Не следовало оставлять леди Риган без завтрака. Все-таки растущий организм…

Боркан не ответил настоятельнице, даже не взглянул на нее, а повернулся к неприметной незнакомке в синем плаще.

— А вы что скажете, монна Тила?

— Скажу, что за девушкой нужно присматривать, милорд. Я чувствую действие корня шабод. Либо она регулярно принимает его, либо ей подсунули его в пищу, либо она нарочно приняла его сегодня.

— Зачем?

— Чтобы все решили, будто она больна.

— Тогда я сейчас же выезжаю в Ларгус!

Монна Тила покачала головой.

— Нарочно или нет, она отравилась. Придется ждать минимум сутки, прежде чем дальнее путешествие станет безопасным для нее.

— Надеюсь, я не зря нанял вас, монна Тила. Вы позаботитесь обо всем?

— Можете на меня рассчитывать, милорд.

* * *

Весь день Лаэтана бредила в лазарете, обнималась с Аритой, бессвязно бормотала. Сестра Эвтерия, заправлявшая лазаретом вместо Орделии, потчевала ее отварами и настоями. Жар не спадал. К вечеру девушка успокоилась, смолкла, укуталась в одеяло и мерно засопела. Эвтерия оставила на ночь подле пациентки одну из помощниц — воспитанницу-сироту, принявшую постриг.

Молодая монахиня зажгла свечу в дальнем углу лазаретной кельи, загородила ее тумбой, чтобы свет не падал на Лаэтану, и принялась читать благочестивые проповеди Святого Жимара. То и дело она поглядывала на Лаэтану, а то и подходила пощупать лоб. Девушка оставалась горячей, но дышала спокойно и больше не бредила. Ближе к полуночи монахиня заложила страницу книги тканевой закладкой и, не задувая свечу, прилегла на кровать. Вскоре ее ровное дыхание заглушило дыхание Лаэтаны.

Свеча догорела к часу ночи. Тогда Лаэтана перевернулась с боку на бок и приоткрыла глаза. Пролежав так десять минут, она бесшумно приподнялась с кровати. Сдвинула матрас, подушку и одеяло так, чтобы казалось, будто она укуталась с головой. Затем на цыпочках прокралась к двери, без скрипа открыла ее и выскользнула в коридор.

Лазарет располагался в цокольном этаже. Лаэтана открыла окно в коридоре и выкарабкалась наружу. Пригибаясь к земле, она метнулась в парк. В дупле раскидистого клена Розали оставила небольшой узелок с необходимыми вещами. Веревка лежала сверху, как Лаэтана просила.

Лаэтана пощупала пульс. Ровный. Жар по-прежнему сжигал тело, сознание оставалось слегка помутненным, но дышала и двигалась она ровно. Она подивилась собственному спокойствию. Впрочем, чего особенного? Эдера убегала из монастыря сотни раз незамеченной, если кто-нибудь не сдавал ее. И возвращалась незамеченной.

Перед Лаэтаной задача вдвое проще — возвращаться не надо. Задолго до рассвета она будет далеко от монастыря. Далеко от своего детства… Она стиснула зубы, сдавливая комок плача в груди. Ее детство сгинуло. Сгинуло в день Сожжения. В день смещения матери Иотаны. Или в день "лорда Ардена" — в день отъезда Эдеры. Не все ли теперь равно. У нее больше нет детства. Нет семьи. Ничего, кроме собственной судьбы. Судьбы, что тянула ее, как за ниточку, на северо-восток, к пустому пепелищу.

Она дошла до монастырской стены. Вот и огромный вабурн, что служил им опорой много раз. Лаэтана закинула за плечо походный узел и полезла на дерево. С толстой ветки она перепрыгнула на монастырскую стену, закрепила на зубце кончик веревки и сбросила моток вниз. Лишь тонкий слух феи различил бы шорох веревки о камень. Лаэтана подергала веревку. Должна выдержать. Она много раз крепила ее или помогала крепить Эдере. У них был огромный запас "походных веревок". Девушка свесила ноги со стены, взялась за основание веревки… Она много раз ходила таким путем. Дыхание по-прежнему было ровным. Она ничуть не волновалась. Скоро она будет далеко…

Она принялась спускаться, уверенно, осторожно. Через несколько минут ноги коснулись земли. И в этот момент две руки обхватили ее за талию.

— Попалась, касаточка!

Лаэтана брыкнулась и ударила напавшего обеими ногами поддых. Тот взвизгнул и выпустил ее. Девушка опрокинулась на землю и кубарем отлетела в сторону. Она вскочила на ноги и бросилась бежать. От крепостной стены отделились три тени. Две шпаги крест-накрест загородили ей путь. Она поднырнула, проскользнула между врагами… и уперлась в невидимую преграду. Лаэтана рванулась вбок — преграда была и там. Ее будто замуровали в прозрачном колодце.

— Вот и все, разлюбезная княжна! Весьма признателен вам, монна Тила. Вы оказались правы! Вас ждет достойное вознаграждение.

Лаэтана обернулась на злорадствующий голос лорда Боркана. Рядом с гнусным кромцем стояла та самая невзрачная кикимора в синем плаще. Она сосредоточенно смотрела на Лаэтану. Точнее, не на саму Лаэтану, а на пространство вокруг нее. Магичка. Проклятый "жених" выследил и поймал ее с помощью магички. Как же Лаэтана не раскусила ее сразу… Синий плащ — новый цвет магов, вместо прежнего черного…

Должно быть, эта Тила не очень сильная волшебница. Эдера как-то писала, что по ее учителю никогда не заметно, что он творит магию, зато она сама во время сложных упражнений пыжится, как Риса на зачете у Церберши. Чем сильнее маг, тем меньше внешних усилий забирает у него творимое колдовство, тем спокойнее мимика. А эта Тила походила на взведенную пружинку, ограждая Лаэтану невидимым барьером. Значит, она слабачка.

Правда, Лаэтане сей вывод ничем не помогал. Сильная или слабая, магичка держала девушку за невидимой оградой, пока трое мужчин не приблизились, не связали ей руки и не подвели к хозяину. Лорд Боркан взирал на невесту со смесью похоти и торжества.

— Прилетела, пташка? Порхать ты умеешь. А скоро я послушаю, как ты поешь!

Глава 4. Бродячий Айлен. Останки Академии

Третий день Бродячий Айлен ходил ходуном. Раньше здесь жили восемнадцать детей. Теперь к ним прибавилось полсотни взрослых мужчин и женщин. И это прибавление не понравилось никому — ни детям, ни замку. Ни самим пришельцам. Замок гудел и трясся, не давая уснуть никому. Маги, вымотанные дорогой и ночевками под открытым воздухом, надеялись переночевать под крышей и в теплых мягких постелях, а их встретили очередные содрогания стен. Этого им хватило в столице.

Двое суток Артан и группа приближенных к нему магов пытались войти в контакт с замком. Айлен никак не показывал, что слышит и понимает магов. Лишь упорно старался вышибить непрошенных гостей из замка. На третий день до упрямца дошло, что ему не одолеть в одиночку сорок шесть нарушителей спокойствия. И он заговорил с их предводителем.

"Что вам надо? Зачем вы потревожили мой покой? Ваш хозяин всегда приходил и уходил. Никогда не оставался здесь надолго. Таков был уговор — я прячу детей, пока ему нужно укрытие для них. Он приводит или забирает их, когда пожелает. Но никогда не беспокоит меня магией. Я впустил вас, потому что вы солгали. Сказали, что должны осмотреть детей. Но с вами пришло много людей, и вы никак не уходите. Зачем вы здесь? Когда уйдете?"

Приглушенный голос лился, казалось, отовсюду. Невозможно было определить, шел он снизу, из-под земли, сверху, с потолка, или исходил из стен. Артан поклонился там, где стоял, и ответил:

— Благодарю тебя, что снизошел до обращения к нам, лорд Айлен. Все мы рады услышать человеческий голос и увериться, что ты — живое и разумное существо. Я с удовольствием объясню тебе, почему мы здесь, и отвечу на любые вопросы. Наш хозяин, коего ты упомянул, сгинул в магическом противостоянии.

Стены вновь пошли ходуном. В пространство пролился гулкий хохот.

"Стервятник себя переоценивал! Оказался не так силен, как мнил о себе!"

— Милорда одолел родной отец запретным заклятьем, которое отнимает жизни обоих противников. Перед этим его не смогли одолеть семь Старых Магов и сотни бывших учеников-ренегатов. Никто не знает, выжил ли он или погиб. Многие из нас лелеют надежду, что он еще вернется к нам.

"Если он вернется, то не за тем, чтобы остаться в моих стенах. А за тем, чтобы увести вас. Я не впущу его внутрь".

— Если он вернется, мы с радостью уйдем за ним. Но до тех пор нам нужно убежище. Мы стали изгоями. Лже-королева издала эдикт о нашей поимке и казни. Ей помогают ренегаты, отступившиеся от того, кто даровал им возможность учиться и развивать магическую силу. Нас мало. И мы не так сильны, как милорд Кэрдан. Мы не сможем противостоять ренегатам. Они ничтожества, но их слишком много. И с ними Старые Маги. Милорд мог одолеть их, но не мы. Поэтому мы просим тебя об убежище.

"Зачем мне укрывать и кормить полсотни беглых слабаков? Что я с вас поимею?"

— Ты — маг. Мы хотим обучаться и практиковать магию. Ты сможешь наблюдать и учиться тому, что мы делаем.

"Учиться? Я? У вас?"

Скрипучий старческий смех неприятно царапнул уши магов.

"К чему мне детские забавы? Моя магия — древняя и мощная. Вы только что признались, что вы — слабаки, кои не могут одолеть бывших товарищей и их лже-королеву. Вы хотите, чтобы я спрятал вас от них, и предлагаете научить меня магии! Чему меня могут научить сосунки и слабаки?"

— Мы не смогли одолеть их, потому что их в десятки раз больше. Ты не можешь выгнать полсотни сосунков и слабаков. Подумай, что будет, если нагрянет пять сотен. Вместе с семеркой Старых Магов. С того времени, когда ты сам был учеником, магия ушла далеко вперед. Тебе пригодятся новые приемы… защититься от чужаков в следующий раз, когда они вздумают потревожить тебя.

Так в стенах Бродячего Айлена возобновились занятия Магической Академии. Большинство новых гостей замка были преподавателями, а не студентами. Они учили друг друга, или же Артан учил всех. Личный ученик Придворного Мага теперь делился с коллегами тем, что раньше милорд приказывал ему скрывать.

Айлен никак не обозначал свое присутствие. Маги не знали, наблюдает хозяин за уроками или равнодушен к ним. Когда сотрясения стен прекратились и гости наконец смогли спокойно спать в своих кроватях, они почти забыли о нерадушном хозяине.

А вот о другом соседстве забыть было невозможно. Дети фей. Не бестелесные и незримые, как их таинственный хозяин. Осязаемые, из крови и плоти. Их угрюмые лица и ненавидящие глаза попадались магам повсюду, хотя обе стороны тщательно старались избегать друг друга.

На одном из регулярных совещаний старшего преподавательского состава Артану задали вопрос:

— Что вы планируете делать с детьми, милорд?

— Какие есть варианты? Вы что-то можете предложить, лорд Фелас?

Артан использовал псевдодемократические приемы учителя. Кэрдан любил собирать предложения от подчиненных, но редко использовал их. Однако всегда награждал и поощрял тех, чьи идеи приходились ему по душе.

— Продолжать эксперименты милорда, — ответил немолодой преподаватель. — Результаты прежних экспериментов над феями остались в Распете. Мы потеряли к ним доступ. Но мэтр Келик с нами. И здесь есть пара почти взрослых девушек. Ничто не мешает нам получить новые материалы, сформировать необходимое мэтру оборудование, и он проведет исследования заново.

Артан прищурился.

— И кто же будет проводить сей… эксперимент?

Фелас пожал плечами.

— Вы, я, кто угодно. Любой мужчина из присутствующих. Для этого не требуется особой квалификации, насколько вы помните. Наиболее сложной будет задача мэтра Келика, но в его компетентности сомнений нет.

Артан помолчал, прежде чем ответить. Фелас был одной из первоначальных кандидатур в Экзекуторы. С подачи ученика милорд Кэрдан отклонил его. Артан почувствовал в жестоком, целеустремленном и циничном маге избыточное рвение. А милорд дал строгое указание отобрать для работы с феями тех, кто не заинтересован получать личное удовольствие таким способом. Впоследствии Артан узнал о мужчине кое-что, что подтвердило его интуитивную догадку.

— Скажите, лорд Фелас, вам известно об участи Экзекуторов?

— Дегал казнен Гретаной. Остальные сумели бежать из Патрефа в другие земли.

— А Гельтан?

— Наказан милордом за некую провинность.

— "Некая провинность" — убийство Бегина. Милорд и я держали в тайне от всех это обстоятельство. От экспериментов с феями Гельтан сошел с ума и зарубил коллегу. "Кто угодно" не может заниматься подобными экспериментами. Иначе мы рискуем получить горы трупов в Айлене вместо одного в Распете. Боюсь, после такого наш гостеприимный хозяин потеряет терпение. А главное, лорд Фелас, что вам известно о цели экспериментов милорда? Что он собирался делать с исследованиями мэтра Келика дальше? Для чего они ему?

— Зачем вы спрашиваете? Вы только что признались, что утаивали от нас гибель Бегина и сумасшествие Гельтана. Точно так же конечная цель эксперимента держалась в тайне от нас. Из присутствующих вы один можете знать ее.

— Именно. И я сейчас информирую вас, что не знаю в полной мере целей милорда в этих "экспериментах" над феями. Как мы можем проводить исследование, не зная его конечной цели? Сие неакадемично. И неэтично. Я не возьму на себя ответственность за проведение таких экспериментов. А вы, лорд Фелас?

— Я всего лишь спрашиваю, что нам делать с детьми.

Артан переадресовал вопрос собравшимся.

— Коллеги, какие еще идеи имеются по данному вопросу?

Голос подала леди Беделин, обычно тихая и молчаливая. В прежней Академии она была лишь студенткой. Следуя необъяснимому внутреннему побуждению, Артан ввел девушку в Преподавательский Совет — высший орган Магической Академии в ее новом виде.

— Мы могли бы обучать детей магии.

По Совету пролетел ропот, как легкий ветерок. Артан взглянул на девушку с любопытством.

— Занятное предложение, леди Беделин. Обоснуйте.

— Милорд, да и все присутствующие, безусловно, видят, что не так много вещей, коим мы можем учить друг друга. Большинство магов в изгнании — я не говорю о себе — опытные, талантливые мастера. Они практикуются друг с другом, оттачивают мастерство, но не учат и не учатся. Возможность обучать неопытных учеников с нуля помогла бы развить наши преподавательские способности.

Артан слушал Беделин с внешним бесстрастием, но что-то в его душе встрепенулось в ответ на ее предложение. Он собрал своих коллег и учеников, привел их сюда, берёг и укрывал, чтобы Академия продолжала жить. Академия жива, пока есть кого учить. Беделин права: учить лишь друг друга — значит ограничивать возможности Академии. У них нет возможности набирать новых учеников. Но есть шестнадцать юных умов. Все феи наделены магическим даром от природы. А сыновья фей обладают высокими способностями к обучению, унаследованными от матерей. Их можно научить хотя бы простым магическим действиям, если дара у них не обнаружится.

— Спасибо за предложение, леди Беделин. Вы мыслите нетривиально. Коллеги, прошу высказываться.

Маги загалдели разом, и Артану пришлось применить заклятье беззвучья, которое погрузило их в абсолютную тишину. Ни один звук не раздавался, хотя рты открывались и что-то произносили. Но очень быстро захлопнулись. Артан снял заклятье.

— По очереди, коллеги. Лорд Дабор, начнем с вас.

Поднялся мужчина на вид лет сорока.

— Милорд хорошо представляет себе возможности фей, дарованные им Чертой? Эти возможности превышают человеческие во много раз. А их невероятная способность к обучению? Если мы начнем учить их магии, очень скоро эти десять девочек превзойдут нас по силе. Они нас ненавидят, вы это понимаете? Что они смогут сделать вдесятером с нами, сорока шестью? И неведомо, на чьей стороне будет Айлен.

— Я очень хорошо представляю возможности фей, лорд Дабор, и особенности действия Черты. Черта не позволяет феям причинить вред смертным. Какими бы запредельными возможностями феи ни обладали, они не смогут направить их против нас. Несмотря на всю ненависть к нам.

— Есть масса способов причинить ущерб косвенно. С помощью того же Айлена.

— Черта предполагает запрет и на косвенное нанесение вреда. Айлен также не может вредить тем, кто находится в его стенах. Ваши опасения напрасны, милорд. Кто еще желает прокомментировать предложение леди Беделин?

— Что толку комментировать, если милорд уже все решил, — бросил Дабор, садясь на место.

Спор был жарким. Совету пришлось принять решение Артана. При Кэрдане советы завершались тем же, но сопровождались куда меньшими дискуссиями. С Артаном у магов появилась надежда на отдаленное подобие демократии.

По окончании собрания Артан и Беделин направились в зал, отведенный для досуга фей и мальчиков. По распоряжению Артана маги обходили стороной этот зал, чтобы не тревожить детей.

Когда он и Беделин вошли, тридцать враждебных глаз уставились на них. Лишь малыш Доди бегал по залу с игрушечной повозкой на веревочке. Повозку собственноручно вытесала из дерева одна из юных фей.

— Приветствую вас, леди, монны, лорды и мэтры.

Дети не издали ни звука в ответ.

— Я знаю, вы не любите нас. Вы не рады нашему вторжению — как сейчас в этот зал, так и в этот замок, где вы жили без взрослых людей. Вы не желаете видеть нас. Некоторые боятся нас. И почти все — кроме него, — Артан указал на Доди, — почти все ненавидят. Хочу кое в чем вам признаться. Некоторые из нас тоже боятся вас. У вас есть необычные способности. Из-за этих способностей вы оказались здесь. Не я привел вас сюда. И не мне выпускать вас отсюда. Но в моей власти скрасить ваше пребывание здесь.

— Почему нас не выпускают гулять? — воскликнула самая старшая девушка. — Где Рини и Кай? Что вы сделали с ними?

Артан невольно вздрогнул и покосился на леди Беделин. Она, как и остальные сорок четыре мага, не знали, что изначально детей было восемнадцать, а не шестнадцать. Артан один, кроме бывшего Придворного Мага, был знаком со всеми обитателями Бродячего Айлена. Он сразу заметил исчезновение двух детей, но не сказал никому из беглецов-единомышленников.

— Я не знаю. Они пропали еще до того, как мы пришли сюда. Поэтому вас не выпускают гулять. Они могли попасть в беду. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас тоже попал в беду и пропал.

— Здесь мы в беде, — отрезал парень лет пятнадцати-шестнадцати. — Большей беды уже не будет. Вы отняли у нас родителей. Наши отцы убиты. Ираис говорит, что матери тоже. Вы держите нас взаперти. Непонятно почему не убиваете. Что вы хотите сделать с нами?!

— Учить вас магии.

Пробежал ропот, напомнив Артану Преподавательский Совет. Детей, как и магов, идея обучения повергла в шок.

— Для чего?! — воскликнул тот же мальчик. — Для чего вам учить нас, ваших пленников, магии?!

— Дерх… тебя ведь так зовут? — Угрюмый малец не ответил, но Артан и так прекрасно помнил имена всех детей. Он продолжал: — Ты слышал что-нибудь о Магической Академии, Дерх?

— Кто о ней не слышал. Там превращают людей в зомби, мучают фей и творят черное колдовство.

— Не совсем так. Зомбификация происходит в специальных казематах Магической Канцелярии. Фей не мучают, а проводят научные эксперименты. А насчет колдовства ты попал в точку. Только черным его называть не стоит, магия не имеет окраса. Или можно сказать, что она многоцветна, как человеческое тело на тонком плане. Ты видел, как переливается человеческое тело на тонком плане, Дерх? Хочешь посмотреть?

Сын сапожника отвернулся в сторону.

— Ну же, Дерх. Взгляни на Ираис. Я покажу вам ее тело.

Старшая девушка залилась краской. Взгляды детей устремились на нее. Каждый увидел блекло-зеленый цвет, обволакивавший тело феи.

— Сейчас аура Ираис бледно-зеленая. Это цвет беспокойства. Когда Ираис расслаблена и умиротворена, ее аура становится тепло-зеленой, мягкой и обволакивающей. Сейчас вы видите это, потому что я показываю вам с помощью магии то, что вижу сам. Но если вы начнете заниматься, то научитесь видеть ауру собственными глазами. Это самое простое, чему можно научиться.

— И что это нам даст? — фыркнул Дерх.

— Понимание. Вы научитесь различать, что с человеком происходит, что он чувствует. Особенно это нужно тебе, Дерх, и другим мальчикам. У фей есть собственное чутье, которое помогает им определять, что переживают другие люди и особенно — другие феи. У нас, мужчин, чутья нет. Магия для нас — единственный шанс заглянуть внутрь другого человека.

— Если у нас есть магический дар!

— Если нет, вы все равно научитесь видеть ауру. Это простое умение, как я уже сказал. Сыновья фей смогут освоить простые заклятья, даже не обладая магией.

— Для чего вам нас учить?

— С твоего позволения, я продолжу прерванное объяснение. Я спросил тебя о Магической Академии. Так вот, Академия — это место, где учатся творить магию. Все мы были в ней учителями. Учить и учиться — то, что мы любим и умеем лучше всего. Нам нужны ученики. А вам нужны интересные занятия. После того, как снаружи стало опасно, вам стало скучно взаперти Айлена. И я предлагаю вам развеять скуку. Начать заниматься. А когда вы выйдете отсюда, будете уметь много полезных вещей.

— Выйдем?! — в один голос воскликнули несколько детей.

— Выйдете. Вы не останетесь здесь навечно. Как только я буду убежден, что снаружи стало безопасно, я отпущу вас.

— Безопасно для кого? — спросила шестнадцатилетняя девушка. — Для нас или для вас?

Фея воды. Водные всегда были наиболее чутки к потаенным смыслам.

— Для всех, Верейн, — мягко ответил Артан. — Сейчас снаружи опасно и для вас, и для нас. Но мы стараемся убрать опасность. Возможно, вы сможете нам помочь, когда научитесь. И, в любом случае, вам будет интересно.

* * *

— Я читаю вопрос на вашем лице, леди Беделин, — промолвил маг, когда он и девушка покинули залу с детьми.

— Могу ли я ожидать ответа на него?

— Могу ли я ожидать, что вы не ожидаете ответа, — усмехнулся Артан. — Мне придется пригласить вас в свои покои. Это единственное место, где я смогу ответить на ваш вопрос, уверенный, что ответ услышат лишь ваши уши.

Леди Беделин улыбнулась. От ее мягкой, спокойной улыбки Артану становилось спокойно и легко. Как и в целом от присутствия девушки. Поэтому он и ввел ее в Преподавательский Совет — чтобы ее согревающее присутствие разбавляло атмосферу острых дискуссий с жесткими и честолюбивыми коллегами.

Они вошли в комнату, которую маг занял в замке. Беделин с любопытством огляделась. На стенах висели такие же гобелены со сценами двухтысячелетней давности, как в ее собственной спальне. Мебель и убранство воспроизводили традиции языческой Морехи.

— Сколько лет Айлен существует таким? — спросила она. — Когда родился и когда… слился с замком?

— Точно не знает даже милорд Кэрдан. Замок был воздвигнут за шесть столетий до завоеваний Нея — это очевидно по его оснащению. Но как долго он сохранялся в неизменном виде, без реконструкции, прежде чем обрел магическое существование, неведомо никому.

— Интересно было бы побеседовать с Айленом о древних временах… если он сохранил память о тех днях.

— Если сохранил. И если ему интересно беседовать о них. Айлен пребывает в довольно странном состоянии сознания… но совершенно очевидно, что ему гораздо интереснее то, что происходит сейчас, нежели древнее прошлое. Прошу вас, присаживайтесь, — он указал Беделин на глубокое кресло в углу. Сам Артан придвинул резной стул и сел, после того как девушка опустилась в кресло. — Именно поэтому Айлен согласился на предложение милорда, когда нужно было где-то разместить детей. Ему наскучило одиночество и хотелось новых впечатлений. Восемнадцать детей — довольно интенсивный источник впечатлений.

— Восемнадцать? Я насчитала шестнадцать. Двое детей… пропали?

— Именно так. Я обнаружил отсутствие двух детей на шестой день нашего пребывания здесь. До этого я считал, что некоторые успешно избегают меня. Да и вы помните, что нам было не до детей, пока Айлен пытался вытряхнуть нас из замка. Когда мы наладили перемирие с Айленом, я попросил его собрать детей в одной комнате. И обнаружил, что их шестнадцать. Тогда я допросил одного из мальчиков — с помощью магии, чтобы получить достоверный ответ. На сознание фей невозможно воздействовать магией, в отличие от смертного человека. Парень признался, что два ребенка — фея и мальчик — просто пропали. Вышли гулять четверо, а вернулись лишь двое. Это было исключено, поскольку чары Айлена удерживают детей вблизи замка. Куда бы они ни пошли, они всегда возвращаются к Айлену. И вдруг двое непонятным образом исчезли из зоны его досягаемости. Старик чертовски не хотел сознаваться, что упустил детей. Для него это серьезный удар по самолюбию. Он уверен в абсолютном контроле над пространством. Но все-таки он подтвердил, что потерял след детей и не имеет ни малейшей догадки, что могло случиться.

— У вас тоже нет догадок?.. И у самих детей?

Артан покачал головой.

— Милорд Кэрдан был совершенно уверен в силах Айлена. Потому он позволил детям гулять под открытым небом. Я попросил Айлена больше не выпускать детей. До тех пор, пока это загадочное исчезновение не прояснится.

— Бедные дети. Они не заслужили такого. Должно быть, прогулки были для них единственной отрадой.

— Вы правы. Но у меня нет выбора.

— Вам не приходило в голову, что дети просто ушли? Вряд ли им нравится здесь. Если у них выдалась возможность покинуть замок-тюрьму, они просто воспользовались ею.

— Тогда им кто-то помог. И я не хочу, чтобы этот кто-то похитил детей одного за другим. Для худа или для блага.

Беделин кивнула. Оба смолкли на несколько секунд. Девушка снова обвела взглядом комнату.

— Здесь приятно. Интересно, Айлен сам сделал замок уютным, своей магией?.. Или он был таким, когда хозяин слился с ним в одно?

Артан улыбнулся.

— Вам все-таки стоит поговорить с ним об этом. Возможно, вам он не откажет. Вы ведь тоже уютная, леди Беделин. И приятная.

Девушка удивленно взглянула на него. У их нового предводителя была репутация сухаря, избегающего любезностей и комплиментов. Даже от Кэрдана было вероятнее услышать похвалу и комплимент.

— Благодарю, милорд…

— Вы ничего не слышали о судьбе лорда Эберета? Надеюсь, он сумел выжить?

— Я тоже надеюсь, милорд. Но я никак не пересекалась с ним и не общалась с тех пор, как он попросил практику в провинции.

— Как вы считаете, он охотнее присоединился бы к нам или к магам Гретаны?

Беделин сделала паузу, прежде чем ответить.

— Если бы он увидел, как вы управляете Академией… если бы слышал ваш разговор с лордом Феласом на Совете… видел, как вы поддержали мое предложение… Я думаю, он пошел бы за вами.

Артан многозначительно улыбнулся.

— Рад, что вы считаете меня достойным лидером для вашего принципиального друга.

— Бывшего друга, — поправила девушка.

— Кто знает, леди Беделин. Если бы лорд Эберет услышал ваше сегодняшнее предложение на Совете, он наверняка пожелал бы вернуть вашу… дружбу.

В голосе мага прозвучали странные, нехарактерные для него нотки сожаления. Беделин смущенно отвела глаза и ничего не ответила. После короткой заминки Артан вновь заговорил:

— Что ж… Не стоит долее задерживать вас. Вам предстоит подготовить первый урок для наших юных учеников. А мне — составить план занятий и распределить нагрузку между педагогами. Я очень признателен вам за чудесное предложение, леди Беделин. С удовольствием предвкушаю, как оно преобразит нашу Академию в изгнании.

Девушка просияла.

— А я благодарна вам, милорд. За то, что поддержали мое предложение, а не лорда Феласа. Не уверена, что смогла бы остаться здесь, если бы с несчастными девушками начали проводить… эксперименты.

Артан помрачнел.

— Я уже и сам в этом не уверен, леди Беделин. Клянусь вам, пока дети находятся под моей ответственностью, "эксперименты" не повторятся.

Глава 5. Ларгус. Женское коварство

Прямо из-под монастырских стен схваченную Лаэтану приволокли в Приемный Покой, пред светлы очи настоятельницы. Та обратилась к Боркану:

— Милорд, вам все еще нужен брак с этой… у меня не осталось слов для нее. Уверяю, ваши проблемы только начинаются.

— Я не из тех, кто ищет легких путей, — ответил толстый лорд. — С помощью незаменимой монны Тилы я смогу удержать нашу строптивицу от глупостей в дороге. А когда мы приедем в Боркан-холл, ею займется мой личный маг. Ну и я сам, разумеется…

Кромец плотоядно ухмыльнулся, не оставляя сомнений, какого рода занятия ожидают Лаэтану в Боркан-холле. Настоятельница воздела ладони к потолку — мол, умываю руки. И тут Лаэтана подала голос.

— Я дам слово не сбегать из монастыря и в дороге, а также соглашусь добровольно вступить с вами в брак при одном условии.

— Я весь внимание, разлюбезная невестушка!

— Вы передадите мне право пожизненного владения одним из ваших угодий. Помимо родового гнезда в предместье Кромлаха у вас имеется восемь хуторских поселений. Отпишите одно из них на меня. Я не желаю быть бесправной содержанкой в полной зависимости от вас. Я свыклась с мыслью, что у меня есть собственное имущество. И я хочу владеть собственным имуществом.

Боркан расхохотался.

— Вот для чего ты устраивала это представление! Чтобы набить себе цену! Такая же торговка и шлюха, как все бабы!

Лаэтана сидела прямо, сложив руки на груди и невозмутимо глядя на Боркана.

— Ваше право считать меня шлюхой или кем вам угодно. Меня не волнует ваше мнение. Знайте только, что если вы вздумаете взять меня силой, я изыщу способ донести это до родичей в Олбаре. Может им и плевать на меня. Но они охотно ухватятся за оскорбление, нанесенное фамильной чести, чтобы отсудить у вас не одно, а половину имений.

— Что я говорил? Как есть торгашка и шлюха!

— Я целомудренна, и прошу не оскорблять меня сим наименованием.

— Твое целомудрие я еще проверю, кошечка…

— Что же до торгашества, — продолжала Лаэтана, игнорируя его реплику, — то женщина моего положения должна позаботиться о своей независимости. К этому меня обязывает древнее достоинство моего рода.

— Преподобная, вы всех подопечных воспитываете такими торгашками? Или только эту? Она переговаривается не как пятнадцатилетняя девчонка, а как прожженная, видавшая виды шлюха!

— Воспитанниц Святой Устины обучали отстаивать собственные интересы, — прохладно заметила настоятельница. — Хотя княжна Риган до сих пор вела себя неподобающим высокородной дворянке образом, вам резонно принять ее условия. Таким образом вы оградите себя от бредовых выходок с ее стороны, а также проявите себя щедрым и уважительным супругом.

— Бес вас побери! Бабы всегда заодно, когда надо урвать кусок у мужчины!

— Не стоит обобщать, милорд. Я лишь признаю справедливость выставленного вам условия. Лаэтана — единственный выживший потомок рода князей-наместников Арвига. Должно чтить его достоинство.

— Князья-наместники Арвига обратились в пепел вместе со своей провинцией! Арвиг нынче — тысячи квадратных лиг выжженной земли! Так что не надо распинаться о достоинстве ее рода, настоятельница. Это шлюшка и бесприданница, за которой не стоит ничего, кроме ее никчемного достоинства.

— Тем не менее, вы жаждете сочетаться с ней законным браком.

— Еще как жажду. Только поэтому невоспитанная шлюшка получит собственное имение. А пока я позабочусь об оцеплении монастыря до тех пор, пока мы не отъедем.

* * *

С подачи волшебницы Тилы Лаэтане дали один день на восстановление и отдых после ее безумной эскапады с отравлением и бегством. Весь день магичка неотступно следовала за нею. Лаэтана же бродила по саду, стараясь не отходить от подруг — Айны, Катины, Розали. От Розали — в первую очередь.

— Бесы и преисподняя, Рози! Я придумала новый план, как разделаться с Борканом. Но эта бесова Тила… Она пасет меня. И будет пасти всю дорогу. Не знаю, как я смогу осуществить свои замыслы, когда она все время рядом!!! Она может просто прочитать их в моей голове! Самое обидное, что она слабачка… Но у меня-то даже на нее нет никакой управы! Эх, была бы с нами Эдера…

— На всякую силу найдется управа.

Это сказала не Рози. Низкий, глубокий голос с заметным акцентом. В тот же миг девушек обдало головокружительным ароматом. Они обернулись, медленно, заторможенно, словно координация враз отказала им. Воздух вокруг сгустился. У кустов стояла смуглая мерканка. Розали присела в реверансе перед будущей покровительницей, при этом слегка покачиваясь.

— Леди Жа'нол…

Мерканка не ответила ей. Она вообще ничего не говорила и не двигалась. Только смотрела на Лаэтану. Та забыла, о чем только что говорила. Забыла, что это за женщина вышла из кустов. Забыла, что за девушка рядом с ней. Потом вдруг сознание и память резко вернулись к ней. Потому что леди Жа'нол соблаговолила вернуть мне разум, догадалась Лаэтана. Да как она посмела!

— Тебе нравятся мои духи, голубушка? — ласково спросила леди Жа'нол.

— Я балдею, — буркнула Лаэтана. Нет, кто ей позволил, этой чужеземке!..

— Так они действуют на любую женщину, вступившую в детородный возраст. С первых менструаций. За одним исключением. Если женщине открыт доступ к мане, она сохранит рассудок. Но утратит связь с маной.

— Магией? — уточнила Лаэтана.

— В вашем языке эти понятия разделяются. Магия есть процесс и определенная сфера человеческих возможностей. Мана — субстанция, прикосновение к которой позволяет магу творить магию. Чтобы войти в контакт с маной, нужно обладать магическими способностями и регулярно тренировать их. Просто человек, который обладает способностями, но не раскрыл их в себе, который не упражняется в заклинаниях и магических актах, не получит доступа к мане.

— И Тила утратит свои способности, если вдохнет ваши духи?

— Нет, голубушка. Все способности останутся при ней. Но она не сможет ими пользоваться в моем присутствии.

— Значит, если бы я намазалась вашими духами, магичка не смогла бы прочитать мои мысли и помешать мне.

— Она была бы бессильна против тебя, как воробышек против ястреба.

Лаэтана вздохнула.

— Что толку, если все женщины вокруг застынут как колодки… Боркан догадается, что я держу за пазухой еще несколько камушков, и просто свяжет меня. Тогда Тила ему не понадобится.

— Нужна очень сильная концентрация, чтобы обычная женщина впала в то состояние, в котором вы обе только что пребывали. Ту эссенцию, которой я сейчас воспользовалась, обычно разбавляют в пропорциях один к шести. Мозг обычной женщины от этого лишь слегка затуманится. Но это и так нередко случается с нашей сестрой, — улыбнулась Жа'нол. — Сего концентрата достаточно, чтобы отсечь волшебницу от источника маны.

— Если бы наша государыня и ее соратники знали о ваших духах! — жарко воскликнула Розали. — Они смогли бы приструнить Придворного Мага и его приспешников! Не было бы восстания. Не было бы Сожжения. И нам не пришлось бы уезжать из монастыря. Все осталось бы по-прежнему…

— И я не нашла бы себе такую замечательную компаньонку, — закончила леди Жа'нол, положив руку на голову Розали и перебирая пряди ее волос.

Розали густо покраснела.

— Простите, миледи! Я не хотела сказать, что не хочу ехать с вами…

— Все не так просто, дорогая. Во-первых, эссенция действует только на женщин. Я немного знакома с конфликтом между магами Ремидеи. Среди "приспешников" мага Кэрдана было очень мало женщин, и они особо не повлияли на исход противостояния. Во-вторых, вашим магам известно об эссенции. Они разработали защиту от нее. Если волшебница Тила догадается, что именно применили против нее, она воспользуется соответствующим заклинанием, когда обретет доступ к мане. У тебя будет только один шанс, девочка, — закончила она, обращаясь к Лаэтане.

— О, миледи! Сейчас мне нечем отплатить вам. Но едва я обрету эту возможность…

Леди Жа'нол подняла смуглый пальчик и коснулась им губ Лаэтаны.

— Не нужно обещаний, дитя мое. Если мы встретимся вновь и мне понадобится твоя благодарность, я приму ее. Сейчас твои обещания не имеют веса, так что не бросай слова на ветер.

Она достала из складок юбки крошечный флакончик.

— Здесь концентрация такой силы, что в чистом виде даже волшебницу не только отрежет от маны, но и лишит рассудка. Тебе достаточно капнуть одну каплю на треть обычного флакона. Втирай эту жидкость каждое утро и на ночь, на случай, если Тила попытается проникнуть в твои сны. Не забудь защитить собственное обоняние, когда будешь разводить концентрат!

Лаэтана схватила флакон и спрятала за пазухой. И вдруг снова сникла.

— Она сейчас следит за мной… Наверняка она видела и слышала все, что мы делали и говорили… Все это бесполезно. Она выдаст меня хозяину, как цепной пес…

Леди Жа'нол улыбнулась.

— Она не видела и не слышала ничего, что было сказано между нами. Именно в эту минуту к ней пришли неизбежные женские дела, которые навещают нашу сестру каждый месяц. На сей раз они застигли ее несколько преждевременно… Но такое случается даже с волшебницами. И поскольку ты окружена другими воспитанницами, монна Тила решила, что может без опаски пойти и воспользоваться заготовленными гигиеническими средствами… вместо того чтобы на ходу материализовать их из «псевдореальности», как выражаются ваши маги. Как ты верно отметила, она не очень сильная волшебница. Она не может растрачивать силы по пустякам.

Улыбки Лаэтаны и Рози расплывались все шире, а когда мерканка договорила, девушки на радостях смеялись.

— Однако она сметлива и расторопна, несмотря на незначительный магический потенциал. Так что я покидаю вас, прежде чем она успеет вернуться и застать вас в моем обществе. Удачи тебе, дитя мое!

— О миледи, спасибо, спасибо, спасибо!!!

Лаэтана низко склонилась перед мерканкой.

* * *

Лорд Боркан отбыл со свитой на следующее утро. Лаэтана долго и слезно прощалась с подругами. Когда она вдоволь нарыдалась и напрощалась, ее усадили в отдельную повозку с Тилой, и кортеж кромского лорда покинул Обитель.

В дороге магичка попыталась завязать с подопечной светскую беседу. Девушка сообразила, что может сыграть на этом. Вначале она отвечала невразумительно, сквозь зубы, чтобы сохранить видимость обиды. Затем сделала вид, что беседа против воли увлекла ее. К обеду они с Тилой уже болтали как заправские подружки.

Лаэтана ежегодно возвращалась на каникулы в столичную резиденцию отца — князя-наместника провинции Арвиг. И всегда держала ушки востро. Она была в курсе придворных интриг и сплетен на высочайшем уровне дворцовой иерархии. Пусть сплетни не самые свежие, пусть половину их персонажей смело Сожжением или Потопом, но простолюдинке Тиле и того хватило за глаза. И уже не Тила вела диалог, но Лаэтана, а магичка слушала подопечную с раскрытым ртом. И тогда у Лаэтаны окончательно созрел план…

На ночлег они остановились в гостинице захолустного провинциального городка. Трактирщик ошалел от свалившейся на него прибыли. Кроме лорда Боркана, у него в этот вечер не было ни одного постояльца.

На удачу Лаэтаны у трактирщика водилось кошачье семейство. Лаэтана с порога продемонстрировала бурное умиление, набросилась на кошек и котят, принялась их тискать и подкармливать. Лорд Боркан снисходительно посмеивался. Кажется, перемена в суженой приятно удивила его, хотя перспектива укрощения строптивой успела порядком возбудить. Трактирщик с порога взялся нахваливать ларгийское пиво, и Лаэтана намотала на ус еще одну деталь плана.

Девушка с Тилой поднялись в свою комнату, привести себя в порядок и переодеться. Последние пару часов дороги разговор, с подачи Лаэтаны, шел исключительно о моде, драгоценностях и парфюмерии. Разбирая вещи, Лаэтана как бы невзначай наткнулась на флакончик леди Жа'нол.

— Ой, дорогая, хотите попробовать мои духи? Их открыли при дворе в прошлом сезоне… за полгода до Сожжения. Наверно, они даже не успели выйти из моды…

Тила вздохнула.

— Да, теперь государыне и ее двору не до моды… Как и всем нам.

— Но это не мешает вам попробовать великолепный парфюм, не так ли?

Лаэтана улыбнулась обольстительной улыбкой змия-совратителя и протянула магичке пузырек. Та аккуратно открыла его и вдохнула запах.

— О Создатель! У меня голова закружилась!

— Так специально задумано… Чтобы у мужчин кружилась голова, когда они приближаются к вам! — Лаэтана подмигнула и еще раз ослепительно улыбнулась.

Тила капнула духи на запястье, растерла, помазала шею.

— О, дорогая, они восхитительны!

— Конечно! Моя матушка специально заказала их придворному парфюмеру… земля будь ей пухом…

По щекам Лаэтаны скатилась непритворная слеза. Она отвернулась от Тилы, принялась копошиться в узелке, словно бы для того, чтобы скрыть слезы. Сама же потихоньку сунула в складки платья мешочек с истолченными травами.

— Дорогая, не плачьте, прошу вас! Не нужно тосковать об ушедших… Они ныне пребывают в кущах Создателевых… У них началась новая, лучшая жизнь. Вас тоже ожидает новая жизнь, новая семья с вашим супругом…

Лаэтана мысленно пожелала Тиле самой оказаться в кущах Создателевых, да поскорее. Или замужем за Борканом. Неизвестно, что хуже.

— Я пройдусь, подышу свежим воздухом.

Утирая слезы рукавом, она выскочила из комнаты. Тила со вздохом проводила ее взглядом. Она не была черствой женщиной и от всего сердца сочувствовала несчастной сиротке. Но работа есть работа. Ее нанял лорд Боркан следить за княжной, а не княжна — жалеть и сочувствовать.

Лаэтана спустилась в холл. Свежим воздухом она вдоволь надышалась в дороге. У нее были совсем другие планы. С кухни доносились дразнящие ароматы. Она направилась туда. Жена трактирщика, заправлявшая готовкой вместе со старшей дочерью, присела в реверансе.

— Доброго вечера, монны. Я не нашла серенького котеночка. Наверно, он забежал сюда — здесь так вкусно пахнет! Я прямо влюбилась в него! Может, я куплю его у вас, если мой будущий муж разрешит.

Женщины угодливо принялись искать котенка, заглядывать под столы и шкафы. Пока они ползали по полу, Лаэтана проворно высыпала содержимое мешочков в котлы с едой и пивом. Затем сама стала шарить под столами.

— Нет, милая леди, его здесь нет… или он запрятался от нас совсем уж хитро… Давайте поищем его во дворе!

— Я сама, дорогая монна! Не стоит отвлекать вас. Мой жених и его люди сильно проголодались в дороге. Они ждут хорошего ужина, и как можно скорее!

— Мы накормим их от пуза, миледи, не сомневайтесь!

«Да уж не сомневаюсь», — прыснула про себя Лаэтана. Она вышла в холл, внутренне ликуя. Серый котенок носился в центре холла, играя с дохлой мышью. Лаэтана даже не посмотрела на него. Она любила животных. Но ей предстоял долгий опасный путь. Котенку лучше остаться здесь, под кровом, в большой семье…

Через час лорд Боркан спустился в холл. Лаэтана успела принять ванну и морально подготовиться к предстоящему мероприятию. За столом она вела себя сдержанно, но не угрюмо. Хихикала и краснела пошлостям лорда Боркана, сама много не говорила. После веселящего ларгийского хмеля свита Боркана, да и сам хозяин, громко хохотали, вовсю жестикулировали. Лаэтана жалела, что не сможет полюбоваться ими утром. Она возлагала большие надежды на травяные сборы сестры Орделии. Ох, сестра, куда же вы сгинули?..

Лаэтана и Рози сохранили все припасы, когда травница покинула обитель. Девушка подсыпала в ужин два сбора — успокаивающий и очистительный. Сестра Орделия всегда требовала с учениц знания дозировки. Чуть-чуть перестараешься — и вместо здорового очищения от шлаков ожидает жестокое расстройство кишечника. А вместо успокоения — долгий беспробудный сон с головной болью поутру. Как раз то, что нужно Лаэтане. Точнее, не Лаэтане, а ее страстному женишку, чтобы не смочь отрядить погоню наутро, когда обнаружит, что она исчезла…

В пиво девушка подмешала успокоительный сбор, а в котел с едой — очищающий. Еда переваривается дольше, и очистительный сбор подействует позже. Ее стражи будут крепко спать и не пробудятся, даже если их постель окажется в дерьме. А именно это и произойдет, когда травы проникнут в кровь… Обдристанные, с головной болью, хозяин со слугами не смогут преследовать беглянку.

Сама Лаэтана сделала вид, что слегка пригубила пиво, поморщилась и предложила Тиле:

— Сделайте одолжение, монна! Никогда не любила пиво.

Тила охотно осушила ее кружку. Пиво было отменным. Когда подали ужин, Лаэтана схватила свою тарелку и с громким «Кис-кис-кис!» помчалась к котам.

— Серенький, серенький! Где ты, мой сладкий! Идем, нянечка покормит тебя!

— Да вон же серенький! — ткнул лорд Боркан в котенка, бегавшего под стулом Тилы.

— Это не тот серенький! — Сереньких и в самом деле было трое. Лаэтана не могла отличить одного от другого, но кинулась во двор искать «того» серенького.

Во дворе она выплеснула тарелку в выгребную яму. Нарвала незрелых, недавно завязавшихся яблок, раскромсала их вилкой и вернулась за стол, на ходу смачно уплетая яблочные ошметки за обе щеки. Никто не приглядывался, чего доедает забавная монастырская воспитанница. Так, разыграв целое ярмарочное представление, Лаэтана благополучно избежала отравления, заготовленного ею для спутников.

— А пивко у вас недурственное, мэтр! — похвалил Боркан трактирщика. — Хоть и в сон клонит, а ломоты в костях как не бывало!

"Погоди, будет тебе ломота, и не только!" — мысленно заверила суженого Лаэтана.

Несмотря на бурное веселье, спать гости отправились рано. К полуночи Тила храпела аки пьяный фермер. Лаэтана вылезла из постели, оделась, собрала узелок. Напоследок она обрызгала одежду Тилы и все ее вещи чудодейственными духами Жа'нол. Магичка не скоро разберется, в чем причина ее беспомощности. Она будет считать, что это еще одно последствие отравления.

Оглянувшись в последний раз на Тилу, Лаэтана выскользнула за дверь. В мыслях она пожелала магичке удачи. Та была не таким уж плохим человеком, пусть даже связалась со свиньей Борканом.

Лаэтана не ушла сразу. Она вошла в спальню Боркана. Храп стоял такой, что девушка пожелала себе ушные затычки. Рискуя оглохнуть, она методично перерыла вещи "суженого". Мешочки с золотом оказались на дне огромного саквояжа. После расчета с трактирщиком хмельный Боркан забыл замкнуть саквояж защитным заклятьем. Лаэтана выгребла все до единой монеты. Она не испытывала ни малейших угрызений совести. Собственное золото у нее отобрали при поимке. А деньги ей ой как пригодятся…

Можно было бы обчистить и слуг, но этого Лаэтана не стала делать. Во-первых, они дружно ринулись бы за ней в погоню, чтобы отнять свое и отомстить. Вот если они останутся при своем, им будет плевать на нее. А узнав, что хозяин остался без золота, будут исполнять его приказы с гораздо меньшим рвением. Если вообще не разбегутся. Лорд Боркан не тот человек, чтобы вызывать у людей бескорыстную преданность.

Лаэтана только забрала ливрею у самого младшего слуги — мальчишки, ее ровесника, примерно ее роста и веса. А у его соседа выгребла из кармана горсть медяков, чтобы не вызывать подозрений на первых порах, пока не выдастся оказия разменять золото.

Закончив грязные делишки, Лаэтана спустилась на кухню. Там она перехватила лепешку и холодец — она ведь осталась без ужина! Еще несколько лепешек она взяла в дорогу, да вяленого мяса из кладовки. Напоследок она прихватила самый длинный и острый нож. Глупо отправляться беззащитной в дальнюю дорогу. Так, снарядившись всем необходимым, Лаэтана покинула гостеприимный кров. Лишь кошки провожали ее, отираясь о юбку и урча.

Из трактира девушка направилась в конюшню. Она прошла мимо породистого скакуна лорда Боркана, даже не взглянув. Такая великолепная лошадь привлечет внимание. Она выбрала самую обыкновенную упряжную кобылку. Прямо в конюшне она переоделась в ливрею паренька-слуги. Ссыпала в карман медяки, достала нож. Без малейшей жалости она отсекла толстую золотистую косу. Завернула ее в платье и убрала на дно узелка. Затем взглянула на себя в зеркальце. Очень красивый лакей знатного лорда. Посыльный.

Лаэтана приторочила узелок к седлу, затем начала отвязывать и выводить за ворота трактира всех лошадей кроме тех, что принадлежали трактирщику. Если коняжки разбредутся, это еще дольше задержит Боркана.

Последней девушка вывела невзрачную кобылку, на которую положила глаз. За воротами Лаэтана вскочила в седло и направила лошадь на северный тракт. Туда, где лежала, обращенная в пепел и прах, ее родина, ее вотчина. Сожженная земля.

Часть вторая[1]

Глава 6. После катаклизма

В тронной зале дворца, устоявшего против водной стихии, но основательно потрепанного ею, Гретана держала Совет всех выживших придворных и сановников. Разрушения во дворце — набухшая от воды, разбросанная в беспорядке по залам, апартаментам и коридорам мебель; оторванные и поломанные балки и перекладины, осколки стекол, клочья ткани, пятна и разводы на полу, стенах, потолке; разбитые статуи, размытые картины, отколотые фрески — все это было лишь слабым отражением разрухи, постигшей столицу и весь северный регион королевства.

Вся инфраструктура северо-востока страны в буквальном смысле рухнула в прах. Не осталось ни ресурсов, ни рук для их обработки. Обратились в пепел цеха с мастерами: шерстяниками, шелковщиками, чулочниками, перчаточниками, суконщиками, портными и белошвейками, дубильщиками, скорняками, сапожниками, башмачниками, бочарами, мыловарами, токарями, плотниками, колесниками, шорниками, кузнецами, камнеукладчиками, мостильщиками, бумагоделами. Не уцелело ни одной маслобойни, сыроварни, ни одной пекарни, мясницкой лавки, скотобойни, ни одной кондитерской. Ни в одном цехе в момент Сожжения не было магов. Искони ремесла обходились искусностью и хитроумием, без магического вмешательства. В момент катастрофы некому было уберечь производственные здания от гибели.

Никогда маги использовали силу для ускорения технического прогресса. В незапамятные времена язычества такое вмешательство было табуировано. Ускорение технического прогресса потребовало бы усиленной эксплуатации природных ресурсов, а это могло бы ранить богов недр и вод. Позднее маги сочли бессмысленным тратить силу на чудеса, которые под силу любому ремесленнику. Поэтому они были редкими гостями цехов.

В день Сожжения все цеха остались без магической защиты. Все обратилось в пепел. Мизерная часть дворцовых припасов чудом уцелела, но по истечении двух дней после потопа осталось меньше половины. Чем кормиться дальше, никто не знал…

По крайней мере, гибель от жажды никому не грозила. Воды было вдосталь. В полутора милях к северу от дворца пролегла излучина широкой реки. Могучая и полноводная Иртел возвратилась после тысячелетнего изгнания в исконное русло.

Все это Лассира, державшая речь от имени Старых Магов, докладывала королеве и выжившему двору.

— Во всей столице и окрестностях выжило 3723 человека, включая стариков и детей. Кого не испепелил огонь, смыло водой. Мы не знаем, какие еще катастрофы обрушатся на нас. Мстительная Иртел может нанести повторный удар, чтобы уничтожить остатки выживших. Нужно уходить, — подытожила Лассира.

В Тронной Зале воцарилась мертвая тишина. Страх перед забытой, почти неведомой ныне силой сковал людей.

— Меньше четырех тысяч в могучей некогда столице, — пробормотал адмирал де Гош, министр судоходства. Герцогство Гош, богатое медом и пушниной поместье на западной оконечности Морехи, обратилось в пепел. Дом остался, закрытый коконом местного мага. Но ветхое заброшенное строение даже не посещалось владельцем. Главную ценность представляли леса. Леса коконом не охватить даже самому Кэрдану.

Герцог почти не тратился на содержание дома. Зато управителей, бортников, охотников за пушниной, лесорубов он не обижал. Жалование за труды выплачивалось исправно и щедро. На праздник Древа, Новый Год, семгейн и купалинку из столицы прибывала подвода, груженая диковинными для морехской глуши дарами: тонким сукном, бижутерией, богато украшенным оружием, причудливыми сувенирами. А еще приезжали менестрели, факиры и циркачи. Лорд оплачивал для своих работников представление, которое селяне с восторгом вспоминали до следующего праздника.

Ныне адмиралу посылать было некого и некуда. Столичные комедианты сгорели точно так же, как батраки в герцогстве Гош.

— Нужно уходить, — повторила Лассира. — Направиться в Страбин, Бримал, Арвиг, Хвелтин — в любой город вне досягаемости Иртел.

— Богиня не собирается уничтожать нас.

Все головы, как по команде, повернулись к Старому Магу, сказавшему это.

— Если бы Она хотела истребить нас, мы уже были бы мертвы. Иртел — не Кэрдан. Все вы помните, что первый натиск воды смел наши щиты, как карточный домик. Нам удалось отогнать воду лишь потому, что богиня прошла сквозь нас. Она не пожелала задержаться и уничтожить нас. Если бы такова была Ее воля, мы не смогли бы сопротивляться. Потоп был лишь прорывом, прокладыванием пути… Но не волей Ледяной Госпожи.

— Ты считаешь, Билар, что Она не заметила нас? Как муравьев на пути? Но что мешает Ей заметить нас позднее, и нанести удар?

— А зачем Ей наносить удар, Ласс? Это Ее земля. И на ней не осталось никого, кроме нас. Кто будет возносить молитвы, если и мы погибнем? Богам не нужны безлюдные земли. Богам нужны молитвы. Мы нужны Иртел. Она не будет уничтожать нас. Напротив, может помочь.

— Помочь? Чем? Вся инфраструктура уничтожена. Погибли цеха. Склады либо уничтожены, либо припасы в них испорчены напрочь. Богиня отстроит цеха, обучит людей ремеслу? А может, отменит Потоп и Сожжение? Если ты прав, если Иртел более не опасна для нас, город все равно стерт с лица земли. И восстанавливать его некому. Из тех 3723 человек всего 38 ремесленников и 56 крестьян. Остальные — маги, аристократы, торговцы, солдаты и слуги. Не хочу задеть ничью честь, но это не те люди, что способны восстановить разрушенный город. Столицу придется переносить.

Лассира смолкла. Продолжила Фелион:

— Мы можем перебраться в Страбин. Или в Атрейн, или Ларгус, или Бримал. Я бы предпочла Страбин. По экономическим показателям более подойдут Атрейн или Ларгус. Да только западные провинции искони отличались меньшей лояльностью к монарху. В этих городах, богатых и независимых, королевский двор вряд ли будет чувствовать себя в безопасности. Так что стоит остановиться на Страбине.

Гораций уже видел багровые пятна на щеках королевы. Гретана покусывала губу, готовясь дать волю гневу. Волшебники раз за разом повторяли одну и ту же ошибку: говорили в присутствии королевы так, словно ее рядом не было. Словно ее решение ничего не значило. Он поспешил вмешаться:

— Ее Величество изволит принять во внимание твои рекомендации, монна Фелион. Миледи выслушает все предложения, чтобы принять наилучшее для короны и государства решение. Мы правильно поняли позицию магов? Столицу должно покинуть? Или вы сами не пришли к единому мнению?

— Перенос столицы — самое очевидное и рациональное решение.

— Хорошо, монна Фелион. Ваша точка зрения ясна. У кого есть еще предложения к государыне?

Заговорил казначей Альтус. Единственный из соратников Гретаны по мятежу, кто выжил в Сожжении, а затем в Потопе. Сгорела гордая герцогиня Сарр в столичном особняке. Его порог никогда не переступала нога мага. Некому было свить защитный кокон. Там же, подле своей возлюбленной, погиб маршал Кристан. Исчез в наводнении канцлер Ашер. Его бездыханное тело сейчас уже, наверно, было на подступах к Ледовитому Океану.

Казначей сказал:

— Самое насущное сейчас — провизия. Того, что худо-бедно уцелело, хватит на завтра, в лучшем случае — на послезавтра. Потом почти четыре тысячи человек будут голодать. Остаемся мы или уходим, нам нужна еда.

— Воистину насущный вопрос, милорд Альтус, — сказал маршал Гораций. — Господа маги, вот ваша первоочередная задача — обеспечить нас провизией. Ее Величество поразмыслит над вашим предложением о переносе столицы. Вы же тем временем будьте любезны изыскать провизию, чтобы мы не умерли с голоду. Государыня изволит закрыть совет.

Мрачные маги переместились в Совещательную Палату Магической Канцелярии.

— Легко сказать — обеспечить провизией… Можно, конечно, сотворить подобие пищи в псевдореальности. Она удовлетворит вкусовые рецепторы и даже создаст видимость насыщения. Но это будет лишь иллюзия.

— Тогда остается трансгрессия, — заявил Молас, маг-ренегат. — Кэрдан применил ее для разрушения, а мы применим для созидания.

— Это крайне опасно, — возразила Лассира. — Ни у кого здесь нет такой силы и наглости, как у Кэрдана, чтобы трансгрессировать большие массы, при этом не бояться разорвать ткань пространства. Кэрдану было плевать, разорвется ли пространство от трансгрессии. Разорвется — тем лучше, больше вреда.

— Лучше смерть от голода в целостном пространстве? — язвительно спросил Молас.

— Мэтр Молас думает только о себе. Если вы, да и все мы умрем от голода, мир останется цел. Но если ткань пространства повредится, воздух и земля начнут гнить, словно пораженные гангреной. И эта гниль будет распространяться, как Сожжение.

— Вы говорите так, будто уже наблюдали за этим, — прозвучал голос из дальнего угла Совещательной Палаты.

Маги удивленно повернулись к маркизу Долану. Он сидел в углу с перебинтованной поседевшей головой, с потрескавшейся кожей, вздутыми венами на руках и шее. Ионах и Фелион не сумели с одного раза залечить тяжкие раны от субментального удара Кэрдана. Маркиз принял на себя львиную долю этого удара — в огромной мере благодаря Моласу, который под ударом трусливо выпустил свое звено магической цепочки. Но Долан с тех пор не сказал сыну кожевенника ни слова укора.

Лассира ответила маркизу:

— Я читала о разрывах пространства. Древние маги проводили подобные эксперименты.

— Однако мир остался цел. Как это удавалось прекратить?

— Олгос из Аревайи писал, что боги прекращали разрушение и карали виновника.

— Боги? — фыркнул Молас. — Может, нам и сейчас стоит воззвать к богам? Если Старые Маги не помогают нам выжить, надежда разве что на богов!

Лассира гневно зыркнула на зарвавшегося ренегата. Зато Билар, седовласый маг с длинными усами и сумасшедшинкой в глазах, дружелюбно рассмеялся. Это он защищал Иртел на королевском совете.

— Отличная идея, мэтр Молас! За прошедшее тысячелетие люди привыкли быть одни. Нам придется заново приучать себя к мысли, что с нами бог. Не далекий Создатель, Творец бесчисленных миров, а покровитель нашей земли. Близкий, доступный. Тот, что может оберечь и помочь.

— Билар, ты явно спятил! — отрезала непримиримая Лассира. — Кажется, Иртел завладела твоим рассудком.

— На то Она и богиня. Друзья, отныне мы живем на земле богини. Это совсем не то, как мы жили прежде. С божественным присутствием надо считаться.

Лассира глубоко вдохнула.

— Очень хорошо, Билар. Каким образом? Что ты знаешь о служении богам? Как положено молиться Иртел? Как проводить богослужение?

— Может быть, спросить Ее об этом?

Ионах поднял руку.

— Понимаю, что теологические дискуссии всегда захватывают. Я вижу твой энтузиазм, Билар. Однако сомневаюсь, что Иртел ниспошлет нам мясо и хлеб, если мы Ее попросим. Еду нам придется как-то добывать. Лассира, ты наш записной скептик. Ты всегда указываешь на возможные помехи и препоны. Сие весьма полезно. Однако, если только и оглядываться на препоны, ничего не делая, можно умереть с голоду. Предлагаю рассмотреть поближе возможность трансгрессии. Кэрдан трансгрессировал живую плоть, хотя не мыслящую. А преобразование разумной субстанции есть самое сложное… Пища не более разумна, чем армия зомби.

— Ионах, но возможность разрыва!

— Нужно сделать все предельно аккуратно. Рассчитать до доли дюйма. В точности измерить объем груза и заранее освободить территорию на месте назначения. В любом случае, нам нужно принять какое-то решение. Изыскать пути. Кто-нибудь видит иные способы?

— Пока мы с вами диспутируем, люди начнут умирать от голода, — хмуро буркнул Вартах. — Первыми — раненые и дети. Нам нужно трансгрессировать хоть какое-нибудь количество пищи. Выхода нет. Кто хочет видеть на лестницах дворца детей, умирающих от голода? Слышать крики их матерей? А если голодающие люди в конце концов потеряют совесть и рассудок? Что мы сделаем, когда они начнут пожирать друг друга?

Талим, еще один Старый Маг, кивнул.

— Мы не можем принять на себя такой грех. Нам придется провести трансгрессию.

Ионах предложил:

— Давайте отрядим нескольких магов в Атрею. Эта земля искони была самой плодородной. Князь-наместник Ловир снабдит нас продуктами на первое время. Затем вышлет эскортируемые подводы с припасами. Четыре тысячи человек — не слишком обременительно для такой богатой провинции, как Атрея.

— Нас семеро, — подхватил Талим. — Можно отрядить троих. Взять в подмогу пару Молодых. Этого достаточно, чтобы аккуратно трансгрессировать необходимый минимум провизии.

— Кэрдан управился в одиночку с куда большими массами, — буркнула Лассира.

— Ласс! — удивился Ионах. — Не ожидал от тебя.

— Я не предлагаю повторять его подвиги. Просто в очередной раз дивлюсь, как мы самонадеянны! Мы настолько слабы по сравнению с ним, но надеемся восстановить страну, которую он разрушил!

Дискуссию прервал тихий, но настойчивый стук. Старые смолкли.

— Войдите! — крикнул Ионах.

Вошел молодой маг из ренегатов.

— Милорды, Ее Величество дает аудиенцию Второму Патриарху Островной Лиги. У дворцовых ворот стоят восемь подвод с провизией. Мясо вяленое, мясо сырое, зерно, мука, готовый хлеб… Крынки сливок во льду, сушеные фрукты, пареные овощи… Крупы, сахар, приправы…

Ошеломленные маги смотрели на вестника без единого слова. Первым опомнился Ионах — на то он и вождь

— Скорее в Тронную Залу!

Перед троном Гретаны стояли шестеро невзрачных мужчин в неприметных одеждах коричневых и серых тонов. Но любой маг, и не только маг, улавливал ауру небывалой мощи и власти, которую эти шестеро источали.

— Благодарю вас за щедрый и своевременный дар, доны. Но мне нечем оплатить его.

— Дар есть дар, Ваше Величество, — низко поклонился мужчина в центре группы. То был дон Марио, Второй Патриарх Лиги Тринадцати Островов. — Не нужно его оплачивать и принижать дарителей. Для нас честь содеять мизерное благо для достойной правительницы и ее подданных в годину бедствия.

Королева лукавила. Золото как раз уцелело. Вода не причинила вреда слиткам в подвалах казначейства. Телохранители-островитяне не могли не знать этого. Патриарх продолжал:

— Более того, государыня — если вам нужно послать весть в южные или западные земли с приказом выслать припасы и рабочих, мы вызываемся доставить сию весть в скорейшие сроки. А наши земляки в провинциях охотно примут участие в эскортировании караванов.

— Мы благодарим вас… и охотно принимаем вашу помощь, нынешнюю и будущую. Лорд Альтус, поручаю вам заняться доставкой припасов вместе с людьми господина Патриарха. Ах, вот и наши друзья маги здесь! Какая жалость — они снова остались без работы. Господа из Лиги их опередили, так что господам волшебникам снова будет нечем заняться, кроме как читать мне нотации!

Фелион налилась багрянцем. Остальные маги успели применить заклятия физиологического контроля. Горацию пришлось труднее — заклятиями он не владел. Приходилось сдерживать гнев своими силами. Гретана не столь прочно сидела на троне, чтобы стравливать между собой союзников, да еще так неприкрыто и грубо. Она была многим обязана Старым, и им еще многое предстояло сделать для нее. Слишком рано отбрасывать их, словно изношенные сапоги.

— Если Ваше Величество дозволит… — снова поклонился Второй Патриарх.

Гретана махнула рукой, дозволяя говорить. Дон Марио кивнул одному из сопровождающих, тот выступил вперед и откинул капюшон. Сердца всех женщин в зале невольно встрепенулись. В том числе самой Гретаны. Высокий, атлетичный островитянин двигался с грацией леопарда. Густые, темные локоны до плеч обрамляли мужественное лицо с выразительными черными глазами и решительным подбородком. Патриарх представил красавца:

— Моя правая рука, дон Антонио. Он выразил готовность помогать в распределении провизии. И если Вашему Величеству потребуется любая помощь или совет Лиги, дон Антонио будет счастлив оказать ее или срочно передать информацию в Лигу. Также он готов содействовать работам по восстановлению дворца, когда Ваше Величество изволит начать их.

Правая рука обдал королеву обжигающим взором. Гретана моргнула и на мгновение опустила глаза. У Горация внутри вспыхнул тревожный маячок. Смазливый иноземец опасен. Но в следующую секунду лицо королевы обрело привычное надменное выражение.

— Не тяжко ли придется с одной левой рукой, дон? Правой-то кое-что сподручнее, ежели жена осталась на Островах!

Гораций не знал, радоваться или пугаться. Грубая отповедь Гретаны сняла его личную угрозу, зато создала угрозу дипломатическую. И физическую. Если оскорбленный островитянин развернется и заберет дары, обитатели дворца начнут умирать от голода. Маги подумали о том же. Некоторые вновь не успели применить заклятье физиологического контроля и побледнели.

Патриарх, похоже, не был задет. Он громко засмеялся шутке королевы. А правая рука тонко улыбнулся и вновь поклонился Гретане.

— Остроумие Вашего Величества подобно ее мудрости! — воскликнул патриарх дон Марио. — Мы готовы терпеть лишения, если так нужно для помощи вам и вашему народу. Примите скромное служение моего секретаря.

— Хорошо, Патриарх. Принимаю и благодарю. Ваш секретарь может занять любые свободные покои во дворце. Их нынче немало.

Второй раз за день маги покинули Тронную Залу, терпя грубость и пренебрежение. Всемером, только Старые, они собрались в бывших покоях Гретаны. После коронации она отвела их семейству Кедар, а сейчас покои занимала Фелион. Ионах набросил на гостиную магический покров звуконепроницаемости, и волшебники принялись обсуждать новость.

— Что будем делать, друзья? — спросила Фелион. — Лига сваливается нам на головы с негаданным спасением. Избавляет Гретану, ее свиту и остальных выживших от мук голода, а нас — от мук совести. Своевременный дар. Благородный поступок. И секретарь Патриарха впридачу. Кто-нибудь из нас верит, что Патриархом движет чистое сострадание? Что он рассчитывает выгадать?

Маг Герт пожал плечами.

— Укрепить влияние при дворе, разумеется. Гретана и без того заглядывала в рот телохранителям-островитянам. Теперь она еще больше зависит от островной диаспоры.

— И не только она, — подал голос Билар. — Все выжившие. И мы в том числе. Мы тоже не маной единой сыты!

— Как нам быть теперь, вот вопрос, — сказала Фелион. — Их дары спасли от голодной смерти всех, в том числе нас. И уберегли от необходимости проводить трансгрессию, с риском еще одной катастрофы… Но они поставили всех в зависимость от себя. И очевидно, что они будут действовать в интересах не нашей страны, а своей. В интересах Лиги.

— Понимает ли это Гретана, — проворчал Вартах.

— Понимает ли она хоть что-нибудь вокруг себя, — поддакнула Лассира.

— Почему мы ждем подвоха от островитян? — горячо воскликнул Билар. — Почему исключаем обычную человечность? Почему мы просто не допускаем, что люди Архипелага не могут спокойно спать в своей неуязвимой башне, под защитой загадочной магии Островов, зная, что тысячи людей умирают от голода?

Ионах одобрительно хлопнул по плечу товарища.

— Честь тебе и хвала, Билар! Друзья, мы с вами успели пропитаться духом политики с ног до головы! Мы, как прожженные торгаши и политиканы, мыслим лишь о корысти! Поблагодарим Билара за то, что его чистое сердце возвращает нас к иному видению людей да их поступков! Да, нам следует оставлять возможность, что мотивы островитян чисты и бескорыстны.

Вартах, Лассира и Герт — фракция записных скептиков — наперебой зафыркали. Лассира воскликнула:

— Чище снега! Да вы поглядите на эту "правую руку"! Нет сомнений, Патриарх намерен подложить его в постель Гретане!

Герт усмехнулся.

— Гораций так легко эту постель не уступит!

— О чем и речь, — вставил третий скептик, Вартах. — Нас ждет виток подковерной борьбы за влияние на Гретану. Вместо того, чтобы восстанавливать страну…

Фелион покачала головой.

— Как мы можем судить трезво об островитянах? Кто из нас ведает хоть что-нибудь об их обычаях? Об их магии? Не все земли Мерканы могут потягаться неизведанностью с Архипелагом. Их порядки и нравы закрыты для нас. Когда они живут среди нас, служат нам, то одеваются как мы, разговаривают, как мы, перенимают наши обычаи. Но ничего нельзя сказать, какие они, когда мы не смотрим на них. Нам даже неизвестно, есть ли у них собственный язык, отличный от общеремидейского. Нашей речью они владеют безукоризненно. Кто бы ни слышал их, они всегда общаются между собой на нашем языке. Так что мы можем сказать о мотивах тех, кто скрывает даже родной язык?

Архипелаг находился всего лишь в сутках пути от обоих континентов — северной Ремидеи и южной Весталеи. Тем не менее, о нем, его быте, общественном устройстве, культуре, религии знали еще меньше, чем о землях Мерканы. Чужакам запрещалось под страхом смерти ступать на землю любого из тринадцати островов. Контакты с островитянами ограничивались взаимодействием с Островной Лигой. Лига выполняла роль посольства Архипелага в каждом из государств Ремидеи и Весталеи. Члены Лиги одевались так, как принято в той стране, где базируется представительство. Разговаривали на языке этой страны. Ничем не выделялись в поведении и манерах. Наемные солдаты и телохранители, они нередко получали доступ к сильным мира сего. Что они получали с того? Как Лига использовала близость к владыкам, придворным, купцам? Никто не мог сказать. Ибо островитяне вели себя с неизменной скромностью, не добивались никаких влиятельных постов, по-прежнему оставались надежными вояками.

Предложение доном Марио своей "правой руки" королеве в качестве советника — беспрецедентный случай. И Старые Маги были в растерянности, как его расценивать…

— Так что мы будем делать?! — воскликнул нетерпеливый мечтательный Билар.

— Наблюдать, — промолвил Ионах. — Присматриваться к островитянам. К дону Антонио. И к тем, что еще появятся.

— Появятся? — недоуменно переспросил Талим.

— Именно. Неужели вы думаете, что будет лишь он один? Он — первая ласточка. И нам надо сохранять бдительность, чтобы сохранить позиции при дворе. Чтобы не позволить им навредить нашей стране.

* * *

Распустив аудиенцию, Гретана приказала всем выйти из Тронной Залы. Даже Горация отослала. Остались лишь телохранители.

— Дьявол бы их всех побрал! Никому нельзя верить в этой проклятой клике! Страбин… Так близко к Солмигу… Чтоб мне провалиться, если проклятая колдунья не нарочно предложила этот паскудный городишко! Дьявол, еще полсотни миль — и Сожжение добралось бы до Солмига! Отсохла бы половина моих проблем! Но нет!

Гретана по обыкновению не обращала внимания на телохранителей — настолько она привыкла к ним, настолько незаметными они умели быть. Ей даже не пришло в голову, что в Солмиге находились другие островитяне, земляки ее телохранителей. Желать вслух, чтобы до них добралось Сожжение, было минимум бестактно, максимум — рискованно.

В Солмиге был заключен низложенный король Отон, отец Гретаны. Беды и катастрофы неизбежно порождают смуту и крамолу. Большинство спасшихся простолюдинов и аристократов не стеснялись говорить вслух, что, останься Отон на троне, не было бы ни Сожжения, ни Потопа.

— Госпоже лучше сразу установить количество телохранителей, которым она желает обзавестись в новой столице.

— Что?

Гретана удивленно воззрилась на дона Винченце. Думая вслух, она не привыкла слышать иные голоса, кроме собственного.

— Мы впятером не сможем оберегать госпожу от всевозможных опасностей. Вам придется увеличить личную охрану втрое или вчетверо.

— Это еще почему?

— Сколько времени миледи провела в этом дворце?

— Всю свою клятую жизнь!

— Так ли хорошо вы будете знать свою будущую резиденцию в Страбине, как этот дворец? Вы окажетесь на чуждой вам территории. Удобной для ваших врагов. Мы будем охранять госпожу так же ревностно, как ныне и доселе. Но пятерым может оказаться не под силу так же эффективно противостоять большему числу опасностей.

— Бес вас побери вместе с этими сучками магичками да их ублюдочными приятелями! Я чувствую себя дерьмом в выгребной яме! Отовсюду воняет, и в первую очередь — от меня! Куда ни сунься — всюду дерьмо!

Гретана горько хмыкнула.

— Нищая королева! Вот кем я стала! Соломенная королева, назвал меня Болотник! И сделал такой, будь проклята его гнусная душа в преисподней!

— Госпожа может найти помощь у других государств.

— У каких?! У Кситлании?! У Зандуса?!

— У Архипелага Тринадцати Островов, — мягко ответил дон Винченце. — Наши земли небогаты, но и не бедствуют настолько, чтобы не помочь царственной владычице, попавшей в беду.

— И чего вы запросите взамен? Не станешь же ты, мой верный слуга, уверять, будто ваши патриархи окажут сию помощь безвозмездно?

Дон низко поклонился.

— Госпожа правит могучей державой. Сейчас настали тяжкие времена. Но они не будут длиться вечно. Могучее государство поднимется на ноги, станет еще сильнее, еще богаче. Тогда Вы или Ваши потомки вернут Архипелагу те средства, кои он сможет одолжить сейчас.

Гретана вскочила с трона и принялась расхаживать из угла в угол. Дон Винченце продолжал:

— Патриарх прислал вам в подмогу своего личного секретаря. Почему бы вам не поговорить с ним? Дон Антонио сведущ в книжной премудрости, в отличие от нас, бедных наемников. Пригласите его посоветоваться.

Гретана замерла на месте. И выпалила после короткой заминки:

— В чем он может быть сведущ, смазливый мальчишка, кроме постельных утех? У меня хватает советников. Я королева, и мне решать. Скажите своему щеголю, пусть передаст Патриарху мою просьбу о займе. И позовите сюда этих старых ворон — Ионаха, Фелион и всю их стервячью свору!

* * *

— Итак, мои подданные, — Гретана подчеркнула обращение к магам, — я пригласила вас чтобы объявить свое царственное решение. Столица будет восстановлена. Королевский двор останется здесь. Архипелаг Тринадцати Островов дает бессрочный займ на реконструкцию дворца. Призываю вас применить магические таланты и бросить скорый клич по землям королевства. Мастеровые, рабочие, крестьяне — все, кто хоть как-то может помочь нам в наших трудах — все приглашаются в столицу. Их труд будет щедро оплачен.

Маги переглянулись. Фелион молчала, глядя в пол. Ионах, Герт, Лассира также помалкивали, чувствуя настроение королевы. Талим и Билар не знали, что сказать. Вартах единственный осмелился подать голос:

— Уверены ли Ваше Величество…

— Уверена, — отрезала Гретана. — Повелеваю вам, Старым Магам, возглавить работы по реконструкции. Без вашей магической помощи не обойтись. Надеюсь, вы справитесь хотя бы с этим поручением. Приступайте немедленно. До того как прибудут работники из других земель, привлекайте к работе всех, способных оказать посильную помощь, невзирая на чины и родовитость. Нам нужны свободные руки. Впрочем, принцы крови могут принимать участие в работах лишь по собственному волеизъявлению. Никто не имеет права принуждать их.

Так началась Вторая Великая Реконструкция. Что бы ни думали Старые об авантюрной инициативе Гретаны, им пришлось подчиниться ее решению. Трое Старых, владеющих искусством оборотничества, отправились на запад и на юг с королевским воззванием. Молодые маги, ренегаты Академии, пытались докликаться до своих коллег в провинциях, чтобы те распространили королевский призыв до получения официального письма с печатью Гретаны. Вскоре по городам и весям уцелевших провинций пронесется клич о помощи, о сборе работников и провизии в разрушенной — нет, реконструируемой! — Столице Королевства.

Глава 7. Великая Реконструкция

Реконструкция дворца и окрестностей набирала обороты. С каждым днем во дворец прибывали работники, откликнувшиеся на королевский призыв. Фелион, Лассира, Герт и несколько доверенных магов из Молодых встречали новоприбывших, определяли в работу, ставили на довольствие, устраивали во дворце или других устоявших домах.

Особый контингент прибывших составляли маги. Студенты-практиканты, проходившие практику в провинциях. Взрослые выпускники Академии и одиночки, покинувшие столицу по разным причинам. Старые призывали всех, у кого была хоть доля магических способностей. Каждый волшебник был на счету. Без магического воздействия реконструкция столицы затянулась бы на десятилетия. Строительство, отделка, фермерство, администрирование — все легло на плечи магов.

Выжившие обитатели дворца, сидя на осадном пайке, сами трудились на восстановительных работах — высокородные аристократы рядом с собственными слугами. Принцы крови, освобожденные от работ, почти все отказались от высокой привилегии. Красавица Келитана Неид, кузина королевы и третья — ближайшая из выживших после принцев короны — в списке престолонаследников, самая завидная некогда невеста, отмывала грязь, оттирала пятна, замешивала строительный раствор, переодевшись в мужскую одежду. Позаимствовала она ее у отцовского камердинера, погибшего вместе с ее отцом — младшим братом короля Отона.

Другой принц крови — Конар Гелл, шестой в очередности престолонаследия, перевозил по этажам тележки с материалом или инструментами. На особо тяжелые грузы маги накладывали заклятие невесомости. Но у магов было несметное множество дел, и найти свободного мага было практически невозможно. Тогда люди сообща брались за груз и тащили по месту назначения, невзирая на чины и родовитость.

У Старых Магов больше не оставалось времени на совещания и переговоры. Но им все же пришлось собраться, чтобы обсудить грядущую посевную. Огонь и вода сгубили все — людей, семена, инструменты, даже плодородный слой почвы. Без магического вмешательства сеять было нечего, нечем, некому и некуда.

— Что ж, друзья, придется решать, что мы можем себе позволить — памятуя, что стремиться нужно к минимуму. Псевдореальность может создать инструменты. Плуг и сенокосилка выполнят свою задачу независимо от того, созданы они из дерева или из уплотненной энергии.

— Недурной компромисс! Что до меня — я бы попробовал магию и на посевах. Не продуцировать семена, — поспешно заверил Талим, видя, как сдвинулись губы других магов в непреклонные гримасы. — Только ускорить всходы и созревание.

— Это недопустимо.

— Я не предлагаю вариант с яблоками Эрамы — вечером посадил, утром собирай урожай! Можно организовать два-три урожая в сезон. Это неопасно — на южных землях так и происходит. Мы могли бы имитировать на пахотных полях южный климат, чтобы посевы сами по себе росли в потребном темпе. Так мы обойдемся без наложения прямых заклятий ускорения. Но согласитесь, выжидать естественный цикл созревания — недопустимая роскошь в нашем положении!

— Все эти вопросы решаемы. Но главное — что делать с почвой? Здесь, в эпицентре Сожжения, земля выгорела до неплодородного грунта. Где нам сеять и что?..

— Вот тут я предлагаю вспомнить об Иртел, — гнул свое Билар. — Кто как не Она может вернуть Своей земле плодородие?! То же касательно частотности урожая. Ускорять произрастание семян магией есть насилие над природой. Но бог сам есть природа. Он не учиняет насилия над собой — просто изменяет себя. Когда наш мозг повелевает руке подняться — это не насилие. Что мы теряем, воззвав к ней? Она всегда была благосклонна к магам. В Сагарне маги даже становились ее жрецами. Вспомните Дареха Гореносца!

— Великолепный пример, — буркнул Герт. — Похлеще Кэрдана.

— Богиня пока никак не проявила Себя, — сказал Ионах. — Лишь потопом. И после этого исчезла вновь. Никому не являлась ни во сне, ни наяву.

— Тьфу-тьфу-тьфу, — изобразил Герт. — И не объявится, надеюсь!

— Надежды твои тщетны, Герт! — отрезал Ионах. — Как бы нам ни хотелось, но закрыть глаза на Иртел не получится. Билар прав — с Ее присутствием надо считаться.

Билар, ободренный поддержкой лидера, тут же выдал идею:

— Пожалуй, начать стоит не с просьб, а с восхвалений. Провести на берегу хвалебный молебен!

— Хвалебный молебен? — фыркнула Лассира. — Это за что же Ее хвалить? За то, что окончательно порушила все, что устояло перед Кэрданом?

Ионах положил ей руку на плечо.

— Нам некуда деваться, Ласс. Надо хотя бы попытаться задобрить Иртел, чтобы Она не снесла еще и дворец, не утопила остатки выживших. Билар, как главный почитатель, организует и проведет празднество. Справишься, дружище?

— Обижаешь, Ионах! Не зря же я девять лет изучал историю богов в закрытых архивах, столичных и провинциальных!

— Вот и отлично. Итак, решаем. Талим отвечает за посевные работы. Лассира и Вартах — за техобеспечение: плуги, бороны, сенокосилки и прочие инструменты. Фаэлон и Герт — за прием и трудоустройство прибывающих работников. Билар после празднества присоединяется к Талиму и посевам — если конечно, богиня не изволит назначить его верховным жрецом обновленного культа! Вартах, когда налепишь достаточно посевной техники, — тоже на посевы, а Лассира — на помощь Фаэлон и Герту. И еще… Я понимаю, что все мы чрезмерно заняты, но нам нужно стараться не упускать из виду островитян. Они расползаются по дворцу, как муравьи. Целеустремленные, трудолюбивые, очень полезные… Всепроникающие. Как бы нам не оказаться в итоге замурованными в их муравейнике.

Маги помрачнели при упоминании активности пришельцев. Адепты Островной Лиги стали потаенной головной болью Старых. Патриарх дон Марио прислал шестнадцать человек — инженеров, архитекторов, технологов — чтобы те своими умениями послужили реставрации дворца. Островитяне оказались весьма толковыми и не чурались работы. Управившись с профильной работой, они наравне с рядовыми разнорабочими таскали грузы, укладывали камни, замазывали, штукатурили, красили…

Сперва на них косились с настороженным любопытством. Затем — с невольным уважением. Помощь чужеземцев пришлась кстати. Хотя популярность, которую набирали островитяне, крайне беспокоила магов. Никто не верил в их добрые намерения. Они набирали вес среди дворцовых обитателей. И чем выше росла популярность и влияние островитян, тем ниже падал вес самих магов.

Но самым тревожным было то, с каким тщанием заглядывали в рот чужакам сами маги… Молодые Маги. Многие внимали островитянам не менее прилежно, чем своему прежнему учителю, Кэрдану. Гораздо прилежнее, чем нынешним учителям, которые и не требовали от них особого прилежания. Старые были слишком заняты, чтобы всерьез заниматься "молодняком". Если маг из Молодых не справлялся с порученным, Старый просто выполнял работу за него, а Молодого перекидывал на другой участок. Не хватало времени обучать и растолковывать…

А островитяне никогда не отмахивались от робких вопросов. Вопросы становились все смелее… Все больше времени маги проводили подле островитян. А в свободное время приходили в покои, отведенные посланникам Лиги, поглядеть на чужеземные приемы, поспрашивать, послушать…

Королева бесновалась, узнав об экстравагантной инициативе Билара.

— Хвалебное празднество в честь Иртел?! Что еще за чушь?! Этим идиотам Старым нечем заняться?! Какого беса нам хвалить эту богиню, когда Она погубила столько народу и столько порушила, не хуже Болотника! Да и была ли Она вообще?! Может, те, кто видели Ее, галлюцинировали, наглотавшись воды?!

Казначей Альтус осторожно возразил:

— Но, Ваше Величество, я сам, своими глазами, наблюдал Ее явление… А я — человек, отнюдь не склонный к галлюцинациям… И воды я не наглотался, благодаря доблести мэтра Ионаха и леди Лассиры… И мы ведь не хотим, чтобы Она погубила и порушила еще больше… Старые верно говорили — хотим мы или нет, мы отныне живем под рукой Иртел… раз уж мы остались в Ее близости. Лорд Билар устраивает молебен, чтобы задобрить богиню, добиться Ее благосклонности. Если Иртел пожелает помочь нам… мы будем на коне! Но нам придется умилостивлять Ее, чтобы Она не устраивала нам проблем. Иначе нам придется уезжать отсюда, как и предлагали Старые. Если к тому времени мы останемся живы…

Надутая Гретана фыркнула.

— Вы все сговорились. Ладно, бес вас всех забери, пусть делают свое празднество. Но на меня пусть не рассчитывают.

Гораций улыбнулся.

— Вас не побеспокоят, Ваше Величество. Маг Билар привлек к празднеству детей.

Гретана фыркнула. Генерал польстил ей, не уточнив, что «дети» — это юные девушки, к коим Гретана давно не относится.

Несколько дней спустя, на закате, из дворца на берег реки двинулась торжественная процессия. Группа девочек-подростков несла расшитые полотна. Это была самая демократичная процессия, которую Ремидея когда-либо знала. Принцессы шагали бок о бок со служанками. А до этого бок о бок трудились, под руководством Билара расписывая полотна вышивкой — именами Иртел, цветистыми эпитетами, хвалебными фразами.

Билар запряг в эту авантюру всех девочек от 12 до 15 лет — аристократок и простолюдинок. Сейчас он шел впереди процессии и звучным тенором распевал гимн, наспех сочиненный с его помощью одним из выживших бардов. Девичий хор подпевал ему, более-менее попадая в лад. Поначалу они с бардом попытались разложить партитуру на голоса, но девочки не справились с многоголосьем. Все аристократки обучались музыкальному искусству, и слух у них был развит, но они не могли держать свою партию рядом с фальшивящими простолюдинками. Времени на долгие репетиции не было, в итоге партитуру оставили одноголосой. Сейчас девичий хор стройно повторял ее вслед за Биларом.

Так процессия вышла на берег. Девушки опустили полотна в воду и остались стоять, склонив головы. Сам Билар для пущей почтительности опустился на колени. Они замерли в безмолвии, сами не зная, чего ждут. Речные волны мерно колыхались на поверхности, серые и густые. Полотна отнесло на несколько метров вниз по течению, и там они застряли, зацепившись то ли за водоросли, то ли за подводный камень, то ли за крышу здания, которому не повезло оказаться на пути Иртел.

Процессия продолжала безмолвно стоять на берегу, ожидая отклика. И когда Билар поднялся, решив, что ждать больше нечего, они сделали все что могли, и теперь можно уходить, оставив все на волю богини, тут-то и последовал ответ.

В одно мгновение поднялся ветер, волны почернели и вздыбились. Резкий вал воды взметнул полотнища и окатил Билара. Несчастный маг затрепыхался под слоем мокрой ткани. Девочки завизжали и бросились врассыпную. Через пару минут на берегу не осталось никого, кроме мага, который никак не мог выпутаться из мокрых полотен. А волны снова взметнулись вверх.

Он импульсивно отшатнулся назад, ожидая, что его еще раз окатит ледяной водой. Но вода осталась в воздухе, формируя женский силуэт. Он был не таким огромным, как тот, что танцевал на берегу во время Потопа. Серая, как речные волны, женская фигура повернулась к Билару. Холодный пронзительный голос зазвучал в его сознании.

«Ты хотел умилостивить Меня жалким зрелищем, червяк? Отвечай! На что ты посмел надеяться?»

— Я не смел… о Великая… Я всего лишь хотел отблагодарить Тебя…

«Отблагодарить? Меня? — от хохота богини у Билара едва не раскололся череп. — За то, что Я не до конца уничтожила ваш ничтожный городишко? Право же, не стоит! Я еще займусь им… Когда проголодаюсь. Поэтому запомни, смертный. Прежде чем мяукать человечьи песни, поднеси Мне пищу. Тогда, быть может, Я соглашусь их слушать. На ваше счастье Я сейчас сыта. Один из вас сделал Мне щедрое подношение. Жалкий червь, как и ты, но умнее и почтительнее. Он сразу понял, как Меня умилостивить. Если будешь таким же умным и почтительным, получишь Мои милости, как и он. Ближайшее новолуние можешь пропустить. А на следующее Я буду ждать тебя и твоих подружек. Вы даже можете опять прочирикать ту нелепую песенку. Она позабавила Меня и позабавит вновь. Но вы должны прийти с подношением. Ты лично совершишь его, — водяная рука вытянулась в его сторону. — Можешь выбрать одну из этих жалких куриц. Я соглашусь принять и это. Но если ты и твой народ хотите умилостивить Меня надолго, приготовьте очень хорошее подношение. Очень вкусное… и очень сытное. Тогда, быть может, Я не трону вас еще новолуние. А может и два. Если пожадничаете, Я быстро проголодаюсь снова. И возьму Сама то, в чем нуждаюсь. Ты все запомнил, червяк?»

— Я запомнил, Великая.

«Тогда до встречи на второе новолуние».

Ледяной хохот еще раз оглушил Билара и растаял вместе с серой фигурой. Ураганный шквал швырнул мага на прибрежные камни, он упал, закрыв голову руками. Затем все стихло. Когда Билар медленно поднял голову, раскалывающуюся на куски, река мерно и спокойно катила волны по течению. Он услышал шум приближающихся голосов. К берегу бежали Старые Маги в полном составе. Они почуяли всплеск силы и спешили на выручку товарищу.

Билар попытался встать, но у него подкосились ноги. Он распластался на берегу ничком. Ионах и Герт подхватили его и понесли во дворец, остальные маги следом. Фелион задержалась на берегу, вглядываясь в серые волны, словно ожидая возвращения Иртел или знака от нее. Не дождавшись, волшебница развернулась и поспешила нагнать товарищей.

Старые отнесли Билара в его покои, уложили на кровать, сотворили холодный компресс. Кое-как маг пришел в себя и сумел пересказать насмешки и требования богини. Ее голос по-прежнему звучал у него в голове, разрывая череп изнутри.

— Итак, у нас есть почти два месяца, — хмуро констатировал Ионах. — А затем Она ждет… подношения. И нам предстоит определить, какое подношение Она сочтет достойным.

— Этого следовало ожидать, — дернул плечом Вартах. — Молебен был дрянной идеей. Только опозорились перед Гретаной.

Фелион вспыхнула.

— Ты готов зарезать человека, чтобы не опозориться?! Что нам оставалось делать?! Нельзя игнорировать присутствие Иртел. Никто не знал, что все так обернется.

— …Хотя стоило знать, — пробормотал Ионах. — Нет смысла сейчас разбираться, хорошей или плохой идеей был молебен. Нужно решать, что нам делать через два месяца.

Раздался слабый голос Билара с кровати:

— Решать нечего, Ионах. Я это начал, я и закончу. Я предложу Иртел себя.

Ионах подошел к нему и сжал руку мужественного товарища.

— Твое благородство не вызывало у меня сомнений, друг. Но мы не можем на это пойти. Маги слишком нужны при восстановлении столицы. Как бы Гретана ни обесценивала наш вклад. Кроме того, не факт, что ты — именно то подношение, которым удовольствуется Иртел.

— Боги древности предпочитали юных, — мрачно буркнула Лассира. — Во время ежегодной церемонии жертвоприношения Славу в реке затопляли 16 девушек и юношей, прикованных к огромному каменному столбу. Вместе с этим столбом. Удивительно, как Слав не обмелел за века этой милой традиции.

— У нас нет 16 молодых людей, которых мы можем убить в угоду Иртел! — рявкнул Герт. — Это слишком много при общем количестве выживших. Она должна это понимать. Она и так взяла немало!

Фелион прожгла мага яростным взглядом.

— А какое количество ты посчитаешь достаточным, Герт? Мы что, уже смирились? Мы готовы убить людей ради Нее?!

— Фаэлон. Это богиня. Мы ничего не можем поделать против Нее. Нам остается только смириться.

— И убить?! Герт, ты понимаешь, что говоришь?! Мы не будем превращаться в зверей по воле Ледяной Богини.

— А что мы сделаем? Навлечем на себя Ее гнев и утонем вместе со всеми?

— Уйдем! Пусть Она остается одна на выжженной равнине, пусть берет себе в жертвы пепел! Но людей не будет на этой проклятой земле! Нужно поговорить с Гретаной, объяснить ей, кто у нее в соседях. Чем ей придется платить за реконструкцию дворца и столицы. Она же не сумасшедшая. Она поймет и уйдет.

— Поймет? Если бы она могла понять, поняла бы сразу. Она не станет нас слушать. Скажет, что мы несем бред.

— Мы должны очень хорошо объяснить. Мы не можем планировать заклание невинных по первому требованию Иртел.

Маги замолчали. Затем Лассира промолвила:

— Хотелось бы мне знать, про кого Она говорила, что он дал Ей щедрое подношение… Как Она тебе сказала об этом, Билар?

Пострадавший маг нахмурился, вспоминая. Лицо его перекосилось от боли, ибо слова богини вновь зазвучали в голове.

— Один из вас сделал Мне щедрое подношение. Жалкий червь, как и ты, но умнее и почтительнее. Он сразу понял, как Меня умилостивить. Если будешь таким же умным и почтительным, получишь Мои милости, как и он.

— Держу пари, это Кэрдан, — буркнула Лассира.

— Это мог быть один из его учеников, — возразил Вартах. — Кэрдан сгинул с братом.

Фелион скорчила мрачную гримасу. В гибель Кэрдана она не верила. Волшебнице не хотелось больше слушать товарищей, рассуждавших, кого стоит принести в жертву кровожадной богине. Она повернулась и вышла из покоев Билара. И услышала мужской голос:

— Желаю здравствовать и процветать, монна Фелион. Опечален видеть вас не в духе. Значит ли это, что наши дела плохи?

Это был молодой маг Гиран. Он пришел в столицу неделю назад, и привел с собой двадцать семь арвигских сельчан. Благодаря ему они выжили в деревне, где Гиран исполнял традиционное поручение практикантов Академии со средними способностями: снимать сглаз и порчу доморощенных деревенских колдунов.

Когда Гиран пришел к Фелион со своими подопечными, она воздала хвалу Создателю: одиннадцать крепких мужчин, восемь работящих женщин, шесть детей, из которых трое были вполне взрослыми, смышлеными и прыткими, готовыми бегать по дворцу с поручениями взрослых. Трое малышей и двое стариков показались не таким уж бременем по сравнению с основательным подкреплением рабочей силы.

Сам Гиран также оказался весьма полезен — способный и понятливый, он уже выполнил пару поручений Фелион с куда большей скоростью и меньшими хлопотами, чем его соученики.

— Желаю здравствовать и процветать, лорд Гиран. Дела наши и впрямь не столь хороши. Нам нужно сеять, чтобы снабдить провизией всех обитателей дворца и будущей столицы… помилуй их Создатель. А земля выжжена до основания. И мы не можем организовать пахоту далеко от дворца, ибо у нас нет ресурсов на транспортировку. Надежды Билара на Иртел, которая Своей доброй волей обратит пепел в плодородную землю, не оправдались. Она хочет крови, а не урожая.

— А зола, монна? Весьма недурственное удобрение почвы.

— Но не сама почва. Кэрдан оставил после себя много золы. Но не оставил почвы.

— Можно сгустить золу до консистенции почвы. Чуть-чуть изменить формулу магией — и получим чернозем.

Фелион несколько секунд смотрела на молодого мага.

— Лорд Гиран, как вышло, что вы получили столь отдаленное назначение на практику? Кэрдан предпочитал держать сообразительных студентов под рукой.

Молодой человек криво усмехнулся.

— Я имел несчастье оказаться соперником милорда. На первом курсе я удостоился благосклонности леди Эйтаны… Но когда сам Придворный Маг пожелал ее благосклонности, она, разумеется, предпочла милорда салаге студенту. С тех пор моя учеба протекала не слишком удачно. Самому милорду не было дела до меня, но большинство преподавателей почему-то считали, что угодят ему, если завалят меня на экзамене. Я понял, что мне придется делать карьеру вдали от столицы, и заинтересовался аграрной магией. Она не слишком развита, и это направление показалось мне перспективным.

— Да еще каким, лорд! Мы назначим вас Главным Королевским Агрономом! Отныне вы — наш ответственный за посевы! Подчиняетесь только Талиму.

— И Ее Величеству?

— Убереги Создатель. Надеюсь, Ее Величество не снизойдет до посевных работ, потому что иначе урожая нам не видать… Пойдемте, я представлю вас Талиму!

Схватив молодого мага за руку, Фелион втащила его в покои Билара, где Старые продолжали обсуждение. Хотя бы одно положительное событие в череде сплошных невзгод…

Глава 8. Шемас

Капитан лейб-гвардии Шемас Лебар катил к подъемнику тележку строительного раствора. Хитроумное устройство, сконструированное островитянами Архипелага, позволяло тягать материалы с этажа на этаж и бесовски экономить время при отделочных работах. А еще силы немногочисленных работников. Королевский клич достиг провинций, и желающие участвовать в реконструкции столицы прибывали каждодневно. Но рук все равно не хватало.

— Лайдон! — окликнул Шемас невысокого щуплого паренька. Тот перетаскивал с паллета на подъемник ведра краски. — Погоди-ка немного, я пристрою раствор и помогу тебе.

— Не стоит беспокойства, капитан. Я справлюсь.

Гордый, шельмец. И грамотный. Мальчишка прибыл несколько дней назад из Атреи. Шемас недоумевал, что заставило этого тонкокостного бастарда с замашками настоящего лорда двинуться в столицу. Мальчишка явно был не приучен к тяжелой черной работе. Он почти ничего не рассказал о себе, лишь упомянул, что служил атрейскому мелкопоместному лорду, когда услышал клич Ее Величества и решил послужить государыне в восстановлении столицы. Возможно, сопляк надеялся, что благородное воспитание поможет ему получить должность писарчука или что-то в этом роде. Если так, ему пришлось жестоко разочароваться.

Во дворце трудились все, кроме единиц выживших стариков, совсем малых детей, королевы и ее братьев. Хэгет и Шегет были единственными, кто воспользовался привилегией принцев крови не участвовать в работах. Чем они занимались, когда охотиться стало негде, Шемас предпочитал не думать. Роскошных борделей в столице не осталось, но в шлюхах недостатка не было. Эти откликнулись на зов государыни быстрее прочих, в одночасье наводнили столицу похлеще клопов.

Шемас вкатил тележку с раствором на подъемник и подошел к паллету с краской. Невзирая на протесты Лайдона, Шемас втолкнул паллет на платформу подъемника. Пацан пытался помочь, но проку с него было, что с козла молока. Физической силы мальцу не доставало, даже для его возраста.

Юнец сказал, что ему шестнадцать, но гвардеец сомневался в том. У мальчика даже не начала пробиваться щетина. В лучшем случае, ему исполнилось четырнадцать. Шемас полагал, что отец баловал незаконного сына, воспитывал как благородного. А потом умер, и наследники турнули ненужного нахлебника. Что еще могло выгнать бастарда с такими манерами искать удачи в разрушенной столице?

Шемас незаметно опекал Лайдона, как мог. У капитана имелись на то причины. Его жена была бастардом. И гвардеец не мог остаться равнодушным, когда встречался с незаконнорожденными. Он знал, что мало кому на Ремидее приходилось хуже, чем полукровкам.

— Ступай помоги Ее Высочеству. — Шемас указал парню на принцессу Келитану. Одетая в костюм собственного погибшего лакея, принцесса крови драила пол, засыпанный мелкой крошкой после недавней штукатурки стен. — Живо! — рявкнул он, видя, как паренек насупился. — Негоже миледи заниматься грязной работой в одиночку. Помоги ей, чтобы она скорее освободилась. Мужик ты или не мужик?!

Кривая ухмылка перекосила физиономию гордеца, но он все же взял тряпку с близстоящего стеллажа с инструментами для уборки и ремонта и направился к принцессе. Келитана расхохоталась, видя насупленную физиономию мальчишки. Она слышала все, что Шемас говорил парню.

— Хочешь, я дам тебе оттирать вооон те пятна? — сказала она с беззлобной насмешливостью. — Я никак не могу с ними справиться, если ты их одолеешь, это потешит твою гордость!

У принцессы был прямой и открытый характер Неидов, но при этом она не обладала грубостью и чрезмерной любовью к плотским удовольствиям, характерными для правящей ветви. Почти все во дворце, независимо от положения и титула, обожали Келитану. С началом Реконструкции она стала первой женщиной из высшей знати, которая переоделась в рабочую мужскую одежду и взялась за тряпку и совок.

— Давай набросимся на эти дурацкие пятна вместе, — предложила она Лайдону. — Моя гордость тоже требует отмщения. Я не собираюсь капитулировать перед гадкими кусками грязи в щелях нашего прогнившего паркета!

Мальчик невольно заулыбался. Принцесса могла воодушевить и поднять настроение кому угодно. Вдвоем они принялись за въевшиеся пятна. Шемас сам улыбнулся и пошел обратно, в залу, где хранился строительный раствор. Следующая партия ждала отправки наверх.

Возле залы его окликнул знакомый голос:

— Лебар! Наконец я вас нашел! Вас призывают в Залу Приемов.

Генерал Гораций собственной персоной. Во дворце было слишком мало посыльных, и высокопоставленным сановникам нередко доводилось самим искать подчиненных, чтобы передать поручения.

— Есть, милорд!

Шемас поспешил в Залу. Его охватило недоброе предчувствие. В Зале собралось полдюжины человек. Впереди стоял принц Конар Гелл, троюродный кузен государыни. За его ногу цеплялся хныкающий мальчик в когда-то роскошном, а сейчас истертом до дыр, замызганном наряде. В столице не было портных и ткачей, не было швейных машин и ткацких станков, чтобы сделать маленькому принцу крови новый костюм. Зареванный мальчуган подтирал сопли грязным манжетом. Под глазом у Его Высочества Хелсина Гелла красовался здоровый фингал. Отец Хелсина, сиятельный принц Конар, держал на руках… Дарину Лебар, дочь капитана Шемаса.

— Сия негодница умудрилась подбить глаз моему сыну его же мечом. Соответственно, прежде того она отняла у него этот меч. Попахивает вооруженным нападением на особу королевской крови, а, капитан?

Шемас уже видел, что принц улыбался, но припал на колено в изъявлении почтения и покорности.

— Я приму любую кару, какую Его Высочество изволит наложить.

— Почему же вы? Эта юная особа вполне способна сама отвечать за свои поступки. Не так ли, леди буянка?

"Леди буянка" вцепилась в нос принцу и сильно дернула.

— Огонь девка, — заметил принц с нелогичным удовлетворением и ссадил "огонь" с рук. Дарина немедленно кинулась к отцу и попыталась влезть на преклоненное колено.

— Дарина, подойди к Его Высочеству и моли о прощении! Ты совершила вдвойне дурной поступок. Во-первых, напала на принца крови. Во-вторых, ударила безоружного человека. Ты должна встать на колени перед Его Высочеством и просить о милости.

Девочка упрямо замотала головой.

— Дарина!

— Не буду. Он тлус.

— Ты посмела еще и оскорбить Его Высочество. Теперь тебе придется пасть ниц и молить о пощаде. Ты хочешь, чтобы я сделал это вместо тебя?

— Он тлус, — упрямо повторила девочка.

Принц Конар спросил:

— Почему он трус, леди Дарина?

— Он не длался. Он хнытил и звал няню. Настоясий воин и плинц отбелет меть и отлубит голову влагу. А он хнытил. Кто хнытит в битве, тому влаг отлубит голову! Вот я ему и отлубила.

Конар Гелл расхохотался.

— Браво! Вы растите истинную воительницу, капитан! Жаль, что школы воительниц остались в языческом прошлом! Говорят, на Меркане они процветают по сию пору! У меня к вам предложение, Лебар. Пусть ваша дочь посещает занятия вместе с моим сыном и его малолетними кузенами. Слишком много опасностей вокруг и слишком мало рук держать оборону. Если рука сама тянется к мечу, грешно пренебрегать ею лишь потому, что рука женская.

— Доброте и щедрости Вашего Высочества нет предела, — пробормотал Шемас. Он склонил голову и попытался склонить голову упрямой дочке. Та упорно вырывалась.

— Отпустите ее, Лебар. Пойдемте лучше со мной, у меня есть еще один разговор к вам. За леди Дарину не беспокойтесь, Нева позаботится о ней.

Капитан поднялся, вложил ладошку дочери в руку личной няньки принца Хелсина.

— Слушайся монну Неву, Дара! Не то останешься вечером без орешков.

Пригрозив дочери, он проследовал за принцем, недоумевая про себя, что за разговор к нему у высокородного аристократа. Конар привел Шемаса в собственные апартаменты. Войдя, гвардеец вытянулся в струнку.

— Вольно же, Лебар, — махнул рукой принц. — Присаживайтесь.

Принц захлопнул дверь и сел в кресло. Только тогда Шемас позволил себе принять его приглашение и опуститься на роскошный стул с позолоченной спинкой и обивкой из красного бархата.

— Я высказал вам прилюдно лишь половину своего предложения. Вашей дочери стоит заниматься не только физическими упражнениями. У нее есть и другие способности.

— Милорд?

— Нева, нянька Хелсина, утверждает, что ваша дочь сбила ее с ног, когда Нева попыталась отнять меч и оттащить Дарину от моего сына. Дарина оттолкнула Неву, не прикасаясь к ней. Так утверждает Нева. Я склонен ей верить. Эта женщина не того десятка, чтобы измышлять небылицы, лишь бы снять с себя вину.

— Ваше Сиятельство хочет сказать, что моя дочь — чародейка?

— У нее есть магические способности. И она пользуется ими, наверняка непроизвольно. Если они настолько сильны, ей необходимо обучаться. Настоятельно рекомендую вам переговорить с леди Лассирой или монной Фелион. Ни у кого из Старых в настоящий момент нет учеников. Все время они посвящают государственным делам и обучению молодых магов из бывшей Академии. Но если я что-то смыслю в магии, для вашей дочери могут сделать исключение. Лучше обратиться к Лассире. Она сама неплохо владеет мечом и сможет тренировать Дарину как в магии, так и в фехтовании.

— А мэтр Ионах не имеет воинской практики? — вырвалось у Шемаса, прежде чем он успел осознать свою дерзость. Принц крови проявил неслыханное внимание к простому солдату — принял участие в судьбе его дочери — маленькой гордячке, покусившейся на родного сына принца! Его Высочество направлял Шемаса к могущественной волшебнице, а ему этого показалось мало — он захотел иметь дело с самим легендарным вожаком Старых! Шемас не удивился бы, прикажи сейчас Конар отстегать его плетьми. Но тот спокойно покачал головой.

— Ваша дочь может обучаться только у женщины. Дело в том, что маг, обучающий ученика противоположного пола, подвержен сильному плотскому желанию. И это не зависит от зрелости подопечного. Конечно, мы всецело доверяем мэтру Ионаху и любому из Старых Магов. Но это было бы несколько негуманно по отношению к ним, согласитесь! Леди Лассира — сильная волшебница. Надеюсь, ваша леди… Калема, если память не изменяет мне, не будет против?

— Калема не леди, — быстро сказал Шемас. Выдавать себя за особу знатного происхождения и вступить в брак с дворянином каралось смертной казнью. Конар поднял бровь.

— У нее благородные черты лица. Она бастард?

— Да, милорд. Ее отец — зандусский аристократ. Мать — славийская белошвейка.

— Ваша дочь — бастард во втором поколении… — проговорил принц. — Значит, на ней ваш род прервется. Она и ее будущие братья и сестры — последние носители вашего имени. Их гены пусты. Вы не единственный в роду?

— Средний из трех братьев. Мой род не угаснет со мной.

— А вы сами? У вас никогда не будет внуков, если вы останетесь со своей нынешней женой. Это не причиняет вам боли?

— Я люблю Калему, — просто ответил Шемас. Обычно он испытывал раздражение и даже злость, когда кто-то заводил эту тему. Но вопросы принца звучали мягко и доброжелательно. Он спрашивал не затем, чтобы уязвить Шемаса, а чтобы понять. — Внуки? Было бы хорошо иметь внуков, но не настолько, чтобы отказаться от Калемы. Боль? Я терплю боль постоянно. Боль вины за то, что сделал с Калемой, когда наш полк взял Хамис. Сию боль мне не избыть до конца моих дней, милорд. Для другой боли в моем сердце не остается места.

— И все же попытайтесь простить себя, — мягко посоветовал принц. — Люди меняются. Вы уже не тот солдат, что сотворил насилие над беспомощной пленницей. Я наблюдал за вами обоими во время работ. Вы — любящий муж и отец. Ваша боль только отравит существование вам и вашим любимым людям.

— Это я, милорд. Я сам пытался убедить себя, что я изменился. Калема твердит мне то же, чтобы утешить. Но солдат, который учинил зверство над Калемой, жив по сию пору. Его чувства никуда не делись. Они идут бок о бок с моей любовью к ней и дочери.

Принц наклонил голову, внимая Шемасу.

— Н-да, жаль, что так вышло…

— Мне тоже жаль, милорд. Но даже Придворный Маг, да не вырвется его душа из преисподней, не смог бы изменить прошлого.

— Вы правы. Именно поэтому я и советую вам простить себя. Но я имел в виду другое. Жаль, что ваша супруга не дворянка. У Меаны не уцелело ни одной фрейлины. Когда я увидел ле… монну Калему, сразу обрадовался, что нашел подходящую кандидатуру. Жаль… Впрочем, возможен иной вариант! Камеристке Меаны за семьдесят. Она чудом уцелела, когда погибло столько молодых полнокровных девушек! Это выглядит как несправедливость Создателя, согласитесь!

Шемас осторожно улыбнулся, не желая более явно поддакивать еретическим высказываниям.

— Меана держит Лоду исключительно из сострадания — не прогонять же давнюю и преданную служанку! Но всю работу выполняет сама. Если бы ваша жена согласилась стать помощницей Лоды, Меана была бы счастлива.

Когда Шемаса назначили в королевскую гвардию, он сбился с ног, чтобы найти во дворце место для Калемы. Он был готов пристроить ее даже на кухню, хотя офицерская честь пострадала бы от сожительства с кухаркой. Калему приняла горничной одна из фрейлин супруги министра путей. И министра, и его супругу, и большую часть фрейлин со служанками унесло в Ледовитый Океан потоком возрожденной Иртел. Раньше должность камеристки принцессы крови была великим почетом и пределом мечтаний. Теперь сам Шемас оказывал услугу высокородному Конару, разрешая жене стать камеристкой леди Меаны.

Шемас вспомнил все, что слышал о судьбе принца и его родных. Его нельзя было назвать ни счастливцем, ни страдальцем. Гелламу, загородное поместье, где жили его родители, испепелило Сожжение. Личный маг при дворе старшего лорда Гелла переоценил свои силы. Он растянул защитный кокон слишком широко. Кокон не удержался, и багрово-черное пламя накрыло замок вместе с его самонадеянным защитником. Престарелые лорд и леди Гелл расплавились в стенах родового гнезда. Во дворце утонул младший брат принца. За полгода до того он получил должность пажа у Отона. Пареньку не исполнилось и семнадцати.

Но жена и сын Конара выжили. Многие завидовали и этому. Если в Сожжении погибали и выживали целыми семьями, то Потоп забирал жертвы поодиночке. Иртел сделала бобылями сотни семейных людей.

Принц поднялся, и Шемас тут же вскочил.

— Я отведу вас к леди Лассире, чтобы она смогла немедленно уделить вам время. Не стоит затягивать. Пробуждение магического дара в столь раннем возрасте может быть опасно. И, капитан… Не смотрите слишком пристально на волосы волшебницы.

— Милорд?

— У леди Лассиры осветленные волосы. Вы знаете, кто в королевстве красит волосы в белый цвет.

Шемас позволил себе ухмылку. Волосы осветляли шлюхи.

— На Меркане так делали Белые Бестии. Отряд наемников, где служила леди Лассира. Еще они наносили татуировку на левое запястье. Она очень резка с теми, кто пытается поддеть цвет ее волос. Я предупреждаю вас заранее, чтобы вы не выпучили глаза, увидев ее.

Принц отыскал волшебницу в Магической Канцелярии, в бывшем кабинете Придворного Мага. Поначалу Старые, как и остальные обитатели дворца, старались избегать зловещих апартаментов, но они оказались наименее повреждены огнем и водой, и суеверный страх был непрактичен. Магичка собственноручно уничтожила огнелицые гербы и заняла кабинет Кэрдана.

Лассира внимательно выслушала рассказ Конара. Когда тот закончил, она обратилась сразу к Шемасу, не сочтя нужным ответить что-то принцу хотя бы из вежливости. Шемас старательно не смотрел на волосы волшебницы.

— Это серьезно, капитан. Магический дар редко проявляется в столь раннем возрасте. И не приносит добра носителю и его окружению. Ребенку не достает осознанности, чтобы концентрировать и направлять силу. А сила неизбежно прорывается наружу — нередко в разрушительных формах. Ребенок с такими задатками должен находиться под неусыпным присмотром взрослого мага. Неплохого педагога, который умел бы не только контролировать выплески магической силы ребенка, но и общаться с ним на его языке, доносить, что с ним происходит…

— Смею ли я надеяться, что миледи окажет честь…

Лассира прервала его, засмеявшись.

— Вы решили, что я нахваливаю себя, капитан? Увы, мои педагогические таланты ниже плинтуса. Из Старых самые талантливые педагоги — Билар и Фаэлон. У них еще сохранилась вера в лучшее в человеке. Увы, неотступный присмотр за дитятей — роскошь не для них. Хотя, видит Создатель, им хотелось бы того куда больше, чем удерживать распадающееся по клочкам королевство и его сумасбродную королеву. Я подберу кого-нибудь из Молодых Магов. Среди них немало искренних и талантливых ребят с тонкой душой. Кэрдан не успел влить отраву и обессилить каждого. К примеру, Имэна. У нее завидное терпение, чем не можем похвастаться ни я, ни Фаэлон. Я познакомлю вас с девушкой. Если она понравится вам, а главное — е талантливые педагоги — Билар н? честь…алышу, как ему следует поступить в тойо их дочь — потенциальная вашей дочери, то и займется ее воспитанием. И, капитан…

— Миледи?

— Я не убиваю за внимание к цвету моих волос. Вам не обязательно так напряженно отводить глаза в сторону.

Шемас вышел из Магической Канцелярии, пристыженный, что так и не сумел скрыть от волшебницы замешательство цветом ее волос. Затем гвардеец забыл о стыде, потому что заметил впереди себя седого мужчину со вздутыми венами на руках. Маркиз Долан. Тот, кто спас его и Калему от потопа в башне Павир.

До сего дня капитан иногда видел его издалека, но никогда не имел возможности подойти и поблагодарить спасителя. Они даже не обменивались кивками. За это время Шемас кое-что узнал о маркизе. Например, что его насильно перетянули на сторону королевы и Старых Магов вместе с другими ренегатами. Узнал о мертвой жене и отчаянной надежде безумца.

Он узнал, что тело леди Долан хранилось на средних ярусах башни Павир. Только поэтому в день Потопа маркиз оказался в башне, чтобы остановить воду, спасти жену Шемаса и сорок других женщин. Он спасал возлюбленные останки. Но для Шемаса это не имело значения. Если бы не этот человек, Калема была бы мертва. Он обязан маркизу ее жизнью.

Еще Шемас узнал, что Долан был изуродован в последнем сражении с Придворным Магом — том самом, которое закончилось Сожжением. Капитан ускорил шаг и поравнялся с маркизом.

— Атенас гайям, этер Долан, — приветствовал он его на диалекте Медайн — провинции Гвирата, откуда происходил Долан. Мать Шемаса была оттуда родом. Он научился нескольким фразам, когда гостил у ее родни.

Маркиз обернулся. Он избегать смотреть людям в глаза. Никогда не оглядывался по сторонам, когда шел по дворцу. Ибо чаще всего встречал в чужих глазах насмешку или страх. Но сейчас он внимательно смотрел на человека, заговорившего с ним на языке его родины. На языке его любимой. Смотрел без сильного интереса, но с вниманием, коего не удостаивался никто с тех пор, как его привезли во дворец пленником, держа в заложницах покойную жену.

— Атенас гайям, этер капитан.

— Лебар. Шемас Лебар, к вашим услугам, милорд. Вы спасли меня и мою жену в башне Павир. Я до сих пор не поблагодарил вас. Я ваш должник до конца моих дней. Благодаря вам я сохранил самое дорогое в своей жизни. Если вам понадобится любая помощь, можете безоговорочно на меня рассчитывать. Слово чести дворянина и солдата.

Маркиз молча выслушал речь Шемаса. Прямодушный капитан не понимал, насколько ранит маркиза его благодарность. Сам Долан не сохранил то, что было ему дороже жизни…

— Я рад за вас, капитан, и принимаю вашу благодарность. Хотя не думаю, что когда-нибудь воспользуюсь ею.

— Милорд, о вас говорят, что вы замкнутый человек. Тяжело быть одиноким в нынешнее время. Если я ничем не могу услужить вам… могу ли хотя бы предложить дружбу? Когда вам одиноко вечерами, и хочется отдохнуть в дружеской компании, вы всегда можете прийти к нам с Калемой.

По лицу маркиза пробежала тень, словно само упоминание чужого семейного счастья причиняло ему боль. Но он снова сдержал горькие чувства.

— Благодарю вас за искренность. Я принимаю вашу дружбу… но не стану обременять вас визитами. Я привык к одиночеству. Оно не тяготит меня. Тем не менее, отныне я считаю вас другом, милорд Лебар. Доброго вам вечера. Вам… и вашим родным.

Они почтительно поклонились друг другу. Шемас пошел к себе, поделиться с Калемой новостью, а маркиз проследовал в башню Павир, в охраняемые склады припасов. В одной из морозильных камер хранилось тело его жены, запечатанное заклинаниями. Каждый вечер он являлся сюда, не пропуская ни одного дня.

По первости маркизу в спину летели смешки и приглушенные издевки. Он не реагировал, не отвечал насмешникам. Постепенно его перестали задирать. Он был слишком далек, слишком глубоко внутри себя, чтобы его можно было достать насмешками из панциря горя и одержимости.

Сейчас часовой молча распахнул перед Доланом дверь, не спрашивая пароль. Он не уделил ни взгляда, ни мысли одержимцу. Ритуал маркиза сделался для караульных башни Павир таким же привычным, как для него самого.

Глава 9. Мозговой штурм

День был таким же, как десятки дней до него. И какими будут десятки дней после, предчувствовала Келитана. Нет, сотни дней. Вряд ли все закончится быстро — все эти оттирания, отмывания, покраски, штукатурки…

Принцесса со вздохом взяла ненавистную метлу и приступила к ненавистному занятию — уборке мусора за камнетесами. Камнетесы были ненастоящими, не из цеха каменщиков. Гвардейцы, придворные, даже маги. Но и Келитана была ненастоящей подметальщицей.

Если бы кто-нибудь мог сейчас прочитать мысли принцессы, немало удивился бы. Келитана прослыла трудолюбивой пчелкой. Она не гнушалась самой черной работы, всегда находила себе самые замусоренные и захламленные участки, чтобы расчищать и отмывать их… Ею восхищались, ее ставили в пример. И никто не задавался вопросом, что творилось у принцессы внутри.

А внутри творилось глубочайшее омерзение. Уборка была противна, отвратительна. Каждое утро, просыпаясь, Келитана до скрипа стискивала зубы, заставляя себя подниматься, умываться, одеваться — с тем, чтобы снова целый день, от рассвета до заката, драить, подметать и оттирать.

Ее кузина, принцесса Меана Гелл, говорила, что работа помогает ей забыться. Не думать и не горевать о родных и близких, сгинувших в Сожжении и Потопе. О родителях — высокородных герцогах Регар… О сестре и племянниках, о родителях мужа, о друзьях.

После слов кузины Келитана некоторое время лелеяла надежду, что и ей работа поможет отвлечься от тяжких воспоминаний. Поможет не слышать голоса тех, кто был ей дорог… В первую очередь — голос одного такого человека, самого родного и ценного для принцессы, вперед даже родителей и других кровных родичей…

Ее надежды оказались тщетны. Рецепт кузины Меаны не сработал для нее. За работой мысли вертелись в голове еще навязчивей, а голоса звучали еще громче. От этого Келитана возненавидела уборку втройне.

Зачем же она занималась ею? Почему не воспользовалась привилегией, дарованной Гретаной принцам крови — отказаться от участия в работах по реконструкции? Нравилось, что ее ставят в пример? Нравилось восхищение двора ее трудолюбием и упорством?

Келитана даже не замечала восхищения. Нет, не совсем так. Она замечала его — краешком сознания. Ловила на себе уважительные взгляды, слышала похвалы в глаза и за глаза. Но они оставляли ее совершенно равнодушной. Есть похвала, нет похвалы; есть восхищение, нет восхищения — принцессе было глубоко безразлично. Будь дело только в похвале, она ни за что не стала бы выносить эту бесову каторгу. Восхищение того не стоило.

Принцесса не нуждалась в похвале и восхищении, и точно так же она не боялась чужого осуждения. Она слышала, с каким презрением говорили о кузенах, принцах Хэгете и Шегете, братьях Ее Величества, которые единственные из всего двора воспользовались дарованной привилегией и отказались участвовать в реконструкции. Келитана не презирала и не осуждала принцев. Она им завидовала.

Принцам тоже было наплевать на чужое восхищение или презрение. А еще им было наплевать на то, на что Келитана, к своей беде, плюнуть не могла. На чувство долга. Когда объявили начало работ, Келитана просто не смогла не сказать себе: "Кто, если не я?" Не смогла не надеть потертые штаны погибшего слуги и не взять в руки швабру.

Возможно, если бы она знала, сколько мучительных часов эта швабра ей принесет впоследствии, она бы промолчала. Точнее, сказала бы себе — "Кто угодно, только не я". Три тысячи человек начали реконструкцию. А потом прибыли работники из провинций. Кто угодно мог выполнять принцессину работу, столь ненавистную ей.

Но проклятое "Кто, если не я", проклятое чувство долга продолжало звучать в голове так же назойливо, как голоса погибших близких. Принцесса не могла не понимать, что, сколько бы новых работников ни прибывало, работы не становилось меньше. Каждый человек по-прежнему был на счету. Работе не виделось ни конца, ни края. И Келитана не могла покинуть поле боя, пока сражение продолжалось. У красивой принцессы было обостренное чувство долга.

Скрежеща зубами, Келитана выполняла долг. Каменная крошка отправлялась на совочек, совочек ссыпался в мусорный мешок, мусорный мешок по заполнении относился на тележку, тележка отвозилась в Бальную Залу, где маги трансформировали мусор в новый строительный материал.

Разумеется, все это вещи проделывались не сами по себе, а нежными холеными ручками Келитаны, от первого до последнего действия. Если рядом не появлялся кто-нибудь, желающий избавить принцессу хотя бы от одной из тягомотных обязанностей. Например, Лайдон, юный бастард из Атреи. Как раз сейчас парень выбежал из-за угла и выхватил потяжелевший мешок из рук принцессы, прежде чем успел поздороваться.

— Ой! Спасибо, Лай! Ты такой милый! — она обворожительно улыбнулась нежданному помощнику, заставив юношу залиться пунцом. Он и в самом деле ужасно милый. Так легко краснеет.

Принцесса неожиданно сдружилась с юным бастардом Лайдоном. Мальчик сумел чем-то тронуть девушку, как до этого тронул капитана Лебара. Принцесса любила шутить — и любила искренний смех. Смех окружавших ее придворных почти всегда был фальшивым. Они смеялись не потому, что разделяли ее веселье и не потому, что впечатлялись остроумием девушки. Они хотели ей угодить. Мальчик Лайдон заразительно ржал во весь голос, стоило Келитане состроить одну из ее фирменных гримас. Принцесса была непревзойденным мастером строить гримасы и корчить рожи. И с Лайдоном она отрывалась на всю катушку. Иногда ей казалось, что с ним она накорчила столько рож, сколько не корчила за всю свою жизнь. Если не считать Лесию… Вот перед кем Келитана гримасничала столь же обильно, сколь перед Лайдоном…

Еще Лайдон был невероятно эрудирован и остроумен. С атрейским бастардом Келитане было так интересно и весело, как ни с одним высокородным подхалимом, пытавшимся подольститься к принцессе крови. И он постоянно выручал ее с ненавистной уборкой. Этого точно ни один из выживших ухажеров принцессы ради нее не делал. Вот и сейчас Лайдон отволок мешок на тележку и вернулся к Келитане.

— Как еще помочь, Ваше Высочество? Только скажите!

— Забери меня отсюда, мой преданный друг! Меня тошнит от вида облупленных стен и каменной крошки, которую нужно мести, мести, мести, снова и снова! Давай лучше сходим на Общее Собрание! Я ни разу не посещала их, а стоило бы. Государственные дела — тоже долг принцев крови, — скорбно вздохнула Келитана. — На собрании будут все аристократы и маги разных кровей. Пойдешь со мной? Я умру от скуки, а так хотя бы будет с кем посплетничать!

— Я не аристократ, миледи.

— Брось, Лай, никто и не заметит. А если кто спросит — скажу, что ты мой паж из рода Герис. Это вассалы моей семьи. Они все погибли, некому будет оспорить твою принадлежность к их роду. Ну же, дружище! Мне хочется обсуждать наших придворных, сплетничать и высмеивать, а с кем мне еще это делать, если не с тобой!

— Боюсь, миледи, высмеивать будет нечего. Я слышал, что на собрании будут обсуждать невзгоды, обрушившиеся на наше королевство. И искать выход. Мэтр Молас рассказал государыне, что в Магической Академии такие собрания назывались — мозговой штурм.

— Ну и словечки, — фыркнула Келитана. — Что толкового мог предложить этот безродный ренегат. Непонятно, почему кузина Гретана так прислушивается к нему. Его надо держать подальше от государственных дел, как и всех выкормышей Академии. Любой из них может оказаться шпионом Кэрдана.

— Ее Величество берет ту поддержку, которую ей навязывают, — промолвил Лайдон. — Чем настойчивее поддержка и чем большей лестью сопровождается, тем сильнее она к ней склоняется. Старые Маги не пользуются ее доверием и благосклонностью, потому что разговаривают просто и доказывают преданность королевству делами, а не словами. А велеречивые островитяне и этот елейный Молас вкрались к ней в доверие.

Келитана вновь подивилась наблюдательности и проницательности юного бастарда. Откуда худородный провинциал мог так тонко подмечать подводные камни дворцовых интриг? Чем дальше, тем сильнее Лайдон напоминал принцессе ее любимую фрейлину, сгинувшую в Потопе. Лесия была такой же проницательной и остроумной, так же громко и беззастенчиво хохотала над шутками и гримасами принцессы, а еще была ее наперсницей в хулиганских проделках — хитроумной и изобретательной.

С появлением Лайдона Келитане иногда казалось, что она разговаривает с Лесией. Пару раз она даже оговаривалась, обращаясь к мальчишке не Лай, а Лес. Один раз тот сам не заметил и откликнулся, как ни в чем не бывало. Странный парень. Он не спросил, что это за Лес. Даже не поправил принцессу. Просто продолжил разговор, как будто так и должно быть.

— Да уж, вкрались! Брр, — передернуло Келитану. — А кузина Гретана ведется на их лесть, правильно говоришь. Пойдем, Лай! — заканючила принцесса внезапно, без перехода, добавив в голос нарочито капризные нотки, как она делала подчас, чтобы добиться своего не нытьем так катанием. — Мне будет бесовски скучно без тебя! Ты не можешь подложить мне такую свинью!

Юноша вздохнул.

— Как миледи прикажет.

— Так-то лучше! — довольная Келитана мгновенно соскочила с демонстративного хныканья на прежний беспечный тон. — Я, пожалуй, не буду оттирать вон то пятно, как думаешь? Если здесь постелят ковер, его не будет видно, правда же?

— Никак не будет, миледи! — с ухмылкой подтвердил Лайдон. — Ни этого пятна, ни всех остальных.

— Тогда пойдем наряжаться на собрание! Я подберу тебе одежду. А ты поможешь мне выбрать платье.

Келитана снова забылась, что перед ней мальчишка, а не любимая фрейлина.

Два часа спустя принцесса и ее юный друг стояли рядом в Зале Торжеств, среди сотен придворных и магов. На трибуне были расставлены кресла вокруг трона королевы, для ее ближайших советников. Остальным предстояло перенести "мозговой штурм" на ногах.

Келитана зашептала на ухо Лайдону:

— Ты только погляди, как близко к кузине сел дон Антонио! Видимо, не зря дядюшка Конар говорит, что островитяне забирают все больше влияния при дворе. Даже генерал Гораций сидит дальше, хоть и по правую руку королевы.

Дон Антонио был представителем Островной Лиги при дворе Гретаны. Когда патриарх Лиги, дон Марио, представлял его королеве, то предложил Ее Величеству пользоваться руками Антонио, как своими собственными. Неизвестно, на что намекал патриарх, но фаворит королевы Гораций был крайне недоволен таким предложением. И впоследствии, когда государыня хотела поддеть преданного советника, или у них случалась размолвка, она грозила воспользоваться руками дона Антонио.

Островитянин был высоким, жгучим брюнетом с длинными курчавыми волосами и черными бездонными глазами. В отличие от соотечественников, он одевался не в серую одежду свободного покроя, а в яркие рубашки и трико, облегавшие его великолепные мускулы. Каждое утро он упражнялся в фехтовании на тренировочной площадке дворца, а из окон за ним наблюдали десятки глаз, мужских — с завистью, и женских — с вожделением.

Многие дамы добивались внимания дона Антонио. Но он был ровно вежлив со всеми, ни одной не выказывал большего расположения, нежели допускали правила дворцового этикета. Ни одной — кроме королевы. И генерал Гораций сильно нервничал, когда красавец брюнет оказывался неподалеку от Гретаны. А это случалось в последнее время все чаще.

Келитана была, пожалуй, единственной женщиной во дворце, не разомлевшей перед знойным островитянином. "От него веет холодом и тиной, — сказала она как-то Лайдону. — Эти глупые курицы млеют перед ним, и не замечают, что он смотрит на них не как петух, а как плотоядная выдра".

Сейчас островитянин располагался по левую руку королевы, чуть ближе, чем дозволял этикет. Сразу за ним стоял маг Молас, другой недавний приближенный королевы. Гретана наделила его титулом советника по магическим вопросам. Изначально, после ее воцарения, ими по умолчанию ведал Гораций. Но не так давно королева решила, что ее доверенный советник слишком загружен как фельдмаршал и военный министр, и решила разгрузить его, вручив официальные полномочия управления магическим советом мэтру Моласу. Нельзя сказать, чтобы Горация порадовала королевская забота. Управление магическими вопросами было для него скорее удовольствием, чем бременем. Но возражать государыне он не осмелился.

Не при делах оказались и Старые. Назначение Моласа старшим совсем не порадовало магов. Все они, кроме мечтательного Билара и скромного Талима, на дух не переносили выскочку-ренегата. И вот Гретана поставила его старшим над ними, хотя каждый из Старых Магов был в несколько раз сильнее и умудреннее опытом.

Моласу предстояло вести сегодняшнее собрание, как инициатору новшества. Сам он упорно поправлял, что будет не вести, а "модерировать", так что именовать его следует — "модератор"! На что Гретана ответила, что он может именовать себя хоть кулём дерьма, ибо проку от его затеи ровно столько же, как и от всех затей, что исходили от проклятого Болотника. Но, ругая ругмя новаторские подходы ликвидированной Магической Академии, она все же дозволила Моласу провести эксперимент с "модерацией мозгового штурма".

Поэтому, когда Гретана торжественно вплыла в Залу в сопровождении пятерки островитян, расселась на троне и махнула рукой, разрешая советникам также примостить седалища в кресла, сын кожевенника начал собрание. Он возвестил, оставаясь стоять:

— Лорды, леди, монны, мэтры. Ее Величество приветствует всех вас на этом необычном собрании. Для начала скажу несколько слов о его формате. Он может удивить вас, однако хочу заметить, что…

— А ну-ка брось этот словесный понос, мэтр! — оборвала его Гретана. — Давай-ка сразу к делу!

Молас залился краской, а Лассира не сдержала довольного хмыканья. Она невзлюбила сына кожевенника сильнее, чем прочие Старые. Волшебница была та еще сноба. О нет, она спокойно относилась к простому происхождению, хоть сама была аристократкой. Ионах и Фелион были простолюдинами, и это не мешало магичке уважать товарищей. Но она не уважала тех, кто пытался прыгнуть выше собственного таланта.

Молас, несмотря на его бывший статус в Магической Академии, обладал средним талантом, а метил при этом высоко. За то волшебница и презирала сына кожевенника. Когда Гретана ткнула его, как котенка носом в собственную лужу, Лассира испытала удовлетворение и даже прониклась уважением к королеве. Впрочем, она и раньше относилась к Гретане с некоторой симпатией. У обеих женщин было много общего — они не любили зауми и придворных витиеватостей. Обе не церемонились с противниками, да и с союзниками тоже.

Одернутый королевой Молас сумел взять себя в руки и продолжить, на сей раз быстро и по-деловому, без витийств:

— На повестке дня внешняя политика королевства. Зандус и Кситлания объявили нам войну. Князь Ришани четвертовал всех наших офицеров, расквартированных в Кситлану, а рядовых солдат приказал заковать в цепи и выслать на рудники. Король Эвару Зандусский аннексировал земли бывшей Славии. А также вторгся в Верхнеславию и Тарву и объявил их своими, поскольку Тарва была вассальна Славии до завоеваний Нея.

Возмущенные крики прокатились по Зале. "Как они посмели?!" "Бунт!" "Измена!" Молас поднял руку, пытаясь утихомирить собрание, но никто его не слушал. Тогда маг Вартах набросил на залу покров безмолвия, поглощавший все звуки. Люди открывали рты, но не слышали ни слова. Когда рты прекратили открываться, Вартах снял заклятье.

— Мэтр Молас, продолжайте собрание, — сказал он молодому ренегату. — Могу предположить, что князь Ришани расторг соглашение с государыней, когда узнал, что все кситланские дети погибли в Потопе?

— Об этом нам неизвестно, но логично предположить, что так.

— Логично предположить? — закряхтел престарелый граф Крамах, чудом переживший катастрофу. — То есть Ришани даже не известили о гибели заложников и не направили ноту соболезнования? Если он узнал об этом из слухов, а не из послания с печатью государыни, то неудивительно, что он счел нас убийцами.

Лицо Гретаны налилось багрянцем. Гораций выкрикнул:

— Вы забываетесь, лорд Крамах!

— Это вы забываетесь, юноша, — невозмутимо ответил старик. — Вы появились при дворе из ниоткуда и не владеете этикетом. Монарх обязан собственноручно описать другому монарху гибель его близких, если это случилось под его юрисдикцией.

Теперь побагровел и Гораций. Назревала жестокая перепалка. Прозвучал бархатный голос островитянина Антонио:

— Друзья, внемлем же друг другу! Благородный лорд справедливо указывает на правила этикета, обязывающие уведомлять другого монарха — пусть и сложившего регалии! — в должном порядке. Но подумайте, каково всем нам пришлось после обрушившихся на нас несчастий. Погибли десятки тысяч людей. Столица разрушена до основания. Неудивительно, что гибель кситланских заложников не получила должного внимания. Сие прискорбное обстоятельство отменить невозможно. Давайте подумаем, что же нам сделать теперь, когда события уже приняли печальный оборот.

Мягкая речь островитянина с глубокими обертонами убаюкивала. Кричащие и орущие члены собрания вдруг успокоились и заговорили невозмутимо, по-деловому. Зазвучали самые разные предложения — от засылки магического десанта для устранения Эвару и Ришани до подписания мирного договора с соседями и признания аннексии.

Мозговой штурм длился четыре долгих часа. Под конец у всех участников отваливались ноги и они мысленно клялись, что больше ни ногой на эту "модерацию". Единственное, что наштурмовали мозгами: направить магов в приграничные селения, оказать поддержку местной армии и ополчению, да пресекать изменнические настроения среди жителей. Больше из разрушенной столицы ничего нельзя было сделать, чтобы вернуть земли и покарать владык-соседей. Мэтр Молас вызвался сформировать команду присягнувших магов для отправки к рубежам Патриды и Атреи.

— Было бы полезно, чтобы команду возглавили Старые Маги, — промолвил сын кожевенника. — Без них отбить нападение Зандуса будет сложно.

Старые опешили, а Гретана согласно закивала. Фелион воскликнула:

— Это немыслимо! Реконструкция столицы и уход за посевами отнимают все силы.

Гретана спросила Моласа:

— Сколько Старых тебе нужно?

— По одному в каждый приграничный регион будет достаточно. В Патриду, Атрею, на юг Арвига и в степные земли.

— Четверо?! Это совершенно исключено!

— Повелеваю, — бросила Гретана. — Четверым Старым Магам отправиться в приграничные регионы. Трое останутся в столице управлять реконструкцией и посевами. Не растаете, не сахарные. У вас хватает помощничков.

После Общего Собрания семеро Старых провели собственное. Угрюмое и унылое.

— Кто мы здесь и что?! — воскликнул Вартах. — К нам относятся как к холопам. Гретана помыкает нами и ни в грош не ставит. Со дня, как я прибыл во дворец, я не слышал ни слова благодарности от нее. Одни попреки и унижения. Что это за королева, чем она лучше Отона?! Мне надоело. Я хочу вернуться в свою хибару, где нет королей и королев, нет придворных, нет скользких ренегатов вроде этого Моласа! Мерзавец исподтишка навязывает нам традиции проклятой Академии. Этот мозговой штурм, сплошное издевательство и пустая трата времени! К бесам. Я ухожу. Возвращаюсь к отшельничеству.

Ионах поднял руку.

— Вартах. Все мы чувствуем то же самое. Мы пожертвовали покоем и уединением, чтобы помочь, а в ответ не услышали ни слова благодарности. Но разве мы пришли в столицу ради благодарности? У нас была собственная цель — свергнуть власть Кэрдана и вернуть прежний порядок. Первого мы добились — правда, непомерной ценой… Что насчет второго… По-прежнему уже не будет. Слишком многое ушло и слишком многое пришло. Будет новый порядок. Хотим ли мы отстраниться от его созидания? Хотим снова замкнуться в отшельничестве? Это наш правомочный выбор. Мы сделали его много лет назад. Никто не вправе удерживать нас, если мы пожелаем вернуться к нему. Но, друзья. Подумайте о людях, которые сейчас стоят за нами. Подумайте о детях из Магической Академии. Среди них есть змеи, подобные Моласу. А есть наивные дети, попавшие в сети Кэрдана и получившие надежду выбраться из них. Разве мы можем бросить их на произвол судьбы? Точнее, на произвол островитян.

— Можем предложить им уйти с нами, — сказал Герт. — Набрать учеников и обучать их вдали от сего проклятого пепелища.

— Они принесли присягу, — напомнил Ионах. — Мы хотим начать с клятвопреступничества? Обречь детей на изгнание? Нет. Нам придется остаться при дворе. До тех пор, пока Гретана сама нас не прогонит.

— Что она уже начала делать, — буркнула Лассира.

— Начала, — кивнул Ионах. — Посему предлагаю выход. — Те, кому невмоготу терпеть неблагодарность Гретаны и произвол островитян, могут последовать приказу королевы и уйти к рубежам. Там над вами не будет придворных начальников. Провинциальные правители уважают и боятся Старых Магов. К вам будет достойно относиться. Отберите себе надежных учеников и возьмите с собой. Молас обещал "сформировать команду" — неизвестно, кого он включит туда. Возьмите с собой тех, на кого можете положиться. Мы должны настоять, чтобы в команду были включены те, кого мы выберем сами. Это будет компромиссным решением, Герт. Мы повинуемся королевскому указу и не нарушим присяги. В то же время уйдем из дворца с преданными молодыми магами.

— Осталось решить, кто уйдет, кто останется, — подал голос Билар.

— Тебе решать не доведется, друг Билар, — вздохнул Ионах. — Тебя ждет Иртел. Она возложила на тебя тяжкую миссию. Если ты пожелаешь избежать ее, месть богини может быть чудовищной.

— Я помню о сей доле, Ионах. И не пытаюсь избежать ответственности. Денно и нощно я ломаю голову, как угодить богине малой кровью. Я засыпаю с этой мыслью и просыпаюсь с ней. Но решение так и не пришло мне. Те варианты, кои я могу измыслить, сокрушают меня самого жестокостью и недозволительностью.

Ионах вздохнул.

— Я останусь с тобой, чтобы разделить ношу сию, Билар. Хотя видит Создатель, мое желание покинуть это место не слабее, чем у Вартаха. Вартах, Герт, правильно ли я понял, что вы согласитесь отправиться к рубежам?

Оба мага кивнули. К ним присоединилась Лассира.

— Если Эвару и правда нападет на нас, я не хочу упустить хорошей драчки. Мне надоело торчать здесь в ожидании очередного потопа, да заниматься хозяйственными делами, словно мужняя жена. Я боевой маг, а не домохозяйка.

Волшебница и впрямь была боевым магом. Но на Ремидее последние двести лет царил мир, прежде чем Кэрдан развязал войну с соседями. А на Весталее магия была под строжайшим запретом. Единственное место, где волшебница могла развернуться — Меркана. Там она и прослужила несколько десятилетий в отряде наемников. "Белые Бестии" предлагали услуги многочисленным королевствам и княжествам огромного материка в их нескончаемых усобицах.

Ионах кивнул, соглашаясь с решением Лассиры.

— Там тебе будет лучше, Ласс. Хотя и в столице твои боевые умения могут пригодиться.

Фелион промолвила:

— Лучше и мне покинуть дворец. Гретана не любит меня больше прочих. Если я не буду мозолить ей глаза, глядишь, она подобреет к оставшимся.

Ионах покачал головой.

— Только не ты, друг Фаэлон. Я разделяю ношу Билара, но мне нужен тот, кто разделит мою ношу. Без тебя мне станет совсем непереносимо здесь.

— А кто еще, Ионах? Талим занят на посевах. Ты, он и Билар — вот те трое, кому дозволено остаться во дворце.

Талим сказал:

— Молодой Гиран справляется с посевами куда лучше меня. Я лишь взялся за то, за что кто-то должен был взяться, а он — агроном по призванию. Много такого ведает, что в новинку для меня. С его появлением мое участие в посевных работах потеряло смысл. На него можно положиться. А я с удовольствием отбуду из столицы.

Лассира возразила:

— Гиран прибыл во дворец совсем недавно и мы ничего не знаем о нем. У нас не было возможности убедиться в его преданности и надежности.

— Ласс права, — согласился Ионах. — Фаэ, ты сможешь контролировать работу молодого мага, если Талим отбудет? Ты назначила Гирана на сию должность и ответственность за него на тебе.

Волшебница вздохнула.

— Вы сговорились против меня. Говорю же вам, Гретана угомонится, если я исчезну с ее глаз. Тогда вам, троим оставшимся, станет полегче.

— Королеве придется потерпеть твое присутствие, — отрезал Ионах тоном, не терпящим прекословия. — Ты нужна мне здесь.

— Только ради тебя, Ионах. И ты мой должник.

— Я давно уже твой должник, Фаэлон. Итак, решено. Разделитесь между собой, кто куда направится. Готовьтесь в путь и правильно выбирайте команду.

Покинув совещание, Фелион наткнулась на Гирана, ожидавшего ее под дверью.

— Что ты здесь делаешь, милорд? Подслушиваешь?

Молодой маг издал смешок.

— Я пытался, монна. Но мэтр Ионах оградил ваше собрание пеленой неслышимости.

— Что же ты надеялся услышать?

— Кто покинет дворец и кто останется. Всей душой болел за то, чтобы вы не уехали.

— Создатель услышал твои молитвы. Ионах, Билар и я остаемся. Талим сложил полномочия и сказал, что ты справляешься с посевами куда лучше него.

— Мэтр преуменьшил свои заслуги.

— Как бы то ни было, теперь ты в моем непосредственном подчинении, милорд. И клянусь, когда-нибудь ты пожалеешь об этом. У меня отнюдь не такой мягкий характер, как у Талима.

— Теперь монна сама на себя наговаривает. У вас добрый и самоотверженный характер. Не будь так, вы бы уехали. Я вижу, как тяжко вам здесь. Не иначе, сам мэтр Ионах попросил вас остаться.

— Кажется, ты все-таки подслушивал, — буркнула Фелион.

— Просто я умею думать и видеть человеческие души. Монна, я поджидал вас не только для того, чтобы убедиться, что вы останетесь. Хотя это крайне важно для меня. Я хочу сообщить вам нечто важное в свете сегодняшних новостей о нападении князя Ришани. Сомневаюсь, что кто-то во дворце знает об этом, кроме меня. Я должен поделиться с вами.

Фелион прищурилась.

— Пойдем обратно в кабинет. Пелена Ионаха еще должна действовать. А если она истаяла, я ее обновлю.

Колдунья и молодой маг вошли обратно в комнату, только что покинутую Старыми. Фелион сплела заклятье звуконепроницаемости и повернулась к Гирану.

— Я тебя слушаю, милорд.

— У меня был друг в Академии. Его имя — Кешан. Он шел на хорошем счету у милорда Артана и самого Придворного Мага. До войны его включили в состав разведывательной группы лорда Артана, которая направилась в Кситланию. Большинство магов вернулись с окончанием войны. Но трое остались, в том числе Кешан. Никто не вспомнил о нем, когда миледи Гретана поднимала восстание и боролась с лордом Кэрданом. Никто не пытался связаться и привлечь на свою сторону — ни присягнувшие маги, ни беглецы. Но я общался с ним. Кешан готов вернуться в столицу, присягнуть и служить. И он сообщил кое-что, чего не сказал Молас. Может, советник королевы не знал того. Может, утаил.

— И что это, Гиран? Говори, не тяни!

— Кешан видел детей. Тех самых, которых он отбирал в заложники по наводке милорда Артана. Они не погибли в Потопе. Они вернулись в Кситлану, целыми и невредимыми. Потому Ришани и сверг власть государыни.

— Проклятье… Но как это возможно?! Мы не видели ни одного кситланского ребенка с Потопа.

— Вы — не видели. — Гиран напомнил, что его самого в это время в столице не было. — Могу представить, что в момент потопа вам было не до кситланцев. Но кто-то, похоже, улучил момент забрать детей из дворца и доставить на родину. У кого-то была такая возможность. Кто-то предусмотрел шанс внести очередную смуту. А может, просто пожалел детей и захотел их спасти. Но тогда остались бы хоть какие-то их следы. А вы не видели и не слышали о детях ничего. Значит, кто-то тщательно заметал следы. Кто и с какой целью?

— И что этот кто-то может еще сотворить, — пробормотала волшебница. — Я хочу поговорить с твоим Кешаном, Гиран.

— Я свяжу вас с ним. И, монна, я хочу сказать еще кое-что.

— Еще? Право, Гиран, сколько сюрпризов ты приберег для меня на сегодня?

— Это не сюрприз. Это глубоко личное. Я никогда не встречал такой женщины, как вы. Я восхищаюсь вашей прямотой и самоотверженностью. Я был бы счастлив стать вашим личным учеником.

Фелион прищурилась.

— Это самый неожиданный из твоих сюрпризов, Гиран. Ты знаешь, кто был моим последним личным учеником?

— Слухи ходят, монна.

— Честолюбие подогревает тебя пойти по стопам Придворного Мага?

— Не честолюбие. Вы.

Гиран взглянул в глаза волшебнице прямо и открыто. Та вздрогнула. Она совсем забыла взгляд мужчины, который желает женщину. Она отвыкла быть желанной. Ионах и другие Старые Маги — давние товарищи. Никто из студентов-ренегатов не смел смотреть на нее так. Лассира сама выбрала себе молодого парня для постельных игр и использовала его лишь с этой целью. Ей доставляли удовольствие его страх и покорность в постели с ней. Но Фелион даже не вспоминала о возможности завести любовника. Слишком много хлопот и слишком мало времени для любви. А одни лишь постельные утехи были волшебнице безразличны.

— Гиран… Если ты хочешь женщину, не обязательно становиться ее учеником.

— Я хочу всего, монна. Быть подле вас. Учиться у вас. Служить вам. Любить вас. Если вы откажете мне в остальном, позвольте хотя бы помогать и служить.

— Этого я у тебя точно не отниму. Слишком мало нынче тех, кто готов служить. Насчет остального… Я присмотрюсь к тебе. Я совсем не знаю тебя, Гиран. Ты хорошо работаешь, но хороший ли ты человек? Однажды я ошиблась с учеником. Не хочу повторять ошибку. И еще меньше не хочу ошибаться в мужчине.

— Сделайте все, что вам необходимо, монна Фаэлон. Присматривайтесь. Проверяйте меня. Испытывайте. Я понимаю ваши опасения. И готов на все, чтобы вы уверились во мне. Я готов ждать.

Вечером Фелион пересказала Ионаху разговор с Гираном, опустив его последнее предложение. Она лишь упомянула, что молодой маг заверил ее в своей преданности. Ионах слушал с недоверием.

— Кситланские заложники живы? Кто мог вывести их из дворца и доставить на родину? Зачем?

— Зачем — ответ очевиден. Чтобы случилось то, что случилось. Чтобы ничто не препятствовало Ришани объявить войну Гретане.

— Провести тридцать детей через все королевство непросто. Похитители должны обладать надежным прикрытием. Если они вообще были. Если эта история — не выдумка Кешана. Или самого Гирана.

— Ты считаешь, Гирану нельзя верить?

— Нельзя верить никому, Фаэ. Посмотри на нас. Мы здесь никто. С нами не считаются. А почему? Потому что мы не умеем вести игру. Весь заговор Гретаны увенчался успехом лишь потому, что мы примкнули к нему. И кто об этом помнит? Нас использовали и отбросили в сторону. Потому что мы не умеем интриговать. Мы умеем лишь действовать. Работать. Не плести интриги и заговоры. И сейчас мы лишь делаем черную работу. Остальные борются за власть — Гораций Молас, островитяне. Все наперебой льют Гретане в уши то, что ей приятно слышать. И то, что выгодно им самим. — Ионах, сам того не ведая, повторял речи принцессы Келитаны. — Очень скоро мы потеряем все, что имеем — если не сменим тактику. Мы оставались в стороне от придворных игр, считали их детскими забавами. Но это не так. Это наша возня с посевами и строительными работами — детские забавы. От нее не останется ничего, разные паразиты разрушат или приберут к рукам все, что мы сделали, если мы не научимся играть по их правилам.

— И как мы должны играть?

— Надо найти союзников при дворе. Тех, кто разбирается в таких играх и умеет вести их. Тех, кто недоволен островитянами и их растущим влиянием. Надо примкнуть к партии. Или создать свою.

— Как ты заговорил, — хмыкнула Фелион. — Как заправский интриган.

— Пытаюсь напялить на себя шкуру оного, — хохотнул в ответ Ионах. — Потому что если не так, то нам с тобой придется сделать то, что посоветовал Вартах — бросить все и удалиться в леса и горы. И наблюдать со стороны, как стервятники раздирают эту злосчастную страну по кусочкам.

— И как мы будем искать партию, к которой примкнуть? Или создавать?

— Пусть твой Гиран поможет тебе в этом. Он аристократ. Он учился в Академии. Он говорит, что предан тебе. Говори с ним. Пусть он рассказывает тебе о придворных, о принцах и сановниках. Кто они, чем живут, во что верят. На кого можно положиться, а кого лучше избегать. Не сообщай ему наших целей. Ему ни к чему знать, пока мы не уверились в его надежности. Просто спрашивай и слушай.

Фелион задумчиво проговорила:

— Ты прав… Мы не приспособлены к подобным играм. Мне претит сама мысль использовать этого мальчишку, чтобы выведать дворцовые тайны. Задавать ему вопросы с подковерным смыслом. Но ты истинно говоришь — у нас нет выбора, иначе нас сметут с пути и разорвут страну на части. Я попробую поговорить с ним. Он хочет стать моим учеником. Пусть сначала сам поучит меня…

Часть третья

Глава 10. Бродячий Айлен. Крысы в клетке

В огромном и пустом зале Бродячего Айлена собрались четырнадцать детей и волшебница Эйтана. Доди и шестилетняя девочка-фея играли в другой комнате под присмотром леди Беделин. Двое младших детей были слишком маленькими, чтобы осваивать магическое искусство. В центре зала лежала большая куча камней разных форм и размеров. Леди Эйтана указала пальцем на ближайший к ней камень, и он с грохотом взорвался, как праздничная петарда. Каменная крошка взметнулась в воздух и осела на пол горсткой щебенки.

— Повторить, — распорядилась волшебница. — Ты.

Она ткнула пальцем в семнадцатилетнюю Ираис. Жест очень походил на тот, которым Эйтана раскрошила камень. Странно, что фея тоже не разлетелась на кусочки под пальцем магички. Ираис помотала головой.

— Мне не нравится это волшебство. Я не хочу его повторять. Мне больше по душе магия леди Беделин. Она вырастила цветок прямо у нас на глазах.

— На уроках леди Беделин ты будешь делать то, что велит леди Беделин, — прошипела Эйтана. — На моих уроках — то, что велю я.

Ей хотелось сказать, что леди Беделин дура и учит их глупостям, потому что ничего толкового не умеет. Но — этика и честь Академии запрещали негативно отзываться о коллеге-преподавателе перед учениками, как бы ты сам ни относился и к коллеге, и к ученикам…

— Немедленно воспроизведи заклинание, — приказала она девушке.

— Я не хочу.

Упрямица поднялась с пола, повернулась к Эйтане спиной и отошла в угол огромного зала. Волшебница растерянно моргнула, думая, как ей быть. Воевать с упрямицей, которая явно не сдастся — ослабить собственное реноме. Лучше проигнорировать ее, а потом уже разобраться. Эйтана оглядела остальных. Тринадцать детей съежились под ее грозным и гневным взглядом.

— Кажется, ваша подружка просто не выучила заклинание, и теперь приводит фальшивые доводы, чтобы избежать наказания за невыполненное домашнее задание. Она одна такая? Или среди вас есть и другие лодыри? Ты! Тебя ведь зовут Дерх, не так ли?

— Ну.

— Что ты сказал?!

— Меня зовут Дерх, — басовито ответил пятнадцатилетний парень. Рановато у него голос сломался. Да и мускулатура довольно развита для его возраста. Эйтана окинула мальчишку привычным оценивающим взглядом, умело маскируя женский интерес под маской высокомерия и превосходства.

— Ты забыл кое-что добавить.

— Дерх Гало. Сын Волаха Гало, которому такие как вы прочистили мозги и послали на фронт, на верную смерть.

— Мне плевать, чей ты сын. Ты должен обращаться ко мне учтиво. Я твой педагог. Ты должен говорить "миледи", когда отвечаешь мне.

— Я сын Волаха Гало, у которого такие как вы отняли отца и мать. Миледи.

— Очень хорошо, Дерх Гало, сын Волаха Гало. А теперь воспроизведи заклинание, иначе я живо прочищу тебе мозги и отправлю вслед твоему отцу. Это не займет много сил и времени. Мозгов у тебя почти нет, прочищать придется недолго.

Дерх вспыхнул. Он резко выбросил палец в сторону груды камней. Сразу три камня взметнулись в воздух и осыпались на пол мелкой крошкой. Волшебница удивленно посмотрела на юношу.

— Да ты талантлив, Дерх Гало. В следующий раз ты сделаешь это не с камнем, а с металлом. На сегодня урок окончен. Все свободны. Кроме нее, — она махнула рукой в сторону угла, где сидела Ираис, скрестив ноги.

Дети вышли из зала. Эйтана подошла к девушке. Та поднялась на ноги.

— Ты будешь отрабатывать, Ираис. Если ты не хочешь выполнять домашнее задание, тебе придется выполнить другое задание.

— Я выполню его, если оно не будет разрушать.

— Ах, так ты не любишь разрушать! А если я брошу этот камень в тебя, ты тоже не станешь его разрушать? Будешь стоять и ждать, пока он расквасит твой маленький симпатичный носик?

— Черта не позволит вам бросить в меня камень.

— Черта? Ты во всем надеешься на Черту? Не напрасно ли, милая? Вашим матерям Черта не слишком помогла.

У Ираис задрожали губы. Эйтана приказала:

— Дай руку, Ираис.

Девушка медленно протянула руку. Волшебница схватила ее и резко притянула к себе Ираис. А затем разорвала на девушке блузку, оставив худые плечи обнаженными.

— И почему вас считают такими красотками? Кожа да кости, никакой фигуры. А грудь? Разве это достойная женщины грудь? Ты похожа на скелет, дорогуша. Сколько тебе лет?

— Семнадцать, миледи.

Эйтана фыркнула.

— У всех фей такая невзрачная фигурка в семнадцать лет? Почему мужики от вас с ума сходят? Было бы от чего!

— Миледи… можно я вернусь к остальным?

— Нельзя. Может, вы особо хороши в постели? Этим и кружите голову? Целуетесь сладенько? Покажи мне поцелуй феи, детка. Представь, что я — мужчина, которого ты собралась свести с ума. Поцелуй меня так, как поцеловала бы мужчину.

Эйтана стиснула плечи Ираис и припала к губам девушки, пытаясь разомкнуть их языком. Фея попыталась вырваться, но Эйтана удерживала ее магией. Поцелуя не получилось, но волшебница продолжала крепко стискивать девушку.

— Где же твоя Черта? Она не должна дать мне овладеть тобой, если старые книги не врут. Или Черта действует только на мужчин? Женщина может делать с феей все, что пожелает? Сейчас проверю! Жалко, милорд Кэрдан не догадался поставить такого эксперимента над феями! Я с удовольствием ему помогла бы! Но мне и сейчас ничто не помешает…

Разговаривая, Эйтана тянула одной рукой платье Ираис вниз, пока фея не осталась обнаженной. Та тщетно пыталась оттолкнуть насильницу.

— Вы как-то иначе устроены? Особо привлекательно для мужчин? Ну-ка покажи мне!

Она швырнула девушку на пол и набросилась на нее сверху. В этот момент в зал ворвался Керф Брогар.

— Какого беса, Эйт?! Ты чего творишь?! Отпусти ее!

— Я наказываю ее за ослушничество. Она отказалась повторять заклинание, которому я пыталась научить ее.

— Ты что несешь, Эйт?! Хочешь проблем? Оставь девочку в покое!

— Брось, Керф, присоединяйся! Видишь, хваленая Черта фей никак не защитила эту малютку. Я могу выделывать с ней все, что угодно. Наверняка и ты сможешь! Похоже, ей нравится!

Керф Брогар подскочил к женщинам и оттащил возлюбленную от феи.

— Оставь ее в покое! Артан посадит тебя под замок, если узнает!

— С чего бы вдруг? Это его приказ — учить этих нахалок магии. Вот я и учу. Выполняю приказ милорда, — последнее слово прозвучало в устах Эйтаны издевательски. — А тех, кто не учится, наказываю.

— Приказ был нам — учить, а не феям — учиться! Если кто-то из детей не хочет заниматься, он может не заниматься.

— Ах вот как?! Значит, нам он выбора не дал, а им дал?! По-твоему, это справедливо?!

— Напомни, когда милорд приказывал раздевать фей и залезать им промеж ног? Я такого не слышал, Эйти. Зато слышал, как он запретил прикасаться к феям. Если он решит наказать тебя, я ему помогу.

— Пусть этот жалкий червяк сперва справится со мной! Он слабак. Я уделывала его в магических поединках. А ты, милый, можешь сам наказать меня! Прямо здесь, на глазах девчонки! Может, она войдет во вкус и пожелает присоединиться.

Брогар сильно шлепнул Эйтану пониже спины.

— Бестолковая извращенка. Ну-ка идем отсюда. — Он обернулся к Ираис. В лице у феи не было ни кровинки. — Малышка, не серчай на нее. Она просто спятила взаперти, как все мы. Она больше пальцем тебя не тронет, клянусь. Я лично прослежу. И никто тебя не обидит. Не бойся.

— Я не боюсь, — прошептала фея.

— Говори за себя! — возмутилась Эйтана. — Я еще как ее трону. И пальцем, и еще кое-чем. Мне очень хочется проверить, что же такого особенного прячется у феюшек промеж ног, отчего у вас у всех, мужиков, крыша едет!

— Сказал бы я, у кого тут едет крыша и от чего, — буркнул Брогар. — Пойдем.

Бывший разбойник утащил Эйтану в их общую спальню, оставив бедную Ираис.

— Эйт, я тебя предупредил. Еще раз застукаю, как ты пристаешь к феям, донесу Артану. Я не шучу.

— Донеси хоть сейчас! Может, до него дойдет вся бредовость его затеи! Точнее, затея его шлюхи Бенни, этой непроходимой тупицы! Что за маразм — играть в студентов и преподавателей с этими! Они ненавидят нас. По его прихоти я вынуждена изображать перед ними учительницу, зная, что любой из них воткнет мне в спину что-нибудь острое, стоит мне только отвернуться! Видел бы ты, какими глазами на меня смотрят эти девчонки!

— Я видел, Эйт. На меня они смотрят в точности так же. Но домогательства не улучшат их отношения к тебе и ко всем нам. Не надо накалять обстановку. Если тебе захотелось поиграться с девочками, приставай к кому-нибудь из своих. Илайза тебе точно не откажет, держу пари.

— Пусть Илайза сосется со своим Гэвином! Тебе самому хочется ее трахнуть, да?

— Не откажусь. Под твоим пристальным наблюдением. Ты же это любишь, извращенка Эйти. Давай лучше баловаться между собой, чем лезть к детям.

Эйтана фыркнула.

— Нашелся защитничек! Может, ты грезишь о фее, а не только о сучке Илайзе?

— Вот оно что, — вздохнул Брогар. — Ты по-прежнему ревнуешь? Я не променяю тебя на фею, Эйт, обещаю. Тебе не надо опасаться этих девчонок. Я хочу только тебя.

Волшебница плюхнулась на кровать и разрыдалась.

— Керф, зачем это все?! Зачем Артан возится с ними? Милорд готовил нас к войне, а его глупый ученик играет в бирюльки, тешит самолюбие иллюзией, будто он возрождает Академию. Почему он сидит здесь, заигрывает с детьми, вместо того чтобы искать милорда, воссоединить Академию с ее истинным Учителем, и идти за ним?

— Глупышка Эйт. Ты не думаешь, что если бы милорд мог и хотел воссоединиться с Академией, он давно бы вышел на связь с Артаном или любым из нас? Как ты думаешь, куда милорд пошел бы, будь у него возможность? Где надежнее всего на Ремидее, безопаснее и больше всего вероятности встретить единомышленников? Здесь! Артан собрал нас здесь, чтобы мы были в доступности милорду, если он жив и ищет единомышленников! Рано или поздно он придет сюда. До тех пор мы ждем, тренируемся, обучаем студентов и друг друга. И не отказываем себе в удовольствиях…

Брогар потянулся к ее губам, руки зашарили по лифу платья. Эйтана, в свою очередь, прильнула к нему, лаская и возбуждая. Но мысли ее блуждали далеко.

Она уступила настойчивым ухаживаниям Брогара, отчаявшись вернуть расположение милорда Кэрдана. Она изнывала от ревности и отчаяния, видя, как милорд увлекся своей новоявленной кузиной, и забросил ее, Эйтану. Керф развлекал ее дух и ублажал тело. Но не мог стереть памяти об объятиях другого мужчины… Он был пылок, страстен, даже нежен… Но Эйтана жаждала иного в любовном соитии.

Милорд дарил ей ни с чем несравнимое блаженство утонченной боли. Ни один мужчина не мог сравниться с ним в этом. Здесь, в Айлене, Эйтана упросила Брогара пойти на эксперименты в постели. Он долго смеялся, когда она поведала ему, чего ей хотелось бы, говоря, что теперь старый пердун уж точно не вылезет по ночам из их спальни.

Но Эйтане было плевать на безумного колдуна, пусть пялится на них, слившись со стенами своего замка. Она хотела получить свое. И Брогар начал применять в постели заклятья, усиливавшие телесные ощущения и дарившие Эйтане вожделенную боль. Первые пару раз он даже сумел утолить ее голод по извращенной любви. Но Керфу не хватало изобретательности и вовлеченности в процесс. Он не получал удовольствия от ее боли, лишь делал это по ее просьбе. И удовольствие Эйтаны тоже угасло.

Она предпочла тешить себя воспоминаниями о тех мгновениях, когда изнуряющий убийственный экстаз захватывал обоих любовников, когда мучительные переживания охватывали ее тело и душу волна за волной. Она воображала, что однажды милорд вернется… Его "кузина", оказавшаяся единокровной сестрой и феей, уже никогда не примет его. Да и она наверняка ушла в Элезеум. И тогда он обратится к своей преданной, пылкой, покорной рабе, к ее страсти и обожанию. Эйтана верила, что Кэрдан ценил ее, если не любил… Наслаждался ее изысканностью, красотой, утонченностью… до тех пор пока не появилась она, проклятая соперница. Но ее больше нет. Как и милорда… Если бы он оказался жив…

Брогар все-таки поделился с Артаном своими опасениями. Он не рассказал о посягательствах Эйтаны на Ираис, но поведал предводителю о многом другом.

— Да простит меня милорд, но у нас тихо едет крыша. Скоро мы вцепимся друг другу в глотки. Нужно срочно что-то сделать.

Маг задумчиво смотрел в одну точку. Затем резко встал.

— Вы правы, Брогар. Оповестите всех магов, что я созываю общее собрание.

Через полчаса сорок шесть беглецов Магической Академии собрались в холле Айлена. Артан заговорил:

— Лорды, леди, монны и мэтры. Я пригласил вас, чтобы напомнить о бесценных результатах наших исследований и других материалах, которые хранятся в Распете. Вряд ли Старые успели расшифровать их или перевезти в другое место. Им сейчас не до того. А у ренегатов не хватит умений. Наши артефакты до сих пор пребывают в Распете, ждут своего часа. Ждут нас, лорды и леди.

Юный Кимар вскочил, глаза его горели.

— Распет надо отбить! Кто не согласен, тому место подле Гретаны, среди трусов и предателей!

Артан положил руку на плечо юноши.

— Благодарствую за поддержку, друг мой. У кого еще какие мнения?

— Материалы пришлись бы кстати, — ответил пожилой мэтр Келик, главный исследователь Магической Академии. — Сейчас мне с избытком хватило бы времени анализировать их.

— Сие мероприятие невозможно без тщательной подготовки, — сказал еще один маг. — Может, Старым и не до наших трудов, но они не оставили Распет без охраны. Как мы проникнем туда, не подняв на ноги всех Старых и ренегатов? У милорда есть план?

— План есть. Для его исполнения нужна помощь маркиза Долана.

Зал заполнили возмущенные возгласы. Артан поднял руку.

— Лорды, мэтры. Вы считаете маркиза ренегатом. Но я напоминаю, что в Распете он сражался на нашей стороне. Его вынудили присягнуть узурпаторше, угрожая уничтожить тело маркизы. Он воссоединится с нами, если мы сумеем похитить тело из дворца. Лорд Брогар, вы помните учебный тренинг, когда мы разыгрывали проникновение врага в королевский дворец? Вы великолепно отыграли партию интервентов.

Брогар ощерился.

— Так великолепно, что милорд вышиб меня из дворца со сломанной лодыжкой.

— На сей раз я не стану вас вышибать, друг мой.

— Для этого есть Старые. Семеро магов, самому молодому из которых под двести лет. Боюсь, лодыжкой дело не ограничится…

— У меня для вас хорошие новости. Старых будет не семеро, а лишь трое. Гретана отправила четверых охранять границы от вторжения Зандуса. Но даже с оставшейся троицей вступать в схватку не придется. Вы не задержитесь во дворце надолго. Лишь заберете тело маркизы — и тут же сбежите. Старые не успеют отреагировать. Они не ждут от нас решительных действий. Они считают, что без милорда Придворного Мага мы ничего не стоим. Докажем им обратное. А заодно дадим сигнал милорду, что мы не рассеялись, а готовы к действиям, и ждем его возвращения.

— Я готов! — воскликнул Кимар. — Хорошая драчка нам не помешает! Зададим жару Старым и ренегатам!

Собрание потонуло в гомоне и гвалте. После двух часов бурных обсуждений Артан утвердил план операции и назначил ответственных на каждый участок. Лорду Феласу предстояло возглавить налет на Распет. Артан выделил под его начало десяток горячих головушек, которые отчаяннее прочих рвались в бой. Керф Брогар и леди Эйтана отвечали за доставку тела маркизы Долан из королевского дворца. Сам Артан принял решение остаться в Айлене вместе с тридцатью магами — на случай, если Айлен вздумает закрыться от них, когда многие сильные маги окажутся снаружи.

Взбодрившиеся маги разошлись, предвкушая атаку на Распет. Артан вышел вместе с Беделин, с которой в последние дни проводил все больше времени.

— Милорд, это огромный риск… Те материалы в Распете действительно стоят того?

— Они ценны, леди Беделин, но еще более ценна возможность дать людям действовать. Мы засиделись в Распете, и это медленно отравляет нас. Мы зализали раны. Мана кипит и клокочет в нас, ей нужно дать выход. Разве вы не чувствуете этого?

Беделин покачала головой.

— Я даю выход мане во время занятий. Феи очень способные ученицы. Иногда я недоумеваю, почему я учу их, а не наоборот. Эти девочки кажутся такими умудренными жизнью и своим особенным знанием… Да и мальчишки не так просты. Обучать их — настоящий вызов для меня.

— Вы — потрясающее исключение, леди… Большинство магов тяготится сей работой. Кажется, меня ненавидят за то, что я заставляю обучать детей магии.

— Не могу поверить…

— Вы — прирожденный педагог, Беделин. Как же мне… как же нам всем повезло, что вы не присоединились к ренегатам.

— Вы правда так считаете? — у Беделин дрогнул голос. — Мне кажется, я плохо справляюсь. И совсем лишняя здесь. Никому не нужна.

— Нет, Беделин! Вы нужны мне! Больше чем кто-либо здесь.

В голосе мага прозвучал такой пыл, что Беделин насторожилась. Ее напряжение не ускольнуло от проницательного Артана.

— Простите. Я не должен повышать голос.

— Милорд, это правда, что Старых осталось лишь трое? Или вы хотели успокоить нас?

— Я бы не стал успокаивать за счет преуменьшения опасности. Это повышает риск. Гретана действительно услала четверых Старых Магов к границам. Король Зандуса забрал обратно отвоеванные земли и вторгся в Тарву. Маги должны усилить охрану рубежей.

— Откуда вам это известно? Мы сидим здесь, отрезанные от мира, и не знаем, что творится…

— Не отрезанные. Неужели вы думаете, что я не сохранил связь с внешним миром? Это было бы огромной ошибкой. Мы спрятались от мира, но не спрятали мир от себя.

Беделин ничего не ответила. Она была удивлена. Оказывается, их молодой лидер умел интриговать. Она-то считала его только фанатом академического обучения и магических тренировок… А он, как и прежний глава Академии, прячет козыри в рукавах и не спешит делиться ими.

— Приходится, — рассмеялся Артан. В ту же секунду Беделин ощутила у себя в голове легкий холодок чужого прикосновения.

— Милорд!.. — возмущенно воскликнула она, осознав, что он вторгся в ее сознание.

— Простите, леди Беделин. Этого больше не повторится.

— Да уж не повторится, — сердито буркнула девушка. — Теперь я поставлю защиту.

Выходка Артана настолько вышибла почву из-под ног, что Беделин утратила привычную вежливость и сдержанность.

— Не ожидала от вас, милорд! От кого-кого, но от вас!

Артан напустил на себя виноватое выражение, но тут же снова рассмеялся.

— Вы выглядели так… озадаченно! Словно вместо меня перед вами вдруг материализовался сам Айлен. Я не смог удержаться, чтобы не подсмотреть, что же с вами творилось!

— Надеюсь, вам понравилось.

Беделин не собиралась менять гнев на милость. Магические вторжения в сознание преподавателей и студентов были запрещены в Академии. Всем, кроме ее прежнего главы — но об этом Беделин не знала.

— Вы в самом деле сердитесь на меня? Умоляю, простите, леди Беделин!

На этот раз раскаяние Артана выглядело искренним.

— Я и помыслить не мог, что настолько расстрою вас… Если бы я только знал, никогда не стал бы так поступать. И впредь не стану.

— Уж постарайтесь. Не переношу, когда меня пытаются вывернуть наизнанку! И вы — последний человек, кто казался мне способным на такое.

— По правде сказать, если бы я не доверял вам безоговорочно, то подумал бы, что вам есть что скрывать. Почему вы так встревожены, леди Беделин?

— Потому что я тоже доверяла вам безоговорочно! Как оказалось, напрасно.

Она повернулась к нему спиной и решительно удалилась. Артан растерянно смотрел ей в затылок, чувствуя себя то ли последним негодяем, то ли просто идиотом. Чувство было крайне непривычно молодому магу и вызвало в нем целую гамму противоречивых реакций от "Да как она смеет?!" до "Что за болван мог так напортачить?!" Он и помыслить не мог, что его невинное, как ему показалось, поддразнивание, вызовет такую реакцию девушки.

Магу было досадно и неловко. Конечно, он не должен был нарушать границы леди Беделин и ковыряться в ее сознании. Это было не по правилам, а временный глава Академии в изгнании считал себя человеком правил. Но ведь это была лишь невинная шутка, он не хотел ничего дурного. Если бы он утаил вторжение от леди Беделин, а затем обратил полученную информацию против нее, это было бы преступлением. Но он сразу выдал себя, в надежде, что она оценит шутку. Она не оценила. И что ему теперь делать? Как загладить невольную вину?

Артан зарекся впредь дозволять себе рискованные шутки. Такое лишь милорду Кэрдану сходило с рук. А ему лучше воздерживаться от подобных провокаций. Да и к чужому личному пространству стоит относиться уважительнее. Оставалось придумать, как теперь наладить контакт с леди Беделин, как загладить проступок. Он привык к ее молчаливой поддержке и ненавязчивому присутствию. Девушка была для него незаметной, но надежной опорой. Маг не хотел лишаться ее. Особенно сейчас, когда жизнь в Айлене все больше напоминала клетку с крысами, которые от тесноты и бездействия медленно и неуклонно сходили с ума…

Глава 11. Дворец. Измена

Когда Шемас рассказывал Калеме о нападении их дочери на малолетнего принца Хелсина Гелла, он поведал лишь часть случившегося. О том, что у Дарины открылись магические способности, капитан предпочел утаить. В Зандусе маги не пользовались почетом. Калема не обрадуется, что их дочь — магичка…

Шемас убедился, что поступил правильно. Когда он сказал, что Дара будет заниматься с оружием, Калема горько разрыдалась и никак не могла остановиться. Муж предполагал, что она испугается, но такого никак не ожидал. Что бы с ней стало, если бы он рассказал еще и о магическом даре дочери… Шемас гладил жену по голове, приговаривая:

— Кема, ласточка моя, не тревожься за Дару. Нам оказали великую честь. С малолетства она будет среди принцев. Она сможет пойти так далеко, что нам с тобой и не снилось.

Калема кое-как утихомирила слезы. Наконец она вымолвила:

— Я не тревожусь, Шаса. — Она называла его ласкательно на зандусский лад. — Я радуюсь за нашу дочурку… И скорблю о той доли, что ей суждена… Какая мать не мечтает о тихой да сытной жизни для дитяти? Бестревожной, беспечальной. Замужем за скромным мастеровым, либо фермером, с кучей детишек под боком. Только такая жизнь для нее заказана. Не стать ей женой и матерью. Этот принц… В нем ее спасение. Он показал иной путь. Ей будет ради чего жить. Будет чем заполнить пустоту, что породила моя кровь… Кровь бастарда.

Калема вновь заплакала. Шемас рухнул на колени перед ней и схватил за обе руки.

— Не смей так говорить, Кема… Как можешь ты винить себя, когда я, я один виновен. Ты моя безгрешная ласточка, мой ангел Создателя. Ты простила меня после всего, что я… Что я сотворил в Хамисе. На мне лежит грех. Ты чиста и невинна.

Женщина опустила руку на голову мужа и погрузила пальцы в его волосы.

— Шаса… Не поминай. Все прошло и забыто.

Шемас мотнул головой. Он содрогнулся от беззвучных, сдавленных рыданий.

— Не забыто… Я помню все, Кема. Прости меня… Прости, ласточка.

Она склонилась к нему, накрывая своим телом. Мужчина уткнулся в ее колени и сам зарыдал, еще горче и безутешнее, чем Калема.

Калема происходила из Хамиса — православского городка, захваченного одним из первых в зандусскую кампанию. Шемас был сержантом "человеческого" подразделения — в начале войны их было больше, чем "Медведей". Соотношение изменилось через два месяца войны. Память Шемаса то и дело возвращалась в тот постыдный вечер, когда Хамис пал. Опьяненные властью завоевателей, солдаты крушили городские улицы. А он, вместо того, чтобы остановить их, вместе с ними пил крепкое вино, бил стекла таверн, лавок, домов.

Только раз в нем шевельнулось смущение — один из его солдат выволок из чулана старика-зандуса и принялся пинать его. В Олбаре, откуда сержант был родом, стариков почитали. Проблеск сознания заглушили крики: "Эй, кто полез?! Сарджу первому!" И следом: "Сардж! Сардж! Гляньте, чего Стик надыбал! Вишь, как дрожит! Небось девственница! Ну-ка признавайся, кобылка, ты нетронутая? Идите сюда, сардж, мы ее для вас приберегли!"

У девушки была смуглая кожа, белесые брови, платиновые волосы ниже талии — результат векового смешения кровей смуглых зандусов и светлых славитов. Одну из платиновых прядей Стик намотал на локоть и волочил несчастную за волосы. По щекам пленницы катились слезы. Разорванное платье обнажило маленькую грудь полукровки — в отличие от фигуристых чистокровных зандусок. Голубые глаза загнанного зверька, полные влаги и страха; бесцветные, почти прозрачные ресницы…

Шемас ощутил жалость к девушке, и от этого в его взбудораженной вином крови сильнее взыграло желание. Он не забыл ничего из того проклятого часа, часа насилия и стыда. Стик сорвал с девушки одежду. "Давайте, сардж, вскройте целочку! А мы за вами!"

Пленница даже не сопротивлялась. Только трепетала, как тростинка на ветру, и пронзительно закричала, когда Шемас, первый из насильников, овладел ею. Несколько секунд он смотрел на залитое слезами лицо, на рот, открытый в крике. Не успел он отойти от нее, как Стик бросился на его место. Вокруг нетерпеливо сгрудилось еще полторы дюжины, ожидая свой черед.

Калема кричала и кричала. По сию пору Шемас вскакивал посреди ночи от этих криков. Тогда Калема, та самая Калема, чьей болью он упивался в тот проклятый день, гладила его лоб, целовала его глаза, укутывала его плечи длинными платиновыми волосами, ласково шептала на ухо: "Все хорошо, Шаса. Спи, мой хороший". Она простила его. Но он себя не простил.

На следующее утро он нашел ее, голую и связанную, в том самом чулане, где она и старик надеялись укрыться от завоевателей. Он сунулся туда в поисках спиртного — голова раскалывалась от похмелья. Но он помнил все. Она тоже помнила. Они смотрели друг на друга, Калема стиснула колени, глаза ее наполнились страхом. А его глаза — стыдом. А еще исподволь вновь зрело желание. Он позвал денщика, так же страдавшего похмельем. "Найди одежду и принеси ей". Пока тот искал, Шемас перерезал веревки. "Бурм принесет тебе платье, и ты свободна". Можешь идти куда захочешь. Можешь остаться в этой таверне. В городе сейчас опасно, а мои люди больше пальцем не тронут тебя. Я тебе обещаю".

Тогда он не стал просить у нее прощения. Не смог, да и не видел смысла. Исправить причиненное зло, вычеркнуть из памяти Калемы и своей — невозможно. Вечером он вышиб зубы наглецу Реду, который полез к пленнице, невзирая на распоряжение сержанта. С тех пор Калему не трогали. Она жила в крохотной мансарде на чердаке. Шемас приказал Бурму навесить на дверь мансарды изнутри крепкий замок и отдал ключ Калеме. Он сам носил ей еду.

Еще неделю солдаты бесчинствовали в Хамисе. А затем пришел приказ двигаться дальше на юг. Шемас оставил Калеме припасы и деньги, изрядную долю сержантского жалования. Четыре месяца полк генерала Гудара, к которому был приписан отряд Шемаса, продвигался в авангарде армии к океанскому побережью Зандуса. А затем подоспели "Королевские Медведи".

Численность человеческих подразделений на передовой сократили вчетверо. Их расквартировывали в захваченных селениях Православья, для поддержания порядка и предотвращения бунтов. Шемас, уже в чине лейтенанта, явился к полковнику и попросил назначения в Хамис. Тот неодобрительно покачал головой, но дал приказ отряду сниматься на марш в Хамис.

На подходе к городу Шемас услал конного Бурма наведаться в таверну и проверить, обитает ли кто в мансарде, цел ли еще там замок. Вернувшись, Бурм издали кивнул командиру. Только вот был как-то странно смущен. Шемас не обратил внимания на странную физиономию денщика и ни о чем его не спросил, лишь повел солдат расквартировываться в той же таверне.

Он разгадал смущение Бурма, когда поднялся в мансарду. У Калемы выступал живот, несильно, но заметно. Шемас так растерялся, что не смог вымолвить ни слова, только глядел на этот живот с раскрытым ртом. Он так потешно выглядел, что Калема рассмеялась. Тогда он впервые услышал ее смех. Его точно пригвоздило к раскаленному листу стали. Он растерянно таращился на ее живот, слушал ее смех, чистый и звонкий, и сгорал от стыда, ощущал, как в нем поднимается желание.

В тот приезд Калема не запирала мансарду на ключ. Шемас приходил к ней каждый вечер. Они просто разговаривали. Шемас вел себя предупредительно и выдерживал дистанцию. Он старался не касаться Калемы даже ненароком. Пламя страсти и без того сжигало его изнутри. Хватило бы крошечной искры, чтобы разжечь пожар. А он не хотел причинять вреда Калеме и ее ребенку. Ребенку, который, возможно, был его. Возможно, Стика или любого из полутора дюжин солдат. Это заботило его гораздо меньше, чем собственная страсть к Калеме, которая изнуряла его днем и ночью. Страсть — и чувство вины. Сейчас Шемас уже не доискивался, чего больше в его чувстве к ней: любви или вины. Он бросил это. Мучительный поиск сводил его с ума. Он знал только, что его влекло к ней неумолимо, безудержно. Каждую ночь он хотел ее так же сильно, как в первый раз — уже не вино пьянило его, а сама Калема. Он доставал ей все самое лучшее, что мог себе позволить, и охотно отдал бы за нее жизнь. За нее и Дару.

Дарина успела родиться в Хамисе. После родов не прошло и недели, как из маршальской ставки пришла депеша сниматься на марш в столицу. Придворный Маг намеревался показать народу вместо кнута пряник, а именно — живых солдат, благополучно уцелевших в войне. Шемас оттягивал, как мог, выступление своего отряда. После родов Калема была слишком слаба, чтобы отправиться в длительный переход. А он твердо вознамерился забрать ее с собой. При этом даже не собирался ее спрашивать. Если она не даст согласия, он сгребет ее в охапку и повезет с собой против воли, вместе с дочкой.

Он не мог и вообразить, что будет дальше жить, не видя ее каждый день. Одна мысль об этом проворачивалась в его сердце зазубренным кинжалом. Остаться с ней в Хамисе он не мог — приказ был поименным на каждого командира подразделения. Отставка в военное время приравнивалась к дезертирству. У Шемаса не было выхода — только везти Калему с собой. К его радости, Калема не стала возражать, когда он изъявил ей свои планы на нее. Она вообще никогда не возражала ему.

Всю дорогу он по-прежнему не подступался к ней, выдерживая насмешки сослуживцев. Его преданность пленной полукровке стала притчей во языцех в полку. Но потешались над ним только за спиной. О тяжелой руке лейтенанта Лебара ходило не меньше присказок, чем о его воздержании. Шемас раздал немало зуботычин за насмешки над собой и Калемой. Насмешникам пришлось отбашлять магам половину походного жалования, чтобы не ходить щербатыми.

Больше всего перепадало тем, кто сомневался в отцовстве Дарины. Пару раз Шемас даже попадал в тюрьму за особо жесткую драку. Он мог ударить даже за простой совет обратиться к магу и установить отцовство. Первый год его и самого посещала такая мысль. Но он не поддался искушению. Дара была его дочерью. Не имеет значения, чья кровь текла в ее жилах. Она его дитя, и точка.

После случая с Хелсином девочка проводила почти все время отдельно от родителей. Утром она тренировалась с игрушечным оружием вместе с четырьмя маленькими мальчишками-аристократами, включая обиженного ею Хелсина. А днем общалась с волшебницей Имэной. Шемас объяснил Калеме присутствие магички тем, что той была поручена практика воспитания ребенка для карьеры педагога. Идея принадлежала магичке. Она легко вошла в положение Шемаса и сама предложила сообщить Калеме правду не сразу, а через некоторое время, когда она пообщается с Имэной ближе и привыкнет к ней.

Девушка была доброй и обаятельной. Простолюдинка, а не аристократка, она разговаривала свободно, без вычурности. Шемаса она расположила к себе сразу. Калема отнеслась к ней с недоверием и попыталась протестовать, почему муж дозволил магичке общаться с их дочерью, а с женой не посоветовался.

Шемас чувствовал себя неловко, путано и нетвердо объяснял, что девушке надо общаться с детьми, а Даре не помешает хорошая компания. Калема возразила, что магичка из гнезда Болотника — совсем не хорошая компания для их дочери. Положение спасла сама Дарина, заявив, что Имэна "холосая, мне нлавица, и я буду с ней иглать!" Напору дочери Калема противостоять не смогла.

Так молодая волшебница стала частой гостьей в апартаментах Лебаров. А через некоторое время Дара стала бывать с ней в разных местах дворца, в том числе в Магической Канцелярии, где кроме Имэны с девочкой "играли" еще некоторые волшебники. Впоследствии девушка передавала Шемасу, что дар его дочери оценивают как потенциал выдающейся силы. "Дарина может стать величайшей из волшебниц Ремидеи. Даже милорд… даже бывший Придворный Маг, возможно, уступил бы ей по силе". Шемас надеялся утаить эту информацию от Калемы как можно дольше.

Однажды вечером к Лебарам пожаловал гость, которого капитан никак не ожидал увидеть. Гвардеец едва скрыл удивление и низко поклонился.

— Маркиз… Атенас гайям, этер Долан.

— Атенас гайям, этер капитан. Прошу прощения за поздний визит.

— Я рад друзьям в любое время! Проходите, маркиз! Позвольте представить вам мою супругу, монну Калему. Вы уже встречались, но боюсь, не запомнили друг друга. Калема, это наш спаситель маркиз Долан.

Калема присела в низком реверансе.

— Счастлив знакомству, леди Лебар.

Калема вспыхнула. Так ее не называл никто. "Леди Калема" ей приходилось слышать часто, но ошибка быстро исправлялась и мужем, и ею самой. Но леди Лебар она прозывалась законно. Она подошла к своему спасителю, встала на колени и поцеловала его руку.

— Ваша Светлость, моя жизнь принадлежит вам. Проходите, будьте драгоценным гостем.

— Ваша учтивость равна вашей красоте. Поднимитесь, прошу вас. Мужчина должен стоять на коленях перед такой прекрасной женщиной, никак не наоборот. Я счастлив, что Создатель моими руками сохранил ваше семейное счастье.

Шемас и Калема усадили гостя в самое удобное кресло, Шемас спросил, чего он желает выпить — вина, пива или рома, — а Калема разложила по трем вазочкам орехи, сухофрукты и весталейскую пастилу из щедрых пожертвований Лиги Островов. Супруги награждали деликатесами Дарину за хорошее поведение, а сами позволяли себе угоститься в последний день недели. Для дорогого гостя они выставили на стол самое лучшее.

Маркиз отказался от выпивки, но съел по крошечной горстке из каждой вазы. Он хорошо знал, каким редким деликатесом были лакомства, подаренные выжившим обитателям дворца Патриархом Лиги. И знал, что в семье капитана Лебара был ребенок. Маркиз не собирался объедать гостеприимных хозяев, но должен был вкусить предложенную пищу под их кровом.

Четверть часа прошла в вежливой беседе, где гость и хозяева обсуждали положение в разрушенной столице и процесс восстановления дворца. А затем маркиз Долан спросил, не может ли капитан уделить ему время для разговора наедине. При этом маг принес почтительные извинения Калеме. Женщина беспрекословно поднялась, мимоходом коснулась ладонью плеча мужа, взяла за руку Дарину, которая бегала вокруг взрослых и то и дело вмешивалась в разговор. Мать и дочь вышли. Шемас вопросительно взглянул на гостя. Тот минуту молчал, глядя в одну точку. Затем объяснил:

— Прошу прощения за невежливость, капитан. Я установил вокруг нас кокон неслышимости. Это ради вашей безопасности. Я не так давно освоил сие заклятье, и оно не слишком легко дается мне.

— Это… это действительно необходимо?

— Увы. Мне нужна ваша помощь, капитан.

— Я готов, маркиз. Я обязан вам своей жизнью, и, что еще важнее, жизнью Калемы. Приказывайте.

— Прежде чем я откроюсь, мне нужно от вас слово дворянина, что, чем бы ни завершился наш разговор, он сохранится в тайне от всех. Вы можете отказать в помощи, но о моей просьбе все равно умолчать.

— Клянусь именем предков и любовью к жене и дочери!

— Благодарю, капитан. Итак, я уже сказал, что вы можете отказать мне в просьбе. Ее исполнение может быть приравнено к предательству короны. Если ваша помощь вскроется, вас могут объявить изменником.

Лицо Шемаса потемнело.

— Если сейчас вы скажете "нет", мы все равно останемся друзьями. Я не стану требовать от друга запятнать честь и подвергнуть опасности свою жизнь.

Настало долгое молчание. Затем Шемас промолвил:

— Я не скажу нет.

— Не спешите, капитан. Возможно, вам стоит поразмыслить. Я готов подождать ответ до завтра. И я клянусь, что продолжу оставаться вашим другом, каким бы ни был ответ.

— Маркиз, вы из Гвирата. Я из Олбара. Я знаю, что в Гвирате, как и на моей родине, существуют понятия "таверге" и "дилос". Есть родовая честь и есть вассальная. Таверге всегда превыше дилоса. Мы всегда отвечаем сперва перед ближними, затем перед сюзереном. Я помогу спасителю семьи, даже ценой чести и верности.

— Что ж… Если так, то с этого момента я останусь вашим должником. Ибо вы сделаете для меня то же, что сделал для вас я. Когда бы вы ни призвали меня в следующий раз, я встану рядом, чего бы то ни стоило.

— Что от меня требуется?

— Для начала — просмотреть распорядок караула в хранилище башни Павир. Выбрать солдата, наиболее падкого до шлюх. Отметить, когда его ближайшее ночное дежурство, и сообщить мне. За несколько часов до начала его дежурства провести во дворец двоих — мужчину и женщину. Мужчину укрыть до ночи в безопасном месте, где никто не сможет наткнуться на него. Женщине помочь подобраться к этому солдату так, чтобы он заметил и заинтересовался ею. После полуночи быть готовым выйти на связь с обоими гостями и вывести их из дворца. Как их провести и вывести — вам нужно придумать самому. Есть ли у вас такая возможность как у капитана лейб-гвардии?

Шемас потер подбородок.

— Есть потайной ход, через который предполагается в случае осады дворца выводить королевскую семью. У каждого гвардейского офицера имеется ключ от него. Но кто те люди, кого я должен провести? Что они смогут сделать потом, зная сей ход?

— Капитан… Только вам решать, коими средствами помочь мне в осуществлении сего замысла. Я могу поручиться со своей стороны, что единственная цель тех, кто должен проникнуть во дворец — забрать тело моей супруги. Они не причинят вреда ни королеве, ни ее братьям, никому из обитателей дворца.

— А что станет с солдатом, любителем шлюх?

— Его одолеет магическая дремота на посту. На нем не останется ни царапины.

— Солдат двое. Его напарник тоже впадет в дремоту?

— Ему также не причинят вреда. Те, кого вы впустите, будут действовать предельно осторожно.

— Могу ли я узнать, зачем? Вы принесли присягу Ее Величеству. Я не смею осуждать, маркиз. Не мне судить спасителя моей семьи. Но я хочу понимать.

— Они ничего не сделают, капитан. Они не могут и не хотят вернуть мою жену к жизни. Милорд Придворный Маг хотя бы нашел некроманта и позволил мне учиться, чтобы самому совладать с сей задачей. Он уважал мое желание и хотел помочь. Старые Маги считают меня безумцем, а молодые смеются надо мной в глаза и за глаза. Никто из них не поможет мне. И не позволит мне заняться спасением жены. Все, что они хотят — чтобы я перетаскивал кирпичи, известку, краску, штукатурку, делал тысячи других дел, нужных им, но не мне. Все, что они могут — не дать телу Аделии разложиться. Она навечно останется в хранилище Павир, нетленной и бездыханной, если я не найду способ вытащить ее оттуда. Отправить туда, где мне смогут помочь. Или где я сам смогу помочь себе и ей.

В голосе маркиза звучала ледяная решимость. Шемас ответил:

— Я помогу, маркиз. Я проведу ваших друзей во дворец и выведу вместе с телом вашей жены. Я всей душой желаю вам удачи в исполнении ваших чаяний.

* * *

Уговоренный с маркизом срок наступил через три дня. Притворившись, что совершает ежеутренний обход, Шемас впустил через тайный проход друзей маркиза. Миниатюрную женщину с выбеленными волосами и мужчину — крепко сбитого шатена с короткой саблей на поясе, бандитской ухмылкой и цепким взглядом.

— Привет, красавчик, — шлюха без зазрения совести прижалась к нему так, что соски под тонкой блузой коснулись обнаженного предплечья Шемаса. — Я Тея. Хочешь побаловаться?

— Прекрати, Эйт, — одернул ее парень. — Это не тот бедолага, которого тебе надо обработать, а наш проводник и друг маркиза. И он женат.

— А я тренируюсь! Не мешай мне.

Тея-Эйт еще раз стрельнула глазами на Шемаса, а затем заговорила совсем иным тоном — по-деловому, без заигрывания.

— Как зовут сегодняшнего караульного?

— Луг, миледи. Лугвар.

Сквозь броский макияж, положенный шлюхам, проступали аристократические черты, и Шемас решил обращаться к лже-шлюхе как к аристократке. Ее спутник тоже походил на чистокровного дворянина, невзирая на бандитский вид.

— Представь его сейчас мысленным взором.

— Миледи?

— В воображении. Представь, что он стоит перед тобой, его лицо, фигура, повадки — вообрази все это. Я считаю его образ из твоего сознания.

Магичка. И парень, скорее всего, тоже, хоть и меч у него на поясе явно не только для виду. При случае парень сумеет пустить его в ход. Шемас представил беднягу Лугвара.

— Благодарю, — быстро откликнулась крашеная магичка. — Где его найти?

— На завтраке он будет в гвардейской трапезной. Там же буду я.

— Я c тобой. Буду в роли, так что не удивляйся. Где ты спрячешь Керфа?

— У себя в апартаментах. Это самое надежное место во дворце. Там точно не будут ничего отстраивать и не полезут за строительным раствором.

— А твои домочадцы?

— Я отослал их. Жена прислуживает своей госпоже, а дочь пробудет весь день на занятиях.

— Тогда веди нас к себе, капитан, — вмешался Керф. — Эйт тоже укроется у тебя до полуночи. Завтрак скоро? Кто на нем будет присутствовать?

— Через полчаса. Для солдат отведена отдельная трапезная.

— То есть, там будут только солдаты? — быстро спросила Эйт. — Маги имеют обыкновение присоединяться к вам? Хоть раз было такое?

— Старым подают пищу в собственные покои. А у магов из Академии своя трапезная.

— Академии? — прошипела Эйт. — Я им покажу академию!

Керф тронул напарницу за локоть.

— Спокойно, Эйт. У нас поручение. Мы ничего никому показывать не будем.

— А жаль. С удовольствием прикончила бы парочку ренегатов. Нет, пару десятков. А лучше — сотен. — Она повернулась к Шемасу. — Я пойду с тобой на завтрак. Шлюхи всегда отираются среди солдат, это не будет выглядеть подозрительно.

Шемас согласно кивнул.

— Не будет, миледи. В последнее время дворец наводнен шлюхами. Вы даже наверняка столкнетесь с парочкой. Как бы не было потасовки.

— Со шлюхами я справлюсь, не переживай.

Если Шемас за кого и переживал, то исключительно за Лугвара и его напарника. За эту "Тею" переживать явно не стоило, если она грозилась положить пару сотен Молодых Магов, "ренегатов". Неужели маркиз Долан был настолько ценен для беглых магов, что они рискнули явиться во дворец за телом его жены?..

Шемас привел "гостей" в свои апартаменты. Керфа он завел в комнатушку Дарины, а "Тею" повел в трапезную. Как он и предупреждал, появление беловолосой, вызывающе одетой девицы, вызвало восторг солдат. И пара таких же девиц действительно сидели на коленях у его ребят. Одним из тех, кто приголубил шлюху, был Лугвар.

— Эй, ребята, смотрите, кто к нам пришел! — возвестил Шемас. Солдаты присвистнули.

— Привет, мальчики! Я Тея. Кто сегодня в хорошем настроении? А может, в плохом, но хочет его улучшить? Сегодня я — ваше Весеннее Древо!

— Я бы об тебя потерся, Весеннее Древо! — тут же откликнулся один из солдат. Почти во всех провинциях королевства ходил обычай на праздник плодородия Белетин прижиматься интимными частями тела к ритуальному Древу, чтобы укрепить потенцию, жизненную силу, а еще быть в хорошем расположении духа весь год.

— А монеты у тебя есть, касатик?

Касатик? Шемас удивился, что магичка-аристократка знакома с жаргоном шлюх. Неплохо подготовилась…

— Обижаешь, малышка! Неужели не отыщу для тебя десяток медяков!

Тея надула губки.

— Десяток медяков? Не дешево ли для Весеннего Древа? Я лучше кого-нибудь пощедрее сыщу. Вот тебя, например, малыш.

Она направилась к Лугвару, соблазнительно покачивая бедрами.

— Такой красавчик! С тобой я бы и за десяток медяков, такой ты хорошенький!

Лугвар облизнулся, глаза у парня загорелись. А шлюха, которая сидела у него на коленях, бросила сопернице:

— Отвали, шалашовка. Мы с милашей уже договорились.

— О чем с тобой договариваться? — презрительно фыркнула магичка. — Кому ты такая нужна? Тебя уж лет пять как в расход списали. Сиськи-то покажи, небось висят до пуза?

При этих словах волшебница поддела ладонями собственный бюст, упругий, соблазнительно обтянутый тонкой блузой.

— За такую как ты, нормальные касатики и трех медяков не дают. Мужчине с тобой делать нечего.

— Ах ты, курвина дочь! — взвизгнула обиженная шлюха и набросилась на магичку с кулаками. Та перехватила ее и швырнула прямо на солдата, который предложил десяток медяков. — Утешь ее, малыш! Ей твои десять медяков ко двору придутся, она и того не видела.

Немолодая шлюха хотела было снова броситься на пришелицу Тею, но передумала и прищуренно посмотрела на солдата рядом. Тот подхватил ее за руку и утянул на скамью.

— Пойдем, оставь ее. Мне и ты сгодишься. Пусть Луг развлекается с этой барыней. Я предпочитаю девчонок попроще.

Шлюха уселась к нему на колени, и они начали тискаться, как до этого с Лугваром. А Тея заполучила намеченную жертву и принялась ее обрабатывать. Не прошло и десяти минут, как парень поднялся и ушел из трапезной в обнимку с магичкой. Шемас тихо вздохнул. Ему хотелось надеяться, что сегодняшней ночью все обойдется благополучно. А потом ему не придется расплачиваться за последствия… И никому другому тоже…

Глава 12. Дворец. Последствия рейда

Фелион проснулась от мягкого и настойчивого прикосновения. Волшебнице не хотелось выходить из сна, такого сладкого и глубокого. Все изменилось для нее в последние несколько ночей — и сон, и бодрствование… Ибо она больше не спала одна. Потому и сон ее стал крепче и слаще.

Днем она иногда еще сомневалась, верно ли поступила, сдавшись ухаживаниям молодого Гирана — деликатным и почтительным, но в то же время настойчивым. Она не сделала мага учеником, но пустила в постель. И по ночам сомнениям и сожалениям не оставалось места. Слишком долго Фелион не была с мужчиной. Она успела забыть, каково это — растекаться медовой патокой в мужских объятьях, раскрываться навстречу мужскому желанию, терять себя в экстазе слияния. Если бы при этом она еще могла доверять мужской душе…

Рука Гирана ласково теребила плечо Фелион. Волшебница прижалась к ней щекой, затем поцеловала мужчину, полагая, что он разбудил ее в ночном приступе страсти. Но Гиран отстранил ее.

— Фаэ… Кое-что случилось.

Сон слетел с Фелион. Она села на кровати и увидела, что они с Гираном не одни в ее спальне. Рядом стояли Ионах и Билар.

— Какого ляду вы тут торчите?!

Она спешно натянула одеяло на грудь и набросилась на Гирана:

— А ты почему сразу не сказал, что они тут пялятся?! Побахвалиться перед ними хотел?! Все мужики одинаковые петухи!

Гиран кротко улыбнулся.

— Я пытался сказать сразу.

— Мальчик не виноват, Фаэ, — усмехнулся Ионах. — Не ругай его. Он будил тебя несколько минут. Ты спала так крепко, как солдат после попойки. Или как зачарованная принцесса, если так романтичнее.

— Что случилось-то?

— Налет на Распет.

— Что?! Какого беса вы стоите тут и разглагольствуете?! Это Кэрдан?!

— Непохоже. Кто-то из его учеников.

Фелион соскочила с постели, больше не заботясь, что товарищи видят ее обнаженной, натянула платье, заколола волосы.

— Скорее в Распет!

Четверо магов перекинулись птицами — Гиран и Билар, не владеющие искусством оборотничества, превратились с помощью Ионаха и Фелион.

В Распете их тут же оглушило эхо магического сражения. Старые сразу почуяли, что без жертв не обошлось. Навстречу выбежал насмерть перепуганный молодой маг из присягнувших.

— Мэтр Ионах, монна Фелион! Как хорошо, что вы пришли! Это было чудовищно! Они рушили и убивали!

— Кто погиб?

Молодой маг перечислил шесть имен.

— Раненые?

Он мотнул головой. Маги побежали по коридорам. Ионах на ходу расспрашивал парня:

— Как они прошли? Почему не сработали охранные заклятья? Мы должны были узнать о налете с первых мгновений!

— Маркиз Долан был с ними. Он отомкнул заклятья. Ему известен ключ.

— Долан?!

Волшебники переглянулись. Фелион проговорила:

— Долан не пошел бы с ними, пока тело его жены у нас… Они должны были выкрасть его!

Ионах отреагировал мгновенно.

— Фаэ, возвращайся во дворец с Гираном! Проверьте башню Павир!

— Почему с ним? — заартачилась волшебница. — Я могу проверить одна. Или с Биларом.

— Фаэ, у нас нет времени на пререкания! Делай, как я говорю. Нельзя терять ни секунды! Вдруг они не успели уйти?!

Фелион метнула на товарища яростный взгляд. Затем схватила Гирана за руку.

— Идем, милорд. Раз уж Ионах мечтает, чтобы мы с тобой работали в паре, давай работать оперативно.

Гиран, в отличие от самой Фелион, не прекословил и следовал распоряжениям неукоснительно. И оперативно. Он помчался вслед за ней на крыльцо Распета. Они вновь перекинулись и вернулись во дворец.

Оба часовых у входа в хранилище Павир беспробудно дрыхли прямо на посту. Дверь была плотно закрыта, но не заперта. Гиран толкнул ее, и она тут же распахнулась. Как маги и полагали, ледяного саркофага с телом Аделии Долан в морозильной кладовой не оказалось.

Фелион привела в чувство часовых. Солдаты не смогли ответить ей ничего внятного. Оба клялись, что исправно несли смену и не могли уснуть на посту. Волшебница обнаружила на обоих следы магического воздействия. Совсем незначительного. Она и ухом бы не повела, если бы уловила следы такого. Во дворце было несколько сотен магов. Каждую ночь десятки из них накладывали сонные чары — на себя или на других. Не у всех был такой хороший сон, как у Фелион в последние несколько ночей. У нее самой до того был отнюдь не такой хороший сон…

Она приказала Гирану обойти дворец, обследуя на предмет необычного магического воздействия. И сама приступила к обходу, пока Ионах не вернулся из Распета и не прислал ей мысленный зов. Она пришла в его апартаменты.

— Где Гиран? — спросил вождь Старых.

— Где-то во дворце. Почему ты спрашиваешь?

— Он был с нами с начала этого дела. Пусть остается теперь до конца.

— Зачем ты это делаешь, Ионах?!

— Что — это?

— Ты сводишь меня с Гираном! Заставляешь работать с ним.

— Ты не хочешь с ним работать?

— Я не доверяю ему. Он пришел из ниоткуда. Мы ничего не знаем о нем.

— Он принес присягу.

— Долан тоже принес присягу! Мы не можем быть уверены, что Гиран на нашей стороне. Особенно теперь, после случившегося…

— Особенно теперь, после случившегося, нам надо быть особенно внимательными. Пусть Гиран будет поблизости. Если он не на нашей стороне, у нас будет больше возможностей убедиться в этом. А если он все-таки достоин доверия, ты тоже скорее убедишься в его надежности, если будешь работать с ним бок о бок. Я хочу, чтобы ты наконец обрела счастье, Фаэ. Ты заслужила счастье. И я молю Создателя, чтобы этот мальчик смог сделать тебя счастливой.

— Ионах, ты спятил! Распет атакован, шестеро магов убиты, во дворце измена, а ты рассуждаешь о моем счастье!

— Фаэ, эта война еще долго не закончится. Что же нам теперь, забыть о счастье? Лучше экономить время на препирательствах, чем на счастье. Так что зови своего Гирана скорее и обсудим случившееся. Его голова нам пригодится.

Фелион неохотно повиновалась. Когда молодой маг пришел, все четверо поделились той информацией, которую успели собрать. Им удалось восстановить следующую картину. Один или несколько неизвестных пробрались во дворец, навели сон на часовых, проникли в склады Павир, забрали оттуда тело Аделии Долан и вышли с ним из дворца. Неизвестно, как они сумели пройти и выйти. Нельзя даже сказать, были они магами или нет. Одно Фелион и Гиран сумели установить — они почти не применяли магию, за исключением легких сонных чар на часовых. Никаких значительных выплесков, которые могли бы привлечь внимание Старых.

Сам маркиз Долан в это время находился в Распете. Он притворился, что прибыл по поручению Ионаха забрать некоторые материалы из лаборатории Келика, исследователя Академии. Там он снял заклятье с одной из задних дверей и впустил диверсантов. Их было около десятка. Возглавлял нападавших лорд Фелас, старший преподаватель Магической Академии, известный всем студентам чрезмерной жестокостью и любовью к рискованным экспериментам.

Фелас убивал каждого, кто оказывал малейшее сопротивление. Таких безумцев нашлось шестеро. Остальные сдавались на милость бывших преподавателей и соучеников. Ни Кэрдана, ни его старшего ученика Артана никто не заметил.

Нападавшие забрали все материалы из лаборатории Келика. Никто из Старых или Молодых Магов не нашел времени заняться ими. Никто не ведал ни их ценности, ни содержания. Но очевидно, что для беглых магов материалы представляли огромную ценность, раз они рискнули напасть на Распет, пусть даже с помощью дважды изменника Долана.

— Как они проникли в Распет, понятно, — подытожила Фелион. — Как они проникли во дворец, вот в чем вопрос. И как покинули его с саркофагом маркизы незамеченными. Они не использовали магию для трансгрессии или любого другого заклятья перемещения. Сработала бы система предупреждения, мы почуяли бы экстраординарный выплеск магии. Кто помогал им, если маркиз в это время находился в Распете.

— Из твоих слов следует очевидный вывод, Фаэ, — сказал Гиран. — Маркиз — не единственный изменник в стенах дворца. У него были союзники. И они наверняка остались во дворце. Их надо найти.

— Из более чем восьми тысяч человек, — уточнил Ионах. За месяц число обитателей столицы, трудившихся на реконструкции, выросло вдвое. — Как мы будем их искать?

Гиран призадумался и щелкнул пальцами.

— Предлагаю устроить награждение! Вручить каждому работнику символическое поощрение. И во время вручения аккуратно обследовать его сознание — нет ли там следов контакта с Доланом или кем-то из беглых магов.

— А как быть с теми, кто не работает и не заслужил поощрения? — хихикнул Билар. Гиран пожал плечами.

— Их не так много. Можно обследовать их отдельно.

— Твоя идея хитра и трудоемка, — сказала Фелион. — У нас нет времени лично награждать восемь тысяч человек и влезать при этом каждому в мысли. Надо что-то более краткое.

— Тогда стоит начать с тех, у кого есть доступ к входу и выходу из дворца. Стража, гвардейцы, маги, чиновники, высшие придворные. Будет естественно выразить им признание за черную работу. Изменник, скорее всего, среди них. Олбарские камнетесы вряд ли имели возможность вывести из дворца мага с ледяным саркофагом.

— В этом что-то есть… — проговорил Ионах. — Продумай, как организовать и провести награждение, лорд Гиран. Попытаемся это устроить.

Гиран склонил голову в знак повиновения. Чем дальше, тем больше Ионах ценил его понятливость, расторопность и отсутствие склонности к препирательствам, которая владела почти всеми Старыми Магами. Если его идею критиковали, он не защищал ее, а придумывал новую. Если ему давали поручение — он принимал его и начинал исполнять. Неужели все они были такими в молодости? Годы, опыт и гордость поселили в них любовь к препирательствам?

Оставалось еще одно важное последствие предательского налета.

— Нужно выяснить, живы ли семьи и близкие погибших Молодых, принести им соболезнования и назначить пенсию из казны. Билар, займешься?

Седоусый маг кивнул. Он тоже не был склонен к препирательствам.

— Тогда, друзья, на этом закончим. Разойдемся и попытаемся отдохнуть остаток ночи. Завтра нас ждет тяжкий день. Нужно будет известить Гретану и министров о нападении на Распет и измене Долана. Сие будет нелегко.

Трое магов покинули покои Ионаха. При выходе Фелион прошипела Гирану:

— Никогда не называй меня Фаэ при других!

— Прости. Не буду.

— Куда ты идешь?

— С тобой. Что-то не так?

— Гиран, я устала. Давай проведем остаток ночи отдельно. Нам все равно будет не до любви.

— Как скажешь, Фаэ…лон. Спокойного сна тебе.

Маг взглянул на нее со странным выражением и удалился, оставив волшебнице легкий осадок вины. Гиран не заслужил такого обращения. Но она никак не могла довериться ему. Не потому, что он вызывал подозрения. Потому, что доверие в ней было подточено на корню.

* * *

Утром Гретана узнала новость. Она рвала и метала, грозилась истолочь в порошок всех и каждого. Больше всего прилетело, как ни странно, маршалу Горацию.

— Ты! Это ты, остолоп, настоял, чтобы я простила этого ублюдочного предателя! Ты заставил меня принять его присягу! И вот результат! Больше я никогда не послушаю ни одного твоего совета! Ты больше не советник государыни! Проваливай с моих глаз! Не желаю тебя видеть! И не собираюсь держать подле себя таких идиотов!

— Ваше Величество, не делайте поспешных выводов…

— Не делай свою задницу еще грязнее, чем есть! Убирайся и скажи спасибо, что не отнимаю у тебя маршальский жезл! А стоило бы! За охрану дворца кто отвечает? Тоже ты? Ты кругом облажался, и смеешь мне перечить? Вон!

Лицо Горация сначала побледнело, затем пошло багровыми пятнами. Маршал развернулся на каблуках и вышел. Следующим на очереди был Молас.

— А ты, бесов ренегат?! Ты отвечаешь за магическую охрану! Как ты допустил, что выкормыши Болотника проникли во дворец и в этот бесов Распет?! Или ты умеешь только модерировать, а не работать? Если так, я тебя научу! А лучше, посажу в темницу! Модерируй там крыс! Это самое достойное занятие для тебя!

Сын кожевенника упал на колени.

— Я виноват, Ваше Величество. Виноват, что доверил установку магического барьера Распета Старым Магам, а не занялся ею лично. Прошу, дозвольте загладить вину. Впредь я буду лично контролировать все заградительные барьеры, установленные господами Старыми Магами!

— Вы!

Гретана ткнула пальцем в Ионаха и Фелион. Они явились пред гневные очи королевы вдвоем, придержали Билара подальше от греха. Пусть лучше гнев королевы выльется на тех, на кого она привыкла изливать его по поводу и без повода. А "незасвеченность" Билара может пригодиться в будущем.

— Вы проворонили эту стервячью свору! Упустили гвиратского предателя! Надо было услать вас всех, все равно здесь от вас никакого проку! Да и там проку не было бы! Вы бесполезные нахлебники, тунеядцы, шарлатаны! Будь проклят день, когда я с вами связалась! Без вас всего этого дерьма не случилось бы!

Ионах и Фелион одновременно подумали, что и впрямь без них Гретана не оказалась бы на троне и всего дерьма, что последовало за этим, не случилось бы.

— Слушайте мое царственное решение, — оповестила королева, когда раздала всем заслуженных и незаслуженных тумаков. — Я снимаю Моласа и Горация с охраны дворца. И магической защитой, и гвардейским караулом отныне ведает дон Антонио!

У большинства присутствующих отвисли челюсти. Доверять защиту дворца чужеземцу — такого прецедента в королевстве еще не было. Подобное легкомыслие могло дорого обойтись правящему монарху и всем его подданным. Но Гретане такое и в голову не могло прийти. Решение было принято и утверждено.

— А Старых Магов отныне не желаю видеть и слышать ни по какому поводу. Они лишаются права обращаться ко мне, подавать ходатайства, участвовать в Советах и собраниях двора, посещать торжественные мероприятия. Вы можете заниматься дальше своими посевами и строительными работами. Но не попадайтесь мне на глаза, ясно?

У Ионаха и Фелион уже не осталось сил ни возмущаться, ни ужасаться, ни дивиться. После передачи охраны дворца островитянину их уже ничего не могло поразить. Измотанные разносом королевы и ее неразумными решениями, маги разошлись по своим делам — тем, что королева соизволила оставить на их плечах.

Весь день они занимались привычной работой, словно и не было ночного нападения. А вечером Фелион тщетно прождала Гирана. Молодой маг ни разу не подошел к ней за день и не пришел на ночь. А самой волшебнице гордость мешала позвать его. Так она и провела эту ночь в одиночестве, в пустой и холодной постели, без тепла и ласки уверенных мужских рук.

Один человек во дворце был огорошен новостью о ночном нападении более прочих. Капитан Шемас Лебар и помыслить не мог, что его вчерашние действия обернутся чем-то большим, нежели похищение тела маркизы Долан. Он полагал, что маркиз — его друг — просто хочет покинуть дворец и вернуться туда, где у него есть шансы воскресить жену.

Как он мог ожидать, что маркиз пожелает унести с собой материалы из магической крепости, а его сообщники прикончат шесть магов?! Об этом маркиз не предупреждал капитана. Шемас чувствовал себя предателем и преданным. Он стал государственным изменником. Если всплывет его роль в ночном налете, его ждет смертная казнь. Шемас не знал, что ему делать.

А еще капитан тяготился тем, что Калема, узнав о налете, истово проклинала магов, как нападавших, так и защитников. Она повторяла на все лады, что магам нельзя верить, что от них только смута, если бы не маги, не было бы проклятой войны, не было бы Сожжения, не было бы ничего. Если большинство людей королевства проклинали Болотника Кэрдана, то Калема проклинала всех магов разом. Что с ней станет, когда она наконец узнает о способностях Дарины?..

Были во дворце и те, кого налет на Распет никак не затронул. Простые работяги, впахивающие как ни в чем ни бывало. Непростые работяги, вроде принцессы Келитаны. Принцесса с большим удовольствием поучаствовала бы в налете — все равно, в роли нападающего или в роли защитника. Лишь бы освободиться от ненавистной уборки. Но ей снова приходилось мести и драить пол, как десятки дней до сегодняшнего дня… Как придется десятки или сотни дней после…

Келитана ненавидела сегодня пыль и швабру больше обычного. Этой ночью ей снился кошмар, который регулярно посещал принцессу после Потопа. Лесия, любимая фрейлина Келитаны. Ее бездыханное тело. Раз в несколько дней принцесса во сне барахталась в ледяной воде, а затем, когда под руками мага вода уходила из палаты, видела на полу тело подруги. Бросалась к ней, чтобы привести в чувство, выдавить воду из ее легких… но кожа Лесии была такой же ледяной, как схлынувшая вода. Коснувшись ее, Келитана с криком просыпалась.

Днем, во время ненавистной уборки, голос Лесии неотступно звучал в голове принцессы, заставляя ненавидеть это занятие все сильнее и сильнее. Иногда ей хотелось швырнуть швабру и совок об стену, разметав проклятый мусор, и кричать, кричать, кричать. Выплеснуть хоть как-то нестерпимую боль, что жила в ее душе.

И когда принцесса была близка к тому, чтобы совершить это, из-за угла показался Лайдон. Привычным движением мальчишка выхватил совок из рук принцессы, опростал его в мусорный мешок, погрузил мешок на тележку. Келитана наблюдала за ним со странно щемящим чувством. Почему он всегда оказывался рядом, когда боль в груди достигала предела? И почему с его появлением боль неизменно затихала? Может, он умеет читать чувства? И облегчать их? Может, мальчик — колдун?

Лай отошел от тележки и повернулся к принцессе. Под ее пристальным взглядом он опустил глаза. Что-то странное и очень тревожащее виделось ему в глазах принцессы.

— Почему ты бастард, Лай?

Вопрос ошарашил его.

— Потому что мой отец аристократ, а мать служанка…

— Почему жизнь так несправедлива? Будь ты чистокровным дворянином, я бы пошла за тебя замуж не сомневаясь, из какой бы семьи ты ни происходил.

— У вас соринка на плече, — молвил вдруг Лайдон и потянулся, чтобы смахнуть мусор с ее рукава. Лицо юноши оказалось неожиданно близко, и Келитана не удержалась. Она обняла его за плечи легким, почти незаметным движением и прильнула к его губам. Лайдон замер, перестав дышать. Принцесса ласкала его губы своими губами и языком. А затем парень оттолкнул ее и судорожно вдохнул.

— Миледи… прошу вас, не делайте так.

— Не делать? Тебе не понравилось?

Она попыталась положить ему руку на плечо, но Лайдон отшатнулся и сделал два шага назад. Келитана попыталась заглянуть ему в глаза, но мальчик упорно не поднимал их от пола.

— Почему, Лай? Ты мне нравишься. А я тебе? Тебе не нравятся такие девушки, как я?

— Пожалуйста, миледи! Мне лучше уйти.

— Ты боишься? Думаешь, тебя арестуют за приставания к принцессе крови? Но ты ни в чем не виноват. Ты не скрываешь свое происхождение. Я знаю, что ты бастард. И это я к тебе пристаю, а не наоборот. Тебе нечего бояться, Лай. Я беру всю ответственность на себя.

— Я… простите, миледи… Я должен уйти.

Не дав Келитане больше ни секунды, бастард выскочил за дверь. Келитана смятенно глядела ему вслед. Что происходит — с ним, с ней?.. Зачем ей это безумие? И почему он оттолкнул ее? Она знала, насколько желанна мужчинам. И Лай вовсе не трус. Так почему? Он волновал ее так, как ни один из придворных ухажеров. Как он смел отказать ей, противный вредный мальчишка?!

* * *

Этой ночью во дворце все спали по-разному. Кто-то в одиночестве, как гордая Фелион, отвергнутый Гораций, тоскующая Келитана или смятенный Лайдон. Кто-то предавался жаркой любви, как королева Гретана с черноглазым мускулистым островитянином. Кто-то лежал рядом с любимым человеком, но не мог ни уснуть, ни насладиться близостью, мучаясь сумбурными чувствами — как капитан Шемас Лебар.

А кто-то, как казначей Альтус, бодрствовал и спать не планировал. Он пробирался дворцовыми коридорами в одну из отдаленных необитаемых палат дворца. Палаты в том крыле сильнее всего пострадали от Потопа, и восстановительные работы до них не дошли.

Казначей Альтус вошел в одну из них и принялся озираться в поисках того, кто назначил ему встречу в этом странном месте. Его глаза долго не могли привыкнуть к темноте после освещенного факелами коридора. Затем он услышал голос:

— Я здесь, лорд Альтус.

Казначей обернулся и увидел, как из стены выступила темная фигура, подернутая дымкой. Очертания человека будто расплывались в тумане. Лица было не видать. Голос звучал приглушенно; ни тембр, ни интонации не задерживались в памяти. Только смысл слов.

— Я думал, вы уже не придете. Я ждал вас на прежнем месте.

— Мой предшественник не успел уведомить меня об условленном месте.

— Предшественник?.. Так вы не…

— Вы имеете дело с другим посланником, лорд Альтус. Это почти ничего не меняет для вас. Выполняйте мои распоряжения так, как выполняли его.

— Могу я узнать ваше имя?

— Можете по-прежнему называть меня Че. Полагаю, вы привыкли к этому имени.

— Если ваш предшественник не будет возражать, то и я не против, — хмыкнул казначей. — Итак, что вы хотите от меня?

— Ничего, лорд Альтус. Это вы хотите от нас покровительства. Как сообщил мой предшественник, вы сами вышли на него и предложили службу, после того как бывший Придворный Маг уличил вас в растрате казны. Теперь мы хотим лишь вашего служения.

Поморщившись, Альтус исправился:

— Прошу прощения за некорректную формулировку… Че. Какие будут распоряжения?

— Наладить контакт с маршалом Горацием. Попав в опалу, он будет особенно ценить любые выражения дружбы. И любые деловые предложения.

— Что я должен ему предложить?

— Для начала — поддержку. Симпатию. Доверие. Вы и он — два единственных выживших соратника Гретаны по мятежу. Сыграйте на этом. Дайте понять, что не забыли о былом сотрудничестве. Что цените прошлое и не хотите бросать товарища в тяжелое время. Станьте для него человеком, которому он сможет доверять.

— А потом?

— Потом у нас появятся новые исходные данные. Будем работать с ними. На текущий момент достаточно того, что я вам сказал. Исполняйте.

Казначей почувствовал, как его глаза на мгновение затянулись поволокой. А когда зрение прояснилось, в разрушенной палате никого не было. Расплывчатая фигура словно растаяла в воздухе. Казначей вздрогнул, будто стряхивая с себя наваждение, вышел из палаты и начал пробираться в свои покои столь же осторожно, как шел на встречу с новым Че.

Глава 13. Бродячий Айлен. Взрыв котла

Торжествующие маги собрались в холле Айлена. Захваченные трофеи Распета были сгружены на пол, в центр собрания. Артан обратился к своим подчиненным с речью:

— Лорды, леди, монны, мэтры! Поздравляю всех вас — и себя тоже! — с благополучным исходом операции! Бесценные результаты исследований Распета отныне в наших руках!

— Ура милорду! Ура Академии! — воскликнули маги.

— Также поздравляю с пополнением в наших рядах. К нам вернулся маркиз Долан, освобожденный от навязанных обязательств перед узурпаторшей Гретаной.

А вот это объявление было встречено угрюмым молчанием. Лишь леди Беделин, сопрактикантка маркиза в Распете, приветственно улыбнулась ему. Да еще с пяток либерально настроенных магов доброжелательно кивнули. Большинство обитателей Айлена считали Долана предателем и ренегатом. Артан сделал вид, что не заметил прохладной реакции коллег, и продолжил:

— Лорд Брогар, леди Эйтана, отдельная благодарность вам за чистую работу. А вам, лорд Фелас, рекомендуется брать с них пример. Вы оставили за собой несколько трупов безо всякой необходимости.

— Без необходимости, милорд? То были наши враги. Предатели. Как вы думаете, что сделал бы с предателями милорд Кэрдан?

— Вы не милорд Кэрдан, — отчеканил Артан. — Вы — старший преподаватель Магической Академии. Которую возглавляю я, по воле милорда Кэрдана. И я не приказывал вам проводить рейд возмездия. Выношу вам предупреждение, лорд Фелас. В следующий раз придерживайтесь моего приказа.

— Иначе что?

Дерзкая реплика принадлежала не Феласу. Тот побледнел от гнева, выслушивая выговор Артана, но молчал. Голос, посмевший перечить главе Академии, был женским.

— Что вы сделаете с лордом Феласом, если он отступит от вашего приказа, милорд? Может, стоит отдавать такие приказы, которые ваши подчиненные будут рады выполнить? Наш коллега отлично справился с заданием. Он принес вам все материалы, которые вы хотели получить. Если он прикончил мимоходом парочку-другую ренегатов, это лишь в плюс ему. За что вы его критикуете? За излишнюю преданность делу милорда Кэрдана? За то, что лорд Фелас покарал тех отступников, что встретились на его пути? Не много ли вы на себя берете, лорд Артан? Не забываете ли, кто истинный глава Академии?

— Я помню об этом каждую минуту, леди Эйтана, — проговорил маг нарочито тихо. — И каждую минуту молю Создателя, чтобы милорд возвратился к нам и занял свое место. Но пока его нет, я буду исполнять обязанности, кои он возложил на меня. И если вы преданы милорду, вы будете повиноваться моим приказам, как его собственным.

— Я предана милорду Кэрдану. А вы, лорд Артан, преданы? Или предали? Вы похвалили меня и Брогара за чистую работу. Но знаете, мне жаль, что на нашем пути не попался ни один ренегат. Я бы убила его, точно так же, как лорд Фелас убил тех, кто попался на его пути. И так сделал бы любой, кто по-настоящему предан милорду. Это только вы привечаете ренегатов, вместо того чтобы убивать их.

При этих словах она метнула полный ненависти взгляд в сторону Долана. А затем повернулась к Артану спиной и вышла из холла. Подумав секунду, Фелас тоже встал и вышел в ту же дверь. Артан обвел холл пылающим взором.

— Есть еще желающие последовать примеру леди Эйтаны и лорда Феласа? — спросил он сухо.

— Я поговорю с Эйт, милорд… с Эйтаной. Она принесет извинения.

— Вы сделаете это позже, лорд Брогар. Сейчас, если никто больше не желает покинуть собрание, мы продолжим. Мэтр Келик, когда вы будете готовы возобновить работу над материалами?

— Немедленно, милорд! — отозвался ученый. Его глаза горели от нетерпения. — Моя лаборатория полностью оснащена. Мэтр Тами, леди Беделин, монна Илайза, лорд Гаран, мэтр Клайто отлично поработали, пока боевая команда готовилась к рейду. Они полностью воссоздали оборудование, которое было у меня в Распете. Осталось несколько штрихов… Мы дополним их при помощи визуализаций лорда Лутана, который по моей просьбе запечатлел сохранившееся оборудование в Распете. Мы сверим детали и дополним недостающее, в случае необходимости. Но я уже могу начать работу, не дожидаясь сверки и окончательного приведения в соответствие. Есть много начальных процессов, которые не нуждаются в тщательной детализации, например, анализ микрочастиц поверхности или…

— Благодарю вас, мэтр Келик. Увы, наше научное невежество не позволит нам вникнуть в тонкости вашей работы. Ни у меня, ни у кого-либо из присутствующих нет сомнений в вашей высочайшей компетенции. Мы рады, что вы можете немедленно приступить к работе. Любая помощь, в коей вы будете нуждаться по ходу исследований, будет предоставлена вам по первому требованию.

Ученый благодарно склонил голову, не сердясь, что его перебили.

— Я бы хотел попросить леди Беделин ассистировать мне. Она зарекомендовала себя как аккуратная, исполнительная девушка, способная к кропотливой и тщательной работе. У нее есть все качества, коих я требую от ассистента.

Артан удивленно посмотрел на девушку.

— Насколько мне известно, леди Беделин немало загружена работой с детьми. Если она согласна на ваше предложение, я не стану возражать.

— Я постараюсь совместить оба занятия, милорд. Я была бы счастлива работать с мэтром. И буду вам признательна, если вы освободите меня от участия в Преподавательском Совете. Увы, у меня слишком мало опыта, чтобы я могла быть по-настоящему полезна в такой деятельности. Тогда у меня останется больше времени, чтобы заниматься с детьми и помогать мэтру.

Артана словно обухом по голове шарахнули. Он еле успел придать ауре оттенок синевы, чтобы она не заполыхала кислотно-розовым цветом — цветом обиды. Он ответил так нейтрально, как смог:

— Хорошо, леди Беделин, ваша просьба исполнена. Отныне вы не входите в состав Совета. Мэтр Келик, какие еще пожелания у вас будут?

— Это все, милорд. Если я больше не нужен вам, я бы охотно удалился в лабораторию и приступил к работе!

— Кимар, Брогар, помогите мэтру доставить захваченные материалы в лабораторию. Впрочем, нет, Кимар и Санис. Брогар, ваша первоочередная задача — переговорить с леди Эйтаной. Объявляю собрание закрытым. Все свободны. Отдыхайте и празднуйте победу. Айлен доставил для вас сегодня несколько ящиков риванского. Наслаждайтесь, лорды, леди, монны и мэтры. Сегодня ваш день.

Артан вышел из холла, сделав знак Долану следовать за ним. Глава Академии и невольный ренегат уединились в одной из укромных комнат замка, которые каждый день меняли интерьер и расположение. Внутренняя конструкция Бродячего Айлена была переменчива и нестабильна. Неизменными оставались лишь те помещения, где ночью кто-то спал. И холл. Все остальное каждый день менялось. Поэтому мэтру Келику пришлось организовать спальное место прямо в лаборатории — иначе она грозила затеряться в пересечениях пространств и измерений.

Закрыв дверь за собой и Доланом, Артан произнес:

— Примите мои извинения, маркиз. Я знал, что некоторые из моих коллег настроены не вполне дружелюбно по отношению к вам, но надеялся, что их отношение впоследствии изменится, в процессе нашей общей работы. Я не ожидал ничего подобного инсинуациям леди Эйтаны. Но я урегулирую эту проблему, обещаю вам.

— Милорд. Вам не стоит беспокоиться. Я привык к инсинуациям, косым взглядам, прямым укорам в королевском дворце. Мне нет до них никакого дела. Все, что я хочу, достойно служить. И достичь своей цели. Королева и Старые Маги приняли мою присягу. Но им не было дела до моей цели. Они не собирались помогать мне достичь ее. Я помню отношение лорда Кэрдана. Он помогал не словом, а делом. И я надеюсь, что его преемник поступит также.

— Я пригласил вас именно для того, чтобы обсудить вашу цель, маркиз.

Долан встрепенулся, в одно мгновение сделавшись собранным и напряженным, как летящая стрела. Артан спросил:

— Знаете ли вы, где люди милорда смогли найти некроманта Игмухарасси?

— В Морехе, милорд. Почтенный мэтр сам поведал мне, где он обитал до того, как его… пригласили в Распет.

Долан тактично не стал упоминать, что некромант ругался и клял на все лады похитителей, насильно выкравших его из уютной лесной землянки. Так же прочувствованно, как проклинал похитителей, мэтр расписывал все прелести подземного жилища, выкопанного на месте древнего погоста. Тысячи лет назад в сердце Морехского леса стояло село, разрушенное врагами и захваченное лесом. Чутье некроманта отыскало место захоронения сельчан. Именно там он вырыл себе уютную норку.

— Мы не смогли докликаться до него после Сожжения и Потопа. Есть все основания полагать, что он вернулся на старое место. К сожалению, в Айлене нет никого из той группы, которая отыскала его и привезла в Распет. Но у меня имеются примерные координаты его места обитания. Я даю вам поручение отыскать некроманта и уговорить его присоединиться к нам в Айлене. Вы сумели найти с ним общий язык и добиться его расположения. Он занимался с вами своим искусством. Я хочу, чтобы ваши занятия были возобновлены, а мэтр Игмухарасси стал членом нашей команды. Он принес много пользы и принесет еще немало. И он приблизит вас к заветной цели. Пока вы будете исполнять поручение, тело вашей супруги останется в лаборатории мэтра Келика в безопасности и сохранности. Я лично запечатаю его заклятием. Ни у кого, кроме вас или меня, не будет возможности вскрыть ледяной куб. Когда вы вернетесь с мэтром, у вас появится возможность начать эксперименты по ее воскрешению под руководством некроманта. Если же вы вернетесь один… Тогда я предоставлю вам возможность изыскать иные способы достижения вашей цели.

Долан низко склонился перед Артаном. Его взгляд, обычно бесстрастный и невозмутимый за исключением моментов, когда маркиз смотрел на тело жены или предавался воспоминаниям, полыхал энтузиазмом.

— Вы оправдали мои надежды, милорд. Вы — достойный ученик лорда Кэрдана, да будет Создатель столь милостив, что сохранит ему жизнь и вернет к нам. Я с искренней радостью повинуюсь вашему приказу. Я готов выступить прямо сейчас.

— Отдохните ночь, маркиз. И вам необходима помощь целителя. Удивлен, что Старые не оказали вам ее должным образом. Я отдам Ларасу распоряжение заняться вами. Он лучший целитель Ремидеи.

Артан имел в виду уродливые рубцы, избороздившие все тело Долана, и вздутые вены. Следы субментального удара их учителя Кэрдана. Маркиз качнул головой.

— У меня ничего не болит, милорд. А внешний облик меня не тревожит. Я не собираюсь очаровывать прелестных дам.

Артан склонил голову.

— Как считаете нужным. В любом случае искусство Лараса в вашем распоряжении. Если не пожелаете прибегнуть к нему, выступайте завтра с утра. И, маркиз… Еще одно дополнение к моему поручению. Шансов, что его удастся исполнить, почти нет, но на всякий случай я сообщу вам информацию.

— Я весь внимание, милорд.

— Месяц назад, перед нашим приходом, из Айлена исчезло два ребенка. Мальчик и фея. Мальчика зовут Кайсал, ему около тринадцати. Девочка — Риниэль, фея огненной стихии. Ей пятнадцать лет.

Артан передал маркизу мысленные образы детей.

— Никому неизвестно, как они пропали и где могут находиться. Если в пути вы обнаружите их следы, то к вашему поручению добавится поиск и возвращение детей в Айлен.

— Я вас понял, милорд. Я буду внимателен к возможным следам этих детей.

— Благодарю, маркиз. Я рад, что отныне вы — в нашей команде. К вашему возвращению я сделаю все, чтобы искоренить остатки негативного отношения к вашей персоне. Вы вернетесь полноценным и признанным членом команды.

— Милорд, не утруждайте себя. Меня совершенно не беспокоит негативное отношение к моей персоне. Пусть оно не беспокоит и вас. Я желаю лишь достойно исполнить ваше поручение… и вернуть Аделию.

— Клянусь сделать все, что в моих силах, чтобы содействовать исполнению вашего желания, маркиз.

— Милорд, у меня просьба. Гвардейский капитан, который помог мне, подверг себя опасности. Он предложил мне дружбу и я принял ее. Если он будет разоблачен, его ждет казнь. Я бы хотел знать, что его защитят в случае необходимости.

— Его защитят, маркиз. Слово дворянина.

Оба мужчины поклонились друг другу с предельным выражением почтения и признательности. Затем покинули укромную комнату, которой завтра в замке уже не будет. Маркиз отправился в спальню, отведенную ему на эту ночь Артаном, а сам глава Академии — в собственную спальню. Он чертовски устал — как от рейда в Распет, так и от скандала на собрании. Почему нельзя со всеми людьми договориться так же легко и надежно, как с маркизом Доланом? Молчаливый, целеустремленный, бесконфликтный гвиратский аристократ импонировал Артану с начала обучения. Иметь с ним дело всегда было комфортно. Гвиратец понимал Артана с полуслова, ни разу не подводил, при взаимодействии с ним не возникало напряжения. В отличие от некоторых других…

То, что учудили на собрании Фелас и Эйтана, переходило все границы. Артан с трудом представлял, как он сможет "урегулировать" их протест, нескрываемую враждебность к Долану, отказ подчиняться приказам. Похоже, его ждала открытая конфронтация. Насколько все было проще, когда он был лишь учеником милорда Кэрдана. Его беспрекословный авторитет осенял Артана надежным крылом. А еще вся ответственность за решения и поступки лежала на милорде. Артан лишь исполнял приказ. Даже тогда, когда он действовал без подсказки милорда, на свое усмотрение, он все равно оставался учеником.

Здесь, в Айлене, он был старшим. За ним не стояло ни учителя, ни чужого авторитета, ни чужой ответственности. Он отвечал за все, что происходило в этих стенах. Чем дальше, тем более тяжким и непосильным становился для него этот груз… И Беделин. Он лишился ее поддержки. Ее тепла и окрыляющего присутствия.

Со времени их размолвки Артан не раз испытывал отчаяние и одиночество из-за невозможности поговорить с девушкой, посмотреть ей в глаза, увидеть ее улыбку. Казалось бы — какая мелочь, присутствие другого человека, улыбка… Но оказывается, это заряжало его, давало силы нести бремя ответственности дальше. И он это потерял. Из-за дурацкой шутки, которая показалась ему совершенно безобидной, но которую леди Беделин ему не простила. Эта потеря, как ни странно, оказалась для него еще тяжелее, чем неповиновение коллег и соратников.

* * *

Покинув собрание, Брогар отправился на поиски Эйтаны, чтобы поговорить с девушкой. Он заглянул в их спальню — там ее не было. Тогда Брогар прошелся по некоторым помещениям Айлена, образовавшимся с сегодняшнего утра. Зашел в зал, где проводили время дети. Несколько девочек бросили на него недобрые взгляды, но с пяток детей радостно приветствовали его. Молодой и задорный преподаватель сумел преодолеть недоверие и опасения некоторых учеников и завоевать симпатию.

Эйтаны с детьми не было. Не нашел он ее и в лаборатории мэтра Келика. Он прошел еще несколько комнат и уже решил было, что она вышла из замка. Он собрался выйти наружу и позвать ее мысленно — в стенах Айлена мысленное общение было невозможно. Но тут до него донесся ее голос. Ее крик.

Первой реакцией мужчины было броситься на выручку любимой женщине. Но в следующее мгновение он понял, что это был не крик ужаса, отчаяния или протеста. Не призыв к помощи. Это был крик сладострастия. Так она кричала в любовных играх с ним — надрывно, исступленно, пронзительно. В тех играх, которые он заводил по ее безмолвному настоянию. Играх с болью, принуждением и насилием.

И сейчас она предавалась этим играм с другим человеком. Кричала, не стесняясь и не заботясь, что ее могут услышать. Брогар легко определил, из чьей спальни доносились похотливые стоны его возлюбленной. Из спальни Феласа. Она заступилась за него перед Артаном, демонстративно покинула собрание, а когда он последовал за нею, предалась любви с ним.

Мужчина стоял под дверью спальни несколько минут, не в силах стронуться с места. Вопли Эйтаны не прекращались, и он продолжал слушать их, будто сам искал боли — особого сорта. Наконец он повернулся и побрел назад. Он дошел до своей комнаты и лег на кровать — ту, на которой он обладал Эйтаной, как сейчас обладал ею другой.

День прошел и прошел вечер, а Брогар неподвижно лежал, потеряв счет времени. Как сквозь сон, он слышал скрип двери. Перед ним возникла фигура Эйтаны, прозвучал ее шепот:

— Керф? Ты спишь?

Он повернулся к стене, чтобы не видеть ее. Она никак не отреагировала, молча ушла в уборную, и примерно с час Брогар слышал плеск воды. Эйтана приготовила ванну — материализовала из псевдореальности, как они все делали — и нежилась в ней. Она любила нежиться в ванной после занятий любовью.

Девушка вышла из уборной обнаженной. Брогар повернулся лицом к ней и увидел длинные шрамы вдоль спины на нежной белой коже.

— Как давно ты спишь с ним?

— С кем? Что ты несешь?

— С Феласом. Я слышал вас.

— Какая тебе разница? Не припомню, чтобы клялась тебе в верности.

Брогар сел на кровати.

— Почему, Эйт?! Я любил тебя! Я делал все, что тебе нравится! Зачем ты пошла к нему? Чего еще тебе не хватало?!

Эйтана взяла гребень и принялась расчесывать длинные вьющиеся волосы. Брогар много раз любовался этим зрелищем, оно возбуждало его. Словно воздушное светлое облако облекало его возлюбленную… бывшую возлюбленную.

— Почему?! — повторил он. — Что еще я должен сделать для тебя?! Чего ты хочешь?

— Ты делал это без удовольствия, — невозмутимо ответила она. — Ты не мог возбудить меня по-настоящему.

— А он?!

— Он может… Фел знает толк в такой любви, которая нравится нам обоим. Он умеет причинять боль. Он любит причинять боль. А это главное. Пойми, Керф, очень заметно, что ты лишь пытаешься угодить мне, но не испытываешь удовольствия. Так неинтересно.

— Неинтересно, говоришь?

Брогар подошел к Эйтане.

— А как тебе интересно? Чтобы я испытывал удовольствие, причиняя тебе боль? Видит Создатель, Эйт, сейчас я очень хочу причинить тебе боль. С каким удовольствием я бы разорвал тебя на куски, чтобы ты почувствовала хоть на мгновенье, что чувствую я.

Эйтана положила гребень на трюмо и повернулась к нему. Ее глаза горели сумасшедшим огнем.

— Так сделай это, Керф. Покажи, что у тебя внутри. Покажи гнев, покажи ярость. Может, тогда я поверю, что ты настоящий мужчина, а не тряпка.

— Вот чего ты хотела все это время? Настоящего мужчину, который чувствует к тебе ярость? Ты для этого трахнулась с Феласом?! Разъярить меня?

— Ты так высоко о себе мнишь, Керф. Я трахаюсь с мужчинами не ради тебя, а ради себя.

— С мужчинами?! С кем еще?!

— Не твое дело. Я не связывала себя обязательствами перед тобой.

Брогар схватил ее за плечо, потащил к кровати, швырнул лицом вниз, со всей силы шлепнул по ягодицам. Эйтана лишь смеялась.

— И это все? О, Керф, ты страшен в гневе! Твоя месть ужасна!

В груди Брогара бурлило пламя. Насмешки Эйтаны подогревали его злость и отчаяние. Он хлестнул девушку пучком магической энергии, и та взвыла.

— Керф, прекрати! Не так!

— Ах, не так?! Это тебе не по нраву?

Он ударил ее еще раз и еще, метя точно по свежим шрамам. Кожа, которая начала стягиваться, опять разошлась, из ран хлынула кровь. Брогар ударил Эйтану несколько раз, затем перевернул ее на окровавленную спину, ударил по животу, груди, лицу. Девушка кричала и извивалась теперь уже по-настоящему, не в приступе любовного экстаза. Мужчина грубо овладел ею, изливая вместе с семенем злость и обиду.

Он скатился с нее, тяжело дыша. Ярость, которую так вожделела Эйтана, продолжала клокотать в нем. Но волшебница вряд ли наслаждалась ею. Она больше не кричала и не шевелилась. Она распласталась на кровати, как сломанная кукла. Глаза закрыты, дыхания не слышно. До Брогара стало доходить, что он натворил.

— Эйт… Эйти… Детка, что с тобой? Эйт, ты жива?! Эйти!!!

Он схватил ее за плечи, встряхнул. Девушка безвольно повисла у него на руках, глаза оставались закрыты. Брогар отчаянно закричал. Он уронил Эйтану и заметался по комнате. Затем выскочил в коридор и помчался к спальне Артана.

— Милорд! — он отчаянно замолотил в дверь. — Милорд, откройте, прошу вас! Это я, Брогар!

Через пару минут всклокоченная голова Артана показалась в проеме двери. Спросонья глава Академии мало беспокоился, что подчиненные не должны видеть шефа растрепанным и неопрятным.

— Милорд, я убил ее!

Артан мгновенно распахнул дверь и выскочил в коридор. Сон слетел с него в долю секунды.

— Кого?!

— Эйти. Я ее убил!

— Где она? Ведите меня, живо. Прекратить истерику!

— В нашей спальне…

Артан бросился в комнату Брогара, волоча младшего преподавателя за собой. Он распахнул дверь спальни, метнулся к бесчувственной девушке.

— Разбудите Лараса и приведите сюда! — приказал он Брогару.

— Она… она не?..

— Заткнитесь и выполняйте приказ, пока я сам не убил вас! — рявкнул Артан.

Брогар побежал звать целителя. Артан сосредоточился и оценил магическим видением состояние организма Эйтаны. Из физических повреждений — несколько свежих шрамов. Они не могли привести к потере сознания. А вот иные шрамы, вызванные ударами магической энергии… Удары рассекли не только кожу, но и несколько внутренних органов. Почему она не сопротивлялась? Она сильная волшебница и более опытная, чем Брогар. И зачем он напал на нее? Неужели они так поссорились из-за инцидента на собрании? Брогар должен утратить рассудок, чтобы так поступить с ней. Он слишком влюблен в нее. Или причина как раз в этом "слишком"?..

Артан мог только размышлять — он не владел целительским искусством настолько, чтобы заняться такими серьезными повреждениями. К счастью, Брогар быстро вернулся вместе с Ларасом, и тот немедленно приступил к работе, не задавая лишних вопросов.

— Ей понадобятся дополнительные источники силы, — сказал маг через пару минут осмотра. — Приведите всех женщин. Фей тоже, по возможности.

Этого Артан не ожидал. Значит, скрыть инцидент не получится.

— Керф, разбудите Илайзу, Эмму и остальных. Я позову леди Беделин и фей.

Оба выбежали из комнаты, оставив целителя Лараса с Эйтаной. Артан подтолкнул Брогара впереди себя. Он хотел удостовериться, что маг отправится исполнять приказ, а не задержится в спальне. Мало ли что может случиться с ним. Ларас не владеет боевой магией и не сможет защитить ни себя, ни полумертвую Эйтану, если на Брогара вновь найдет помрачение рассудка.

Артан успокоился лишь тогда, когда Брогар постучал в дверь волшебницы Эммы. Тогда он сам побежал к спальне Беделин. Он понимал, что она будет не слишком рада видеть его среди ночи, после случившегося между ними раздора, но деваться некуда. Ни ему, ни ей.

— Леди Беделин, я понимаю, что вы не слишком рады видеть меня, тем более в такое время суток. Но в Айлене чрезвычайное происшествие. Требуется ваша помощь.

— Дайте мне пару минут, милорд!

В отличие от самого Артана, до сих пор бегавшего по замку в ночных подштанниках и с взъерошенными со сна волосами, Беделин мгновенно успела привести себя в порядок. Она появилась из-за двери в платье, волосы аккуратно собраны в пучок.

— Леди Эйтана серьезно ранена. Ей понадобятся вливания маны. Мэтр Ларас приказал собрать всех женщин. Нужна помощь фей. Девочки недолюбливают Эйтану, но доверяют вам. Я прошу вас убедить их присоединиться к исцелению.

Беделин, помедлив, кивнула.

— Я попытаюсь, милорд. У них добрые сердца. Вряд ли они откажут.

— Я пойду с вами. Вы будете разговаривать с ними, а затем я отведу каждую из них к Ларасу.

Так маг и волшебница начали обход спален фей. Девочки были удивлены и растеряны ночным вторжением волшебников, некоторые — Ираис, Верейн и еще одна старшая девочка — не хотели открывать дверь. Но Беделин оказалась права: когда они слышали о несчастье, ни одна не оставалась равнодушной. Одну за другой Артан проводил фей в спальню Эйтаны, где целитель формировал линию передачи магической энергии. Последними присоединились Беделин и фея Верейн.

Цепь Восстановления была личным заклятьем целителя Лараса. Он изобрел его, когда отказался от отшельнической жизни и вступил в Магическую Академию Придворного Мага. Там Ларас открыл для себя групповой метод работы и начал активно использовать его в целительской практике. Тогда он и обнаружил, что передача жизненной силы одного человека другому может быть безвредной для донора, если донор не один. И он разработал тончайшее, искуснейшее заклинание Цепь Восстановления. Правда, у заклятья была одна особенность: участники Цепи должны быть одного пола. Если пациент мужчина, то безопасная передача жизненной силы могла происходить от мужчин. Если женщина, донорами должны быть женщины.

Ларас был Старым Магом, отшельником-целителем, как Фелион. Долгое время он игнорировал призыв Придворного Мага и избегал его вербовщиков, которые агитировали отшельников всего королевства вступить в Академию. Но затем целителя настигло прозрение. Он осознал, что обладает слишком многими знаниями и умениями, слишком ценными, чтобы выдавать их тонкой струйкой ради единственного ученика. Слишком много страждущих, нуждающихся в хорошем искусстве исцеления. Ларас осознал необходимость передать свои умения как можно большему числу людей, чтобы те помогли как можно большему числу страждущих.

Открыв для себя коллективную работу, Ларас стал ее истовым фанатиком, подобно Артану. Он принял сторону Кэрдана не потому, что слепо восхищался им. Маг прекрасно видел, что представляет собой создатель Академии как личность. По правде говоря, Ларас терпеть не мог Кэрдана. Отношения двух магов можно было назвать вооруженным нейтралитетом.

Ларас старался держаться подальше от Придворного Мага, не вмешиваться в его управление Академией, а просто делать свою работу — учить и лечить. Кэрдан, после неудачной попытки подчинить Старого Мага, принял решение не провоцировать его больше и предоставить самому себе, благо Ларас не пытался интриговать, создавать враждебные Кэрдану коалиции и сеять оппозиционный настрой.

Когда начался мятеж Гретаны и магам Академии пришлось принимать решение, Ларас не присоединился к другим Старым Магам. Он хотел, чтобы Академия продолжала жить, развивать групповые методы работы и обучения. Поэтому он не присягнул Гретане, остался в Распете, а затем последовал за Артаном в изгнание.

Нередко целителя посещала мысль, что сейчас во дворце, подле новой королевы, он нашел бы себе лучшее применение, нежели в изгнании, в застенках Айлена, обучая каких-то шестьдесят человек. Контраргументом было, что шестьдесят правильно обученных человек, исповедующие принципы групповой работы, впоследствии смогут обучить еще шестьдесят тысяч.

А Старые Маги, закосневшие в тысячелетних традициях, равнодушные к новаторским приемам и методикам, не признают и не смогут применить сотой доли того, что Ларас способен им дать. А еще Ларас питал искренние симпатии к нынешнему, временному главе Академии, в отличие от его учителя и предшественника. РаспетеыфвдДАВЫВАываававаппвжржапл

Некоторое время Артан наблюдал за работой Лараса. Когда он понял, что жизнь леди Эйтаны в безопасности и решается лишь вопрос скорости ее восстановления, он вышел, сделав знак Брогару следовать за ним. Мужчины проследовали в спальню старшего мага.

— Я переоденусь, а вы тем временем расскажете, что произошло.

— Я… я не знаю, что сказать, милорд. Должно быть, я сошел с ума. Вы же видели что я сотворил с Эйт… Создатель, лишь бы Ларас нормально залатал ее. Я безумец, милорд. Я приму любую кару.

— Прекратите, Брогар. Мне нужна информация, а не ваши самобичевания. Почему вы набросились на нее? Вы же не могли сойти с ума на пустом месте. Что предшествовало вашему нападению? Вы ссорились?

— Да… Я не хочу говорить об этом, милорд. Во всем виноват я один. Просто наложите любую кару, какую сочтете нужным. Может, мне лучше уйти из Айлена. Как я смогу смотреть в глаза Эйт?! И она не захочет меня видеть.

— Я сам решу, как вас наказать и кому уйти из Айлена. Отвечайте на мои вопросы. Что вы сделали после того, как покинули собрание?

— Стал искать ее.

— Нашли?

Маг угрюмо кивнул.

— Пожалуйста, милорд. Это не имеет отношения к случившемуся.

— Где вы ее нашли? Не молчите и отвечайте откровенно. Это приказ.

— У Феласа.

— Вот как. И что леди Эйтана делала у Феласа?

— Трахалась, что еще она могла с ним делать?!

— Тише, Керф. Я должен прояснить ситуацию досконально. Вы застигли ее и Феласа в постели и набросились на нее? Что с Феласом, он жив?

Под острым, обжигающим взглядом главы академии изгнанников Брогар сник.

— Не совсем так, милорд. Я не застиг их, просто услышал из-за двери. Эйт кричала во весь голос. Не считала нужным сдерживаться, похоже. Ей было плевать, услышит ее кто-нибудь или нет. Ей всегда было плевать на всех.

У него дрогнули губы, будто бывший разбойник был готов заплакать.

— Что вы сделали?

— Вернулся в спальню. А потом она пришла. И тогда я… тогда случилось то, что случилось.

— Почему я не почувствовал отдачу магической схватки? Леди Эйтана — сильная и опытная волшебница. Вы не могли одолеть ее. Она сопротивлялась?

Брогар мотнул головой.

— Она не думала, что я… Она хотела этого. Только не ожидала, что выйдет так. Я сам не ожидал.

Брогар стиснул кулаки. Артан закатил глаза к потолку. Какого беса люди не могут отвечать прямо и четко на прямые четкие вопросы, почему обязательно нужно мямлить и уклоняться?!

— Ей нравилось то, что вы начали делать? Она думала, что вы собираетесь доставить ей удовольствие? Надеялась, что просто раззадорила вас?

Брогар угрюмо кивнул. Артан запустил в волосы пятерню. Он успел полностью облачиться, пока допрашивал Брогара, но забыл причесаться. Густые черные волосы по-прежнему топорщились в разные стороны. Маг выглядел так, словно у него на голове филин свил гнездо, которое затем кто-то окатил смолой.

— Керф, я знаю леди Эйтану дольше, чем вы. И я знаю Феласа. Я могу представить, что притянуло этих двоих друг к другу. И теперь я понимаю, что произошло между вами. Это не снимает с вас вину. Вы совершили насилие над коллегой с применением магии и должны быть наказаны. Но у вас есть смягчающие обстоятельства. Я учту их, когда буду принимать решение. Сейчас возвращайтесь к себе или займите любую свободную спальню Айлена. Впрочем, стойте, пойдемте со мной обратно. Дождетесь, пока Ларас завершит работу с леди Эйтаной. Если у него останутся ресурсы, он сбалансирует ваше психическое состояние. Мне не нужно, чтобы по Айлену расхаживал столь неуравновешенный человек.

Мужчины вернулись в спальню Брогара, где Ларас продолжал волхвовать над изнасилованной волшебницей. Все восемь женщин-волшебниц и девять фей, кроме шестилетней Кулаин, под его управлением вливали в Эйтану собственную магическую энергию и жизненную силу. От каждой исходил тончайший поток, который не мог повредить донору. Но семнадцать маленьких нитей образовывали плотный поток энергии, который мягко и интенсивно восстанавливал собственные жизненные силы Эйтаны.

Девочки-феи наблюдали за происходящим с нескрываемым любопытством и в то же время — сопереживанием. Даже Ираис, которая больше всех недолюбливала Эйтану и старалась избегать ее уроков, смотрела на нее сочувственно. Все они впервые видели женщину в таком состоянии. Их самих, их матерей от такого предохраняла Черта.

— Как она, мэтр? — спросил Артан.

— Исцеление практически завершено, милорд. Через несколько дней тело леди Эйтаны будет в полном порядке. А вот за ее психику отвечать не могу. Я бы хотел сообщить вам кое-что, когда завершу работу.

Целитель недобро покосился на Брогара. Он не мог не обнаружить следов сексуального насилия на девушке. Артан кивнул, не желая обсуждать происшествие при всех.

Он исподтишка взглянул на леди Беделин. Та сосредоточенно направляла поток в Цепь. Маг осознал, что больше всего на свете хочет сейчас поговорить с ней. Или просто побыть рядом. Он отчаянно нуждался в ее присутствии и поддержке. Но не мог этого получить. Даже если леди Беделин простила его выходку, после участия в Восстановительной Цепи ей требуются покой и отдых. Артан ни за что не стал бы мешать ее отдыху и восстановлению. Где бы еще взять восстановление для себя…

Целитель завершил Восстановительную Цепь и поманил Артана за собой в соседнюю комнату.

— Арт, ты ведь понял, кто учинил это над ней?

— Естественно, понял, Лар. Брогар ответит.

Наедине маги общались неформально. Ларас был одним из самых близких Артану коллег. Иногда Артану казалось, что их взаимопонимание лучше, чем со сгинувшим учителем. Того Артан подчас не понимал совершенно. Оставаясь дисциплинированным учеником, Артан повиновался авторитету Кэрдана вслепую. И выдерживал дистанцию с Ларасом, не переходя на дружеское общение. Он знал, с каким пристальным вниманием его учитель относится к дружбе между учениками. Любая дружба, что завязывалась в Магической Академии, рано или поздно неведомым образом приходила к раздору, если не к трагедии…

— Его нужно держать подальше от фей, — сказал Ларас.

— Здесь ты неправ. Брогар и пальцем не тронет ни одну из фей. Леди Эйтана провоцировала его. Феи в безопасности.

Целитель передернул плечами и скривился.

— Дело твое. Я бы посоветовал тебе отстранить его от преподавания и изолировать от фей. Мало ли кто еще его… спровоцирует.

— Так я и собирался поступить. Спасибо, что счел нужным предупредить.

— Не за что. Не хотел бы я оказаться на твоем месте.

Артан фыркнул.

— Я и сам хотел бы оказаться где-нибудь подальше от Айлена. Сплю и вижу, что милорд возвращается и снимает с меня эту ответственность.

— Боюсь, это останется твоим сном. Если бы милорд мог и хотел вернуться, он давно был бы с нами. Так что неси ответственность дальше, Арт.

Артану показалось, что вслед за словами коллеги он услышала приглушенный старческий смех. Даже Айлен смеялся над его надеждой избавиться от ответственности.

Часть четвертая

Глава 14. Дворец. Подношение

Со дня налета на Распет прошло больше недели. В опале у Гретаны для Фелион с Ионахом ничего не изменилось. Реконструкция дворца шла своим чередом. Работа, которой раньше занимались семеро, теперь легла на плечи двоих. Билар практически выключился из нее — все его мысли занимало приближающееся новолуние. Срок, отведенный Иртел для подношения. Седой маг тщетно бился в поисках удовлетворительного решения, которого быть не могло.

Не он один мучился предстоящим решением. Чем тоньше становился серп ущербной луны, тем мрачнее становились Ионах и Фелион. Даже Гиран отметил это в своей возлюбленной.

— Ты сама не своя в последнее время. Что происходит? Очередная выходка королевы?

— Хуже. Богини.

— Расскажи. До меня доходили слухи… Но это лишь слухи.

— Иртел дала нам почти два месяца. И они на исходе. В новолуние Она будет ждать подношения. Человеческого.

— О Создатель… Я не хотел верить слухам. Каким оно должно быть? Сколько? Кто?

— Никто не знает. Обычаи жертвоприношений Иртел не сохранились. Мы знаем, что Атрам подносили близнецов. Сначала в жертву, потом в служение. Славу затопляли на железном столбе восемь юношей и восемь девушек. Но кого и как убивали во имя Иртел, нигде не запечатлено.

— Что вы планировали?

— Не думать об этом так долго, как возможно. Билар хотел принести в жертву себя. Видит Создатель, это самое простое в такой ситуации. Я бы сама шагнула под нож. Но если Кэрдан жив и явится вернуть то, что считает своим, кто сумеет противостоять ему? Призвать Дыхание Мага еще раз, — горько улыбнулась волшебница. — И как оставить реконструкцию шакалам Гретаны, островитянам и выскочкам из Молодых Магов? Да и, по правде говоря, умирать не хочется.

— Нет, Фаэ. Умирать не надо. Не тебе. Разве в тюрьме нет насильников, убийц и мародеров? Никто не совершал тяжких преступлений? Казнить людей — расточительство, но почему бы не принести преступника в жертву?

Фелион покачала головой.

— Нигде, ни в одной земле богам не приносили преступников. Казнь есть казнь. Жертва есть жертва. Казнь не может быть жертвоприношением. Жертва должна быть священна и чиста. Страшусь представить, что сделает Иртел, если мы подсунем ей преступника.

— Прости. Я и помыслить не мог, насколько тяжко ваше бремя. Неужели вы не продумывали никаких вариантов?

Фелион вспыхнула.

— Как ты себе представляешь "продумывание вариантов"?! Перебирать всех обитателей столицы, кто сгодится для жертвы?

— Почему бы и нет? Если другого выбора нет. Если не преступник и не маг, то кто?

— Проклятье, никто! У нас на счету каждый человек. Все трудятся, все необходимы.

— Все трудятся, — повторил Гиран. — Все ли?

— Мы не можем убить для нее стариков и детей!

— Я не о стариках и детях. В этом дворце есть два бесполезных трутня, которые не делают ровным счетом ничего. Хотя, я неправ, трутней намного больше. Включая саму королеву. Но остальные под ее защитой. А эти двое… Мне кажется, она будет не против избавиться о них.

— Гиран, ты предлагаешь… Это невозможно! Гретана никогда не позволит!

— Разве? Многие ли верили, что она позволит убить родного отца? Полагаешь, братьев ей жальче? Они — постоянная угроза для нее и ее наследников.

— Пока у нее нет других наследников, кроме братьев.

— Полагаешь, ее это беспокоит? Я готов биться об заклад на что угодно — ей понравится эта идея. Это был бы наилучший выход. Никто не будет плакать о принцах. Ни одна живая душа. Мир без них не обеднеет.

— Гиран… Ты бес-искуситель. Мне не по душе эта идея, но любая другая еще отвратительнее. Я поговорю с Биларом и Ионахом.

— Я всегда готов помочь, любимая. Только позови.

— Я помню, Гиран. Ты уже помогаешь. Спасибо тебе, друг. Спасибо.

— Только друг? — прошептал волшебник. — Ничего не отвечай. Ты в одной постели со мной, о большем я не смею мечтать. Когда-нибудь, когда ты будешь готова… Когда сможешь довериться мне. Я буду ждать. До той поры я довольствуюсь твоими ласками. Но я хочу твоего сердца, Фаэлон. Я хочу твоей любви и доверия.

Волшебница ничего не ответила. Признание молодого любовника тронуло ее. Но женщина слишком опасалась доверять другому человеку. Особенно — молодому мужчине и ученику.

Она поделилась идеей Гирана с товарищами. Ионах и Билар полностью разделили ее противоречивые чувства. Будь здесь Вартах или Лассира, они с радостью ухватились бы за такую возможность. Но все Старые, кто остался во дворце, одинаково разделяли принцип святости человеческой жизни. Любой, даже самой никчемной.

— Омерзительно, — произнес Ионах. — Но любой другой выбор еще омерзительнее. Кроме жребия.

— Я помню, что ты считаешь жребий единственным приемлемым решением, — сказала Фелион.

— А я помню, что ты считаешь его наихудшим решением.

— И не факт, что Иртел одобрит жребий, — вставил Билар. — Ей нужно "достойное подношение".

— Что и говорить, твой юноша предлагает весьма "достойное" подношение, — вздохнул Ионах.

— Я бы поспорила, насколько достойны Хэгет и Шегет. И прекрати называть Гирана "моим юношей". Он взрослый мужчина.

— Весьма умный мужчина, я бы сказал. Что ж, так или иначе, конечное решение за Гретаной, а не за нами. Твой… ладно, не твой Гиран верно отметил, что она может ухватиться за возможность избавиться от братьев. Но также в ней могут взыграть сестринские чувства и она не отдаст их Иртел.

— Предлагаешь переложить решение на нее?

— Да. А если она откажет, у нас всегда остается жеребьевка.

— Бес бы тебя побрал, Ионах… Ты всегда невыносимо логичен. Билар, ты у нас главный ответственный по ублажению Иртел. Как тебе самому эта идея?

— Я согласен с Ионахом, Фаэлон. Это жестокий вариант, но из всех возможных — вариант наименьшего зла. И в конечном итоге решение примет Гретана. Нужно как можно скорее поговорить с ней. Времени осталось совсем мало, чтобы в случае отказа подыскать… альтернативный вариант.

Билар даже не стал предлагать себя, как обычно. После того, как магов осталось трое, он и сам понимал, что это исключено.

— Поговорить с Гретаной — та еще задачка, — фыркнула Фелион. — Не забудьте, мы в опале и она не желает видеть нас и слышать.

— Кого? — уточнил Ионах. — Тебя, меня? Кого еще из Старых Магов она помнит в лицо и по имени? Я предлагаю Билару попросить у нее аудиенции. Она даже не признает его за одного из нас.

— Ее советнички признают.

— Советнички умнее госпожи и понимают, что не стоит отказывать в аудиенции Старому Магу. К тому же, Билар аристократ и владеет придворными речами, в отличие от нас с тобой.

— Я попытаюсь добиться аудиенции, — сказал Билар, чтобы положить конец препирательствам между товарищами. — Прямо сейчас. У нас совсем нет времени.

Маг вышел из покоев Фелион, где собрались товарищи, и направился прямиком в Тронную Залу, где королева в это время дня обычно совещалась с министрами и советниками. Как это всегда бывало с Биларом, план действий постепенно вызревал у него в голове по ходу самих действий. Он решительно подошел к Зале и тронул за плечо караульного.

— Служивый, кто может доложить государыне, что лорд Билар срочно испрашивает ее аудиенции?

— Кто такой лорд Билар и почему он не может испросить аудиенции в отведенном порядке?

— Именно это он и делает… лорд, — обратился маг к солдату, присмотревшись к чертам его лица и определив происхождение. В королевской гвардии служили только дворяне, но Билар не знал этих придворных тонкостей и предпочел определить происхождение "на глаз". — Он собирается предупредить государыню о чрезвычайной опасности, которая грозит всему королевству и ей лично. Поторопитесь исполнить свой долг и доложить обо мне государыне.

— Я доложу капитану, милорд.

Караульный кивнул напарнику и отошел. Через полчаса он вернулся с мужчиной в штанах и рубахе, замызганными строительным раствором.

— Капитан гвардии Шемас Лебар. Имею честь беседовать с лордом Биларом?

— Именно, капитан. Прошу прощения, что отвлек вас от работы. К которой сам же вас приставил, — хихикнул Билар. Он действительно назначил капитана Лебара на погрузку строительной смеси в самом начале реконструкции. Шемас запоздало узнал Старого Мага и поклонился ему.

— Прошу прощения, милорд, что не признал вас сразу. Чем могу помочь?

— Друг мой, вы же знаете, что после вероломного нападения на Распет и измены маркиза Долана Ее Величество несправедливо ополчилась на нас… Теперь нам невозможно добиться беседы с ней. А у меня крайне важное сообщение для нее, которое нужно передать как можно скорее. В приватной аудиенции. Королевство в опасности.

Капитан вздрогнул, смутная тень пробежала по его лицу.

— Я… я помогу вам, милорд. Мне нужно переодеться в форму, чтобы появиться перед Ее Величеством и объявить вас. Я с удовольствием провел бы вас немедленно, но Ее Величество будет оскорблена, если я войду к ней в этом, — гвардейский капитан провел по засохшим пятнам на своей рубахе.

— Я подожду, капитан Лебар.

Шемас опрометью метнулся прочь, а Билар удовлетворенно потер руки. Создатель милостив — ему повезло наткнуться на этого сговорчивого капитана, который уважает Старых Магов. Хорошо бы, везение продолжало сопутствовать ему и дальше, чтобы он сумел добиться разговора с Гретаной… и привести этот разговор к желаемому исходу. Вот только какой исход желаем? Самого главного Билар определить не мог…

Лебар вернулся через четверть часа, в белоснежном парадном мундире лейб-гвардии. Он тяжело дышал. Должно быть, мчался со всех ног, чтобы как можно скорее добежать до своих апартаментов, молниеносно переодеться и прибежать обратно. Если бы Билар проник в сознание Шемаса, то понял бы, что ему повезло еще сильнее, чем маг полагал. Капитан жаждал хоть чуть-чуть искупить вину предательства и спешил помочь Старым Магам.

Шемас вошел в Тронную Залу и объявил:

— Ваше Величество! Вашей срочной приватной аудиенции испрашивает вестник, чтобы сообщить о грядущей опасности.

Гретана сморщилась. Она неимоверно устала от опасностей, вестников и от короны. Она махнула рукой, выпроваживая придворных. Хотя больше всего мечтала уйти сама, оставив их самих разбираться с опасностями.

Когда Шемас пригласил Билара, в Зале была лишь королева и телохранители-островитяне.

— Говори, вестник. О какой опасности ты собираешься возвестить, которой я еще не слышала? Мне кажется, все опасности, какие могли случиться, уже случились.

— Ваше Величество, опасность сия — Иртел…

— Опять эта вымышленная богиня, которую никто не видел.

— Я зрел Ее собственными очами, государыня. Она устрашающа. Она… — и Билар ударился в речь, которую начал сочинять, пока ждал гвардейцев под дверьми Тронной Залы. Он вложил в нее максимум патетики, чтобы Гретана могла проникнуться мощью и ужасом, которые источала богиня. Прочувствовать угрозу, которую таил в себе гнев божества. И ему удалось. Под конец его пафосной речи скука и утомление на лице Гретаны сменились нескрываемым страхом. Лица островитян, слышавших каждое слово, оставались бесстрастны.

— Ты говорил об этом с магами? Они собирались заняться этой богиней. Старые Маги. Фелион, Ионах, и вся их свора. Пусть они что-то придумают, что с Ней сделать.

— Они придумали, Ваше Величество. С богиней ничего нельзя сделать. Ее можно лишь умилостивить. Дать Ей то, чего она хочет, чтобы Она смилостивилась. Достойную кровь.

На этих словах Билар понизил голос и взглянул на Гретану из-под густых седых бровей. Та молчала, ожидая продолжения его реплики. А затем до нее начало доходить. Она взвизгнула:

— Да как ты смеешь, подонок! Убить свою государыню в угоду этой… этой бесовой богине?! Это ты называешь достойной кровью?! Взять его!

Дон Винченце и дон Корлеоне взялись за рукояти мечей и шагнули к Билару. Тот замахал руками с преувеличенным ужасом.

— Что вы, что вы! Упаси Создатель, Ваше Величество! Я не смел! Я не это имел в виду! Ваша священная персона неприкосновенна! Даже помыслить не мог о таком, это чудовищно!

Маг лукавил — он добивался, чтобы королева истолковала его намек именно так. Чтобы его последующее предложение показалось ей меньшим злом. Как самим магам.

— Назад, — приказала она телохранителям. — Тогда что ты имел в виду? Какую достойную кровь?

Билар на всякий случай поклонился королеве.

— Предположение государыни отчасти было правдивым. Достойная кровь — королевская кровь. Но не самой правительницы, которая является залогом и гарантом мира и порядка в государстве. Королевская кровь, как та, что текла в вашем преждевременно почившем батюшке…

Весть о смерти Отона в крепости Солмига пришла несколько дней назад. Гретана облачилась в траур, но всеобщего траура объявлять не стала. "Он был недостойным правителем, но моим отцом, — провозгласила она публично. — Сие горе — мое личное горе, но не горе всего королевства".

Несколько секунд королева смотрела на мага, а потом откинулась на спинку трона и расхохоталась.

— Мои братишки! Ты предлагаешь скормить этой бесовской Владычице моих чудесных, бесполезных, никому не нужных братишек?! И ты полагаешь, что я отдам их Ей на растерзание?!

Билар вздохнул с нарочитым сокрушением.

— Я не смею, государыня. Родная кровь свята. Никто не осмелился бы даже заговаривать о таком с вами. Если бы не чудовищная угроза. Вы видели, какие разрушения причинила Владычица Иртел. Никто не сомневается, что Она способна не оставить от дворца камня на камне… Обратить в ледяные трупы всех нас, не только Ваших бесценных братьев, государыня. Ее власть и жестокость велики… и столь же непомерна цена, кою Она требует за Свою милость и нашу пощаду.

— И какую же цену вы заплатите за то, что я не позволю утопить братишек?

— Смерть, Ваше Величество. Смерть всех и каждого, кто останется на этой земле, в досягаемости Владычицы. Есть еще один выход. Уйти. Покинуть дворец, перенести столицу в один из провинциальных городов.

Гретана бросила взгляд на телохранителей. Дон Алессандро едва заметно качнул головой. Гретана сделала всем жест молчать и закатила глаза к потолку. Через пару минут она изрекла:

— Передай Старым, пусть… пусть готовят свое, как ты сказал — подношение? Я даю свое королевское дозволение. Хэгет и Шегет ничего не должны знать до последнего момента. Я заставлю их присутствовать на вашей церемонии. И там вы возьмете их и… — Гретана провела ребром ладони по шее. — Как вы это сделаете, кстати? И кто? Вам понадобится палач?

Билар снова вздохнул. На этой раз непритворно.

— Это сделаю я, Ваше Величество. Такова была воля Владычицы.

Гретана изумленно взглянула на него, а затем залилась хохотом.

— Ты? Да мои братишки сами утопят тебя! Ладно, я обеспечу тебе подмогу, справишься! Да уж, из тебя выйдет грозный жрец богини! И вот что, вестник. Перестань именовать Ее Владычицей. Владычица — я, а не это бесово отродье, повелительница ледяной преисподней!

* * *

В вечер новолуния на берегу собрался весь цвет столичного двора во главе с королевой. Присутствовали все придворные и сановники, большинство магов, принцы крови, включая принцев короны Хэгета и Шегета. За несколько дней до новолуния Гретана вызверилась на братьев, возмущаясь, что они развлекаются, в то время пока она несет бремя правления. Она заявила, что отныне они будут вместе с ней участвовать во всех государственных делах. Принцы ныли и возмущались, но королева была непреклонна. Им пришлось посещать все советы двора, все торжественные мероприятия, включая нынешнее. Двору было объявлено, что сегодня состоится хвалебный молебен богине Иртел. Королева обязала присутствовать всех, у кого не было прямых неотложных рабочих обязанностей.

Кто-то принял королевское распоряжение как очередную повинность, наподобие ремонтных работ, и стоял на берегу со скучающим видом. Кто-то, напротив, видел в этом развлечение и надеялся отвлечься от дворцовой рутины. Большинство испытывали страх. Ионах и Фелион затерялись среди Молодых Магов, избегая показываться на глаза Гретане. Билар стоял обособленно, его седые волосы сливались с белой одеждой.

Позади него выстроился девичий хор — тот же самый, что почти два месяца назад. На этот раз девочки имели строжайшую инструкцию не разбегаться, что бы ни происходило с рекой, а продолжать пение. Для гарантии за ними поставили "заградотряд" королевских гвардейцев с предписанием ловить беглянок и возвращать в строй.

Хэгет и Шегет попытались встать где-нибудь на отшибе, чтобы при удобном случае улизнуть с дурацкого и бессмысленного для них мероприятия. Но Гретана углядела братьев и приказала им стоять подле нее. "Этот вечер вы проведете в моей компании, братики, а не в компании любимых шлюшек!"

Когда все собрались и угомонились, Билар подал знак барду, руководившему девичьим хором. Те завели песнопение, которое позабавило богиню в прошлый раз. Трижды хор повторил песнопение, прежде чем его услышали…

Резкий шквал ветра вздыбил речные волны. Вода хлынула на берег, некоторые попытались бежать, помня Потоп, но Билар зычно прогудел, усиливая голос магией:

— Стояяяяяяяяяять!

Гвардейцы начали заворачивать бегущих обратно. Девочки продолжали петь, хотя у многих голоса дрожали. А в середине реки поднялся водяной столб, принимая очертания огромного женского силуэта.

— На колени! — рявкнул Билар. — Все на колени и восхваляйте Владычицу Иртел!

Несколько тысяч человек рухнули на каменный берег и принялись бормотать хвалебные фразы, запинаясь, неумело подбирая слова. Водяная фигура приближалась к берегу.

— Ты явился снова, червяк. И снова повеселил Меня. Эти ничтожества забавны. Я довольна тобой. Ты приготовил подношение?

— Да, Великая…

— И где же оно? Я проголодалась. Ты привел много пищи, Я сумею насытиться и Сама. Но Мне приятнее, если ты накормишь Меня из своих рук.

Билар повернулся и взглянул на королеву. По его вискам струился пот, хотя по берегу гулял леденящий ветер. Гретана кивнула телохранителям. Дон Алессандро и дон Винченце встали по обеим сторонам от Шегета. Филипс и Гарднер внезапно подхватили под руки Хэгета и поволокли к Билару.

— Эй… эй, парни, вы чего?! Пустите меня! Куда вы меня тащите?! Гретти, что за ерунда?!

В руке Билара материализовался кинжал. Лезвие отразило холодное голубое сияние, что источала богиня.

— Ты посмел воспользоваться магией в Моем присутствии, червяк. В первый раз Я прощаю твое невежество. Но впредь не смей применять магию, не испросив Моего дозволения.

— На все… на все воля Твоя, Великая. Дозволишь ли Ты… мои руки дрожат. Дозволишь ли применить магию, чтобы утишить дрожь и совершить подношение Тебе достойно?

— Не дозволяю. Пусть твои руки дрожат — так забавнее.

Один из островитян ухватил Хэгета за волосы и запрокинул ему голову, подставляя горло Билару. Тот завопил громче. Шегет метнулся в сторону с неожиданным для толстяка проворством, но островитяне настигли его в долю секунды. Он тоже завопил.

— Гретти, скажи им!

Билар занес дрожащую руку с кинжалом. Лезвие вонзилось в шею Хэгета, рассекая сонную артерию. Вопли принца перешли в хрип и бульканье. Его тело обмякло на руках островитян, а затем медленно воспарило в воздух. Струя крови остановилась и вилась вокруг шеи умирающего принца, точно алый шарф. Богиня припала к ране и начала пить кровь. Люди смотрели на чудовищное зрелище в безмолвном ужасе, не шевелясь, точно зачарованные.

Наконец богиня отшвырнула тело — иссушенное и обескровленное.

— Еще! — приказала она Билару.

Тот посмотрел на королеву взглядом затравленного зайца. Та хрипло пробормотала островитянам, ткнув в Шегета:

— Его… к нему… к Ней…

— Гретти! Гретти, пожалуйста, не надо! Я сделаю все, что велишь! Гретти, сестренка! Я же твой брат! Гретти, помнишь яблоко?! Когда нам было восемь лет! Я отдал тебе то яблоко! Хэг сожрал свое, а я отдал тебе! Ты не можешь так поступить со мной, ты же не отдашь меня Ей?!

Не слушая отчаянных воплей, доны отволокли принца к Билару, запрокинули ему голову и подставили магу глотку. Рука едва слушалась мага. Он вонзил кинжал, едва не попав в предплечье вместо артерии. Все повторилось. Агонизирующее тело воспарило к Иртел, богиня высосала кровь, отшвырнула тело прямо под ноги Гретаны. Остекленевшие глаза брата, полные ужаса и мольбы, уставились прямо на королеву. Та не удержалась и завизжала, а потом побежала прочь от берега. Шестеро островитян — телохранители и дон Антонио — бросились следом, обступая ее со всех сторон. Вслед за ними вся толпа на берегу повернулась и побежала. Вдогонку им несся леденящий кровь хохот Иртел.

Билар в изнеможении рухнул на камни. Ионах и Фелион бросились к товарищу и подхватили на руки, как в прошлый раз. Богиня продолжала хохотать. Когда водяная фигура рассыпалась брызгами на поверхности воды, хохот по-прежнему звучал, вызывая нестерпимую головную боль.

Шемас Лебар, возглавлявший "заградотряд" для хористок, толкнул в спину ближайшую к нему девушку.

— Уходи, все закончилось. Эй, вы, уходите! Все!

Девушки не заставили себя упрашивать и рванули с берега. Капитан махнул рукой своим солдатам.

— Уходим и мы, ребята.

Солдаты побежали с той же прытью, что девицы. Шемас оглянулся на магов — не нужна ли им помощь. Но Фелион с Ионахом не замечали его, они подняли товарища и понесли с берега. Кто-то тронул Шемаса за плечо, и он едва не подпрыгнул. Это был всего лишь Конар Гелл, а не кто-то из островитян и не сама Иртел.

— Лебар, когда вернетесь во дворец, зайдите в мои покои так срочно, как сможете. Вопрос жизни и смерти.

Шемас подумал, что сегодня всё — вопрос жизни и смерти. Вслух ответил только:

— Есть, милорд.

* * *

Принцесса Келитана бежала, держась за руку Лайдона. Когда берег зловещей реки пропал из виду, она остановилась, притянула к себе бастарда и зашептала:

— Лай, ты понимаешь, что это значит?! Они будут убивать принцев крови. Всех, кто может наследовать Гретане. Это "подношение" — способ устранить возможных соперников! Я — следующая после принцев. Ее главная наследница. Как думаешь, кто будет следующим подношением Иртел?

— Ваше Высочество, они не посмеют! Ее Величество не позволит.

— Ты дурак, если веришь в это. Она убила родного отца. Отравила Отона в Солмиге.

— Этого не может быть, миледи. Пустые слухи.

— Я знаю доподлинно, Лай! Она ничем не лучше Болотника Кэрдана, который шестнадцать лет держал отца в темнице, а потом убил в магическом сражении. Он хотя бы сражался. А Гретана отравила беспомощного узника. Как ты думаешь, пощадит она меня, если не пощадила отца и братьев?

— Ваше Высочество… если государыня и правда может так сделать… тогда бежать.

— Как?! Они выследят меня.

— Не выследят, если вы переоденетесь в мужчину.

— Что?! Но ведь… Ах, Создатель, ты прав! Это единственный выход. Бежать, пока Гретана не заперла меня под стражу до следующего жертвоприношения. Лай, ты поможешь мне?! Ты пришел сюда через пол-Ремидеи, а я никогда не покидала Столицы.

— Я… я помогу, миледи.

— Сегодня же вечером. Собери все, что может понадобиться в дороге, и приходи ко мне. Я возьму драгоценности и золото, сколько смогу собрать. Доверяю тебе жизнь, Лайдон. Пожалуйста, спаси меня.

* * *

Шемас явился в апартаменты принца Конара сразу же, как отдал распоряжения ночному караулу. Впустив его, принц открыл секретер и вытащил оттуда три кожаных мешочка — два побольше, один размером с кулак. Он поставил их на стол перед Шемасом по одному.

— Здесь золото. Здесь серебро. Здесь — алмазы. Здесь, — он извлек из-за пазухи совсем маленький узелок, — фамильные драгоценности династии Гелл. Первыми тремя можно пользоваться на ваше усмотрение. Это, как вы понимаете, я поручаю вам на хранение, но не в пользование. Вам нужно будет передать их Хелсину по достижению им совершеннолетия или же тому опекуну, коему сочтете разумным передать полномочия. Здесь, — он положил перед оторопевшим Шемасом бумажный сверток, — ваши опекунские полномочия с моей подписью и печатью. И, наконец, мой перстень.

Принц снял с пальца перстень с фамильной печатью Геллов и положил рядом со свертком.

— Милорд, я не понимаю…

— Не перебивайте и слушайте, тогда поймете. Сегодня я отрядил гонца в Патреф. Через неделю туда прибывает мое судно, "Энара". Гонец передаст капитану судна соответствующие распоряжения. Капитан будет ждать вас. Вы предъявите ему сей перстень, бумагу… и Хелсина. Описание вашей внешности и вашей семьи также будет у капитана. Корабль отвезет вас в порт королевства Кодир. Там вам нужно будет достичь столицы и добиться аудиенции у короля Гаральда. Когда вы привезете Хелсина к кодирскому двору, вы будете вольны делать то, что сочтете нужным. На Весталее запрещена магия. Ваша дочь — потенциальная волшебница невероятной силы. Будет неразумно похоронить ее талант на материке, где любые проявления магии блокируются свойствами особого весталейского минерала. Вы можете вернуться на Ремидею, если сочтете сие безопасным для семьи. Либо проследовать на Меркану, где маги, тем более воители, всегда в почете и спросе. Вы легко сможете устроиться в один из наемных отрядов, а леди Дарину определить в обучение к магам. Теперь о главном. Когда и при каких условиях вам надлежит Ремидею,

воспользоваться тем, что я вам дам, и бежать из страны. Вам нужно быть наготове с сегодняшней ночи. Я буду наблюдать за поведением государыни в ближайшие дни. Попытаюсь разгадать, что она замыслила. Насколько жизнь каждого принца крови отныне под угрозой. И кто станет следующим жертвоприношением Иртел. В случае малейшей опасности для Хелсина я подам вам знак. Тогда вы заберете его и вместе с собственной семьей отправитесь в Патреф.

— Но, милорд…

— Лебар. Я знаю, что трудно расставаться с тем, к чему привык. Даже если это развалины дворца под боком у кровожадной богини. Трудно броситься в неизвестность по слову человека, которого вы едва знаете. Но подумайте о своей семье. О ее безопасности. Если Гретана начнет приносить в жертву принцев крови, здесь начнется хаос. Никто не гарантирует, что ваши жена и дочь останутся в безопасности. Вы охраните их, если бежите отсюда. А золото и Хелсин помогут вам сделать дорогу как можно более комфортной и безопасной.

— Милорд… я просто хотел спросить — почему я?

— Потому что вы честный человек, Лебар. Единственный честный человек, которого я сейчас вижу во дворце. Которому я могу доверить жизнь и достоинство сына. Вы согласны стать его опекуном, если Гретана решит сделать меня или его следующей жертвой Иртел?

— Ваше Высочество… я…

— Да или нет, Лебар?

— Да, Ваше Высочество. Но я молю Создателя, чтобы этого не случилось.

— Все мы молим Создателя. Но нынче нами правят иные боги. Теперь забирайте деньги, драгоценности, грамоту и перстень. И будьте начеку. Мой вестник может явиться в любую минуту… с моим сыном.

Шемас не знал, что ответить принцу. Он просто сложил бумаги и мелкие вещи в карман мундира, мешки с монетами взял в руки и покинул апартаменты. Когда он подошел к своим покоям, навстречу выступила темная фигура. Шемас приготовился бросить мешки и выхватить меч.

— Простите, капитан…

Фигура выступила из тени, и Шемас узнал бастарда Лайдона. Он перевел дыхание.

— Какого беса ты тут делаешь, малец?!

— Жду вас, капитан.

— Заходи, раз ждешь.

Шемас распахнул дверь ногой, вошел, подождал мальчишку и захлопнул дверь.

— Говори.

— Милорд, мне неловко тревожить вас… Но мой друг предлагает мне сегодня прогуляться за стены дворца… В Розовый Городок…

Лайдон потупил взгляд. Розовый Городок — так называли лагерь шлюх, где большинство палаток было розового цвета.

— И ты решил спросить у меня дозволения? Ступай, тебе давно пора познать женщину. Поберегись от дурной болезни. Некоторые шлюхи экономят на магах-целителях.

— Дон Антонио усилил дозоры после налета на Распет… После полуночи нельзя покинуть дворец, а мой друг занят до полуночи.

— Ах ты, бесеныш. Так и быть, сегодняшний ночной пароль — лупанарий. Прямо как нарочно, да? — Шемас со смехом хлопнул мальчишку по спине. Малец поднял ему настроение после тревожной встречи с принцем Конаром. — Удачи, парень. И помни — первый раз это всего лишь первый раз!

— Спасибо, капитан!

Повеселевший Лайдон выскочил за дверь, а Шемас не удержался от улыбки. Ах, молодость, вечно готовая к наслаждениям плоти. Даже в такой жуткий день. Гвардеец уронил взгляд на мешки с монетами. Поручение принца камнем легло ему на сердце. Как он скажет об этом Калеме? Что он ей скажет? Скажет ли?

Глава 15. Провинция Арвиг. Разоблачения

Тем же вечером Келитана открыла дверь своих покоев на условный стук и втащила за руку Лайдона.

— Ты все принес? — зашептала она Лайдону, хотя в покоях не было никого кроме них. Ни фрейлин, ни слуг у принцессы не осталось. Бастард кивнул. — Тогда начинай!

Она распустила длинные каштановые волосы и вручила юноше ножницы. Тот осторожно коснулся лезвиями волос принцессы и начал стричь — с напряженной аккуратностью, опасаясь коснуться рукой ее шеи или волос.

— Смелее, — подбодрила она его шепотом.

Роскошные пряди волос падали на грязный пол. Принцесса драила дворцовые коридоры из чувства долга, ну а грязь в личных апартаментах никак это чувство долга не тревожила. Прислуги на личные покои принцев не хватало. Те либо сами убирались, либо, как Келитана, не обращали внимания на грязь. Когда Лайдон справился с последней прядкой, Келитана запихнула ногой обрезанные волосы под резной комод, инкрустированный золотом. Затем подбежала к зеркалу и оглядела себя.

— А из меня получился симпатичный мальчик! — хихикнула она. — Как думаешь, я буду разбивать девичьи сердца?

— Еще как, миледи! — хохотнул в ответ Лайдон. Принцесса и впрямь выглядела весьма симпатичным юношей в изящном камзоле, черных лосинах и сапогах тринадцатилетнего кузена. Лишь заплечный вещевой мешок малость портил впечатление. Довольно увесистый, он выдавал, что его обладатель направляется отнюдь не на прогулку с праздными целями.

— Ну, что еще?

— Если миледи все собрала, то мы можем выдвигаться. Я выведал пароль, караул пропустит нас.

Келитана не удержалась, чтобы чмокнуть парня в щечку, отчего тот отшатнулся в сторону.

— Перестань, Лай! Мы теперь оба с тобой мальчики! Я просто хотела выразить восхищение тобой! Что бы я без тебя делала! Впрочем, знаю, что. Ожидала бы следующего подношения Иртел… Чтобы Она выпила мою кровь, как кровь кузенов.

Принцесса содрогнулась, вспомнив ужасную картину.

— Что ж, идем. Медлить ни к чему.

Две худых, коротко стриженых фигуры в мужской одежде, с заплечными мешками, выбрались из покоев принцессы. Лайдон повел Келитану узкими коридорами, где им почти не попадались навстречу люди. Пару раз на них удивленно оглянулись, но оба беглеца напустили на себя высокомерное выражение, отбивающее желание заговаривать с ними. Два аристократа, спешащие по своим делам. Скорее всего, на какую-нибудь забаву, что еще остались во дворце после катаклизмов.

Они свернули в заброшенную часть дворца, наиболее пострадавшую от Потопа и совсем не реконструируемую. Пыль здесь витала в воздухе. Лайдон шел впереди, принцесса не отставала.

— Стой, — вдруг шепнула Келитана, придержав за руку Лайдона. — Шаги.

Беглецы замерли. Шаги прозвучали совсем рядом, затем скрипнула дверь. И снова наступила тишина. Лайдон осторожно высунулся за угол и юркнул назад, чертыхнувшись.

— Бес бы его побрал… Он зашел ровно в ту палату, через которую нам нужно пройти.

— Может, он тоже прошел через нее и вышел?

— Может. Лучше подождать, чтобы не столкнуться с ним. Тс-с!

Снова раздались шаги. Лайдон потянул принцессу в нишу, где стояла скульптура одного из Неидов, без головы и руки. До реконструкции статуй у магов и подавно не дошли руки. Беглецы присели на корточки, чтобы укрыться за широким пьедесталом. Шаги проследовали в том же направлении, что и предыдущие. Скрипнула та же дверь. Келитана, обуреваемая любопытством, шепнула Лайдону:

— Сиди здесь и не шевелись.

Сама же потихоньку подкралась к двери в кладовую и прислушалась. Говорили два мужских голоса. Один она узнала быстро — лорд казначей Альтус. Второй… второй звучал очень странно. Приглушенно, будто в тумане. Ни тембр, ни интонации не задерживались в памяти. Лишь смысл слов.

— Все идет по плану, Че, — произнес Альтус. — Маршал расстроен опалой и считает меня единственным другом. Точнее, союзником. Я делаю все в точности как вы говорили — напоминаю о временах мятежа, когда мы действовали по одну сторону, подчеркиваю, что мы двое — единственные выжившие заговорщики. Он охотно обращается к тем временам, сожалеет, что его бывший маршал, Люс Ашер, изменил королеве с ее служанкой. Он считает, что лучше бы герцог Ашер остался любовником королевы. Тогда Гретана была бы сейчас спокойнее и не привела бы в постель островитянина. Он сожалеет, что сам полез в ее постель. Сейчас он ей опостылел и боится, как бы она не убрала его со двора окончательно.

— Прекрасно, милорд! Вы отлично справились. Следующее задание. Подведите нашего маршала к мысли, что сделанное единожды можно повторить.

— О чем вы?

— Подумайте.

— Че… Не надо так шутить.

— Я не шучу. Посейте в голове Горация мысль, что правление на троне можно сменить еще раз.

— И на кого же?! Наследные принцы принесены в жертву. Следующая по линии наследования — безмозглая девчонка Келитана, нельзя же думать всерьез о том, чтобы сделать ее королевой!

Келитане захотелось дать пинка лорду казначею Альтусу. Безмозглая девчонка, надо же. Сам дурак. Но сделать ее королевой — и впрямь дурацкая идея. Неуловимый голос незнакомца ответил:

— Об этом вам и следует побеседовать с нашим другом Горацием. Пусть он поделится с вами идеями, кто бы мог стать правителем вместо Гретаны. Пусть перебирает кандидатуры, оценивает каждого. Делайте это вместе с ним — подсказывайте, выбирайте, оценивайте. Но не останавливайтесь на каком-либо решении без согласования со мной. Докладывайте мне все, что он будет говорить. И ждите следующих распоряжений.

Казначей хмыкнул.

— Как скажете. Но зачем вам это надо? В прошлом году вы сами предложили Гретану вместо Отона. Вернее, не вы, а тот первый Че. Но вы же как муравьи, мыслите едино. Солдаты одной матки. Зачем вам понадобилось переигрывать сейчас?

— Много воды утекло с тех пор, друг Альтус. А в воде плавали трупы. Ничто не застывает навечно. Все меняется. Придерживаться сценария, утратившего актуальность, — стратегия проигравших. Есть фактор неопределенности. И его нельзя сбрасывать со счетов. Поэтому я даю вам распоряжения постепенно. Исходная ситуация меняется. Прежде чем сделать шаг, надо исследовать почву.

— Благодарю, что раскрываете передо мной логику Ун-Чу-Лай. Ваш предшественник не говорил подобных вещей.

— Мой предшественник не разбирался в подобных вещах. У него несколько иная специализация. И, лорд Альтус, больше не произносите имени, которое вы только что произнесли. Забудьте его.

— Как скажете, Че. Скажите, Че… Если Гретана изберет меня следующей жертвой Иртел, вы сумеете защитить меня?.. Это в ваших силах?

— Те, кого я запретил вам называть, так же бессильны перед богами, как любой смертный. Но в наших силах узнать или просчитать намерения Гретаны. Если она наметит вас, вы получите обещанное покровительство. Как получали в перевороте Гретаны, Потопе и Сожжении.

— Благодарю, Че, — проникновенно молвил казначей. — Я счастлив служить.

Воцарилось молчание. Затем Келитана расслышала бормотание казначея и шаги. Она бросилась обратно за пьедестал статуи, где сидел Лайдон. Через минуту Альтус прошел мимо них по коридору медленной грузной походкой. Принцесса и бастард сидели неподвижно еще несколько минут, дожидаясь шагов второго собеседника, загадочного Че. Но они так и не прозвучали. Келитана попыталась еще раз вынырнуть в коридор, но Лайдон удержал ее за руку и сам высунулся на разведку.

— Никого, миледи, — шепнул он. — Идемте.

Он протянул Келитане руку, она взяла ее и вылезла из-за пьедестала. Беглецы вошли в палату, где только что состоялся странный разговор. Лайдон быстро прошагал к сквозному выходу из палаты, ведя принцессу за собой. Та крутила головой, словно надеялась обнаружить следы лорда Альтуса и его таинственного собеседника. Но лишь груды мусора виднелись на полу в тусклом свете факелов в коридоре.

Беглецы пробрались к черному ходу для прислуги.

— Кто идет? — остановила их стража.

— По поручению Ее Величества, — высокомерно ответил Лайдон. — Лупанарий.

— А не маловаты ли вы для лупанария и поручений, милорд? — хохотнул один из часовых.

— Возможно, Ее Величество изволит объяснить вам, солдат, не маловат ли я. Возможно, просто повесит вас за то, что задержали ее курьеров глупыми шутками. Или отдаст Иртел в следующее новолуние.

Стражники вздрогнули и развели алебарды. Один не удержался, чтобы сделать рукой знак, отгоняющий нечистую силу.

— Хорошего вечера, ребята. Не гуляйте близко к берегу, — не удержался от ехидцы Лайдон.

Беглецы выскочили за ворота дворца и бросились на конюшни.

— Ты такой находчивый! — восхитилась Келитана. — Ну почему ты бастард, Лай? Я хочу за тебя замуж!

— Аккуратнее, Ваше Высочество!

Лайдон подхватил принцессу под руку и обвел вокруг лужи, сделав вид, что не расслышал ее слов. Они зашли на конюшню. Лайдон оседлал двух курьерских лошадей — самой выносливой, приспособленной к долгой скачке породы. Навьючил их запасами воды и овса: беглецам предстоял долгий путь по выжженой пустоши без воды и без укрытия. Потому в конюшне всегда пополнялся запас бурдюков с водой и мешков с овсом для курьерских переходов.

Они запрыгнули в седла, выехали за ворота конюшни. У ворот крепостной стены повторилась та же сцена, что на выходе из дворца, с лупанарием, шуткой насчет возраста курьеров и угрозой Лайдона, что королева отдаст стражников Иртел. Как и солдаты внутренней стражи, эти солдаты тоже сделали знак, отгоняющий нечистую силу, и выпустили лже-курьеров. Подковы лошадей неровно стучали по свежей кладке мостовой, пока беглецы удалялись от королевского дворца.

* * *

Всю ночь они скакали во весь опор на юг по голой земле, где не росла даже трава. Лишь звезды освещали им путь в безлунную ночь. Незадолго до раннего летнего рассвета Келитана велела остановиться и напоить лошадей.

— Надо было взять одну лошадь, — вздохнула принцесса. — Мы с тобой малого веса, лошадь выдержала бы нас двоих. И поить одну лошадь было бы проще.

Про себя Келитана подумала, что вдвоем на одной лошади они сидели бы совсем близко друг к другу и Лайдону было бы некуда сбежать от ее прикосновений. Похоже, бастарду тоже это пришло в голову, потому что он ничего не ответил.

Беглецы отдохнули, дали отдохнуть лошадям, размяли ноги. Келитана рассказала Лайдону очередные придворные байки, а он ей — несколько анекдотов, расхожих на территории Гевазийского Плато — юго-западной части Ремидеи. Небо начало светлеть, и они вновь двинулись в путь, чтобы до полуденной жары оставить позади как можно больше выжженной земли.

Когда солнце разгорелось ярче, они споили лошадям остатки воды и наконец подкрепились сами. Ночью обоим кусок не лез в горло. В полдень лошади перешли на шаг, а затем беглецы и вовсе слезли с них и пошли рядом, чтобы дать передышку. И снова они принялись веселить друг дружку забавными выходками. Келитана сваляла прямо на ходу из кожаного мешка подобие тюрбана и нахлобучила Лайдону на голову.

— О великий Эвару Зандусский! Верни моей кузине Тарву, может, она передумает приносить своих родственников в жертву Иртел!

— Не верну, — пробасил Лайдон. — Тарва — исконная земля Зандуса, ибо ее князь Альдаш был вассален Совету Элатов Славии, когда нечестивец Ней обрушился на мирные южные земли! Так что по закону Тарва должна присоединиться к своему сюзерену, Славии, а значит — к Занду, с коим Славия объединилась в одно государство!

— И откуда только вы все это знаете, Ваше Величество! Кто же в вашу головушку бастарда знании сии поместил о древней истории Ремидеи? Неужто в библиотеке отцовского поместья начитались?

Лайдон буркнул нечто невнятное и перевел разговор, как делал всегда, когда любопытная Келитана приставала к нему насчет жизни в отцовском поместье.

— До Кермоха еще миль восемьдесят, миледи. Может, успеем туда до заката, переночуем в трактире.

— С горячей ванной! — простонала Келитана. — Все-таки хорошо, что мы с тобой на разных лошадях. От тебя разит так, что я задыхаюсь даже отсюда. В одном седле с тобой я бы умерла от вони.

— Да и вы не лилеями благоухаете, миледи, — поддел бастард, и оба беглеца заржали так, что к ним присоединились кони.

— Слушай, Лай… Ты такой умный и начитанный. Ты знаешь что-нибудь об Ун-Чу-Лай?

Бастард наморщил нос, припоминая.

— Попадалось упоминание в каких-то хрониках… Некий мерканский орден… Не могу припомнить точнее… Почему миледи спрашивает?

— Надо же мне тебя о чем-то спросить, раз ты целоваться не хочешь, да воняешь к тому же! Послушаю хотя бы, как ты умничаешь, у тебя хорошо получается! Попробуй вспомнить, Лай! Мне очень интересно!

— Я могу сейчас объяснить про магические ордена Мерканы в целом.

— Давай! — обрадовалась Келитана. Она любила, когда ей объясняли.

— На Меркане несколько магических орденов. Они воспитывают боевых магов, а затем продают их услуги. Этакие магические солдаты-наемники. Боевая магия пользуется большим спросом на Меркане. Но три или четыре магических ордена, самых крупных и влиятельных, не просто поставляют магов-наемников, а проводят собственную политику. Ун-Чу-Лай, если я не путаю, один из таких…

— Они проводят ее лишь на Меркане? Или у них такие длинные лапы, что дотягиваются через весь Закатный Океан до Ремидеи и Весталеи?

Лайдон пожал плечами.

— Про это не помню, миледи… Жаль, у меня нет абсолютной памяти, как у… у одной моей знакомой, — вздохнул бастард.

— Абсолютная память бывает только у фей, Лай, а ты никак не можешь быть феей, — хихикнула Келитана. — Оно и к лучшему! Был бы ты феей, Болотник пытал бы тебя в Распете… А ты, выходит, знал фею?! Откуда? Какие они? Я никогда не общалась с настоящей феей! Лишь мельком видела дочерей несчастного Эйдаса Кедара… Бедные девочки… Никому не пожелала бы такой судьбы… Ты опять хмуришься, Лай! Что с тобой? Я что-то не то говорю?

— Все хорошо, миледи.

По лицу Лайдона снова гуляло отсутствующее выражение, сопутствующее расспросам об атрейском прошлом. Тактичная принцесса не стала продолжать расспросы, а выпучила глаза и свернула язык в трубочку.

— Я воевой ваг-наёвник Вевканы, — просипела она, коверкая губные согласные из-за высунутого трубочкой языка. — Я фвисол увить вас фсех!

Лайдон ржал так долго, что даже лошади смолкли первыми.

* * *

Кермоха, ближайшего обитаемого городка сразу за кругом Сожжения, они достигли к закату. К концу пути беглецы уже не шутили насчет пота и запаха. Они перестали его замечать. Их сердца наполнились радостью, когда они увидели зеленые листья деревьев, услышали птичье пение и стрекот кузнечиков — впервые за долгие часы скачек по серой пустоши.

Кермохский трактир оказался довольно опрятным местом, хоть посетителей было немало. Города и села на границе Сожжения были первой остановкой путников, следующих из столицы, или пересекающих Сожженную Землю по разным делам. Трактиры в таких селениях никогда не пустовали. Простые жители тоже имели возможность заработать звонкую монету, пустив на постой королевских гонцов и других странников.

Принцессе и Лайдону повезло — в трактире оказалась одна свободная комната, которая только что освободилась. Курьер из Патриды дожидался захода солнца, чтобы пересечь Сожженную Землю в темноте. Хоть северное солнце было и не таким палящим, как в его родной Патриде, тем не менее, не иметь возможности передохнуть в тени на сотни миль пути было нелегко. Келитана и Лайдон только что в этом убедились.

Они заплатили трактирщику за ночлег, ужин и размещение лошадей. Келитана попросила принести ужин прямо в комнату.

— Тесновато у вас тут, да и мы слишком устали, чтобы слушать новости у камелька, — пояснила она трактирщику. Тот кивнул, не слишком-то вникая, почему гости не желали поужинать в общем зале, пообщаться да послушать вести-сплетни. Его забота — накормить-напоить, а развлекают себя пусть сами, кому надо.

— И распорядитесь подготовить горячую ванну. Прямо в нашем номере. Мы доплатим, сколько нужно.

Ванна подоспела через полтора часа. За это время беглецы успели поужинать и соорудить небольшую ширму, натянув простыни и одеяла на бечевке между входной дверью и вбитым в стену крючком. Келитана немедленно занырнула в ванну, и уши Лайдона долго оглушались блаженными воплями принцессы.

— Лаааай! Здесь так хорошо! Не хочешь присоединиться?

— После вас, миледи.

— Тогда я к тебе присоединюсь.

— Тогда я воздержусь от ванны, миледи.

— И в кого ты такой ханжа, Лай! Ведь не в папочку же? Только не говори, что собираешься стать монахом!

Ни слова не донеслось в ответ принцессе за самодельную ширму. Она со вздохом вылезла из ванны, завернулась в большое полотенце, принесенное служанкой за отдельную плату, и вышла из-за ширмы, одаряя спутника самым хмурым взглядом.

— Твоя очередь, монашек. Ступай, смывай с себя вшей в гордом одиночестве.

Лайдон торопливо укрылся за ширмой, зашуршал одеждой, быстро ополоснулся и вышел, полностью одетый.

— Везет вам, мальчишкам. Никогда не умела купаться быстро.

Лайдон опять ничего не ответил.

— Ну и что мы с тобой будем делать дальше, Лай?

— Надо выбирать, миледи. Ехать в Арвиг опасно — слишком велик риск вторжения Зандуса. Самое разумное — добраться до Патрефа и сесть на корабль до Весталеи. А там отдаться на милость одного из союзных владык. К тому времени до них дойдет весть о том, что королева Неидов принесла в жертву родных братьев. Они не откажут в убежище первой наследной принцессе…

Келитана вздохнула.

— Если не свяжут по рукам и ногам и не зашлют обратно на Ремидею, в качестве знака своих дружественных намерений кузине…

— Есть и другой выход. Не раскрывать никому происхождения. Бежать на Меркану и жить там обыкновенной жизнью. Как простой человек, не из знати.

— И работать, — сморщилась Келитана. — Простые люди работают. Конечно, я теперь мастак оттирать пятна и убирать грязь. Но заниматься этим всю оставшуюся жизнь… Лучше уж довериться кузену Гаральду Кодирскому… Или Логану, князю Висабры. Он в родстве с моей матушкой… Но я вообще-то спрашивала тебя не о том, Лай… Что мы будем делать с тобой дальше, в одной комнате на одной кровати?

— Спать, миледи. Прошлой ночью мы не сомкнули глаз.

— Если я только смогу сомкнуть глаза, когда ты рядом со мной.

— Я лягу на полу, миледи.

— Лай. Ты можешь быть бастардом, ты можешь податься в монахи — все что угодно! Но неужели ты не понимаешь, что я, возможно, покойница? Кузина наверняка вышлет за мной погоню, когда узнает о моем бегстве. Если меня схватят и отдадут Иртел, я никогда не познаю мужчину. Тебе совсем меня не жалко? Или я настолько противна тебе?

— Миледи, как вы можете быть противны!

— Я тебе не противна?! Тогда почему ты так со мной? У тебя девушка в Атрее?

— Нет.

Келитана подошла совсем близко к юноше и прошептала:

— Тогда почему, Лай? Меня называли первой красавицей королевства. Меня окружали принцы, герцоги, графы. Любой из них возлег бы со мной, стоило мне поманить взглядом. Я никого из них не хотела. А тебя хочу. Мне все равно, что ты безродный бастард. Я целовала тебя. И мне нравилось целоваться с тобой. А тебе? Ты совсем меня не хочешь?

— Миледи… Вы не познаете со мной мужчину.

— Почему?!

— Я… я не мужчина. — Дрожащими пальцами Лайдон расстегнул рубашку. Из-под пуговиц виднелась тряпичная полоска. Мальчишка — нет, не мальчишка! — натянул ее чуть выше прежнего места, обнажая перед принцессой женскую грудь. — Я такая же беглянка, как вы, миледи. Но вы бежите от смерти, а я бежала от замужества. Меня зовут Лаэтана Риган.

* * *

Ночью обе девушки лежали на одной кровати под одним одеялом, повернувшись друг к другу спинами и пытаясь уснуть. Но сон не шел ни к одной ни к другой. У Лаэтаны бешено колотилось сердце. Все что угодно было проще, чем уснуть. Выбежать из таверны и бегать вокруг нее до утра, вскочить на лошадь и помчаться прочь отсюда, прочь от принцессы, чтобы никогда больше не видеть ее. Обнять ее и дать ей то чего она хочет… Как? Они обе женщины.

Лаэтана вспоминала другую ночь в таверне и другую женщину у себя в постели. Служанку, которая хотела того же, чего домогалась принцесса от Лайдона. Это случилось в такой же приграничной таверне, на рубеже Гвирата и Арвига. Пухленькая, миловидная служанка, почти ровесница беглянки, сновала между столами, разносила посетителям ужин и разливала эль. Проходя мимо Лаэтаны, девица ненароком зацепила ее бедром и тут же низко присела.

"Простите, милорд! Я такая неуклюжая!"

Лаэтана улыбнулась.

"Я не милорд, милая. Я лакей милорда".

"Правда? По вам не скажешь, мэтр! Вы похожи на благородного!"

Лаэтана предвидела подобные вопросы.

"Мой отец — дядя милорда. А мать была самой симпатичной служанкой, когда он приезжал в гости к племяннику".

"Вы пошли в нее, мэтр!"

Служаночка стрельнула глазками. Да она флиртует, с удивлением догадалась Лаэтана. Впрочем, чему удивляться. Парень из княжны вышел очень симпатичный, конечно же, ей надо быть готовой к заигрываниям девиц. Беглянке стало забавно, и она подмигнула в ответ.

"Да уж не в дядю милорда! Их порода красотой не отличается. А ты, милая, откуда? Трактирщик — твой отец?"

Служанка кивнула.

"Меня зовут Йени, мэтр. Если что-то понадобится — только кликните. Я побегу на кухню, мать ждет с посудой. Но я услышу, если позовете!"

"Спасибо, Йени. Ты очень красивая".

Дочь трактирщика зарделась и неспешно двинулась на кухню, покачивая бедрами. Лаэтана посмеялась про себя и забыла о забавном инциденте. А ночью проснулась от горячего дыхания на щеке и прикосновения чужого тела. Крик почти сорвался с уст, но его заглушил поцелуй.

"Не бойтесь, мэтр, — прозвучал шепот. — Это не разбойники. Это я".

"Йени, что ты…"

"Тссс… Нам будет хорошо, мэтр. Я ведь нравлюсь вам? Вы сказали, что я красивая…"

"Да, Йени, но я…"

Влажный поцелуй снова прервал Лаэтану. Ладошка Йени скользнула за пояс ночных подштанников беглянки. Притворщица резко перехватила руку служанки.

"Йени, не надо! Я не могу".

"Все хорошо, сладкий… Доверься мне… Йени сделает тебе приятно…"

"Нет! Я не… У меня… У меня есть невеста!"

"Ну и что? Она там, а я здесь. Она ничего не узнает. Если ты сам ей не скажешь. Не захочешь бросить своего уродливого милорда и свою невесту, наверно такую же уродливую! Остаться здесь насовсем, с красивой Йени. Я бы осталась с тобой, сладкий…"

Она прижалась всем телом к Лаэтане и попыталась снова прильнуть губами к ее губам. Лаэтана с силой оттолкнула возбужденную девушку.

"Я сказал нет, глупая девчонка! Убирайся отсюда! Я не хочу тебя!"

Йени окаменела. Страстный жар сменился холодом. Лаэтану кольнуло в сердце.

"Прости. Я не хотел тебя обидеть. Но я говорю серьезно, не надо этого делать. Покинь мою спальню, прошу тебя".

Девушка вскочила с кровати, подобрала платье, лежащее на полу, бросилась к выходу, выскочила в коридор и громко хлопнула дверью. Лаэтана вдруг осознала, что не дышит уже больше минуты. С шумом она втянула воздух.

Кровать еще хранила жар тела Йени. Вкус ее языка остался на губах Лаэтаны. Сердце беглянки колотилось как бешеное. Тело пылало. А если бы… если бы Лаэтана не прогнала ее?.. Что тогда случилось бы? Йени ужаснулась бы, обнаружив, что вожделенный "мэтр" — девушка? Или в запале страсти ее не остановило бы даже это?..

Голос принцессы выдернул ее из воспоминаний:

— И как мне теперь называть тебя, Лаэтана Риган? Я так привыкла обращаться к тебе "Лай"…

— Подруги в монастыре называли меня Лаэ, миледи. Звучит похоже.

— Лаэ… И верно, почти то же самое. Только не зови меня миледи. Иначе и мне придется обращаться к тебе "Ваше Сиятельство". Ты — княжна-наместница Арвига. Старшая в роду. Мы равны. Зови меня Кели. Или хотя бы Келитана.

— Хорошо, Кели…

Принцесса повернулась на другой бок и оказалась к ней лицом. Лаэтана вздрогнула и отодвинулась на край кровати. В темноте, спиной к соседке, она не видела, как лицо принцессы искривила гримаса горечи.

— Так меня называла Лесия. Моя фрейлина. Она погибла в Потопе.

— Я помню, миле… Кели.

— Тебе было неприятно, когда я поцеловала тебя?

— Кели, я не могу…

— Знаю, что не можешь. Лес тоже не могла. Я поцеловала ее однажды. Как тебя. Только про тебя я думала, что ты мальчишка. А ее целовала как женщину. И ей было неприятно. Как тебе. Она не могла меня оттолкнуть — моя фрейлина и лучшая подруга. Но я видела, что ей не нравится. И больше никогда не целовала ее. Знаешь, все эти мужчины вокруг меня… Я не желала целоваться ни с одним из них. Только с Лес. Меня тошнило при одной мысли, что один из них станет моим законным мужем и получит право целовать меня, ложиться со мной в постель, трогать мое тело. Так, как я хотела трогать ее. Я думала, со мной что-то не так. А потом появился ты. Появилась. И я почувствовала, что тебя я хочу целовать и трогать. Хоть ты был бастардом. Притворялся бастардом. И я успокоилась. Раз я хочу целовать и трогать одного мужчину, я смогу делать это и с другим. Не бастардом. Тем, кому однажды все-таки придется стать моим мужем. Но ты не мужчина. И знаешь, Лаэ, я должна тебе сказать. Тебе будет противно, как было противно Лес. Но мне уже нечего терять. Какого беса я должна скрывать что-то, когда могу умереть в любую минуту. Я по-прежнему хочу целовать тебя и трогать, зная, что ты девушка. Сейчас я хочу этого даже сильнее, чем когда ты была Лайдоном. Ну же, скажи что я ненормальная. Что я выродок, что Создатель должен был не позволить мне родиться. Что тебе омерзительно прикасаться ко мне, стоять со мной рядом. Скажи это все, не молчи, как молчала она. Я видела отвращение в твоих глазах. Я видела брезгливость.

Лаэтана шумно вздохнула. Как тогда, в гвиратской таверне, пока Йени вылезала из кровати, одевалась и выходила из комнаты, так и сейчас, пока Келитана говорила, княжна не сделала ни одного вдоха. Несколько секунд она просто дышала, не в силах вымолвить ни слова.

— Не молчи! — настаивала принцесса. — Скажи хоть что-нибудь. Все что у тебя сейчас на уме.

Лаэтана повернулась и оказалась лицом к принцессе.

— Миледи… Кели… То, что ты видела, то было не отвращение. И не брезгливость. Лишь страх. Я боялась, что ты прикоснешься ко мне. И что я не сдержусь и прикоснусь в ответ. И тогда ты увидишь мое тело, узнаешь, что оно женское. И у тебя будет отвращение и брезгливость, ты позовешь стражу и прикажешь бросить меня в темницу. А если и не позовешь… Все равно оттолкнешь меня и я не смогу больше быть с тобой рядом, болтать, смеяться. Я хотела тебя целовать и трогать. Я просто боялась.

Теперь Келитана замерла бездыханно, не в силах поверить услышанному.

— Ты… ты такая же как я?.. Тебе не было неприятно, когда я тебя поцеловала? Ты хотела этого? Ты хочешь сейчас?

— Кели… Я очень хочу… И очень боюсь.

— И я боюсь, — прошептала принцесса, придвигаясь к Лаэтане ближе. — Защити меня, Лаэ. Защити меня, Лай, мой верный паж. У меня нет никого, кроме тебя. Совсем никого.

Сквозь тонкую рубашку Лаэтана ощущала горячую кожу принцессы. Она рывком придвинулась к Келитане, обхватила за плечи, крепко прижалась. Обе девушки дышали тяжело и прерывисто. А затем предались любви, неумело, но жадно. Любви, о которой обе не смели помыслить, прежде чем встретили друг друга.

Прошло некоторое время. Девушки лежали в тесных объятиях, слушая, как бьются их сердца от нежданной близости, на которую обе не смели надеяться.

— Почему ты стала притворяться мальчиком? — спросила Келитана.

— Я бежала от замужества, Кели. Мать Габриэла собиралась продать меня Боркану, лорду из Кромлы. Отвратительному толстяку. Теперь я понимаю, что будь он самым распрекрасным и галантным принцем, я не смогла бы выйти за него. Я ждала тебя.

Келитана прижалась к ней со счастливой улыбкой. Но расспросы не прекратила.

— А здесь, во дворце? Почему ты сразу не раскрыла себя?

— Поначалу боялась. Не доверяла. Как знать, что тут захотят сделать с наследницей князей-наместников Арвига. Может, опять выдать замуж. Я хотела понаблюдать, присмотреться. Оценить опасность. А потом… Потом мне понравилось быть мальчишкой. Знаешь, к девушкам, даже высокородным аристократкам, относятся в чем-то хуже, чем к мужчинам, даже если они подростки-бастарды. Мне кажется, я никогда не встречала такого серьезного и уважительного отношения, когда была девчонкой. Даже в доме отца. Бастарда Лайдона уважали больше, чем княжну Лаэтану Риган…

Келитана обняла ее.

— А меня не волнует ничье уважение. Только ты. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной всегда. Чтобы мы могли смеяться, шутить вместе и наслаждаться друг другом. Только ты и я. Всю жизнь как сейчас.

Она прильнула к губам Лаэтаны. Девушки возобновили нетерпеливые ласки. В пылу страсти они не услышали ни шагов в коридоре, ни скрипа двери. Опомнились, лишь когда прозвучал мужской голос:

— Взять их!

Девушки отпрянули друг от друга. Лаэтана молниеносно схватила табуретку и швырнула в окно. Стекло треснуло, осколки с дребезгом разлетелись по полу.

— Прыгай в окно, Кели!

Лаэтана разметала груду одежды на полу, выхватила из-под нее кинжал, бросилась на визитеров, не смущаясь наготы. Невидимая преграда отшвырнула ее; девушка упала навзничь, обнаженной спиной прямо на осколки стекла. Келитана никуда не стала прыгать.

— Вы пришли за мной. Забирайте меня, а ее не троньте. Кузине нужна только я.

Предводитель захватчиков брезгливо поморщился.

— Связать обеих. Похоже, следующее угощение Иртел готово. Если Она не побрезгует… этими.

Двое солдат шагнули из-за его спины к девушкам. Предводитель дождался, пока пленницам свяжут руки за спиной, и лишь после этого синие искры магического барьера вокруг него погасли. Когда Лаэтану провели мимо него — не дав одеться, с пораненной об осколки спиной — она заглянула в лицо их пленителю. То был сын кожевенника Молас. Опальный советник королевы по магическим вопросам изволил самолично возглавить погоню за принцессой. Не иначе, надеялся, что "подвиг" вернет ему королевское расположение.

Глава 16. Бродячий Айлен. Долгожданный гость

Взрыв, последовавший после налета на Распет, как ни странно, утихомирил беспокойство в Айлене. Маги вели себя тише воды, ниже травы. Происшествие с Эйтаной повергло всех в шок. Насилие одного преподавателя над другим казалось чем-то немыслимым. Артан отстранил Брогара от преподавания и участия в Советах. Наказание он отложил до выздоровления Эйтаны, якобы, чтобы выслушать ее версию происшедшего. На самом деле молодой глава Академии просто пребывал в растерянности, как наказывать преступника.

Ларас доложил, что Брогар каждый день топчется у него под дверью, после того как леди Эйтану перенесли в покои целителя.

"Если он прорвется к ней и дотронется до нее, я за себя не отвечаю, Арт. Пациентка находится под моей ответственностью, в бессознательном состоянии. Я не допущу, чтобы ей был нанесен вред. А если этот баран не уберется из-под моей двери, я нашлю на него понос. Пусть займется делом, более подходящим для мерзавца".

"Он беспокоится за нее, Лар".

"Раньше надо было беспокоиться", — отрезал целитель. Артан не стал настаивать. Он знал, что в Академии его называют за глаза "сухарем". Но иногда ему казалось, что по сравнению с Ларасом он — сахарный пряник. Целитель был еще более непреклонным и принципиальным, чем Артан.

"А Фелас не стоит у тебя под дверью?"

"А должен? Может, еще свой Совет проведешь у меня под дверью? Хвала Создателю, Феласа я не видел".

На свою беду Артан решил поделиться дилеммой с леди Беделин. После несчастья с Эйтаной их отношения наладились. Девушка не вернулась в Совет — она была чрезмерно занята работой с исследователем Келиком, да и преподавательская нагрузка на нее возросла. Именно ей пришлось проводить уроки вместо Эйтаны, чему феи несказанно обрадовались. Вместо Брогара Артан назначил молодого Адела Лутана, идеалиста и мечтателя. Дети сдружились с ним, хотя по Брогару скучали и постоянно спрашивали, когда он к ним вернется. Дерх Гало даже повадился ходить к нему в покои и упрашивал заниматься с ним втихушку. Бывший разбойник стал его кумиром. Узнав о визитах сына феи, Артан пригрозил Брогару не учесть "смягчающие обстоятельства" при выборе наказания, если тот нарушит запрет и попробует обучать мальчишку.

Леди Беделин, несмотря на занятость, никогда не отказывала Артану, если он просил уделить ему полчаса или час. Он старался не злоупотреблять заново обретенным расположением. И однажды, во время одной из бесед, он имел глупость пожаловаться ей на свое затруднение, как ему поступить с Брогаром и Эйтаной.

— Милорд Кэрдан не колебался бы ни минуты, — говорил Артан. — Он зомбировал бы Брогара и поставил в ряды "Королевских Медведей". Ему не было бы дело до того, раскаивается ли он… Что леди Эйтана спровоцировала его поступок…

— Спровоцировала?! Как же мужчины любят рассуждать, что женщины их провоцируют! Не ожидала от вас, милорд!

Артан похолодел. Эту фразу он уже слышал однажды от Беделин. Кажется, налаженный титаническими усилиями мир между преподавателем и ученицей вновь грозил рухнуть. Внутри Артан натянулся, как струнка. Он не даст этому случиться. Он не перенесет очередной размолвки с Беделин, очередного ее охлаждения.

— Пожалуйста, леди Беделин, только не гневайтесь на меня снова! Я уже понял, что мы с вами по-разному смотрим на жизнь. Я не понимаю многого из того, что очевидно для вас. И я молю вас — если я что-то делаю не так, не осуждайте меня. Просто объясните, что не так и почему, хорошо? Я обещаю, что сумею понять. Обещаете, что постараетесь объяснить?

Беделин удивленно взглянула на него.

— Хорошо, милорд. Я постараюсь.

— Спасибо, леди Беделин. Я не прощу себе, если еще раз навлеку на себя вашу немилость.

Беделин улыбнулась.

— Как-то странно получается. Вы — глава Академии. Это я должна переживать, что навлеку вашу немилость.

— Этого никогда не будет, леди Беделин. Кстати, вам не кажется странным, что мы с вами все время остаемся в стенах замка? Все мы слишком мало времени проводим вне Айлена. А ведь его окрестности стоят того, чтобы любоваться ими. Они меняются каждый день. У нас есть возможность изучить всю Мореху. Не хотите приступить прямо сейчас? Я приглашаю вас на прогулку.

На лице девушки проступила легкая краска.

— Я… я польщена, милорд… И мне приятно… Но будет ли это удобно? Что скажут остальные маги?

— Что у меня появилась фаворитка, — улыбнулся Артан. — Но что с того? Я — глава Академии. Почему бы мне не завести фаворитку? Если вы не против, разумеется!

Беделин неожиданно засмеялась, таким же мягким и уютным смехом, как она сама.

— Не знаю, что и сказать! Никогда не была фавориткой.

— Все когда-то приходится пробовать в первый раз, леди Беделин! Идемте!

Артан вскочил со стула и протянул девушке руку. Та с улыбкой протянула свою и позволила ему увлечь ее за собой. Она не смогла устоять перед его напором и энтузиазмом. Маг выглядел так, будто сбросил лишний десяток лет.

Нынешнему главе Академии было чуть больше тридцати лет, но выглядел он в последнее время значительно старше — из-за груза ответственности за останки Академии, из-за бремени проблем, которые изгнанники создавали сами себе и друг другу. Да еще из-за того, что на него смотрели как на заместителя Кэрдана. Наделяли его фигуру качествами, присущими сгинувшему учителю.

Долгое время Беделин, как и все студенты, побаивалась строгого и придирчивого ученика Кэрдана, второго человека в иерархии Магической Академии. Теперь, по умолчанию, первого. Суровый, авторитарный, не терпящий прекословия, готовый показать за малейшее несогласие — так она думала о нем.

В Айлене он открылся ей с иной стороны. Оказалось, что он совсем непохож на учителя. Кэрдан был фигурой беспрекословного авторитета, недосягаемо далекой и угрожающе близкой. Он мог возникнуть из ниоткуда, как смерч, напомнить о том, что все и вся в Академии зависит от его воли, подчиняется его власти.

Артану власть была важна не ради самой власти. Ему был важен порядок, и власть была инструментом поддержания порядка. Он отчетливо видел, где и как нужно произвести изменения, чтобы упорядочить систему. И пользовался властью, чтобы эти изменения произвести. А еще он не боялся раскрыть свою уязвимость — хотя бы только перед Беделин. Он сомневался и ошибался. За два месяца рядом с ним девушка поняла, что он ищет свой путь, свой стиль. Находясь в тени учителя, под сенью его авторитета, ученик старался не быть во всем похожим на него.

Но самым главным открытием для Беделин стало, что он нуждался в ней. Почему-то из всей Академии он выбрал ее для того, чтобы доверять и раскрывать такие вещи, которых не доверял больше никому, даже самым старшим и опытным магам. А простой знак ее расположения к нему вселял в него радость, Артан словно светился изнутри.

Вдвоем они вышли из замка. Лес подступал к стенам вплотную. Айлен изгибал пространство вокруг себя так, что замок как будто рассекал землю и раздвигал ее, выкраивая для себя кусочек. А рассеченные края прилегали к его очертаниям. Беделин посмотрела на длинную толстую ветку дуба, что торчала прямо из стены Айлена. Она знала, что в противоположную стену замка упирался другой ее конец, выходивший из ствола.

— Никогда не смогу привыкнуть к этому, — пробормотала Беделин. — Как оно потом встанет на место, когда Айлен поменяет расположение…

— Ее концы сойдутся вновь, будто между ними никогда не вставало чужеродное тело. У Айлена иные отношения с окружающим миром, неподвластные человеческому сознанию…

— Непостижимо…

— Айлен непостижим. Он управляет измерениями и пространствами. Больше никому в нашем мире неподвластна сия магия.

Они зашли в глубь леса. Лето было в разгаре. Густой запах травы, цветов и деревьев опьянил их.

— Бенни… — произнес Артан

Леди Беделин обернулась, удивленная непривычным обращением и готовая ответить на вопрос. Но вопроса не последовало. Маг лишь пробовал на вкус кличку, присвоенную девушке Брогаром.

— Бенни… Совершенно неподходящее имя для вас. Как вас называла мать?

— Беда, — улыбнулась девушка.

Артан нахмурился.

— Нехорошее имя. Не знаю почему. Что-то в нем неприятно звучит. Будто в ином, неведомом языке слово сие обозначает… проблемы. Я хотел бы называть вас ласково… Если вы мне позволите. Может, есть обращение, которое нравится вам самой?

И снова леди Беделин улыбнулась, словно летнее солнце вышло из-за туч.

— Белла. Всегда мечтала, чтобы кто-нибудь называл меня так. В этом слове мне тоже слышатся отголоски иномирного языка… Но отголоски нежные и приятные. Как будто тот, кто произносит это слово, произносит его с любовью.

— Вы позволите мне называть вас так?.. С любовью?

На секунду Беделин нерешительно опустила взгляд. А затем посмотрела на Артана. В этот момент маг тоже не узнал обычно строгую и сдержанную студентку. Взгляд был игривым и кокетливым, чего никто не мог ожидать от леди Беделин.

— А как мне называть вас… милорд?

— Эвард. Все в Академии уже забыли мое имя… Белла.

— Эвард, — вымолвила леди Беделин, точно пробуя на язык его имя.

Артан провел рукой по щеке девушки. Она коснулась ладонью его запястья. Тогда маг, подбодренный ее неназойливым приглашением, шагнул совсем близко к ней и склонился к ее губам. Губы Беделин призывно приоткрылись навстречу. Он осторожно прикоснулся, а затем приник в долгом поцелуе. Мужчина и женщина опустились на траву…

Они вернулись в Айлен через несколько часов. После этой прогулки Эвард Артан перестал бояться, что Беделин, его Белла, оттолкнет его, если он накосячит вновь.

* * *

Шесть дней Эйтана приходила в себя в покоях Лараса. На седьмой она попыталась флиртовать с ним. Целитель реагировал равнодушно, а когда Эйтана перешла от флирта к дерзким подначкам, заявил, что она должна прекрасно себя чувствовать, раз ее вновь интересуют мужчины, а значит, может покинуть его покои.

Эйтана переселилась в одну из свободных комнат Айлена — из тех, что возникали на один день и навсегда оставались на том же месте, только лишь если кто-то в них ночевал. Артан пригласил девушку на беседу по поводу "случившегося несчастья". Эйтана вела себя без прежней дерзости, разговаривала тихо и бесцветно. И сказала, что не хочет наказания для Брогара.

"То, что случилось, касается меня и его. Это наше. Вам не стоит вмешиваться, милорд".

И этими словами она создала еще большую проблему для Артана. В них сквозило намерение продолжить отношения с Брогаром. А значит, котел может взорваться снова. Артан ни на минуту не верил, что Эйтана прекратит провокации. Вся надежда была лишь на Брогара, которому хватит ума держаться подальше от девушки.

Пока что Эйтана не торопилась возобновлять общение с Брогаром, к облегчению Артана. Она проводила почти все время в одиночестве в своей спальне или в прогулках вокруг Айлена. Один раз Артан и Беделин наткнулись на нее во время прогулки. Они шли, державшись за руки, разгоряченные поцелуями, с сияющими лицами. Эйтана выплыла из-за дерева внезапно, бледная, изможденная, будто привидение. Артан вежливо приветствовал ее, а Беделин ободряюще улыбнулась. Она всячески выказывала волшебнице свое расположение и сострадание, пару раз навещала ее в новом жилище. Эйтана оставалась равнодушной к вниманию и симпатии Беделин. Сейчас она скользнула презрительным взглядом по парочке и прошла мимо. Беделин вздохнула.

— Бедная леди Эйтана… Ей так тяжело. Она не скоро сможет доверять мужчинам после того, что сделал негодяй Брогар.

Наученный опытом, Артан не стал делиться с девушкой собственным пониманием того, что сделал "негодяй Брогар". Также он не стал просвещать Беделин, каким мужчинам предпочитала доверять леди Эйтана и в чем. Он лишь напустил на себя многозначительное выражение, которое могло означать что угодно.

Эйтана прошла мимо них, полыхая ненавистью. Она мало кого любила в Академии. Точнее, не любила никого. Но эти двое всегда вызывали у нее особое раздражение. Артан — своими потугами сравняться с тем, с кем не мог сравняться никогда в своей жалкой жизнишке. Беделин… сложно сказать, чем раздражала ее Беделин, просто раздражала. Эйтана считала ее дурой, не заморачиваясь объяснениями и поиском причин — в чем же Беделин дура, какие глупости она совершала, какой у нее уровень интеллекта. Дура, и все.

Сейчас, видя этих двоих вместе, понимая, что они стали спать друг с другом и заниматься теми соплями, которые почему-то зовутся любовью, ее раздражение переросло в ненависть. Как будто слюнявая парочка что-то отняла у нее, у Эйтаны. Отчего-то на глаза навернулись слезы, а к сердцу подступил давящий ком. Эйтана ругнула себя — не хватало еще разнюниться из-за этих. Дураки и есть дураки. В этот момент она услышала голос:

"Эйта".

Беззвучный голос прозвучал лишь в ее сознании. Знакомый до боли. Жгучей, сладостной боли в каждой клеточке тела. Лишь один человек мог вызвать у нее это чувство. Лишь один человек называл ее так. Не вульгарное Эйт или Эйти, придуманные Керфом. Эйта.

"Милорд?.."

"Ты сейчас одна?"

"Одна, милорд. Где вы? Как мне увидеть вас?"

"Я в нескольких метрах к северу от нынешнего местоположения Айлена. Я едва сумел его найти. Я хочу тебя увидеть".

"Милорд… Я тоже хочу вас видеть… Безумно хочу…"

Она надеялась, что в ее мысленной речи не прозвучало рыданий, от которых содрогнулось тело волшебницы. Как же она соскучилась. Как истосковалась. Видеть его, прикоснуться к нему…

"Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала".

"Только прикажите, милорд!"

"Зайди обратно в Айлен. Никому ни слова, даже Артану. Понимаешь меня?"

"Я не скажу ему, милорд!"

"Выведи с собой Ираис".

"М-милорд?"

Эйтана подумала, что ослышалась.

"Фея Ираис. Ей должно быть около восемнадцати. Она самая старшая из девочек. Она сейчас в Айлене?"

"Да, милорд".

"Найди способ вывести ее из замка незаметно. Никто не должен видеть ни тебя, ни ее. Она не должна никого предупредить. Ты справишься? Моя умница Эйта, ты найдешь способ?"

Ледяное отчаяние клокотало внутри Эйтаны. Фея. Он хочет фею. Он позвал ее, Эйтану, лишь для того, чтобы она привела ему фею.

"Эйта, ты здесь? Слышишь меня?"

"Милорд… Можно я сначала подойду к вам? Увижу вас?"

"Ты увидишь меня, малышка. Сделай как я говорю. Незаметно, никому ни слова. Ты всегда была послушной девочкой, не разочаруй меня на этот раз".

Сердце Эйтаны сжалось, но она ответила:

"Я все сделаю, милорд. Мы выйдем".

Глупая соплячка артачилась.

— Я не пойду с вами наружу. Я не хочу, чтобы вы меня трогали!

— Дура! Сдалась ты мне! Твоя Беделин хочет научить тебя очередному бесполезному трюку под открытым небом! Придурок Артан ей разрешил. Так что иди, пока они оба не передумали.

Тупая Беделин наверняка кувыркалась на травке с идиотом Артаном. Ничего, недолго им осталось. Скоро милорд явится и наведет порядок. Никаких занятий с мерзкими феями. Вот только зачем ему эта бестолковая девчонка?..

Ираис дала себя убедить и пошла за волшебницей. Эйтана открыла магический затвор с внутренней стороны ворот замка. Айлен не пытался помешать ей. Наверно, подглядывает за кем-нибудь в постели. Старый извращенец никогда не проходит мимо, когда кто-нибудь в его замке трахается.

Эйтана вывела Ираис из замка и направилась на север. Она послала мысленный зов.

"Милорд? Мы идем".

"Моя славная умница Эйта! Ты справилась! — В его беззвучном голосе вибрировала неподдельная радость. — Продолжай идти на север. Я чувствую вас и иду навстречу".

Неужели сейчас она увидит его? Обнимет ли он ее? Или… или он обнимет эту? Чем дальше они шли, тем сильнее разгоралось в Эйтане желание придушить юную фею, пока они не подошли к милорду. Девушка почуяла неладное.

— Куда мы идем? Где леди Беделин?

— Под Артаном, ублажает его тем, что у нее промеж ног. А мы идем туда, куда надо.

Фея остановилась, а затем метнулась прочь. Эйтана схватила ее за запястье, не забыв подкрепить хватку магией. Физически девушка была намного сильнее нее.

— Стой, дрянь. Не знаю, зачем ты нужна ему, но он тебя получит.

— Отпустите! — закричала мерзавка.

— Спокойно, — раздался мужской голос. — Не надо так шуметь. Отпусти девочку, Эйта. Она никуда не убежит. Не так ли, малышка?

Эйтана с замиранием сердца смотрела на фигуру мужчины между деревьев. Это был он. Его голос. Его походка. Его неизменный плащ. Капюшон низко надвинут на лицо. Он сделал несколько шагов к ним. Эйтана метнулась навстречу. Он сделал шаг назад, жестом отстранил волшебницу. Сердце снова сжалось. Он не хочет обнять ее.

— Умница Эйта. Послушная и сообразительная. Я доволен тобой.

— Милорд… Я сделаю для вас все.

— Я ценю твою преданность. Здравствуй, Ираис. Я Кэрдан. Ты пойдешь со мной.

Он шагнул к фее и взял ее за руку. Девчонка мелко задрожала, будто от холода или страха. Только феи не чувствуют ни холода, ни страха. Он повлек ее на север, откуда пришел. А Эйтана… Эйтаны как будто и не было. Несколько слов похвалы — все, чего она удостоилась. Он пришел забрать с собой фею. Не ее.

— Милорд… Вы уходите?

— Ухожу, Эйта. Я не могу вернуться в Айлен. Не сейчас. У меня есть обязательства.

— Позвольте пойти с вами, милорд. Пожалуйста.

Он покачал головой.

— Не стоит. Тебе не понравится там, куда я иду. Ей тоже, — он кивнул на фею. — Но у нее нет выбора. У тебя он есть. Поэтому поворачивайся и ступай обратно в Айлен. Я даю тебе такую возможность. Тебе лучше поблагодарить меня за это.

Эйтана бросилась к нему, упала на колени и попыталась схватить за руку, но он вновь быстро отстранился и она ухватила лишь край его плаща.

— Умоляю, милорд, возьмите меня с собой! Я не хочу в Айлен. Я ненавижу его. Я хочу идти за вами, куда бы вы ни шли, даже в самое ужасное место на земле.

Он повернулся к ней.

— Подумай как следует. Я еще раз предлагаю тебе повернуться спиной ко мне и возвратиться в Айлен. Если ты вновь повторишь свою просьбу, третьего отказа не будет. И ты пожалеешь.

Стоя на коленях, Эйтана прошептала:

— Я не хочу отказа. И я не пожалею. Возьмите меня с собой, милорд. Куда бы вы ни шли. Хоть к бесам в преисподнюю.

Продолжая держать фею за руку, Кэрдан откинул капюшон.

— Хорошо, Эйта. Твоя просьба будет исполнена. Ты пойдешь со мной и примешь свою судьбу.

Он протянул ей вторую руку. Не веря в свое счастье, Эйтана подняла голову. И вскрикнула. Глаза Кэрдана были покрыты прозрачной коркой льда. Его рука схватила ее за плечо и подняла с земли, а затем крепко сжала ладонь. И тогда волшебница поняла, почему он избегал прикасаться к ней вначале. Рука была ледяной. От его прикосновения Эйтана словно покрылась изморозью, добравшейся до самого сердца.

Волшебница проследовала за своим возлюбленным в бесчувственном оцепенении. Когда все трое добрались до берега мелководной речушки и ступили на борт ладьи, она даже не удивилась, как такая большая лодка могла плыть по мелководью. Не удивили ее и необычные гребцы — козлоногие рогатые существа, громадные гусеницы-сороконожки и другие невиданные на Ремидее создания. Она молча стояла там, где Кэрдан оставил ее стоять, отпустив ее руку. Без мыслей и без чувств Эйтана смотрела на горизонт вниз по течению речки. Туда, где мелководная речка Буна впадала в огромное, широкое и глубокое русло обновленной Иртел.

* * *

Через пять дней поисковая группа, возглавляемая Керфом Брогаром, обнаружила труп Эйтаны в устье Буны. Волшебница лежала на крошечном островке, покрытым мхом. У нее было перерезано горло, но на теле и вокруг раны не было ни пятнышка засохшей крови. Будто кто-то или что-то выпило кровь женщины. Ираис они так и не обнаружили. Фея исчезла бесследно.

Глава 17. Мореха. Хозяева

Риниэль и Кайсал сбились со счету, сколько дней они блуждали по Морехскому лесу. Они никак не могли выйти на открытую местность, за пределы леса. Да и не слишком-то стремились, хоть и старались продвигаться на юг. В лесу они были под защитой Тала. Бог укрывал их от Айлена, людей, магов. Но они не могут таиться вечно. Им нужно куда-то идти. Риниэль — в Элезеум. Кайсалу — в большой город, где никто не знает, что он — сын феи, где он сможет затеряться среди десятков тысяч людей. Но пока они лишь блуждали по морехской чаще, не в силах выбраться из нее.

Тал говорил, что его власть распространяется лишь на часть леса. И он бессилен помочь детям найти выход к людям. Подчас Кайсал сомневался в том. Ему казалось, что загадочный бог не хочет отпускать их. Точнее, Риниэль. Кайсал ему к бесам не сдался. Если бы они разделились, Кайсал смог бы уйти. Но выживет ли он без Риниэль, без помощи Тала?

Кайсал никак не мог поверить, что Тал — бог. Не таким представлялся бог мальчику. Ходит как он, выглядит… почти как он. Несколько странно. Странная одежда, странная походка. Странная речь. Но во всем остальном — ничего божественного.

Когда они втроем подходили к сотам, то Тал не совершал никаких чудес, отгоняя пчел. Просто, когда они приближались, пчелы роились в нескольких метрах и не обращали внимания, пока Рини и Кай наполняли медом самодельные туески из древесной коры. Он показывал им грибницы опят и других ранних грибов. Риниэль варила грибную похлебку и отдавала почти все Каю, сама довольствовалась бульоном с парой кусочков грибов. Иногда похлебку варили из незрелых лесных орехов и желудей. Кай постоянно чувствовал голод. Организм подростка требовал больше сытной еды.

С дозволения Тала мальчик стал искать птичьи яйца. Тал предупредил, чтобы он не трогал птиц и птенцов, не разорял гнезда и всегда оставлял в гнезде хотя бы одно яйцо нетронутым. Риниэль не протестовала, понимая, что другу нужно питаться. Но и помогать она не могла — фея не могла быть причастной к убийству прямо или косвенно. А зоркие глаза феи очень пригодились бы ему в поиске птичьих гнезд.

Огромный, раскидистый вяз тянул корявые ветви к небу. На таком дереве обязательно должно быть гнездо. Кай ухватился за сучья и полез наверх. Ему и впрямь попалось сойкино гнездо — даже высоко лезть не пришлось. Сойка как раз высиживала яйца. Кайсал попытался прогнать ее. Сойка не испугалась и не улетела сразу. Она хрипло прокричала и забила крыльями, прогоняя незваного гостя. Кай исхитрился толкнуть ее в бок и согнать с гнезда.

Он собрал яйца в ладошку, оставил одно, как велел Тал. Затем занес руку над ртом и раздавил яйца, одно за другим. Липкий желток стек на язык, он проглотил его, облизал пальцы. Сойка истошно кричала. Кайсал почувствовал сытость. Теперь ему хватало совсем немного для насыщения. Не то что раньше, в роскошных застольях Айлена.

Мальчик начал спускаться вниз. Сытое блаженство растеклось по телу. Такое редкое ощущение в последние недели… Кайсал предвкушал, как вернется к месту их с Риниэль ночлега, развалится на уютной лежанке, которую дети соорудили, и несколько часов будет свободен от мучительной, навязчивой необходимости искать пропитание…

Он ступил на толстый сук, торчащий из ствола у самой земли. Второй ногой ступил на землю. И почувствовал, как что-то холодное и скользкое коснулось щиколотки. В следующее мгновение Кайсал услышал тихое шипение, почувствовал, словно его что-то слегка ущипнуло. Он опустил глаза вниз… Открыл рот, чтобы закричать. И не смог издать ни звука, ни пошевелить пальцем. Тело рухнуло на землю, словно куль. Маленькая черная змея с красными точками по бокам отползла от мальчика и скрылась под корнями дерева. Змея буари — самая ядовитая из всех пресмыкающихся обитателей Морехи. Кайсала охватил паралич. Он пытался позвать Риниэль, но ни звука не вылетело из глотки. Его ждало несколько часов оцепенения, прежде чем сознание полностью угаснет и сердце остановится.

Риниэль нашла друга через три часа. Взгляд его затуманила поволока агонии, но мальчик еще дышал.

— Кай! Кай, что с тобой?! Кай, очнись!

Несколько секунд девушка трясла его, затем сообразила, что надо обследовать тело. Ранку от укуса буари она обнаружила сразу же. Но сделать ничего не могла — яд впитался в кровь, высасывать было нечего. Кайсал был обречен.

"Тал! — взмолилась она про себя. — Приди! Ты нужен мне!"

Лесной элементаль появился через четверть часа. Он сразу понял, подхватил тело Кайсала на руки, прислонился своим лбом к его.

— Яд буари разлился в его крови, сестренка. Я не смогу остановить его. Тебе придется проститься с маленьким человеком.

— Нет, Тал! Должен быть способ! Ты же бог! Ты можешь просто приказать ему не умирать! Боги умеют возвращать к жизни! Я знаю это!

— Мы разные, сестренка. Я мог бы попытаться… Если бы он напоролся на сук. Или захлебнулся в ручье. Но буари… Я не управляю буари.

— А кто управляет?!

— Дала. Моя сестра.

— Так позови ее! Пусть она придет и спасет Кая!

— Дала не придет. Старина Тал — свой парень. Но Дала… Она — госпожа. Она не приходит, когда ее зовут. Приходят к ней. С молитвами и подношениями. Приходили. Сейчас к нам никто не приходит. Но так недолго будет продолжаться.

— О, Тал, заткнись и отведи меня к ней! Пока ты разглагольствуешь, Кай умирает! Я сама приду к ней с подношением и молитвой, и попрошу ее!

У Тала округлились глаза.

— Ты хочешь пойти к Дале?

— А что еще остается? Если она не придет, как ты, то я пойду к ней!

Девушка подхватила на руки Кайсала.

— Веди же!

Небольшой холмик выделялся среди других абсолютной чернотой, полным отсутствием растительности на нем. Соседние холмы зеленели сочной весенней порослью. На этом не было ни травинки.

— И где Дала?

— Не так просто, сестренка. Тебе нужно подняться наверх, оставить там человечка и уйти. Дала появится ночью. Никто не должен видеть, как она поднимается на свой холм. Ты сможешь вернуться утром.

— Она же узнает, что с Каем?

— Она узнает. Сейчас ступай на вершину, и все время, пока поднимаешься, восхваляй ее. Ее красоту и величие, рассказывай, как ее любят все смертные — ну что там еще нужно вам, девчонкам. Ты лучше знаешь. Когда положишь человечка на вершине, беги назад как можно быстрее, не озирайся. Беги так далеко, чтобы ты не видела холм. Не вздумай оглянуться в его сторону всю ночь. Спи. Не открывай глаз. А утром, как взойдет солнце, возвращайся. Там ты сможешь поговорить с Далой.

— Тал… Она точно поможет?! Она спасет Кая?

— Она может его спасти, сестренка. Она — больше никто.

Риниэль тяжко вздохнула и пошла вверх по черному склону. "О великая прекрасная Дала! — завела она. — Нет прекраснее тебя ни смертных, ни богов, ни фей! Падет ниц в любви и обожании тот, кто взглянет на твой дивный лик! Нет равных твоей красоте ни на севере, ни на юге, ни на западе ни на востоке! Вечно юная, несравнимо прелестная, могущественная и милостивая Дала!"

Так она бормотала, пока не дошла до вершины. Девушка огляделась по сторонам, но не увидела ни души, даже зеленой туники Тала. Она опустила на землю Кайсала. Дыхание мальчика становилось все реже.

— Держись, дружочек… До ночи. А там придет эта богиня и спасет тебя. Она обязательно тебя спасет. Великая и прекрасная Дала. Спаси Кайсала.

Риниэль развернулась и помчалась с холма, а потом прочь от него, как велел ей Тал, быстро и не оглядываясь. Она добежала до деревьев, скрылась в них, пробежала еще пару миль. И легла под раскидистым дубом так, чтобы толстый ствол на всякий случай оказался между ней и холмом Далы.

Наступила ночь. Риниэль не могла уснуть, но держала глаза крепко сомкнутыми. Она исполнит все в точности так, как велел Тал, не нарушит ритуала. Богиня должна помочь. Рини все сделала правильно.

Под утро сон наконец сморил девушку. Она проснулась от влаги, капнувшей ей на лицо с дубовой кроны. Собиралась утренняя роса. Листья с восточной стороны дерева золотились в лучах зари. Риниэль вскочила на ноги. Она понеслась к холму так же быстро, как неслась прочь от него вечером.

Холм был так же черен, как вчера, но на вершине белело маленькое пятнышко. Подбежав ближе, но еще не взобравшись на холм, фея различила своим зорким взглядом, на что было похоже пятнышко. Она отказывалась в это поверить. Может, глаза ее подводят. С кем не бывает.

Риниэль взлетела на холм. На бестравной вершине лежал скелет. Ровно на том месте, где она оставила вчера Кайсала. Ровно в той же позе.

— Ты должна была спасти его! — взревела девушка. — Вернуть его к жизни! Что ты с ним сделала?!

— Я не должна ни смертным, ни феям, — прозвучал голос позади Рини. Та резко обернулась.

За нею, на склоне холма, стояла полупрозрачная женская фигура. Темная, словно покрытая грязью. Ничего прекрасного в ней не было. Лицо уродливой старухи. Седые волосы свисали с плеч жидкими прядями.

— Тебе Я ни чего не должна, дочь Элезеума. Но ты порадовала Меня достойным подношением. Я исполню твое желание.

— Моим желанием было, чтобы он жил!

— Кто он? — удивилась богиня.

— Он!

Риниэль ткнула в скелет Кайсала.

— Ты одарила Меня подношением, но хотела, чтобы оно осталось жить?

— Он не был подношением! Его надо было спасти!

— Ты глупа! Или дурачок братец не объяснил тебе? Ты должна была совершить приношение Мне. И только потом Я выслушала бы твою просьбу. Что ж, подношение совершено и порадовало Меня. Я все равно исполню твое желание. Проси, пока Я милостива!

— Я ничего не хочу от тебя, мерзкая, кровожадная старуха! Хотя нет, я хочу чтобы ты сдохла! Чтобы никогда не показывалась на земле! Убирайся туда, где сидела тысячу лет! И твой проклятый братец пусть убирается! Лучше бы вы никогда не пробуждались! Злые, отвратительные, кровожадные!

Богиня расхохоталась.

— Глупая. Глупая, жалкая дочь Элезеума! Это ты убирайся в Землю Вечной Весны. Не тебе указывать Хозяевам, что Нам делать. Когда просыпаться и куда уходить. Это Наша земля. Ты здесь — чужая. А Мы — Владыки. Жаль, Я не могу растоптать тебя, ибо ты всего лишь воротишься в свой край. А Я не стану делать глупой девчонке сей подарок. Ты могла попросить Меня о нем. Могла попросить направить домой. Но вместо этого оскорбила Меня. Называла гадкими словами. Меня, Владычицу сей земли. Я ничего не дам тебе взамен подношения. Ступай прочь, глупая девка. Броди по лесу, без толку, без цели. Пока не попадешься обратно в лапы своим пленителям. Глупая, жалкая девка!

Богиня расхохоталась и истаяла в воздухе. А Риниэль почувствовала, как черный холм раскаляется под ногами. Вспыхнуло пламя. Девушка бросилась вниз. Через несколько мгновений холм полыхал, объятый огнем. Вот почему на нем ничего не росло. Когда огонь стух, белое пятнышко — все, что осталось от Кайсала, — исчезло. Рини упала на землю и зарыдала.

Кто-то притронулся к ее плечу.

— Дала отказала тебе? — раздался тихий голос Тала. — Не спасла маленького человечка?

— Уйди! — выкрикнула Рини сквозь слезы. — Лгун! Ты сказал, надо оставить Кая на холме. Ты не сказал, что она примет его за подношение! Ты обманул! Солгал сестре!

— Я не лгал. Я говорил, что Дала может спасти маленького человечка. Это и правда было в Ее силах. Я сказал, как нужно ей молиться. Я сказал, что нужно бежать с холма, не оглядываться, и наутро Она исполнит желание.

— Ты не сказал, что она сожрет Кая как подношение!

— Ты не спрашивала. Ты ни разу не спросила, что нужно оставить подношением.

— Зачем?! Зачем ты хотел, чтобы она сожрала его? Говори правду!

— Сестрица изголодалась. Она станет чуток добрее, утолив голод. А ты останешься со мной. Мы сможем слушать песни деревьев, и человечек не будет мешать нам. Он такой скучный. Постоянно хочет есть. Больше он не будет поедать птичьи яйца. И он все равно умер бы.

— Будь ты проклят, — прошептала Риниэль. — Ты такой же, как она! Вы все одинаковы! Вы безжалостные, прожорливые, кровожадные! Я не хочу тебя видеть! Убирайся! Никогда не приходи ко мне! Я больше не стану слушать никаких песен с тобой. Ненавижу тебя! Будь ты проклят! Уходи!

Риниэль стукнула элементаля со всей силы. Ее рука прошла сквозь пустой воздух там, где секунду назад стоял Тал. Фея потеряла равновесие и грохнулась оземь. В отчаянии она замолотила кулачками по земле, оставляя глубокие лунки.

— Будьте вы прокляты, Хозяева! Будьте прокляты!

Прорыдавшись, она поднялась и побрела обратно в лес. Она не хотела туда возвращаться. Лес принадлежал ненавистному Талу. Но идти было некуда. Сейчас она жалела, что ушла из Айлена. Если бы они с Каем остались там, то не встретили бы коварного Тала. Кай не наступил бы на змею и остался жив. Его не сожрала бы мерзкая богиня холма. Если бы они не уходили далеко.

Риниэль брела куда глаза глядят, без цели, без направления. Ей было безразлично, куда идти. Она оказалась причастна к гибели человека. Она своими руками уложила Кая на пиршественный стол прожорливой богине. Она убила его.

Риниэль снова всхлипнула. Всхлипы перешли в рыдания. Она побежала не глядя перед собой, терла кулаками глаза. В горе и отчаянии она не услышала и не почувствовала приближение человека. Опомнилась лишь тогда, когда сзади ее крепко обхватили за талию. Она отняла кулачки от глаз и увидела руки — не тонкие лапки Тала, такие же худые, как у самой феи. Крепкие руки мужчины, с уродливо вздутыми венами.

Мужчина повернул ее к себе, не ослабляя хватки. Он был полностью седым, хотя крепкие мускулы на руках, зажавших Риниэль словно в тисках, не могли принадлежать древнему старику. Его кожу избороздили рубцы и шрамы.

— Фея, — проговорил он утвердительно, а не вопросительно. — Тебя зовут Риниэль?

Девочка не ответила. Она оттолкнула его с нечеловеческой силой, он отлетел в сторону. Риниэль побежала от него. Перед ней вырос магический заслон из синих искр. Она метнулась влево — заслон метнулся вместе с ней. Повернулась вправо — искры снова оказались перед лицом. Тогда она попятилась. И врезалась прямо в незнакомца. Его рука сдавила ее ладошку стальной хваткой.

— Не вырывайся, фея. Не пытайся бежать. Где мальчик?

— Умер! Пусти меня, урод!

— Как он умер?

— Его укусила буари! А потом сожрала богиня.

— Богиня? Впрочем, милорд сам разберется. Я отведу тебя обратно в Айлен. Ты расскажешь лорду Артану все, что случилось с тобой и твоим спутником.

Удерживая фею в магическом заслоне, мужчина сосредоточился. Через минуту в его взгляде промелькнула растерянность. Он прошептал: "Ответьте, милорд!" Фея услышала его и злорадно засмеялась.

— Пытаешься послать ментальный зов? Не выйдет. Тал блокирует ментальное поле. Странно, что ты вообще можешь колдовать на его земле.

— Кто такой Тал?

— Тот, кто сильнее тебя, придурок! Он явится и сожрет тебя с потрохами. Как его сестрица Дала сожрала Кая. Только по тебе я плакать не стану!

— Что ж, раз твой Тал блокирует ментальное поле, ты пойдешь со мной. Я выполню задание милорда, а потом отведу тебя в Айлен.

— Беса лысого ты меня отведешь, бегемот уродливый! Никуда я с тобой не пойду.

Мужчина не ответил фее. Он беспрепятственно прошел сквозь магический заслон и сплел вокруг ее правого запястья цепь синих искр. Когда он пошел вперед, фею повлекло вслед за ним. Ругаясь, осыпая мужчину проклятиями и обзываниями, половину из которых сочиняла на ходу, Риниэль поплелась за своим пленителем.

Эпилог

Месяц назад

После отъезда из Обители Святой Устины леди Жа'нол провела несколько дней в Ларгусе. Розали ожидала, что по завершении всех дел ее новая хозяйка зафрахтует судно до Патрефа, а в главном морском порту королевства они пересядут на корабль, следующий на Меркану. Она готовилась и предвкушала долгое океанское плавание. Однако все оказалось совсем не так, как девушка предполагала.

Леди Жа'нол и впрямь зафрахтовала судно. Но не до Патрефа. До Атрейна. Рози ждало не океанское, а речное плавание. Не сказать, чтобы девушка огорчилась. Вряд ли межконтинентальный переезд оказался бы столь же комфортным и непродолжительным.

Атрейн, в котором Розали никогда не была, оказался огромным и роскошным городом, даже больше и богаче Ларгуса. Ларгус был крупнейшим речным портом королевства Неидов, центром торговли и рыболовства. Но на территории Атреи располагались практически все золотоносные шахты, которыми щедро изобиловала западная часть Гевазийского Хребта. Потому богатая жреческая республика и оказалась главной мишенью завоевателя Нея полторы тысячи лет назад.

Дом, где поселилась леди Жа'нол, поначалу показался Розали сопоставимым по размерам со всей Обителью Святой Устины. Такой роскоши сиротке не доводилось видеть за всю свою недолгую жизнь. Она до сих пор не могла пересчитать всех слуг — ей казалось, что она каждый день видит новые лица. Должно быть, их несколько десятков. Девочке пришлось долго привыкать, что за собой почти ничего не нужно делать — ни мыть посуду, ни самой готовить ванну, ни убирать, ни подметать, ни даже выносить собственный ночной горшок. Слуги делали абсолютно все. У Розали было лишь две обязанности.

Первая — прислуживать хозяйке на пиршествах, проходивших два раза в неделю. Розали стояла за спиной леди Жа'нол, подавая ручное полотенце, наполняя кубок, передавая распоряжения для слуг или послания для гостей. После пиршеств Жа'нол проводила с Розали беседу, где требовала от девушки подробно описать все, что происходило за столом, что она успела заметить. Иногда, слушая воспитанницу, она удовлетворенно кивала. Но чаще снисходительно качала головой — ничего не объясняя.

Другой обязанностью Розали были ежедневные уроки с миледи. Та учила протеже истории, высшей математике и своему родному языку. И если в истории после уроков Матушки девочка то и дело могла блеснуть и удивить хозяйку познаниями, то высшая математика стала для сиротки откровением. В монастыре не учили тому, что не имело практической ценности. А леди Жа'нол начала с предельно непрактичного математического анализа. И щедро хвалила ученицу в конце каждого занятия.

Больше всего времени занимали уроки ка'дарского языка. Язык оказался невероятно сложным, с запутанными правилами интонирования, которые не поддавались логике. Почти все приходилось заучивать наизусть и укладывать в практике. Розали казалось, что она продвигается очень медленно и миледи недовольна ею.

Но однажды ей представилась возможность проверить свои силы. В доме появился гость. Он пришел днем, когда миледи была в отлучке — она регулярно наносила визиты тем, кто гостил на ее пирах, а также часто посещала различные казенные и чиновые учреждения. Розали читала в библиотеке, когда дверь открылась и на пороге появился незнакомый мужчина. Девушка непроизвольно вскрикнула.

— Кто вы такой?!

Мужчина пожал плечами.

— Какая жалость, что ты говоришь на этом чертовом языке, — ответил он на ка'дарском. — Придется подождать Жа'нол.

— Миледи знает вас? — спросила Розали уже на ка'дарском. Мужчина поднял бровь.

— Так ты умеешь разговаривать. Я думал, только квакать по-ремидейски. Жа'нол научила тебя?

— Да, милорд… мэтр…

Розали поняла, что не может с первого взгляда определить происхождение незнакомца. По жителям Ремидеи всегда можно было различить по внешности, аристократ перед тобой или простолюдин. Черты лица незнакомца были совершенно непохожими ни на то, ни на другое. Невысокий, коротко стриженые белобрысые волосы, крупные черты лица и холодные, бесстрастные серые глаза. Пугающе бесстрастные.

— Ну и кто же ты? Домашняя зверушка Жан? Или новая постельная игрушка?

— Я воспитанница и служанка миледи. Мое имя — Розали, мэтр… милорд…

— Можешь называть меня Че, — улыбнулся гость. Его улыбка оказалась такой же холодной и пугающей, как его глаза.

* * *

На противоположном краю материка, за непроходимой горной цепью Восточных Столбов, в военной крепости княжества Кситлану на рубеже с Зандусом, провели по двору вереницу пленных солдат королевства Неидов. Девушка лет семнадцати, с волосами черными, как смоль, смотрела в лицо каждому. Темные глаза полыхали ненавистью. Захватчики утратили власть в завоеванной стране, но ненависть к ним сохранилась и преумножилась.

— Остановите их! — скомандовала темноглазая конвою. — Подведите ко мне пятого. Его лицо мне знакомо.

— Это предводитель отряда, Ваше Высочество, — пояснил капитан тюремной охраны, стоявший рядом с принцессой. — Они шли прямо из вражьей столицы. Вы могли видеть его во дворце.

— Могла… Приведите его ко мне.

Поклонившись, капитан скомандовал развязать пленного и подвести к принцессе. Худого, оборванного предводителя вражеских солдат расковали, грубо подтащили к девушке и поставили на колени.

— Посмотри мне в глаза, — приказала брюнетка на общеремидейском, с жестким кситланским акцентом. Пленник поднял голову. Светлые волосы взлохмачены, в голубых глазах стояли боль и отчаяние. На лице отросла многодневная щетина. Синяки и кровоподтеки обезобразили прекрасные некогда черты. Принцесса пристально всматривалась в лицо врага.

— Маршал Люс Ашер, — прошипела она. Мужчина вздрогнул. Собственное имя на языке кситланки прозвучало чуждо и устрашающе. Мужчина тоже узнал принцессу Энуан, дочь младшего брата князя Ришани, отправленную в столицу среди других высокородных заложников. Он часто видел ее во дворце. Узнать ее было проще, чем его. Такая же надменная, такой же огонь ненависти в глазах.

— Капитан, это один из верховных полководцев врага. И любовник их нынешней королевы. Он не должен быть среди рядовых пленных.

— Он возглавлял обыкновенный отряд подкрепления, Ваше Высочество, — пробормотал капитан в оправдание. — На его форме были нашивки капитана.

— Хитрость врага. Его нужно отправить в столицу. Там его допросят. Его казнь должны видеть все. И она должна запомниться надолго. Пусть ему перед казнью отсекут пальцы и чресла. Пошлите их вражьей королеве. Пусть видит, что сделали с ее шпионом и любовником. Пусть все Неиды знают — такая участь ждет каждого, кто осмелится ступить с обнаженным мечом на землю Кситлану!

Примечания

1 Во второй части действие происходит в столице королевства, параллельно действию в провинциях в первой части.

Оглавление

Пролог. Стихия и люди

Часть первая

  Глава 1. У Восточных Столбов. Преисподняя и Рай

  Глава 2. Бродячий Айлен. Хозяин Земли

  Глава 3. Ларгус. Дары Блаженной Милаты

  Глава 4. Бродячий Айлен. Останки Академии

  Глава 5. Ларгус. Женское коварство

Часть вторая[1]

  Глава 6. После катаклизма

  Глава 7. Великая Реконструкция

  Глава 8. Шемас

  Глава 9. Мозговой штурм

Часть третья

  Глава 10. Бродячий Айлен. Крысы в клетке

  Глава 11. Дворец. Измена

  Глава 12. Дворец. Последствия рейда

  Глава 13. Бродячий Айлен. Взрыв котла

Часть четвертая

  Глава 14. Дворец. Подношение

  Глава 15. Провинция Арвиг. Разоблачения

  Глава 16. Бродячий Айлен. Долгожданный гость

  Глава 17. Мореха. Хозяева

Эпилог

Примечания Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg