«Интеграция»

Нэнси Хольдер и Дебби Виге Интеграция

Осталось всего несколько минут до полуночи, канун нового года. Новый год — новый охотник за вампирами. Стану ли я одним из них? Дрожа, я села на скамью в старинной каменной церкви бывшего Universidad de Salamanca — самого старого университета Испании. Когда разразилась война, большинство университетов в Европе закрылось. Американцы посчитали, что вампиры никогда не нападут на нас на родной земле. Мы дорого заплатили за свою самонадеянность.

В последние двенадцать лет в Саламанке располагалась Academia Sagrada Familia Contra los Vampiros[1] — школа, где готовили охотников за вампирами. Моя школа. В ней собрались ученики из всех стран мира, потому что она была лучшим учебным заведением подобного рода. Ее выпускники побеждали вампиров чаще других и имели наивысший показатель выживания. Ныне их здравствовало шестеро, а Хуан Малдональдо был охотником уже девять лет. Невероятно!

Вместе с тем нельзя сказать, что уровень выживания был очень уж высоким: из первоначально составлявших нашу группу девяноста шести учеников к настоящему моменту в живых осталось лишь восемнадцать. Мы пришли в церковь в ритуальных черных балахонах, их капюшоны закрывали наши лица. Нам предстояло сдать последний экзамен. Выдержать его мог только один.

В течение двух долгих лет я с благоговейным трепетом представляла себе этот момент — с того самого дня, как переступила порог школы, — а в последние два месяца думала о нем со страхом. Диего, наш наставник, предупреждал, что чем ближе столь важное событие, тем большее беспокойство мы будем испытывать. И вот уже десяток участников нашей группы стали просыпаться по ночам, крича из-за привидевшихся кошмаров. Многие начали посреди ночи бегать трусцой. Алкоголь и наркотики у нас запрещены, однако я знаю, что, несмотря на это, некоторые однокашники украдкой потягивали вино и глотали занакс[2], чтобы обрести хоть немного покоя.

Но ни одного из них не тяготило дополнительное бремя и связанное с ним чувство страха и вины. Это испытывала только одна я.

Иногда мне хотелось поделиться с кем-нибудь своими мыслями. Но я скорее вырвала бы из груди свое сердце, чем поведала о том, что сделала. И что могла бы сделать. При этой мысли мой пульс дал сбой, и я прислонилась к резной спинке церковной скамьи из красного дерева.

За два последних месяца я нарушила немало норм и правил. А для некоторых моих поступков у нас вообще не существует никаких правил. Ведь никому даже в голову не пришло бы переступить черту, через которую я перескочила в прошедший Хеллоуин.

Итак, все изменилось два месяца тому назад, 31 октября. Война с вампирами приобрела особенно ожесточенный характер после того, как они убили дочь президента Соединенных Штатов. Разумеется, проклятые трактовали случившееся по-своему. Они провозгласили ее «освобождение» и принятие в ряды себе подобных, а убийство приписали нашим людям, которые проткнули ей сердце колом и отрубили голову. Я, как и все остальные, требовала ответных действий. И не могла ждать, когда возмездие свершится. Несмотря на то что мы были обязаны охотиться сообща, я хотела убить вампира своими собственными руками. И когда заходящее солнце окрасило каменные городские дома в золотистые тона, я вместе со всей группой бежала по древнему средневековому мосту. Мы — испанцы и американцы, корейцы и шведы — отправились в своих бронежилетах очищать окрестные холмы от кровопийц. Мы пели нашу песню, которая раньше мне казалась такой прочувствованной. В переводе на английский ее содержание было таково:

«Мы — охотники за вампирами, и наше дело свято. Мы пришли из Испании, чтобы спасти мир. Бегите от нас на солнечный свет, демоны ада! Вам лучше умереть, сгорая в пламени, чем от наших рук!»

В ту ночь рядом со мной был Антонио де ла Крус. Иногда он брал мою защищенную перчаткой ладонь в свою руку, и мы вместе шли сквозь темноту. Висевший за плечами арбалет больно ударял по ссадинам, полученным накануне во время отработки приемов уличного рукопашного боя. Вокруг нас поднимался туман, словно дым от стремительно распространяющегося лесного пожара. Впереди послышались крики. Антонио отпустил мою руку и исчез. Я окликнула его, он отозвался, но уже издалека. Я увидела перед собой выплывающее из тумана лицо и побежала к нему. Но это был не Антонио, а Джек…

«Не думай о нем!» — приказала я себе. Когда мне удалось сосредоточить взгляд на грязных стеклах киотов с иконами святых, перед глазами все стало расплываться. Лик Спасителя смазался и начал таять. «Подумай о своем наследии и о данных тобой обещаниях. О дедушке и бабушке».

Чарльз (Че) и Эстер Лейтнер, мои дедушка и бабушка, считались революционерами, — по крайней мере, они так себя называли. В наши дни подобных людей называют террористами. Во время вьетнамской войны они взрывали бомбы в банках и на военных базах. У меня на шее висит медальон с фотографией «папаши Че» и бабуси. На снимке она запечатлена в моем возрасте; ее роскошные вьющиеся волосы — я получила их в наследство — ниспадают до самой талии. Волосы перехвачены на голове кожаным ободком, на носу — очки с круглыми стеклами в металлической оправе. Дополняют образ армейская куртка и потрепанные джинсы. Дедушка мог бы сойти за ее близнеца, только ростом немного выше.

Они очень гордились тем, что я стала учиться в Академии. А мои родители… не очень. Они были пацифистами и считали, что пришло время прекратить борьбу, выслушать доводы вампиров и найти путь к сосуществованию. Мы яростно спорили на эту тему. Дедушка с бабушкой считали моих родителей безнадежными мечтателями.

Когда война приняла более ожесточенный характер, я встала на сторону бабуси и папаши Че. Для нас не представлялось возможным сидеть с вампирами за одним столом и вести переговоры. Мы считали их зверями, ненасытными чудовищами. Пытаться с ними договориться — все равно что предложить себя в качестве обеда.

Но теперь…

— Давайте приступим к делу, — предложил Диего, войдя в церковь через боковую дверь рядом с алтарем.

Нам всем пришлось выучить испанский. В прежние времена, до того как вампиры объявили нам войну, студенты приезжали в Саламанку, чтобы учиться испанскому языку, а не рукопашному бою.

Диего стоял перед своим деревянным креслом, богато украшенным и покрытым черным бархатом. Черный цвет был нашим цветом, символом темноты. Солнце — не для нас. Не однажды я задумывалась, как много общего у нас, охотников, с вампирами, — гораздо больше, Чем с остальной частью человечества.

«Вот оно, начинается!» — подумала я, и меня охватила дрожь. В полночь зазвонит колокол во славу наступившего Нового года и как реквием по тем семнадцати из нас, которые не станут охотниками за вампирами и будут обречены на постоянное преследование. Ведь личности выпускников известны. И только один получит священный эликсир, который придаст ему (или ей) силы для грядущих суровых испытаний и обеспечит быстрое выздоровление. Остальные будут уязвимы, их легче убить.

Эликсир готовится на основе магии. По слухам, это сочетание невероятно редких трав, которые можно собирать в единственную ночь в году и которые растут только в самом сердце одной из вампирских твердынь. Лишь один школьный священник Арманд умел готовить эликсир. И его всегда хватало лишь для одного охотника.

Я взглянула на Антонио, сосредоточенно крестившегося в дальнем конце церкви. Он, как и я, был в черном одеянии, под которым скрывался бронежилет. Резко очерченный профиль, свободно свисающие по щекам завитки черных волос. Подобно любой девчонке в Академии, я сильно им увлеклась. И мне понадобился почти год, чтобы понять: в его сердце нет места для девушек и романов. Вампиры уничтожили всю его семью. Он один уцелел. «Они отняли у меня все на свете» — так говорил Антонио. Его яростная ненависть поражала меня и делала его в моих глазах каким-то иным, высшим существом.

В его присутствии я чувствовала себя неловко. Членов моей семьи и моих друзей никто не убивал. Я пришла учиться воевать с вампирами потому, что это звучало круто и стильно, а еще потому, что я хотела больше походить на свою бабушку, чем на маму. Я была глупым ребенком. А когда мои мысли вернулись к Джеку, я поняла, что так им и осталась.

В ту ночь, когда я встретила Джека, — а это была ночь Хеллоуина — Антонио сказал мне, что из всех девушек нашей группы он больше всех уважает меня. Продолжал бы он уважать меня, если бы узнал, что я влюбилась в вампира? Скорее всего, просто убил бы собственными руками.

«Ты же понимаешь, почему я не могу…» — начал однажды Антонио. И тогда я подумала, что он меня любит. Я не знаю, какого рода внутренняя борьба в нем происходила, но поняла, что он ее проиграл. Хотя было слишком поздно, я так и не сказала ему этого. Мы никогда не говорили на эту тему, поэтому мне и не пришлось рассказывать ему, как я изо всех сил старалась не давать волю своим чувствам, потому что считала это безнадежным делом. А поскольку он никогда не признавался мне в любви, мне не пришлось прибегать к избитому приему — убеждать его, что, раз я любила его, как брата, наши отношения дальше не заходили.

Невольно демонстрируя свой статус, я сидела одна. Как, впрочем, и почти все остальные — нас научили ожесточать свои сердца. Единственным исключением были сидевшие вместе Джеми и Скайи, оба рыжеволосые. Джеми — свирепый уличный драчун из Северной Ирландии, был самым непримиримым из всех. Он явно нравился Скайи, принадлежавшей к субкультуре лондонских готов, но, по-видимому, не обращал на это внимания. Я опасалась, что мои собственные предпочтения могут этой ночью убить их. Или Антонио. Такие невеселые мысли бродили в моей голове, когда я рассматривала находившуюся за алтарем мрачную гравюру с изображением распятого Христа. Если до поступления в Академию кто-то не был верующим, то здесь непременно стал бы таковым: кресты, святая вода, церковные облатки действительно оказались весьма эффективными против вампиров. Во всяком случае, против большинства из них. Но я знала одного, на которого они не действовали.

«…Или Джека, — добавила я к своим молитвам. — Не приноси известие о его смерти к моему порогу».

Я начала ощущать собственное дыхание. Когда Диего пристально посмотрел на меня, внутри все сжалось. «Он ничего не знает, — напомнила я себе. — Он не может знать. Ведь я вела себя так осторожно».

Мой бронежилет под черным плащом был надет поверх старого, безобразного черного свитера и выгоревших, потрепанных джинсов. Именно это было на мне, когда я впервые встретила Джека. Я не вполне сознавала, что хотела сказать, надевая именно ту самую одежду, но в ней я чувствовала себя лучше. Возможно, безопаснее.

Но это опасно — чувствовать себя в безопасности. Возможно, даже смертельно опасно. Мои дедушка и бабушка никогда не чувствовали себя в безопасности, постоянно находились в бегах и скрывались всю свою жизнь. Ордера на их арест действительны до сих пор.

— Итак, мы собрались в вашу последнюю ночь, — произнес Диего.

Я вздрогнула и выпрямилась. Мысли разбегались. Это была моя обычная нервная реакция, весьма неприятная. Я называла ее «дрейфом». Я дрейфовала, когда повстречалась с Джеком. Он мог убить меня. И я до сих пор не понимаю, почему он не сделал этого.

— Сначала мы отслужим мессу, а потом я разделю вас на пары для охоты этой ночью, — сказал Диего, кивнув в сторону задней стены церкви. — Сам архиепископ совершит обряд вашего причащения. Вы будете вооружены не хуже архангелов.

Но после сегодняшнего ночного испытания эликсир получит только один из нас. По-моему, это ужасно несправедливо! Пройти полный курс обучения и тренировок, произнести все клятвы и обеты, а потом не стать обладателем самого лучшего оружия! Конечно, они будут защищать нас. Некоторые попробуют повторить весь путь с самого начала в других школах. Или станут преподавателями. А если совсем честно, большинство из нас просто погибнет.

Появился архиепископ со священниками; они шли, покачиваясь, по центральному проходу, а юноши и девушки, прислуживающие у алтаря, в это время помахивали курильницами ладана. Один высокий парень, чуть моложе меня, нес огромный золотой крест. Архиепископ был облачен в золотистые и белые одежды. Он выглядел старым и очень строгим. Есть люди, которые утверждают, что церковники поддерживают ведение войны, потому что хотят навсегда покончить с вампирами. Даже прошел слух о прямом указании Церкви умертвить дочь президента, чтобы предотвратить возможность появления в народе снисходительных настроений по отношению к проклятым.

Наконец архиепископ подошел к алтарю. Высоко подняв руку, он благословил всех нас. Я судорожно глотнула воздуху. У меня так сильно перехватило дыхание, что я перепугалась: вдруг совсем задохнусь и умру!

Месса началась. В своем воображении я представляла эту ночь сотни раз, даже тысячи. Торжественную церемонию старинной мессы, совершаемой на латыни. Нарочитый символизм. Я даже мечтала о таком: летучие мыши, вылетающие из-за алтаря, превратятся в белых голубей. Но какое бы успокоение ни даровала служба остальным, ко мне это не относилось. Я вся дрожала. Мне было холодно — по церкви гулял сквозняк.

Месса закончилась, и архиепископ знаком предложил нам сесть на скамьи. Стоявший рядом с ним Диего поднял голову и стал зачитывать имена из списка, держа его на некотором удалении от себя.

— Джеми и Скайи, — начал он, объявляя первую пару.

Джеми с недовольной миной посмотрел на Диего, за что, в свою очередь, удостоился строгого взгляда архиепископа. А Скайи покраснела до самых корней волос.

— Эрико и Холгар, — продолжил Диего.

Эти двое подали знак друг другу руками. Я ни на кого не смотрела, и никто не смотрел на меня. Антонио уставился в пространство прямо перед собой. Может, он знал.

— Дженн и Антонио, — произнес Диего, и в церкви раздались печальные вздохи, словно откуда-то выпустили пар.

Некоторые девушки еще не расстались со своими грезами об Антонио. Забавно, но я им завидовала, потому что никогда не позволяла себе проявлять сильные душевные переживания… До того Хеллоуина.

Диего закончил читать список. Почти сразу зазвонили колокола, возвещая наступление полуночи. Звуки музыки словно очистили нас и совершили обряд крещения.

А на холмах уже расположились вампиры. За ними следили. Зная, что сегодня ночью мы устроим облаву, они, наверное, уже организовали в рощах и на холмах засады. В прошлом году один охотник за вампирами, выпускник Академии, был убит меньше чем через сутки после церемонии, посвященной окончанию обучения.

Попарно все ученики приняли и причастие. Плечом к плечу мы с Антонио, как и все остальные, шли по проходу к алтарю, чтобы получить ритуальную облатку и выпить глоток вина — вкусить от плоти и крови нашего Спасителя. Я ощущала присутствие Антонио рядом с собой. А когда принимая благословение, мы опустились на колени, его ладонь погладила мою руку.

Я так и не поняла, почему они посылали нас на задание по двое, словно мы были животными, отобранными для Ноева ковчега. Или миссионерами-мормонами, которые всегда держались вместе и оберегали друг друга от греха. Но у них и была общая цель — обратить других в свою веру. Мы же, наоборот, являлись соперниками. Некоторые считали, что Академия обманывает учеников и, возможно, нас объединяют именно потому, что, когда экзамен закончится, мы будем действовать вместе.

Церемония закончилась, и мы гуськом потянулись к выходу. Кто-то вложил мне в руку свечу. Золотистый отсвет мерцал над резкими чертами лица Антонио.

Поговаривали, что в лесах скрывается шайка жестоких вампиров. Всего их якобы семеро: двое французов, четверо испанцев и один — главарь, американец по имени Джек. В Академии именно на Джека возлагали личную ответственность за смерть тридцати шести моих однокашников.

«Полный бред!» — подумала я, когда у выхода из церкви каждому из нас, дополнительно к луку и колчану со стрелами, на грудь повесили футляр с деревянными кольями. Ведь мы, кроме того, несли на себе пачки крестов, святую воду и облатки для причастия. Современное оружие применять запрещалось, да оно и не срабатывало — еще один необъяснимый факт среди множества других, пополнявших в процессе обучения наши знания о вампирах и вампиризме.

Например, неправда, что укушенный вампиром или выпивший его кровь человек непременно превращается в одного из них. Мы не знаем, почему в подобных случаях одни люди становятся вампирами, а другие — нет. Вероятно, какую-то роль здесь играет любовь. У меня было предчувствие, что я смогу получить точный ответ на этот вопрос. Сегодня ночью.

Мы рассредоточились, хотя в правилах ничего не говорилось о необходимости удалиться друг от друга. При желании мы могли поохотиться группой — a grupo. В последний раз. Пока мы стояли на возвышенности и осматривали простиравшуюся внизу долину, Анита и Марика крепко обняли меня и пожелали удачи. Эрико и Холгар бросились бежать вдоль русла ручья и исчезли в темноте. По низкому и освещенному луной небу ветер гнал тяжелые тучи, а внизу, словно океанские волны, высокие и мощные, накатывал туман.

Мог ли Джек возглавлять ту группу? Этот вопрос ужасно меня тревожил. Сердце было готово выскочить из груди, в горле застрял комок. Меня сковало страхом. Диего говорил, что если мы будем неустанно тренироваться, то в нас возобладают необходимые рефлексы и мы станем сражаться без каких-либо раздумий. Я надеялась, что он был прав.

Пелена тумана медленно, но верно поднималась — от щиколоток к икрам, затем достигла уровня бедер. В этот момент Антонио обернулся ко мне и сказал: «Я знаю».

Лунный свет, падая на верхушку его капюшона, образовал вокруг него подобие нимба. Следом тянулись полосы тумана и, расширяясь за его спиной, становились похожими на крылья. Его лица мне не было видно, а голос звучал жестко и гневно:

— Ты три раза уходила тайком, чтобы встретиться с ним.

О боже!

— Тонио, они же не все одинаковые. — Мой голос звучал хрипло. — Как и мы.

— Все мы здесь преданы нашему общему делу, — продолжал он. — Священной борьбе против los vampiros. Все, кроме тебя.

— Я тоже была предана, — попыталась оправдаться я. — Но потом… во время Хеллоуина…

Антонио вышел из освещенного луной пространства, и я замолчала.

— Ты воображаешь себя некой романтической героиней. Джульеттой. А он — Ромео. Но это убийца и головорез, наслаждающийся своим ремеслом! И ты знаешь это. Знаешь!

Я облизала губы. В горле так пересохло, словно его покрыла пыль с надгробий тех, кто был похоронен в нашей церкви. Почитаемых усопших. На самом деле некоторые из этих могил были пусты, в других лежала рука или голова.

— Я знаю, нам говорили об этом, — сумела я наконец произнести.

Лицо Антонио исказил гнев. Он поднял руку, будто собираясь ударить меня.

— Что-то в глаз попало, — пояснил он сквозь стиснутые зубы. — А если у тебя были сомнения и такие убеждения, тебе следовало сказать об этом. И покинуть нас.

— Знаю, — судорожно пробормотала я, пытаясь отвести взгляд в сторону и не представляя, какие еще слова можно сказать в свое оправдание.

Но случилось так, что моя проблема отошла на задний план.

Где-то неподалеку раздался девичий вопль. Звук был очень высоким и устрашающим. Потом он резко оборвался. Вампиры находились поблизости, и наверняка одна из моих однокашниц была уже мертва.

Антонио схватил меня за руку и потянул в обратном направлении.

— Разве мы не должны преследовать вампиров? — спросила я, клацая зубами, в то время как мы быстро шли, спотыкаясь.

— Как раз этого они и ждут, — ответил Антонио.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что именно так на их месте поступил бы я. В темноте и в тумане чувства у людей слабее, чем у них. А она успела крикнуть только потому, что они ей позволили.

Я высвободила свою руку, упала на колени и заплакала.

— Что с тобой? — вполголоса спросил он. — Это ведь не первая убитая, о которой ты знаешь.

Он был прав, но как я могла объяснить свои чувства? По какой-то невероятной причине последние два года прошли, словно во сне. Я чувствовала себя одной из конкурсанток в хитроумном игровом шоу. Кому достанется легендарный эликсир? Настройся на следующую неделю, чтобы узнать это!

Я менялась — из маленькой девочки превратилась в женщину. И была обязана этим Джеку. Я чувствовала себя такой счастливой, когда он обнимал и целовал меня. Слышала, как он говорил о себе подобных и признался, что его единственное желание — чтобы все жили в мире. Слушать его и пытаться понять для меня было вполне естественно. А теперь я сомневалась: вдруг он просто посмеялся надо мной?

Я рывком поднялась на ноги. Может, вскрикнувшая девушка еще жива? Хотя я понимала, что верить в подобное — чистое безумие.

Антонио схватил меня за руку, чтобы я не потеряла равновесие.

— На чьей ты стороне? Если не на моей, тебе нужно уходить. И прямо сейчас.

Я не пыталась уйти от его пристального, сурового взгляда. Почему он не сказал мне о своем отношении к происходящему много месяцев назад, а ждал так долго? Тогда я осталась бы дома, провела вечер, играя со своими родными и развлекаясь с друзьями. Вместо этого я предпочла уехать после тяжелой ссоры с родителями и приехала в Испанию, потому что в Академию принимали любого, кто достиг шестнадцатилетнего возраста. А мне было шестнадцать (почти), и я знала, что моя жизнь принадлежит мне. Папа и мама уже не могли мною руководить, по крайней мере в стенах Академии.

Я глубоко вздохнула. Вот куда меня привело бегство из отчего дома. Новый побег, скорее всего, только ухудшит мое положение.

— Я с тобой, — заверила я Антонио.

Но я знала, что не смогу убить Джека, и по-прежнему молилась о его спасении. А вот охота на остальных членов его банды, на мой взгляд, была вполне честной игрой.

Антонио кивнул, но, прежде чем мы двинулись дальше, из темноты появился вамп. Его физиономия являла собой уродливую маску смерти — с клыками и похотливым выражением. Диего оказался прав: тренировки сделали свое дело. Я отбросила Антонио в сторону, выхватила из футляра кол и всадила его в грудь чудовища. Вамп застыл на месте.

Через мгновение мы оба поняли, что кол не пронзил его сердца. Антонио поднялся на ноги как раз в тот момент, когда я поднесла крест к лицу вампира. Он вспыхнул, будто свеча на рождественской елке, и из его глазниц вырвались языки пламени. Это придало ему еще более дьявольский облик. При этом он так истошно завыл, что я почти оцепенела от ужаса. Антонио выхватил из-под плаща меч и одним ударом отсек чудовищу голову. Безобразная голова покатилась по земле, напоминая уродливый футбольный мяч, объятый пламенем. Не успев осознать свое намерение, я со всей силы пнула ее ногой. Голова взлетела в небо и на мгновение зависла там, разорвав всполохами туман.

И тут я увидела остальных. Вампиры стояли неплотным полукругом, повернувшись к нам лицом. Анита и Марика были в их руках. Пока я смотрела на них, они медленно, ухмыляясь, вонзили зубы в шеи двух девушек.

— Нет! — крикнула я и рванулась к ним.

Антонио обхватил меня за талию и развернул в противоположную сторону.

— Беги! — шепнул он мне на ухо.

Темнота сгущалась, и я послушалась его. Мы бежали минут десять, петляя между деревьями, постепенно поднимаясь вверх и все больше удаляясь от Академии. Мне еще никогда не приходилось бывать так далеко от нее. Наконец Антонио втолкнул меня в какую-то пещеру и вошел следом за мной, освещая путь единственной зажженной спичкой. Всматриваясь в глубину пещеры, я не увидела впереди стены, только поворот уходящей вбок тропинки.

— Что происходит? — В голове мелькало уйма вопросов, но этот вырвался первым.

— Все пошло не так, — сказал Антонио. — Предполагалось, что мы будем охотиться на них, а получается, что это они охотятся на нас.

— И как минимум трое наших уже погибли, — добавила я.

— Больше, — мрачно поправил меня Антонио.

Мне очень хотелось спросить, сколько, по его мнению, но я не смогла бы воспринять его ответ не паникуя. Я вспомнила своих однокашников и подумала: кому из нас удастся пережить эту ночь?

— Эта пещера — одна из многих. Здесь целая система. Мы можем передвигаться внутри ее. Это безопаснее, чем снаружи, по земле.

Я с сомнением вглядывалась в окружающую нас темень, более непроглядную, чем ночная.

— У меня клаустрофобия[3], — пробормотала я.

— Лучше быть напуганным, чем мертвым, — мрачно пошутил Антонио. — Кстати, во избежание такой перспективы перевяжи-ка свою рану.

В недоумении я оглядела себя и обнаружила, что какой-то сучок проник в одну из дыр на моих джинсах и поцарапал ногу. Оторвав от нижней части плаща полоску ткани и смазав ранку антисептиком из припасенного в кармане тюбика, я перевязала ее. Когда началась война с вампирами, в антибиотики стали добавлять чесночную вытяжку, чтобы нейтрализовать запах свежей крови. Сейчас, как никогда, я была благодарна за это нововведение. Кроме того, что вампиры лучше нас видят в темноте, они еще способны за несколько километров учуять запах единственной капли крови.

— Если нам удастся выйти из этой истории живыми, я извинюсь перед своей матерью, — сообщила я, накладывая повязку. — А еще поблагодарю ее.

— За что?

— Вот за это. — Я вытащила из кармана незадействованную светящуюся палочку. — Она прислала ее мне в последней посылке.

Антонио убрал в карман спички и резко согнул палочку. Послышался хруст, и она засветилась.

— Я тоже скажу ей спасибо.

— Каковы наши планы? — спросила я.

Даже в сложившейся ситуации моя натура противилась перспективе плутать в пещерном лабиринте.

Антонио шел впереди, я следовала за ним, стараясь не отрывать взгляда от светящейся палочки в его руке. И говорила себе: «Я не погружаюсь в темноту, не спускаюсь в наводящие ужас пещеры и совсем не борюсь за жизнь. Мне десять лет, сейчас — Хеллоуин, и я просто соревнуюсь со старшими детьми за самые вкусные конфеты».

— Мы должны найти способ перехитрить вампиров, не обнаружив себя.

— И надеяться на то, что они схватят других вместо нас, верно?

— Вряд ли нам так повезет.

— Это почему же? — удивилась я.

Антонио молчал. Потом, когда он заговорил, в его голосе чувствовалось напряжение:

— Есть кое-что, о чем я, наверное, должен был сказать тебе раньше.

Ага, значит, не только у меня есть тайны! Его откровение придало мне сил и заставило отвлечься от наблюдения за стенами пещеры, которые, судя по всему, шли на сближение.

— И что это?

— Вампиры знают меня, многие из них стали моими врагами.

Я ждала продолжения. Ничего из сказанного пока не стало для меня откровением. Наше обоюдное молчание затягивалось. В конце концов он заговорил:

— Я думаю, они постараются отыскать нас, прежде чем погонятся за остальными.

Он явно чего-то недоговаривал. Я было подумала прямо сказать ему об этом, но ведь и у меня совесть ныла из-за постыдной тайны. Где сейчас Джек? Столкнемся ли мы с ним в ближайшее время?

Внезапно впереди что-то зашелестело, и это заставило нас инстинктивно замереть на месте. Я обхватила пальцами руку Антонио и почувствовала, как напряглись его мускулы. Он слегка повернулся, так чтобы можно было прижаться спиной к стене пещеры. То же самое сделала и я. При этом мое сердце учащенно забилось: не хочется вступать в схватку и умирать не хочется. Здесь тесно, как в могиле. Нет никакого желания превратить это место в свою собственную могилу.

Я мотнула головой, чтобы избавиться от тягостных мыслей. «Сосредоточься, сосредоточься, сосредоточься!» Послышался негромкий свистящий звук, и совсем близко пролетела летучая мышь, задев крылом кончик моего носа. Я отпрянула назад и больно стукнулась головой о стену пещеры. Вдруг все сказки о вампирах из далекого детства разом всплыли в моей памяти.

— Вампир! — выпалила я сдавленным голосом. Антонио негромко рассмеялся, и его тихий, но раскатистый смех пронзил и уничтожил мой страх.

— Ты же знаешь, что вампиры не могут превращаться в летучих мышей.

Он был прав. Я действительно это знала. В последние два года я внимательно изучала вампиров, и не сказочных, а самых настоящих, таких, которые убивают сразу, как только соблазнят или охмурят.

Мы снова двинулись вперед, на сей раз чуть быстрее, и это улучшило мое состояние, так как теперь я концентрировалась на том, чтобы не оступиться и не подвернуть ногу. Нам пришлось пробираться через несколько туннелей, разветвлявшихся на более узкие проходы. Вскоре я поняла, что уже никогда не смогу отыскать путь назад.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, — вдруг сказал Антонио, нарушив повисшее молчание.

Я не знала, как реагировать на его слова. Ведь это было утверждение, а не вопрос, словно не могло быть никаких сомнений в том, что мне известно о его любви. В течение двух месяцев я удачно избегала этой темы. Пока я соображала, как проделать то же самое сейчас, мне в голову пришла парочка мыслей. Во-первых, лучше говорить об этом, чем думать о пещерах, через которые мы пробираемся. Во-вторых, один из нас или мы оба, скорее всего, не доживем до утра. Поэтому я решила, что продолжить разговор о наших чувствах — не самая плохая идея.

— Я не уверена, что действительно знала об этом, — ответила я, непроизвольно поморщившись, и порадовалась, что Антонио не может видеть мое лицо.

Хотелось все спустить на тормозах. Но вместе с тем какая-то часть моего «я» была совсем не прочь услышать только что произнесенные слова признания.

— Не знаю, можно ли выразиться яснее. Я люблю тебя, Дженн.

Все девушки мечтают о парне, произносящем слова любви. Когда я была помоложе, проводила долгие часы, воображая, что слышу их, и представляя себе облик парня, обстановку и свои впечатления. Однако даже в самых безумных мечтаниях я не могла вообразить, что услышу их от Антонио. И хотя по меньшей мере раз или два я подумывала о возможности получить такое признание именно в канун Нового года, мне не приходило в голову, что оно будет сделано посреди пещеры и во время схватки с вампирами. И уж точно не думала, какие смешанные чувства вызовет подобное сообщение.

Когда Антонио произнес эти слова, я поняла, что все еще испытываю к нему нежные чувства. А мне так хотелось сохранить свое сердце закрытым, быть беспристрастной и отстраненной, но, увы, не получилось.

— Я не позволяла себе увлечься тобой, поскольку считала, что у меня нет никаких шансов, — призналась я.

— Для меня… было важно… оставаться сосредоточенным на всем том, ради чего мы здесь.

— Я знаю, что вампиры уничтожили твою семью. И я думала, что отмщение — единственное, к чему ты стремишься.

Он снова рассмеялся, но теперь его смех был жестким и горьким, не таким, как в прошлый раз.

— Да, ты права. Отомстить было моим главным желанием.

— А сейчас?

— Я же сказал, что люблю тебя.

— По-моему… Я думаю, что влюблена в Джека. — Вот, я сказала об этом. Созналась. И, затаив дыхание, со страхом ждала, как он отреагирует на мои слова.

— Нет, ты не влюблена в него, — произнес он так тихо, что я едва услышала его.

Это была неожиданная реакция.

— Почему ты так говоришь?

— Он — вампир.

— Но это не значит, что я не могу его полюбить.

— Я не говорю, что ты вообще не можешь полюбить вампира. Я говорю, что ты не любишь именно этого.

— Что-то я тебя не понимаю, — сказала я, разочарованная.

— Он приворожил тебя.

Я замерла на месте. Антонио сделал еще несколько шагов, потом обернулся. Свет от палочки создавал вокруг причудливые тени, и они плясали на его лице. Я хотела сказать ему, что он ошибается, что это неправда.

— Откуда ты это знаешь? — почему-то спросила я вместо этого.

— Просто знаю, и все. Остановись и загляни себе в душу. Ты ведь тоже знаешь это.

Мне почудилось, что время остановилось. Как в ночном кошмаре. А там, где мое страстное увлечение Джеком вспыхнуло и сгорело, возникло что-то холодное и леденящее. Как в могиле.

Я всхлипнула. Я была сама не своя. Он меня использовал! И когда это до меня дошло, я задрожала и начала плакать. За два года я не проронила ни единой слезинки — ни по случаю чьей-либо гибели, ни из-за собственных страданий. Теперь, похоже, все обрушилось на меня сразу.

— Что со мной произошло? — спросила я Антонио. Когда он притянул меня к себе и обнял, я почувствовала, что он тоже дрожит.

— Я думаю, Джек охмурил тебя, чтобы добраться до меня, — прошептал он. — Я очень, очень сожалею, что так случилось. И помни: когда ты осознаешь, что это была уловка, его чары потеряют силу.

Я отстранилась от Антонио и вытерла слезы рукавом. Но… но ведь все выглядело так искренне. А теперь — вот он, еще один вампирский обман. Они приходили не с миром. И Джек приходил не за любовью.

— Прости меня, Дженн, — тихо произнес Антонио.

— Мы должны идти дальше, — ответила я ледяным тоном. — Нам надо убивать вампиров.

Он кивнул и взял меня за руку. Когда наши пальцы сплелись, я почувствовала умиротворение, какого не испытывала много лет. Он повернулся и быстро, почти бегом, двинулся дальше. Я держалась рядом с ним, довольная тем, что наконец что-то делаю.

В пещерах я потеряла чувство времени. Когда мы наконец выбрались оттуда, я удивилась, заметив луну прямо у себя над головой. Прежде чем мы оказались на открытом пространстве, пришлось около сотни метров карабкаться по скалистому склону.

Вампиры уже были там. Сердце у меня заныло: что-то подсказывало — они ждали именно нас.

С ними был и Джек. Он протянул ко мне руку, в точности как я себе представляла этот жест на протяжении нескольких последних бессонных ночей. Он широко улыбался, но уже не той игривой улыбкой, оставшейся у меня в памяти, а как-то высокомерно. В его взгляде таилась насмешка… и жестокость. Теперь я видела все, что раньше не замечала. Да, он приворожил, загипнотизировал меня. Черт бы его побрал! Он просто надул меня.

Но я освободилась от его чар. А он этого пока не знает.

Я сжала руку Антонио, надеясь, что этот знак даст ему понять мои дальнейшие намерения.

С улыбкой на лице и выскакивающим из груди сердцем, я вышла вперед.

— Любимая! — приветствовал меня Джек, когда я оказалась в нескольких шагах от него.

Он называл меня так и раньше, но на этот раз я залилась краской не от радостного возбуждения, а от тревожного волнения. Боковым зрением я видела и других вампиров. Они явно желали моей смерти — я чувствовала идущие от них волны ненависти. Однако еще больше они жаждали смерти Антонио. Теперь мне наконец все стало ясно. Я была наживкой, приманкой. Если я успею убить Джека до того, как они остановят меня, у Антонио появится шанс в схватке с ними. Неподалеку ухнула сова, и усилием воли я заставила себя не реагировать на этот звук. Никто из вампиров, похоже, и ухом не повел, но я знала, что на самом деле это была не сова, а наш однокашник Джеми. Весточка значила: «Тони, ты не одинок».

Моя улыбка стала еще шире: у Джека была своя grupo, у меня — своя. И это был последний урок. Мы не одни, не просто охотники-одиночки против скопища вампиров. У нас были соратники, готовые сражаться и умирать вместе с нами и за нас. Это было нечто такое, о чем не говорилось в Академии, потому что научить подобному невозможно. Это было camaraderie[4], основанное на признании всех невзгод и утрат общими. Теперь я все понимала.

— Скучала ли ты по мне? — промурлыкал Джек.

Я подошла и встала прямо перед ним. Он устремился ко мне, протянул руку. До этого момента я стояла, вроде бы смущенно опустив голову и глядя в землю. Когда же я подняла глаза и встретила его взгляд, он по-прежнему улыбался, уверенный, что я все еще одурманена его чарами.

Ублюдок!

Одним рывком я выдернула кол из футляра.

— Нет, не скучала!

Его глаза вдруг широко раскрылись, когда я подняла кол и без малейшей жалости пронзила им его мерзкое вампирское сердце. Несколько мгновений он удивленно моргал, и меня охватило ощущение униженности и стыда — больше никогда и никому не позволю себя использовать! И больше никогда не поддамся на лживые уловки вампиров! Затем он испустил дух.

Я повернулась, чтобы вступить в схватку со следующим, ближайшим ко мне вампиром, но он швырнул меня на землю с такой силой, что я даже начала задыхаться. И сразу прыгнул на меня, чтобы убить. Его клыки заскользили по моей шее.

Вот оно. Значит, я умру так…

Внезапно что-то схватило вампира сзади и швырнуло вверх, при этом он пролетел по воздуху метров десять. Этим чем-то достаточно сильным мог быть только другой вампир. И когда я сумела немного приподняться на локтях, именно его я и увидела.

Антонио повернулся ко мне. И я поняла, что это была не игра света. Клыки, которые он обнажил, были настоящими. Я судорожно вздохнула, а он смотрел на меня с грустной улыбкой. И в этот момент мне вдруг стало ясно, что он имел в виду в тот самый первый день в Академии, когда сказал, что вампиры отняли у него все. Родных, друзей, жизнь. Неудивительно, что он так их ненавидел, а они отвечали ему взаимной ненавистью — одному из их рода, ставшему охотником.

На поляну выскочили Джеми и Скайи. Антонио повернулся навстречу бросившемуся к нам еще одному вампу. Появились и Эрико с Холгаром, сразу включившиеся в схватку, жестокую и кровавую. Вокруг сгорали и превращались в золу вампиры. Наша ярость была безудержной. На этот раз мы должны уничтожить всех! К нам бежал Джеми, перепачканный кровью вампиров, которых только что заколол. Он резко остановился, когда смог хорошенько рассмотреть Антонио.

— Что-то новенькое? — спросил Джеми, с подозрением глядя на его клыки.

— Нет, старенькое, — ответил Антонио.

— Ах, твою мать! — Джеми бросился с колом на Антонио.

Но я преградила ему путь.

— Нет! Он спас мне жизнь, — услышала я собственный голос. Меня всю трясло. — Он… один из нас.

Я хочу сказать, что именно там и тогда мы стали командой. Пятеро одержимых людей и один вампир. Но для настоящего сплочения понадобилось много времени; нас снова и снова проверяли «на вшивость» под покровом ночи.

В тот раз, когда мы стояли вместе накануне Нового года, я, обернувшись, увидела, как из-за деревьев выходят еще шестеро вампиров. В лунном свете блестели их длинные клыки, и вампиры шипели в предвкушении грядущих убийств.

— Не помню, чтобы у Джека была такая многочисленная банда, — заметила я. — Похоже, он еще кое-кого завербовал.

— И организовал свою небольшую армию, — добавил Антонио.

В каждом кулаке я держала кол.

— Хорошо, что у нас есть свой собственный вампир.

— Тогда начнем вечеринку! — крикнул Эрико.

Антонио посмотрел на меня, и я почувствовала странное сочетание ужаса и возбуждения. Антонио — вампир. Он сказал, что любит меня. И я знала, что это было правдой.

Это знание бросило меня в бой. Я металась как вихрь и неистово сражалась. Видимо, меня охватило безумие — настолько жестоко я действовала. Я чувствовала, как мои колья вонзаются в тела вампиров, отнимая жизнь.

Удивительно, но все было закончено меньше чем за пять минут.

— Перевяжите свои раны, — предложила я и занялась собственными.

Антонио стоял поодаль, на безопасном расстоянии. По его позе было видно, что он старается обуздать свою вампирскую сущность. У меня было к нему столько вопросов, но с ними можно было подождать. После того как я заколола Джека, его власть надо мной полностью исчезла. И теперь я вспомнила, что до встречи с Джеком я любила Антонио. И вовсе не как брата. А Джек изгнал из меня это чувство для своих коварных замыслов. Он заставил меня на время забыть, кто я такая. Но теперь с этим покончено навсегда.

Я когда-то любила Антонио и теперь люблю его снова. Эта мысль показалась мне странной, новой и в то же время привычной. Я подумала о своих родителях, о дедушке с бабушкой и почувствовала удивительную связь их судеб со своей. Не проникла ли я в глубину своей души, туда, где они никогда не бывали? И не больше ли в душах людей и вампиров сходства, нежели различий?

Были у меня и другие вопросы. Некоторые из них — к товарищам по команде. Кажется, все они, кроме Джеми, нормально восприняли новость о появлении в наших рядах вампира. А я-то всерьез опасалась, что они набросятся на Антонио, как только мы расправимся с остальными кровопийцами.

— Какие-нибудь проблемы у нас намечаются? — спросила я, откашлявшись, у своей новой grapo.

— С Антонио? — спросил Джеми, нахмурившись.

Я кивнула.

— По мне, так с ним все нормально, — сказал Хол-гар.

Но Джеми промолчал.

Я с недоверием посмотрела на всех. После того как нас два года учили убивать вампиров и не раз приходилось видеть, на что способны эти выродки, у меня в голове не укладывалось, как остальные члены grupo могут так легко допустить подобную интеграцию.

— Как? Почему? — выдавила я из себя.

— Если отец Арманд позволил вампиру поступить в Академию, значит, этот вампир должен быть одним из нас.

Из нас — охотников, но не из нас — людей. Об этом я не подумала. Отец Арманд досконально проверял каждого будущего ученика, в индивидуальном порядке. Он был очень добрым, но дотошным священником, с самобытным чувством юмора. И все-таки смог ли он распознать в Антонио вампира?

— Вы думаете, отец Арманд знал? — спросила я.

— Но он же знал, что я — ведьма, — спокойно сообщила Скайи.

— И что я — вервольф[5], — добавил Холгар таким тоном, словно это было общеизвестным фактом.

Потрясенная, я обвела всех взглядом и в конце концов уставилась на Джеми и Эрико:

— А про вас двоих я тоже должна что-нибудь знать?

— Нет, — ответил из тени позади нас густой низкий голос.

Я резко обернулась, пальцы уже обхватили кол, но потом с облегчением расслабилась. Это был отец Арманд.

— В каждую пару входит один обычный студент и один, обладающий особыми возможностями, — пояснил он. — Так безопаснее.

— Но…

Он поднял руку:

— Ты думаешь, что обычные люди — единственные существа, стремящиеся бороться со злом? Нет. В войну против вампиров вовлечено немало представителей самых различных групп. Очень немногие вампиры способны обуздать свое природное естество и с помощью медитации, обучения и дисциплины подавить жажду крови. Антонио — один из них. Скайи приходится родственницей моим друзьям, и, когда мы встречались, я обнаружил ее способности. Холгар много лет тому назад научился защищаться сам и защищать других от своих волчьих повадок. Эта война затрагивает нас всех, и, боюсь, здесь она не заканчивается.

— Значит, мы будем продолжать сражаться, — сказала я. — По крайней мере, я буду.

— И я, — сообщил Холгар.

— Я тоже, — присоединилась к нему Скайи.

Все остальные подтвердили свое участие. Последним это сделал Джеми.

Антонио вдруг подошел и взял меня под руку. Я с трудом подавила в себе желание прислониться к его плечу. Для нас двоих должно найтись время в будущем.

— У меня есть эликсир только для одного из вас, — напомнил Арманд. — И его получает Эрико.

— Ну да, — сказала я.

Интересно, как же это мне пришло в голову взять на себя роль спикера нашей маленькой группы и почему против этого никто не возражает?

Священник, наш священник, улыбнулся мне:

— Значит, ты все понимаешь. Ведьма может взять под защиту своего партнера. На то же самое способен и вампир. А вот у вервольфа необузданный нрав. И он может случайно нанести повреждение партнеру, а изменить свою натуру по собственной воле он не в состоянии.

— Я недостойна этого, — пробормотала Эрико, опустив голову.

Арманд положил ей на плечо руку и заставил посмотреть ему в глаза.

— Так стань достойной, — прошептал он.

— Мы все станем, — пообещала я.

— Si[6], — прошептал мне на ухо Антонио.

Так это все началось…

1

Школа духовного братства по обучению борьбе с вампирами (иск.).

2

Занакс (англ. Xanax) — торговая марка альпразолама, успокаивающего препарата на основе бензодиазепина.

3

Клаустрофобия — боязнь замкнутого пространства.

4

Товарищество, дух товарищества, дружба (исп.)

5

Вервольф (нем. человек-волк) — в германской низшей мифологии оборотень; человек, способный превращаться в волка.

6

Да (исп.).

Оглавление