«Николай»

Николай (fb2) - Николай (Темный свет) 265K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сайрита Дженнингс

Сайрита Дженнингс Николай (Темный свет - 2, 5)

Глава 1

Новый Орлеан, 1990 год.

Так… близко.

Вонь бурбона, дешевых духов и секса, наполняет мои ноздри, создавая коктейль жажды наслаждений, который возносит меня на новые высоты возбуждения. Мелодичные звуки живого джаза резонируют с шумом Бурбон Стрит и сливаются с хриплыми стонами удовольствия неподалеку.

Слушая эротические звуки чужого наслаждения, и представляя себе, скользящие движения влажной кожи против кожи, еще больше возбуждает меня, толкая в небытие.

Я близок, но недостаточно. Всегда чего-то не хватает, чтобы ощутить… единство. Завершенность. Полноту.

Я не питаю себя ложными надеждами. Я никогда не буду удовлетворен. Я всегда буду хотеть большего. Больше богатства. Больше власти. Больше женщин. И когда у меня будет все, что может только иметь человек, мне и этого будет недостаточно. Всегда мало. Истинный голод. Сильный. Подавляющий. Пожирающий меня изнутри.

Я поднимаю голову и медленно открываю глаза, смотрю на волнистые локоны блондинки, которые подпрыгивают вверх и вниз на моих коленях. Я заставляю себя выкинуть из головы все мысли и просто сосредоточиться на волнах удовольствия, пробегающих через мое тело. Колючий жар ползет вверх по моим ногам и затопляет вены, прежде чем обрушивается тяжестью между моих бедер.

Я… могу. Это… легко.

Снова и снова мой член исчезает в ее влажном ротике. Розовые губы скользят по жесткой, гладкой коже, принимая меня все глубже с каждым толчком. Увеличенная в размере головка члена ударяется о заднюю стенку ее горла, и она даже не вздрагивает. Нет рвотного рефлекса. Дерьмо. Это потрясающе. Думаю, я оставлю ее.

– Посмотри на меня, красавица, – говорю я, нежно зажав в кулак ее светлые волосы. Она поднимает на меня широко раскрытые, полные страстного желания глаза, но не останавливается.

– Да. Именно так. Возьми меня всего. Глубже. Я хочу чувствовать эти сладкие губки на мне.

Она делает, как было велено с энтузиазмом, отчаянно нуждаясь в моем одобрении. Она знает, что я кто-то. Кто-то важный. Кто-то, кто вероятно сможет изменить ее поганое существование. И я изменю, но не так, как она надеется.

Минуты тикают, пока я смотрю как она отсасывает мне с решимостью, растущим беспокойством и мольбой в глазах о моей кульминации. Она полностью отдает мне себя, показывает все что умеет, ласкает каждую эрогенную зону, которые известны человеку. Высокомерная ухмылка играет на моих губах, прежде чем я останавливаю её страдания.

– Можешь прекратить. Иди ко мне, – говорю я, похлопывая себя по колену. Она моментально садиться своей попкой в стрингах мне на колено, толкая большие, голые груди мне в лицо. Я терзаю ее розовый сосок, после чего прокатываю бутон между своими пальцами и щипаю. Она стонет от удовольствия и начинает целовать мне шею.

– Ооо, это так приятно. Прошу, возьми меня. Я уже так возбудилась для тебя. Хочу чувствовать твой большой член внутри себя. – Она прокладывает тропинку влажных поцелуев от моей шеи до подбородка. Влажный жар сочится из ее лона мне на брюки. Блядь. Именно то, что мне нужно – следы оргазма по всей длине моего Армани.

Я качаю головой.

– Нет, детка. – Я ласкаю вторую грудь, чтобы смягчить удар.

– Но ты не кончил. Позволь помочь тебе. Обещаю, ты испытаешь поистине замечательные ощущения. Прошу, малыш. Я все сделаю правильно.

Я снова качаю головой.

– Я не кончаю.

– Да ладно? – Она поднимает голову, чтобы изучить мое выражение лица. Я смотрю на нее ледяными, голубыми глазами, в которых нет ни намека на юмор.

– Нет. Никогда.

Она высовывает язык и облизывает нижнюю губу, прежде чем надменно улыбнуться.

– Ну ты просто еще не знаешь насколько хороша моя киска.

Мой уже слегка вялый член дергается, возвращаясь к жизни от ощущение ее теплой, мягкой руки вокруг него. Девушка двигается вперед, чтобы прильнуть к моим губам, и мне приходиться поднять ладонь, дабы остановить ее. Я подавил смешок, когда ее лицо уткнулось мне в ладонь.

– И не целуюсь в губы.

Тяжело вздохнув, она закатывает глаза.

– Ну… что же ты тогда делаешь?

– С тобой? Ничего. Ни черта не делаю.

– Ничего? – с негодованием шипит она. – Тогда за каким хреном я здесь? Это что же получается… я достаточно хороша, чтобы отсосать тебе, но недостаточно, чтобы трахнуть?

Заскучав и начиная бесится от звука ее визгливого голоса, я так быстро вскакиваю на ноги, что она не успевает среагировать и с грохотом шлепается на пол. Я надеваю брюки и смотрю на жалкий мешок плоти и костей, покрытый лишь полоской черного атласа.

– В точку. Я не трахаю отбросы.

Три стука в дверь разряжают неловкую ситуацию и Варшан, мой лучший друг и правая рука, входит в комнату.

– Ты звал?

Я киваю.

– Возьми эту к Наде. – Я приседаю перед девушкой и запускаю руку в ее светлые волосы. Сначала, она вздрагивает, но затем мгновенно расслабляется под моим прикосновением, ее взгляд прикован к моим ледяным синим глазам.

Поднеся упругий локон к носу, я вдыхаю ее аромат: земли, листвы и солнечного света. Эйфория проникает в мои легкие, затем разливается по всей груди и животу. На мгновение я закрываю глаза и смакую его, позволяя согреть мою холодную, безжизненную душу. Если бы только все было так просто. Если бы этого было достаточно.

Отбросив прядь волос, я пальцем провожу вдоль ее нижней губы.

– Мы будем звать ее… Солнышко.

Прежде, чем она успевает моргнуть, Варшан подхватывает ее и тащит из комнаты. Она выглядит так, словно готова заплакать от того, что больше не ощущает моего успокаивающего прикосновения.

– Чт… что? Что ты делаешь? Куда вы меня забираете? Солнышко? – заикается она, паника искажает ее мягкие черты лица. – Какого черта? Меня не так зовут?

Вмиг я появляюсь перед ее лицом и грубо хватаю за подбородок, чтобы она не смогла ничего сделать, лишь лицезреть ярость на моем лице. Ее глаза расширяются от ужаса при виде меня.

Настоящего меня. Здесь нет необычной красоты. Никакого намека на чувственную привлекательность, которая несколькими минутами ранее заставила ее встать на колени. Только зло. Насилие. Отвращение.

– Мне. По. Хуй. Тебя будут звать так, как я скажу. Ты поняла, Солнышко? Можешь ли ты вбить это в свою миленькую головку?

– Да… да…, – запинаясь, произносит она дрожащими губами. Губами, которые всего лишь несколько минут назад обхватывали мой жесткий член. Губами, которые созданы для любовных утех.

– "Да" что? – спрашиваю я, подняв бровь.

– Да, Господин.

– Умница, – киваю я, зловеще ухмыляясь. Я нежно глажу по ее щеке, прежде чем отпустить из моих рук, успокоившись, я разглаживаю лацканы своего пиджака.

У них нет имен. Просто лица. Губы, языки, руки. Тепло, влага сочащиеся с медом, чтобы сильнее утолить голод. Сильнее чего? Я не уверен.

Спустя минуту Варшан снова появляется в дверях, тревога в его глазах делает их кристально голубыми от чего контраст с его бронзовой кожей становиться еще более потрясающим.

– У нас проблема.

Пользуясь моментом, я прислушиваюсь к разыгравшейся сцене двумя этажами ниже, после чего выказываю свое недовольство. Еще одна нуждается в жестком напоминании о том, кто здесь главный. О том, кто владеет ими.

Женщины чертовски темпераментны. Но, блядь, я доволен ими. Плюс они приносят мне уйму денег. Не то, чтобы я в этом нуждался.

– Ну? Разберись. Уверен ты в состоянии справиться с простой, маленькой женщиной.

Варшан качает головой.

– Это не обычная женщина. Она… другая.

Слегка приподняв брови, я направляюсь к бару, чтобы налить себе выпить. Ровной струей я наполняю бокал бурбоном и выпиваю залпом. Мне нужно убежать. Забыть, что я. Кто я. Забыть то, что страстно желаю сделать. Делать раз за разом, снова и снова.

Большинство видят меня холодным и черствым. Жестоким. Кровожадным. И они правы. Но честно говоря, я противоречивый ублюдок. Я верю, что все мы находимся примерно на одинаковом уровне. Просто некоторые из нас не могут самостоятельно мыслить. И это не очень хорошо отражается на бизнесе.

– Другая, – бормочу я себе под нос. И поворачиваюсь к Варшану, который все еще выглядит встревоженным. – О чем задумался, старина?

Он качает головой, в результате чего его длинные черные волосы колышутся.

– Я не могу объяснить это…

Я киваю, слушая его мысли. Его опасения. Определенно он чем-то обеспокоен. Варшана не легко выбить из колеи, именно поэтому я так близко держу его к себе. Я понимаю это своего рода эмоциональная отстраненность, но для меня вполне нормально. Его внутренние противоречия разжигают во мне интерес и отнюдь не надоедают. Это отлично и можно немного повеселиться.

– Очень хорошо, – ухмыляясь, говорю я и пересекаю комнату. – Давай же посмотрим на нее.

Пока мы спускаемся к сцене, развернувшейся двумя этажами ниже, в воздухе я улавливаю знакомый запах. Похоть, жадность, тщеславие и любой другой смертный грех в изобилии. Люди слабы. Ты говоришь им держаться подальше. Говоришь, не трогать пламя, потому что оно может обжечь. Но они все равно приходят, удовлетворить свои распутные желания, насладиться запретным плодом, который находился перед их ошарашенными лицами.

Они знают, что так нельзя, знают, что красное яблоко испорчено до основания, гноится червями и болезнями. Но они все равно его хотят. И я даю им его. Было бы глупо поступить иначе.

Чертовы люди.

Несколько свободных девушек в одном белье, стоят в дверных проемах их комнат и хлопают накладными ресницами, в надежде что один из нас удостоит их визита. Я не отказываю моим парням в их плотских желаниях, но нет ничего в этом доме, что могло бы насытить нашу жажду. Не без последствий. И эти последствия могут получится… грязными. А я не оставляю следов.

Мы входим в большую комнату, где еще трое мужчин окружили маленькую, одетую во все темное, фигуру. Её крики приглушены, но я четко могу определить ее ужас. Чем ближе я подхожу, тем больше растет во мне ярость. Мы никогда не берем против их воли. Они должны захотеть этого сами. Они должны чувствовать. Я против сексуального рабства.

Почувствовав мое присутствие, мужчины расходятся в сторону, чтобы я смог оценить ситуацию. Когда я миную сквозь барьер из их тел, я замираю.

Эта… девушка. Человеческая девушка с мягкой, гладкой кожей, длинными, вьющимися локонами, и самыми поразительными глазами цвета янтаря, который я когда-либо видел за свои прожитые десятилетия на этой земле. У нее миниатюрное и чувственное тело, хотя в ней ощущается огненная мощь, которая практически выталкивает меня, как силовое поле, сопротивляясь моему крепкому телу невидимым потоком.

Я поднимаю на нее взгляд, но она быстро отводит глаза, отказываясь смотреть на меня. Ах, она знает. Либо так, либо она боится. Отлично. Она чертовски хороша, должна быть. Я, однако, понимаю, что страх не руководит этой девочкой. Она храбрая. Смелая. И данный факт заставляет меня хотеть ее.

Каждая клеточка моего организма гудит и расширяется, после чего взрывается от чувства. Я могу почти ощутить ее мягкую, нежную кожу под моими горячими пальцами. Ее тонкий запах полевых цветов и коричневого сахара. Сладкий вкус ее чистого аромата, шипящего на моем языке.

– Что тут у нас? – спрашиваю я, не обращаясь ни к кому в частности, когда ближе подхожу к девушке. С каждым моим шагом ее остекленевшие глаза расширяются. Ее страх такой плотный и осязаемый, как и сила. Просто я сильнее. Мое решение, однако, может измениться.

Подойдя к ней, я осторожно вытаскиваю кляп из ее рта, чтобы не поцарапать молочно-белую кожу, хотя мне до боли хочется прикоснуться к ней. Ее губы вишнево-красные, опухшие и сочные, ждут, чтобы их боготворили. Ее покрасневшие и отекшие глаза смотрят на меня с отвращением. Ненавистью. Ужасом.

Она пытается скрыть это, но ее мелкие смертные эмоции выдают ее. Глаза. Они никогда не врут. Наполненные правдой, они рассказывают историю, которую она так тщательно пытается укрыть.

Ее полные губы сжимают в тонкую линию.

– Отойди от меня, ты, кусок дерьма. – Ее сломленные голос хриплый и низкий, пропитанный невыплаканной тоской.

– Почему ты здесь, красавица? – спокойно спрашиваю я. Я делаю шаг вперед и нежно касаюсь темного локона, вдыхая ее сладкий аромат.

Она пытается отпрянуть от моего прикосновения, но она связана. Не веревкой или бечевкой, а силой. Чем-то, что ты не в состоянии увидеть, что не совсем осязаемо, но она знает, что сила вполне реальная. Она такая же живая, как и сила девушки.

Мы оба рождены в вере – непоколебимых убеждений, что существуют вещи, выходящие за пределы всякой логики и понимания. Глубоко внутри она знает, что легенды правдивы. Она знает, что монстры реальны. Она может видеть меня так же, как и я ее.

– Пошел на хуй, – плюет она, борясь с невидимыми путами. Я приподнимаю уголок рта и медленно моргаю. Она такая… сильная, что почти опьянеет меня. Я хочу большего.

Я поворачиваюсь к Варшану и приподнимаю бровь. Ему требуется время, чтобы прочесть мой невысказанный вопрос.

– Она нам дарована за невыплаченный долг, который… усложнился. Но, я согласился принять ее взамен на снисхождение.

– С каких пор мы принимаем шлюх в качестве оплаты? – скривился я, возвращая внимание к ее мягким изгибам. Стройные ноги переходили в округлые бедра сужаясь в тонкой талии. У меня потекли слюни, когда я представил какой теплой и мягкой она будет чувствоваться подо мной. Как эти ножки, обернувшись вокруг моей талии, будут сжимать и дрожать.

– Я не шлюха, мудак. А теперь пусти меня! – требует она, все еще продолжая сопротивляться хватке. Я смеюсь, восхищаясь ее определением. А она права – я мудак. Чертовски хороший. И если я в этом не добился совершенства, то я никто.

Я слегка провожу по ее светящейся коже, чувствуя, как горят под ней мои пальцы. Ощущение неприятные, но этого недостаточно, чтобы я прекратил касаться ее. Соприкосновение нашей кожи вызывает электрический разряд, который проходит через мое тело, пробуждая мои чувства от десятилетней спячки. В самом деле, эта девушка – другая. Особенная. И опасная.

Я очень сильно хочу ее. Настолько, что готов переступить свои правила, и позволить ей переспать со мной.

– Не трогай меня, урод, – резким шепотом произносит она. – Я знаю, что ты.

От твердости в ее голосе я убираю руку и хмурюсь. Она возможно может чувствовать мою силу, даже увидеть ее излучение вокруг меня, но она точно не может знать, что я такое. Она человек. Глупый. Слабый. Невежественный. В конце концов она всего лишь букашка по сравнению со мной. Мы очень тщательно скрываем свои личности и те, кому удается узнать наш секрет, устраняются без лишних вопросов.

Я изучаю ее ледяным взглядом.

– Кто продал тебя, красавица? – Колкость, звучащая в моем голосе, не совпадает с нежностью моих слов.

На эти большие глаза мгновенно накатываются слезы и уголки ее сочных уст поникли. Она отворачивается и быстро моргает мокрыми ресницами, пытаясь скрыть преследующую ее боль. Я хочу обхватить ее щеки и заставить посмотреть на меня. Я хочу слизать каждую соленую слезинку, которая скатывается с этих завораживающих глаз. Я хочу испить ее, почувствовать ее внутри меня. Быть внутри нее.

– Кто? – повторяю я уже более нежным голосом.

Я смотрю на ее худенькую шею, когда она с трудом сглатывает.

– Мой отец, – умудряется она выдавить из себя через неконтролируемые всхлипы. – И он не продавал меня. Я пришла сюда по собственной воле. Чтобы спасти его жизнь.

Я киваю, хотя не совсем понимаю глубину ее преданности. Эта современная интерпретация Красавицы и Чудовища. Храбрая, человеческая женщина жертвует соей жизнью, спасаю другую. Она толкает саму себя в тьму и опасность, полностью не видя чистого зла, которое находится в этой комнате. Все же она идет на невероятный поступок, чтобы всего лишь спасти замызганного пьяницу от азартных игр.

Эта красивая девушка самоотверженно отдала свою жизнь в руки отвратительного монстра. В мои руки.

Я никогда не испытывал такую преданность ни к кому… возможно, если только к брату. Но он ушел, оставил меня в одиночку разгребать это дерьмо. Дориан был одним из лучших. Умным. Тот, кто не давал уничтожить все, что наша семья создавала и отстаивала.

Тот, кто понимал и любил меня таким какой я есть. И все же он отвернулся от нас. От меня. Единственного человека, который нуждался в нем больше всего.

Я сжимаю руки в кулаки, когда напряжение оседает в суставах. И какого хрена это дерьмо меня до сих пор беспокоит? И чего я парюсь о нем? После того как годы превратились в десятилетия, я просто перестал считать. Я знаю, что он никогда не вернется.

Могу ли я действительно его винить? После того, что наш отец с ним сделал? Должен ли я был остаться и поклясться в своей верности человеку, который сделал своей личной миссией превратить мою жизнь в гниль и руины?

Я хочу похоронить это дерьмо. Хочу стереть все смятение и злость, которая преследовала меня на протяжении всей жизни. Всегда недостаточно хорош… вечно черная овца. Мне нужно найти замену скопившемуся хаосу в моей пустой груди, который бьет ключом так, что я чувствую словно кислота обжигает мое горло. Я хочу покончить с этим и забыть, что я. Кто я.

– Я знаю… – сладко шепчет она, изливаясь успокаивающим бальзамам для моей черной, измученной души. Я перевожу взгляд на нее, и мои глаза встречаются с теплым, расплавленным медом. – Я знаю, – снова шепчет она.

Я сглатываю ком в горле от внезапного потрясения и цепляю на лицо холодную улыбку.

– Что ты знаешь, дорогая?

Ее полная, нижняя губа дрожит, и она быстро прикусывает ее зубами.

– Я знаю кто ты.

Я еще ближе подхожу к ней, вдыхая аромат между нами, смесь страха и возбуждения опьяняет.

– Все знают кто я такой. – Черт, по крайней мере, они думают, что знают.

Она не отводит взгляд. В этих глазах нет даже намека на неуверенность, пока она буравит меня ими. Она просто смотрит на меня, как я растекаюсь по мраморному полу.

– А они знают что ты?

Я замираю на месте. Не потому что был разоблачен, черт, внутри этих четырех стен ни у кого не возникает вопросов на счет моей личности. Но что действительно раскрывает меня подноготную, что делает практически невозможным скрыть истину, от которой я так отчаянно хочу сбежать, этот вопрос слетевший с малиновых губ. Тот же вопрос, который постоянно крутиться у меня в голове.

Знаю ли я, что из себя представляю?

Я отвожу взгляд в сторону, не давая увидеть, что скрывается в них. Мне плевать на то, что она думает обо мне. Она не права. Она тупая шлюха, которая не захотела бы знать правду, если бы та нагнула и трахала ее по семь раз на дню на протяжении недели.

– Варшан, – рявкаю я, мой голос грубый и жесткий. – Отведи ее к Наде, пусть приведет ее в порядок. А затем приведи в мои покои.

Надо отвлечься. Чем-то, чтобы задушить любые намеки вины или сочувствия. Уклонение. Отрицание. Бегство. Это то, что я умею. Это то, что я создаю для слабых и порочных. Мне предоставляют место для фантазий и желаний, позволяя им предаваться запретам без чувства страха, разоблачения или осуждения.

Мы все здесь монстры. И я самый ужасный из них.

Пытаясь заглушить звуки борьбы снизу, я поднимаюсь по лестнице в свою комнату, но останавливаюсь на полпути.

– И подготовьтесь, – требую я сквозь переполох, находящийся выше схватки распутства и жажды наслаждений. – Мы уходим.

Глава 2

Все как в тумане.

Громкая музыка. Алкоголь. Наркотики. Все это – неизбежное зло. Все часть моего плана.

Легко забыть, когда ты ничего не помнишь.

Мы вваливаемся в мою комнату, наш истерический смех эхом отдается от стен огромного дома. Никто не обращает на нас внимание. Они все слишком погрузились в свой мир разврата, чтобы беспокоится о нас. Я не только следую моей репутации, я принимаю ее с распростертыми руками.

Блондинка слева присосалась к моей шеи, пока я задираю ей платье. Брюнетка справа расстегивает кнопки на моих брюках, когда я стаскиваю лиф ее платья, освобождая большую грудь. В следующий миг я вбираю в рот ее твердый сосок, зажав его между зубами, мой язык кружит над ним, заставляя девушку издавать непристойные звуки.

Моя рука скользит к влажной плоти между ног блондинки, и ее стоны конкурируют со стонами ее подружки. Они трутся около меня, проводят наманикюренными ногтями по моим волосам, спине, члену… сражаясь за кульминацию. Я чувствую, как они обе содрогаются, дрожат от желания. От потребности. И я планирую дать им то, чего они так желают. Но сначала я хочу поиграть.

Я бросаю обеих на кровать и смотрю на их тяжело дышащие тела с хитрой улыбкой. Они обе безыменные, как и все остальные. Мне все равно. Они открыты для меня, их мысли и эмоции совершенно незащищены. Будет весело.

– Раздевайтесь, – приказываю я. Недолго думая, девушки избавляются от остальной одежды, при этом не отрывая от меня взгляда. Правильно… смотреть на меня.

Обнаженные они растягиваются передо мной, чтобы я любовался их гладкой, упругой кожей, которая взывает к ласкам. Тяжелый и плотный запах возбуждения витает в воздухе. Я могу почти распробовать их аромат – это так ощутимо. Сладкий, соленый, острый. От ожидания у меня текут слюни.

– Иди сюда, дай нам раздеть тебя, – говорит брюнетка, маня меня пальчиком.

Я качаю головой.

– Не сейчас. Но скоро. А для начала, я хочу, чтобы вы двое поцеловались.

Опять же, не задумываясь, девушки выполняют приказ, их мягкие, сочные губы нежно соприкасаются. Они хихикают, когда губы сливаются в поцелуе, дыхание учащается, пока их розовые язычки сплетаются вместе. Они трогают друг друга, их возбуждение растет до тех пор, пока они обе не хнычут от освобождения. Пока нет. Не тогда, когда я еще не насытился.

Они отстраняются, тяжело дышат, скулят и все еще ласкают мягкую, чувствительную кожу друг друга.

– Хорошо, – улыбаюсь я. Я останавливаю взгляд на блондинке. – Соси ее грудь.

Она берет в свои маленькие ладони полушария брюнетки и большими пальцами проводит по соскам. Сквозь длинные ресницы блондинка смотрит на свою подругу, а затем переводит взгляд на меня. Блондинка втягивает в рот упругую кожу и начинает сосать, нежно потянув, она поднимает на меня свои полуприкрытые глаза.

Смех стих. Ничего не слышно, кроме эротических звуков несдерживаемого удовольствия. Я ласкаю их мягкую, безупречную кожу, пока они двигаются друг против друга с чистым блаженством в сочетании с трепетом темной фантазии.

Они не задают вопросов о том, что чувствуют. Они не стесняются и не сопротивляются. Они позволяют своим плотским инстинктам руководить ими – позволяют мне руководить ими. Я их учитель. Их лидер. Их Бог. А они ничего другого не хотят, как только радовать и поклонятся мне.

Позже, когда их накрывает волной желания, я встаю позади брюнетки, которая лицом уткнулась блондинке между ног и вхожу в нее. Она стонет против лона подруги, и они уже обе вскрикивают. Я проникаю глубже, жестче, быстрее. Я позволяю влажному теплу окутать меня, пусть оно заставит огонь, сжигающий меня изнутри, выжечь мои нервные окончания до тех пор, пока все что я смогу это чувствовать.

Каждый мускул в моем теле натягивается и пульсирует, но я не останавливаюсь, а лишь быстрым движением, которое остается незамеченным, переворачиваю девушку и снова погружаюсь в нее.

Беря каждую, я трахаю их на протяжении нескольких часов, полностью измотав. И только когда они чувствуют, что их тела могут взорваться от невыносимых ощущений, я снова беру их, пока они совершено не выбиваются из сил, что даже уже не могут стонать.

Я лежу на кровати, уставившись в потолок, и представляю колыбельную из тяжелого дыхания укачивающую меня. Но я знаю, что это бесполезно: сон не приходит. Он никогда не забирает меня подальше от этого. От меня.

Я хватаю брюки, надеваю их и иду к бару. Бурбон мягко плещется вниз, как жидкий огонь и я вдыхаю пламя.

– Наслаждаешься шоу? – спрашиваю вслух я, наливая еще.

Нет ответа. Ничего другого я и не ожидал.

– Знаешь, ты могла бы преуспеть. Особенно, если готова кое-что делать вместе с девочками. – Я поворачиваюсь к темному углу комнаты и улыбаюсь. – Клиенты любят такое дерьмо.

– Меня от тебя тошнит, – звучит резкий ответ. – Пошел на хер!

– Прости, малышка, – усмехаюсь я, идя на голос. – Но я не трахаю товар. Но кто знает, может быть… ты станешь моим исключением. Если будешь хорошей девочкой.

Я стою в самом темном углу комнаты, окутанный тенями, перед ней. Девушкой. В ее янтарных глазах мольба о смерти, съежившись она сидит между комодом и креслом, отчаянно пытаясь раствориться в стене, чтобы убежать. Но она не может. Она не может уйти, даже если ее маленькая жалкая жизнь зависела бы от этого. Она подписалась остаться в четырех стенах этого особняка.

– Я не шлюха, ты, отвратительный кусок дерьма, – шепчет она сердито.

– Конечно же нет. – Я приседаю к ней, держа бокал в руке. Я протягиваю ей его, но она отмахивается, словно я предлагаю кубок, полный крови. – Но как ты знаешь, я обеспечиваю жильем шлюх. Никто не живет здесь бесплатно.

Ее глаза блестят от слез, и она быстро отворачивает голову, поэтому я не могу увидеть ее слезы и смахнуть их. Моя рука дергается, желая прикоснуться и пройтись по влажному следу на ее щеке. Вместо этого, я залпом опрокидываю бокал, заглушая позывы.

– Почему? – внезапно спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

– Проституция – одна из древнейших профессий. Секс всегда будет востребован.

– Нет… почему ты это делаешь? Зачем ты забираешь невинных девушек и превращаешь их в ничто иное, как мешки для мусора? Неужели ты не испытываешь вины? Разве тебе не плохо в таком жалком бесполезном месте?

Я улыбаюсь от раздражения.

– Сперва наперво, я никому не подчиняюсь. А женщины работают и находятся здесь по собственному желанию. И раз ты не поняла, то никому не причиняют здесь боли. У них самая дорогая одежды, они балуют себя регулярными походами в спа-салоны, и имеют круглосуточную охрану. Поверь мне, они могли бы заниматься гораздо худшими вещами до меня, а большинство это и делали. И отвечая на твой второй вопрос… нет. Я не чувствую никакой вины. Чувство вины – это удел слабых и эмоциональных. Это ты должна заботится о ее пристанище. А меня это не ебёт никоем образом.

Она качает головой и саркастически улыбается.

– Вау. Я-то думала, что Принц будет более благородным.

Я чуть не подскакиваю. Принц. Она знает. Блять, она знает…

– И вот что я подумал, шлюхи должны быть более покладистыми, – резко отвечаю я, умело маскируя панику.

– Я. Не. Шлюха! – рычит она. Девушки, спящие в нескольких футах, шевелятся, но все же не просыпаются.

От удивления я поднимаю брови.

– Правда что ли? Ну, что ты планируешь сделать для меня? Ты знаешь характер моего бизнеса: долг должен быть полностью погашен. И как же ты собираешься заплатить мне по остаткам долга твоего отца?

Ее губа дрожит, и она сильно прикусывает ее, от чего та становится вместо малиновой белой. Девушка смотрит в сторону, пытаясь сморгнуть упрямые слезы и отчаянно скрыть свой страх от меня. Я знаю, что внушаю страх, и хочу видеть это. Я не могу без этого – без свежих, человеческих эмоций. Я хочу ее слезы, но снова, часть меня не хочет заставлять ее плакать.

Видите? Противоречивый ублюдок.

– Все, что захочешь, – наконец шепчет она, уставившись на меня. Хотя, скорее всего она не может видеть моего лица, ее выражение лица стойкое и уверенное. Храброе. – Все, что ты от меня захочешь.

Я медленно киваю, но я потрясен от того, что она согласилась на подобное дерьмо. И возможно немного разочарован. Может быть мне хотелось, чтобы она боролась со мной. Возможно хотел, чтобы она отказалась, так как считает это отвратительным и неправильным. А не полностью соглашалась с этим. Ни одна здравомыслящая, уважающая себя девушка не подписалась бы на такое дерьмо.

Я запускаю руку в волосы и дергаю их от необъяснимой злости. У этой девчонки нет никакого опыта работы в борделе, и все же она здесь, и я чертовски упрям, чтобы сделать что-нибудь с этим. И тот факт, что я хочу, блять, я хочу простить ей долг, который на нее повесил так называемый отец, ради того, чтобы трахнуть ее.

– Верно. Ну, мы должны начать прослушивание, – говорю я наотрез. Поднявшись, я начинаю расстегивать брюки.

– Чт… что? Что ты делаешь?

От ужаса она широко раскрывает глаза, когда замечает, черные волосы, выглядывающие из моих расстегнутых штанов.

– А как ты думаешь, что я делаю? Я не могу продавать то, что сам не попробую. Сейчас могу предположить, что ты вероятнее всего откажешься отсосать мне, так что единственный раз я сделаю исключение. – Все еще скрытый пеленой ночи быстрым движение, которое она не в состоянии увидеть, я приседаю перед ней.

– Я позволю тебе переспать со мной, красавица. Ты ведь именно этого хочешь? Видела, как я трахал этих девушек? Как заставил их стонать и выкрикивать мое имя? Ты ведь тоже так хочешь? Ты хочешь почувствовать меня глубоко внутри себя так же, как я был глубоко внутри них.

Когда я тянусь к лямке ее шелковой ночной рубашке, которую надела на нее Надя, я чувствую, как девушка дрожит под моими пальцами. Она всхлипывает в ту секунду, когда моя кожа прикасается к ее, легкое жжение бежит по моим пальцам и тонет глубоко внутри меня.

– Нет, – говорит она сквозь прерывистые рыдания. – Пожалуйста, не делай этого.

– Что? Предпочитаешь раздеться сама? – раздраженно насмехаюсь я, сжимая тонкую ткань. – Не надо разыгрывать страх передо мной. Ты знала, на что подписывалась.

– Но, но… я не могу. Не могу этого сделать. Прекрати, пожалуйста.

Я одергиваю руку назад и крепко сжимаю в кулак. Так же сильно, как я хочу дотронуться до нее, я жажду ее чувства чистого ужаса, я не хочу этого. Нет. Только не так.

– Разве это не то, чего ты хочешь? – спрашиваю я сквозь стиснутые зубы. – Разве ты не за этим сюда пришла?

– За этим! – плачет она. – Но я, я… я не могу.

– Не можешь? Не можешь что? Не можешь трахаться, как шлюха? – ору я. Девушки, лежащие на кровати, начинают просыпаться, но одним взмахом руки я снова вырубаю их. Я даже не забочусь о том, чтобы оставаться незамеченным. Все на чем я сосредотачиваюсь, так это на следующих словах, который слетают с этих пухлых, красных губ.

– Какая шлюха – девственница! – кричит она, соответствуя моей ярости. Ее грудь быстро вздымается, при этом ноздри раздуваются с каждым затрудненным вздохом.

Я отхожу назад, увеличив расстояние между нами до фута, словно она открыла мне какое-то инфекционное заболевание, а не свое целомудрие. Она девственница и все же она обрекла жизнь на позор и унижение. Прокляла себя на жизнь с монстром. Даже я не могу подобное вбить себе в голову, а я король сбивать с толку.

Я открываю рот, чтобы высказать все, что я думаю по этому поводу, ощущая холодное давление на мои глаза. Я сжимаю кулаки, успокаивая холодный шторм, мчащейся по венам.

– Девственница? Ты чертова девственница? Что я по-твоему должен делать с этим?

Она не отвечает. Вместо этого, вытирает тыльной стороной влажное от слез лицо, пригвоздив меня свирепым взглядом. Мы сидим в тяжелом молчание, ее слова глыбой упали мне на плечи. Я больной ублюдок, я даже не скрываю этот факт, но могу ли я действительно уничтожить девушку и забрать ее священный дар, продав его по самой высокой цене? Неужели я пойду на такое зло?

Я качаю головой. отвечая на собственный вопрос. Я зло. Я эгоист. Моя душа была проклята в тот самый момент, когда я родился. Но остальная часть меня? Не определилась с выбором. И неважно как сильно я пытаюсь встать на путь разврата, который вымощен в моих костях и крови с моего рождения, что-то во мне отказывается принять его.

Она противится ему, идет против моей природы, заставляет меня постоянно сомневаться. Именно поэтому я делаю то, что делаю – почему облить, прячу чувства. Зачем притупляю их алкоголем, наркотиками, всем тем, что позволяет легко мне играть эту роль.

Именно это делает меня самым презренным человеком, которым я являюсь. Я знаю, что лучше. Я знаю кто я и что я делаю неправильно. Но все равно делаю. Я делаю это, потому что могу.

– Ты сказала, что знаешь кто я, – говорю я, сквозь непривычный, образовавшийся ком в горле.

– Знаю. – Уверенность перекликается с ее непоколебимым голосом.

– И… что я?

– Да.

Я киваю. Она больше ничего не произносит. Я чувствую ее правду. Я вижу ее. Черт возьми, я ощущаю запах этот на ней, запах ее кровной линии вызывает у меня головокружение. Она не обычная девушка. Человек, разве что именно так. Словно ее переполняет что-то сверхъестественное. Что-то мощное. Что-то вроде меня.

Я легко могу заставить ее забыть. Я мог бы стереть все следы моей личность из ее разума. Черт, я могу убрать любое ее воспоминание. Но по какой-то странной причине, я этого не делаю. Может быть в этот раз я не хочу быть просто незнакомцем. Может быть я просто хочу, чтобы кто-то, хоть кто-нибудь узнал меня.

– Как тебя зовут, красавица? – спрашиваю я против своей воли. Имена означают фамильярность. Они личные, а личное меня не интересует. Никогда не было желания. До сегодняшнего дня.

Она медлит, и я представляю ее мысленную борьбу. Дыра в моей груди болит… от чуждого чувства.

– Амели, – наконец шепчет она. И прежде чем она начинает сожалеть о раскрытии первого интимного кусочка о себе, я поднимаю руку и мягко провожу поперек ее лба, отправляя ее в спокойный мир грез.

– Приятно познакомится, Амели, – шепчу я, укладывая ее в колыбель своих рук, когда она падает вперед, мои губы почти касаются ее кожи, и я могу ощущать сладкий ее аромат. Смахнув прядь волос с ее лица, я смотрю вниз, на самое чистое, красивое создание, которое я когда-либо держал в руках. – Я Нико.

Глава 3

Я стою в изножье кровати и смотрю на обнаженные тела, прикрытые мятыми атласными простынями. Тусклый лунный свет целует их кожи, и кажется что они эфемерные, словно призраки.

Такие красивые. Такие мягкие. Такие слабые.

Оперевшись коленом о матрац, подаюсь вперед и ложусь между спящими девушками. Пальцами я провожу по мягкому телу, оставляя за собой след озноба по коже. Я вдыхаю сочетание их ароматов алкоголя, пота и секса.

И еще чего-то. Чего-то другого. Запах вторгается в мои легкие и взрывается в груди, прорастая теплым покалыванием в мои конечности.

Магия.

Лишь по глотку от двоих, но он необходим. В эти дни, все труднее найти что-то большее. То есть готовых доноров.

Я нависаю над брюнеткой, руками исследуя ее мягкие изгибы. Нежно провожу тыльной стороной руки по ее щеке. Когда-то она была потрясающей, я точно знаю, время не пощадило ее. Ее недостатки, ее слабости не оказали ей любезность. Она умрет раньше, отведенного ей срока, в этом я уверен.

– Проснись, – шепчу я. Мгновенно ее глаза открываются, и как только привыкнув к темноте, она улыбается.

– Эй, – говорит она, лаская мою голую грудь.

Я одариваю ее легкой улыбкой и ладонями обхватываю ее лицо.

– Посмотри на меня.

Она тут же подчиняется, смотрит на меня доверчивыми карими глазами. Глаза, которые забудут, что когда-либо видели мое лицо. За секунду ее глаза расширяются, и девушка полностью расслабляется. Она открыта для меня – ее мысли, поступки… все мое.

Но что важнее, ее магия. Крошечный отпечаток, который находится на ее кровной линии, течет свободно в мое тело, когда я вдыхаю у основания ее шеи. Я стону и зубами задеваю по ее горлу.

Блять, как же хорошо. Это всегда превосходит любое человеческое удовольствие. Дыхание – это высшее чувство. За гранью физических ощущений. Это полная и абсолютная эйфория, взрывающаяся в каждом нейроне. Оно питает твою душу и занимается любовью с твоим духом – это сама жизнь.

Мой член дергается, и уже горячий и твердый упирается в бедро брюнетки.

– Прикоснись ко мне, – бормочу я, мои губы двигаются вниз по ее груди. Она разворачивает меня и начинает ласкать, чем только усиливает волну блаженства, мчащуюся по моим венам.

Я крепко закрываю глаза и представляю, что это кто-то другой ласкает меня. Кто-то целует мою щеку, пока я языком оставляю влажный след от ее ключицы до затвердевшего соска.

Амели. Словно это имя похоже на шепот ветра несущий за собой аромат полевых цветов.

Я сильнее прижимаю лицо к ее коже, пытаясь потеряться… забыть. Мои желания, тайны, страхи. Они десятикратно растягивают время, топя меня в когда-то отлично сдерживаемых эмоциях, которые сочатся из трещин моей сломанной души.

Я чувствую притяжение… тягу к ней. Призывающая меня смилостивиться и прекратить весь этот фарс. Вся моя долбанная жизнь – фарс, а я лишь марионетка, танцующий, как полный идиот в надежде получить своего рода одобрение. Какой-нибудь знак, что я кто-то больше, чем лицемерный кусок дерьма. Больше, чем холодный, безжалостный убийца.

Больше, чем мой отец.

– Проснись, – рычу я против влажной кожи. Спустя секунду еще пара рук присоединяется к нам, разминая спину и плечи. Блондинка целует мою шею, она подвигается ко мне, и я вижу, как она предлагает свое тело.

Грубо, я хватаю ее за талию и прижимаю к себе, уткнувшись лицом в ее шею. Ее аромат, ее вкус слегка сладкий, теплый, но недостаточно горячий. Недостаточно сладкий. Не похожий на нее. Не такой…

Амели.

На этот раз я останавливаюсь, но только чтобы раздвинуть ее достаточно длинные ноги и без предупреждения вхожу в нее. Девушка вскрикивает от шока, удовольствия и возможно легкой боли. Мне плевать. Прямо сейчас меня ничего не ебёт.

Брюнетка припадает к губам блондинки, передавая ей тем сам свое жгучее желание. Она снова предлагает мне себя, и я беру. Но ее магия увядает. Она слабеет. И пока ее тело ищет удовольствие, ее душа медленно умирает.

Она падает на меня, содрогаясь от толчков оргазма и усталости. Оттолкнув ее в сторону, я жестоким ударом проникаю в мокрую сердцевину блондинки.

Просто сосредоточиться. Это просто похотливый акт. Ничего другого, кроме этого. Потому что это ничего не значит. Она ничего не значит. И я… ничего не чувствую.

Я трахаю ее до тех пор, пока она не в состоянии взять больше, вдыхаю каждую каплю жизни из ее обмякшего тела. Когда я наконец останавливаюсь, то понимаю, что девушка без сознания и до жути бледная. Не важно. Я отталкиваю ее и сажусь на край кровати, дергаю себя за волосы, желая, черт возьми, чтобы это помогло забыть. Чтобы подавило желание пойти к ней. Я не понимаю этого, дерьмо, я прежде ничего подобного не ощущал, но оно есть. И, черт возьми, чувство сильнее всего, что я когда-либо чувствовал. Может быть сильнее меня.

Амели. Мягкий шепот ласкает мои уши, после чего затопляет тело, оседая глубоко в моей пустой груди.

Так обстоят дела с именами. Как только ты узнаешь их, как только они выжигаются в твоей голове, то ты навсегда связываешься с этим человеком. Ты узнаешь их. Интересуешься, есть ли у них семья или друзья, которые заботятся о них. Ты интересуешься, есть ли у них мечты и стремления, которых они хотят достичь. Интересуешься, есть ли кто-нибудь кто хватится их, если они вдруг исчезнут. Имена вселяют чувство вины, а вина бесполезная сволочь, до которой мне нет дела.

Но я знаю ее имя. И черт бы меня побрал, я хочу узнать ее.

Амели.

От стука в дверь я вздрагиваю, хотя и ожидал этого. Я всегда ожидаю. Меня ничем нельзя удивить… до ее появления.

– Входи, – хриплым голосом шепчу я, не удосужившись посмотреть кто там. Мне не надо, я и так уже знаю.

– Готово? – спрашивает глубокий, запоминающийся голос. Если бы он не был моим кузеном, я бы даже испугался.

Я поворачиваюсь и почти съеживаюсь от его ярко-красных глаз и угрожающей усмешки, которая демонстрирует полный рот острых клыков. Несколько лет назад Сайрус был известен своим рискованным, граничащим с самоубийством, образом жизни. Он никогда не отказывался от вызова, даже если и не был шесть футов пять дюймов ростом. Он превращался в горного, дикого зверя, которого не остановить если чего-то он хотел. Так было до… до несчастного случая. Случая, который унес его жизнь и оставил нам всего лишь несколько секунд, чтобы обречь его на вечную участь. И когда Дориан решил, что тот не готов попрощаться с нашей семьей, он обратил Сайруса. Превратил его в монстра, который стоял сегодня передо мной. В вампира.

Сайрус был гордым человеком и не очень довольным таким решением. Он не планировал доживать свои дни в качестве прислуги у Темных. Он скорее бы умер. Но когда ты проживаешь свою жизнь, наживая врагов и ни о чем не заботясь, ты цепляешься за тех, кто действительно заботится о тебе.

Сайрус один из таких людей. Мы вместе росли, и Дориан ценил его присутствие в нашей жизни так же сильно, как и я. Мы нуждались в нем. Дать ему умереть был не вариант.

– Я закончил, – все что смог сказать я.

Сайрус кивает, после чего быстро пересекает комнату. Он стоит у подножья кровати, разглядывая призрачно-бледные, обнаженные тела на кровати. Он поворачивается ко мне и сужает его поразительные, кроваво-красные глаза.

– Что ты сделал?

Я качаю головой и смотрю в пол.

– Слишком увлекся. Я не знаю… не знаю, что на меня нашло.

Он кивает и схватив блондинку за лодыжку, подтягивает к себе, а затем перекидывает бездыханное тело через плечо.

– Я разберусь.

Затем все то же самое проделывает и с брюнеткой, удерживая их обеих без всяких усилий, словно они ничего не весят.

Он оборачивается, находясь уже в дверном проеме, глубоко вдыхая воздух через рот, пробуя его. Чувствуя вкус свежей, живой крови. Он возвращается в комнату.

– А ее?

Я бросаю взгляд в сторону темного угла спальни, где тело Амели было окутано темной ночью. Она все еще мирно спит на полу. Я даже подложил подушку ей под голову и накрыл одеялом.

Да, что, блять, со мной не так?

– Оставь ее.

Сайрус сужает кровавого цвета глаза и хмурится, как будто он не понимает. Но я стреляю в него взглядом, он еще более угрожающий и холодный. Он кричит о враждебности и обещает расправу. Это вызов ему, чтобы оспорить мою власть.

– Очень хорошо, – бормочет он. Затем уходит, грязные простыни единственное напоминание о моих ночных гостьях. Я срываю их с кровати и заменяю на свежие, отчаянно пытаясь забыть о забранных жизнях. Я знаю девушки не выживут. Сайрус осушит их и избавиться от тел. Он уничтожит любые доказательства, что прошлой ночью они были здесь. Он и раньше делал это для меня, даже для Дориана.

Амели заслуживает лучшего. Лучшего, чем из нее высосут душу, а потом осушат до последней капли. Лучшего, чем быть выброшенной в темном переулке и выглядеть, как еще одна шлюха-наркоманка из нашего квартала с воткнутым шприцом в бледную руку.

Однако, я знаю, что лучшее это не я. Я не тот, кто даст ей что-нибудь стоящее – я просто не могу. Быть хорошим не в моей природе. И чувствовать подобное (такое притяжение к ней, настолько уязвимое для моих противоречивых чувств) это так далеко от моего мира, что я не могу осмыслить этого.

Я, блять, не понимаю.

Она человек. Ничтожная, человеческая девушка, которая ни на что не годится, кроме как дышать ею и трахать. Она одноразовая, как и все остальные. Я Темный – Я бог среди мужчин. И она для меня – ничто. Я ее не знаю. Она мне не нужна, и я не хочу ее.

Неодолимый смех звучит в моей голове. Черт, даже голоса в моей голове знают, что я полное дерьмо.

Я бессмысленно пытаюсь избавиться от запаха секса и дешевых духов, решив стереть все следы прошлого часа. Я не могу все это смыть. Вина и стыд остаются. Я не могу убежать от моей ахиллесовой пяты.

Прежде чем осознаю, что делаю, я опускаюсь на корточки рядом со спящей Амели. Она глубоко дышит, ее тело абсолютно расслабленно. Такая наивная. Я провожу пальцем от ее щеки до ключицы, чувствуя легкое жжение, которое освещает мой палец крошечными золотистыми искрами. Я увидел их, когда впервые прикоснулся к ней, но скрыл это от моих людей. Они знали, что она другая, они просто не знают насколько. И как разрушительна она может быть для нашего народа… для меня.

Я знаю кто она, а она знает кто я. Из этого откровения, есть только один выход. Одна развязка этой трагической сказки, которая только начинается.

Я убью ее.

Глава 4

Солнечный свет целует ее губы и ласкает щеки, после чего согревает веки. Я сосредоточено смотрю, как мерцающее тепло вызывает румянец на ее полупрозрачной коже, прежде чем медленно рассеяться.

Она быстро моргает, затем протирает тыльной стороной ладони глаза. И как гибкая, грациозная кошка, Амели протягивает руку над головой и зевает, из ее горла вырывается хриплый, сладострастный, урчащий звук.

– С добрым утром, лапуля, – ухмыляюсь я, мой голос гладкий, как шелк.

От шока она резко открывает глаза и пытается закричать, но от страха у нее перехватывает дыхание. Бесполезно. Никто не услышит ее крики. Об этом они так же позаботились.

– Гд… где я? – заикаясь спрашивает она.

Я оглядываюсь по сторонам.

– Ну… это то, что ты называешь кроватью. Знаешь, некоторым людям нравиться спать на них. Даже трахаться на них. Я предпочитаю последнее.

Амели прищуривается и надувает свои пухлые губки.

– Я знаю это. Как я сюда попала? И что ты сделал со мной? – Натянув одеяло до подбородка, она отодвигается на край кровати.

– Очевидно, я уложил тебя в кровать – мою кровать. И я ничего плохого с тобой не сделал. По крайней мере, пока. – Я ближе придвигаюсь к ней, и вижу как ее глаза расширяются от вида моей голой груди. – И если бы я хотел увидеть что там под твоей ночнушкой, уж поверь, сейчас ты была бы голой и распластанной. И если тебе повезет, то мой язык будет глубоко внутри тебя.

Я стаскиваю одеяло с нее только, чтобы больше запугать, и она не разочаровывает. Медленная улыбка растягивается по моему лицу.

– Ты больной.

– Я слышал и похуже, – пожимаю я плечами.

– Ты извращенец, отвратительный кусок дерьма.

– И намного хуже, чем это.

Ее нижняя губа дрожит и она быстро прикусывает ее.

– Чего ты хочешь от меня?

Пальцем я нежно провожу по атласной ночной рубашке. Образ, как я срываю ее возникает в моей голове и тепло разливается по животу.

– Сейчас… я хочу, чтобы ты сказала мне, кто тебя послал?

Амели поворачивается ко мне и хмурится, словно я ее ударил.

– Кто послал меня?

Я улыбаюсь. Но не той милой улыбкой, от которой подгибаются колени. Нет, я одариваю той, которая говорит ей, каким я могу быть психом.

Той, которая говорит ей, что я порву ее на куски просто ради удовольствия. Той, которая показывает насколько я злой на самом деле. Насколько Темный. И если она не вполне была уверена на что я способен, то теперь уже не осталось никаких сомнений.

Амели сглатывает и ее раздражение сменяет чистый ужас. Она видит меня таким, каков я есть – монстр. Мерзкий, отвратительный, безжалостный.

Существо, которое появляется в кошмарах. И вот она делит постель с воплощением греха. Даже ее ненависть не сможет спасти ее.

– Никто не посылал меня, – говорит она с непоколебимой убежденностью.

Я приближаюсь к ней настолько, что ее запах омывает меня. Так близко, что ощущаю, как тепло ее тела окутывает меня и я могу сосчитать каждый удар ее сердца.

– О? – ухмыляюсь я, подняв брови. – Никто не посылал тебя, и ты случайно узнала кто я? Словно это всем известно?

В ее глазах появляется отчаяние, отчего их цвет становится ярче и теплее.

– Я клянусь, что никто меня не посылал.

Прежде чем она успевает сделать следующий вдох, я набрасываюсь на нее сверху, придавливая своим телом. Она не может двигаться.

Она не может говорить. Она не может ни о чем думать. Все что она чувствует это меня, возвышающегося в воздухе, который она быстро глотает.

– Сейчас, сладенькая, я спрошу тебя еще раз прежде, чем оторву твою миленькую головку с твоих плеч. Кто тебя послал?

Она вздрагивает, раскрыв рот от ужаса. Я знаю, что Амели видит, когда смотрит на меня. Глаза такие тусклые, что практически прозрачные. Белые, мерцающие зубы, которые сейчас появляются в виде острых, как бритва клыков.

Бледная, пепельного цвета кожа доказывает старые легенды Вуду, которые рассказывают у костра, предостерегая детей об опасных, злобных созданий, жаждущих их души.

Она видит меня, и я ей разрешаю. Возможно, чтобы повергнуть ее в шок, или, может быть, потому что я знаю, что она долго не проживет, чтобы подтвердить легенды ее народа.

Но я позволяю ей вобрать весь этот… ужас, находящийся во мне. Темный, который должен убить ее… не смотря на то, что хочет обладать ею.

– Пожалуйста… я клянусь, – дрожащими губами хрипит она. – Никто. Никто не посылал меня.

Сквозь сжатые зубы я шикаю.

– Вот видишь, я тебе не верю. Сейчас ты можешь мне либо сказать правду, либо я буду вынужден прибегнуть к более… плотским… формам убеждения. – Я так близко опускаю лицо к ней, что наши дыхания смешиваются. – И я действительно не хочу этого делать. Будет жаль, что зазря пропадет такая симпатяшка.

Слезы накатываются на уголки ее глаз и бегут вниз по лицу. Я даже не пытаюсь сдерживаться, я просто не могу. Я наклоняюсь и слизываю соленую влагу, пробуя на вкус смесь сладкой кожи и слез.

Пока ее тело пробирает дрожь, я смотрю на Амели сверху вниз через эйфорическую дымку и улыбаюсь.

– Ты хочешь, чтобы я подверг тебя мукам, а? Хочешь, чтобы я сорвал эту сладкую вишенку и оттрахал тебя до боли. Хочешь? Потому что ты маленькая шлюшка. Вы все лжете, коварные шлюхи. Возможно я был слишком мягок. Может быть ты разговоришься, почувствовав боль.

Ее испуганные глаза расширяются, когда моя рука обхватывает ее тонкую шею, оказывая достаточное давление, чтобы дать ей понять, что я серьезен. Она не выиграет. Не спасется. Я могу убить ее, независимо от того насколько сильно хочу.

Я закрываю глаза и вдыхаю. Блять… я чувствую ее тело, облаченное лишь в тонкий атлас, ее запах настолько мощный, что я практически могу распробовать вкус ее слез…

Как я могу устоять против нее? Как я могу не желать сорвать с нее эту легкую ночную рубашку и вколачиваться в нее на протяжении нескольких часов?

Я встряхиваю головой, выкидывая ненужные мысли и ужесточаю хватку.

– Говори, – рычу я. Я злюсь на нее за то, что она так чертовски соблазнительна и на себя за то, что так слаб.

Я не могу позволить отцу оказаться правым на мой счет. Я Скотос, черт возьми. Милосердия даже нет в моем лексиконе.

– Никто! Клянусь жизнью! – осипши кричит она, так как давление на голосовые связки сдерживало ее крики.

– Тогда как? Откуда ты меня знаешь? Откуда, мать твою, ты знаешь кто я? – Ее слезы свободно скатываются, увлажняя мою руку и ее волосы. Я сильнее сжимаю. – Блять, говори же или упаси меня…

– Ты снился мне! – судорожно вскрикивает она. Даже через всхлипы рыдания я отчетливо слышу ее. "Снился мне". Это уловка – я точно знаю. Но все равно, я отпускаю ее шею и перекатываюсь, пыхтя от разочарования и… стыда? Нет. Конечно же нет.

– Я снился тебе? – спрашиваю я, тяжело дыша, но не запинаясь.

– Да, – шепчет она, отказываясь смотреть на меня. Она поднимает руку к шее и морщится.

– Когда?

Посмотри на меня. Прошу. Мне нужно увидеть истину.

Наконец, Амели поднимает ее теплый янтарный взгляд, страх и ненависть по-прежнему омрачают необыкновенные глаза. Она ненавидит меня, она должна.

Но я не могу ничего поделать с чувством… даже не знаю… противоречия. Она сглатывает и свежие слезы наполняют ее глаза. Прямо сейчас, а также ненавижу себя.

– С раннего детства. С того момента как я была маленькой, ты снился мне каждую ночь.

– Бред собачий. – Это все что я могу сказать в недоумении. Но я вижу, что эти загадочные глаза не лгут.

С отвращением она качает головой и отворачивается, сосредоточив внимание на каком-то пятне на стене.

– Хотела бы я, чтобы это было так. Каждый день моей жизни, я мечтала, закрыть глаза и не видеть твоего лица. Не слышать твой голос. Чтобы ты не преследовал меня на протяжении гребаных десяти лет! – Внезапно она поворачивает голову, и я вздрагиваю от нескрываемой ненависти и отвращения на ее лице. – Ты знаешь каково это? Видеть зло каждый день? Видеть один и тот же кошмар снова и снова? Насильно узнать кого-то, кто заставляет тебя желать, чтобы ты никогда не рождался? Потому что я желаю. Я знаю тебя, потому что у меня нет выбора. Потому что я проклята, чтобы жить. И знаешь, что? Хотела бы я умереть. Что бы ты тогда почувствовал, Ваше Величество? Как бы ты себя чувствовал, зная, что я предпочту смерть, лишь бы не видеть твоего лица хотя бы на один день?

Ее слова жалят, как пощечина по лицу, но я требую большего.

– Почему ты их видишь?

Она отворачивается, сморщившись, словно что-то отвратительное попробовала.

– Когда я была маленькой, я заболела. Врачи не могли найти источник инфекции. Родитель сказали, что мне осталось жить несколько дней, возможно недель. – Я придвигаюсь еще ближе, цепляясь за каждое слово и вдох. Она выдыхает и продолжает, хотя я уже вижу болезненное воспоминание, которое с трудом воскрешается в ее памяти. – Семья моей матери имела определенные убеждения, которые заставили их поверить в то, что я проклята. Видишь ли, моя мама отказалась от их образа жизни. Она не хотела подобного для меня. Ее звали Женевьева. Женевьева Лаво.

Лаво.

– Твоя мать – ведьма, – с шипением говорю я, в моих глазах вспыхивает синий огонь. Есть еще кое-что, что Темные презирают – это неестественная магия. Магия, которая призывает мертвых и поклоняется ложным божествам, тем самым нарушая баланс в природе.

Амели и ее мать являются прямыми потомками Мари Лаво, так же известной как Королева Вуду Нового Орлеана. Мы уничтожили в городе большую часть отбросов Вуду еще более века назад, но Лаво и ее семья постоянно уходили от нас. И одна из них лежит рядом со мной. Я должен был догадаться. Черт подери, я должен был понять.

– Нет, – шепчет Амели, качая головой. – Она не ведьма. Может Вуду в ее крови, но она никогда не практиковала. По крайней мере, не тогда, когда я была рядом. Да и какая разница – она мертва.

– Она пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти тебя, – говорю я, пытаясь собрать воедино историю.

– Если бы все так было просто, – произносит Амели низким, натянутым от эмоций голосом. – Однажды ночью у моей постели появилась женщина. Я мало, что помню, только что она была красивой и доброй. И рядом с ней я странно себя чувствовала. Она была… как видение или призрак, но я не боялась. Она сказала, что я не умру пока – что это моя судьба сделать что-то значащее и грандиозное. Что-то, что поможет уберечь наш мир. Тогда я этого не понимала, да и сейчас тоже. Я не остановила ее, когда она ладонями обхватила мое лицо и улыбнулась. Потом… случилось невероятное. Я знаю, это звучит как безумие, но она вроде бы как светилась в темноте. Она светилась как солнце – так же ярко, что смогла бы ослепить меня. И затем… она исчезла. – Амели повернулась ко мне, ее лицо было пустым и лишенным эмоций. – Той ночью я впервые увидела твое лицо в своих снах. Впервые я увидела чистое зло.

Я знаю, что это мой шанс. Сейчас стоит обхватить ее нежную шейку и сжать так сильно, чтобы та треснула как стекло под кончиками моих пальцев.

Эта девушка опасна – опаснее, чем я мог представить. Если вскоре я не убью ее, то она уничтожит меня.

– А женщина? – слышу, как спрашиваю я ее, не обращая внимание на мелочный голос в моей голове, который твердит что пора положить конец этой беседе, вместе с ее жизнью. – Ты знаешь кем она была?

На какую-то долю секунды край радужки глаз Амели вспыхивает золотым пламенем, одновременно насмехаясь и отвечая мне.

– Она была добром. Теплом. Милосердием. Она полностью твоя противоположность.

– Светлая, – в унисон шепчем мы.

Невысказанные слова, напряженное молчание такие резкие и плотные, что трудно дышать или думать. Я знаю, что должен сделать. То, что должен был сделать уже давно.

Эта девушка заклятый наш враг, что делает ее и моим врагом. В моей природе ее ненавидеть, хотеть убить ее. Жажда магии внутри нее настолько сильна, что причиняет боль.

Да, причиняет боль. Блять, как же больно!

– Нас обучали, что магия имеет свою цену, и чтобы спасти жизнь, ты должен взять другую, – говорит она, пиная стену, которую мы воздвигли чтобы защитить истинные наши сущности.

Теперь нет смысла прятаться. Правда обрушивается на нас обоих, обнажая страшные, нелепые детали нашего прошлого, которого никто не хочет видеть.

– Правда, – удается мне кивнуть. Почему я говорю ей это? Почему я считаю этот разговор увлекательным?

– Я знаю, потому что моя мама умерла через неделю после этого.

Мои глаза фокусируются на неизгладимой боли, которая прорвалась сквозь ее безупречную маску сдержанности.

– Что?

– Ее семья узнала, что со мной произошло. Они не одобрили… постороннее вмешательство в наши дела. Я верю, что они убили ее. Я знаю, что ты и твой вид думают о нас. Я знаю, что в Вуду ты видишь нечто неестественное и преступление против природы.

– Потому что так оно и есть. Истинная магия исходит только от одной реальной силы, Божества. Ваши боги не что иное, как лживые пророки. Мошенники. Вот почему твоя мать умерла. Жизнь за жизнь. Баланс должен был быть восстановлен.

Она кивает, в этих глазах цвета топаза сверкают хрустальные слезы.

– Итак теперь ты знаешь откуда я знаю про тебя. И почему так ненавижу. Моя мама отдала жизнь, чтобы я смогла пожить подольше и встретить смерть от рук чистого, неумолимого зла. Неплохой компромисс, да? – саркастически смеется она. – Расти с жалким пьяницей отцом, который так и не оправился после ее смерти. Каждый день он смотрит на меня с обвинением и дает понять, что я должна быть на ее месте. И поэтому в один прекрасный день он меня схватил и отдал заниматься проституцией.

Я не поправляю ее. Не говорю, что не буду заставлять ее и что ее добродетель в безопасности со мной. Я не говорю, что ее ненависть неуместна, потому что я также в замешательстве от ее снов и ее предназначения в моей жизни. И я не говорю ей, что не буду убивать ее. Возможно легенды о том, что Темные первое истинное зло, являются ложью и возможно я не просто бездушный монстр, а кто-то намного больше.

Нет. Я не говорю ничего из этого. Не хочу лгать.

Глава 5

– Вставай.

Я наблюдаю, как она сонно моргает и мило хмурится от пробуждения.

Она садится и потягивается, затем слегка вздрагивает, когда замечает меня, сидящего в нескольких футах.

– Святое дерьмо, когда ты сюда пришел? Который час?

– Почти полдень. Подумал, что ты проголодалась.

Амели смотрит на поднос, уставленный блюдами, который я поставил на кровать, и с тех пор как я увидел ее, она почти… улыбается.

От ароматов помидор, лука и шафрана, исходящих от горячих блюд, у Амели урчит в животе, и она заливается румянцем.

– Похоже я был прав, – хихикнув, говорю я, раскрывая блюда. Протягиваю ей тарелку, и Амели с жадностью начинает есть, останавливаясь лишь только, чтобы вдохнуть аромат.

Ощутив мой взгляд на себе, Амели с набитым ртом поднимает на меня глаза.

– Прости, – прожевывая рис и морепродукты, бормочет она.

Я качаю головой.

– Нет, это я должен приносить извинения. Ты здесь гостья, а я был совсем не гостеприимным хозяином. Мне стоило накормить тебя. Прости меня.

Не проглотив до конца, Амели перестает жевать.

– Ты издеваешься надо мной, да? Гостья? Меня притащили сюда с намерением сделать проституткой. Это с трудом можно назвать отелем Рамада.

– Да. На счет этого… У меня есть предложение.

Амели промокает рот салфеткой, после чего прищурившись смотрит на меня.

– Предложение? Какое? Я не участвую в дерьмовых, сексуальных извращениях. Я имею в виду, что не в чем подобном не участвую, серьезно.

Я киваю, сдерживая улыбку от выбранных ею слов. Сексуальные извращения? Да, пожалуйста.

– Знаю. И не собираюсь принуждать тебя к чему-либо. Ты будешь помогать мне с внутренними делами здесь. Приготовление пиши, стирка… будешь своего рода домработницей. А когда выплатишь долг, ты свободна.

Она поднимает брови и с угрюмым видом крепко поджимает полные губы.

– Свободна? Просто так? – Соскабливая остатки пищи на тарелке, она качает головой. – Ну и что это даст тебе? Я не дура. Твоему виду кажется не свойственно проявлять милосердие.

– У меня есть вопросы, на которые я хочу получить ответы. Я считаю, что ты не подозреваешь, что тебя сюда послали намеренно. Мне нужно знать, зачем. Если согласишься, я освобожу тебя.

– Хорошо, – говорит она, пожимая плечами. – Спрашивай. Что ты хочешь знать?

Я подношу ко рту кусочек еды и начинаю жевать, наблюдая как Амели, оценивающе смотрит за движением моего рта. Она облизывает губы и знакомое тепло заполняет мой пах, заставляя ощутить тесноту в брюках.

Может быть, я был не прав насчет нее. Может, она хочет этого. Хочет меня. Возможно, только возможно…

Ее живот снова урчит, и по моему эго наносят еще один удар. Превосходно.

Не принимая во внимание мою уязвленную гордость, я пододвигаю к ней тарелку и меня одаривают легкой, благодарной, но смущенной улыбкой. Я приму ее.

– Ты уверен? – спрашивает она, уже подняв вилку.

Я киваю один раз.

– Да. Я не голоден.

Я испытываю голод не от еды, по крайней мере.

Амели уплетает за обе щеки, закрыв глаза, чтобы смаковать сочетание экзотических, испанских приправ.

Кого-нибудь другого я определенно бы оттолкнул, и вышвырнул бы невоспитанную задницу с глаз долой. Но с ней, я чувствую… вину? Или сочувствие? Именно это я чувствую?

Нет. Черт нет.

– Итак, – начинаю я, заставляя себя засунуть глубоко в себе те безымянные эмоции, которые чуть не слетели с языка. – Кто-нибудь еще знает кто ты? О твоем происхождении?

Она качает головой.

– Нет. Никто. Меня учили никому не говорить об этом, так как это может быть опасно.

– Да. Ты не должна делится подобной информацией. Поняла?

Медленно жуя, Амели кивает. Я следом задаю следующий вопрос.

– Когда ты заболела, сколько тебе было?

Схватив с подноса бутылку с водой, она делает большой глоток, прежде чем ответить.

– Восемь.

– Значит сейчас тебе…

– Восемнадцать. В тот день, когда твои люди пришли за моим отцом – в день, когда меня сюда привезли – это был день моего рождения.

Я мысленно прокрутил последние сорок восемь часов. Трудно предположить, что за два дня моя жизнь была полностью раскрыта этим таинственным, очаровательным, приводящим в ярость созданием. Кажется, столько много времени прошло. Женщины, побывавшие в моей постели уже забыты, их жизни лишь отголосок в памяти.

Когда вы живете так долго, как я, трахаете и убиваете на протяжении двух столетий, все становится как в тумане. Лица начинают сливаться. Даже занятие сексом становятся похожим – на хореографию. Я испробовал всё, я видел всё. Ничто не удивит меня.

За исключением Амели.

Ее запах, ее душа, эти странные глаза, испорченные магией Светлых… это опасная смесь, которая притягивает меня к ней, и затягивает все глубже в неизвестность. Может это азартная гонка смерти.

Вплотную приближаясь к моей кончине и заканчивая однообразие этой жизни. Потому что, когда у тебя есть все, больше не зачем жить. Не к чему стремится дальше. Твоя история пересказывается, снова и снова.

– Это был день твоего рождения?

Я даже не пытаюсь скрыть хмурый вид. Да пошло оно.

– Ага, – пожимает она плечами. – Но все нормально. Не похоже, что мой отец вспомнил или еще что-то.

Я качаю головой в отвращении.

– У Светлых тяга к знаменательным датам. Пафосные придурки, – бормочу я. – Прости.

Амели хмурится, а во мне пробуждается желание обнять ее и поцеловать морщинки на лбу.

– За что?

– Не знаю, – пожимаю я плечами. – За твоего отца. За Светлых, которые возложили ношу в твой восемнадцатый день рождения. За то, что я мудак и не покормил тебя. Выбирай сама.

– Не за все ты повинен. – Она накручивает на палец темно-коричневый локон. – И ты меня прости. За то, что наговорила все те вещи о тебе. Ты, очевидно, понятия не имел, что я проклята. И честно говоря, не всё, что я видела о тебе во снах, было настолько ужасно.

Я поднимаю брови и клянусь, мой голос становится на октаву выше.

– О?

– Да. Я имею в виду секс и прочее было довольно омерзительно, особенно в детстве, но иногда ты выглядел… милым. Нормальным. И немного одиноким.

Я воздерживаюсь от протеста. Я? Одинокий? Как ты можешь быть одиноким, если тебя постоянно окружают люди, которые нуждаются в тебе?

Хотят тебя? Жаждут быть рядом с тобой, лишь бы отхватить кусочек королевского пирога? Я закатываю глаза и игриво улыбаюсь ей.

– За исключением… за исключением случаев, когда ты был с этим парнем, – продолжает Амели. – Он заботился о тебе, присматривал за тобой. Ты всегда казался таким счастливым, когда он был рядом. Может даже слегка спокойным, если это имеет значение. Он похож на тебя, только немного старше. Что-то вроде брата или кузена. И он действительно, действительно очень красив.

Пустота, полная боли возвращается, нападает на мою грудь ледяным ознобом воспоминаний. Может Амели и могла разделять мои воспоминания, но она никогда не поймет боль от одиночества, преследующую меня с тех пор, как Дориан ушел.

Он мог взять меня с собой, черт, я практически умолял его, но он был слишком погружен в свои мысли, чтобы думать о том, что покидает меня. Ожидания нашего отца грузом легло мне на плечи.

Он был полон решимости создать идеального наследника с моим братом или без него. И он не остановится, пока не добьется или… пока не сломает меня.

Мягкая, нежная рука проводит по моей, согревая поверхность моей кожи, а после поспешно отстраняется. Амели смущенно смотрит на меня.

– Кто он? – шепчет она.

– Мой брат. – Слова срываются с губ, прежде чем я думаю не произносить их. – Дориан. Но теперь его нет.

– Мне жаль, – отвечает она, на ее лице появляется жалость. – Когда он умер?

Я пожимаю плечами и качаю головой одновременно, не в силах придумать логическое объяснение.

– Не знаю. Я даже не знаю, мертв ли он. Просто знаю, что когда-то он ушел, не оглядываясь назад.

– И ты скучаешь по нему.

Это не вопрос. А ответ, который был написан у меня на лице.

– Каждый день.

– Ты увидишь его снова, – твердо произносит Амели, словно она знает про меня или мою семью, или про проклятие быть рожденным в этой жизни.

Я хочу сказать, что она ошибается, что она всего лишь глупая девочка, которая ни черта не знает о Темных.

Но надежда, которая так ярко горит в ее необычных глазах, удерживает меня опровергнуть ее слепую веру. Из-за этого, я цепляюсь за красивую ложь, надеясь, что ее незнания не будут тщетны.

Сны привели ее ко мне. Возможно они приведут Дориана домой. Черт, может быть от них появится цель у такого поверхностного человека, как я.

В любом случае, эта девушка послана не случайна – послана ко мне по какой-то причине. Я просто еще не знаю, трахнуть или убить ее. Причинить ей боль или исцелить. Ненавидеть или лю…

Не важно.

– Вот что я думаю, – говорю я, дергая себя от расстройства за длинные волосы. – Не думаю, что твоя болезнь случайность. Она кажется очень обдуманной… преднамеренной.

Амели хмурится.

– Что? Кто-то нарочно сделал так, чтобы я заболела?

– Определенно. Это не случайно. Выбрать, потомка Мари Лаво, не случайность. Они знают, что делают.

Амели осторожно кружит пальчиком по крышке бутылки, задумавшись она кусает вишнево-красные губы.

– А под "ними" ты подразумеваешь Светлых, да? Но это бессмыслица какая-то. Разве они не известны своим даром исцеления и великодушием? И зачем заражать невинного ребенка, чтобы потом просто исцелить ее?

Я подавляю ехидный смешок в своей груди.

– А разве это не очевидно? Ты будешь в долгу перед ними. Светлые не благочестивые ублюдки, они хотят, чтобы в них так верили. Они мало чем отличаются от Темных. Мы просто более честные.

– Я не верю в это, – говорит она, качая головой. Но на ее лице уже появилось сомнение. Она знает, что в моем объяснении есть толика правды.

– Скажи мне, красавица, что же твои предки Вуду, как они считают, знают про Светлых? Какова их теория возникновения твоей болезни?

– Они верят, что я была проклята, – пожимает она плечами, закатывая глаза. – Моя мать полностью согласилась, что они стояли за этим и моя болезнь стала результатом ее предательства. Все это херня, если ты спросишь меня. Мари Лаво известна как святая. Зачем кому-то, кто поддерживает благие намерения соглашаться вредить ребенку? Они почитают ее память, но так далеко отошли от ее учений, что Мари скорее всего в могиле переворачивается.

Я дерзко поднимаю бровь и наклоняюсь вперед.

– Ты ведь понимаешь, что это полная ерунда?

– Что?

– О Боже, моя милая, наивная Амели.

Я понимаю, что это первый раз, когда я произношу ее имя вслух и неоспоримо, что хочу сделать это снова.

Я не могу бороться с этим – не хочу. Это сильнее меня, проникает в кожу и кости, и управляет моим языком, словно марионеткой.

– Амели.

– Oui, Oui [1], мсье Николай, – отвечает она на идеальном французском с тенью улыбки на губах. Внезапно, я даже не могу вспомнить, что говорил до этого.

Все, что я вижу, все на чем могу сосредоточиться так это на ее губах. На их линии, на том как они произносят мое имя. Какие они на вкус. Желание ощутить их на коже, пылает в самой глубине моей души.

– Ты видела меня во сне? Прежде чем я разбудил тебя? – Мой голос низкий и хриплый, и ничего не могу с собой поделать, но придвигаюсь к ней ближе. Мои глаза покалывает холод, но все остальные части тела горят в ожидании.

– Да, – произносит она хриплым шепотом.

Я придвигаюсь еще ближе.

– И что же ты видела?

Покусывая губы, Амели нервничая опускает свои великолепные глаза. Она выглядит так невинно. Женственно и непорочно.

– Тебя, здесь в этой комнате, в этой кровати… со мной.

Глава 6

– Да, ты издеваешься, – говорит Амели, подняв черно-белое с рюшами платье. – Я это не надену.

Я лежу на двуспальной кровати, стараясь не смеяться, когда Амели оценивает французский наряд горничной. Сейчас середина дня, спустя три дня, как Амели попала ко мне. Три дня, после которых моя жизнь кардинально изменилась.

Вчера мы провели весь день за разговорами. Она рассказывала мне о жизни, которую оставила, ее семье, друзьях. Я расплывчато рассказал ей о магии Темных и Светлых, пока она внимательно слушала с любопытством в глазах.

Она не боялась, даже не сопротивлялась больше. Даже сейчас, когда я объяснил, как нам выжить, она просто кивнула, соглашаясь с этим. Это… странно. Необычно. И волнующе.

Я никогда не разговаривал с другим человеком больше двух минут, и обычно только отдавал приказы, чтобы исполнить свои прихоти. Вставай на колени и соси. Наклонись. Раздвинь ноги.

У меня никогда ничего подобного не было… ни с кем, осознал я только что. Я только общался с моим собственным видом, таким образом у меня не было необходимости объяснять все это дерьмо. Я даже не думал намекать человеку о моей истинной природе.

Но Амели другая. С ней я чувствую себя в своей тарелке. Черт подери, с ней я чувствую себя в безопасности, но я знаю, что без всяких усилий могу уничтожить ее. И в глубине моего сознания, погребенные под отрицанием и тайнами, я понимал, что это все еще реально.

Я наблюдаю как Амели в руках крутит колоритный наряд, ища остальную ткань, и я не могу ничего поделать, как только посмеяться.

– Стандартная униформа, милая.

В неверии ее глаза расширяются.

– Ты серьезно? Почему? Кто в здравом уме посчитает это подходящим для стирки белья и мытья полов?

Я оглядываю комнату с поднятыми бровями.

– Хмм, ты ведь помнишь где находишься? Это место фантазий и иллюзий. Развратный фарс. У каждого есть своя роль, и мы не выходим из образа.

– Но, но… это просто… неправильно, – дуется она.

– Хей, на многих девушках гораздо меньше одето. Может захватить тебе один из таких прикидов?

– Нет! Нет, в этом нет необходимости, – фыркает она. – Я так полагаю, что высокие туфли Мери Джейн часть фантазии тоже.

– Ясно, – отвечаю я, приглаживая руками волосы. Амели наклоняет голову и прищурившись оценивающе смотрит за движением.

– Ты выглядел лучше, если бы подстриг волосы.

– Прошу прощения? – спрашиваю я с издевкой.

– Я имею в виду, ты, эээ, я… неважно. Забудь, что я сказала.

Она снова начинает вертеть в руках платье, но румянец на ее щеках, говорит мне, что она далеко не закончила свой комментарий.

– Нет. Я хочу услышать. – Недолго думая, я нежно беру ее за подбородок и поворачиваю ее голову так, чтобы Амели встретилась с моим взглядом. Он обжигает, но меркнет перед другими частями меня, которые просто пылают. – Скажи, прошу.

Она пожимает плечами, но ничего не делает, чтобы отстраниться от меня. Вместо этого она делает шаг ближе, и подносит руку к моей голове, чтобы нежно пропустить волосы через пальцы.

– Просто, у тебя шикарные волосы, но они всегда лезут в лицо. Это делает тебя старше. Тебе следует немного подстричь их и зачесывать назад. Пусть люди видят тебя.

Видеть меня? На кой черт, мне это надо?

– Не уверен, что людям понравится то, что они увидят, – тихо отвечаю я, тут же пожалев об этом. Это слишком лично, слишком… честно.

Искренняя улыбка украшает ее губы, заставляя эти неземные глаза сверкать на фоне ее темных, пышных волн.

– В это трудно верится, Николай.

– Ну может быть, ты просто доверчивая, – отвечаю я, чувствуя, как уголки моего рта тянуться в искренней ухмылке. – И я просил тебя вчера называть меня – Нико.

Опустив руку, она стыдливо пожимает плечами, отстраняясь от моего прикосновения, и я мгновенно чувствую, как возвращается холод, Сырая, темная пустота. В течение нескольких дней, Амели стала для меня такой же теплой и яркой, как солнце.

Она стала моим светом, и я никогда не думал за миллион лет вечности, проведенной во тьме, что когда-нибудь смогу желать подобное.

Я знаю, чувство – это не реально – просто невозможно. Обман, ложь. Даже сейчас, я хочу этого. Хочу сделать шаг в солнце с ней. Хочу, чтобы ее улыбка согревала меня внутри. Я хочу, чтобы эти светлые глаза проникли мне в душу и увидели… другое… во мне. Я почти не притронулся к девушке, но она знает обо мне больше, чем кто-либо на белом свете.

У нее уже десять лет воспоминаний – моих воспоминаний – чтобы доказать. И по этой причине, мне спокойно.

– Нико, да? Много ли Ников в Греции? – спрашивает она, закидывая ее загорелые, босые ноги на кровать. Края ее крошечных, шелковых пижамных шортиков задираются на бедрах, и я молча благодарю Надю за предоставление такой очаровательной пижамы. Придется прибавить ей жалование.

– Есть, но никто и в подметки не годится мне, – отвечаю я, отводя мои благодарные глаза. Какого хрена? Я тренирую сдержанность? Разговоры на счет жизни с чистого листа. Выкорчевывание гигантского дуба нравится больше.

– Я бы сказала, – краснеет Амели. – Так… меня переведут в другую комнату теперь, когда я официально работаю здесь?

Я стараюсь сохранить то же хладнокровное, спокойное выражение лица, хотя внутри меня наполняет беспричинная ярость. Я не хочу, чтобы она покидала мою. комнату.

Черт, я не смогу дышать, пока не буду знать, что она в безопасности здесь рядом со мной. Последние несколько дней были одни из самых познавательных, значимых в моей жизни.

И хотя мы ничего не делали, как только говорили и спали бок о бок – хорошо она спала, а я наблюдал, как какой-то жалкий, прыщавый пацан, который дрочит на журнал нижнего белья своей матери – я не могу ее представить не в моей постели. Я никогда еще не ощущал такого покоя, такого… счастья.

Зная, что она была буквально в сантиметре, видящая сны обо мне. Я сойду с ума от такой перспективы. Что она видит, когда закрывает свои завораживающие глаза? Сны заставляют ее хотеть меня так же сильно, как я хочу ее?

Поняв, что она ждет ответа, я хитро улыбаюсь и пожимаю плечами.

– Ну… в комнаты для работающих девушек, если ты понимаешь о чем я. Я должен убедиться, что есть свободные места здесь для них и их… гостей. Теперь, если ты хочешь переосмыслить свою должность, я буду счастлив все уладить и немедленно переселить тебя.

Глаза Амели лезут на лоб, и она быстро качает головой.

– О, нет. Абсолютно нет. Я лучше останусь здесь. Знаешь… если ты не против. – Она закусывает губу и отворачивается. – Я смогу понять, если ты захочешь, чтобы я ушла. Я уверена, что серьезно стесняю тебя. Знаешь, мы могли бы разработать систему. Можем оставлять табличку на двери, если у тебя компания, или я могу остаться с кем-нибудь еще. Я не особо люблю в живую смотреть порно. – Она поворачивается ко мне и улыбается, но глаз улыбка не трогает. – Десять лет видеть каждый миллиметр твоего тела и количество девушек, которых я даже не могу сосчитать… неудивительно, что у меня никогда не было парня.

– Погоди… у тебя никогда не было парня? – хмурюсь я, сосредотачиваясь на этой части ее речи.

– Довольно-таки трудно, понимаешь. Никчемный, отец пьяница, сумасшедшая семейка Вуду, необъяснимые ночные сны о смертоносном, развратном Колдуне… О да, парни прям в шеренгу выстраивались вокруг квартала.

Я знаю, что она шутит, но вина жалит мою грудь. За какое количество неудач этой девочки я был ответственен? Ее отец пил и играл в казино и барах, которыми владею я.

Она была проклята загадочной болезнью, чтобы Светлые могли запустить в нее когти и добраться до меня. Ее преследовали кошмары о моих злодеяниях на протяжении десяти лет, без сомнения, отгоняя любую надежду на близость.

А самая большая вина? Натянутая, жестокая история между Лаво и Темными – в которой я сыграл определенную роль.

Вот она. Возможность доказать, что я больше, чем какой-то пафосный мудак и собственно кто, черт подери, я на этот раз.

Шанс для меня, чтобы отложить в сторону дерьмо и древние семейные тайны и сделать то, что правильно будет для меня. Сделать то, как велит мое сердце, и неважно, что оно черное и пустое.

– Амели, – начинаю я, мой голос дрожит как никогда, а командный тембр исчез куда-то. – Ты должна кое-что знать…

Она наклоняет голову на бок и легко, мило и ободряюще улыбается мне.

Я открываю рот, чтобы сказать правду, признаться в своих прегрешениях, обнажить душу и помолится за понимание. Но прежде чем слова вырываются, звук приближающихся шагов настораживает меня, а стыд и скромность сменяются враждебностью и чувством собственничества.

Спустя несколько секунд в дверь стучать три раза. Вопреки моему здравому смыслу, я отзываюсь:

– Войдите.

Варшан открывает дверь, одетый как обычно в черный костюм-тройку. Его темные волосы собраны назад в хвост, а бронзовая кожа, кажется еще темнее с его синими глазами. Он учуял ее запах, и в его глазах вспыхнули голод и желание.

– Что такое? – рычу я, взволнованный его присутствием. Варшан хмуриться, но быстро на его лице появляется лукавая ухмылка. Его зубы похожи на острые как бритва клыки, и во мне просыпается желание стереть эту ухмылку с его лица.

Я выкидываю такие безумные идей из моей запутанной головы. Что, черт подери, со мной такое? Он мой лучший друг тот, кто на протяжении более века был моим братом.

Близость с Амели серьезно, блять, отражается на моем сознании. Единственное логическое объяснение – это смешивание Светлой магии с ее кровью Вуду.

Варшан заходит в комнату, переводя с моего сердитого лица на Амели, а затем снова смотрит на меня.

– Я вижу, что вы двое великолепно поладили.

Его взгляд блуждает по гладким, обнаженным ногам, поднимается до упругой груди и останавливается на полных, красных губах. Ощущая его проникновенный, похотливый взгляд, Амели подтягивает колени к груди и обхватывает ноги руками, прикрывая драгоценное, нежное тело.

– Я знал, что она тебе понравиться, Нико? Она ведь другая? Держу пари, она удивительна в постели.

Прежде чем он успевает произнести еще одно слово, расплывшись от разочарования, замешательства и подозрения, даже не потрудившись скрыть свои способности перед Амели, я появляюсь перед ним, мои голубые глаза с каждой секундой становятся все холоднее и бледнее.

– Что привело тебя в мои покои, мой старый друг? – спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

Варшан сужает глаза на мою наступательную позу и ухмыляется.

– Ну раз я твой друг и партнер по бизнесу, я был обеспокоен, узнав, что ты слишком… – Он смотрит через мое плечо, бросая взгляд на сидящую на кровати напуганную Амели. -…занят, чтобы решить некоторые профессиональные вопросы. Я был уверен, что ты заболел.

Дьявольская ухмылка растягивается на его губах. Он дразнит меня. Он знает, что мы никогда не болеем.

– Как видишь, я в порядке. И о каких профессиональных вопросах идет речь? Это то, за что я плачу, верно?

– Верно. – кивает Варшан. – прости за мое вторжение. Но я должен сказать, Нико, ты разбиваешь мне сердце. Что случилось с моим мальчиком? Одна маленькая человеческая девчонка заставила тебя отказаться и бросить меня, чтобы в одиночку убивать женщин Нового Орлеана? Конечно, это не тот случай.

Варшан, ты хитрый, назойливый сукин сын.

Злясь, я раздраженно выдыхаю перед тем, как повернуться лицом к Амели.

– Я оставлю тебя, что ты смогла приготовиться. Надя отведет тебя на кухню. Сообщишь им, когда закончишь, и они дадут тебе распоряжения.

– Хорошо, – прошептала она дрожащими губами.

Я киваю, прежде чем отвести от нее печальные глаза. Варшан открывает дверь с довольным оскалом на лице.

– Нико? – тихо зовет Амели, прежде чем я успеваю переступить порог. Я более радостно поворачиваюсь к ней, чем следовало бы.

– Да?

– После того, как я закончу сегодня вечером… я должна найти себе другую комнату? Не хочу тебя беспокоить и до этого ты не ответил на мой вопрос, но если ты хочешь, чтобы я, я могу…

– Нет, – отвечаю я, прежде чем она заканчивает фразу. – Нет. Останься. Я хочу, чтобы ты осталась. Со мной. Хорошо?

Я задерживаю дыхание, ожидая ее реакции и шквал вопросов от Варшана.

– Хорошо, – наконец она кивает. – Я буду здесь.

***

– Ты не хочешь объяснить, какого хрена только, что произошло?

Глядя перед собой, не замедляя шаг, я иду по Бурбон Стрит. Пока мы были дома среди десятков любопытных ушей, я мог избежать шокирующего, способного прожечь в моей голове дыру взгляда Варшана, но теперь, когда мы одни, он не позволит мне просто так соскользнуть с крючка.

– А что тут объяснять? – спокойно отвечаю я.

– Эмм, прошу прощения, а что насчет горячей брюнетки, которую ты прячешь в своей комнате? В смысле, я все понимаю. Она должно быть слишком хороша, чтобы поделится… Я там был. Но ты хочешь, чтобы она осталась с тобой? Фактически, чтобы спала в твоей комнате? Больше, чем на одну ночь?

Я смотрю на своего самого верного друга, и меня почти передергивает от полного замешательства на его лице. Он прав. Теперь, когда кто-то это озвучил вслух, прозвучало нелепо.

– Это временно. Она обладает тем… в чем я нуждаюсь. И мне надо сблизиться с ней, чтобы получить это.

– О, – кивает Варшан. – Ты распробовал киску высшего сорта. Настолько прекрасную и сладкую, что теперь жаждешь ее все время. Пристрастился, как наркоман. Поздравляю, друг мой. – Он хлопает меня по спине и наклоняется к моему уху. – Дай мне знать, когда закончишь с ней. Я бы не отказался попробовать это сладкое создание. Даже лучше, мы бы могли трахнуть ее вдвоем, как в старые добрые времена. Немного двойного проникновения, поможет избавиться от стеснительности.

Я с такой силой сжимаю кулаки, что слышится хруст костей. Я чувствую, как ногти вонзаются в кожу ладоней, заставляя свежую, теплую кровь омыть мои руки. Я хочу навредить ему.

Блять, я хочу убить его. Хочу оторвать его смазливую башку и подвести за черные длинные космы на ближайшем флагштоке. Но вместо этого, я цепляю жесткий оскал, отчаянно пытаясь выглядеть нормальным. А быть нормальным – это в десятки раз хуже, чем Варшан.

– Нет, – говорю я, резко качая головой. – Она не готова к подобному. У меня свои планы на её счет. – И ни один из них не включает в себя двойного проникновения, Варшана или любого другого ублюдка.

– Ну, как хочешь, – говорит он, пожимая плечами. – Только не убивай её до тех пор, пока не попробую ее на вкус. – Мой критерий положительности отходит на второй план, и я вопросительно выгибаю бровь. – Ах да, я в курсе насчет двух девчонок той ночью. Ты уверен, что в порядке, мужик? Ты какой-то нервный. Я имею в виду, что оплошности случаются, но ты уже давно не высасывал никого, не говоря уже о двух сразу.

Я качаю головой, не в силах что-либо объяснить. Я знаю, что вызвало мой гнев.

Амели.

Я так сильно хочу ее, что даже не замечаю, как ее присутствие выводит меня из игры. Я желал ее тела, но жажду ее душу. Я восхищаюсь умом Амели, но мне нужно ее сердце. Меня серьезно переполняют эмоции, и ни какая магия в мире не сможет отменить то заклинание, которое она наложила на меня.

Я даже не могу рассказать это дерьмо своему лучшему другу. Единственный человек с кем я могу поговорить – это Амели. Она единственная, кто понимает меня, единственная, кто видит мою душу, и она тот самый человек, который знает, что я чувствую.

Я оглядываюсь по сторонам, понимая, что мы забрели в какую-то часть Французского квартала, где мы не частые гости. Эта территория отчасти считается вражеской.

– Почему мы здесь?

Варшан быстро поднимается по ступенькам богато украшенного особняка, озорство запечатлелось на его лице.

– Просто навестим нашего друга Малькольма. Слышал, что он крепко держит девушек на коротком поводке.

Я следую вверх за Варшаном, но останавливаюсь и качаю головой.

– Малькольм ничтожество, как и его девки. В городе достаточно толстосумов, на всех хватит. Давай оставим его в покое. А когда поймаем, то разберемся.

Глаза Варшана заволакивает тьма и беспокойство.

– Существуют правила. Правила, созданные твоей семьей. Не позволяй им думать, что ты слаб. Если упустишь этот момент, дашь повод другим бросить тебе вызов. Мы же не хотим, чтобы дорогой папочка пронюхал об этом.

Черт подери, он прав.

Я глубоко вдыхаю и следую за Варшаном к входной двери. Рано, так что никто из его девочек не выйдет на балкон и крыльцо, демонстрировать свой товар.

Забавно, как порок и разврат расцветают ночью, словно тени смогут спрятать наши грехи. Под темным плащом отрицания мы кормим нашего внутреннего зверя отборным злом, которое до самого утра душит в нас чувство вины.

Избегание – это способ жизни для нас грешников. Может быть мы не так честны в конце концов.

Даже не потрудившись постучать, Варшан поворачивает дверную ручку. Когда он не толкает дверь вперед, то делает шаг назад, поворачивается ко мне и лукаво улыбается. Его радужка глаз пылает белым, и на выдохе он мощным ударом распахивает дверь настежь.

Тяжелая деревянная рама содрогается и скрепит, словно ее вышибло ураганом. Как никогда плавным движением и грацией Варшан проходит в дом, при этом не издав ни малейшего звука.

– Я говорил вам, ничтожные свиньи, что происходит, если вы меня не впускаете, – взывает он к аудитории потрясенных и испуганных лиц. Проститутки, как мужчины, так и женщины убегают в сторону, прикрывая свои полуголые тела. – Я выйду из себя, напьюсь и разнесу к чертям этот дом.

Я закатываю глаза, не впечатленный театральностью Варшана, и захожу во внутрь. Как правило его склонность к драме вызывала немного веселья, но сегодня, мой разум… мое сердце… просто не здесь.

– Какого черта здесь происходит? – фыркает приземистый, лысый мужик, который вразвалочку выходит в одном лишь шелковом халате из дальней комнаты. Его глаза-бусинки останавливаются на нас, стоящих посредине большой комнаты. Круг свидетелей смотрели на него, как на руководителя.

– Мистер В? Мистер Н? Что вы здесь делаете? Простите меня, я не знал, что вы зайдете.

Варшан поднимает ладонь, останавливая дальнейшие объяснения.

– Ой, не делай такой удивленный вид, Малькольм. Ты же знаешь, мы интересуемся всей паранормальной активностью, которая выходит за рамки правил. Скажи, твои шлюхи выебли тебе все мозги? Или ты по природе своей такой тупой?

Малькольм медленно, спотыкаясь подходит к нам, дрожа и потея как грязная свинья.

– Мистер В, я могу заверить вас, что мои девочки не имеют никакого отношения к тому преступлению, о котором вы говорите. Они не нарушили никаких законов, я могу подтвердить это.

– Да неужели, Малькольм? Таким образом ни одна из твоих девочек не проворачивала никаких трюков за пределами твоего квартала? И никто из них не виноват в том, что одурачили троих моего вида, когда те дышали ими, только чтобы получить контроль над их разумами?

Чертовы некроманты. Они – ведьмы вуду, которые балуются мощной черной магией, способной управлять сверхъестественными существами.

Легенды гласят, что некромант, обладающий достаточной силой может полностью овладеть разумом и действиями Темного. С такой магией в их распоряжении они могли бы разрушать целые города.

Конечно, ни один из нас фактически не засвидетельствовал ее в действии. Время от времени мы натыкаемся на Колдуна, у которого провалы в памяти. Обычно, это от пожирателя душ или нечистой силы.

Да, даже среди Темных есть пристрастившиеся. Они увлекаются властью и должны постоянно пополнять в порядке вещей свои силы.

Вскоре жажда становиться невыносимой, и простой вкус магии уже не действует. Они ищут среди людей ведьм, чтобы стать сильнее, открывают себя, чтобы стать восприимчивым к их отравляющему Вуду.

Я не обращаю внимания на Малькольма, который пытается опровергнуть претензии Варшана и оглядываюсь кругом. Слышаться тихие вздохи, когда я перевожу взгляд на сидящих на диване.

Они боятся нас, дрожат, окутанные пеленой ужасающей неразберихи. Они слышали о нас, возможно даже видели в действии. Но я… я аномалия. На публике, Варшан является оратором. Я редко сопровождаю его в подобных ситуациях.

Темный принц, сея хаос на улицах Нового Орлеана, может подвергнуть всю семью риску разоблачения. Поэтому, я молчу и даю возможность Варшану быть в центре внимания, тем самым он подпитывает свое нескончаемое эго.

И все же, каждый знает, что со мной лучше не связаться. Называйте это инстинктом или шестым чувством, они могут чувствовать, как волоски на руках становятся дыбом, когда я рядом.

Они замечают, как температура понижается, а воздух становится плотным. И тот неразборчивый голосок на задворках разума кричит им бежать и не оглядываться.

Я высшее зло, наделенный силой такой темной и опасной, что даже взрослые мужчины в моем присутствии дрожат.

Кучка людишек скулит все громче и громче, когда я делаю шаг к ним навстречу, и что-то в моем маленьком черном сердце ликует. Ах, да. Страх. Как гребаная конфетка для Темного.

Вкус страха разливается по моему языку, мой рот искривляется в дьявольскую ухмылку, прежде чем я подмигиваю ледяным голубым глазом, и тут же лампочки в комнате начинают мигать и разлетаться на осколки. Раздаются вопли, а я заливаюсь искренним смехом. Какой смысл иметь власть над всеми, если не ты можешь не много развлечься?

Я подхожу к дрожащей девушке на ковре. Она мгновенно опускает глаза в пол, и я нагибаюсь, прежде чем встретиться с ней взглядом.

– Посмотри на меня, малышка, – командую я. Нехотя она поднимает голову, демонстрируя ее большие карие глаза. Она красива, ее кожа гладкая, как шелк, цвета молочного шоколада. – Вот так. Хорошая девочка.

Ее вьющиеся локоны обрамляют лицо в диком, экзотическом стили и я протянув руку, нежно глажу черные завитки. Она мгновенно расслабляется, ее глаза по-прежнему смотрят на меня.

– А теперь, когда ты немного успокоилась я задам тебе несколько вопросов, милашка. Ты знаешь кто я?

– Нет, сэр, – пищит она, ее голос тонкий и высокий, с сильным акцентом жителей Нового Орлеана.

– Хорошо, – улыбаюсь я. – Ты знаешь, что я?

– Нет, сэр.

– Отлично. Это просто замечательно. Ты здесь работаешь, дорогая?

– Да, сэр, – без колебания отвечает она. Ощущая притяжение моего влияния, смешанного с ее плотским желанием, она начинает ерзать под моим прикосновением. Ее темные глаза становятся яркими и страстными, а соски сморщиваются под тонкой атласной комбинацией.

– И сколько тебе лет?

Девушка хватает мою руку и поднеся к губам, целует мою ладонь.

– Пятнадцать, но Малькольм заставляет говорить всем, что мне девятнадцать. – Когда я нахмурился и одернул руку, она подается вперед, почти взбираясь мне на колени. – Но клянусь, я хороша! Одна из лучших здесь. Даже Малькольм говорит, что я его фаворитка. Он говорит, что ощущение моей молодой, тугой киски похоже на рай и на вкус я, как сладкое мороженное политое шоколадом. И лучше всех сосу в трех округах.

Желчь подступает к горлу, а мои глаза покалывает от ярости.

– Нет необходимости, моя дорогая. Нет необходимости беспокоиться об этом когда-либо снова.

Я вскакиваю на ноги, окутанный дымкой ярости и пересекаю комнату, пока Варшан заканчивает свою триаду.

– В следующий раз, когда твои девочки выдут за рамки дозволенного, я не просто вышибу дверь, – предупреждает он его. – Понимаешь?

– Д-да, мистер В. Если я сам обнаружу, что кто-нибудь из моих девочек нарушает правила, то сам лично прибью их, – запинаясь отвечает он, капли пота скатываются по его жирному лицу.

Он с облегчением вздыхает, когда Варшан кивает и поворачивается, чтобы уйти. Коротышка не знает, что Варшан это наименьшая его проблема.

– Послушай меня, ты, жирный мудак, – с шипением произношу я, подойдя так близко, что могу уловить омерзительный запах его прерывистого дыхания. – Ты заканчиваешь работать с несовершеннолетними девочками. И ты вернешь их в семьи, плюс компенсируешь все за то время, пока ты эксплуатировал их. Скажем, двадцать тысяч долларов каждой, плюс добьешься того, чтобы они попали в приличные учебные заведения. Разве так будет не справедливо?

– Чт…? Двадцать штук? У меня нет таких денег! – возмущенно визжит он так, что из его рта летят отвратительные слюни.

– Ты меня слышал, ты, больной ублюдок. Двадцать штук. И если у тебя нет наличных, тогда предлагаю тебе найти хорошего риелтора. У тебя три дня.

Я разворачиваюсь и иду прямиком к двери, где меня ждет Варшан с восхищенной улыбкой. Я смотрю на молодую девушку с вьющимися локонами и киваю ей. Ее большие карие глаза сияют от благодарных слез.

– Знаешь, не похоже, чтобы они хотели этого, – выкрикивает Малькольм у меня за спиной, явно обезумев. Я останавливаюсь на пол шаге, прижимая к бокам дрожащие крепко сжатые кулаки. – Они умоляли. Пизда есть пизда и не важно сколько ей лет. И если на ней уже растут волосы, значит можно трахать.

Мой разум мгновенно переключается на Амели. Она могла быть одной из этих девушек. Она могла быть девушкой с вьющимися, каштановыми волосами, униженной и оскорбленной в таком нежном возрасте. Что если бы Малькольм был тем, кому задолжал ее отец? Что, если ей пришлось предложить свое тело ему в обмен на жизнь отца?

– Знаешь, на секунду мне показалась… – Я поворачиваюсь лицом к его ненормальному взгляду, слепая ярость затуманила мой разум. – Я действительно по-настоящему ненавижу педофилов.

Я поднимаю ладонь, развожу пальцы, и тут же их охватывает синее пламя. Одновременно у Малькольма отвисает челюсть и его конечности становятся неподвижны, он полностью замирает.

Его мутные карие глаза наполняет ужас, когда он пытается бороться с невидимыми оковами. Слюни отвратительно стекают с уголка его рта.

– Ш-ш-ш, – говорю я ему на ухо. – Не борись с этим. Скоро пройдет, ты, кусок дерьма. Ты не сможешь больше издеваться над другими детьми. Сейчас… вместе с педофилами, я презираю бесхребетных мужиков. И ты, дорогой Малькольм, тряпка.

Давясь слезами Малькольм бубнит что-то в ответ, когда я кругом хожу вокруг его уродливого тельца. С десяток людей напряженно наблюдают, но ни один из них не заступается за своего работодателя. У них нет ни любви, ни верности к нему.

– Да, да, я согласен, – киваю я, отвечаю на его неразборчивые стоны. Я останавливаюсь перед ним и разглаживаю шелковистую ткань на его мясистых плечах. – Ты действительно не совсем бесхребетный. Но определенно это можно исправить.

Рукой все еще покрытой синим пламенем, я проникаю во внутренности Малькольма, прожигая жировой слой, ткани и жизненно важные органы.

Раздающиеся крики в особняке, маскируют его приглушенные стоны боли. Да, боль. Хоть он и не может двигаться, но может все ощущать. Малькольм чувствует, как я прорываю себе путь через его плоть острыми, как бритва когтями.

Чувствую, как кровь хлещет из зияющей дыры в его животе. И когда моя рука обхватывает его позвоночник, он может почувствовать каждый, блять, позвонок, который я вырываю из его тела.

– Совсем другое дело, ублюдок, – говорю я, бросая окровавленные кости на пол, когда Малькольм делает последних вдох и оседает на пол кровавой кучей. – Вот теперь, ты действительно бесхребетный.

Я оглядываюсь на испуганное лицо, уставившееся на меня.

– Вы все свободны, – выкрикиваю я, достаточно громко, чтобы эхо разлетелось по всему большому дому. – Однако, если пожелаете остаться, то знайте, что будете обеспечены хорошим жильем, зарплатой и медицинским обслуживанием, а также защитой. И если вы моложе восемнадцати, то за вами приедет машина и отвезет вас домой к родителям.

Как по команде, молодая девушка подходит ко мне и протягивает полотенце. С благодарностью я беру его и вытираю вонючую кровь и кишки Малькольма, которые покрывают мою руку по самый локоть.

Блять. Еще один костюм испортил. Но когда я смотрю на молодую девушку и другие благодарные лица, то понимаю, что сделал правое дело. Я решил быть лучше.

Глава 7

Я лежу на спине поверх атласного, стеганного одеяла, моя голова покоится на руке… и я улыбаюсь.

Амели принимает душ в нескольких футах и образы ее обнаженной, мокрой, покрытой легкой пеной, которая целует ее самые интимные места, прочно засели у меня в голове, заставляя мой член изнывать от желания.

Прошло почти две недели с тех пор как я занимался сексом. Две недели целомудренно сплю с опьяняющим, приятным телом Амели. Две недели чувствую тепло от ее улыбки.

На протяжении двух недель позволяю кому-то впервые увидеть меня и не боюсь отказа. Смеюсь от души над ее шутками. Внимательно слушаю, как она рассказывает истории о ее старых соседях и о том, как росла в неблагоприятном районе.

Учу ее играть в шахматы, а в свою очередь, Амели учит играть в Джин-Рамми [2]. Наблюдаю как ее веки трепещут, поскольку яркие сны обо мне еще посещают ее.

Я улыбаюсь.

Поскольку впервые за почти два столетия, нашел счастье.

Я думал, что это было то чувство, которое я испытал, когда дела пошли в гору. Или ощущение, которое я чувствовал во время удивительного секса. Я даже думал, что был счастлив тогда, когда мой отец согласился позволить мне выполнить операцию на побережье Мексиканского залива, во время которой я доказал ему и себе, что я кто-то больше, чем просто избалованный королевский отпрыск.

Я ошибался. Амели мое счастье. Будучи с ней, узнавая ее, позволяя ей узнать меня, является воплощением блаженства.

– Что за безумные глаза и улыбка серийного убийцы? – спрашивает игривый, сладкий голосок. – Ты составляешь планы на меня?

Я смотрю как Амели пересекает комнату по направлению к кровати, на ней ничего не надето, кроме как атласной ночнушки цвета морской волны, которая доходит до середины ее бедер. Я делаю все что в моих силах, чтобы заставить глаза смотреть на ее лицо. Срань Господня. Она пытается убить меня?

– Ну, если скажу, то мне придется убить тебя, – насмехаюсь я, надеясь замаскировать тоску в своём голосе.

Амели встает на колени на кровать и вытирает влажные волосы полотенцем.

– Хммм, эти могучие громкие слова от красавчика принца, – возражает она. – Не забывай, я из девятого района, чувак. Я могу надрать тебе задницу.

Мы смеемся над ее нелепым комментарием. Я сажусь, наши тела в опасной близости друг от друга и смех стихает. Наши взгляды встречаются, спустя секунду Амели отводит глаза в сторону, а ее щеки заливаются алым румянцем.

– Тебе не кажется это своего рода… странным? – тихо спрашивает она.

– Что именно?

– Я не знаю, – отвечает она, пожимая плечами. – Сначала ты готов убить меня, и я ненавижу тебя, а потом… все меняется. Так легко, непринужденно и весело, и я на самом деле считаю, что вижу в тебе порядочного парня, а не какого-нибудь монстра. Потому что для меня, после того как я узнала тебя, ты не монстр. Ты не такой, как я ожидала.

– А чего ты ожидала? – спрашиваю я, наклоняя голову.

– Безумный, высасывающий души, какой-нибудь псих, трахающий все что имеет две ноги и убивает без всякой задней мысли.

Несколько недель назад, это оценка была бы к месту. Но мне не хватило духа сказать ей.

– Извини, что разочаровал тебя, милая.

– О, я не разочарована, – говорит она, качая головой. – Я чувствую облегчение. Это отстойно спать рядом с каким-то безумным убийцей. Неловкий разговор.

Я вздрагиваю и уголки моего рта опускаются в гримасу, прежде чем могу себя остановить. Эти янтарные глаза сразу отмечают мою перемену настроения и Амели хмурится.

– Эй, что случилось?

– Ничего, – отвечаю я и резко качаю головой. Я не могу встретиться с ее взглядом. Именно в тех глубинах я становлюсь самым уязвимым, самым честным.

– Нет, это не ничего. Ну же, Нико. Ты задал миллион вопросов, на которые я правдиво ответила. Теперь, если я сказала что-то обидное, ты должен мне сказать. Я не хочу, чтобы ты задушил меня во сне или еще что-то, потому что на меня сердишься. – Она улыбается, но я не отвечаю.

– Я не причиню тебя вреда, хорошо? – резко говорю я. – Я говорил тебе об этом. Так что забудь.

Амели отступает, растерянность и боль омрачают ее лицо.

– Ух, ты. Хорошо, извини. Я не это имела в виду. Это была плохая шутка.

Я качаю головой и снова отвожу взгляд, чувствуя отвращение к тому, что она видит во мне в данный момент. Она права, и я не заслуживаю ее.

Я даже не имею права дышать воздухом, который она вдыхает. Если я не могу быть честен сам собой, как я могу, черт возьми, быть честен с ней? Если я не могу принять того, кто я, как могу ожидать подобное от нее?

– Я должен рассказать тебе кое-что, – наконец произношу я, моя голова все еще повернута в сторону.

– Хорошо, – отвечает она тихим, напряженным голосом.

Я делаю глубокий вдох и выдыхаю, позволяя страху и отвращению сгинуть. Если я хочу, чтобы Амели доверила мне сердце, я должен быть честен с ней. Я должен заслужить ее доверие. Я должен стать лучше, чем был прежде.

– Днем Варшан пришел за мной, у нас были кое-какие дела в Квартале. – Я оглядываюсь на нее, в моих глазах мерцает раскаяние. – Что, как предполагалось, должно было быть быстрым, обычным вмешательством в обращение… ко тьме.

– Хорошо, – снова произносит она, побуждая тем самым меня продолжать.

– Ты когда-нибудь слышала про Малькольма Баосу.

Выражение абсолютного отвращения появляется на ее лице, отвечая на мой вопрос. Я даже не жду получить от нее ответ, откуда она его знает. Ответ может подтолкнуть меня на грань насилия.

– Нам дали наводку, что девочки Малькольма занимаются, запрещенной в этом городе черной магией. И пока мы были там что-то нечто особенное упало мне на колени. – Я пробегаю рукой по волосам и дергаю за концы от расстройства. – Амели… Я узнал, что он не только эксплуатировал девочек, но он спал с некоторыми из них. Он был долбаным растлителем малолетних.

Амели ахает и от ужаса прижимает руку ко рту.

– Боже мой, – говорит она, принимая слова близко к сердцу. – Боже мой, это ужасно! Как ты… постой. Что ты имеешь в виду он был?

Я застыл на месте, удерживающий этими пронизывающими глазами, которые кажется раскрывают подноготную мою душу. Я не знаю, как сказать ей, я не могу подобрать слов.

Я десятки раз убивал без стыда и совести, без чувства сожаления. Я убивал ради власти, ради мести, черт возьми, я убивал ради удовольствия.

Но теперь… теперь, когда мною правит новоиспеченная совесть, я даже не могу найти в себе то, что заставит меня исповедать грехи, и неважно насколько оправданными они являются.

– Скажи мне, Нико… скажи, что случилось, – говорит Амели, чуть выше шепота.

Неуверенно она протягивает ко мне руку, серьезным взглядом спрашивая разрешения. Затаив дыхания, я все еще неподвижен.

Не потому что у меня какая-то фобия прикосновений – дерьмо, физический контакт все, что я знаю – а просто она меня трогает, она меня успокаивает.

Она показывает мне капельку ласки. И сейчас, когда ее рука покрывает мою, а потом скользит к моей ладони и наши пальцы переплетаются, я чувствую, как Амели ломает, разрывает меня.

Преодолевая каждую чертову защиту, которая имелась у меня, разрушая ее с помощью кувалды. Расстелившись перед ней, я слаб и беспомощен. Я единственный здесь буду умолять помиловать меня, находясь полностью в ее власти.

Мелкие золотистые искры сливаются с голубыми на нашей коже перед неизбежной смертью на медленном огне. Больно. Сладкая и мучительная агония блаженства. Это все то, что я никогда не знал, и то, что всегда хотел.

– Амели, – произношу я, голос скрепит глубоко внутри меня. – Я убил его. Я убил этого больного сукина сына. И мне понравилось. Мне очень понравилось. И мне жаль.

Она молчит. Я даже не знаю смотрит ли она на меня. Я вижу, что наши пальцы переплетены, это малая часть держится за… что-то. Что-то намного большее, чем мы вдвоем.

– Спасибо, – наконец шепчет она.

Я резко поднимаю на нее глаза, чтобы увидеть нежную улыбку на ее губах и взгляд полный восхищения. Никто и никогда за все мои года не смотрел на меня так.

– За что?

– За то, что сказал. И спас тех девушек. И за заботу о том, чтобы он больше не обидел другого ребенка.

– Но… но теперь ты знаешь, какой я мерзкий. Теперь ты знаешь, что я убийца.

Неожиданный смешок вырывается из ее груди.

– Нико, я всегда знала, что ты убийца. Не забывай, что я была свидетелем твоих поступков на протяжении последних десяти лет. Я не говорю, что нормально отношусь к убийствам. На самом деле я категорически против этого. А то, что сегодня ты сделал не было убийством, это – искупление. Правосудие. И это было необходимо.

Мы засыпаем бок о бок, как и всегда, впрочем, но в этот раз наши пальцы переплетены. Забавно, как такой целомудренный жест может быть настолько глубоким, настолько интимным. Я никогда не чувствовал себя ближе к другой душе, не тогда, когда погружался в них, не тогда, когда вдыхал их в свою. А теперь я чувствую это, я никогда не смогу отпустить ее. Я никогда не захочу отпускать ее.

***

Я чувствую, как Амели дернулась ночью, ее рука сильно сжимает мою, перекрывая кровообращение. Я резко открываю глаза и нависаю над ней, сжимая ее плечи.

– Нет, нет, нет, – плачет она, крупные слезы скатываются по ее щекам. Амели бросает в пот, а ее закрытые веки быстро трепещут. – Нет, пожалуйста, нет. Прошу, вернись ко мне. Не оставляй меня!

– Амели, – зову я, нежно встряхнув ее. – Амели проснись. Тебе снится кошмар.

– О, Боже, нет! Пожалуйста! Я сделаю, что угодно… нет, нет, нет! – Ее тело неудержимо дрожит, заставляя меня тревожится. Надо что-то сделать. Я должен помочь ей.

– Амели! Амели, слушай меня. Проснись! – Паника растет в моей груди, я провожу одним пальцем, окутанным синим пламенем, по ее лбу.

Ничего.

Блять.

Ее тело еще больше содрогается от конвульсий, и я понимаю, что это нечто большее, чем простой сон. Я встряхиваю ее сильнее, теперь уже зажав обе руки.

– Ну же, Амели! Проснись! Черт бы тебя побрал, проснись сейчас же!

Ее тело все еще дрожит, и она прекращает хныкать. Я даже не знаю дышит ли она, хотя четко слышу биение ее сердца. Я цепляюсь за кусочек надежды. Она до сих пор со мной. Когда я рукой нежно провожу по ее влажной щеке, Амели резко открывает глаза, ее зрачки черные, как оникс. Это не магия. Это даже не естественно. Это само зло. Прежде чем я успеваю отреагировать, она обращает свои черные, зловещие глаза на меня, и хватает меня за руку, сжимая ее до тех пор, пока не чувствую, как мои кости трещат.

– Ты заплатишь, демон. Ты заплатишь кровью, – произносит страшный голос. Он даже близко не сравним с ее мелодичным голоском. – Они идут, и ты заплатишь! Ты будешь гореть за то, что сделал. Гори, демон!

Я едва выдергиваю руку из ее крепкой хватки, как Амели закрывает глаза, а ее тело обмякает в неестественном сне.

Меня трясет, ледяное покалывание пробегает по пульсирующим венам. Мои инстинкты вопят, чтобы я немедленно убил ее.

Достичь ее груди и разорвать сердце голыми руками. Независимо от того, что ей нужно бьющееся сердце, я не позволю злу забрать ее. Я не позволю ему забрать мою Амели.

Нетвердой рукой я тянусь к ней, едва касаясь того места, где находится под защитой ее драгоценный, жизненно важный орган. Я не хочу, но не знаю, что еще сделать. У меня нет выбора.

Ее рука снова хватает мою, но на этот раз она ощущается мягкой, нежной. Амели притягивает ее ближе к себе, прижимая к сердцу. Ее глаза снова широко раскрыты… и светлы. Золотистые глаза смотрят на меня, наполняя комнату блестящим, светлым светом.

– Помоги ей, – шепчет голос. Это не ее голос, но он звонкий и женственный, не похожий на зло. – Спаси ее.

– Как? – спрашиваю я дрожащими губами. Я даже не знаю с кем или чем разговариваю, но это не имеет значения, кроме спасения жизни Амели.

– Чтобы спасти ее, ты должен любить, – говорит тихий голосок. – Ты должен любить ее.

Затем все становится черным. Снова.

Тьма.

В комнате тихо и холодно, только ровный ритм сердцебиения Амели стучит в моей голове.

Даже, после того, как ее лицо исказилось от чистого зла, спящей она выглядит настолько мирной. Не в силах отпустить ее, я ложусь рядом с ней и притягиваю в объятия, уложив ее голову себе на грудь.

Ощущение удерживать другого человека в руках с такой заботой и нежностью для меня чуждо, но не неприятно.

Нет. Оно, блять, совершенно.

Амели обхватывает меня рукой за талию, потершись щекой о мою грудь. Она издает негромкий вздох, который заканчивается мурлыканием.

– Мммм, – улыбается она, – Нико.

Что-что?

Я изучаю ее лицо, чтобы убедится, что она еще спит. Ее дыхание глубокое и ровное, а веки закрыты.

Я знаю, что она видела сны обо мне, но никогда не слышал, как она произносит мое имя. И к чему эта улыбка? Дерьмо. Я просто умер тысячью сладкими смертями.

Всю ночь я крепко сжимал Амели в объятиях, словно она могла ускользнуть от меня. И правда, она может.

Что-то еще, какое-то глубокое и неестественное зло, развратило ее тело. Оно очернило ее душу и посягнуло на эти поразительные, янтарные глаза. Я просто надеюсь, что во мне достаточно силы, чтобы претендовать на сердце Амели.

Глава 8

– Итак, что ты думаешь?

Кроваво-красные глаза, задумчиво сужаются. Я знаю, что это плохо. Все закончится плохо для Амели… или меня.

– Определенно звучит так, будто она ведьма, – отвечает Сайрус, потерев темную щетину на подбородке.

Он взглядом сканирует полутемный бар на любителей подслушать, а затем поправляет свои очки. Впрочем, не о ком волноваться, владелец и управляющий баром Темный.

– А все дерьмо, связанное со Светлыми… как ты это, объяснишь?

– Свет в ней борется с этим. Но чтобы там не было, то зло, которое бежит по ее венам, сильное. Особенно, чтобы проявиться вот таким образом.

Пока я обдумываю теорию Сайруса, мы оба молчим и потягиваем нашу отраву. Еще несколько постоянных клиентов заходят с наступлением ночи. Тьма пробуждает зверей к жизни.

– С кем ты еще говорил о ней… – оглядывается он, чтобы убедиться, что никто не заинтересовался нашим разговором. -…о ее наследии?

– Ни с кем, – отвечаю я, качая головой. – Я еще никому не рассказывал, кроме тебя.

– Ты ведь понимаешь, что это значит для нее.

Ему нет необходимости произносить. Я точно знаю, какая судьба уготована для Амели. Что это еще может быть.

– А она помнит о той ночи?

Я качаю головой.

– Ничего не помнит. Впрочем, она упоминала о сне… сказала, что он ее напугал.

Сайрус смотрит поверх своих темных очков, его красные глаза блестят от жажды крови.

– Продолжай.

Я делаю глубокий вдох, не желая произносить слова вслух. Я знаю, как это прозвучит. Дерьмо, даже в моей голове звучит это весьма сомнительно.

– Ей приснилось, что я лежал на земле в луже крови и умирал. А она… она стояла надо мной, словно убийца.

– Дерьмо, – пробормотал Сайрус.

– Ага. – Я залпом выпиваю свой бурбон и знаком подаю, чтобы повторили. – Если на чистоту, что ты об этому думаешь? Что мне делать?

Я вижу, как брови Сайруса ползут вверх над очками.

– Ты ведь заботишься о ней?

Я опускаю глаза на деревянную столешницу.

– Больше, чем о своей тупой заднице.

– Хммм, – фыркает он. Сайрус наклоняет стопку с остатками крови, настоянной на виски. – Я вернусь на Скиатос. Пороюсь кое-где. А ты в это время делай то, что она сказала.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с его хитрой ухмылкой. Хоть и не специально, но сейчас Сайрус с его клыками выглядит еще устрашающе.

– Что?

– Ты делаешь то, что она тебе скажет. Ты поможешь ей. Спасешь ее. – Он шире улыбается для пущего эффекта, и я вижу проблеск того шаловливого человека из моего детства. – Ты любишь ее.

– Я не знаю, – говорю я, качая головой, хотя с трудом могу скрыть ухмылку на лице. – Я не знаю возможно ли это.

– Но чтобы ты не делал, – строго, почти шепотом добавляет он. – Ты не рассказываешь о ней не единой душе. Я серьезно, Нико. Ты ведь понимаешь, что твои враги могут сделать с подобной информацией? Это все равно, что дать им в руки заряженной ружье.

– Знаю. Знаю это, Си. Но как я могу защитить ее? И что заставляет тебя думать о том, что у нее есть какие-либо чувства ко мне?

– Она ведь спит с тобой каждую ночь?

– Да.

– И ведь кроме нее, никто так долго не задерживался в твоей комнате?

– Верно.

– Значит я не думаю, – замечает он, уверенность слышится в его глубоком, хриплом голосе. – Я знаю.

***

Позже вечером, дом весь в разгаре, развращенный и злой, жаждущий ощутить иной вкус запрета.

Ночь необычно теплая для осени, а электрический заряд в воздухе посылает чувство покалывания по всей коже. Это необычный вечер.

Хэллоуин, а значит – гораздо больше, чем упыри, гоблины и конфеты для детишек. Темные выбрались поиграть.

Я иду в свою комнату, уворачиваясь от фальшивой паутины, приведений из простыней и другой безвкусицы.

Девочки весело разоделись, и теперь будут зарабатывать себе на пропитание. Любой на Хэллоуин немного более восприимчив и открыт.

Амели не было в комнате и что-то внутри меня сжалось. Я хочу сказать ей, о своих чувствах.

Сказать, что буду заботиться о ней и сделаю все, чтобы защитить. Сказать, что ее работа в качестве домашней сексуальной прислуги, была лишь предлогом, чтобы удержать ее около меня.

Затем, я надеюсь, черт подери, она хоть что-то чувствует ко мне. Что-то достаточно сильное, чтобы красивая девушка осталась с чудовищем.

Я наливаю бокал бурбона, но он не успевает коснуться моих губ. Бокал разбивается об стену на миллион крошечных осколков, красновато-коричневая жидкость растекается по полу.

Я смотрю в яркие, голубые глаза, плотно сжимаю губы и скрежещу зубами в ярости. Холод охватывает мое тело, зажигая раскаленное пламя в руках. Наполненные яростью, мои глаза светятся.

– У тебя тридцать секунд на то, чтобы объяснить почему ты в моей комнате, прежде чем я оторву твою голову и пну ногой это дерьмо обратно на Скиатос. – Моя рука плотно сжимается вокруг шеи, поднимая незваную гостью на пять сантиметров от пола.

– И я тебя рада видеть, Нико, – улыбаясь через боль произносит Аврора. – Вижу ты скучал по мне. Вполне радушный прием ты мне устроил.

Я сжимаю крепче.

– Двадцать секунд, сука.

Гнев вспыхивает в ее глазах, но это дерьмовая ухмылка остается.

– У меня новости. Новости о твоем брате, которые тебе стоит узнать.

Новости? Новости о Дориане?

Я резко отпускаю ее и возвращаюсь к бару, пока Аврора поправляет волосы и одежду.

– Хорошо. Говори.

– У меня кстати все отлично, спасибо, что спросил. И нет, не нужно благодарить за то, что пришла сюда, чтобы поделится секретной информацией с тобой, за которую я могу потерять голову, – говорит она раздражающе звенящим голосом.

– Хорошо, теперь, когда с любезностями покончено, говори. Или уходи. – Я опустошаю бокал одним глотком и наливаю еще.

Мне нужен целый галлон, чтобы вынести притворство и манипуляции бывшей моего брата.

– Какой позор, Нико. В тебе было столько потенциала. – Она смотрит на свои, покрытые красным лаком, ногти, игнорируя мои приказы. – А теперь посмотри на себя. Ты ничто, всего лишь сутенер в дорогом костюме.

– У тебя действительно есть информация, Аврора? Или наконец-то поняла, что можешь зарабатывать на том, что ты грязная шлюха? – Я окидываю ее взглядом и морщусь в отвращении. Даже дизайнерская одежда и все украшения мира не могли скрыть, какой она была шалавой. – Я даже не знаю. В твоем влагалище столько побывало, что оно стало шире чем Малхолландский туннель. Полагаю, могу держать тебя в качестве девочки для битья или домашнего питомца.

Нацепив приторную улыбочку и не беспокоясь о моих оскорблениях, она медленно подходит ко мне. Аврора всегда слышит то, что хочет, и в ее разуме, я возможно исповедую свою вечную преданность. Сумасшедшая сука.

– О, малыш Скотос. Ты всегда умело подбираешь слова.

Видите? Сумасшедшая.

– Ну, читай между строк. Пошла. На. Хуй. Отсюда. – Я поворачиваюсь к ней спиной, лишая ее удовольствия.

– Дориан исчез.

Сузив глаза, я поворачиваюсь.

– Что?

– Он пропал – он и его напарник. Они оба ушли в самоволку из Теней. Никто не знает где они находятся и стоит ожидать самого худшего.

– Он не мертв, Аврора.

Нет. Не может быть.

Она качает головой.

– Я не верю. Но определенно что-то не так. А что, если он серьезно ранен и находится в плену? А что если его пытают?

Хотя ее слова переполняет беспокойство, но лицо и глаза говорят совершенно иное. Аврора, такая же искренняя, как и ее слова.

Она фальшивка… лгунья. Она в самом деле не заботится о Дориане – никогда не заботилась. А заботилась о том, что его титул мог сделать для нее. Все что видела Аврора, только корону.

– Я беспокоюсь, – продолжает она с притворным сочувствием. – Думаю, твой отец мог бы узнать, если бы его схватили. Они должны вернуть его ради дипломатического союза.

– Может быть, – пожимаю я плечами. – Почему бы тебе не спросить у него? Вижу, что ты знаешь его лучше и все такое. Или же он трахнул и забыл тебя, как и все остальное в твоей убогой жизни?

Ярость окрашивает ее щеки, но выражение Авроры остается совершенно бесстрастным. Она не просто жадная до денег шлюха, она отцовская блядь, жаждущая денег шлюха.

И это отвратительно, потому что мой отец, правящий король Темных, и Дориан стал свидетелем неосмотрительного поступка.

– А? Кошка украла твой язык? – издеваюсь я. – Или же от постоянных фонтанов спермы всяких Томов, Диков и Гарри он, наконец, отвалился?

И я вижу это. Ее защита трещит по шву. Та маленькая вспышка эмоций, которая делает Аврору человечной.

Ее руки дрожат, когда она подходит ко мне.

– Ты ведь знаешь, что я ничего не могу поделать! Ты же знаешь я…

– О мой Бог! – фыркает Амели, одетая в едва прикрывающий французский наряд горничной, когда распахивает дверь. – Я уже устала от этих…

– Кто, мать твою, она такая? – глумится Аврора, капая ядом с белых зубов. – Значит так себя здесь ведут шлюхи?

Амели вопросительно смотрит на меня янтарными глазами, разинув рот. Блять. Я так увлекся пренебрежительным отношением к Авроре, что даже не смог ощутить приближение Амели?

– Аврора, это Амели и она не шлюха, – объясняю я ровным голосом. – Амели, Аврора уже уходит.

– Уже ухожу? – спрашивает Аврора, стрельнув в меня взглядом, а затем на Амели. – Нет. Мы еще не закончили дискуссию, поэтому, если ты нас простишь…

Я вижу боль Амели и назревающий гнев, что позволит легко обнаружить ее.

Я должен выпроводить Аврору отсюда. Если она вдруг уловит уникальное волшебство Амели, то не колеблясь убьет ее. А убийство другого представителя Темных, особенно Орексис, весьма не одобрительно.

– Как насчет того, чтобы спуститься и выпить, Аврора? – говорю я самым податливым голосом. – Я просто переговорю с Амели и присоединюсь к тебе.

Аврора скептически посмотрела на меня и Амели, прежде чем кивнуть.

– Хорошо. Но не долго. Я не люблю ждать. – Затем она важной походкой идёт к двери и уходит не оглядываясь.

– Ничего себе, – замечает Амели, закрывая за ней дверь. – Кто этот лучик солнца?

Я облегченно вздыхаю, что Амели совершенно не испугалась того, что я здесь наедине с Авророй. В три быстрых шага я стою перед ней, позволяя теплоте ее души нагреть холодное пространство, которое Аврора оставила от себя.

– Психованная бывшая моего брата. Правда обояшка?

– Это заставило его убежать из города? Бывшая?

– Одно и тоже.

Амели качает головой.

– Не могу сказать, что виню его.

Мы оба смеемся над Авророй, когда я вижу, как Амели морщиться. И в этот момент я замечаю небольшой, пурпурный синяк в уголке ее рта.

– Что случилось? – спрашиваю я, приблизившись, чтобы лучше осмотреть опухшее место.

– Кстати о Солнышке… ты можешь надеть намордник на свою блондинистую сучку, – говорит она закатив глаза.

– Что случилось? – спрашиваю я более сурово.

Амели дотрагивается до синяка.

– Ничего, правда. Просто еще один день в обществе высших проституток. Саншай не закрывала рот, треплясь об особом отношении ко мне и как мне, куску дерьма, удалось заполучить твое внимание. Я сомневаюсь, что они будут еще это обсуждать. Извини, но ей придется отказаться от минета примерно на неделю, – подмигнув говорит она.

– Она ударила тебя? – резко спрашиваю я, и ярость освещает мои глаза.

– Ты что не слышал ту часть, где я надираю ей задницу? Пустяковое дело, Нико. Дома я имела дела куда с большими суками, чем она.

Я пытаюсь совладать с чувством разочарования и беспомощности, пока смотрю в глаза Амели, ища хоть какой-нибудь знак, что она действительна в порядке.

Подняв руку, я аккуратно провожу по синяку кончиками пальцев, от чего Амели стонет.

– Извини, я причинил тебе боль?

Прежде чем я успеваю одернуть руку, она хватает меня.

– Нет, нет, все хорошо, правда. Ты всегда такой холодный. Словно мой личный пакет со льдом, – улыбается она.

Я упиваюсь ощущением ее губ на моих пальцах, едва ощутимое чувство жжения отсутствует, хотя есть неописуемое тепло между нами.

– Я могу помочь тебе, ты ведь знаешь, – спокойно говорю я, мои руки все еще касаются ее сочных губ. Я не хочу прекращать к ней прикасаться. Я не вижу, что смогу прикасаться кому-либо, кроме нее до конца своих дней.

– Как? – шепчет она.

Синяя дымка окутывает ее лицо и отражается в глазах, когда мои пальцы охватывает переливающейся, голубой огонь.

Поначалу она вздрагивает от ощущения холода, но затем смеется напротив моей руки.

– Так… странно. Холодно, но и горячо. Покалывает.

– Ага, – отвечаю я с глупой ухмылкой. Впервые я позволяю себе быть настолько открытым с человеком. – Я предполагаю, это отличительная черта Темных. Мы холодные, черствые, но взрывные и вспыльчивые в возбужденном состоянии.

Амели качает головой, все еще держа руку на моей, отказываясь разрывать контакт. Разжигая тепло и распространяя его по всему моему телу.

– Не все Темные. Только не ты.

Молча мы смотрим друг на друга с мягкими улыбками на наших лицах, пока я нежно растираю синяк на лице Амели.

– Что ты делаешь? – спрашивает она в изумлении.

– Просто ускоряю кровоток и снимаю боль.

– Не так уж больно.

Я пожимаю плечами, лишь вкус правды ощущается на кончике языке.

– Я не хочу чтобы тебе было больно. Даже чуть-чуть.

Щеки Амели пылают румянцем, и она закусывает нижнюю губу.

– Так что… ты меня исцеляешь?

– Я не исцеляю, – говорю я, качая головой от сожаления. – Это лишь способность.

– Это не просто способность. Я уже ничего не чувствую. Ты бесподобен, Нико.

Я понимаю, что пялюсь на ее губы дольше, чем должен и подняв взгляд вижу, что она уставилась на мои губы. Наши глаза встречаются, мы одновременно открываем рты, пробуя вкус воздуха между нами с оттенком тоски и желания.

– Я слишком обезболил? – хрипло спрашиваю я.

Амели мило шевелит губами и качает головой.

– Не думаю. Почему?

Наши губы разделяют лишь дюймы, поскольку я изучаю эти необычные глаза, задаваясь вопросом, как я выживал раньше, не чувствуя теплоты и доброты Амели. И как я желаю ощутить лучи солнца, аромат полевых цветов и вкус коричневого сахара.

– Поскольку я действительно хочу, чтобы ты почувствовала это.

Мы лихорадочно сцепились в неистовом поцелуе, переплетении языков и рук. Этот поцелуй не похож на тот, о котором вы читали в детский сказках.

Не такой слащавый, как в мыльных операх. Он полон чистой страсти в сочетании с недельным томлением и желанием. Он ведет на неизвестную территорию, повергая в ужас оттого, что может оказаться на другой стороне, но это чертовски заводит.

Он нарушает табу, отведав запретный плод, и смакует его сладкий, сладкий нектар.

От поцелуя Амели у меняй в животе взрывается фейерверк и мое мертвое, холодное сердце расцветает с жизнью. Я даже представить не мог, что губы могут быть такими мягкими. А язык на вкус таким восхитительным.

Что движение ее рук может быть настолько эротичным, пока она скользит ими по моим волосам, притягивая мой рот ближе. Именно поэтому я десятилетиями никого не целовал.

Не было нужды сближаться с кем-то. Разыгрывать сцены, когда я точно знал, что дело кончится сексом.

Но Амели… Блять.

Я не хочу переставать целовать ее. Не могу себе приставить, что больше не буду ощущать на языке ее вкус. Тихие звуки наслаждения вырываются из ее горла, пока я нежно ласкаю ее изящное тело, при этом испытывая невероятную боль, но пока этого достаточного. Более, чем достаточно.

Чувствуя ее мягкие изгибы под моими нетерпеливыми кончиками пальцев, в действительности я представил насколько хрупкая Амели и от осознания этого я почувствовал, что обладаю поистине драгоценным, редчайшим сокровищем.

Я хотел прикасаться к ней везде. Отметить ее в таких местах, где ни один мужчина не видел. Быть единственным, который ощутит мягкость ее кожи.

Проходят минуты, часы, целая вечность, пока мы стоим, упиваясь объятиями друг друга. Амели поднимает глаза на меня, на ее теперь опухших от поцелуя губах появляется застенчивая улыбка.

– О чем задумалась? – спрашиваю я с тем же выражением.

– Ни о чем, – усмехается она, качая головой. – Просто подумала о том, что это лучше, чем в моих снах.

Я вздыхаю, отчаянно желая остаться с ней в этот момент. По-прежнему не обращая внимания на убийц, блядунов и дегенератов, которые скрываются прямо за нашей дверью.

– Как бы сильно я не хотел остаться здесь и воспроизвести все эти сны, но знаю, что Аврора теряет терпение. А когда она нетерпелива, то становится еще более раздражительной сукой. Мне нужно спуститься и узнать, что ей нужно. Потом… потом я весь твой.

Даже когда слова слетают с моих губ, я не могу поверить, что произнес их. Я умело подбираю слова и как правило, некоторое вульгарное значение привязано к ним.

Раздвинь ноги. Смотри на меня, пока я трахаю тебя. Соси жестко, сильнее. И мое излюбленное: вставай и уёбывай.

Но с Амели, я даже не могу сказать такое тупое дерьмо, даже если захочу. А главное – я не хочу. Даже от одной мысли об этом у меня больно скручивает живот.

– Хорошо, – улыбается она, глядя на меня из-под длинных ресниц. – Я просто приведу себя в порядок. Может быть сбегаю вниз на кухню и захвачу ужин?

Прижавшись губами к ее лбу, я вдыхаю пьянящий аромат ее волос.

– Звучит отлично.

И каким-то чудесным образом, это так.

Я спустился в гостиную, чтобы найти Варшана и Аврору, которые молча оценивали друг друга, пока Надя и несколько мужчин разговаривали за стопкой спиртного.

В хитрых, голубых глазах Варшана сверкает озорство, пока он хмуро смотрит на Аврору. Она протягивает руку для рукопожатия и подойдя ближе, наклоняется, чтобы прошептать что-то на Темном языке – что-то слишком быстрое, чтобы я смог услышать.

Ощутив жар моего взгляда, Варшан резко поворачивается и убирает руку с ее предплечья.

– Так мило, что ты к нам присоединился, Нико, – хитро улыбаясь говорит он. – Кажется, ты сидел в своем номере несколько недель. Мы думали, что вряд ли тебя уже увидим.

– А? – возражает Аврора, ее голос переполняет фальшь.

– Ах, у Нико появилась новая игрушка. И если бы я была на его месте, то играла с ней все время, – добавляет Надя, проходя мимо меня. Она протягивает мне бокал любимого моего бурбона, прежде чем поцеловать меня в щеку, ее ярко-синие глаза сияют любовью.

Она любит меня. Не как любовница, а как друг. Как брата. На протяжении десятилетий Надя была важной частью в нашей команде, ухаживала за девочками, работающими здесь, и даже сама наслаждалась ими от случая к случаю.

– Ну давайте надеяться, что он не сломает ее! – смеясь издевается Варшан.

Я закатываю глаза, надеясь унять мою досаду и вернуть то тепло, которое за несколько минут до этого разлилось по моему телу.

Даже когда они смеются и дразнят меня все, о чем я могу думать – это Амели. Я хочу ощутить то обжигающее чувство на своих губах, хочу раздуть огонь своими жаждущими руками. Целовать солнце и пусть его сияние ослепит меня, пока я буду греться в ее нежной улыбке.

– Возможно Нико даст нам всем поиграть с его новым маленьким питомцем, – слышу я, как Аврора предлагает Варшану. Он отрицательно качает головой.

– Поверь мне, я пробовал. Но он пока еще не наигрался. Я думаю мы скоро достучимся до него, – отвечает он, подмигнув.

Я собираюсь открыть рот, чтобы… дерьмо. Что бы я сказал? Как я могу сказать им отвалить к чертовой матери, не ставив под угрозу мою репутацию безжалостного, лицемерного принца?

Без разоблачения побуждений и раскрытия кем я на самом деле являюсь и чего действительно хочу?

Я смотрю на жизнерадостные лица людей, разговаривающих за хрустальными бокалами первоклассного бурбона и вина. За исключением Авроры, эти люди с которыми я провел каждый день в течение последних нескольких десятилетий.

Мои так называемые друзья. Они не знают меня. Никто из них. Даже Надя, которая так искренне заботится обо мне, как о члене ее собственной семьи. Даже Варшан, который был моим другом и правой рукой на протяжении одной человеческой жизни и дольше.

Мы сражались вместе, убивали вместе… черт, мы даже трахались вместе. Все равно он понятие не имеет, какой конфликт разгорается внутри меня. Он не знает, что я борюсь с этим… с тем, что я есть.

Он не знает, что большинство дней я танцую на острие смерти только для того, чтобы почувствовать хоть какое-то подобие жизни. Не знает о том, что мой голод ради получения власти такой же глубокий и реальный, как и мое чувство вины и стыда.

– Только не говори, малыш Скотос, что ты привязался, – насмехается Аврора, положив свои ухоженные руки мне на грудь. – Только не тот парень, который за 60 лет перетрахал большую часть Америки.

Я дьявольски усмехаюсь и приподнимаю брови, готовый защищать мою запятнанную репутацию, когда движение за Авророй привлекает мое внимание. Амели смотрит с широко раскрытыми глазами, которые блестят от еле сдерживаемых слез, ее идеальный рот сжат в тонкую линию.

Поднос в ее дрожащих руках заметно трясется. Проследив мой взгляд Аврора поворачивает голову, быстро окинув холодным, пронзительным взглядом фигуру Амели. Она снова поворачивается ко мне, нацепив издевательскую ухмылку, аврора ждет моей реакции.

– Ах, малыш Скотос, выглядит так, словно шлюхам здесь очень уютно. Ты возможно, должен немного сильнее бить кнутом. И я уверена получишь удовольствие от этого.

Обхватив и сжав руку Авроры с такой силой, до хруста костей, я скидываю ее руку с моей рубашки. Она морщится, когда наши глаза встречаются, мой взгляд суровый и в нем сверкает ярость.

– Ни капли правды обо мне, Аврора. Само собой, ты не в курсе, учитывая, что я отклонил каждую твою жалкую попытку залезть мне в штаны. – Я придвигаюсь ближе, так близко, что холод моего голоса чуть не покрывает инеем ее бриллиантовые сережки-гвоздики. – И если ты снова когда-нибудь назовешь ее шлюхой, я вырву твой гребаный язык и засуну в твою растянувшуюся пизду. А теперь, если ты простишь меня…

Я прохожу мимо Авроры, не произнеся больше ни слова, и направляюсь вслед за удаляющейся спиной Амели. Она почти забегает в мою комнату – в нашу комнату – после чего ставит поднос и поворачивается ко мне лицом.

– Амели, я…

Она поднимает руку и качает головой.

– Не беспокойся. Ты не должен мне ничего объяснять. Ты мне ничего не должен.

– Но я должен. Я должен тебе столько, что, наверное, не смогу никогда отплатить. Я задолжал тебе правду.

– Правду? – Она хмурит брови и кладет руки на узкие бедра. – Я думала, что ты мне все время говорил ее. По крайней мере, это то, что ты обещал, когда я поклялась быть честной с тобой. Так что? Все это было ложью?

Я сажусь в изножье кровати и разглаживаю пустое место рядом со мной.

– Я честен. По крайней мере, настолько насколько могу. Прошу. Позволь мне объяснить.

Амели сидит на кровати, наши тела находятся в двух футах. Несколько недель назад меня бы это не волновало.

Но теперь… теперь, когда я знаю, каково это чувствовать, когда Амели прижималась ко мне, когда мои руки обнимали ее хрупкое тело, обладая ею, теперь эти чувства кажутся такими далекими.

Я даже не понял, каким важным и постоянным элементом она стала в моей жизни. Как легко оказалось завязать с ней дружеские отношения.

Как естественно обжигало кончики пальцев каждый раз, когда мы соприкасались. Я жажду этого. Что означает огонь между нами – очевидный жар, который никогда не исчезнет.

Она притягивает колени к груди и обхватывает их руками. Тоже самое она сделала в тот раз, когда проснулась в моей постели. Она боится. Боится меня.

– Мне необходимо объяснить, почему я спрашивал тебя о том, что знает ли о тебе кто-нибудь еще. И почему никто не должен знать о нас… о том, что я чувствую.

– Что ты чувствуешь? – шепчет она с придыханием.

– Да, – киваю я. – Но мне нужно рассказать тебе кое-что. И если ты хочешь узнать больше, я расскажу. Хорошо?

Она кивает, и я воспринимаю это как знак, ближе придвинутся к ней и взять ее руки в свои.

– Амели, Темные, Скотос особенные, они заклятые враги Лаво на протяжении многих десятилетий. Много, много лет назад они правили Луизианой. И были самой влиятельной семьей в заливе и держали в руках огромную мощь ведьм, практически неслыханную. На протяжении всей истории мой вид всегда вмешивался, когда определенные кланы становились крупнее и сильнее. Но Лаво… они бы не отступили, особенно после того, как убили Мари. Ее семья, твоя семья, поклялись отомстить за ее кончину.

Большие, блестящие глаза Амели призывают меня продолжать. Я убираю прядь волос за ее ухо и притягиваю ее руки к своим губам, неглубоко вдыхая.

– По приказу моего отца, мы пытались убить их всех. То, что в книгах по истории называют Ураган в Ченьере Каминада в 1893 году самым смертельным штормом в истории бедствий Луизианы на самом деле работа Темных. Это была преднамеренная резня, убивали невинных женщин и даже детей. Лаво разрослись, словно раковая опухоль и Темные сражались, чтобы искоренить их всех. Однако некоторые спаслись и ушли в подполье, поэтому каждые несколько лет мы снова повторяем это. Пока все до последнего не исчезнут…

Тихий всхлип вырывается из ее груди, и она зажимает рукой рот, отчаянно борясь со слезами.

– Нет, – плачет она, ее рука заглушает мольбу. – Не говори так. Я не верю!

Я притягиваю ее к груди и губами касаюсь макушки, хоть Амели и пытается вырваться из моих рук. Я просто хочу обнять ее. Мне необходимо это. Возможно сейчас я последний раз целую солнце.

– Прости, детка. Я. Я не хотел говорить тебе. Не хотел причинять тебе боль.

– Зачем? Как ты мог? – Слезы текут по ее лицу, но я все же сдерживаю желание попробовать их на вкус. Я не хочу этого для нее, и не позволю, черт возьми, увидеть ей то, кем я являюсь на самом деле. – Я не понимаю. Помоги мне понять зачем?

– Зачистка. – Я не знаю, как по-другому сказать. Не важно, насколько сильно я хочу, чтобы это оказалось ложью, но истина не станет менее уродливой и отвратительной от этого. И это моя правда. Мое уродство.

– Ты можешь это остановить? – спрашивает она, глядя на меня умоляющими глазами. – Пожалуйста, умирают невинные люди. Их дома, их жизни! Ты можешь это исправить?

– Хотел бы я. Я здесь для того, чтобы отслеживать паранормальную активность в этом районе. Как только происходит скачок магии, я должен сообщить – это моя работа. Так мы можем подготовиться…

– …К массовому убийству людей. Стереть с лица земли мой город. – Она отстраняется от меня и отворачивается.

– Мне нужна твоя помощь, Амели.

– Моя помощь? – Она бросает на меня взгляд, в ее глазах отражается гнев. – Ты хочешь, чтобы я помогла тебе, после того как только что признался, что устроил ураган, который снес мой дом?

– Да, – киваю я, глотая ком, образовавшийся в горле. – Потому что если ты откажешься, то что-то произойдет. Что-то плохое. И если ты поможешь мне, то мы сможем избежать погибели.

– Ладно, – громко фыркает она. – Скажи мне, что тебе нужно.

Я глубоко вздыхаю, неохотно вспоминая, как лицо Амели перекосило от отвращения.

– Был всплеск магии. Точнее некромантии. И это попахивает вуду Лаво. Некромантия сама по себе является основанием для… для массового истребления. – Я жду, когда она мне возразит, но она просто продолжает смотреть, с погасшим теплом в глазах. Я продолжаю. – Ночью пока ты спала, тебе снился кошмар. Я пытался разбудить тебя, потому что ты испугалась, и когда я пытался, что-то или кто-то завладел твоим телом. Оно завладело твоей душой и языком. Оно говорило со мной.

– Чт… Что? Завладело? О чем ты говоришь?

– Черная магия, Амели. Лаво знают, что ты у меня. И что-то мне подсказывает, они хотят использовать тебя в качестве сосуда, который будет исполнять их волю.

– Бред, – парирует она, качая головой.

– Амели, послушай меня, – командую я, схватив ее за плечи. – Ради мести, они готовы принести тебя в жертву. Они знают, что ты будешь убита и ни черта не сделают. Я не позволю этому случиться, Амели. Клянусь. Я не могу тебя потерять. Сейчас, когда я нашел тебя… я не могу потерять…

Ее губы дрожат, когда она нежно проводит ладонью по моей щеке.

– Хорошо. Я верю тебе. Скажи, что мне нужно сделать.

Я больше ей рассказываю о некромантии и истории о Лаво. Я делюсь секретами всего города, даже той информацией, которая известна только в близком круге.

Она внимательно слушает, кивает головой, так же верит мне, как я ей. Я делюсь с ней всем, даже тем, что заставляет ныть мою грудь от стыда. Она слушает, сжимая мою руку, и смотрит на меня с пониманием и прощением.

Я не заслуживаю этой девушки. Я никогда не заслужу право услышать ее смех или завладеть одной из ее добрых улыбок. Или чувствовать эти мягкие губы, ласкающие мои. Даже учитывая все это, я хочу ее. Она нужна мне.

Как каждую ночь до этого, мы лежим лицом друг к другу, деревья за окном отбрасывают тени на ее лицо.

– Ты никогда не говоришь мне, что чувствуешь, – шепчет она, ее веки тяжелые от усталости и изнеможения.

– Хочешь, чтобы я сейчас сказал?

– Нет, – отвечает она, зевая. – Нет. Ты не должен говорить мне. Просто покажи.

Я сокращаю дюймы, разделяющие нас, и притягиваю ее в объятия, уткнувшись губами в ее пахнущие дикими цветами волосы. Она прижимается к моей груди и вздыхает. Я чувствую, как каждая косточка в ее теле расслабляется во сне.

Я покажу ей. Я спасу ее. Потому что ее люблю.

Глава 9

– Куда мы едем?

Я смотрю с места водителя и подмигиваю, вызывая легкий румянец на щеках Амели.

– Увидишь. Наберись терпения, любимая.

– Ладно, – отвечает она, скрестив руки на груди. – Было бы хорошо, если бы ты хоть сказал, как одеться. Я, наверное, выгляжу смешно, сидя в такой дорогущей одежде и при этом одета, как нищенка.

– Бред, – говорю я, вполне серьезно. Даже в обтягивающих джинсах и свитере, сидя на пассажирском сидении моего винтажного Феррари, Амели выглядит потрясающе.

Она пожимает плечами, и свитер спадает с одного плеча, оголяя аппетитную кожу. Не думая дважды, я провожу рукой от ее ключице по руке, заставляя Амели дрожать.

– Совершенная красавица.

– Ты сумасшедший, – хихикает она. – Тебя каждый день окружают голые девицы. Они готовы по твоей команде раздвинуть ноги. Знаю, что я не уродина, но, черт возьми, сексуальность – это не в моем репертуаре. – Она снова пожимает плечами и свитер скользит вниз, оголяя выпуклость одной полной обнаженной груди. Блять. На ней нет бюстгальтера.

– Ты пытаешься свести меня с ума и разбить мою любимую машину? Ты не представляешь насколько чертовски сексуальна.

– Все равно.

– Серьезно. Я даже описать это не могу. Голых телок пруд пруди в моей профессии. Но ты… на твоем теле и мешок выглядел бы непристойно.

Она покачала головой и посмотрела в окно.

– Все хорошо, Нико. Тебе не стоит лгать. Забыл, что я знаю, какой ты. Как часто ты… занимался сексом. Ты не совсем нежный, когда дело доходит до этой дряни. Но со мной… все по-другому. Я имею в виду, ты милый, и мягкий, и романтичный, и обожаю твои шутки. Но я знаю, что тебя не возбуждаю так. Я неделями спала с тобой в одной постели в коротеньких ночных рубашках, и ты не разу, ни разу не обратил на меня внимания.

Я паркуюсь у ломбарда, и еще не прошло и пары секунд, как прижимаюсь к губам Амели.

Мой язык кружит с ее в грубом, агрессивном танце, отчаянно пытаясь распробовать каждую частичку. Разорвав поцелуй, я хватаю ее руку и кладу на выпуклость в моем паху, с губ Амели срывается вздох.

– Чувствуешь? Видишь, что ты со мной делаешь? Ты это делаешь, Амели. Из-за тебя я такой твердый, как скала, что могу едва соображать. Из-за тебя и только тебя. Если тебе это не говорит о том, как сильно я хочу тебя, то я не знаю, что еще сможет.

Амели краснеет от пылкой страсти и застенчивости. Но даже после того, как убираю с ее руки свою, Амели продолжает обхватывать мой член, сжимая его через брюки. Я вдыхаю воздух сквозь зуб и запрокидываю голову назад.

– Проклятье, Амели. Прикоснись ко мне, детка, – сквозь зубы говорю я, голосом полным похоти.

Амели облизывает губы, прежде чем пробежать пальчиками по всей моей длине. Глаза Амели блестят азартом и голодом, и я слышу, как ее сердце начинает стучать быстрее с каждым робким движением.

Тепло от ее рук проникает сквозь ткань брюк, вызывая пульсирующую боль. Я тянусь к Амели и большим пальцем нежно провожу по ее полной нижней губе. Амели высовывает розовый язычок и облизывает мой палец.

Огонь в ее глазах, запах возбуждения, который витает между нами, ее кровь мчится по жилам в предвкушении… Я знаю, что Амели хочет этого. Она хочет меня.

Даже после всего, что я ей говорил, что она видела во снах, когда закрывает глаза, она все еще тянется ко мне, как мотылек на пламя.

Тонкий свитер, одетый на нагое тело, не скрывал ее торчащих сосков. Дыхание Амели учащается, поскольку она чувствует, как я пульсирую под кончиками ее пальцев. Ее рот увлажняется от мысли о моем вкусе и моих ощущениях.

Я мог бы дать Амели то, что она хочет, прямо здесь и сейчас на этой заброшенной стоянке. Я мог бы откинуть ее сидение и глубоко войти в ее тугое тело и сделать явью мечты.

Но не буду. Амели лучше, чем это, и она заслуживает больше, чем быстрый перепихон в моей тачке. Она заслуживает нежности и ласки. Она заслуживает, чтобы я полюбил ее сердце и ум, как ее тело.

– Нам пора,- бормочу я, ненавидя слова, слетавшие с моих губ. Я аккуратно обхватываю руку Амели и подношу к моим губам, целуя каждый пальчик, перед тем как опускаю ей на колени.

Амели издает тихий стон в ответ или, возможно, в знак протеста, что больше не ощущает в руке тяжесть моей эрекции. И все же я отворачиваюсь и смотрю на дорогу, испытывая почти головокружение от ее сильного желания

Через несколько минут мы подъезжаем к кованным воротам, расположенным на окраине города. К счастью кровь снова прилила к моим конечностям, и я смог полностью сосредоточиться на введение кода и маневрировании вниз по длинной, извилистой тропинке.

– Где мы? – спрашивает Амели, завидев сквозь деревьев дом в усадебном стиле.

Прежде чем ответить, я жду пока она не увидит всё величественное здание.

– Мой дом.

Глаза Амели становятся большими и блестят от удивления.

– Это – твой дом? Ты здесь живешь?

– Ага, – отвечаю я, объезжая фонтан, стоящий перед входом и останавливаюсь. Я смотрю на ее восхищенное выражение, пока она разглядывает дом. – Хочешь увидеть остальное?

Взволновано Амели кивает головой.

– Да! Да, пожалуйста!

Прежде чем она успевает сделать вдох, я уже стою около ее двери, по щелчку пальцев она открывается, и я протягиваю Амели руку. Она качает головой и принимает ее, на ее прекрасных темно-красных губах расцветает игривая улыбка.

– Выпендрёжник, – дразнится она.

Мы поднимаемся по лестнице и через парадную дверь попадаем в фойе, безукоризненно украшенное произведениями искусств и гобеленами в стиле раннего Ренессанса.

У Амели практически голова пошла кругом от любопытства, ее глаза и руки желают изучить каждый сантиметр греческого дома эпохи Возрождения.

– Если это твой дом, то какого черта, ты живешь в городе? Я имею в виду, что тот дом тоже красивый, и почти такой же большой, но это место… оно потрясающее.

Я пожимаю плечами, хотя знаю, она уже не смотрит на меня, а изучает одну из многочисленного числа картин.

– Честно? Мне удобнее жить в городе. И нужно оставаться в курсе дел, чтобы обо всем заботится. Плюс… Я не хочу быть один. Даже среди всех этих сокровищ, дом кажется пустым. Одиноким. А я ненавижу это чувство.

Амели оборачивается ко мне лицом, на ее мягких чертах лица появляется сочувствие.

– Ты не один. – Она сжимает мою руку и улыбается, наполняя мое тело теплом. – Даже прежде, чем ты узнал о моем существовании, я была с тобой. В качестве зрителя, но я была с тобой.

Я притягиваю ее в объятия, но прежде чем наши губы соприкоснуться, я спрашиваю:

– Почему ты так добра ко мне? Как кто-то может так красиво заботится о монстре, как я?

– Ты не монстр. Не важно, что ты, но ты никогда не станешь монстром.

Я целую ее, пока она не исчезает в облаке тумана. Словно Амели – мифическое существо, рожденное в этом уродливом мире болезней и боли, посланная сюда, чтобы принести красоту разрухе. Послана сюда, чтобы поглотить пустыню тьмы ослепительным, ярким светом.

– Я хочу показать тебе дом, – задыхаюсь я, едва ли касаясь губами ее. – Но я должен признаться, все о чем я думаю – это спальня,

Прижавшись носом к моему, она хихикает.

– На протяжении недель я была у тебя в спальне. Покажите мне ваш дворец, мой принц.

Я провожу для нее длинную экскурсию, оставив спальню на потом. Я знаю, что как только запру ее там, она не сможет уже никогда уйти, до тех пор, пока я не скажу обратное. Мы заканчиваем на кухне.

– Персонал на выходные распущен, но мой повар оставил еду для нас, – говорю я, открывая холодильник и достаю закрытую тарелку. – Голодна?

– Всегда голодная, – отвечает Амели со злорадной усмешкой. Возможность того, что ее аппетит вызван к чему-то другому, заставляет мой член дернуться и я чуть не роняю блюдо с мясной нарезкой, сыром и оливками.

Дерьмо. Сколько времени прошло? Недели? Месяц? Как я могу вообще прямо ходить?

Мы сидим за мраморной столешницей островка, разговариваем, смеемся, едим руками и пьем вино, наблюдая за закатом солнца через окно во всю стену.

– Удивительно, – вздыхая, говорит она, когда розовые и оранжевые блики о заходящего солнца танцуют на ее лице. – Я не понимаю, почему ты вообще покинул это место. Это как музей, но чувствуешь в нем себя… как дома.

Я тянусь и хватаю ее за руку, чтобы она обратила внимание на мое серьезное выражение.

– Не покидал бы, если бы у меня была на то причина.

– Этот прекрасный дом, стал бы для меня причиной, – пожимает она плечами.

– Я рад, что ты так сказала. Потому что именно на это я и надеюсь.

Ее лоб покрывается маленькими, милыми морщинками от замешательства.

– Что ты имеешь в виду, Нико?

Я обхожу кухонный островок, чтобы встать перед ней и опускаю руки ей на бедра.

– Я хочу, чтобы ты переехала сюда жить. Так я буду уверен, если кто за мной придет, ты будешь в безопасности.

Глаза Амели ищут в моих намек на шутку.

– А что насчет тебя?

– Я буду искать ответы, надеясь, что случившееся вчера ночью было просто случайностью. Но мне нужно сосредоточится, а я даже думать не могу, когда ты рядом. Держать тебя в усадьбе… это не место для тебя. Тебя должна окружать красота, а не грязь. Ты заслуживаешь кружиться в свете, а не быть осужденной на тьму.

– Тогда… нет. – Амели качает головой, встает со стула

и разворачивается чтобы покинуть кухню.

– Нет? – спрашиваю я, следуя за ней через столовую.

– Нет. Я не останусь здесь без тебя. – Она поворачивается ко мне, в ее ярких глазах искрится уверенность.

– Не без тебя. После всего, что я пережила, вырвана из дома и брошена в долбаный публичный дом, не говоря уже о том, что отец, который скорее всего упился до смерти, не проявил ни капли беспокойства, единственное на что я привыкла полагаться это ты. Я спала рядом с тобой в течение нескольких недель. Я миллион раз видела тебя во сне. Ты единственная константа в моей жизни. Ты единственная причина, по которой я смогла засыпать каждую ночь. Потому что, черт возьми, неважно что ты и что ты сделал, ты в моей жизни появился неспроста. И я в твоей. Так что не смей… не смей покидать меня также, как и остальные.

Я смахиваю слезы, которые катятся по ее щекам. Смотря на нее, я кладу палец себе в рот и начинаю сосать соленую влагу, протяжный тон вырывается из ее полуоткрытых губ.

Я не останавливаюсь на этом. Пробую их все, накрывая поцелуем каждую слезинку, унимая тоску Амели с нежностью, заботой… и любовью.

– Я не оставлю тебя, детка, – шепчу я между поцелуями. – Я всегда буду с тобой. Всегда.

Я целую ее румяные щеки, мягкие, сочные губы и линию подбородка. Все еще мало. Не достаточно, чтобы насытить голод внутри меня.

– Я хочу покрыть тебя всю поцелуями, – шепчу я, прежде чем пробегаю языком по ее ушку.

– Хорошо, – с придыханием говорит она, прижимаясь дерзкими сосками к моей груди.

Подняв голову, я встречаюсь с ее страстным взглядом. Мне нужно знать. Нужно знать, что она уверена.

– Хорошо?

– Да, – медленно, почти мучительно кивает она. – Я хочу тебя.

Я отдаю ей мои губы, язык, руки… себя. Все и вся, чтобы показать, что я тоже хочу ее, так сильно, как никого и никогда прежде. Когда наши рты окончательно слились воедино, мы уже в спальне, окружены мягким светом свечей.

Амели делает шаг назад, забирая с собой тепло. Негодование заполняет мою грудь, но прежде чем надвигается буря, она улыбается.

Улыбается так, словно я кто-то ей. Кто-то особенный, кто заслуживает ее любви. Тот единственный в мире, с которым она хочет остаться наедине в этой комнате.

Ни секунды не могу больше ждать, хотя голос в моей голове вопит притормозить и не торопиться. Но блять… я ждал два гребаных столетия, чтобы ощутить подобное. Чтобы хоть что-то почувствовать.

Я делаю шаг вперед и хватаюсь за край ее свитера, ища в глазах хоть каплю сомнения. Но к моему удивлению и радости, Амели поднимает руки над головой, и я собственно говоря быстро подчиняюсь.

Мои пальцы скользят по ее талии и груди, когда я через ее голову стаскиваю ткань. Прежде чем свитер падает на пол, мои губы уже болят от предвкушения ощутить вкус ее светящейся кожи.

– Амели. – Звучит, как мольба… жалко. Потому что, блять, она слишком красива. Это почти приносит боль, быть рядом со столь великолепным созданием. Я хочу и по некоторым причинам не хочу прикасаться к ней. Я не могу.

Мои глаза пожирают ее плоский живот, округлость тяжелых грудей, и утонченную ключицу. Я никогда не вел себя так. Черт, я знаю женское тело наизнанку. Но чудесное тело Амели лишило меня дара речи. Блять, я онемел.

Словно услышав, как мои мысли борются с гормонами, Амели делает шаг вперед и берет меня за руку. Нежно и мучительно медленно она кладет ее себе на грудь, прямо не место, где спрятано ее сердце.

Прямо на то самое место, где я коснулся ее несколько дней назад, чтобы вырвать его и покончить с ее жизнью. А сейчас, когда ощущаю биение ее сердца, как жар ее кожи обжигает мою, я чувствую, будто родился заново.

Слепого и оцепеневшего на протяжении двухсот лет, она только что вытащила меня из вечной тьмы.

Амели смотрит на меня. Эти необычные глаза горят желанием.

– Прикоснись ко мне. Пожалуйста.

Я себя ненавижу лишь за то, что Амели приходится просить меня. Пальцами я провожу вниз по ее телу, наслаждаясь шелковистостью кожи, после чего поднимаюсь вверх к груди. Мы оба стонем, когда я обхватываю грудь ладонями и ее соски твердеют.

– Детка, ты… ты… – Дерьмо, я всхлипываю. Я обвожу пальцами соски, прежде чем сжать ее грудь. Такая мягкая. Такая, чертовски, мягкая. – Ты… совершенство.

Найдя губами ее губы, я врываюсь языком в ее рот, одновременно исследуя тело Амели руками, с обжигающей пульсирующей болью в моих штанах.

Я мог бы делать это всю ночь. Мог дарить ей умиротворение лишь поцелуями и прикосновениями. Но я не стану. Мне нужно больше Амели. Она вся нужна мне.

Мои пальцы скользят вниз по ее джинсам, и я медленно расстегиваю их, давая ей достаточно времени, чтобы остановить меня. Но она не останавливает. Амели крепче сжимает мои волосы, при этом углубляет поцелуй.

Когда ее джинсы, которые она быстро сняла и оттолкнула, упали рядом со свитером, я делаю шаг назад и восхищенно смотрю на приз, стоящий пере до мной обнаженный, незапятнанный и дерзкий. Амели. Мою Амели.

Я сглатываю, но у меня пересохли губы.

– Я сказал, что зацелую тебя всю и намерен сдержать свое слово. Но мне нужно знать… ты этого хочешь? Потому что, как только ты отдашься мне, ты станешь моей навсегда. Как только я почувствую, как ты извиваешься подо мной, каждый твой трепет будет принадлежать мне. Когда ты выкрикнешь мое имя, то с твоих губ больше никогда не сорвется другое имя в момент страсти. Я не смогу выдержать этого, Амели. Я убью любого, прежде чем у них возникнет шанс, увидеть тебя такой, какой я вижу прямо сейчас. Я клянусь. Ты слишком красива для кого-либо еще. Черт, ты слишком красива для меня.

Я даже не замечаю, что мои кулаки трясутся, пока Амели не прикасается ко мне.

– Твоя, Нико. Я твоя уже с десяток лет. Навсегда.

Мы с неистовым голодом целуемся, и когда наши ноги упираются в кровать, мы тяжело дышим.

Я осторожно укладываю Амели на кровать и воспользовавшись моментом любуюсь видом.

Она сладко мне улыбается.

– Знаешь, достаточно трудно будет целовать меня, пока ты стоишь там. И не справедливо, что ты все еще одет, в то время как я выставлена на обозрение.

– Тогда скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал.

Амели облизывает губы, прежде чем пригвоздить меня своим озорным взглядом, от которого мой член становится твердым, как гранит.

– Раздевайся.

Я делаю, как она хочет, начав с рубашки. Амели смотрит с неприкрытым увлечением, аромат ее возбуждения становится все сильнее и плотнее с каждой расстегнутой мною пуговицей. К тому времени, когда я добираюсь до ремня, Амели уже извивается, а ее кожа горит.

Я ложусь рядом с ней, и мы смотрим друг на друга, оба совершенно открыты, не в силах прятаться. Мы все видим – наши грехи, наши добродетели.

Монстров, живущих внутри нас и призраков нашего прошлого. И столь открыта Амели для меня, я так же открыт для нее – полностью в ее воле и милости.

– Что теперь? – спрашиваю я ее хриплым голосом.

Амели проглатывает свой страх и тревогу.

– Поцелуй меня.

– Куда?

– Куда хочешь, – произносит она задыхаясь. – В любое место. Везде.

И я начинаю с ее горла, стараясь не вдохнуть ее сладкую сущность. Блаженство. Все это ради ее удовольствия. И впервые в жизни, мне этого достаточно.

Я спускаюсь к ее груди, и облизываю холмик. Когда мой язык накрывает ее сосок, Амели вскрикивает, и вонзается пальцами мне в плечи. Я втягиваю сосок в рот и посасываю, заставляя тело Амели содрогаться.

– Осторожно, милая, – говорю я, улыбаясь напротив ее кожи. – Я только начал.

Она что-то невнятное стонет, и я продолжаю свои сладострастные муки – сосу, лижу и покусываю каждую ее частичку, пока медленно сползаю вниз к ее животу к бедрам. Когда я развожу ее ноги в стороны, она задерживает дыхание.

– Все хорошо? – спрашиваю я.

Я чувствую, как ее тело напряглось, но Амели кивает.

– Да.

Спасибо. Блять. Увидев чистое совершенство между бедер Амели, покрытое только аккуратной полоской темных волос, теперь ничто меня не остановит. Я увидел. Ощутил. И теперь мне нужно попробовать.

Я нежно раскрываю ее, ощущая гладкость кончиками пальцев. Я начинаю нежно целовать внутреннюю часть ее бедер, пока большим пальцем массирую клитор. Она влажная, но я знаю, потребуется больше терпения и времени заставить ее стать такой мокрой, чтобы она желала меня, так же как я ее.

– О Боже! – кричит она, ее тело дрожит. Влажность просачивается из ее лона, и я втираю ее в чувственный клитор.

Она находится на краю, готовая кончить. Подобно тому, как наступает потоп, я проникаю пальцами внутрь нее, и она кончает, ее жесткие стенки крепко сжимают мой палец. Я чувствую каждую, дрожь, каждый импульс, когда она стонет мое имя, подчиняясь мне.

Накрыв ртом, я жадно пью сладость, которая течет из нее по моему пальцу, который все еще глубоко находится внутри нее, медленно двигаясь, трахая и раскрывая ее для меня. От эротических стонов, которые она издает, ее вкуса и предвкушения у меня кружится голова.

– Ты такая вкусная, – стону я, накрывая ртом ее розовые складочки.

– Правда? – спрашивает она, задыхаясь.

– Да. – Я вынимаю палец, скользкий от ее соков и предлагаю ей. – Попробуй.

Рот Амели раскрывается в изумлении, а в глазах чистое наслаждение.

– Я не могу.

– Нет? – улыбаюсь я, облизнув палец.

– Прекрасно, мне достанется больше. – И я действительно теряю контроль, облизываю, сосу, трахаю ее своим языком.

Мой палец скользит внутри нее, пока я ртом дразню клитор. Затем проникаю двумя пальцами, растягивая стенки, подготавливая ее к своему размеру. Ноги Амели у меня на плечах, а она дугой выгибается на кровати.

– О, Боже! О, Нико! Я, о, мой Бог, я… – выкрикивает она и снова ее сладкий нектар попадает мне на язык, и я жадно выпиваю все до единой капли.

Ее тело покрыто легким блеском пота, а дыхание прерывистое, когда я нависаю над ее телом, чтобы поцеловать.

Мои пальцы все еще медленно двигаются, доводя ее до оргазма, и открывая еще больше. Она дрожит против моего тела.

– Нико, – хнычет она около моего рта, ее стенки пульсируют от толчков. – Это было… ты… э-э!

Мой член упирается ей в бедро, пульсирующий от возбуждения и жесткости.

Амели просовывает свою маленькую ручку между нами и обхватывает его, от чего все мое тело напрягается. В ответ я стону, когда она пробегает пальчиками по всей длине. Даже при ее неопытности, Амели дарит невероятные ощущения. Каждое прикосновение, каждое поглаживание чувствуется раем.

– Правильно, детка. Именно так, – произношу я сквозь зубы, толкаясь в ее ладонь.

Вместе мы трахаем друг друга руками. Мои пальцы растягивают ее лоно и погружаются все глубже и глубже, пока она двигается вверх и вниз, сжимая мой член в кулаке, ее движения все более уверенные.

Когда мы оба жаждем большего, я медленно спускаюсь вниз, располагаясь между ее ног.

– Это то, чего ты хочешь? – спрашиваю обеспокоено я, глядя на нее сверху вниз.

– Да, – кивает она. – Я ждала этого, так долго…

Я хмурюсь.

– Так долго?

Амели кивает и обхватывает мою щеку.

– Видеть тебя со всеми этими женщинами, видеть какой ты искусный любовник… Я хотела этого же. Я хотела то же удовольствие в глазах, как у них, пока ты был внутри девушек. Я так сильно этого желала. Просыпалась и иногда я… – Амели отворачивается и ее щеки пылают от смущения.

– Скажи мне, – шепчу я, поворачивая ее лицо ко мне. Я сбавляю скорость и обхватываю ртом ее сосок, надеясь выпытать из нее правду.

– Ооо, – стонет она. – Да, ах, ммммм… я просыпалась трепещущей. И влажной. И почти выпрыгивала из трусиков.

– Черт, – говорю я, представляя ее такую робкую и растрепанную во сне, как ее лоно сочится желанием. Для меня. – Так сексуально.

– Да?

– Да, детка. – Я вытаскиваю пальцы, которые блестят от ее соков. Она смотрит, как я растираю сладкие соки по всей ее груди, оставляя их липкими от доказательства ее желания.

Я опускаю рот на ее соски и вылизываю их, стараясь не пропустить не единой капельки.

– Теперь это сексуально, – говорит хриплым голосом Амели.

Я припадаю к ее рту, давая попробовать Амели ее вкус на моем языке. Она с жадностью сосет, возбуждаясь от этого действия так же как я. Когда головка моего члена дразнит ее вход, Амели вздрагивает, но не останавливает меня.

Все же я отстраняюсь. Знаю, она хочет, но что-то внутри меня не позволяет просто окунуться в нее, и глубоко проникнуть по самые яйца в эти жесткие, влажные стенки.

Я никогда не испытывал… сдержанности – это чувство сомнения. Амели ждала этого момента годы. Я должен сделать все хорошо для нее. Я должен сделать это особенным.

– Подожди.

Как только боль отражается на ее лице, я провожу пальцем по полной нижней губе и улыбаюсь.

– Ты так долго мечтала об этом, детка. Я хочу воплотить эту мечту в жизнь. Расскажи. Скажи мне, чего ты хочешь, и я дам это тебе.

Румянец появляется на ее щеках, и Амели качает головой.

– Не могу. Я стесняюсь.

– Я уверяю, у тебя нет причины стесняться. Мы будем делать все медленно, хорошо? Скажи мне – я сверху или ты?

Амели кусает губы, и ее щеки еще сильнее краснеют.

– Я сверху, – шепчет она.

Прежде чем Амели успевает моргнуть, она уже сидит верхом на мне, когда я лажусь на спину. Ее тяжелые груди подпрыгивают от быстрого движения.

– Готово. Что дальше?

– Хм, ты – вроде бы как садишься. Руками обхватываешь меня за талию и твое лицо… твое лицо… – Она смотрит вниз на соски, которые кажется затвердели по ее мысленной команде.

Я снова растворяюсь в виде размытого пятна, стремясь сделать все, чего она хочет.

– А теперь? – спрашиваю я, скользя руками по ее спине.

– Теперь… теперь ты обхватишь меня за попу и приподнимаешь прежде чем опустить на себя, – с придыханием говорит она, с вновь обретенной сексуальной уверенностью.

– И ты бы сосал мои соски и целовал меня, до тех пор, пока я не стану готовой для тебя. И когда ты будешь внутри меня, мы крепко обнимаемся и будем медленно двигаться вместе.

Я смотрю на нее с замешательством, готовый сделать для нее все что угодно, но почти испуганный возможностью ее разочаровать. Словно почувствовав мое сопротивление, она скользит моей рукой к ее заднице, ее влажные ладони дрожат от волнения.

И я понимаю, что она не единственная, кто сегодня вечером отдает себя. Она не единственная девственница.

Я может далек от чистого и добродетельного, но я предлагаю Амели то, что еще никому не давал. Впервые я предпринимаю нечто удивительное, так же, как и она.

– Вместе, хорошо? – шепчет она, целуя меня в губы. – Мы пройдем через это вместе.

Я киваю и углубляю поцелуй, после чего языком скольжу к ее груди. Я жадно сосу, терзая соски из стороны в сторону, от чего Амели дрожит, а ее лоно сжимается.

Она стонет и тянет меня за волосы, прижимая мое лицо еще ближе к своему естеству. От чего мой член становится твердым, как скала и скользким от ее влаги, которая говорит мне, что Амели готова.

Черт, да. Готова для меня.

Сжимая ее попку, я медленно поднимаю Амели над толстым членом, который высоко и гордо стоит. Головкой члена я дразню ее набухший вход, и я могу чувствовать, как ее внутренние мышцы трепещут.

– Посмотри на меня, – мягко требую я. Амели выполняет, ее глаза цвета топаза блестят ярче, чем я когда-либо видел.

Она улыбается мне, и я снова чувствую, как танцую на солнце.

– Ты так красива, малышка. И я ждал этого. Я так долго ждал.

Мучительно больно, я тяну ее вниз, при этом одновременно толкаюсь вверх. Амели кричит, и зарывается лицом в изгиб моей шеи, вонзаясь ногтями мне в спину. Я останавливаюсь.

– Посмотри на меня, малышка. – Когда Амели снова поднимает на меня глаза, я вижу слезы в них. – Если хочешь, мы можем остановиться. Нам не обязательно это делать. Или… или позволь мне помочь тебе. Позволь мне убрать боль.

– Нет, – всхлипывая, качает она головой. – Я хочу. И я хочу почувствовать всего тебя. Боль, радость, страх… всего тебя. Я не хочу быть в оцепенении. Хочу чувствовать тебя всего в себе.

Доказывая мне всю серьезность своих слов, Амели начинает медленно опускаться на мой член, ее лоно почти засасывает меня в ее тепло. Амели морщится от боли, но не останавливается, и если честно, я не хочу этого.

Даже продвинувшись на сантиметр, порванного барьера, ощущения чертовски невероятны. Теплая и влажная, обхватывает меня, сжимает.

Я сжимаю в кулак ее волосы и страстно целую, медленно двигаясь в ней, когда она через силу опускается. Я глотаю ее крики боли и меняю их на стоны удовольствия, когда тяну за ее чувствительные соски.

Мы застыли, глядя друг на друга в изумлении, пока я глубоко в ней пульсирую. Я хочу двигаться, но опять же, не двигаюсь.

Я просто хочу наслаждаться этим чувством целостности и абсолютного счастья. Хочу запомнить каждую мелочь и удержать в памяти навсегда. Не могу объяснить, но я знаю, что этот момент ключевой.

Словно я должен мысленно записать все эмоции, которые проходят через меня. Запомнить ощущение тела Амели на моем, покрытое потом и раскаленное желанием.

Должен запомнить запах диких полевых цветов и коричневого сахара, смешанного с оттенком крови, знаменующий подарок, который она мне преподнесла. Я должен сохранить в памяти каждый стон, вздох и всхлип. Я знаю это. Просто не знаю, почему я знаю это.

– Я чувствую… такую наполненность, – шепчет она.

– Разве не больно? – спрашиваю я, удивленный ее ободряющей реакцией.

– Больно. Но уже не так сильно. Боль меркнет по сравнению с этими восхитительными чувствами. Безумно хорошо.

Я глажу ее спину вверх и вниз, желая прикоснуться к каждой частички ее снаружи и внутри.

– Я буду двигаться, малышка. Ты даришь мне чертовски потрясающие ощущения: я хочу еще сильнее чувствовать тебя. Все хорошо?

– Да, Нико, – кивает она, крепко закрыв глаза. – Я хочу еще больше почувствовать тебя тоже.

Я медленно направляю ее бедра, и мы оба стонем, совершенно ошеломительно то, как прекрасно я уместился внутри нее.

Поначалу Амели сильно напряжена, но приспосабливаясь ко мне, она расслабляется, и боль утихает, и она начинает двигаться, кружа бедрами и попкой, вцепившись мне в волосы.

Я не перестану целовать ее тело, всегда будет мало ее вкуса, ощущений. Я пристрастился к каждой капельке пота, так же как к ее слезам.

Жар ползет вверх по моему позвоночнику, заполняя мои конечности. Каждый палец на руках и ногах покалывает, каждый дюйм моей кожи обжигает приятный огонь.

Это не легкое чувство жжения, когда я прикасаюсь к Амели, которое стало для меня настолько естественным, это нечто другое. Это пламенные эмоции, которые сосредотачиваются и превращаются в чувство.

Оно заливает мои вены и заполняет каждое нервное окончание, заставляя мое тело трепетать от неконтролируемого удовольствия. Огонь разгорается все сильнее и ярче, подводя в огненную бурю невиданного экстаза.

Вместе мы начинаем двигаться быстрее, сильнее, изголодавшись, чем когда-либо. Ее клитор трется о мою тазовую кость снова и снова, а лоно Амели с каждым ударом сжимается. Она трахает меня, берет меня, обладает мною. Делая меня своим навсегда.

Огонь внутри рвется наружу, и прежде чем я успеваю остановить или сдержать его, он взрывается. Впервые за годы… десятилетия… может быть, даже века, я взрываюсь.

Каждый мускул кричит, пока я проливаюсь в Амели, сражаясь с ее огнем и своим собственным. Она прямо здесь, со мной, царапает мою спину, когда напрягается и содрогается.

Стенки её лона еще сильнее сжались, растягивая оргазм, отказываясь отпустить. Она тяжело дышит и хнычет и ее тело проседает против моего в изнеможении и полном блаженстве.

Когда мои мышцы, наконец-то расслабились, чтобы снова двигаться, я перекатываюсь на спину, удерживая Амели сверху, ее тело все еще связано с моим. Я целую ее в макушку, в то время как руки ласкают ее потную спину.

– Амели,- задыхаюсь я. Даже после всего, что мы пережили, даже после того, как все наши тайны были раскрыты, произносить ее имя все еще в новинку для меня. – Амели, детка.

– Oui, Monsieur [3]. – Она смотрит на меня и улыбается.

– Сильно болит? Слишком болезненно? – Я знаю, что должен сохранить этот момент беззаботным, но дерьмо, понимание того, что я причинил ей боль, даже в интимный момент, выводит меня.

– Не достаточно сильно болит, чтобы отказаться от еще одного раза, – лукаво улыбается она. – Но достаточно, чтобы понимать, что следует подождать.

Я наклоняюсь и целую в ее маленький милый носик.

– И да, я снова хочу это сделать, – хихикает она.

– Я тоже. Черт, по правде говоря, я мог бы взять тебя снова, но тебе нужно исцелиться. В следующий раз я хочу, чтобы ты испытала удовольствие. Без боли.

Она улыбается, но улыбка не касается ее глаз.

– Что-то случилось? – спрашиваю я, убирая волосы с лица Амели.

Амели пожимает плечами, но ее глаза остекленевшие и отрешенные.

– Просто… в моих снах, когда ты был с другими женщинами, ты что-то делал. Дыхание, думаю ты так назвал его. Когда ты это делаешь, выглядишь таким… таким горячим. И сексуальным. Словно ты испытываешь невероятные чувства. А со мной ты так не делал. Возможно что-то со мной не так? Или не так хороша для тебя? Я знаю сейчас был мой первый раз и я поправлюсь, но я…

Я проглатываю слова Амели поцелуем, чтобы она не смогла произнести такое кощунство. И когда мы оба можем дышать, я охватываю ее лицо руками.

– Детка я бы никогда с тобой так не поступил и это никак не относится к тому, как мне хорошо с тобой. Потому что Амели, мне хорошо с тобой. Ты чудо, детка. Дыхание важно для моего вида. Оно помогает нам выжить – мы буквально высасываем жизнь из других. Я не хочу делать это с тобой и не стану, потому что уже вернула меня к жизни. Своими улыбками, поцелуями, смехом. Я ни капли не заберу из этого. Это то, что заставляет меня… -…любить тебя.

Слова крутятся прямо на кончике языка, но я никогда не скажу их. Я не говорил их даже родителям. Даже брату, единственному человеку, который засуживает моей преданности.

Любовь – это не то слово, которое Темный может произнести легко. Мы не говорим о любви, потому что редко любим. И когда это случается, когда это редкое и драгоценное чувство завладевает нами, то мы наглухо запираем и бережем его. Мы живем для любви. Мы за нее умираем.

Успокоившись моими объяснениями, Амели кладет голову мне на грудь и пальчиками начинает рисовать круги на моей коже.

– Что они обозначают? – спрашивает она, проследив черно-синие чернила, запечатленные над моими сердцем.

– Мою фамилию. Скотос.

– Красиво – Затем она наклоняется и покрывает поцелуем греческие символы, которые означают мое наследие… мой грех. Отметки о том, что представляет из себя этот человек-монстр.

Спустя некоторое время мы оба засыпаем, Амели все еще прижимается к моей груди. И впервые, после бессмертной жизни под беззвездным небом и безлунных ночей, я засыпаю.

Глава 10

Что-то вырвало меня из сна посреди ночи. Я лежу поверх одеяла, на котором Амели и я занимались любовью, но в постели рядом со мной ее нет.

Она не лежит у меня на груди и даже не обнимает меня. Нет. Она стоит около меня, ее глаза черные и их полностью заволокло злом. В поднятых над головой руках, она сжимает двадцати дюймовый нож.

Я перекатился в сторону, когда нож опустился, глубоко погружаясь в матрац.

Амели смотрит на меня, ее лицо приняло неестественные черты.

– Ты будешь гореть демон. Все что тебе дорого сгорит. Обрати внимание на предупреждение: месть моя будет жестокой.

Она вырывает лезвие из матраса и заносит его снова. Я знаю, что могу оттолкнуть ее, но не могу. Не хочу причинять ей боль.

Но сейчас я смотрю не на мою Амели, не на девушку, которая отдала мне самую сокровенную часть ее. Не на ту девушку, которой я подарил самую сокровенную часть себя.

Моя Амели в ловушке, где-то внутри собственного тела. Я должен спасти ее. И я спасу.

– Амели, детка, проснись! – кричу я. Только кровать нас разделяет, и я вижу, как она – или оно – пытается придумать, как обойти барьер. – Я знаю, ты слышишь меня. Детка, борись. Ты должна вернуться ко мне.

Не человеческий визг вырвался из ее груди и зловещий голос засмеялся.

– Твоя девочка потеряна навсегда, демон. Она умрет так же, как и ты.

Услышав эти слова, во мне пробуждается мой собственный ужасный зверь, и холод проходит через меня, касаясь пальцев и глаз. Я чувствую, как они трансформируются, как магия просыпается внутри, и я дрожу от невероятного потока силы.

– Оставь ее, – резко отвечаю я, мой голос такой же холодный, как пламя, которое лижет мне руки.

Снова раздается смех, и озноб вьется вверх по позвоночнику. Она сжимает нож, словно готовясь сделать выпад, и я в боевой готовности поднимаю руки.

Но вместо этого, она выставляет перед собой руку и вгоняет лезвие ножа в предплечье, проливая темно-красную кровь Амели на пол и покрывало.

Эти черные, опустошенные глаза встречаются с моими, и Амели улыбается.

– Все что ты любишь сгорит.

Нож со звоном падает и Амели оседает на пол. Но прежде чем она успевает удариться головой об пол, я ловлю ее и прижимаю к груди.

– Амели! Амели, поговори со мной, детка! Скажи хоть что-нибудь! – кричу я, качая безжизненное тело. Наконец она вздрагивает и просыпается, жадно хватая ртом воздух, ее глаза широко раскрыты от ужаса. Я благодарю Божество, Бога и каждое божество, известное человеку.

– Боже мой! – плачет она. Амели смотрит на руку, которая по-прежнему кровоточит, а затем на лежащий в нескольких дюймах нож. – Что случилось? Что произошло, Нико? Что я сделала?

– Амели, послушай меня. Ты хоть что-нибудь помнишь? Помнишь, что тебе снилось? Или кто? Мне нужно знать, как помочь тебе.

– Нет! Я не знаю, что случилось со мной! Ничего не знаю!

Амели плакала на моей груди, пока я схватил, брошенную на пол, рубашку и обернул ею руку Амели. Она все еще кровоточила, и, несмотря на то, что я снял боль, я не смогу исцелить ее. Мне необходимо отвезти ее к врачу.

– Детка, мы должны ехать. Я должен вернуться в город, чтобы мы смогли подготовиться. И тебе нужен доктор.

Я подхватываю ее на руки и несу в ванную. Открываю кран и наполняю ванну теплой, мыльной водой. И с Амели на руках погружаюсь в нее.

– Не так я себе представляла нашу совместную ванну, – бормочет она, пока я зачерпнул воду и полил на её груди.

– Знаю. Я тоже не так представлял, но этот раз не считается. Мы повторим. Мы заслужили это.

Я нежно мою ее, отказываясь отпустить. Когда рукой провожу в воде по ее лону, у Амели перехватывает дыхание, и она стонет.

Аккуратно, я раскрываю ее складочки, тщательно омывая, и не могу отрицать то, что мой налитый кровью член пульсирует напротив задницы Амели.

Амели ухмыляется и ерзает, но тут же морщится, я знаю, что ей еще слишком больно, чтобы думать о сексе прямо сейчас.

Через несколько минут, мы сухие, одетые и направляемся в Новый Орлеан. Мы настолько далеки от цивилизованного мира, дорога черная как смоль, но я ясно ее вижу, как божий день.

Амели поворачивается ко мне, я вижу печаль в ее глазах.

– Ненавижу то, что произошло. Я хотела, чтобы было все идеально. Особенным. А теперь… теперь сон закончился.

Я беру ее за руку, и наши пальцы переплетаются.

– Оно и было идеальным. Кроме того, что с тобой случилось, эта была самая лучшая ночь в моей жизни.

– Правда?

– Правда. Ты мой сон Амели. И он не закончился. Он только начинается.

К тому времени, как мы подъезжаем к городу, вновь возникает ощущение тепла и спокойствия, и мы возвращаемся к нашему обычно легкому разговору.

А вот когда я подъезжаю к дому на Бурбон-Стрит, то меня настигает чувство безнадежного страха. Амели смотрит на меня, ее боль на лице, говорит мне, что она чувствует тоже самое.

– Что-то случилось, – прошептала она.

– Да. – Я выхожу из машины и прислушиваюсь к злу, находящемуся внутри, но пока все тихо.

Слишком тихо. Как будто заклинание наложено на дом, которое сдерживает любой шум. Я пытаюсь пообщаться с кем-нибудь – с кем угодно – внутри, но натыкаюсь на блок. Ни у кого нет столько сил, чтобы сделать подобное. Ни у кого, кроме меня.

Я подхожу к машине и открываю дверь Амели.

– Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Ключ в замке зажигания. Если я не вернусь через три минуты, уезжай. Уезжай так далеко, насколько хватит машины. Деньги в бардачке. Просто уезжай и ты узнаешь, когда нужно будет остановиться. Ты поймешь, когда ты будешь в безопасности.

– Нет, – кричит она, качая головой; я нисколько не удивлен, что Амели станет возражать. – Я не брошу тебя. Поехали со мной. Ты не должен идти туда.

Я глажу рукой по ее волосам, а затем нежно провожу пальцем по ее полной нижней губе.

– Должен, детка. Там мои люди. Те девушки… я поклялся защищать их. Возможно, там ничего не будет, и я присоединюсь к тебе через пару секунд. Но просто не хочу рисковать. Просто обещай, что уедешь, детка. Я найду тебя, обещаю.

– Обещаешь? – Слезы покатались по ее щекам, и я целую каждую. Не для удовольствия или чтобы подпитать больное, внутреннее желание, а, чтобы успокоить Амели. Чтобы унять дрожь в ее сердце, как и в моем.

– Я обещаю.

Я вхожу в дом, не зная, чего и ожидать. Но уверен, что что-то подстерегает меня, что-то скрывается в темном углу.

Но одно я знаю точно: Смерть – плотно и тяжело витает в воздухе. Свежая, неумолимая и мощная. Я молча попрощался с Амели, зная, что через несколько минут, она уедет отсюда.

От жесткости, которая встретила меня в этом месте.

Я сканирую коридор, ожидая увидеть кучу мертвых тел, но все чисто. Все на своих местах. Не пятнышка крови.

Но я знаю, это иллюзия. Кровавая бойня совсем близко, ждет, чтобы удивить меня.

Я заворачиваю в гостиную и замираю на месте. Тела. Десятки оцепеневших трупов, превратились в мертвые статуи.

Они все находились в комнате, словно жизнь все еще бежала по их венам. Женщины одеты в бальные и коктельные платья сидят на диванах.

Мужчина сидит в плотном смокинге за роялем, а его бледные пальцы покоятся на клавишах рояля. Люди сидят в баре, в их холодных, мертвых руках – хрустальные бокалы.

Люди, которые работали на меня, уважали и даже те, кто заботился обо мне. Те самые, кто рассчитывал на мою защиту – все они стали частью шоу, организованного для меня. Их всех перебили, полностью непроницаемые глаза, свидетельствуют об их ужасной смерти.

Их драгоценную жизнь эгоистично высосали. Возможно они находились в сознании и чувствовали, как органы один за другим отказывают. Чувствовали, как кровь стынет в жилах, как замедляется пульс. Они чувствовали огонь в легких, когда пытались сделать последний вдох.

– Красиво, не правда ли? – раздался голос позади меня.

Я оборачиваюсь и встречаюсь с парой сверкающих голубых глаз единственного человека, который должен был оставаться на моей стороне, несмотря ни на что. Тот, который я думал, разделяет мое видение того, какой должна быть жизнь. Тот, которого я когда-то назвал братом.

– Какого хрена ты сделал? – презрительно спрашиваю я.

Варшан спускается по лестнице, одетый в свой лучший костюм, его черные волосы зачесаны назад. Он одевается так только по случаю. Черт возьми, он приготовил званый ужин из этой резни.

– Разве не очевидно, старый друг? Это торжественный бал! К тому же в твою честь. Не говори мне, что ты удивлен.

– Удивлен? Ублюдок, ты бредишь. Ты убил всех – каждого сотрудника. Каждого человека…

– Верно! – рявкает он, хлопая в ладоши. – Ты совершенно прав! Люди – слабые, жалкие и сопливые. Они ничем не лучше животных. И я убил их, потому что… потому что я могу. Потому что мы можем, Нико.

Он подходит ко мне и сжимает мое плечо, его глаза искрятся волнением.

– Мы Боги, брат. Чертовы Боги. Мы можем делать все, что захотим. И знаешь, что? Я даже почувствовал немного удовольствия. Но не волнуйся, с каждым разом будет лучше. Я не остановлюсь на достигнутом.

Я вырываюсь из его захвата и подозрительно на него смотрю.

– Что ты имеешь в виду?

– Я… я убил их. Не только людей. Я убил их всех. Охранников, твой совет, даже драгоценную Надю.

– Ты убил Надю? – в недоумении произношу я. – Ты убил моих людей? Твоих людей?

– Угу, – отвечает он, взмахнув руками. – Пушечное мясо. Я сказал им, чтобы не вмешивались, но так или иначе они стали все такими самодовольными, прям как ты.

– Варшан, ты хоть знаешь, какое преступление совершил? Ты же понимаешь, что я не могу, и не буду защищать тебя.

– Защищать меня? – смеясь, он хлопает себя по бедру. – Зачем тебе защищать меня, когда нет никого рядом, чтобы защитить тебя?

Я озадачено смотрю на него, потеряв дар речи. Что произошло с человеком, которого я считал своей семьей? Я якшался все это время с сумасшедшим незнакомцем?

– Так это ты? Пожиратель душ? Ты чертов демон.

– Динь, динь, динь! – насмехается он. – Но я бы не стал цеплять ярлыки. Скажем так, у меня здоровый аппетит, и в последнее время я страстно желал отведать чего-то нового. Чего-то мягкого и сладкого. Но немного пряного. Может с оттенком Вуду? А знаешь, что может быть так же восхитительно на вкус? Кровь Лаво. Оооо, я уже несколько лет, не пробовал ее.

Мгновенно синие пламя, извиваясь, поползло вверх по руке при упоминании рода Амели. Я делаю шаг назад, когда чувство всепоглощающей ярости захватывает меня.

Мы, Темные, можем снять напряжение от страха, но отчего действительно это происходит? Что заставляет нашу силу выплескиваться наружу, делая нас неудержимыми?

Ярость. Гнев, это высший смертный грех.

– Следи за своим языком, ублюдок, если хочешь сохранить его, – сквозь сжатые зубы произношу я. Обжигающий мороз собирается за моими глазами, как пуля в патроннике. Я готов. Если Варшан думает, что он сможет добраться до Амели, то он проведет остаток жизни в кресле-качалке.

Варшан улыбается, выглядя при этом зловеще, как змей в эдемском саду. Синий огонь окутывает его руки, и я замечаю, что он ярче.

Насыщеннее. Даже его глаза ярче, чем когда-либо.

– Ну, конечно я хочу сохранить его.

Он мне нужен, чтобы вылизать миленькое, розовое влагалище, прежде чем я выебу его так, что оно станет кровоточить. И кстати, где в этот вечер пропадает наша Амели? Она пропустит ее вечеринку.

При звуке ее имени на его губах, я рычу, заставляя землю содрогаться. Все гремит вокруг нас, издавая низкий грохот.

Хрустальные бокалы и выпивка в бутылках падают на пол, и тела, так тщательно расставленные по комнате, валятся в одну кучу. Ветер раздувает шторы и свистит вокруг нас, порождая вихри в огромной комнате.

Варшан удивленно смотрит, совершенно не обращая на надвигающуюся на него взбучку.

– Браво, Николай! Браво! Уже много времени прошло с тех пор, как я видел тебя за работой. Должен признаться, я уж начал боятся, что ты теряешь хватку. Стал мягкотелым, если угодно так.

Но теперь… теперь ты вернулся, как насчет того, чтобы притащить твое маленькую французскую горничную и вместе поразвлечься? Затрахаем ее до смерти. Заткнем ее рот двумя членами. Порвем каждую тугую, маленькую дырочку и будем смотреть, как она плачет и истекает кровью. Затем, как мы измучаем ее, будем вдыхать каждую каплю крови Лаво. Отправим сообщение для тех, презренных паразитов.

– Нет, – рычу я. Все мое тело дрожит, усиливая толчки под ногами.

– Нет? Хорошо. Поступай, как считаешь нужным. Все равно я не хочу делиться.

Он нападает первым, запуская шар из белого раскаленного огня, который, не с легкостью, но все же блокирую. Он сильнее. Сильнее, как если бы сохранял силы неделями. Сильнее, как если бы убил десятки нашего вида.

Я нападаю в ответ, повторяя заклинание на моем родном языке, пытаясь ослабить Варшана. Бесполезно.

Мои слова даже не проникают в него. Он под защитой, у меня даже не времени, чтобы противостоять наступлению, как он прет на меня сквозь мой поток электрического огня, словно ему не больно, а если Варшан невосприимчив к магии.

– Пошел ты! – сквозь зубы говорит он, повалив меня на пол. Варшан бьет меня по лицу с силой, достаточной убить человека. Я отвечаю на удары ударами, пытаясь нанести больше урона при каждой возможности.

Мы катаемся по полу, нанося удары руками, ногами, сражаемся за выживание. Ужасные звуки, рвущаяся плоть и хруст сломанных костей приглушают рев смертоносных ветров вокруг нас.

Все вокруг нас качается, а в полу появляется трещина, которая проходит через весь дом.

Ураган 5 категории собирается обрушиться прямо здесь на Бурбон-Стрит. Сегодня вечером не только наша кровь прольется.

Боль и слабость одолевают мое тело, и каким-то способом, Варшан настегает меня. Он связывает меня по ногам и рукам и скалит окровавленные зубы.

Его волосы растрепанные и спутанные с красным веществом, а под глазом глубокий порез. Я ранил его, но понимаю, что выгляжу не лучше него.

– На протяжении десятилетий я хотел убить тебя, тупой, ты, ублюдок! Ты не заслуживаешь этой власти. Ты не достоин короны. Ты не достоин называть себя Темным!

– По крайней мере, у меня есть корона, ты, кусок дерьма. Надо было вышвырнуть тебя на улицу, туда, где я тебя и нашел! – я плюнул ему в лицо, забрызгав его и своей кровью.

Он взмахивает ладонями, и я подхожу прихрамывая, все мое тело сковало, словно параличом. Как? Как у него…? Нет. Нет! Невозможно! никто не обладает такой силой! Никто, кроме…

– Видишь ли, малыш Скотос, у меня в запасе еще несколько трюков.

Так же, как Мальком, когда я подавил все функции его тела, прежде чем убить, я не могу двигаться. Дерьмо, даже моргнуть не могу. Все что я могу – это издать приглушенный, неразборчивый стон.

– Что такое, дружище? Собираешься убить меня? О, как мило, малыш Скотос. Жаль говорить, но сегодня не твой день.

Как по сценарию, на реплике больного ублюдка, Амели забегает в комнату, страх и растерянность отражаются на ее лице.

Сначала она смотрит на меня сквозь пелену ветра и мусора, но как только наши взгляды встречаются, она кричит мое имя и мчится ко мне на помощь.

Я пытаюсь бороться, чтобы освободиться от невидимых оков, но знаю, что это бесполезно. Я ничего не могу сделать, чтобы спасти ее. Черт, я даже себя спасти не могу.

– Ай, ай, ай. Пора тебе присесть, – предостерегает Варшан, останавливая ее. Другой рукой он ведет ее к ближайшему стулу, предоставляя ей вид с первых рядов на кровавую бойню. Когда он поворачивается ко мне, его глаза почти белые от жажды магии. – Теперь, когда вся банда здесь, давайте пройдем через это вместе, шаг за шагом? Во-первых, я вырву тебе сердце. А затем съем его.

Варшан резко поворачивает голову к Амели, которая сидит от него в нескольких футах, безудержно дрожа. – Потом я отведу мисс Лаво наверх, в твою постель, и буду трахать ее до тех пор, пока она вся не истечет моей спермой.

Я слышу его голос, но слова неразборчивы. Мне не наплевать на его угрозу. Просто всё, что я вижу – это Амели.

Я смотрю на нее, а она на меня. Мучительные слезы стекают по ее щеки, а зубы щелкают от страха. Я хочу, всё это прекратить. Я хочу поцелуями убрать эти слезы и сделать так, чтобы она никогда больше не плакала.

Хочу крепко прижать ее, взять за руку и положить голову Амели мне на грудь, пока она видит сны обо мне. Я хочу показать ей мир, и всю его красоту, которая меркнет по сравнению с ней.

Хочу любить ее до конца ее человеческих дней. Не хочу, чтобы ей снова причиняли боль. Не хочу, чтобы она снова боролась. Просто хочу сделать ее такой же счастливой, каким она сделала меня всего лишь за считанные недели.

Я должен быть лучше. Лучше для нее. Лучше для нас обоих.

Варшан, как всегда многословен и театрален, даже в образе безумного убийцы, который прижимает рукой мою грудь. Я чувствую давление и знаю, что конец близок. Я умру спокойно, достойно и лицом Амели перед глазами.

Быстрее, чем я успеваю подумать о том, что все это мне мерещится, ее глаза светятся золотом. Я говорю себе, что у меня галлюцинации от потери крови, но происходит нечто удивительное. Тепло. Во всем моем теле. Начинает также медленно разгораться, как перед будущим пламенем, отогревая мои чувства.

Знаю – это не галлюцинации. Это реально. Магия. Судьба. Ее удел. Причина, по которой Амели прислали ко мне.

Отвлеченный на триаду, Варшан даже не видит, как я быстро подношу руку к его горлу, прерывая поток слов.

Он все еще удерживает меня, не давая на полную использовать силы, но теперь, когда я вцепился в него, ничего кроме смерти не заставит меня его отпустить.

– Первой твоей ошибкой было то, что ты решил, что сможешь подавить меня, – рычу я хриплым голосом. Я сжимаю еще сильнее, достаточно сильно от чего его глаза расширяются от паники.

Достаточно сильно, чтобы почувствовать, как натянулись его сухожилия в шеи из-за напряжения.

– Вторая ошибка – ты угрожал моей женщине, которую я люблю. Твои преступления тяжкие и караются смертью, и как твой принц, принц Темных – это мой долг привлечь тебя к ответственности. Сейчас, мой старый друг… больной на всю голову.

Я вглядываюсь в ужас на его лице, когда мои пальцы впиваются в его шею, рассекая мышцы, связки и артерии. Чувствуя его пульс в ладони, и горячая жидкость хлынула по моей руке и брызнула на лицо. И когда рука сжалась в кулак, а голова Варшана висит лишь на позвонках, я ломаю их как ветку и отбрасываю куски его туши в сторону, не желая, чтобы его грязь была на мне.

Амели бежит ко мне, освободившись в результате его смерти.

– О, Боже мой, малыш. Нико, я сожалею! Знаю, ты сказал мне уезжать, и почти уехала, но не смогла! Не смогла оставить тебя. Я должна была вернуться!

Я смотрю на Амели и улыбаюсь, подняв окровавленную руку, я провожу по ее щеке.

– Все в порядке. Все хорошо, детка. Тебе больше не нужно плакать,- произношу я, внезапно почувствовав себя вялым и слабым.

Мы оба смотрим вниз, чтобы оценить раны, осознавая, что я даже не пытаюсь встать. Кровью пропитался каждый сантиметр моей рубашки, и я знаю, что в основном это моя кровь.

Мое лицо, словно наполняется свинцом, с каждой секундой становится тяжелее. А внутри… внутри, я понимаю, что что-то не так. То, что на мгновение я проигнорировал из-за выброса адреналина.

– О нет, – плачет она, нежно касаясь моего лица. – Тебе больно. Что я могу сделать? Тебе нужна помощь! – она судорожно оглядывается назад, ища хоть какую-нибудь живую душу.

– Здесь нет никого. Мы ничего не можем сделать. Я исцелюсь, – уверяю я ее. Но знаю, что это ложь. Я не смогу выкарабкаться. Не без чьей-то помощи.

– Позволь мне помочь тебе. – Она оттягивает вниз вырез свитера, рвет ткань, чтобы полностью обнажить грудь. – Дыши мной. Позволь помочь тебе исцелиться.

Я качаю головой, и тут же вздрагиваю от боли. Я знаю, что получил серьезную травму головы.

– Нет. Нет, я не буду этого делать.

– Пожалуйста! Со мной будет все в порядке, обещаю. Это ведь поможет тебе исцелиться? Ведь так?

Я знаю, что должен лгать, но почему-то со смертью, глядящей мне прямо в лицо, я даже не могу найти в себе силы ничего не говорить, кроме правды.

– Да. Поможет.

– Тогда сделай это. Прошу. Я люблю тебя, Нико и я не позволю тебе оставить меня. Ты обещал! Ты обещал не уходить! Пожалуйста, ради меня.

Она садится рядом со мной и подставляет горло и грудь прямо к моему рту.

– Умоляю, – просит она. Одинокая слезинка бежит по ее подбородку и падает на мои окровавленные губы. И… моя судьба предрешена.

Я заключаю ее в колыбель своих рук, игнорируя стреляющую острую боль по всему телу. Нормальное явление, которое скоро закончиться. Сначала я целую ее шею, нежно, едва ли касаясь ее губами. Затем я закрываю глаза и вдыхаю.

Я вдыхаю рай. Блаженство. Жизнь.

Золотистый свет льется в мое тело. Я пробую его на вкус. Улавливаю запах. Слышу его. Черт, я становлюсь им. Невесомый, я парю на пушистых облаках эйфории, где мои чувства вспыхивают в экстазе. Я лечу, целую солнце, чувствую, как теплый ветер щекочет мое тело. И Амели со мной. Смеется, улыбается, целует, любит, живет, умирает…

Умирает.

Я открываю глаза и осознаю, что ее тело резко осело около моего. Она не произносит ни звука, когда я нежно укладываю ее на спину.

– Амели! Амели, малышка, поговори со мной.

Но я знаю, что уже слишком поздно. Каждая травма, которую я получил теперь у нее. Она забрала их, забрала мою боль. Она забрала мою смерть, чтобы даровать жизнь.

Я качаю в руках ее бездыханное тело, выкрикивая ее имя снова и снова. И каким-то чудом она делает неглубокий вдох и с трудом открывает глаза.

– Амели, что ты натворила, детка? Что ты сделала? – Слезы текут по щекам и попадают в рот. Они теплые и соленые. Слезы. Мои слезы.

– Все хорошо. Это должно было случиться. Ради этого меня послали, – шепчет она.

Слезы текут быстрее и сильнее, затуманивая мой взгляд.

– Нет, нет, нет. Но я должен был спасти тебя! Если бы я полюбил, я смог бы спасти тебя. И я полюбил, детка. Так, чертовски, сильно. Я люблю тебя. Мне так жаль. Я зашел слишком далеко. Пожалуйста. Ты обязана жить. Ты должна жить для меня!

Амели улыбается, и хотя ее тело холодное, оно наполняет меня теплом.

– Я живу, малыш. Я прожила десять лет рядом с тобой.

– Нет! Я не признаю этого! Этого недостаточно! Если я полюблю, то смогу спасти тебя. Вот, что ты сказала. Вот, что сказал чертов Светлый, проклятье! Я люблю тебя. Так что, я смогу спасти тебя!

Амели тянется ко мне дрожащей, хрупкой рукой и касается моего лица, она смотрит мне в глаза, эти янтарные радужки завораживают меня в последний раз.

– Это не меня нужно спасать.

Следующий момент проносится вихрем, словно сон. Цвета слишком яркие, искаженные, приглушенные. Ты видишь, что происходит, но не можешь остановить происходящее.

Ты не можешь вскочить и вмешаться. Не можешь удержать ее от последнего вздоха. Не можешь помешать ее векам сомкнуться, отправляя ее в вечный сон.

Не можешь прекратить мучительную агонию, которая сковала твое тело, проникая прямо в глубину твоей рваной души, пока ты беспомощно наблюдаешь, как она ускользает.

Я бы перенес тысячу смертей, но так и не смогу найти покой. От этого я не стану меньше ненавидеть себя за ее убийство.

За обмен ее тепла на холодную тишину. За кражу ее света и замену тьмой. Это все равно не вернет назад мою Амели.

Я изгнан, чтобы бродить по земле в вечной тьме, проклят на саморазрушение и боль с самого рождения на всю жизнь.

И это еще не наказание за мои действия. Я демон и я должен гореть в аду. Я должен увидеть, как все, что люблю превратиться в прах и пепел.

И я проведу вечность, сгорая в собственном аду без нее, пытаясь спасти себя. Просто, как должен был спасти ее.

Амели была моим сном. Моей жизнью. Моей любовью.

Моим дыханием.

Эпилог

Ветер дует с востока, целуя Эгейское море, после чего раздувает тонкую ткань ее струящегося платья. Красивая женщина стоит на балконе, любуется морем и наблюдает, как волны разбиваются о зубчатые скалы.

Солнечный свет отражается от кристально голубой воды, что заставляет ее сверкать. Она любить этот вид. Он всегда был ее любимым. Так много воспоминаний связанно с тем пляжем. Воспоминания, которые вызывают чувства радости, счастья и любви. Чувства, которые она уже не испытывала на протяжении многих месяцев.

– Ваше Высочество, есть новости из Нового Орлеана. Задание выполнено, – говорит голос позади нее.

– Хорошо, – отвечает она, не оборачиваясь. – Повреждения?

– Умеренные. Было все представлено, словно на них обрушился тропический шторм.

– А Николай?

– Он в порядке. Расстроен, но здоров. Он на полпути домой.

– Девушка?

– Мертва. Все мертвы. Как вы и просили – свидетелей нет.

– Хорошо. – Она аккуратно заправляет темный, вьющийся локон за ухо. – Мой милый, дорогой сын. Однажды он поймет, что это было для его же блага. Что это все для его защиты. Он слишком молод, слишком слаб, чтобы сейчас все понять. Поэтому он никогда не должен узнать об этом. Ты понимаешь?

– Да, мадам. Также… есть еще кое-что.

– Продолжай, – великолепная женщина скучающе вздыхает.

– Ваш сын… его нашли.

Делия Скотос разворачивается, расстроенный вид искажает ее идеальные черты лица.

– О чем ты говоришь, девочка? Ты же сказала, что он возвращается домой?

Аврора дрожит от резкого тона королевы. Она знает, что Делия ее презирает, но терпит чисто из практических соображений. Если бы не ее тезка, Делия бы давно уже прикончила Аврору.

– Не Николай, Ваше Высочество, – пищит она. – Дориан. Они нашли его. Темный принц вернулся.

Примечания

1

Да (фр.).

(обратно)

2

Джин Рамми – азартная карточная игра, происшедшая от мексиканской игры кункен и популярная в США с 40-х годов двадцатого века. В игре принимают участие два игрока. Используется 52-карточная колода без джокера. Цель игры – выложить карты в определенных комбинациях.

(обратно)

3

Да, господин (фр.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg