«Год багульника. Весенняя луна»

Год багульника. Весенняя луна (fb2) - Год багульника. Весенняя луна (Хранители Риана - 2) 547K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джен Коруна

Год багульника

Весенняя луна

Глава 1. Все, что может случиться во время грозы

Сигарт разбил лагерь у красивого ручья. Здесь было довольно и воды, и дичи, чтобы провести три дня — срок, выпрошенный Моав. Эльфа ушла рано утром. Перед тем как уйти, она долго разговаривала с конем тихим голосом, оглаживала его, точно убеждая в чем-то. Сигарт усмехнулся, глядя на это — оказывается, уговорить его легче, чем коня!..

После ухода веллары бедное животное некоторое время удрученно ходило вокруг, а потом вдруг пропало. Сигарт и не заметил, как оно исчезло. Только что его серебристая спина была ясно видна среди деревьев, и вот его уже нет. Хэур оббегал все окрестности в поисках Хожа, но все тщетно — он точно сквозь землю провалился. Наверное, пошел искать хозяйку, да и заблудился. Злой и расстроенный, хэур вернулся к ручью — Моав ведь попросила присмотреть за лошадью, а он…

Моав вернулась наутро третьего дня. Сигарт еще издалека заметил, что она будто чем-то опечалена. Когда же она поравнялась с ним, он увидел, что ее лицо бледнее обычного, а глаза опухли так, словно она проплакала всю ночь.

— Ну что, ты успела втиснуться в Лунные врата? — попытался пошутить Сигарт.

— Как видишь…

— Ну и хорошо, а то бы осталась — половина там, половина здесь, куда ж это годится.

— Тебе бы, конечно, больше подошло, чтобы я осталась полностью там, — с какой-то неожиданной злобой заметила она.

Сигарт промолчал. Моав осмотрелась по сторонам.

— А где Хож?

Стараясь не смотреть на нее, Сигарт вкратце рассказал о таинственном исчезновении коня. Он ожидал, что эльфа будет кричать, убиваться, клясть его последними словами, но, к его удивлению, она ничего не ответила — выслушала молча, развернулась и медленно побрела прочь. Сигарту стало грустно: он еще никогда не видел ее такой потерянной. Он подождал у костра; когда же она не вернулась, отправился вслед за ней.

Он нашел Моав у ручья, она стояла, вперив взгляд в воду. Как только вдали показался хэур, она быстро отвернулась и скрестила руки на груди. Сигарт подошел, тронул ее за плечо и застыл в удивлении — васильковые глаза были полны слез. В длинных пальцах эльфы была зажата кленовая ветка — она нервно покусывала молоденькие листья, оставляя на них отпечатки зубов… На мгновение Сигарт смутился — ему еще никогда не приходилось утешать плачущих женщин, а уж тем более, плачущих эльф. Но в следующий миг его сердце сжалось, наполненное странным чувством: ему вдруг очень захотелось растерзать на части неведомого врага, обидевшего эльфу. Рука, привыкшая убивать, неловко коснулась волос Моав.

— Что с тобой? Ты ранена?.. — он сам удивился тому, как странно прозвучал его голос.

Она помотала головой и отстранилась от него.

— Ты расстроилась из-за коня? Ну прости, это я виноват — не уследил. Да и ты тоже хороша — нашла, кому доверить животное…

Перестав плакать, эльфа вдруг резко развернулась и приблизила свое лицо к Сигарту, так что белые волосы коснулись его одежды.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я шла с тобой, правда?! — неожиданно выкрикнула она, ее синие глаза сверкали явной ненавистью.

— С чего ты взяла?!

— Да я же вижу! Почему ты прямо мне не скажешь, чтобы я убиралась куда подальше, а?! Это все рыси такие вежливые?

Странный разговор начинал злить Сигарта.

— Ну да, не хочу! И что с того?..

— Да ничего!.. Наконец-то ты сказал то, что думаешь!

Моав развернулась и широкими шагами, стараясь не бежать, скрылась в ближайших кустах.

Раздраженно хмыкнув, Сигарт вернулся в лагерь и с подчеркнутым рвением стал разжигать костер. «Вот и славно, — размышлял он, — наконец, все решилось само собой!» Наверное, это был самый лучший выход из ситуации — рано или поздно они все равно бы рассорились…

Смачно поужинав запеченным в углях тетеревом, он вытянулся у костра. Его взгляд упал на вышитый колчан — Моав забыла его, в спешке убегая. Сигарту стало грустно — она так дорожила этой сумочкой. Он осторожно подобрал колчан с земли и осмотрел: и впрямь красивый, — Моав говорила, подарок… А вдруг ее еще можно догнать?.. Сам не зная почему, он был почти уверен, что она не ушла далеко.

Быстро поднявшись, он двинулся в ту сторону, где скрылась эльфа. Он шел уверено: для опытного хищника выследить, куда ушла добыча, не составляло никакой проблемы. По дороге он заметил несколько свежесломанных веток, некоторые из них были довольно толстыми — значит, девушка не шла, а бежала, не разбирая дороги… Сигарт пошел по этим следам, они вели по руслу ручья в самую глубину леса. Несколько раз ему пришлось продираться сквозь завалы, перегородившие ручей — и как только она здесь проскочила?.. Пройдя пару лиронгов он вышел на песчаную отмель, нанесенную течением. На поваленном бревне спиной к нему сидела эльфа. Услышав шаги, она вздрогнула, но не обернулась. Тяжело дыша, Сигарт подошел и встал за ее спиной, сосредоточенно глядя на пробор лунных волос.

— Ты забыла свою сумку…

Эльфа не пошевелилась.

— Моав, послушай, я не хочу ссоры. Просто ты спросила — я ответил.

До уха Сигарта донесся едва слышный звук — не то вздох, не то всхлип. Ему вдруг стало жаль ее.

— Прекращай реветь и пошли ужинать, — тихо произнес он, — завтра рано выходить.

Маленькая узкая рука протянулась из-под плаща. Все еще не в силах оторваться от неровной полоски, разделяющей белые пряди, Сигарт молча пожал лапку эльфы.

***

Пусть подобные истерики больше не повторялись, хэур не мог не заметить — какая-то мысль продолжала глодать эльфу. Она все чаще выглядела задумчивой: казалось, она пытается придумать выход из крайне сложного положения. Сигарту уже начали надоедать эти загадки, когда Моав сама разрешила их.

Как-то днем, за обедом, она выглядела особенно угрюмой: вода в чайнике давно успешно выкипала, но эльфа, казалось, не замечала этого. Сидя совсем рядом с костром, она то сворачивала, то разворачивала мешочек с травами, поглощенная своими мыслями. Сигарт специально не стал обращать ее внимание на чайник, чтобы посмотреть, чем же это все закончится. Ему вдруг показалось, что она хочет заговорить с ним… Он развернулся и выжидающе сел, подогнув одно колено. Моав, похоже, поняла намек.

— Я давно хотела тебя спросить… — робко начала она. — Что если твой авлахар окажется благородным воином, что если он будет сражаться честно и достойно? Ты все равно убьешь его?

— Моав, ты опять за свое! — с досадой воскликнул Сигарт. — Ты же знаешь — не я это придумал!..

— Я тебя кое о чем спросила…

Синие глаза эльфы смотрели остро и выжидающе. Хэур вздохнул.

— Да, убью, но не потому, что мне этого очень хочется, а потому, что я должен это сделать. Таков закон — пойми ты это, наконец!.. Ты из-за этого ходила такая зеленая последние несколько дней?

Эльфа ничего не ответила, только печально опустила взгляд; в следующий миг она, спохватившись, натянула рукав и сняла чайник с огня — воды в нем осталось едва ли на стакан. Получив ответ, она больше не заговаривала на эту тему; заново приготовив чай и выпив его, они снова двинулись в путь.

К вечеру погода стала портиться, солнце спряталось, сразу же похолодало. Похоже, собиралась гроза — первая за эту весну. Резкий порыв ветра растрепал серые волосы Сигарта. Он повернул голову — стремительно приближаясь, на горизонте темнела лиловая туча; гонимые ею потоки воздуха уже пробегали по верхушкам прозрачного леса. Несмело прокатилась одна волна, за ней вторая… Сигарт с наслаждением вдохнул полные легкие воздуха, пахнущего близким дождем — он всегда любил смотреть, как приближается гроза, как шквальный предгрозовой ветер сгибает вековые деревья, разворачивая листья серебристой изнанкой. Нет зрелища более величественного и грозного!

Наконец, первые тяжелые капли упали на лицо хэура, раздался раскат грома, и через мгновение с шумом хлынул яростный весенний дождь. Сигарт, задрав голову, радостно подставил ему лицо. Как же долго ждала земля этой живительной влаги. Теперь зиме конец — скоро полезут из-под сухой травы тонкие стебельки, запоют птицы, заснует, забегает зверье. Затрубят олени, сшибаясь грозными рогами, затанцуют в извечной пляске жизни, сражаясь за право продолжить свой род. Все живое начнет искать себе пару, стремясь к соединению…

Моав и Сигарт начали искать укрытие. Вскоре оно нашлось: в сплетении плюща, на небольшой возвышенности хэур заметил небольшую пещеру, образованную скальным карнизом. Под ним было сухо, пол усыпал мелкий белый песок, кое-где по стенам рос зеленоватый мох. Решив провести остаток вечера в этом укрытии, путники вбежали внутрь и, промокшие до нитки, упали на песок плечом друг к другу. Моав дрожала от холода. Скинув с себя волчью накидку, Сигарт обернул ее вокруг хрупких плеч эльфы; теплый, пахнущий зверем мех скрыл ее почти целиком.

— Вот, не мерзни, Кузнечик… — пробормотал хэур.

Его руки на мгновение застыли на плечах Моав. Неожиданно он почувствовал знакомый запах — так пахли цветы на лугу, через который они ехали к лунному колодцу… Только теперь он понял — этот запах шел не от цветов, а от белых волос Моав, в которые он утыкался, теряя сознание! Сейчас они свисали мокрыми прядями, прилипая к лицу эльфы — от воды они казались темнее, чем обычно… Моав продолжала дрожать.

— Отвернись! — сказала она.

Сигарт покорно сел к ней спиной. Некоторое время за ним слышалась возня и шлепанье мокрой одежды. Наконец, голос Моав сказал:

— Можешь поворачиваться…

Он обернулся. Эльфа сидела, закутавшись в его жилет; мокрые сорочка, юбка и штаны лежали рядом на полу, скомканные… Сигарт окинул ее взглядом: жилет почти полностью скрывал ее фигуру, маленькие руки выглядывали из-под него, прижимая ткань на груди, и казались хрупкими птичьими лапками. Взгляд Моав встретился с его взглядом, остановился на его лице. «Какие же у нее все-таки странные глаза», — подумалось хэуру.

Какое-то время они сидели молча. Сигарт смотрел на эльфу. Капля дождя, скатившись по белому завитку, растеклась изогнутой полоской между ее губами; Сигарт попытался отвести взгляд, но глаза снова и снова возвращались к этой блестящей водяной нити. Будто какая-то сила притягивает его взгляд к бледному лицу эльфы, не давая оторваться; в ушах словно звучал чей-то сладкий голос, нашептывая слова — страстные, бесстыдные, полные неги и обещания счастья… Он вдруг понял, что безумно хочет эту маленькую эллари — хочет каждой клеточкой своего тела, жадно и невыносимо, больше, чем всех виденных им прекрасных женщин вместе взятых…

Он протянул руку и неловко погладил ее по волосам. Она вздрогнула, словно он ее ударил, но осталась сидеть, как сидела. Не отнимая руки, хэур быстро нагнулся и поцеловал ее в губы — этой нехарактерной для рысей ласке его когда-то давно научила одна молоденькая служанка в трактире; только вот от нее не пахло такими сладкими цветами…

К его удивлению, Моав даже не пошевелилась, лишь чуть заметно ответила на поцелуй; синие глаза, не мигая, смотрели прямо на хэура… Сигарт до сих пор не понимал, что произошло с ними обоими, но, поймав взгляд эльфы, вдруг совершенно ясно ощутил — то, что разделяло их все это время, исчезло. Резким движением он поднял ее с земли и усадил верхом себе на колени; головка Моав запрокинулась, как цветок на тонком стебельке — она была на грани обморока. Сигарт невольно удивился, как мало весит ее тело…

В следующий же миг он припал губами к прохладной коже на шее эльфы, по-звериному жадно втягивая в себя ее сладкий запах. Хотелось прижиматься к ней, хотелось съесть ее всю, без остатка. Одной рукой он сбросил с Моав меховой жилет, другой быстро притянул к себе. Она вздрогнула от прикосновения к обнаженному телу, но, тем не менее, не произнесла ни слова, только напряглась, словно в ожидании удара, и резко, почти инстинктивно уперлась ему обеими руками в грудь… Это движение было совсем коротким, но его было достаточно, чтобы Сигарт насторожился — ему показалось, что эльфа втайне противится его прикосновениям. Он уже готов был отпустить ее, когда прямо над ними с треском раздался раскат грома. Моав вскрикнула и рванулась к Сигарту, вцепившись пальчиками ему в плечи. Сердце испуганной птичкой колотилось в ее груди.

— Ты чего? — спросил он.

Она робко подняла глаза.

— Грозы боюсь…

Сигарт вдруг всей кожей почувствовал ее страх — явно и ярко, как чувствуют боль или холод, и неведомая доселе нежность накатила на него, затмив собой и недавнее подозрение, и распалившуюся страсть.

— Не бойся, маленький Кузнечик, — прошептал он, — я ведь с тобой…

Он ослабил хватку и, перебрав ладонями, осторожно обнял эльфу за спину. Она перестала дрожать, но все еще сидела, едва дыша и напрягшись каждой мышцей, и это потрясло хэура до глубины души. Ему самому стало страшно — страшно обидеть ее, причинить боль каким-нибудь неловким движением. Руки, способные одним ударом переломить хребет волку, сжимали Моав по-кошачьи мягко, и если бы в руках у хэура была бабочка, ни одна пылинка не упала бы с ее крылышек… Разомлев от нежности, он, как завороженный, гладил кожу эльфы, вдыхал ее запах, и сердце в его груди содрогалось от странного, почти болезненного умиления. Его губы все настойчивей искали поцелуев Моав, а она все прятала лицо у него на груди, точно пытаясь оттянуть неизбежный момент. Тогда Сигарт положил ладонь на мокрые волосы Моав, развернул ее голову к себе… Бледные губы оказались именно такими, как он себе представлял — прохладными и свежими, словно вишни после дождя. Такими же прохладными, как и все ее хрупкое тело, как и сам ее взгляд, точно подернутый изморозью.

Неожиданно эльфа замерла и, слегка отклонившись назад, глянула прямо в лицо — их головы находились теперь друг напротив друга. Ее губы были решительно сжаты, синие глаза — как стекло. Узкой рукой она отвела прядь волос, упавшую на лоб Сигарта… От пристального взгляда у него похолодело где-то в животе. Все еще не спуская с него взгляд, Моав поспешно расстегнула пояс, стягивающий его кожаную куртку, сняла ее, затем стянула с него котту, сорочку и быстро прижалась прохладной грудью к горячей коже. Не в силах противиться нахлынувшей страсти, Сигарт обнял ее — сильно и исступленно, как обнимал многих женщин, отдававшихся ему. Но она была не такой, как другие… Точно кукла, послушная и безвольная, она не выказала сопротивления, когда он попытался овладеть ею, а когда ему удалось, не издала ни звука — лишь задрожала всем телом, судорожно вдохнула и схватилась ладонью за горло, будто от недостатка воздуха. Через мгновение все прошло. Выдохнув, она уронила голову на плечо хэуру…

Так он и взял ее — сидящую у него на коленях в пещере с полом, усыпанным мелким песком, под шум первой вешней грозы, яростно смывающей остатки зимы. Затем уложил, ослабевшую и тихую, рядом с собой на песок и заботливо накрыл краем волчьего жилета. Она тут же скрутилась клубком, как испуганный зверек, и повернулась спиной к хэуру, точно желая отгородиться от него.

— Эй, ты что это? — удивленно спросил он.

Она ничего не ответила, только вся жалобно сжалась. Сигарт повторил вопрос: вместо ответа до него донесся тихий, сдавленный всхлип — такой жалкий, словно перед смертью. Навязчивое ощущение нереальности происходящего снова охватило хэура. Все было так странно — и его внезапная страсть, и покорность Моав, и эти запоздалые слезы… Он хотел было еще что-то спросить у эльфы, как вдруг на него накатила дикая усталость.

— Послушай, я… — едва ворочая языком, начал он, но договорить уже не смог — он и сам не заметил, как уснул.

***

Сигарт проснулся на рассвете. Свежее ясное утро сияло, умытое недавней грозой. На деревьях еще висели сверкающие капли, воздух был полон того особенного свежего запаха, который дает лишь весенняя гроза. Хэур потянулся, довольно заурчав, точно зверь, поднявшийся из логова. Его рука вдруг уперлась во что-то мягкое; он вздрогнул и едва не подскочил от неожиданности: совсем рядом, под одним с ним эльфийским плащом, спала Моав. Она лежала на боку, прислонившись к его плечу, бледные губы были слегка приоткрыты, тонкие веки беспокойно подрагивали. Глаза Сигарта вмиг потемнели, став непрозрачными, словно свинец — он все вспомнил: и грозу, и странный колдовской дурман… Осторожно, чтобы не разбудить эльфу, он отодвинулся от нее, поднялся на ноги и быстро оделся. Его взгляд упал на меховой жилет, расстеленный под Моав. Жалко, конечно, оставлять… Сумка лежала неподалеку. Сигарт тихо вскинул ее на плечо и, в последний раз посмотрев на спящую эльфу, неслышно двинулся прочь.

Он шел быстро, почти не разбирая дороги. Только бы убраться подальше, пока она не проснулась! Прошагав так около лиронга, он вышел к берегу реки, или скорее большого ручья; резвясь от половодья, тот сбегал с камня на камень, разбиваясь на сотни брызг — в ярких утренних лучах казалось, что над ним стоит искристое марево. У большого камня Сигарт остановился и сел на него. В следующий миг он зло сорвал с плеча дорожный мешок и бросил оземь. Его широкая грудь ходила ходуном. Некоторое время он сидел неподвижно, затем быстро подобрал сумку и зашагал обратно.

Моав уже успела проснуться — сидя у маленького костра, она готовила чай. В руках она держала чайник, из его блестящего носика струился пар. Заслышав шаги хэура, она вздрогнула и вскинула взгляд. Ее огромные глаза выглядели заплаканными, по белкам змеились болезненные красные жилки, в ямке у основания шеи бешено колотился пульс.

— Ты как раз вовремя — чай только что закипел, — с неестественной бодростью проговорила она.

Сигарт молча взял протянутую чашку, сел на землю рядом с Моав и, не глядя, отхлебнул большой глоток. Горячее питье обожгло ему небо — он выругался, отбросив чашку, словно та его укусила. Не столь сильная, чтобы помнить о ней больше мгновения, боль разъярила Сигарта, вкус чая показался ему тягуче-сладким, как кровь. Его взгляд вмиг застился качающимся красным полотном… Развернувшись, он резко выбросил руку и, намотав на нее волосы Моав, запрокинув ей голову. От неожиданности эльфа выпустила из рук чайничек, кипяток полился ей на колени. Она коротко вскрикнула от боли и попыталась вырваться, но железная рука хэура намертво вцепилась в волосы.

— Ведьма, это все твои козни! — вскричал он, сжимая кулак.

Не смея пошевелиться, Моав в ужасе смотрела в перекошенное гневом лицо. На могучей руке Сигарта змеями вздулись вены, глаза стали оранжевыми, как у зверя.

— Что тебе от меня нужно?! Отвечай, чего ты хочешь, и я дам тебе это, лишь бы ты отстала от меня!

Его голос перешел в глухое рычание, так, что почти нельзя было разобрать слов, на лице сверкнул хищный оскал. Звериная природа хэура рвалась, возмущалась, отыгрываясь за недавнюю нежность. Он вызывал маленькую веллару на бой, словно злейшего врага, но та не принимала вызов, и эта покорность еще больше распаляла ярость.

— Ты мне не нужна, понимаешь! Тогда, возле ручья, я сказал правду — я хэур, и мне не нужна девка! Оставь меня в покое!

Он сильнее заломил тонкую шею эльфы. Моав тихо заскулила, маленькие пальчики беспомощно цеплялись за хэура, но не отталкивали его, как будто это не он причинял ей боль… Услышав жалобные стоны жертвы, Сигарт вконец озверел.

— Или, может быть, ты готова спать с каждым, кто встретится тебе на пути, шлюха эльфийская?! — прорычал он сквозь стиснутые зубы.

От последних слов глаза эльфы налились слезами. С неожиданной силой вывернувшись из его хватки, она вскочила, как ужаленная; Сигарт не успел сказать и слова, как она пустилась бежать вниз по заросшему прошлогодним папоротником склону. Хэур мигом пришел в себя, будто его окатили ведром ледяной воды. Он выбежал из пещеры вслед за ней, но разве угонишься за эльфом. Зайца поймать руками и то проще!

Среди деревьев раздалось хриплое мяуканье, и что-то большое и мохнатое сбило Моав с ног… Сцепившись, они покатились по пожухлой траве; мир в глазах Сигарта слился в одну бурую полосу, пятна света замелькали с головокружительной быстротой.

Наконец, безумное вращение прекратилось. Снова обернувшись собой, хэур прижал тяжело дышащую эльфу к траве, опасаясь, что она опять убежит. На его лице застыло отчаянно-растерянное выражение, взгляд метался, как будто не в силах зацепиться за что-либо.

— Прости меня, прости! — торопливо заговорил он. — Я не знаю, что на меня нашло!..

Моав ничего не отвечала — казалось, она вообще с трудом понимает, о чем он говорит.

— Меня всю жизнь учили убивать… — бормотал он, то и дело срываясь на хриплый шепот. — Своими руками я отнял больше жизней, чем перьев в крыле у сокола, и ни разу не пожалел об этом. А теперь я уже не понимаю, что со мной происходит — я только знаю, что готов умереть, только бы ты не плакала! И это… это неправильно…

Сигарт с шумом перевел дыхание и тут с удивлением заметил, что он весь дрожит. Он еще крепче вцепился руками в плечи веллары, точно пытаясь удержаться за нее. «Неправильно! Неправильно!» — стучало у него в голове… Не отпуская Моав, он бессильно уронил голову в разметавшиеся белые волосы. Широкие плечи вздрагивали крупной судорожной дрожью.

***

Сигарт не ожидал, что эльфа его простит, это было не похоже на нее, но она простила — ничего не сказав, просто вернувшись вместе с ним к пещере. Там они закончили завтрак, собрали вещи и снова тронулись в путь. Почти все это время Моав молчала, а, поймав взгляд Сигарта, тут же отводила глаза. Сигарт явно чувствовал, что она его боится, однако, к его удивлению, уже на обеденном привале она подошла к нему и спокойно заговорила. Однако хэур видел, что ей это стоит огромных усилий. Для чего она делала такие усилия, он понять не мог.

После обеда она без объяснений опять пошла рядом с ним. Это слегка успокоило Сигарта, еще с утра корившего себя за жестокую выходку. И что это на него нашло? — Раньше он всегда умел держать себя в руках… Хорошо, что все наладилось. Постепенно настроение у него поднялось, тревожные опасения отступили. Впрочем, тревожиться в такой день и впрямь было ни к месту — после дождя лес словно вздохнул. Воздух был буквально напитан ожиданием чего-то радостного: Сигарту даже показалось, что листья на деревьях распустились за одну ночь. Он повеселел, прежние мысли вернулись в голову — он снова думал о Сиэлл-Ахэль, о своем авлахаре. Правда, иногда нет-нет, да и взглядывал на Моав, пытаясь отыскать хоть что-то, что напомнило бы о вчерашней ночи, но эльфа будто бы и забыла о ней… И тогда Сигарт терялся в догадках. Почему она уступила ему тогда? Да и хотела ли она этого вообще? Он не забыл, как эльфа плакала, отвернувшись от него потом… Не зная, что и думать, он решил ждать.

Последующие несколько дней Моав вела себя так, словно ничего не случилось — укладывалась на ночь отдельно от хэура, уходила одна купаться за скалы. Сигарт ждал, сначала с напряжением, потом с любопытством, когда же она скажет хоть слово о том, что произошло между ними, но она молчала: просто продолжала идти рядом с ним, как и прежде, разве что перестала подтрунивать да немного притихла. Молчал и Сигарт. Тогда, во время грозы, все произошло как-то само собой, теперь же надлежало найти нужные слова, а их-то он как раз и не знал, и от этой недоступности его страсть только росла — он ловил себя на том, что все чаще взглядывает на свою попутчицу, и эти взгляды были уже далеко не невинными… Но Моав вскоре сама разрешила его затруднение.

Это случилось в один из последних вечеров марта. Он выдался особо ветреным и холодным — просто настоящая зима. Сызмала привыкший к холоду, хэур завернулся в жилет и скрутился клубком. Лежа шагах в десяти от него, эльфа упорно куталась в плащ, пытаясь отвоевать хоть немного тепла. Сигарт уже начал дремать, как вдруг совсем рядом послышались шаги. Моав, видимо, отчаялась уснуть — подойдя к нему, она присела на краешек жилета.

— Тебе чего? — не открывая глаз, спросил он.

— Мне там скучно…

— Что?!

— Скучно и холодно.

Хэур сел и, положив локти на колени, удивленно посмотрел на нее.

— Конечно, холодно! Ты бы еще догола разделась!

Она действительно была не по погоде раздета — без куртки, в одной лишь в сорочке и штанах. Хэур аж поежился, взглянув на беззащитно выглядывающую белую шею. Поймав его взгляд, эльфа опустила глаза.

— Я подумала, может быть, ты позволишь лечь рядом с тобой — ты, наверное, такой теплый…

— Конечно, ложись, это ж надо было столько времени мерзнуть! — воскликнул он и подвинулся на подстилке, но, несмотря на его приглашение, эльфа даже не двинулась с места, только еще больше потупила взгляд, так что белые волосы почти скрыли скуластое лицо.

Сигарт окинул взглядом ее фигуру. Сейчас она казалась особенно тонкой и слабой. Он вдруг заметил, что у нее на шее висит маленький медальон в виде бабочки — он никогда раньше не обращал на него внимание. Ему захотелось согреть и эльфу, и бабочку — они выглядели такими замерзшими, такими жалостливыми… Не зная, что сделать, он протянул руку и обвернул ладонью плечо Моав.

— Ну, давай ложись, тебе же холодно…

Он попытался толкнуть ее в плечи, чтобы уложить на меховой жилет, но она не поддалась. Не рассчитав силу, Сигарт грудью наткнулся на нее. Холодная сталь коснулась тонкой сорочки… Моав резко вздрогнула и тихо спросила:

— Хэуры все делают с ножами?

Ничего не ответив, Сигарт быстро снял перевязь через голову и снова взглянул на нее.

— Ты не боишься меня!.. — удивленно произнес он.

Она перевела взгляд на тяжелую руку, лежащую у нее на плече, затем подняла лицо к хэуру.

— А ты хочешь, чтобы я тебя боялась?

— Нет… — чуть слышно прошептал он, стягивая сорочку с плеча Моав и приникая к нему поцелуем — он уже и сам с трудом понимал, что говорит.

С этой ночи она стала ложиться спать рядом с ним.

Глава 2. Время затмений

Весна началась резко. С апрельскими грозами потянулись по лугам сочные травы, желтыми огнями распускались примулы и крокусы. Маленькая эльфа оказалась жадной до ласк — ей будто не хватало собственного тепла, и она старалась восполнить его жизненной силой хэура, впитывая его жар, как горячий песок воду. Страстная безо всякого притворства, она предавалась любви с совершенно очаровательной непосредственностью, свойственной искренним и смелым натурам. Такая неожиданная симпатия первое время приводила Сигарта в недоумение, особенно после рассказа о кейнарах. Он не мог понять, почему Моав отдалась ему, но видел, что ей хорошо с ним, и этого было достаточно, чтобы не думать о плохом. Ему больше не казалось, что он неприятен ей, скорее наоборот! Что же касается его самого, то он не мог не признать, что ему нравится быть с эльфой. Даже самые обычные вещи казались с ней особенными: словно впервые в жизни Сигарт ощущал гладкость женской кожи, ее тонкий запах, податливую мягкость хрупкого тела, такого нежного и уязвимого, и странные, почти пугающие чувства наполняли душу. Глядя, как в мгновения страсти дрожат бледные губы Моав, слыша, как совсем рядом с ним колотится маленькое сердце, он чувствовал, как что-то переворачивается в самой глубине его существа, и тогда на него снова находила неодолимая истома, как тогда, во время грозы.

Поначалу он не придавал значения странным эмоциям, которые вызывала в нем эльфа, ему вообще было несвойственно задумываться о своих отношениях с женщинами: он никогда не искал их — они сами искали его — и находили. Сигарт был бы очень удивлен, если бы узнал, что в нем было что-то, вызывающее женское доверие и симпатию — что-то, кроме его звериной силы и выносливости в постели. Самому же ему не приходило в голову размышлять о таком — он просто брал то, что маленькая эльфа давала ему, втайне надеясь, что вскоре охладеет к ней, как уже много раз охладевал к случайным возлюбленным. Однако чувство, которое он принял было за привычную весеннюю охоту, не пропадало — ни когда он страстно любил эльфу холодными весенними ночами, ни когда просыпался, уткнувшись лицом в мягкие белые волосы. И когда он ласково целовал в темноте свежие губы Моав, оборачивая ее волчьей накидкой, оно тоже не проходило. Он хотел ее бесконечно. Хотел смотреть на нее, прикасаться к ней, слышать ее стоны, чувствовать, как на его теле сжимаются ставшие горячими маленькие руки, как тонкие пальцы впиваются в его кожу, точно острые коготки маленького зверька.

Сигарт ломал голову, вспоминая все, что когда-либо знал о магии, в попытках найти объяснение наваждению — слишком уж оно было похоже на то, что у людей зовется симпатией, и что при благоприятном развитии событий может перерасти в любовь — но ничего придумать не мог. Со временем к этим мыслям прибавились и некоторые подозрения. Какой бы убедительно нежной ни была Моав, Сигарт не мог обманывать себя — ему постоянно казалось, что она неспроста оказалась в его объятьях. Но маленькая веллара никогда не говорила с ним о своих чувствах, не просила ни о чем — лишь продолжала быть с ним, будто выжидая чего-то, настойчиво и терпеливо.

Не утерпев, Сигарт однажды вечером решил допытаться от нее о причине столь странной привязанности. Солнце село, на небе зажигались первые звезды. Утомленные за день, путешественники как раз нашли подходящую поляну для ночлега — неподалеку протекал ручей, а под деревьями было сухо и ровно. Моав сбросила сумку в знак того, что на сегодня путь закончен. Сигарт несколько мгновений наблюдал за ней, выжидая момент, чтобы застать ее врасплох.

— Слушай, а почему ты выбрала меня? — неожиданно спросил он.

Она обернулась к нему и рассмеялась.

— А почему бы и нет? Ты вон какой большой, ты сможешь меня защитить.

— А то ты сама не сможешь защититься!

— Могу, но так мне будет приятнее. К тому же, ты мне нравишься — ты не такой как все.

— Не такой, как эльфы?

— Вообще не такой…

— Ну да, хэур, спящий рядом с эльфой — это точно что-то не то, — согласился он. — Сам не знаю, чего я к тебе привязался, наше ведь дело убивать, а не любить…

Она печально опустила голову, но Сигарт не заметил смены настроения — при упоминании об убийствах его воображение снова наполнили мысли об авлахаре.

— Интересно, кому же все-таки досталась моя душа? — подумал он вслух.

— Наверное, кому-нибудь очень умному и сильному, — чуть слышно отозвалась эльфа.

Сигарт не смог сдержать улыбки.

— А твоя — кому-нибудь хитрому и красивому! — смеясь, заключил он.

Моав тихо вздохнула — ну точно огорченный ребенок.

— Тебе нравится убивать, да?

— Нравится? — удивился Сигарт. — Не знаю, я об этом никогда не думал. Да и о чем тут думать — я ведь для этого родился.

— Ясно…

Она помолчала, потом вдруг спросила:

— Ты помнишь всех, кого убил?

— Да как же их упомнишь? Их ведь не десяток!

— Пока ты не вспомнишь их всех, ты не поймешь, как прекрасен свет Эллар, — тихо, но уверенно произнесла она.

Хэур подошел к ней, положил руки на хрупкие плечи.

— Послушай, наши сердца могут биться одним ударом, но есть вещи, в которых мы никогда не поймем друг друга. Я — рысь, а рыси рождены для боя. Они идут к смерти быстро и прямо, как нож, пущенный в цель, и этого не сможет изменить даже твоя богиня.

Его суровое лицо осветилось улыбкой, серые глаза просветлели, точно небо после грозы.

— Но я все равно готов восхвалять ее, — улыбаясь, сказал он, — ведь она подарила мне тебя, мой хорошенький Кузнечик! Не думай о смерти, пока она не пришла, иначе ты проглядишь жизнь.

Он осторожно погладил Моав по струящимся волосам. Эльфа взглянула на него с испугом.

— Ты так просто говоришь о смерти…

Сигарт равнодушно пожал плечами.

— Хэуров учат жить так, как будто они уже умерли — какой смысл бояться смерти, если ты и так уже мертв? Это помогает в бою, правда! А больше ведь рыси ни к чему и не пригодны.

— И тебе совсем-совсем не страшно? — тихо спросила эльфа. — Ведь после смерти тебя не ждет ничего!

— Может быть, это и к лучшему, — как-то удивительно легко рассмеялся он. — Ведь если ты знаешь, что твоя жизнь не бесконечна, ты воспринимаешь ее намного ярче. Вот я, например — я буду помнить каждое мгновение, проведенную с тобой, запах твоих волос, твоей кожи! А теперь, давай спать — я готов даже обойтись без ужина.

Эльфа с улыбкой кивнула. Сигарт расстелил жилет и лег на спину, заложив руки за голову. Его взгляд был устремлен в черно-синее небо. Рядом с ним устроилась Моав. Тонким серпиком над лесом несмело плыл месяц. Спать вдруг расхотелось. Хэур стал размышлять вслух:

— Интересно, а почему луна все время меняется — то большая и круглая, то совсем тоненькая, а солнце, наоборот, всегда одинаковое?

Моав пошевелилась в темноте.

— А ты разве не знаешь?! Это очень печальная и красивая история — ее знают все в Рас-Сильване. Если хочешь, могу рассказать…

Не отрывая глаз от месяца, Сигарт кивнул. Эльфа села на подстилке, обхватила колени руками и, подняв к небу бледное лицо, начала:

— Давным-давно, когда еще не было ни эльфов, ни гномов, жили на свете брат и сестра — Краан и Эллар. С самого детства они были неразлучны — вместе гуляли, вместе играли, и ни с кем им не было так хорошо, как друг с другом. Когда же они стали юношей и девушкой, Краану пришлось пойти жить в шатер, где жили другие мужчины, а Эллар поселилась в женском шатре. Как-то раз девушки решили устроить танцы. Краан сидел у костра и смотрел, как они танцуют — и понял он, что ни одна среди них не сравнится по своей красоте с его сестрой! Той же ночью он тайно проник в шатер, где спала Эллар, и стал ее кейнаром; она же так и не узнала его, ведь в шатре было темно.

Много ночей подряд они нежно любили друг друга, пока Эллар не решила, наконец, вызнать, кто же ее любимый. В одну из ночей она вымазала руки сажей и прикоснулась ими к лицу Краана, а рано утром подошла к мужскому шатру и заглянула в окно. Каков же был ее ужас, когда она поняла, что тайный ночной возлюбленный оказался ее родным братом. Вскрикнув, она схватила факел и кинулась прочь. Разбуженный криком, Краан бросился ее догонять. Они бежали много дней, по дороге Эллар упала и уронила факел, так что он притух, оставив лишь тусклое мерцание, но она не останавливалась. Достигнув края земли, они продолжили бежать по небу — он с ярким факелом, она — с чуть светящимся. Видя, что ему не догнать сестру, Краан, чтобы быстрее бежать, отбросил свой любимый расписной лук, и тот стал в небе радугой, но ничто не помогало! С тех пор убитый горем брат так и гоняется за сестрой, не в силах ее покинуть… А прекрасная Эллар все убегает, даже забыв о еде — поэтому и худеет день ото дня. Ну а чтобы совсем не ослабеть, она раз в месяц скрывается на три дня, чтобы подкрепиться — у меня дома в новолуние в храме Луны оставляют тарелки с кушаньями, чтобы она не осталась голодной. Наутро еда исчезает — все верят, что ее забрала Эллар! Ну а бедный Краан в это время все ищет ее и никак не может найти. Разлука повергает его в большую грусть — оттого и погода в новолунье неспокойная, как и его душа… Правда, иногда они все-таки встречаются — сердце Эллар не выносит разлуки, ведь она тоже не может жить без брата. И тогда наступает солнечное затмение — говорят, что в этом время Краан и Эллар снова любят друг друга, а потом опять расстаются. Вот такая история!

Лицо Сигарта приняло сочувственное выражение.

— Вот так весь век бегать-бегать, чтобы лишь изредка увидеться! Какие грустные сказки придумывают у вас в Рас-Сильване!

— Это вовсе не сказки! — возмутилась Моав. — Я, например, верю, что все так и было. Ну, по крайней мере, мне хотелось бы в это верить — это ведь такая красивая история.

— А ты, оказывается, совсем еще маленькая — в сказки веришь. Хотя это, может быть, даже и хорошо — не всем же махать мечом. Ладно, спи давай, лунная веллара.

Он приподнялся на локте и заботливо обернул край подстилки вокруг Моав. Та умиротворенно вздохнула и, умостившись в изгибе теплого тела хэура, уснула.

Глава 3. Новости из Цитадели

Эльфа придавала настолько большое значение луне, что вскоре Сигарт и сам стал относиться к этому белому пятну если не с уважением, то как минимум с интересом. Тем более что лунная магия теперь была для него не чем-то отвлеченным, а реальностью, существующей бок о бок с ним. Однажды ночью Сигарта разбудил яркий свет — он дразнил его, холодком пробиваясь под веки. Хэур открыл глаза, сел на подстилке и замер — светилось не что иное, как руки спящей рядом Моав. Однажды Сигарт уже видел подобное, однако на сей раз сияние было в десятки раз более сильным. Тонкие пальцы просто сгорали в голубом огне, на ладони четким, точно проведенным резцом силуэтом сияло изображение птицы. Сигарту хотелось прикоснуться к мерцающим рукам эльфы, но он помнил, чем закончилось это в прошлый раз, и решил не повторять прежних ошибок.

Моав пошевелилась — вероятно, пристальный взгляд разбудил ее. Приоткрыв глаза, она посмотрела на хэура.

— Ты снова думаешь, как бы сбежать? — нежно спросила она, улыбнувшись уголками губ.

Она поднесла руку к лицу, чтобы протереть глаза, и тут же рывком села. Ее личико стало счастливым, как будто ей подарили то, о чем она мечтала всю жизнь. В радостном удивлении она рассматривала собственные руки, затем, ничего не объясняя, бросилась Сигарту на шею.

— Э-э, в чем дело?!

— Наконец-то богиня приняла меня в свой круг! — с детским восторгом завизжала она. — Теперь я настоящая веллара!

— А до этого ты кем была? — удивленно спросил он, отрывая сияющие руки от своей шеи.

— Ну, я, конечно, и до этого была велларой, но теперь мое виденье станет намного сильнее! Это все благодаря тебе!

— Мне?!

— Ну я же тебе говорила…

Сигарт потер лоб.

— Ах да, про кейну…

— Ну вот!

Он помрачнел.

— Лучше б твои способности до сих пор оставались нераскрытыми.

Моав обиженно взглянула на него. Хэур почувствовал, что испортил ей праздник.

— Я имел в виду, что ты бы могла найти себе друга и получше, — тут же исправился он.

— Это воля Эллар — решать, кому быть вместе, а кому нет…

Сигарту показалось, что маленькая эльфа погрустнела.

— Ну, не обижайся! Я рад за тебя, да и за себя тоже — мало кто из Цитадели может похвастаться тем, что на его жилете спит настоящая веллара.

Моав прислонилась к нему и свернулась, спрятав голову у него на груди. До чего же все-таки удобно прижимать ее к себе — такую маленькую и легкую! — подумалось Сигарту. Он ласково гладил ее прохладные белые волосы, а она то и дело подносила руки к лицу, точно не могла на них налюбоваться.

В ту ночь Сигарт и представить себе не мог, насколько сильным может быть влияние луны. После того, как Моав обрела полную силу, она стала очень зависима от ее фаз. В новолуние она становилась вялой, теряла всякий интерес к окружающему миру, не могла подолгу идти. Когда же луна начинала расти, в нее словно вливались новые силы. Новые и странные. Сигарту иногда казалось, что они не столько служат маленькой эльфе, сколько подчиняют ее себе, как будто Эллар, даровав ей свой свет, требовала взамен ее тело и душу.

Тело Моав заранее чувствовало приближение полнолуния — ее движения становились тягучими, кожа начинала искриться, словно впитывая лунный свет. Она становилась страстной особенной, не знающей удержу страстью: каждую ночь она требовала, чтобы хэур был с ней. Ей было это как будто необходимо для того, чтобы пробудить тайные, одной лишь ей известные силы, что в иное время дремали, разлитые в природе. В это время близость превращалась для нее в почти священный ритуал — она словно замыкала круг бытия, сплетая воедино мужское и женское начала, составляющие основу самой жизни. Инстинктивно чувствуя важность происходящего, Сигарт в такие ночи никогда не спорил с Моав. С невольным трепетом он наблюдал, как ее синие глаза застывают, становясь похожими на два куска льда, а от ее страстных поцелуев у него пробегал мороз по коже. В такие мгновения она сама, со своей призрачной красотой, казалась ему похожей на звенящую лунную полночь — час, когда разум засыпает, выпуская на волю демонов с?ердца. Наутро она не помнила почти ничего из того, что с ней было, а вскоре луна шла на ущерб, и эльфа снова становилась тихой и ласковой, как прежде.

Апрель пробежал незаметно. Они продолжали идти то через лес, то по полям, устеленным ярким ковром одуванчиков — ну точно цыплята разбежались. Моав радостно порхала среди желтых цветов, плела из них венки и украшала себя, отчего сама становилась похожа на большой ходячий одуванчик. Она часто пела — просто принималась петь ни с того, ни с сего, как поют птицы, словно даже сама не замечая этого. Ее сильный чувственный голос раскатывался по лесу, отдаваясь звонким эхом; на первых порах это заставляло Сигарта постоянно быть настороже — у хэуров не принято заявлять о своем присутствии в лесу — но скоро он успокоился и стал сам просить ее спеть что-нибудь.

Весенние грозы теперь случались чуть ли не каждый день. С утра — солнце, к обеду — тучи, к вечеру — гроза с молниями. Других событий не было — по крайней мере, до одной встречи. Была ли она случайной — этого Сигарт так и не узнал…

Они как раз подыскивали место для ночлега. В поисках воды вышли к лесному озерцу. Наверное, летом оно было совсем крошечным, теперь же вода разлилась, затопив берег на пятнадцать шагов в каждую сторону, так что стволы деревьев торчали прямо из воды, как иглы у ежа. Путники направились было к единственному сухому месту на берегу, как вдруг замерли. У самой воды, прислонившись к толстому дереву, дремал некто, завернутый в длинный плащ. Сигарт хотел было развернуться, чтобы уйти — стычки с незнакомцами не входили в его планы — как фигура пошевелилась.

— Да это, как-никак, снова ты, Окунек! — раздался знакомый кошачий голос.

У Сигарта отлегло от сердца. Поднявшись на ноги, Барет — а это был именно он — оправил жилет и упругим шагом направился к путникам. Широкое лицо сияло ленивой улыбкой — казалось, он вот-вот замурчит.

— Я же говорил, мы теперь будем часто видеться! — еще издалека закричал он. — Ну, привет, старина!

Подойдя к Сигарту, он энергично потряс друга за плечо, его взгляд упал на Моав.

— Ах, наше маленькое-беленькое тоже здесь!

С подчеркнутой галантностью, граничащей с насмешкой, Барет поклонился в сторону эльфы. Та чуть заметно кивнула; все те же учтиво-сдержанные манеры, настороженный взгляд синих глаз… Росх-хэур смерил ее внимательным взором, затем проделал то же самое с Сигартом, после чего вдруг подскочил к последнему, не говоря ни слова, ухватил за локоть и силком оттащил в сторону.

— Тебе что, женщин вокруг мало, что ты на эльфу позарился! Совсем что ли спятил?! — зашипел он вполголоса.

— Не твое дело! — огрызнулся Сигарт, косясь в сторону Моав.

— Ах не мое?! По-хорошему, я должен был бы сегодня же доложить об этом ближайшему фринну, уж он-то придумает, что сделать с заблудившейся эльфой. Глядишь, и авлахар ей найдется…

Сигарт напрягся — вот ведь как ситуация обернулась!

— Слушай, Барет, я знаю, что я делаю, правда… — заверил он, его голос теперь был куда менее дерзким.

Барет испытывающее посмотрел на него — слова не убедили его.

— Ты в этом уверен?

— Так же как и в том, что я — воин Сиэлл-Ахэль, а ты — мой лучший друг!

Со все еще недовольным лицом Барет отпустил друга и похлопал его по плечу.

— Ладно, поступай как знаешь — чай, не котенок уже…

Сигарт облегченно вздохнул, словно камень с плеч.

— Вот это правильно! — поддержал он. — Давай лучше рассказывай, какие новости в мире, а то Синв-Ириль успеет высохнуть, пока я дойду до него, а я об этом даже не узнаю.

В это время Моав наскучило играть роль декорации — краем глаза Сигарт заметил, как она принялась разжигать костер. Барет махнул рукой, отвечая на предыдущий вопрос:

— Не переживай, ты дойдешь как раз вовремя — сейчас там, наверное, вообще не пропихнуться; говорят, сам Гастар собрался к Озеру. Представляешь, столько прожил на свете, и только сейчас засобирался! И что он себе раньше думал?

— Да ничего, наверное, не думал, — пожал плечами Сигарт, — видать, и так сил хватает.

— Ага, а Моррога он, интересно, как думал шлепнуть без виденья-то?

— А что, без него никак?

Барет трагически вздохнул.

— Я и забыл, ты ж тут совсем одичал — не знаешь ничего. Все арфу под луной слушаешь…

— Давай по сути, — оборвал его Сигарт.

— Если по сути, то Моррог — один из самых сильных магов по обе стороны гор, одолеть его не имея виденья — то же самое, что с голыми руками на сулунга переть!

Сигарт бросил на него подозрительный взгляд.

— И ты хочешь, чтобы я поверил, будто Гастар не знал об этом? Да будь это так, он бы давно засуетился.

— Представь себе, не знал! Это Турид раскололся — смотрел в свое озеро, да и высмотрел. Мол, беги искать своего авлахара — без виденья никуда… Хорошо, хоть сказал, а то ведь мог и промолчать.

Он принял важный вид.

— Только ж смотри — это только для росх-хэуров, обычным рысям такие новости сообщать не положено. Сам только что узнал от начальства, ну а тебе сказал по дружбе. Чтобы никому — понял?

— Да, понял я, понял; идем лучше к костру — чай пить…

При этих словах Барет неожиданно замялся, Сигарт еще не видел его таким. Все еще не сводя глаз с эльфы, он наклонился к Сигарту и хриплым шепотом заявил:

— Думай, что хочешь, а мне как-то не по себе в компании этой белобрысой. Шкурой чую — не простая она!

— Брось ты, Ночка — она безобидна как заяц!

— Я бы не стал охотиться на таких зайцев.

— Да я на нее и не охочусь…

— А вот это ты зря!

Он, смеясь, выставил вперед ладони, будто отгораживаясь.

— Ладно, ладно, я ведь обещал не вмешиваться. Делай, как хочешь, а я не останусь. Да и некогда мне — дел невпроворот! Будь здоров!

— И тебе того же, — вздохнул Сигарт. — Жаль, что ты не останешься, посидели б, чаю выпили.

— Как ты там говоришь — «это по твоей части»…

***

Чай сели пить уже вдвоем. Моав ловко сняла чайничек с огня, поискала глазами мешочек с травами.

— Ну что рассказывает твой товарищ? Какие новости из Цитадели? — рассеянно поинтересовалась она.

— Да особенно ничего, разве что про Гастара…

Он вдруг осекся, но умалчивать было поздно. Эльфа замерла, не донеся щепотку цветов до чайника.

— Что про Гастара?..

Сигарт с досадой вздохнул.

— Говорят, он серьезно настроен найти своего авлахара — даже к Озеру не поленился выдвинуться. Вроде бы без этого не выйдет победить Моррога — какое-то новое пророчество или гур его знает что…

Звяк! — серебряный чайничек выпал из пальцев эльфы, вода расплескалась по земле, над ней облачком повис пар. Моав лихорадочно бросилась подбирать его, нашла крышку, снова уронила и то и другое, снова подняла. Сигарт подошел к ней и взял чайник у нее из рук. «Что-то раньше за ней такого не водилось», — подозрительно подумал он. Он заглянул в лицо эльфы — оно было белым, как простыня, сухие губы смыкались и размыкались, будто силясь что-то сказать. Поймав удивленный взгляд хэура, она быстро опустила глаза, судорожно сглотнула.

— Это точно? Ну, про Моррога и авлахара? — спросила она упавшим голосом.

Сигарт пожал плечами, как делал всегда, когда речь заходила о вещах, до которых ему особо не было дела.

— Вроде да, Барет вечно крутится возле начальства, всегда в курсе последних новостей. Да чего ты так разволновалась? Все будет хорошо, найдет Гастар своего авлахара, и тогда Моррогу — вороны… Или ты за остроухих переживаешь — боишься, как бы Озеро не показало кого из твоих друзей?

Эльфа резко вздрогнула и, отвернувшись, отошла от костра. Хэур наполнил чайник водой из протекавшего рядом ручья и снова привесил над огнем.

— Ты ведь сама знаешь, что это необходимо, — примирительно продолжал он. — Эльфы и хэуры испокон веков охотились друг на друга, и не нам с тобой менять эти законы. Хотя, поверь, я был бы вовсе и не прочь их поменять, особенно, после того, как познакомился с тобой…

Он вдруг обратил внимание, что Моав совсем не слушает его. Словно забыв о его присутствии, она стояла в стороне, нервно ломая руки. Сообщение Сигарта разволновало ее. Он нахмурился, бросил исподлобья внимательный взгляд.

— Эй, ты чего?

Она встрепенулась, сцепила пальцы за спиной.

— Я? Нет, ничего…

— Ну, ничего так ничего, тогда садись рядом, теперь чай буду делать я.

Однако чем дальше, тем больше Сигарт убеждался в том, что известие о намерениях Гастара все-таки произвело на Моав впечатление. Весь оставшийся день она ходила, как привидение, отвечала невпопад, у нее все валилось из рук. К вечеру она успокоилась — точно так же, как и растревожилась — резко и безо всякой видимой причины. По-особенному ласковая, она забралась на колени к хэуру, свернулась калачиком, словно ребенок, глубоко вздохнула.

— Скажи, ты будешь вспоминать обо мне? — неожиданно спросила она.

— А что, уже пора? Мы ведь еще не расстаемся, до Синв-Ириля дорога длинная.

— Ну да, ты прав, я это и имела в виду — мы еще будем идти долго-долго!

Она засмеялась странным смехом — звонким и слегка натянутым. Сигарту показалось — ее голос вот-вот лопнет, оборвется плачем…

Этой ночью она была непривычно смирной — все смотрела на хэура, гладила жесткие серые волосы, проводила пальчиками по лицу, шее, плечам, словно пытаясь запомнить его на ощупь, а потом уткнулась лицом ему в грудь и замерла.

— Что с тобой, Кузнечик? — удивленно спросил Сигарт, но она ничего не отвечала, лишь опять вздыхала и сильнее прижималась к нему.

Хэур некоторое время гладил ее тонкую белую спину, а потом заснул, все еще обнимая ее. Чуть заметное прикосновение разбудило его. Он открыл глаза — было раннее утро, рассвет лишь начинал брезжить, все вокруг — окутано серой дымкой, прямо над ним — склоненное лицо Моав. Она выглядела печальной, Сигарту показалось, что она недавно плакала. Уж не сон ли это?.. Еще не совсем проснувшись, он потянулся, ласково потрепал эльфу по щеке. Она вдруг схватила его руку и быстро поцеловала ее.

— Прощай… — прошептала она.

— Что?

Ничего не ответив, она поднялась и в следующее мгновение растворилась в предрассветных сумерках. Давно привыкший к странному поведению подруги, Сигарт не стал преследовать ее. Моав часто исчезала куда-то, но всегда возвращалась; к тому же, он слишком хотел спать — перевернувшись на другой бок, он мигом снова погрузился в сон.

Когда он проснулся утром, эльфы все еще не было, не появилась она и днем. Удивительно было то, что она ушла, забрав с собой свои вещи — обычно она оставляла их в лагере. Сигарт встревожился. Оставив сумку на поляне на случай, если Моав вернется в его отсутствие, он несколько часов бродил по лесу, надеясь напасть хотя бы на какой-то след эльфы, но она словно сквозь землю провалилась. Ни следа, ни волоска, ни одной сломанной веточки! Ничего, за что можно было бы зацепиться!

Уставший, Сигарт вернулся в лагерь, но Моав сюда не приходила. Сев на землю, он стал восстанавливать в памяти события последних суток. В памяти всплыла минувшая ночь — какой странной была Моав, как грустно звучали ее слова… Сигарт закрыл лицо руками. Он понял — это было прощание! Маленькая эльфа покинула его, как он того так часто хотел. Оглушенный этим открытием, он некоторое время сидел неподвижно. Мысли не слушались его, сердце бешено колотилось в груди. Чем он обидел ее?! Почему она оставила его?! Он ждал до глубокой ночи; когда же понял, что ждать больше нечего, лег спать — удрученный, растерянный, точно потерявший что-то.

Наутро ничего не изменилось, Моав не появлялась. Смирившись с утратой, Сигарт двинулся в путь один — больше сидеть на одном месте не было смысла. Дорога оказалась куда менее радостной, чем он ожидал — он и не думал, что так сильно привык к эльфе. Ему стало как-то скучно и неинтересно шагать сквозь весенний лес, не радовали ни проклюнувшиеся стебельки ландыша, ни нежно-фиолетовые фиалки — что за польза в них, если они не радуют Моав? Теперь он проходил за день больше — во-первых, длинные переходы не оставляли времени на глупые мысли, а во-вторых, путешествуя с эльфой, он невольно подстраивался под нее — сам же он мог проходить намного большие расстояния.

За последующие два дня он прошагал столько, сколько раньше они раньше преодолевали за четыре. Он выходил с первым лучом солнца и начинал искать место для ночлега уже в темноте. Такие длинные переходы давали о себе знать — к вечеру он просто падал с ног от усталости. В один из вечеров у него даже не хватило сил, чтобы поужинать — сон сморил сразу с наступлением темноты; Сигарт провалился в него, как в яму. Но поспать до утра так и не удалось.

Незадолго до рассвета его разбудил шорох. Он упруго вскочил с земли, сон как рукой сняло. Звук раздался еще раз — как будто ветка хрустнула под неосторожной ногой. Хэур замер. Он был уверен, за ним кто-то следит, и этот кто-то ходит на двух ногах. Хищник — а заинтересоваться хэуром мог лишь крупный хищник — едва ли стал выдавать свое присутствие, так мог вести себя только человек или ему подобные. Сигарт рысью скользнул в чащу, пятнистая шкура мелькнула среди деревьев. Уж он-то не оплошает, никто и звука не услышит!.. Сделав круг, он на мягких лапах подкрался к месту, где слышал хруст. Дыхание замерло у него в груди — прямо в десяти шагах от него темнела чья-то фигура. Ночной гость был закутан в плащ до самых пят, так что нельзя было даже предположить, насколько он опасен. Хэур подобрался чуть ближе, тихо залез на нависшую над землей толстую ветку и застыл там; кошачьи глаза вспыхнули блестящими зелеными точками. Теперь сомнений не оставалось — некто в плаще пришел за ним: затаившись, незнакомец наблюдал из засады за местом, где только что спал Сигарт. Необычайное хладнокровие вмиг овладело Сигартом — с непрошеными гостями у хэуров разговор короткий: один прыжок — одна жертва. Не зря учителя в Цитадели любили повторять молодым рысям: «Чтобы принять решение, настоящему воину достаточно лишь одного вдоха и выдоха»…

Хэур прицелился, прыгнул вниз. Раздался пронзительный крик, рысь и ее противник повалились на землю, просторный капюшон сбился набок. Отпрянув, Сигарт обернулся собой.

— Моав! Ты?! Что ты здесь делаешь?

— Лежу, приваленная большим и тяжелым хэуром, — недовольным тоном произнесла эльфа, пытаясь вылезти из-под него, но лицо ее сияло улыбкой.

Сердце Сигарта бешено запрыгало в груди, он вдруг почувствовал, что и сам улыбается.

— Ну, если это твоя единственная проблема, то ее легко решить, — сказал он, и глаза его радостно блеснули в темноте.

Глава 4. Бойся львицы и птиц, когда их много

Они снова были вместе. Днем, ночью, под дождем и солнцем — они больше не расставались. Сигарт не знал, почему Моав вернулась — неужели только из-за кейны? - но в любом случае, был рад ее возвращению.

Вторя их чувствам, весна в этом году превзошла саму себя. Сигарт смотрел на нее глазами маленькой веллары и каждый день замечал что-нибудь удивительное — то редкий цветок, то бабочку, то птицу, поющую особенную песню. Да и сама Моав стала другой: Сигарт ясно видел, что-то в ней изменилось. Он не мог сказать, что именно — она словно резко повзрослела. В глубоких синих глазах уже не было лихого задора, вместо этого появилось нечто тайное и, как казалось Сигарту, немного печальное. Изменилось и ее отношение к нему: она стала уступчивой, почти кроткой, в ее речах и взглядах скользила непривычная доброта — она словно гладила Сигарта каждым словом.

Впрочем, он и сам теперь вел себя иначе. В его душе поселилось некое новое чувство, еще лишенное гибкости и звонкости, как незакаленный клинок, но удивительно упрямое. Раз ощутив боль утраты, он теперь заботился об эльфе, точно о детеныше — конечно, в меру походных условий и собственных скромных умений. Он ни о чем не спрашивал ее, ни почему она покинула его, ни зачем пришла обратно. В его душе установился необычайный покой; ссоры, прежде разыгрывавшиеся едва ли не каждый день, почти прекратились…

Вода в ручьях и озерах теплела с каждым днем. Они теперь часто купались вместе — оказалось, Моав так же любит воду, как и он сам. Она подолгу плавала, а потом прижималась к нему, чтобы согреться, а он целовал ее холодные плечи, спину, груди и чувствовал себя почти счастливым.

Однако радость была недолгой — Сигарт и сам не мог понять, что было не так, но с тех пор, как он познал Моав, в его теле поселились непривычная тупая боль. Ему постоянно казалось, что он ранен, тяжело ранен, и эта рана изматывает его, то затягиваясь, то открываясь вновь. У него часто менялось настроение, время от времени на него накатывала какая-то звериная тоска: он по нескольку дней ничего не ел, не говорил ни слова, а апатичное безразличие вдруг сменялось безотчетной яростью. К собственному ужасу, он иногда ни с того ни с сего начинал дико ненавидеть Моав — ему невыносимо хотелось сделать ей больно, но каждый раз, когда он ранил эльфу словом или взглядом, ее страдания как будто возвращались к нему самому.

Чтобы хоть как-то изгнать эту боль, он оборачивался рысью и подолгу пропадал в лесных дебрях. Когда же он возвращался, на когтистых лапах виднелась запекшаяся кровь. Он видел, что его поведение пугает Моав, чувствовал, как при виде грозных огней, вспыхивавших в его взгляде, начинает дрожать ее сердце, но ничего не мог с собой поделать. Разве что страдал вместе с ней и становился еще нежнее к ней, когда приступ проходил. А потом все начиналось заново.

Обычно спокойный, он маялся, словно больное животное, и чем ласковей была к нему Моав, тем тяжелее ему становилось. Иногда в минуты любви Сигарту казалось, что он просто исчезает, растворяясь в ее синих глазах, в прохладных свежих губах, которые хотелось целовать снова и снова, и ему становилось по-настоящему страшно. Сколько раз он обещал себе избавиться от этого плена, но когда Моав, в дурмане белых волос, наклонялась к его лицу и так сладко и жарко целовала его, он забывал обо всем на свете. В такие моменты он уже не понимал, где кончается он сам и где начинается эльфа. Не понимал, и не хотел понимать. Слишком уж нежной была ее кожа, слишком сладко пахли ее тонкие волосы… Кроме того, она была такой искренней в ласках, а синие глаза смотрели на Сигарта с таким доверием, что он просто не решался причинить ей боль отказом.

Но однажды разлад дал о себе знать. В один из весенних дней между эльфой и хэуром состоялся странный разговор, едва не стоивший жизни одному из них, а может быть, даже обоим. Ничто не предвещало беды, день был свежим и ясным, прошедший с утра пахучий дождь еще искрился на листьях крупными каплями. Сигарт шел за Моав, лениво перебирая в мыслях события, произошедшие с ним с момента их встречи. В них было очень уж много странного: одно ночное посещение в Имране чего стоит. При воспоминании о нем хэур помрачнел. Эта история никак не шла у него из головы. Кому могло понадобиться это хлипкое создание? И для какой цели?.. Вряд ли это могло быть проделками Моррога — все знали, что он похищал людских женщин, чтобы растить новых воинов для своей армии, но чтобы воровать эльфов — о таком не слыхивали. Он решил спросить у Моав напрямую. Они как раз пробирались через густую рощу из кленовой поросли, когда он задал интересующий его вопрос:

— Слушай, как ты думаешь, кому было бы выгодно тебя похищать?

— Меня? С чего бы это я кому-то понадобилась? — рассмеялась Моав, но ее смех показался Сигарту натянутым.

— Да тут просто кое-кто тобой интересовался, пока ты болела в Имране…

И он рассказал ей все, что произошло той ночью — про гербы, про короля, про записку. Эльфа слушала молча и внимательно, чуть склонив набок красивую головку. Несмотря на то, что она старалась казаться спокойной, было заметно, что известие сильно взволновало ее. Она остановилась, затем стала нервно шагать взад-вперед, покусывая белую кожу на костяшке указательного пальца. Остановился и хэур.

— Если ты знаешь, кто были эти люди, лучше скажи. Мне будет проще, если я буду знать, с каким врагом я имею дело, — предупредил он.

Моав вдруг взорвалась.

— Я так и знала! Это все ваш Гастар! Он готов уничтожить всех на своем пути!

— Что? Да ты спятила!

— А кто же еще! Все ясно, как день! К. Р. — Князь Рысей. А чтобы не выдавать себя, он использовал людей, которые по привычке назвали его королем.

Глаза хэура округлились от удивления.

— Да ты посмотри на себя! Зачем ему такая мелочь — да если бы он охотился, так уж на добычу покрупнее.

— У каждого свои вкусы! У вашего князя могут быть свои причины для выбора добычи, вряд ли он станет сообщать о них тебе лично, — с издевкой бросила эльфа и тут же осеклась.

Сигарту показалось, что она проговорилась о чем-то, чего говорить не хотела, однако, это лишь еще больше запутало ситуацию. И что это еще за причины? Зачем она Гастару?!

— Нет, это не может быть Гастар, — твердо заявил Сигарт.

— Это почему же?!

— Да потому что, захоти он изловить эльфа, он бы послал стаю черных рысей, а не горстку людей.

Эльфа презрительно сощурилась.

— Что-то ты не слишком хитер, как для рыси. Толпа таких здоровяков, как ты, слишком заметна — по крайней мере, для эльфа. А на людей-то как раз никто бы и не обратил внимания.

Сигарт нахмурился, послушать Моав, так вроде все логично… Однако оставался еще один неясный момент.

— Ну хорошо, хорошо, — согласился он, — предположим, что эти люди пришли по приказу Гастара. Почему же тогда в записке было приказано не подпускать тебя к Цитадели? Почему он не хочет встретиться с тобой лично, если уж ты ему так нужна?!

Она задумалась.

— Боится, наверное — другого ответа я придумать не могу…

Сигарт разразился громким смехом.

— Гастар? Боится?! Тебя?!!

Он запнулся, на мгновение замер. Неожиданная мысль пронзила его — он понял, в чем была причина внезапной любви эльфы. Он круто развернулся к Моав и схватил за куртку обеими руками. Эльфа в ужасе отшатнулась.

— Что с тобой?! Ты чего?!

Еще недавно такие спокойные глаза Сигарта пылали страшным огнем.

— Значит так, — угрожающе начал он, — я не знаю, что там случилось между тобой и Гастаром, и знать не хочу, но если ты считаешь, что став моей любовницей, сможешь проще пробраться в Сиэлл-Ахэль, то глубоко ошибаешься. Ведь ты меня для этого окрутила!

Моав с испугом смотрела на него, пытаясь освободиться.

— Я… Ты не так меня понял!

— Я все понял именно так! — вскипел Сигарт, повышая голос, — ты, шпионка проклятая! А я-то думал, с какой это радости мне привалило такое счастье. Оказывается, просто потому, что я хэур и вхож в Цитадель.

Он встряхнул эльфу.

— Ну, чего вылупила свои глазищи, точно филин из дупла. Мне жаль тебя, но ты ошиблась — хэуры не ведают любви, тебе бы не мешало это узнать, прежде чем тратить свое драгоценное сердце или что там у вас.

Еще раз тряхнув Моав, он отбросил ее от себя так, словно она совсем ничего не весила. Она вскочила и тут же снова подбежала к нему. Бледные губы жалко дрожали.

— Я клянусь тебе, это все неправда, — растеряно залепетала она. — Я не знаю, как тебе такое в голову пришло, но я даже и не думала о том, чтобы использовать тебя. Верь мне, прошу — ты должен мне верить!

Хэур сощурился, вместо улыбки по его лицу скользнул хищный оскал.

— Должен? Я и не знал, что кому-то должен.

— Да нет, ты опять…

Он подскочил совсем близко к эльфе, его лицо дрожало от гнева.

— Хватит! — отрезал он. — Мне это все надоело — твоя ложь, твои вечные тайны! Убирайся, пока я не убил тебя. Я не хочу тебя больше видеть — слышишь! — не хочу!

Сигарт был настроен более чем решительно — постоянная боль, гнездящаяся в сердце, лишь подхлестывала его гнев. Он смерил Моав странным взглядом — так смотрит зверь, оценивая добычу. В хищных глазах сверкнула серая сталь. Эльфа на шаг отступила.

— Послушай, я… я все тебе объясню…

Но объяснения не последовало — она еще не успела договорить, как Сигарт внезапно схватил ее за рукав и увлек в неглубокую канаву, засыпанную прошлогодними листьями. Припав к земле, он повалил ее рядом с собой и, указывая глазами куда-то вперед, прошептал:

— Тихо!

Моав высвободилась из его хватки и, подняв голову, осмотрелась — в каких-то трех десятках шагов от них среди ветвей виднелось большое светло-бежевое пятно. Рядом с ним, словно мяч, металось пятно поменьше…

— Самка горного льва, — шепотом пояснил Сигарт, — с детенышем. Надеюсь, она не почуяла нас — опаснее зверя придумать трудно: она разорвет любого, кто попробует приблизиться к львенку…

С предельной осторожностью он выглянул из укрытия. Огромная кошка умиротворенно урчала, ее гладкая, плотно прилегающая шерсть была песочно-золотистого цвета; только на морде, ближе к носу, и на самом кончике хвоста она была темнее. Рядом с ней, визжа, бестолково бегал маленький львенок — он тщетно пытался поймать зубами темную кисточку на хвосте матери. Эта сцена могла бы показаться умильной, если бы не опасность, которую она представляла. Хэур внимательно рассматривал огромные лапы львицы — едва ли не вдвое больше, чем у самой крупной рыси, тяжелую голову, длинную спину с явственно проступающими мускулами… К счастью, хищница была слишком занята детенышем, чтобы отвлекаться на двух путников.

«Возможно, и удастся улизнуть незамеченными, — подумал он. — В конце концов, она всего лишь мать, пытающаяся уберечь дитя, а не воин — вряд ли станет ввязываться в драку без надобности… Другое дело, если кто-то вдруг изъявит желание обидеть ее драгоценного котенка — тогда уж пощады не жди!»

Шорох рядом с ним заставил хэура повернуть голову: в следующий миг внутри все похолодело. В ужасе и изумлении он наблюдал, как Моав медленно, точно во сне, поднимается с земли и выпрямляется во весь свой скромный рост. Он попытался было схватить ее, чтобы затащить обратно в канаву, но эльфа проворно выбралась из нее и шагнула вперед, предварительно успев вытащить из ножен тяжелый меч Сигарта.

— Эй, ты куда! — прошипел он. — А ну назад!

Но Моав словно не слышала его слов. Она решительно двинулась в сторону львицы. Пройдя с десяток шагов, она остановилась. Сигарт невольно подался вперед, каждый мускул его тела напрягся. Сузившимися глазами он напряженно следил за тем, как Моав медленно поднимает меч, кажущийся огромным в ее руках; лезвие чуть заметно дрожало в воздухе — трудно было представить что-либо более бесполезное, нежели тяжелый клинок в такой слабенькой ручке. Громкий звук пронзил лесную тишину.

— Эй! — резко крикнула эльфа.

Семейная идиллия вмиг прервалась; львица подняла голову и замерла.

— Эй! Эй!!!

олько теперь Сигарт понял, что она задумала. Несколько мгновений он наблюдал за жуткой сценой, затем одним прыжком выскочил из канавы.

— Стой, не двигайся! — закричал он, бояться, что кошка его услышит, уже не было смысла.

Эльфа даже не повернула к нему головы и сделала шаг вперед. Завидев противника, львица напряглась, как струна, и, присев на сильных лапах, оскалилась. Шкура на носу пошла складками, длинные усы оттопырились, гибкий хвост с кистью на конце нервно задергался: весь вид зверя говорил о крайней степени недовольства. До уха Сигарта донеслось глухое рычание. Все еще держа меч на отлете, Моав подошла ближе и снова крикнула. Разъяренная столь наглым поведением, львица вся подобралась и, низко зарычав, двинулась на нее, ускоряя движение с каждым шагом. Присев на хвост, котенок с интересом следил за действиями матери — маленькое сердце еще не знало, что именно так выглядит смерть… Эльфа не отступила ни на шаг, только клинок еще сильнее задрожал в тоненькой руке. Сигарт все еще ждал, что она отскочит в сторону — ловкой эллари ничего не стоило избежать столкновения. Но она не шевелилась, лишь прикрикивала снова и снова, раззадоривая и без того разъяренную самку. Когда же хэур понял, что она не шутит, его объял ужас.

Он едва не опоздал — огромная рысь вцепилась в загривок львицы прямо перед неподвижно стоящей Моав. Хищница захрипела, вместе с хэуром покатилась по земле, детеныш жалобно завизжал, в испуге зовя мать, но Сигарт не отпускал противника. Стряхнув хэура, огромная кошка вскочила и зарычала, серая рысь по-кошачьи зашипела ей в ответ. Несколько мгновений двое хищников сверлили взглядами друг друга, затем львица развернулась, в два прыжка оказалась возле растерявшегося детеныша и, ухватив его за загривок, исчезла в кустах — бегство куда разумнее, нежели смерть, особенно если рядом беззащитное существо.

Сигарт еще некоторое время стоял, весь напрягшись — он не мог поверить, что ему удалось отогнать зверя — затем вновь принял привычное обличье и в бешенстве подскочил к эльфе, все еще стоящей на полпути от укрытия. Ее лицо было еще белее, чем обычно, бескровные губы дрожали, кривясь в болезненной улыбке.

— Зачем ты это сделал? — выдавила из себя она. — Ты ведь не хотел меня больше видеть! Вот и не видел бы…

Глаза хэура потемнели, его всего трясло от ярости. Прямо на него с вызовом смотрели блестящие глаза эльфы. Ему вдруг захотелось убить ее, тут же, на месте! Коротко занеся руку, он несколько раз наотмашь ударил Моав по лицу. Она пошатнулась, но не издала ни звука — только взгляд стал по-детски жалобным и беззащитным, а из глаз сами собой потекли крупные слезы. Сам не понимая, что он делает, хэур неожиданно обхватил ладонями ее лицо и стал осыпать его торопливыми поцелуями.

***

И снова между ними на некоторое время установился мир. Какие бы тайны ни скрывала от него эльфа, Сигарту они уже не казались столь важными. В конце концов, ему-то какое до них дело?.. Несколько дней прошли спокойно — ни они, ни она не вспоминали о происшествии с горной львицей. Людские поселения к этому времени почти закончились, и это несказанно радовало хэура. Теперь вокруг были лишь дикие леса, перемежающиеся утопающими в цветах лугами, какие обычно встречаются в предгорьях. Над лугами заснеженными великанами возвышались вершины гор, между ними белым полотном сверкал Милданас.

Почувствовав холодное дыхание гор, Сигарт оживился. Непривычно веселый, он теперь постоянно шутил, рассказывал бесконечные байки из жизни рысей и вместе с Моав охотно смеялся над собственными рассказами. Эльфа со своей стороны всячески поддерживала этот легкий, игривый настрой, с удовольствием слушая кейнара. Однако эта идиллия снова оказалась недолгой.

Это произошло солнечным полднем. Он ничем не отличался от многих точно таких же полдней до него, разве что было более жарко и душно, нежели обычно. Эльфа и хэур шли, не говоря ни слова — жара разморила их. Яркие лучи светлыми пятнами скользили по коже хэура — спасаясь от жары, он снял даже сорочку. Вдруг впереди, среди деревьев, что-то блеснуло. Лес словно сжалился над путниками — в кольце деревьев укромно затаилось тенистое озеро. Сигарт издал ликующий вопль и кинулся к нему, на ходу расстегивая пояс. По пятам за ним вприпрыжку следовала эльфа. Подбежав к берегу, он быстро снял сапоги, штаны и с разбегу нырнул. Волна брызг обдала Моав с ног до головы, так что купаться ей уже не пришлось.

Сигарт плавал, размашисто рассекая воду руками и по-кошачьи фыркая; его крупное тело ярко белело в зеленоватой толще озера. Охлажденный водой, он вылез на берег и со счастливым лицом повалился на траву. Моав сидела неподалеку на бережку и то и дело украдкой взглядывала в его сторону. Даже сейчас, в покое, было ясно, насколько он силен: под кожей рельефно выделялись мускулы, тугие, точно стянутые узлы, глубокое спокойное дыхание вздымало широкую грудь с выпуклыми плитами мышц. Кое-где на коже виднелись глубокие шрамы — некоторые были явно оставлены зубами, другие были больше похожи на порезы, нанесенные клинком.

То ли от осознания собственной слабости рядом с могучим воином, то ли по какой-то другой причине эльфе не сиделось на месте. Она то и дело вскидывала голову и осматривалась по сторонам. Вскоре она сорвалась с места и подошла к Сигарту. Тот повернулся к ней с ленивой грацией большого хищника и сощурил серые глаза.

— Может, будем собираться, а? — предложила она. — Мы скоро должны выйти на дорогу — там должен быть постоялый двор, в нем и заночуем.

Хэур зевнул и потянулся.

— А мы что, куда-то торопимся?

— Не нравится мне это место…

— А мне нравится — озеро такое славное и тень есть.

Эльфа вздохнула и сложила руки на груди — было видно, что ей неохота вступать в спор с тем, кто настолько крупнее ее.

— Ну ладно, ладно, идем… — сдался Сигарт.

Неспешно встав с земли, он начал одеваться. Однако не успел стянуть пояс, как невдалеке раздался странный звук, похожий одновременно на урчание и клекот. Сигарт так и застыл с сорочкой в руках. Моав тоже повернула голову туда, откуда донесся звук и замерла. Клич повторился снова, на этот раз громче и большим количеством голосов.

— Это птицы, — предположила эльфа, но тут же нахмурилась и прислушалась снова. — Нет, все-таки звери!..

Сигарт ничего не отвечал — его лицо стало напряженным, ноздри по-звериному задрожали.

— Это гуры! — с досадой воскликнул он в следующий миг. — В жизни не видел более вредных созданий! Один — что курица, а когда стаей, налетают так, что спасения нет!

— А по-моему, это все-таки звери, — продолжала настаивать Моав.

Все сомнения разрешились в мгновение ока. Раздался оглушительный хруст веток, и на берег выскочила целая стая необычных животных размером чуть больше индюка. Точнее, не выскочила, а вылетела — у каждого из них были большие крылья — на бегу они растопыривались, словно их владельцы пытались кого-то заключить в объятия. Однако никакого умиления эта картина не вызывала — было понятно, что животные настроены враждебно. Громкий клекот, вырывавшийся из клювов, смешивался с шипением, а в самих клювах виднелись острые иголки зубов. Оперение необычных птиц было похоже на темно-серую чешую, мощные когтистые лапы с силой впечатывались в землю. Всего незваных гостей было около тридцати — некоторые из них выглядели особо крупными, другие были поменьше — вероятно, детеныши. Сигарт подскочил к сумке и выдернул меч.

— Уходи, я попробую их задержать! — крикнул он перепуганной эльфе, хотя это звучало крайне самонадеянно — расправив крылья, птицы, как оголтелые, неслись на них живой стеной, и не похоже, что собирались останавливаться.

То, что произошло потом, было скорее похоже на помешательство, чем на драку. Сверкая круглыми глазами и вытягивая длинные шеи, гуры бросались на Сигарта, острые зубы цеплялись в его одежду, вырывая целые клочья. Крылья с шумом хлопали, меч то и дело соскальзывал с гладкой чешуи. Жирные туши быстро облепили хэура со всех сторон, так что в считанные мгновения он оказался буквально погребен под их серой массой. Эльфа бросилась ему на помощь, но несколько гуров мгновенно повалили и обездвижили ее — хватка клювов была мертвой! Сталь сверкнула из-под груды чешуйчатых тел — это Сигарту удалось оторвать от себя нескольких нападавших. Он отчаянно наносил удары почти что наугад — не попасть в гура было трудно, настолько велико было их количество.

Прошло немало времени, прежде чем хэура стало возможно рассмотреть за этой живой броней. Увидев, что с наскока противника не возьмешь, птицы отпустили его одежду и теперь прыгали вокруг него, шипя и выжидая момент для нападения. Сигарт с хрипом перевел дыхание. Он был весь в царапинах, штаны и рубаха в нескольких местах порваны, серые волосы разметались, по лицу струился пот. Немного отдышавшись, он снова бросился на гуров, пытаясь прорвать окружение. Он размашисто орудовал мечом, точно дровосек, подрубающий деревья, гуры один за другим падали к его ногам. Наконец, ему удалось вырваться из птичьего круга. Он быстро подбежал к Моав. Несколько взмахов и она была свободна. Поняв, что добыча ускользает, гуры с клекотом кинулись вслед за Сигартом.

Серая стая постепенно таяла, птиц становилось все меньше и меньше. Вскоре из нее остался всего один гур — он был поменьше и, судя по всему, потрусливее сородичей. В разорванной одежде и с диким взглядом Сигарт кинулся к нему, за ним побежала эльфа. Завидев двойную угрозу, гур истошно заклекотал и стал улепетывать, смешно растопырив крылья. Сигарт догнал его в несколько шагов, вцепился в длинную шею и занес меч. Неожиданно Моав схватила его за руку.

— Не убивай его, пожалуйста! Это же всего лишь птенец!

Сигарт медленно перевел взгляд с жертвы на эльфу — серые глаза хищно блеснули, в глазах — угроза. Такого взгляда не бывает ни у эльфа, ни у человека…

— Не тебе указывать рыси, кого убивать, а кого нет, — в низком голосе послышались страшные нотки. — Ты вмешиваешься в то, во что не вмешиваться не стоит. Будь осторожна…

Резким ударом он добил испуганно пищащего гура и, даже не глянув на него, пошел прочь от места драки.

До обеда эльфа и хэур не сказали друг другу не слова. Моав молча развела костер и испекла мясо гура — она все еще злилась на Сигарта из-за убитого детеныша. Поев, оба сели у огня и стали наблюдать, как пляшут язычки пламени. Сигарт мельком бросил взгляд на Моав, и его охватило внезапное раздражение. Этот настырный укоризненный взгляд, этот тонкий, точно вырезанный изо льда профиль уже сидели у него в печенках! Ему нестерпимо захотелось укусить ее, придушить, овладеть ее телом, грубо и бесцеремонно, как зазевавшейся девкой в темных сенях дешевого трактира. У него и раньше случались приступы злости по отношению к эльфе, но сейчас это было чересчур. Сигарт даже удивился: ни с кем из женщин он не был до сих пор так груб, как с ней, ни на ком так часто не срывался. Все это было несвойственно ему, но с тех пор, как появилась Моав, в нем словно раскололось что-то, как будто два разных существа рвали его на части: одно желало нежности и заботы, другое вскипало звериной яростью при виде эльфы. И сейчас он не мог побороть эту нахлынувшую ярость…

Он резко подвинулся к Моав и, подняв руку, тяжело положил ей на затылок. Она даже не взглянула в его сторону, лишь сбросила его руку, двинув плечиком. Кровь бросилась в лицо хэуру, на скулах заходили желваки, глаза вспыхнули, словно раздутые угли. Быстрым движением он снова захватил эльфу за шею и, коротко толкнув в грудь, опрокинул на землю. Привалив ее всем телом, он торопливо зашарил руками по ее одежде, когда точно огромная плеть ударила его по лицу — в следующее же мгновение он отлетел на десять шагов, покатившись по земле. Он быстро вскочил на ноги. Первое, что он увидел, было перекошенное гневом лицо Моав: она уже тоже успела подняться — тонкие пальцы эльфы замерли на взведенной тетиве. Постояв недолго, Сигарт развернулся, подобрал свои вещи и быстрым шагом двинулся прочь.

Глава 5. Свободен!

Ссора с Моав принесла Сигарту облегчение — наконец-то все было кончено. Он будто проснулся от долгого сна. Мысли, еще недавно казавшиеся безнадежно мутными, стали легкими и почти радостными, кровь в венах постепенно успокаивалась. Остроухая сама виновата — знала ведь, с кем связывается!.. Не замедляя шаг, он вышел на дорогу. Дойдя до села, он остановился на первом же постоялом дворе, который ему попался, зашел в комнату, указанную хозяйкой-старушкой, и заснул мертвым сном.

Проснулся Сигарт только к вечеру; вдоволь выспавшись на мягкой постели, он пребывал в самом благостном расположении духа. Он вышел из комнаты, свесился через перила на втором этаже и зычным голосом потребовал себе ужин. Через некоторое время в комнату осторожно постучали, и в приоткрытой двери показалась очаровательная кудрявая головка в белоснежном чепчике. Служанка с трудом занесла огромный поднос с тарелками и бутылками. От кушаний шел такой аппетитный запах, что хэур совсем развеселился; он быстро подсел к столу и подтянул к себе ближайшее блюдо, как вдруг заметил, что девушка продолжает нерешительно стоять посреди комнаты с пустым подносом в руках. Сигарт окинул ее внимательным взглядом — она была такая же аппетитная, как и принесенные ею яства. Пухлые, как у ребенка, щеки напоминали мякоть спелого розового яблока, такого же божественного цвета была высокая грудь в вырезе сарафана. Густые белокурые волосы кокетливыми локонами спадали из-под чепчика. Сигарт кивнул, благодаря за принесенный ужин, но красавица, похоже, вовсе не собиралась уходить. Поняв это, он подвинулся на край лавки и дружелюбным жестом пригласил ее сесть рядом. Лицо девушки вспыхнуло румянцем, на полных губах заиграла смущенная улыбка. Она осторожно подошла и села на краешек скамьи. Сигарту показалось, что от нее пахнет фруктами…

Когда через полчаса он спустился в полутемный зал, где обычно подавали еду, более мирного хэура нельзя было найти во всем Риане. Ему казалось, ворвись в трактир стая взбесившихся сулунгов, он бы и ухом не повел! Хозяйка, похожая на встревоженную наседку, заботливо хлопотала вокруг него.

— Выпейте винца. Доброе вино, из собственных запасов, — приговаривала она, наливая Сигарту щедрую порцию.

Лениво потягивая вино, он вполуха слушал ее болтовню.

— Уж какая славная девушка наша Мариса! По осени замуж ее выдали, а муж только и знает, что пьет да дрыхнет, и это при такой-то жене! И скромная, и аккуратная, как кошечка, а уж красавица какая — не то, что та чахоточная, что приходила к господину хэуру…

Сигарт замер, не донеся стакан до рта. Сердце у него екнуло.

— Какая еще чахоточная?.. — осторожно спросил он.

— А я знаю какая? Приходила тут одна остроухая, пока вы наверху были, — сказала она и хитро улыбнулась. — Только Мариса кушанья вам понесла, так она и явилась: спросила господина хэура — ну я и сказала, что вы у себя… А сама страшная такая, бледная как смерть, плащ заляпанный, под глазами синяки, волосы нечесаны — то ли дело у нашей красавицы…

Хэур с размаху опустил стакан на стол, так что вино расплескалось во все стороны, и резким движением схватил хозяйку за руку.

— Дальше! — прорычал он.

Чуть не плача, старушка попыталась освободиться из стальной хватки.

— Да больно же, отпустите! А еще говорят, руки у вас ласковые. Я ж рассказываю: наверху, мол, говорю ей… Ну, она тут же к лестнице — даже спасибо не сказала. А там, видать, поняла, что вы заняты, да и мешать не стала… Я и кружку пива не успела налить, как она скатилась с лестницы: идет — шатается, хрипит, за грудь хватается — я все боялась, кабы прямо тут не померла. Страх один!

Сердце Сигарта так и зашлось. Стало быть, Моав приходила к нему. Но почему?! При ее эльфийской гордости, при всем, что он о ней знал! И особенно после того, как он себя повел! Что-то тут было не так… Его обида вмиг испарилась, о гуре он уже не вспоминал. Его пальцы сжались сильнее.

— Куда она ушла?!

Увидев угрожающие оранжевые огоньки, вспыхивающие в глазах Сигарта, женщина отшатнулась.

— Да не знаю я, куда ушла! Ну, сбежала, значит, и прямиком в дверь, ни здрасьте, ни до свидания — вот и все!.. Да не переживайте вы так сильно — глядишь, не пойдет полосками ваша подружка.

— Какими еще полосками?! Что ты несешь, старая дура?!

— Только то, что сама слышала, — обижено отвечала она, — говорят, когда эльфам худо, их тело идет ранами, вроде надрезов — с кровью горе быстрее выходит. Я, конечно, таких ужасов не видела, но люди ведь врать не станут…

Сигарт тут же вспомнил, что Моав говорила о крови, о ее свойстве принимать в себя эмоции и чувства, и внутри у него все перевернулось. Он должен ее найти, пока не случилось что-то ужасное! Но где теперь ее искать?! Он лихорадочно соображал, но мысли его путались. Неожиданно ему в голову пришла одна идея.

— Знаешь, где ближайший лунный источник, бабка? — быстро спросил он.

— Какой еще источник?!

— Ясно… А кто может знать?

Женщина на мгновение задумалась.

— Да разве что наш ведун — он ведь все знает…

— Так говори скорее, как его найти!!!

Он вскочил из-за стола, перевернув лавку.

***

Хижина ведуна стояла на окраине селенья. Прямо за ней начиналось старое кладбище. У Сигарта всегда вызывала недоумение людская традиция закапывать своих мертвецов. Ну умер кто-то, так отдай ты его воронам или диким зверям, как делали в Серой цитадели — пусть хоть кому-то будет праздник от его смерти!.. Дойдя до дома, Сигарт громко постучал, ветхая дверь застонала под могучими кулаками. Никто не ответил. Он поднял руку, чтобы постучать еще, как вдруг совсем рядом раздалось хриплое покашливание. Хэур вздрогнул. Навалившись на подоконник, из окна рядом с дверью выглядывал старик: его лицо было наполовину скрыто спутанной седой бородой, а глаза скорее напоминали щелочки, спрятавшиеся за круглыми, точно блестящие яблоки, щеками.

— Ну, чего гремишь? Думаешь, легко мне бегать каждый раз к двери — не мальчик ведь уже… Если надо, заходи, не заперто, а нет — так иди себе подобру-поздорову, верно я говорю?..

Сигарт осторожно толкнул дверь и, пригнувшись, вошел. Внутренность домишки состояла всего из одной комнаты, но какой! Чего здесь только не было — по всем стенам с пола до потолка тянулись полки с самыми разнообразными предметами. Большая сушеная ящерица, чучело гура с распростертыми крыльями, котлы и ступки всех размеров, веник ивовых прутьев, косулья ножка, клетка с живыми мышами — это была лишь малая часть того, что предстало перед глазами хэура. Несколько мгновений он стоял перед всем этим, не в силах оторвать взгляд. Раздавшийся из угла старческий голос вернул его к реальности:

— Ну, говори, орел, с чем пришел?

Сигарт обернулся. Ведун сидел с трубкой в руках в плетеном кресле-качалке, таком же ветхом, как и он сам; в нем не хватало многих частей лозы, зато был темно-красный клетчатый плед с бахромой. Старик сунул трубку в рот, качнулся и выпустил колечко дыма.

— Хочу найти лунный источник — тот, что ближе всего, — коротко сказал хэур.

Старик выразительно пожевал губами.

— Эка чего захотел!.. Этого я не знаю, и никто не знает. Остроухие ведь берегут их, как зеницу ока.

Сигарту показалось, что в его голосе скользнула насмешка, но сейчас это не имело никакого значения — только бы найти Моав. Только бы не опоздать. Он решил идти напрямую.

— Мне срочно надо увидеть кое-кого, кто сейчас, возможно, находится у лунного источника.

— А ты уверен, что этот кое-кто хочет, чтобы ты знал, где он? — неспешно поинтересовался старик. — Может, он для того и сбежал от тебя, чтобы ты его не нашел?

— Надеюсь, это не так.

— Надежда — это хорошо… Ну попробуй — глядишь, что-то и получится.

Сигарту вновь показалось, что ведун над ним издевается, но он унял поднимающийся гнев. Старик, кряхтя, встал с кресла и подошел к одной из полок, забитой пучками трав, мешочками и камнями. Трудно было поверить, что в этом беспорядке можно хоть что-то отыскать. Постояв с минуту перед своим скарбом, он, наконец, достал осколок зеркала с тарелку размером и, любовно дохнув на него, протер рукавом.

— Вот, гляди! — сказал он, суя его в руку хэура. — Да ты сядь, сядь — в ногах-то правды нет…

Сигарт сел на шатающийся стул и глянул на то, что дал ему ведун. Старое стекло было до такой степени потемневшим, что он с трудом смог рассмотреть собственное отражение.

— Да тут же ничего не видно, даже меня.

— А ты что, пришел на себя любимого смотреть? — усмехнулся ведун. — Ты бы лучше вспомнил, как выглядит тот, кого ты ищешь — что у него за лицо, одежа какая на нем и все такое прочее… Попроси его отозваться, только по-хорошему, ну а как согласится, подходи потихоньку. Понял?

Сигарт покорно кивнул, хотя как раз понял-то он мало. Он уставился в зеркало, всеми силами пытаясь представить себе хрупкую фигуру Моав в коричневом костюмчике. Неожиданно осколок в его руках словно вырос, тусклое стекло заполнило собой всю стену хижины, черные разводы винными пятнами расплылись по его поверхности. Наконец, Сигарт смог разобрать в зеркале находящиеся рядом с ним предметы. Вот только его отражение почему-то исчезло, да и старика тоже не было…

— Ну как, что видать? — участливо спросил ведун.

— Да что — хибару твою видать!

— А ты откуда хотел идти, с перевала? Давай, открывай дверь и топай, куда тебе надо.

Хэур поднял на него глаза — никак издевается! Но лицо ведуна было на этот раз совершенно серьезным. Сигарт опять послушно впился взглядом в зеркало. Сначала ничего не происходило — Сигарт хотел было снова возмутиться, как в какой-то момент ему почудилось, что комната и ее отражение вдруг поменялись местами — он уже не мог точно сказать, где именно находится. Вроде бы и здесь, а вроде бы одновременно и там, в комнате за зеркалом… Он еще пристальнее уставился в зеркало. Постепенно картинка в нем становилась все более реальной — казалось, стоит протянуть руку, и он сможет потрогать отраженные предметы. В конце концов, видение стало настолько осязаемым, что он не удержался и, потянувшись вперед, осторожно коснулся края стола. Тот был таким, как и положено быть столу — твердым и шершавым. В следующий миг Сигарт с испугом отдернул руку — только что в ней было зеркало, а теперь оно исчезло! Он встал со стула и осмотрелся — вроде все точно так же, как и наяву, даже качалка на месте, только ведуна нет… Хэур вспомнил, зачем пришел — ему надо было найти Моав. Памятуя наставления старика, он еще раз воспроизвел в воображении образ эльфы — перед ним постепенно всплыли синие глаза, прямые волосы, все ее тонкое тело. Странное чувство наполнило Сигарта — он понял, что точно знает, куда идти! Ноги будто сами зашагали к выходу, перенесли его через порог, на улицу…

Ни мгновения не сомневаясь, он быстрым ходом двинулся в сторону пустынного кладбища. За кладбищем начиналось поле, над ним ярко белела половинка растущей луны. Сигарт быстро пересек поле и вошел в лес. Он двигался без тропы, словно по наитию. По его подсчетам, он плутал по лесу около часа. Время от времени ему попадались поляны, залитые тусклым лунным светом, но он не останавливался: что-то подсказывало ему — надо идти дальше, и он шел, ускоряя шаг. Вдруг в просвете ветвей что-то сверкнуло, показалась поляна, лунный колодец, а через мгновенье Сигарт увидел ее. Моав прямо в одежде лежала на мелководье в лунном свете, ее тело билось в мучительных судорогах. Время от времени она пыталась подняться, но, обессиленная, снова падала в воду. Слипшиеся белые волосы закрывали искаженное болью лицо.

Сигарт остолбенел. До него доносился плеск воды, стоны, срывающиеся на хрип и судорожные рыдания. Из-под одежды эльфы струились полоски крови, окрашивая воду алыми разводами. Она лепетала что-то на эллари, протягивала руки к холодной луне, как будто прося помощи, но в следующее мгновение таинственная боль снова валила ее в озеро. Силы покидали эльфу. Наконец, она уже не смогла даже подняться — лежа в серебристой воде колодца, только тихо стонала и вздрагивала всем телом, как раненый зверь.

Сигарт не мог отвести глаз от ужасной сцены. Значит, вот что такое «взять на сердце»! Вот почему Моав говорила, что даже смерть лучше этих мук. Неужели это из-за одного легкомысленного поступка?! Он проклинал себя, он готов был сделать все что угодно, только бы она не страдала. Он бросился к ней в жгучем стремлении помочь, но эльфа стала резко отдаляться от него. Чья-то рука словно волокла Сигарта назад сквозь лес с огромной скоростью. Промелькнули деревья, поле, пролетело мимо кладбище, хлопнула дверь…

Тяжело дыша, он рухнул на стул — в руках у него было зажато зеркало. Дикими глазами он смотрел на его поверхность, но в ней отражалось лишь его, полное ужаса, лицо. За его плечом стоял ведун.

— Ну как, все видел? — спросил он.

Сигарт рывком поднялся, сунул стекло в руки старику; его собственные руки при этом дрожали крупной дрожью.

— Мне надо бежать! — задыхаясь, сказал он.

— Вот уж что верно, то верно…

Хэур сделал порывистый шаг к двери, и вдруг спохватился.

— Мне нечем тебя отблагодарить…

Старик махнул рукой — Сигарту показалось, что он чем-то взволнован.

— Да беги уже, беги… Совсем девочку заморил, изверг! И не жалко тебе, а? Дите ведь еще.

У хэура душа так и ушла в пятки. Не говоря ни слова, он выскочил из хижины, обернулся рысью и огромными прыжками что есть духу помчался в сторону леса.

Когда он достиг поляны, луна клонилась к горизонту. В ее неверном свете он увидел колодец и темную фигуру в нем. Он быстро принял обычное обличье; выхватив Моав из воды, он стал прижимать ее к себе, осыпая поцелуями ее мокрое лицо, волосы. Он не знал, что сделать, чтобы прекратить ее муки. На мгновение ему показалось, что она не дышит — слезы отчаянья подступили ему к горлу. Это он убил маленькую нежную эльфу, которая пела прекрасные песни! Сам того не заметив, смял хрупкий цветок, раскрывшийся перед ним! Вдруг ресницы Моав вздрогнули, она судорожно вдохнула и, застонав, открыла глаза, посмотрела на хэура. Ее взгляд был измученным и тусклым, как у больного, страдающего смертельной болезнью.

— Это ты… — прошептала она, не то удивляясь, не то умоляя о чем-то.

Два коротких слова, они обрушились на Сигарта, как снежная лавина, как что-то огромное, необоримое и непостижимое. Ему показалось, его сердце вот-вот разорвется от парализующего ужаса. Охваченный нахлынувшими чувствами, он схватил эльфу и накрепко прижал к своей груди, словно спасая от кого-то.

— Все хорошо, моя маленькая! Все хорошо… — сбивчиво шептал он, глядя перед собой дикими глазами и не зная, что еще сказать — все слова как будто разом выветрились у него из головы.

Рывком он поднялся на ноги и быстро понес свою драгоценность к берегу. Положив голову эльфы себе на колени, он снял жилет и обернул вокруг маленького тела. Измученное личико Моав скривилось, в следующую минуту она расплакалась, громко и надрывно, не скрывая своих слез — слез облегчения и усталости после уже закончившегося, но еще живого в памяти страдания.

Глава 6. Последний приют перед горами. Слежка продолжается

С этого дня хэур больше не пытался бороться с собой — он чувствовал себя как пловец, подхваченный бурным потоком: оставив всякое сопротивление, он отстраненно наблюдал, куда его вынесет течением. Он уже даже не интересовался природой своих эмоций — видя радость в глазах эльфы, он сам становился счастливым, и этого было достаточно.

Май выдался по-летнему жарким. Казалось, солнцу не терпится напоить землю своим теплом. Рысий мех Сигарта стал более темным и коротким, как у всех хищников, живущих в краях, где времена года резко сменяют друг друга. Его звериное обличье больше не внушало Моав страха — наоборот, оно повергало ее в совершенный восторг. Она любила наблюдать, как он охотится — Сигарт чувствовал, что она испытывает восхищение перед его силой, как перед чем-то, что было ей не только не свойственно, но даже противоположно по сути. Но больше всего она любила погружать тонкие пальцы в шелковистую рысью шерсть, и еще непонятно, кому это доставляло больше удовольствия. Иногда, в моменты особо хорошего настроения Сигарт без причины оборачивался рысью и начинал наматывать круги вокруг смеющейся эльфы, давая выход своей радости — радости просто от того что он живет на свете. Выдохшись, он сворачивался клубком у ног Моав, клал огромную голову ей на колени и блаженно урчал, пока она трепала его за украшенные кисточками уши. Такие мгновения были одними из самых счастливых в жизни обоих.

Одинаково привычные к темноте, они путешествовали теперь то днем, то ночью — в предгорьях люди практически не встречались, так что можно было не опасаться незваных гостей. К тому же ночи стояли такие теплые, что мало чем отличались от дня, разве что дышалось легче и свободнее. И еще в них была тишина — особая, словно выжидающая чего-то тишина весеннего леса, в которой громко и ясно рассыпалась томная песня соловья. Сигарт еще много раз вспоминал ни с чем не сравнимую прелесть этих лунных ночей, теплых и тихих, полных пьянящего аромата жасмина и дикой черемухи; в такие ночи кожа Моав казалась особенно свежей и приятной, когда она, изнемогая от неги, прижималась к нему всем своим тонким телом. Лежащая рядом с ним в лунном свете, она казалась ему каким-то нереальным существом, феей, сошедшей с белого луча. Порой ему даже не верилось в то, что все это происходит действительно с ним: столько лет он бродил по разным землям и ни разу — ни разу! — с ним не произошло ничего, о чем стоило бы вспоминать. Теперь же всего за несколько лун его жизнь круто изменилась. Да что там говорить — изменился он сам. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким странно-счастливым… и таким уязвимым. Каждое слово Моав, каждый ее взгляд приобретали для него особый смысл. Он всеми силами пытался уловить ее желания, сделать ей приятно, и в благодарность за это она отдавала ему всю свою молодую страсть, так и не доставшуюся верно любящему ее солнечному эльфу…

Тем временем горы подступали все ближе — до Милданаса оставалось не больше двух дней пути. Лиственные леса уступили место ельникам и кедровникам, которые, на радость Сигарту, были полны непуганой дичи. Ближе к лету в лесу появились и грибы. Моав охотно собирала их по дороге, так что к концу дня ее сумка была битком набита ими. Вечерами они готовила их десятком разных способов; очень скоро хэур приучился к этой пище — грибы хорошо утоляли голод, а по вкусу немного напоминали мясо.

Теперь путников почти постоянно сопровождал глухой рокот — это шумела река, текущая с перевала. Вскоре они вышли к ее берегу — от одного края до другого тянулся подвесной мост, за ним виднелось нечто, напоминавшее миниатюрный форт. Так выглядел последний островок человеческого жилья — большой постоялый двор, крайний на пути к перевалу.

С первого взгляда стало ясно, что жизнь его хозяев не слишком сладка. А чего еще ждать в такой глуши! Несколько мощных домов были окружены высокой стеной из тесаных бревен, в загородках во дворе, блея, топталось целое стадо упитанных овец — продукты здесь не купишь, приходится рассчитывать только на свое хозяйство.

Некоторое время Сигарт недоверчивым взглядом осматривал это укрепление, затем, поморщившись, предложил:

— Может, н?у его?.. Здесь, наверное, полно всякого сброда, а я не горю желанием выяснять отношения с людьми. Тем более, до Милданаса уже рукой подать — под ним и заночевали бы…

Моав ласково взяла его под руку, ее лицо приняло жалобное выражение.

— А я так мечтала о ванне! — с душераздирающей тоской проговорила она.

Сигарт вздохнул и направился к мосту, эльфа радостно побежала за ним. Перейдя через мостик, они очутились перед едва заметной калиткой. Сигарт громко постучал кулаком. Некоторое время ничего не происходило, затем скрипнул засов. Хозяйка, угрюмая женщина без возраста и настроения, выглянула из-за двери, но полностью открывать ее не стала.

— Вам чего? — недружелюбно вопросила она.

— Нам бы переночевать, — сказал Сигарт, — да поесть чего-нибудь.

— А деньги есть? Я, конечно, понимаю, что вы в жилете, но у нас здесь свои порядки…

Хэур хотел было поставить ее на место крепким словом, но Моав не позволила.

— Есть, не переживайте, — поспешно отозвалась она, доставая из кармана мешочек.

Женщина нехотя открыла дверь и, даже не глянув на путников, зашагала к стоящему в глубине двора дому. Моав и Сигарт послушно двинулась за ней.

Совсем скоро они смогли убедиться в том, что эта внешняя суровость была лишь вынужденной мерой безопасности — мало ли разбойников шастает по Бурым горам. Убедившись же, что постояльцы при деньгах, хозяйка подала такой ужин, какого они не видали с тех пор, как покинули Имран, ну а чтобы окончательно покорить путников, предложила горячую ванну. Радости Моав не было предела — на протяжении всего ужина она предвкушала столь редкое в пути удовольствие, а едва доев, торжествующе проследовала за служанкой.

***

Плескалась она долго. Когда же, наконец, вышла, свежая, разрумянившаяся, пахнущая душистым мылом, то выглядела счастливейшей из смертных. С блаженным выражением на порозовевшем лице, помахивая полотенцем, она направилась в жилье, которое дала хозяйка.

Их комнатенка была под самой крышей. Потолок сходил на нет к стене, а единственное окно было подозрительно похоже на чердачное. Однако постель была свежей, пол чистым, так что даже непритязательность обстановки не смогла испортить праздник эльфе. Она запрыгнула в кровать и с наслаждением потянулась на прохладной хрустящей простыне.

Через некоторое время в дверях показался растрепанный и недовольный Сигарт — не желая отставать от эльфы, он тоже решился на ванну. В полученной от хозяйки белой рубахе и штанах он был похож на привидение: его одежду забрала служанка, чтобы постирать, и это несколько тревожило подозрительного хэура. Глядя на его растерянную фигуру, такую огромную в тесной комнате, Моав не смогла сдержать улыбки. Она отогнула край толстого одеяла и кивнула. Дважды просить Сигарта не пришлось — быстро сбросив непривычное одеяние, он с поразительной ловкостью юркнул к Моав. Немного поборовшись с пуховым одеялом, он, наконец, нашел затерявшееся в нем хрупкое тело.

— Ну вот, я теперь почти как эльф, — довольным тоном сказал он, — по крайней мере, я уже точно не пахну, как дикий зверь.

— Да, теперь ты пахнешь как вымытый дикий зверь!

— А ты — как букет ландышей, сваренный в супе! — с притворно обиженным видом заявил Сигарт.

— А почему в супе?!

— Не знаю, наверное, просто суп за ужином был вкусный…

Смеющимся клубком из тел и одеяла они покатились по кровати. Наконец, хэуру удалось одержать победу — с гордым видом он прижимал тяжело дышащую эльфу за плечи.

— Тебе не спастись от хищных когтей рыси, остроухая!

— Ты на себя посмотри!

Она ловко вывернулась из сильных рук и как кошка прыгнула хэуру на спину, повалив на постель; тот с рычанием кувыркнулся в сбитых простынях. Оба предавались этой игре радостно и самозабвенно, ибо так редки были мгновения их беззаботного счастья — счастья без ссор, обид и подозрений…

— Все, я сдаюсь на милость победителя, и пусть его кара будет справедливой! — с притворной покорностью заявил Сигарт.

— Кара будет столь же ужасна, сколь и преступление, — с нарочитой серьезностью заявила Моав. — Тебе придется поцеловать противную упрямую эльфу.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь приглушенным шорохом свежего белья. Сигарт долго и томно целовал Моав, терся щекой о душистую кожу, нежно гладил каждый изгиб ее стройного тела. В его могучих объятьях она казалась тонкой и гибкой, как рыбка — его большая рука закрывала едва ли не половину ее спины. Отпустив ее, наконец, он осторожно поцеловал белый шелковистый живот, вздрогнувший от его прикосновения.

— Твоя кожа на вкус как сладкий миндаль, — произнес он, поднимая голову и нежно глядя на эльфу.

— Как что? — рассмеявшись, удивилась она.

— Сладкий миндаль, я пробовал его в одном городе. Это такие съедобные косточки — очень вкусно, — смутился Сигарт, испугавшись, что как всегда что-то напутал.

— Не знала, что рыси едят сладкий миндаль, — Моав ласково пригладила растрепавшиеся волосы хэура. — Похоже, я еще многого о них не знаю.

Она подставила губы для поцелуя, и в комнате снова стало тихо. Неожиданно Сигарт отстранился от эльфы — серые глаза глянули на нее серьезно.

— Скажи, ты смогла бы быть счастлива здесь?

Она помолчала, глядя на него, потом произнесла изменившимся голосом:

— Ты никогда раньше не говорил о счастье…

— Я много чего не делал раньше. Но ты не ответила — ты могла бы чувствовать себя счастливой, живя в этой комнате?

На какой-то миг Сигарту показалось, что лицо Моав омрачилось. Но затем она вся изогнулась и, обеими руками обхватив его за шею, крепко-крепко прижалась к нему.

— Да, да! — страстно зашептала она, — я уже счастлива, разве ты не видишь.

Тронутый ее искренностью, Сигарт порывисто обнял ее. Ему казалось, что вся сладость мира заключена в этом принадлежащем ему маленьком теле, которое он вновь и вновь покрывал поцелуями. Как часто он потом вспоминал эту безмятежную ночь…

Насытившись любовью, хэур блаженно вытянулся в теплой постели, голова эльфы лежала у него на груди. Он был абсолютно счастлив. Счастлив незамутненным счастьем первой любви, так поздно и непостижимо появившейся в его жизни. И пока судьба ковала свои цепи и ножи, он жадно ловил каждое мгновение, проведенную с Моав, всем телом впитывая ее вкус и запах, запоминая цвет васильковых глаз. Что бы ни случилось впереди, этой тихой ночи у них уже никому не отнять. Пальчики притихшей веллары чертили на широкой груди хэура замысловатые узоры, а голова мерно поднималась в такт его спокойного дыхания. Заканчивалась весна.

***

Пребывание в предгорном поселении так и осталось бы одним из самых светлых воспоминаний для обоих, если бы не мелкое досадное происшествие, случившееся на следующий день. Решив поднабраться сил перед восхождением на перевал, эльфа и хэур остались еще на денек — обстановка была на удивление тихой и спокойной, а высокий забор позволял в кои-то веки поспать спокойно, не вскакивая от каждого шороха. Однако к вечеру все изменилось.

Еще засветло на улице послышались громкие голоса, смех, звон оружия. Сигарт выглянул в окно как раз вовремя, чтобы понаблюдать, как через калитку маршем проходит отряд вооруженных людей. Все они выглядели усталыми, как после долгого перехода. На воинах были рыжие куртки и такого же цвета штаны, некоторые из них носили остроконечные шапки из лисьего меха, другие были вовсе без шапок: в целом — ничем не примечательный отряд людских воинов…

Стоило солдатам войти в дом, как тут же начался гам, обычный для большого сборища голодных мужчин. Тишины как и не бывало. Пришедшие заняли почти все лавки, из обычных постояльцев в каминном зале осталось лишь несколько человек — притихшие, они сидели в углу под стенкой. Тем временем воины громко требовали ужина и вина, каждый кричал что-то свое, голоса сливались в невообразимый гул, в котором невозможно было разобрать ни слова. Хозяйка с тремя служанками едва успевали подавать еду, захмелевшие солдаты то и дело норовили ущипнуть кого-то из девушек.

Постепенно шутки становились все более непристойными, взгляды — осоловевшими, за некоторыми столами уже горланили песни. Вероятно, этим бы они и ограничились, если бы в самый разгар веселья на лестнице не появилась Моав. Солдаты разом обернулись на нее, речи оборвались на полуслове. Да и было чему удивляться — лунные эльфы всегда были редкостью в Галлемаре. В относительной тишине она прошла к единственному незанятому столу и спокойно села. Вдоволь поглазев на эльфу, воины снова принялись за еду и питье, веселье возобновилось.

Больше всех налегали на вино за одним из столов, он стоял почти вплотную к тому, за которым сидели единственные, кроме Моав, постояльцы не из числа новоприбывших. Один из них уже некоторое время тихо беседовал с особо разбушевавшимся солдатом в съехавшей набекрень лисьей шапке и даже успел угостить того несколькими кружками пива. Осушив последнюю, захмелевший вояка кивнул и с грохотом встал из-за стола. Менее пьяные товарищи пытались усадить его на место, но он вырвался из их рук, поправил головной убор и развязно двинулся в сторону Моав. За ним поднялись еще несколько воинов — видно, чтобы поддержать друга.

— Скажите, пожалуйста — лунные красавицы разгуливают средь бела дня! Может, составить тебе компанию, куколка? — криво улыбнулся он, упершись руками в стол, где сидела эльфа.

Подошедшие товарищи встали за его спиной. Моав не пошевелилась. Никто из людей не решился бы связываться с лунным эльфом один на один, но сейчас их было много, и они были пьяны. Веллара смерила компанию быстрым взглядом. Солдат снова поправил съехавшую на глаза шапку.

— Я слышал, эльфочки диво какие мягкие на ощупь! — прогнусавил он, с трудом отрываясь от стола и прислоняясь к деревянному брусу, поддерживающему крышу — ноги не слишком слушались его. — Надо проверить — вдруг это все вранье!

Он не успел договорить — нож с характерным звуком вонзился в брус прямо перед его лицом.

— Боюсь, тебе придется поверить на слово, — спокойно проговорил подошедший Сигарт, выдергивая клинок из дерева.

Пьяный оторопело уставился на него.

— Вот уж никогда не видел, чтобы волчьи жилеты с эльфами шашни водили! — неосторожно ляпнул он.

— А чтобы они отрезали языки тем, кто не умеет держать их за зубами — такое ты видел?

Сигарт неспешно повернулся к не в меру смелому солдату, но тот понял свою ошибку — едва взглянув на хэура, он с видом испуганного индюка бросился к двери. Моав быстро подскочила к кейнару.

— Оставь его — он пьян! Он не знает, что говорит!

Сигарту показалось, что в темноте под стеной мелькнула знакомая одежда — он уже видел такую в Имране… Он нахмурился — тогда эта встреча закончилась четырьмя смертями. И все же он решил выждать.

Вскоре подали еду. Ужиная, Сигарт время от времени посматривал на подозрительных постояльцев в углу. Они вели себя тихо, и, тем не менее, давно забытое чувство близкой опасности пульсировало в венах хэура. Моав же, наоборот, совершенно успокоилась и теперь с аппетитом поглощала запеканку.

Ужин прошел спокойно. Напуганный Сигартом солдат вскоре осторожно вернулся за свой стол и до конца вечера сидел там тише воды, ниже травы. Эльфа тем временем покончила с запеканкой и, сонно потянувшись, поднялась с лавки. Рука Сигарта неожиданно схватила ее за локоть, заставив пригнуться к столу. Моав удивленно посмотрела на хэура.

— Думаю, будет лучше, если мы уйдем, не дожидаясь утра, — тихо сказал он.

Серые глаза внимательно следили за каждым движением в комнате.

— А почему?

— Кажется, мы здесь кое-кому небезразличны, и мне это не нравится. Точнее не мы, а ты — уж больно знакомый вид у вон тех троих. Думаю, это они подпоили того горлохвата…

Он указал глазами на дальний угол зала. Его беспокойство передалось эльфе, она вмиг насторожилась и, стараясь не привлекать внимания, посмотрела по сторонам.

— Ты уверен, что тебе не почудилось?

— Уверен или нет, а будет глупо убедиться, что ты был прав, когда худшее уже сбудется.

Не согласиться с правильностью аргумента было трудно. Моав чуть заметно кивнула, пальцы хэура отпустили ее.

— Значит так, ты уходишь через черный ход — он на кухне… Пусть думают, что ты пошла за добавкой или еще за чем, а я заберу вещи и встречу тебя за калиткой.

Моав одними глазами выказала согласие и направилась к лестнице. Хэур исподлобья следил за ее действиями. Дойдя до ступенек, она взялась за перила, затем остановилась и стала поправлять курточку. Вдруг из ее кармана выпало большое красное яблоко и покатилось в сторону кухни — эльфа бросилась за пропажей и скрылась за дверью. Все произошло настолько естественно, что никому б и в голову не пришло заподозрить неладное. Выждав, Сигарт взял со стола кувшин с вином и вместе с ним вразвалку проследовал на второй этаж.

Ночь они провели в кедровнике, в часе ходьбы от постоялого двора. Ночевать на душистой сухой хвое было даже приятнее, чем на постели. Следующий день оказался еще теплее, чем предыдущий — с самого утра уже было жарко, как днем. Моав лениво плелась за Сигартом, то и дело отмахиваясь от докучливых насекомых. Дело шло к полудню. Воздух казался густым от повисшего в нем терпкого аромата хвои, зеленые ветви кедров не пропускали солнечных лучей, лишь время от времени попадались небольшие полянки, усеянные пятнами света. На одной из них Моав остановилась и с усталым видом опустилась на землю у могучих корней.

— Может, остановимся здесь, отдохнем, а завтра выйдем пораньше, а? — умоляющим голосом произнесла она. — Тогда мы как раз успеем преодолеть перевал до наступления темноты…

Сигарт улыбнулся.

— Сразу видно, что ты переходила Милданас летом. Ведь так?

Она кивнула.

— А сейчас только конец мая — в горах еще почти зима, снега по уши. Мы в любом случае не пройдем его за день — придется ночевать в снегу. Переночуем, на завтра к обеду придем в Риан, и может, даже еще успеем немного пройти — я не хочу останавливаться в Серебристом лесу. Лучше уж дрыхнуть на снегу, чем там! — Сигарт состроил недовольное лицо. — В общем, сегодня дойдем куда сможем, а там видно будет…

Пройдя еще часов пять, путники разбили лагерь — это была последняя ночевка перед восхождением.

Глава 7. Путь в снегах

Вышли рано утром, как и договаривались. Некоторое время продолжали идти через кедрач, перемежающийся березками, затем лес закончился, уступив место поросшим травой склонам; на них кое-где ютились кривые деревца. Сигарт указал эльфе в сторону странного места на склоне — тонкие стволы берез здесь росли не вверх, а вбок, как будто стелясь по земле. Верхушки деревьев все как одна были обращены вниз по склону — казалось, их причесали огромной расческой.

— Здесь сходят лавины, — объяснил он. — Зимой снег собирается высоко в горах, а потом не выдерживает собственного веса, срывается с огромной высоты и несется вниз, как по желобу. Оттого они так странно и растут.

Моав со страхом посмотрела на искалеченные деревья, упрямо цепляющиеся за жизнь. На нежных ветвях ярко зеленели пучки глянцевых молодых листьев: изломанные постоянными лавинами, березки тянулись к солнцу, несмотря ни на что… Вскоре в ложбинах забелели первые снежники — осколки прошедшей зимы, все еще противящиеся солнечным лучам. По мере подъема пятна снега попадались все чаще, а воздух становился сухим и холодным. Трава закончилась совсем, начались каменистые осыпи-морены — предвестники ледника. Миллионы лет ледяная громада теснила породу, словно гигантский язык, пока теплый климат не заставил ее отступить обратно вглубь ущелья. Теперь на многие лиронги тянулись эти сыпучие валы — память о том, что когда-то здесь было царство льда.

Наконец, исчезли и камни — путники ступили на ледник. Гордо и величественно сползал он с перевала, то тут, то там зияли бездонные трещины, волнистая толща льда вздымалась, подобно мышцам огромного спящего монстра. На фоне бескрайнего ледяного пространства фигуры эльфы и хэура казались несоразмерно маленькими — мощь ледника подавляла их своей первобытностью, заставляя невольно понижать голос. Сначала снег был плотным и слежавшимся, однако чем дальше, тем он становился все более рыхлым — здесь еще совсем недавно бушевал снегопад. Теперь путешественники шли гораздо медленнее, им приходилось тропить себе дорогу в глубоком снегу, но Сигарту это даже нравилось: как и все хэуры, он ненавидел жару и сейчас радостно вышагивал по сугробам, выдыхая целые облака пара. Большую часть времени он проводил в обличье рыси — широкие кошачьи лапы не проваливались в снег, а густой мех защищал лучше любого плаща. Время от времени он бросался в сугроб и начинал кататься в нем, радостно визжа и разбрасывая комья снега.

Моав же вовсе не разделяла этой рысьей идиллии — в отличие от кейнара, она дрожала всем телом, тщетно пытаясь закутаться в волчью жилетку, которую он ей отдал. Снег доходил малышке чуть ли не до пояса, и ей было очень тяжело пробираться вперед — шаги Сигарта были для нее слишком широкими, поэтому ей приходилось прокладывать путь самостоятельно. Наконец, она совсем выбилась из сил. Непослушными от холода губами она окликнула хэура: тот подбежал к ней и ужаснулся — как он мог так забыться. Он быстро принял свой обычный вид.

— Я больше не могу идти, — прошептала эльфа. — Давай вернемся.

— Нет, — возразил хэур. — Лучше остановимся здесь, может, даже заночуем, а потом пойдем дальше. Мы и так уже порядочно протропили.

И он снова обернулся рысью. Моав растерянно оглянулась по сторонам, пытаясь понять, как можно провести ночь в таких условиях — вокруг не было ничего кроме снега. Но Сигарта это, похоже, вовсе не смущало. Походив немного вокруг, он выбрал место и тут же стал копать снег лапами. Вскоре небольшая пещера была готова; из узкого входа в нижней части этого сооружения выглянула запорошенная снегом рысья голова. В повторном приглашении Моав не нуждалась — она легла на живот и быстро залезла внутрь. Свернувшись калачиком под теплым мохнатым боком Сигарта, она, наконец, перестала дрожать и вскоре уснула.

К вечеру начался мороз, снег покрылся колючей наледью, а в вырытой хэуром пещере было хорошо и уютно. От теплого дыхания стены покрылись твердой коркой льда — это мешало снегу падать внутрь, и помогало сохранять тепло. Сигарту не спалось. Он осторожно пошевелился и взглянул на Моав — она пригрелась и теперь дышала ровно и спокойно. Стараясь не разбудить ее, хэур осторожно вылез из укрытия на снег. Его всегда завораживало холодное величие гор — мертвое, жестокое и в то же время щемяще прекрасное. Сколько раз он уже переходил снежные перевалы и все не уставал любоваться их красотой. Немного отойдя от пещеры, он уселся прямо на снег и задрал голову. Ему нравилось сидеть в горах вот так, ночью, когда звуки дня умирают, и становится слышно, как звенит от мороза воздух. А какими близкими кажутся здесь звезды… Кошачий силуэт четко выделялся на фоне голубоватого снега, над ним опрокинутым черным куполом высилось небо, усеянное миллионом светящихся точек. От холода они мигали, точно живые — хэуру казалось, будто они знают, что он наблюдает за ними, а может быть, даже смеются над ним. Ну и пусть себе смеются, лишь бы не исчезали! Он еще некоторое время смотрел, как звездное небо совершает свой вечный оборот, затем поднялся и, последний раз глянув вверх, исчез в пещере.

Посреди ночи он проснулся — ему показалось, что снаружи потеплело. Снег внутри пещеры слегка подтаял, стенки стали мокрыми и рыхлыми, с них капала вода. Хэур высунулся из укрытия — над поверхностью снега гулял небольшой ветерок, звезды стали туманными и бледными. Недовольный, Сигарт залез обратно — только бы не оправдались его предчувствия…

***

Моав проснулась бодрая и полная сил. Она села на полу пещеры и потянулась. Через мгновение в пещеру заглянул Сигарт — его лицо было мрачным, спутанные волосы — все в снегу. Отряхнувшись, он залез к эльфе.

— Доброе утро, моя радость! Хотя, что в нем доброго — ума не приложу.

Моав снова сладко потянулась.

— А что такое?

— А ты выгляни.

Она подползла к выходу, высунула голову и ахнула. Казалось, весь мир вокруг в одну ночь исчез — его застилала сплошная белая пелена из кружащихся в воздухе снежных хлопьев. Одинаково белые, небо и земля смешались, так что уже нельзя было понять, где заканчивается одно и начинается другое. Моав быстро залезла обратно — ее голова была покрыта солидным слоем снега.

— Что же нам делать?

— Да что делать — идти надо, — спокойно ответил хэур, зачерпнул пригоршню снега и пожевал ее. — Раньше выйдем, раньше перевалим; раньше перевалим — раньше согреемся. Внизу, наверное, льет дождь, но это и то лучше, чем снег — так что давай, вылезай, я жду тебя снаружи.

Однако сказать это было куда проще, чем сделать. За ночь метель успела намести глубокие сугробы — несмотря на все рысьи ухищрения даже Сигарт проваливался в них по брюхо. Эльфу же и вовсе было почти не видно из-за снежной каши: увязая в снегу, она еле продвигалась вперед. Снегопад усиливался с каждой минутой. Крупные лохматые хлопья застили глаза, так что путники едва могли видеть друг друга, густой снег мгновенно заметал следы. Через некоторое время к этому прибавилась еще одна проблема — несмотря на то, что мороз немного уменьшился, оба промерзли до костей. Возросшая влажность зябким холодом пробиралась даже под густой рысий мех, не говоря уже о легкой одежде эльфы. Вокруг было удивительно тихо — снег поглотил все звуки. Слышно было лишь тихий, с похрустыванием, шелест — это снежинки падали, укладываясь пушистым ковром. Внезапно глухую тишину разорвал оглушительный грохот, как будто совсем рядом что-то взорвалось. Эльфа испуганно рванулась к Сигарту, успевшему принять свое обычное обличье. Хэур инстинктивно прижал ее к себе, защищая.

— Что это?! — прошептала она.

— Лавина, — мрачно ответил он. — Иди прямо по моим следам, никуда не отходи — это опасно.

Последние слова были лишними, даже если бы Моав захотела, она вряд ли смогла бы куда-то пробраться. Теперь они шли медленнее — хэур то и дело останавливался, вслушиваясь в полную скрытых опасностей тишину, но все было спокойно. Белое молоко обступало путников со всех сторон, ощущение пространства почти пропало — даже Сигарт уже не мог сказать точно идут ли они вверх или вниз.

Они прошли совсем немного, когда Моав снова попросила сделать привал. Сигарт сел рядом с ней и стал растирать своими большими руками замерзшие ладошки эльфы. Время от времени он бросал на нее внимательный взгляд, и с каждым разом его лицо становилось все более безрадостным. Он вдруг почувствовал, что и сам начинает замерзать. Обернувшись рысью, он бегом описал несколько кругов по снегу. Кровь быстро разогналась по венам, тут же стало теплее. Он подбежал обратно к Моав — эльфа уже ничего не говорила, лишь дрожала, сжавшись в комок. Поднявшись, она попробовала было пройти по рысьим следам Сигарта, но тут же увязла в глубоком снегу. Силы покидали ее, хэур понял, что долго она не продержится. Он подошел к ней и лег, вытянувшись на снегу. Она удивленно посмотрела на него, Сигарт кивнул мохнатой головой себе за плечо. Поняв его идею, Моав осторожно взобралась на пушистую крапчатую спину и схватилась окоченевшими пальцами за густую шерсть на загривке.

Так не путешествовал еще ни один эльф. Огромными прыжками хэур мчался сквозь снегопад, неся свою почти невесомую ношу, звериное чутье точно указывало ему направление. Припав всем телом к кейнару, Моав уже не подавала признаков жизни, просто держалась изо всех сил и прятала лицо в пятнистой рысьей шерсти. Так они добрались до перевала; правда, понять, что это был перевал, Сигарт смог лишь по тому факту, что бежать стало легче — склон уходил вниз. Снегопад постепенно редел, сквозь него уже можно было разобрать очертания скал. Вскоре он прекратился совсем. Спуск с Милданаса оказался куда легче, чем подъем — удерживая равновесие сильными лапами и взвивая за собой вихри снега, хэур скользил вниз, как на санях. Благодаря этому меньше чем через час оба уже были на границе ледника. Моав медленно подняла голову и открыла глаза.

Глава 8. Неожиданные открытия, к которым может привести недружелюбный прием

Точно разделяя радость путников, погода резко установилась. Снегопад прекратился, в разрывах среди туч показалось солнце. Снег на леднике искрился в его лучах, заставляя горовосходителей щуриться. Прямо перед ними, внизу, бескрайним ковром расстилался лес, его листва сияла на солнце необычным светло-серым цветом. Серебристый лес… Моав чуть неуклюже спрыгнула с пушистого бока хэура, расправила замерзшие руки. Побелевшее от холода лицо постепенно приобретало свой нормальный цвет. Отряхнувшись, Сигарт принял человечий облик.

— Приехали, — объявил он и тоже потянулся. — Почти без потерь.

— Это все благодаря тебе, — все еще ежась, с улыбкой заметила эльфа. — Ты, как обычно, спас мне жизнь.

Хэур сделал вид, что не услышал это замечание. Сделав серьезное лицо, он констатировал:

— Итак, мы почти у цели — осталось спуститься, и мы на тропе.

— Давай пойдем через лес, — попросила вдруг Моав, — мне не хочется лишний раз встречаться с твоими братьями — вдруг кто-нибудь из них как раз топает по дороге… Не все хэуры такие, как ты.

Она робко улыбнулась, однако лицо Сигарта вдруг приняло каменное выражение.

— Ну уж нет! — решительно запротестовал он. — Туда я не ходок! Слышал я про этот лес — ничего хорошего. Ни одна рысь в здравом уме не сунется в эти заросли. Там пропал не один хэур, а что с ними случилось — никто не знает.

— Все зависит от того, с какими намерениями ты идешь, — не сдавалась Моав. — Если у тебя в мыслях нет ничего плохого — лес не тронет тебя. Его магия — лишь защита. К тому же, так будет быстрее — прямо за Мермином ты сможешь свернуть к Озеру.

— Мермин, Мермин… — пробормотал хэур, точно что-то перебирая в памяти. — Там еще живут такие полоумные твари, появляющиеся не пойми откуда?..

Моав нахмурила белый лобик, отчего тут же стала похожа на не в меру серьезного ребенка.

— Ну да, сильфы! Только я не вижу в них ничего полоумного, просто они живут не совсем так, как мы. Они — маги воздуха, они научились перемещаться с помощью него, вот и все… И вообще, нам вовсе не обязательно встречаться с ними, мы ведь можем пойти в обход Мермина.

Она стушевалась и опустила взгляд, но Сигарт, к счастью, не обратил на это внимание — его занимал совершенно другой вопрос.

— А правда, что они рождаются из деревьев? — оживился он.

— И да, и не нет — деревья только вынашивают сильфов, а зачинают их матери. К тому же, это не обычные елки или клены, а элефты — великие матери леса.

— Здорово они придумали: отдал детеныша какому-то дереву и никаких проблем!

— А то, можно подумать, у хэуров на этот счет одни проблемы, — не упустила случая поддеть своего друга Моав. — Ты вот, например, знаешь, где твои детеныши, и есть ли они вообще?

Сигарт смутился.

— Меня никогда не посылали…

— Куда не посылали?

— Ну, к этим… к хэурит. Видно, Гастар счел меня недостойным. Невелика потеря — о них говорят, будто они толстые и волосатые!

Не найдя, что ответить, Моав лишь покачала головой. Сигарт некоторое время постоял, нахмурившись, затем махнул рукой.

— Ладно, идем через лес, а то и вправду попадешься в рысьи лапы — что мне потом с тобой делать? Жаль только, что не удастся поесть на постоялых дворах — вдоль дороги их столько, и везде такая вкусная жареная дичь. Гномы готовят, не кто-нибудь…

***

Вскоре они вошли под густую лесную сень. Сигарт еще никогда не заходил так глубоко в Серебристый лес — обычно рыси делали крюк в обход леса и шли вдоль берега Кайд-Ириля, или «мутной воды» — небольшой речушки, берущей начало с Милданаса. Через много лиронгов она впадала в огромный бурный поток — Айлит-Ириль — «белую реку», с грохотом сбегающую с западных склонов Бурых гор. Продолжая идти вдоль ее берега, хэуры добирались до моста, к которому подходила дорога из Рас-Сильвана: ее построили еще в те времена, когда отношения между эллари и хэурами не были столь напряженными. Ну а от переправы уже было совсем недалеко до Сиэлл-Ахэль. Теперь же по вине Моав Сигарту предстояло углубиться в самое сердце волшебного леса, древнего и загадочного, шелестевшего своими кронами в этих землях задолго до того, как на них появились двуногие существа.

Чутье не обмануло хэура. С тех пор, как они спустились с перевала, он уже успел десять раз пожалеть, что в очередной раз послушался эльфу — лес, где рысь чувствует себя гостем, лучше обходить стороной! Первый раз в жизни он ощущал себя не хищником, а добычей: ему постоянно казалось, будто за ним наблюдают десятки глаз, и наблюдают не слишком дружелюбно. То тут, то там раздавались странные шорохи, доносящиеся до Сигарта неизвестные запахи заставляли его постоянно быть начеку. Да что он! — Даже Моав, и та притихла, и все время тревожно осматривалась.

— Тебе, как я погляжу, тоже здесь нравится, как у медведя в берлоге, — едко бросил Сигарт в ее сторону.

— Да нет, — возразила она, — я всегда любила этот лес, очень! Вот только переживаю, как на нас отреагируют сильфы… Хотя в само селение мы заходить не будем, но они могут встретить нас и в лесу. Вообще-то они безмерно гостеприимные, но до меня доходили слухи, что в последнее время к ним все чаще захаживают гарвы, поэтому вполне они могли стать менее радушными.

— Интересно, что здесь понадобилось гарвам?

— Они приходят за соком элефт, — объяснила эльфа. — Он обладает огромной магической силой — я, правда, не знаю, какой именно…

Сигарт злобно сверкнул глазами.

— Ну тогда ясно, — процедил он. — Там, где сила — там и гарвы. Стервятники!..

— Ладно тебе, — успокоила его Моав. — Надеюсь, все обойдется. Когда я в последний раз была в этом лесу, сильфы принимали меня очень радушно. Надеюсь, с тех пор ничего не изменилось, а если и изменилось, то не в худшую сторону.

Хэур ничего не ответил, лишь фыркнул, выражая нечто среднее между недоверием и унынием, и продолжил пробираться дальше через лес. Очень скоро он уже и забыл о словах эльфы — вокруг было слишком много интересного. С естественным подозрением зверя, попавшего в непривычную среду, он рассматривал диковинные растения, попадавшиеся по пути. Серебристые ветви деревьев были сплошь увиты лианами, с них, точно раскрытые влажные пасти, свисали яркие цветы. Одуряющие ароматы наполняли воздух, и без того такой густой и влажный, что было даже тяжело дышать; с верхушек деревьев то и дело доносились резкие и громкие крики птиц — что это были за птицы, Сигарт не знал. Свист, щелканье, дрожащие трели и даже протяжные, похожие на плач, песни — все это создавало совершенно невообразимый коктейль. Однако, несмотря на пышное буйство жизни, ощущение тревоги не оставляло хэура.

— Не нравится мне здесь… — тихо и зло проворчал он, стараясь ступать как можно бесшумней. — И далеко он тянется, этот лес?

— На востоке — почти до самого Рас-Сильвана. Таких лесов лишь два в Риане — второй из них окружает стены Инкра; ирилай называют его Ингардиль — Лес Серебряных листьев…

— Ну, ты меня обрадовала, — язвительно проговорил Сигарт. — Хорошо, что я не живу ни там, ни там — по-моему, эти деревья только того и ждут, чтобы нас сцапать.

— Не говори так! — резко оборвала его эльфа — она вдруг остановилась и осмотрелась по сторонам. — Это не твой лес, и ты можешь ему не понравиться!

Того, что произошло вслед за этим, не мог предвидеть даже Сигарт. Прямо над ухом у него внезапно раздался резкий щелчок, как будто кто-то с треском переломил сухое дерево, за ним посыпался целый град таких же звуков, и в следующий миг путники оказались в окружении целого леса копий.

Удивлению хэура не было предела. Перед ним стояли странные существа, ростом не выше Моав, с бледно-зеленой кожей и гладкими темными волосами, заплетенными в длинные косы. Стройные, худощавые, они были похожи на огромных птиц с руками вместо крыльев. «Сильфы!» — догадался Сигарт. Судя по всему, это были воины — в тонкой руке каждого из них было зажато длинное копье, на скуластых лицах с большими черными глазами застыло воинственное выражение. Они были практически раздеты, единственной их одеждой были короткие юбки, расшитые цветными нитями и украшенные перьями. Иного оружия, кроме копий, Сигарт у существ не заметил — разве что черные свернутые кнуты, заткнутые за пояс каждого из них, но какое ж это оружие…

Эльфа и хэур не успели оправиться от изумления, как одно из диковинных существ злобно ткнуло Сигарта копьем в куртку. Разъяренный такой наглостью, тот рванулся было на непонятно откуда взявшихся врагов, но Моав с поразительной быстротой встала между ними.

— Что вам здесь нужно? — строго спросил один из воинов на языке, в котором с трудом можно было признать риани.

— Мы хотим пройти через лес, — ответила эльфа. — Мы не причиним зла ни вам, ни деревьям.

Вытянутое оливковое лицо сильфа стало еще более злобным, тонкие черные брови сдвинулись.

— Это уже не имеет значения — закон для всех один. Вы можете войти в Серебристый лес, но выйти из него вам уже не удастся.

Сигарт быстро соображал что делать. Моав же, наоборот, оставалась совершенно спокойной.

— Отведите нас к вану — только он может решать вопросы жизни и смерти, — с неожиданной холодностью проговорила она.

Во взглядах сильфов читалась подозрительность и недоверие.

— Фанзай не станет тратить время на двух проходимцев, — сказал главный из них. — В смутные времена лес делится на сильфов и их врагов, и не важно, кто пожаловал под его кроны — эльф, рысь или человек!

Спокойное лицо Моав вспыхнуло гневом при этих словах.

— Ваш народ нарушает союз, заключенный князем Рас-Сильвана и сильфийским ваном после победы над Катханом!

Сильфы встрепенулись, предводитель угрожающе сделал шаг в сторону Моав.

— Да кто ты такая, чтобы рассуждать о делах великих князей, оборванка!

Сигарт ожидал, что Моав оскорбится столь презрительными речами, начнет кричать, но она… Она лишь застыла на месте, словно превратившись в холодную статую. Хэур с опаской взглянул в ее лицо — он не узнавал его! На нем застыло выражение такого царственного, ледяного гнева, какого он не видел у самого князя Сиэлл-Ахэль. Бледные губы медленно разомкнулись…

— Я — Моав Синтарэль, старшая веллара дома Сильвана, Око Богини и хранительница Лунного круга, равная князьям и ванам! — проговорила она. Ее голос звучал, подобно стали, а бледное лицо казалось в это мгновение ликом самой луны.

Сигарт невольно отшатнулся, ослепленный ее величием. Моав тем временем властно подняла над головой сведенные вмести руки, и в воздухе над ней вспыхнул серебряный знак Эллар — ночная птица с распростертыми крыльями. Пораженные сильфы молча преклонили колени.

— Да простит нас избранная дочь богини! Твой приход — это знак судьбы для сильфийского народа, ибо темные времена пришли под сень леса, и все смешалось в вихре борьбы. Почти своим светом наш дом!

Они поднялись, почтительно указывая путь. Моав, не оборачиваясь, в гордом молчании последовала в указанную сторону — ее лицо все еще пылало возмущением. Сигарт несколько мгновений стоял как вкопанный — он не мог поверить своим ушам. Этот маленький Кузнечик — СТАРШАЯ веллара?! Окончательно сбитый с толку, он двинулся за ней.

***

Они шли около часа. По дороге сильфы то и дело поглядывали на хэура — ему казалось, что в выпуклых птичьих глазах проскальзывает явная недоброжелательность. «Канун войны, — с грустью подумал Сигарт, — каждый подозревает каждого…» Несколько раз он, все еще не недоумевающий после новости о старшей велларе, пытался заговорить с Моав но она знаком просила его хранить молчание. Наконец, зеленолицые проводники остановились. Прямо перед ними возвышалась стена из лиан — они сплелись настолько плотно, что увидеть, что за ними, не было никакой возможности.

— Добро пожаловать в Мермин, избранная дочь луны! — вежливо сказал один из них, указывая на зеленую преграду.

Моав саркастично улыбнулась.

— Похоже, у вас нечасто бывают гости — особенно те, кто не передвигается по воздуху.

Сильфы переглянулись в замешательстве — об этом они явно не подумали. Ситуацию разрешила Моав. Она подняла руку, направив выпрямленные пальцы в сторону живой стены; на глазах у пораженного Сигарта лианы зашевелились, точно змеи, и в следующее мгновение в ограде образовался проход. Не глянув ни на кого, эльфа решительно шагнула внутрь.

Хотя тропы не было, она шла уверенно и быстро, Сигарт шел за ней, сзади семенили сильфы. Вскоре группа достигла круглой поляны. Посреди нее стоял большой камень странной формы, похожий не то на свернувшегося медведя, не то на огромный гриб — больше ничего необычного в этом месте Сигарт не заметил. Однако, Моав, похоже, думала иначе. Она остановилась, уперев в бока маленькие кулачки.

— Фанзай сейчас прибудет, высокая гостья, — предупредительно сказал один из сильфов. — Мы же покидаем вас — лес нуждается в постоянном надзоре, нам нельзя надолго покидать свои посты…

Моав милостиво кивнула в их сторону, чем вызвала целую волну счастливых улыбок — похоже, ей и впрямь были здесь рады. Поклонившись еще раз, сильфы исчезли так же неожиданно, как и появились — лишь сухие щелчки прокатились по поляне. Сигарт ошалело смотрел туда, где они стояли еще мгновение назад, и не мог поверить своим глазам. Однако долго ему удивляться не пришлось: прошло не больше минуты, как до его слуха донесся знакомый звук — на этот раз единичный — и возле камня очутился сильф. В отличие от скромно одетых воинов, он был облачен в просторную мантию темно-зеленого цвета, сплошь затканную узорами. Царственная осанка и прямой взгляд указывали на то, что перед путниками — не кто иной, как правитель Мермина.

Завидев эльфу и хэура, он улыбнулся и двинулся к ним.

— Это Фанзай — ван или главный надзиратель леса; он управляет жизнью в Мермине, — встав на цыпочки, спешно объяснила Моав хэуру; это были первые ее слова, обращенные к нему с момента их встречи с сильфами.

Сигарт понимающе кивнул. Тем временем сильф пересек поляну и подошел к ним. Теперь хэур мог рассмотреть его поподробнее. Как у всех сильфов, у него были острые, тонкие черты лица; темные, как маслины, глаза смотрели удивительно живо и внимательно, губы были постоянно слегка изогнуты — казалось, он все время тихо улыбается про себя. Подобно встретившим их воинам, он был худощавым и подвижным, точно ящерица. В то же время от него веяло спокойствием и уверенностью, свойственными законным правителям. В целом, весь вид вана располагал к себе — осмотрев его с ног до головы, Сигарт пришел к выводу, что подвоха можно не опасаться.

Подойдя к Моав, сильф широко улыбнулся. Не только тонкие губы, но и все тонкое лицо Фанзая просияло улыбкой, от углов темных глаз разбежались веселые морщинки.

— Моави, глазам своим не верю! — искренне воскликнул он, обнимая эльфу — ростом он был лишь на полголовы выше нее.— Прости за столь суровый прием — безопасность превыше всего. Но как ты попала в наши края, да еще в таком виде? Встреть я тебя в лесу, в жизни бы не узнал! Ты что, снова прячешься от отца?

Он ласково потрепал ее по спине — было ясно, что они знакомы уже много лет.

— Нет, я виделась с ним на Синюю луну — он шлет тебе поклон. Просто есть некоторые обстоятельства, которые вынуждают меня путешествовать так… — многозначительно ответила Моав.

Сигарту показалось, что она бросила быстрый взгляд в его сторону. Ван Мермина сделал то же самое, но тут же снова обратился к эльфе.

— Ну, на этот вечер их точно можно отложить; вы ведь мои гости — ты и твой друг…

Услышав, что речь идет о нем, хэур с достоинством подошел к говорившим.

— Фанзай, позволь представить тебе моего кейнара, — спокойно произнесла Моав. — Его зовут Сигарт, он — воин Сиэлл-Ахэль.

Как бы хорошо не владел собой ван Мермина, его замешательство не смогло укрыться от хэура. Это удивление, хотя и ожидаемое, больно задело его. Он настолько привык к Моав, что рядом с ней уже почти не чувствовал себя чужим, однако реакция Фанзая тут же напомнила ему, кто он на самом деле. К счастью, неловкая ситуация длилась не больше мгновения — с поистине царской выдержкой Фанзай тут же снова принял вид радушного хозяина.

— Кем бы ни был твой кейнар, он будет нашим другом, ибо дочь князя Рас-Сильвана не может ошибиться в своем выборе, — вежливо проговорил он, чуть заметно склоняя голову в сторону Сигарта. — Сама луна привела тебя под наш кров, и я думаю, это не может быть случайностью. Будь нашим гостем столько, сколько пожелаешь.

Хэур молча поклонился знак благодарности. Фанзай сложил тонкие ладони перед грудью.

— Итак, если приветствия окончены, предлагаю вам проследовать в ваши комнаты, дабы отдохнуть перед банкетом…

Эльфа вскинула брови.

— Банкетом?!

— Ну да, должны же мы отпраздновать прибытие столь высоких гостей!

— Вообще-то мы спешим… — начал было Сигарт, но Фанзай тут же перебил его, замахав руками. На его тонком зеленоватом лице заиграла лукавая улыбка.

— Никаких возражений — или гости, или пленники! Предлагаю вам выбрать первое.

— Боюсь, нам не остается ничего другого, кроме как покориться, — быстро ответила Моав, и тут же рассмеялась своим легким бисерным смехом.

— Ну, вот и хорошо — дети проводят вас в ваши комнаты. Мы ведь все здесь — дети воздуха, — объяснил он, заметив удивленный взгляд хэура.

Детьми оказались несколько молодых сильфов — не успел Фанзай договорить, они уже появились прямо из воздуха, заставив Сигарта инстинктивно вздрогнуть. Выглядели они куда более дружелюбно, чем те, которые привели путников в Мермин: вероятно, эти были не воинами. В коротких цветастых юбках, с робкими улыбками, они вежливо поклонились Моав и Сигарту; стоя дружной гурьбой, они украдкой рассматривали гостей. Фанзай произнес несколько слов на непонятном Сигарту языке, после чего растворился в воздухе. Оставшиеся сильфы услужливыми жестами пригласили эльфу и хэура следовать за ними.

— Подождите, — бросил Сигарт и быстро отвел эльфу в сторону.

— Моав, что это все значит?! Ты — дочь князя?! Почему ты мне ничего не сказала!

Неожиданная мысль посетила его.

— Это поэтому ты не хотела заходить в селение?.. Чтобы я не узнал, кто ты!

— Если бы ты все узнал, ты бы стал иначе относиться ко мне, а я этого не хотела, — прошептала она, косясь на ожидающих сильфов.

— А что это еще за «обстоятельства»?

— Я все тебе расскажу, только потом, хорошо? Не будем заставлять ждать этих достойных воинов…

— Ты хотела сказать детей? — съязвил Сигарт, заслужив от подруги неприязненный взгляд.

Все еще неприязненно взглядывая друг на друга, они проследовали за сильфами. Некоторое время их проводники петляли между деревьями, безошибочно выбирая путь, затем вышли на битую тропу и продолжили идти по ней. Вскоре стали попадаться необычного вида жилища — небольшие, шагов в десять в ширину, домики с зелеными стенами. Их крыши имели закругленную форму, отчего дома приобретали форму половинки яйца, но даже не это было самым странным, а то, что их стены представляли собой не что иное, как густое переплетение древесных стволов. Сигарт с удивлением разглядывал столь непривычные конструкции — они состояли из лиан от пола до потолка. Внешняя поверхность домов была сплошь покрыта темно-зелеными листьями, сквозь них кое-где просматривались коричневая кора ветвей.

— Ну и странные у них логова, — проговорил он, обращаясь к эльфе. — Это ж надо такого настроить!

— Тебе тоже они нравятся? — не поворачивая головы, отозвалась она. — Я от них просто в восторге! Только они их не строят — эти домишки сами вырастают, когда и где захотят. Выбирай себе любой и живи…

Пораженный очередным чудом природы, Сигарт стал рассматривать жилища более внимательно. Поначалу ему показалось, что у нет входов, но вскоре он понял, что ошибся. Стоило их процессии появиться на улице поселка, как стены будто ожили: листья вокруг зашуршали, из-за них мигом показалось несколько десятков любопытных зеленоватых лиц. Завидев необычных гостей, сильфы всех возрастов тут же высыпали на улицу и с радостными улыбками выстроились у своих домов. Они все были невысокого роста, тонкие, с заплетенными в толстые косы волосами. Большинство носило такую же одежду, как и их провожатые — кое-кто не поленился украсить ее живыми цветами. Темные, как отполированные камни, глаза сильфов сияли неподдельным любопытством. Теперь Сигарт понял, почему Фанзай назвал их детьми: они и впрямь были похожи на детей — беспокойных, с чистыми улыбками и полными жизни взглядами. Время от времени кто-то из них осторожно приближался к эльфе и хэуру и, робко глядя на них, здоровался и трогал их одежду тонкими пальцами. На скуластых оливковых лицах при этом отражался целый букет эмоций — от доброжелательности до крайнего изумления.

Сначала Сигарта смущала такая непосредственность — он был непривычен к столь странному приему; Моав же, наоборот, улыбалась направо и налево, совершенно забыв о недавнем недовольстве. Так они продолжали шествовать через поселок. Тропа непрерывно вилась между домиками, так что хэур не мог даже сказать, с какой стороны они пришли. Наконец, они миновали центр селения и вышли на то, что, вероятно, было его окраиной. Жилища стояли здесь на большем расстоянии друг от друга, между ними были густые заросли. Вскоре путники и их эскорт оказались между двумя зелеными стенами, которые образовывали подобие коридора. Это тоже были жилища — правда, немного побольше, чем все остальные. Справа и слева в стенах были проемы, прикрытые пологами. У одного из них сильфы остановились; тот, что шел впереди всех, торжественно отвел рукой полог.

— Это — комната для лунной волшебницы, а твоя находится напротив. Она большая и очень светлая, — счастливо улыбнулся он, оборачиваясь к Сигарту.

Хэур сдвинул брови. Вот значит как… Кейнары кейнарами, а комнаты врозь! — Знай свое место, скотина!.. Настроение его тут же стало мрачным, как утро после попойки. Он чувствовал, как в глубине его души поднимается злоба. Он было открыл рот, чтобы сказать что-нибудь не слишком вежливое, как ощутил, что Моав активно дергает его сзади за куртку.

— Не надо, я все тебе объясню… — вполголоса произнесла она.

Показав комнаты, сильфы еще раз поклонились и с характерными щелчками исчезли. Сигарт повернулся к велларе, сложил руки на груди.

— Что такое, рожей не вышел? — процедил он сквозь зубы, злобно сверкнув глазами.

— Идем внутрь, — коротко сказала Моав и исчезла за пологом.

Сигарт последовал за ней. Войдя в дом, он ненадолго потерял дар речи — таких комнат он еще не видел. Стены были сплошь увиты густым плющом, роль ковра выполняла растущая на полу низкая трава — настолько плотная, что между ней невозможно было увидеть почву. Однако все это было ничто по сравнению с кроватью. Она представляла собой короб, сплетенный из поднимающихся прямо из земли гибких корней; Сигарт подошел к этому странному сооружению — так и есть! — вместо перины кровать была до верха засыпана мелкими цветами! Изумленный, хэур погрузил руку в это удивительное ложе: сомнений быть не могло, это и впрямь были настоящие цветы — нежные, свежие, только что сорванные. Моав уже не выглядела взвинченной — она с улыбкой наблюдала за кейнаром. Ее настроение сменилось так же резко, как и обычно. Заметив ее взгляд, Сигарт вспомнил, зачем зашел, и поспешно принял суровый вид.

— Ну, так что ты хотела мне объяснить?..

— Я хотела объяснить, что они поселили нас в разные комнаты не потому, что пожалели дать одну большую, а потому, что у них просто нет комнат на двоих, — терпеливо проговорила эльфа.

— Как это нет?!

— А вот так — они живут по одному, каждый в своем маленьком мире, куда не принято пускать никого. Это не дети Эллар, для которых одиночество страшнее смерти. — Она усмехнулась. — Есть даже поговорка: если есть десять эльфов и сто комнат, то девяносто девять из них будут пустовать… Так вот у сильфов все прямо наоборот.

Хэур задумчиво почесал затылок.

— Пойми, они не такие, как эльфы или люди, и даже не такие, как хэуры, — продолжала Моав. — Они дети воздуха — они живут сегодняшним днем, и многое из того, что кажется нам обычным, им неведомо. Например, у них нет кейнаров, как у эльфов, нет жен и мужей, как принято у людей… Почувствовав взаимную симпатию, они сближаются на то время, пока она не иссякнет. Это может быть одна встреча или неделя, проведенная вместе — в любом случае, это длится недолго; затем они встречают кого-то другого, и возникают новые пары.

— Это что же получается — все женщины принадлежат всем мужчинам… — нахмурился Сигарт.

— Да нет же, никто никому не принадлежит! Просто все живут и радуются жизни — ведь у сильфов она может быть так же коротка, как у людей; все зависит от того, как ты живешь, о чем думаешь: печальные мысли сокращают жизнь, светлые — продлевают почти до бесконечности. Их души так легки, что в них почти все зависит от настроения, даже способность переноситься в пространстве: если сильф удручен, он бессилен.

— Ну ладно, с этим ясно. А дети? Дети! Они что, не знают, кто их отцы?

— Почему это кажется тебе странным? Я думала, у рысей то же самое…

Сигарт решил перевести разговор на другую тему.

— Хорошо, — согласился он, — а где же они все-таки заводят своих сильфиков, если у них даже нет комнаты, где можно побыть наедине друг с другом.

Моав рассмеялась.

— Тебе что, мало места вокруг? Ведь здесь столько лесов, лугов, озер с берегами, заросшими мхом. Разве это не лучше самой красивой комнаты?

— Ну а зимой?

— А зимой они спят.

— Так… — протянул Сигарт, усаживаясь на пышную кровать. — Что значит спят?

— Просто забираются внутрь деревьев — тех самых, из которых когда-то вышли, и спят до самой весны. Ведь чтобы согреться зимой, нужно, чтобы сердце разгоняло кровь по телу, а у них ведь нет сердца… Поэтому-то они и вынуждены отдавать своих сильфинов элефтам.

Глаза хэура расширились от удивления — это было уже слишком!

— Нет сердца?! Как такое возможно?!

— Я же тебе говорю, они другие, как ты не понимаешь! — с досадой отозвалась Моав. — Не все же должны жить так, как живешь ты. Сильфы похожи на цветы или деревья — питаются водой, светом солнца; их кожа может впитывать солнечные лучи, подобно зеленым листьям, и этого достаточно, чтобы поддерживать в них жизнь. Ну а когда еда исчезает, они засыпают и спят до тех пор, пока она снова не появится.

— Выходит, они не едят обычную пищу?

— Едят, но могут легко обходиться и без нее.

— Ладно, — сдался хэур, на этот вечер новостей было более чем достаточно, — надеюсь, на ужин у них будет что-то более осязаемое, чем свет солнца.

Глава 9. Мермин

Комната Сигарта была очень похожа на ту, в которой поселилась Моав — разве что чуть просторнее. Хэур глянул на постель — на ней красовалась такая же цветочная смесь. Оглянувшись по сторонам, он подошел и снова попробовал ее рукой — до чего же удивительной бывает жизнь. Не успел он об этом подумать, как в комнате неожиданно явился сильф — его плутовато улыбающееся лицо было едва видно из-за груды одежды, которую он держал в руках; черные, как бусины, глаза сверкали беспричинной радостью, на конце косы позвякивал маленький колокольчик.

— Вот! — заявил он безо всякого вступления. — Это тебе одежда на вечер — красота неописуемая!

Он вывалил вещи на стол перед изумленным хэуром. Тот осторожно взял одну из них — это оказался длинный серый плащ с изнанкой, богато расшитой серебром. Сигарт примерил его — как раз по росту.

— Таким, как вы, этого на троих хватит. Где взяли?

— Только что из Инкра, от озерных эльфов — у них там все шьют, даже мужчины! И еще как шьют! — с гордостью заявил сильф.

Сигарт подозрительно покосился на него — до озерных эльфов было не меньше десяти дней ходу, и вполголоса заметил:

— Уж больно рожа у тебя хитрая…

Сильф сделал вид, что не заметил его слов. Цепкими пальцами он мигом разворошил кучу одежды — кроме плаща в ней оказалась тонкая шелковая котта длиной до колена со скромной вышивкой в виде листьев плюща и штаны из такой же ткани. Ко всему этому прилагался похожий на змею пояс, украшенный неизвестными Сигарту камнями.

— Прелесть-то какая! — не унимался сильф, пока он одевался — слова сыпались из него, точно крупа из прохудившегося мешка. — Ну точь-в-точь эльф! Теперь белая госпожа вас вообще различать перестанет, хотя, я даже не знаю, кому от этого будет больше пользы…

Состроив серьезную рожицу, он вдруг задумался или сделал вид, что задумался. Глаза Сигарта потемнели.

— Какая еще польза?! Кого с кем различать?

Сильф резко встрепенулся.

— Ну, как кого! Тебя и… тебя, конечно! — выкрутился он и тут же поспешил добавить. — Ты бы лучше одевался побыстрее, а то белая госпожа уже почти готова. Я знаю, подсматривать нехорошо — но уж больно она красивая! Так что в целом, понять вас обоих, конечно, можно…

Положив обратно плащ, Сигарт двинулся было на сильфа, но тот с легким щелчком растворился в воздухе. Все еще недовольный, хэур продолжил одеваться. Едва он закончил, как в дверь постучали — на этот раз вместо говорливого нахала к нему явился услужливого вида юноша-сильф.

— Я пришел, чтобы проводить тебя на банкет, — вежливо объяснил он. — Если ты, конечно, готов.

— Да что тут готовиться? Подпоясался да пошел.

Восприняв этот ответ как согласие, сильф развернулся, приглашая гостя следовать за ним.

На улице их снова встретили радостные улыбки детей воздуха. Они махали одетому во все новое хэуру, некоторые даже бросали ему цветы. Сигарт вдруг подумал, что их жизнь должна быть очень счастливой: казалось, будто невзгоды обходят стороной этот край, полный ароматов цветов и свежей зелени. Будто и нет никакого Моррога, нет грядущей битвы, нет тысяч мечей, жаждущих крови…

Немного покружив между жилищами сильфов, хэур и его проводник вновь пересекли город и, выйдя на другом его конце, оказались перед шелковым пологом. Расшитый белыми перьями, он прикрывал проход в высокой древесной стене — такой же, как та, что окружала Мермин.

— Вот мы и пришли, желаю хорошей ночи, — сказал сильф и тут же исчез, видимо, считая свое участие исчерпанным.

Немного постояв, Сигарт отодвинул полог и очутился в просторном зале. Через него, по всей длине, тянулся стол — Сигарт насчитал за ним двенадцать стульев. Вокруг стола суетилось множество сильфов, как мужчин, так и женщин: последние показались Сигарту даже симпатичными — тонкие, ловкие, чем-то отдаленно похожие на Моав, они бросали на него робкие восхищенные взгляды. Часть из них украшала стол цветами и листьями, другие расставляли бокалы и раскладывали приборы; словно быстрые тени, они сновали мимо хэура, воздух аж трещал от их постоянных появлений и исчезновений. Сигарт то и дело осматривался по сторонам, боясь толкнуть кого-нибудь из этих странных существ — они выглядели настолько хрупкими, что, казалось, достаточно одного неловкого прикосновения к ним, чтобы нанести непоправимый ущерб.

Хэур явился слишком рано, Моав еще не было, равно, как и Фанзая. Чтобы скоротать время, Сигарт принялся рассматривать убранство зала. Несмотря на то что снаружи был уже вечер, здесь было светло, как днем — казалось, свет идет прямо от стен. Сами же стены были покрыты не то лепниной, не то роскошно вышитой тканью. Сигарт присмотрелся получше и вдруг понял — это была не лепнина, а все те же густо переплетенные лианы. Только теперь они были украшены множеством мелких цветов — их чашечки тускло светились, излучая мягкий белый свет.

Закончив изучать комнату, Сигарт стал наблюдать за сильфами. Хотя, о том, кто за кем наблюдал, можно было поспорить: лесные жители с нескрываемым любопытством бросали взгляды в сторону его широкоплечей фигуры — похоже, хэуры были для них в новинку, точно так же, как и они для хэура. Сигарт уже начало раздражать такое внимание к его персоне, как полог, расшитый белыми листьями, поднялся, и он увидел ЕЁ! — Моав шла об руку с Фанзаем, но как мало она походила на ту строптивую девчушку, которую он привык видеть. От удивления Сигарт потерял дар речи — он с трудом узнал в этой гордой эльфийской княжне свою маленькую подругу. В мерцающем бледно-голубом одеянии она казалась выше ростом; вышитые серебром перья ночной птицы переливались на подоле ее платья, белые волосы были заплетены в свободную косу, перевитую тонкими сверкающими нитями: их свет окружал голову веллары ореолом, подобным тому, что вспыхивает вокруг луны, едва прикрытой облаками.

Не смея подойти к эльфе, Сигарт стоял, ошеломленный чудесным преображением. Его взгляд невольно остановился на тонкой шее Моав — ее украшало совершенно необыкновенное ожерелье: состоящее из плоских квадратных камней глубокого синего цвета, при соприкосновении с кожей оно слабо мерцало. Ни в одной гномьей мастерской Сигарт не видел такого дива. Однако даже великолепие драгоценных каменьев не могло затмить красоты веллары: ее тонкое лицо излучало сияние, точно бледный диск восходящей луны, прекрасные глаза светились спокойствием — она казалась в одночасье юной и без времени мудрой…

Но Сигарт был не единственным, для кого эта ночь стала временем открытий: завидев его, Моав также замерла в удивлении, и если бы он взглянул на себя в зеркало, то понял бы, почему. Ничто в нем не напоминало лесного бродягу, в любой момент готового вцепиться в горло врагу — перед Моав и Фанзаем стоял статный воин, благородством облика равный детям Эллар. В преподнесенном сильфами серо-серебристом плаще он был как никогда похож на эльфа, перехваченные пряжкой волосы переливались мягким дымчатым сиянием, а серые глаза казались глубокими и прозрачными, как хрусталь.

Фанзай подвел Моав к нему.

— Не буду отнимать тебя у твоего кейнара, — весело проговорил он, обращаясь к эльфе. — Ведь потерять такую драгоценность хотя бы на миг — это настоящее горе!

Он с улыбкой вложил ее тонкую ручку в горячую ладонь Сигарта. Моав подняла глаза и ласково взглянула на хэура, заставив его сердце затрепетать — он не привык к ее новой красоте. Ван сделал приглашающий жест рукой, все прошествовали к столу: впереди сам Фанзай в расшитой золотом зеленой мантии, за ним Сигарт, высокий, сильный, рядом с ним Моав — нежная, почти невесомая.

Разговор за ужином лился легко, да и сама обстановка в зале была столь непринужденной, что хэур совсем скоро перестал дичиться. Теперь он с интересом рассматривал диковинные блюда — их подавали юркие сильфы, возникающие из ниоткуда и так же в никуда исчезающие вместе с подносами. Время от времени ему так и хотелось зажмуриться или ущипнуть себя — уж слишком это все было похоже на сон: он, Сигарт Окунь, в жизни не говоривший ни с кем, кроме хэуров, людей и гномов, сидит рядом с сильфийским ваном, а с противоположной стороны стола ему улыбается сама старшая веллара Рас-Сильвана! Такое не привидится и в горячечном бреду. Уплетая угощения, он вполуха слушал беседу Моав и Фанзая, как вдруг до его слуха донеслось странное имя. Говорила Моав.

— А где же Хега? — поинтересовалась она.

— Ей не до пиршеств. Она, как всегда, занимается своими сильфинами, — вздохнул Фанзай. — Жизнь Хранительницы нелегка — ни дня покоя! Хотя ради вашего приезда она обещала прийти…

— Что это еще за Хега? — шепотом спросил Сигарт, перегнувшись через стол к эльфе, пока Фанзай был занят изучением поданного блюда — белых грибов под густым соусом.

— Она — Хранительница жизни, Великая мать сильфов, — так же шепотом поведала Моав.

— Так бы сразу и сказала, — язвительно проворчал хэур.

— Я сама не очень хорошо понимаю, чем она занимается… — призналась она. — Думаю, сейчас у нас есть отличная возможность это узнать.

Ждать пришлось недолго, полог снова зашелестел, и в зал вошла женщина. На ней было простое узкое платье цвета листвы, а из украшений — лишь длинные бусы с крупными деревянными бусинами. При виде нее сильфы повскакивали со своих мест и приветственно замахали ей руками, зеленые лица расплылись в улыбках: Хранительницу здесь любили.

— Ну, наконец, моя дорогая! — радостно отозвался Фанзай, поднимаясь с кресла. — А я как раз рассказывал нашим гостям, как ты сильно занята в роще.

Хэур и эльфа тоже встали из-за стола. Сигарт быстро окинул взглядом маленькую фигуру сильфы. У нее было удлиненное, как будто острое лицо и огромные, по-кошачьи выпуклые, темные глаза. Кожа Хранительницы отличалась несколько более темным цветом, чем у других сильфов, узкие черные брови ровными стрелами взлетали к вискам. Такого же угольного цвета были волосы, заплетенные в длинную толстую косу — вместо лент в нее были ввязаны разноцветные стебли цветов и трав.

Увидев гостей, Хранительница плавной походкой подошла к ним, улыбнулась уголками губ. Она была одного роста с Моав, однако казалась более тонкой и как будто вытянутой. Ее черные глаза внимательно изучали пришедших, на лице блуждала чуть заметная улыбка — такая же, как у Фанзая.

— Ан синтари Эллар, избранная дочь луны. Привет тебе, воин севера! — произнесла она мягким грудным голосом.

Сигарт поклонился. Моав с чувством собственного достоинства вышла из-за стола и спокойно отозвалась:

— Пусть наша встреча станет зарей нового дня для наших народов…

По спине хэура пробежала дрожь. Он не узнавал голос Моав — такой ясный и чуть-чуть холодный. Он всем своим существом ощутил величие и силу, исходящие от этих двух женщин, наделенных высшей магией — столь могущественной, что он не мог даже осознать ее пределы. И пусть каждая из них поклонялась своим божествам, их души были равно близки к первобытной мощи стихий — близки настолько, что Сигарту становилось страшно. Неужели эти хрупкие руки, которые он столько раз согревал своим теплом, способны управлять силой самой луны?! А эти глаза, черные и влажные, точно смола — неужели за ними таятся тайны жизни и смерти?..

Но вот торжественные приветствия окончились, Хранительница села за стол рядом с ваном, и пиршество пошло своим чередом. Моав была весела и разговорчива как никогда: сразу было видно, среди высоких магов она, как рыба в воде; зато непринужденность Сигарта как ветром сдуло — то и дело бросаемые на него пристальные взгляды Хеги обжигали, как огонь. Он чувствовал, что она изучает его, и это было неприятно. К тому же, он не слишком хорошо понимал, о чем говорили эти трое, ибо беседа шла большей частью намеками — все кроме него и так прекрасно знали, о чем речь.

— Я слышал, Белый список покинул Рас-Сильван, — обеспокоено говорил Фанзай. — Как это могло случиться, Моави?! Лагд ведь всегда так тщательно следил за ним!

— У меня есть некоторые подозрения, но, думаю, не стоит озвучивать их раньше времени — это может повредить репутации тех, чью вину еще надо доказать, — строго ответила эльфа, не уставая удивлять хэура неожиданно появившейся взрослостью и рассудительностью.

— Пусть так! Но ведь это произошло еще на Синюю луну! — заметил Фанзай. — Почему же список до сих пор не найден?! Ведь это — дело крайней важности!

— Уверена, отец приложил все усилия для того, чтобы его вернуть, но, судя по тому, что я не получала никаких известий, этого, увы, еще не случилось. — Она вдруг бросила быстрый взгляд в сторону Сигарта и, опустив глаза, добавила: — Я заручилась поддержкой двух верных воинов — в случае, если свитки до сих пор не в Рас-Сильване, они будут ждать меня спустя луну и четверть в условленном месте. В любом случае я лично, — она сделала акцент на слове «лично», — поклялась найти списки. И я сделаю это! Просто… просто возникли некоторые обстоятельства, которые требовали моего внимания и немного замедлили их поиск. Но теперь, я думаю, я займусь списками вплотную! Уверена, они уже за Бурыми горами: Моррог — единственный, кто в них заинтересован так же, как и мы; значит, туда мне и стоит направиться. Уверена, Мермин станет отличной отправной точкой для моего путешествия.

Услышав о Морроге, Фанзай заметно оживился.

— Что ж, мы готовы оказать вам всяческую поддержку в этом опасном мероприятии! — с воодушевлением воскликнул он. — Если лесной народ может хоть чем-то помочь тебе — только скажи. Хотя я уверен, что, кем бы ни были твои остальные друзья, с таким спутником ты найдешь пропажу еще до конца цветения трав.

Он сделал жест рукой в сторону опешившего хэура, тот на всякий случай удивленно кивнул — до этого он и не догадывался, что должен что-то искать, и уж тем более, то, о чем он в жизни не слышал! Умоляющий взгляд Моав ясно просил не начинать неприятных выяснений. Сигарт опустил глаза.

Разговор продолжался еще некоторое время, пока, наконец, все блюда не были съедены. Сигарт уже не слишком следил за ходом беседы, его волновала история с таинственными списками, а главное, его собственное участие в ней. Он и не заметил, как прошла ночь — небо посерело, звезды одна за другой гасли на нем. Наконец, все встали из-за стола. Сигарт поблагодарил хозяев за сытный ужин и вместе с эльфой покинул зал. Едва выйдя за порог, он схватил Моав за руку. Взгляд сузившихся серых глаз не предвещал ничего хорошего.

— Может быть, высокая веллара соизволит объяснить мне, что здесь происходит? — потребовал он. — Что это еще за списки? Какие «верные воины»? А главное, при чем здесь я?!

Моав мягко взяла его под руку.

— Успокойся, ты совершенно не при чем! Просто я не хотела обсуждать это при всех.

Она остановилась; Сигарту показалось, что она нарочно старается не смотреть ему в глаза и вообще говорить на данную тему.

— Это дело касается лишь меня, — уклончиво продолжала она. — Ты же волен поступать, как считаешь нужным. Ты ведь и так столько времени заботился обо мне…

— Прежде, чем я решу, что стоит считать нужным, я должен знать, о чем идет речь, — настаивал Сигарт. — Так что давай рассказывай, что это за списки, куда они делись, и чем это все грозит.

Моав с досадой вздохнула. Сигарт поспешно предупредил возможный отказ:

— Или ты мне все расскажешь, или я буду считать, что ты видишь во мне тупое животное, неспособное понять историю из более чем двух фраз.

Она нерешительно посмотрела на него, затем снова обреченно вздохнула. Она подробно рассказала Сигарту о Белом списке и о том, как он был украден. Правда, о том, какую роль должны были сыграть имена Непробуждаемых в предстоящей битве, умолчала; так же, как и о том, с кем именно она должна встретиться в условленном месте… Сигарт молча ловил каждое ее слово. Дослушав до конца, он сцепил руки за спиной и несколько раз прошелся мимо нее, затем остановился.

— Хорошо, предположим эти свитки и впрямь так важны. Ну и что, вы втроем собирались штурмовать крепость Моррога?

— Я пообещала отцу вернуть их, и я должна сделать это! — упрямо произнесла Моав. — К тому же, у нас подобралась очень сильная команда…

Но хэур пропустил мимо ушей ее замечания.

— Если верить Фанзаю, есть шансы найти их еще до того, как отцветут травы, — продолжал рассуждать он. — Что ж, до конца цветения трав я свободен — Синв-Ириль может и подождать.

Лицо Моав выразило замешательство, но она тут же совладала с собой и подняла испытывающий взгляд на кейнара.

— Ты, правда, хочешь помочь мне?.. — осторожно спросила она.

— До сих пор ты никогда не спрашивала об этом — просто требовала и все, — развел руками он.

Она виновато опустила глаза.

— До сих пор все было иначе…

— Как это иначе?

— Не знаю — просто иначе.

Сигарт притянул ее к себе и поцеловал в пробор гладких волос.

— Не понимаю я этих ваших тонкостей, но все-таки непонятно с кем за горы тебя не отпущу — мало ли что там с тобой может случиться… Ну а что касается свитков, то пакостить Моррогу — прямая обязанность каждой рыси!

— А… — начала Моав, но он ее перебил:

— А друзей твоих я, так и быть, не съем.

***

Дойдя до комнат, они расстались. Сигарт быстро разделся и с наслаждением повалился на роскошную постель. Аромат цветов обвил его душистым облаком, глаза тут же начали смыкаться. Он и не заметил, как заснул. Спал он, на удивление, долго и крепко. Ему казалось, он еще никогда не чувствовал себя таким отдохнувшим — вероятно, устилавшие ложе цветы выполняли не только функцию украшения…

Проснувшись, он оделся и вышел на улицу. Было уже жарко, солнце подходило к полудню. Неожиданно на тропинке появилась Моав: она шла легкой танцующей походкой, вместо роскошных одеяний на ней было белое платье простого покроя. Рядом с ней вышагивал Фанзай.

— Доброе утро! — весело крикнула она, завидев хэура, и через мгновение повисла у него на шее.

— Доброе.

Приласкав ее, Сигарт почтительно поклонился сильфу, Фанзай ответил тем же. Как и прежде, ван Мермина был в отличном настроении, темные глаза блестели, точно мокрая речная галька.

— А мы как раз говорили о деревьях жизни, — сообщила эльфа.

— Да, — подтвердил Фанзай. — Моави спрашивала, как найти Хегу.

При упоминании имени Хранительницы по спине Сигарта пробежал странный холодок, в памяти мелькнул насмешливый взгляд черных глаз.

— Хочешь, пойдем к ней вместе, ты ж хотел посмотреть на деревья, из которых появляются сильфы, — радостно предложила Моав и, не дожидаясь согласия, схватила его за руку.

— Как нам найти рощу? — спросила она, поворачиваясь к Фанзаю.

Ван взмахнул рукой.

— Идите по этой тропинке — она ведет прямо к деревьям. Увидите Хегу — передайте от меня привет!

— Обязательно! — улыбнулась эльфа и увлекла Сигарта в указанном направлении.

Узкая тропинка убегала в глубь леса. Растительность, успевшая удивить Сигарта еще на подходе к Мермину, здесь была особенно буйной. Длинные лианы толщиной с руку хэура оплетали даже самое маленькое деревце, а от приторного запаха бесчисленных цветов кружилась голова. Сигарт даже обрадовался, когда они, наконец, вышли на большую открытую поляну — по крайней мере, здесь было, чем дышать…

По своему виду это место очень отличалось от остального леса — здесь не было ни густых зарослей, ни лиан, ни удушливых цветов. Вместо этого на поляне расположились огромные деревья, настолько раскидистые, что казалось, они растут не вверх, а вширь. Стоя почти на равном расстоянии друг от друга, они возвышались над землей, словно кряжистые великаны. «Обхвата три, не меньше! — прикинул в уме Сигарт, глядя на могучий ствол ближайшего из деревьев. — Да и лет, видать, немало». Серо-коричневая кора деревьев и впрямь была как будто покручена годами — многочисленные складки и узлы покрывали ее густой сеткой морщин. Зеленые кроны смыкались настолько плотно, что казалось, уже наступил вечер, на многих ветвях виделись розовые круглые ягоды размером со сливу. Хэур сорвал одну из них — на вкус она была сладковатой, отдаленно похожей на инжир.

Рядом с одним из деревьев Сигарт заметил какое-то шевеление. Он присмотрелся — почти вплотную к стволу стояла маленькая женская фигурка. Сигарт сразу узнал ее — это была Хега. На ней было все то же коричнево-зеленое платье, так что ее с трудом можно было различить на фоне деревьев. На руках она держала маленького сильфина; засунув в рот бусы, свисающие с ее шеи, детеныш посапывал с совершенно счастливым выражением лица. Хэур остановился, не доходя до Хранительницы — несмотря на довольно долгое общение с Моав, он все еще чувствовал себя чуждым той высокой, непонятной для него магии, что правила миром эльфов и Мермином. Блестящий взгляд сильфы скользнул по его мощной фигуре, на миг задержался на глубоко посаженных серых глазах, но тут же вернулся к Моав.

— Рада, что вы почтили своим приходом мой скромный мир, — спокойно сказала Хега.

— Надеюсь, мы не помешаем, — вежливо ответила Моав. — Мы лишь хотели…

Она не договорила — вмиг забыв о сильфе, она вдруг направилась к деревьям.

— Это же сикоморы! — восхищенно воскликнула она.

На лице Хеги отразилась улыбка — загадочная и тонкая, как у человека, знающего важную тайну.

— Да, это сикоморы — они питают своими соками сильфов. Мы называем их элефты — деревья жизни. Они знают о ней больше, чем любая из женщин: их корни тянутся в самое сердце земли, туда, где жизнь еще не имеет формы, где есть лишь вода и сила бытия, растворенная в ней.

Эльфа слушала с неподдельным интересом, аж нахмурив лоб от внимания; большие синие глаза сияли восторгом. «Ну, точно детеныш за лакомством!» — с неожиданной нежностью подумал стоящий поодаль Сигарт. Моав тем временем все ходила, если не сказать — бегала, вокруг деревьев, осматривая их со всех сторон.

— И что, они все подчинены тебе, Хранительница жизни?! — с восторгом допытывалась она.

— Нет, я лишь помогаю сильфинам появиться на свет и слежу за ними первое время, прежде чем отдать их на воспитание матерям — элефты же никому не подчиняются. Они принимают наших детей из любви к жизни, и мое задание — делать все возможное, чтобы не потерять их расположение.

Моав с благоговением подошла вплотную к одному из деревьев. Оно было толще и выше других, его кора была сплошь покрыта буграми и извилинами. Белой ладошкой эльфа осторожно провела по коре.

— Неужели внутри каждого из них растет сильфин?!

Хега улыбнулась.

— Не обязательно. Уверена, ты можешь почувствовать их, если захочешь…

Бросив на нее робкий взгляд, Моав прижалась щекой к толстому стволу. Ее лицо просияло.

— Я слышу, как он дышит! — радостно воскликнула она. — Он там, внутри, такой маленький и беззащитный!

— Не он, а она, — поправила ее Хранительница. — В этом дереве растет девочка — кстати, она уже совсем скоро должна родиться…

— А она знает, что мы тут?!

— Ну конечно, знает — нерожденные дети чувствуют все так же, как и мы, а может быть, даже острее.

Эльфа легонько похлопала рукой по узловатой коре.

— Эй, малышка, слышишь меня?.. Я желаю тебе вырасти красивой и сильной!

Постояв еще немного у дерева, она вернулась к Хранительнице — на бледном лице блуждала странная, незнакомая Сигарту улыбка. Ее взгляд упал на спящего ребенка — Хега по привычке чуть покачивала его на руках; с непривычной, почти детской робостью она подошла к сильфе, спросила взглядом: «Можно ли?» — «Можно», — так же, одними глазами, ответила та. Моав осторожно заглянула в лицо младенца, подняла руку, чуть заметным движением коснулась его щеки. Сердце заныло в груди Сигарта — он еще никогда не видел ее такой счастливой..

Разбуженный прикосновением, сильфин сладко зевнул и открыл глазки.

— Ой, какой хорошенький! — не удержалась Моав.

— Это он такой, пока спит, — заметила Хега. — Вот станешь матерью, тогда узнаешь, какие они привереды на самом деле.

Скуластое лицо эльфы омрачилось, ласковая улыбка растаяла, точно ее кто-то стер. Она чуть слышно вздохнула.

— Боюсь, мне уже этого не узнать…

Наблюдавший эту сцену хэур опустил глаза — его вдруг охватила невыносимая грусть. Это ведь из-за него Моав не остается ничего другого, кроме как любоваться чужими детьми. Если бы он мог что-то изменить, но это было невозможно — воин Сиэлл-Ахэль никогда не сможет стать отцом ребенка, рожденного дочерью луны… Заметив его печаль, Хранительница задумалась, затем перевела внимательный взгляд на Моав и сказала:

— Никто не знает, на кого падет око Эллар — ее воля непредсказуема даже для мудрейшего из смертных, — она ненадолго замолчала, продолжая пристально смотреть на эльфу. — Если же тебе вдруг понадобиться моя помощь, ты знаешь, где меня найти…

— Спасибо тебе, Великая мать, — едва слышно отозвалась Моав.

Над поляной повисла гнетущая тишина. Хэур, эльфа и сильфа стояли, задумавшись — каждый думал о своем. Единственным, кто, похоже, не разделял печаль присутствующих, был маленький сильф: брыкнувшись на руках у Хеги, он радостно взвизгнул и исчез. Хранительница с досадой опустила руки.

— Простите, мне нужно его найти и вернуть, пока с ним ничего не случилось. Он ведь еще не умеет правильно переноситься — может оказаться, где угодно…

И она с легким щелчком отправилась вслед за зеленым непоседой.

***

Моав и Сигарт вернулись к себе молчаливые и задумчивые. Эльфа заперлась у себя в комнате и не показывалась до самого вечера, так что хэур был целый день предоставлен сам себе. Он решил прогуляться в селение — радостные лица сильфов обладали удивительным свойством поднимать настроение.

Дети воздуха встретили его по обыкновению радушно. Появляясь из ниоткуда, они шумно и, судя по всему, совершенно искренне приветствовали Сигарта. Ему даже удалось побывать внутри одного из домиков — его хозяин с удовольствием показал гостю свое жилище: оно было почти таким же, как и те, где жил хэур — такая же цветочная постель и увитые плющом стены; благодаря густым лианам внутри было сумрачно и царила приятная прохлада. Поблагодарив гостеприимного сильфа, Сигарт после некоторых плутаний в зеленых лабиринтах вернулся к себе.

К ужину Моав все-таки вышла. За столом хэур то и дело искоса взглядывал на нее: она казалась веселой, как обычно, но что-то подсказывало ему — на душе у маленькой эльфы тяжело… Сигарт покинул зал раньше остальных. Вернувшись к себе в комнату, он не мог найти себе места, все ходил из угла в угол, затем с размаху сел на кровать, резко взъерошил пальцами пепельные волосы. Недавняя сцена в лесу заставила взглянуть на все совершенно иначе; кроме того, в последнее время у него появилось какое-то мрачное предчувствие, и оно не давало ему покоя. Оно посещало его и раньше, но он старался гнать его от себя. Неожиданное открытие, сделанное накануне, вновь обострило это ощущение — теперь уже всерьез. Узнав о том, кем на самом деле была его подруга, Сигарт окончательно укрепился в уверенности в том, что их встреча не случайна. А так как он терпеть не мог неопределенности, осознание этого факта лишь усиливало его хандру. Зачем, зачем?! Этот вопрос мучил его уже сутки. Посидев некоторое время, он резко встал с кровати, приняв решение… Через некоторое время на пороге появилась тонкая фигура Моав — лунные волосы ярко белели в темноте.

— Ты здесь? — тихо позвала она.

— Здесь…

— Ночь такая теплая, не хочешь погулять?

— Идем.

Он подошел к эльфе. Точно чувствуя его терзания, она ласково взяла его большую руку.

— Не думай о плохом… Ночь слишком нежна и коротка, чтобы портить ее мрачными мыслями.

Ночь была и вправду чудесной — тихая, с мягким, точно шелковым ветром, полная сияния звезд и лесных запахов. Эльфа и хэур уже потеряли счет времени — блуждая между деревьев, они вышли на опушку леса. Луны не было, лишь яркие звезды усыпали небосклон. Высокая, усеянная росой трава доходила хэуру почти до пояса, в ней темнели крупные, похожие на колокольчики, цветы. Утомленная прогулкой, Моав села на землю, во всем ее теле чувствовалась слабость. Сигарт с любовью смотрел на ее хрупкие плечи, по-девичьи подогнутые коленки, обтянутые серым платьем, нежный изгиб тонкой шеи…

— Скоро новолуние, — робко улыбнувшись, объяснила она. — Сил совсем нет. Не люблю новолуние: даже в Рас-Сильване я всегда в это время хожу, словно больная, а ведь там луна сильна, как нигде.

Услышав название далекого города, Сигарт вздрогнул, словно от удара хлыстом. Он понял — время пришло. Сделав глубокий вдох, он опустился рядом с эльфой. Теперь они были почти не видны в высокой траве. Некоторое время оба молчали. Неожиданно хэур сказал:

— Моав, я хочу, чтобы ты вернулась в Рас-Сильван после того, как мы найдем свитки. А я вернусь к себе в Цитадель.

Эльфа удивленно посмотрела на него.

— Выслушай меня! — воскликнул он, опережая ее вопросы. — Рыси ведь тоже многое видят — я шкурой чувствую: не закончится это все у нас добром! Я не знаю, что там будет, но я не хочу, чтобы мы конце концов возненавидели друг друга.

— Ты снова боишься, что мне что-то от тебя надо?.. — опустив глаза, тихо спросила Моав.

— Да нет! При чем тут это! — с досадой возразил Сигарт. — Я ведь больше за тебя боюсь, чем за себя. В последнее время со мной происходит что-то странное, и это меня пугает.

Он вскочил с земли, нервно провел пятерней по лицу.

— Пойми же ты, наконец, что я — рысь, и никогда не стану таким, как ты и твои друзья! Я готов убить любого, кто тронет хоть волосок на твоей голове, но я не смогу защитить тебя от себя самого… Поэтому мы должны расстаться, пока еще есть время. Я помогу вам отыскать список, твое задание будет выполнено, и ты сможешь вернуться домой. Вы втроем доберетесь до города, и ты будешь в безопасности. Поверь мне, так будет лучше всего для тебя!

Но Моав лишь слабо улыбнулась и покачала головой. Опершись о землю, она устало поднялась на ноги.

— Ты же знаешь, я не могу покинуть тебя; наши судьбы связаны навеки, и крепче, чем ты можешь себе представить. Ты — мой кейнар, и я навсегда останусь с тобой.

В глазах Сигарта отразилось отчаянье.

— Прости, я так виноват перед тобой! Если бы я тогда, еще весной, знал, что это так серьезно, я бы ни за что не тронул тебя!

— Ты бы все равно ничего не смог изменить, — как-то грустно ответила Моав. — Самой Эллар было угодно, чтобы мы были вместе, и никто не может противостоять ее воле.

— Твоя богиня очень жестока!

Странная улыбка скривила губы эльфы.

— Возможно, даже больше, чем ты думаешь…

Сигарт со злостью хватил кулаком по стволу ближайшего дерева.

— Неужели нет такого заклятия, которое могло бы разбить эту вашу кейну?!

— Есть, — тихо сказала Моав. — Но только безумец станет им пользоваться — богиня этого ему не простит.

Глаза Сигарта вспыхнули надеждой, он весь оживился, точно зверь, заметивший лазейку в своей клетке. Быстрым шагом он подошел к эльфе.

— Какая разница! Главное, что ты снова можешь стать свободной! Ты сможешь изменить свою судьбу!..

От ее взгляда он осекся — понял, что несет бессмыслицу. Ему стало ужасно стыдно, и в то же время он почувствовал подступающую злобу. Он резко спросил:

— Ответь мне, наконец, зачем ты все-таки это сделала? Ты, старшая веллара! Почему не взяла на сердце эльфа — ты ведь могла выбрать любого из них, зачем же связала себя с оборотнем?! Мы ведь только и умеем, что калечить да убивать!

Он с каждым словом кипятился все больше, так что к концу уже почти кричал на эльфу — Моав же против обыкновения оставалась спокойной. Легкая тень грусти набежала на бледное лицо, однако когда она подняла сияющие глаза на Сигарта, на губах ее играла нежная улыбка.

— Можно ступать по чужим следам, но они не всегда придут туда, куда ведет твое сердце. Можно взять себе чужую судьбу и потерять самого себя. Мне не нужно ни чужое счастье, ни чужой покой. Мы — цветы на одном стебле, и пока безжалостная рука не сорвет его, нам суждено быть рядом.

Что-то было в ее словах, в ее тоне и взгляде такое, от чего Сигарт вынужден был сдаться.

— Что ж, — проговорил он со вздохом, — наследница эльфийских князей сама выбирает свой путь… В любом случае, по какой бы дороге ты ни пошла, после смерти тебя ждут прекрасные Острова-без-Времени — это ли не утешение?.. Конечно, если ты не попадешься своему авлахару. Но уж об этом позабочусь я!

Его глаза грозно сверкнули.

— Одних этих слов достаточно, чтобы понять, что я поступила правильно, — нежно ответила Моав.

Глава 10. Подарок на прощание

Они провели в Мермине еще несколько дней. За это время Сигарт нечасто видел Моав — она почти круглосуточно была в обществе Фанзая, ведя длинные разговоры о политике и грядущей войне. Однако, несмотря на ее отсутствие, хэур не скучал. Совершенно забыв о времени, он не уставал удивляться, сколь умиротворенно и гармонично течет жизнь этих поразительных лесных существ, овладевших тайнами воздуха. Только теперь он понял, насколько точны были слова Моав — каждый из них и впрямь жил своей жизнью, тайной, полной скрытого, одному ему известного смысла…

Искренне радуясь гостям, сильфы совершенно не навязывали свое общество. Несколько раз Сигарт беседовал с Фанзаем — его разговоры и расспросы о жизни в Сиэлл-Ахэль были настолько деликатными, что хэур скорее отдыхал во время них. Хегу же он видел лишь мельком и, если честно, был даже рад этому — каждый раз в ее присутствии ему почему-то становилось не по себе. Эти насмешливые глаза, такие темные, что в них даже не было видно зрачков, этот мягкий убаюкивающий голос, совсем не такой, как у Моав — все это приводило Сигарта в волнение, объяснить которое он и сам не мог. Она как будто видела его насквозь, читала его тайные мысли — а уж их-то у него было предостаточно. Дабы не запутывать и без того странные обстоятельства, Сигарт твердо решил лишний раз не вступать в разговоры с сильфой, но однажды ему все-таки пришлось изменить своему решению.

Они столкнулись неожиданно, в лесу. Сигарт как раз гулял, изучая окрестности, как вдруг рядом с ним раздался щелчок, и в следующее мгновение прямо из воздуха появилась Хранительница. Сигарт чуть не отскочил в сторону — он никак не мог свыкнуться со столь необычным способом появления. Хега же, наоборот, была совершенно спокойна, похоже, она искала этой встречи. Сверкнув внимательными темными глазами, она обратилась к хэуру:

— Я хочу подарить тебе кое-что. Идем, — без приветствия заявила она и, не дожидаясь ответа, двинулась по дорожке.

Сигарт покорно последовал за ней. Молча, они дошли до светлого каменного здания, почти полностью скрытого под густой сетью лиан. Если бы Хега не привела его сюда, Сигарт, наверное, и не заметил бы его, настолько плотно его обвила зелень.

— Это храм Жизни — единственный дом из камня во всем Мермине, — объяснила сильфа, — а заодно и место, где я провожу большую часть своего времени… Прошу!

Она плавно простерла руку, приглашая хэура следовать за собой.

Внутри царил приятный сумрак; рассеянный зеленоватый свет струился из окон под крышей. Вдоль стен в ряд стояли колыбели, сплетенные из прутиков; в некоторых из них спали сильфины, другие еще пустовали. Сигарт растеряно остановился на пороге. Заметив его замешательство, Хега ободряюще улыбнулась.

— Не бойся, они спят так крепко, что их даже громом не разбудишь. Детям ведь нечего бояться, потому их сон так спокоен. Сильфины живут здесь, пока матери не придут и не заберут их: в храме они в безопасности, им не страшны ни дождь, ни град, ни дикие звери — в прочных стенах есть свои преимущества…

Сигарт осторожно прошел за сильфой вглубь храма — несмотря на слова Хеги, он старался не шуметь. На возвышении в торце здания стояла большая чаша на тонкой ножке, высеченная из цельного камня; судя по обгорелым остаткам веток и листьев на ее дне, она предназначалась для воскурений. Сигарт подумал было, что сильфа станет разжигать огонь, но она прошла мимо постамента, подошла к нише в стене и вынула оттуда большую шкатулку. Хэур с интересом следил, что она будет делать дальше.

Поставив ларец на столик, Хега открыла крышку. К удивлению Сигарта, внутри не было ничего, кроме груды маленьких деревянных щепок — шкатулка была почти доверху заполнена ими. Сильфа взяла одну из них и положила себе на ладонь так, как будто это была настоящая драгоценность.

— И что же это такое? — разочарованно спросил хэур.

— Это — сердцевина из ствола сикоморы. Много лет назад в нее попала молния — удар был настолько сильным, что она разлетелась на тысячу мелких щепок. Но, несмотря на то что дерево погибло, сила, заключенная в его древесине, сохранилась. С тех пор каждый из детей воздуха всегда носит при себе его часть — благодаря ей он может позвать меня на помощь в случае опасности. Элефты чувствуют каждое живое существо, точно матери своих детей — услышав призыв о помощи, они могут точно указать мне, где случилось несчастье.

Она с благоговением протянула щепку Сигарту.

— Вот, возьми — кто знает, может, она спасет жизнь и тебе.

Хэур осторожно взял странный подарок двумя пальцами.

— Но что мне с ней делать?

— Просто носи с собой, а если тебе понадобиться моя помощь, достань и позови меня: через мгновение я появлюсь рядом с тобой. Только учти, ты сможешь вызвать меня лишь один раз — распорядись же им мудро…

Серые глаза Сигарта подозрительно сузились.

— Почему ты так заботишься обо мне? Я ведь не сильф, и даже не эльф.

Несколько мгновений Хега, не мигая, смотрела прямо ему в лицо. Сигарта передернуло от этого взгляда. Наконец, Хранительница улыбнулась и просто сказала:

— Потому что тобой управляет смерть — я вижу это. Она настолько сильна в тебе, что окутывает своим крылом не только тебя, но и тех, кто оказался рядом с тобой. Мое же царство — это жизнь, и я помогаю тебе, чтобы хоть немного восстановить равновесие. Кроме того, мне кажется, каждый лишний день твоей жизни значит очень много — намного больше, чем ты можешь себе представить…

— Это Моав тебе наговорила?! — обозлился хэур. — Она ошибается! Она еще совсем молодая и придает слишком большое значение некоторым вещам.

— Зато ты, по-моему, наоборот, совсем не придаешь значения тому, чему бы следовало. Например, той силе, что связывает вас с Моав: ты хочешь разорвать эту связь, даже не поняв, для чего она тебе дана.

— Я не хочу вмешиваться в то, в чем ничего не понимаю, — твердо, ровным голосом ответил Сигарт. — Эльфийские тайны относятся именно к этим вещам. И еще я не хочу видеть Моав несчастной, а со мной она может быть лишь несчастлива.

— Ты вправе поступать так, как считаешь нужным, однако не следует забывать, что воля Эллар сильна, и раз отступив от нее, ты можешь нарушить предначертанный ход событий.

— По-твоему, было бы правильнее заставить страдать бедное существо, виновное лишь в том, что послушалось своего сердца?!

Хега улыбнулась, не глядя на хэура.

— Мне кажется, ты недооцениваешь свою кейнару… Ее сердце — отражение света самой Эллар, едва ли стоит спорить с ним. Конечно, выбор за тобой, но мне кажется, желая оттолкнуть Моав, ты больше думаешь о себе, нежели о ней.

Она снова подняла на Сигарта прекрасные темные глаза. На этот раз он выдержал ее взгляд.

— Тот, кто не принимает бой, заранее проигрывает, — сказала Хега.

— А тот, кто вступает в битву, зная, что обречен на поражение, губит не только себя, но и тех, кто ему доверился.

Сильфа опять улыбнулась — на этот раз более искренне.

— А ты умнее, чем я думала, — проговорила она своим глубоким теплым голосом — Сигарту показалось, будто его погладила мягкая рука. — Похоже, Моав не ошиблась… Что ж, мне больше нечего тебе сказать — ты давно уже вышел из возраста моих подопечных!

Она рассмеялась тихим смехом. Напряжение, державшее Сигарта все это время, спало — теперь перед ним была всего лишь женщина, всю свою жизнь посвятившую детенышам. Заметив, что он все еще сжимает в руке подаренную щепку, он бережно спрятал ее во внутренний карман куртки, поклонился Хранительнице и зашагал обратно через лес.

***

Прошло еще два дня. Сигартом начало овладевать беспокойство, он не привык подолгу жить на одном месте, особенно без дела. Однажды днем, он, не выдержав, подошел к велларе.

— Моав, здесь очень хорошо, но может, двинемся дальше?

— Но ведь нас будут ждать только через пять недель.

— Я знаю, — не отступал хэур. — Но возможно, мы сможем за это время разузнать что-то о том, куда идти дальше… В любом случае, не стоит тратить время зря.

Эльфа вздохнула, она и сама понимала, что передышка закончена.

— Сегодня ночью Хранительница обещала показать мне керитры — Цветы слез, не терпящие света; они цветут лишь в новолуние. А завтра утром мы приглашены на танец сильфов в роще у храма — я очень хочу посмотреть. В общем, можем тронуться в путь после обеда…

На том и порешили. Солнце уже село, когда Моав и Сигарт, снова сменившие парадные одежды на свои обычные дорожные костюмы, стояли у стены Мермина. Фанзай провожал их до границы своих владений.

— Может быть, вы все-таки останетесь? — озабоченно предложил он. — Сегодня новолуние — не лучшее время для детей Эллар. Воины недавно видели в лесу сулунгов — эти звери опасны и безжалостны.

— У меня есть надежный защитник, которому не нужна ни луна, ни солнце, — улыбнулась Моав. — Мы и так провели в покое слишком много времени. Прощай, повелитель воздуха! Надеюсь, наши пути еще пересекутся.

— Возможно, даже быстрее, чем ты думаешь, прекрасная дочь луны, — ответил Фанзай и помрачнел.

Взглянув на него, Сигарт подумал, что ван Мермина не говорит и половины того, что думает. Легкая улыбка, а за ней — темные воды тайных мыслей… Только теперь он заметил, как они похожи с Хранительницей. Странно, что он не раньше не обратил на это внимания…

Они простились — через мгновение зеленая стена сомкнулась за путниками, оставив эльфу и хэура одних в темноте леса. Некоторое время они шли молча. Сигарт то и дело хмурил серые брови — уж больно не нравилась ему эта ночь. Он уже почти жалел, что они не вняли совету Фанзая и не переждали безлуние в Мермине. Моав действительно выглядела не лучшим образом — ее движения казались неуверенными, словно она плохо разбирала дорогу. Обычно такая ловкая, она часто оступалась в темноте, а ее веселый голос звучал натянуто и неестественно. Тревожила Сигарта и непривычная тишина — кому как ни рыси знать, сколько разных тварей, больших и маленьких, снуют под покровом ночи; теперь же они словно замерли — рысье ухо не могло уловить ни малейшего шороха под сенью исполинских деревьев. Ощущение опасности, точно червь, точило хэура — не зря умолкли звери. Он нервно поводил головой, пытаясь услышать или унюхать врага прежде, чем он услышит или унюхает их.

Они шли несколько часов. Темнота сгустилась, став плотной, как чернила. Точно живая, она напирала со всех сторон, выныривавшие из нее темные деревья обступали путешественников враждебными тенями, но эльфа не останавливалась. Сигарт ступал бесшумно — Моав то и дело оглядывалась, чтобы убедиться, что он рядом. Сигарт чувствовал, что она сама боится зловещего леса, хотя и старается всеми силами не показывать этого. Он усмехнулся про себя — гордый маленький Кузнечик…

— Фанзай говорил, что к утру мы выйдем к Кайд-Ирилю, — нарочито спокойным тоном начала Моав, для того, чтобы хоть как-то снять повисшее напряжение, но тут же умолкла — в звенящей тишине ее голос казался почти что криком.

Она испуганно взглянула на Сигарта, но даже он выглядел как мрачная тень. В темноте его зрачки расширились, как у ночного зверя, светлые глаза казались теперь почти черными.

— Ты бы поменьше шумела, — понизив голос, сказал он, уставившись во тьму. — Мы здесь явно не одни. Нутром чую — за нами кто-то следит!

Его опасения оправдались. Не успел он договорить, как прямо впереди раздался громкий треск — что-то неслось напролом через чащу. Моментально выхватив лук из-за спины, Моав стала растерянно озираться по сторонам, то ослабляя, но натягивая тетиву рукой.

— Справа! — громко крикнул Сигарт, одним прыжком становясь перед эльфой.

Он узнал этот хриплый глухой рык — такие звуки могли издавать только одни животные — сулунги! Тупые и злобные порождения гор, они удивительным образом пришлись по душе Моррогу: по словам лазутчиков Сиэлл-Ахэль, князь Бурых гор с удовольствием разводил этих тварей за перевалом, прикармливая еще теплым мясом. Правда, до недавних пор это мало кого волновало — в Риане сулунгов видели крайне редко. Однако в последнее время все переменилось: огромные кровожадные волки стали переходить через горную гряду, наводя ужас на местных жителей, их видели даже далеко на юге, в стране людей; видели и боялись как огня, и было из-за чего — и с одним-то сулунгом справится не каждый воин, а уж если они приходили стаей, о спасении можно было и не мечтать.

***

Едва Моав успела развернуться туда, куда указал хэур, как из-за дерева выпрыгнуло крупное животное. Отдаленно похожее на волка, оно было покрыто длинной грязно-бурой шерстью, гребнем вздыбленной на спине. Ближе к животу мех редел — мощные лапы были голыми и отвратительными, как у жабы. Омерзительную картину довершала тупая приплюснутая морда и маленькие злобные глазки, не выражавшие ничего, кроме жестокости.

Увидев, что сулунг готовится к прыжку, эльфа проворно отскочила в сторону — челюсти монстра лязгнули как раз в том месте, где она только что стояла. В этот момент ветки снова затрещали, заставив Сигарта похолодеть. Этого он и опасался — сулунг был не один! Вслед за вожаком показались еще три черных громадины, каждая размером со взрослого медведя. Глухо урча, они подошли к старшему и остановились, оценивая обстановку: похоже, двое путников, каждый из которых был намного меньше их по размеру, показались волкам лакомой добычей. Обернувшись рысью, Сигарт весь подобрался — ему еще никогда не доводилось сражаться с таким количеством волков одновременно. Его глаза плоско светились в темноте двумя зеленоватыми огнями.

Внезапно за спиной хэура раздался звук спускаемой тетивы, и один из зверей с воем упал, забив передними лапами — вощеная стрела попала прямо в глаз волку. Крылатый лук и впрямь бил без промаха! Смерть товарища стала сигналом для остальных. Словно по команде, они бросились в сторону, где стояла Моав, но хэур оказался быстрее — он оттолкнул эльфу и на лету мертвой хваткой вцепился в шею одному из нападавших. Сулунг протащил огромную кошку на себе еще несколько шагов, пытаясь сбросить, однако хэур держался крепко. Все глубже вонзая клыки в толстую шкуру волка, он одновременно быстрыми движениями сильных лап полосовал его бок, оставляя на нем глубокие раны. Сулунг странно захрипел — раздался хруст перекушенных позвонков, и зверь тяжело повалился на землю. Сигарт упруго отскочил от поверженного врага, белые баки и грудь были все в крови. Он быстро нашел взглядом Моав. Вооружившись ножом, та стойко оборонялась от сулунга-вожака — благо, остальные звери отвлеклись на Сигарта. Нападавший на Моав волк тряс головой, взмахивал огромной лапой, но эльфа оказалась слишком проворной добычей — ориентируясь скорее на слух, чем на зрение, она снова и снова уворачивалась от страшных ударов, каждого из которых было достаточно, чтобы переломить ее пополам.

Краем глаза Сигарт успел заметить, как еще одна черная тень метнулась в его сторону. Излюбленным кошачьим приемом он быстро упал на спину и выставил лапы. Второй зверь жалобно завыл, не успев затормозить — острые как ножи, когти вспороли голое черное брюхо. Неожиданно к предсмертному вою сулунга присоединился еще один крик — на миг упустив из виду противника в кромешной темноте, Моав не успела вовремя отскочить от разъяренного чудовища. Гигантский волк повалил эльфу на землю и теперь безжалостно терзал ее зубами.

Одним огромным прыжком Сигарт оказался на шее у сулунга. Тот тут же выпустил свою жертву и стал стряхивать с себя неожиданного врага. Острые зубы больно сомкнулись вокруг лапы Сигарта, но тот только сильнее сжал челюсти. Тогда сулунг пошел на хитрость — всем своим весом он повалился на бок, с которого держался Сигарт: придавленный тяжелой тушей, хэур захрипел и разжал зубы. Почувствовав свободу, чудовище подскочило и развернулось к врагу, тряся клыкастой пастью.

Сигарт едва успел отпрыгнуть в сторону — помедли он хоть миг, сулунг был бы уже у него на шее! Ловко приземлившись на лапы, он тут же снова вскочил и встал напротив соперника. Белые зубы хэура оскалились, кошачьи глаза, не отрываясь, следили за сулунгом. Волк недовольно заурчал — похоже, он не ожидал встретить столь достойного противника. Держась на расстоянии друг от друга, они медленно описали круг по поляне. Переступив несколько раз мягкими лапами, хэур припал к земле — сильное тело вмиг напряглось до предела, на спине буграми вздулись мышцы, острые уши прижалась к голове. Завидев это, волк тоже приготовился к прыжку…

Сигарт бросился первым, лишь на миг опередив противника; в следующее мгновение все было кончено — черный волк жалобно скулил, извиваясь на земле с переломанной шеей. Но он не интересовал хэура — сменив облик, он подскочил к лежавшей на земле эльфе. Ее раны были ужасны — зубы сулунга рассекли бедро почти до кости, разорвали плечо и, что самое худшее, задели шею. Трава под Моав быстро окрашивалась темной кровью, она часто и хрипло дышала. Сигарт склонился над ней — ему показалось, что раны Моав болью отдаются в его собственном теле, но раздумывать об этом не было времени.

Неожиданно эльфа приподнялась и схватила его за руку с силой, какой нельзя было и предположить в раненом теле. Хэур отшатнулся, увидев безумный остановившийся взгляд глаз с расширенными зрачками. Залитая кровью липкая рука Моав еще крепче сжала его запястье.

— Убей меня! Прошу!.. — Сигарт едва узнал в этом хрипе знакомый голос.

В ужасе он не мог пошевелиться. От вида свежих ран кровь бросилась ему в лицо, во рту появился ржавый привкус. Сигарт ощутил приближение знакомой каждому хэуру инстинктивной ярости, распаляющейся при виде крови. Он напряг все силы, чтобы унять это страшное чувство, но оно было на удивление сильным — недавняя драка с сулунгами вывела его из равновесия, невольно раздразнив рысью природу. «Только бы не потерять контроль надо собой! — горело у него в голове. — Только бы не наделать глупостей!» Ему показалось, эльфа тоже заметила его состояние — внимательно взглянув на хэура, она рванулась к нему, заметавшись, точно безумная.

— Добей меня, я ведь все равно не выживу! Дай мне умереть быстро, я не хочу мучиться!

Напрягая последние силы, она кричала, требовала, трясла кейнара, цепляясь за его одежду; в глазах ее не было ничего, кроме отчаянья. Сигарт ничего не понимал — еще никогда он не видел Моав в таком состоянии. Побежденное тревогой за нее, кровавое ослепление слегка отступило.

— Да что ты такое говоришь?! — ужаснулся он. — Может, раны еще и не смертельные!

— Умоляю, убей меня! Убей своей рукой! — голос Моав срывался на крик. — Если ты любишь меня хоть чуть-чуть, исполни мою просьбу!

Она закашлялась, на бледных губах выступила рубиновая полоска, отчего ее дикое лицо стало еще страшнее. Она притянула хэура к себе и впилась в его губы. От вкуса крови сознание Сигарта снова помутилось, серые глаза вспыхнули диким оранжевым огнем. Охваченный ужасом, он из последних сил пытался оттолкнуть от себя эльфу, а из груди его уже вырывалось угрожающее рычание. Его собственная кровь теперь глухим гулом пульсировала в висках, доводя до бешенства; какая-то часть его сознания еще боролась с этим звериным исступлением, но оно захлестывало его все больше и больше.

— Милый, пожалей меня!.. — шептала Моав прямо над его ухом. — Ты ведь любишь меня? Любишь?..

Сигарт вздрогнул — она никогда не называла его так. Они вообще никогда не говорили о своих чувствах… Слова Моав на мгновение выдернули его из кровавого умопомрачения. Ему, наконец, удалось оторвать эльфу от себя. Лицо Моав вдруг перекосилось от ненависти.

— Да ты просто трус! Ничтожество! Ты не хэур, а червяк, копающийся в грязи! — закричала она, и в ее голосе звенела неподдельная злость.

Это стало последней каплей. В голове у него снова помутилось, оранжевые глаза вспыхнули еще ярче. Ему хотелось только одного — убивать, крушить, ломать, рвать на части!.. Сделав усилие, Моав выдернула из перевязи у него на груди нож, быстро вложила ему в руку и сжала окровавленными пальцами. Сигарт почувствовал, как его кости чуть не хрустнули под этой судорожной хваткой. Эльфа крепко ухватила его за запястье второй руки.

— Ты поможешь мне, правда?.. — уже почти без сил лепетала она.

Она повернула голову набок и приставила острие ножа к едва пульсирующей жилке на тонкой шее. Глаза ее закатились; тяжело дыша, она прошептала:

— Пожалуйста… сделай, как я прошу. Так будет лучше…

Сигарт не мог оторвать хищного взгляда от беззащитной шеи, полной свежей крови. Не в силах больше противиться накатившему исступлению, он замахнулся ножом; эльфа инстинктивно вздрогнула и сжала его левую руку, за которую все еще держалась… Сигарт резко отбросил нож в сторону, не донеся лезвие до шеи — украшенный гномьими рунами клинок беспомощно звякнул о камень, рысьи огоньки в глазах погасли. Он устало опустил голову.

— Я не могу…

В ответ послышалось сдавленное рыдание. Сигарт схватил Моав за плечи и привлек к себе — силы покинули эльфу, теперь она покорно всхлипывала у него на груди, словно потерявшийся ребенок.

— Тогда спаси меня! — жалобно взмолилась она. — Я не хочу… не хочу умирать…

Ее голос стал слабым и тихим. Ослепление, захватившее хэура, в мгновение рассеялось — судорожно пошарив в кармане куртки, он выхватил из него белую щепку.

Глава 11. Озеро Мертвых

Уже почти сутки Хранительница боролась за жизнь Моав. Она часами неподвижно стояла у ее постели, твердя заклинания, пока похожие на тени сильфы обрабатывали раны снадобьями. Не отходил от нее и Сигарт — сам он отделался пустячной раной на ноге. Странно, но вид крови больше не производил на него прежнего впечатления, лишь вызывал жалость и огромное, отчаянное желание помочь: он выкапывал из памяти все рысьи заклятья, призванные облегчать боль, но раны эльфы были слишком серьезными.

К вечеру у Моав началась горячка. Перекатывая по подушке голову с растрепавшимися, мокрыми от пота волосами, она в бреду звала Сигарта, говорила что-то на эллари, твердила незнакомые имена. Казалось, ее разум блуждает где-то далеко, за пределами видимого мира, и лишь тонкая нить все еще связывает его с истерзанным телом.

К утру эльфа успокоилась — только продолжала дышать часто и неглубоко. За ночь она осунулась, и без того острые скулы на бледном лице стали более явными. Сигарт молча сидел у ее кровати — он сделал все, что мог, и теперь был настолько обессилен, что с трудом мог подняться на ноги. Даже думать, и то было тяжело — едва возникнув, мысли тут же рассыпались от усталости и тревоги. Время от времени в его памяти всплывала ужасная сцена в лесу, куцыми обрывками мелькали вопросы. Почему Моав просила убить ее?! Неужели она была так уверена в том, что ее раны неизлечимы? Странно, но раньше она намного больше верила в свою удачу — когда везла его, умирающего, к лунному источнику, и даже когда чуть не умерла в Имране… Откуда же взялась эта обреченность? И эта странная перемена — только что просила смерти, а в следующий миг вдруг стала умолять спасти ее… Сигарт устало потер пальцами покрасневшие глаза. Бедная девочка. Наверное, это все их вечные ссоры — они вконец расшатали ей нервы. Надо было ему быть с ней помягче…

В этот момент Моав тихо застонала, Сигарт вздрогнул, подался к ней, заглянул в похудевшее личико.

— Все будет хорошо, — тихо сказала за его спиной Хега, спокойная и невозмутимая, как всегда. — Ее душа вернулась, теперь осталось зарубцевать раны.

Сигарт вспомнил, как он лечил маленькую эльфу в Имране, когда она в одиночку вышла навстречу бушующему урагану: теперь ему казалось странным и диким, что тогда ему было почти все равно, выживет ли она… Что, если бы она умерла?! Он бы никогда не узнал, как свежи ее прохладные бледные губы, как нежны ее объятья! Никогда бы больше не услышал ее голоса! — одна мысль об этом заставила хэура похолодеть. Его размышления прервала сама Моав: снова застонав, она вдруг приоткрыла щелочки глаз, облизала сухие желтые губы и попросила пить… Сигарту показалось, это был самый счастливый момент в его жизни.

***

То ли благодаря заботам Хранительницы, то ли с помощью хэурских заклятий, Моав удивительно быстро шла на поправку. А может, просто ее молодое тело на поверку оказалось куда более крепким, чем на вид. Во время этого выздоровления Сигарт почти постоянно был рядом с ней — он приходил в ее комнату с самого утра и с небольшими перерывами проводил здесь почти целый день.

Однажды утром эльфа, как обычно, завтракала. Она полулежала на подушке, белый бинт скрывал худенькое плечо, гладкие волосы были аккуратно расчесаны, синие глаза смотрели почти весело, как это обычно бывает, когда выздоравливает тяжелораненый. Внезапно она оживилась и привстала, на губах затеплилась радостная улыбка. Через миг в комнату вошел Сигарт. На нем снова была походная одежда, за плечом — сумка. Лицо Моав стало испуганным, хэур же, наоборот, широко улыбнулся.

— Ну, как поживает наша больная?

— С каждым днем все лучше…

Ее лицо все еще выглядело изможденным, а кожа отливала желтизной, но это был уже тусклый отблеск жизни, а не холодные краски смерти. Хэур снова не смог сдержать улыбки.

— Ты так храбро сражалась с этим сулунгом — я просто горжусь тобой!.. — начал он, однако, взглянув на Моав, умолк: лицо эльфы выражало уже совершенно явную тревогу.

Пришлось говорить напрямик. Взъерошив волосы, Сигарт протянул:

— Слушай, мне тут одна идея пришла в голову: чего зря терять время — в ближайшие несколько дней ты ведь все равно не сможешь никуда идти. Вот я и подумал — не сбегать ли мне к Синв-Ирилю, пока ты будешь поправляться…

К его изумлению, при этих словах Моав болезненно вздрогнула, упала на подушку и резко отвернулась к стенке. Такой реакции Сигарт не ожидал; крайне озадаченный, он сел на кровать и взял худенькую ладошку эльфы. Тонкие пальчики вцепились в его руку, словно пытаясь удержать. Его осенила догадка.

— Ты не думай, — поспешно заверил он, — я не собираюсь бросать тебя здесь, воспользовавшись твоей беспомощностью Просто, так мы сможем сэкономить время, а я, наконец, сделаю то, что должен. Тем более что тут до Озера совсем недалеко: пяти дней не пройдет, как я вернусь — она нога здесь, другая там… Ну а твои друзья немного подождут — ты ведь все равно еще слаба, чтобы идти. Ну, что думаешь?..

Моав медленно повернула к нему голову — такого несчастного взгляда Сигарт не видел никогда в жизни. Не говоря ни слова, она бросилась ему на шею и крепко-крепко прижалась к нему, заставив всерьез испугаться.

— Да ты чего?! — удивился он. — Я вернусь, обещаю тебе. Вот увидишь!

Он не знал, что еще сказать. Несколько мгновений оба молчали. Сигарт ласково гладил эльфу по белым волосам. Наконец, до него донесся тихий сдавленный голос:

— Ты, правда, вернешься?..

— Ну, конечно! Не бойся ничего, Кузнечик!

Он еще несколько раз провел ладонью по ее голове.

— Так мы договорились? Пять дней…

Моав чуть заметно кивнула; Сигарту показалось, что она стала еще бледнее, чем когда он вошел.

— Ну, вот и отлично! — с нарочитой бодростью ответил он. — Тогда я выдвигаюсь немедленно — раньше уйду, раньше вернусь. Прощаться не будем — мы ведь скоро увидимся…

С этими словами он осторожно взял эльфу за плечи и попытался уложить ее обратно в постель, но она снова вцепилась в его рукав. Огромные синие глаза бегали в безумном отчаянии, по обвивающему плечо бинту начало расплываться пятно крови.

— Подожди… — с неожиданной страстью прошептала она. — Посиди со мной еще. Пожалуйста! Пока еще есть немного времени…

Хэур недоуменно посмотрел на нее.

— Хорошо, хорошо, только успокойся — видишь, у тебя уже и рана раскрылась! Я посижу, сколько ты захочешь, а потом пойду. Но только чтоб тогда без истерик, договорились?

Моав благодарно обняла его. Они сидели, обнявшись, некоторое время. К эльфе снова вернулось ее обычное настроение — она все время говорила, смеялась, подшучивала над хэуром. В какой-то миг Сигарту показалось, что это веселье — показное, но он тут же укорил себя за подозрения. Наконец, решив, что для недолгой разлуки такого прощания более чем достаточно, он бережно, но решительно отстранил от себя Моав. Она стала удивительно тихой и послушной.

— Чтоб к моему возвращению была здорова, ясно? — шутливо нахмурился он.

— Ясно, — тихонько отозвалась она. — Ты только возвращайся. Возвращайся, что бы ни случилось. Обещаешь?!

— Обещаю.

И, последний раз поцеловав ее, Сигарт направился к двери.

— Я буду тебя ждать! Здесь! — крикнула ему вслед Моав.

Сигарту стало грустно — маленькая веллара так сильно переживала разлуку. Однако долг есть долг — рано или поздно каждая рысь должна взглянуть в мертвые воды. К тому же, они расставались ненадолго… Успокоенный этими мыслями, он откинул полог, вышел из зеленой комнаты и быстро зашагал к границе Мермина.

***

Поход через лес обошелся без нападений. К утру следующего дня хэур вышел на битую тропу. Здесь он чувствовал себя гораздо спокойнее — он ходил по ней уже много раз, да и не он один: полотно дороги было утоптано сотнями сапог лазутчиков, постоянно курсировавших между Сиэлл-Ахэль и Галлемарой. Однако сейчас путь Сигарта вел не в Цитадель — пройдя немного по дороге, он свернул на чуть заметную тропинку, уходящую вправо; она была настолько неявной, что лишь опытный следопыт смог бы заменить ее. Хотя, наверное, другие к озеру Мертвых и не ходили…

Сигарт заночевал в лесу — настроение у него было лучше некуда. Снова один! Несмотря на всю приятность общества эльфы, он нуждался во временном одиночестве: оно было необходимо, чтобы собраться с мыслями и привести душу в равновесие. Ощущение свободы, сопровождавшее Сигарта с тех пор, как он покинул Цитадель, снова заполнило его. Рысью он поймал на ужин жирного зайца и, не церемонясь, съел сырым. Довольно урча, он разрывал белыми клыками еще теплую тушку — при Моав он едва ли мог себе позволить такое… Углубление между корнями стало отличной постелью — хэур забился туда и, положив тяжелую голову на один из корней, тут же уснул.

Меньше чем за день он добрался до Кайд-Ириля и пошел вдоль его берега. Все складывалось как нельзя лучше — погода была жаркой и безоблачной, как и полагалось летом, до Озера оставалось совсем немного. Спасаясь от палящего солнца, Сигарт с наслаждением купался в попадавшихся по пути озерцах и больших ручьях, иногда прямо в одежде — она еще некоторое время приятно холодила тело. Постепенно лес становился все более редким, чаще попадались скалы и россыпи камней. Наконец, хэур дошел до места, где Кайд-Ириль сливался с Белой рекой. Последняя очерчивала владения озерных эльфов, или же ирилай, получивших свое название от эльфийского слова «ириль» — «вода». Где-то там, за рекой, среди каменистых холмов скрывалось озеро Мертвых…

С того места, где стоял Сигарт, Айлит-Ириль выглядел очень грозно. Озадаченный, хэур смотрел, как пенные валы закручиваются вокруг острых заколов — одиноких камней посреди быстрины. Не случайно его назвали Белой рекой — сбегающие с гор буйные воды были настолько вздыбленными и взбитыми, что казалось, это не вода, а молоко; о том, чтобы перейти такой поток, не могло быть и речи. Но ведь тропа вела прямо сюда — стало быть, те, кто ее протоптали, как-то смогли переправиться.. Сигарт присмотрелся к прибрежным валунам и издал радостный возглас. Вот оно! — Некоторые из них были стерты явно больше, чем другие — Сигарт двинулся по этому, отполированному сотней ног, пути. Перепрыгивая с одного камня на другой, он вышел к небольшому ?улову — куску спокойной воды у берега: он был настолько спрятан за скалами, что увидеть его можно было, лишь подойдя вплотную. Здесь тропа обрывалась. Не колеблясь, Сигарт шагнул в воду… Переправа прошла успешно. Вскинув сумку поудобнее и не отжимая намокшей в реке одежды, хэур бодро двинулся дальше.

Наутро третьего дня он, наконец, увидел вдалеке круг черной, как смола, воды — это было озеро Мертвых. Оно лежало в углублении между холмами, и напоминало потухший кратер вулкана. Несмотря на то что день выдался солнечным, ни один блик не оживлял поверхности Синв-Ириля: оно было похоже на огромную дыру, зияющую в земле — только склонись, и тут же засосет тебя черная пустота… Сигарт ускорил шаг — цель его была почти достигнута и чем быстрее он узнает то, за чем пришел, тем скорее вернется к Моав!

Когда он подошел к низкому каменистому берегу, солнце клонилось к закату. Вблизи вода казалась еще более омерзительной — ни один цветок не оживлял берега, ни одна птица не пролетала над темными водами. Прямо посреди озера возвышалась странная конструкция, похожая на плавучую хижину, соединенную с берегом хлипким подвесным мостом. Остров Ушедших Душ — догадался хэур. Честно говоря, он представлял его более внушительным… Он с опаской ступил на шатающийся плетеный мостик.

Покосившаяся дверь хижины распахнулась с жалобным скрипом, и Сигарт застыл на пороге — то, что предстало его глазам, впечатлило бы даже того, кто давно привычен к магии. Вместо тесной хижины хэур стоял на краю огромного каменного зала — его высокий потолок терялся в недосягаемой темноте, а вместо пола качалась черная вода; лишь под стенами тянулся узкий каменный уступ, мокрый и липкий от набегающей грязной жижи. Повисшую в воздухе гробовую тишину нарушал только приглушенный плеск озера. «Виртуозная работа с пространством», — заметил про себя Сигарт, оглядывая зал. Он осторожно попробовал ногой поверхность камня — вроде, держит… Он собрался было ступить на скользкую полку, как вдруг над самым его ухом раздался скрипучий голос. От неожиданности хэур едва не полетел в воду: прямо за его спиной стоял Турид, маг Мертвой воды, хранитель авлахии. Его бородатое лицо, казалось, не имело возраста, а прищуренные глаза блестели затаенной лукавинкой.

— Что, на эльфа своего пришел полюбоваться? — с ехидной улыбкой спросил он, хотя более бессмысленный вопрос придумать было трудно.

Сигарт смотрел на него, еще не совсем придя в себя. Турид тем временем продолжал:

— Ну-ну… Что-то вы в последнее время зачастили сюда — к войне готовитесь, так?

Похоже, он был рад случаю поговорить — мертвая тишь утомила бы кого угодно, — но Сигарт молчал, и маг напустил на себя важный вид.

— Не хочешь говорить, тогда за дело, — он грубо подтолкнул хэура к тропинке, которую то и дело облизывали смолистые волны.

Держась за стену, они вместе дошли до небольшой площадки, обрывавшейся у воды. Сигарт остановился на ее краю и с тревогой посмотрел на мага — неужели придется нырять в эти помои?! От черной, как ночь, воды пахнуло холодом и гнилью.

— Ну чего стал, пей давай! — нетерпеливо крикнул Турид.

— Что пить? Эту дрянь?!

От трупного запаха, идущего с поверхности озера, хэура начало тошнить.

— Нет, сейчас тебе молока парного принесу! — с издевкой сказал маг.

Он вздохнул и взглянул на хэура утомленно и с укором, точно на нерадивого ученика.

— Озеро все знает, только чужому ничего откроет, — терпеливо стал объяснять он — видно было, что ему не впервой уговаривать брезгливых посетителей. — Надо стать частью воды, и тогда сможешь узнать то, что в ней скрыто. А теперь давай пей, да побольше! Больше выпьешь — больше увидишь. А то бывает, глотнут полкружки, толком ничего не рассмотрят, а потом идут косить правых и виноватых!..

Сигарт нехотя опустился на колени и зачерпнул рукой ледяную воду — вблизи она казалась жирной и блестящей, как разлитое масло. Быстро выдохнув, он с отвращением проглотил вонючую жидкость. Ему показалось, что его сейчас стошнит. Он судорожно сглотнул, пытаясь унять дурноту. Турид у него за спиной недовольно заворчал:

— Ну и ты туда же… Вечно эти рыси тут блевать начинают! Эльфы, так те пьют и не морщатся! На вот, понюхай, авось полегчает…

Он сунул Сигарту пучок какой-то травы. Мятный запах немного освежил его, мутить почти перестало.

— Все в порядке? — осведомился Турид. — Тогда давай пей побыстрее, а то я утром в воде видел, как из Рас-Сильвана топают два эльфа — скоро, видать, будут здесь. Высоченные оба, идут — ржут, как кони, а глазищи — как молнии! Страх один!

Он вдруг хитро сощурился и глянул и хэура.

— Уж не по твою ли это душу? Ты вон ведь тоже какой здоровый, и воля так и прет — как раз по твоим зубам орешки!

Маг Озера рассмеялся жутковатым сиплым смешком. Сигарт собрался с духом и начал пригоршнями черпать мутную воду. Тошнота почти прошла, зато в ушах начало звенеть, как перед обмороком — слова хранителя теперь доносились как будто издалека. Сигарт почувствовал, как его руки и ноги немеют, становясь ватными; где-то на краю сознания послышался скрипучий голос:

— Да хорош лакать, а то и впрямь назад пойдет! Теперь давай смотри; только не грохнись в воду — из Озера еще никого не доставали.

Стоя на коленях, Сигарт уставился в колышущуюся толщу озера. От разбегающихся волн у него закружилась голова, в ушах звенело, но он упрямо продолжал смотреть. Постепенно вода становилась все более прозрачной: как будто выплывая из тумана, на дне начали проявляться предметы. Уже через некоторое время Сигарт смог различить небольшую комнату, всю увитую плющом — ему показалось, он уже видел это место… Еще миг и его взгляд упал на стоящую в углу кровать: на ней виднелась чья-то фигура, лежащая лицом к стене. Сердце Сигарта бешено заколотилось, в следующее мгновение он как будто завис в воздухе над ложем; спящий повернулся — прямо на хэура глянули огромные синие глаза. Знакомые губы назвали его по имени. «Ан синтари Эллар», — произнес далекий нежный голос; на бледном измученном лице не было ни страха, ни удивления…

Сигарт вскрикнул и резко отшатнулся от воды. Видение тут же исчезло. Стоящий рядом Турид тревожно посмотрел на тяжело дышащего хэура.

— Что, уж больно сильный? Думаешь, не одолеешь? Да ты не робей — глядишь, повезет…

Он помог Сигарту подняться, довел до выхода. Не оборачиваясь, хэур направился к мосту, шатаясь, словно пьяный.

— Смотри, не бултыхнись! — крикнул вдогонку маг.

Сигарт с трудом дошел до берега и тяжело рухнул на четвереньки. Его мучительно рвало черной водой.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg