«Девушка в башне»

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя,

То по кровле обветшалой

Вдруг соломой зашумит,

То, как путник запоздалый,

К нам в окошко застучит.

Папе и Бет с любовью и благодарностью

Девушка мчалась на коне по лесу поздно ночью. У леса не было названия. Он был далеко от Москвы — далеко от всего — и среди снега шумели только замерзшие деревья.

Почти полночь — жуткое волшебное время — буря и лед грозились со смутного неба. Но девушка и конь неслись по лесу с упрямством.

Лед покрывал шерсть на челюсти коня, снег был на его боках. Но его глаза были добрыми под покрытым снегом лбом, его уши бодро подрагивали.

Их следы тянулись далеко в лес, их накрывал свежий снег.

Вдруг конь остановился и поднял голову. Среди деревьев перед ними была еловая роща. Перистые ветви елей переплетались, их стволы пригибались, как старики.

Снег падал быстрее, цеплялся за ресницы девушки и серый мех ее капюшона. Шумел только ветер.

— Не вижу, — сказала она коню.

Тот прижал ухо и стряхнул снег.

— Может, его нет дома, — с сомнением добавила девушка. Шепот, казалось, заполнял тьму под елями.

Но, словно ее слова были призывом, дверь появилась среди деревьев. Дверь, которую она не сразу заметила, открылась с треском ломающегося льда. Свет огня сделал девственный снег кровавым. И конь стоял в еловой роще. Крыша изгибалась над деревянными стенами, и в свете огня дом, казалось, дышал, притаившись в чаще.

В бреши появился силуэт мужчины. Конь поднял уши, девушка застыла.

— Заходи, Вася, — сказал мужчина. — Холодно.

Прошла середина зимы, в Москве дымка десяти тысяч костров поднималась к хмурому небу. На западе задержалось немного света, но на востоке собирались тучи цвета синяков, полные снега.

Две реки распарывали кожу леса, и Москва лежала на их пересечении, на вершине соснового холма. Ее белые стены окружали избы и церквушки; покрытые льдом башни замка отчаянно тянулись пальцами к небу. Свет дня угасал, огни загорались в окнах башен.