«Жена из другого мира»

о рту, заглушая жжение в горле, полыхнул обжигающей мятой Холс. Отбрасывая обёртку и чек из аптеки в урну, открыла дверь в подъезд, опять проклиная этот адски неудачный день: проспала, промокла под дождём, покуковала в двух сломавшихся на рейсе маршрутках, в бухгалтерии уронила горшок с кактусом, схлопотала от девушек недавно впечатлившее их китайское проклятие «что б тебе жить в интересное время», порвала любимые джинсы (хорошо, они «драные», не так заметно), промаялась с головной болью и першением в горле, порвала бисерную фенечку, подарок ещё со школы, обнаружила у себя температуру, была отправлена домой, теперь любимую секцию пропущу. Ещё и телефон на работе забыла. Ну что за день, а?

Цепляясь за перила, с трудом поднимала ноги. Родной второй этаж вдруг оказался как-то слишком высоко, а рюкзачок за спиной — неожиданно тяжёлым. Ступень за ступенью преодолела скрипящую песком под кроссовками лестницу. Ослабшие руки отказывались снимать рюкзак, искать в нём ключи.

Привалившись лбом к мягкой обивке новой двери, люто жалела, что Павлик сегодня на подработке: вот бы завалиться в кровать, и чтобы он чай горячий с лимоном приготовил, и градусник дал, и одеялком укутал.

Лимона, правда, нет, и телефона тоже, чтобы позвонить и попросить купить по пути домой. Наконец нащупала среди спортивной одежды и кроссовок клыкастую черепушку брелка и вытянула связку из трёх ключей. В новый замок ключ вошёл не в пример мягче, чем в старый, и провернулся бесшумно. Дверь тоже открылась бесшумно, и на меня плеснулся частый скрип койки и недвусмысленные охи.

Сердце ухнуло куда-то в неизвестность, руки повисли, и рюкзак тихо плюхнулся вниз. Горло перехватило невидимой сильной рукой. Вдохнуть не получалось, будто в полусне я шагнула вперёд.

Возгласы страсти стегали плетьми, я шла сквозь светлую прихожую, вздрагивая в такт им и скрипу кровати.

«Нет, только не это. — Меня будто замораживали изнутри. — Может, он кому-нибудь ключи дал, попользоваться разрешил…»

Но здравая часть разума упорно отмела надежду: брезгливый Павлик никому бы не позволил воспользоваться нашей кроватью для такого. В прихожей стояли его туфли. И светлые босоножки на шпильках.