«На лезвии Судьбы»

В огромном мраморном зале было необычайно светло. Высокие цветные витражи, изображавшие сцены героических битв разных времен, народов и миров – гордость хозяина замка – пропускали много света, который отражался от стен и подсвечивал тончайшие прожилки камня, создавая ощущение внутреннего сияния.

В центре стоял большой мраморный круглый стол, вокруг которого на равном расстоянии друг от друга располагалось двенадцать кресел с высокими резными спинками, каждая из которых отличалась своим неповторимым рисунком.

Два кресла были выше других и, подобно исполинам, возвышались напротив витражного окна. На одном из них сияло яркое солнце, на соседнем тускло светила полная луна.

Далее, противоходом солнцу, была изображена мать, держащая на руках младенца. Следующее кресло украшала раскрытая книга, со страниц которой лился свет, затем были меч, лежащий на щите и колода карт на столе, над которой в воздухе парила подброшенная ловкой рукой монетка. Далее шли влюбленные, слившиеся в страстном поцелуе, затем широкое поле, по кромке которого раскинулся смешанный лес, на спинке следующего кресла бескрайнее лазоревое море играло небольшими барашками волн. Следующие картины изображали синее небо над верхушками скал, в котором парил орел, и очаг с жарким огнем. Последнее кресло украшала небольшая остро заточенная коса, нависающая над скалящимся черепом на черном фоне.

Это были особенные картины – они оживали, когда их Хозяева оказывались рядом. Вот и теперь, стоило воздуху подле окна шелохнуться, свиваясь в человеческую фигуру, как меч застучал по щиту, приветствуя Господина.

Мгновение, и возле окна уже стоял высокий мужчина, закованный в облегченные доспехи. На поясе его в массивных ножнах висел меч, инкрустированный рубинами, а за плечами струился серый плащ с кроваво-красным подбоем. Кровь и пепел – вечные спутники войны.

Сам он был высок и мускулист, черные волосы длинной до плеч были затянуты в тугой хвост на затылке. Широкие скулы, орлиный нос и глубоко посаженные черные глаза под кустистыми бровями придавали лицу, наверное, даже излишнюю суровость. Он не был красавцем в классическом понимании этого слова, но было в нем что-то завораживающее. Даже шрам, пересекавший левую щеку от уха и до уголка тонких губ, только украшал его.